Легенды Этшара [7 книг] (fb2)

- Легенды Этшара [7 книг] [Компиляция] (пер. Виктор Анатольевич Вебер,Глеб Борисович Косов,Ольга Глебовна Косова,Надежда Анатольевна Черткова,Б. О. Косов) (Легенды Этшара) 6236K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лоуренс Уотт-Эванс

Лоуренс Уотт-Эванс
Легенды Этшара
Сборник

Заклинание с изъяном

Часть первая
Вирикидор

Глава 1

Ну и вонища! Валдеру казалось, что еще немного — и голова его лопнет от невыносимого смрада. Сквозь заросли высокой травы поблескивала жирная маслянистая вода. Прибрежное соленое болото. Разведчик неуверенно шагнул вперед и по щиколотку провалился в бурую жижу. К горлу стремительно подкатила тошнота. Что за черт! Валдер тихонько выругался, но тут же улыбнулся своему глупому раздражению. Проклятые северяне, можно сказать, уже дышат ему в затылок. Подумаешь, какое-то тухлое болото!

Подавив отвращение, он устало потащился дальше, стараясь дышать только через нос, Слева лежало море, справа — бескрайняя лесная чащоба, в которой рыскали вражеские патрули и дозоры. Позади, и кстати недалеко, — северяне, преследующие его уже четыре дня. Впереди же — только зеленая зловонная трясина.

Поначалу Валдер рассчитывал обогнуть топь и уйти от погони в лесу. Но вот уже четыре дня он бежит через чащу, и все безрезультатно. Болота — его последняя надежда, в конце концов он хоть обстановку сменит.

Сделав по грязи несколько медленных, осторожных шагов, Валдер набрел на клочок твердой почвы. Грязная вода тут же потекла из сапог, которые прохудились еще шестиночье тому назад.

Он вскарабкался на небольшой холмик, болотная трава громко зашуршала. Валдер замер, оглянулся и, не заметив ничего подозрительного, рухнул на землю, чтобы хоть немного передохнуть.

Выход на голую равнину мог оказаться ошибкой, думал Валдер. Он не умеет бесшумно двигаться по болоту — чавканье грязи и шорох раздвигаемой травы слышны за сотни ярдов. Медведь, и тот наделал бы на его месте меньше шума. Так что уж кто-кто, но маг с севера — а один из этой троицы точно маг — еще издалека услышит, что кто-то ломится прямо через камыши. Да и оба других преследователя, судя по всему, обладали довольно тонким слухом. Валдер не сомневался, что по крайней мере один из них «шатра» — получеловек-полудемон, внешне ничем не отличающийся от обычных людей, но его зловещую, скользящую походку невозможно ни с чем перепутать.

Кстати, все трое могли оказаться «шатра», и маг тоже, — воины-демоны при желании умели маскироваться. Валдер чувствовал величайшую несправедливость в том, что, одно-единственное существо из вражеской группы имело над ним такое огромное преимущество. Однако жизнь — странная штука, порой она выкидывает причудливые коленца.

С другой стороны, он не понимал, почему все эти «шатра» с их необыкновенно развитыми органами чувств, и как воины, и как разведчики превосходящие этшаритов во многих отношениях, до сих пор не добрались до него — простого смертного.

Объяснить это можно только чистым везением. Конечно, он использовал все имеющиеся в его распоряжении заклинания, чтобы сбить с пути преследователей, но действие волшебства каждый раз продолжалось недолго, и враги снова и снова находили его след.

Валдер считался разведчиком. Заметив врагов, он без промедления должен был мчаться на базу, чтобы известить командование. Поэтому ротный чародей не обеспечил его магическими средствами, которые можно использовать в прямой схватке с противником. Да даже если бы и обеспечил… Валдер был всего-навсего одним из трех миллионов солдат, призванных на военную службу в Этшаре, и прежде всего стремился выжить в этой бесконечно долгой войне. А что должен делать стремящийся выжить человек при встрече с «шатра»? Удирать, уносить ноги, голову и что там еще осталось как можно быстрее и как можно дальше.

Поначалу разведчик мог бежать и ночью — большая из двух лун была почти полной, но магическое зрение, которое он получил, отправляясь в свой одиночный патруль, постепенно вырабатывалось и полностью выветрилось еще шестиночье тому назад.

Кроме луны, ему помогали густые утренние туманы. Он бежал вперед наугад, не боясь потерять дорогу. Конечно, он постоянно рисковал свалиться с какой-нибудь скалы и сломать себе шею, но, к счастью, этого не случилось. А северянам приходилось двигаться точно по его стопам и останавливаться через каждые несколько шагов, чтобы прибегнуть к своим Проявляющим след заклятиям, они не обладали сверхъестественными возможностями, позволяющими видеть сквозь туман.

Ну и, естественно, врагу приходилось задерживаться, чтобы хотя бы выпить воды, в чем этшарец совершенно не нуждался. Это были жалкие остатки волшебства, которые пока удерживались в нем, последнее работающее заклинание. Когда выветрится и оно, беглец будет обречен. Но ротный маг отлично знал свое дело, и Валдер еще ни разу не почувствовал ни голода, ни жажды. Он дотронулся до сумки на поясе и убедился, что зачарованный камень-Кровавик на месте.

Теперь, загнанный в смердящее соленое болото, он думал о том, что произойдет, если ему окончательно изменит удача. Усевшись на кочку, Валдер стащил сапоги и вылил из них тухлую жижу.

Вообще-то удача отвернулась от него уже два месяца назад, когда противник неожиданно прорвался к побережью, заставив армии Этшара выйти из леса. Для Валдера было феноменальной неудачей оказаться тогда в одиночном поиске.

От этого воспоминания этшарца перекривило: пока он рыскал в чаще, пытаясь выявить разведчиков или диверсантов, мимо него тихонько прокралась вся армия северян.

Валдер до сих пор не понимал, как это произошло. Не заметив нигде ничего подозрительного и никого не повстречав по дороге, он возвращался домой в лагерь, когда вдруг увидел солдат Империи, преспокойно расхаживающих среди дымящихся развалин его родной базы. Разведчик не верил своим глазам — этого просто быть не могло, сам факт направления его в одиночный поиск говорил о том, что командование не располагало сведениями о существовании поблизости крупных вражеских сил.

И очень зря, оказалось, не располагало. Валдер быстро оценил обстановку: на юге — враги, на западе плещется синее, море, на востоке почти до самых границ Северной Империи — глухие леса, значит, единственный возможный путь — на север. Как говорится, сказано — сделано.

Поначалу он надеялся отойти подальше, соорудить лодку и проплыть вдоль берега на юг до расположения этшаритов. Вряд ли имперцы сумели продвинуться южнее крепости генерала Гора. Правда, во всем, что касалось лодок, Валдер был и оставался круглым невеждой, но и северяне в этом деле, наверное, тоже недалеко ушли — Империя все-таки сухопутная держава.

К сожалению, части противника начали продвижение вдоль побережья на север и, как он сообразил, не для того, чтобы поймать одинокого разведчика, а опасаясь десанта армий Этшара.

Четыре раза Валдер пытался остановиться и заняться строительством плота, но каждый раз появлялся патруль северян и ему приходилось все бросать и бежать дальше.

Наконец четыре дня назад разведчик потерял осторожность, и северянин, шагавший с нечеловеческой скоростью и грацией «шатра», его заметил. Именно тогда-то для Валдера и началось настоящее бегство.

Разведчик стянул с правой ноги мокрый носок, отжал его и бережно расстелил на травке, чтобы хоть немного подсушить. Он прекрасно помнил о своих дырявых сапогах, но сидеть с мокрыми ногами было очень противно. Он уже принялся было за второй носок, когда рядом громко зашелестела трава. От неожиданности Валдер замер в довольно странной позе.

Пожалуй, даже «шатра» не смог бы так быстро догнать его. Скорее всего это птичка какая-нибудь или зверюшка. Очень осторожно, стараясь не шуметь, Валдер поднялся на ноги, на левой все еще болтался полуснятый носок.

По болоту двигалось нечто большое, темно-серое и остроконечное. На «шатра», пожалуй, не похоже. Те обычно носят блестящие, плотно облегающие голову шлемы. На вражеского чародея — тоже. Валдер прекрасно помнил их рогатые меховые шапки, увешанные побрякушками и талисманами. А уж с ржавым, побитым временем и врагом реликтом, венчающим голову простого солдата, серый предмет точно не имел ничего общего. Он вообще не был похож на шлем, он был похож на старую матерчатую шляпу.

Мысль о маленьком сером однорогом дракончике — творении магических сил — Валдер сразу же отмел как глупую и несостоятельную. Серая штука — шляпа. Обыкновенная остроконечная шляпа. Такие входили в стандартное обмундирование чародеев, пока кто-то не заметил, что подобный головной убор превращает владельца в превосходную мишень. Валдер закусил губу. Интересно, интересно… Кто же может носить старую форменную шляпу в вонючем болоте, на самом краю обитаемого Мира?

Шорох продолжался, существо в серой остроконечной шляпе, очевидно, не замечало Валдера. В два счета обувшись, разведчик полуползком двинулся к неизвестному, осторожно раздвигая траву.

Сухие стебли громко затрещали. Ну что за черт! Валдер замер и прислушался.

Существо тоже остановилось. Валдер выжидал, обливаясь потом и затаив дыхание. Наконец шорох возобновился, серая шляпа тронулась вперед. Разведчик пробирался следом, стараясь двигаться одновременно с неизвестным. Но камыш шелестел от малейшего прикосновения, Валдеру трудно было определить, когда остроконечная шляпа останавливалась.

Через десяток шагов под ногами опять блеснула вода. Протока. Разведчик неуклюже присел, судорожно шаря ногой в поисках дна. Бурая жижа дошла ему почти до колена. Что ж, по крайней мере северянам тоже придется здорово выкупаться в грязи, прежде чем они доберутся до него. Валдер опустил другую ногу. Оба сапога, разумеется, мгновенно промокли.

Здесь он мог двигаться практически бесшумно — в протоке не было ни камышей, ни густых зарослей водорослей. Впереди опять раздался какой-то звук, скорее всего стук, как будто кто-то небрежно отбросил в сторону тяжелую деревянную палку.

Выбравшись на противоположный берег, Валдер осторожно раздвинул тростник и неторопливо изучил обстановку.

Остроконечный серый предмет исчез. Впереди в лучах заходящего солнца виднелось что-то светло-коричневое, теплое и очень заманчивое. Валдер даже присвистнул от удивления. Это же камышовая крыша. Еле различимая на фоне желтеющей листвы.

Разведчик был ошарашен, увидев человеческое жилище в таком гиблом месте. Позабыв обо всем на свете, он зашагал вперед, даже не поинтересовавшись, что творится у него за спиной. Конечно, обитатель дома мог оказаться как северянином, так и этшаритом, но если серая остроконечная штука действительно шляпа, вряд ли ее хозяин — солдат. Валдер обладал некоторыми боевыми навыками и был вооружен: на бедре у него висел меч, у пояса — кинжал, за спиной — праща. Этого арсенала с избытком хватит на одного человека, кто бы он там ни был, северянин или этшарит.

Игра стоит свеч, думал Валдер. Хижина-то стоит на самом берегу. Вдруг у таинственного незнакомца есть лодка? Если удастся убедить хозяина одолжить ее, путешествие на юг превратится в безопасную приятную прогулку.

Он перебрался через заросшую водорослями илистую лужу и залег в кустах перед крошечной аккуратной хижиной. Ее стены были промазаны желтой глиной, два маленьких оконца прикрывали деревянные ставни, а крыша действительно оказалась из камыша. На крылечке примостился сухонький старичок в сером плаще. Высокий, остроконечный колпак лежал у него на коленях. Закинув голову, старец блаженно щурился на заходящее солнце и кружащих у берега чаек.

Валдер даже рот открыл от удивления. Ну и картина! И старичонка такой симпатичный. Сидит себе на крылечке, греет кости, любуется на море, как будто и война никакая в Мире не идет. Правда, одет он странно: колпак и плащ точь-в-точь древнее одеяние чародея, а чародей — это всегда опасность.

К тому же неясно, северянин это или этшарит. С одной стороны, Северная Империя чародейства не признает. Почти. И, с другой стороны, этого «почти» хватит с головой. Валдер быстренько обдумал возможные варианты действий. Поворачивать назад он не собирался. Можно, конечно, тайком приблизиться к хижине и застать хозяина врасплох. Но не дай Бог, старца хватит удар или что-нибудь в этом роде. Союзник тогда из него никакой. Кроме того, шорох травы затруднял скрытное проведение операции. Валдер решил не рисковать и позволить обитателю хижины увидеть себя издалека. Если что — усмирить этот божий одуванчик большого труда не составит.

Разведчик выполз из кустов и решительно выпрямился.

— Эй, там!

Старик прямо подскочил от неожиданности.

— Эй! Я — здесь!

Наконец безумные глаза старика остановились на Валдере.

— Кто ты такой, дьявол тебя побери?!

Услышав родной язык, Валдер немного расслабился и оглядел старика повнимательнее.

Тот был мал ростом и чрезвычайно костляв. Седые нечесаные космы падали на плечи, лицо обрамляла лохматая борода. На веревке, заменяющей пояс, висели большая сумка и кинжал, который Валдер прежде не заметил.

Старец никак не мог прийти в себя от удивления. «Хоть бы он рот закрыл», — с раздражением подумал Валдер, уже догадавшись, что перед ним всего лишь отшельник, человек, который уже много лет не встречал подобного себе существа. Старик казался ему неопасным хотя бы потому, что кинжал все еще оставался в ножнах. Более опытный боец достал бы его немедленно.

— Я один, и я заблудился, — ответил Валдер.

Старик смерил разведчика взглядом и буркнул как бы про себя:

— Заметно.

Первый испуг прошел и дал место раздражению.

— Я солдат, потерял свою часть. И не ждите, что я назову свое имя. Не хочу полностью оказаться в вашей власти.

Старик самодовольно кивнул и поманил гостя к себе.

— Подойди же сюда, солдат.

Держась на всякий случай за рукоятку меча, Валдер шагнул на маленькую утоптанную площадку перед входом в хижину и предоставил старику возможность внимательно изучить себя. Валдер с трудом подавил желание попросить старца поторопиться. Припугнуть тощего старикашку он успеет всегда.

— Значит, ты этшарит, — наконец произнес тот.

— Так точно. Разведчик первого класса Западной группы войск под командованием генерала Гора.

— Зачем же тогда забрался в болото? Здесь совершенно нечего разведывать. — И прежде чем Валдер успел что-либо ответить, старик добавил неожиданно жестко и резко: — Ведь поблизости вроде никто не воюет?

— Я отстал и вынужден был бежать на север. Бои идут очень далеко отсюда. Я думал, что вы сможете мне помочь — одолжите лодку или что-то в этом роде.

— Не исключено, что и помогу. Правда, не лодкой. Проходи, расскажи о себе. А там посмотрим. — Он жестом показал на дверь и вошел в хижину впереди гостя.

Валдер улыбнулся. Дети и старики совершенно не умеют скрывать свои чувства. Валдер ясно видел, как удивление на лице отшельника сменилось раздражением, а затем простым любопытством. Валдеру показалось, что старик здорово соскучился по простому человеческому общению. В конце концов даже отшельник может почувствовать тяжесть одиночества.

Пригнув голову, чтобы не задеть низкую притолоку, разведчик перешагнул порог.

Глава 2

Они стояли в единственной крошечной полутемной комнате.

— Есть хочешь?

— Нет, — коротко бросил Валдер.

Отшельник помолчал, затем повернулся к нему лицом:

— Старинное волшебство Кровавика. Чары Постоянной сытости. Я не ошибся?

Валдер нехотя кивнул. Он не ожидал, что старик так быстро разгадает его секрет. Если пищу или питье поднести к губам, чары рухнут. Поэтому он не мог принимать ни крошки съестного от отшельника. К сожалению, старик теперь знал, что Валдер носит с собой Кровавик, который, хотя и не был драгоценным камнем, ценился достаточно дорого, особенно здесь, на севере, вдали от копей Акалла.

Старик, несомненно, обладал некоторыми познаниями в области магии, иначе как бы он так легко догадался о подлинной причине отказа от угощения.

Когда же отшельник распахнул ставни и лучи заходящего солнца ворвались в хижину, у Валдера пропали последние сомнения: старик занимается чародейством и волшебством.

Обстановка комнаты была очень незамысловатой. На полу у стены лежал матрас с брошенными на него меховым покрывалом и единственной подушкой. Напротив — стол, заставленный кувшинами, горшками, сковородами и другими кухонными принадлежностями. К столу были придвинуты удобное плетеное кресло и большой деревянный сундук, который мог служить и вторым сиденьем, и вспомогательным низким столиком. Вот, собственно, и все, что можно было назвать обычной мебелью. Однако остальное пространство хижины вовсе не пустовало. Вдоль стен тянулись ряды шкафов. Взгроможденные друг на друга полки занимали всю середину комнаты. И полки, и шкафы были до отказа забиты бутылочками, кувшинами, коробками, странной формы сосудами и какими-то совершенно непонятными и даже жутковатыми предметами. Неудивительно, что отшельник с ходу определил чары Постоянной сытости.

— Вы чародей? — спросил Валдер.

Вопрос был чисто риторическим. Вряд ли нормальный человек стал бы держать у себя, например, мумифицированные тушки летучих мышей или человеческие органы, плавающие в бутылках. Волшебство, колдовство, демонология и теургия, естественно, обладали собственными, свойственными только им атрибутами, но их в хозяйстве старца Валдер не заметил.

Отшельник, упав в плетеное кресло, бросил рассеянный взгляд на шкафы и ответил:

— Да. А ты сам?

— Нет, — сказал Валдер. — Я простой солдат.

— Но ты обладаешь этими чарами.

— Ими обладает каждый разведчик, отправляющийся в поиск более чем на сутки.

Валдер переминался с ноги на ногу, не решаясь присесть. Магические принадлежности произвели на него сильное впечатление.

— Садись, — распорядился отшельник, указывая на деревянный сундук. — Расскажи мне, что происходит в мире.

Только сейчас Валдер понял, до чего же он устал. Все тело гудело и ныло, а ноги словно налились свинцом. Он с благодарностью попытался устроиться на деревянном сундуке, но сапоги тут же издали громкий чавкающий звук.

— Разувайся, — предложил чародей. — Я зажгу огонь, и ты их подсушишь. Что касается меня, то я голоден. Если употреблять чары сытости слишком долго, они отрицательно повлияют на организм и могут подорвать здоровье. Я стараюсь их не использовать. Если ты уверен, что запах пищи тебе не повредит, я приготовлю себе ужин.

— Огонь — это здорово, — сказал Валдер и наклонился, чтобы стянуть сапоги. — Пожалуйста, ешьте и не обращайте на меня внимания.

Однако, взявшись за второй сапог, он неожиданно вспомнил о преследователях. Они могут появиться в любую минуту, если, конечно, не сбились со следа и не утонули в болоте.

— Чародей, — спросил он, — вы знаете язык северян?

Солнце скрылось за горизонтом, быстро сгущались сумерки. От язычка пламени, заплясавшего вдруг на пальце, старик зажег лампу, наполненную рыбьим жиром. Затем, прижав палец к ладони, он потушил огненный язычок и взглянул на гостя.

— С какой стати? Никогда не испытывал в этом необходимости. Почему ты спросил?

— За мной гонится патруль северян. Они обнаружили меня четыре дня назад и с тех пор идут по пятам. Их трое — один из них маг и по крайней мере один — «шатра».

— И ты привел их сюда? — неожиданно визгливым голосом закричал старик.

— Не знаю. Не уверен. Может быть, они меня потеряли или не поняли, что я двинулся через болота. В воде их ищейки вряд ли учуют мой след. Я надеялся, что вы смогли бы сказать им, что не видели меня. Здесь на побережье не разберешь, кто этшарит, кто северянин. Если бы вы не заговорили тогда по-этшарски, я бы ни за что не догадался, кто вы, и скорее всего обошел бы хижину стороной.

— Остается пожалеть, что я говорю по-этшарски! Я поселился здесь, чтобы скрыться от войны, будь она проклята, а вовсе не для того, чтобы связываться с «шатра».

— Интересно, а как вы здесь оказались? Если дезертировали, у вас еще есть шанс заслужить прощение. Помогите мне отделаться от этой троицы.

— Я не…

Протяжный крик донесся со стороны болот, и чародей замолк на полуслове. Северяне!

— Проклятие! — прошипел отшельник и потянулся к толстенному, обтянутому кожей фолианту на ближайшей полке.

— Подождите. Я проверю, может быть, мне удастся ускользнуть и увести их за собой, — сокрушенно произнес Валдер. — Я вовсе не хотел доставить вам неприятности.

Он поднялся и босиком заковылял к двери. Чародей, казалось, не расслышал. Бормоча что-то себе под нос, он лихорадочно перелистывал страницы фолианта.

Приоткрыв дверь, Валдер выглянул было наружу, но тут же отпрянул назад. Сверкнуло пламя, и красная огненная полоса рассекла темноту всего в нескольких дюймах от его лица.

Через пару секунд тишину нарушили три резких удара. Послышался нарастающий свистящий звук, и три колдовских снаряда, проломив стену, влетели в хижину. Разведчик еле увернулся. Новый тройной удар — и снаряды благополучно вылетели прочь, продырявив противоположную стену.

Валдер очнулся и понял, что лежит на хорошо утрамбованном земляном полу. Похвалив себя за отличную реакцию, разведчик поднял глаза и увидел чародея, растерянно водящего пальцем по дырам в стене.

— Вниз! Быстро вниз!

Отшельник как будто оглох.

— С вами все в порядке? — спросил обеспокоенный Валдер.

— Что? — спина чародея вздрогнула.

— Вам лучше лечь на пол. И как можно быстрее. Они наверняка сделают еще одну попытку.

— О… — старик медленно опустился на четвереньки, положив книгу рядом с собой. — Что это было? — прошептал он, глядя на дыры в стене.

— Не знаю, какое-то проклятое северное колдовство.

Чародей пристально смотрел на солдата в полумраке хижины, огонек лампы плясал в его тусклых слезящихся глазах. Взлохмаченная борода старца едва не подметала пол, плащ задрался, оголив костлявые лодыжки.

— Колдовство? Не знаю я никакого колдовства.

— Я тоже не знаю, — ответил Валдер. — Скверно, что оно известно им, — с этими словами он ткнул пальцем в стену лачуги.

Чародей как завороженный таращился на три входных отверстия. Струйка дыма вилась от книги, задетой одним из снарядов. Два других прошли через скопление горшков и кувшинов, оставив за собой груды черепков.

— Защита, — произнес старик. — Нам нужен щит, способный выстоять против колдовства. — Он вновь принялся судорожно листать свой древний фолиант.

Валдер настороженно следил за его движениями. Нового нападения пока не предвиделось. Добрый знак.

«Северяне ждут, пока кто-нибудь зашевелится, чтобы бить наверняка, — думал разведчик. — Если так, ожидание будет долгим. Я не такой дурак».

Неожиданно чародей шлепнул ладонью по открытой книге.

— Что собой представляют эти штуки? — спросил он. — Я должен знать, от чего нам нужно защищаться.

— Понятия не имею. Спросите лучше у «шатра». Вам известно, что такое «шатра»?

— Не держи меня за идиота, солдат. «Шатра» — это демоны-воины.

— Правильно. Внешне они обыкновенные мужчины, но дерутся как демоны.

— Будь ты проклят, солдат! Я скрылся в этом болоте от войны! — взорвался чародей.

— Мне вы это уже говорили. Теперь скажите им, может быть, тогда вас оставят в покое. Вряд ли они будут мараться об этшарских дезертиров.

— Нет нужды оскорблять меня, солдат. Я не дезертир. Меня никогда не призывали на действительную службу. Я тридцать лет проработал гражданским советником, затем вышел в отставку и перебрался сюда, чтобы заняться наконец своими исследованиями.

— Исследованиями? — Валдер инстинктивно пригнул голову, когда следующий снаряд просвистел через хижину. На этот раз он влетел в открытое окно и вылетел сквозь стену, пробив по пути какую-то коробку и подняв облако серо-коричневого порошка. — Вы хотите сказать: исследования в области магии?

— Да. Магические исследования, — старец махнул рукой в сторону ближайшего шкафа, заполненного пузырьками.

— О… — Валдер с уважением уставился на старика. — А я-то считал вас трусом, прячущимся от опасностей! Вы уж извините меня, пожалуйста. Надо быть очень мужественным человеком, чтобы решиться на эксперименты с подобными вещами.

— Все это не так уж страшно, — скромно ответил чародей, стряхивая пыль, осевшую на книгу.

— Я слышал, что жизнь мага-исследователя составляет в среднем двадцать один рабочий день, — продолжал Валдер.

— Это касается тех, кто работает в области военной магии! Я же ничем подобным не занимаюсь. Никаких огнеметных заклинаний, рун смерти, или джаггернаутов — боевых колесниц. Меня интересуют вопросы оживления, и я соблюдаю крайнюю осторожность. Использую защитные чары, которым, кстати, и посвящена эта книга. На защитных чарах специализировался мой учитель.

— На заклинаниях защиты?

— Да, конечно.

— Значит, вы не можете остановить эту троицу?

— Не знаю. Послушай, солдат, ты должен понять, что такое магия. Это — хитроумное и ненадежное дело. И заранее никто не знает, что выйдет при использовании нового заклинания. Если вообще что-то выйдет. Желаемых результатов я пока не добился. Есть кое-какие находки, но непонятно, как они сработают против «шатра». Демоны не похожи ни на людей, ни на зверей, ни на кого, а «шатра» — наполовину демон. В книге я нашел чары, которые, может быть, нам помогут. Это не бог весть что, но все-таки… Называется «Заклятие Кровавого заблуждения».

Он приподнялся на колени и схватил с нижней полки кувшинчик и деревянную коробку.

Валдер выждал, прислушался и произнес:

— Давайте, только быстро! Сейчас что-то произойдет, я чувствую.

Отшельник взял из коробки щепотку дурно пахнущего порошка.

— Я ничего не слышу… — начал он.

Конец фразы потонул в оглушающем реве. Крыша хижины исчезла в огненной круговерти. Валдер схватил костлявую руку чародея и бесцеремонно поволок старика по земляному полу, стараясь как можно ниже держать голову и увертываться от падающих сверху пылающих обломков.

Чародей обсыпал их обоих вонючим порошком, взмахнул свободной рукой и пробормотал что-то нечленораздельное. На полу вокруг них вспыхнуло бледно-голубое пламя, казавшееся ледяным по сравнению с огненно-оранжевой бурей пылающего тростника. Старик выхватил из-за пояса кинжал и завопил:

— Дверь с другой стороны!

— Знаю, — прокричал Валдер, стараясь перекрыть рев огня. — Поэтому мы и ползем в другую сторону! Они наверняка ждут нас у выхода.

Покрепче обхватив запястье старика, разведчик свободной рукой вытащил меч и вонзил его в заднюю стену дома. Обожженная глина осыпалась, обнажив стену из тростника. Валдер без труда прорубил отверстие и уже через мгновение они оба рухнули в болото. Чародей что-то сердито забормотал, а Валдер тут же принялся высматривать врагов.

Слева от них маячила какая-то тень. Валдер приблизил губы к уху старца:

— Лежите спокойно.

Отшельник открыл было рот, но Валдер слегка стукнул его рукояткой меча.

— Да послушай же ты, — не унимался чародей. — Я знаю чары, которые смогут нам помочь.

Валдер посмотрел на темную фигуру, затем на пылающую тростниковую крышу хижины и прошептал:

— Действуйте. Только быстро и без шума.

Чародей кивнул, вынул свой кинжал и довольно сильно полоснул им по запястью Валдера.

— Что за черт!.. — Солдат отдернул руку, на которой остался неглубокий, но длинный порез.

— Мне надо немного твоей крови, — пояснил чародей. Он размазал кровь по предплечью Валдера и уронил несколько капель на лицо и шею. Затем, надрезав собственную руку, отшельник окропил себя своей кровью.

Пламя уже пожирало стены хижины. Отражения оранжевых языков переплетались на маслянистой поверхности воды в причудливом колдовском танце. Валдер знал, что совсем недалеко, за границей освещенного пространства, стоят северяне. Яркое зарево мешало ему рассмотреть их в царящей вокруг темноте, Валдер пожалел, что у него нет волшебной маски, которая позволяет видеть во тьме. Эти маски были тяжелые и неудобные, но никогда не утрачивали своей магической силы. Старик все бормотал какие-то заклинания, и Валдеру в голову полезли вдруг совершенно глупые и неуместные вопросы. Почему, интересно, Этшар предпочитает использовать чародейство, а Империя — колдовство? Он много раз обсуждал этот вопрос со своими товарищами. Не секрет, что Империя широко использует демонологию, а Этшар — теургию. И это понятно — боги выступали на стороне Этшара, а демоны помогали Империи. Чародейство и колдовство вообще-то не были так уж тесно связаны с политикой, однако чародей в Империи был редкостью, так же как и колдун в Этшаре. Кроме того, ни та, ни другая сторона не прибегала к услугам ведьм, и именно эта загадка мучила сейчас Валдера больше всего.

Наконец неимоверным усилием воли он заставил себя встряхнуться и тут же на самой границе освещенного пространства увидел северянина. Разведчик не сомневался; что именно этот тип и запалил хижину. Противник короткими перебежками приближался к пожарищу, желая, очевидно, удостовериться, что его жертвам не удалось ускользнуть. В руках северянин держал несколько замысловатых волшебных жезлов. Валдер тут же отбросил возникшую было идею схватиться с врагом один на один и постараться убить до появления подмоги. Любой из этих жезлов почти мгновенно разрывал человека на тысячи кусков с расстояния в дюжину шагов.

Где-то внутри хижины раздался взрыв, сопровождаемый грохотом и звоном разбитого стекла. Валдер тут же вспомнил о шкафах и полках, набитых кувшинами и стеклянными сосудами.

Северянин замер и поднял жезл. Валдер изо всех сил пытался сообразить, как лучше воспользоваться таким благоприятным моментом, но в голове по-прежнему была какая-то каша.

И вдруг его осенило. Если позволить противнику подойти поближе, можно попробовать неожиданно напасть на него. В рукопашном бою колдовской жезл будет только — мешать, да и меч тоже.

Лучшее оружие для такой схватки нож. Вспомнив о кинжале чародея, Валдер покосился на свою раненую руку и…

Волосы зашевелились у него на голове, нижняя челюсть отвисла, разведчик чуть не задохнулся. Вместо неглубокой царапины он увидел развороченную кровавую рану, в которой белела кость. Черные сгустки застывали на разорванном рукаве. Из открытого рта тоже хлынула кровь, черная струйка бежала по подбородку, стекая в грязь, — и при этом никакой боли, только легкое покалывание в руке.

В полном замешательстве Валдер повернулся к чародею и непроизвольно отшатнулся — старик был мертв. Его кожа уже приобрела трупный цвет и покрылась синюшными пятнами. Из носа и рта текла кровь. Одна рука была раздавлена, а горло перерезано так глубоко, что из раны торчал позвоночник.

— Великие боги! — прошептал Валдер. Ему как-то доводилось слышать, что заклинание иногда может ударить по творящему его чародею. Именно поэтому магические исследования считались очень опасным занятием.

И вдруг старик улыбнулся. От этой жуткой улыбки на покрытом запекшейся кровью лице у Валдера похолодело внутри.

— Заклятие Кровавого заблуждения, — прошептал отшельник. — Правда, ужасный вид?

— Вы живы? — Валдер не мог поверить.

— Как и ты. Трюк простой, но достаточно эффектный. Неужели его больше не используют в армии?

— Не знаю, — ответил Валдер, в изумлении разглядывая отшельника.

— Это отличная штука, и вы — дураки, если не пользуетесь ей… Теперь заткнись и лежи тихо, для них мы покойники.

Валдер еще секунду смотрел на старика, затем откинулся на спину и призвал на помощь все свое актерское дарование, чтобы как можно убедительнее изобразить труп.

В пламени что-то взорвалось, затем послышался шум падающих предметов. Валдер догадался, что рухнула очередная полка, и покосился на отшельника. Глаза старика метали молнии, но что он мог поделать?

Краем глаза Валдер заметил, что северянин вытянул вперед руку с волшебным жезлом. Стрелы яркого красного пламени прорезали воздух. Горящие стены с шумом рухнули.

Послышалось шипение.

Северянин вновь произвел какую-то странную операцию с жезлом и направил его на тлеющую кучу. Яркая белая вспышка — и ночь прорезал звук, похожий на скрежет разрываемого металла. Обломки закружились вихрем и поднялись высоко в воздух. Там, где только что стояла хижина, осталась лишь неглубокая округлая воронка.

Куски раскаленной глины и горящие пучки тростника падали в болото вокруг беглецов, поднимая брызги и щедро обливая обоих водой и жидкой грязью. Только бы по голове не попало, думал Валдер, вздрагивая при каждом всплеске. Но какая-то неведомая сила словно отбрасывала горящие куски в сторону, чтобы они не задели распростертые беспомощные тела.

— Заговор Взаимного отторжения, — прошептал чародей.

Казалось, прошли часы, прежде чем на равнину вновь опустились темнота и покой. Разведчик, закрыв глаза, слушал шипение гаснущих головешек. Затем над болотом пронесся гортанный крик. Валдер не сдержался:

— Вы поняли, что он сказал?

— Нет, — ответил старик. — Я же говорил, что не знаю их языка.

На крик ответили. Послышался смех и чавканье шагов — северяне не пытались скрыть свое приближение.

— Они, должно быть, думают, что мы мертвы, — прошептал Валдер.

— В этом и заключается вся хитрость, — ответил чародей.

Чавканье приближалось, но оба беглеца лежали совершенно неподвижно. Вдруг все смолкло. Валдер приоткрыл глаза и увидел двух северян с факелами в руках. Один нагнулся и поднял с земли какой-то предмет. Валдер напряг зрение. Он не был уверен, но похоже, северянин держал в руках обуглившуюся человеческую кость.

Имперцы молча посмотрели друг на друга, потом один из них издал короткий неприятный смешок и огляделся. Валдер закрыл глаза и окаменел.

Через мгновение рядом с его лицом, подняв брызги, опустился сапог. Грубая рука сгребла его волосы в кулак и потянула кверху. Было больно, но Валдер расслабленно обвис, изо всех сил изображая мертвеца. Капли крови капали с его подбородка.

Какое-то мгновение он боролся с искушением вытащить нож и по самую рукоятку воткнуть его в этого садиста, любующегося искалеченным трупом своего врага. Однако второй северянин с волшебным жезлом внимательно наблюдал за происходящим. А идея самоубийства, пусть даже ценой жизни противника, не привлекала Валдера. У него было, ради чего жить. Наконец северянин разжал руку, и Валдер тяжело плюхнулся в грязь. Лицо заныло от удара, но он ничем не выдал себя и лежал неподвижно.

Покончив с разведчиком, северянин пнул ногой тело чародея. «Труп» перевернулся, и рука старика свободно упала в воду.

Удовлетворенный увиденным, имперский солдат зашагал прочь. Свет факелов начал удаляться, и этшариты остались лежать в полной темноте.

Все смолкло, однако для пущей верности Валдер еще немного полежал в грязи. Наконец он осторожно приподнял голову и огляделся. Никого. В густой траве все еще тлело несколько головешек, скрипели какие-то насекомые, в небе стояли обе луны, но в целом ночь была темной и тихой.

Очень медленно и осторожно разведчик поднялся на ноги. Вода стекала со складок плаща и из-под кирасы. Убедившись, что никто не закричал, и не увидев ни огней, ни вспышек колдовского оружия, Валдер наклонился и помог подняться на ноги грязному, окровавленному чародею.

Старик, поначалу немного пошатывавшийся, быстро пришел в себя и немедленно занялся чисткой плаща, совершенно не обращая внимания на следы засохшей крови. Неожиданно он замер и сквозь дымную тьму уставился туда, где совсем недавно стоял его дом.

Когда случившееся наконец полностью дошло до его сознания, он повернулся к Валдеру и, потрясая сжатыми кулачками, завопил:

— Ты, полоумный глупец! Ты их привел прямо ко мне! Теперь полюбуйся, что они натворили!

— Не кричите, — умоляюще прошептал Валдер. — Кто знает, как далеко они ушли, а у «шатра» острый слух.

Чародей замолчал и посмотрел на далекую лесную опушку, едва различимую в свете лун. Не заметив никакой угрозы, он обвиняюще ткнул пальцем в кратер и воскликнул:

— Ты в этом виноват.

— Мне очень, очень жаль! — искренне сокрушаясь, произнес Валдер. Про себя он думал, что сцена эта не для слабонервных. Ничего себе: обезображенный труп призывает его к ответу. — Я не предполагал, что может произойти что-нибудь подобное.

— «Не предполагал», — передразнил чародей. — А что прикажешь мне делать теперь? После того как мое жилище стерли в порошок? У тебя есть предложения на этот счет? Я даже не успел поужинать!

— Мне очень жаль! — повторил Валдер безнадежным тоном. — Что я могу сделать, чтобы искупить свою вину?

— Ты уже сделал все, что мог! Почему бы тебе не убраться и не оставить меня в покое? Луны стоят высоко, и ты не заблудишься.

— Но я не могу просто так взять и уйти, оставив вас одного. Что вы будете делать?

— Что я буду делать? Я скажу тебе. Я построю дом, возобновлю свои запасы и продолжу исследования так, как будто сюда никогда не забредали никакие придурковатые идиоты — я имею в виду тебя, естественно.

— Ваши запасы? Все эти бутылки и кувшины?

— Именно. Все эти кувшины. У меня было все, начиная от крови дракона и кончая слезами девственницы. Я отказывал себе во всем, копил и даже подворовывал, а теперь только богам известно, как я сумею восстановить бесценные сокровища.

— Я останусь, чтобы помочь вам…

— Не надо мне твоей помощи! Просто убирайся!

— И куда прикажете мне идти? Для северян я мертв, до линии фронта по-прежнему сотня миль. Я бы предпочел остаться здесь и помочь вам отстроиться заново. У меня просто нет возможности добраться до дома.

— Мне не требуется твоя помощь. — В голосе чародея звучало раздражение.

— А у вас нет выбора, если вы, конечно, не сообразите, как перекинуть меня на нашу территорию.

Чародей уставился на него с нескрываемым отвращением:

— Отправляйся пешком. Никто не станет беспокоиться из-за ходячего трупа.

— Неужели чары держатся вечно? — Валдер был в ужасе. Идея провести остаток жизни в образе мертвеца. мягко говоря, не вдохновляла.

— Нет, — признался чародей, — заклятье продержится день, от силы два.

— Мне потребовалось два месяца, чтобы забраться так далеко на север!

— Я не могу отправить тебя по воздуху, после того как мои запасы погибли. Даже самый простой способ левитации требует ингредиентов, которых у меня теперь нет. — Он сделал паузу, но прежде чем Валдер успел вставить хоть слово, продолжил: — Похоже, что у меня появилась кое-какая идея. Давай-ка сюда свой меч. Я видел, как ты им размахивал; хоть раз его используют для полезного дела.

— Что? — Валдер вдруг понял, что все еще держит в руке обнаженный меч. Он так и не вложил его в ножны после того, как прорубил стену горящей хижины и машинально поднял из грязи, вставая из болота. — Зачем он вам?

— Хочу избавиться от тебя, идиот!

— Убьете?

— Конечно, нет. Ты хоть и дурак, но это еще не повод для убийства. Я вообще против насилия. Кроме того, ты этшарит, хотя и идиот, а я лоялен по отношению к Этшару даже здесь, в глуши.

— Тогда зачем вам понадобился мой меч?

— Хочу наложить на него чары, чтобы меч проложил тебе дорогу домой и навеки избавил меня от твоего присутствия.

— Без ваших запасов?

— Кое-что я могу сделать. Есть чары, не требующие ничего экстравагантного, и парочка таких заклинаний не так уж и плоха. Конечно, у тебя будет не самый лучший в мире магический меч, но он доставит тебя домой. Это я гарантирую. Только что мне пришло в голову одно заклинание. Все ингредиенты найдутся в этих болотах. Пожалуй, это заклинание поможет нам в нашем деле. Боюсь, если ты задержишься здесь слишком долго, я все-таки убью тебя — этшарит ты или нет. Никто из нас не желает такого финала, не так ли?

Валдер все еще сомневался, хотя предложение выглядело весьма заманчивым. По совести говоря, ему вовсе не хотелось пускаться в эту авантюру с лодкой. Сезон штормов приближался, а он даже плавать толком не умеет.

— Откуда мне знать, что вы не врете? — спросил он.

Чародей презрительно фыркнул:

— Ты в два раза выше меня и в три — моложе. Я — хилый, маленький старичок, а ты здоровенный, хорошо подготовленный молодой солдат. Даже если меч будет у меня, ты легко справишься со мной одним ножом.

Валдер все еще сомневался.

— Вы не просто старый человек. Вы — чародей.

— В таком случае этот дурацкий меч не имеет никакого значения. Если мне надо будет произнести заклинание на лезвии, у меня имеется кинжал. Так что тебе нечего волноваться, с какой стороны ни посмотри. Или я слабый старик, с которым ты можешь легко справиться, или я могущественный маг, с которым ты в любом случае ничего не сможешь сделать. Подумай, солдат. Я не тороплюсь. Сейчас ночь, а мне необходимо видеть, что я творю. У тебя есть выбор. Или ты уберешься отсюда до рассвета, или задержишься и позволишь мне наложить чары на твой меч — ты можешь остаться и для того, чтобы выводить меня из терпения до тех пор, пока я не превращу тебя в… в нечто неприятное. Это все же лучше, чем убить. Одним словом, выбирай, что. тебя больше устраивает. Я сейчас лягу, постараюсь уснуть и, возможно, смогу забыть о том, что не ужинал и что мой дом превратился в кучу золы. А ты поступай как знаешь.

Он повернулся и зашагал к воронке, туда, где раньше стояла его хижина.

Валдер немного подумал, трезво взвесил все за и против, пожал плечами и двинулся вслед за стариком.

Глава 3

Дождь начался около полуночи, хотя точное время определить было трудно. А за час или два до рассвета над болотами повис густой утренний туман. Валдер так и не заснул. Он насквозь промок и, что хуже всего, почувствовал вдруг ужасную жажду и волчий голод. Разведчик не знал, что именно послужило причиной — случайный глоток болотной воды или заклятие Кровавого заблуждения, но чары Постоянной сытости благополучно выветрились.

Чародей, лежа под дождем, оставался сухим. Валдер заметил это, когда солнце осветило седые волосы старика. Залитые иллюзорной кровью, они по-прежнему топорщились в разные стороны, а не свисали сосульками, как у Валдера. Солдат решил, что отшельник сумел продлить действие заговора Взаимного отторжения.

Однако комфортно старик себя не чувствовал. Как только забрезжил рассвет, он поднялся и принялся энергично разгребать обломки, валяющиеся на месте его бывшего дома. Со стороны казалось, что о разведчике он совершенно забыл.

Движения отшельника ничем не напоминали жесты, совершаемые при произнесении заклинания. Однако Валдер, всегда робевший в присутствии магов, не осмелился помешать увлекшемуся чародею. Кроме того, при свете дня Кровавое заблуждение придавало старцу особенно отвратительный, отталкивающий вид.

Валдер провел ночь, скорчившись между двумя бугорками. Теперь он спокойно сидел на одном из них, наблюдая за действиями старика.

Отшельник услыхал шуршание травы и обернулся.

— А, это ты, солдат, — бросил он. — Ты еще не раздобыл пищи?

— Нет, — ответил Валдер. — А вы?

— Нет, и я голоден. В брюхе бурчит уже несколько часов. Ты же знаешь — ужина у меня не было.

— Знаю. Я тоже хочу есть и пить.

— Ах, вот оно что! Действие заклинания кончилось. Бедняжка! Тогда придется потрудиться. В лесу есть источник. Вон там, — он махнул рукой в довольно неопределенном направлении. — Если найдешь какой-нибудь подходящий сосуд, сходи за водой. Можешь напиться там хоть до самых ушей, не возражаю. А я тем временем добуду что-нибудь на завтрак. Да, захвати на обратном пути дровишек для костра. Все здесь или промокло, или уже сгорело.

Валдер кивнул. Старик, похоже, хотел поддеть его, но хорошо, что он вообще заговорил.

— Сделаю все, что в моих силах.

— Да, сделай, пожалуйста, — ответил отшельник. — И дай мне твой меч, я хочу его осмотреть.

— Вы все-таки хотите наложить на него заклинание?

— Да. У меня, увы, нет иного способа побыстрее избавиться от тебя. Мне удалось кое-что найти среди обломков. Так что справлюсь. Давай сюда твою железку и ищи что-нибудь, не дающее течи.

Валдер пожал плечами и вручил чародею меч вместе с ножнами. В конце концов пока он будет искать воду и дрова, меч ему не понадобится. Северяне ушли, а если что, он всегда сможет или убежать или отбиться кинжалом.

Старик вынул меч из ножен и бегло осмотрел. Рукоятка слегка изогнута, лезвие прямое, без орнамента или каких-нибудь других украшений. Отметив художественную несостоятельность оружейника, чародей все же признал функциональные достоинства меча. Подумав немного, он кивнул:

— Все должно быть в лучшем виде. А теперь отправляйся за водой.

Валдер ничего не ответил и занялся поисками сосуда.

Быстро обойдя вокруг воронки, он не нашел ничего подходящего, но, оглядев все более внимательно, обнаружил на внешнем склоне верхнюю часть большого стеклянного кувшина, плотно заткнутого пробкой. Валдер решил, что это ему вполне сгодится. Стараясь не обрезаться, Валдер угнездил обломок сосуда на согнутую руку и двинулся в указанном направлении.

Очень скоро разведчик понял, что совершенно не умеет ходить по болоту. Он то и дело проваливался в полные грязи канавы, карабкался по осыпающимся песчаным склонам, переходил вброд морские заливы и продирался через заросли тростника и жесткой колючей травы. Ноги моментально покрылись многочисленными порезами, царапинами и укусами, насквозь промокшие носки на глазах превращались в лохмотья.

В конце концов Валдер свернул к ближайшему мысу, который образовывала линия побережья. Оказавшись под родными соснами, он свернул на север и шагал вдоль края болота, пока не наткнулся на ручей.

Вода была чистой, но на вкус солоноватой и удивительно противной. Валдер еле отплевался. Ну что за противный старикашка! Можно же было предупредить! Проклиная чародея на чем свет стоит, он двинулся вверх по течению.

Прыгая веселыми каскадами вдоль узкого каменистого русла, ручей образовывал по пути ожерелье из маленьких озерец. В самом верхнем вода оказалась свежей, пресной и очень холодной. Валдер улегся на живот и вволю напился.

Подняв лицо, он замер, увидев кровавый водоворот, стремительно несущийся вниз по течению, но, вспомнив о Кровавом заблуждении, рассмеялся.

Сполоснув разбитый кувшин, разведчик наполнил его доверху и с облегчением увидел, что осколок не протекает. Теперь дело за дровами.

Свежесрубленные деревья не годятся. Сосна — хуже всех: она будет дымить, трещать и плеваться смолой. Валдер огляделся вокруг в поисках чего-нибудь получше.

Наконец он наткнулся на обломанную ветвь, а может быть, верхушку дерева, превратившуюся в искривленный кусок древесины длиной примерно в его рост и толщиной в руку. Если эту дубину разломать, подложить под нее растопку, рассуждал разведчик, получится неплохой очаг.

Валдер набил полную сумку хвороста и сухих сосновых иголок, поместил разбитый кувшин на сгиб локтя, захватил конец ветви и двинулся обратно.

Теперь идти было еще труднее. Конечно, он знал дорогу, но у него прибавились еще две заботы: сберечь воду, которая так и норовила расплескаться, и доставить дрова, уже чуть влажные от ночного дождя, не замочив их окончательно. Вторая задача оказалась практически невыполнимой, но Валдер все же ухитрился добраться до края воронки, намочив только один конец ветви и почти не расплескав воду.

Старик никак не отреагировал на его появление. Склонившись над мечом, он кончиком пальца выписывал в воздухе горящие синим пламенем руны. Валдер отметил, что фальшивые раны старца начали заживать, а лицо уже приобретало нормальный оттенок. Солдат бросил ветку на бугорок, поставил рядом кувшин и огляделся.

Вокруг был наведен кое-какой порядок. Старик даже успел соорудить нечто похожее на бивак среди руин. На кочке лежала приличная горка крабов, предназначенных, по-видимому, на завтрак. Надо же, подумал Валдер, как это старикашка умудрился наловить столько крабов в северных водах, да еще так быстро. Он с интересом уставился на магические принадлежности, которые чародей вырыл из-под обломков — разбитый череп, маленькие блестящие камешки, крылышки неизвестных насекомых и пять сломанных свечных огарков. Валдер был изумлен — как это свечи пережили адское пламя предшествующей ночи.

Скоро он заскучал и уже начал задумываться, чем бы ему таким заняться, как вдруг чародей, словно прочитав его мысли, произнес:

— А почему бы тебе не приготовить крабов? Свари их, если считаешь, что в этой посудине достаточно воды.

Валдер посмотрел на крабов, затем на разбитый кувшин и опять на чародея:

— А я-то думал, что вы хотите пить.

— Это ты хотел пить, а я — только есть. Вари крабов.

Валдер раздраженно стащил из кучки четырех крабов, бросил их в разбитый кувшин и занялся костром. Хворост и иглы оказались чересчур влажными (хотя он старался выбрать самые сухие) и никак не желали загораться. Изо всех сил уговаривая себя не ругаться, разведчик опустился на колени. Нельзя ведь допустить, чтобы слова, произнесенные сгоряча, позволили демонам вмешаться в магические действия чародея. Искры так и сыпались из-под кресала, но все было напрасно. Через пять минут, взмокнув, Валдер откинулся назад и увидел рядом с собой старика. Не говоря ни слова, чародей выпрямил указательный палец, на кончике которого, как на свече, горел язычок пламени. Так было прошлой ночью, когда отшельник зажигал лампу.

Одно движение — и маленькая кучка растопки немедленно занялась огнем.

Другой рукой старик высыпал на разгорающийся костер щепотку желтоватого порошка и произнес какое-то незнакомое слово. Пламя с гулом рванулось вверх, а через мгновение дрова горели ровным естественным огнем, и на поверхности воды в стеклянном обломке появился пар.

— Позови, когда будет готово, — распорядился старик, возвращаясь к мечу.

Валдер, стиснув зубы, смотрел ему вслед, стараясь убедить себя, что чародей просто отвык от человеческого общества и не понимает, как он раздражает окружающих. Когда отшельник уселся рядом с мечом и возобновил магические пассы, Валдер ткнул палкой в костер с такой злобой, что чуть не перевернул свою импровизированную кастрюлю.

Разведчик старался заставить себя успокоиться. Ведь что ни говори, именно старый болван своими заклинаниями спас его. Показал источник, наловил крабов, зажег костер, когда Валдер не сумел сделать этого. Не было никаких причин злиться, если не считать отвратительную манеру старика вечно демонстрировать свое превосходство и свое полное безразличие к правилам хорошего тона. Валдер независимо от ситуации всегда старался быть вежливым и не раз предотвращал драку в казарме. Он подумал, не оправдывает ли он грубость отшельника только потому, что два месяца скитаний в лесу и четыре дня бегства здорово повлияли на его собственную манеру поведения.

Когда крабы сварились, разведчик совсем успокоился. Он согрелся, высушил волосы и одежду. Настроение у него сразу улучшилось.

— Эй, чародей! Завтрак готов!

Несколько секунд ответом Валдеру были лишь бульканье пузырей в разбитом кувшине да потрескивание костра. Наконец, прервав таинственную жестикуляцию, чародей обернулся:

— Не дай ему остыть! Я сейчас не могу оторваться!

— Это как вам будет угодно. — Валдер пожал плечами и приступил к еде.

Прикончив трех мелких, как букашки, крабов и почувствовав некоторое удовлетворение, он бросил еще несколько штук в кипящую воду, уселся на кочку и, устроившись поудобнее, принялся с интересом наблюдать за манипуляциями старика.

Горели огарки свечей. Поднимавшийся от них легкий дымок как-то неестественно вился и переплетался в воздухе; меч без всякой поддержки сам по себе вертикально стоял в самом центре этого кружевного плетения. А старикашка действительно колдует, мелькнуло в голове у Валдера, эх, знать бы заранее, что из этого выйдет…

Отшельник выкрикнул какое-то странное незнакомое слово. Низко. Раскатисто. Голос совсем не соответствовал его маленькому, тщедушному тельцу. Меч и дым замерли, неподвижно повиснув в воздухе. Чародей поднялся на носки и, широко раскинув руки. обошел вокруг колонны застывшего кружевного дыма. Затем деловито направился к костру.

— Позволь мне воспользоваться твоим ножом, солдат. Все мои или пропали или уже при деле.

Присмотревшись, Валдер заметил, что кинжал чародея балансирует на острие точно под мечом, вращаясь и источая серебристое сияние. Валдер пожал плечами и передал старику нож.

Чародей жадно заглотил всех оставшихся крабов и, забросив пустые панцири в болото, почтительно произнес:

— Занятие магией порождает зверский аппетит, а от этого дыма пересыхает в горле. Поэтому, солдат, если тебе нечем больше заняться, сходи и принеси еще воды.

— Вначале верните мне мой кинжал, — сказал Валдер. Церемониться со стариком он больше не собирался.

Чародей кинул ему кинжал, и Валдер неохотно поплелся к ручью.

Остаток дня он провел то сидя и томясь, от безделья, то бегая за водой. Один раз ему велели раздобыть три черные сосновые шишки, без которых нельзя было продолжать магическое действо. Оказалось, что это большая редкость. Валдер долго рыскал по болоту, прежде чем наткнулся на странную синеватую сосну, шишки которой были именно угольно-черными, а не серыми или коричневыми, как обычно.

Солнце уже почти сползло в море, а чародей по-прежнему сидел, склонившись к мечу… Сверкающие голубые руны и странный кружевной дымок были лишь началом удивительного представления, результат которого по-прежнему оставался для Валдера загадкой.

Постепенно разведчик задремал. А чародей принялся выписывать на земле огненно-красные линии. Выписывание производилось каким-то очень странным предметом весьма неприятного, а точнее сказать, тошнотворного вида.

Проснулся Валдер от воя, оборвавшегося вдруг диким криком. Он вскочил, машинально шаря в поисках меча, но, конечно, ничего не нашел.

Костер почти погас, магическое сияние исчезло — ни рун в воздухе, ни огненных линий на земле, ни сверкающего лезвия. Прошло несколько секунд, прежде чем Валдер рассмотрел какую-то колеблющуюся тень.

Перед ним стоял чародей. На вытянутых руках лежал вложенный в ножны меч.

— Держи, солдат. — голос отшельника звучал очень устало. — Получай свой проклятый меч и убирайся отсюда.

— Что? — спросонок Валдер соображал довольно медленно. Он тупо рассматривал ножны и торчащую из них рукоятку.

— Я сказал, что твой меч готов. На него наложены все заклинания, которые можно было использовать в сложившихся обстоятельствах. Если он не доставит тебя домой живым и невредимым, то никто не сможет сделать этого. Бери и отправляйся. Только не вынимай его, пока не скроешься за горизонтом.

В сонном дурмане Валдер принял из рук старика меч и с глупейшим видом рассмотрел его со всех сторон, прежде чем закрепить на поясе. В слабом свете гаснущего костра меч выглядел совершенно обыкновенно и ничем не отличался от того, с которым он явился к отшельнику. Когда оружие оказалось на привычном месте, разведчик потянулся к рукоятке — удостовериться, что лезвие легко выходит из ножен.

— Я же сказал — не здесь! — гаркнул чародей, вцепившись костлявыми пальцами в его запястье. Валдер, взглянув на стариковскую руку, непроизвольно отметил, что последние страшные следы Кровавого заблуждения полностью исчезли.

— Это опасно! Ты не должен вынимать его, пока не возникнет настоящая нужда, а она не возникнет, пока ты не уберешься отсюда как можно дальше.

— Как скажете, — ответил Валдер, отпуская рукоятку. Чародей сразу успокоился:

— Так-то лучше. Кстати… я дал мечу имя.

— Что? — Валдер был еще слишком сонным, чтобы сразу уловить о чем речь.

— Я дал мечу имя. Теперь он зовется «Вирикидор».

— Вирикидор? Что это за имя — Вирикидор?

— Старинное имя, солдат. Оно из языка столь древнего, что утрачена память о его названии и о людях, говоривших на нем. Вирикидор означает «Истребитель воинов», или «Солдатобойца», если тебе это больше по душе. Имя — часть заклятия, поэтому впредь ты должен обращаться к нему только так.

Валдер посмотрел вниз, с трудом избежав соблазна схватиться за рукоятку.

— По-моему, глупо давать мечам имена. Некоторые это обожают, но никакой пользы им имя меча не приносило.

— А кто говорит, что от этого будет какая-нибудь польза? Отныне имя меча — Вирикидор, и ты должен его знать, так как оружие принадлежит тебе. О… во всяком случае, должно принадлежать. Работая с мечом, я использовал еще одно заклинание — вариант заклятия Истинного владения, которое пока находится в скрытой форме. Тот, кто первым вынет меч, становится его владельцем до конца своих дней. Постарайся, чтобы владельцем оказался ты, солдат, и лезвие защитит тебя.

— Защитит? Каким образом?

— Ммм… по совести говоря, не знаю.

— Итак, он начнет защищать меня, после того как я его выну. Но делать этого я не имею права, пока не окажусь на расстоянии многих лиг отсюда.

— Верно.

— Что же защитит меня до того времени?

Чародей смерил его взглядом и пробормотал сквозь зубы:

— Твоя природная сообразительность, само собой разумеется… Ее у тебя столько — на целый полк хватит. Так что считай себя в полной безопасности.

Валдер уже понял, что спорить с ехидным старцем бесполезно, но удержаться все же не мог:

— Значит, все, что вы можете мне сообщить, — это, что меч защитит меня?

— Это то, что я намерен тебе сообщить, неисправимый дурень! Забирай свой меч и убирайся отсюда!

Валдер огляделся. Угли в костре еле теплились. Густые облака закрыли обе луны и звезды. Кругом хоть глаз выколи.

— Сколько сейчас времени? — спросил он.

— Откуда мне знать? Закончил я ровно в полночь. А сколько мы проспорили — понятия не имею. Знаю только, что сейчас мы где-то между полуночью и рассветом.

— Я тоже не знаю, который час, старик. Но зато мне точно известно, что я никуда не двинусь отсюда до рассвета. Зачем мне зачарованный меч, если я споткнусь и захлебнусь в тухлом болоте.

Чародей долго молчал.

— Поступай как знаешь.

С этими словами он зашагал прочь.

Валдер посмотрел старику в спину. Как же смешно выглядят маленькие люди, когда сердятся! Разведчик наклонился к знакомым ножнам у пояса. Ничего не заметно! Но чародей утверждал, что использовал подлинные магические силы. Желание обнажить клинок было очень сильным, но Валдер сдержался. Если старикан сказал, что это опасно, это действительно может быть опасным. Скорее всего вокруг витает слишком много остаточных магических сил, которые способны вступить в реакцию с заклинаниями, наложенными на меч.

Правда, у него мелькнула мысль, что чародей, разгневанный разрушением дома, решил отомстить, а меч — орудие мести, причем столь чудовищной, что старикан просто не хочет быть свидетелем.

Валдер постарался об этом не думать. Он доверился отшельнику — другого выбора у него не было.

Разведчик привалился к мягкой кочке и моментально заснул.

Глава 4

Проснулся Валдер от нестерпимой боли в ногах. Он долго приседал, восстанавливая нарушенное кровообращение. Наконец, оттолкнувшись от земли, разведчик поднялся и огляделся по сторонам.

Солнце уже светило вовсю, но старого отшельника нигде не было видно.

Сказав себе, что чародей скорее всего отправился за водой или за крабами, Валдер решил дождаться старого зануду, чтобы попрощаться. Ждать пришлось долго, разведчик уже подумывал о завтраке, когда заметил странную вещь.

Горстка крабов, не съеденных вечером, исчезла. Разбитый кувшин тоже, Продолжая осмотр, разведчик понял, что все предметы, имеющие мало-мальскую пользу, тоже куда-то подевались. Магические предметы, выкопанные отшельником из руин и сложенные по краям воронки, пропали вместе с их владельцем.

Валдер машинально схватился за ножны и с облегчением вздохнул. Меч — на привычном месте.

Солдат так и не понял, каким образом старик ухитрился унести с собой такую груду вещей. Он взобрался на край воронки и в самом центре увидел начертанные на пепле руны — черное на белом. Ничего магического — обыкновенное послание на современном этшарском.

«Нашел новое место, — гласила надпись. — Сюда не вернусь. Желаю удачи».

И все. Никакой подписи. Валдер еще некоторое время рассматривал слова, начертанные на пепле, затем пожал плечами. «Три против одного, — подумал он, — что чародей сидит сейчас за какой-нибудь кочкой и вылезет сразу же, как только я уйду. Но это уже не моя забота».

Отшельник явно хотел, чтобы гость поскорее убрался, а Валдер, собственно, и не возражал. Он бросил последний взгляд на пепелище и взял курс на юг.

Выбравшись из болота без всяких приключений, Валдер сразу же углубился в лес и уже к полудню соленый смрад перестал долетать до него, а о близости моря напоминал только легкий западный ветерок. Когда солнце достигло зенита, разведчик решил передохнуть и уселся на замшелый ствол упавшего дерева.

Ноги, покрытые ссадинами и мозолями, отказывались идти дальше. Сказывалась многодневная усталость, а главное — отсутствие обуви. Сапоги сгорели вместе с хижиной отшельника, а от носков, с которыми Валдер так и не пожелал расстаться, осталось одно название.

Разведчик понятия не имел, что можно сделать. Ни разу в жизни он не оказывался в такой ситуации. Когда пара сапог изнашивалась, вместо нее тут же выдавали новую. В этом предмете обмундирования армия никогда не испытывала недостатка.

Но если боль в ногах была мучительной, страдания его голодного желудка просто не поддавались никакому описанию. С жаждой проблем не было — ручьи попадались на каждом шагу. Ручьи и сухие шишки. Не мог же он питаться шишками. Один-единственный раз Валдер наткнулся на бурундука, да и тот немедленно юркнул в нору.

Разведчик осмотрелся. Вокруг стоял безжизненный лес. Солнечные пятна прыгали на толстой подстилке из игл. Есть хотелось зверски, но помочь себе он ничем не мог. Кто, отправляясь в двухдневный поиск, вооруженный чарами Постоянной сытости, стал бы заботиться о еде?

Даже средств раздобыть что-нибудь съестное у Валдера не было. Пояс, праща, нож и зачарованный меч составляли практически все его имущество. Правда, на крайний случай у него была припрятана одна серебряная монетка. Но это действительно на крайний случай. Да и что он будет делать здесь с деньгами. Для крестьянина это, конечно, огромное состояние, да вот проблема: крестьян в северных лесах не водилось. Волшебный камень Кровавик по-прежнему лежал в поясной сумке, но только чародей мог восстановить чары Постоянной сытости.

Валдер тут же вспомнил об отшельнике и поругал себя, что не догадался воспользоваться такой прекрасной возможностью. Даже если сейчас он и вернется назад, вряд ли сумеет отыскать чародея.

Вообще-то нет. Ничем старикан бы ему не помог. Наложение чар требует таинственного порошка или даже двух разных порошков. А все запасы маленького отшельника сгорели.

Перебрав в уме все свои пожитки, разведчик остановился на праще. Пращник он неважный, но уж зверюшку или птицу какую-нибудь точно добудет. Все, что ему нужно, — это немного камней, в крайнем случае — кусков дерева, ну и, конечно, дичь.

Меч тоже пригодится. Он слишком велик, чтобы гоняться за бурундуком, но ведь на пути может встретиться кое-что и покрупнее. Валдер внимательно посмотрел на эфес.

Ничего особенного — простой, без всяких выкрутасов или орнамента — довольно неприглядная стальная пластинка. Рукоятка для удобства обмотана потемневшей от пота полоской кожи, перевитой тусклой бронзовой проволокой. Меч не светился, не сверкал, и Валдера вдруг осенило — старикашка просто посмеялся над ним! Никаких чар на меч не наложено! Ведь существуют заклинания, которые производят лишь один эффект — выглядят магическими. И не надо забывать, отшельник лишился почти всех своих волшебных принадлежностей. Находясь в крайнем раздражении — и не без оснований, — он обвел вокруг пальца незваного гостя, продемонстрировав ему пару эффектных трюков и несколько фантазмов Поэтому-то он и требовал не вынимать меч. Если бы Валдер не послушался, обман сразу бы открылся.

«Ну, нет так нет, — подумал Валдер, берясь за рукоятку, — от судьбы все равно не уйдешь».

Клинок легко выскользнул из ножен и блеснул в солнечных лучах. Меч как меч. Ни тебе сверхъестественной ауры, ни искристого серебристого сияния. Обыкновенное, хорошо ухоженное стальное лезвие. Разведчик проделал несколько фехтовальных движений и даже встал, чтобы отбить — кстати, довольно неуклюже — воображаемый выпад противника. Никакой магии. Лезвие вело себя самым обычным образом.

Валдер плюхнулся обратно на замшелый ствол Он даже не был по-настоящему рассержен. Старик просто хотел побыстрее спровадить раздражающего пришельца, а может быть, и вовсе не был таким уж могущественным чародеем. каким хотел казаться — Кровавое заблуждение или Огненный палец кому угодно глаза запорошат, но магический меч — это уже высокая магия.

Конечно, магическое оружие — это здорово, оно придало бы ему больше уверенности, хотя и не спасло бы от голодной смерти. Владеть им было бы приятно в любом случае.

В голову пришла мысль повернуть на север и попытаться найти чародея, но разведчик тут же отогнал ее прочь. Отшельник скрылся, и искать его было бессмысленно. Ну и предположим, он ухитрился бы отловить старика — что дальше? У того своих забот полно, ему не до Валдера.

И тут разведчик вспомнил о море: уж чего-чего, а пищи там предостаточно. Даже если он не найдет крабов, мидий или устриц, не поймает рыбы или не подобьет чайку, то вполне сможет прокормиться водорослями. Поэтому, вместо того чтобы топать напрямик через лес, изнемогая от голода, он повернет на запад и пойдет вдоль береговой линии. Путь этот довольно извилистый — придется обходить все заливы и лиманы, но он не умрет от голода и не заблудится.

Порадовавшись такому простому и мудрому решению, разведчик попытался вложить меч в ножны.

Лезвие вильнуло в сторону.

Валдер расстроенно покачал головой. Ну вот! Уже и руки от голода трясутся! Надо как можно быстрее выбраться к морю. Он обхватил отверстие ножен пальцами, чтобы не позволить лезвию уйти в сторону. План сработал только наполовину — вбок меч не ушел, но и в ножны ложиться не пожелал. Он теперь просто отказывался входить в них.

Валдер надавил посильнее. Никакого результата. Неведомая сила, удерживающая оружие, не поддавалась.

Он отстегнул пояс и принялся изучать ножны, чуть ли не водя по ним носом. Опять ничего особенного! Но Валдера уже трясло от возбуждения. Чародей не соврал!

Усевшись поудобнее, он стал очень медленно и осторожно сближать меч с ножнами. Все шло отлично, пока острие не достигало устья. Здесь его что-то останавливало, и не важно, по центру ли было острие или смещено к краю отверстия — оно просто отказывалось входить в ножны.

Решив прежде всего как следует успокоиться, Валдер попытался отложить меч в сторону. Не тут-то было! Эфес словно к руке прилип. Что за наваждение? Ничего не понимая, разведчик поднес меч к самым глазам.

Сомнений быть не могло. Это тот самый стандартный армейский меч, который он получил, став разведчиком. Валдер мог разжать пальцы, пошевелить ими, но вот оторвать ладонь от рукоятки… Он вытянул руку ладонью вниз. Меч висел, словно приклеенный, и раскачивался, как маятник от часов. Валдер сжал руку в кулак, разжал — меч повис на кончиках выпрямленных пальцев. И никаких неприятных ощущений. В порядке эксперимента разведчик схватил его левой рукой и потянул.

Рукоятка охотно легла в левую ладонь — но тут же к ней и прикрепилась, как за мгновение до этого к правой.

Несколько раз Валдер перекладывал меч из руки в руку, затем решил расширить эксперимент. Подвесив меч на кончиках пальцев и опершись спиной о ствол дерева, он зажал рукоятку ступнями и потянул.

Рука тут же освободилась, и меч накрепко прилип к правой ноге.

Валдер уставился на него, не зная, смеяться ему или рыдать. Забавная сторона дела все же взяла верх. Разведчик широко улыбнулся и хихикнул, настолько глупо и нелепо выглядел меч, прилипший к пятке.

Он поиграл с ним еще немного и выяснил, что меч, настаивая на постоянном контакте с телом хозяина, оставался совершенно равнодушным к тому, какая это была часть тела. Валдер мог повесить его куда угодно, хоть на кончик носа — хотя в этом случае меч отклонялся чуть-чуть в сторону правой руки, которая все же казалась ему более предпочтительной. Мечу было также все равно, какой частью зацепиться за Валдера: рукояткой, лезвием или гардой. Наконец, утомившись, разведчик прилепил меч к ноге и занялся изучением ножен. Быстро проведенный эксперимент показал, что кинжал входит в них без проблем, что в ножны можно набить сосновые иглы и вытряхнуть их обратно. Очевидно, виновником всех безобразий был все-таки меч.

Валдер попытался затолкать кончик меча в кинжальные ножны. Та же картина: меч отказывался входить в чужое помещение точно так же, как и в свое.

Попытка завернуть меч в подол килта закончилась полным провалом, оружие отказывалось прятаться. Ткань соскальзывала, едва прикоснувшись к стали. Ценой больших усилий Валдер обернул несколько дюймов ткани вокруг лезвия, но как только он отнял руки, какая-то сила сдернула материю, обнажив клинок.

Валдер так увлекся, что проиграл с мечом еще час с лишним, совершенно игнорируя ворчание в желудке. Старый маг не соврал, но истинное содержание волшебства по-прежнему оставалось для разведчика загадкой. Он испробовал все, что только мог придумать, рискуя сломать лезвие, врубался в деревья и камни — бесполезно. Магические свойства меча заключались лишь в отказе отправиться в ножны и в желании находиться в постоянном контакте со своим владельцем. Последнее свойство, как сообразил Валдер. может оказаться полезным; потерять меч теперь просто невозможно. Однако, с другой стороны, ему придется туго, если возникнет необходимость сдаться в плен. Одним словом, он серьезно опасался, что такой волшебный меч сможет защитить его при встрече с вражеским патрулем. В глубине души Валдер надеялся, что магические силы меча гораздо значительнее, но определить, в чем они заключаются, он так и не сумел.

Разведчик осмелился на совсем отчаянный эксперимент — порезал мизинец левой руки о лезвие меча. Этот опыт убедительно доказал, что от ран клинок не предохраняет. Лезвие было очень острым, и только. Меч, почувствовав вкус крови, совершенно не изменил своего поведения. Он поступил так, как поступил бы самый рядовой клинок, если не считать того, что рядовой клинок не может быть таким острым.

С другой стороны, кровь чужака могла оказать на меч совсем другое воздействие, нежели кровь хозяина.

Поняв, что больше он ничего не придумает, Валдер нехотя встал и побрел в сторону океана. Меч свободно болтался на его руке.

К вечеру он вышел на каменистый берег. Солнце уже почти закатилось, и только узкая золотая дорожка бежала по волнам от горизонта. Брюхо Валдера вопило от голода. Забывшись, он машинально попробовал сунуть меч в ножны, но клинок тут же привел его в чувство. Валдер задумчиво посмотрел на оружие. Не может ли оно как-нибудь помочь ему в поисках еды? Действовать пришлось методом тыка. Без всякой надежды он порубил мечом волны и с удивлением обнаружил, что клинок остался сухим. Металл полностью отталкивал воду. Ну, что ж, прекрасно — теперь не нужно бороться с ржавчиной и полировать лезвие.

Последующие исследования показали, что для добычи мидий меч совсем не нужен, и лучше засунуть его куда подальше. Зато как шанцевый инструмент он просто незаменим — песок сам осыпался с лезвия, а случайно попадавшиеся камни не гнули и не тупили его. Валдер подумал о пока еще скрытых возможностях меча. Он испытывал глубочайшие сомнения, что эти неизвестные достоинства способны помочь ему добраться домой.

Он съел найденные ракушки, поджарив их на раскаленных камнях, и его мысли вновь обратились к мечу. «Что еще придумать?» — подумал Валдер и произнес вслух:

— Вирикидор!

Ничего не произошло. Эфес оставался приклеенным к руке точно так же, как и несколько часов назад.

— Эй, Вирикидор! — прокричал он несколько громче, приподняв меч.

Опять ничего.

— Вирикидор, доставь меня домой! — Меч тускло поблескивал в слабом свете угасающего дня. Пока Валдер жарил моллюсков, солнце успело закатиться за горизонт.

— Вирикидор! Достань мне еды! — Дары моря просто затерялись в бездне его вопящего от голода желудка. И вновь ничего не произошло.

— Будь ты проклят, Вирикидор! Сделай хоть что-нибудь!

Меч, словно издеваясь, раскачивался из стороны в сторону, прилипнув к его руке. Пока разведчик ждал результата, сгустились сумерки.

В надежде, что таланты меча, какими бы они ни были, связаны с воздействием солнца, Валдер попытался отбросить оружие; но оно осталось болтаться на прежнем месте.

И тут разведчика осенило: а что если он обречен носить эту штуку до конца жизни? Конечно, в мире полно чародеев. В конечном итоге ему удастся найти такого, который сумеет снять заклятие и вырвать его из лап меча.

До тех пор, пока он не вернется в объятия цивилизованного мира, ему придется смириться. Но эта мысль повергла его в уныние.

Валдер прекратил забавляться мечом и занялся устройством ночлега.

Глава 5

Вот уже одиннадцать дней, как Валдер шагал вдоль берега на юг, питаясь моллюсками, крабами и изредка пойманными рыбешками. По пути он проделывал с мечом самые невероятные опыты, но ничего не добился. Клинок оставался острым и сверкающим, рукоятка по-прежнему была плотно прижата к ладони, и так же, как и раньше, лезвие не желало влезать в ножны. Подошвы Валдера загрубели и покрылись мозолями. Впрочем, как и руки — меч был достаточно тяжелым.

За все время путешествия разведчик не встретил ни одного человеческого существа. Он-то считал, что ему часто придется делать зигзаги, чтобы обойти стороной дозоры северян. Но берег был пуст. Справа расстилалось безбрежное море, слева — бескрайние леса. Песчаные косы под его ногами переходили в нагромождение камней, иногда из воды неожиданно вырастали громадные утесы, вновь сменявшиеся широкими песчаными пляжами.

Ночи становились все теплее и теплее, а расположение звезд более знакомым. Сосны в лесах исчезли, постепенно уступив место другим деревьям, на ветвях которых верещало все больше и больше птиц, проносившихся иногда прямо над головой разведчика. Стала попал Однажды разведчик заметил мелькнувшего в чаще оленя, в другой раз — кабана. Но лук и стрелы Валдер давным-давно потерял, а с одной пращей против матерого секача не пойдешь. Правда, дважды ему повезло — удалось полакомиться крольчатиной.

На двенадцатый день путешествия, в полдень, преследуя очередной длинноухий деликатес, Валдер услышал впереди себя громкий шорох. Какое-то довольно крупное существо ломало ветки в кустарнике, пытаясь там угнездиться. Валдер замер.

Шорох прекратился, но вслед за ним последовал ряд других совершенно однозначных негромких звуков. Валдер определил, что источник находится чуть правее его в зарослях пышно цветущей акации. Разведчик внимательно вглядывался в густую листву и, когда шорох возобновился, заметил движущийся через заросли силуэт, по форме и размерам похожий на человеческий.

В первый раз за все путешествие Валдер вспомнил, что находится на вражеской территории. Он вложил камень в пращу и приготовился.

Однако существо, гнездившееся в кустах, ничего, по-видимому, не замечая, спокойно удалялось к морю.

Когда оно вышло из-за кустов, Валдер наконец рассмотрел, с кем имеет дело. Таинственной фигурой, как он и ожидал, оказался северянин. К счастью, не «шатра» и не боевой маг. Обычный молодой человек, к тому же без шлема. На его униформе не было ни наградных знаков, ни лычек. Вооружение — стандартное для солдат Империи.

Северянин не представлял для Валдера никакой угрозы. Он повернулся к разведчику спиной и абсолютно не подозревал о нависшей над ним опасности. Но это был враг, и Валдер колебался.

Их разделяла уже добрая сотня футов, и расстояние каждую секунду увеличивалось. Валдер прекрасно понимал, что из пращи он скорее всего промажет, не говоря уж о смертельном ударе. А звук упавшего камня наверняка встревожит врага, который, как и большинство солдат Империи, вооружен арбалетом.

Быть мишенью для арбалета Валдер не желал, поэтому решил выждать, надеясь, что молодой человек уйдет, так ничего и не заметив.

На всякий случай Валдер затаил дыхание и вдруг почувствовал, что Вирикидор слегка шевельнулся в его ладони. Ах да! Магический меч, который, согласно заклинанию, обязан доставить своего хозяина домой целым и невредимым. Валдер машинально перехватил рукоятку.

К несчастью, вместо того чтобы упасть на мягкую землю, поганый камень ударился о валун и со стуком отскочил в сторону.

Валдер, словно во сне, видел, как северянин остановился и как медленно начала поворачиваться его голова. Разведчик понял, что счет пошел на секунды и раскрутил пращу.

Северянин, увидев этшарита, повел себя довольно странно. Вначале открыл рот. Затем, заметив пращу, бросился на землю — сначала упал на колени, потом на живот, неловко пытаясь привести арбалет в боевое положение.

Странная манера, подумал Валдер, сделал бросок и сразу понял, что камень полетел мимо. Так и получилось. Снаряд просвистел двумя футами выше головы имперца.

Как только камень вылетел из пращи, Валдер укрылся за ближайшим дубом. Оказавшись в безопасности, он затолкал пращу за пояс и, перехватив Вирикидор из левой руки в правую, приготовился к бою.

Северянин не поднимал тревоги и не звал подмогу, значит, ни лагеря, ни патрулей поблизости нет. Если удастся убить его, безопасность гарантирована. По крайней мере временно. Еще лучше — разоружить врага и заставить его сдаться. Хорошо бы имперец владел хотя бы азами этшарского. Сам Валдер ни слова не понимал из языка северян и не был уверен, что все они говорят на одном и том же языке.

Противник выглядел почти мальчишкой. Скорее всего ему еще не исполнилось и двадцати. Впечатления силача он не производил. Валдер был уверен в своем превосходстве. Итак, подумал он, магический меч против арбалета. Арбалет, бесспорно, сильное оружие, но его перезарядка требует массу времени. Однако и достоинства заговоренного меча предстояло еще выяснить.

— Ну, Вирикидор, — пробормотал Валдер, — что будем делать?

Меч несколько неуверенно шевельнулся в его руке.

Очень осторожно Валдер выглянул из-за дерева. Наконец-то этому олуху удалось зарядить свой арбалет. Услышав шорох, северянин без промедления нажал на спуск.

Разведчик мгновенно скользнул за дерево. Стрела просвистела мимо и исчезла в зарослях кустарника.

Ну что ж, теперь его черед. Воспользовавшись передышкой, Валдер выскочил из укрытия и, атакуя испуганного врага, помчался прямо через кусты.

Северянин пытался перезарядить арбалет, лежа на животе, когда заметил несущегося на него врага. Разведчик видел округляющиеся от страха глаза и руку, судорожно шарящую в поисках меча.

Но он не рассчитал расстояние. Северянин успел вскочить на ноги, обнажить клинок и занять боевую позицию. В двух шагах от противника Валдер остановился.

Они довольно долго смотрели друг на друга. Вирикидор слегка подрагивал в руке своего хозяина.

Валдер не спешил. Прежде чем ввязаться в серьезную драку, он хотел немного прощупать почву. Конечно, перед ним сопливый юнец, но молодость — не всегда значит неопытность. Да и быстрота реакции — или она есть, или ее нет. С другой стороны, Валдер выше ростом. Изобретательности и решительности ему не занимать. Что ж, он посмотрит, на что способен этот мальчишка.

Северянин шагнул в сторону. Валдер немедленно повернулся, но с места не сдвинулся.

Северянин пригнулся. Валдер оставался неподвижным. Выпад. И тут в схватку вступил Вирикидор. Скользнув по отбитому в сторону клинку врага, он вонзился в горло имперца. Все было кончено в считанные секунды.

Оба врага в изумлении смотрели на соединившую их полоску стали. Северянин уронил меч, который ему так и не пригодился, его хриплый крик тут же захлебнулся в потоке крови, хлынувшей изо рта.

Валдер не хотел добивать противника. Перед ним был совсем молодой человек, почти мальчик, который должен жить, если у него остался шанс. Тем более что он и не пытался сопротивляться. Если принять меры, может быть, все еще обойдется?

Меры принял Вирикидор: не спеша поворачиваясь в ладони Валдера, он аккуратно взрезал шею северянина.

Валдер с ужасом смотрел на происходящее. Он мог поклясться, его рука оставалась неподвижной. Меч двигался — это точно, но рука — нет. Вирикидор убил северянина по собственной воле.

Молодой человек рухнул на землю. Он был мертв. Валдер с содроганием отбросил сверхъестественное оружие. Вирикидор спокойно выскользнул из его руки и упал рядом с головой мертвеца.

Валдер уставился на меч. Первоначальный ужас сменился изумлением. Неужели заклинанию пришел конец?

Он осторожно поднял меч и тут же снова положил его на землю. Вирикидор не сопротивлялся и не лип к руке. Обыкновенный неодушевленный кусок стали.

Заинтригованный, Валдер внимательно осмотрел его со всех сторон. На клинке осталась кровь. Он вытер его о рукав мертвого противника и осторожно вложил в ножны. Меч скользнул как по маслу.

Валдер не верил своим глазам. Хорошенькое дело! Заклятие разового употребления! Неужели оно исчезло после первого же боя? Чародей сказал, что «Вирикидор» значит «Солдатобойца», или что-то в этом роде. Конечно, меч прикончил этого несчастного мальчишку, но вряд ли убитый успел стать настоящим солдатом.

Поразмыслив еще немного, разведчик опять вынул Вирикидор. Сталь как сталь. Пожав плечами, он хотел вставить меч в ножны.

Клинок вильнул в сторону.

Не может быть! Валдер даже застонал от бессильной злобы:

— Проклятие! Пусть демоны заберут этого идиота чародея!

Он знал, что спорить с Вирикидором бесполезно. Теперь уже никакая сила не загонит его обратно в ножны.

Разведчик обыскал мертвеца и поднял брошенный арбалет.

Сапоги северянина так и не налезли на его разбитые ноги, как он ни старался. Да и вся одежда тоже оказалась мала.

Единственная радость, утешал он себя, Вирикидор наконец-то показал себя во всей своей красе. Во-первых, рассуждал Валдер, меч отличается исключительной кровожадностью. Во-вторых, пролитая кровь останавливала действие заклинания до тех пор, пока меч не вставлялся в ножны и не обнажался вновь. Решив проверить это свойство меча, Валдер обрезал себе палец. Никакой реакции. Значит, подумал он, не все так просто, кровь здесь не главное.

Он слышал легенды об отвратительном демоническом оружии, высасывающем душу у своей жертвы. Может быть, Вирикидор похищает души? Неужели чародей способен на такую мерзость? Впрочем, все это легко проверить. Легенды гласили, что у жертв колдовского оружия лица были искажены смертельным ужасом. Валдер посмотрел на лицо поверженного врага. Спокойным его, конечно, не назовешь, но на описание из легенд непохоже.

Нет, Вирикидору не нужна была душа северянина, подумал Валдер, не поэтому он позволил вложить себя в ножны. Может быть, он все-таки требовал крови? Любой, кроме крови собственного владельца? Отшельник говорил, что на меч наложены чары собственности.

Он припомнил тошнотворное чувство, которое испытал, когда меч, повернувшись в его руке, вгрызался в глотку северянина. Нет, меч хочет непременно убить человека. Ему нужна не душа, не кровь, а именно жизнь. Валдер внутренне содрогнулся. Хорошенькая защита. Удовольствия полный рот. Кроме того, со стороны посмотреть — он просто пугало, разгуливающее с вечно обнаженным мечом. Как только удастся запихнуть клинок в ножны, он станет извлекать его только в случае крайней необходимости.

Теперь оставался второй важный вопрос: откуда здесь взялся северянин, который, кстати, явно никак не ожидал столкнуться этшаритом нос к носу? Валдер даже скривился: не солдат, а прямо мотылек какой-то беззаботный. Что этот мотылек делал в кустах, понятно: и северянам требовалось время от времени облегчать желудок. Но не свалился же он туда с неба. По самой приблизительной оценке до линии фронта оставалось еще несколько лиг — конечно, если силы Этшара не предприняли успешное контрнаступление.

Это была прекрасная мысль, но и только. Валдер всегда оставался реалистом. Он огляделся, стараясь найти тропинку, протоптанную защитником Империи.

Обнаружить ее оказалось удивительно легко. Северянин и не пытался скрываться. Он пользовался одним и тем же путем много раз — прелые листья, мох и стелющиеся по земле растения были основательно вытоптаны. Тропинка вела через лес на юго-запад и обрывалась на вершине высокой скалы, нависшей над морем, прямо рядом с лагерем северянина. Теперь все ясно. Убитый был часовым. Северяне хотели предупредить возможную высадку десанта этшаритов. С этой точки просматривалось несколько миль побережья.

Естественно, со стороны суши нападения не ожидалось. Именно он, Валдер, показался северянину свалившимся с неба.

Оставалось только гадать, насколько глубоко в тылу врага он находится. Разведчик не имел ни малейшего представления, какую часть побережья враг считал нужным охранять.

Итак, война продолжается, как продолжалась всегда; в противном случае не было бы смысла сторожить побережье.

Теперь следовало ответить на целый ряд жизненно важных вопросов. Когда должна произойти смена караула? Как далеко друг от друга располагались прибрежные посты? Стоит ли углубляться в лес, чтобы их обойти?

Валдер бросил взгляд на Вирикидор. В конце концов — почему он должен ломать голову? Он прекрасно защищен и может идти куда угодно. Валдер уже видел, как он гордо вышагивает по лесу. К счастью, разведчик вовремя понял, каким может быть финал этой героической прогулки. Арбалеты! Колдовские жезлы!! Шатра!!! Кроме того, с врагами надо сходиться один на один, чтобы с ними сражался Вирикидор.

Однако Валдер не чувствовал особого желания убивать кого бы то ни было — он даже удивился такой своей не патриотичности. Столкнувшись с северянином здесь, глубоко в тылу Империи, он, может быть, отвлечет часть войск, противостоящих его соотечественникам, и даже попытается нанести врагу некоторый ущерб, но вот убивать ему бы не хотелось. Возможных осложнений — тоже.

Разведчик вспомнил об убитом часовом. Смена могла подойти с минуты на минуту. Валдер решил не испытывать судьбу лишний раз и зашагал в лес подальше от моря.

Глава 6

Через два дня Валдер начал уже мечтать о том, чтобы наткнуться на врага и получить наконец возможность вложить проклятый меч в ножны. Тринадцать дней он таскает в руках эту тяжесть и очень устал. Все попытки засунуть меч за пояс или прикрепить его к голени окончились неудачей. Меч, как живой, начинал ерзать, переезжать в сторону, цепляться за ветки.

Возвращаться назад, чтобы убить еще одного наблюдателя, было глупо. Другое дело — одинокий разведчик северян. Валдер даже облизнулся. Гноящиеся раны на ладонях и неимоверная усталость помогли ему забыть о врожденной нелюбви к кровопролитию.

Лес постепенно становился все гуще и гуще. Валдеру приходилось постоянно пригибать голову и внимательно смотреть под ноги. Волосы, не чесанные вот уже два с половиной месяца, падали ему на глаза, но сил сделать лишнее движение и отвести длинные пряди в сторону уже не было.

Можно было считать большой удачей, что этшарит первым заметил патруль северян. К счастью, он вовремя поднял глаза — три вражеских солдата шли прямо на него.

Валдер замер. Слава богам! Все двигаются неуклюже. Значит, никакие не «шатра» — обычные люди. Это несколько облегчало положение.

Интересно только, что здесь делает патруль. Может быть, в лесу бродят и другие разведчики этшаритов?

Размышляя таким образом, он потянулся к висевшему за спиной арбалету.

Меч как будто нарочно мешал ему. Когда Валдер с трудом привел арбалет в боевую позицию, лезвие зацепилось за нависающую ветку. Раздался еле слышный хруст. Но северянин, стоявший ярдах в шестидесяти, очевидно, услыхал его, повернулся и увидел этшарита.

Патрульный что-то крикнул и рванулся к Валдеру. За ним припустились остальные. Тот, что был впереди, широко ухмылялся, глаза его так и сверкали от возбуждения. Как и часовой на берегу, он был молод, очень молод. Валдер подумал, что вряд ли мальчишка успеет повзрослеть, слишком уж беззаботно мчался он на врага. Очевидно, его хотели брать живьем. Разведчик просто читал мысли этих юнцов: трое против одного, какое уж тут сопротивление. Они видели перед собой только легкую добычу, совершенно забыв в предвкушении грядущей славы, что перед ними смертельный враг.

Арбалет был готов, но в последний момент тетива зацепилась за ту же ветку, что и меч. С проклятием Валдер отшвырнул его в сторону и шагнул вперед. «У меня магический меч Вирикидор, „Солдатобойца“, — повторял он снова и снова, — мне нечего бояться!» Первый северянин остановился шагах в десяти и явно недоумевал, почему жертва не пустилась наутек как загнанный олень. Двое других остановились за спиной своего товарища.

Лидер что-то приказал. Наверное, требовал сдаться.

— Ничего не понимаю, — ответил Валдер. Казалось, Вирикидор тянул его вперед, чтобы скорее схватиться с противником.

Трое патрульных провели краткий военный совет, затем один неуверенно произнес:

— Ты — драться?

— Я не желаю сдаваться, если ты это имеешь в виду, — ответил Валдер.

Заметив, что его не поняли, разведчик пояснил:

— Я — драться!

— О!..

Блеснули мечи, и первый северянин шагнул вперед. На вид ему было не больше восемнадцати лет. Двое других еще моложе.

Сталь ударила в сталь, и Валдер тут же понял почему ему предоставили возможность биться с противником один на один. Первый северянин, несмотря на свою молодость, был первоклассным бойцом, возможно, чемпионом своего подразделения. Его клинок со свистом рассекал воздух. Остальные могли только помешать ему.

Столь высокое боевое искусство не произвело на магический меч ни малейшего впечатления. Любой удар он парировал со сверхъестественной быстротой, и когда изумленный северянин чуть-чуть замешкался, мгновенно вонзился в горло противника.

«У Вирикидора, — подумал Валдер, — явная склонность резать глотки. Интересно, чем они ему так не нравятся?» Он рывком вытащил меч, как только тот закончил кромсать шею противника.

Северянин рухнул на землю и ударился о выступающий корень дерева.

Товарищи смотрели на него с изумлением и ужасом. Валдер выступил вперед, ожидая, когда Вирикидор примется за следующего.

Однако Вирикидор безвольно висел в его руке, а движение Валдера вывело второго северянина из столбняка. Последовал удар в горло, и этшарит едва успел увернуться.

Удивленный нежеланием меча драться самостоятельно, Валдер поспешно отскочил назад, но все же успел получить укол в плечо, прежде чем сумел взять себя в руки. К счастью, второй юноша оказался гораздо менее искусным бойцом, чем первый, а третий северянин все еще трясся и таращился на труп своего товарища.

— Будь ты проклят, Вирикидор! — воскликнул Валдер. — Почему ты не желаешь драться?

Ответа не последовало. Разведчик понял, что остался с противником один на один. Он не считал себя хорошим фехтовальщиком, но сегодня удача была на его стороне — северянин бился ничуть не лучше. Опыта ему явно не хватало, так что противники были примерно равны. Хотя Валдер прекрасно понимал, что бой закончится, как только третий патрульный выйдет из шока.

Неожиданно северянин споткнулся. Что там было — корень или труп, — Валдер не заметил, но немедленно воспользовался ситуацией, и его сверхъестественно острый клинок рассек руку противника.

Северянин выронил меч, и Валдер нанес удар в шею солдата. Тот упал и даже не пытался подняться.

Третий патрульный вышел из столбняка слишком поздно и, решив не испытывать судьбу, бросился наутек.

Валдер и не подумал догонять его. Молодой человек и так был слишком резвым, а сейчас его вдобавок подстегивал ужас. Да и бежал он скорее всего прямиком в лагерь. Этшариту в таком месте делать нечего.

Валдер оглянулся на поверженных северян. Второй все еще дышал, пытаясь зажать ладонью рану на шее. Валдер немного поколебался — прикончить его или перевязать, но, решив, что все это трата драгоценного времени, схватил висящий на суку арбалет и тоже бросился бежать — третий патрульный мог в любой момент вернуться с подкреплением.

Валдер знал, что его ступни действительно загрубели после многодневного изнурительного пути, проделанного босиком через лес, и теперь он мог мчаться без оглядки по сучьям, камням и мелкому кустарнику, не выбирая дороги.

Отбежав достаточно далеко, разведчик остановился, чтобы перевести дыхание. Не стоит ли рискнуть и вернуться назад, чтобы разжиться парой сапог? Валдер тут же отбросил эту мысль.

Завалявшейся в поясной сумке тряпицей он вытер лезвие Вирикидора и тяжело опустился на замшелый ствол упавшего дерева, не спуская усталых глаз с проложенной им тропы.

Меч великолепно проявил себя в бою против первого северянина и наверняка спас разведчику жизнь. Но в схватке со вторым противником он вел себя как самое обыкновенное оружие.

Что же происходит? Валдер бросил взгляд на тщательно протертый клинок. Каким образом действует заклинание?

В ножны меч вошел, не оказав никакого сопротивления.

Однако это ничего не доказывало. После убийства часового на побережье было то же самое.

Вдруг разведчика осенило. Вот оно, объяснение! Меч действует против единственного врага, и для того, чтобы он снова вступил в бой самостоятельно, его необходимо вложить в ножны.

Да, неудобно, подумал Валдер. Он попытался представить себе действие такого оружия в большой битве. Все будет прекрасно, пока Вирикидор не убьет первого врага, затем он превратится в самый обыкновенный меч — правда, сверхъестественно острый. Это, бесспорно, лучше, чем ничего, но и не слишком много. Не так-то просто вынимать и вкладывать меч в ножны, находясь в окружении врагов.

Теперь Валдер не сомневался, что, для того чтобы меч благополучно доставил его домой, ему следует быть крайне осторожным и не встречать более одного, в крайнем случае двух противников одновременно. С одним разделается меч, со вторым придется драться самому, если повезет — на равных условиях.

Интересно, знал ли отшельник, что он делает? И если да, то понимал ли, насколько ограничивает его превосходство?

Всем этим вопросам суждено было остаться без ответа. Версия «один противник за один раз», конечно, все объясняла, но были и другие объяснения, например, потеря магической силы меча после двух убийств. Кстати, эту версию проверить легко. Нужно только обнажить меч. Но Валдер решил не рисковать. Нелепее хождения с постоянно обнаженным мечом в руке занятия не придумаешь. Нет, ему не хотелось и дальше осложнять себе жизнь. Валдер оставил в покое меч и задумался над своим положением.

Он по-прежнему во вражеском тылу. И теперь врагам известно о его существовании. Кроме того, торопясь убраться подальше от места сражения, он оставил заметный след. «Нет, — сказал он себе, — настало время исчезнуть».

На север идти нельзя — слишком большой крюк. На юге — войска Империи. На западе — океан. Валдер вновь подумал о лодке… Нет, он не моряк.

Итак, оставался восток, но именно там северяне и ждут его. Логически рассуждать они тоже умеют.

Разведчик закрыл глаза. Нет, все-таки он прав. Восток — его единственный и последний шанс, вернее юго-восток. Преследователи не рассчитывают, что беглец двинется в сторону вражеского расположения, а уклонившись к востоку, он сумеет проскользнуть там, где его никто не ожидает.

Надо постараться не оставлять следов. Это будет крайне сложно, особенно если враг пошлет на облаву колдунов или «шатра». И тут проблема обуви (как часто случается с проблемами) неожиданно превращается в преимущество — отпечаток босой ступни на земле практически незаметен.

Валдер поднялся, затянул пояс и, придерживая Вирикидор, скользнул в чащу, стараясь ступать как можно легче и двигаться бесшумно.

В эту ночь этшарит не стал разбивать лагерь и раскладывать костер. Как только стемнело, он влез на дерево и устроился в довольно надежной развилке, решив всячески избегать ненужного риска.

Глава 7

Валдер проснулся на рассвете. Вытянул затекшие ноги и руки, но прежде чем спрыгнуть на землю, посмотрел вниз.

То, что он увидел, заставило его окаменеть.

Нет, там не было вражеских патрулей, но он скорее предпочел бы их. Снизу вверх на него смотрел небольшой дракон. Даже драконишка. Валдер в отчаянии уставился на отвратительное создание.

Какая мерзость! Зеленого цвета с металлическим блеском, длиной в пятнадцать футов, включая хвост. Говорить он скорее всего еще не научился — слишком юный, морда глупая. Крылья сложены вдоль спины, но летать, наверное, не умеет, иначе Валдер наверняка проснулся бы в его объятиях. Кстати, многие драконы, если не большинство, летать не умели.

Чудовище смотрело на него голодными глазами и шипело, как заливаемый водой костер. В его намерениях можно было не сомневаться.

Валдер пытался понять, дикий это дракон или ручной. Может быть, он сбежал от северян или был выпущен на волю. Если это боевой дракон, можно попытаться заняться им.

— Эй, дракон! — гаркнул Валдер. — Смирно!

Дракон даже глазом не повел. Если он воспитывался в неволе, его явно не дрессировали, иначе сам тон приказа произвел бы должный эффект.

Встречи с драконами заканчивались одинаково плохо и для невооруженного человека, и для вооруженного до зубов солдата. Интересно, подумал Валдер, что скажет эта тварь по поводу владельца магического оружия, и вынул Вирикидор.

Рукоятка легла в ладонь как обычно. Валдер зацепил меч за ветку и попытался от него освободиться.

Вирикидор не повиновался. Меч все еще таил в себе магическую силу — дополнительное доказательство версии «один противник за один раз».

Чудесно, сказал себе разведчик, дракон как раз и есть единственный противник.

Он уже совсем было собрался спрыгнуть вниз… И тут его осенило. Идиот! Вначале ему следовало воспользоваться арбалетом. Несколько метко пущенных стрел могли убедить дракона пойти поискать более легкую добычу. А сейчас, скорчившись на дереве с мечом в руке, он вряд ли сумеет как следует прицелиться и выстрелить.

Можно, конечно, прилепить меч ко лбу или другому месту. Но даже тогда натянуть тетиву будет непросто. Арбалет, конечно, был бы надежнее, но Валдер чувствовал, что у него начинают сдавать нервы. Лучше напасть первым, пока еще сохранилось мужество. Поэтому, не раздумывая больше, он спрыгнул с дерева, направив меч прямо в горло дракона.

Удивленное чудовище немедленно отступило назад, и Валдер, пролетев мимо, упал на землю. К счастью, он сгруппировался и мгновенно вскочил на ноги, прежде чем юный монстр успел что-либо предпринять.

От удара о землю у Валдера перехватило дыхание. Он не настолько владел своим телом, чтобы атаковать. Вместо этого разведчик просто выставил перед собой Вирикидор, как будто это был чудесный талисман.

Но на этот раз чуда не произошло. Вирикидор не предпринял ничего для спасения своего хозяина. Он вихлялся из стороны в сторону, как самый обыкновенный меч и не желал демонстрировать свои сверхъестественные боевые способности.

Дракон уже вполне пришел в себя. Его длинная дугообразная шея вытянулась. Золотистые глаза и острые, как иглы, клыки чудовища оказались в нескольких дюймах от лица Валдера. Тот отпрянул, по счастью, быстро сообразив, что Вирикидор не станет биться самостоятельно, и взмахнул мечом, отчаянно стараясь вложить в рубящий удар как можно больше силы.

Мгновенно среагировав, чудовище втянуло голову и ударило по клинку когтистой лапой, рассчитывая выбить оружие из руки Валдера. При других обстоятельствах так бы и получилось. Но магическая сила намертво связала Вирикидор и его хозяина. От удара могучей лапы меч, как и ожидал дракон, полетел в сторону, но потянул за собой руку Валдера; за рукой, естественно, в полет отправилось и все остальное. На это чудовище не рассчитывало — оно совершенно не собиралось разбрасываться своим завтраком.

Валдер сразу сообразил, что произошло, и постарался откатиться как можно дальше. Он снова вскочил на ноги и, не теряя времени, бросился наутек в самые густые заросли, где, если повезет, монстришка застрянет между деревьев. Чудовище, ни разу, по-видимому, не встречавшее противников, увиливающих от схватки, осталось сидеть на месте, недоуменно хлопая глазами.

Валдер мчался через чащу в надежде, что дракон не побежит за ним или быстро выдохнется. Если что, он всегда успеет повернуться лицом к противнику — драконы не могут передвигаться бесшумно. Топот чудовища слышен издалека. Он поймет, когда придет время остановиться, чтобы принять бой.

Прошла почти целая минута, прежде чем Валдер услышал, что сзади между деревьев продирается дракон. Значит, он сумел порядочно оторваться от преследователя. Густой подлесок мешал чудовищу, но оно медленно и неуклонно приближалось. Валдеру оставалось только молиться.

— Великие боги! — думал он на бегу. — Ну за что мне так не везет? Хотя бы какую-нибудь нору найти, чтобы спрятаться! Ведь сожрет меня эта скотина и не заметит. Ну хоть бы оно споткнулось и шею сломало. Ведь коряги кругом… Ну хоть что-нибудь сделайте, великие боги!

Вирикидор болтался, прилепившись к его руке. Конечно, уронить его не страшно, но если он зацепится за ветку…

Что-то вдруг изменилось, и Валдер понял, что бежит вверх по склону залитого солнцем холма. Подъем несколько замедлил движение, и беглец запаниковал. Ему почудилось, что дракон догоняет его, хотя он и убеждал себя, что топот лап не стал громче. Пока.

Достигнув вершины холма, Валдер выскочил из леса. Теперь он мчался вниз по голому склону речной долины, и прямо перед ним лежал военный лагерь. Северяне. Но выбора не было. Останавливаться, сворачивать в сторону нельзя. Он бежал прямо к серым палаткам, к горстке одетых в черную форму людей, сгрудившихся у остатков ночного костра.

Кто-то тревожно закричал, северяне бросились в разные стороны, но он уже достиг ближайшей палатки. Этшарит обежал ее, на секунду задержался и выглянул из-за угла.

Дракон, мчавшийся следом, несколько притормозил, увидев палатки и снующих туда-сюда людей. Валдер словно читал мысли чудовища. Стоит ли гоняться за одним-единственным блюдом, если вокруг полно еды и она никуда не убегает?

Северяне действительно не собирались бежать. Солдаты ныряли в палатки за оружием, а женщины (там было четыре или пять женщин — жен офицеров или маркитанток) сбились в кучу за чадящим костром.

Дракон не спешил. Наверное, боялся спугнуть свою добычу, а солдаты уже выскакивали из палаток с заряженными арбалетами. Прозвучала команда, и в воздух взвилась туча стрел.

Валдер решил не ждать исхода сражения. Пока северяне занимаются драконом, им не до вражеского разведчика. Многие вообще его не заметили, а другие не сообразили, что перед ними этшарит. Но полоса везения скоро закончится, надо спешить, и под прикрытием палаток Валдер осторожно затрусил к берегу реки, моля богов, чтобы обнаженный меч не болтался на руке, делая своего владельца еще более подозрительным.

Большая часть стрел первого залпа отскочила от чешуи чудовища, но некоторые угодили в глаз и мягкую ткань головы вокруг рта. Валдер услыхал рев и, оглянувшись, увидел, как чудовище убегает вверх по склону. Несколько солдат, не перезаряжая арбалетов, кинулись вдогонку, видимо, не желая, чтобы дракон-подранок шлялся в округе. Бежать им было трудно. Крутой склон густо порос высоченной травой. Валдер, скатываясь вниз с холма, никакой травы даже не заметил. Впрочем, будешь тут наблюдательным, когда за спиной клацают зубы и кто-то прикидывает, с какого места вкуснее начинать тебя жрать.

Валдер твердо знал, что никогда не стал бы преследовать раненого дракона, удовлетворился бы тем, что отогнал его прочь. На что северяне рассчитывают?

Спотыкаясь, он пересек прибрежную линию и вошел в воду.

Вода была мутной, течение реки медленным. Валдер очень надеялся, что здесь окажется мелко и он сможет перейти реку вброд. У него не было никакого желания учиться плавать в кирасе, с мечом в руках и арбалетом за спиной.

Дно было покрыто слоем мягкого ила, и беглец постоянно проваливался. Вода дошла уже ему до колен, и Валдер, чувствовал, как по его обнаженным ногам ползают какие-то крошечные скользкие твари.

Он думал только о том, что должен перебраться на другой берег. Крики, шипение и все остальные звуки, доносящиеся со стороны лагеря, перестали для него существовать.

Разведчик держал Вирикидор перед собой, стараясь не замочить его. Поведение меча вызывало у Валдера раздражение, но это было весьма ценное оружие, и не стоило проверять его способность противостоять ржавчине.

Через полдюжины шагов ему пришлось остановиться — дно резко обрывалось. Валдер отступил назад, поднялся вверх по течению и предпринял новую попытку.

На берегу кто-то закричал, и разведчик услышал плеск у себя за спиной — кто-то вбежал в воду. Валдер замахнулся, рубанул Вирикидором позади себя и, не оглядываясь, зашагал дальше.

Когда беглец все же посмотрел назад, то увидел, что клинок глубоко рассек щеку молодой, красивой женщины.

Женщина была безоружна. Она в ужасе схватилась за лицо и упала на спину.

Валдер с отвращением ждал, что Вирикидор прикончит ее, но меч не двигался. Немного выждав, разведчик побрел дальше.

Женщина выползла на берег и опять упала. Из-под прижатых к щеке пальцев сочилась кровь.

Валдер без проблем добрался до противоположного берега, хотя в одном месте вода дошла ему до подбородка. Беглец оглянулся и увидел, что к раненой женщине уже подоспела помощь. Однако никто, по-видимому, не собирался его преследовать. Валдер догадался, что все наиболее отважные воины продолжают гнаться за драконом.

Не теряя времени, разведчик вскарабкался на крутой, поросший травой берег и огляделся.

Никакого леса, голая равнина. Он достиг границы центральных прерий.

Любоваться открывающимся видом не было времени, и Валдер зашагал вперед, оставляя за собой хорошо заметную тропинку.

Итак, что же получается, думал он на ходу. Вирикидор отказался драться с драконом и убивать женщину. Причем кровь женщины его не устроила. Меч сохранил магическую силу и отказывался лезть в ножны. Валдер уже неоднократно пытался загнать его туда. Ничего не получалось.

Разведчик мысленно суммировал все, что ему было известно.

Старый отшельник сказал, что Вирикидор означает «Солдатобойца». Что из этого можно извлечь?

Внезапно пришедшая мысль заставила его замереть. «Солдатобойца» — истребитель воинов, сказал старик. Не чудовищ и не безоружных женщин, а именно воинов. Это прекрасно все объясняет. Меч бьется только против солдат.

Валдер двинулся дальше. «Все это серьезно снижает ценность оружия, — мрачно думал он. — Интересно, как это совпадает с версией „один противник за один раз“? Может быть, тех других северян нельзя было, по мнению Вирикидора, считать солдатами или воинами, а может быть, правильнее сказать, что он „убивает одного солдата за один раз“?

Когда-нибудь его жизнь будет зависеть от правильного ответа. Надо узнать его как можно быстрее. Погруженный в размышления, он почти бежал по высокой траве.

Глава 8

На следующий день Валдер понял, что его преследуют.

Трава в прериях росла крайне неравномерно. Ее вытаптывали люди и чудовища, выщипывали травоядные животные. Да и сами почвенные условия влияли на высоту растений. Высокая, чуть ли не по пояс густая трава сменялась вялыми кустиками. Именно на таких участках невозможно было найти укрытие. Взобравшись на гребень холма, поросшего чахлой травкой, Валдер случайно оглянулся и заметил вдалеке фигуру, следующую точно по его следам.

Вначале он пытался убедить себя, что принял за человека какое-то животное или что движущаяся фигура — всего-навсего случайный путник. Но, оглянувшись через несколько минут, он увидел ту же фигуру, и теперь она была значительно ближе.

Не очень еще беспокоясь, Валдер остановился, чтобы получше изучить своего преследователя. И чем внимательнее он всматривался, тем быстрее улетучивалась его беззаботность.

Фигура быстро приближалась, хотя Валдер почти бежал. Плавная походка, скользящие шаги. Валдеру стало не по себе.

"Шатра" или что-то в этом роде. Он обратился ко всем богам прерий, которые могли и захотели бы его услышать. Только бы не колдун! Не прекращая молитвы, Валдер стянул с плеча арбалет. Меч в руке затруднял движения, однако он все же наложил крюк на тетиву, прижал скобу к земле ногой и потянул.

Тетива лопнула.

Валдер с отвращением взглянул на болтающиеся концы, вспомнив, что после перехода реки он ничего не сделал, чтобы привести оружие в порядок. Тетива наверняка пропиталась водой. Вряд ли она успела сгнить. Скорее всего размягчилась, и старые повреждения дали о себе знать. Он пересушил тетиву на солнце, и этого, по-видимому, оказалось достаточно, чтобы привести ее в полную негодность.

Арбалет всегда считался наилучшим средством защиты от "шатра". В схватке один на один даже самый медлительный и слабый "шатра" значительно превосходил человека. Арбалет предоставлял хороший шанс — хотя ходили рассказы о "шатра", способных не только увертываться от стрел, но и ловить их в воздухе рукой.

Оставалась одна праща. Валдер вытащил ее из-за пояса, но тут же вспомнил — камней-снарядов у него нет. Их не было и рядом в траве. Валдер не заботился о запасе — в лесу всегда можно было что-нибудь найти: камни, орехи или просто куски дерева.

Разведчик нащупал в сумке камень-Кровавик, но передумал. Жалко терять его таким образом. Да и раскрутить пращу с мечом в руке будет непросто.

Конечно, меч можно прилепить к голени. Временно. Но проблемы боеприпасов все равно не решить. Он выругал себя за беззаботность, но быстро успокоился. Упущенного не воротишь.

Валдер посмотрел на Вирикидор. "Шатра", конечно, солдат и воин, но меч непредсказуем, боги лишь знают, что взбредет ему на ум.

И все-таки это его последняя надежда. Когда разведчик пригляделся, оказалось, что существо не просто идет по следу, а прыгает из стороны в сторону, то бежит, то вообще останавливается, словом, предпринимает все, чтобы стать неуязвимой мишенью. "Шатра", по-видимому, уже понял, что его заметили, и о праще можно было спокойно забыть.

Валдер беспомощно огляделся. Равнина. Кое-где торчат деревья, но что толку — здесь все как на ладони. И чистые голубые небеса над головой. "Смерть моя приближается, — подумал он, закидывая голову, — и негде мне спрятаться и некуда убежать, и Вирикидор — единственная моя защита".

Валдер не сомневался, что может считать себя покойником. На меч, конечно, наложено заклинание, но он действительно должен сотворить чудо, чтобы спасти своего хозяина.

Великие боги! Как умирать-то не хочется! Не почувствовать дуновения ветерка, не увидеть сияющей голубизны неба. Но еще ни разу ни одному солдату Этшара не удавалось победить "шатра" в рукопашной схватке. Валдер знал это, и все же решил испытать судьбу. Утопающий хватается за соломину… Может быть, магическая сила меча все же поможет ему?

Этшарит попытался было выбрать наиболее выгодную позицию, но махнул рукой.

Он встретится с "шатра" в чистом поле. Шаг влево, шаг вправо — какая разница? Лучше не суетиться.

Валдер был полон решимости не обращаться в бегство. Он хорошо знал, что демоны и их сородичи не испытывают угрызений совести, нанося удар в спину. Если ему суждено умереть, то он хотел бы встретить смерть, стоя лицом к врагу.

Этшарит подумал о возможности атаковать первым, чтобы захватить "шатра" врасплох, и сразу отбросил эту идею.

Подобная попытка только ускорит его конец.

Вместо этого Валдер расслабился, чтобы как можно полнее насладиться последними минутами тишины. Он не хотел тратить силы на ненужные переживания.

Небо сияло голубизной, единственное тонкое перистое облачко белело на востоке, солнце начинало склоняться к западу. Окрашенная золотыми лучами трава слегка колыхалась. Легкий бриз обдувал разгоряченное лицо. Погода казалась идеальной.

Валдер не очень любил траву и прерии. На открытом пространстве он чувствовал себя маленьким, голым и незащищенным. Единственное, что ему здесь нравилось, — бездонное и бескрайнее голубое небо.

"Шатра" остановился примерно в двухстах ярдах. Валдер видел, как солнце отражается в черном, плотно облегающем голову шлеме. Этшарит понял, что находится в радиусе действия того колдовского оружия, которым частенько владели эти создания. Сейчас полудемон, по-видимому, размышлял, не подойти ли ему для большей точности поближе. Валдер знал, что против боевой магии у него нет никаких шансов, и упал на землю, стараясь укрыться в траве. Правда, он не заметил у "шатра" ни волшебных жезлов, ни талисманов, но ситуация все равно была достаточно скверной.

Этшариту показалось, что он уже несколько часов лежит в траве на левом боку с вытянутым вперед мечом. Он внимательно прислушивался, но ничего не слышал. Только шелест травы.

Валдер слегка приподнялся, но ничего не увидел, кроме пучка травы в нескольких дюймах от своего носа.

Тогда он решил отползти немного в сторону, надеясь, что "шатра" потеряет его след, но отказался от этой затеи после первой же попытки, — во-первых, трава оказалась недостаточно высокой, а во-вторых, она так громко шуршала, что "шатра" не составляло труда отследить этшарита.

— Эй, солдат! — произнес по-этшарски голос с чрезвычайно сильным и неприятным акцентом. — Солдат! Вставай, и мы сможем поговорить!

Валдер не шевелился.

— Солдат! Вовсе не нужно, чтобы ты умирал. Мы хорошо обращаемся с пленными. Скорее поднимайся, бросай оружие и ты останешься жить.

Попытка уговорить противника сдаться в плен выглядела по меньшей мере очень странно. Как правило, и северяне и этшариты старались не обременять себя военнопленными. Всех их приходилось содержать до конца жизни, ведь никаких соглашений об обмене не существовало, а война продолжалась с незапамятных времен и, по-видимому, будет продолжаться вечно. У "шатра" была какая-то особая причина оставить его живым. Скорее всего, думал Валдер, северяне хотели выяснить, каким образом ему удалось так далеко пробраться на их территорию. Да еще с драконом.

По-видимому, он произвел на врагов неизгладимое впечатление. Еще бы! Таинственно возник из ниоткуда, уничтожил прибрежного часового, в честном поединке сразил мастера фехтовального искусства, серьезно ранил еще одного бойца и в довершение всего навел голодного, молодого дракона на лагерь, который, очевидно, располагался в глубоком тылу.

Интересно, сколько времени он протянет, если примет предложение "шатра"? И насколько медленной и мучительной будет его смерть? Северяне, говорят, по части пыток мастера. А уж к врагу, доставившему им столько неприятностей, снисхождения не будет. Валдера передернуло. Нет, байками о хорошем обращении его не купишь.

— Солдат, ты беспредельно глуп. Я убью тебя, если ты не сдашься, пока я сосчитаю до пяти.

Голос северянина звучал уже значительно ближе. И Валдер наконец решился. Он не хочет сдаваться в плен. Покупать себе несколько лишних дней ценой страданий и бесчестия. Он не сможет сдаться в плен. Даже если очень сильно захочет. Меч не позволит ему сделать это.

Валдер внимательно слушал, как "шатра" начал отсчет.

— Один!

Итак, северянин стоит примерно в тридцати футах.

— Два!

Впереди и чуть слева. Наверное, знает, как расположился этшарит, и хочет атаковать с неудобной стороны.

— Три!

Разведчик приготовился для броска.

— Четыре!

Будь что будет! Валдер вскочил и рванулся навстречу противнику.

"Шатра" не удивился. Он улыбнулся и не спеша, с ленивой грацией обнажил свой меч.

Увидев блеснувшее оружие, Валдер понял, что никаких колдовских штучек не будет. Что ж! Уже легче. Разведчик занес Вирикидор, целясь прямо в горло полудемона.

Как и следовало ожидать, "шатра" чуть качнулся и отбил атаку.

Валдер уже приготовился к самому худшему, но вдруг почувствовал, что Вирикидор ожил. Меч крутанулся в руке разведчика и, отбивая удар, распорол плечо "шатра". Раздалось странное шипение, из раны брызнул сноп желтых искр, и только после этого появилась обычная красная кровь.

Валдер был в восторге. Он первым пролил кровь "шатра"! Вирикидор спасет его! Этшарит расслабился, предоставляя мечу возможность порезвиться вволю.

Но Вирикидор словно выбросило из раны, хотя "шатра", изумленный еще более Валдера, не делал попытки отбить меч этшарита в сторону.

Валдер ничего не понимал. Противники стояли в четырех футах один от другого, и оба внимательно смотрели на Вирикидор.

Естественно, первым от изумления оправился "шатра". Он сделал выпад, целясь Валдеру в пах. Было заметно, что раненое плечо его совершенно не беспокоит.

Вирикидор ничего не предпринял, и Валдеру пришлось отскочить, чтобы избежать удара. Он потерял равновесие и упал. В этот момент враг нанес ему молниеносный укол в горло.

Вирикидор неожиданно взметнулся, отбил меч и, скользнув вдоль его лезвия, рассек внутренний сгиб локтя "шатра".

На этот раз появлению крови предшествовала единственная вспышка желтого пламени. Казалось, Вирикидор колеблется и никак не может принять нужное решение. Он застыл в воздухе, слегка вибрируя.

"Шатра" быстро сориентировался. Две раны в руке — это уже серьезно. Полудемон перекинул меч в левую руку и изменил позицию. Но Валдер успел привстать на одно колено.

Какое-то время разведчик не понимал, что происходит. В схватке принимала участие только его правая рука. Вначале "шатра" атаковал, но когда меч Валдера, парировав все удары, пошел в наступление, начал защищаться. Человеческий глаз не мог уследить за вихрем молниеносных ударов и движений. Вирикидор не останавливался ни на секунду, и "шатра" отступил. Струйки крови текли по его плащу и обильно смачивали землю.

Затем неожиданно все закончилось. Валдер по-прежнему стоял на одном колене — у него так и не было времени подняться, — а Вирикидор торчал из груди северянина. Меч противника с блестящим, так и не запятнанным кровью клинком, упал на землю.

"Шатра", однако, не был простым смертным. Он опустил голову и вцепился в меч обеими руками.

Валдер с ужасом взирал на эту сцену. Он не сомневался, что Вирикидор нащупывает сердце противника. Лезвие вошло в грудь северянина, чуть левее центра, но полудемон все еще жил.

"Может быть, у него просто нет сердца? — подумал Валдер. — Ведь это же "шатра", а не человек".

Этшарит попытался выдернуть меч, но тщетно.

Вирикидор повернулся, вскрывая грудную клетку "шатра". Это был конец битвы. Руки, цеплявшиеся за меч, упали, и черная масса, соскользнув с магического клинка, неподвижно застыла на примятой траве.

Валдер зачарованно смотрел на тело, слегка опасаясь, что "шатра" оживет. Открытая рана явно свидетельствовала о нечеловеческой сущности убитого. Рассеченная кожа обнажала какую-то поблескивающую серую скользкую массу, совершенно непохожую на человеческую плоть и кости. Валдер непроизвольно содрогнулся. Внешне существо выглядело совсем как человек — высокий, бледнолицый, со светлыми, как у большинства северян, волосами.

Наконец Валдер перевел взгляд на зажатый в руке Вирикидор. Запястье нещадно болело, а плечо было почти вывернуто из сустава. Руке, не приспособленной к таким быстрым движениям, волей-неволей приходилось следовать за молниеносными перемещениями меча, так что ничего удивительного.

Меч, бесспорно, спас ему жизнь. Поначалу он, похоже, колебался, но затем все же спас. Валдер вытер клинок о край плаща северянина и со вздохом облегчения вложил Вирикидор в ножны. Насколько же приятнее носить его у пояса, а не в руке.

Интересно, почему меч колебался? "Шатра" — настоящий воин! На древнем языке "шатра" означает "великий воитель". Хотя, возможно, это был не тот язык, который дал имя его мечу.

Вирикидор засомневался в самом начале, думал Валдер, разглядывая труп северянина, когда из ран брызнули искры. Ведь "шатра" — наполовину человек и наполовину демон. Не исключено, что Вирикидор не настроен на битвы с демонами.

Валдер сидел, собираясь с мыслями и восстанавливая силы, когда вдали послышался топот ног и чьи-то голоса. Ладонь немедленно легла на рукоятку меча, но он превозмог искушение немедленно вытащить оружие. Ему не хотелось таскать такую тяжесть в руках, если удастся избежать схватки. Разведчик привстал и посмотрел туда, откуда пришел.

Никого.

Валдер понял, что звуки доносятся с противоположной стороны. Он обернулся и увидел полдюжины людей, шагающих через поле. За ними виднелась вторая группа, и на горизонте — третья.

Все его надежды рухнули. Вирикидор без труда одолеет первого, но если версия "один воин за один раз" верна, то дальше ему придется драться самостоятельно, и у него не останется никаких шансов на победу при таком численном превосходстве врагов. По-видимому, он наткнулся на всю армию северян!

— Эй, там! — прокричал один из бойцов передового отряда на прекрасном этшарском языке. — Не двигаться!

Валдер посмотрел на валяющееся у его ног тело. По крайней мере, сказал он себе с гордостью, мне удалось убить "шатра". Немного найдется людей, которые могут сказать такое. Он вздохнул, пытаясь решить, сдаваться ему или все же биться. В обоих случаях смерть неминуема. Он не хотел умирать, но мог в случае необходимости достойно встретить свой конец.

Солнце садилось, и красное зарево заливало половину неба; тени удлинились. Валдер был одинок, он провел месяцы в окружении врагов. Может быть, именно поэтому разведчик так долго не мог понять, что происходит. Только когда шестеро передовых приблизились на сто ярдов, Валдер рассмотрел униформу.

Авангард армии Этшара.

Все же он сделал это. Вирикидор привел его домой.

Часть вторая
Убийца поневоле

Глава 9

Разумеется, в первую очередь они отобрали у него оружие. Отстегивая ножны, Валдер неожиданно понял, что не хочет расставаться с Вирикидором. Это не имело ничего общего с благодарностью. Просто какое-то необъяснимое беспокойство, что его Вирикидор окажется в чужих руках.

Солдат, конфискующий оружие, нерешительно дотронулся до меча. Вместе с ним он забрал кинжал, пращу и арбалет с порванной тетивой.

После короткого совещания кто-то раздобыл для Валдера пару сапог, которые он с благодарностью тут же и натянул. Обувь пришлась ему как раз по размеру.

Командующий группой офицер в коричневой униформе задал ему несколько вопросов: кто он, как здесь оказался и известно ли ему что-нибудь о расположении противника. Не желая вдаваться в подробности, Валдер кратко назвал свое имя, звание и часть. Он пояснил, что уже несколько месяцев отрезан от своих, а единственное известное ему расположение противника — небольшой лагерь, разбитый к северо-западу отсюда, находится на расстоянии одного дневного перехода.

Выслушав все это, офицер, по-видимому, потерял к нему всякий интерес и после некоторого колебания Валдер задал вопрос:

— Сэр, кто все эти люди? Что вы здесь делаете? Я думал, что до линии фронта еще идти и идти.

Офицер бросил на него пристальный взгляд:

— Ничего не могу вам сказать. Есть подозрение, что вы — шпион.

Про себя Валдер признал, что в подобной ситуации эти возмутительные подозрения вполне обоснованны. Вслух же он только огорченно протянул:

— О-о…

Видимо, у него было такое лицо, что офицер смягчился.

— Полагаю, не будет никакого вреда, — начал он, — если я сообщу вам, что не существует никакой линии фронта, за — которой вы могли бы находиться.

— Валдер опешил. Что это значит — линии фронта не существует? Пока офицер прикидывал, что еще можно сказать, разведчик молча переваривал эту новость.

Юный солдатик из обнаружившей Валдера группы подошел и отсалютовал как на параде.

— Сэр, — объявил он, — мертвый северянин… — "шатра".

— Что? — поднял глаза офицер.

— Тело, рядом с которым находился этот человек, принадлежит "шатра". Никаких сомнений, и труп еще теплый.

Офицер с интересом посмотрел на Валдера:

— Вы убили "шатра"?

— Так точно!

— В одиночку?

— Так точно!

— Каким образом?

— Мечом — мой меч зачарован.

Офицер смерил его строгим взглядом:

— Как у разведчика может оказаться зачарованный меч?

— Ну, когда я его получил, он был самым обыкновенным. Два или три шестиночья тому назад на болотах, к северу отсюда, я повстречал чародея. Он наложил на меч чары, чтобы тот доставил меня к своим.

Офицер недоверчиво хмыкнул. Валдер и сам понял, как нелепо звучит его рассказ. Но прежде чем он успел что-то добавить, офицер произнес:

— Хорошо, ваш меч зачарован. В таком случае вы — не моя забота. Штабные чародеи решат, что с вами делать. Сержант Карн! Ваш отряд должен доставить этого человека и его вещи в лагерь!

Отдав приказ, он вернулся к своим делам. Валдер перестал для него существовать.

Сержант Карн оказался, мускулистым, черноволосым гигантом, ростом более шести футов. Его команда состояла из шести совсем молодых солдат, как догадался Валдер, свежих рекрутов. На зеленых килтах не было ни пятнышка, кирасы еще сверкали, самый старший выглядел лет на восемнадцать. Валдер надеялся завязать беседу, но сержант тут же пресек все разговоры:

— Этот человек может быть шпионом.

За пару минут сержант собрал вооружение Валдера в мешок, и команда двинулась на юг по только что проложенной тропе. Вначале это была совсем узенькая тропинка — основные силы этшаритов передвигались по прерии рассыпным строем, однако командиры и их ближайшее окружение шли небольшими группами, оставляя за собой хорошо утоптанную тропу.

По мере продвижения на юг тропа расширялась. Движение становилось оживленнее. Навстречу попадались фуры с припасами, свежие войсковые части, фельдъегеря и даже просто любопытствующие мирные граждане. Команда Карна обогнала группы пленных северян и раненых этшаритов. В свою очередь, их обгоняли торопящиеся курьеры. Когда они прошли примерно одну лигу, тропа уже превратилась в дорогу, трава была полностью вытоптана. На смену ей пришла пыль. Валдер ничуть не огорчился. Ему так надоело таскаться по тропам, однако даже по широкой и ровной дороге он с трудом передвигал ноги. Разведчик очень устал, а солдат, несущий Вирикидор, постоянно спотыкался и чуть не падал на Валдера.

Они миновали остатки сожженного лагеря северян, и Валдер задержался, чтобы оглядеться, но остальные заторопили его.

Солнце уже скрылось за горизонтом, когда сержант Карн приказал остановиться.

— Ладно, парни, передохнем и посмотрим: может, пристроимся на возвращающуюся фуру. Сегодня ребята на передовой получили свои пайки. Таких повозок должно проехать немало.

— Разве мы не остановимся здесь на ночлег? — спросил Валдер.

Карн даже не обернулся к нему:

— Нет, мы не остановимся здесь на ночлег. Мы ведем боевую кампанию, солдат.

— Вы, а не я! — взорвался Валдер. — Я иду уже три месяца, из них два шестиночья босым. И я хочу отдохнуть!

— Отдохнешь в повозке.

Как и предсказывал сержант, примерно через полчаса на дороге появилась первая пустая фура. В это время солдаты по приказу Карна скручивали пучки травы для факелов. Валдер сидел на обочине и первым увидел огни на приближающейся повозке.

Остаток путешествия можно было назвать приятным, Дорога оказалась достаточно ровной, и запряженную быками безрессорную колымагу не очень сильно трясло. Валдер умудрился проспать до рассвета.

До лагеря они добрались вскоре после полудня. С вершины холма, на котором повозка немного задержалась, стан этшаритов выглядел весьма внушительно. В небо поднимались сотни дымков от костров. Ряды выцветших зеленых палаток тянулись в трех направлениях до самого горизонта. Там и сям между палатками виднелись открытые плацы. Лагерь, правда, расположился в довольно узкой долине, так что линия горизонта находилась не слишком далеко. Но на Валдера открывшаяся картина произвела глубокое впечатление. Это было самое большое скопление сил Этшара, которое ему когда-либо приходилось видеть. По его расчетам, лагерь вмещал не менее пятидесяти тысяч человек. На одном плацу он заметил привязанного дракона. На других — быков и лошадей.

Валдер любовался этой внушительной картиной, пока часовые на пропускном пункте довольно небрежно досматривали фуру. Их быстро пропустили, и колымага поползла вниз мимо крайней линии палаток. Возле третьего ряда сержант Карн тронул возчика за плечо. Повозка остановилась, и пассажиры высадились.

Здесь отряд разбился на несколько групп. Помимо пленного, команда сержанта доставила в лагерь многочисленные трофейные документы, которые следовало разнести адресатам. Три солдата вызвались доставить Валдера к чародеям. Сам Карн и остальные предпочли отправиться в другие места.

Валдера провели в центр лагеря, и за вторым холмом у него неожиданно зарябило в глазах. Никаких военных палаток: яркие шатры всевозможных форм, цветов и размеров раскинулись по кругу, отгораживая от остального лагеря довольно большую круглую площадку.

Его эскорт замер у проведенной в дюжине шагов от внешней кромки круга меловой линии. Разведчик тоже остановился, хотя и не понял зачем. Прошло несколько минут.

Валдер уже начал проявлять нетерпение, когда к ним подошла средних лет женщина в голубой мантии.

— Материалы с фронта, — доложил один из солдат в ответ на немой вопрос.

— Хорошо, я позабочусь.

— Мы также обнаружили этого человека. — Валдера вытолкнули вперед. — Он заявляет, что потерял свою часть и вернулся назад с помощью магического меча. Скажите, чтобы ваши люди проверили его. А это — его меч.

Он указал на Вирикидор, торчащий из мешка с пожитками Валдера.

Женщина с интересом взглянула на разведчика.

— Хорошо, я обо всем позабочусь, — повторила она.

— Куда нам все это положить?

— На стол, как обычно. Защита не поставлена, идите спокойно. Я сама займусь этим парнем и его мечом.

— Отлично, — солдат вручил женщине вещи Валдера. — Теперь это все ваше.

Вирикидор весьма неизящно высовывался из мешка.

— Пошли, — женщина первой направилась к красно-белому полосатому павильону. Валдер покорно последовал за ней.

Глава 10

Прошло два дня, прежде чем ему позволили выходить за пределы магического круга. Не было конца допросам, анализам, волшебным проверкам и гаданиям на предмет выявления, тот ли он человек, за которого себя выдает, не овладел ли им демон или не находился ли он по меньшей мере под контролем неких колдовских сил. Однако выяснилось, что обнаружить влияние современной черной магии и колдовства не представляется возможным. В лагере не нашлось ни одного компетентного чародея.

Странно, подумал Валдер. В Этшаре полно высшего класса, чтобы хотя бы один служил в таком большом военном поселении!

В целом, если не считать этих постоянных проверок, к нему относились хорошо. Женщина в голубой мантии оказалась служительницей, которая осуществляла связь между магическим сообществом и остальным миром. Она подыскала для Валдера свободную койку в белом с золотым кантом шатре — обиталище какого-то находящегося в постоянном трансе старикана. За все время пребывания Валдера старец так и не вышел из этого состояния. Женщина также организовывала прием Валдера теми многочисленными магами и волшебниками, которые занимались его делом.

Так, сразу после прибытия разведчик попал в руки нервического вида чародея, возглавлявшего все обследование. Другой волшебник связался с его бывшей военной частью или, вернее, с тем, что от нее осталось. Этот розовощекий, с округлым брюшком теург проговорился, что отряд Валдера был почти полностью уничтожен, а те, кто выжил и остался в строю, теперь разбросаны по разным подразделениям. К счастью, среди них нашелся человек, хорошо знавший Валдера, — юный Танделлин, с которым они даже одно время делили койку. Личность Валдера была удостоверена на следующую же ночь, после того как его образ представили Танделлину во сне.

Были приняты особые магические меры предосторожности, чтобы не допустить вмешательства колдуна в ход сновидения. Понятно, что эти меры показались Валдеру совершенно излишними.

Каждое последующее испытание подтверждало правдивость его рассказа. В конечном итоге проверяющие убедились в его честности. Надо сказать, что Валдер даже не подозревал, насколько невероятной представляется слушателю вся его история. Разведчик два месяца гуляет во вражеском тылу, и когда у него не остается уже никаких шансов, чародей-отшельник, о существовании которого никто никогда не слышал, спасает его от патруля северян… Даже до появления Вирикидора рассказ звучал совершенно неправдоподобно. И затем, вдобавок ко всему, он убивает "шатра" в схватке один на один. Его сочли бы лжецом, если бы не нашли в одиночестве над теплым трупом. Многие ему так и не поверили, несмотря на показания свидетелей и подтверждения магов.

Наконец результаты проверки получили официальное признание, и Валдеру разрешили свободно передвигаться по лагерю. Многочисленные чародеи и маги обратили наконец свое внимание на Вирикидор, ожидавший своего часа среди других неопознанных магических предметов. Он по-прежнему выглядел как обычный меч, но когда Валдер опять увидел его, то каким-то внутренним чутьем понял, что перед ним находится Вирикидор.

Теперь разведчика опекали двое. Молодая, рыжеволосая волшебница в длинном унылом платье, отказавшаяся назваться, и человек неопределенного возраста, представившийся Даррендом из Калимора. На поясе у Дарренда висел украшенный сложным орнаментом обрядовый нож, а голову покрывал мягкий зеленый колпак. Валдер не сомневался, что перед ним чародей, хотя никогда не видел, чтобы тот творил заклинания. Все они ждали, когда женщина в синем поднесет меч.

— Это — он? — спросил Дарренд. Валдер не колебался ни мгновения.

— Да. Это Вирикидор.

Дарренд принял меч из рук женщины:

— Мы, конечно, слышали вашу историю, но почему вы так уверены, что это именно ваш меч, а не какой-то другой?

— Я знаю, — пожал плечами Валдер.

— Меч не проявляет активности, пока находится в ножнах. Вам известно, что он станет делать, если кто-нибудь вынет его?

— А?.. Боюсь, что нет. Но каждый раз, когда я вынимал меч, его невозможно было засунуть обратно, пока он не убивал человека.

— И как быстро это происходило?

— По-разному, — подумав, ответил Валдер. — Каждый раз, когда я обнажал меч, первым встреченным человеком оказывался враг, и я убивал его как можно быстрее — вернее меч убивал его.

— Это не проясняет дело… Безопаснее предположить, что у меча возникает потребность убить жертву немедленно.

— Не исключено, — согласился Валдер.

— Нам придется вынуть его. Поэтому, я думаю, нам нужно заранее найти жертву.

— Как вы собираетесь это сделать? — усмехнулся Валдер и вдруг похолодел. Пленные северяне!

— Я поговорю с генералом Караннином, — ответил Дарренд. — А пока можете забрать свой меч. Без него вы выглядите здесь неуместно. Кроме того, "Истинное владение", — заклинание довольно сильное. Прятать от вас Вирикидор весьма опасно.

С этими словами он передал Валдеру его меч.

— Вы нам не понадобитесь, пока мы не найдем подходящего пленника, — продолжил Дарренд, наблюдая, как Валдер возится с ножнами. — Можете ходить где угодно, но в пределах лагеря; в магический круг возвращайтесь до наступления сумерек.

— Благодарю вас.

Дарренд кивнул и ушел. Женщина в синем и волшебница немного помялись и тоже отошли.

Поначалу Валдер растерялся. В лагере у него не было друзей. Да и познакомиться он не успел ни с кем. Только с этими магами. Наверняка в лагере есть кто-нибудь из его родственников, но как их найти?

Короче говоря, во всем лагере не было ни одного человека, которого ему хотелось бы повидать, но это обстоятельство ничуть его не смущало. Новости — вот что требуется ему сейчас прежде всего. Вино и женщины, конечно, тоже, но это потом. Разведчик с хрустом потянулся и представил себе вечер. Ну и скучища же в этом магическом кругу. Чародеи слова лишнего не скажут. Ни с кем толком не потрепешься. Выпить тоже нечего, кроме жидкого пива. А все эти чародейки, волшебницы и их помощницы либо зануды, либо страшны как смертный грех, а чаще всего и то, и другое, и третье. Нет, все это не для него.

Если этот лагерь такой же, как все остальные, то он запросто найдет все, что нужно. Единственная загвоздка — придется как-то выбираться за сторожевые посты. А если уж он выйдет… До утра оттуда не возвратишься.

"Черт с ним, — сказал себе Валдер, — я заслужил право немного расслабиться". В конце концов он охотно сотрудничал со всеми, с тех пор как попал сюда. Ноги сами несли его в южный конец долины.

Интуиция не подвела разведчика. Сразу за сторожевыми постами начинался лагерь маркитантов. В самых больших шатрах располагались или бары или бордели. Остальные служили для самых разнообразных целей. В некоторых жили солдатские семьи. Это было официальной причиной существования подобных поселений. Валдер проигнорировал вольных охотниц — приличных, не совсем приличных и вовсе не приличных созданий. Он сразу направился к огромной бежевой палатке, увешанной красными фонарями.

Время еще было раннее, и Валдер решил: новости — прежде всего. Вдруг вечер выпадет из памяти и он забудет что-нибудь очень важное? Разведчик устроился за столиком полупустой импровизированной таверны в передней части палатки, пытаясь не думать о том, что происходит за разделяющей ее подрагивающей занавеской. Он заказал легкого вина, полагая, что начало должно быть не слишком бурным.

Посетителей было мало, но все — любители крепко выпить. Заставить одного разговориться не составило никакого труда. Валдер ловко вставлял вопросы, когда поток слов несколько замедлялся, потягивал вино и не пропускал ни слова.

Разведчик начал издалека, но от добродушного ворчания на тяготы военной жизни довольно быстро перешел к проблеме оторванности от текущих событий.

— Может быть, я пропустил что-нибудь важное? — полушутливо поинтересовался он.

— Ни черта, — ответил его собутыльник — лейтенант по имени Сайдор. — Всеми делами по-прежнему заправляют Гор, Террек, Анаран, Азрад и их подпевалы вроде нашего генерала Караннина, который сидит здесь как шиш на пустом месте и не желает поднять свой зад.

Последнее заявление звучало любопытно.

— А зачем ему поднимать свой зад?

Последовала многословная и местами совсем непонятная тирада, суть которой сводилась к тому, что враг находится на грани катастрофы, а генерал Караннин не желает воспользоваться такой благоприятной ситуацией.

Прорыв северян к морю оказался авантюрой. Империя собрала все силы, чтобы обогнуть западный фланг армии этшаритов и, пройдя вдоль побережья, прорваться к Старому Этшару или по крайней мере к тыловой базе адмирала Азрада. План провалился. Сопротивление этшаритов обескровило наступавшие армии, и, когда они вышли к береговой крепости генерала Гора, от них практически ничего не осталось.

Этшар, естественно, предпринял контрнаступление и продвигался по прериям, не встречая сопротивления. Попадавшиеся северяне оказывались разведчиками, дозорами или остатками линии снабжения наступавших армий, брошенных на произвол судьбы, после того как наступление захлебнулось.

— Надо быть идиотом, — брызгал слюной лейтенант, — чтобы не понимать: армии северян больше не существует. Империя предприняла последнее наступление. Для полной и окончательной победы армии Этшара следует двинуться маршем на столицу врага, захватить ее и завершить наконец войну. Но куда там! Разве генералы на это способны? — В голосе Сайдора зазвучал неприкрытый сарказм. — Генералы, — заявил он, — сидят по норам, что твои бурундуки, и опасаются, что северяне подстроили какую-то ловушку. А нормальные-то люди ясно видят, что к чему. Генерал Караннин наступает, цепляясь одной ногой за другую, трусит и упускает блестящую возможность положить победный конец длящемуся уже целую вечность кровопролитию.

Валдер со своей стороны испытывал некоторые сомнения. Империя, как он мог убедиться, располагала достаточным количеством колдунов и "шатра". Никто не знал, какие еще сюрпризы приготовят опекающие Империю демоны.

Кроме того, война продолжается уже много столетий. Многие поколения его семьи сражались на стороне Этшара. Валдеру казалось невероятным, что именно он окажется свидетелем победы.

Пока Сайдор обличал командование и плевался, Валдер более часа нянчил свой единственный стакан. Наконец ему это надоело, и разведчик решил, что настало время выпить по-настоящему. Он заказал себе кружку ушки и, уже не слушая Сайдора, сделал первый глоток.

Огненный напиток обжег горло. Валдер закашлялся. Ну и дела! Когда же последний раз он пил ушку? Конечно, он выпивал раньше, но по вечерам, когда не мог придумать себе лучшего занятия, и главным образом для того, чтобы поболтать с друзьями, которых здесь не было. Он приплелся сюда просто по привычке. Сайдор — никудышная замена товарищам.

Валдер взглянул на занавес. Пойти или не пойти? Рука опустилась к сумке, и разведчик сообразил, что вопрос носит чисто теоретический характер. Денег у него нет — в сумке лежал единственный сребреник. Маги установили его личность, но ни единая душа не позаботилась о том, чтобы погасить задолженность по денежной выплате. Одной монеты могло не хватить даже на оплату двух уже сделанных заказов.

Валдер незаметно огляделся. Хозяин возился у бочки. Разведчик бросил сребреник на стол и с независимым видом покинул заведение.

Никто не крикнул ему вслед. Солнце уже краснело, склоняясь к горизонту. Валдер вздохнул и понял, что успевает вернуться в магический круг.

Глава 11

Палатка генерала Караннина ничем не отличалась от палаток других офицеров. Те же четыре койки — командующий требовал, чтобы секретарь и два адъютанта были под рукой даже ночью. Тот же стандартный стол.

Голые стены. И никаких украшений.

Валдера поразила такая подчеркнутая простота. Что это — обыкновенная практичность или проявление склонности к эгалитаризму? Генерала он ждал минут пять. Чародеи, доставив его сюда, тут же тихонечко выскользнули, и вместо них в палатку шагнули два здоровенных охранника. Валдер оглядывался по сторонам с нескрываемым интересом. Он и подумать не мог, что его приведут к такому высокому начальству.

Караннин оказался невысоким человеком с каштановыми, тронутыми сединой волосами. В самом обычном зеленом килте и коричневом плаще.

— Ты — Валдер, — бросил он на ходу, врываясь в палатку как ураган.

Валдер отсалютовал, как положено:

— Валдер из Кардорета. Разведчик первого класса. Западная группа, береговая дивизия, третий полк. Временно нахожусь вне части, сэр.

— Все так. Присаживайся.

Валдер повиновался, примостившись на краешке койки. Генерал предпочел оставаться на ногах. Он то прохаживался взад и вперед, то замирал, то опирался руками о стол, в общем, всем своим видом выражал крайнее нетерпение и даже раздражение.

— Значит, ты был отрезан от части во время продвижения противника к побережью?

— Так точно, сэр.

— Кто-нибудь рассказал тебе, что произошло дальше? Как развивалось наступление?

— По правде говоря, нет, сэр, — ответил Валдер. Официально ему никто ничего не рассказывал, а докладывать о разговоре с пьяным лейтенантом ему не хотелось.

— Отлично! Значит, не все мои люди болтуны. Итак, ты сумел остаться в живых и отправился на север, где повстречал чародея — или, вернее, отшельника, которого принял за чародея, — и тот произнес заклинание над твоим мечом. Так?

— Да, сэр, — Валдер уже понял, что командующему лучше не возражать.

— Какие чары он наложил на меч? Он рассказал тебе? Я не требую, чтобы ты припомнил все детали, сынок. Я хочу узнать, что он вообще говорил.

— Никак нет, сэр. Он не счел нужным ничего объяснять мне, сэр. Боюсь, что я оказался с ним не в очень хороших отношениях.

— Ты совершенно уверен, что он ничего не говорил о характере чар и не упоминал никаких имен?

— Он сказал, что наложил на меч все чары, которые можно наложить, не имея магических предметов, сэр; или по крайней мере те чары, которые, по его словам, могли оказаться полезными. Он упоминал о заклятии Истинного владения. Кроме того, он сказал, что имя меча — Вирикидор и я не должен обнажать его, пока не отойду достаточно далеко.

— Ты рассказав все это моим людям?

— Так точно, сэр.

— Следовательно, мои чародеи слышали это?

— Так точно, сэр.

— Перед нами здесь — твой меч, не так ли?

— Полагаю, что так, сэр.

— И тебе пришлось им пользоваться? Ты убил часового или двух, бился с драконом и еще с одним противником, которого ты принял за "шатра"?

Валдер проглотил все это молча. Караннин, конечно, не был Гором, Азрадом, Анараном или Терреком, но все же он оставался генералом. А с генералами не спорят.

— Так точно, сэр.

— Мои чародеи докладывают, что обнажать клинок небезопасно.

— Да, сэр. Вполне возможно. После заклинания каждый раз, когда я обнажал меч, он убивал человека при первой же возможности.

Караннин внимательно посмотрел на него и приказал:

— Расскажи!

— Сэр, после того, как я вынимаю меч, я не могу вернуть его обратно в ножны, пока не убью им одного человека. Более того, я сомневаюсь, что за мной остается право выбора жертвы. Помните, отшельник запретил мне извлекать при нем оружие из ножен. До сих пор я обнажал Вирикидор только в присутствии врагов. Меч не прошел еще полную проверку.

Генерал бросил на него пронизывающий взгляд.

— Следовательно, меч способен действовать самостоятельно? Тебе не обязательно направлять его?

— Да, сэр. Именно так. Только поэтому я победил в схватке с "шатра". Если бы я сражался сам, то был бы уже давно на небесах, сэр.

— Мне доводилось слышать о таких вещах. Но на чары не всегда можно положиться.

— Так точно, сэр.

Караннин подумал секунды три и пролаял одному из охранников:

— Эй, сержант! Тащите сюда чародеев, и пусть капитан Дар доставит заключенного.

Солдат поклонился и выскользнул наружу, а Караннин вновь принялся расхаживать между коек, опустив голову и сцепив руки за спиной.

Вскоре охранник вернулся, пропустив вперед Дарренда и рыжеволосую молодую волшебницу. Следом в палатку шагнул могучий брюнет. В форме капитана. Он волочил за собой связанного молодого солдата с невероятно всклокоченной шевелюрой. К удивлению Валдера, приговоренный оказался этшаритом.

— Итак, капитан Дар… — произнес генерал.

— Так точно, сэр, — ответил мускулистый капитан. — Это сын Фелдера Венгера. Он обирал тела своих товарищей. Снимал с них ценности. Во время задержания нанес офицеру ножевое ранение в живот. Его приговорили к бичеванию, поскольку это было первое его преступление, а офицер остался жив. Однако он попытался бежать, разбив череп одному из часовых. Прежде чем принять решение, мы выждали, что будет с часовым. Он умер сегодня утром. Подходит этот человек для ваших целей?

— Полагаю, капитан, что подходит. Чародеи? Валдер? Ваше мнение.

Валдер пожал плечами, рыжеволосая промямлила что-то нечленораздельное, а Дарренд ответил:

— Думаю, что годится.

Солдатик испуганно таращился на них, пытаясь понять, что здесь происходит.

— Превосходно. Я желаю все видеть сам. Разведчик, передай Дарренду свой меч.

Валдер неохотно отстегнул Вирикидор и вручил его чародею. Тот принял меч с величайшей осторожностью и уже собрался обнажить клинок.

— Сэр, есть ли необходимость в моем пребывании здесь? Я бы предпочел не смотреть.

Генерал в недоумении воззрился на Валдера:

— Ты все-таки думаешь, это опасно?

— Нет, сэр. Я просто не хочу видеть этого.

— Тошнит?

— Так точно, сэр.

— Хорошо, можешь идти. Но оставайся в лагере.

— Слушаюсь, сэр.

Валдер с облегчением выскочил из палатки, радуясь, что оказался на свежем воздухе. Слава богам, он сумел избежать зрелища предстоящего убийства. Куда бы теперь отправиться?

Где-то в лагере должен быть казначей. Валдеру полагалось денежное вознаграждение за три месяца. Правда, это не его армия, и, по-видимому, придется немного поспорить, но он надеялся получить хотя бы часть того, что ему причиталось. Услышав доносившиеся из палатки голоса чародеев, Валдер неожиданно решил уйти как можно дальше, чтобы не только не видеть, но и не слышать звуков казни сына Фелдера Венгера, Он не возражал против смертного приговора, ему просто не хотелось быть свидетелем чьей-то смерти. Он свернул налево и зашагал прочь.

Миновав несколько палаток, Валдер еще раз свернул налево и направился к городку маркитантов. Может, кто-нибудь поднесет ему стаканчик? Несмотря на неудачный опыт с ушкой, он полагал, что сейчас вполне способен ее выпить.

Он прошел уже половину пути, когда услышал, как кто-то выкрикивает его имя. Валдер обернулся и увидел бегущего к нему солдата.

— Вы — Валдер из Кардорета?

— Да. — Солдат был ему совершенно незнаком.

— Генерал желает немедленно видеть вас в своей палатке.

Вконец растерявшийся Валдер последовал туда, куда было приказано.

Как только он вошел в палатку, Караннин прекратил свое хождение и резко спросил:

— Ты сказал, что пользовался этим адским мечом?

— Так точно, сэр.

— В таком случае какого дьявола никто не может вынуть его из ножен?

Вопрос поставил Валдера в тупик.

— Не могу знать, сэр. — "Ничего себе, проблема", — подумал он про себя.

Генерал молча уставился на Валдера, ожидая объяснений. Валдер со своей стороны пялился на генерала, не испытывая никакого желания откровенничать. С какой стати, если Караннин ему совсем не доверяет? Однако, вовремя вспомнив о наказании за неуважение в отношении начальства, разведчик ответил:

— Со мной такого ни разу не случалось, сэр. Из ножен он всегда выскакивал отлично. Да… отшельник сказал мне, что имя меча переводится как "Истребитель воинов" или "Солдатобойца". Я подозреваю, что он испытывает некоторое влечение к настоящим солдатам, сэр. Возможно, люди, которые пытались обнажить меч, не отвечали его стандартам.

От ярости у генерала остекленели глаза.

— Один из этих людей, о которых ты говоришь, — Дарренд из Каллимора, трижды отмеченный за храбрость. Как-то в сражении он убил вражеского колдуна одним обрядовым кинжалом. Более того, я лично пытался обнажить клинок. Если твой мед не признает в нас воинов, кого же, интересно, он готов признать?!

Захваченный врасплох, Валдер только промямлил:

— Не могу знать, сэр.

Он взглянул на Дарренда. Невероятно! Неужели этот человек собственноручно прирезал колдуна?

— Что же, нам остается только узнать истину. Вот твой меч, разведчик первого класса. Посмотрим, справишься ли ты там, где не справился сам Дарренд.

— О… Сэр… Если позволите мне сказать…

— Говори, черт побери. За этим тебя и позвали!

— Сэр, я предпочел бы этого не делать. Я не испытываю нежности к этому человеку, но мне не хотелось бы убивать его. Одно дело враг. И совсем другое — беззащитный человек в такой же форме, что и я.

— Такая щепетильность делает тебе честь, — ответил генерал. — Однако если мы хотим увидеть магические свойства меча, то, по-моему, именно ты должен обнажить его. При условии, что это в принципе возможно.

В надежде на чудо Валдер обратился к Дарренду:

— Вы пытались обнажить Вирикидор?

Дарренд утвердительно кивнул и произнес:

— С таким же успехом можно попытаться разорвать стальной брус. Причем тщательно отполированный. Меч постоянно выскальзывал из рук.

— Я тоже старалась, — вставила рыжая, — и чуть не поломала себе пальцы.

— Неужели? — Валдер посмотрел на меч. — У меня не возникало никаких сложностей.

— Мы все здесь едва не остались без пальцев, — сказал Караннин, протягивая ему Вирикидор. — Скользкая штука этот меч.

Валдеру рукоятка вовсе не казалась скользкой. Она привычно легла в ладонь, и Валдер неохотно взглянул на ожидающего смертника. Солдат обильно потел. Судя по запаху, он давно не мылся. Его губы сжались в тонкую полоску, а невидящий взгляд уперся в стенку палатки.

Может быть, убеждал себя Валдер, Вирикидор не станет настаивать на убийстве. Пока все строилось на догадках и домыслах. С огромной неохотой разведчик вынул меч.

Клинок как всегда легко выскользнул из ножен. Казалось, он затрепетал от нетерпения, как только оказался на свободе.

— Вот он, — Валдер продемонстрировал лезвие генералу и чародеям.

— Вы можете вновь убрать его в ножны? — загорелся Дарренд.

Валдер попытался. Вирикидор не только отказывался вернуться на место, но и активно боролся со своим хозяином. Разведчик понял, что меч стремится занять боевую позицию.

Генерал стоял к нему ближе всех, и Валдер чувствовал, как его руку тянет в направлении Караннина. Понимая, что выбора у него нет, разведчик шагнул к Фелдеру.

Сверкнула молния — Вирикидор одним ударом глубоко вскрыл горло солдата. Фелдер умер почти мгновенно. Его глаза и рот были широко раскрыты от удивления. Когда тело рухнуло на земляной пол, Валдер почувствовал, что меч успокоился, нетерпеливый трепет полностью прекратился. Теперь в его руке находилось самое обычное оружие.

— Не вкладывайте его в ножны! — воскликнул Дарренд.

— И не собираюсь, — ответил Валдер. — Ведь исследования только начались. Принимайте.

Он передал меч Дарренду. За клинком последовали ножны.

Чародей с торжественной миной принял и то, и другое, а Валдер улыбнулся, почувствовав огромное облегчение. Однако улыбка мгновенно исчезла, когда он взглянул на Фелдера. Кровь громко застучала у него в висках.

Очередная вспоротая глотка! Проклятый меч! И ему вдруг стали одинаково противны и генерал, который организовал это убийство, и чародеи, которые это убийство заказали.

Глава 12

Чародеи оставили Вирикидор у себя, но на следующий же день после смерти Фелдера Валдера переселили из магического круга в палатку к трем лейтенантам. Четвертый пропал без вести после короткой и безрезультатной схватки между авангардом этшаритов и небольшим отрядом северян, в который входил по меньшей мере один колдун.

Появление Валдера, надо сказать, вовсе не обрадовало лейтенантов. Они надеялись на возвращение своего товарища, а пока их вполне устраивало просторное существование втроем. Теперь им навязали незнакомца. Даже не офицера, с которым можно было бы обсуждать служебные дела, делиться сведениями и иногда меняться дежурствами, а битого всеми ветрами разведчика, низшего по званию, но гораздо более опытного. С другой стороны, этот разведчик не имел никаких обязанностей и выглядел бездельником.

Валдер прекрасно понимал их настроение и старался делать все, чтобы не мешать своим соседям. Он охотно не ложился спать, если остальные засиживались допоздна за разговором, молчал и даже уходил, если того хотели его соседи.

Он был прекрасным слушателем и желал узнать как можно больше обо всем, что случилось в Мире, пока он служил в отдаленной военной части и скитался на севере. Более того, само журчание человеческой речи действовало на него успокаивающе.

Все любят тех, кто умеет слушать. Скоро его приветливость и неподдельный интерес ко всему, о чем говорили его новые товарищи, заставили лейтенантов забыть о первоначальном напряжении. Больше остальных разговорился один долговязый молодой человек лет двадцати двух, недавно прибывший из прибрежного учебного лагеря в порте Шан.

Радлер, сын Дасета, казался Валдеру почти мальчишкой, хотя был всего на год моложе.

В целом Радлер говорил то же самое, что и Сайдор, но объяснял замедленное продвижение армии не трусостью командования, а отсутствием дорог и трудностями со снабжением. Западная группа генерала Гора и Центральная группа генерала Анарана продвигались вперед, перемалывая на ходу разрозненные вражеские части. Азрад делал все возможное, чтобы обеспечить необходимую тыловую поддержку, но и людские и материальные ресурсы были на исходе. Восточная группа генерала Террека все еще не сдвинулась с места. В этом направлении не было предпринято ни одного настоящего наступления, а Террек, подозревая ловушку, ничем не желал делиться с другими группами войск.

Радлер считал, что обе стороны несли довольно крупные потери, потому что на стороне Империи сражались колдуны и "шатра". Тем не менее он, так же как и Сайдор, ничуть не сомневался, что бесконечно долгая война близится к концу.

Валдер этому по-прежнему не верил, но помалкивал, чтобы не обижать Радлера.

После того как военная тема себя исчерпала, Валдер выслушал массу лагерных сплетен — знакомые имена, к сожалению, не упоминались. Он попытался выяснить что-нибудь о Дарренде, но о чародее никто ничего не знал.

Вечером лейтенанты разошлись по своим делам. Радлер заступил на дежурство, он командовал отрядом снабженцев, а двое остальных — Корл и Тезра просто молча выскользнули из палатки. Валдер решил, что скорее всего они направились в один из борделей в лагере маркитантов. Что ж, можно им только позавидовать. Он так и не нашел казначея, а сейчас было уже слишком поздно. Валдер решил вздремнуть.

Его разбудил звук распахнувшегося полога.

— Прошу прощения, сэр, — солдат стоял спиной к свету, и Валдер не мог рассмотреть его лица, — но полагаю, что это ваша вещь.

Он протянул разведчику меч.

— Это, наверное, какая-то ошибка…

Валдер машинально взялся за рукоять и тут же замолчал. Вирикидор!

Но это же полная бессмыслица. Чародеи хотели изучить меч и они никак не могли закончить так быстро. Даже если изучению пришел конец, то почему Вирикидор возвращают таким небрежным образом? Это ведь не пуговица. И где ножны? Он повернулся к входу в палатку, но солдат уже исчез.

Валдер уселся, и его нога задела какой-то предмет. Он наклонился. Вот они, ножны! Разведчик тупо уставился на находку.

Наконец в полном недоумении он вышел из палатки и внимательно огляделся по сторонам.

Лагерь жил своей обычной жизнью: солдаты точили мечи, беседовали, ужинали, слонялись без дела взад и вперед. Человека, отдавшего ему меч, уже давно и след простыл.

Валдер направился к магическому кругу. Пусть чародеи растолкуют ему что к чему. Вирикидор ведь не игрушка.

Когда он остановился у меловой линии, его заметили, Сейчас же из многоцветных палаток появились их обитатели. Валдер почувствовал на себе неодобрительные взгляды.

Кто-то открыл ему проход в защите, и через минуту чародеи обступили его плотным кольцом.

Среди них был и Дарренд.

— Так, значит, это вы? — заметил он.

— Да. А где, я, по-вашему, должен быть?

— Где сейчас обязаны быть вы, я не знаю. Но меч должен находиться у нас. Никто не имел права забирать Вирикидор, но как только мы отвернулись — всего на несколько минут, — меч исчез. Без помощи магических сил; его просто кто-то унес. Пока мы искали меч, то же самое произошло с ножнами. Оба пропавших предмета у вас. Странно, не правда ли?

— Наверное, это очень странно, сэр, — Валдер решил обращаться к Дарренду как к офицеру, — но это сделал не я. Иначе зачем мне их сюда возвращать? Меч мне кто-то передал, а ножны я нашел на полу палатки. Их подбросили туда, пока я дремал.

Собравшиеся маги обменялись многозначительными взглядами.

— Заклятие Истинного владения, — заметил один из присутствующих, — или какой-то его вариант. Дарренд помрачнел и ответил:

— Я провел испытания. Результат весьма расплывчатый. Это не обычная форма заклинания, но что-то очень близкое.

— Что же, — вмешалась рыжая, — это объясняет, почему никто, кроме Валдера, не мог обнажить меч. Теперь оружие нашло способ вернуться к нему, как бы случайно. Типичное проявление заклятия Истинного владения!

— Да, но заклятия очень странной формы, — стоял на своем Дарренд. — Крайне нездоровое.

— В заклятии Истинного владения, по-моему, всегда есть нечто нездоровое.

— Нет. В данном случае мы имеем дело с чем-то другим. Я сразу подумал об "Истинном владении", когда увидел, что никто не может обнажить клинок. Но я не обнаружил и следов использования золотого кольца. А как, по-вашему, может действовать заклятие Истинного владения, если во время заклинания не прибегали к силе золотого кольца?

Валдер ничего не понимал. Проснувшись совсем недавно, он чувствовал себя совершенно разбитым и желал одного — поскорее избавиться от меча.

— Не знаю, истинный я владелец или нет, но я бы предпочел, чтобы вы забрали наконец у меня этот меч и завершили свои исследования. Если вы вообще намерены это делать, — произнес он сердито и после некоторой паузы добавил: — сэр!

— Да, конечно, — Дарренд поспешно взялся за рукоятку.

Освободившись от Вирикидора и ножен, Валдер облегченно вздохнул:

— Сколько времени займут эти исследования?

Дарренд покачал головой:

— Не имею ни малейшего представления. Если повезет — к полуночи, если же нет — подлинный характер меча скорее всего так и не будет установлен.

— О… — Валдер покачал головой. — В таком случае желаю вам удачи, сэр.

С этими словами разведчик повернулся кругом и зашагал к своей палатке.

Теперь понятно, что рано или поздно либо меч отыщет к нему дорогу, либо его самого что-нибудь приведет к мечу.

Интересно, насколько все его будущее связано с Вирикидором? Можно ли снять заклинание или по крайней мере заклятие Истинного владения, чтобы кто-то другой пользовался мечом?

Дарренд смотрел ему вслед. Он еле сдерживался, чтобы не побежать за разведчиком. Нет ли у него срочных дел поблизости от палатки, в которой жил Валдер?

В раздражении чародей топнул ногой. Опять Истинное владение пытается возвратить меч его хозяину. Или, может быть, его рабу? С магическим мечом ни в чем нельзя быть уверенным. Он произвел простенькое контрзаклинание и зашагал в палатку-лабораторию.

Глава 13

Прошло четыре дня. Половину лагеря разобрали и отправили на север. Все это время Валдер наслаждался жизнью, получив положенные ему деньги и ожидая, пока чародеи закончат изучение свойств Вирикидора. Наконец после обеда к Валдеру явился посыльный и доставил его в магический круг.

Дарренд ожидал его в голубом с золотом шатре. Рядом с чародеем лежали Вирикидор и его ножны. Валдер уселся напротив и обратился в слух.

— Мы завершили исследования меча, именуемого вами Вирикидор, невзирая на его отказ находиться в чьих-либо руках, кроме ваших, и несмотря на многочисленные попытки возвратиться к вам. В заклинании, которому был подвергнут меч, кое-что так и осталось для нас тайной. Но основные параметры оружия установлены.

Валдер кивнул.

— Я обо всем доложил генералу. Вопрос о Вирикидоре пока еще не решен, но генерал сказал, что вы, как владелец меча, будете в свое время проинформированы.

— Очень мило с его стороны, — заметил Валдер с легким сарказмом в голосе.

— Безусловно. Итак, во-первых, заклятие Истинного владения. Меч действительно несет в себе один из вариантов данного заклятия, однако в его извращенной и весьма нездоровой форме. Заклятие Истинного владения и так достаточно неприятно, поскольку никому еще не удалось установить, кто кем владеет — личность объектом или объект личностью. В вашем случае положение еще хуже. Заклятие содержит в себе элементы саморазложения. Узы между Вирикидором и вами очень сильны, и они останутся таковыми на… на некоторое время. Прежде чем я подробнее остановлюсь на этом, разрешите мне прояснить некоторые другие вопросы.

Он сделал паузу, по-видимому, не зная, как лучше продолжить, и Валдер, желая помочь магу, спросил:

— Какие другие вопросы?

— Другие заклятия и чары — их в мече несколько, и они переплетены так причудливо… Я никогда не встречал ничего подобного Например, заклятие Эллрана, именуемое "Бессмертной анимацией" — отвратительные, неуклюжие, противоречивые чары. Этот безумный отшельник просто не имел права их использовать! Они необратимы — и больше того, они делают необратимыми все остальные заклятия. Именно анимация позволяет вашему мечу действовать по собственной воле. И она же не позволяет разрушить или снять другие наложенные на меч заклинания, если против них не использовать другие действительно самые мощные заклятия. Но и в этом случае возникает огромная опасность. Комбинация из анимации и "Истинного владения" связывает вас, вашу жизнь с мечом; нарушить эту связь — значит убить вас, потому что в любом случае это приведет к уничтожению меча.

Валдер смотрел на меч. Такого он не ожидал! И что бы там ни случилось, ясно одно — появление Вирикидора не останется мимолетным эпизодом в его жизни.

— Во всем этом, конечно, есть и светлые стороны, — продолжал Дарренд. — Например, вас нельзя убить. Вернее, поскольку теперь ваша жизнь заключена в мече, вас можно умертвить, только уничтожив Вирикидор. Но даже самому могущественному чародею не под силу хотя бы слегка повредить ваше оружие, не говоря уж о том, чтобы уничтожить его полностью. Анимация Эллрана действительно напоминает истинное бессмертие, которое она провозглашает. При определенных обстоятельствах сам меч может вас убить — я остановлюсь на этом чуть позднее, — но, насколько я знаю после всех исследований, кроме него, ничто во всем мире не способно сделать это.

— Что — это? — Валдер беспомощно заморгал. Он сомневался, что правильно понял Дарренда. Потрясение вывело его наконец из заторможенности, в которой он пребывал после смерти Фелдера.

— Вас, Валдер, невозможно ничем убить. Только клинком Вирикидора. Вы вообще не можете умереть как нормальный человек, если только кто-нибудь не ухитрится уничтожить меч.

— Уничтожить Вирикидор? — Валдер по-прежнему ничего не понимал.

— Никто и не собирается уничтожать меч. Вы, Валдер, будете жить до тех пор, пока не погибнете от клинка Вирикидора. Когда вы впервые вынули меч, вы сделали свой выбор.

Валдер молча ждал продолжения.

— Это вовсе не значит, что вы неуязвимы. Вас можно изувечить, можно пытать, ослепить, сделать глухим, свести с ума, превратить в калеку. Более того, вас можно изрубить в куски — но вы не умрете, пока вас не убьет Вирикидор. И это всего лишь часть отвратительных свойств, связанных с "Бессмертной анимацией".

Валдер потер виски:

— Значит, я не могу умереть?

— Как обычный человек — нет. Однако здесь имеется одна тонкость. Саморазложение чар. Вместо кольца, отлитого из чистого золота, необходимого при совершении заклинания Истинного владения, ваш отшельник использовал какой-то заменитель. Заклинание было с изъяном. Чары стали неполноценными. Вы не останетесь Истинным владельцем вечно. Вы можете использовать меч всего сто раз. Затем Вирикидор отвергнет вас, и вы, Валдер из Кардорета, окажетесь единственным человеком во всем Этшаре, неспособным обнажить этот меч. Тот "счастливец", который сделает это раньше других, станет новым владельцем. А когда это случится, вы будете первой жертвой Вирикидора. Новый владелец сможет обнажить меч только девяносто девять раз, после чего Вирикидор обратится против него. Третий владелец — девяносто восемь, и так далее, пока какой-нибудь несчастный дурачок не сделает это единожды и тут же погибнет. Чары полностью исчерпаются, и впредь у меча не будет Истинного владельца.

— Подождите, — Валдер был вне себя от злости, — значит, ничто и никто не может убить меня, кроме восставшего Вирикидора?

— Более или менее так.

— Но это же безумие! Как назвать такое заклинание?!

— Отшельники часто становятся безумными, — пожал плечами Дарренд. — Похоже, что этот вас сильно недолюбливал.

— И долго это будет продолжаться? Сколько лет я смогу прожить?

— Кто знает? Продолжительность вашей жизни, по-видимому, неограниченна. Непреодолимой потребности обнажать меч не существует. Оставьте его в ножнах, и теоретически вы будете жить вечно.

У Валдера отвисла челюсть. Он уставился на меч, затем на чародея. Нет, это уже выше его понимания! Он воюет не первый год и давно уже свыкся с мыслью, что может погибнуть в любой момент. Теперь все изменилось. Значит, подлый старикашка все же отомстил? Какое право он имел распоряжаться его жизнью?

А если его изувечат в бою?

— Я не хочу этого! Вы можете освободить меч от заклятия?

— Нет, — со вздохом ответил Дарренд, — и я не знаю никого, кто мог бы помочь вам. Ваш отшельник невероятно талантливый чародей. Он очень тесно увязал между собой заклинания. Чтобы снять чары, потребуется всего-навсего одно заклинание, но гораздо более мощное, чем объединенная сила всех наложенных на меч заклятий. Никто из живущих ныне чародеев не способен на такое. Для большинства заклинания четвертого порядка — предел, а "Бессмертная анимация" Эллрана обычно квалифицируется как заклятие восьмого порядка. Может быть, в один прекрасный день я сумею подняться на такую высоту, но и тогда мне не удастся распутать подобный клубок. Никто, кроме пожалуй, Фэндела Великого, не справился бы с такой задачей. — Неожиданно чародей замолчал, а его брови медленно поползли вверх. — Меня только что осенило: никто не знает, что случилось с Фэнделом. Может быть, он тот самый отшельник?

— Почему бы и нет? — устало вздохнул Валдер. — Вполне возможно.

— Скорее всего это не он, — отмахнулся от своего неожиданного предположения Дарренд.

— А другие способы, кроме этого невозможного контрзаклинания, есть?

— Не знаю. Ходят слухи о возможности полной ликвидации любых чар. Они якобы исчезают как пламя свечи, если на него дунуть. Но, по-моему, это чушь. Если бы такие способы существовали, северяне их давно бы уже открыли и использовали против нас.

Валдер тоже знал достаточно, чтобы не принимать всерьез такие нелепицы.

— Собственно, какие у вас причины для беспокойства? — сказал Дарренд. — Снимать чары незачем. Просто пореже вынимайте меч. Правда, вам придется постоянно держать его при себе. С объектом "Истинного владения" лучше надолго не расставаться. Если для того, чтобы найти вас, потребуется землетрясение или цунами, то, поверьте мне, вы получите и то и другое, со всеми вытекающими отсюда разрушительными последствиями. Это абсолютно безжалостное заклятие.

— О… — Валдер только что представлял, как он закапывает Вирикидор в укромном местечке, чтобы не думать, в который раз обнажаешь проклятый меч. В сотый, сто первый или девяносто девятый.

— Полагаю, что мы полностью исчерпали тему владения, — сказал Дарренд. — Теперь — об имени меча и о том, на что он способен. "Солдатобойца" или "Истребитель воинов" — скверный перевод. Вернее будет "Мужебойца". Мечу не важно, кто его жертва — солдат или штатский, это должен быть половозрелый мужчина.

— О… — Теперь ясно, почему меч не убил дракона и женщину. И колебался в бою с "шатра" — получеловеком.

— Кстати, слово "мужчина" в названии меча следует использовать только в единственном числе. Когда меч вынимают из ножен, он забирает только одну жизнь.

— Это я заметил, — вставил Валдер.

— Не сомневаюсь. Убивает он мгновенно. Как только вы обеспечиваете его жертвой. Учитывая это, вам следует проявлять чрезвычайную осторожность. Сдержать обнаженный меч трудно — он нуждается в убийстве. Пример — случай с преступником. В схватке с единственным противником-мужчиной он обеспечивает вам непобедимость, никто не сможет вас превзойти. Помимо анимации, которая делает всю основную работу, меч обладает еще тремя волшебными свойствами и рядом более мелких чар и колдовских трюков. Возможно, отшельник был безумцем, но его познания в магии поражают, и он не стеснялся их применять. Если этот человек сумел наложить такие чары после того, как его запасы были уничтожены, он мог бы здорово помочь нам с военными разработками.

— Он сказал, что уже отслужил свое.

— Значит, он или скрывал свои таланты, или развил их позже. Или его существование держалось в тайне. Иначе я бы услышал о нем.

— Он выглядел очень старым, — сказал Валдер. — Скорее всего его служба прошла еще до вас. Может быть, он и есть тот самый Фэндел Великий, о котором вы упомянули. Не знаю.

— Кем бы он ни был, вы получили весьма серьезное оружие. Я возвращаю его вам. Но помните всегда — с Вирикидором надо быть максимально осторожным.

Чародей протянул Валдеру меч и ножны.

— Познакомьтесь с Вирикидором получше, — сказал Дарренд, провожая глазами клинок, исчезающий в ножнах. — Вам следует знать все оттенки его поведения. Хорошо, что меч не обладает собственным разумом. Рефлексами — да; но я не смог обнаружить ни зачатков разума, ни прихотей, ни каких-либо специфических проявлений. Это весьма ценная и весьма могущественная вещь, но крайне опасная как для вас, так и для окружающих.

— Хорошо, сэр. — Валдер не был до конца уверен, что Дарренд старше его по званию, но говорил чародей так, что обращение "сэр" по отношению, к нему звучало вполне естественно.

— И берегите здоровье. Не будьте слишком самоуверенны. Изуродованному калеке смерть кажется благословением. И не забывайте, что вам предназначено умереть от этого клинка. Меч — ваш друг и он же ваш враг. Всегда помните это.

— Хорошо, сэр, — Валдер был убежден, что ничего не забудет.

— Я составил полный отчет о результатах своих исследований. Сейчас начальство решает, что с вами делать. Поскольку ваша прежняя часть расформирована, думаю, вы получите назначение здесь. Надеюсь, они найдут для вас и Вирикидора особое применение — попусту растрачивать выдающиеся таланты магического оружия непростительно.

— Да, сэр. — Валдер был так занят осмыслением услышанного, что не поинтересовался, в чем может заключаться особый характер его будущей службы.

— Мне кажется, генерал надеялся, что мы сможем создать несколько таких мечей, как Вирикидор — оружие, способное в рукопашной схватке уничтожить "шатра", производит сильное впечатление. К сожалению, никто так и не понял, как можно воспроизвести подобные заклинания, не убив при этом полдюжины людей, да и то без гарантии успеха. Так что, Валдер из Кардорета, похоже, вы обречены навсегда оставаться уникальной личностью.

Против уникальной личности Валдер не возражал:

— Так точно, сэр.

— Это все, — Дарренд махнул рукой в сторону выхода. Валдер поднялся и, откинув полог шатра, шагнул в солнечный день.

Глава 14

Валдер сидел на койке и медленно приходил в себя. Чародей говорил очень убедительно, но разведчика мучили неясные воспоминания, суть которых состояла в том, что магический анализ заколдованного оружия не всегда оказывался точным. В сумраке палатки он снова принялся рассматривать Вирикидор. Таинственное магическое оружие, делающее своего хозяина бессмертным! Если хозяин, конечно, не станет обнажать клинок слишком часто. Около сотни раз, сказал чародей. Выйдя из болот, он обнажал его три, нет — четыре раза. Наблюдатель на побережье, мастер фехтования, "шатра" и преступник. Значит, осталось девяносто шесть раз. Вполне приличный запас. Мало кто за все время службы встречался в рукопашном бою с сотней врагов, не говоря уж о том, чтобы убить такое количество. Валдер прослужил шесть лет. Прикончил ли он хотя бы одного северянина?

Правда, теперь он уникальная личность, которую вот-вот озадачат специальным заданием. Специальное задание! Даже звучит неприятно. Что же они могут придумать?

Инструктором по фехтованию его точно не сделают. Часовым или охранником пленных тоже. Если, конечно, не прикажут носить второй меч, что будет, мягко говоря, неудобно.

Пожалуй, из него мог бы получиться замечательный палач, но именно это означало бы попусту растратить могущество Вирикидора. Кроме того, он решительно против такой роли. Убивать своих соотечественников? Еще хуже, если это будут беззащитные пленники. Тут он, правда, напомнил себе, что в течение многих столетий в армии не рубили голов. Фелдер был исключением. Серьезных преступников — убийц и дезертиров — обычно вешали. От мечей люди гибли только в битвах.

Теперь Валдер попытался рассуждать логически. Магические свойства Вирикидора направлены на то, чтобы сохранить ему жизнь и уничтожить врагов — по одному за раз. Его начальники скорее всего пожелают, чтобы он убивал вражеских солдат. Из этого следовал неопровержимый вывод: Валдера направят убивать вражеских солдат.

А как же насчет специального задания? Хорош он будет в бою, если после каждого убийства ему придется вкладывать меч в ножны!

Валдер вздохнул и сдался. Специальное задание наверняка будет опасным и неприятным и ему придется с этим смириться. В конце концов из любого положения можно найти выход. Нет никакого смысла отравлять свое существование, беспокоясь раньше времени.

С этой благостной мыслью разведчик улегся и моментально заснул.

Во сне он сейчас же увидел огромные руны на ослепительно белой стене. "Это сновидение подарила Вам Шарассин из Шана". Валдер знал, что сейчас руны действительно начертаны где-то на стене, и ничуть не сомневался в их реальном существовании. Как только он все прочитал, руны задвигались и легли в новую надпись: "Сны и магические контакты за весьма умеренную цену".

Вскоре рекламное объявление исчезло, и перед ним осталась совершенно чистая, белая каменная стена.

— Привет, Валдер, — прозвучал откуда-то сзади знакомый голос.

Валдер обернулся.

Он оказался в библиотеке. Стены из необработанного серого камня. Полки, набитые книгами и свитками. Потолок был деревянный, а пол покрывали каменные полированные плиты. В центре помещения стоял большой дубовый стол. На нем, болтая ногами, восседал симпатичный молодой человек, которому, по-видимому, не исполнилось еще и двадцати лет. Ну, конечно! Танделлин сын Ландина — прежний товарищ по оружию!

— Мне сказали, что ты жив, но я решил убедиться лично, — подмигнул Танделлин.

— О тебе мне сказали то же самое, — улыбнулся Валдер. — А я уж было решил, что остался совсем один. Во сколько же тебе обошлось это свидание?

— Не очень дорого. Шарассин — мой хороший друг. Пришлось раздобыть для нее некоторые магические ингредиенты и дать ей несколько флаконов крови. Кстати, одним из ингредиентов оказалась сковорода из кованого серебра — цени!

— Ценю, очень ценю, — поторопился ответить Валдер. — Сколько у нас времени?

Танделлин пожал плечами:

— Не знаю. Наверное, пока ты спишь.

— Значит — много. Я только что уснул. Вернее, мне так кажется. Ты же знаешь, как бывает с этими снами.

— В таком случае не будем тратить времени. Расскажи-ка, что с тобой случилось. Мы думали, что северяне захватили тебя, когда неожиданно атаковали лагерь.

Валдер с удовольствием принялся описывать свои подвиги. Не очень серьезно и подчеркивая комические моменты. Наконец-то его слушал друг, а не следователь.

Закончив, он поинтересовался:

— Ты-то что делал все это время?

— Когда началась атака, я сидел в лагере, поэтому сперва оказался там же, где и все остальные. С самого начала у нас не было никаких шансов. Капитан Лоррет послал за подкреплением. Он отобрал самых молодых, потому что они могли быстрее бежать. Я был последним, на кого он указал. Капитан приказал мне двигать прямо сюда — в крепость генерала Гора. По пути я настолько вымотался, что у меня не осталось сил, чтобы вернуться и драться. С тех пор здесь и обретаюсь. Когда северяне добрались сюда, я был в отряде лучников. Мы стояли на стене над главными воротами. Кроме того, я тоже близко познакомился с чародейством. Правда, околдованным оказался не мой меч, а мое сердце. Вернее кое-что пониже. Тебе надо будет обязательно познакомиться с Шарассин. Ты не представляешь, какая она… впрочем, ты сам увидишь.

Да, Танделлин не меняется! Впервые за последние три месяца Валдер рассмеялся. Ему давно уже не было так хорошо. Приятно узнать, что кто-то все еще помнит о тебе. Валдер много лет назад утратил все семейные связи; друзья появлялись и исчезали. Танделлин был единственным человеком, затратившим силы и средства, чтобы вновь отыскать его.

Он спросил об остальных товарищах и был потрясен. Кроме них почти никого не осталось в живых. После этого беседа завертелась вокруг последних крепостных сплетен.

Едва Танделлин высказал непристойное предположение, почему генерал Гор до сих пор не женат, как Валдер почувствовал, что его трясут за плечо. Стены библиотеки потемнели и стали расплываться.

— Я, наверное, просыпаюсь.

— Да, похоже. Ну, не пропадай! — успел ответить Танделлин, и библиотека исчезла.

Разведчик открыл глаза. Над ним склонились два суровых солдатских лица, еле различимых в тусклом зловещем свете единственной затененной лампы.

Валдер огляделся. Радлер и Корл молча взирали на происходящее, Тезра спал без задних ног.

— Пошли, — приказал один солдат голосом скрипучим, как несмазанное колесо.

Валдер выразил согласие неопределенным звуком и, скатившись с койки, поднялся на ноги, ухитрившись не зацепиться Вирикидором. Он попытался пригладить взъерошенные волосы и привести в порядок одежду, но солдаты вежливо убедили его не беспокоиться и, крепко взяв разведчика за локти, мягко, но напористо выпроводили его из палатки.

Валдер не задавал никаких вопросов и повиновался без промедления. Он понял, что сейчас узнает, в чем заключается предназначенное для него особое задание.

Солдаты молча привели его к ничем не примечательной палатке, втолкнули внутрь, а сами исчезли в ночи.

Валдер очутился лицом к лицу с двумя обитателями палатки — высоким офицером с каштановыми волосами и маленьким бледным человечком в штатском.

— Я — капитан Эндарим, — представился офицер. — Вы — Валдер из Кардорета?

Валдер ответил утвердительно, назвав себя по всей форме.

— Прекрасно. Похоже, что мы придумали, как с вами поступить.

Поскольку данное заявление, очевидно, не требовало ответа, Валдер промолчал. Он придал своему лицу вежливо-заинтересованное выражение и посмотрел на бледного, ожидая, что тот тоже представится. Представления не последовало.

— Дарренд и другие объяснили мне кое-что о возможности вашего меча, — начал офицер. — Они также принесли клятву перед теургом в том, что сами не способны продублировать ваше оружие. Это означает, что вы являетесь уникальной возможностью, которую непозволительно растрачивать впустую.

— Так точно, сэр. — Значит, из уникальной личности его разжаловали в уникальную возможность. Все это звучало так грубо по сравнению с милой магической болтовней с Танделлином.

— Мы тщательно продумали вопрос, как вас рациональнее использовать. Участие в Обычных сражениях было бы пустой тратой магических сил. Для того чтобы действовать эффективно, вам пришлось бы постоянно вынимать меч и тут же отправлять его обратно в ножны. В промежутке вас могут убить.

— Так точно, сэр. — Какое глубокомысленное замечание! Самодовольный капитан ничего не знает о бессмертии, которым меч одаривает своего владельца. Однако его могут покалечить, а этого Валдеру хотелось меньше всего. Так что в общих чертах капитан был прав.

— У вас огромный опыт в деле рекогносцировки. Вы продемонстрировали хорошую способность выживания в тылу врага. Насколько я понимаю, вы без труда и очень быстро можете убить любого человека. Мне доложили, что меч даже в какой-то мере защищает вас, хотя мне это не совсем понятно. В любом случае вы идеально подходите для схваток с отдельными бойцами. Поэтому мы решили, что существует единственный род деятельности, полностью отвечающий вашим талантам. Мы намерены направить вас на охоту за теми, кто облечен властью. Генералы, колдуны, члены правительства и так далее. Устранение одного такого человека значит намного больше, чем истребление десятков, а порою и сотен вражеских солдат. Вы успеваете следить за ходом моих мыслей?

Валдер очень внимательно следил за ходом его мыслей.

— Значит, вы хотите, чтобы я стал убийцей?

— Это, конечно, очень грубое слово, но общую идею вы уловили верно.

— Я не…

Эндарим не дал ему закончить:

— Прежде чем вы продолжите, я хочу сказать вам, что эта работа оплачивается очень щедро. Начальное денежное довольствие приравнивается к капитанскому. И оно будет непрерывно расти. У вас не будет никаких других обязанностей. Когда вы не работаете — все время принадлежит вам.

— Дело совсем не в этом, — сказал Валдер. — Я просто не смогу справиться с этой работой. Я понятия не имею, как найти людей, которых вы хотите убить, и вообще мне не нравится идея убивать…

— Естественно, никому не нравится убивать, — прервал его Эндарин. — Но мы на войне, солдат. Чем больше ущерба мы нанесем северянам, тем меньше вреда они причинят нам. Убив одного лишь вражеского колдуна, ты спасешь жизнь десятку своих товарищей! Что касается технических вопросов — наши чародеи помогут тебе. Мы и раньше прибегали к услугам убийц. Определение цели и доставка нашего человека в нужный район никогда не представляли особой трудности. Самая тяжелая задача — пробиться через личную охрану и вернуться живым. И здесь ваш меч будет незаменим.

— Я…

— Послушайте, Валдер. Нам сейчас очень нужен убийца. Для выполнения этой работы мы предпочитаем добровольцев, но вы — исключительный случай. Если потребуется, я могу приказать. Здесь побывало уже много народу, но вы — самый многообещающий кандидат. Будет лучше, если вы приступите к службе по своей воле. Однако требовать этого мы не можем. Если же вы откажетесь выполнять приказ, нам придется прибегнуть к иным мерам воздействия.

— Следовательно, вы приказываете мне, сэр?

— Нет. Пока нет. Послушайте, попытайтесь разок и тогда решайте окончательно. Если работа покажется вам совсем невыносимой, мы, возможно, подыщем вам что-то другое. Но помните, магический меч не дает вам никаких привилегий. Так или иначе вам придется вступать в бой и убивать.

— Я согласен, сэр. — Валдер больше не сопротивлялся. Ему оставалось повиноваться или дезертировать. Нет, только не дезертирство. Разведчик на собственном опыте знал, что северяне безжалостны. Их целью было уничтожение Этшара. Он любил свое отечество и народ, хотя, по совести говоря, ему мало довелось видеть и то, и другое. Армия — вот единственное, что он знал. В шестнадцать лет Валдер стал солдатом. Здоровый молодой человек из Этшара не мог поступить иначе; В другое место его просто не приняли бы. Итак, выбора нет. Он часто повторял, что всегда из любого положения можно найти выход. Сейчас никакого выхода Валдер не видел.

— Хорошо, — сказал капитан. — Очень хорошо. Завтра будет подписан приказ, и вы начнете получать оплату согласно своему новому положению.

— Я понял, сэр.

— Да, Валдер, и еще кое-что. На вашем месте я бы не стал распространяться. Во-первых, не будет ничего хорошего, если другие узнают, что мы прибегаем к услугам убийц. Во-вторых, лично вам это только повредит. Поначалу ваша работа покажется всем захватывающей и романтичной, но убийцы… как бы это сказать? Не пользуются популярностью. Их присутствие заставляет людей нервничать.

— Я это учту, сэр.

Теперь понятно, почему его привели сюда ночью. Использование армией Этшара убийц должно оставаться в тайне.

— Если кто-то поинтересуется, то вы теперь — помощник чародея.

— Хорошо, сэр.

— Великолепно. Приступайте немедленно. Келдер скажет вам, что надо делать.

Капитан махнул рукой, и Валдер с любопытством повернулся к штатскому.

— Пойдемте, — голос маленького человечка прозвучал неожиданно мягко.

Валдер пригляделся, Келдер был среднего телосложения, с необычно жиденькой бороденкой и усиками. С редковатыми волосами неопределенного цвета. Кожа отличалась нездоровой бледностью. Скромная одежда из неброского материала. На поясе обычный армейский меч, похожий на Вирикидор.

Кто такой этот Келдер? Валдер посмотрел на капитана, но тот уже изучал пачку каких-то документов. Пожав плечами, разведчик молча повиновался.

Миновав стойла драконов, они вышли в городок маркитантов. Несмотря на поздний час, виноторговцы и шлюхи продолжали усердно трудиться. Основной лагерь лежал в полной темноте, зато здесь почти все палатки были залиты ярким светом. Некоторые украшали разноцветные фонари. Откуда-то доносилось пение, и Валдер чуть не упал, споткнувшись о двух валяющихся в пыли солдат, упившихся до потери сознания.

У границы городка солдатских жен, который днем помимо всего прочего был еще и рынком, Келдер молча нырнул в крохотную палатку. Такой неожиданный конец пути застал Валдера врасплох. Но, чуть помедлив, он тоже вошел внутрь.

Усевшись прямо на земляном полу — в крошечном помещении не было даже кровати, ее заменял простой стеганый матрас, — Валдер не выдержал:

— Кто вы такой, черт побери?

— Меня зовут Келдер, — доверительно сообщил штатский. — Ни отца, ни места рождения, ни прозвища — просто Келдер. Я — шпион.

Валдер не поверил. Может быть, коротышка шутит?

— Вполне серьезно, — продолжал Келдер. — Я шпион. По правде говоря, я возглавляю систему шпионажа на всем фронте. Но это, к несчастью, пока пустой звук. Системы, достойной какого-либо упоминания, не существует. Генерал Гор прислал меня навести порядок в этом деле, и я прибыл как раз вовремя, чтобы услышать о вас и о вашем мече. Вам, возможно, будет любопытно узнать, что в настоящее время семь чародеев и две волшебницы заняты поисками вашего таинственного отшельника. Целая команда теургов круглые сутки возносит молитвы богам, запрашивая информацию о его местонахождении. Мы отнеслись к вашему рассказу весьма серьезно. Кроме того, на север будет послана поисковая партия. Чародей, шутя производящий заклинания восьмого порядка, достоин некоторой затраты сил. К сожалению, у нас их немного. Однако в любом случае у нас остаетесь вы и ваш Вирикидор.

Валдер молча смотрел на Келдера. Тусклый свет пробивался снаружи сквозь полотно.

— Полагаю, сейчас вы подавлены. Вы, простой разведчик из забытого начальством и богами отряда, оказались втянутым в водоворот странных событий. Чародеи, шпионы и убийцы. Такое в жизни случается. Я хотел бы дать вам больше времени на адаптацию, но, боюсь, у нас его просто нет. Я немного подучу вас, и вы сразу начнете действовать. Если вам повезет, через десять дней, считая сегодняшний, вы убьете Главного колдуна Северной Империи на Западном фронте.

Валдер поперхнулся.

— Позвольте мне выразиться яснее, — успокоил его Келдер. — Через десять дней вы предоставите Вирикидору возможность ликвидировать Главного колдуна наших врагов на Западном фронте. — Он улыбнулся и закончил: — Вы принесете огромную пользу, Валдер.

Валдер очень сомневался, но спорить не стал. В конце концов он просто провалит дело, и командиры будут вынуждены дать ему другое задание. Связываться с колдунами? Надо же такое выдумать!

Девятью ночами позже Валдер стоял над мертвым телом Главного колдуна Северной Империи и с трудом верил своим глазам.

Глава 15

Первые пять убийств последовали одно за другим. Каждый раз Келдер объяснял ему, где найти и как узнать жертву. Каждый раз один или два чародея доставляли его в район операции. И каждый раз, достигнув цели, он добирался домой без серьезных ранений. Двое из пяти убитых были колдунами, о трех остальных он ничего не знал.

Вирикидор прикончил всех не раздумывая. Валдер был приятно удивлен, обнаружив, что колдуны умирают, как и все нормальные люди. Он-то ждал, что они станут вести себя, как "шатра", — хвататься за меч или вытворять что-нибудь похлеще. Однако его опасения не оправдались, и Вирикидор спокойно резал им глотки.

Нельзя сказать, что все протекало без сучка и задоринки. У одного колдуна оказался гнусного вида металлический талисман, который плюнул огнем и сильно опалил левую руку убийцы. Прикончив жертву, Валдер захватил его с собой, подарил Дарренду и с тех пор никогда не видел этой неприятной вещи.

После пятой миссии его оставили в покое на целое шестиночье.

Вечером шестого дня он валялся на койке, уставясь в темный парусиновый потолок. Покалеченная колдуном левая рука ныла тупой болью, несмотря на эффективное целительное заклятие. Эта боль и последствия скверного ужина, залитого ушкой, не давали Валдеру сосредоточиться.

Кстати, и ушка оказалась совершенно отвратительной. Она была местного производства и сильно разбавлена водой. Это пойло стало основным солдатским питьем. Вина не хватало, и оно баснословно подорожало.

Надо сказать, не хватало не только вина. Солдатский ужин стал очень скудным. Войска все чаще самостоятельно добывали себе продовольствие, а прерии и леса были весьма бедными поставщиками. Чтобы сэкономить запасы провизии, с патрулей, возвращающихся в лагерь, не снимали чар Постоянной сытости. Это происходило еще и потому, что в армии оставалось все меньше и меньше чародеев, способных восстановить заклятие, когда солдатам наступало время вновь отправляться в обход.

Казалось, все ресурсы армии уже на исходе. Магическая помощь в проведении убийств ночь от ночи менялась в зависимости от того, какой чародей был свободен. Дело дошло до того, что в лагере не осталось ни единой волшебницы. От своих товарищей Валдер слышал, что целые полки шли в бой безо всякой магической поддержки. Лагерь опустел, и Валдер сомневался, что на фронт поступают подкрепления.

Может быть, война действительно близится к концу? Это казалось невероятным. Но так же невероятным казалось и то, что истощенная армия способна сражаться дальше.

Что произойдет, если война действительно окончится? Что с ним станет? Что делать с жизнью, которая может продолжаться вечно?

Об этом Валдер решил не задумываться. Никому не дано знать, когда он умрет. Ему это тоже неизвестно. Для него просто установлены несколько иные правила игры.

Но так или иначе остается вопрос: как он распорядится своей судьбой, будь то обычная человеческая жизнь или вечность?

Валдер точно знал, чего не хочет. Он не хочет больше никого убивать. Если будет заключен мир, он никогда больше не обнажит Вирикидор.

Приключений разведчик пережил более чем достаточно. Три месяца скитаний в глуши и пять операций в должности убийцы. Теперь ему хотелось где-нибудь тихо осесть, возможно, с семьей. Нет, не на ферме — копание в земле не для него. Может быть, завести лавку? В торговле он ничего не смыслил, но эта идея казалась ему заманчивой.

Голова раскалывалась. Валдеру пришлось напомнить себе, что он еще солдат и что война продолжается. Скорее всего война продолжится и после его смерти, даже. если он умрет в весьма преклонном возрасте. Перспектива вечной жизни была чересчур невероятной, ведь за годы службы он свыкся с мыслью, что его могут убить в любой момент.

Если война не закончится, ему еще служить и служить. К демобилизации ему стукнет сорок шесть — в два раза больше, чем сейчас. Некоторые и в таком возрасте ухитряются сохранить здоровье и силы. Генералу Анарану, например, под пятьдесят, а он, по слухам, еще в прекрасной физической форме. Вдруг Валдеру тоже повезет и после расставания с армией ему хватит энергии, чтобы начать новую жизнь? Правда, армия сразу предлагала таким людям повышение в чине или другие блага, только бы они остались на службе. Но Валдер решил, что не будет идиотом и не попадется на эту удочку. Он снимет форму и откроет где-нибудь торговлю. Винную. Забросит Вирикидор в самую дальнюю кладовую и забудет о нем навеки. А может быть, он просто наймется к какому-нибудь богатому торговцу. В тылу постоянно не хватает работников-мужчин. Преимущество в наборе всегда имела армия.

Всю свою жизнь Валдер следовал чьим-то приказам — вначале родителей, а затем офицеров. Выполнять распоряжения торговца ничем не хуже, зато он будет избавлен от риска и ответственности за собственное предприятие.

С другой стороны, вечные приказы — тоже не радость. Служить еще двадцать лет, и не известно, каким он станет, когда уволится из армии. Люди меняются, заключил он, и я в том числе.

Едва он успел прийти к этому глубокомысленному выводу, полог палатки откинулся, и вошел Келдер.

Изумленный Валдер начал подниматься, но Келдер остановил его:

— Можете лежать.

Валдер облокотился на подушку, глядя снизу вверх на начальника шпионов.

— Можно я присяду? — вежливо поинтересовался Келдер.

Валдер кивнул на свободную койку, и пока Келдер устраивался, усиленно ворочал мозгами. Что происходит? Затянувшийся отдых подошел к концу и его направят убивать очередного северянина? Но в таких случаях исполнителя всегда вызывают в логово Келдера либо в палатку капитана Эндарима. Изменение установленного порядка могло означать что угодно. Может быть, именно сейчас начать протестовать и заявить о своем несогласии работать убийцей? Правда, после пяти успешно проведенных операций никто не примет его жалобы всерьез.

Эти люди даже не представляют, как страшно становится во вражеском лагере, или городе от мысли, что тебя вернут домой только после успешной операции или серьезного ранения. Он вовсе не был героем. Он ненавидел даже мысль о боли и совершал убийство быстро и четко лишь ради того, чтобы как можно скорее вернуться в лагерь.

Келдер знал его точку зрения, но продолжал регулярно посылать на задания.

Вместо того чтобы высказать все, что у него накипело, Валдер вяло произнес:

— Я уже начал волноваться, не Случилось ли с вами что-нибудь?

— Я был в отъезде, — ответил Келдер, — теперь вернулся. У меня для вас новый приказ.

— Новый приказ?

— От генерала Гора. Я ему все доложил, и он полагает, что здесь ваш талант растрачивается впустую.

Валдер старался понять, хорошо это или плохо. Службу свою он ненавидел, но работа, придуманная для него генералом Гором, могла оказаться похуже.

Он подавил волнение, возникшее от мысли, что генерал Гор вообще думает о нем. Гор командовал всеми сухопутными силами Этшара к западу от бассейна Великой реки. Он был одним из самых могущественных людей страны наряду с Анараном, Терреком, Азрадом и, возможно, теперешним гражданским (кто бы он ни был) главой государства.

— Что именно генерал Гор хочет от меня?

— Понятия не имею. Приказ гласит, что вас переводят. В той же должности и звании в личный штат генерала Гора. Приказ вступает в силу немедленно. Мне сдается — это всего лишь моя догадка, и я буду решительно отрицать, что высказывал ее, — наш блестящий командующий ничего не имеет против вашей деятельности. Он недоволен лишь выбором целей.

— Значит, опять убийства?

— Думаю, так.

— А если я откажусь?

— Не глупите, Валдер. Это будет рассматриваться как государственная измена.

— Проклятие, Келдер! Я не хочу быть убийцей! Во время операций я умираю от страха. Кроме того, меня просто тошнит от этого занятия.

— Бывают времена, когда меня тошнит от самого себя.

— Против шпионажа я ничего не имею. Может быть, мне заняться им?

— Не исключено, что им вы и займетесь. Я ничего не могу сказать. Я передал вам содержание приказа и доставлю вас в штаб Гора, на побережье. Сейчас слишком поздно. Отправимся на рассвете.

— Но… — аргументы Валдера подошли к концу. Келдер печально улыбнулся:

— Я искренне сочувствую вам, Валдер. Но у вас нет выбора. Этот отшельник на всю жизнь посадил вас в клетку. Мы не имеем права не использовать открывшиеся возможности.

Валдер с отвращением посмотрел на Вирикидор, преспокойно висевший у изголовья койки.

Келдер поднялся:

— Мы отправимся на рассвете.

Валдер кивнул, но в глубине души пожелал, чтобы рассвет никогда не наступил.

Однако солнце взошло как всегда, и они отправились в путь.

Правда, потом Валдеру пришло в голову, что слова "отправились в путь" в данном случае были не совсем уместны. Келдер провел его в магический круг, в небольшой шатер цвета лаванды. Шатер был совершенно пуст, если не считать прекрасного гобелена, выглядевшего абсолютно нелепо в военном лагере. Узорно обрезанная нижняя кромка лежала на земляном полу. На гобелене была изображена каменная терраса какой-то крепости, стоящей на берегу моря.

Келдер спокойно шагнул в гобелен, потянув за собой Валдера.

К изумлению, Валдер обнаружил, что они стоят на стене прибрежной крепости генерала Гора. Свежий соленый ветерок коснулся его ноздрей, и Валдер начал жадно вдыхать его полной грудью. Запах моря! А в лагере генерала Караннина воняло, как в стойле дракона. Заливая светом каменные стены, вставало солнце. Гребни волн отливали золотом.

Валдер обернулся, чтобы посмотреть на лавандовый шатер, но увидел верхний двор крепости.

— Вас занимает гобелен? — спросил Келдер. — Он действует на заклинаниях двенадцатого порядка. Первоклассному чародею понадобился ровно год, чтобы добиться нужного результата. Штука чрезвычайно удобная. Чтобы гобелен действовал безотказно, в крепости внимательно следят, чтобы в этой части стены ничего не менялось. Но здесь, бесспорно, имеется существенный недостаток. Движение только одностороннее. Гобелен остался вне нашей досягаемости. Чтобы воспользоваться им еще раз, следует переместиться в исходный пункт. Я хотел доставить вас как можно быстрее — а быстрее гобелена средства просто нет, — поэтому попросил разрешения им воспользоваться. Сегодня он оказался свободен, и вот мы здесь!

Валдер на всякий случай пощупал стену: уж не оптический ли обман?

— О… — вырвалось у него против воли, но затем неожиданно возник вопрос: — Почему вы ждали рассвета, ведь гобелен действует мгновенно?

— Потому, что море и стена изображены на нем после рассвета. В любом случае мы прибыли бы утром. А я предпочитаю добрый ночной сон заточению в некем магическом лимбо. Ни вы, ни я ничего бы не заметили. Перемещение показалось бы нам мгновенным, но на самом деле ночные часы пропали бы. Однажды мне пришлось пойти на это, и я несколько дней не мог адаптироваться. Погода, кстати, тоже влияет на действие гобелена — мы потеряли бы и день, и два, если бы она здесь испортилась.

— Я никогда раньше не слышал об этих штуках.

— Конечно, нет. Это же военная тайна. Только членам Гильдии чародеев и высшим офицерам известно о подобных разработках прикладной магии. Вы не поверите, узнав, что может свершить магия.

— А могут чародеи соткать и другие гобелены?

— Другие гобелены есть. А на новые сейчас ни у кого нет времени.

Валдер наконец пришел в себя, и к нему вернулась способность ясно мыслить.

А если через такие гобелены засылать убийц или забрасывать целые подразделения в тылы противника? Может быть, прямо во вражескую столицу!

Келдер вздохнул:

— В теории все прекрасно. Но на практике… Чародей, работающий над гобеленом, должен смотреть на сцену, которую он изображает. Если картина будет неточной, пусть даже в самых мельчайших деталях, гобелен может занести вас черт-те куда. Но посадить чародея посреди вражеской столицы невозможно. Хорошенько рассмотреть то, что происходит за линиями обороны врага, — тоже. Конечно, у нас есть Магические кристаллы, но для изготовления подобных гобеленов они не годятся. — Немного помолчав, он закончил: — Пока.

Глубже Валдер решил не копать и оглядел крепостные сооружения. В штабе он никогда не был, крепость видел только снаружи. Да! Где-то здесь должен быть Танделлин!

Крепость впечатляла. Мощные каменные стены с узкими бойницами. Широкие террасы. Высоченные узорные башни. Внешние обводы были такими крутыми, что Валдер со своего места не мог увидеть их основания. Перегнуться через край посильнее и заглянуть вниз желания не возникало; от высоты у него кружилась голова.

Цитадель стояла на поднимающемся из моря утесе, который возвышался над расколотыми веками и штормами скалами. Валдер прекрасно помнил, как все это выглядит со стороны.

За стеной, на которую их перенес гобелен, тянулся необыкновенно длинный крепостной двор. Десятки, а может быть, и сотни людей занимались там своими делами. Мужчины точили мечи и упражнялись в фехтовании. Женщины сушили белье и возились у огромных очагов. Там и сям были видны группы оживленно беседующих обитателей крепости. Далеко в северном углу стены двое часовых внимательно вглядывались в синеву моря. На южном углу притулилось небольшое сторожевое помещение, которое скрывало от глаз вторую пару часовых.

— Итак, — начал Келдер, — если вы достаточно насладились ландшафтом, я могу сообщить вам, что у нас назначена встреча с представителем генерала Гора — капитаном Дамери. Он должен найти для вас помещение и дать очередное задание.

— О… — без энтузиазма протянул Валдер. Его совершенно не интересовали очередные задания, и даже одно упоминание о них сразу лишило раскинувшийся перед ним вид всякого очарования.

Келдер сделал вид, что он ничего не слышал, и повел своего подопечного вниз. Они пересекли двор, миновали вестибюль и коридор, еще раз спустились по лестнице и, пройдя зал и приемную, оказались, наконец, в комнате со стенами, сплошь уставленными шкафами. Валдер изумился, увидев через узкую бойницу море. Ориентироваться в этом лабиринте он и не пытался, но все же думал, что они сейчас где-то в глубине крепости, недалеко от пристаней, и уж никак не на внешней стене, выходящей к открытому морю.

Здесь их уже ждали. Маленький седоволосый человек, скрючившийся на высоком табурете, указал им на низкие неудобные стулья. Судя по всему, коротышке доставляло удовольствие смотреть на посетителей сверху вниз.

— Вы — Валдер? — спросил он резким писклявым голосом.

Валдер утвердительно кивнул.

— А это — Вирикидор?

— Так точно.

— И он работает так, как утверждает Дарренд?

— Похоже на то.

— Прекрасно. В таком случае мы хотим, чтобы вы, убили императора северян.

Валдер в немом изумлении уставился на пискуна.

Тут же вмешался Келдер:

— Вы, видимо, шутите!

Седоволосый усмехнулся:

— Может быть, и нет. Если мы сможем до него добраться, он будет наилучшей целью. Насколько я понимаю, этот меч — нечто особенное. Возможно, против него враги не сумеют найти защиты. А пока все наши попытки тщетны. — Он вздохнул. — К тому же мы не знаем, где скрывается император. Поэтому, Валдер, нам придется направить вас против той цели, местонахождение которой нам известно. У вас есть какие-нибудь вопросы?

— А?.. — довольно тупо произнес Валдер, стараясь потянуть время, чтобы успеть сообразить. — Вы знаете, наверное, что через некоторое время меч обратится против меня.

— Да, конечно, но до этого вам еще далеко. Дарренд сказал, что в запасе у вас около сотни убийств, а вы пока использовали меч… раз пять, наверное? — Семнадцать, — поправил его Валдер.

— Так много? Но ничего. Восемьдесят три плюс минус два убийства — этого вполне достаточно.

Валдер вдруг почувствовал себя ужасно несчастным, но он ничего не мог возразить. Прежде чем он собрался с мыслями, седоволосый взмахом руки дал понять, что аудиенция закончена.

— Мы известим вас, когда потребуется. А сейчас мой секретарь покажет вам дорогу.

Валдер открыл было рот, но Келдер зашикал и вытащил его из комнаты.

Глава 16

Пока Валдер сидел в крепости, жизнь наемного убийцы на службе у генерала Гора вполне его удовлетворяла. Пища была обильной и сытой. Она существенно отличалась от скудного рациона в лагере генерала Караннина. Правда, здесь, по мнению Валдера, слишком пичкали рыбой. Вымощенные камнем полы крепости казались совершенно сухими. Большая часть их была покрыта коврами, тростниковыми матами или по крайней мере рубленой соломой. Это скрадывало шаги и сохраняло тепло. Ему даже отвели собственную комнатушку с узким окном-амбразурой. Через эту щель поступал свежий воздух, когда солнце занимало соответствующее положение, немного света. Валдер не мог выглянуть из амбразуры наружу — она находилась в восьми-девяти футах от пола, но все же решил, что отверстие смотрит на юго-запад.

Он получил новое обмундирование — серый с черным плащ и черный килт, которые указывали на то, что облаченный в них человек принадлежит к личному штату генерала Гора и выполняет специальные задания командующего. Это одеяние больше подходило для тайных ночных вылазок, а в дневное время обладало некоторой вызывающей элегантностью. Однако Валдеру новая форма не нравилась. Прямо как у северян. Он неохотно появлялся в ней на людях, пока не увидел, что эти цвета носят и некоторые другие обитатели крепости, включая самого Келдера.

Валдер быстро открыл для себя, что новая форма обладает еще одним бесспорным преимуществом — она притягивала женщин. Разведчик не знал, какие специальные задания дает своим людям Гор и почему форма оказывалась столь завлекательной для особ женского пола, но факт оставался фактом. Женщины, которые совсем не обращали на него внимания, когда он носил свой старый зеленый килт и побитую кирасу, теперь бросали на Валдера хищные взгляды и искали возможности завести разговор. Что ж, спрос рождает предложение. В любой момент его могли направить на дело, с которого он не вернется или вернется искалеченным. Валдер не связывал себя длительными обязательствами, а уделял время от времени часок-другой самой хваткой или самой симпатичной молодой даме. Встреча, как правило, происходила на ее территории.

Валдер надеялся, что он не разочаровывает этих похотливых куриц и что черно-серая униформа не слишком завышает их требования к облаченному в нее нормальному мужчине.

Он провел в крепости почти целый день, прежде чем разыскал Танделлина. Солдатские казармы оказались довольно далеко, но покончив с первоначальным обустройством своей комнатки, Валдер сразу направился на поиски бывшего товарища по землянке.

Танделлин, как и всякий гарнизонный солдат, постоянно находился в крепости. Шесть часов он стоял на посту и еще шесть выполнял мелкие поручения. Задания следовали одно за другим, однако на следующий же вечер после прибытия Валдера Танделлин сумел выкроить часок, чтобы спокойно выпить и поболтать с приятелем.

После традиционных тычков под ребра и похлопывания по спине Валдер спросил:

— Как идут дела? Все еще работаешь на волшебницу?

— Шарассин? Уже нет.

Ответ показался Валдеру слишком кратким.

— Что случилось?

Танделлин криво ухмыльнулся:

— Если тебе так уж хочется все знать, пожалуйста: Шарассин выяснила, где я провожу свободное время, когда она на дежурстве. Ей это не понравилось. В любом случае несколько дней назад ее перевели в другое место.

Теперь ухмыльнулся Валдер:

— О, значит, ты как-то не так проводил свободное время? А может быть, это "не так" происходило всегда в одном и том же месте?

— Конечно, это всегда было одно и то же место. Ее зовут Сараи Зеленые глаза.

Валдер подождал продолжения, но его не последовало.

— В чем дело? Почему рассказ столь краток? Где же живописные подробности? Или, может быть, эта Сараи Зеленые Глаза какая-то особенная?

На лице Танделлина появилась беспомощная улыбка, и он сразу стал похож на овцу.

— Наверное, она — особенная.

— Ну что ж, если это так, поздравляю тебя, мой мальчик.

Валдер и в самом деле был искренне рад. Он свято верил в брак и семью — во всяком случае частенько повторял это, — хотя сам пока не проявлял склонности двигаться в данном направлении. Его радовало, что Танделлин собирается осесть, остепениться и покончить с юношескими похождениями. Валдер был убежден, что сейчас человечеству нужно как можно больше мирных, оседлых людей — людей, которые будут ядром стабильности и противовесом хаосу, порождаемому бесконечной войной.

Эта мысль напомнила ему о собственной роли, следуя которой он постоянно вносил хаос в стан противника. Интересно, проводят ли северяне подобные операции в тылу этшаритов. Если да, то, очевидно, не очень успешно. Местонахождение командующих Азрада, Гора, Террека и Анарана было известно всем, и пока ни один из них не пал от рук убийцы.

Если бы у Валдера был выбор, он предпочел бы поддерживать порядок в Этшаре, а не создавать хаос в Империи. Но владелец Вирикидора должен навсегда распрощаться с этой мечтой. Меч — порождение мира хаоса и одновременно творец его. Начальство не позволит Валдеру постоянно держать Вирикидор в ножнах, как бы он этого ни желал. Через некоторое время — по-видимому, очень скоро — они найдут подходящую цель, и ему снова придется убивать. Эта мысль постоянно омрачала его жизнь в крепости.

На третий день после прибытия Валдера отыскал секретарь капитана Дамери и проводил на инструктаж.

Первая операция прошла превосходно. Указанная цель — некий генерал — была уничтожена быстро и аккуратно. Больше никто не пострадал. Это привело общий счет к восемнадцати.

Однако следующая миссия тремя днями позже закончилась полным провалом. Валдер, может быть, провел бы свою часть операции неплохо, но кроме него в деле участвовали чародей, ответственный за транспортировку, и заносчивый молодой вор, который полностью провалил их. Валдеру и чародею удалось вернуться живыми, хотя чародей и получил серьезную рану. А общее число жертв Вирикидора достигло двадцати пяти, и среди убитых не оказалось человека, предназначенного к ликвидации.

Долой двадцать пять. Остается еще семьдесят пять, а может быть, семьдесят три или семьдесят семь. Валдер поймал себя на том, что почти с нетерпением ждет следующего задания. Если все пойдет в таком же темпе, то уже через несколько месяцев с убийствами будет покончено.

Дамери не может приказать ему обнажить Вирикидор, зная, что меч обратится против своего хозяина. Он останется солдатом, но перестанет быть убийцей. Можно будет оставить Вирикидор в ножнах и биться с врагами обыкновенным оружием.

Через день или два снова последовал вызов. На этот раз его требовал к себе сам командующий — генерал Гор. Заранее трепеща, Валдер отправился в его кабинет.

Гор с Утесов, обладатель иссиня-черной густой шевелюры и такой же бороды, был невысок ростом, но плотен и широк в плечах. Сложив руки на груди и расставив мощные ноги, генерал стоял посредине комнаты, одетый в простой солдатский коричневый плащ и зеленый килт армии Этшара. Многочисленные знаки отличия связкой болтались у него на шее.

— Валдер, не так ли?

— Так точно, сэр.

— Отныне и впредь ты будешь получать все приказы только от меня лично. Не от капитана Дамери или Келдера, не от Азрада, Анарана или Террека, а от меня — генерала Гора. Тебе ясно? Если ты мне понадобишься, я пришлю за тобой, но все приказы — куда отправляться и что делать вне крепости — будут исходить от меня и только от меня. Я не желаю, чтобы твои силы растрачивались в таком похабстве, какое прошлый раз придумал Дамери. Ты проявил себя отлично — вывел Карделя, — только богам известно, как мы сейчас нуждаемся в чародеях. Но ты вообще не должен был участвовать в том деле! Семь раз понапрасну использовали клинок.

— Так точно, сэр, — повторил Валдер со спокойной отстраненностью.

— Отлично. Денежное и пищевое довольствие получаешь вовремя?

— Так точно, сэр.

— Хорошо. В ходе войны наконец-то видятся кое-какие просветы, Валдер. Сейчас нам необходима любая приносящая пользу вещь, будь то даже меч, на который наложил заклятие свихнувшийся отшельник. Тебе, возможно, не нравится твоя служба, и я не осуждаю тебя. По правде говоря, убийство непобедимым мечом не может принести большой славы, это скорее работа мясника, а не воина. Но она полезна. Помни, Валдер, все, что ты делаешь, — жизненно важно.

— Понимаю, сэр.

Валдер был в восторге. Сам Гор с Утесов понимает его мысли и чувства. Он не был согласен с генералом относительно славы. Его переживания носили скорее эмоциональный, чем рациональный характер. Однако по крайней мере командующий пытался помочь подчиненному принять отведенную ему роль и не называл уникальной возможностью. Короче говоря, Валдер был тронут тем, что встретил значительно больше внимания к своей личности, чем ожидал.

— В таком случае желаю успеха. Когда ты понадобишься, я дам знать.

Валдер кивнул, поклонился и вышел.

Генерал Гор восхитил и даже потряс его. В течение трех минут он расставил все по своим местам, ответил на все наиболее важные вопросы и произнес маленькую вдохновившую солдата речь. Хотя, конечно, если хорошенько подумать, убийство скорее походило на работу не мясника, а вора, только вместо драгоценностей Валдер похищал жизни.

С талантами и привычками Вирикидора убийство сильно смахивало на воровство.

Через десять дней Гор прислал за ним человека и дал очередное задание.

На сей раз оно было спланировано очень четко и прошло без сучка и задоринки. Валдер понял, что это вообще свойственно работе Гора. Генерал, естественно, не разрабатывал планы убийства лично, но он просматривал их, вносил изменения или отвергал полностью, если они были, по его мнению, ошибочны и не до конца проработаны.

С этого момента лишь в редких случаях, в самых опасных ситуациях ему приходилось обнажать Вирикидор больше одного раза. Теперь операции проводились значительно реже, но стали гораздо серьезнее. Валдер устранил императорского Министра транспорта, несколько генералов и даже одного принца. Титулы и звания некоторых жертв ему не называли. В среднем он получал новое задание один раз в три шестиночья.

Между операциями Валдер развлекался как мог. Болтался по крепости, убивая время со старым другом Танделлином (когда тот был свободен) за болтовней и выпивкой, или валялся в постели с женщиной, а иногда и в одиночестве, просто уныло уставившись в потолок.

Пришла и ушла зима, а Валдер все с большей неохотой продолжал выполнять свои опостылевшие обязанности. После одной особенно сложной операции, в которой у него были три последовательные цели — три представителя одной аристократической семьи северян, Валдер пришел в ужас. Он не запомнил, сколько раз ему пришлось обнажить меч и каким стал общий счет.

Его обычно короткие любовные связи стали растягиваться на более длительный срок. В первый раз это случилось с девицей по имени Хинда, которая была моложе Валдера и прожила в его комнате почти месяц, пока не нашла себе приятеля повеселее. За ней последовала вторая, именовавшая себя Алир. Валдер подозревал, что с именем дама темнила. Хотя единственным основанием для подозрения послужил ее чрезмерно романтический характер. Она, похоже, не сомневалась, что Валдер, покидая крепость, выполнял какие-то чрезвычайно героические и волнительные задания. Алир в конце концов покинула его, потому что даже в постели он упорно оказывался рассказать ей, что именно он делает для генерала Гора.

Кроме любовниц, у него появились друзья. Хотя, может быть, и не очень близкие. Ему все больше нравилась Сараи Зеленые глаза — полная жизни девушка лет восемнадцати, и он был очень рад, когда Танделлин, приводил ее на их вечерние посиделки. Иногда Валдер встречал Келдера и с удовольствием обнаружил, что как только он перестал бояться услышать от шпиона имя очередной жертвы, маленький человечек превратился в приятного собеседника. Ему все более активно не нравился капитан Дамери, которому, по-видимому, было крайне обидно то, что Валдер выведен из-под его подчинения. Такое отношение к писклявому капитану всем сердцем разделяли сослуживцы Танделлина. Правда, Келдера в казармах считали дураком.

Наступило лето 4997 года. К четырнадцатому числу месяца Летнего Зноя Валдеру пришлось обнажить клинок Вирикидора восемьдесят раз. Солдат долго лежал в одиночестве, глядя в сводчатый потолок своей комнаты и предавался невеселым размышлениям.

Восемьдесят человек! При содействии старого отшельника и зачарованного меча он прервал восемь десятков жизней. Большинство солдат заканчивали службу, так никого и не убив. Да и он сам разве убил кого-нибудь за шесть предыдущих лет? Время от времени ему приходилось орудовать мечом, возможно, кто-то был ранен стрелой из его лука, но разведчик никогда не был уверен, умер его противник или нет.

Вирикидор не оставлял никаких сомнений. Он убил восемьдесят северян, отправив их души в ад. Его жертвы наверняка были очень разными людьми. Какими? Валдер понятия не имел. Он знал лишь одно — все они являлись врагами Священного Королевства Этшар.

Интересно, думал он, почему Этшар — королевство? Разве у нас есть король? Всю свою жизнь Валдер провел в военных лагерях. Но даже там, он наверняка знал бы о существовании короля.

Что подумают боги о типе, сгубившем восемьдесят человек? Осудят как убийцу? Воздадут хвалу за то, что он сделал так много для избавления человечества? Небесные силы на стороне Этшара. Это понятно. Правда, не все согласны, что они напрямую вмешиваются в военные действия. Одна школа мыслителей утверждала, что боги ведут настоящую войну, но на ином, неизмеримо более высоком уровне. Им противостоят демонические силы, поддерживающие Империю. Однако никакие отголоски этого конфликта не достигают Мира. Другая школа заявляла — боги настолько чисты, что не принимают и по сути своей не могут принимать участие в каких-либо агрессивных акциях. Высшие существа считают насилие настолько отвратительным, что не будут помогать даже богоизбранному народу, погруженному в ужасы войны. Кроме того, имелись десятки вариантов двух основных теорий. Итак, если боги с отвращением относятся к насилию, не означает ли это, что он — Валдер — навсегда проклят за использование Вирикидора?

Если он проклят, то уже поздно что-либо менять. Оставалось лишь сожалеть, что он вообще обнажил заколдованный меч и что рассказал о нем.

Размышления Валдера были прерваны криками в коридоре. Слова были неразборчивы, и он решил не обращать на них никакого внимания.

"Что же получается, — говорил себе Валдер, — мне двадцать три года. У меня заколдованный меч, способный продлить мне жизнь на неопределенно долгий срок. И я меньше чем через год после приобретения чудесного оружия, прослужив в армии всего четверть положенного по закону срока, ухитрился растранжирить четыре пятых своего права собственности на меч. Это, — продолжал рассуждать Валдер, — чрезвычайно глупо. Только идиот стал бы растрачивать себя таким образом. С каждым убийством уменьшается отпущенное мне время. Начальство, по существу, заставляет меня по частям отдавать свою жизнь".

Нет, дальше так не пойдет. С максимальной вежливостью при первой же возможности следует заявить генералу Гору, что он, Валдер из Кардорета, исполнил свой долг и впредь заниматься грязными делами не намерен. Ведь они даже не могут убить его, лишь Вирикидор способен на это.

Вопли в коридоре продолжались. Вдобавок кто-то принялся колотить в дверь. Валдер раздраженно поднялся и отодвинул щеколду.

В комнату, тяжело дыша, ввалился Танделлин.

— Ты слышал?

— Слышал что?

— Враг прорвал Восточный фронт. Демоны атакуют Старый Этшар. Настоящие демоны — не "шатра"! Генерал Террек погиб. Наши войска отступают. Каждый должен быть готов к немедленной эвакуации, чародеи держат наготове необходимые заклинания, а нас вот-вот бросят на новый фронт.

— Демоны?

— Да, о них ходят сотни рассказов! Совершенно определенно: происходит что-то ужасное!

— Демоны…

Валдер знал: Вирикидор, с его неуемной склонностью убивать мужчин, против демонов не пойдет. Да и кто пойдет? Даже теурги, и те никогда впрямую не схватывались с демонами. Они вызывали и контролировали их с помощью сложных магических уз и изощренных молитв. Причем делать это могли только те, кто демона вызывал. Если северяне действительно сумели бросить на Этшар демонов, война может скоро закончиться. И в ней скорее всего победителей не окажется.

Сейчас, подумал он, самое время для вмешательства богов. Может быть, они ждали, чтобы, как чародеи в легендах, появиться в последний момент и спасти обреченных героев?

Валдер нацепил Вирикидор и ринулся к кабинету Гора.

Глава 17

Сидя в простой с каменными стенами приемной, Валдер чувствовал себя очень глупо. Генералу сейчас не до него. Если бы он вначале немного подумал, то не пришел бы сюда. Чем убийца может помочь в битве с демонами?

Правда, уходить он не собирался. Отсиживаться по углам, когда такое творится? Ну уж нет! Наблюдая за снующими туда и сюда офицерами, он оставался готовым к вызову и, что самое главное, собирал полезные сведения. В кабинете Гора чародеи, собравшиеся со всех концов Этшара, вели работу по сбору информации. Чародеи — заклинаниями, теурги — молитвами, волшебницы и единственный, колдун — странными методами, которые Валдер так и не понял. По слухам, оба демонолога Гора ни с кем не сумели войти в контакт. Это косвенно подтверждало, что все демоны ада вырвались на свободу.

Валдер улавливал обрывки разговоров. Иногда кто-то задерживался и даже пытался ответить на задаваемые в спешке вопросы. Похоже, никто толком не знал, что происходит. Из-за дверей кабинета слышался гул — бормотали чародеи. Валдер прислушался. Ни слова непонятно.

Неожиданно голоса смолкли. В тишине кто-то воскликнул:

— Боги!

Через минуту за дверью началась какая-то возня. Офицеры чуть ли не хором спрашивали чародеев, почему те замолчали.

Последовала пауза… И вдруг — взрыв радостных криков. Валдер не вытерпел. Поднявшись, он подошел к стоящему у дверей кабинета часовому.

— Что там происходит?

— Я не совсем уверен, сэр, — ответил часовой, косясь на униформу Валдера.

— Неужели вы не слышали? Почему все так громогласно возрадовались?

— Я не уверен, сэр. Там какой-то контракт. Как будто бы сами боги перешли в контрнаступление. Но я не уверен. Ведь боги не могут так поступить, да?

— Не знаю, — ответил Валдер. — Я — не теург.

Все это казалось маловероятным. Конечно, боги и демоны действительно существуют. Но они, если не считать полукровок "шатра", всегда оставались в стороне. Все высшие существа откликались только на чрезвычайно сложные заклинания. Но даже тогда отделывались советами или сотворением мелких чудес. Неужели все изменилось и вселенная встала с ног на голову?

А может быть, у него начинается бред? Лихорадка? Как в прибрежных болотах 4996 года? Двадцать два года он вел ничем не примечательную жизнь. Унылую и вполне предсказуемую. Мать — временная подружка какого-то солдата. Он вырос в военных лагерях. В шестнадцать лет оказался в армии и прошел школу разведчиков. Затем — Западный фронт, где никогда не происходило ничего значительного. И вдруг… Враг атаковал — на первый взгляд из ниоткуда. Уничтожил его родное подразделение. Его самого загнал в глухомань. Он встречает отшельника, наложившего заклинание на меч и подарившего ему возможность вечной жизни. Или, напротив, приговорившего его к ужасному концу. После этого разведчик исчезает. Появляется официальный убийца, крадущийся по улицам северных городов и лагерей, о которых его товарищи никогда не слышали. Бывшие товарищи — работа убийцы вырвала его из привычного круга общения.

Однако сейчас все эти события казались серыми и банальными на фоне сообщений о демонах, напавших на Этшар, и о богах, контратакующих этих демонов. Мир всегда контролировался незримыми силами, но поведение этих сил было вполне предсказуемо, если люди не пытались манипулировать ими. Что касается богов, то они вообще не были склонны к действиям.

Как может эта сверхчеловеческая битва повлиять на ход войны? Что способен принести конфликт высших сил Миру, Этшару и ему, Валдеру?

Радостные вопли вырвались из кабинета Гора, распространились по всей крепости и постепенно стихли. Теперь Валдер ясно слышал команды, и мимо него потекла река исполнителей. Среди них оказался и Келдер, который, заметив Валдера, шагнул к нему из движущегося людского потока.

— Идите к себе, — сказал Келдер. — Никто сейчас ничего не может сделать. Все в руках богов. Теперь это непреложная истина, которую следует воспринимать буквально. Отправляйтесь в свою комнату и постарайтесь уснуть. В любой момент может начаться эвакуация. Сейчас все получают один и тот же приказ: ждать и быть наготове. Двигайтесь!

Валдер неохотно ушел к себе. Ему совсем не хотелось спать, но он все же завалился на койку и опять уставился на сводчатый потолок.

На востоке распались вселенские связи, и он ничего не мог с этим поделать.

В конце концов он задремал и очнулся от громкого стука в дверь.

— В чем дело?

— Все собираются в верхнем дворе — генерал Гор намерен сделать заявление! Все на верхний двор!

Кто бы ни был посыльный, голос его гремел как горный обвал. Захлопали двери, послышался топот.

Валдер лежал одетым. Через мгновение он уже мчался по лестнице, надеясь занять место получше. Но, поднявшись по ступеням, Валдер понял, что его отдаленный коридор был оповещен последним. Мужчины, женщины и даже дети заполнили двор. Некоторые даже забрались на примыкающие к площади участки стены. Стоял невообразимый шум; каждый из собравшихся торопился высказать свои предположения по поводу предстоящего заявления командующего.

Валдер никого не слушал. Скоро все и так станет ясно. Ему было интереснее узнать, кто эти сотни людей. Народу собралось гораздо больше, чем, по его представлению, обитало в крепости. Может быть, сошлись из окрестных деревень?

Прежде чем он успел выяснить это, его оттолкнули охранники, появившиеся из дверей, ведущих на лестницу. Следом вышел генерал Гор. Освещенный лучами солнца (Валдер впервые заметил, что было утро), Гор повернулся и поднялся на ступеньки приставной лестницы, ведущей на стену. К своей радости и удивлению, Валдер оказался стоящим почти прямо под генералом, в первом ряду. толпы. Потребовалось несколько минут, чтобы утих шум.

Прислушиваясь к звукам сдерживаемого дыхания, переминающихся ног и трущейся в толпе одежды, Гор набрал полную грудь воздуха и объявил звучным голосом:

— Я — Гор с Утесов, член Верховного командования, фельдмаршал и командующий Западной группой войск Священного Королевства Древнего Этшара.

Столь официальное начало было неожиданным. Каждый из присутствующих знал, кто такой Гор.

— Я явился сегодня сюда, чтобы объявить вам о следующих вещах. Мир, в котором мы очутились сегодня, совсем не похож на тот, который был нам так знаком. Пришло также время сказать, что на самом деле большинство из вас знали старый Мир гораздо хуже; чем вам казалось.

Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание. По толпе внизу прокатился легкий гул.

Гор посмотрел по сторонам, помолчал и затем выкрикнул:

— Война окончена!

Если он и собирался что-то добавить, сделать это не представлялось возможным. Радостный рев толпы обрушился на генерала, как штормовые волны. Он улыбнулся, смахнул рукавом со лба капельки пота, скрестил на груди руки и стал ждать.

Рев толпы продолжался, но Валдер ясно услышал слова генерала, сказанные, как бы самому себе.

— О боги, как я всегда мечтал дожить до минуты, когда смогу произнести эти слова.

Через некоторое время крики слегка стихли. Генерал поднял руки, прося полной тишины, и продолжил:

— Многие из вас уже слышали, что Северная Империя спустила самих демонов ада на восточные провинции нашей страны. Это — правда, и я с сожалением должен сказать, что на первых порах это нападение имело огромный успех. Я делю скорбь с теми, кто имел родственников или друзей к востоку от Южного хребта. Есть все основания опасаться, что они ушли из нашего Мира. Согласно разрозненным сообщениям чародеев, все наши восточные земли, начиная от границы с Империей, представляют собой сейчас выжженную пустыню. Генерал Террек погиб. Его армии уничтожены.

Он выждал, чтобы слушатели осознали эту новость. По толпе прокатился легкий гул. И тут же смолк. Первый восторг улетучился. Валдер знал, многие сейчас задают себе вопрос: чем же окончилась война — победой или поражением? Он-то точно знал, каков исход войны. Ответ был написан на лице Гора (кроме того, крепость не подверглась нападению). Самое худшее, что могло произойти, — заключение перемирия.

Гор продолжал свою речь:

— То, что наши враги обратились к помощи демонических сил, несмотря на ту ужасную цену, которую за эту помощь пришлось бы заплатить, говорит о том, что северяне находились в отчаянном положении. У них не было другой возможности изменить ситуацию в свою пользу.

После короткой паузы Гор продолжил:

— До многих из вас дошли слухи о божественном вмешательстве, и мне особенно приятно сообщить, что эти слухи соответствуют действительности. Сами боги во всем их величии выступили на стороне благословенного народа. Теурги сообщили мне, что древнее соглашение запрещало и богам и демонам прямо вмешиваться в людские дела; но когда этот договор оказался нарушенным, боги сочли себя вправе наказать северян за столетия войны, зла и несправедливости. Нам удалось установить подлинный факт божественного вмешательства. В конечном результате сомнений нет, но нам, возможно, никогда не удастся восстановить все детали — только обитатели Северной Империи были свидетелями рождения геенны Огненной, и… Северная Империя перестала существовать!

Он снова сделал паузу для неизбежного проявления восторга слушателей. Когда толпа немного успокоилась, Гор продолжил:

— За один день боги сделали то, чего мы добивались столетиями войны! Черный Город — столица Империи — полностью стерт с лица Мира. Остальные имперские города либо лежат в руинах, либо тоже исчезли. Имперские войска разбиты и рассеяны. Демонов загнали в ад, а боги, в свою очередь, возвращаются на небеса. Они дали клятву впредь ни при каких обстоятельствах прямо не вмешиваться в людские дела. На пути, открывающие доступ из Мира на небеса или в ад, наложена вечная печать запрета: теперь у нас не будет больше пророков, "шатра", демонов, божественных посланий или нежелательных чудесных проявлений. Так давайте же вознесем благодарственную молитву существам, которые отказались от своих принципов ненасилия и явились, чтобы защитить нас от неминуемой гибели!

Эти слова вновь вызвали у слушателей прилив энтузиазма, за которым последовало короткое смущенное перешептывание. Когда Гор увидел, что большинство подняли к нему свой взгляды, он продолжил:

— Теперь, я боюсь, у меня для вас неприятная новость. Толпа замерла. Повисло тяжелое молчание.

— Нет, нет, ничего страшного. Война окончена, и с помощью богов мы одержали победу. Кое-где еще бродят отряды северян, с которыми предстоит разделаться. Их очень немного. Однако послевоенный Мир может оказаться совсем не таким, каким вы его себе представляли или, скорее, каким его представляли те, кто вообще над этим задумывался.

Из-за ухода богов изменятся некоторые законы магии. Я не чародей и не могу сказать ничего определенного, однако мои советники утверждают, что заклинания, проявление которых мы воспринимали как данность, могут перестать действовать. Все это мы точно узнаем несколько позже. Впрочем, это всего лишь незначительная деталь. Гораздо важнее для всех будет то, что вопреки ожиданиям вы не сможете после окончания войны вернуться на нашу родину, в Старый Этшар. Нет, не, сможете!

Гор, видимо, не намеревался выдерживать паузу, но гул толпы заглушил слова командующего. Он поднял руки, призывая народ успокоиться побыстрее.

— Во-первых, там просто не найдется места для трех миллионов мужчин и женщин, живущих сейчас в полевых армейских лагерях. Почти половина страны уничтожена демонами и не пригодна для жизни. В оставшейся же части… Что же, вам прекрасно известно, что эта война тянулась из поколения в поколение и что наша обороноспособность была весьма надежной. Несмотря на тяготы войны, население нашего старого отечества постоянно увеличивалось, и там просто не осталось места.

Он замолчал. Толпа ожидала продолжения.

— Это — первая причина. Вторая являлась тайной, тщательно оберегаемой годами, поскольку она могла нанести серьезный удар по нашему боевому духу. Теперь, когда противник уничтожен, пришло время открыть правду — Этшара больше нет.

Гор замолчал, очевидно, ожидая громкой реакции, но на площадь опустилась недоуменная тишина. Все замерли.

— Или будет лучше сказать так: Старого Этшара больше нет. Правительство страны рухнуло еще столетие тому назад. На месте Священного Королевства Древнего Этшара — или по крайней мере на его западной половине — имеется несколько дюжин крошечных феодальных владений и владетелей. Каждый заявляет, что именно он является главой законного правительства всей страны и нашим сеньором. Мы — армейское руководство — отказались признать их притязания и действовали независимо, Азрад, Анаран, я и до своей гибели Террек не отвечали ни перед кем, кроме самих себя. Мы все четверо были избраны на наши посты не гражданским правительством, как вы все считали, а предшествующими командующими. Мы обороняли эти Малые Королевства, бывшие ранее Старым Этшаром, от северян и в обмен получали необходимые нам припасы, но мы никогда не признавали их власти. Мы являемся правительством Этшара — не Старого Этшара, бывшего когда-то родиной наших предков, а нового Этшара, именуемого Гегемонией Этшар, включающей в себя всю территорию, занятую нашими победоносными войсками. Все земли, расположенные за пределами старых границ, теперь, после уничтожения Империи, стали нашими землями. Вашими землями! Отвоеванные у врага, политые вашей кровью, они принадлежат вам, а не тем трусам, которые, оставаясь в тылу, даже не смогли сохранить единство страны!

Эти слова, по мнению оратора, должны были, видимо, вызвать вопли радости, но отдельные слабые выкрики тут же смолкли. Каждый слушатель, вероятно, пытался переварить сказанное и понять, что оно означает лично для него или нее. На какое место можно рассчитывать при новых порядках.

Валдер подумал, что вряд ли это можно называть новым порядком — генералы, по существу, уже много столетий управляли всем и вся.

— Предстоит сделать очень много, — продолжил Гор, скрывая разочарование. — Эта крепость станет северо-западной столицей. Одной из трех. И будет именоваться Этшар на Утесах. Я убежден, что после того, как бремя войны перестало лежать на наших плечах тяжелым грузом, здесь вырастет большой и прекрасный город.

В толпе послышалось недовольное ворчание.

— Армия, конечно, будет распущена. Останется лишь небольшой отряд для поддержания порядка и охраны крепости от выживших мародеров-северян. Мой штаб сохранится в качестве временного правительства, но из власти военной он превратится во власть гражданскую. Все остальные будут демобилизованы как можно скорее — естественно, со всеми выплатами! После этого вы будете свободны решать, что делать дальше, — остаться здесь и помогать строить наш новый город или уйти в любое другое место и заниматься чем угодно. Для тех, кто хотел бы заняться фермерством или просто имеет склонность к оседлой жизни, отводятся все не находящиеся пока в частном владении земли Гегемонии — все прерии от океана до Великой реки. Вам надо только выбрать участок, сделать заявку и пользоваться землей. Но учтите, признаваться будут заявки только тех, кто действительно станет работать. Нам не надо лендлордов и других паразитов.

Валдер ничего не понимал. А как же виноторговля? Надо ли делать заявку на какой-нибудь виноградник? Его совершенно не интересовали возделывание лоз и виноделие — ему хотелось только торговать. Что говорит об этом новый закон?

А как поступить с Вирикидором? Торговцу не нужен меч.

"Ну да это не важно", — сказал себе Валдер. Он просто положит Вирикидор куда-нибудь и забудет о нем навсегда. Он начнет жить нормальной жизнью — нормальной жизнью, длящейся бесконечно. Никто не заставит его в мирное время истребить еще двадцать человек.

Валдер так размечтался о собственном будущем, что совсем забыл о толпе, которая стала вдруг беспокойной и напряженной.

— Это — все. — заявил Гор. — Если у вас есть вопросы, задавайте их вашим начальникам. У нас больше нет секретов. Сразу же, как только это будет возможно, мы перестанем быть Западной группой войск и превратимся в неотъемлемую часть новой Гегемонии Этшар. Я стану Верховным правителем города Этшар на Утесах. После столетий войны наступил мир! Война окончена — победа за нами!

Последняя фраза генерала, явно рассчитанная на гром оваций, вызвала лишь слабые, разрозненные приветственные возгласы.

Глава 18

Следующие три дня самым занятым человеком в крепости был казначей. Сотни солдат восприняли слова Гора как непосредственное руководство к действию и начали увольняться из армии. Каждый демобилизующийся получал задолженность по выплатам плюс компенсацию за досрочное увольнение. Компенсация была тщательно рассчитана, чтобы, с одной стороны, солдаты не чувствовали себя обманутыми, а с другой — сохранить платежеспособность казны. Каждый получал за расторжение контракта по одному сребренику, что, по мнению Валдера, было достаточно справедливо. Все расчеты производились наличными быстро и точно.

Однако Валдеру получить свои деньги не удалось. Рядовые могли отправляться на все четыре стороны, объяснили ему, а офицеров и лиц, выполняющих специальные задания, просили подождать.

Вначале Валдер хотел просто сбежать. Сомнительно, чтобы в неразберихе, царившей в крепости со дня объявления мира, он кому-то вдруг понадобился. Однако армия задолжала Валдеру весьма приличную сумму: надо признать, что за каждое убийство очень хорошо платили. Он понимал, что для покупки винной лавки ему потребуются деньги, и поэтому решил потерпеть.

В мечтах Валдер давно уже представлял себя виноторговцем, но сейчас, когда туманные планы на будущее становились реальностью, он начал задумываться. А что ему вообще известно о торговом деле?

Однако в любом случае ему потребуются средства, и ничего страшного не случится, если он немного подождет. Танделлин тоже пока не уволился. Он все еще не знал, чем станет заниматься, и объяснял свое решение так:

"Зачем отказываться от дармового жилья и питания?" Сараи вместе с ним оставалась в крепости, и все окружающие поняли — до свадьбы уже недалеко.

Однако, несмотря ни на что, Валдер чувствовал какую-то тревогу. Он старался утешить себя тем, что чем больше мужчин и женщин спустится вниз по склону, тем свободнее станет в крепости. Он видел лица некоторых уходящих, когда они оборачивались, чтобы бросить прощальный взгляд на каменные стены, но взоры большинства были обращены вперед — в сторону новой жизни. Некоторые улыбались, преисполненные надеждами. Другие казались неуверенными и обеспокоенными. Но все без исключения надеялись получить для себя кусочек нового Мира.

Три дня новоиспеченные гражданские лица рекой стекали вниз с холма. Навстречу им поднимались солдаты: поодиночке, патрулями, взводами или целыми полками. Они входили в крепость, превращались в штатских и тут же вливались в нисходящий поток. Некоторые, естественно, были решительно настроены остаться солдатами, поэтому численность населения казарм постоянно колебалась, вместо того чтобы неуклонно снижаться.

Строительство нового, блестящего города почему-то не начиналось. Зато рядом с крепостью выросло жалкое палаточное поселение — люди прибывали быстрее, чем могли решиться их дела, и никто не заботился о том, чтобы разместить пришедших внутри крепостных стен. Более того, там оседали некоторые демобилизованные, не решившие, куда им двигаться дальше.

Валдер не покидал крепости из опасения потерять свой угол. Его крошечная комнатка с высоким потолком была не бог весть что, но он привык к ней и предпочитал ее каменный пол голой земле. Валдер подозревал, что, когда дело дойдет до перераспределения жилья, рассчитывать ему будет не на что. Но пока этого не произошло, он решил отстаивать свое право до самой последней возможности.

Долгими часами он стоял на стене над главными воротами, наблюдая за уходящими. Завидует он им или нет? Этот вопрос так занимал его, что он даже вздрогнул, когда на третий день после речи правителя кто-то неожиданно позвал его по имени. Валдер обернулся. Мальчик-посыльный переминался с ноги на ногу на верхней ступени лестницы.

— Вы — Валдер из Кардорета, сэр?

Валдер утвердительно кивнул.

— Я ищу вас повсюду! Генерал… то есть, я хотел сказать, правитель желает немедленно видеть вас.

— Ты говоришь о генерале Горе?

Интересно, зачем он понадобился Гору? Война закончена, вражеских предводителей больше нет.

Или все же есть? Неужели его пошлют охотиться на оставшихся одиночек? В крепости ходили слухи о схватках с разрозненными группами северян.

Конечно, преисполненные избыточным энтузиазмом этшариты крошили на куски даже тех, кто сдался в плен, поэтому Валдер не очень осуждал сопротивляющихся. Но при чем тут магические способности Вирикидора? Чародеи и обычные солдаты в таких случаях гораздо надежнее, Может, его хотят использовать против бродящего где-то "шатра"?

— Да, генерал Гор, — ответил мальчик. — Только теперь он — правитель. Разве вы не слышали его речь?

— Речь-то я слышал, — Валдер размышлял, какое обращение будет больше соответствовать титулу Верховного правителя.

Он проследовал за мальчиком в крепость и после целого лабиринта комнат и коридоров оказался в хорошо знакомом кабинете, не претерпевшем пока никаких изменений.

Секретарь наклонился к Валдеру и прошептал сквозь густую бороду:

— Обращайтесь к нему — милорд.

Очевидно, этот вопрос возникал постоянно.

Гор поднял голову:

— Валдер? Я хотел бы поговорить с тобой в приватной обстановке.

Подойдя к дальней стене, Гор открыл в ней маленькую дверь. Валдер никогда раньше ее не замечал. Повинуясь повелительному жесту, солдат неохотно переступил порог крошечной комнатушки. Обернувшись, он убедился, что все секретари и помощники изумлены по меньшей мере так же, как и он сам, столь повышенной степенью секретности.

Войдя в каменный мешок, Гор старательно закрыл за собой дверь и задвинул щеколду. В комнате стояли два простых деревянных стула. Гор уселся на ближайший, жестом пригласив Валдера занять второй.

Когда они оба сели, Гор сразу перешел к делу.

— Послушай, Валдер, — сказал он, — я не знаю, чем ты собираешься заняться, но я бы хотел, чтобы ты остался со мной.

Валдер растерялся:

— В каком качестве — солдатом или штатским?

— В качестве сотрудника моего аппарата, а военным или штатским, мне лично все равно — решишь сам.

— Но почему? И что я стану делать?

— Почему? Да потому что профессиональный убийца может оказаться мне очень полезным.

— Убийца? В мирное время? — Валдер был шокирован и не скрывал это.

— В мирное время необходимость в подобной деятельности не отпадает. Если кто-то станет досаждать мне, я не смогу просто приказать повесить его. Такое время прошло. Есть люди, крайне недовольные возникновением триумвирата. Клянусь всеми богами, бывают времена, когда мы и сами недовольны этим! Но это все же лучше хаоса, который неизбежно возник бы, отойди мы в сторону. Так случилось со старым Этшаром, когда стало непонятно, кто возглавляет страну. Ситуация там отвратительная — крошечные королевства воюют между собой на костях некогда великой державы. Я не желаю, чтобы такое произошло и здесь, в Гегемонии. Я готов использовать все средства, имеющиеся в моем распоряжении, и все средства, которые смогу найти дополнительно, для того чтобы предотвратить это. И эти средства не исключают убийства. Некоторые акции по ликвидации способны провести чародеи. Но магические действия оставляют следы. А против многих чар существуют эффективные средства — такие средства использовали во время войны северяне. Кроме того, может возникнуть необходимость устранить одного-двух чародеев, а у них существует своя гильдия, по отношению к которой они более лояльны, чем по отношению к любому из смертных, включая меня. Мне не удается восстановить их друг против друга. Я полагаю, что Викридор, или как там его… как раз то средство, которое поможет, мне держать Гильдию чародеев в узде.

— Вирикидор, — машинально поправил Валдер.

— Пусть будет Вирикидор.

— Хм.

— Что скажешь? Работа будет оплачена хорошо, гарантирую.

— Сэр… я хотел сказать, милорд, боюсь, мне придется отказаться. В тот день, когда вы объявили нам, что война окончена, я хотел прийти к вам и попросить другую должность. Мне никогда не нравилось быть убийцей. Во мне не заложено стремление убивать. Если бы я случайно не оказался владельцем Вирикидора, я бы никогда… никогда бы не стал убийцей. Наверняка не стал бы.

— Но почему?

— Я вообще не люблю убивать! Никого! Меня тошнит от крови. Я терпел, пока шла война. Тогда вопрос стоял просто: убей сам или прикончат тебя. Мы защищались. Теперь вы предлагаете мне уничтожать людей только для того, чтобы защитить лично вас. Я… — Валдер вдруг понял, что уже готов произнести чудовищную, непростительную бестактность. Он резко изменил направление беседы. — Кроме того, и это — самое главное, на меч наложено заклятие — вам об этом известно, — и он обратится против меня, если я продолжу им пользоваться. В любом случае я не могу служить вам достаточно долго. Все, что я хочу делать, сэр… милорд, так это получить причитающуюся мне плату, тихо выйти в отставку и, возможно, открыть где-нибудь свое дело. Я не интересуюсь ни сражениями, ни убийствами, ни властью, ни политикой. Никогда не интересовался. Прошу вас, милорд, поймите меня правильно и позвольте мне спокойно уйти.

Лицо заметно раздраженного правителя заливала яркая краска. Он стремительно вскочил. Рука опустилась на эфес меча.

— Это последнее твое слово?

Валдер тоже встал и демонстративно убрал руку подальше от Вирикидора.

— Да, милорд. Я не стану служить у вас убийцей.

Он почувствовал странную уверенность, когда посмотрел в глаза Гора. Он возражает одному из трех самых могущественных людей Мира — и совершенно не боится! Гор не может убить его! Вирикидор не позволит это сделать. Валдера нельзя понизить в звании или придать военно-полевому суду — война кончилась. Военное судилище над человеком, желающим спокойно покинуть армию, вызовет громкий общественный протест, и Гор не может допустить этого.

Правитель, кажется, что-то почувствовал и неуверенно покосился на Вирикидор.

— Надеюсь, ты никому не расскажешь о нашей беседе, — сказал он. — Мне бы это не понравилось. Я позволю тебе тихо уйти, Валдер Магический меч, но работать против меня ты не будешь. Я знаю, что меч хранит тебя от смерти, но есть масса других неприятных вещей, которые могут произойти с тобой. Помни об этом и не проболтайся.

— Я запомню.

— Хорошо, — Гор повернулся к двери. — Это все.

— Не совсем, милорд. — Валдер позволил своей руке чуть приблизиться к эфесу Вирикидора. В этой комнате он имел преимущество. Если он вынет Вирикидор, Гор умрет. Валдер сможет заявить, что произошел несчастный случай. Учитывая переменчивый характер меча, ему скорее всего поверят.

Движение его руки было достаточно красноречивым.

— О?!

Гор был напуган и, как почувствовал Валдер, весьма опасен. Он может попытаться ранить Валдера, выскользнуть из комнаты и позволить мечу выбрать другую жертву.

— Я понимаю, что это наглость с моей стороны, но не могли бы вы направить посыльного к казначею, чтобы тот отпустил причитающиеся мне деньги. Я твердо решил уйти из армии и открыть свое дело. Я буду молчать, и вы больше не увидите меня.

— Ах, вот оно что, — с заметным облегчением произнес Гор. Он открыл дверь и позвал, обращаясь к кому-то: — Браген! Проинформируйте казначея, что Валдер из Кардорета уволен со службы с честью, и ему по первой же просьбе должны быть полностью выплачены причитающиеся деньги!

— Хорошо, милорд, — ответил секретарь, который разъяснял Валдеру должную форму обращения.

— Благодарю вас, — произнес Валдер, проходя мимо Гора в большой кабинет.

Правитель ничего не ответил и уже обращался с каким-то вопросом к другому офицеру.

Валдер и Браген молча последовали бок о бок по коридору. Валдер напряженно думал и строил планы — этим он не занимался уже много месяцев.

Гор не будет разбрасываться пустыми угрозами, на него наверняка трудятся несколько чародеев, которые не побоятся запачкаться чужой кровью. Правитель может решить, что Валдер слишком опасен и ему просто вредно болтаться на свободе. Именно поэтому Валдер требовал немедленного увольнения и расчета. Он не желал задерживаться в крепости, где в любой момент Гор мог наткнуться на него и вспомнить о Вирикидоре.

Настало время уходить и уходить быстро, если он не хочет быть ослепленным, искалеченным или брошенным в темницу.

Поначалу Валдер так беспокоился, что даже засомневался, стоит ли ему прощаться с Танделлином. Но пока казначей отсчитывал деньги, он здраво рассудил, что Гор в ближайшие несколько часов будет слишком занят и не станет заниматься им. Времени собрать вещи и заскочить ненадолго в казармы предостаточно.

Кстати, куда он направится? Выбор сильно ограничен. На западе раскинулся океан. На севере лежали практически необжитые места. На востоке — бывшая Центральная группа войск под командованием Анарана с Песков. Что было дальше, Валдер не знал — нападение демонов стерло с лица Мира то, что ранее именовалось Восточной группой. Где-то на юго-востоке находилась Прибрежная группа адмирала Азрада. Эта группа была занята не столько в боевых действиях, сколько снабжением войск, организацией транспорта и связи. Дальше, на противоположной стороне залива, лежали Малые Королевства.

Он не испытывал ни малейшего желания бродить в одиночестве по ненаселенным землям. Если он должен скрываться от Гора, а похоже, что это именно так, гораздо легче затеряться среди толпы, чем в диком лесу. Каждый приличный чародей с помощью нескольких простых заклинаний может установить примерное местонахождение любого человека. Если он станет жить в одиночестве, его будет сравнительно нетрудно найти. Однако магические средства бессильны указать на него в толпе, выделить из массы других людей.

Окрестности крепости были заселены достаточно густо, но он не хотел оставаться так близко от источника опасности.

А как насчет двух оставшихся штабов?

Анаран базировался на южном побережье, ближе к оконечности большого западного полуострова. Дальше, в нескольких днях пути, лежал родной порт Азрада. Порт имел репутацию настоящего города и расположился в северо-восточном углу полуострова, недалеко от устья Великой реки почти у самых границ с Малыми Королевствами. Это было связующее звено между тремя армиями и Старым Этшаром.

Наиболее многообещающей Валдеру казалась база Азрада. Во-первых, она лежала за группой Анарана, что делало ее менее доступной для Гора, и, во-вторых, там должно существовать гораздо больше возможностей для бизнеса. Может быть, он и не станет виноторговцем, но с помощью богов найдет себе какое-нибудь занятие по вкусу.

Когда Валдер зашел к Танделлину и сообщил ему, что уходит, тот, естественно, поинтересовался — куда.

— Ну, я пока еще не знаю, — пробормотал Валдер.

— Нет, Валдер, знаешь. Иначе ты бы не стал уходить так поспешно.

Валдер покорно признался:

— Я подумываю о порте Азрада — там должно быть много работы.

— Раз ты говоришь, значит, так и есть. Что же, желаю удачи.

Танделлин коротко обнял его и отвернулся. Такого Валдер не ожидал. Танделлину было явно не до него. Не зная, что он чувствует — обиду или облегчение, Валдер направился к воротам. Ровно через час после разговора с правителем он с туго набитым кошельком на поясе уже спускался с холма, чтобы направиться к порту Азрада.

Глава 19

Моряком Валдер не был. Морские просторы его не влекли. Но все-таки, хорошенько подумав, он выбрал корабль. По его расчетам, расстояние до порта Азрада по суше составляло не менее сотни лиг. Это было бы длительное и утомительное путешествие. К тому же состояние дорог оставляло желать лучшего. Большая часть пути проходила через земли, которые несколько последних десятилетий считались спорными. За владение ими то и дело вспыхивала борьба. Конечно, для передвижения войск прокладывались дороги, но их считали временными и никогда не ремонтировали. Некоторые их участки были совершенно уничтожены.

Да! Такую пешеходную прогулку он запомнил бы на всю жизнь! Можно было бы, конечно, купить лошадей или какую-нибудь повозку. Но сотни людей, покинувших крепость раньше его, уже раскупили или разворовали всех животных в радиусе двух лиг.

Выяснив для себя этот вопрос, Валдер купил место на первом же отплывающем корабле. К счастью, было уже налажено регулярное судоходство.

Кстати, на кораблях прибывало много народа с юга и с востока. Эти люди были уверены, что самые широкие возможности откроются перед ними именно в северной столице. Впрочем, Валдера это не остановило — десятки других выбирали тот же путь, что и Он сам.

Валдера интересовало: неужели во всей Гегемонии царит такой же бедлам? Война закончилась, и сотни тысяч людей были лишены привычного образа жизни. Они пребывали в состоянии полной растерянности. Куда им идти?

Чем заняться? Стоя у поручней и наблюдая, как постепенно исчезают вдали владения Гора, Валдер старался убедить себя, что он сделал правильный выбор. Все его оставшиеся в живых друзья жили в крепости или поблизости от нее. Именно поэтому отъезд означал полный разрыв со всей прошлой жизнью. В городе Азрада его не знают. Никто не слышал там и о Вирикидоре. Со временем Валдер обзаведется новыми друзьями — друзьями, которым будет наплевать, чем он занимался во время войны. Начнется мирная жизнь, и она будет продолжаться бесконечно, если Вирикидор останется в ножнах.

Валдер даже может пережить всех, кто знал о существовании Вирикидора.

Интересно, хорошо ли жить вечно? Он любил жизнь и наслаждался ею по мере сил. Но не может ли в конце концов наступит пресыщение? Видеть, как все окружающие постепенно уходят, а ты существуешь вечно? Конечно, он тоже начнет стареть.

Эта мысль заставила его встрепенуться. Сохранит ли меч его молодость или ограничится жизнью? От ран Вирикидор не защищает. Так с какой стати он будет хранить его от старения?

Отсюда возникает вопрос: сможет ли меч предотвратить смерть своего владельца от старости? Дарренд сказал, что он может умереть (если не снять заклятия) только от клинка самого Вирикидора, так что, по-видимому, меч каким-то образом будет хранить его жизнь.

Жить столетиями и постоянно стареть… Да это же может оказаться хуже самой смерти.

А может быть, меч все-таки сохранит ему молодость? Валдер вздохнул. Что гадать? Беспокоиться еще рано. Кроме того, выход можно найти из любого положения. Он отошел от поручней и направился вниз. Желудок, к несчастью, давал о себе знать.

Корабль ненадолго зашел в Шан на Море, но Валдер этого не заметил. Он слишком страдал от морской болезни, чтобы подняться со своей подвесной койки.

Вторая остановка была у широко раскинувшегося лагеря Анарана, именуемого теперь Этшаром на Песках. К этому времени Валдер слегка оправился, выполз на палубу и стоял, свесившись через фальшборт. Он пытался побороть малодушное желание немедленно сойти на берег, чтобы избавиться наконец от всех этих ужасов морского путешествия.

Временный лагерь на голой песчаной равнине выглядел очень непривлекательно. В центре возвышалось большое здание из тесаного камня. Огромный незаконченный купол скрывали строительные леса. Вдоль побережья была создана развитая система маяков, портовых сооружений и укреплений береговой обороны. Вдалеке Валдер заметил весьма впечатляющую городскую стену. И все. В целом Этшар на Песках представлял собой паутину грязных не мощеных улиц, вдоль которых тянулись разнокалиберные палатки и грубо сколоченные дома из плавника и всевозможных деревянных обломков. И палатки и дома были чудовищно забиты людьми — даже в Этшаре на Утесах было свободнее.

Рассматривая это печальное зрелище, Валдер решился — черт с ней с морской болезнью! — он останется на борту и поплывет в порт Азрада — Этшар Азрада, как называла его команда.

Через пару дней после отплытия из Этшара на Песках стало ясно, что это было мудрое решение. Организм наконец вполне адаптировался к качке, и Валдер спокойно расхаживал по палубе. Наблюдая, как побережье становится все более зеленым и плодородным. Когда же корабль обогнул мыс, отделяющий Великий океан от Восточного залива, бывший солдат был поражен неожиданной красотой прибрежных земель.

И вот, спустя два шестиночья после отплытия, Валдер впервые увидел Этшар Азрада.

Поначалу он был простой серой линией на горизонте. Серой на фоне яркой зелени побережья. Но когда судно по специальному каналу пробралось к собственному доку, Валдер уже кое-что осмыслил.

Это поселение не было лагерем. Даже именование его просто городом не соответствовало действительности. Портовая линия растянулась на мили, где каждый дюйм был застроен доками и пакгаузами, причалами и многоквартирными домами. Два широких канала вели в глубь города. Ни палаток, ни лачуг. Все здания были сложены из кирпича и совсем не казались новыми.

Это было понятно. В Этшаре Азрада размещался штаб флота, а также центр разветвленной системы снабжения, которая обеспечивала войска всем необходимым. Хотя фактически порт находился за пределами традиционных границ Старого Этшара, враг никогда не заявлял претензий на этот регион, никогда не приближался к нему и ни разу ничем не угрожал. Поэтому город постоянно разрастался. С другой стороны, флот практически не участвовал в войне с Северной Империей.

Дальнейшие размышления Валдера были грубейшим образом прерваны. Матросы в синих килтах, взявшись за руки, шли вдоль палубы и громко орали;

— Всем — На берег! Всем — на берег!

И через пару минут Валдер вместе с остальными спустился по трапу на пристань, где оказался предоставленным самому себе.

Почти сразу же многие его попутчики кинулись назад, шумно требуя, чтобы их отвезли обратно: в Этшар на Утесах, Этшар на Песках, Шан на Море, одним словом куда угодно, только бы не оставаться в этом незнакомом, странном, совершенно чужом им месте. Этшар Азрада был единственным городом во всей Гегемонии. Два других только строились, а посещение Малых Королевств было ограниченно уже с сотню лет.

Один только Валдер оставался совершенно спокойным. За время службы у Гора он побывал в трех городах Империи. Бесконечные ряды зданий, холодные стены и ущелья улиц абсолютно не пугали его. Северные города были полупустыми, безжизненными и, бесспорно, существенно меньше кипящего жизнью Этшара Азрада. Это оживление казалось Валдеру хорошим знаком. Он прошел по пирсу и свернул налево по улице, ведущей в центр города.

Эта улица шла параллельно каналу. Мастерские, лавки, бордели, склады теснились непрерывной чередой. Ни гостиниц, ни постоялых дворов. Товары, предлагаемые мастерскими и лавками, так или иначе были связаны с морем. Вывески канатчиков, плотников, парусников, бондарей, свечников, поставщиков корабельного оборудования виднелись на каждом шагу. Количество винных лавок просто обескураживало. Предложение явно опережало спрос. Если ему все же захочется торговать вином, придется отправляться в другое место. Если же он решит остаться здесь, следует найти себе другое занятие.

Размышляя об этом, Валдер сосредоточенно прокладывал себе дорогу в толпе. Улицы так и кишели людьми. Торопящимися, кричащими и толкающимися. От пестрой, причудливой одежды у Валдера рябило в глазах. На одном перекрестке был настоящий затор. Пришлось поднапрячься, чтобы не оказаться вытолкнутым в канал через невысокий, всего по щиколотку, парапет. Валдер возблагодарил небо за то, что на улицах не было повозок и лошадей, иначе ему пришлось бы искупаться.

Через несколько сотен футов улица, тянувшаяся вдоль канала, сливалась с идущей по диагонали другой улицей.

Их пересечение образовывало гигантский треугольник. Рыночная площадь. Зычно перекликались торговки. Фермеры и рыбаки громогласно расхваливали свои товары. Чуть в стороне, на невысоком помосте, стояли три человека. Один выкрикивал цифры, обращаясь к стоящей внизу небольшой группе людей, а еще один был закован в цепи. Понятно — аукцион в самом разгаре.

Он знал, что уцелевшие пленные северяне становились рабами. Кроме того, рабством наказывались некоторые преступления. Но как происходила продажа рабов, Валдер никогда не видел.

Его интересовало все. Откуда родом человек, выставленный на аукцион, как он оказался в подобном положении и сколько стоит раб — мужчина в расцвете сил. Валдер и не думал о подобном приобретении. Ему было просто любопытно, во сколько сребреников оценивается здесь жизнь человека.

Увы, он опоздал. Аукционер выкрикнул: "Продано!" — и спустился на землю, когда Валдер протолкнулся достаточно близко. Человек в цепях, по-видимому, оказался последним в партии.

Немного разочарованный, Валдер пожал плечами, повернулся и едва не наступил на хвост крошечного — длиной всего около трех футов — золотистого дракончика, которого вела на поводке пышная женщина, облаченная в красный бархат. Валдер посмотрел ей вслед: он и не предполагал, что даже новорожденные драконы бывают такими крошками.

Маленькое чудовище исчезло в толпе, и Валдер начал пробиваться дальше. Он почти уже миновал рынок, когда неожиданно возникший вопрос заставил его остановиться. А куда это он так спешит? Теперь, когда пришлось распрощаться с надеждой стать виноторговцем, Валдер решительно не знал, что ему делать дальше. Он один в незнакомом городе с сумкой, полной серебра, магическим мечом и с полным отсутствием плодотворных идей.

Впрочем, идея появилась — подкрепиться и как можно скорее. Значит, надо найти гостиницу или постоялый двор. В городе наверняка этого добра хватает. В конце концов впереди целая жизнь, очень долгая жизнь. Он сбросил армейские оковы и свободен; у него нет ни обязательств, ни планов.

Рядом с доками гостиницы не оказалось. Может быть, все они у городских ворот? Оставалось узнать, где ближайшие городские ворота.

Выбравшись с рыночной площади, Валдер обнаружил две улицы: одна вела мимо головы канала на юг, вторая изгибалась к юго-западу. Толпа здесь была не такой густой и, кажется, двигалась быстрее.

Футов через пятьсот выбранная им улица закончилась т-образным перекрестком. Северо-запад или юго-восток? Валдер поколебался, затем задержал прохожего в бледно-желтом плаще:

— Как пройти к городским воротам?

— Западным? — мужчина поднял на него глаза.

— Да, если они ближайшие.

Прохожий показал на юго-восток:

— Двигайтесь в этом направлении до пересечения с улицей Моста. Затем поверните направо и следуйте до Западной улицы. По Западной вы дойдете до улицы Корабельных плотников, и та приведет вас к торговой площади у Западных ворот.

Оттарабанив все это скороговоркой, прохожий, не слушая благодарности, растворился в толпе. Валдер обругал себя последними словами. Не проще ли было спросить, нет ли поблизости гостиницы?

Он отправился в путь, стараясь как можно точнее следовать полученным указаниям. Улица, ведущая на юго-восток, через квартал пересекалась с широким проспектом. Ни моста, ни указателя не было, но Валдер все же свернул налево.

Улица Моста, если это была она, казалась бесконечной и тоже кишела людьми. Через полмили перед ним открылся перекресток, после которого проспект поворачивал под острым углом. Решив, что это и есть соединение с Западной улицей, Валдер энергично стал работать локтями. Взглянув на солнце, он убедился, что улица действительно идет точно на запад.

Постепенно облик города менялся. Вместе с каналом исчезли лавки канатчиков и парусников, на их место пришли каретники и металлообработчики; бордели и склады слегка потеснились, дав место жилым домам. На следующей улице собрались ткачи и торговцы мануфактурой, жестянщики и кузнецы, возчики и лудильщики. Валдер никогда раньше не видел такого множества мастерских и лавок. Любая улица Этшара Азрада побила бы самую большую передвижную ярмарку, обслуживавшую военные лагеря. Жилые дома в этой части города были отстроены в соответствии с модным стилем, который требовал, чтобы верхний этаж здания сооружался строго из дерева. Объяснялось все это просто — город возник рядом с портом и постепенно рос в сторону суши.

С Западной улицы, если это, конечно, была она, Валдер не колеблясь повернул на юго-запад. Помимо всего прочего, он руководствовался доносившимся до него запахом рынка и видом шпиля башни — не иначе как надвратной.

И точно, вскоре перед ним открылась рыночная площадь, раскинувшаяся в тени двух огромных башен.

Валдер хотел было двинуться побыстрее, но выход с улицы оказался плотно забит людьми. Большая часть толпы просто топталась на месте. Он все же ухитрился протиснуться и влиться в узкий ручеек людей, упорно продвигающихся к площади и рассекающих неподвижные группы топтунов. До прибытия в Этшар Азрада Валдер и не подозревал, что в Мире живет столько людей.

Перед ним неожиданно возникла рука, и хриплый голос потребовал:

— Помогите калеке-ветерану!

Валдер брезгливо отстранился. Попрошайки! Он как-то не ожидал встретить нищих в таком красивом и процветающем городе. Конечно, с их точки зрения, вполне разумно собираться именно здесь. Нищету должны притягивать денежные места, а в Этшаре Азрада водились очень крупные деньги.

Его внимание привлекла вывеска. Огромный кубок с льющимся через край вином; руническая строчка гласила: "Жилье и питание". Наконец-то!

У входа в гостиницу стояла внушительная толпа хмурых и сердитых на вид людей, которые, однако, промолчали, когда Валдер начал проталкиваться к двери. Переступив порог, он вошел в темноватый зал и замер от удивления.

Все пространство от двери до противоположной стены так же, как и улица, было плотно забито людьми. В главном зале, сразу за дверью, весь пол оказался устлан одеялами. Свободным остался лишь узкий проход, ведущий мимо очага и ряда бочонков в дальний угол, где находились две двери и лестница на второй этаж. Одеяла, лежавшие рядами вдоль стен, были сложены аккуратными прямоугольниками, и на каждом спал, стоял или сидел постоялец или постоялица. Их пожитки были сложены в головах лежбищ. У некоторых был только один плащ, зато другие пытались подмять под себя огромные узлы. Одежда практически всех обитателей была зеленой и коричневой — цветов армии Этшара.

Удивленный и смущенный, Валдер узкой тропкой пере сек зал и задержался у первого бочонка. Из других дверей тут же возник владелец гостиницы — Чем могу быть полезен?

— Э… Пинту эля для начала.

— Это будет стоить вам четыре сребреника, — предупредил хозяин.

Валдер пошатнулся. Удар был настолько силен, что он даже на время забыл о плотно заселенном поле гостиницы.

— Что?!

— Я сказал — четыре сребреника. Осталось всего полбочонка, и пополнения не будет целое шестиночье.

— Забудем про эль. Как насчет простой воды?

— Медяшка за пинту. Но имейте в виду, сдачи с серебра у меня нет.

— Это же бред! Вы продаете эль по цене южного вина лучшего урожая, а воду — по ценам первоклассного эля!

— Вы совершенно правы, сэр. Я поступаю именно так. Таковы рыночные цены, пока этим несчастным есть чем платить.

— Но это же грабеж!

— Вы ошибаетесь, сэр. Это честная торговля. Ворота и рынок переполнены, все дороги забиты, а корабельщики так увлеклись перевозкой пассажиров, что снабжение практически прекратилось. У нас всегда был хороший колодец, но он не бездонный и дает строго определенное количество ведер в день. Насколько я знаю, таверны у ворот сейчас принимают плату только золотом.

— Что скажете о комнате?

— Все заняты, сэр, так же как и полы в зале. Я честный человек и не стану лгать: вас невозможно поместить, не загородив единственный оставшийся проход. Наверху в каждой комнате спят по десять человек. Четверо на кровати и еще шесть на полу. Одеяло и место здесь в зале, если бы оно было, обошлось бы вам в один сребреник.

— Это какое-то безумие! Откуда все эти люди?

— Не смею спорить с вами, сэр. Это действительно безумие. По-моему, вся армия Этшара столпилась здесь — у Западных ворот. Я никогда не видел ничего подобного. Конечно, это результат окончания войны, и это вряд ли повторится. Если цены начнут падать, я спокойно удалюсь от дел в конце года очень богатым человеком. Но кто может сказать, что вообще произойдет с ценами? Армия сейчас не регулирует их, и я могу запрашивать столько, сколько могу получить.

— У меня есть деньги, трактирщик. Но гореть мне в имперском аду, если я заплачу сребреник за простую воду.

— Здесь сойдет и медная монета.

— Я не намерен платить и это.

— Как угодно, — усмехнулся хозяин. — Я получу свое и без вас.

— Есть ли в городе место, где пока еще берут честные деньги?

— Право, не знаю. Может быть, и найдется какой-нибудь дурень. Но если такой и есть, сейчас он наверняка осушил последний бочонок.

— Хорошо, посмотрим, — сказал Валдер, понимая, что его слова звучат крайне глупо. Он повернулся и демонстративно прошагал к выходу прямо по ряду одеял, игнорируя злобные протесты тех, на кого пришлось наступить.

Глава 20

Ситуация оказалась точно такой, как ее обрисовал владелец "Переполненного кубка". Каждый шаг по направлению к рынку у Западных ворот знаменовался прыжками цен. Гостиницы и таверны даже за воду не принимали ничего, кроме золотых монет. О хлебе, сыре или эле нечего было и говорить. Валдер прикинул, что все его накопленное жалованье, которого, как он надеялся, должно было хватить на два года безбедной жизни, уйдет на хороший ужин и ночевку в гостинице "Привратная", которая вопреки названию не только не соединялась с воротами, но стояла от них на почтительном расстоянии.

Странным казалось то, что северная и южная стороны рыночной площади были совершенно не застроены. В обоих направлениях Валдер увидел убегающие вдаль городские стены. На расстоянии сотни футов от них, строго параллельно, тянулась широкая улица с односторонним рядом домов. В пространстве между стеной и проезжей частью не было никаких зданий, но зато все оно, как пол в "Переполненном кубке", было застлано одеялами — сотнями и сотнями одеял. И на каждом сидел человек. Все пристенные обитатели были скверно одеты и неимоверно грязны, а некоторые оказались калеками.

Посетив десяток заведений, Валдер понял, что цены везде непомерные. Он остановился в самом центре площади посередине кипящей толпы. Сзади — невероятно дорогие гостиницы, впереди — обрамленные громадными башнями ворота. Валдер неожиданно почувствовал острую необходимость поговорить, и не с хищным содержателем таверны или бродягой-ветераном, а с кем-нибудь занимающим прочную позицию и обладающим здравым смыслом. Сам не зная почему, он уверенно направился в сторону привратного караульного помещения.

В башнях размещались солдаты, и Валдер почувствовал огромное облегчение, увидев сверкающие нагрудники стражников. Трое очень энергично регулировали движение в воротах, пропуская только пешеходов и вскользь отвечая на брошенные им вопросы. Четвертый, по-видимому, сейчас отдыхал. Он удобно устроился на складном парусиновом стуле, оперевшись спиной о каменную стену караульного помещения.

Валдер подошел и прислонился рядом. Солдат поднял на него глаза, но промолчал, из чего Валдер заключил, что его появление воспринято благожелательно.

— И давно все это продолжается? — спросил Валдер, когда молчание слишком затянулось.

— Вы говорите о толпе? Это продолжается два или три шестиночья. С того самого момента, как объявили об окончании войны. Никто не знает, что делать, поэтому все явились сюда в надежде получить какие-нибудь указания.

— Но ведь это не может продолжаться бесконечно?

— Думаю — не может. Рано или поздно все поймут, что здесь ловить нечего, и отправятся восвояси.

— Но многие все-таки останутся. Думаю, город теперь начнет расти еще быстрее.

— А как же. Там, где еще можно найти место, уже прокладываются новые улицы.

— А кто занимается этими людьми?

— Никто. Да и что можно сделать? Мы получили приказ не впускать лошадей и быков, чтобы хоть как-то уменьшить столпотворение на улицах, и Азрад распорядился бесплатно выдавать одеяла, чтобы никто не валялся в грязи. Это, пожалуй, все. С ними просто нечего делать. Если кто-то желает заняться фермерством, то свободных земель сколько угодно. Хочешь стать строительным рабочим — пожалуйста. Пока еще это возможно. А что будет со всеми остальными, я не знаю. Поэтому-то я и не снял форму. Армия временами, конечно, тоже не сахар, зато твое положение прочно — даже в мирное время. Кто-то ведь должен охранять ворота и стены, стеречь границы и оберегать порядок.

— Вы сказали, что правитель раздает одеяла?

— Да. Это был запас для всей армии Этшара на следующие три года. Теперь их дают каждому, кто бы ни попросил. Хотите? Кажется, у меня осталось еще штук двадцать.

— Да, я бы, пожалуй, взял, если вы мне подскажете, где можно подыскать крышу над головой за разумную цену.

— Дешевое жилье, дружище, у нас только на "Площади Ста футов" или в казармах. Но за ночевку в казармах гражданскому полагается сто плетей, поэтому вы волей-неволей тут же вербуетесь в армию. Причем заметьте — простым рядовым.

— Круто, но я не стал бы спорить. А что такое "Площадь Ста футов"?

— Вы только что прошли мимо. — Стражник махнул в сторону торговой площади. — Это пространство между улицей, идущей вдоль стены, и самой стеной. Согласно закону, там нельзя возводить постройки, так как армия нуждается в пространстве для маневра и передвижения боевых машин. Однако закон ничего не говорит о возможности спать там в теплую погоду. Даже во время войны несколько нищих и калек постоянно жили под стенами, а теперь весь город заполнен этими треклятыми ветеранами. Говорят, что ими забиты все дороги вокруг, правда, сам я этого не проверял. Я никогда не захожу дальше Западного округа или Ближнего порта.

— Я совсем не знаю города. Вы говорите о его районах?

— Верно. Этшар всегда больше походил на скопище двенадцати маленьких городков: Западные ворота и Западный округ, Ближний порт, Город пряностей и Рыбный город, Старый город. Торговый квартал и так далее.

— Этшар, наверное, огромный город. — Валдер оглянулся. Толпа немного поредела. Солнце на западе уже опустилось довольно низко, и на площадь легла густая тень крепостных стен. Валдер не успел поесть и все еще не знал, где проведет ночь.

— … А сколько всего ворот в городе?

— Три, хотя на юго-западе собираются пробить четвертые.

— А около других ворот есть гостиницы?

— Думаю, что есть. Но больше всего их у Западных. Здесь проходит главная дорога, ведущая в Этшар, Анаран и Гор, а через остальные можно попасть только на местные фермы.

— Далеко отсюда следующие ворота?

Солдат привалился спиной к стене и после короткого размышления ответил:

— Наверное, мили две. Это большой город. Валдер посмотрел на быстро темнеющее небо. Перед входом в гостиницы и таверны уже засветились факелы, но прилегающие улицы лежали во тьме. Прошагать две мили по темному незнакомому городу без всякой надежды, что у других ворот окажется лучше?

— Давайте-ка мне ваше одеяло, — сказал он. — Похоже, что придется провести ночь на "Площади Ста футов".

— Правильно, — ухмыльнулся солдат. — Попробуем протянуть на полученные денежки как можно дольше?

Кивнув, он исчез в караулке и через несколько секунд появился оттуда с коричневым свертком в руке.

— Теперь оно ваше, — солдат бросил Валдеру сверток. Тот решил воздержаться от ответа. Вежливо кивнув, он отошел и нырнул в толпу.

Продвигаясь в поисках свободного места, Валдер внимательно вглядывался в лица пристенных обитателей. Чем дальше он шел, тем грязнее и непривлекательнее становилось вокруг. Пройдя где-то шесть кварталов, Валдер сунул одеяло под мышку, положил правую ладонь на рукоятку меча, а левую — на поясную сумку с деньгами.

Стена и вместе с ней улица сделали уже три поворота. Он протопал примерно милю и сейчас размышлял, не стоит ли ему все-таки дойти до следующих ворот.

Наступила ночь. Редкие факелы и фонари тускло мерцали в липкой темноте улиц. Ему не хотелось идти дальше с сумкой, набитой деньгами. Более того, если это лежбище от Западных ворот простиралось на милю, у других ворот может оказаться не лучше. И он опять очутится в толпе, от которой только что бежал. И услуги там вряд ли дешевле. Нет, дальше он не пойдет.

Ясно, что в Этшаре Азрада ему ничего не светит. Слишком много людей прибыло сюда раньше него. Что ж, придется уходить отсюда, по крайней мере временно. В сельскую местность. Он по-прежнему не хотел становиться фермером и не сомневался, что ему обязательно что-нибудь интересное.

Валдер ничего не ел с тех пор, как сошел на берег, и его желудок громко возмущался все время, пока он расстилал одеяло на голой, хорошо утрамбованной земле. Пришлось успокаивать его обещаниями обязательно поесть утром, сколько бы это ни стоило.

Подозрительно оглядев соседей и положив одну руку на Вирикидор, Валдер улегся. Он вовсе не желал, чтобы его ограбили. Проснулся он, едва забрезжил рассвет, обнаружив свое имущество в целости и сохранности.

После такой ночевки ныла каждая косточка. Валдер энергично потянулся. Большая часть населения "Площади Ста футов" все еще спала. Валдер чувствовал исходящие от этих людей уныние и безнадежность — их силы и способности пропадали зря! Нет, он не желает гнить заживо на "Площади Ста футов". Он уйдет из города и найдет себе какое-нибудь занятие. В других местах жизнь может оказаться намного дешевле. Валдер надеялся, что благодаря своим накоплениям он все же останется на поверхности.

Конечно, именно в Этшаре Гору было бы труднее всего отыскать своего экс-убийцу. Но толпы оборванных ветеранов, заполонившие город, вынуждали его бежать. Скатав одеяло и выбравшись на мостовую, Валдер направился к Западным воротам.

К полудню он был уже в четырех лигах от Этшара Азрада.

По мере того как солнце поднималось все выше, движение на дороге оживлялось. В обе стороны текли потоки людей. Солдаты отдаленных армий все еще стремились в город, а другие, уже отчаявшись найти там себе занятие, уходили в поисках более приветливых мест.

Все попытки Валдера предупредить ветеранов, идущих в Этшар Азрада, оказывались безуспешными. Они просто игнорировали его слова.

— Может быть, для вас там и нет ничего, приятель. Но мы не такие привередливые, — произнес предводитель одной группы, со значением поглядывая на серо-черную униформу Валдера.

Как и большинство остальных, предводитель носил зеленые и коричневые цвета. Очень немногие успели обзавестись гражданским платьем.

— Я вовсе не привередлив, — стоял на своем Валдер. — По всему городу слоняются толпы. Очень мало продовольствия, плата за одну ночь в гостинице больше годичного жалованья солдата.

— Что же, как говорится, лучше один раз увидеть… Мы вас не знаем, и с какой стати должны вам верить?

— Я всего-навсего пытаюсь помочь.

— Мы не нуждаемся в вашей помощи, — бросил предводитель и отошел.

Валдер беспомощно смотрел, как группа направилась в сторону города. Очередное пополнение "Площади Ста футов". Хорошо, если они быстро разберутся во всем.

Скоро дорога свернула на север. Все основные дороги из владений Азрада шли на север, а затем — через узкий перешеек на материк. На юге, востоке и западе не было ничего, кроме окруженных морями малонаселенных земель. Но фермерство по-прежнему оставалось Валдеру не по душе.

Когда он покинет полуостров, перед ним наверняка должны открыться новые возможности. Он может направиться вдоль берега на запад к Этшару на Песках, но это, во-первых, приблизит его к Гору, и, во-вторых, Этшар на Песках был довольно жалким поселением. Вряд ли там что-то изменится в ближайшем будущем. Где-то дальше к северу — горы и копи, отвоеванные в последние столетия у Северной Империи. Еще дальше на север лежали руины самой Империи.

Горное дело совершенно не интересовало Валдера. Кроме того, драгоценные камни и металлы никогда не приносили богатство простым горнякам. Только владельцы рудников, скупщики да торговцы процветали в шахтерских поселениях. Виноторговец вполне мог бы преуспеть в тех краях. Но где достать вино? И как его довезти? Валдер даже понятия не имел, как это делается.

Все пространство между копями и Этшаром на Песках занимали необжитые земли — леса и прерии. Когда-то в этих краях было построено несколько десятков военных лагерей, сейчас их, наверное, все ликвидировали. Хотя вполне возможно, некоторые превратились в деревни и городки, но Валдер почему-то был уверен, что не найдет там ничего интересного.

Таким образом, для Валдера оставались восток и юго-восток. Именно там лежала его древняя родина. По правде говоря, Старый Этшар не был его родиной — Валдер родился в лагере неподалеку от городка Кардорет, на линии, разделяющей Западную и Центральную группы войск. Ему так и не довелось увидеть старые земли. Теперь, согласно официальному сообщению, Этшар распался на дюжину враждующих между собой государств. Валдер уже навоевался по самое горло, но ведь можно же будет найти там что-нибудь другое. В любом случае в Старом Этшаре Гор с Утесов не мог преследовать Валдера.

Не исключено, что все его страхи в отношении правителя необоснованны. Но даже тогда было бы очень заманчиво увидеть страну, за которую он так долго сражался. Историческая родина обладала для Валдера каким-то скрытым очарованием. Он был уверен, что у большинства ветеранов просто не хватало воображения и они, слепо повинуясь правителям, не покидали Гегемонии. К тому же конкуренция в Малых Королевствах наверняка не будет такой жестокой.

Эти рассуждения окончательно убедили его. Он отправится в Малые Королевства — туда, где раньше был Старый Этшар. Теперь на каждой большой развилке он будет сворачивать направо, придерживаясь Северного побережья Восточного залива.

Пока, правда, ему не встретилось ни одной развилки. Дорога, не делясь, тянулась прямо к перешейку.

Всю вторую половину дня Валдер прошагал без остановки. Он совсем отвык от нагрузок после вынужденного безделья в море. Да и убийце требовалась не выносливость, а ловкость и осторожность. Кроме того, он вдруг вспомнил, что нарушил данное самому себе обещание и ничего не поел. Последний раз он проглотил обильный завтрак на борту судна позапрошлым утром. С водой проблем не было — ручьи попадались на каждом шагу. Гораздо хуже обстояло дело с пропитанием.

Однако в последнее время и ручьи куда-то исчезли. Он вспомнил об этом, когда вновь ощутил жажду. Валдер обругал себя последними словами. Все это здорово напомнило ему давнишние скитания по тылам северян.

Естественно, он рассчитывал разжиться всем необходимым в Этшаре Азрада. Непомерные цены нанесли ему такой удар, что он забыл, насколько важными для путника являются запасы воды и пищи. Теперь приходилось расплачиваться за свою жадность. На ходу он мечтал о чарах Постоянной сытости Но, увы, камень-Кровавик, согласно приказу, пришлось сдать интенданту. Интересно, сколько мог стоить в городе волшебный Кровавик, если даже цены на воду были возмутительно высокими?

Наверняка, утешал он себя, на пути ему попадется постоялый двор, таверна или в крайнем случае ферма, где он сможет купить хотя бы хлеба. Согретый этой надеждой, он даже зашагал немного быстрее.

До первой дорожной развилки Валдер добрался, когда солнце уже краснело на западе. Как и было решено, он повернул направо. Многие его попутчики уже свернули на обочину и располагались на ночлег. У некоторых были первоклассные палатки, у других — всего лишь одеяло.

Вдоль дороги то здесь, то там загорались костры, пахло жареным мясом и чесночной похлебкой. Судя по всему, постоялых дворов и таверн поблизости не было. Но Валдер еще надеялся, что ему повезет. Он бодро миновал развилку и, поднявшись на вершину высокого холма, увидел внизу, примерно в полумиле от дороги, широкую реку.

Наконец-то он напьется. Вода, может быть, окажется не самой чистой, но вполне сгодится, если, конечно, река не засорена. Кроме того, он попытается поймать рыбу или найти какие-нибудь съедобные растения.

Через реку был перекинут мост — такое грандиозное инженерное сооружение, что его возведение наверняка не обошлось без помощи магических сил. На мосту стояли люди. Может быть, это предприимчивые разумные фермеры, зарабатывающие продажей продовольствия путешественникам? Безмерно усталый, Валдер начал спускаться по склону в сторону реки.

Глава 21

Люди на мосту оказались солдатами и к тому же прекрасно вооруженными. Они стояли у ворот, блокирующих южную оконечность моста. Неподалеку была разбита палатка армейского образца.

Вряд ли эти люди занимались торговлей овощами. Валдер бросил на них короткий взгляд и направился на берег реки. Там он хорошенько напился, смыл пот и, чтобы охладиться, плеснул немного воды себе за пазуху. Затем он уселся и немного передохнул.

Постепенно сгущались сумерки. Солдаты на мосту зажигали факелы. Валдер услышал шипение смолы, поднял глаза и с интересом проследил за всей процедурой.

Наверное, это платный мост. Он слышал о таких, хотя в военное время он" были запрещены законом. Причина запрета заключалась в том, что платные мосты могли помешать перемещению войск и военных грузов. Однако война закончилась, и закон, по-видимому, был отменен, если, конечно, группа на мосту действовала легально. Но Валдер не испытывал никакого желания интересоваться полномочиями вооруженных солдат.

Он посмотрел на реку. Противоположный берег уже нельзя было различить в темноте. Он ни за что не сможет проплыть такое расстояние. Брода тут, конечно, нет. Наверняка через такие реки и товары и люди переправляются на паромах или по мостам. Паромов Валдер не видел. Следовательно, все движение шло через мост. Денежный сбор — дело прибыльное.

Отдохнув, Валдер медленно вскарабкался на обочину дороги.

Все движение замерло. Там и сям горели костры, а рядом с мостом перед входом в солдатскую палатку светился небольшой очаг.

Валдер не знал, что делать. Голодный, уставший, он был совершенно один в чужом, незнакомом мире. Эти обычные жизненные проблемы сейчас казались ему важнее всего. Во всяком случае, вопросы, связанные с зависимостью его жизни от магического меча, которому он не доверял, отошли на второй план. Все остальные требовали немедленного решения.

Конечно, можно, вытоптав в траве площадку, завалиться спать. Можно просто воспользоваться чьей-нибудь заброшенной стоянкой. Но где достать пищу? Вид солдатского котелка над очагом придал Валдеру решительности, и он, едва передвигая ноги, потащился на мост.

Заметили его сразу. Два стражника натянули арбалеты. Третий уронил руку на эфес меча. Валдер видел всех пятерых: четвертый возился с котелком, а пятый дремал поблизости.

— Привет всем! — крикнул Валдер.

— Привет, — ответил тот, что был с мечом.

— Чем вы здесь занимаетесь? — Вопрос казался вполне уместным, ведь предположение о том, что они собирают деньги, было всего лишь догадкой.

— Охраняем мост.

— Охраняете? От кого? Ведь война закончилась.

— Предотвращаем несанкционированные переходы. Цена — один медяк для ветеранов и их семей. Остальные не пропускаются.

— По чьему приказу?

— Лорда Азрада.

А неглупо придумано, подумал Валдер. Этот Азрад, пожалуй, соображает. Охрана моста пополнит его сундуки и не позволит жителям Малых Королевств появляться в Этшаре и еще сильнее переполнять города. Пока война продолжалась, никто не решался без серьезных причин появляться в зоне боевых действий, но теперь, когда наступил мир и зона превратилась в Гегемонию Этшар, некоторые обитатели Малых Королевств наверняка захотят использовать открывающиеся там возможности.

Валдер не собирался до утра переходить через реку. Он еще посмотрит, стоит ли противоположный берег медяка. Перед сном его больше всего интересовали ужин и полезная беседа.

— Что там у вас варится? — спросил он, указывая на котелок. — Пахнет очень вкусно.

— Всего-навсего тушеное мясо. Заку сегодня удалось поймать кролика.

— Может, угостите ветерана? Второй день голодаю. В городе все безумно дорого.

Солдат с мечом вопросительно взглянул на товарищей. Хотя все они промолчали, Валдер почувствовал скрытое недовольство.

— Если хотите, я заплачу по справедливости. Деньги у меня есть. Я просто не хотел платить городским обиралам, они заламывали просто свинские цены.

— Да, уж это точно, — согласился один из арбалетчиков. — Если у меня и были сомнения, оставаться в армии или нет, эти цены развеяли их как дым. За кружку эля трактирщики требовали целый сребреник!

— Четыре! Всего за одну пинту! На рынке у Западных ворот и того больше! — заявил Валдер. — Я не могу столько платить! Лучше уж пить морскую воду.

Солдаты разразились проклятиями, и это полностью растопило лед недоверия. Через несколько мгновений вся компания, включая Валдера, расселась вокруг котелка и принялась за тушеного кролика. Солдаты, как известно, обожают жаловаться на жизнь. Валдер просто предоставил им прекрасную возможность предаться любимому занятию. За что те были ему безмерно благодарны.

Они даже забыли взять с него плату за кролика.

За ужином разговор, естественно, крутился вокруг войны. Рассказы Валдера, воевавшего на крайнем западе, казались часовым довольно странными. Южане никогда не были в лесу и никак не могли понять, что такое одиночный поиск. Истории часовых, в свою очередь, казались странными Валдеру. Северян, оказывается, они так ни разу и не увидели. Им приходилось бороться с магическими нападениями — колдовскими или демоническими — да время от времени подавлять бунты гражданского населения.

Валдер никогда не сталкивался ни с каким гражданским населением, если не считать маркитантов, пришлых торговцев и редкие поселения рыбаков. Он не только ничего не слышал о народных бунтах, но даже не мог представить себе, что это такое.

Кроме того, командные структуры Азрада были жестче и сложнее, чем у Гора. Когда Гору что-то требовалось сделать, он назначал исполнителя и сам давал ему задание. Азрад же в таких случаях создавал комиссию, которая изучала проблему, формировала исполнительские структуры, продолжала функционировать самостоятельно, освобождая командующего для иных важных дел. Гор же был вынужден ежедневно осуществлять оперативное руководство.

Когда примерно к полуночи военная тема была исчерпана, Валдер спросил:

— Почему в городе так много людей? Почему никто ими не занимается?

— А куда еще они могут податься и что можно сделать? — вопросом на вопрос ответил один из солдат. — Единственный настоящий город Этшара находится здесь, и только солдаты настолько глупы, чтобы спать в палатке. Все ветераны хотят иметь крышу над головой, а такие крыши во всей Гегемонии может предоставить лишь Этшар Азрада; вот все и тянутся сюда. Рано или поздно, думаю, они сообразят, что надо строить свои дома, но пока просто собираются в городе.

— Похоже, что запасы там подходят к концу.

— Конечно, подходят! Все восточные плодородные земли превратились в выжженную пустыню! Больше того, запасы продовольствия, лежащие на складах, гниют, так как вместе с окончанием войны распалась система распределения. Если кто-то не начнет возделывать прерии, начнется голод.

Валдер вгляделся во тьму и спросил:

— А кому принадлежат эти земли? Или каждый действительно имеет право селиться на них?

Манрин — солдат, вооруженный мечом, в ответ пожал плечами:

— А кто его знает? Похоже, что каждый. До войны здесь были необжитые районы, а позже все эти земли существовали по законам военного времени. Дорогу Азрад оставил за собой, но в Манифесте было сказано, что все остальные земли может забирать каждый, кто пожелает и готов с пользой употребить полученный надел.

— Точно, — подтвердил Салдан (тот самый, который кухарничал для всей команды). — Но кто знает, как с пользой употребить землю? Все мы готовились стать солдатами, а не фермерами.

Как потом вспоминал Валдер, именно после этих слов у него в мозгу зашевелилась смутная, еще неоформившаяся идея. Но он слишком устал, чтобы тут же продумать ее до конца. Вместо этого он бросил последнюю, чисто обглоданную кость в реку, и объявил:

— Было очень здорово посидеть и поговорить с вами. Большое спасибо за ужин. А сейчас я просто должен поспать.

— Всем нам пора на покой, — согласился Зак, один из арбалетчиков. — Манрин завтра свободен, но все остальные с рассветом заступают на дежурство. Кто-нибудь пните Лоррета — он в ночной смене.

Валдер оставил солдат заниматься своими делами и отошел в темноту. Выбрав место, где трава казалась не такой густой, он завернулся в одеяло и тут же уснул.

Утром его разбудили крупные капли дождя, падающие на лицо. Одеяло насквозь промокло и воняло сырой шерстью. Он сбросил его и поднялся на ноги. Усталость не прошла, но Валдер не мог больше лежать на мокрой, холодной земле.

— Кто-то, — пробормотал он себе под нос, ковыляя к мосту, — обязательно должен построить здесь постоялый двор.

Пробормотал и замер с занесенной для следующего шага ногой.

— Кто-то должен построить здесь постоялый двор, — повторил Валдер.

Это была та самая неоформившаяся идея, мелькнувшая вчера в голове. Кто-то действительно должен открыть здесь постоялый двор, обслуживающий реку, платный мост и развилку дорог. Все дороги, ведущие с востока в Этшар Азрада и обратно, проходили через это место. Все путники, пересекающие нижнее течение Великой реки, обязательно должны воспользоваться этим мостом. Все суда, спускающиеся по Великой реке к морю (Валдер был убежден, что со временем их будет множество), станут проходить здесь. И именно здесь путники, идущие от Западных ворот, уже задумываются о ночлеге.

Да найдется ли во всем мире место, более подходящее для постоялого двора? Он с трудом верил в такую удачу. Неужели он первый, кому пришла в голову эта замечательная идея?

Содержание постоялого двора идеально отвечает его планам. В качестве первоначального капитала он использует свое жалованье, а всю необходимую рабочую силу навербует на "Площади Ста футов".

Он представил себе, как все будет выглядеть. Удобное, небольшое каменное здание (лесов и, следовательно, дерева в округе не было) с большими окнами и толстыми стенами, защищающими от летней жары. В зале огромный очаг, в котором будут пылать поленья во время зимней стужи. Вирикидор он повесит над каминной полкой: таким образом, меч останется достаточно близко и не натворит никаких бед. Никто не сочтет странным, что ветеран даже в мирное время держит под рукой оружие.

Валдер всматривался сквозь сумрак и дождь, пытаясь выбрать подходящее место для своего будущего заведения. Лучше всего, подумал он, если постоялый двор будет стоять на развилке. Он застолбит землю вдоль обочины до самой реки и построит на берегу небольшую пристань.

А может быть, соорудить здание непосредственно у реки? Не исключено, что возникнут сложности, если он сделает заявку на полмили земли вдоль дороги.

Нет, решил Валдер. Река никогда не будет иметь такого большого значения. Ведь команда и пассажиры спокойно могут переспать в своих каютах. Даже если он и построит пристань, основную часть доходов будет приносить именно западная дорога.

Интересно, спрашивал он себя, каким образом оформляется заявка на землю? Может быть, спросить у солдат? Тихонько насвистывая, он бодро зашагал к мосту.

Большая часть караульных еще спала, но Лоррет — ночной часовой — скучал и был счастлив ответить на любые вопросы. Он ничего не знал об оформлении заявки, но посоветовал застолбить нужный участок и даже снабдил Валдера некоторым инструментом.

Когда стих дождь, Валдер пометил свою заявку деревянными кольями и пучками травы, перевязанными зеленой тряпицей. На каждой тряпице углем было начертано его имя. От полумили придорожной полосы он отказался и застолбил место для пристани. Его будущие постояльцы вполне могут пройти или подъехать по общественной дороге.

Проделав всю подготовительную работу и получив заверения солдат, что во время отсутствия хозяина они будут охранять его право на собственность, Валдер отправился в Этшар Азрада, чтобы набрать там строительную бригаду.

Часть третья
Постоялый двор "У отрубленной головы"

Глава 22

Валдер с удовлетворением осмотрел зал. Именно такой он нарисовал в своем воображении четыре месяца назад. Окна, правда, он еще не застеклил, да и мебель стояла временная. Но зато камин с вытяжкой из грубого камня поражал своей величиной. Над камином, точно так, как Валдер себе это представлял, нависала массивная полка из полированного дуба. Стены сияли свежей побелкой. А в камине, разгоняя осеннюю сырость, весело потрескивали поленья.

Во всех остальных комнатах размещались постояльцы. Никто никогда не жаловался на условия или цену за ужин, хотя подаваемое к столу вино было поистине ужасным, а эля на постоялом дворе не водилось вообще. Основным напитком здесь была речная вода, профильтрованная через пять слоев полотна. Для постоялого двора ситуация неслыханная.

Валдер подумывал о закладке колодца. Он не доверял реке. Слишком много людей селилось выше по течению.

Они могли сливать в воду нечистоты, высыпать мусор и… боги знают, что там еще могло плавать.

Правда, гораздо важнее было раздобыть приличное вино и эль. Валдер разослал шестерых членов бывшей своей строительной бригады в разные стороны на поиски поставщиков. Один постоянно сидел в Этшаре Азрада и искал надежный источник снабжения. В случае удачи Валдер обещал ему три золотые монеты — деньги вполне приличные теперь, когда цены опустились до разумного предела. Остальные пятеро разбрелись по Гегемонии Трех Этшаров (таково было официальное название страны) и по Малым Королевствам.

Первоначальный капитал Валдера давным-давно иссяк — спеша закончить строительство, он не скупился в оплате. Еще до того, как дом подвели под крышу, в дверь начали стучаться путники. Валдер не сомневался, что сумеет оплатить текущие расходы и покрыть затраты, но, как показало время, он успокоился зря.

Непрерывный поток путников, движущихся в Этшар Азрада, продолжался недолго. Через месяц после окончания войны он превратился в скромный ручеек, но постепенно и он иссяк. Многие стали уходить на север, убедившись наконец, что город не золотоносная жила с безграничными возможностями.

Валдер пережил одно-два скверных шестиночья, когда деловая активность его заведения упала до нуля, но, не растерявшись, использовал это как повод для сокращения своей слишком многочисленной строительной команды. Когда дом был подведен под крышу, особой спешки уже не требовалось, а команда из шестидесяти человек, где каждый получал по медяку в день, бесплатную воду и пищу, стоила Валдеру слишком дорого.

Он был рад избавиться от большей части работников. Ведь для того, чтобы поднять камень с речного дна и водрузить на указанное место, большого умения не требовалось. Валдер принял в бригаду всех, кто первым отозвался на его клич. Внутренние же работы — отделка и изготовление мебели — требовали профессиональных навыков, которые нельзя было приобрести в одночасье.

Он оставил пятнадцать человек, несмотря на то, что выплаты им превышали доходы. Валдер не сомневался, что движение по дороге наладится и постоялый двор полностью себя окупит. И оказался прав. Число беженцев и ветеранов значительно сократилось. Зато появились ремесленники и торговцы. У одного из проезжих торгашей Валдер купил какую-то гадость, которая могла бы сойти за вино, а у предприимчивого молодого экс-сержанта, ухитрившегося по дешевке скупить сотни палаток в демонтированном приграничном лагере, приобрел материал для обивки мебели.

После ремесленников и торговцев потянулись фермеры и ищущие свободные участки будущие земледельцы. Правда, фермеров было мало, и их продукция производила жалкое впечатление, а будущие землепашцы были нищими как церковные крысы. Война закончилась после окончания сезона сельскохозяйственных работ, и посев не был выполнен своевременно.

Доходы Валдера поднялись, хотя и не столь значительно, как ему бы хотелось. Именно тогда он разослал шестерых агентов-закупщиков. Из девяти оставшихся работников семеро имели собственные планы на жизнь. Один увлекся рекой, решил стать матросом и ждал вакансии на судне. Второй копил деньги на пивоварню. Остальные пятеро пока колебались, но вскоре трое из них застолбили земельные участки неподалеку, пока такая возможность еще существовала. Оставшиеся двое были умнее и квалифицированнее остальных членов бригады, и Валдер не сомневался, что они смогут себе найти занятие по душе.

Одним из двух, пожелавших остаться, был Танделлин. Валдер ужасно удивился, увидев своего друга в толпе на "Площади ста футов", и без всяких колебаний подписал с ним контракт. Вместе с Танделлином к Валдеру пришла и Сараи, которая оказалась просто незаменимой при выполнении легкой работы. Она была единственной женщиной на строительной площадке, и некоторые мужчины слегка ворчали по поводу ее особой привязанности к Танделлину. Однако никаких серьезных проблем, к счастью, не возникало.

Только через три дня парочка призналась, что на следующем же судне они поплыли за Валдером в Этшар Азрада. Танделлин не хотел вдаваться в подробности, но Сараи все объяснила:

— Ты всегда знаешь, что делать, когда другие теряются. Ты уехал сразу, как только получил свое жалованье. Нам показалось тогда, что ты точно знал, куда направишься и что будешь делать. Мы проспорили три дня и решили ехать за тобой. В городе, когда твой след потерялся, все было так ужасно…

Валдер страшно удивился, узнав, что производит впечатление уверенного в себе человека, но Сараи, спокойно выслушав его возражения, ответила просто:

— Все получилось наилучшим образом.

Валдеру оставалось только согласиться.

Пример строительства оказался заразительным. Между мостом и городом как грибы после дождя начали расти фермерские дома. Посетители рассказывали, что дальше по дороге построены новые постоялые дворы.

Валдер радовался подобным известиям. Соседи — фермеры, решительно настроенные на вспашку прерий, что может быть прекраснее для владельца постоялого двора. Поначалу ему приходилось охотиться, ловить рыбу. Запасы продовольствия в его заведении всегда были скудными и мизерными. Кое-что, правда, удавалось купить на дороге. В основном фрукты, выращенные в садах вокруг города Сардирон на Водах в юго-западной части Северной Империи. Это вносило некоторое разнообразие в меню из дичи, но как только новые фермеры начнут выдавать продукцию, Валдер решил развернуться по-настоящему.

Так или иначе, он ухитрялся вести хозяйство, и будущее казалось ему прекрасным и безоблачным. Строительство завершено, а от гостей нет отбоя. Валдер с удовлетворением оглядел главный зал и улыбнулся Вирикидору, висевшему над камином. У хозяина постоялого двора не было ни малейшего намерения обнажать меч, и, глядя на него, Валдер вспоминал об оставшихся далеко позади неприятностях. Валдер никогда не думал, что переживет войну. Но вот он жив и процветает, а от Северной Империи остались только воспоминания. Плохо только, что волшебный меч, делая его бессмертным, не заботится о неуязвимости своего владельца. В будущем это может существенно осложнить ему жизнь, но стоит ли волноваться раньше времени?

Как-то поздно вечером, когда постояльцы уже спали, раздался стук в дверь. Валдер заторопился — если это торговец, можно будет купить у него что-нибудь полезное. На пороге, съежившись, стояли двое мужчин в оборванной военной форме Этшара. Хотя снег еще не выпал (а местные жители уверяли, что в некоторые годы здесь вообще не бывает снега), зима с ее ледяным, холодным ветром уже вступила в свои права.

— Входите, — стараясь скрыть разочарование, пригласил Валдер.

Вряд ли два оборванца чем-то торговали. Скорее всего у них не найдется денег даже на ночлег. Но обязанность хозяина постоялого двора — быть гостеприимным и тепло встречать каждого посетителя.

Парочка вошла в дом. Один сразу же направился к камину, второй неуверенно поглядывал на хозяина.

Валдер заколебался. Где-то он встречал этого человека, но сейчас решительно не мог вспомнить где.

— Я вас знаю, — сказал посетитель.

— Валдер. Владелец постоялого двора. К вашим услугам, — ответил Валдер.

Он не скрывал своего имени. Но с другой стороны, не желал предаваться воспоминаниям о старых добрых временах, которые для него вовсе не были добрыми. Назвав себя владельцем постоялого двора, он хотел подчеркнуть, что живет в настоящем и не страдает ностальгией "по славному прошлому", как называли военное время многие ветераны.

Бесспорно, сейчас этим людям жилось гораздо хуже, чем в годы войны. Бывшие солдаты отощали, одежда свидетельствовала о том, что они провели много месяцев без крыши над головой.

— Валдер? — пришелец не сводил с него глаз. — Вы хотите сказать, Валдер из Кардорета?

— Да, так меня когда-то называли, — уточнил Валдер.

— Человек, который убил "шатра" в схватке один на один?

Валдер не выдержал:

— Откуда вам это известно?

— Я был в группе, которая вас обнаружила. "Шатра" еще теплый лежал рядом с вами. Боже, какое это было ужасное зрелище! Внутри трупа виднелось что-то черное, а когда мы сжигали останки, от них шел ужасающий смрад. И это были вы! Точно! Без униформы я вас сразу не узнал. Похоже, с тех пор вы чуточку раздобрели.

— Да. Есть немного, — улыбнулся Валдер.

— Значит, вы теперь содержатель постоялого двора? Валдер Магический меч и постоялый двор?

— Но это лучше, чем умирать с голоду. Война кончилась. Магический меч остался не у дел.

Его собеседник усмехнулся:

— Я скажу, что любое дело — лучше, чем голод. К сожалению, в последнем у меня больше опыта, чем хотелось бы. Но такой человек, как вы, — вы же не были обычным солдатом! — мог бы найти себе более достойное место в Мире.

— Я нашел себе достойное место в Мире, став владельцем этого заведения и пристани на реке. Разве не так?

— Вы могли бы стать богачом! Человек, который способен убить демона, по существу, всесилен!

— "Шатра" был убит не мной, а магическим мечом., Кроме того, я вполне счастлив.

Посетитель пожал плечами:

— Ну, если вы полагаете…

— Да. Именно так я и полагаю. Теперь к делу: чем я могу быть полезен? Время ужина кончилось. Эля у меня нет, но, если хотите, я могу найти холодную еду и предложить вам хорошей чистой воды.

Ветеран в замешательстве обратился к своему спутнику:

— Эй, Тезра! У тебя есть деньги?

В глубине души Валдер вздохнул. Эти двое явно не сделают его богачом.

Тезра извлек пять медяков, и Валдер, после некоторого колебания, решил, что это будет справедливая цена за ночевку на полу у камина, холодные остатки ужина и воду. Когда все устроилось и утомленные мирной жизнью ветераны уже обсасывали голубиные кости (кролики в результате интенсивной охоты стали редкостью, а с голубиным мясом получались неплохие пироги), Валдер спросил:

— Куда направляетесь? Похоже, вы уже давно в дороге.

Тезра поднял глаза и ответил:

— Мы хотим попытать счастья в Этшаре Азрада. Жизнь повсюду очень тяжелая. В пути мы — с самого окончания войны. Были в Сардироне на Водах, прошли через Перевалы, затем спустились к Великой реке.

Валдер почувствовал некоторые угрызения совести:

— Эти пять медяков — ваши последние деньги? Жизнь в Этшаре сейчас дорогая, и, насколько я слышал, работы там нет.

— Ничего, устроимся, — сказал Селмер — человек, который узнал Валдера. — Мы непривередливые.

Что ж, он предупредил. Если они не желают слушать — это их дело. Валдер изменил тему разговора, спросив путников о Сардироне. Он слышал, что этот город Северной Империи был захвачен практически целым, но ничего не знал о нем.

Они просидели до рассвета. Тезра быстро уснул, но Селмер продержался несколько часов, прежде чем его свалила усталость. Тогда Валдер оставил Парлу, работавшему в утренней смене, записку, в которой говорилось, что эти двое заплатили вперед за ночлег, но не за завтрак, и отправился спать.

Когда Валдер проснулся, солнце стояло уже высоко. Тезры и Селмера в зале не было. Парл сказал, что они ушли примерно час назад, надеясь добраться до города засветло.

Валдер усмехнулся. Чтобы дойти до Этшара засветло, выходить следовало — самое позднее — через час после рассвета. Тем не менее он пожелал ветеранам удачи и тут же забыл о них. Или точнее сказать — не вспоминал о них примерно шестиночье.

В тот вечер начали уже подавать ужин — густую рыбную похлебку с куском хлеба, когда раздался стук в дверь. Валдер поспешил открыть и невольно отступил назад. Первой переступила порог женщина в вызывающе ярком красном платье, отороченном белым мехом; за ней двое крупных мужчин в одежде, покроем напоминающей военную форму. Последней вошла еще одна женщина — невысокая и пухлая, в наряде из голубого шелка.

— Добро пожаловать, — приветствовал их Валдер. — Ужин как раз подают, и если вы пожелаете присоединиться — медяк с каждого, если вы будете пить воду, или сребреник, если отдадите предпочтение вину. Эля или более крепких напитков у меня, к сожалению, нет.

— Мы прибыли сюда не для того, чтобы есть, — заявила женщина в красном.

— Значит, вам нужна комната? Осталось две свободных. Две медные монеты за ночь.

— Мы ищем одного человека.

Валдер обратил внимание на ее странный акцент. Сначала ему показалось, что женщина просто нервничает, но потом понял, что она по-видимому, прибыла издалека. Из какого-то забытого богами угла Малых Королевств.

— Это заведение принадлежит мне, — начал он. — И я не хочу иметь здесь неприятности. Вы должны мне сказать, кого вы ищете и с какой целью.

— Нам нужен Валдер Магический меч.

Женщина говорила слишком громко, и все, кто находился в комнате — три работника и четырнадцать гостей, — одновременно повернули головы, забыв о своей рыбной похлебке.

— Здесь есть только Валдер Владелец постоялого двора, — сказал он. — Входите и закройте за собой дверь.

Валдер понятия не имел, зачем он кому-то понадобился, и, по правде говоря, ему это было неинтересно. Сомнительно, чтобы это была делегация от Гора. Он вспомнил о Тезре и Селмере. Посетители наверняка имеют к ним какое-то отношение.

Валдер поначалу был готов предложить для беседы более уединенное место, но затем ему пришло в голову, что Гор с Утесов не настолько глуп, чтобы посылать людей, вызывающих подозрение с первого взгляда, и достаточно хитер, чтобы сформировать подобную группу. Поэтому он решил, что уединение ему не нужно, и, когда женщина в синем захлопнула дверь, прошел к свободному столику и жестом пригласил новых посетителей садиться.

Женщина в красном явно колебалась. Ее спутники не садились, следуя примеру своей предводительницы.

— А нет ли здесь местечка потише? — спросила дама. Это окончательно убедило Валдера, что ему не стоит уединяться с такой компанией.

— Нет, — ответил он. — Мы будем разговаривать здесь или нигде.

Женщина в красном с явной неохотой заняла место у стола. То же сделали и ее спутники.

Валдер уселся последним.

— Я — Садра из Петмора. Петмор является законной столицей Этшара. Мы нуждаемся в вашей помощи.

Из ее слов следовало, что Петмор — Малое Королевство. Большинство из главных городов претендовали на звание древней столицы Этшара.

— Помощи в чем? — поинтересовался Валдер.

— Мы пришли в город Азрада, чтобы найти человека, способного нам помочь, и два ветерана подсказали, где можно вас найти. Они заявили, что вы — величайший из бойцов, так как убили северного демона в схватке один на один.

— Ничего подобного. — Валдер был не в настроении вдаваться в подробности.

— Ничего подобного? — переспросила ошарашенная Садра. — Но они поклялись…

— Поклялись? И в чем же?

— Один поклялся, что вы прикончили демона…

— О… Да, конечно. Я убил "шатра", который был наполовину демоном, но меня вряд ли можно считать великим бойцом. У меня был магический меч.

Валдера даже забавляло, что меч преспокойно висит в десяти ярдах от их столика.

— О… И меча больше нет?

Валдер молча пожал плечами.

— Конечно, меча нет, иначе вы бы не стали содержать постоялый двор. Но, может быть, вы сумеете вернуть его или помочь нам без него?

— Вы так и не сказали мне, какого рода помощь вам нужна.

— Все очень просто. У нас завелся дракон… Очень большой. Он сжигает хлебные поля… — похоже, у нее вошло в привычку оставлять фразы неоконченными.

— Следовательно, вы хотите, чтобы я для вас убил дракона?

— Вот именно.

Валдер положил ладони на стол, всем своим видом показывая, что собирается встать, и произнес:

— Простите, Садра, но я не смогу вам помочь. У меня нет никаких шансов победить. Единственный раз мне пришлось сражаться с драконом, и я удирал от него без оглядки.

— Но все-таки вы сражались с драконами?

— Однажды и притом с очень маленьким. Он чуть было не сожрал меня. Так что драться для вас с драконом я не буду. Уговорите его не сжигать хлебные поля или наймите в городе укротителя драконов, если никто не захочет сражаться с чудовищем. Итак, будете вы ужинать и ночевать здесь или предпочитаете уйти?

Гости из Петмора остались на ужин, переночевали и даже позавтракали. Садра еще несколько раз попыталась уговорить Валдера, но успеха не добилась.

Утром, уже стоя в дверях, она обернулась и произнесла:

— Селмер сказал мне, что вы — герой и будете рады найти любой предлог сбежать с этого ужасного постоялого двора. Думаю, что он серьезно в вас ошибся.

Валдер согласно кивнул:

— Вы абсолютно правы. Мне здесь очень нравится.

Садра, не скрывая презрения, ответила кивком и ушла. Казалось, вопрос исчерпан, но вскоре появилась еще одна группа. Эти с драконами не воевали. Они собирались отправиться грабить развалины северных городов и звали Валдера в телохранители. Поговаривали, что в тех местах бродят несколько уцелевших "шатра", а разве найдется лучший защитник, чем тот, кто убил полудемона в честном поединке.

Валдеру удалось их вежливо спровадить. Он просто диву давался, что никто не желал признавать исключительной роли меча в его подвигах. Все приписывали ему какие-то небывалые заслуги и не верили, что его вполне устраивает нынешнее положение. Он твердо решил остаться хозяином постоялого двора и всем интересовавшимся объяснял: да, был когда-то у него зачарованный меч, да, он убил им "шатра". Он даже не стал отрицать, что работал убийцей, когда сведения об этом просочились неизвестно откуда. Но всегда подчеркивал: сейчас он хозяин постоялого Двора, и ему нравится это занятие.

Затем появился трясущийся от старости чародей, желавший, чтобы Валдер помог ему найти недостающую часть заклинания. О сути заклинания старик предпочел не распространяться. За старцем последовал капитан наемников, собирающий роту из героев Великой войны для участия в столкновениях на границах Малых Королевств. "Капитан", который наверняка не поднялся выше звания сержанта, надеялся, что небольшая группа опытных вояк способна создать решающий перевес сил для любой из сторон. Валдер считал, что он прав, но присоединиться не пожелал, о чем и заявил без всяких экивоков.

Валдеру нравилось быть владельцем постоялого двора: слушать рассказы гостей о путешествиях, укладывать спать усталых, кормить голодных, подавать напитки жаждущим, и видеть, как лица людей обретают покой. Хозяин подобного заведения не подвергался серьезным опасностям. Доходы у Валдера были небольшие, и это его, кстати, совершенно не беспокоило. После окончания войны на его жизнь не было никаких покушений. Не принимать же всерьез угрозы пьянчуг, которые не то что драться, на ногах держаться не могли. С тех пор как Валдер нашел надежные источники снабжения, единственной заботой остались задиристые пьяницы, впрочем, достаточно редкие. Слухи о Валдере Магическом мече здорово помогали ему — отваживали от заведения лиц с дурными наклонностями. Он оставался хозяином самому себе. Бесспорно, ему приходилось исполнять приказания посетителей. Но с военной службой это не имело ничего общего.

Да, ему очень нравилось содержать постоялый двор. Заниматься этим гораздо приятнее, чем быть убийцей или искателем приключений. Он предпочитал видеть Вирикидор над очагом, а не на поясе.

К сожалению, ему приходилось слишком часто повторять это. Болтливый Селмер и гости, которые слышали его разговоры с Садрой, широко разнесли его славу. Валдер, по совести говоря, был совсем не против. Это способствовало процветанию дела. Некоторые гости, может, и прошли бы мимо, не будь хозяин постоялого двора "У моста" столь знаменит.

Вдоль дороги открывались все новые и новые заведения, где усталые путники могли неплохо отдохнуть.

Ему приходилось отклонять самые разнообразные предложения, начиная от весьма обычных и скучных и кончая самыми странными и невероятными. Его просили все — начиная от затянутых в шелка аристократов и кончая голодными детьми. Последние уходили, может, и разочарованными, но всегда хорошо накормленными. Он отказывался от освобождения принцесс, уничтожения драконов, свержения тиранов, поисков потерянных отпрысков, убийства пиратов, ограбления могил, битв с магами, запугивания ведьм, низвержения демонов, разрешения приграничных споров и поисков всего на свете: начиная с древних магических сокровищ и кончая пропавшими котятами.

Когда было возможно, Валдер предлагал просителям различные варианты решения их проблем. Он был в отчаянии, что даже в ножнах Вирикидор ухитрялся отравлять ему жизнь.

Валдер подозревал, что ни одна живая душа не верит, что ему нравится содержать постоялый двор. Многие считают бывшего разведчика просто самозванцем. Когда прибыл посланник Гора, он вежливо выпроводил его и был страшно рад, когда тот отбыл с убеждением, что Валдер — безобидный трус.

Даже Танделлин не верил, что Валдеру хочется оставаться содержателем постоялого двора. Никто не верил. Хотя это была святая правда.

Глава 23

Постоялый двор "У моста" процветал. Вместе с ним процветал и Валдер. Складывалось впечатление, что с окончанием послевоенной неразберихи дела в Мире пошли совсем неплохо.

В 5000 году правители Гегемонии трех Этшаров объявили, что последние разрозненные группировки северян уничтожены и следы Империи стерты с лица Мира. В ознаменование этого события было решено проводить традиционные народные гулянья в течение семи дней вместо обычных пяти. Правда, кое-кто утверждал, что правители хотят таким образом компенсировать огромные ошибки, совершенные во время войны, но в пароксизме всеобщего веселья от этих зануд просто отмахнулись.

В том же году Валдер наконец застеклил окна в своем заведении.

В 5002 году Сардирон на Водах при появлении сборщиков налогов отказался признать верховенство Гегемонии и провозгласил себя объединением баронств, во главе которых оказались бывшие командиры оккупационных войск. Отношения между баронствами регулировались Верховным советом, собирающимся в самом Сардироне. Триумвират уступил, прекрасно понимая, что народы Гегемонии не желают продолжения войны. Ходили слухи, что Азрад и Гор убедили Анарана подождать, пока бароны не передерутся, как это случилось с Малыми Королевствами. После этого Гегемонии не составит никакого труда вновь подчинить себе Сардирон. Если это соответствовало действительности, то Гор и Азрад просчитались — с севера не поступало никаких сообщений о распрях. Наоборот, на юг потянулись караваны, а по Великой реке — баржи с товарами, наполняя постоялый двор Валдера гостями, а его кошелек деньгами.

Благодаря своим постояльцам Валдер был в курсе всех новостей и слухов. В этом году ему удалось целиком заполнить свои погреба: тридцать сортов вин, дюжина сортов эля и пива, не говоря уж о бренди или ушке. Один его бывший работник стал владельцем пивоварни, и поставки следовали бесперебойно. Персонал заведения сократился и состоял теперь лишь из самого Валдера, Сараи, Танделлина и Парла.

К 5005 году практически все ветераны так или иначе устроили свою жизнь, и бесплатная раздача земель прекратилась. Прежние поля сражений превратились в фермерские хозяйства; огромные прерии, протянувшиеся к западу от Великой реки, распахали и засеяли кукурузой, пшеницей и ячменем. Этшар на Утесах и Этшар на Песках превратились в настоящие города, но ни тот, ни другой не могли сравниться с Этшаром Азрада, переименованным теперь в Этшар Пряностей. Малые Королевства оставались разрозненными, стычки между ними не прекращались, что позволяло жителям Гегемонии считать их обитателей варварами. Трудно было представить, что когда-то там находилось сердце цивилизации — Старый Этшар, теперь никто даже и не вспоминал о нем. Прошлое кануло в небытие, и Гегемония с ее тремя столицами осталась единственным Этшаром.

Это был год, когда Валдеру так и не удалось наладить паромную переправу, которая стала бы конкурировать с платным мостом Азрада. Однажды ночью на паром "случайно" упал факел, пожар уничтожил судно до ватерлинии и положил конец всему предприятию. Валдер решил ничего не восстанавливать — следующий факел мог "упасть" на постоялый двор.

В 5009 году примеру Сардирона последовало Северное побережье, объявив себя Королевством Тинталлион со столицей, наполовину расположенной на острове и давшей название новому государству. Из рассказов путешественников Валдер понял, что континентальная часть столицы образовалась на месте лагеря, в котором о врага к морю — прорыва, отрезавшего разведчика от своих и вынудившего его скитаться в лесу.

Это был год, когда почти укрощенный дракон случайно сжег конюшни Валдера. Стыдясь своего поступка, дракон проломил стену и скрылся. С тех пор его никто не видел. К счастью, владелец дракона скрыться вовремя не успел и ему пришлось щедро расплатиться за причиненный ущерб и незначительные ранения, полученные двумя мальчишками, пытавшимися отловить животных, разбегающихся через пролом в стене.

В 5011 году в возрасте шестидесяти трех лет умер Анаран с Песков. После месяца всеобщего ожидания Гор и Азрад объявили посты правителей наследственными и провозгласили десятилетнего сына Анарана Эдарана из Этшара новым правителем Этшара на Песках. Никто особенно не возражал, и передача власти прошла безболезненно. У Азрада и Гора тоже были сыновья-наследники, и никого не волновало, что ребенок стал соправителем Гегемонии.

В этом же году была совершена попытка ограбления постоялого двора "У моста".

В тот вечер четвертого числа месяца Льдов посетителей у Валдера не было. Соседи сидели по домам из-за сильного снегопада. Движение по дорогам замерло. Река в этих краях никогда не замерзала, но именно в тот день не прибыло ни одного судна. Танделлин и Сараи пошли к себе — они выстроили на противоположной стороне дороги дом, а Парл уехал, как обычно, к одной молодой особе — зимой в его услугах часто не было необходимости. Валдер сидел в зале, поддерживая огонь в камине и бездумно глядя на пламя.

Раздался стук в дверь. Валдер вздрогнул и поднял голову. Ему не хотелось идти открывать дверь, чтобы получить в лицо заряд снега и холодного ветра. Поэтому он громко крикнул:

— Открыто! Входите!

Никто не появился. Он уже решил, что защелка примерзла или посетители не слышали его крик, когда дверь широко распахнулась.

Оба пришельца сразу ему не понравились. Тот, что вошел первым, был невысоким, кривоногим с темной, странно сдвинутой набок шевелюрой. Валдер не сразу понял, что это результат ранения — на оскальпированном участке головы волосы не росли.

Второй оказался гигантом — не менее шести с половиной футов ростом и с непропорционально широкими плечами. Грудь обоих прикрывали видавшие виды кирасы, а с пояса свешивались боевые мечи, что в мирное время было довольно странно. Голову великана украшал черный облегающий шлем северян. Подобного головного убора Валдер не видел очень давно. Похоже, оба пришельца относились к известной категории неудачников, обвиняющих в своих несчастьях кого угодно, кроме самих себя. Все деньги у них, конечно, уходили на ушку или на игру в кости, кроме того, эти типы обычно считали, что, раз они служили в армии, весь мир пребывает перед ними в неоплатном долгу.

Валдер не любил таких людей. Посетители были примерно его возраста или на год-два моложе. То есть каждый прослужил всего несколько лет. Им никто ничего не должен.

Тем не менее хозяин постоялого двора обязан быть гостеприимным.

— Добро пожаловать! — сказал он. — Проходите, грейтесь! Чем могу быть полезен?

Парочка огляделась. Здоровяк наконец вспомнил, что следует закрыть дверь.

— Холодина! — произнес коротышка. — Чем у вас тут может согреть внутренности настоящий мужчина?

— Бренди и ушка, — ответил Валдер. — Два медяка или один сребреник за бутылку соответственно.

— Ушка.

Другого ответа он и не ждал. Такие люди бренди не пьют.

Валдер кивнул и направился в кухню. Гостей сегодня не ожидалось, бочонок выставили из зала пораньше.

— Располагайтесь поудобнее, — бросил он через плечо. Про себя Валдер решил вернуться как можно скорее, пока парочка не учинила какого-нибудь безобразия. Украсть в зале нечего, но эти двое могли поразвлечься, разломав несколько столов.

— Эй, хозяин! — крикнул здоровяк, прежде чем он вышел из зала. — Вас зовут Валдер?

Валдер остановился:

— А почему вы спрашиваете?

Гигант пожал плечами и ответил:

— Мы слыхали, что это заведение принадлежит человеку по имени Валдер Магический меч — по слухам — герою войны.

Валдер вздохнул. Опять его будут подбивать на какое-нибудь гнусное дело. Этим двоим явно что-то нужно от него, а отказов подобные типы просто не понимают.

Что ж, он не трус и постоит за себя.

— Да, я Валдер. Я был на войне, участвовал в схватках и убил нескольких северян. Но я не знал, что слыву героем.

— А как насчет магического меча?

— У меня был волшебный меч, который я получил от безумного отшельника на западном побережье.

Гигант повел плечом в сторону камина:

— Это он там, на стене?

Валдеру не понравился его тон.

— Что, если это так?

— Просто спросил. Никогда не видел вблизи магического меча.

— Да, это он. Можете посмотреть поближе, но не вздумайте прикасаться к нему.

Валдер надеялся, что скрытая в ответе угроза сможет остановить парочку. Бывший разведчик не очень беспокоился. Если он не лунатик и не убивает людей во сне, то никто не сможет обнажить Вирикидор, а никакое другое оружие не способно его убить.

— А где наша ушка? — спросил коротышка.

— Сейчас принесу.

Дверь в кухню он оставил открытой, чтобы можно было слышать все происходящее в зале.

Из зала доносились голоса и звуки переставляемых стульев. Прекрасно — парочка, по-видимому, устраивалась за столом. Он наполнил ушкой два высоких хрустальных стакана. На постоялых дворах обычно не пользовались стеклянной посудой, но Валдер, убежденный, что крепкие напитки в любых других емкостях не имеют подлинного вкуса, пошел на значительные расходы, пригласив чародея, который сделал всю дорогую посуду небьющейся. Он считал, что затраты полностью себя оправдали — посетители высоко ценили такие приятные мелочи. По крайней мере некоторые посетители.

Валдер поставил стаканы на поднос и направился в зал. То, что он там увидел, заставило его похолодеть. Здоровяк стоял на стуле у камина и тянул к себе Вирикидор.

Если бы не проволока, намертво прикручивавшая меч к вмурованным в камни колышкам, парочка уже благополучно стянула бы Вирикидор и скрылась в снежной ночи.

— Пусть демоны сволокут вас в ад! — заорал Валдер.

Ему вовсе не нужна была эта неожиданная неприятность.

— Оставьте меч в покое! Вы все равно не сможете им воспользоваться!

Коротышка резко обернулся и обнажил свой меч. Гигант изо всех сил вцепился в ножны Вирикидора и рывком сорвал магическое оружие со стены.

— Это мы-то не сможем? — издевательским тоном пропел низкорослый вор.

— Не сможете, — сказал Валдер. — Слыхали о заклятии Истинного владения?

— Нет. Но даже если бы и слыхали, то все равно не поверили бы. Мы и с магическим мечом совладаем.

— Что же, попытайтесь, — как можно спокойнее сказал Валдер. — Попробуйте обнажить клинок.

Сердце гулко стучало у него где-то в желудке. Что если Дарренд и его коллеги просчитались и Вирикидор сейчас вцепится ему в глотку?

Коротышка не сдвинулся с места.

— Ханнер, ну-ка достань эту железку.

Ханнер безуспешно дергал за рукоять.

— Не могу, — выдавил он. — Похоже, туда налили клея.

— Нет там никакого клея, — сказал Валдер. — Это часть заклятия.

— Ах, вот как? Весьма предусмотрительно с твоей стороны. А что случится, когда ты сдохнешь? Нам нужен не только меч, хозяин. Наверняка у тебя где-то припрятана куча деньжат. Не похоже, чтобы в твоем заведении кипела сегодня жизнь. Если мы сейчас тебя прикончим, у нас будет время до утра, чтобы найти припрятанное. Даже если мы не отыщем тайник, у нас останется меч, который можно будет продать за несколько золотых. Но если ты нам поможешь — научишь пользоваться мечом и скажешь, куда спрятал деньги, — не исключено, что мы оставим тебя в живых.

— Вы не сможете меня убить, — ответил Валдер.

— Не ты ли нас остановишь? Нас двое, и наши мечи, хоть и не магические, но отлично наточены. Ты один и безоружен. Если только не сунул в рукав кухонный нож. Мы все проверили. Здесь нет ни души. Твои помощники ушли несколько часов назад.

Да, положение было скверным. Вирикидор не извлекали из ножен уже более десяти лет. Кто знает, что случилось за это время с его магической силой? Армейские чародеи утверждали, что хозяина меча невозможно убить, но ведь этого никто не проверял. Валдер пытался собраться с мыслями, но как это часто бывало с ним в минуту опасности, в голову полезла всякая дребедень.

— Ханнер, — сказал коротышка, — как ты считаешь, не пора ли убедить Валдера Магический меч нам помочь?

— Думаю, ты прав, — ухмыльнулся Ханнер.

Он перекинул Вирикидор в левую руку, а правой вытащил свой меч.

Два разбойника плечом к плечу неторопливо двинулись через зал.

Валдер следил за их приближением, не упуская из поля зрения Вирикидор. Негодяи совершали ошибку, следовало бы держать магическое оружие подальше. Валдер припомнил настойчивое желание людей генерала Караннина вернуть ему меч. Бедный Ханнер даже не осознает, что он делает.

В голове в это время вертелся совершенно идиотский вопрос. Валдеру ужасно хотелось узнать, как зовут низкорослого грабителя.

Когда парочка подошла поближе, Валдер запустил в них подносом. Сверкнули два меча. Первоклассная ушка разлилась. Хрустальные стаканы отскочили от пола целыми и невредимыми, но бандиты даже глазом не повели. Они настолько внимательно следили за жертвой, что ничего не заметили.

Эта попытка доказала, что разбойники умеют обращаться с мечами и что чародей, наложивший заклятье на посуду, не был обманщиком. Валдер отступил к стене.

Парочка сделала еще несколько шагов и остановилась. Острие меча Ханнера медленно поднялось и замерло напротив горла Валдера. Второй клинок почти упирался в его живот.

— Ну, — сказал коротышка, — теперь поведай нам об этом мече да не забудь сказать, где прячешь денежки.

Краем глаза Валдер заметил, что левая рука Ханнера выдвинулась вперед, очевидно, без ведома своего хозяина.

Правая рука Валдера уже была наготове.

— Имя меча — Вирикидор, что означает "Солдатобойца". Никто до конца не знает, какие чары на него наложены, потому что чародей, сотворивший заклинания, исчез. Однако все они замыкаются на заклятье Истинного владения, в силу которого ни один человек не может пользоваться мечом, пока я жив. — Он говорил спокойно, пытаясь отвлечь внимание грабителей. Менее фута отделяло Вирикидор от его руки.

Валдер неожиданно рванулся вперед с криком:

— Вирикидор!

Ханнер попытался отвести руку с магическим мечом в сторону, но было уже поздно. Валдер так и не понял, как это все случилось: то ли Вирикидор выскочил из ножен, то ли он сам удачно выхватил клинок. Во всяком случае, волшебное оружие оказалось у него в руке.

Ханнер мгновенно отреагировал, попытавшись нанести удар по запястью Валдера. Вирикидор развернулся, Валдер почувствовал, как, хрустнув, выворачивается его рука, и успешно парировал удар разбойника.

Второй грабитель, не теряя времени, сделал выпад вперед. Валдер отскочил в сторону, но недостаточно быстро. Острая боль в боку обожгла его. Полилась кровь. Он почти не видел, что произошло в последующие секунды.

Казалось, Вирикидор, обретя свободу, просто наслаждается жизнью. Он сверкал как молния, отражая атаки обоих негодяев. Валдер даже не пытался вмешаться, его рука просто двигалась следом за мечом.

На какое-то мгновение Ханнер замешкался, и Вирикидор тут же распорол его горло. Следующим движением меч напрочь отсек голову гиганта. Кровь брызнула фонтаном и залила весь пол.

Вирикидор тут же утратил всякий интерес к происходящему, и Валдер оказался один на один с фехтовальщиком, который, хотя и был недомерком, значительно превосходил его в мастерстве и в тренированности. К тому же противника защищали доспехи.

Опасность заставила Валдера позабыть о сильнейшей боли в боку, все его внимание сконцентрировалось на отражении атак.

Коротышка, заметив изменение в ходе поединка, злобно ощерился и просипел:

— Ты начинаешь выдыхаться, хозяин. А может быть, волшебство уже сдохло?

Валдер решился на блеф.

— Волшебство действует, негодяй, — сказал он. — Но я подумал, что, может быть, ты предпочитаешь жизнь. Убирайся, и я тебя не трону. Твой приятель и так залил мне весь пол своей поганой кровью. Мне этого вполне достаточно.

— Ханнер убит?!

В запале коротышка даже не заметил, как упал его товарищ. Он взглянул на обезглавленный труп и явно был потрясен увиденным.

Валдер воспользовался замешательством врага и нанес ему колющий удар в живот, туда, где кончалась кираса.

Противник успел увернуться, но эта атака выбила его из колеи.

Он перестал нападать и полностью перешел к обороне.

— Пока я могу сдерживать меч, — врал Валдер. — Но демон, заключенный в сталь, становится все сильнее. Я не хочу, чтобы он получал больше одной души за раз, иначе однажды он станет слишком могущественным.

Сейчас он был благодарен популярности легенд о мечах-вампирах.

Разбойник споткнулся о голову Ханнера, и нервы его не выдержали.

— Убери его от меня! — взвизгнул он и бросился к дверям.

Валдер поспешно вытер клинок и убрал его в ножны. Если грабитель вернется, можно будет вновь воспользоваться магической силой меча.

Однако негодяя и след простыл. Превозмогая боль, Валдер сумел пройти через зал и закрыл дверь. Усилием воли он заставил себя стянуть рубашку и перевязал рану. Перед глазами все плыло. Валдер посмотрел на обрывки проволоки на стене, на откатившуюся в угол отрубленную голову, на безжизненное тело у дверей кухни и прошептал:

— Будь ты проклят, отшельник…

И потерял сознание.

Глава 24

Край двери уперся Валдеру в ребра, и он, очнувшись от невыносимой боли, откатился в сторону. В образовавшуюся щель протиснулся Танделлин.

— Боги! — воскликнул он. — Что случилось?

Он наклонился над другом, чтобы хоть как-то помочь. Валдер слабым движением остановил его и прошептал:

— Все будет в порядке. Я просто умираю от жажды.

— Хорошо, — ответил Танделлин, — я принесу тебе эля. Он оглянулся в поисках бочонка и только тогда разглядел, что творилось в зале.

— Боги! — вторично произнес Танделлин. Но решив, что сказано недостаточно сильно, добавил: — Ради всех богов небес, вод, и земли, Валдер, что здесь произошло?

— Эля, — прохрипел Валдер. Он был не в состоянии что-либо объяснять.

— Да, конечно.

Танделлин бросился на кухню, перепрыгнув по дороге через лежащий в луже полузасохшей крови труп Ханнера. Валдер расслабился и полежал с закрытыми глазами, пока не услышал звук возвращающихся шагов.

Эль помог. Горло очистилось, дыхание стало безболезненным, особенно если не вдыхать глубоко.

— Еще.

После второй кружки Валдер окончательно пришел в себя и уселся, опираясь о стену.

— Ты случайно не знаешь целебные заклинания?

Танделлин отрицательно покачал головой.

— А хороших чародеев-целителей, колдунов или хотя бы теургов?

— Я могу их найти, но целебные заклинания стоят кучу денег.

— Деньги есть, — ответил Валдер. — Это не проблема.

— Значит, тебя не ограбили? Здесь был всего один человек?

— Двое. Один убежал. Вряд ли он украл что-нибудь, если, конечно, не пробрался обратно, когда я валялся без сознания. Но скорее всего негодяй не возвращался, иначе он наверняка попытался бы меня прикончить.

— О… Во всяком случае, с одним ты разобрался как надо. Его башка отрублена вчистую. Это он тебя ранил?

— Я знаю, что он без головы, Тан. Ведь все же это я ее отрубил. А ранил меня второй. Они напали оба и одновременно.

— О… — повторил Танделлин. — Как это благородно с их стороны. А что делать с трупом? Мы же не можем оставить его валяться здесь.

— Ясно, не можем. Послушай, принеси-ка мне еще кружечку и приступай к уборке. Мы просто закопаем его где-нибудь. У меня нет желания тратить время, силы и дрова на погребальный костер. Мне плевать, что его душа не очистится и не предстанет перед богами. — Он покосился на Вирикидор, преспокойно лежащий рядом, и его осенила идея.

— Голову пока оставь. Мы насадим ее на шест и воткнем перед входом, чтобы отвадить тех, у кого может возникнуть гнусная идея нас ограбить.

Да, подумал он про себя, это, пожалуй, будет достаточно убедительно и послужит хорошим предупреждением всем злоумышленникам.

— Пол, наверное, придется продраить песком, — заметил Танделлин.

— Проще будет заменить половицы, — ответил Валдер.

Снова открылась дверь, и в зал вошла Сараи. Она приходила позже Танделлина, так как перед выходом кормила дочь — Сараи Младшую.

Она посмотрела на Валдера, сидевшего с обнаженной грудью, обмотанной остатками окровавленной рубашки, оглядела разгромленный зал, труп и валяющуюся голову.

— Похоже, ты провел бурную ночь, — заметила Сараи, обращаясь к Валдеру.

Тот засмеялся, превозмогая боль:

— Бурную ночь? Именно. Умри, лучше не скажешь.

После этого все проблемы стали казаться уже не такими серьезными. Валдер ухитрился пересесть на стул и принялся руководить уборкой и размещением головы Ханнера. Во всем постоялом дворе не нашлось подходящего шеста, и Танделлину пришлось сбегать на пристань за причальным багром.

Его воткнули в землю, достаточно близко от входа, чтобы каждому была понятна связь головы с постоялым двором, и в то же время на таком расстоянии, чтобы гости не почувствовали вони. Для непонятливых под головой прибили доску, на которой крупными черными рунами было начертано: "ВОР".

Когда заведение было готово к приему посетителей, Танделлин отправился на поиски врачевателя. Горстка гостей, прибывших, несмотря на холод и слякоть, осталась целиком на попечении Сараи. Валдер пока еще не мог передвигаться. Он сел в глубине зала, наблюдая за происходящим и размышляя о будущем.

Мысль о возможном нападении никогда раньше не приходила ему в голову.

Теперь он понимал, что был просто глупцом.

Надо принимать какие-то меры.

В Этшаре Пряностей есть люди, которые за небольшое вознаграждение хранят чужие деньги. Они называют себя банкирами. Это показалось Валдеру неплохой идеей. Теперь, когда постоялый двор отстроен, снабжение налажено, тратить деньги было не на что. С накоплениями надо что-то делать, его сбережения способны соблазнить любого вора.

Если в доме не будет денег, единственным предметом, достойным внимания ворья, останется Вирикидор. Увы, теперь слишком поздно опровергать истории о магическом мече. Невозможно убедить кого-либо в его исчезновении, если оружие висит над камином. Прежде всего надо спрятать Вирикидор, если он не хочет, чтобы какой-нибудь юный кретин перерезал ему во сне горло, чтобы завладеть бесценным мечом.

Конечно, если чары истолкованы правильно, от раны он не умрет, но подвергать себя подобному эксперименту Валдеру почему-то не хотелось.

Жаль, ему так нравилось смотреть на Вирикидор, мирно висящий на стене.

Так что же делать с мечом?

Клинок по-прежнему бьется за него, но только с мужчинами, и убивает только один раз. Заклятие Истинного владения все еще связывает его с Вирикидором, правда, Валдер не был уверен, прыгнул ли меч ему в руку или он сам успел выхватить его. Однако Ханнер так и не сумел обнажить клинок. Кроме того, только действием заклятия Истинного владения можно объяснить глупость преступника, поднесшего Вирикидор так близко к хозяину.

Валдер неловко повернулся на стуле, и его бок пронзила острая боль.

Чего хорошего в магическом оружии, которое, храня жизнь хозяина, позволяет резать его на куски? Страдания могут оказаться похуже смерти. Горькая улыбка искривила губы Валдера.

Тот удар он просто обязан был парировать. Коротышка-грабитель, бесспорно, хороший фехтовальщик. Но и Валдер в свое время считался достаточно умелым бойцом. Его высокий рост обеспечивал преимущество на дистанции. Хозяин постоялого двора тяжело вздохнул. Да, он постарел и потерял былую ловкость. Реакция стала медленнее, тридцать семь лет — возраст далеко не юношеский.

Сомнений не было — он старел. Чары, наложенные на Вирикидор, не могли сохранить молодость его владельцу. В таком случае что ждет его впереди? Постепенная безграничная деградация? Превращение в растение? Он слышал о мужчинах и женщинах, которые, прожив сотню лет, оставались крепкими и бодрыми. Но хозяин Вирикидора может существовать вечно, если впредь не станет обнажать клинок. Нет, не может, а будет существовать. Но хочет ли он бессмертия, если старение неизбежно?

От этих мрачных мыслей бок заныл уже совсем невыносимо, и Валдер стал утешать себя, что в конце концов тридцать семь лет — это еще не возраст и думать о старости еще рано.

Тем не менее следует быть очень внимательным и всячески избегать членовредительства или других неизлечимых недугов.

Именно поэтому Вирикидор надо спрятать с глаз долой; дабы он никого не вводил в искушение. Лучше всего, конечно, закопать или бросить в реку. Но Валдер знал, что заклятие Истинного владения не позволит течению унести волшебное оружие далеко и он легко получит меч обратно, как только захочет этого.

Может быть, нанять чародея, снять чары и зажить нормальной жизнью? Война давно закончилась. Зачем ему магический меч?

Валдер вспомнил Дарренда, утверждавшего, что чары, наложенные на меч, нерушимы. Что же, Дарренд мог и ошибиться. Бесспорно, чтобы снять заклятие, потребуется чрезвычайно могущественный чародей, и его услуги будут стоить немало — хотя бы потому, что многие ингредиенты, необходимые для священнодействия, очень трудно добыть. Например, много лет назад был призыв ко всем достать волосы нерожденного ребенка — они требовались для одного заклинания, заказанного Азрадом. Интересно, подумал Валдер, удалось ли тогда их найти? Говорили, что другие ингредиенты для того заклинания раздобыть было еще сложнее. По местным меркам Валдер жил припеваючи — постоялый двор процветал, но если он прибегнет к услугам чародея, то лишится всех своих сбережений.

Вообще-то Валдер пока не хотел снимать чары. Вирикидор еще мог послужить ему. Он опасен, но и полезен. Его можно обнажить еще пятнадцать или, может быть, двадцать два раза — Валдер давно сбился со счета. Во всяком случае, оставался достаточно большой запас. Вот когда здоровье сильно пошатнется, к этому вопросу можно будет вернуться.

А Вирикидор он все-таки закопает.

Двумя днями позже, когда раны уже были излечены при помощи волшебства, Валдер зарыл свой меч на огороде, предварительно разогрев участок земли костром.

Землетрясение, случившееся через шестиночье, было сравнительно небольшим и носило сугубо локальный характер. Было разбито одно или два окна, сломана пара полок, винный бочонок упал и катался по полу подвала. Кроме того, земля на огороде треснула, и Вирикидор выкинуло на порог кухни.

Валдер подумал, не бросить ли меч в реку, но отказался от этого, прикинув ущерб, который причинит наводнение, способное пронести меч на полмили вверх по склону до дверей его дома. Наводнения, конечно, могло и не произойти, но все же владелец постоялого двора решил не искушать судьбу.

Он поразмышлял, сколько могло бы стоить заклятие Сокрытия, но в конечном итоге забросил меч под кровать и забыл о нем.

Глава 25

Известие о смерти Гора с Утесов в 5034 году Валдер принял почти спокойно. В свое время Гор был его кумиром, но восхищение сменилось разочарованием после того, как Верховный правитель уже в мирное время предложил Валдеру службу убийцы. Следующим ударом по авторитету Гора явилась потеря северного побережья, где Валдер когда-то нес службу. Гегемония Трех Этшаров с течением времени постепенно раскалывалась.

Роль Гора в воцарении Эдарана из Этшара на троне своего отца не подняла, по мнению Валдера, авторитет правителя. Весь центральный район немедленно оказался под контролем Гора и Азрада, которые тотчас обложили всех жителей тяжелыми налогами. В 5029 году Гор усилил свое превосходство над Азрадом, женив своего сына и наследника Горана с Утесов на сестре Эдарана Иште с Песков. Гор не посмотрел на то, что Ишта была на одиннадцать лет старше жениха.

Но хотя с течением времени в глазах Валдера Гор превратился в еще одного либерального диктатора, бывший солдат не радовался его смерти.

Гор был всего на каких-то полтора десятка лет старше Валдера, но уже умер от старости. Бывший разведчик по-прежнему чувствовал себя бодрым и здоровым, но смерть командующего еще раз напомнила ему о количестве прожитых лет. Вирикидор ничего не предпринимал для того, чтобы предотвратить его старение.

Валдер в полном расстройстве взирал на полдюжины гостей, расположившихся в главном зале. Они все до единого были слишком молоды даже для того, чтобы помнить Великую войну.

Возможно, думал Валдер, все эти черные мысли вызваны тем, что он так и не женился и не зачал (насколько ему известно) ни одного ребенка. Конечно, женщины у него были, но ни одна не задерживалась надолго. Во время войны на продолжительную связь никто не рассчитывал, поскольку таковой в солдатской жизни быть не могло. После того, как Валдер стал владельцем постоялого двора, ему постоянно встречались женщины, имеющие неистребимую тягу к перемене мест. Некоторые честно пытались остаться, но однообразный образ жизни им быстро надоедал, и они уходили.

Валдеру казалось чуточку странным, что беззаботный Танделлин, не пропускавший в молодости ни одной юбки, сумел остепениться и вот уже тридцать семь лет счастливый семьянин, а он — всегда считавший себя разумным, уравновешенным и ответственным, хотя одна дама перед уходом назвала это просто занудством — не женился вовсе. Такое положение в последнее время наводило его на мысль, что дама была права.

Валдер знал, что если бы захотел, то без всякого труда нашел бы себе жену в Этшаре Пряностей. Однако проблема состояла в том, что со времени строительства своего заведения он ни разу не был в городе. Валдер не переносил толпу и не любил пыли. Он знал, что теперь никто, за исключением стражников и потенциальных правонарушителей, не носит мечей, и появляться в городе с Вирикидором было бы нелепо.

Он прекрасно справлялся со всеми делами, не уезжая из дома, а Танделлин, Сараи и их дети давно стали его семьей.

Валдер неторопливо размышлял об этом, сидя у стойки, а Сараи Младшая регулярно наполняла его кружку элем. Когда он поднял глаза, его взгляд остановился на Вирикидоре, вновь занявшем свое место над камином.

Меч провалялся под кроватью всего месяц. Валдеру надоели бесконечные вопросы посетителей. Кроме того, пустые штыри, торчащие из стены, раздражали. Поэтому Валдер вернул Вирикидор на его почетное место, разработав новый способ избавления от злоумышленников. Он устраивал состязания, предлагая любому, кто сможет вынуть Вирикидор из ножен, десять золотых монет. Вместо того чтобы отмалчиваться, Валдер разъяснял, что меч навеки связан со своим хозяином, и если тот обнажит его, кто-то обязательно умрет.

Это предотвращало дальнейшие попытки украсть волшебное оружие. Никто не хотел рисковать жизнью только для того, чтобы заполучить бесполезный меч, которым все равно нельзя будет воспользоваться.

О том, что когда-нибудь Вирикидор обратится против него самого, Валдер, естественно, не упоминал. О теоретической возможности бессмертия, кстати, тоже, дабы никто не соблазнился проверить теорию практикой.

Сейчас он смотрел на серые тусклые ножны и на потертую черную рукоять. Вирикидор выглядел совершенно обычным. Откуда в нем такая сила?

Временами у Валдера возникали сомнения, стоит ли верить сделанным бог знает когда выводам чародеев генерала Караннина. Сам Караннин давно умер — в 4999 или 5000 году его бесчестно ударили мечом в спину во время какой-то мелкой стычки. О чародеях в последнее время ничего не было слышно. Иногда Валдеру казалось, что после войны большая часть их исчезла из Мира. Стало трудно или очень дорого организовать для себя даже самое простенькое заклинание. Чародеи были крайне ограниченны в своих действиях.

Такое положение практически исключало возможность снятия чар с Вирикидора, даже если бы его владелец и захотел этого. Когда в последний раз Валдер наводил справки, ему сказали, что ни один чародей в Этшаре не станет даже пытаться снять заклятие восьмого порядка меньше чем за тысячу золотых монет. Тысяча золотых значительно превосходила все, что ему удалось отложить, а сейчас, когда деловая активность слегка спала, о такой сумме не могло быть и речи. Кроме того, чем старше он становился, тем больше работы ложилось на плечи помощников и тем больше приходилось им платить. На постоялом дворе теперь трудились все три Танделлина и дети Сараи Младшей. Валдер наслаждался жизнью более чем комфортабельной, но он вовсе не был богат.

Караннин убит. Гор умер. Анаран тоже скончался. Террек ушел первым. Складывалось впечатление, что все участники войны уже умерли или доживали последние дни. Валдер многие десятилетия не встречал людей в зеленой униформе. Солдаты у моста давно уже носили желтые плащи и красные килты. Кирасы вообще были отменены.

Азрад, правда, еще был жив и все еще правил. Однако он был дрожащим от слабости стариком, и никто не давал ему меньше его семидесяти пяти лет. Его жизненный путь не был устлан розами.

Продолжал жить и Валдер из Кардорета, когда-то лихой разведчик и убийца поневоле, а теперь стареющий хозяин постоялого двора, получившего название "У отрубленной головы". Голова давным-давно благополучно сгнила и превратилась в череп. Череп, в свою очередь, упал с шеста и был захоронен, однако название в народе все еще сохранялось. Интересно, думал Валдер, знают ли более молодые посетители его происхождение? Скоро, по-видимому, он опять станет владельцем постоялого двора "У моста".

Валдер покончил с элем, отставил кружку в сторону и знаком дал понять молодой Сараи, что наполнять ее не надо. Очень приятная женщина эта Сараи Младшая, подумал Валдер, она больше похожа на отца, хотя и носит имя матери.

Жизнь все еще хороша, сказал он себе, и покуда она такой остается, Вирикидор будет спокойно висеть над камином. Смерть Гора ничего не изменила.

И все же он ощущал свой возраст. В честном поединке он уже не мог противостоять ни одному противнику. Да, здоровье не сохранишь навсегда.

Валдер поклялся себе, что, когда его организм начнет непоправимо разрушаться, он сделает все, чтобы снять заклятие с Вирикидора. Безвыходных ситуаций не существует, надо лишь найти правильное решение.

С этого момента он постоянно напоминал себе о своем решении и даже записал его на тот случай, если память начнет подводить. И вот, шестью годами позже, он понял, что начал терять зрение.

Дальше откладывать было невозможно. Валдер понял, что через год-другой ослепнет. Особенно его угнетало то, что Танделлин и его близкие будут вынуждены ухаживать за ним до конца своих дней. Он услышал — а слух у него оставался прекрасным, — как посетители с насмешкой говорили о старом Азраде, который, несмотря на свои восемьдесят лет и никудышное здоровье, все еще цеплялся за жизнь и за трон. Он не желал выслушивать подобные насмешки в свой адрес. Азрад, если бы пожелал, мог уйти на покой и провести в роскоши остаток своей жизни. За ним был бы установлен тщательный уход. У Валдера такой возможности не было. Танделлин и Сараи не его родня и не обязаны присматривать за беспомощным старцем. Они сами были далеко не молоды — недавно у них родился второй внук. Правда, в глубине души он был уверен, что старые друзья его не бросят. Да у них не было другого выхода. Всю свою жизнь они прослужили его помощниками на постоялом дворе и больше ничего не умели. Если он превратится в инвалида, семейству Танделлина просто придется ухаживать за ним. Поэтому он не имеет права сваливать на их плечи беспомощного, слепого, старого глупца, обреченного жить вечно. Это было бы непростительной несправедливостью.

Валдер видел только один путь. Он возьмет меч и отправится в город. Там он отыщет чародея или нескольких чародеев и узнает, возможно ли снять чары с Вирикидора, чтобы после этого можно было жить нормальной жизнью. Когда меч освободится от чар, Валдер — если позволят финансы — восстановит угасающее зрение и по возможности приятно проведет остаток своих дней. Он был готов отдать все, что накопил, за два необходимых для его целей заклинания.

Если окажется, что освободить меч от заклятия невозможно, перед ним будет лишь один выход — самоубийство.

Если меч откажется убить его сразу, придется истребить необходимое число людей, чтобы снять чары. Это будет нелегко, но Валдер знал, что сумеет справиться с задачей.

Придя к твердому решению, он разработал четкий план и приступил к его выполнению.

На третий день месяца Зеленеющей листвы 5041 года Валдер отправился в Этшар Пряностей в фермерском фургоне, запряженном упряжкой быков. У бедра старика висел Вирикидор.

Глава 26

Владелец фургона и слыхом не слыхивал о каких-то там чародеях или волшебниках. Кроме того; он вообще не верил в существование чар и всю дорогу разглагольствовал об этом. Валдер почти не слушал и, как только фургон въехал на рыночную площадь, распрощался с говорливым возницей. Стражники у Западных ворот рассказали ему, как найти Квартал Чародеев, хотя, по мнению Валдера, они могли бы описать путь и потолковее. Ему следовало пройти по Верхней улице примерно пол-лиги — он и забыл, что город так велик, — затем повернуть налево на улицу Арены, дошагать до самой Арены и оттуда двинуться в сторону Южных ворот, где и раскинулся Квартал Чародеев.

Стражники также очень настойчиво советовали Валдеру оставить им на хранение меч. Верховный правитель неодобрительно относился к такого рода воинственным проявлениям, и некоторые сверхпреданные подданные силой принуждали других выполнять капризы старца, хотя формального запрета на ношение оружия не существовало. Валдер поблагодарил, но все же оставил Вирикидор на поясе. Он надеялся, что вид меча остановит грабителей, которые в противном случае подверглись бы большому соблазну ограбить старика с набитой монетами сумкой. Он взял с собой все, что сумел накопить за сорок с лишним лет. Магические услуги, как известно, задешево не оказывались.

Толпы людей, пыль и шум поначалу ошеломили его. Народу в городе значительно поубавилось, но вся эта суета и толкотня раздражала Валдера, когда он брел по Верхней улице, стараясь не пропустить указанной стражниками улицы Арены.

Старик проходил мимо гостиниц, таверн и малопристойных заведений, миновал жилые кварталы и кварталы разнообразных лавок построенных из камня, дерева и кирпича. В лавках торговали всем, что только можно было себе представить: начиная от рыболовных крючков и бриллиантов и кончая фургонами и партиями сухого навоза. Однако вывесок магов и чародеев нигде не было видно.

Первую же широкую магистраль Валдер принял за улицу Арены; однако она вела совсем в другую сторону, если верить словам стражника. В текстильной лавке ему объяснили, что он попал на Торговую улицу, а улица Арены лежит дальше, в районе Нового города.

Валдеру ничего не оставалось, как плестись дальше. Теперь он шел мимо богатых особняков. Некоторые из них фасадом выходили прямо на улицу, поражая искусной каменной резьбой на стенах и огромными сверкающими окнами. Другие прятались в глубине парков, за чугунными оградами или живыми изгородями. Улицы здесь были пустынны, редкие разносчики и торговцы явно не были обитателями этого квартала толстосумов.

Особняки внезапно кончились, и вместо них возник ряд лавок, стоящих вдоль широкого бульвара, идущего по диагонали. Наконец-то улица Арены!

Слева, в самом конце на удивление широкой аллеи, можно было увидеть дворец Верховного правителя. Валдер ненадолго задержался, чтобы получше рассмотреть его.

Итак, здесь обитал Азрад Великий, который в свои восемьдесят с лишним лет все еще являлся одним из триумвиров Гегемонии. Молва утверждала, что на старика частенько накатывали приступы идиотизма, он потерял все зубы и пускал слюни словно младенец. Валдер мысленно представил себе эту картину и содрогнулся. Что же будет с ним, Валдером, если Вирикидор сохранит его жизнь на несколько столетий!

И самое главное, разве может Азрад получать удовольствие от такого существования? Его старший сын погиб чуть ли не в последний день Великой войны. Жена умерла еще раньше. Второй сын Азрада, Келдер, достиг уже зрелого возраста и, как утверждали, был прегнуснейшей личностью. У старика, правда, было три внучки.

Насколько счастлива могла быть такая семья? Заботились ли о старике его оставшиеся в живых родственники? Келдер явно с нетерпением ждет момента когда наконец освободится трон, а все остальные помнили Азрада всего лишь больным стариком, они не знали блестящего вождя, которым он был когда-то.

Но какая-никакая это все же семья, а у Валдера были лишь наемные работники.

Владелец постоялого двора сгорбился и свернул на улицу Арены. Солнце уже заметно склонилось к западу.

Валдер обнаружил, что сама Арена — огромное и весьма впечатляющее сооружение — расположилась примерно в миле от Верхней улицы. Первое, что он увидел в следующем же за Ареной квартале, была вывеска, рекламирующая услуги волшебницы. Это вселяло надежду, хотя волшебница, само собой, ничего не могла сделать с заклинаниями, наложенными чародеем.

Затем шла контора теурга, и Валдер испытал сильнейший соблазн заглянуть в нее. Ведь боги способны сотворить все что угодно, если из всего сонма удастся вытащить нужного и привлечь его внимание. Однако, вспомнив, что боги удалились в добровольное затворничество, Валдер отправился дальше.

Два следующих квартала оказались сплошь забитыми игорными домами, но зато в третьем перед путником вдруг открылась золотая жила. Улицу буквально заполнили лавки всевозможных чудес. Здесь рекламировались чародейство, волшебство, теургия и даже демонология с колдовством. Некоторые вывески выглядели так загадочно, что из них невозможно было понять характер таинственного искусства владельца заведения. "Абдаран из Скайи", гласила одна. На другой яркими красками было выведено: "Любые чудеса по вашему желанию". Третья объявляла: "Интирин Белоснежный". И добавляла: "Деньги возвращаются, если вознесенные молитвы не воспринимаются богами". Над одной дверью Валдер увидел вообще нечто странное. Открытая черная ладонь с кроваво-красным глазом посередине, ниже стояло имя — "Даккар". Старик даже шарахнулся от этого произведения рекламного искусства. Жуть какая! Наверняка этот Даккар демонолог.

Он прошел дальше к густой россыпи магических заведений на углу и наконец заметил то, что ему требовалось. Вывеска гласила: "Таггер, Таггер и Варрен. Контрзаклинания и излечение".

Окованная железом дверь была заперта, и Валдер, поборов в себе последние сомнения, громко постучал.

Ждать пришлось довольно долго. Валдер уже собирался постучать вторично, когда дверь распахнулась и перед ним предстал невысокий черноволосый человек в красной мантии и колпаке того же цвета.

— Приветствую вас, — произнес Валдер. — Мне требуется снять заклятие.

— О… — человек в красном с разбегу взял доверительный тон. — В таком случае милости прошу. Входите. Партнеры, к сожалению, в отъезде, но я сделаю все, что в моих силах. Я — Таггер Младший.

— Валдер Владелец постоялого двора.

— Тот, у которого волшебный меч? Входите, входите! Чем могу быть вам полезен?

Дверь распахнулась пошире, и через минуту старик уже сидел в удобном бархатном кресле. Хозяин неторопливо занял такое же кресло по другую сторону маленького столика.

Валдеру потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Он огляделся. Помещение было обставлено как маленькая гостиная — простенько, но со вкусом: темное дерево и дорогие ткани, преимущественно красного цвета.

— Поскольку вы знаете о мече, — начал он, взяв себя в руки, — нет смысла пускаться в длительные разъяснения. Мне хотелось бы снять с меча чары.

Теперь пришло время удивиться Таггеру.

— Но зачем? — спросил он. — Я думал, что меч хранит вашу жизнь и сделал из вас прекрасного воина.

— В некоторой степени это так. Но зачем все это содержателю постоялого двора? Кроме того, чары включают в себя заклятие, от которого я хотел бы избавиться.

— Понимаю! Какого рода заклятие? Вы знаете?

— Вам действительно так необходимо узнать его суть?

— Думаю, это в значительной степени облегчило бы нашу задачу.

Валдер задумался:

— Не могли бы мы вернуться к этому вопросу позже?

— Конечно, конечно. Расскажите мне вначале о мече. Все, что знаете. Вам известно, кто наложил чары и какие заклинания использовались?

— Чары были наложены отшельником в прибрежных болотах к северу от тех мест, где сейчас находится Тинталлион… — начал Валдер.

— Уже после того, как клинок был выкован? — перебил его Таггер.

— Да, конечно. Сперва это был самый обыкновенный меч, и служил он уже не менее трех лет.

— Так. Очень хорошо. В таком случае нам не придется его уничтожать. Продолжайте. Вам известно имя отшельника?

— Нет. Он не назвал себя. Я ему тоже не представился.

— А как вас звали? Вы ведь наверняка не были тогда владельцем постоялого двора?

— Конечно, нет. Я был Валдер из Кардорета, разведчик первого класса.

— Продолжайте. — Таггер поудобнее устроился в своем кресле.

— Я видел, как отшельник трудился над мечом, но внимательно не наблюдал, а он ничего не объяснял. Да даже если бы старик и поделился со мной… Я многое забыл с тех пор. Прошло более сорока лет. Когда я вернулся в Этшар, меч исследовали армейские чародеи. Они сказали, что на клинок наложено заклятие Истинного владения и какая-то… анимация… точно не помню, Ах, да, кажется они сказали, что это была магия восьмого порядка.

Таггер резко выпрямился:

— Восьмого порядка?

— Да.

— Великие боги!

Валдеру совсем не понравился тон этого восклицания, но он терпеливо ждал продолжения, и таковое последовало:

— Боюсь, я ничем не могу вам помочь. Отец, пожалуй, попытался бы, если у вас достаточно средств, чтобы оплатить работу. Думаю, ему даже удалось бы выжить, а вот вам почти наверняка — нет.

— Но почему?

— Потому, что ваша жизненная сила связана с мечом посредством заклятия Истинного владения. Оружие и вы как бы завязаны в один невидимый узел. Только чародей, вершивший заклинания, или другой не менее могущественный и искусный маг смог бы распутать этот узел, но вы не знаете имени отшельника, а мне не известно ни об одном чародее, достаточно искусном, чтобы разрушить связи восьмого порядка. Если бы мой отец взялся за это дело, то он скорее всего не распутывал бы, а резал узел, и часть вашей жизни оказалась бы отрезанной. Отрезанные концы узла наверняка станут свободно болтаться. Один из них может ударить отца, ранить или даже убить. Именно из-за высокой степени риска работа будет стоить чрезвычайно дорого.

Валдер уже решил, что это ему не подходит, однако все же спросил:

— Насколько дорого?

— Точно не могу сказать. Не менее десяти фунтов золота.

Это окончательно решило проблему, поскольку у Валдера таких деньжищ просто не было.

— Может быть, вы случайно знаете кого-нибудь, кто взялся бы за работу за меньшую сумму?

Таггер отрицательно покачал головой:

— Очень сожалею, но я действительно не знаю таких. Первоклассная магия дорого стоит. Кроме того, могущественным чародеям нет нужды зарабатывать деньги, торгуя своим даром. Они добывают средства к существованию иначе. Из коммерческих соображений мне не следовало бы признаваться, но, поскольку я уже сказал, что мы не сможем снять заклятие, я поделюсь с вами: все, кто содержит конторы здесь, в Квартале Чародеев, — маги второго сорта. Если бы я был способен развязать узел заклинаний восьмого порядка, то, наверное, смог бы воздвигнуть себе замок и процветать в роскоши, вместо того чтобы прозябать в этом углу, избавляя людей от заклятия импотенции, излечивая плешивость, золотуху или что-нибудь в этом роде.

Слова Таггера лишили Валдера всякой надежды. Но вдруг в голове у него мелькнула идея.

— А что, такие могущественные чародеи действительно существуют?

— Вне всякого сомнения. Те, которых еще интересуют мирские проблемы, заправляют Гильдией чародеев. Мне доводилось встречать некоторых, но я не знаю ни их настоящих имен, ни даже их подлинных образов.

— А не могу ли я отыскать одного из них?

Таггер пожал плечами, и этот жест был красноречивее многих слов.

— Не имею ни малейшего представления. В любом случае такой чародей вряд ли примет образ содержателя лавчонки здесь, в Этшаре Пряностей, если он, конечно, не захочет убедиться еще раз, что такой род деятельности отвратителен. И прежде, чем вы загоритесь надеждой, позвольте предупредить, что у истинно могущественного чародея нет никаких оснований помогать вам и снимать заклятие с меча.

— Но у него ведь и не будет никаких особых причин отказать мне в помощи?

— Прежде всего я бы вспомнил об обычной лени. Кроме того, даже для самого могущественного чародея снятие запутанных заклинаний восьмого порядка связано с некоторой долей риска.

— Понимаю, — бросил Валдер и начал подниматься с кресла.

— Прежде, чем уйти, — сказал Таггер, — может быть, вы все-таки скажете мне, какого рода заклятия вы стремитесь избежать? Возможно, мы сумеем найти способ обойти его.

— Что вы имеете в виду? — Валдер уселся обратно в кресло.

— Например, однажды мы имели дело с клиентом, на которого были наложены весьма примитивные на первый взгляд чары. Его наградили весьма неприятным запахом, и никто не мог долго находиться рядом с несчастным. Это — обычное мелкое заклятие, используемое для мести или шантажа, но в данном случае чародей оказался особенно мстительным и заложил ловушку, увязав чары с очень сложными заклинаниями.

Мы не брались распутать их ни за какую цену. Так же, как и в вашем случае, контрзаклинание было невозможно. Вместо этого мы наложили на беднягу еще одно сравнительно простое заклятие. Оно лишало чувства обоняния каждого, кто к нему приближался. Для большей уверенности мы дали его жене приворотное зелье, и она ничего не имела против вони даже в моменты близости. Конечно, некоторые сложности остались. Путешествовать ему приходится пешком — ни одно животное не хочет подходить к нему ближе, чем на сто футов. Но все же теперь он не так изолирован от общества.

Глядя на маленького чародея, Валдер подумал, что его слова подтверждали непреложную истину — из каждой ситуации можно найти выход.

— Ну хорошо, — произнес он вслух. — Заклятие состоит в том, что я могу умереть только от клинка Вирикидора. Ничто иное, включая старость, не может убить меня. Так говорил Дарренд из Калимора, и с ним соглашались остальные чародеи генерала Караннина. В то же время меч не мешает мне стареть, получать ранения и слепнуть.

— Ну уж слепоту-то мы способны излечить, — вставил Таггер.

— Прекрасно, но это не главное. Я буду стареть и стареть, все больше слабея. И при этом не умру. Никогда. Я не могу смириться с такой перспективой.

— Но вы можете покончить с собой при помощи меча.

— Не смогу, если у меня не останется сил поднять его.

Таггер подумал и произнес:

— Да, это сильный аргумент. Я не знаю, как все будет обстоять в действительности, оставаясь в неведении относительно характера заклинания.

— Я тоже не знаю. Но ведь речь идет о моей жизни.

— Вы проверяли свое предполагаемое бессмертие?

— Как я мог проверить? Кроме того, я не защищен от ран.

— Можно было бы принять яд и посмотреть, что из этого получится.

— И провести остаток дней с сожженным желудком? Это как раз то, чего я всеми силами стараюсь избежать.

— Ну зачем же так? Существует масса смертельных ядов без долговременных побочных эффектов. Но я понимаю вашу точку зрения. Короче говоря, испытаний вы не проводили?

— Нет.

— И вы хотите найти выход из сложившейся ситуации, которая состоит в том, что, нормально старея, вы никогда не умрете от старости?

— Именно.

— Вы в принципе не исключаете самоубийства?

— Я не испытываю энтузиазма по этому поводу, но если это единственный выход…

Таггер задумчиво смотрел на собеседника:

— Вы действительно уверены, что способны на это? Ведь убить себя мечом не так просто.

Валдер нервно поерзал в кресле и признался:

— Не уверен.

— Полагаю, вы сможете нанять для себя убийцу.

— На самом деле — нет. Никто, кроме меня, не может пользоваться мечом, пока держится заклятие. А оно продержится еще несколько смертей.

— Несколько смертей? Что это значит?

— О, я не все рассказал о чарах. Они очень сложны. После того, как я стал владельцем меча в его магической форме, каждый раз, когда я обнажаю его, он должен убить одного человека. До моей гибели это должно произойти около ста раз. Затем меч обернется против меня. Я смогу жить вечно, если не стану обнажать клинок. Но сейчас такая перспектива кажется мне хуже смерти. Это я вам уже говорил.

— Если я вас правильно понял, то обязан предупредить — вы не сможете убить себя этим мечом. Я знаком с заклятиями такого рода; они были открыты в конце Великой войны. Меч анимирован и обладает собственной волей, не так ли?

— Да.

— В таком случае оружие не позволит вам себя умертвить, не исчерпав предписанную вам квоту смертей. Ваша решимость покончить с собой не будет иметь никакого значения. Вы обязаны забрать оставшееся количество жизней, после чего меч обретет нового владельца, который вас и убьет. Пока существуют чары, другой исход невозможен.

Валдера эти слова не удивили. Ему казалось, что много-много лет назад чародей, изучавший меч, говорил нечто подобное.

Он поднялся и вежливо произнес:

— Благодарю вас за помощь. Позвольте мне задать еще один вопрос. Не могли бы вы порекомендовать мне хорошего пророка или ясновидца?

Таггер тоже поднялся с кресла:

— Весьма охотно. Я порекомендовал бы вам Селлу Волшебницу, она обитает на противоположной стороне улицы в двух кварталах к востоку, или Ларенну из Танташара — четыре квартала к западу.

— Ларенна — чародейка или тоже волшебница?

— Чародейка. Есть несколько теургов, занимающихся пророчествами и предсказаниями…

— Спасибо. Чародейка будет в самый раз.

Валдер остановился на пороге: пока он беседовал с облаченным в красное чародеем, на улице стемнело. Ноги ныли, во всем теле чувствовалась усталость. Возраст давал о себе знать. В какой-то момент он решил отказаться от вечернего похода, найти крышу над головой и хорошенько выспаться. В конце концов к поискам Ларенны можно будет вернуться и завтра.

Однако залитая светом факелов улица выглядела вполне приветливо, витрины сияли, и Валдер решил не откладывать дело на завтра — и без того потеряно слишком много времени. Ларенна из Танташара наверняка сможет указать ему местонахождение по-настоящему могущественного чародея. Таггер сказал, что такие существуют. А проблему с оплатой он станет решать, когда возникнет, настоящая необходимость.

Таггер долго смотрел ему вслед. Вернувшись в гостиную, он застал там своего компаньона Варрена, проскользнувшего незамеченным через черный ход.

— Кто это был? — поинтересовался пожилой чародей.

— Старик ветеран с зачарованным мечом. Я не захотел иметь с ним дела, — говорит, что это заклинание восьмого порядка.

Варрен неодобрительно покачал головой и сказал:

— Эти идиоты во время войны не ведали, что творят, бросаясь подобными заклинаниями. Просто чудо, что мы выжили, не говоря уж о том, что победили.

Таггер, который родился после войны, пожал плечами:

— Мне трудно об этом судить.

С этими словами он протянул руку к вазочке со сластями.

Глава 27

Валдер с большим трудом отыскал Ларенну. Объявление у дверей чародейки оказалось маленьким и незаметным. На деревянной панели было выведено: "Ларенна из Танташара. Ответы на ваши вопросы".

К счастью, из-за тяжелых бархатных драпировок, прикрывающих окно, пробивался свет. Валдер громко постучал.

Прошло довольно много времени, пока послышался звук отодвигаемой задвижки, и дверь распахнулась. На него смотрела изящная женщина в наряде цвета лаванды — одеяния такого оттенка Валдеру прежде видеть не доводилось.

— Я уже закрылась на ночь, — сказала женщина.

— Прошу прощения за беспокойство, но я прошагал — десять миль, чтобы найти ответы на волнующие меня вопросы.

— В таком случае вы — Валдер Владелец постоялого Двора, и вы хотите спросить меня о Вирикидоре.

После недолгого колебания Ларенна добавила:

— Проходите, но предупреждаю — помочь вам я не смогу. Ответы будут совсем не те, которые вы так жаждете услышать.

— Откуда вы знаете? — начал было Валдер, но тут же осекся. Даже не будучи ясновидцем, он уже знал, что скажет Ларенна.

— Моя специальность — давать ответы на вопросы. И на свои тоже. Мне всегда любопытно узнать, кто будут мои клиенты и сумею ли я дать удовлетворяющий их ответ. Правда, я не позаботилась спросить, когда вы придете, и не ожидала вас раньше завтрашнего утра. Проходите и присаживайтесь.

Сидя в бархатном кресле рядом с крошечным столиком в маленькой, затянутой красным бархатом гостиной, Валдер думал, что у чародеев, наверное, плохо с воображением, если они передирают друг у друга обстановку один в один. Ларенна устроилась напротив и взяла в руки бархатную сумочку.

— Мои расценки следующие: за один золотой я отвечаю на три вопроса и гарантирую, что ответы будут правильными и исчерпывающими. За сребреник я отвечаю на один вопрос, без всяких гарантий, за исключением того, что мои слова будут правдивы.

Валдер заколебался. Дороговато! Но ему очень были нужны правдивые и исчерпывающие ответы. Он выудил из сумки золотой и бросил его на столик.

— Прекрасно. Жду ваших вопросов.

— Имеются ли какие-нибудь ограничения? Будут ли ответы состоять только из "да" или "нет"?

— Что вы, конечно, нет! Иначе я не имела бы права требовать золотой. Но будьте внимательны, я отвечу только на те вопросы, которые вы зададите, а не на те, которые вы будете иметь в виду.

Такие условия показались Валдеру справедливыми. Он надолго задумался, формулируя вопрос, и наконец решился:

— Кто из всех живущих ныне чародеев способен снять заклятие, наложенное на меч Вирикидор, который сейчас на мне?

— Ваш второй вопрос?

— Он будет зависеть от ответа на первый.

Чародейка казалась недовольной.

— Это затрудняет работу, но я дам вам ответ. Ждите здесь.

Она поднялась и исчезла за бархатными занавесками. Валдер принялся ждать. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Ларенна вновь появилась в гостиной и объявила:

— У меня здесь список примерно из восьмидесяти-девяноста имен. Вы хотите получить все?

— Да, это было бы неплохо, — ответил довольный Валдер.

— Вы уже пришли к решению относительно второго вопроса?

— Нет. Не ожидал, что список окажется таким длинным.

— Я бы посоветовала вам спросить, каковы будут последствия снятия чар.

— Я намеревался спросить, где я смогу найти чародея, который наиболее охотно согласится заняться моим делом. Но поскольку у меня осталось еще два вопроса, я принимаю ваш совет. Каковы будут последствия снятия заклятия?

— Я уже поинтересовалась этим, ожидая такого вопроса и желая удовлетворить собственное любопытство. Вы умрете. А из всего списка чародеев лишь один человек — отшельник, обитающий в Ледяной Пустыне к северу от бывшей Империи, имеет шансы выжить, снимая чары. Но при этом погибнут тридцать три невинных человека.

Валдер был потрясен.

— Я же говорила, что вас разочаруют мои слова. — Чародейка даже не скрывала своего торжества.

— А как насчет отшельника на севере?

— Это ваш третий вопрос?

— Нет! Это не вопрос. Подождите немного.

— Создается впечатление, что отшельник на севере знает вас с давних времен и, по-видимому, вообще откажется иметь с вами дело. Более того, поскольку его на удивление мощная магическая аура мешала моим заклинаниям, я не сумела в полной мере оценить ущерб, который могла бы причинить вам, ему и людям попытка снять заклятие с меча. Этот ответ вы получаете в виде бесплатного приложения. У вас остается еще один вопрос.

Валдер подумал и спросил о том, что, по существу, должно было быть его первым вопросом.

— Каким образом я могу освободиться от заклятия, связывающего меня с мечом Вирикидором?

Ларенна улыбнулась.

— Этот вопрос уже значительно лучше. Но для ответа потребуется много времени. Может быть, вы предпочитаете вернуться завтра?

— Буду ждать, — ответил Валдер.

Это ожидание далось ему еще тяжелее, чем предыдущее. Оно и на самом деле было долгим. Не в силах уже сидеть спокойно, Валдер поднялся и подошел к окну. Пустынные улицы погрузились во тьму. Факелы либо выгорели, либо погасли, ставни на окнах лавок были плотно закрыты, фонари у дверей погашены, а люди разошлись по домам. Городские дымы затягивали небо, и Валдер не мог определить время по звездам, хотя и догадывался, что было около полуночи или чуть позже. Он вспомнил, что пришел к Ларенне вскоре после наступления темноты. Заклинания, которые творила чародейка, очевидно, требовали много времени.

На улице не было ничего интересного, и Валдер вернулся в кресло.

До возвращения чародейки старик успел задремать. Он проснулся как от толчка и увидел Ларенну, стоящую над ним с листом пергамента в руке.

Валдер несколько мгновений молча смотрел на нее и затем спросил:

— Все в порядке?

— Нет, боюсь, что не в порядке. — Она показала ему пергамент. — Ответ на ваш вопрос был крайне простым: только смерть освободит вас от Вирикидора. Других возможностей в сфере, охватываемой магией, нет. А магия, как известно, охватывает все. Тогда я задала еще один вопрос, платы за который с вас не возьму. Он заключался в том, каким способом вы можете умереть — я обещала вам исчерпывающие ответы, и на этом условии вы платили. Итак, существует всего лишь два пути, ведущих к вашей смерти. Вы можете быть убиты чужой рукой, обнажившей Вирикидор и обратившей его против вас. Вас умертвит также заклинание, достаточно сильное для того, чтобы снять чары с меча. Высвободившаяся магическая энергия уничтожит вас, меч, самого чародея и всех тех, кто окажется поблизости. Отшельник, первоначально наложивший заклятие на меч, преднамеренно или нет, встроил в него хитроумнейшую ловушку.

Валдер долго молча смотрел на Ларенну, а затем спросил:

— Вы уверены?

— Абсолютно. Готова поклясться всем, чем вы пожелаете.

— Итак, вы утверждаете, что я могу быть убит только чужой рукой. Это означает, что я не могу убить себя сам.

— Совершенно верно. При этом имейте в виду — обязательно рукой мужчины.

— Но никто, кроме меня, не может обнажить меч!

— Только до тех пор, пока вы не убьете еще девятнадцать человек.

— Девятнадцать? Это точно?

— Может быть, восемнадцать или двадцать. Но скорее всего девятнадцать.

— Дарренд говорил не так определенно.

— Дарренд изучал меч много лет назад. Он не знал заклинаний, известных мне. Кроме того, чары были свежими и проявлялись хаотично.

— Мне шестьдесят шесть лет. Как я смогу убить еще девятнадцать человек?

— И при этом — по одному, — ответила Ларенна, пожимая плечами.

— Иных путей нет?

— Во всяком случае, искусству чародейства они не известны.

— Будь оно проклято это искусство! — в сердцах выпалил Валдер и зашагал к дверям.

В гневе он совсем забыл о времени и теперь с тревогой осматривал пустынную улицу. После некоторого колебания он отправился к Западным воротам, чтобы найти там гостиницу. Конечно, крышу над головой можно было найти и поближе, но он предпочел не рисковать и не бродить по темным улицам в незнакомой части города.

Гнев его уже немного поостыл, и Валдер принялся обдумывать возможный план действий.

Во-первых, можно оставить все как есть и постепенно дряхлеть, впадая в старческое слабоумие. Этот процесс будет продолжаться, пока заклятие на мече действует — короче говоря, вечно.

Во-вторых, он мог бы попытаться уговорить какого-нибудь могущественного чародея согласиться снять чары. Этим он обрек бы и его, и себя, и, возможно, нескольких мирных граждан на весьма эффектную кончину. Причем данный вариант предполагал, что один из указанных восьмидесяти — девяноста чародеев окажется идиотом, что само по себе уже было маловероятно. Естественно, каждый из них самостоятельно заглянет в будущее и откажется от попытки. Вероятность же отыскать среди чародеев одного с суицидальными наклонностями просто равнялась нулю.

В-третьих, оставалось — и это был единственный, хотя и очень неприятный выход — погибнуть от клинка Вирикидора. Для этого следовало полностью исчерпать заклятие Истинного владения и спокойно ждать появления своего убийцы. Валдер решил обратиться к последнему варианту, но не сразу. Пока он не чувствовал особой готовности умереть. Кроме того, если обнажить меч, кто-то обязательно должен погибнуть, а у него в настоящий момент не имелось подходящей кандидатуры.

Итак, предстояло умертвить еще девятнадцать, плюс-минус один человек. Совсем нелегкая задача для мирного времени.

Конечно, можно сделать то, о чем его неоднократно умоляли — присоединиться к одной из воюющих сторон в Малых Королевствах. Но какой армии он сейчас нужен — хилый старик с ослабленным зрением, пусть даже и владелец магического меча?

Кроме того, Валдер не желал убивать людей только потому, что они участвуют в битве. Ему обязательно нужно было знать, какая из сторон заслуживает помощи. А разобраться в приграничной сваре, истинные причины которой уходили корнями в немыслимо далекое прошлое, просто не представлялось возможным.

Наверняка имеются способы, сказал себе Валдер, найти людей, заслуживающих смерти. Их-то он и станет убивать.

Например, приговоренных к смерти преступников. Он с содроганием вспомнил казнь убийцы в палатке генерала Караннина, однако ничего лучшего на ум не приходило. Рассудив таким образом, Валдер решил, что утром отправится во дворец и попросится на должность палача.

Тем временем он очутился где-то в районе старого Торгового квартала. Необходимость сосредоточиться на поисках открытой в столь поздний час гостиницы прервала дальнейшие размышления. Но когда Валдер нашел обшарпанное заведение с выцветшей вывеской в форме птицы, отдаленно смахивающей на чайку, решение стать палачом созрело настолько, что его стали интересовать такие подробности, как возможное жалованье и то, какие требования предъявляются к кандидатам на такую завидную должность.

Глава 28

Утром Валдер проснулся от страшного зуда во всем теле. Постель оказалась заселена огромным количеством разнообразнейших паразитов, которые совершенно распоясывались по ночам. Одеваясь, он все время почесывался и размышлял о событиях прошлого вечера.

Вчера он был совершенно измочален — настолько, что даже не понял до конца, как он устал. Тем не менее, прокручивая в уме свои поступки, Валдер не обнаружил ни одной промашки. Хотя, пожалуй, вопросы к Ларенне стоило бы сформулировать несколько иначе, да не мешало бы поторговаться о цене. Но что сделано — то сделано, необходимые ответы он получил. Хотя его взгляды на жизнь после ночи, проведенной в кровати с клопами, несколько изменились и, по-видимому, изменятся еще после завтрака в этой дыре, у Валдера не было оснований сомневаться в правдивости чародейки. Во-первых, ее рекомендовал Таггер, которому Валдер поверил. А во-вторых, если бы Ларенна была просто вымогательницей, она наверняка дала бы ему более обнадеживающие ответы и не превратила бы по собственной инициативе три вопроса в пять.

Все это означало, что из положения, в котором он находился, очень трудно будет найти выход: прежде чем умереть, ему придется убить девятнадцать человек. Это можно сделать либо истребляя невиновных,' либо, преодолевая отвращение, устроиться на должность палача.

Однако в холодном свете утра, с трудом натягивая сапоги на распухшие ноги, Валдер подумал, что воплотить эту идею в жизнь будет не так-то просто. Интересно, как люди вообще становятся палачами? К кому они обращаются? Может быть, следует просто зайти во дворец и спросить? Или за это отвечает армия? В таком случае надо обратиться в караульное помещение у ворот.

Караулка была явно ближе и, собрав свои пожитки, Валдер твердо решил отправиться к городским воротам. Однако когда он спускался вниз, в ноздри ударил запах жареного бекона, и соискатель должности палача вспомнил, что со вчерашнего утра ничего не ел. Валдера, правда, смущало возможное качество еды в этом заведении, но он все же решил рискнуть.

Завтрак оказался на удивление приличным, а несколько постояльцев "Чайки", уже сидевших в зале в столь ранний час, были весьма любезными людьми. Валдер хотел было порасспросить наиболее разговорчивых о работе палача, но ему так и не представился случай перевести разговор на эту тему. Ведь отсечение голов никак не назовешь предметом для непринужденной и веселой утренней болтовни. Прежде чем он успел поднять интересующий его вопрос, завтрак кончился, и все собеседники разбежались по своим делам, освободив места за столом для припозднившихся постояльцев. За спиной старика уже стоял владелец заведения, здоровенный мужчина угрюмого вида. В кулаке у него был зажат секач. Валдер воспринял демонстрацию секача как намек на то, что и его место следует освободить — хотя народу в гостинице было не так уж и много.

Однако у хозяина можно было попытаться кое-что выяснить, а присутствие секача позволяло перевести разговор в нужное русло.

— Не стоит применять эту штуку — я ухожу, — сказал Валдер, стараясь придать голосу несколько шутливый тон. — Нет никакой необходимости отсекать мне голову.

Хозяин гостиницы все так же молча и мрачно возвышался над постояльцем.

— Да, кстати, об отсечении голов… Я ищу работу палача. У кого, по-вашему, можно узнать о вакансии?

Вся его подготовка состояла из обычной боевой практики и краткосрочных курсов разведчика, но Валдер решил не вдаваться в подробности.

Недовольство на лице владельца гостиницы сменилось изумлением и настороженностью.

— Головы, значит, рубить? — переспросил он довольно бессвязно.

— Да, работать палачом.

Долгое время хозяин гостиницы "Чайка" молча взирал на хозяина постоялого двора "У отрубленной головы", а затем так же тупо переспросил:

— Палачом?

— Да. К кому мне следует обратиться?

— К Лорду-Палачу, надо понимать, — ответил с трудом соображающий обладатель секача.

— А где его можно найти?

— Откуда я знаю? — пожал плечами городской житель. — Во дворце, надо понимать.

С этими словами он отошел, утратив интерес к беседе. Валдер внимательно смотрел ему вслед. Боги, как же этот малый ухитрился стать владельцем гостиницы, если самой природой он предназначен быть разбойником. Не найдя ответа, старик пожал плечами и вышел на улицу. Западные ворота были совсем близко, но ноги сами понесли его в центр города.

Спустя полчаса он стоял на площади перед дворцом (единственной мощеной площади во всем Этшаре Пряностей) и разглядывал обиталище Азрада Великого.

Дворец был огромен. Фасад тянулся на несколько сотен футов и по всей своей длине имел три этажа. Здание сияло белизной мрамора, перемежающегося с резным розовато-серым камнем. От площади дворец отделял небольшой канал, через который был перекинут широкий мост, заканчивающийся массивными коваными воротами, охраняемыми дюжиной стражников.

Ворота были закрыты.

Валдер растерялся. Наверняка, думал он, здесь должен быть вход для людей, приходящих во дворец каждый день по служебным делам.

Не открывают же для них эти огромные ворота? Но он не видел калитки, а канал уходил за угол и, судя по всему, окружал дворец со всех четырех сторон. Попасть в здание можно было только через мост.

Немного поколебавшись, Валдер решил, что самым лучшим в данном случае будет прямо и честно обратиться к страже. Он приблизился к воротам и стал ждать, когда часовые обратят на него внимание.

Однако часовые не желали ничего замечать до тех пор, пока он не подошел к кованой решетке на расстояние вытянутой руки и, прокашлявшись, громко позвал:

— Эй, там! У меня дело к Лорду-Палачу.

Ближайший стражник снизошел до взгляда в его сторону.

— Какого рода дело?

Валдер решил изменить тактику.

— Сугубо личное. Семейные проблемы, которые я могу обсуждать только с ним.

Стражник, не скрывая раздражения, бросил через плечо одному из своих товарищей:

— Турин, посмотри, у нас есть сегодня кто-нибудь к Лорду-Палачу?

Солдат, которого назвали Турином, стоял рядом с массивной каменной колонной, поддерживающей ворота. Он задумался на мгновение и ответил:

— Не помню, чтобы кто-то был. Сейчас проверю. — И, внимательно изучив листок пергамента, произнес: — Никого нет.

Торопливо, чтобы стражники не успели его прогнать, Валдер заговорил:

— Вероятно, он не знает о моем приходе. Сараи послала письмо, но, возможно, он не получил его вовремя. Поверьте, мне очень надо повидаться с ним.

Стражник, с которым Валдер заговорил вначале, вздохнул.

— Приятель, — начал он, — я не знаю, правду вы говорите или нет. Не мне судить об этом. Мы вас пропустим, но предупреждаю: вход во дворец под надуманным предлогом рассматривается как преступление, и характер наказания определяется теми, с кем вы встретитесь во дворце. Решение может быть разное — от плетей до смертной казни. Если ни с кем не встретитесь, предполагается, что вы проникли туда с целью ограбления. За кражу у Верховного правителя полагается очень медленная и очень мучительная смерть. Меч у вас на поясе произведет во дворце скверное впечатление. Если хотите, мы оставим его у себя до вашего возвращения. Итак. вы по-прежнему желаете встречи с Лордом-Палачом?

Поколебавшись лишь мгновение, Валдер утвердительно кивнул:

— Рискну. Мне действительно надо его видеть. Меч пусть останется со мной.

— Что же, вы — хозяин своей жизни, приятель. Турин, пусти его, если не трудно.

Турин поманил Валдера, чтобы тот подошел поближе. Когда владелец постоялого двора повиновался, солдат присел и потянул за укрепленное на колонне металлическое кольцо.

Послышался скрип, и лежащая прямо перед воротами плита мостовой заскользила в сторону, открыв ведущие вниз ступени. Стараясь ничем не выдать своего изумления, Валдер спустился в проход, который вел не на мост, а сквозь него. Никогда раньше он не видел ничего подобного, да и мост казался недостаточно массивным, чтобы вместить в себя коридор. Не иначе, как здесь не обошлось без магии.

Каменная плита заняла свое место, и Валдер понял, что свет льется откуда-то спереди. Пройдя несколько шагов, он увидел, что проход идет не сквозь мост, а под ним. Валдер стоял на узком подвесном металлическом настиле. Мостик казался странным, но с него открывался прекрасный вид на канал.

На противоположном конце моста он встретился с другой группой стражников.

— Куда идете? — спросил один из них.

— Я здесь для того, чтобы повидаться с Лордом-Палачом.

— Путь знаете?

— Нет.

— Пройдете в левую дверь, подниметесь на один пролет, свернете налево, пятая дверь по коридору. Понятно?

— Думаю, что да.

— Тогда вперед.

Стражник махнул рукой, и Валдер зашагал по эспланаде перед дворцом.

В центральной части фасада красовались три огромные двери. Валдер прошел через левую и оказался в широком мраморном коридоре перед красивой каменной лестницей. Никого не было видно, но издалека доносился шелестящий звук частых шагов. Повинуясь полученным инструкциям, он поднялся на один пролет и свернул налево в другой коридор — не такой широкий и красивый, как первый, в самом его конце виднелись фигуры людей. Валдер дошел до пятой двери и постучал.

Створки распахнулись, и перед ним предстал молодой человек весьма нездорового вида.

— Приветствую вас, — сказал Валдер. — Я пришел сюда, чтобы наняться на должность палача.

Вежливое удивление на лице молодого человека сменилось легким раздражением.

— Что?

— У меня большой опыт в отсечении голов, и я ищу работу.

— Минуточку, — собеседник Валдера исчез за дверью. Через несколько мгновений он вновь возник на пороге, судорожно сжимая что-то в кулаке.

— Вы это серьезно? — спросил он.

— Серьезно — и весьма.

— Большой опыт в отсечении голов?

— Да.

— Вы, по-видимому, не из города?

— Нет.

— В таком случае, специалист по головам, разрешите мне разъяснить вам некоторые обстоятельства, в отношении которых вы пребываете в полном неведении, хотя они известны любому двенадцатилетнему ребенку на улицах столицы. Прежде всего: Лорд-Палач является единственным исполнителем смертных приговоров в городе, и у него нет намерений нанимать кого-либо для этой цели. Если бы такая идея и возникла, то он прежде всего пригласил бы своих родственников или друзей, а не чужаков и бродяг. Понимаете?

— Но…

— Что "но"?

— Это же самый большой город в Мире. Как здесь может быть только один палач?

— Здесь позвольте мне перейти ко второму пункту. На пост Лорда-Палача желающих немного. Представители аристократии не любят такую работу. Вы справедливо заметили — Лорд-Палач имеет право нанимать помощников, и отец теперешнего часто этим правом пользовался. Однако сейчас в этом нет необходимости, потому что потребность в официальной казни возникает крайне редко. Обычно с ворами и грабителями весьма эффективно разделываются уличные Комитеты бдительности. К нам за помощью они не обращаются. Нам достаются лишь государственные изменники и те, кто покусился на собственность самого Верховного правителя. Иногда попадают солдаты, совершившие такую гнусность, что их товарищи не желают пачкать руки наказанием преступников. В среднем это дает нам одну казнь в два-три шестиночья. Пройдет много времени, прежде чем Лорд-Палач ослабнет настолько, что окажется неспособен выполнять свои обязанности. И это вплотную подводит нас к третьему пункту. Вы совсем не похожи на палача. Сколько вам лет? Шестьдесят?

— Шестьдесят шесть.

— Наверное, ваш прежний наниматель отправил вас на покой? Впрочем, это не имеет значения. Дворец — не место сборища старцев.

— Согласен, но могу гарантировать, у меня не возникнет трудностей с выполнением обязанностей.

— Но остается мой четвертый и последний пункт, из которого следует, что нам в любом случае не требуется специалист по отсечению голов. Даже если бы Лорд-Палач был стар, слаб, болен или являлся патологическим бездельником. Даже будь вам на сорок лет меньше. Последняя голова в этом городе слетела тридцать лет назад, когда служил прошлый Лорд-Палач, а его сынишка — нынешний Лорд — еще не носил штанишек. Много лет назад Верховный правитель Азрад решил, что обезглавливание негуманно и слишком напоминает времена Великой войны. С тех пор преступников у нас вешают. К настоящему времени этот обычай распространен повсеместно. Наш топор палача висит без дела столько, сколько я его помню. Теперь, полагаю, вы удовлетворены моим разъяснением и понимаете, что вам сейчас лучше уйти. Уходите немедленно, иначе я прикажу вас арестовать.

Испуганный Валдер отступил на шаг и спросил:

— Простите, сэр. Можно мне задать вам один-два вопроса?

— Что за вопросы?

— Кто вы такой и что держите в руке? Откуда мне знать, что вы говорите правду? Я, конечно, не смею сомневаться в ваших словах, но все же мне любопытно.

— Я Адаган Младший, секретарь Лорда-Палача, и по счастливому совпадению его двоюродный брат. А держу я защитный амулет — ведь вы вооружены и не исключено, безумны. Чтобы убедиться в моей правдивости, спросите кого угодно. То, что я сказал, известно всем и каждому.

— А не знаете ли вы места, где нуждаются в палаче? На меч, который вы видите, наложено заклятие. Чтобы снять его, нужно убить этим клинком девятнадцать человек.

— Может быть, вы все-таки сумасшедший…

— Нет, все правда. Заклятие было наложено во время войны.

— Что же, вполне возможно. Насколько я знаю, во время войны происходило множество странных событий. В любом случае я ничем не могу вам помочь. Мне не известны места, где до сих пор осужденных обезглавливают даже топором, не говоря уж о мече.

Валдер хотя и с неохотой, но был вынужден признать свое поражение.

— В таком случае мне остается только поблагодарить вас за доброту, сэр.

— Подождите, специалист по отсечению годов. Вам нужен пропуск для прохода через мост. Возьмите вот это.

С этими словами Адаган Младший протянул Валдеру маленький красный диск. Валдер заметил, что двоюродный брат Лорда-Палача по-прежнему крепко сжимает в кулаке защитный амулет.

— Еще раз благодарю.

Он поклонился и зашагал по коридору. Позади хлопнула дверь, но Валдер даже не оглянулся.

Стражник у внутренних ворот, прежде чем впустить его в тоннель под мостом, потребовал красный диск и выдал взамен кусочек пергамента, который, в свою очередь, забрал часовой, отодвинувший плиту и выпустивший Валдера на площадь. Весьма странно, подумал старик, войти сюда значительно проще, чем выйти. Хотя в этом была определенная логика. Человек, имеющий достаточные причины явиться во дворец, мог и не раздобыть нужного пропуска. А при действующем порядке пропуск не получает именно тот, у кого не было законного основания для посещения, и его рассматривают как нарушителя порядка или даже хуже. Тем не менее принятые здесь правила выглядели необычно.

Размышляя о таких пустяках, Валдер перешел через площадь. Лишь после того, как он уселся в тихой таверне и обнялся с кружкой холодного эля, его мысли вернулись к главной проблеме.

До него наконец дошел один положительный момент в сложившейся ситуации. Он не может убить, себя и обязан ждать, когда с ним покончит кто-то другой. Но кто сказал, что это должно наступить сразу после того, как Вирикидор уничтожит девятнадцать человек? Он может прожить еще довольно долго, если меч не попадет в чужие руки. Лишь после того, как окончательно уйдут силы и жизнь покажется ему хуже смерти, он позволит себе пасть жертвой меча. В конце концов это дело можно будет поручить Танделлину.

Это была любопытная идея. Самоубийство никогда не привлекало Валдера, и ему очень не хотелось, чтобы его жизнь забрал какой-нибудь мерзавец.

Тем не менее перед ним по-прежнему стояла задача убить девятнадцать человек. Можно, конечно, продолжить попытки и найти работу палача. Но для этого придется много, очень много попутешествовать. Нет, это ему не по возрасту. Было бы гораздо приятнее найти все жертвы здесь, в Этшаре.

И вдруг его осенило. Уличные Комитеты бдительности! Он мог бы присоединиться к такому комитету или самостоятельно начать выслеживать преступников, оставляя их трупы на совести пресловутых комитетов. Это была очень интересная идея.

Когда владелец таверны подошел к нему, чтобы в очередной раз наполнить кружку, Валдер спросил:

— Кстати, как вы поступаете здесь с ворами? Сегодня утром один чуть было не сорвал с меня сумку.

— Все зависит от того, в чьи руки он попадется, — ответил хозяин, пухлый мужчина среднего роста с блестящей черной бородой и сверкающей лысиной. — Если это каким-то чудом оказывается городская стража, его вешают. Но как правило, преступников ловят горожане и вбивают в них понятие о честности, даже если это означает сломанные ребра или пробитые черепа.

— Горожане, говорите?

— Да. Владельцы собственности имеют право защищать ее — так говорит старый Азрад.

— Значит, только владельцы собственности?

— Да. Нельзя же каждому встречному позволять устанавливать правопорядок. Иначе каждое несогласие может превратиться в бунт.

— Итак, если меня здесь ограбят — я вижу, что вы честно ведете дело, — но предположим, какой-то негодяй врывается сюда с улицы и хватает мой кошелек… Что я должен делать — звать вас?

— Да. И мы дадим ему хороший урок в зависимости от того, что он украл, и не попадался ли он раньше. Делу конец, даже если он и выживет после этого. Деньги, естественно, возвращаются вам.

— А что, если я сам его схвачу?

— В таком случае это целиком ваше дело, разве не так? Важно, чтобы все произошло не в моем заведении.

Валдер одобрительно кивнул:

— Весьма справедливо.

Это действительно справедливо. Итак, если на него нападут или попытаются ограбить, он имеет полное право на самооборону. Кто он? Старый человек с толстым кошельком. Ну скажем, достаточно толстым. Если он начнет носить свою сумку открыто, а не под килтом, и спрячет Вирикидор, так, чтобы тот все время оставался под рукой, то станет прекрасной приманкой. Все это будет крайне неприятно, и он может получить ранения, но, по-видимому, более легкого и быстрого решения проблемы не существует.

Валдер поблагодарил хозяина таверны, залпом прикончил эль и вышел на улицу. Теперь он повернул в сторону Западных ворот и направился к "Площади Ста футов".

Глава 29

За сорок лет здесь практически ничего не изменилось. Закон по-прежнему запрещал возводить строения между улицей и городской стеной, что означало неприкосновенность "Площади Ста футов" — последнего убежища для бездомных. Когда Валдер впервые побывал здесь, армия бродяг состояла в основном из ветеранов — людей, которых неожиданно вырвали из привычной жизни, единственно знакомой им от рождения. Но это были честные граждане, не успевшие еще найти свое место в Мире. Они давно ушли отсюда или просто умерли. Их место заняли человеческие отбросы города и Гегемонии: нищие, калеки, преступники и юродивые. На смену армейским палаткам и одеялам пришли халупы и шалаши. Сорок лет назад основное население "Площади Ста футов" составляли молодые мужчины. Теперь здесь было полно и мужчин и женщин разных возрастов и обличий.

Валдер слышал, что среди этого человеческого отребья находили убежище самые отъявленные преступники. Стража неохотно навещала "Площадь Ста футов", и там не было бдительных собственников, так как земля вдоль стены находилась в общественном пользовании. Именно поэтому здесь и укрывались всякие негодяи и мерзавцы, изгнанные из других, более комфортабельных районов города.

Зная все это, Валдер намеревался пройти вдоль всей стены с полным кошельком на виду у всех и Вирикидором, замаскированным под трость. Он был уверен, что сумеет привлечь внимание воров или грабителей, смерть которых не станет большой потерей для города, особенно если преступник будет убит им при самообороне. Валдера не волновал вопрос, сумеет ли он спровоцировать девятнадцать негодяев. Пока охотник просто надеялся на удачное начало.

Валдер двинулся на юг от Западных ворот, когда солнце только миновало зенит. Старик хорошо поел и чувствовал себя более или менее отдохнувшим. День был теплым, но не жарким, с востока дул легкий ветерок, который, забираясь под одежду, приятно холодил тело. Валдер ожидал первого нападения где-то в пределах часа.

Но его расчеты не оправдались. Напротив, вместо того чтобы нападать на безобидного старикашку, все, кто его замечал, опасливо отходили в сторону.

Может быть, ловушка слишком заметна, подумал Валдер, и грабители видят ее. Он примостил сумку в складку килта, как будто безуспешно пытаясь спрятать свое добро, и потащился дальше.

Через пять минут Валдер очутился на рыночной площади у Новых ворот в юго-западной части города. Здесь было значительно меньше народа, но все близлежащие гостиницы и таверны оказались забитыми до отказа. И все-таки он решил передохнуть. Путник намеренно выбрал самое отвратительное на вид заведение, надеясь, что возникнет пьяная свара и дело дойдет до боя на мечах. Валдер пообещал себе, что ни при каких обстоятельствах не обнажит клинок первым и не будет активно провоцировать Драку, но коль скоро такая начнется, возраст не будет ему помехой.

Никакой драки не случилось, и через пару часов Валдер двинулся дальше. Теперь он оказался в спокойном и вполне респектабельном жилом районе. "Площадь Ста футов" была заселена здесь значительно реже, и даже лачуги и хижины казались более солидными.

Прошел еще час, а нападения так и не последовало. Старик уже кипел от злости. Вирикидор, по-видимому, совсем непохож на прогулочную трость, думал он. Исходя из своих довольно слабых познаний в географии города, Валдер решил, что находится неподалеку от Квартала Чародеев. Охотник за грабителями размышлял, не прикупить ли ему какое-нибудь заклинание Сокрытия, чтобы спрятать Вирикидор или сделать его в глазах встречных совсем другим предметом.

Хотя идея и обладала определенной привлекательностью, он не задерживаясь шагал вдоль стены, никуда не сворачивая. Валдеру совсем не хотелось потеряться в лабиринте незнакомых улиц.

По-видимому, он переоценил отвагу местных преступников, ожидая нападения средь бела дня. Валдер решил, что как только повстречает гостиницу или таверну, то зайдет в нее, поужинает и подождет до темноты.

Ближайшая таверна, однако, обнаружилась только в получасе ходьбы, на рыночной площади у Южных ворот. Валдер остановился у входа, взглянул на солнце и переступил через порог.

Когда, ощущая легкое действие вина, он вновь появился на улице, было уже совсем темно.

Проход вдоль стены освещали факелы, а на "Площади Ста футов" горели бесчисленные костры — пристенные обитатели готовили себе ужин.

Валдер прошел, наверное, квартала два, прежде чем ему в голову пришла блестящая идея. Вряд ли грабитель нападет на него при свете факелов и многочисленных костров, там, где пристенные жители за деньги могут согласиться выступить свидетелями и опознать преступников.

Конечно же, негодяи выискивают свои жертвы в пустынных проулках и переходах, там, где царит тьма.

При первой же возможности Валдер нырнул в узкую неосвещенную улочку. Правда, от стены он удаляться не хотел и на очередном перекрестке еще раз свернул налево.

Весь последующий час владелец магического меча слонялся по закоулкам невдалеке от Южных ворот. Несколько раз он чувствовал, что за ним следят, однажды даже услышал позади себя чьи-то крадущиеся шаги. Но никто так и не решился подойти к нему поближе. Однако несмотря ни на что Валдер не терял надежды.

В конце концов он устал и уселся на ступени какой-то запертой лавки, чтобы перевести дух и хорошенько обдумать, чего он достиг за сегодняшний день.

Все было сделано правильно, если не считать, что он слишком поздно сообразил свернуть в темные переулки, где шансы повстречаться с грабителями были значительно выше. Хотя бы ради бедных старческих натруженных ног надо было соображать быстрее. Он потянулся, чувствуя, как болят мышцы.

В таком состоянии ему будет трудно быстро выхватить Вирикидор и избежать ранения в случае неожиданной атаки.

Неожиданно из-за ближайшего угла донесся чей-то крик и глухой топот нескольких пар ног. Наконец-то!

Валдер быстро вскочил и, не раздумывая, бросился вперед.

Весь день он гонялся за грабителями, а теперь они сами шли к нему в руки. Улица едва освещалась отблеском факелов, горевших у дальнего перекрестка, и Валдеру с трудом удалось рассмотреть происходящее. Двое мужчин напали на женщину. Один приставил ей к горлу нож. А другой рылся в складках юбки, видимо, отыскивая кошелек или другие ценности.

Итак, ему даже не пришлось подманивать жертву. Обнажив меч и бросив ножны на землю, бывший разведчик первого класса кинулся в атаку, надеясь, что второй бандит, увидев гибель приятеля, не станет драться, а просто убежит.

Заслышав шаги, грабитель, копавшийся в юбке женщины, резко развернулся, потерял равновесие и неуклюже свалился на землю. Второй, оттолкнув жертву в сторону, выхватил из ножен меч.

Прежде чем сталь ударилась о сталь, негодяй успел бросить взгляд на лицо Валдера, едва различимое в полутьме.

— Ну, старик… — процедил он и сделал клинком какое-то круговое движение.

Конца фразы Валдер так и не услышал. Вирикидор развернулся вбок и скользнул под вражеский клинок с такой быстротой, что противник, по-видимому, не успел увидеть выпада, не говоря уже о том, чтобы парировать его. Острое как бритва лезвие без труда распороло кожаную куртку, плоть и разрубило ребра. Из-под Вирикидора брызнул фонтан крови, Валдер не видел лица противника, так как стоял против света. Перед его глазами была только темная фигура, которая вдруг сложилась и медленно опустилась на землю. Валдер привел Вирикидор в боевую позицию и посмотрел на второго грабителя.

Тот уже поднялся на ноги и обнажил меч. Валдер не спускал с него глаз.

Грабитель бросил взгляд на мертвого сотоварища и прошипел:

— Не знаю, как ты это сделал, старик. Думаю, что застал врасплох. Со мной этот трюк не пройдет. Ты стар, слаб, и я прикончу тебя.

Валдер с трудом изобразил на лице ухмылку:

— Я прикончил пять дюжин таких мерзавцев. Беги, пока цел.

— Чтобы ты ударил меня в спину?

С этими словами грабитель сделал резкий выпад.

Валдер отступил, но клинок врага едва не коснулся его горла. Только сейчас хозяин постоялого двора осознал, что попал в опасную переделку. Без помощи Вирикидора он практически беззащитен. Меч ходуном заходил в его руке, когда Валдер замахал им в безнадежной попытке предотвратить следующий выпад врага. Он знал, что не умрет — заклятие обеспечивало бессмертие, — но понимал, что будет сильно изувечен. Увы, ему, похоже, так и не удастся убить оставшихся восемнадцать человек. Валдер видел приближающийся клинок и попытался пригнуться, но потерял равновесие.

Вдруг все исчезло в ослепительной вспышке золотого света. В глазах у Валдера потемнело, и он упал на пыльную мостовую.

Некоторое время старик лежал на спине. На фоне ночного неба носились разноцветные круги, стрелы и искры. Потом наступила полная тьма.

— С вами все в порядке? — донесся до него женский голос.

— Боюсь, не совсем, — с трудом выдавил он.

— Вы можете двигаться?

Валдер попытался и понял, что может. Он приподнялся на локтях и произнес:

— Похоже, что могу. А что случилось с человеком, с которым я сражался?

— Я о нем позаботилась, — сказала женщина, махнув на что-то рукой.

Валдер сел и посмотрел в указанном направлении.

— Ничего не вижу, там какая-то черная тень.

— Я немного посвечу.

Женщина вновь взмахнула рукой, и над ее ладонью возникло белое сияние, залившее ярким светом весь проулок.

— Так вы чародейка? — удивился Валдер. Наконец он рассмотрел лицо женщины. Очень милое, юное личико. С улыбкой до ушей.

— Да. Я чародейка.

Черная тень оказалась кучкой пепла, рядом лежал обгоревший череп. Это было все, что осталось от его врага. От удивления старик открыл рот.

— Не очень приятное зрелище, — заметила женщина. — Но и они, надо сказать, были крайне неприятными людьми. Эти типы изнасиловали бы меня и непременно убили, если бы я стала сопротивляться.

— Они не знали, что вы чародейка?

— Нет. Конечно, нет. Это же не написано у меня на лбу.

— Почему же вы сразу их не поджарили?

— Они застали меня врасплох. Я не могла даже двинуть рукой, особенно после того, как они приставили мне к горлу мой же собственный нож.

Она подняла с земли кинжал. Только сейчас старик заметил, что его клинок ярко сверкал серебром. Ручка почти игрушечного, но опасного оружия была вырезана из кости.

— Что вы делали в этих местах, ночью и без охраны?

— Ну что же, если вы обязательно хотите знать… Я не там свернула и заблудилась. Надеялась, что этот проулок сократит путь. Считайте, что я просто гуляла. Хотела восстановить в памяти город. Прошло довольно много времени после моего последнего визита в Этшар Пряностей. Что же касается охранительных чар, то я просто забыла о них. Очень глупо с моей стороны, но я никогда не претендовала на полное освобождение от обычной человеческой глупости. — Она вложила кинжал в ножны у пояса и спросила: — Нельзя ли узнать, что вы здесь делали, коль скоро об этом зашла речь?

Валдер уже вложил Вирикидор в ножны.

— Я искал воров и убийц.

— Похоже, что вам это удалось, — с улыбкой ответила чародейка. — Вы мне все расскажете. Но не здесь. Вы представляете себе, где мы сейчас находимся?

— Весьма приблизительно. Городская стена проходит в нескольких кварталах отсюда, примерно вон там. — Он махнул рукой. — И, если я не ошибаюсь, мы сейчас не очень далеко от рыночной площади у Южных ворот.

— Вот как! Тогда ведите меня.

— И у вас нет никаких магических средств, которые указывают дорогу?

— С собой нет. Не думала, что в них возникнет необходимость. Я выросла в этом городе, тогда он назывался еще Новым Этшаром, и не представляла, что он так разросся и изменился.

Валдер с любопытством посмотрел на женщину. Ей нельзя было дать больше двадцати пяти лет. Он знал, что со времени окончания Великой войны город претерпел огромные изменения. Но последние двадцать лет здесь все оставалось по-старому. Более того, Валдер не помнил, чтобы город когда-нибудь назывался Новым Этшаром.

Впрочем, все это его не касалось. Они добрались до рыночной площади и дорогу стала указывать чародейка. Вначале Валдер просто молча повиновался. Но любопытство все же взяло верх, и он спросил:

— Куда мы направляемся? Я понял, что вы живете не в городе.

— Я — нет. Но один мой бывший ученик живет в Квартале Чародеев.

Валдер опять удивился. Как у такой юной чародейки может быть ученик, да еще бывший? Судя по возрасту, она сама должна еще учиться. Но он продолжал идти, сохраняя дружелюбное молчание.

По-видимому, было уже совсем поздно, так как даже здесь, в двух кварталах от рынка, улицы опустели, факелы почти выгорели, а некоторые погасли совсем. Валдер сам чувствовал себя полностью выгоревшим после такого длинного и утомительного дня. В какой-то момент он подивился тому, что беспрекословно следует за чародейкой, но удивление быстро прошло. В конце концов она у него в долгу и по крайней мере может помочь ему сэкономить на ночлеге.

Наконец они остановились у небольшого дома в Квартале Чародеев. Рядом с дверью была прибита вывеска: "Аграван Золотой глаз. Чрезвычайно могущественный чародей". В окне горел свет. Проводница Валдера дважды постучала, и через мгновение дверь открыл молодой у которого один глаз действительно был золотистый, а другой — обычного голубого цвета.

— Госпожа! — воскликнул он. — Где вы были? И кто это с вами?

— Я все тебе расскажу, Аграван. Но вначале дай нам что-нибудь выпить. Мягкая постель, я думаю, нам тоже не помешает. А все вопросы могут подождать до утра.

Валдеру, который к этому времени впал в полубессознательное состояние, хватило сил только на то, чтобы согласно кивнуть. Он с трудом вскарабкался по лестнице на верхний этаж, рухнул на кровать и мгновенно уснул.

Глава 30

Проснувшись, Валдер не сразу понял, где он находится. Помещение загромождали полки с книгами и всевозможные магические принадлежности. Какие-то странные предметы торчали из ящиков и свисали со стола. Кровать была задвинута в самый угол. Конечно же, Аграван Золотой глаз! События прошлой ночи постепенно восстанавливались в памяти. У него вдруг вспыхнул огонек надежды: наконец-то появился чародей, который перед ним в долгу. Вдруг можно будет что-то сотворить с Вирикидором!

Однако надежда испарилась, когда он вспомнил слова Ларенны. С мечом ничего не удастся сделать.

Во всяком случае, он может восстановить зрение, если спасенная чародейка испытывает к нему чувство благодарности. Это принесло бы ему облегчение и, возможно, несколько отдалило то время, когда смерть будет казаться ему желанным избавлением.

Валдер поднялся на ноги. Лучше бы он этого не делал! Ему пришлось так много ходить в последние дни. Кроме того, он рухнул в постель, не снимая сапог. Потные ступни нещадно болели. Он увидел кувшин с водой, оставленный заботливым хозяином, стащил сапоги и принялся растирать ноги мокрыми ладонями.

За этим мало элегантным занятием его и застал Аграван.

— Доброе утро, сэр, — приветствовал его юный чародей.

— Доброе утро. Позвольте поблагодарить вас за гостеприимство, — ответил Валдер.

— Что вы, что вы! Я никогда не смогу вернуть свой долг Иридит, а она, в свою очередь, вам многим обязана.

— Она очень добра, если так говорит.

— Не желаете ли позавтракать? Иридит поднялась, и я уверен, у нас есть много, что рассказать друг другу.

— С удовольствием.

По правде говоря, он понятия не имел, что в его рассказе могло бы заинтересовать чародеев. Натянув сапоги, он последовал за хозяином дома.

Завтрак оказался отменным, но Валдер этого почти не заметил. Он подробно поведал о свойствах Вирикидора, о том, как стал собственником зачарованного меча и как пытался исправить положение.

Когда Валдер закончил, Иридит спросила:

— Вы и вправду желаете умереть?

— Нет, — признался он. — Но смерть кажется мне единственным выходом.

— Так у вас нет других вариантов?

— Вы же знаете, я обращался к чародеям, и они ответили, что заклятие невозможно снять, не убив меня.

— По-видимому, они правы. Во всяком случае, я таких способов не знаю, — произнесла Иридит, намазывая масло на бисквит. — Однако, как справедливо заметил Таггер Младший, имеются пути обойти заклятие. Мне не доводилось встречать этого парнишку, но, похоже, из него выйдет толк.

— Но как это можно сделать? Я живу, пока владею мечом, и владею им, пока живу. Из этого заколдованного круга не вырваться. И главное — я буду становиться все дряхлее и дряхлее. Я не против вечной жизни, а против этого бесконечного старения.

— Понимаю. Но почему вы должны стареть?

Валдер не понимал, зачем чародейка сознательно прикидывается идиоткой, но все же вежливо ответил:

— Мне кажется, что у меня нет выбора.

— Ну, здесь вы ошибаетесь. У вас есть выбор. У других, может быть, и нет, а у вас есть. Вы просто не знаете об этом.

Старик никак не мог разобраться — что это, загадка или женщина просто болтает глупости.

— Что вы имеете в виду?

Валдер сдерживался из последних сил, чтобы не сказать грубость, — все-таки женщина прошлой ночью спасла его от увечья. Кроме того, обижать чародеев — занятие вообще небезопасное.

— Как вы думаете, сколько мне лет?

Подивившись очаровательной женской непоследовательности, Валдер ответил:

— Года двадцать два — двадцать три.

Если бы он не хотел польстить, то честно бы сказал — двадцать пять.

Она улыбнулась, и Валдер, который толком не смог рассмотреть Иридит вчера, поразился, как прекрасно было ее улыбающееся лицо.

— Мне двести восемьдесят восемь лет.

Валдер онемел, он просто не знал, как реагировать на такое возмутительное заявление. Он, конечно, слышал сказки о бессмертных чародеях — кто их не слышал, — но никогда не воспринимал их серьезно. Два его друга подвизались на магическом поприще: один стал теургом, другой чародеем. И если не учитывать их профессиональных возможностей, оба оставались самыми обыкновенными людьми.

— Кажется, вы мне не верите, — произнесла Иридит, увидев выражение его лица. — Тем не менее это правда. В течение ста лет при адмиралах Сайдоре и Датете я несла службу боевого чародея и ушла на покой задолго до того, как к власти пришел Азрад. Я родилась еще до того, как здесь возник город, задолго до строительства дворца и прокладки Нового канала. Имеются заклинания, восстанавливающие юность и сохраняющие ее навеки.

— Почему же я в таком случае ничего не слышал о них? — не скрывая скептицизма, спросил Валдер.

— Разве вам не доводилось слышать о чародеях, которым перевалило за сотню лет?

— Конечно, доводилось. Но это не более чем слухи, Кроме того, все эти чародеи, как говорили, выглядели старыми и дряхлыми, а не молодыми и прекрасными.

Иридит опять улыбнулась:

— Спасибо за комплимент. Это мое настоящее лицо. Не все чародеи, умеющие восстанавливать юность, возвращаются в нее. Многие предпочитают оставаться в том возрасте, в котором они овладели заклинаниями, останавливающими старение. Обычно это происходит не ранее шестидесяти — семидесяти лет. У меня хватило тщеславия (кроме того, мне страшно надоело жевать вставными зубами), и я избрала иной путь. Когда я постигла этот секрет, мне было… подождите… мне было… да, семьдесят четыре года.

— Но это не объясняет, почему я раньше ничего об этом не слышал.

— Потому, что они держатся в тайне — за этим следит Гильдия чародеев. Даже во время войны, когда армия узнала множество наших секретов, этот мы оставили при себе.

— Но почему?

— Разве это не очевидно?

— Во всяком случае, не мне.

— Заклинания эти чрезвычайно сложны, необходимые ингредиенты крайне дороги, наложение чар поглощает огромное количество магической энергии. Если все узнают об этих заклинаниях, то пожелают ими воспользоваться. Кому не захочется вечно оставаться молодым? Но это весьма непрактично. Во-первых, если никто не будет умирать от старости, Мир очень скоро окажется переполненным. Во-вторых, мы просто не сможем применить заклинание ко всем желающим — слишком мало ингредиентов, а огромный расход магической энергии может привести к разбалансированию нашей реальности. Неужели вы полагаете, что большинство согласится с этими доводами? Многие люди и без того не доверяют чародеям. Зная о том, что можно получить вечную молодость, и видя, что мы не предоставляем ее, они обвинят нас в том, что мы храним тайну, исходя из наших злобных побуждений. — Помолчав, она добавила: — Кроме того, вокруг слишком много людей, которых я не хотела бы видеть живыми спустя столетия.

Валдер был вынужден согласиться, но все же спросил:

— Ну, а как же в отношении поистине значительных людей? Почему, если это возможно, вы не восстановили юность Азрада? Он — великий человек, правитель самого богатого в Мире города и может заплатить за нужные ингредиенты, сколько бы они ни стоили.

— О, чародеи, бесспорно, смогли бы восстановить его молодость, и, конечно, он способен заплатить, но мы не желаем этого. Азрад действительно оказался неплохим правителем, так же как до этого — хорошим адмиралом. Но, если он останется жить вечно, то наверняка изменится к худшему. Разве он сможет сочувствовать обычным людям, зная, что сам бессмертен? Кроме того, у него появится неоправданное преимущество перед остальными триумвирами. У него будет вечность на планирование и реализацию интриг, чего нет у обычного смертного правителя. Через сто — двести лет он будет править всем человечеством, включая, возможно, и чародеев. Мы не хотим допустить этого. Мы предоставляем всем правителям одинаковые возможности. Кроме того, невозможно будет сохранить тайну заклинания, если мы применим его к Азраду или к другим выдающимся деятелям. Если Азрад на следующем параде появится тридцатилетним мужчиной, все догадаются о существовании заклинания Вечной молодости. Конечно, если поверят, что перед ними Азрад, а не похожий на него молодой наглый самозванец.

И вновь Валдер был вынужден признать, что Иридит права.

— Итак, теперь вы видите, — продолжила она, — что имеются способы обойти наложенное заклятие. Для этого вам требуется всего лишь заклинание Вечной молодости.

— Да, но как я могу получить его? С какой стати эти бессмертные чародеи, о которых вы упомянули, позволят ничтожному владельцу постоялого двора воспользоваться тем, что не положено самому Азраду? Множество чародеев старятся и умирают. Я видел это собственными глазами. Кто решает, кому возвращать молодость, а кому — нет?

— Ответ прост — каждый, кто овладел заклинанием, имеет право использовать его. Никто не может этого запретить. Проблема в том, что это заклинание очень высокого уровня. Например, то, которое использовала я, было одиннадцатого порядка. Уверена — вы знаете, как мало чародеев способно освоить такие сложные заклинания за время одной человеческой жизни. У тех, кто достиг такого могущества, секретов друг от друга нет. Более того, каждый член Гильдии чародеев может получить любой рецепт. Но поскольку в большинстве случаев ошибка при проведении заклинания означает неминуемую и очень болезненную смерть, чародеи пытаются самостоятельно овладеть высокой магией или ждут старости, чтобы совершить отчаянный шаг.

— Вы хотите сказать, что все чародеи знают об этом заклинании?

— Во всяком случае — большинство.

— Как же тогда удается сохранить тайну?

— Знание — одно из привилегий чародея. А у Гильдии есть способы добиться сохранения тайны. Эти способы я затрудняюсь объяснить.

— В таком случае почему чародеи не протестуют против того, что не всем предоставляется бессмертие?

— Но ведь каждый из них имеет возможность самостоятельно получить вечную жизнь, если достигнет совершенства в своем ремесле. Большинство, к сожалению, на это не способно. Если мы начнем совершать заклинания бессмертия над каждым дурачком, который с трудом ухитрился продраться через годы ученичества, Мир скоро заполнится плохими чародеями, и для обычных людей просто не останется места.

— Но как я смогу заслужить юность? Неужели вы предлагаете мне в возрасте шестидесяти шести лет стать учеником чародея в надежде на то, что я каким-то чудом проживу достаточно долго, чтобы освоить заклинания одиннадцатого порядка?

— С Вирикидором это не будет чудом. Но я вовсе не собиралась вам этого предлагать. Я сама совершу для вас заклинание.

— Но только что вы очень подробно объяснили, почему заклинание не используется широко.

— Я не вершу заклинания для первого встречного. Вы, Валдер, — особый случай. Вчера вы спасли мне жизнь, а я после двухсот восьмидесяти восьми прожитых лет ценю ее весьма высоко. Кроме того, вы скромно жили сорок четыре года, несмотря на то, что владели мечом, способным привести вас к вершинам власти в Малых Королевствах или помочь вам сыграть другую заметную роль в судьбах Мира. Вряд ли гильдии придется беспокоиться из-за того, что вы попытаетесь в корыстных интересах использовать неожиданно возвращенную молодость. И потом, вы уже обладаете бессмертием — а это самая трудная часть заклинания. Кроме того, я спасу восемнадцать жизней. У вас не возникнет необходимости обнажать Вирикидор и убивать, чтобы умереть самому. На самом деле погибнут не восемнадцать человек, а гораздо больше. Следующий владелец должен будет уничтожить определенное количество людей, и так далее. Ваш меч довольно противная штука, и думаю, стоит вернуть вам молодость, хотя бы ради того, чтобы навсегда изъять Вирикидор из обращения. Уверена, что мои коллеги по гильдии согласятся.

— Значит, это возможно только потому, что я не делал глупостей? Жизнь есть жизнь, и мне из-за владения Вирикидором никогда не приходила в голову мысль о моей исключительности.

— Именно это и придает вам исключительность! Большинство людей строили бы свою жизнь вокруг магического меча.

— А не могли бы вы каким-то образом просто устранить заклятие?

Валдер не знал, хочет ли он на самом деле Возвращения молодости. Новая идея казалась необычной, и ему требовалось время для того, чтобы свыкнуться с ней.

— Могла бы. Но тогда мы оба погибнем. А я, по правде говоря, вовсе не намерена умирать.

Валдер тоже не был заинтересован в летальном исходе. Вечная молодость — это приемлемый выход, и ему оставалось только согласиться. Правда, старик подозревал, что где-то здесь наверняка спрятана какая-то ловушка. Его проблемы начались после того, как чародей-отшельник наложил заклинание на его меч. Вот и сейчас чародейка добровольно предлагает ему свои услуги. Он знал, что затея имеет недостатки, но не мог сообразить — какие. Немного поразмыслив, Валдер решился. Он примет предложенный ему невероятный дар. Возможно, с возвращением молодости и зрение восстановится. Последняя мысль пришлась ему по душе.

— Хорошо, — твердо произнес он, отодвигаясь от стола. — Что надо делать?

— Вы отправляетесь со мной, — с улыбкой ответила Иридит.

Глава 31

Домик на берегу моря выглядел очень славным. Его окружала открытая веранда, а вниз к пляжу вела удобная деревянная лестница. Однако Валдер, зная, что имеет дело с чародейкой, способной вершить заклинания одиннадцатого порядка, ожидал увидеть по крайней мере сверкающий дворец.

Валдер сказал об этом Иридит, и та ответила:

— У меня уже был дворец. С возрастом это проходит. Дом гораздо удобнее.

Поначалу Валдер засомневался. Он смотрел на затянутую паутиной мебель, всем телом ощущая холодный, влажный ветер, пробивающийся через многочисленные щели. Но когда Иридит произнесла несколько восстановительных заклинаний и зажгла яркий огонь в камине, дом действительно сразу стал очень уютным.

В основном здании, если не считать опоясывающей его террасы, было всего четыре комнаты. Все западное крыло занимало огромное рабочее помещение, заполненное всевозможными магическими предметами и книгами. Довольно большая спальня и маленькая кухонька выходили окнами на восток, а небольшая гостиная смотрела из центра здания на юг, на море. В каждой комнате имелся большой, похожий на пещеру камин, и когда во всех четырех очагах запылал огонь, сырость и холод мгновенно отступили.

— Вы будете спать в гостиной, если не возражаете, — сказала Иридит.

— В моем положении не возражают, — усмехнулся Валдер. — Как долго, по-вашему, мне придется пробыть здесь?

— Пока не могу сказать. Мне надо получить одобрение старейшин гильдии и раздобыть все ингредиенты, необходимые для совершения заклинания Вечной молодости Энрала.

— Вот как… Какие же это ингредиенты?

— Порошок из сухих пауков, голубой шелк, холодное железо, сушеные водоросли, свечи, окрашенные кровью девственницы, и слезы самки дракона. Остальное сразу не припомню, надо будет посмотреть…

— Кровь девственницы и слезы дракона?

— Это как раз достать нетрудно. Однако вам все же придется пожить здесь некоторое время.

— О… — Валдер огляделся и добавил: — В гостиной мне будет очень хорошо.

Он провел в доме чародейки пять дней, гуляя по берегу и наслаждаясь прекрасной весенней погодой или читая старинные книги, взятые из библиотеки Иридит, где помимо разнообразных страшноватых магических фолиантов было большое количество интересных трудов по истории и философии. Сама Иридит днями напролет сидела в рабочем кабинете, консультируясь с другими чародеями, или же пыталась раздобыть недостающие для заклинания ингредиенты. Кроме уже упомянутых предметов, требовалось найти сукровицу белых сверчков, сердце утробного младенца (обязательно мальчика) и кисть руки убитой женщины.

— Могло быть значительно хуже, — заметила она в первый же вечер за ужином, приготовленным ею собственноручно без привлечения магических сил. — Думаю, нам подойдет любая женщина, убитая посторонним лицом или лицами. Ей не обязательно быть девственницей или матерью, или обладать еще какими-то специфическими качествами. В конечном итоге мы найдем такую. Что же касается ребенка… Жертва аборта сгодится, так же как и выкидыш.

Валдер только нервно глотнул, воздержавшись от всяких комментариев.

— Не беспокойтесь, — сказала она, уловив его смущение. — Я не собираюсь никого убивать, даже чтобы помочь вам. Такими вещами я не занимаюсь.

Валдер почувствовал некоторое облегчение, и ужин закончился в дружелюбном молчании.

С этого вечера он видел Иридит очень редко. За завтраком она обычно делилась с ним планами своих дневных исследований, а к вечеру слишком уставала для того, чтобы вести беседу. Только за обедом они весело болтали, обмениваясь военными воспоминаниями или впечатлениями о современном Мире. Она с интересом выслушала рассказ Валдера о его службе у генерала Гора, заметив при атом, что такая деятельность заслуживает не большего осуждения, чем массовое истребление врага магическими средствами. 'Именно этим она занималась во время своей службы в армии. После первого же ужина Валдер стал готовить пищу и играть роль хозяина. Сказалась многолетняя привычка владельца постоялого двора.

Все остальное время Иридит пребывала в своей рабочей комнате, используя разнообразные приемы ясновидения для обнаружения необходимых ингредиентов. Молотый сухой паук, свечи, окрашенные кровью девственницы, и холодное железо нашлись в ее запасах. Чародейка объяснила, что эти элементы широко применяются во многих заклинаниях. Железо имело метеоритное происхождение, но Иридит заверила Валдера, что это только повышает эффективность металла. Голубой шелк без труда приобрели в городе, а водоросли Валдер добыл сам во время прогулки у моря. Он приволок огромную мокрую охапку и повесил сушиться у камина.

Оставалось разыскать слезы дракона, сукровицу сверчка, сердце ребенка и отрубленную кисть. Иридит была настроена весело и оптимистично.

— В один прекрасный день я их разыщу, — частенько повторяла она.

На пятый день Иридит неожиданно появилась из рабочего кабинета, держа в руках маленькую сумочку.

— Что это? — поинтересовался Валдер, подняв глаза от книги, в которой описывались религиозные верования (ныне забытые) правящего класса Северной Империи. — Удалось что-то найти?

— Нет, — ответила Иридит, — но я получила согласие старейшин гильдии и, кроме того, произвела вот это, как материальное выражение моей благодарности.

С этими словами чародейка протянула ему сумочку.

— Что это? — спросил Валдер.

— Бездонный мешок, произведенный с помощью заклинания Халлина.

— Что за бездонный мешок?

— Сейчас объясню. Я заметила, что меч вам частенько мешает. Кроме того, мода на ношение оружия давным-давно прошла. Вы можете засунуть его сюда.

— О! Один из тех! — неожиданно вспомнил Валдер. Во время войны он видел бездонные мешки, хотя и не знал, как они называются. В такой мешок могли поместиться запасы для целой армии. Это значительно облегчало транспортировку по бездорожью. Единственным существенным недостатком мешка было то, что все предметы можно было достать только по одному в обратном порядке, поэтому нужно было тщательно планировать загрузку.

Валдер ухитрился загнать в сумочку кончик ножен Вирикидора и с веселым удивлением следил, как меч скользит по ткани, исчезая на глазах. Затем он прикрепил бездонный мешок к поясу.

— Так значительно удобнее, — сказал Валдер. — Благодарю вас!

— Пожалуйста, — ответила Иридит.

Он смотрел на ее лицо. Какая милая улыбка, и совсем не до ушей.

— Я, правда, не понимаю, почему вы столь добры и щедры ко мне, — начал Валдер. — Вы делаете гораздо больше того, что я мог бы ожидать.

— Знаю, — ответила чародейка. — Но это доставляет мне удовольствие. У меня есть все, что только можно пожелать. Так почему же не поделиться своим богатством с другими? Я провела слишком много времени в одиночестве. Так много заклинаний требуют уединения или высшей степени концентрации! Чародей не может позволить, чтобы кто-нибудь находился рядом с ним. Поверьте, так скучно видеть только своих коллег, которые всеми силами пытаются выведать у вас новые заклинания, стараясь при этом сохранить свои маленькие секреты. Еще грустнее жить между простых смертных людей, боящихся всех чародеев до полусмерти.

— Но я и есть такой простой человек, — заметил Валдер.

— О нет! Ведь вы не собираетесь умирать? Меч не допустит этого. Кроме того, вы меня не боитесь.

— Но с какой стати я должен вас бояться?

— В этом и скрыта вся суть. Абсолютно не должны! Я могла бы сжечь вас огненным шаром, как сожгла того разбойника, но не стану делать этого, так же как вы не поднимете свой непобедимый меч против друга. Но большинство людей не понимают этого. Их ослепляет мое могущество, они не видят во мне личность, не видят человека. Могущество не имеет значения. От обычного карманного ножа вы умрете точно так же, как и от кинжала чародея. Вас могут убить в пьяной драке так же, как и заклинанием самого высокого порядка. Каждый человек таит в себе опасность — так почему надо бояться чародея больше, чем друг друга?

— Не знаю, — задумчиво ответил Валдер. — Думаю, люди боятся всего, чего не могут понять. Каждому ясно, что такое нанесенная мечом рана, но кто знаком с действием чар? Я, например, не знаю, как действуют заклинания.

— Хотите узнать самую страшную тайну Гильдии чародеев? — улыбнулась Иридит. — Мы тоже этого не знаем!

Валдер послал ей в ответ широкую улыбку.

Глава 32

На следующий день Иридит добыла слезы самки дракона. У одного чародея из Сардирона нашлась целая бутылка, и он был готов на взаимовыгодный обмен. Тот же чародей показал ей пещеру белых сверчков, и он же назвал адрес приятеля, хранившего заспиртованный зародыш, извлеченный у женщины, скончавшейся от лихорадки. Оставалось найти руку убиенной женщины.

Они отпраздновали удачу бутылкой старого золотого вина. Иридит заложила его в погреба примерно сто лет назад; вино перестояло, но все же оставалось вполне сносным. Чародейка изрядно подвыпила и как девчонка хихикала на каждое произнесенное Валдером слово. Сам Валдер уже давно выработал необходимую каждому владельцу питейного заведения стойкость к алкоголю и сейчас с доброжелательным удивлением наблюдал, как обычно сдержанная и серьезная Иридит превращается в веселого котенка. Около полуночи ее сморил сон. Усталый Валдер поднял чародейку на руки и, напрягая старые мышцы, отнес в спальню. По дороге он опасался, что какие-нибудь скрытые охранительные чары вот-вот разорвут его. К счастью, ничего подобного не случилось.

Он смотрел на Иридит, лежащую на широкой кровати, дивясь тому, что эта красивая, свежая женщина в четыре раза старше его. Налюбовавшись, Валдер повернулся и, растирая занывшую поясницу, отправился искать свой диван.

На следующее утро Иридит оказалась значительно менее приятной особой. Целительное заклинание предотвратило похмелье, но она явно сожалела о своем детском поведении.

— Рано радоваться, — мрачно заявила она во время завтрака. — Мне надо отправляться в Сардирон. Что-нибудь еще может сорваться.

— Конечно, — невозмутимо ответил Валдер.

Иридит явно раздражало его спокойствие. Но очевидно поняв абсурдность своего поведения, она выдавила из себя кривоватую ухмылку.

— Знаете, Валдер Владелец постоялого двора, вы мне все больше нравитесь. Вы не позволяете обстоятельствам выводить себя из равновесия.

Валдер пожал плечами:

— Уже давно я научился воспринимать вещи и события как данность. В основном это были достаточно приятные события. Я прожил хорошую жизнь, много лучше, чем мог ожидать. Я не думал, что увижу окончание Великой войны, а две трети моей жизни прошли уже после нее. Даже если сейчас все пойдет прахом, у меня не будет оснований для жалоб.

— Весьма здоровое отношение к жизни и при этом — крайне необычное. — С грохотом отодвинувшись от стола, она поднялась на ноги: — Мне пора.

Путешествие в Сардирон и обратно заняло три дня. Все это время Валдер бесцельно слонялся по берегу моря недалеко от дома. В отсутствие Иридит он утратил интерес ко всему, включая чтение. Особенно одиноко он чувствовал себя вечерами.

Валдер пытался убедить себя, что это не более чем тоска по дому, по родному постоялому двору "У отрубленной головы". Но в глубине души он не очень-то верил в это.

На третий день Иридит вернулась живая и здоровая. В запечатанном сосуде она привезла сердце, а в стеклянном флаконе — слезы. Валдер страшно удивился, увидев, что слезы имеют легкий желтовато-зеленоватый оттенок. Он всегда считал, что они хрустально-прозрачные. Иридит доставила и большую коробку нещадно стрекочущих сверчков.

— Не знаю, сколько сукровицы потребуется, — пояснила она.

Теперь им оставалось только сидеть и ждать возможности заполучить кисть руки убитой женщины.

— В Этшаре людей убивают ежедневно, — деловито сказала Иридит. — Рано или поздно я найду то, что нужно.

— Да уж, — подыграл ей Валдер. — Наверняка в последние дни в Мире убита не одна женщина!

— Бесспорно, — попалась Иридит. Валдера просто восхищало, что она никогда не упускала случая в деталях рассказать о какой-нибудь гадости. — Но мне нужна такая женщина, родственники которой были бы готовы: отрезать и продать руку трупа. Я не могу украсть ее. Именно такие поступки бросают тень на репутацию чародеев. Гильдии это крайне не нравится. Сердце зародыша продал мне муж женщины — видимо, он являлся отцом младенца.

— О… — Валдер и не подозревал, что Иридит настолько щепетильна в своих делах.

Следующие несколько дней она не вылезала из рабочей комнаты, проверяя и перепроверяя пророчества и предсказания. Вечера чародейка проводила с Валдером, сидя с ним на веранде, прогуливаясь по берегу или левитируя на высоте примерно ста футов. В один особенно теплый день, когда они брели по пляжу, Иридит неожиданно остановилась и решительно заявила:

— Я намерена искупаться.

— Давайте, — сказал Валдер. — Я так и не научился плавать, а теперь уже слишком поздно, чтобы начинать.

Иридит улыбнулась и начала стягивать одежду через голову. До Валдера донеслись приглушенные тканью слова:

— Ничего, все скоро изменится. У вас будет масса времени, Валдер. Обещаю.

Она стянула платье и теперь не спеша подбирала волосы. Валдер не мог оторвать от нее глаз.

— Замечательно, — произнес он. — Будь я лет на двадцать помоложе, я бы обязательно что-нибудь предпринял.

— Не беспокойтесь, вы будете моложе. Совсем другое дело, позволю ли я вам предпринять это "что-нибудь".

С этими словами она кинула ему одежду и побежала к воде.

Как-то вечером, когда они поднимались по деревянной лестнице после долгого хождения по приливным лужам, Иридит спросила:

— Что вы планируете делать после того, как я произведу заклинание?

— Отправлюсь домой, естественно, — ответил Валдер.

— В Кардорет?

Валдера так удивил ее тон, что он почти выкрикнул:

— Да нет же! — И немного успокоившись, добавил: — Я не уверен, существует ли он вообще, этот Кардорет. Я имею в виду свой постоялый двор "У отрубленной головы" или "У моста", как он назывался прежде.

— Звучит скучновато.

— О нет! Совсем не так. Вы встречаетесь с путешественниками со всех концов Мира — Сардирона, Малых Королевств, Гегемонии — и слушаете их рассказы. Рано или поздно у меня появляются все мыслимые и немыслимые типажи, а после тяжелого дня, проведенного в пути, все они становятся очень разговорчивыми. Нет, там никогда не бывает скучно. Я узнаю новости, которые никогда не достигают города, и слышу из первых уст истории о всевозможных приключениях. Это прекрасная жизнь! У вас, бесспорно, великолепный дом. Но ведь в нем очень одиноко, не так ли?

— Я устала от людей много десятилетий тому назад, — ответила Иридит. — После войны мне показалось, что я никогда не захочу снова видеть обычные человеческие существа. Конечно, я брала учеников, так что не была совсем уж одинокой.

— Понимаю, — ответил Валдер, когда они подошли к ступеням веранды.

Подходя к дверям, Иридит сказала задумчиво:

— Вас ведь никто не узнает, когда вы вернетесь. Все помнят вас стариком…

— Мне никогда это не приходило в голову, — признался Валдер.

— Вам придется выдать себя за какого-нибудь родственника — ведь в конце концов вы сохраните сильное сходство с самим собой.

— Неужели в это поверят?

— Почему бы и нет?

— Право, не знаю. Думаю, что у меня не осталось ни единого родственника. Я не получал вестей от них тридцать или сорок лет, и все знают об этом.

— Тем лучше, никто не заявится оспаривать ваш рассказ. Вы могли бы оказаться незаконнорожденным сыном, давно потерянным племянником или кем-нибудь в этом роде.

— Наверное, мог бы. Но мне придется предупредить Танделлина. Он-то надеялся, что унаследует заведение, и не обрадуется появлению наследника.

— Ему придется смириться. Ничто в мире не совершенно. Получение бессмертия и молодости вовсе не решит всех ваших проблем.

— Но во всяком случае, это будет неплохое начало, — улыбнулся в ответ Валдер.

Глава 33

Через шестиночье после того, как Валдер навестил постоялый двор и заверил друзей, что с ним все в порядке, наступило восьмое число месяца Длинных дней. Небо хмурилось, и шел дождь, но ни Валдер, ни чародейка совершенно не обращали внимания на такие пустяки. От Агравана поступило известие о том, что он наконец сумел раздобыть недостающий ингредиент. Юная проститутка сдуру связалась с группой пьяных солдат, которые в результате убили ее. Тело оказалось настолько изуродованным, что родственники не видели причин, препятствующих его дальнейшему усекновению — естественно, за приличную плату. Обстоятельства смерти девицы были, конечно, ужасны, но тем не менее драгоценная кисть оказалась в руках Агравана.

Валдер с радостью узнал, что солдат-преступников повесили. Для разнообразия у Лорда-Палача оказался напряженный рабочий день.

В тот же вечер отрубленная кисть была благополучно Доставлена, и Иридит закрылась в рабочем кабинете, наказав Валдеру хорошенько поесть и отдохнуть. Вершение заклинания займет двадцать четыре часа, объявила она, во время которых есть и спать будет некогда. Кроме того, это потребует огромных затрат энергии — душевной и физической.

В полдень девятого числа месяца Длинных дней, когда струйки дождевой воды стекали с карнизов крыши, Иридит пригласила старика в рабочую комнату. Вершение заклинания началось.

Большая часть процедуры осталась для Валдера загадкой. Следуя указаниям чародейки, он садился, вставал, преклонял колени, что-то глотал, что-то держал в руках, закрывал глаза, открывал глаза, произносил бессмысленные фразы, короче говоря, совершал ритуал, не имеющий, как ему показалось, никакого смысла. Уже ближе к вечеру Валдер начал чувствовать себя довольно странно, и все оставшееся время прошло для него как во сне. Впоследствии он ничего не мог вспомнить, кроме того, что где-то около полуночи у него страшно разболелась голова.

Очнулся он на своем диване совершенно обессиленный. За окном плыли низкие серые облака, по крыше стучал дождь. Хорошо знакомая комната выглядела как-то странно. Оглядевшись, Валдер понял, что отчетливо видит все предметы, даже те, которые находятся довольно далеко.

Он медленно поднялся на ноги. Все мышцы ныли от усталости, но привычной боли и ломоты он не чувствовал. Боги, да его ли это тело?

Неожиданно ему в голову ударила мысль: если он стал другим, то остался ли он владельцем Вирикидора? Валдер машинально потянулся к поясу, но меча не обнаружил. Он посмотрел вниз.

Его руки стали молодыми, сильными и мускулистыми, ничуть непохожими на костлявые клешни старика, но в то же время они казались ему странно знакомыми. Нащупав на поясе маленькую сумочку. Валдер развязал шнурок, и его пальцы наткнулись на знакомую рукоять. Все говорило о том, что он по-прежнему оставался Валдером, но к нему действительно вернулась молодость. Заклинание сработало.

Валдер нашел зеркало и в течение нескольких долгих, фантастически прекрасных минут восхищался своей внешностью. Ему нравилось не только то, что он видел, но и то как он видел. На глаз ему можно было дать около двадцати пяти лет.

Танделлин ни за что бы не узнал его. Валдер поздравил себя с тем, что воспользовался советом Иридит и предупредил своих помощников о том, что уходит на покой, оставляя дело племяннику Валдеру Младшему. Танделлин, конечно, счастлив не был и настойчиво вопрошал, почему он до сих пор не слышал ни о каких племянниках. Но ему пришлось согласиться с правом Валдера свободно распоряжаться своей собственностью.

Наконец он оторвался от зеркала и, почувствовав, что его одолевает зверский голод, устремился на кухню, наслаждаясь своей легкой походкой.

Иридит сидела за столом, поглощая ломоть хлеба с толстенным куском сыра.

— Наверстываете упущенное? — Валдер не сомневался, что она тоже постилась во время свершения заклинания.

— О, упущенное я давно уже наверстала. Сейчас у меня обычный завтрак.

— Неужели уже утро? — поинтересовался Валдер. По его расчетам, сейчас должен быть вечер десятого числа.

— Да, уже утро — утро шестнадцатого, месяца Длинных дней. Подкрепляйтесь, вам это необходимо. — Она придвинула к нему хлеб и сыр.

Детеныш дракона, и тот ел бы помедленнее, думал Валдер, но остановиться не мог. Чародейка не сводила с него изумленно-смешливого взгляда.

Когда на столе не осталось ни крошки, она поднялась из-за стола и направилась к буфету за подкреплением.

Валдер следил за движением ее тела, припоминая те разговоры, которые они вели друг с другом за последний месяц. Иридит вернулась с краюхой хлеба и кувшином пива.

— Заклинание забирает массу энергии, — сказала она, — но, по-моему, овчинка стоит выделки. Как вы полагаете?

Валдер кивнул и, не сводя с нее взгляда, произнес:

— Да. Вне всякого сомнения.

Они закончили еду в полном молчании. Поднявшись из-за стола, Иридит прошла на веранду, Валдер последовал за ней. Они смотрели, как утреннее солнце пыталось пробиться сквозь облака.

— Итак, я заплатила свой долг, — сказала Иридит. — Все ваши проблемы с мечом решены.

Валдер согласно кивнул:

— Да, решены.

Он проследил за первым солнечным лучом, запрыгавшим по веранде, и добавил:

— Когда-то меня больше волновала совсем другая проблема, которую я так и не разрешил. Я не мог найти себе жену. Теперь, когда я снова молод, проблема возникает вновь. Но что это за жизнь, если моя жена будет стареть и умрет, а я останусь вечно юным?

— Да, это весьма неприятно, — согласилась чародейка.

— Конечно, было бы идеально, если бы я сумел найти нестареющую супругу.

— Очень практичное рассуждение.

— Конечно, я бы не стал возражать против того, что она ведет самостоятельную жизнь. Я никогда не считал, что жена — это разновидность движимого имущества. По-моему, это любимая женщина, которой веришь, которую понимаешь, которую боготворишь.

— Трудно не согласиться с вами.

Валдер молчал довольно долго и наконец спросил:

— Как вы думаете, могли бы вы стать женой владельца постоялого двора?

— О… — Иридит улыбнулась и весело прощебетала, — Что же, лет сто — двести я, пожалуй, смогла бы выдержать.

Эпилог

Валдер удивленно рассматривал маленького седого человечка, переступившего порог зала постоялого двора "У моста".

— Я его знаю, — пробормотал он. — Наверняка знаю.

Он следил, как старец осторожно уселся за столик. Юная Тетта направилась к посетителю, но Валдер жестом остановил ее. Он медленно пересек зал, давая себе время вспомнить, и, когда подошел к столику, последние его сомнения рассеялись.

После стольких лет в это было невозможно поверить.

— Приветствую вас, — начал он. — Я — Валдер, хозяин этого заведения. Чем могу служить?

Валдеру показалось, что в старых выцветших глазах мелькнул огонек. Но старец отвернулся, покрутил головой, как бы отгоняя видение, и сказал:

— Вина. Белого вина.

Валдер принес вино, и, поставив бокал перед посетителем, сам уселся напротив.

— Извините, — начал он, — но мне кажется, что мы встречались. Много лет назад.

Старик не моргая уставился на него.

— Солдат?.. Тот солдат из болот?!

Валдер широко улыбнулся:

— Так, значит, это все же вы!

— Будь я проклят! — воскликнул старик. — Ты все-таки выбрался!

— Вот уж совсем не ожидал снова повстречаться с вами.

— И я не думал, что увижу тебя — особенно спустя двести лет.

Чародей сделал большой глоток вина.

— Двести двадцать один год, если быть точным.

— Ты считал?

— Ну, после того как вы наложили заклятие на мой меч, я только и делаю, что считаю.

— Еще бы… — Старик отпил из бокала. — Думаю, пришло время извиниться перед тобой.

— За что?

— Да за то, что я тогда ошибся. Хотя это и не моя вина. Когда я подошел к той части заклинания, солнце уже село, а все предметы были покрыты копотью.

— К какой части?

— К заклятию Истинного владения. Я наложил его неправильно. Скажи, кто в такой обстановке сумел бы отличить бронзовое кольцо от золотого?

Валдер долго молча смотрел на него, но не выдержал и расхохотался.

С единственным заклинанием

Глава 1

Строго говоря, маленький домик возле самого болота, в котором Роггит прожил всю жизнь, находился за пределами деревушки Тельвен. Однако, расположенный прямо за холмом, что рядом с Тельвеном, он все же стоял достаточно близко, чтобы Роггита считали тельвенцем, поэтому никто не удивился, когда его ученик, Тобас, пригласил деревенских прийти на похороны своего учителя.

Да и если не обращать внимания на такую важную деталь, как границы деревни, было бы просто глупо сердить чародея или его ученика. Даже такого недалекого, каким все считали Тобаса, проучившегося всего пару лет, да к тому же у человека, впавшего в детство и так давно балансировавшего на грани полного маразма, что другим его уже никто и не помнил.

Учитывая все эти немаловажные факторы, а также нездоровое любопытство к такого рода событию, как кремация самого старого и эксцентричного в округе человека, было неудивительно, что на церемонию собралась внушительная толпа — добрая половина жителей деревни почтила похороны своим присутствием. Глядя, как все молча начали расходиться, едва погас погребальный костер, Тобас с горечью понял, что сочувствия от этих людей ему ждать нечего.

После смерти отца к нему стали относиться как к злополучному, недостойному дружбы существу.

Проводив взглядом тельвенцев, уходивших парами, тройками и целыми семействами, он повернулся и угрюмо побрел домой. Попытавшись разобраться в своих чувствах, Тобас со стыдом вынужден был признать, что его самого смерть Роггита волнует гораздо меньше, чем неопределенность собственного положения.

А положение его действительно было весьма шатким. Поскольку у Роггита не осталось ни детей, ни родственников, ни даже бывших учеников, то немногое, чем владел чародей, досталось Тобасу.

Наследство было весьма небольшое — клочок земли, слишком болотистой, чтобы ее обрабатывать, и домик со всем содержимым. И все.

Что ж, размышлял Тобас, крыша над головой — это уже немало. Он не окажется на улице, как после смерти отца. А в домике остались магические принадлежности старого Роггита и — что самое главное — Книга Заклинаний.

Два года назад, когда Тобасу удалось убедить старого чародея взять его в ученики, хотя любому, кто не был полуслепым маразматиком, было совершенно очевидно, что ему никак не тринадцать лет (предельно допустимый возраст для поступления в ученичество), а по крайней мере пятнадцать, он думал, что обрел надежное пристанище. Тобас надеялся, что его ждет спокойная жизнь деревенского чародея, продающего приворотное зелье и снимающего порчу и заговоры, как это делал старый Роггит. Он уже был допущен до первоначального таинства Гильдии чародеев. Вспомнив об этом, Тобас машинально коснулся рукоятки кинжала, висевшего на поясе. Он легко запомнил первое заклинание, когда, после месяцев казавшихся совершенно бессмысленными приготовлений, Роггит наконец-то решил его обучать.

Тобас практиковался до тех пор, пока не стал творить заклинание не задумываясь. Он с нетерпением ждал следующего урока, когда, две ночи назад, старик тихо скончался во сне, оставив своему ученику дом. Книгу Заклинаний, горшки, коробочки и прочие таинственные предметы. И одно-единственное заклинание, годное лишь для зажигания огня.

Старик называл это заклинание "Триндлов Огонь". Тобас признавал, что это очень полезно — уметь разжечь огонь в любом месте, в любое время и при любой погоде. Пока с ним его атамэ (так Роггит называл волшебный кинжал, являющийся ключом к могуществу чародея), несколько крупиц серы и что-нибудь, что вообще может гореть, зажечь костер будет делом одной секунды. Выучив заклинание, Тобас взял за правило никогда не расставаться с кинжалом и иметь при себе немного серы, чтобы время от времени поражать публику, зажигая огонь то здесь, то там. Именно так он зажег погребальный костер старого Роггита, что послужило милым дополнением к церемонии и было достойным прощанием с учителем. Даже тельвенцы отнеслись к этому с одобрением.

Конечно, не всякий раз все проходило так гладко, с горечью вспомнил Тобас. Как-то он поставил себя в очень неловкое положение, пытаясь поджечь черный камень, который ошибочно принял за кусок угля. Единственным результатом его стараний был сноп разноцветных искр. К счастью, девица, которой он хотел продемонстрировать свои способности, ничего не поняла, и он все равно произвел на нее желаемое впечатление.

Однако, как бы то ни было, "Триндлова Огня" недостаточно, чтобы сделать карьеру. Одним-единственным заклинанием и на хлеб-то себе не заработаешь. А о женитьбе и говорить нечего. Тобас никогда и не надеялся жениться по любви — большинство деревенских барышень относились к нему весьма прохладно. Конечно, подбадривал он себя, кто сейчас женится по любви? Но ведь о браке по договоренности в его положении заикаться просто глупо.

Единственный выход — быстро освоить другие заклинания и объявить себя новым деревенским чародеем. Иначе кто-нибудь пригласит волшебника со стороны и оставит его, Тобаса, без работы. И тогда он вряд ли сумеет прожить за счет своего огорода.

Теперь все надежды на Книгу Заклинаний старого Роггита. Эта мысль подстегнула его, Тобас ускорил шаг и вдруг поймал себя на том, что неосознанно выискивает причину, которая помешает ему воспользоваться Книгой. Может быть, Роггит вел записи на каком-нибудь эзотерическом языке? Или для заклинаний потребуются ингредиенты, которых у него нет? Книга очень древняя, вдруг страницы выцвели и ничего невозможно разобрать? А может, существует еще какой-то важный секрет, ему, Тобасу, неизвестный?

Но он не собирался попусту тратить время. Если потерять хотя бы день, оплакивая бедного Роггита, можно остаться не у дел. Он займется Книгой Заклинаний, как только доберется до дома.

Тобас быстро пересек маленький дворик, откинул засов и остановился на пороге хижины. Боги! Наконец-то у него есть свой собственный угол.

Юноша огляделся. Его постель, точнее соломенный тюфяк, на который он никогда больше не ляжет, валялся в углу, а узкая кровать Роггита, отныне его кровать, стояла у окна. Два очага друг напротив друга, оба пустые и холодные. Посередине комнаты — длинный стол, за которым ели и творили заклинания. Стены, сплошь заставленные полочками и ящичками. Потолком служила внутренняя часть соломенной крыши, а полом — земля. Книга Заклинаний в гордом одиночестве лежала на читальной подставке.

Да, скептически подумал Тобас, домишко, конечно, не бог весть что. На кровати — голый матрас, единственные простыни пошли на саван Роггита, ящик для дров и бочка с водой пусты — с момента кончины учителя Тобас мало занимался хозяйством. На первый взгляд ничего волшебного здесь не было. Дом как дом, нищета и скука.

Но это был его дом. Взгляд Тобаса упал на Книгу Заклинаний. До сих пор Роггит запрещал ему даже смотреть в ее сторону. Но теперь это тоже его собственность. Как, кстати, и запрятанная где-то в очаге жалкая горсточка полудрагоценных камней. Старик вечно трясся над ними, когда по той или иной причине камни извлекались из тайника.

Тобас подошел к подставке и внимательно осмотрел Книгу. Старинный фолиант, покрытый тонкими оловянными пластинками тусклого темно-серого цвета. Верхнюю украшали черные руны. Какая-то абракадабра, подумал Тобас. Он знал, что большинство страниц внутри фолианта пусты, но Роггит как-то упомянул, что в Книге записано более тридцати различных заклинаний, и некоторые ученик чародея краем глаза даже видел. Тобас ничуть не сомневался: в этой Книге — ключ к его будущему.

Помня строжайший запрет старого чародея, Тобас немного поколебался, но, пересилив себя, протянул руку к резной металлической обложке. "Я имею на это полное право, — уговаривал он сам себя, — я получил ее в наследство, и теперь она моя. Я хочу прочитать Книгу Заклинаний, чтобы обучиться чародейству и обеспечить себе будущее".

Тобас нежно провел пальцем по Книге, как бы желая ощутить действие ее волшебных чар. С таким же успехом он мог бы погладить обычное жестяное ведро. Тобас даже улыбнулся своей наивности — почувствовать магическую силу Книги, даже если таковая и имелась, нельзя. Наконец решившись, юноша дрожащими руками схватил Книгу и с трудом приоткрыл ее.

В то же мгновение черные руны на обложке вспыхнули ярким пламенем, а из приоткрытой Книги во все стороны брызнули маленькие огненные шары.

Пораженный, Тобас выронил Книгу и отшатнулся, с ужасом глядя на тлеющую и обугливающуюся обложку. Может быть, Роггит наложил какое-то защитное заклятие, чтобы отпугнуть случайных воров? Он почувствовал запах дыма и понял, что горящие руны и огненные шары ему не привиделись.

Тобас растерянно огляделся по сторонам: на утоптанном полу догорало несколько искрящихся шаров.

Откуда же тогда пахнет дымом? Услышав легкий треск наверху, он поднял голову. Прямо возле несущей балки вовсю полыхала сухая солома.

В панике Тобас закрутил головой, пытаясь найти хоть что-нибудь, чем можно было бы загасить огонь. Вода кончилась. Пока он сбегает до колодца или хотя бы до болота, половина крыши сгорит. Тобас схватил старый плащ Роггита, но дотянуться до балки не смог.

Он вскарабкался на стол, обмотав плащом руку. Рассохшееся дерево не выдержало, и ученик чародея кувырком полетел на пол. Мягко перекатившись, Тобас поднялся на колени, озираясь по сторонам.

Ничего подходящего. Стулья слишком низкие.

Что же делать? Дом — единственное, что у него осталось. Ведь он чародей… более или менее… Глядя на разгорающийся огонь, Тобас чувствовал себя совершенно беспомощным. Пламя уже лизало балку.

Вид полыхающей крыши привел Тобаса в отчаяние, но тут ему в голову пришла идея. Ведь он знает заклинание, одно-единственное заклинание, и это заклинание огня. А разве пословицы не говорят, что огонь пламя гасит?

Он быстро выхватил кинжал, извлек из мешочка серу и сотворил заклинание. Огненный смерч закружился у него над головой. Горящий тростник разметало.

Несущая балка обрушилась, задев Тобаса по голове. От страшного удара юный чародей потерял сознание.

Когда он очнулся, стены уже полыхали. Горящие головешки и солома сыпались со всех сторон. Тотчас позабыв о наследстве и вообще обо всем на свете, кроме собственного спасения, Тобас, во всю глотку призывая на помощь, кинулся вон из дома.

Глава 2

Тобас с горечью наблюдал, как огонь пожирает хижину вместе со всем содержимым. Он ничего не мог поделать и беспомощно сидел, глядя в бушующее пламя.

Юноша понимал, что его обучению пришел конец — любому обучению. Кроме одежды, которая сейчас на нем, и нескольких ценных вещей за поясом, у Тобаса ничего не осталось, все превратилось в прах и пепел.

Роггитова Книга Заклинаний тоже сгорела. Так что чародеем ему не быть. Ни один уважающий себя чародей не возьмет в ученики семнадцатилетнего лба, да еще ничего не смыслящего в чародействе. Конечно, кое-какие основные таинства он постиг — например, суть атамэ, который каждый чародей должен сделать своими руками и в котором содержится частичка души владельца. Но кроме этого, он освоил лишь одно заклинание. А что можно сделать с одним-единственным заклинанием?

Найти какую-нибудь работу в Тельвене или ближайших окрестностях невозможно. На выгодную женитьбу рассчитывать не приходится. Никаких заслуг у него ни перед кем нет, и близких родственников, которые могли у бы устроить ему помолвку, тоже. А уж о браке по любви и говорить не приходится. Тобас был абсолютно уверен, что никто не захочет иметь с ним дела. Особенно после сегодняшних событий. Побоятся, что его злосчастье окажется заразным.

Юноша тяжело вздохнул. Он не всегда был невезучим. По крайней мере так ему казалось прежде. Но теперь, вспоминая свою жизнь, Тобас сильно засомневался. Конечно, то, что его мать умерла при родах, — плохой признак. Вряд ли такое начало жизни можно назвать удачным для младенца, но потом до пятнадцати лет все шло более-менее гладко. Он счастливо жил в семье двоюродной сестры отца Индамары, которая вместе со своим мужем вырастила его, и вполне ладил с троюродными братьями и сестрами. Никаких особенных проблем у него не возникало, кроме обычных детских неприятностей — несколько раз падал с деревьев и однажды чуть не утонул в пруду. Ничего особенного. В восьмилетнем возрасте его миновала эпидемия, от которой умерли несколько человек по соседству, а оспа не оставила на его лице никаких следов. Он гонял по полям с другими детьми, радовался отцу, когда тот возвращался из плавания. Короче, жил нормальной счастливой жизнью сына удачливого пирата.

То есть капера. Отец был капером и защищал Свободные Земли Побережья от этшарской тирании. Именно так говорили об отце все соседи.

Тобас никогда не мог понять, каким образом захват торговых судов может удержать властителей Гегемонии Этшара от повторного завоевания Свободных Земель, но все кругом говорили, что это именно так.

Сам же отец никогда не выбирал слова и никогда ни перед кем не оправдывался. К великому огорчению соседей, он упрямо называл себя Дабран-Пират и не скрывал, что занимается своим делом исключительно ради денег.

С деньгами Дабран всегда обращался крайне бережно, и именно поэтому его сын оказался нищим. Все капиталы старый пират хранил на борту своего корабля, именуемого "Возмездие". Там они и остались, когда Дабран, напав по ошибке не на то судно, отправился на дно Южного моря вместе с "Возмездием" и всей его командой.

Это происшествие, после которого и начались неприятности Тобаса, было просто несчастным случаем. Ну кто мог предположить, что на борту обычной торговой посудины окажется демонолог, способный вызвать монстра из морских глубин? Описания свидетелей происшедшего не имели между собой ничего общего, за исключением одного — тварь, утащившая корабль Дабрана в пучину, была огромной, черной и с щупальцами.

Тобас утешал себя тем, что могло быть и хуже. Если бы он принял предложение Дабрана стать на "Возмездии" юнгой, то сейчас вместе со всей командой кормил бы рыб на дне океана. Его спасли собственная лень и нежелание заниматься пиратством.

Тобас вспомнил тот ужасный день, когда до них дошла новость о смерти отца. С утра ничто не предвещало беды. Стоял прекрасный весенний день. Кругом расстилались зеленые поля, по ясному голубому небу весело бежали пушистые облака. Он лежал на холме за домом, когда примчалась троюродная сестра Перетта. Она была очень серьезна, и ее непричесанные волосы рассыпались по плечам. Тобас сразу понял, что что-то случилось: Перетта никогда не бывала серьезной, а уж причесаться ей могло помешать только стихийное бедствие.

Не тратя попусту слов, она произнесла:

— Из Шана плохие новости. Твой отец умер. Какая-то тварь потопила его корабль. Из имущества ничего не осталось, все поглотило море.

Он ничего не ответил ей, вспоминал Тобас, просто смотрел. Слова не доходили до него, все казалось нереальным. И только когда родители Перетты собрали его жалкие пожитки и велели убраться из дома до захода солнца, до него окончательно дошло, что отец мертв и прежней жизни пришел конец. Никто не смел перечить Дабрану, пока он был жив, но теперь, когда ждать денег от него больше не приходилось, родственники поспешили отделаться от его ленивого, бесполезного сынка. Родственные связи мало чего стоят в отличие от серебряных монет.

Для Тобаса наступили тяжелые времена. Очень тяжелые. Он спал на порогах домов и голодал. Друзья отвернулись от него. Ему крупно повезло, когда он сумел уговорить старого Роггита взять его в ученики.

Правда, теперь, глядя, как горит его второе наследство, Тобас подумал, что с ученичеством ему тоже не очень-то повезло. Он стал еще старше, и возможностей у него соответственно еще меньше. Раздался глухой взрыв, и Тобас почуял странный запах. Должно быть, огонь добрался до каких-нибудь горючих веществ.

Тобас нахмурился. Хотя на фоне разразившейся катастрофы это было сущей ерундой, его неприятно поразила мысль, что теперь он уже никогда не узнает о предназначении всех этих таинственных субстанций.

Услышав шум, он обернулся и увидел подоспевшую наконец из деревни пожарную команду. Тобас узнал старого Клувима, который со своими двумя женами служил основным объектом скабрезных шуток в Тельвене; Фарана, единственного деревенского кузнеца и специалиста по разного рода пожарам; Венгара и Зарека — товарищей детских игр, отвернувшихся от него после смерти отца. Тобас вздохнул. Слишком поздно. Наружные стены уже были охвачены огнем.

Поначалу, выскочив из дома, Тобас быстро пришел в себя и бросился за соседом, которого дослал в деревню за помощью, а сам, вернувшись к дому, некоторое время боролся с искушением героически броситься в пылающий ад. Но здравый смысл в нем все-таки возобладал. В конце концов, сказал он себе, что, собственно, там спасать? Книга Заклинаний сгорела, а единственные предметы, которым Тобас знал применение, находились при нем: атамэ за поясом, мешочек с серой в кармане. Полудрагоценные камни Роггита стоили того, чтобы за ними слазить, но старик слишком хорошо их спрятал.

Только сейчас, когда стало уже слишком поздно, Тобас сообразил, что смена одежды и пара сапог ему бы не помешали. Да и бадья с водой пригодилась бы в борьбе с огнем.

Едва появившись, тельвенцы деловито приступили к тушению пожара, набирая воду в болоте и выплескивая ее в огонь. Впрочем, толку от этого не было никакого. Внутри хижины пламя уже пожирало магические порошки старого Роггита, которые, сгорая один за другим, наполняли воздух необычными запахами и ароматами.

На ученика чародея никто не обращал внимания. Тобас не был таким уж толстокожим, чтобы не понять значения происходящего. Пора сделать то, чему он всячески сопротивлялся в последние годы, — покинуть Тельвен и уйти в большой мир на поиски счастья.

Молодого человека передернуло. Ужасная перспектива! Ему так не хотелось покидать родные места! Он был счастлив среди людей, с которыми прожил всю жизнь, и не испытывал тяги к переменам. У него не было работы. Не было любимой девушки. Не было и близких друзей. Но тем не менее Тельвен оставался его домом.

Ну кто мог предположить, что старик наложил на эту штуковину такое мощное защитное заклятие? Юноша никогда прежде не видел, чтобы Роггит, перед тем как воспользоваться Книгой Заклинаний, произносил какие-либо контрзаклятия или делал пассы. Он просто брал ее и открывал, как любую другую книгу. Тобас попытался сделать то же самое.

И вот пожалуйста! Огонь пожирает последнее связующее звено между ним и деревней.

Передняя стена заскрипела, наклонилась и рухнула с громким треском. Тобас развернулся и пошел прочь. Какой смысл сопротивляться неизбежному? Он уходил во мрак, прочь от жара и огня, уходил со слезами на глазах. "Это от дыма", — твердо сказал себе Тобас и больше не оглядывался.

Глава 3

Когда Тобас проснулся, солнце уже довольно высоко поднялось над горизонтом. В первый момент он никак не мог сообразить, почему лежит на земле среди высокой травы, а не на своем тюфяке в хижине Роггита. Но в памяти тут же всплыли события предыдущего дня.

Выйдя из болота, он бесцельно брел куда-то в ночи, пока не рухнул от усталости на землю и не уснул, как теперь оказалось, посреди чистого поля. От ночевки на голой земле у него ломило все тело. И, он по-прежнему не имел ни малейшего представления, куда идти.

Тобас сел, протер глаза и попытался собраться с мыслями. Куда же ему все-таки податься? Делать он толком ничего не умеет, силой и ловкостью не отличается. Красотой не блещет. Худощавый, чуть выше среднего роста, обычные темные волосы и глаза. Да уж, усмехнулся Тобас, карьеры на такой выдающейся внешности не сделать. С образованием у него тоже туго. Нет, конечно, читать, писать и считать он умел, знал достаточно много об истории Свободных Земель и имел представление о религии. Но никаких специальных знаний у него не было. Всю свою жизнь он безвылазно просидел в Тельвене, если не считать одного коротенького путешествия, когда отец чуть ли не силой взял его с собой. Они тогда из Шана-на-Море проплыли несколько лиг вдоль побережья и обратно. Географию он знал, как и все мальчишки Свободных Земель, но не более того. На западе и юге — океан, на востоке и севере — Гегемония Этшара. За Гегемонией, далеко-далеко на юго-востоке, полумифические Малые Королевства, некогда составлявшие Древний Этшар, на севере, где конец мира скован вечными льдами, живут варварские племена. Тобасу приходилось слышать о горах и лесах, но он понятия не имел, где они могут находиться. Все, что он когда-либо видел, — это зеленые холмы, галечные пляжи и деревни Свободных Земель. Да еще огромный пустынный океан.

Шан-на-Море, единственный город, в котором Тобасу пришлось побывать, находился меньше чем в одном дне пути на юго-востоке. Но что он будет там делать? Десятки людей в Шане знали, что он — сын Дабрана, и наверняка расскажут всем о преследующем его злосчастье. Или еще хуже — постараются взыскать с него отцовские долги, мнимые и настоящие. Они все о нем знают, им известно, что у него ничего нет и что он ничего не умеет. И теперь-то уж ему действительно нечего рассчитывать на то, чтобы обдурить кого-нибудь и попасть в ученики. Даже бедный старый, полуслепой, слегка впавший в маразм Роггит не очень-то ему поверил. В море он тоже вряд ли сможет выйти. Ему доводилось слышать, что у этшарцев можно начать корабельную службу, и в шестнадцать, но капитаны Свободных Земель предпочитали брать юнгами юнцов лет двенадцати-тринадцати.

Совершенно очевидно, что нужно идти туда, где его никто не знает.

Значит, остается Гегемония Этшара — единственное государство, граничащее со Свободными Землями.

Но как туда попасть? До границы идти и идти. Ему придется либо просить подаяние, либо голодать. И — ради чего? Чтобы оказаться на вражеской территории! В дикой местности! Тобас мало знал об Этшаре, но был совершенно уверен, что ничего хорошего на границе со Свободными Землями быть не может.

К югу отсюда, примерно в лиге, простирается океан. Каждый направлявшийся в Этшар корабль вынужден проходить именно тут. Дань, взимаемая каперами с торговцев, имела огромное значение для всех Свободных Земель — иначе край был бы обречен на голодное существование. Но добровольно ни одно этшарское судно в Шан не заходило, поэтому сесть там на корабль до Этшара не удастся. А что, если перехватить судно в море? Но для этого понадобится лодка — не добираться же до корабля вплавь.

"Могу ли я построить лодку?" — спросил себя Тобас. Вопрос был глуп, а ответ — известен. Тобас вспомнил, что даже не знает, как держать топор.

Значит, решил он, остается как-нибудь заполучить готовую лодку.

Такой план представлялся ему достаточно простым. Тобас поднялся на ноги и решительно двинулся на юг. Ему казалось, что он уже чувствует соленый запах океана в легком ветерке, колышащем траву.

Солнце уже стояло в зените, когда Тобас, преодолев последний подъем — полосу дюн, — спустился к воде. Сидя дома и предаваясь мечтам о наследстве, он даже не представлял, что такое лига. Подумаешь, какие-то три мили! Каких-то жалких шесть тысяч ярдов! Но прогулка под палящим солнцем, на голодный желудок, в плетеных сандалиях вместо сапог оказалась для юноши серьезным испытанием. Он тяжело опустился на гальку и уставился в бескрайние морские просторы, щурясь от солнечных бликов, отражавшихся в волнах. В пустом животе урчало. Ветерок стих, и влажный горячий воздух обжигал кожу.

Тобас отдышался, глаза постепенно привыкли к яркому свету, и он внимательно огляделся по сторонам. Никаких признаков лодки. Юноша тяжело вздохнул. Придется идти дальше. Правда, непонятно, в какую сторону. Если идти по берегу, то рано или поздно он все равно придет в Этшар. Однако, судя по всему, западная граница дальше, а на пути лежит Шан. К тому же он слышал, что самые богатые этшарские города на востоке.

Значит, ему — на восток. Тобас решительно зашагал вперед, но, пройдя меньше мили, внезапно остановился и оглянулся назад.

Песчаный берег с одиноко тянущейся цепочкой его следов был таким знакомым и родным, что у юноши защемило в груди. "Никаких прощальных взглядов, — приказал он себе. — Только вперед!" Даже если придется пройти пешком весь путь до Этшара, он пройдет! Но скорее всего — если раньше не умрет от голода — он найдет лодку. Тобас посмотрел на море.

На горизонте виднелся парус. Судно явно шло на восток. Наверное, это этшарский торговец, благополучно миновавший Шан и каперов. Если он сможет на него попасть, то сильно сократит путь. Тобас уже занес ногу для следующего шага, как вдруг споткнулся и чуть не упал. Вот это да! Буквально в сотне ярдов, за дюной, лежала вытащенная на песок лодка.

Чудесная маленькая лодочка без паруса. Либо весельная, либо волшебная. И ни одного человека вокруг. Над головой юноши громко закричала чайка. Он быстро втянул голову в плечи, воровато озираясь по сторонам… Нет. Никого не видно.

Интересно… Кто же это бросил здесь без присмотра лодку? Дома поблизости никакого нет. Тогда, наверное, это старый остов?

А может быть, лодку доставили сюда волшебством и она защищена? Тогда владелец может спокойно оставить ее где угодно, нисколько не опасаясь, что ее украдут.

Но почему же ее перенесли именно сюда? Тобас решительно не понимал, что может понадобиться кому бы то ни было на этом клочке песка.

Нет, наверное, это все-таки остов или смытая во время шторма корабельная шлюпка, выброшенная сюда прибоем.

В любом случае стоило посмотреть поближе. Тобас неуклюже затрусил вперед — стоптанные сандалии так и норовили увязнуть в песке и остаться там навсегда.

С каждым шагом настроение его улучшалось — фортуна явно повернулась к нему лицом. На берегу лежало крошечное суденышко. Целехонькое! На таком вполне можно выйти в море и попытаться перехватить торговца, которого он углядел на горизонте. Лодочка даже была частично оснащена: под банкой лежала пара весел, а к корме привязан парусиновый мешок. Владельца лодки по-прежнему нигде не было видно. Конечно, если существует магическая зашита, лодкой воспользоваться не удастся. Ну в таком случае можно попробовать козырнуть статусом чародея, чтобы избежать неприятностей. Если, конечно, владелец именно чародей, а не, допустим, колдунья, жрец или демонолог. И не один из этих новоявленных ворлоков.

И тут у него екнуло сердце. Владелец, нет — владельцы вовсе не исчезли бесследно, оставив ему в подарок лодку. Цепочка следов вела вдоль берега за ближайшую дюну.

Следы причем были какие-то странные. Тобас озадаченно разглядывал ямки в песке.

Один след — большой и глубокий, второй — меньше и мельче. Очень близко друг к другу. Не один поверх другого, как бывает, когда идут след в след, а рядышком и совершенно параллельно. Цепочка следов выписывала какой-то странный зигзаг и в двух местах прерывалась небольшими утоптанными площадками.

Тобас недоуменно поморгал. Но тут его осенило. Он понял, зачем эти двое приплыли средь белого дня на безлюдную песчаную косу, расположенную вдали от людских селений, и почему ушли за дюну, оставив лодку без присмотра. Влюбленные часто делают глупости. Именно по этой общеизвестной причине многие стараются избегать любовных романов и спокойно женятся по расчету. Эта парочка шла, тесно обнявшись, поэтому и следы так близко друг к другу. А утоптано там, где они целовались, предвкушая дальнейшее, то, что сейчас происходит где-то за дюнами, под шум прибоя. Тобас почесал в затылке. И чем им для этого не понравилась лодка?

Но вернуться эти двое могут в любой момент. Заторопившись, Тобас поволок суденышко в воду. Киль царапнул по песку, затем свободно заколыхался на волнах. Тобас тащил лодку вперед, пока не оказался по колено в воде, затем схватился за планшир и выровнял ее.

Когда он уже перелезал через борт, из-за дюны, к которой вели следы, показалась темноволосая голова с физиономией, заросшей бородой.

— Эй! — крикнул мужчина, явно озадаченный увиденным. Рядом с ним возникла женская головка. Тобас проигнорировал обоих и деловито достал весла из-под банки. — Эй, это наша лодка! — Мужчина уже спускался с дюны, придерживая у пояса обсыпанные песком штаны. Тобас вставил весла в уключины и развернул лодку носом к морю, стараясь не думать о том, что случится, если он зацепит лопастью камни на дне. С каждым гребком он все дальше уходил от берега.

— Вернись! — кричала женщина, бегая у самой кромки воды. — Отдай нашу лодку!

Она была очень молоденькая, может быть, даже моложе самого Тобаса. И очень хорошенькая, несмотря на взъерошенные каштановые волосы и обсыпанную песком измятую одежду.

— Мне очень жаль. — крикнул Тобас, — но у меня срочное дело! Если получится, я вам ее верну!

Ему стало вдруг очень стыдно. Вообще-то подшучивать над влюбленными было в Тельвене старой доброй традицией, но кража лодки явно переходила все границы дозволенного.

— Послушайте, если вы пройдете примерно милю на запад, а потом еще лигу на север, то выйдете в деревню Тельвен. Там вам помогут! Скажите им… — Тут Тобас заколебался, стоит ли называть свое имя, затем пожал плечами и продолжил:

— Скажите, что вас послал Тобас, ученик чародея!

— Но… Наша лодка! — крикнула женщина, стоя по щиколотку в воде. Мужчина молча стоял рядом, уперев руки в бока и глядя на удалявшегося Тобаса.

— Мне очень жаль, — повторил Тобас, — но мне она нужна больше, чем вам!

Сказав это, он полностью сосредоточился на гребле. Ему еще предстояло перехватить корабль.

Глава 4

Слабенький северо-восточный ветерок подгонял легкое суденышко, и Тобас довольно быстро оказался в открытом море. Справа по борту у самого горизонта маячил парус. Корабль по-прежнему шел вдоль берега.

Юноша поглядел на быстро удаляющиеся зеленые холмы, и ему стало страшно. Если переменится ветер, у него не останется ни малейшего шанса догнать корабль. А полностью терять из вида землю Тобасу не хотелось. Конечно, он умел определять, где восток, где запад, двигаться по солнцу и твердо знал, что земля лежит на севере. Но небо могли затянуть тучи, а морские течения — утащить суденышко в бескрайний океан, простиравшийся от южного края мира до северного. Тобас прикинул расстояние до паруса, решил, что тот, пожалуй, приблизился, и бросил весла. Можно и подождать. Зачем перенапрягаться и уходить от берега дальше, чем это необходимо?

Послушав немного плеск бьющихся о борт волн и понаблюдав, как стекает с весел вода, Тобас вспомнил о парусиновом мешке, привязанном к лодке. Похоже, сейчас самое время поинтересоваться его содержимым. Передвигаясь очень осторожно — он очень боялся раскачать лодку, — юноша подтянул мешок и развязал его.

В нос тут же ударил восхитительный запах, и Тобас, не теряя времени, извлек на поверхность его источник — половинку жареного цыпленка. Холодного, конечно. Да хоть бы и сырого, подумал юноша, вгрызаясь в сочную ножку.

Пошарив свободной рукой в мешке, он достал каравай, бутылку дешевого красного вина и кучу всяких фруктов.

Хлеб и фрукты в беспорядке последовали за курицей и были щедро залиты вином. Покончив с едой, Тобас откинулся назад и почувствовал себя на верху блаженства. Однако его желудок блаженства этого не разделил. Очень скоро он дал понять, что совсем не в восторге от заглоченного такими темпами (прожевыванием Тобас себя не утруждал) обеда, явно рассчитанного на двоих. Яростные спазмы следовали в такт колыханию лодки и очень некстати разбудили задремавшую было совесть. Вор! Он самый настоящий вор. Ведь он фактически украл лодку и еду у той парочки на берегу. Он стал вором.

— Потеря еды послужит им хорошим уроком, — произнес Тобас, пытаясь насмешкой заглушить голос совести. — Это же надо — взять красное вино к холодному цыпленку!

Но развеселиться не удалось. Индамара, двоюродная сестра отца! Ведь это она объяснила ему, что к курице подают именно белое вино. Женщина, вырастившая его и выбросившая вон сразу после гибели Дабрана. Она же учила его не воровать. Во всяком случае, пыталась, и он никогда прежде не брал ничего чужого, кроме разве что яблок из соседского сада.

Тобас как-то раз поднял тему воровства в разговоре с отцом. Ведь Дабран занимался именно этим.

— Морское пиратство — это особый случай, — сказал тогда Дабран. — Мы грабим торговцев, которые имеют глупость проплывать вблизи полуострова. Им прекрасно известно о нашем существовании. И если они идут на риск и плывут по нашим водам, то получают то, что заслужили. У них и без того денег полны карманы, раз уж они могут снарядить корабль да еще и загрузить его. Но они хотят иметь еще больше, провозя свои товары кратчайшим путем по опасным водам. Значит, они — жадные идиоты и заслуживают, чтобы их обобрали. И это вовсе не то же самое, что отнять деньги у более слабого — деньги, заработанные честным трудом. Или заниматься ночными грабежами. Мы забираем нашу добычу открыто и рискуем не меньше купцов. Так что это скорее азартная игра, а не воровство. А я и на смертном одре буду отстаивать право мужчины играть на все, что ему заблагорассудится, включая и собственную жизнь.

Тобаса эти доводы не убедили, но он вынужден был признать, что человек действительно имеет право ставить на кон все, что ему принадлежит. Что ж, Дабран сделал крупную ставку и проиграл. А его сын стал мелким воришкой, стянувшим лодку и обед у ни в чем не повинной влюбленной парочки. Чтобы хоть как-то успокоить свою совесть, Тобас напомнил себе одно из любимых высказываний Дабрана: "Человек имеет право на любые поступки, чтобы сохранить свою жизнь".

Он по-прежнему чувствовал себя паршиво и мечтал лишь о том, чтобы поскорее подошел этшарский корабль. Тогда он сможет оставить лодку. Может быть, ее вынесет обратно на берег и любовники подберут ее? Без мешка с едой, конечно.

Тобас поднял голову и огляделся. Этшарский торговец приближался. Уже был виден его узкий хищный нос под раздутыми парусами. Но расстояние между судном и лодкой все еще оставалось довольно приличным. Юноша улегся поудобнее, положив голову на жесткую скамью и скрестив руки на животе. Больше всего ему хотелось бы убедить самого себя, что все, происшедшее с ним после двенадцати лет, — дурной сон.

Усталость наконец взяла свое, и Тобас задремал, убаюканный плеском волн. Он очнулся потому, что кто-то грубо тряс его за плечо.

— Ты кто такой? — спросил хриплый голос со странным акцентом.

— Тобас. Тобас из… из Харбека.

— Харбека?

— Это в Малых Королевствах.

— Первый раз слышу.

Тобас растерялся, поскольку брякнул первое, что пришло на ум, по глупости решив, что спрашивавший знает о Малых Королевствах не больше его самого. Он тупо смотрел на широкое загорелое лицо, обрамленное темными волосами и густой бородой.

— А что ты тут делаешь?

— Э-э-э… — Тобас спросонья никак не мог сообразить, где именно.

— Ладно, не важно. Капитан сам разберется.

Моряк поставил Тобаса на ноги и, придерживая его, как котенка за шкирку, повлек к возвышавшемуся борту этшарского корабля. Стоявшие наверху люди втащили обоих на палубу.

Тобас несколько изумился, обнаружив, что палуба этшарского корабля ничуть не похожа на палубу затонувшего отцовского судна. "Возмездие" был быстрым боевым кораблем, длинным и узким, с множеством канатных проходов и платформами по бортам, откуда стреляли лучники, а абордажные команды прыгали на атакуемое судно. Торговец казался широченной неуклюжей посудиной. Основную его часть составляли трюмы для товаров, а вместо переходов и платформ по бортам судна были натянуты сетки, мешающие в случае нападения атакующим забраться на палубу. Несколько огромных люков занимали большую часть палубы, а почти весь такелаж, не имеющий никакого отношения к парусам, служил для загрузки и разгрузки товара.

На борту Тобаса мгновенно окружили моряки в синих килтах, от которых здорово разило потом. Все, что он сумел разглядеть на корабле, он увидел мельком между их плечами и спинами.

— Сюда. — Чей-то палец ткнул в сторону кормы.

Тобас молча двинулся в указанном направлении. Его привели в большую каюту, завешанную шелковыми занавесками и застланную коврами. В воздухе плавал какой-то сладковатый запах, который юноша не смог идентифицировать. За резным столом сидел дородный лысоватый мужчина в красном. Справа от него стояли два матроса, слева — изящная женщина в белом. Женщина пристально посмотрела на Тобаса, сидевший мужчина едва взглянул, а оба матроса и вовсе не обратили на него никакого внимания.

— Если это очередная пиратская хитрость, — проговорил с таким же сильным, как и у моряков, акцентом сидящий мужчина, — то мы позаботимся, чтобы ты умер прежде, чем к тебе подоспеет помощь.

— Никакой хитрости нет, — ответил Тобас. — Меня зовут Тобас из Харбека. Я сопровождал моего учителя в Тинталлион, когда на наш корабль напал капер из Шана. Наше судно затонуло, я очутился за бортом, и мне посчастливилось найти лодку. Других уцелевших я не видел. А нападавшие меня, по-видимому, не заметили.

— Капер?

Быстро прокрутив весь разговор, Тобас сообразил, что допустил серьезный промах.

— Пираты, я имею в виду. Мой учитель обычно называл их каперами.

В Свободных Землях пиратов всегда называли каперами, что бы там ни говорил Дабран. Однако этшарцы явно предпочитали называть вещи своими именами.

— И кто же твой учитель?

— Чародей Роггит, — в общем-то правдиво ответил Тобас.

Человек в красном глянул на женщину, затем забарабанил унизанными перстнями пальцами по столу.

— А что за корабль?

— "Краса Рассвета", — быстро сымпровизировал Тобас.

— И?..

— Что "и"? — озадаченно переспросил юноша.

— Откуда она шла, мальчик, и куда направлялась?

— А! Из Харбека в Тинталлион.

— А где это — Харбек?

— В Малых Королевствах.

— Это я понял, мальчик. Где именно в Малых Королевствах?

— Э-э… На юге… — Тобас сильно пожалел, что не назвал какое-нибудь другое место. О Малых Королевствах он практически ничего не знал.

Мужчина долго внимательно изучал Тобаса, затем, подавшись вперед, облокотился на стол и сообщил:

— Я никогда не слышал ни о твоем учителе, ни о твоем судне, ни о твоей родине, мальчик. Кроме того, ни один корабль из Малых Королевств не ходит в Этшар-на-Песках, не говоря уже о Тинталлионе. Но я пока не утверждаю, что ты лжешь. Какой-нибудь дурак из южной глубинки вполне мог решиться на подобное плавание. Но все же я осмелюсь высказать свои соображения. Предположим, некий паренек из Пиратских Городов захотел поискать счастья. Он решил попасть на корабль, идущий в один из Этшаров. Предположим, ему это удалось. Для капитана у него припасена какая-нибудь трогательная история. Малоправдоподобная, поскольку этот парень ничего не знает об остальном мире. И, естественно, ему никто не верит — акцент Пиратских Городов, который ничуть не похож на акцент жителей Малых Королевств, выдает его с головой. И мне почему-то кажется, что этот парень из Пиратских Городов выглядел бы и говорил точно так же, как ты, Тобас из Харбека, называющий себя учеником чародея.

— Я действительно ученик чародея. Во всяком случае, был. Мой учитель умер.

— Ну, а все остальное?

— Хм… — Тобас не нашелся, что ответить.

— Мне сказали, что в твоей лодке пара хороших весел, да и выглядишь ты в полном порядке. Почему ты не поплыл к берегу?

— Э-э-э…

— Ты хотел попасть на этот корабль, верно?

— Да, — сознался загнанный в угол Тобас, не видя другого выхода.

— Так я и предполагал. И не думаю, что ты боялся пиратов. Не с твоим акцентом этого бояться. — Мужчина откинулся на стуле и скрестил руки на груди.

— Ну, хорошо, — продолжил он. — Откуда бы ты ни был, мне почему-то кажется, что ты совершенно одинок и у тебя никого нет в этом Мире. Иначе тебя бы тут не было. И, кем бы ты ни был, я не буду возражать, если ты отработаешь свой проезд до Этшара-на-Песках или даже до Этшара Пряностей. И тебе придется отработать. Верховные владыки считают, что изгоям и беженцам нужно предоставлять бесплатный проезд, но я — другого мнения. В Этшаре-на-Песках можешь пойти и пожаловаться старому Эдреду Четвертому. Но до тех пор ты будешь работать. Заартачишься — тебя посадят обратно в твою лодку. Договорились?

Тобас молча кивнул, не решаясь спросить, какая, собственно, разница между Этшаром-на-Песках и Этшаром Пряностей и кто такой Эдред Четвертый.

Юноша покорно последовал за сопровождающим, получил подвесной гамак и только на камбузе, помогая коку готовить ужин, понял, что ему удалось осуществить задуманное. Удалось, несмотря на то, что его басне никто не поверил. Они не повесили его, как пирата, и не выбросили за борт. Он плыл в Этшар, чтобы обрести там свое счастье и новый дом!

Тобас улыбнулся. Его невезение, кажется, закончилось. Ему понадобился корабль — и вот он! Ему понадобилась лодка — и он нашел ее!

Вдруг улыбка растаяла. Лодку-то он украл! Ее уже подняли на борт и закрепили на палубе. Однажды, пообещал себе Тобас, когда он станет богатым и могущественным, он заплатит той парочке и за лодку, и за причиненные неудобства.

Да и за цыпленка, если уж на то пошло.

Глава 5

Первой остановкой был Этшар-на-Песках. При виде города Тобас, и так встревоженный незнакомым равнинным берегом, вдоль которого шел корабль, перепугался окончательно. Он и не думал, что город может оказаться столь огромным. Юноша, конечно, понимал, что Тельвен — маленькая деревушка, но Шан-на-Море представлялся ему чуть ли не столицей с населением около тысячи человек или немного больше.

В Этшаре-на-Песках все население Шана-на-Море растворилось бы без следа. Первые дурные предчувствия охватили путешественника, когда родные зеленые холмы остались далеко позади и за бортом лига за лигой потянулись бескрайние песчаные равнины. Тобас и не подозревал, что земля может быть такой плоской. Он считал, что весь Мир состоит из мягких холмов, скалистых берегов и галечных пляжей, как и его родина.

Даже Великий Маяк, прежде чем Тобас сумел оценить его истинные размеры, не нарушил общего впечатления. Одинокая здоровенная башня, возвышавшаяся над этим странным плоским миром, казалась смешной и неуместной. Когда показался купол дворца, а за ним — бесконечные красные черепичные крыши домов, Тобас забеспокоился еще больше. Ряд за рядом стояли на песчаном берегу дома. Лиги домов, мимо которых корабль шел по каналу, мимо Внешних Башен, Внешних Доков, Внутренних Башен до гавани Морские Врата.

Даже запах в этом городе был пугающим. Тобас настороженно принюхался, но разобраться в этой странной смеси так и не смог. Он неподвижно стоял у борта с багром в руках и тупо смотрел на берег. Да разве во всем мире наберется столько людей, чтобы заселить эти дома? Что они все будут делать? Где возьмут пищу? Ведь огорода здесь не разведешь?

Пока юноша глазел на город, какой-то лихой рыбацкий баркас чуть было не протаранил борт корабля. Стоявший рядом с Тобасом матрос еле успел оттолкнуть его багром, последними словами обругав тельвенца за небрежность. Тобас вышел из оцепенения и попытался следить за акваторией порта. Но здесь у него просто голова пошла кругом — только в Морских Вратах судов было больше, чем во всех Свободных Землях Побережья, вместе взятых.

Это было уже слишком, и, когда корабль встал на якорь и все желающие сошли на берег, Тобас не сдвинулся с места, настороженно таращась на шумные улицы.

Через некоторое время к нему подошел капитан. Два дня назад Тобас узнал, что его зовут Истрам, а судно называется "Золотая Чайка" (про себя он упорно продолжал называть капитана капитаном и "Золотую Чайку" — кораблем). Истрам без всяких предисловий спросил:

— Ты здесь сойдешь?

Тобас даже вздрогнул от неожиданности:

— Э э… Нет… Если не возражаете, я бы предпочел остаться.

Капитан пожал плечами:

— Что ж, лишние руки мне не помешают — если ты в состоянии работать с грузом. Да, кстати, ты мне еще не показал волшебство, которым владеешь.

— Это магия огня. — Тобас машинально положил ладонь на рукоятку атамэ. — Какая от этого может быть польза на корабле?

Всю дорогу он отбивался от матросов, требовавших, чтобы юный чародей продемонстрировал свое искусство. Они так допекли его, что Тобас уступил и однажды в присутствии всей команды сжег койку своего главного мучителя. После этого инцидента никто больше к нему не приставал, но, похоже, до капитана эта история не дошла.

— Я зажигал бортовые огни. Что еще я мог сделать?

— Нам не нужен чародей, чтобы зажигать бортовые огни! — В голосе Истрама прозвучало нескрываемое презрение.

— А я и не прошу оплаты чародея! — огрызнулся Тобас.

— Вот и хорошо! — Капитан неожиданно улыбнулся. — Потому что ты ее все равно не получишь. Ты пока что даже не отработал сапоги, которые тебе дали, не говоря уж о провианте. Но я незлой человек, — если хочешь остаться, оставайся. Следующий порт — Этшар Пряностей, говорю на тот случай, если ты захочешь сойти там на берег. А дальше все будет зависеть от того, какой груз мы возьмем. Не исключено, что мы пойдем обратно на запад.

— Спасибо, сударь. — Тобас посмотрел на свои сапоги, отданные ему одним матросом, которому они стали малы. Капитан совершенно прав. Он их действительно не заработал. Юноша вздохнул. Как же он сейчас далек от желанной легкой и сытой жизни!

В порту они простояли два дня, выгрузили половину мехов, масел и прочих товаров, загрузили на их место свежую говядину и приняли на борт ворлока, который должен был заморозить мясо на время дороги. За эти два дня Тобасу пришлось переделать столько тяжелой работы, что, когда трюмы оказались снова забитыми до отказа, он был уверен, что заработал целую сапожную мастерскую. Пару раз он серьезно подумывал о дезертирстве, но вид и запах шумных улиц удержали его от этого шага. Этшар-на-Песках внушал ему ужас. Может быть, в Этшаре Пряностей окажется лучше…

А еще он остался на корабле, чтобы поговорить с ворлоком и, может быть, даже научиться чему-нибудь из этой странной новой магии, не требовавшей ни ритуалов, ни принадлежностей чародейства. В конечном счете работа на любом магическом поприще была очень выгодной. Тобас не видел причин, мешающих илону Гильдии Чародеев познакомиться с ворлокством.

Конечно, на корабле находился еще один представитель племени магов: женщина в белом, стоявшая тогда возле капитана, оказалась жрицей. Теургом, как позже выяснил Тобас. В ее обязанности входило защищать корабль от пиратов и прочих неприятностей.

Но юноша не собирался стать теургом. Он знал, что этому предшествуют долгие годы тяжелого ученичества, сопряженные с воздержанием от многих радостей жизни, причем результат этого вида магии был малопредсказуемым и далеко не всегда надежным. К тому же жрица отказывалась общаться с кем-либо, кроме капитана.

Ворлокство казалось Тобасу намного интереснее. Однако темное замкнутое лицо мага не располагало к общению, он явно не искал ничьей дружбы. Сам капитан Истрам, похоже, слегка побаивался этого человека, к которому, как и к жрице, никто не обращался по имени. 0н был просто ворлок. Тобас даже сомневался, что у него вообще есть имя. Некоторые ворлоки, кстати, даже не были людьми.

Гамак ворлока повесили прямо в трюме. Поближе к мясу. Тобас, как помощник кока, обслуживал нелюдимого мага — три раза в день таскался с тарелками вниз и обратно.

Устроившись на отведенном ему месте, ворлок ни разу ни с кем не заговорил и ни разу, ни при каких обстоятельствах, не поднимался из трюма наверх. Тобас предположил, что сохранение заклятия — в трюме действительно было очень холодно, несмотря на яркое солнце, освещавшее корабль со всех сторон, — требовало от ворлока концентрации всех его сил.

Путешествие в целом протекало спокойно, и Тобаса вполне устраивала такая жизнь. Ему не нужно было заботиться о пище и крыше над головой. Одежда, конечно, оставляла желать лучшего — у него было только то, что на нем надето, но дважды за шестиночье он стирал свое барахлишко в общем корыте.

И все же корабельная жизнь с ее скученностью и тяжелой работой была так далека от его представлений о счастье, а "Золотая Чайка" не могла заменить ему дом.

В последнюю ночь плавания, когда судно обогнуло большой полуостров и двинулось на северо-запад по Восточному Проливу, команду разбудили истошные вопли. Ворлок орал как резаный или, по предположению одного судового остроумца, как крысами живьем пожратый. Тобаса, больше всех общавшегося с ворлоком и единственного чародея среди присутствующих, единодушно избрали делегатом в трюм, чтобы он пошел и посмотрел, что там происходит.

Пока Тобас спускался по лестнице, вопли стихли. Юноша остановился на последней ступеньке, крепко сжимая в руке лампу и собираясь с духом, чтобы двинуться дальше.

Фитиль мигал и коптил, Тобас хотел было воспользоваться "Триндловым Огнем", чтобы сделать свет поярче, но, вспомнив взрыв в хижине Роггита, воздержался. Творить заклинание над чем-либо уже горящим было опасно. Кроме того, этот слабый огонек может случайно погаснуть, когда он попытается раздуть пламя. А кто знает, какие ужасы подстерегали его здесь во мраке.

Наконец юноша собрал всю свою волю в кулак и прошел в угол, где были сложены мясные туши. Ворлок сидел в гамаке, обхватив руками голову и упершись локтями в колени. При слабом свете лампы его длинные тощие руки и ноги казались похожими на кости скелета.

— Сударь? — позвал Тобас, стараясь, чтобы голос звучал твердо, несмотря на пронизывающий его ужас и неестественный холод, царящий в этой части трюма.

Ворлок поднял голову:

— Прошу прощения, если потревожил тебя, дитя. Мне приснился плохой сон.

Голос ворлока был низким и глубоким, а выговор чуть отличался от этшарского наречия, на котором говорила вся команда.

Тобас подумал, что не так понял его:

— Вы хотите сказать, что кричали во сне? Что это был всего лишь сон?

Ворлок горько усмехнулся:

— Да, всего лишь сон. Издержки моего ремесла, дитя, — ворлоки подвержены кошмарам. Они начинают мучить нас, когда мы работаем на пределе наших возможностей, как я во время этого путешествия. И они могут привести к… ну, мы не знаем, к чему, но ворлоки, которых кошмары начинают мучить постоянно, исчезают. Я вполне мог обречь себя на подобный конец ради спасения свежего мяса для аристократов Этшара Пряностей. Ну да не бери в голову — это не твои проблемы. Иди спать. Обещаю, что я больше тебя не побеспокою.

Это была самая длинная речь, произнесенная ворлоком за все время путешествия, и она произвела на Тобаса огромное впечатление. Но юношу продолжало грызть любопытство. Чуть поколебавшись, он все же спросил:

— А они обязательно будут повторяться, эти кошмары?

— Если бы я знал, — ответил ворлок. — У меня это впервые после Сумасшедшей Ночи 5202 года. Ночи, когда ворлокство впервые пришло в этот мир. До твоего рождения, я уверен. — Губы ворлока судорожно искривились. — Мне не было необходимости учиться, дитя. Боги ли, демоны, короче, та сила, которая принесла нам наше умение, отдала мне его сразу целиком, когда я был еще ребенком. Если бы ты тогда уже родился, ты бы тоже получил его, и сейчас, возможно, тебя мучили бы твои собственные кошмары. К счастью, ты опоздал. Теперь иди, досматривай свои безобидные сны, а меня оставь наедине с моими.

Юноша послушно направился к лестнице, стараясь не оборачиваться, чтобы еще раз случайно не увидеть бледное, изможденное лицо мага.

Теперь Тобас был абсолютно уверен, что никогда ни за какие коврижки не станет ворлоком. Он останется чародеем. Это гораздо безопаснее, хотя иногда заклинания и выходят из-под контроля, как это произошло при сочетании защитных рун и "Триндлова Огня". В конце концов он уже освоил зачатки мастерства, имеет атамэ и является членом, хоть и весьма незначительным, могучей Гильдии Чародеев. Все, что ему нужно, чтобы стать настоящим чародеем, — освоить как можно больше заклинаний. А с карьерой ворлока сопряжено слишком много опасностей, о которых он прежде не знал и теперь не имел ни малейшего желания узнать.

После ночного происшествия Тобас не сомневался, что переживает самое настоящее приключение. Разве можно было сравнить все, что с ним когда-либо случалось в Тельвене, с вопящими ворлоками или городами наподобие Этшара-на-Песках. А насыщенная событиями, полная трудностей жизнь на корабле гораздо интереснее жизни на ферме. Не лучше, а именно интереснее.

Нет, одернул себя Тобас, он не хочет провести всю свою жизнь в море или в поисках приключений. Разбогатеть таким образом не удастся, обеспечить себе спокойную старость тоже. Что бы там ни происходило с героями всяческих легенд и сказаний, приключения — опасная штука. Убить запросто могут. Нет, в Этшаре Пряностей он сойдет на берег и найдет себе что-нибудь полегче и поперспективнее. Ясно, что в ученики его никто не возьмет, но отработать обучение нескольким заклинаниям он сможет. Потом он начнет спокойно работать чародеем. И как только заработает немного денег, сразу же купит себе где-нибудь дом.

С этой мыслью он уснул. Утром, помыв посуду после завтрака, Тобас поднялся на палубу и чуть было не передумал.

Этшар Пряностей оказался еще больше, чем Этшар-на-Песках. Правда, береговая линия здесь была неровная и каменистая, местность — холмистая и совсем не похожая на жуткие равнины, окружающие Этшар-на-Песках. Но сам город тянулся по меньшей мере на целую лигу вдоль берега. И хотя над ним не возвышался Великий Маяк, дворцовые купола не возносились до немыслимых высот и вход в гавань не охраняли башни, в целом строения в Этшаре Пряностей были выше, чем в Этшаре-на-Песках.

Вместо одного гигантского маяка — два поменьше, вместо башен в гавани Тобас увидел огромные башни городских стен, а вместо дворца — склады, многоквартирные дома и немыслимое количество магазинов.

Запахи, долетавшие с берега, показались Тобасу еще менее знакомыми, чем в Этшаре-на-Песках. Запах дыма и улиц перемешивался с запахом специй и каким-то странным мускусным ароматом, как будто весь город полили духами, чтобы скрыть запах плесени.

И все же он сойдет на берег именно здесь. Да и капитан сказал, что отсюда корабль скорее всего повернет на запад. Похоже, это самая восточная точка, до которой можно дойти на этом судне. Возвращаться обратно Тобасу совсем не хотелось.

Матросы сказали, что Малые Королевства лежат по другую сторону залива, за ними — восточная и южная оконечности Мира. Вряд ли там у него будет больше возможностей найти свое счастье, чем в этом городе чудес, который раскинулся на таких родных и прекрасных холмах. Здесь наверняка живет полно чародеев, а ему нужен всего-навсего один — который согласится поделиться несколькими заклинаниями. Как только Тобас пополнит свои знания, сразу займется делом и построит себе новый дом. Может быть, не в самом Этшаре Пряностей, но где-нибудь — наверняка.

С этими мыслями, едва корабль пришвартовался у Длинной Пристани, расположенной, по словам одного матроса, в районе, называемом Гавань, Тобас набросал коротенькую записку капитану, в которой объяснил, что лодку он украл, и как можно подробнее описал ее владельцев, чтобы капитан, будь на то его воля, смог вернуть ее. Покончив с этим, Тобас собрал свои пожитки, глубоко вздохнул и сошел на берег, навсегда покинув "Золотую Чайку" Истрама.

Глава 6

В том, что Длинная Пристань действительно была длинной, Тобас убедился на собственном опыте. Она тянулась из глубины залива вдоль скал, огибала западный маяк и разделялась на две мощеные дорожки у линий, обозначающей высоту прилива. Тобас выбрал дорогу, которой явно чаще пользовались, и повернул налево. Запахи и шумы города быстро заглушили соленый аромат моря и шелест прибоя. Весь Этшар пропах рыбой, жарящейся на тысячах городских кухонь, и гнилью постоянно сырых стен домов. Но долетавший откуда-то тонкий и удивительно стойкий аромат пряностей и духов придавал атмосфере города налет некой болезненной утонченности. К счастью, вони нечистот, обычной для человеческих поселений, не чувствовалось. В городе явно работала прекрасная канализация.

Дорожка, по которой шел Тобас, свернула на восток и превратилась в улицу, тянущуюся вдоль набережной. По правой ее стороне шли магазины, таверны и публичные дома, а слева шумело море с редкими доками и причалами на берегу. Некоторое время Тобас бесцельно шагал вперед, осваиваясь с непривычным окружением.

Его внимание сразу же привлекли публичные дома, что в общем-то не было удивительным. На магазинах и тавернах висели яркие вывески, огромные стеклянные витрины так и манили к себе покупателей. Но от вывесок и витрин публичных домов у непривычного человека просто захватывало дух — на балконах этих заведений сидели, стояли и полулежали красивые девушки — а на некоторых даже юноши — и вовсю рекламировали свой товар, изредка заговаривая с потенциальными клиентами. Таких поз, лиц, причесок Тобас прежде никогда не видел, не говоря уже об одежде: корсажи с глубокими вырезами на спине и груди; обтягивающие, как вторая кожа, юбки, соблазнительно облегающие бедра, длиною до коленей. И все это — из дорогой ткани, мягкой и блестящей, у некоторых даже с золотой нитью.

В Шане-на-Море тоже были бордели, но каждый раз, когда юноша попадал в город, у него не хватало времени даже сходить посмотреть на эти заведения, не то чтобы зайти. Да он никогда раньше туда и не стремился. Но здесь вновь прибывшему было трудно не обратить внимания на эту выставку. Некоторые девушки выглядели весьма аппетитно, но у Тобаса все равно не было денег.

Кстати, он отметил, что некоторые прелестницы, стоящие на балконах, на самом деле были гораздо старше, чем казались на первый взгляд, и не увидел, чтобы в эти дома кто-нибудь заходил или выходил оттуда. Дела в борделях, по-видимому, шли неважно.

Когда Тобас наконец остановился, прикидывая, куда же ему все-таки пойти, он уже потерял из виду всех своих знакомых по кораблю. А обратиться за советом к прохожим юноша не решался. К тому же и прохожих-то здесь практически не было. Большинство причалов пустовало, да и портовые сооружения явно нуждались в ремонте. Юноша подумал, не связаны ли пустые стапели и закрытые магазины с деятельностью каперов Свободных Земель. Может быть, это благодаря им местная торговля несет такие большие убытки?

Тобаса передернуло. Если дело обстоит именно так и ответственность лежит на пиратах, в районе порта человеку с акцентом Пиратских Городов может не поздоровиться.

Он хотел было вернуться к ближайшему борделю и спросить дорогу у тамошних женщин, но не рискнул. Вместо этого, дойдя до сравнительно большого причала, выглядевшего не таким запущенным, как все остальные, Тобас свернул направо и пошел по улице, ведущей к центру города. Он не испытывал ни малейшего желания оставаться на набережной — уж кто-кто, а матросы точно обратили бы внимание на его акцент. В городе, в толпе приезжих шансов быть узнанным гораздо меньше.

Юноша медленно брел вдоль двух длинных кварталов, состоящих из складов и магазинов, торгующих корабельными снастями, восторгаясь размерами, великолепием и возрастом домов, удивляясь широким прямым улицам, и сам не заметил, как оказался на рыночной площади.

В отличие от береговых магазинов на рынке было довольно людно. По-видимому, проблемы торгового флота дальше порта пока не распространялись. Оживленные группы мужчин, пестрые стайки женщин и детей передвигались по утоптанной площадке, громко переговариваясь. Воздух был наполнен гулом голосов, похожим на морской прибой. Одежда горожан в принципе ничем не отличалась от повседневной одежды жителей Шана-на-Море. Одни носили матросские килты, другие — обыкновенные куртки и бриджи. Но на некоторых были странные, совершенно фантастические наряды, платья, драгоценности, меха, необычные шапки и кожаные доспехи. Тобас никак не мог понять, что такие важные господа забыли на рынке.

И над всей площадью стоял густой запах пряностей. Но определить его источник Тобас не сумел. Может, с соседних складов?

Он разглядел несколько прилавков, но привычных товаров не обнаружил. Здесь были выставлены образцы канатов, скобяные изделия, свечи и другие вещи, предназначенные в основном для корабельного дела.

Большую же часть рынка заполонили люди, вроде бы вовсе ничем не торгующие и ничего не покупающие. Некоторые из них стояли на коробках или подставках либо просто на земле и что-то бойко говорили то и дело собирающимся вокруг них группам горожан, торговцев и праздных гуляк.

Заинтересовавшись, Тобас приблизился к одной такой группке, состоявшей в основном из моряков, и прислушался.

—..более того, вам не придется умирать от страха, когда корабль будет проплывать мимо Пиратских Городов, — говорил стоящий в центре человек, — потому что у нас на борту не один, а два мага первого класса: несравненный Колгар из Йолдера, чародей, и Артальда Честный, ворлок! Любой из этих признанных волшебников легко может защитить судно от нападения пиратов. Спать они будут по очереди, и никому не удастся застать нас врасплох! Минимальный риск при максимальном выигрыше — все сокровища Тинталлиона ждут нас! Ну, так кто из вас записывается в команду "Пурпурной Звезды"?

— А где прежняя команда? — спросил пожилой матрос.

— Друг мой, да ты не слушал! — воскликнул вербовщик. — "Пурпурная Звезда" — новое судно, только что со стапелей. — Он махнул рукой на запад, где, как предположил Тобас, находились верфи. — Так кто записывается?

Старый моряк начал выбираться из толпы и, увидев Тобаса, стоявшего с открытым ртом, тронул юношу за плечо:

— Не слушай его, парень. Тинталлион — паршивое местечко, и живут они там не богаче нас с тобой.

С этими словами моряк отошел прочь. Тобас и не собирался в Тинталлион. Он тоже развернулся и направился к соседней группе. Разговор там шел примерно такой же. Вербовщику требовались три опытных матроса вместо смытых за борт во время шторма.

В середине третьей группы стоял солдат в желтом плаще и красном килте. Громко, но устало и монотонно он зачитывал последний указ правителя города, Азрада VII, о мерах по улучшению кораблестроения.

Четвертая группа собралась вокруг молодой женщины в длинном белом бархатном платье, подол которого был густо заляпан грязью. Тобаса поразила ее прическа, скрепленная заколками с драгоценными камнями. Женщина уверяла собравшихся, что она — принцесса и ищет храбрых молодых людей, способных помочь ей восстановиться на престоле какого-то местечка, именуемого Мезгалон, которого ее якобы предательски лишили силой. Тобас зачарованно слушал. Никогда прежде ему не доводилось видеть настоящих принцесс. Но то, что рассказывала эта особа в грязном платье, больше походило на сказку, слышанную им в детстве от матери Перетты. Юноша никак не мог принять слова женщины всерьез.

Во-первых, даже если отбросить разницу, которая, как Тобас давно уже понял, существует между вымыслом и реальностью, эта принцесса мало соответствовала тому светлому образу, который он нарисовал в своем воображении. Несмотря на некоторую утонченность, она была плосколицей и плоскогрудой, к тому же говорила в нос и ужасно картавила. Портовые шлюхи и то больше походили на сказочных принцесс, чем она.

"Что ж, — подумал Тобас, — не всем же принцессам обязательно быть красавицами".

Ему было странно находиться в городе, где кто угодно может назваться принцессой. Хотя, может быть, в старых историях, которые он привык считать сказками, больше правды, чем вымысла, а тельвенцу они казались фантастическими только потому, что Тельвен — исключительно унылое местечко?

Конечно же, в Мире много чудес, о которых он даже и не подозревал. Может быть, здесь, в Этшаре, он найдет что-нибудь поинтереснее чародейства? Маловероятно, конечно, но, как говорят, чем черт не шутит.

В следующих группах опять вербовали матросов, затем шахтеров для работы на алмазных копях Тазмора. Тобас постепенно терял интерес к происходящему. Все это прекрасно, но ему такие предложения не подходят. Он мысленно обругал себя за глупые попытки найти здесь что-нибудь стоящее. У него нет ни денег, ни еды, ни ночлега, а день уже подходит к концу. И он до сих пор ничего не предпринял для того, чтобы выучить новые заклинания. Он еще вернется сюда, если захочет. Теперь же есть более срочные дела.

И все же, что ему делать? Он ведь ничего не планировал заранее. Тобас снова обругал себя, на сей раз за бездарно потраченное время на корабле, когда можно было спокойно все обдумать и принять решение.

Денег нет, значит, нет еды и крова, разве что украсть что-нибудь или продать. Продать нечего, кроме себя самого и единственного заклинания. Но он еще не сошел с ума, чтобы продаться в рабство. Да и кому в этом огромном и богатом городе понадобится чародей, чтобы зажигать огни с помощью магии. Конечно, ему все равно придется как-нибудь устраиваться, но все вербовщики на этом рынке предлагают работу вне города и в основном опасную и малопривлекательную. А покидать город Тобасу не хотелось. Он не настолько отчаялся, чтобы с головой бросаться в какую-нибудь авантюру, заведомо обреченную на провал. Лучше выучить еще несколько заклинаний и стать нормальным чародеем. Для этого нужен учитель. А где как не в Этшаре Пряностей его искать!

Он обратится к товарищам по Гильдии, расскажет им свою трагическую историю и попросит поддержки до лучших времен.

Может быть, они даже даром научат его заклинаниям. Собрав все свое мужество, он дернул за рукав человека, который с несколько ошарашенным видом слушал особо рьяного оратора.

— Простите, сударь, я только что приехал из… из Тинталлиона. Не подскажете ли, где я могу найти чародея?

— На улице Чародеев, где же еще. — Мужчина с раздражением отряхнул рукав, брезгливо оглядывая грязную поношенную одежду юноши.

— О, конечно, сударь, я должен был догадаться. А как мне туда добраться?

Этшарец недовольно хмыкнул:

— А черт его знает. Квартал Чародеев — в другом конце города, возле Южных ворот. — Он неопределенно махнул рукой куда-то в юго-восточном направлении.

Тобас поблагодарил и огляделся по сторонам. От площади расходились семь улиц: три на север, по одной на запад и восток, одна — на юго-запад, одна — на юго-восток. Выбрав последнюю, юноша тронулся в путь.

Пройдя мимо длинной череды магазинов, складов и многоквартирных домов, он оказался на другой рыночной площади. Она представляла собой длинный узкий треугольник, острой вершиной указывающий на юг. Восточной стороной треугольника служил широкий канал, на берегах которого теснились причалы для торговых судов. Здесь был настоящий рынок. На каждом шагу возвышались груды разнообразных товаров, никто не произносил речей, хотя в середине площади на возвышении стояла пустая трибуна. Товары сгружали со стоящих у причалов судов — меха, кувшины, ткани, драгоценности, строительный камень и древесину, а также коробочки, амфоры и бутылки с травами и пряностями.

Удивленный Тобас понял, что все еще находится в портовом районе — в Гавани, как сказал матрос с "Золотой Чайки". А ведь он прошел расстояние, равное длине всего Шана-на-Море. Величина Этшара Пряностей превзошла все его ожидания. Юноше ничего больше не оставалось, кроме как идти дальше.

Достаточно поплутав в лабиринте улиц, Тобас вышел на широкий проспект, идущий строго на юг. Через квартал этот проспект пересекался с другим проспектом, таким же широким и шумным. Непрерывно слышался грохот проезжающих экипажей. В воздухе ощущался запах раскаленного металла.

Солнце опускалось все ниже. Тени высоких домов пересекли улицу и легли на строения с восточной стороны проспекта. Тобас понял, что безнадежно заблудился. Он робко остановил очередного прохожего и снова спросил, как попасть на улицу Чародеев.

Богато одетый этшарец в плаще из черного бархата улыбнулся невежеству чужака и милостиво объяснил:

— Пройдешь по Верхней улице через Новый Город, затем свернешь на юго-восток по Арене и, пройдя примерно четверть мили, увидишь вывески.

Он ткнул пальцем в восточном направлении, указывая, где Верхняя улица. Тобас рассыпался в благодарностях и двинулся дальше.

Пока юноша добрался до места, он уже совершенно вымотался. В желудке бурчало, ноги отваливались, и Тобас решил, что ничто уже в этом гигантском городе не может его удивить. Он брел мимо мраморных особняков и разваливающихся хижин, мимо огромных площадей в толпе людей самой разнообразной наружности. Он прошел расстояние, гораздо большее, чем вообще мог себе представить возможным в черте города. Когда он наконец добрался до улицы Чародеев, спустились сумерки. В этот час на улицах уже зажигали факелы и лампы, освещавшие вывески и витрины магазинов.

Тобас сразу же понял, что стоит на улице Чародеев. За день ему довелось прочесть уйму вывесок, но таких он не видел нигде.

На углу большая зеленая табличка возвещала: "ТАННА Великая, чародейство на все случаи жизни. Специализация — любовный приворот". Следующая, написанная красными буквами на золотом фоне, гласила: "Альдерамон из Тинталлиона. ВЫСОКОКВАЛИФИЦИРОВАННЫЙ ЧАРОДЕЙ", дальше следовало "ТОРУМ — МАГ, любовный приворот, проклятия, засуха и прочие заклятия". И так далее и тому подобное по всей улице, насколько хватало глаз. Отовсюду раздавались какие-то необычные звуки, перестуки и еле слышный звон колокольчиков. В ближайшем окне мелькали разноцветные огоньки, и до юноши донесся запах, чем-то напоминающий запах щелочного мыла.

Танна Великая. Хм. Тобас не решился зайти к женщине с таким громким именем и постучал в следующую дверь. По крайней мере Альдерамон из Тинталлиона проще отнесется к акценту свободноземельца.

Дверь открыл крупный мужчина средних лет, с ухоженной рыжей бородой, одетый в черную куртку и коричневые бриджи. Голову его венчала странная квадратная шапочка, которая, как предположил Тобас, разглядев кустистые брови хозяина, служила для прикрытия обширной плеши.

— Чем могу помочь? — осведомился мужчина.

— Надеюсь, сможете. — Голос Тобаса дрогнул. — Я тоже чародей. В некотором роде. И я хотел бы попросить вас об одолжении.

Юноша с мольбой посмотрел на рыжебородого чародея. Альдерамон некоторое время молча изучал пришельца. Оборванный усталый юнец, находящийся на грани отчаяния. Чародей посторонился, освобождая проход:

— Заходи. В чем там у тебя дело?

В просторной комнате все было обито красным бархатом и золотой парчой. Посередине стояли три низких стола и шесть обтянутых бархатом стульев. Как ни утомили Тобаса дневные скитания, он все же заметил, что стулья несколько потерты. Интересно, что это означает. То ли у хозяина обширная клиентура и его дела идут отлично. То ли он слишком беден или слишком ленив, чтобы заменить обивку.

Последовав приглашению Альдерамона, Тобас опустился на стул, счастливый уже оттого, что наконец-то может присесть.

— Немного вина?

— Да, пожалуйста.

Чародей исчез за занавешенной дверью и через мгновение появился оттуда с подносом, на котором стояли графин, два стакана и тарелка с маленькими пирожками.

— Боюсь, пирожки немного зачерствели, — извинился хозяин.

Тобас, признаться, этого и не заметил. Даже не пытаясь сдерживаться, он быстро заглотил пирожки и запил их стаканом золотого терпкого вина.

Немножко утолив голод, он выпрямился на стуле, несколько смущенный, и попытался придумать, с чего лучше начать рассказ.

— Ты сказал, что ты чародей? — помог ему Альдерамон.

— Ну, да… В некотором роде. Я был учеником Роггита из Тельвена, но он… он умер до того, как обучение закончилось.

— А! И как далеко ты продвинулся?

Тобас слишком устал, чтобы лгать.

— Он обучил меня всего одному заклинанию.

— И какому же?

— "Триндлов Огонь".

— Хм-м. — Альдерамон некоторое время задумчиво смотрел на юношу. — Могу ли я посмотреть твой кинжал?

Удивленный Тобас достал атамэ и протянул чародею. Альдерамон извлек свой нож и очень осторожно соединил лезвия обоих кинжалов, острие к острию. Раздался треск, над столом рассыпался сноп искр, и комната наполнилась странным запахом, напомнившим Тобасу послегрозовой воздух.

— А я и не знал, что так может быть! — воскликнул он.

— Теперь знаешь. — Альдерамон вернул юноше атамэ. — Ты действительно чародей, поскольку твой атамэ — настоящий. У атамэ много всяких свойств, в том числе и способность определять подлинность другого атамэ. Даже специалисты не знают всех возможностей магического кинжала.

— Роггит никогда мне этого не говорил. Он сказал лишь, что кинжал нужен для большинства заклинаний и является отличительным знаком настоящего чародея.

— И это, и еще многое другое. Знаешь ли ты, что, пока ты держишься за рукоятку, тебя нельзя сковать? Ни цепи, ни веревка не могут удержать чародея, пока у него есть атамэ. А если соединить лезвия, как я только что сделал, можно определить, является ли другой нож атамэ, то есть является ли его владелец действительно чародеем или он самозванец. А сила взаимодействия указывает на степень близости к подлинному владельцу. Если бы ты, допустим, украл этот нож у подлинного владельца, реакция была бы гораздо более впечатляющей.

— Правда?

— Правда.

Тобас уставился на клинок, затем очнулся и убрал атамэ в ножны.

— Так, значит, твой учитель умер, обучив тебя только заклинанию возгорания?

— Да.

— И когда это произошло?

— Он умер примерно три шестиночья назад.

— А сколько тебе лет?

— Семнадцать, — неохотно признался Тобас.

— И за пять лет он обучил тебя всего одному заклинанию?

— Э-э-э, мне было больше двенадцати, когда он взял меня в ученики, и учитель был слишком стар, чтобы учить быстро. — Тобас опустил глаза, не зная, как отнесется Альдерамон к такому вопиющему нарушению правил ученичества.

— Ну что ж, это меня не касается, — спокойно сказал Альдерамон. — Что сделано, то сделано, и ты теперь чародей, не важно, каким путем ты им стал. А что ты хочешь от меня?

— Ну, видите ли, я теперь совершенно одинок. Родители умерли, учитель тоже, родственники прогнали меня. Я надеялся, что, может быть, Гильдия Чародеев позаботится о своем члене. У меня нет ни денег, ни дома и никаких перспектив. Нельзя ли сделать так, чтобы меня обучили другим заклинаниям? Чтобы я смог зарабатывать на жизнь?

Альдерамон молча смотрел на юношу.

— А почему ты пришел именно ко мне? — спросил он наконец.

— Вы — первый чародей, которого я нашел.

Альдерамон покачал головой:

— Мальчик, я не являюсь цеховым мастером и не вхожу во Внутренний Круг — если такой круг действительно существует.

— Но вы же чародей! Член Гильдии!

— Ну да…

— Так почему же вы не можете помочь коллеге-чародею?

— Это не мои проблемы, парень. С чего вдруг я буду вешать на себя такую обузу? За все годы Гильдия мало что сделала для меня, а ты — и вовсе ничего.

— Я сделаю все, что вы ни попросите, в обмен на несколько заклинаний. Но что я могу?

— В том-то и дело, что ничего. У меня уже есть ученица. Она придет в следующем месяце, когда ей исполнится двенадцать. А ты в любом случае не можешь быть учеником. Во-первых, из-за возраста, а во-вторых, у тебя нет денег, чтобы платить мне за комнату и стол. Об остальном я уж не говорю. Понимаешь, в нашей среде так не принято. Заклинания чародея — его богатство, и никто не согласится просто так делиться своими знаниями с соперником. Я могу обменяться — обучить коллегу своему заклинанию в обмен на то, что он обучит меня своему, но я не торгую ими и, уж конечно, не обучаю задаром.

Увидев в глазах юноши выражение полной безысходности, Альдерамон попытался смягчить удар, добавив:

— Но ты можешь остаться здесь на ночь. А утром я накормлю тебя вкусным завтраком. Когда ты выспишься и поешь, мир перестанет казаться тебе таким жестоким. А может быть, кто-нибудь из Квартала Чародеев и сжалится над тобой.

Тобас молча кивнул.

— Что ж, тогда пошли наверх. Там есть еще одна кровать. Для ученика, когда таковой имеется. Ты, должно быть, крепко притомился за время своих скитаний и, наверное, хочешь спать?

Тобас снова кивнул и поспешил за хозяином.

Глава 7

Весь следующий день Тобас провел в переговорах. Он обошел не только улицу Чародеев, но даже Квартал Чародеев, где, несмотря на название, жили представители самых разнообразных профессий от ворлоков до колдуний, от жрецов до престидижитаторов. Были здесь и прорицатели, и колдуны, и предсказатели судеб, и демонологи с некромантами, и ученые, и даже исполнители ритуальных танцев.

Это был самый чудовищный день в его жизни. Каждый чародей охотно признавал в Тобасе коллегу и члена Гильдии, соглашался, что ему ужасно не повезло, что Роггит умер очень не вовремя, — и категорически отказывался учить его чему бы то ни было. Возраст Тобаса исключал обычное ученичество, а отсутствие денег и стоящих знаний — платные уроки.

И ни один чародей в Этшаре Пряностей не делился знаниями задаром, даже с признанными коллегами и товарищами по Гильдии. Альдерамон оказался совершенно прав.

— Послушай, — искренне посоветовала ему одна молодая колдунья, предварительно наотрез отказавшись от его месячных услуг в обмен на одно заклинание (зачем обзаводиться рабом, если есть ученики?), — почему бы тебе на данном этапе не забыть о чародействе? Иди, заработай деньги. А потом возвращайся и купи заклинания. Не слушай этих ханжей в потертых штанах, размахивающих атамэ. Всем нам нужны деньги, иначе мы не сидели бы в этих лавках. Ты не найдешь здесь ни одного действительно могущественного чародея. Могущественные чародеи могут позволить себе кое-что и получше. Так что иди и стань богатым. Тогда ты сможешь вернуться и посмеяться над нами. Не говори никому, что ты чародей. И держи "Триндлов Огонь" при себе, на случай крайней необходимости. Даже это простейшее заклинание может сослужить тебе хорошую службу, если им вовремя воспользоваться. Я думаю, ты храбрый молодой человек и обязательно найдешь свое место в жизни.

— Не такой уж я и храбрый, — с сомнением возразил ей Тобас.

— Значит — умный. А это еще лучше — мозги полезней храбрости.

— Но я не знаю, как заработать денег! Я никогда ничему не учился! Ни военным наукам, ни землепашеству, ни навигации — ничему!

— Что ж, придется с чего-то начать. Возвращайся на рынок в Гавани и заключи контракт с каким-нибудь вербовщиком.

— Боюсь, что продолжения не будет, — буркнул Тобас под нос и вежливо откланялся.

На улице постепенно темнело. Стертые ноги налились свинцовой тяжестью, костяшки пальцев были разбиты о множество дверей, а он так ничего и не нашел. Когда около полуночи у витрин магазинов начали гаснуть факелы, Тобас понял, что рынок в Гавани — это его единственный шанс.

За весь день он не обошел и половины живущих в Квартале Чародеев. Даже если он и выучит еще несколько заклинаний, при такой конкуренции в Этшаре Пряностей ему делать нечего.

Он вспомнил вербовщиков, боцманов, лишенную престола принцессу. Ничего себе перспектива! Даже подумать страшно, чем это все может обернуться.

Впрочем, выбора не было. Тобас нехотя свернул на Арену и побрел в сторону Гавани.

Города он совсем не знал и несколько раз терял направление.

Добравшись наконец до рынка, он не обнаружил там ни единой души — до рассвета оставалось еще несколько часов. В полном изнеможении юноша опустился на порог ближайшего дома и мгновенно уснул.

Грубый толчок разбудил Тобаса, и он сел, недоуменно моргая.

— Какого черта ты тут разоспался? Закона не знаешь? Если у тебя нет своего угла, иди к Стене. А здесь спать запрещено! Нам не нужны бродяги на городских улицах!

Над юношей, уперев левую руку в бок, а правую держа на рукоятке меча, возвышался солдат в красном килте и желтом плаще.

— Ой… — промямлил Тобас. — Я, должно быть, задремал. — И, не сумев в данной ситуации придумать что-нибудь получше, добавил:

— У меня здесь встреча с вербовщиком.

— Каким вербовщиком? — подозрительно спросил солдат. — Из Гвардии?

— О, нет! — Тобасу оставалось лишь надеяться, что солдат не обидится за столь явное пренебрежение военной карьерой. — Из Малых Королевств.

Он еще не знал, какого вербовщика выберет, но решил, что такой ответ звучит вполне убедительно.

— А, один из этих варнаков, сожри их дракон! Ну, тогда ты уже достаточно влип, чтобы еще я добавлял неприятностей. Оставайся, парень. Но если снова застукаю тебя спящим на улице — выпорю до полусмерти и отдам работорговцам. Гавань — респектабельный район.

— Хорошо, сударь, — с готовностью закивал Тобас.

— Вообще-то я должен был бы отправить тебя к работорговцам прямо сейчас. Таково наказание за бродяжничество. Даже чужак должен это знать.

— Но я не спал! Я просто случайно задремал! — Тобас испугался, что тема "чужака" будет развита дальше.

— Ладно, ладно, я же сказал "должен был бы отправить", а не "отправлю". Ты свободен, но я буду присматривать за тобой. Берегись, если соврал насчет вербовщика!

Тобас закивал, молясь, чтобы солдат не опознал акцент Пиратских Городов. Но тот, казалось, вполне удовлетворился и отошел в сторону, позволяя юноше подняться на ноги.

Небо понемногу серело. На площади стали появляться люди. Несколько мужчин и одна женщина — та самая плоскогрудая принцесса, которую юноша видел здесь два дня назад, — стояли в ожидании клиентов. Торопясь убраться подальше от солдата, Тобас направился прямо к ближайшему человеку. Им оказался мужчина средних лет в зеленой одежде из выделанной оленьей кожи.

— Привет, паренек, — лучезарно улыбнулся мужчина подошедшему Тобасу. — Не ищешь ли ты легкой и быстрой дороги к богатству и славе? Мне нужно несколько храбрецов, которые захотели бы помочь моей родине, Двомору, в трудную годину.

— И что за трудная година? — осторожно поинтересовался Тобас. — Война, что ли?

— Что ты, мой мальчик! Какая война! Всего лишь маленькая неприятность, от которой страдают наши форпосты в горах.

— Бандиты?

Прежде чем вербовщик успел ответить, из-за плеча Тобаса возник давешний солдат.

— Этот? — требовательно спросил он. Напуганный перспективой быть изобличенным во лжи и проданным в рабство, Тобас кивнул:

— Да, сударь.

— Ты заключаешь контракт с этим парнем? — уточнил солдат у вербовщика.

Тот мгновенно смекнул свою выгоду:

— Конечно, сударь, уже все согласовано!

— Ну, хорошо. Продолжайте! — Потеряв к ним всякий интерес, блюститель порядка удалился.

Тобас проводил его взглядом и повернулся к вербовщику:

— Так что там у вас за маленькие неприятности? Бандиты?

— Сперва, парень, подпиши-ка вот здесь. — Вербовщик извлек из-за отворота куртки документ.

— Нет уж. — запротестовал Тобас. — Вначале объясните, о чем идет речь.

— Да? Может, мне позвать того солдата и сказать ему, что я впервые тебя вижу?

Тобас покосился на спину удалявшегося солдата и нехотя взял протянутое перо. Четко проставив свое имя "Тобас из Тельвена", он вернул перо вербовщику и потребовал:

— Ладно, а теперь выкладывай, что за неприятность.

— Дракон. Он поедает людей в горах. А когда нет людей, жрет овец, что ничуть не лучше.

— Дракон? — Тобас поспешно начал искать глазами солдата, прикидывая, так ли уж тяжела рабская жизнь.

— Да все не так плохо, как тебе кажется, — поспешил ободрить свою жертву вербовщик. — И награда весьма солидная — женитьба на принцессе, комфортная жизнь в Твердыне Двомор и, самое главное, тысяча золотых!

У Тобаса отвисла челюсть.

— Тысяча золотых монет?!

— Именно так.

В конце концов, сказал себе Тобас, ну что такое дракон? Крупная мерзкая ящерица. У каждого уважающего себя чародея имелся горшок драконьей крови, а в легендах говорится, что во время Великой Войны драконов укрощали и дрессировали. А сулимое вознаграждение стоило небольшого риска — с такими деньжищами он сможет вернуться обратно и купить себе несколько заклинаний. Хотя в этом не будет особой необходимости: он и так сможет прожить припеваючи всю оставшуюся жизнь. Не говоря уже о должности при дворце и принцессе.

Кстати, о принцессе… Жениться ему, пожалуй, рановато. Конечно, если бы одна из самых красивых девушек Тельвена проявила к нему интерес, он, возможно, и женился бы. Но тельвенки перестали воспринимать его всерьез после того, как он пошел в ученики к старому Рогтиту. А жениться на посторонней девице, тем более принцессе, ему совершенно не хотелось. Впрочем, необязательно же принимать всю награду. Пускай на принцессе женится какой-нибудь достойный принц. А он, так и быть, удовлетворится деньгами.

Тут Тобас сообразил, что делит шкуру неубитого медведя. Дракон, конечно, ящерица, но как его убить? И что он вообще знает о драконах? Эти чудовища упоминались во многих рассказах, слышанных им в детстве. Говорили, что драконы бывают разных размеров, видов и цветов. Некоторые — огнедышащие, другие — и вовсе говорящие на многих языках, причем их сладкие речи не менее опасны, чем зубы и когти. Во время Великой Войны драконы использовались для массового истребления противника. Придется тщательно проанализировать ситуацию и выяснить, какой именно дракон поселился в этих самых Двоморских горах. Если расклад окажется плохим — а интуиция подсказывала Тобасу, что драконоборство — штука непростая, раз уж вербовщика послали в Этшар за добровольцами, — то он просто-напросто сбежит. В конце концов он повидает Малые Королевства. Может быть, в Двоморе — что бы этот самый Двомор собой ни представлял и где бы ни находился — у него будет больше возможностей, чем в Этшаре.

И его не будут считать врагом просто потому, что он из Свободных Земель. Он никогда не слышал, чтобы кто-нибудь когда-нибудь топил или захватывал судно из Двомора.

В общем-то какая разница, где искать счастья, в Малых Королевствах или в Этшаре, к тому же он приедет в этот Двомор как нанятый драконобоец и не нужно будет опасаться, что его продадут в рабство за бродяжничество.

— Ну, что же, доброволец у тебя есть, — промолвил Тобас. — Когда выступаем?

— Не сию секунду, — улыбнулся вербовщик. — Я рассчитываю изловить хотя бы дюжину молодых авантюристов вроде тебя. — Он возвысил голос и заговорил, обращаясь к кучке этшарцев, входящих на рынок:

— Здесь ваш шанс добыть богатство и славу! Возможность попутешествовать и посмотреть мир! Идите сюда, люди, и я расскажу вам подробнее!

У Тобаса заурчало в животе, и он вздохнул. Выбора не было. Ему придется либо столкнуться с драконом неизвестного вида и свирепости, либо нарушить контракт и сбежать куда-нибудь в Малых Королевствах. Оставаться в Этшаре нельзя.

И если вербовщик хочет, чтобы Тобас прибыл в Двомор в хорошей форме, этому негодному шантажисту придется регулярно его кормить.

Глава 8

На следующий день девять добровольцев поднялись на борт крохотного хлипкого суденышка. Вербовщик явно гордился своим уловом.

Тобас эту точку зрения не разделял. Казалось, его компаньоны были либо сумасшедшие, либо подонки, и это наводило на мысль, а к какой, собственно, категории относится он сам. Суденышко насквозь провоняло рыбой. К тому же его плавучесть вызывала сильные опасения. Но хуже всего была еда, состоявшая главным образом из непропеченного хлеба и недозрелого сыра, к которым давали дешевое, теплое пиво.

Впрочем, даже такая скудная пища — лучше, чем ничего, а узкий неудобный гамак — лучше камней на улице.

Жаловаться вербовщику не имело смысла, но на вторую ночь Тобас не удержался и выложил все свои претензии упитанному круглолицему юноше, лежащему в соседнем гамаке.

— Ой, да ведь это же приключение! — восторженно проблеял Тиллис, сын Тагата. — Тяготы и лишения закаляют воина и готовят его к сражениям!

Н-да, Тиллис был типичным представителем категории психов.

— Великие боги! Какая закалка? По-моему, они просто бедны, как церковные крысы, — мрачно ответил Тобас. — И я очень сомневаюсь, что победитель увидит свою тысячу фунтов.

— Да? Так ты полагаешь, нас обманули? — Тиллис так перегнулся через край своего гамака, что едва не вывалился на пол.

Тобас вздохнул:

— Не то чтобы обманули. Скорее, преувеличили.

— Не может быть! Они не посмеют отказать победителю дракона! Что о них скажут люди! Наверняка все крестьяне восстанут против, короля, отказавшего спасителю королевства в заслуженной награде!

"Боги, — с тревогой подумал Тобас. — Бедный парень! Его родители не знали, что творят, рассказывая ребенку на ночь слишком много сказок. И вот результат!"

— Я бы не очень полагался на крестьян, — осторожно ответил он. — Как, впрочем, и на королей. Ты что-нибудь знаешь об этом Двоморе?

— Он находится в горах в Малых Королевствах. Говорят, что прежде Двомор был столицей Древнего Этшара.

— Кто говорит? — подскочил от изумления Тобас.

— Двоморцы, разумеется.

— А, тогда конечно. — Свободноземелец успокоился и лег. Такое он слышал и раньше. Практически каждое Малое Королевство претендовало на роль древней столицы, а их властители время от времени провозглашали себя законными повелителями всего Этшара. Если древняя столица когда-нибудь и существовала, то о ее местонахождении уже давно забыли.

— Тиллис, а как ты собираешься убить дракона?

— Не знаю, — сознался Тиллис. — Об этом я не задумывался. Как ты думаешь, какого он может быть размера?

— Понятия не имею. Но людей, говорят, жрет целиком и не давится.

— Тогда, должно быть, здоровый. — Тиллис расстроенно опустил глаза, но тут же, встряхнувшись, звенящим от волнения голосом добавил:

— Но добрый меч и храброе сердце сделают свое дело!

— Тиллис. — Тобасу показалось, что еще немного и он взорвется. — Покажи мне, пожалуйста, твой добрый меч.

— У меня его еще нет, но я уверен, что смогу подобрать что-нибудь в дворцовой оружейной. Тобас снова вздохнул:

— Что может заставить человека уйти из дома и податься в драконобойцы?

Тиллис долго молчал, затем ответил:

— Конкуренция.

— Что?!

— У меня шестнадцать старших братьев и сестер. Все наследство, все ученичество, вся выгодная женитьба — все, что могли обеспечить родители, было распределено задолго до того, как дошла очередь до меня. Девять братьев и семь сестер, и всем постоянно что-то нужно, а мои родители никогда не были состоятельными людьми.

Тобас присвистнул:

— Ничего удивительного. Семнадцать детей! Такая толпа в одночасье сметала все, что приносилось в дом!

Некоторое время они лежали молча. Интересно, думал Тобас, как можно жить в такой громадной семье? В детстве он иногда мечтал, чтобы Перетта, Дэта и Гарандер были его родными сестрами и братом. Но шестнадцать братьев и сестер? Это, пожалуй, слишком.

— А сколько лет старшему?

Прежде чем Тиллис успел ответить, из соседнего гамака раздалось:

— Вы заткнетесь когда-нибудь или нет?

— Извини. — Тобас повернулся лицом к стене. Голос принадлежал маленькому человечку с квадратным лицом; самому старшему в этой разношерстной компании. За поясом, коротышка носил три огромных ножа, и ссориться с ним не хотелось. Тобас не расслышал его полного имени — Арнен из Откуда-то-там.

После разговора с Тиллисом Тобас еще некоторое время ворочался в своем гамаке. Хорошо, что, как говаривал когда-то старый Дабран, в этой команде он оказался не самым крайним. Но ведь впереди встреча с драконом! Вначале Тобас надеялся, что среди собравшихся искателей приключений обязательно найдутся один-два настоящих драконобойца. Тогда он мог бы остаться на заднем плане или вообще испариться, и никто не обратил бы на это никакого внимания. Дракона все равно убили бы.

Теперь же, приглядевшись к остальным, Тобас не сомневался, что именно чародей, пусть даже с единственным заклинанием, является лучшей кандидатурой на роль спасителя королевства Двомор. Драконы, как правило, огнедышащие и, следовательно, огнеупорные. Но, может быть, все-таки существует какой-нибудь способ использовать против них "Триндлов Огонь".

Наконец Тобас заснул. А судно тем временем продолжало свой путь на восток. На рассвете следующего дня впереди показалась земля. Они пересекли Восточный Пролив и подошли к Малым Королевствам. Тобас вместе с остальными путешественниками обозревал неровные скалистые берега.

— Это Двомор? — спросил кто-то у женщины-матроса, указывая на скалы.

— Конечно, нет, — ответила она с сильным этшарским акцентом. — Если капитан в очередной раз не сбился с курса, это Моррия. Через пару часов будет виден замок.

Тобас никогда не видел замков, хотя не раз слышал их описания, некоторые — весьма подробные. Замки существовали только в Малых Королевствах. Остальные страны Мира были либо слишком развитыми и миролюбивыми, либо слишком варварскими и примитивными. Юноша пристально вглядывался в прибрежные скалы. В одной слышанной им в детстве истории замок описывался как нагромождение камней, и сейчас Тобас очень боялся спутать его с каким-нибудь утесом.

Он волновался зря. Замок Моррия возвышался на небольшой скале. Шесть изящных башенок украшали его стены.

— Мы здесь высадимся? — спросил Тобас, заметив небольшой заливчик.

— Нет, — коротко бросил один из матросов.

— Куда же мы тогда поплывем?

Матрос взглянул на юношу.

— Ты прежде выходил в море? — Он говорил как уроженец Этшара Пряностей.

— Мой отец был капитаном, и я работал на корабле, когда плыл в Этшар, — сообщил Тобас.

Матрос кивнул:

— Сперва мы пойдем вдоль побережья Моррии, затем мимо Стралии и дальше вверх по реке от Лонды до Экерра, тем вас и высадим. Остановок не будет. Мне кажется, ваш главный боится потерять кого-нибудь по дороге. Не удивлюсь, если он окажется прав. Пара человек наверняка смоется, когда вы пойдете через горы. От Экероа до Твердыни Двомор добрых семь лиг тяжелого пути.

— А ты бывал там?

— Я — нет! — засмеялся матрос, хотя ничего смешного в своем вопросе Тобас не видел. — Но все поставки в Двомор и обратно идут через нас. Я думаю, другой дороги просто нет.

— Понятно. А об этом драконе ты что-нибудь слышал?

— Так, кое-что. Говорят, это пятидесятифутовик. То есть уже достаточно взрослый, чтобы быть хитрым и сильным, и еще достаточно мелкий, чтобы быть ловким и злобным. Говорят, огнедышащий, врут, наверное. Некоторые думают, раз дракон — обязательно огнедышащий.

Тобаса передернуло.

— Ну, успокоил!

— Да ты погоди волноваться! Смотри, сколько еще героев жаждет поразить дракона! И это только одна группа из Этшара Пряностей. А сколько еще понаедет их других мест! По-моему, старый король хочет отправить против бедной твари целую армию, и тебе повезет, если на твою долю останется хотя бы кончик хвоста. — Матрос помолчал. — Если, конечно, все они не сбегут. Для меня — тайна, покрытая мраком, почему не наняли настоящего специалиста. Ведь есть же такие. Может, не смогли найти?

Тобас посмотрел на своих компаньонов. Тиллис стоял на носу корабля, уцепившись за шкот фок-мачты и раскачиваясь каждый раз, когда корабль кренился. Арнен разговаривал со свободными от вахты матросами возле грот-мачты. На ладони коротышки блеснула монета, и Тобас понял, что там идет какая-то игра. Еще трое — Перен Белобрысый, обязанный своим прозвищем белесым волосам и бледной коже, Арден, сын Адара, и пятнадцатилетняя девочка-сирота по имени Азрая из Этшара, которая, по мнению Тобаса, действительно была ненормальной, — стояли на палубе кто где. Остальные отлеживались внизу, страдая от морской болезни.

Никто из этой компании не был похож на победителя драконов. Тобас оказался единственным волшебником, Перен — единственным обладателем настоящей сабли, а Арден — единственным силачом. То, что в группе были Арнен и Арден, вносило некоторую путаницу, но имена все же различались. Кстати, странно, что среди путешественников не нашлось ни одного Келдера. Практически в каждой деревне Свободных Земель и на каждой улице Этшара имелись один-два Келдера.

Тобас отнес Арнена и двоих из лежавшей внизу троицы к категории негодяев. Остальную пятерку — к различным разновидностям дураков. Например, Перен, высокий, худой парень двумя-тремя годами старше Тобаса, пытался доказать всем остальным, что он самый сильный. Арден, здоровенный детина лет двадцати, был просто глуп, а Азрая, бешеная пятнадцатилетняя девчонка, постоянно на что-то злилась и все, что бы ей ни говорили, воспринимала как личное оскорбление. Тиллис пребывал в мире древних героических преданий. А лежавший внизу Эльнер, казалось, был искренне убежден, что единолично одолеет дракона. Он уже позеленел от морской болезни, но как только его хотя бы на минуту переставало тошнить, он распинался о том, на что потратит полученную награду.

Негодяи говорили мало, но Тобас нисколько не сомневался, что они скорее убьют своих товарищей, чем дракона.

Кинув последний взгляд на замок Моррия, юноша спустился в трюм.

На закате третьего дня судно подошло к устью широкой реки. Этшарцы называли ее Лонда. От подножия гор Лонда текла на юг, а затем изгибалась на восток и впадала в море. Путешественникам предстояло подняться вверх по течению до озера, являвшегося, кажется, ее истоком.

Тобасу показалось странным, что устье реки не охраняет какой-нибудь замок, и он спросил об этом одного из матросов.

— Думаю, раньше замок был, — сообщил тот, — но здесь проходит граница между Лондой и Стралией. Скорее всего его разрушили во время какой-нибудь пограничной свары. Хотя, может быть, он просто упал в воду. Река ведь подтачивает эти скалы.

Тобас кивнул. Он собрался уже задать следующий вопрос, но его перебил грохот, раздавшийся за бортом, — бросили якорь. Вести судно по реке ночью было опасно.

Отплыли, едва забрезжил рассвет, и когда Тобас дожевал свой скудный завтрак, суденышко медленно приближалось к Твердыне Кала.

Позже выяснилось, что название это неточное, — твердыня была частью большого замка, расположенного в обнесенном стенами городе. У причалов толкались разномастные лодки.

Одна из них, с большим красно-золотым стягом, приблизилась к кораблю. Тобас обратил внимание, что лодка при помощи двух пар весел двигается гораздо быстрее, чем корабль под всеми парусами. Ветер, который и на море-то не был особенно сильным, в речной долине, окруженной высокими горами, почти утих.

Последовала продолжительная дискуссия между капитаном и каким-то человеком в лодке, но Тобас не расслышал ни слова. Он с трудом подавил желание подойти поближе. Наконец капитан отошел от борта и подозвал к себе боцмана.

Мгновение спустя на мачту взлетел черно-зеленый флаг.

— Цвета Двомора, — зевнул кто-то за спиной Тобаса. — Должно быть, Кала с кем-то воюет, раз потребовали поднять флаг.

— Вот как! — Тобас не понимал, как можно так пренебрежительно говорить о войне.

Они прошли мимо города, но около полудня ветер стих окончательно и корабль встал недалеко от королевства Кала. Течение медленно сносило судно обратно. Внимательно изучив небо, капитан приказал достать весла.

Таких длинных весел юноша прежде никогда не видел. За каждым сидели сразу трое гребцов. По три весла с каждого борта. Судно снова пришло в движение и понеслось вперед.

Ночью они остановились в большой заводи, где-то в южной части королевства Дануа. Здесь по обеим сторонам реки росли фруктовые сады и простирались поля. На следующий день они должны были миновать замок Дануа и прийти в Экероа. А если задует попутный ветер, то и до озера Экероа.

Но ветра не было. Замок Дануа сильно смахивал на Твердыню Кала, а фермы южной Экероа ничем не отличались от ферм Дануа или Кала. Тобас не понимал, как эти крошечные владения могут быть отдельными королевствами, если между ними не было ни естественных границ, ни явных культурных отличий, но решил, что задавать подобный вопрос матросам — уроженцам Малых Королевств нетактично, а этшарцы, похоже, этого и сами не знали.

Ночью они встали в устье какого-то непроходимого притока, а на следующее утро вползли в озеро Экероа. Солнце чуть перевалило за полдень, когда их судно вошло в доки возле замка Экероа.

Когда все сошли на берег, Тобас внимательно огляделся. Мрачный, зловещий замок возвышался над озером. Город жался к его стенам. Высокие узкие дома, окруженные высокими деревьями. Люди в основном низкорослые и бледные, в одеждах необычного покроя. Говорили они на странном тягучем языке. Сзади простиралась темно-зеленая гладь озера Экероа, по которому шныряли чудные тупоносые лодки местных жителей. С другой стороны город окружал лес, состоящий главным образом из прямых высоких деревьев со странными игольчатыми листьями. "Смотрите-ка, парень сосен не видал". — усмехнулся кто-то, хлопнув юношу по плечу. На дальней стороне озера Тобас разглядел неясные очертания серых пиков, торчащих из земли. Горы! Первые увиденные им в жизни горы.

Легкий ветерок донес до него незнакомый аромат соснового бора.

Только сейчас Тобас понял, как далеко от дома он забрался.

Глава 9

— Ну, герои, стройся — и в фургоны! Не отставать! — проорал вербовщик.

Тобас нехотя поплелся за остальными. Фургоны выглядели малопривлекательно — обыкновенные деревянные ящики, крытые брезентом и водруженные на грязные кривые колеса. Вместо привычных лошадей или волов в фургоны были запряжены мулы. Тобас насчитал пять фургонов. Явно больше чем нужно.

Судя по всему, старший каравана придерживался того же мнения.

— И это все? — театрально округлив глаза, поинтересовался он.

Вербовщик резко вскинул подбородок:

— Сам попробуй навербовать этшарцев! Не больно-то они охочи до приключений!

— Ладно, грузи их, и поедем.

Вербовщик приступил к делу, разбив всю команду по парам. Соседом Тобаса опять оказался Тиллис. Прежде чем юноша успел сообразить, хорошо это или плохо, караван двинулся в путь.

Они ехали уже минут двадцать, когда Тобас сообразил, что не успел толком рассмотреть Экероа, показавшийся ему интересным, хоть и странноватым местом. Он высунулся из повозки, но было уже поздно.

В течение следующих трех дней караван медленно поднимался в горы, держа направление строго на восток. Правда, вечером второго дня дорога стала такой отвратной и фургон так болтало, что Тобас практически потерял всякую ориентацию.

Проведя три дня наедине с Тиллисом, Тобас впал в глубокую депрессию. Злосчастье преследовало его по пятам. Зачем он украл ту дурацкую лодку? Неправедный поступок, по-видимому, навлек на него гнев богов. Лучше бы он остался в Свободных Землях и честно дождался корабля. Или даже пошел в Этшар пешком.

А в Этшаре… Зачем он заснул на улице Гавани? Большей глупости и придумать нельзя. Если бы не это, разве трясся он сейчас в грязной повозке, направляясь в какой-то неизвестный Двомор? Что ж, перед смертью он пожелает дракону-людоеду приятного аппетита — дураки должны получать по заслугам.

В редкие минуты просветления Тобас наблюдал за дорогой. Как люди могут жить на этих каменных кручах? Правда, через некоторое время выяснилось, что здесь почти никто и не живет. Караван не проехал еще ни одной деревни. Должно быть, Двомор — если, конечно, эта дорога вела в Двомор — весьма обособленное место.

Дорожная тряска и общество Тиллиса медленно делали свое дело. Тобас начал терять связь с реальностью. А существует ли вообще этот самый дракон, пугал себя юноша, тупо уставясь в угол фургона. Может быть, их везут, чтобы продать в рабство, а история с драконом — прикрытие, позволяющее объяснить их исчезновение? А может, их собираются принести в жертву демонам? Или, может быть, Двомор — королевство людоедов и их сварят живьем?

Тиллис как одержимый непрерывно бормотал о том, какая же это красивая и необычная страна. Тобас старался не слушать.

Первую ночь они провели на постоялом дворе, расположенном на холме посреди леса. Караван дополз туда на закате, и здесь Тобас впервые после смерти Роггита получил горячий вкусный ужин. Быстро заглотив все, что ему дали, юноша свернулся клубочком и уснул в уголке задолго до наступления ночи.

Утром он проснулся в исключительно дурном настроении: за завтраком не произнес ни слова, а на предложение помочь с приготовлениями к отъезду только отрицательно помотал головой.

Однако забравшись, как было сказано, во второй по счету фургон, Тобас сообразил, что опять оказался в паре с Тиллисом. Он запротестовал, но поздно. Старший подал сигнал, и караван тронулся в путь.

К вечеру они выехали из густой части леса. Постоялый двор, расположенный у подножия холма, поросшего редкими чахлыми деревцами, оказался намного беднее предыдущего. И кормили здесь гораздо хуже. На этот раз Тобас не заснул, но промолчал весь вечер, слушая, как его товарищи хвастались своими предыдущими подвигами.

Тобасу рассказывать было не о чем. Даже вспомнить что-нибудь интересное о своих предках, как Тиллис, — все они, за исключением отца, были фермерами. А упоминать о пиратском капитане в беседе с этшарцами — не самый хороший выход.

Утром он попытался избавиться от Тиллиса и перешел в другой, четвертый по счету фургон. Прежние обитатели, увидев его, лишь пожали плечами и пошли во второй.

А минуту спустя Тиллис уже сидел рядом с Тобасом. Свободноземелец прикрыл глаза и попытался представить, что напарника не существует.

Третий постоялый двор представлял собой развалюху, притулившуюся у подножия горы, но ее жалкий вид вполне компенсировали жизнерадостные обитатели. Тобас положил глаз на хозяйскую дочку, юную темноволосую красотку, но девица, с милой непосредственностью оглядев по очереди всех постояльцев, пришла в восторг от необычной внешности Перена. Со смехом отвергая робкие попытки Тобаса, она весь вечер ходила за альбиносом как привязанная.

Тобас только разочарованно улыбнулся. Он никогда не пользовался успехом у женщин. Ну и ладно. У него еще все впереди. Какие его годы?

В последний день путешествия он все-таки отделался от Тиллиса. Дождавшись, когда этшарец залезет в четвертый фургон, юноша юркнул в пятый.

Как оказалось, там его совсем не ждали. Арнен и еще один негодяй, Корл, сын Корла, долго молча смотрели на юношу, затем Арнен достал один из своих ножей, длинный тонкий кинжал, и занялся чисткой ногтей. Корл откинулся на борт фургона и продолжал сверлить Тобаса взглядом.

И так целый день. Очень скоро Тобас пожалел, что не остался с Тиллисом.

Солнце стояло еще высоко, когда караван неожиданно остановился.

Выглянув наружу, Тобас тут же сообразил, в чем дело. Перед ними, посередине маленького плато, возвышался замок. Это, несомненно, и была Твердыня Двомор, страдающая от набегов дракона.

Юноша оглянулся. Если бы он жил в таком мрачном месте и ему стал бы угрожать какой-нибудь монстр, он просто-напросто уехал бы отсюда, и дело с концом.

Твердыня Двомор представляла собой громоздкое, неуклюжее сооружение, которое строили на протяжении веков. Множество башен, башенок и крыльев замка имели одну общую особенность: все они находились в крайне плачевном состоянии. Город, который охраняла эта жалкая крепость, насчитывал едва ли дюжину скособоченных домишек. Там и тут на плато виднелись фермерские постройки. Воняло навозом. Н-да, заявления о том, что Двомор являлся когда-то древней столицей, — явный треп и мания величия. Либо руины Этшара полностью исчезли еще столетия назад, а это сооружение возвели на их месте.

Тобас высунулся подальше, осматриваясь по сторонам. Замок стоял приблизительно посередине небольшого возвышения около полулиги диаметром. На западе, там, где садилось солнце, плато резко обрывалось. Приехали, тоскливо подумал Тобас, край света. Во всех остальных направлениях плато окружали холмы, а на севере и востоке над холмами высились горы.

Заскрипели ржавые петли, створки ворот распахнулись, и фургоны въехали во двор замка, который также не произвел на юношу никакого впечатления.

Ни сада, ни цветов, ни мощеных дорожек, просто голая земля, несомненно, превращавшаяся в море грязи во время дождя. Отсюда замок выглядел еще более обшарпанным, чем со стороны дороги. Внешние строения по крайней мере были выложены из камня, но внутренние — конюшни, стойла, сараи — возводились из неструганых досок, кирпича и чего-то непонятного, очень напоминавшего смесь соломы с грязью.

Интересно, что сейчас чувствует Тиллис? Вылетела из него дурь, когда он увидел, что сказочный замок на деле оказался огромным грязным сараем?

Фургоны наконец окончательно остановились, и вербовщик проорал:

— Все — наружу! Приехали!

Тобас спрыгнул на землю и увидел, что ворота запирают на железный засов. Вероятно, хозяева не хотели, чтобы нанятые драконобойцы удрали.

Во дворе замка толпилось довольно много народу. Юноша насчитал порядка сорока человек, главным образом женщин и стариков, которые, побросав все свои дела, разглядывали чужестранцев.

Тобаса так и подмывало поджечь на ком-нибудь одежду. Но он сдержался. Подобный поступок произвел бы на всех неизгладимое впечатление, но и врагов у юного чародея сразу оказалось бы предостаточно.

Да и зачем раньше времени демонстрировать свои способности? Чтобы местные жители стали рассчитывать именно на него?

Тобас уже точно знал, что с драконом он связываться не желает. Что бы он ни воображал в Этшаре, услышав о тысяче золотых, все его фантазии выветрились за время длинного и утомительного путешествия в Двомор.

— Эй вы! — окликнул их на ужасном этшарском пожилой человек. По-видимому, кто-то из местных царедворцев. — Кто-нибудь из вас говорит по-двоморски?

Молчание.

— Так я и думал. А на Торговом наречии?

Ответили двое.

— Похоже, потребуется переводчик. Впрочем, король говорит по-этшарски. Ладно, следуйте за мной.

— Минуточку! — вмешался вербовщик. — А мои деньги?

— Получишь, — раздраженно рявкнул мужчина.

— Я хочу получить их немедленно! Вы сказали, что оплата будет произведена после доставки. Вот они, доставлены. Все девять. Так что платите. Я не собираюсь терять деньги, если вы завернете кого-нибудь назад.

— Мог бы и подождать пять минут! — Человек пересчитал девятерых авантюристов, которые с интересом наблюдали за происходящим, и достал из мешочка, висевшего на расшитом золотом поясе, горсть монет. Отсчитав восемнадцать — Тобас не успел разглядеть ни достоинства монет, ни металла, из которого они сделаны, — он высыпал их в сложенные ладони вербовщика, который тут же, не сказав ни слова, развернулся и направился к воротам. Вслед ему раздался издевательский смех. Кто-то громко свистнул. Вербовщик вздрогнул, но не обернулся.

— Ладно, — повторил двоморец, — следуйте за мной. Я отведу вас на аудиенцию с Его Величеством Дернетом Вторым, королем Двомора.

Авантюристы цепочкой послушно двинулись за придворным. Тобас, к своему вящему изумлению, обнаружил, что является замыкающим. Оглядевшись, он не увидел ни стражи, ни какой-то другой охраны, никого, кто мог бы помешать ему смыться. Вербовщик уже ушел. Маленькая дверца возле ворот была открыта.

Нет, решил юноша. Он останется. Все равно идти ему некуда. В горах могут водиться бандиты, грабители или волки, не говоря уже о шатающемся где-то поблизости драконе. Местные жители тоже могут оказаться не очень дружелюбно настроенными. Языка здешнего он не знает. К тому же любопытно все-таки узнать, в чем же здесь, собственно, дело. Была ли законной охота на дракона, и если да, то почему люди, имеющие в своем распоряжении тысячу золотых монет, нанимают всякое отребье на рынке Гавани, вместо того, чтобы пригласить настоящего специалиста. В конце концов драконы водились здесь на протяжении столетий. Наверняка за это время кто-то где-то разработал способ борьбы с ними, причем гораздо более эффективный, чем просто взять и отправить кучу отчаявшихся молодых людей попытать счастье. Может быть, ему удастся здесь немного подзаработать. Не тысячу золотых, конечно, но хоть что-то.

Кроме того, если он надеется найти в Двоморе чародея, который согласится научить его заклинаниям, то где же его искать, как не в замке.

А самое главное — юноше хотелось быть представленным Его Королевскому Величеству Дернету Второму, владыке Двомора. Просто из любопытства: он никогда еще не видел живого короля. В Свободных Землях королей не имелось, а властелины Гегемонии Этшара редко показывались своим подданным. Кстати сказать, королями они себя не называли. Они были триумвирами, а не монархами.

Придя к окончательному решению, Тобас двинулся за остальными.

Глава 10

Внутренние помещения Твердыни Двомор сохранились гораздо лучше. Если бы не затхлый запах и не углы, забитые пылью и паутиной, убранство покоев можно было бы назвать респектабельным. Впечатление портили узкие коридоры и низкие потолки, но стены, украшенные старинными коврами и гобеленами, придавали обстановке некоторую изысканность. Такого количества ковров Тобас прежде никогда не видел. И все — практически целые.

Этшарскую группу попросили обождать в приемной, которая оказалась слишком тесной для двенадцати человек — девять авантюристов, сопровождающий их придворный и два охранника заполнили практически все пространство. Правда, для ожидающих поставили удобные обитые бархатом стулья, и вообще помещение, не очень-то в целом прибранное, было довольно элегантно обставлено.

Стульев оказалось всего восемь, но Тобас ухитрился сесть и теперь с интересом оглядывался по сторонам. Большой металлический канделябр под самым потолком, несмотря на покрывавший его толстый слой старого воска и паутины, был просто великолепен. Интересно, лениво думал Тобас, почему в нем только дюжина свечей, а остальные шестнадцать гнезд пустуют? В комнате царил полумрак. Света явно не хватало. Неужели в Двоморе кончились свечи? В общем-то юноша уже догадался, что Твердыня не имеет ничего общего с великолепными замками из волшебных сказок, хотя ковры и бархат указывали на то, что когда-то хозяин Двомора был очень и очень богат.

После недолгого ожидания всех пригласили войти в Зал Аудиенций, к вящему изумлению Тобаса, который почему-то решил, что их будут представлять каждого отдельно. Юноше казалось, что именно так должны проходить аудиенции в замке, даже в таком запущенном.

Однако в Двоморе, по-видимому, думали иначе, и после некоторой толкучки в дверях вся группа благополучно очутилась в зале.

С первого же взгляда стало ясно, что Зал Аудиенций почти соответствует сказочным описаниям. Гобелены сверкали золотом, отражая свет множества горящих свечей. Все здесь было вымыто и начищено до блеска. Паутина висела лишь там, где ее не смогли бы достать и метлой — высоко на поперечных балках. По размеру зал соответствовал двум, а то и трем магазинчикам этшарских чародеев, вместе взятым. Он был почти таким же большим, как старый сарай для лодок в Шане-на-Море. В конечном итоге Тобас решил, что от дверей в приемную до противоположной стены примерно футов сорок, хотя, возможно, он несколько преувеличил. В полированных плитах пола отражались лучи заходящего солнца, падающие сквозь узкие длинные окна. Пахло воском и духами.

В комнате толклось довольно много народу. Почти все присутствующие были разодеты в роскошные, но слегка потертые одежды, на запястьях мужчин и женщин сверкали браслеты. Тобас подумал, что Двомор когда-то действительно знавал лучшие дни. В конце зала в середине самой большой группы юноша разглядел сидящего на троне человека.

Прозвучала какая-то команда на двоморском. Тобас по-прежнему не понимал ни единого слова, но уже отличал двоморский от других языков по какому-то дурацкому ощущению, что еще немного, и он догадается, о чем речь, если будет внимательно вслушиваться. Толпа расступилась, освобождая вошедшим дорогу к королю.

Всмотревшись вперед, Тобас испытал жестокое разочарование, но быстренько подавил его, сказав себе, что сейчас не время для эмоций. В конце живого коридора, в простом деревянном кресле, стоящем на небольшом возвышении, сидел самый обыкновенный человек. Лет пятидесяти, начинающий полнеть, борода с проседью, одетый в алый камзол, отделанный золотым мехом. В душном зале в таком наряде ему должно было быть очень жарко, и Тобас ничуть не удивился, заметив бисеринки пота, выступившие на королевском лбу под простой серебряной короной.

Тобас никогда прежде не задумывался, как, должно быть, неудобно носить королевские одежды в жару. Похоже, у придворной жизни имелись свои недостатки. Впрочем, не мог же король все время носить подобное одеяние?

— Можете приблизиться, — величественно обратился к вошедшим король. Остальные хранили молчание. Этшарцы двинулись вперед и остановились у подножия трона.

Поведение и выражение лиц авантюристов варьировалось от откровенно наглого до приниженно заискивающего. У некоторых физиономии просто светились любопытством.

— Будьте любезны, представьтесь… — произнес Дернет.

Этшарцы переглянулись. Никто не хотел быть первым. Наконец Тиллис шагнул вперед:

— Тиллис, сын Тагата. К услугам Вашего Величества. — Он низко поклонился.

— А, — кивнул Дернет. — И у вас есть опыт драконоборства?

Очень интересный вопрос! Может быть, король рассчитывал, что его вербовщик привезет опытных драконобойцев? Если так, ехидно подумал Тобас, то пройдоха вовремя смылся.

— Увы, нет, Ваше Величество. В Этшаре Пряностей нет драконов. Это тихое мирное место, где у таких парней, как я, нет возможности проявить себя. Поэтому в поисках приключений и в надежде добиться успеха я прибыл в Ваше прекрасное королевство Двомор. Да пребудет с Вами милость богов, за то, что Вы дали мне возможность умереть или победить на Вашей службе! Да будет Ваше царствование долгим!

Улыбка короля слегка увяла, пока он слушал эту маленькую напыщенную речь, произносимую этшарцем с лицом младенца.

— Хорошо. — Чуть поколебавшись, Дернет обратился к Перену, выделявшемуся цветом волос и единственной саблей. — Ну, а вы?

— Перен Белобрысый из Этшара Пряностей, — поклонился этшарец с придворной грацией, немало изумившей Тобаса.

— А вы когда-нибудь сражались с драконом?

— Нет. — В ответе не слышалось ни вызова, ни извинения. Просто констатация факта.

— Хорошо, — продолжил король. — Ну, а вы?

Следующим был Арден, затем Азрая, и так далее по цепочке.

Когда представлялась Азрая, король, кажется, изумился и шепнул что-то одному из придворных, стоявшему возле трона. Тобас усмехнулся. Забеспокоились, наверное, что Азрая не может жениться на принцессе! Да от этой сумасшедшей можно ждать что угодно. И деньги ей, кстати, нужнее, чем всем остальным. Хоть бы полечилась, бедняжка.

Когда дошла очередь до Арнена, тот представился как Арнен из Этшара, хотя Тобас был совершенно уверен, что это не его прозвище. На вопрос, приходилось ли ему когда-нибудь убивать дракона, коротышка ответил:

— Дракона — нет, но убивать приходилось.

Остальные ограничились именами и простым "нет". Тобас оказался седьмым из девяти и ничем не привлек к себе монаршего внимания.

— Хорошо, — сказал король, когда представление закончилось. — К сожалению, ни одного опытного драконобойца среди вас не оказалось. Впрочем, ничего другого от Этшара я и не ожидал. Уверен, у вас есть вопросы. Но сначала позвольте мне представить вам моих дочерей, придворных и ваших соратников из других земель. — Он поднялся. Из стоявшей возле трона группы вышла симпатичная темноволосая молодая женщина в белом, расшитом жемчугом платье. — Моя старшая дочь, Фалисса. Один из вас в случае успеха может жениться на ней.

Он кивнул, и еще одна молодая темноволосая женщина, одетая не менее элегантно, чем первая, сделала шаг вперед.

До Тобаса наконец дошло, что принцесс, предназначенных в награду победителю, несколько.

Король представлял их, по-видимому, в порядке старшинства. За Фалиссой последовали Селлата, Тинира, Алоррия и Зеррея. Зеррее было лет четырнадцать. Она только-только достигла брачного возраста, но так же, как и старшие сестры, могла выйти замуж за драконобойца. Тобас никогда не слышал такого имени — Зеррея. Оно ему, пожалуй, нравилось. Может быть, король сам выдумал его, когда исчерпал запас обычных имен? Вообще-то, если подумать, имя Селлата тоже довольно редкое. Скорее всего эти имена распространены только в Двоморе, а на западе они были не в моде.

Тобас встряхнулся и решил, что пора прекратить думать о всякой ерунде. Король тем временем произносил речь о том, что пять из шести его дочерей добровольно согласились выйти замуж за того, кто избавит королевство от чудовища, опустошающего земли, причем не важно, будет ли герой благородного происхождения или простолюдином, несмотря на то, что подобное замужество могло означать отказ от положенных им по рождению привилегий, и так далее, и тому подобное.

Эльнер, стоящий слева от Тобаса, еле слышно прошептал:

— Какое самопожертвование! Да они просто отчаялись найти мужей! Во всяком случае, их коронованный батюшка — точно! Принцессы — основной предмет экспорта Малых Королевств!

Это звучало куда интереснее, чем высокопарный спич короля, поэтому Тобас тихо спросил:

— Ты это о чем?

— Об излишке принцесс! Ведь первый долг королевской фамилии — обеспечить престолонаследование, верно? Им нужны наследники. Или хотя бы наследник. То есть сыновья. Женщины редко могут наследовать престол. Поэтому дочери — обуза, от которой спешат избавиться, например, выдав замуж для укрепления связей с соседними королевствами. Но чтобы не уронить королевского достоинства, их нельзя выдавать за простолюдинов. Короли роднятся только с королями! А в каждом королевстве есть только один трон, и наследует его один принц, который женится на одной принцессе. То есть младшие сыновья и все незамужние дочери — лишние. Сыновья уходят искать счастья или подаются в солдаты. Некоторые влюбляются в простолюдинок или бегут в Этшар, где женятся на богатых невестах, но дочери обречены болтаться по замку, нарушая спокойствие родителей. У старины Дернета — шесть девиц. Одну из них, думаю, он уже выдал куда-нибудь по соседству, но остается еще пять. Он не может позволить им выйти замуж, за кого они пожелают, потому что это идет вразрез с традициями. А в Двоморе нет никого, кто составил бы им подходящую партию. Но, пообещав их драконобойцам, он одним махом убивает двух зайцев: отделывается и от дракона, и от дочерей! Выдавать принцесс за героев — старая традиция и практически единственная возможность обеспечить достойный брак для лишних дочерей. А заодно и влить свежую кровь в королевскую фамилию.

Тобас поглядел на Эльнера с уважением. В том, что сказал этот парень, имелся определенный смысл. Может, он не такой уж и идиот?

— Пожалуй, я возьму вон ту, Алоррию, — сказал Эльнер. — Когда убью дракона.

После этого замечания все возникшие было у Тобаса сомнения по поводу умственных способностей Эльнера развеялись как дым. Он даже прикусил язык, чтобы не съехидничать в ответ.

Однако юноша не мог не признать, что Эльнер положил глаз на самую красивую принцессу. Алоррия, среднего роста, с густыми черными волосами, бледной кожей и темными глазами, выделялась среди сестер гордой осанкой, черты ее лица были тоньше, а фигура отличалась удивительным изяществом. Тобас решил, что ей примерно лет шестнадцать. Если каким-то чудом он умудрится убить дракона — а для этого потребуется никак не меньше, чем чудо, то что бы там ни думал Эльнер, — он тоже выберет Алоррию, если ему все-таки придется жениться на принцессе. Приглядевшись к девушкам повнимательнее, Тобас обнаружил, что идея женитьбы нравится ему все больше и больше. Конечно, в семейной жизни красота жены не главное, но ведь и красота не повредит? Интересно, есть ли какой-нибудь способ жениться на принцессе, не убивая дракона? И можно ли прожить вдвоем на приданое двоморской принцессы? Вообще-то он никогда не рассматривал женитьбу на богатой невесте как способ обеспечить себе будущее, но в конце концов почему бы и нет? Многие молодые люди обоего пола поступали именно так. Гордиться тут особо нечем, но по крайней мере это оградило бы его от голода и рабства.

Король перешел к описанию красоты и достоинств каждой дочери — судя по его словам, все они весьма преуспели в вышивании ("Интересно, почему тогда дворцовые гобелены такие старые?" — подумал Тобас), каждая играла на каком-нибудь музыкальном инструменте, умела петь и танцевать, то есть получила традиционное для принцесс воспитание.

—..Ну, а теперь, — произнес король, покончив с этим списком из пяти наименований, — позвольте мне представить вам ваших компаньонов. Перинан из Геллии, выйди вперед и поприветствуй своих товарищей!

Из толпы вышел молодой человек в синем и вежливо поклонился.

— Перинан — принц Геллии, второй сын короля Келдера.

— Ну, что я говорил насчет младших сыновей? — шепнул Эльнер.

Тобас промолчал. Далее были представлены еще дюжина принцев, несколько дворян, три ведуна, колдун, жрец-теург и несколько десятков простолюдинов. Все — мужчины. Некоторые не отзывались, пока их имена не повторяли на родном языке, и у Тобаса создалось впечатление, что этшарский в зале знают единицы. Оказалось, что, кроме самого короля, его дочерей, четырех стражников и нескольких советников, все остальные люди, собравшиеся здесь, прибыли в Двомор для охоты на дракона. Улыбнувшись, Тобас припомнил слова матроса, сказавшего, что соберется целая армия. Он оказался совершенно прав.

Юношу несколько удивило обилие волшебников, хотя ни одного чародея среди них не нашлось. По своему собственному опыту он знал, что самые распространенные волшебники — это именно чародеи, а самые редкие — ведуны. Не такие, правда, редкие, как колдуны, но все же их было гораздо меньше, чем, допустим, ворлоков, жрецов, демонологов и так далее. Может быть, это отличительная черта Двомора или Малых Королевств — большее, чем обычно, количество ведунов?

А может быть, ведуны не любят драконов? Тобас отмел этот вопрос как не заслуживающий внимания. Гораздо более существенным было отсутствие чародеев. Когда представили первых волшебников, он понадеялся, что сможет разжиться здесь несколькими заклинаниями, но, кажется, зря.

Если бы он знал несколько стоящих заклинаний, то он не побоялся бы встретиться с драконом один на один.

Да, но если бы он знал несколько стоящих заклинаний, разве он поехал бы в Двомор? Интересно, привлекла бы компетентного волшебника награда в тысячу золотых и принцесса в придачу? Может быть, и нет.

Когда Тобас пришел к выводу, что нормальный волшебник никогда не станет заниматься истреблением драконов, король как раз закончил представлять потенциальных героев и перешел к советникам, называя их имена, должности и срок службы. Тобас еще раз проанализировал ситуацию. Возможно, это его последний шанс обучиться чародейству.

—..А теперь, когда вы знаете друг друга… — говорил Дернет, когда Тобас неожиданно сделал шаг вперед. Король прервал речь — Да? А… Толнор, не так ли?

— Тобас, Ваше Величество. Надеюсь, я ничему не помешал? Кажется, мне пора кое-что рассказать о себе.

— И что же? — заинтересовался король.

— Поскольку Вы раньше не спрашивали, я и не стал говорить. Но теперь, полагаю, Вам следует знать, что я волшебник, чародей. — Тобас сопроводил слова неопределенным жестом, надеясь, что он сойдет за магический пасс.

Дернет некоторое время изучающе смотрел на него.

— В самом деле?

— Да, Ваше Величество.

— Что ж, очень хорошо. Твои знания могут оказаться полезными в схватке с драконом.

— Надеюсь, что так, Ваше Величество. Э-э-э, но у меня есть одна просьба.

— Так я и думал.

— Я рассчитывал обсудить проблему дракона с местными членами моей Гильдии, чтобы лучше подготовиться к встречи с ним. Нельзя ли это организовать?

— Членами твоей Гильдии? Ты имеешь в виду чародеев?

— Да, Ваше Величество.

— Но в Двоморе нет чародеев. За исключением, конечно, тебя самого.

— О! — Затея не удалась. Тобас надеялся воззвать к чувству патриотизма местных чародеев и попросить научить его нескольким заклинаниям, которые можно было бы использовать против дракона. Даже если сами чародеи не собирались тратить время на истребление монстра, думал Тобас, то они вполне могут соблазниться частью награды.

Теперь, уже проговорившись о своей профессии, Тобас сообразил, что ему следовало бы подождать, а потом тихо и спокойно пораспрашивать людей, вместо того чтобы сообщать всем, что он чародей. Юноша вздохнул. В будущем он постарается лучше продумывать свои действия.

— Мне очень жаль, чародей. — Король прочистил горло и обратился к аудитории на двоморском.

Тобас и этшарцы ждали окончания речи, переминаясь с ноги на ногу. Наконец, когда юноша уже засомневался, не произошла ли какая-нибудь ошибка в протоколе и королю не сообщили, что некоторые из присутствующих не понимают местного языка, Дернет снова перешел на этшарский, повторяя, по всей вероятности, только что сказанное.

— Теперь, когда вы все собрались здесь, а собрались все, поскольку этшарцы прибыли последними, и когда вы знаете друг друга, позвольте мне объяснить вам наши условия. Мы не верим, что один человек может противостоять дракону, будь то простолюдин, принц или волшебник, поэтому мы решили разбить вас на пятерки. Пятерки выйдут на охоту и будут действовать по своему усмотрению. Награду получит та группа, которая не только найдет и убьет дракона, но и представит доказательства своей победы. У Нас есть свидетели, видевшие дракона, которые смогут опознать его по останкам. Учтите, в Двоморе водятся и другие особи, не причиняющие вреда. Каждый уцелевший из победившей пятерки получит, как и обещано, руку одной из принцесс — поскольку Мы имеем счастье иметь пять незамужних дочерей, — а вместе с ней и почетное место при Нашем дворе. Тысяча золотых, все что может позволить себе королевская казна, будут поделены между счастливыми женихами согласно их договоренности между собой. Ежели они не придут к согласию, то деньги все равно будут поделены, из расчета двести монет на человека. Если в удачливой пятерке будут убитые, то деньги получат их наследники, ежели таковые имеются. Остальные группы никакой награды не получат. Охота начнется в первый день месяца Сбора Урожая, то есть через четыре дня. Поэтому, если кто-то захочет объединиться в пятерки заранее, Мы не возражаем. За эти четыре дня вы можете подобрать себе партнеров и подготовиться. Те, у кого нет оружия, могут выбрать необходимое в королевской оружейной. Если у вас есть вопросы, обратитесь утром к королевским советникам. Сегодня Мы говорили достаточно. Солнце уже зашло, и Нас ждет ужин. Все вы являетесь Нашими гостями, пока не начнется охота!

Это был сигнал, потому что едва король замолчал, в одной из длинных стен распахнулись большие дубовые двери, и оттуда пахнуло жареным мясом. Присоединившись к толпе, двинувшейся в обеденный зал, Тобас тут же забыл о драконе, охоте и чародействе и не вспоминал об этом весь оставшийся вечер.

Глава 11

А ты действительно чародей? — Алоррия наклонилась к нему через стол.

— Действительно, — улыбнулся Тобас.

— Покажи нам что-нибудь. Пожалуйста!

Тобас почувствовал запах ее волос. Она и вправду очень мила!

— Хорошо, — согласился юноша, доставая атамэ и мешочек с серой. Он оглядел стол и увидел большой спелый персик, лежавший в вазе с фруктами.

— Смотри. — Юноша переложил персик на пустую тарелку.

Алоррия не сводила с него глаз. Тобас сделал едва уловимое движение, и горящая кожура зашипела.

— 0-о-о! — выдохнула Алоррия, а сидевшая чуть в стороне Тинира зааплодировала. Тобас скромно улыбнулся. Он никогда не считал "Триндлов Огонь" чем-то особенным, но на людей, никогда не видевших магических чар, это заклинание всегда производило сильное впечатление. Он вспомнил Роггита, который пальцем рисовал в воздухе сверкающие руны или легко поднимался по несуществующим ступенькам, чтобы починить прохудившуюся крышу. По сравнению с этим "Триндлов Огонь" казался детской забавой.

— Неплохой фокус, — с чудовищным акцентом прокомментировал сидевший поблизости принц. — Однако и дракон умеет извергать огонь. Что толку в твоей магии, этшарец?

Тобас, озабоченный именно этой проблемой, предпочел уйти от ответа, буркнув:

— Я не этшарец.

Про себя он отметил, что все присутствующие считали местного дракона огнедышащим.

— Мог бы заметить по его акценту, что он не этшарец, — заметила Алоррия. — Хотя говорит он очень хорошо.

— Да? — Принц взглянул на Тобаса с некоторым интересом. — Разве ты не прибыл с последней группой из Этшара Пряностей?

— В Этшаре я был проездом. Моя родина — дальше, на западе.

— Значит, ты из Тинталлиона? — спросил кто-то из сидящих поодаль.

— Нет. У моей родины нет названия.

Говоря так, Тобас не сильно грешил против истины. Свободные Земли Побережья — скорее, описание, а не название как таковое. И никто за пределами Свободных Земель так их не называл. Помнится, капитан Истрам упоминал Пиратские Города, но, что конкретно имелось в виду, Тобас не знал.

Его ответ вроде бы всех удовлетворил. Тобас сообразил, что создал вокруг своей персоны некий ореол таинственности, но, глядя в зачарованные глаза Алоррии, решил, что это даже неплохо.

Юноша всерьез начал подумывать о том, как бы ему исхитриться попасть в удачливую пятерку. Алоррия казалась очень соблазнительной. На вид ей было лет пятнадцать — шестнадцать. Чуть меньше, чем ему самому. Впрочем, все принцессы были весьма недурны собой.

Ужин подходил к концу, и слуги начали убирать со стола. Старый лакей никак не решался дотронуться до тарелки со сгоревшим персиком.

— Это совершенно безопасно, — заверил его Тобас. Кто-то догадался перевести на двоморский. Лакей кивнул и убрал тарелку.

Тобас повернулся к Алоррии:

— А ты хорошо говоришь по-этшарски.

— Ты очень любезен, — вежливо поблагодарила она. — Папочка считал необходимым, чтобы мы выучили его. Селлата отказалась — ей не очень-то даются языки. А мне было интересно.

— А еще на каких-нибудь языках ты говоришь?

— О да! На геллианском, аморитском, вектамонийском и даже немного на Торговом наречии. Только не говори об этом папе — он считает, что Торговое наречие для плебеев.

— Впечатляющий перечень.

— А ты? Этшарский — твой родной язык?

— Да, родной. Боюсь, этшарский — единственный — э-ээ — человеческий язык, которым я владею.

— О!

Тобасу было стыдно обманывать девушку, он специально подчеркнул слово "человеческий", но изумление принцессы заставило юношу тут же забыть об угрызениях совести.

В этот момент царедворец, сидящий за верхним столом, провозгласил что-то по-двоморски. Разговоры стихли, внимание присутствующих обратилось в сторону возвышения.

Король встал и произнес краткую речь на двоморском. Тобас решил выучить этот язык как можно быстрее. Хотя вряд ли такое возможно за оставшиеся до начала охоты четыре дня.

По окончании речи прозвучали вежливые аплодисменты, и гости стали расходиться. Тобас не успел оглянуться, как зал опустел.

Куда же ему теперь идти? Этшарцы растерянно толпились в холле, когда появился невысокий худой придворный лет шестидесяти.

— Господа… и леди, — добавил он, запоздало увидев Азраю. — Я — Лорд Гофмейстер и покажу вам ваши комнаты, если вы любезно проследуете за мной.

Он говорил медленно, четко выговаривая слова, в несколько старомодной манере, но с великолепным произношением.

Тобас и все остальные послушно двинулись за ним. Четверых поселили по двое в небольших комнатушках с голыми каменными стенами, еще троих — в комнате побольше. Азраю разместили в персональном помещении, где на полу вместо соломенной подстилки лежал матрас. Тобаса, оставшегося последним, провели по крутой, продуваемой лестнице в узкую, холодную комнату с высокими потолками, расположенную под самой крышей башни.

Оглядев эту голубятню в тусклом свете лампы, которую держал Гофмейстер, Тобас заметил старый светильник, стоявший в каменной нише. Запалив его с помощью атамэ и серы, юноша обнаружил у стены маленькую перину с покрывалом и множество разного хлама, валявшегося по углам.

— Благодарю вас, — сказал он собравшемуся уходить Гофмейстеру. — Но почему меня поселили в отдельной комнате и наверху?

— Мы подумали, что это самое подходящее место для чародея, — вежливо ответил придворный. — Если вас это не устраивает…

— О нет, все в порядке! — поспешил заверить его Тобас. — Благодарю!

Гофмейстер поклонился и вышел, оставив слегка ошарашенного дрожащего Тобаса в одиночестве. Стоял месяц Цветной Листвы, но Тобас постоянно мерз. По мере того, как их караван поднимался в горы, становилось все холоднее и холоднее, а ветер, гуляющий на вершине башни, казался просто ледяным.

Еще разок оглядевшись, Тобас пожал плечами и лег, поплотнее завернувшись в теплое шерстяное покрывало.

Не такой он представлял себе эту ночь. Обильный ужин и тепло внизу ввели его в заблуждение. Замок, несомненно, был переполнен, и все лишние кровати давно уже заняты. Юноша понимал, что ему грех жаловаться — большинство его товарищей спали на соломенных подстилках, но вряд ли внизу так сквозит. Надо полагать, его сочли великим чародеем и решили, что ему наплевать на холод — он сможет согреться с помощью какого-нибудь заклинания.

Вообще-то он знал заклинание, с помощью которого мог бы согреться. Но это чревато последствиями. Если он запалит кучу хлама в углу, а потом заснет… Даже подумать страшно.

Чтобы отвлечься, Тобас попытался представить себе, как выглядит постель Алоррии, но мгновенно пожалел об этом.

Он припомнил события этого вечера, великолепную еду, прекрасных принцесс и, если уж на то пошло, некоторых других женщин, сидевших за столом, которые тоже вполне заслуживали внимания.

Н-да, женщины — явно не самый подходящий предмет для размышлений в данный момент. Тобас постарался сосредоточиться на другом — обильной пище, вине и умных беседах. Опять не то — большая часть разговоров за столом была для него полной абракадаброй.

Тобас от души пожелал, чтобы люди, с которыми ему придется выступать единой командой, говорили по-этшарски.

Кстати, интересно, как выглядит дракон? Придется ли ему действительно встретиться с чудовищем? В голове Тобаса стали проноситься отрывки сказок, слышанных в детстве, а в следующий момент он проснулся от того, что в глаза ему светило солнце.

В комнате оказалось три окна, и ни одно не застеклено. Не мудрено, что здесь так сквозит! Старые ставни рассохлись, и один из лучей солнца, пробивавшихся сквозь щели, падал на его лицо.

Тобас сел и отряхнулся. Куртка и бриджи были чудовищно грязными. Вчера на это никто не обратил внимания — они только прибыли, но сегодня… От мысли, что ему придется предстать в таком непотребном виде перед Алоррией и прочими обитателями замка, юноше стало не по себе.

Впрочем, выбора нет. Другую одежду ему достать негде.

Судя по солнцу, рассвело два часа назад. Самое время завтракать. Тобас встал, потянулся и выскользнул за дверь.

Сбежав вниз, он оказался в узком длинном коридоре. Боги, в какой же стороне обеденный зал? Кажется, где-то слева должна быть лестница. Тобас повернул налево и мгновение спустя уже спускался по стертым каменным ступеням.

Внизу он недоуменно огляделся. Незнакомый квадратный холл с несколькими закрытыми дверями. Никакого другого выхода не было.

Из одних дверей появилась служанка и, не заметив Тобаса, исчезла в других. Юноша бросился за ней и очутился на кухне.

Здесь было полно народу. Слуги различного ранга занимались своими повседневными делами. Тобас попытался узнать у парня с метлой, куда ему идти, но тот, недоуменно таращась, пожал плечами.

Никто из присутствовавших не говорил по-этшарски. Разочарованный, юноша вернулся в холл и сунулся в дверь, из которой только что вышла служанка, В маленькой столовой сидело полдюжины молодых людей — наверняка коллегидраконобойцы.

— Привет! — обратился к ним Тобас. — Я туда попал?

Молчание. Снова никто не говорил по-этшарски. Окончательно сбитый с толку, юноша вышел в холл и наткнулся на Лорда Гофмейстера.

— А, чародей! Рад вас видеть!

— Лорд Гофмейстер! Как хорошо, что я вас встретил! — с облегчением воскликнул Тобас.

— Что-нибудь случилось? — Лорд Гофмейстер был сама услужливость.

Тобас объяснил, в чем дело, и мгновение спустя оказался в другой столовой. За столом сидели четверо из этшарской команды. Остальные уже поели и ушли. Когда час назад объявили завтрак, о чародее никто не счел нужным беспокоиться.

Тобас в который раз пожалел, что продемонстрировал свое искусство.

С облегчением он заметил, что все остальные — кроме Перена — тоже в потрепанных грязных одеждах.

Юноша придвинул к себе тарелку. Каша остыла, хлеб начал черстветь, но он этого не замечал.

Остальная четверка уже покончила с завтраком. Молодые люди просто сидели и разговаривали — Эльнер, Перен, Арден и Тиллис. Говорил главным образом Эльнер.

Заморив червячка, Тобас дождался паузы и обратился к Эльнеру:

— Скажи, ты говоришь по-двоморски?

— Нет. Я о таком и не слышал, пока не подписался убить ихнего дракона. Я вообще не могу отличить эти варварские языки один от другого.

— А ты? — спросил Тобас Перена. Альбинос покачал головой.

— Даже не спрашивай, — буркнул Арден. — У меня и с этшарским проблемы.

— Тиллис?

— Ну, в общем-то нет.

— А ты сам, чародей? — воинственно поинтересовался Эльнер. — Наверное, у тебя талант к языкам и ты говоришь на двоморском, как на родном?

Тобас покачал головой;

— Ни единого слова. Если бы я владел языками, то спокойно работал бы дома переводчиком.

Несколько смягчившись, Эльнер спросил:

— Почему ты раньше не сказал нам, что ты чародей?

— А зачем? — пожал плечами Тобас. — Я могу не так уж и много. — Он не видел смысла лгать, но и вдаваться в подробности тоже не хотел.

— Я слышал, что могущественные чародеи иногда убивают драконов, чтобы выпить их кровь, — сказал Тиллис. — Говорят, в крови дракона заключена волшебная сила.

— Ее не пьют! — возмутился Тобас.

— Но волшебная сила в ней все же есть? — уточнил Эльнер.

— Есть, она входит во многие заклинания, — признался Тобас, вспомнив драгоценный сосуд Роггита с драконьей кровью. Старый чародей трясся над каждой каплей.

— Так вот почему ты здесь! — воскликнул Эльнер.

— Я здесь по той же причине, что и вы, — возразил Тобас. — Я не смог найти себе занятия в Этшаре.

— Но ты ведь чародей? — удивился Арден.

— Очень слабый.

— Но ты все же чародей? — настаивал Перен.

— Да, я чародей! — почти заорал Тобас. — Какое это имеет значение?!

— Перед твоим приходом мы как раз обсуждали, как будем разбиваться на команды, — пояснил Арден. — Здесь не все говорят на этшарском языке, и мы не можем идти с кем попало.

— Я пойду с принцем! — объявил Тиллис. — Принц Тэд Мрегонский разрешил мне присоединиться к его благородной команде для борьбы с чудовищем!

— А этот принц говорит по-этшарски?

— Конечно! Как мы с тобой!

— Хотелось бы мне знать, — насмешливо сообщил Эльнер, — где находится этот самый Мрегон. Лично я о таком никогда не слышал. Да и никто в замке тоже.

Все промолчали.

— У остальных тоже есть план? — поинтересовался Тобас.

— Мы думаем держаться вместе, — ответил Арден, указав на Эльнера и Перена.

— Значит, вам нужно еще двоих, — заметил Тобас. В конце концов эта группа ничем не хуже других.

— Думаю, нам никто не нужен, — надменно заявил Эльнер. — Мы примем кого-нибудь только в том случае, если король будет настаивать.

Тобас пожал плечами. Он и так высказался достаточно ясно. Если этим олухам не нужен чародей, так тому и быть.

У него еще три дня, чтобы подобрать себе компанию. Торопиться некуда.

Глава 12

Три дня пролетели незаметно. Пятерка за пятеркой искатели приключений уходили в горы. Каждый вечер к ужину собиралось все меньше и меньше народу.

Замковая оружейная опустела, хотя выдавались главным образом плохо заточенные ржавые клинки. Когда Тобас наконец решил, что ему тоже не помешает меч, он провел в оружейной больше часа, угрожая дворцовому оружейнику то магической местью, то неснимаемым проклятием. Но это не помогло: запуганный хранитель хлама предложил на выбор пяток заржавленных клинков весьма сомнительной закалки.

От словоохотливых двоморцев Тобас получил подробное описание чудовища, согласно которому дракон был: синим, серебряным, черным или зеленым, от сорока до ста футов длиной. Одна женщина заявила, что дракон летает, другая сообщила, что он читает стихи своим жертвам, прежде чем их сожрать. Большинство сходилось во мнении, что дракон покрыт сверкающей чешуей и изрыгает пламя. Но никто даже представления не имел, как можно одолеть такую тварь.

Иностранцы, к которым обращался Тобас, не выразили желания взять в свою команду чародея. Во всяком случае, ни один говорящий по-этшарски. Только болезненного вида принц из некоего королевства, именуемого Тэт-Корун, передал через переводчика о своем согласии. Тобас подумал и отказался — языковой барьер создаст дополнительные проблемы. Принц не говорил даже по-двоморски. Как объяснил переводчик, родной язык Его Высочества — корулианский, кроме него принц владеет только Торговым наречием, поэтому находится практически в полной языковой изоляции. Тобас пожалел принца, но не настолько, чтобы составить ему компанию.

Больше всего Тобасу хотелось бы присоединиться к кому-нибудь из волшебников, но и они не проявили к юному чародею никакого интереса, Колдун не говорил по-этшарски. Теург знал несколько фраз, главным образом религиозного содержания, и вообще отнесся к Тобасу подозрительно. Юноша догадался, что жрец путает чародейство с демонологией и, естественно, опасается представителей этих профессий.

Все ведуны прекрасно говорили на этшарском. Причем только один учил язык обычным способом, остальные по мере необходимости использовали магию. Ведуны вообще обладали способностью мгновенного овладения языками. В других магических школах подобное встречалось крайне редко и достигалось большими трудами.

Впрочем, возможность общения в данном случае не играла роли. Ведуны работали в команде, поэтому очень вежливо, но четко и недвусмысленно дали понять, что им не нужен чародей с его магическими предметами, заклинаниями и ритуалами. Похоже, они считали чародейство чем-то устаревшим и ненадежным.

Тобас, в свою очередь, относился к ведовству довольно скептически. Он слышал, что ведуны очень ограничены в своих возможностях и обычно влачат нищенское существование, не выдерживая конкуренции с чародеями, ворлоками, колдунами и прочими магами, которые часто становились весьма состоятельными и могущественными людьми.

Конечно, от единственного известного ему заклинания пользы немного, но с идеей объединиться с ведунами юноша простился без сожаления.

Попытки Тобаса поближе познакомиться с Алоррией также оказались неудачны. Вокруг принцессы крутилось столько авантюристов, что поговорить с ней наедине не было возможности. К тому же на ее мать, королеву Альрис, заявление о принадлежности к Гильдии Чародеев не произвело никакого впечатления. Она запретила дочерям уделять кому бы то ни было особое внимание. В конце концов каждую из них мог взять в жены любой драконобоец, и близкое знакомство с кем-то другим до свадьбы могло плохо отразиться на дальнейшей семейной жизни.

Тобасу показалось, что Алоррия несколько огорчилась, когда королева-мать заставила принцессу отойти от него и побеседовать с другим искателем приключений. Юноша очень понадеялся, что так оно и есть, и он не ошибся.

В первый вечер Тобасу даже в голову не пришло, что в Двоморе есть королева, но, начиная со следующего же утра, Ее Величество Альрис Двоморская ни разу никому не дала забыть о своем существовании. Король и его приближенные отвечали за страну в целом, а королева и Лорд Гофмейстер — за замок и его содержимое, включая людей. Именно королева и Лорд Гофмейстер определяли, где кому спать, когда кому есть, кто может пойти к оружейнику, кто может практиковаться в фехтовании или магии и кто с кем может разговаривать. Тобас выяснил, что он, простолюдин, не имеет права общаться с некоторыми членами королевской семьи. Король с королевой, конечно, делали все что угодно. Принцессы получили некоторое послабление в свете предстоящего замужества. Вдовствующей королеве-матери не могла приказывать даже королева Альрис. Но троих младших сыновей — Дернет и Альрис произвели на свет не только девиц — старательно держали в стороне от авантюристов-плебеев, всячески поощряя к общению с иностранными принцами. Однако иностранные принцы постоянно находились в компании плебеев, строя планы охоты на дракона, и поскольку настоящий дворянин был слишком хорошо воспитан, чтобы откровенно игнорировать кого бы то ни было, положение двоморских принцев оказалось весьма незавидным.

Кроме того, у Дернета имелись две сестры и брат, который постоянно жил в Двоморе со своей женой. Эта четверка никогда не покидала своих покоев, и никто, возможно, ничего о них не узнал бы, если бы не попытка ограбления.

Самой первой сформировалась команда из трех этшарцев, которых Тобас отнес к категории негодяев, и двух жителей Малых Королевств совсем не королевской крови. Всю эту компанию Тобас встретил в оружейной и обратил внимание, что они взяли рапиры, а не мечи и целый набор ножей. Такое оружие скорее годилось для нападения на человека, чем для битвы с драконом. Но поскольку оружейник не придал этому никакого значения, Тобас счел за благо промолчать.

Все приготовления вроде бы были закончены, но пятерка продолжала слоняться по замку, игнорируя любые вопросы и насмешки. Так продолжалось вплоть до последней ночи, тринадцатого числа месяца Цветной Листвы.

Тобас дремал в своей голубятне, когда услышал чьи-то истошные вопли. Сквозь сон до него медленно дошло, что вряд ли кому-нибудь, кто хоть раз видел королеву, придет в голову развлекаться таким манером посреди ночи. Что-то произошло.

Он прислушался. Внизу шла какая-то перепалка. Тобас натянул куртку и поспешил вниз, где угодил в самый центр настоящего бедлама. Юноша растерянно озирался и с некоторым изумлением обнаружил в толпе незнакомые лица, имеющие явное фамильное сходство с королем.

Минут через пятнадцать с оттоптанными ногами, оглохнув от крика, он вернулся к себе наверх.

Утром выяснилось следующее: Арнен с приятелями вовсе не собирались сражаться с драконом. Они изначально планировали украсть призовые деньги, а заодно и все ценности, которые подвернутся под руку. Слоняясь по замку в поисках казны, бандиты набрели на маленькое крыло замка, куда никого не впускали и откуда никто никогда не выходил. Располагалось это крыло непосредственно рядом с покоями королевской семьи. Заранее договорившись, в последнюю ночь перед началом охоты, когда все уже спали, пятеро молодцев проникли в закрытые комнаты. Но вместо золота обнаружили там двух пожилых женщин, которые, решив, что их собираются изнасиловать, подняли крик.

Неудачливые воришки кинулись врассыпную. Принцессы Садра и Шаша — дородные девицы лет пятидесяти, вооружившись кочергой и подсвечником, бросились к брату, Дебрелу, за помощью. Именно его вопли и разбудили Тобаса.

Жена Дебрела, Шен, увидев золовок в своей спальне и не разобравшись что к чему, решила дорого отдать свою жизнь и с истерическим визгом понеслась в Зал Аудиенций, а по дороге заблудилась.

Король, королева, их отпрыски, а также дюжина приближенных проснулись от шума, причем у каждого нашлась своя версия происходящего. Результатом явилось то самое невероятное столпотворение, которое и имел удовольствие наблюдать Тобас.

В конце концов королева-мать, перекричав все свое семейство, навела порядок, а Лорд Гофмейстер выстроил в ряд всех простолюдинов. Двух воров поймали сразу, третьего, Корла, сына Корла, спрятавшегося в большом котле на кухне, обнаружили утром повара, оставшиеся двое — Арнен и наемник из Малых Королевств — сумели выбраться из замка и бежать.

Все это дело показалось Тобасу ужасно глупым. Он, конечно, понятия не имел, как хранят золото, но уж наверняка оно не занимает целую комнату! Не говоря уж о целом крыле! Вполне хватит и сундука. Если, конечно, золото вообще существует. Юношу одолевали сомнения. Больно уж странной выглядела вся эта охота. Где-то здесь таился подвох. Но где? Тобас обратил внимание, что некоторые искатели приключений уходят, плюнув на эту глупую затею. Может быть, они правы? К его удивлению, среди ушедших была и Азрая. Неужели девушка поумнела? Наверное, горный воздух и смена обстановки пошли ей на пользу.

Тобас так и не решился поинтересоваться у кого-нибудь из придворных, почему охоту решили провести таким странным образом и почему не пригласили специалистов. Ему казалось, что это было бы разумнее, чем отправлять на поиски дракона разношерстные слабые группки.

Неудавшееся ограбление обсуждалось все утро, но Тобаса гораздо больше занимала его собственная судьба. Он подрядился сразиться с драконом, то есть взял на себя обязательство как минимум пойти в горы и посмотреть на это чудовище. И Тобас был твердо намерен хотя бы сделать вид, что выполняет условия контракта. Хотя бы просто потому, что иного способа выжить в Двоморе или иной возможности безопасно выбраться отсюда нет. Он выйдет из замка с четверкой компаньонов и некоторое время побродит с ними по горам. Если им настолько не повезет, что они столкнутся с драконом, он сделает все возможное, чтобы помочь убить его. Во всяком случае, это все, на что он способен в данной ситуации. Однако команды, которая захотела бы принять его к себе, так и не нашлось. А уже настал последний день — завтра первый день месяца Сбора Урожая.

К полудню народу в замке заметно поубавилось. Король лично обошел обеденные залы, затем вернулся туда, где сидели оставшиеся этшарцы — Тобас, Перен, Арден и Эльнер, — и сообщил:

— В замке осталось девять охотников. Получается две группы — в одной пятеро, в другой четверо. Здесь вас четверо, и в Малом зале — еще пятеро. Это окончательное решение?

Все переглянулись. Некоторое время этшарцы пристально смотрели на Тобаса.

— У меня нет возражений, Ваше Величество, — произнес Тобас, нарушив затянувшееся молчание.

— Мы не возражаем против помощи чародея, — добавил Перен, игнорируя недовольные взгляды Эльнера и Ардена.

— Значит, решено. — изрек Дернет. — Мы бы не послали против этого дракона в одиночку даже чародея.

— Ваше Величество очень заботливы, — вежливо проговорил Тобас. Остальные промолчали. Когда король удалился, юноша с некоторой опаской покосился в сторону своих компаньонов. Но те ковырялись в своих тарелках.

Три часа спустя четверка собралась во дворе замка. У ног драконобойцев лежали мешки с продовольствием, а над головами нависли свинцовые тучи.

— Думаю, больше мы тянуть не можем, — буркнул Арден.

— И не надо. Мы все в сборе. Пойдем и убьем дракона. — Эльнер решительно закинул мешок за плечи.

— Можно подумать, это так просто, — хмыкнул Тобас.

— Да, просто. — решительно ответил Эльнер. — С твоей магией, силой Ардена и моей хитростью можно считать, что дракон уже мертв. Надеюсь, нас никто не опередит. У принцев есть лошади, а мы пешие. Лучше поторопимся, если хотим получить награду.

— Да ну? — ехидно отозвался Тобас. — Ты действительно уверен, что все будет так легко и просто? Ты за кого себя принимаешь? За Валдера Магический меч?

Эльнер ошарашено глянул на Тобаса.

— Насколько я знаю, Валдер с драконами не сражался, — вмешался Арден.

— Но он убивал демонов. А раз так, он наверняка мог убить и дракона, — уточнил Перен.

— Не важно, кого убивал Валдер. Этого дракона убью я, и никто другой, — упорствовал Эльнер. — Это совсем нетрудно.

Тобас не верил своим ушам:

— Да что ты вообще знаешь о драконах?

— Уж во всяком случае больше, чем ты!

— Ха!

На этом разговор временно увял. Выдержав паузу и решив, что страсти уже улеглись, Перен спросил:

— Ты можешь перенести нас, чародей?

— Нет. Я знаю только магию огня.

— Жаль, но спросить-то все равно стоило, — пожал плечами альбинос. Закинув мешок за плечи, он двинулся к воротам.

Выйдя из замка, юноши остановились, созерцая мрачный пейзаж и серое небо.

— Куда пойдем? — спросил Арден.

— На север. Он бродит к северу от замка. Там его видели — и там он нападал, — ответил Перен.

— А север — это где? — поинтересовался Эльнер. Тобас помнил расположение замка, но, чтобы удостовериться, взглянул на небо. В это время Перен ткнул пальцем направо.

— Туда.

Тобас согласно кивнул.

— Вверху в этом направлении идет дорога, — заметил Арден.

— Вряд ли драконы ходят по дорогам. Зачем же нам по ней идти? — усмехнулся Эльнер.

С этим никто не спорил, и четверка двинулась напрямик, обойдя пару домов и холм, на котором стоял замок.

Тобас попытался отвлечься от запаха навоза, озирая окрестности. Горы поражали воображение. Они походили на огромные накрахмаленные белые колпаки. Как же высоко им придется забраться! Юноша опустил глаза как раз вовремя, чтобы заметить первые капли дождя, упавшие ему на нос.

К заходу солнца, промокнув до нитки, они миновали первый перевал. Кругом стоял лес. Четверка решила заночевать на первой же обнаруженной полянке. Когда-то это был двор маленького домика, обгорелый остов которого стал предметом очередного спора. Можно использовать для укрытия скособоченные стены домика или нельзя? В конечном итоге все остались снаружи и в мрачном молчании натянули две небольшие палатки.

Арден с Эльнером мгновенно заползли внутрь. Тобас некоторое время глядел на них из-за полога, затем поинтересовался:

— Эй! А как насчет ужина?

— А что такое? — высунулся Эльнер.

— Кто-то должен собрать дров.

— Для чего? Костер нам под таким дождем не разжечь! А ужин можно съесть и холодным.

Тобас извлек кинжал и немного серы.

— Лично я, — заявил он, — собираюсь есть горячий ужин, даже если для этого потребуется изжарить кого-нибудь из вас! — С этими словами он сотворил заклинание, и маленький кустик возле локтя Эльнера вспыхнул ярким пламенем. — После ползания по этим горам мы все заслужили на ужин что-нибудь горячее, верно? Костер для меня не проблема!

Эльнер тупо смотрел на куст, полыхающий под дождем, а Перен произнес:

— Схожу за дровами.

Едва альбинос исчез за деревьями, Тобас пожалел о содеянном. Продемонстрировав свои возможности, он воздвиг вокруг себя стену. Это могло оказаться серьезной ошибкой. Неизвестно, сколько ему придется пробыть в компании этих людей.

И что же, во имя богов, делать дальше. Эльнер, кажется, абсолютно уверен, что они быстренько найдут и убьют разгуливающего где-то в горах дракона. Тобас так же абсолютно был уверен в обратном.

Конечно, если Тобас прав и чудовища поблизости не окажется, их дальнейшая судьба туманна.

Твердыня Двомор оказала гостеприимство драконобойцам. Если они вернутся с пустыми руками, вряд ли их встретят с распростертыми объятиями. Таким образом остаются только две возможности; либо до бесконечности бродить по горам в поисках дракона, либо идти куда-нибудь в другое место. Тобас предпочел бы другое место, но обсуждать эту возможность с остальными пока рано. Эльнер, убежденный, что именно ему предназначено убить дракона, наверняка откажется. Арден последует за большинством.

А вот о Перене Тобас ничего определенного сказать не мог. Альбинос неразговорчив и неохотно высказывает свое мнение. Тем не менее он идет вперед, поэтому предположительно собирается преследовать дракона.

Может быть, несколько дней лазанья по горам, стертые ноги и мокрая одежда вразумят эту троицу, думал Тобас, ожидая возвращения Перена.

Глава 13

Ну, и куда дальше? — спросил Арден, глядя на скалу.

Тобас окинул взглядом гладкую каменную махину, преградившую им дорогу. Взобраться на нее не удастся.

— Обойдем здесь. — Он ткнул пальцем справа от скалы. — Похоже, с этой стороны будет короче.

Спорить никто не собирался. С первой же ночевки Тобасу было предоставлено право решать, куда идти, где устраивать привал, да и все остальное. Группа повернула направо и двинулась вверх по склону, пробираясь сквозь кусты и деревья.

Прошло уже трое суток, как они покинули Двомор. И все это время они только и делали, что карабкались по горам, пробирались сквозь лес, все дальше и дальше уходя на северо-восток. К счастью, после первой же ночи дождь прекратился.

Взять чуть-чуть на восток — идея Перена. Он заметил, что горы в этом направлении более скалистые, следовательно, там у дракона больше возможностей спрятаться, а среди их конкурентов-охотников мало найдется желающих забираться в такую даль. Тобас сильно сомневался, стоит ли сознательно выбирать более сложный маршрут, но втайне лелеял надежду, что возрастающие трудности вынудят остальных быстрее бросить эту дурацкую затею и поискать более безопасные способы разбогатеть. Конечно, юноша мог уйти и один, но скитаться в одиночку в незнакомой суровой местности? Нет, это чистое безумие!

Особенно его беспокоило то, что каждый дом, хижина или сарай, попадавшиеся по пути, были сожжены дотла.

Простым совпадением это быть не может. Дракон действительно какое-то время бродил в этих краях и действительно изрыгал пламя. Другого объяснения не было. Тобас не испытывал ни малейшего желания столкнуться с чудовищем один на один и хотя бы поэтому держался вместе с остальными.

Двумя днями раньше они заметили группу людей. Пять человек бодро шагали к вершине соседней горы. Братья по несчастью. Коллеги драконобойцы. Тобас понадеялся, что кто-нибудь предложит объединиться, но все промолчали. А пока он сам подбирал слова, охотники скрылись из глаз. Догнать их уже было невозможно.

Это была их единственная встреча с людьми после того, как они покинули замок.

— Думаю, мы уже за пределами Двомора, — заметил Перен, пока они пробирались по каменистому склону, обходя скалу.

— О чем это ты? — Эльнер встал как вкопанный.

— Думаю, мы уже за пределами Двомора, — повторил Перен, ткнувшись носом ему в спину. — Лорд Гофмейстер говорил, что большинство самых высоких пиков находится за границей, в Айгоа, а мы уже довольно высоко забрались. И с утра не встретили ни одного пожарища.

— Но дракон находится в Двоморе! — воскликнул Эльнер.

— Кто тебе сказал? Да, он убивает людей в Двоморе, но это не значит, что он там и живет!

Тобас, который тоже остановился и прислушивался к разговору, добавил:

— Насколько я понимаю, драконам наплевать на границы!

— Да ты-то что понимаешь в драконах! — накинулся на него Эльнер. — Сам же сказал, что знаешь только магию огня!

— Я говорил, что это — единственное, что я знаю из магии! — огрызнулся Тобас. — Но у меня есть мозги, которых тебе явно недостает! Ты не можешь знать о драконах больше, чем я.

— Я знаю достаточно. Слушай-ка, чародей! Раз уж ты такой умный, почему бы не рассказать нам о себе, кое-что? Кто ты такой, наконец? И почему ты идешь с нами?

— Я уже говорил, кто я такой. Тобас, сын Дабрана из Тельвена. И я здесь по той же самой причине, что и вы, — в поисках удачи.

— Я никогда не слышал о Тельвене! — заорал Эльнер. — Может быть, ты — древний чародей, принявший другую личину. Может, этот дракон — твой ручной зверек и ты собираешься нас ему скормить!

— Никакую я личину не принимал, — растерянно пробормотал Тобас. Подобные обвинения вывели его из удрученного состояния, в котором он последнее время пребывал.

— Да? Никогда прежде я не видел чародея, который выглядел бы так, как ты! Чучело в крестьянских лохмотьях!

— Я тоже никогда не видел идиота, который выглядел бы так, как ты, но это не мешает тебе быть законченным кретином! И кто же я, по-твоему, если не тот, за кого себя выдаю?

— Я уже сказал: ты — знаменитый, могущественный чародей, затеявший с нами какую-то игру!

— Если я знаменитый могущественный чародей, то объясни мне тогда, чего ради я не порхаю, как птичка, над этими проклятущими горами, а лазаю по ним, обдирая руки? Чародею, к твоему сведению, руки необходимы, чтобы творить заклинания! Неужели ты думаешь, что, если бы у меня был выбор, я бы не позаботился о своих руках!

— Ну, конечно! Твои бедные руки! А откуда нам знать, что ты не лечишь их каким-то колдовством. Может, все твои порезы и царапины — всего лишь для отвода глаз?

— Да не умею я этого!

— Откуда мы знаем? Все это — одни слова!

— А чего же ты хочешь? Почему вы не верите своим глазам?

— Да потому, что нам непонятно, зачем молодому чародею принимать участие в охоте на дракона, вместо того чтобы сидеть дома и преспокойно продавать приворотное зелье!

— Да потому, что я не умею готовить приворотное зелье, идиот ты эдакий! Мой учитель умер, прежде чем успел научить меня чему-нибудь путному!

Ответом на этот внезапный приступ откровенности было продолжительное молчание. Арден, вернувшийся, чтобы послушать спор, заговорил первым.

— Это правда? — тихо спросил он.

— Правда! — Тобас почувствовал облегчение от того, что наконец-то высказался. — Он успел обучить меня только простейшей магии огня.

— О! — От неожиданности Эльнер присел на ближайший камень. — И это все, что ты можешь?

— И это все, что я могу.

— А мы-то думали… — произнес Арден. — Ты говорил, что ты не очень сильный чародей, но мы решили, что человек, закончивший обучение, вполне может обустроить себе жизнь. Поэтому мы тебе не верили и не хотели идти с тобой.

Эльнер согласно кивнул:

— Мы думали, что ты заколдовал короля, чтобы он заставил нас взять тебя в нашу компанию. Мы делали все, чтобы не рассердить тебя.

— О! — Теперь уже сел Тобас, оглушенный услышанным.

— Я не был так уж в этом уверен, — добавил Перен, в свою очередь, опускаясь на землю. — Но мне казалось, что будет безопаснее не противоречить тебе.

— О! — Тобас не мог найти слов.

Повисла тишина.

— Но Перен же выбирал маршрут, — сумел наконец выговорить Тобас. Эльнер пожал плечами.

— Мы полагали, что либо это не имеет значения, либо выбираемый им путь тебя устраивает.

— Да нет же, мне было все равно куда идти!

— Значит, ты не знаешь, где сейчас дракон? — спросил Арден, который остался стоять.

— Конечно, не знаю.

Арден разочарованно покачал головой и, подумав немного, двинулся вперед. Оставшаяся троица продолжала сидеть на земле.

— А я-то надеялся, что ты нас к нему приведешь… — вздохнул Эльнер.

— А я надеялся, что вы бросите эту затею. Она нам не по зубам, — откровенно ответил Тобас.

— Правда? Даже твоя магия не поможет? — поинтересовался Перен.

— Не знаю, — усмехнулся Тобас. — Но в любом случае драконы опасны.

— Да, но… — Хриплый вопль Ардена не дал договорить.

Эльнер мгновенно вскочил, а Тобас только повернул голову:

— Ну что там еще стряслось? Арден, который уже скрылся за скалой, пока они сидели и отдыхали, на всех парах мчался обратно.

— Я нашел его! — проорал он на ходу.

— Нашел кого? — Тобасу никто не ответил. Над головой Ардена полыхнул язык пламени. Да, дракон действительно оказался огнедышащим.

— Наконец-то! — радостно вскричал Эльнер, вытаскивая ржавый меч. — Мы нашли его!

Тобас, едва взглянув на безумца, рванулся к лесу, надеясь найти там укрытие. Рядом несся Перен, а тучный Арден наступал им на пятки.

Добежав до деревьев, Тобас остановился, чтобы как следует разглядеть дракона.

Как и утверждало большинство очевидцев, чудовище было футов пятьдесят — шестьдесят длиной, не меньше пятнадцати футов высотой, а кошмарная голова на длинной изгибающейся шее возвышалась еще на несколько футов. Огромные когтистые лапы твердо впечатывались в каменистую почву, здоровенные перепончатые крылья развевались за спиной. Тело дракона сверкало сине-зеленой чешуей. На отвратительной морде горели два красных глаза, а раздутые ноздри изнутри светились розовым. Тобас был совершенно уверен, что тонкие острые клыки на нижней челюсти этой мерзкой твари не меньше фута длиной. Из пасти зверя шел дым, но пламени он больше не изрыгал. Никаких признаков того, что дракон говорит, а тем более читает стихи, не наблюдалось. Огромная зверюга, чьих мозгов хватало лишь на то, чтобы поймать и сожрать добычу.

Эльнер застыл на месте, с ужасом глядя на приближающегося дракона. Меч трясся в руках героя, осознавшего наконец, что награды просто так не дают.

Дракон наклонил голову, с интересом разглядывая свою жертву.

— Сделай что-нибудь! — заорал Тобасу в ухо Арден. — Он же сожрет его!

Тобас молчал, окаменев от ужаса. "Ящерица, большая ящерица", — стучало у него в голове.

— Чародей! Сделай же что-нибудь! — Арден уже тряс его за плечо, указывая на дракона. — Воспользуйся своей магией!

Дракон уже вытянул вперед лапу с чудовищными когтями. Времени для раздумий у Тобаса не осталось. Он выхватил атамэ и швырнул "Триндлов Огонь" в морду дракона.

Тут же пасть и ноздри чудовища объяло пламя. Изумленная зверюга отступила назад и, забыв об Эльнере, стала бить себя лапами по морде.

Тобас почувствовал тошнотворный запах горелого мяса. В этот миг Перен, в приступе отчаянного мужества, выскочил из леса, схватил Эльнера и поволок под укрытие деревьев.

Тем временем чудище догадалось захлопнуть пасть, но из его ноздрей все еще валил дым. Тогда дракон плюхнулся на землю и отчаянно замотал головой, пытаясь загасить остатки огня. Наконец он оглушительно фыркнул, потушив последние искорки.

К счастью, Перен, миновав открытое место, уже втащил Эльнера в лес. Эльнер, судорожно всхлипывая и трясясь, как осиновый лист, корчился на земле. Арден, спрятавшись за соседней сосной, во все глаза пялился на дракона.

— Я и представить себе не мог, что он такой здоровенный! — прошептал он. Тобас тоже наблюдал за чудовищем, судорожно пытаясь сообразить, что же делать дальше: бежать, оставаться в укрытии или еще раз сотворить заклинание.

— Здорово сработано, чародей, — раздался рядом голос Перена. Альбинос неслышно подошел сзади. — А ты можешь сделать еще что-нибудь? Что-нибудь, что его убьет?

— Нет, — сознался Тобас. — Я знаю только это заклинание.

— Тогда попробуй еще раз. Может, эта скотина загорится.

Тобас покачал головой:

— Сомневаюсь. Драконы огнеупорны, особенно огнедышащие. Если бы я не застал его врасплох и не поджег его собственное горючее, вряд ли у меня вообще что-нибудь получилось.

— Но все-таки попробуй еще раз, — настаивал Перен.

— Ну, ладно.

Тобас достал атамэ, щепотку серы и сотворил заклинание. От живота дракона посыпались искры, но на этом все и закончилось. Чудовище ничего не заметило.

— Нет, больше ничего не получится, — сказал Тобас.

— Ну и что же нам теперь делать? — поинтересовался Арден.

— Ждать, — отозвался Перен. — А если он двинется к лесу, бежим.

Но дракон остался стоять на месте. Он потер лапой морду, явно пытаясь унять боль от ожогов. Не помогло. Тогда он начал раскачиваться взад и вперед, изрыгая длинные языки пламени. С яростным ревом дракон расправил крылья, и Тобас чуть не вскрикнул, увидев их колоссальный размах. Никак не меньше сотни футов! Неуклюже оторвавшись от земли, зверь поднялся в воздух и, круто повернув в сторону, полетел вниз вдоль склона.

Тобас смотрел ему вслед с огромным облегчением. Слава богам, что у дракона не возникло желания поджечь лес, в котором они укрылись. Но до чего же мерзкая тварь! Да еще и летучая!

Когда дракон скрылся из глаз, юноша предложил:

— Давайте сматываться отсюда. Когда он оправится, то вполне может вернуться сюда по наши души.

Арден и Перен энергично закивали в ответ. Подхватив еще не очухавшегося Эльнера, они углубились в лес, стараясь убраться подальше от злобной бестии.

Глава 14

На берегу маленького журчащего ручейка решено было сделать привал. Не сговариваясь, все четверо рухнули на землю и в течение нескольких минут просто отдыхали, похрустывая сушеными яблоками, которые Перен обнаружил в своем мешке.

Наконец Тобас оперся на локоть и, повернувшись к Перену, восхищенно сказал:

— Храбрый ты парень, Перен, — утащил Эльнера прямо из-под носа дракона!

Перен пожал плечами и покраснел.

— Спасибо тебе. Ты спас мне жизнь! — поблагодарил альбиноса Эльнер. Перен молчал.

— Я и знать не знал, что драконы бывают такими огромными! — совсем некстати воскликнул Арден. — Я видел как-то одного на Арене во время Народных гуляний, но он и близко не был похож на этого!

— Отец, помнится, говорил, что драконы бывают разные, — сказал Тобас, вспоминая один из приездов Дабрана. Тогда маленький Тобас спросил отца, видели ли пираты драконов или морских чудовищ.

— Жаль, что мой отец мне этого не говорил, — вздохнул Эльнер. — А мать всегда внушала, что рассказчики преувеличивают. Я тоже видел как-то раз на Арене двенадцатифутового дракона. Наверное, того же, что и ты, Арден. После представления отец подвел меня поближе, и хозяин дракона рассказал нам, что это взрослая самка, уже откладывавшая яйца. Я поверил ему и не сомневался, что справлюсь с драконом, а все эти истории о великанах — сказки.

— То-то я не мог понять, что это ты так самоуверен, — хмыкнул Тобас.

— Раз тот дракон, которого ты видел в Этшаре, откладывал яйца, это была самка. Самцы обычно намного крупней.

— А мы встретили самца? — спросил Арден.

— Кто его знает! — пожал плечами Перен. — Разве можно на глаз определить пол дракона?

— А может, они бывают разной величины, как, например, собаки и рыбы? — высказал предположение Тобас.

— Похоже, я выглядел полным идиотом, да? — Эльнер покраснел как рак.

Все промолчали. Немного погодя Тобас спросил:

— А почему ты вообще решил податься в драконобойцы?

— Да так… Хотел доказать родителям, что вполне могу жить самостоятельно. Я ведь из богатой семьи, знаете… Отец моей матери был Лордом-Правителем Вестварка, а мой отец владеет тремя судами и складами. Так что жил я прекрасно… Ну, вы понимаете, о чем я — не искал выгодной женитьбы, не вступал в Гвардию или куда-нибудь еще. Отец постоянно приставал с вопросами, когда же я наконец закончу валять дурака и займусь чем-нибудь полезным. А мамаша непрерывно переживала, как бы я во что-нибудь не вляпался. В конце концов я решил сделать что-нибудь эдакое, что произвело бы на них впечатление. Убить дракона показалось мне плевым делом. Я не думал, что он может оказаться таким огромным, а огнедышащих драконов вообще считал пьяным бредом, — Эльнер удрученно помотал головой. — Похоже, ничего у меня не вышло.

— Я так не думаю, — задумчиво произнес Тобас. — Во всяком случае, ты попытался. Тебе ведь необязательно вдаваться в подробности. Просто расскажешь предкам, что, встретившись с драконом, ты мужественно остался стоять на месте, когда все остальные убежали, но дракон оказался слишком здоровым, чтобы с ним можно было справиться в одиночку.

— Да у меня ноги отнялись от ужаса! Перепугался так, что двинуться не мог!

— А зачем им об этом знать?

— Я, например, никому об этом не скажу, — вставил Арден.

Тут Тобаса осенило.

— Слушай, Арден, а что ты, собственно, увидел за скалой, перед тем как дракон ринулся за тобой?

Арден пожал плечами:

— Да ничего особенного. Там небольшая ровная площадка. Нет, не плато — слишком уж она маленькая. По-видимому, там когда-то была деревня, но сейчас только дыры от подвалов и груды камней. А с обратной стороны скалы — пещера. В ней дракон и сидел.

— Наверное, там его гнездо, — предположил Тобас.

— Не знаю. По-моему, обыкновенная пещера.

— А ты хорошо ее разглядел?

— Вообще-то нет…

— Тогда это все-таки драконье гнездо, — решительно объявил Тобас.

Спорить дальше желающих не нашлось. После продолжительного молчания Эльнер спросил:

— Ну, и что мы будем делать дальше?

— Ты все еще хочешь продолжить охоту? — Тобас даже привстал.

— Ни за что в жизни, клянусь всеми святыми и демонами ада! — вскричал Эльнер. — Ты что думаешь, я псих?!

— Да я просто так спросил, — миролюбиво ответил Тобас, стараясь не рассмеятся. — Теперь мы знаем, как он выглядит и где находится его гнездо. Таким образом, теперь понятно, что нас ждет, если мы решим продолжить.

Тобас не собирался преследовать дракона, но не мешало выяснить мнение своих товарищей.

— А я думаю, что там нет никакого гнезда, — настаивал Арден.

— Гнездо или не гнездо, я туда не полезу, — горячо заговорил Эльнер. — Я возвращаюсь в Двомор и оплачиваю себе проезд до Этшара. Если в замке меня о чем-нибудь спросят, я расскажу все, что знаю. Но я отправляюсь домой. Хватит с меня приключений. Пусть родители пилят меня и дальше, если им хочется.

— И ты не попытаешься соблазнить Алоррию? — поддел его Тобас. — Уверен, что женитьба на принцессе произведет на твое семейство должное впечатление.

Эльнер даже всхрапнул от возмущения:

— В Этшаре полно красивых девушек, которым, кстати, совершенно безразлично, что я простолюдин. Алоррия может выходить замуж за драконобойца или за принца с полным моим благословением.

— А ты, Арден? — повернулся Тобас к крепышу.

Арден замялся:

— Пожалуй, я тоже пойду обратно. Не хочу больше встречаться с драконом, да и Двомор мне не понравился. Денег на обратную дорогу у меня нет, но, может быть, я найду какую-нибудь работу, чтобы оплатить проезд.

— Я заплачу за тебя, — предложил Эльнер. — Я буду рад компании, а ты расплатишься со мной позже. Может быть, если ты захочешь, отец даст тебе работу на одном из своих судов.

— Ладно, — с видимым облегчением согласился Арден. — Буду очень признателен. Но я не моряк. Может, он подыщет мне занятие на суше?

— Все что угодно, — ответил Эльнер, закрывая вопрос.

— А ты, Перен? — обратился Тобас к альбиносу. — У тебя какие планы?

Беловолосый юноша усмехнулся:

— А ты, Тобас? Ты ведь не хочешь возвращаться?

Тобас ответил не сразу. Он расспрашивал остальных отчасти для того, чтобы самому было легче определиться. Вообще-то он уже все решил.

— Да, — медленно ответил он наконец. — Я не хочу возвращаться. В Двоморе, Этшаре да и в Тельвене мне теперь делать нечего. Я бы, пожалуй, пошел через горы в Айгоа. Может быть, там можно найти какое-нибудь занятие. Но в одиночку я не пойду. Если вы все хотите вернуться в Двомор, я пойду с вами. Попытаюсь подыскать там какую-нибудь работу. Или еще где-нибудь.

— Я пойду с тобой, — сказал Перен. — Меня тоже ничто не ждет ни в Двоморе, ни в Этшаре.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Тобас. Он повернулся к остальным. — Арден? Эльнер? Вы не передумаете?

Эльнер покачал головой.

— Я возвращаюсь домой, — твердо повторил он.

Арден подумал, но все-таки отказался:

— Нет, я пойду с Эльнером. Драконы, замки, принцессы… Все это не для меня. Я возвращаюсь в Этшар. Там я вырос, и, похоже, мое место там.

Тобас понимающе кивнул. У него не было дома, но он не завидовал тем, кто его имел.

— Ну, тогда давайте прощаться. Мы с Переном пойдем на восток, через горы, а вам нужно идти на юг, к замку. Наверное, мы никогда больше не увидимся.. — Он помолчал, затем добавил:

— Желаю удачи. Да пребудет с вами милость богов.

— Спасибо, но прощаться нам еще рановато, — сварливо заявил Эльнер. — Солнце почти зашло. Заночуем здесь, а утром разойдемся в разные стороны.

Тобас взглянул на запад и понял, что Эльнер прав.

— Что ж, давайте тогда ставить палатки, — сказал он и потянулся за своим мешком.

Они провели вместе приятный вечер, рассказывая друг другу о своей жизни, обсуждая планы уничтожения дракона, которым, как они прекрасно понимали, никогда не суждено было осуществиться. Напряжение, в котором все пребывали, пока Тобас не поведал о своих сильно ограниченных магических возможностях, исчезло. А встреча с драконом здорово сблизила всех четверых.

Утром они свернули лагерь, поделили оставшиеся припасы и разошлись в разные стороны.

Эльнер с Арденом уже почти исчезли за деревьями, когда Тобас окликнул их:

— Эй! А что вы будете делать, если встретите дракона?

Эльнер мгновенно выхватил из ножен меч и принял боевую стойку.

— Удирать во все лопатки!

Расхохотавшись, Тобас с Переном побрели вверх по склону.

Глава 15

На разрушенный город они набрели на второй день после того, как расстались с товарищами. Перен первым заметил его и показал Тобасу.

Развалины выглядели очень древними, но лежали высоко в горах, и Тобас засомневался, что до них добрались грабители. А если и добрались, вряд ли смогли унести с собой все ценное. Что-нибудь да осталось. Город был довольно большим. Тобас тут же предложил пойти посмотреть на развалины поближе.

Перен не возражал, и молодые люди зашагали через заросшую лесом долину. Город лежал на склоне огромной горы. Когда-то в нем жило не меньше трех-четырех сотен человек. Просто невероятно для такого пустынного дикого места. Примерно в полдень они вышли на окраину и остановились перед ближайшим остовом здания. Скорее всего это был жилой дом, но какой-то уж очень странный. Вместо окон — узкие щели, настолько узкие, что, если бы сохранилась крыша, внутри было бы совершенно темно.

Планировка комнат тоже оказалась необычной. Кухни Тобас вовсе не нашел — ни очага, ни дымохода.

Пока он аккуратно пробирался по разбросанным камням к дальней комнате, Перен изумленно вскрикнул. Тобас обернулся. Альбинос держал в руках какой-то маленький черный предмет.

— Что это? — спросил Тобас.

— Колдовство! — изрек Перен.

— Правда?

Тобас подошел к приятелю, чтобы рассмотреть находку. Вещица, свободно умещавшаяся на ладони, была частично сделана из какого-то проржавевшего от времени металла, частично из какого-то черного вещества, похожего на кость.

— Что это? — повторил Тобас, рассматривая находку.

— Не знаю. По-моему, амулет. Ты ведь у нас волшебник, разве ты не знаешь, что это такое?

— Я чародей, а не колдун. И никогда в жизни не видел ничего подобного. По-моему, эта штука больше похожа на шкатулку для драгоценностей.

— А по-моему, это колдовской амулет! — обиженно буркнул Перен, пряча вещицу в карман.

— Ну, может, и амулет, — покладисто согласился Тобас.

Больше в этом строении ничего интересного не было, и юноши двинулись дальше.

В одном почти полностью развалившемся здании Тобас заметил на куче камней меч. Едва юноша взял его в руки, лезвие рассыпалось в пыль, и Тобас долго чихал, судорожно сжимая в ладони обломок рукоятки.

— Должно быть, этот город построили во время Великой Войны, — утирая выступившие слезы, заметил Тобас. — Может быть, они пришли сюда, спасаясь от северян.

— Скорее уж от вербовщиков, — предположил Перен. — Северяне не могли зайти так далеко в Малые Королевства.

— Интересно, сколько нужно времени, чтобы клинок так проржавел? — задумчиво проговорил Тобас. — Здесь ведь довольно сухо, верно?

— Сухо, — кивнул Перен. — Я бы сказал, что этот меч пролежал здесь… ну, лет триста — четыреста, не меньше.

Тобас некоторое время с уважением смотрел на рукоятку, затем отбросил ее прочь.

— Триста лет назад на месте Тельвена были пустынные равнины, поросшие травой.

— А Этшар, наверное, был вдвое меньше, чем сейчас, — добавил Перен.

Тобас взглянул на приятеля:

— Да, вас, этшарцев, стариной не удивишь, а у нас, в Тельвене, вещь считается старой, если ее сделал, например, мой дед. У нас там нет ничего времен войны. Тельвен построили много позже.

— А где находится Тельвен? Ты никогда не говорил.

— На побережье, к западу от Этшара-на-Песках, — сказал Тобас, стараясь выглядеть беззаботным. Ответ был достаточно правдивым, но далеко не полным. Юноша не знал, как отреагирует Перен, если узнает, что его напарник — сын пирата.

— Возле Пиратских Городов?

— Да, — неохотно признался Тобас.

Весь остаток дня они бродили в развалинах. Молодые люди не нашли ничего ценного, но собрали кучу доказательств тому, что город был покинут лет триста назад — лет через сто после постройки.

Несколько домов были вырезаны прямо в горе. Тобас сразу понял, что здесь не обошлось без магии. Он слышал, что в прежние времена гораздо чаще пользовались магией, чем сейчас, и этот город служил тому ярким свидетельством. В одном доме они нашли остатки пентаграммы, высеченной на каменном полу. В других домах — разбитые сосуды и горшки, сломанные полки в рабочих комнатах чародеев и множество различных предметов, которые, по убеждению Перена, были колдовскими атрибутами. Следов деятельности ведунов и теургов юноши не обнаружили. Ворлоки вообще появились только в начале пятьдесят третьего века. Однако они натолкнулись на остатки абсолютно незнакомого волшебства — странные гравюры на стенах и потолках, не поддающиеся определению субстанции, загадочная посуда из стекла и фарфора. Тобас решил, что скорее всего это следы ныне утраченных видов магии.

Молодые люди расположились на ночлег в самом большом светлом и наиболее сохранившемся доме и тут сделали весьма неприятное открытие. Когда Тобас попытался разжечь костер, "Триндлов Огонь" не сработал. Заклинание не действовало. Совсем.

Сдавшись, он предоставил Перену возможность разжечь огонь старый добрым способом — при помощи кремня и трута.

Когда костер наконец разгорелся, а два куска вяленого мяса уже плавали в котелке с горячей водой, Тобас недоуменно покачал головой.

— Не понимаю, почему заклинание не действует, — проговорил он в который раз. — Я уверен, что делал все правильно. Ошибки быть не могло! Оно всегда работает!

— Может, ты просто устал, — попытался утешить его Перен.

— Нет, дело не в этом. Я миллион раз творил его усталым.

— Тогда, наверное, дело в этих развалинах.

— Точно! Здесь работало столько волшебников, что какая-то часть магии до сих пор может действовать и каким-то образом мешать моему заклинанию.

— Звучит довольно логично.

— Надеюсь. — Тобас сомневался, что это логично, хотя сам выдвинул такую версию. Он дернул плечом. — Ладно, попробую завтра утром.

Утром он попытался сотворить заклинание еще несколько раз. Безрезультатно.

— Я выйду за пределы города и попробую там.

— У меня есть идея получше. Почему бы нам не подняться на вершину горы? Может быть, оттуда мы увидим оконечность гор и сможем определить, далеко ли до Айгоа. Или еще куда-нибудь. А ты там поколдуешь — развалины заканчиваются задолго до вершины.

Тобас одобрительно кивнул и выскочил за Переном на улицу через пролом в стене.

К счастью, склон оказался не очень крутым. Но порывы ветра сбивали с ног и рвали с плеч куртки. Тобас вынужден был подниматься, плотно обхватив себя руками, чтобы одежда не развевалась, как флаг.

В нескольких футах от вершины Перен вдруг резко опустился на колени, затем пополз вперед — сперва на четвереньках, а потом и вовсе на брюхе. Тобас изумленно взирал на это.

Сделав еще шаг, он обнаружил причину столь странного поведения напарника. Поглощенный борьбой с ветром и мыслями о том, как бы не споткнуться, Тобас ничуть не интересовался тем, что делается впереди. Оказывается, они уже дошли до вершины, но вместо симметричного спуска с другой стороны горы был совершенно отвесный склон. Перен просто не рискнул при таком ветре подойти к краю обрыва.

Тобасу тоже очень не хотелось приближаться к обрыву в вертикальном положении, и он плюхнулся на живот рядом с Переном.

Вид, открывавшийся с вершины, казался совершенно невероятным. До горизонта, насколько хватало глаз, возвышались горы. Некоторые до самой макушки были покрыты густыми лесами, другие, слишком высокие, чтобы на них росли деревья, кололи небо острыми каменными пиками.

Тобас оглянулся и увидел лишайник, торчащий среди камней. Вспомнив, зачем он, собственно, сюда забрался, юноша попытался сотворить "Триндлов Огонь".

Ничего не вышло. Разочарованный, он убрал атамэ и посмотрел на дно ущелья. Прямо под ними виднелось нечто очень странное. Тобас подполз поближе к краю обрыва.

— Перен, — дернул он альбиноса за рукав. — Смотри!

Перен опустил голову.

— Что это такое? — произнес он наконец.

— По-моему, замок.

— Ерунда. Кто будет строить замок в ущелье? К тому же я вижу не только крышу, но и стены. Это просто огромный скособоченный сарай.

Тобас, рискуя свалиться в пропасть, перегнулся через край обрыва. Чем бы это сооружение ни являлось, оно имело неестественный наклон.

— Его там и не строили, — пробормотал Тобас. — Он туда упал.

Перен удивленно взглянул на него и помахал рукой.

— Отсюда?

— Вполне возможно, — кивнул Тобас. Перен оглянулся на развалины:

— Ты ошибаешься. То есть я имею в виду, что по идее здесь должен был когда-то стоять замок, чтобы охранять город. Но если бы он упал с такой высоты, то разлетелся бы на кусочки!

— Нет, если он окружен магией!

— Но ведь магия здесь не работает!

— Сейчас не работает! А раньше работала. Разве некоторые из этих руин не похожи на лаборатории чародеев? К тому же я мало что знаю о других видах магии. Может быть, замок сохранился при помощи, колдовства.

Перен уставился на красную крышу и белые стены таинственного сооружения.

— Может, ты и прав, — неохотно согласился он.

— Я хочу взглянуть на него поближе.

Перен посмотрел на Тобаса, затем в ущелье:

— Да здесь обрыв в добрую тысячу футов! Нам здесь ни за что не спуститься!

— А спускаться никто и не собирается, — терпеливо пояснил Тобас. — Мы просто обойдем эту гору. — Он показал на юг, где склон был более пологим. — К тому же, если хочешь знать мое мнение, здесь вовсе не тысяча футов, а от силы триста — четыреста, — добавил Тобас и начал отползать от края.

Перен неохотно последовал за ним. Когда оба поднялись во весь рост и зашагали вниз, Тобас заметил:

— Замок очень хорошо сохранился. Не только уцелел при падении, но и от времени почти не пострадал. Вообще-то неудивительно: с одной стороны — гора, с другой — лес. Он здорово защищен, да и спрятан тоже. Может быть, мы найдем там какие-нибудь ценности.

Перен кивнул:

— Может быть. Но все равно непонятно, как он там оказался. Город уклоняющихся от призыва или беженцев, это я еще понимаю. Но замок? Да еще на таком обрыве, откуда он действительно может свалиться? В чью голову пришла идея выстроить такую штуку?

— Не знаю. Посмотрим.

Пока они опускались, Тобас несколько раз останавливался, чтобы попробовать заклинание. Ни на горе, ни в разрушенном городе оно не действовало.

Наконец после долгих усилий "Триндлов Огонь" начал зажигаться. Сначала слабо, потом все сильней, и сильней. Тобас успешно опалил несколько маленьких кустиков и мох. Перена раздражали частые остановки и необходимость затаптывать огонь, поэтому он первый заметил, что действие заклинания неожиданно снова пошло на убыль. У южной оконечности горы Тобасу удалось извлечь всего лишь несколько искр, а едва они повернули на север, к упавшему замку, "Триндлов Огонь" иссяк.

Почти все время, пока юноши спускались и шли вдоль склона горы, густые деревья мешали им как следует разглядеть таинственное строение. Наконец сквозь листву замаячили белые стены, и, подойдя поближе, они убедились, что это действительно упавший замок.

Он как приклеенный стоял на каменной плите, завалившись набок. Одна его башня, вероятно отколовшаяся при ударе, лежала рядом. Это был небольшой, очень компактный замок высотой в несколько ярусов, но без пристроек, дополнительных стен, рва и прочих наружных защитных сооружений. Когда-то его украшали шесть изящных башен, оставшиеся пять прекрасно сохранились. Центральное строение имело квадратную форму, а крыша была такой высокой и крутой, что ее конек находился практически вровень с вершинами уцелевших башен. Красная черепица даже не потрескалась, хотя и покрылась кое-где мхом, птичьим пометом да сухими опавшими листьями.

Находка Тобаса не имела ничего общего с теми грубыми сооружениями, которые юноши видели в Малых Королевствах — Миррии, Стралии, Кала, Дануа, Экероа и Двоморе. Стены замка были ровными и гладкими, их углы — резко очерченными. Крыша, несмотря на то, что здание стояло криво, совершенно не просела.

Тобас внимательнее присмотрелся к плите и изумился еще больше. Ни по своей структуре, ни по цвету она не имела ничего общего с горой, рядом с которой лежала. Плита, как и стены замка, была почти белой и резко контрастировала с окружавшими ее нагромождениями темно-серого гранита. Более того, плита оказалась абсолютно круглой. Замок стоял, наклонившись точно в их сторону, поэтому молодые люди видели всю плиту целиком и Тобас не заметил никаких признаков разлома, который обязательно появился бы, если замок упал с горы.

Когда они подошли к плите, Перен быстро подскочил к самому низкому краю и забрался наверх. Тобас остановил его:

— Погоди-ка. Я хочу глянуть снизу.

Перен удивленно посмотрел на него:

— Каким образом? Ты что, собираешься поднять замок?

— Да нет же, я хочу посмотреть с другой стороны на кусок горы, на котором он стоит.

— А! Тогда я посижу здесь, если не возражаешь.

— Ладно.

Не очень-то представляя, что он, собственно, хочет увидеть, Тобас шел вдоль плиты, край которой задирался все выше и выше. Юноша ощупывал незнакомый белый камень, внимательно вглядывался в тени под замком и все больше убеждался в правильности своей догадки. Плита представляла собой как бы срезанный пласт. Она никогда не была частью этой горы. Да и никакой другой.

Тобас быстро вернулся к Перену, насвистывающему какую-то песенку.

— Ну? — спросил альбинос.

— Этот замок вовсе не падал с горы.

— Ясное дело — камень совсем другой, но откуда еще он мог взяться?

— Думаю, прилетел. Прилетел сюда и рухнул. Потому что здесь не действует магия.

— Летающий замок? — Перен скептически поднял бровь. — Ты серьезно? Конечно, во время войны Волшебники делали много невероятных вещей, но летающий замок?..

— Пойди, посмотри сам на эту штуку, а потом скажешь, как еще он мог сюда попасть.

Перен повернулся и задумчиво окинул взглядом наклонную поверхность плиты.

— Мне не нужно идти смотреть. Я тебе верю. Но, Тобас… летающий замок?!

Тобас кивнул:

— Я слышал о таких замках от Роггита — моего учителя. Он часто рассказывал, какими великими были чародеи в старые времена, чтобы я не приставал к нему с просьбами побыстрее обучить меня заклинаниям. Он говорил, что прежде я должен многое узнать. Если верить Роггиту, во время войны чародеи умели строить летающие замки и передвигать их куда угодно. Во всяком, случае, некоторые из них. Роггит говорил, что основная часть магических знаний была утрачена задолго до конца войны, поэтому сейчас люди не верят и половине того, что было.

— Значит, ты считаешь, что замок летел себе куда-то по воздуху и рухнул в это ущелье, потому что магия здесь не действует?

— Да, именно так я и считаю. Может быть, замок атаковал город, и они были вынуждены срочным порядком использовать какое-нибудь секретное оружие, от которого магия перестала действовать. После применения этого оружия замок рухнул, но кто захочет жить в городе, где не действует магия? Жители ушли, и поэтому теперь там одни развалины.

Перен задумчиво глядел на замок.

— Каких только чудес на свете не бывает… А может быть, чародеи, которые здесь жили… может, они израсходовали всю магическую силу данной местности?

Пришел черед задуматься Тобасу.

— Вряд ли. По-моему, невозможно использовать всю магию какой-то местности. Иначе в Этшаре Пряностей никакая магия уже давно не работала бы. — И прежде, чем Перен успел возразить, Тобас добавил: — А может, и работала бы. Я ничего не утверждаю.

— Если он атаковал город, — с беспокойством сказал Перен, — то скорее всего это замок северян? Я не хочу связываться ни с чем, имеющим отношение к северянам.

— Я тоже, — отозвался Тобас. — Но, по-моему, это больше похоже на какой-то местный конфликт. Ведь Древний Этшар распался на Малые Королевства еще во время войны. Я не слышал, чтобы северяне заходили так далеко. Ты же сам говорил, что это маловероятно.

— Пожалуй, — кивнул Перен.

— Ладно, сидя здесь, мы ничего не узнаем. Хочешь пойти внутрь?

Перен неуверенно кивнул.

Тобасу было и страшно, и любопытно. Ему казалось, что замок, приделанный к плите, да еще сильно наклоненный набок, может обрушиться от малейшего толчка. Но это был не просто замок. Это была летающая крепость чародея военной поры. Одного из самых могущественных магов. Обычный чародей не мог построить летающий замок.

Может быть, он найдет внутри что-нибудь интересное? Книги, свитки, какие-нибудь чародейские штучки. Если вынести их отсюда, в обычный нормальный мир, то вполне можно использовать.

Тогда он станет не просто чародеем, а великим чародеем! Что только не сделает Гильдия для своего члена, владеющего утраченным искусством древних! Он будет обеспечен на всю жизнь, если в замке остались хоть какие-нибудь заклинания!

Пока они карабкались к воротам замка, Тобаса буквально трясло от страха и нетерпения.

Глава 16

Старые ворота оказались разрушенными. Подобравшись поближе, Тобас понял, что их створки когда-то были железными и просто проржавели, как меч, найденный им среди развалин. Лишенные опоры, ворота рухнули под собственной тяжестью. Или их сорвал ветер.

Юноши проползли на карачках через открытый вход, не рискуя подняться во весь рост на покатом скользком белом камне.

Внутренний двор отсутствовал. Насколько они поняли, здесь не было даже сада.

Сразу за воротами начинался большой длинный зал, еле освещенный тусклыми солнечными лучами, с трудом пробивающимися сквозь грязные окна, прорубленные под самым потолком. Три яруса сводчатых галерей тянулись вдоль стен. Зал заканчивался высоким возвышением, делившим это огромное помещение на две части.

Замок был наклонен так, что самой нижней точкой зала являлся ближний левый угол. Полуползком, полускользя, Тобас добрался туда и осторожно встал на ноги.

Толстый слой пыли и грязи в углу между стеной и полом позволял держать устойчивое равновесие. Тобас довольно легко шел под галереей, за исключением тех мест, где были открыты двери. Здесь ему приходилось страховаться руками и ступать очень осторожно, чтобы случайно не соскользнуть в боковую комнату или коридор.

Дойдя до первого такого провала, он услышал, что Перен осторожно двинулся следом.

Стены большого зала были отделаны полированным камнем, до уровня плеч — белым, выше — черным. В стенах торчали крюки, на которых когда-то висели гобелены, но сами гобелены истлели и оборвались. Их обрывки Тобас различил в углу среди мусора.

На стенах и колоннах галереи сохранились ржавые остатки канделябров. Однако признаков того, что в зале когда-то стояла мебель, юноши не заметили. Ни столов, ни стульев. Перен отыскал кусок звериной шкуры, но Тобас подозревал, что этот грязный гнилой клочок был останками какой-то маленькой зверушки, забравшейся в замок и сдохшей тут.

Слабым утешением служило то, что, чьи бы останки тут еще ни валялись, они давно уже разложились. В зале пахло только сухой слежавшейся пылью.

Добравшись до конца галереи, Тобас с подозрением осмотрел деревянную перегородку и возвышение. Из услышанных в детстве историй он знал, что покои хозяина замка обычно располагались на верхнем этаже и вход туда находился в дальнем конце Большого Зала, но он понятия не имел, следовал ли этому обычаю Лорд чародей. В Твердыне Двомор этого обычая не придерживались ввиду отсутствия Большого Зала как такового. Но здесь он имеется. Значит, придется лезть на возвышение и попытаться найти вход в хозяйские апартаменты, ведь именно там, вероятнее всего, можно найти ценности. Золото и серебро не ржавеют.

Дерево выглядело достаточно крепким. Тобас постучал по перегородке костяшками пальцев.

— Держится! Может быть, покрашена каким-то защитным составом? — Тобас подозвал Перена.

За все это время приятели не перекинулись и словом. Казалось, звуки человеческих голосов были бы чем-то неуместным в этом заброшенном, но по-прежнему величественном зале. Тобас нарушил молчание:

— Лови меня, если начну падать.

Перен кивнул, и Тобас навалился на перегородку всем своим весом.

Дерево затрещало, сверху посыпалась пыль, перегородка чуть прогнулась, но выдержала.

— Подожди, пока я не позову, — бросил он Перену. — Я хочу, чтобы ты смог пройти ко мне, если вдруг что-нибудь сломается.

Перен снова кивнул, и Тобас начал медленно продвигаться вдоль перегородки, цепляясь за украшавшую ее резьбу.

Попасть на возвышение можно было через выступающую в зал маленькую площадку, к которой справа и слева вели небольшие лесенки. По ближайшей Тобас не полез — из-за наклона пройти по ней было невозможно.

Вторая же, наоборот, стала более пологой, и по ней запросто можно было пройти.

Тобас благополучно добрался до площадки и оказался на широком возвышении в том самом месте, где когда-то стоял большой стол.

Сам стол валялся вверх ногами возле стены. Рядом, в куче обломков, что-то блеснуло. Тобас осторожно спустился вниз, а через минуту уже свесился через ограждающие возвышение резные перила.

— Эй, Перен! Лови!

Перен поймал брошенный предмет и тут же расплылся в широченной улыбке. Резной кубок и, судя по весу, — золотой.

Тобас еще пошуровал среди обломков, но нашел только пару маленьких золотых мисочек.

Похоже, ловить тут больше нечего. Юноша двинулся дальше в надежде отыскать Книгу Заклинаний древнего чародея. Конечно, в этом странном месте, где не действовала магия, она стала обыкновенной книгой и могла давным-давно сгнить…

Лорд чародей скорее всего хранил Книгу где-нибудь во внутренних покоях или в лаборатории. Если Книга осталась в расколовшейся башне, то она пропала.

Что до внутренних покоев лорда, то с возвышения Тобас рассчитывал попасть в Малый приемный зал, затем в гостиную, оттуда — в спальню, а из спальни — в кабинет. Во всяком случае именно так располагались покои в Двоморе, пока из-за перенаселенности не пришлось все менять.

Правда, этот замок не имел ничего общего с двоморским и вполне мог расположением покоев не соответствовать традициям. Тобас огляделся.

Стена напротив ворот казалась сложенной из прочного камня, а окна навели Тобаса на мысль, что скорее всего это задняя стена основного строения. Значит, Большой зал тянется по всей длине замка. Значит, потайных дверей в этой стене быть не должно.

А вот в каждом конце возвышения находились две обычные двери, одна — вровень с полом, а к другой вели несколько узких ступеней. Тобас открыл ближайшую дверь, расположенную в нескольких футах от обломков стола.

Быстро осмотрев полутемную комнату, Тобас решил, что это какое-то служебное помещение. Никаких следов гобеленов или ковров, зато в углу — куча битой посуды. Скупой свет проникал сквозь единственное узкое окошко. Крутые ступени уходили куда-то вниз. Скорее всего на кухню. Тобас решил, что сюда приносили блюда, перед тем как подать на господский стол.

На кухне ему, пожалуй, делать нечего. Тобас пополз к двери со ступеньками. Опять служебное помещение. Единственным предметом, найденным Тобасом, в назначении которого не было ни малейшего сомнения, оказался ночной горшок. На стенах виднелись ряды ржавых крючков для одежды.

Видимо, гардеробная.

Тобас собрался с духом и пополз наверх, к ближайшей двери в противоположной стене.

Здесь было уже лучше. Комната, и которой он очутился, больше походила на гостиную, чем на Зал Аудиенций, но, совершенно очевидно, являлась частью чьих-то апартаментов. Мебель оказалась практически целой. Дождь, ветер и насекомые, по-видимому, сюда не добирались. Несколько стульев сохранились вполне прилично, а два маленьких столика и вовсе были, как новенькие.

На полу валялось несколько ценных вещей: золотые подсвечники, шкатулка, инкрустированная драгоценностями, рассыпавшиеся безделушки. Оставив их пока лежать, Тобас прошел в следующую дверь.

Эта комната, вне всякого сомнения, была спальней. Полог с матрасом, конечно, превратился в груду сгнивших тряпок, но сохранил форму. Выдвижные ящики комода вывалились и опрокинулись, их рассыпавшееся содержимое указывало на то, что спальня была женской.

Впрочем, это ничего не значило. Замок вполне мог принадлежать чародейке. Тобас подобрал кое-какие драгоценности. Если каменья в них настоящие, то сейчас у него в кармане позвякивают пять-шесть лет безбедной жизни.

Из спальни можно было попасть на галерею, Тобас высунулся и помахал Перену, просто в знак того, что у него все в порядке.

Еще две двери вели в уборную и туалетную комнату. Не видя здесь больше ничего достойного внимания, юноша вернулся на возвышение и начал пробираться к последней лестнице.

Но, не пройдя и половины пути, услышал голос Перена:

— Постой-ка минуточку, Тобас.

— Что случилось?

— Почему это только ты занимаешься исследованиями?

Никакого умного ответа Тобас придумать не смог.

— По-моему, все это вполне безопасно, — настойчиво продолжил Перен.

— Ну, ладно, — неохотно согласился Тобас. — Поднимайся сюда. Там — покои леди, значит, с этой стороны — покои лорда. По-моему, именно он был чародеем.

— Увидим, — кивнул Перен, направляясь к лестнице. Когда приятель подошел, Тобас вспомнил о найденных драгоценностях.

— Смотри, что я здесь нашел. Позже поделим их.

— Хорошо, — согласился Перен.

— А теперь пойдем заглянем к лорду. — Тобас двинулся вперед.

Как он и предполагал, за дверью был Зал Аудиенций, размером едва ли не с гостиную и спальню женских покоев, вместе взятых. Большой деревянный трон стоял на своем месте по-видимому, привинченный к полу, вся остальная мебель сбилась в угол и превратилась в кучу пыли, обломков и лохмотьев. Портьеры за троном, когда-то скрывавшие вход во внутренние покои, свисали пыльными нитями. Тобас коснулся их, и они рассыпались в прах.

Молодые люди прошли в гостиную. Здесь время практически не оставило следов — помещение было хорошо защищено толстыми стенами, целыми окнами и драпировкой. Столы и стулья, конечно, тоже валялись в нижнем углу, но поломались лишь несколько. Содержимое перевернутых ящиков рассыпалось и в основном безнадежно испортилось. Впрочем, кое-где на полу сохранились остатки каких-то порошков. Тобас осторожно осмотрел их, а кое-какие даже понюхал.

Точно определить, что это такое, юноша не мог, но все же ему показалось, что он узнал некоторые порошки из запасов старого Роггита. Возможно, Лорд чародей держал кое-какие вещества под рукой, на случай если придется использовать магию во время аудиенций.

Некоторые пустые ящики были инкрустированы золотом, драгоценностями или потемневшим от времени серебром.

Тобаса это не заинтересовало, но Перен, карманы которого по-прежнему были пусты, подобрал несколько наиболее ценных вещиц.

В гостиной оказалось две двери. Одна выходила на самую верхнюю галерею Большого Зала, другая вела во внутренние покои.

Следующее помещение было не спальней, как предполагал Тобас, а скорее комнатой охраны или прихожей. Четыре стула, абсолютно целые, если не считать превратившейся в пыль обивки, лежали в углу, рядом валялось несколько рапир и мечей. Клинки почернели, но были достаточно крепкими.

А вот дальше шла уже спальня лорда. Под толстым слоем пыли юноши разглядели совершенно целые тюфяк и полог. Хрупкие, блеклые, невероятно сухие и ломкие, но целые. Кровать сползла в нижний угол, но не опрокинулась и не сломалась. Двум гардеробам и огромному комоду повезло меньше. Пол усеивали щепки, на которых еще сияла позолота.

Из трех имевшихся здесь дверей одна вела в уборную, другая выходила на галерею, а вот за третьей Тобас наконец-то обнаружил личный кабинет чародея.

Обстановка в кабинете была простой. Никаких гобеленов и инкрустаций. Обычный стол и стены, когда-то полностью закрытые полками. Часть полок благополучно уцелела, но их содержимое вместе со всем остальным лежало кучей в углу.

Тобас тут же бросился перебирать книги, не обращая внимания на клубы пыли и стоявшего рядом Перена, который, некоторое время понаблюдав за товарищем, отправился осматривать неизученную часть замка. Все более-менее ценное он складывал в мешок, наскоро свернутый из уцелевших кусков гобелена.

Мешок довольно скоро прорвался, и Перен начал стаскивать свои находки на возвышение.

Он провел за этим занятием не менее часа, когда заметил, что становится темно. Соорудив факел из куска гобелена и ножки стола, он минут пятнадцать пытался зажечь его. Сделать это оказалось не так-то уж просто. Когда факел наконец загорелся, Перен вернулся в кабинет чародея.

Тобас, сидя в сгущающейся темноте, пытался разобраться в содержании очередного тома.

— Тобас, — окликнул напарника Перен. — Глаза испортишь. Стемнело.

— Вижу, — отозвался юный чародей, не поднимая головы. — Можешь сделать мне такой же факел?

— А ты нашел что-нибудь?

— Поэмы, книги по истории. Даже по кулинарии. Но о магии ничего нет. Я думал, может быть, вот эта… Оказалось — книга о целебных свойствах трав. Вещь полезная, но к чародейству никакого отношения не имеет.

— А ты заметил, что во всем замке нет ни каминов, ни очагов?

— М-мм? Нет, не заметил. Наверное, он обогревался с помощью волшебства. Ты не мог бы посветить?

— А эти книги не могут подождать до утра?

— Что? — Тобас поднял отсутствующий взгляд. Увлекшись книгами, он несколько оторвался от действительности. — Да, конечно. Между прочим, я тут кое-что нашел. Посмотри сюда.

Он пробрался в нижний угол и отодвинул кучу рухляди. В стене оказался провал. Еще одна дверь.

— А что там? — спросил Перен.

— Не знаю. Похоже, там нет окон, только толстые каменные стены. Я ждал тебя, чтобы решить, что с этим делать.

Перен поднял факел повыше:

— Кажется, это проход, а не комната.

— Если так, то он идет над воротами, внутри стены. Перен согласно кивнул и поднес факел к чернеющему провалу. Пламя не колыхнулось.

— Я пойду первым, — сказал альбинос.

— Пожалуйста. Я пойду следом, — согласился Тобас.

Глава 17

Тобасу казалось, что они идут уже целую вечность, а лишенные окон или каких-либо украшений голые стены и арочный свод тянулись все дальше и дальше.

Несмотря на то, что это был самый обычный коридор, или именно поэтому, юноша не сомневался, что прежде вход сюда был тщательно замаскирован либо полками, либо драпировкой, либо чем-нибудь еще. Может быть, даже наведенной галлюцинацией, которая исчезла, когда магия в замке перестала действовать.

Проход оказался довольно узким, и Тобас плотно прижимал к себе локти, чтобы не вытирать ими стены. Перен благодаря своему изящному телосложению таких трудностей не испытывал.

Вдруг альбинос резко остановился. Ничего не подозревающий Тобас врезался в него сзади. Перену пришлось упасть на одно колено, чтобы удержать факел.

— Что там? — Неожиданно для себя Тобас заговорил шепотом.

— Посмотри сам!

В неверном свете факела Тобас попытался разглядеть, что делается впереди. Правая стена коридора уходила вперед еще футов на пятьдесят — шестьдесят, а левая обрывалась уже через несколько шагов. Что там — комната или поворот, — понять было невозможно. Но на полу Тобас увидел то, что заставило остановиться Перена.

Дорогу им преграждал человеческий скелет. Вернее ноги человеческого скелета, лежащего на пороге таинственного помещения в конце коридора. На ногах скелета сохранились остатки бархатных башмаков.

На мгновение у юноши перехватило дыхание, но он быстро взял себя в руки.

— Ну и что? — произнес он так, как будто ему приходилось видеть человеческие скелеты раз двадцать. — Он мертв. Я хочу посмотреть, что там дальше. Пошли.

— Но от чего он умер? — прошептал охваченный ужасом Перен.

— Откуда я знаю. — Нервы Тобаса были на пределе, и нерешительность альбиноса только злила. — Наверное, когда замок рухнул, он упал и ударился головой.

Перен взглянул на Тобаса, затем на скелет, собрался духом и кивнул.

— Наверное, ты прав. Или это вор, которого чародей застукал на месте преступления, а замок рухнул прежде, чем успели убрать тело.

Альбинос решительно встал и двинулся вперед. Тобас ничего не ответил, хотя почувствовал, что в объяснении Перена что-то не так. Лишь дойдя до угла, он сообразил: падение замка не помешало бы уцелевшим вынести тело. Наверняка должны были быть уцелевшие, иначе в замке валялись бы горы трупов. Точнее, к настоящему времени, скелетов. Если бы кто-нибудь знал про этот труп, его бы обязательно убрали.

Своя версия нравилась ему гораздо больше. Этот человек — мужчина или женщина — погиб во время крушения, а никто из уцелевших не знал о существовании потайного хода. А если и знал, то не сообразил искать пропавшего здесь из-за возникшей неразберихи и паники.

Дойдя до угла, он остановился и смотрел на скелет, пока Перен с факелом не ушел вперед.

Скелет принадлежал мужчине. Кожаные бриджи и темная куртка, расшитая золотом, давно истлели. Золотые нити еще висели на бренных останках. Пальцы на руках скелета были унизаны всевозможными кольцами, от простого золотого ободка до перстней с каменьями размером с целую фалангу. Широкий кожаный ремень превратился в несколько черных полосок, скрепленных темной серебряной пряжкой, а из привязанного к нему сгнившего кошелька вывалились серебряные и медные монеты. Серебро почернело, а медь позеленела. Золотых монет, к огромному разочарованию обоих юнцов, не оказалось.

Рядом с кошельком лежал кинжал, ножны которого тоже сгнили. Пока Перен собирал монеты, Тобас осторожно поднял его.

Лезвие и рукоятка почернели, как уголь, но следов ржавчины видно не было. Клинок остался по-прежнему острым. Железо или сталь давно затупились бы и проржавели.

Тобас протер кинжал подолом куртки. Серебро. А кто может носить серебряный кинжал? Только чародей. Сталь лучше затачивается и дешевле, но не позволяет творить заклинания.

Позабыв о том, что магия здесь не действует, Тобас достал свой атамэ и прикоснулся острием одного кинжала к другому. Перен с интересом наблюдал за его манипуляциями.

Ничего не произошло. Тобас мысленно обозвал себя дураком и убрал свой кинжал в ножны.

— Думаю, это хозяин замка, — произнес он. — Во всяком случае, это точно чародей.

— Да, — кивнул Перен. — И кольца… Они похожи на волшебные…

Тобас не обратил внимания на кольца, но кивнул в знак согласия. Атамэ — тщательно сберегаемый секрет Гильдии Чародеев. Перен не мог заметить особенности кинжала.

Они продолжали рассматривать скелет, и альбинос задумчиво произнес:

— Интересно, почему он так странно лежит?

— Наверное, просто пытался за что-нибудь ухватиться, — предположил Тобас. Казалось, скелет пытается до чего-то дотянуться. Его левая рука была согнута так, словно человек на нее опирался, а правая, с растопыренными пальцами, вытянута вперед на всю длину.

— Похоже, ты прав. — Перен наклонился, чтобы рассмотреть череп. — Он убился при падении. Кости проломлены. — Перен указал на лобовые кости, которые были практически вдавлены внутрь. — Должно быть, он очень сильно ударился. Мне кажется, он бежал. Посмотри сюда.

В свете факела череп выглядел жутковато. Оранжево-красный, с черными провалами глазниц. Тобасу расхотелось исследовать останки, и, вместо того чтобы последовать предложению Перена, он огляделся по сторонам.

Коридор заканчивался комнатой площадью примерно в двадцать квадратный футов. Пол каменный, никаких следов обстановки. Даже обломков. Напротив входа на стене висело единственное украшение комнаты — большой темный гобелен.

Царящий здесь полумрак мешал Тобасу как следует разглядеть изображенную картину, но что-то в этом гобелене было странное.

— Посвети-ка мне, — велел он Перену.

Перен бросил изучать проломленный череп и отошел от скелета. Оба искателя приключений уставились на представшую перед ними картину.

Ни один из них прежде не видел ничего подобного. На гобелене была изображена одна-единственная сцена, но выполненная невероятно точно, до мельчайших деталей, с безукоризненно выстроенной перспективой. Дорожка, вьющаяся среди камней к воротам замка.

Над дорожкой возвышался сам замок. Очень странный и мрачный, из серого и черного камня, в форме демонической головы. Главный вход — разинутая зубастая пасть, два окна над ним — глаза. Над воротами сидели горгульи, а каждый угол по всей высоте здания украшали фигуры дьяволов, стоящих на плечах друг у друга. Непонятно, на чем держащиеся башни висели под совершенно невероятным углом. Их верхушки венчали зубчатые пики или конической формы крыши, напоминавшие раскрытые крылья летучей мыши. С некоторых взирали нечеловеческие ухмыляющиеся физиономии, вырезанные в черном камне. Казалось, их глаза устремлены прямо на зрителя. Замок стоял на вершине горы, склоны которой, резко обрываясь, уходили вниз и даже, казалось, загибались вовнутрь. От дорожки к замку через глубокий провал вел канатный мостик с положенными поперек досками.

Пропасть вокруг замка освещалась бьющим откуда-то снизу ало-малиновым светом.

Тобас внимательно исследовал полотнище. Никаких признаков основы. С виду гобелен очень напоминал картину или даже вид из окна. Воистину великолепное произведение искусства!

Перен отвернулся, несколько обеспокоенный;

— Мне не нравится эта штука. Совершенно отвратительное зрелище. Особенно эти обрывы, пустое небо и дурацкий свет!

Тобас покосился на него и вновь зачарованно уставился на гобелен.

— Но как он прекрасно сделан! Посмотри на детали! Видишь красный отблеск на клыке вот этой горгульи? И второй отблеск вот тут. Наверное, это паутина, от которой отражается свет. Никогда не видел ничего подобного! И кстати, цвета при дневном освещении наверняка не такие мрачные. Ты же знаешь, свет факелов придает всему красноватый оттенок.

— Мне это не нравится, — повторил Перен, на которого речь Тобаса не произвела ни малейшего впечатления. Тобас проигнорировал его высказывание и продолжил:

— Поднеси факел поближе. Видишь, он ни капельки не истлел. Выглядит как новый. — Тобас нерешительно коснулся пальцем гобелена. На ощупь ткань оказалась прохладной и гладкой. Совсем непохожей на шерсть, из которой ткали обычные гобелены.

Перен нехотя поднес факел ближе.

— Посмотри вот на это, — ткнул пальцем Тобас. — Полотно частично выткано металлической нитью. Золотой, я думаю. И цвета… Красный, скорее всего сделан из истолченного драгоценного камня. Похоже на рубин.

— Глупости, — безапелляционно заявил Перен. — Кому придет в голову делать гобелен из золота и драгоценных камней? А если и так, то зачем прятать его здесь?

— Должно быть, это какая-то магия. — Тобас задумчиво посмотрел на демонические физиономии. Перен невольно отшатнулся:

— Какая магия?

— Понятия не имею. Чародейство, наверное. А может быть, и демонология. Если это чародейство, то я не знаю, для какой цели. Роггит никогда не упоминал ни о чем подобном. Возможно, что-то связанное с прорицанием.

Тобас посмотрел наверх. Гобелен висел на петлях, прикрепленных к металлической перекладине. Тобас взял у Перена факел и поднял его повыше.

Перекладина оказалась позолоченной, что и предохранило ее от ржавчины. Даже вбитые в стену крюки отсвечивали золотом.

— Давай-ка, — обернулся Тобас к напарнику, — я возьмусь за этот конец, а ты — за тот. Так мы сможем его снять.

— Зачем? — Перену явно не хотелось прикасаться к странному изделию. — Пусть остается, где висит.

— Затем, что я хочу его забрать. Даже если я не соображу, для чего нужен этот гобелен, то смогу отвести его в Этшар и продать какому-нибудь чародею в обмен на несколько заклинаний. Если хозяин замка считал эту вещь настолько ценной, чтобы тщательно ее прятать, и, даже умирая, пытался до нее дотянуться, значит, она действительно очень ценная. Да и смотрится она соответствующе. В лавке чародея гобелен будет выглядеть достаточно внушительно. А если кто-то знает, как с ним обращаться, и если эта штука действительно настолько могущественная, как я полагаю, то тогда я обеспечен на всю оставшуюся жизнь!

Перену его энтузиазм не передался.

— Не нравится он мне, — упорствовал альбинос. — Он меня пугает.

Тобас вздохнул. Ну как мог человек, бросившийся чуть ли не в пасть дракона, чтобы спасти товарища, испугаться простой картинки?

— Послушай, Перен. Эта штука не представляет никакой опасности. Тут чары не действуют. Помоги мне спустить его вниз, и все остальные ценности в замке — твои. Моя доля — этот гобелен.

— Правда?

— Правда.

— Но эта штука может быть и демонической, ты же сам сказал.

— Может, и так, но демонология здесь тоже не действует. А демонология времен войны не будет действовать нигде. Боги закрыли все дороги в Ад.

— Но…

— Если бы гобелен был ловушкой, мы давно бы уже об этом узнали. Давай, помоги мне.

— Ну, хорошо, — согласился Перен после секундного колебания.

Он приставил факел к стене и неохотно взялся за другой конец гобелена. Крючья, на которых висело полотнище, были вбиты высоко под потолком, но, поднявшись на цыпочки, Тобас умудрился сбросить свой конец перекладины. Высокому Перену справиться со своей задачей оказалось гораздо проще.

Ничего ужасного не произошло — гобелен упал на пол, как обыкновенный ковер, и они скатали его в компактный рулон. Гобелен оказался удивительно тонким и легким для своего размера. Тобас мог нести его и один.

Перен уже поднял факел и направился к выходу.

— Погоди-ка! — остановил его Тобас. — Как насчет колец? И кинжал его сделан из добротного серебра!

Перен остановился, посмотрел на скелет и спросил:

— А они заколдованы?

— Кто его знает. Кольца — возможно. А кинжал… Я, по-моему, знаю это заклинание. Со смертью чародея оно разрушается. Навсегда. Кроме того, эта местность, лишенная магии, может оказать перманентное воздействие. Я не уверен, что мои магические способности вернутся ко мне, когда мы уйдем отсюда.

Он говорил правду, но каким-то образом точно знал, что его атамэ снова станет волшебным, когда он покинет это место. Ведь в атамэ жила частица его души, и вряд ли сила кинжала могла испариться навсегда так, чтобы он ничего не почувствовал.

Да и заклинания высшего порядка наверняка снова начнут действовать, стоит им оказаться за пределами "мертвой" зоны.

Тобас представлял себе это лишающее магической силы воздействие примерно так: допустим, заклинания — это картины, а магия — свет. Если картины поставить в темной комнате, то они станут похожими на гладкие черные доски. Но стоит только вынести их на свет, как они вновь заиграют всеми своими красками.

Во всяком случае, он надеялся, что это так. Что чародейство больше похоже на краски, чем на огонь, который, если уж погас, то погас, и нужно разжигать заново.

Перен, еще немного поколебавшись, резко наклонился, схватил кинжал и засунул себе за пояс. До колец он даже не дотронулся. Тобас посчитал, что это, пожалуй, мудрое решение.

Юноши вместе двинулись в обратный путь. Тобасу понадобилась помощь Перена, чтобы вынести гобелен из комнаты и протащить через потайную дверь. Очутившись в кабинете, Тобас с облегчением положил рулон на кучу истлевших книг.

— И ты действительно собираешься тащить эту штуку до Этшара? — поинтересовался Перен, разминая мышцы спины, побаливавшие от непривычной нагрузки.

Тобас, никогда не увлекавшийся поднятием тяжестей, никак не мог отдышаться и только молча кивнул. Минуту спустя он проговорил:

— Собираюсь. Дотащу его до Двомора, а там найму фургон или еще что-нибудь. Думаю, он того стоит. Правда, правда. Но в настоящий момент я собираюсь поужинать и завалиться в хозяйскую постель. А ты?

Перен довольно ухмыльнулся.

Глава 18

Весь следующий день молодые люди посвятили тщательному осмотру замка. Тобас потратил все утро, чтобы протащить свой драгоценный гобелен через покои Лорда чародея, затем вниз по двум лестницам и по Большому Залу к воротам. Перен тем временем насобирал по разным уголкам замка приличную кучу всякого добра. Во второй половине дня они поменялись ролями, и Перен сел перебирать свою добычу. К заходу солнца чародей облазил все закоулки, а альбинос сложил в отдельную кучу то, что собирался взять с собой, — примерно фунтов тридцать золота, серебра и драгоценностей различной формы.

— Знаешь, — заметил Перен, когда они ужинали за столом, поставленном в одной из нижних комнат, — мы оба разбогатеем, когда вернемся домой. Даже если этот гобелен годится только на переплавку, из него получится фунтов десять золота, а может, и больше. Откинь десять процентов кузнецу, и все равно останется девяносто золотых монет. Говорят, можно прожить на медяк в день, если не шиковать. Девяносто золотых — это девять тысяч медных. Значит, примерно четыреста пятьдесят в год. То есть на эти деньги ты сможешь прожить лет двадцать.

— И все это находится в гобелене, — кивнул Тобас. — Мне не нужно опасаться, что воры залезут ко мне в карман или обчистят мою комнату в гостинице. В отличие от тебя!

— Да уж, — засмеялся Перен. — Но у меня тут значительно больше, чем на десять фунтов!

— С учетом серебра и каменьев, возможно. Но половина из них наверняка окажется фальшивками!

Перен снова засмеялся:

— Ну и что? Фунты золота, серебра и горсть каменьев! Даже если девять из десяти — стекляшки, я все равно могу считать себя богачом! И как этот чародей так разбогател? Знаешь, меня это поражает! Правда, поражает. И знаешь, Тобас, что я думаю? Замок разворовали еще до нас. Ничего достойного внимания нигде, кроме двух основных апартаментов, не было. Помещение дворецкого взломано, и вся посуда исчезла. В оружейной осталось три меча, из которых два погнуты, а один сломан. В башнях шаром покати, во всяком случае, в тех пяти, на которые я лазил. В упавшую я не полез.

Тобас кивнул:

— Думаю, слуги утащили все, что попалось под руку, перед тем как уйти отсюда. Но у них не хватило духу забраться в личные покои хозяев. Чародей погиб, это мы с тобой выяснили. А слуги, не зная о потайном ходе, наверное, решили, что он растаял в воздухе, и опасались его внезапного появления. Но вот чего я никак не могу понять, так это что произошло с леди. Ее драгоценности на месте, во всяком случае, некоторые. А неужели она со своими горничными не забрала бы все. И никаких признаков, что она погибла, нет. Было бы странно, если бы она тоже разбила себе голову при падении, как ты считаешь?

— Возможно, ее просто не было дома, — пожал плечами Перен.

— Может быть.

Некоторое время они ели молча.

— Тобас, — спросил наконец Перен, — ты уверен, что хочешь вернуться в Этшар?

— Уверен, — удивленно ответил Тобас. — А что?

— А то, что я туда не вернусь. Я там вырос и натерпелся достаточно. Да, теперь у меня есть собственные деньги, но мои волосы по-прежнему белые, а глаза красные, и детишки на улицах по-прежнему будут пугаться меня. Называть призраком или демоном. Даже если я сменю дерюгу на бархат. Золото здесь ничего не изменит.

— Ну и что? — недоуменно спросил Тобас. — Конечно, боги сыграли с тобой злую шутку, но с этим уже ничего не поделаешь. Да и куда еще ты можешь пойти?

Тобас чувствовал себя несколько неловко. Он никогда не обращал внимания на необычную внешность Перена и не думал, что сам альбинос придает этому какое-то значение.

— Точно не знаю, — ответил Перен. — Думаю, пойду дальше. В Айгоа или какая там, на востоке, страна.

Тобас вспомнил ряды гор, уходящие вдаль. От одной мысли попытаться перейти их, не говоря уже о том, чтобы перетащить через них объемистый гобелен, его передернуло.

— Да там наверняка такие же жалкие Малые Королевства, как Двомор. — Тобас надеялся разубедить Перена. — Ведь Малые Королевства тянутся до Великой Восточной Пустыни. А Пустыня — до конца Мира. Там нет ничего интересного. Если ты не хочешь возвращаться в Этшар и предпочитаешь Малые Королевства, оставайся в Двоморе!

— Я не могу остаться в Двоморе, — покачал головой Перен. — Мы ведь не убили дракона. Да еще и разбогатели. Они нас просто не примут.

Тобас раздумывал лишь мгновение:

— Ну, не может же каждый убить этого дурацкого дракона. Мы ходим уже больше шестиночья. Наверняка какая-нибудь команда нашла его и убила.

— Ты же сам видел этого дракона, Тобас, — дернул плечом Перен. — И охотников. Неужели ты действительно думаешь, что кто-нибудь из них способен справиться с такой зверюгой?

— Э-э-э… может, ведуны? — с надеждой в голосе предположил Тобас.

— Может, ведуны, — милостиво согласился Перен. — Я мало что смыслю в ведовстве.

— Я тоже, — признался Тобас.

— Конечно. Ты ведь у нас специалист по магии огня.

— Совершенно верно, — улыбнулся Тобас.

Перен улыбнулся в ответ, но сразу посерьезнел.

— Нет, Тобас, я не хочу возвращаться в Двомор. Разве ты захотел бы остаться там? Это ведь довольно убогое местечко. И еще этот дракон!

— А как насчет Экероа?

— Уже лучше, — согласился Перен, — но я действительно не хочу возвращаться. Во-первых, мы можем опять нарваться на дракона, а во-вторых, нам придется идти через Двомор. Мне просто смотреть неохота на этот разваливающийся сарай. Я хочу пойти на восток, через горы.

Тобас не выдержал:

— А я не хочу. Слишком далеко, слишком пустынно и слишком трудно. Я ведь лентяй по природе, Перен. Именно поэтому я и влип в историю с драконом. Мне было лень работать. До недавнего времени я только что не голодал. Но теперь у меня есть гобелен, и мне не нужно идти дальше. И я не пойду. Кстати, у нас недостаточно еды, чтобы двигать через горы. Черт возьми, я даже не уверен, что ее хватит на обратный путь! Чем ты будешь питаться?

— Охотиться. У меня есть праща, меч и два хороших ножа.

— Да? — изумился Тобас. — А ты умеешь обращаться с пращой?

Перен кивнул.

— Что ж, тогда ты, наверное, сможешь дойти. Но я охотиться не умею. А зависеть от тебя в плане еды не хочу. Я возвращаюсь в Этшар. Продам гобелен какому-нибудь чародею, обменяю на заклинания или выплавлю из него металл. А потом возьму деньги и спокойно осяду где-нибудь. Заведу свой собственный дом. Это все, что я хочу, — иметь дом. Мне не нужны приключения. Я возвращаюсь назад.

— А я пойду дальше, — спокойно произнес Перен.

— Ты уверен?

Альбинос кивнул.

— Ладно. Тогда выйдем утром, ты — на восток, я — на запад.

Покончив с этим вопросом, они как-то само собой замолчали и рано легли спать. Тобас — в спальне хозяина замка, а Перен — на покрывале в Большом Зале.

Глава 19

Тащить гобелен оказалось значительно труднее. Тобас как-то упустил из виду, сколько спусков и подъемов ему придется преодолеть на пути к Твердыне Двомор. Кроме того, он сомневался, что выбрал кратчайшую дорогу. Пока их четверка не распалась, они в поисках дракона передвигались зигзагами. Тобас надеялся, что доберется до замка дня за четыре, но из-за гобелена за день проходил вдвое меньше, чем рассчитывал.

Первая ночь застала его практически на границе магически "мертвой" зоны. Ему пришлось трижды творить "Триндлов Огонь", прежде чем он сумел развести костер. На второй день он прошел чуть больше и пристально следил за небом, на которое наползали тучи. Как бы дождь не повредил гобелен! Ночью он спал на земле, укрыв одеялом свой ценный груз. Да еще и мешок положил на край рулона, куда одеяло не дотягивалось. Как он и предполагал, около полуночи начался дождь. Постепенно редкие капли превратились в струйки.

Весь третий день, вместо того чтобы идти вперед, юноша провел в поисках какого-нибудь укрытия. Наконец, ближе к середине дня, он добрался до навеса, образованного выступом скалы. Тобас заполз под него, и постарался запихнуть гобелен как можно глубже.

Здесь он провел ночь и весь следующий день, пережидая дождь. Запас вяленой говядины кончился, у него оставались лишь изюм и кусок очень черствого бисквита.

Рассвет тринадцатого числа месяца Сбора Урожая был серым и мрачным, но не дождливым. Тобас решил двигаться дальше. В течение дня небо просветлело, и юноша бодро шагал вперед в полной уверенности, что уже миновал драконье гнездо. Он остановился тогда, когда, по его подсчетам, находился примерно в полумиле севернее или северо-восточнее этого места.

Накануне Тобас прикончил свои скудные припасы и утром проснулся зверски голодным. Питье проблемы не составляло — все выемки в камнях наполнились дождевой водой. Но еда….

Тобас отыскал несколько орехов, приготовил их на "Триндловом Огне" и съел прямо со скорлупой. Может быть, ему спрятать рулон где-нибудь в горах, а потом вернуться за ним? Нет, пожалуй, это опасно: замок уже недалеко, вдруг кто-нибудь случайно наткнется на его сокровище.

Он еще не осмеливался развернуть гобелен и посмотреть, не проявились ли его волшебные свойства. Ему не хотелось испытывать судьбу в одиночестве, среди гор, на открытом пространстве.

Во второй половине дня Тобас натолкнулся на разрушенный коттедж. Вышибленная дверь валялась на земле, окна были разбиты, а на покрытой сланцем крыше виднелись следы огня. Эта крыша несколько озадачила Тобаса. Он даже подпрыгнул, чтобы получше ее разглядеть. Интересно, чем строителям не угодил тростник? Впрочем, он здесь навряд ли растет. Слишком каменистая почва. Почему хозяин решил построить свое жилище в таком бесплодном месте?

Найти объяснение сему феномену он так и не сумел, но зато сразу догадался, почему дом поврежден и пуст. Обитателей сожрал дракон. Во всяком случае, пытался. Тяжелая, сланцевая крыша вполне могла защитить их от огня.

И не только их — в доме наверняка должно было уцелеть что-нибудь съедобное. Оставив гобелен в центральной комнате, Тобас отправился исследовать содержимое кухонных шкафов.

Они оказались удручающе пустыми. И вообще у шкафов и полок был такой вид, как будто их аккуратно и не торопясь опустошали. Наверное, хозяева убрались отсюда на время, а затем вернулись, забрали все, что могли, и ушли навсегда. Интересно, удалось ли им благополучно добраться до замка?

И кстати, достаточно ли безопасно в самом замке? Глупость какая, мысленно обругал себя Тобас. Если дракон не сумел разнести этот маленький коттедж, то что он может сделать с крепостью, вроде Твердыни Двомор?

Он опустился на первый же подвернувшийся стул и уставился на гобелен. В животе урчало. Тащить дальше эту тяжеленную штуковину не было сил, а коттедж казался вполне подходящим убежищем.

Устроившись поудобнее, он размышлял, за какие заклинания продаст гобелен, когда снаружи донесся шум.

Двигалось что-то очень тяжелое и громоздкое. Тобас резко выпрямился.

Может быть, это драконобойцы? Или вернулись хозяева коттеджа? Он осторожно выглянул в окно.

Ни то, ни другое. На верхушке ближайшего холма восседал дракон, гордо озирая окрестности. Тобас быстренько убрался внутрь.

Этого он не ожидал. Чудовище его не заметило, это точно, но теперь он не сможет покинуть коттедж в ближайшие несколько часов. А если дракон его заметит, то он вообще не выберется отсюда живым. Обеспокоенный и огорченный, Тобас направился к стулу и споткнулся о свернутый гобелен.

С трудом удержавшись на ногах, он обернулся и посмотрел на свою добычу. Вдруг этой штукой можно как-нибудь убить дракона? Если, конечно, в ней действительно заключена магия?

Что ж, заняться в ближайшее время ему все равно нечем, так что он развернет рулон и проверит. Тобас оглядел стены коттеджа в поисках подходящего места.

Домик, конечно, оказался совершенно не приспособленным для развешивания гобеленов, но после некоторого усилия юноше все же удалось закрепить перекладину, поместив ее между выступом дымохода и перемычкой между стропилом и деревянным пандусом, венчающим стену, к которому были прибиты поперечные балки.

Убедившись, что перекладина держится достаточно крепко. Тобас начал разворачивать гобелен. Рулон был скатан слишком плотно, поэтому Тобас вытягивал полотно сверху и отбрасывал назад.

Наконец гобелен свободно повис, сверкая в лучах заходящего солнца. Юноша отступил на шаг и заворожено уставился на изображенную картину. Она была просто сверхъестественной! Жутковатое освещение, фантастические скалы, абсолютная пустота вокруг замка — у автора, безусловно, было богатое воображение! Не говоря уж о самом замке с его странной архитектурой и кошмарными резными украшениями!

Тобас потянулся, чтобы протереть полотно, и с изумлением увидел, что рука прошла внутрь картины. Красно-багровое облако окутало его с головы до ног.

"Магический портал", — молнией пронеслось в голове у Тобаса. Он быстро отдернул руку, но тут же с испугом заметил, что красно-багровый свет по-прежнему освещает его пальцы.

В лицо откуда-то подуло теплым ветром. Теплым и сухим, совершенно непохожим на тот, который задувал в двоморских горах. Подняв глаза на замок, юноша увидел, что стоит перед настоящим мощным трехмерным сооружением.

Сам того не желая, он прошел сквозь портал.

Но куда попал, во имя богов?! Вдруг умерший чародей создал гобелен, чтобы держать в нем демонов или монстров?

Но, может, еще не поздно убраться отсюда? Он ведь не сделал ни одного шага, всего лишь просунул руку. Наверняка это все не так страшно. Отогнав всякие мысли о том, что неплохо бы сходить и посмотреть, что там дальше, Тобас отступил назад, рассчитывая снова оказаться в заброшенном коттедже.

Не тут-то было! Юноша обернулся. И коттедж, и Двоморские горы бесследно исчезли. За спиной у него была пустота.

Дорожка, на которой он стоял, шла из ниоткуда и вела только к замку. Она бежала по узкому, крутому гребню скалы, и по обеим ее сторонам зияли красно-багровые пропасти.

Тобас лег на живот, подполз к краю и осторожно заглянул вниз, ожидая увидеть что-нибудь на дне. Долину, например.

Ничего. Вообще ничего, кроме бесконечной пустоты, светящейся жутким ало-багровым светом. Камни, по которым бежала дорожка, висели в воздухе сами по себе.

Посмотрев на странный пугающий замок, юноша увидел то же самое: скала, на которой он стоял, вовсе не являлась вершиной горы. Просто здоровенный валун диаметром ярдов пятьдесят — шестьдесят, висящий в пустоте. И если бы все это сооружение хотя бы летело над землей… Внизу не было ни полей, ни лесов, ни облаков, ни даже звезд. Одна бесконечная пустота. Ничто. Голова Тобаса закружилась, и он закрыл глаза.

Теплый, сухой, лишенный запаха ветер ерошил его волосы. Юный чародей попытался собраться с мыслями и вдруг со всей очевидностью понял, что это место не является частью известного ему Мира. Он отполз от края и медленно поднялся на ноги.

Совершенно ясно, что идти можно только вперед. Откладывать дальше не имело смысла, и Тобас пошел к замку, медленно и осторожно передвигая ноги.

Канатный мостик, перекинутый через пропасть, оказался самой тяжелой частью пути. Но Тобас благополучно миновал его и замер на нижней губе оскаленной пасти, служившей воротами замка.

Ужас, леденящий душу, мешал юноше сделать следующий шаг. Он осторожно заглянул внутрь. На стенах по обе стороны прохода, ведущего к массивным деревянным дверям, горели факелы. Собрав всю свою волю в кулак, Тобас заставил себя идти вперед.

Двери оказались закрытыми. Юноша потянулся к большим металлическим кольцам, но тут же отдернул руки. Его трясло, как в лихорадке. Тобас стиснул зубы и прижал руки к бокам, стараясь унять дрожь.

Через несколько минут, решив, что он уже достаточно успокоился, юноша потянул за металлические кольца. Заперто. В первый момент Тобас испытал облегчение, которое, впрочем, тут же сменилось очередным приступом ужаса. Что бы ни скрывалось внутри этого сооружения, вряд ли оно страшнее перспективы навсегда остаться снаружи, где нет ни пищи, ни воды. Вообще ничего нет, кроме нескольких футов голого камня. Он выпустил кольца и изо всех сил забарабанил кулаками в дверь.

Когда приступ паники закончился, Тобас бессильно уронил руки. Что же ему теперь делать?

И тут из-за дверей раздался голос. Женский, с очень странным акцентом.

— Дерри? Это ты? Где ты пропадал?

Тобас замер. Чего уж он точно не ожидал услышать, так это обыкновенный человеческий голос. Да еще чтобы при этом его, Тобаса, приняли за кого-то другого? Собравшись духом, он ответил:

— Это не Дерри. Это я, Тобас.

— Кто? — чуть не прорыдали из-за дверей.

— Впустите меня, и я все объясню. — Он не собирался упускать возможность убраться наконец из этой абсолютной пустоты, жуткого освещения и иссушающего ветра.

Тобас всей кожей ощутил колебания стоящей за дверью женщины. И хотя молчание длилось не более пяти — десяти секунд, ему они показались вечностью. Наконец женщина отозвалась:

— Ладно. Кажется, ты вполне безобиден.

Раздался звук отодвигающегося засова. Упала цепь, щелкнул замок, и тяжелые двери распахнулись, открыв взору юноши большой, освещенный факелами зал. Еще одни такие же массивные двойные двери футов десяти высотой были распахнуты настежь. За ними шел коридор футов тридцати длиной, с боковыми проходами. А дальше виднелись очередные двери. Закрытые. Никакой мебели в коридоре Тобас не разглядел, лишь на стенах висели великолепные металлические крюки с горящими факелами, а из каждого угла на него пялились демонические физиономии, вырезанные из камня. Посередине коридора стояла миловидная смуглокожая молодая женщина, одетая в элегантное розовое платье. Высокая и стройная. Длинные черные волосы волнами спадали ей на плечи и грудь. Она настороженно смотрела на Тобаса.

— Привет! — Тобас изо всех сил старался выглядеть как можно безобиднее. — Я Тобас из Тельвена, чародей. В некотором роде.

— Меня зовут Каранисса с Гор. Я колдунья. Тебя Дерри, то есть Деритон, прислал?

— Нет. Э-э-э… Если вы позволите мне на минуточку войти, я попытаюсь вам все объяснить.

Каранисса медлила с ответом, все еще сомневаясь, но тут в желудке у Тобаса громко заурчало, и он добавил:

— И не могли бы вы дать мне что-нибудь поесть?

Это окончательно разрядило обстановку. Женщина, назвавшаяся колдуньей, улыбнулась и кивнула:

— Иди сюда.

Она провела его по боковому коридору через маленькую дверь, и Тобас наконец-то оказался в более-менее человеческом помещении. Милая комната. Без окон, пол устлан шкурами, старинные знамена на стенах. Здесь стояло несколько деревянных стульев. Каранисса уселась, указав Тобасу место напротив себя, и громко хлопнула в ладоши.

Воздух заколебался, и Тобас неуютно заерзал на стуле.

— Принесешь нам еды и что-нибудь выпить, — приказала Каранисса, хотя никого третьего в комнате не было. — У тебя есть какие-нибудь пожелания? — спросила она юношу.

— Нет. Я так голоден, что съем все что угодно.

— Ну, тогда немного острого сыра, свежий хлеб и лучшее красное вино, которое осталось. Да, и яблоки. Воздух снова заколебался, затем утих.

— Ну, рассказывай. — Теперь все внимание Караниссы было обращено на Тобаса.

— А… — замялся юноша. — Я, собственно, не знаю, с чего начать…

— Начни с того, как ты сюда попал.

— Сквозь гобелен. Я только хотел его протереть, но, должно быть, шагнул вперед и не смог уже отсюда выйти.

— Это я и без тебя знаю! С тех пор как Дерри оставил меня здесь и ушел что-то там проверить, я сама не могу отсюда выйти.

Настроение у Тобаса упало. Не значит ли это, что он тоже обречен остаться здесь навсегда?

А может, и нет. Этот таинственный Дерри, или Деритон, вышел же.

— Если вы не возражаете, я хотел бы узнать, а кто такой Деритон?

— Ты не знаешь? — От изумления глаза колдуньи раскрылись так широко, что Тобас испугался. — Ты никогда не слышал о чародее Деритоне? Маге Деритоне?

— Боюсь, что нет, — признался Тобас.

— Но это же его замок. Деритон сам его сотворил. И гобелен, через который ты прошел. Он висит в потайной комнате нашего другого замка, который летает над горами центрального Этшара, насколько мне известно. Хотя с тех пор прошло уже некоторое количество времени.

Пока она говорила, Тобасу пришла в голову странная мысль. Сначала он гнал ее от себя, но когда женщина замолчала, был уже практически уверен в правильности своей догадки. Ведь сначала он предположил, что Деритон и эта колдунья были искателями приключений, которые каким-то образом попали на гобелен, точнее в гобелен. Но никакой искатель приключений не смог бы так естественно и непринужденно говорить о волшебном летающем замке, как о своей собственности. Да еще упоминая такие детали и подробности. И, что самое интересное, летающий замок лежит в ущелье уже не одно столетие.

— Простите, леди Каранисса, а как долго вы здесь находитесь?

— Я не знаю! — раздраженно ответила женщина. — Целую вечность, по-моему. К тому же здесь нет ни дня, ни ночи. Так что я просто не знаю. А в чем дело?

— Вы сказали, что, когда пришли сюда, замок Деритона еще летал.

— Ну конечно же! — Тобас вновь удивил ее. — Ты хочешь сказать, он больше не летает?

— Нет, не летает. Уже очень давно. И боюсь, что Деритон погиб при крушении. Во всяком случае, я так полагаю. Мы с моим напарником нашли возле гобелена труп. Должно быть, его.

— Дерри мертв? — Она в ужасе уставилась на него, открыв рот.

— Думаю, да. Впрочем, я не уверен, что это он.

— А как он выглядит, этот мертвец? Нет, не отвечай. Ты сказал, что замок давно не летает. А как давно? Месяцы? Годы?

— Как минимум годы.

— Боги! Сколько же я здесь сижу? Какое сегодня число?

— Так, дайте подумать… четырнадцатое месяца Сбора Урожая. Или пятнадцатое.

— Какой год, идиот несчастный! — заорала Каранисса.

— Пять тысяч двести двадцать первый по этшарскому летосчислению.

Она ошарашено поглядела на него, затем неожиданно вскочила и принялась трясти юношу за плечи.

— Это что, шутка? Ты меня разыгрываешь? Это Дерри затеял?

— Ну что вы, конечно, нет! — изумленно ответил Тобас, застигнутый врасплох этим странным нападением.

— Было двадцать седьмое число месяца Цветной Листвы четыре тысячи семьсот шестьдесят второго года эры Человеческой Речи, когда мы с Деритоном решили провести здесь вечер вдвоем! И ты хочешь сказать мне, что я прождала этого проклятого чародея четыреста пятьдесят девять лет?! — Последние слова она прокричала Тобасу прямо в лицо.

Тобас молча смотрел на нее, не в состоянии произнести ни слова. Колдунья плюхнулась на стул и уставилась в пол, медленно переводя дыхание.

— Деритон из Хельде! — наконец провозгласила она, потрясая кулаком. — Если бы ты не умер, я задушила бы тебя собственными руками за то, что ты втянул меня в эту историю!

Глава 20

Они сидели и молча глядели друг на друга. В это время в комнату, словно гонимый ветром осенний лист, вплыл поднос. Сам по себе, как будто ничего не весил. Каранисса, выведенная таким образом из состояния тотального бешенства, в котором пребывала до сих пор, поймала его в воздухе и предложила Тобасу.

На подносе стояло именно то, что она заказала. Чуть поколебавшись, Тобас принялся за еду. Перемещение в другой мир совсем не повлияло на его аппетит.

Вино оказалось весьма скверным — кислым и мутным. Тобас мужественно глотал его, не решаясь пожаловаться хозяйке. Что еще можно ожидать от вина четырехсотлетней выдержки, утешал он себя, а эту нервическую колдунью лучше не заводить.

Когда они немного насытились и успокоились, было решено, что Каранисса первой расскажет о себе, а потом уже Тобас, чтобы не запутаться окончательно.

Каранисса заявила, что ее история очень короткая. Вскоре после того, как она закончила обучение и ее призвали в армию военной колдуньей, она встретила Деритона, которому к тому времени стукнуло уже лет двести — триста, и он практически отошел от дел. К его помощи прибегали лишь в исключительных случаях, когда требовалось выполнить какое-нибудь особое задание или подготовить новое пополнение боевых чародеев. Они стали, по ее словам, очень близки, но о браке не могло быть и речи из-за двухсотлетней разницы в возрасте и неравенства званий. Деритон был резервным генералом, а она — зеленым лейтенантом. К тому же браки между представителями разных магических школ не приветствовались.

Тобасу очень хотелось сострить по поводу школ, но он промолчал.

Они чудесно ладили между собой, рассказывала Каранисса, и Деритон перевел ее из разведки под свое начало для выполнения "специальных заданий". Он даже наложил на нее заклятие Вечной молодости.

В этом месте изумленный Тобас прервал ее:

— Вы это серьезно?

— Что именно?

— О заклятии Вечной молодости. Вы хотите сказать, что такое заклятие действительно существует?

— Конечно! Иначе как бы я тебе поверила, что провела здесь четыреста лет?

— Ну, не знаю. Может быть, тут время течет по-другому. Мне всегда говорили, что заклятие Вечной молодости — детские сказки.

— Да нет же, оно существует. И, насколько мне известно, время здесь течет точно так же, как и везде. Заклятие Вечной молодости — военная тайна, хотя, по-моему, о нем все знают. Разве ты никогда не встречал могущественных чародеев, которые выглядят двадцатилетними мальчишками? Мне всегда казалось, что военные не очень-то стараются сохранить этот секрет, раз позволяют таким людям разгуливать у всех на виду.

Тобас хотел было объяснить, что никогда не имел дела ни с военными, ни с какими-либо другими чародеями, кроме Роггита, но решил, что это не к спеху. Сейчас очередь колдуньи. Пусть договорит до конца.

— Значит, он наложил на вас заклятие Вечной молодости. А дальше?

На мгновение он все же задумался, почему, если заклятие Вечной молодости действительно существует, чародеи позволяют себе стареть и умирать, как Роггит. Ответ тут же пришел сам собой — не все чародеи владеют этим заклятием. Как он выяснил на собственном опыте, чародеи не делятся своими знаниями. К тому же этот секрет мог быть полностью утрачен к окончанию Великой Войны, как и искусство создания летающих замков.

Каранисса устроилась поудобнее, отбросила назад свою черную гриву и продолжила рассказ.

Они с Деритоном стали очень и очень близки. В один прекрасный день, предварительно заставив ее поклясться, что она сохранит тайну, он провел ее сквозь гобелен в этот замок, свое личное секретное убежище, о котором никто не знал. Здесь они могли остаться действительно наедине, сюда не имели доступа ни сплетничавшие слуги, ни подчиненные Деритону офицеры. Замок и гобелен были его самым ценным достоянием, и она почувствовала, что ей оказана большая честь, когда Деритон захотел разделить с ней свои сокровища. Он уверял ее, что она — единственная женщина, достойная быть хозяйкой волшебного замка.

Уже тогда Каранисса была достаточно опытной колдуньей и знала, что маг говорил это абсолютно искренне. Либо он использовал какие-то неизвестные ей заклинания, позволявшие лгать так искусно, что даже колдунья не могла этого почувствовать.

Они приходили сюда всего три-четыре раза. И когда нужно было возвращаться, проходили через другой гобелен во второй замок Деритона, который летал в обычном Мире.

Но однажды ночью, в самое неподходящее время, сработал волшебный сигнал тревоги, установленный Деритоном в обычном Мире. Она не знает, ни каким образом он сработал, ни как Деритон об этом узнал, потому что она лично ничего не увидела и не услышала. Заверив ее, что скорее всего это какая-нибудь ерунда и он скоро вернется, а если что-то серьезное, то он придет за ней и отправит в безопасное место, Деритон ушел.

С тех пор она его не видела. И вообще ни одного человеческого существа, кроме Тобаса, в течение, если, конечно, это все-таки не шутка, четырехсот пятидесяти девяти лет. Ну, несколькими шестиночьями меньше.

— Он пытался вернуться к вам, — сказал Тобас, увидев, что она плачет. — Уже умирая, он пытался дотянуться до гобелена. Там мы его и нашли.

Она посмотрела на него сквозь слезы:

— Как вы могли найти его, если он вот уже четыреста лет как мертв?

— Мы нашли его скелет. Во всяком случае, чей-то скелет. С серебряным кинжалом, несколькими кольцами и остатками расшитой золотом куртки. Это ведь он, верно?

— А-ааа! — навзрыд заплакала Каранисса, и Тобас мысленно обозвал себя толстокожим кретином. Он терпеливо ждал, когда истеричные рыдания прекратятся. Колдунья вроде бы пыталась взять себя в руки. Тобас прекрасно понимал, что его внезапное появление и принесенные новости кого угодно довели бы до истерики. После столетий полной изоляции вряд ли можно было винить женщину за такой всплеск эмоций. От этого он не стал относиться к ней хуже. Наоборот, Каранисса произвела на него сильное впечатление. Мало того что колдунья была красива, она на ходу перенимала его произношение. Речь ее становилась все понятнее. Более того, если рассказанное ею — правда (а причин усомниться в этом не было), она прожила здесь одна несколько веков, сохранив разум и нисколько не деградировав. Тобас не был уверен, что вынес бы подобное испытание, окажись он на месте колдуньи.

Каранисса наконец успокоилась и продолжила свой рассказ.

Сначала она просто лежала в постели, ожидая возвращения Деритона. Когда, по ее представлению, прошло уже несколько часов, она встала, оделась и пошла бродить по замку, Постепенно она начала волноваться и попыталась воспользоваться колдовством, чтобы связаться с Деритоном. Ничего не вышло. Она отнесла это за счет того, что находилась в другой реальности.

Наконец она решила сама выяснить, в чем дело, и направилась к гобелену, через который они всегда возвращались в летающий замок. И с ужасом обнаружила, что он не действует. Она не смогла пройти сквозь него.

Это был шок. Мысль, что она может когда-либо застрять в этом странном мире, никогда не приходила ей в голову.

Однако было совершенно очевидно, что она застряла. В конечном итоге колдунья собралась с духом и заглянула в Книгу Заклинаний Деритона, чтобы выяснить, нельзя ли как-нибудь заставить гобелен действовать. Она нашла заклинание, с помощью которого тот был сделан, но ничего не добилась. Эксперименты с другими заклинаниями, вплоть до самых простых, для начинающих, тоже ни к чему не привели. Была там пара-тройка, которые могли бы пригодиться, но для их сотворения непременно требовалось что-то такое, чего в ее распоряжении не было, — живые существа, например. Попытка сотворить заклинание внушения привела к тому, что она испытала жуткое ощущение, что вокруг что-то происходит, но, поскольку опробовать было не на ком, она не уверена, что ей не померещилось.

И никакие попытки ни с чародейством, ни с колдовством, ни эксперименты наугад не вернули ее обратно в Этшар. Она просто жила здесь и ждала. Разговаривала с невидимыми слугами, хотя те были немы и не могли ей ответить. Ухаживала за волшебным садом и пыталась не сойти с ума от одиночества. Она начала спать по несколько дней подряд. Вводила себя в транс, который длился до тех пор, пока ее тело не начинало нуждаться в пище. И каждый раз просыпалась на грани голодной смерти, а Деритон все не шел.

И вот сегодня наконец-то в двери постучал Тобас.

— Значит, есть и другой гобелен? — спросил юноша, когда понял, что она закончила.

— Конечно. Каждый из них работает только в одном направлении.

— Можно посмотреть?

— Сначала скажи, кто ты такой и как попал сюда.

Тобас начал рассказывать, описывая, как затонул отцовский корабль, и Каранисса сразу же перебила его:

— Ты хочешь сказать, что ты северянин?

— Кто?

— Северянин? Имперец?

— Да нет, что вы, — смутился Тобас. Единственные северяне, о которых ему доводилось слышать, были практически уничтожены столетия назад. Застигнутый врасплох, он не сразу сообразил, что колдунья оказалась в изоляции задолго до того, как с ними покончили, а Каранисса явно вкладывала в слово "северянин" какой-то особый смысл.

— Тогда почему этшарский демонолог потопил корабль твоего отца?

Сообразив наконец, в чем дело, Тобас пояснил:

— Потому что мой отец был пиратом. Капером. Великая Война закончилась двести лет назад, моя госпожа. Северная Империя полностью уничтожена. Тех северян, которых вы имеете в виду, больше не существует. Но Этшар не правит всем Миром. Часть восточного побережья вышла из-под правления верховных владык и образовались Свободные Земли Побережья. Или Пиратские Города, как их, по-моему, называют в Этшаре и Малых Королевствах.

— А что такое Малые Королевства? — озадаченно поинтересовалась колдунья.

— О! Видите ли, Древний Этшар к концу войны распался на части. Малые Королевства. А генералы создали новый Этшар, Гегемонию Трех Этшаров — таково его полное название.

Колдунья недоверчиво уставилась на него:

— Ты не врешь?

— Ну, конечно, нет! — Как же трудно разговаривать с человеком, сомневающимся в исторических фактах. Каранисса вздохнула:

— Я вижу… Или колдовские способности окончательно меня оставили. Но как тяжело в это поверить! Войны нет? Империя разгромлена? Этшар распался? Я знала, что гражданское правительство в смятении, но такое… — Она замолчала, затем тряхнула головой, как бы отгоняя прочь эти мысли. — Давай дальше.

Тобас рассказал, как уговорил Роггита взять себя в ученики, как старый учитель умер, обучив его только одному заклинанию, и как он пошел искать счастья. Он не стал рассказывать, что подписался убить дракона, а просто сказал, что приехал в Двомор, надеясь найти себе какое-нибудь занятие, а затем пошел бродить по горам и наткнулся на упавший замок. Он упомянул о странной магически "мертвой" зоне и объяснил, что, ничуть не сомневаясь в исключительной ценности гобелена, потащил его в Двомор.

Под конец он рассказал, как забрался в брошенный коттедж, где, ожидая, когда улетит дракон, решил поближе рассмотреть свою добычу. И вот он сидит здесь, вместе с ней.

— Двомор — теперь королевство? — развеселилась Каранисса.

— Да. Одно из целой кучи.

— Но это же был военно-административный округ под командованием генерала Дебрела?

— Может быть. Но теперь Двомор — Малое Королевство, и правит там Его Величество Дернет Второй.

Она опять вздохнула.

— Очень странно.

Каранисса некоторое время сидела, уставившись в пространство, затем покачала головой и взглянула на Тобаса.

— А ты, значит, чародей?

— В некотором роде.

— Тебе известны секреты Гильдии?

— Ну, не все, во всяком случае… — осторожно начал Тобас.

— Ты сможешь сотворить те заклинания, которые я не одолела?

— Не знаю, — признался Тобас. — Надо попробовать.

— А гобелен? Ты сможешь с ним разобраться?

— Сначала мне нужно взглянуть на него и выучить заклинание. — Тут ему в голову пришла ужасная мысль. — А что если чары не будут здесь действовать, как и во втором замке Деритона.

— Но некоторые же действуют. Я по-прежнему молода, а в саду по-прежнему зреют плоды. И слуги делают все, что я ни прикажу.

Тобас с заметным облегчением кивнул.

— Вы правы. С этим проблем не будет. — И все же он решил попробовать сотворить свое собственное заклинание при первом же удобном случае. — Вы можете показать мне гобелен, через который должны были вернуться?

— Пожалуйста.

Каранисса сняла со стены факел и направилась к двери. Юноша быстро запутался в многочисленных комнатах и коридорах. Ничего общего с обычными замками эта крепость не имела. К тому же внутри она оказалась гораздо просторнее, чем выглядела снаружи. Стены были выложены из серого и черного камня, кое-где висели ковры и гобелены. Каменные рожи демонов таращились из каждого угла. Через окна, мимо которых они проходили, падал все тот же пурпурно-красный свет. Источника его Тобас не обнаружил, но небо над замком как-то светилось.

По крайней мере сюда не задувал ветер. В комнатах было немного жарко и слишком сухо, но не настолько, чтобы доставлять неудобство. А после холода и сырости Двоморских гор это казалось даже приятным.

Наконец, когда Тобас уже окончательно перестал ориентироваться, Каранисса ввела его в маленькую комнатку на верхнем этаже. На стене прямо напротив двери висел гобелен, по-своему не менее странный, чем взятый Тобасом в упавшем замке.

Выполненная в черно-серых тонах картина представляла собой изображение пустого каменного помещения. Тобас мгновенно узнал потайную комнату в летающем замке.

Ракурс был подобран таким образом, чтобы комната просматривалась с расстояния двух-трех футов от стены с гобеленом, если стоять лицом к проходу, ведущему в кабинет чародея.

Тобас присмотрелся. Точно такую же картину он наблюдал, снимая гобелен со стены. Не хватало только скелета Деритона.

Тобас потрогал полотно. Холодная гладкая ткань. По дороге сюда он надеялся, что сможет воспользоваться магическим порталом. Что какое-то защитное заклинание не позволяет только Караниссе пройти сквозь него. Но ошибся.

Поизучав картину еще некоторое время, Тобас пожал плечами.

— Ну что ж, — обратился он к колдунье, — похоже, мне надо заглянуть в Книгу Заклинаний.

Тобас старался не волноваться, но ему было очень трудно сохранять спокойствие. Наконец-то он почти достиг своей желанной цели — выучиться как следует магии. Если он сможет запомнить несколько заклинаний из Книги Деритона и потом вернуться в обычный Мир, то будет готов приступить к работе.

Однако кто бы подумал, что он достигнет цели в подобных обстоятельствах. Запертый в волшебном замке с красивой четырехсот или пятисотлетней колдуньей, пытаясь заставить действовать неизвестное заклинание, чтобы вернуться в реальный Мир.

Ну и странный же он выбрал путь, чтобы увидеть Книгу Заклинаний могущественного чародея!

Глава 21

Пока они шли по темному узкому коридору, Тобас осторожно рассматривал Караниссу, по-прежнему державшуюся немного впереди. Длинные черные волосы развевались у нее за спиной. Еще по пути к гобелену юноша обратил внимание, как грациозно и уверенно она движется — после четырехсотлетнего заточения пленница прекрасно знала все углы и закоулки замка.

Кстати, эти четыреста лет никак не отразились на ее внешности. Тобас отлично понял, почему старина Деритон сразу положил на нее глаз. Это была самая красивая женщина, которую юноше когда-либо доводилось видеть.

Интересно, не способствовали ли этому чары Деритона? Вначале, когда Каранисса вела его в замок, она казалась несколько неуверенной, возможно, на нее действовало непривычное присутствие постороннего, но теперь колдунья вполне освоилась. Она уже примирилась с резкой переменой в своей жизни.

Каранисса распахнула тяжелую дубовую дверь кабинета и пропустила Тобаса вперед. Он на мгновение замер, изучая ряды полок, заставленных горшками, бутылками, коробочками и загадочными блестящими приборами.

Книга Заклинаний лежала на почетном месте в центре длинного рабочего стола. Большой толстый фолиант, в темном кожаном переплете с тяжелой металлической застежкой. Тобас заколебался.

— Вы уверены, что на нее не наложено защитное заклятие? — поинтересовался он у Караниссы.

— Не знаю. У меня никаких проблем не возникло. Я просто не смогла творить заклинания.

Мило, подумал Тобас. Но могло быть и так, что Деритон просто не распространил защитное заклятие на свою пассию, а постигшая ее неудача вызвана тем, что имеется какое-то путающее заклятие. Затея могла оказаться опасной, но юноша решил рискнуть. Он протянул руку и открыл Книгу.

Ничего не произошло. Книга Заклинаний открылась, как самая обычная книга. Тобас увидел пустой форзац и почувствовал легкий мускусный запах.

На титульном листе неумелой рукой были неровно выведены руны: "Деритон из Хельде, его заклинания. Начата в тринадцатый год его жизни, в году четыре тысячи пятьсот двадцать третьем от Года Дарования Богами Людям Речи, во время Bеликой Войны с Северной Империей".

Тобас некоторое время любовался надписью. Книге было почти семьсот лет. Должно быть, на нее наложено какое-то сильное предохраняющее заклятие — бумага осталась белой и мягкой, а чернила выцвели лишь самую малость.

Он осторожно перевернул пару пустых листов. Следующая страница оказалась затертой и нечитабельной. Он пролистнул и ее.

На следующей странице запись была четкой и ясной. Тобас долго смотрел на нее, и на лице его медленно расплывалась улыбка.

Старательно выведенное заглавие гласило: "Триндлов Огонь", и дальше шло подробное описание так хорошо знакомого ему заклинания. Да, никаких путающих заклятий на Книгу наложено не было.

Юноше бросилась в глаза маленькая сноска в конце страницы. Судя по почерку и чернилам, приписка была сделана намного позже. Она гласила: "Пользоваться осторожно! Сотворение огня на чем-либо уже горящем приводит к мощному взрыву!"

Н-да, и домик Роггита — яркое тому свидетельство. Впрочем, получить подтверждение со стороны было даже приятно.

Прочитав описание до конца, Тобас понял, почему у Караниссы ничего не вышло. В графе "Ингредиенты" Деритон указал лишь серу и маленький крестик, напоминающий виньетку. При описании двух пассов, совершаемых при сотворении заклинания, один также был помечен этим значком.

И нигде не упоминался атамэ или хотя бы кинжал.

Даже в своей личной Книге Заклинаний Деритон постарался не раскрывать секретов Гильдии. Каранисса — колдунья, и атамэ у нее не было. Во всяком случае, насколько знал Тобас, ничего, подобного атамэ, в колдовстве не использовалось. Поэтому она и не поняла значения маленького символа. Скорее всего она не обратила на этот значок никакого внимания. Деритон здорово придумал, сделав его похожим на завитушку.

Но не все же чары требовали применения атамэ! Быстро пролистав несколько страниц, Тобас понял, что ошибается. Символический атамэ присутствовал фактически везде.

Правда, одно такое заклинание Тобас все же нашел. То самое заклинание внушения. Гораздо дальше он обнаружил приворотное зелье, тоже не требовавшее атамэ. Но от него колдунье проку было мало.

Интересно, как часто Деритон пользовался этим зельем? Использовал он его, соблазняя Караниссу, или нет?

Листая страницы, Тобас сделал еще одно удивительное открытие: в Книге имелось огромное количество заклинаний, гораздо больше, чем, как он думал, их вообще существует на свете. Фолиант был толстым, в несколько сотен страниц. Не считая небольшого пропуска в начале и примерно пяточка пустых листов в конце, вся Книга была плотно исписана заклинаниями. Вскоре Деритону пришлось бы заводить второй том.

Если Тобас сможет оставить эту Книгу себе и освоить имеющиеся в ней заклинания, он станет одним из самых величайших чародеев Мира. Очень заманчивая идея. Ему не придется тогда продавать приворотные зелья и заниматься снятием порчи. Он сможет наколдовать себе все что угодно или продать несколько заклинании за бешеные деньги.

Тобас с интересом отметил, что почерк Деритона с возрастом изменился, нескладные каракули превратились в мелкие четкие линии. Изучение и запись этих заклинаний, несомненно, заняли у мага много времени. Тобас предположил, что Деритон начал вписывать сюда новые заклинания через несколько лет после окончания учебы. Интересно, откуда он их брал? Сравнив почерк, юноша решил, что приписка к "Триндлову Огню" была сделана, когда Деритон заполнил порядка пятидесяти — шестидесяти страниц.

Заклинания, записанные в книге, варьировались от "Снятия Легкой Порчи" до чего-то, именуемого "Предвиденная Смерть", к которому имелась следующая приписка: "Последствия неизвестны. Изобретатель считает, что, если заклятие выйдет из-под контроля, оно может уничтожить весь Этшар, а возможно, и весь Мир. Применялось дважды. Оба раза остановлено с помощью специальных чар, ныне утраченных". Еще ниже на полях красными чернилами было выведено: "НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО".

Тобаса передернуло. Даже от мысли попробовать сотворить нечто подобное становилось не по себе.

После "Предвиденной Смерти", ближе к концу Книги, он обнаружил "Переносящий Гобелен".

Вступление было длинным, заклинание сложным, а за описанием самой процедуры следовали еще три страницы различных замечаний. Тобас огляделся в поисках стула и только тогда заметил, что Каранисса все еще стоит рядом и спокойно наблюдает за ним.

— Вам нет необходимости ждать. Это займет некоторое время.

— Все равно мне больше нечем заняться, — пожала плечами колдунья.

— Да, пожалуй, — согласился Тобас. — Не могли бы вы подать мне вон тот стул?

Каранисса даже не двинулась с места и только лениво повела глазами в указанном направлении.

Стул слегка покачнулся и, неловко переставляя негнущиеся ножки, направился прямо к юноше. Прежде чем сесть, Тобас несколько секунд недоверчиво смотрел на него, словно желая убедиться, что тот больше никуда не собирается.

— Я ведь, знаешь ли, колдунья, — заметила Каранисса. — Вы, чародеи, не единственные волшебники на свете.

— А я никогда этого и не утверждал.

— Зато Дерри утверждал.

Тобас промолчал и вернулся к Книге Заклинаний. Итак, для "Переносящего Гобелена" необходимо иметь тридцать фунтов золота и тридцать серебра, — он правильно сделал, что взял гобелен, а не всякую мелочевку, как Перен, — все необходимое для изготовления обычного гобелена, три свежие сосновые иголки, три свечи — белую, черную и кроваво-красную, белую розу, красную розу и особый сорт ладана. В сноске указывалась книга, где имелись инструкции по приготовлению этого ладана. Ну и, если он, конечно, правильно понял значение маленького крестика — а он был совершенно в этом уверен, — атамэ.

Символ атамэ был поставлен после каждого упоминания о разрезании ткани или литье металлической нити. Тобас понял, что каждая нить, используемая при изготовлении гобелена, должна разрезаться атамэ, а не ножницами или обычным клинком. Совершенно очевидно, что никто, кроме чародея, не способен сотворить это заклинание.

Первоначальный ритуал занимал целый день, от полуночи до полуночи, а создание гобелена занимало год, хотя начать можно было в любое время.

И никаких инструкций, как починить гобелен или заставить функционировать тот, который перестал действовать.

Тобас долго смотрел на текст. Перспектива провести как минимум год в таинственном замке, имея в качестве единственного компаньона прекрасную Караниссу, ему не улыбалась.

То есть, если вспомнить, как появился поднос с едой, единственного компаньона-человека.

Нет, в общем-то, если подумать, перспектива не такая уж неприятная. Существовали гораздо худшие места, которые люди называли домом. И все же неплохо было бы иметь выбор. Замок, безусловно, — комфортабельное жилище, но юноша никогда не думал обосноваться в ином мире, отрезанном от остального человечества.

Да и вино тут уж больно паршивое! Однако придется смириться.

Тобас еще раз прочитал заклинание и похолодел. Он абсолютно неправильно оценил ситуацию! Если единственный способ выбраться отсюда — создать новый гобелен, то он обречен провести здесь не год, не два и даже не десять. Во-первых, заклинание было высшего порядка, и его суточный первоначальный ритуал требовал абсолютно безупречного непрерывного исполнения. Тобас достаточно усвоил из уроков Роггита, чтобы понять, что его шансы сотворить это заклинание с первой попытки практически равны нулю. Во-вторых, существовала вероятность того, что заклинание ударит по исполнителю, и результат окажется совершенно неожиданным. Возможно, даже летальным.

А скорее всего вообще ничего не получится.

Конечно, постепенно он сможет овладеть всеми этими заклинаниями, хотя без помощи учителя обучение займет не шесть лет, а гораздо больше. Чародей-подмастерье смог бы сотворить действующий гобелен, если заклинание было бы, скажем, пятого или шестого порядка и ему не нужно было бы опасаться какого-либо серьезного обратного действия.

Если же заклинание несколькими порядками выше, нужно учиться еще три года на звание мастера и еще девять лет, чтобы обрести достаточную квалификацию для звания мага. Говорили, некоторым удавалось получить звание мастера Гильдии до сорока лет, но Тобас считал, что это скорее происходило по политическим соображениям, чем зависело от способностей претендентов. Роггит как-то случайно упомянул, что младшему Великому Мастеру всего пятьдесят восемь лет.

Так что он может застрять тут надолго. Очень надолго. К тому же вряд ли в здешнем саду есть розы и сосны. Даже если Деритон и хранил эти ингредиенты где-нибудь на своих полках, то через четыреста лет сосновые иголки вряд ли можно назвать "свежими", а розы наверняка превратились в пыль. Да и время суток здесь не узнаешь, а к первоначальному ритуалу нужно приступать ровно в полночь. Под этими небесами полночи может не быть вообще. Похоже, он застрял в этом замке на всю оставшуюся жизнь.

И все же один шанс у него есть. Надо выяснить, почему гобелен возврата перестал работать, и починить его. Тобас полистал страницы в поисках каких-нибудь прорицаний низшего порядка.

Ничего. Похоже, прорицания Деритона не интересовали. Ему попалось красивое заклинание "Великий Импульс Варрина", с помощью которого чародей, по-видимому, заставлял летающий замок отрываться от земли, и несколько минут любовался им, но затем решил больше не отвлекаться.

Поскольку прорицанием воспользоваться не удалось, придется разбираться с проблемой самому. Тобас вернулся к заметкам о "Переносящем Гобелене".

Значит, так. Если в гобелене повреждена хотя бы одна-единственная нить, то можно считать, что магический портал разрушен и не заработает никогда. Остается только надеяться, что ничего подобного не произошло.

Если гобелен распустился, если хотя бы одна нить не на своем месте, то он прекращает свое действие. Но если починить поврежденную часть в соответствии с указаниями, то портал снова заработает.

Ну с этим-то он справится. Починка распустившегося гобелена не требует ничего, превышающего его возможности.

Придется очень внимательно осмотреть гобелен на предмет порезов и распустившихся нитей. Возможно, не должно быть даже потертостей.

Прочитав, что каждый гобелен-портал работает только в одну сторону, поэтому их рекомендуется делать попарно, на вход и на выход, Тобас скривился. Деритон последовал этому совету, но им с Караниссой от этого никакого проку.

В заметках особо подчеркивалось, что каждая, даже самая незначительная деталь изображения должна абсолютно точно соответствовать оригиналу. Малейшая погрешность могла привести к тому, что портал перенесет вошедшего совершенно в другое место. Учтем, подумал Тобас и перевернул страницу.

Далее следовал параграф, как ему сперва показалось, чисто теоретических рассуждений. Деритон писал, что преднамеренное создание неправильного гобелена может привести к тому, что магический портал станет воротами в иной мир, совершенно отличный от реального.

И только перечитав эти строки несколько раз, юноша понял, что именно таким образом Деритон и создал свое тайное убежище в ином мире. Он выткал на гобелене фантастическую картину. А гобелен, вынужденный заложенным в него волшебством перенести Деритона в указанное место, сам создал этот замок!

Для Тобаса это было уже слишком. Он откинулся на стуле и глубоко задумался.

С помощью "Переносящего Гобелена" можно создавать совершенно иные миры. Н — да-а, это заклинание гораздо выше шестого порядка! Готов ли он к исполнению чего-то подобного?

— О боги! Нет!!! — Сам того не замечая, Тобас выкрикнул это вслух.

— Что "нет"? — раздался сзади голос Караниссы.

Юноша несколько ошарашено посмотрел на нее, затем ответил:

— Так, ничего особенного! — Но, не устояв перед искушением, добавил:

— Просто я, по-моему, только что понял, как Деритон сотворил этот замок.

Убедившись, что на Караниссу его слова произвели должное впечатление, он вернулся к Книге.

Интересно, как Деритону хватило мужества сделать подобную вещь? Ведь согласно его же собственным заметкам, чародей мог вторгнуться в обиталище какого-нибудь монстра! Старик явно не страдал от недостатка храбрости и самоуверенности!

Значит, гобелен должен абсолютно точно соответствовать оригиналу. С этим, похоже, проблем нет — нужный ему гобелен был уже не раз опробован. Освещение тоже должно совпадать. Предположительно, так оно и есть. В Книге четко сказано, правда, без дополнительных объяснений, что от этого зависит длительность перехода. Интересно, что имеется в виду? Сам он переместился мгновенно. Bпрочем, все это сейчас не имеет значения.

Сквозь портал может пройти кто и что угодно. Никакой выборочности. Заклинание не рассеивалось со временем и не требовало возобновления.

Может быть, гобелен перестал работать потому, что замок рухнул в "мертвой" для магии зоне? Нелогично, поскольку они находятся с другой стороны, исходной, а не принимающей. Впрочем, каждый волшебник знает, что магия зачастую не подчиняется логике.

Может, все дело в том, что на гобелене пол ровный, а в действительности он под углом? Но на картине нет никаких висящих предметов, которые могли бы сдвинуться с места. Можно, конечно, попробовать перевесить гобелен, только вряд ли это поможет.

Короче говоря, причина "поломки" гобелена по-прежнему оставалась загадкой, хотя в примечаниях наверняка можно было найти какие-нибудь объяснения.

Тобас захлопнул Книгу и откинулся на спинку стула. Он чувствовал, что со временем во всем разберется. Но сейчас, в данный конкретный момент, читать дальше он не способен. Выдохся. С объяснением придется подождать.

Что бы ни послужило причиной "поломки" — угол наклона или распустившаяся нитка, — ему придется провести в этом замке несколько дней. А может быть, и всю оставшуюся жизнь.

Глава 22

Каранисса отвела Тобасу удобную, богато обставленную спальню рядом с кабинетом и принесла ему кое-что из вещей древнего мага. Одежда сидела паршиво, но все же это было лучше, чем его собственное потрепанное грязное барахло, из которого он не вылезал с тех пор, как покинул Двомор.

Кроме того, колдунья велела одному из трех — как минимум трех — невидимых слуг прислуживать ему. Сначала Тобас немного нервничал — этот невидимый служка не имел ничего общего с легким ветерком, которому Каранисса велела принести еды. Это существо было чем-то маленьким, постоянно издающим неприятно-скрипящие или неприлично-сосущие звуки, вечно везде шныряющим и оставляющим за собой на полу влажные капли. Впрочем, оно оказалось способным приносить небольшие предметы и мчаться по первому же требованию за Караниссой.

Тобас не знал, с помощью какого именно заклинания Деритон создал своих слуг. В Книге таких было несколько — начиная от "Оживления Гомункулюса" до "Призрачного Фантазма Люгвайлера". Интересно, нельзя ли сотворить что-нибудь более приятное? Юноше не нравилась дурацкая манера слуги хихикать в самые неподходящие моменты. Однажды из-за такого хихиканья Тобас опрокинул ночной горшок. Разозлившись, он приказал слуге немедленно вытереть пел и с ужасом обнаружил, что большую часть грязи существо подлизало. Весьма тошнотворное открытие.

После этого он не просил служку убирать чего бы то ни было.

Некоторое время — Тобас не знал, сколько именно, — он отдыхал, ел, спал и изучал Книгу Деритона.

Кроме того, юноша облазил весь замок. Он очень хорошо помнил картину на гобелене, и у него сложилось впечатление, что внутри это сооружение намного просторнее.

Каранисса пользовалась дюжиной комнат, и все эти помещения выглядели довольно уютно. Слугам она велела следить за тем, чтобы свечи и лампы не затухали, а окна, окрашенные жутким багровым светом, были плотно зашторены. Основные проходы — к воротам, кухне, залу с гобеленом и саду — освещались факелами, которые слуги зажигали по первому требованию. Два факела на воротах горели постоянно. Каранисса объяснила, что она настояла на этом. Горящие факелы должны были служить приветствием Деритону, когда он вернется. Тобас, увидев выражение ее лица, не стал напоминать ей, что Деритон умер и факелы на воротах горят понапрасну.

Прочие части огромного сооружения оставались темными и пустыми, но даже в самом темном закоулке было чисто. Все свободное время слуги занимались тем, что стирали повсюду пыль и снимали паутину. Поскольку они никогда не спали, а Каранисса, наоборот, большую часть времени проводила во сне, порядок в замке был идеальный.

Не обнаружил Тобас в замке и никаких признаков разрушения. Ничто не рассыпалось и не гнило. Просто не верилось, что этому сооружению более четырехсот лет.

Замок был полон всевозможных чудес. Например, коридор, который вел в одну комнату, если идти по центру, и совершенно в другую, если идти вдоль стены. Или окно одной башни, дававшее перевернутое изображение всего остального замка. Тобас так и не понял, что это — шутки Деритона или побочный эффект какого-нибудь заклинания. Каранисса никогда не задумывалась над этим, поэтому ничего вразумительного сказать не могла.

На волшебные замковые сады Тобас наткнулся почти случайно в странном спиралевидном дворике за кухнями. Ему очень понравились цветы, несмотря на их странный неестественный цвет в багровом освещении и несмотря на предупреждение Караниссы держаться подальше от наиболее ядовитых и опасных бутонов. Карликовые яблони, усыпанные полновесными плодами, стебли кукурузы, сами склоняющие головки в протянутые руки… Все это выглядело довольно забавно. Но когда он обнаружил источник обеспечения замка говядиной, ему стало не по себе. Мясные деревья не воспроизводили голову, брюхо или шкуру, но в остальном обладали всеми анатомическими особенностями скотины, которую изображали. Вид бьющихся сердец и дышащих легких на толстых красно-зеленых стеблях, кровь, бегущая по артериям, свисающим наподобие лозы, и запах свежего сырого мяса вызвали у юноши острый приступ тошноты. Особенно "приятно" на это было смотреть при местном пурпурном освещении.

Тобас долго корпел над Книгой, пытаясь найти заклинания, с помощью которых были сотворены эти ужасы, но сильная головная боль, непонятно откуда взявшаяся, заставила его бросить эту затею. В конце концов сад существует, функционирует, и ладно.

Правда, у Караниссы на этот счет было другое мнение. В волшебных садах время постепенно брало свое. Некоторые растения засохли или заболели, и постепенно меню замка стало менее разнообразным. Остались говядина, кукуруза, яблоки, богатый выбор сыров и овощей. Но вот из птицы уцелело лишь одно небольшое куриное дерево, которое практически не плодоносило. Остальные давно погибли. Баранина, ягнятина и свинина стали несъедобными, а пирожные и прочие сласти, которые она так любила, выродились вообще. Еда и питье не из сада давно закончились. Разве что в огромных винных погребах еще сохранилось примерно полдюжины бутылок уже закисшего вина, которые она оставила для особых случаев.

Каранисса надеялась, что, даже если Тобасу не удастся найти дорогу в реальный Мир, он сможет хотя бы восстановить сады в их прежнем великолепии. Иначе рано или поздно возникнет реальная угроза голодной смерти.

Тобас считал чрезмерным и даже несколько пугающим количество магии, использованной в замке. Каранисса объяснила, что Деритон в течение ста лет тратил все свободное время на благоустройство и украшение своего тайного убежища. Да и она сама внесла в обстановку кое-какие штришки. Впрочем, она не достигла больших высот в своем ремесле, к тому же колдовство всегда было менее стойким и могущественным, чем чародейство (признание, несколько смутившее Тобаса), поэтому ее вклад незначителен, а некоторые магические чары Деритона она не сумела поддержать, и они рассеялись.

— Не думал, что чародейство настолько сильнее, — вежливо заметил Тобас. Он давно уже подозревал об этом, но наверняка знать, конечно, не мог.

— Безусловно. И главное, намного опаснее. Дерри как-то сказал, что чародейство напрямую связано с хаосом, царящим под нашей реальностью, поэтому результат произведенного заклинания иногда может оказаться совершенно непредсказуемым. Колдовство — совсем другое дело. Сила колдуньи или колдуна исходит из их тела или мозга. Конечно, она, до определенного предела, не имеет границ ни в пространстве, ни во времени, но все же это человеческая энергия, человеческая сила. Если я попробую сотворить заклинание, для которого требуется больше сил, чем у меня есть, то оно либо не получится, либо убьет меня. Но вы, чародеи, делаете такие вещи постоянно, даже не задумываясь об этом.

— Я не делаю, — буркнул Тобас.

— Но ты можешь. Ты можешь зажечь сотню огней и совсем не устать, верно?

— У меня заболят запястья, — возразил Тобас.

— Ерунда. Вот если я зажгу сотню огней при помощи колдовства, то совершенно выдохнусь. Зажигание огня при помощи колдовства требует примерно столько же усилий, как добыча его трением одной палочки о другую. А зажечь целую сотню таким способом… Ты когда-нибудь пытался добыть огонь трением?

— Нет. Слышал о таком, но никогда не пробовал.

— Это вполне реально, уверяю тебя. Только на это уходит, как правило, минут десять — пятнадцать, и к концу процедуры руки болят и затекают. Колдунья может зажечь огонь мгновенно, но потратит на это столько же энергии и так же устанет, как если бы десять минут крутила палочку. Понял?

— Думаю, да.

— Конечно, мне не нужна сера, и я не делаю пассы. Для колдовства не требуются ни ингредиенты, ни ритуалы.

— Похоже, этим пользуются только чародеи, — кивнул Тобас. — Ворлок на моем корабле тоже ничем не пользовался.

Каранисса уставилась на него непонимающим взглядом:

— А что такое "ворлок"?

Смутившись, Тобас принялся объяснять, но запутался и махнул рукой. Он и сам толком не понимал, что представляет собой эта новая разновидность магии.

Через некоторое время, выяснив, что перевешивание гобелена под разными углами ничего не дает, Тобас почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы опробовать несколько заклинаний из компендиума Деритона. Первое интересное и простое заклинание, которое ему попалось, "Левитацию Трацела", пришлось пропустить. Для него требовалась пойманная в воздухе капля дождя. Если у Деритона и было припасено нечто подобное, то оно давно улетучилось. Об этом свидетельствовала пустая бутыль с надписью "дождь", стоящая в кабинете на полке. И, уж конечно, в этом мире дождь никогда не шел.

Это навело его на мысль, откуда, собственно, в замке берется вода. Каранисса услужливо показала ему колодец. Заглянув в его бездонные глубины, Тобас решил на этом вопрос закрыть и вернулся к Книге.

За "Левитацией Трацела" следовало что-то под названием "Кровавое Заблуждение", для сотворения которого требовались лишь атамэ и капелька собственной крови. Тобас решил рискнуть. Проколотая рука, несколько пассов — и он немедленно трансформировался (что подтвердили и зеркало, и испуганный визг Караниссы) в окровавленный разлагающийся труп.

Колдунья отказалась сидеть с ним за одним столом, пока он не примет свой нормальный облик, а Тобас не нашел контрчар, которые он смог бы сотворить. К счастью, через некоторое время "Кровавое Заблуждение" рассеялось само по себе.

Повторять это заклинание он не решился. Живые трупы — штука, безусловно, полезная, чтобы, например, напугать врагов, но Каранисса тут ни при чем. Не хватало еще, чтобы она избегала его.

А вот чудо "Призматической Пиротехники" — совершенно другое дело! Он повторял заклинание снова и снова, не доставляя никому неудобств. Рассыпал направо и налево разноцветные мерцающие искорки. Причем совершенно безопасные, неспособные поджечь ни гобелен, ни скатерть. И все необходимые для сотворения этого чуда ингредиенты имелись под рукой.

Нашел Тобас и рецепт создания взрывающейся печати, но, вспомнив историю с Книгой Заклинаний Роггита, решил на всякий случай не экспериментировать.

Чары "Полихромного Дыма" удались ему достаточно хорошо, но образовавшееся густое облако никак не желало рассеиваться и упрямо висело в воздухе, пока он не попросил наконец Караниссу выдворить его за окно. Эти чары он тоже решил больше не повторять.

Заговор, снимающий порчу, остался неопробованным, поскольку выяснилось, что ни на Караниссу, ни на него самого порчу никто не наводил. Пропустил он и целую серию заклинаний, вызывающих солнечный или лунный свет, ввиду полного отсутствия вышеупомянутых светил на местном небосводе.

"Галгерово Снятие Крышки" напугало его чуть ли не до потери сознания, несмотря на лаконичное предупреждение, что заклятие шумное и требует много места. Тобас подумал, что в крайнем случае горшок начнет со свистом летать по комнате, но кто мог предположить, что из ниоткуда с воем и грохотом возникнет восьмифутовое нечто с рожей демона, сверкающее, как кристалл, с острыми когтями, клыкастое и рогатое; схватит со стола горшок, со скрежетом сорвет с него крышку и исчезнет, издав звук, похожий на звон бьющегося стекла, оставив и горшок, и крышку у ног полумертвого от страха экспериментатора.

Когда все стихло. Тобас долго смотрел на открытый горшок, затем неторопливо поднял его, тщательно закупорил и поставил на полку. Затем, опустившись на стул, он долго глядел в одну точку, и его лицо медленно расплывалось в улыбке.

— Эй, Надоеда! — позвал он наконец. — Пойди-ка, найди мне Караниссу!

Слуга чирикнул, издал свой любимый неприлично-сосущий звук и выбежал из комнаты. Прислушавшись к удалявшемуся мокрому шлепанью, Тобас встал и опять потянулся за горшком.

Когда колдунья вошла в кабинет, юноша постарался придать своему лицу серьезное выражение:

— Кажется, я нашел кое-что. Вряд ли это напрямую сработает на гобелене, но я подумал, что ты захочешь взглянуть. Любопытное заклинание.

Он взял атамэ, алмазную крошку, золотую проволоку, стальной брусок, маленькое серебряное зеркало и торжественно разложил все это на столе.

— А ты и вправду думаешь, что оно нам понадобится? — поинтересовалась Каранисса. На секунду Тобас устыдился задуманного:

— Ну, не совсем… Но я подумал, что тебе будет приятно увидеть, что я наконец чему-то научился,

— А! Ну, ладно. А для чего это заклинание?

— Открывать горшки.

— И все? Я тоже могу открывать горшки руками или колдовством.

— Но не так. В Книге сказано, что с помощью этого заклинания можно открывать любой предмет с крышкой, который можно поднять одной рукой. И не важно, насколько плотно он закрыт. Смотри!

Он быстро проделал необходимые пассы. Реакция Караниссы оказалась именно такой, на какую Тобас рассчитывал. Когда появилось рогатое нечто, она с воплем отскочила в угол, опрокинув стул. Впрочем, и сам Тобас, который прекрасно знал, что сейчас произойдет, немного растерялся от всех этих вспышек, звона и грохота.

Когда нечто исчезло, Каранисса долго молча смотрела на юношу, а затем громко расхохоталась.

— Это самая глупая штука, которую мне доводилось видеть! — с трудом проговорила она, давясь от смеха.

— Я надеялся, что ты оценишь, — улыбнулся Тобас.

— Никогда не видела, чтобы Дерри такое вытворял! — проскрипела колдунья, стараясь восстановить дыхание.

— Ничего удивительного. Согласно Книге, единственное, на что годится это заклинание, — открывать горшки, бутылки и все такое прочее.

Успокоившись, Каранисса задумчиво спросила:

— Как ты думаешь, оно не сможет каким-нибудь образом раскрыть гобелен?

Тобас некоторое время серьезно обдумывал такую возможность, затем покачал головой:

— Думаю, рисковать не стоит. Во всяком случае, пока. Боюсь, эта штука просто разорвет гобелен в клочья и нам придется делать его заново. А я вряд ли буду на это способен еще очень, очень долго, даже если здесь имеются все необходимые материалы. Что тоже вряд ли. В саду я не заметил ни роз, ни сосен. К тому же, если ты не умолчала о сокровищнице, у нас нет ни золота, ни серебра. Разве что выплавить из гобелена.

— Здесь нет сокровищницы. Мы вообще никогда не хранили тут деньги. Смысла не было. Розы в саду давно погибли, а сосен не было отродясь.

— Я так и думал. Следовательно, сделать новый гобелен мы не сможем в любом случае. Нам нужно заставить работать старый.

— А ты еще не выяснил, что с ним случилось?

— Нет. Я перечитал заклинание раз сто, и все без толку. Обшарил весь гобелен вдоль и поперек. Ни разрывов, ни потертостей. И не распустился он нигде. У меня почему-то такое ощущение, что я должен знать, в чем дело, и что я почувствую себя круглым дураком, когда соображу наконец, что стряслось. Но сейчас мне ничего не приходит в голову.

— Ну, а я так вообще представления не имею. Так что продолжай дальше. Уверена, в конце концов ты вытащишь нас отсюда. — Каранисса встала, затем, подчинившись внезапному импульсу, наклонилась и чмокнула юношу в щеку. — Спасибо тебе за то, что ты пытаешься что-то сделать.

— Эй, я ведь тоже здесь заперт!

— Знаю. И спасибо, что пришел.

Прежде чем Тобас успел что-то сказать, колдунья повернулась и вышла.

Юноша долго смотрел на закрывшуюся дверь, пытаясь разобраться в своих чувствах. Затем достал Книгу и перечитал заклинание "Переносящего гобелена" еще раз.

Глава 23

После этого эпизода Каранисса перестала заходить к Тобасу в кабинет. Они вместе ели, вежливо разговаривали, встречаясь в разных частях замка, но колдунья тщательно избегала кабинет и спальню юноши.

Тобас сразу обратил внимание на ее странное поведение, но долго набирался храбрости, чтобы спросить о причинах этой резкой перемены.

Наконец, через несколько дней, когда они поглощали запеченного цыпленка, сорванного с последнего маленького кустика и приготовленного одним из невидимых слуг Караниссы, но по вкусу ничем не отличавшегося от птицы, выращенной в курятнике и приготовленной простым смертным, Тобас решился:

— Ты меня избегаешь?

Не поднимая глаз, она медленно намазала масло на рулет и только потом ответила:

— Да, пожалуй.

— Но почему? — Более тактичной формулировки юноша не придумал.

— Не знаю. Может быть, боюсь к тебе слишком сильно привязаться.

Примерно такого ответа он и ожидал.

— Но почему, если тебе этого хочется?

— Не знаю, — повторила Каранисса. — Мне кажется, это нечестно. Я жду Дерри. Я не должна… — Колдунья замолчала. Затем, собравшись с мыслями, продолжила: — К тому же по отношению к тебе это тоже нечестно. Я так долго жила одна — четыреста лет, ты сказал, — что, наверное, влюбилась бы в первого встречного мужчину. Как только мы выйдем отсюда, все может закончиться. Сейчас ты кажешься чудесным — смелым, милым и умным, — но я не знаю, действительно ли ты такой, или это просто потому, что ты рядом. К тому же ты совсем еще мальчик.

— Понимаю, — кивнул Тобас. — Ты избегаешь меня, чтобы сильно не увлечься мной, так?

— Совершенно верно.

— Что ж, я не жил в одиночестве четыреста лет, — немного поколебавшись, заговорил Тобас, — и меня нисколько не обеспокоит, если ты позволишь себе увлечься мной. И я заботился бы о тебе, насколько это в моих силах, и во внешнем мире. Но если ты не захочешь рисковать, я пойму.

— Ты действительно очень милый! — воскликнула колдунья. — Иногда ты так напоминаешь мне Дерри!

Тобас не знал, что на это ответить, поэтому, воспользовавшись давешним приемом Караниссы, начал сосредоточенно мазать маслом рулет.

По окончании трапезы слуги начали убирать со стола. Тобас поднялся:

— Я возвращаюсь к работе.

— Я пойду с тобой, если не возражаешь. Люблю смотреть на чародея за работой.

— Буду рад компании, — удивленно улыбнулся юноша.

Обоим показалось совершенно естественным, что он обвил рукой ее талию, когда они шли по коридорам. Похоже, обсуждение причин, почему она его избегает, покончило с самими причинами.

Зайдя в кабинет, Каранисса воскликнула:

— А здесь все стало как-то по-другому!

— Да, немножко.

Тобас переставил кое-какую мебель, освободив место для экспериментов, придвинул то, чем чаще всего пользовался, убрал кучу пустых емкостей, чье содержимое не пережило четырех столетий забвения. От времени, к сожалению, пострадали многие часто использующиеся ингредиенты, и это здорово сузило количество заклинаний, с которыми юноша мог экспериментировать.

— А это что здесь делает? — спросила колдунья, похлопав по голове невероятно страшной статуэтки, стоящей в углу рабочего стола. — По-моему, она из зеленой галереи?

Тобас не успел ничего ответить, потому что фигурина запела. Громко и чуть фальшиво приятный баритон старательно выводил "Печали Сараи Непостоянной".

Смутившись, юноша успел схватить статуэтку прежде, чем она допела вступительные строфы, где в смачных подробностях описывалось строение тела вышеупомянутой Сараи, и перешла непосредственно к песне, повествующей о ночной деятельности этой весьма незакомплексованной особы.

Пение прекратилось, едва он коснулся изваяния. Воцарилось молчание.

— "Галгерово Поющее Заклятие", — робко пояснил юноша. — Оно работает только с застольными песнями.

— Ах, с застольными… — кивнула Каранисса, пряча улыбку. — А это что? — На сей раз она просто указала пальцем. Тобас рассказал ей о полудюжине различных предметов, на которых проводил опыты с последними освоенными заклинаниями.

— В Книге есть много интересного, с чем мне хотелось бы поработать, — добавил он, покончив с разъяснениями. — Но даже когда все необходимые ингредиенты под рукой, я не могу понять, получилось ли у меня что-нибудь или нет. Для некоторых заклинаний нужен живой объект. Вот это, например: "Малое Заклятие Навеянных Снов". Если бы я смог убедиться, что оно работает, с его помощью можно было бы связаться с кем-нибудь во внешнем мире и попросить его прийти нам на помощь.

Каранисса взглянула на краткое описание:

— Ты мог бы попробовать на мне.

— О! — "Вот дурак-то!", — мысленно стукнул себя по лбу Тобас. — Ну, конечно же, мог! Я как-то об этом не подумал, ведь мы с тобой обычно ложимся спать одновременно.

— И все же я не совсем понимаю, какой от этого прок, — пожала плечами Каранисса. — Что можно сделать с той стороны?

— Сам толком не знаю, — признался Тобас. — Может быть, через тот вход можно протянуть канат и вытащить нас отсюда.

— Вряд ли такое возможно, — нахмурилась Каранисса. — Или возможно? Уж больно все как-то просто.

— Просто?!

— Ну, может, и не просто. Но, когда я проходила с Дерри сквозь гобелен, мы никогда не могли повернуть назад, как бы ни пытались. Я даже шагу назад ступить не могла.

— Ах, вот как? — Разочарованию юноши не было границ. А он-то надеялся, что его мгновенный переход — чистая случайность.

— Да, не могла. Достаточно было просунуть палец, чтобы оказаться здесь.

— О! — Тобас уныло уставился в Книгу. — Ладно. Может, мы все-таки опробуем это заклинание, если не найдем ничего более подходящего.

— Может быть, — согласилась Каранисса. Некоторое время они молча стояли, Тобас — уставившись в Книгу, а Каранисса — глядя на него.

— Что ты собираешься делать дальше? — нарушила молчание колдунья.

— Пока не знаю. Я постепенно расту. Уже добрался до заклинаний второго или даже третьего порядка — они тут не помечены. Но что, собственно, я ищу? Я провел здесь не меньше двух шестиночий, а может, и больше, но до сих пор толком не знаю, что делаю. Конечно, я обучаюсь магии, и это очень здорово, но я по-прежнему не понимаю, как нам отсюда выбраться.

— Вообще-то торопиться особенно некуда, — утешила Каранисса.

— А вот в этом я как раз не уверен. Вино заканчивается, сады вырождаются. К тому же у тебя впереди вечность, а у меня? Я не хочу проторчать здесь всю жизнь. Не из-за тебя — о лучшей компании нельзя и мечтать, — но просто сидеть и ничего не делать — это вовсе не то, что я хочу получить от жизни, если ты понимаешь, о чем я. И мне хочется забрать тебя отсюда — показать тебе Мир, каким он стал. Ты заслуживаешь лучшей участи, чем вечно прозябать в этом замке. Не знаю, какова вероятность того, что кто-нибудь найдет гобелен, прежде чем он истлеет, но, думаю, она невелика. А может, его уже сжег дракон. И если я не вытащу нас отсюда, то никто не вытащит. А у меня пока нет ни малейшего представления, как это сделать.

— Ты разберешься. Я не сомневаюсь.

— Вряд ли, если буду сидеть и осваивать всякие певческие чары.

— Может, тебе следует попробовать заклинания более высокого порядка? — задумчиво предложила колдунья. — Вместо того, чтобы медленно двигаться вперед? Ведь заклятие Вечной молодости Дерри тоже записал, верно? Ты можешь наложить его на себя, и тогда время вообще не будет иметь значения.

— Безусловно. Но я еще долго не рискну сотворить его. Оно действительно очень высокого порядка. Если я ошибусь, то могу превратиться в эмбрион или что-нибудь в этом роде, — иронически усмехнулся Тобас.

— По-моему, ты слишком много работаешь, — заявила Каранисса. — Перестань думать о делах, и давай просто прогуляемся по замку.

— Давай, — согласился юноша, взяв со стола подсвечник.

Они шли по коридорам, тесно прижавшись друг к другу, любуясь уже хорошо знакомыми гобеленами и статуэтками в нишах. Услышав позади знакомое хлюпанье, Тобас рявкнул через плечо:

— Убирайся прочь, Надоеда!

Мокрое шлепанье стихло, и парочка двинулась дальше. Много позже, обменявшись за время прогулки только несколькими ничего не значащими словами, они оказались возле комнаты, где висел "сломавшийся" гобелен.

— Хочу взглянуть на него еще раз, — заявил Тобас.

— Хорошо, — согласилась Каранисса, выскальзывая его объятий.

Он попытался поймать ее, но колдунья отступила назад.

— Я подожду тебя здесь.

— Нет, пошли со мной. Может, вместе мы что-нибудь придумаем. Такое, до чего я один не додумался.

Поколебавшись, она согласилась. Бок о бок они вошли в комнату и встали перед темным пустым изображением. Каранисса слегка дрожала. Тобас повернулся к ней, желая утешить, но она снова отстранилась.

— В чем дело? — недоуменно спросил Тобас.

— Дерри. Я все время думаю о нем, когда смотрю на этот гобелен. Ты сказал, что вы нашли его останки в этой комнате. Я не могу этого вынести. У меня такое чувство, что он смотрит на нас.

— Успокойся. Дерри… Деритон мертв. Он мертв уже несколько веков. И ты достаточно долго его оплакивала, даже если и не знала точно, что он умер. Его дух уже далеко.

— Но его кости по-прежнему лежат в этой комнате…

Тобас поглядел на гобелен:

— Да, лежат… Вот здесь. — Он протянул руку, чтобы показать, где именно лежит череп Деритона, но так и замер с поднятой рукой. Его осенило.

Изображение на гобелене должно точно соответствовать оригиналу, в самых мельчайших деталях. Здесь изображена пустая комната, а на самом деле в углу лежит скелет Деритона.

Вот почему перестал действовать портал!

Глава 24

— Поразительно! — воскликнул Тобас, удобно расположившись на бархатном диванчике в любимой гостиной Караниссы. — Должно быть, именно поэтому в комнате нет окон. Иначе пришлось бы дожидаться, пока солнечные лучи лягут под нужным углом. А в дождливые дни вообще возникала бы куча проблем. Эти гобелены — не такая уж умная штука.

— Достаточно умная, чтобы держать нас здесь, — вздрогнула Каранисса, примостившаяся на соседнем стуле. — В заметках сказано, что время может сыграть злую шутку. Возможно, Деритон имел в виду именно солнечные лучи. Интересно, если, допустим, освещение неправильное, магический портал просто перестает действовать, или как? Может, шагнув в него, ты просто зависаешь неизвестно где, пока не наступит нужное время суток и освещение не изменится?

Колдунья пожала плечами:

— Если это так, то почему не зависла я? Болталась бы сейчас где-нибудь в преддверии Ада, ожидая, когда скелет Деритона рассыплется в пыль. А ты, соответственно, умер бы от голода у закрытых ворот. Разве что уговорил бы слуг тебя впустить.

Тобас некоторое время молчал.

— Не знаю. Может быть, существует различие между предсказуемыми регулярными изменениями, такими, как солнечный свет, и непредсказуемыми — передвижением скелета. Или изображенная сцена никогда больше не будет существовать — крыша обвалится прежде, чем уберут кости, или еще что приключится — именно тогда гобелен просто перестает действовать.

— А вот эта идея мне совсем не нравится! — резко наклонилась к нему Каранисса.

— Ну, это всего лишь предположение, — дернул плечом Тобас и, подумав еще некоторое время, добавил: — Думаю, гобелен не мог создать новый мир, потому что комната когда-то была именно такой, как на изображении. Если заклинание, выводящее в какое-нибудь конкретное место, уже произведено, то оно не может само собой переключиться на что-то другое. Оно может только прекратить свое действие вообще. Колдунья молчала.

— И может измениться, я думаю, время перехода из одного мира в другой через исправный портал, если другой не действует вовсе. Чародейство — занятная вещь. Малейшая неточность создает серьезные проблемы. Заклинание будет отлично работать, но совершенно по-другому реагировать в определенных условиях. Роггит рассказывал мне о таких случаях, когда заклинание действует, но требует совсем иных контрчар. И зависит это от того, куда при исполнении одного из пассов чародей поднял большой палец — вверх или в сторону. А с такой сложной вещью, как гобелен, небольшие девиации просто неизбежны. Я имею в виду, что подготовительное заклинание длится двадцать четыре часа! Никто не способен повторять одни и те же движения с точностью до дюйма на протяжении целых суток!

Каранисса встрепенулась:

— И что же нам теперь делать?

— Еще не придумал. Мы могли бы изобразить скелет… Выткать его как-нибудь на гобелене. — Тут он замолчал, а затем воскликнул: — И о чем только я думал? Ну и дурак же я! Гобелен и так хорош. Все, что нужно, — это убрать скелет. И тогда все снова будет в порядке!

— А как мы это сделаем? Мы же не можем отсюда выйти, пока он там лежит!

— Да ладно тебе, Кара! Ты же колдунья! Тебе не нужно брать что-то или трогать, чтобы передвинуть. Так неужели ты не в состоянии передвинуть какой-то скелет?

— Не в состоянии! — огрызнулась Каранисса. — Мне нужно знать, как лежит предмет по отношению ко мне, прежде чем смогу с ним что-то сделать. Я многое чувствую — у меня колдовское зрение и обоняние, я умею слышать чужие мысли и читать в чужих сердцах, но не из этого мира в другом. Мы здесь нигде! Я не знаю, куда смотреть и как смотреть. Я пыталась позвать на помощь, когда поняла, что оказалась в западне, и не смогла. Я отрезана от реального мира.

— О! — Тобас задумчиво уставился в пол.

— А ты? У тебя нет какого-нибудь заклинания, чтобы убрать скелет?

— Не знаю. Ничего подходящего на ум не приходит.

— А как насчет навеянного сна? Не мог бы ты…

— Ну, конечно, — перебил ее Тобас, радостно подскочив. — И не мог бы, а могу! Во всяком случае, думаю, что могу. Оно должно действовать независимо от того, где находится реципиент. Чародейство работает между мирами — ты сама говорила, что Деритон получил какой-то сигнал тревоги из летающего замка, когда находился здесь, с тобой.

— Верно, получил. Ты можешь позвать кого-нибудь, чтобы убрали скелет?

— Нужно навести сон на определенного человека. Только так работает заклинание.

— Ну и что? Наверняка кто-нибудь из Мира согласится нам помочь.

— Этот кто-нибудь должен знать про замок. Я могу передать послание продолжительностью в несколько минут и не успею подробно объяснить дорогу. К тому же я не знаю, что именно из этого сна человек будет помнить, проснувшись. "Малое Заклятие" работает только на передачу, так что я не смогу проверить, дошло ли мое послание. — Несколько поколебавшись, юноша продолжил: — Кроме меня, только один человек знает, где находится замок. Придется звать его. Надеюсь, он не сорвался с какого-нибудь утеса.

— А кто это?

— Перен Белобрысый. Мы познакомились в Двоморе, нет, еще в Этшаре. Он пошел на восток через горы, когда мы расстались. Может быть, я смогу уговорить его вернуться.

— Во всяком случае, ты должен попробовать.

— Думаю, придется.

Тобас откинулся на подушках, обдумывая детали.

Все вроде должно получиться нормально. Он сможет вызвать Перена при помощи "Малого Заклятия Наведенных Снов". Перен вернется, уберет скелет Деритона, и портал снова заработает. Тогда они с Караниссой просто перейдут сквозь него в упавший замок.

Должно получиться.

— Ты называешь это "Малым Заклятием", — заметила Каранисса. — А что, есть еще и большое?

— Есть. И работает в оба конца, на прием и на передачу, Обеспечивает полный контроль над чьим-либо сном примерно на полчаса. Так написано. Но оно намного сложнее. Для него нужна кровь, серебро… короче, оно сложнее. Вероятно, четвертого порядка.

— Ты говорил, что можешь творить заклинания третьего порядка. Между третьим и четвертым большая разница?

— Наверное, не очень. Но я не уверен, что освоил какое-нибудь заклинание третьего порядка. Может, это были довольно сложные варианты второго.

— Предположим. Но что может случиться, если ты попробуешь?

— Вот этого я не знаю. Поэтому и боюсь.

— А я думаю, ты должен попытаться, — решительно заявила Каранисса.

— Это потому, что ты ничего в этом не смыслишь. Есть чародеи, которые, проработав всю жизнь, так и не преодолевают границы третьего порядка. А ты ждешь от меня, чтобы я за каких-то пару шестиночий скакнул от единственного простейшего заклинания сразу на четвертый порядок!

— Ой, Тобас, пожалуйста, не расстраивайся! Ты, конечно, делаешь все, что в твоих силах. Но четвертый порядок — это не так уж и сложно. Ты сам говорил, что Деритон пользовался заклинаниями седьмого порядка, создавая этот замок, верно?

— Не ниже седьмого порядка, — уточнил Тобас. — Но Деритон, наверное, был очень талантливым чародеем. К тому же двухсотлетним. А мне всего семнадцать, и я понятия не имею, есть ли у меня вообще способности к чародейству. Это, знаешь ли, не таблица умножения. Заклинания второго порядка в восемь — десять раз сложнее первого, а третьего — в десять раз сложнее второго. И так далее. С заклинаниями первого порядка я уже легко справляюсь, второго — тоже, но четвертого…

— О! — Голос ее упал. — Я и не знала, что это так сложно. Я вообще мало что знаю о чародействе.

— А зачем это тебе? Жалко, конечно, что я не могущественный чародей, а всего лишь жалкий недоучка. Но все же я попробую сотворить это заклинание. Малое. С ним я должен справиться. А теперь иди и ложись спать. Опробуем его на тебе.

— Хорошо, — покладисто согласилась колдунья. — Я, пожалуй, с удовольствием вздремну.

Они расстались в коридоре, даже не прикоснувшись друг к другу: он направился в кабинет, а она — в свою спальню. Случайно обернувшись, Тобас перехватил брошенный на него взгляд Караниссы. Улыбаясь, он начал сочинять текст послания.

Глава 25

"Малое Заклятие Наведенных Снов" великолепно работало каждый раз, когда Тобас испытывал его на Караниссе, но вот удостовериться, что его послания достигают Перена, находящегося в другом мире, он не мог. Тобас еще раз повторил ритуал и пристально уставился в образовавшуюся серую завесу из пыли и курившегося фимиама.

— Перен, — сказал он, — я не знаю, получил ли ты мои предыдущие послания, но это я, Тобас из Тельвена, разговариваю с тобой при помощи заклятия Наведенного Сна. Мне срочно нужна твоя помощь. Иди в упавший замок, в потайную комнату, и убери оттуда скелет. Не важно, куда и как, только убери его из этой комнаты. Это все, что тебе нужно сделать. Я отплачу тебе всем, чем смогу. У меня есть деньги, и я овладел магией.

Чародей помолчал. Про деньги, конечно, — некоторое преувеличение. Но это сейчас не важно. Он заработает сколько угодно, как только вернется в обычный мир.

— Убери скелет! — повторил он. — Вытащи его целиком в коридор, этого достаточно.

Дымка начала рассасываться, и Тобас замолчал. Время действия заклинания истекло. Через пару часов можно будет повторить. А теперь пора пойти проверить гобелен еще раз — Перен мог уже вернуться и передвинуть скелет. Правда, может быть, он бродит где-то, затерявшись в восточных пустынях. Или сорвался со скалы, или погиб в драке. Но до тех пор, пока чары более высокого порядка не освоены, остается только регулярно передавать послание и ходить проверять, не заработал ли портал.

Захватив подготовленный провиант, Тобас прошел к гобелену и постучал по ткани. Бесполезно.

Он по-прежнему заперт в замке. Что ж, все, что он мог сделать на данный момент, он сделал. Юноша огляделся. Чем бы заняться?

Из-за экспериментов с наведением снов его режим теперь не совпадал с распорядком Караниссы. Колдунья сейчас спала, и он был в замке совершенно один.

Один, как же! Пока Тобас стоял у бесполезного гобелена, несносный Надоеда прилепил ему на башмак какую-то тошнотворную дрянь и с хихиканьем убежал. Маленькое чудовище в последнее время совершенно распоясалось. Непонятно, почему, после веков покорного подчинения Караниссе, слуга именно сейчас начал чинить всякие мелкие пакости. Если бы Тобас мог видеть это существо, то с большим удовольствием дал бы ему здоровенного пинка.

Юноша наклонился. Дрянь оказалась вязкой, вонючей и, отлепившись от башмака, намертво склеила пальцы. Сзади послышался смешок.

Ах, так?! Тобас решил, что настало время разобраться с Надоедой. Он вернулся в кабинет, бросил мешок с провиантом на полку и открыл Книгу в поисках "Призрачного Фантазма Люгвайлера".

По его убеждению, это было заклятие третьего порядка, и оно прекрасно подходило для эксперимента. Пора наконец попробовать что-нибудь посложнее.

Кстати, откуда он взял, что именно с помощью фантазма Деритон сотворил Надоеду и других слуг? Прочитав несколько страниц, юноша понял, что это на самом деле своего рода проклятие. С помощью этого заклинания можно было сотворить противный маленький призрак исключительно кошмарного вида, который будет изводить указанную ему жертву, появляясь в самых неожиданных местах и оставаясь совершенно невидимым для окружающих. Фантазм абсолютно безобиден, если, конечно, не напугает кого-нибудь до смерти, но отнюдь таковым не выглядит. Его можно заставить преследовать жертву постоянно, дав ему свободу маневра, или он будет появляться лишь при определенных обстоятельствах.

Тобас хотел заставить фантазм преследовать Надоеду, когда тот будет проникать в верхние этажи замка. Он отлично обойдется без слуги, во всяком случае, без Надоеды — точно. А если потом передумает, то попросту снимет проклятие.

Можно, конечно, просто приказать Надоеде убраться подальше — мелкий пакостник все еще выполнял прямые указания, — но это слишком легко, скучно и просто. Наложив проклятие, он, во-первых, лишний раз потренируется в чародействе, а во-вторых, заставит Надоеду на собственной шкуре испытать, что такое пакость.

Увидеть Надоеду, конечно, не получится, но будет приятно услышать его хныканье вместо постоянного хихиканья и хлюпанья.

Юноша внимательно прочитал инструкцию четыре раза. Заклинание выглядело хитроумным, очень хитроумным. Для реализации плана мести требовались маленькое круглое зеркало и ряд совершенно необычных ингредиентов. Тобас тщательно отобрал их на полках и разложил на рабочем столе.

Проделав примерно половину заклинания, он заметил, что происходит что-то странное. По столу пополз какой-то зеленовато-желтый дымок, о котором в описании не говорилось ни слова. Кроме того, уже было ясно, что заклинание проходит как-то не так. Тобас достаточно напрактиковался, чтобы сразу замечать такие вещи. Где-то он ошибся. Юноша растерялся — продолжать или нет. Эта заминка еще больше исказила заклинание.

Прекрасно понимая, что он окончательно все испортил, Тобас мрачно продолжил ритуал, надеясь только на чудо.

Желтый дымок рассеялся, и никаких признаков магической активности не наблюдалось. Может, у него вообще ничего не получилось? А может, он и не перепутал ничего. Он ведь никогда прежде не насылал проклятий! Немного успокоившись, Тобас уже собирался кликнуть Надоеду, чтобы выяснить, появился ли фантазм, как вдруг из зеркала что-то вылезло.

Юноша в ужасе уставился на свое творение, стоящее на крышке стола.

Нечто среднее между человеком и лягушкой. Глянцевые бока отливают грязным зелено-коричневым цветом. Тонкие кривые ножки ("А может, и не ножки вовсе, а лапки, — поди тут пойми", — пронеслось в голове Тобаса) широко расставлены, ручки с длинными пальцами уперты в бока, вылупленные круглые глазки недоуменно моргают. Большие заостренные кверху уши наклонились вперед. Никаких признаков пола не просматривалось.

Тобас облегченно вздохнул. Никакой это не фантазм! Он протянул руку и пощекотал толстое коричневое брюшко.

Творение с испуганным писком отпрыгнуло в сторону.

— Во имя неба, кто ты? — громко вопросил Тобас. Творение раздулось от гордости, ткнуло себя пальцем в узкую грудку и пропищало смешным тоненьким голоском:

— Сприган.

— Что?! — Тобас никак не ожидал, что это умеет еще и говорить.

— Сприган! Я!

— О! — Юноша с любопытством протянул руку, намереваясь посадить пискуна на ладонь.

Сприган быстро засеменил прочь, и прежде, чем Тобас успел схватить его, он добрался до края стола, свалился вниз и исчез за дверью.

Ну и ну! Впрочем, творение выглядело вполне безобидным и в любом случае не могло существовать вечно. Через некоторое время оно, должно быть, само исчезнет.

Однако экспериментировать с заклинаниями высокого порядка в ближайшем будущем, пожалуй, не стоит.

Тобас потянулся за зеркалом. Но, прежде чем он успел его коснуться, оттуда вылез еще один сприган, абсолютно идентичный первому.

— Привет! — изумленно выговорил Тобас.

— Привет! — пискнуло в ответ. Голосок был чуть пониже, но тоже в верхнем регистре сопрано.

— Ты — сприган? — несколько обеспокоено поинтересовался Тобас.

— Да! Да! — радостно закивало маленькое создание. — Сприган!

— Откуда ты взялся? — Происхождение загадочного существа могло дать ключ к выяснению его способностей и предназначения. Сприган несколько мгновений озадаченно хлопал глазками" рожица его исказилась в эдакой смешной пародии на недоумение, но затем снова расплылась в улыбке.

— Отсюда! — проверещало существо, радостно подпрыгивая и тыкая пальчиком в зеркало. — Отсюда! Отсюда!

Тобас некоторое время молча смотрел на него. Тварюшка выглядела глуповатой, но спрашивать все равно больше некого.

— А зачем ты вылез?

— Веселье! Веселье! Очень весело, да? — Сприган одарил Тобаса беззубой улыбкой.

— Думаю, тебе будет достаточно весело, — с сомнением в голосе заметил Тобас. Интересно, сколько еще этих тварей успеет вылезти из зеркала, прежде чем заклинание перестанет действовать?

Сприган неожиданно проверещал "Пока-Пока!", спрыгнул на пол и выбежал за дверь.

Юноша быстро схватил зеркало и сунул его в деревянную шкатулку. Надо помешать другим сприганам, если, конечно, они появятся, разбежаться по замку.

Тобас выждал несколько минут. Все было тихо. Тогда он захлопнул крышку и запер шкатулку на ключ. На всякий случай.

И впредь никаких хитроумных заклинаний! Будем продвигаться вперед постепенно. И обойдемся "Малым Заклятием Наведенного Сна". Если он не сможет достать Перена, то попробует связаться с Арденом, Эльнером или Алоррией.

Внезапно он почувствовал себя очень усталым. Вся эта магия и безуспешные попытки выбраться отсюда сильно измотали его. Тобас не имел ни малейшего представления, сколько времени он уже не спал. В замке не было ни песочных, ни водяных часов. Вообще никаких.

Юноша захлопнул Книгу, сложил инструменты и отправился спать. Мгновение спустя за его спиной, за закрытой дверью, внутри шкатулки из зеркала появился сприган и тут же жалобно захныкал, обнаружив, что он заперт.

Глава 26

— Да их тут десятки! — вопила Каранисса, пинком отправляя спригана за дверь.

— Да знаю. Знаю. Их должно было собраться не меньше пяти-шести, чтобы взломать шкатулку. А это произошло уже несколько дней назад.

— Ты можешь что-нибудь сделать?

— Если найду зеркало, то разобью. Тогда по крайней мере перестанут появляться новые. А оставшихся можно будет выкинуть из замка в пропасть, хотя, на мой взгляд, это негуманно.

— Когда портал заработает, выкинем их через него, — предложила Каранисса.

— В Мире им вполне хватит места.

— Прекрасная мысль, — кивнул Тобас. — Только сперва нужно найти зеркало. Они не такие уж дураки и наверняка его припрятали.

Каранисса хотела было что-то сказать, но заметила очередного спригана, забравшегося на соседний стул. Она быстро схватила его и выкинула в коридор. Сприган с писком побежал прочь. Колдунья плюнула ему вслед и внимательно оглядела комнату.

— Все. Их здесь нет. Можем поговорить спокойно.

— Ты уверена? У меня есть идея, но я не хочу, чтобы они услышали.

— Ну конечно, уверена! Я всегда знаю, если кто-то подслушивает!

— Хорошо. Слушай, Кара, мы с тобой не сможем найти зеркало. Они нас сразу накроют. Но зрение сприганов наверняка ничем не отличается от человеческого, поэтому слуги для них невидимы, как и для нас…

— Для тебя, — перебила она. — Я могу их видеть, если хочу.

— Значит, для меня и каждого другого, у кого нет колдовского зрения. Во всяком случае, если ты прикажешь слугам отыскать зеркало и принести его сюда — или разбить, — сприганы не смогут им помешать. И тогда проблема будет наполовину решена.

— Прекрасная мысль! Только как они узнают, какое именно зеркало нужно разбить? Я не хочу, чтобы они перебили все зеркала в замке!

— Сколько, по-твоему, зеркал может лежать не на месте? Но если хочешь, прикажи им принести зеркало мне. Я сразу смогу сказать, то это или нет.

— Хорошо, я прикажу сильфам. А ты скажи маленькому.

— Надоеде, ты имеешь в виду?

— Ну, да, Надоеде. Никак не привыкну к этому имени. Мы с Дерри их никак не называли.

— Странно, — пожал плечами Тобас.

— Знаю. Почему я не подумала об этом много лет назад? Я столько времени потратила зря! Конечно, мне никогда не удалось бы выбраться отсюда без помощи чародея, но я все же могла бы сделать кое-что, пока торчала в замке. Ты за пару шестиночий успел намного больше, чем я за четыреста лет, — учишь заклинания, вызвал сприганов…

— Не пару шестиночий, а намного больше! Уже месяц, как я здесь!

— Не важно. Эти сприганы, лезущие во все дыры, напомнили мне, что в этом доме все вверх дном! Дерри оставил тут полный беспорядок! Слуги стирают пыль, но не в состояний даже убирать вещи на место и держать шкафы и двери закрытыми! А теперь повсюду снуют эти твари!

— Но они и вправду безобидные! — Тобас надеялся, что так оно и есть. Во всяком случае, пока так оно и было.

— Да знаю я! Но они же всюду суют свой нос! Черт бы их побрал! Один за ужином залез ко мне в тарелку! Другой утащил мой хлеб! Они вытащили все вещи из шкафов в моей спальне… Клянусь, еще немного, и я начну их убивать! Я выжгу их мерзкие кишки!

— Наверное, им было просто интересно…

— Ну, да, конечно! Интересно копаться в моих вещах! Разбрасывать мою одежду!

— Они просто ничего другого не умеют. — Тобасу очень хотелось думать, что малыши не хотели причинить никакого вреда.

— Знаю. Но мои вещи… — Каранисса внезапно замолчала, и некоторое время они тихо сидели друг напротив друга. Каранисса изучала крышку стола, а Тобас шарил глазами по комнате, но его взгляд снова и снова возвращался к колдунье. Он смотрел на роскошные черные волосы, тонкие черты, изящную фигурку…

— Тобас, — взглянула она наконец на юношу, — а что носят женщины в Этшаре Пряностей?

Никак не ожидавший такого вопроса, Тобас замялся:

— А я толком и не знаю… Одежду… Юбки, рубашки. Высокородные дамы и некоторые волшебницы носят платья.

— Юбки и рубашки?

— Конечно. Такие же, как и везде.

— А как они выглядят?

Тобас засмеялся, но тут же понял, что она не шутит. Каранисса носила только платья.

— Это не важно. Ты в своей одежде прекрасно выглядишь. Большинство женщин не могут позволить себе такой.

— Я не хочу выглядеть странно. Прошло четыреста лет — мода должна сильно измениться.

— Думаю, да. Но ты все равно будешь выглядеть великолепно.

— А волосы? Женщины по-прежнему носят длинные распущенные волосы? Или подбирают их?

— Понятия не имею. То есть я никогда не обращал внимания. Коротко они их не стригут, но таких длинных, как твои, я никогда не видел. — У Караниссы волосы спадали до талии. — Думаю, они их обрезают чуть ниже плеч или подвязывают наверх.

— Значит, мне нужно обрезать мои? — Колдунья потянула себя за прядь.

— Ни в коем случае! Они такие красивые! Правда, правда! — Тобас приподнялся и взял ее за руку, в которой она зажала волосы.

— И все же я не хочу выделяться. Вот я слушала тебя и работала над произношением. Ты заметил?

— Не думал, что ты это делаешь специально, — чуть скривился Тобас. — Я сразу заметил и собирался предупредить тебя кое о чем. У меня акцент Пиратских Городов. Тебе не следует говорить так, как я.

— Но ведь язык изменился…

— Да, конечно. В Двоморе теперь вообще совершенно другой язык. А твой акцент очень милый — старомодный и элегантный.

— А я не хочу быть старомодной. Я хочу быть, как все.

— Ты никогда не будешь, как все. Ты слишком красива и всегда будешь выделяться.

— Ты просто дурачишь меня! — Колдунья оттолкнула его руку.

— Нет! Я говорю правду! — Юноша снова завладел ее рукой и, перегнувшись через стол, поцеловал Караниссу, больше удивившись этому сам, чем удивив ее.

Стол слегка оторвался от пола и скользнул в сторону. Тобас усмехнулся. От колдовства тоже, оказывается, мог быть прок.

Почти час спустя в комнату заглянул сприган и пискнул. Тобас схватил сапог и запустил им в визитера, который поспешно ретировался.

Каранисса хихикнула.

— Над чем ты смеешься, женщина? — притворно сдвинул брови Тобас.

— Ой, да не знаю я! Над сприганом, наверное. Они действительно смышленые и милые!

— Неужто? Кажется, кто-то совсем недавно грозился выжечь им кишки?

— Недавно я была расстроена и сердита.

— Да? Что ж, рад оказаться полезным. Теперь, если я избавлюсь от зеркала сприганов и вытащу нас отсюда, то все вообще будет в полном порядке. Надоеда! Сюда, Надоеда!

Мокрые следы прошлепали в комнату, и что-то мерзкое закапало на ковер.

— Надоеда, я хочу, чтобы ты нашел зеркало, которое сприганы утащили из кабинета, и принес его мне. Понял?

Надоеда пискнул, как придушенный кот, и ушлепал прочь. Тобас вздохнул:

— Как ты думаешь, он понял?

— Наверное. — Каранисса отвернулась и заговорила с воздухом, отдавая сильфам то же самое приказание. Воздух слегка дрогнул, и слуги ушли.

— Интересно, — задумчиво произнес Тобас, — Деритон создал Надоеду специально, или это случайность, как сприганы? В Книге я не нашел ни одного заклинания, которое могло бы породить нечто подобное.

— Я не знаю, — пожала плечами Каранисса. — Он уже был в замке, когда Деритон впервые привел меня сюда, и я никогда не спрашивала. Просто приняла как данность — очередные чары, такие же непонятные, как и все остальное.

— Чародейство не все должно быть непонятным. Во всяком случае, я так не думаю.

— По сравнению с колдовством это полное безумие, если хочешь мое мнение. Ты помнишь, что чародейство использует хаос?

— Возможно. Но таким образом оно приводит этот хаос в порядок. В некотором роде.

— Неужели? Как заклинание, открывающее горшки?

— А ты хорошо умеешь спорить, колдунья, — усмехнулся Тобас.

Она ткнула его под ребра. В ответ он тут же схватил ее за талию, потянул на себя, и они, хохоча, покатились по ковру, остановившись только у стены — Каранисса лежа на спине, а Тобас — сидя верхом у нее на животе.

— Ага, девчонка! — прорычал Тобас. — Теперь ты в моей власти!

Каранисса засмеялась, затем приложила руку ко лбу, изображая отчаяние:

— О, смилуйся, господин! Я дам тебе все, что ты пожелаешь!

— А что ты можешь дать? — надменно вопросил чародей.

— О, всего лишь свою жалкую персону, ты, изверг! — захихикала она.

— Это совсем неплохо! Беру!

— Ты уже взял, — не преминула съехидничать Каранисса.

— В таком случае оставлю себе. — Тобас сразу посерьезнел. — Каранисса, ты выйдешь за меня замуж?

Хихиканье смолкло.

— Не знаю. Как ты себе все это представляешь?

— А что, разве есть несколько способов?

— В мое время было несколько. Гражданские браки, военные… Была еще целая куча всевозможных вариантов временных любовных связей. — Она спихнула его в сторону и села. — Впрочем, это не имеет значения. Тобас, ты мне нравишься. Может быть, я люблю тебя, я еще не уверена, но я ни за кого не выйду замуж, пока мы не выберемся из этого замка.

— Согласен. К тому же здесь у нас все равно нет свидетеля.

— Свидетеля? Одного? В мое время нужно было три.

— Ну, чем больше, тем лучше, но сойдет и один.

Тобас встал и отправился в коридор за сапогом, который вылетел туда вслед за сприганом.

— Почему ты ходишь в сапогах?

— Я не люблю ходить босиком. Особенно когда кругом шастают сприганы. А Надоеда вымазал какой-то клейкой дрянью мои башмаки.

— Так прикажи ему их почистить! Или вели одному из сильфов!

— Сильфы меня не послушают, потому что ты им этого не приказывала. А мне как-то в голову не приходило заставить Надоеду стереть эту пакость.

После памятного эпизода с опрокинутым ночным горшком Тобас избегал приказывать Надоеде убирать что бы то ни было.

— Неудивительно, что он начал тебе досаждать! Ты совсем распустил его! Если бы ты заставлял его убирать за собой грязь, то он бы и вел себя лучше.

— Может, ты и права, — пожал плечами Тобас и принялся натягивать сапоги.

— Так ты не ответил, зачем обуваешься. Куда ты собрался?

— Поскольку ты отказываешься выйти за меня замуж, пойду проверю еще разок гобелен. Если портал по-прежнему не работает, попробую навести на Перена еще один сон.

— Погоди минутку, я с тобой.

Каранисса вскочила на ноги, одернула измявшуюся юбку и поправила корсаж. Тобас подождал, когда она приведет себя в порядок, И они рука об руку двинулись по коридору к комнате с гобеленом. Перед закрытой дверью Тобас воспользовался моментом и приник к Караниссе в долгом поцелуе.

Маленькая приятная интерлюдия была грубо прервана громкими гневными визгами, сопровождающими быстрое шлепанье Надоеды, несущегося к ним со всех ног.

Тобас обернулся и увидел зеркало, которое явно нес Надоеда. Целая орда сприганов преследовала его по пятам.

— Хороший мальчик! — воскликнул Тобас, хотя истинный пол Надоеды так и остался для него загадкой. — Тащи его сюда!

Надоеда попытался выполнить приказ, но, прежде чем он успел добежать до хозяина, его накрыла волна сприганов. Зеркало упало и покатилось.

Тобас схватил его как раз в тот момент, когда из него вылез очередной сприган и испустил пронзительный истерический визг. Тобас не обратил на него внимания, пытаясь разбить зеркало об стенку.

Сприган обернулся вокруг его руки, пытаясь спасти свою жизнь, и случайно сделал из себя весьма эффективную прокладку. Тобас хотел переложить зеркало в другую руку, но, взглянув через плечо, передумал.

Все наплодившиеся в замке сприганы, штук пятьдесят, не меньше, неслись прямо на него. Конечно, у них не было ни зубов, ни когтей, но в таком количестве они кое-чего стоили. Тобас влетел в комнату с гобеленом, таща за собой Караниссу, и захлопнул дверь перед самым носом зеленой банды.

Однако щеколда не захлопнулась, и через мгновение пищащий и визжащий поток опрокинул его на спину.

Тобас перекатился через голову, вынуждая сприганов отскочить в сторону. Держа зеркало высоко над головой, юноша попытался встать.

Десятка полтора сприганов опять кинулось Тобасу под ноги, он потерял равновесие, зашатался и начал падать.

Свет неожиданно померк, откуда-то потянуло холодом. Тобас приземлился на пол, оказавшийся вдруг наклонным, и невольно покатился куда-то вниз. От неожиданности он выронил зеркало, чем немедленно воспользовались сприганы.

Получив назад свое сокровище, они разбежались в разные стороны, визжа, как ржавые дверные петли.

Тобас медленно поднялся на ноги и обнаружил, что пол действительно почему-то наклонился. Глаза его постепенно привыкли к темноте, и он понял, что Караниссы рядом нет. Он был совершенно один.

Обругав последними словами всякие потайные двери и хитрые стены, Тобас обернулся в поисках выхода и неожиданно понял, что дело совсем не в этом. Магический портал снова действовал! И он прошел сквозь него! Вид наклонного пола тут же подсказал ему, куда он приземлился — в голую, пустую комнату летающего замка, где прежде висел унесенный им гобелен.

Этого-то он и боялся. В нем, конечно, теплилась слабая надежда, что гобелены, будучи парными, как-то связаны между собой и он окажется в маленьком коттедже, гораздо ближе к Двомору. Но на гобелене была изображена именно эта комната, и он нисколько не удивился, оказавшись тут.

Он был даже готов увидеть поджидавшего его здесь Перена.

— Эй! — окликнул Тобас.

Тишина. Юноша двинулся вперед. Темнота была настолько полной, что он практически ничего не видел. Добравшись до стены, Тобас ощупью шел вдоль нее, пока не свернул за угол.

Как только он свернул, сзади послышались шаги. Знакомый женский голос окликнул его:

— Тобас?

— Кара? — Тобас сообразил, что она не могла пройти сквозь портал, пока он не убрался со сцены.

— Я здесь, — сообщила колдунья. — А почему так темно? Где мы?

— В летающем замке.

Его глаза еще не приспособились. Но он уже разглядел, что стоит в узком каменном коридоре, ведущем в кабинет Деритона. Обернувшись, он с трудом рассмотрел Караниссу, неуверенно балансирующую на наклонном полу.

— Думаю, ты не догадалась вернуться в кабинет и забрать оттуда мешок с припасами?

— Нет, — призналась она. — Я как-то об этом не подумала. Я вообще ничего не взяла.

Тобас видел, что на колдунье все то же легкое платье. Да, женщина есть женщина.

Они оказались совсем неподходяще одеты для путешествия в Двомор, все припасы остались в кабинете волшебного замка, и никаких дальнейших планов у них не было. Но гобелен снова действовал.

— Так, — громко произнес Тобас. — Наконец-то мы выбрались.

Глава 27

В кабинете Деритона тоже было довольно темно. Тобас понял, что они выбрались в летающий замок ночью. Или вечером. Или во время сильного дождя. Впрочем, дождя не слышно, так что, пожалуй, сейчас ночь. Он попытался зажечь огонь, но вспомнил, что чары здесь не действуют.

— Ты можешь зажечь огонь? — спросил он Караниссу.

В ответ она подняла руку.

— Я давно не практиковалась, — извинилась она. — У меня лучше получится, если ты найдешь что-нибудь горючее.

Безо всякого уважения к собственности умершего Деритона Тобас взял ближайшую доску, то есть бывшую полку.

— Я нашел деревяшку. Подожги ее с одного конца, а я буду держать за другой.

Колдунья так и сделала. Через пару секунд в углу доски заплясало голубое пламя, которое постепенно разгорелось теплым желтым огнем.

Каранисса поглядела на кучу хлама, в который превратилась библиотека ее давно умершего любовника:

— О боги!

— В чем дело? — спросил Тобас.

— Это место… Когда я видела его в последний раз…

— Когда я видел его в последний раз, здесь все выглядело так же, как сейчас. — Держать доску было неудобно, к тому же она прогорала быстрее, чем хотелось. Тратить время на выслушивание ностальгических воспоминаний Караниссы Тобас не желал.

— Пошли отсюда, — скомандовал он и взял ее за руку.

Колдунья в ужасе осматривала комнаты, по которым они шли, но больше не проронила ни слова.

Оказавшись на возвышении, Тобас разглядел в дальнем конце Большого Зала огонек. Он отодвинул подальше горящую доску.

Около замка горел костер. Тобас быстро потащил Караниссу вниз по ступенькам, шагая прямо по обломкам.

Выйдя наружу, Тобас позвал:

— Перен! Это ты?

Одинокая фигура, скорчившись, сидела возле огня. Услышав голос Тобаса, человек встал:

— Тобас?

— Да! — радостно отозвался Тобас. Все сомнения развеялись, едва он увидел знакомые белые волосы, отливающие желтым в свете костра. — Хвала богам, что ты пришел! Нет, не богам — хвала тебе, Перен! Спасибо, что пришел!

Чародей отбросил в сторону горящую доску и начал спускаться вниз, полускользя, полуползком, желая как можно быстрее оказаться рядом с товарищем. Каранисса следовала за ним.

Перен помог им спуститься. Он с жаром пожал руку Тобасу, стараясь скрыть удивление при виде Караниссы.

Едва ступив на землю и еще немного задыхаясь, Тобас поспешил представить:

— Каранисса, это — Перен Белобрысый; Перен, это — Каранисса с Гор. Она колдунья.

— Рад познакомиться, — вежливо сказал Перен.

— Я тоже, — отозвалась Каранисса, вскинув руку в каком-то странном салюте, который напомнил Тобасу, что она когда-то служила в армии.

Последовало неловкое молчание, затем Тобас взял инициативу на себя и пошел к костру.

— Давно ты здесь, Перен?

— Не очень. Я пришел где-то около полудня.

— А сколько сейчас времени?

— Солнце зашло меньше часа назад.

— Что ты сделал со скелетом?

— Похоронил, — после небольшой заминки ответил альбинос. — Зачем делать погребальный костер для голых костей? Дух умершего все равно давным-давно освободился.

Тобас быстро взглянул на Караниссу, но колдунья казалась совершенно спокойной.

— Правильно сделал. — Поколебавшись, он обратился к Караниссе: — Как ты думаешь, нужно поставить какой-нибудь знак?

— Не знаю. Дерри никогда не говорил об этом. Он ведь вообще не собирался умирать. Впрочем, думаю, ему хотелось бы иметь какой-нибудь памятник.

— Дерри? — удивленно спросил Перен.

— Маг Деритон, — пояснил Тобас. — Это его останки ты похоронил.

Перен кивнул. Они подошли к маленькому лагерю и сели у костра. Альбинос, заметив, что Тобас с Караниссой тесно прижались друг к другу, постарался сесть от них как можно дальше. Он прекрасно понял, что он — третий лишний.

— А как же сприганы? — неожиданно спросила Каранисса.

— А что? — не понял Тобас.

— Куда они подевались? Несколько штук прошли сквозь портал вместе с тобой. И зеркало. Ты его разбил?

— Нет. Они выхватили его у меня, когда я упал на наклонном полу. Думаю, они шныряют по замку. И зеркало при них.

— Попытаемся их поймать?

— Не имеет смысла. — Тобас помедлил. — Кара, кто-нибудь из них нас слушает?

Колдунья насторожилась:

— Нет. Поблизости есть несколько зверюшек. Бурундуки, наверное. Но сприганов нет.

— Прекрасно. Слушай, Кара, в этой местности чары не действуют. Мы считаем, что именно поэтому и упал замок Деритона. Я уже как-то говорил тебе об этом. Зеркало сприганов останется обыкновенным зеркалом, пока они не вынесут его из "мертвой" зоны. Вряд ли у них на это хватит ума. Разве только кто-нибудь подскажет. Так что новых сприганов не будет. Сомневаюсь, что они размножаются другим способом. А несколько, десятков сприганов вряд ли представляют собой угрозу Миру. Так что забудем о них.

— О! — Каранисса заметно расслабилась. — Это приятно слышать.

Перен промолчал, но с любопытством взглянул на Тобаса.

— Ой, да ты ведь ничего не знаешь о сприганах! — воскликнула Каранисса, заметив его взгляд. — Извини, я не хотела тебя обидеть.

— Ничего страшного, — отозвался Перен.

— Нет, — возразил Тобас. — Я не собираюсь от тебя ничего скрывать.

Он описал все свои приключения, начиная с того момента, как они с альбиносом расстались около упавшего замка. Когда Тобас закончил, Каранисса уже мирно спала, положив голову ему на плечо, а высоко в небе светила луна.

—..и главное, мы не захватили с собой никаких припасов, — сказал он в завершение. — Только то, что на нас. На мне мой пояс и несколько ценностей, но никакой еды, оружия и покрывал. Я оказался слишком неосторожным.

При нем остался его атамэ, потому что чародей никогда с ним не расставался, и мешочек с серой, потому что он не удосужился его снять, но прочие магические инструменты и Книга Заклинаний остались в волшебном замке.

Закончив рассказ, Тобас поежился. Ночь была довольно холодной. Костер по-прежнему горел вовсю, но юноша начал мерзнуть.

— А какое сегодня число?

— Четвертое. Месяца Снегопадов, — сообщил Перен. — Еще довольно тепло. Говорят, в этом году снег выпадет поздно.

— Месяц Снегопадов? — Тобас уставился в огонь. — Прошло почти три месяца… А где ты был все это время? Ты перешел горы?

— Уже поздно, — отозвался Перен, доставая из мешка покрывало. — Нам всем надо поспать. Ты со своей женщиной иди в палатку, а я останусь здесь.

— Но…

— Я все расскажу тебе утром. А сейчас иди спать.

Тобас неохотно послушался. Каранисса даже не шевельнулась, когда он взял ее на руки и отнес а палатку.

Глава 28

Тобас проснулся, когда солнце стояло уже высоко. Тоненькие лучики пробивались сквозь ткань палатки. Каранисса лежала рядом, но глаза ее были открыты. Заметив, что Тобас не спит, она повернулась набок и улыбнулась.

— Мы и вправду выбрались из замка?

— Вправду, — улыбнулся он в ответ.

— Трудно поверить, через столько-то лет. Я боялась, что открою глаза и все окажется сном. Даже ты. Может быть, ты и сейчас мне просто снишься.

— Да нет же, никакой это не сон. Вылезай из палатки!

Он откинул полог и впустил солнце внутрь.

— Ой! — воскликнула Каранисса. — Оно слишком яркое?

— Это не так уж плохо, — хмыкнул Тобас, вылезая наружу.

Каранисса выбралась следом, прикрывая рукой глаза.

— Тебе легко говорить! — огрызнулась она. — А я не видела солнца четыре сотни лет! — Колдунья поежилась. — До чего же холодно!

Тобас увидел Перена, сидящего у остатков вчерашнего костра.

— Доброе утро!

Перен кивнул и поднялся, стряхивая пепел с бриджей.

— Нам нужно двигаться. Кроме палатки, я уже все собрал. И выгравировал надпись на могильном камне. Маг Деритон — правильно?

— Да.

— Я так и понял. Ну, что, направимся в Двомор, или ты еще не решил?

— В Двомор, мимо коттеджа, где я оставил гобелен. Но почему такая спешка?

Перен некоторое время молча смотрел на него:

— Тобас, сегодня пятое число месяца Снегопадов. Мы находимся во многих лигах от жилья, среди гор. Задерживаться здесь дольше опасно. Даже если ты и твоя колдунья не дадите нам замерзнуть, мы умрем с голоду, если попадем в буран.

— Ты прав, — покорно согласился Тобас. — Что я должен делать?

— Вы с Караниссой можете съесть завтрак, пока я соберу палатку.

Перен протянул им спрессованный кусок вяленого мяса:

— Боюсь, придется есть его холодным. Я не стал тратить время на разведение огня. Его ведь еще и тушить потом надо.

— Ничего, — вмешалась Каранисса. — Я разогрею.

Она взяла мясо и положила на ладонь. Буквально через минуту оно начало дымиться. Колдунья оторвала кусок и протянула Тобасу.

Они молча ели, пока Перен собирал палатку. Когда альбинос свернул ее, Тобас заметил:

— Жаль, что я еще не научился делать бездонный мешок. У Деритона в Книге было такое заклинание.

— Но ты не научился, так что придется тебе тащить половину груза.

— Я тоже могу нести, — небрежно заметила Каранисса.

— Еще лучше. Разделим на три части. Давайте скорей покончим с этим и двинемся.

Десять минут спустя троица бодро шагала по лесу к знакомому подножию горы. Когда они втянулись в ходьбу, Тобас напомнил Перену:

— Ты обещал рассказать, что делал все эти три месяца.

Перен молчал, и Тобас продолжил:

— Я-то думал, что у тебя к этому времени будет богатая одежда и куча слуг, но на тебе та же самая старая куртка. Даже меча твоего не видно.

— Меня ограбили, — буркнул Перен.

Тобас отметил, что альбинос стал еще угрюмее и неразговорчивее, чем прежде. Похоже, он пережил тяжелые времена.

— Расскажи мне об этом, — попросил чародей. Они прошли еще шагов пятнадцать, прежде чем Перен начал рассказ.

— Я оказался не таким уж удачливым охотником. После того, как мы с тобой расстались, мне не удалось набить много дичи. Нет, в цель я попадал — с пращой я действительно лихо обращаюсь, но вот найти подходящий камень оказалось значительно труднее. Я съел все запасы и подбил пару кроликов и однажды, уже почти отчаявшись, бурундука. Я был голоден, очень голоден, когда спустился с гор в Айгоа.

— Значит, ты все-таки добрался до Айгоа?

— О, да… Я сразу же вышел к домам, как только миновал настоящие горы. А может, те холмы еще были горами… Все зависит от точки зрения. — Он помолчал. — Я был голоден. И зашел в первый же попавшийся дом. Там жил старый пастух, и я обменял один золотой подсвечник на сытный ужин, ночлег, завтрак и кое-какие припасы. А пока я спал, старикашка стащил у меня еще несколько вещиц, включая мой меч. Я был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Спасибо, что он не перерезал мне глотку. Я тогда сказал себе, что найму помощников и вернусь, если понадобится.

— И ты вернулся? — поинтересовалась Каранисса.

— Нет. Конечно, нет. Потом я попрошайничал и воровал, а мешок тщательно прятал, пока не добрался до торгового тракта между замком Айгоа и Аморской цитаделью. Там я нашел гостиницу и стал ждать прибытия каравана. Это было… сейчас соображу… было двадцать восьмое число месяца Сбора Урожая, когда я добрался до гостиницы, а последний караван в этом сезоне прибыл третьего, месяца Цветной Листвы. Хозяин гостиницы был счастлив, что я отрабатывал проживание — чистил стойла, таскал воду… К тому же я показал ему ту инкрустированную каменьями шкатулку, сказав, что заплачу по счету, как только продам ее торговцам.

— А что за шкатулка? — тоскливо спросила Каранисса.

— Из белой раковины, с золотым запором и жемчужинами по углам.

— А, ладно, — вздохнув, произнесла колдунья. — В конце концов она мне никогда особо не нравилась.

— Как и мне, леди. Когда пришел караван, я переговорил с его владельцем. Он все допытывался, где я взял шкатулку и другие вещи. Я наврал ему с три короба. Он мне не нравился, но выбора не было — хозяин гостиницы не хотел больше ждать. Караванщик, конечно же, решил, что я вор, но его это не волновало. В конце концов мы договорились — сто серебряных монет за каждую предложенную вещь. Это стоило вдвое больше, а может, и втрое, но торговаться я не мог. Он отсчитал деньги, и мы разошлись по комнатам.

А когда я проснулся, кошель исчез. Я кричал, ругался, спорил, но мне смеялись в лицо. В глазах этих скотов я был очередным нищим авантюристом. Караванщик отбыл, заявив, что они должны выдерживать график, а я остался обыскивать гостиницу и ругаться с хозяином.

Наконец его терпение лопнуло, и он выкинул меня на улицу под проливной дождь… Напоследок он швырнул мне серебряную монетку и сообщил: "Моя доля составила десятую часть. Вот тебе десятая часть от нее, чтобы ты убрался отсюда и никогда больше не возвращался, лживый бледнокожий воришка!"

Я ругался, проклинал, призывал на их головы гнев богов, а затем побежал за караваном с твердым намерением вернуть свои деньги. В конце дня я их догнал.

Я не думал о том, что я, один, безоружный и слабый, могу сделать против целой толпы. Я подошел к ним, когда они загоняли фургоны во двор следующей гостиницы, и потребовал назад свои деньги. Я надеялся устыдить их. А они обозвали меня лжецом и уродливым чудовищем, избили и выкинули на дорогу.

На следующее утро, когда они уезжали, я все еще валялся в грязи. Наверное, они решили, что я умер, и были недалеко от истины. На мне не осталось живого места.

Постепенно я пришел в себя и пополз. И никто не остановился, чтобы помочь мне, все проходили мимо.

Перен, наверное, ждал реакции, но Тобас и Каранисса молчали.

— Это произошло уже в Аморе, — продолжил Перен. — Границу я пересек, когда преследовал караван. Говорят, Амор — самое крупное Малое Королевство.

Они снова прошли несколько шагов в полном молчании.

— Так, полуползком, я добрался до фермерши, которая приютила меня. Я пообещал расплатиться с ней, как только смогу, но, похоже, ее это не волновало. Там я провел несколько шестиночий, набираясь сил. Фермерша была незамужней, довольно симпатичной и проявляла ко мне интерес. Но как только она поняла, что, несмотря на окраску, я обыкновенный человек, этот интерес угас. Вначале она, наверное, решила, что я какой-то волшебник или волшебное творение и за свою помощь она получит щедрое вознаграждение. Когда же я ее разубедил, она позволила мне остаться, но относилась слишком уж пренебрежительно. И десятого числа месяца Первого Инея я от нее ушел.

Денег у меня не было, идти было некуда, но Дессет — так звали фермершу — говорила о большой дороге на севере, которая огибала горы и вела в Этшар. И я пошел на север. Точнее, на северо-запад. Помимо всего прочего, во мне еще теплилась надежда, что я повстречаю тех караванщиков и как-нибудь смогу забрать у них хотя бы часть того, что потерял, поскольку цитадель Амор тоже находилась на северо-западе.

Но в первую же ночь, после того как я ушел от фермерши, мне приснилось, что ты просишь меня вернуться в упавший замок.

Тогда я подумал, что это просто сон, но на вторую ночь он повторился, на следующую тоже. И каждый раз я помнил все больше и больше из твоего послания. Наконец я понял, что это магия. По крайней мере надеялся, что это так. Особой цели у меня не было, нигде меня не ждали, и я решил вернуться. К тому же ко мне гораздо лучше относились в Двоморе, чем в Айгоа или Аморе. Дессет дала мне в дорогу кое-какие вещи, а все остальное я брал где придется. К тому же воры забрали лишь ценности. Палатка, веревки и покрывало остались у меня. Я брался за любую работу, чтобы купить то, что не мог украсть, занять или выпросить. А когда собрал все необходимое, пошел обратно тем же путем. Я знал, что если попытаюсь срезать дорогу, то заблужусь и не найду замка. И вот я пришел сюда два дня назад, третьего числа месяца Снегопадов. Остальное ты знаешь.

— Мне очень жаль, — произнес Тобас. — Я и подумать не мог…

— Тебе не о чем сожалеть, — перебил его Перен. — Если бы у меня хватило мозгов, я пошел бы с тобой.

— Но мне все равно жаль, что так оно обернулось. Ты знаешь имена тех, кто тебя обокрал?

— Некоторых. — Перен с любопытством поглядел на Тобаса. — А зачем тебе?

Тобас некоторое время рассматривал свои сапоги:

— Если захочешь, я нашлю на них порчу или наложу проклятие, как только вернусь в волшебный замок Деритона.

— А какого рода проклятия?

— Ну, не знаю. У Деритона их несколько. "Призрачный Фантазм Люгвайлера", в котором я что-то напутал и получил сприганов. Или "Гнетущая Чесотка". В более высоком порядке есть совсем уж мерзопакостные. Ты просто ткнешь пальцем в любое из них.

Перен довольно долго молчал, обдумывая предложение:

— Право, не знаю, Тобас. Спасибо, конечно, но мне надо хорошенько подумать.

— Что ж, чего-чего, а времени для раздумий у тебя достаточно. — Тобас скривился. — Не знаю, какая мне сейчас польза от этого гобелена. Конечно, я получил доступ к деритоновым заклинаниям и могу теперь зарабатывать на жизнь. Но для этого мне сперва нужно вернуться обратно в замок, забрать Книгу, потом выйти в другом замке и опять спуститься с гор. Сомневаюсь, что буду часто ходить туда-сюда. Впрочем, все зависит от того, где я обоснуюсь.

— Ты всегда можешь остаться внутри гобелена, — предложил Перен.

— Ну уж нет! — взвилась Каранисса, прежде чем Тобас успел открыть рот. — Только не это! Я проторчала в этом проклятом замке четыреста лет, и с меня довольно! Я с удовольствием буду наведываться туда, возможно, жить там некоторое время, но торчать там всю жизнь?! Вы только взгляните на это! — Она обвела рукой зеленые сосны, синее небо и яркое солнце. — Как я могу снова с этим расстаться? К тому же сады погибают, а вино заканчивается. А здесь, снаружи, так красиво! Посмотрите на это солнце, на эти деревья, на грязь под ногами! Сосновые иголки, пение птиц…

— Ну и оставайся снаружи. Ты ведь колдунья и легко заработаешь себе на жизнь, — повернулся к ней Перен.

— Ты полагаешь, что я отпущу Тобаса туда одного? Я не позволю ему так вот просто бросить меня! — Колдунья погладила Тобаса по волосам жестом собственницы.

— А я и не собираюсь тебя бросать. — Тобас приобнял ее в ответ. — Не волнуйся. Через некоторое время я научусь делать другие гобелены, и мы будем ходить в замок, когда захотим. Если захотим.

Каранисса улыбнулась:

— Мы захотим, Тобас. Здесь красиво, но холодно и немного страшно. Замок так долго был моим домом, что… Короче, это дом. Мой дом. Наш дом.

Тобас кивнул и еще крепче прижал ее к себе.

— Ты права, — согласился он, и вся троица не спеша двинулась дальше. Действительно, у него снова был дом. Не в Тельвене, конечно, и даже в другом мире, но разве это важно?

Хотя, как и Каранисса, Тобас не собирался порывать с остальным человечеством. Ему нужен не только дом, но и работа, "не только любимая женщина, но и друзья.

И, конечно же, много денег, чтобы восполнить винные погреба волшебного замка.

Глава 29

Во второй половине дня шестого числа месяца Снегопадов года 5221 Тобас из Тельвена и Каранисса с Гор вступили в законный брак на пустынной вершине холма где-то в восточном Двоморе. Импровизированная церемония, обращенная к любым богам, которые могли бы ее освятить, была проведена в присутствии Перена Белобрысого, единственного свидетеля, о чем на куске коры по всем правилам составили соответствующую запись.

— Глупо, — заметил Перен, подписываясь под этим своеобразным документом. — Вы вполне могли потерпеть до Двомора.

— Я не хочу ждать. А то Каранисса еще, чего доброго, передумает.

— Или ты передумаешь! Решишь жениться на этой своей принцессе, Алоррии Двоморской!

— Вместо тебя? Никогда! — воскликнул Тобас, стискивая ее в объятиях.

— К тому же Алоррия скорее всего уже замужем за каким-нибудь здоровенным храбрым драконобойцем. И он ей уже до смерти надоел, — прокомментировал Перен, спускаясь с вершины холма, где они провели маленький ритуал.

— А если нет, может быть, она выйдет за тебя, раз я теперь занят, — выдвинул идею Тобас, следуя за ним в обнимку с новобрачной.

— Может быть. Но я предпочел бы ее сестру Тиниру. — Перен говорил совершенно серьезно.

— Ты всегда отличался дурным вкусом, — поддел его Тобас.

— А почему бы тебе не жениться на обеих? — предложила Каранисса.

— Хорошая мысль. Но я пока что не убил дракона.

— Это все мелочи! — засмеялся Тобас. Каранисса улыбнулась, но тут же вздрогнула: — Мы что, действительно можем встретить дракона?

— Да нет же, — поспешил заверить ее Тобас. — Наверняка кто-нибудь уже прикончил эту несчастную тварь, и все принцессы получили по мужу.

— А жаль, — не удержался Перен. — Золото нам бы ох как пригодилось.

— Это верно, — согласился Тобас.

Перен ушел вперед, и новобрачные остались наедине. Некоторое время они шли молча, но наконец Тобас не выдержал.

— Почему ты передумала? — внезапно спросил он Караниссу. — Ты сказала, что не выйдешь за меня, пока мы не выберемся из замка. Мы выбрались, но почему ты так быстро согласилась.

— Сама не знаю. Когда я увидела этот огромный Мир вчера утром и услышала рассказ Перена, мне стало очень одиноко. Здесь все такое странное, чужое… Я поняла, что не смогу в одиночку противостоять опасностям. А с тобой я не одна. Когда я впервые увидела тебя стоящим перед воротами замка, услышала твой голос, ты понравился мне настолько, насколько, думаю, никогда не смог бы понравиться Перен. Я колдунья, а колдуньи знают многое… Едва я посмотрела на тебя в этом Мире, как сразу поняла, что могу тебе доверять. И я люблю тебя. Действительно люблю, я теперь это твердо знаю, и мои чувства к тебе никогда не изменятся.

— О! — смутился Тобас. — Это хорошо, потому что я тоже люблю тебя. Я знаю, что это так, хотя и не владею колдовством.

Воцарилось пронизанное чувственностью молчание, затем Каранисса спросила:

— А когда мы дойдем до коттеджа, в котором ты оставил гобелен?

— Вероятно, вечером, — прикинув, ответил Тобас. — Он находится вот за этими двумя холмами в конце маленькой долины. — Он посмотрел вперед. — Если, конечно, я не ошибаюсь.

Идти оказалось гораздо меньше. Уже через час они поднялись на голую вершину второго холма и в дальнем конце долины увидели коттедж.

Перен, сидя на камне, поджидал отставшую парочку.

— Так где ты видел дракона в прошлый раз, Тобас?

— Вон там. — Юноша указал на вершину справа от них.

— Это где клубится дым?

Тобасу стало нехорошо. Тонкая струйка дыма поднималась из-за высокой груды камней и растворялась в прохладном осеннем воздухе.

— Да, — хрипло проговорил он и потянулся за атамэ. Точно услышав их голоса, из-за нагромождения камней высунулась блестящая сине-зеленая голова дракона. Немигающие змеиные глаза уставились на путников. Едва Тобас успел это осознать, чудовище вылезло из укрытия, расправило огромные крылья и, неловко взлетев, направилось прямо к ним.

— Боги! — взвизгнула Каранисса. Она отшатнулась назад, споткнулась и со всего размаху рухнула на камни. Тобас наклонился, чтобы помочь ей встать, но Перен грубо рванул его за плечо.

— Тобас! — заорал альбинос, указывая на дракона. — Он летит прямо на нас!

— Знаю! — рявкнул Тобас, все еще пытаясь дотянуться до жены. — Пусти меня!

— Да сделай же что-нибудь!

— Что? Все, что мы можем, это удирать! — Он резко выдернул руку.

— Ты же тогда остановил его своим заклинанием!

— Да не остановил я его! И заклинание действует, только когда у этой твари рот открыт!

Дракон был уже почти над ними. Тобас оглянулся. Даже если он сможет поднять Караниссу, даже если она цела и может бежать, им ни за что не успеть добраться до ближайших деревьев.

— О боги! — пробормотал Тобас, доставая щепотку серы.

Огромные сине-зеленые крылья, казалось, закрыли все небо, когда тварь распростерла их над головами своих жертв. Все трое, окаменев, смотрели вверх, нисколько не сомневаясь, что их приключениям пришел конец.

Чудовище раскрыло пасть в подобии издевательской ухмылки. Понимая, что это скорее всего его последний шанс, Тобас сотворил заклинание.

Морда дракона вспыхнула, и бестия взревела от ярости, но на сей раз не только не остановилась, но даже не замедлила движения и изрыгнула пламя в ответ.

Тобаса вдруг осенило. Взрыв в доме Роггита! Предостережение в Книге Заклинаний Деритона! Во что бы то ни стало нужно повторить заклинание.

Тварь спустилась пониже и, раскрыв крылья, зависла в воздухе. Внезапный порыв ветра сбил Тобаса с ног. Длинный язык пламени лизнул его щеку.

Желтое пламя, вырывающееся из пасти дракона, уже слепило глаза, когда Тобас наконец нащупал мешочек и выхватил щепотку серы. Тварь изогнула шею и, разинув истекающую слюной пасть, как бы прикидывала, которая из трех окаменевших от ужаса жертв самая аппетитная.

Тобас отчаянно пытался взять себя в руки. Если он собьется, неверно произнесет хоть одно слово или его руки будут слишком сильно дрожать, заклинание не сработает.

Он сосредоточился, сделал два простых жеста, произнес заклинание и бросил "Триндлов Огонь" прямо в горящую морду дракона.

То, что произошло потом, Тобас помнил довольно смутно. Яркая вспышка и чудовищный грохот оглушили и ослепили его. Голову и глотку дракона словно разнесло изнутри. Во все стороны полетели кроваво-красные куски мяса и забили фонтаны крови. Осколки нижней челюсти полетели в одну сторону, дождем осыпавшись на камни, а оставшаяся часть страшной развороченной головы отлетела в другую, с силой стукнувшись о торчащий скалистый уступ. Огромное тело с грохотом рухнуло на землю в нескольких дюймах от несостоявшихся жертв. Растопыренная передняя лапа задела Перена и опрокинула его на спину. Тобаса с Караниссой засыпало ошметками драконьего мяса. Все трое были залиты дымящейся вонючей кровью.

Крылья дракона дернулись в последний раз и замерли навсегда, огромный малиновый глаз моргнул и начал стекленеть.

Тобас обнаружил, что сидит на земле, Каранисса лежит справа, а Перен — слева, Вокруг валялись развороченные остатки дракона.

— Ик! — только и произнес Тобас, с отвращением оглядев поле битвы.

И потерял сознание.

Глава 30

Тобас сидел на камне, рассматривая гигантскую тушу. В голове у него гудело. Каранисса стояла рядом на четвереньках и одной рукой потирала ушибленное бедро, залечивая травму. Перен, превратив напрочь испорченную куртку в подобие перевязи, пытался поднять разбитую голову дракона.

— Слишком тяжелая, — признал он наконец, обливаясь потом. — Даже оторвать ее от земли не могу.

— Можно скатить ее вниз, — предложила Каранисса. — Или я свезу ее туда колдовством. Но поднять ее я тоже не в состоянии.

— Если мы не можем ее сдвинуть, то никто не сможет, даже если и найдет, — заметил Тобас. — Так что мы идем в Двомор, берем людей, лошадей, фургоны и возвращаемся сюда.

— Похоже, ты прав, — кивнул Перен.

— Конечно, он прав! — воскликнула Каранисса. Она перестала тереть бедро и неловко встала.

— Все, на сегодня самолечение закончено! Слишком много энергии это отнимает, — и, окинув критическим взглядом свое залитое кровью платье, добавила:

— И почему я не захватила другой одежды?

— Мы прошли сквозь гобелен несколько неожиданно, если помнишь, — заметил Тобас.

— Помню. — Она погладила рукой подол, и кровь струйкой потекла вниз, оставляя ткань совершенно чистой.

— Как ты это делаешь? — изумился Перен.

— Колдовство, конечно. — Она даже не удостоила его взглядом.

— Погоди-ка, — остановил ее Тобас, увидев, как темная жидкость впитывается в землю. — Не переводи добро! Драконья кровь стоит кучу денег! Она нужна для половины заклинаний высшего порядка. Чародеи в Тельвене давали за нее золота в четверть ее веса, если вообще могли достать.

Каранисса взглянула на мужа и снова занялась платьем.

— Не глупи. В этой туше галлоны крови.

— К тому же, Тобас, ты ведь теперь богат! — добавил Перен. — Все, что тебе нужно, это дойти до Двомора и получить награду! Ты в одиночку убил дракона, своим единственным дурацким заклинанием!

— Верно! — присоединилась Каранисса. — Они должны тебе тысячу золотых!

— А ведь я и вправду убил дракона. — Тобас с изумлением воззрился на здоровенную голову. — Убил единственным известным мне заклинанием…

Он попытался отряхнуть куртку, но вся одежда была склизкая, мокрая и уже начала вонять.

— Ты ведь был со мной, Перен. И ты помог мне. Мы с Караниссой не оставим тебя в стороне. Ты сможешь жениться на принцессе, если захочешь, и занять место при дворе. А золото мы поделим.

— Спасибо, — от всего сердца поблагодарил Перен. — Несколько месяцев назад я бы отказался, потому что ровно ничего не сделал, но с тех пор я кое-что понял и больше не отказываюсь от того, что мне предлагают. Я выберу принцессу Тиниру, если не возражаешь, и возьму столько золота, сколько ты захочешь мне дать.

— Какую ты выберешь принцессу, мне все равно, — сообщил Тобас. — У меня уже есть жена, и больше мне не надо. А с золотом разберемся попозже. Я сейчас не в состоянии соображать. Может, возьмешь треть?

— Я возьму столько, сколько вы оба сочтете справедливым, — пожал плечами Перен.

— Спешите разделить деньги, которые еще не получили? — едко заметила Каранисса, пытаясь отчистить корсаж на спине. — Вы уверены, что этот так называемый король Двомора вообще заплатит?

— Ему придется, — уверенно сказал Тобас. — Он раструбил о награде всему Миру!

— Поживем — увидим, — буркнула колдунья. Ее скептицизм оказался заразительным. Некоторое время все трое сидели в мрачном молчании, размышляя о своем незавидном положении и возможном королевском вероломстве.

— Думаю, место при дворе он предоставит в любом случае. Ему, видимо, до зарезу нужно избавиться от принцесс, — нарушила наконец молчание колдунья. — Насколько я поняла, к браку сейчас стали относиться гораздо проще, и незамужние дочери для правителя крошечного королевства — лишняя обуза.

— Эльнер тоже так говорил, — отозвался Тобас. — Но мне не нужна принцесса. У меня есть ты.

— Я знаю. — В голосе Караниссы прозвучала самодовольная нотка. — Но ты можешь согласиться на должность. Ведь ты не собираешься провести остаток жизни в гобелене, живя за счет садов?

— Вообще-то, если мы приведем сады в порядок, я бы не возражал. Как только мы избавимся от оставшихся сприганов, в замке будет совсем неплохо.

— Я бы не отказался как-нибудь его увидеть, — заметил Перен.

— А мне показалось, что ты его испугался.

— Верно. Но тогда я не знал, что это такое.

— И то правда, — признался Тобас. В животе у него забурчало. — Интересно, а драконье мясо съедобное?

— Понятия не имею, — хмыкнул Перен. — Я, конечно, голоден, но даже пробовать эту гадость не буду.

— Вы что, собираетесь здесь всю ночь сидеть? — Каранисса стоя чистила сзади свою юбку. Тобас с удовольствием наблюдал за ее манипуляциями.

— Она права. — Перен поднялся. — Нам нужно хотя бы добраться до коттеджа и проверить, цел ли гобелен.

— И убраться от этой груды мяса, пока она не завоняла, — добавила Каранисса. — Есть у меня подозрение, что драконы быстро разлагаются.

Гобелен висел там же, где Тобас его оставил. Втроем они осторожно скатали полотно, чтобы случайно не коснуться волшебной поверхности, и расположились на ночлег:

Тобас с Караниссой в коттедже, а Перен тактично нашел себе пристанище вне дома, за пределами слышимости и видимости.

На следующий день они отдыхали. Колдунья чистила одежду, залечивала ушибы и царапины. Все трое по-прежнему чувствовали себя очень усталыми. Особенно Каранисса, которая слишком много сил потратила на колдовство.

Восьмого числа месяца Снегопадов они двинулись дальше. Перен и Тобас несли скатанный гобелен на плечах, и уже на следующий день утром перед ними предстала Твердыня Двомор.

Кто-то увидел их приближение, поэтому, когда троица подошла к воротам, на стенах уже собралась приличная толпа любопытных.

Решетка ворот была спущена и не поднялась, хотя они подошли к ней вплотную. Всем троим пришлось остановиться, и мужчины аккуратно положили гобелен на землю.

Один из стражников крикнул им что-то сверху на двоморском. Каранисса, которая внимательно прислушивалась, подняла голову:

— Этшарский! Говорите на этшарском!

Было слышно, как у стражника скрипят мозги, и чуть погодя он выдал с ужасным акцентом:

— Кто идет?

— Перен Белобрысый, колдунья Каранисса с Гор и великий чародей и драконобоец Тобас из Тельвена! — провозгласил Перен, стараясь выглядеть внушительно, несмотря на замызганные бриджи и обрывки куртки.

— А что… Что у вас за дело? — с трудом выговорил стражник.

— Мы пришли требовать награду, положенную нам за истребление дракона, — ответил Перен.

— Дракон? Убит? Правда? — Стражник не смог скрыть удивления.

На лице Тобаса расплылась улыбка, а Перен не смог ничего вымолвить.

— Да, правда! — ответила Каранисса и, вспомнив, что она колдунья, повторила это всей толпе на двоморском.

— Впустите нас! — потребовал Тобас, драматическим жестом воздев атамэ.

Наверху все еще медлили, и он не удержался. Левый рукав куртки стражника вспыхнул ярким пламенем.

Эффект получился впечатляющий. Толпа ахнула. А Тобас уже жалел о своем поступке. После нападения на стражника вряд ли можно рассчитывать на гостеприимство. К тому же он не хотел лишний раз использовать заклинание: запас серы подходил к концу.

Солдат сбил огонь и злобно уставился на чужаков.

— Открывай ворота! — резко потребовал Тобас, решив до конца придерживаться роли завоевателя. — Или следующей сгорит твоя борода!

Стражник еще несколько секунд смотрел на них и побежал выполнять приказание. Решетка со скрипом поднялась. Дюжина стражников выскочила навстречу пришельцам. Двое схватились было за гобелен, но Тобас с Переном отогнали их и сами понесли бесценный рулон.

Зайдя во двор, они снова опустили гобелен на землю и молча встали в стороне, стараясь держаться независимо. А Каранисса оглядывалась по сторонам. "Ну и ну", — говорил ее взгляд, скользящий по стенам разваливающегося замка. По приказу командира стражи кто-то из царедворцев помчался докладывать о прибытии чужаков.

Ждать пришлось довольно долго, но троица спокойно стояла в плотном кольце любопытных и игнорировала любые вопросы. По-этшарски никто не говорил, а Каранисса не потрудилась применить колдовство, чтобы понять, о чем их спрашивают.

Через час проволочек появился стражник, которому Тобас поджег рукав, и на спотыкающемся этшарском велел следовать за ним. Вскоре они сидели за столом напротив Лорда Гофмейстера.

— Так, значит, вы заявляете, что поразили дракона, — безо всякого вступления спросил придворный.

— Заявляем, — спокойно ответил Тобас.

Гофмейстер покачал головой:

— Ну что ж, вы далеко не первые. Мы отправили на охоту семьдесят четыре самозваных драконобойца. У нас есть точные доказательства, что половина попросту дезертировала. Попользовавшись нашим гостеприимством, они покинули страну, даже не посмотрев на чудовище. Некоторые, честно пытавшиеся выполнить свои обязательства, были, несомненно, убиты. Еще нескольким совершенно случайно удалось уцелеть. Кажется, в числе последних были ваши бывшие компаньоны. Если я правильно помню, они сказали, что вы двое предпочли уйти на восток через горы. Однако все прочие, кроме вышеупомянутых, вернулись, заявляя, что убили чудовище. Но всех их уличили во лжи. Один даже приволок нам голову дракона. Очень маленькую и не очень свежую. То есть, совершенно очевидно, не ту! А теперь являетесь вы, безо всяких доказательств, не рассказываете никаких подробностей, притаскиваете какой-то таинственный сверток и ждете, что вас тут же провозгласят героями. Очень жаль, но сначала вы должны представить нам доказательства.

— С удовольствием, — ответил слегка утомленный тирадой придворного Тобас, — если вы дадите нам людей, лошадей и фургоны, чтобы перетащить сюда останки дракона. Мы не смогли поднять даже голову, после того как сняли ее с плеч чудовища. А его кровь вы и сейчас видите на нас.

— О! — изумился Гофмейстер. — Так, значит, вы действительно кого-то убили? И оставили останки без присмотра?

— Совершенно верно. У нас просто не было выбора. Туша лежит примерно в полутора днях пути отсюда. Любой из нас вам покажет.

Двоморец резко выпрямился и окинул всех троих пристальным взглядом.

— Какой величины дракон? И какого цвета?

— Сине-зеленый и примерно… ты как полагаешь, Перен? Футов шестьдесят длиной?

— Примерно так.

— А как вы его убили?

— Магией.

Заметив недовольство Гофмейстера, Перен добавил:

— Магией огня. Мой компаньон, великий чародей Тобас из Тельвена, разорвал ему глотку в клочья одним-единственным заклинанием.

— Простите мне мою недоверчивость, — ответил Гофмейстер, вновь становясь любезным, — но где же вы пропадали все это время? Вы ведь отбыли более трех месяцев назад.

— У нас были другие дела, — пожал плечами Тобас, указав на Караниссу и лежащий у стены гобелен.

— Послушайте, — заговорил Перен самым убедительным тоном, — мы не рассчитываем, что вы расплатитесь с нами немедленно. Дайте несколько фургонов, и я покажу вашим людям, где лежат останки дракона. Тобас с Караниссой останутся в Двоморе как гаранты моего хорошего поведения.

— Не знаю, не знаю, — потер подбородок Гофмейстер. — Может, вы хотите заманить моих людей в ловушку.

— Ну, так вооружите их! Если бы я задумал предательство, разве мои товарищи остались бы у вас в заложниках?

Тонкие длинные губы придворного расползлись в иронической усмешке.

— Думаю, нет, если им известно об этом. Ладно, посмотрим, действительно ли вы совершили то, о чем говорите. Однако помните: если вы задумали какую-нибудь хитрость, то в прошлый раз вы видели не весь замок! Для троих здесь вполне достаточно темниц.

— Ваши темницы нас не интересуют! Мы хотим получить то, что принадлежит нам по праву! — заявил Перен, поднимаясь.

Глава 31

В их распоряжение были предоставлены апартаменты на втором этаже замка, рядом с покоями принцесс. Крошечная гостиная, маленькая спальня, ранее, по-видимому, предназначенная для слуги, и большая элегантная комната с роскошной кроватью. С отбытием нескольких десятков драконобойцев количество свободных комнат в Твердыне Двомор значительно прибавилось. К тому же их, как гостей, возможно завоевавших право на руку принцесс, разместили гораздо лучше, чем раньше.

Перен провел в замке только одну ночь и отбыл в горы во главе каравана фургонов с солдатами, рабочими и любопытствующими гражданами, чтобы доставить в Двомор доказательства гибели дракона. Тобас с Караниссой проследили за отбытием альбиноса из окна, а потом заперлись в своей великолепной спальне, чтобы отпраздновать возвращение в лоно цивилизации на свой манер. Апартаменты в Двоморе гораздо больше подходили для медового месяца, чем палатка или разрушенный коттедж.

Неопределенный статус молодоженов абсолютно не интересовал, они были рады, что их наконец оставили в покое, и трое суток в замке пролетели незаметно. Однако наступила четвертая ночь, караван не возвращался, и Тобас с Караниссой начали немного беспокоиться. На следующий день Перен так и не появился, и все обитатели замка, от короля Дернета до горничных, начали смотреть на них с возрастающим недоверием. Стоило одному из них выйти во двор, как тут же появлялась бдительная стража. Было совершенно очевидно, что покинуть замок им не позволят. С ними никто не заговаривал. Тобас видел, как Лорд Гофмейстер быстро увел принцессу Алоррию, которая собиралась подойти к чужеземному чародею.

Насколько Тобас успел разглядеть, Алоррия была в ярости. То ли принцесса считала его самозванцем, то ли хотела высказаться по поводу того, что он женился на другой, он не понял.

В эту ночь Тобас и Каранисса долго лежали без сна на своей огромной кровати. Медленно текли часы, в замке стояла тишина, и молодожены постепенно успокоились.

После прибытия в Двомор Тобас с Караниссой повесили гобелен в своей спальне. По взаимному молчаливому согласию они хотели, чтобы гобелен висел, хотя никто не собирался воспользоваться им немедленно. Тобас тщательно прикрыл гобелен ковром, который висел на стене еще до их приезда, дабы избежать лишних вопросов слуг и, что наиболее важно, предотвратить случайный проход сквозь портал кого-нибудь постороннего. И вот теперь чародей вылез из постели, откинул ковер, и они оба смотрели на изображение.

— Знаешь, я, кажется, по нему скучаю, — заметила Каранисса после длительного молчания.

— А мне не кажется. Я действительно скучаю. — ответил Тобас. — Там все принадлежало только нам, и не было никаких гофмейстеров, королей, принцесс и крестьян, которые пялятся на меня каждый раз, когда я выхожу из покоев. И слуги делали то, что им прикажут, держа свое мнение при себе. Даже Надоеда не показывал, будто выполнять мои приказания — ниже его достоинства. Если бы я здесь лучше ориентировался и меня знали на кухне, я бы предпочел обойтись и вовсе без местных слуг.

— Да все здесь относятся к нам с подозрением! Похоже, они боятся, что мы тут к чему-то прицеливаемся. Как будто у них есть что украсть!

— Знаю. Замок на гобелене гораздо уютнее и изящнее, чем когда-либо был Двомор.

— Там было так одиноко до твоего прихода, — шепнула Каранисса, еще теснее прижимаясь к нему под простынями.

— А я никогда не чувствовал себя там одиноким, — ответил Тобас, обнимая ее за плечи. — Ты всегда была там рядом со мной.

— Думаешь, нам следует вернуться?

— Не знаю. Если захотим. Действуют оба портала.

— Но выйти оттуда мы можем только в горах. А сейчас почти зима, в любой день может пойти снег.

— Нам все равно придется туда вернуться. Рано или поздно. Единственное место, которое мне могут предложить при дворе, — это должность чародея. А для этого мне понадобится Книга Заклинаний и запасы Деритона. Вряд ли я смогу найти в двоморском замке волос нерожденного младенца и сушеные крылья летучей мыши.

— Может, я просто трушу, боюсь жить во внешнем Мире? — горько улыбнулась Каранисса.

— Нет, нет! — с жаром возразил Тобас. — Ты прожила в полном одиночестве четыреста лет! Какая же ты трусиха?

Она приникла к нему, уткнулась носом в плечо и замерла. Тобас крепче прижал ее к себе. Улыбнувшись, Каранисса задумчиво произнесла:

— А знаешь, если мы вернемся, то самое большее через пару месяцев мне захочется выйти обратно, чтобы снова увидеть солнце, луны и звезды. И других людей.

— Ну, конечно. И мне захочется. Ничего плохого в этом нет. Никто не может просидеть взаперти всю жизнь.

— А ведь это и вправду наш дом, верно? — В тоне Караниссы звучала странная тоска.

— Ну, конечно! Ты прожила там столько времени! Конечно, это твой дом!

— Да, но ты-то прожил там совсем недолго!

— Другого дома у меня нет, — пожал плечами Тобас. — Из того дома, где я вырос, меня выкинули, второй я сам сжег. А в замке была ты. Мой дом везде, где ты.

— Прекрати мне льстить! — слегка ткнула она его локтем. — Я серьезно!

— И я серьезно!

— Нет, в самом деле, Тобас, может, нам следует встать сейчас и пройти сквозь портал?

— Ты спрашиваешь у меня совета? Это ведь тебе у нас несколько столетий. А мне всего восемнадцать лет, — хмыкнул Тобас и, прежде чем она успела возразить, быстро добавил:

— Мы не должны этого делать. Это будет нечестно по отношению к Перену. К тому же двоморцам это вряд ли понравится. Они могут не принять нас, когда мы вернемся. К тому же — деньги. Винные погреба пусты. Нет ни эля, ни ушки, ни фиг, ни гранатов. Кое-что из магических запасов Деритона кончилось, что-то пришло в негодность. Конечно, если не привередничать, в замке полно еды, но если мы захотим разнообразия, понадобятся либо деньги, либо волшебство. А если у нас появятся дети, то вряд ли мы захотим, чтобы они росли там в одиночестве.

— О детях я как-то не подумала…

— Ты не хочешь детей?

— Я правда никогда об этом не думала.

— А следовало бы, — улыбнулся Тобас. — Если мы и дальше будем продолжать в том же духе, то они могут появиться довольно скоро.

— Ну что ж! — хихикнула она, и Тобас на мгновение стиснул ее покрепче.

— Значит, нам ни в коем случае не следует запираться в гобелене.

— Ты прав, — вздохнула Каранисса. — К тому же я хочу посмотреть Мир. — Она помолчала, затем с беспокойством спросила: — Он ведь не весь такой, как Двомор?

— Ага! Так вот что тебя беспокоит! Нет, он не похож на Двомор. Честно говоря, это самое паршивое место, которое я когда-либо видел. Думаю, тебе понравится Этшар Пряностей, и песчаные берега Тельвена… — Он замолчал.

— В чем дело?

— Я как раз вспомнил — я не могу остаться в гобелене! Мне нужно отдать долг — новую лодку — и извиниться. И, между прочим, я обещал Перену наложить проклятия на ограбивших его людей, если он захочет.

— Значит, так тому и быть. Придется учиться жить в этом Мире. Мы возьмем деньги, ты займешь должность при местном дворе, и будем путешествовать. Отправимся в Этшар и Тельвен, купим новую лодку, а когда захотим исчезнуть — пройдем сквозь гобелен.

— Для этого нам придется хорошенько проработать маршрут от упавшего замка. Или мне придется научиться летать. — Тобас помолчал. — Думаю, у меня получится. У Деритона есть несколько не очень сложных заклинаний по левитации.

— Похоже, это будет весело — слетать вниз с гор!

— О, я чуть не забыл: все равно нам каждый раз придется немного топать — возле замка чары не действуют.

— А ты не можешь что-нибудь с этим сделать?

— По правде говоря, я вообще не знаю, в чем там дело. Хотя для этого места можно найти применение. — Немного подумав, Тобас сказал: — Мы могли бы, например, построить у подножия горы деревню для людей, над которыми висит проклятие. Там магия действовать не будет. Конечно, им придется остаться в этой деревне навечно, а мы могли бы получать приличные деньги за сведения, где это место находится. Тогда в нашем распоряжении будет целая деревня, и не надо будет за каждой мелочью бегать в Двомор…

— Не пойдет, — покачала головой колдунья. — Рано или поздно кто-нибудь залезет в летающий замок и нарушит что-нибудь в потайной комнате, и мы не сможем выйти.

— Ты права, — немедленно согласился Тобас. — Придется хорошенько подумать. Я даже защитных заклятий не могу там наложить, потому что они действовать не будут. — Он вздохнул. — Ладно, я всего лишь высказал идею. Может быть, со временем я смогу выткать другой гобелен, и мы все же создадим там колонию для проклятых.

— Ты обязательно сделаешь другой гобелен, — уверенно заявила Каранисса. — Это не должно быть так уж сложно. Если Дерри смог, то и ты сможешь.

— На это могут уйти годы. — напомнил Тобас. — Что ж, у меня впереди вечность, и, говорят, любовь колдуньи сохраняет мужчине молодость, кроме того, у тебя есть заклятие Вечной молодости в Книге Дерри. Со временем ты освоишь его, и тогда у нас обоих будет впереди вечность. — Каранисса приподнялась и крепко поцеловала его.

Их прервал стук в дверь.

— В чем дело? — крикнул Тобас, удивленный столь поздним визитом.

— Вернулся ваш товарищ, милорд чародей, — раздался голос говорящего на этшарском слуги.

— Давно пора! — Каранисса быстро скатилась с кровати, Тобас следом, и оба начали лихорадочно одеваться, хватая первые попавшиеся вещи.

Мгновение спустя колдунья и чародей бок о бок спустились в освещенный факелами двор, где толпа любопытных глазела на части драконьей туши, лежащие в длинной цепочке фургонов.

— Милорд Тобас!

Тобас обернулся и увидел Лорда Гофмейстера в смятой церемониальной одежде. Придворного явно только что выдернули из постели.

— Примите мои извинения, сударь. Вы действительно заслужили награду. Поэтому, несмотря на поздний час. Его Величество Король ждет вас в Зале Аудиенций, желая как можно скорее покончить с формальностями. Мы не хотели бы откладывать дальше и надеемся, что вы сделаете сейчас ваш выбор. Не будете ли вы любезны проследовать за мной?

Ухмыляясь во весь рот, Тобас последовал за Гофмейстером, ведя под руку Караниссу.

Перен уже ждал у дверей Зала Аудиенций.

— Простите, что так долго, — быстро проговорил он. — Но тащить тушу целиком было невозможно, а чтобы ее разрубить, потребовалось много времени. Они упорно желали притащить все. Собрали даже самые крохотные кусочки и подобрали каждую каплю крови. А на обратном пути через каждый час останавливались передохнуть! Половина пожелала остановиться и сегодня вечером, но мы были уже так близко, что я заставил их дойти до замка. Извините, что так поздно!

— Все в порядке. Мы ожидали чего-нибудь в этом роде и не очень волновались. К тому же мы с Караниссой всегда могли уйти в гобелен, если бы понадобилось срочно бежать.

Перен кивнул, не очень-то прислушиваясь к словам приятеля.

— А вам известно, что королевская семья требует останки дракона себе? — сообщил он, явно взволнованный. — Они заявили, что, раз мы работали на них, дракон — собственность Двомора. Нам не достанется ничего!

— Ну и ладно. С таким количеством золота нам… — начал Тобас.

— Ш-ш-ш! — шикнул Гофмейстер, поскольку двери Зала Аудиенций широко распахнулись.

Трое искателей приключений послушно замолчали и постарались должным образом соблюсти правила этикета, представ перед Его Величеством Дернетом Вторым, Королем Двомора и Законным Лордом Священного Королевства Древний Этшар. Тобас не без ехидства подумал, что последний титул — явно новое приобретение Его Величества.

Вошедшие тут же заметили, что, кроме маленькой группы заспанных советников, в зале находятся все незамужние дочери короля. Все пять принцесс стояли слева от трона, одетые в прелестные белые платья, хотя Тобас заметил несколько незавязаных шнуровок и незастегнутых пуговиц — девицы одевались в страшной спешке. Зеррея улыбалась, прикрывая рот рукой, у Алоррии пылали щеки, но остальные три разве что не спали стоя.

Слуги еще зажигали канделябры, когда король жестом велел троим чужестранцам прервать церемониальный поклон.

— Приветствую вас, — произнес он, когда они выпрямились. — Как Мы понимаем, вам троим действительно удалось поразить дракона.

— С божьей помощью, Ваше Величество, — ответил Тобас.

— Поздравляю, мой мальчик! — Король расцвел в широкой и чуть неискренней улыбке. — В таком случае, Мы полагаем, вы пришли за наградой.

— Да, Ваше Величество, я…

— Которую ты выбираешь? — Король указал на принцесс, не тратя времени на вступление. Тинира, не такая сонная, как старшие сестры, покраснела, Зеррея хихикнула, а Алоррия нервно облизнула губы.

Тобас, несколько смущенный таким обращением короля с собственными дочерьми, заикаясь, промямлил:

— Э-э-э… Ваше Величество… Я…

Но тут его перебил Перен.

— С позволения Вашего Величества, я прошу руки принцессы Тиниры. Мой товарищ, лорд Тобас, не высказал возражений по поводу моего выбора во время предыдущих обсуждений.

— Хорошо. — Улыбка короля неожиданно стала более искренней. — Тинира, подойди к своему суженому.

Принцесса, не поднимая глаз, подошла к Перену, который чинно взял ее за руку.

— На твоем месте, — заметил король как бы между прочим, — я бы выбрал Фалиссу, и мне очень жаль, что остальные из вашей команды вышли из борьбы. Но, что сделано, то сделано. Благославляю вас, Перен — тебя ведь Перен зовут? — благословляю вас, Перен и Тинира. А ты, чародей? Каков же твой выбор?

— Я уже женат, Ваше Величество, — смело заявил Тобас. — Колдунья Каранисса с Гор — моя жена и мой друг.

Дернет, разом перестав, улыбаться, некоторое время смотрел на него.

— Ну и что? — наконец произнес он.

Тобас помялся. Неужели король не понимает?

— Я хочу сказать, что не могу взять в жены ни одну из Ваших прекрасных дочерей. Я буду счастлив получить остальные обещанные награды, но…

— Ты не понимаешь, — оборвал его король. — Ты, совершенно очевидно, не понимаешь реального положения вещей. Ты ведь хочешь получить деньги, не так ли?

— Да, я… — начал Тобас.

— Тогда ты должен жениться на одной или нескольких моих дочерях, — снова оборвал его Дернет. — Единственной наградой за убийство дракона является рука принцессы. Золото и место при Нашем дворе — приданое. Ты не можешь получить приданого без невесты. Если бы Мы просто желали выплатить тысячу золотых за уничтожение дракона, думаешь, Мы действовали бы таким образом?

— Я думал…

— Конечно, нет! Это было бы глупой и пустой тратой денег. За половину этой суммы Мы могли бы вызвать профессионального драконобойца из Альдагмора или какого-нибудь могущественного волшебника из Этшара. Мы ни в коей мере не хотим умалять твоих возможностей, поскольку ты справился с задачей, но ты должен признать, что у тебя не было известной репутации. Нет, Мы хотели найти мужей Нашим дочерям, мужей, которые доказали бы в борьбе с чудовищем, что они достойны такой чести!

— Но… — Эльнер был совершенно прав! Тобас еще раз попытался запротестовать, и снова король оборвал его прежде, чем он успел произнести хотя бы два слова.

— Все пошло не так, как Мы планировали. Поскольку вас всего двое. Мы пообещали тысячу золотых любому, кто поразит дракона, и мы выполним Наше обещание, но черт бы Нас побрал, если мы отпустим тебя, не женив хотя бы на одной из Наших дочерей.

— Но я уже женат! — из последних сил чуть ли не простонал Тобас.

— Да какая разница?

Тобас не знал, что ответить. Закона или укоренившихся традиций, запрещавших полигамию, не существовало. В Тельвене Тобас знал мужчин, имевших двух жен, и даже слыхал о таких, у которых их было три. Единственным ограничением было требование, чтобы мужчина мог содержать свои семьи и достаточно большой дом.

Тобас понимал, что с приданым принцесс в замке Двомора эти ограничения его не касаются. Даже если он покинет Двомор, у них с Караниссой имелся замок, где можно разместить хоть целый гарем.

Но он не хотел второй жены. Тобас обдумал маленькую речь, в которой собирался вежливо отклонить столь высокую честь и предложить королю оставить золото себе. К конце концов с помощью Деритоновой магии он всегда сможет заработать себе на жизнь.

— Ваше Величество, я должен…

— Не дури! — Локоть Караниссы, ставший неожиданно очень острым, чувствительно уперся ему в бок. — Надо быть идиотом, чтобы отказываться от золота. Я не возражаю против второй жены! Я неревнива. Так что иди и бери любую.

Не веря собственным ушам, Тобас оглянулся на колдунью, которая твердо кивнула, затем поглядел на короля и нехотя произнес:

— Ваше Величество, я приношу свои глубочайшие извинения за задержку, но все Ваши дочери так прекрасны, что сделать выбор очень трудно.

— Ну, так забирай их всех! — беспечно махнул рукой король.

— Но, — быстро продолжил Тобас, прежде чем предложение короля примут всерьез, — коль уж я вынужден выбирать, я выбираю принцессу Алоррию.

— О Тобас! — радостно взвизгнула Алоррия, широко распахнув глаза, что должно было, по-видимому, означать высшее проявление восторга. Она с разбегу повисла у него на шее и радостно заболтала ногами.

Тинира обняла Перена гораздо более сдержанно, и Тобас от души позавидовал приятелю. На этом аудиенция завершилась. Проблемы с приданым подлежали разрешению лишь после свадьбы. Король тихо удалился через заднюю дверь, и через мгновение Лорд Гофмейстер уже обсуждал с Тобасом церемонию бракосочетания.

Глава 32

К двойной королевской свадьбе приурочили народные гуляния в честь победителей дракона, поэтому бракосочетание превратилось в грандиозное торжество, равного которому в Двоморе не было много лет. На церемонию было приглашено все население Двомора, которое составляло — Тобас даже сперва не поверил — чуть меньше восьми тысяч человек. Всю жизнь он слышал, что эти королевства именуют Малыми, но он совершенно не представлял, насколько действительно они малы. Он вспомнил бесконечные заполненные людьми улицы Этшара Пряностей и твердо решил, что ни за что не останется в Двоморе, независимо от желания принцессы.

Тобас припомнил, что когда-то хотел жить в Тельвене. Сама мысль об этом казалась ему сейчас странной. Конечно, он очень устал от постоянных скитаний, но местечка безнадежнее Двомора трудно было представить!

Каранисса с великим трудом удержалась от смеха, услышав оценку численности местного населения.

— Мне доводилось видеть военные лагеря, где количество маркитантов и солдатских жен было гораздо больше всего населения этого так называемого королевства, вместе взятого, — честно заявила она.

Не произвели на нее впечатление и старания обитателей замка придать торжеству как можно больше помпы и элегантности. В Твердыне Двомор выставлять напоказ было просто нечего. Большинству гостей предназначалась деревянная посуда, основную часть которой вырезали специально к празднику. На каждой башенке замка развевались флажки, а над воротами повесили стяг с гербом королевства. Туалет Караниссы, приведенный в порядок с помощью колдовства, выглядел гораздо эффектнее, чем свадебное платье Алоррии, хотя Тинира, как старшая сестра, сумела несколько затмить колдунью, обрядившись в древнее, ярко-синее, расшитое золотом платье, которое досталось ей по наследству от бабушки.

Учитывая необходимость провести должные приготовления, торжества назначались на двадцать второе число месяца Снегопадов. Богам были вознесены соответствующие молитвы, чтобы продержалась хорошая погода. Шестнадцатого немного попадал снег, что вызвало некоторое волнение, но, поскольку тот милостиво соизволил растаять на следующий же день, волнение утихло.

Тобас днями напролет с тоской смотрел на гобелен, но Каранисса твердо стояла на своем.

— Меня это совершенно не беспокоит, — повторяла она ежечасно. — А у тебя будут отличные взаимоотношения с королем. И главное — деньги! Золото!

— Я не хочу здесь оставаться!

— Но ведь летающий замок находится в Двоморе, а Твердыня Двомор лежит на пути в Этшар. До тех пор, пока ты не поднимешь летающий замок в воздух или не выткешь новый гобелен, ты привязан к Двомору, нравится тебе это или нет!

— Мне это не нравится. Кара, ну как я могу быть одновременно женатым на вас обеих? Мне всего восемнадцать. Одной жены более чем достаточно в таком возрасте!

— Не твоя забота, — отмахивалась от него Каранисса. — Мы с Алоррией договоримся между собой.

Этого еще не хватало! Великие боги, за что ему такое наказание?

— Да я же с ней едва знаком!

Однако юноша вскоре обнаружил, что как раз это все население Двомора всячески старается исправить. Куда бы он ни пошел, кроме, конечно, своих собственных апартаментов, Алоррия либо уже поджидала его, либо тут же появлялась.

Тобасу оказалось очень трудно с ней общаться. Принцесса слишком близко к сердцу приняла его магические таланты, и от ее бесконечных панегириков у юноши раскалывалась голова. О жизни Алоррия судила по дамским романам и, кроме двух кратких визитов в соседние королевства, все шестнадцать лет просидела за стенами замка. Разговаривать с ней было просто невозможно.

Когда она услышала историю о том, как Перена обокрали и избили, то никак не могла поверить, что жители Амора не выскочили из домов, охваченные праведным гневом, и не перевешали весь караван. А когда узнала, что чародеи в Этшаре отказались обучить Тобаса заклинаниям, то объяснила это тем, что Тобас тогда еще не был достоин высокого звания члена Гильдии, еще не показал своих возможностей или, может быть, оскорбил их, не сумев подать какой-нибудь опознавательный знак. А всему тому, что рассказывала Каранисса о Великой Войне и Древнем Этшаре, принцесса попросту не верила.

Тобас относился к ней, как к маленькой девочке. Милой, но упрямой, умной, но наивной. Ему казалось странным, что Алоррия моложе его всего на два года. Он не мог себе представить, как будет жить с ней бок о бок или ляжет в постель.

Однако дни незаметно летели один за другим, и свадьба неумолимо приближалась.

Накануне торжественного дня повалил снег. К утру Двомор и все окрестные горы были покрыты белым пушистым покрывалом. Во дворе замка стояли сугробы футовой глубины, единственную дорогу замело. Лорд Гофмейстер рассчитывал по крайней мере на две тысячи человек гостей, но пришла в лучшем случае десятая часть.

Но даже этого было для Тобаса более чем достаточно. Выдержать церемонию, обещать богам заботиться о практически чужом человеке — это, пожалуй, похуже, чем встретиться с драконом.

А вот Перену с Тинирой, кажется, все это нравилось. Тобас мрачно подумал, что, хотя Перен вряд ли так уж любит свою принцессу, они явно друг другу нравятся и, значит, вполне могут дожить до любви и счастья.

После церемонии принесли обещанное приданое. Тобас с Караниссой отсчитали семьсот монет, а Перен забрал оставшиеся три сотни. Каранисса сразу взяла на себя заботу о деньгах, и Тобас тут же забыл о них, думая только о том, как он проведет остаток дня и главным образом брачную ночь.

Как только покончили с приданым, на новобрачных обрушился шквал поздравлений. Три менестреля сложили оды в честь драконобойца, и Тобас обнаружил, что его безумно раздражают все трое. Один добавлял лишний слог в каждой строке, другой фальшивил, а третий, хотя его песни были хорошо написаны и мило звучали, до безобразия переврал все события и к тому же вставил в свое произведение диалог между Тобасом и драконом, в котором каждый из персонажей по очереди перечислял преступления драконьего племени и людей соответственно, а затем переходил к перечислению своих предыдущих заслуг.

— Дракон не разговаривал, — тихо втолковывал Тобас Алоррии, пытаясь сохранить на лице вежливую улыбку. — Если это правда, что драконы вообще могут говорить, то этого либо не обучили, либо ему нечего было сказать нам. Но в любом случае он не произнес ни слова.

— Да, это был просто кровожадный монстр, — согласилась Алоррия.

— Скорее всего он был просто голоден. Такой громадине прокормиться в горах нелегко.

Алоррия деликатно вздрогнула:

— Не надо говорить об этом.

— Почему? — изумился Тобас. — Эти идиоты только что об этом пели!

— Песни — совсем другое дело! Но когда ты говоришь, что он ел людей просто потому, что был голоден, это звучит ужасно!

— А что ты думаешь, он делал это кому-то назло? — Тобас хотел и дальше развивать эту тему, но его внимание опять привлек менестрель. — Нет, ты только послушай, что он поет: "Ты залил долины кровью, пожирая здесь невинных сельских дев и сыновей!" Да я в жизни такого не говорил!

— Тобас, это всего лишь песня. Успокойся и слушай музыку.

Тобас понял, что ведет себя глупо. На самом деле его раздражали не песни, а то, что он женат на Алоррии. Однако она явно была не самой подходящей аудиторией для жалоб по этому поводу. Прямо напротив него, в конце длинного стола, Каранисса что-то нежно шептала кошельку с золотыми монетами… Юноша угрюмо откинулся на стуле и осушил кубок вина.

Стоявший рядом слуга наполнил кубок снова. Тобас не возражал. Если в Двоморе и было что хорошее, так это местное вино. Когда наконец счастливая пара, осыпаемая различными пожеланиями и довольно смелыми шуточками, отправилась в опочивальню, Тобас уже изрядно поднабрался, хотя способности передвигаться не утратил. Сочетание алкоголя, усталости и близость красивой принцессы привели к тому, что он отбросил всякую сдержанность и с нетерпением ждал ночи.

Предназначенная для новобрачных комната была той же, которую они с Караниссой занимали два последних шестиночья, — других подходящих свободных покоев просто не было. Караниссу тактично перевели в другое крыло замка, поэтому Тобас очень удивился, обнаружив колдунью, сидевшую в их крошечной гостиной.

— Привет! — сказал он, смутившись, не зная, что делать с рукой, которой он обнимал Алоррию.

— Привет! — насмешливо отозвалась Каранисса, распахивая дверь в спальню.

— Послушай, что тебе здесь надо? — спросила явно раздраженная присутствием соперницы Алоррия.

— Всего лишь попрощаться, — сообщила колдунья уже из спальни. — Я ухожу и не хочу, чтобы Тобас волновался.

— Уходишь? Куда? — Винные пары мгновенно выветрились, и Тобас бросился за колдуньей.

— Я посчитала, что вам потребуется некоторое время, чтобы получше узнать друг друга, — объяснила Каранисса. — Не хочу путаться у вас под ногами. Ты можешь прийти и забрать меня весной, когда стает снег.

Она откинула прикрывавший гобелен ковер.

— Кара, погоди! — воскликнул Тобас.

— Пусть уходит! — подскочила к нему Алоррия.

— До свидания! — Каранисса подняла ящик вина, который предусмотрительно поставила возле кровати, шагнула в гобелен и исчезла.

— Ну, нет! Ты не можешь меня вот так тут оставить! — Тобас высвободился из рук Алоррии и бросился вслед за своей первой женой.

— Тобас! — И, не имея ни малейшего представления, что творит, принцесса последовала за своим героическим супругом.

Глава 33

Полюбуйся, что ты натворил! — Каранисса, уперев руки в бока, стояла на мосту у ворот замка.

— Нужно заранее предупреждать о своих затеях! — отозвался Тобас, пытаясь стряхнуть с себя Алоррию. Но принцесса, намертво вцепившись в его руку, с ужасом вглядывалась в царящую вокруг багряную пустоту.

— Где мы? — прошептала она.

— Успокойся! — хором ответили колдунья и чародей. В одном из окон замка торчал хихикающий сприган.

— Так, — пожала плечами Каранисса. — Теперь мы все застряли здесь до весны. Что ж, пошли. Постараемся использовать это как можно лучше.

Она повернулась, и ворота распахнулись.

— Хвастливая колдунья! — раздраженно пробормотал Тобас.

— Они были заперты изнутри, — напомнила ему Каранисса. — Как еще мы могли войти?

— Позвав слуг! — немедленно возразил Тобас.

— Но, Тобас… — начала Алоррия.

— Я об этом как-то не подумала.

— Ха! Да ты вообще ни о чем не подумала! Ни о чем и ни о ком!

— Тобас… — настойчиво дернула его за рукав Алоррия.

— Надеюсь, большинство сприганов ушли, — заметила Каранисса.

— А я надеюсь, что у меня хватит сил и ингредиентов для кучи наведенных снов! Нас же будут искать!

— Тобас!!!

Тобас повернулся к Алоррии:

— Извини, Аля. Это издержки брака с чародеем. — Он обвел рукой замок. — Во всяком случае, брака со мной. Добро пожаловать в твой новый дом!

Принцесса исподлобья уставилась на сидящих горгулий, башенки с крышами в форме крыльев летучей мыши и черные стены замка.

— И добро пожаловать в семью! — тепло добавила Каранисса.

Услышав это заявление, Тобас пристально взглянул на колдунью. Она говорила совершенно искренне. Юноша улыбнулся. Впервые после пожара в хижине Роггита он понял, что может не волноваться за свое будущее. У него есть дом, куча денег, должность придворного чародея и семья.

Правда, дом — волшебный замок, висящий над пропастью, деньги — огромное приданое принцессы, магию он унаследовал от человека, умершего много веков назад, и это тоже своего рода приданое. А жены! Одна — колдунья, другая — принцесса. Странную шутку сыграла с ним жизнь. Но он не против.

Счастье наконец повернулось к нему лицом!

Эпилог

Густая тень неожиданно закрыла солнце, и Ладор из Сессерана проснулся. В небе, прямо над его головой, завис странный темный прямоугольник. Ладор, растерянно моргая, смотрел на это загадочное явление. Тера, лежащая рядом, спокойно спала.

С висящего прямоугольника свесилась чья-то голова.

— Привет! — весело окликнул его молодой голос. Ладор немного расслабился. Слава богам, знакомый акцент свободноземельца.

— Вряд ли ты меня помнишь, — продолжал голос, — хотя нет, это глупо. Конечно, помнишь! Я Тобас из Тельвена. Я украл у вас лодку.

Ладор онемел от изумления, но быстро пришел в себя.

— Это же было пять лет назад! — вскричал он.

— Да знаю, знаю, — сообщило видение. — Прошу прощения, но я был очень занят. Надеюсь, ты примешь мои извинения.

На землю с приятным звоном упал какой-то предмет. Кошель? Ладор снова перевел взгляд на прямоугольник.

Оттуда свесились еще две головы. Глаза Ладора немного привыкли к яркому солнцу. Женщины! У одной длинные волосы свободно развевались на ветру, а у другой были подняты вверх и закреплены диадемой. Прямоугольный предмет, на котором сидела эта необычная троица, слегка волновался по краям и, похоже, был сделан из какой-то плотной ткани.

— Деньги — это, так сказать, мои извинения, — сообщил Тобас. — А ваша лодка привязана на берегу. Это не та, которую я у вас украл, но похожая. Обед с цыпленком — под сиденьем, но вино я заменил на белое. Надеюсь, ты не против.

— Еще бы он был против! — насмешливо сказала женщина в диадеме. — Кто же запивает цыпленка красным вином?

— Заткнись, Аля, — сказала другая. — Дай Тобасу договорить.

— Но он уже договорил! — возразила первая.

— Нет, не договорил.

— И все равно это глупо.

— Замолчите, вы обе! — рявкнул Тобас, но жены продолжали препираться, не обращая на него никакого внимания.

Ладор долго молча наблюдал эту сцену, но не выдержал и захохотал во всю глотку. Мир полон чудес, и эта странная семейка на летающем ковре явно одно из них.

Тобас еще раз взглянул вниз, пожал плечами, как бы говоря: "Ну, что я могу поделать?", — и принялся разнимать жен.

Ладор несколько минут зачарованно слушал, затем разбудил Теру, которая умудрилась все проспать, и они не спеша побрели к берегу поглядеть на свою новую лодку.

Некоторые пояснения

В 5226 году Человеческой Речи, когда известный чародей Тобас Тельвенский посетил жреца-оракула в Этшаре Пряностей, чтобы узнать место пребывания двух людей, у которых считал себя в долгу, он воспользовался возможностью получить ответ на целый ряд интересующих его вопросов.

Роггит прекрасно знал, что Тобас лгал ему насчет своего возраста. Чародей не настолько впал в маразм, он просто пожалел мальчика. Только позже Роггит стал терять память, и именно с этим связана отсрочка в обучении Тобаса.

"Мертвая" зона в горах между Двомором и Айгоа образовалась в результате использования заклинания под названием "Эллраново Рассеивание". Это невероятно мощное, но очень простое заклинание первого порядка было случайно открыто в 4680 г. Ч. Р, малоизвестным чародеем-исследователем Эллраном Несчастливым. "Рассеивание" создает неопределенной величины пространство, в котором чародейство перестает действовать навсегда. Поскольку в войне с Северной Империей правительство Древнего Этшара именно на чародейство и опиралось, заклинание было признано не только бесполезным, но и невероятно опасным, вследствие чего строжайше запрещено.

Его творили всего дважды: первый раз в 4680-м, когда Эллран открыл его, и второй — в 4762-м, когда капитан Сет, сын Торуна, озлобленный и глупый человек, бывший ученик Калирина Мудрого, который, в свою очередь, был выучеником Эллрана, сотворил его, чтобы положить конец феодальной склоке со своим соперником, магом Деритоном. Замок Деритона был разрушен, а сам Деритон предположительно погиб. Некий секретный военный объект — та самая "деревня", которую обследовали Тобас с Переном, — занимавшийся изысканиями в области магии, тоже оказался в "мертвой" зоне и вследствие этого покинут. Сет, сын Торуна, предстал пред военным трибуналом по обвинению в убийстве и предательстве и был повешен на шестой день месяца Дождей года 4763-го; принадлежавшую ему Книгу Заклинаний сожгли, и таким образом цепочка чародеев, передающих друг другу знание "Эллранова Рассеивания", оборвалась.

Капитан Истрам не стал искать настоящих хозяев лодки, оставленной Тобасом на борту "Золотой Чайки", но и не счел себя вправе присвоить ее. Поэтому он продал лодку, а вырученные деньги передал в теургический приют для старых я больных моряков.

Родным языком принца Херемина из Тет-Коруна был вовсе не корулианский. А тет-корунезский. На корулианском говорил переводчик принца. Дело в том, что, не считая отличий в использовании сослагательного наклонения и окончаний в родительном падеже имен собственных, оба эти языка совершенно идентичны.

Драконы в Двоморских горах мирно сосуществовали с людьми и скотиной на протяжении столетий, поскольку умирали или отстреливались раньше, чем дорастали до действительно крупных размеров. Дракон, которого убил Тобас, ударился в людоедство только тогда, когда сожрал всю достаточно крупную дичь в округе. Если бы он был чуточку посообразительней, то перебрался бы в Айгоа и продолжил питаться оленями. Чудовища становятся способными к размножению, достигнув длины примерно шесть-семь футов, поэтому то, что их, как правило, убивают десятифутовыми, виду как таковому не угрожает. Центр речи в мозгу дракона начинает развиваться примерно с двадцатифутовой длины, но, конечно, как и человеческое дитя, дракон не может научиться говорить, если живет в одиночестве.

Затертая страница в начале Книга Заклинаний Деритона содержала запись об атамэ. Будущий великий маг тщательно затер ее, когда его учитель, обнаружив запись, розгой внушил своему учебнику уважение к секретам Гильдии. Результатом явилось то символическое обозначение, которым в дальнейшем пользовался Деритон.

Тварью, потопившем корабль Дабрана, был Дегорран, малоизвестный морской демон Пятого Круга. На самом деле Шемдер Хромой, демонолог с этшарского торговца "Бегемот", вызвавший Дегоррана, нацелился на менее значительного демона Второго Круга — Спефозиса-Охотника, но ему повезло, и он зацепил Дегоррана.

Невидимый слуга Тобаса, Надоеда, являлся подлинным хозяином волшебного замка, пока Деритон не наложил на него заклятия вынужденного подчинения. Мелкие пакости, чинимые Надоедой Тобасу, скорее всего были местью за порабощение.

И, наконец, сприганы действительно совершенно безобидны, кроме как в огромном количестве, но далеко не так глупы, как думал Тобас. Им понадобилось три года, чтобы сообразить, что зеркало не будет действовать в упавшем замке, и еще год, чтобы вынести его из "мертвой" зоны. Таким образом сприганы вышли в Мир и наводняют Этшар и поныне.

Военачальник поневоле

"Страшно неприятная штука эти приключения! Вечно из-за них опаздываешь к ужину".

"Хоббит"

Дж. Р.Р.Толкиен

Часть первая
Военачальник

Глава 1

Игральные кости ударились о бортик доски, заскользили и замерли. Семнадцать. Ошибки быть не могло.

Пузатый фермер в засаленной серой блузе несколько секунд тупо смотрел на костяшки, затем вздернул голову и подозрительно уставился на своего партнера.

— Не нравится мне это, парень. По-моему, ты мухлюешь. — Едва он открыл рот, тесная ниша в зале таверны, где игроки сидели на корточках, наполнилась густым запахом винного перегара.

Тощий молодой человек в заштопанной, но опрятной куртке из потертого синего бархата бросил сгребать монеты. Его глаза раскрылись так широко, что при желании толстяк мог увидеть его безгрешную душу.

— Я? — спросил он. — Я мухлюю? Абран, дружище, ты меня обижаешь.

Он отодвинул выигрыш в сторону и улыбнулся:

— Еще один бросок?

Абран утвердительно кивнул:

— Бросай. Я назову свою ставку потом.

Молодой человек хотел возразить, однако правила позволяли проигравшему увидеть очередной результат, прежде чем ставить деньги.

Да, видимо, игра подходит к концу.

Молодой игрок пожал плечами и кинул кости. На первой выпало шесть очков. Вторая, побалансировав на ребре, тоже показала шестерку, третья, отскочив от бортика, перевернулась в воздухе и упала, явив играющим пятерку.

Узрев такое, Абран отвернулся и с отвращением плюнул на грязный пол.

— Опять семнадцать? — прорычал он. — Послушай-ка, парень! Стеррен, или как там тебя еще. Я не знаю, как тебе это удается. Может, ты действительно такой счастливчик, а может, просто ловкач-чародей. Но как бы то ни было, на сегодня ты заграбастал достаточно. Надеюсь, мы никогда больше не встретимся

Кряхтя и поскрипывая суставами, фермер поднялся на ноги и направился к выходу.

Всего час назад его кошель раздувался от выручки за неплохой урожай, теперь в нем одиноко позвякивало несколько монет.

Стеррен молча проводил его взглядом и поспешно опустил монеты из последней ставки в свой кошелек, который за тот же час значительно прибавил в весе.

Когда фермер скрылся из виду, молодой человек позволил себе широко улыбнуться:

— На редкость удачный вечер! Бедный старый дурень держался до последнего. — Такого азартного партнера Стеррен не встречал уже несколько лет.

Кроме того, когда играют двое, к ним время от времени присоединяются зрители. Помимо несчастного Абрана еще десяток человек внесли свой вклад в кошелек Стеррена.

Он задал себе вопрос, который задавал уже, наверное, тысячу раз: жульничает он или нет? Стеррен совершенно искренне не знал этого. Бесспорно, он не пользовался костями со смещенным центром тяжести и не прибегал к такому банальному приему, как нашептывание заклинаний во время броска. Однако существуют виды магии, не требующие особых формул. В свое время ему пришлось побывать в учении у ворлока — правда, недолго, всего три дня, пока учитель не прогнал ученика из-за полной неспособности последнего. Мастер пытался научить его подключаться к источнику энергии, дающей силу ворлокам, но ничего не получилось, а если и получилось, то в настолько мизерной степени, что ни учитель, ни ученик этого не заметили.

Ворлоки обладали способностью передвигать предметы при помощи силы воли, и им не составляло никакого труда провести махинацию с игральными костями. Чтобы повлиять на такой маленький предмет, особой мощи не требуется. Как говорили, ворлока может обнаружить только другой ворлок, поэтому, наверное, ни чародеи, ни волшебники, с которыми приходилось играть Стеррену, не могли ничего заподозрить.

Не могло ли случиться так, что, сам того не ведая, он контролирует кости? Может быть, сила ворлока проявляется даже при непроизвольном мысленном пожелании?

С другой стороны, думал Стеррен, нельзя исключать простое везение. Ведь он не всегда остается в выигрыше. Вдруг кто-то из богов неожиданно повернулся к нему лицом, или он родился под счастливой звездой? Хотя последнее вряд ли. Кроме успешной игры в кости, иных благостей на него не снизошло.

Он поднялся на ноги, сунул кости в карман и отряхнул потертые бархатные штаны. Ночь еще только начинается. Возможно, ему посчастливится встретить еще одного лоха.

Стеррен оглядел тускло освещенный зал. Ничего интересного. Большая часть уже изрядно упившихся посетителей принадлежала к постоянным клиентам, которые прекрасно его знали. По-настоящему легкие жертвы — захолустные фермеры в этот час либо уже храпели в своих постелях, либо обретались далеко за пределами городских стен. Найти их сейчас на улице было невозможно.

Другие серьезные игроки собрались сейчас на Игорной улице поблизости от Лагерного городка. Появляться там Стеррен не осмеливался: рядом с лагерем околачивалось слишком много стражников. Встречаться с этими грубыми людьми ему не хотелось — они отличались крайней подозрительностью и чуть что незамедлительно приступали к действиям.

Потенциальные жертвы можно было найти у Западных ворот или чуть дальше в новом Торговом квартале. В крайнем случае оставалась Гавань или Городок пряностей, которые он обычно старался избегать. Но в любом случае, чтобы найти партнера, следовало пуститься в отвратительное путешествие по грязным тавернам. Правда, был еще один выход — сидеть и ждать, пока рыбка сама не пожалует в его сети.

По правде говоря, ни один из возможных вариантов не вызывал у юноши энтузиазма. Может быть, остаток ночи просто отдохнуть? Впрочем, это зависит от финансов. Если собрано достаточно, чтобы отстегнуть трактирщику за невмешательство, уплатить за комнату и погасить изрядно просроченный долг за выпивку, можно позволить себе немного расслабиться.

Он задернул тяжелую серую занавесь, скрывающую нишу от посторонних глаз, и высыпал содержимое кошелька на грязный пол.

Минут десять спустя, когда он изучал медную монету, пытаясь установить, обрезана она или нет, со стороны зала до него донесся какой-то тревожный шум. Вряд ли это касается меня, сказал себе Стеррен, но на всякий случай ссыпал деньги в кошелек. Обрезанная монета — если, конечно, она обрезана, — не играла никакой роли. И без нее положение оказалось намного лучше, чем можно было ожидать. После уплаты долгов у него даже кое-что останется.

Правда, очень мало. Не хватит даже на пристойный ужин. Но во всяком случае, он сможет начать жизнь с чистой страницы.

Шум в зале не затихал. До Стеррена доносились громкие голоса, кто-то почти кричал на незнакомом варварском наречии. Он решил, что ситуация заслуживает изучения, и осторожно выглянул из-за занавеси.

Хозяин таверны препирался с какой-то весьма странной компанией из четырех человек. Таких занимательных типов Стеррен еще никогда не видел. Двое представляли собой утесообразные туши, облаченные в кожаные со стальными пластинами туники и кроваво-красные килты варварского покроя. На черноволосые головы были нахлобучены простые стальные шлемы без всяких украшений, а на широких поясах висели мечи. Вне всякого сомнения, иностранцы и скорее всего солдаты. Темно-коричневый загар на лицах обоих мужчин говорил о том, что они происходят из южных земель — скорее всего из Малых Королевств.

Третий мужчина был невысоким и коренастым. Простая холщовая куртка и синий шерстяной килт выдавали моряка. Этот человек и производил основной шум. Одной рукой он ухватил хозяина таверны за воротник, другую вздернул ввысь в жесте, видимо, магическом, так как с выпрямленного указательного пальца неторопливо стекали вниз розоватые искры.

Последним членом группы была женщина, облаченная в одеяние из зеленого бархата, богато расшитого золотом. Эта претенциозная вышивка, прическа, вышедшая из моды лет пять назад, и смуглый цвет лица говорили о том, что благородная дама происходит из той же варварской страны, что и солдаты.

— Где он? — донесся до — ушей Стеррена утробный рев моряка.

Вместо ответа хозяин ткнул дрожащим пальцем в сторону ниши.

Вот так штука! Значит, эта компания явилась сюда по его душу? Никого из них Стеррен не знал. Может быть, они родственники какого-нибудь ободранного им недотепы и желают постоять за фамильную честь?

Он попытался припомнить, не играл ли в последнее время с варварами. Вроде бы нет — варвары, по слухам, обладали необузданным нравом, а в Мире и без них полно покладистых и доверчивых игроков. Последний раз это было на народном гулянье, а кто станет мстить за случившееся во время гуляний, если, конечно, это не прямое насилие?

Тогда не исключено, что перед ним наемники. В любом случае встречаться с ними нежелательно.

Стеррен нырнул обратно за занавеску и продумал возможные варианты бегства.

Увы, три серые каменные стены, занавеска, дощатый пол, тяжелые стропила потолка, наверняка служившего полом для верхней комнаты, — ни окон, ни дверей, через которые можно было бы выскользнуть. В зале спрятаться тоже негде, вся меблировка состояла из нескольких деревянных столов и стульев. Коптящие масляные лампы, заливая помещение неярким светом, распространяли мощный аромат рыбьего жира, который, смешиваясь с запахом кислого эля, создавал специфическое зловоние таверны. Помощи ему ждать неоткуда. На посетителей надежды нет. Стеррен в этих краях популярностью не пользовался. Игроки, которым часто везет, редко бывают любимцами публики, особенно если их ставки недостаточно велики, чтобы угостить завсегдатаев.

Придется положиться на свою сообразительность. Хорошо зная себя, Стеррен предпочел бы этого никогда не делать.

Однако выбора не было. Высунувшись из-за занавеси и указывая на дверь, юноша заголосил:

— Он уходит! Уходит! Хватайте его!

Только двое из загадочной четверки отреагировали на этот вопль. На миг они отвлеклись, бросив тревожные взгляды на дверь. Что касается двух утесообразных солдат, то те, похоже, просто его не слышали. Увидев Стеррена, они тяжелой поступью направились к нише. Их медленное, но неумолимое приближение напомнило юноше мощный прилив, постепенно затапливающий причалы.

Оставшаяся пара — моряк и иностранная аристократка — двинулась вслед за солдатами. Моряк опустил руку, и поток искр иссяк.

Стеррен не пытался сопротивляться. Он просто стоял и ждал.

Его вопль оказался хилой уловкой, но ничего лучшего он придумать не мог. В прошлом подобные шутки иногда срабатывали, так что попытаться стоило.

Теперь он решил открытой грудью встретить то, что несут ему эти люди. Если их послали кредиторы, он даже оплатит долг — если ему предоставят такую возможность, прежде чем свернут шею. Более того, он может заплатить с процентами. Сейчас его средства превышали размеры любого отдельно взятого долга.

У занавеси все четверо остановились. Один солдат вы ступил вперед и полностью отдернул занавесь.

Моряк осмотрел голые стены, перевел взгляд на удачливого игрока и произнес совершенно обыденным тоном:

— Это была абсолютно идиотская выходка.

В его этшарском чувствовался явный привкус порта.

— Вы — Стеррен сын Келдера?

Стеррен осторожно ответил:

— Не исключено, что я знаю человека с таким именем.

Он заметил, как немногие оставшиеся посетители, осторожно оглядываясь, один за другим потянулись к выходу.

Моряк обменялся с разодетой дамой несколькими словами на каком-то варварском наречии. Дама бросила короткую фразу солдатам, и огромные стальные клешни захватили руки Стеррена. В ноздри юноше ударил острый запах пота. Крайне неприятный запах.

— Так вы Стеррен сын Келдера или нет? — вновь спросил моряк.

— Зачем вам это? — не очень уверенным тоном, но все же глядя прямо в глаза собеседника, поинтересовался Стеррен.

Моряк помолчал и, почти улыбаясь, видимо, восхищенный отвагой молодого человека, задал вопрос:

— Так да или нет?

Стеррен покосился на неподвижные глыбы, захватившие его руки, вздохнул и произнес:

— Меня зовут Стеррен из Этшара, а отца моего называли Келдер Младший.

— Прекрасно, — бросил моряк и сказал два непонятных слова, обращаясь к женщине.

Та ответила длинной речью. Моряк внимательно выслушал и вновь повернулся к Стеррену:

— Видимо, вы тот, кто нам нужен. Однако леди Калира желает убедиться и просит меня задать вам еще несколько вопросов.

Стеррен пожал плечами, насколько позволили ему захваченные руки:

— Валяйте. Мне скрывать нечего.

Скорее всего, решил он, это какое-то семейное дело. В противном случае не имело бы никакого смысла устанавливать его личность. Если повезет, он отболтается и выскользнет на свободу.

— Являетесь ли вы старшим сыном своего отца?

Такого вопроса он не ожидал. Вдруг у этих варваров существует чудовищная традиция умерщвлять первенцев и основных наследников? Или, по их обычаям, старший в семье несет ответственность за деяния всех членов клана? Последнее было не важно, так как у Стеррена не оставалось в живых ни одного родственника, во всяком случае, хоть сколько-нибудь близкого.

После недолгого колебания он ответил:

— Да.

— Но вы носите другое имя, отличное от имени отца.

— Ну и что? Повторение имен — глупейший обычай. Отец считал, что Келдеров и так расплодилось чересчур много.

— Ваш отец был старшим сыном у своей матери?

Для Стеррена этот вопрос не имел вообще никакого смысла.

— Да, — в изумлении ответил он.

— Ваш отец умер?

— Уже как шестнадцать лет. Он повстречался…

— Не важно. Нам достаточно ваших слов.

Направление допроса беспокоило Стеррена все больше и больше. Может быть, эти люди явились сюда, чтобы отомстить ему за дурные поступки отца? Что он, собственно, знал о старике? Лишь то, что он был торговцем и погиб от рук обезумевшего колдуна.

Великие боги, как же глупо и несправедливо погибать из-за чьих-то старых грехов, когда своих собственных хоть отбавляй!

Стеррен подумал, уж не является ли этот моряк с розовыми искрами тем самым безумным колдуном, но тут же прогнал эту идею как полностью лишенную смысла. Скорее всего розовый искропад был частью купленного в лавке чародея готового заклинания. Не исключено, что он должен был произвести впечатление на даму или кого-то еще.

— Кто была его мать и ваша бабка? — спросил моряк.

Бабка? Стеррен изумился еще больше. Ему было семь лет, когда она умерла. Он помнил только ее ласковое морщинистое лицо и голос, рассказывающий невероятные истории. Дед, который воспитывал внука, страшно тосковал без нее и частенько вспоминал, как привез, свою жену из крошечного королевства на самом краю земли и как прекрасно она уживалась с соседями, если те поступали в соответствии с ее желаниями.

— Ее звали, Танисса Упрямая. Она родом откуда-то из Малых Королевств.

Так же как и эти люди, или, вернее, трое из них, подумал он. Вопросы неожиданно начали обретать смысл. Неужели бабуля что-нибудь украла или совершила другое гнусное преступление, и соотечественники наконец напали на ее след.

Надо признать, что они не очень-то торопились. Какой смысл мстить третьему поколению!

— Она умерла, — с некоторой надеждой добавил Стеррен.

— Называли ли ее когда-нибудь Танисса из Семмы?

— Не знаю, никогда не слыхал.

Последовал еще один диалог на непонятном языке, в котором упоминались имена Стеррена и его бабушки. К концу диалога женщина уже улыбалась и казалась немного взволнованной.

Ее улыбка вовсе не была мстительной, но это не утешало. Что бы там бабушка ни натворила, это произошло полвека назад, и благородная дама никак не могла быть тому свидетельницей. Следовательно, ее послал на охоту кто-то другой. Возможно, отец или мать аристократки пострадали от его бабушки, и теперь она радуется, что справилась с работой. Во всяком случае, у нее нет причины лично недолюбливать Стеррена.

Взгляд, брошенный им в обе стороны, показал, что солдаты никак не реагируют на события. По-видимому, они ничего не поняли.

Переводчик, каковым, по всей вероятности, и являлся моряк, повернулся к Стеррену:

— У вас есть семья?

— Нет. — Он решил, что врать не имеет смысла.

— Не женаты?

Стеррен отрицательно покачал головой.

— Что случилось с вашей матерью?

— Она скончалась при моем рождении, — может быть, они пожалеют его, узнав, что перед ними сиротка.

— Ага, значит, братьев-сестер у вас нет. А как насчет Келдера Старшего — вашего деда?

С некоторым опозданием до Стеррена дошло, что он лишает себя возможности, с одной стороны, припугнуть их родней, а с другой — равномерно распределить бремя бабушкиной вины на плечи нескольких людей. Но было уже поздно.

— Он умер три года назад. В глубокой старости.

— Дяди, тети?

— Не имею.

— Другие дед и бабка?

— Скончались до моего рождения. Отравились скверной водой.

— Прекрасно! — с улыбкой произнес моряк. — В таком случае ничто не мешает вам отбыть немедленно.

— Что?! — воскликнул Стеррен. — Куда отбыть? Я никуда не собираюсь! — Он даже не пытался скрыть свое удивление и негодование.

— Но почему же? — поинтересовался моряк. — Вы, надеюсь, не ходите в учениках?

— А что, если хожу? Куда вы меня тащите? Да кто вы такие, наконец?

Его самоуверенность развеялась как дым. Конечно, эти люди не осмелятся убить его прямо в Этшаре. Но если им удастся вытащить его из города… За пределами городских стен законов нет, по крайней мере Стеррен о таких не слыхивал.

— Я всего-навсего переводчик… — начал моряк.

— А что это были за искры? — перебил его Стеррен. Моряк небрежно махнул рукой:

— Ничего особенного. Я купил несложное заклинание в Квартале Чародеев, чтобы было легче вас отыскать. На самом деле я только переводчик, и мне вы не нужны.

— В таком случае, кто эти трое и что им от меня надо?

— Леди Калира забирает вас в Семму.

— Черта с два! — заявил Стеррен. — Я не оставлю город!

Его охватила паника. Перед глазами встали картины медленной и мучительной смерти.

— Боюсь, вам придется ехать независимо от желания, — со вздохом произнес моряк.

— Но почему? — спросил Стеррен, подпустив в голос панические нотки, пытаясь вызвать жалость. В ответ переводчик только усмехнулся:

— Вы обращаетесь не по адресу. Они наняли меня в Акалле Алмазном, чтобы я доставил их в Этшар и помог отыскать вас. Меня не касается то, что они намерены сделать с вами.

— Зато касается меня! — заявил Стеррен. Он попытался освободиться, но солдаты, по-видимому, даже не заметили его усилий. — По крайней мере вы могли бы спросить у них.

— Хорошо, я поинтересуюсь у леди Калиры, — согласился моряк.

Этот малый относился к судьбе Стеррена с отвратительным равнодушием.

— Ну так спросите! — взвизгнул Стеррен.

Моряк отвернулся и что-то произнес.

Высокая дама ничего не ответила. Вместо этого она шагнула вперед и, обращаясь к Стеррену, произнесла очень медленно и очень внятно:

— О'ри Стеррен, Енне Карнаи т'Семма.

— Во имя всех демонов, что это означает? — спросил Стеррен.

Он хотел кое-что добавить, но вдруг почувствовал, как оба варвара отпустили его руки. Он поднял глаза и увидел, как по их необъятным лицам расползлись широкие улыбки. Один протянул свою огромную лапищу и энергично затряс руку Стеррена, сжав ее до боли.

Последний, совершенно смешавшись, обратился к моряку:

— Так что же она сказала?

— Не знаю. Это был семмат, а не наречие торговцев. Я не говорю по-семматски.

Леди Калира, заметив растерянность Стеррена, произнесла:

— Од'ная семмат? — уяснив, что он опять ничего не понял, леди добавила с ужасным произношением:

— Этшарский плохой.

Несколько мгновений Стеррен тупо пялился на нее, затем повернулся к моряку и воинственно поинтересовался:

— Да как она смеет утверждать, что мой родной язык никуда не годится? Это что, своеобразный варварский ритуал? — теперь Стеррен пребывал в еще большей растерянности, чем раньше.

— Нет, нет, нет, — торопливо ответил моряк. — Она имеет в виду, что плохо говорит по-этшарски. Думаю, она знает не больше десятка слов, да и те, по совести говоря, узнала от меня по пути сюда.

Аристократка из Семмы, очевидно, отказалась от попыток вступить в прямой контакт со своим пленником и произнесла длинную речь, обращаясь к переводчику.

Моряк внимательно выслушал ее и повернулся к молодому человеку:

— Она говорит, что король Фенвел Третий разыскивает наследника брата вашей бабки — Восьмого Военачальника Семмы, умершего четыре месяца назад. Она советовалась с каким-то магом, и тот назвал вас. Она должна доставить вас в Семму, чтобы вы приступили к своим наследственным обязанностям в качестве нового военачальника. Вы теперь "Энне Карнаи" — Девятый Военачальник Семмы.

— Но это же глупость, — заверил его Стеррен.

— Так она сказала, — пожал плечами моряк.

— А что, если я не поеду? Наследство — это, конечно, мило, но наследственные обязанности — совсем другое дело. — Он не желал иметь ничего общего ни с войнами, ни с военачальниками. Кроме того, кто захочет жить среди варваров, которые даже не говорят по-этшарски?

Вся эта затея была абсолютно нелепой.

Переводчик обратился с вопросом к леди Калире, и радость на ее лице мгновенно увяла. Она произнесла что-то суровым тоном, и моряк после некоторого колебания перевел:

— В ее стране отказ от выполнения наследственных обязанностей считается изменой, а измена карается смертной казнью на месте.

— Смертной казнью? — наследство стало выглядеть еще менее привлекательным.

Леди Калира произнесла что-то по-семматски, и руки солдат словно по команде упали на рукоятки мечей.

— Но Семма не моя страна! — запротестовал Стеррен. — Я родился и вырос в Этшаре, мои родители — этшарцы!

Взгляд его метался между леди Калирой и переводчиком. Моряк пожал плечами, этот жест действовал Стеррену на нервы.

Леди Калира произнесла на ломаном этшарском:

— Вы наследовать.

Стеррен с отчаянием посмотрел на солдат. Тот, что стоял слева, как бы предупреждая, на несколько дюймов обнажил клинок.

— Эй! — закричал хозяин. — Только не в моем заведении! Выведите его вначале!

В глубине души Стеррен надеялся, что хозяин кликнет городскую стражу.

Уповать на появление стражников! Для него это что-то новенькое!

Но стражники вряд ли успеют явиться вовремя. Выхода не было. Выдавив из себя кривую ухмылку, Стеррен произнес:

— Что же. В таком случае я, видимо, отправлюсь в Семму.

Леди Калира самодовольно улыбнулась.

Глава 2

Стеррен уныло взирал на испепеленный солнцем крохотный городишко. Акалла Алмазный. Малые Королевства полностью соответствовали его самым мрачным представлениям.

Юноша ничего не знал о том, что ждет его впереди. Варвары вытащили своего пленника из таверны, собрали его немногочисленные пожитки в комнате на улице Баргин и, невзирая на отчаянные протесты, препроводили на арендованный корабль.

Сбежать так и не удалось. В последнюю секунду он от отчаяния прыгнул с пирса. Но его тут же выудили из грязной воды и постыдно втащили на борт судна.

После этого несчастный оставил мысли о бегстве, тем более что пловец он был никудышный.

На корабле варвары изолировали его от переводчика и дали понять, что ждут от него успехов в изучении их варварского языка, именуемого семматом. Стеррен повиновался, понимая, что иначе он лишает себя возможности получать полезные сведения.

Тем не менее, когда через десять дней судно вошло в порт Акалла Алмазного, молодой человек не сильно преуспел в своих занятиях. С тех пор как они покинули Этшар Пряностей, стояла жаркая безветренная погода. Все эти десять дней ушли на то, чтобы пересечь Восточный залив и добраться до Южного побережья. Один из гигантов — солдат Алдер д'Иун на языке знаков с привлечением примитивного семмата объяснил Стеррену, что путешествие в Этшар заняло у них всего четыре дня, потому что судно постоянно бежало впереди шторма — очень дорогого шторма, специально заказанного для этой цели.

По мнению Алдера, расстояние между Этшаром и Акаллой не превышало ста лиг. Эта цифра привела Стеррена в недоумение: он считал, что Малые Королевства лежат на противоположном побережье океана, а сто лиг — это сравнительно неширокий заливчик.

Правда, юноша не был уверен, что правильно понял Алдера. Он уже сносно считал на семмате, однако слова "день" и "лига" вполне мог перепутать. Проверить услышанное у переводчика не удалось, леди Калира (на семмате "Айа Калира") прямо и четко запретила моряку говорить со Стерреном на этшарском. Сумма, которую она пообещала заплатить за эту услугу, была достаточно высокой и тот вовсе не хотел ее потерять.

Более того, предусмотрительная леди заплатила всем членам команды, говорящим по-этшарски, чтобы они не разговаривали со Стерреном и обращались к нему только в случае крайней необходимости. Таким образом, юноше оставалось либо учить семмат, либо вообще молчать.

Однако, каким бы ни было истинное расстояние, на десятый день после полудня судно вошло в гавань и вступило, в тень унылого, каменного сооружения, именуемого на семмате "Карнаи Акалла". Стеррен решил, что "карнаи" означает замок, но и в этом случае не был уверен в правильности своей догадки. Замков он никогда не видел, а невзрачный вид припортового укрепления не вызывал желания внимательно изучать побережье.

Он сообразил, что Семма лежит где-то в глубине континента, и Акалла Алмазный — ближайший от нее морской порт. Является ли Акалла независимой державой или завоеванной провинцией, Стеррен не знал. По совести говоря, ему было совершенно наплевать, поскольку это не имело никакого отношения к его планам бегства в Этшар.

Похоже, что на Акаллу Алмазный плевать хотело большинство человечества. Городишко состоял из трех-четырех улиц, вытянувшихся у самой воды и с обеих сторон замыкающихся зазубренными утесами.

Дома в городе были сооружены из крупных желтоватых блоков. Все швы кладки проросли блеклым зеленым мхом или серым лишайником. Едва живой плющ карабкался на стены. Тучи мух с жужжанием клубились в пыли, а немногочисленные городские обитатели, сидевшие на порогах лавок, казалось, спали, свернувшись клубочком под грязными белыми накидками. В воздухе витал запах сухого тлена.

Более сильное впечатление производил замок, но и он, покрытый умирающей растительностью, казался совсем безжизненным.

Наблюдая, как матросы швартуют корабль, Стеррен поинтересовался у стоящего рядом солдата — товарища Алдера по имени Догал д’Тра — далеко ли от Акаллы до Семмы.

Вернее, он попытался спросить об этом, исходя из своего скудного словарного запаса:

— Сколько лиг есть Семма?

Наверное, он так и сказал, если предположить, что слово "лига" было произнесено правильно, а грамматика изувечена не до конца.

Этот, казалось бы, простой вопрос заставил стражника глубоко задуматься. Он долго что-то бормотал себе под нос на семмате:

— …Акалла… может быть, один;…Скайя… четыре или пять;…Офкар… хм-м-м…

Наконец после сложных подсчетов он произнес:

— Двенадцать, тринадцать, а может быть, и четырнадцать лиг.

Стеррен хорошо усвоил числительные до двадцати, однако на всякий случай продемонстрировал десять пальцев и произнес:

— Два, три, больше?

— Да.

Потрясенный Стеррен уставился вдаль. Тринадцать лиг? Этшар Пряностей из конца в конец простирался не более чем на лигу. Чтобы пройти от Западных ворот до Арены, требовался целый час. Значит, чтобы добраться до Семмы, придется прошагать целую ночь!

Однако, к радости Стеррена, идти до Семмы пешком никто не собирался. Когда на берег был спущен трап, компания направилась в гостиницу рядом с портом.

Переводчик остался на судне, он выполнил свою работу и сопровождать их далее не собирался.

Узнав об этом, юноша пожалел, что недостаточно прилежно занимался проклятым варварским языком. Теперь, даже в чрезвычайных обстоятельствах, ему придется обходиться своими ограниченными познаниями семмата.

Войдя в гостиницу, Стеррен огляделся, и его мнение об Акалле чуть-чуть повысилось. Помещение было удобно спланировано: в нескольких нишах уютно расположились столы, напротив входа вдоль стены выстроились бочонки, а лестница в дальнем углу зала вела на галерею, в которую выходили двери спальных комнат.

В зале довольно много народа. Под потолком плавал табачный дым, звякали кружки, журчали дружелюбные голоса. Туда и сюда с деловым видом сновали улыбающиеся официантки.

Леди Калира, не обращая внимания на суету, безошибочно вычислила хозяина заведения и потребовала у него две комнаты — одну для себя и вторую для Стеррена, Алдера и Догала.

Перспектива находиться под постоянным надзором и полное отсутствие людей, изъясняющихся по-этшарски, повергли молодого человека в уныние.

Однако выбора не было, и он собрался извлечь максимальное удовольствие из создавшегося положения. Пока Догал относил наверх багаж, а леди Калира торговалась с хозяином, Стеррен решил поупражняться в семмате, завязав беседу с самой хорошенькой официанткой.

Девица внимательно выслушала его, улыбнулась и, прощебетав что-то непонятное, засеменила прочь.

Юноша в изумлении смотрел ей вслед.

— Что это… — начал он по-этшарски, но, спохватившись, тут же перешел на семмат.

— Что это есть? — спросил он Алдера.

— Что есть что?

— Что она… сказать?

— Не знаю, — ответил Алдер, пожимая плечами. — Она говорит на акаллане.

— Акаллан? Еще… язык?

— Естественно, — невозмутимо бросил Алдер.

Стеррен дико завращал головой, прислушиваясь к разговорам вокруг себя. Леди Калира и хозяин, как он понял, объяснялись на Торговом наречии. Пара за соседним столом шепталась на странном свистящем языке, совершенно ни на что не похожем. До его ушей доносились и другие незнакомые диалекты.

— Великие боги, — произнес Стеррен, — как они вообще здесь друг друга понимают?

— Что? — спросил Алдер.

Стеррен понял, что опять говорит по-этшарскн, и ему захотелось зарыдать или закричать. Прислушавшись к своему внутреннему голосу, несчастный решил — без выпивки здесь не обойтись. Он тяжело опустился на ближайший стул и, прибегнув к понятному повсеместно языку жестов, поднял руку с вытянутым вверх пальцем и бросил на стол монету.

Это сработало — официантка с улыбкой поставила перед ним полную кружку. Стеррен слегка повеселел.

В конце концов, напомнил он себе, это — порт и, естественно, люди здесь говорят на самых разнообразных языках.

— В Семме, — обратился он к Алдеру, — все говорить один язык?

Вопрос звучал неуклюже, но лучше сказать он не мог.

— Естественно, — ответил Алдер, подсаживаясь за столик к Стеррену. — В Семме все говорят на семмате. Почти все — там, наверное, сейчас есть несколько иностранцев, которые не знают языка.

Стеррен изо всех сил пытался уловить смысл сказанного. Теперь он по-настоящему желал усвоить язык как можно быстрее. Как ни постыдно изучать варварское наречие из-под палки, стыд этот не идет ни в какое сравнение с угрозой изоляции и неспособностью объяснить свои потребности.

Похоже, в обозримом будущем ему придется торчать в Семме. Тринадцать лиг в глубине континента! У него просто не будет возможности покрыть это расстояние и не быть схваченным, особенно если семманцы прибегнут к магии. А это они обязательно сделают.

Если уж бежать, то сегодня ночью. Ему надо тайно проникнуть на борт корабля, отправляющегося в Этшар.

Но как это сделать, если во всем Акалле Алмазном невозможно отыскать хотя бы трех людей, говорящих на понятном ему языке? Как он сможет узнать, куда направляется судно? Как сможет отработать дорогу домой, не понимая команд? Как он сможет выиграть (если завяжется игра), не понимая ни слова и не зная правил?

Нет, эта затея безнадежна. Он обречен отправиться в Семму — страну, из которой пятьдесят лет назад сбежала бабушка, наплевав на свой статус аристократки.

Что же, раз он обречен прозябать в Семме, надо попытаться извлечь из этого максимальную пользу. В конце концов он найдет способ приспособиться к ситуации.

Но прежде всего следует выучить язык.

— Алдер, — сказал он. — Я хотеть учить семмат хорошо… Быстро.

Солдат сделал большой глоток пива и кивнул.

— Прекрасно. Что вы хотите узнать прежде всего?

Глава 3

Узнав, что ему не придется топать пешком тринадцать лиг, Стеррен повеселел. Однако уже через час пребывания в седле настроение его безнадежно испортилось. Он глубоко сожалел, что так и не решился бежать прошлой ночью. Великие боги, ну кто бы подумал, что ехать верхом такое мучение! Ему всегда казалось, что главное — забраться на лошадь (что было нетрудно с помощью двух могучих солдат) и преспокойно усесться.

Он и представить не мог, как трудно удержаться в дергающемся вверх и вниз седле. Очень скоро Стеррен почувствовал, что в кровь стер себе весь зад. Каждое движение причиняло теперь острую боль.

Он был весьма удивлен, когда между скачками заметил, что отряд движется не по дороге, а по выжженной солнцем равнине, простирающейся во все стороны до самого горизонта. Стеррен не представлял, каким образом его спутники ориентируются. Но предпочел не задавать лишних вопросов.

Он отложил на время все свои волнения по поводу войн, военачальников, жизни среди варваров и занялся более близкими ему проблемами или, если быть точным, проблемами, близкими его седалищу.

Когда отряд остановился у крохотного ручейка, чтобы передохнуть и подкрепиться, высокая башня "карнака" Акаллы уже давно скрылась из виду. Горло Стеррена пересохло, руки затекли, спину ломило от безуспешных попыток держаться прямо. О том, что творится ниже, несчастный старался не думать. Как только лошади встали, он мешком свалился на землю и долго лежал без движения на колючей траве.

Алдер и Догал вежливо притворились, что ничего не замечают, однако леди Калира оказалась менее милосердной.

— Неужели вы никогда раньше не ездили верхом? — без всякого вступления спросила она.

— Нет.

Предположение, что уличный игрок из Этшара может быть первоклассным наездником, просто требовало комментариев, однако состояние здоровья не позволило Стеррену продемонстрировать свое остроумие.

— Вам следовало сказать мне об этом в гостинице, — продолжала дама. — Я могла раздобыть фургон. На худой конец мы немного подучили бы вас.

Стеррен попытался пожать плечами, но мышцы спины отказывались повиноваться:

— Я… Это быть… Это не быть…

Проклятие! Он не мог вспомнить слова "казалось", "представлялось" или "выглядело". Прежде чем кто-то из семманцев пришел к нему на помощь, он выпалил:

— Я видеть это неплохо, но ошибиться.

— Вы хотите сказать, что это казалось вам легким делом?

— Похоже, что так, — кивнул Стеррен.

— Военачальник должен уметь держаться в седле, — заметила леди Калира.

— Я не военачальник.

— Вы — Стеррен, Девятый Военачальник Семмы.

— Я — Стеррен из Этшара, игрок в кости, — не сдавался Стеррен.

Услыхав эти слова, благородная дама слегка отпрянула.

— Знаете, вам не следует упоминать об этом, когда мы прибудем в Семму.

— Это почему же? — поинтересовался Стеррен.

— Да потому, что вы — военачальник! Вы занимаете важный государственный пост. Мы не можем допустить сплетен о том, что вы зарабатывали на жизнь, шельмуя в игре.

Смысла всей речи Стеррен не уловил, но ключевое слово дошло до него в контексте.

— Я не шельмовать! — заорал он, но тут же умолк — острая боль хлестнула его по ягодицам.

— Тогда каким же образом вам удавалось выигрывать?

— Мне везло, — не очень убедительно пробормотал юноша.

— Ха! — ответила аристократка. — Как будто чародею может не везти!

— Ворлоку, — поправил ее Стеррен. Леди Калира не поняла и сменила тему.

— В седле следует расслабиться, — сказала она и проиллюстрировала свои слова, свободно бросив вниз руки. — Двигайтесь вместе с лошадью. Не сопротивляйтесь.

Стеррен покорно кивнул, хотя в глубине души сомневался, что с его стертой задницей это возможно.

— Кроме того, мы сделаем вам мягкую подстилку и для отдыха иногда будем идти пешком.

На этот раз Стеррен кивнул с чуть большим энтузиазмом.

К вечеру благодаря подстилке и периодическим спешиванием, когда боль в потертостях становилась невыносимой, он настолько улучшил технику своей верховой езды, что, несмотря на боль во всем теле, оказался способен поддерживать подобие беседы со своими спутниками.

Стеррен начал с того, что, ткнув пальцем во все стороны света, осведомился, что там находится. Семманцы видели вокруг только песок и траву. Следовательно, военачальника интересовало то, что находится за горизонтом.

Впереди по курсу лежала Семма, позади — Акалла Алмазный.

— Скайя, — ответил Догал, показывая на север. Стеррену это слово ничего не сказало. Когда юноша вытянул руку в противоположном направлении, ответ оказался более интересным:

— Там ничего нет, — произнес Догал.

— Ничего?

Южная сторона горизонта казалась размытой и слегка желтоватой.

— Практически ничего. Пара лиг песков; и затем край Мира. Если вы привстанете на стременах и хорошенько всмотритесь, то увидите его.

От предложения приподняться в стременах Стеррена бросило в дрожь, и он предпочел не любоваться видами.

Тем не менее идея близости края Мира заворожила его. Подумать только, он находится рядом с оконечностью всего сущего!

Через некоторое время Догал прервал его размышления.

— Сейчас к северу от нас находится Офкар, — заметил он. — Скайя не велика. Больше Семмы или Акаллы, но меньше Офкара.

— Семма граничит с Офкаром? — осведомился Стеррен.

— Именно. — Догал утвердительно кивнул. — Ваше произношение, лорд Стеррен, значительно улучшилось. Примите мои поздравления.

Стеррен промолчал, но в душе возгордился собой. Он изо всех сил старался правильно произносить варварские слова, и ему было приятно слышать, что он преуспел в этом деле.

Следовало, конечно, раньше догадаться, что Акалла, Скайя и Офкар были независимыми королевствами, втиснутыми в тринадцать лиг между Семмой и побережьем. Он всегда знал, что все эти королевства — малые, но, чтобы настолько…

В какую же неприятную авантюру его втянули! Если эти королевства так тесно прижались друг к другу, то наверняка между ними частенько возникают конфликты. Неудивительно, что они испытывают острую нужду в военачальниках.

— Что есть Семма… — произнес он, будучи не в силах составить фразу: "Расскажите мне о Семме".

— Королевство, — пожал плечами Догал.

— И много там городов?

— Городов в Семме нет.

Стеррен не знал слова "поселение", поэтому спросил:

— Много замков?

"Карнак" и в самом деле означало "замок", он проверил это еще в гостинице.

— Всего один — замок Семма. Туда мы и направляемся.

Н-да, парень просто кладезь информации. Стеррен подъехал поближе к Алдеру.

— Привет, — произнес он.

— Приветствую вас, лорд Стеррен, — вежливым поклоном ответил солдат.

Стеррен вздохнул. Поскорее бы привыкнуть к этому напыщенному обращению.

— Что есть Семма?

Алдер с любопытством взглянул на молодого человека:

— Что вы хотите знать?

— Что это… Как это… Как там.

— Иными словами, что она собой представляет?

Стеррен с благодарностью вцепился в фразу, которую никак не мог составить.

— Да, что она собой представляет?

— Мне трудно объяснить это, лорд Стеррен, потому что кроме Эть-шара я нигде не бывал.

— Не Эть-шар, а Этшар, — небрежно произнес Стеррен, радуясь тому, что и он может поправить чье-то произношение.

— Эть-шар. — Алдер старательно попытался выговорить непривычное звукосочетание и даже плюнул в сердцах, когда из этого ничего не вышло.

— Там много людей?

— Точно не знаю. Замок просто кишит людьми.

— Я иметь в виду не замок.

— Но там живут все, за исключением крестьян.

Странно. Юноша задумался. Может, он все же неверно понимает слово "карнак".

— Что такое "крестьяне"? — это слово Стеррен еще не слышал.

— Простые люди. Фермеры, — пояснил Алдер.

Стеррен радостно закивал головой. Ну конечно же! Прежняя легкая добыча, жертвы его таланта.

— Крестьян много?

— Полагаю, да.

— Вы — крестьянин?

— Я — солдат, лорд Стеррен, — в тоне Алдера явно слышалась укоризна.

— Вы родились не солдат, — заметил Стеррен, гордясь своим стремительно растущим словарным запасом.

— Верно. Я родился крестьянином.

— Что уж тут плохого, — поспешно добавил Стеррен, заметив, что ненароком обидел спутника. — Я тоже родился крестьянином.

Конечно, это была ложь. Стеррен родился в торговом сословии. Но он хотел подчеркнуть, что тоже принадлежит к простым людям.

Изумленный Алдер поправил его:

— Нет, лорд Стеррен, вы появились на свет благородным.

— Но я не знал об этом.

Поразмышляв немного, солдат улыбнулся:

— Верно.

Довольно долго молодой человек ехал молча, погруженный в собственные мысли,

По крайней мере в Семме есть замок. Опасения, что он окажется в забытой богами, утонувшей в грязи деревушке, оказались безосновательными. Замок, конечно, не город, но на определенный уровень цивилизации рассчитывать можно.

Всю оставшуюся часть дня и даже сидя у ночного костра. Стеррен непрерывно расспрашивал солдат, стараясь понять, что представляет собой Семма. Беседа значительно расширила его языковые возможности, обогатив лексикон.

Семма была крошечным, тихим королевством, большинство населения которого составляли крестьяне, живущие на семейных фермах. Крестьяне выращивали на песчаных почвах апельсины, лимоны, финики, инжир, оливки и кукурузу, разводили овец, коз, а то и крупный рогатый скот. В свое время некоторые из них производили на экспорт пряности, но Семма потеряла внешнеторговые связи после того, как Офкар временно перерезал транспортные пути к морю, и рынок переориентировался на более надежные источники снабжения.

В самом центре королевства стоял замок Семма, рядом с которым расположилось единственное городское поселение, которым могла похвастать держава. Замок служил жилищем примерно сотне аристократов, чему Стеррен поначалу просто отказывался верить, однако Алдер и Догал настаивали на своем. Стеррен легко мог представить себе сотню человек, вынужденных тесниться в одном доме (в родном городе он видел и не такое), но чтобы люди, именующие себя аристократами, жили как сельди в бочке…

Алдер, заметив его недоверие, пояснил;

— Это — включая детей. Кроме того, большинство обитателей — не высшая аристократия, а замок достаточно велик. Вы увидите сами.

Пока Стеррен переваривал сказанное, леди Калира воспользовалась моментом и преподнесла ему целебный бальзам для ран, полученных в седле.

— В дороге я всегда держу это снадобье под рукой, — сказала она, — хотя использую его для других частей тела.

Стеррен поблагодарил и в поисках укрытия отполз от костра. Дама деликатно отвернулась, этшарит спустил штаны и обильно намазал бальзамом пораженные места.

Покончив с этой процедурой, Стеррен присоединился к остальным. Он только-только начал интересоваться состоянием армии, которой ему придется командовать, когда леди Калира объявила, что всем пора заткнуться и отходить ко сну.

Стеррен безропотно повиновался. Военные проблемы остались на утро.

Глава 4

Центральную башню замка они заметили ранним утром. Прошло меньше часа с тех пор, как был погашен костер, и отряд тронулся в путь.

Пустынным прериям пришел конец, фермы — небольшие желтые домики, окруженные фруктовыми деревьями и полями высокой кукурузы, — тянулись одна за другой. На открытых выгонах паслась разнообразная живность, выедая местные травы до корня. Многочисленные обитатели ферм, погруженные в собственные заботы, как один игнорировали появление всадников.

Теперь равнина выглядела не такой унылой и плоской. Отряд то и дело преодолевал нечто похожее на подъемы и спуски, но до настоящих холмов этим неровностям почвы было еще очень далеко.

От своих спутников Стеррен узнал, что Семма приблизительно имела форму треугольника. На юго-востоке она граничила с пустыней, простирающейся до края Мира, на севере — со сравнительно крупным и могущественным королевством Ксиналлион, и на западе — с Офкаром. За последние двести — триста лет Семма несколько раз воевала со своими соседями, и в первую очередь с Ксиналлионом.

Однако при Седьмом и Восьмом Военачальниках мир держался на удивление долго. На памяти Догала и Алдера войн не было вообще. Однако дедушка Алдера по Материнской линии сражался лет пятьдесят назад в Шестой Ксиналлионской Войне. Стеррен терпеливо слушал истории об отваге предков, когда в поле зрения появился замок.

От ворот навстречу путникам двигалось небольшое облачко пыли. Оно росло и постепенно из него вынырнула дюжина всадников.

Все они были крупными смуглыми мужчинами, одетыми в точности, как Алдер с Догалом. Но их коней украшали красные с золотом попоны, и леди Калира объявила, что перед ними почетный эскорт, присланный для того, чтобы сопроводить вновь обретенного военачальника в замок.

Всадники замерли, не доезжая нескольких шагов до их группы.

Последовал краткий обмен приветствиями между старым и новым эскортами. Стеррен ничего не понял и терпеливо ждал, когда беседа закончится.

Наконец прибывший отряд развернулся, образовал кольцо вокруг Стеррена, леди Калиры, обоих солдат и замер в ожидании.

Юноша удивленно огляделся и заметил, как благородная дама слегка наклонила голову. Его осенило: сейчас командует он, отряд выслан в его честь, и теперь все ждут, когда он соизволит отправиться в путь.

Стеррен неохотно тронул лошадь, и весь отряд двинулся в сторону замка.

Стеррен так и не успел расспросить Алдера с Догалом об армии. Теперь в присутствии дюжины незнакомцев подобные вопросы были неуместны. Он пожал плечами и молча смирился с ситуацией. В конце концов он все скоро увидит собственными глазами.

У ворот замка путников оглушил нестройный рев труб — один трубач постоянно отставал на такт, время от времени из общего хора выбивалась фальшивая нота. Но Стеррену подобная встреча казалась весьма и весьма впечатляющей — до сих пор в его честь никто никогда не играл. Ему вообще редко приходилось слышать приветствия в свой адрес. Насчитав десяток трубачей, размещенных вдоль стены, польщенный юноша, выпятив грудь, постарался держаться в седле как можно прямее, чтобы больше соответствовать роли военачальника.

Несомненно, его наследная должность имеет положительные стороны и может приносить удовольствие, если, конечно, не ввязываться ни в какие войны. К сожалению, с последними наверняка возникнут проблемы — Малые Королевства были печально знамениты своей драчливостью и умением затевать свары по малейшему, самому идиотскому поводу.

С другой стороны, Алдер и Догал утверждали, что Семма не воевала уже лет сорок. Вдруг этот мир продержится еще…

Стараясь, несмотря на потертые штаны, держаться с достоинством, Стеррен внимательно изучал обстановку.

Замок стоял на небольшом возвышении, окруженный двумя-тремя дюжинами домов и лавок. Все сооружения были того же желто-унылого цвета, как и фермерские домики. Их стены отличались удивительной толщиной, а редкие окошки были прорублены под самыми крышами, да к тому же еще закрывались тяжелыми железными ставнями. Большинство дверей прикрывали пестро раскрашенные тенты; и прямо под ними на открытом воздухе шла оживленная торговля. Улицы поселения были проложены без всякой системы, дома разбегались от замка во всех направлениях.

За пределами поселения там и сям виднелись фермерские хозяйства, в беспорядке разбросанные по равнине.

Сам замок резко контрастировал с окружающими его жалкими строениями. Это было огромное и грозное в своей неприступности сооружение из темно-красного камня. Внешняя стена с обитыми железом зубцами возвышалась не менее чем на пятнадцать футов. В ней не было никаких проходов, кроме единственных ворот, в которые и вступил отряд.

Когда они въехали под свод, Стеррен увидел, что стены имеют футов в двадцать толщину, а сам въезд закрывается тремя рядами тяжелых ворот и остроконечной подъемной решеткой. В своде были прорезаны люки, через которые защитники замка могли поражать незваных гостей.

Сам замок по конфигурации отдаленно напоминал пирамиду. Крылья здания высотой всего в два этажа простирались в обе стороны от центральной шестиэтажной громады, в середине которой возвышалась стофутовая смотровая башня. На первом этаже окон не было, но их число, так же как и размеры, возрастали с высотой — от узких амбразур на втором этаже до широченных застекленных окон на шестом.

Сразу за воротами начинался замковый сад. Стеррен был несколько удивлен, не обнаружив внутренней линии обороны. В Этшаре Пряностей пространство между стеной и ближайшей улицей тщательно очищали от деревьев и не застраивали, чтобы иметь возможность развернуть войска и боевые машины во время осады или штурма. В мирное время, продолжавшееся вот уже два века, у городских стен селились городские преступники и бродяги. Иными словами, эквивалента печально знаменитой "Площади Ста Футов" Семма не имела.

Однако времени любоваться садами не было. Как только последний всадник миновал внешние ворота, трубы, взвыв на прощание, умолкли, стража сомкнула тяжелые створки, а к прибывшим подбежали слуги в красных и желтых ливреях. Чьи-то руки быстро вынули Стеррена из седла и осторожно опустили на землю, его лошадь тотчас увели через внутренние ворота замка.

Эта помощь оказалась весьма кстати — военачальник подозревал, что после длительного пребывания в седле он вряд ли смог самостоятельно и, главное, изящно спуститься на благословенную землю.

Главный вход в замок, как и внешние ворота, был хорошо приспособлен к обороне. Однако теперь, сойдя на землю, юноша обратил внимание на пробивающуюся из стен зелень и заметил другие признаки запустения: ржавчину на петлях, паутину под сводом арки. Сорок лет мира, подумал он, не могли не пройти бесследно.

Оказавшись внутри, отряд замаршировал по широкому, отделанному мрамором центральному коридору. Солдаты все время старались держать военачальника в самом центре группы.

— Куда мы идем? — спросил Стеррен на семмате.

Леди Калира обернулась к командиру почетного эскорта и что-то прошептала. Солдат утвердительно кивнул:

— Король ждет встречи с вами.

— Король? — Стеррен не знал, правильно ли он расслышал.

— Да, Его Величество Фенвел Третий, король Семмы по праву наследования.

— О… — Стеррену никогда не приходилось встречаться с королями, и он не знал, как реагировать на слова леди Калиры.

Распахнулись тяжелые золоченые створки дверей, и Стеррен очутился в огромном зале. Широкая ковровая дорожка вела от дверей к основанию подиума и поднималась на три ступени к ногам осанистого, дородного мужчины в алой мантии, восседавшего в огромном черном кресле. По обе стороны ковра топтались небольшие группы хорошо одетых людей.

Леди Калира остановилась в футе от подиума, солдаты замерли и изящно расступились в обе стороны. На ковре остались лишь Алдер и Догал, прикрывавшие арьергард.

Стеррен, не понимая, что происходит, сделал еще пару шагов вперед и почти уперся в спину леди Калиры.

Рука благородной дамы незаметно скользнула назад и, ухватив полу его куртки, потянула вниз. Калира, преклонив колено перед своим сувереном, совершила глубокий поклон. Стеррен неуклюже скопировал ее действия.

Зрители в зале тихонько перешептывались.

— Ваше Величество, — начала леди Калира, — позвольте мне представить вам вашего верного слугу Стеррена, Девятого Военачальника Семмы. — Она отступила в сторону, повернувшись так, чтобы оказаться на краю ковра спиной к придворным. Теперь благородная дама могла обращаться как к монарху, так и к главнокомандующему.

Решив, что от него, видимо, ожидают каких-то действий, Стеррен опять поклонился. Великие боги, почему никто не удосужился подготовить его к аудиенции?

— Привет, — произнес король.

— Приветствую вас, — несколько нервозно ответил Стеррен.

Он попытался определить возраст короля и решил, что тому перевалило за сорок, но до шестидесяти Его Величеству еще далеко.

— Ты действительно внук Таниссы Упрямой?

Стеррену потребовалось время, чтобы понять смысл королевских слов и составить ответ. Он совсем не ожидал такого вопроса во время официальной аудиенции.

— Да. Я… Да, Ваше Величество, внук, — наконец ответил Стеррен.

Хорошо еще, что леди Калира подсказала ему правильную форму обращения к монарху.

— Мне не пришлось встретиться с твоей бабкой, — сказал король, — но мальчишкой я много слышал о ней от ее брата, твоего двоюродного деда — старого военачальника. Она сбежала со своим торговцем за пару лет до моего рождения.

Стеррен покраснел.

— Не надо смущаться, дружок, — улыбаясь продолжил король. — Ведь в конце концов мы все здесь родственники.

— Неужели? — спросил заинтригованный Стеррен.

— Ну конечно. Ты — мой кузен в седьмой степени. Я проверил. А эти, — он энергично махнул рукой в сторону придворных, — избранные аристократы Семмы. И все произошли от Тендела Первого — первого короля Семмы.

— И я?

— Ну естественно. Я наследую по прямой линии, а твой род идет от младшего сына Тендела Второго и пары дочерей Тендела Первого — по традиции, аристократы сочетаются браком внутри семьи.

Эти слова повергли Стеррена в шок. Один из его предков — король? И все эти аристократы — его родственники? Его, уличного игрока, шулера? Однако не станет же король врать!

— О… — Только и смог произнести он.

— Поэтому мы немедленно хотели видеть тебя. Нашего давно потерянного кузена.

— О… — тупо повторил Стеррен.

Ситуация казалась ему совершенно нереальной. Нет, замок был настоящим, так же как и люди вокруг, — он видел их, слышал, даже чувствовал их запах. Но мысль о том, что он принадлежит к правящему классу одного из Малых Королевств, казалась совершенно абсурдной. Легче было поверить в то, что он жертва какого-то чудовищного розыгрыша.

Пауза затянулась, но здесь на выручку пришла леди Калира.

— Ваше Величество, — сказала она, — я думаю, наш новый военачальник утомлен путешествием и потрясен встречей с вами. Кроме того, он с самого рассвета ничего не ел.

Благородная дама кривила душой — их отряд расправился с завтраком довольно поздно, но Стеррен был рад любому предлогу, лишь бы убраться из тронного зала.

— Да, конечно, — согласился король. — Конечно. Проводите нашего военачальника в его апартаменты и дайте возможность прийти в себя. Мы поговорим с ним позже. Когда он отдохнет и поест.

Эти слова сопровождались мановением руки, означающим конец аудиенции.

Леди Калира поклонилась и, поманив за собой Стеррена, направилась к выходу. Догал и Алдер, стараясь не привлекать внимания, двинулись следом.

Они вышли в коридор, повернули налево и оказались перед крутой винтовой лестницей. Гудевшие от усталости ноги Стеррена запротестовали, но он заставил их повиноваться и зашагал по ступеням.

Миновали второй этаж, затем третий.

На четвертом юноша вознамерился спросить, долго ли им еще карабкаться, но не нашел нужных слов на семмате.

На пятом говорить он уже не мог.

На шестом он облегченно вздохнул, но леди Калира пересекла коридор и подошла к лестнице, ведущей на башню.

Алдер и Догал шагали не останавливаясь, и Стеррену пришлось двигаться дальше.

Наконец, на седьмом этаже, преодолев еще один пролет, они остановились перед окованной железом дверью.

Леди Калира повернула большой черный ключ, торчавший в замочной скважине.

— Вот ваша комната, военачальник, — объявила она и отступила в сторону. — Почти два десятилетия она принадлежала вашему двоюродному деду, а до этого пятьдесят лет его отцу — вашему прадеду.

Стеррен осторожно шагнул через порог и, оказавшись в светлой просторной палате, огляделся по сторонам. Напротив двери — окно во всю стену, слегка поблекшие, но все еще прекрасные ковры на полу. Высокая с балдахином кровать. У ее изголовья с каждой стороны примостились столики. Рядом с левым возвышался гардероб, с правым — комод. Напротив кровати стоял секретер или скорее рабочий стол, по бокам которого находились книжные шкафы, забитые многочисленными книгами и документами. В каждом углу ютилось по креслу.

Вся стена у двери была увешана и уставлена оружием: мечами, кинжалами, копьями, секирами, алебардами и другими орудиями убийства, названия которых он не знал даже по-этшарски. Интересно, подумал Стеррен, не придется ли ему как главнокомандующему учиться пользоваться всем этим разнообразием.

Оружие покрывал толстый слой пыли. В воздухе стоял сухой запах запустения, говоривший о том, что в последнее время апартаментами никто не пользовался.

Стеррен подошел к окну. "Если судить по положению солнца, — подумал он, — сейчас я смотрю почти строго на север".

Крыша замка заслоняла от него внешнюю стену и большую часть поселения. Дальше расстилалась необозримая равнина с пятнами домов, хозяйственных построек и садов. Живые изгороди разделяли частные владения. Однако дорог видно не было. Неужели в Семме принято путешествовать прямо по целине? Справа, почти на линии горизонта, плодородные земли превращались в песчаную пустыню, а чуть слева виднелись белые вершины гор.

Стеррен повернулся и увидел, что леди Калира и оба солдата все еще стоят в коридоре. Ему показалось, что они вот-вот захлопнут дверь и запрут его одного в этой пыльной комнате.

— Почему вы не входите? — спросил он.

Леди Калира послушно переступила порог.

— Чего вы ждали?

— Я не могу войти в ваши личные покои без приглашения, лорд Стеррен.

Это заявление поставило Стеррена в тупик. Неужели он действительно обладает какой-то властью? Алдер и Догал по-прежнему оставались в коридоре. Юноша задумчиво посмотрел на них и опять перевел взгляд на леди Калиру. Та оглянулась, но солдат, казалось, не заметила.

— Вы разрешите мне сесть?

— Садитесь, — ответил Стеррен по-этшарски. Его поразила почтительность, с которой обращалась к нему аристократка.

Он повторил приглашение на семмате, припомнив, как эскорт ждал его указаний на равнине.

Может быть, они серьезно величают его лордом?

Леди Калира выдвинула из угла кресло и уселась. Стеррен, немного поколебавшись, устроился за столом.

Целебный бальзам, нанесенный на раны, действовал. Сидя в мягком кресле, военачальник испытывал лишь легкое неудобство.

— У вас, наверное, множество вопросов, — сказала леди Калира. — Теперь, когда вы благополучно добрались домой, я частично смогу удовлетворить ваше любопытство.

Стеррен молча смотрел на нее некоторое время, затем криво улыбнулся.

— Очень надеюсь на это.

Глава 5

— В этой комнате все принадлежит вам, — сказала леди Калира. — Вы унаследовали это вместе с должностью военачальника от вашего двоюродного деда Стеррена.

Юноша, с трудом уловив смысл сказанного, некоторое время подбирал слова для ответной фразы.

— Как он мог оставить мне что-нибудь? Как он знал… я живой, если не видел бабушку так долго?

— О, он даже не подозревал о вашем существовании, но выбора у него не было, — ответила леди Калира, небрежно махнув рукой. — В Семме существуют четкие правила о порядке наследования. Эта комната и ее содержимое принадлежали вашему деду как должностному лицу — военачальнику, поэтому он не имел права решать, — кто после его смерти получит вещи и унаследует должность. Если позволить людям влиять на вопросы наследования, то не оберешься интриг, — а их, по совести говоря, и без этого здесь более чем достаточно.

— Наследование? Интриги?

Леди Калира объяснила, как могла, значение этих слов, и Стеррен в конце концов начал кое-что понимать.

— Но почему именно я? — спросил он. — Нет никого здесь, кто быть военачальник?

Аристократка фыркнула, услышав такое нелепое предположение.

— Ваши предки позволяли себе непростительное легкомыслие в деле производства наследников. В какой-то мере это можно объяснить тем, что военачальники иногда гибнут совсем молодыми.

Это заявление после разъяснения незнакомых терминов вызвало у Стеррена легкую дрожь. Однако от комментариев он воздержался.

— После вас наследницей военачальника является его кузина в третьей степени — для вас кузина второй степени. В целом это седьмая степень кровного родства. Вы же в кровном родстве идете третьим. Это огромная разница. Кроме того, вы молоды и сильны…

Дама откровенно льстила. Стеррен знал, что он обыкновенный худосочный юнец.

— Этой кузине за пятьдесят. Если бы у нее был сын, это оказалось бы восьмой степенью. В крайнем случае подошло бы и это, но, к сожалению, у нее одна-единственная дочь. Да еще и не замужем. В любом случае у нас запрещено наследование по праву брака.

На этот раз все попытки объяснить значение незнакомых слов завершились полным провалом. Отчаявшись, Калира подбежала к рабочему столу и, схватив листок бумаги, принялась вычерчивать генеалогическое древо.

Стеррен с интересом следил, как она шагала через историю девяти поколений военачальников Семмы.

Первый, Тендел, был младшим братом короля Райела Второго и появился на свет почти двести лет назад. Ему наследовал сын — тоже Тендел. За ним внук, естественно, Тендел. Но этот Тендел неосмотрительно позволил убить себя в ходе Третьей Ксиналлионской Войны, прежде чем успел жениться и произвести отпрысков. Его брат Стеррен унаследовал пост Четвертого Военачальника только для того, чтобы погибнуть тремя годами позже все в той же Третьей Ксиналлионской Войне.

Первый Стеррен оказался настолько любезен, что родил пятерых детей, правда, сыновей у него было только двое. Младший умер, не оставив потомства, а старший стал Пятым Военачальником Семмы. Его единственный сын — Шестым. История Шестого Военачальника была трагичной — еле-еле успев родить одного сына, будущего Седьмого Военачальника, он встретил ужасный конец, проиграв войну.

Стеррену Седьмому был всего двадцать один год, когда он унаследовал пост своего отца. Этот военачальник превратился в своего рода легенду. Он нарушил традицию и, вместо того чтобы сочетаться браком с одной из родственниц, женился на этшарке, которую отыскал неизвестно где.

У этой пары было трое детей: старший сын — Стеррен стал Восьмым Военачальником, младший — Деррет умер во младенчестве, а их сестра — Танисса Упрямая сбежала с торговцем из Этшара в 5169 году. С тех пор о ней не было ни слуху ни духу.

Она-то и оказалась бабкой Стеррена. Ее брат остался холостяком, что автоматически превращало Стеррена в Девятого Военачальника Семмы.

Еще одну возможную наследницу звали Нерра Счастливая, она была внучкой старшей дочери Четвертого Военачальника. Но дама вряд ли могла рассчитывать на этот пост.

Леди Калира отодвинула рисунок и продолжала объяснения. Стеррен внимательно слушал, изо всех сил стараясь уловить смысл незнакомых слов.

Когда стало ясно, что старый Стеррен умирает, королевский эксперт по генеалогии, не зная о существовании сына и внука Таниссы, потратил целое шестиночье для определения потенциального наследника.

Ему на глаза попалось сообщение о тайном бегстве дочери Стеррена Седьмого, и он сообщил об этом королю, присовокупив к рассказу свои рекомендации. После продолжительных дебатов к Его Величеству призвали Агора — придворного теурга, который, обратившись к богам, выяснил, что, хотя Танисса умерла, ее внук жив и здравствует.

По решению королевского совета на поиски Девятого Военачальника была немедленно отправлена леди Калира. Она ни с какого бока не могла претендовать на наследство Военачальника и получила это задание только потому, что является наследницей своей кузины Инрии, Седьмого Торговца Семмы. Инрии давно уже стукнуло восемьдесят и отправлять старушку в такое далекое путешествие было бы негуманно. Когда благородная дама закончила свои рассказ, Стеррен сказал:

— Вы великолепно справились с возложенной на вас миссией. Что прикажете мне делать теперь?

— Полагаю, это очевидно. Вы принимаете командование армией и приступаете к защите Семмы.

— От кого?

— От врагов.

— Каких?

— Всех!

— Разве Семма имеет врагов?

— Конечно, имеет, идиот! Во-первых, Ксиналлион, во-вторых, Офкар.

До последнего момента Стеррен лелеял надежду, что навязанная должность обернется синекурой с титулом. С большим трудом ему удалось подавить вздох разочарования.

— И как вы думаете… война скоро?

Леди Калира скривила личико:

— Судя по тому, что я недавно видела в казармах, и тому, что я вижу перед собой сейчас, — даже слишком скоро!

Если бы Стеррен в совершенстве владел семматом, то тут же ответил бы, что, если у нее на примете есть лучшая кандидатура, он готов немедленно оставить пост, которого вовсе не домогался.

Вместо этого он спросил:

— Что делать сейчас? Сегодня.

— Я бы начала с уборки, — сказала леди Калира, оглядывая комнату. — Я распоряжусь, чтобы Догал принес воды и чего-нибудь поесть, по-моему, вы не способны спуститься вниз к ленчу. Ужинаете вы, само собой разумеется, за верхним столом. Его Величество хочет представить вас некоторым принцам и принцессам. Но все это — вечером. А пока я рекомендую вам получше изучить ситуацию. Поговорите с вашими офицерами, осмотрите казармы… Вы же военачальник и лучше меня знаете, с чего начинать.

Потрясенный Стеррен не сдержался:

— Я не могу стать военачальником в одно мгновение!

— У вас это должно быть в крови.

— Никогда не замечал.

Эти слова леди Калира проигнорировала и, повернувшись в сторону дверей, распорядилась:

— Догал, спустись в кухню, принеси лорду Стеррену воды и что-нибудь подкрепиться.

Догал вздернул подбородок, четко ответил:

— Слушаюсь, миледи! — и незамедлительно отбыл.

— Алдер, если желаете, поможет вам распаковать багаж.

Стеррен машинально кивнул. Алдер вошел в комнату, неся узелок с вещами, которые главнокомандующий успел собрать в своей комнатенке на улице Баргин.

— Вы сказали, мои офицеры… — задумчиво произнес Стеррен.

"Его офицеры". Это, пожалуй, звучит. В юноше неожиданно шевельнулся интерес.

— Да, конечно, — ответила леди Калира. — Думаю, мне следует с ними поговорить.

— Естественно.

В его памяти всплыли бесчисленные ступени винтовой лестницы:

— Вы могли бы прислать их сюда?

— Слушаюсь, лорд Стеррен, — благородная дама поклонилась.

Такой ответ привел Стеррена в совершенное замешательство. Заметив его смущение, леди Калира пояснила:

— Лорд Стеррен, унаследовав пост военачальника, вы вошли в узкий круг высшей аристократии Семмы и теперь уступаете по положению лишь королю и членам его семьи. Остальные: эконом, казначей, торговец — короче говоря, все — ниже вас.

— Так вы не шутите?

— Ничуть.

Стеррен задумался. Интересно, чем чревато столь высокое положение в смысле ответственности? Он почти забыл о присутствии леди Калиры, но благородная дама напомнила о себе.

— Милорд, — произнесла она.

— Да, — вздрогнул Стеррен. — Слушаю.

— Я тоже устала и голодна. Могу ли я удалиться, если у вас не осталось вопросов?

Не в силах скрыть потрясения Стеррен кивнул;

— Да… конечно!

Леди Калира сделала реверанс и повернулась к двери.

— Пришлите моих офицеров, — напомнил Стеррен. — После еды.

Стеррен был уверен, что дама его слышала. Однако она выскользнула из комнаты, не проронив ни слова.

Некоторое время он смотрел ей вслед.

Превращение леди Калиры из сурового тюремщика в подобострастного подчиненного странным образом действовало на нервы. Юноша не привык к подобному обращению. Все эти поклоны и реверансы откровенно смущали и раздражали его.

Но с другой стороны, было нечто заманчивое в том, что женщина не имеет права покинуть его комнату без разрешения. Конечно, такая зануда, как леди Калира, не могла соблазнить Стеррена, но обладание подобной властью само по себе выглядело весьма привлекательно.

Однако все это было приложением к должности военачальника, полной неизвестных опасностей и неприятных обязанностей. Война означала мечи и кровь, смерть и убийства. Ничего подобного он не хотел.

Может быть, ему как-нибудь удастся защитить королевство без войны, как это удалось его двоюродному дедушке, о существовании которого он никогда раньше не подозревал.

— Милорд, — сказал Алдер, неожиданно прервав путаные мысли Стеррена. — Могу ли я повесить это в гардероб?

Он держал в руках изрядно поношенную куртку военачальника.

— Да, — ответил Стеррен,

Неожиданно в нем проснулся интерес к собственности. Он хотел, чтобы каждый предмет занимал предназначенное ему место и чтобы в комнате был должный порядок. Совершенно ясно, если не возникнет непредвиденных обстоятельств, ему придется застрять здесь надолго.

Глава 6

Он отодвинул тарелку и встал из-за стола. Алдер поднял глаза:

— Милорд…

— Можете продолжать, — раздраженно бросил Стеррен. Молодому человеку уже надоело это странное, постоянно оказываемое ему почтение. Алдер только-только приступил к еде, но, очевидно, был готов без промедления броситься исполнять любые приказы, которые соизволит отдать его военачальник.

Но военачальник не соизволил. Военачальник чувствовал себя не в своей тарелке. Последние два часа его настроение постоянно переходило из одной крайности в другую. Обладание комнатой, титулом, должностью само по себе не было лишено приятности и могло, наверное, принести много удовольствия.

Но все эти блага всучили ему насильно и от них при всем желании невозможно было отказаться. Ясно, что, несмотря на самоуничижительные жесты со стороны Алдера и леди Калиры, он по-прежнему остается пленником. Стеррен был абсолютно уверен, что, если он захочет отправиться в Этшар, Алдер или Догал, а скорее всего они оба, бросятся следом и остановят его, прежде чем он успеет выйти за пределы поселения.

Юноше порядком надоели его охранники.

Хорошо, что хотя бы леди Калира исчезла с глаз долой, и скоро он увидит другие лица.

В этом, конечно, тоже были свои положительные и отрицательные стороны. Семманцы — варвары и наверняка представляли себе Девятого Военачальника совсем иначе. Как они отреагируют на его многочисленные недостатки? Перспектива казни на месте, о которой упоминалось в Этшаре, постоянно маячила на задворках его сознания.

Пока военачальник с Алдером насыщались, Догал охранял дверь, вынуждая уже явившихся офицеров Стеррена ждать в коридоре.

— Догал, — распорядился Стеррен, — скажите, что они могут войти.

Стражник сделал шаг в сторону, пропуская трех офицеров, стоящих за дверью.

Каждый из них, входя в комнату, кланялся, представлялся и отступал, чтобы пропустить следующего.

— Андурон из Семмы, лорд Стеррен, — объявил первый с изящным поклоном, сопровождаемым легким звоном висящих на шее драгоценностей.

Это был высокий мужчина лет тридцати — во всяком случае, значительно старше Стеррена. Андурона облегали роскошные одежды из синего шелка, и как каждый семманец он был черноволос и покрыт ровным загаром. Стеррену показалось, что между этим офицером и королем имеется некоторое фамильное сходство.

Он также уловил тонкое благоухание — кажется, нечто цветочное.

— Арл Крепкая Рука, — представился второй, наклонив голову.

Он был короче Андурона раза в два, но по весу вряд ли уступал изящному офицеру. По прикидке Стеррена, Крепкой Руке тоже было лет тридцать. На нем был алый килт и желтая с красной вышивкой куртка. Арл источал запах кожи и пота.

— Шемдер Смелый, — без всяких церемоний сказал третий. Он был жилист, сух и казался моложе первых двух офицеров. Его килт и куртку украшала изящная вышивка.

Все трое более или менее выразили свою почтительность главнокомандующему, но было ясно, что их истинные чувства не соответствуют внешним проявлениям.

Леди Калира демонстрировала свое презрение значительно тоньше.

— Я — Стеррен из Этшара, — представился юноша, в свою очередь кланяясь.

Он произнес слово "Этшар" правильно, отказываясь следовать произношению семманцев, пасующих перед сочетанием букв "тш".

— Прошу прощения, милорд, — сказал Андурон, — но не будет ли правильнее именовать себя "Стеррен, Девятый Военачальник Семмы"?

Слова легко текли из уст Андурона, и Стеррену очень хотелось ответить соответствующим образом. Однако скудное знание языка вынудило его ограничиться короткими фразами, сопровожденными не очень убедительной улыбкой.

— Думаю, вы правы. Я еще не привык.

Позади него Алдер поспешно заталкивал в рот последние куски хлеба.

Три офицера некоторое время стояли в напряженном ожидании. Наконец Шемдер произнес:

— Вы посылали за нами, лорд Стеррен?

— Да, — спохватился Стеррен. — Конечно. Садитесь.

Он указал на кресла, а сам, чтобы не столкнуться с пришедшими, несколько поколебавшись, присел на край кровати.

Офицеры повиновались, расположившись полукругом. Стеррен тяжело вздохнул и произнес речь, состоящую из двух самых длинных за все время его пребывания в Семме фраз:

— Я послал за вами, потому что мне сказали: я теперь военачальник, нравится мне или нет. Я хочу знать, что это значит и что я должен делать.

Офицеры продолжали молча пялиться на него.

— Вы не делаете мне легче, — растерянно произнес Стеррен.

— Милорд, — заметил Шемдер, — вы так и не сообщили, что вам угодно от нас.

— Мне угодно от вас знать, — ответил Стеррен, — что мне — вашему военачальнику — надо делать. Что от меня ждут. Вы трое мне скажете.

Офицеры переглянулись, и слово опять взял Шемдер.

— Милорд, будет крайне неуместно, если мы начнем указывать, что вам надлежит делать. Указывать — это ваш долг, наш долг — повиноваться.

Стеррен подавил вздох. Либо эти люди отказываются признать чужака своим начальником, либо по-своему испытывают его, либо они просто-напросто тупы, упрямы и начисто лишены воображения. Короче говоря, помощи от этой троицы ждать не приходится. Но кое-что объяснить им все же придется.

— Лорд Шемдер… — начал он.

— Я не лорд, — прервал его Шемдер. Стеррен кивком головы признал свою ошибку и продолжил:

— Тогда, Шемдер, расскажите мне о ваших обязанностях.

— В настоящий момент, лорд Стеррен?

— Естественно.

Он надеялся, что использовал подходящее слово.

— В настоящий момент у меня, милорд, нет обязанностей. Я не какой-нибудь часовой, я командую кавалерией Семмы.

— Кавалерией? — слово было незнакомым. Стеррен взглянул на Алдера, который тут же пояснил:

— Солдаты на лошадях.

Стеррен кивнул, зафиксировав слово в памяти.

— Прекрасно. Вы командуете кавалерией Семмы. Есть ли у вас специальный титул? Мне называть вас милорд или командир?

— Капитан, милорд, — мрачно ответил Шемдер. — Называйте меня капитаном.

— Благодарю вас, капитан Шемдер. И капитан Арл, не так ли?

— Да, лорд Стеррен.

В то время как Шемдер явно не выносил своего нового командующего, слова Арла дышали покорной безысходностью.

— Капитан чего?

— Пехоты, милорд. Это солдаты, которые дерутся стоя на ногах.

Стеррен оценил любезность Арла, который объяснил новое слово, не вынуждая военачальника задавать вопрос.

— И капитан Андурон?

— Лорд Андурон, милорд. По старшинству я следую за вами и являюсь вашим заместителем. В моем подчинении находятся лучники и гарнизон замка. Я решаю вопросы снабжения и тому подобное.

Он говорил с подчеркнутым безразличием, удобно развалившись в кресле.

— О!

Это звучало весьма многообещающе, особенно после того, как Алдер и лорд Андурон совместно объяснили ему незнакомые слова. Стеррен подумал, не сможет ли он свалить на них все обязанности и наслаждаться своим положением, лишь номинально пребывая в должности военачальника. В лорде чувствовалась холодная уверенность, которая, как надеялся Стеррен, не была напускной.

— Сколько же у нас лучников?

Ответ Андурона мгновенно развеял мечты и надежды Стеррена:

— В настоящее время ни одного.

— Ни одного?

— Ни единого. Семма не воевала уже сорок лет. Старый Стеррен, хм… ваш достойный предшественник Восьмой Военачальник разрешил всем лучникам выйти в отставку и поручил моему отцу, а затем и мне подыскать им замену. Мы не сочли нужным сделать это. Лучники не производят особенного впечатления на парадах, да и дерево для луков стоит дорого. Но я уверен, что, если потребуется, мы найдем нужных людей и быстро их обучим.

— Вот как! — Стеррен не понял некоторых слов, но для него было ясно, что подготовка умелого лучника требует гораздо больше времени и усилий, чем полагает лорд Андурон — особенно, если не осталось первоклассных стрелков, способных стать учителями.

— А что… гарнизон? Это правильное слово?

— Милорд говорит на семмате как уроженец королевства, — проговорил лорд Андурон.

Стеррен стоически переварил издевательское подобострастие леди Калиры, подчеркнутое почтение Алдера и Догала, но это было уже чересчур. Юноша чуть не умер со смеху, когда до него дошел смысл последней фразы. С большим трудом ему удалось взять себя в руки. Офицер одарил его ледяным взглядом и продолжил:

— Гарнизон замка, милорд, состоит из тех, кто окажется в его стенах в момент нападения.

— Понимаю. Благородные лорды, слуги и так далее?

— Конечно, нет, лорд Стеррен! Трудно ждать от аристократа, что тот согласится закрывать ворота, опускать решетки или швырять вниз камни. Что касается слуг, то у них имеются свои прямые обязанности. Я имею в виду жителей поселения и фермеров, которые вовремя успеют найти убежище за стенами замка.

Стеррен некоторое время молча взирал на лорда Андурона и решил, что спором делу не поможешь, особенно на его убогом семмате. Вместо этого он повернулся и спросил:

— Капитан Шемдер, сколько у вас людей и лошадей?

— Двадцать человек, милорд, и двенадцать лошадей, — незамедлительно и с нескрываемой гордостью сообщил Шемдер.

Стеррен понял, что в замок его сопровождала вся кавалерия Семмы. Это повергло военачальника в шок.

— Капитан Арл?

— В настоящее время, лорд Стеррен, под моим командованием находится шестьдесят мужчин и юношей, полностью вооруженных, хорошо обученных и готовых на все.

Стеррен сильно сомневался, что инфантерия Семмы вообще к чему-либо готова. Интересно, что бы они стали делать, если бы на них напал правитель Этшара Пряностей? Одна городская стража Азрада VII насчитывала десять тысяч человек. Он мог захватить Семму с десятой частью своих регулярных вооруженных сил, не прибегая к помощи внутренних войск, флота, чародеев и поддержки других триумвиратов Гегемонии Этшар.

Но это были Малые Королевства, и дела здесь обстояли иначе.

Офицеры держались очень уверенно. Они наверняка лучше разбирались в ситуации, нежели он — иностранец.

Но даже если это и так, то восьмидесяти пяти солдат и горстки испуганных фермеров все равно недостаточно для защиты такого большого замка, как Семма.

— Лорд Андурон, — спросил Стеррен, — а как насчет магии?

Молодой аристократ, казалось, был озадачен.

— Что насчет магии, милорд?

— Какие маги состоят под вашей командой?

— Никаких, милорд, зачем они мне нужны?

— Значит, они в пехоте или кавалерии?

— Нет, — сказал Арл, а Шемдер отрицательно покачал головой.

— Неужели в замке нет ни одного мага? — спросил уже по-настоящему испуганный Стеррен.

Три офицера в недоумении уставились друг на друга.

— Думаю, один-два найдутся, — заговорил наконец Андурон. — Королева Ашасса держит теурга, которого зовут Агор, и я слышал, как слуги болтали о якобы имеющемся среди них чародее. В поселении, кажется, живут гербалист и ведьма. Простите, лорд Стеррен, но почему вы спрашиваете?

— Вы не пользуетесь магией?.. Да это же… — нет, он еще не знает, как сказать это по-семматски.

Стеррен сделал глубокий вдох и начал снова:

— В Этшаре лорд Азрад держит при себе лучших чародеев. Он использует их… их чародейство, когда на город нападают враги. На кораблях есть чародеи для защиты от… от других кораблей. Никто не осмелится начать большую… драку без магической поддержки.

Он проклинал себя и всю Семму за то, что не смог найти правильного эквивалента слов "заклинание", "пират" и "битва".

Несколько бесконечных секунд в помещении висела мертвая тишина. Затем Шемдер коротко бросил какое-то слово, которое Стеррену ранее слышать не доводилось.

— Лорд Стеррен, у нас не принято использовать магию в военных целях.

В тоне лорда Андурона Стеррен услышал окончательный приговор, однако удержаться от вопроса он не мог:

— Но почему?

В глубине его души вопрос, заданный по-этшарски, звучал куда сочнее.

— У нас это не принято.

Стеррен опустил глаза:

— Понимаю. Простите меня. Я устал и мне надо отдохнуть.

По правде говоря, ему требовалось время, чтобы переварить услышанное.

— Идите. Продолжим после ужина. Мне надо будет… посмотреть на солдат.

— Проинспектировать войска? — предложил свой вариант Арл.

— Именно. — Стеррен кивнул и поднялся с кресла.

Остальные немедленно вскочили и, поклонившись, оставили комнату.

Лорд Андурон сделал глубокий поклон и изящно скользнул к двери; Арл переломился пополам, выпрямился и замаршировал к выходу; Шемдер наклонил голову и крадущейся походкой вышел в коридор.

Стеррен посмотрел им вслед и выпалил по-этшарски:

— Сборище идиотов!

Численность и готовность войск к боевым операциям — это еще куда ни шло. Но отказываться от магической поддержки военных действий просто чудовищно! Кто оградит их от предательства? Кто разузнает планы врагов? Кто излечит их раны? Настоящее варварство — посылать солдат в бой, вооружив их только мечами.

Интересно, а что, если им попадется противник, который не столь щепетилен и придерживается иных правил ведения войны?

Они же обречены на поражение! Скорое и полное.

Остается надеяться, что, пока он будет военачальником, ничего страшного не произойдет. По словам леди Калиры, его долг — защита Семмы. Но есть вещи, которые по своей природе не могут быть защищены.

Из уст военачальника вырвалось непристойное ругательство на родном этшарском языке.

— Милорд? — обратился к нему Алдер, пораженный столь бурным взрывом эмоций.

— Ничего, — ответил Стеррен, — ничего.

Постепенно юноша успокоился, и в его голове возник другой вопрос:

— Что сказал Шемдер об использовании магии в войне?

Алдер замялся:

— Вы имеете в виду слово "гахар"?

— Именно.

Стеррен заметил смущение солдата, но продолжал внимательно смотреть ему в глаза.

— Это означает… — неохотно протянул Алдер. — Это означает лицо, не имеющее культуры, лицо, которое не может находиться среди обычных людей.

Стеррен немного подумал и взглянул на дверь, через которую исчез Шемдер Смелый.

Ситуация была настолько комичной, что юноша не выдержал и расхохотался. Великие боги, житель Малого Королевства назвал коренного этшарца варваром!

Алдер смотрел на веселящегося Стеррена с удивленной улыбкой. Похоже, он не был разочарован своим новым главнокомандующим.

Глава 7

Вся одежда из гардероба бывшего военачальника сидела на нем отвратительно. Стеррен Восьмой не был таким гигантом, как Алдер или Догал, но все же по всем параметрам на несколько дюймов превосходил своего внучатого племянника.

Несмотря на это, Стеррен решил надеть что-нибудь из платья предшественника и затянуться потуже. Ему предстоял ужин в обществе короля за верхним столом, а у него не осталось ни одной целой куртки.

Более того, покрой его одежды совершенно не соответствовал господствующей в Семме моде, предусматривающей широкие рукава и обязательно яркую вышивку.

Стеррен выбрал нечто элегантное, отдаленно напоминающее тунику из черного шелка с золотым рисунком и черные кожаные штаны. Черный цвет господствовал в гардеробе бывшего военачальника. Видимо, это имело какое-то отношение к тому посту, который занимал владелец одежды.

С другой стороны, не исключено, что двоюродный дедушка просто-напросто тяготел к драматическим, может быть, даже несколько болезненно-мрачноватым эффектам.

Юноша со вздохом подумал, что ему придется потратить уйму времени, подгоняя себе гардероб дедушки.

Нет, не придется, тут же поправил себя Стеррен, и его лицо просветлело. Теперь он аристократ! Для такой нудной работы, как шитье, можно найти слугу. В замке наверняка есть портной.

Он натянул выбранный костюм через голову и взглянул в пожелтевшее зеркало с растрескивающейся амальгамой.

Великие боги, ну и картина! Туника доходила ему почти до колен. Штаны висели мешком. Он выглядел маленьким мальчиком, вырядившимся в одежду своего отца.

Стеррен поспешно принялся приспосабливать ремни и части костюма.

Задрав пояс штанов почти под мышки и подвернув штанины, он добился более или менее приемлемого результата. Туника долго сопротивлялась, но военачальник победил, приспособив один над другим два поясных ремня и загнав под них лишнюю ткань. Покрытые вышивкой рукава пришлось закатать.

Когда он критически изучал свою внешность в зеркале, в дверь кто-то постучал.

— Кто там?

— Принцесса Лура, лорд Стеррен, — ответил голос Алдера.

Принцесса? Стеррен еще раз внимательно оглядел себя. Н-да, выглядит он преглупо, но так или иначе встретиться с людьми придется. Он поджал губы, решив не откладывать неизбежное:

— Входите!

Дверь распахнулась, но Стеррен никого не увидел. Юноша в растерянности опустил глаза.

— Привет, — сказала принцесса, улыбаясь и глядя на него снизу вверх. — Ты выглядишь ужасно смешным в этом наряде. У тебя нет другого, который сидит получше?

Стеррен не любил детей, но Лура, которой он не дал бы больше девяти, обладала совершенно неотразимой улыбкой. Кроме того, она ведь была принцессой.

— Нет, — ответил он. — Боюсь, что нет. Одежда, которую я привез, износилась.

— Разве ты не мог купить новую? — спросила девочка.

— У меня не было времени.

— Да, думаю, что действительно не было.

Она помолчала и несколько смущенно призналась:

— Я хотела посмотреть на тебя. Никогда не видела человека из Этшара.

Стеррен обратил внимание, что Лура правильно произносит слово "Этшар", даже на семмате, и одобрительно кивнул.

— Я понимаю, — сказал он. — Я должен казаться… выглядеть…

Небогатый словарный запас опять подвел Стеррена, но, поднатужившись, он произнес:

— Я никогда раньше не видел принцесс.

— Даже в Этшаре?

— Даже в Этшаре. Там только одна принцесса, я никогда ее не встречал.

Строго говоря, принцесс в Этшаре не было вообще. Но сестра Азрада VII — Ирма Неудачливая стояла где-то близко к этому титулу. Стеррен не имел ни малейшего представления, кем бы она была в Семме: по-этшарски же ее называли просто леди Ирма.

— А у нас здесь ужасно много принцесс! — гордо объявила Лура. — Ну, во-первых, я. Затем мои сестры. Ашасса живет в Калитоне со своим мужем — принцем Табаром. Но здесь остаются Ниссита и Ширрин. Кроме того, есть моя тетя Санда. Всего — четыре, не считая Ашассы.

— Четыре, мне кажется, хорошее число, — отозвался Стеррен с глуповатой ухмылкой.

Лура наморщила лоб.

— Я вовсе не маленькая, — заявила она, — и ты не должен мне постоянно поддакивать.

— Прошу прощения, — ответил Стеррен, придав лицу серьезное выражение. — Я не хотел… Сколько принцессе лет?

Он внимательно всмотрелся в лицо девочки. Определить возраст было трудно, однако сильное сходство с отцом-королем бросалось в глаза.

— Семь, — ответила она. — Восемь исполнится в месяц Льдов — в девятый день.

— А я родился восьмого числа месяца Оттепелей.

Лура кивнула и наступило напряженное молчание. Они стояли, то глядя друг на друга, то осматривая комнату, пока доведенный до отчаяния Стеррен не произнес:

— Итак, меня хотелось увидеть, потому что я из Этшара?

— Да, в основном поэтому. Кроме того, военачальник, я думаю, очень важная персона. Все остальные тоже хотят вас увидеть, но они остались внизу. Ширрин боится, а Ниссита заявляет, что у нее нет времени на подобные глупости. Она все время старается вести себя как взрослая. Ей двадцать один год, а она даже не помолвлена. Не понимаю, почему она так сильно воображает о себе!

Стеррен кивнул. Крошка-принцесса, очевидно, любила поговорить, — еще одно сходство с отцом, подумал он. Интересно, не расскажет ли ему это существо что-нибудь интересное о замке и его обитателях. Лура явно не была скрытной особой.

С другой стороны, что она могла знать по существу? Сплетни о сестрах — одно, а обязанности военачальника — совсем другое.

— Значит, ты настоящий военачальник? — спросила она, нарушая ход его размышлений.

— Так мне сказали.

— Ты убил много людей?

Стеррен содрогнулся и, подчеркивая каждое слово, ответил:

— Я никого не убивал.

— О… — Лура явно была разочарована. Однако разочарование длилось недолго.

— Как там в Этшаре? — поинтересовалась она.

Стеррен непроизвольно посмотрел сквозь широкое окно на бесконечную, простирающуюся к северу равнину:

— Очень тесно. Много людей. — Указав на окно, он продолжил: — Представим, мы — на вершине башни у Западных ворот и смотрим через весь город. Восточная стена окажется на половине пути к… месту, где восходит солнце. И все это пространство заполнено улицами, лавками и домами. Все это внутри стен.

Он не знал слова "горизонт" и надеялся, что Лура поймет его объяснение.

Принцесса взглянула в окно и спросила:

— А где же фермы?

— За стенами.

Она скептически скривила личико, но Стеррен спорить не собирался:

— Был вопрос, был ответ.

Она пожала плечами:

— Ты прав. Я действительно спросила. Когда ты спустишься вниз? Все с нетерпением ждут тебя.

— Неужели?

— Ну конечно же, глупый! Ширрин умирает, хочет с тобой познакомиться.

— Ах, она даже умирает?

Припомнив, кто такая Ширрин, он не мог понять, с какой стати принцесса так жаждет увидеть его.

— Да, да! Ширрин очень хочет на тебя посмотреть!

Стеррен беспомощно огляделся. Конечно, по положению, Лура выше его. Но позволяет ли ее нежный возраст распоряжаться Девятым Военачальником Семмы?

Все еще сомневаясь, юноша неохотно последовал за принцессой, когда та выбежала из комнаты.

Спустившись на первый этаж, они свернули в короткий коридор и, проскользнув через неприметную дверь из резного дуба, оказались в просторной прихожей. Стены здесь были обшиты деревянными панелями, в оконных нишах стояли обтянутые бархатом скамьи. Лура протащила Стеррена за руку через все помещение к другой двери.

Они вошли в небольшую залитую солнцем гостиную. Лура все еще держала Стеррена за руку. При их появлении все, кто находился в комнате, вскочили со своих мест.

Стеррен оказался лицом к лицу с двумя женщинами и девочкой, наверное, чуть моложе его самого. Все трое взирали на него с недоумением.

— Ширрин! Ты только посмотри, кого я нашла! — объявила Лура.

Лицо девочки залила яркая краска, она поспешно оглянулась, словно искала, где можно спрятаться. Не найдя ничего подходящего, она с вызовом посмотрела на Стеррена. Щеки ее пылали.

Старшая дама с неодобрением взглянула на маленькую принцессу:

— Лура, следи за своим поведением.

Девица постарше сверлила Стеррена взглядом. Было ясно, что юная леди заметила его наряд, и у нее сложилось не слишком высокое мнение о его обладателе.

Впрочем, не исключено, что такое мнение возникло бы у нее в любом случае. Он был убежден, что девица фыркнула бы от презрения, если бы фырканье не было признаком дурного тона.

Стеррен вежливо улыбнулся.

— Приветствую вас, — произнес он. — Я Стеррен из Этшара, или, как меня здесь называют, — Стеррен, Девятый Военачальник Семмы.

— Милорд Стеррен, — заговорила старшая дама, — мы рады видеть вас! Я Ашасса, когда-то из Танории, а это мои дочери — Ниссита (последовал кивок в сторону девицы постарше) и Ширрин. — Кивок в сторону пылающей девочки. — С Лурой, насколько я понимаю, вы уже знакомы.

— Да, — ответил Стеррен. — Она представилась сама.

Он понял, что беседует с королевой Семмы и, видимо, без приглашения вторгся в семейные апартаменты короля.

От этой мысли у юноши засосало под ложечкой. Он быстро огляделся.

На вид комната казалась довольно приятной. Каменный пол устилали яркие ковры. Стены с трех сторон были выкрашены в белый цвет, четвертая сплошь состояла из окон-витражей в форме цветов с красными и белыми лепестками. Несколько низких диванов, крытых красным бархатом, и такое же количество столиков из кованого чугуна с мраморными столешницами размещались там и сям по всему помещению.

Н-да! Роскошью это не назовешь! Стеррену еще не приходилось видеть помещений, выдержанных в таком странном стиле.

Королева улыбнулась:

— Порой Лура бывает чрезмерно импульсивной, но, конечно, мы все с нетерпением ждали встречи с вами. С нашим давно потерянным родственником.

— Довольно далеким, по правде говоря, — вставила Ниссита, многозначительно поглядывая на штаны Стеррена.

— Лура сказала, что вы хотели немедленно видеть меня и что Ширрин очень хочет со мной познакомиться, хотя я не понимаю…

Его речь прервал возмущенный вопль принцессы Ширрин. Ее лицо, успевшее приобрести почти нормальный цвет, побагровело. Девушка повернулась и бросилась вон из гостиной.

Стеррен, ничего не понимая, смотрел ей вслед.

Лура громко хихикала. Ниссита бросила на младшую сестру полный отвращения взгляд. Глаза королевы сверкнули гневом.

— Я сказал что-то не то? — спросил Стеррен, обращаясь к королеве.

— Нет, нет, — заверила его Ашасса. — Во всяком случае, ничего страшного. Это все проделки Луры. Конечно, Ширрин ведет себя довольно глупо. Но ей тринадцать лет — очень впечатлительный возраст, а Лура делает все, чтобы смутить ее. Так что не беспокойтесь. — Она повернулась к Луре и жестко сказала: — Лура, ступай и извинись перед сестрой.

Хихиканье сразу же умолкло.

— За что? — спросила девочка. — Я же ничего не сделала!

— Поступай, как тебе сказано!

Осознав, что далее спорить опасно, очаровательная крошка отправилась вслед за Ширрин.

— Прошу извинить нас, милорд, — произнесла королева, когда дверь за Лурой закрылась. — Эти девчонки обожают поддразнивать друг друга. С тех пор как наш теург Агор впервые сообщил о вас, Ширрин просто живет романтическими историями об Этшаре, военачальниках и утерянных наследниках, а Лура делает из сестры посмешище.

— Глупости эти романтические истории, — заявила Ниссита. — Много шума из ничего!

Стеррен ничего не ответил, и королева продолжила:

— Но коль скоро вы уж здесь, милорд, я должна сознаться, что Лура не так далека от истины. Нам действительно натерпелось увидеть вас и побеседовать с вами. Никто из нас не удалялся от этого замка более чем на несколько лиг. Этшар представляется нам необычайно экзотическим местом. Присаживайтесь и расскажите что-нибудь о нем.

Стеррен с неохотой уселся на бархатный диванчик. Королева Ашасса и Ниссита расположились напротив.

— Что вы хотели бы услышать? — спросил Стеррен.

По выражению лица принцессы было ясно, что она не хочет слышать ничего; однако Ашасса казалась искренне заинтересованной.

— Это правда, что Этшар Пряностей очень велик и его невозможно охватить взглядом от края до края?

— Что же, — начал Стеррен, переварив вопрос, — это зависит от того, где встать. Я думаю, что с… с башни замка правителя можно увидеть стены с обеих сторон. Но в целом это — правда.

Королева задавала и задавала вопросы, и Стеррен, как мог, старался на них ответить. Постепенно тема беседы сместилась к началу правления Азрада VII, к чародеям и другим представителям магического искусства. Стеррен расслабился, успокоился и начал получать от беседы огромное удовольствие. Ашасса, несмотря на монарший титул, оказалась весьма приятной особой.

Принцесса Ниссита, напротив, не произнесла ни слова и в конце концов удалилась с надменным видом.

Через некоторое время бесшумно появился слуга и объявил, что к ужину все готово. Королева Ашасса поднялась, и Стеррен на какое-то мгновение подумал, что она предложит ему руку, чтобы он сопроводил ее к столу. Он видел, что именно так поступали леди в Этшаре.

Но либо правила этикета здесь были иными, либо различие в положении между королевой и военачальником было слишком велико. Ашасса пошла одна, и Стеррену ничего не оставалось как следовать за ней.

В трапезную был превращен тронный зал, в котором утром король принимал Стеррена. Столы на козлах были покрыты белоснежными скатертями. Вдоль столов выстроились принесенные откуда-то стулья. Королевский трон убрали. Вместо него на подиуме возвышался стол для семьи и приближенных Фенвела Третьего.

Королева Ашасса поднялась по ступенькам, а Стеррен направился к одному из свободных стульев у длиннющего нижнего стола.

Слуга притронулся к его локтю и прошептал на ухо:

— Милорд, ваше место — справа от короля.

С этими словами он указал на кресло за верхним столом, всего через два места от королевы.

При мысли о том, что ему придется сидеть и принимать пищу на глазах десятков, а может быть, сотен людей, Стеррена охватил ужас. Он в своем плохо сидящем костюме с простыми этшарскими манерами будет наверняка выглядеть чужим среди этих разряженных варваров с их аристократическими замашками. Слуга осторожно взял Стеррена за локоть и, преодолевая сопротивление, осторожно повел к короткой лестнице на подиум.

На последней ступеньке Стеррен справился с волнением и далее проследовал с достоинством и вполне самостоятельно.

Принцессы, с которыми он был уже знаком, заняли кресла рядом с королевой. Справа, через два места от военачальника, уселся молодой человек примерно его возраста и очень похожий на короля. Рядом с ним, на одно место дальше, — еще более молодой человек с теми же фамильными признаками. Помещение заполнял ровный гул голосов, но Стеррен, плохо зная семмат, так и не смог уловить, о чем беседуют гости.

Затем в сопровождении солдат и нескольких придворных появился король. Воцарилась тишина. Те, кто успел сесть, поднялись, Стеррен с небольшим запозданием последовал общему примеру. По мере того как группа продвигалась по залу, придворные по одному отделялись от нее и оставались стоять рядом с предназначенными для них стульями.

Король Фенвел проследовал до своего кресла и уселся, в то время как его телохранители выстроились вдоль стены. Его величество вежливо кивнул, и все гости тоже заняли свои места.

Тихий говор тут же возобновился и вскоре перерос в изрядный шум, сквозь который время от времени доносился стук ножей и вилок.

"Как в изрядно заполненной посетителями этшарской таверне", — подумал Стеррен. Он почему-то ожидал, что аристократы станут вкушать в полной достоинства тишине.

Глупейшее предположение! Люди остаются людьми, невзирая на титулы.

Мужчина средних лет уселся справа от него и с улыбкой произнес:

— Приветствую вас. Я Алгарвен, Восьмой Кайтахе.

— Восьмой, кто? — выпалил Стеррен, прежде чем успел себя сдержать.

— Кайтахе… о… Вы, видимо, не знаете слова. Позвольте подумать.

Мужчина поморгал, нахмурил лоб, затем улыбнулся и произнес по-этшарски:

— Эконом!

— Вы говорите по-этшарски? — радостно спросил Стеррен.

— Всего несколько слов.

— О… — Военачальник был ужасно разочарован.

Однако он тут же вспомнил о вежливости и представился.

— Мы все здесь знаем, кто вы, — заверил его Алгарвен.

Несмотря на это, Стеррен не ощутил никакой гордости за себя.

— А сейчас позвольте мне рассказать кто есть кто за этим столом, — сказал Алгарвен и начал показывать.

— Короля и королеву вы знаете. Слева от королевы сидит казначей. Его зовут Адреан.

Адреан оказался пухлым мужчиной под пятьдесят в одеянии отвратительного багрового цвета. Его толстую шею украшала тяжелая золотая цепь.

— За ним — старая Инрия, наш торговец. Если бы не годы, она сама отправилась бы на ваши поиски.

Инрия была древней беззубой каргой, затянутой в черный бархат. Злобно ухмыляясь, старуха оглядывала зал.

— Далее три принцессы — Ниссита, Ширрин и Лура…

— Я сегодня встречался с ними, — заметил Стеррен.

— Вот как! Знакомы ли вы с принцами?

Алгарвен повернулся в другую сторону и указал на четырех представителей королевской семьи, старшему из которых было лет восемнадцать, а младшему — десять-одиннадцать.

— Пока нет, — ответил Стеррен.

— Итак, здесь мы имеем — Фенвела Младшего, наследника престола и его братьев: Тендела, Райела и Дерета.

— Прекрасная семья, — заметил военачальник.

— Король явно не манкировал своими обязанностями, поставляя наследников. Его отец тоже потрудился на славу. За первым столом ближе к краю сидят братья Его Величества — принц Райел и принц Алдер, а также сестра — принцесса Санда. Еще один брат Тендел Старший опрометчиво позволил убить себя на дуэли два года назад.

— А… — Стеррен не мог придумать, что бы еще сказать.

От дальнейших мук его избавило появление слуг с подносами, полными мяса, хлеба, фруктов и сыров.

После этого торжественная трапеза превратилась в обычный ужин. Проголодавшийся Стеррен тут же забыл, что он сидит на виду у всех и с удовольствием принялся набивать живот.

Это не мешало ему поддерживать вежливую беседу с экономом Алгарвеном и с королем Фенвелом. Беседа эта в основном состояла из простых вопросов, односложных ответов и не требовала большого умственного напряжения. Каждый раз, не находя нужных слов, юноша просто тянулся за очередным апельсином или начинал намазывать масло на булочку.

К концу ужина он уже чувствовал себя вполне раскованно в обществе короля и своих сотоварищей — лордов. Ведь в конце концов они, несмотря на все свои титулы, были просто людьми, и он — один из них.

Когда ему в голову пришла эта мысль, он нимало подивился ей. Быстро же он адаптировался в новой, совершенно непривычной для него ситуации.

Глава 8

Казармы у ворот замка находились в относительном порядке. Однако слово "чистые" к ним было неприменимо. Трещины в полу забивала многослойная грязь, в углах висела не истребленная при уборках паутина. Выбеленные стены украшали пятна. Некоторые, особенно вблизи пола, выглядели особенно неаппетитно.

В жизни Стеррену доводилось видеть и худшие помещения — его собственная комната на улице Баргин была немногим лучше.

В животе ощущалась приятная сытость, в голове немного плыло, и новоиспеченный военачальник решил не придираться к мелочам.

Из трапезной он направился прямо в казармы, чтобы покончить на сегодня со всеми делами. Стеррен напомнил себе, что главное — это взглянуть на людей, которыми ему придется командовать, а вовсе не критиковать сложившийся порядок.

И все же ему казалось, что уважающие себя солдаты должны содержать свое жилище в более пристойном виде.

Стеррен не стал заглядывать в солдатские мешки или под узкие кровати. Во-первых, он не имел представления, что там искать, а во-вторых, это представлялось ему вторжением в личную жизнь подчиненных. Он бросил взгляд на койки. Одно одеяло служило покрывалом, расстеленным без единой морщинки, второе, туго свернутое — подушкой. Стеррен не видел ничего, что заслуживало бы замечания.

Он проследовал в оружейную, где образцы орудий убийства стояли вдоль стен или были закреплены на многочисленных стеллажах. Стеррен подошел к одному из них и вытащил первый попавшийся меч. Клинок вышел с трудом, оставив на деревянных прорезях следы ржавчины. Скрытая в гнезде часть клинка совсем заржавела, а пересохшее кожаное покрытие рукоятки растрескалось в руке. Поднялся клуб серой пыли, и Стеррен чихнул.

Он услышал, как позади некоторые солдаты смущенно переминаются с ноги на ногу. Стеррен осторожно вернул меч на прежнее место.

Военачальник чувствовал, что следует сделать выговор, но не знал, к кому обратить свое гневное замечание. Более того, он едва вышел из юношеского возраста и не очень внушителен по габаритам. Все солдаты были значительно старше и крупнее его. Конечно, пост дает ему право бранить подчиненных, невзирая на их подавляющее превосходство в силе, Стеррен не нашел в себе мужества проверить теорию практикой

Позже, сказал себе военачальник, когда он немного осмотрится, надо будет предпринять что-то в этом отношении.

Несмотря на все оправдания, он немного стыдился своей трусости.

— Милорд, — раздался чей-то голос. — Для боевой подготовки мы пользуемся вон тем оружием. — Говорящий ткнул пальцем в сторону двери.

Стеррен извлек меч из указанного стеллажа. Совсем другое дело — никакой ржавчины, рукоятка мягкая, эластичная. Сам клинок, однако, изрядно затуплен.

Что ж, это все-таки учебное оружие. Он молча кивнул и вернул меч на место.

Как жалко, что он так мало знает о мечах. Юноша понятия не имел, что следует проверять. Ржавчина, однако, весьма дурной знак. Главнокомандующий повернулся лицом к солдатам. Н-да! Конечно, нельзя было ожидать, что все они окажутся горами мышц, как его личные телохранители Алдер и Догал, но такое… Строго говоря, все солдаты были несколько пузатыми и чересчур жирными. Мысленно Стеррен сравнил их с городскими стражниками Этшара.

Королевская армия Семмы существенно проигрывала по всем статьям. "Кучка мягкотелых переростков", — подумал юноша. Конечно, среди стражников тоже встречались толстяки, но они никогда не были мягкотелы. Несмотря на толщину, в них чувствовалась жесткость и решительность, необходимые для наведения порядка в самом большом, самом богатом и самом буйном городе Мира.

Алдер сказал, что Семма не воевала уже сорок лет. Остается надеяться, что в этом отношении ничего не изменится.

А если начнется сражение и ему придется стать во главе этих жалких вояк… Что же, Семма — не его отечество. Капитулировать никогда не поздно.

Надо только узнать, как в этих краях поступают с военнопленными.

Стеррен вернулся в казарму. Что такое? Этого он не заметил. Одну из коек двигали. Расстояние между ней и соседней кроватью вдвое превышало расстояние между всеми остальными. Пол на освобожденном пространстве был чище и светлее, чем в остальном помещении.

Стеррена одолело любопытство.

— Вот вы, — сказал он, обращаясь к одному из солдат, — отодвиньте-ка кровать от стены.

Солдат беспомощно оглянулся на товарищей, которые почему-то дружно отвели глаза.

— Ну живее! — скомандовал Стеррен, вспомнив, как леди Калира понукала лошадь.

Солдат медленно, словно надеясь на чудесное спасение, подвинул койку.

Пол у стены был аккуратно расчерчен мелом. Стеррен широко ухмыльнулся. Кто бы подумал, что у него и этих варваров найдется нечто общее.

— Три кости? — спросил он по-этшарски.

Все молча уставились на него. Стеррен исхитрился повторить это на семмате.

Один из солдат отрицательно покачал головой:

— Нет, двойной флэш.

Кто-то двинулся, чтобы заставить его замолчать, но было поздно. Повисла напряженная тишина.

— Какие ставки? — поинтересовался военачальник, знаком показав, что опасаться нечего. — Пасс объявляется после первого проигрыша или после второго?

Как хорошо, что Догал просветил его по поводу игровой терминологии во время путешествия!

Любимая игра. Вот чего не хватало ему, чтобы почувствовать себя здесь как дома.

Он получше узнает своих людей и заработает немного деньжат. Последнее будет очень кстати, если ему все-таки вздумается бежать.

Стеррен нащупал на поясе кошель и вытащил монету:

— Ставлю один сребреник.

Солдаты неуверенно переглянулись, послышалось чье-то осторожное покашливание. Наконец один решился:

— Но, милорд…

— Во время игры можете звать меня просто Стерреном.

— Хорошо, милорд… м-м-м… Стеррен. Мы обычно играем по медяку.

— Великолепно. Может, кто-нибудь разменять сребреник? И у кого кости?

Через мгновение Стеррен и три солдата уже делали ставки, бросая медные монеты в начерченные квадраты. Об инспекции было забыто.

Когда кости покатились по полу, в груди Стеррена разлилось знакомое тепло, однако на сей раз состояние полного единства с маленькими кубиками почему-то отсутствовало.

Он отнес это на счет незнакомого окружения и выбросил двойку, пропустив, таким образом, очередной бросок.

Было глубоко за полночь, когда Стеррен, прислушиваясь к печальному звону нескольких оставшихся в кошельке монет, устало вскарабкался в свою комнату на башне. Невезение преследовало его весь вечер.

Способности или магия, которые неизменно сопутствовали ему в тавернах Этшара, здесь на чужбине не действовали.

"Что со мной, — размышлял он, взбираясь по тускло освещенным ступеням. — Что случилось? Если так пойдет и дальше, от игры в кости придется отказаться".

Идея эта ужасала его.

Однако печальные мысли улетучились, когда он добрался до места и увидел у дверей стоящего на посту Алдера. Проходя по короткому коридору, Стеррен воскресил в памяти события прошедшего дня.

Бесспорно, денек выдался суетливым. Оставалось надеяться, что второго такого не будет.

Алдер распахнул дверь и вошел следом за военачальником. Пока Стеррен зевал, солдат зажег свечу и замер в ожидании новых распоряжений.

Глава 9

Стеррен потянулся, немного подумал и выставил Алдера из комнаты. Когда дверь за спиной солдата захлопнулась, он удостоверился, что легко сможет найти свои пожитки, и улегся на бескрайнюю кровать.

Суматошный день, аристократические родственники, азартная игра, неожиданно крупный проигрыш… Кровь сильно стучала у него в висках.

Сон не шел.

Стеррен все еще лежал, открыв глаза, когда в дверь еле слышно постучали.

— Что такое?

Дверь скрипнула, и в образовавшуюся щель просунулась голова Алдера.

— Один человек хочет вас видеть, — извиняющимся тоном произнес страж. — Говорит, по важному делу.

— В такой час?

— Он уже несколько раз приходил, но вас не было, — пояснил Алдер.

Справедливо, подумал Стеррен и сказал:

— Хорошо. Какого рода дело?

— Он не говорит. По-моему, речь идет о долгах вашего двоюродного деда.

— О долгах? — такое известие не вдохновляло. — Кто этот человек?

Поразмыслив немного, Алдер ответил:

— Я думаю, бродячий торговец. Продает всякую пустяковину. Не знаю его имени, но раньше я с ним встречался. Он действительно вел дела со старым военачальником.

— А чем он все-таки торгует?

— Да, разной мелочью, — пояснил Алдер.

Первым движением Стеррена было приказать солдату прогнать незваного посетителя прочь, но любопытство все же взяло верх. Интересно, какие дела вел его предшественник с бродячим торговцем пустяковиной? Почему торговец так настаивал на встрече, да еще в такое неурочное время?

— Впустите его.

Алдер нырнул в темноту и через секунду в комнату проскользнул другой человек. Дверь за ним бесшумно закрылась.

Пришелец был невысок, с черными, чуть тронутыми сединой волосами. Складки на лице и под подбородком свидетельствовали о том, что в последнее время он жил впроголодь. Грязная коричневая рубаха болталась на нем как на вешалке, еще более грязные серые штаны подпоясывала потрепанная веревка, его сапоги неожиданно хорошего покроя были основательно поношены и тоже заляпаны грязью. Однако когда мужчина приблизился, Стеррен заметил, что его тщательно расчесанные волосы блестят, а лицо и руки чисто вымыты.

Очутившись в комнате, гость тщательно проверил дверную защелку, затем повернулся и вежливо, но в то же время немного небрежно поклонился.

— Приветствую вас, лорд Стеррен, — сказал он. — Разрешите представиться. Лар сын Самбера, торгую всякой всячиной, а иногда приворотным зельем и даже ядами.

Прежде чем Стеррен успел что-то сказать, Лар продолжил:

— Думаю, вам очень хочется знать, что могло быть общего между мной и старым Стерреном и какой счет я пришел уладить. По правде говоря, дело не в расчетах. Товар, который я предлагаю, весьма особый. Ваш двоюродный дед был единственным моим покупателем.

Он замолчал, поглядывая на Стеррена. Его лицо оставалось на удивление неподвижным. Никаких эмоций.

Стеррен заинтересованно кивнул:

— Продолжайте.

— Но я вас совсем не знаю.

— Я тоже вас не знаю.

Лар медленно кивнул:

— Справедливо. Кроме того, у меня тоже нет выбора. — Торговец немного помялся и вдруг торопливо выпалил: — Я ваш главный шпион. Торгую информацией. Это — тайна, которую ваш дед тщательно оберегал. До настоящего времени никто в Семме не знал о моем существовании. Рассказав все это, я вручил вам свою жизнь, милорд.

Маска холодного безразличия на лице ночного гостя никак не вязалась со смыслом сказанных им слов. Его крайнее волнение выдала только эта торопливая скороговорка.

Стеррен потратил некоторое время на осмысление слова "шпион", затем улыбнулся и показал на кресло:

— Садитесь и расскажите поподробнее.

Выражение лица Лара не изменилось, однако Стеррен понял, что торговец пустяковиной испытал огромное облегчение.

Он и сам обрадовался, — приятно услышать, что его предшественник использовал шпионов, не полагаясь на своих офицеров и их людей.

Неожиданно в голову Стеррену пришла мысль, а что, если… ведь Лар много путешествует и торгует информацией.

— Вы говорите по-этшарски?

Лар, удивленный подобным вопросом, ответил не сразу:

— Немного. В основном я владею офкаритом, ксиналлионским, танорианским и Торговым наречием.

Стеррену никогда не доводилось слыхивать о танорианском языке, но сейчас это было не важно. Он выпалил несколько вопросов на родном этшарском.

Лару пришлось неоднократно просить Стеррена говорить помедленнее, несколько раз они переходили на семмат, иногда отчаянно жестикулировали, но тем не менее юноша мог общаться с главным шпионом так свободно, как он уже давно ни с кем не общался.

К сожалению, то, что поведал Лар, вызывало тревогу.

Офкар и Ксиналлион планировали совместное нападение на Семму.

Хотя Стеррен все время пытался убедить себя, что война маловероятна, услышанное сообщение не удивило его.

Намного удивительнее оказалось то, что предстоящее вторжение ни для кого не являлось тайной. Именно подозрения о планируемом нападении вынудили леди Калиру столь спешно отбыть в Этшар. Аристократы были уверены, что переживут войну, если заблаговременно обзаведутся военачальником.

Лар, однако, не ограничился заявлением о приближении войны. Он в деталях обрисовал ситуацию в королевстве и объяснил, почему кровь еще не пролилась.

Основная причина войны лежала на поверхности. Как Офкар, так и Ксиналлион хотели захватить земли и богатства Семмы. В течение трех веков эти два довольно сильных государства оставались заклятыми врагами и шесть раз воевали друг с другом. В первой войне Офкар сумел присоединить к себе Семму — бывшую провинцию Ксиналлиона, а во второй — Ксиналлион отвоевал ее обратно. Во время Третьей Офкаро-Ксиналлионской Войны, а именно в 5002 году, Семма под предводительством Тендела Великого восстала против жестокого ига Ксиналлиона и добилась независимости. Новое государство выступило на стороне Офкара, обеспечив его победу.

Пять лет спустя, когда умер Тендел, Офкар вторгся в Семму и сделал попытку ее аннексировать. Семма выжила, призвав на помощь Ксиналлион.

С тех пор политика Семмы заключалась, во-первых, в сбалансировании сил между Офкаром и Ксиналлионом путем заключения союза с тем из них, кто на данный момент оказывался слабее, и, во-вторых, в постоянном стравливании этих государств друг с другом. Сын и наследник Тендела Райел Упорный прекрасно понимал все преимущества такой политики, и лишь когда он постарел, ослаб и полностью потерял контроль над ситуацией, между Ксиналлионом и Семмой в 5026 году вспыхнула война. Его преемник Тендел II, известный под именем Тендел Кроткий, правил двадцать два года, не позволяя вышеупомянутому балансу сил нарушиться.

Ему наследовал Райел Глупый, правивший девять лет, шесть из которых он воевал с Офкаром. Война, естественно, была проиграна.

Его сын Фенвел I, именуемый также Фенвелом Жирным, преуспел гораздо больше. За двадцать один год его пребывания на троне не случилось ни одной войны.

Идея баланса сил начала постепенно размываться по мере того, как короли Семмы стали забывать о неустойчивости своего положения. Фенвел II, он же Фенвел Воитель, сражался с Офкаром семь лет. Надо сказать, что он победил — единственный раз Семме в одиночку удалось одолеть Офкар, но семь лет войны удовольствия никому не доставили. В народе до сих пор ходили истории об ужасах Третьей Семмо-Офкарской Войны.

Ослабленность Семмы привела к победе врага в Третьей Семмо-Ксиналлионской Войне во время правления Райела III. Он получил прозвище Райела Терпеливого, так как одиннадцать лет накапливал силы, ожидая подходящего момента, чтобы взять реванш. Четвертая Семмо-Ксиналлионская Война закончилась полной победой семманцев.

Не исключено, что эта победа была ошибкой, так как она проложила путь к грандиозному поражению Райела IV в Пятой Семмо-Ксиналлионской Войне в 5150 году. Только угроза Офкара выступить на стороне Семмы не позволила Ксиналлиону немедленно аннексировать королевство.

Райелу IV наследовал Райел V — Райел Красавчик, которому удалось договорным путем установить теперешние границы Семмы, воспользовавшись тем, что Шестая Семмо-Ксиналлионская Война совпала с Шестой Офкаро-Ксиналлионской.

Тендела III, сменившего на троне Красавчика, прозвали Тенделом Дипломатом за его удивительную способность сталкивать лбами Офкар и Ксиналлион. За свое двадцатичетырехлетнее правление он сумел отговориться от нескольких войн и восстановить против своих исторических врагов их ближайших соседей: Скайю, Танорию, Энмуринон, Калитон и даже крошечное королевство Нушасла, расположенное к северу от Ксиналлиона. Ни одно из этих государств не граничило с Семмой, но угроза войны на два фронта понравиться никому не могла. Офкар не желал ссориться с Энмуриноном и Скайей, а Ксиналлион предпочитал мир с Калитоном и Нушаслой. Портить отношения с Танорией было опасно всем.

Но Тендел Дипломат почил в 5199 году, и на трон взошел его сын Фенвел Третий.

Здесь Лар забормотал что-то невнятное о "кровосмешении" и "иных интересах", но Стеррен понял, что торговец считает короля законченным идиотом.

К счастью, Фенвелу Третьему продолжали служить люди, которые идиотами не были, и среди них Седьмой и Восьмой Военачальники Семмы. Отец и сын, занимая свои посты при дворе, использовали все средства — дипломатию, угрозы и даже шантаж — для того, чтобы сохранить мир.

Король Фенвел неимоверно осложнял их задачу, постоянно оскорбляя своих соседей. Когда принц Элкин из Офкара попросил руки принцессы Ашассы Младшей, Фенвел тут же выдал ее замуж за принца Табара из Калитона. Когда король Коринал II Ксиналлионский предложил заключить договор о торговых путях, Фенвел ничего не ответил и направил миссию в Офкар выяснить, не сделают ли там более выгодного предложения. Когда из Офкара тайно прибыл посланник, чтобы обсудить возможности войны с Ксиналлионом, Фенвел публично разгласил секрет. После того как Офкар выразил протест, а Ксиналлион, в свою очередь, предложил заключить союз, Фенвел отмахнулся от предложения как от глупой шутки.

И вот теперь впервые за триста лет Офкар и Ксиналлион образовали союз, направленный против Семмы. Фенвел Третий стал их общим врагом.

Со смертью Восьмого Военачальника вся сложная система взаимных договоров рухнула. Энмуринон, Калитон, Скайя, Танория и Нушасла отошли в сторону. Несмотря на многочисленные брачные союзы, связывающие эти Малые Королевства с Семмой, поддержки ждать было неоткуда — Фенвел каким-то образом исхитрился поссориться со всеми своими зарубежными родственниками.

В конце повествования Стеррен совершенно пал духом.

— Почему армии Офкара и Ксиналлиона до сих пор не осадили Семму? — спросил он.

Лар вздохнул. Единственная причина состоит в том, что союзники еще не решили, как поделить добычу и захваченную территорию. Лар и ему подобные — он сам нанимал несколько человек и был уверен, что у Восьмого Военачальника несколько тайных агентов — делали все возможное, чтобы оттянуть вторжение. Они мешали врагам сговориться, выискивали мнимые сложности, перехватывали переписку и так далее. Приближающийся сезон зимних дождей, возможно, предоставит еще одну короткую отсрочку, но весной обе армии двинутся на Семму. В этом можно не сомневаться.

Стеррену надо было либо удержать врагов от вторжения, либо нанести им решающий удар.

— Интересно, как я смогу это сделать? — спросил Стеррен.

— Мне тоже хотелось бы это знать, — пожал плечами Лар. — Очень хотелось бы.

Глава 10

Свободные от дежурства солдаты как обычно играли в кости. При виде этой картины Стеррену оставалось лишь недовольно вздохнуть.

Это неудовольствие частично проистекало из того, что отчаянные попытки военачальника произносить зажигательные речи и проводить отеческие беседы о священном долге защитников Семмы не возымели никакого действия.

С другой стороны, юношу раздражало то, что сам он не мог присоединиться к играющим. Его знаменитое в трущобах Этшара везение начисто улетучилось.

Теперь Стеррен неизменно оказывался в проигрыше.

Оставалось утешаться тем, что за время своего краткого ученичества он все же приобрел мизерную часть искусства ворлока: другого объяснения его головокружительным успехам в Этшаре не было. Чародеи и волшебники, попадавшиеся ему на крючок, не могли схватить нечестного игрока за руку, — ни первые, ни вторые ничего не понимали в ворлокстве.

Немного странным выглядело то, что его не разоблачили сами ворлоки, но, возможно, они испытывали чувство жалости к несчастному собрату, вынужденному зарабатывать себе на жизнь таким недостойным способом.

Несомненно, успех в Этшаре связан с его магическими возможностями, поскольку ни один вид магии не зависел в такой степени от местонахождения мага, как ворлокство. Чародейство, волшебство, колдовство, теургия, демонология и гербализм прекрасно действовали почти повсеместно. Правда, некоторые жаловались, что в Этшаре Пряностей использовалось столько магических сил, что их остатки засоряли окружающую среду и ослабляли действие более поздних заклинаний.

С ворлокством дело обстояло иначе. Мощь ворлока зависела от того, насколько близко он находился от таинственного Источника Силы, из которого черпал свое могущество.

Никто точно не знал, где находится Источник и что он собой представляет. Никто из отправившихся на его поиски назад не вернулся. Известно было только то, что он расположен где-то в холмах Алдагмора, неподалеку от границы между Баронством Сардирон и Гегемонией Этшар. Источник таинственным образом притягивал к себе ворлоков, ставших достаточно могущественными, чтобы услышать его Зов и откликнуться на него. Поскольку ворлоки, как и все остальные маги с практикой, совершенствовались в мастерстве, то рано или поздно они все начинали слышать Зов Источника и в конечном итоге или уходили в Алдагмор, или спешно бежали на юг. Зов неизбежно сопровождался ужасными видениями, ночными кошмарами и иными странными явлениями. Ворлоки никогда не обсуждали этот предмет с чужаками, — Зов пугал их, а признать, что ворлок чего-то боится, означало поставить под удар весь цех. Стеррен узнал об этом только потому, что бывший учитель, стараясь отвратить его от желания стать ворлоком, обрисовал все ужасы Зова в живописных подробностях.

Загадка Алдагмора уже лет пятнадцать будоражила умы ученых Этшара.

Одни утверждали, что именно в этом месте лежит центр Мира и что Сила является даром богов. Другие, что Источник был порожден вне Мира и представляет собой таинственное нечто, упавшее с небес в Ночь Безумия в 5202 году. Именно тогда и появилось ворлокство. Стеррен был еще младенцем, когда однажды ночью примерно половина населения Этшара с воплем проснулась от кошмарного сновидения, суть которого так никто и не понял. После этой ночи один из тысячи этшарцев неожиданно и навсегда трансформировался в ворлока, приобретя способность перемещать объекты, не прикасаясь к ним, воспламенять их взглядом, убивать при помощи мысли.

Однако чем бы ни был Источник, Стеррен сумел почерпнуть из него лишь жалкие крохи, от которых здесь, на южной оконечности Мира, не осталось и следа.

Более того, после двух шестиночий тщательных расследований юноша обнаружил, что местные жители ничего не слышали ни о Ночи Безумия, ни о ворлокстве. На семмате даже не было такого слова — "ворлок".

После нескольких крупных проигрышей от игры в кости пришлось отказаться.

Наблюдая, как солдаты бросают монеты, не обращая никакого внимания на своего главнокомандующего, Стеррен окончательно убедился, что с этими героями ему ни за что не удастся защитить королевство от объединенной армии Офкара и Ксиналлиона.

Прошлой ночью от Лара поступило новое донесение: Офкар собрал под свои знамена две сотни человек, а Ксиналлион — двести пятьдесят.

Семме путем титанических усилий удалось наскрести девяносто шесть. Стеррен даже бросил призыв к населению. Однако из всех добровольцев лишь полтора десятка отнеслись к делу серьезно. Остальные считали, что долг солдата состоит в том, чтобы пить и таскаться за девками в награду за несколько часов маршировки и упражнений с оружием.

Создавалось впечатление, что, кроме Стеррена, Лара, леди Калиры и дюжины аристократов, приближающаяся война никого не волнует.

Принцесса Ширрин, очевидно, считала, что война неизбежна. Но она находила битву делом волнительным и славным. Стеррен — ее отважный лорд спасет королевство, единолично сокрушив всех врагов точно так, как это делал легендарный герой Валдер Магический Меч. Об этом Стеррену доверительно сообщила принцесса Лура. Ширрин до сей поры не могла произнести больше десятка слов в присутствии военачальника.

Однако убегать от него она перестала. Несколько раз Стеррен замечал, как девушка наблюдает за ним из окна или из-за угла замка.

Принцесса Ниссита время от времени удостаивала его парой слов, не скрывая при этом своего превосходства над чужеземцем.

Стеррен вздохнул. Даже врагу такую жизнь не пожелаешь.

Однажды вечером военачальник осторожно затронул проблему возможного поражения, когда они с леди Калирой расположились на кухне замка, чтобы немного выпить.

— Даже не думайте об этом, — решительно заявила дама.

— Это почему же? — поинтересовался он.

— Да потому, что, если вы проиграете войну, вас убьют.

— Вы считаете, что армия должна биться до последней капли крови… — насмешливо начал он.

— Конечно нет, глупый этшарец.

Она смерила его сердитым взглядом.

— Что же вы в таком случае хотите сказать?

— Я хочу сказать, что у победителей в этих краях последние лет двести существует замечательная традиция казнить военачальника проигравшей стороны. Королей убивать нельзя — это, согласитесь, дурной пример для подданных. Бессмысленно убивать кого-нибудь действительно полезного, будь он даже последним крестьянином. Но от проигравшего войну военачальника пользы нет никакой. Кроме того, он может попытаться начать плести заговоры, чтобы взять реванш. Поэтому его обезглавливают. Или вешают. Или сжигают на костре. Или что-нибудь в этом роде. — Она хихикнула. — Вашего прапрадеда — Шестого Военачальника в 5150 году утопили и четвертовали.

Стеррен, до этого неторопливо поцеживающий вино, залпом прикончил первую бутылку и следом немедленно осушил вторую.

Так, значит, в любом случае конец его будет очень скорым и очень печальным. Вариантов было немного: бежать или сражаться. Но бежать из Семмы просто не представлялось возможным — его дверь постоянно охранялась, и каждый раз, когда он выходил за пределы замка, его сопровождал телохранитель.

Даже если удастся избавиться от сопровождения и бежать, его скорее всего поймают и вернут, прежде чем он сумеет добраться до Акаллы Алмазного. Ведь идти придется по целине, без дорог, карт, проводников или ориентиров.

Так что шансы добраться до Этшара ничтожны, а шансы быть казненным за государственную измену слишком высоки. Нет, это совершенно неоправданный риск.

С другой стороны, вести на неизбежную гибель вызывающее жалость войско семманцев просто глупо. Войну он неизбежно проиграет, и даже если не падет на поле брани, его едино казнят победители.

Правда, высовываться за стены замка вообще не имело смысла. Чисто оборонительная война продлится дольше, по крайней мере пару месяцев. Однако длительная осада не прибавит захватчикам жалости, а у Семмы нет союзников, которые могли бы явиться на помощь. Никакой надежды пересидеть врага за стенами у Стеррена не было.

Вот если бы на стороне Семмы выступил бы родной Этшар… Десяти тысячам стражников Азрада не составило бы никакого труда разметать нелепое крошечное войско Офкара и Ксиналлиона.

Но пришедший год назад к власти Азрад Седьмой унаследовал от отца — Азрада Шестого традиционную (со времен Азрада Первого) политику невмешательства в склоки Малых Королевств. Когда армии Ламума, Перги или других крошечных владений забредали через границу в Гегемонию, их тут же истребляли. Однако войска этшарцев ни при каких условиях никогда не вступали на территорию Малых Королевств.

Стеррен прислонился к выбеленной стене казармы и решил, что спасти его сможет только чудо.

Что же, каждый этшарец знает, что чудо вполне возможно, если за него хорошо заплатить.

Правда, ближе Квартала Чародеев такого товара не сыщешь.

В Семме единственным представителем магического искусства был Агор — королевский теург, живущий в замке. Кроме этого ужасно застенчивого парня, Стеррен так и не встретил ни одного человека, хотя бы отдаленно напоминавшего чародея, волшебника или на крайний случай колдуна.

Правда, возможности поискать как следует у него не было. Отчаянные попытки превратить "армию" в нечто стоящее занимали все время военачальника.

Нельзя исключать того, что какой-нибудь эксцентричный чародей-отшельник, достаточно могущественный, чтобы уничтожить армию противников, соорудил поблизости свою хижину. Но даже если таковой и существует, как его найти?

А каким образом семманцы нашли его, когда им понадобился военачальник?

Естественно, обратились к Агору.

Вдруг Агор действительно неплохой теург и сможет сотворить необходимое сейчас чудо?

Стеррен еще раз посмотрел на игроков, на неубранные постели, на разбросанные мечи, и решил, что настал час переговорить с Агором. Он пытался действовать как военачальник и ничего не достиг. Теперь, начав думать как этшарец, Стеррен понял, что самое время прибегнуть к магий. Когда ничего не помогает — нанимай мага! Таков девиз истинного этшарца!

Резко повернувшись, он направился к дверям казармы.

Наконец-то он знает, куда и зачем идет. Принцесса Лура уже показала ему дверь кельи теурга. Агор обосновался в одной из башенок высоко над казармами, но все же на несколько уровней ниже апартаментов самого Стеррена.

Военачальник постоял пару минут перед дверью, набираясь храбрости, и постучал.

— Войдите, — раздался голос.

Стеррен повернул ручку и переступил порог.

Все четыре стены кельи Агора — от пола до потолка — были задрапированы белой тканью. Только узкие окна-амбразуры под самым потолком оставались открытыми. В воздухе стоял сладковатый запах. Неужели парень обкуривает себя ладаном?!

Несколько белых, украшенных серебром сундуков расположились у стен. Один угол занимала роскошная пуховая постель, естественно, белая.

В центре комнаты на сероватой (некогда, видимо, белоснежной) бараньей шкуре восседал Агор — ужасно костлявый человек лет тридцати, с бледным встревоженным лицом.

Как и следовало ожидать, он был облачен во все белое. На полу перед ним лежал развернутый свиток.

— Чем могу быть полезен? — спросил он, в недоумении глядя на посетителя.

— Я Стеррен, Девятый Военачальник, — представился Стеррен. — А вы — Агор, теург?

— Да, я — Агор. Прошу вас, — теург приветственно взмахнул рукой.

Поскольку ни кресел, ни стульев в келье не было, Стеррен неуверенно уселся на каменный пол.

— Итак, вы Стеррен, — начал Агор. — Очень рад с вами познакомиться. Знаете, я испытываю к вам особый интерес, ведь именно мне удалось вас отыскать. — Он неуверенно улыбнулся.

— Я знаю, — ответил Стеррен, пытаясь понять, на что, собственно, намекает теург, говоря об особом интересе. За все двенадцатидневное пребывание военачальника в замке Агор не удосужился перекинуться с ним хотя бы словом. Более того, он даже не удосужился как следует рассмотреть свою находку — когда Стеррен вошел в келью, теург его не узнал.

Однако сейчас все это было не важно. Стеррен не знал, как начать разговор о чуде, и молчание затягивалось. Он судорожно подбирал слова, когда теург довольно нервно произнес:

— Чем я могу быть вам полезен, милорд?

Стеррен решил без утайки рассказать Агору о создавшемся положении и посмотреть, куда повернет беседа. Не исключено, что маг и сам выскажется о затруднительном положении, в котором оказался военачальник.

— Вы должны обещать мне, что все сказанное здесь останется между нами, — произнес Стеррен.

— Если вы так желаете, милорд.

— Да, я так желаю. М-м-м… скажите, вы интересовались военным положением Семмы?

— Нет, — без промедления ответил теург. — Почему я должен им интересоваться?

Такой ответ выбил Стеррена из колеи.

Он сделал паузу, глубоко вздохнул и начал все с начала:

— Я хочу спросить. Знаете ли вы, что Семма находится в очень опасном положении?

— Нет, — спокойно ответил Агор. — Неужели?

— Да! — Стеррен мобилизовал все свои языковые возможности и продолжил:

— Будет война с Ксиналлионом и Офкаром. Очень скоро. Весной, когда высохнет грязь. У нас нет шансов победить. Их больше в четыре раза. Наша армия в ужасном состоянии. Я — военачальник, и я не знаю, как вести эту проклятую войну! Не могу заставить солдат серьезно относиться к делу!

— А-а… — произнес теург с ничего не говорящим выражением лица. — Так вы хотите, чтобы я получил благословение богов для нашего войска? Что ж, это не будет нарушением запрета на использование магии в войнах.

Стеррен хмыкнул:

— Вы серьезно думаете, благословение богов может чем-то помочь?

— Конечно, нет, — ни секунды не колеблясь, ответил Агор. — Боги не одобряют войн и не желают иметь с ними ничего общего. Они не встают на чью-либо сторону.

— Но я тоже не одобряю войну! Может быть, они учтут, что на нас напали! Мы не хотим воевать!

— Это не имеет значения. Боги поклялись не участвовать в войнах после того, как двести лет назад уничтожили Северную империю. Боги не меняют так часто своих решений. Кроме того… — теург заметно смешался, но в конце концов закончил, немного понизив голос: — Кроме того, можете ли вы, положа руку на сердце, сказать, что мы сами не спровоцировали нападение?

Стеррен припомнил рассказы Лара о "мудрой" политике короля Фенвела Третьего:

— Нет.

— Значит, боги не помогут. Во всяком случае, прямо.

Это напомнило Стеррену о первоначальной причине визита, и он спросил:

— А не прямо?

— Бесспорно. Может быть, мои слова звучат кощунственно, но боги иногда совершенно не думают о последствиях своих поступков. От них можно получить массу полезных советов, если вопросы прямо не связаны с ведением войны.

Поиск могущественного чародея никак не был связан с прямыми военными действиями, но Стеррен решил прощупать и другие возможности.

— Не могли бы они предотвратить нападение Офкара и Ксиналлиона, наслав на них… чуму? Или что-то в этом роде?

Агор был откровенно шокирован:

— Чума? Как вы можете думать о таких ужасах, милорд?

— Способны они на это? — стоял на своем Стеррен.

— Нет! Конечно, нет! Милорд Стеррен, я теург, а не демонолог! Боги милостивы и добры. Они не творят зла! Чума — дело демонов!

Цинизм уличного игрока в кости неожиданно вылез наружу:

— Так-таки и не творят? — саркастически поинтересовался Стеррен, припомнив, что смертная казнь угрожает ему исключительно в результате вмешательства богов.

— Прямо никогда, — сказал Агор. — В некоторых случаях их действия могут иметь неблагоприятные последствия для отдельных лиц.

Стеррен помолчал.

Видимо, Агор прав. Ведь он в конце концов теург. Конечно, боги великодушны, не одобряют разрушение и беспорядок, а все зло в Мире проистекает от человеческих грехов и деятельности демонов.

А даже если это и не так, он, Стеррен из Этшара, все равно не сможет убедить богов выступить в войне с Офкаром и Ксиналлионом на его стороне.

— Хорошо, — сказал он. — Забудем об этом. Но не могли бы боги защитить нас от неприятеля? Предотвратить войну, например? Или снабдить нас всем необходимым, чтобы мы смогли выдержать осаду? Вы говорите, что боги не любят войн. Почему бы им не остановить эту?

— Прошу прощения, милорд, но существует запрет на ведение войн с помощью магических средств.

— Да плевать я хотел на все запреты! — терпение Стеррена лопнуло окончательно. — Меня убьют, если война будет проиграна! Я не семманец и считаю эту вашу традицию идиотской!

— А… — кивая произнес теург, — …понимаю.

— Неужели вас так беспокоит нарушение запрета?

— По правде говоря, нет. Это не мое дело.

— В таком случае скажите мне, могут ли боги хоть что-нибудь сделать для предотвращения этой войны?

Агор задумчиво пожевал губами:

— Может быть…

— Может быть? А конкретнее?

Агор виновато отвел глаза и заерзал на бараньей шкуре.

— Так что же? — настойчиво спросил Стеррен.

— Некоторые из богов, милорд, были бы счастливы свершить нечто подобное, но…

— Но что?

— Но… — Агор набрал полную грудь воздуха и решительно произнес: — Я не знаю, как вступить с ними в контакт.

Глава 11

Стеррен неподвижно уставился на костлявого теурга:

— Что значит, не знаете? Разве вы не королевский теург?

Тот ответил военачальнику жалостливым взглядом.

— Значит, вы — шарлатан?

— Нет, — в голосе Агора зазвучали нотки уязвленной гордости. — Я не шарлатан. Я всего-навсего не очень хороший теург.

— Ах не очень хороший?

— Да… Вы разбираетесь в теургии?

— Как любой нормальный человек, — грубовато ответил Стеррен.

— Но вы знаете, как она функционирует на деле?

— Конечно, нет!

Агор, удовлетворенный ответом Стеррена, кивнул:

— Наше искусство примерно состоит в следующем. Теург — человек с природным даром к молитвам, который специально учится возносить их, чтобы быть услышанным.

— Это мне известно, — резко оборвал его Стеррен.

— Естественно, молиться может каждый, но боги наверняка его не услышат или не ответят. Вы не задумывались, милорд, почему боги прислушиваются именно к теургам?

— Нет, — решительно ответил Стеррен. Он не хотел, чтобы разговор уходил в сторону.

— Все дело в молитвах, которые мы используем. Боги — высшие существа, у них нет времени для того, чтобы всех выслушивать. Однако имеются особые молитвы, которые привлекают их внимание так же, как определенный звук доносится до вашего уха даже в самом шумном месте. Стук игральных костей, например.

Так, значит, Агор действительно интересовался его персоной. Столь удачный пример вряд ли мог быть простым совпадением.

— Продолжайте, — потребовал Стеррен.

— У некоторых теургов одни молитвы получаются лучше, чем другие. Я не знаю, с чем это связано, но это так.

"Это связано со способностями, — мрачно подумал Стеррен, припомнив свое ученичество. — Один талантлив, у другого — способности, а третьего легче убить, чем научить чему-нибудь путному".

— Богов очень много, милорд, — продолжил Агор. — Мне известны имена девятнадцати, и я знаю, какую молитву предпочитает каждый. Это все, чему мой учитель смог научить меня. Девятнадцать — это более чем достаточно, поверьте. Многие теурги знают всего двенадцать специальных молитв, и я не слышал, чтобы кто-то знал более тридцати, если, конечно, не добавлял сюда что-нибудь из демонологии. Но там, строго говоря, молитв нет, только инвокации — вызовы.

— Итак, вы можете попросить о помощи девятнадцать богов, и ни богом больше?

— Да. Но, видите ли в чем дело, во-первых, как я уже сказал, некоторым теургам одни молитвы удаются лучше других, а во-вторых, с высшими существами очень трудно разговаривать. Я знаю девятнадцать имен и молитв, но не могу добиться, чтобы все девятнадцать богов меня слушали. До сих пор, во всяком случае, не удавалось. Может быть, я не правильно произношу какой-нибудь слог, а может быть, я им просто не нравлюсь.

До Стеррена наконец дошло, к чему клонит теург.

— Сколько же богов вас слышит?

— Обычно три.

Стеррен даже присвистнул от изумления:

— Три? Из девятнадцати?

— Вам же было сказано, что я не очень хороший теург. — В голосе Агора начали проскальзывать воинственные нотки.

— Как же вам удалось стать королевским магом?

— Магом при дворе Его Величества Фенвела Третьего? Короля Семмы? Милорд, вы из Этшара и лучше меня понимаете, что это такое. Хороший теург ни за что не остался бы в этой дыре!

— Я понимаю, — согласился Стеррен.

— Я родился в Семме, но убежал из дома, когда мне было двенадцать. Обучался в Лумете Башен. Но заработать там себе на жизнь я не смог. Когда мне надоело голодать, я вернулся домой, где нет никакой конкуренции. Здесь никому не важно, что я общаюсь лишь с Унниель, Коннедом и Моррном, потому что ни один человек в Семме не может общаться с богами. Ни один, — в голосе Агора прозвучали нотки гордости.

— Унн… Повторите, пожалуйста, как их зовут.

— Унниель, Коннед и Моррн. Унниель Распознающая — богиня теургической информации, Коннед — бог света и тепла, а Моррн Хранитель — бог генеалогии.

— Никогда о таких не слышал.

— А о каких вы слышали?

Повисла неловкая пауза.

Мирян никогда не интересовали такие тонкости. Они обращали свои молитвы к целым когортам богов или просто к тем, которые бодрствовали и могли их услышать. Это увеличивало шансы молящихся на внимание небес.

Стеррен понял, что он не только не может назвать ни одного имени, но и не в состоянии правильно выговаривать те, которые только что узнал от Агора. Коннед получался, хотя и с трудом, дифтонг в имени Унниель почему-то сипел, о сдвоенное "р" у Моррна юноша только зря ломал язык.

— А кто из этой троицы может прийти к нам на помощь?

— Да в общем-то никто, — спокойно ответил Агор. — Моррн совершенно бесполезен, он умеет только отслеживать генеалогическое древо. Вот если бы вы хотели узнать детское прозвище вашей прапрабабки или дату рождения троюродного брата, — это, пожалуйста. Аристократия Семмы, одержимая своей семейной историей, часто пользуется его услугами. Но война совершенно не входит в его компетенцию.

— А Коннед? — спросил Стеррен, не решаясь произнести имени Унниель.

— Если вы регулярно приносите ему жертвы, он обеспечит вас по ночам сверхъестественно ярким светом и согреет холодной зимой. Правда, в Семме даже зимой трудно замерзнуть.

— И…

— Думаю, что Унниель — наша единственная надежда. Она постоянно поддерживает связь с другими богами, и иногда ее можно уговорить передать им просьбу. Я нашел вас только потому, что упросил Унниель связать меня с ее братом Айбемом. Я знаю молитву, обращенную к нему, но она почему-то не работает, поэтому в особых случаях приходится действовать через Унниель. Айбем — бог информации. Нет вещей, которых он бы не знал. Но вытащить из него необходимые сведения так же сложно, как поймать черную кошку в темной комнате. Кстати, Унниель умеет разговаривать с мертвыми — не со всеми, но с некоторыми.

— Боги информации? Не могли бы Унн… Унниель или Айбем сказать нам, как избежать войны?

— Не знаю, — пожал плечами Агор. — Возможно. Ужасно обидно, что мне никогда не удаётся получить ответа от Пискор Великодушной. Она дает советы, снабжает водой и пищей. Эта богиня незаменимая помощница для осажденных.

— Бесспорно, — согласился Стеррен.

Оба замолчали, погрузившись в унылые размышления.

Стеррен обдумал услышанное и решил, что к богам обращаться не стоит.

Единственное, что ему осталось, — это попытаться найти действительно могущественного мага и купить у него нужное чудо. Агор для этого решительно не подходит.

— Скажите, Агор, — осторожно начал Стеррен, — есть ли в Семме другие теурги?

— Нет и это очень плохо, потому что мне не с кем обсудить профессиональные вопросы.

— А как насчет представителей иных магических школ? Вам что-нибудь известно?

— Конечно! Получив эту работу, я, естественно, стал искать потенциальных конкурентов. Оказалось, что беспокоиться нечего.

Услыхав это, Стеррен с трудом подавил стон. Теург между тем продолжал:

— В Семме есть несколько гербалистов и парочка местных шаманов, которые здорово смахивают на шарлатанов. Есть два чародея: один — помощник на королевской кухне, другой живет в деревне на востоке. Тот, который в замке, кажется, был учеником деревенского. — Немного помолчав, Агор добавил: — Сколько здесь ведьм, точно не помню. Возможно, четыре или пять. Все они живут в деревнях.

— Как насчет колдунов, демонологов, ворлоков или… других?

— Демонология, естественно, запрещена. Колдовство тоже — его активно использовали северяне во время Великой Войны. Убежден, что колдунов в Семме нет.

— А ворлоки?

Теург недоуменно взглянул на военачальника:

— А что такое ворлоки?

— Еще одна разновидность магов, — объяснил Стеррен. — В Этшаре они существуют уже двадцать лет.

Агор усмехнулся:

— Даже не слышал о таких.

Это полностью подтвердило подозрения Стеррена. Алдагмор слишком далеко. Кроме того, эти постоянные проигрыши в кости…

— И больше никого? — спросил он.

— Никого. Поверьте, я очень тщательно проверил.

Стеррен кивнул. Значит, никаких таинственных отшельников. Однако уточнить не мешает:

— Вы совершенно уверены, что никого не упустили?

— Я мог упустить демонолога и, может быть, одного из, как это… ворлоков, о которых вы упомянули.

— Насколько хороши здешние чародеи и ведьмы?

— Мой дорогой лорд Стеррен, младший чародей работает помощником в замковой кухне. Он разжигает огонь и развлекает поваров. Насколько он может быть хорош, по вашему мнению? И вы знаете, как говорят, — об учителе судят по ученикам.

Стеррен не верил в эту поговорку, но все же признал, что старший чародей вряд ли способен на чудеса.

— А как насчет ведьм?

— Ни одна из них даже не попыталась получить место при дворе. Это говорит о многом.

И вновь Стеррен был вынужден согласиться. Он уставился на серебряное украшение ближайшего сундука, размышляя, что бы еще спросить.

— Милорд Стеррен, — начал Агор после некоторой паузы, — вы действительно хотите использовать магию в надвигающейся войне?

Стеррена взорвало.

— Естественно, хочу! — заорал он. — Как иначе я смогу выбраться из нее живым?

— В таком случае вам в принципе не подходят маги, живущие в Семме. Они ни за что не нарушат запрет на использование магии в военных целях. Не будет ли лучше, если вы поищете магическую поддержку в другом месте?

— Но где?

— В Этшаре, естественно.

— "Естественно", — саркастически повторил военачальник. — Особенно если учесть, что мне не позволено туда возвращаться.

— Тогда пошлите кого-нибудь. Правда, я не понимаю, почему вы так уверены, что не можете поехать сами?

Стеррен открыл рот. Потом закрыл его.

Конечно, его насильно приволокли сюда, но речи о том, что ему запрещается покидать Семму, не было. Никто ничего подобного не говорил. Бесспорно, в Квартале Чародеев в Этшаре Пряностей можно найти любых магов.

Вряд ли они радостно попрутся в Семму для того, чтобы поучаствовать в грызне между Малыми Королевствами. Здесь необходим мощный стимул.

Например, золото.

В сокровищнице Семмы этого добра хранилось изрядно Военачальник, как уверяли его офицеры, имеет туда свободный доступ для покрытия текущих военных расходов. Ему даже не требуется согласие казначея, так как военачальник значительно выше по положению.

Однако для трат, выходящих за рамки обычного, требовалось разрешение короля.

Стеррен понял, что разговора с Фенвелом Третьим ему не избежать.

Глава 12

Его Величество Фенвел Третий определенно скучал, однако Стеррен продолжал свою заранее подготовленную речь, стараясь не спотыкаться на незнакомых словах. С помощью Агора и Лара он составил несколько галантных фраз и не хотел портить эффект не правильным произношением.

— Ваше Величество, — говорил он, — славная Семма выиграла множество войн. И ни предательский Офкар, ни вероломный Ксиналлион не прибегали к помощи магии, чтобы повергнуть нас. Из этого, со всей очевидностью, вытекает — в Офкаре и Ксиналлионе просто нет магов. Если бы дело обстояло иначе; они воспользовались бы услугами магических сил и ни за что не признали бы себя побежденными! В силу данного обстоятельства они окажутся неспособными противостоять той магической поддержке, к которой мы прибегнем. Один хороший чародей сможет повергнуть ход решающего сражения в пользу славной Семмы. Компетентный демонолог может оказаться еще полезнее, если, конечно, кто-то решится обратиться за помощью к темным силам…

— Никаких демонов, — прервал его король.

— Ваше Величество…

— Ни демонов, ни демонологов, — сказал Фенвел Третий, подчеркивая каждое слово движением указательного пальца. — И никаких колдунов. Мы используем добрую, чистую магию или не используем никакой.

— Нам обязательно потребуется магическая помощь, — поспешно ответил Стеррен. — Клянусь, моя неопытность вкупе с плачевным состоянием, в котором оставил армию мой двоюродный дедушка, не дают нам иного выбора.

Он слегка пожалел, что приходится оговаривать покойного родственника. Но выбора не было, кроме того, армия действительно находилась в жалком состоянии.

— Хорошо, — бросил король. — Но никакой демонологии и никакого колдовства. Ясно?

— О да, Ваше Величество!

Стеррен широко улыбнулся, почувствовав огромное облегчение. До последнего момента он не был уверен, слушает ли его король, и если слушает, то не отвергнет ли с ходу всю идею.

— Подлинная магия сможет нас даже несколько развлечь, — произнес Фенвел. — Агор очень хорош со всеми его голосами и светом, но мне хотелось бы чего-нибудь новенького. Постарайтесь найти мага, умеющего летать. Я слышал, что некоторым из них такое удается. Это правда?

— О да, Ваше Величество, — уверил его Стеррен. — Я сам это видел.

Он хотел было рассказать, как чародеи левитировали во время представления на Арене, но ему не хватало слов. Кстати, его учитель — ворлок тоже мог летать, больших способностей для этого не требовалось.

— Прекрасно. Тогда найдите мага, умеющего летать.

Стеррен кивнул. Он понимал, что лучше не спорить.

— Хорошо, Ваше Величество. В таком случае мне потребуется аккредитив, обеспеченный казначейством, чтобы я смог…

— Никаких аккредитивов! — выпалил Фенвел. — Я не дурак и не позволю вам так сорить деньгами. Я выдам вам фунт золота и несколько драгоценных камней. Чародеи обожают драгоценности.

У Стеррена упало сердце, но спорить он не осмелился. Король мог передумать и вообще зарубить проект.

За фунт золота в Этшаре можно было купить всего одно смертельное заклинание. О чем-то серьезном за такие деньги не могло быть и речи. Могущественные чародеи стоят гораздо дороже, чем жалкие гербалисты или деревенские ведьмы.

Придется забыть о намерении пригласить команду отчаянных головорезов из Квартала Чародеев! Ему повезет, если за эти деньги он сможет найти хотя бы одного приличного чародея. Скорее всего придется довольствоваться несколькими недоучками.

— Мне нравится идея заполучить сюда нескольких новых магов, — бубнил Фенвел. — Но никаких колдунов или демонологов, даже самых крошечных.

Стеррен молча кивнул. Он уже слышал, как дворцовые острословы, пытаясь перещеголять друг друга, издевались над привычкой повторяться. Никто из них, однако, не осмеливался указать королю на эту слабость, так что он повторялся постоянно.

Стеррен пытался сложить изящную фразу с просьбой разрешить ему удалиться, когда Фенвел произнес:

— Вам, естественно, потребуется сопровождение. Надеюсь, леди Калира согласится составить вам компанию. Вас это устраивает?

— Безусловно, Ваше Величество, — соврал Стеррен.

С самого начала в его мозгу подспудно сидела мысль воспользоваться представившейся возможностью и раствориться в толпе на улицах Этшара. Сопровождение значительно осложнит эту задачу, но приобретение услуг могущественного мага за фунт золота и горстку каких-то камешков выглядит еще нереальнее.

По-видимому, он все же обречен.

Что ж, по крайней мере ему удастся перед смертью побывать на родной земле. Последние два-три дня, когда появилась возможность посетить Этшар, юноша особенно сильно тосковал по дому.

— Прекрасно, — сказал король. — Вы можете удалиться. Желаю безопасного путешествия.

Стеррен отвесил поклон и, пятясь, покинул зал аудиенций.

В коридоре он выпрямился, одернул свою уже укороченную черную куртку и долго, не отрываясь, смотрел на закрытую дверь.

Что теперь следует предпринять? Просто повернуться и уйти? Каким образом он сможет получить золото и драгоценные камни или найти леди Калиру? Кто должен выбирать для него сопровождающих?

Короли не интересуются деталями, подумал Стеррен. Если не будет других указаний, он сам организует экспедицию.

Юноша огляделся. Кроме него, единственными людьми в коридоре были два стражника из королевской охраны.

Даже военачальник не смог бы заставить ни одного из них покинуть свой пост.

Личных слуг у Стеррена не было, а перед придворными лакеями он всегда испытывал некоторое смущение. Однако он был главнокомандующим армией Семмы, и все солдаты находились в полном его распоряжении. Придется этим лентяям побегать и растрясти жирок! Военачальник решительно, направился в казарму.

Как обычно в дальнем углу полдюжины солдат играли в кости.

— Эй, вы! — закричал он.

Двое игроков неторопливо оглянулись.

— Заканчивайте игру. Немедленно.

Солдаты непонимающе посмотрели друг на друга.

— Быстро! — взревел Стеррен.

Неохотно прекратив игру, шестеро солдат лениво приняли подобающую позу, обратившись лицом к главнокомандующему.

— Хорошо! Вы, Катер, найдите леди Калиру и скажите ей, что мне надо как можно скорее с ней переговорить. Дело очень срочное.

Катер, хлопая глазами, топтался на месте.

— Отправляйтесь!

— Слушаюсь, милорд, — солдат неторопливой трусцой двинулся к выходу.

— Вы, Террен, — обратился Стеррен к следующему, — разыщите лорда Казначея. Скажите ему, что сегодня и ни днем позже мне потребуется фунт золота и дюжина самых лучших драгоценных камней из его сокровищницы. Это приказ короля. Если у него возникнут сомнения, приведите его ко мне.

Террен, усвоив урок Катера, отвесил короткий поклон:

— Как вам будет угодно, милорд.

Стеррен оглядел оставшуюся четверку. Лоботрясы! Стоят с таким видом, будто делают ему одолжение.

— Грор, — начал он, выбрав самого приличного из группы. — Мне надо собрать отряд для путешествия в Этшар. Кого бы вы могли предложить?

— М-м-м… — Грор беспомощно заморгал. — Милорд, я… я не знаю.

— Вы могли бы вызвать добровольцев, — посоветовал солдат по имени Аздарам.

— Вполне разумно, — согласился Стеррен.

Он сразу увидел недостатки этой идеи, но отказываться от нее не спешил.

Вызваться ехать в Этшар могли люди, преследующие одну цель — избавиться от унылого солдатского существования в Семме. Скорее всего некоторые добровольцы при первой же возможности…

Здесь он прервал свои размышления и дал обратный ход.

Итак, они могут дезертировать. Его охрана, вместо того чтобы следить за ним, сбежит сама.

Стеррен усмехнулся. Для него их бегство окажется даром небес — он легко затеряется на улицах города, предоставив возможность Семме защищаться самостоятельно.

Да и какая польза от него этому несчастному королевству! Разве может он что-нибудь изменить?

Стеррен попытался представить, что произойдет после того, как сбежит охрана, а потом исчезнет и он сам.

Что будет делать леди Калира? Как поведут себя король, королева, принцессы, его офицеры и солдаты и даже Агор-теург?

Что же, офицеры и солдаты, наверное, выйдут на битву и проиграют ее. Некоторые погибнут, остальные капитулируют. Семма будет поделена между Офкаром и Ксиналлионом, королевскую семью отправят в ссылку, Агор без труда подыщет себе новое место.

Разве все это так ужасно? Нескольких солдат убьют в любом случае, беспокоиться по этому поводу ему нечего.

Фенвел Третий так и так никудышный правитель и может выжить только в том случае, если у его подданных не будет другого выбора, кроме как служить ему.

Принцесса Ширрин наверняка найдет ссылку ужасно романтичной, принцесса Лура — забавной, а принцесса Ниссита примется смирять гордыню. Королева Ашасса отнесется к своему новому положению легко и спокойно.

О возможной реакции принцев Стеррен мог только догадываться. У него были серьезные подозрения, что смена обстановки их только обрадует.

Что касается раздела Семмы, то это расстроит только аристократов. За время своего пребывания в королевстве Стеррен понял, что населению глубоко безразлично, какому королю платить налоги.

Однако бегство в Этшаре рождало кучу проблем. Леди Калира наверняка постарается его выследить. Возможно, она своего добьется, но война к этому времени будет уже проиграна.

Что же тогда его ожидает?

По законам Семмы, он окажется виновным в государственной измене, и любой аристократ при встрече попытается убить его.

Конечно, это не очень приятная перспектива. Но кто сказал, что он обязан постоянно оставаться в Этшаре Пряностей? Можно будет двинуться в Этшар-на-Песках или в Этшар-на-Утесах, в крайнем случае в Сардирон. Маловероятно, что аристократы Семмы разыщут его — Мир велик.

Кроме того, он сменит имя. Имя… Стеррен похолодел. Любой более или менее приличный чародей легко установит местонахождение человека по его имени. Теург — тоже.

Именно с помощью теургии семманцам удалось разыскать своего военачальника в первый раз.

Значит, если аристократы твердо решат выследить его и догадаются нанять магов, они своего добьются.

Постепенно идея дезертирства представлялась ему все менее и менее привлекательной.

С другой стороны, семманцы непривычны к магии, и если удастся прихватить с собой золото и драгоценности, то в Квартале Чародеев он купит надежную магическую защиту.

Интересно, можно ли изменить подлинное имя?

Прозвучавший рядом смешок вернул Стеррена к действительности.

Оказалось, он в упор разглядывает Аздарама вытаращенными глазами и нечленораздельно бормочет себе под нос. Размышления пришлось резко прервать.

— Прекрасно. Я вызываю добровольцев. Среди вас четверых есть желающие отправиться в Этшар?

Солдаты переглянулись:

— Нет.

— Нет, милорд.

— Не думаю.

— Нет. Не доверяю я этим кораблям.

Других ответов Стеррен и не ожидал:

— Хорошо. В таком случае отправляйтесь на поиски остальных солдат. Поговорите со всеми и найдите добровольцев. Если таковых не окажется, я возьму с собой вас четверых. Понятно?

— Да, милорд, — ответил нестройный хор голосов.

Один за другим они побрели прочь выполнять неприятный приказ.

Стеррен смотрел им вслед, делая вид, что не слышит недовольного ворчания, которое поднялось, лишь только солдаты повернулись к нему стеной.

Оставшись один, он плюхнулся на ближайшую койку и принялся взвешивать различные варианты.

Удастся ли ему ускользнуть на улицах Этшара?

Хочет ли он этого?

Что лучше: командовать обреченной армией и быть казненным победителями или прожить в постоянном страхе несколько лет, и в конце концов быть пойманным и убитым как дезертир?

Это был самый трудный вопрос, и его следовало обстоятельно обдумать.

Для этого у него была масса времени. Пока экспедиция доберется до Акаллы и переплывет через Восточный залив, он успеет принять решение и разработать соответствующий план.

Глава 13

Стеррен, облокотившись на фальшборт, жадными глазами смотрел на медленно приближающиеся крыши Этшара. Легкий ветерок доносил до него знакомый запах родного города — запах дыма и пряностей, запах, по которому он, оказывается, так соскучился. Юноша вдыхал его полной грудью и радостно улыбался. Только сейчас он понял, что ароматы соленых океанских брызг или пересохших трав Семмы так и остались для него совершенно чужими.

Стоящий слева от Стеррена Догал д'Гра громко чихнул. Алдер д'Иун, стоящий справа, быстро произнес:

— Да хранят тебя боги!

Вместо ответа Догал фыркнул, вытер нос тыльной стороной ладони и сплюнул за борт.

Алдер понял это как знак неодобрения и сказал:

— По крайней мере мы наконец добрались до места. Еще немного, и мы сойдем с этой треклятой посудины.

— Чтобы потом вернуться и плыть опять, — пробурчал Догал.

— На обратном пути нам будет помогать попутный ветер, — заметил Алдер.

Стеррен, через голову которого они переговаривались, подумал, что попутный ветер действительно был бы им очень кстати. Теперь он понял, почему во время своего предыдущего путешествия в Этшар леди Калира купила в Акалле Алмазном шторм и почему на этот раз она была готова потратить на тот же шторм две трети его жалких сокровищ. Справедливости ради следовало сказать, что на свои деньги благородная дама наняла такое судно, где к семманцам относились с большим почтением. Кроме того, она желала лично определять время отплытия и не зависеть от воли капитана.

Стеррен категорически запретил тратить наградные деньги на шторм. Он не желал слушать доводы леди Калиры, и когда она особенно докучала ему, просто отказывался думать на семмате, тогда все ее слова превращались в бессмысленный шум. Он твердо решил не допускать лишних трат — золота и так могло не хватить.

Правда, пускаясь в путь, Стеррен не учел, что в это время года на море дуют северо-западные ветры, и им потребовался ровно месяц, чтобы пересечь Восточный залив и добраться до Этшара Пряностей. Преодолевая встречный ветер, судно шло широкими галсами, совершая зигзаги от одного берега залива до другого. Единственный положительный результат задержки состоял в том, что Стеррен значительно улучшил свой семмат.

Скученная жизнь, скудная еда, постоянная корабельная качка — все это действовало ему на нервы. Ноги так и просились пройтись по твердой земле.

Ожидание прибытия в порт было невыносимым еще и потому, что приближающийся город был его родиной. Вдруг у него действительно появится возможность ускользнуть. На людной рыночной площади, в тесных кривых переулках, в хорошо знакомых ему проходных дворах…

Правда, в любом случае это будет непросто. Узнав об экспедиции, леди Калира заручилась поддержкой короля и настояла на участии в ней двух солдат, которым полностью доверяла, — Алдера и Догала. Стеррену ничего не оставалось, кроме как уступить.

Он знал, что Алдер и Догал, может быть, и симпатизируют ему, но наверняка пресекут любую попытку дезертирства.

Комизм ситуации, по мнению Стеррена, состоял в том, что остальные четверо охранников вполне могли дезертировать сами. Кендрик, Алар, Зандер и Берн были добровольцами и ни один из них не произвел на главнокомандующего хоть сколько-то приятное впечатление.

Типы, подобные Кендрику, в свое время щедро поставляли Стеррену средства к существованию. Правда, проигрывать с достоинством такие люди не умели, и с ними всегда было много хлопот. Доброволец Кендрик искренне верил в свои умственные способности и считал, что, если ему представится настоящая возможность, он тут же разбогатеет и прославится. В Семме "настоящих" возможностей не было, но Стеррен подозревал, что Кендрик не найдет их и в Этшаре, — он был далеко не таким умным и хитрым, каким казался самому себе.

Алар, судя по всему, вызвался поехать только за компанию. Он был покладист, неумен и легко подпадал под чужое влияние. Стеррен подозревал, что если Алар и дезертирует, то тоже только за компанию, а когда опомнится, будет уже слишком поздно.

Если бы не постоянный надзор Алдера и Догала, он и сам бы предложил Алару бежать. Правда, на берегу у него еще будет возможность потолковать с солдатом на эту тему. Пока же Стеррен держал Алара поближе к себе. Таких типов вообще полезно иметь под рукой — их можно уговорить выполнить любое неприятное задание, которое неохота делать самому.

Зандер вступил в армию только для того, чтобы избавиться от однообразия и скуки фермерской жизни. А к экспедиции присоединился, чтобы избавиться от скуки и однообразия жизни в казарме. Этшар, несмотря на все его недостатки, наверняка покажется Зандеру забавным и интересным, и солдат скорее всего решит не возвращаться.

Кстати, Зандер, по мнению Стеррена, был ужасным занудой.

Берн оставался для военачальника загадкой. За все время путешествия он не произнес ни слова, кроме нескольких неизбежных вежливых фраз. Стеррен совершенно не представлял, чего ожидать от этого солдата — дезертирства, лояльности или приступа безумия.

Алдер и Догал, само собой, добровольцами не являлись. Догал был по горло сыт первым путешествием. Он наверняка предпочел бы остаться дома и не беспокоиться по поводу морской болезни, иностранных языков и обычаев. А самое главное, у него возникло весьма тесное взаимопонимание с одной из самых привлекательных помощниц повара, и оставлять свою пассию без присмотра ему, разумеется, не хотелось.

Алдер был более склонен к авантюрам, и ему почему-то искренне нравился Стеррен. Юноша подозревал, что эти чувства были сродни тем, которые человек испытывает к подобранному щенку. Ведь не кто иной, как Алдер нашел Стеррена, учил его семмату и помогал утвердиться в положении военачальника.

Леди Калира ни при каких обстоятельствах не вызвалась бы добровольно участвовать в экспедиции. Во время предыдущего путешествия она с удивлением обнаружила, что ненавидит как море, так и Этшар. Ее романтические представления о путешествии разбились о суровую правду жизни. В рассказах, которые она слышала, ничего не говорилось о морской болезни, грубых матросах, смердящих толпах и иных неприятностях, неизбежно встречающихся в пути. Кроме того, сама идея использования магии в войне представлялась ей отвратительной. Однако благородная дама обладала мощнейшим чувством долга, и этим без зазрения совести пользовались при дворе.

Калира наверняка слышала крик впередсмотрящего, но проигнорировала его и на палубу не вышла.

В некоторой степени Стеррен сочувствовал достойной леди, однако у него при виде встающего из моря огромного города сжалось сердце и глаза наполнились слезами.

Он сглотнул и, чтобы отвлечься, окликнул впередсмотрящего:

— Эй, там! Где мы швартуемся?

— У Чайных Пирсов, — прокричал в ответ матрос, — около Нового канала!

Стеррен понятия не имел, где расположены Чайные Пирсы, но он знал, что Новому каналу, несмотря на название, по крайней мере лет сорок, и новым он является только в сравнении с Большим каналом, который существовал уже несколько столетий. Впрочем, теперь Большой канал вовсе не казался большим.

Новый канал отделял район Пряностей от района Гавань в северо-западной части города, а Квартал Чародеев принадлежал к юго-восточному округу. Отряду Стеррена предстояло изрядно пошагать.

Что ж, в конце концов это не так уж и страшно. Кроме того, по пути можно попробовать сбежать. Например, у Арены, где всегда толчется толпа. Улица Арены — единственная дорога к Кварталу Чародеев как из района Пряностей, так и из района Гавань.

Стеррен поймал себя на том, что рассуждает как человек, твердо решившийся бежать. Однако даже после месяца дебатов с самим собой он так ни к чему и не пришел.

Поначалу все казалось простым и ясным. Жизнь беглеца в родной стране была гораздо предпочтительнее верной смерти в чужом крошечном королевстве. Но каждый раз, когда он думал об этом, перед его мысленным взором вставали люди, с которыми он познакомился в Семме. Что их ждет, если замок захватят? Не умрет ли от голода маленькая Лура? Не надругаются ли победители над Нисситой и Ширрин? Не погибнут ли в бессмысленной схватке Алдер, Догал и те солдаты, с которыми он бросал кости?

Стеррен убеждал себя, что он не может нести за это ответственность — ведь он не напрашивался в военачальники.

Но с другой стороны, бросить Семму на произвол судьбы просто подло.

Может быть, все-таки вначале нанять магов, а уж потом затеряться на улицах города? Семма выиграет свою глупую войну, а он останется на свободе и дома. Конечно, его так и так обвинят в государственной измене, но в случае победы наверняка никто не станет утруждать себя его поисками.

Если же маги войны не выиграют (а, учитывая его покупательную способность, такой исход наиболее вероятен), можно будет считать, что как военачальник он предпринял честную попытку спасти положение. Ситуация будет точно такой же, какая возникла бы, если бы он бежал прежде, чем рекрутировал магов.

Короче говоря, в любом случае его совесть будет чиста — он сделал все, что в его силах.

Такой подход пришелся Стеррену по душе. Он выполнит обещание и наймет самых лучших магов и затем, если представится возможность, скроется на пути к кораблю.

Юноша улыбнулся и поморгал, прогоняя слезы радости. Никуда он больше не уедет из своего родного города!

Но как нанять магов за такие мизерные деньги? И вообще — с чего начинать?

Одно дело, если ему понадобилось бы купить приворотное зелье, заклинание для выведения угрей или узнать будущее. В таком случае Стеррен взял бы деньги и спокойно отправился в Квартал Чародеев, читая вывески.

Но кто же напишет у себя на двери: "Выигрываем сражения!" Как узнать, к какому магу можно подступиться? В Квартале Чародеев обитали сотни представителей магических профессий, чтобы обойти каждого, потребуется целый год.

Нет, действовать надо иначе. Он слышал, что ловцы охотников до разного рода авантюр обычно работают на городских рынках. Они выкрикивали свои предложения, обращаясь к толпе, состоящей в основном из искателей приключений, и те выбирали занятие по вкусу. Ближайший к Кварталу Чародеев настоящий рынок расположился у Южных ворот, но Стеррен туда никогда не забредал. Игорное дело в этом районе носило организованный характер, и свободные художники вроде него не приветствовались.

Рынок у Резервуара немного в стороне. Стеррен однажды был там и никаких вербовщиков не заметил.

Оставались: рынок у Восточных ворот, рынок у Конопляного Поля и Новый рынок. Все они находились достаточно далеко от Квартала Чародеев и рекрутирование там никогда не производилось. В этом Стеррен не сомневался — таверны вблизи вышеперечисленных рынков были когда-то его законными охотничьими угодьями.

Впервые в жизни Стеррен пожалел, что его родной город такой огромный.

Он повздыхал, покрутил головой и принялся размышлять дальше.

В первую очередь следует заняться Портовым рынком. Он рядом с Чайными Пирсами и скорее всего именно там производится набор любителей морских путешествий. Кстати, этот рынок был всегда заполнен людьми, и Стеррен знал там множество мест, где можно укрыться.

Но найдутся ли маги вблизи Портового рынка?

Площадь Арены намного ближе к Кварталу Чародеев. Юноша припомнил, что видел там большую доску, на которой вывешивались самые разнообразные объявления. Еще одна возможность, которую не следует упускать.

Расспросы в Квартале Чародеев также могут принести кое-какие результаты. Прежде всего следует справляться о честолюбивых молодых людях, только что закончивших обучение, и о безработных представителях магического искусства. Маги наверняка сплетничают в своей среде и знают, кто из них сейчас находится на мели и согласится на любую авантюру.

Стеррен улыбнулся. Они надолго задержатся в Этшаре. Придется обойти Портовый рынок и площадь Арены — очень людные места. А в Квартале Чародеев масса темных закоулков и проходов, потеряться там не составит никакого труда.

Все это выглядело весьма многообещающе, но по мере того как до боли знакомый город становился все ближе и ближе, намерение Стеррена найти магов и только потом сбежать постепенно испарялось.

В юноше проснулся уличный игрок, спокойно воспринимающий то, что посылают ему боги удачи. И неожиданно в голове у него возник грандиозный план. Он испытает судьбу еще раз. Если ему повезет, семманцы потеряют своего военачальника еще в порту, нет — он разыщет нужных магов и добровольно вернется на корабль.

"Все, — с облегчением подумал Стеррен, — на этом и остановимся. Решение окончательное и обжалованию не подлежит".

Тем временем судно направилось к трем причалам, расположенным в нескольких футах от Нового канала в районе Пряностей. Стеррен догадался, что это и есть Чайные Пирсы.

Рынка там никакого не было, и торговля велась прямо на палубах кораблей. Значит, придется перебираться через канал и топать несколько кварталов.

Стеррен глубоко вздохнул и подумал, что экспедиция, которую он возглавляет, может оказаться даже забавной.

Глава 14

Стеррен остановился и громко, стараясь перекричать шум ветра, пояснил:

— Это Новый канал, на противоположном берегу Портовый рынок. Оттуда мы и начнем поиски.

Леди Калира подозрительно осмотрела видневшиеся впереди ряды лавок:

— Не вижу там никакого рынка.

— Он немного дальше, в нескольких кварталах от берега.

По правде говоря, Стеррен не знал, как далеко расположен рынок, ему никогда не приходилось добираться туда из района Пряностей.

— Может быть, вначале найдем подходящую гостиницу и перекусим? — спросил он.

— Мы можем ночевать на корабле, — сердито ответила леди Калира, — и питаться там же. Итак, где же ваш рынок?

— Как мы переправимся на другую сторону? — поинтересовался Алдер. — Здесь есть мост?

Стеррен немного подумал:

— Есть, на Верхнем канале, а может быть, и на Новом. Я не совсем уверен.

— Лодки, — сказал Кендрик. — Здесь должна быть лодочная переправа.

— Ну конечно, — подхватил Стеррен. Оглядевшись, он заметил маленькую плоскодонную лодку, привязанную к небольшому причалу на противоположном берегу. Несколько гнилых фруктов, покачиваясь на волнах, мягко стучали в ее борт. На веслах дремал мужчина в синем матросском килте. Точно такой же причал тянулся вдоль берега, на котором они стояли.

— Это паром, — добавил юноша и первым пошел вниз.

Спускаясь по вымощенному булыжником склону, Стеррен надеялся, что это действительно переправа, в противном случае он будет выглядеть дурак дураком.

— Не понимаю, зачем нам нужно туда переправляться? — бормотал Зандер, следуя за своим военачальником.

— Потому что именно в Портовом рынке ищут людей для заграничных авантюр. И по-моему, я это уже говорил, — ответил Стеррен, ступая на дощатый настил пристани.

Однако Зандер не успокоился.

— Ну что за мерзкая погода! Здесь всегда так холодно? — поинтересовался он, плотнее запахивая куртку.

— Нет, — одновременно рявкнули Стеррен и леди Калира.

Холод, ветер и нытье Зандера доводили Стеррена до белого каления. Ну кто из его охранников решится дезертировать в таких условиях? Рожденный в Этшаре Пряностей, Стеррен поначалу не оценил, насколько пугающим казался этот город чужаку, явившемуся с широких полей далекой Семмы и неожиданно втиснутому в бесконечный каменный лабиринт.

Даже специфический запах улиц, который коренной этшарец находил столь восхитительным, наверняка представлялся семманцам отвратительной незнакомой вонью.

"Да, вряд ли его волонтеры дезертируют в полном составе. Но если сбежит хотя бы один, он пошлет остальных на его поиски, а сам останется с леди Калирой. Не все еще потеряно", — утешал себя Стеррен.

Он приблизился к краю пристани и помахал рукой:

— Эй, там, на лодке!

Человек в плоскодонке поднял голову, повел сонными глазами и заметил группу на противоположном берегу. Задумчиво поизучав их несколько минут, он неторопливо подобрал весло с длинной рукояткой и оттолкнулся от берега.

Стеррен чувствовал, как растет раздражение леди Калиры, наблюдающей за действиями лодочника. На лице благородной дамы было написано явное желание подогнать этого увальня хлыстом.

Наконец лодка подплыла достаточно близко, паромщик перестал грести, извлек из-под банки сложенную витками веревку и, размахнувшись, метнул швартовочный конец в сторону пристани.

Алдер с восхитительным спокойствием поймал его и принялся подтягивать плоскодонку к берегу.

Через несколько секунд она ткнулась носом в пристань.

— Еще одна шайка варваров на мою голову, — пробормотал по-этшарски перевозчик и тут же громко добавил:

— Всех разом переправить не могу!

Солдаты посмотрели на Стеррена и толпой двинулись к лодке.

— Подождите! — закричал юноша. — Не все, не все… вы… вы… — Он не мог вспомнить, как на семмате будет "опрокинетесь" или "утонете".

Однако слов не потребовалось. Солдаты все поняли и остановились.

Стеррен обратился к лодочнику:

— Вы правы, это кучка варваров, но я с ними крепко связан. Сколько возьмете за перевоз?

— Сколько вас? — спросил перевозчик, глядя на небольшую толпу.

Стеррен быстро пересчитал всех по головам:

— Восемь.

Паромщик раскинул мозгами:

— За один раз я смогу взять четверых. Следовательно, два рейса. Вам так и быть делаю скидку — шесть монет за партию.

Стеррен сильно сомневался насчет скидки, но спорить не стал. Наконец-то, слава богам, появилась возможность расколоть группу. Он повернулся к леди Калире:

— Лодочник говорит, что за один раз может взять только четверых. Первым двинусь я с Зандером, Аларом и Берном, все остальные — во вторую очередь.

— Ну уж нет! — ответила аристократка. — Первыми переправятся вы, я, Алдер и Догал.

— Моя дорогая леди, должен напомнить вам, что командую здесь я. Это мой город, и я — ваш военачальник…

— Абсолютно с вами согласна, — прервала его леди Калира, — и именно поэтому я переправлюсь только вместе с вами.

Стеррен открыл рот, чтобы возразить, но заметил странное выражение на физиономии Алдера.

Это выражение не поддавалось описанию: преданность, беспокойство, сомнение и отчужденность одновременно. Стеррен понял, что Алдер доверяет ему не больше, чем леди Калира. Рот пришлось закрыть.

— Хорошо, — произнес он после короткой паузы. — Мы переправимся первыми.

Стеррен протолкался между солдатами, вошел в лодку и протянул руку:

— Позвольте вам помочь, моя дорогая леди.

Леди Калира шагнула в плоскодонку и устроилась на носовой банке.

За ней прошли Догал и Алдер. Стеррен, повинуясь сигналу перевозчика, усадил их посередине лодки, а сам примостился рядом с леди Калирой.

— С каждой стороны есть по веслу, — сказал перевозчик, стоя на корме.

Стеррен перевел, и лодочник оттолкнулся от пристани.

Прошла целая минута, прежде чем семманцы справились с веслами, — грести они совершенно не умели. Сидящие у них за спиной Стеррен и леди Калира оказались с головы до ног облиты холодной морской водой. К счастью, на этот раз переправа заняла гораздо меньше времени.

Когда лодка подошла к берегу, пассажиры поспешили высадиться.

Убедившись, что все они находятся на пристани, перевозчик сказал:

— С вас шесть монет. Я не тронусь с места, пока не увижу деньги.

Стеррен молча достал медяки и кинул их лодочнику. Тот поймал деньги с ловкостью фокусника.

Когда плоскодонка причалила к противоположному берегу, оставшиеся солдаты уже нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Только сейчас до леди Калиры дошло, что ни один из них не говорит по-этшарски и не владеет Торговым наречием.

Перевозчик, размахивая руками, старался что-то втолковать солдатам на обоих языках. Его отчаянные вопли достигали противоположного берега — но прошло очень много времени, прежде чем семманцы расселись по местам, и лодка успешно отчалила.

С севера дул ледяной ветер, и к тому времени, когда отряд оказался в сборе, Догал уже трясся от холода. Да и сам Стеррен изрядно промерз.

— Сюда, — сказал он, совершенно не представляя, куда показывает. Военачальнику просто хотелось как можно скорее укрыться от ветра.

Пройдя по круто изгибающейся улице мимо двух трехсторонних перекрестков, юноша остановился.

Они явно находились в порту. Большинство людей на улицах были одеты в синие килты и белые куртки моряков. Неподалеку виднелись две свечные лавки и бондарная мастерская. На балконе близлежащего борделя восседала крупная рыжая девица, кутавшаяся в большую яркую шаль. Увидев красные килты варваров, она немедленно забыла о холоде и, продемонстрировав всем свои достоинства, крикнула что-то низким хрипатым голосом. Кендрик не мог оторвать от нее похотливого взгляда.

Стеррен растерялся. Поначалу он хотел спросить дорогу у какого-нибудь прохожего, но сразу же отказался от этой идеи, не желая так быстро признать, что заблудился в родном городе. Откуда-то слева сквозь свист ветра ему послышался шум голосов:

— Туда.

Семманцы последовали за ним. Алдер и Догал едва не наступали ему на пятки. Леди Калира семенила следом, а остальные тащились позади.

На ближайшем перекрестке они повернули налево и в конце улицы увидели рыночную площадь.

Эту улицу Стеррен знал отлично. Она называлась улицей Восточных Причалов.

— Пожалуйста, — произнес он, взмахнув рукой, — перед вами Портовый рынок.

Он был страшно горд тем, что сумел провести свой отряд через незнакомую часть города. Но на семманцев столь выдающееся достижение не произвело никакого впечатления.

"Интересно, — подумал Стеррен, — дошло ли до них вообще, что город настолько велик, что один человек не в состоянии одинаково хорошо знать все его районы?"

— Прекрасно, — выпалила леди Калира. — Давайте наймем чародея и вернемся на корабль, пока мы совсем не замерзли.

— Почему именно чародея… — начал Стеррен, но взгляд леди Калиры положил конец его дальнейшим разглагольствованиям.

На рынке из-за скверной погоды было очень мало народу. Ветры, дувшие с побережья, задержали корабли с товарами и с экипажами, которым требовалось доукомплектование. Холод заставил всех любопытствующих остаться дома. По оценке Стеррена, на площади топталось не больше сотни людей.

Однако среди них, несомненно, была одна чародейка. Из толпы ее выделяли алая мантия и неисчислимое количество плотно набитых сумок и мешочков, прикрепленных к поясу.

Неожиданно Стеррен понял, что у него нет никакого желания появляться на рынке. И зачем только он ввязался в эту историю с магами? Сейчас военачальнику хотелось одного — чтобы его оставили в покое. Он остановился.

— Пойдем, — нетерпеливо произнесла леди Калира, а Алдер осторожно прикоснулся к локтю главнокомандующего.

Стеррен проследовал на площадь, нашел тихое место и остановился.

— В чем дело? — сурово спросила леди Калира.

Военачальником овладел необъяснимый ужас — типичный мандраж перед выходом на сцену. Стеррен понимал, что наступило время бросить призывный клич, но не мог заставить свой голос повиноваться. Вдруг его осенило.

— Вы скажете им, что нам надо, — заявил юноша, обращаясь к леди Калире.

— Я?

— Да, вы. Как военачальник я приказываю вам сделать это!

— Но, милорд, я же не знаю языка!

В панике Стеррен совсем забыл, что никто из его спутников не понимает по-этшарски.

Он быстро оценил ситуацию, и прежде чем на него опять навалился страх и отказали нервы, он воздел руки и завопил:

— Народ Этшара! Эти варвары захватили меня в качестве пленника и удерживают против моей воли! Прошу вас позвать сюда городскую стражу!

— Постойте, — воскликнула леди Калира, потянув его за руку. — Что вы сказали?

— Я сказал…

— Я слышала, что вы упомянули городскую стражу.

Стеррен заметил, что во взгляде Алдера опять зажегся огонек сомнения. Рука гиганта легла на рукоять меча. Он прокашлялся и пояснил:

— Я разминался.

На площади никто не обратил на его вопли никакого внимания. Несколько равнодушных лиц повернулись в сторону варваров и тут же отвернулись.

Стеррен осмотрел свой отряд. Так он и знал, Кендрик исчез!

Военачальник улыбнулся. Панику поднимать не стоит.

Во всяком случае, пока.

Сейчас безопаснее вести себя прилично и серьезно попытаться найти магов. Возможность сбежать у него еще будет.

Повернувшись лицом к центру площади, он закричал по-этшарски:

— Требуются маги! Требуются маги! Я представляю Его Величество короля Семмы Фенвела Третьего! Работа для магов всех школ! Помощь королевской армии Семмы!

— Так-то лучше, — буркнула леди Калира, услыхав знакомые имена.

Какой-то молодой человек с невероятно тонкой шеей остановился, чтобы полюбоваться Стерреном. Тот продолжал:

— Прекрасная плата! Комфортабельное жилище! Возможность обрести славу и честь в борьбе за правое дело! Требуются маги всех специальностей!

К нему наконец явилось соответствующее случаю настроение. Стеррен вспомнил, как совсем недавно он заманивал в свои сети разных недотеп и уговаривал проигравших не прибегать к насилию.

— И вы серьезно считаете, что вам удастся найти здесь приличных магов в это время года? — ухмыляясь, поинтересовался тонкошеий.

— Заткнись, идиот! — небрежно бросил Стеррен и завопил с новой силой: — Маги!!!

Вокруг постепенно собиралась толпа.

— Требуются маги! Оплата золотом и драгоценными камнями! Все расходы компенсируются из королевской сокровищницы!

К Стеррену приблизилась чародейка в красной мантии. За ней протолкался высокий бледный мужчина, одетый во все черное.

— Вот вы! Вы, чародейка, согласны ли вы отбыть в Семму — жемчужину Малых Королевств?

Криво ухмыльнувшись, чародейка отвернулась.

— Я мог бы, — заявил мужчина в черном.

— Вы маг, сэр?

Черный человек поднял руку. Смерч пыли, игнорируя порывы ветра, пронесся по площади и, собравшись в плотный комок, вознесся к обращенной вниз ладони. Повисев некоторое время в воздухе, пыль рассыпалась и исчезла, унесенная ветром.

— Я — ворлок, — сказал незнакомец в черном.

Глава 15

Через час Стеррен охрип и сдался. Все это время ворлок терпеливо стоял рядом. Он так и не дал согласия отправиться в Семму, но и не отказался. Он даже не требовал дальнейших пояснений, а просто стоял и ждал.

Черноволосая женщина в красной мантии объявилась снова, сказав, что она чародейка, согласилась принять участие в экспедиции. Лет ей было примерно столько же, сколько Стеррену, а грязный алый плащ наводил на мысль о том, что его хозяйка ночует на Площади Ста Футов. Чародейку, по-видимому, больше всего заинтересовало то, что, по заверениям Стеррена, во время пребывания в Семме ее будут кормить. О характере работы и даже об оплате девица ничего не спросила.

— Вы не считаете, что пора подкрепиться, — осведомился Стеррен у леди Калиры.

— Пора, — согласилась та.

Большую часть времени дама прослонялась по рынку, присматриваясь к выставленным товарам, но так ничего и не купила. Вначале Стеррен решил, что она застеснялась своего плохого этшарского, но потом вспомнил, что местные торговцы говорят на Торговом наречии, которое Калира знала в совершенстве.

Так что языковой барьер не играл никакой роли — у нее просто-напросто было мало денег.

Пока Стеррен надрывал горло, Алдер и Догал не отходили от него ни на шаг. Гиганты как будто чувствовали, что, даже не прекращая кричать, он изыскивает возможности для побега. Но возможность так и не представилась.

Этого нельзя было сказать об Аларе, Зандере и Берне, которые все время бродили по рынку. Зандер и Берн вернулись, Алар — еще нет. От Кендрика не было ни слуху ни духу.

Стеррен перешел на этшарский и обратился к ворлоку:

— Не хотите присоединиться к нам, чтобы поужинать и обсудить детали будущей работы?

Ворлок небрежно кивнул:

— А есть здесь местечко, где можно спокойно посидеть?

— Я плохо ориентируюсь в этой части города, — ответил человек в черном.

Стеррен немного подумал и повернулся к чародейке. Прежде чем он успел заговорить, девица указала ему таверну на углу улицы Наводнений. На вывеске виднелся изрядно потускневший золотой дракон.

— Приемлемо, — объявил Стеррен и двинулся первым.

— Подождите, — запротестовала леди Калира. — А как же Кендрик и Алар?

Стеррен остановился и сказал:

— Моя дорогая леди, Кендрик дезертировал, прежде чем мы дошли до рынка. Последний раз я видел его у… у… — Он подумал немного и использовал этшарские слова: —…У борделя в восточной части Причальной улицы. — Переключившись на семмат, Стеррен продолжил: — Алар болтался поблизости еще несколько минут назад. Я не имею ни малейшего представления, куда он провалился, и не желаю ни искать его, ни ждать здесь его возвращения.

— Но вы должны вернуть их!

— Прежде всего я должен что-нибудь выпить и подкрепиться.

Выражение, появившееся на лице леди Калиры, подсказало ему, что такого рода заявления явно недостаточно.

— Что же, — проговорил он, капитулируя в очередной раз, — Зандер и вы, Берн, отправляйтесь на поиски Кендрика и Алара. Затем присоединяйтесь к нам вон в той таверне. — Он показал на "Золотой Дракон". — Если нас там не будет, возвращайтесь на корабль. Он стоит у…

Стеррен замолчал. Если они заблудятся, никто в Этшаре Пряностей не сможет показать им дорогу.

— Чайные Пирсы, — произнес он по-этшарски и, перейдя на семмат, обратился к Зандеру: — Вы можете это повторить?

— С какой стати я должен ломать язык? — пробубнил тот.

— На тот случай, если вы заблудитесь.

Посмотрев на каменный лабиринт улиц, солдат вздрогнул и втянул голову в плечи…

— Чайные Пирсы, — повторил Стеррен. — Попытайтесь.

Зандер мучительно сглотнул и промычал что-то абсолютно неузнаваемое.

— Берн?

— Чай-ные Пир-сы, — с акцентом, но довольно внятно произнес Берн.

Удивленный Стеррен подозрительно посмотрел на него:

— Вы говорите по-этшарски?

— Нет, милорд, — ответил солдат.

— Зандер, попытайтесь еще разок. Чайные Пирсы.

На сей раз Зандер ухитрился воспроизвести нечто потребное.

— Хорошо. Повторяйте эти слова, когда будете охотиться за своими товарищами.

Солдаты развернулись и влились в рыночную толпу.

Стеррен молча смотрел им вслед. Вернутся ли они? Впрочем, ему было наплевать.

— За мной, — сказал он, поворачиваясь к "Золотому Дракону".

Таверна оказалась полупустой, и они без труда нашли свободный стол. Усевшись между Алдером и Догалом спиной к залу (чтобы в случае чего легче было ускользнуть), Стеррен воспользовался возможностью получше рассмотреть своих рекрутов.

Оба оказались невероятно тощими, но если худоба чародейки являлась результатом недоедания, то ворлок, по-видимому, был так сложен. Вьющиеся волосы девушки доходили ей до середины спины и были невероятно грязны. Ее невыразительное лицо украшал красный распухший нос, а во взгляде сквозило голодное нетерпение. Если бы она была умыта, более упитана и улыбалась, подумал Стеррен, ее можно было бы назвать привлекательной или даже красивой.

Чародейка засопела и вытерла мокрый нос грязным рукавом.

Ворлок, напротив, так и сиял чистотой. Было видно, что он прекрасно питается и следит за своей внешностью. Но и он не улыбался. Его прорезанное морщинами худое бледное лицо напоминало восковую маску. Стеррен дал ему немного за сорок и решил, что в свое время ворлок, видимо, был весьма привлекательным мужчиной, да и сейчас, пожалуй, еще притягивает женские взгляды.

После небольшой паузы ворлок обратился к Стеррену:

— Из вашего часового спича я так и не понял, для какой работы вам требуются маги.

Захваченный врасплох, Стеррен был вынужден согласиться:

— Да, о работе я ничего не говорил.

Чародейка голодными глазами следила за приближающейся официанткой, и Стеррен воспользовался моментом, чтобы сменить тему.

— Дорогая леди, — сказал он на семмате, — что мы закажем и за чей счет?

— Вы нас сюда привели, — ответила леди Калира, — вы и должны платить. Вы хотели поужинать, вот и заказывайте ваш ужин. Что сказал человек в черном?

— Интересовался характером работы. Вы не возражаете против вина? — обратился Стеррен к чародейке.

Официантка подошла к столу. Она услышала последние слова Стеррена и увидела согласный кивок девушки.

— У нас есть несколько сортов отборных вин, — в ее тоне угадывался вопрос.

Стеррен ответил по-этшарски:

— Эти варвары все равно его не оценят, кроме того, это для нас слишком дорогое удовольствие. Надеюсь, мои гости извинят меня, если я закажу самое обычное красное. Подайте нам что-нибудь попроще, никаких деликатесов не надо. Для всех шестерых одинаково, если, конечно… — Он вопросительно взглянул на ворлока.

Тот жестом выразил свое согласие.

— …для всех шестерых.

Официантка отошла.

— Итак, о характере возможной работы, — напомнил ворлок.

Стеррен, чтобы не отпугнуть потенциальных претендентов, сознательно избегал деталей во время своих громогласных призывов на рыночной площади. Сейчас молодой человек понял, что пора рассказать правду. Глубоко вздохнув, он начал:

— Я — наследственный военачальник одного из Малых Королевств — крошечного южного государства, именуемого Семмой. Я этого поста не желал, но влип в историю и теперь не могу от него избавиться. Семма находится на грани войны со своими соседями и обречена на поражение. Ее армия находится в плачевном состоянии, к тому же значительно уступает противнику в численности. В Малых Королевствах, по крайней мере у соседей Семмы, магия в военных целях не используется. Это считается бесчестным, чем-то сродни мошенничеству. Я готов пойти на любое жульничество, ибо в случае поражения меня просто убьют. Поэтому ищу магов, способных помочь Семме выиграть войну. Много усилий, видимо, не потребуется, — солдатам Малых Королевств никогда не приходилось сталкиваться с магами.

— Война? — задумчиво протянул ворлок.

Стеррен утвердительно кивнул, обрадовавшись, что идею не отмели с порога, и посмотрел на чародейку.

Но та, похоже, вообще не слушала. Внимание красноносой девицы целиком сосредоточилось на дверях кухни. Это, бесспорно, была замечательная дверь. Над ней, образуя верхнюю часть наличника, был прикреплен череп небольшого дракона. Нижняя челюсть волшебной твари служила дверной ручкой; однако Стеррен подозревал, что несчастную интересует вовсе не декор.

Чародейка почувствовала обращенный на нее взгляд и повернулась к Стеррену:

— Мне абсолютно безразлично, какая будет работа. — Она шмыгнула носом и отбросила выбившийся локон. — Я согласна на все, если меня с ходу не убьют, а плата будет произведена золотом.

— Я твердо надеюсь, что первого не произойдет, — проговорил Стеррен. — Если мы победим, это абсолютно исключено, а если проиграем, вы сможете спастись бегством. Убежать там вовсе не сложно. Это открытые прерии, а королевства настолько малы, что вы без труда достигнете границ, прежде чем вас схватят.

Ворлок кивнул и спросил:

— Так вы говорите, Семма — далеко на юге?

— Южнее быть не может. С самой высокой башни замка в ясный день можно увидеть край Мира. Я сам его видел.

Юноша внимательно посмотрел на ворлока, и в глубине души у него возникло подозрение.

В Семме ворлокство абсолютно неизвестно, и Стеррен не сомневался, что это магическое искусство не будет там столь эффективным, как в Этшаре. В силу этого вербовка ворлока ставилась под вопрос.

С другой стороны, ворлок явно заинтересован в путешествии на юг.

Вероятно, он уже получил предупреждение в виде первых ночных кошмаров и желал убраться как можно дальше от Источника Силы в Алдагморе.

Насколько Стеррен помнил, мощь ворлока была обратно пропорциональна квадрату расстояния от Источника, а мастерство ворлока росло по мере его практического применения. Любое магическое действо, произведенное ворлоком, немного расширяло его возможности. Со временем маги этой школы становились практически всемогущими.

Но границы все же существовали. Когда могущество ворлока достигало определенного уровня, у него начинались ночные кошмары. И с каждым последующим магическим действием они становились все более и более невыносимыми.

В конечном итоге каждый ворлок, достигший данной стадии, либо умирал, либо отправлялся на север в сторону Алдагмора, откуда никто из них уже не возвращался.

Такое явление называлось Зов, и некоторые утверждали, что это кара богов, устраняющих ворлока, ставшего достаточно могущественным, чтобы изменить их предначертания.

Большинство ворлоков при появлений первых кошмаров бежали на юг или полностью отказывались от практики. Наиболее сметливые и предусмотрительные требовали за свои услуги сверхвысокие гонорары, чтобы позже удалиться отдел и жить в комфорте.

Стеррен догадывался, что этот ворлок, видимо, перегнул палку, и кошмары преследуют его уже еженощно.

Но если какой-то ворлок и сможет быть полезен в Семме, так это именно тот, который испытал кошмары и вот-вот услышит Зов.

Конечно, он существенно ослабеет, но все равно явится той силой, с которой ни Офкару, ни Ксиналлиону ранее встречаться не приходилось.

— Кошмары? — спокойно спросил Стеррен.

Лицо ворлока несколько оживилось, в глазах промелькнуло удивление, и он медленно кивнул.

Стеррен сдержанно улыбнулся. Зов более действенный стимул для передвижения на юг, чем фунт золота.

Значит, ворлок скорее всего согласится работать совсем задешево:

— Следовательно, вы едете?

Ворлок снова ответил утвердительным кивком.

— А вы? — Стеррен перевел глаза на чародейку.

— Какова оплата и предусматривается ли пропитание? — ее голос немного дрогнул. Девушка внимательно посмотрела на Стеррена и еще раз вытерла нос рукавом.

В этот момент вернувшаяся официантка водрузила на стол поднос, заставленный тарелками с тушеными овощами, слегка приукрашенными намеком на баранину. Там же оказалась бутылка красного вина и полдюжины сложенных друг в друга стаканов.

Стеррен и солдаты распределили тарелки, а ворлок по воздуху переправил каждому стакан. По мановению его руки пробка выскочила из бутылки, а сама бутылка плавно пролетела через стол и опустилась перед леди Калирой.

Та в изумлении взяла ее в руки и после некоторого колебания разлила вино.

Стеррен бросил на ворлока удивленный взгляд. Разве тот не понимает, что, если он достиг порога, за которым начинаются кошмары, каждое новое магическое действо только усиливает опасность?

Ворлок поймал взгляд Стеррена и слегка улыбнулся.

— За наше неизбежное отправление на юг, — произнес он, поднимая стакан.

Из всех присутствующих только Стеррен понял значение этих слов. После того как ворлок держал свою силу в узде — часы, дни, шестиночья или даже месяцы, — он позволил себе немного расслабиться, будучи уверен, что скоро окажется вдали от неизвестной угрозы, исходящей из долин Алдагмора.

Стеррен выбросил проблемы ворлока из головы и обратился к чародейке:

— Оплата включает питание, подвесную койку на корабле и комнату в замке Семмы — комнату, возможно, придется делить с другими, но собственная постель вам гарантирована. Если мы выиграем войну, то маги получат фунт золота и дюжину прекрасных драгоценных камней. Я покажу вам их позже, в таверне этого делать не стоит. Как будет распределяться плата, еще предстоит решить. Либо маги сами поделят ее между собой, либо король Фенвел распределит ее так, как сочтет справедливым. Вас все это устраивает?

Чародейка кивнула, оглушительно шмыгнув носом.

— Можно поинтересоваться, какого рода магией вы владеете? — спросил Стеррен. Одно ему было уже ясно — заклинаний, избавляющих от простуды, девица не знала.

— Чародейством, естественно.

Такой ответ его не удивил, но Стеррен знал, что чародеи существенно отличаются друг от друга по мастерству и могуществу.

— М-м… И много у вас чародейского умения? — поинтересовался юноша.

— Ну… — девица явно колебалась с ответом, но, догадавшись, что ее грязный наряд и пустой желудок дают исчерпывающую картину, протянула: — Нет, не очень. Всего несколько заклинаний.

— Надеюсь, не фокусов?

— Нет, нет! Самые что ни на есть настоящие заклинания! — выпалила чародейка. — Меня зовут Аннара из Крукволла, я член Гильдии чародеев. Я пробыла ученицей шесть лет и усвоила все, чему мой учитель мог обучить меня.

Эта неожиданная вспышка угасла столь же быстро, как и возникла.

— Правда, я знаю не очень много, — нервно призналась она, отводя упавшие на лицо волосы.

Ничего удивительного.

Стеррен кивнул и наполнил свой стакан.

Во время еды ворлок и семманцы не произнесли ни слова, а Стеррен и Аннара вели вежливую беседу о пустяках. Стеррен поинтересовался ее ученичеством в Крукволле, а она, в свою очередь, спросила о Семме и выразила изумление, что он родился в районе Западных ворот.

Когда с овощами было покончено, Стеррен откинулся на спинку стула и, глядя на леди Калиру, предался размышлениям.

— Итак, милорд, — сказала дама, заметив его пристальный взгляд, — у вас уже есть пара магов, не так ли?

Стеррен кивнул.

— Вам этого достаточно?

Стеррен посмотрел на Динару, которая так и не рассказала о своих возможностях, заметив лишь о "нескольких заклинаниях", затем на ворлока, даже не назвавшего своего имени. Вполне возможно, что в Семме этот человек окажется совершенно бесполезным.

— Нет, — быстро ответил он, так и не успев взвесить новые варианты побега. — Эти двое могут оказаться полезными, но ни один из них не гарантирует нам победы.

— Следовательно, вы планируете нанять еще несколько человек?

Стеррен молча кивнул.

— Милорд, вы уверены, что у вас нет других намерений?

Он воспользовался ее словами, чтобы задать встречный вопрос:

— О каких других намерениях может идти речь? — Стеррен внимательно следил за выражением ее лица.

— Возможно, затяжка времени.

— С какой стати мне затягивать время?

— Не знаю, милорд. Но вначале вы отказались купить ветер для наших парусов, теперь утверждаете, что помощи двух магов нам недостаточно. И то и другое наводит на мысль, что вы не торопитесь завершить это глупое и недостойное приличных людей дело.

— Это недостойное дело, моя дорогая леди, может спасти Семму.

— Не спасет, если вы продолжите тянуть время.

— Я не тяну! Откуда вы это взяли?

— Хорошо, милорд, я скажу. У меня есть подозрение, что вы надеетесь продлить свое паломничество на родину в надежде, что к нашему возвращению война закончится и вы опять вернетесь сюда в спокойную ссылку.

Стеррен внимательно посмотрел на леди Калиру. Благородная дама подкинула ему замечательную идею.

Он покосился на обоих солдат — единственных, кто мог понять содержание разговора на семмате.

Алдер заметно огорчился, Догал казался спокойнее, но взирал на Стеррена с подозрением.

— Я не тяну времени, — стоял на своем Стеррен.

— В таком случае поделитесь со мной, милорд, как долго мы останемся в Этшаре и сколько магов вы намерены нанять.

— Моя дорогая леди Калира, я только начал! Час на… на одном рынке — это меньше, чем ничего. У нас нет денег, чтобы нанять могущественного мага. Думаю, его прекрасно заменят полдюжины слабых. Но как их найти — я не знаю, так же как не знаю, сколько времени на это потребуется.

Леди Калира тяжело вздохнула и произнесла:

— Милорд Стеррен, будем говорить откровенно. Несмотря на ваше высокое положение, я послана сюда в качестве стража, обязанного обеспечить ваше возвращение в Семму до наступления весны, когда вторжение станет неизбежным.

Стеррен заметил, как Алдер удивленно посмотрел на леди Калиру. Солдат, наверное, думал, что Стеррен находится под наблюдением только у него и Догала. Очевидно, он не знал и о неизбежности войны.

— Вы ухитрились избавиться от четырех сопровождающих…

— Они еще могут вернуться!

— Да, могут. Но сейчас их нет. Позвольте мне продолжить.

— Продолжайте, — буркнул Стеррен.

— Как я уже сказала, вы весьма ловко избавились от двух третей вашего эскорта и наняли эту парочку. Не исключено, что вы сделали это с целью ввести в заблуждение оставшихся солдат. Мы не Знаем, о чем вы говорили с магами во время еды, но нельзя исключать, что вы составляли план бегства из-под самого нашего носа.

Стеррен пожалел, что у него не хватило смелости сделать так, как она говорит:

— Сейчас вы требуете предоставить вам возможность свободно передвигаться по городу, который мы совершенно не знаем и где у вас будет тысяча возможностей ускользнуть. Прошу извинить, но, как ваш страж, я не могу допустить подобного. Давайте установим срок, по истечении которого мы немедленно направимся домой со всей возможной скоростью. Предлагаю завтра в полдень отправиться в путь.

Стеррен небрежно откинулся на спинку стула и задумчиво поковырял в зубах.

— Моя дорогая леди, — наконец проговорил он, — я понимаю вашу озабоченность, действительно понимаю. Но вряд ли вы поверите мне, если я дам слово чести, что не сбегу и не попытаюсь затянуть время.

К своему изумлению, он понял, что действительно готов дать слово чести. По совести говоря, Семма была не так уж и плоха, кроме того, его удручала мысль о неизбежной гибели королевской армии. Стеррен был уверен, что, если найдет нужных магов, обязательно выиграет войну. Это был вызов, своего рода азартная игра, и он хотел вступить в нее с высоко поднятой головой. Ему хотелось собственными глазами убедиться в том, что небольшая порция магии может превратить неизбежное поражение в победу.

Когда все закончится, он, возможно, и дезертирует.

— Нет, милорд, — сказала леди Калира, — я не могу принять вашего слова. Несмотря на ваших благородных предков и ваши, наверное, добрые намерения, вы все же отродье торговца, привыкшее обманывать, зарабатывая на жизнь игрой в кости. Много ли в вас чести?

Стеррен криво ухмыльнулся, стараясь не показать, насколько его задела клинически точная характеристика леди Калиры.

— Больше, чем вы думаете, — заметил он. — Однако в любом случае до полудня времени слишком мало. Если вы можете дать мне три дня…

Он оставил конец фразы висеть в воздухе.

— Три дня? — Теперь наступило ее время откинуться на спинку стула и подумать.

— Сегодня двадцать первый день месяца Снегопадов, — проговорила леди Калира. — Вы согласны, что к вечеру двадцать четвертого мы все должны быть на борту корабля и отплыть с ближайшим приливом?

— Согласен, — ответил Стеррен.

— И вы обещаете, что не попытаетесь бежать?

— Вы сами сказали, что не примите моего честного слова, тем не менее я даю вам его. Я не сделаю попытки бежать до вечера двадцать четвертого числа месяца Снегопадов.

— Прекрасно, — проговорила леди Калира. — Через три дня мы затаскиваем вас на борт корабля.

Глава 16

К утру месяц Снегопадов полностью оправдал свое название. Валил сильнейший снег, и Стеррен решил, что идти на Портовый рынок еще раз не имеет смысла. В предрассветном сумраке он, леди Калира, Догал и Алдер, оставив Аннару и ворлока на корабле, отправились в Квартал Чародеев.

Ни один из четырех исчезнувших солдат пока не объявился, и леди Калира пребывала в весьма дурном расположении духа. Стеррен, не делая попыток завязать разговор, повел свой отряд по улице Складов, через Короткую аллею к Северной улице и уже оттуда в район Пряностей.

Когда они подходили к Большому каналу, впереди показался дворец правителя. Стеррен заметил, с каким вниманием рассматривают это величественное здание жители захолустной Семмы.

Однако они не настолько увлеклись, чтобы можно было рискнуть бежать. Кроме того, он дал слово.

— Правда красиво? — осмелился заметить Стеррен.

— Здесь живут чародеи? — сухо спросила леди Калира.

— Что вы, конечно, нет! — ответил пораженный ее наивностью военачальник. — Это замок лорда Азрада.

— Сколько же нам еще идти?

— Недалеко отсюда развилка. Мы пойдем налево. Потом по Дворцовой площади выйдем на улицу Арены. А оттуда до самой Арены останется шагать не больше мили.

— Вы, наверное, шутите!

— Нет, не шучу

— Никогда не смогу почувствовать размеров этого города, — сказала леди Калира, обращаясь не к Стеррену, а скорее к самой себе. — Чудовищно!

Стеррен не считал свой родной город чудовищным, однако предпочел промолчать.

Улицы из-за снегопада практически обезлюдели, обычные городские ароматы были приглушены толстым белым одеялом, лежащим на крышах домов и тротуарах, но запах пряностей и дыма горящих поленьев чувствовался достаточно сильно Молчаливые особняки в новом городе выглядели весьма элегантно — снег припорошил раны, нанесенные им временем. Даже трущобы вокруг Арены в такую погоду казались тихими и совсем не опасными.

Они миновали Лагерную улицу, затем саму Арену и вышли на площадь.

Там, справа от рампы, находилось место для объявлений — сколоченная из грубых, посеревших досок стенка высотой шесть футов. Вся ее поверхность была заклеена выцветшими обрывками бумаги, пергамента и ткани.

Стеррен еще прошлым вечером написал объявление, и сейчас, нанизав свою бумагу на торчащие шляпки старых гвоздей, отступил на шаг, любуясь своим творением

На самом верху листка крупными буквами было написано "МАГИ!!!" и ниже более мелким почерком: "Работа для магов различных школ и направлений. Королевство Семма приглашает магов на государственную службу. Срок от нескольких месяцев до одного года. Жилище, полный пансион и транспортировка в обе стороны. Плата золотом и драгоценными камнями. За дополнительной информацией обращаться к Стеррену, Девятому Военачальнику Семмы на борт корабля "Южный Ветер". Судно пришвартовано у Чайных Пирсов в районе Пряностей. Заявки должны быть поданы до вечера 24-го месяца Снегопадов, 5221 года".

Стеррен посмотрел на другие объявления. Одно тут же привлекло его внимание.

"Дипломированный престидижитатор ищет работу на неполный рабочий день. Предложения передавать Торуму Магу на улице Чародеев".

Стеррен не знал, что такое престидижитатор — наверняка какая-нибудь разновидность магов. Неполный рабочий день. Конечно, это не то, что он может предложить, но почему бы не попытаться? Торум Маг, улица Чародеев, повторил про себя Стеррен. Найти будет не сложно.

Он уже шарил глазами в поисках объявлений других магов, когда вспомнил о своих спутниках. Невеселая троица переминалась с ноги на ногу в талом снегу.

— Эй, охрана, — сказал он, — подойдите поближе и помогите мне читать объявления! Некоторые развешаны ищущими работу магами. Мне следовало сразу прийти сюда, а не мучиться на Портовом рынке.

Догал покачал головой:

— Я не умею читать.

Леди Калира и Алдер двинулись было вперед, но тотчас остановились:

— Они же написаны по-этшарски.

— Конечно, на каком другом языке они…

Стеррен оборвал фразу, сообразив, что из присутствующих он единственный может читать по-этшарски. Плюнув в сердцах, военачальник повернулся к семманцам спиной.

Два часа спустя он уже обстоятельно изучил всю стену. Алдер с Догалом не отходили от него ни на шаг, леди Калира спряталась от снега под аркой Арены.

— Эта штука перестанет когда-нибудь сыпаться? — спросил Догал.

— Естественно, перестанет! — резко ответил Стеррен, инстинктивно вставая на защиту родного города.

— А что происходит потом? — поинтересовался Алдер. — Что люди делают с этим белым мусором?

— Вы что, с луны оба свалились? Снег тает сам по себе. Это не Сардирон, где сугробы растут всю зиму.

— Откуда нам это знать?! — сердито ответил Алдер. От длительного ожидания его настроение явно испортилось. — Мы этого снега в глаза не видели!

Пришла очередь изумиться Стеррену:

— Значит, вы хотите сказать, что в Семме такой вещи не бывает?

— Нет.

— И зимой с неба не падает, как сейчас?

— Зимой в Семме идут дожди. В соседнем королевстве тоже.

Стеррен, устыдившийся своей вспышки, сменил тему разговора:

— Хорошо. Я нашел примерно дюжину объявлений ищущих работу магов и хочу пройти по адресам. В путь.

Пройдя пять кварталов, они достигли улицы Игроков, разделяющей район Арены и Квартал Чародеев, а спустя несколько минут уже читали и вывески многочисленных представителей магических искусств. "Тана Великая" гласил щит рядом с угловым домом. "Чародейства на все случаи жизни. Основная специальность — приворотное зелье". Странные ароматы просачивались здесь из-под каждой двери. Квартал Чародеев благоухал по-своему. В этом благоухании были и запахи пряностей и травы, и что-то странное, совсем незнакомое.

Через два дома справа виднелась вывеска с короткой надписью: "Торум Маг". Это было одно из имен, которое запомнил Стеррен. Он решительно направился к этой вывеске.

Двумя часами позже они сделали перерыв, чтобы подкрепиться, и купили запеченную в тесте говядину с открытого прилавка на улице Игроков. Они молча жевали, прислонившись к стене, ветер стрелял в них снежными зарядами, впрочем, не мешая Стеррену размышлять о том, что ему удалось достичь.

Во-первых, теперь он знал, что престидижитатор и шарлатан суть одно и то же.

Во-вторых, оказалось, что значительная часть магических услуг — обыкновенное надувательство.

В-третьих, подлинная магия существовала, но была исключительно дорога.

Предложение Стеррена отвергли две волшебницы, два теурга, чародей, ворлок и некто, именовавший себя томатургом. Стеррен столкнулся с ним у Торума Мага, приятного старичка, который благодаря удачному расположению своего дома за дополнительную плату выступал в качестве информационного центра для всего квартала.

Со своей стороны, юноша отверг престидижитатора, иллюзиониста, гербалиста и колдуна. Таланты последнего не вызывали сомнений, но совершенно не подходили к данному случаю.

Таким образом, утро было потрачено впустую. Стеррен прожевал последний кусок теста, запахнул воротник и сквозь снег жадно уставился на игроков в кости, сидящих у окна в таверне на противоположной стороне улицы.

Как он хотел присоединиться к играющим и думать только на родном языке. С каким наслаждением он выбросил бы из головы мысли о войне, чародеях, ворлоках, своих наследственных обязанностях и казни на месте за государственную измену. Забыл бы о существовании Семмы и о встрече с обитателями этого нелепого крошечного королевства.

Искушение присоединиться к игре в таверне, напротив, было огромно, но единственный взгляд, брошенный на кислое лицо леди Калиры, убедил Стеррена даже не пытаться просить разрешения отлучиться на несколько минут, чтобы улучшить их финансовое положение.

Он вздохнул:

— Пошли.

Трое семманцев непонимающе уставились на него.

— Надо идти, — повторил Стеррен на семмате. И они двинулись дальше.

Глава 17

Вторая половина дня прошла гораздо успешнее. Во-первых, снег прекратился, и леди Калира немного повеселела.

Во-вторых, соседская система связи начала действовать, и, когда они вернулись к Торуму, их ждала молодая волшебница, готовая отправиться за тридевять земель, чтобы работать там за небольшое вознаграждение.

Через некоторое время они повстречали еще одного молодого, готового на сотрудничество волшебника, а чуть позже колдуна по имени Кодар. Несколько талисманов из его коллекции имели военное значение, и Стеррену повезло, что ввиду низкого уровня спроса на подобное добро они стоили недорого. Одним словом, Кодар со своими талисманами тоже принял предложение отправиться в Семму.

Новым рекрутам было предложено явиться на борт зафрахтованного корабля "Южный Ветер" не позже полудня двадцать четвертого.

По поводу кандидатуры следующего претендента или скорее претендентки разгорелся серьезный спор. Женщина была не прочь отправиться в путь, однако леди Калира заметила эмблему, висевшую на шее этой представительницы магического искусства.

— Она демонолог! — заявила дама. — Мы не можем нанять демонолога!

— Это почему же? — нелюбезно осведомился Стеррен. — Она способна помочь нам больше всех остальных вместе взятых! Демоны обожают войну! Они ее создали!

— Использовать демонов слишком опасно! — воскликнула аристократка из Семмы.

— Но это же нелепо!

— Это не… — вскричала было леди Калира, но, взяв себя в руки, с подчеркнутым спокойствием продолжила:

— Милорд Стеррен, аргументы здесь не играют никакой роли. Если вы позволите, я напомню вам, что Его Величество запретил использование колдунов и демонологов. Неужели вы осмелитесь нарушить королевский эдикт? Позвольте мне так же напомнить, что наказание за подобное деяние определяется самим королем. Для аристократа все это может кончиться обезглавливанием.

Стеррен уже открыл рот, чтобы возразить, но одумался. Его Величество Фенвел Третий глуп и капризен. От такого короля можно ожидать что угодно. К тому же он действительно запретил использовать демонологов и колдунов.

— Проклятие!

Стеррен совсем забыл об этом глупом запрете, когда нанимал Кодара — Кодара Колдуна.

Пришлось принести извинение демонологу — женщине по имени Аманелла из Триссы — и подняться на второй этаж к Кодару.

После того как эта маленькая проблема была решена, Стеррен продолжил поиски.

Когда солнце опустилось за крыши домов и лавочники начали зажигать факелы у входа в свои заведения, он объявил об окончании рабочего дня и направился в сторону района Пряностей. Семманцы устало тянулись следом.

Юноша даже не помышлял о побеге. Поиски магов оказались на редкость увлекательным занятием.

Весь следующий день был посвящен подбору новых рекрутов. Известие о предложениях семманцев широко распространилось, и Стеррену оставалось лишь сидеть в конторе Торума, и, потягивая со стариком дешевый эль, потешаться над варварами, с которыми его связала судьба. Претенденты тем временем шли чередой.

Семманцы томились без дела, удивляясь, почему так веселятся военачальник и старый чародей.

Стало значительно теплее, и к середине дня снег растаял.

Даже малознакомая дорога на корабль на сей раз показалась легче, особенно после того, как Стеррен благоразумно решил пуститься в путь задолго до наступления темноты. Леди Калира значительно подобрела, обнаружив на борту судна вернувшегося Алара. Солдат принес самые искренние извинения за свое длительное отсутствие и за то, что не смог напасть на след Кендрика, Берна и Зандера.

Стеррен подумал, что возвращение солдата было глупостью. Однако вслух этого не произнес.

На следующий день он вообще не сходил на берег и начал подготовку к путешествию назад в Акаллу Алмазный.

Ему так и не представилась возможность ускользнуть незамеченным. Впрочем, он не был уверен, что воспользовался бы подвернувшимся шансом. Перед его мысленным взором стояла улыбка Луры и смущенное лицо принцессы Ширрин. Стеррен не хотел оставлять этих девочек без защиты.

Когда с вечерним приливом судно вышло в море, на его борту из первоначальной группы осталось пять человек: Стеррен, леди Калира, Алдер, Догал и Алар. Остальные трое так и не объявились. Стеррен надеялся, что дезертиры сумеют приспособиться к существованию в чужом городе, в чужой им стране, языка и обычаев которой они не знали. Возможно, Алар не такой дурак, каким кажется, раз понял, что жизнь в Этшаре гораздо сложнее, чем незамысловатое существование в Семме.

Вдобавок к Стеррену и четырем семманцам "Южный Ветер" имел на борту ворлока, который так и не сообщил своего имени, Аннару — дипломированную чародейку, трех волшебников — Шенну из Чатны, Эдерда из Истворка, Хамдера сына Хамдера и еще одного чародея, назвавшего себя Эмнером из Ламума. Все, кроме ворлока, были очень молодыми, начинающими и пока еще не нашли своего места в жизни.

Стеррену пришлось отвергнуть услуги множества самозванцев и шарлатанов, уступить в ряде случаев предубеждению короля против демонологов и колдунов. Теурги как один отказались участвовать в таком богопротивном деле, как война. Ворлоки, узнав о размерах жалованья, тоже (первый был исключением). Объявилось несколько представителей менее известных и не очень популярных направлений магического искусства. Среди них оказались оней-романсеры и гербалисты. Однако после переговоров со Стерреном все они отказались ехать.

Несмотря на это, под рукой военачальника находилось полдюжины разношерстных магов и он надеялся, что этого будет достаточно.

Как жаль, что ему так мало известно о магии.

Ребенком он проявлял большой интерес к тайным искусствам.

За время своего недолгого ученичества ему удалось несколько больше узнать о ворлокстве. Оказалось, что ворлоки не используют ни заклинания, ни вызовы, а полагаются лишь на свою волю, чтобы придать нужные формы и направление черпаемой из внешнего Источника Силе. Разница в возможностях того или иного ворлока зависела только от их воображения и опыта. Это означало, что ворлок Стеррена прекрасно сможет воевать.

Другие разновидности магии действовали совершенно иначе. Теурги и демонологи, например, как объяснил Агор, использовали для вызова сверхчеловеческих существ заученные формулы. Кроме того, эти существа, наделенные личностными качествами, обладали узкой специализацией.

Чародеи, с другой стороны, достигли совершенства в использовании формулировок. Но если теурги и демонологи просто исполняли ритуальные песнопения, то чародеям для свершения заклинаний требовались невероятно разнообразные ингредиенты — кровь дракона, слезы девственницы и тому подобное. Чародейство, похоже, вообще не несло в себе никакой логики.

Стеррен соответственно не знал, на что способны его чародеи. У Аннары была с собой небольшая сумка ингредиентов, Эмнер же тащил с собой целый мешок, набитый пузырьками и коробочками. Однако они не сочли нужным сообщить, какие специфические заклинания им известны.

Волшебники пребывали где-то посередине. Они прибегали к ритуалам, песнопениям и впаданию в транс, но в то же время были способны и сымпровизировать при помощи волевых усилий. Волшебникам не требовалось никаких ингредиентов для свершения своих таинственных заклинаний, которые они могли свободно модифицировать, однако набор таких заклинаний был существенно ограничен. Волшебники также обладали специализацией, но почти каждый из них мог действовать практически во всех сферах этого искусства — хотя в своей области, естественно, превосходили остальных.

Волшебство считалось достаточно гибким искусством, но оно позволяло вершить потрясающие воображение действия. Ни один волшебник никогда не передвигал горы и не сравнивал с землей города, а чародеи, как утверждали, делали то и другое, если находили нужное заклинание. Ворлоки могли вызывать ураганы, рушить стены, убивать взглядом и даже заставить гореть саму землю. Волшебник тоже может мгновенно зажечь огонь, но только на горючем материале. Волшебник способен открыть запертую дверь, но не в силах разбить ее вдребезги. Волшебник может предсказать бурю, но не обладает способностью вызвать ее.

Стеррен не знал, какую пользу смогут принести в сражении его волшебники, но был уверен, что они в любом случае окажутся лучше обыкновенных воинов.

Колдуны с их таинственными талисманами очень походили на чародеев, хотя, может быть, и не были столь впечатляющими. Интересно, что имеет против них Фенвел?

Гербалисты могли исцелять раны и отравлять водные источники противника. Остальные магические специальности представлялись Стеррену чересчур узкими. Какую пользу мог принести, например, онейромансер, даже если ему и удастся истолковать сны противника?

Итак, в распоряжении военачальника были три волшебника, два чародея, безымянный ворлок и девяносто три воина.

Он наделся, что этого будет достаточно.

Ведь на кон поставлена его жизнь.

Часть вторая
Война

Глава 18

Стеррен, дрожа, стоял рядом с правой пристяжной лошадью и с отчаянием разглядывал костры военного лагеря. От дыхания кобылы поднимались клубы пара, запах ее пота резко бил в ноздри военачальника. Тяжелые капли дождя падали на старую повозку, купленную в Акалле, на укрытые капюшонами головы шести магов и на только что оставленное хозяином место кучера. Четверо верховых семманцев топтались неподалеку.

— Я думал, что они нападут весной, — повторил Стеррен.

— Мы все так считали, — ответила леди Калира. — Раньше они всегда ждали до весны.

Ее голос звучал тускло и безжизненно. Стеррен проклинал себя за то, что отказался купить ветер для парусов, чтобы ускорить путешествие.

— Похоже, один из их военачальников испытывает так же мало почтения к традициям, как и я, — отрешенно заметил он.

— Или, может быть, они прослышали о вашем отсутствии и решили, что это самый благоприятный момент для нападения, — предположил Алдер.

— Скорее всего они прослышали, что он отправился за этими проклятыми магами, и решили захватить замок, прежде чем мы вернемся, — пробормотал Догал.

Стеррен проигнорировал эту реплику. Главное сейчас — решить, что делать дальше.

Сидевший в нем эгоист предложил вернуться назад в Акаллу. Ведь это не его вина, что он отрезан от замка и его защитников. Кто посмеет сказать, что он не исполнил свой долг?

Военачальник бросил взгляд на леди Калиру. Эта посмеет, да и его совесть будет нечиста. Он уезжал, чтобы привезти магов. Теперь он здесь, здесь его маги, здесь война. Война началась немного раньше. Ну и что?

Сейчас нужно придумать, как лучше использовать магов, которых удалось нанять. Дело зашло слишком далеко, следует хотя бы попытаться, уговаривал себя Стеррен.

Если, несмотря на все его старания, замок падет, он сможет бежать с чистой совестью. Даже леди Калира не посмеет упрекнуть его.

Но что можно сделать с шестью жалкими магами?

— Что нам теперь делать? — спросила с повозки Аинара. Вопрос прозвучал эхом его собственных мыслей.

— Вы уверены, что замок осаждают? Может быть, это какое-то местное празднество? — предположил один из волшебников.

Стеррен не знал, кто именно высказал эту нелепую идею — Хамдер или Эдерд (он еще не различал их голоса), — и не стал отвечать. После некоторой паузы военачальник произнес короткую речь:

— Теперь все в ваших руках, друзья! Я пригласил вас для того, чтобы вы сражались в этой глупой войне! Ваша первая задача состоит в том, чтобы снять осаду с замка!

— В такой дождь?! — простонала Шенна из Чатны. Два других волшебника зашикали на нее.

— Не затыкайте мне рот! — завопила она. — Я замерзла и промокла! Мне не нравится это место, и я вообще жалею, что приехала сюда!

Хамдер и Эдерд посмотрели друг на друга с несчастным видом. Затем Эдерд, сидевший сбоку от Шенны, поднял обе руки в странном жесте, как бы обнимая воздух.

Шенна сразу замолкла, но на ее лице сохранилась гримаса неизбывного страдания.

Семманцы в недоумении следили за происходящим. Ни один из них так и не научился хотя бы нескольким этшарским фразам. Маги, в свою очередь, не тратили времени на изучение семмата. Все шестеро предпочитали полагаться на Стеррена, вместо того чтобы попытаться осилить незнакомое наречие. Только теперь он понял мудрость леди Калиры, запретившей использование этшарского во время его первого путешествия на юг. Чтобы быть понятым, Стеррену волей-неволей приходилось учить семмат. Маги же запомнили всего несколько слов — для них это была забава, а не вопрос жизни и смерти.

Вслед за вспышкой Шенны со стороны остальных магов никаких дельных предложений не последовало. Все ждали указаний от него.

Стеррен подавил вздох. Чем он заслужил такую горькую участь? Почему он, собственно, должен руководить? Стеррен некоторое время молча взирал на волшебников, потом сделал знак Хамдеру.

Молодой человек перевалился через край повозки, плюхнулся ногами в грязь и, повинуясь главнокомандующему, зашлепал в направлении заброшенной фермы. Они остановились под прикрытием карниза крыши.

— Волшебники способны читать мысли? — спросил Стеррен.

Несколько замешкавшись, Хамдер неохотно произнес:

— Иногда.

— Прекрасно. Сейчас в двух лигах от нас находится две сотни умов. Мне хотелось бы знать, о чем думают и что планируют некоторые из них. Во-первых, мне надо узнать, кто эти люди. Объединились ли Офкар с Ксиналлионом, или один из них подставил ножку другому? Если это тайное нападение, мы можем попытаться вступить в союз с облапошенным королевством.

Хамдер выглядел несчастным.

— Милорд Стеррен… — начал он.

— Да бросьте вы эти штучки с "милордом", особенно когда мы говорим по-этшарски! — прервал его Стеррен.

— Хорошо, ми… хорошо, сэр. Но вряд ли мне удастся что-то узнать. Я сомневаюсь, чтобы кто-то из этих людей думал на этшарском.

— Думает на этшарском? — уставился на него Стеррен.

— Да, сэр. Ведь люди стремятся думать словами или теми понятиями, которые воплощены в слова.

— Следовательно, вы не можете читать мысли людей, если не знаете их языка?

Хамдер кивнул, но сразу поправил себя, покачав головой:

— Есть исключения. Если находиться вблизи объекта и сосредоточиться, иногда можно уловить общий смысл. Именно поэтому мы, волшебники, очень быстро обучаемся языкам.

— Вы быстро обучаетесь языкам?

— Ну конечно же! Волшебники славятся этим даром!

— Я не слышал, чтобы вы говорили на семмате.

Хамдер открыл рот и произнес:

— Разве мы должны были его учить? Я считал торопиться некуда.

— Вы считали, что мне нравится служить переводчиком? — заметил Стеррен.

— О… — повторил явно смущенный Хамдер. — В таком случае прошу прощения, сэр.

— Чепуха, — отмахнулся Стеррен. — Вы можете рассказать мне что-нибудь о тех, кто сидит сейчас у костров?

— Не знаю, сэр. Боюсь, что с такого расстояния не смогу.

— Я разрешаю вам приблизиться.

Хамдер посмотрел в сторону костров, затем перевел взгляд на Стеррена:

— Нельзя ли отложить дело до утра? Боюсь, что по ночам они нервничают и пребывают настороже…

Стеррен вздохнул:

— На войне люди пребывают в этом состоянии постоянно. Впрочем, не переживайте по крайней мере пока.

Он повернулся, чтобы уйти, но тут же остановился:

— Остальные волшебники… Полагаю, они дадут мне такой же ответ?

— Думаю, что так, сэр, но у каждого из нас своя специализация.

Стеррен кивнул и отпустил Хамдера. Тот затопал по грязи обратно к повозке, а военачальник жестом пригласил Эмнера — своего второго чародея — приблизиться к фермерскому дому.

Эмнер соскользнул с повозки и подошел к Стеррену.

— Вы ведь чародей?

Эмнер выжидающе кивнул.

— Для чародейства возможно практически все, не правда ли?

— В благоприятных условиях при наличии необходимых ингредиентов и правильно выбранном заклинании, — рассудительно ответил Эмнер, — чародейство способно почти на все.

— Но вы лично, я полагаю, ограничены в своих возможностях.

— Да, — незамедлительно ответил Эмнер. — Ограничен и весьма.

Стеррен кивнул и, указав в сторону замка, произнес:

— Вражеская армия осаждает замок, который вы согласно нашему договору обязались защищать. Можете ли вы что-нибудь предпринять?

Эмнер глубоко задумался. Он посмотрел в сторону вражеского лагеря, затем, послюнявив палец, выяснил направление ветра и внимательно изучил восточную сторону горизонта.

— Не знаю, — наконец проговорил чародей. — Мне известны кое-какие заклинания, которые могут оказаться полезными на войне, но я понятия не имею, как ими воспользоваться в данной ситуации. Если бы ветер дул от нас, я бы левитировал в их направлении, прикрывшись снизу магическим щитом на случай, если меня заметят, и посмотрел бы, что там происходит. Однако ветер очень слаб, да и дует он с севера, а мне надо двигаться на восток. Заклинанием для направленного полета я не владею. Мне известно заклинание, способное ввести человека в состояние транса и сделать его более покладистым. Если мы захватим кого-нибудь, я сумею развязать самый упрямый язык, но я не могу придумать, как… хм… — Чародей замолчал.

Стеррен терпеливо ждал, и после долгой паузы Эмнер продолжил:

— Я знаю еще одно заклинание. Никогда не думал, что оно пригодится, но сейчас это может оказаться весьма кстати. Я могу на расстоянии заставить камень или дерево издавать свист. Таким образом я постараюсь выманить кого-нибудь из лагеря, ввести его в транс и хорошенько допросить.

— Вы уверены, что это у вас получится? — спросил Стеррен.

— С достаточной долей вероятности, — поколебавшись, ответил Эмнер.

— Способна ли на такое Аннара?

— Нет, — на сей раз Эмнер не испытывал ни малейших сомнений.

— Но почему? — Стеррена разбирало искреннее любопытство.

Эмнер поморгал и медленно ответил:

— Мне не пристало говорить об этом.

— Оставьте вы эти предрассудки! Выкладывайте все! — потребовал встревоженный Стеррен.

Эмнер помолчал, как бы обдумывая, что сказать, затем медленно произнес:

— Я полагаю, вам известно, что Аннара ночевала на "Площади Ста Футов" и не ела два-три дня до того, как вы нашли ее.

— Это было видно невооруженным взглядом, — признался Стеррен.

— Естественно, я поинтересовался, как она дошла до такой жизни, — продолжал Эмнер, — и Аннара была счастлива обсудить свое положение с коллегой. Она действительно чародейка и прошла требуемый период ученичества. Ее приняли в Гильдию, совершив необходимые таинства и обряды. Однако все, что она знает, — это несколько самых простых заклинаний. Ее учитель был весьма средним чародеем, а Аннара оказалась неспособной ученицей. Заклинания, которые она усвоила, — поймите, они вполне реальны и могут где-то найти применение! — совершенно не ценятся на рынке. На них нет спроса, и, откровенно говоря, я не знаю, какую пользу Аннара сможет принести в данной ситуации.

— Думаю, мне следует поговорить с самой Аннарой. Наверняка все не так трагично, как вы описываете.

Эмнер пожал плечами:

— Возможно. Чтобы улучшить наше положение, мы договорились обменяться заклинаниями. Но, если быть честным, я согласился на это скорее из жалости. Скажите, какую пользу может принести невидимость прозрачных объектов?

— Прозрачных объектов?

— Именно прозрачных. Воды, льда, стекла и так далее.

— Понимаю, что вы хотите сказать, — кивнул Стеррен. — Однако это интересная идея. Заклинание невидимости. А что, если мы сделаем оружие из стекла и наложим на него заклятие?

Эмнер усмехнулся:

— Не знаю, что из этого получится. Трудно парировать удар невидимого стеклянного меча, но разбить его — плевое дело.

— Я думаю о стеклянных стрелах. Вы не увидите направление их полета.

Эмнер кивнул, соглашаясь с главнокомандующим.

— Однако, — продолжил Стеррен после недолгого размышления, — в данный момент от этого заклинания нет никакого толка. Ближайший стеклодув живет в замке. Благодарю за помощь, чародей. Я буду признателен, если вы возвратитесь к повозке и пришлете сюда ворлока.

Через несколько секунд рядом со Стерреном возник ворлок. Он был облачен в тяжелый черный плащ, капюшон которого был низко опущен на лицо. Стеррену казалось, что он смотрит на пустой овал, в котором прячется черный призрак.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Стеррен.

— Отвратительно, — сквозь сжатые зубы процедил ворлок.

— О-о?

Ворлок начал жаловаться на головные боли и утомление через три дня после отплытия из Этшара. Сутки напролет он спал в своей подвесной койке и практически ничего не ел. После прибытия в Акаллу его препроводили в повозку еще полусонным, и по пути он дважды едва не вывалился из нее.

"По крайней мере у него нет никаких ночных кошмаров", — подумал Стеррен.

— Мой череп вот-вот разорвется.

— О-о… — издал сочувственный звук Стеррен и спросил:

— Вы знаете о сложившейся ситуации?

— Нет.

Стеррен сделал паузу, ожидая более развернутого ответа.

— А что, мне следует ее знать?

— Думаю, не помешало бы.

— Прекрасно. Так какова же ситуация?

— Вон там, примерно в двух лигах от нас, находится замок Семмы, который мы прибыли защищать. Вокруг него разбит лагерь с кострами, палатками, часовыми, осадными машинами и так далее. Судя по этому брошенному дому и по тому, что мы видели в пути, все крестьяне бежали из своих жилищ. Я предполагаю, что перед нами армии Офкара и Ксиналлиона, осаждающие замок. Правда, я не уверен. Я позвал вас сюда в надежде, что вы сможете помочь мне прояснить этот вопрос.

— Вы хотите узнать, действительно ли перед нами те армии, о которых вы говорите?

— Совершенно верно.

Ворлок иронически фыркнул и поинтересовался:

— Как, к дьяволу, я смогу узнать это?

— Вы ведь ворлок, если не ошибаюсь? — хладнокровно спросил Стеррен.

— Верно. Я ворлок, а не проклятый волшебник, способный читать мысли, и не чародей с его хрустальным магическим шаром, и не теург, которому боги шепчут на ухо, и даже не демонолог с джинном, готовым выполнять любые поручения. Я могу кое-что — по меньшей мере мог там, в Этшаре. Но выяснить, что происходит у замка, я способен не больше, чем вы.

— Разве вы не можете пролететь над лагерем и посмотреть, с кем мы имеем дело?

Ворлок долго молчал, единственными звуками, долетавшими до ушей Стеррена, были шум дождя да пофыркивание лошадей.

— Не знаю, — наконец произнес ворлок. — Я, конечно, умею летать, но здесь я так слаб…

Он отошел на два шага, воздел руки и, сбросив капюшон, обратил лицо к небу.

Его охватила дрожь от головы до забрызганных грязью сапог, плащ затрепетал, хотя ветер был так же слаб, как и за мгновение до этого.

Затем он покачнулся и шлепнулся прямо в лужу.

Стеррен поколебался немного, но руку протягивать не стал.

Ворлок самостоятельно поднялся на ноги, покосился на Стеррена и покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Здесь я летать не могу.

— Ладно, оставим это.

Стеррен повернулся лицом к повозке. Маги и семманцы в молчаливом недоумении наблюдали за ворлоком.

— Мы останемся здесь до утра! — объявил Стеррен сначала по-этшарски, а затем на семмате, указывая на брошенный дом.

— А что потом? — спросила леди Калира. Стеррен посмотрел на десятки костров, окружающих замок:

— Потом мы узнаем, кто эти люди.

— А если это враги? — продолжала задавать вопросы леди Калира.

— Если это враги, мы их атакуем! — заявил Стеррен.

Глава 19

Вопль Шенны прервал глубокий сон Стеррена. Он сел и недоуменно огляделся по сторонам.

— Стеррен! Шенна говорит, что кто-то рыскал около дома и видел нас! — послышался голос Хамдера.

Не до конца проснувшийся Стеррен все еще не мог соображать как следует.

— Кто это был?

— Не знаю! — ответила Шенна. — Я не видела.

— Тогда откуда тебе известно, что к дому кто-то подходил? — поинтересовалась Аннара.

— Я установила охранители, и он потревожил их!

— А ты своим визгом дала ему знать, что в доме кто-то есть? — заметил Эмнер.

Эдерд и Хамдер нахмурились, услышав эти слова, Шенна предпочла их проигнорировать. Стеррен ничего не сказал, но запомнил на будущее — волшебники и чародеи не очень-то любят друг друга.

— Если кто-то еще установил охранители или наложил охранные заклятия, прошу сказать об этом всем остальным.

— Я даже не знаю, что это за штука такая "охранители", — заявила Аннара.

— Нашла чем хвастаться! — взорвался Эдерд.

Стеррен поднял руку, призывая к тишине, когда леди Калира спросила:

— Что происходит?

— Волшебница… ее магия позволила что-то услышать.

Внимательно наблюдавший за магами Алдер беззвучно подскочил к ближайшему окну и осторожно выглянул в дождливую темноту.

Догал взял на себя противоположное окно.

Алдер перебежал к дверям.

С четвертой стороны находилась стена, отделяющая комнату от кухни. Ворлок, увидев действия семманцев, скользнул через занавешенную дверь, чтобы посмотреть из кухонного окна.

— Кто-то бежит по направлению к замку, — объявил Догал. — Похоже, солдат — на нем красный килт, а на поясе меч.

— Чья армия? — спросил Стеррен.

Удивленный вопросом, Догал ответил:

— Откуда я знаю.

Стеррен никак не мог вспомнить, как будет на семмате "опознать" или "идентифицировать", поэтому после минуты умственных спотыканий спросил:

— Какая униформа? — Будучи военачальником, он, естественно, сумел прекрасно запомнить это слово.

— Во всяком случае, униформа не семманская.

Алдер во время этого разговора подошел к окну и внимательно посмотрел вслед убегающей фигуре.

— Мне кажется — ксиналлионская, — сказал он.

Леди Калира кивнула, подтверждая слова солдата.

Стеррен вздохнул:

— В таком случае лучше будет, если мы уберемся отсюда.

Через пять минут вся группа, собрав пожитки, вышла на веранду, около которой ждали лошади.

Еще через пять минут семманцы были в седлах, а Стеррен и маги разместились в повозке. Все чувствовали себя несчастными, покинув убежище и оказавшись под мелким утренним дождиком.

— Куда направляемся? — поинтересовался Хамдер. "Да, — подумал Стеррен, — это действительно хороший вопрос". Пожав плечами, он показал на север и добавил:

— Туда.

Примерно через полчаса военачальник придержал упряжку и поднял руку, сигнализируя всадникам. Они приблизились и сгрудились вокруг повозки, остановившейся в центре бывшего пастбища, которое превратилось сейчас в море грязи.

Стеррен молчал, не зная, что сказать.

— Что же, — наконец проговорил он по-этшарски, — вот мы и в Семме. Перед нами армия Ксиналлиона, не исключено, что и Офкара тоже. Ваш долг изгнать их из Семмы. Действуйте.

Маги посмотрели друг на друга, затем перевели взгляд на Стеррена. Прошло довольно много времени, прежде чем Хамдер поинтересовался:

— Каким образом?

— Не знаю, — раздраженно произнес Стеррен. — Вы маги, и у вас должны быть свои соображения.

— Но вы — военачальник, — заметила Аннара, — вот и говорите, что надо делать.

Самые ужасные опасения Стеррена оправдались.

— Я понятия не имею, что надо делать, — произнес он. — Меня вынудили стать военачальником, и мои познания в военном деле на нуле.

— В таком случае, — сказал Хамдер, — мы попали в весьма неприятную ситуацию.

— Почему бы нам просто не отправиться домой? — спросила Шенна. — Мы ничего не сможем сделать! Вы только взгляните на них!

С пастбища осаждающей армии видно не было, однако никто не удосужился поправить Шенну. Стеррен еще на борту корабля сказал, что им будет противостоять войско из четырехсот пятидесяти человек.

— Ни один вражеский солдат врага не имеет никакого представления о магии, — предпринял новую попытку Стеррен. — Ни один! В этой части мира магия встречается так же часто, как рыбий мех!

— Среди нас нет Фендела Великого, — возразила Аннара.

— Тем не менее вы все — маги и согласились приехать сюда, чтобы вести войну. Так ведите же ее! Вот вы, Эмнер, вчера вечером говорили мне, что умеете левитировать, обладаете каким-то щитом и способны вводить людей в транс.

— "Первое Гипнотическое Заклинание Фелшена", — ответил Эмнер. — "Левитация Трасела" и "Элементарная Защита Фендела". Но как я один буду сражаться против целой армии? Этими заклинаниями не убьешь ни единого вражеского солдата. Попугать их можно, но…

— Никаких "но"! — остановил его Стеррен. — Вы забываете о том, как упадет воинский дух врагов, когда их атакует чародей! Никто здесь даже не помышлял использовать магию в военных целях. Вы повергнете их в ужас!

На лице Эмнера читалось большое сомнение.

Стеррен начал впадать в отчаяние.

— Слушайте! Я не жду, что вы за одну ночь уничтожите целую армию. Но вы согласились приехать сюда, чтобы воевать! Ради этого, мы кормим вас, оплатили дорогу, а некоторых даже приодели!

У Аннары была только потрепанная алая мантия, и леди Калира еще на корабле дала ей пристойное платье, а также нитки и иглу, чтобы чародейка залатала свою одежду.

— Наверняка все окажется не так сложно, как вам представляется. За стенами замка находится наша собственная армия, возглавляемая тремя прекрасными офицерами. Они воспользуются первой же возможностью выступить вместе с нами.

В последнем Стеррен совершенно не был уверен. Его прекрасные офицеры могли упустить любую возможность.

— Подумайте о сотнях несчастных, нашедших убежище в замке! Среди них десятки невинных женщин и детей! Мы — их последняя надежда!

Это была сущая правда. Он ясно видел принцессу Ширрин, стоящую у окна замка и ожидающую возвращения своего героя — военачальника. Правда, девочка скорее всего рассчитывает увидеть его гарцующим на белоснежном скакуне под развевающимися знаменами, а вовсе не с вожжами в руках на разбитой крестьянской повозке.

— Я могла бы сооружать ловушки, — нехотя призналась Аннара. — По крайней мере пока у меня есть ингредиенты. Кроме того, потребуются воск и пергамент.

— Отлично! — воскликнул Стеррен. — Вот это уже похоже на дело!

Он выжидательно посмотрел на остальных.

— Если один из волшебников или ворлок дадут мне первоначальный толчок, я поднимусь в воздух и посмотрю, что происходит в лагере или передам послание осажденным, — сказал Эмнер.

Волшебники вопросительно посмотрели друг на друга, но тут выступил ворлок:

— Это-то я еще способен сделать. Вы ведь невесомы, когда левитируете?

— При заклинании Трасела не полностью, — сказал Эмнер. — Левитацию, при которой вы невесомы, я так и не усвоил.

— Я все же попытаюсь, — бросил ворлок.

— Возможно, и мы сможем помочь, — вмешался Хамдер, — пока вы находитесь в пределах видимости.

— Почему бы нам не провести испытательный полет? — заметил Стеррен.

Это замечание вызвало всеобщее одобрение.

— Мы могли бы… я мог бы душить вражеских солдат на расстоянии, если бы удалось выманить их из лагеря, — сказал Эдерд.

— Можно сбрасывать им на голову камни, — добавил Хамдер.

Шенна с отвращением сморщила носик, но все же произнесла:

— Я могла бы отравить их воду. Не касаясь ее. — Она помолчала немного и добавила: — Правда, значительно легче было бы испортить пищевые запасы, если они не запечатаны и если точно знать, где они находятся.

Все взоры обратились на ворлока. Тот пожал плечами и сказал:

— Не знаю, на что я здесь способен, но сделаю все, что смогу. Удушение на расстоянии… вполне в моих силах. Но все же мне проще останавливать сердца.

После этого заявления на время воцарилось тревожное молчание.

Первым его нарушил Стеррен:

— Прекрасно! Теперь вы видите? Все не так страшно! Мы способны на многое, а они не только не смогут противостоять нам, но даже и не поймут, что происходит!

Возражений не последовало. Но энтузиазма никто не проявил.

Стеррен решил удовлетвориться достигнутым. Достаточно уже того, что он сломил их сопротивление. Можно начинать.

— Что происходит? — спросила на семмате леди Калира.

Стеррен вздохнул и принялся рассказывать.

Глава 20

Двумя днями позже в амбаре, стоящем примерно в полуторах милях к северо-западу от замка Семмы, Стеррен, семманцы, чародеи и ворлок следили за каждым движением двух волшебников, впавших в транс. Семманцы и маги с нетерпением ждали, что вот-вот что-то произойдет. Стеррен сидел спокойно, так как был уверен, что не узнает ничего конкретного, пока ему не скажут.

Волшебники вдруг встрепенулись. В этом не было ничего нового. Находясь в трансе восприятия, они частенько реагировали на невидимые для остальных явления.

Но даже после этого предупреждения донесшийся до амбара звук взрыва явился для военачальника полным сюрпризом. Стеррен был уверен, что ничего не услышит.

Честно говоря, он не надеялся, что заклинание сработает. Аннара была настроена весьма пессимистично, и Стеррен полностью разуверился в возможностях чародейки.

— Боги, — прошептала Аннара. — Я делала его как можно больше, но он вышел поистине огромным.

Стеррен был вынужден согласиться. Если верить тому, что волшебники прочитали в умах проходящих неподалеку солдат, военачальник и его отряд находились почти в миле от палатки командующего армией Офкара. Именно туда был направлен фальшивый пакет. Взрыв, который можно было услышать за милю, был явно сильнее, чем ожидалось.

Эдерд неожиданно вышел из транса и без всякой преамбулы начал:

— Мы только что убили генеральского секретаря — я хочу сказать секретаря их военачальника. Сам военачальник невредим.

— Убили? — пискнула Аннара.

Эдерд утвердительно кивнул:

— Я уверен, что он мертв. Больше никого не зацепило. Искры так и сыпались, но палатка не занялась.

Стеррен с уважением посмотрел на Аннару:

— Отлично сработано.

— Но "Взрывчатая Печать" не должна убивать! — запротестовала она. — В худшем случае печать… отрывает руки. Обычно же она всего-навсего вызывает небольшие ожоги.

— Может быть, вы сделали что-то не так? — предположил Стеррен.

— Не думаю, — ответил Эдерд. — Секретарь поднес пергамент к лицу, изучая печать. Похоже, он что-то заподозрил.

— О… — Динара выглядела так, словно ее сейчас стошнит.

— Что происходит? — спросил Алдер.

— Мы только что убили… помощника военачальника Офкара.

— Неплохо для начала, — заметил, широко улыбаясь, солдат.

— Слава богам! От этой магии все-таки есть какая-никакая польза, — неохотно процедил Догал.

Стеррен кивнул. Как жаль, что этот трюк с печатью не удастся повторить. Враг предупрежден.

Может быть, удастся найти другие способы использовать "Взрывчатую Печать"? Может быть, пристроить ее на полог палатки или к седлам лошадей?

И сможет ли враг полностью игнорировать опечатанные послания?

Это они не проигнорировали. Волшебство Хамдера позволило ему пробраться в лагерь врага. Несмотря на отсутствие военной формы и знания офкарского языка, часовые поверили, что он курьер из Офкара. Их не насторожило даже то, что курьер явился пешком и с противоположного направления. Хотя Хамдер знал всего несколько слов, прочитанных в головах часовых, он ухитрился убедить вражеских солдат, что пергамент в его руках не что иное, как срочное послание короля Офкара, и его немедленно следует передать военачальнику.

Трюк удался блестяще, а Стеррен позаботился о том, чтобы Хамдер узнал, насколько все потрясены его успехом.

Оставалось надеяться, что у Эмнера дело пройдет столь же успешно.

Едва он успел подумать об этом, как Шенна вышла из транса и объявила:

— Хамдер возвращает чародея, но я не знаю почему.

— Спасибо. Я пойду спрошу, — ответил Стеррен.

Поднявшись с пола, он отряхнул одежду и взобрался по лестнице, ведущей на сеновал.

Хамдер сидел, скрестив ноги неподалеку от входа. Его взгляд был устремлен в сторону замка. Стеррен заглянул через плечо волшебника и увидел вдали темное пятнышко, которое становилось все больше и больше.

— Что происходит? — спросил Стеррен.

Волшебник не ответил. Стеррен посмотрел на Хамдера в тот самый момент, когда из груди молодого человека с шумом вырвался задержанный воздух, а сам он рухнул на бок в сено.

— Больше не могу… — выдавил Хамдер задыхающимся шепотом.

Только сейчас Стеррен понял, что волшебник израсходовал все свои силы. Он наклонился вперед и посмотрел на отдаленную фигуру Эмнера, беспомощно плавающую над вражеским лагерем:

— Ворлок сможет его вернуть?

У Хамдера не было сил ответить, и он ограничился слабым кивком.

Стеррен повернулся и, скатившись по лестнице, направился в самый темный угол, где последний раз видел ворлока.

Укутанный в черную мантию этшарит, сгорбившись, сидел на полу и что-то бормотал себе под нос. На военачальника ворлок даже не поднял глаз.

— У нас проблемы, — сказал Стеррен. — Эмнер завис над лагерем, а у Хамдера совсем не осталось сил.

Ворлок зажмурился и покрутил головой. Это означало, что на него обрушился очередной приступ головной боли.

— Обратитесь к другим волшебникам, — ответил он. — Я провел эксперимент и выяснил, что не способен перемещать такие тяжелые предметы, как человек, даже если он левитирует.

— Они заняты. А вы уверены, что не сможете?

Ворлок посмотрел на Стеррена исподлобья, поднялся на ноги и спросил:

— У вас есть какая-нибудь бечевка?

— Вряд ли, — ответил Стеррен. — А зачем она вам?

— Я поднял бы один конец к Эмнеру, и он самостоятельно подтянулся бы к амбару. Я знаю, на что способен, и уверен, что не смогу подвинуть чародея. Вам все-таки придется обратиться к одному из волшебников.

Стеррен вздохнул и отправился к волшебникам.

Однако замечание о бечевке он запомнил. Этот трюк может еще пригодиться.

Военачальник вздохнул еще раз, припомнив, какие большие надежды он возлагал на этого человека. Сейчас на ворлока было жалко смотреть. Он мог поднять в воздух всего несколько фунтов, был способен зажигать огонь и вскрывать замки. И все. Кроме того, его почти постоянно мучили головные боли.

Болезнь ворлока беспокоила Стеррена. Ему не приходилось слыхивать о ворлоках, страдающих головной болью. Обычно само слово "ворлок" являлось аналогом понятий "здоровье" и "энергичность". Ворлоки были способны излечивать себя Силой Источника, по крайней мере до тех пор, пока у них не начинались кошмары. Но даже и после этого они оставались физически здоровыми, если не считать утомления из-за постоянного недосыпания. У его ворлока кошмары прекратились, однако головные боли могут оказаться похлеще. С тех пор как они начались, в волосах страдальца прибавилось седины.

Шенна вернулась в состояние транса, но Эдерд отдыхал, откинувшись на кучу соломы.

— Эдерд, — обратился Стеррен к волшебнику, — вы должны взять на себя Эмнера. Хамдер обессилел.

— Но с ним все в порядке?

Стеррен не понял, кого он имеет в виду — Эмнера или Хамдера. Однако это было не важно.

— Полагаю, да, — ответил он.

Эдерд уже карабкался по лестнице.

Стеррен оглядел внутреннее помещение амбара.

Алдер и Догал пристроились у стены и негромко болтали на семмате. Неподалеку от них беседовали леди Калира и Алар. Шенна, скрестив ноги, восседала в самом центре, а ворлок скрючился в своем углу, опершись спиной о стену. Напротив Аннара производила какие-то манипуляции со своим ритуальным кинжалом и ведром. Эдерд и Хамдер были наверху на сеновале, пытаясь вернуть Эмнера из его разведывательного поиска.

Очень скверно, что Эмнер не знает семмата, и его нельзя использовать для связи с осажденными. Никто, кроме чародея, не мог левитировать на такое расстояние. Ворлок оказался не способен приподнять себя более чем на дюйм.

Стеррена вдруг осенило. Можно наладить с замком обмен письменными посланиями! Его семмата для этого недостаточно, но леди Калира прекрасно владеет как разговорным, так и письменным языком.

Это надо запомнить и подумать о содержании послания. Кстати, Хамдер едва не убил себя, возвращая Эмнера из разведки; доставка чародея в замок и возвращение его оттуда могут оказаться чрезвычайно сложным делом.

Вся затея ведения войны с помощью магов оказалась более трудоемкой, чем можно было предположить. Приглашенные им специалисты совершенно не способны к самостоятельным действиям, и каждый очередной шаг им надо подсказывать. Поначалу Стеррен надеялся, что, пустив в дело магов, он сам спокойно усядется в стороне. Вместо этого военачальник по уши погрузился в дела, обдумывая и планируя операции.

Иногда он и сам удивлялся — почему, собственно, он так волнуется? Что мешает ему теперь упаковать пожитки и отправиться в Этшар.

Конечно, леди Калира и трое солдат будут против. Но Стеррен не сомневался, что если бы он очень захотел, то смог бы ускользнуть, забрав лошадь — или лошадей. Во-первых, чтобы предотвратить преследование, и, во-вторых, чтобы, продав их в Акалле, оплатить обратный путь.

Чем дольше он здесь остается, тем больше у него шансов быть убитым или плененным захватчиками. В конце концов Семме от него никакой пользы. За два дня убит один вражеский солдат!

В замке, правда, оставались люди, судьба которых ему небезразлична. Но чем он мог им помочь?

Взвесив все "за" и "против", Стеррен решил, что попробует убежать через денек-другой.

Глава 21

К двадцать первому числу месяца Середины зимы 5220 года он все еще не убежал. За два шестиночья Стеррен и его маленький отряд привыкли к рутине военных будней. Военачальник и маги ежедневно беспокоили противника, используя всевозможные трюки и приспособления, а семманцы рыскали по округе в поисках очередного убежища. Стеррен полагал, что проводить две ночи кряду в одном месте небезопасно, кроме того, это позволяло семманцам ощущать свою полезность.

Время от времени отряд натыкался на крестьян, которые нашли убежище у родственников и друзей. Теперь они иногда появлялись вблизи своего жилья, чтобы проверить обстановку, и тут же убегали, убедившись, что вражеские армии по-прежнему стоят у замка. Ни один из них не вызвался помочь Стеррену и его команде.

Из этих случайных встреч Стеррен понял, что для большинства крестьян, ютившихся в поселении и на близлежащих фермах, эта война была делом аристократов. Они отказывались принимать в ней участие.

Леди Калира заклеймила их как непатриотичных трусов. Но Стеррен и трое солдат оказались более снисходительными. Какую помощь могла оказать им горстка невооруженных крестьян?

Все военные действия по-прежнему вели маги.

Аннара превратилась в настоящего специалиста по производству "Взрывчатых Печатей" и успешно минировала книги, пологи палаток, а в одном случае даже пару сапог.

Она накладывала печать не на сам полог палатки, а на его кожаные завязки. Волшебники обнаружили, что в этом случае открыть или закрыть палатку, не нарушив печати, практически невозможно.

Заминировать седла ей неудалось, так как лошади отказывались стоять спокойно.

Это заклинание обладало четырьмя существенными недостатками.

Во-первых, для его свершения требовалось полчаса и, как утверждала Динара, любое вмешательство в процесс могло иметь ужасающие последствия. Девушка должна была вершить заклинание в полном одиночестве, и это означало, что в случае возникновения непредвиденных обстоятельств ее нельзя было срочно вывезти. Пока такой необходимости не возникало, но Стеррен каждый раз беспокоился.

Во-вторых, объект, на который накладывалась печать, должен был находиться непосредственно перед чародейкой. То есть первоначально его следовало похитить у врага и позже вернуть на место. Эмнер и волшебники проделывали это, используя левитационные возможности Эмнера или способности волшебников влиять на восприятие. Однако операция оставалась весьма рискованной, особенно когда приходилось возвращать завязки на палатку.

В-третьих, на каждую печать уходила капля драконьей крови, а у Аннары имелся всего лишь крошечный флакончик этого вещества. Эмнер помочь не мог. Когда его спросили, он ответил:

— В жизни не использовал эту штуку. Для моих заклинаний кровь дракона не нужна, и вдобавок она страшно дорогая.

Стеррен знал, сколько стоит этот ингредиент, и удивился, почему Аннара давным-давно не продала его. Но девушка объяснила:

— Пока у меня есть ингредиенты, я — чародейка и могу вершить заклинания. Без них я превращаюсь в еще одного шарлатана. Кроме того, если бы вы объявились немного позже, я бы продала кровь. Просто к моменту вашего появления я еще не окончательно дошла до ручки.

В-четвертых, печать была видимой. Она получалась либо красной, либо черной. Аннара не понимала, почему менялся цвет. Никакой закономерности в этом, по-видимому, не было.

Сама печать изготавливалась из воска, на который Аннара налагала заклятие Уменьшенной видимости. Но даже когда сам воск становился почти прозрачным, капля крови оставалась заметной. Она образовывала причудливый рунический знак, который невозможно было устранить.

Правда, это не помогло владельцу сапог, который принялся натягивать их в темноте и в результате лишился правой руки и правой ноги.

Не помогло это и лейтенанту, открывшему томик стихов со странной виньеткой на переплете. Бедняга утратил глаз, три пальца и, само собой разумеется, книгу. Первая печать, взорвавшаяся в палатке, обожгла одному солдату руку от кончиков пальцев до плеча.

Хозяин второй заминированной палатки оказался более осторожным и побоялся дотрагиваться до странной руны. Он выполз из палатки на брюхе, перенес ее подальше от людей и ткнул в зачарованную печать длинной палкой.

В результате взрыва палатка превратилась в пепел, но никто не пострадал.

После этого случая способ применения "Взрывчатой Печати" пришлось несколько изменить. Вместо того чтобы поражать живую силу, Аннара начала помещать печать там, где она могла произвести максимум шума и привлечь внимание.

В то время как все три волшебника, стоя на страже, убеждали редких ночных прохожих, что Аннары здесь нет, или, напротив, что она имеет полное право находиться в лагере, девушка приладила печать к ступице колеса цистерны с водой. Взрыв оторвал колесо и привел в ужас лошадей, которые помчались по стану врага, круша все на своем пути.

На следующий день таинственная руна была обнаружена на финансовых документах ксиналлионской армии, в результате чего пришлось отправлять посыльных в столицу за другой копией, — неизбежный взрыв испепелил бы бумаги.

Были минированы еще две палатки. Врагам ничего не оставалось, как снять их и уничтожить.

В целом Аннара вполне отрабатывала свой хлеб, так же как и помогающие ей волшебники.

Эмнер, регулярно левитируя, доставлял прекрасные разведывательные данные. Он определил месторасположение штабных палаток и произвел подсчет наличной живой силы противника. Оказалось, что армия вторжения насчитывает примерно три сотни человек, а не четыреста пятьдесят, как предполагалось ранее. Чародей ввел в транс часовых, когда волшебникам потребовалась помощь, и отравил существование всему лагерю, заставив таракана несколько часов подряд громко и фальшиво распевать старую матросскую песню "Пряности в трюме". Песнопение закончилось только после того, как кто-то из солдат скорее по чистому везению, чем специально, наступил на несчастное насекомое.

Гибель таракана, как пояснил Эмнер, не влияет на действие "Песенного Заклинания Галгера". Просто малейшее прикосновение к объекту означает приказ остановиться. Если кто-нибудь вновь наступит на дохлого таракана, он возобновит концерт.

К сожалению, на покойника так никто и не наступил.

Помогая чародеям, волшебники время от времени проделывали самостоятельные трюки. Шенна испортила большой груз мяса и фургон овощей. В итоге осаждающие несколько дней питались хуже, чем осажденные. У часовых появилась дурная привычка исчезать и объявляться мертвыми в совсем других местах. В результате лагерь не охранялся три ночи.

Но воду удалось испортить только в одной цистерне. Шенна сказала, что сделать это оказалось значительно труднее, чем она рассчитывала. Вода приобрела гнусный запах и отвратительный вкус. Пытавшиеся утолить жажду немедленно выплевывали отраву.

Ворлок действовал в одиночку. Он предпочитал таиться в засаде, выбирая случайные жертвы среди вражеских солдат. В отличие от волшебников ему не обязательно было находиться с врагами один на один. Кроме того, если объекты нападения волшебников были заколоты или задушены, жертвы ворлока без всякого предупреждения падали замертво, находясь в окружении товарищей. Причем на трупах не обнаруживали никаких следов.

В стане врага начиналась паника. Волшебникам удалось уловить обрывки разговоров о проклятиях и демонах.

К сожалению, офицеры не позволили ситуации выйти из-под контроля. Они начали пропагандистскую кампанию, утверждая, что вмешательство демонов указывает на то, что король Семмы есть воплощение Зла, что он вступил в союз с силами тьмы, и это чудовище следует остановить, пока оно не стало более могущественным.

Успех этой пропаганды вызывал сомнения, однако армия вторжения все еще держалась. Стеррен не получал никаких сведений о массовом дезертирстве или мятежах.

Утешением служило то, что враг все же нес потери. По оценке Стеррена, в результате усилий магов сорок один солдат был убит и семь ранено. Со своей стороны он не потерял ни одного человека! Иногда часовые замечали его воинов, но тем пока удавалось скрыться.

Была налажена постоянная связь с замком Семмы. Хотя ворлок не мог переместить человека на такое большое расстояние, с листками пергамента он справлялся отлично. Послания проплывали над редутами врага и благополучно приземлялись во внутреннем дворе замка.

В ответ осажденные поднимали на западной стене замка зеленое знамя и прикрепляли к нему свое письмо. Ворлоку удавалось доставлять его Стеррену практически без проблем.

Таким образом, военачальник узнал, что жизнь защитников Семмы была очень далека от комфорта. Замок, и без того плотно заселенный, оказался совершенно забит людьми, так как за его стенами нашли убежище сотни крестьян. Пищевые припасы стремительно уменьшались.

Осаждающие при помощи метательных машин частенько забрасывали через стены связки горящего хвороста и тяжелые камни, которые пробивали не только окна, но и крыши. В одну из ночей, когда часовой задремал на посту, дотла сгорели конюшни в западной части двора. Всего было разбито двенадцать окон, а крыша оказалась продырявленной в трех местах. Пять человек было убито на месте и несколько ранено. В замке было много больных. Изолировать их не представлялось возможным, и разнообразные хвори выходили из-под контроля. Основное беспокойство доставляли вши.

Подчиненные Стеррену офицеры оказались не способны организовать приличную оборону, а идея о вылазке была отвергнута после того, как достойные воины не смогли решить, кто должен ее возглавить.

Последнее почему-то совершенно не удивило Стеррена.

И наконец, враг пытался произвести подкоп, а защитники понятия не имели, что можно предпринять. Горстка поспешно обученных лучников постоянно дежурила на стенах, но захватчики, разжившись в поселении досками, сколотили широкие деревянные галереи и передвигались по ним, не подставляя себя под стрелы.

Учитывая все это, в двадцать первый день месяца Середины зимы Стеррен решил — настало время заняться осадными машинами врага. Саперы, конечно, более серьезная угроза, но напасть на машины значительно легче, а кроме того, они особенно докучают осажденным, снижая их боевой дух.

На этот раз отряд укрылся в полусожженном фермерском доме к северо-востоку от замка. Рассадив вокруг себя свое войско, Стеррен сказал:

— Эмнер, расскажите мне об осадных машинах.

— Что можно о них сказать? — пожал плечами Эмнер. — Машины как машины.

Стеррен рассвирепел:

— Сколько их? Какого они типа? Где расположены?

Эмнер смущенно кашлянул:

— Хорошо. Всего их примерно полдюжины. Главным образом, катапульты и один подвесной таран. Таран находится в поселении, остальные машины равномерно размещены вокруг замка.

— Что представляет собой катапульта? — поинтересовалась Аннара.

Стеррен был очень доволен, что ему самому не придется задавать этот вопрос, демонстрируя полное отсутствие знаний в военной области.

— Она похожа на большой рычаг, укрепленный на раме. К одному концу рычага крепится груз — обычно ящик с камнями, к другому — площадка для метательного снаряда. К площадке привязан канат, за который ее притягивают к земле. Вы грузите на площадку, например, камень, отпускаете канат и… бах! Площадка взлетает вверх, вышвыривая заряд. Катапульта может перебросить через стены замка фунтов триста с расстояния, недосягаемого для лучников. Если вес заряда увеличить, рама может не выдержать.

Стеррен кивнул. Каковы бы ни были недостатки Эмнера, рассказывал он превосходно. Стеррен получил полную картину действия катапульты. Правда, это не означало, что он понял, как будет разделываться с этим оружием:

— Можно ли их сжечь?

Волшебники переглянулись, а Аннара и Эмнер, недоуменно поморгав, пожали плечами.

— Из какого дерева они сделаны? — поинтересовался Хамдер.

— Хм… Скорее всего из дуба. Что-то очень твердое и крепкое, — ответил Эмнер.

— Прошу прощения, но этого мне не запалить, — заметила Шенна.

— Я тоже не смогу, — сказал Эдерд.

Хамдер молча покачал головой.

Стеррен вопросительно взглянул на Аннару.

— Вряд ли мне это удастся, — ответила та. — Драконьей крови осталось совсем немного — на одну маленькую печать.

Это была неприятная новость. Стеррен повернулся к четырем притулившимся у стены семманцам. На их лицах была написана скука.

— Кто-нибудь в замке, — начал он на семмате, — имеет животное, которое… которое дышит огнем?..

Подыскивая слова, он заметил, что волшебники и Эмнер о чем-то перешептываются.

— Дракона? — спросила леди Калира. — В горах к северу от Лумета Башен водятся драконы. Но они никогда не спускаются так далеко на юг.

— Нужен не целый дракон и эта… как ее? Такая красная. Она внутри.

— Кровь? — спросил Алдер.

— Да, да! Кровь дракона.

Семманцы недоуменно переглянулись, затем посмотрели на Стеррена.

— Извините, чего нет, того нет, — ответил за всех Алдер.

Стеррен вздохнул и вновь перешел на этшарский:

— Так что там с этими катапультами?

— Из описания Эмнера ясно, что они очень тяжелые, и мы не сможем их подвинуть, — сказал Хамдер. — Особенно, если это действительно дуб.

— Нельзя ли их как-нибудь разрушить?

Хамдер и Шенна переглянулись, но Эдерд ответил сразу:

— Нет, если они такие прочные, как говорит Эмнер.

Эмнер пожал плечами и извиняющимся тоном произнес:

— Они должны быть прочными, чтобы бросать такие большие камни.

— Ладно. Волшебники ничего не смогут сделать. А как вы, Эмнер?

— Я только могу заставить их свистеть или петь. Прошу прощения.

Он беспомощно развел руками.

Стеррен повернулся к Аннаре, но прежде чем он успел открыть рот, чародейка сказала:

— Без крови дракона — нет.

Остался один ворлок.

— Не знаю, — сказал он. — В моем теперешнем состоянии я не смогу поджечь или сломать раму, но, может быть, мне удастся надорвать канаты или причинить другой ущерб. Например, сделать в дереве трещину.

— Трещину? — задумчиво протянул Эмнер. — Если вам удастся надломить главный рычаг в момент подготовки к броску, вся машина рассыплется от напряжения.

— Это было бы превосходно, — бросил Стеррен.

Ворлок пожал плечами:

— Я могу попытаться.

— Прекрасно, — ответил Стеррен. — Вы обязательно попытаетесь!

Глава 22

— Этого достаточно? — спросил Стеррен.

Ворлок подполз поближе:

— Вполне. Я прекрасно ее вижу.

— Ну и ладно, — удовлетворенно кивнул Стеррен. Ближе нам все равно ничего не найти.

Ворлок покосился на него:

— Зачем вы пошли со мной? Это же опасно?

Стеррен и сам не знал. Пожав плечами, он ответил:

— Мне надоело выслушивать донесения, и я решил сам поучаствовать в деле.

Больше он не желал распространяться на эту тему. Ситуация была действительно опасной. Они примостились на крыше дома в каких-то ста ярдах от вражеского лагеря. Военачальник предпочел сменить тему.

— Как сегодня ваша голова?

— Лучше. — Ворлок помолчал и неуверенно произнес:

— Может быть, я просто привык к боли.

Стеррен отметил, что его таинственный, облаченный в черное спутник сегодня необычно разговорчив, и решил воспользоваться этим, чтобы получить ответы на некоторые давно волнующие его вопросы.

— Знаете, — начал он, — я никогда не слышал, чтобы ворлоки страдали от головных болей.

— Я тоже, — усмехнулся ворлок.

— Видимо, это каким-то образом связано с вашей магической силой? — спросил Стеррен.

— Полагаю, что да. — После недолгого колебания маг в свою очередь задал вопрос: — А вы сами — ворлок? В Этшаре мне казалось, я улавливаю это, но здесь на далеком юге я утратил способность к тонкому восприятию.

— Не совсем, — признался Стеррен. — Я не выдержал ученичества.

— О, тогда все понятно! Прошло много времени, прежде чем я решил, что вы один из нас — ваше поведение было нетипично для ворлока, но вы много знали о ворлокстве. Кроме того, в вас ощущалось присутствие Силы. Я решил, что вы по каким-то причинам скрываете это.

— Нет, — ответил Стеррен, — возможно, во мне и есть следы Силы, но я — не ворлок. В Этшаре я выигрывал в кости чаще, чем положено, но это все.

Ворлок посмотрел ему в глаза:

— Значит, вам незнакомо это чувство?

— Какое?

— Очень трудно объяснить. Кажется, что-то — именно что-то, а не кто-то — шепчет прямо в вашем мозгу. Понять шепот невозможно, мы даже не уверены, что он состоит из слов. Вы впитываете звук шепота и перевоплощаете его в Силу, способную влиять на внешний мир. Вы понимаете меня?

Стеррену показалось, что он понял.

— Постепенно этот шепот начинает звучать в вас постоянно, независимо от того, прислушиваетесь вы или нет, используете Силу или нет, спите или бодрствуете. Он создает постоянный шумовой фон, который усиливается по мере того, как вы черпаете из него Силу. Вы догадываетесь, что вам хотят что-то сообщить, но вы не понимаете — что. — После паузы он добавил: — Вы, конечно, знаете о кошмарах.

Это не было вопросом, но Стеррен утвердительно кивнул.

— Кошмары появляются после того, как шепот начинает обретать смысл. Вы еще не слышите отдельных слов, еще не понимаете, что вам пытаются сказать, что нашептывают, но вы уже кое-что улавливаете, перед вами проносятся обрывки каких-то образов. Отключиться невозможно, шепот звучит все громче, а непонятные картины постепенно вторгаются в ваш мозг.

Он содрогнулся.

— А когда вы перебираетесь на юг? — подсказал Стеррен.

— Когда я приехал на юг, шепот прекратился, — сказал ворлок. — Кошмары тоже. Но когда мы двинулись в глубину континента, я начал слышать гул.

Стеррен удивленно посмотрел на ворлока и переспросил:

— Гул?

— Гул, гудение, жужжание, что-то в этом роде. Немного похоже на шепот, но в нем отсутствует даже подобие смысла. Это — как бездумное жужжание шмеля или гудение каменных жерновов. И… вам приходилось жить, постоянно слушая громкий неприятный звук? Он вызывает головную боль. — Ворлок вздохнул: — Но через некоторое время к нему привыкаешь и даже перестаешь замечать. Я думаю, что в итоге так произойдет и со мной. Сейчас этот гул еще слышен, но головная боль уже исчезла.

Стеррен сочувственно покачал головой.

Ему показалось, что он понял как аналогию, приведенную ворлоком, так и чувства, которые тот испытывал. "Интересно, — подумал юноша, — что может служить источником этого таинственного гула".

Ведь долгое время никто не подозревал о существовании Источника Алдагмора. А что, если возле Семмы тоже существует источник, но этот источник не создал магов, как сделал в 5202 году Алдагмор. Что, если ворлок способен воспринимать и его?

— Если это, как вы говорите, похоже на Источник, — спокойно произнес Стеррен, — то почему бы вам не попытаться почерпнуть из него Силу?

Ворлок изумленно посмотрел на военачальника и пробормотал:

— Мне это как-то не приходило в голову. Не подумал… Этот Источник не предлагает Силу так, как Алдагмор. Но он… я, право, не знаю…

Ворлок проглотил конец фразы и замолчал. Стеррен решил больше не давить. Он выглянул за гребень крыши и произнес:

— Кажется, они заряжают. Похоже, на сей раз это смола. Большой комок. Думаю, перед выстрелом они его зажгут.

— Похоже на то, — ответил ворлок.

— Не могли бы вы надломить рычаг?

Ворлок не ответил.

Стеррен посмотрел на мага и увидел, что тот стиснул зубы и прищурил глаза. Юноша перевел взгляд на катапульту. Неужели ее метательный рычаг прогнулся чуть больше, чем следует? Неожиданно прогремел взрыв. Огромный огненный шар взметнулся в небо.

Когда рассеялся дым и улеглась пыль, глазам Стеррена открылось странное зрелище. Катапульта исчезла. Только что она была здесь, со слегка изогнутым рычагом и куском смолы на метательной площадке, а в следующее мгновение исчезла. Разлетелась вдребезги. В воздухе еще плавали отдельные горящие обломки. Огромная деревянная, груженная камнями бадья рухнула на землю и рассыпалась, ком смолы полыхнул и покатился на обслугу, которая только что загрузила его для метания. Земля вздрогнула, и юноша услышал громовой раскат.

Дом закачался.

Стеррен почувствовал запах гари и начал быстро скользить вниз по скату.

На самом краю крыши он задержался и посмотрел вверх.

— Боги, — закричал юноша. — Что случилось?!

Ворлок не сдвинулся с места. Он оглянулся и посмотрел на военачальника.

— А вы не догадываетесь? Ведь это была ваша идея.

Стеррен непонимающе покачал головой.

— Я подключился к новому Источнику и черпаю из него энергию. Я теперь могуществен, как никогда!

С этими словами ворлок взмыл в небо. Черная мантия развевалась у него за спиной словно гигантские крылья.

— Стеррен! — закричал он. — Никаких голосов нет! Это — Сила! Сила в ее чистом виде!

Он расхохотался, и над Семмой прокатились раскаты грома.

Ворлок взглянул вверх и туда, где только что стояла катапульта, ударила странная красно-оранжевая молния.

Молния ворлока. Стеррен слыхал о таких, но сам никогда не видел.

Еще одна точно такая же молния ударила левее, разрушив следующую катапульту, затем последовала третья, четвертая и пятая. Вражеский арсенал дальнобойных орудий был полностью уничтожен.

Поднялся сильный ветер, и Стеррен решил, что крыша не самое лучшее место для укрытия. Он заскользил вниз, пока его ноги не коснулись лестницы, и кубарем скатился по ступеням.

Вновь загремел гром, напоминающий громкий, раскатистый хохот.

В нем слышался голос ворлока.

Стеррен выбежал из-за угла дома как раз вовремя, чтобы увидеть, как ураган поднимает вражеских солдат в воздух и распластывает их по земле.

Когда ветер стих и отважные ксиналлионцы (Стеррен наконец научился различать их форму) начали подниматься на ноги, раздался громовой голос. На этот раз слова доносились вполне отчетливо:

— Расходитесь по домам! Эта земля находится под покровительством Вонда Ворлока! Остаться здесь — означает смерть!

И над равниной покатился нечеловеческий хохот. Стеррен видел, как враги вначале растерянно топтались на месте. Затем какой-то конный офицер развернулся и помчался в сторону Ксиналлиона.

Паника среди осаждающих распространялась как лесной пожар. Вскоре она охватила всю армию, которая обратилась в беспорядочное бегство.

Дух войска падал уже много дней. Таинственные смерти, разбросанные там и сям взрывающиеся ловушки, плавающие по небу странные, неуязвимые для стрел фигуры. Сверхъестественный ураган и голос, напоминающий голос разъяренных богов, выдержать было уже невозможно. По-одиночке и группами солдаты бросились бежать к своим домам.

Стеррен со счастливой улыбкой наблюдал, как ураган, завернув за угол, разгоняет армию осаждающих у противоположной стороны замка Семмы.

Итак, он выиграл войну. Военачальник и шесть магов сумели одолеть целую армию. Казнь не грозила ему ни с какой стороны. Более того, теперь он станет героем для всех семманцев.

Стеррен взглянул на парящего в воздухе ворлока. Огромные черные крылья мантии делали его похожим на ястреба. Военачальник победно помахал ему рукой.

Вонд, как назвал себя ворлок, ответил приветственным жестом. Над ним погромыхивал гром и начали собираться черные, готовые взорваться огнем тучи.

Стеррен перевел взгляд на замок. Его обитателей ожидало празднество. Они были спасены.

По крайней мере, поправил себя Стеррен, они спасены от Офкара и Ксиналлиона. Но им, видимо, придется иметь дело с Вондом, который захочет остаться здесь навсегда, чтобы избавиться от шепота Алдагмора. Такой могущественный ворлок, как Вонд, способен существенно изменить установленный здесь порядок вещей. Вдруг он не удовлетворится обещанной горсткой золота и драгоценных камней?

"Но это уже не моя проблема", — подумал Стеррен, и широкая улыбка разлилась по его лицу.

Он вспомнил крестьян, которых заботило только окончание войны и которые хотели как можно быстрее вернуться в свои дома независимо от того, кто выйдет победителем. Им скорее всего до Вонда не будет никакого дела.

Вот у короля Фенвела проблемы появятся. Кстати, у некоторых других обитателей замка тоже.

Но сейчас Стеррен чувствовал себя так, как будто для него лично все вопросы были уже решены.

Наверное, такие же чувства испытывает и Вонд, подумал военачальник, но где-то на задворках его ума, как булавка, осталась торчать неприятная мысль.

Если ворлок полагает, что все его трудности позади, то он ошибается. В действительности очень скоро ему придется разрешить весьма важную проблему.

Стеррен посмотрел вверх. Интересно, догадывается ли об этом сам ворлок.

Неожиданно началась гроза. Сверкающий голубыми искрами дождь хлынул на землю. Стеррен мгновенно промок до нитки. Он поднял глаза и увидел Вонда. Повиснув высоко в небе, раскинув руки и запрокинув голову, ворлок радостно хохотал, а струи дождя расступались, оставляя его совершенно сухим.

Глава 23

В конце концов Вонд приземлился. Стеррен ждал его в маленьком фермерском домике, безуспешно пытаясь просохнуть. Время от времени юноша поглядывал в окно в надежде, что ворлоку уже надоело играть с грозой.

Когда тучи полностью освободились от влаги, Вонд долго гонял ветер в разные стороны, вздымая там и сям фонтаны песка и камней. Осаждающие армии давно исчезли из виду, бросив все свое добро на произвол судьбы. От военного лагеря остались лишь горы мусора посреди моря грязи.

Стеррен обратил внимание, что большая часть поселения вокруг замка Семмы разрушена. Солидные, построенные надолго дома лежали в руинах. Обломки бревен и горы битого кирпича перегородили улицы, от лавок на рыночной площади не осталось и следа. Ворлок соизволил спуститься на землю только после того, как солнце уже село.

— Эй! — закричал Стеррен из своего убежища. — Поздравляю!

Вонд обернулся и, заметив в окне военачальника, отвесил поклон.

— Благодарю вас, милорд, — улыбаясь, произнес он. — Боги, до чего же хорошо я себя чувствую! Возможность вновь стать самим собой, сколько угодно использовать Силу, не боясь этих проклятых кошмаров! Что может быть прекраснее?

Стеррен посчитал излишним тратить время на выход через дверь и начал вылезать в окно. Но в тот момент, когда он хотел спрыгнуть на землю, какая-то невидимая сила подхватила его и оторвала от рамы.

Описав невообразимую дугу, Стеррен оказался висящим в воздухе перед лицом ворлока.

— Приветствую вас, — произнес Стеррен.

— Привет, — широко улыбнулся Вонд.

— Что произошло?

— Я и сам до конца не понимаю, — задумчиво произнес Вонд. — Но мне каким-то образом удалось подключиться к этому гулу и тут же получить всю необходимую Силу.

Он обвел рукой поле битвы, демонстрируя результат. Стеррен кивнул, подумав о бессмысленных разрушениях.

— Значит, вы больше не боитесь кошмаров? — спросил он. — А что, если в конечном итоге этот Источник окажется таким же, как в Алдагморе?

Во время грозы Стеррен размышлял над возможными последствиями случившегося и не мог не сказать Вонду о многочисленных опасностях, порожденных новой ситуацией.

Вонд отрицательно покачал головой:

— Не боюсь. Их не должно быть. Я сразу почувствовал бы.

Стеррен ничего не ответил, но ворлок заметил сомнение, промелькнувшее на его лице.

— Вы полагаете, что я действовал безрассудно? Не волнуйтесь, Стеррен, это совсем не так. Я же сказал: новый Источник совсем не похож на старый. Алдагмор обладает сознанием, или им управляет имеющее сознание нечто. Я знал об этом со времени моего ученичества. Ворлоки постоянно ощущают себя в слабом контакте с кем-то или с чем-то. Употребляя силу, мы чувствуем эту связь. Кроме того, кошмары и Зов уйти в Алдагмор исходят от этого нечто.

Стеррен кивнул. Пока ему нечего было возразить.

— А этот Источник, — продолжил Вонд, — сознания не имеет и является просто грубой Силой в ее первозданном виде. Используя Алдагмор, я как бы прислушивался к шепоту, прислушивался, не улавливая смысла. В новом источнике я слышу только жужжание пчелы — никаких слов. Просто звук. Впрочем, я уже говорил об этом.

— Но если вы правы, почему здесь нет ворлоков? — спросил Стеррен. — На семмате даже нет слова "ворлок".

Вонд выразительно взмахнул рукой:

— Как вам, наверное, известно, мой дорогой Стеррен, ворлокство впервые появилось в 5202 году в Ночь Безумия. Тогда Источник только возник и разом породил сотни и сотни ворлоков. Это было… это было похоже на крик, который издало нечто. Затем крик сменился невнятным шепотом. А местный Источник никаких криков не издавал. Неизвестно, что он собой представляет или как долго существует. Но для ворлока он открывает новую эру, ибо, не обладая сознанием, не способен вызвать кошмары или Зов. Вы согласны?

— Не знаю, — ответил Стеррен. — Может быть, нечто, просто спит. Может быть, Источник в Алдагморе тоже дремал, а в 5002 году просто пробудился. Не исключено, что завтра проснется и этот.

— Или проспит еще тысячу лет, — подхватил Вонд. — Но ваша гипотеза неверна. Я чувствую, что новый Источник не может спать. Он никогда не был живым и полностью лишен разума.

— Вонд, рискуете вы, а не я, поэтому это не мое дело. Но на вашем месте я не был бы столь уверен. Чувства нельзя принимать на веру, они могут обмануть.

Ворлок отрицательно покачал головой:

— Сила сама сообщает мне, в каком состоянии находится — жива ли она, мертва, или просто спит. Эта же лишена сознания, как… как бегущий поток, или вращающиеся мельничные жернова.

Стеррен не видел смысла в продолжении спора. Вонд явно не желал принимать во внимание возможные отрицательные последствия.

— Надеюсь, что вы правы, — сказал он.

— Я знаю, что прав, — ответил Вонд.

— Если это так, — произнес раздраженный самоуверенностью ворлока Стеррен, — то почему никто еще не обнаружил новый Источник? Даже если он в отличие от Алдагмора и не породил собственных ворлоков, то вы наверняка не первый, кто отправился на юг. Ворлокство существует уже двадцать лет.

— Я могу быть первым, кто продвинулся так далеко к югу, — ответил Вонд.

Обдумав эти слова, Стеррен хотел возразить.

— Но… — начал он.

Вонд не дал ему закончить.

— Возможно, я чем-то отличаюсь от других. Возможно, я — уникальный, единственный ворлок, способный черпать Силу из этого Источника. И даже я… даже я не догадался бы прибегнуть к нему, если бы не ваша подсказка.

— А раньше вы замечали в себе какие-нибудь особенности?

— Нет, ничего. Бесспорно, я становился очень могущественным. В прошлом году лорд Азрад пригласил меня очистить и углубить порт, я сделал это собственноручно. После этого шепот в моей голове перешел в бормотание… и…

— Начались кошмары, — подсказал Стеррен.

— В конечном итоге — да. Но появились вы, и я оказался в Семме.

Стеррен решил прекратить выискивать недостатки в теории Вонда, Припомнив, с какой легкостью его вытащили из окна, военачальник решил даже не упоминать о самой серьезной, но несколько отдаленной во времени проблеме. Его беспокоило возросшее могущество ворлока, и, возможно, будет полезно, если в будущем эта проблема возникнет. Вслух же Стеррен, улыбаясь, произнес:

— Итак, вы обладаете новым Источником Силы. Примите мои поздравления!

Собеседники посмотрели друг на друга, затем окинули взглядом опустошенную ураганом равнину и одновременно открыли рты. Стеррен жестом пригласил Вонда высказаться первым.

— Я хотел сказать, что война выиграна, — сказал ворлок. — Что теперь?

— Теперь нам следует отправиться в замок и получить заслуженное вознаграждение.

— Прекрасная идея, — кивнул Вонд.

— Надо только собрать остальных, — заметил Стеррен.

— Никаких проблем, — бросил ворлок. — Сейчас я их притащу.

С этими словами он поднялся в воздух и поплыл в сторону замка Семмы.

Стеррен без всяких усилий со своей стороны полетел следом. Оглянувшись, он убедился, остальные следуют сзади тем же способом. Военачальник узнал Аннару по ее алой мантии, леди Калиру — по роскошному красному наряду, а Алдера с Догалом по размерам. Остальные пятеро поначалу выглядели маленькими черными пятнышками.

Вскоре все они уже стояли у ворот замка, выстроившись в две ровные шеренги. Победители были окружены сотворенным ворлоком сиянием, которое не только привлекало внимание, но и заливало всю округу потоками золотого света.

Из-за зубца стены с опаской выглянул часовой.

— Эй! — закричал Стеррен, в последнюю секунду вспомнив, что надо говорить на семмате: — Я Стеррен, Девятый Военачальник, а это мои боевые друзья! Открывайте ворота!

Солдат растерялся.

— Но, милорд, — начал он, — захватчики…

— Враги бежали, — ответил Стеррен. — Война закончена!

Подозрительно оглядев руины поселения, где буря вызванная Вондом, начисто уничтожила основную часть сооружений, часовой спросил:

— Они действительно ушли?

— Все до единого, — заверил его Стеррен. — Мы победили.

— Стеррен, — произнес Вонд по-этшарски, — я мог бы выломать ворота.

— Знаю, — ответил на том же языке Стеррен. — Но будем терпеливыми. Дадим им еще пять минут.

— Хорошо, но не больше пяти.

Стеррен переключился на семмат:

— Маг, вызвавший ураган, теряет терпение. Он говорит, что, если через пять минут ворота не откроются, он разнесет их вдребезги.

Часовой отреагировал мгновенно:

— Хорошо, милорд. Открываю.

Прошло всего полторы минуты, и створки ворот распахнулись. Когда отряд вступил под арку, Стеррен заметил, как на лице ворлока промелькнула гримаса разочарования.

Часть третья
Ворлок

Глава 24

Стеррен ощутил некоторое беспокойство еще до того, как отряд вступил в тронный зал. Их слишком долго заставили ждать в приемной. Большая часть отряда восприняла это спокойно — семманцы привыкли к выходкам своего короля, а этшарцы просто не знали местных обычаев. Лишь Вонд проявил заметное нетерпение.

Стеррен уже подумывал, в какую изощренную форму может вылиться раздражение могущественного ворлока, когда их наконец пригласили войти.

Шагая по направлению к трону и обратив лицо к королю, как того требовал этикет, Стеррен стрелял глазами в разные стороны, рассматривая собравшихся в зале людей.

Солдаты, выстроившиеся неровными рядами по обе стороны ковровой дорожки, казались изумленными, некоторые — скучающими. Стеррену показалось, что никто из них не понимает, что происходит. Аристократическое население замка вело себя более эмоционально.

Перед Стерреном промелькнула целая гамма чувств: изумление, восторг, гнев. Но доминирующей реакцией на появление военачальника во главе своего отряда был плохо скрываемый страх. Это не сулило ничего хорошего.

Припомнив порожденный ворлоком разрушительный ураган, Стеррен решил, что подобная реакция не лишена оснований.

Он увидел королевских детей, толпящихся слева от трона. Глаза Луры и Дерета горели от возбуждения. Губы Нисситы были, по обыкновению, презрительно сжаты.

Лицо Ширрин светилось нескрываемым обожанием.

На положенном расстоянии от трона Стеррен остановился и отвесил поклон.

Вонд встал рядом с военачальником и снизошел до едва заметного кивка. Заметив это краем глаза, Стеррен облегченно вздохнул: в данной ситуации положение мог спасти даже незначительный знак почтения. Учитывая состояние страха, испытываемого большинством семманцев, и понимая, с какой легкостью страх переходит в ярость, молодой человек всеми силами старался избежать открытого проявления враждебности.

— Итак, ты наконец соизволил вернуться? — громогласно осведомился король, и надежды Стеррена на мирный исход дела сразу же рухнули.

— Мы вернулись, как только смогли. Ваше Величество, — ответил военачальник заискивающим тоном, отработанным многолетним общением с кредиторами и владельцами таверн. — Дули неблагоприятные ветры.

— Но ты же возил с собой магов, разве не так?

— Только на обратном пути, Ваше Величество. И ни один из них не мог… повернуть ветер, — пояснил Стеррен.

Король молча смотрел на него, наливаясь краской, затем последовал взрыв.

— Значит, ты утверждаешь, что легкий бриз, который мы наблюдали сегодня, прилетел в Семму с гор?

Стеррен беспомощно заморгал.

— О нет. Ваше Величество. Это была работа… Вонда Ворлока. — Он показал на стоящего рядом мага. — Однако это заклинание… было новым… хм… он изучил его только во время обратного пути.

Как же ему хотелось получше знать семмат! Мало того что несколько последних шестиночий он говорил в основном по-этшарски, и без практики его небогатые языковые навыки несколько зачахли, сейчас нескрываемая враждебность короля заставляла его нервничать и забывать даже те слова, которые он знал.

Услышав свое имя, Вонд слегка поклонился.

— Ах вот как! Выходит он, вместо того чтобы биться с захватчиками, совершенствовался в своем — проклятом ремесле? — ядовито заявил король.

Стеррен был потрясен таким подлым вопросом:

— Ваше Величество, Вонд практически единолично разгромил армии Офкара и Ксиналлиона.

— Скажите пожалуйста, какой герой! Единственный ураганчик, и враг бежит! Мне кажется, что своим суровым видом он надеется выбить из нас побольше денег. Он ошибается! Золото и драгоценные камни, которые я дал тебе, — и так слишком жирно за такой жалкий спектакль!

Стеррен не знал, что ответить, но он уже явно испытывал симпатию к правителям Офкара и Ксиналлиона, начавшим вторжение.

— Кроме того, — продолжал король, — война не окончена. Вы выиграли единственную битву. Мне придется направить послов и в Офкар, и в Ксиналлион для заключения мира и определения его условия. Если бы ты добился капитуляции, вместо того чтобы учинять разгром, то смог бы сразу договориться с военачальниками и не заставлял бы нас попусту тратить время.

Стеррену эта проблема показалась не стоящей выеденного яйца, но он предпочел промолчать.

— И еще, — сказал король, — посмотри, какое свинство оставили после себя твои люди! Половина поселения разрушена, всюду грязь, ураган снес половину черепицы с крыши замка и сорвал знамена с флагштоков! Это просто ужасно! Вряд ли твои маги согласятся замарать ручки, чтобы убрать за собой! Молчи, военачальник! Ни слова! Я не стану умолять этих чужеземцев о помощи. Раздай им деньги и пусть убираются к демонам! Мои люди позаботятся обо всем!

Фенвел махнул рукой, приказывая им удалиться, но Стеррен не спешил.

— Ваше Величество, — выдавил он, стискивая зубы, стараясь никак не показать свое раздражение, — не я начал эту глупейшую войну. Но я закончил ее так быстро, как смог. Я… я надеялся, что вы… что вы проявите больше…

Семмат полностью отказывался служить ему.

— Благодарности? — Фенвел не скрывал насмешки. — За выполнение обязанностей, которые тебе надлежит выполнять по рождению? Если бы ты бился с врагами достойно — мечом и щитом, то, возможно, заслужил бы большее уважение. Но ты использовал магию. Это действия торговца, а не военачальника.

— Мне ничего не надо! — воскликнул возмущенный Стеррен. — Благодарность нужна магам! Они оставили дом, чтобы сражаться за вас!

— Я не звал их, — ответил король Фенвел. — Кроме того, им заплатят. Да и кто они такие, во имя демонов?! Нищее отребье, шайка оборванцев!

Стеррен посмотрел королю в глаза и заставил себя успокоиться.

— Разрешите мне их представить, Ваше Величество?

— Представляй. — Король небрежно махнул рукой.

— Вонд Ворлок, из Этшара Пряностей, — переключившись на этшарский, он произнес: — Вонд, перед вами Его Величество Король Семмы Фенвел Третий.

Вонд подчеркнуто, не скрывая презрения, поклонился.

— Аннара из Крукволла, дипломированная чародейка.

Аннара сделала глубокий реверанс. Король ответил вежливым кивком.

— Шенна из Чатны — волшебница.

У Шенны реверанс получился скорее резко, чем грациозно. Юбка волшебницы была настолько пропитана влагой и грязью, что их брызги достигли толпящихся у стен придворных.

— Чатна? — спросил король. — Где это?

— Одно из Малых Королевств, милорд, — ответила Шенна на не очень внятном семмате. — Неподалеку от Моррии.

Стеррен даже кашлянул от удивления. Он был уверен, что Чатна — небольшая деревушка на севере Этшара, и не понимал, как Шенна умудрилась выучить семмат за такое короткое время. Неужели она воспользовалась своими магическими возможностями? Невероятно!

Стеррен тряхнул головой, чтобы вернуться к действительности, и продолжил представление, надеясь, что Фенвел не осудит такое нарушение придворного этикета.

— Эдерд из Истворка — волшебник. Эмнер из Ламума — чародей. Хамдер сын Хамдера — волшебник.

Маги поклонились.

— Ламум? — задумчиво произнес король.

— Королевство на Большой Восточной Дороге, Ваше Величество, — отрапортовал Стеррен, прежде чем Эмнер успел отреагировать. — Рядом с границей Гегемонии Трех Этшаров.

Он был доволен, что помнит такую чепуху.

— Стеррен, что здесь происходит? — спросил Вонд, воспользовавшись паузой, во время которой король переваривал услышанное.

Военачальник проигнорировал этот вопрос и, обращаясь к королю, поинтересовался:

— Ваше Величество, разрешите мне перевести магам ваши слова? Большинство из них не говорит на семмате.

Фенвел махнул рукой:

— Переводи. — Стеррен поспешно повернулся к Вонду и начал:

— Он вел себя как настоящий осел и выдвигал совершенно необоснованные претензии: мы слишком долго добирались сюда, слишком долго снимали осаду, разрушили поселение и крышу замка, насвинячили вокруг крепостных стен; я не знаю, какая муха его укусила, но король оскорблял нас всех и особенно вас и меня. Кажется, вы до смерти напугали его.

Заметив, что Аннара и Эмнер внимательно прислушиваются к его словам, Стеррен добавил:

— Возможно, он вообще боится магов. В этих краях магия редкостная вещь.

— Следовательно, плату нам не увеличат и празднество не состоится, — заметил Эмнер.

— Совершенно верно, — согласился Стеррен.

— А я нисколько не удивлен, — сказал Вонд. — По его тону мне сразу все стало ясно. Но что он теперь ждет от нас?

— Что вы заберете деньги и отправитесь восвояси. Бедному старику даже в голову не приходит, что у вас могут быть другие планы.

— Не надо говорить ему об этом, — усмехнулся ворлок. — Скоро он все увидит собственными глазами. Однако не могли бы вы похлопотать насчет ночлега? Час уже поздний.

— Я как раз хотел этим заняться. И ужином тоже.

— Прекрасно.

Маги дружно кивнули, и Стеррен повернулся лицом к трону.

— Ваше Величество, — начал он, — я хотел бы попросить вас об одной милости. Эти маги сражались за вас. Умоляю предоставить им пищу и кров здесь, в замке на несколько дней, дабы они могли отдохнуть. Большего мы просить не смеем.

На лице короля промелькнуло выражение огромного облегчения.

— Просьба уважена, — произнес Фенвел. — Мы уже отужинали, но я уверен, что на кухне для вас что-нибудь найдут. Управляющий моим двором подыщет вам комнаты. Можете идти.

Стеррен поклонился и начал пятиться назад.

— Постойте, — произнес вдруг король, подняв руку. — Леди Калира, по-моему, вы брали с собой шестерых солдат?

— Да, Ваше Величество, — ответствовала леди Калира.

— Здесь только трое. А где остальные? Ранены? Убиты?

— Дезертировали, Ваше Величество.

— Дезертировали? — переспросил пораженный Фенвел.

Услышав тон короля, Стеррен искренне пожалел, что благородная дама не умеет врать.

— Военачальник, мы недовольны! Три дезертирства!

Судя по тому, как прозвучали эти слова, Стеррен понял, что король счастлив воспользоваться представившейся возможностью уличить военачальника в реальных грехах.

Стеррен начал было составлять достойный ответ, но передумал. Заявление о том, что дезертирство скорее характеризует жизнь в Семме, чем его как военачальника, только обострило бы обстановку. Поэтому он, посмотрев в глаза Фенвела, ограничился тремя словами:

— Да, Ваше Величество.

Ему нечего стыдиться. Он выиграл войну или по меньшей мере битву, что бы там Фенвел ни говорил.

Король несколько секунд выдерживал взгляд военачальника, затем сердито отвернулся:

— Хорошо. Вы все свободны!

Стеррен поклонился и, покинув вместе со своими магами тронный зал, направился в кухню.

Глава 25

После такого длинного, наполненного событиями дня восхождение на башню совсем доконало его. Стеррен рухнул в постель и почти моментально заснул.

Он еле успел прокрутить в голове беседу, которую вели маги на кухне, жадно поглощая подаваемые на стол деликатесы. Такого они не видели уже несколько шестиночий.

Кухня, как и коридоры, были забиты крестьянами, нашедшими в замке убежище на время осады. Впрочем, уединиться магам не составило никакого труда. Взмаха руки Вонда оказалось достаточно, чтобы беженцы бросились врассыпную, оставив чужеземцев в одиночестве.

В первую очередь они обсудили, как поделить оплату. Было решено, что Вонд заслужил львиную долю, но и остальные маги внесли свой вклад в победу, сыграв немалую роль в деморализации врага и облегчив тем самым триумф ворлока.

Вонд во время дискуссии не проронил ни слова и спокойным кивком выразил согласие получить половину золота и все драгоценные камни.

Затем Стеррен принес магам извинения за отвратительный прием, который оказал им король. Все продемонстрировали замечательное понимание. Шенна сделала несколько язвительных замечаний, стараясь никак не задеть ими своего военачальника.

Вонд промолчал.

Затем беседа переключилась на вопрос: стоит или нет немедленно возвращаться в Этшар? Чародеи и волшебники обсудили проблему со всех сторон, но к единому мнению не пришли.

Вонд же без всяких экивоков заявил:

— Я останусь здесь.

Вскоре после этого беседа завершилась, и слуги развели магов по комнатам. Уже поднимаясь по лестнице, Стеррен обернулся и увидел Вонда, с любопытством изучавшего обстановку в переполненном людьми коридоре. В душе военачальника шевельнулось смутное беспокойство.

Манера поведения ворлока внушала опасение, но Стеррен слишком устал и у него не осталось сил, чтобы все хорошенько обдумать. Юноша закрыл глаза и погрузился в сон.

Проснулся он от страшного грохота, заставившего его кровать слегка дрогнуть. Гром? Военачальник с трудом разлепил опухшие веки. Судя по тому, что в окна били яркие солнечные лучи, ни о какой грозе не могло быть и речи.

Удивленный Стеррен соскользнул с постели и подошел к окну.

За время его отсутствия открывавшийся с башни вид претерпел существенные изменения. Крыша замка была усеяна битой черепицей. Поселение лежало в руинах. Ухоженные пастбища, нивы, фермерские дома и амбары исчезли. Теперь перед Стерреном расстилалось засыпанное всевозможными обломками бесконечное море грязи с отдельными сохранившимися остовами зданий.

А прямо перед его глазами в воздухе примерно в полумиле от замка Семмы висела черная фигура. Земля под ним разверзлась. Высоченные отвалы песка окаймляли гигантский карьер, имеющий в ширину не менее ста ярдов.

Вновь послышался грохот, и огромная скальная глыба, поднявшись из глубины недр, поплыла в сторону парящего ворлока.

Глыба имела прямоугольную форму и была не менее пятнадцати футов в длину.

Миновав черную фигуру, она скользнула вбок и рухнула на землю.

И вновь раздался гром, затем еще и еще. С каждым ударом новая глыба поднималась в воздух для того, чтобы затем скользнуть вниз и опуститься на предыдущую. Вырубка строительных блоков и их размещение шли все быстрее и быстрее.

Стеррен заворожено наблюдал за этой картиной, когда кто-то забарабанил в дверь.

— Лорд Стеррен!

Юноша направился к гардеробу, но тут же сообразил, что уснул вчера не раздеваясь. На нем по-прежнему был мятый, забрызганный грязью наряд, сильно пострадавший во время урагана.

Сейчас не время беспокоиться об опрятности, подумал он и решительно пересек комнату.

— Да?

— Милорд, король желает немедленно видеть вас.

Стеррен нисколько не удивился. Он открыл дверь и увидел встревоженного мальчишку-посыльного.

— Я готов. Пошли.

Через несколько минут он уже лицезрел чрезвычайно встревоженное лицо Его Величества Фенвела Третьего. Озабоченная гримаса монарха являла собой резкий контраст солнечному утру и веселенькой мебели личных королевских покоев. Когда Стеррен отвешивал дежурный поклон, по замку прокатился еще один громовой удар.

— Военачальник, — спросил король, — чем занимается твой маг, будь он трижды проклят?

— Не знаю. Ваше Величество, — на этшарском он ответил бы совсем иначе, но на семмате приходилось ограничиваться констатацией фактов.

— Может быть, это имеет какое-то отношение к войне? — сварливым тоном поинтересовался король. — Ты ждешь нового нападения? А я-то полагал, что враг разбит!

— Не знаю, Ваше Величество, — повторил Стеррен.

— Как это не знаешь?! Это же твой проклятый чародей!

— Я нанял его для определенной работы, Ваше Величество, — начиная терять терпение, пояснил Стеррен, — и теперь он волен поступать, как ему заблагорассудится. Кроме того, он не чародей, а ворлок.

— Да мне плевать, кто он такой, — заявил король. — Что он там делает?

— Не знаю, Ваше Величество, — в третий раз повторил Стеррен.

— Ну так пойди и узнай! — в голосе Фенвела явно звучал страх.

Стеррен поклонился:

— Как будет угодно Вашему Величеству. С этими словами он поспешно ретировался, опасаясь, что король с перепугу начнет выдвигать какие-нибудь идиотские условия.

Не теряя времени, он проскочил мимо лежащих, сидящих и стоящих в коридоре крестьян, вышел из замка и на секунду задержался у ворот, чтобы спросить часового:

— Здесь проходил маг в черной мантии?

— Нет, милорд, — последовал ответ. — Он пролетел над северной стеной.

Выйдя из замка, Стеррен пришел к выводу, что возможность путешествовать по воздуху предоставляет громадное преимущество. Пробираясь между обломками домов, он изумлялся, как его люди сумели добраться вчера до ворот, ни разу не споткнувшись о разбросанные повсюду бревна. Видимо, Вонд, шедший впереди отряда, на ходу расчищал путь.

Военачальник остановился. Наверное, ворлок проложил новую дорогу прямо через дома. Она — как стрела — вела от ворот замка к амбару, с крыши которого ворлок наблюдал за вражеской катапультой. Стеррен проследовал через уничтоженную лавку горшечника и без всякого труда выбрался в открытое поле.

Выйдя из развалин поселения, он повернул на север и двинулся по направлению к Вонду, который все еще висел в небесах, водружая каменные глыбы — одну на другую.

Когда Стеррен был уже на полпути к карьеру, ворлок закончил вырубать строительные блоки и полетел к находящемуся неподалеку холму. Не считая небольшого возвышения, на котором стоял замок Семмы, этот холм казался самой высокой точкой в округе. На его вершине сохранился довольно большой участок выжженной солнцем, побуревшей травы.

Ворлок завис над холмом и раскинул руки. Земля отчаянно затряслась, раздался оглушительный грохот. Встав для устойчивости на четвереньки, Стеррен поднял глаза и понял, что Вонд сооружает гигантскую насыпь в форме не правильного многогранника с плоской вершиной.

Через несколько минут землетрясение и грохот прекратились, многогранное плато превратилось в гигантский монолит.

Вонд окинул плоды своих трудов критическим взглядом, выровнял землю вокруг многогранного возвышения, создав со всех сторон хорошо утрамбованное пространство футов в пятьдесят шириной.

Стеррен, не двигаясь, наблюдал за всеми этими манипуляциями.

Еще раз оглядев свое творение, Вонд, видимо, остался доволен. По мановению его руки, каменные плиты, вырубленные ранее и сложенные в штабеля, начали подниматься в воздух и укладываться вокруг возвышения, окружая его каменной стеной.

Стеррен не был уверен — он все еще находился довольно далеко от стройки, но ему показалось, что швы между плитами каким-то непостижимым образом заплавлялись, и возвышение вскоре оказалось закованным в сплошную каменную стену.

Когда внешняя оболочка была готова, вдоль нее горизонтально легли новые плиты, их края плотно приваривались к основанию стены.

Вся эта операция, само собой, сопровождалась грандиозным грохотом, что было естественно, так как ворлок ворочал многотонные каменные глыбы. Когда очередной блок только начал полет и шум ненадолго прервался, Стеррен поднялся на ноги и закричал во всю глотку:

— Эй, там! Я вас приветствую!

Вонд оглянулся и, увидев военачальника, помахал рукой. Когда каменный блок с гулом упал рядом со своим предшественником, ворлок спустился с небес и завис в воздухе в футе над землей и в пяти футах от Стеррена.

— Доброе утро, — произнес молодой человек. Вонд ответил вежливым кивком.

— Прошу прощения за столь беспардонное любопытство, — сказал Стеррен, — но чем это вы занимаетесь?

— Сооружаю дворец, — ответил Вонд.

Военачальник посмотрел на каменную конструкцию:

— Дворец?

Ворлок проследил за его взглядом и пояснил:

— Я еще только начал. Мне хотелось возвести здание на вершине холма, но под рукой не оказалось ни единого возвышения, так что приходится сооружать собственное. Но согласитесь, довольно глупо воздвигать гору, чтобы затем наполовину срыть ее, сооружая подземные помещения. Поэтому я решил вначале заняться подвалом и над ним уже насыпать холм.

— О, — произнес Стеррен, — теперь я понимаю. Вон там будет внутренний двор, да?

— Именно, — широко улыбаясь, подтвердил Вонд.

— Значит, со всех четырех сторон вы построите подвалы, затем навалите на них землю и образуете холм?

— Именно, — повторил Вонд. — Что вы на это скажете?

— Что вам предстоит немало потрудиться.

— Вовсе нет, — запротестовал Вонд. — Это не работа, а забава! Ведь я же в конце концов ворлок. В отличие от остальных видов магии, которые истощают организм, моя деятельность заряжает меня новой энергией! И знаете, сейчас я чувствую себя почти всемогущим.

Стеррен кивнул и после некоторого колебания произнес:

— Не знаю… возможно, это не мое дело, но сможете ли вы ужиться с местными жителями? Ведь вы разрушили поселение и фермы. Большинство крестьян нашли убежище в замке, а некоторые разбежались по родственникам. Они вернутся, как только заслышат об окончании войны. Боюсь, эти люди будут недовольны.

— Тем хуже для них, — пожал плечами Вонд. — Они все равно ничего не смогут сделать.

Подобная бессердечность изумила Стеррена:

— Но вы по-прежнему смертны! Не боитесь получить в спину нож?

— Ха! — с издевкой воскликнул Вонд. — Пусть только попробуют! Не беспокойтесь обо мне, Стеррен. У всех этих варваров не хватит силенок, чтобы убить меня!

— Вы уверены? — с искренним любопытством спросил Стеррен.

— Абсолютно.

Военачальник еще раз посмотрел на основание дворца Вонда и заметил:

— Королю Фенвелу ваша затея не понравится.

— А я и не жду его одобрения, — ответил Вонд. — Кстати, желание позлить его — одна из причин моей затеи.

— Каковы другие причины?

— Ну, во-первых, это интересно! — ухмыльнулся Вонд. — Разве вам никогда не хотелось жить во дворце? У меня такое желание было и теперь я могу осуществить его! Вы же знаете, возможности ворлокства ограничивает только Зов, а в Семме об этом беспокоиться нечего. Здесь я всесилен! На старого же короля Фенвела мне насрать! Я могу творить все, что мне заблагорассудится, и он ничего не сможет сделать!

— Очень надеюсь, что вы правы, — сказал Стеррен. — Если бы вас убили из-за того, что вы не правильно оценили ситуацию, ответственность легла бы на меня. Ведь это я привез вас сюда.

— Я все оценил правильно! Просчитался старый осел — король. Знаете, Стеррен, почему я хочу соорудить холм? Чтобы мой дворец стоял выше, чем его. Это будет огромное, красивое и величественное здание. Таким замок Семмы никогда не был. Я переплюну короля Фенвела по всем статьям!

— Я понимаю ваше раздражение, вызванное этим типом, — сказал Стеррен. — Но не кажется ли вам, что такая реакция чрезмерна?

Подумав несколько секунд, Вонд проговорил:

— Нет, не кажется. У меня нет другого занятия, и мне некуда идти. Я привязан к этому месту и должен обживаться здесь с максимальными удобствами. А удовольствие отыграться на Фенвеле за то, что он такой идиот, — всего лишь дополнительное бесплатное приложение.

— Понимаю, — согласился Стеррен. Он поколебался, но все же спросил:

— Что вы намерены делать после того, как строительство замка закончится?

— Жить в нем, само собой.

— Я хотел узнать ваши долгосрочные планы.

Вонд пожал плечами:

— Еще не решил. Подыщу себе несколько наложниц, украшу интерьер, соберу во дворец сокровища. Нечто вроде этого.

— Понимаю, — протянул Стеррен. Он не знал, продолжать ему или нет. — Но вы пока не собираетесь покорять Семму или что-то в этом духе?

Военачальник горячо надеялся, что не оплодотворил Вонда новой замечательной идеей.

Скорее всего ворлоку уже приходила в голову такая мысль.

Вонд рассмеялся:

— Не дурите! Разве не ясно, что я уже покорил Семму? Просто она пока еще не знает об этом.

Глава 26

Стеррен поболтал с ворлоком еще несколько минут. Но было заметно, что магу не терпится вернуться к возведению дворца. Кроме того, король, наверное, просто изнывал от желания узнать о происходящем.

Военачальнику не хотелось идти к королю Фенвелу, но, зная, что этого все равно не избежать, он решил покончить с неприятной обязанностью как можно скорее. Попрощавшись с Вондом, Стеррен направился в замок.

Сделав десяток шагов, он в задумчивости остановился.

А стоит ли ему возвращаться в замок? Ведь если допустить, что Вонд покорил Семму, то он, Стеррен, перестал быть военачальником, и над ним не властен никто — ни король Фенвел, ни кто-то другой.

Впервые он осознал, что королевская власть — условность, следствие всеобщего согласия. В Фенвеле из Семмы как таковом не было ничего, что давало ему право распоряжаться жизнью и смертью своих подданных. Это право осуществлялось в силу того, что жители Семмы верили в его непреложность. Стражники и придворные повиновались Фенвелу потому, что считали его законным правителем, а остальное население было вынуждено подчиняться, так как стражники и придворные навязывали ему волю короля.

Если охрана и придворные решат, что Фенвел всего лишь безумный старик, он тотчас превратится в этого самого безумного старика.

С другой стороны, у Вонда не было ни наследственного титула, ни законного права на господство. Но он без труда мог заставить всех и каждого повиноваться себе. Ему не нужны ни стражники, ни придворные. Если он сказал, что покорил Семму, кто может бросить ему вызов?

Это ли не истинная власть? Вонд волен делать все, что ему заблагорассудится, и никто не смеет возразить ему. Фенвел действует так же, но лишь до тех пор, пока люди верят в наследственное право короля на власть.

Господство Вонда имеет под собой гораздо более прочное основание, думал Стеррен, и его приход к власти очень скоро станет общепризнанным фактом. Правление Фенвела рухнет, как только станет ясно, что он ничего не способен противопоставить новому правителю. Наследственная власть короля будет уничтожена, а вместе с ней придет конец и наследственным правам аристократии.

Он, Стеррен, перестанет быть военачальником и, следовательно, прямо сейчас может развернуться и отправиться домой.

Правда, это будет очень утомительное путешествие, и кроме того, ему было крайне любопытно, как дальше повернутся дела.

Итак, решив, что торопиться некуда, Стеррен продолжил путь в сторону замка.

Страж у ворот беспрепятственно пропустил его, и военачальник направился в личные покои короля.

Его приняли немедленно. Рядом с королем стояли королева Ашасса и обе младшие принцессы. Принцесса Лура встретила его широкой улыбкой, а принцесса Ширрин осмелилась даже поднять на юношу глаза.

Едва Стеррен успел отвесить необходимый поклон, Фенвел спросил:

— Итак, что там происходит?

— Он утверждает, что строит замок. Ваше Величество, — ответил Стеррен.

— Настоящий замок или своего рода модель?

— Самый что ни на есть настоящий. Ваше Величество. Говорит, что станет в нем жить.

— Но это же просто нелепо! Никто не смеет строить замков в моих владениях!

Стеррен даже не стал тратить сил на ответ.

— Отправляйся к нему и скажи, чтобы он перестал! — потребовал король.

— Я, конечно, могу сказать. Но вряд ли он послушается.

— Так заставь его! Это прежде всего твоя вина. Ты приволок сюда этих магов! Мне в Семме они были вовсе не нужны. Мы прекрасно жили, пока ты не притащил этого, ну как его там… одним словом, не чародея!

— Ваше Величество, война… число врагов втрое превышало наши силы. Магия была…

— Перестань спорить! Отправляйся и прикажи ему прекратить это безобразие и вернуть равнине прежний вид!

— Ваше Величество.

— Ступай!

Стеррен вышел.

Вежливо кивнув часовому у ворот, он отправился уже знакомой дорогой через разрушенную деревню. Увидев его, Вонд бросил:

— Привет! Не ждал столь скорой встречи.

Оглядывая наполовину готовые подвалы будущего дворца, Стеррен сказал:

— Меня послал король.

— Ах вот как?

— Да. Он требует, чтобы вы прекратили свое занятие и вернули все к прежнему виду.

— Не сомневаюсь.

— Он приказал мне остановить вас.

— Приступайте, — согласно кивнул Вонд.

— От имени Его Величества Фенвела Третьего приказываю вам прекратить строительство дворца и вернуть все к прежнему виду!

— Отказываюсь! Что-нибудь еще?

— Не от имени короля. Мне самому интересно, не будет ли вам одиноко в таком дворце?

Стеррен указал в сторону "подвалов". Внешняя стена будущих подземных помещений была уже возведена с двух сторон.

— Может быть, только вначале, — ответил Вонд. — Совсем недолго. Я думаю, когда станет известно о новом Источнике Силы, сюда прибудут и другие ворлоки.

— Вы полагаете, что об этом узнают?

Впервые с момента разгрома вражеских армий на лице Вонда промелькнула неуверенность.

— Конечно, узнают, — ответил он. — Я направлю в Этшар посланцев. Понимаете, я над этим пока не задумывался. Ведь мы действительно забрались в страшную глухомань.

Стеррен кивнул и произнес:

— Если вы поднимитесь на сотню футов и посмотрите на юг, то сможете увидеть край Мира.

— Я постоянно обитал в Этшаре, в центре событий, — со вздохом сказал Вонд. — Никогда не задумывался о том, как распространяются новости. Это происходило как-то само собой.

— Здесь придется задуматься.

— Что же, пошлю глашатаев. В любом случае люди заметят, когда я начну создавать империю.

— А у вас есть намерение построить империю?

— Ну конечно, — ответил Вонд. — Это традиционное занятие покорителей стран и народов. Кроме того, Семма — такая крошечная! Для того чтобы создать приличный гарем, мне нужен значительно более широкий выбор.

— Что вы имеете в виду? — осторожно поинтересовался Стеррен.

— Для начала, — ответил Вонд, — я планирую захватить Офкар и Ксиналлион. Это будет достаточно легко, так как я уже разгромил их армии. Затем посмотрим, насколько далеко я смогу продвинуться к северу. Я не глуп, Стеррен, и не стану связываться с Этшаром, где меня начнут преследовать кошмары. Мне и без этого удастся объединить в империю полдюжины глупых Малых Королевств. Что скажете?

Стеррен был вынужден признать, что ворлок без труда сможет завладеть всем регионом. Он потерял связь с Алдагмором и начал страдать головными болями в Акалле. Значит, Акалла, Скайя, Офкар и Семма попадут под его правление. Не исключено, что к ним присоединятся Ксиналлион и несколько других Малых Королевств.

Правда, все эти, с позволения сказать, королевства были ни бог весть что.

— Значит, вы считаете, что одиночество вам не грозит?

— С какой стати? — возмутился Вонд. — Вокруг меня будет столько людей, сколько я пожелаю! Среди них обязательно будут красивые женщины — красотки имеются даже в этой глуши. Мужчины-властители всегда притягивают красавиц.

— Но все эти люди будут бояться вас. Вы не сможете общаться с ними, как с равными. Да и что вы станете делать с вашей империей?

— Успокоюсь и начну наслаждаться плодами своей работы! Об этом прослышат другие ворлоки и обязательно явятся сюда. Мы станем править по заслугам, а не потому, что нам повезло с родителями.

— А вдруг какой-нибудь ворлок окажется настолько честолюбив, что попытается вас свергнуть?

Вонд отрицательно покачал головой:

— Невозможно. Я об этом уже думал. Я появился здесь первым и поэтому останусь самым могущественным, пока буду продолжать практиковаться в ворлокстве. Поймите, уже в Этшаре я достиг возможной вершины могущества — кошмары преследовали меня постоянно. Еще немного, и я услышал бы Зов. Поэтому ни один ворлок не сможет обойти меня, как бы он ни старался. Сама природа ворлокства не допустит этого. Вы становитесь могущественнее по мере использования Силы. А скорость использования ограничена. Поэтому, постоянно практикуя ворлокство, я всегда останусь могущественнее остальных. Понимаете?

Стеррен кивнул, выражая согласие.

— Так-то, — сказал Вонд. — Моя империя станет прибежищем для ворлоков, начинающих беспокоиться по поводу Зова, благословенным местом, где они без страха смогут пользоваться своими магическими способностями.

Стеррен представлял, насколько пребывание в империи Вонда будет приятно ворлокам и какими неприятностями это обернется для всех остальных. Маги повсеместно взаимно сдерживали друг друга, кроме того, волшебники, колдуны, ясновидящие и некоторые иные разновидности магов обладали весьма ограниченными возможностями. Демонология была связана с риском, который возрастал с увеличением могущества демонолога. Хорошо известно, что демонам нельзя доверять. Теургию ограничивало нежелание богов вмешиваться в мирские дела. Чародеи… По совести говоря, Стеррен не знал, что мешает им сорваться с цепи. Может быть, их внутреннее соперничество, а может быть, хаотическое состояние, в котором находилось это магическое искусство.

Границы ворлокству ставил Зов. Вонд нашел способ избежать его. Во всяком случае, думал, что нашел.

Стеррену казалось, что по этому вопросу Вонд настроен чересчур оптимистично. Но упоминать об этом сейчас, по-видимому, было бы ошибкой.

Кстати, интересно, как отреагирует на создание империи ворлоков могущественная Гильдия чародеев?

Совершенно ясно, что воспримет это в штыки, подумал Стеррен; он хотел было предупредить Вонда, но вовремя прикусил язык.

Почему он должен оказывать ворлоку услугу? Этот человек, движимый обидой на глупого старика и желанием развлечься, готов закабалить кучу Малых Королевств. Да, они Стеррен были товарищами по оружию, но это не может служить оправданием бесчеловечности.

Но с другой стороны, чем Вонд хуже Фенвела? Он может оказаться вполне достойным правителем.

Впрочем, понять это пока невозможно. Поэтому Стеррен решил выждать, держа свои соображения при себе. Эти соображения включали в себя и Гильдию чародеев, и фундаментальную ошибку в рассуждениях Вонда об избавлении ворлоков от Зова.

— Эй, Стеррен! — громкий крик Вонда заставил военачальника очнуться. — Вы что уснули?

Стеррен пришел в себя и обнаружил, что топчется на месте, погрузившись в собственные мысли.

— Нет, — произнес он. — Я думаю.

— О чем?

— Пытаюсь представить, как будет выглядеть империя ворлоков, — уклончиво ответил Стеррен.

— Что же, — проговорил Вонд, — надеюсь вы останетесь здесь и увидите все собственными глазами! Я перед вами в долгу, Стеррен. Вы привезли меня сюда, обращались со мной по справедливости и даже посоветовали подключиться к новому Источнику. В конечном итоге я обнаружил бы его и сам, но вы облегчили мою задачу. Знаете, если бы у вас была хотя бы капля способностей ворлока, вы стали бы одним из соправителей моей империи!

Стеррен покачал головой:

— У меня нет способностей.

— Есть, Стеррен, но вы настроены на Алдагмор. Я сделаю так, что вы услышите новый Источник не хуже, чем слышали старый.

— Вряд ли у меня что-то получится.

— Не глупите. Вы ведь не раз пользовались ворлокством в Этшаре.

— Я мог повлиять только на игральные кости и даже не знал, как это происходит! Та еще магия!

— Но здесь все должно обстоять иначе. Мы примерно в десяти лигах от Источника.

Это заявление пробудило в Стеррене живой интерес.

— Десять лиг? — переспросил он.

— Не больше. Я чувствую это… В этшарском языке нет слов, чтобы описать мое состояние. Ворлоки их пока не придумали. Но так или иначе я убежден, что источник не далее, чем в десяти лигах от нас.

Он указал на северо-запад, и Стеррен постарался запомнить направление как можно точнее:

— Десять лиг или сто, но ворлок из меня все равно не получится.

— Не спорьте со мной! — Вонд взмахнул рукой в сторону военачальника.

Тот непроизвольно моргнул. Что-то произошло. Стеррен ощутил это своим затылком.

— Вот так, — сказал ворлок. — Я чуть перестроил ваш мозг, и теперь вы можете слышать новый Источник.

— Ничего я не слышу, — пробормотал Стеррен.

— А я и не утверждаю, что вы слышите его ушами! Я говорю, что вы теперь ворлок и способны черпать силу из нового Источника! А сейчас попробуйте поймать вот это, не прикасаясь руками.

Вонд извлек из воздуха сверкающий предмет и кинул его Стеррену.

Стеррен инстинктивно поднял руки, защищая лицо, и в тот же миг в глубине его сознания мелькнула мысль: а может быть, он все-таки ворлок, может быть, он сможет проконтролировать этот предмет точно так, как в свое время в Этшаре он контролировал игральные кости? Он попытался представить, как двигает предмет, не прикасаясь к нему.

В этот момент маленький блестящий шар разбился о камень у его ног.

Стеррен нагнулся и поднял серебристый кусочек льда, быстро тающий в теплой ладони:

— Я старался.

Вонд взирал на него, не скрывая презрения:

— Я знаю, что вы старались. Я это чувствовал. Думаю, вы правы — вы не ворлок!

— Где вы достали лед? — спросил Стеррен, глядя на капающую с пальцев воду.

— Из воздуха. Для настоящего ворлока это не составляет никакого труда.

— О-о, — протянул Стеррен. Он видел, как Вонд вырубал каменные блоки из подземных скал, но получение льда из воздуха показалось ему совершенно сверхъестественным трюком.

— А вы можете это повторить?

— Конечно, могу! — возмущенно бросил ворлок.

— Я только хотел… — начал Стеррен.

— Убирайтесь! — приказал Вонд. — Я утомился от ваших вопросов, а мне еще надо строить дворец! Отправляйтесь в замок и передайте его обитателям, что теперь всем здесь распоряжаюсь я. Как только закончится строительство, я лично сообщу им, что надо делать.

Стеррен хотел было возразить, но инстинкт самосохранения подсказал ему, что этого лучше не делать.

— Идите! — загремел голос Вонда.

Воздух вокруг ворлока окрасился багровыми всполохами.

И Стеррен пошел.

Глава 27

— А я бы не стал волноваться, — сказал Стеррен.

Принцесса Ширрин бросила на него удивленный взгляд. Кроме военачальника, в комнате были только она и ее папаша. Королева Ашасса и принцесса Лура отправились по своим делам.

— Вы все равно ничего не можете с ним сделать. Поэтому придется смириться. Он не… — Стеррен безуспешно пытался отыскать на семмате эквивалент слову "злобный". Отказавшись от бесплодных попыток, он продолжил:

— Если вы не рассердите его, он никого не обидит.

— Но он же узурпатор, изменник! — завопил король.

Стеррен пожал плечами. Он не считал Вонда изменником, поскольку тот был этшаритом. Однако "узурпатор", признал про себя молодой человек, вполне подходит для данного случая.

— Хорошо, военачальник, — продолжил Фенвел. — Как бы ты поступил на моем месте?

— Я бы сдался, — не задумываясь, ответил Стеррен. К сожалению, он не знал, как сказать "отрекся бы от престола".

У Ширрин вырвался испуганный писк, который мужчины проигнорировали.

— Убирайся! — прорычал Фенвел.

Стеррен с поклоном удалился.

Покончив на данный момент со своими обязанностями, он направился прямиком на кухню. Военачальник со вчерашнего дня ничего не ел, и желудок начал давать о себе знать.

Он не удивился, увидев двух чародеев и трех волшебников, сидевших вокруг стола, во главе которого на высоком табурете восседала принцесса Лура.

Он вежливо приветствовал всю компанию и попросил одну из помощниц повара найти что-нибудь перекусить.

— Тащите все, что подвернется под руку: сухие корки, обглоданные кости — одним словом, все.

— Не беспокойтесь, милорд. Если в кухне ничего не найдется, я пороюсь в собачьих мисках, — рассмеялась служанка и заспешила прочь, а Стеррен уселся у большой разделочной колоды, вполне способной заменить стол.

— Привет, лорд Стеррен, — сказала Лура, — чем это занят ваш сумасшедший маг?

— Он не сумасшедший, — ответил Стеррен.

— Но что он делает? — спросила по-этшарски Шенна. — Я проснулась довольно рано, но Вонд к этому времени уже исчез. Не знаю, спал ли он вообще.

— Говорите на семмате! — потребовала Лура.

— Я переведу тебе все самое важное, — пообещала Шенна. — Ведь Аннара и Эмнер совсем не знают семмата.

— Ну и что? Я совсем не знаю этшарского. И вообще — это замок моего папы!

— Но мы беседуем не с твоим папой, а говорим между собой, — терпеливо объяснила Шенна. — Обещаю, Лура, я все переведу.

— Для вас — Ваше Высочество, — сварливым тоном заявила девочка.

Стеррен взглянул на Луру, решая, стоит ли ему поставить на место капризную принцессу, и пришел к выводу, что специально ничего говорить не надо. Все произойдет само собой.

— Итак? — сказал Эмнер по-этшарски.

— Он строит дворец, — ответил Стеррен. — Провозгласил себя диктатором Семмы и собирается создать управляемую ворлоками империю.

Шенна, немного поколебавшись, перевела это сообщение следующим образом:

— Сумасшедший маг строит себе дворец, потому что тоже хочет стать королем.

— С чего это он вдруг? — удивилась принцесса.

— Ему показалось, что твой отец скверно с ним обошелся, — объяснил Стеррен.

Принцесса Лура удивилась еще больше:

— Но ведь папочка со всеми ведет себя гадко!

— Знаю, но Вонд к этому не привык. Он чувствует себя оскорбленным.

— Это же страшная глупость! — объявила Лура.

Стеррен пожал плечами:

— Согласен.

— Так что же все-таки происходит? — по-этшарски спросила Аннара.

Стеррен вздохнул. Он увидел приближающуюся помощницу повара с полным подносом в руках. Несмотря на угрозу принести собачьи объедки, девушка нашла сушеные фрукты, оставшиеся от завтрака, ломтики баранины и несколько сортов хлеба.

Стеррен решил, что с объяснениями можно повременить.

— Послушайте, — сказал он по-этшарски, — во-первых, мне надо поесть, а во-вторых, я не могу говорить сразу на двух языках. Не могли бы вы немного подождать?

Переключившись на семмат, Стеррен добавил:

— Ваше Высочество, сейчас я хочу подкрепиться. Вы разрешите мне позже посетить вас в королевских семейных покоях и дать вам исчерпывающее описание событий?

Маленькая принцесса серьезно посмотрела на Стеррена.

— Хорошо, — сказала она и, соскользнув со своего насеста, гордо удалилась.

Стеррен и пятеро магов изо всех сил старались не рассмеяться, глядя на забавную маленькую фигурку.

Когда принцесса Лура наконец закрыла за собой дверь, а голодные спазмы были подавлены, маги засыпали Стеррена вопросами. Ему пришлось рассказать об искусстве ворлоков, об Источнике Силы в Алдагморе, о Зове и об открытии Вондом нового Источника в десяти лигах к северо-западу от Семмы, затем он передал слова Вонда, адресованные обитателям замка.

Когда Стеррен замолчал, маги озабоченно посмотрели друг на друга.

— Я отправляюсь домой, — сказала Шенна. — Здесь становится небезопасно.

— Боюсь, если всем здесь станет заправлять ворлок, для волшебников места не останется, — поддержал ее Эдерд. — Но я все же останусь и посмотрю, как станут развиваться события.

Стеррен одобрительно кивнул, так как это полностью совпадало с его настроением.

— Как тебе угодно, — бросил Хамдер. — Я тоже отправляюсь домой.

Эмнер и Аннара, очевидно, еще не решили, как поступить. Они неуверенно поглядывали друг на друга.

— Один из нас должен остаться, — наконец произнес Эмнер. — А второй — оповестить Внутренний Круг Гильдии чародеев.

— В таком случае придется ехать тебе, — сказала Аннара. — Я не знаю ни одного мастера Гильдии.

— Я тоже, — проронил Эмнер.

— Все равно лучше ехать тебе.

Эмнер кивнул.

— Почему вы заговорили о мастерах Гильдии? — поинтересовался Стеррен.

Аннара и Эмнер обменялись быстрыми взглядами.

— Мастера являются официальными лицами Гильдии, — пояснил Эмнер. — Это в некотором роде тайна, но тайна, надо признаться, небольшая. Мы не подвергнемся наказанию, если разгласим ее.

— Думаете, ваша Гильдия решит что-то предпринять в связи с Вондом? — спросил Стеррен. Он очень надеялся, что его недавние теории получат фактическое подтверждение.

— Кто знает? — Эмнер развел руками. — Но если мы им не скажем и они самостоятельно узнают о случившемся, это наверняка отрицательно отразится на нашем положении.

— Скорее всего они ничего делать не станут, — подхватила Аннара. — Гильдия старается не встревать в чужие проблемы. Иногда проходит лет десять, прежде чем мастера решат, что вмешательство неизбежно. Гильдия существует уже много столетий и в силу этого отличается огромным терпением.

— Откуда вам это известно? — спросил Хамдер.

— Мы — члены Гильдии, — пояснил Эмнер. — Иначе мы не имели бы права заниматься чародейством. Ослушники умирают ужасной смертью.

— Как вы в нее вступаете? — продолжил допрос Хамдер.

— Еще до того как ученик чародея усвоит свое первое заклинание, — пояснила Аннара, — его посвящают в тайну Гильдии. В течение ученичества ему постоянно рассказывают о могуществе мастеров. Правда, по существу говорят немного. Как именно функционирует Гильдия — держится в большом секрете. Но каждый, нарушивший ее правила, умирает. Мне известны правила Гильдии, но я не имею права пересказывать их посторонним.

— Я знаю не больше, — добавил Эмнер. — И это несмотря на то, что учитель моего учителя до самой смерти был мастером Гильдии.

— Итак, вы хотите проинформировать Гильдию о планах Вонда, — уточнил Стеррен. — Что потом?

Эмнер и Динара переглянулись.

— Затем, если Гильдия позволит, я куплю заклинание Сновидений или заклинание Сообщения Известий и расскажу Аннаре, что ждут от нее мастера. Если они, конечно, не свяжутся с ней сами.

— Что затем предпримет Гильдия?

— Не имею представления.

Стеррен повернулся к Эдерду:

— Существует ли Гильдия волшебников?

Молодой человек замялся.

— По существу, нет, — ответила Шенна. — Наши рыхлые организации Братьев и Сестер совершенно не похожи на то, о чем говорила Аннара. По крайней мере организация Сестер. Я отказалась вступить туда, потому что мне не понравились их правила. Они запрещают взаимную конкуренцию и обязывают обмениваться секретами внутри группы.

— Союз Братьев — еще хуже, — сказал Эдерд. — Я целый год платил членские взносы, но потом мне это надоело, и я ушел.

— Никогда не слышал ни о каких союзах, — буркнул Хамдер.

— А у ворлоков есть своя Гильдия? — поинтересовалась Шенна. — Вы, Стеррен, похоже, много знаете о них.

— Понятия не имею, — ответил юноша. — Но, на мой взгляд, у этих людей слишком сильны антиобщественные наклонности. Кроме того, они существуют менее двадцати лет.

— Интересно, как обстоят дела у колдунов? — произнес Хамдер.

— И у теургов? — добавила Аннара.

— О последних можно справиться у Агора, — ответил, Стеррен. — Он придворный теург, хотя, кажется, не очень хороший.

— Я займусь этим, — сказала Аннара. — Где его можно найти? Мне хотелось бы потолковать с ним и узнать, как он посоветует нам поступить с Вондом.

— Прекрасная идея, — поддержал Эдерд.

— Я мог бы показать вам его комнату, — предложил Стеррен. — Но спешить некуда.

— Тем не менее, — заключил Эмнер, поднимаясь из-за стола, — решившим уехать, по-видимому, пора собираться. Если вы не возражаете, Стеррен, я пошел паковать вещи. — Обернувшись к Аннаре, он добавил: — Я записал заклинание, которое ты просила и обменяю его на "Взрывчатую Печать", как только ты подготовишь свою запись.

— Я лучше покажу. — Аннара поднялась со скамьи, и оба чародея вышли из кухни.

— Простите меня, милорд, — сказал Хамдер, — но я думаю, что чародей прав. Я тоже отправлюсь собирать вещи.

Шенна кивнула и, не произнеся ни слова, ушла вместе с Хамдером.

— Я поброжу по замку, — сказал Эдерд, — попытаюсь найти окно, из которого можно понаблюдать за Вондом. Приятного вам аппетита.

— Из моей комнаты в башне открывается великолепный вид. Если вам не лень взбираться по ступеням, идите туда. Скажите часовым, что я разрешил вас впустить.

Эдерд поклонился и вышел, а Стеррен принялся за еду.

Глава 28

— Так вы говорите — в десяти лигах к северо-западу?

Стеррен кивнул, и королева Ашасса задумалась.

— Скорее всего это в Лумете Башен, — сказала она. — Возможно, неподалеку от башен.

— Скорее всего сами башни, — заявила принцесса Лура.

— Не исключено, — согласилась королева. — Никто не знает их подлинного назначения, и предположение, что они генерируют магическую энергию, ничем не хуже других версий.

Стеррен взглянул на Нисситу и Ширрин, Но те как обычно промолчали. Ниссита высокомерно взирала на него сверху вниз, а Ширрин, заметив, что он смотрит в ее сторону, демонстративно отвернулась. Выражение обожания, которое Стеррен частенько видел на ее лице, исчезло.

Одиннадцатилетний принц Дерет не произнес ничего вразумительного, если не считать нескольких возгласов удивления.

Пауза затянулась, и Стеррен спросил:

— Что еще желает Ваше Величество?

— Еще один вопрос, лорд Стеррен. Вы хорошо знаете этого Вонда и разбираетесь в его магическом искусстве. Что вы посоветуете нам предпринять?

Стеррен помрачнел. Вряд ли его ответ придется королеве по вкусу:

— Ничего.

— Вы считаете, что он один может победить нашу армию?

— Да, Ваше Величество. Без труда.

Стеррен не стал напоминать, что ворлок разгромил значительно более крупные армии Офкара и Ксиналлиона. Королева уже знала об этом.

— Вы свободны, лорд Стеррен.

— Благодарю, Ваше Величество.

Он поднялся с кресла, поклонился и, пятясь, вышел из комнаты.

Оказавшись в коридоре, юноша остановился, размышляя, куда ему двинуться дальше.

Три мага скорее всего уже оставили замок, а где могут находиться Аннара и Эдерд, Стеррен не имел ни малейшего представления. Карабкаться по лестнице в свою комнату?.. Нет, сейчас это выше его сил.

Что же, за ним по-прежнему оставались обязанности военачальника, а он не видел своих солдат со времени возвращения из Этшара. И юноша направился в казармы.

По пути он постарался привести в порядок свои мысли о Вонде и о принявших столь неожиданный оборот событиях.

По правде говоря, в планах ворлока имелся целый ряд положительных моментов. Объединение нескольких Малых Королевств положит конец их глупым междоусобным сварам. Основная масса населения этих крошечных государств — крестьяне — получит правителя, при котором им не придется бояться, что их жилища будут разграблены, а жены и дочери обесчещены вражескими солдатами.

Местная аристократия, конечно, лишится своей традиционной власти и привилегий. Но Стеррена такая перспектива совершенно не волновала. Жизнь по природе своей явление изменчивое и представляет собой разновидность азартной игры. Так почему же короли и аристократы должны быть избавлены от угрозы подобной изменчивости? Некоторым из них придется уехать в другие королевства к родственникам. Кто-то переберется в Этшар. А кому-то наверняка отыщется теплое местечко в империи Вонда. Даже ворлоку потребуются опытные администраторы, способные вникать в мельчайшие детали управления страной.

Вопрос состоял в том, что еще придумает Вонд после того, как создаст империю и разгонит аристократов.

Этого Стеррен не знал. Вонд упоминал о наложницах. Что он имел в виду? Похищение, насилие или добровольное согласие? Вонд становится единоличным правителем с абсолютной властью. Удовлетворится ли он безусловным выполнением своих распоряжений или станет относиться к подданным, как к рабам, которых по собственной прихоти можно калечить и убивать?

Великодушный деспот или жестокий тиран? Все будет зависеть от личных качеств Вонда.

Если он окажется снисходительным правителем, то Стеррен сможет со спокойной совестью уехать. Но как поступить, если Вонд превратится в тирана?

Конечно, где-то вдали маячила могущественная Гильдия чародеев. Но, судя по рассказам Аннары и Эмнера, помощи от нее ждать не придется. Неторопливая, осторожная, избегающая вмешательств в чужие дела Гильдия вряд ли станет связываться с зарвавшимся ворлоком.

Оставалась возможность убийства. Когда в свое время Стеррен всерьез обдумывал возможность физического уничтожения королей Офкара и Ксиналлиона, Лар сын Самбера намекнул ему о существовании организации профессиональных убийц. Тогда на благородного военачальника эта информация особого впечатления не произвела. Организация существовала далеко от Семмы. Более того, судя по намекам главного шпиона, ее услуги стоили крайне дорого, она действовала в страшной тайне, и с ней трудно было связаться. Строго говоря, организация была непреступной, а культовой. В связи с ней упоминалось имя Демерчана.

В крайнем случае можно будет обратиться к услугам наемных убийц. Но в целом затея выглядела малообещающей.

Впрочем, не исключена возможность урезонить Вонда мирными средствами. Ворлок считает Стеррена другом, и как друг он обязан удержать правителя от превращения в кровавого тирана.

Юноша поклялся, что он обязательно попытается сделать это.

Существовал еще один вариант развития событий, который с самого начала представлялся Стеррену практически неизбежным — Вонд остановится сам. Правда, пока ворлок осознает эту неизбежность, может произойти нечто страшное.

Все проблемы отошли на второй план, когда юноша услыхал чей-то крик:

— Наш военачальник! Тройное ура Стеррену, Девятому Военачальнику Семмы!

Раздался нестройный вопль. Стеррен замер в дверях казармы, изумленный таким бурным приветствием. Поглощенный размышлениями о Вонде, он совершенно забыл о победе над Офкаром и Ксиналлионом. Солдаты вернули его к действительности. Они радовались снятию осады, уничтожению катапульты и тарана, окончанию унылых дежурств на стенах, а способы достижения всего этого их абсолютно не волновали.

Юноша улыбнулся и поднял руки в жесте триумфатора. Приветственные крики смолкли, солдаты разбрелись по койкам, и военачальник заметил у дальней стены несколько сгорбленных спин.

Игроки не собирались прерываться из-за какого-то командующего.

— Благодарю вас… благодарю за… прием, — запинаясь, произнес Стеррен. — Я рад, что война закончилась! Вы проявили себя молодцами!

Он посмотрел на обращенные к нему лица, не зная, что еще сказать, затем, пожав плечами, спросил:

— А что это за игра там, у стены? Можно присоединиться?

Раздался удивленный смех, затем аплодисменты, кто-то подхватил его под руки, и через секунду Стеррен оказался сидящим в углу с игральными костями на ладони. Один из игроков пояснил:

— Выигрывает наименьший счет.

Стеррен кивнул. Ему была знакома эта игра.

— Ваша очередь, милорд, — подсказали военачальнику из-за плеча.

Юноша потряс кости в руке. Чтобы выиграть и сохранить право на второй бросок, ему надо получить три единички. Если выпадут другие числа, кости перейдут следующему игроку.

Он сделал бросок и следил, как кости, отскочив от стены, катятся по полу. Первая остановилась, показав единицу, вторая тоже.

Третья ткнулась в чей-то сапог и отлетела в сторону. Опять единица.

Под дружный смех и аплодисменты Стеррен собрал свой выигрыш.

Полчаса спустя никто уже не смеялся. К этому времени Стеррен выиграл уже шестьдесят монет.

Солдаты уныло разбрелись, оставив его стоять в одиночестве с распухшей от монет сумкой в одной руке и с костями — в другой.

Он долго рассматривал белые полированные кубики.

Настройка, произведенная Вондом, сработала, и источник в Лумете начал приносить ему удачу.

Стеррен не знал, радоваться этому или нет.

Глава 29

Крестьян изгоняли из замка. Стеррен, стоя на стене, наблюдал, как они с неохотой проходили через ворота и направлялись к руинам своих домов.

Королю Фенвелу надоело терпеть неудобства, связанные с перенаселенностью, и прошлым вечером за ужином он распорядился выставить всех беженцев из замка. Проследить за этим было приказано Стеррену и Алгарвену — королевскому эконому.

Стеррен считал, что Фенвел не имеет никакого права командовать, однако повиновался, пожав плечами. Вонд только начал сооружение своего дворца, и для большинства населения завоевание Семмы все еще оставалось тайной. Фенвел продолжал считать себя правителем, а остальные семманцы по привычке повиновались. Замок пока, принадлежал королю.

Итак, Стеррен стоял на стене и смотрел, как его солдаты выпроваживают крестьян через ворота.

Каждый из них — мужчина, женщина или ребенок, оказавшись за стеной, проделывали одно и то же — оборачивались на север и рассматривали строительную площадку ворлока.

Работа Вонда заметно продвинулась. Он закончил сооружение подземных помещений и за ночь воздвиг над ними высокий земляной холм. Теперь ворлок приступил к возведению беломраморных стен. Земля содрогалась каждый раз, когда новый строительный блок занимал свое место, а звук притирающихся друг к другу камней практически не смолкал.

Первый карьер, в котором добывался гранит, Вонд уже закрыл, а сияющий в лучах солнца белый мрамор вызывал всеобщее изумление.

Реакция крестьян была самой разнообразной.

Одни замирали с открытым от удивления ртом и пялились на север до тех пор, пока их не подталкивали в спину идущие сзади. Другие, бросив короткий взгляд, продолжали свой путь в твердой уверенности, что это чудесное явление их не касается. Третьи, посмотрев на строительство, тотчас отворачивались, словно опасаясь, что пристальное внимание к происходящему само по себе способно принести несчастье.

Детишки смеялись и аплодировали, когда громадные глыбы занимали свое место, а некоторые в восторге показывали на крошечную фигурку в черной мантии, парящую в воздухе над высокими белыми стенами.

После осмотра творения Вонда беженцы обращали взгляд на разрушенное поселение. Стеррен видел, как опускались их плечи, а лица сковывала маска безнадежного отчаяния.

Когда последний крестьянин вышел на залитую грязью и засыпанную обломками бревен рыночную площадь, шум на севере неожиданно прекратился.

Воцарилась тишина. Лица беженцев вновь обратились к недостроенному дворцу.

Маленькая черная фигурка изящно планировала по направлению к замку Семмы. В толпе пробежал тихий шепот. Крестьяне не сводили глаз с приближающегося ворлока.

Стеррен пытался понять, почему Вонд прекратил свою трудовую деятельность именно в этот момент. Ведь он не закончил возводить стену, над которой работал. Если ворлок направился сюда, чтобы принудить короля Фенвела к сдаче, то он выбрал очень неудачное время?

Затем он сообразил, что Вонд со своего поднебесья не мог не увидеть выходящих из замка людей. Не исключено, что он рассмотрел и стоящего на стене Стеррена.

Поскольку Стеррен оставался военачальником Семмы, ворлок мог решить, что на него либо готовится нападение, либо началась формальная процедура капитуляции.

— Эй! — закричал молодой человек. — Вонд! Я здесь!

Он не желал, чтобы ворлок хотя бы на секунду заподозрил, что перед замком собралась армия Семмы. Ведь Вонд мог уничтожить крестьян, а заодно и военачальника так же легко, как Стеррен мог раздавить муравья.

Вонд помахал в ответ и через мгновение опустился рядом со Стерреном. Крестьяне, задрав головы, молча смотрели на них.

— Привет, Стеррен, — сказал Вонд. — Что здесь происходит? — Он показал рукой в сторону своего дворца, и юноша заметил горделивую улыбку, промелькнувшую на его губах.

— Что скажете? По-моему, — дело продвигается неплохо? — бросил ворлок.

— Бесспорно, — согласился Стеррен. Про себя он подумал, что дворец выглядит довольно мрачно. Вонда не интересовали архитектурные тонкости, и в качестве строительного материала он использовал однообразные прямоугольные глыбы. Кроме того, строитель не успел прорубить в стенах окна, и, несмотря на белизну мрамора, его сооружение больше напоминало неприступную крепость.

Вонд же выглядел как обычно: худощавый, облаченный в черное, человек средних лет. Было невозможно представить, что он один, всего за полтора дня сумел воздвигнуть такую громадину.

— Что это? — спросил ворлок, показывая на рыночную площадь.

— Король гонит крестьян из замка, — пояснил Стеррен. — Они прятались там во время осады. Теперь, когда осада снята, эти люди уходят.

— Куда? — поинтересовался Вонд.

— Вот сюда. — Стеррен указал в сторону развалин. — Большинство пришло в замок из этого поселения. Теперь им, конечно, придется расчистить завалы и заново отстраиваться. Я направлю им в помощь своих людей. Некоторые, как я полагаю, прибежали сюда с ферм. — Он не смог удержаться: — Не знаю, правда, с тех ли ферм, что вы уничтожили, возводя дворец.

Вонд удивленно посмотрел на него и затем перевел взгляд на крестьян.

— О… — протянул он. — Значит, это все, что осталось от населения Семмы? Но где остальные, неужели их истребили враги?

— Некоторых, возможно, и убили, но большинство разбежалось в разные стороны, — пожав плечами, ответил Стеррен. — Помните, мы их встречали? Здесь лишь те, кто успел проникнуть в замок до закрытия ворот.

Вонд внимательно посмотрел на людей, толпящихся внизу.

— Эй! — вдруг закричал ворлок. — Я — великий Вонд, новый правитель Семмы!

Стеррен хотел запротестовать, но тут же передумал. Ведь Вонд все равно говорил по-этшарски, никто из крестьян его не понимал. Данное обстоятельство ворлок совершенно упустил из виду.

— Мне потребуются слуги. Каждому, кто захочет работать на меня, надо подойти к моему дворцу и немного подождать! Приходите, когда пожелаете, и я найду для вас место!

По толпе прокатился недоуменный шепот.

— А сейчас я хочу объяснить вам, почему подлинным правителем Семмы являюсь я, а не выживший из ума старикашка, величающий себя королем.

Вонд воздел руки, и грязь на площади пошла рябью. Камни и сломанные стропила поднялись в воздух, мгновение повисели и со свистом умчались. Грязь разделилась на воду и землю, после чего вода немедленно испарилась.

Через несколько секунд рыночная площадь оказалась сухой и чистой. Под босыми ногами крестьян оказалась прекрасно утрамбованная мостовая

Стеррен с восхищением наблюдал за происходящим. Ему даже показалось, что лица людей посветлели, а их одежда стала заметно чище — грязь и пыль были стерты с них по мановению руки Вонда.

Порыв ветра поднял обломки, перегородившие одну из улиц, и, скатав их в огромный шар, унес прочь.

Таким же образом была очищена еще одна улица, а за ней — следующая.

Через двадцать минут Вонд убрал все обломки, оставив стоять более или менее сохранившиеся дома, и без остатка снес те здания, которые, по его мнению, ремонту не подлежали.

К сожалению, на месте осталась всего лишь половина поселения, да и то большинство построек лишилось окон, крыш, дверей, а у некоторых были сильно повреждены стены.

Вонд критическим взором окинул плоды своих трудов:

— Это — только начало.

И снова воздел руки к небесам.

Теперь обломки, уплывшие вдаль, возвращались обратно. Дерево, камень и тростник отделились друг от друга и, образовав ясно оформленные группы, зависли над поселением.

Непригодные отходы упали на отдаленное поле. Из них образовалась довольно большая куча.

Стеррена вдруг осенило — за последнее время он не видел в небе ни единого облачка. Для зимы в Семме явление крайне необычное. Уж не контролирует ли ворлок погоду, очищая небеса и делая условия своего труда более приятными?

Когда строительные материалы были рассортированы, Вонд выбрал один из домов и подверг его всестороннему изучению.

Тростниковая крыша и оконные ставни исчезли; в остальном здание сохранилось неплохо. Вонд взмахнул рукой и масса тростника, отделившись от облака, ровными рядами улеглась на крышу.

— А как насчет ставней? — поинтересовался Стеррен.

— К дьяволу ставни! Как, по-вашему, я смогу выбрать нужное из всей этой кучи?

— Я просто спрашиваю, — сказал Стеррен, пожимая плечами.

Восстановительные работы продолжались, а Стеррен и крестьяне с любопытством наблюдали за происходящим.

Дело уже шло к вечеру, но никто не осмеливался уйти с рыночной площади.

Стеррен заметил в толпе одного из своих солдат и приказал ему доставить еду и питье. Он не забыл спросить Вонда, не хочет ли тот подкрепиться.

Ворлок ответил отказом и продолжил строительные работы.

До Стеррена дошло, что он уже несколько дней не видит, как Вонд ест. В его недостроенном дворце — совершенно точно! — никакой еды не было. Неужели он поддерживает силы своим магическим искусством?

Скорее всего именно так и есть. Стеррен предпочел не задавать лишних вопросов и выбросил эту проблему из головы. Он проследил, как солдаты раздают хлеб, воду, сыр и сушеные фрукты. Затем подкрепился сам. Его меню отличалось от крестьянского только тем, что вместо воды он пил вино.

Восстановление поселения заняло довольно много времени. Оставалось привести в порядок еще три дома, когда солнце село. Но как только угас последний луч, ворлок взмахнул рукой и в вышине запылало оранжевое зарево, хорошо осветив его строительную площадку.

Закончив ремонт последнего дома, маг опустил руки:

— Вот так!

— Весьма, весьма впечатляюще, — одобрительно произнес Стеррен.

Вонд перегнулся через парапет:

— Отправляйтесь по домам! Если ваш дом исчез, ночуйте у соседей. Я позабочусь о вас позже!

Толпа зашевелилась. Некоторые крестьяне и в первую очередь дети уснули и сейчас стали просыпаться. Однако никто не уходил. Все молча взирали на ворлока и военачальника.

— Эй! Почему вы там торчите? — заорал Вонд.

Стеррен спокойно положил ладонь на его руку:

— Они не понимают по-этшарски.

Вонд несколько секунд непонимающе смотрел на Стеррена. Затем повернулся к толпе:

— Проклятие!

— Придется вам учить семмат, — кротко произнес Стеррен.

— Предпочитаю, чтобы они учили этшарский, — выпалил Вонд. — Я собираюсь построить империю и не намерен учить полдюжины языков, будь они прокляты!

— Что же, думаю со временем вам удастся сделать этшарский основным государственным языком, но сейчас никто из этих людей не понял ни единого вашего слова.

— Как, демоны их разрази, вообще возникли эти идиотские наречия? Ведь все эти крошечные королевства являлись частью Старого Этшара!

— Совершенно не представляю, — сказал Стеррен. — Но так или иначе они возникли. Может быть, это действительно дело рук демонов, а может быть, трюк правящих классов с целью удержать людей в одном месте.

Вонд посмотрел на поселение, залитое странным оранжевым светом:

— Думаю, мне потребуется переводчик.

— По крайней мере на первое время, — согласился Стеррен.

Несколько минут они стояли в молчании. Затем Вонд произнес:

— Поговорите с ними вы, Стеррен. Скажите, что те, кто захочет служить мне, могут прийти утром к дворцу. Я лечу домой.

С этими словами он поднялся в воздух. Стеррен помахал ему вслед и, свесившись со стены, закричал:

— Великий Вонд кончил работать! Отправляйтесь домой! Великому Вонду нужны слуги! Если вы хотите стать слугой Великого Вонда, приходите в его замок… — Он вспомнил слово "дворец" и повторил: — Приходите утром в его дворец! Если ваш дом не отстроен, ночуйте у друзей!

Крестьяне смотрели на Стеррена во все глаза. До военачальника донесся вопрос:

— Ради всех богов, кто это?

Юноша не знал, кого имеют в виду — Вонда или его самого. До вторжения в Семму его никто не видел в роли военачальника.

Через несколько секунд, когда сказанное дошло до сознания слушателей, они начали растекаться по восстановленным домам и лавкам.

Оранжевое сияние быстро затухало по мере того, как Вонд приближался к своей крепости. Но обе луны в небесах рассеивали темноту. Бросив последний взгляд на недостроенный дворец, мраморные стены которого поблескивали в темноте зловещей желтизной, Стеррен спустился со стены и отправился в замок.

Пока он не мог обвинить ворлока в склонности к тирании.

Но, несмотря на это, он знал. Империя Великого Вонда обречена.

Глава 30

Через девять дней после своего позорного бегства армия Ксиналлиона вновь промаршировала в Семму.

Внешняя часть дворца Вонда была почти закончена. Лишь вершина гигантской северо-восточной башни оставалась полностью открытой небесам, и ни одна из остальных крыш еще не была до конца покрыта черепицей.

Ворлока вряд ли беспокоили подтекающие крыши — он без труда мог предотвратить дождь. Кроме того, подумал Стеррен, течь в крыше не сможет принести вреда. Во дворце не было ничего, кроме голых каменных стен и полов. Он и Эдерд провели большую часть предыдущего дня, бродя по пустым залам и палатам, восхищаясь чистыми плоскостями белого мрамора. Вонд вел экскурсию, объясняя, что где будет находиться.

Полдюжины новых слуг ворлока молча следили за ними из своего импровизированного жилища, которому в свое время предстояло превратиться в кухни. Делать им было нечего. Уборка пока не требовалась. Питался Вонд нерегулярно, извлекая пищу из воздуха, едва почувствовав голод. Гардероба у нового правителя не было — он по-прежнему оставался в своей черной мантии ворлока.

Лестницы во дворце оставались еще незаконченными, и на верхние этажи можно было добраться только с помощью левитации. В некоторых комнатах отсутствовали окна.

Но даже недостроенный дворец выглядел весьма впечатляюще.

Наблюдая из окна своей комнаты в замке Семмы за появившейся у горизонта армией врагов, Стеррен размышлял о том, что подумают ксиналлионцы об этом вознесшемся в небо сооружении, которого не было здесь еще девять дней назад.

Его также весьма интересовало, что думают по поводу нового вторжения жители Семмы.

Стеррен вздохнул. Следовало предположить, что правители Ксиналлиона и Офкара не сдадутся после первой же битвы.

К счастью, после того как Вонд захватил Семму, это уже его проблемы.

Юноша видел, как в небо из неоконченной башни поднялся ворлок. Черный плащ развевался у него за спиной наподобие гигантских крыльев. Бывший военачальник ждал, предвкушая, как ксиналлионская армия окажется сметенной с лица Мира.

Однако ничего не произошло. Вонд исчез, опустившись на землю за своим дворцом и, видимо, ожидая приближения противника.

Удивленный Стеррен бросился к лестнице. Он хотел своими глазами увидеть, что произойдет.

Но когда он, оседлав лошадь, подъехал к дворцу, все было кончено. Вонд стоял на только что возведенном посередине поля гранитном подиуме. Перед ним, принося присягу, выстроилась вся армия королевства Ксиналлион.

У подножия подиума валялись три свежих трупа. Еще одно тело лежало в грязи прямо перед первой шеренгой кланяющихся ксиналлионцев. Вернее, не тело, а его обгорелые останки.

— Приветствую вас, Стеррен, — сказал, увидев всадника, Вонд.

— Что случилось?

— Эти люди, как вы уже догадались, направлялись к замку Семмы, но я их остановил. Ничего плохого не сделал — просто остановил. Большинство из них не поняло ни единого слова из того, что я говорил. Но некоторые знали этшарский, и один заявил, что хочет вступить в переговоры. Думаю, моя цитадель произвела на них сильное впечатление. Итак, один из них — вот этот, — Вонд указал на труп в форме офицера, — заявил, что он военачальник королевства Ксиналлион. Вон тот, — ворлок показал на кланяющегося солдата, — служил ему переводчиком. Они сказали, что не хотят ссоры со мной (кстати, они называли меня чародеем, но я простил им эту чудовищную бестактность)… Так или иначе, военачальник сказал, что воюет с Семмой, а не со мной.

Стеррен понимающе кивнул:

— Я терпеливо объяснил, что покорил Семму и намерен покорить Ксиналлион. Я предоставил им возможность немедленно капитулировать. Но военачальник почему-то залился краской и поклялся, что никогда не капитулирует перед проклятым чародеем или любым другим магом. Тогда я предложил ему попытаться убить меня и посмотреть, что из этого выйдет. Он, естественно, попытался. Я честно позволил этому мерзавцу несколько раз ткнуть в меня мечом и затем устроил ему разрыв сердца.

Спокойный тон Вонда крайне огорчил Стеррена. Но ничем не выдав своих чувств, он спросил:

— А от чего умерли остальные?

— После смерти военачальника среди солдат произошла оживленная дискуссия на языке, который они называют, кажется, ксиналлионским. Затем вот этот, — он указал на второй труп, — попытался отвлечь мое внимание, а тот, — взмах руки в сторону последнего тела, — забежал сзади и стал тыкать в меня мечом. Пришлось отправить их за главнокомандующим. Пока я этим занимался, вон тот, — он показал на сожженные останки, — выстрелил в меня из лука. Он находился довольно далеко и для разнообразия я просто испепелил его. А затем через переводчика заявил, что все желающие могут принести мне присягу. Затем подъехали вы, и вот вся сцена перед вашими глазами. Думаю, несколько человек из задних шеренг сбежали, но меня это не волнует. — Он оглядел несколько сотен склоненных голов и закончил, улыбаясь:

— По-моему, я нашел себе дворцовую гвардию.

— Как вы намерены поступить с Ксиналлионом? — поинтересовался Стеррен.

— Думаю, мне придется слетать туда сегодня, устроить небольшое представление и убедить их сдаться. Я планировал приступить к созданию империи после завершения строительства, но ситуация изменилась, и это дело нельзя откладывать.

Вскоре после полудня того же дня Ксиналлион капитулировал. Король Коринал Второй отрекся от престола в пользу Великого Вонда, а королевство Ксиналлион превратилось во вторую провинцию Империи Вонда.

Первой Вонд считал Семму. Стеррен, который сопровождал ворлока, чтобы посмотреть, как будет проходить покорение Ксиналлиона, заметил, что Фенвел, по существу, еще не капитулировал.

— О нем я побеспокоюсь после того, как закончу дворец, — отмахнулся Вонд.

Два дня спустя ворлок захватил отряд офкарских солдат, тайно наблюдавших за его дворцом, и опять прервал строительство, чтобы добиться еще одной капитуляции. На сей раз все прошло не так гладко — непокорного короля Офкара Нерана Четвертого пришлось убить. Однако его наследник — принц Элкен — оказался сговорчивее: он немедленно прекратил сопротивление и добавил к Империи Вонда третью провинцию.

Ворлок вернулся домой и в тот же день закончил укладку черепицы на крыше.

Вечером во время ужина за верхним столом в замке Семмы Фенвел наконец решил бросить прямой вызов Стеррену:

— Так на чьей же ты стороне? Моей или ворлока?

— Я на стороне Семмы, — спокойно ответил молодой человек, откладывая вилку.

— Что это значит?

— Только то, что я сказал, Ваше Величество.

На самом деле он хотел сказать, что выступает за такое развитие событий, при котором ни людям, ни их собственности не будет причинено никакого вреда.

— Так кто же, по твоему мнению, нужен Семме — я или ворлок? — продолжал гнуть свое Фенвел.

— В данный момент, Ваше Величество, я могу сказать лишь одно: ссора с ворлоком означает верную смерть.

— Неподчинение мне тоже означает смерть, военачальник!

У Стеррена перехватило дыхание, но он быстро взял себя в руки:

— Вы не сделаете этого. Ваше Величество. Ворлок считает меня своим другом, и ему крайне не понравится, если вы убьете меня.

Поколебавшись, не зная стоит ли ему продолжать, и если стоит, то что можно сказать, юноша добавил:

— Могу лишь обещать, что правление Вонда окажется недолгим.

— О?.. — Фенвел внимательно взглянул на Стеррена. — Это почему же?

— Простите, Ваше Величество, но этого я сказать не могу. — Он показал на сидящих за столом придворных. — Если кто-то услышит и донесет Вонду, последствия будут самыми печальными. — Повинуясь внезапно нахлынувшему вдохновению, Стеррен сказал: — Может быть, вам стоит спросить об этом Аннару?

Фенвел машинально огляделся по сторонам и, не увидев чародейку (Динара и Эдерд обычно ели на кухне со слугами), сообразил, что девушка принадлежит к числу простолюдинов.

Король презрительно фыркнул и вернулся к своему жареному картофелю. Стеррен мирно закончил еду и незаметно выскользнул из замка.

Он миновал поселение, где на месте разрушенных домов зияли пустоты, и, выйдя в поле, внимательно вгляделся во дворец Вонда.

Большая из лун стояла высоко в небе, а меньшая нависала над далекими горами. В их неверном свете казалось, что белый мрамор сияет сам по себе. На фоне усыпанного звездами ночного неба четко вырисовывались все пять башен дворца — по одной в каждом углу; и последняя — самая высокая — в центральной части северо-западной стены. В некоторых окнах горел свет, но Стеррен знал, что большая часть здания еще пустует.

Вонд добился весьма впечатляющих результатов. Его дворец с гладкими высокими стенами, по крайней мере внешне, выглядел очень красивым, хотя и несколько зловещим сооружением. Поселение у замка Семмы стало гораздо чище и добротнее, чем раньше, — во всяком случае, его сохранившаяся часть. Семма, Офкар и Ксиналлион наконец объединились ценой всего семи жизней, начиная с того дня, когда Вонд неожиданно стал черпать силу из нового Источника в Лумете.

И все-таки Стеррен ощущал сильное беспокойство. Он знал, что долго так продолжаться не может. А если продолжится, то Вонд вряд ли останется таким же безвредным, каким он был до сих пор. Вообще-то Вонд ему нравился. Он напоминал Стеррену ребенка, получившего новую игрушку, или скорее целую комнату игрушек. Но, несмотря на симпатию, молодой человек решил сделать все возможное, чтобы отстранить Вонда от власти в Семме. Не ради придурковатого короля. Ворлок таил в себе скрытую опасность.

Что произойдет, если Гильдия чародеев решит сместить Вонда? Битва магических сил опустошит весь регион.

А что, если сюда явятся другие ворлоки, чтобы принять участие в управлении Империей? Среди них наверняка найдется тип с дурными наклонностями.

А Вонда в нужный момент может не оказаться на месте, чтобы остановить беснующегося ворлока.

Стеррен вздохнул и отправился к Цитадели, как теперь в отличие от замка Семмы называли дворец Вонда. Ворлок сказал, что будет рад ему в любое время. С другой стороны, поведение Фенвела говорило о том, что Стеррен перестал быть желанным гостем в замке.

Юноша ничего не рассказал ворлоку о разговоре с королем. Поэтому то, что на следующий день Вонд примчался в замок Семмы, разнес в щепы закрытые двери и потребовал от Фенвела формального отречения, было чистым совпадением.

Король тут же согласился, и Семма превратилась в Столичную Провинцию Империи Вонда.

Глава 31

К первому дню месяца Зеленой травы строительство Цитадели закончилось. Дворец был обустроен как изнутри, так и снаружи. Вонд проложил и замостил улицы будущего столичного города. Его новые придворные, рекрутированные из всех трех провинций, могли вести между собой несложные беседы по-этшарски и обучали этому языку других.

Стеррен из Семмы, бывший некогда Стерреном из Этшара, превратился в новоиспеченного лорда-канцлера Империи Вонда.

Услышав о выпавшей на его долю высокой чести, он спросил:

— Что такое — канцлер?

Ворлок пожал плечами:

— Все, что вам будет угодно. Главнокомандующий мне не нужен, поскольку я самостоятельно веду военные действия, а моей гвардией занимается бывший военачальник Офкара. Но мне хочется, чтобы вы были рядом со мной. Поэтому вам необходим титул. Канцлер — самый неопределенный из всего, что я мог изобрести. Наполните его содержанием по своему усмотрению.

Стеррен решил воздержаться от наполнения содержанием своего титула. Он понимал, что его основная обязанность оставаться человеком, с которым Вонд мог бы общаться на равных или почти на равных. Однако для упрочения своего положения он внушил всем, что является вторым лицом в Империи. Ворлок поддержал эту идею.

Несмотря на новый титул, он сохранил за собой комнату военачальника в башне замка Семмы. Кроме того, у него были апартаменты в Цитадели. Его солдаты — по крайней мере те из них, которые не перешли в Цитадель, — записавшись в дворцовую гвардию, превратились в гвардию канцлера.

Все три офицера Семмы по различным мотивам вышли в отставку. Капитан Арл представил свое прошение через два дня после того, как ураган, вызванный Вондом, разметал вражеские армии. Капитан попросился в отставку потому, что вверенные ему люди оказались не готовыми к сражению, и он, таким образом, не справился со своими обязанностями.

Капитан Шемдер вышел в отставку после отречения короля Фенвела, не желая служить суверену-чужеземцу.

И наконец, лорд Андурон вышел в отставку после того, как Стеррен согласился принять титул канцлера. Достойный офицер заявил, что перестал понимать, какое положение он занимает.

Стеррен назначил Догала и Алдера своими помощниками и произвел их в лейтенанты. Капитанам он замены не нашел, и их должности были ликвидированы.

Солдаты, по-видимому, спокойно восприняли как новый порядок, так и место, которое занял в нем Стеррен. Лица благородного происхождения вели себя совсем иначе. Встречаясь с ними в коридорах замка, он замечал ненавидящие взгляды. Сын Фенвела Дерет, переставший быть принцем, оплевал лучшую тунику бывшего военачальника. Ширрин, увидев его, постоянно разражалась слезами и убегала. Ниссита, как всегда, презрительно кривилась. Даже Лура проходила мимо Стеррена с опущенной головой. Однажды она не выдержала:

— Мне теперь полагается ненавидеть тебя. Правда, я не понимаю — почему.

Из каждого угла до Стеррена доносился нарочито громкий шепот. Слова "предатель", "варвар" и "трус" перемежались с бормотанием о "предках-плебеях" и "на три четверти этшарском происхождении". Аристократы одарили его званием "Жадное отродье торговца". Другим их любимым высказыванием было: "Кровь говорит сама за себя".

Стеррен не позволял себе принимать это близко к сердцу. Он выбрал свой путь и поворачивать не собирается.

Его беспокоили только слезы Ширрин, как-то незаметно превратившуюся в очень хорошенькую молодую девушку. Стеррен надеялся, что, если ему удастся побыть с ней наедине, он сможет объяснить ей, почему поддерживает ворлока.

Но возможности объясниться так и не представилось.

Стеррен частенько спрашивал себя, почему он до сих пор не в Этшаре. И каждый раз, когда этот вопрос возникал, молодой человек давал один и тот же ответ: он привез сюда Вонда и несет ответственность за все поступки ворлока.

Кроме того, юноше казалось, что он оказывает на мага сдерживающее влияние. Ведь у ворлока не было других друзей и конфидентов.

После того как он перестал быть военачальником Семмы, у него не осталось особых причин уезжать отсюда. Стеррену было страшно интересно, чем закончатся поистине исторические процессы, протекающие на самом краю Мира.

В самом замке Семмы жизнь, по существу, не претерпела никаких серьезных изменений. Некоторые аристократы, правда, уехали, но большая часть осталась, по-прежнему признавая власть Фенвела. Примерно четверть слуг поступили на службу в новый дворец, но единственным последствием этого явилось снижение перенаселенности.

Стеррен обратил внимание, что крестьяне перестали появляться в замке Семмы. Никто больше не платил налоги королю Фенвелу. Поэтому запасы замка не пополнялись — все поставки, как и налоги, шли теперь в Цитадель ворлока. Эти проблемы не касались Стеррена, он всегда был желанным гостем за столом Вонда. Но они не сулили ничего хорошего приближенным бывшего правителя.

Немногие наиболее предприимчивые аристократы уже догадались: в Империи Вонда благородное сословие обречено, и уехали. Теперь они "навещали" родственников в соседних королевствах или просто пустились в странствия на поиски удачи.

Оставшиеся, казалось, продолжали считать, что все каким-то образом само по себе утрясется. Но никто из этих людей не знал, каким образом это произойдет, и ничего не предпринимал, чтобы изменить порядок вещей.

Один Стеррен стремился повлиять на ход вещей (по меньшей мере слегка) и, не осмеливаясь признаться в своих намерениях, носил на себе клеймо предателя.

С другой стороны, он не был уверен, что не предает Семму, тайно работая против Вонда. Ведь все изменения пошли на пользу крестьянам. Вонд, контролируя погоду, добивался небывалой сбалансированности температуры воздуха. Дожди шли по мере необходимости и в основном ночью. Если день грозил стать чересчур холодным, облака рассеивались, когда солнце слишком пекло — нагонялись. В результате весенние полевые работы начались раньше обычного, и поля уже начинали зеленеть.

Вонд обещал, что дома в поселении будут восстановлены после того, как его дворец будет отстроен. Все крестьяне, с которыми говорил Стеррен, соглашаясь, что это было бы прекрасно, но не верили в обещания ворлока, так как привыкли к постоянным обманам со стороны правителей.

Последнее обстоятельство беспокоило Стеррена больше, чем ненависть низвергнутых аристократов. Он знал, что Вонд совершенно искренне хотел выполнить свои обещания и не столько из возвышенных соображений, сколько для того, чтобы укрепить свои собственные позиции. Ворлок прекрасно понимал, что правитель богатой страны обладает гораздо большей властью, чем суверен нищего государства.

Но Стеррен понимал, что ворлок, занявшись другими делами, может забыть о выполнении своих обещаний.

Из окна своей комнаты в башне Цитадели он смотрел на крыши лежащего под ним дворца и размышлял, что следует предпринять в первую очередь.

Стеррен подталкивал Вонда, чтобы тот строил свой роскошный дворец только с помощью магии. В результате даже ковры и шпалеры, сотканные вручную, заняли свои места на полу и стенах с помощью ворлокства. Стеррен постоянно побуждал Вонда использовать как можно больше Силы, и это было совсем не трудно. Ворлокство сходно с наркотиками. Чем больше Вонд пользовался своим искусством, тем сильнее хотелось ему пользоваться им еще и еще и во все возрастающих дозах.

Вонд почему-то оказался неспособным увидеть неизбежный результат своей деятельности.

Он оказался слишком увлечен своими новыми играми, чтобы понять — Зов неизбежно настигнет его и здесь, в Семме.

Стеррен смотрел вниз на Цитадель и размышлял, стоит ли предупреждать правителя. Теперь, когда дворец построен, Вонд мог перестать разбрасываться Силой направо и налево.

Это порождало фундаментальный вопрос: что делать?

Так или иначе, сказал себе Стеррен, сидя в этой комнате, о планах Вонда не узнать.

Лорд-канцлер направился к дверям.

Вначале он хотел спуститься в зал, где ворлок давал аудиенцию, но передумал и, миновав первый лестничный марш, прошел по коридору и постучал в первую дверь.

Дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели появилась головка Аннары из Крукволла.

— Привет, — сказала Аннара.

— Привет, — ответил Стеррен. — Можно войти?

Аннара неуверенно оглянулась и после недолгого колебания широко распахнула дверь.

Стеррен не удивился, увидев Агора — Имперского Теурга, сидящего на кровати Аннары. Мужчины обменялись вежливыми приветствиями.

Усевшись в мягкое кресло, Стеррен оглянулся по сторонам, стараясь придумать, как лучше начать разговор.

Девушка поднесла канцлеру тарелку с орехами и он принялся за еду, слушая, как Агор на ужасном этшарском болтает о прекрасной погоде, которую обеспечивает ворлок.

Стеррен разглядывал комнату в поисках того, что могло бы повернуть разговор в желательное для него русло. На высокой полке он заметил какое-то сверкание.

Молодой человек напряг зрение.

Монета, серебряная монета, не замедляя скорости, вращалась на ребре.

— Что это? — спросил он, показывая на странный сребреник.

Оба мага посмотрели в указанном направлении, и Аннара ответила:

— Вращающаяся монета.

— И давно она вертится? — поинтересовался Стеррен.

— Три или четыре месяца, — ответила Аннара.

— Но вы здесь столько не живете! — воскликнул пораженный Стеррен.

— Я принесла ее с собой из замка.

— Как это вы ухитрились?

— С помощью картонки, складывающейся в коробку, — пояснила девушка.

— Но зачем?

— Это магия, — вмешался Агор.

— Я догадался, — ядовито заметил Стеррен. — Я хочу спросить, почему она вертится?

— Действует очень простое заклинание, — сказала Аннара. — Оно так и называется — заклинание Вращающейся монеты.

— И оно позволяет монете вращаться бесконечно? Но это же совершенно бессмысленно.

— Она не просто вращается, — была вынуждена признать чародейка. — Ее закрутил Эмнер. Монета будет вращаться, пока он жив. Если он заболеет или получит серьезную рану, вращение замедлится. Если его состояние ухудшится, монета начнет покачиваться. Когда он умрет, вращение остановится, монета упадет.

— Понимаю, — сказал Стеррен. — Значит, вы узнаете, если, например, его убьют бандиты по пути в Акаллу.

Аннара и Агор переглянулись.

— Меня беспокоят не бандиты, — сказала чародейка.

— Догадываюсь, — усмехнулся Стеррен.

Он помедлил и, решив, что лучшей возможности ему не представится, продолжил:

— Монета вращается три месяца, значит, уже связался с Гильдией чародеев.

— Да, — без промедления ответила Аннара.

— Предприняли они что-нибудь? Вступили в контакт с вами?

Несколько помедлив, Аннара спросила:

— Почему вас это интересует, милорд Стеррен?

— Просто любопытно, — ответил Стеррен.

— Простите меня, лорд-канцлер, но я не могу удовлетворить ваше любопытство.

Он почти ожидал именно такую реакцию.

— Аннара, — нарочито медленно произнес Стеррен, — я понимаю вашу осторожность, но поверьте, я не желаю причинить вам какие-либо неприятности.

— Простите, милорд канцлер, если я…

— Перестаньте меня так называть! — взорвался Стеррен. — Я не просил для себя этот идиотский титул! Я знаю — вы опасаетесь, что я шпион Вонда, но поверьте, ему не нужны никакие шпионы. Если бы он захотел что-то узнать, то без труда вытащил бы из вас нужные сведения с помощью пыток. — Он перевел дух и продолжил уже более спокойно: — Если вас интересует, на чьей я стороне, я вам отвечу: в данный момент ни на чьей. Я знаю, как уничтожить ворлока и как удержать его у власти подольше. Я пришел сюда, надеясь, что ваша информация поможет мне выбрать правильное решение. Я не могу силой заставить вас говорить, но поймите, если я лгу, то сюда так или иначе явится ворлок и найдет способ убедить вас признаться во всем.

Он замолчал, жалея, что вообще завел разговор на эту тему.

Аннара никак не могла решиться. Наконец она посмотрела Стеррену в глаза и произнесла:

— Хорошо, Стеррен. Я вам все расскажу. Я видела сны. Вы знаете, чародеи способны насылать сновидения. Так вот, в моих видениях я беседовала с коллегами.

— И что же предпринимает могущественная Гильдия чародеев?

— В настоящее время ничего. Они лишь следят за развитием ситуации и обрабатывают ворлоков, узнавших о новом Источнике, чтобы отвратить их от путешествия в Империю Вонда.

Стеррен понимающе кивнул:

— А я-то удивлялся, почему здесь еще не объявилось ни одного ворлока.

— Помните, во всех приглашениях Вонда подчеркивалось его превосходство? Ворлоки несклонны ходить в подчинении. Мне кажется, что даже без вмешательства моих товарищей, Вонд не привлек бы много сторонников.

— Весьма справедливо, — согласился Стеррен, пережевывая орехи и новость. — И все же, не планирует ли Гильдия чародеев более жестких мер?

— Нет, — ответила Аннара после некоторого колебания. — Мне, во всяком случае, они ничего об этом не сказали.

В этот момент Стеррену в голову пришла новая мысль, и он повернулся к Агору:

— А что думают по этому поводу боги?

— Боги предпочитают не вмешиваться в людские дела, — пожав плечами, ответил теург. — По крайней мере со времен Великой Войны.

— Еще один вопрос, и я ухожу, — сказал Стеррен, выслушав ответ Агора.

Он внимательно посмотрел на обоих магов и спросил:

— А как вы сами? Вы хотите устранения Вонда?

Аннара и Агор переглянулись.

— Не знаю, — ответила чародейка. — Правда, не знаю.

Глава 32

Через пять минут Стеррен уже выглядывал из-за занавеса в зале аудиенций Вонда. Ворлок тут же заметил его.

— А, канцлер Стеррен! — воскликнул он. — Входите! Входите!

Стеррен повиновался, вошел в зал и с любопытством огляделся вокруг.

Ему, естественно, приходилось и раньше видеть это помещение. Роскошные алые драпировки, мраморный пол с вычурным орнаментом и великолепным красным ковром посередине. Многокрасочные витражи-медальоны в каждом окне раскрашивали пол яркими цветами, а ограненные края стекол окружали эти жизнерадостные пятна россыпью маленьких радуг. Золотистые знамена свешивались из-под сводчатого мраморного потолка. Большинство оставалось пока пустыми, и лишь на трех красовались боевые знаки Семмы, Офкара и Ксиналлиона.

К возвышению из черного мрамора вели три тоже мраморные ступени: белая, черная и белая. Над самым центром возвышения в удобной позе и не очень высоко витал Вонд. Он еще не успел позаботиться о троне.

Все это было знакомо. Новой для Стеррена оказалась группа молодых женщин, столпившихся у подножия возвышения.

Канцлер насчитал двенадцать особ — молодых и необыкновенно привлекательных. Одни были одеты в простые крестьянские платья из домотканой материи, другие — в бархатные и шелковые наряды низвергнутой аристократии. Их лица выражали самые разные чувства, начиная от неуверенности и кончая откровенной враждебностью.

— Что здесь происходит? — спросил, нарушая общее молчание, Стеррен.

— Я набираю гарем, — ответил Вонд. Потрясенный этим ответом, канцлер с ужасом посмотрел на женщин.

— Я занимаюсь этим все последнее шестиночье, — пояснил ворлок. — Эти юные дамы имели счастье обратить на себя мое внимание, поэтому я перенес их сюда. — Он ухмыльнулся, по-волчьи обнажив зубы.

— Но они-то понимают, что творится? — спросил Стеррен, заметив недоумение и страх на лицах некоторых женщин.

— Я им объяснил.

— Можно мне с ними поговорить? — поинтересовался Стеррен.

— Чувствуйте себя как дома, — махнув рукой, добродушно бросил ворлок.

— Дорогие леди, — начал Стеррен на семмате. — Я — Стеррен, Девятый Военачальник Семмы. — Он не знал, как сказать "канцлер", и, кроме того, нелепый титул его раздражал. — Вы догадываетесь, почему оказались здесь?

В ответ раздался нестройный шум голосов; он поднял руку, требуя тишины.

Когда дамы успокоились, Стеррен указал на одну из них и спросил:

— Вот вы, кто вы такая?

Избранная им леди непонимающе захлопала глазами и пробормотала со странным акцентом:

— Ксиналлиони…

Стеррен повернулся к ее соседке:

— Вы говорите на семмате?

Последовал утвердительный кивок.

— Кто вы?

— Кирина Красивая. Дочь Кардига сына Трака и Рулуры Зеленоглазой.

Прозвище как нельзя лучше соответствовало девушке. Несмотря на простую крестьянскую одежду, она была прекраснее всех разодетых аристократок, которых Стеррен видел в Семме.

— Где вы живете? — спросил он.

— В поселении. — Кирина показала в сторону замка Семмы.

— Вы знаете, почему вы оказались здесь?

Она покачала головой, отчего по ее блестящим черным волосам прокатилась волна, а ноздрей Стеррена достиг тонкий запах духов.

— Нет, милорд.

— Как вы сюда попали?

Она неуверенно посмотрела на остальных женщин, явно не желая выступать их единственной представительницей. Однако никто не пожелал занять ее место, и после некоторого колебания девушка пояснила:

— Примерно час назад сильный ветер подхватил меня и принес сюда. Я оказалась в большой комнате, где все двери, кроме одной, были заперты, а у открытой стояли часовые. Там уже находилась одна женщина, а вскоре стали появляться и другие. Когда все собрались, стража пиками затолкала нас в этот зал, как овец.

Стеррен кивком выразил свое понимание.

— Перед вами Великий Вонд, — сказал он, указывая на ворлока. — Возможно, вы и сами догадались.

Женщины утвердительно закивали.

— Известно ли вам, что он правит этой страной?

Последовали новые кивки.

— Но он так же и мужчина. Он хочет выбрать женщин, которые… — Канцлер помолчал, выбирая слова поделикатнее… — которые… согласятся согреть его постель, — наконец нашелся он.

Лица некоторых женщин порозовели, а одна залилась яркой краской до корней волос.

Обернувшись к ворлоку, Стеррен заметил его скучающий взгляд.

— Стеррен, — сказал Вонд, — насколько я понял, вы объяснили им, с какой целью они оказались здесь.

Молодой человек утвердительно кивнул.

— Передайте им, что желающие могут уйти, но те, которые останутся и понравятся мне, будут щедро вознаграждены.

Стеррен, поколебавшись, перевел речь правителя на семмат как можно точнее.

Те семеро, которые его поняли, посмотрели друг на друга, явно взвешивая предложение. Кирина одарила ворлока долгим выразительным взглядом и направилась к выходу.

Вонд взмахнул рукой, и тяжелые двери широко распахнулись.

Другая, на сей раз аристократка, неуверенно последовала за Кириной.

Не понимавшая семмата пунцовая барышня, очевидно, догадалась о происходящем и буквально вылетела из зала.

За ней пошли некоторые другие. В результате в зале остались пять женщин. Они недобро поглядывали друг на друга.

Стеррен изумленно рассматривал будущих одалисок. Две из пяти были прекрасно одеты, ни одна не голодает… Почему же они согласились добровольно отправиться в рабство? Ведь сожительство в предложенной им форме было именно разновидностью рабства.

Может быть, они боялись мести правителя? Бесспорно, все пять заметно нервничали.

Впрочем, не исключено, что эти молодые особы совсем иначе расценивали ситуацию — ворлок был весьма привлекательным мужчиной, о магах рассказывали совершенно невероятные эротические истории, а самое главное, постель Вонда представлялась им легкой дорогой к власти и богатству. Если так, бедняжки жестоко заблуждались

Стеррен нашел все это достаточно отвратительным и, решив, что с него, пожалуй, хватит, начал поворачиваться к дверям.

— Стеррен, — остановил его Вонд, — вы мне понадобитесь в качестве переводчика.

Пришлось вернуться.

— Начнем с имен, — сказал ворлок, взмахнув рукой в сторону женщин.

Стеррен старался как мог. Три женщины говорили на семмате, одна на офкарите и одна на ксиналлионезе. Одна семманка знала несколько слов по-ксиналлионски, а ксиналлионка говорила по-офкарски. В результате ни одна не оказалась вне игры.

Жесты и выражение лиц служили дополнительным источником информации.

Примерно через полчаса Вонд предложил ксиналлионке прогуляться, Стеррен, облегченно вздохнув, сбежал, а один из дворцовых слуг, призванный магией Вонда, повел оставшуюся четверку в апартаменты, которые женщинам впредь предстояло делить между собой.

Стеррен вышел из главных ворот Цитадели и осмотрел округу.

С приходом весны земля зазеленела, крестьяне работали на полях, небеса сияли первозданной синевой, по которой проплывали облачка, похожие на одетых в белоснежные мантии чародеев.

Группа, состоящая примерно из дюжины человек, направлялась к воротам Цитадели. Четверо были в ярко-красных плащах гвардии Вонда, на остальных болтались жалкие лохмотья.

Стеррен с ужасом заметил, что люди в лохмотьях закованы в цепи.

— Эй! — закричал он. — Что происходит?

Гвардеец, идущий впереди, заметил его и поклонился:

— Рабы! Мы привели рабов!

— Зачем?

Солдат развел руками:

— Приказ Великого Вонда.

— Откуда эти люди? — продолжал допрос Стеррен.

Солдат не знал, что ответить. Его этшарский был весьма далек от совершенства.

— Мы идти Акалла, купить их и привести, — выдавал он наконец.

Стеррен отступил в сторону, пропуская отряд.

По крайней мере эти люди не были невинными крестьянами, закабаленными Вондом.

Вообще-то, подумал он, с точки зрения Вонда, иметь рабов просто необходимо, но сам он с такой точкой зрения легко примириться не мог. Большую часть жизни ему приходилось иметь дело с потенциальными рабами: бродягами, ворами, мошенниками. Все они были ему ближе, чем богачи, которые могли приобретать живой товар.

Он водил знакомство с некоторыми рабами как до обращения в рабство, так и после. Но ему не довелось обменяться даже парой вежливых слов с рабовладельцами, если не считать Вонда.

Впрочем, подумал он, некоторые слуги короля Фенвела в замке Семмы наверняка тоже были рабами.

Стеррен проследил, как отряд вошел во дворец.

Итак, Вонд покупает рабов и набирает гарем. Является ли это признаком тирании? Ведь рабы куплены на рынке, а сожительницы остались с ворлоком добровольно.

Нет, решил Стеррен, это не тирания. Но и добрым предзнаменованием последние поступки Вонда считать нельзя.

Глава 33

Вонд покорил Танарию на шестнадцатый день месяца Зеленой травы 5221 года и потратил целое шестиночье, чтобы навести порядок в новой провинции своей Империи. Он обеспечил поступление налогов в императорское казначейство, назначил официальных лиц из числа бывших аристократов и членов королевского правительства, отобрал кандидаток для своего гарема и так далее.

Покончив с этим, он покорил Скайю в двадцать четвертый день того же месяца.

Следующим пал Энмуринон. Это случилось на третий день месяца Длинных дней. Четырнадцатого Империя пополнилась Акаллой Алмазов, к которой Вонду пришлось отнестись особенно бережно, так как здесь располагался порт. Он постоянно справлялся о прибытии кораблей в надежде услышать о ворлоках-эмигрантах.

После этого он несколько дней занимался другими делами: прокладывал дороги, возводил жилые дома и крытые рынки, теснее знакомился с новыми сожительницами, решал споры между своими подданными.

К вящему изумлению, Вонд обнаружил, что ему совсем не нравится управлять Империей. Вершение правосудия, назначение чиновников и другие традиционные обязанности царствующих особ были скучны, отнимали массу времени и не давали возможности проявить магические способности.

Стеррен ожидал этого. Поэтому когда однажды вечером, стоя в тихой, освещенной факелами верхней галерее дворца ворлок признался ему в своем разочаровании, юноша ограничился сочувственным кивком.

— Похоже, вы не удивлены, — раздраженно заметил ворлок.

— Конечно, нет, — ответил Стеррен. — Я всегда считал, что правление — дело скучное.

Вонд уселся в мягкое кресло, стоящее у стены, и пробурчал:

— Не веселое. Но оно должно доставлять удовольствие.

— Это почему же? — поинтересовался Стеррен.

— Да потому, что я так хочу! — выпалил Вонд.

Стеррен не удостоил императора ответом. Повисла напряженная тишина. Наконец ворлок произнес:

— Больше я этим заниматься не намерен.

— Чем именно?

— Я не стану вникать в детали: кому что принадлежит, как наказать вора, где прокладывать дороги, как собирать налоги и сколько монет чеканить на монетном дворе. Все это я больше делать не буду.

— Но кто-то же должен этим заниматься, — заметил Стеррен, — иначе ваша Империя развалится на куски.

— Вот вы этим и займетесь! Вы ведь мой канцлер, если не ошибаюсь. Отныне ваша работа — заниматься всем, чем я не желаю себя утруждать. — На лице Вонда появилась несвойственная ему неприятная улыбка. — Утром я объявлю, что на вас возлагается обязанность управления Империей. Я же займусь строительством и захватами.

Стеррен уже давно боялся, что это может произойти. Ведь он, по существу, оставался единственным человеком, которому Вонд доверял. Для всех туземцев ворлок был чем-то вроде чудовища, обладающего сверхчеловеческой мощью и способного за один день сокрушить королевство. Ворлок со своей стороны считал своих подданных низшими существами и открыто их презирал. Другие маги — Аннара, Эдерд и Агор чурались Вонда и отказывались встречаться с ним. Вопреки уверениям императора, Стеррен не сомневался, что он чувствует себя безнадежно одиноким.

И одиночество заставляло Вонда проводить многие часы в беседах с бывшим военачальником, которому было кое-что известно об искусстве ворлокства и на которого императорское могущество не производило уже никакого впечатления. Все это превращало Стеррена в незаменимого компаньона правителя.

Стеррен предполагал, что однажды Вонд сделает его соправителем Империи.

Теперь, когда это произошло, он не был застигнут врасплох. Возможность была слишком заманчива, чтобы ею не воспользоваться. Участвуя в управлении, он сможет сделать гораздо больше для предотвращения тирании.

За последние месяцы он заметил, что решения Вонда часто были чересчур поспешны и непродуманны. Ворлока не волновало, кто прав, а кто виноват, что правильно, а что неверно — он лишь старался как можно быстрее отделаться от всех подобных проблем, не обременяя себя вопросами справедливости.

Теперь Стеррен сможет изменить сложившуюся практику.

Однако он не питал иллюзий по поводу своих управленческих способностей. Стеррен слишком хорошо знал себя и понимал, что очень скоро тоже начнет руководствоваться принципом собственного удобства.

— Я принимаю предложение при одном условии, — сказал он.

Вонд бросил на него сердитый взгляд:

— А кто вы такой, чтобы выдвигать условия?

— Я ваш лорд-канцлер, Ваше Императорское Величество, — почти ласково ответил Стеррен.

Вонд поерзал в кресле. Возразить ему было нечего.

— Что это за условие? — сурово поинтересовался он.

— Чтобы я мог по своему усмотрению подобрать себе советников, — ответил Стеррен. — Я уже сказал, что никогда не считал правление увлекательным делом, и не хочу волочить на себе все государство. Я, естественно, не возражаю против справедливой доли груза, но не больше чем вы желаю проводить дни, возвращая законным владельцам заблудившихся коров.

После недолгого размышления ворлок произнес:

— Что ж, это справедливо.

На следующее утро Вонд отправился покорять Хлурот, а Стеррен — формировать Имперский Совет.

Глава 34

По этому случаю гвардия канцлера наконец получила задание. Стеррен сэкономил массу времени, просто приказав Алдеру:

— Возьмите, сколько потребуется людей, но я желаю, чтобы леди Калира не позже чем через час была в этой комнате.

И уселся в маленьком кабинете на втором этаже замка Семмы.

Менее чем через час леди Калира уже бросала на него яростные взгляды, сидя по другую сторону стола.

— Чего вы хотите? — без всякой преамбулы заявила она.

Стеррен с удовлетворением отметил, что она не называет его предателем и не пытается оскорбить какими-нибудь более изощренными способами, на которые благородная дама была великая мастерица.

— Вашей помощи, — ответил он.

Сердитый взгляд несколько смягчился и в нем промелькнуло любопытство:

— Какого рода?

— Помощи в управлении Империей.

— Империей? — презрительно фыркнула дама.

— Называйте ее как хотите, — начал Стеррен. — Но нравится вам или нет, ворлок сумел объединить несколько королевств — не могу сказать сколько, потому что, пока мы говорим, он захватил по крайней мере еще одно.

За последние месяцы он значительно улучшил свой семмат и говорил теперь без всякого затруднения.

— Я позвал вас сюда не для того, чтобы спорить о названиях, — заключил канцлер.

Некоторое время оба молчали. Первой не выдержала леди Калира:

— Так что же вы предлагаете?

— Вам, видимо, известно, что Вонд назначил меня канцлером, — произнес Стеррен.

— Да, но мне неизвестно, что это означает, — кивнув, ответила она.

— Это означает, как недавно решил сам ворлок, что я отвечаю за все вопросы управления.

Леди Калира подумала и с улыбкой произнесла:

— И теперь вы хотите свалить все дела на меня?

— Не совсем так, — ответил Стеррен, — но вы недалеки от истины. Скажите, на кого мне следовало бы переложить свои обязанности?

— Следовало бы?

— Да. Кто, по вашему мнению, лучше всех справится с обязанностями и кто захочет справиться с ними. Что касается меня, то я обязательно их провалю.

— Неужели? — спросила она с усмешкой.

— Вне всякого сомнения.

— Полагаю, вы должны подробнее разъяснить мне, что именно имеется в виду.

— Я имею в виду создание Имперского Совета. Его члены будут, по существу, управлять Империей. Вонд не желает заниматься этим делом. Мне оно тоже не по душе. Кроме того, ворлок не задержится здесь надолго а я после его ухода, видимо, буду персоной нон грата. Группа уважаемых всеми аборигенов могла бы поддерживать порядок вне зависимости от того, что станет с Вондом или со мной.

— Но почему он не задержится здесь надолго? — спросила леди Калира, внимательно глядя на канцлера.

— Не могу вам этого сказать, — ощущая некоторую неловкость, ответил Стеррен.

— Несколько месяцев назад вы утверждали то же самое — но он все еще здесь.

— Пока здесь.

Леди Калира задумалась:

— Может быть, вы скажете, сколько еще времени он здесь пробудет?

— Не знаю. Может — месяц, а может — и год-другой. Но в любом случае не больше пяти лет.

— Вы наймете убийцу? — с издевкой спросила она. — Обратитесь к адептам культа Демерчана?

— Нет! — ответил Стеррен. — Зачем заниматься подобными глупостями? Во-первых, он никому не причинил никакого зла. Посмотрите на крестьян — как хорошо они начали жить! Никто, кроме свергнутой аристократии, не жалуется, даже ваше сословие не пострадало! Кроме того, теперь вам предоставляется возможность вернуться к управлению страной!

Леди Калира внимательно посмотрела на него и покачала головой:

— Не понимаю вас, Стеррен. Совершенно не понимаю.

— Это не важно, понимаете вы меня или нет. Я прошу вас помочь мне сформировать Имперский Совет. Думаю, семи членов будет достаточно — при таком числе голоса не смогут поделиться поровну. И я не хочу, чтобы членство в Совете передавалось по наследству — нам не нужны младенцы или сенильные старики. При этом члены Совета смогут сами назначать своих преемников. Я не хочу, чтобы в Совет входили свергнутые короли, — будет несправедливо, если мы, включив одного, не включим остальных. Надеюсь, что, как семманка, вы прекрасно понимаете, почему я этого не хочу.

При намеке на ее бывшего суверена леди Калира непроизвольно улыбнулась. Стеррен воспринял улыбку как знак одобрения.

— Полагаю, принцы и принцессы могут войти в Совет, но это уж вам решать, — продолжил канцлер. — Я незнаком со здешними аристократами. Мне хотелось бы подобрать людей, с которыми, по вашему мнению, можно было бы начать работу. Одно место, естественно, за вами. Эконом Алгарвен, по-моему, тоже неплохая кандидатура. Но и здесь я полагаюсь на ваше суждение. — После некоторого колебания он продолжил: — Наверное, будет не правильно, если все семь членов Совета окажутся семманцами, поскольку Семма — столичная провинция, два-три человека могли бы… Что вы на это скажете?

— Я скажу, — медленно протянула леди Калира, — что мне надо больше узнать о полномочиях и обязанностях предлагаемого вами Совета.

Стеррен улыбнулся:

— Вонд сохранил за собой строительство и завоевания, оставив все остальное на мое полное усмотрение. Итак, каковы же будут ваши рекомендации?

— Так вы действительно серьезно говорите об этом?

— Серьезнее быть не может.

Она вздохнула.

Когда Вонд вернулся, успешно покорив Хлурот, они уже определили четверых из семи советников и живо обсуждали календарь и повестки дня будущих заседаний.

Глава 35

Был девятый день месяца Сбора урожая 5221 года. Империя Вонда простиралась от пустынь на востоке до океана на западе, от края Мира на юге до границ Лумета Башен на севере.

Покорить Лумет Вонду так и не удалось. Он возвратился оттуда дрожа.

— Я услышал шепот, — сказал он Стеррену. — Он доносился до меня поверх звука, из которого я черпаю силу. Я совсем забыл, на что это похоже. Мрачное, злобное бормотание в голове — ужасно!

Он набрал полную грудь воздуха и медленно его выдохнул.

— Мне кажется, я продолжаю слышать его и здесь, — проговорил ворлок. — Но скорее всего мой разум играет со мной злую шутку.

Стеррен промолчал,

— Что же, — продолжал Вонд. — Теперь мне, во всяком случае, известны пределы моих возможностей. Я ни при каких обстоятельствах не переступлю границы Лумета, Калитона или Шассала. Но здесь, к югу от них, я по-прежнему всемогущ.

Стеррен не стал спорить с заявлением Вонда.

— Очень жаль, — заметил он. — Меня всегда интересовало, что произойдет, если вы приблизитесь к башням. Не они ли являются новым Источником Силы?

— Меня это тоже интересовало, но я не рискну заняться исследованиями. Действительно, жаль. Я бы предпочел, чтобы башни находились на территории Империи.

За несколько шестиночий до этого неожиданного поражения Вонд одержал полдюжины молниеносных побед над крошечными морскими государствами, расположенными на южном побережье к западу от Акаллы. В этом направлении границы Империи приблизились к району, опасному для ворлока. И вот теперь, в девятый день месяца Сбора урожая, Стеррен стоял на балконе и осматривал окрестные поля.

Вся земля от горизонта до горизонта была покрыта яркой зеленью, на которой виднелись россыпи домов и яркие пятна цветников, разбитых Вондом.

От площади перед Цитаделью разбегались ровные, прямые, мощеные дороги, ведущие к каждому городку или замку обширной Империи.

Поселение, окружающее замок Семмы, сохранилось, но к нему постепенно приближался посад, растущий у Цитадели Вонда. Дома посада были выстроены из белого и золотистого мрамора и крыты красной черепицей. По углам центральной площади журчали небольшие фонтанчики, а на перекрестках расположились источники с питьевой водой для всех желающих. Перед воротами Цитадели из изящной резной чаши бил огромный фонтан. Из дюжин печных и каминных труб поднимались в небо легкие дымки с интригующими запахами.

Оба поселения росли навстречу друг другу и вот-вот должны были слиться в единое целое.

Со временем, подумал Стеррен, это будет настоящий город.

Население замка Семмы резко сократилось. По мере истощения королевской сокровищницы и опустошения кладовых аристократы отбывали из Империи, или в редких случаях находили себе место в Цитадели. Королевская семья все еще оставалась в Семме, но большая часть придворных уже исчезла.

То же самое происходило в Офкаре, Ксиналлионе, Скайе, Танории, Хлуроте, Акалле Алмазов, Жулура, Гелуа, Ансуоне, Фурнаре, Калшаре, Куоншаре, Деремине, Карминоре, Албоа и Хенде.

Пока правление Вонда, несомненно, приносило Малым Королевствам только пользу. Да, он действительно сверг несколько сотен аристократов, но обогатил при этом тысячи крестьян. Да, во время своих захватов он вынужден был убить несколько человек. Но сколько сотен ему удалось спасти от голодной смерти?

И все же он был обречен.

Стеррену не верилось, что ворлок не ощущает нависшей над ним смертельной опасности. Она была очевидна. Обнаружение нового Источника Силы ничего не меняло. Стеррен считал, что Вонд получил более чем серьезное предупреждение, устанавливая северные границы Империи, но ворлок, очевидно, не понял его.

Он продолжал прокладывать дороги, возводить здания, манипулировать погодой и время от времени расцвечивал огнями ночные небеса просто так, радуясь своему могуществу.

Стеррен воздерживался от комментариев, но после нескольких месяцев размышлений пришел к выводу, что Вонд заслуживает лучшей участи, и дал себе обещание обязательно предупредить ворлока.

Однако нужно было убедить Вонда, что он, Стеррен, только сейчас догадался о грозящей императору опасности. Если ворлок догадается, что канцлер так долго молчал, он наверняка будет взбешен.

Стеррен просчитывал в уме возможные варианты, когда над его ухом раздалось легкое покашливание.

Молодой человек обернулся и увидел дворцового слугу Илдирина, бывшего ранее помощником мясника в Ксиналлионе.

— Прошу простить, лорд-канцлер, — извиняющимся тоном произнес он, — но император встречается с Советом и желает, чтобы вы присутствовали.

— Прямо сейчас?

— Да, милорд.

Стеррен знал, что спорить и задерживаться опасно — Вонд не любил ждать.

— Где?

— В Палате Совета.

Стеррен кивнул и, пройдя мимо Илдирина, начал спускаться по лестнице.

Палата заседаний Совета планировалась совсем для другой цели. Вонд предназначил эту комнату для неофициальных аудиенций, где можно было бы встречаться с ближним окружением без помпы, но все же в более деловой обстановке, чем в личных апартаментах.

Однако, кроме Стеррена, других приближенных у Вонда не оказалось. Вместо этого он получил Имперский Совет, и зал неформальных аудиенций превратился в Палату Совета.

Советники не любили Вонда и не хотели, чтобы ворлок оставался у власти. Но они понимали, что Империя является реальностью и нуждается в управлении. Все семеро оказались превосходными специалистами в вопросах административной деятельности.

Как правило, Совет занимался своими делами, а Вонд — своими, общаясь при посредстве Стеррена. Встреча императора с Советом в полном его составе была делом совершенно неслыханным.

Стеррен торопливо спустился по лестнице, прошел по широкому коридору на первом этаже и направился к небольшой дверце розового дерева.

Взявшись за ручку, он задержался, затем легко постучал и вошел.

Семеро советников расположились за столом. Леди Калира, обычно занимавшая председательское место, сегодня сидела сбоку. Во главе стола, скрестив ноги, витал сам Великий Вонд. Он парил немного выше кресла, и его колени были скрыты столешницей.

— Наконец-то! — воскликнул ворлок, увидев входящего Стеррена.

— Мое почтение, — поклонился Стеррен. — Что здесь происходит?

Он огляделся и увидел незанятое кресло:

— Можно мне сесть?

Вонд махнул рукой и повернулся к слуге:

— Принеси нам вина. Разговор будет долгим.

Илдирин неуклюже шаркнул ногой и ретировался, прикрыв за собой дверь.

— Итак, — начал Вонд, — я думаю, вы все умираете от нетерпения узнать, для чего мы здесь собрались. Поэтому перехожу прямо к делу. Мне не нравится этот ваш "Имперский Совет".

Советники посмотрели друг на друга, после чего все взгляды сошлись на леди Калире.

Она приняла молчаливое предложение выступить от имени всех и поднялась с кресла.

— Ваше Императорское Величество, — начала она по-этшарски, — мы несем службу ради вас. Если вы недовольны, мы без промедления и с радостью самораспустимся.

Две или три головы закивали, выражая согласие. Возражений ни у кого не было.

— Не очень-то торопитесь убегать в отставку! — выпалил Вонд. — Великому Вонду нужны люди, занимающиеся повседневными делами. Но я не уверен, что мне нужны именно вы и в таком составе! Вы ведете дела не так, как мне бы этого хотелось.

— Мы служим Вашему Императорскому Величеству, — повторила леди Калира, наклонив голову.

Стеррен отметил, что ее произношение за последние месяцы значительно улучшилось.

— У меня другие сведения, — заявил Вонд. — Из каждого угла я постоянно слышу, что вы плетете заговор, целью которого является реставрация старых монархий. Ведь вы — аристократы и не можете признать императором человека низшего сословия.

Леди Калира вознамерилась что-то сказать, но Вонд остановил ее жестом руки.

"Интересно, — промелькнуло в голове у Стеррена, — что это он постоянно слышит? Слухи, портящие ему настроение, или все-таки шепот из Лумета Башен?"

Ворлок повернулся в его сторону:

— Скажите, милорд канцлер, почему в мой Совет вошли только представители аристократии?

Ответ был настолько очевиден, что Стеррена заинтересовало, куда же на самом деле гнет ворлок.

— Да потому, Ваше Величество, что ни одна душа в вашей Империи не имеет опыта в деле управления государством, — ответил канцлер.

— А вы не сочли возможным организовать подготовку?

— Нет, Ваше Величество, не счел. Я старался создать Совет, способный управлять сейчас, а не в отдаленном будущем. Кроме того, я не больше вас разбираюсь в вопросах управления или проблемах подготовки крестьян для этой цели.

— Почему обязательно крестьян? Разве нельзя было подыскать коммерсантов? Управление государством, по-моему, ничем не отличается от управления собственным предприятием.

Стеррен сильно сомневался в справедливости последнего утверждения, но решил не спорить и просто ответил на поставленный вопрос:

— Где вы видели здесь коммерсантов? Это же не Этшар. Кроме того, я не видел ничего плохого в использовании аристократов, которым уже знакомо это занятие.

— Не видели ничего плохого? Да я же отлучил аристократов от власти! Эти люди вполне способны попытаться возбудить недовольство среди моих подданных.

— С какой стати? Послушайте, Вонд. Мне кажется, вы недооцениваете то, что делают для вас эти люди. Я подобрал самых компетентных специалистов, вовсе не думая об их происхождении. Они согласились управлять Империей, потому что решили остаться в ней жить. За это друзья и родственники заклеймили их как предателей! Если ваша Империя рухнет, членов Совета могут повесить за государственную измену — за то, что они помогали вам!

В этот момент в зал тихо вошел Илдирин, неся в руках поднос с графином и дюжиной винных бокалов. Слуга направился к императору. Этикет требовал, чтобы его обслужили первым.

— Значит, вы не пытаетесь вернуть аристократию к власти, превратив меня в номинального правителя? — ядовито осведомился Вонд.

— А почему я должен этого хотеть? — искренне удивился Стеррен.

Вонд взял бокал вина и выкрикнул:

— Да потому, что вы сам — аристократ, Стеррен Девятый Военачальник!

От изумления у Стеррена отвисла челюсть. Кто-то из советников хихикнул, но тут же замолк. Илдирин молча наполнял бокалы.

— Я?! — наконец выговорил Стеррен. — Я — потомок этшарского торговца! Моя бабка убежала из дома сто лет назад, и мне совершенно плевать, кем были здесь ее папаша и брат. Я такой же аристократ, как и вы!

Выражение лица Вонда остановило его, и он поправился:

— Ну скажем, немного больше, чем вы. Кроме того, я не знал, что во мне течет благородная кровь. — Юноша скользнул взглядом по лицам советников и добавил: — И если бы я хотел восстановить власть старой аристократии, не логичнее было бы ввести в Совет королей и принцев?

— Участие королей слишком явно выдавало бы ваши намерения, — заметил Вонд. — Но принцев вы ввели.

— Принцев? — Стеррен еще раз осмотрел членов Совета и узнал принца Феррала из Энмуринона.

— О-о, — протянул он и тут же воинственно добавил: — Единственного.

— Пока единственного.

Илдирин обслужил всех советников и приблизился с полным бокалом к Стеррену. Тот отмахнулся. В данный момент сохранность головы зависела от ясности ума.

— Сейчас и навсегда. Советники сами будут назначать своих преемников.

Илдирин, по-прежнему стоящий возле Стеррена, заметил, что бокал императора опустел. Он отступил назад и поспешил к председательскому креслу.

— Теперь я понял! — осклабившись, прошипел ворлок. — Эти семеро назовут королей своими наследниками, а сами уйдут в отставку!

— Не глупите, — сказал Стеррен, и за столом кто-то громко ахнул, услышав такое обращение к императору. — Имперский Совет служит мне, равно как и вам. Я могу сместить любого советника. Так же как и вы можете сместить меня с поста канцлера. Уверяю вас, что прогоню любого короля или королеву, если какой-нибудь идиот догадается назвать их своими преемниками.

— Прогоните? Почему же это?

— Потому что мы не желаем возвращения к власти старых королевских родов. Мы не желаем, чтобы хоть один советник был назначен, исходя из его положения в прошлом. Один такой человек способен нарушить работу всего Совета! Наконец, мы не хотим сеять смуту в умах крестьян, предоставив хотя бы одному бывшему королю нечто, напоминающее власть.

— Вот это правильно, — сказал Вонд принимая из рук Илдирина полный бокал. — И мы не желаем ничего такого. Уверен, крестьяне считают меня узурпатором…

Алгарвен, некогда бывший королевским экономом, поперхнулся вином.

— Простите, Ваше Величество, — выдавил он, откашлявшись. — Но крестьяне… Почему вы полагаете, что они недовольны вами?

На лице Вонда промелькнуло выражение неуверенности:

— Я низложил их королей.

— Умоляю простить, Ваше Величество, — вступил Веракон сын Герата, ранее бывший королевским казначеем в Акалле Алмазном, — но что из этого? Что прежние короли делали для крестьянства? Вы же проложили дороги, построили дома, положили конец войнам и совершили невозможное — стали регулировать погоду. Несмотря на это, налоги не возросли. Поверьте мне. Ваше Величество, крестьяне довольны. Правда, они несколько беспокоятся по поводу цены, которую им придется заплатить за подобную щедрость.

Вонд протянул Илдирину пустой бокал, но прежде чем принять его от императора, слуга несколько секунд балансировал подносом. Вонд бросил на него раздраженный взгляд.

— Прекрасно, — сказал ворлок, — забудем о крестьянах. — Вы утверждаете, что здесь никто не желает реставрации монархии, но в составе Совета имеется принц. Что произойдет, когда умрет его отец?

— Ваше Величество, — спокойно произнес принц Феррал, — мой отец умер пять лет назад. У него была большая семья. Я стою восьмым в линии наследования.

Вонд, не глядя, потянулся за новым бокалом как раз в тот момент, когда Илдирин начал протягивать его. Их руки столкнулись, и вино выплеснулось на грудь императора, залило отвратительными подтеками золотое шитье его черной мантии.

— Идиот!

Взмах руки, и Илдирин отлетел к мраморной стене. Все сидящие в комнате ясно услышали, как хрустнул его позвоночник.

Еще один взмах, и голова слуги оказалась раздавленной, а кости — раздробленными. Тело пустым мешком обмякло на полу. Кровь потоком хлынула из ноздрей и рта умирающего.

Потрясенные советники молча взирали на страшную сцену. Поднос с графином все еще стоял на столе. Вонд отряхивал мантию. Случившееся, похоже, ничуть его не обеспокоило.

Стеррен смотрел на труп. Теперь он твердо знал, что не станет предупреждать Вонда.

Глава 36

После смерти слуги заседание продолжалось недолго. Советники замкнулись в себе, а Вонд, похоже, уже выплеснул свой гнев. В конце концов он согласился на то, чтобы Имперский Совет продолжал работу в своем настоящем составе, но подчеркнул, что тот существует только благодаря его безграничной милости. Император подтвердил свое право в любое время смещать членов Совета и отменять его решения.

Последнее никогда не подвергалось сомнениям, но у членов Совета хватило ума не упоминать об этом.

Затем Стеррен совершил длительную прогулку.

Становится ясно, что Вонд начинает терять над собой контроль. Величественные здания, процветающая Империя, богатые урожаи скрывали этот прискорбный факт, но кошмарная смерть Илдирина сделала все очевидным.

Ни о каком предупреждении речи быть не могло, более того, Стеррен решил, что надо сделать все, чтобы как можно скорее устранить ворлока.

В тот вечер Вонд ужинал в Большом Зале. По правую руку от него сидел Стеррен. Ворлок, которого мало занимали вопросы еды, питался в личных апартаментах, но на сей раз он решил дать формальный ужин. Император, канцлер и члены Имперского Совета восседали за верхним столом, остальные придворные расположились за тремя столами внизу.

— Ваше Величество, не кажется ли вам, что вы слишком давно не вершите по-настоящему эффектных магических действий, — произнес Стеррен, жуя яблоко.

— Разве? — покосился на канцлера ворлок.

— В последнее время самым вашим впечатляющим достижением было мощение дорог. Это полезно, кто спорит, так же как и регулирование погоды. Но вы уже несколько месяцев не демонстрируете ничего зрелищного.

— Озарение небес по ночам недостаточно зрелищно?

Стеррен притворился, что размышляет над этим вопросом.

— Это уже не ново, — признался он, — все привыкли к ночному освещению.

— А почему я постоянно должен потрясать чье-то воображение? — спросил Вонд.

— Чтобы напомнить людям, на что способен их император. Если перед вами будут испытывать благоговейный трепет, которого вы заслуживаете, вам не придется беспокоиться об измене, и у нас не будет неприятностей, подобных утренней встрече на Совете.

Вонд покачал головой.

— Кроме того, мне кажется, — продолжил Стеррен, — вам и самому не хочется растрачивать могущество по пустякам.

— Да, — согласился ворлок. — По совести говоря, в последнее время я несколько нервозен. Наверное, потому, что я недостаточно пользуюсь магическими способностями. Ведь Сила для того и существует, чтобы ею пользовались. Она всегда со мной, здесь в глубине мозга, и я так ясно чувствую ее… — Он замолчал, не закончив фразы.

Стеррен подбадривающе кивнул.

— Что бы вы могли посоветовать? — спросил ворлок.

— О, не знаю… Может быть, сдвинуть гору?

Вонд презрительно фыркнул:

— Вначале мне придется ее возвести. Во всей Империи нет ни одной горы.

— Не надо гор, — махнул рукой Стеррен. — В нескольких лигах отсюда находится край Мира. Может, вы могли бы что-нибудь с ним сделать?

— Например?

— Предположим, немного отогнуть и посмотреть, что находится внизу. Вам это по силам? Я слышал множество фантастических историй о том, что удерживает Мир от падения в Нижнее Пространство. Может быть, действительно стоит заглянуть под край и принести кусочек того, на чем покоится Мир?

— А разве там есть что-нибудь? — спросил Вонд.

— Этого никто не знает.

Вонд задумался, он был явно заинтригован.

На следующее утро, десятого дня месяца Сбора Урожая Стеррен пробудился, плавая в воздухе за открытым окном своей комнаты.

— Доброе утро! — весело поприветствовал его парящий рядом Вонд. — Я решил, что вам будет интересно заглянуть со мной за край Мира.

Стеррен нервно покосился вниз. На такое он не рассчитывал.

— Доброе утро! Надеюсь, вы хорошо спали?

Вонд помрачнел:

— По правде говоря, нет. И все эти сны… не помню точно, но снилось мне нечто весьма неприятное. — Его лицо прояснилось, и он добавил: — Не стоит беспокоиться! Итак, мы отправляемся на край Мира!

Канцлер постарался скрыть отсутствие энтузиазма и повернулся в воздухе так, чтобы видеть, куда летит.

Они быстро миновали замок Семмы и несколько лиг фермерских земель, за которыми началась пустыня.

Внизу и во все стороны, насколько хватало глаз, простирались желтые песчаные дюны, прорезанные редкими полосками жесткой травы.

Позади постепенно исчезали вдали башни Цитадели.

Впереди же вообще ничего не было видно. Край Мира был окутан желтым туманом.

К удивлению Стеррена, это оказался очень редкий золотистый туман, который был бы просто не виден в любом замкнутом пространстве. Но здесь он заполнял бесконечность, поэтому, если у края Мира что-то и находилось, увидеть это что-то было невозможно.

— Может быть, мы сможем подняться над туманом? — осведомился сверху Вонд.

— Понятия не имею.

— Хочу попытаться.

С этими словами ворлок начал набирать высоту, увлекая за собой Стеррена.

Молодому человеку казалось, что они поднимаются уже много часов; дымка становилась разряженной, впрочем, как и воздух, которым им приходилось дышать. Небо постепенно темнело. Одновременно усиливался холод. Вскоре Стеррена начала бить такая дрожь, что он едва смог выдавить из себя протестующий вопль.

Они все-таки поднялись над тем, что представлялось им желтым туманом, и неслись теперь над бесконечным желтым морем. Сзади открывался вид на Малые Королевства. На западе виднелась горная цепь, отделявшая буйную зелень побережья от блеклой растительности восточных равнин. И дальше до самого горизонта бескрайний океан. На востоке белели опаленные яростным солнцем пески пустынь. На юге, куда они летели, по-прежнему ничего не было видно, кроме золотистой дымки.

Увидев, как клубы тумана заворачивают за юго-восточную оконечность Мира, Вонд сдался.

Когда они вновь достигли теплой плотной атмосферы обычного мира, он заметил:

— Я никогда так высоко не забирался. Производит впечатление, не так ли?

В отличие от Вонда он не обладал сверхъестественной силой, способной обогреть его или дать больше кислорода из разреженного воздуха. Когда Вонд начал снижаться, Стеррен уже едва дышал. На его лице и руках осел иней.

Заледенелые мышцы не повиновались, и Стеррен ничего не ответил.

Когда они приземлились, Вонд направился к краю, а молодой человек остался ждать его на вершине небольшой дюны.

Край оказался обычным обрывистым утесом.

Единственная его особенность состояла в том, что он простирался в обе стороны насколько позволяли взгляд и легкая золотистая дымка.

Вонд заглянул вниз.

— Ничего не видно! — крикнул он, не оборачиваясь. — Везде этот треклятый туман!

Стеррен осторожно подобрался к краю и вытянул шею. Ничего. Одна золотая дымка.

— Ждите здесь, — бросил ворлок и решительно нырнул вниз.

Минуту спустя он опустился рядом со Стерреном и выдавил:

— Там совсем нет воздуха! Я не мог дышать! Кроме того, желтая мразь воняет и обжигает горло!

Стеррен посмотрел вверх, потом вниз:

— Интересно, почему густой туман держится с одной стороны, а воздух — с другой? Что их разделяет?

Вонд, как и Стеррен, посмотрел вверх и вниз и, пожав плечами, ответил:

— Магия. Скорее всего проделки чародеев.

— Никогда не видел такого грандиозного магического действа, — заметил Стеррен.

— Наверное, это сделали боги, — сказал Вонд так, словно на него нашло озарение. — Легенды гласят, что они создали мир из хаоса. Желтая субстанция как раз может быть хаосом!

Стеррену это предположение показалось неубедительным. Сказания говорили, что Мир остался отколовшимся и оставшимся незамеченным куском, после того как Вселенная разделилась на Небеса и Инферно. Боги обнаружили осколок позже и помогли ему оформиться.

Кроме того, почему хаос должен быть желтого цвета? С какой стати он вообще должен иметь какой-то цвет?

Стеррен еще не отогрелся и не желал искать объяснение происхождению золотистой дымки. Она просто существует, и ее следует принимать как данность.

— Что теперь, — спросил он.

Вонд огляделся, осмысливая ситуацию:

— Думаю, не стоит валять дурака с этой субстанцией. Если это хаос, он может быть опасным.

Юноша промолчал.

— А что, если я немного отогну край? Это может оказаться полезным. Если чары, удерживающие субстанцию рассеются, образовавшаяся стена станет второй линией защиты.

У Стеррена не было настроения спорить, хотя он понимал, что Вонд несет чепуху. В то же время грандиозность самой затеи потрясла его.

— Отогнуть край Мира? — переспросил он почему-то сразу охрипшим голосом.

— Почему бы и нет? — сказал Вонд. — Правда, сначала надо посмотреть какой он толщины.

— Кто он?

— Мир, естественно.

Ворлок согнулся и вперил глаза в песок. От его взгляда в поверхности начало образовываться неширокое отверстие.

Стеррен наблюдал за этими манипуляциями, сидя на дюне. То, что происходит в дыре, его не волновало.

Через несколько минут Вонд выпрямился и произнес:

— Насквозь не пробиться. Так что придется отогнуть верхний слой и поставить его вертикально.

Он огляделся и начал производить в уме расчеты. Затем взгляд ворлока остановился на Стеррене:

— Пожалуй, я отправлю вас домой. Боюсь, будет много шума, пыли и беспорядка.

— Хорошо, — согласился Стеррен, стараясь ничем не выдать своей радости.

В то же мгновение уже знакомая магическая сила подхватила его и с фантастической скоростью понесла к замку Семмы.

Через несколько мгновений юноша уже ковылял по улице в тени стен замка.

Глава 37

Несмотря на огромное расстояние, глухой гул достигал замка Семмы. Из своего убежища в башне Стеррен видел, как по воздуху плыли тучи песка и огромные скальные глыбы.

После наступления темноты зловещее оранжевое зарево залило всю южную сторону неба. Сияние, казалось, пульсировало и время от времени его пронзали ярко-красные или бледно-голубые молнии.

Стеррен радовался, что не предложил Вонду совершить что-нибудь еще более эффектное, например убрать с неба малую луну. Процесс искривления края Мира оказался довольно некрасивым зрелищем.

К полудню одиннадцатого дня месяца Сбора урожая титанический труд был закончен. Если раньше край Мира обозначался легким золотым сиянием, то теперь его ограничивала черная полоса, по предположению Стеррена, из камня.

В небе показалось крошечное пятнышко, это возвращался Вонд. Стеррен не хотел, чтобы ворлок нашел его в башне замка Семмы, и заспешил к лестнице.

На шестом этаже ему повстречалась Ширрин. Они почти одновременно остановились и некоторое время молчали. Пока Стеррен думал, как начать разговор, девушка повернулась и убежала. Пришлось идти дальше.

Когда он примчался в Цитадель, Вонд уже был там. Он восседал в воздухе в Зале Аудиенций, огромные двери которого были распахнуты настежь.

Стеррен замер в коридоре. Заговорить с ворлоком или незаметно проскользнуть к себе.

Вонд сам разрешил эти сомнения:

— Ах, это вы, Стеррен!

Стеррен вошел в зал, стараясь сделать это как можно небрежнее.

— Как все прошло? — спросил он.

— Достаточно успешно, — с улыбкой ответил Вонд. — Песок, естественно, не хотел держаться, так что пришлось поднять коренную породу. Получился щит пятидесяти ярдов высотой, и только богам известно — какой длины. — Потянувшись, он добавил: — Как же прекрасно себя чувствуешь, когда работаешь в полную силу.

Стеррен улыбнулся, надеясь, что Вонд не заметит всей фальши этой улыбки.

— Я полюбовался вашим творением с башни.

— С расстояния это выглядит не столь внушительно, — заметил Ворлок.

— Верно. Но стену все же видно. Когда люди поймут, что это такое, представляете, как они будут потрясены? Их Император способен поднять край Мира! Сама идея больше говорит о вашем могуществе, чем ее воплощение.

Вонд кивнул:

— В следующий раз я сделаю что-нибудь еще более зрелищное. Нечто такое, что смогут увидеть даже в Этшаре. Что бы это могло быть, по вашему мнению, Стеррен? — Он замолк и, помрачнев, добавил: — Подумайте над этим, а мне сейчас, пожалуй, неплохо бы вздремнуть. Я работал всю ночь, и сейчас в голове у меня такой гул, будто вокруг разговаривают стены. — Вонд сопроводил эти слова слабым взмахом руки.

Стеррен кивнул и молча проследил, как ворлок медленно левитирует в направлении своих личных апартаментов.

"Вонд так и не понял, что происходит, — подумал он. Интересно, сколько времени это может продолжаться, когда же наконец до мага дойдет истина".

Юноша вышел из Зала Аудиенций и его внимание привлекла дверь розового дерева, ведущая в Зал Имперского Совета. Он подошел к ней, немного постоял в нерешительности и повернул ручку.

Помещение было пусто. Следы трагической кончины Илдирина уже убрали.

Интересно, подумал молодой человек, как остальные слуги восприняли гибель своего товарища? Кто им об этом сказал? И главное, что сказал? Сколько из них, узнав подробности, решили оставить службу?

Он прикрыл дверь и задумался.

Погода, как и всегда в Империи Вонда, была прекрасной. Теперь это долго не протянется. Надо наслаждаться ею, пока есть возможность, решил Стеррен. Во внутреннем дворе Цитадели был разбит великолепный цветник.

Он мирно сидел на скамейке, вдыхая тонкий аромат роз, когда раздался крик Вонда.

Казалось, этот вопль шёл не из горла ворлока, а рвался из окружающего пространства, из стен дворца, из самой земли. Все вокруг начало вибрировать. Камни исторгали стон такого низкого тона, что его можно было скорее почувствовать, нежели услышать; воздух в замке, напротив, громко визжал, и даже листва деревьев жалобно и пронзительно посвистывала.

Этот крик нельзя было описать словами. Это был ужас, ничем не прикрытый ужас, выраженный голосом.

Еще не замерло эхо, воздух все еще был наполнен гулом, когда окно спальни Вонда словно взорвалось изнутри. Стеррен пригнулся и прикрыл голову руками, защищаясь от острых стеклянных брызг.

Когда упал последний осколок, он поднял глаза и увидел висящего над ним Вонда. В лице мага не было ни кровинки, руки дрожали.

— Стеррен! — кричал он. — Стеррен!

— Я здесь, — спокойно отозвался молодой человек. Вонд упал с неба, жестко приземлившись на посыпанную гравием дорожку.

Подняв глаза на канцлера, он прохрипел:

— Кошмары, Стеррен… Они вернулись.

— Я так и думал, — кивнул Стеррен.

Лицо Вонда исказилось. Спокойствие Стеррена положило конец страху, на смену ему пришли гнев и неуверенность.

— Вы так и думали? — злобно спросил ворлок.

Стеррен лишь моргал в ответ.

Вонд наконец поднялся на ноги, по привычке использовав для этого свою магическую силу.

— Итак, что же вы думали? Я… меня преследовал кошмар; откуда вы знали об этом?

Стеррен лихорадочно подыскивал спасительный ответ, а Вонд продолжал:

— Это был обычный ночной кошмар! Скверный сон. Мозг сыграл со мной глупую злую шутку.

— Нет, — произнес Стеррен, изумленный тем, что даже сейчас Вонд не желает увидеть правду.

— Это был просто страшный сон, — стоял на своем ворлок. — Иначе быть не может! Источник Алдагмора далеко. Я черпал Силу только из Лумета!

— Нет, — повторил Стеррен.

Молодой человек с ужасом понял, что Вонд находится на грани истерики, которая в любой момент может вылиться в самую дикую форму и мгновенно уничтожить его.

— Нет, — в третий раз сказал он, — это исходит из Алдагмора.

— Но каким образом? — спросил ворлок. — Ведь Зов не достигает этих мест.

Стеррен покачал головой и пояснил:

— Вы прекрасно знаете, что мест вне его досягаемости просто не существует. Даже когда вы еще не начали использовать Лумет, вы могли черпать Силу из Алдагмора. Не очень много, но могли. Разве вы не помните? Вы не могли летать, но были способны остановить сердце человека.

— Но это может любой ученик, а у них не бывает кошмаров!

— Великие боги! Да почему же вы не желаете посмотреть правде в глаза? Неужели вы не понимаете?! Вы извлекли столько Силы из Лумета, стали настолько могущественным, что Алдагмор настиг вас и здесь. Ваша способность воспринимать Алдагмор позволила вам подключиться к Лумету. Оба источника — суть одно. Лумет ближе, и вы можете получить из него больше Силы. Но в то же время вы слышите и Алдагмор.

— Не правда, я не слышу его!

— Слышите. Вы сами сказали. Еще не подключившись к Лумету Башен, вы много дней жаловались на шумы и шепот в голове. Неужели вы не понимали, что это такое?

Вонд ничего не ответил, но его лицо говорило о том, какое потрясение он испытывает.

— Нет, — наконец произнес он, — не понимал. Вы правы, я слышал Алдагмор, но перестал обращать на него внимание после того, как у меня появился Лумет. Зачем прислушиваться к шепоту, если слышите крик?

Ворлок внимательно посмотрел на Стеррена и тоном обвинителя произнес:

— Вы все знали! И знали, что Алдагмор обязательно доберется до меня!

Стеррен не осмелился ответить.

— Почему же вы не предупредили меня? Я… — его вдруг осенило. — Да вы же подталкивали меня! Вы… Это была ваша идея отогнуть край Мира!

Глаза ворлока побелели от ярости, и Стеррен приготовился умереть.

Однако ничего не произошло.

— Почему вы не предупредили меня?! — вопил Вонд.

— Я собирался, — честно признался Стеррен. — Но вы убили Илдирина. Раздавили человека словно жалкого червя и практически не заметили этого. Вы становитесь слишком опасным. Кроме того… — он набрал полную грудь воздуха и выпалил: — Кроме того, скажите честно, разве вы поверили бы мне?

Ворлок уже несколько успокоился и заставил себя обдумать вопрос, усевшись на скамью рядом со Стерреном.

— Нет, — признался он после продолжительного молчания. — Ни за что бы не поверил.

— Кстати, я не представлял, сколько времени вы еще протянете, сколько Силы вам придется использовать прежде… прежде, чем произойдет это.

— Ни один из ворлоков даже близко не подошел к тому могуществу, которым обладал я, — задумчиво и немного грустно произнес Вонд.

Стеррен отметил, что ворлок употребил прошедшее время. Видимо, он уже смирился со своим положением.

— Итак, — продолжил Вонд, — я оказался в той же ситуации, в которой вы нашли меня в Этшаре. Я переступил черту, и кошмары возобновились. Теперь мне надо либо еще дальше уйти от Алдагмора, либо перестать использовать магическую силу и научиться сосуществовать с кошмарами. В противном случае я услышу Зов.

Стеррен понимающе качал головой.

— Но мне некуда идти отсюда!

— Мы же еще не на краю Мира, — заметил Стеррен. — Недалеко от него, но не на самом краю.

— Между нами и краем пустыня. Те места не годятся для жизни. Я не смогу даже построить себе приличный дом — это потребует слишком много Силы.

— А почему бы вам не попытаться сделать это руками? — спросил Стеррен.

Вонд иронически фыркнул:

— Я не умею.

— Тогда вы можете остаться здесь, продолжать свое дело и уйти в сиянии славы. Ведь Зов это — не смерть, не так ли? Может быть, все не так уж и плохо?

— Нет, — не задумываясь ответил Вонд. — Я не знаю, что это такое, но если кошмары только прелюдия Зова… нет. — Ворлок содрогнулся и поднялся с неожиданной решимостью. — Отныне я отказываюсь от магии. Я — Император и могу жить без нее так, как заблагорассудится.

— Конечно, — подтвердил Стеррен.

Но он знал, что с Вондом покончено.

Глава 38

Вонд вошел в Зал Аудиенций, взобрался на подиум и неловко уселся на золоченый трон, принадлежавший когда-то королю Семмы:

— Как я выгляжу?

— Прекрасно, — заверил его Стеррен.

— Кресло не очень удобное, — сказал ворлок, поерзав на сиденье и скептически осмотрев подлокотники. — Кроме того, оно не вписывается в обстановку.

— Фенвел крупнее вас, и сидел он значительно глубже, — заметил Стеррен. — Что же касается внешнего вида, то позже мы задрапируем ваш трон чем-нибудь подходящим.

Вонд согласно кивнул и спросил:

— Как отреагировали слуги, когда им приказали перенести его сюда?

— Троном занимались рабы, купленные вами в Акалле, а рабам, получившим прямой приказ, не пристало задавать вопросы.

Некоторое время в зале висела гнетущая тишина. Вонд старался устроиться на троне поудобнее, а Стеррен молча следил за этим процессом. Найдя более или менее приемлемую позу, Вонд спросил:

— А что об этом подумали в замке? Никто не протестовал?

Стеррен отрицательно покачал головой:

— Вместе с рабами я направил полдюжины своих гвардейцев. В замке, может быть, и удивились, но ничего не сказали. Вы — ворлок, Император, и вы — всемогущи. Ни один человек, кроме нас двоих, не знает о произошедших переменах в вашем решении.

Вонд горько улыбнулся:

— Все знают. Половина Семмы наверняка слышала мой вопль.

— Нет, они ничего не знают, — стоял на своем Стеррен. — Здесь никто не имеет представления о ворлокстве. Во всей Империи лишь вы да я осведомлены об этом магическом искусстве. Не исключено, правда, что о нем слышали несколько торговцев и эмигрантов с севера.

— Все догадаются, увидев меня восседающим на троне.

— Не бойтесь, никто ни о чем не догадывается.

Вонд скептически покачал головой, но спор прекратил.

— Можно я открою двери? — поинтересовался Стеррен.

Вонд с несчастной миной махнул рукой:

— Действуйте!

Молодой человек пересек Зал и стукнул в покрытую эмалью панель.

Дверь растворилась. Каждую створку открывал дворцовый слуга — еще одно нововведение и лишнее напоминание о состоянии Вонда, до сегодняшнего дня он сам совершал эту торжественную процедуру при помощи магических сил.

В приемной толпилась примерно дюжина посетителей. Сюда их направил либо Имперский Совет, либо один из чиновников, сочтя дело выходящим за рамки их компетенции, но достойным внимания самого Великого Вонда.

При императорском дворе не имелось ни герольда, ни церемониймейстера, призванных объявлять о посетителях.

Вонд обычно приглашал их сам усиленным магией громовым голосом. Глядя на нервничающих ходоков, Стеррен подумал, что теперь во избежание недоразумений в системе управления Империей следует многое изменить.

— Итак, — начал он, — сколько у нас здесь групп? Прошу разделиться и встать рядами, чтобы я смог оценить ситуацию.

Смущенные просители продолжали переминаться с ноги на ногу. Некоторые из них не понимали по-этшарски.

Канцлер повторил свои инструкции на семмате и подождал, пока небольшая толпа не разбилась на несколько групп.

Оказалось, что просьб было пять: одна группа из четырех человек, одна — из трех, две пары и одно индивидуальное обращение.

— Кто говорит по-этшарски? — спросил Стеррен. В каждой группе поднялось по одной руке; одиночка ничего не понял.

— Вы говорите на семмате? — поинтересовался Стеррен.

— Да, сэр, — ответил проситель.

Этого достаточно, подумал канцлер.

— Хорошо, — сказал он, — вот вы, четверо, входите.

Говорящий по-этшарски предводитель прошел впереди своих людей по пышному красному ковру и остановился перед подиумом. Пока закрывались двери, Стеррен внимательно следил за лицами посетителей, чтобы определить, не находят ли они в таком приеме нечто странное.

Ходоки, видимо, ничего не находили. Очевидно, им не сообщили, что у Великого Вонда нет трона, а слухи о том, что Император ведет дела, витая в воздухе, они сочли обычным преувеличением.

Вошедшие склонились перед Императором в низком поклоне.

— Встаньте, — произнес Вонд.

Ничем не усиленный голос ворлока практически затерялся под сводами огромного каменного зала.

Предводитель распорядился, осторожно выступил вперед и замер.

— Говорите! — приказал Вонд.

— Ваше Императорское Величество, — начал ходок, — мы представители ваших подданных, занятых взращиванием персиков. В этом году благодаря подаренной вами великолепной погоде у нас созрел прекрасный урожай. Плоды поспели одновременно, и нам не хватает времени для уборки. Мы… — Он замолчал, посмотрел на Стеррена, который бросил ему подбадривающий взгляд, и закончил: — Мы имели счастье видеть, как вы озаряете небеса по ночам. Не могли бы вы сделать это еще раз? Если вы озарите небо над нашими деревьями, мы сможем собирать плоды днем и ночью. Я… мы понимаем, что у вас есть и другие заботы, но персики гниют прямо на ветвях…

— Нет, — решительно заявил Вонд, прервав просителя.

Тот растерянно заморгал:

— Нет? Но Ваше Величество…

— Я сказал — нет!

— Смею ли я спросить, почему…

— Нет! — взревел Вонд, поднимаясь с трона самым естественным образом, но звук его голоса эхом отозвался от стен.

Мантия ворлока начала развеваться словно на ветру. Вонд почувствовал это и с ужасом взглянул на широкие трепещущие рукава.

Повернувшись к Стеррену, он бросил:

— Немедленно уберите их отсюда, — и выбежал из зала.

Ходоки с изумлением смотрели ему вслед. Стеррен выступил вперед:

— Великий Вонд нездоров. Он надеялся, что, несмотря на недуг, сможет принять просителей, но оказалось, что боги не желают этого. — После недолгого колебания он продолжил: — Думаю, именно поэтому он отказал в вашей просьбе. Пока продолжается болезнь, его магические силы несколько ограничены, а ночное освещение небес, о котором вы упомянули, требует огромного напряжения.

Посетители слушали его, беспокойно переговариваясь, и Стеррен заметил, как на лице предводителя промелькнуло подозрение. Видимо, он вспомнил старую пословицу: "Если болен король, королевство в опасности". Это присловье было, как никогда, справедливо, особенно учитывая отсутствие у Вонда законного наследника.

— Не волнуйтесь, — успокаивающе произнес Стеррен. — Все это не так серьезно.

Ему оставалось надеяться, что его ложь не слишком очевидна.

— Что же нам теперь делать? — спросил предводитель группы.

— Отправляйтесь по домам, побыстрее собирайте урожай и не волнуйтесь по пустякам. Если вам известны имена богов, обратите к ним молитвы. Помолитесь заодно и о здоровье Императора. Целительное заклинание тоже не повредит.

Он взял предводителя под руку и повел к дверям. Новый стук в панель; двери раскрылись, и Стеррен выпроводил четверку из зала. Затем, повысив голос, канцлер объявил:

— Великий Вонд болен! Сегодняшняя аудиенция отменяется! — Он повторил то же самое на семмате. — Вы можете остаться в поселении и изложить просьбы, как только Великий Вонд поправится. Кроме того, вы можете составить петиции и отдать их часовым, попросив переправить документ Императорскому Канцлеру Стеррену, который проследит за тем, чтобы они были прочитаны Великому Вонду, как только позволит его здоровье. Если вы не умеете писать, наймите писцов из канцелярии Цитадели.

Посетители топтались на месте, но не уходили. Послышалось неясное бормотание.

— Это — все! — жестко бросил Стеррен. Он повернулся к слугам и, жестом приказав им закрыть двери, направился к лестнице.

Он ступал медленно, с достоинством, зная, что ходоки смотрят ему вслед. Скрывшись из их поля зрения, канцлер перешел на рысь и поспешил к спальне Вонда.

Он нашел ворлока сидящим на полу и тупо рассматривающим дыру в стене. Раньше на этом месте было окно, выходящее в цветник внутреннего двора.

— Я не способен даже починить окно, — без всякой преамбулы заявил Вонд, увидев входящего Стеррена.

— Я немедленно прикажу слугам заняться этим, — сказал молодой человек.

— Стеррен, — запричитал Вонд, — я не способен даже починить это вонючее окно! Я не способен ни на что! Я даже не могу позволить себе сердиться! Я боролся с собой изо всех сил, но вы слышали, как загремел мой голос и почувствовали ветер. Как мне жить без моей магии?

— Я ничего не почувствовал, — честно заявил Стеррен. — Я увидел, как затрепетали рукава вашей мантии, и понял, что случилось. Но ветер меня не достиг. Вам почти удалось сдержаться. Потребуется лишь немного практики. Вы спрашиваете, как жить без магии. А я спрошу — как долго вы проживете с ней?

— И все это вы сотворили собственными руками, — с горечью произнес Вонд.

— Нет. Все это сотворили вы сами, — ответил Стеррен. — Но кто бы то ни был, дело сделано.

— Боги! — воскликнул Вонд, бросившись на кровать. — Кошмары уже начались!

— Пока это случилось лишь единожды, — заметил Стеррен. — И после величайшей работы, которую не смог бы выполнить ни один ворлок. Может быть, если вы перестанете пользоваться магией, кошмары прекратятся?

— Убирайтесь отсюда! — заорал Вонд.

У дверей Стеррен обернулся.

— Я пришлю слуг, чтобы они починили окно.

Глава 39

Эта ночь прошла спокойно. На следующую кошмаров тоже не было, и настроение Вонда значительно улучшилось. Он по-прежнему оставался в своих апартаментах, но уже поговаривал о выходе к людям и возобновлении своей императорской деятельности, после того как отвыкнет пользоваться магией.

Даже выпавший на следующий день дождь не убавил его оптимизма. Наоборот, Вонд понял, что перестал контролировать погоду, и обрадовался еще больше.

На третью ночь его вопль разбудил весь дворец, и Стеррен через три ступеньки помчался в спальню Вонда.

Два охранника и камердинер уже находились там. Они молча взирали на своего Императора, плавающего в футе от пола и молотящего кулаками в северную стену комнаты.

— Ваше Величество! — закричал Стеррен. — Вы забыли, что следует пользоваться только ногами!

Ворлок обвел всех невидящими глазами, но постепенно его взгляд стал осмысленным. Он резко снизился, упал на колени, но подняться так и не смог.

Стеррен подбежал и обнял его за плечи.

— Вы, — обратился он к одному часовому, — быстро тащите сюда бренди. А вы, — последовал приказ второму, — приведите гербалиста.

Солдаты заторопились прочь.

— Могу ли я быть полезен? — спросил камердинер.

— Поищите теурга Агора, — ответил Стеррен.

Камердинер исчез, оставив Стеррена наедине с полумертвым от ужаса ворлоком.

Молодой человек посмотрел на забрызганную красным стену — колотя по ней, Вонд разбил руки о неровности камня.

— За что вы били стену? — спросил Стеррен.

— Не знаю, — прошептал ворлок пересохшими губами. — Разве я ее бил?

Он поднял глаза, увидел пятна крови и перевел полный изумления взгляд на израненные руки.

— Опять кошмары? — поинтересовался канцлер.

— Конечно, идиот! — простонал Император.

Он еще раз взглянул на стену и спросил:

— Я что, опять летал?

— Да, — ответил Стеррен.

— Значит, я снова использовал магическую силу. Как бы осторожен я ни был, кошмары вновь и вновь заставляют меня прибегать к ворлокству. Это вопиющая несправедливость!

— Да, — согласился Стеррен, — это несправедливо.

Вернулся часовой, посланный за бренди, но оказалось, что Вонд не в состоянии удержать стакан. Стеррену пришлось поддерживать руку Императора, пока тот не напился.

Несколько восстановив дыхание, ворлок спросил:

— Я говорил что-нибудь?

— Вряд ли, — ответил Стеррен.

Часовой несмело кашлянул.

Стеррен обернулся к нему:

— Что здесь происходило до моего прихода?

— Его Величество плакал, милорд, — сказал солдат, — и говорил, что ему надо куда-то отправляться. Больше я ничего не понял.

В этот момент вошел гербалист.

Через полчаса Вонд уже был в постели и дремал под действием сонного зелья. Придворные один за другим оставили императорскую спальню.

Стеррен вышел следом и направился в свою комнату.

Этот инцидент сильно потряс его. Легко сказать: "Вонд должен уйти", но наблюдать, как Зов постепенно уничтожает человека, считающего его своим другом, оказалось невыносимо.

Стеррен не был уверен, что до конца сможет выдержать такое зрелище.

"Может быть, пора вернуться в Этшар?" — подумал он. Вонд не сможет отправиться следом за ним. Старая семманская аристократия потеряла власть и рассеялась по Миру. Остались лишь леди Калира да Алгарвен, но у них нет никаких причин задерживать его.

Нет, сказал себе Стеррен. Уехать сейчас — значит проявить трусость. Данная ситуация возникла по его вине: убежать сейчас и заставить других расхлебывать заваренную им кашу было бы просто отвратительно. Это даже не трусость, это предательство.

Нет, он честный игрок и не станет жульничать. Не попытается скрыться, не уплатив проигрыша.

Он останется и будет следить за тем, что сотворил.

Стеррен чуть было не изменил своего решения, когда спустя две ночи еще один кошмар заставил Вонда кометой взвиться в небо. Он проснулся и упал на землю в миле от дворца. Стеррену и дюжине гвардейцев пришлось отправиться в поход, чтобы доставить ворлока домой.

Глава 40

В двадцать четвертый день месяца Цветной Листвы 5221 года Стеррен неожиданно проснулся и с удивлением увидел, что через окна его спальни льется солнечный свет. Вот уже два шестиночья он не мог спать спокойно. Его постоянно будил очередной кошмар Вонда, вызванный непрекращающимся Зовом.

Усевшись в постели, молодой человек понял, что в комнате кто-то есть. Он протер глаза и узнал камердинера Вонда.

— Что случилось? — спросил Стеррен.

— Он ушел.

Стеррен, не тратя времени на дальнейшие расспросы, вскочил и последовал за слугой через переходы дворца к спальне ворлока.

Постель оказалась пустой и даже не смятой. Одеяло было отброшено в сторону, как будто Вонд уже собирался ложиться, но неожиданно передумал.

Многострадальное окно во двор стояло широко распахнутым.

Вонд исчез.

Все кончено. Источник Алдагмора заполучил еще одного ворлока.

Взяв себя в руки, Стеррен спросил у камердинера:

— Когда это произошло?

— Не знаю, милорд. Я проснулся примерно через час после рассвета, но его уже не было. Я сразу отправился за вами.

— Вы правильно поступили, — одобрил его Стеррен. — А сейчас найдите членов Имперского Совета. Пусть все соберутся через час. Мне надо с ними поговорить.

Камердинер неуверенно спросил:

— Что мне делать со спальней Императора?

— Ничего, — ответил Стеррен. — Оставьте все как есть. Великий Вонд еще может возвратиться.

Конечно, никто из ворлоков пока не возвращался.

Но Вонд был могущественнее всех когда-либо живущих ворлоков. Кроме того, ворлоки существуют и соответственно исчезают всего двадцать лет. Поэтому сейчас никто не может с уверенностью сказать, возвратится Вонд или нет. Стеррен, откровенно говоря, в возможности возвращения сомневался.

Вернувшись к себе, канцлер принял ванну и позавтракал. Неторопливо облачившись в свою лучшую одежду, он расчесал волосы и пригладил щеткой недавно образовавшиеся усики. "Еще немного, — думал он, вглядываясь в отражение в зеркале, — и у меня будет настоящая борода".

Полюбовавшись своей внешностью, Стеррен направился в Палату Совета.

Все семь советников уже ждали его. Леди Калира опять сидела сбоку, освободив место председателя для канцлера. Он прошел вперед и сел во главе стола.

— Великий Вонд, — провозгласил он, — перешел на более высокий уровень существования.

— Вы хотите сказать, он умер? — уточнил принц Феррал.

— Нет, — ответил Стеррен — Или лучше сказать — я так не думаю.

— Вы должны объяснить, — заметил Алгарвен.

Стеррен объяснил, не обременяя себя правдой.

Ворлоки, сказал он, не умирают, как обычно люди. Они исчезают, трансформируясь в чистую магическую энергию. Кошмары и другие страдания, которые испытывал Вонд, были попытками его смертной плоти избежать этого превращения.

— Значит, он все-таки исчез? — спросил принц Феррал.

— Да, — признался Стеррен. — Но нам неведомо, навсегда ли. Ворлокство существует всего двадцать лет, а Великий Вонд был самым могущественным ворлоком, которого видел Мир. Нам действительно не дано знать — вернется он или нет.

Советники внимательно смотрели на Стеррена, и он никак не мог понять, поверили они ему или нет.

Ведь перед ним сидели опытные политики, способные спрятать подлинные чувства под маской безразличия.

Наконец леди Калира нарушила молчание, задав вопрос, ради ответа на который Стеррен и созвал заседание Совета.

— Что же теперь? — спросила благородная дама.

— Не знаю, — был вынужден признаться Стеррен. — Мы могли бы оставить все как есть. Так или иначе никто не видел Вонда уже два месяца. Людям не обязательно знать, что произошло.

— Ничего не получится, — сказал Алгарвен. — Мы не сможем сохранить тайну. Слуги все знают и обязательно начнут болтать.

Все энергично закивали головами, выражая свое согласие.

— Может быть, нам согласиться с точкой зрения лорда Стеррена и объявить, что ворлок ушел, но еще вернется.

— А стоит ли продолжать в том же духе? — спросила леди Аррис из Ксиналлиона. — Ведь мы могли бы вернуться к прежним порядкам.

Все одновременно загалдели, и Стеррен не мог понять, кто что говорит.

— Зачем нам возвращаться к этим глупым междоусобным войнам?

— С какой стати разрушать самое мощное государство в Малых Королевствах?

— А если крестьяне не пожелают возвращаться к прошлому?

— А что делать с проложенными дорогами?

— Нам же отрубят головы за предательство!

— Каким образом поделить императорскую сокровищницу?

Конец всем волнениям положил вопрос леди Калиры:

— Неужели вы действительно хотите, чтобы на трон вернулись типы, подобные королю Фенвелу?

Проблема была решена — Империя Вонда продолжит свое существование.

— Может быть, стоит подумать о новом императоре? — предложил принц Феррал.

— Как насчет лорда Стеррена? — спросила леди Аррис.

Стеррен почувствовал, как по залу прокатилась волна одобрения. Пока не поздно, их надо остановить. Он уже обдумывал такую возможность, когда Вонд поручил ему управление Империей.

— Нет, — решительно заявил он. — Я не хотел быть военачальником Семмы, я не хотел становиться канцлером у Вонда и я совершенно определенно не желаю быть вашим императором!

Леди Калира приготовилась произнести речь, но Стеррен остановил ее:

— Вам вообще не нужен император, — заявил он. — В Гегемонии нет императора. В Сардироне его тоже нет. И это не мешает им прекрасно существовать.

— Но что-то у них есть? — спросил принц Феррал.

— В Гегемонии имеется триумвират — три верховных правителя образуют своего рода Совет. Сардироном управляет Совет Баронов. У нас же существует Имперский Совет, и никакой император нам не требуется.

— Следовательно, вы предлагаете, чтобы верховным органом власти стал Имперский Совет? — спросил Алгарвен.

— Именно, — ответил Стеррен.

— А как же поступить с должностью канцлера? — поинтересовалась леди Калира. — Чем вы будете заниматься?

— Выйду в отставку, с вашего позволения, — сказал Стеррен. — Стану вести спокойный образ жизни, подыщу нормальную работу… и, конечно, не буду возражать, если в знак признания моих прошлых заслуг вы решите назначить мне пенсион или предложить какой-то пост.

Леди Калира поднялась с кресла и оглядела советников:

— Думаю, нам следует обсудить этот вопрос между собой.

— Как вам будет угодно, миледи, — с поклоном произнес Стеррен. — Вы всегда сможете найти меня в замке Семмы.

Она поклонилась в ответ, и бывший канцлер покинул помещение.

Спускаясь с холма по прекрасной мощеной дороге, проложенной Вондом, Стеррен весело насвистывал.

Все кончено. Он сбросил груз ответственности и расхлебал кашу, которую заварил.

Он выиграл войну, но спустил с цепи Вонда и разрушил старую Семму. Теперь ему удалось устранить ворлока, сохранив в целости и Империю и все хорошее, что тот успел сделать. Он перестал быть канцлером Вонда и не может остаться военачальником Семмы, поскольку Семма исчезла.

Он полностью свободен и может вернуться в Этшар, если пожелает.

Стеррен пересекал рыночную площадь, когда его заметил часовой.

— Лорд Стеррен, — крикнул он на семмате, — как насчет того, чтобы сыграть в три кости.

Стеррен посмотрел на солдата и как бы почувствовал кончиками пальцев полированную поверхность игральных костей. В тот же миг ему почудилось, что где-то в глубине его головы раздалось слабое, еле слышное жужжание, а может быть, даже шепот.

Он содрогнулся.

— Нет, спасибо, — ответил военачальник и повернулся к замку.

На стене, ожидая его прихода, стояла принцесса Ширрин. Он помахал ей рукой.

Девушка улыбнулась и помахала в ответ.

Стеррен понял, что его наконец простили, и буквально взлетел вверх по лестнице.

Теперь он все ей объяснит — расскажет о том, что Вонд с самого начала был обречен, а сопротивление ему привело бы к катастрофе. Молодой человек не сомневался, что принцесса поймет его. "Пожалуй, я все-таки обоснуюсь в Семме", — подумал Стеррен.

Эпилог

Стеррен валялся на кровати, размышляя о своем будущем. Бракосочетание с принцессой Ширрин уже виделось ему приятной неизбежностью. Никто, по-видимому, не собирался изгонять его из комнаты в замке Семмы, никто не протестовал против его присутствия за столом. Таким образом, у него была бесплатная крыша над головой и бесплатная пища, он не торопился подыскивать себе ни нового дома, ни какого-нибудь продуктивного занятия.

Жизнь была прекрасна.

В дверь вежливо постучали.

"Кого еще демоны принесли? — лениво подумал Стеррен. — Не буду открывать".

Послышался новый стук — на этот раз значительно менее вежливый.

Юноша решил не обращать на него внимания. Наконец в дверь замолотили кулаками и чей-то голос прокричал:

— Лорд Стеррен, нам необходимо поговорить с вами!

— Иду, иду! — заворчал он в ответ. С огромной неохотой Стеррен сполз с кровати, пересек комнату и открыл дверь.

— В чем дело?

В коридоре стоял Имперский Совет в полном составе.

Какое-то время он молча смотрел на них, а они на него.

— В чем дело? — повторил юноша. — Чего вы хотите?

Леди Калира выступила вперед и заговорила, все остальные продолжали хранить мрачное молчание.

— Лорд Стеррен, — начала благородная дама, — два последних шестиночья мы пытались по вашему совету самостоятельно управлять Империей. В целом, как мне кажется, дело шло довольно успешно. Но иногда возникали проблемы, которые мы были не в силах решить. Мы угробили уйму времени в бессмысленных препирательствах по самым ничтожным вопросам. А когда дело доходило до голосования, голоса делились поровну, так как обязательно находился один воздержавшийся.

— Ну и что? — недоуменно спросил Стеррен.

— А то, — леди Калира вызывающе посмотрела ему в глаза, — что ваша система не работает.

Стеррен неожиданно ощутил, как его сердце провалилось куда-то в желудок.

Дама, немного выждав, продолжила:

— Более того, у нас возникли некоторые сомнения в наших полномочиях. Мы привыкли жить при монархии, когда последнее слово остается за одним человеком. Мы чувствуем себя крайне некомфортно в условиях, когда власть поделена, и особенно от того, что на Совете голоса опять могут поделиться поровну.

— Но какое отношение все это имеет ко мне?

— Лорд Стеррен, — сказала леди Калира, — вы привезли сюда ворлока и разрушили установившийся порядок вещей. Вы были канцлером и обладали такой властью, какой нет сейчас ни у кого во всей Империи. Нам нужен правитель — король или император, способный положить предел бесконечным, бессмысленным спорам. Мы решили. Таким правителем можете стать только вы.

— Но я не хочу этого! — запротестовал Стеррен.

— Это как раз основная причина, по которой мы избрали вас императором, — продолжила леди Калира. — Человеку, алчущему власти, доверять нельзя.

— Не хочу!

— Лорд Стеррен, — усмехнулась леди Калира. — у вас нет выбора. Вы возложили на Имперский Совет абсолютную власть, не так ли?

— Да, я сделал это, — начал Стеррен, — и я…

— В таком случае, Ваше Величество, — прервала его благородная дама, — вы должны подчиниться его единогласному решению.

Юноша молча смотрел на нее. До него дошло, что он натворил. Признав, что именно он возложил на Совет абсолютную власть, он тем самым признал, что обладает полномочиями такую власть представлять. Теперь никто не мог запретить Совету отказаться от его "милости".

Сердито попыхтев, он наконец выпалил:

— Императором я быть не собираюсь!

— Как будет угодно Вашему Величеству, — с поклоном ответила леди Калира. — Какой титул для вас предпочтительнее?

Стеррен посмотрел на советников.

— Вы все хотите, чтобы главным был я? — спросил молодой человек.

Все семеро кивнули, но ему показалось, что двое сделали это менее решительно.

— Предположим, я откажусь?

— В таком случае я буду вынуждена выйти из Совета, — заявила леди Калира. — Думаю, моему примеру последуют еще несколько человек.

Стеррен молча разглядывал лица советников.

— Стоит ли напоминать, — продолжила леди Калира, — что, если Совет прекратит свое существование, Империя развалится на куски? В таком случае неизбежна реставрация старых королевств, и аристократия Семмы, по всей видимости, будет судить вас как государственного изменника.

Это было справедливо. Принцесса Ширрин, кстати, тоже принадлежала к аристократическому кругу.

— Проклятие! — выругался Стеррен, ударив кулаком в стену. — Можете назначить меня регентом.

На лицах семи советников появились радостные улыбки.

— Благородная леди Калира, само собой, будет моим канцлером и вице-регентом.

Одной улыбкой сразу стало меньше. Дама уже открыла рот, чтобы возразить, но, увидев довольное лицо регента, переборола себя и произнесла:

— Как будет угодно Вашему Величеству. Когда вы переберетесь назад в Цитадель?

— Я подумаю.

Регент отступил назад, легким взмахом руки давая понять, что аудиенция окончена.

— Можете идти.

Советники повернулись, чтобы удалиться, и в это время Стеррену в голову пришла одна мысль.

— Леди Калира! — позвал он. Дама вернулась, в то время как остальные уже спустились вниз.

— Это голосование, — спросил юноша, — было единогласным?

Она улыбнулась:

— Во втором туре.

С этими словами леди Калира повернулась и направилась к лестнице.

Кровь Дракона

Глава 1

Мальчик жадно смотрел на Арену в предвкушении чуда. Скачки закончились, и, дабы подготовить зрителей к грядущему, песок выравнивали посредством магии.

Грабли, те же самые обычные грабли, которыми разравнивали песок перед каждым заездом обыкновенные люди, теперь двигались сами по себе, словно держали их невидимые руки, а рабы, служители, короче, люди, ответственные за подготовку Арены, куда-то исчезли.

Думери оставалось только гадать, то ли грабли ожили, то ли их таскали духи или демоны, то ли служители стали невидимыми. Магии по плечу и не такое.

Почему грабли ярко-синие, думал он. Важно ли это? Может, магии подвластны только синие грабли? Он знал: использование заклинаний требует определенных условий. А может, грабли синие, потому что синий и золотой — родовые цвета Лорда Арены?

Или он взял себе эти цвета, потому что песок — золотой, а грабли — синие?

Или причину следовало искать в ином?

Сколь многого еще он не знал! О магии он прочитал все, что мог, но далеко не так много, как хотелось бы.

Среди его знакомых не было ни волшебников, ни ведьм, ни ворлоков, ни колдунов — вообще никаких чародеев. Раз или два он сталкивался с магами и всегда задавал вопросы, да только они не удосуживались ответить.

В другое время он задавал вопросы кому угодно, даже зная, что люди эти — не маги. Иногда ему отвечали, обычно — нет, но Думери не унимался.

— Папа, почему грабли синие?

Вопрос сына вырвал Дорэна-из-Гавани из сладкой полудремы. Передние ножки его стула тяжело стукнули об пол семейной ложи, звякнули кольца тяжелой золотой цепи, украшавшей его затянутую жилеткой грудь, пальцы в сверкающих перстнях сжали подлокотник.

— Что?

— Я про эти грабли. Почему они синие?

Десса, сестра Думери, родившаяся на год раньше и сидевшая слева от него, хихикнула в кулачок. Два их брата, стулья которых стояли справа от отца, повернулись, привлеченные разговором.

— Наверное, чтоб не гнили, — глубокомысленно ответствовал Дорэн. — А может, чтобы не расщеплялись и не занозили руки.

— Но почему синие? — настаивал Думери. — Почему не красные, не зеленые? На коричневых совсем не видна грязь. А если б они хотели показать эту грязь, грабли следовало бы выкрасить в белый цвет. Почему же они синие?

— Понятия не имею, — признался отец после долгой паузы.

Дерат наклонился вперед с ехидной ухмылкой.

— Их выкрасили под цвет твоих глаз, Думери.

— У меня глаза зеленые, бестолочь, — парировал Думери. — Может, тебе обратиться к хербалисту, чтобы он проверил твои глаза, если ты этого не видишь?

— О, я-то это знаю, — проворковал Дерат. — А вот Лорд Арены скорее всего нет. — И с торжествующей улыбкой он повернулся к их старшему брату Дорэну-младшему, который пренебрежительно фыркнул.

Десса захихикала громче.

Думери почувствовал, как его лицо медленно наливается краской, и сосредоточился на происходящем на Арене, подчеркнуто игнорируя как братьев, так и сестру. Он не нашел шутку Дерата забавной, поскольку смысла в ней не было. Но прекрасно знал по собственному опыту, что, однажды начав, Десса, Дерат и Дорэн могли подначивать его часами. Попытки огрызнуться не помогали. Так что оставалось только одно: не замечать их.

Тем временем песок на Арене выровняли, и теперь он блестел золотом под скатывающимся к горизонту солнцем. Зрители ждали.

Стихли все разговоры, над Ареной повисла напряженная тишина, и внезапно из одних ворот, которые во множестве соединяли Арену с подземным лабиринтом, вырвалось облако густого желтого дыма. Дым не рассеялся, как обычно бывало, но собрался во вращающийся сгусток, словно миниатюрный смерч, более плотный, чем в реальной жизни, и похожий скорее на шар, чем на конус.

Думери затаил дыхание. Перестала хихикать и сидящая рядом Десса. Забыли о своих шуточках Дорэн-младший и Дерат.

Желтый шар поплыл над Ареной со скоростью быстро идущего человека, пока не завис в самом ее центре, не касаясь тщательно разровненного песка.

По насыщенности цвета дым уступал золоту песка, более напоминая брюшко змеи. Думери не мог отвести от шара глаз.

Прогремел гром, сверкнула на мгновение ослепившая мальчика молния, но, подняв голову, он увидел все ту же бездонную синеву неба и солнце, заливавшее Арену ярким светом.

Когда же он вновь посмотрел вниз, желтый шар разметало в клочья, а посреди Арены стоял чародей.

Думери подался вперед, вглядываясь в чародея.

Среднего роста, в теле, сверкающее одеяние из красного шелка до пят. Умением точно определять возраст Думери похвастаться не мог, но этот мужчина был, не из молодых: морщины на лице, обвисшая кожа на шее. Но волосы оставались иссиня-черными, без малейших признаков седины.

Чародей взметнул руки вверх, растопырив пальцы.

— Смотрите! — крикнул он.

Голос его затерялся в громадной чаше Арены, так что услышали его лишь те, кто сидел на лучших местах. Думери почувствовал разочарование. Уж чародей-то мог усилить свой голос с помощью магии!

Но он забыл о голосе, когда из десяти растопыренных пальцев чародея вырвались десять струй дыма, каждая своего цвета: розовая, фиолетовая, охряная, нежно-зеленая и светло-синяя из левой руки, красная, густо-синяя, медная, темно-зеленая и черная — из правой.

Чародей помахал руками, скрещивая их над головой, и струи дыма, не смешиваясь, переплелись между собой в сложный рисунок.

Затем одним движением чародей опустил руки, и дымовые струи перестали изливаться из его пальцев. Чародей же сделал шаг вперед, второй, третий, и только тогда Думери понял, что ноги его не касаются земли. Он поднимался в воздух, словно ставил ноги на прочные каменные ступени.

В восьми футах от земли чародей остановился, зависнув между небом и песком, взмахнул рукой, вызвав сноп золотых искр.

— Смотрите! — вновь крикнул он.

За его спиной песок Арены столбом поднялся к небу, разгоняя остатки цветных дымов. Вытянувшись футов на пятнадцать, столб песка превратился в стаю белоснежных голубей, в хлопанье крыльев разлетевшихся во все стороны. Единственное белое перышко, выпавшее из хвоста одной из птиц, медленно планировало на песок, пока чародей не заметил его и не ткнул в него пальцем.

Перышко начало расти и превратилось в белого кота, который мягко приземлился на все четыре лапы. Настоящий кот тут же убежал бы, а этот начал гоняться за собственным хвостом, вращаясь все быстрее и быстрее, словно белый волчок.

Потом резко остановился, и все увидели, что кот черный, как сажа, от хвоста до кончиков ушей.

Кот сел на задние лапы. Чародей махнул ему рукой. Кот обратился в пантеру.

Еще один взмах руки, и пантера исчезла, оставив облачко дыма, которое тут же рассеялось.

Думери как зачарованный смотрел на Арену. А представление между тем продолжалось.

На Дессу, однако, происходящее производило куда меньшее впечатление. Думери слышал, как она что-то напевала себе под нос.

Когда же по знаку чародея из морской раковины появился обнаженный мужчина, Десса рассмеялась. Думери решил не обращать на нее никакого внимания.

Его отец дремал, разморенный солнцем. Дерат и Дорэн перешептывались.

Думери тяжело вздохнул.

Ну как они могли столь равнодушно взирать на все эти чудеса? Угораздило же его родиться в семье глупцов!

Наконец чародей закончил представление и продолжил подъем по невидимой лестнице. Он поднимался все выше и выше, а внизу синие грабли вновь разравнивали песок, на этот раз в руках нормальных людей.

Думери не смотрел ни на грабли, ни на служителей, ни на торопливо устанавливаемые декорации для пьесы, завершающей праздник. Он наблюдал за чародеем, который уходил все выше. Вот он прошел над семьей Грондара Каретника, вот на высоте восьмидесяти футов миновал наружную стену Арены и исчез вдалеке.

После ухода чародея Думери ерзал на стуле, с нетерпением ожидая окончания спектакля, не вслушиваясь в остроумные диалоги клоунов. А чего вслушиваться, если половины шуток он не понимал, потому что главной их темой был секс. Его же знания этого предмета были очень ограниченными и сугубо теоретическими.

Солнце уже коснулось западного сектора огораживающей Арену стены, когда актеры раскланялись под жидкие аплодисменты зрителей.

— Что ж, Думери, надеюсь, тебе все понравилось, — изрек старший Дорэн, когда вся семья шествовала по каменным коридорам к ведущим на улицу лестницам. — Полагаю, мы неплохо отметили твой день рождения.

Думери рассеянно кивнул, не замечая недовольного взгляда родителя. Тот-то ожидал хотя бы слов благодарности.

— Когда мне исполнилось двенадцать, — после короткой паузы продолжил отец Думери, — меня, смею вас заверить, не повели на Арену. Я провел этот день в трюме корабля, выгребая осколки посуды, вывалившейся из ящиков, разбитых во время шторма.

Думери кивнул:

— А теперь этот корабль принадлежит тебе.

Он уже слышал эту историю, и не единожды.

— Именно так! — кивнул Дорэн. — Мне улыбнулось счастье, я работал не разгибая спины, боги благоволили ко мне, и я стал владельцем корабля. Если он останется на плаву и после моей смерти, то перейдет к твоему брату Дорэну, которому повезло уже в том, что он мой сын. Вы не цените того, что у вас есть, потому что с рождения вы ни в чем не знали отказа, вам не пришлось добывать что-либо тяжким трудом.

— Я это ценю, папа, — встрял Дерат.

— Нет, не цените, — рявкнул старший Дорэн. — Может, вы и думаете, что цените, но на самом деле это не так, потому что вы понятия не имеете, что такое бедность. А вот я и ваша мать знакомы с ней не понаслышке!

Дерат и Дорэн-младший переглянулись.

— Вам еще не приходилось работать ради куска хлеба, — продолжил их отец, и Думери осталось лишь гадать, то ли он жалуется, то ли хвалится.

Они вышли на улицу и в золотистых сумерках повернули на север, присоединившись к десяткам и сотням неспешно прогуливающихся горожан. Лавочники уже зажгли факелы перед своими магазинчиками, и до ноздрей Думери долетел знакомый запах масла. Обычно он не замечал его, потому что запах этот сопровождал его всю жизнь, со дня рождения, но сегодня, смешанный с запахом пряностей, он казался мальчику каким-то особенным, магическим, вероятно, под воздействием выступления чародея, превращающим обычную улицу во что-то таинственное и прекрасное.

— Никто не работал и дня, ни один из вас, — пробурчал отец, разбивая магические чары заката и запаха.

— Так они никогда и не станут работать! — воскликнул Думери, ткнув пальцем в старших братьев.

Дорэн-из-Гавани удивленно взглянул на него, повернулся к Дорэну и Дерату, вновь посмотрел на Думери.

— Нет, не будут, — согласился он. — Полагаю, и Десса не будет, если проявит благоразумие.

Десса коротко глянула на отца, а затем продолжила рассматривать витрины, словно разговор ее и не касался.

— Значит, такая участь выпала только мне. — Думери изо всех сил старался изгнать из голоса негодование

— Ну не знаю, — неуверенно ответил отец. — Я уверен, мы что-нибудь для тебя придумаем.

— Что же? — В голос Думери прорвалась горечь. — Дорэн получает корабли, Дерат — деньги, Десса — дом, а что остается мне, кроме жалованья ученика? Ничего, и насколько мне известно, любому ученику приходится попотеть, чтобы сполна получить причитающееся ему жалованье

— Может, мы сможем удачно женить… — начал старший Дорэн.

Думери сердито фыркнул.

— У меня нет никакого желания жениться. — Он и не заметил недовольства отца: тот не любил, когда его прерывали на полуслове. — Тем более на таких условиях.

— Ты захочешь жениться, когда станешь старше…

— Допустим, захочу, — вновь прервал его Думери. — Но мне не нужна жена, которую мне выберут.

Какое-то время они шли молча. Дорэн и Дерат отстали, Десса по-прежнему разглядывала витрины, так что Думери и его отец могли обсудить волнующие их проблемы без посторонних.

— Может, мы сможем сделать так, чтобы ты остался в семейном бизнесе. Разумеется, не владельцем — корабли отписаны Дори, — но управляющим. С хорошим жалованьем.

— Но командовать-то будет кто-то другой. Благодарю, папа, но мне это не подходит. У младшего брата обычно нелегкая судьба. И я не хочу до конца жизни оставаться младшим братом Дори, имея не слишком богатый выбор: выполнять чьи-то приказы или умереть с голоду.

— Ты всегда отличался упрямством, — кивнул Дорэн, — а твоя гордость не позволяла тебе подчиняться кому-либо.

Они прошли еще квартал, прежде чем Дорэн, пожав плечами, нарушил молчание:

— Тогда тебе не остается ничего иного, как идти в ученики.

— Знаю, — вздохнул Думери. — Я думал об этом не одну неделю и понял, что другого мне не дано. Впрочем, я и не возражаю. Я все равно счастливчик, как ты и сказал, просто Дори, Дерату и Дессе повезло больше, чем мне.

Дорэн не нашелся с ответом.

— Работы я не боюсь, — помолчав, добавил Думери.

— Это хорошо. — В голосе Дорэна слышалась удовлетворенность. — Так к кому ты надумал пойти учеником? Я уверен, что мы сможем устроить тебя на любой корабль, если ты захочешь со временем стать капитаном.

— Спасибо, не надо, — ответил Думери. — Мои помыслы связаны не с морем.

— Что ж, можно пойти учеником к бухгалтеру, бакалейщику, купцу. Ты думал об этом?

— Я думал обо всем, папа, и теперь знаю, кем я хочу стать.

— О? — Дорэна-старшего немного забавляла уверенность сына, свойственная тому с ранних лет. Думери всегда знал, что ему нужно и как это получить. — Так кем же?

— Я хочу стать чародеем.

Дорэн в изумлении вытаращился на сына.

Глава 2

Дорэн-из-Гавани не дал сыну немедленного ответа. Когда же Думери стал настаивать, то услышал нейтральное: "Посмотрим".

В последующие после представления на Арене дни он всесторонне обдумал ситуацию.

В серьезности намерений мальчика сомневаться не приходилось. Думери ни в чем не допускал легкомыслия. И любая его просьба означала, что он действительно хочет того, о чем просит. Да и магией он бредил не один год.

Конечно, многие мальчишки его возраста бредили ею, но Дорэн почему-то полагал, что с годами это должно пройти. У Думери не прошло. Парень хотел сам стать чародеем, а не просто смотреть, как тот творит чудеса.

И что из этого следовало?

Теоретически чародейство занимало традиционно высокое место в перечне наиболее уважаемых профессий, так что Дорэн вроде бы и не возражал против того, что младший сын решил податься в маги, и все-таки устремления Думери его не радовали. Из собственного опыта он знал, что чародеи — очень странные люди: или кичащиеся своими возможностями хвастуны, или затворники с несносным характером. И не опасна ли вся эта магия? Мало ли что таит в себе общение с невидимыми силами! Все могло статься хуже, гораздо хуже. Захотел бы мальчик стать демонологом. Вот уж опасная работа — иметь дело с силами зла и стараться заставить их творить добро!

А может, отнюдь и не добро. Дорэн слышал немало домыслов о демонологах-убийцах. И никто не спорил с тем, что они накладывают на людей заклятия. Очень часто демонологи исчезали, практически бесследно, и никто не знал, в чем причина. То ли они теряли контроль над демонами, то ли уступали в схватке другим магам, а может, их карали боги за то, что они вторгались в те сферы, где смертным не место…

Какое счастье, что демонология Думери не интересовала! Как, впрочем, и ведовство, которое считалось деревенской магией, колдовство, все еще пользующееся дурной славой, хотя после Великой войны прошло не одно столетие, и ворлокство, новая, необычная разновидность магии. В присутствии ворлока у обычных людей по коже начинали бегать мурашки.

А вот теургию уважали, и никто не слышал о теурге, который ошибся в заклинании и растворился в облаке пурпурного дыма. Говорить с богами куда безопаснее, чем экспериментировать с пассами, фразами, порошками.

Как-то за обедом Дорэн поделился своими размышлениями с Думери. Мальчик молча смотрел в тарелку.

— Так что скажешь? — не выдержал он.

— Не знаю, отец. Я хочу сказать, что чародейство интересует меня куда больше теургии. И прочих разновидностей магии.

Дорэн в замешательстве посмотрел на сына.

— А что такого особенного в чародействе?

— Не знаю, — честно признался Думери. — Просто… я хочу сказать… В общем, я хочу стать чародеем.

Дорэн вздохнул. Он понимал, что спорить бесполезно. Спор с Думери в любом случае выливался лишь в потерю времени: мальчик умел настоять на своем.

— Посмотрим, что можно сделать, — подвел он черту под разговором.

Он, конечно, попытался найти другой способ обеспечить будущее Думери или хотя бы предлог, чтоб не пускать его в чародеи, но тщетно. Так что тремя днями позже он и Думери под проливным дождем, натянув шляпы на уши, шли на встречу с Тетераном-магом.

— Разбаловал я парня, — пробормотал Дорэн, форсировав очередную лужу. — Вконец разбаловал. Это же надо — чародейство!

Думери слышал, что отец что-то бормочет, но слов не разобрал, а потому решил, что тот честит богов и погоду.

Он-то не имел к дождю никаких претензий. Какая разница, идет ли дождь или светит солнце, если он будет чародеем! Обязательно будет!

Да, начнет он простым учеником, но будет стараться изо всех сил, трудиться день и ночь и через шесть лет… или девять, или двенадцать, все будет зависеть только от него, станет чародеем! Настоящим чародеем!

Они уже повернули на улицу Магов, и Думери сбил шляпу на затылок, чтобы лучше видеть вывески. Он боялся пропустить дом Тетерана.

— Вон он! — воскликнул Думери, указывая рукой на нужный им дом.

Его отец поднял голову.

— Да, это он.

Когда они подошли к дому, дверь распахнулась. Сердце Думери учащенно забилось.

Высокий худющий мужчина в темно-синем одеянии появился на пороге, затем отступил в сторону, давая им пройти.

Нечто, невидимое Думери, сдернуло с их голов шляпы. Капли холодной воды с полей попали на лицо.

— Заходите, заходите, — высокий мужчина пригласил их в комнату. — Заходите, обсохните.

Думери посмотрел на него, ожидая, что мокрая одежда тут же высохнет, но чародей, если это был он, не стал прибегать к помощи магии, а просто указал на кресла, полукругом стоящие у камина, в котором весело потрескивали горящие поленья.

Разочарованный Думери пересек комнату, сел в одно из кресел. Его отец опустился в соседнее, оставив третье высокому мужчине.

— Значит, ты — Думери. — Мужчина всмотрелся в мальчика.

Тот не отводил глаз, но молчал.

— Я — Тетеран-маг, чародей и хозяин этого дома, в котором вы — желанные гости.

Дорэн подтолкнул сына локтем.

— Я — Думери-из-Гавани, — наконец-то мальчик вспомнил о правилах приличия. — Благодарю вас за гостеприимство.

— Как я понимаю, ты хотел бы пойти ко мне в ученики, чтобы изучить основы чародейства. — Тегеран по-прежнему пристально смотрел на мальчика.

Думери коротко глянул на отца и повернулся к магу.

— Я хочу стать чародеем.

Тетеран перевел взгляд на Дорэна.

— Прошу извинить меня, сэр, но я должен поговорить с вашим сыном наедине, чтобы понять, есть ли у него задатки ученика. Вы можете остаться здесь, а можете пойти по своим делам и вернуться через час. — Он поднял руку, по-особенному изогнул ее. — Если вы решите остаться, вам подадут еду и питье. Просто назовите вслух то, что хотите. У меня есть ушка, которая будет очень кстати, если вы замерзли, пиво и вода, которую я очищаю с помощью магии. К сожалению, из еды я могу предложить только свежий хлеб с красным сыром.

Дорэн вежливо кивнул и уже собирался что-то сказать, когда маг встал, вновь не сводя глаз с Думери, начисто забыв о его отце. По знаку мага мальчик тоже поднялся.

Тетеран повел его к занавешенной пологом двери в дальней стене.

— Одну минуту, — вырвалось у Дорэна.

Тетеран обернулся.

Как и Думери, которому при взгляде на отца показалось, что тому как-то не по себе. Он, конечно, знал, что это не так. Дорэн-из-Гавани, владелец шестого по величине торгового флота в городе, в любых ситуациях чувствовал себя уверенно.

— Просто назвать вслух? — спросил Дорэн.

Тетеран кивнул.

— А кому назвать?

Тетеран вздохнул.

— Что бы вы хотели?

Откровенно говоря, Дорэну хотелось взять сына за руку, увести домой и более не иметь никаких дел ни с чародеями, ни с магией, но Думери хотел стать учеником чародея, за окном лил дождь, так что часовая прогулка по улицам не вызывала у него прилива энтузиазма.

— Ушку, — ответил Дорэн. — Я бы выпил ушки.

Тетеран вновь кивнул.

— Ушка! — ясно и отчетливо произнес он, указав рукой на Дорэна.

Полог, закрывающий дверь в дальней стене, отнесло в сторону, словно от сильного порыва ветра, в комнату вплыл медленно вращающийся серебряный поднос. На нем стоял глиняный кувшин и маленький хрустальный стакан.

Поднос спланировал на соседнее с Дорэном кресло, который смотрел на него… Со страхом? С изумлением? Полной уверенности у Думери не было.

А потом Тетеран взял Думери за руку и увел за дверь, из-за которой он не мог видеть ни отца, ни магического подноса.

Глава 3

По просьбе Тетерана Думери сел на высокий стул у рабочего стола мага. Усевшись, начал с любопытством оглядываться, пока чародей суетился в поисках неких магических предметов.

Комната, в которую привел его маг, размерами превосходила приемную, но свободного места в ней было куда меньше. Обстановку приемной составляли шесть кресел у камина, несколько маленьких столиков, диван. Здесь же все свободное место занимали таинственные приборы и приспособления.

Лестница вела на второй этаж, а под ней и на длиннющих стеллажах, выстроившихся вдоль стен, громоздились в несчетном количестве ларцы, ящики и ящички, бутыли, бутылки и флаконы, книги, мешки и мешочки, кувшины, чаши, тигели, горшки и многое-многое другое, необходимое любому уважающему себя магу. Рабочий стол из камня занимал середину лаборатории. Половина его поддерживалась в идеальной чистоте, вторая напоминала свалку: обрывки бумаги, рассыпанные порошки всех цветов радуги, кусочки костей, согнутые пластины, проволочки…

Две двери, закрытые пологом. Одна вела в приемную, другая — Бог знает куда. Стены у каждой из дверей покрывали диаграммы, рисунки, изогнутые линии. Что сие означало, Думери, естественно, не имел ни малейшего понятия.

Что-то маленькое и зеленое таращилось на Думери из-за кувшина. Он попытался разглядеть, кто же на него смотрит, но странное существо тут же исчезло из виду. Думери так и не понял, что это было, но твердо знал, что никогда ничего подобного не видел. Некоторые из друзей братьев рассказывали истории о необычных маленьких существах, которые добирались до Этшара в трюмах кораблей, приплывающих из Малых Королевств. Может, истории эти не были чистым вымыслом и на него смотрело одно из этих существ?

С другой стороны, улица Магов находилась далеко от порта. Может, его разглядывал сильф, один из тех, что принес отцу ушку?

А может, сильфа и не было, может, маг зачаровал поднос? Чего только не умели делать чародеи!

От восторга у Думери перехватило дыхание: его мечта начала осуществляться.

Наконец Тетеран вернулся к столу с маленькой черной склянкой и тонкими серебряными щипцами. Положил их на каменный стол, повернулся к Думери.

— Итак, юноша, ты хочешь стать магом?

— Да, сэр, — с жаром воскликнул Думери. — Очень хочу.

— Ага. Значит, инициатива принадлежит не твоему отцу, так?

— Нет, сэр. Полагаю, он бы хотел, чтобы я овладел другой профессией. Но я хочу изучать чародейство!

Маг кивнул:

— Хорошо. Очень хорошо.

Тетеран вытащил из-за пояса кинжал, и Думери внутренне напрягся, подумав: сейчас ему придется в чем-то поклясться на крови

Тетеран вытянул руку и коснулся острием кинжала лба Думери.

— Не шевелись, — предупредил он.

Думери застыл. Не только потому, что хотел произвести хорошее впечатление или боялся заклинаний. Очень уж острым был кинжал.

Тетеран что-то пробормотал, и Думери, скосив глаза, увидел, как лезвие сначала засветилось синим, потом пурпурным.

Тетеран мигнул, подался назад, пристально всмотрелся в кинжал.

Тот уже не светился, ничем не отличаясь от тех кинжалов, что в изобилии продавали в любой оружейной лавке.

Вновь Тетеран что-то пробормотал, повторив:

— Не шевелись.

Как и прежде, Думери застыл.

На этот раз Тетеран коснулся кинжалом черной бархатной туники Думери, аккурат напротив сердца. Подержал, затем повел кинжал вниз, через живот к пупку.

Думери не дышал, пока Тетеран не убрал кинжал. Чародей же поднес кинжал к глазам, пристально изучая его. Недоумение на его лице сменилось раздражением.

Он положил кинжал на стол, взял склянку и серебряные щипцы.

— Смотри внимательно. Очень внимательно. Я собираюсь сотворить совсем простое заклинание, а затем попрошу тебя повторить его.

Думери кивнул, боясь поверить своим ушам. Он сам сотворит заклинание. Мальчик наклонился вперед, не отрывая взгляда от рук мага.

Тетеран открыл склянку и щипцами достал из нее, как показалось Думери, свернутую полоску белой материи. Показал ее Думери. Тот кивнул.

Тетеран положил материю на стол, развернул ее.

Внутри оказались деревяшка серебристо-серого цвета размером с человеческий палец, крошечный пузырек, наполненный буровато-красной жидкостью, и комок коричневой ваты.

Из ваты Тетеран извлек локон. Подхватил щипцами один волосок. Другой рукой выдернул из горлышка пузырька резиновую пробку. Окунул волосок в пузырек и вытащил из горлышка. На конце зависла капелька буровато-красной жидкости. Производя эти манипуляции, он произнес фразу, прозвучавшую для Думери как: "Фулф те уолкерс нозе арбитрари гроттл".

Одной рукой маг описал круг, пальцы другой отплясали безумный танец, а затем маг поднес капельку к кусочку дерева. Перед тем как они соприкоснулись, Думери услышал еще одну фразу: "Каг снорт раффл тамб".

В том месте, где капелька соприкоснулась с деревом, появилась белая искорка. Тетеран отпустил волосок, который тут же упал вниз, только Думери, как ни пытался, не смог его разглядеть. А маг двумя указательными пальцами поднял искорку. Прикрыл ее большими пальцами. Воскликнул:

— Смотри, Радужная забава Холдейна!

Он развел руки и между большими пальцами повисла гирлянда многоцветных шариков размером с апельсин, касающихся друг друга лишь в одной точке. Они так и переливались цветами, словно живые.

Думери как зачарованный смотрел на них.

Затем шарики полопались и исчезли бесследно, не оставив после себя даже капелек воды. Тетеран улыбнулся, вновь свел и развел руки. Гирлянда шаров возникла вновь, размером побольше. Если в первой преобладали оттенки синего и красного, то во второй — зеленого и золотого.

Когда полопались эти шары, маг сотворил третью гирлянду матовых шаров с лиловыми прожилками.

После их исчезновения новых не появилось.

— Теперь попробуй ты, — предложил Тетеран.

Думери глубоко вдохнул и потянулся за щипцами.

Первый волосок исчез вместе с капелькой буровато-красной жидкости, так что Думери взял новый из лежащего в вате локона. Со щипцами он управляться не привык, поэтому только с четвертой попытки ему удалось подхватить лишь один волосок.

Он опустил его кончик в пузырек, достал каплю буровато-красной жидкости, не забыв при этом произнести: "Фулф те уолкерс нозе арбитрари гроттл".

Описал одной рукой круг, покрутил пальцами второй.

Со словами "Каг снорт раффл тамб" коснулся капелькой дерева.

Замер, ожидая появления искры.

Ничего не произошло. Густая жидкость так и осталась капелькой на серебристом дереве.

Он, однако, не отпускал волосок, пока не затекла рука. И лишь тогда положил щипцы на стол.

— Не получилось, — вздохнул он.

Тетеран пристально смотрел на него.

— Мальчик мой, а ведь ты уникум. Забавный, но уникум.

Думери мигнул.

— О чем вы?

— Такие, как ты, встречаются исключительно редко. Ты абсолютно лишен каких-либо магических способностей.

Первый раз Думери мигнул от изумления, второй — чтобы сдержать наворачивающиеся на глаза слезы.

— О чем вы? — повторил он.

— Юноша, сначала я проверил тебя этим кинжалом, — пояснил Тетеран. — Когда я коснулся твоего лба, он должен был засветиться зеленым цветом. Будь у тебя талант — стал бы золотым, а если бы боги хотели, чтобы ты стал одним из величайших чародеев, — слепяще-белым. Ты все видел сам: несколько синих бликов, и кинжал остался холодным, как железо.

Думери смотрел на него, предчувствуя, что за этим последует.

— Я подумал, что не правильно произнес заклинание или где-то ошибся, — продолжал Тетеран, — поэтому предпринял еще одну попытку, перенеся кинжал от головы к сердцу, но результат не изменился. Что ж, решил я, возможно, ты — особый случай. И дал тебе шанс самому сотворить заклинание. Я взял волосок и каплю крови обезглавленного убийцы, кусочек помоста, на котором он умер, и произнес одно из самых простых известных мне заклинаний. Ошибиться в нем просто невозможно, но тебе удалось ошибиться во всем! Слова, интонации, жесты — все не так! Даже вторую строфу ты произнес слишком поздно. Используя составляющие с высоким энергетическим потенциалом, которые уступают разве что крови дракона, ты не смог даже высечь искры. Все впустую.

— Но… — начал Думери.

— Это потрясающе! — Тетеран покачал головой.

— Испытайте меня еще раз! — воскликнул Думери. — Пожалуйста! Я справлюсь, клянусь вам!

Тетеран коротко посмотрел на него, потом пожал плечами.

— Давай.

Борясь со слезами, Думери подхватил щипцами еще один волосок.

Может, подумал он, магия не сработала, потому что он не знал, с чем имеет дело. Волосы и кровь обезглавленного убийцы! Боже ты мой! По его телу пробежала дрожь.

Он окунул волосок в буровато-красную жидкость, достал его.

— Pfah'lu gua'akhar snuessar bitrarhi grauk'l, — наставлял его маг.

— Фол оогах экер снозер бид рори гракл, — повторил Думери.

Он пристально наблюдал за жестами Тетерана и изо всех сил старался в точности скопировать их.

— Khag s'naur t'traugh flethaum.

— Кон сонар ту троу фил тем, — произнес Думери перед тем, как коснуться капелькой крови куска помоста, на котором умер убийца.

Опять ничего не произошло. Думери разочарованно смотрел на деревяшку.

Тетеран начал что-то говорить, и тут Думери взорвался:

— Дайте мне попробовать другое заклинание! Это слишком сложное, чтобы начинать с него. Давайте попробуем другое!

— Это простое заклинание, мальчик, — покачал головой маг, а когда Думери попытался возразить, поднял руку, предлагая ему помолчать. — Очень простое. Но, если хочешь, давай попробуем другое.

Думери кивнул.

С Первым гипнотическим Фелиджуна Думери справился ничуть не лучше, чем с Радужной забавой Холдейна. Составляющие были попроще: всего лишь щепотка пыли, собранная с пола, да и фраза покороче, даже не фраза, всего одно слово, но и тут Думери потерпел неудачу.

— Посмотри правде в глаза, мальчик, — сказал ему Тетеран после третьей неудачной попытки. — К магии у тебя способностей нет. Учить тебя чародейству все равно что пытаться сделать менестреля из человека, лишенного слуха. Стыдиться этого не надо: таким уж создала тебя природа. Дело не в том, что ты не можешь повторить слово или жест. К сожалению, магия тебя не любит. Ты ее не чувствуешь, вот она и избегает тебя. Не пойму, в чем причина, но это так. Поверь мне, я знаю, что говорю.

Думери смирился с поражением. И по знаку Тетерана слез со стула. Последовал за магом в приемную, где Дорэн сидел у камина, глядя на огонь.

Маг заговорил, как только Дорэн повернулся к нему.

— К сожалению, сэр, я не могу взять вашего сына в ученики.

На лице Дорэна отразилось недоумение.

— Он хороший мальчик, — пояснил Тетеран, — но к магии у него нет абсолютно никаких способностей. Так что чародеем ему стать не суждено. Но это не значит, что он не добьется успеха в чем-то другом.

Думери стоял рядом с магом, понурив голову, словно побитая собачонка.

— Вы уверены? — спросил Дорэн Тетерана.

— Совершенно уверен.

— Что ж, позвольте поблагодарить вас за то, что вы уделили ему столько времени. — Дорэн посмотрел на серебряный поднос и хрустальный стакан. — И за ушку тоже. Отличная ушка, а в такой день выпить ее — только на пользу.

— Благодарю вас, сэр. — Тетеран чуть поклонился. — Еще раз извините, что не могу взять вашего мальчика.

— Ничего страшного, я уверен, что мы найдем ему место. — Он махнул рукой в сторону двери. — Пошли, Думери.

Думери не пошевельнулся.

— Пошли, Думери! — повторил его отец.

— Это несправедливо! — внезапно вскричал Думери, не сдвинувшись с места. — Несправедливо!

Дорэн глянул на Тетерана, который сочувственно пожал плечами.

— Я знаю, Думери, это несправедливо, но мы ничего не можем с этим поделать. Пошли.

— Нет! Он не дал мне шанса показать, на что я способен! Так быстро произносил слова, что я не мог их разобрать!

— Думери, я уверен, что чародей не пытался завалить тебя. Ему очень нужен ученик, и он не стал бы отказывать тебе без веской причины. А теперь пойдем домой. Там и решим, что делать дальше.

С неохотой Думери последовал за отцом.

На улице отец повернулся к сыну.

— Что ж, раз с магией ничего не вышло, ты должен еще раз подумать, какую тебе выбрать профессию.

— Нет, — возразил Думери. — Не буду думать. Я хочу стать чародеем!

Дорэн долго смотрел на сына.

— Чародеем тебе не быть. Ты же слышал, что сказал Тетеран.

— Мало ли что он сказал. Тетеран — не единственный чародей в этом городе.

— Не единственный, — согласился Дорэн, — но хороший, знающий свое дело. Не упрямься, парень, тебе придется подыскивать другую профессию.

— Нет, — стоял на своем Думери. — Я хочу стать чародеем и, клянусь всеми богами, сделаю все, чтобы стать им!

— Чародеем тебе не быть, — отрезал отец. Упрямством-то сын пошел в него.

Думери не ответил. Больше спорить не хотелось.

Во всяком случае, в тот самый момент.

Глава 4

Ему потребовалось целое шестиночье, чтобы убедить отца предпринять вторую попытку. На этот раз они отправились к молодой волшебнице, которую звали Золотоволосая Зата. Ее волосы действительно оказались золотыми (отец назвал ее блондинкой). Такие женщины встречались в Этшаре исключительно редко, даже в порту.

К сожалению, визит к Зате окончился с тем же результатом, что и общение с Тетераном. Думери не прошел испытания. Его попытки сотворить простейшие заклинания окончились полным провалом.

— Мне очень жаль, но таланта у тебя нет, — сказала Зата Думери. — Некоторые люди рождаются с ним, как с зелеными глазами или каштановыми волосами, но тебя природа обделила.

— Но разве я не могу этому научиться? — Мальчик едва не плакал.

Зата покачала головой.

— Нет, боюсь, что нет. Будь у тебя хоть какие-то способности, их можно было бы развить, ты бы овладел несколькими заклинаниями, пусть и не очень сложными. Даже в этом случае тебе понадобились бы годы, чтобы стать чародеем. Но у тебя, Думери, их нет вообще. Ты один из тех людей, которым никогда не стать магом.

Ему удалось сдержать слезы и не спорить с отцом по дороге домой.

Во всяком случае, в этот день ярко светило солнце.

После второй попытки отец уперся рогом. На магии поставлен крест, Думери должен найти себе другое занятие.

Думери вроде бы смирился, но попросил время на раздумья. Время ему дали.

На следующее утро он сунул в карман все свои сбережения, подарки на дни рождения и праздники и деньги, которые он заработал, выполняя поручения отца и его друзей, и ранним утром якобы пошел погулять.

На самом же деле он прямиком направился в квартал Чародеев и начал ходить от двери к двери в надежде, что хоть кто-то да возьмет его в ученики.

За этим занятием он и провел весь длинный день и даже вечер. В итоге от его накоплений осталось несколько медных монеток, поскольку каждый из тех, кто соглашался проверить его, брал деньги за потраченное время. Думери отказали все: ворлоки, демонологи, теурги, ведьмы. У него не обнаружилось никаких способностей ни к одной из разновидностей магии, кроме, возможно, колдовства. Единственная колдунья, с которой он столкнулся, не стала просить его творить заклинания, но оглядела с головы до ног и задала несколько необычных вопросов, связанных в основном со счетом и маловероятными гипотетическими ситуациями.

Наконец и она покачала головой:

— Извини, но мне ты не подойдешь.

К тому времени Думери уже устал спорить. Он кивнул, поблагодарил колдунью и вышел на улицу.

Бродя по кварталу Чародеев, он дважды наталкивался на Тетерана-мага, куда-то спешащего по своим делам, и всякий раз нырял в дверную нишу, чтобы не попасться ему на глаза. Он боялся, что, увидев его, Тетеран скажет что-нибудь обидное.

А у Думери и так на душе скребли кошки.

Какое право имеет этот Тетеран, думал Думери, так уверенно и самодовольно вышагивать по улицам после того, как он загубил его жизнь! Это же несправедливо.

Если бы только он мог отомстить! Как ему хотелось найти способ отплатить Тетерану той же монетой, отказав магу в чем-либо.

Мог ведь этот мерзкий старик взять его в ученики хотя бы на несколько дней, чтобы посмотреть, не разовьются ли его способности.

Думери понимал, что вновь обращаться к Тетерану не имеет смысла: чародей четко обозначил свою позицию и не стал бы ее менять, чтобы угодить избалованному мальчишке.

Разумеется, Думери не считал себя таковым. Только он заметил, что любая его просьба, обращенная к взрослым, встречалась в штыки. Взрослые видели в нем богатого изнеженного барчука. Объяснение такому поведению он нашел следующее: вышеозначенные взрослые воспитывались далеко не в богатстве, а потому просто завидовали ему.

Думери и сам предпочел бы воспитываться в бедности. Хотя бы для того, чтобы ему не завидовали. И куда с большим удовольствием надевал бы старую одежду, которую можно выпачкать, а не туники из дорогого бархата, которые всегда давала ему мать. Да, ему пришлось бы жить в квартире, а не в отдельном доме, и у него не было бы собственной комнаты, но что из этого? Делить одну комнату с братьями даже веселее.

Разумеется, ему не хотелось бы быть совсем бедным и спать на Площади Ста Футов, но на жилье в многоквартирном доме он бы согласился. Согласился бы?

Скорее всего. А если уж ему суждено родиться богатым, то почему он не аристократ? Разве плохо жить во дворце Правителя?

Впрочем, Думери понимал, что все это досужие рассуждения. Он родился в семье богатого купца, и никуда ему от этого не деться.

Вздохнув, он проследовал дальше.

Когда его деньги и силы практически иссякли, да и большинство чародеев закончили рабочий день, Думери поплелся домой.

Его мать уже перемыла всю посуду и давно легла бы спать, если б не дожидалась его возвращения. Она так рассердилась на Думери, что на ужин дала ему лишь краюху хлеба, предложив запить ее водой.

Вот он и сидел в своей комнате, жевал хлеб, пил воду из хрустального бокала, который сам достал из буфета на кухне, смотрел в выходящее во двор окно и думал, как же ему жить дальше.

Про магию он мог забыть. То ли у него действительно не было таланта, то ли Тетеран по какой-то ему лишь ведомой причине невзлюбил его и подговорил своих коллег дружно ему отказать. Так или иначе, в магию путь ему был заказан.

Во всяком случае, если он останется в Этшаре-на-Пряностях. А если ему уплыть куда-нибудь на одном из кораблей его отца? Может, он найдет более сговорчивых магов, скажем, в Этшаре-на-Песках или в Моррии, затерявшейся среди Малых Королевств.

Едва ли. Все знали, что Этшар-на-Пряностях — величайший город мира, его купцы — самые богатые, чародеи — самые могущественные, а Правитель — самый мудрый.

Да и в любом другом месте у него не будет отца, который заплатит за его обучение.

Значит, он должен забыть про магию и подыскать себе другое занятие.

Но какое? Насколько себя помнил, он всегда хотел стать чародеем. Потому и не задумывался ни о чем ином.

А теперь, раз уж пришлось задуматься, кем же он хочет стать?

Разумеется, он мог пойти в ученики к какому-нибудь купцу или лоцману то ли на корабле, то ли в гавани. Отец без труда определил бы его.

Или он мог податься в матросы, дабы со временем стать капитаном. Командовать кораблем, бороздить моря — заманчивая перспектива.

А может, и нет. Морские капитаны, которых он знал, все как один отличались вспыльчивым характером и не так уж любили свою работу. Не стоило забывать про штормы и пиратов. Да, теоретически битвы со штормом или пиратами полны романтики, но Думери помнил капитана Сеналлона, крупного, жизнерадостного мужчину, который всегда ерошил ему волосы, учил особо забористым ругательствам и показывал, как вязать морские узлы. Он не вернулся из рутинного плавания в Этшар-на-Утесах. Его корабль вышел в море и пропал. Потом говорили, что его потопили пираты, но никто так и не узнал, что же в действительности с ним произошло.

Отец был в ярости не потому, что капитан Сеналлон погиб и его дети остались сиротами. Пропал и груз корабля, так что Дорэн-из-Гавани лишился товаров стоимостью в семнадцать фунтов золота.

Да, выходит, карьера моряка не столь уж и привлекательна. Думери сунул в рот последнюю корочку хлеба.

Может, ему подождать и вступить в городскую гвардию?

В гвардию брали с шестнадцати лет, семья Думери хорошо известна в городе, так что накинуть себе пару лет не удастся. Следовательно, ему придется ждать еще четыре года. А потом — жизнь в казармах у городской стены или в Полевом лагере. Он будет патрулировать стены или стоять в карауле у ворот, а может, ходить по улицам и собирать налоги для лорда Азрада. Не очень веселая жизнь. Неудивительно, что в гвардию идут в основном ученики-неудачники, которых мастера выгоняют за воровство, неповиновение или бестолковость. Впрочем, шли туда и ученики, чьи мастера умирали до того, как они заканчивали обучение.

Разумеется, служба в гвардии становилась куда интереснее, если случалась война, но Этшар не воевал уже добрых двести лет. Великая война закончилась то ли в четыре тысячи девятьсот девяносто шестом, то ли в девяносто восьмом году — Думери не был силен в истории и совершенно не запоминал дат. А потом вроде бы никаких войн и не было.

Война, конечно, дело увлекательное, но и опасное, а Думери не искал приключений на свою голову. Нет, он, разумеется, не считал себя трусом, но не хотел оказаться в ситуации, когда от него самого мало что зависело. Так что война его не привлекала.

Значит, отпадала и гвардия.

Что же тогда оставалось?

Работа на судоверфи, плетение канатов, пошив парусов, кузнечное дело, всяческие магазинчики. Грустно, знаете ли. Лаяться с надоедливыми покупателями, ворочать тяжести, да еще получать за это сущие гроши.

Публичные дома Гавани приносили много денег, неплохо зарабатывали картежники, игроки в кости, но Думери очень сомневался, что там требуются ученики.

Стать игроком… Однако рискованно. Можно и проиграть. Боги удачи своенравны, это известно и ребенку. Да и проигравшие могут обидеться. Думери видел, как матрос получил перо в бок, играя в кости. А на кону стояли-то всего четыре серебряные монетки. Сегодня он уплатил магам за потраченное на него время в два раза больше.

Матрос выжил, рана оказалась не слишком серьезной, но Думери не хотел подвергать себя такому риску.

Что же касается управления публичным домом… В двенадцать лет такие мысли вызывали только отвращение. Да и в управляющие попадали другим путем.

Он вздохнул, допил воду.

Он должен что-то придумать, но сейчас в голову не лезло ничего путного. Может, утром придет дельная мысль?

Думери поставил хрустальный бокал на пол у кровати — утром мать заберет — и тут же заснул.

Глава 5

Когда утром солнечные лучи, густые, как мед, и теплые, как мурлыкающая кошка, заполнили комнату Думери, он еще не придумал, какую ему выбрать профессию.

За завтраком он поделился своими проблемами с матерью. С отцом он поговорить не успел, потому что Дорэн ушел из дома на рассвете: один из его кораблей отплывал рано утром, и он хотел убедиться, что весь груз доставлен на борт.

— Ты можешь стать кем только захочешь. — Фалеа Фигуристая налила себе чашку чая. И добавила, прежде чем Думери успел возразить:

— Путь тебе заказан только в магию.

Он мрачно посмотрел на мать:

— Но я не знаю, кем я хочу стать. Десса прыснула. Думери смерил ее суровым взглядом, и она отвернулась, не в силах стереть с лица ухмылку.

— Оглядись вокруг. — Фалеа Фигуристая поднесла чашку ко рту. — Может, что и найдешь.

— Где оглядываться? — спросил Думери. Его мать поставила чашку на стол, на ее лице отразилось недоумение.

— В Гавани я и так все знаю, — пояснил Думери.

— Гавань — это не все. Город-то большой. Почему бы тебе не сходить на рынки?

— На рынки? — Предложение заинтересовало Думери.

А Фалеа тут же встревожилась. Она вспомнила, может, чуть позже, чем следовало, что на Рынке в Гавани набирают желающих поучаствовать в безумных авантюрах, а Рынок на улице Нового канала — центр работорговли.

Не для того ее младший сын покинет отчий дом, чтобы участвовать в свержении какого-нибудь узурпатора трона в одном из Малых Королевств или записаться в ученики к работорговцу. К работорговцам она относилась настороженно: едва ли они добывали свой товар законным путем, да и обращались с ним более чем жестоко, хотя власти и клялись, что работорговля находится под их неусыпным контролем. Будучи женой купца, она знала, сколь легко подкупить чиновника в Гавани, и не сомневалась, что и другие чиновники едва ли откажутся от взятки.

А тут еще ореол романтики, которым окружены любые авантюрные приключения, даже покупка и продажа рабов. Ореол, который может привлечь двенадцатилетнего мальчика. Особенно мальчика, которого интересовала магия, а не более приземленная и надежная профессия. Фалеа решила, что следует отговорить Думери идти на эти рынки. Если он запишется в команду, отправляющуюся в дальние страны… Думери ведь такой упрямый, отговорить его практически невозможно.

— Почему бы тебе не сходить на Рынок у Западных ворот? — предложила Фалеа. — Посмотришь на тамошних торговцев, горожан и тех, кто приезжает из других мест. Может, что-то тебя и заинтересует.

Думери знал о том, что на Рынке в Гавани набирают рекрутов для дальних и опасных экспедиций, и даже подумал, а не это ли имела в виду его мать. Но потом понял, что она сознательно упомянула Рынок у Западных ворот, чтобы отвлечь его от таких мыслей.

А почему, собственно, туда не сходить? У Западных ворот он не был давно, может, пару лет. Он помнил лишь фермеров, пахнущих навозом, но скорее всего не заметил многого другого. Тогда он был еще маленьким и не думал, к кому идти в ученики. Теперь он посмотрит на все другими глазами.

— Хорошо, — кивнул Думери, — схожу. — Положил в тарелку вторую порцию яичницы и принялся уплетать ее за обе щеки.

Мать улыбнулась, довольная, что отвлекла его от похода на Рынки в Гавани и на улице Нового канала, полагая, что у Западных ворот он не найдет ничего интересного для себя. Она сама на этом рынке бывала редко, заглядывая туда лишь за свежими овощами, если урожай на огороде оставлял желать лучшего. И ей казалось, что мальчик едва ли попадет там в серьезную передрягу. Во всяком случае, ни работорговцев, ни вербовщиков у Западных ворот она не видела.

После еды Думери поднялся в свою комнату и надел башмаки. Посмотрел во двор, где мать кормила кур и судачила с соседкой.

Будь я таким же богатым, как родители, подумал Думери, я бы нанял слуг или купил рабов, чтобы они кормили кур. Но его матери, похоже, нравилось это занятие. Думери же не сомневался, что он никогда и близко не подойдет к домашней живности.

Он спустился вниз, вышел из дома. Пройдя два квартала, повернул направо, на Плотницкую улицу, запруженную толпой. На углу улицы Морских капитанов он обо что-то споткнулся и едва не упал. Что-то маленькое и зеленое выскользнуло из-под его ног. Когда же он повернулся, странное существо внезапно исчезло.

Думери уж подумал, не его ли он видел в доме Тетерана, но точно сказать не мог, потому что неведомое создание как сквозь землю провалилось.

Мальчик пожал плечами и двинулся дальше.

Двадцать минут спустя Стеновая улица привела его к северо-западному углу Рынка у Западных ворот, где под лучами солнца ярко блестели разноцветные тенты полусотни лотков. Фермеры в одежде из серой или коричневой домотканой материи густо перемешались с горожанами, отдающими предпочтение синему, черному и золотому. Свежий ветер с моря раздувал тенты.

— Лучшая ветчина в Гегемонии! — крикнул мужчина чуть ли не в ухо Думери, когда он проходил мимо фургона с пологом в красно-белую полосу. На мгновение запах копченого мяса перебил запахи пыли и пота.

— Абрикосы, сладкие абрикосы! — рекламировала свой товар женщина с соседней телеги.

Думери прошагал мимо. Он не собирался становиться ни фермером, ни мясником, считая подобные занятия ниже собственного достоинства.

Рынок не поражал размерами, не шел ни в какое сравнение с Рынком в Гавани, но народу толпилось много, так что Думери потребовался не один час, чтобы обойти его.

Он проходил лотки, с которых торговали яблоками, грушами, сливами, фасолью и капустой, говядиной и свининой. Тут же продавали масло и сыры, по уверениям продавцов, свежайшие, только что доставленные с ферм. Торговали шерстяной и хлопковой пряжей, фетром и бархатом, шелком и сатином. Купец, говорящий с незнакомым Думери акцентом, утверждал, что его ткани — лучшие в Этшаре, а цены вполне приемлемы.

Думери ему не поверил. Он знал, что лучшие ткани продаются в Старом Купеческом квартале, а не на рынках.

В основном у Западных ворот торговали продукцией местных ферм. Все, что привозилось издалека, прямиком шло на рынки в квартале Пряностей и в Гавани, а также на Новый рынок. Те же товары, что могли полежать, отправлялись в бесчисленные городские лавки. И этот купец-иностранец был скорее исключением, чем правилом. Вероятно, он прибыл из одного из Малых Королевств в надежде обойти монополию торговых картелей Этшара. На рынке у Западных ворот он мог найти простаков, но не профессию на всю жизнь.

И все же, как славно бродить по рыночной площади, глазея по сторонам. Солнце теплое, цвета яркие, навозом воняет не так уж и сильно.

Неподалеку поднялась суета, раздался крик: "Держи вора!" Думери приподнялся на цыпочки, но за толпой ничего не увидел. Пожал плечами и двинулся дальше.

Немного погодя Думери решил заглянуть за фургоны, повозки и лотки, присмотреться к зданиям, что выстроились вдоль восточной стороны площади.

Разумеется, то были трактиры, гостиницы, постоялые дворы. "Неловкий жонглер", "Сторожка", полдюжины других, втиснутых в сотню ярдов между Плотницкой и Высокой улицами, все с вывесками и широко раскрытыми дверями или воротами. Думери остановился, задумался.

Он знал, что рынок у Западных ворот обслуживают десятки других гостиниц, помимо тех, что он видел перед собой. Их хватало и в городе, у каждых ворот, да и рядом с портом, хотя, несомненно, они концентрировались именно в этом районе.

Может, ему стать хозяином гостиницы? Трактирщиком?

Как становятся трактирщиками? Берут ли трактирщики учеников?

Интересная профессия — постоянно сталкиваться с новыми людьми, выслушивать их рассказы о дальних странствиях… Но, с другой стороны, трактирщик уделяет больше времени бухгалтерским книгам, а не общению с путешественниками, и чаще выслушивает не рассказы их, а жалобы. То есть в принципе трактирщик мало чем отличается от слуги. Нет, это ему неинтересно.

Тем не менее Думери присматривался к гостиницам, восхищаясь искусно нарисованными вывесками.

Особенно ему понравилась вывеска на "Неловком жонглере": одетый в красное мужчина, рассыпавший шесть разноцветных шаров. На двух, "Сторожке" и "Крестьянском доме", названия были написаны буквами, прочие решили, что название ясно и из картинки. Думери так и не понял, что означала вывеска на трактире у поворота на Высокую улицу: что-то зеленое, с завитушками на фоне синих и золотых полос.

Думери еще таращился на нее, гадая, что же на ней изображено, и раздумывая, а не пойти ли ему в ученики к художнику, когда из двери под вывеской вышли два человека.

Он посмотрел на них мельком и обомлел.

Первым шел высокий, широкоплечий мужчина, затянутый в коричневую кожу. Его Думери видел впервые. От него на шаг отставал злой и сердитый Тетеран-маг.

Из любопытства Думери последовал за ними.

Мужчины прямиком направились к двум гигантским башням, защищающим подступы к воротам с юга. Мужчина шел легко и весело, даже улыбался. Тетеран, наоборот, постоянно хмурился, то и дело обо что-то спотыкался.

Не заболят ли у него ноги после такой прогулки, подумал Думери. Или чародеи не могут ходить иначе?

Думери очень хотелось знать, в чем причина раздражения Тетерана, он старался не отставать, хотя и прятался, дабы чародей не заметил его. По пути ему пришлось нырнуть за пирамиду больших дынь, которую он едва не развалил.

Мужчина в коричневом подошел к основанию южной башни, где, привалившись спиной к серому камню, гвардеец в желтой тунике и красной юбочке охранял маленькую деревянную дверь. Мужчина заговорил с гвардейцем. Тот постучал в дверь и что-то крикнул. За шумом толпы слов Думери не разобрал. Тетеран же нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

Дверь открылась, мужчина скрылся в башне. Тетеран хотел последовать за ним, но гвардеец остановил его, рукой перекрыв путь.

Тетеран поднял крик, однако гвардеец рыкнул на него, и чародей сразу утихомирился.

Думери смотрел во все глаза. Он ожидал, что Тетеран призовет на помощь магию и сотрет гвардейца в пыль или превратит в червяка, а не просто отступит на шаг. И никак не мог понять, чем вызвано столь странное поведение мага.

Впрочем, подумал он, даже чародеи боятся могущества Правителя города Азрада Седьмого. А гвардейцы — представители власти.

Тут появился одетый в кожу мужчина с высоко поднятой рукой, в которой он держал необычной формы бутыль. Не такую уж и большую, размером с кулак здоровяка, отливающую пурпуром в солнечных лучах.

Тетеран потянулся за бутылью, но мужчина отвел его руку в сторону.

Думери уже прокрался достаточно близко, чтобы слышать их разговор.

— Это стоит шесть золотых. И деньги вперед, — заявил мужчина.

У Думери отвисла челюсть. Шесть золотых!

То есть шестьсот медных монет, больше, чем получал рабочий за год!

Что же за драгоценная жидкость в этой бутыли?

— Я заплачу пять после того, как взвешу ее, — ответил Тетеран.

— Нет, — возразил мужчина. — Заплатишь шесть, и сейчас.

— Сорок четыре золотника, но сначала я взвешу ее.

— Сорок восемь золотников. Шесть золотых. Как я и сказал.

— Хорошо, хорошо, если вес тот, что ты назвал, я заплачу шесть золотых.

— Вот и договорились, — ответил продавец. — Весы есть в "Хвосте дракона". Там и взвесим.

— Согласен, — кивнул Тетеран. — Четверть веса в золоте, как мы и договорились, но только за кровь.

— Разумеется, вместе с бутылью, — широко улыбнулся мужчина в коже.

Тетеран хотел возразить, но передумал.

— Ладно, черт побери. Вместе с бутылью.

— Отлично. Пошли. — И направился к трактиру, у двери которого Думери их и увидел. Тетерану не оставалось ничего другого, как последовать за ним.

А Думери подбежал к охраннику.

— Эй, гвардеец! — позвал он.

Охранник лениво повернулся к нему.

— Чего тебе надо, мальчик?

— Этот человек, — Думери указал на удаляющегося мужчину с бутылью, — что он продал чародею?

Гвардеец усмехнулся.

— А, вот ты о чем. Кровь дракона. Мы ее охраняем.

Думери недоуменно уставился на гвардейца.

— Кровь дракона?

Тот кивнул.

— Чародеи постоянно ею пользуются. Она необходима им для заклинаний. Без драконьей крови у них бы мало что получалось.

— Правда? — Думери повернулся к удаляющимся Тетерану и мужчине в коричневой коже.

— Правда, — подтвердил охранник. — Во всяком случае, все так говорят.

Думери кивнул. Охранник, похоже, не лгал. Он и сам слышал, какими странными вещами пользуются чародеи, когда творят заклинания. Вот и у Тетерана стеллажи завалены всякой всячиной, включая даже волосы обезглавленного убийцы. Кровь дракона прекрасно вписывалась в этот ряд.

Он побежал за мужчинами, шагающими к трактиру с малопонятной вывеской. Но рисунок на ней ничем не напоминал хвост дракона.

Они уже вошли в зал. Последовать за ними Думери не решился, остался у открытой двери, всматриваясь в полумрак.

Наконец он заметил их среди тридцати или сорока посетителей трактира. Они сидели за маленьким столиком у лестницы. Тетеран — в темно-синем одеянии, мужчина — в коричневой коже. Ростом он был на полголовы выше мага, тоже далеко не карлика. Столик стоял в десятке ярдов от двери.

Думери прислушался, жадно ловя каждое слово.

Тетеран отсчитывал монеты, мужчина в коричневом пробовал каждую на зуб, дабы убедиться, что они из чистого золота.

Потом посмотрел на чародея:

— С тобой я имею дело впервые, но, полагаю, ты знаешь, что монеты должны быть настоящими. Если хоть одна окажется заговоренной, ты горько пожалеешь об этом.

— Знаю, — фыркнул Тетеран. — Я слышал о тебе. Монеты настоящие, можешь не сомневаться. Я их не заговаривал.

— Надеюсь. В противном случае цена поднимется для всех, а твоей гильдии это не понравится.

— Я же сказал, что знаю! — рявкнул Тетеран. — Господи, такие деньги за драконью кровь. Можно подумать, что эти твари уже вымерли, такая она дорогая!

— Дело не в этом, — поправил его мужчина. — Вы, чародеи, делаете ее такой дорогой, потому что расходуете в огромных количествах. Драконы не вымерли, но они чудовищно опасны. Поэтому, если вам нужна драконья кровь, вы должны давать за нее хорошую цену.

— Знаю, знаю, — пробурчал Тетеран.

Думери смотрел на них во все глаза.

Драконья кровь. Как же унижался Тетеран ради бутыли драконьей крови! И заплатил за нее шесть золотых. Такую же прибыль получал его отец от распродажи груза, доставленного одним кораблем.

А ведь драконы — создания крупные. И крови мертвого дракона, одного мертвого дракона, даже детеныша, хватит с лихвой, чтобы наполнить дюжину таких бутылей.

Опасны, сказал мужчина. Да, драконы опасны, это очевидно. Даже если истории о том, что они выпускают из пасти струи огня, и выдумки, у них есть — и тут сомнений быть не могло — когти и зубы. Но столько золота! И чародеи, упрашивающие продать им драконью кровь! Плохо ли заставить Тетерана, отказавшегося взять его в ученики, уплатить цену, которую назовет он, Думери?

Отказаться от такого просто невозможно. Теперь Думери знал, какую он выберет профессию.

Он твердо решил стать охотником на драконов.

Глава 6

Думери, естественно, понимал, что профессиональный охотник на драконов не может жить в городе. На улицах драконов не половишь. Охота на драконов предполагала наличие диких драконов, а в Этшаре встречались лишь карликовые драконы, которых некоторые богачи держали вместо домашних животных, да дрессированные для выступлений на Арене.

Дикие драконы на улицах и в подвалах не водились, Думери в этом не сомневался. Не встречались они и среди лачуг Поля ста футов.

Получается, что охотник на драконов должен жить вне города.

Это означало, с тревогой отметил Думери, что отец не сможет устроить его в ученики. В Этшаре Дорэн знал всех и вся, а вот за его пределами он общался лишь с купцами.

Короче, за всю свою жизнь Думери впервые видел человека, который мог быть охотником на драконов, и человек этот, одетый в коричневую кожу, в данный момент находился в "Хвосте дракона".

Шансы Думери встретить другого охотника на драконов при условии, что мужчина в коричневом был действительно охотником, а не посредником, за те два-три года, когда его могли взять в ученики, практически равнялись нулю.

Деваться некуда, сказал себе Думери. Мужчина в коричневой коже — ключ к будущему. Такой шанс упускать нельзя.

Но излишняя торопливость могла только испортить дело. Думери решил, что не след ему незамедлительно подходить к охотнику и объяснять, что к чему.

А тем временем Тетеран поднялся из-за столика и направился к выходу. Думери тут же забежал за ближайший фургон.

Разумеется, у него не было причин прятаться от чародея: он не сделал тому ничего плохого и не мог утверждать, что Тетеран желал ему зла (откровенно говоря, Думери не верил, что Тетеран подговорил всех прочих магов отказать ему). Тем не менее Думери предпочитал не попадаться чародею на глаза.

И лишь когда Тетеран завернул за угол, Думери вышел из своего укрытия и поспешил в "Хвост дракона". Посмотрел на столик, за которым сидели чародей и охотник.

Мужчина в коричневом исчез.

Горькое разочарование охватило Думери. Он долго смотрел на пустой столик, за которым чародей купил бутыль драконьей крови. Затем оглядел зал, но не нашел нужного ему человека.

Как же он смог уйти незамеченным? Если Думери и отводил взгляд от входной двери, то не более чем на несколько секунд.

В зале-то ему спрятаться негде. Очаг, дверь на кухню, на стене что-то длинное и зеленое, наверное, кусок драконьего хвоста, широкое окно, лестница, открытая дверь в подвал.

Лестница. Если мужчина не ушел на кухню или в подвал, значит, поднялся наверх, в свою комнату.

Естественно, если б мужчина опасался, что Тетеран попытается отомстить ему за слишком высокую цену, он мог бы удрать через кухню или подвал.

На ум пришли рассказы о тайных тоннелях, проходящих под городом. Но едва ли в них была хоть малая толика правды. Думери уже знал, сколь сильно расходятся реальность и воображение рассказчика. А в повседневной жизни сталкиваться с подземными лабиринтами ему не доводилось.

Однако слишком независимо вел себя мужчина, нисколько не опасаясь чародея. Возможно, потому, что подготовил себе путь к отступлению.

— Эй! — позвал Думери молодую женщину в белом фартуке, с подносом под мышкой. Женщина подошла к нему.

— Чего тебе, мальчик? Ты что-то слишком молод для странника.

— Я не странник. — Думери импровизировал на ходу. — Я посыльный. Мой господин услышал, что здесь остановился мужчина, продающий кровь дракона, и так уж получилось, что ему нужна пара-другая пинт.

Женщина нахмурилась.

— И кто же твой господин?

— Дорэн с улицы Магов, — не замедлил с ответом Думери.

— А как зовут мужчину, к которому он тебя послал?

— Не знаю, — признался Думери. — Мне сказали: высокий мужчина в одежде из коричневой кожи. Мой господин заверил меня, что я сразу узнаю его, если увижу. Но в зале я его не нахожу. Это же "Хвост дракона", не так ли?

— Разумеется, — резко ответила женщина. — Вывеску ты видел, а вот и кожа с хвоста. — Она указала на зеленое чучело на стене.

Думери кивнул:

— Вот и отлично. Может, он уже ушел, мужчина, к которому меня послали?

— Нет. Я знаю, о ком ты говоришь. Он наверху, собирает вещи и расплачивается с хозяйкой. Он здесь уже три дня, закончил все дела и вот-вот уедет. Не думаю, что у него осталась хоть капля этого зелья, но, если хочешь, спроси у него сам. Он спустится с минуты на минуту.

— Премного вам благодарен.

Кто-то из посетителей позвал женщину, и Думери, оставшись один, присел за пустой столик.

Ожидая мужчину, он раздумывал над тем, как обратиться к нему.

Четверть часа спустя Думери уже решил, что его провели, но тут по лестнице спустились двое: полная пожилая женщина в белом фартуке и с тугим кошелем, вероятно, хозяйка трактира, и знакомый ему мужчина в коричневом. Мужчина нес на плече большой тюк.

Думери подождал, пока они пройдут мимо, затем вскочил.

В зале они расстались. Хозяйка повернула налево, к двери на кухню, мужчина с тюком направился к выходу.

Думери последовал за ним.

Мужчина зашагал через площадь, вновь направляясь к сторожевой башне. Думери держался чуть позади.

У башни мужчина перекинулся парой слов с гвардейцем — Думери их не разобрал, находясь слишком далеко, — затем вышел из ворот и размеренным шагом двинулся по уходящей за горизонт дороге.

При мысли о том, что он должен последовать за ним, Думери охватил безотчетный страх.

Никогда ранее Думери не выходил за пределы городских стен. Сменить улицы на девственную природу, ладно, не такую уж девственную, — тут уж поневоле задумаешься, к чему это может привести. Да, он знал, что вокруг Этшара на добрую сотню лиг тянутся поля, но все равно это же не город. Здесь каждый куст, каждое дерево таило опасность.

Однако другого шанса стать охотником на драконов ему уже не представится.

— Эй! — крикнул Думери, кинувшись за мужчиной.

К своему изумлению, он обнаружил, что рынок не кончается городской стеной. Да, город остался позади, с обеих сторон большака зеленели поля, но вдоль обочин выстроились фургоны, с которых крестьяне торговали точно так же, как и на площади.

— Эй! — кричал Думери вслед мужчине. — Кровь дракона! В коричневой коже!

Мужчина услышал его, остановился, посмотрел на подбегающего Думери.

— Что, мальчик?

Запыхавшийся Думери еле перевел дух. Впервые оказавшись вне города, он изумленно оглядывал широкие поля, редкие деревья, виднеющиеся вдали фермерские дома. Мужчина начал проявлять нетерпение, а Думери все не мог сосредоточиться на главном.

— Извините, сэр. По возрасту мне уже пора в ученики, а сегодня я увидел, как вы продавали драконью кровь, и решил, что вы, должно быть, охотник на драконов. Я тоже хотел бы стать им. Охотником на драконов.

Сидя за столиком в "Хвосте дракона", он приготовил целую речь, с обстоятельным обоснованием причин, побудивших его обратиться к охотнику на драконов, но в спешке и волнении с его губ сорвались другие слова.

Мужчина молча смотрел на него, и тут Думери первый раз смог разглядеть человека, у которого собирался учиться.

Темно-каштановые, почти черные волосы и борода, нестриженые, не очень-то чистые. Карие, глубоко посаженные глаза под кустистыми бровями. Сломанный нос, три параллельных шрама на правой щеке, словно по ней прошлась чья-то лапа. Высокий, ростом никак не меньше шести с половиной футов, с широченными плечами и грудью — через многие двери ему, вероятно, приходилось протискиваться бочком. Руки мозолистые, в шрамах, очень сильные. Одет он был в длинную тунику из толстой кожи и такие же штаны, заправленные в сапоги. На широком ремне висели три ножа, обычный кошель и еще один, размером побольше. На плече он нес тюк, в который без труда упрятал бы Думери. Размеры позволяли.

В общем, мужчина сильно смахивал на бандита, но Думери уже принял решение.

— Э… — прервал затянувшуюся паузу Думери, — …мой отец сможет оплатить вам расходы, если вы возьмете меня…

— Мальчик, — прервал его мужчина, — мне не нужен ученик, а если б и потребовался, я бы не взял в ученики такого хиляка, как ты. Иди домой и поищи себе другое занятие.

Рот Думери открылся, но он не смог произнести ни слова.

Хиляка? Этот человек назвал его хиляком?

Конечно, для своего возраста он не был гигантом, но он не хиляк! И рост у него повыше среднего. Может, он худоват, но с годами сможет накачать мышцы.

— Я…

Мужчина поднял руку, останавливая его:

— Забудь об этом, мальчик. Мне не нужен ученик. Я не хочу брать ученика, у меня нет ученика, и, уж конечно, я никогда не возьму в ученики тебя. Не возьму, даже если твой отец — Правитель Этшара, а ты — будущий Азрад Восьмой. Мне это без разницы. И я не собираюсь рассказывать тебе о драконах и охоте на них. Я не хочу иметь с тобой никаких дел. Не спорь, просто уйди.

Думери не нашелся что ответить.

А мужчина в коричневом, по мнению Думери, охотник на драконов, повернулся и зашагал по большаку.

Поначалу Думери стоял, провожая его взглядом, но не мог же он так легко отказаться от своей мечты.

Этот человек назвал его хиляком и отказал ему… А если он докажет, что он не хиляк и на него можно положиться? Если он докажет, что ему по силам жизнь на природе, что он совсем не тот изнеженный городской мальчишка, за которого его приняли?

Тогда, возможно, охотник на драконов и возьмет его в ученики!

В конце концов, даже Тетеран устроил ему проверку. Да, там он провалился, но уж здесь-то добьется иного результата.

Может, мужчина в коричневом отказал ему сознательно?! Может, на самом деле он проверяет Думери, хочет убедиться, что Думери обладает теми качествами, что необходимы охотнику на драконов?

И потому Думери обязан последовать за ним. Он уже побежал по большаку, но снова остановился.

Проверяют его или нет, он не хотел, чтобы мужчина заметил преследование. И решил, что пойдет не по дороге, а по полю, за фургонами.

Может, думал Думери, ему повезет и подвернется возможность помочь мужчине, спасти его от напавшего дракона… Тогда тому не останется ничего другого, как взять его в ученики.

Мечтая о славном будущем, Думери брел по хлопковому полю, то и дело спотыкаясь о комья земли, перепрыгивая через канавы. Он не спускал глаз с мужчины в коричневом, но и не пытался догнать его: по-прежнему не хотел, чтобы мужчина заметил, что он сидит у него на хвосте.

И лишь когда последний фургон остался позади, Думери вернулся на большак: по полям не находишься, слишком много на это уходит сил.

Они шагали и шагали. Вернее, шагал охотник на драконов, а Думери, чтобы не отстать, приходилось то и дело переходить на бег. Не раз он чувствовал, что сейчас упадет от усталости, но, к счастью, в такие моменты мужчина в коричневом садился на землю, чтобы передохнуть.

Пока отдыхал охотник на драконов, отдыхал и Думери в сотне ярдов позади. Он сидел, массируя ноги, то и дело поглядывая на мужчину в коричневом. Когда же охотник за драконами поднимался, Думери натягивал башмаки и тоже вскакивал, чтобы припуститься за ним.

Во второй половине дня пошел сильный дождь, едва не заставивший Думери повернуть назад. Но мальчик втянул голову в плечи и решил, что негоже ему обращать внимание на подобные мелочи. Мужчина в коричневом достал из тюка шляпу, нахлобучил ее на голову и продолжил путь.

Дождь кончился меньше чем через час, снова выглянуло яркое, горячее солнце. Уходящий на запад большак тем временем повернул на север. От мужчины Думери отстал еще больше, но не упускал его из виду.

И лишь когда солнце покраснело и скатилось к самому горизонту, а безоблачное небо потемнело, Думери осознал чудовищную глупость им содеянного.

Глава 7

Двенадцатилетний. В обычной городской одежде: бархатной тунике, шерстяных штанах, башмаках из мягкой кожи. С маленьким ножичком на поясе. С несколькими медными монетками в кошельке, с медовой конфеткой, случайно оказавшейся в кармане. Без одеяла, без кремня и огнива, без талисмана, отгоняющего злых духов, без меча, без подкладок под мозоли — он отправился в путешествие, абсолютно к нему не подготовившись.

И теперь оказался в десяти лигах от Этшара, в сгущающихся сумерках, а ведь раньше он и носа не высовывал за городскую стену.

А мужчина в коричневом все так же размеренно шагал по большаку.

Не мог он и повернуть назад. Думери понимал, что до ворот он доберется далеко за полночь, при условии, что в темноте не собьется с дороги и не столкнется с волками, бандитами или демонами. Впрочем, уверенности, что он дойдет до города, у него не было. Болели ноги: никогда раньше он так долго не ходил пешком. Подошвы башмаков совсем стерлись — стопой он чувствовал каждый камешек.

Впереди он увидел небольшой холм. У его подножия большак разделялся надвое: одна дорога поднималась вверх, к вершине холма, вторая уходила влево. По солнцу он определил, что первая вела на север, а вторая — на запад.

У развилки стоял внушительных размеров дом. Тут до Думери дошло, что это не ферма: крестьяне предпочитали жить подальше от дороги.

Да и дома у них были поменьше и не из камня. Здесь же дерево пошло лишь на двери, ставни и рамы. Даже примыкающую к дому конюшню и ту сложили из каменных блоков.

Вывеска отсутствовала, но Думери и так догадался, что видит перед собой гостиницу. Где же строить ее, как не на пересечении двух дорог и аккурат на расстоянии одного дня пути от Этшара.

Мужчина в коричневом прямиком направился к двери, открыл ее без стука и скрылся за ней. Думери поспешил за ним. Но у закрывшейся двери остановился, гадая, стучать ему или нет. Вывески нет, дверь закрыта, дом куда больше тех гостиниц, которые он видел в городе, так что он не знал, какие здесь порядки. Охотник на драконов вошел без стука, но означало ли это, что его примеру может последовать каждый? Или мужчина в коричневом обладал некими привилегиями?

Тут дверь открылась и из нее вышел мужчина с факелом. Довольно-таки высокий, с каштановыми волосами, крепкого телосложения, но, разумеется, не чета охотнику на драконов. Был он в шерстяной тунике и в белом фартуке.

— О, привет, — поздоровался он, заметив Думери. — Добро пожаловать в гостиницу "У моста". — Он повернулся и поставил факел в гнездо на стене.

— У моста? — переспросил Думери, оглядевшись. Дом, конюшня, поля, большак, холм — никакого моста.

— На другой стороне холма, — пояснил мужчина, указав на северную дорогу.

— А-а-а, — протянул Думери.

— Заходи. — Мужчина распахнул дверь, пропустил Думери вперед.

Он оказался в просторном зале с деревянным полом и каменными стенами. В огромном камине пылал огонь, стену над ним украшали ничем не примечательные ножны с мечом. Двери вели на кухню, в конюшню, куда-то еще. За столиками сидело человек двадцать.

Что-то маленькое и зеленое пробежало по полу. Думери попытался разглядеть странное существо, но оно затерялось меж ножек стульев.

В последние дни эти существа постоянно попадались ему на глаза, хотя ранее он их никогда не видел. Но мысли его занимали более важные проблемы.

Мужчина в коричневом сидел за столиком у кухни и о чем-то болтал со стоящей рядом молодой женщиной. Думери поспешно отвернулся. Незачем охотнику за драконами знать, что он от своего не отступился.

Женщина поспешила на кухню. По подносу Думери определил, что это одна из служанок. После ее ухода мужчина в коричневом оглядел зал, и Думери разве что не залез под стол.

— Располагайся поудобнее, — улыбнулся Думери мужчина в фартуке, очевидно, владелец гостиницы. — Тебя сейчас обслужат. — И тоже направился на кухню.

Думери понял, что, несмотря на голод и усталость, оставаться здесь ему нельзя. Его шести медных монет скорее всего не хватит, чтобы заплатить за ужин и постель. Он понятия не имел, сколько может стоить ночь в гостинице. И потом, если он потратит все деньги в первый же вечер, что он будет делать завтра?

Собственно, и выбора-то у него не было, кроме как возвращаться домой. С такой экипировкой идти дальше мог только круглый идиот.

Что ж, мысленно вздохнул Думери, наверное, он и есть круглый идиот, потому что возвращаться домой он не собирался. Наоборот, твердо решил, что вслед за охотником на драконов дойдет до его дома. Даже если ему придется идти целое шестиночье.

Поэтому он не может потратить все монеты. Они понадобятся ему позже.

А потому, когда к нему, улыбаясь, подошла другая служанка, девушка чуть старше его самого, Думери ничего не стал заказывать.

— Извините, но у меня нет денег. Могу я отработать ужин и ночлег?

Улыбка девушки поблекла.

— Не знаю. Надо спросить у Валдера.

Она повернулась и ретировалась на кухню. Мгновение спустя оттуда вышел мужчина в фартуке и прямиком направился к столику Думери. Мальчик искоса глянул на мужчину в коричневом, надеясь, что вся эта суета не привлечет его внимания.

— Аша говорит, что у тебя нет денег. — Хозяин гостиницы сразу перешел к делу.

Думери кивнул.

— Я готов отработать ужин.

Валдер покачал головой.

— Извини, парень, но работников у меня и так предостаточно. Тебе придется уйти, — в голосе его звучало искреннее сожаление.

— Вы уверены, что работы для меня нет? — переспросил Думери.

— Абсолютно уверен. Ашу я держу скорее из жалости. Одной служанки на этот зал более чем достаточно.

— Понятно. — Думери поник головой. — А не могу ли я поспать на этом стуле? Кровать мне в общем-то и не нужна/ — Тут в животе у него заурчало, и он добавил: — У меня есть медяк. Могу я купить на него каких-нибудь объедков?

Хозяин гостиницы тяжело вздохнул, оглядел зал, словно надеялся, что столы и стулья подскажут ему ответ. Столы и стулья промолчали.

— У тебя есть семья, мальчик?

— Да, сэр, в Этшаре, — ответил Думери.

— Так каким же ветром тебя сюда занесло?

— Я… я иду к мастеру, чтобы стать его учеником. — В этом Думери не слишком согрешил против истины.

— И никто не дал тебе денег на дорогу?

Думери пожал плечами, являя собой саму печаль. Ему это удалось без труда, учитывая, что день не принес особой радости.

Хозяин гостиницы всплеснул руками.

— Господи, ну что же это за жизнь! Ладно, мальчик, ты можешь переночевать в конюшне, но не здесь, а то распугаешь мне всех клиентов. Когда все поужинают, я принесу тебе то, что останется. Медяк оставь при себе. Возможно, не все, кто встретится тебе на дороге, окажутся такими добрыми.

— Спасибо, сэр, — поклонился Думери.

Хорошо, конечно, что его не выбросят на улицу, но жаль, что ужинать придется остатками еды.

Ему не доводилось пробовать недоеденные куски. Он слышал, что объедки достаются беднякам. Во всяком случае, знал, что нищие приходят в их дом за объедками, потому-то и сказал о них хозяину гостиницы.

Так что предстоящий ужин не вызывал у него положительных эмоций.

Хозяин гостиницы все стоял у его столика, и Думери понял, что разговор окончен и ему пора выметаться. С неохотой он поднялся.

Хорошо, что мужчина в коричневом его не заметил, подумал он, выходя из гостиницы. Дверь освещал факел, но буквально в нескольких шагах уже царила тьма. Солнце давно закатилось за горизонт, ни одна из лун еще не взошла, облака не пропускали звездный свет. Так что Думери приходилось перед каждым шагом ощупывать ногой землю. Дважды он едва не упал, поскользнувшись, но, взмахнув руками, он сумел сохранить равновесие. Двор конюшни по форме напоминал квадрат. Три его стороны занимали стойла, четвертую — ворота, через которые и прошел Думери. Стойла находились под крышей, двор — под открытым небом.

В некоторых стойлах похрапывали лошади, и Думери решил, что лучше найти свободное, чтобы не получить копытом в лоб. Он нашел одно, в дальнем углу, и улегся на солому, стараясь не обращать внимания на неприятные запахи.

Стоило ли так мучиться? — спросил он себя несколько минут спустя. Не слишком ли велики тяготы? Может, и не нужно ему совсем это ученичество? Охотник на драконов — профессия экзотическая, но не поискать ли чего попроще?

Может, вернуться домой, основательно подготовиться к путешествию, занять денег и уж затем отправиться в путь?

Но к тому времени мужчина в коричневом уйдет далеко вперед, и найти его, возможно, уже не удастся. Думери понятия не имел, сколь часто тот приходил в город, шансы еще раз застать его в "Хвосте дракона" были невелики. А если он приходил в Этшар раз в год, то к его следующему визиту Думери по возрасту уже не будет годиться в ученики.

Его желудок все громче напоминал о себе: Думери, как ни как, привык есть три раза в день.

Что-то пробежало по его ногам. Думери сел, подтянул колени к груди, таращась в темноту, но так ничего и не увидел. Снова лег.

Подумал о том, что хорошо бы все-таки сообщить семье. Он же ушел, никого не предупредив. Мама, наверное, не может уснуть, сидит и вяжет, вся в тревоге и волнении.

Ничего, это не смертельно, да и вязанье у нее продвинется. Отец его отсутствия не заметит, пока ему не скажет мать или кто-нибудь из братьев.

А братьям он совсем не нужен. Они без него обойдутся. Особенно если он даст знать, что с ним все в порядке.

Не стоит об этом и думать, сказал себе Думери. Своих забот полон рот, так чего беспокоиться за других.

Прошел не один час, прежде чем двор конюшни внезапно осветился. Открылась дверь в стене гостиницы, в глубине проема, который Думери принял за стойло, на пороге появилась фигура с лампой в руке.

— Мальчик, ты здесь? — послышался голос хозяина гостиницы.

— Да, сэр. — Думери встал.

— Я принес тебе еду. Оставь миску на ступеньках, когда поешь. Доброй тебе ночи.

И прежде чем Думери успел ответить, хозяин гостиницы отступил на шаг и закрыл за собой дверь.

Думери поспешил к ступеням, ведущим к двери, нашел на верхней большую деревянную миску, наполненную едой, от которой пахнуло жиром.

Сунув в миску руку, Думери нащупал корочку хлеба. Сунул в рот, жадно проглотил.

С миской в руках вернулся в свое стойло, сел, скрестив ноги, поставил миску перед собой.

Начал копаться в миске, выкидывая то, что казалось несъедобным.

К сожалению, к последнему относилась большая часть содержимого миски.

И тут его рука нащупала что-то непонятное, чего раньше здесь не было. Он попытался поднести это что-то к глазам, но оно вырвалось.

Думери напряженно всмотрелся в темноту и различил силуэт какого-то существа, сидевшего по другую сторону миски, размером с котенка, но очертаниями похожего на человека. Руками существо копалось в миске.

Сидело оно, тоже скрестив ноги, вывалив на них толстый живот. Огромные на выкате глаза смотрели на Думери. Более Думери ничего не разглядел.

— Кыш! — Он махнул рукой.

— Кыш! — повторило существо.

Тут Думери осенило: да это один из тех зеленых человечков, что в последнее время все чаще встречались в Этшаре, путаясь под ногами.

— Ты кто? — спросил Думери.

— Спригган, — пропищал человечек. — Голодный, — добавил он.

Думери посмотрел на миску. Даже в темноте он видел, что человечек по локти залез в объедки.

Он пододвинул миску сприггану:

— Бери. Ешь.

Аппетит у него самого пропал начисто.

Мало радости есть объедки, а уж делить трапезу с зеленым чудовищем, которое залезло в миску по локти…

Это уже перебор. Лучше остаться голодным. Он свернулся калачиком у стены и попытался уснуть.

День выдался тяжелым, и ему это быстро удалось.

Глава 8

Фалеа забеспокоилась во второй половине дня. Почему задержался Думери? Он все еще на Рынке у Западных ворот? Нашел ли он мастера, профессия которого его заинтересовала? Или подался в другую часть города?

Если нашел, то прекрасно. При условии, что Дорэну будущая профессия сына не покажется унижающей его достоинство. Тогда он оплатит обучение и будущее Думери будет обеспечено.

Если не нашел, тоже не беда. До того дня, когда ему исполнится тринадцать лет, времени хоть отбавляй.

Она все гадала, что же задержало его. Когда же солнце покатилось за горизонт, гадания уступили место тревоге. Она приготовила ужин, все поели, а Думери так и не появился.

Разумеется, Думери не впервые пропускал ужин, но Фалеа тем не менее волновалась.

Дорэн, разумеется, даже не заметил, что за столом трое, а не четверо детей. Он изучал счета "Морского жеребца", корабля, только что вернувшегося из плавания в Тинтальон. Вероятно, что-то не сходилось, Дорэн хотел понять, что именно, где и кто пытается его надуть, поэтому Фалеа решила, что сейчас не время делиться своими тревогами.

Дорэн-младший, Дерат и Десса, естественно, проехались по поводу отсутствия младшего брата, так что Фалеа пришлось их осадить.

Отец пропустил их шпильки мимо ушей.

После ужина Фалеа и Дерат убрали со стола и в кухне, Десса подмела пол, а Дорэн-младший принес воды из колодца. Старший Дорэн нашел ошибку в счетах через час после ужина, когда Десса уже ложилась спать, и минут двадцать рассуждал вслух сам с собой, пытаясь решить, высечь ли торгового агента за воровство, уволить или простить последний раз: недоставало бочки хорошего моррианского бренди.

— Почему прямо не спросить у него? — предложила Фалеа. — Может, он ошибся случайно.

— Ха! — вырвалось у Дорэна. — Случайно? Он?

— Все возможно. — Теперь, когда муж обратил на нее внимание, она могла коснуться и своих проблем: — Между прочим, ты не видел Думери? Он не пришел к ужину.

— Я его спрошу, можешь не сомневаться. Утром и спрошу. Пригласив в свидетели гвардейца.

— Ты не видел Думери? — повторила Фалеа.

— Что? Нет, мальчика я не видел. Спроси у его братьев.

Фалеа спросила перед тем, как они улеглись в кровать. Она сказали, что последний раз видели Думери за завтраком.

— Вы уверены?

Они стояли на своем, так что Фалеа отпустила их спать.

Обычно она ложилась чуть позже остальных, но на этот раз не могла заставить себя подняться наверх. Сидела в гостиной и ждала.

Потом достала вязанье. Руки работали, но из головы не шли ужасные мысли. Мало ли что могло случиться с младшеньким в огромном городе.

Его могли украсть работорговцы с Рынка на улице Нового канала. Избить до смерти пьяные матросы, слоняющиеся в Гавани.

Он ушел на Рынок у Западных ворот. К Стеновой улице и Полю ста футов. Там хватало убийц и воров. Работорговцы на Поле не совались, но на Стеновой улице появлялись.

Говорили, что колдуны похищали людей с Поля ста футов. Чтобы принести в жертву демонам, на корм чудищам, для сотворения ужасных заклинаний. Дети были в особой цене. Для некоторых заклинаний требовались волосы, кровь, слезы девственницы.

Обычно речь шла о девочках, но, возможно, могли сойти и мальчики.

На мальчиков могли положить глаз не только маги. О Западных воротах ничего такого она не слышала, но в Полевом лагере, по слухам, функционировали мужские бордели.

Около полуночи Дорэн оторвался от бухгалтерских книг и, к своему удивлению, обнаружил Фалеа в гостиной. Она уже не вязала, а стояла у окна. Тут он вспомнил, что пропал Думери.

Выругался про себя. Несносный мальчишка! Заигрался где-нибудь или остался на ночь у друзей, никого не предупредив.

Говорить об этом Фалеа не имело смысла. Она наверняка подумала о том же, но все равно волновалась.

Ничего страшного в этом нет, решил Дорэн. Мать имеет полное право тревожиться о своем младшем ребенке. А Думери — парень умный, сообразительный. Дорэн им гордился. Конечно, чересчур уж упрямый и склонный к авантюрам, но с годами это пройдет. Он не сомневался, что Думери объявится целый и невредимый. Как объявлялся всегда.

Дорэн пожелал жене спокойной ночи и отправился спать. Фалеа лишь кивнула, занятая своими мыслями.

Мысли эти о работорговцах, убийцах и злых колдунах, набросившихся на ее Думери, остались с ней и час спустя, когда она легла рядом с мужем.

Глава 9

Думери проснулся от перезвякивания упряжи: какой-то путешественник выводил своего жеребца из стойла. Он открыл глаза, увидел ярко-голубое небо и в панике вскочил, перевернув деревянную миску и перепугав сприггана, который спал рядом с ним. Бросился к воротам. Жеребец шарахнулся в сторону. Путешественник обругал мальчика, но тот не обратил на его слова ни малейшего внимания. Тревожило его совсем другое.

Он заспался, и охотник на драконов мог давно уйти. А Думери понятия не имел, какую дорогу тот выберет — на запад или на север.

У двери гостиницы он остановился, чтобы перевести дух. Факел превратился в головешку. Солнце на востоке уже поднялось над горизонтом, хотя и не очень высоко.

Думери прекрасно понимал, что ему не найти мужчину в коричневом, если тот уже ушел. Оставалось лишь признать свое поражение и вернуться в Этшар.

То есть расстаться с мечтой стать охотником на драконов. А вот этого Думери совсем не хотелось. Он твердо решил, что будет на них охотиться и еще утрет нос Тетерану. Думери открыл дверь и осторожно заглянул в зал, не желая, чтобы его заметили.

Мужчина в коричневом сидел за одним из столиков и ел виноград, аккуратно складывая косточки в тарелку. Кожаную тунику он сменил на шерстяную, того же цвета, но Думери легко его узнал по габаритам и длинным волосам. Мальчик облегченно вздохнул. Охотник на драконов никуда не делся. Не ушел. А значит, не потерялся.

У Думери по-прежнему оставался шанс стать охотником на драконов.

Он постоял в дверях, раздумывая, что же делать дальше. При этом отметил, что мужчина в коричневом выглядит прекрасно. Чувствовалось, что он отлично выспался в мягкой постели, оплаченной золотом Тетерана, сытно позавтракал. Думери же провел ночь на конюшне, поужинал объедками, у него болели ноги и спина, от голода сводило живот.

Мужчине в коричневом, полностью экипированному, не стесненному в средствах, путешествие было в удовольствие, для Думери же превращалось в пытку, тем более что он не знал, сколько еще идти и куда.

Думери повернулся и посмотрел на большак. Указатели отсутствовали, но он и так знал, что ведет большак в город, где живут его родители.

Не следует ли ему вернуться? В раздумье он пожевал губу.

В Этшаре, лежащем за горизонтом, его ждали дом, родные, отдельная кровать, вкусная еда, жаркий камин, около которого так приятно посидеть вечером. Мать, любившая его, отец, много ему позволявший, два брата и сестра, с которыми он мог мирно сосуществовать.

Но в Этшаре у него не было никаких перспектив, ибо дюжина магов унизила его, отказавшись взять в ученики.

Это обстоятельство и стало решающим. Рано ему еще возвращаться в город.

Он будет следовать за охотником на драконов, пока тот не дойдет до дома, и опять попросится к нему в ученики.

Заглянув в зал, он увидел, что мужчина в коричневом отодвигает стул и встает.

Служанка Аша поспешила к нему. Он бросил на стол монету, по звуку серебряную, они обменялись несколькими фразами, которые Думери не расслышал.

Встревожившись, что он упустит что-нибудь важное, мальчик проскользнул в зал, подкрался поближе.

— Так корабль у пристани? — спросил мужчина.

— Думаю, да, — ответила служанка.

— Вот и отлично. До отплытия я могу побыть на палубе. Спасибо тебе и Валдеру. — Он поднял с соседнего стула тюк, а девушка сунула монету в карман. По грубым подсчетам Думери, мужчина сполна оплатил пребывание в гостинице, чуть-чуть осталось и служанке на чай.

Отчего ж не проявить щедрость, если кошелек набит золотом чародея?

Мужчина в коричневом закинул тюк на плечо, и Думери понял, что он готов тронуться в путь.

Дабы не быть замеченным, мальчик стремглав проскочил в дверь, забежал во двор конюшни и спрятался за воротами.

Выйдя из гостиницы, мужчина в коричневом не стал оглядываться, наслаждаясь теплыми лучами солнца. Он обогнул гостиницу и зашагал по дороге, уходящей на север.

Думери поспешил за ним, но на первом же шаге споткнулся и упал.

Ругаясь, он поднялся, посмотрел на землю, чтобы понять, за что зацепился ногой.

У его ног сидело существо, называющее себя спригганом.

Зеленое, как он и предполагал, ростом не больше восьми дюймов, похожее на лягушку, решившую обернуться человеком, но в какой-то момент передумавшую. Но передние лапки уже превратились в руки, с кистями и пальцами, задние стали ногами, выросли и уши, а вот глаза остались лягушачьими.

— О-о-о! — проквакал спригган. — Мы столкнулись.

— Да, похоже на то.

Существо, похоже, не могло причинить ему вреда. И Думери шагнул к воротам.

— Подожди! — заверещал спригган. — Куда мы идем?

Думери посмотрел на него.

— Я понятия не имею, куда идешь ты, а вот я иду туда. — Он указал на северную дорогу, по которой проследовал мужчина в коричневом.

— Иду с тобой! Ты кормишь, иду с тобой! — радостно объявил спригган.

— Я не собираюсь тебя кормить, — раздраженно бросил Думери. — Я меня нет еды даже для себя.

— Вчера ты меня кормил. Я иду с тобой, — настаивал спригган, топнув ножкой.

— Хорошо. Попробуй. — И Думери быстрым шагом, чуть ли не бегом направился к дороге.

Спригган громко взвизгнул и вприпрыжку бросился следом.

Разумеется, длинные ноги Думери позволили ему вырваться вперед. Маленькое существо осталось далеко позади, когда мальчик поднялся на вершину холма.

Вот тут он и понял, почему Валдер назвал свое заведение гостиницей "У моста".

Дорога полого спускалась к широченной реке. Думери и представить себе не мог, что на свете есть такие реки. Собственно, рек он никогда не видел, только дренажные канавы да каналы. Самым внушительным был Новый канал, соединяющий Гавань и квартал Пряностей. На всем протяжении ширина его превосходила восемьдесят футов, чтобы по нему могли проходить морские суда. Примерно таким же широким, по крайней мере у Гавани, был и Большой канал, соединяющий Гавань с Рыбным кварталом.

Лежащая перед ним река по размерам превосходила любой из каналов в десятки раз.

Но еще больше, чем река, потряс Думери мост. Каменный, с величественными арками, поддерживающими настил, шириной превосходящий крепостную стену Этшара, построенный не на твердой земле, а переброшенный через водную гладь.

Думери застыл в изумлении.

У съезда с моста, неторопливо беседуя, стояли четверо солдат в форме этшарской гвардии. Далеко впереди он углядел въехавшую на мост повозку.

Мужчины в коричневом нигде не было видно, а потому он поспешил вниз по склону.

Наконец Думери обнаружил охотника на драконов. Оказалось, тот свернул с главной дороги. Вместо того чтобы направиться к мосту, он все так же размеренно шагал по тропе, ведущей к берегу реки и причалу.

В сравнении с причалами Гавани этот не производил впечатления, но рядом с ним покачивались на воде пришвартованные корабли. Мужчина в коричневом держал курс на самый большой, с перекинутыми на причал сходнями.

Забыв про осторожность, Думери побежал к причалу, опасаясь, что корабль отплывет, едва охотник на драконов поднимется на борт.

Такие корабли Думери встречались не часто. Длинный, широкий, без мачт и парусов, низко сидящий в воде. С рядом длинных весел по каждому из бортов. Поднятые вверх, они напоминали болтающиеся в воздухе лапки лежащего на спине шмеля.

С тем чтобы как-то затушевать довольно уродливые формы корабля, его владельцы не поскупились на краску. Корпус сиял красным с золотом, палуба и надстройки цветом могли соперничать с цыпленком. В зеленых кругах чернели стекла иллюминаторов, зелеными пятнами выделялись на палубе люки, зеленым блестели весла. На носу и корме колыхались на ветру зелено-желтые флаги.

Это не морское судно, догадался Думери. Несмотря на яркую раскраску, оно скорее всего походило на баржу, которые использовали в порту для перевозки сыпучих материалов. Если он и видел такие корабли в Этшаре, то лишь несколько раз, и никогда не видел у причалов, предназначенных для швартовки морских судов.

Значит, это речной корабль, решил Думери.

Мужчина в коричневом поднялся на борт, помахал рукой людям в ярких одеждах, стоящим на палубе. Двое махнули рукой в ответ. Третий подошел к охотнику на драконов, и они о чем-то поговорили.

Думери находился далеко от них и не услышал ни слова.

Он бежал изо всех сил, но мужчина в коричневом ушел далеко вперед, да и ноги у него были подлиннее. Думери только достиг причала, когда охотник на драконов скрылся в палубной надстройке, уладив все дела с человеком, который заговорил с ним.

Не останавливаясь, Думери взбежал по сходням.

Люди, что стояли на палубе, обернулись. Мужчина, что разговаривал с охотником на драконов, в белой тунике и синей складчатой юбочке шагнул ему навстречу, загораживая дорогу.

— Эй ты! — Мужчина схватил его за руку. — Куда это ты так торопишься?

Думери уже понял, что цель достигнута: мужчину в коричневом он не упустил.

— Я боялся, что не успею к отплытию. — Запыхавшись, он жадно ловил ртом воздух.

— Напрасно ты торопился, — усмехнулся мужчина в белой тунике. — Мы отплываем только в полдень.

— О! — Думери чувствовал себя полным идиотом. — Я не знал.

— Теперь знаешь. — Мужчина отпустил руку Думери, оглядел его с головы до ног.

Думери не отвел взгляда. Он знал, что выглядит ужасно в мятой, грязной одежде (мало того, что он спал на соломе, так еще и упал, споткнувшись о сприггана), но его это особо не смущало.

— Как я понимаю, ты хотел бы остаться на борту и плыть с нами на север?

Думери мотнул головой, огляделся.

Нет, он не ошибся. Солнце встало на востоке, с одной стороны моста. Река уходила на запад. Сам мост вел на север. Значит, это не корабль, а паром?

С тем же успехом он мог перейти реку по мосту.

— На север? — переспросил он.

— Да, на север, — кивнул мужчина. — Так ты этого не знал? — Он указал на запад. — Мы плывем вверх по течению, до самого Сардирона-на-Водах.

— О! — выдохнул Думери.

То ли мир перевернулся и солнце вставало на юге, то ли река где-то дальше поворачивала на север. Значит, это не паром. Сардирон-на-Водах отделяли от Этшара сотни миль. Более того, Сардирон находился за пределами Гегемонии трех Этшаров, в землях Сардиронских баронов. Думери слышал бесчисленные истории о тех варварских краях с мрачными замками, дремучими лесами, холодными зимами, голодными волками и огнедышащими драконами.

Не туда ли направлялся мужчина в коричневом?

А куда же еще? Думери не слышал о том, что в Гегемонии водились драконы. Во всяком случае, в окрестностях Этшара-на-Пряностях их никто никогда не видел.

Ему следовало догадаться об этом раньше. Едва ли охотник на драконов выслеживает свою добычу в тихой, цивилизованной стране.

Так что ему придется идти за ним не одно шестиночье, может, и несколько месяцев.

Думери заколебался.

— Так ты собираешься плыть до Сардирона? — спросил мужчина.

— Да, — ответил Думери.

— Ага, — кивнул мужчина. — А деньги на проезд у тебя есть?

Сердце Думери упало.

— Деньги?

— Ну разумеется. Или ты думаешь, что мы плаваем по Великой реке ради собственного удовольствия?

— Нет, я… Сколько это стоит?

— До Сардирона?

— Да.

— Для взрослого — пять серебряных монет, для такого мальца… скажем, три.

— Три… — эхом отозвался Думери. Он понимал, что мужчина в белой тунике предоставляет ему возможность поторговаться, но с трех серебряных монет до нескольких медяков он, конечно, цены не спустит: слишком велика разница.

А больше денег у него не было.

— Трех серебряных монет у тебя нет, так? — нахмурился мужчина.

— Нет, я… — И замолчал под суровым взглядом мужчины.

— Тогда вон отсюда! — Мужчина схватил Думери за руку и развернул лицом к причалу.

— Не могу ли я отработать… — начал Думери.

— Нет, — отрезал мужчина. — "Солнечные луга" — не баржа для перевозки скота, парень, чтобы нанимать любого, у кого нет ничего, кроме двух рук и крепкой спины, а твоя спина не так уж и крепка. Это лучшее пассажирское судно на Великой реке, и в команде у нас одни профессионалы, работающие с того дня, как мы отплыли из Сардирона-на-Водах. Нам не нужны неуклюжие крестьянские дети. — И он подтолкнул Думери к сходням.

— Но я не крестьянин! — запротестовал Думери. — Мой отец — богатый купец в Этшаре…

— Пусть он и оплатит твой проезд, мальчик. — От тычка мужчины Думери слетел со сходен на причал.

Думери поплелся прочь.

Он уже понял, что просто так на борт "Солнечных лугов" ему не попасть.

И все же он не собирался сдаваться. Охотник на драконов уплывал на север. Он, Думери, должен найти способ последовать за ним.

Какой — он пока не знал. Но не сомневался, что найдет.

Глава 10

— Он все еще не объявился? — изумленно спросил Дорэн.

— Нет, не объявился! — зыркнула Фалеа на мужа. Он не сделал ничего плохого, но она злилась на Думери, а поскольку его не было, набрасывалась на мужа.

Дорэн, впрочем, к этому привык, а потому не реагировал на ее взгляды.

— Ты спросила остальных, не видели ли они его?

— Естественно, спросила! — фыркнула Фалеа. — Десса говорит, что видела его за завтраком, Дорэн и Дерат не помнят и этого. Но все трое клянутся, что потом нигде его не видели. Я послала их по соседям, чтобы опросить его друзей, но они ничего не смогли выяснить.

Дорэн обдумал ее слова.

— А ты спрашивала у того маленького паренька с длинными волосами? У него еще всегда течет из носа.

— Это Пенгрен со Свечной улицы. Десса говорила с ним час назад. Я думаю, пригрозила, что побьет его, если он не скажет правду. Но он клянется, что не знает, где Думери.

— Понятно, — подвел черту Дорэн. — Я вижу, ты очень встревожена, и не без оснований. Что ты от меня хочешь? Что, по-твоему, могло случиться с мальчиком?

— Не знаю. — На глазах Фалеа выступили слезы. — Может, его по ошибке схватил какой-нибудь работорговец. А может, он уплыл на корабле в море. Или… — Она глубоко вздохнула. — Может, его убили.

— Вот этого не надо. Слушай, я пошлю письмо лорду Толдену, я сообщу в городскую гвардию, чтобы на всех видных местах повесили сообщение о пропаже Думери. Я свяжусь с Регистрационной палатой работорговцев. Если кто-то схватил его, даже отправил в Этшар-на-Песках или куда-то еще, информация должна поступить в Регистрационную палату.

— Если это зарегистрированный работорговец… — начала Фалеа.

— Что ты несешь, женщина! — взорвался Дорэн. — Незарегистрированный работорговец — это преступник, то есть тогда его просто похитили! И нам не остается ничего другого, как ждать, пока за него не попросят выкуп!

— Это я знаю. — Фалеа поникла головой. Дорэн скорчил гримасу.

— Куда он пошел перед тем, как исчезнуть?

— На Рынок у Западных ворот, чтобы посмотреть, не найдет ли там специалиста, к кому мог бы пойти в ученики.

— Так, может, он его и нашел! — проревел Дорэн. — Почему ты мне сразу не сказала об этом? Может, его уже взяли учеником, и он даст о себе знать, когда появится такая возможность. И чего поднимать шум? Ты послала кого-нибудь к Западным воротам?

— Дерата. Он ушел полчаса тому назад. Но, Дорэн, мы бы уже знали, если б…

— Ты права, — признал Дорэн. — Но среди торговцев встречаются такие странные люди. Послушай, ты уверена, что он пошел к Западным воротам? Или опять отправился в квартал Чародеев? Ему-то хочется учиться магии. А ты знаешь, какой он у нас упрямый.

Фалеа знала, что упрямства ее младшему сыну не занимать. Конечно, он мог пойти и туда, но…

— Но что могло задержать его на всю ночь? И… Слушай, Дори, если он действительно пошел туда…

— Если пошел, то могло случиться всякое. Эти чародеи и их заклинания…

— Даже если он не пошел, то не сходить ли нам? Мы можем оплатить заклинание, с помощью которого нам его найдут. — Отчаяние в голосе Фалеа сменилось надеждой. — Именно это мы и сделаем. Оплатим заклинание. Как зовут чародея, к которому ты ходил с Думери?

— Тетеран-маг, — ответил Дорэн. Предложение жены у него энтузиазма не вызвало. Магия обходилась недешево. Он уже хотел что-то сказать по этому поводу, но посмотрел на Фалеа, и слова застряли у него в горле.

В конце концов речь шла об их сыне, а не о пропавшей курице или котенке.

— Ладно, мы оплатим заклинание.

— Отлично! — Фалеа даже улыбнулась. — На улице прохладно. Я принесу твою куртку, а ты возьми кошелек. — И направилась к двери.

— Я думал, мы пойдем после ленча… — попытался остановить ее Дорэн.

Улыбка исчезла.

— Мы пойдем сейчас.

Дорэн вздохнул.

— Сейчас так сейчас.

Глава 11

Думери сидел на склоне, повыше причала, и с тоской смотрел на реку.

А жизнь шла своим чередом, в неспешном ритме, столь необычном для мальчика, привыкшего к городской суете. Люди пересекали мост в обоих направлениях, кто пешком, кто на лошади, кто в телеге или в фургоне. Гвардейцы исправно собирали плату. По реке курсировали лодки, крупные и малые суда. Под парусами, на веслах, но главным образом движимые магией. Некоторые пришвартовывались к причалу, другие отчаливали от него.

Думери смотрел на "Солнечные луга" и прикидывал, что делать дальше.

Отправиться в Сардирон-на-Водах пешком? Туда наверняка можно добраться по суше. Сможет ли он встретить судно в Сардироне и продолжить преследование охотника на драконов?

Скорее всего нет. Он подозревал, что корабль доплывет до Сардирона куда быстрее, используя в качестве движителя магию. Едва ли он сможет плыть против течения на одних веслах.

А если Сардирон-на-Водах напоминает Этшар, он не сможет найти нужного причала, даже если обгонит "Солнечные луга". Разумеется, Этшар-на-Пряностях — самый большой город мира, но и Сардирон, несомненно, не деревушка.

Да и не знал он наверняка, поплывет ли мужчина в коричневом до Сардирона. А если сойдет раньше? От моста до Сардирона путь долгий, судно обязательно будет останавливаться. А может ли этот корабль плыть вниз по течению? — подумал Думери. Вроде бы да, он мог бы пройти под центральной аркой моста и доплыть до Этшара.

Если все так, то почему мужчина в коричневом не поднялся на борт "Солнечных лугов" там?

А может, ниже по течению судно не спускалось? Этшар-то находится в южной части залива, а река впадает в море в его северо-западной части, где, если Думери помнил уроки географии, было много мелей, которые к тому же меняли свое местоположение. Так что по заливу предпочитали не плавать.

Однако если мост — крайняя точка маршрута, по которому следовало судно, сие не означало, что оно не будет иметь промежуточных остановок.

Может, подумал Думери, ему следует спросить у кого-нибудь из команды, куда едет мужчина в коричневом. Они наверняка знают. И скорее всего не откажутся ответить на его вопрос.

В этот момент он ощутил, что кто-то подергивает его за рукав, и повернулся.

Ему улыбался спригган.

— Нашел тебя! Позабавляемся, да?

— Нет! — возразил Думери. — Пошел вон!

— Позабавляемся! — настаивал спригган.

— Нет, — повторил Думери и, прежде чем спригган открыл рот, добавил: — И вообще, кто ты? Откуда взялся?

— Я — спригган, — ответило существо. — Появился из магического зеркала, я и все остальные.

— Из магического зеркала? — переспросил Думери.

— Да, да, — покивал спригган. — Зеркала.

— Где? — продолжал допрос Думери. — Где это волшебное зеркало? — Он вспомнил, что впервые увидел сприггана в лаборатории Тетерана. Неужели этот жалкий чародей создал спригганов?

Но спригган покачал головой.

— Не знаю. Плохо ориентируюсь.

— В Этшаре?

Спригган на мгновение задумался.

— Нет. Едва ли.

— А как ты сюда попал? Мне кажется, я видел в городе пару таких, как ты.

— Да, да! — покивал спригган. — Мы везде. Залезаем в трюмы, в фургоны и едем, едем, едем!

— Понятно, — протянул Думери. — А зачем?

— Ради забавы. Спригганы любят забавляться. Ты и я, мы позабавляемся. Сейчас!

— Нет. — Думери потерял к сприггану всякий интерес.

— Позабавляемся, — повторил спригган.

Думери молча смотрел на него.

И спригган вытаращился на мальчика.

Прошло немало времени, прежде чем спригган понял, что Думери больше не хочет с ним разговаривать.

— Позабавляемся, — пискнул спригган.

Думери лишь смотрел на него.

Спригган еще постоял, а потом пнул Думери ногой со словами: "С тобой скучно!" — и зашагал прочь.

Пинка Думери практически не почувствовал, нога была чуть больше лягушачьей лапки, но ему очень хотелось дать под зад этому наглому сприггану.

Но он не сдвинулся с места, лишь посмотрел ему вслед.

А мгновение спустя начисто забыл о сприггане, потому что увидел, что на "Солнечных лугах" отдают швартовы. Пока он болтал со спригганом, команда готовила корабль к отплытию.

— Эй! — закричал он, сбегая вниз по склону. — Эй, подождите!

Он взбежал на причал, но зацепился ногой за выбоину и растянулся во весь рост.

Когда он поднялся, "Солнечные луга" уже отвалили от причала. Заработали весла, гоня судно вверх по течению. На борту, естественно, никто не обращал на него ни малейшего внимания.

Собственно, видел он только одного человека, стоящего у руля. Весла двигались сами по себе, повинуясь магическому заклинанию или какой-то неведомой силе, а пассажиры и команда разбрелись по каютам.

Думери едва не заплакал. Мужчина в коричневом, охотник на драконов, ключ к будущему, уплывал вверх по реке.

А он, Думери, остался на берегу.

Вдруг он услышал смешки. Действительно, со стороны его падение выглядело комично. Думери сделал вид, что к нему это не относится, отряхнул пыль со штанов и туники.

— Эй, мальчик! — позвали его. — Тебе бы оглянуться.

Думери оглянулся.

На него надвигалось стадо бычков.

Думери попятился.

Но потом понял, что это не выход. Причал кончится, а что тогда? Бычки скинут его в воду. Плавать он не умел, так что такая перспектива его не радовала.

Он шагнул к краю причала и прыгнул на палубу маленького суденышка.

Прыгнул неудачно, потому что вновь упал. А подняв голову, увидел улыбающуюся старуху.

— Привет, — поздоровался Думери.

— Привет, мальчик. — Улыбка стала шире.

— Я… э… не хотел мешать бычкам. — Думери сел.

— Я так и поняла. — Во рту у старухи осталось только два зуба. — Можешь оставаться здесь, пока не прогонят стадо. Я не спешу.

Тут Думери осенило:

— А куда вы плывете?

Может, подумал он, старуха возьмет его с собой, если плывет вверх по реке. А уж догнав "Солнечные луга", он что-нибудь да придумает.

— В Этшар, — ответила старуха, затушив вспыхнувшую было искорку надежды. — У меня там родственники, которых я не видела с той ночи, когда последний раз взошла третья Луна.

Последняя фраза поставила Думери в тупик. Он слышал выражение "когда взойдет третья Луна", что означало "никогда". Если третья Луна и была, то тысячу, а то и больше лет тому назад, так, во всяком случае, говорили, но едва ли старуха прожила столь долго, поэтому он предположил, что под ее фразой подразумевалось "очень давно".

— Понятно. — В его голосе явственно слышалось разочарование.

— А тебе надо вверх по течению? — догадалась старуха. Он кивнул.

— Ничем не могу помочь. На "Солнечные луга" ты не успел, да, судя по твоему виду, не смог бы заплатить за проезд. Насколько мне известно, на север поплывет только баржа для перевозки скота, но они пассажиров не берут.

— Баржа для перевозки скота? — Тут Думери вспомнил слова мужчины в белой тунике, что "Солнечные луга" — пассажирский корабль, а не какая-то баржа для перевозки скота.

Он встал, оглядел причал. Действительно, стадо сгрудилось у сходней, перекинутых с большой баржи.

— Она самая, — подтвердила старуха. — Сардиронские бароны любят здешнюю телятину. Говорят, она куда нежнее и лучше на вкус.

— Ясно. — Думери принял решение. — Извините, но мне надо идти. Большое вам спасибо за помощь.

— Заходи еще, буду тебе рада, — вновь заулыбалась старуха, наблюдая, как Думери вылезает на причал.

Он уже знал, что надо делать. Баржа плыла на север, следовательно… Думери побежал по причалу, затесался меж двух бычков, поднимающихся по сходням на борт баржи.

Погонщики думали лишь о том, как бы кто-нибудь из бычков не упал в воду, матросы держались в стороне от рогатого груза. Если погонщики и увидели Думери, то никому об этом не сказали. А команда баржи, в этом Думери не сомневался, его не заметила.

Разумеется, на баржу он попал не без трудностей. Бычки немилосердно толкали его, несколько раз он едва не упал, а уж тогда его бы просто затоптали. Три или четыре раза тяжелое копыто опускалось ему на ноги, и он едва подавлял крик боли.

Он видел бычков на рынках, по пути из Этшара к гостинице "У моста" проходил мимо них, пощипывающих травку на пастбищах, но впервые попал в их компанию. Оказалось, что они большие, неуклюжие и очень теплые на ощупь.

Так он и стоял, уткнувшись носом в бок одного из бычков. Пахло навозом и потом. Он не видел ничего, кроме коричневых крупов.

Потом баржа шевельнулась, отвалила от причала. Бычки задергались, испуганно заревели. Думери изо всех сил старался удержаться на ногах.

Впрочем, занимали его и другие проблемы. Не пора ли дать знать команде о своем присутствии? Надо ли вообще показываться им на глаза? А если надо, то как привлечь их внимание? Если не надо, выживет ли он среди бычков? Думери поднял голову и встретился взглядом с мужчиной, который в изумлении смотрел на него.

— Что ты здесь делаешь, мальчик? — спросил он по-этшарски, но с сильным акцентом.

— М-м-м, — только и ответил Думери.

— Брысь! — крикнул мужчина, хлопнув по крупам бычков, зажавших боками Думери. Их тут же отнесло в сторону.

По команде мужчины Думери направился на корму. Мужчина шел следом. Пять человек, сидевших там, уставились на мальчика как на новое чудо света.

— Кто ты? — спросил один.

— Думери-из-Гавани, — ответил Думери, полагая, что лгать не имеет смысла.

— Что ты здесь делаешь? — полюбопытствовал второй.

— Мне нужно на север. — Все пятеро молчали, и после долгой паузы Думери продолжил: — Я отработаю свой проезд. Денег у меня нет, но мне очень надо на север…

Мужчины переглянулись.

— Говоришь, отработаешь? — спросили Думери.

Мальчик кивнул.

— Что надо, то и сделаю. Если смогу.

Один из мужчин широко улыбнулся.

— Я думаю, мы договорились.

— Эй, Келдер, — крикнул другой, — где у нас лопата? Она очень нужна нашему новому приятелю.

Глава 12

— Видите ли, — замялся Тетеран, — находить вещи — не мой профиль…

— Думери не вещь, — возразила Фалеа. — Он наш сын.

— Я знаю, я знаю, — заверил ее Тетеран. — Просто я не специализируюсь в локализационной магии.

— На вывеске, что висит на вашем доме, черным по белому написано, что вы маг, — указал Дорэн. — До того как я привел к вам моего сына, мне сказали, что вы один из лучших чародеев города. А теперь вы говорите мне, что даже не можете найти моего сына.

— Нет, нет, дело не в этом, — замахал руками Тетеран. — Этими заклинаниями я обычно не пользуюсь, так что не уверен, есть ли у меня все необходимые ингредиенты. Это надо проверить. И я не знаю, какое заклинание даст наилучший эффект. Вы хотите узнать, где он находится, или вас также интересует состояние его здоровья? Вы хотите ему что-то передать? Или… — Он оборвал фразу на полуслове. Потому что не хотел давать невыполнимых обещаний. Он не представлял себе, какие заклинания, имеющиеся в его распоряжении, он может использовать в данном случае, а какие придется позаимствовать у коллег, да так, чтобы клиенты ничего не заметили.

— Мы, несомненно, хотим знать, жив ли он и как себя чувствует! — ответил Дорэн. — Какой будет нам прок, если вы найдете… — Замолчал и он, осознав, что слово "труп", которым он хотел закончить фразу, очень расстроит Фалеа. — Да, мы хотим знать, в полном ли он пребывает здравии!

— А если будет возможность поговорить с ним… — Фалеа осеклась под суровым взглядом мужа.

— Ага! — Тетеран погладил бороду. — Если вы действительно хотите поговорить с ним, мне придется задать вам несколько вопросов. Вы представляете себе, где он может сейчас быть? В городе или за пределами крепостных стен?

— Мы не знаем, — ответил Дорэн. — Нам известно лишь одно: он ушел из дома и не вернулся.

— Вот что я вам предложу. На час или два займитесь своими делами, пока я подготовлю все необходимое, а потом возвращайтесь сюда. Тогда и займемся поисками.

Он очень надеялся, что сможет найти все необходимое, но до полной уверенности было весьма далеко.

Купец и его жена пошептались, затем встали и откланялись.

Как только они вышли на улицу, Тетеран запер дверь и метнулся в лабораторию. Схватил Книгу заклинаний и начал лихорадочно перелистывать ее.

— Малое заклинание невидимости, — бормотал он себе под нос. — Первое гипнотическое Фелоджуна, Многоцветный дым, Снятие чеса. Черт! Любовные заклинания, заклятия, опять невидимость, левитация. Ненужный хлам! Радужная забава. Любовный запах Фенделя. Малое заклинание проникновения…

Он вчитался повнимательнее.

— Для Малого заклинания проникновения в сон требуются мелкая серая пыль, благовония, смоченные утренним туманом…

Читая подробную инструкцию, он кивал, вспоминая годы учебы. Затем дошел до результатов, которых мог добиться, сотворив заклинание, и выругался. Не то, совсем не то.

— Нет, не пойдет. — Он постоял, не отрывая взгляда от густо исписанной страницы, потом посмотрел в потолок, глубоко задумавшись. — Мне припоминается другое.

И тут его осенило.

— Малое заклинание! — воскликнул Тетеран, и вновь страницы замелькали под его руками. Наконец он нашел нужную.

— Ага! — Он постучал по странице пальцем. — Вот это я и искал! — И углубился в чтение.

Час спустя, когда Фалеа и Дорэн постучались в дверь, Тетеран уже ждал их в уютной приемной. Дверь он отправил открывать сильфа, а сам поднялся, расправив плечи, дабы принять важный вид.

— Я полагаю, Дорэн-из-Гавани и Фалеа Фигуристая, что у меня есть заклинание, которое вам нужно.

Дорэну это понравилось. Час этот он употребил на то, чтобы съесть тот самый ленч, которого поначалу лишила его жена, так что настроение купца заметно улучшилось.

— Какое же? — вежливо осведомился он.

Пока Дорэн ел, Фалеа думала лишь о том, не голодает ли ее Думери, и так расстроилась, что теперь не доверяла своему голосу, опасаясь расплакаться с первым же словом.

— Называется оно Большое заклинание проникновения в сон. Оно позволит мне поговорить с вашим сыном во время его сна и задать вопросы о его нынешнем местонахождении. Модифицировав заклинание, я смогу ввести в его сон одного из вас, но не обоих, так что вы тоже сможете поговорить с ним. Полагаю, вы хотели именно этого?

Родители Думери кивнули, Фалеа более энергично, чем ее муж.

— Заклинание сработает, когда мальчик заснет, — продолжал Тетеран. — Поэтому лучше подождать до позднего вечера. Я также должен знать истинное имя Думери, данное ему при рождении, если, конечно, нарекли его не Думери-из-Гавани, а как-то…

— Это его единственное имя, — прервал мага Дорэн. — Другого у него не было.

— Значит, это его истинное имя, — закрыл тему Тетеран. — Кто из вас будет говорить с ним?

Дорэн посмотрел на жену, которая с готовностью кивнула.

— Я должен знать и ваше истинное имя, — посмотрел на женщину Тетеран. — Когда я буду творить заклинание, вам лучше находиться здесь, но вполне возможно, что вы сможете поговорить с ним, лежа в собственной постели.

— Я приду сюда, — мгновенно ответила Фалеа.

Дорэн коротко глянул на нее, потом оглядел мага с ног до головы и решил, что его шансы стать рогоносцем минимальны.

— Хорошо, — кивнул он. — Вам нужно что-нибудь еще?

— Для того чтобы сотворить заклинание, — нет. Осталось лишь обговорить мое вознаграждение…

Глава 13

Возможно, и существовал более неприятный способ расплачиваться за проезд, чем уборка навоза, но, орудуя лопатой, Думери назвать его, пожалуй, не мог.

Мало радовало его и лицезрение пяти здоровенных мужиков, развалившихся на корме. Да, они кормили бычков четыре раза в день и направляли сильфа, тащившего баржу с невероятной скоростью, но на этом их обязанности и заканчивались. Думери удивлялся, почему их пятеро, если работы едва хватало на троих, даже без его помощи.

Впрочем, его это не касалось. Он сгребал навоз, отправлял его за борт и не задавал лишних вопросов.

Через час или два после отплытия от моста Азрада — так называли матросы циклопическое сооружение, перекинутое через Великую реку, — тоска и печаль, преследующие Думери с того момента, как он покинул Этшар, сменились нечаянной радостью: матросы уселись за ленч. Не забыли и Думери, который не преминул набить живот копченым мясом, сыром, ржаным хлебом, запивая все сильно разбавленным элем.

Простая еда после двух дней воздержания показалась ему изысканнейшим яством.

Впрочем, перерыв на ленч не затянулся.

Еще через час, оторвавшись от лопаты и взглянув на солнце, Думери с удовлетворением отметил, что река действительно повернула на север, где, по общему убеждению, и находился Сардирон-на-Водах. Туда и направлялся пассажирский корабль с охотником на драконов.

Но Думери не видел притоков, в которые могли бы свернуть "Солнечные луга". У него не было оснований опасаться, что матросы солгали ему, сказав, что баржа идет в Сардирон.

Разумеется, за пределами городских стен Думери чувствовал себя не столь уверенно, как под их защитой. Но с другой стороны, и внешний мир уже не представлялся ему таким зловещим.

С приближением вечера небо все более затягивали облака, но дождь так и не пошел.

В сумерках баржа ошвартовалась у берега. Канатом ее привязали к крепкому дереву, а пятеро матросов и Думери уселись обедать. Еда практически не отличалась от той, что они ели за ленчем. Когда все насытились, Думери поинтересовался, далеко ли плыть до Сардирона.

— Шестиночье или около этого, — ответил ему Келдер Неулыбчивый.

— Быстрее, чем с буксиром, — добавил Нарал Болтливый.

Думери уже догадался, что баржу тянет за собой сильф, невидимое, послушное только магам существо.

— А где вы взяли сильфа? — спросил он.

— Это не наш сильф, — объяснил Келдер. — У барона, который купил это стадо, при дворе есть чародей. Он и послал сильфа. Нам надо быстро добраться до его поместья, иначе бычкам не хватит корма. А барон любит жирную и нежную телятину. И потом, ни весла, ни паруса в скорости с сильфом не сравнятся. Да и мороки меньше.

Нарал хмыкнул:

— Не хватало нам еще махать веслами.

Вскоре народ начал укладываться спать. Четверо матросов залезли в крошечный закуток под палубой на корме, где впритык стояли четыре узкие койки.

Пятый, Келдер, заступил на вахту, то есть остался сидеть на корме.

Думери дали рваное коричневое одеяло и предложили лечь на кормовой палубе шириной четыре фута и длиной не больше пятнадцати.

Ограждение отсутствовало, так что ничто не мешало ему во сне свалиться в воду.

Впрочем, он мог лечь спать и внизу, рядом с бычками. Они, правда, могли пройтись по нему копытами или наложить на него кучу свежего навоза. Последнего внизу и так хватало: после ужина Думери к лопате не прикасался.

В конце концов он улегся на палубе, но, несмотря на усталость, заснул не сразу: мешали покачивание баржи и идущие снизу запахи.

Наконец мальчика сморил сон. Засыпая, он подумал, что сегодняшние его приключения закончились, но ошибся. Полчаса спустя ему начали сниться сны.

Он увидел себя на улице Магов, шагающим от дома к дому. Кого-то он искал, но не знал, кого именно.

Поначалу ни одна из дверей не открывалась, никто не отвечал на его стук. Потом он увидел, что все двери и так открыты, только он этого почему-то не замечал. Он подбежал к одной и столкнулся нос к носу с Тетераном.

С Тетераном ему говорить не хотелось, поэтому он поспешил к другой двери.

Но и там его встретил Тетеран.

Опять Думери отвернулся, но Тетеран вновь возник перед ним. Выше ростом, исхудалый донельзя.

— Привет, Думери, — поздоровался чародей.

Снова Думери отвернулся, чтобы увидеть перед собой очередного Тетерана.

— Извини, что беспокою тебя, но твои родители очень уж волнуются. Ты уехал, не предупредив их, и они хотят знать, все ли с тобой в порядке. Они наняли меня, чтобы я нашел тебя и убедился, что ты в полном здравии.

Думери поворачивался, поворачивался, поворачивался, но никуда не мог деться от Тегерана.

— У меня все отлично! — сердито воскликнул Думери. — Уходите и оставьте меня в покое!

— Зря ты сердишься. Твои родители заплатили мне за то, чтобы я поговорил с тобой во сне. Я не собираюсь возвращать тебя в Этшар. Они просто хотят знать, как ты себя чувствуешь. Твоя мать очень нервничает.

— У меня все отлично! — повторил Думери.

— Тогда сам ей это и скажи. — Тетеран отступил в сторону, и Думери увидел, что дверь в его доме на улице Магов на самом деле ведет в их дом в Гавани. — Входи, она ждет.

С неохотой Думери повиновался. Прошел в коридор, и навстречу из гостиной выплыла Фалеа.

— Думери! — воскликнула она. — Это ты?

— Я, — в голосе Думери слышалось сомнение, — а это ты?

— Разумеется, я! — ответила Фалеа. — Или, по крайней мере… Я не знаю. Не понимаю я этой магии. Да и какая разница? Важно другое: Думери, где ты?

— На барже для перевозки скота, — ответил Думери.

— Где?

— На барже для перевозки скота. Знаешь, такое судно с плоским днищем, на котором возят бычков и коров.

— И что ты там делаешь? — пожелала знать Фалеа.

— Ну… — Думери замялся. Во-первых, он не очень-то понимал, с кем разговаривает: с матерью, Тетераном или с собой. Он знал, что все это ему только снится, но не мог сказать наверняка, то ли это магический сон, вызванный чародеем, то ли игра собственного воображения.

Опять же, если сон этот — результат заклинания, с кем он говорит — с Тетераном или все-таки с матерью?

Механизм заклинаний оставался для него тайной за семью печатями.

— Я намереваюсь стать учеником.

На лице матери отразилось недоумение:

— На барже для перевозки скота?

— Нет, конечно. Видишь ли, на Рынке у Западных ворот я встретил одного человека. Мы договорились увидеться в Сардироне, поэтому я так поспешно, не предупредив вас, ушел из города.

Он подумал, есть ли у Тетерана магические средства отличить правду от лжи, но решил, что такое маловероятно.

— И чему же ты будешь учиться? — спросила Фалеа.

— В основном торговле экзотическими товарами.

— И ради этого надо ехать в Сардирон? Разве твой отец не мог подобрать тебе что-нибудь похожее в Этшаре?

— Я хотел добиться всего без посторонней помощи! — взорвался Думери.

— Понятно, — отозвалась Фалеа. — Только будь осторожен! Ты в безопасности? С тобой все в порядке? Расскажи мне об этом человеке!

Думери вздохнул.

— У меня все отлично, мама. Я в полной безопасности. Я не смог оплатить проезд на пассажирском судне, поэтому мне приходится добираться до Сардирона на барже для перевозки скота. Я работаю, а меня везут. Команда относится ко мне хорошо. Кормят от пуза, мне есть где спать. — В этом он не слишком уклонился от истины. — Я намерен увидеться с этим человеком в Сардироне и подписать с ним ученический контракт, после чего отправлю вам подробное письмо.

— Каким человеком? Что это за человек? Как его имя? Где ты его встретил?

— Он не назвался… Сказал, что хочет сохранить свое имя в секрете, пока не проверит меня в деле. — Думери решил, что называть вымышленное имя не стоит. Если он действительно станет учеником охотника на драконов, родители уличат его во лжи. — Познакомился я с ним в "Хвосте дракона", и он предложил мне стать его учеником при условии, что я найду его на Синем причале в Сардироне-на-Водах через шестиночье.

Думери надеялся, что его слова не вызовут особых сомнений. Он не знал, есть ли в Сардироне Синий причал или нет, но полагал, что не знает этого и его мать, поскольку в Сардироне она наверняка не бывала. Наверняка… Внезапно до него дошло, что он практически ничего не знает о ее прошлом. Может, она из Сардирона?

То ли она ничего не знала об этом городе, то ли в Сардироне был Синий причал, но рассказ Думери ее немного успокоил.

— Хорошо, но ты будь осторожен и береги себя!

Она повернулась и ушла. Столь быстрое ее исчезновение напомнило Думери, что все это сон.

Он огляделся, пытаясь предугадать, что будет дальше. И тут перед ним возник Тетеран.

— Итак, юноша, я сделал то, что обещал твоим родителям, и теперь ухожу из твоего сна. Если ты не веришь, что это был магический сон… Что ж, никаких доказательств я представить тебе не могу, но думаю, утром ты легко его вспомнишь. Со всеми подробностями. С обычным сном такого не бывает. Я надеюсь, что ты при первой же возможности пошлешь родителям обстоятельное письмо, чтобы им не пришлось второй раз платить мне. Честно говоря, у меня нет никакого желания вновь бодрствовать полночи и творить сложные заклинания для того, чтобы поговорить с безответственным молодым человеком, который убегает из дома, никого об этом не предупредив. Спокойной ночи, Думери-из-Гавани. Надеюсь, другие твои сны будут не менее приятными.

Образ мага лопнул словно мыльный пузырь, захватив с собой коридор и все остальное. Думери проснулся как от толчка, открыл глаза и в кромешной тьме различил лишь пятно фонаря, стоящего на палубе рядом с Келдером.

Глава 14

Фалеа шагала, не отрывая глаза от земли, щурясь от утреннего солнца.

— Не нравится мне это!

— Не нравится что? — переспросил Дорэн. — Улица Арены?

— Нет, не нравится, что Думери на этой барже, если он действительно там.

— Но он же сказал, что он на барже, — резонно заметил Дорэн. — С чего ему врать?

— Сказал-то в моем сне.

Дорэн недоуменно воззрился на жену.

— Ты думаешь, что чародей пытался обмануть тебя? Со сном что-то не так?

— Нет… возможно… я не знаю. Но мне все это не понравилось.

— Мне тоже, — согласился с женой Дорэн, — но если Думери этого хочет…

— А хочет ли? Тут что-то не так. Этот мужчина говорит, что встретит Думери. Почему он должен встретить его в Сардироне? Почему просто не взял его с собой?

— Не знаю. Может, он хотел проверить, может ли Думери выполнять указания, достаточно ли он самостоятельный.

— Но это же опасно. Заставить мальчика самому отправиться в столь дальнюю дорогу, да еще до подписания контракта. Не перебор ли это?

— Да, пожалуй, — кивнул Дорэн. — Тут ты права.

— И это место, где они встречаются. Безопасно ли оно? Может, если бы больше о нем знали…

— Постой, постой, ты не говорила мне, где они должны встретиться. Я же бывал в Сардироне, помнишь, перед самым рождением Дерата. Я не хотел надолго уезжать и вместо Тинталлиона отправился в Сардирон. Оказалось, что времени это плавание занимает не меньше, так что я вернулся за два дня до того, как он появился на свет.

— Я помню, — кивнула Фалеа. — А где находится этот Сардирон?

— В глубине материка. Странный город. Там очень холодно. И сыро.

— Понятно. Так ты знаешь, где расположен Синий причал?

— Синий причал? — Дорэн задумался, затем резко остановился.

Остановилась и Фалеа, удивленно посмотрев на мужа.

— В Сардироне-на-Водах нет Синего причала. Там все называют по имени владельца. Причал барона такого-то. Ты уверена, что Думери сказал "Синий причал"?

— Да, уверена. А ты уверен насчет имен? Может, там есть Синий барон? Барон, который использует в гербе синий цвет?

— Я о таком не слыхал. И ты сказала, что Думери должен встретиться с ним через шестиночье?

Фалеа кивнула.

— За шестиночье до Сардирона не доберешься. У меня на дорогу туда ушло одиннадцать дней. Конечно, если задействовать магию… Может, он уже на полпути к Сардирону…

— Я не знаю. — В голосе Фалеа слышалась тревога.

— Что-то здесь не так, — признал Дорэн.

— Ты думаешь, Думери нам наврал?

— Возможно. Или Тетеран обвел вокруг пальца. — Он повернулся. — Идем обратно.

Вместе они вернулись на улицу Магов.

Тетеран внимательно выслушал их обоих. Когда же они выговорились, постарался развеять их сомнения.

— Уверяю вас, заклинание сработало как надо и я действительно говорил с вашим сыном Думери. Если он солгал насчет того, где он находится и что делает, тут я бессилен. Это заклинание не позволяет отличить правду от лжи. По крайней мере теперь вы знаете, что он жив и ему не грозит опасность. Если б он нуждался в помощи, то обязательно сказал бы об этом.

Дорэн согласно кивнул. Но Фалеа чародей не убедил.

— Я хочу вернуть его в Этшар, — настаивала она. — Что-то тут не так.

Тетеран вздохнул.

— Госпожа моя, к заклинанию претензий у вас быть не может. Если вы готовы заплатить мне дополнительное вознаграждение и провести здесь и следующую ночь, я могу вновь связать вас с сыном, чтобы вы все выяснили сами. За полчаса. Больше я, пожалуй, гарантировать не могу.

— Я хочу не просто поговорить с ним! — отрезала Фалеа. — Я хочу вернуть его домой!

— А при чем тут я? — удивился Тетеран.

— Я хочу, чтобы вы вернули его!

Тетеран уставился на нее.

— Госпожа моя, я, конечно, найду заклинание, которое перенесет вашего сына обратно в город, но советую вам еще раз все взвесить, прежде чем принимать такое решение. Во-первых, стоит это дорого, не буду скрывать. Во-вторых, если вашего сына действительно ждут в Сардироне-на-Водах, своими действиями вы поставите крест на его ученическом контракте, ради получения которого он положил столько сил. Сомневаюсь, что он поблагодарит вас за это.

— Тогда вы можете отправиться туда, найти его и выяснить, сказал ли он правду. А если соврал, привести его в Этшар! — воскликнула Фалеа.

Такого Тетеран не ожидал.

— Госпожа моя, я искренне сомневаюсь, что вашему мужу хватит золота, чтобы оплатить мои труды, если я соглашусь. А если оно у него и есть, я уверен, что здравый смысл не позволит ему тратить деньги попусту. У меня нет никакого желания покидать Этшар. Если вы хотите послать кого-то за вашим сыном, обратитесь к другим чародеям.

— А вы за ним не поедете?

— Мне не хотелось бы.

— Но почему?

В отчаянии Тетеран посмотрел на Дорэна, который лишь пожал плечами, и вновь повернулся к Фалеа.

— Госпожа моя, я маг. Я зарабатываю на хлеб заклинаниями, а не путешествиями в места не столь отдаленные или по другую сторону света. Ко мне постоянно приходят люди. Если я закрою лавочку на несколько дней, гоняясь за вашим сыном, они обратятся к другим магам, потому что дела, с которыми они приходят сюда, не терпят промедления. Кроме того, неизвестно, какие опасности могут поджидать меня вне городских стен, а знать это мне необходимо, чтобы взять с собой ингредиенты для тех заклинаний, которые уберегут меня от беды. Маги — не самые лучшие путешественники. Слишком уж мы зависим от наших книг и снадобий. По крайней мере я. Мне нет особой нужды браться за это поручение. Я неплохо зарабатываю, не покидая Этшар, и не вижу смысла искать приключений на свою голову.

Фалеа долго смотрела на мага.

— Значит, вы не отправитесь на его поиски и не хотите сотворить заклинание, которое вернет его домой?

— Госпожа моя, я сделаю и первое, и второе, если вы оплатите мои труды. Я просто напоминаю, что в данном случае вам придется значительно переплатить. Почему бы вам не поискать его самим или не нанять кого-то еще? Я не единственный чародей, способный обнаружить его.

Фалеа хотела что-то возразить, но ее остановил Дорэн:

— Маг абсолютно прав. Если ему заниматься этим не с руки, мы должны обратиться к кому-нибудь еще. Тетеран, кого бы вы порекомендовали?

Тетеран задумался.

— Есть маги, которые занимаются сбором информации. Они скажут, что делает ваш сын и где находится и почему. Стоят их услуги дорого, и они, я уверен, тоже откажутся возвращать его в город. Попробуйте обратиться к представителям других направлений магии… Не все же они шарлатаны.

Дорэн кивнул.

— А есть здесь теурги? — спросил он.

— Десятки. Я бы посоветовал обратиться к ведьмам. Некоторые из них особенно хороши в розыске пропавших людей и вещей. Или к ворлокам. Они могут перенести человека в любое место. От колдунов лучше держаться подальше. Они много чего обещают, но половина их заклинаний не срабатывает. Демонология, знаете ли, очень опасна, но может принести желаемый результат, если вы захотите рискнуть. Не уверен, что вам сможет помочь кто-то еще…

— Мы обратимся к теургу, — решил Дорэн.

Они обратились. Не к одному, а к трем.

Двое сказали, что могут найти Думери. Один даже нашел за весьма скромное вознаграждение. Мальчик, заявил он, на барже для перевозки скота, плывущей по Великой реке, во многих милях к северо-западу от города.

Ни один не согласился отправиться вслед за мальчиком или вернуть его в город с помощью магии.

Затем они заглянули к ворлоку. Женщине.

Она заявила, что не может найти мальчика иначе, чем отправиться за ним. Дальнее путешествие нисколько ее не смущало при условии, что ей укажут приблизительное местонахождение Думери и заплатят приличные деньги.

Во всяком случае, соглашалась до тех пор, пока они не сказали, где находится баржа.

— На севере? — переспросила она. — Как далеко к северу?

Фалеа и Дорэн переглянулись.

— Мы не знаем, — ответил Дорэн. — Теург сказал, что баржа во многих милях к северо-западу, но точного расстояния не указал.

Женщина насупилась, начала разглядывать ковер, лежащий на полу ее приемной.

— Извините, но на север я поехать не могу. Это слишком… слишком рискованно для ворлока.

— Почему? — спросила Фалеа. — Что-то я не слышала, что север опаснее других сторон света.

— Вы — не ворлок, — возразила женщина. — Я не посмею приблизиться к Алдагмору.

— Почему? — удивился Дорэн. — Что в Алдагморе такого страшного?

— Не знаю, — ответила женщина-ворлок, — но мне там появляться нельзя.

Родители Думери убеждали ее минут двадцать, в конце концов сдались и отправились дальше.

Следующую остановку они сделали в доме с вывеской:

"СЕЛЛА-ВЕДЬМА, ПРЕДСКАЗАТЕЛЬНИЦА И ПРОВИДИЦА"

Селла, улыбающаяся, розовощекая женщина лет пятидесяти с небольшим, удивительно живая и энергичная, встретила их с распростертыми объятиями. Не успели они войти, как она усадила их в мягкие кресла и угостила чересчур сладким травяным чаем. Захваченные водоворотом гостеприимства, ни один из них не обратил внимания на худенькую, грустную девушку, стоявшую в темном углу.

Фалеа и Дорэн еще не успели раскрыть рот, как ведьма уже выложила причину их прихода:

— Вы тревожитесь о вашем сыне? К сожалению, многого о нем я вам не скажу. Он слишком далеко. Он жив, немного устал, но здоров.

Дорэн подозрительно сощурился.

— Нет, сэр, я не пытаюсь вас провести, — продолжала Селла. — Вашего сына зовут… кажется, Думери? Он убежал, чтобы получить место ученика. Подробнее ничего сказать не могу. Вы хотите знать, что правда, а что ложь, и при необходимости вернуть его домой. Что правда — сказать не могу. Очень уж он далеко. Не могу я уехать и доставить его в Этшар. Однако за соответствующее вознаграждение я готова послать за ним мою ученицу, Тенерию-из-Рыбного-квартала. — Она указала на девушку, улыбнувшуюся в ответ.

Дорэн заколебался. Слишком уж быстро разворачивались события. Он-то собирался обрисовать ситуацию, обсудить детали, подождать, пока ведьма сотворит необходимые заклинания… А вместо этого за какие-то две минуты все решения приняты без его непосредственного участия.

Ему это не понравилось. Возможно, это ведовство, а может, и шарлатанство. У Селлы могли быть осведомители или особое заклинание, позволяющее следить за ним и Фалеа, пока они общались с другими чародеями.

Фалеа же нисколько не сомневалась в компетентности ведьмы. Обеспокоило ее другое.

— Ученицу? — спросила она. — Обычную ученицу?

— Почти подмастерье[1], — отмела Селла сомнения Фалеа. — Она готова стать подмастерьем. Более того, она ничуть не хуже некоторых ведьм-мастеров. Просто мы ждем, когда ей исполнится восемнадцать лет. А произойдет это торжественное событие через три шестиночья.

— Но если ей… — начал Дорэн.

— Да, ей больше пятнадцати, — согласилась Селла, — но в пятнадцать она еще не была готова к самостоятельной работе. Мы, ведьмы, переводим наших учеников в подмастерья в восемнадцать лет, во всяком случае, я. Я хочу, чтобы они полностью овладели профессией, а не просто выучили несколько фокусов. Они уходят от меня, когда получают все, что я могу им дать. Я вижу, сэр, что вы подозреваете меня в шарлатанстве. И напрасно, уверяю вас. Утром я сотворила заклинание, чтобы узнать, кто заглянет ко мне и с какой просьбой. Тем самым я экономлю массу времени. Ведьма, хорошая ведьма, может читать мысли человека до того, как они достигнут его губ. — Она сухо улыбнулась. — Боюсь, я слишком нетерпелива, чтобы дожидаться, пока ваши слова дойдут до моих ушей.

Дорэн, хмурясь, задумался, а Фалеа повернулась к Тенерии.

— Роста он выше среднего для своего возраста, — заговорила Тенерия низким, мелодичным голосом. — Худой. Волосы черные, глаза карие, как у большинства в Этшаре. Недавно, перед визитом к Тетерану, вы его коротко подстригли, но он уже немного оброс. Он был в тунике и дорогих башмаках из тонкой кожи, не годящихся для дальних путешествий. С Рынка у Западных ворот он ушел позавчера через южную сторожевую башню. Думаю, там я возьму его след.

— И чем быстрее, тем лучше, — вставила Селла. — След со временем пропадает. Походный тюк Тенерии я собрала, поскольку знала о вашем приходе. Тенерия отправится в путь, как только вы оплатите ее труды.

Дорэн начал что-то говорить, но Селла оборвала его:

— Один золотой — немалая сумма, но мы возвратим все деньги, за исключением наших расходов, если Тенерия потеряет его или Думери в ее компании будет причинен вред. Я готова поклясться в этом перед любым чиновником Правителя, если вы будете настаивать, или зарегистрировать наш договор у любого компетентного чародея. Если вы согласны, Тенерия идет тотчас же.

Фалеа и Дорэн переглянулись. По выражению лица жены Дорэн все понял и полез в кошель. Тенерия наклонилась, взяла с пола походный тюк.

Не произнеся ни слова, вышла из дома и зашагала к Западным воротам.

Глава 15

Тенерия, естественно, была неспокойна, выходя из городских ворот. Она понимала, что задание это — последний экзамен за весь курс обучения. Если она сдаст его успешно, то есть найдет мальчика и приведет его домой или доставит в безопасное место, то становится настоящей ведьмой, имеющей право называть себя Тенерия-ведьма. Она получит возможность ездить по свету, жить, где ей заблагорассудится, и не прибегать по первому зову Селлы, выполняя любое ее поручение. Не то чтобы Селла держала ее в ежовых рукавицах или обучение вызывало у Тенерии отрицательные эмоции, но ей надоело ходить в ученицах. Душа жаждала самостоятельности.

Если же она провалится, Селла предоставит ей новую попытку проявить себя, но до той поры она останется по-прежнему в ученицах.

Волновалась она не только из-за профессионального будущего. По существу, она впервые покидала город. Да, как-то раз ее посылали собирать травы, ночью, одну, но Южные ворота постоянно оставались в поле ее зрения, и она знала, что Селла присматривает за ней.

На этот раз Селла присматривать не будет, во всяком случае, как только она отойдет на несколько лиг. Ее возможности имели предел.

Тенерия-то обладала куда меньшими возможностями. Она различала ауру человека лишь в радиусе нескольких кварталов, не то что на противоположной стороне города. А квартал Чародеев находился в юго-восточной части Этшара, далеко от Западных ворот.

Ее родной Рыбный квартал лежал на севере, на побережье залива, к востоку от Большого канала. Те места она знала как свои пять пальцев, а вот Западных ворот ни разу не видела. Но, озабоченная данным ей поручением, она не глазела по сторонам, торопясь выйти на большак.

Бегло глянув на выстроившиеся вдоль обочин фургоны, она включила внутреннее зрение, пытаясь найти психослед Думери.

Но у нее ничего не вышло. Слишком много следов оставили другие люди. Недавно здесь прошла молодая женщина, чуть постарше Тенерии, тревожась из-за нежданной нежеланной беременности. Старик-фермер волновался из-за своих долгов, надеясь, что сможет оттянуть оплату до жатвы, если урожай в этом году не подведет. Деньги, одиночество, ненависть, любовь, жадность, возбуждение, предчувствие беды, отчаяние — какие только мысли не роились вокруг.

Следа Думери она найти не смогла. Впрочем, ее это не удивило. В конце концов он прошел тут более двух дней назад, да и она его ни разу не видела. Тенерия решила, что и Селла едва ли сумела бы взять его след.

К счастью, необходимости в этом не было. Селла добыла всю необходимую информацию из мыслей родителей Думери и Тетерана и передала ее Тенерии. Все они думали только о нем, так что получить нужные сведения не составило труда.

Тенерия улыбнулась. У ведовства есть свои плюсы. Ведьмы не могли привлекать наружные силы, пользовались только энергией своего тела, но она не слышала о чародее или ворлоке, умеющем читать мысли других людей. А ведь это легко, если знаешь как.

Она все еще помнила, как в тринадцать лет, только став ученицей, она впервые воспользовалась ведьминскими навыками. Селла научила ее убеждать людей делать то, что хочется ей, а не им, причем люди эти понятия не имели, что желаемый эффект достигается посредством магии.

Она получила товар в кредит у известного своей скупостью торговца сладостями на улице Игр.

В тот раз она перестаралась, не представляя себе, сколь малое усилие надобно применять. Она буквально выбилась из сил, воздействуя на его мозг, и чуть не потеряла сознание прямо на улице, выйдя из лавки. Добравшись до дома Селлы, она рухнула на кровать и проспала полтора дня, чтобы потом выяснить, сколь велика была мощь ее психоудара: бедолага-торговец целое шестиночье отпускал товар в кредит любому желающему и раздавал сладости на пробу окрестной детворе.

Очухавшись, он понял, что какая-то ведьма сыграла с ним злую шутку, и уже Селле пришлось убеждать его, что нет нужды предпринимать ответных мер.

Тенерия видела, сколь изящно это делается.

А сама, понимая, какую смуту внесла она в мысли торговца, еще четыре месяца не могла отделаться от чувства вины. Она стала копить деньги и в конце концов возместила торговцу его убытки, хотя обида осталась у него на всю жизнь.

И когда люди удивлялись, почему некоторые ведьмы отказывались творить зло их недругам, какие бы деньги им за это ни предлагали, Тенерия всегда вспоминала пустой прилавок торговца сладостями и недоумение на его печальной физиономии. Нет, делать этого не стоило. Себе дороже. Куда проще убедить людей, желавших навредить или убить, обратиться к кому-то еще, или вообще отговорить их от задуманного.

Впрочем, не все ведьмы были такими совестливыми. Некоторые даже участвовали в войнах, которые никогда не прекращались в Малых Королевствах. Ходили слухи о ведьмах, которые несколько лет тому назад помогли Великому Ворлоку создать Империю Вонда.

Тенерия не понимала, как это у них получалось.

А вот найти убежавшего — с этим проблем не было. После установления контакта она без труда выяснила бы что к чему: солгать ведьме не удавалось никому.

К сожалению, Думери опережал ее на два дня. Она прибавила шагу.

Можно и левитировать, подумала Тенерия, но особого смысла в этом нет. Левитация означала, что ей придется тащить головой все ее девяносто четыре фунта. Шагать куда проще, а по времени практически одно и то же.

Психослед Думери все не обнаруживался, но ее это и не волновало. От Фалеа Селла узнала, что Сандер-теург обнаружил Думери-из-Гавани где-то на Великой реке. Контакт с мозгом Сандера это подтвердил, так что Тенерия знала, что ей прежде всего надо попасть на Великую реку. А туда от Этшара вела только одна дорога.

Она могла бы добраться до реки через залив и предпочла бы плыть в лодке, а не идти пешком, но Фалеа и Дорэн хотели, чтобы она отследила путь Думери от самых Западных ворот.

Уже в темноте, донельзя уставшая, Тенерия постучалась в дверь гостиницы "У моста".

Мужчину, что открыл дверь, она узнала сразу: Валдер, хозяин гостиницы. Она чувствовала, что внешность его не соответствует возрасту — лет ему очень и очень много, но она знала, что давным-давно, когда он только начал хозяйничать в гостинице, на него — он еще был Валдер-Магический меч — наложили заклинание Вечной молодости.

Он усадил девушку за стол, принес еду и питье.

Ей не пришлось ни о чем просить, не было нужды и привлекать на помощь магию: Валдер и сам прекрасно знал, что нужно уставшему путнику.

Однако он не сразу поставил поднос на стол.

— Деньги у тебя есть, не так ли?

Тенерия кивнула. Валдер улыбнулся, поднос тут же оказался перед ней, и она принялась за еду.

Ночью она спала на пуховой перине, не думая о том, где сейчас Думери, да и ни о чем другом.

За завтраком она, однако, вспомнила о поручении и описала Валдеру Думери, спросив, не заходил ли к нему этот мальчик.

Склонив голову, он изучающе посмотрел на нее, и Тенерия уже решила, что ей придется прибегать к магии.

— Зачем он тебе? — спросил Валдер.

— Его родители наняли меня. Я должна найти мальчика.

Валдер помолчал, потом пожал плечами.

— Он тут был. За две ночи до этой. Такой грязный, грустный, усталый. Денег у него не было, но я позволил ему переночевать в конюшне и накормил объедками. Мне он показался совершенно безобидным.

— Так он провел здесь ночь? На конюшне?

— Насколько мне известно, да. Утром я его не видел. И не знаю, много ли он съел. У миски, что я оставил ему, были следы спригганов.

— Следы спригганов?

— Совершенно верно.

— Простите, а кто такие спригганы?

Валдер изумился.

— Ты еще их не видела? Впрочем, может, и не видела. В наших краях они попадаются уже давно. Прячутся в баулах, в фургонах.

— Но кто они? — переспросила Тенерия.

— Маленькие существа вот такого росточка. — Валдер развел руки дюймов на восемь-девять. — Напоминают лягушек, начавших превращаться в человека. У них большие, стоящие торчком уши, глаза навыкате, они могут говорить. И лезут во все щели. Приходят они откуда-то с гор, из Малых Королевств. По слухам, они появились в результате неудачного заклинания какого-то чародея, четыре или пять лет назад. Никто не знает, сколько их, долго ли они живут, как размножаются, если и размножаются. Им нравится развлекаться, и они постоянно голодны. Я предупреждаю гостей, чтобы они были начеку, потому что спригганы тащат еду прямо с тарелок.

Тенерия смотрела на Валдера во все глаза.

— Я никогда о них не слышала. И как же вы избавляетесь от них?

Валдер нахмурился.

— Их, конечно, можно убить, они не защищены магией. Проткнешь его стальным ножом, и он умирает, как любое другое живое существо. Обычно я этого не делаю. Они же абсолютно безвредны. Я их ловлю, выставляю за порог и запрещаю им возвращаться. Они слушаются. Шастают вдоль дороги, но иногда, сбившись в стаю, набираются храбрости и пытаются вновь проникнуть в дом. Тогда мне приходится идти на более радикальные меры.

— Какие же? — спросила Тенерия. — Прибегаете к магии?

— Нет, они недостойны того, чтобы тратить на них заклинания.

— Так что же вы делаете?

Валдер огляделся, чувствовалось, что говорить ему не хочется. Потом наклонился к Тенерии и прошептал:

— Я их спаиваю.

Девушка улыбнулась.

— Правда?

— Да. Идея моей жены. Я ставлю миску с бренди или ушки с вишневым сиропом, они обожают вишневый сироп, и жду. Рано или поздно они все выпивают, а напившись, отключаются прямо на полу. Совершенно не умеют пить. А просыпаются с жутким похмельем. Пока они без сознания, я выкидываю их на большак. После такого угощения они забывают ко мне дорогу.

— Все? Никто из них не пристрастился к спиртному?

— Пока еще нет.

— А сейчас сприггана у вас нет? — Она оглядела зал. — Я хотела бы взглянуть хоть на одного.

— В последнее время я их что-то не видел, но один точно крутился около миски, которую я дал мальчику.

Тенерия кивнула.

— Большое вам спасибо. Вы мне очень помогли.

Она расплатилась, подхватила походный тюк и вышла из гостиницы.

На вершине холма остановилась. Думери мог выбрать один из двух вариантов. Пересечь реку по мосту и шагать по большаку на север. Или уплыть по реке.

Поскольку его обнаружили на барже для перевозки скота, он скорее всего избрал второй вариант. Она сама поступила бы точно так же. Руководствуясь то ли ведьминской интуицией, то ли здравым смыслом, она направилась к причалу.

Шагая, Тенерия думала о спригганах. Рассказы хозяина гостиницы о них заинтересовали ее.

Один из них ел из миски Думери. Что бы это значило?

Если спригган где-то неподалеку, она может получить от него дополнительную информацию.

А не попробовать ли пообщаться с ним? Тенерия сошла с тропы, села на зеленую траву, скрестив ноги, расправила юбку. Положив руки на колени, начала думать о доброте и любви, вкусной еде, мягком пушистом мехе, дружеских улыбках. И мысли эти полетели от нее во всех направлениях.

Из травы выскочила полевая мышка, забралась ей на юбку, свернулась клубочком и заснула. Крыса высунулась из норы, но не приблизилась. Тенерия не возражала: крыс она не любила.

Некоторые люди на причале начали поглядывать в ее сторону. Девушка поняла, что излучает слишком много доброты.

Но вот позади зашелестела трава. Тенерия повернулась и увидела необычное существо ростом в семь или восемь дюймов. Зеленое, на маленьких ножках, с толстым животом, действительно похожее на лягушку, но с головой, более напоминающей человеческую, если не принимать во внимание большие, стоящие торчком уши и полное отсутствие волос.

— Привет, — промурлыкала Тенерия, стараясь не спугнуть сприггана.

— Привет, привет! — прозвучало в ответ. — Ты любишь спригганов?

— Да, люблю.

— Мы позабавляемся?

— Если хочешь.

— Мы позабавляемся!

— Хорошо, — согласилась Тенерия. — Позабавляемся. Но сначала я должна найти своего приятеля. Мы позабавляемся еще больше после того, как отыщем его. Может, ты мне поможешь?

— Приятеля? — В голосе сприггана слышалось недоумение.

— Да, приятеля. Его зовут Думери-из-Гавани. Он спал в конюшне две ночи назад. Мальчик с черными волосами и карими глазами. Ты его видел?

— Видел его, видел его! — Спригган подпрыгивал при каждом слове. — С ним не позабавляешься. Совсем не позабавляешься. Сел на лодку, уплыл.

— На лодке?

— На лодке с коровами, туда. — Спригган указал на реку, махнул ручонкой на запад.

— Понятно. Тогда, боюсь, мне придется отправиться следом за ним.

Такая печаль отразилась на мордочке сприггана, что Тенерия едва не рассмеялась.

— И ты уходишь? — спросил он.

— Да, — кивнула Тенерия. — Но мы позабавляемся, когда я вернусь. — Она улыбнулась.

Сприггана такая перспектива не устроила.

— Ты уходишь? — Голос его дрогнул. — Должна уйти? Не можешь остаться?

Отчаяние сприггана тронуло ведьму. Кроме того, она поняла, как использовать это крохотное существо. Спригган видел Думери, похоже, говорил с ним. И через него она могла войти с мальчиком в мысленный контакт.

— Слушай, я могу взять тебя с собой.

— Поехать с тобой? — Грусть сприггана исчезла как по мановению волшебной палочки. — Поеду, поеду! Да, да, поеду! — Теперь его переполняла радость.

Тенерия рассмеялась.

— Тогда в путь! Нам надо нанять лодку.

Глава 16

На третий день Думери уже перестал замечать навозную вонь. Ноги и спина еще болели, но он уже мог ворочать лопатой, поглядывая при этом по сторонам. Впрочем, высокие, заросшие травой берега сужали обзор.

Иногда, правда, ширина реки заметно увеличивалась, берега становились более пологими, и Думери видел фермы, поля, аккуратные деревеньки, а на западном берегу — большак, по которому шли люди, ехали телеги, а иногда и целые караваны. Поскольку баржа держалась восточного берега, и люди и телеги издали казались игрушечными.

Причалы встречались довольно часто. Одни почерневшие от времени, наполовину сгнившие, другие относительно новые, блещущие на солнце свежей покраской. Первые обслуживали деревни, вторые — большие поместья, третьи стояли вдали от поселений, вероятно, ими пользовались рыбаки или фермеры, живущие на хуторах.

Тут и там к реке спускались тропы, по которым скот водили на водопой. Иной раз они проплывали мимо пригнанного к реке стада. Тогда бычки на барже и на берегу начинали мычать, и Думери приходилось проявлять особую осторожность, дабы не угодить под копыта разволновавшихся животных.

Не пустовала и река. Баржи и суда проплывали в обоих направлениях. Тут были и рыбачьи лодки, неторопливо скользящие вдоль берега, и быстроходные пассажирские экспрессы, мгновенно нагоняющие баржу Думери и исчезающие вдали, словно та стояла на месте.

На третий день, ближе к вечеру, баржа проплыла мимо первого замка с каменными башнями и высокими стенами. И Думери решил, что они покинули Гегемонию трех Этшаров, где, по неписаному закону правящего триумвирата, не разрешалось строить замки или иные укрепления вне пределов трех столиц.

За первым замком последовал второй, третий, четвертый, и Думери решил, что они приблизились, но еще не миновали границу Гегемонии, поскольку все замки стояли на восточном берегу и достаточно далеко от берега. Он подумал, что западный берег и сама река скорее всего принадлежат Гегемонии.

Река тем временем вновь повернула на запад, и теперь восточный берег стал северным, а западный — южным, то есть замки теперь высились на севере.

Сардирон лежал к северу от Гегемонии, это знали все. А река, полагал Думери, являла собой естественную границу.

Мысли эти вдохновили Думери. Ему не терпелось добраться до Сардирона и вновь встретиться с мужчиной в коричневом, но, с другой стороны, не хотелось покидать пределы Гегемонии.

Наконец миновал и третий день.

В этот вечер, после захода солнца, баржу привязали к дереву. По вечерам ее всегда привязывали к скале или к дереву. Даже днем, когда двое матросов отправились на лодке в деревню за провизией, баржа не швартовалась к причалу. Ее остановили в двухстах ярдах от него, обмотав канат вокруг крепкого дуба. Вечером третьего дня Думери полюбопытствовал, почему они никогда не пользуются причалом.

— Потому что деревья не берут платы, — ответил ему Келдер.

На четвертый день, ближе к полудню, баржа прошла под мостом, первым с той минуты, как Думери поднялся на борт. Деревянным мостом, с центральным пролетом, в котором могли разминуться две баржи. Впрочем, они миновали мост в гордом одиночестве.

А вот на самом мосту, по оценке Думери, два фургона разъехаться не могли. Мальчику осталось лишь гадать, как решался вопрос о том, кому проезжать первым, если два фургона подъезжали одновременно к разным концам моста.

Мост так заинтересовал Думери, что он и не заметил, что они плывут по озеру. Во всяком случае, Думери решил, что это озеро, потому что видел таковое впервые.

Его поразила абсолютно ровная поверхность озера. Необъятные водные пространства уже не удивляли его: он привык к гавани Этшара. Но вода там находилась в постоянном движении, волны накатывали на причалы, бились о борта кораблей. И в реке вода не стояла на месте, хотя волн и не было.

Озеро же более всего напоминало лужу.

Баржа держалась берега, расположенного по правую руку. Думери полагал его восточным, хотя он по-прежнему находился на севере. Устав смотреть на воду, Думери повернулся к берегу и увидел, что они проплывают мимо каменного замка, построенного буквально у кромки воды.

— Эй, — воскликнул Думери, — где мы?

Нарал повернулся к нему.

— Смотри во все глаза, мальчик. Мы только что пересекли границу. Добро пожаловать в земли баронов Сардирона.

— Пересекли границу?

— Совершенно верно. Граница проходит через это озеро, оно так и называется — Пограничное. По прямой, проведенной от этого замка, что принадлежит сардиронцам, до другого, на том берегу, которым владеет Этшар. Теперь мы находимся в сардиронских водах. Река же течет по территории Гегемонии.

— Понятно. — Думери подозрительно глянул на воду, словно ожидал, что она станет другой.

Но нет, вода осталась голубой и прозрачной.

— На западном берегу есть и третий замок, — продолжал Нарал. — Он стоит между двумя реками, впадающими в озеро. Они тоже сардиронские. Так что у баронов две реки, что впадают в озеро, а у Этшара одна, что вытекает из него.

— Две реки, что впадают в озеро? — Вот тут Думери заволновался.

— Естественно. — Нарал удивился столь вопиющей безграмотности. — Великая река и река Шанна.

— А по какой поплывем мы?

— Разумеется, по Великой. Мы же сразу сказали тебе, что идем в Сардирон.

— А Шанна туда не течет?

— Нет, конечно, нет. Она течет в Шанну. — Нарал помолчал. — Вернее, течет из Шанны, где ее верховья. Туда мало кто плавает. Глубина небольшая. Даже баржу можно посадить на мель.

Думери уже давно не слушал. Он запаниковал при мысли о том, что баржа поплывет одним маршрутом, а "Солнечные луга" — другим, и он никогда не сможет найти мужчину в коричневом.

Однако вскоре он взял себя в руки. На пассажирском судне ему ясно сказали, что плывут они в Сардирон. Туда же направлялась и баржа. По Шанне мало кто плавал. Так что тревожиться не о чем.

Оглядевшись, Думери увидел, что они приближаются к западному берегу: он видел кроны деревьев и крышу другого сардиронского замка, стоящего меж двух рек.

Час спустя озеро осталось позади, и они вошли в верховья Великой реки, ту ее часть, что протекала по землям баронов Сардирона.

Вскоре они миновали еще один деревянный мост. Этот охранялся замком, высящемся на западном берегу, дабы ни у кого не осталось сомнений, что здесь правят бароны.

Впрочем, смена государства не очень-то сказалась на окрестностях. Баржа проплывала мимо ухоженных полей и ферм, садов и деревень, новых и заброшенных причалов.

К концу пятого дня, оторвавшись от лопаты, Думери внезапно увидел "Солнечные луга". Судно стояло у причала, мимо которого проследовала баржа.

Наконец-то он догнал мужчину в коричневом!

На палубе он не увидел ни единого человека. Берег находился совсем рядом, и Думери горько пожалел, что не умеет плавать, иначе бросился бы в воду.

Вновь его охватила тревога. Если мужчина в коричневом все еще пребывал на борту "Солнечных лугов", он, Думери, уплывал от него все дальше.

Думери, разумеется, понимал, что охотник на драконов мог сойти с корабля где-то на промежуточной остановке, но он гнал от себя эти мысли. По крайней мере он мог все узнать у команды "Солнечных лугов".

Поначалу он даже хотел попросить матросов остановить баржу и высадить его на восточный берег, но потом передумал. Все-таки он подрядился плыть до Сардирона-на-Водах и знал, что никому из матросов не хочется убирать навоз. Так что едва ли они бы отпустили его.

Особенно Келдер Неулыбчивый, которому нравилось портить людям жизнь. К Думери он особо не приставал, тому и так приходилось несладко, но мальчик понимал, что Келдер приложит все силы, чтобы удержать его, если узнает, что Думери хочет покинуть баржу.

Поэтому мальчик выжидал, никому не говоря о своих планах.

Но вот солнце закатилось за горизонт, и матросы дали команду сильфу швартоваться. Бестелесное, не знающее усталости существо повиновалось, обмотав причальный конец вокруг скального выступа на обрывистом восточном берегу.

Думери облегченно вздохнул: с тем же успехом они могли пристать и к западному берегу. И что бы он тогда делал?

Остаток дня превратился в пытку. Он не решался сбежать, пока команда не заснет, а вахту будет нести тот, кого он не боялся.

Ужин и последующие разговоры ни о чем тянулись бесконечно, но в конце концов матросы начали зевать и укладываться на койки под палубой.

К сожалению, первым на вахту заступил Келдер. Думери лежал, завернувшись в одеяло, стараясь не уснуть, но прикинуться спящим, чтобы не вызвать у Келдера никаких подозрений.

Он, конечно, задремал, но его разбудили негромкие голоса: Келдер будил своего сменщика, Нарала. Думери затаился.

Нарал начал жаловаться, что Келдер прервал такой хороший сон, на что Келдер грубо ответил, что он слишком устал, чтобы выслушивать подобные глупости. И улегся на койку еще до того, как Нарал вылез на палубу.

Доски палубы заскрипели под шагами Нарала, он уселся на стул на носу баржи. Думери вылез из-под одеяла, всмотрелся в темноту.

Нарал, зевая, тер глаза.

Думери выскользнул из-под одеяла, пополз к борту. Привязали баржу за носовой конец, так что корму течением прибило к берегу. Думери знал, что утром, если сильф не сможет стронуть баржу, дно которой увязнет в иле, с места, скот перегонят на один борт, баржа качнется и выйдет на чистую воду.

А пока баржа стояла крепко, впечатанная в ил.

У борта Думери встал, осторожно глянул на Нарала.

Тот, кажется, ничего не замечал. А если бы и увидел Думери, то подумал, что мальчик справляет естественную нужду.

Думери посмотрел вниз. От берега баржу отделяли два фута черной воды, на которой иногда играли блики лунного света.

А за водой начинался довольно крутой, заросший травой берег.

Думери отступил на три шага, разбежался и прыгнул.

Приземлился на руки и колени и заскользил вниз по влажной от росы траве. Ноги его по колени ушли в воду, прежде чем он сумел ухватиться за траву.

Нарал, подумал Думери, несомненно, слышал шум. Он лежал не шевелясь, ожидая, что Нарал пройдет на корму, чтобы разобраться, что там такое.

Но никто не подошел к борту, так что Думери начал думать о том, как преодолеть крутой откос.

Надо, решил он, упираться пальцами ног, а руками хвататься за пучки травы или за землю в тех местах, где ему удастся их выдрать.

Дело пошло, но слишком медленно, и он засомневался, что сможет преодолеть подъем до рассвета. Когда он уже стоял на ровной земле, мозг пронзила другая мысль: а будет ли рассвет или солнце так никогда и не поднимется на востоке? Подъем-то занял целую вечность!

Думери перелез через идущую по краю откоса изгородь, оказавшись на поле, огляделся. Обычная ночь, две луны и звезды на небе. Меньшая, почти полная, только поднялась на востоке, большая, широкий полумесяц с рогами кверху, напоминающая улыбку маленького божка, уже прошла зенит.

Может, подумал Думери, солнце просто запаздывает.

Он огляделся вокруг. Все показалось ему странным. Безмерно высокий восточный горизонт. Почти вертикальные склоны холмов. Свет малой луны отражался на холмах, поднимавшихся к самому небу.

Да это же горы, осенило Думери. Горы. Он смотрел на горы.

В Гегемонии гор не было, так же, как и замков. По телу Думери пробежала дрожь. Он, двенадцатилетний мальчик, оказался за пределами цивилизованного мира!

Вот они, реальные свидетельства того, что он в землях баронов, где все еще таилось зло древней Империи, где люди отворачивались от этшарской цивилизации, предпочитая хаос и жестокость порядку и здравому смыслу. Замки и колдуны, камень, снег, огонь — это все обещали враждебные горы.

Вновь его сотрясла дрожь.

Тут Думери осенило. Виноваты мокрые ноги. Вот от чего он дрожит. Надо поскорее обсохнуть и согреться.

Он посмотрел на стоящий в отдалении дом фермера. Едва ли ночного гостя встретили бы там с распростертыми объятиями.

А вот шагая, можно высушить ноги и согреться. Думери глянул вниз. Баржа стояла на месте, различил он и сидящего на стуле Нарала. Тот, судя по всему, крепко спал.

Думери не знал, какое наказание уготовано заснувшему на вахте, ему это ответственное дело не доверяли, но полагал, что Наралу всыпят по первое число.

Может, теперь он будет убирать навоз. Кому-то придется заменять Думери.

Но это уже не его заботы, подумал Думери. И зашагал вдоль берега к причалу, у которого ошвартовались "Солнечные луга".

Глава 17

Речной берег, вскоре понял Думери, далеко не большак. Скользкий, вязкий, заросший кустарником, кишащий комарами, усеянный острыми камнями и навозными кучами, он не приспособлен к передвижениям.

Ему приходилось перелезать через изгороди. Несколько раз он попадал в силки, расставленные на кролика, а потом, сидя в грязи, долго распутывал узлы.

Тем не менее солнце еще не показалось из-за горных вершин, когда Думери, грязный, уставший, но полный решимости довести дело до конца, добрел до гостиницы и причала, у которого ошвартовались на ночь "Солнечные луга".

Знакомый силуэт пассажирского судна он без труда разглядел в свете малой луны. Торчащие весла в темноте еще больше напоминали ножки насекомого.

Последний участок пути дался ему легко: утоптанная земля, деревянная лестница, ведущая к причалу. В десятке ярдов от лестницы — несколько ступеней к веранде гостиницы. За гостиницей виднелась небольшая деревушка, дюжина домов вдоль единственной, поднимающейся в гору улицы.

В том, что стоящее у лестницы здание — гостиница, Думери понял по висящей над верандой вывеске, освещенной двумя факелами. На ней он увидел коричневого поросенка, проткнутого черным прутом. Оранжевые зигзаги под поросенком олицетворяли огонь.

Опять перед ним возникла дилемма: стучаться в гостиницу, где мог ночевать мужчина в коричневом, или спускаться к "Солнечным лугам".

Поразмыслив, он направился к лестнице.

Споткнулся на верхней ступени и едва кубарем не полетел вниз, но все-таки удержался и спустился по лестнице, как положено, ногами.

У сходней, как и на барже, нес вахту один из матросов. Он сидел на стуле, положив на колени меч. И смотрел на Думери.

— Э… привет, — поздоровался Думери. Ему пришлось кричать, чтобы перекрыть стрекот ночных насекомых.

— Привет, — отозвался вахтенный.

Думери прошелся по причалу, вернулся к сходням.

— Я ищу одного человека. Несколько дней назад я видел его на борту вашего судна.

— И что? — полюбопытствовал вахтенный.

— Крупный такой мужчина, с темно-каштановыми волосами, в одежде из коричневой кожи. Он поднялся на борт у моста Азрада.

— Я знаю, о ком ты говоришь, — кивнул матрос.

Только сейчас Думери заметил, что говорит он с акцентом.

— Вот и хорошо. Он мне нужен. Я хочу поговорить с ним.

Вахтенный поднял меч, указал им на восток.

— Странное ты выбрал время, не правда ли?

— Да, конечно, — согласился Думери. — Я боялся, что он уйдет до того, как я переговорю с ним.

— Ага. Значит, ты торопился?

Думери кивнул.

— Да, торопился.

— Так торопился, что не успел привести себя в порядок?

Тут Думери посмотрел на себя.

Туника — лохмотья. Штаны — в вырванных лоскутах. Ссадины, царапины на теле, плотная корка грязи на коже. Башмаки, к счастью, целы, но выглядят так, словно им место на свалке.

— В темноте я сбился с дороги, — пояснил он. — Пару раз упал.

— Это твои проблемы, мальчик, — ответил вахтенный. — Извини, но в таком виде я тебя на "Солнечные луга" не пущу, будь ты хоть сыном барона или переодетым Богом.

— Так он на борту? — спросил Думери. — Мужчина в коричневом? Охотник на драконов?

Вахтенный всмотрелся в Думери. На востоке небо просветлело. На корме и носу судна ярко горели фонари. Большая луна зашла, но малая еще плыла по ночному небу. Короче, света хватало.

Вахтенный решил, что режим секретности не по его части.

— Этого мужчину зовут Кеншер сын Киннера, мальчик. На судне его нет. Скорее всего он в "Жареном поросенке". Дальше он с нами не плывет. Дважды в год мы забираем его отсюда, а по пути назад высаживаем.

Словно гигантская ноша свалилась с плеч Думери. Он облегченно вздохнул.

— Огромное вам спасибо! Значит, я с ним не разминулся!

Он повернулся и взбежал по лестнице, не слыша голоса вахтенного, советовавшего мальчику смотреть под ноги и никому не говорить, от кого он узнал о Кеншере.

Теперь Думери знал, как зовут мужчину в коричневом: Кеншер сын Киннера. По этшарским стандартам имя необычное, но далеко не экзотическое. У Думери создалось впечатление, что северяне в сравнении с жителями Этшара чаще используют имена родителей.

Взлетев на веранду, он уперся руками в дверь гостиницы, полагая, что она тут же откроется.

Дверь не открылась. А вот мокрые башмаки заскользили по начищенному паркету веранды, и Думери шмякнулся носом и подбородком о тяжелый дуб дверных панелей. Кровь из носа не потекла, но Думери едва не вскрикнул от боли.

Он потер ушибленный нос, попытался повернуть рукоятку.

Дверь по-прежнему не открывалась.

Думери нахмурился. Впервые он видел гостиницу с запертой дверью. Какой же смысл отгораживаться от возможных клиентов?

А может, владелец боится бандитов, шастающих в здешних краях? Все-таки это не Этшар. Думери огляделся в поисках веревки, колокола или колотушки.

Черный металлический шкворень висел рядом с вывеской. Поначалу Думери и не заметил его. Один конец шкворня уходил в деревянный короб, укрепленный на стене.

Думери поднял руку и дернул за шкворень.

Он легко опустился вниз, а когда Думери отпустил его, вернулся в прежнее положение, вероятно, под действием противовеса. Вроде бы в гостинице что-то звякнуло, но полной уверенности у Думери не было.

— Le'kh gamakh? — раздалось из-за двери.

Думери мигнул. Язык не этшарский.

Ну конечно, догадался он, к нему обращались на сардиронском. Гостиница же находилась в землях баронов.

К сожалению, Думери не знал ни слова по сардиронски, так что сказанное могло означать что угодно: добро пожаловать, уходи, назови пароль или ключ под подоконником.

— Я не говорю на сардиронском, — ответил он не очень громко, чтобы не побеспокоить постояльцев.

Никто ему не ответил.

Он стоял, оглядываясь, гадая, что же делать дальше, когда что-то заскрипело и в двери, на дюйм или два выше его головы, открылось окошко, размером с ладонь взрослого человека. На него глянули зеленые глаза под седыми кустистыми бровями, и в них Думери прочитал изумление.

— Привет, — поздоровался Думери.

Глаза мигнули, человек посмотрел вниз, заметил-таки мальчика.

— Привет, — ответил ему голос старика.

— Можно мне войти?

— H'kai debrou… ie'tshei. Да, один момент, — ответили ему. Окошко закрылось, лязгнул металлический засов, дверь распахнулась.

Перед Думери возник мужчина в белом фартуке, надетом поверх красной ночной рубашки. Он стоял на пороге, загородив Думери дорогу, оглядывая мальчика с головы до ног.

— Господи, парень… в каком же ты виде! — воскликнул мужчина.

Думери облегченно вздохнул. Значит, хозяин гостиницы говорил на этшарском.

В этом бизнесе, подумал он, знание языков просто необходимо.

— Я ищу человека в одежде из коричневой кожи, которого зовут Кеншер сын Киннера, — объяснил Думери свой приход.

— Он… ie'tshei… ожидает тебя?

— Он — йетши?

— Нет, нет. Он ожидает тебя?

— Он здесь?

— Я… ie'tshei, с чего я должен говорить тебе об этом?

Думери устал. Просто вымотался донельзя, так что новые препятствия, возникающие буквально на ровном месте, когда он почти дошел до цели, вывели его из себя:

— Неужели так трудно сказать, здесь он или нет? И что означает ваше йетши?

— Ie'tshei на сардиронском означает "я хотел сказать", мальчик, — ответил хозяин гостиницы. — И не надо высмеивать мой этшарский, хорошо? Если ты хочешь, чтобы я правильно выговаривал слова, переходи на сардиронский. Мы уже не в Гегемонии. В твоем возрасте я объяснялся на четырех языках. Иначе мне бы не стать здесь хозяином. А ты, похоже, знаешь только этшарский. Так что будь со мной повежливее, мальчик, все-таки ты пришел ко мне, а не наоборот.

— Извините, — ввернул Думери, но хозяин гостиницы словно и не услышал его.

— Ты появляешься за час до рассвета, когда я могу хоть немного поспать, пачкаешь грязью чистый пол, выглядишь словно последний нищий, не говоришь, кто ты такой, подсмеиваешься над тем, как я говорю на иностранном языке, да еще заявляешь, что хочешь пообщаться с одним из моих постояльцев, который тоже спит, полагая, что он здесь, хотя я тебе этого не говорил… Мальчик, тебе бы лучше заплатить за комнату, ванну, еду и новую одежду, потому что, если ты не заплатишь, я тебя не пущу и на порог. В таком виде ты мне в гостинице не нужен. Ты распугаешь всех клиентов.

— Извините, — повторил Думери.

— Извинениями ты не обойдешься. Деньги у тебя есть?

Думери посмотрел на кошель на поясе. На шесть медных монеток многого здесь не купишь. Их не хватит на новую одежду и все остальное. А уж на сочувствие рассчитывать не приходилось.

Хозяин гостиницы правильно истолковал взгляд Думери.

— Денег нет. Вон отсюда, мальчик! Вон! — И легонько толкнул Думери в грудь.

Только тут Думери осознал, что хозяин гостиницы — настоящий гигант. Вышибалы ему не требовались. Он мог утихомирить любого буяна.

С неохотой Думери отступил на шаг, и тяжелая дверь захлопнулась в дюйме от его носа.

Глава 18

Наблюдательный пост Думери устроил в кустах, у самого обрыва. Усталость буквально валила его с ног. Начиная дремать, он падал вперед, царапая лицо о ветки, и сразу просыпался, лихорадочно оглядываясь, прежде чем вспоминал, что смотреть ему надо только на дверь гостиницы.

Солнце уже давно поднялось, когда мужчина в коричневом, охотник на драконов, вышел из гостиницы. Вновь он был одет в кожу. Шерстяная туника, в которой он покинул гостиницу "У моста" и поднялся на борт "Солнечных лугов", вернулась в тюк.

Сойдя с веранды, он повернул направо, обогнул гостиницу и зашагал по единственной улице деревушки, переходящей в хорошо утоптанную дорогу.

Думери вылез из кустов и последовал за ним.

Ему уже надоело прятаться. Он решил, что подбежит к Кеншеру, остановит его, представится и потребует, чтобы тот взял его в ученики. В конце концов он, Думери, покинул безопасный Этшар, чтобы последовать за ним в леса и горы Сардирона. Разве это не доказывало серьезность его намерений? Неужели мужчина в коричневом и теперь будет сомневаться в его способностях? Неужели не поймет, что именно такой смелый и решительный ученик ему и нужен?

Думери споткнулся о ветку и растянулся на земле. Быстро вскочил, посмотрел на дорогу.

Кеншер уже миновал деревню, если таковой можно было назвать горстку домов. Думери родился и вырос в городе, так что понятия не имел, то ли это деревня, то ли поселок, то ли что-то еще.

Охотник за драконами шел быстрым шагом. Чувствовалось, что все у него разложено по полочкам, он точно знал, куда идет и сколько потребуется времени, чтобы добраться до цели. Думери побежал следом.

Но сил совсем не осталось, и через сотню ярдов, едва миновав конюшню гостиницы, он скорее шел, чем бежал, а оставив за спиной половину деревни, аккурат напротив кузни, уже едва переставлял ноги.

Что ж, сказал себе Думери, он догонит охотника на драконов попозже, когда тот остановится, чтобы передохнуть.

Да и ему тоже отдых не помешает, думал он, хотя отдавал себе отчет, что лишнего времени у него нет.

Впрочем, минутка-другая, возможно, ничего не изменит.

Но он не решался потерять из виду Кеншера.

Деревня осталась позади, он плелся мимо ферм и полей, дорога все поднималась и поднималась, ныряла в лес, превратившись в тропу, а потом ноги окончательно отказались ему служить, и он рухнул на землю рядом с тропой, сказав себе, что отдохнет только чуть-чуть и со свежими силами догонит охотника на драконов. Но заснул, едва его голова коснулась опавшей листвы.

Открыв глаза, Думери сел, огляделся, не понимая, где он находится.

Вокруг лес, рядом тропа, извивающаяся меж деревьев, он сидит на куче пожухлых листьев. Земля неровная, воздух холодный, солнце пробивается сквозь листву. Подумав, Думери решил, что солнце скорее на западе, чем на востоке.

Тем самым он определился с направлением. Тропа уходила на запад и на восток. На восток — в гору, к вершине холма, на запад — вниз, в долину.

Думери окончательно проснулся. Вспомнил маленькую деревню у реки, отчаянную погоню за Кеншером сыном Киннера по улице, через лес, долину, по склону холма, пока он наконец не свалился без сил.

Кеншера, естественно, и след простыл.

В отчаянии Думери разрыдался.

Немного успокоившись, он встал, насколько возможно, привел в порядок одежду, задумался. Что же делать дальше?

Возвращаться в долину, к деревне и реке. Там, в сотне лиг, а может, и больше, вниз по течению пересекал ее мост Азрада, от которого дорога вела в Этшар и домой.

Идти к вершине холма… Ради чего?

Возможно, дом Кеншера в сотне шагов, на противоположном склоне. Почему нет? В конце концов это сардиронский лес. Не в нем ли водятся драконы?

От этой мысли Думери стало как-то не по себе. Очень уж не хотелось ему вот так сразу сталкиваться нос к носу с драконом.

Нет, подумал он, такое просто невозможно. Слишком он близко от реки, деревни, цивилизации.

Так что тем более ему надо идти вперед. Большая часть пути наверняка позади. Осталось чуть-чуть, так что нелепо, преодолев столько преград, поворачивать назад. Братья его просто засмеют.

По крайней мере он поднимется на холм и посмотрит, что ждет его впереди.

Думери вытер мокрые от слез щеки, огляделся, не увидел ничего подозрительного и двинулся к вершине холма.

Там его ждал неприятный сюрприз. Тропа уходила вниз, чтобы затем, взбираясь на другой холм, разделиться на две.

Куда пошел Кеншер? Направо или налево? Как угадать? Ошибка могла стоить дорого.

Тут в голову пришла еще одна, более тревожная мысль. С чего он взял, что Кеншер и дальше шел по тропе? Он же охотник на драконов, то есть прекрасно ориентируется в лесу и привык жить среди дикой природы. Тропа ему просто не нужна. Он мог сойти с нее в любой момент.

Так что ему, Думери, скорее всего никогда не удастся найти Кеншера.

Но если в этих краях есть один охотник на драконов, то наверняка найдутся и другие. В следующей деревне он спросит о них, если не в деревне, то в доме. Кто-то же здесь живет, иначе не было бы ни тропы, ни развилок.

Ему совсем не обязательно идти в ученики именно к Кеншеру. Сойдет любой охотник на драконов.

Да и Кеншера он еще сможет найти. Если он шел по тропе, наверное, есть способ определить, куда он свернул — направо или налево. Ему показалось, что земля у развилки мягкая, наверное, остались следы. Едва ли их затоптали. Тропой, похоже, пользовались нечасто.

Думери поспешил к развилке. Действительно, земля влажная. А вот и четкие, свежие следы, уходящие влево, к востоку. На правой тропе, ведущей на юг, следы старые, размытые дождем.

Думери зашагал налево.

Миновал один холм.

Второй. Третий.

Наконец наткнулся на дом.

По городским стандартам необычный дом — сложенный из почерневших бревен, без штукатурки, каменного фундамента. Стоял он чуть в стороне от дороги. Позади виднелись какие-то сараи и гигантская поленница. И никаких признаков жизни.

Но все-таки дом.

Думери поспешил к двери, постучал.

Ответа не последовало, и он постучал вновь.

— Setsh tukul? — спросил из-за двери женский голос.

— Привет! — отозвался Думери. — Есть кто-нибудь дома?

Дверь открылась. Из нее выглянула женщина, не старуха, но уже не первой молодости. Со светло-каштановыми, без признаков седины волосами, гладкой кожей, но с морщинками в уголках глаз. В домотканых юбке и тунике, с тяжелой железной кочергой в руке.

— Kha bakul t'dnai shin? — пожелала знать женщина.

— Вы не говорите на этшарском? — спросил Думери.

Ее глаза сузились.

— Ethsharit? Ie den norakh Ethsharit. Ha d'noresh Sadironas?

Думери ничего не понял, кроме одного: на этшарском женщина не говорит.

Но может, знает хоть несколько слов?

— Охотники на драконов. Я ищу охотников на драконов.

Женщина сердито зыркнула на него.

— Ie den norakh Ethsharit. D'gash! D'gash! — Жестом она показала, что более ему тут делать нечего.

— Охотники на драконов! — повторил Думери. — Пожалуйста!

— D'gash! — Женщина указала на дорогу.

В отчаянии Думери предпринял последнюю попытку:

— Кеншер сын Киннера?

Тут женщина пристально всмотрелась в Думери.

— Kensher? — переспросила она. — Kensher fin Kinnerl?

Думери кивнул, надеясь, что произнес имя нужного ему человека, а не какую-то непристойную фразу на сардиронском.

Женщина покачала головой.

— Da knor. Pakhoru. — И махнула рукой в том направлении, в котором и шел Думери.

Что означали ее слова, он, естественно, не понял, но вот жест трактовался однозначно.

— Он живет там? Премного вам благодарен, госпожа. Еще раз большое спасибо. — Он поклонился и попятился к тропе.

Женщина постояла, пока он зашагал на восток, а затем с силой захлопнула дверь.

Думери шел и шел, гадая, сколь далеко мог уйти Кеншер.

Раз женщина знала его имя, значит, его дом находился не за семью морями.

До темноты Думери миновал пять домов, стучась в каждый. В трех ему не открыли, вероятно, они пустовали, в двух повторилась та же сцена: Думери задавал вопросы на этшарском и получал неудобоваримые ответы на сардиронском. В одном доме на имя Кеншера не отреагировали, и он двинулся дальше. В другом узнали сразу и жестами подсказали, как его найти. Думери не сразу понял, что означают два поднятые вверх и разведенные пальцы, на которые мужчина указывал другой рукой. Потом до него дошло, что впереди тропа раздваивается.

Далее у него не возникало проблем с толкованием скрещенных указательных пальцев, естественно, означавших перекресток.

Вот так, языком жестов, мужчина рассказал Думери, в какую сторону идти на четырех развилках и двух перекрестках. Думери все тщательно запомнил.

Осталось, думал он, совсем немного. Он радостно двинулся дальше, насвистывая веселую мелодию.

Свистел он, впрочем, недолго, потому что начал мерзнуть. Действительно, у реки было куда теплее. Может, он ушел слишком далеко на север, куда весна приходила позже?

Но холод Думери не испугал: он полагал, что до дома Кеншера рукой подать.

Но к закату еще не дошел и до первой развилки.

А вскоре остановился у камня-указателя. В темноте прочитать на нем ничего не смог, но решил, что пора отдохнуть. Он испугался, что может сбиться с тропы или угодить в пасть волкам. Кроме того, он очень устал и проголодался. Но думать об этом не хотелось, потому что еду взять было неоткуда.

Ночь Думери провел, свернувшись клубочком у тропы, дрожа от холода и прислушиваясь к урчанию в животе. В сказках, которые ему рассказывали в детстве, герои бродили по лесам годами, питаясь ягодами, орехами да корешками, срывая с деревьев плоды, но он не видел ни плодов, ни ягод, ни орехов, а корешки особого аппетита не вызывали.

Воды, правда, хватало. Ручейки бежали по склонам холмов, иногда собираясь в озерца.

А вот еды не было вовсе.

Он жадно жевал травинки, но чувства голода они не заглушали. На барже он был сыт, но с тех пор, как ступил на берег, у него маковой росинки во рту не было. И Думери поневоле задумался, сколько пройдет времени, прежде чем он умрет с голоду.

Рядом с домами, мимо которых прошел Думери, он видел огороды. Там, пожалуй, можно было поживиться чем-либо съестным, но воровать ему не хотелось, да и лето только началось, так что время сбора урожая еще не пришло.

Впрочем, темнота так быстро сгущалась, что он и не решился бы куда-то пойти из опасения потерять тропу.

Проснулся он, когда солнце поднялось довольно высоко. Поначалу холод и жесткая земля не давали ему сомкнуть глаз, но усталость взяла свое, и его сморил сон. Открыв глаза, он быстро вскочил на ноги и двинулся дальше, но тут же мысли его вернулись к еде. Не вернуться ли ему к дому, подумал он, где ему указали путь? Мужчина выглядел добрым. Наверное, у него нашлась бы еда для голодного путника!

Идея эта представлялась ему все более привлекательной, но, поднявшись на очередной холм, он увидел впереди первую развилку, а рядом с ней гостиницу.

Он сразу понял, что это гостиница. Дом значительно превосходил размерами те, что встретились ему по пути. К нему примыкали конюшня и внушительный двор. Позади был разбит большой огород. На дворе нашлось место тепличке и леднику. Над дверью висела огромная вывеска.

Если б он знал про гостиницу и прошел чуть вперед в темноте… Но поздно говорить об этом. Думери поспешил вниз. Уж на шесть медяков он сможет купить хоть какую-то еду!

Подойдя ближе, он разглядел, что нарисовано на вывеске: ель, переломленная пополам, и желтый зигзаг, как он догадался, молния.

На этот раз дверь открылась при первом толчке, и Думери вошел в зал. Плюхнулся на стул, выудил из кошеля свои медяки.

— Ukhur ie t'yelakh?

Думери повернулся к служанке, что возникла у его столика. Занятый своими мыслями, он и не заметил, как она подошла.

— Вы говорите на этшарском? — спросил он, предчувствуя, что ответ будет отрицательным.

— Ethsharit? — переспросила служанка. — D'lost. Shenda! — последнее слово она прокричала, повернувшись к кухне.

Появилась вторая служанка, постарше.

— Uhu? — спросила она.

— Da burei gorn Ethsharit, — с этим молодая женщина направилась на кухню, уступив место у стола своей напарнице.

— Да, сэр? — обратилась она к Думери.

— Вы говорите на этшарском? — вновь спросил мальчик.

— Да, сэр. Что будете кушать? — проговорила она вежливо, но с удивлением смотрела на лохмотья, в которые превратилась одежда Думери.

— Я не ел два дня, — признался он. — Вот все мои деньги. Могу я на них что-нибудь поесть? Все что угодно.

Она посмотрела на медяки.

— Мы что-нибудь придумаем. — Говорила она с легким сардиронским акцентом.

Повернулась и исчезла на кухне. Думери ждал, нетерпеливо ерзая на стуле.

Несколько мгновений спустя она вернулась с тарелкой в руках, поставила ее на стол.

Рот Думери наполнился слюной.

Рогалики, два зеленых яблока, кусок сыра, остатки курицы, без ног, с обглоданной грудкой, но целым крылышком, на котором хватало мяса.

— Остатки от завтрака, — пояснила служанка. — Четыре медяка.

Дрожащими руками Думери пододвинул к ней четыре монетки и набросился на еду, качество которой оставляло желать лучшего.

Рогалики сухие, яблоки зеленые, сыр заплесневелый, курица холодная, склизкая.

Но Думери ел, ел и ел. И отвалился от стола, лишь когда на тарелке остались зернышки от яблок да начисто обглоданные куриные кости.

Он сидел, сложив руки на животе, наслаждаясь ощущением сытости.

К нему вновь подошла служанка.

— Ты — ворлок? — спросила она. — Больно ты молодой.

— Нет, я не ворлок, — ответил заинтригованный Думери. Пристально посмотрел на служанку, прежде чем спросить: — А почему вы так решили?

— Видишь ли, из тех, что приходят сюда, надолго забывают про еду только ворлоки.

— Я ничего не забывал! — воскликнул Думери. Забыть о еде! Да он такого и представить себе не мог. — Просто я давно не ел!

Она продолжала смотреть на него, так что Думери стало как-то не по себе.

— Почему… Я хочу сказать, сюда действительно часто заглядывают ворлоки?

Вообще-то он не понимал, что им тут делать. Гостиница, разумеется, пристойная, но он не находил в ней ничего магического.

— Случается, — ответила служанка.

— Но почему?

Служанка пожала плечами.

— Я не знаю. Они ничего не говорят. И всегда уходят на юго-восток. Иногда улетают.

Новости встревожили Думери. Его путь тоже лежал на юго-восток. Ему совсем не хотелось встречаться с ворлоками. Сам он не маг, они ему не компания.

— Только ворлоки? А как насчет магов или колдунов?

— Нет, только ворлоки, — подтвердила служанка. — С колдуном я никогда не встречалась, а маг останавливался здесь много лет назад. — Она помолчала. — Девочкой я видела демонолога, но было это давно и совсем в другом месте.

— Понятно, — кивнул Думери.

Он понятия не имел, почему ворлоков тянет в эти края, но что он вообще знал о ворлокстве?

Он решил, что к нему ворлоки не имеют ни малейшего отношения.

Разумеется, столкнувшись с ворлоком, он постарается отойти в сторону. Ворлоки пользовались дурной славой. Став охотником на драконов и продавая драконью кровь, он сможет держать в узде магов, но ворлоки не пользовались заклинаниями. И могли не жаловать даже охотника на драконов.

Но, с другой стороны, зачем им обращать на него внимание. Он для них безвреден, занимается своими делами и не собирается перебегать им дорогу.

Вспомнив о своих делах, он решил задать служанке еще несколько вопросов.

— Э… я хочу стать учеником охотника на драконов. Вы не знаете, кому из них нужны ученики?

Женщина задумалась.

— Нет, не знаю. Разумеется, драконов здесь немного. В основном они живут на востоке, в горах. На севере. На юге. Да, в Алдагморе есть охотники на драконов, но я не знаю, где их найти.

— А где этот Алдагмор? — спросил Думери. Служанка вытаращилась на него.

— Да здесь же!

— Я думал, это Сардирон, — удивился Думери.

— Он самый.

— Но вы сказали…

— Мальчик, Алдагмор — часть Сардирона. Владения одного из баронов.

— Понятно, — кивнул Думери.

— По территории Алдагмор больше всех, — добавила служанка.

— А много таких вот Алдагморов входит в Сардирон? У нас вот три Этшара, поэтому и страна наша называется Гегемония трех Этшаров. Владения скольких баронов образуют Сардирон?

— Понятия не имею, — ответила женщина. — Я думаю, число их постоянно меняется. Бароны делят земли между наследниками, иногда объединяют свои земли после женитьбы. Столица у нас Сардирон-на-Водах, там заседает Совет. Есть еще Тазмор — это на востоке, тамошний барон самый богатый из всех. Сригмор — это на севере. А вдоль реки Хакаи — Тзельмин, Такранна… Больше не помню.

— Понятно.

— Ты сейчас в северном секторе Алдагмора. Хотя, по-моему, это скорее запад, чем север. Граница в миле отсюда. Если ты шел от Великой реки, то должен был видеть каменный указатель.

Думери вспомнил, что аккурат рядом с ним и заночевал.

— Я не прочитал, что на нем написано, — признался Думери.

Все это, несомненно, интересно, думал он, но совершенно ему не нужно.

— Так вы не знаете, где мне найти охотника на драконов, которому нужны ученики? — повернул он разговор на животрепещущую для него тему.

— Нет, боюсь, что нет. Д

умери вздохнул.

— А вы знакомы с человеком, которого зовут Кеншер сын Киннера?

— Да, конечно, — кивнула служанка. — Он останавливался у нас этой ночью.

— Останавливался? — Думери аж подпрыгнул.

— Да. Он бывает у нас четыре раза в год, уже много лет подряд. Здесь его все знают, для каждого у него находится доброе слово. Но ты же не из наших мест. Ты с ним знаком?

— В определенном смысле. — Думери мысленно выругал себя за то, что поддался усталости и заночевал прямо на тропе. А ведь он мог догнать Кеншера еще вчера!

— Он только что ушел, за полчаса до твоего появления. Если ты поторопишься, то догонишь его.

— Попробую. — Думери посмотрел на тарелку и вновь выругал себя. Мог бы рассовать еду по карманам и есть на ходу, не потеряв столько времени в гостинице. — Я, пожалуй, пойду. — Он встал, сунул оставшиеся два медяка в кошель и направился к двери.

— Удачи тебе! — крикнула вслед женщина.

Думери так торопился, что даже не ответил. Но мгновением позже сунулся в дверь.

— По какой дороге он пошел?

— По той, — служанка указала направо.

Туда же направлял его вчера и мужчина. Думери кивнул, повернулся и побежал вслед за Кеншером.

Глава 19

Тенерия повернулась, всмотрелась в берег.

— Ты думаешь, мы приближаемся к нему?

— Не знаю, — ответил спригган. — Мне все равно. Ты мне больше нравишься.

— К Сардирону или к барже? — спросил лодочник.

— К барже, — ответила Тенерия.

— Я в этом сомневаюсь, — покачал головой владелец лодки. — Обычно баржи для перевозки скота тащат сильфы. А у них скорость приличная.

Тенерия обеспокоенно взглянула на него.

— Правда?

— Да. Я же сказал тебе, что едва ли мы догоним их до Сардирона. Я говорю про город, а не страну. Мы уже на землях баронов, но до города еще плыть и плыть. И нам их не догнать, если только ты не воспользуешься магией.

— Я же сказала тебе, что моя магия не заставит лодку плыть быстрее.

Лодочник пожал плечами.

— Что ж, тогда этого парня нам не догнать, пока он будет на барже.

— Я вот и думаю, на барже ли он. — Тенерию охватило сомнение, а она, как только стала ученицей, поняла, что интуиции своей надо доверять.

Она уставилась на сприггана, стараясь впитать в себя его воспоминания о Думери (к сожалению, спригганы не отличались хорошей памятью). Потом вновь повернулась к берегу, коснулась лба растопыренными пальцами, закрыла глаза, мысленно произнесла заклинание обнаружения, которому ее научила Селла, используя сприггана в качестве связующего звена.

Ее глаза широко раскрылись.

— Он здесь! — воскликнула Тенерия. — Он сошел на берег у гостиницы! Поворачивай назад, к гостинице, мимо которой мы только что проплыли!

Ну и паршивец этот мальчишка, подумала она. Внезапно сошел на берег, вместо того чтобы плыть в Сардирон-на-Водах, как обещал! Тенерия еще не видела Думери, но уже невзлюбила его.

— Что? — изумился лодочник, вытаращившись на Тенерию как на сумасшедшую, но уже тормозя лодку кормовым веслом. — Как ты узнала?

— Узнала, и все, — ответила Тенерия.

— Магия? С помощью магии? Ты волшебница? — опасливо спросил лодочник.

— Я ведьма, — поправила его Тенерия. Затем поправилась: — Еще ученица. Если я найду мальчика, то стану подмастерьем.

— Но ты же сказала, что не владеешь магией…

— Я не владею магией, которая может ускорить ход лодки. Ведовство в этом не поможет.

— Но ты же узнала, где он… Если владеешь одним видом магии, то…

Тенерия решила закончить дискуссию и не отвечать на вопросы. Лодка развернулась, двинулась к причалу.

Тенерия порылась в кошеле, достала серебряные монетки, расплатилась с лодочником, высадила сприггана на причал, вылезла сама.

— Спасибо тебе, — поблагодарила она лодочника.

Тот лишь кивнул, отталкивая лодку от причала.

— Чокнутая ведьма, — пробормотал он мгновение спустя, не подозревая, что ведьмы славятся обостренным слухом.

Тенерия услышала его слова, но не стала обращать на них внимания. Она уже искала следы Думери.

Ага, за кустом кто-то сидел не меньше часа, скорее всего дольше, вчера утром. Мальчик лет двенадцати.

Это был Думери. Несомненно, Думери. Она нашла его след!

Теперь все будет гораздо проще. След, конечно, не первой свежести, но в Сардироне нет таких толп, как в Этшаре, и отвлекаться она не будет. Ей останется только идти за Думери.

Теперь, решила Тенерия, никуда он от нее не денется.

С улыбкой на губах, посадив сприггана на плечо, она миновала деревню и углубилась в лес.

Ближе к ночи она поняла, что Думери значительно обогнал ее и расстояние между ними если и уменьшается, то очень медленно. Следы, подсчитала она, оставлены на день или два раньше, она же покинула Этшар на два дня позже Думери.

Ей еще догонять и догонять.

Она прошла то место, где спал Думери, свернувшись в клубочек у самой тропы, заметила его даже в темноте.

Останавливаться не стала: хотела чуть-чуть сократить разрыв.

Кроме того, шестое чувство подсказало ей, что впереди, примерно в миле, гостиница. Она двинулась дальше, путь ей освещала луна и ведьмин огонь. Спригган, полусонный, то и дело чуть не падал с ее плеча, Тенерии приходилось поддерживать его рукой.

От усталости ноги ее стали чугунными, но она продолжала идти вперед.

Остановилась, чтобы перевести дух. Гостиница рядом, сразу за холмом. Она почти дошла.

И тут темноту разорвал сноп оранжевого света, превратив лес в причудливое переплетение ярких пятен и черных полос. Она услышала мужской крик, подняла голову, чтобы найти источник света.

Поиски не заняли много времени. Мужчина завис в ночном небе, в сотне ярдов от земли, в двухстах — к северу от Тенерии. Свет излучало его тело, сверкающее, как крохотное солнце.

Он кричал и отмахивался от чего-то невидимого, куда-то его тащившего. Он сопротивлялся изо всех сил.

Затем голова мужчины дернулась, свет потух, крик оборвался, мужчина камнем полетел вниз.

Тенерия застыла, прислушиваясь к хрусту ветвей, ломающихся под тяжестью падающего чародея. Кто еще, кроме чародеев, мог летать по небу!

Затем она услышала глухой удар тела о землю и словно очнулась.

Спригган что-то заверещал у нее на плече. Она успокаивающе погладила его и отправилась на поиски мужчины.

Ведьмин огонь отнимал много сил, а она и так валилась с ног от усталости. Она затеплила на ладони маленькую искорку и с ее помощью нашла сухую ветвь. Зажгла ее, истратив на это остатки энергии, и зашагала к месту падения мужчины.

Едва не прошла мимо, потому что искала оранжевый плащ, который на поверку, без магического сияния оказался черным.

Мужчина лежал лицом вниз на куче листвы и сломанных веток. Она не знала, жив он или мертв, пока не услышала тяжелого, неровного дыхания. Присела, коснулась его плеча.

Реакции не последовало: мужчина потерял сознание.

Аура его потускнела, она не могла уловить ни одной его мысли. Заклинание, устанавливающее диагноз, подсказало ей, что у мужчины сломаны два ребра и запястье левой руки.

Это даже хорошо, что он без сознания, подумала Тенерия, потому что, если бы она коснулась своим разумом сознания страдающего человека, они оба лишились бы чувств от боли. А мужчина и так получил серьезные травмы.

Ему требовалось внимание и лечение, чего она дать ему не могла в лесу темной ночью.

К счастью, гостиница находилась в четверти мили. Упавший с неба мужчина был высок ростом, широкоплеч, но в последнее время, видно, недоедал, отчего кожа его плотно обтягивала кости. Тенерия понимала, что надо донести его до гостиницы.

Четверть мили лесом, не по тропе, а через бурелом…

Но выбора у нее не было. Не могла же она оставить его одного!

Она сняла сприггана с плеча и осторожно поставила на землю. Тот запротестовал, но она тут же осекла его. Затем вновь наклонилась и внимательно всмотрелась в раненого. Лет тридцати с небольшим, решила она, а лицо изборождено морщинами тревоги, не разгладившимися даже после потери сознания.

Она подняла лежащего без сознания чародея, используя заклинание левитации, и взвалила себе на спину. Убедившись, что он не свалится, зашагала, вернее, потащилась к гостинице. Спригган, жалобно попискивая, следовал за ней.

Когда тело начинало соскальзывать вниз, она прибегала к заклинаниям, не поддаваясь искушению сделать его полностью невесомым. Слишком рискованно. Селла предупреждала, что этим она может вогнать себя в гроб.

— Левитация отнимает столько же энергии, сколько и поднятие руками того же веса, — говорила ей Селла. — Только мышцы, если ты их перегружаешь, протестуют, дают знать, что они устали, что надо угомониться. Они болят, их сводит судорога, они отказываются служить. В дело вступает врожденная защитная система организма. Но ведовство — не врожденное качество, человеческое тело к нему не приспособлено, то есть защитная система отсутствует. В трансе ты можешь поддерживать заклинание до той поры, пока в тебе не останется энергии на перекачивание крови. Сердце остановится, и ты умрешь. С ведьмами такое случалось, когда они забывали об осторожности.

Тенерия ей поверила. Собственно, она видела, какая Селла живая и энергичная, пока творит заклинание, и что с ней происходит, когда она расслабляется, выходя из транса. Проверять правильность теории на себе ей не хотелось.

А вот теперь после долгого и утомительного дня, вместо того чтобы сытно поужинать и сладко поспать, она тащила на себе сто пятьдесят фунтов. Силы ее практически иссякли. Еще одно-два заклинания, и она замертво рухнет на землю.

Когда Тенерия увидела сквозь деревья огни гостиницы, с ее губ сорвался вздох облегчения. Она еще не добралась до нее, но знала, что цель близка.

Кажется, прошла вечность, прежде чем она отбросила факел, опустила мужчину на землю и, привалившись к двери гостиницы, стукнула в нее кулаком.

Дверь ей открыли. Она прошла в зал и плюхнулась на стул, лишившись сознания под сочувственные возгласы на сардиронском языке.

Глава 20

Тенерия пришла в себя как от толчка: кто-то держал у ее рта стакан с ушкой. Крепкий напиток жег ей губы, его пары щекотали нос.

Она чихнула, закашлялась, потом глубоко вдохнула и наконец посмотрела, кто за ней ухаживает.

У столика стояла женщина и что-то говорила на непонятном ей языке.

— Что? — спросила Тенерия на этшарском. У нее не было сил использовать переводческое заклинание.

— Она интересуется, не ворлок ли вы, — вступил в разговор другой женский голос.

— Нет. — Тенерия качнула головой. — Я ведьма.

Почему такой вопрос, удивилась она и посмотрела на вторую женщину. В таком же, как и первая, белом фартуке поверх простого платья. Женщины о чем-то перешептывались. Та, что говорила на этшарском, повернулась к Тенерии.

— Значит, тот мужчина, которого вы принесли сюда, ворлок?

— Не знаю, — ответила Тенерия. — Возможно.

— Где вы его нашли?

— Он упал с неба неподалеку от меня. В лесу. Он кричал и светился оранжевым. — Она вспомнила о его травмах. — У него сломаны два ребра и левая рука. Будьте с ним осторожнее.

Женщины переглянулись.

— Послушайте, — заговорила та, что постарше, — из вашего рассказа ясно: он — ворлок. Мы таких уже видели. Мы о нем позаботимся, но в дом не пустим. Он останется на улице.

Голова Тенерии кружилась от усталости, она не поняла сказанного и спросила:

— Почему?

— Потому что он ворлок.

Эти сардиронские женщины полагали, что другого объяснения не требуется, а у Тенерии не было сил на дальнейшую дискуссию. Она откинулась на высокую спинку стула.

В животе заурчало.

Женщины вновь переглянулись, одна посмотрела на кошель у ее пояса. Кажется, не пустой.

— Вы хотите поесть? — спросила женщина.

Тенерии удалось кивнуть.

Мгновение спустя она держала в руке толстый ломоть хлеба, намазанный желтым маслом, а еще через секунду лихорадочно жевала.

Вскоре Тенерии полегчало. Ей требовались лишь еда и отдых, чтобы пополнить истощившиеся запасы энергии. Теперь она уже могла и думать.

Тенерия выпрямилась, оглядела зал.

Две женщины крутились как белки в колесе: обслуживали полдюжины клиентов, скорее напоминающих бандитов, а не путников, носились с подносами, уставленными тарелками и кружками, шевелили поленья в камине. Молодая ведьма смотрела на них несколько минут, а когда одна из женщин поймала ее взгляд, подозвала ее к себе.

Женщина положила кочергу и подошла к столику Тенерии. Старшая из двоих, та, что говорила на этшарском.

— Чем я могу вам помочь? — спросила она.

Тенерия хотела задать несколько вопросов, но, не успев сформулировать, услышала вдруг свой голос:

— Пожалуйста, еще еды. Мясо, фрукты, вино. Мне есть чем заплатить.

— Да, госпожа.

Пока служанка ходила за едой, Тенерия обдумала вопросы и решила, что задаст их после того, как утолит голод.

Полчаса спустя, когда постояльцы уже разошлись, она расплатилась за еду и, убирая оставшиеся монеты в кошель, спросила старшую служанку, которую, как она выяснила, звали Шенда:

— Почему вы не пускаете ворлоков в дом?

— Иногда пускаем, — ответила Шенда. — Все зависит от ситуации. Но если они на грани безумия и мы это видим, они остаются за порогом. Иначе они разнесут всю гостиницу.

— Разнесут? — Гостиница казалась Тенерии довольно-таки крепким сооружением.

Шенда кивнула.

— Это их безумие… не знаю, чем уж оно вызвано… Они всегда рвутся вон туда. — Она указала на юго-восток. — И им безразлично, что встречается на пути. С помощью магии они могут проходить сквозь стены и крышу, все крушить и поджигать. — Она кивнула на дверь. — Тот, кого вы принесли… по вашему описанию он летал и светился, то есть безумие уже охватило его. Возможно, он с ним боролся, потому и упал. Может, безумие еще не взяло над ним вверх… — Она скорчила гримаску. — За последние двадцать лет южная стена восстанавливалась дважды. Более чем достаточно. И однажды ворлок снес крышу.

— Они… Ворлоки пробивают стену? — Тенерия посмотрела на оштукатуренную стену из толстого бруса.

Шенда пожала плечами.

— Магия. Вы же ведьма, не так ли?

Тенерия кивнула.

— Разве ведьминская магия не способна провести вас сквозь стену?

— Не знаю, — призналась Тенерия. — Наверное, может… Да, я думаю, что смогу проломить стену. На том все мои силы и кончатся.

Шенда не ответила.

— У ворлоков своя магия, — теперь уже пожала плечами Тенерия. — Между ведовством и ворлокством нет никакой связи. Нам никакое безумие не грозит. — Ее глаза сузились. — Честно говоря, я и не знаю об этой напасти, что преследует ворлоков. Тут уж задумаешься о магах, колдунах да и всех остальных. А их тут нет?

Шенда покачала головой.

— Не встречаются. Мы не видим никого, кроме ворлоков. А уж этих хоть пруд пруди. Я слышала, что ворлоков в Алдагморе больше, чем где бы то ни было. И тут легче всего стать ворлоком.

— Я этого не знала, — ответила Тенерия.

Следующий вопрос она задать не успела: снаружи донесся жуткий крик.

Тенерия тут же вскочила и очень удивилась, когда Шенда схватила ее за руку.

— Мне надо туда. — Она попыталась освободить руку.

— Не ходите. Это опасно.

— Может, я смогу помочь, — настаивала на своем Тенерия. — Я же ведьма. Умею лечить, успокаивать.

Шенда, однако, не отпускала ее, и Тенерия применила малые заклинания. Одно расслабило мышцы женщины, второе сделало рукав Тенерии более скользким. Вырвавшись, она поспешила к двери.

Она раскрылась до того, как Тенерия взялась за ручку, и девушку ослепил золотой свет. Прищурившись, она выглянула из двери.

Ворлок висел в воздухе над развилкой в восьми или девяти футах над землей. Он вращался и вопил, а свет изливался из него, словно он превратился в кусочек солнца. Листья и мелкие ветки кружились в поднятом ворлоком вихре. Он же распахнул и дверь. Вывеску так и мотало из стороны в сторону.

Тенерия наблюдала, как ворлока потащило на юг.

Стремясь помочь, понять, что происходит, Тенерия проникла в его сознание, чтобы обнаружить кипящий котел ужаса и смятения. Нечто воздействовало на него, воздействовало непосредственно на разум, заставляя дрейфовать к югу. Он сопротивлялся, но внешняя сила определенно брала верх.

Тенерия выступила вперед, попыталась мысленно успокоить ворлока, отогнать страх, блокировать ту силу, что тащила его к себе.

Оказалось, что это не так-то легко. Полностью блокировать воздействие извне ей так и не удалось.

Она смогла лишь приглушить его, но этого хватило, чтобы усилить сопротивление ворлока. Вращение его замедлилось, он смог посмотреть вниз.

Он заметил Тенерию, они переглянулись. Затем ворлока вновь развернуло.

На следующем обороте их взгляды опять встретились и с полсекунды он не отрывал от нее глаз.

Вращение все замедлялось, еще три оборота, и ворлок застыл в воздухе.

Медленно опустился на землю, пристально глядя на Тенерию, стараясь не думать ни о чем другом, особенно о том нечто, что звало его, тянуло к себе. Думал он только об этой загадочной девушке, которая помогла ему в борьбе. Телепатия позволяла Тенерии улавливать мысли ворлока. К сожалению, думал он на родном, сардиронском языке. Она, однако, понимала его все лучше.

Как только внутренние конфликты в сознании ворлока отступили на второй план, он почувствовал боль в сломанных ребрах и руке. Даже не думая об этом, ликвидировал переломы, его магия с невероятной легкостью срастила кости. Наверное, гончар так же легко менял форму куска мягкой глины.

Тенерия ахнула и на мгновение потеряла контроль над сознанием ворлока. Того вновь начал охватывать ужас, но Тенерия быстро оправилась от изумления.

Она не знала, что ворлоки могут врачевать, и тем более понятия не имела, что делают они это практически мгновенно. Она тоже могла срастить кости, но на это у нее ушло бы три или четыре часа.

Ворлок тоже изумлялся, но по другой причине.

— Я не знал, что с Зовом можно бороться, — сказал он на сардиронском. — Мой мастер меня этому не учил. Как тебе это удалось?

Тенерия на мгновение задумалась в поиске нужных слов, затем ответила на том же языке.

— Ведовство, — вновь помолчала, опять же подбирая слова. — Как ты сумел так быстро залечить запястье?

Он глянул на свою левую руку.

— Ворлокство. — Посмотрел на Тенерию. — Ты не ворлок?

— Нет, — покачала головой Тенерия. — Я ведьма.

Оба долго разглядывали друг друга.

— К сожалению, я ничего не знаю о ворлоках, — прервала молчание Тенерия.

— А я — о ведьмах. Да и остальные ворлоки тоже. Мы сторонимся других чародеев. Как мне сказали, с Ночи Безумия.

Тенерия склонила голову набок.

— Я слышала. Может, это ошибка? Напрасно вы всех сторонитесь.

— Если ты можешь помочь в борьбе с Зовом, то это действительно ошибка.

Тенерия кивнула.

— А раз ты владеешь такими способами врачевания, нам есть о чем поговорить.

Кивнул и ворлок.

— Думаю, ты права. — Он огляделся.

Стоял он на развилке дорог, Тенерия — на пороге гостиницы. Шенда и вторая служанка опасливо выглядывали из-за ее спины.

— Могу я войти? — спросил ворлок.

— Нет! — тут же выкрикнула Шенда.

На лице ворлока отразилось удивление. Он хотел что-то сказать, но Тенерия подняла руку, останавливая его:

— Я выйду к тебе. Эти люди натерпелись от ворлоков.

— В саду есть скамейки, — добавила вторая служанка. — За домом.

— Благодарю вас. — Тенерия огляделась в поисках сприггана, но не нашла его и решила, что его напугали шум и яркий свет.

Она протянула руку ворлоку.

— Так пойдем в сад?

Ворлок кивнул, и, когда он брал ее за руку, на его изрезанном морщинами страдания лице появилось некое подобие улыбки.

Глава 21

На первом же перекрестке Думери едва не заплутал: одна тропа была такой узкой, что поначалу он подумал, что в этом месте сходятся лишь три дороги.

Мужчина же дал четкие указания: развилка, развилка, перекресток, перекресток, развилка, развилка.

На втором перекрестке стояла гостиница, но Думери не остановился, поскольку вторая половина дня только началась.

Оставлял он без внимания и многочисленные указатели: все надписи на сардиронском, буквы такие же, что в этшарском, но лишь одно понятное слово — Алдагмор, встречающееся на большинстве указателей. После разговора со служанкой в первой гостинице он знал, что так называется местность, где он находится. Все остальное представлялось ему абсолютной галиматьей.

Проходил он и мимо домов, но не останавливался, чтобы задать какие-либо вопросы.

Тропа в основном огибала холмы, а не пересекала их, так идти было куда легче, чем вчера.

Склоны становились все круче и круче, потом стали чуть ли не отвесными.

Заметно похолодало, что очень удивило Думери. Все-таки на дворе поздняя весна, и солнце должно прогревать воздух.

Наверное, подумал он, причина в этих высоких холмах. К тому же находился он гораздо севернее Этшара.

К закату солнца он еще не дошел до двух развилок. Не встретились ему и гостиницы. Сытный завтрак остался в далеком прошлом, в животе снова урчало от голода. Но ему не оставалось ничего другого, как вновь свернуться клубочком у самой тропы и постараться заснуть.

Он попытался придумать, как раздобыть еду, но на ум не шло ничего путного. Последний дом с огородом он миновал много часов назад, но не увидел ни овощей, ни фруктов, пригодных к еде. Не нашел он ни ягод, ни орехов, которые в любой сказке всегда были под рукой.

Что ж, он всегда полагал, что все эти сказки — чистая ложь. Так Думери и лежал, прислушиваясь к урчанию в животе.

В конце концов усталость взяла верх над голодом.

Проснулся он до зари от мелкого, холодного дождя. Сел под дерево, дождался, пока чуть рассветет, и двинулся дальше, не сводя глаз с тропы, чтобы не пропустить развилку.

Дождь кончился, облака рассеялись, и из-за гор выглянуло солнце, когда он набрел на полуразвалившуюся гостиницу. И решил уже зайти, чтобы поесть, но вспомнил, что у него осталось лишь два медяка, а дом Кеншера сына Киннера мог находиться в какой-нибудь миле. И он прошагал мимо.

Около полудня Думери миновал третью развилку и повернул налево, в горы.

Идти стало куда сложнее. Тропа взбиралась на крутые откосы, а затем сваливалась вниз. Иной раз он проходил на уровне вершин елей, растущих на уступе в шестидесяти футах ниже.

Далекие горы, которые он видел, сойдя на берег, перестали быть таковыми. Он уже сомневался, преодолевает ли он холмы или карабкается по горам.

Конечно, самые высокие пики лежали впереди, на востоке, но он, судя по длинным и крутым склонам, поднимался на горы. Пусть небольшие, но горы.

Думери миновал несколько домов, отстоящих довольно далеко от тропы, с закрытыми дверями, ставнями на окнах. Но ни в один стучаться не стал.

Возможно, он попасся бы в саду или огороде, если б увидел хоть один, но садов и огородов рядом с этими домами Думери не обнаружил.

Его башмаки, пошитые для города, из тонкой кожи, и так протянули дольше, чем он ожидал, но во второй половине дня и они не выдержали горной дороги. Первой начала отрываться подошва левого башмака, цепляя за землю при каждом шаге. Думери не осталось ничего другого, как снять башмаки, привязать к поясу и идти босиком.

Солнце уже опустилось за вершины деревьев, когда он вышел к четвертой и последней развилке.

На ней стоял камень-указатель, опять же с надписями на сардиронском. Думери не стал на него и смотреть, свернув на правую тропу.

Если по левой тропе еще ходили, то правая, не тропа, а тропинка, едва просматривалась.

Уходила она круто в гору, тут уж никаких сомнений быть не могло: поднимался он по горному склону, а не на холм. Солнце закатилось за горизонт еще до того, как Думери достиг гребня. Он чувствовал, что близок к конечной точке своего путешествия — охотничьей избушке или пещере, откуда Кеншер отправлялся на охоту, но идти дальше не решился: очень уж просто в темноте свалиться в пропасть.

С неохотой улегся он спать на кучу сосновых веток, отдавая себе отчет, что уже второй день ничего не ел. Здесь-то рассчитывать на гостиницу не приходилось, да и на последних милях до четвертой развилки дома ему не попадались. Не нашел он ничего съедобного и в лесу. На кустах он видел какие-то незрелые ягоды, но есть их опасался.

Он понимал, что без еды он не сможет продолжить трудный путь. Если до полудня он не найдет дом Кеншера или любой другой дом, в котором его покормят, ему придется поворачивать назад.

У него не было уверенности, что ему хватит сил добрести до самой близкой гостиницы.

С этими невеселыми мыслями, под голодное урчание в животе Думери и заснул.

Солнце поднялось уже высоко, когда он открыл глаза. Поднявшись, Думери потянулся, ощутив сосущую боль в животе.

Тропа вела вверх, к соснам, растущим на гребне. За ними, вероятно, начинался спуск.

Думери глубоко вздохнул и двинулся в путь.

Четверть часа спустя он поднялся на гребень и застыл с открытым ртом.

Тропа сбегала на широкое плато. Думери увидел огород, две цветочные клумбы, а за ними — большой, сложенный из бруса дом под красной черепичной крышей. Слева от дома плато обрывалось. Справа на пастбище щипали травку несколько десятков коров и бычков.

Все это Думери заметил много позже, ибо обратил внимание на то, что находилось за домом.

Там на площадках, огороженных металлической решеткой, укрепленной мощными столбами и балками, он увидел драконов, много драконов, от совсем маленьких и средних до огромных, длиной двадцать футов.

Думери долго стоял, не отрывая от них глаз.

Один из больших драконов, зеленый, поднял голову и посмотрел на него. Думери шумно глотнул.

Дракон заревел, его поддержали остальные.

Думери чувствовал, как по его щекам катятся слезы. Слезы усталости, разочарования, отчаяния.

Никакой охотничьей избушки и не было. Кеншер сын Киннера никогда не охотился на драконов.

Он их выращивал!

Из груди Думери вырвалось рыдание.

Такого он себе и представить не мог. Драконья ферма! Ни в одной сказке или истории об этом не упоминалось. Драконы были дикие, злые, обитающие в горах или лесах. Да, некоторые люди приносили домой драконьи яйца, из них вылуплялись маленькие дракончики, их держали вместо домашних животных и убивали, когда они вырастали. На Арене показывали дракона. Но чтобы их выращивали, как коров…

Неудивительно, что Кеншеру не требовался охотник-ученик!

Думери вытер слезы тыльной стороной ладони и попытался взять себя в руки. От слез толку не будет, никакого толку.

А кроме того, разве фермеру, разводящему драконов, не нужны ученики? Драконов-то на площадках много. Одной пары рук не хватит, чтобы вести такое хозяйство. Для этого требуются особые навыки, которые даются многолетней практикой.

Раньше фермерство не интересовало Думери. Фермеры, полагал он, люди бедные, глупые, лишенные честолюбия, то есть те, кто не смог найти себе более престижной профессии. Но драконья ферма — совсем другое дело.

Настроение у него улучшилось. Интересное занятие — разводить драконов.

Какая разница, охотиться на них или выращивать. Главное — результат: драконья кровь. Он все равно сможет поквитаться с Тетераном и другими чародеями, которые отвергли его.

Тут мысли его вернулись к более прозаическим проблемам. Если он не поест, если его не накормят, никогда ему не спуститься с этого плато, и он умрет от голода и холода.

Не успев прийти в себя от увиденного, он зашагал к дому.

Сил совсем не осталось. Он смог доплестись до двери, постучаться, а потом ноги его подогнулись, и он тяжело осел на крыльцо.

Щека его прижалась к каменному порогу, одна рука оказалась прижатой, другая повисла как плеть. Решимость, не позволявшая ему упасть на полпути, покинула его. Не было сил ни думать, ни двигать рукой. Даже когда открылась дверь, Думери не шевельнулся. Для этого требовалось слишком много усилий.

Оставаться в сознании — и на это сил уже не было. И Думери провалился в темноту.

Глава 22

Ворлока звали Адар сын Дагона, сказал он Тенерии. Родился и вырос он на ферме. В Ночь Безумия, в 5022 году, он, десятилетний мальчик, проснулся с криком, вырванный из кошмара. Потом он обнаружил, что может передвигать предметы, не прикасаясь к ним, может видеть сокрытое за непроницаемой для света поверхностью, может создавать очаги тепла и света из ничего. Короче, он стал ворлоком.

Он не знал, что ему делать с вновь приобретенными способностями, и поначалу использовал их разве что в играх.

Два года спустя более опытный ворлок взял Адара в ученики. Звали его Геннар-из-Тазмора. Он-то и рассказал Адару о Зове, который погубил сотни людей в Ночь Безумия да и потом постоянно требовал жертв.

Как объяснял Адар, Зов имел то же происхождение, что и магия ворлоков. Чем большими возможностями обладал ворлок, а со временем они возрастали, чем более могущественным становился, тем сильнее звучал в его голове Зов.

Зов и сила ворлоков исходили из какого-то места на юго-востоке Алдагмора. Когда Зов становился столь сильным, что преодолевал сопротивление ворлока, последнего тянуло к Источнику Силы, хотя никто не знал, что это такое.

Некоторые называли Источник Камнем Ворлоков, но Адар не знал, почему. Никто не видел Источник, вернее, те, кто его видел, не возвращались назад. Ворлоки, которых притянуло к нему, которые подчинились Зову, исчезали бесследно.

Ни один не вернулся. Не возвращались даже те, кто ранее не был ворлоком. Люди, приближающиеся к Источнику, становились ворлоками, а далее Зов делал свое дело. Чем ближе подходил ворлок к Источнику, тем более могущественным он становился, тем сильнее звучал в его голове Зов.

Адар с малых лет помнил об этом и старался не дразнить гусей. Он считал, что старается. Ему казалось, что могущество его не столь велико, чтобы он не мог противиться Зову. Во всяком случае, в родной деревне он чувствовал себя в полной безопасности.

Однажды по просьбе друга он отправился на юг. Он знал, что не стоит ему туда идти, но друг очень уж просил его, деревня, куда он шел, находилась не так и далеко, куда ближе Алдагмора и Камня Ворлоков. Да, он ожидал одного или двух ночных кошмаров, но не более.

Но по пути произошло непонятное, и не успел он сообразить что к чему, как почувствовал, что летит в неизвестном направлении, полностью потеряв контроль над собой.

Когда же он понял, что происходит, он попытался сопротивляться, боролся изо всех сил, хотя и чувствовал, что силы на исходе, но в результате смог нейтрализовать Зов, зависнув над темным лесом.

От напряжения он потерял сознание, а когда очнулся и возобновил борьбу, Тенерия пришла к нему на помощь.

И теперь он сидел рядом с ней, в полном изумлении, радостный, хотя и понимал, что облегчение только временное.

— Мы не знали, что ведьмы могут нам помочь.

— Мы этого тоже не знали, — ответила Тенерия. — Я потрясена не меньше твоего.

Он кивнул, затем с улыбкой спросил:

— Если ты здесь не для того, чтобы спасти меня, то что ты делаешь в Алдагморе?

— О, я пришла, чтобы спасти совсем другого человека.

Его бровь вопросительно изогнулась.

Она рассказала о Думери. Поначалу ворлок слушал внимательно, затем быстро потерял интерес к ее рассказу.

Да и Тенерию уже не слишком заботила судьба мальчика. Она понимала, что с каждым часом след становится все слабее, что Селла не погладит ее по головке, если она не найдет Думери, но почему-то ее куда больше заботили загадочная проблема ворлоков и в связи с ней новые возможности, открывающиеся перед ведьмами. Думери, несомненно, знал, что он делает. Иначе он не забрел бы так далеко. В конце концов, если б он не искал свое счастье, если б у него не было конкретной цели, он бы уплыл в Сардирон-на-Водах, вместо того чтобы забраться в самое сердце Алдагмора.

Психические следы, которые она улавливала, ясно указывали на то, что идет он один, то есть его не похитили. И, насколько она чувствовала, его не мучили страх или отчаяние. Пока все у него шло нормально, хотя она и не знала, что он задумал.

А раз так, он может и подождать. Новая информация касательно ворлокства и Зова все больше интересовала ее. Особенно возможности союза ворлоков и ведьм, союза, который мог пойти на пользу как первым, так и вторым. Это понимали и Адар, и Тенерия.

Представители обеих школ магии обладали достаточно схожим набором средств: видение сокрытого для простого глаза, левитация, кое-что другое. Но методы использовали совершенно разные. Ведьмы из-за небольшого запаса энергии предпочитали точечное, нацеленное воздействие. Ворлоки располагали неиссякаемой энергией, которая буквально навязывалась им. Разумеется, они знали, что слишком вольное и частое ее применение приводит к фатальным последствиям, так что обычно решали вопрос одним ударом. Пользовались магией редко, но от души.

К примеру, если бы Тенерия лечила руку Адара, она бы соединяла клетку с клеткой, волокно с волокном. Адар же просто сложил сломанные концы и разом срастил их. После такой операции ведьма не один час лежала бы без сил. Ворлок же словно и не заметил энергетических затрат на лечение переломов.

Отсутствовали у ворлоков и телепатические способности. Они не понимали иностранного языка, не могли манипулировать сознанием и эмоциями других людей, на чем, собственно, и держалось ведовство.

Именно умение воздействовать на сознание позволило Тенерии частично блокировать Зов, и блок этот, по существу, спас Адара, дал возможность сопротивляться.

Рассказ Тенерии о том, как она шла по следу Думери, прервал вопрос Адара:

— И куда направился этот мальчик?

— На юг, — указала Тенерия.

Она почувствовала страх, зашевелившийся в мозгу Адара.

— Ты собираешься и дальше следовать за ним?

Тенерия замялась, вспомнив, что Источник находился именно на юге.

— Нет. По крайней мере не сейчас.

Адар облегченно вздохнул.

— Так что ты теперь будешь делать?

Тенерия оглядела темный сад. Факелы горели у двери черного хода гостиницы. По небу плыла большая луна. На мгновение ей показалось, что из-за валуна выглядывает спригган, но затем он исчез, а она все внимание сосредоточила на блокировке Зова, так что не могла отвлекаться на маленькое существо.

— Не знаю. А какие у тебя планы?

— Мне нужно идти на север. Как можно быстрее. Чем дальше я буду от Источника, тем лучше.

Ведьма кивнула.

— Я пойду с тобой. Помогу тебе, пока ты не будешь в безопасности.

Адар улыбнулся.

— Хорошо. Прямо сейчас?

Тенерия зевнула.

— Утром. Сейчас мне надо отдохнуть.

Улыбка Адара исчезла.

— Но, Тенерия, тебе нельзя спать.

— Да? — Она зевнула опять. — Почему?

— Потому что, если ты заснешь… — Он помолчал. — Твои чары могут действовать, когда ты спишь?

— Нет, разумеется, нет. — Она покачала головой.

— Тогда, если ты заснешь… — Он глубоко вздохнул. — Если ты заснешь, я улечу на Зов.

У Тенерии сжало сердце. Она ахнула.

Глава 23

Проснувшись, Думери обнаружил, что лежит на чем-то мягком и теплом, а воздух пропитан запахом мыла и лаванды.

Наверное, прошло не меньше минуты, прежде чем он решился открыть глаза, а открыв их, увидел простой дощатый потолок.

Думери скосил глаза влево-вправо. Он лежал в маленькой спальне, на перине, под теплым одеялом. За единственным окном виднелось синее небо. У кровати стояли раковина и два стула. Мальчик, похоже, его возраста смотрел в окно, оперевшись на подоконник.

Думери кашлянул.

Мальчик, коротко глянул на него, бросился к двери, что-то крикнул на непонятном Думери языке, вероятно, на сардиронском.

Затем повернулся и уставился на Думери.

— Привет, — поздоровался тот.

Мальчик молча смотрел на него.

Послышались шаги, комната начала заполняться людьми.

Первым вошел старик. Ему никак не меньше шестидесяти, отметил про себя Думери. Когда-то крупный мужчина, но уже ссохшийся, сутулый. Левая рука обрывалась у локтя, и из рукава туники торчала давно зажившая культя.

За ним появились дети, шумные, шустрые. Думери насчитал четверых, но мог и ошибиться, потому что они ни секунды не стояли на месте.

Последней вошла маленькая симпатичная черноволосая женщина. И осталась у двери.

Однорукий старик что-то сказал на сардиронском.

Думери мигнул, попытался сесть, но сумел лишь приподняться на локте.

— Кто-нибудь говорит… — Фразу прервал приступ кашля. Откашлявшись, он начал снова: — Кто-нибудь говорит на этшарском?

— Да, — кивнул старик. — Я, естественно, говорю. Правда, в последнее время он у меня не в ходу. Это твой родной язык? Сардиронского ты не знаешь?

Думери покачал головой.

— Это плохо. Малыши не поймут нашего разговора. — Он улыбнулся. — Может, оно и к лучшему. Когда я буду рассказывать им, о чем мы тут говорили, я кой-чего приукрашу. Ты не возражаешь?

Женщина вышла из комнаты.

Девочка лет четырех дернула старика за тунику и задала вопрос на сардиронском.

Старик ответил, и Думери, кажется, уловил слово "Ethsharit".

Девочка задала второй вопрос, и старик покачал головой.

— Ku den nor Sardironis.

Ребенок раскрыл было рот, чтобы спросить что-то еще, но старик поднял руку, показывая, что на сегодня достаточно. Думери предположил, что девочка хотела поинтересоваться, почему он и старик так странно говорят.

И действительно, больше вопросов не последовало, так что старик смог обратиться к Думери:

— А теперь, мальчик, скажи, кто ты и что привело тебя к порогу моего дома? Голодного, замерзшего, одетого в лохмотья, в которые ты превратил городскую одежду. Как ты оказался так высоко в горах?

Только тут Думери заметил, что на нем очень удобная фланелевая ночная сорочка. Спрашивать о том, куда подевалась его одежда, он не стал.

— Я — Думери-из-Гавани. Из Этшара.

— Какого Этшара? — тут же спросил старик.

— Этшара-на-Пряностях. — В голосе Думери слышалось удивление. Такого вопроса ему раньше не задавали.

Впрочем, и в столь далекое путешествие он отправился впервые.

Старик кивнул.

— Продолжай. Как ты сюда добрался?

Думери замялся, не зная, что сказать.

Признаться, что он следовал за Кеншером сыном Киннера? И что будет потом? Да и где он сейчас? В доме у площадки с драконами? Если так, то где Кеншер? Его ли эта ферма?

— Я заблудился, — ответил он.

Старик нахмурился.

— Где я сейчас нахожусь? И кто вы?

— Меня зовут Киннер, — ответил старик, и у Думери гулко ухнуло сердце. — Это Талгер, Калтен, Кирша, Шата и Тарисса, часть моих внуков. — Старик сначала указал на мальчика, что стоял у окна, когда Думери проснулся, потом на второго мальчика и на трех девочек. Вопросы ему задавала Кирша.

Черноволосая женщина вернулась с подносом, и старик добавил:

— А это Панча, жена моего сына.

— Я принесла суп. — По этшарски женщина говорила с сильным акцентом.

Думери тут же сел и, как только женщина поставила поднос на раковину, набросился на суп, наваристый бульон с морковкой и другими овощами. Никогда в жизни Думери не ел ничего более вкусного. На мгновение он оторвался от тарелки, чтобы выдохнуть: "Большое спасибо", а затем вновь заработал ложкой.

Лишь когда тарелка опустела, он поднял голову и увидел, что старик, женщина и пятеро детей смотрят на него. Наверное, они перешептывались между собой, но замолчали, как только он посмотрел на них.

— Большое вам спасибо, госпожа, — повторил он. — Очень вкусный суп.

Она пожала плечами, но на губах заиграла довольная улыбка.

— Ты рассказывал нам, как ты здесь оказался, — напомнил ему Киннер.

Думери, наоборот, не помнил, чтобы он рассказывал об этом, но он с детских лет понял, что спорить со взрослыми бесполезно.

— Я пришел пешком.

— Но зачем? — воскликнул Киннер.

Думери медлил с ответом. Очевидно, эти люди настроены к нему дружелюбно, приютили его, накормили, но, с другой стороны, существование этой фермы наверняка держится в секрете, а он вызнал этот секрет. И признание в том, что его интересует профессия, имеющая непосредственное отношение к драконам, лишь подчеркнет этот факт.

Но теперь они знают, что секрет ему известен, так зачем скрывать цель своего прихода.

— Я шел следом за одним человеком. Его зовут Кеншер сын Киннера.

Талгер вскинул голову, услышав знакомое имя. Да и в глазах Киннера мелькнула искорка интереса.

— Неужели?

Думери кивнул.

— А почему ты шел следом за моим сыном? — полюбопытствовал Киннер.

— Я думал, что он охотник на драконов.

— Понятно. А чем тебя заинтересовал охотник на драконов?

— Мне хотелось, чтобы он взял меня в ученики.

Киннер пристально вглядывался в мальчика, но тот не отвел глаз. Дети, ничего не понимая, начали перешептываться.

— Ты хочешь стать охотником на драконов? — спросил Киннер.

Думери кивнул.

— А с чего ты решил, что Кеншер охотится на драконов?

— Я видел, как в Этшаре он продавал драконью кровь магу.

— Ага. — Киннер заулыбался, догадавшись, что последует дальше. — И ты решил, что он добывает эту кровь, охотясь на драконов?

Думери вновь кивнул.

— Но теперь ты знаешь, что Кеншер не охотится на драконов.

— Он их выращивает. Теперь я это знаю. Но все равно хочу пойти к нему в ученики.

Киннер вздохнул.

— Мальчик, ты можешь привести веские причины, которые побуждают тебя стать учеником Кеншера, но, боюсь, это невозможно.

— Почему? — вскинулся Думери. Старик помолчал, глядя на него.

— Подожди. — Он вышел из комнаты и что-то крикнул на сардиронском.

Думери не оставалось ничего иного, как ждать.

Вскоре в коридоре зазвучали шаги, в комнате появились новые люди, кто помоложе Думери, а кто и на несколько лет старше.

— Это Селдис, Вуллер, Кинтера, Шанра, Кашен, Корун и Киннер-младший. Ты уже познакомился с Талгером, Калтеном, Тариссой, Киршей и Шатой. Все они — мои внуки, кроме Вуллера, который женат на Селдис. Более того, все они — дети Кеншера. И, разумеется, Панчи. — Он поклонился женщине.

Думери смотрел во все глаза. Одиннадцать детей, от молодой женщины до мальчика двух или трех лет. Не считая Вуллера, мужа старшей дочери.

— И каждый из них имеет первостепенное право требовать место ученика, — добавил Киннер.

— Но… — начал Думери.

— Мальчик, — оборвал его Киннер, — чтобы вести хозяйство на этой ферме, одиннадцать человек ни к чему. Вполне хватит троих, хотя чем больше людей, тем меньше работы будет у каждого. Наша драконья ферма, насколько нам известно, единственная в мире, так что тебе не следует мечтать о том, что, став подмастерьем, ты сможешь найти работу где-то еще.

— Единственная в мире? — недоверчиво переспросил Думери.

Киннер кивнул.

— Так нам говорили.

— Но… если она единственная… — Думери задумался. — Как она здесь оказалась?

Киннер вздохнул. Девушка, вернее, молодая женщина, которую он представил как Селдис, что-то шепнула ему на ухо. Киннер кивнул, ответил также шепотом.

Селдис и Вуллер ретировались. Один за другим, пока Киннер рассказывал историю фермы, разошлись и остальные дети.

— Ты слышал о Великой войне?

Думери кивнул.

— В которой Этшар уничтожил северян.

— Совершенно верно, — согласился Киннер. — Это была долгая-долгая война. Никто и не знает, каким был мир до того, как она началась. Не знаем мы, и откуда взялись драконы, потому что они участвовали в войне с первых ее дней. Лично я полагаю, что их создал какой-то чародей, возможно, случайно. Иначе почему их кровь обладает столь высоким магическим потенциалом? И они совсем не похожи на других известных нам животных. Развиваются, ведут себя совсем по-другому… — Он помолчал, собираясь с мыслями, затем продолжил:

— Короче, поначалу драконы выращивались только под присмотром человека, диких не было и в помине. Их широко использовали в боевых действиях, так что вполне возможно, что их вывели сознательно. Это были боевые животные. Один большой дракон мог без труда уничтожить целый город, не говоря уже о тех, что выдыхали огонь и умели летать. Драконья шкура по прочности не уступала броне, а с возрастом они умнели и даже начинали говорить. Этим они отличались от людей, не так ли? Человек начинает говорить до того, как взрослеет, дракон — уже взрослым, со сформировавшимся характером, обученный убивать. Я думаю, причина этих отличий только в одном: кто-то создал драконов исключительно для войны.

Думери жадно ловил каждое слово. Такого он и представить себе не мог. Чтобы кто-то создал драконов! А может, и не только драконов? Как насчет жаб, верблюдов? Может, и людей кто-то создал?

— Во время войны армия использовала и соответственно выращивала драконов. Некоторых готовили для участия в боевых действиях. Других выпускали в тылу врага. Они росли в лесу и пожирали дичь. Когда же ее не оставалось, набрасывались на домашний скот и людей, сея панику среди северян.

И, разумеется, этшарским чародеям для заклинаний требовался постоянный источник драконьей крови. В той войне в дело шли не только мечи, но и чары. Маги и теурги Юга сражались с колдунами и демонологами Севера. Так что армия создала драконьи фермы. Сколько — не знаю, но не одну. Ближе к концу войны одной из них, расположенной неподалеку от линии фронта, но надежно укрытой в горах, командовал некий Тар, сержант элитной Передовой Бригады генерала Анарана. — Киннер улыбнулся. — Сержант Тар был моим пра-пра-пра-пра-пра-пра-прадедушкой. Да, моим предком в восьмом колене.

Думери мигнул.

— Но война… закончилась сотни лет назад.

— Совершенно верно, — согласился Киннер. — Когда война закончилась, приблизительно двести тридцать лет назад, сержант Тар продолжал выращивать драконов. Государство ему не мешало. Возможно, там и забыли о существовании драконьей фермы. Насколько я знаю от своего деда, на ферму пришел приказ, что армии драконы больше не нужны. Их надобно или убить, или отправить на Север, чтобы они дожрали тех, кто выжил после падения Северной Империи. Так вот, сержант Тар подумал, что негоже уничтожать добро, поэтому сохранил ферму и передал ее своему сыну, тот — своему, и так продолжалось до тех пор, пока я не унаследовал ферму от моего отца. Когда я умру, драконы и ферма перейдут к моему сыну, Кеншеру.

— И вы продаете драконью кровь? — спросил Думери. Все-таки это гадко, подумал он, выращивать животных только ради того, чтобы торговать их кровью.

— Да, — кивнул Киннер. — Мы убиваем драконов и продаем их кровь. Это прибыльный бизнес. Магов, использующих драконью кровь, предостаточно, а самой крови постоянно не хватает. Насколько нам известно, все остальные драконьи фермы, которые содержала армия, прекратили свое существование. По крайней мере конкурентов у нас нет. Вероятно, командиры других ферм не подумали о том, что драконья кровь потребуется чародеям и в мирное время. А может, они не решились нарушить приказ. И, должно быть, убили или выпустили из клеток своих драконов. Так что наша драконья ферма — единственная во всем мире. — Он улыбнулся, прежде чем добавить:

— Во всяком случае, мы так думаем.

— Значит, вы… — У Думери перехватило дыхание. — Значит, чародеи всего мира могут получить драконью кровь только у вас?

— Ну может, не всего мира. — В голосе Киннера слышалось сомнение. — Однако мы ведем активную торговлю и можем удовлетворить потребности большинства чародеев Гегемонии трех Этшаров и всего Сардирона. Там мы, собственно, и торгуем. Чародеи Малых Королевств — их не очень-то много, магия не пользуется популярностью в Малых Королевствах, — Тинталлиона и Северных земель добывают драконью кровь где-то еще. Через посредника в Этшаре — всегда найдется желающий продать ее в два раза дороже, с помощью магии — это очень сложно, потому что требует вызова демона, или у настоящих охотников на драконов.

Он рассмеялся.

— Если ты думаешь, что мы, выращивающие драконов, просим слишком много, тебе бы попробовать прицениться к товару какого-нибудь охотника на драконов. — Лицо его стало серьезным. — Впрочем, на то есть веская причина. Охота на драконов исключительно опасна. И охотники гибнут куда чаще, чем убивают драконов. — Он пожал плечами. — Мы-то знаем драконов как свои пять пальцев. Растем вмести с ними, общаемся каждый день. В том, что они опасны, сомнений быть не может. И дикие драконы растут и растут. Мы же их убиваем по достижении определенного возраста. Конечно, и с ними можно найти общий язык, но это рискованно. Драконы по натуре очень злобные. Вот это работа одного из них. — Киннер шевельнул культей. — Не дикого, а нашего, выращенного на ферме. После того как это случилось, я решил, что староват для такой работы. Так что мой сын Кеншер теперь продает драконью кровь в Этшаре и управляет фермой. А моя внучка Селдис торгует в Сардироне-на-Водах. — Глаза Киннера затуманились. — Селдис однажды убила дракона. Так она познакомилась со своим будущим мужем. Этот дракон досаждал их деревне, и его послали в Сардирон-на-Водах за подмогой. Он увидел, что Селдис продает в Сардироне драконью кровь, и уговорил ее избавить их от дракона. Мы-то знаем драконов, так что она заманила его в ловушку. Разумеется, у нее и в мыслях не было сразиться с этим чудовищем в открытую. Кстати, два моих сына стали охотниками на драконов, и один из них, насколько мне известно, еще жив. Повторю: мы прекрасно знаем драконов и не допускаем глупостей. Драконы глупостей не прощают.

Думери попытался осознать услышанное.

Слишком много и разом свалилось на него.

Он откинулся на подушку, глубоко задумавшись.

Киннер все понял.

— Отдыхай, мальчик, — улыбнулся он и вышел из комнаты, затворив за собой дверь.

Думери посмотрел на закрывшуюся дверь, затем уставился в потолок, решив, что сейчас он все равно ничего путного не придумает, а потому просто погрузился в сон

Глава 24

Ведьма и ворлок торопливо, даже не попрощавшись с хозяйками, покинули гостиницу "Спаленная сосна": Адар мог надеяться побороть Зов, лишь удалившись на достаточное расстояние от Источника. Тенерия жалела, что потратила столько времени на досужие разговоры. Адар клял себя за собственную глупость: мог же он сразу понять, что Тенерия едва стоит на ногах. Он без труда поднял обоих в воздух и полетел на север.

И сразу понял, что быстро лететь он не может. Зов боролся с ним, замедлял его скорость, заставлял повернуть на юг. Если он пытался лететь быстрее, траектория их полета начинала загибаться к юго-востоку. Чтобы четко выдерживать направление, приходилось снижать скорость. Казалось, он преодолевает сильный встречный ветер.

Тенерия держалась из последних сил. Она целый день шла пешком, четверть мили тащила на спине Адара, а теперь постоянно держала под контролем его сознание. Разумеется, ужин и короткий отдых помогли, но она быстро слабела.

Будь Адар ведьмаком, подумала Тенерия, он смог бы передать ей часть своей энергии. Но, разумеется, будь он ведьмаком, ему не потребовалась бы ее помощь. Но ворлоки, похоже, не могли передавать энергию ведьмам. Они просто не представляли себе, как это делается. Действительно, зачем ворлокам делиться энергией — они все черпали ее из бездонного Источника.

Тем не менее, думала Тенерия, она нашла бы способ подпитаться энергией ворлока, если б не усталость и необходимость контактировать с его сознанием.

Борьба с Зовом не позволяла переключиться на что-либо другое.

Если б они встретились в другом месте, при других обстоятельствах, то смогли бы, Тенерия в этом не сомневалась, защитить Адара его же собственной энергией. Но боги распорядились иначе.

Так они и летели на север. Адар держал Тенерию на руках, словно жених, переносящий невесту через порог. Ей бы, пожалуй, это понравилось, но она не могла об этом и подумать, потому что отчаянно боролась со сном.

Через полчаса после отлета из гостиницы она на мгновение, забылась, но ее разбудил отчаянный крик Адара.

Она быстро восстановила контроль над его сознанием, но оба здорово перепугались.

На этот раз они победили Зов.

Но борьба не закончилась.

Тенерия так и не узнала, что произошло потом. Последовательность событий смешалась в ее памяти, затерявшись в тумане усталости. Она лишь помнила, что лишилась чувств, когда они пролетали над заросшими лесом горами, во мраке ночи.

Очнулась она на постели из сосновых иголок, вся в золотых солнечных лучах.

Лежала она на спине на склоне холма, меж высоких деревьев, укрытая плащом.

Адара рядом не было.

Она догадалась, что случилось после того, как она отключилась. Он не смог разбудить ее, но сумел опустить на землю до того, как его унесло на юго-восток.

Она надеялась, что они смогли отлететь на безопасное расстояние от Источника, и Адар, уложив ее спать, отправился в свою деревню, но ей трудно было поверить в столь благополучный исход.

Когда же с помощью магии она выяснила, что находится не к северу, а к востоку от гостиницы, ей окончательно стало ясно, что Адара она больше не увидит.

Может, его потащило назад, и только на полпути он успел опустить ее на землю. А может, борясь с Зовом, он сразу сбился с курса.

Как бы то ни было, она затерялась в лесах Алдагмора, а Адар исчез. И рассчитывать она могла только на себя.

Даже после сна слабость не покидала ее. Ей требовались еда и питье. Тенерия приподнялась на локте и внезапно увидела белочку, сидящую на ветви буквально над ней. Ей удалось привлечь к себе внимание зверька, послав белочке мысленный сигнал.

А потом в изнеможении она упала на спину и закрыла глаза, не зная, сработала ли магия.

Как оказалось, сработала. Мгновение спустя на нее посыпались орехи. Облегченно вздохнув, она набрала горстку, расколола первый, съела сердцевину. Затем второй, третий, четвертый… С каждым съеденным орешком сил у нее прибывало. Белочка же поняла, что ее обманули, и разразилась гневной тирадой.

Час спустя она набрела на ручей и уже не волновалась, выживет или нет. Занимала ее только одна мысль: сколько времени потребуется ей, чтобы выйти к людям.

Лишь на следующий день, после полудня магия вывела ее к "Спаленной сосне". Владельцы гостиницы, две женщины и старик, которого она не видела раньше, удивились ее появлению, но приняли очень радушно.

Об Адаре они не спросили, и она не стала ничего рассказывать.

Тенерия уже принялась за еду, когда увидела сприггана, выглядывающего из-под соседнего столика.

Она улыбнулась.

Маленькое существо радостно подбежало к ней и вскарабкалось на колени. Она погладила его по головке, успокаивая, читая мысли сприггана. Она узнала, как он перепугался, не понимая, что происходит, и как обрадовался ее возвращению, потому что видел в ней своего покровителя и защитника.

Тенерия скорчила гримаску. Беднягу Адара она защитить не смогла.

Наевшись и отдохнув, она собрала походный тюк, посадила сприггана на плечо, взяла след Думери и зашагала по южной тропе.

Думери ее больше не интересовал, но что ей оставалось делать? Адар пропал, помочь ему она не могла. Ей поручили доставить Думери домой целым и невредимым. В этом случае ее обучение успешно заканчивалось и она становилась полноправной ведьмой-подмастерьем. Что ж, она найдет Думери и выяснит, каким ветром занесло его в эти края. А потом вернется в Этшар и проверит, действительно ли она может помочь ворлокам.

Она отметила для себя, что Думери направляется прямо к Камню Ворлоков.

Туда же теперь идет и она.

Глава 25

Кто-то откашлялся, и Думери, стоявший у окна, повернулся, чтобы увидеть вошедшего в комнату Кеншера. Коричневую кожу заменила зеленая шерсть, но перед ним, несомненно, стоял Кеншер.

— Это действительно ты, — удивился Кеншер. — Тот мальчишка из Этшара.

Думери молча смотрел на него.

— Да, такие идиоты мне еще не встречались. Прийти сюда вслед за мной от самого Этшара! — Кеншер покачал головой. — Я же сказал тебе, что ученики мне не нужны, не так ли?

— Да, — признал Думери. — Но мне казалось, что вы передумаете, увидев, сколь решительно я настроен.

Кеншер пренебрежительно хмыкнул.

— Вряд ли! У меня же одиннадцать детей. Заставить меня передумать можно только с помощью магии.

— Я, конечно, ничего не знал о ваших детях. Вы не упомянули о них, когда отказали мне. Если бы я и владел магией, то не заставил бы вас передумать, — с жаром возразил Думери.

— И я того же мнения, — кивнул Кеншер. — Ты сморозил глупость, преследуя меня. Твои родители знают, что с тобой все в порядке? Они хоть представляют себе, где ты находишься?

— Да, они знают, что со мной все в порядке. Они общались со мной во сне с помощью магического заклинания. Было это шестиночье тому назад. На вторую ночь после ухода из Этшара.

— Это хорошо. Одной заботой меньше. Теперь надо подумать о том, как доставить тебя домой.

Думери упрямо покачал головой.

— Я не собираюсь домой. Во всяком случае, до тех пор, пока не закончится мое обучение.

Кеншер побагровел.

— Я же сказал тебе, мальчик, что не возьму тебя в ученики! Не будет тебе никакого обучения! И не надейся! Ты возвращаешься домой!

— В таком случае знаете, что я сделаю, вернувшись в Этшар? Пойду на улицу Магов и расскажу всем, что Кеншер-охотник совсем и не охотник, что вы выращиваете драконов и драконьей крови у вас сколько душе угодно. И что потом будет с вашей драгоценной драконьей фермой?

Думери ужаснулся своим словам. Он же не собирался столь откровенно угрожать Кеншеру. Хотел лишь намекнуть, что Кеншеру выгоднее оставить его, Думери, на плато, чем отправлять в Этшар, где он сможет разболтать секреты Кеншера.

Кеншер холодно посмотрел на мальчика.

— Ничего страшного. Насколько мне известно, половина чародеев Этшара уже знают, что мы разводим драконов, а не охотимся на них. Может, они все об этом знают. Разве ты не слышал о заклинаниях правдивости? От чародеев секретов не скроешь, если, конечно, сам не обладаешь магическими способностями.

— А с чего им выяснять, кто вы такой? — спросил Думери. — Готов спорить, они об этом и не задумывались.

— Ой ли. Я сомневаюсь, чтобы никто не обратил внимания на одну пикантную подробность: три четверти драконьей крови, продаваемой в Гегемонии, поступает от одного охотника. Неужели никто этим не заинтересовался? Не заметил, что мы никогда не испытываем недостатка в товаре? И ты утверждаешь, что за двести лет такие мысли не пришли в голову хотя бы одному чародею?

Думери потупился.

— И на твоем месте, Думери-из-Гавани, — гремел Кеншер, — я бы более внимательно прислушивался к моим словам, а не спорил со мной. Нам не нужны шантажисты. И не след тебе угрожать людям, которые приютили, обогрели и накормили тебя, вместо того чтобы оставить умирать в лесу. Твои родители не связывались с тобой целое шестиночье, так что они не знают, жив ты или уже умер. И ты можешь умереть где-нибудь в горах, если не придержишь язык.

— Извините меня. — Голос его звучал искренне, он не хотел никого сердить, в особенности Кеншера. Он лишь хотел стать его учеником.

— Тебе есть за что извиняться. — Кеншер сразу успокоился. — Кроме того, как я понял, ты хотел стать учеником охотника, а не фермера.

— Мне без разницы, — возразил Думери. — Главное, чтобы были драконы.

— Значит, тебе нравятся драконы?

Думери помедлил с ответом. Он-то имел в виду другое. Куда больше драконов его интересовала драконья кровь и деньги, которые выкладывали за нее чародеи.

С другой стороны, его тянуло и к драконам.

— Да, очень нравятся, — ответил он.

— Когда я вошел, ты наблюдал за ними из окна, не так ли?

Думери кивнул.

— Как по-твоему, ты уже набрался сил и можешь выйти наружу? Если хочешь, мы можем подойти к ним поближе.

— С удовольствием, — ответил Думери.

В конце концов, если ему придется выращивать драконов, а он твердо верил, что найдет способ уговорить Кеншера оставить его на ферме, чем быстрее он начнет знакомиться с их повадками, тем лучше. Кроме того, ему хотелось расположить к себе Кеншера. Начал он не с той ноты, рассердив его своими глупыми угрозами, а теперь надо попытаться загладить свою вину.

Пять минут спустя, закутавшись в плащ на меху, который одолжил ему Корун сын Кеншера, Думери вслед за Кеншером выходил через дверь черного хода.

Ледяной ветер ударил ему в лицо, щеки сразу покраснели, на глазах выступили слезы.

— Холодно, — выдохнул он. Зубы его начали выбивать дробь. Кеншер удивленно посмотрел на него.

— Немного. Для этого времени года. Но не такой уж и мороз. Просто ты слишком много времени пробыл в доме.

Думери крепко сжал зубы, чтобы они не стучали, и не ответил.

— Разумеется, ты из Этшара. — Кеншер через двор шагал к первой площадке-клетке. — Там мороза не бывает. Не то что здесь, в Алдагморе.

— Нет, — выдавил из себя Думери, — не бывает.

Он-то всегда думал, что зимой в Этшаре-на-Пряностях холодно, иной раз выпадает снег, но не в разгаре весны, когда даже дождь и тот теплый. А ветер с Залива всегда наполнен влагой. Видно, в горах совсем другой климат.

При мысли о том, каково здесь будет зимой, по его телу пробежала дрожь.

Но Думери отогнал ее и сосредоточил свое внимание на драконах.

Они стояли у первой площадки-клетки, забранной мелкоячеистой сеткой из толстой проволоки, закрепленной на металлических столбах толщиной в фут. Размеры площадки не впечатляли: прямоугольник тридцать на пятнадцать футов. Высота ограждения не превышала десяти футов, та же сетка накрывала площадку и сверху.

Из клетки на людей таращилась дюжина маленьких дракончиков.

Думери не мог оторвать от них глаз.

— Птенцы, — пояснил Кеншер. — Вылупились из яиц шестиночье назад, когда я был в Этшаре. Дело это ответственное, моя помощь пришлась бы кстати, но я не успел вернуться. В этом году у нас были только две кладки. Обычно больше.

Ближе всех сидел самый большой дракончик, черный, с желтыми глазами. Длиной от кончика хвоста до носа в четыре или пять футов, большая часть которых приходилась на хвост. Каждая из четырех костистых лап заканчивалась пятью белыми блестящими когтями. Длинная, узкая голова, торчащие уши. Желтые глаза с узкими, как у кошки, зрачками.

Когда дракон понял, что Думери смотрит на него, он разинул пасть и зашипел. Думери заметил узкий желтовато-красный язычок, окруженный сотнями мелких белых зубов. Как ему показалось, очень острых.

По бокам дракончика свисали крылья, черные, кожистые, как у летучей мыши.

— Крылья… — указал Думери.

Кеншер отвел руку мальчика подальше от сетки.

— Они кусаются.

Думери шумно глотнул и посмотрел на указательный палец, побывавший в ячейке сетки, дабы убедиться, что он на месте.

— Перебиты, — добавил Кеншер.

— Что? — повернулся к нему Думери.

— Крылья перебиты, — повторил Кеншер. — Нам приходится это делать, чтобы они не улетели. В окрестных лесах нам не нужна стая летающих драконов.

— Понятно. — Думери вновь посмотрел на черного дракончика. — Но сверху натянута сетка.

— Да, конечно, но… — Кеншер помолчал. Вероятно, думал, как получше объяснить новичку, что к чему. — Видишь ли, с летающими драконами управляться куда сложнее. Когда ты входишь в клетку, они могут сбить тебя с ног и вырваться на свободу. А уж летающего дракона поймать невозможно. Этот черный весит тридцать или сорок фунтов, а он только вылупился из яйца. Через месяц он уже потянет фунтов на шестьдесят, через три — на все сто. Со стофунтовым летающим драконом шутки плохи. Даже с теми, что не летают, совладать нелегко, можешь мне поверить.

За большим черным дракончиком сгрудились штук шесть зеленых, поменьше. Красно-желтый вышагивал в одном углу. Два сине-зеленых и один красный спали, прижавшись друг к другу.

Думери отметил, что крылья перебиты у всех.

— Значит, драконы действительно могут летать.

— Да, конечно, — кивнул Кеншер. — Большинство может. У некоторых крылья атрофированы или недоразвиты, но остальные могут летать. Во всяком случае, когда они молодые.

— А есть среди них огнедышащие?

Кеншер скривился.

— Здесь нет. Есть и такие драконы, во время войны их тут выращивали, но кровь у них точно такая же, что и у обычных драконов, они были не нужны, поэтому кто-то из моих прапрапрадедушек их уничтожил. Слишком уж опасные твари. Моим предкам приходилось надевать броню, чтобы подойти к их клеткам, да и то кое-кого они поджарили. Иной раз у нас рождается огнедышащий дракон, этот наследственный признак никуда не делся, но таких мы уничтожаем сразу же.

— Значит, эти, — Думери указал на дракончиков, — огнем не дышат?

— Нет. Мы выясняем это быстро. У них из пасти начинают лететь искры.

— Понятно. — Думери отступил на шаг.

— Пошли посмотрим на годовалых драконов, — позвал его Кеншер.

Думери последовал за ним, обходя площадку для птенцов справа.

Следующая площадка была в несколько раз больше. Думери даже не стал прикидывать ее размеры. Сетку заменила кованая металлическая решетка. За ней Думери увидел четырех драконов, двух зеленых, двух золотисто-желтых, каждый длиной от десяти до двенадцати футов. Из клетки шел сильный неприятный запах. Думери даже захотелось зажать нос. Он заметил в углу кучу дерьма, от которого и шла вонь.

Все четыре дракона сгрудились вокруг остатков теленка. Один искоса глянул на людей, а затем продолжил трапезу.

Все драконы были с перебитыми крыльями.

— Им всего по году? — изумился Думери, с почтением поглядывая на когти — каждый длиннее, чем его пальцы.

— Совершенно верно.

Думери заметил, как поднялось золотистое крыло.

— А крылья не заживают?

— Разумеется, заживают, — подтвердил его догадку Кеншер. — Поэтому нам приходится ломать их каждый год.

— И вы ломаете?

— Конечно. Посмотри на этих красавцев по четыре сотни фунтов. Мы не можем вырвать им когти и зубы, потому что тогда они не смогут есть. Но уж летать мы им не даем.

Зеленый дракон поднял окровавленную морду с куском мяса в пасти. Думери содрогнулся.

— И правильно делаете.

Экскурсия продолжалась. Они миновали еще две площадки с годовалыми драконами, затем дюжину громадных клеток для более зрелых чудовищ длиной от двенадцати до двадцати, а то и больше футов. Все злобно смотрели на людей, иной раз возмущенно ревели, и Думери приходилось затыкать уши, чтобы не оглохнуть.

Все площадки окружала мощная изгородь. Кеншер заметил, что Думери то и дело поглядывает на нее.

— Иногда они выбираются из клеток, — пояснил он. — Мы не знаем, как им это удается, но такое случается. Драконы — хитрые и ловкие твари. Наружная изгородь их останавливает.

— А бывало, что они вырывались на свободу? — спросил Думери.

— Да, — с неохотой признал Кеншер.

Думери посмотрел на леса, лежащие ниже плато.

— Значит, там могут водиться дикие драконы?

— Наверное. Впрочем, я не уверен, что они выживали. Все-таки они не привыкли охотиться, еду приносили им в клетки, дичи в здешних краях немного, а летать они не могут. Скорее всего они передохли от голода.

Думери, однако, слова Кеншера не успокоили. Он вспомнил, как шел по лесу в одиночестве, беззащитный, даже не подозревая о том, что его может съесть голодный дикий дракон.

Наконец они пришли на бойню, где Думери вытаращился на переплетение громадных цепей и мощных балок, предназначенных для того, чтобы держать драконов, когда им перерезают горло и сцеживают кровь.

— Обычно мы забиваем их в шесть или семь месяцев, — говорил Кеншер. — От них и получаем всю кровь. К тому времени мы уже знаем, кого оставить на развод, а от остальных избавляемся. От больных, злобных, тех, кто нам чем-то не понравился. Оставшихся мы держим до четырех или пяти лет, а потом тоже забиваем. Здоровый дракон в этом возрасте достигает восемнадцати или двадцати футов, а весит тонну. Потом рост замедляется, но мы не рискуем оставлять их в живых, потому что они становятся очень опасны. Они не только прибавляют в габаритах, но и умнеют. Птенец не умнее котенка, у годовалого дракона ума, как у волка, но пяти-или шестилетний дракон умнее всех животных, за исключением человека. Самый умный из них в восемь лет может заговорить, а вот этого мы допустить не можем.

— Почему? — удивился Думери. Кеншер замялся.

— Ну… потому что… если он может говорить, значит, он уже не животное, мальчик, так что убивать его негоже. — Он нахмурился. — Так что приходится забивать тех, кто еще может приносить потомство.

Думери задумался над его словами:

— Почему умение говорить превращает дракона в разумное существо, равное человеку? Он все равно остается драконом.

Но он понимал, что имел в виду Кеншер. Если ты с кем-то ведешь разговор, значит, это не животное.

Но если негоже убивать говорящего дракона, хорошо ли убивать тех, кто еще не научился говорить? Не равносильно ли это убийству человеческого младенца? Наверное, да. Он слышал истории о женщинах, которые убивали только что родившихся нежеланных детей.

Думери гнал от себя эти мысли.

И все же, если драконов убивали, когда они были не умеющими разговаривать младенцами…

— Когда они могут откладывать яйца? — спросил он.

— Они могли бы спариваться в год, если б мы им позволили, — ответил Кеншер. — Мы не разрешаем. Потому-то у нас три клетки для однолеток. Обычно у нас больше мужских особей. И мы не даем им спариваться, пока им не исполнится три года. Так они лучше растут. Поэтому в двух клетках у нас сидят мальчики, а в одной — девочки.

Думери кивнул, разглядывая огромный нож, орудие убийства, висящий у двери, размером с добрый меч, отполированный до блеска, остро заточенный. Вдоль одной стены на полках стояли бутыли для крови, пустые, чисто вымытые.

Когда он просился в ученики, он не задумывался о том, что драконов надо убивать. Что ежедневно придется кормить чуть ли не сотню голодных драконов, выращивать бычков, которые шли им на пищу. Что каждый год необходимо перебивать драконам крылья, высматривать огнедышащих и убивать их совсем молодыми, рискуя остаться без пальца, руки, ноги, головы. Разведение драконов уже не казалось ему благостным занятием.

Наоборот, теперь он все больше понимал, что это грязная, тяжелая, опасная работа, требующая жестокости и способности убивать.

Думери совсем это не нравилось.

Но что еще ему оставалось? Он прошел долгий путь, ему не хотелось возвращаться назад с пустыми руками. В конце концов он-то хотел стать чародеем, но чародеи его отвергли. Разводить драконов — не творить заклинания, но все равно он оставался при магии, а главное, мог ткнуть Тетерана мордой в грязь. Разве не этого ему хотелось?

Оставалось лишь убедить Кеншера взять его в ученики.

Глава 26

— Вы знаете, — сказал Думери, прожевав ложку пудинга Панчи, — мой отец — богатый человек.

— Неужели? — В голосе Кеншера не слышалось интереса.

Киннер посмотрел на мальчика, оторвавшись от тарелки, но промолчал.

Думери кивнул.

— Он может хорошо заплатить за мое обучение. Покрыть все ваши расходы, да еще накинуть сверх.

Кеншер покачал головой.

— Никакого обучения не будет. Я тебе об этом сказал. Денег нам хватает, а если их потребуется больше, мы просто поднимем цены. Золото твоего отца нам ни к чему. — И он продолжил еду.

Думери уставился в тарелку. Он-то думал, что у него есть веские доводы, надеялся найти взаимоприемлемое решение, а как его найдешь, наткнувшись на прямой отказ?

Он поднял голову, всматриваясь в лица. Он знал, что сидящие за столом не понимают этшарского, так что они понятия не имели, о чем он говорил с Кеншером. Думери полагал, что дети Кеншера знать не знают о том, что он хочет стать учеником их отца.

Все ли они хотели остаться дома и участвовать в семейном бизнесе? Может, он мог заменить кого-то из них.

Он поймал взгляд Вуллера-из-Сригмора, который женился на Селдис, старшей внучке Киннера. Интересный вариант. Вуллера приняли в семью, а ведь у Кеншера было еще пять дочерей. Все незамужние, более того, даже не сосватанные, а подходящих женихов в горах наверняка не хватало.

Итак, Шата, Тарисса, Кирша, Шанра и Кинтера. Шанра и Кинтера на год-два старше, чем он. Да не так это и важно.

Впрочем, ни одна ему не приглянулась. Селдис, конечно, симпатичная, но она уже замужем и намного старше.

И потом, он еще не собирался жениться.

Разумеется, он мог солгать, сказав, что хочет жениться на Шанре. Никому и в голову бы не пришло заставить его реализовать обещание до того, как ему исполнится шестнадцать, а за эти годы он постигнет все тонкости выращивания драконов.

Но знания эти не принесут ему пользы, если он разозлит хозяев единственной в мире драконьей фермы.

Врать ему не хотелось. Ложь — не лучший способ добыть себе место ученика. Да и едва ли ему поверят. Эти люди далеко не глупы, они знали, чего он хочет, по глупости он сам в этом признался. Они не приняли бы его в свою семью только потому, что он хотел стать учеником Кеншера, они поняли бы, что именно в этом истинная причина его стремления стать мужем одной из дочерей Кеншера.

И где гарантии того, что Шанра захочет выйти за него замуж?

Нет, женитьбой он ничего не добьется. По крайней мере одного этого недостаточно.

Если б его оставили, со временем он действительно мог жениться на одной из девушек. В конце концов он прожил бы здесь несколько лет, других девушек не было, так что у него могло возникнуть желание жениться на ком-то из них.

Но этот довод не убедил бы Кеншера оставить его на ферме, в этом Думери не сомневался.

— И вас действительно не волнует, если я расскажу всем магам Этшара, что вы разводите драконов на ферме, а не охотитесь на них в лесах? — спросил Думери.

— Пожалуй, нет, — ответил Кеншер. — Охотничья легенда — неплохое прикрытие, нас она вполне устраивает, но не стоит преувеличивать важность этой легенды. Мы сможем продавать драконью кровь и без нее. Хотя и придется пойти на переговоры с Гильдией чародеев. — Он положил ложку на стол. — Послушай, Думери, не упрямься. Нам не нужен ученик, а если бы и потребовался, мы бы никогда не взяли в ученики богатого, избалованного городского мальчика, которому достало глупости преследовать меня от Этшара до дома. И в особенности такого, кто угрожает выдать наши секреты.

— Кенши, — вмешалась Панча, — будь с ним помягче. Он смел и решителен, иначе не преодолел бы столь долгий путь в одиночку.

— Это не значит, что он умен, — отрезал Кеншер. — Каким бы он ни был хорошим, ученик нам не нужен.

Киннер согласно кивнул, и Панча более не вступала в разговор.

Думери часто не знал, когда надо остановиться, но на этот раз до него дошло, что он уперся в стену, и он молча доел пудинг.

И лишь когда тарелка опустела, внезапно его осенило. Он поднял голову.

Панча убирала пустые тарелки, Киннер ушел с младшими внуками, но Кеншер еще сидел у стола, откинувшись на спинку стула.

— А если я куплю у вас дракона? — спросил Думери.

Кеншер, похоже, задремал после сытного обеда, потому что вздрогнул и подался вперед.

— Что? — переспросил он.

— А если я куплю у вас дракона? — повторил Думери. — Вернее, двух. Каких-нибудь плохоньких птенцов из тех, что вы все равно забьете.

— Мы не продаем драконов. — Во взгляде Кеншера застыла подозрительность.

— Вы же продаете их кровь. Какая разница?

— Большая. Бутыль крови никому не откусит руку.

— Да, это не одно и то же, — признал Думери. — Так вы продадите мне пару птенцов?

— Пару, значит? То есть ты хочешь не просто двух драконов, а самца и самку?

— Да, — кивнул Думери, — именно это я и имел в виду.

Кеншер долго смотрел на него, затем вновь откинулся на спинку стула.

— Ну ты и выдумщик. Должно быть, ты принимаешь меня за глупца? Ты хочешь, чтобы я продал тебе пару драконов, способных приносить потомство. А потом ты организуешь свою маленькую ферму и будешь конкурировать с нами, так?

Именно этого и хотел Думери, но признаваться не хотелось. Поэтому он предпочел промолчать.

— Должен признать, Думери, что с такими упрямцами мне встречаться еще не доводилось. — В голосе Кеншера слышалось восхищение. — Даже драконы не такие упрямые. Но толку в этом нет. Мы не собираемся допускать тебя в драконий бизнес. Не возьмем тебя на нашу ферму и не позволим организовать свою. Мы отошлем тебя домой, к родителям, в надежде, что тебе достанет ума не рассказывать о том, что ты здесь видел. Это ясно?

Думери неохотно кивнул.

— Ясно.

На деле ясно ему было одно: потомки сержанта Тара не намеревались добровольно помогать ему.

Но их можно заставить помочь, да так, что они не будут знать об этом. Относя пустую тарелку на кухню, Думери уже строил далеко идущие планы.

Основывались они на лжи, воровстве и таили в себе немалую опасность, но он полагал, что сможет их реализовать.

Только что ему не хотелось лгать Кеншеру и его семье о том, что он хочет жениться на Шанре, теперь же он собирался не только лгать, но обворовать их.

Другого выхода у него не было. Если его план срабатывал, а он надеялся, что так оно и будет, больше ему не пришлось бы ни о чем просить Кеншера.

Впрочем, при реализации плана он мог и погибнуть, но Думери гнал от себя эту мысль. У него были шансы на успех.

А если его замысел осуществится… ради этого стоит и рискнуть.

Глава 27

Тенерия смотрела на решетчатые клетки-площадки, не веря своим глазам.

Драконы! Десятки драконов!

Большие драконы, маленькие, красные, синие, зеленые! Она никогда не видела живого дракона, никогда в жизни, а тут их десятки. Что тут такое делается? Каким ветром занесло сюда Думери?

Она опустила походный тюк на землю, сняла с плеча сприггана, поставила его на валун. Села, не сводя глаз с фермы, задумалась.

И тут же почувствовала шевеление в голове, будто кто-то копошился у нее в мозгу или думал о чем-то, стоя рядом. Когда она углубилась в горы, это неприятное ощущение возникало у нее неоднократно.

Оно сразу ей не понравилось, но лишь на четвертый раз Тенерия поняла, что это такое.

Она слышала Зов!

Ведьмы не должны слышать Зов, но Адар говорил ей, что люди, приблизившиеся к Источнику, становились ворлоками. Да ведовство и ворлокство не очень-то и отличались. Она знала, что родилась с талантом к ведовству. Селла говорила ей об этом. Именно поэтому она взяла Тенерию в ученицы, хотя ее родители не могли заплатить за обучение.

Если у нее врожденный талант к ведовству, то почему бы не быть и таланту к ворлокству?

Но и с талантом она, возможно, ничего бы не ощутила, ничего не поняла, если б не провела долгие изнурительные часы, пытаясь защитить сознание Адара от Зова. При этом она разобралась, что есть Зов, настроилась на него.

Ведьма или ворлок, она все равно чувствовала, как нечто пытается проникнуть в ее сознание.

И стремление это становилось все настойчивее по мере того, как она все дальше уходила на юго-восток. Откровенно говоря, ее так и подмывало повернуть назад.

Но она уже у цели. Думери здесь. Несмотря на задержки, она догнала его. А то, что он шел именно сюда, она знала наверняка.

Теперь она понимала, почему он не захотел сказать правду, когда во сне с ним связался нанятый его родителями маг. Его мать, наверное, сошла бы с ума, услышав: "Да, я решил побродить по заросшим лесом диким горам Алдагмора, где водятся драконы и куда тянет ворлоков. Ты же знаешь, это рядом с бывшей границей Северной Империи. Тут, конечно, холодновато, но я обойдусь без денег и припасов. Мне вполне хватит той одежды, что сейчас на мне. А иду я в секретный драконий зверинец".

Но что действительно заставило Думери прийти в это забытое Богом захолустье? Какие дела могли привести двенадцатилетнего мальчика к драконам? Или его заманили сюда, чтобы скормить этим тварям?

Нет, это неразумно. Во-первых, он все еще жив, это она чувствовала. Во-вторых, если и возникла необходимость кормить драконов мальчиками, а не овцами или бычками, то найти их можно и ближе, чем в Этшаре-на-Пряностях.

Может, его послал какой-то маг? Все знали, что в Квартале Чародеев Думери стучался во все двери, просясь в ученики. Может, кто-то и взял его мальчиком на побегушках. У магов какой-то нездоровый интерес к драконам. Они вышивают их на одежде, держат в доме их изваяния.

Конечно, Тенерия могла воспользоваться магией, чтобы докопаться до истины, но выбрала самый простой путь — зайти в дом и спросить.

Она не опасалась, что ее встретят враждебно: ведьмы знали, как себя защитить.

Она зашагала по тропе. Спригган недовольно заверещал. Но так как Тенерия даже не обернулась, побежал следом.

У двери она остановилась, сжала пальцы правой руки в кулак и громко постучала в дверь. Спригган взобрался ей на башмак и обхватил ногу.

Несмотря на толстую, тяжелую дубовую дверь, несмотря на то, что она никогда не видела находящихся в доме людей, она почувствовала охватившее их удивление. И терпеливо ждала, пока кто-нибудь подойдет к двери.

Наконец она приоткрылась на дюйм, не более.

— Да? — симпатичная молодая женщина говорила на сардиронском. — Чем я могу вам помочь?

Тенерия ощутила, что женщина и думает на сардиронском. Впрочем, в Алдагморе по-другому и быть не могло. Ведьма еще не полностью овладела местным языком, но постаралась ответить, не переходя на этшарский.

— Я ищу Думери-из-Гавани. — Эти слова она произнесла на сардиронском, но с жутким акцентом. Да еще спригган прилип к ее ноге.

— Думери? — с явным облегчением переспросила женщина. Тенерия чувствовала, что она точно знает, кто такой Думери-из-Гавани. Возникший в ее сознании мысленный образ полностью совпадал с тем, что она видела в своем.

— Да, — кивнула Тенерия. — Думери.

— Он не говорил, что кого-то ждет. — В голосе женщины слышалась неуверенность. Тенерия поняла, что она ненамного старше ее.

— Он меня и не ждет. Его… его… — Она никак не могла вспомнить нужного слова.

— Я понимаю по-этшарски, — пришла ей на помощь женщина

— Меня послали его родители, — перешла она на родной язык.

— О! — радостно воскликнула женщина. — Так заходите же! Я — Селдис-из-Алдагмора. Эта ферма принадлежит моему деду и родителям. Заходите! — И она широко распахнула дверь.

— Благодарю. — Тенерия вошла в дом, а с ней на ее ноге въехал и спригган.

Она оказалась в большой комнате лицом к лицу с кучей детей и несколькими взрослыми. Одного из детей она узнала сразу: Думери-из-Гавани.

— Привет, Думери, — поздоровалась она с ним. — Я — Тенерия. Меня послали твои родители.

— Родители? — протянул мальчик. — Не Тетеран?

— Точнее, моя наставница. Я еще ученица. Но твои родители наняли ее. — Тенерия видела: хотя смотрят на нее все, понимают, что она говорит, только четверо — однорукий старик, крупный мужчина средних лет, маленькая черноволосая женщина, ровесница мужчины, и Селдис.

А тут еще дети заметили сприггана и начали перешептываться, тыча в него пальцем. Спригган скатился с ее ноги и забился под диван.

— Наняли? — переспросил мальчик. — И кто она, твоя наставница?

— Селла-ведьма.

— Мой отец нанял ведьму?

Она чувствовала, что Думери ей поверил.

— Я думаю, по настоянию твоей матери, — ответила Тенерия.

Мужчина средних лет выступил вперед и, не успел Думери задать следующий вопрос, протянул ведьме руку.

— Добро пожаловать в наш дом. Я — Кеншер сын Киннера.

— Тенерия-из-Рыбного-квартала, — поклонилась девушка.

Думери наблюдал, как ведьму знакомят со всеми взрослыми и детьми, лихорадочно соображая, что же ему теперь делать.

Он, естественно, не ожидал, что его родители пошлют кого-то на его поиски. Несмотря на сон, в котором благодаря Тетерану он говорил с матерью, Думери не думал, что их так уж заботит его благополучие. Он просто представить себе не мог, что отец оплатит путешествие ведьмы. Да и зачем посылать кого-либо, если можно связаться с ним во сне?

И потом, как эта девушка его нашла?

Впрочем, она ученица ведьмы, а он не знал, на что они способны.

Так или иначе, она его разыскала. Может, не без помощи сприггана, нырнувшего под диван. Если это тот самый спригган, которого он видел в гостинице "У моста". О спригганах он знал еще меньше, чем о ведьмах.

Да и чего гадать, как ей это удалось, если она уже здесь.

И что теперь?

Как ее появление отразится на его планах?

И тут Думери понял, что от них не останется камня на камне, если он не избавится от Тенерии или не перетянет ее на свою сторону. Он-то собирался покинуть ферму, спрятаться в лесу, вернуться ночью и украсть двух птенцов, чтобы положить начало собственной ферме. Если к нему будет приставлена ведьма, едва ли он проделает все это без ее ведома.

А вот переманить ее на свою сторону… между прочим, идеальный вариант. Ведьма ой как ему поможет!

Однако он не находил способа заручиться ее содействием. Куда проще избавиться от нее.

Впрочем, пока он не мог предложить ничего дельного. Тут было о чем подумать.

Тенерия, запомнив имена детей, вслушивалась в мысли Думери.

Она еще не разобралась с ними, но уже знала, что мальчик не рад ее появлению. Он что-то планировал и полагал, что она его планы не одобрит.

Его планы она решила с ним и обсудить. Наедине.

Тенерия улыбнулась Панче, поздравила ее на ломаном сардиронском со столь замечательным потомством. Хозяйка дома ответила лучезарной улыбкой. Пригласила Тенерию остаться к обеду и на ночь. Поглядывая на Думери, ведьма согласилась.

Глава 28

Поразмыслив, Тенерия решила, что оставаться с Думери наедине не обязательно: дети этшарского не понимали, следовательно, надо было только удалиться от взрослых. Когда Кеншер и старшие дети вышли из дома, младшие играли со спригганом, а Панча мыла на кухне посуду, Тенерия мысленными заклинаниями увела Думери от Киннера и Селдис.

Он и не заметил, что они остались в гостиной вдвоем, пока Тенерия не спросила в лоб:

— Выкладывай, Думери, что ты задумал?

— Я не понимаю, о чем ты, — попытался увильнуть от ответа Думери.

В молодой женщине он уже видел своего тюремщика и гадал, много ли она знает. Истории, которые он слышал, не давали однозначного ответа на вопрос, умеют ли ведьмы читать мысли других людей или только чувствуют их настроение.

— Я знаю, ты что-то задумал, — напирала Тенерия. — Не забывай, я ведьма. Вот и расскажи мне какие у тебя планы.

— Ничего я не задумал. — Думери решил сыграть под дурачка.

Тенерия шумно выдохнула.

— Хорошо, давай начнем сначала. Почему ты пришел сюда, в горы Алдагмора, вместо того чтобы остаться с родителями?

Причина его появления на драконьей ферме уже перестала быть тайной, поэтому Думери решил, что правда никак ему не повредит.

— Я шел следом за Кеншером. Хотел, чтобы он взял меня в ученики. Я увидел его в Этшаре, когда он продавал драконью кровь Тетерану-магу, и решил, что неплохо бы и мне включиться в торговлю драконьей кровью. Поэтому пришел сюда и попросился в ученики.

— А он тебе отказал. — Догадалась она и о причине отказа: у Кеншера одиннадцать детей, какие еще ученики со стороны.

— Совершенно верно, — кивнул Думери. — Он мне отказал.

— И теперь, полагаю, ты собираешься вернуться со мной в Этшар. — Голос Тенерии сочился сарказмом.

Думери же сарказма словно и не заметил и кивнул с невинной физиономией.

Тенерия скорчила гримаску.

— Как бы не так. Ты прекрасно знаешь, что задумал совсем другое.

— Ну…

— Рассказывай, рассказывай.

Думери молчал. Тенерия вновь вздохнула.

— Допустим, твои родители поручили мне сделать все возможное, чтобы тебя взяли в ученики. Ты и в этом случае стоял бы столбом?

— Но они не поручили, не так ли?

— Не поручили, — согласилась Тенерия. — Но они хотят тебе счастья, Думери, хотят, чтобы ты выбрал профессию, которая доставит тебе радость. Не думаю, чтобы они стали возражать против твоего желания учиться выращивать драконов. Ты придумал, как убедить Кеншера взять тебя в ученики?

— Нет, — покачал головой Думери. — И тут ничем не поможешь. Кеншер не хочет и слушать меня, а другой драконьей фермы нет.

Тенерию порадовало, что Думери говорит правду.

— Значит, дело не в этом.

Она всмотрелась в Думери. Высокий для своего возраста, худой, очень упрямый. И в мозг к нему попасть не так-то легко. Умеет скрывать мысли.

И тут ее осенило. Мальчик мечтал стать чародеем и пришел в Алдагмор, потому что здесь любой мог превратиться в ворлока.

— Твои планы как-то связаны с Камнем Ворлоков? — спросила она.

— С чем? — На лице Думери отразилось недоумение.

Нет, он не хотел стать ворлоком. Тенерия видела, что мальчик знать не знал о существовании Камня. Значит, задумал он что-то другое.

— Тогда с драконами?

Он не ответил, да ответ, собственно, и не требовался.

— С драконами, — повторила Тенерия. — Что-то связанное с драконами.

Она задумалась.

— Надеюсь, ты не собирался охотиться на драконов. — Она могла представить себе, какими опасностями чревата охота на драконов. Вряд ли она сможет сказать, что справилась с полученным заданием, если Думери отправится охотиться на этих чудовищ.

— Нет, — ответил он, и она знала, что он говорит правду.

— Ты испытываешь чувство вины. — В этом у нее сомнений не было. — Ты задумал что-то опасное для жизни?

Он покачал головой.

Тенерия нахмурилась. А вот это уже полуправда. Думери полагал, что замысел его рискованный, но не считал, что ему грозит серьезная опасность. Не слишком богатый улов, подумала она.

Ситуация тупиковая. Он не собирался делиться с ней своими планами, она же никак не могла понять, что он задумал, а на догадки могли уйти не часы — дни. Поэтому Тенерия решила сменить тактику:

— Не хочешь ли ты о чем-то меня попросить?

Думери аж вздрогнул, пристально посмотрел на нее, долго молчал, прежде чем ответить.

Она — ведьма, а он имел самое смутное представление о магии ведьм. Слышал о том, что они могут лечить болезни и предсказывать будущее, но не знал, как они это делают. Его интересовали более престижные разновидности магии — чародейство, теургия, но никак не плебейское ведовство. По возрасту она еще девушка, почти женщина, и он не знал, относить ли ее ко взрослым или нет. Она работала на его родителей, следовательно, он автоматически причислял ее к их лагерю, где действовали их порядки и законы, но, может, он ошибался?

Но не мог же он прямо спросить: "Ты помешаешь мне своровать?"

Как бы ее прощупать? И потом, она упомянула…

— Что такое Камень Ворлоков? — спросил он.

Вопрос застал Тенерию врасплох. На секунду она замялась, потом ответила, решив, что хуже не будет:

— Это Источник магии ворлоков. Находится где-то в Алдагморе, к юго-востоку отсюда.

— Правда?

Она почувствовала внезапно проснувшийся интерес Думери. Вздохнула.

— Послушай, Думери, забудь об этом. Подойти к нему нельзя. Он убивает всех, кто приближается. Даже я не рискну подойти близко. Чародеи более восприимчивы, чем обычные люди.

— Понятно, — кивнул Думери, обдумывая ее слова.

Не то чтобы он ей поверил, но если к нему можно подойти, если люди знали, где он находится, если он действительно приносит пользу, значит, там уже наверняка кто-то побывал и завладел Камнем. В конце концов ворлоки появились до его рождения.

Камень исключался, оставался лишь прежний план: создание собственной фермы.

— Ты ведьма, не так ли? — спросил Думери.

Тенерия кивнула.

— Пока только ученица.

— Ты насылала на кого-нибудь порчу? — Может, не такая она и добродетельная. Может, она не прочь поучаствовать в авантюре.

— Нет, — разбила она его надежды. — Ведьмы не насылают порчи.

— Но ведь говорят…

— Хорошо, — оборвала его Тенерия. — Я не насылаю порчи. И я ни разу не встречала ведьму, которая насылала. Но, быть может, такие и есть.

— Все ясно, — помрачнел Думери. Да уж если она не хотела иметь дело с порчей, то на воровство тем более не согласится.

Тенерия сверлила его взглядом. Отвратительный мальчишка! Похоже ничего она от него так и не узнает.

— Слушай, что бы ты там ни задумал, забудь об этом, хорошо? Завтра мы отправляемся в Этшар. Там и найдешь себе место ученика.

Думери не ответил.

Они еще постояли, с неприязнью глядя друг на друга, потом разошлись.

Перед тем как лечь спать, Думери обдумал создавшуюся ситуацию.

Он собирался уйти, но не далеко, затаиться, а с наступлением темноты вернуться.

В компании Тенерии у него ничего не выйдет, он это прекрасно понимал. Значит, в его распоряжении только одна ночь. Надо дождаться, пока все уснут, и…

Он намеревался добраться до реки по тропе. Теперь решил поменять планы. На тропе Тенерия без труда настигнет его. Она ведьма, за кустом от нее не спрячешься. Нашла же она его в горах Алдагмора.

Впрочем, он мог удрать от нее. И даже знал как. Если он пойдет на юг или на юго-восток, к Камню Ворлоков, она не решится последовать за ним. Камень ее убьет.

А вот его — нет, потому что он не чародей. Во всяком случае, не убьет, если он не подойдет к нему слишком близко.

Разумеется, он может случайно набрести на этот Камень… Что ж, придется рискнуть.

А если и набредет, может, оно и к лучшему. Вдруг Тенерия ошибается и он станет ворлоком?

Хотя нет, зачем ей пугать его без веской на то причины?

У него еще не было конкретного плана, а время торопило. Тенерия грозилась утром увести его к реке. Что ж, вздохнул Думери; придется импровизировать, решать проблемы на ходу.

Как только все заснут, он начнет действовать.

А пока осталось только ждать.

Глава 29

На цыпочках, с походным тюком Думери спустился по лестнице, вплотную к стене, чтобы не заскрипели ступени. Внизу остановился, прислушался. Вдруг кто-то проснулся, к примеру, Тенерия.

Но не услышал ничего, кроме завывания ветра. Вероятно, ведьмы спали так же крепко, как и обычные люди. Он осторожно пересек холл и через кладовую подошел к двери черного хода, той, что вела к клеткам с драконами.

Обнаружил, что она закрыта на три засова, с замком на каждом, как догадался Думери, чтобы ни один дракон, вырвавшись из клетки, не проник в дом. Ключи, естественно, отсутствовали.

В общем-то он не очень и удивился. Пожал плечами, повернулся и направился к другой двери, к которой его вывела тропа.

Здесь обошлось без сюрпризов: обычный засов и крюк. Думери вытащил крюк из гнезда, отодвинул засов, медленно, очень медленно открыл дверь и выскользнул наружу.

По небу плыли обе луны, меньшая только что обогнала большую, и вместе они давали достаточно света, чтобы Думери видел, куда идет. По тропе он миновал цветочные клумбы, огород, поднялся на гребень, откуда открывался вид на залитый лунным светом лес.

В последний день наконец-то потеплело да и ветер заметно стих. Лунный свет отражался от далеких снежных вершин. Прекрасная ночь, подумал Думери. Он мог без труда спуститься с откоса, не опасаясь, что споткнется и упадет.

Но спускаться вниз он не собирался.

Он хотел обойти дом стороной, чтобы выйти к площадкам с драконами.

А потому, убедившись, что его не видно из окон верхнего этажа — вдруг кто-то проснется и выглянет из окна, — он свернул с тропы и зашагал к пастбищу, обходя дом по широкой дуге.

Он надеялся быстро добраться до клеток, но наткнулся на неожиданное препятствие, которого ранее не замечал. Драконов отделял от пастбища широкий и глубокий ров.

Думери посмотрел направо, налево. Деревянный мостик, по которому люди и скот могли пересечь его, поднят. Одним концом ров упирался в фундамент дома.

Вероятно, ров служил для того, чтобы скот и драконы не приближались друг к другу. Думери мысленно отругал себя за то, что раньше не обратил на него внимания.

Перепрыгнуть ров Думери не мог, следовательно, оставалось одно — попытаться обойти его с другого конца.

Он пересек пастбище, перелез через изгородь и двинулся дальше. Где по камням, где по мху, где через кусты. То и дело спотыкаясь, иной раз и падая. Сильно ударился подбородком, поцарапал ладони.

Шел он осторожно, чтобы не упасть в ров и не свалиться с обрыва, но более всего волновало его другое: Думери боялся наткнуться на дикого дракона. Что бы там ни говорил Кеншер, мальчик подозревал, что сбежало их больше чем достаточно.

Правда, он никак не мог решить, как поступят драконы, вырвавшись на волю: будут болтаться в окрестностях фермы или убегут куда глаза глядят.

Второй вариант представлялся ему более возможным, и не потому, что он гарантировал ему большую безопасность. Он помнил бессильно болтающиеся, перебитые крылья птенцов. Если б с ним проделали нечто подобное, сломали бы руку или две, он никогда бы не подошел к тому месту, где это произошло.

Но он человек, а не дракон, и не знал, что думают по этому поводу драконы. А потому шел вперед, подавляя в себе страх.

Меньшая луна уже зашла, а большая стремительно катилась к горизонту, когда он вновь вышел к клеткам с драконами. Теперь они оказались между ним и домом.

Думери довольно улыбнулся и зашагал к наружной решетке, огораживающей все клетки-площадки. Он заметил, что большие драконы, клетки которых находились к нему ближе всего, не спят и смотрят на него.

Годовалых драконов и птенцов он не видел.

А птенцы-то интересовали его больше всего. Если б он смог утащить двоих — самца и самку, то организовал бы собственную ферму и послал бы к черту Кеншера с его выводком.

Конечно, он не успел как следует подготовиться: появление Тенерии спутало ему все карты. После той экскурсии его к драконам не подпускали, но он наблюдал за ними из окна и успел задать несколько важных вопросов: "Как вы их различаете? Я имею в виду самцов от самок".

Объяснений он не понял, но уловил из разговора, что черный птенец, красный и красновато-золотой — мальчики, а оба сине-зеленых — девочки. Среди зеленых было четыре мальчика и две девочки.

Зеленых он вычеркнул из списка, поскольку не смог бы разобраться, кто из них мальчик, а кто — девочка, и решил схватить одного сине-зеленого птенца и кого-то из остальных. Он полагал, что будет держать их за шею, чтобы они не тяпнули его. Когтей он особо не опасался. Думери понимал, что тащить двух четырехфутовых, весом в сорок фунтов каждый драконов — задача непростая. Но надеялся, что справится. Слишком многое было поставлено на карту: в случае успеха он обеспечивал себе безбедное будущее.

Из окна он видел, как кормили, поили и купали птенцов. Для этого Селдис забиралась на клетку и выливала на них через решетку несколько ведер воды. Затем заходила в клетку с полным ведром и щеткой. Вуллер сопровождал ее с заостренным стержнем в руке, а Киннер-младший и Корун стояли у дверцы, чтобы при случае прийти на помощь. Но птенцы не доставляли Селдис особых хлопот.

Думери отметил для себя, что замок на дверце клетки с птенцами открывается без ключа. Как это делается, он не разглядел, но твердо знал, что открыть его можно руками.

Вдохновляла Думери и та легкость, с которой Селдис управлялась с птенцами. Они, похоже, привыкли к рукам человека.

Думери полагал, что он сможет реализовать свой план: забраться в клетку, схватить двух птенцов, вытащить их за изгородь, надежно спрятать, потом уйти на юг или запад, унося их с собой. Он знал, что Тенерия не решится последовать за ним, если он пойдет на юг, к Камню Ворлоков.

Детально он план не разработал, но понимал, что самая трудная часть — добыть птенцов. Как только мальчик и девочка окажутся у него в руках, решил Думери, он подумает, где их спрятать и как унести в укромное место. Как говорится, всему свое время.

Думери добрался до изгороди и понял, что попасть на ферму не так-то легко. Черные металлические штыри высотой девять или десять футов стояли на расстоянии нескольких дюймов.

Ранее он, к сожалению, не обратил внимания, что у изгороди всего две перекладины: одна соединяла штыри у самой земли, вторая шла поверху. Нога между штырями проскакивала, а пролезть в щель он не мог.

Оставалось лишь вскарабкаться наверх, но штыри были не круглыми, а треугольными, да еще с острыми краями.

Тяжело вздохнув, Думери схватился за два штыря и начал подъем.

Металл впился ему в пальцы и ладони. Чем сильнее он сжимал штыри, тем глубже врезались острые края в плоть.

А потом он почувствовал, что скользит вниз: на гладком металле руки не удержали вес тела. Уж тут острые края превратились в лезвия ножей.

Думери разжал пальцы и свалился на землю. Посмотрел на ладони — по левой текла кровь, на правой остались красные борозды, но кожа выдержала.

Он выругался, вспомнив те слова, что слышал от матросов, вытер кровь о траву.

Какая, однако, мерзкая изгородь! И кто ее только поставил?

Он понимал, что в основном изгородь служила для того, чтобы не выпустить драконов с территории фермы. Но, похоже, с тем же успехом она не позволяла попасть на ферму посторонним.

С другой стороны, думал Думери, он же умнее любого дракона. И действительно, дельная мысль не заставила себя ждать. Если раздвинуть два штыря, он без труда пролезет между ними. Он всегда был худым, а уж после странствований по Алдагмору вообще превратился в спичку. Штыри, отметил он, железные, а не стальные (железо стоило дешевле и не так ржавело). Согнуть штыри не составит труда, поскольку толщина их дюйм с небольшим, максимум два дюйма.

Думери огляделся, но не нашел подходящего рычага. Нож, висевший на поясе, не годился.

Свет большой луны начал меркнуть, и Думери понял, что надо спешить. Схватил камень и вогнал его меж двух штырей. Камень проскочил и упал по другую сторону изгороди.

Думери вновь выругался, нашел камень побольше. Этот застрял. Поддерживая камень одной рукой, Думери ударил по нему второй.

Изгородь завибрировала. Руку он отбил, а штыри не раздвинулись.

В одной из клеток заревел дракон, в темноте Думери не разобрал, в какой именно.

Думери подобрал с земли еще один камень и стал бить им по тому, что застрял меж штырей.

К первому дракону присоединились другие, что вполне устраивало Думери: их рев заглушал грохот ударов камня о камень.

Один штырь начал подаваться, и Думери удвоил усилия.

Что-то хрустнуло, камень пролетел внутрь. Думери изумленно уставился на штыри: они же не прогнулись.

Замешательство длилось недолго. Один из штырей оторвался от нижней перекладины, так что отвести его в сторону не составило труда.

Бочком Думери пролез в щель.

Теперь он мог перейти к следующему этапу: добраться до клетки с птенцами, проникнуть в нее, схватить двух дракончиков, самца и самку, вытащить их за территорию фермы и спрятаться с ними в безопасном месте.

Внезапно у Думери зародились сомнения: а не переоценил ли он свои силы.

Тут же он подумал, что не след закрывать за собой дверцу клетки: если все птенцы выберутся на свободу, фермеры будут ловить их, а не искать его.

Он двинулся вдоль изгороди, обходя самые большие клетки, стараясь не обращать внимания на драконов, которые не сводили с него глаз. Споткнулся, зацепившись за булыжник, но сумел-таки устоять на ногах.

Большая луна скатилась к самому горизонту, а он не хотел спускаться с плато в темноте. Думери прибавил шагу.

Глава 30

С нарастающим раздражением он ощупывал запор. С каждой минутой становилось все темнее. Как же он работает? Таких запоров он еще не видел. Ничего не двигалось, не поворачивалось, не поднималось. Вперед выступали две рукоятки. Думери подергал за одну, за другую. Без всякого результата.

Он хватил по запору кулаком. Дверца ударилась о клетку, но запор, естественно, не открылся.

Неподалеку взревел дракон. Думери даже не повернул головы. Схватился за обе рукоятки сразу. Потянул их налево, потом направо, наконец попытался свести друг к другу. Что-то щелкнуло и дверца распахнулась.

Думери улыбнулся.

Дюжина драконников, блестя глазами, смотрели на него. В темноте различить цвета оказалось сложнее, чем он ожидал. Зеленый и сине-зеленый просто сливались. Думери уже собирался войти в клетку, чтобы приглядеться к птенцам повнимательнее, когда рев дракона раздался чуть ли не у него за спиной. Он инстинктивно повернулся и увидел перед собой еще одного дракона, куда больших размеров.

У Думери перехватило дыхание.

Один из больших драконов стоял в десяти футах от него и тянулся к нему мордой.

Тут зашипел кто-то из птенцов и попытался ухватить Думери за ногу. Думери убрал ногу и уже собрался дать птенцу пинка, но почувствовал на плече горячее дыхание большого дракона.

Он уже понял, что вытащить двух птенцов на глазах чудовища не удастся, а потому попытался захлопнуть дверцу клетки. Но его остановил визг одного из птенцов, шея и крыло которого угодили аккурат между дверцей и клеткой.

Думери решил оставить дверцу открытой. Птенцы более не интересовали его.

Теперь он думал лишь об одном: как бы выпутаться из этой передряги. Он попятился, не сводя глаз с большого дракона.

Наступил на что-то скользкое. Вновь заверещал птенец.

Отпрыгнув в сторону, Думери увидел, что один из них, черный, уже выбрался из клетки и он наступил на его перебитое крыло.

Большой дракон недовольно заревел.

Думери не решался повернуться к нему спиной, так что увидел огромную пасть с сотнями острых зубов, а ему в нос ударило зловонное дыхание.

В доме открылось окно.

— Кто здесь? — раздался мужской окрик.

Думери и не думал отвечать, а вот дракон повернулся на голос. Мальчик не упустил своего шанса: бросился бежать, едва не споткнувшись о черного птенца.

До него донеслись крики мужчины:

— Эй, дракон! Что там у тебя творится? Охраняй, парень, охраняй!

Думери бежал со всех ног к дыре в изгороди, не пытаясь понять, что значит отданный дракону приказ, думая только о том, что огромный, злющий дракон вот-вот настигнет его. Он не видел, как дракон действительно бросился следом, не видел, как остановился, услышав окрик, не видел, как вернулся к клетке с птенцами и, хватая за хвосты тех, кто выскочил наружу, начал забрасывать их обратно. Так ни разу и не оглянувшись, Думери с трудом нашел оторвавшийся снизу штырь, пролез через щель и бежал до самого обрыва. Лишь укрывшись за большим валуном, он, тяжело дыша, упал на землю.

Постепенно пришел в себя, сел, прислушался.

На ферме ревели драконы, но его скорее всего никто не преследовал. Вновь на небе появилась меньшая луна. Большая окончательно исчезла за горами на востоке. Над плато начал сгущаться туман.

Из-за валуна Думери видел лишь мох на камне да небо.

Он сидел и думал, как быть дальше.

Похоже, Кеншер приготовил сюрприз непрошеным гостям — дрессированных сторожевых драконов. Или хотя бы одного сторожевого дракона.

Ему о нем ничего не сказали. Это же нечестно!

Но, возможно, не ему вспоминать о честности. Кеншер просто оберегал свою собственность.

Оберегал от кого? Кто мог забраться на ферму ночью?

Может, сторожевой дракон не позволял остальным выбраться из клеток?

Будет ли дракон, даже дрессированный, помогать держать взаперти себе подобных?

Почему нет? Тюрьмы охраняют люди, не так ли?

Как бы то ни было, сторожевой дракон помешал ему утащить птенцов. А потому важна не причина, побудившая Кеншера завести сторожевого дракона, а сам факт его присутствия у клетки с птенцами.

Попытка обзавестись собственной фермой закончилась неудачно: добыть птенцов ему не удалось.

Догадается ли Кеншер, что произошло ночью? Усилит ли охрану, дабы предотвратить новое ограбление? Узнает ли Тенерия о его проделках?

Клетки стояли на голом камне, так что никаких следов он не оставил. Сторожевой дракон ничего не скажет… Не скажет ли?

Нет, Думери не мог поверить, что Кеншер будет держать на ферме говорящего дракона. Он рычал и ревел, но ничего не говорил. И размерами не превосходил сидящих в клетках.

Следовательно, говорить он не может, а потому не опознает его. Единственные свидетельства появления ночного гостя — оторванный от перекладины штырь и открытая дверца.

Но изгородь длинная, штырей в ней — прорва, так что оторванный могут и не заметить. Во всяком случае, до рассвета его точно не найдут, если только кто-то не пройдет по всему периметру с фонарем.

Думери не мог не признать, что такое вполне возможно.

Да еще эта ведьма. Он понятия не имел, что она сможет увидеть с помощью своей магии и как поведет себя тогда.

Думери решил, что ведьма будет знать не больше других. В конце концов, что она понимала в драконах и ворах? К ведьмовству и первые и вторые не имели ни малейшего отношения. И нечего попусту думать о ней, она не в силах будет применить магические заклинания.

Если ему повезет, хозяева фермы придут к выводу, что клетку открыл один из птенцов или кто-то из них, уходя, не закрыл ее как полагается, а сторожевой дракон заметил, что птенцы вырвались на свободу.

В конце концов, откуда им ждать здесь незваных гостей?

Скорее всего они подумают, что шум поднялся из-за случайно открывшейся клетки.

В таком случае, когда суета уляжется, он сможет вновь вернуться в дом и даже еще раз попытаться подобраться к птенцам.

Вот об этом и надо как следует подумать. Если уж предпринимать вторую попытку, то только нынешней ночью, иначе у них будет достаточно времени, чтобы найти пролом в изгороди.

Но что делать со сторожевым драконом? Спит ли эта тварь или постоянно стоит на страже? Нет ли способа обмануть ее или убедить, что он имеет полное право входить в клетку?

Вопрос не простой, а ответ требовался точный, потому что ошибка могла оказаться роковой. Кроме того, придется подождать, когда хозяева фермы опять улягутся спать, да темнота могла нарушить его планы — света от меньшей луны было с гулькин нос. Думери решил, что посидит за валуном, пока на ферме не воцарится тишина, а потом вернется к изгороди и сориентируется на месте: то ли вновь попытается украсть птенцов, то ли проскользнет в свою комнату и притворится, будто крепко спал и ничего не слышал.

Поскольку ему не оставалось ничего другого, как ждать, Думери прилег на каменистую землю.

Спать он не собирался, хотел просто отдохнуть, но через несколько минут погрузился в глубокий сон.

Проснулся, когда уже пригревало солнце, тут же осознав, что упустил свой шанс. Пол-утра уже миновало, Кеншер и его семейство давно встали, возможно, даже нашли пролом в изгороди. Они, очевидно, загнали всех птенцов в клетку и повесили на нее надежный замок.

Не мог он и вернуться в дом: они наверняка обнаружили его отсутствие.

Да и Тенерия уже ищет его, пользуясь своими заклинаниями. Она могла прийти в его убежище в любой момент. Если она сумела проследить его путь от Этшара, то засечь его в нескольких сотнях ярдов от дома — пара пустяков.

Думери сел, размышляя, что же ему теперь делать.

Впрочем, пока она его не нашла. Может, и не ищет или запуталась в заклинаниях.

Допустим, она его не найдет, тогда он где-нибудь спрячется, переждет день, а ночью вновь попробует добраться до птенцов. Если изгородь к тому времени починят, проломит ее в другом месте.

Но как нейтрализовать сторожевого дракона?

И удастся ли ему вытащить двух птенцов через щель в изгороди и унести их вниз?

А если один из них окажется огнедышащим?

Хорошо, конечно, что Кеншер не держит огнедышащих драконов. Думери внезапно осознал, что превратился бы в обугленный труп, окажись сторожевой дракон огнедышащим. И какое счастье, что Кеншер и ему перебил крылья. Иначе дракон перелетел бы через изгородь и съел бы его с потрохами.

Опять же хорошо, что Кеншер не отправил сторожевого дракона по его следу.

Думери, правда, не знал, могут ли драконы брать след, как собаки или кошки. Наверное, у Кеншера были веские причины не выпускать сторожевого дракона за изгородь. Мог ли он контролировать вырвавшееся на свободу чудовище?

Может, наружная изгородь и предназначалась для того, чтобы держать взаперти сторожевого дракона?

Драконы, возможно, и не могли выслеживать людей, а вот ведьмы делали это без труда. Так почему Тенерия до сих пор не нашла его?

Надо бы на время забыть о Тенерии, решил Думери, и думать о том, как добыть птенцов.

Но планы, которые он составлял один за другим, при детальном рассмотрении разваливались как карточные домики. Ночью птенцов сторожил дракон, днем на ферме крутились Кеншер с домочадцами. Он не видел возможности пробраться к клетке с птенцами незамеченным. И не представлял себе, как убить сторожевого дракона.

Да и правомерность убийства вызывала у него серьезные сомнения. Дракон-то принадлежал Кеншеру.

Он мог уговорить себя украсть пару птенцов. В конце концов рождались они в избытке, Кеншеру приходилось каждый раз забивать нескольких. А вот сторожевому дракону длиной в пятнадцать или даже двадцать футов было никак не меньше трех, а то и четырех лет. Кеншер, несомненно, положил немало сил на его дрессировку, за что Думери мог только поблагодарить его. Обычный дракон сразу бы разорвал его на куски.

Благодарен он был Кеншеру и за другое. Он и его семья взяли его в дом, накормили, обогрели, одели и обули, снабдили припасами на обратную дорогу.

Он уже стыдился того, что пытался обокрасть людей, которые спасли ему жизнь. Неужели он так испорчен? Была ли ему необходима эта пара дракончиков?

Думери покачал головой. Эта навязчивая идея создать собственную ферму просто лишила его рассудка. Он уже причинил Кеншеру столько вреда. Заплатил за добро и участие угрозами, шантажом, воровством, сломанной изгородью. Злом за добро.

Пора ему покинуть Кеншера и его ферму.

Пора возвращаться домой.

Проблем в общем-то нет, он мог уйти той же тропой, по которой и пришел. Все-таки проблема была. И звалась она Тенерией.

Она наверняка узнает о том, что он сделал. О его попытке украсть птенцов. Если она вернется вместе с ним, то обязательно расскажет об этом скорее всего его родителям. Даже если и не расскажет, то всю обратную дорогу будет приглядывать за ним, как за малым ребенком.

Этого он бы не потерпел.

И что он вообще о ней знает? Действительно ли ее послали его родители? На них это не похоже. В конце концов они знали, что у него все в порядке. Мать говорила с ним в этом глупом сне, насланном Тетераном.

Может, кто-то другой послал ее, может, она явилась по собственной инициативе? Может, чародеи, включая ведьм, решили свести с ним счеты?

Да и ведьма ли она? Он не видел, чтобы она владела магией. Да, она могла отыскать его, могла распознать, говорит он правду или лжет, но ни первое, ни второе не доказывали, что она ведьма. Он не видел, чтобы она летала.

Даже если она та, за кого себя выдает, он не хотел возвращаться с ней домой. Нянька ему не нужна.

Значит, он должен найти другую дорогу в Этшар, по суше, а не по реке. На юг она пойти не решится, если она и вправду ведьма. При условии, что она не солгала насчет Камня Ворлоков.

Думери решил, что скорее всего она не солгала. И двинулся вниз по склону, на юго-восток.

Шагая, он продолжал размышлять о будущем. Да, он более не хотел грабить Кеншера, но означало ли это, что он более не стремился создать собственную драконью ферму?

Уязвленное честолюбие по-прежнему не давало ему покоя. Магом он стать не мог, с этим он смирился. Как и с тем, что его не возьмут в ученики и другие чародеи.

Контроль за поставками драконьей крови позволил бы ему взять магов за горло. Опять же, на ферму к Кеншеру ему не попасть, не мог он и украсть у Кеншера птенцов, но разве не было других возможностей начать свое дело?

Для начала ему требовалась пара драконов. Да, выращивали драконов только на ферме Кеншера, но драконы водились и в других местах. Дикие драконы.

Карьера охотника на драконов его более не прельщала. Он хорошо запомнил, какова она, раззявленная драконья пасть с множеством острых зубов. Сторожевой дракон продемонстрировал ее во всей красе. А ведь Кеншер говорил, что драконы на ферме куда меньше диких. Те еще и более злые.

Но разве он не мог заполучить пару маленьких дракончиков? А лучше пару яиц, из которых еще не вылупились птенцы. Ничего, сверхсложного в этом не было. Он знал, что драконы размножаются и в неволе. Между прочим, идеальный вариант. Где только найти эти яйца? Он огляделся. Увидел перед собой уходящие на юг, заросшие лесом горы.

Сюда, похоже, не ступала нога человека. Где, как не здесь, обитать диким драконам?

Значит, надо бы поискать… Но что искать?

Но, может, поиски затянутся надолго, и он так ничего и не найдет. А то его еще сожрет дикий дракон, не говоря уже о стае волков.

С другой стороны, кто знает, что он найдет?

Волков, смерть, бандитов… или драконье гнездо?

Скорее всего волков и бандитов, а гнездо будет охранять мамаша-дракон.

Вот она-то наверняка не будет с ним церемониться. Наткнуться на гнездо дракона — верная смерть.

Нет, надо возвращаться домой, в Этшар, и уж там наводить справки, нельзя ли где купить пару драконьих яиц.

Тут в голову ему пришла дельная мысль: а не обратиться ли за помощью к отцу.

Он ведь должен помочь, думал Думери. В конце концов Дорэн не сдержал обещание: не устроил его учеником к магу. Обычай, не нарушаемый тысячелетиями, требовал, чтобы родители обеспечили ребенку будущее, то ли обговорив выгодный брак, то ли устроив в ученики. Разумеется, он собирался обратиться к отцу с необычной просьбой — добыть два драконьих яйца, но на то были веские причины.

Да, вот оно, желанное решение — вернуться домой и просить отца раздобыть ему пару драконьих яиц.

Оставалось лишь найти дорогу.

Он знал, что находится в Алдагморе, на землях баронов Сардирона, далеко к северу от Этшара-на-Пряностях. И к востоку от Великой реки, поскольку сошел на восточном берегу, в то время как все три Этшара лежали к западу от устья.

Итак, Этшар на юге. Идя на запад, он выходил на берег Великой реки. Для этого требовалось лишь пересечь заросшие лесом горы и найти баржу или судно, которые доставят его к мосту Азрада или даже в Этшар. По пути его могла догнать Тенерия: на западе ей ничего не угрожало. Опять же, направляясь на юг, он все равно выйдет к Великой реке, только гораздо ниже по течению, или к Восточному заливу, или, в самом худшем случае, к южной границе Мира. При этом ему придется пройти в непосредственной близости от Камня Ворлоков, куда Тенерии путь заказан.

И едва ли он забредет к южной границе Мира. Скорее выйдет к Великой реке, вдоль берега или на судне доберется до моста Азрада, а уж оттуда прямая дорога к Этшару.

Если же он придет на берег Залива, то пойдет к устью Великой реки, потом берегом до моста Азрада и опять же в Этшар. Даже если боги сильно сердиты на него и заведут к границе Мира, все равно, повернув на запад, он окажется у моря, там сядет на корабль, который и доставит его в Этшар.

Итак, сначала он пойдет на юг, потом свернет к западу и в итоге, рано или поздно, выйдет в более цивилизованные края или к Великой реке. Может, и найдет по пути что-нибудь полезное для себя.

Остановившись, он посмотрел на солнце, поднявшееся почти до зенита, чтобы определиться с направлением.

Да уж, прогулка заняла больше времени, чем он ожидал, направляясь на Рынок у Западных ворот в поисках места, ученика. Думери споткнулся о выступающий корень, упал, поднялся, вздохнув, двинулся дальше.

Пока Думери раздумывал, как жить дальше, Тенерия разобралась что к чему. Суета, вызванная отловом разбежавшихся птенцов, поначалу сбила ее с толку. Она не понимала, что происходит, а потому лишь предложила свою помощь. Ей вежливо отказали: вероятно, Кеншер ей не очень-то доверял.

Удивляться этому не приходилось: она внезапно появилась на пороге днем раньше, а ночью начались приключения.

Со временем она, разумеется, во всем разобралась. Помогли рассказы домочадцев Кеншера и собственные чувства.

Думери глубокой ночью выскользнул из спальни, обошел ферму с другой стороны, затем залез в клетку с птенцами. Кеншер предположил, что мальчик хотел украсть самца и самку, чтобы положить начало собственной ферме. Тенерии пришлось признать, что это весьма убедительная версия.

Однако сторожевой дракон, о существовании которого Думери не подозревал, застал грабителя на месте преступления и порушил его планы.

Услышав об этом, Тенерия перепугалась: если дракон сожрал Думери, что само по себе печально, выходило, что она не выполнила задания, не уберегла мальчика. К счастью, Киннер-младший заверил ее, что сторожевой дракон никого не съел: следов крови они не нашли.

А сконцентрировавшись, Тенерия почувствовала, что Думери жив.

После того как фермеры навели порядок, выяснилось, что пропал только один птенец, а не мальчик и девочка. Да и этот пропавший, очень шустрый черный дракончик, скорее всего удрал и где-нибудь спрятался. Не так-то просто найти черное в темноте.

Тенерия предложила отыскать птенца, хотя и не знала, сумеет ли. Драконы, особенно молодые, оставляли очень слабый психослед.

Да и заботили ее не драконы, а Думери. Этот неблагодарный воришка не вызывал у нее теплых чувств, но ей наказали доставить его домой целым и невредимым.

После того как одиннадцать птенцов благополучно вернулись в клетку, а Тенерия не без помощи магии убедила Панчу, что не является сообщницей Думери, ей удалось выйти из комнаты, в которой она спала, и из дома. Ведьма незамедлительно начала розыски Думери.

Пошла по его следу вокруг фермы, побывала там, где он проломил изгородь, проследовала к валуну, за которым он спал.

Где и остановилась как вкопанная.

Этот паршивец и не думал возвращаться на тропу. Вместо этого он направился на юг, где не ступала нога человека. Она посмотрела на уходящий вниз склон, включила шестое чувство.

И тут же в ее голове зазвучал призывный голос. Тот голос, что сгубил Адара.

Зов!

Только этого ей и не хватало. Вот она, последняя капля, переполнившая ее терпение. К черту Думери-из-Гавани! К черту Селлу! Пусть ругает ее за неудачу.

Она прошла вслед за мальчиком полмира, поднялась по Великой реке, пересекла Алдагмор, но она не пойдет туда, где бродят дикие драконы и что-то поедает живьем ворлоков. И это самое что-то готово съесть и ее.

С нее довольно. Она возвращается домой. Той же дорогой, что и пришла сюда, пусть и без воздушного путешествия у "Спаленной сосны".

А потом, вернувшись в Этшар, она, возможно, обратится к местным ворлокам, чтобы разобраться с этим Зовом и понять, нельзя ли его нейтрализовать.

Глава 31

По крайней мере внизу теплее, чем на плато, отметил Думери. И лес такой красивый, весь пронизанный солнечными лучами, с шелестом листвы под легким ветерком. Белки прыгали по ветвям, бурундуки то и дело мелькали в траве.

Идти, однако, было куда сложнее. Он и не подозревал, насколько тропа, любая тропа, увеличивала скорость передвижения.

И уже в первую ночь у него возникло ощущение, что от драконьей фермы он ушел не больше чем на лигу. Он еще плотнее завернулся в теплое одеяло, которое Панча предусмотрительно сунула в походный тюк. Лежал он у дерева, надеясь, что хищников в округе нет. Вряд ли в лесу водились драконы, но вот волки-то охотились именно по ночам. Да и не только волки, но и другие ночные хищники.

Иногда в ночи пронзительно кричала птица, и в такие моменты Думери еще глубже вжимал голову в плечи. Он же вырос в городе, так что ночевка в лесу не доставляла ему никакой радости. Если бы он пошел на север, то через милю-другую наткнулся бы на жилой дом. Здесь же его шансы встретить живого человека равнялись нулю.

Он лежал, свернувшись в клубок, сжимая рукоятку ножа, подозрительно глядя на силуэты деревьев, такие зловещие в свете двух лун, пока наконец усталость не взяла свое и он не заснул.

На второй день он прошел еще меньше, часто останавливаясь для отдыха, успокаивая себя, что можно не спешить. Он никого не догоняет, идет домой, а туда всегда успеет. До его тринадцатого дня рождения еще много времени, у отца будет возможность купить ему драконьи яйца.

Пищевые припасы, которые он взял с собой, таяли на глазах. А в лесу гостиниц не было — эта мысль пришла ему в голову, и он сразу прибавил шагу.

На следующую ночь он опять устроился под деревом. Он заснул тотчас же, и ему приснилось, что он вновь в прихожей своего дома, а перед ним стоит Тетеран-маг.

— Привет, Думери, — поздоровался с ним маг. — Это еще один магический сон. Твои родители давно ничего о тебе не слышали и волнуются. Они кого-то послали за тобой, ученицу ведьмы, но от нее тоже нет никаких известий, так что мы решили, что она тебя не нашла. У тебя все в порядке, Думери?

— Да, — ответил мальчик. Его порадовало, что Тенерия не сообщила об их встрече. — Я возвращаюсь домой. В ученики меня не взяли. Теперь у меня другие планы. Думаю, родители останутся довольны.

— Что же это за планы? — полюбопытствовал Тетеран.

— А вот это не твое дело, маг! — Думери заметил, что во сне он куда смелее, чем наяву, и подумал, не сказывается ли влияние заклинания.

— Хорошо, хорошо. Только грубить мне ни к чему. Я задал этот вопрос по просьбе твоих родителей. Я уверен, они хотят знать, что ты задумал. Когда ждать тебя домой?

Вот это логичный вопрос, отметил Думери.

— Точно не знаю. Сейчас я еще в Алдагморе и не могу сказать, сколько времени уйдет на дорогу назад. Скажи им, что у меня все хорошо и я иду домой. На сегодня достаточно! — Он сердито махнул рукой, и, к его полному изумлению, поднявшийся ветер подхватил Тегерана и унес на кухню, где тот и исчез.

Думери вытаращился на свою поднятую руку.

— Неужели это сделал я?

На стене внезапно возник улыбающийся рот.

— Можно сказать, что ты. Заклинание Тетерана оказалось не слишком стойким. Большой практики у него нет, вот он и потерял контроль над заклинанием. Так что сон твой становится из магического самым обычным. Он, правда, сумел послать меня сюда, но, боюсь, вам двоим поговорить уже не удастся.

Думери не отрывал глаз ото рта.

— Почему я вижу тебя в моем сне? — спросил он.

Рот пропал, не ответив, оставив Думери одного. Он посмотрел на лестницу, ведущую на второй этаж, и тут же из комнаты Дессы высунул голову громадный зеленый дракон. Думери повернулся и побежал, а шея дракона вытягивалась все больше и больше. В итоге сон превратился в обычный кошмар, в котором Думери пытался убежать от настигающего его дракона, то и дело щелкающего зубами у него за спиной.

Проснулся он, гадая, действительно ли часть сна наслал на него маг или все, от начала до конца, приснилось ему самому.

И понял: в родительский дом он попал не без помощи мага, что родители его не забыли и по-прежнему тревожились за него. Впрочем, теперь они знали о его скором возращении. Откровенно говоря, Думери не ожидал, что они будут так переживать, обращаться к магу, посылать ученицу ведьмы…

Он вздохнул, поднялся и зашагал на юг.

Ближе к полудню настроение у него заметно улучшилось. Родителям он небезразличен, погода прекрасная, даже идти стало легче.

Автоматически он обошел зловонную кучу, потом остановился.

Обернулся, присмотрелся к ней повнимательнее.

Наложило ее крупное животное. И совсем недавно. При мысли о том, что где-то рядом шныряют хищники, Думери стало не по себе. От хорошего настроения вмиг не осталось и следа.

Что-то знакомое почудилось ему и в форме кучи, и в запахе. Какое-то время он не отрывал глаз от кучи, огляделся.

Внимание его привлекли блестки на большом дубе. Он подошел поближе. Две или три золотисто-красные чешуйки четко выделялись на темной коре. Тут уж отпали последние сомнения.

Дракон! Здесь прошел дикий дракон, совсем недавно и внушительных размеров.

Думери не знал, что и делать.

Если это дракон, возможно, самка, дракониха, то где-то рядом могли быть яйца или птенцы. Боги могли послать ему этот шанс. Он должен идти по следу — да, след-то остался, чудовище ломилось через подлесок, — добраться до гнезда, а уж там разбираться что к чему. Что, если это его единственная возможность раздобыть драконьи яйца и разбогатеть, продавая драконью кровь и помыкая чародеями? Вдруг отец не сможет купить ему драконьих яиц или вылупившиеся драконы окажутся одного пола? А тут он мог взять яйца бесплатно, да не два, а больше.

Опять же, в гнезде он мог столкнуться с драконом, а драконы, как известно, ели мясо и при случае не брезговали и человеком. Он убедился в этом на ферме, выскользнув буквально из пасти сторожевого дракона. Дракон этот достаточно большой, не птенец, если оставил отметину на дубе над головой Думери, задев его боком. Любое животное отчаянно защищает свое жилище. А у драконов мощные когти и острые зубы. И ждать его будет не наполовину прирученный, а дикий дракон, возможно, даже огнедышащий и летающий. Вот и сейчас дракон мог парить над головой, выжидая удобного для нападения момента, пока он, Думери, стоял в нерешительности.

Он поднял голову, оглядел вершины деревьев, но не заметил среди них парящего золотисто-красного большого дракона.

Боги, возможно, послали ему этот шанс, но, будучи этшарцем, он помнил поговорку: "На Бога надейся, а сам не плошай". Боги могущественны и своенравны, так что не все их деяния шли на пользу. Если он пойдет за драконом, они скорее всего не помогут в схватке с ним. Так что, если какой-то добрый бог решил оказать ему услугу, выведя на дракона, сие не означало, что он, Думери, и в дальнейшем будет находиться под его защитой. Боги капризны и всегда сводят свое участие в жизни людей к минимуму.

Если в гнезде будут яйца или птенцы, ему придется украсть их у мамаши-наседки, а та, несомненно, постарается помешать ему. Лучше бы, конечно, убить мамашу, но как мог двенадцатилетний мальчик сразить взрослого дракона? Без меча и щита, с одним хлипким кинжалом.

И потом, если в гнезде птенцы, как он сумеет доставить их в Этшар? У него нет ни веревок, ни мешков, ни сетей, он сам еле идет, даже не зная куда. Где ему тащить на себе вылупившихся дракончиков.

С яйцами-то особых проблем не будет: он завернет их в одеяло, если улучит момент, когда дракониха покинет гнездо, да в нем и понесет.

Если же нет и яиц, он сможет хотя бы найти гнездо. А потом, запомнив это место, вернуться, как следует подготовившись.

Думери все-таки решил пойти к гнезду, надеясь, что повезет и он не столкнется нос к носу с драконом.

Теперь оставалось решить, шел ли дракон к гнезду или от гнезда.

Полдень еще не наступил. Поэтому Думери предположил, что дракон уходил от гнезда, значит, ему надо идти в противоположном направлении.

Чем большее расстояние отделяло его от дракона, тем меньшей становилась вероятность того, что дракон слопает Думери за ленчем.

Он понимал, что рискует, выходя на тропу, проложенную драконом, но отдавал себе отчет, что без риска нельзя ни разбогатеть, ни стать великим героем.

Он пригляделся к дубу, задетому драконом, следам, сломанным кустам и направился на восток, откуда пришел дракон.

Глава 32

Шагая по проложенной драконом тропе, Думери гадал, а что же он, собственно, ищет. Он никогда не видел гнезда дикого дракона. В страшных историях драконы селились в пещерах, в древних могильных склепах, в покинутых замках, но он шел по заросшим лесом пологим холмам, где едва ли мог наткнуться на замок, пещеру, могильный склеп.

А если чудовище жило в потайной яме вроде охотничьей ловушки? Он мог свалиться в нее, и в результате дракон сытно поужинал бы.

А если гнезда нет вовсе и дракон просто кочует с места на место? Тогда он будет идти по следу до скончания века и, окончательно заплутав, не сможет найти дорогу домой.

Думери решил, что будет идти по тропе до захода солнца, а утром, если не найдет гнездо, вновь двинется на юго-запад.

По крайней мере дракон и не пытался замаскировать свою тропу: шел по прямой, не обращая внимания на препятствия.

Драконья тропа привела его на участок мягкой, болотистой земли, в которую впечаталось несколько следов, и Думери чуть не отказался от задуманного: тут прошел не годовалый десятифутовый дракон. Следы длиной превосходили руку Думери.

Оставалось только гадать, почему дракон шел, а не летел. Впрочем, разгадка не заставила себя долго ждать: Думери предположил, что наткнулся на одного из беглецов с фермы Кеншера. Крылья, сломанные два или три раза, даже после того как переломы срослись, не могли поднять его в воздух. А может, этот дракон просто привык ходить. Возможно, летать драконы учатся в молодости, а кто не успел, остался на земле.

В конце концов Думери решил, что ему безразлично, отчего этот дракон предпочитал ходить пешком.

Он отметил, что идти по проложенной драконом тропе очень удобно: ни ветвей, лезущих в глаза, ни шипов, цепляющихся за тунику.

Миновав очередную растоптанную драконом рощицу, он увидел впереди, как ему показалось, свалившееся дерево. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что деревьев несколько. Оставалось только гадать, то ли их свалил дракон, то ли вырвал из земли ураган.

Подойдя еще ближе, Думери понял, что последнее предположение не подходит: ни один ураган не мог так аккуратно уложить деревья.

Уложенные в несколько рядов, с переплетенными ветвями и корнями деревья образовывали огромный круг высотой десяток футов, а то и выше, напоминая гнездо гигантской птицы — роль пятидюймовых веточек выполняли пятидесятифутовые стволы.

Где еще могла откладывать дракониха яйца, как не в таком гнезде.

Думери стало не по себе. Не так-то легко заставить себя красть яйца у дракона, использующего громадные деревья в качестве строительного материала.

Вдруг дракон вернулся другим путем? А если его дракониха сидит на яйцах? А нет ли в гнезде драконов-однолеток, которые могут без труда сожрать корову, не то что двенадцатилетнего мальчика?

Думери двинулся к уложенным в круг деревьям.

Лежали они не очень плотно. Он решил заглянуть в один из просветов между стволами. Очень уж хотелось знать, есть в гнезде яйца или птенцы.

Чем ближе он подходил к гнезду, тем медленнее становился его шаг. Он все время смотрел себе под ноги, дабы не хрустнуть каким-нибудь сучком. Но вот наконец и бревенчатые стены.

Думери наклонился, приник к одной из щелей.

Увидел залитую солнцем, ровную площадку… и драконов.

Он насчитал четырех годовалых, из них трех зеленых и одного ярко-красного длиной от восьми до двенадцати футов. Еще один дракон, синий, размерами побольше, свернувшись клубочком, спал на солнышке. Думери предположил, что длиной он никак не меньше пятнадцати футов.

Он услышал, как что-то зашуршало под щелью, сквозь которую он разглядывал гнездо. Всунулся в щель поглубже, чтобы увидеть побольше. Шуршание прекратилось, а перед ним возникла маленькая драконья голова.

На него смотрел черный, желтоглазый птенец, птенец со зрачками-щелочками.

Как две капли воды похожий на черного птенца, которого он видел на ферме Кеншера.

Птенец громко зашипел, высовывая изо рта раздвоенный темно-красный язык.

Думери присел на корточки, спрятавшись от птенца за толстым стволом.

Шипение смолкло. Птенец затих. Думери оставалось только гадать, что он сейчас делает. Ждет, когда он вновь появится в щели? Или занимается своими делами?

Ему не хотелось, чтобы его заметили. Если этот птенец даст знать драконам постарше, что к ним в гости пожаловал человек, дело могло кончиться тем, что незваного гостя просто съедят.

Думери сидел, согнувшись в три погибели, напряженно прислушиваясь.

Но птенец больше не шипел, не услышал он и возмущенного рева других драконов.

Вероятно, тишина означала, что ему пока ничего не угрожает.

Однако он выжидал.

А выжидая, думал о черном птенце.

Если это тот самый птенец, которого он видел на ферме, крепкий, здоровый, очень подвижный, его бы надо взять с собой в Этшар. Тогда у него будет половина пары.

Но как этот птенец мог добраться сюда? Да, он убежал из клетки, когда Думери открыл дверцу, он мог пролезть через щель в изгороди, но как он сам нашел дорогу к драконьему гнезду?

И какое отношение имеют остальные драконы к тому, чей след вывел его на гнездо? Может, синий дракон — подруга красного, а остальные — их детеныши?

Все так, но тогда откуда взялся птенец? Драконы не откладывают по одному яйцу.

Впрочем, в гнезде могли быть и другие птенцы, которые не попались ему на глаза, когда он заглядывал в щель.

Допустим, однако, что годовалые драконы — детеныши синего, а черный птенец сбежал с фермы и каким-то чудом попал в гнездо.

Будут ли в этом случае драконы побольше возражать, если он поймает птенца и заберет с собой?

Только как он мог его поймать? Без веревки, сети, мешка. С крошечным кинжалом да одеялом дракона не поймаешь.

Однако видел ли он на ферме этого самого птенца или нет? А если нет, где остальные птенцы?

Из-за бревенчатой стены не доносилось ничего подозрительного. Думери справедливо предположил, что пока ему ничего не угрожает. И, все так же согнувшись, двинулся вдоль стены, чтобы найти более удобный наблюдательный пункт.

Оставив позади четверть периметра, он нашел подходящую щель на уровне груди. Здесь он мог забраться на ствол и заглянуть внутрь овала.

Он забрался, но выяснилось, что в этом месте деревья лежат в два ряда. И ему пришлось ползти в зазоре между стволами громадного дуба, пока он не нашел щель во внутреннем ряду. Он улегся на ствол дуба, высунулся из щели, оглядывая гнездо.

Большой синий дракон по-прежнему спал. Четверо годовалых играли друг с другом, толкались, переплетали шеи.

У стены Думери заметил птенца, который тоже обнаружил Думери.

И направился к нему по толстому слою сломанных ветвей, устилавших землю у стены. Хвост его извивался как змея, а крылья бессильно свисали вдоль боков.

Сломанные крылья убедили Думери в том, что он видит перед собой птенца с фермы.

Он замер в нерешительности. Наверное, лучше податься назад и уползти в щель до того, как птенец доберется до него. Он хоть и маленький, но зубы-то у него не менее острые, чем у старших собратьев.

В то же время птенец не проявлял враждебности, только любопытство. И Думери ждал, пока расстояние между ними не сократилось до нескольких футов. Тут его внимание привлек цвет лежащих на земле ветвей: не коричневый или зеленый, а белый.

Дерево не бывает белым, сказал себе Думери. Наклонился вперед, чтобы получше разглядеть ветви.

И понял, что это не ветви.

Кости.

Наглядное напоминание о том, что драконы питались отнюдь не травкой или овсом, убедило его, что пора убираться восвояси. И уже начал уползать в щель между стволами.

Но тут над головой что-то грохнуло, а небо потемнело. Думери в страхе посмотрел вверх.

И увидел опускающегося на землю дракона, большого дракона, гигантского дракона. Он и представить себе не мог, что дракон может быть таким огромным. Его перепончатые зеленые крылья закрыли небо, за головой спряталось солнце, тело напоминало летающую гору. Что-то он держал в пасти, что-то извивалось в его когтях. Хлопнули громадные крылья, в лицо Думери ударил порыв ветра, на мгновение ослепив его. Он мигнул, вытер глаза от набежавших слез и, на секунду потеряв равновесие, чуть не свалился в гнездо.

Когда он вновь крепко уцепился за ствол, дракон уже сбросил свою ношу: три коричневых быка с грохотом ударились о землю.

Четыре годовалых дракона тут же начали раздирать их на куски, мгновением позже к ним присоединился синий дракон. Думери все еще думал о нем как о большом драконе.

Птенец не обращал внимания на суету вокруг быков, продолжая смотреть на Думери.

Думери коротко глянул на него, но тут в гнезде стало совсем темно.

Летающая громадина, сбросив груз, спускалась вниз. Теперь Думери видел, что чешуя на голове, боках, лапах, шее и хвосте изумрудно-зеленая, а вот на груди и животе — золотисто-желтая.

Размерами летающий дракон превосходил всех остальных, вместе взятых. Одна голова длиной не уступала годовалому дракону, а шея — синему. А когти… Каждый был никак не меньше Думери.

Впервые Думери видел настоящего, заматерелого дракона. Даже самые большие драконы с фермы рядом с ним напоминали птенцов-несмышленышей.

Думери уже понял, что шел по следу другого дракона, красно-желтого, да и этот оставил бы отметины гораздо выше. Впрочем, какое это имело теперь значение!

Годовалые драконы посмотрели вверх и разбежались в разные стороны, таща за собой быков.

Гигантский дракон опустился посередине гнезда, коснувшись земли сначала передними, а потом задними лапами. Хвост свернулся кольцом, громадные крылья широко раскрылись, по ним пробежала дрожь, а затем одним движением с оглушающим грохотом они сложились на широкой зеленой спине.

Поднявшийся ветер сбросил Думери с его насеста на выбеленные солнцем кости внутри гнезда.

Глава 33

Птенец зашипел и махнул хвостом, словно рассерженный кот. Годовалые и синий драконы продолжали закусывать, не обращая внимания ни на птенца, ни на Думери.

А вот зеленый гигант повернул голову, дабы разобраться что к чему, и взгляд двух гигантских золотистых глаз уперся в Думери.

Думери вскочил на ноги, выхватил кинжал. Невероятных размеров голова наклонялась все ближе, и Думери понял, что и крепкий меч в сильной мужской руке, не то что его жалкий кинжал, не оставит и царапины на зеленой броне.

Он хотел иметь много драконов, с горечью подумал он, так вот они, драконы, всех размеров и цветов, только ждать ему от них нечего, кроме смерти. Или его разом проглотит зеленый гигант, или разорвут на куски драконы поменьше. Так что ему разводить драконов не придется, и Тетерану он не отплатит за унижение, никогда не увидит родных, Этшара, не станет мужчиной.

Его сожрут драконы. Он станет драконьим дерьмом.

Зря он не пошел с Тенерией.

Громадные челюсти начали раскрываться, и тут Думери осенило.

Гнездо построило именно это страшилище и перенесло сюда если не всех, то нескольких драконов, чтобы уберечь их от опасностей. Оно их кормило. Заботилось о них. Этот дракон мог быть для кого-то отцом или матерью.

Думери метнулся к черному птенцу, застав того врасплох. Левой рукой схватил за шею, а правой приставил нож к нижней челюсти.

— Я перережу этому малышу горло, если вы приблизитесь еще на дюйм!

Птенец извивался, ударил когтистой лапой по ноге Думери, но затих, почувствовав укол кинжала.

— Очень хорошо, — громовым голосом ответил зеленый дракон. — Тогда я не приближусь.

У Думери отвисла челюсть.

Он знал, что драконы могут говорить, по крайней мере теоретически. Но сколь суха теория в сравнении с практикой. К драконам, которых он видел, относились как к животным, да они, по существу, и были животные. Сидящие в клетках, более или менее прирученные или дикие, смертельно опасные. Несмотря на гигантские размеры, указывающие на почтенный возраст, Думери никак не ожидал, что дракон заговорит. И как он выучил этшарский язык, живя в лесах Алдагмора?

На мгновение Думери застыл, прижав голову птенца к своей груди, упершись ножом ему в горло, а дракон не отрывал от мальчика глаз.

В горле у Думери пересохло. Он шумно глотнул.

— Будь так добр и отпусти птенца, — прогремел голос.

Птенец вновь дернулся, на этот раз порвав правую брючину и когтями расцарапав ногу Думери. Он сильнее сжал шею птенца, и тот затих.

— Вы меня съедите, если я отпущу птенца.

— Нет, не съем, — ответил дракон. — Я только что откушала перед тем, как принести еду молодежи, так что сейчас у меня нет аппетита. Я поклянусь не причинять тебе вреда, если ты, в свою очередь, поклянешься не обижать собранных здесь малышей.

Думери глянул в огромные глаза, как он понял из сказанного, не дракона, а драконши, потом на пятерых других драконов, отвалившихся от бычков и с интересом наблюдавших за происходящим.

— Вы должны пообещать, что и их не подпустите ко мне.

— Будь уверен, — согласилась драконша.

Повернула огромную голову и зашипела. Шипение это напомнило Думери грохот волн, разбивающихся во время шторма о причалы в гавани Этшара. Пятерка драконов попятилась к дальней стене.

Затем драконша вновь посмотрела на Думери.

— Теперь отпусти птенца.

Думери взглянул на черного птенца. Тот опять дернулся, но на этот раз не попал лапой по ноге мальчика.

Он выронил кинжал, схватил птенца за шею обеими руками, отбросил от себя, а сам отступил на шаг.

Птенец, упав на землю, тут же поднялся, сердито зашипел и двинулся на Думери, вытягивая шею, словно змея, готовая ужалить.

Но громовое шипение драконши остановило его. Он повернулся, посмотрел на свою хозяйку.

А драконша, нагнувшись, осторожно подняла его, зажав в пасти, и поставила на землю рядом с остальными драконами.

И опять повернулась к Думери.

— Вы поклялись, — нервно напомнил тот.

— Да, я поклялась не причинять тебе вреда и не причиню оного. А теперь говори, отрок, рассказывай, что привело тебя сюда. Пошто ты пришел в мое обиталище?

Чудище говорило на этшарском ясно и четко, но как-то странно. Знакомые слова звучали не очень-то привычно, а некоторые показались Думери устаревшими, вышедшими из употребления. Думери попытался понять, что хочет узнать у него драконша. Почему он пришел в эти края или почему забрел в ее гнездо.

Он решил, что драконшу интересует последнее.

— Сюда я попал случайно. Увидел что-то необычное, подошел поближе, заглянул в щель между стволами, а ветер, поднятый вашими крыльями, сбросил меня вниз.

— Это понятно, а вот что отрок из Этшара, ибо заметила я, что говоришь ты на Древнем языке, что отрок из Этшара делает в краях, где не ступала нога человека, за исключением ворлоков, обреченных прилетать сюда.

В голове у Думери все перепуталось — ворлоки, Древний язык, обреченность.

— Что? — переспросил он.

В горле драконши что-то зарокотало.

— Ты не разбираешь моих слов? Признаю, произношение у меня не из лучших.

— Что? — вырвалось у Думери.

— Ты не очень-то понимаешь, о чем я толкую, отрок?

Думери кивнул.

— Да.

— Я тоже понимаю тебя не без труда. Боюсь, наш общий язык изрядно изменился с той поры, как я последний раз говорила на нем.

— Вы используете какие-то странные слова.

— Разумеется, использую по стандартам таких отроков, как ты. Что ж, попытаюсь говорить проще. Извини меня.

Думери молча смотрел на драконшу.

— А теперь, мальчик, скажи, как этшарец оказался в этом нехоженом лесу?

— Я… я шел домой.

— Ага. И путь твой пролегал через эти девственные холмы.

— Что?

— А где ты был, отрок?

— В Алдагморе.

Снова в горле драконши раздался рокочущий звук. Означал ли он, что драконша смеется? Думери надеялся, что так оно и есть и звук этот не предвещает для него ничего дурного.

— Заверяю тебя, отрок, что ты по-прежнему в Алдагморе, как люди называют эту местность, в самом его сердце. Не хочешь ли ты сказать, что тебя удерживал в своем замке тот, кто незаконно объявил себя здешним правителем, нарекшись бароном Алдагмора?

— Нет. — Думери помялся, потом выдавил из себя: — Я опять не все понимаю.

— Прости меня, дитя. Так приятно говорить с человеком после стольких лет общения с молодыми глупыми драконами, вот я иной раз и забываюсь. Так ты был в гостях у барона Алдагмора?

— Нет. — Думери никак не мог решить, рассказывать ей о себе или нет.

— Ты, однако, немногословный отрок, приходится все из тебя вытягивать. Так где же ты был, если не в замке?

— Я хотел поступить в ученики, но меня не взяли. Я заблудился и пошел на юг, зная, что обязательно выйду к реке или к морю.

— И вправду выйдешь, но разве тебя не предупреждали об опасности этого путешествия? Земля эта считается проклятой для тебе подобных, и, должна признать, людям тут на самом деле появляться опасно. Неужели тебе никто этого не сказал, отрок?

— Нет. — Постепенно Думери начал привыкать к оборотам речи драконши.

— Напрасно. Не говоря об обитающих здесь драконах, в этих краях исчезают ворлоки, а обычные люди становятся ворлоками, чтобы тоже исчезнуть. Опять же дикая природа

— Я этого не знал.

И он не особо грешил против истины. Он и впрямь не знал, что тут водятся драконы, как и о том, что Камень Ворлоков действительно опасен.

— И ты отправился в это путешествие один, без попутчиков? — спросила драконша. — Ни мать, ни отец, ни старший брат, ни добрый друг не сопровождали тебя?

— Нет, я ушел один. Отец не одобрил мое решение.

— Ага. — В голосе драконши Думери уловил нотки сочувствия. — Тебя изгнали из семьи. Нечто похожее произошло и со мной несколько столетий тому назад. Как зовут тебя, отрок?

— Думери. Думери-из-Гавани.

— Превосходное имя, просто превосходное. Без ссылки на родителя, просто место жительства.

— Я — третий сын, — пояснил Думери. О том, что в Этшаре имена вроде Кеншер сын Киннера были не в моде, он говорить не стал.

— Понятно, Думери-из-Гавани. А меня зовут Алдагон, что на языке древних означает "Та, что самая великая среди драконов". Во всяком случае, мне так говорили. Некоторые называют меня Алдагон-из-Алдагмора, но мне это не нравится, потому что здешний край назвали в мою честь.

— Правда? — искренне удивился Думери.

— Да. На том же языке древних Алдагмор означает "Горы Алдагона", а Алдагон — это я. Но мы удаляемся от темы. Я спросила, что привело тебя сюда, а ты еще не дал мне ответа.

Думери молчал, не из упрямства, а потому что не знал, что сказать.

Алдагон шумно выдохнула.

— Говори, отрок, поведай мне всю историю, от начала и до конца. Я тебя внимательно слушаю.

Думери не слишком связно начал объяснять, что он хотел увидеть драконов, а потому последовал за Кеншером сыном Киннера на драконью ферму. Там он попросил взять его в ученики, но ему отказали, и он ушел в отчаянии, заблудился и пошел на юг, напрямую, к Этшару.

Алдагон приняла его рассказ за чистую монету. О попытке кражи и о ведьме Думери говорить не стал.

— Ты искал драконов, и ты их нашел. Сначала ты попал на эту проклятую ферму, а потом в мое гнездо, где мы все и живем. — Она чуть мотнула головой в сторону пятерых молодых драконов и птенца.

Думери кивнул.

— Мне представляется, что тебе улыбнулась судьба. Здесь я бываю нечасто. Обычно я живу на востоке, за горами, где тебе подобные редко беспокоят меня. Мне нравится говорить с людьми, но, увы, мало кто идет на это. Чаще меня встречают копьями и заклинаниями из страха передо мной.

— Но вы же едите людей, не так ли? — дрогнувшим голосом спросил Думери.

— Нет. — Алдагон качнула головой. — Я не пробовала человечины уже больше двухсот лет, с той поры, как окончилась Великая война.

— Понятно. — Поначалу Думери не верилось, что драконша могла участвовать в Великой войне, но потом, учитывая ее размеры, пришел к выводу, что она говорит правду. Одна ее голова размерами превосходила самого большого дракона с фермы. Чтобы вырасти до таких габаритов, требовалось очень много времени.

А если она действительно участвовала в войне, то вполне возможно, что Алдагмор назвали в ее честь. Думери не был силен в истории, но полагал, что Алдагмор, как и большая часть Сардирона до войны, входил в Северную Империю. А значит, получил свое название после победы Этшара.

— Вы так долго живете? — спросил он.

— Да, разумеется, — ответила Алдагон. — Я родилась четыреста лет назад. Вылупилась из яйца на ферме, мало чем отличающейся от той, на которой ты недавно побывал. Разумеется, находилась она гораздо южнее. Войска Этшара еще не продвинулись так далеко. С самого рождения меня готовили к боям на стороне Священного Королевства Этшар против войск Империи. И не меньше ста лет я сжигала города и военные лагеря северян, убивала колдунов и чудовищ, которые колдуны посылали против меня. Я многое отдала этой войне, практически ничего не получив взамен.

— Правда? — спросил Думери.

— Да, правда. Первое время я была не более чем животное, и приказы мне отдавали жестами, которые меня научили распознавать. Со временем я научилась говорить, и задания стали усложняться. Меня посылали за линию фронта, я обеспечила успех многих боевых операций. Взамен я получала новые приказы и минимум еды. Мои хозяева предпочитали, чтобы я закусывала северянами, что, надо отметить, я и делала.

Думери сочувственно покивал.

— Наконец я решила, что с меня хватит. Перелетела через горы и поселилась на восточных склонах, где могла питаться дикими животными да патрулями северян, которые смели сунуться в мои владения.

— И там вы и обитаете? — спросил Думери.

— Совершенно верно, за исключением тех случаев, когда мне хочется отведать говядины или спасти моих братьев от ужасов фермы, на которой ты недавно побывал. — Опять Алдагон указала на молодых драконов.

— Значит, они не убежали?

— Нет, я перенесла их сюда, за исключением этого черного птенца, которого я нашла блуждающим по горному склону у фермы, потерявшегося, одинокого. Я не знаю, как он попал туда.

Думери потупился.

— Думаю, моими стараниями.

Глава 34

Алдагон с интересом посмотрела на Думери.

— Говори, дитя. Расскажи, как тебе удалось освободить этого птенца.

Думери откашлялся, выгадывая время для раздумий. Он прекрасно понимал, сколь важно найти правильные слова. Пусть гигантское чудище и поклялось не причинять ему вреда, но по-прежнему боялся, что его могут зажарить или съесть. Для этого хватит мгновенной вспышки гнева.

— Сначала расскажите мне, как вы спасали драконов.

— А что тут рассказывать. — Алдагон шевельнула хвостом, загремели разлетевшиеся в стороны кости. — Я наткнулась на эту ферму в самом конце войны, пролетая мимо. Жизнь у меня одинокая, поэтому, увидев драконов, я спустилась на землю. Но все они сидели в клетках. Тогда я поняла, что это еще одна армейская ферма по разведению драконов. Более я не обращала на нее внимания. Не считала возможным помогать Северной Империи в войне с Этшаром.

Но потом пошли разговоры о мире, и я, естественно, вспомнила о драконах на ферме, поэтому вновь прилетела сюда.

Хотя драконы более не участвовали в военных действиях, на ферме, к моему удивлению, ничего не изменилось. Драконы все так же сидели в клетках, люди кормили их, ухаживали за птенцами.

Но, возвращаясь туда снова и снова, я обратила внимание на некоторые изменения. Многих птенцов убивали, так же, как и годовалых драконов. Тех же, кого следовало дрессировать, не дрессировали, но тоже убивали. Им вновь и вновь ломали крылья, уж не знаю, по какой причине. И у меня возникло ощущение, что ферма превратилась в тюрьму.

Я долго думала над тем, что можно предпринять. Мысль о том, что я могу разрушить ферму и освободить моих собратьев, приходила мне в голову, но никаких конкретных действий я принимать не стала. Вероятно, ферма продолжала свое существование не без веской на то причины, и, уничтожив ее, я могла причинить немалый урон, хотя и не знала, какой именно. Тем самым я могла дать людям повод выследить и убить меня. Таких попыток, надо сказать, не предпринималось, хотя знают обо мне многие. Я никому не мешаю, а для того чтобы уничтожить меня, понадобится много сил и средств, причем затраты не окупятся и в малой степени. А вот разрушение фермы могло привести к тому, что против меня послали бы чародеев с убийственными заклинаниями.

— Разве есть заклинания, которые могут вас убить? — недоверчиво спросил Думери.

— Да, конечно, — заверила его Алдагон и продолжила рассказ: — Итак, я знала об этой ужасной ферме, но боялась ее уничтожить. Вместо этого, когда люди спали, я проникла на нее и утащила самого большого дракона. Попыталась допросить его, но, к сожалению, он еще не умел говорить и думал лишь о том, как бы набить свое брюхо. Так что о порядках на ферме я от него ничего не узнала.

Думери кивнул.

— Я, однако, заметила, что освобождение дракона не вызвало каких-либо враждебных действий. Никто не расставлял мне ловушки, не насылал заклинания. И по прежнему не решаясь разрушить ферму, я поняла, что смогу вызволять моих собратьев. Так оно и вышло. Возвращаясь сюда раз в несколько лет, я уносила с фермы по пять-шесть драконов, а ее хозяева не предпринимали никаких ответных мер.

Какой-то странный звук вырвался из горла драконши.

— Должна признаться, мною движет не альтруизм, а желание пообщаться с себе подобными, очень уж скучно жить одной. В этом меня постигло разочарование, ибо молодые драконы, которых я спасала от смерти, не умели говорить и в большинстве своем исчезали до того, как выучивали хоть слово. — Она оглядела гнездо. — Вот и тот, кого я назвала Каприком, ушел, без сомнения, в поисках еды, которую я бы принесла ему, подожди он еще немного.

— Большой красно-золотистый дракон? — спросил Думери. — Не такой огромный, как вы, но больше остальных?

— Это он. — В голосе драконши чувствовалось удивление. — Ты его видел?

Думери покачал головой.

— Нет. Но я пришел сюда по его следу. Он оставил несколько чешуек на дереве, которого коснулся то ли боком, то ли плечом, поэтому я знаю, какого он цвета.

— Понятно. Если б ты его увидел, он скорее всего съел бы тебя. Жаль, конечно, что он ушел. Он был самым большим и великовозрастным из тех, кто перебывал в гнезде, и уже знал несколько слов в отличие от остальных. — Алдагон вздохнула.

— Разве вы не можете последовать за ним и привести его назад?

Она покачала громадной головой.

— Разумеется, нет. Я не тюремщик, чтобы держать его здесь против воли. И не мать. Я всего лишь друг и наставник. У меня достаточно дел и без того, чтобы бегать за теми, кому не нужна моя забота.

Думери мигнул.

— Но… вы сказали, что спасли многих драконов. Вы освобождаете их с фермы с тех пор, как закончилась война, то есть добрых двести лет. Должно быть, вы спасли сотни драконов. И где же они?

— Откуда мне знать? — сердито бросила Алдагон, и Думери непроизвольно попятился. Но драконша тут же успокоилась. — Боюсь, большинство из них давно умерли. Я видела, как они дерутся, даже убивают друг друга из-за куска мяса. Я видела, как их убивали люди, вооруженные копьями и чарами, чтобы потом отрубить голову и хвост и унести в качестве трофеев. Я находила их умерших от голода, с кожей, обтягивающей кости, ибо они так и не научились охотиться: привыкли к тому, что их кормят. Они падали в пропасти, тонули, сгорали во время лесных пожаров. Редко кто прожил достаточно долго, чтобы научиться нескольким словам, а вот здравому смыслу не научился никто. — Алдагон махнула хвостом. — Может, оно и к лучшему. Будь драконы умнее в молодости и выживи они в большем количестве, кроме них, в Мире никого бы не осталось.

От этих слов по телу Думери пробежала дрожь. Несколько секунд он и Алдагон молча смотрели друг на друга.

— Мне представляется, — говорила Алдагон, не сводя глаз с Думери, — что твое присутствие здесь позволит найти ответ на мучающий меня вопрос: чем обусловлено существование этой фермы. Ее оставили из предосторожности, на случай, что начнется новая война, когда армии вновь потребуются драконы? Если это так, то люди, управляющие фермой, плохо справляются со своими обязанностями. Драконов не дрессируют и убивают в возрасте, когда они еще не могут принести пользу в сражении. Так зачем же тогда их разводить? И ты еще не ответил на мой вопрос. Что побудило тебя освободить маленького Пиша?

— Ну… Можно сказать… Я имею в виду… — Думери замолчал.

— Ближе к делу, Думери-из-Гавани, — прогремела Алдагон. — Иначе гнев возьмет во мне верх над честью.

— Я пытался… — У Думери перехватило дыхание. — Я… я освободил этого черного птенца, потому что пытался его украсть.

— Украсть Пиша? — удивилась Алдагон. — Но зачем?

— Я хотел украсть его и самку, то есть пару, которая могла дать потомство, и основать собственную ферму. — Думери почувствовал, что вот-вот заплачет. Слезы ему сдержать удалось, зато слова хлынули потоком: — Я не хотел причинять им вреда, не хотел ломать им крылья, я считаю, это жестоко, я был бы с ними добр и…

— Мир тебе, отрок, не бойся меня, — прервала его Алдагон.

Думери проглотил слюну, взял себя в руки.

— Извините.

— Отрок, не за что тебе извиняться. Думаешь, я не понимаю, какой ужас вызывает у тебя один мой вид? Как могу ожидать, что ребенок может без страха говорить со мной, если взрослые дрожат как лист на ветру? Ты видел ферму, на которой с драконами обращаются хуже, чем со скотом, ты ничего не знаешь о драконах, так не думай, что я рассержусь на тебя за то, что желаешь разводить драконов, словно коров.

Думери вновь сглотнул слюну, попытался улыбнуться.

— Так-то лучше, отрок. А теперь расскажи мне, что делают с этими малышками, которых разводят на ферме добрых двести лет? И что собирался делать с ними ты?

— Кровь, — вырвалось у Думери. Алдагон непонимающе смотрела на него.

— Драконья кровь, — пояснил Думери.

— Я и так поняла, что речь идет не о куриной крови, — бросила Алдагон. — И не о рыбьем жире. Зачем им драконья кровь?

— Для магии. Чародеи пользуются ею в своих заклинаниях.

Алдагон нахмурилась.

— Правда? Неужели пользуются?

Думери кивнул.

— Думаю, что да. Я хотел стать чародеем, но вообще-то это секрет. Чтобы что-то знать наверняка, надо стать учеником, а потом вступить в Гильдию чародеев и поклясться никому ничего не говорить. Так что доподлинно известно об этом только чародеям. В ученики никто из чародеев меня не взял. А потом я увидел Кеншера, продававшего драконью кровь одному магу. Маги готовы заплатить за нее любую цену, вот я и подумал…

— Ты подумал, что сможешь отомстить, — закончила за него Алдагон.

Думери опять кивнул, на этот раз залившись краской стыда.

— Мальчик, в твоем возрасте подобные устремления вполне естественны, так что стыдиться тебе нечего. Я не вижу ничего плохого в том, что ты пытался спасти… нет, так ты хотел украсть Пиша и самку?

Вновь Думери кивнул.

— Меня и здесь не взяли в ученики.

— И не продали тебе самца и самку?

— Нет, не продали, — подтвердил Думери.

— А почему? — полюбопытствовала Алдагон.

— Потому что они боятся конкуренции. Второй драконьей фермы в мире нет.

— Это правда? — Алдагон пристально смотрела на Думери.

Думери в какой уж раз кивнул.

— Они выпускают из молодых драконов кровь и продают ее? — спросила Алдагон и продолжила, не дожидаясь ответа: — Что ж, наверное, это один из компонентов заклинаний чародеев. Помнится, они требовали слезы девственницы, черепа ящериц, волосы неродившегося ребенка и много еще чего. Говорят, что драконы своим появлением на свет обязаны магии, хотя, видят боги, во мне нет ничего магического, иначе я не смогла бы жить так близко от Камня Ворлоков.

Она помолчала, а Думери переваривал ее слова о Камне Ворлоков. Неужели он действительно где-то неподалеку?

— Ты знаешь, — прервала молчание Алдагон, — я сейчас вспоминаю, что в молодости маги брали у меня кровь. Разумеется, все это прекратилось, как только меня послали в бой. Там каждая толика энергии могла оказаться решающей. Значит, на ферме они по-прежнему берут у драконов кровь?

— Не просто берут, — поправил ее Думери. — Они убивают драконов и сливают кровь. Они перерезают драконам горло.

Алдагон подалась назад, резко вскинула голову.

— Убивают их? Убивают? Правда? Поэтому они выращивают так много драконов? Чтобы убивать их молодыми?

Думери вжался спиной в бревенчатую стену.

— Да, — выдохнул он.

— Жестокие, безмозглые идиоты! — проревела Алдагон. Думери испугался, что у него полопаются барабанные перепонки. — Зачем убивать этих бедолаг? Варвары! Через маленький надрез можно сцедить столько крови, сколько нужно. Зачем же перерезать им шеи? Зачем их убивать?

Хвост ее метался из стороны в сторону, до смерти пугая молодых драконов. А Думери уже готовился нырнуть в зазор между стволами.

— Идиоты! — Гигантский язык пламени вырвался из пасти Алдагон.

Наконец драконша успокоилась и вновь нашла взглядом Думери.

Тот так и застыл, прижавшись спиной к стволам, побледнев как полотно.

— Скажи мне, отрок, — слова Алдагон громом отозвались в его голове, — ты тоже собирался убивать их, если б завел собственную ферму?

Думери хватило ума соврать.

— Нет. — Он покачал головой. — Разумеется, нет!

Алдагон подозрительно посмотрела на него. Затем отвернулась.

— О, какие же они жестокие! Зачем им эти бессмысленные убийства? Наверное, мне давно следовало уничтожить это исчадие зла! Так не сделать ли это теперь? — Она приподнялась, посмотрела на север, ударом хвоста подняла в воздух груду веток и костей. — Нет, они призовут на помощь своих клиентов, всех этих чародеев, которые покупают кровь несчастных птенцов, чтобы те обратили против меня свои заклинания…

Думери поблагодарил богов за то, что Алдагон сдержала слово и не покончила с ним в приступе ярости.

Откровенно говоря, он сочувствовал драконше. Владельцы фермы проявляли излишнюю жестокость. Он прекрасно помнил птенцов, волочащих перебитые крылья. Но что бы он делал на их месте?

И тут его осенило.

— Эй! — крикнул он. — Алдагон!

Она пропустила его крик мимо ушей.

— У меня идея. Алдагон!

Драконша повернула голову.

— Человек, тебе бы не привлекать к себе моего внимания.

— Но у меня возникла идея, — настаивал Думери. — Я знаю, как разорить эту ферму!

Алдагон наклонилась к мальчику.

— Я надеюсь, что идея хорошая. Иначе тебе не поздоровится.

Глава 35

Алдагон задумалась, кончик ее хвоста ритмично подергивался.

— Ну не знаю.

— Все получится, — уверенно заявил Думери. — Мы собьем их цену. Мой отец — купец. Мне известно, как это делается!

— А вот мне — нет.

— Послушайте, Алдагон, сколько вы весите?

— Откуда мне знать? — Драконша повернулась, оглядела свое огромное, сверкающее зеленой чешуей тело. — От головы до хвоста примерно сорок ярдов, так? Семьдесят, восемьдесят, а то и девяносто тонн?

Думери согласно кивнул.

— Скажем, восемьдесят тонн. Это важный момент. Я думаю, на ферме каждый год… убивают дюжину драконов.

— Иной раз и двадцать, — уточнила Алдагон.

— Хорошо, двадцать. Каждый из них не больше двадцати футов. Кеншер говорил мне, что больше они им вырасти не позволяют. Так повелось с окончания войны. А двадцатифутовый дракон весит примерно тонну. Он говорил мне и об этом.

— Примерно, — согласилась Алдагон. — Откормленный может весить и полторы. — Она на мгновение задумалась. — Сильно откормленный.

— Ладно, возьмем двадцать драконов по полторы тонны. На самом-то деле будет меньше, так?

Алдагон кивнула.

— Значит, каждый год они получают кровь от драконов весом в тридцать тонн. Вы весите восемьдесят…

— Если ты сцедишь у меня тридцать тонн крови, я умру, — сердито ответила Алдагон.

— Если за один раз, то да. Но, допустим, мы будем сцеживать кровь раз в месяц. Сколько они получают от трех тонн драконов? Три восьмидесятых всей вашей крови?

— И сколько же это будет?

Думери пожал плечами.

— Я не знаю. Да и откуда мне знать?

— А разница в весе и возрасте? В тонне моей плоти столько же крови, что и в тонне молодого дракона?

— Я не знаю, — повторил Думери.

— Что же, я одна должна конкурировать с целой фермой?

— Почему бы и нет? Вы же больше, чем все тамошние драконы, вместе взятые?

Драконша покачала головой.

— Ты меня не убедил.

— Тогда мы можем красть с фермы больше драконов! И брать кровь у тех, кого вы спасли, я, конечно, говорю только про больших драконов. В это время вы сможете их держать, чтобы они не причинили мне вреда. И они смогут здесь размножаться. Или вы сами… — Думери замолчал, опасаясь оскорбить дракониху.

— Может, такое и возможно. — Алдагон ничуть не оскорбилась. — Не знаю. За последние два столетия меня никто не заинтересовал. Да, Приттин может сделать отличную кладку, да на ферме есть и другие самки. — Она посмотрела на синего дракона. — Но что помешает фермерам забивать больше драконов? Не двадцать, а сорок, шестьдесят? Тогда моя кровь лишь обогатит тебя, Думери-из-Гавани. И хотя ты не вызываешь у меня неприязни, я не вижу смысла в том, чтобы отдавать тебе мою кровь.

— Во-первых, на плоскогорье не так много места, чтобы сильно расширить ферму, — ответил Думери. — Во-вторых, как только появится альтернативный источник крови, чародеи уже не будут полностью зависеть от Кеншера. И кто будет тогда возмущаться, если вы разрушите ферму? Чародеи к тому времени уже станут вашими клиентами! А в-третьих, я, разумеется, разделю с вами вырученное золото. Я не собирался оставлять его себе.

Алдагон фыркнула, серый дым вырвался из ее ноздрей.

— Но какой мне прок в толстом кошеле? Зачем мне деньги? Или я смогу зайти в харчевню и потребовать бочку пива? И украшения, которые обожают ваши женщины, мне ни к чему. Где я их буду носить? Кому мне их показывать? Если у нас будут свои покупатели-чародеи, а у Кеншера — свои, и я сожгу эту мерзкую ферму, не ополчатся ли его чародеи на наших? Стоит ли вносить раскол в Гильдию чародеев, который может привести к настоящей войне?

— И что с того, если внесем? — спросил Думери. Алдагон помедлила с ответом.

— Действительно, что с того? Ты не любишь чародеев, не так ли? Откровенно говоря, я их тоже не люблю.

— Что же касается золота, то его можно тратить не только на украшения и вино, — заметил Думери. — Почему бы мне не потратить вашу половину на скот? Я мог бы пригонять сюда стада, чтобы кормить вас и маленьких драконов. — Тут Думери взглянул на "маленьких" на другой половине гнезда, каждый из которых, за исключением птенца, мог раздавить его одной лапой.

— Ты мог бы пригонять сюда скот? — Предложение явно заинтересовало Алдагон.

— Конечно. Или что-то еще. Я куплю все, что вы пожелаете, и привезу сюда.

— Говоришь, скот?

— Разумеется! И вам не придется больше охотиться или красть быков с фермерских пастбищ. Вы уже не будете опасаться яда или заклинаний, вам не будет грозить голод. Вы будете есть собственный скот! Кого захотите. Бычков, овец, свиней. Все, что пожелаете.

— Ты все так красочно расписываешь. Даже не верится, что твои слова могут обернуться правдой.

— Все это абсолютно реально, — заверил драконшу Думери. — Да, мне придется многому научиться. Пожалуй, я начну с того, что поступлю учеником к купцу. Надо же узнать, как вести деловые переговоры, подписывать контракты. И вы будете давать мне вашу кровь каждый месяц. Как только дела пойдут в гору, я начну поставлять вам скот. Вам, возможно, понадобится освободить драконов со старой фермы, чтобы они откладывали яйца и размножались.

— Я все-таки… — Она помолчала. — Как получилось, что обычный мальчик додумался до всего этого? А мне за четыре столетия не пришла в голову столь простая мысль?

— Возраст — еще не все, — ответствовал Думери. — К нему надобно приложить решительность и честолюбие.

— И ты, дитя, в этих качествах превосходишь меня?

— Видите ли, у нас в Этшаре, если хотят охарактеризовать кого-либо как человека решительного, не пасующего перед трудностями, говорят, что он стал учеником в свой двенадцатый день рождения. — Алдагон явно не ухватила суть, поэтому Думери пояснил: — Это первый день, когда юноша или девушка может подписать контракт на обучение. Более молодых брать в ученики запрещено законом. Большинство ждут еще несколько месяцев и определяются с выбором профессии.

— А ты, значит, стал учеником в свой двенадцатый день рождения.

— Нет, — признал Думери. — Не стал. Но именно в тот день, когда мне исполнилось двенадцать лет, я попросил отца определить меня учеником к магу. И не моя вина, что из этого ничего не вышло.

— Ага, а из нашей затеи что-нибудь да выйдет?

— Обязательно, если мы постараемся.

Глава 36

Они проговорили не один час, благо было чего обсуждать. Когда солнце закатилось за горизонт, перебрались из гнезда на большую поляну. Думери собрал ветки, которые Алдагон подожгла, дыхнув на них. Костер давал достаточно света и согревал Думери.

Речь шла о том, сколько времени нужно для организации слаженной работы, какую часть операции надобно держать в секрете, сколько потребуется людей для создания скотоводческого ранчо, для продажи крови.

Учитывая возраст Думери, они решили, что спешить некуда.

— Действительно, зачем устраивать гонки, — рассуждала Алдагон. — Я проживу еще не меньше тысячи лет. Надеюсь, сердце у меня выдержит и не откажут другие жизненно важные органы. А ожидание мне не в диковинку.

Наконец разговор зашел о возвращении Думери в Этшар.

— Ты не можешь идти туда пешком, — твердо заявила Алдагон. — Это слишком опасно.

— Почему? — удивился Думери. Он пережил встречу с дикими драконами. Какие еще опасности могли встретиться ему на пути?

— Тебе придется пройти менее чем в двух лигах от Камня Ворлоков!

— Так близко? — Ему представился случай убедиться в том, что Тенерия сказала ему правду. — И что из этого?

— Отрок, разве ты не знаешь, чем это грозит людям? — воззрилась на него Алдагон. — Этот камень служит источником энергии для ворлоков, но в какой-то момент эта энергия оборачивается против них. Не могу сказать, что все это понимаю, но я говорила со многими ворлоками, которых тянуло к Камню. И ни один из них не вернулся. Обычные люди становятся ворлоками, приблизившись к нему, но едва ли могут воспользоваться своими новыми способностями, потому что их тут же притягивает к нему. Я не могу допустить, чтобы ты сгинул, проходя мимо Камня!

— Но у меня нет абсолютно никаких способностей к ворлокству, — заметил Думери. — Мне об этом говорили.

Алдагон обдумала его ответ.

— Что ж, такое возможно. По правде говоря, я сама пролетала в лиге от Камня и ничего не почувствовала, кроме каких-то неприятных ощущений. Но зачем рисковать?

— А как же я вернусь домой?

— Разумеется, кружным путем, по реке. Знаешь, я ведь могу и отвезти тебя домой. Я не бывала в Этшаре Азрада уже триста семьдесят лет, но, думаю, дорогу найду. Могу доставить тебя прямо на Рынок у Западных ворот. Если он еще существует.

— Существует, будьте уверены.

Теперь задумался Думери. Это же потрясающе — прилететь домой на спине дракона! Однако и страшновато. Но колебания его длились недолго.

— Я согласен, но не стоит вам залетать в город. Вас все увидят. Захотят узнать, кто вы и откуда. А кто-то может и испугаться и наложить на вас заклятие.

— Это справедливо, — признала Алдагон. — Тогда я доставлю тебя на большак, что уходит от Этшара на север, скажем, за час до рассвета, и оставлю неподалеку от городских стен.

— Дельная мысль, — согласился Думери. — Я буду в безопасности и вас никто не увидит.

На том и порешили.

Думери завернулся в одеяло и заснул, а Алдагон вернулась в гнездо.

На следующий день к моменту отлета возникло еще одно препятствие: как везти Думери.

— Я могу держать тебя в когтях, — предложила Алдагон.

— Едва ли мне будет там удобно, — запротестовал Думери. — Мне бы лучше устроиться у вас на спине.

— Но за что ты будешь держаться?

Думери признал правоту драконши. Не мог же он оседлать ее как лошадь: очень уж широкой была спина. Но он не сдался. Очень уж не хотелось лететь в когтях.

— А если я сяду вам на шею, у самой головы? — предложил он. — Будет куда упереться ногами, а руками я ухвачусь за ваши уши.

— А ты меня не задушишь?

— Нет, конечно. Да и вешу я совсем ничего.

— Ты прав, — согласилась драконша. — Давай попробуем.

Алдагон положила голову на землю. Думери с победной улыбкой вскарабкался ей на шею, уселся словно в седле.

Драконья чешуя оказалась более скользкой, чем он ожидал. Дважды он чуть не упал, успевая в самый последний момент ухватиться за стоящие торчком уши Алдагон.

Наконец ему удалось найти более или менее устойчивое положение. Ногами уперся в челюсти, телом прижался к затылку драконши, а руками крепко схватился за ее уши.

— Как вам? — спросил он.

— Не очень удобно, — от движения челюстей ноги Думери отлетели в стороны, — но терпимо.

— Не разговаривайте, — предупредил Думери. — Теряется опора для ног.

— Я постараюсь. Готов, отрок?

Думери еще крепче схватился за уши Алдагон, и гигантская драконша взмыла в воздух.

Леса и холмы уходили вниз с фантастической скоростью, серые облака стремительно увеличивались в размерах.

Скоро они уже находились на расстоянии вытянутой руки.

Алдагон прекратила подъем и полетела на юг.

Они практически не разговаривали, и не только потому, что движение челюстей драконши лишало опоры ноги мальчика. Все равно его слова уносило ветром, так что диалога не получалось.

Да и Думери было не до разговоров: он во все глаза смотрел на проплывающий внизу Мир.

Лес превратился в зеленое море, покрывающее холмы. Изредка его прорывали каменистые или сверкающие снегом вершины.

От открывшейся ему красоты у мальчика захватило дух. Не меньшее впечатление производили на него и огромные зеленые крылья его "скакуна", размерами не уступающие парусам самого большого корабля Дорэна-старшего.

А сам "скакун"! Даже самому генералу Азраду, не говоря уже о нынешнем Правителе, Азраде Седьмом, не доводилось летать по небу. А вот он, Думери, летел!

Алдагон мерно взмахивала крыльями, не догадываясь о мыслях Думери.

Поглядывая вниз, Думери видел все те же холмы и леса, как ему казалось, совершенно одинаковые. Откуда они взлетели, куда летят? Ему оставалось только гадать, как удается Алдагон выбирать нужное направление.

Вероятно, решил он, она ориентируется по солнцу и по тем вершинам, что выделяются в зеленом лесном море.

Солнце уже скатывалось к горизонту, облака заметно сгустились, и вскоре они уже летели в полной темноте, отделенные от лун и звезд плотным слоем облаков. Лес внизу сначала стал серым, потом черным.

Тем не менее Алдагон уверенно летела вперед. Может, подумал Думери, она руководствуется каким-то особым чувством, свойственным лишь драконам?

Прошел не один час, прежде чем далеко впереди, у самого горизонта, Думери заметил слабое свечение.

Его удивило это. Неужели так быстро наступил рассвет? И когда они успели повернуть на восток?

Еще через какое-то время он посмотрел вниз и увидел огни, слабенькие, разделенные большими расстояниями, но огни — костры, фонари, факелы. Лес остался позади, теперь они летели над освоенными землями.

А вскоре они пролетели над движущимися огнями. Думери догадался, что он видит фонари, горящие на судах, которые плыли по Великой реке.

Свечение на горизонте все усиливалось.

Этшар — наконец-то дошло до него. Светился город, Этшар-на-Пряностях, светился тысячами факелов, фонарей, ламп, горящих на улицах, во дворах, в окнах.

Он дома!

До Этшара оставалось не больше лиги.

— Отрок! — услышал он голос Алдагон, — Впереди, до самого города, одна вода. Где же большак?

Думери еще сильнее ухватился за уши, вновь уперся в челюсть соскользнувшей правой ногой.

— На западе! — прокричал он в ухо драконше. — Впереди Восточный залив. Нам надо на запад.

Он никак не мог понять, как она отличала воду от суши: внизу-то царила тьма.

Алдагон описала широкий полукруг, одновременно снижаясь. Они пролетели над зданием с горящим факелом у двери, и Думери подумал, что это, должно быть, гостиница, в конюшне которой он провел первую ночь вне города.

Они уже летели над большаком, направляясь к городу.

А когда свечение распространилось по всему восточному горизонту, Алдагон коснулась земли.

— Смотри, вон сторожевые башни и ворота!

Думери всмотрелся в темноту, но различил какие-то смутные силуэты. Вероятно, Алдагон обладала куда более острым зрением. Громадная голова драконши легла на землю. Думери перекинул ногу через шею, спрыгнул на большак.

Огляделся. Свечение на востоке и темнота вокруг. Ветерок шелестел то ли травою, то ли всходами пшеницы.

Он ничего не видел. А слышал лишь дыхание драконши. Даже цикады и те молчали.

— Мне кажется, — громовой голос Алдагон так испугал Думери, что он отпрыгнул в сторону, потерял равновесие и оказался в кювете, — что мы упустили одно важное обстоятельство.

Думери вылез на большак.

— Какое еще обстоятельство?

В темноте он не видел Алдагон. Лишь в отсвете города чуть поблескивали ее глаза.

— Средства общения, — объяснила Алдагон. — Когда ты все подготовишь, тебе придется вызвать меня или самому прийти ко мне. И как мы найдем друг друга?

— О-о-о, — протянул Думери.

Драконша права, они про это забыли.

Но он тут же нашелся с ответом:

— Во время моего отсутствия родители дважды связывались со мной с помощью чародея, который посылал мне магический сон. Драконам снятся сны?

— Да, разумеется!

— Что ж, когда я все подготовлю, я найму чародея и пошлю вам сон.

— Разве для этого тебе не обязательно знать, где я нахожусь?

— Нет… только ваше истинное имя. Э… Алдагон, не так ли?

Драконша долго молчала.

— Правильно я его произнес? — спросил Думери.

— Скажи мне, отрок, что есть истинное имя?

— Истинное? Ну… это… — Когда он пытался поступить в ученики к чародеям, да и раньше, случайно он слышал их толкование истинного имени.

— Я, конечно, не уверен, но истинным называется самое первое имя, которое ты признаешь своим и начинаешь на него откликаться.

Алдагон вздохнула, язык пламени вырвался из ее пасти, осветив кювет, пыльную дорогу, зеленые побеги пшеницы на соседнем поле.

— Этого-то я и боялась.

Думери раскрыл было рот, чтобы спросить, чего именно боялась драконша, но передумал, решив дожидаться продолжения.

— Боюсь, отрок, я должна признаться, что Алдагон не является моим первым именем, хотя я и родилась более четырех веков тому назад. До того, как я научилась говорить, меня звали другим именем, и я откликалась на него.

— Ясно, — кивнул Думери. — И каким же?

— Ты должен понимать, что тогда я была не более чем животным, состоящим на службе в армии Этшара.

— Я понимаю, — покивал Думери. Вновь последовала долгая пауза.

— Меня звали Желтопузик. Желтопузик из третьей роты первого полка Передовой Бригады.

— Его легко запомнить, — попытался утешить драконшу Думери.

— Да, конечно, — ответила Алдагон.

Они помолчали.

— Тогда я пошел, — первым заговорил Думери.

— Разумеется. Никуда не сворачивай с большака, и ты доберешься до городских ворот, а уж оттуда найдешь дорогу домой. Когда у тебя все будет готово, вызови меня через магический сон, и я прилечу, куда ты скажешь. Прилечу с радостью. Мы разорим эту семейку, убивающую моих братьев и сестер, и при этом разбогатеем сами!

— Вы абсолютно правы! — с жаром воскликнул Думери.

— Удачи тебе, Думери-из-Гавани!

Ответ Думери затерялся в громе рассекших воздух крыльев драконши. Алдагон растворилась в черноте неба.

Когда ветер, поднятый ее крыльями, стих, Думери повернулся и зашагал по большаку к городским воротам.

Он уже знал, что следующие несколько лет ему придется попотеть. Он решил, что последует совету отца и станет учеником у какого-нибудь преуспевающего купца. Научится покупать и продавать, перевозить товары на большие расстояния. В пятнадцать лет, если ему повезет и он выкажет завидное усердие, он станет подмастерьем. В восемнадцать — наверняка.

До той поры никогда и никому не скажет, каким товаром он намеревается торговать. И будет откладывать заработанные деньги.

И в конце концов придет день, когда он сможет связаться с Алдагон. В пятнадцать лет, восемнадцать, может, в двадцать один, если возникнут непредвиденные трудности, но такой день наступит.

А потом он откроет свое дело. Думери-Дракон, Поставщик Чародеев. Он разорит Кеншера и его клан, положит конец жестоким убийствам драконов. Пусть Тетеран и прочие чародеи злятся, в конце концов им все равно придется согласиться на условия Думери. Он будет посылать скот Алдагон, получая взамен драконью кровь, и со временем станет очень богатым.

Поначалу он прикинется охотником на драконов, думал он, когда споткнулся и с трудом удержался на ногах. И лишь наладив поставки крови, откроет свой секрет, покажет всем, что подружился с драконами, вместо того чтобы охотиться или убивать этих благородных существ. Конкуренции он мог не опасаться: где еще найти такого дракона, как Алдагон? А если кто и найдет его, сможет ли подружиться с таким чудищем? Ему на удивление повезло. Попади он в гнездо, когда, кроме Алдагон, там никого не было, она бы убила его. А если б она не прилетела, его сожрали бы молодые драконы. Если б он был вооружен не игрушечным кинжалом, а настоящим оружием, если б птенец не оказался под рукой…

Он сомневался, что у него появятся конкуренты, даже если все узнают, каким образом ему удалось разбогатеть.

За раздумьями он и не заметил, как подошел к открытым воротам, ярко освещенным факелами и фонарями Рынка. Жаль, конечно, что Алдагон не приземлилась прямо на площади. Подумать только, какое впечатление произвело бы его триумфальное возвращение в Этшар. Стофутовый дракон и его наездник, Думери-из-Гавани, Думери-Дракон. Чудо! Вот о чем судачили бы не один год!

В этот раз он, естественно, на такое не решился.

Но со временем…

Со временем, пообещал он себе, когда драконью кровь можно будет купить только у него, он обязательно прилетит в Этшар!

Эпилог

Селла посмотрела на входящую в дом Тенерию.

— Рада, что ты вернулась живой и невредимой. Пришла за своими вещами?

Тенерия кивнула. За долгие годы учебы она привыкла к тому, что Селла все знала наперед. Она действительно пришла за вещами, чтобы вернуться в Рыбный квартал. Обучение она решила закончить позже. Сейчас же она не могла жить в доме Селлы, где все напоминало ей о провале порученного дела.

— Ты уже решила, что теперь будешь делать, став подмастерьем? — полюбопытствовала Селла.

— Но я… — Тенерия осеклась. — Я же не привела Думери назад!

— Какие пустяки! — отмахнулась Селла. — Ты его нашла, он благополучно вернулся домой, отказался от своих безумных фантазий и поступил в ученики к ювелиру. И никого не волнует, что вы вернулись порознь. Он, кстати, говорит, что твоя магия помогла ему так быстро перенестись в город, хотя мы обе знаем, что это не правда.

— Он так говорит?

Селла кивнула.

Тенерия на мгновение задумалась, потом пожала плечами. Наверное, мальчик хотел как-то отблагодарить ее за все те хлопоты, что он ей причинил. Но скорее всего он использовал ее, чтобы отвлечь внимание родителей от своих планов на будущее.

— Думери. — Она покачала головой. — Это же надо. Я так рада, что наши пути разошлись.

Селла понимающе улыбнулась.

— Наставница… — начала Тенерия, но Селла остановила ее взмахом руки:

— Более нет. Ты уже не ученица.

Тенерия улыбнулась.

— Хорошо. Тогда, Селла… вы что-нибудь знаете о ворлокстве?

Едва на лице старой ведьмы отразилось недоумение, Тенерия заметила пару выпученных глаз, выглядывающих из-за занавески.

— А о спригганах? — добавила она.

Волшебная Дорога

Пролог

Девочка заерзала на стуле, но старуха, одарив ее коротким, злым взглядом, вновь сосредоточила внимание на посетителе.

— Так чего ты ко мне пришел, мальчик?

Мальчик замялся.

— Я… я Келдер из Шулары.

— Знаю, — кивнула старуха.

И естественно, солгала, ничего-то она не знала. Более того, подумала, что имя скорее всего вымышленное. Глупо верить всему, что тебе говорят. Келдер из Шулары наверняка выдумка. К тому же не очень оригинальная. Но тут же, чтобы не затягивать паузу, старая лиса добавила загадочным тоном:

— Я знаю все, что надобно знать.

Фраза произвела на гостя должное впечатление. А девочка, что сидела на стуле за его спиной, закатила глаза и прошептала что-то вроде: "Да перестань, бабушка". Но этот шепот предназначался только для ее собственных ушей.

— Итак, Келдер из Шулары, — с излишней торопливостью продолжила старуха, — ты пришел к Зиндре Провидице, чтобы узнать свое будущее… Я вижу, как оно открывается передо мной, во всем блеске, уходящее вдаль. Я многое могу рассказать тебе, дитя мое, ибо впереди у тебя долгая, насыщенная событиями жизнь. Ты должен задавать мне конкретные вопросы, я отвечу на все…

Девочка кашлянула, и старухе вновь пришлось осадить ее взглядом.

— …За каждый тебе придется заплатить по три гроша.

Келдер, к счастью, не заметил молчаливого диалога Зиндре и девочки, потому что всматривался в хрустальный шар, стоящий перед ним на столе. Казалось, он хочет что-то разглядеть.

Мысль эта не порадовала Зиндре. Она не жаловала клиентов, обладающих магическими способностями.

Правда, откуда магические способности у этого недотепы? Обычный крестьянин.

А мальчик уже преодолел смущение и задал первый из интересующих его вопросов:

— Удастся ли мне уйти из Шулары?

Такие вопросы Зиндре щелкала, как орехи.

— О да. Ты уйдешь, и уйдешь далеко, за горы и незнакомые земли, и благополучно вернешься.

Он, возможно, и не вернется, но Зиндре знала, что в девяноста девяти случаях из ста от нее ждали именно такой концовки.

— Вернусь? В Шулару?

Зиндре мысленно выругалась: надо повнимательнее вслушиваться в интонации этого молокососа.

— О да. Ты вернешься, покрытый славой, чтобы рассказать тем, кто остался, об увиденных тобой чудесах.

— Вернусь, чтобы остаться в Шуларе? — И тут же, не дожидаясь ответа, Келдер продолжил, переключившись на другое: — Чудеса? Какие чудеса?

— Много чудес, — тут же ввернула Зиндре, дабы отвлечь мальчика от естественного вопроса: а где же он побывает? — Тебе откроются великие города и бескрайние равнины, ты встретишь страшных чудовищ и прекрасных женщин и не раз столкнешься со всесильной магией. — Обычно вместо равнин она упоминала о горах, но подумала, что для жителя гористой Шулары слово "равнины" прозвучит более экзотично и притягательно.

— Магия? Но что я буду делать? Куда пойду?

Зиндре широко развела руки, прежде чем впереться взглядом в хрустальный шар.

— Необычная магия, которая мне неведома, недоступная ни чародеям, ни ведьмам. Она будет твоей и не твоей. Ты будешь странствовать по свету, станешь защитником униженных и оскорбленных, тобой будут гордиться умершие и еще не родившиеся.

Неопределенно, загадочно, и любой мог отнести сие на свой счет.

Уголком глаза Зиндре заметила одобрительный кивок девочки. Повторила про себя последние фразы и решила, что внучка права: она попала в десятку.

— Я вижу дорогу, исчезающую за горизонтом, но что это за дорога, я не знаю.

На лице Келдера отразилось разочарование. И тут же в разговор вмешалась девочка:

— Извини, но тебе уже напредсказывали на пятнадцать грошей, а ты заплатил только большой медяк. Прежде чем задавать моей бабушке следующий вопрос, надо бы рассчитаться.

Келдер вздрогнул от неожиданности, обернулся и, разинув рот, уставился на девочку.

Та протянула руку.

Келдер порылся в поясном кошеле, достал еще один медяк.

— Больше у меня нет.

— Значит, за нами один грош. Возьмешь сдачу или задашь еще один вопрос?

— Вопрос, — без запинки ответил Келдер.

— Только хорошенько подумай, прежде чем задавать его, Келдер из Шулары, — напевно прозвучал голос Зиндре Провидицы.

Келдер подумал.

— Расскажи мне о девушке, на которой я женюсь.

Зиндре кивнула.

— Девушку ты встретишь умную, красивую, со звонким, словно соловьиная трель, смехом. И ей будет подвластна магия, особая магия. Ты с гордостью введешь ее в свой дом, и вы заживете в счастье и радости. — Стандартный вопрос, который задавали ей сотню раз. Трудностей с ответом у Зиндре не возникло.

— Дети?

— Деньги, — напомнила девочка.

— Денег у меня больше нет, — признался Келдер.

— Это и не важно, — успокоила его Зиндре. — Заклинание теряет силу, будущее покрывается мраком. Я уже ничего не могу разглядеть. — С этими словами она взяла со стола сложенную салфетку из плотной зеленой материи, развернула, набросила на хрустальный шар.

— Жаль. — Келдер с неохотой поднялся.

Провидица указала на дверь, и Келдер, вежливо поклонившись, отбыл. Девочка повернулась к бабушке:

— Думаю, он всему поверил.

— Разумеется, поверил, — самодовольно усмехнулась старуха и прошлась по комнате, поправляя развешанные по стенам картины, свечи, чуть погнувшиеся от неравномерно стекающего воска. — Есть кто-нибудь еще?

— Нет, — ответила девочка. — Знаешь, бабушка, я никак не могу понять, как это у тебя получается? Неужели люди не могут отличить настоящей магии от обмана?

— Те, кто может, к нам никогда не придут.

А на улице, в сгущающихся сумерках, Келдер нашел своих сестер, судачащих с дочерью кузнеца неподалеку от кузницы.

— Где ты был? — спросила Сэлла, когда он подбежал к ним.

— Говорил с Провидицей.

Девушки, как одна, вытаращили на него удивленные глаза.

— Келдер, ты сошел с ума? — воскликнула Эдара.

— Это еще почему? — оскорбился мальчик.

— Надеюсь, ты не истратил все свои деньги на эту шарлатанку?

— Нет, — раздраженно бросил Келдер.

— А сколько ты у нее оставил? — напирала Сэлла.

— Совсем ничего.

— Так сколько?

— Два больших медяка.

— О Келдер! — воскликнула Эдара.

— Магия дорогого стоит, — оправдывался он.

— Келдер, — покачала головой Сэлла, — эта Зиндре владеет магией так же, как и я. Старая лгунья!

— Ничего подобного!

— Шарлатанка! Она приезжает сюда каждый год. Ни одно из ее предсказаний не сбылось.

— Может быть, пока не сбылось.

— И не сбудется, Келдер. Она шарлатанка. Ничего из того, что ты от нее услышал, не сбудется.

— Сбудется, — уперся Келдер. — Сама увидишь! — Он отвернулся от сестер, обиженный и рассерженный. — Еще как сбудется! — А через секунду добавил: — Я приложу все силы, чтобы сбылось!

Глава 1

На вершине холма Келдер уселся на траву и положил рядом с собой заплечный мешок. Боги уже разлили по небу чернила ночи, солнце закатилось за горизонт, пришла пора устраиваться на ночлег.

Ему предстояло провести вне дома третью ночь подряд и, судя по всему, самую холодную. Оставалось только недоумевать почему: весна все-таки, ночи должны становиться теплее, а не холоднее.

Мальчик посмотрел вниз, на еще различимую в сгустившихся сумерках дорогу: полосу утоптанной земли, светлеющую меж темной травы. По его сторону трава росла на склоне холма, плавно сбегающего к дороге, по другую, северную, — на равнине. Так что сидел он на вершине последнего до дороги холма.

В здешних краях разводили скот, распаханных полей не было, но коров или бычков в такой час не пасли. И о присутствии человека напоминала только дорога.

Келдер практически не сомневался, что видит перед собой Великий Тракт. И душу его переполнило разочарование.

Ожидал-то он совсем другого.

Он представлял себе, что жизнь на дороге бьет ключом. Странники, караваны, менестрели, марширующие отряды солдат, не дорога, а городская площадь в день ярмарки. Он думал, что вдоль Тракта выстроились харчевни и лавки, что в какой-нибудь таверне он вольется в веселую компанию, где и потратит тяжким трудом заработанные деньги на эль и апельсины, а затем выиграет еще больше денег у безработных незнакомцев, которые решатся сыграть с ним в кости (в кости он никогда не играл, но сей факт нисколько не смущал Келдера). На этом вечер, естественно, не закончится. Он понаблюдает, как маг творит чудеса, и поднимется с миловидной дамой в номера, по пути бросив несколько грошей менестрелю, поющему у очага. Келдер видел себя говорящим на дюжине языков, все восхищались его остроумием и отвагой, пророчество становилось реальностью.

Но вместо этого его глазам открылась узкая полоска твердой, как камень, земли, петляющая меж пастбищ, начисто лишенная признаков жизни.

Келдер вздохнул и начал распаковывать заплечный мешок.

Следовало бы самому обо всем догадаться, корил он себя, доставая одеяло. Жизнь — она не такая, как описывают ее прорицатели и сказители. Ему очень не хотелось соглашаться, но, похоже, она действительно скучная и неприглядная, о чем постоянно твердили сестры. Он думал, что серое однообразие царит только на семейной ферме. Но, видать, остальной Мир не слишком-то от нее отличается. И все его предыдущие вылазки лишь подтверждали этот прискорбный факт.

Впервые он убежал с фермы через неделю после разговора с Зиндре Провидицей на деревенской ярмарке. В двенадцать лет.

Убежал в спешке, молодой и неопытный. Кстати, Зиндре не говорила, что он должен отправиться в странствия молодым.

Однако на то у Келдера были свои причины. Его отец решил, что ферма должна остаться в семье. Потому, договорившись с женихами сестер, что они заберут жен к себе, он наотрез отказался отдать Келдера кому-то в ученики или найти ему богатую невесту. Келдер, заявил отец, унаследует ферму, а последнее означало, что мальчик не мог ни стать учеником, ни заранее обрести невесту.

То есть всю свою жизнь Келдеру предстояло провести на крошечном клочке земли. Ни повидать Мир, ни узнать что-нибудь интересное, ни сделать доброго дела. Ему вменялось в обязанность лишь одно: продолжение семейных традиции. Какие уж тут странствия по свету, обещанные Провидицей, и защита униженных и оскорбленных!

Келдер не желал до конца своих дней просидеть на ферме, ковыряясь в земле и продолжая семейные традиции.

Поэтому в гневе и запальчивости покинул ферму, убежденный, что приключения ждут его за ближайшим холмом. В тот, первый, раз из припасов он взял с собой лишь краюху хлеба и взобрался на вершину холма, чтобы, к полному своему разочарованию, обнаружить на противоположном склоне маленькие фермы, ничем не отличающиеся от отцовской.

Ночь Келдер провел на природе, но уже утром голод вернул его в семейное лоно.

В следующий раз он ушел в тринадцать лет, с ленчем в пакете и шестью железными грошами в поясном кошеле. Миновал десяток холмов и удалился от фермы миль на пять. Ему говорили, что дневные переходы солдат могут превышать двадцать миль, но Келдер остался доволен своим результатом: он не спешил, часто отдыхал, да и подъемы сильно замедляли продвижение.

День, однако, сменился ночью, которую Келдер провел, свернувшись калачиком под стогом сена. Утром он бодро зашагал дальше, но к полудню, когда от захваченной провизии остались одни воспоминания, а кроме холмов и ферм, вокруг по-прежнему ничего не было видно, решил, что срок исполнения пророчества еще не наступил, и повернул назад.

Очередной весной, в четырнадцать лет, Келдер целый месяц готовился к походу. Запасся едой, хорошим одеялом, тремя медными грошами и дюжиной железных, острым ножом.

Определился он и с конечным пунктом — Шулара Кип, куда и добрался без всяких проблем на второй день путешествия. Но замком, увиденным впервые, Келдер восторгался недолго. Спало и волнение, вызванное видом бурлящей толпы на ярмарочной площади. Встал вопрос: а что делать дальше? С кем-либо заговорить он не решался — кругом сплошь незнакомцы.

Наконец, когда на закате стражник шуганул его от замка, Келдер сдался и повернул к дому.

В пятнадцать он предпринял новую попытку. Миновав Шулара Кип, проследовал на запад и утром третьего дня прибыл к Эланкора Кастл. Эланкора находилась "за горами" и, хотя ничего особенного Келдер не обнаружил, это была "незнакомая земля", а значит, он двигался в правильном направлении.

Но тут Келдер столкнулся с проблемой, о существовании которой даже не подозревал. Большинство жителей Эланкоры не говорили на шуларском, а он, в свою очередь, понимал всего дюжину слов на эланкорском. Осознав свою ошибку и упершись в языковой барьер, Келдер вновь повернул назад.

С тех пор минул целый год. И год этот Келдер посвятил тщательной подготовке. Нашел учителей, пусть и с немалым трудом, и выучился говорить на нескольких языках, резонно рассудив, что путь предстоит дальний и неизвестно, куда выведет дорога.

Старик Ченден обучил его ариоморскому языку и нескольким словам на ураморском. Сын Тикри-Тикри, проживающий на другой стороне долины, — торговому наречию. Его Келдер учил с особым усердием — по мнению людей бывалых, говорили на нем по всему Миру, и не было купца, который бы его не знал.

Несколько соседей могли объясниться на эланкорском и рессаморском, но никто из них не пожелал тратить время на то, чтобы поделиться с ним своими знаниями. Так что обучение ограничилось пятью-шестью словами.

Выяснилось, что Лурелла Любопытная, отравившая ему все детство, говорит на этшарском! Ее обучила бабушка, хотя никто и представить себе не мог, что старушка, недавно почившая в бозе, знала этот язык.

Ради того, чтобы выучить этшарский, Келдер терпел бесконечные шпильки Луреллы. Не зря же говорили, что Гегемония Этшаров больше, чем все Малые Королевства, вместе взятые. Противоположную точку зрения никто никогда не высказывал, из чего Келдер сделал вывод, что утверждение это соответствует действительности.

И если уж ему суждено увидеть великие города и бескрайние равнины, то где же им быть, как не в этой самой Гегемонии.

К полному своему удовлетворению, Келдер обнаружил, что каждый новый язык дается ему легче предыдущего. Он-то опасался, что память переполнится словами и наступит момент, когда он больше ничего не сможет запомнить. Однако оказалось, что во всех языках имеются определенные закономерности, так что третий язык пошел у него лучше второго, а четвертый — легче третьего.

Разумеется, года, учитывая, что от работы на ферме его никто не освобождал, не хватило, чтобы говорить свободно хотя бы на одном языке. Но Келдер чувствовал, что сможет объясниться на торговом наречии, да и на этшарском свяжет пару фраз. На ариоморском, по его разумению, он говорил на уровне трехлетнего ребенка, а вот по-ураморски, рессаморски и эланкорски знал лишь отдельные слова да элементарные выражения.

Но, опять же, Келдер полагал, что ураморский, рессаморский, эланкорский и даже ариоморский ему не понадобятся. Он решил идти на север, до самого Великого Тракта, где в ходу были лишь торговое наречие да этшарский, ибо на востоке Великий Тракт упирался в легендарные базары Шана-в-Пустыне, а на западе — в гигантскую густонаселенную Гегемонию Этшаров, с ее древней столицей Этшаром Пряностей. Провидица сказала, что видит исчезающую за горизонтом дорогу, которую ему предстоит пройти. Речь могла идти только о Великом Тракте.

Наконец он выступил в поход, с заплечным мешком на спине, и три дня шагал на север, через пастбища и луга, мимо деревень и ферм, сначала пересек большую часть Шулары, потом Севмор.

По крайней мере Келдер полагал, что пересек Севмор, потому что никто не слышал о каких-либо дорогах на его территории. Великий Тракт проходил через Глимору.

А что за дорога лежала перед ним, как не Великий Тракт?

Но на поверку Тракт этот оказался полоской вытоптанной земли.

За три дня жажда, сбитые ноги, гудящие под тяжестью мешка плечи в немалой степени поспособствовали тому, что грандиозные планы, которые строил Келдер, выглядели уже не столь привлекательными. А пустынная дорога стала последним камешком, потопившим баржу. Это путешествие, как и прежние, закончилось полным провалом.

Видать, его сестры говорили правду, и Зиндре — обыкновенная шарлатанка. Никогда он не увидит великие города, как она наобещала ему, страшных чудовищ и прекрасных женщин, не говоря уж о чудесах всесильной магии.

Келдер завернулся в одеяло, а вместо подушки подложил под голову мешок. Еды у него не осталось, последнюю он съел еще днем. Так что в дальнейшем, куда бы он ни пошел — вперед или назад, — за пропитание предстояло расплачиваться деньгами, избытком которых он похвастаться не мог.

Утром, решил про себя Келдер, он двинется в обратный путь. Вернется на семейную ферму в занудную Шулару и останется там навсегда, пусть ему этого и не хочется. Прислушается к мнению близких и забудет об обещаниях Провидицы.

В конце концов какой ему прок от чудес, о которых она упоминала? Он мог уверенно смотреть в будущее. Трех его сестер выдадут замуж, так что в один прекрасный день он станет владельцем фермы, зеленых пастбищ, плодородных полей и тридцати голов скота. На ком-нибудь женится, пусть и не на красавице, владеющей магией, как следовало из предсказания, а на местной девице. Скажем, на Инзе Синеглазке, что живет на другом конце долины, и у них родятся дети. Все будет так, как постоянно твердили ему родители и сестры. Судя по всему, они оказались правы на все сто. Он не увидит чудес, им не будут гордиться мертвые и еще не родившиеся… зато родители порадуются, когда он скажет, что остается на ферме.

Но какая же скучная ждала его жизнь!

Келдер открыл глаза и всмотрелся в Великий Тракт. Большая луна заливала землю светло-желтым сиянием, так что он мог различить полосу дороги.

Но и от нее (вот ужас-то!) веяло той же скукой. Скука пропитала всю жизнь, окутала Мир, не оставив места для чудес, чудовищ, красавиц.

"Может, я просто устал, — подумал Келдер. — Может, утром будущее перестанет казаться мне таким беспросветным?"

Но в любом случае ему придется вернуться домой и отнюдь не покрытому славой.

С тяжелым вздохом Келдер закрыл глаза и уснул.

Глава 2

Ночью Келдер дважды просыпался от холода. Поплотнее заворачивался в одеяло и засыпал вновь. В третий раз он открыл глаза, когда солнце уже поднялось.

Юноша сел, вспоминая, где находится.

На севере, у подножия невысокого холма, лежал знаменитый и столь разочаровавший его Великий Тракт. По левую руку обе луны висели над западным горизонтом, справа солнце начало путь к зениту. По холмам бежали причудливые тени. Редкие облака светились золотым и розовым. Холодный воздух врывался в ноздри Келдера, наполненный запахами влажной травы и утреннего тумана.

Заря, вне всякого сомнения, относилась к разряду чудес, да только ничем не отличалась от тех, какими он мог любоваться дома.

Келдер встал, потянулся и вновь разочарованно досмотрел на полоску вытоптанной земли.

По крайней мере, решил он, надо пройти по ней несколько шагов, чтобы с чистой совестью сказать родителям, что он путешествовал по Великому Тракту. В конце концов ради чего он отправился в такую даль? Не для того ли, чтобы было чем прихвастнуть дома? Он ведь еще не знал, насколько серьезны его намерения уйти навсегда, да и Провидица говорила, что он вернется. Все-таки у него и в мыслях не было полностью порывать с домом.

Просто не хотелось возвращаться так скоро.

С давних пор, из-за насмешек сестер, он никому не говорил о пророчестве Зиндре. Однако не оставлял надежды, что когда-нибудь они обернутся явью.

Теперь Келдер точно знал, что сбыться им не суждено. Мир — не такое уж интересное место. И нет в нем никаких чудес.

Выход оставался один: подаваться в фермеры. Неожиданно уголком глаза Келдер уловил какое-то движение и повернулся налево.

Великий Тракт, равнина на дальней стороне, холмы на ближней… и какая-то яркая точка, сверкающая в солнечных лучах.

Точка увеличивалась в размерах, двигаясь вдоль Тракта, и вскоре превратилась в большую красивую птицу. Она постепенно приближалась, и Келдер подумал, что ни разу не видел птиц, оперение которых отражает свет. Прошло еще немного времени, и он понял, что это не птица.

К нему летел человек, человек с крыльями.

Келдер уже не знал, что и делать: бежать со всех ног или оставаться на месте. Человек мог летать только при помощи магии, а магия, как известно, таила в себе опасность.

Выходило, зря он уверовал, что Мир скучен. Но с другой стороны, наличие магии указывало на то, что Мир не так уж и безобиден.

Летающее существо находилось уже достаточно близко, чтобы по округлостям фигуры и по длинным золотистым волосам Келдер понял, что перед ним женщина, молодая женщина. Естественно, шестнадцатилетнему юноше захотелось рассмотреть ее получше. Так что с места он не сдвинулся.

Крылья шевелились изредка, ловя легкий утренний ветерок. Женщина скорее парила, чем летела, но расстояние между ними неуклонно сокращалось. Солнечный свет отражался от ее крыльев, то серебристо-белых, то начинающих переливаться всеми цветами радуги. Наряд летуньи состоял из белой туники, расшитой понизу, и выглядывающих из-под нее светло-коричневых бриджей. Разумеется, женщине было бы куда пристойнее носить юбку, но Келдер здраво рассудил, что для подобного способа передвижения юбка больно уж непрактична. Поскольку она летела, а не шла, не требовалась ей и обувка.

Келдер затаил дыхание, ожидая, что женщина с крыльями вот-вот исчезнет, но нет, она лишь увеличивалась в размерах. Он уже мог различить черты лица: высокие скулы, вздернутый носик, большие глаза, чувственный рот. Он уже понял, что женщина очень молода, не женщина — девушка, его возраста, а то и на год-два моложе. Разглядел Келдер и вышивку по подолу, туники: синие и зеленые листья и цветы.

Келдер так и стоял, разинув от изумления рот, когда девушка с последним взмахом крыльев плавно опустилась на землю в десяти футах от него.

Такой красавицы ему видеть не доводилось. Лицо сердечком, темно-синие глаза, падающий на плечи золотой дождь волос. Келдер слышал о существовании блондинок, даже видел их на картинках, но наяву — впервые.

Крылья, белые, блестящие, росли из лопаток, для каждого в тунике имелся аккуратный разрез. Спереди же шелковистая ткань плотно облегала грудь. И какую грудь!

После приземления крылья, размах которых составлял никак не меньше пяти ярдов, сложились и упали по бокам девушки, словно накидка. Келдер заметил, что вышивкой украшен не только подол ее туники, но и рукава, и вырез на груди. А на шее девушки сверкал на солнце Кровавик, красный камень размером с верхнюю фалангу его большого пальца.

Прекрасная незнакомка была на четыре или пять дюймов ниже Келдера, который никак не мог считаться гигантом. Скорее, чуть не дотягивал до среднего роста. Она пристально смотрела на него большими синими глазами.

— Привет, — поздоровалась девушка на этшарском. Мелодичный, шелковый голос.

— Привет, — ответил Келдер, как только к нему вернулся дар речи.

"Какое счастье, — подумал он, — что бабушка Луреллы знала этшарский". Что это за необыкновенное создание? Почему оно заговорило с ним? Неужели Зиндре Провидица сказала правду? И он видит перед собой одно из обещанных чудес?

— Я — Ирит Летунья. А кто ты?

— Я… я… — У него вновь перехватило дыхание. — Я — Келдер из Шулары.

Девушка задумалась, потом указала на юг.

— Шулара там, не так ли? — и кокетливо склонила головку набок.

Келдер кивнул, не отрывая от нее глаз. Какая красавица!

— Тогда что ты тут делаешь?

— Я… я хотел повидать Великий Тракт. — Келдер понял, как глупо звучит его ответ, еще до того, как слова сорвались с его губ.

Ирит же повернулась к дороге.

— Да, смотреть тут не на что. — Она опять взглянула на Келдера и улыбнулась. — Впрочем, это самый пустынный участок. Куда интереснее там, где Тракт начинается и заканчивается.

Столь ценные сведения пролились бальзамом на сердце Келдера.

— Так ты прошла его из конца в конец?

Этшарские слова давались ему с трудом, и он уже опасался, что разговор заглохнет.

Ирит ослепительно улыбнулась:

— Сотню раз! А ты?

— Я вышел к Тракту прошлым вечером, — признался Келдер.

— Понятно. — Она бросила короткий взгляд на юг. — Ведь в Шуларе не говорят на этшарском?

— Нет, — покачал головой Келдер.

— А я не припоминаю шуларского. — В голосе Ирит слышались извиняющиеся нотки. — Может, перейдем на торговое наречие?

— Э… да, так будет проще, — с облегчением согласился Келдер. С торговым наречием шуларский имел куда больше общего, да и грамматика была проще. Кроме того, как учитель, сын Тикри-Тикри мог дать сто очков вперед Лурелле Любопытной.

Ирит кивнула:

— Хорошо. — Она перешла на торговое наречие. — Ты пересек страну в одиночку?

Келдеру потребовалась минута, чтобы переключиться на другой язык.

— В Шуларе нет дорог, так что пришлось идти напрямую, через холмы и долины.

Да, торговое наречие давалось ему намного легче.

— Я знаю, — вновь сверкнула улыбка Ирит. — Когда-то, давным-давно, я побывала в Шуларе. Места там красивые, но очень уж скучно. — Она пожала плечами. Посмотрела Келдеру в глаза. — Почему ты ушел? Захотелось приключений?

— Пожалуй. — Келдера поразило, с какой легкостью девушка стрекочет на каждом из языков. — Хотел найти свою судьбу, ты понимаешь, как говорится во многих сказаниях. Мой отец спит и видит меня фермером, таким же, как он, а я… меня от этого воротит. Во всяком случае, пока.

О пророчестве Келдер не упомянул, из опасения, что Ирит поднимет его на смех так же, как и сестры.

Ирит кивнула:

— Взрослые зачастую такие зануды.

И засмеялась.

"Смех у нее, — подумал Келдер, — звонкий, как трель соловья".

Умная, невероятно красивая, со звонким смехом, владеющая особой магией — та самая девушка, на которой ему суждено жениться. Сомнений быть не могло. Он с гордостью введет ее в свой дом, и они заживут в счастье и радости.

Именно эти слова он услышал от Зиндре. Келдер шумно сглотнул.

Ирит улыбнулась и села на траву. Штанины ее бриджей чуть задрались, обнажив лодыжки, и на одной Келдер увидел несколько браслетов, охватывающих ногу.

Девушка потянулась, широко раскинув руки, сладко зевнула. И Келдер сразу забыл про лодыжки, привлеченный более интересными округлостями тела Ирит. Золотоволосая, с крыльями, куда до нее той же Инзе Синеглазке.

— Сегодня я поднялась пораньше, — поделилась Ирит с Келдером. — Хотела немного полетать до того, как народ начнет просыпаться.

Келдер осторожно опустился на землю рядом с Ирит. Он во все глаза смотрел на ее великолепные сверкающие крылья и гадал, откуда она такая взялось. Раз уж им предстоит долгая совместная жизнь, надо хоть что-то узнать о ее прошлом. Может, где-то проживает целое племя летающих людей?

Такое чудо хотелось бы увидеть собственными глазами.

— Ты живешь неподалеку? — спросил он.

— У меня нет постоянного пристанища. Живу там, где приземляюсь. — И Ирит вновь одарила Келдера своей фирменной улыбкой.

Юноша поспешил улыбнуться в ответ.

— А твои родственники?

— Никого у меня нет. Все давным-давно померли.

— О, извини.

Ирит безразлично пожала плечами.

Они помолчали, глядя на траву, на дорогу внизу. Постылое местечко, как оно представлялось Келдеру всего несколько минут назад, с появлением Ирит окрасилось в яркие цвета грядущих приключений. Келдеру хотелось произвести на девушку впечатление, сказать что-то значимое, дабы ускорить процесс ухаживания и приблизить момент бракосочетания.

Но он словно впал в ступор. Не мог ни о чем думать, кроме как о красоте Ирит.

Поэтому первой заговорила она:

— Раз уж ты отправился на поиски судьбы, сколько тебе лет? Традиционный для сего деяния возраст — тринадцать, не так ли? Но ты же старше.

— Мне шестнадцать, — признался Келдер.

— Поздноватенько ты оторвался от дома, знаешь ли.

Келдер согласно кивнул.

— А сколько тебе?

— Пятнадцать, — ответила Ирит.

Келдер вновь кивнул. Так он, собственно, и предполагал. Девушка на год его младше. Впрочем, он не стал бы возражать, окажись они даже ровесниками. После короткой паузы Келдер таки нашел, как продолжить разговор.

— Я впервые вижу человека с крыльями.

Она засмеялась, звонко, как птичка.

— Насколько мне известно, крыльев больше нет ни у кого. Только у меня.

— Понятно. — Тем самым Ирит развеяла его мечты побывать в стране крылатых людей, но ее прошлое по-прежнему оставалось тайной. Келдер попытался поизящнее сформулировать следующий вопрос, но без особого успеха: словарного запаса явно не хватало. Так что пришлось спрашивать прямо в лоб:

— А откуда у тебя крылья? Ты с ними родилась?

— Разумеется, нет, глупый! — Ирит игриво толкнула его в плечо.

Столь внезапная фамильярность несказанно обрадовала Келдера.

— Тогда где ты их взяла?

Девушка подмигнула Келдеру и наклонилась к его уху, словно хотела поделиться секретом.

— Знаешь, давным-давно я была ученицей у чародея. И неплохо преуспевала. Но с мастером мне не повезло. Старый козел слишком уж чтил инструкции и постановления своей драгоценной Гильдии. Насчет обязанностей ученика и всего прочего. В конце концов мне это обрыдло. Как-то раз он особенно достал меня, просто довел до слез. А потом ушел по делам, на рынок или куда-то еще. Я же взяла его Книгу Заклинаний, он строго-настрого запрещал мне прикасаться к ней, нашла заклинание, с помощью которого, как он говорил, можно обзавестись крыльями, воспользовалась им, и у меня все получилось. Видишь?

Она приподнялась и взмахнула засверкавшими на солнце крыльями.

— Они прекрасны! — восхищенно воскликнул Келдер.

Ему очень хотелось потрогать белые перья, но он не решался.

Ирит с улыбкой повернула голову, любуясь на свое произведение.

— Это точно. А летать так здорово!

Улыбнулся и Келдер.

— А что произошло потом? Чародей поймал тебя?

Девушка рассмеялась:

— Нет, глупый. По крайней мере тогда. Я просто улетела и больше не возвращалась. В следующий раз наткнулась на него много лет спустя, он уже не держал на меня зла, и мы решили не поминать прошлое.

Келдер кивнул.

— Значит, на чародея ты не выучилась?

— Нет. А зачем? Я получила все, что хотела. — Она широко развела крылья, и поднятый ими ветер взъерошил Келдеру волосы. — Видишь?

Он же в восторге смотрел на Ирит. Смущал, правда, один момент. Что значит много лет? Наверное, эти слова не следовало воспринимать буквально. В конце концов, в ученики ее взяли в двенадцать, эту древнюю традицию не нарушал никто и никогда. Не меньше года потребовалось для того, чтобы накопленные знания позволили ей воспользоваться заклинанием. Да и мастер едва ли обрыдл ей за меньший срок. Келдер, однако, полагал, что магия — наука не из легких и надо быть по меньшей мере подмастерьем, чтобы творить сложные заклинания. Многие маги ограничивались тем, что зажигали огонь и заставляли деревья свистеть. И вряд ли кто мог стать подмастерьем до восемнадцати лет, в самом лучшем случае — до шестнадцати. Ирит же заявляла, что обзавелась крыльями много лет назад. А сейчас ей только пятнадцать…

Разумеется, чародеи, с которыми Келдер сталкивался в таком захолустье, как Шулара, к разряду лучших не относились, но наверняка требовался год-другой, чтобы Ирит могла овладеть заклинанием.

А еще она говорила, что бывала в Шуларе и сотню раз проходила Великий Тракт из конца в конец. Она любит все преувеличивать, решил Келдер.

И неудивительно. Многие знакомые ему девушки выдумывали Бог знает что, и не только девушки. Он решил не обращать внимания на то, что Ирит не в ладах с хронологией.

Конечно, хотелось бы узнать, как все было на самом деле. "Ученицей, — думал Келдер. — она наверняка оказалась способной, раз такой молодой сумела обзавестись крыльями. И убежала от мастера лишь несколько месяцев тому назад".

Слова пророчества снова зазвучали у него в голове: "Необычная магия, недоступная ни чародеям, ни ведьмам. Она будет твоей и не твоей". Магия жены действительно будет и его, и не его. А необычная — это ли не прямое указание на крылья Ирит?

Однако, если верить Ирит, чародеям эта магия как раз доступна.

Впрочем, Зиндре могла ошибиться в одной мелочи или Ирит что-то напутала.

Мелочи же — не главное, так? И Келдер решил, что с вопросами можно повременить. Он успеет все выяснить после того, как они поженятся.

— И куда ты направляешься? — спросила Ирит. — Как я поняла, ты пришел, чтобы увидеть Великий Тракт?

— Совершенно верно, — согласился Келдер.

— Вот ты его и увидел. Теперь вернешься домой, к своим старикам?

— Разумеется, нет! — воскликнул юноша.

Она, конечно, угадала его намерения, но Келдер не собирался признаваться в этом девушке, которую хотел взять в жены. Не мог же он предстать перед ней трусом или дураком, проделавшим столь долгий путь ради одного взгляда на полоску вытоптанной земли?

Опять же, неожиданное появление девушки подтвердило, что Зиндре ему не лгала.

Он ушел далеко, за горы и незнакомые земли, увидел дорогу, исчезающую за горизонтом, встретил девушку, на которой должен жениться… но его взгляду еще не открылись великие города и бескрайние равнины, он не повстречал страшных чудовищ и прекрасных женщин (Ирит на множественное число никак не тянула). Магия Ирит могла толковаться как "всесильная", правда, Келдер в этом сомневался, но в пророчестве говорилось, что он столкнется с ней не один раз. И он еще не стал защитником униженных и оскорбленных. Нет, домой возвращаться рано, пусть и с красавицей женой.

И не дай Бог, Ирит подумает, что он дурак или трус. Тогда она отвергнет его, и все планы, которые он уже строил на будущее, рухнут.

— Так куда ты направляешься? — упорствовала Ирит.

— А куда направляешься ты? — нашелся Келдер.

— О, я еще не решила. И потом, я спросила первой. — Она жизнерадостно улыбнулась. — Так куда ты направляешься?

— Туда. — Он махнул рукой на восток.

— Отлично! — Ирит аж захлопала в ладошки. — До самого Шана-в-Пустыне?

Келдер кивнул. Почему бы и нет? Почему не дойти до самого Шана-в-Пустыне? Ведь это великий город, не так ли? Пророчество указывало, что он увидит великие города. А на Рынке, как говорили, полным-полно чудес и магии.

— Я не бывала там с давних пор. — Ирит все улыбалась. — Могу я пойти с тобой? Мы бы получше узнали друг друга… Мне иногда так одиноко. Живешь сама по себе…

— Конечно. — Келдер изо всех сил старался изгнать из голоса восторженные нотки. — Вдвоем путешествовать куда приятнее.

Душа Келдера пела от счастья. Ему еще не доводилось видеть такую красавицу. Он бы с радостью пошел за ней на край света. А тут получалось, что она сама идет за ним. То есть явно проявляет к нему интерес.

Судя по всему, дело быстро шло к свадьбе.

Конечно, в дороге могут возникнуть определенные сложности — с деньгами у него негусто… Келдер старался об этом не думать.

Ирит двинулась вниз.

Келдер устремился следом, но тут же остановился.

— Подожди. Мне надо собрать вещи.

Он быстро покидал все в заплечный мешок, огляделся, дабы убедиться, что ничего не оставил, и поспешил к Ирит, которая с улыбкой дожидалась его внизу. Только подойдя к ней вплотную, Келдер заметил, что крыльев у Летуньи больше нет.

— Эй! — изумленно воскликнул юноша.

— Что такое? — Ирит огляделась.

— Твои крылья. Куда они подевались?

Тут он подумал, что крыльев не было вовсе, они ему привиделись. Но разве она не говорила, что у нее есть крылья?

— А! — Ирит захихикала, — разве я тебе не объяснила? Заклинание-то хитрое. Крылья появляются у меня лишь по необходимости. Когда я хочу полетать. Если же я иду пешком, они мне будут только мешаться, поэтому я от них избавляюсь.

— Но… — Продолжать Келдер не стал. Собственно, он и не знал, как сформулировать вопрос, особенно на торговом наречии.

— Не волнуйся, глупый! Пошли!

Ирит зашагала по дороге, и Келдеру не оставалось ничего другого, как следовать за ней.

— Но куда они подевались? — спросил он, поравнявшись с Ирит.

Девушка пожала плечами:

— Не знаю. Это же магия.

— Но… если тебе надо, чтобы они вернулись, когда ты… я хочу сказать…

Ирит вздохнула:

— Ты не волнуйся, ладно? Я оборотень, и этим все сказано. Таково заклинание. Я могу превращаться из крылатой в бескрылую и наоборот, точно так же, как чародеи могут превращаться в кошек, птиц или кого-то еще. Только и всего.

— Понятно, — протянул Келдер.

Оборотень — это хорошо, но до него никак не доходило, как что-то могло быть, а потом исчезнуть без следа.

Но Келдер решил, что волноваться действительно нечего. Магия есть магия. Она не подчиняется законам логики, ее следует воспринимать как нечто само собой разумеющееся. Если Ирит может менять свой облик, значит, она может, и нет смысла пытаться понять, как ей это удается. Не задумывался же он, каким образом чародей заставляет дерево свистеть.

Куда важнее разобраться, кто такая Ирит.

Зато теперь уже совершенно ясно, что в постели крылья мешать не будут. А то ведь он уже задавался вопросом, куда их девать, когда дело дойдет до самого интересного.

Так они и шагали по Великому Тракту навстречу восходящему солнцу и Шану-в-Пустыне, болтали, молчали, наслаждаясь компанией друг друга.

О том, что он будет делать в Шане или где-то еще, как исполнится оставшаяся часть пророчества и исполнится ли вообще, Келдер старался не думать.

Глава 3

Изредка их обгоняли люди, тоже держащие путь на восток. Они ехали верхом на лошадях или тяжелогруженых мулах. Пару раз мимо пробежали одетые в коричневое мужчины. На запад же брела одна-единственная старуха со скоростью улитки, как и подобало ее возрасту. Ни с кем из путников ни Келдер, ни Ирит не заговаривали, но Келдера радовало, что по Великому Тракту все-таки ходят. Пусть не караваны, не армии, не менестрели и чародеи, таковых, во всяком случае, Келдер не заметил, но дорога не пустовала.

Они прошагали чуть меньше часа, когда вдали показался лес. У Келдера широко раскрылись глаза.

Он и раньше видел деревья и даже рощи, но этот лес казался бесконечным. Он протянулся к югу от дороги, которую с севера подпирали домики фермеров, чередующиеся с полями и пастбищами, где паслись коровы и овцы.

— Это лес Амрамиона, — пояснила Ирит. — Большая его часть находится в Ураморе, а эта относится к Глиморе.

— Правда?

— Да. Мы неподалеку от границы Глиморы и Амрамиона, но еще не пересекли ее.

— Понятно. — Келдер еще раз окинул взглядом лес. — Очень большой.

— Ничего особенного, — пожала плечами Ирит. — Вот леса Деруа действительно впечатляют. Деревья там в два раза выше.

— Не может быть! — Келдер повернулся к девушке. Ее лицо зачаровывало куда больше, чем все леса, вместе взятые. Он еще надеялся, что она заговорит о себе или как-то позволит перевести разговор на собственную персону. Все-таки хотелось узнать побольше о будущей жене.

Он рассчитывал, что наверняка представится случай задать дельный вопрос, так или иначе связанный с ее прошлым. Вот он и представился, а теперь Келдер боялся, что Ирит посмеется над его невежеством.

— Точно, — кивнула Ирит. — Я сама видела. И слышала, что лес Лумета гораздо больше. А еще люди говорили, что на севере, в Алдагморе и Сардироне такие чащобы, с которыми не потягаться ни одному лесу в Малых Королевствах.

— По-моему, это ерунда.

— Не знаю, — пожала плечами Ирит. — Но так говорят.

Некоторое время они шли молча. Келдер обдумывал, как продолжить беседу. Наконец тему подсказал урчащий от голода желудок.

— Ты завтракала?

Ирит искоса посмотрела на него:

— Нет. Но я не голодна.

— А вот мне хочется поесть. Как ты думаешь, найдем мы какую-нибудь харчевню?

— Если только в Амрамионе, где есть королевский замок.

— Далеко до него?

Ирит посмотрела на уходящий вдаль Великий Тракт, потом обернулась.

— Примерно три мили. До Глиморы, разумеется, ближе.

— Правда?

— Конечно. Я провела там прошлую ночь. Откуда, по-твоему, я прилетела?

— Не знаю. — Келдер пожал плечами. — Я думал, ты спала на природе, как и я.

Ирит посмотрела на него, как на сумасшедшего:

— Как ты мог такое подумать? Воздух холодный, трава мокрая, земля жесткая. В постели спать куда приятнее.

— Но… — Келдер покраснел: во-первых, непонятно, о чем спрашивать дальше, во-вторых, торговым наречием он овладел не настолько, чтобы изъясняться совершенно свободно. — А далеко до Глиморы?

— Чуть больше лиги. Но находится она позади, если мы идем в Шан. И скукотища там жуткая.

— Ага. — Теперь Келдеру предстояло решать, что лучше: идти в Шан и не скучать или поесть. Три лиги, которые предстояло отшагать на пустой желудок, не вдохновляли.

Путники им давно уже не встречались, так что попросить поесть было не у кого. Келдер вгляделся вдаль, но увидел лишь поля, пастбища, лес. Обернулся: те же поля и пастбища. Он подумал, что до Глиморы ходьбы час с небольшим, до Амрамиона — три, а то и больше, если с привалами. Существенная разница, если отправился в путь без плотного завтрака.

Келдер вроде бы пришел к решению, но посмотрел на Ирит и забыл о еде.

— Тогда пошли в Амрамион. — Келдер огляделся. — А если увидишь что-нибудь съедобное, скажи мне. — Он оценивающе посмотрел на поле, но пшеница еще не заколосилась.

— Хорошо, — кивнула Ирит.

Вскоре они достигли леса. Никто их не обгонял и не попадался навстречу. Двадцать минут спустя Ирит указала на растение у самой обочины:

— Это земляника. Но я не знаю, созрели ягоды или нет.

Келдера степень созревания не волновала. Он набрал целую пригоршню ягод, несколько бросил в рот. И сразу понял, что съедобны только созревшие, остальные пришлось выбросить. Желудок недовольно заурчал.

Еще через час, после молчаливой встречи с двумя всадниками и двумя пешими путниками, держащими путь на запад, они вышли к границе Глиморы и Амрамиона, отмеченной сторожевой башней, сложенной из красного камня. Келдер решил, что башня давно заброшена, но внезапно между ее зубцов показался стражник в блестящем шлеме, который что-то прокричал.

Слов они не разобрали, но Ирит весело помахала ему рукой.

По мере того как они приближались к башне, Келдер нервничал все сильнее, Ирит сохраняла полное спокойствие.

Стражник вновь подал голос, на этот раз Келдер понял, чего от них хотят: говорил стражник на торговом наречии.

— Кто идет?

Келдер посмотрел на Ирит, не зная, что следует отвечать. Девушка вновь махнула стражнику рукой:

— Привет!

Стражник прищурился.

— Ирит?

Она кивнула.

— На этот раз пехом, а? Что случилось с твоими крыльями?

Ирит улыбнулась и отступила в сторону.

Отходила от Келдера обычная девушка, пусть редкостная красавица, но девушка. А мгновением позже у нее на спине выросли огромные сверкающие крылья. Келдер понял, что размах у них поболе пятнадцати футов — добрые двадцать.

Затем Ирит сложила крылья, и они исчезли так же внезапно, как и появились. Келдер хотел что-то сказать, но передумал.

— Магия, — пробормотал он себе под нос. — Магия и чудеса.

— А он кто такой? — Стражник указал на Келдера.

— Мы встретились на дороге, — крикнула в ответ Ирит. — Его зовут Келдер.

— Это так, парень? — спросил стражник.

— Да, сэр. Келдер из Шулары.

— Ты торговец?

— Нет, сэр.

— Благородного происхождения?

— Нет, сэр.

— Вооружен?

— Нет. У меня с собой только нож.

— Это не в счет. Ты чародей?

— Нет.

— Клянешься, что сказал правду?

— Да, сэр.

— Ирит?

— Не знаю, я только что с ним познакомилась, — девушка чуть покраснела, — но думаю, все это правда. Мне он говорил то же самое.

— Хорошо, идите, — вынес вердикт стражник. — А ты, Келдер, будь осторожен с Ирит.

Последняя фраза поставила Келдера в тупик. В полной мере торговое наречие он еще не освоил и не понял, что имел в виду стражник: то ли ему надлежало заботиться об Ирит, то ли остерегаться ее.

Второе как-то не укладывалось у Келдера в голове. Да, пусть она оборотень, но при этом и девушка. Сам стражник не очень-то ее остерегался: поприветствовал как закадычную подругу.

Следовательно, он советовал Келдеру заботиться о ней.

Юношу это вполне устраивало: он намеревался заботиться об Ирит до скончания века.

И стражник знал Ирит, назвал ее по имени. Поверил ей, когда она подтвердила слова Келдера. Значит, она действительно путешествовала по Великому Тракту и, возможно, не единожды. Келдер взглянул на свою спутницу, гадая, как ей это удалось. Судя по всему, Летунья появилась здесь в первый раз совсем молодой.

Но если она так много повидала, осознал Келдер, произвести на нее впечатление будет нелегко. Оставалось только сожалеть, что он практически ничего не знает ни о ней, ни о женщинах вообще. С девчонками, которые окружали его, Келдер рос с пеленок и понятия не имел, как привлечь к себе внимание. А ему очень хотелось, чтобы Ирит увлеклась им. Какая же она красивая! У Келдера аж дух захватывало. Сейчас он одновременно радовался и мучился. Радость доставляло одно ее присутствие, муку вызывало сознание того, что он всего лишь шагает рядом. Ему хотелось прикоснуться к Ирит, обнять, но он не решался.

Впрочем, ее присутствие говорило за то, что Ирит он понравился. Ведь, возникни у нее такое желание, она в любую секунду могла улететь. Но она никак не проявляла своих чувств и не показывала, чего она от него хочет.

Так что Келдеру оставалось одно — шагать со своей избранницей в ногу, то и дело поглядывая в ее сторону.

Через два часа они уже вошли в Амрамион.

Городок Келдеру приглянулся. Довольно большой, может, чуть уступавший в размерах Эланкора Кастл. Замок стоял на низком холме, к югу от Великого Тракта. По сравнению с Шуларой и Эланкорой он был, пожалуй, менее укрепленный. Четыре более мощные угловые башни, двенадцать башенок поменьше. Наполненный водой ров отсутствовал.

А вокруг десятки домов, мастерских и лавок. Кузнецы, бондари, гончары, ткачи, кого тут только не было! Вдоль дороги выстроились лотки, с которых продавали шерсть, пряжу, копченое мясо, всевозможные ранние овощи, причем многие Келдер видел впервые. От дразнящих запахов рот юноши наполнился слюной.

На Ирит вся эта суета не производила ни малейшего впечатления.

Харчевни находились на въезде в городок и на выезде, четыре на западной окраине, через которую они входили в Амрамион, три, по словам Ирит, на восточной.

Келдер слишком оголодал, чтобы пройти натощак оставшуюся сотню ярдов. Чуть ли не на первом лотке он купил апельсин, несомненно, привезенный из дальних краев — в амрамионском климате апельсины не росли, вгрызся в него зубами, а потом направился к ближайшей харчевне.

Но Ирит остановила его:

— Туда не пойдем. Второсортная забегаловка. Позавтракаем здесь!

Она указала на другую, с вывеской, изображающей мужчину, сидящего на земле скрестив ноги. Опустив голову, мужчина держался руками за посох.

— Это местечко называется "Усталый Путник". Здесь выпекают такой бисквит, какого не сыщешь на всем Великом Тракте.

Келдер без возражений последовал за ней.

И десять минут спустя похвалил себя за то, что решил не спорить, — если ему не изменяла память, лучшего бисквита он действительно еще не пробовал. Да и завтрак оказался отменно вкусным.

Разумеется, голод — лучшая приправа. Это Келдер знал хорошо. Тем не менее в "Усталом Путнике" могли гордиться поварами.

Хоть Ирит и говорила, что не голодна, ела и пила она с аппетитом. Помимо знаменитого бисквита, харчевня предлагала фирменный лимонад, для приготовления которого, кроме воды, лимонов и меда, несомненно, использовали спиртное. Ирит и Келдер уговорили по несколько кружек.

Келдера уже не удивляло, что хозяйка харчевни приветствовала Ирит по имени. Не мешала она и трапезе: ушла на кухню, как только поставила еду на стол.

Единственный недостаток такого плотного завтрака обнаружился в самом конце, когда Келдеру, предложившему оплатить счет, назвали сумму в два раза больше той, что он ожидал услышать. Платить он вызвался потому, что мужчине положено платить за свою даму. Опять же Ирит ничем не показывала, что у нее есть деньги. Теперь он пожалел о своей поспешности.

— Много, однако.

Ирит пожала плечами:

— Лучшее всегда стоит дорого. На Тракте вообще цены довольно высокие.

Келдер скривился, но заплатил.

Подкрепившись, они продолжили путь, пересекли Амрамион и вновь зашагали среди полей. Движение на дороге оживилось: им встречались и фургоны, и группы людей. Одна рыжеволосая женщина несла цимбалы, и Келдер просиял от радости: долгожданный менестрель, увиденный им впервые в жизни.

Около полудня они миновали еще одну сторожевую башню. Ирит сказала, что это граница Амрамиона и Иондры. Стражник пропустил их, не задавая ни одного вопроса.

— Охрана из Амрамиона, — пояснила Ирит, когда Келдер полюбопытствовал, чем вызвано полнейшее безразличие к их персонам. — Им важно знать, кто входит в Амрамион, а кто выходит — их не волнует. Стражник из Иондры наверняка бы нас допросил, но Иондра свои границы не охраняет.

Они проследовали дальше.

Ирит, похоже, не знала устали, а вот Келдер уже с трудом передвигал ноги. Сил ему хватало лишь на то, чтобы не отставать от девушки, с интересом разглядывающей растущие по обочинам кусты и порхающих над цветами бабочек. Камни и пыль не доставляли ей никаких хлопот, что в немалой степени удивляло Келдера: шла Ирит все-таки босиком. У него ступни давно горели огнем, а полусапожки, совсем еще новые шестиночье тому назад, заметно пообтрепались. А на миниатюрных ножках Ирит, защищенных лишь собственной кожей, не появилось даже царапинки.

И Келдер вновь задался вопросом: кто же она такая? Версия насчет ученицы чародея поначалу казалась Келдеру весьма убедительной, но при детальном рассмотрении разваливалась на глазах. Ей же всего пятнадцать лет — как она могла успеть столько сделать и повидать?

Ирит явно что-то недоговаривала, и если ему, Келдеру, суждено обратить пророчество в явь и жениться на ней, эта тайна должна быть раскрыта.

Как могла девушка, моложе его по возрасту, столько путешествовать? Почему она странствует одна, почему у нее нет семьи, друзей, почему ее везде знают? Почему она не устает? Может, тут тоже не обошлось без магии?

Ирит, конечно, прелесть. Как с крыльями, так и без. Когда он приведет в Шулару такую жену, когда родственники и соседи увидят ее, у них отпадет всякое желание посмеиваться над его стремлением повидать Мир. И уж вряд ли кто-то посмеет назвать старую Зиндре шарлатанкой. Если за пределами Шулары можно встретить сказочных красавиц летуний, есть смысл уходить из дома.

Келдера так и подмывало прямо сейчас объясниться с Ирит и пойти с ней обратно в Шулару, но ему не хватило духа.

Ирит скорее всего ответила бы отказом. Да, относится она к нему дружелюбно, но не влюблена же по уши и не так беззаботна, чтобы разом отказаться от своих, какими бы они там ни были, планов и последовать за ним на ферму. И уж конечно, достаточно благоразумна, чтобы не выходить замуж за незнакомца, которого только что встретила на дороге. Даже если Келдеру очень этого хотелось, с чего бы ей во всем ему потворствовать?

Келдер решил подождать, пока мимолетное знакомство постепенно перерастет в любовь.

Кроме того, возвращаться домой рановато: он не повидал обещанных пророчеством чудес, не нашел своей судьбы. Великие города, бескрайние равнины, страшные чудовища, магия ждали его впереди.

Зато он обзавелся проводником, который на Великом Тракте чувствовал себя как рыба в воде. Без Ирит Келдер никогда бы не остановил свой выбор на "Усталом Путнике", не попробовал бы бесподобной еды, которой там кормили. Девушка могла вывести его и на другие чудеса. У Келдера не было уверенности, что бисквит должен проходить по разряду чудес, но по вкусу равному ему точно не было.

Еще через час они добрались до Йондра Кип, маленького, древнего, увитого виноградом и иссеченного дождем и ветрами замка, стоящего на вершине холма, с деревушкой, жавшейся к его стенам. Ирит посмотрела на замок, и на ее лице отразилась тревога.

— Келдер, может, нам остановиться здесь на ночь?

— Но ведь до вечера еще далеко, — удивился юноша. — Зачем останавливаться так рано?

— До Кастл Ангаросса еще четыре или пять лиг, — объяснила Ирит. — Поэтому засветло мы дойти туда не успеем, по крайней мере ты не успеешь, а я не хочу лететь или идти быстрее тебя, это неинтересно. А Ангаросса… Скажем так, в пределах Ангароссы идти по этой дороге в темноте мне бы не хотелось.

— Э… А почему? Там что, драконы?

— Драконы? — вытаращилась на него Ирит. — На Великом Тракте? — Она улыбнулась, потом рассмеялась. — Ох, Келдер, ну ты даешь! Драконов тут нет и в помине. — Улыбка исчезла, и продолжила она более чем серьезно: — А вот бандиты есть.

— Понятно, — кивнул Келдер. Конечно, неплохо бы в присутствии Ирит разметать целую банду, но что он мог сделать одним ножом? Келдер оглядел Йондра Кип. — Ладно, давай переночуем здесь.

— Отлично! — Ирит радостно захлопала в ладоши. — Я знаю одно местечко!

Глава 4

Гостиница находилась не на Великом Тракте, а в глубине деревни, за рядами домов и лавок. Маленький домик, всего с четырьмя комнатами наверху, причем одну из них занимал хозяин. В зале стоял один длинный стол, за который одновременно могли усесться человек двенадцать.

Зато обслуживание и качество еды нареканий не вызывали. И Келдер с содроганием думал, какой ему выставят счет.

Естественно, впрочем, он этого ожидал, все знали Ирит. Не только хозяин гостиницы, но и половой, и повар, и другие постояльцы. Ирит представила Келлера. Он поклонился, в полной уверенности, что не сможет запомнить все имена и соотнести их с лицами.

За столом уже сидело с полдюжины купцов, чему, разумеется, удивляться не приходилось: кому путешествовать по Великому Тракту, как не торговцам? Келдер сидел и слушал бесчисленные рассказы о проведенных сделках. Купцы полагали, что истории эти очень интересные, но Ирит, извинившись, ретировалась на кухню, где и провела остаток дня, играя с котятами.

Келдер пришел к выводу, что поступила девушка куда как правильно. Зачастую он понятия не имел, о чем шла речь в историях купцов с их бесконечными уровнем цен, скидками и процентами.

На Великом Тракте говорили не только на торговом наречии. Келдер слышал и другие языки, но только в отдалении от Тракта, на улочках городков. Купцы же и путники поначалу обращались к незнакомому человеку на торговом наречии.

Поэтому, собственно, язык этот и получил такое название. Опять же, выучить его не составляло особого труда.

Лишь после обеда Келдер осознал преимущества маленьких гостиниц. Поскольку комнат было наперечет, одну он разделил с Ирит.

Келдер уже собрался поступить по-рыцарски и выразить готовность провести ночь на конюшне или в крайнем случае на полу, но по улыбке Ирит понял, что она обо всем знала заранее и не случайно привела его именно сюда: в другой гостинице, побольше и попросторнее, в одну комнату их могли и не поселить.

Из всего этого Келдер сделал вывод, что его ухаживания не остались незамеченными. Более того, принесли быструю победу. Мысль о том, что победу, возможно, одержала Ирит, Келдер с возмущением отмел.

Да и какая, собственно, разница, если они созданы друг для друга, думал он.

Они еще долго проговорили ни о чем, Келдер запомнил много слов на торговом наречии, которое осваивал все лучше, а потом занялись более серьезным и приятным делом.

Такого блаженства Келдер еще не испытывал.

Так что заснул он глубокой ночью.

Когда они наконец поднялись, другие постояльцы уже позавтракали и отбыли. Келдер никуда не спешил, но Ирит начала проявлять признаки нетерпения, поэтому они скоренько поели и без промедления покинули гостиницу.

Впервые Келдер начал задумываться о тех странностях, которые водились за Ирит. К примеру, она никогда не снимала с шеи Кровавик, даже на ночь. Может, попалась тугая застежка? Впрочем, в сумраке комнаты он не разглядел, на чем держится камень.

И еще шесть или семь узких браслетов на правой ноге у лодыжки. То ли из материи, то ли из металла. В три, он заметил, были вплетены перышки, один цветом напоминал перламутр. Келдер решил при случае разглядеть их получше.

В том, что случай представится, он не сомневался. Постепенно внимание Келдера вновь переключилось на дорогу. Путников заметно поубавилось: к востоку от Йондра Кип Великий Тракт использовался менее интенсивно, чем к западу. А расстояние до ангаросской границы в три раза превышало расстояние до границы с Амрамионом. Келдеру сие показалось странным: обычно замок возводился посередине королевства.

В данном случае это правило было нарушено, и, хотя шли они уже достаточно долго, граница все не показывалась.

— Скажи мне, — обратился он к Ирит, которая не шла — порхала чуть впереди, сверкая на солнце золотом волос, — как мы пойдем?

Она обернулась.

— Тебя интересует, по каким королевствам проложен Великий Тракт?

Келдер кивнул.

— Сейчас мы идем в Ангароссу. Потом будут Синодита и Дверра, дальше начинается пустыня, за которой лежит Шан.

— И далеко нам еще идти? До Шана-в-Пустыне?

Ирит посмотрела вперед и задумалась.

— Примерно пятнадцать лиг, — ответила она наконец.

— Ага. — Келдер оглянулся на пустой Тракт. — А сколько мы уже отмахали? В расстояниях я не силен.

— Четыре или пять лиг. — Девушка неопределенно махнула рукой, как бы показывая, что ответ ее — скорее догадка.

Келдер остановился, всматриваясь вдаль. Значит, они прошли уже четверть пути?

Подобная мысль не радовала.

Разумеется, он преодолел немалое расстояние, добираясь до Великого Тракта, и Ирит этого не учитывала.

Но в сказаниях люди шли целые шестиночья, месяцы, годы.

Какой смысл торопиться в Шан? Никаких дел у него там не было. Это просто удобный конечный пункт, цель, к которой надо стремиться. Потащился-то он в Шан только потому, что в пророчестве упоминались великие города, но Зиндре говорила только о самом путешествии. Чем медленнее они будут идти, тем больше времени он проведет с Ирит, прежде чем предложит ей выйти за него замуж. И она к нему попривыкнет — тоже дело хорошее.

Так зачем спешить?

— Эй, сбавь-ка ход! — крикнул он Ирит, которая продолжала идти вперед, не замечая, что он остановился. — Куда ты летишь?

— Я не люблю бандитов, — отозвалась Ирит. — Пошли.

Келдер вздохнул и припустил чуть ли не бегом, чтобы догнать девушку.

Полуразрушенную сторожевую башню они миновали перед самым полуднем.

— Мы уже в Ангароссе, — предупредила Ирит. — И если в Йондре бандитов увидишь нечасто, хотя иной раз они пересекают границу, чтобы захватить путников врасплох, то холмы Ангароссы ими просто кишат. — Она опасливо оглядывалась по сторонам и говорила на полном серьезе.

— Правда? — В голосе Келдера слышался откровенный скепсис. Во-первых, он не очень-то верил в существование бандитов. А во-вторых, невысокие, с пологими склонами холмы Ангароссы в Шуларе или Севморе считались бы равниной.

— Да, правда, — отрезала Ирит.

Келдер огляделся и застыл на месте, указывая вперед:

— Смотри! Что это?

Ирит проследила взглядом за направлением его пальца, расправила крылья, которых мгновение тому назад не было вовсе, и поднялась в воздух. Порывом ветра Келдера едва не сбило с ног.

— Куда ты? — крикнул юноша. — Что случилось?

— Хочу посмотреть, что там, — донеслось сверху. — Сейчас вернусь.

Он наблюдал, как сверкающие крылья поднимали Ирит все выше и выше. А потом вновь устремил взгляд к непонятному пятну на горизонте.

Деталей он различить не мог, но видел что-то большое, по цвету не очень-то отличающееся от дороги, возможно, из-за пыли, покрывающей это что-то. Сей предмет находился на вершине холма и медленно исчезал, переваливая через гребень.

А тут вернулась и Ирит. Крылья сложились, исчезли.

— Это караван. Большой караван.

— Я видел караван? — с замиранием сердца переспросил Келдер.

Девушка усмехнулась:

— Отсюда, глупый, ты мог видеть только зад последнего фургона.

— Понятно, — опечалился Келдер.

— Пошли. — Ирит устремилась вперед. — Если мы их догоним, нам, возможно, разрешат идти вместе с ними. Так безопаснее.

— Ты уверена? — Келдер поспешил за ней.

— Конечно. — Ирит почти бежала. — У них же охранники и все такое!

Келдера мучили неясные сомнения, но он не отставал. Девушка не знала устали, а вот у Келдера начали заплетаться ноги задолго до того, как они догнали караван.

— Подожди, — взмолился он. — Мне надо передохнуть.

Тревожно взглянув на караван — расстояние между ними заметно сократилось, он как раз втягивался в очередной пологий подъем, — Ирит остановилась. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, дождалась Келдера.

Но едва юноша перестал задыхаться и смог выпрямиться в полный рост, с криком "Пошли!" сорвалась с места.

— Ты иди, — ответил Келдер. — Я тебя догоню.

Ирит нахмурилась, кивнула, на спине тут же появились крылья. Она их расправила и взмыла в воздух.

Келдер тащился далеко позади.

Теперь он отчетливо видел караван. Пять фургонов все еще преодолевали подъем, остальные уже перевалили за гребень холма. Люди сидели не только внутри фургонов, но даже на их плоских крышах. Вокруг сновали всадники на лошадях и мулах, кто-то шел на своих двоих. Чувствовалось, что это не случайная группа людей, какие встречались им к западу от Йондры. Караванщики долго и тщательно готовились к путешествию.

Окрашенные в яркие цвета (последний, шафрановый, здорово припорошило пылью, остальные же сверкали на солнце красными, зелеными, синими красками), гигантские фургоны мало чем напоминали телеги, которыми в Шуларе пользовались фермеры, или крытые повозки местных купцов. Каждый из них тянула четверка или шестерка волов.

Такая процессия, разумеется, не могла двигаться быстро, и Келдер без труда мог настичь ее, чуть ускорив шаг.

Но не настигал, поскольку не видел необходимости в спешке.

А Ирит уже летела над караваном. Люди поднимали головы, как только на них падала ее тень, показывали пальцами, что-то кричали друг другу.

Келдер заулыбался. Слов он слышать не мог, но решил, что путешественники скорее всего выкрикивают имя девушки. Может, подумал он, ему и Ирит разрешат сесть в какой-нибудь фургон, а то и накормят.

Но внезапно мужчина, шагающий рядом с третьим от конца фургоном, наклонился, поднял камень и швырнул его в парящую в воздухе крылатую фигуру. Другой выхватил меч, третий достал из-под сиденья лук и стрелу.

— Эй! — закричал Келдер и побежал к каравану.

Ирит метнулась в сторону. Камень пролетел мимо. Она же, описав широкий полукруг, вернулась к Келдеру.

Юноша обнял ее, прижал к груди, с облегчением убедившись, что Ирит цела и невредима.

Крылья все еще были при ней и мешали объятию. поэтому Келдеру пришлось отстраниться.

— С тобой все в порядке? — спросил он.

— Конечно. А с тобой?

Он кивнул и, повернувшись к каравану, хотел спросить, почему тамошний народ встретил ее так враждебно, но слова так и не слетели с его губ: к ним приближался всадник. Фургоны продолжали свой путь как ни в чем не бывало, но один из верховых, по-видимому, охранник, возвращался назад.

Келдер и Ирит застыли, ожидая, пока он подъедет поближе.

— Что тебе нужно? — спросил Келдер на торговом наречии.

— Я хотел бы извиниться и предупредить, — ответил всадник на том же языке.

Ирит и Келдер переглянулись, затем вновь посмотрели на незнакомца.

— Мы тебя слушаем, — бросил Келдер.

Всадник кивнул:

— Во-первых, я извиняюсь. Если вы на самом деле всего лишь мирные путники, какими выглядите, мы сожалеем о том, что оказали вам столь холодный прием.

Он выдержал паузу, но ни Ирит, ни Келдер не произнесли ни слова.

— А теперь предупреждение. В этих краях водятся бандиты…

— Мы это знаем, — прервала его Ирит. — Поэтому и хотели присоединиться к вашему каравану!

Незнакомец усмехнулся и продолжил, словно ничего не услышал:

— В этих краях водятся бандиты, которые пускаются на разные хитрости. Соответственно, мы не можем доверять людям, встреченным здесь, особенно таким, как вы, владеющим могучей магией. Мы никому не хотим причинить никакого вреда, однако, если вы вновь приблизитесь к каравану, охрана убьет вас.

— Убьет меня? — вскричала Ирит. — Я же Ирит Летунья! На Великом Тракте меня знают все! А это Келдер, его вообще нечего бояться!

Всадник пожал плечами:

— Может быть, вы и правы, но лишний риск нам ни к чему. Извините.

И прежде чем Ирит успела раскрыть рот, он развернул коня и ускакал вслед уходящему каравану.

Ирит, кипя от ярости, повернулась к Келдеру:

— Они не могут так поступать с нами!

— Почему же? — удивился Келдер и сразу прикусил язык: подобная реакция не могла произвести хорошего впечатления. Как бы Ирит не приняла его за труса.

— Тракт им не принадлежит! — продолжала бушевать девушка. — Мы можем идти там, где нам хочется!

Келдер покачал головой: обзовут его трусом или нет, здравый смысл взывал к осторожности.

— Ты права, это несправедливо, но я бы не стал нарушать их требования. Охранников слишком много.

Ирит повернулась и какое-то время смотрела на фургоны, потом показала им язык.

— Да кому они нужны? Кстати, ты заметил, какой от них идет странный запах?

— Какой запах? — переспросил Келдер. По его разумению, пахло только пылью и лошадьми.

— Запах зла. Он шел от всадника и от всего каравана тоже. Ты не заметил?

— По-моему, ничем не пахнет, — ответил Келдер. — Только лошадьми. Может, еще кожей.

— Значит, твой нос ни на что не годен, — ответствовала Ирит. — Потому что караван воняет.

— Я ничего не почувствовал, — повторил Келдер.

Ирит пару мгновений молчала.

— Все равно караван воняет, — подвела она черту под дискуссией. — Да и кому он нужен?

Они обменялись улыбками и зашагали следом за караваном, держась в двухстах ярдах от последнего фургона.

Глава 5

— Почему в Ангароссе так много бандитов? — полюбопытствовал Келдер. — Почему здесь, а не в других королевствах?

Они шли за караваном уже не один час. Двигался караван медленнее обычного пешехода, но ни Келдеру, ни Ирит не хотелось уходить с дороги, чтобы догонять его по пастбищам. Вместо этого они тоже сбавили скорость, так что у юноши появилось время для раздумий.

— Благодаря королю Карену, глупый, — ответила Ирит.

Келдер в недоумении повернулся к ней:

— Кому?

— Королю Карену, — повторила Ирит. — Правителю Ангароссы.

— Ага. — Келдер ничего не понимал. — А при чем здесь король Карен? Он плохой король?

— С точки зрения бандитов — отнюдь, — усмехнулась Ирит.

— Он что, не может управлять своим королевством?

— Все зависит от того, к кому обратиться с этим вопросом: к хозяину каравана или к бандиту. — Ирит по-прежнему улыбалась.

— Мне кажется, что сейчас ты говоришь глупости. — Келдер начал заводиться. — Одна из обязанностей короля — положить конец бандитизму. — Может, Мир он знал и не так хорошо, как Ирит, но это-то он знал точно!

— Что ж, если отталкиваться от твоих слов, то Карен — отвратительный король, потому что он сам так не считает.

— Не считает? — Келдер не верил своим ушам.

— Нет. Пока бандиты платят налоги, король Карен не чинит им никаких препятствий.

— Налоги? — Келдер не переставал удивляться. Он даже подумал, а не подшучивает ли над ним Ирит, но не заметил в ее глазах озорных искорок. — Бандиты платят налоги?

— В Ангароссе платят, — ответила Ирит. — Если не хотят, чтобы их отловили люди короля Карена.

— Они платят налоги? — Такое просто не укладывалось у Келдера в голове.

— Одну восьмую от стоимости добычи, — уточнила Ирит.

— Но… — Тут Келдер вообще лишился дара речи.

— Отвратительный король, не так ли? — усмехнулась Ирит.

— Это… это… — Оказывается, в Мире хватало чудес, не имеющих никакого отношения к магии.

— Это ужасно, не правда ли? — Ирит все улыбалась.

Келдер остановился, чтобы перевести дух и, наконец, выразить свое возмущение, а Ирит тем временем продолжала:

— Король Карен жаден. Думаю, как и большинство королей. Взойдя на трон, он обнаружил, что в казне нет ни гроша. Попытался раздобыть денег. Но в Ангароссе нет ничего путного. Плодородие земли оставляет желать лучшего, погода обычно плохая, полезные ископаемые отсутствуют, в армии три калеки. Единственная ценность в королевстве — Великий Тракт, и король Карен попытался регулировать движение по Великому Тракту, беря плату за проход и проезд по его территории.

— Здравая мысль, — кивнул Келдер.

— Да, конечно, при условии, что люди соглашаются платить. А вот купцы платить не захотели. Они обычно организовывали большие караваны, вроде того, что идет впереди, и двух или трех стражников, пытавшихся остановить их и взять плату, просто поднимали на смех. Если же в дело вмешивались солдаты, охрана каравана просто их избивала. Тогда король Карен пригрозил, что выдвинет на Великий Тракт всю свою армию, но соберет плату.

— И что произошло?

— Купцы направили делегацию в Кастл Ангаросса на переговоры. Они заявили королю Карену, что не платили за проезд раньше и не хотят платить теперь. Что ничего не платят в Йондре, Амрамионе или Синодите и не видят необходимости что-либо платить в Ангароссе. И вообще, почему бы ему не пополнить казну за счет налогов с трактирщиков и фермеров, как поступают все прочие короли? Опять же, аккурат в это время на дороге начал пошаливать бандит, которого звали Телар Краснобородый, и купцы сказали, что король обязан сначала обезопасить Тракт от Телара, а уж потом требовать с них плату.

Келдер слушал внимательно, изредка показывая кивком, что ему очень даже интересно.

— В итоге король Карен и купцы нашли взаимоприемлемое решение: если он берет в плен или убивает Телара Краснобородого, они соглашаются на минимальную плату за использование участка Великого Тракта, проходящего по территории Ангароссы. Король отдал соответствующие приказы. Солдаты выследили и схватили Телара… а Телар предложил им деньги в обмен на свою свободу.

— И его отпустили? — задал Келдер очевидный вопрос.

— Нет, все очень боялись короля — знали, какой у него скверный характер. Солдаты не без основания полагали, что король их четвертует, если узнает, что они ослушались его приказа. Поэтому Телара привели к королю Карену, и бандит предложил деньги уже ему. Король думал недолго. Во-первых, оказалось, что предложенная сумма больше ежегодного сбора за проезд, во-вторых, он понял, что с Теларом иметь дело проще, чем с купцами, и взял деньги. Другие бандиты прослышали об этом и решили, что им тоже неплохо бы заручиться поддержкой самого короля. — Ирит пожала плечами. — Поэтому плату за проезд или проход по Великому Тракту в Ангароссе не берут, зато вокруг полно бандитов.

Келдер обдумал ее рассказ.

— Чушь какая-то. Почему купцы с этим мирятся?

— Некоторые мириться не хотят, — признала Ирит. — И поговаривают о постройке новой дороги, к югу от Ангароссы, через Шимильон и Оманон. А пока что нанимают охрану или берут с собой магов.

— А они не предлагали платить за проезд, если король Карен разгонит бандитов?

Ирит покачала головой:

— Я не знаю.

Они зашагали дальше, а Келдер все думал о короле, который так легко продался за деньги. Хотя первейшая обязанность королей — оберегать и защищать своих подданных.

Но с другой стороны, купцы не являются подданными короля Карена. Они — иностранцы, проходящие по территории его страны, тогда как бандиты — местные жители. Означало ли это, что другие короли предавали свой народ, уничтожая бандитов?

Нет, это глупо… Но почему глупо?

Проблема эта никак не выходила у Келдера из головы, но в конце концов, когда солнце уже начало клониться к западу, он раскусил этот крепкий орешек.

Защита бандитов шла на пользу последним, но больно ударяла по местным торговцам и трактирщикам, потому что у купцов отнимались деньги, которые они наверняка потратили бы в городе. А по большому счету такая политика могла больно ударить по всем ангароссам, если купцы возьмут да построят новую дорогу.

Кроме того, не мог же король гарантировать, что бандиты убивают и грабят только иностранцев?

Следовательно, король Карен, если он заботится о своем народе, должен разогнать бандитов.

— Опять этот запах, — ворвался в его размышления голос Ирит.

— Какой запах?

— От каравана, очень неприятный.

Келдер принюхался.

— Я ничего не чувствую.

— Значит, твой нос в самом деле ни на что не годится, — проворчала девушка.

— Может, ветер переменился, — предположил Келдер.

Ирит выпустила крылья, расправила их.

— Нет, ветер тот же, с северо-запада.

Крылья исчезли.

— Ты действительно его не ощущаешь? — спросила Ирит.

— Нет, — признал Келдер.

— Запах-то сильный.

— Я ничего не ощущаю. Может быть, это магические флюиды? И почуять их могут только девушки?

Ирит нахмурилась. Келдеру же вдруг захотелось обнять ее и забыть о загадочных запахах, враждебно настроенном караване, продажных королях и всем прочем.

— Ну, не знаю. С таким запахом я сталкиваюсь впервые.

Келдер не знал, что и сказать. Он-то мог выделить только три запаха: травы, пыли да помета, оставленного на дороге идущими в караване животными. Он огляделся, чтобы хоть как-то отвлечься от прелестей Ирит: желание обнимать, целовать, искать девушку не спадало.

И тут на горизонте его глаз уловил какое-то движение.

— Что это?

Взгляд Ирит последовал за его вытянутой рукой. Отвечать ей не пришлось: нескольких мгновений хватило, чтобы ситуация прояснилась.

С севера на караван накатывалась кавалерийская атака.

— Бандиты! — воскликнула Ирит. В следующую секунду у нее за спиной развернулись крылья, и, прежде чем Келдер успел вымолвить хоть слово, девушка взмыла в воздух, подальше от опасности.

У Келдера столь эффективных средств спасения не оказалось. Но он пришел к выводу, что ему ничто не угрожает. В конце концов, ни у бандитов, ни у каравана не было никаких причин разбираться именно с ним. Так что он стоял и наблюдал.

Сама идея стать свидетелем подобной схватки привлекала и отталкивала одновременно. С одной стороны, он запасется историей, которую в Шуларе будут слушать затаив дыхание. С другой — не хотелось смотреть, как калечат и убивают ни в чем не повинных людей. Но Келдер смотрел, понимая, что кого-то все равно покалечат и убьют, вне зависимости от того, будет он стоять к каравану лицом или отвернется.

Нападающие выхватили клинки, заблиставшие в солнечных лучах. Они что-то орали, но юноша не мог разобрать ни слова. В караване бандитов, естественно, уже заметили, охранники и купцы заметались, волы или невозмутимо шли вперед, или уже остановились, если у возниц хватило ума натянуть вожжи.

Келдер полагал, поскольку он уже слышал о подобных историях, что сейчас охранники организуют оборону, а купцы и прочие невооруженные люди отойдут под укрытие фургонов, чтобы не попасть под горячую руку. Но в этом караване люди повели себя иначе. Большая часть, включая охранников, сгруппировалась к югу от фургонов, подальше от надвигающихся всадников.

— Смотри! — крикнула сверху Ирит, ее голос едва перекрыл шумовой вал, накатывающийся от каравана.

Келдер посмотрел.

Мужчина в черном развевающемся одеянии залез на крышу одного фургона, выпрямился во весь рост и начал что-то выкрикивать. Голос его доносился ясно и отчетливо.

Но Келдер опять ничего не понял: он вообще никогда не слышал, чтобы кто-либо говорил на таком языке. Более того, ему не хотелось понимать этот язык. По его разумению, любой нормальный человек был просто не в состоянии издавать такие грубые, гортанные звуки.

Бандиты уже вплотную приблизились к фургонам. Единая цепь атакующих разорвалась: кого-то лошади несли быстрее, кого-то медленнее. Особо разогнавшиеся натягивали поводья, чтобы не впечататься в борт фургона или не пронестись мимо каравана.

До начала боя оставалось всего несколько секунд, когда из земли выскочила черная тень.

Поначалу Келдер даже не понял, что происходит, но за первой тенью показалась вторая, третья, потом счет пошел на десятки. Целое море выхлестнулось из-под фургона, на котором все еще стоял странный черный человек, выкрикивающий что-то непонятное.

Ростом чернецы не превышали четырех футов, но шириной плеч не уступали крепкому мужчине. В конечностях чувствовалась сила. Одежда отсутствовала, черные или темно-серые волосы висели патлами. Помимо одежды, отсутствовала и броня, а вот руки сжимали ножи, топоры, мечи, вилы.

А какими же отвратительными были у них лица. Глаза-бельма, носы, словно вырубленные топором, раззявленные рты, торчащие из них желтые зубы. Келдер возблагодарил Бога, что стоит далеко и не может разглядеть их получше. Такого отвратительного зрелища ему еще видеть не доводилось.

Во всяком случае, до того мгновения, как завязался бой.

Появившиеся из-под земли существа не делали различий между человеком и лошадью. Они атаковали все движущееся и не имеющее отношения к каравану. Лошади ржали и бились в агонии: ножи и топоры вспарывали им животы, рубили ноги. Они падали, и к их ржанию присоединились крики всадников.

— Демоны! — крикнула с неба Ирит. — Мужчина в черном — демонолог!

Догадка показалась Келдеру вполне логичной. От слов Ирит по его телу пробежала дрожь, он попятился назад. Хотел развернуться и убежать, но боялся повернуться к этим уродам спиной.

Разве демонология не запрещена законом? Разве последние демоны не исчезли с лица земли сотни лет назад, после окончания Великой Войны? Откуда они могли взяться?

Юноша не отрывал глаз от побоища.

Один из демонов обнаружил новую цель — купца, не успевшего спрятаться за фургоном. Он бросился к нему, уже занес топор, но внезапно застыл, а потом отбежал прочь.

И тут Келдера осенило: запах, идущий от каравана, о котором говорила Ирит. Магический запах, оберегающий от демонов!

Но почему Ирит его почувствовала, а он — нет?

Потому, что она — тоже магическое создание, как и демоны, а он обычный человек?

Наверное — да, но сейчас Келдер не мог думать об этом: все его внимание поглотило завершающееся сражение.

Некоторые бандиты развернули коней, пытаясь ускакать прочь, но демоны догоняли их без труда. Наконец последний всадник рухнул на землю, но демонов это не остановило. Они продолжали резать, колоть, рвать. Кровь хлестала во все стороны, летели куски плоти, а демоны визжали и вопили от радости. Караванный люд инстинктивно подался прочь от дороги.

Расправа с бандитами заняла у демонов считанные секунды, все случилось слишком быстро, чтобы кто-то мог осознать ужас происходящего.

— Потрясающе! — воскликнула Ирит, висевшая над головой юноши.

Полдюжины демонов повернули головы, увидели ее. И стоящего внизу Келдера.

Глава 6

Келдер пятился все быстрее. Над его головой раздался крик, хлопнули крылья, затем все стихло.

Демоны, отвратительно улыбаясь и визжа, двинулись на юношу. Один побежал, заранее занеся топор, за ним последовал второй, с коротким мечом. Мужчина в черном на крыше фургона замахал руками, вновь принялся что-то выкрикивать, но у Келдера уже не было времени раздумывать, что сие означает.

Он повернулся и бросился бежать со всех ног: только они и могли спасти ему жизнь.

Демоны с визгом устремились следом, их вопли становились все громче по мере того, как сокращалось расстояние. Внезапно все стихло.

Звенящая тишина столь поразила Келдера, что он споткнулся и упал. Закрыл руками лицо, ноги подтянул к животу, свернулся калачиком в дорожной пыли, ожидая, когда в него вонзится топор.

Ожидание затягивалось. Он осторожно открыл глаза и убрал руки.

Караван остался на прежнем месте, мужчина в черном одеянии слезал со своего насеста, купцы и охранники потянулись к дороге.

Демоны исчезли.

Как сквозь землю провалились.

Единственным свидетельством их появления оставались изуродованные тела лошадей и всадников. Келдер осторожно поднялся на ноги.

Нет демонов. Видать, демонолог отправил их туда, откуда вызывал, и они ушли.

Один из охранников каравана отрубал мечом головы бандитов. Зачем, Келдер не понимал, во всяком случае, не для того, чтобы гарантированно их убить: демоны об этом позаботились.

Келдер постоял, прикидывая, что же делать дальше, потом поплелся к каравану. Не потому, что хотел поближе взглянуть на трупы, фургоны или что-то еще. Юноша боялся, что демонолог примет его за уцелевшего грабителя, если он попытается убежать. Шагая, Келдер оглядывался в поисках Ирит: ему очень не хватало ее компании.

Но видел лишь синее небо с редкими белыми облаками. Ирит как сгинула.

Келдер застыл. Куда же она могла улететь? Он медленно повернулся, вглядываясь вдаль. И таки заметил ее, далеко на западе. Крылатая фигура уже превратилась в точку. Келдер запаниковал: очень уж ему не хотелось терять ее. Он просто не мог позволить себе потерять ее! Иначе пророчество никогда не станет явью! Юноша закричал, замахал руками, потом опустил их и замолчал, осознав, что девушка слишком далеко, чтобы увидеть или услышать его.

Он уже собирался бежать за ней, но точка вроде бы начала увеличиваться в размерах. Келдер пригляделся. Да. Точно увеличивается. Ирит возвращалась.

Пока он стоял и ждал ее, в трехстах метрах к востоку караван двинулся в путь, не обращая внимания ни на него, ни на летящую девушку. К тому времени, когда Ирит опустилась на землю, все фургоны уже покинули поле боя. Теперь каждый из них украшали пики, на которых красовались окровавленные головы бандитов.

Ирит сложила крылья, они исчезли.

— Что, что это было? — спросил ее Келдер.

Ирит пожала плечами:

— Не знаю.

— Как это не знаешь? Ты же училась магии.

Девушка посмотрела на него так, словно он сморозил глупость, усмехнулась:

— Я училась у чародея, а не демонолога.

— Но разве тебе ничего не говорили о других магах? Чтобы ты знала, на что способны конкуренты?

— Нет, — качнула головой Ирит. — Обучение чародейству отнимало все мое время. — Голос ее немного смягчился. — Там, где я жила, ничего не знали о демонологии.

Последняя фраза Ирит в который раз смутила юношу. Если исходить из ее слов, получается, что обучение она закончила давным-давно.

— Когда это было?

Она сердито зыркнула на него, хотя Келдер и не мог взять в толк почему.

— Давно. — Ирит отвернулась, всем своим видом показывая, что не хочет иметь с ним никаких дел.

Келдеру оставалось лишь тяжело вздыхать.

Наконец она посмотрела на юношу:

— Пошли.

Он кивнул, и крылья Летуньи тут же исчезли. Пять минут спустя они поравнялись с первым из убитых бандитов. Кровь, заливавшая все вокруг, уже побурела, обезображенное тело покрывали бесчисленные раны. Голова, естественно, отсутствовала.

Такие же изувеченные трупы лежали и дальше, вперемешку с трупами лошадей. Мухи кружились над ними тучами, ползали по открытым ранам.

К горлу Келдера подкатила тошнота, ему пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы не расстаться с завтраком. Видеть смерть ему доводилось: на ферме убивали животных, старики умирали в постели. Но с такой жестокостью он столкнулся впервые.

— Фу, — поморщилась Ирит, переступая через лужицу свернувшейся крови.

— Фу? — вскинулся Келдер. — И это все, что ты можешь сказать?

Ирит недоуменно подняла глаза:

— А что еще я должна сказать?

— Не знаю, — раздраженно бросил Келдер. — Что-нибудь более уважительное, чем "фу"!

— Уважительное? — Ирит явно ничего не понимала. — А что ты нашел неуважительного в "фу"?

— Неужели мертвые не заслуживают более… более… — Слов ему не хватило. Впрочем, он сомневался, что сможет произнести приличествующую случаю фразу даже на родном шуларском, не говоря уж о торговом наречии или этшарском.

— Мертвые? — В голосе Ирит слышалось облегчение. — Я думала, ты имеешь в виду себя!

— Себя? — Теперь пришел черед удивляться Келдеру. Он надеялся, что в конце концов завоюет уважение Ирит. Но не ожидал, что это произойдет так быстро. — Нет, я имел в виду не себя… трупы.

— А им-то что до моих слов? Они умерли, так что мои "фу" им без разницы. И они действительно отвратительно выглядят. Я не люблю кровь.

— Я тоже, — не задумываясь, добавил Келдер. — Но все-таки ты могла бы проявить больше… больше сострадания. Я хочу сказать, это же люди, может, у них были семьи.

В душе Келдера бушевала буря. Ирит такая прекрасная, владеющая магией, столько знающая. Он ждал от нее совершенства во всем. Но ожидания вступали в противоречие с реальностью.

Он хотел, чтобы его жене не были чужды забота о ближнем и сострадание, а Ирит сама судьба предназначила ему в жены.

Девушка пожала плечами:

— Я их не убивала.

— Но у тебя же возникают какие-то чувства, когда ты видишь, что с ними сталось?

Он так хотел вернуть Ирит на возведенный для нее пьедестал.

Но она раздраженно покосилась в его сторону:

— Разумеется, возникают. Поэтому я и сказала: "Фу!"

Келдер чувствовал, что запутывается в словах и недопониманиях. Ему не хотелось спорить с Ирит, наоборот, он бы лучше во всем с ней соглашался. Глядя на нее, он буквально таял, такая она была красивая. Какие уж тут споры.

Может, все дело в том, что несовершенен он?

— Извини, — сдался Келдер. — Просто такого я никогда не видел. Вот и разволновался. И мне казалось, что ты должна волноваться больше меня.

Ирит оглядела трупы.

— Кажется, я тебя понимаю, особенно если ты впервые на поле боя. Но для меня все это не в диковинку. На войне я видела много трупов. Понимаю, это зрелище малоприятное, но мне доводилось видеть и другие, ничем не лучше.

— Тебе доводилось? — Келдер огляделся и его вновь едва не вырвало.

— Да, — кивнула Ирит. — Как-то раз заклинание сработало неудачно, и чародея с помощниками разорвало на куски… — Она заметила кислую мину Келдера и не стала продолжать. — Но тебе, полагаю, не хочется знать подробности.

— Да, — согласился Келдер. — Не хочется.

— Тогда не будем об этом говорить и постараемся побыстрее выбраться отсюда.

Келдер кивнул и быстрым шагом двинулся по дороге. Ирит же еще раз оглядела обезображенные трупы, оторванные конечности, лужи крови, скорчила гримаску, выпустила крылья и полетела вперед.

Миновав последний труп, Келдер все еще гадал, какую же войну могла видеть Ирит. В Малых Королевствах всегда где-нибудь воевали. Иначе и быть не могло, когда на небольшой территории располагались двести с небольшим независимых государств, но о серьезных сражениях в последнее время никто не слышал. И королевства, по территории которых пролегал Великий Тракт, всегда старались жить в мире с соседями, поскольку войны резко снижали число путников, что незамедлительно отражалось на деловой жизни и, следовательно, на доходах казны.

Так о какой же войне говорила Ирит? Может, она обучалась чародейству в Корозе или Тротлурии, воевавших в последние годы? Если она участвовала в войне, следовательно, видела поля сражений. Поэтому она и унеслась прочь?

Тут Келдер вспомнил, что Малые Королевства воевали без привлечения магии, хотя ходили самые невероятные слухи о так называемой Империи Вонда, где какой-то сумасшедший ворлок вроде бы воспользовался своими магическими способностями, чтобы покорить окрестные королевства. Но ученицу чародея в Корозе и Тротлурии и близко не подпустили бы к полю боя.

Ирит сказала, что заклинание сработало не так, как положено. Где такое могло случиться? У Вонда?

Так откуда же она пришла на Великий Тракт?

Прямого вопроса он не задавал, но подозревал, что ответа ему не получить: Ирит старалась обходить эту тему. Еще одна загадка, подумал Келдер, но, взглянув на Ирит, ожидавшую его в сотне ярдов, решил ни о чем не спрашивать.

Во всяком случае, пока.

А может, признался он себе, и никогда. Девушка вроде бы не хотела говорить о войнах, в которых участвовала, и он не знал, хочет ли о них слышать. Его, разумеется, интересовало прошлое Ирит, но куда больше его интересовало ее будущее. И забыть о бандитах в сложившейся ситуации, возможно, наилучший выход.

Он шел, не оглядываясь, но неожиданно замедлил шаги.

To ли уловил какое-то движение. То ли почувствовал на себе чей-то взгляд.

Ирит нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, но Келдер все равно остановился, повернулся.

Увидел пыль и кровь. Если кто и шевелился, так это мухи. Келдер посмотрел по одну сторону дороги, по другую. Одна трава. Присмотрелся повнимательнее. Вроде бы к северу от дороги в высокой траве кто-то сидел.

Нет, показалось. Келдер поспешил к Ирит, крикнув, чтобы она подождала его, хотя девушка и не собиралась идти одна.

Глава 7

Кастл Ангаросса расположился на равнине. Каменные стены окружали не только замок, но и рыночную площадь с примыкающими к ней домами и лавками. То есть замок скорее напоминал укрепленный город.

Келдер увидел его буквально через несколько минут после того, как они покинули поле боя. Заходящее солнце окрасило крыши домов багрянцем. Караван, уничтоживший бандитов, втягивался в городские ворота. Над фургонами по-прежнему вздымались пики с отрубленными головами.

— Скорее, — торопила Ирит, и они поспешили вперед.

Келдер полагал, что Ирит не сильно на него сердится, иначе давно бы улетела в город одна. Он не хотел портить с ней отношения и рассудил, что лучший способ добиться этого — ничего не говорить. Так что до ворот они дошагали молча.

Солнце уже зашло, сгустились сумерки, единственными источниками света остались фонари и факелы. Келдер замялся и спросил, не опасно ли заходить в замок короля, который открыто покровительствовал бандитам. Ирит его высмеяла.

— Это единственное место в Ангароссе, где можно не бояться бандитов, глупый! — объяснила она. — Сюда они не полезут. Зачем им сердить короля?

— Понятно.

Келдер злился на себя. Его невежество и излишняя осторожность проявлялись очень уж явно. Ирит вполне могла принять его за дурака. Дав себе слово, что больше этого не повторится, он решительно отправился на рыночную площадь.

— Ты знаешь здесь хорошую гостиницу? — спросил он.

— Конечно, — ответила девушка. — Но сначала хочу прогуляться по площади.

Келдер спорить не стал и последовал за Ирит, которая уделяла особое внимание тканям и украшениям.

Торговцы уже начали закрывать лавки: мало кто жаждал делать покупки при свете факелов, когда разглядеть дефекты куда сложнее. Келдера это только радовало — его ноги давно ныли от усталости.

Караван, за которым они шагали чуть ли не весь день, разместился на постоялом дворе на одной из улиц, отходящих от площади. Келдер узнал ярко разрисованные фургоны и пики с боевыми трофеями.

Он уже хотел указать на них Ирит или поговорить с кем-то из купцов, но передумал. Во-первых около фургонов не было ни души, во-вторых, ему не хотелось иметь никаких дел с демонологом. При воспоминании о маге в черном по телу Келдера пробежала дрожь.

— Демонология узаконена? — спросил он Ирит.

Они как раз остановились у прилавка с тканями.

— Где?

— В каком-нибудь государстве.

— Конечно. Во многих. Во всем Этшаре.

— В Шуларе вроде бы нет. — Голосу Келдера недоставало уверенности.

— Скорее всего нет, — согласилась Ирит. — В большинстве Малых Королевств демонов не жалуют. Я, кстати, тоже.

— А здесь? — Келдер обвел рукой рыночную площадь.

— Кто его знает? — пожала плечами девушка.

— Если демонология запрещена законом, как же караван мог ее использовать?

— Бандиты тоже не в законе, Келдер, — напомнила Ирит. — Даже если король не хочет прижать их к ногтю. Многие нарушают закон.

Последнее, естественно, не стало для Келдера откровением, но он продолжил расспросы, поскольку любопытство взяло верх над желанием лишний раз не досаждать Ирит.

— Я думал, ворота ада закрылись с окончанием Великой Войны. Как получилось, что демонология по-прежнему в ходу?

Ирит вздохнула.

— Келдер, неужели ты полагаешь, что я с демонологией на ты?

— Нет, — признался Келдер.

— Тогда больше не задавай мне подобные вопросы, хорошо? — Она пристально посмотрела на юношу, потом добавила: — Скажу лишь, что закрытие ворот Ада означает, что демоны не могут появляться в Мире без вызова, по собственному желанию. А демонологи умеют их вызывать. — Девушка вновь повернулась к выставленным тканям.

— Понятно, — пробурчал Келдер.

А Ирит уже внимательно разглядывала отрез черной парчи. Хозяйка убрала с прилавка часть товаров и терпеливо дожидалась, купит ли что-нибудь последний покупатель.

И тут, как совсем недавно на поле, Келдер почувствовал на себе чей-то взгляд. Он оглянулся.

Площадь заметно опустела. Остались лишь несколько покупателей да два десятка купцов и фермеров, еще не закрывших свои лавки. На сторожевой башне, под факелом, опираясь на алебарду, зевал солдат. Трое или четверо детей бегали друг за другом у ворот. Какая-то босоногая девочка в поношенной синей тунике стояла особняком.

Она-то и смотрела на него, решил Келдер, или на Ирит, или на лавочницу, чей товар заинтересовал Летунью. Ее взгляд он и почувствовал.

Келдер подумал, что со стороны маленькой девочки опасность ему не грозит. Хотелось только знать, чего она на него уставилась. На площади было скорее темно, чем светло, но Келдеру показалось, что девочка плачет.

Может, ее побила мать, предположил Келдер. А может, ей просто не хочется идти домой и она завидует возрасту Ирит и ее красоте.

Может, она даже узнала Ирит: Келдер уже неоднократно убеждался, что Летунью знают по всему Великому Тракту. Сейчас она, правда, без крыльев, но много ли блондинок в Ангароссе?

Много ли блондинок во всех Малых Королевствах?

И тут Келдера осенило: Ирит-то родом не из Малых Королевств. Наверное, она из далеких варварских стран, что лежат за Гегемонией Этшаров. Из Тинталлиона или Керроа. Говорили, что на севере блондинок куда больше.

А ведь Тинталлион охвачен гражданской войной. Это многое объясняло. К примеру, ее участие в сражениях. Может, там действовали другие законы и ученики брали не с двенадцати лет, а раньше? Тогда становилось понятно, почему она столько успела, хотя ей всего пятнадцать. И в Малые Королевства она удрала потому, что от Тинталлиона они очень далеко и суровый учитель не мог ее тут найти.

Версия получалась убедительная.

Значит, Ирит из Тинталлиона. Он задумчиво смотрел на девушку, болтающую с хозяйкой лавки на торговом наречии, и пожалел, что не знает ни слова на тинталлионском.

Келдер забыл о девочке, вслушиваясь в разговор и пытаясь по произношению определить, откуда Ирит родом. Однако ее акцент ничем не указывал на то, что она с северо-запада. С другой стороны, он никогда не слышал настоящих этшарцев, только местных жителей, говорящих на этшарском. Опять же, где гарантии, что варвары говорят на этшарском с тем же акцентом, что и народы Малых Королевств?

А Ирит вообще говорила без всякого акцента, так и шпарила на торговом наречии. Чего там, она говорила на нем лучше, чем хозяйка лавки, и женщины отчаянно торговались.

Келдер задумался. Вроде бы он мог просто спросить Ирит, откуда она родом. Вопрос-то вполне естественный.

Надо просто улучить удобный момент и как бы между прочим задать его по ходу разговора. Она уже сердилась на него из-за вопросов о демонологии, так что о лобовом вопросе не могло идти и речи. Зачем самому нарываться на неприятности?

Ирит отвернулась от прилавка. Хозяйка лавки прокричала ей в спину "последнюю цену", но Ирит лишь рассмеялась и зашагала прочь. Келдер поспешил за ней.

— По-моему, ты ничего и не собиралась покупать, — заметил он.

Ирит улыбнулась, подмигнула Келдеру.

— Разумеется, нет. Что я буду делать с отрезом черной парчи на дороге в Шан? Нести на плече? — Девушка вновь рассмеялась. — Если б я решила остаться в городе, то купила бы. Ткань хорошая.

Келдер кивнул.

— Гостиница там. — Ирит указала на узкий проулок.

— Правда? — с сомнением спросил Келдер.

— Правда. Это самый короткий путь к черному ходу. Я тебе покажу.

Она пошла первой, Келдер за ней. Пройдя несколько шагов по проулку, юноша обернулся.

Девочка, наблюдавшая за ними, стоя у ворот, перебралась к лавке, где торговалась Ирит, и пристально смотрела им вслед. Келдеру стало не по себе. Он тронул Ирит за руку:

— За нами следит какая-то девочка.

Ирит обернулась, пожала плечами и спокойно отравилась дальше.

— Мне к этому не привыкать.

Келдер еще раз взглянул на девочку, тоже пожал плечами и последовал за Ирит.

Проулок вывел их на кухонный двор. В одном углу воинственно вышагивал петух, в другом располагался колодец. Большой серый кот спал на подоконнике освещенного окна у массивной черной двери. К ней-то и направилась Ирит, постучала.

Открылась заслонка, за ней появилось озабоченное лицо.

— Привет, Ларси, — поздоровалась Ирит. — Это я.

— Летунья? — спросил женский голос.

Ирит кивнула.

Заскрипел засов. Серый кот шевельнулся, но с места не сдвинулся. Келдер глянул в проулок.

Девочка в синей тунике бежала к ним со всех ног.

Дверь открылась, и Ирит поднялась на гранитный порог. Полная женщина, которую она назвала Ларси, отступила в сторону, давая ей пройти.

— Я привела друга. — Девушка указала на Келдера.

Келдер поймал выражение лица девочки, как раз пробегавшей мимо факела, и импульсивно поправил ее:

— Двух друзей.

"Ты станешь защитником униженных и оскорбленных", — предрекла ему Зиндре, а девочка, судя по всему, в аккурат подпадала под эту категорию.

Ирит удивленно обернулась, увидела девочку, вбегающую во двор, прочитала молчаливую мольбу в глазах Келдера и поправилась:

— Двух друзей.

Юноша облегченно вздохнул. К живым Ирит могла проявлять сострадание, в котором отказывала мертвым, и ему это понравилось. Может, благодаря этой маленькой девочке он сможет еще больше сблизиться с Ирит, а заодно и осуществить пророчество.

— Что ж, заходите оба, — разрешила Ларси.

Они оказались в большой кухне с каменным полом. Деревянная бочка стояла на железной подставке над каменной раковиной. Столы с каменным верхом примыкали к облицованным каменными плитами стенам. Большие деревянные двери вели в глубь гостиницы. В металлических подсвечниках мерцали свечи. Тона преобладали черные и серые. Яркими пятнами выделялись разве что огонь в огромном очаге да овощи на одном из столов: оранжевая морковь, зеленый салат, белый, только что почищенный картофель.

— Выходите отсюда. — Ларси открыла одну из дверей. — На кухне вам делать нечего. Я уже жалею, Ирит, что показала тебе эту дорогу!

— Я бы все равно ее нашла, — улыбнулась Летунья. — Сверху ее отлично видно.

Ларси скорчила недовольную гримаску и выпроводила их в обеденный зал.

Свету прибавилось, но цветовая гамма практически не изменилась: серое и черное уступили место черному и коричневому. Коричневые деревянные столы и стулья, черный камень камина, коричневый деревянный пол. Зал освещался дюжиной фонарей, кое-где за столами сидели посетители.

— Я принесу вам жаркое. — Ларси усадила их один из двух длинных столов.

Ирит кивнула:

— И пиво, которое ты варишь.

Ларси выразительно посмотрела на девочку в синей тунике:

— Она будет пить воду.

Девочка согласно закивала.

Ларси фыркнула и ретировалась на кухню.

— Н-да, смотреть тут особо не на что, — отметил Келдер, как только за ней закрылась дверь. Действительно, обеденный зал выглядел очень уж мрачно. Ни ярких картин, ни медной чеканки, вообще никаких излишеств.

Ирит пожала плечами:

— Возможно, но еда здесь лучшая в Ангароссе. — Она повернулась к девочке.

Посмотрел на нее и Келдер. Ему представился шанс показать Ирит, какой он добрый, отзывчивый, но одновременно строгий.

— А теперь говори, кто ты и почему преследуешь нас?

Девочка замялась, но потом ответила:

— Меня зовут Аша из Амрамиона, и я думаю, что вы убили моего брата.

Келдер и Ирит удивленно вытаращились друг на друга. Такого ответа они не ожидали.

Девочка не сводила с них глаз.

— Я вообще никогда никого не убивал, — признался ей Келдер.

— Думаю, я не убивала твоего брата, — добавила Ирит.

Келдер не преминул отметить, что Ирит не ответила: "Я тоже". Но размышлять о том, что сие означает, не хотелось, поэтому он сосредоточился на Аше.

— Значит, кто-то его убил, а вы при этом присутствовали.

— Мы? — удивился Келдер.

Аша кивнула.

— Где?

— Сегодня на дороге, в лиге от города.

— Ты хочешь сказать, что твой брат был среди бандитов? — спросила Ирит.

Аша с неохотой кивнула.

Несколько мгновений над столом висела тишина, нарушил ее Келдер:

— Мы никого не убивали. Это демоны.

На лице Аши читалось недоверие.

— Правда, правда, — заверила ее Ирит. — Эти маленькие чудища растерзали бандитов в клочья. Отвратительное зрелище.

— Откуда они взялись? — пожелала знать девочка.

— Выскочили из-под земли, — ответила Ирит.

— Их призвал демонолог, — пояснил Келдер.

— Какой демонолог? — спросила Аша. — Не видела я никакого демонолога. Если только это один вас.

Брови Келдера взлетели вверх.

— По-твоему, я похож на демонолога? — воскликнул он.

Аша молча смотрела на него, потом ткнула пальцем в Ирит:

— Она может летать. Я видела.

— Конечно, — кивнула Ирит, — я летаю. Когда хочу, у меня появляются крылья. Я — оборотень. Но это чародейство, а не демонология. О демонах я ничего не знаю.

— А откуда мне знать, что моего брата и его друзей убило не чародейство? — спросила Аша. — Почему я должна верить вам на слово?

Келдер взглянул на Ирит, пожал плечами:

— Не знаю. Но тебе не остается ничего другого, как верить нам.

— Но почему?!

До этого Аша говорила в взвешенной, рациональной манере взрослых, но тут голос ее дрогнул, чувствовалось, что она на грани истерики.

— Потому что мы его не убивали. Честное слово, не убивали.

— Тогда кто его убил? — вопросила Аша. — Я следовала за Абденом, но они ехали верхом, и я отстала, а когда добралась до дороги, они уже лежали мертвыми. Вы двое стояли рядом и спорили. Больше я никого не видела, поэтому и последовала за вами…

Тут она начала всхлипывать.

Келдер уже хотел сказать ей что-нибудь успокаивающее, но первой заговорила Ирит:

— А что бы ты сделала, если б твоего брата убили мы?

Слезы Аши мгновенно высохли, лицо перекосило от злобы. Рука нырнула под стол и вернулась с ножом. Обыкновенным поясным ножом, не боевым, но тоже способным причинить немалый вред.

Келдер схватил ее за оба запястья.

— Мы никого не убивали, — повторил он. — Мы шагали за караваном, бандиты напали на него и угодили в ловушку. Караван сопровождал демонолог. Я практически ничего не знаю о магии, но он призвал демонов, которые повыскакивали из-под земли за считанные секунды. Должно быть, заклинание он подготовил заранее, по-моему, вот так сразу призвать нельзя.

Аша смотрела на него и молчала.

— Караван двинулся дальше, мы тоже и, должно быть, как раз поравнялись с… мертвыми, когда ты нас увидела. Но мы никого не убивали.

— Какой караван! — Аша боролась с рыданиями. — Не видела я никакого каравана!

— Брось нож, девочка, — раздался голос Ларси, и острие меча уткнулось в шею Аши.

Все трое обернулись.

Ларси стояла у стола с полным подносом еды, рядом с ней — юноша с мечом. Тощий и прыщавый.

Аша, не шевелясь, смотрела на сверкающий клинок. Келдер отпустил ее запястье и взял нож. Девочка не сопротивлялась.

Келдер облегченно вздохнул и взглянул на Ларси.

— Продолжай, — подбодрил ее Келдер.

— Я убежала, — повторила Аша, — а идти мне было некуда. Кроме Абдена, у меня нет ни родственников, ни друзей.

— А он подался в бандиты?

Аша кивнула:

— Он убежал в прошлом году куда глаза глядят, его остановили бандиты, денег у него не было, выкупа за него никто бы не дал, но силы ему хватало, драться он умел, так что ему разрешили остаться. Он нашел возможность послать мне весточку.

— А сегодня их всех убили, — уточнил Келдер.

Аша кивнула и всхлипнула.

— А что в это время делала ты?

— Я убежала позавчера. Хотела найти Абдена и остаться с ним. Нашла его этим утром, но он сказал, что оставаться мне нельзя, что они не могут заботиться о маленьких девочках, но я никуда не уходила, надеясь что-нибудь придумать, потому что не могла идти домой. А потом прибежал разведчик с сообщением о караване, и они ускакали, а я побежала следом. Когда добралась до дороги, их уже убили, кроме вас двоих, я никого не увидела, и решила пойти за вами.

Аша посмотрела на него.

— Поэтому я здесь.

— Сколько тебе лет, Аша? — спросил Келдер.

Девочка нахмурилась:

— Точно не знаю. Думаю, что девять.

"Точно не знаю". Келдер изумленно уставился на нее. Как можно не знать, сколько тебе лет?

— Ты слишком мала, чтобы жить самостоятельно.

— Все так, поэтому я и хотела остаться с Абденом! — Она всхлипнула. — А теперь его нет.

— Может, тебе все-таки вернуться домой?

— Нет, — сказала как отрезала Аша.

— И что же ты собираешься теперь делать? — поинтересовался Келдер.

Аша опустила голову.

— Не знаю, — прошептала она.

— А что бы ты хотела делать? — спросила Ирит.

Девочка повернулась к ней:

— Я бы хотела найти этот караван и перебить всех. Они убили моего брата, а он никому не желал дурного!

— Вот тут ты не права, — покачал головой Келдер. — Он собирался их ограбить, не так ли? Едва ли их это могло порадовать. Они зарабатывают на жизнь торговлей. Если б у них отняли товары, они бы умерли с голоду.

Аша пепелила его взглядом.

— Бандит — опасная профессия. Твой брат не мог этого не знать.

Девочка отвернулась.

— А потом, убив их, ты ничем не поможешь своему брату.

— Ему уже никто не поможет, — вырвалось у Аши. — Его даже не похоронят!

— Вот тут, — Келдер обдумал ее слова, — мы можем что-нибудь сделать. Втроем. Скажем, вернуться и сложить погребальный костер. — В его голове зазвучали слова пророчества: "…ты будешь защитником униженных и оскорбленных, тобой будут гордиться мертвые…" — Среди нас нет теурга или некромансера, дабы направить его душу на истинный путь, но уж по крайней мере мы можем освободить ее от тела.

— Нет, не можем, — возразила Аша.

— Почему нет? — удивился Келдер.

— Потому что его голову увезли, — напомнила девочка.

Келдер действительно об этом забыл. Караван увез головы всех бандитов, насадив их на пики. Так всегда поступали с ворами, Келдер это знал, но как-то не задумывался над религиозными аспектами сей процедуры.

Если человек умирал и его не хоронили, душа оставалась в теле недели, месяцы, а то и годы, не имея возможности улететь и найти путь к богам загробной жизни. Она становилась добычей ловцов призраков, ночных татей и демонологов, которые соответственно порабощали души, ели их или отдавали демоном, расплачиваясь за услуги. У магов были действенные способы выхода на неприкаянную душу.

Опять же, все знали, что нет смысла сжигать тело, лишенное сердца или головы: за похороны такое считаться не могло. Лучше, конечно, хоронить тело целиком; в крайнем случае чего-то могло недоставать, но только не головы или сердца.

Так что, отрубая бандиту голову, его душе одновременно отрезали путь в загробную жизнь.

И Келдер сразу увидел, что создавшаяся ситуация позволяет сделать еще один шаг к исполнению пророчества: не просто помочь Аше, несомненно, униженной и оскорбленной, но и освободить душу ее брата, тем самым заслужив уважение мертвых.

Столь благородным поступком он бы произвел впечатление на Ирит, что не могло не радовать. И стал бы героем для девочки и ее убитого брата, причем для этого ему не пришлось бы убивать дракона или совершать иное деяние, чреватое немалыми опасностями для собственной жизни.

— Может, завтра мы сумеем вернуть его голову, — предположил он.

— Ты рехнулся? — спросила Ирит, а глаза Аши вспыхнули надеждой.

Келдер ожидал от Ирит совсем иной реакции.

— Я подумал, а почему нет? Им же не нужно столько голов.

Ирит нахмурилась, хотела что-то сказать, но передумала и лишь повторила: "Ты рехнулся".

Келдер погрустнел, он-то рассчитывал, что Ирит горячо его поддержит, но отступать было уже поздно: Аша ему поверила, а защитник униженных и оскорбленных не мог ее разочаровать.

— Почему не попробовать? Чем нам это повредит? Ты же знаешь, караван в городе, мы оба видели…

Аша сразу подобралась, и Ирит, вздохнув, заговорила:

— Послушай, эта затея — чистое безумие, но, если ты хочешь попытаться, надо все обдумать. Ты же не собираешься всю ночь блуждать по улицам Ангароссы, а я не намерена говорить тебе, как выйти отсюда в нужное место. Давай подождем до утра. Если Аша все еще будет здесь, а у тебя не отпадет желание добыть голову ее брата, мы поговорим.

— Хорошо, — кивнул Келдер.

На ночные улицы его не тянуло, и он понял, что это предложение — разумный компромисс.

— А что я буду делать ночью? — спросила Аша.

Келдер посмотрел на нее, потом на Ирит.

Золотые волосы, белоснежная кожа, туника, которую не пачкала дорожная пыль. Островок света в темном море обеденного зала. Как ему хотелось вновь оказаться с ней в одной комнате, за которую пусть даже придется заплатить половину оставшихся у него денег, в одной постели.

Ирит едва заметно кивнула. Юноша вздохнул. Теперь он понимал, сколь непросто быть защитником униженных и оскорбленных. Приходилось идти на жертвы.

— Ты можешь провести эту ночь с нами, — с неохотой выдавил из себя Келдер.

Глава 8

Ночью у Келдера несколько раз возникали серьезные намерения подобраться к Ирит, невзирая на маленькую девочку, свернувшуюся калачиком рядом с прекрасным оборотнем. Он долго ворочался с боку на бок, потому что не привык спать на деревянном полу: кровать в комнате была только одна, так что ее поделили Ирит и Аша. Но всякий раз, открывая глаза, юноша обдумывал сложившуюся ситуацию и оставался на месте.

Ему полегчало, когда догорела свеча: он не мог разглядеть соблазнительные формы Ирит.

Когда он проснулся окончательно, не очень-то отдохнувший, девушка уже оделась и стояла у окна. Аша по-прежнему спала, все так же свернувшись калачиком.

Солнце, судя по всему, взошло час назад, и Келдера кольнула совесть: он спал слишком долго. С другой стороны, условия не позволяли хорошо выспаться, и юноша решил, что вина его не так уж и велика.

— Разбудим ее? — шепотом спросила Ирит, указывая на девочку.

— Нет, пусть спит, — покачал головой Келдер. — Бедняжка вчера совсем вымоталась. Ей бы сидеть дома, а не бродить по дорогам.

Ирит кивнула.

— Ужасная судьба выпала ее брату, не так ли?

Келдер согласился.

— Как насчет завтрака? — спросил он.

— Я не выходила из комнаты.

— Тогда я пойду посмотрю, что там делается, — предложил Келдер.

— Конечно, сходи, — улыбнулась Ирит.

Келдер спустился вниз. В большом зале завтракали несколько гостей, почти все, как заметил Келдер, завершали трапезу. Ларси увидела Келдера и кивнула ему:

— Хотите есть? Как я понимаю, за ночь вы с Летуньей нагуляли аппетит.

Келдер уже начал говорить, что Аша не дала им разгуляться, но вовремя осекся. Они же брали комнату на двоих, и за третьего человека Ларси могла потребовать дополнительную плату.

— Не очень-то и нагуляли, но, конечно, позавтракаем, — ответил он.

— Вам повезло. Куры сегодня хорошо неслись, так что у меня осталось еще четыре яйца. Есть, конечно, и ветчина, и горошек. Яйца, ветчина и чай обойдутся вам в большой медяк. Принести поднос в комнату, или поедите здесь?

— Обслуживание в комнате стоит дороже? — спросил Келдер.

Ларси улыбнулась:

— Естественно. Всего на два гроша.

— Мы поедим внизу. Я сейчас вернусь. — И юноша направился к лестнице.

Он постучал, на случай, если кто-то из дам пользуется горшком, и вошел.

Аша все еще спала, Ирит исчезла.

Келдер в недоумении огляделся, хотя спрятаться в комнате было негде. Вышел в коридор, но и там никого не нашел. Спуститься девушка могла только по лестнице, но он бы ее заметил. Келдер вновь вернулся в комнату и только тут обнаружил, что окно открыто.

Маленькое окно, более чем в десяти футах от пола. Келдер в него бы не протиснулся, но Ирит могла. А уж протиснувшись, отрастила бы крылья и улетела.

Келдер высунулся в окно. Футом ниже находился узкий слив, затем шла гладкая каменная стена. Земля была влажная — ночью прошел дождь, но следов он никаких не увидел.

Если Ирит покинула комнату через окно, то наверняка улетела, а не ушла. Келдер взглянул наверх, но Ирит не нашел. Впрочем, его взору открывался лишь маленький кусочек неба.

Келдер пожал плечами, подался назад, больно ударился головой о раму и громко выругался.

Аша, однако, его не услышала. Девочка спала так крепко, что Келдер даже ей позавидовал.

Он решил, что Ирит скоро вернется, иначе она не послала бы его справляться о завтраке. И присел на краешек кровати.

Сидеть и ждать для человека, только что проснувшегося и голодного, — занятие не из приятных. Чтобы хоть как-то скоротать время, Келдер оглядел комнату, но не нашел ничего достойного внимания. В итоге его взгляд остановился на Аше.

Какая же она маленькая, худенькая. Внезапно до него дошло, что темное пятно на ее щеке — не грязь, а синяк. Келдер наклонился к девочке, поднял простыню и пригляделся повнимательнее.

Синяки на руках, новые и старые, на ногах, даже на шее, шрамы, похоже, зажившие рубцы от ударов плетью.

Келдер нахмурился, вновь укрыл девочку простыней.

— Что-нибудь не так? — раздался голос Ирит.

Келдер аж подпрыгнул и повернулся.

Девушка стояла у окна, словно и не покидала комнату.

— Я не заметил, как ты вошла. — Действительно, он не слышал хлопанья крыльев.

— Я и не хотела, чтобы ты заметил, — улыбнулась Ирит.

С некоторой натугой улыбнулся и Келдер. Похоже, в семейной жизни с Ирит его ожидало много сюрпризов.

— Завтрак нам подадут, как только мы спустимся вниз.

Ее улыбка исчезла.

— Это хорошо, но, боюсь, завтрак нам придется пропустить.

— Почему? — удивился он.

— Потому что караван уже отбыл из города. Из Кастл Ангаросса их даже не видно. На постоялом дворе мне сказали, что они уехали с рассветом, то есть больше часа тому назад.

— Высоко ты поднималась?

— Не очень, — призналась Ирит. — Не хотела привлекать к себе внимания. Но с крыши гостиницы их не видать.

Келдер нахмурился. Посмотрел на Ашу, на Ирит.

— Спешить не будем. Ей надо отдохнуть, а мне — позавтракать.

— Хорошо. — На лице Ирит читалось облегчение. — У меня нет никакого желания разыскивать чью-то голову. — И девушка скорчила гримаску.

Келдер обратил внимание, что его слова она истолковала однозначно: с караваном они больше не связываются, хотя ничего подобного он не говорил. Юноша решил не разубеждать ее в этом.

— А теперь пойдем поедим. — Он перехватил взгляд Ирит, брошенный на Ашу. — Пусть поспит.

Ирит кивнула, и рука об руку они спустились вниз.

Пока они ели, Келдер думал о следах побоев на теле Аши. Заметила ли их Ирит? Лежит ли ответственность на бандитах? Если нет, то на ком? Не из-за побоев ли Аша убежала из дому? Если да, почему не говорит об этом?

— Что будет с телами? — спросил он.

Девушка оторвалась от яичницы.

— Ты о чем?

— Я про тела бандитов. Они же остались у дороги. Что с ними будет?

Ирит пожала плечами:

— Не знаю. Наверное, там и останутся.

— Пока не сгниют?

Вновь пожатие плеч.

— Вонь-то будет изрядная, — резонно заметил Келдер.

Ирит ответила с явной неохотой:

— Они… их… ну, ты понимаешь, звери, там, птицы.

Келдер насупился.

— И никто о них не позаботится?

— А кому охота? То есть, если найдутся родственники, они, наверное, что-нибудь сделают. А может, король Карен отдаст солдатам приказ сжечь тела или закопать.

— А как же брат Аши? — Келдеру по-прежнему хотелось завоевать уважение мертвых, сделать доброе дело и освободить хотя бы одну грешную душу.

— Дался тебе брат Аши! Ты действительно хочешь что-то для него сделать? Келдер, караван ушел, их здесь нет, и я не думаю, что они оставили голову брата Аши на столе, за которым завтракали.

— Мы сумеем догнать их. Идут они медленно.

— А если и догоним, тело-то останется здесь! Перестань, Келдер!

— Тогда сначала вернемся и…

— Пока мы будем возвращаться, караван уйдет так далеко, что мы его уже никогда не догоним. Это не наше дело, Келдер, давай забудем об этом, хорошо?

— Нет, — раздался позади дрожащий голосок.

Ирит повернулась. Аша стояла на лестнице в одной сорочке.

— Ну… — начала Ирит, но ее перебил Келдер:

— Аша, не волнуйся. Послушай, мы сможем быстро вернуться и построить могильник над телом твоего брата, а потом догоним караван и добудем его голову. Караван идет в Шан, мы тоже, так что догнать его будет нетрудно. Я хочу сказать, дорога туда ведет только одна.

— Мы построим могильник? — переспросила Аша.

— Ну да, такой склеп из камней.

— Интересно. А что, такие строят в Шуларе?

— Да нет, но я слышал о них в какой-то сказке о заколдованной принцессе.

— Что за сказка? — подозрительно спросила Аша.

— Мне рассказывала ее бабушка.

— Странно все это.

— Мы должны построить могильник, — заявила Аша.

Келдер согласно кивнул.

Ирит посмотрела на Келдера, на Ашу, потом пожала плечами:

— Вы оба сумасшедшие, но хорошо, построим.

Глава 9

Ирит скептически оглядела сооружение.

— Да, я никогда не строил могильников. — Что еще мог сказать в свое оправдание Келдер. — Но и ты не очень-то мне помогала.

— А я никогда не слышала о могильниках, — Ирит отбросила со лба прядь волос, — и считаю, что мы занимаемся глупостями. Хорошо бы мне и дальше о них не слышать.

Аша силилась поднять большой булыжник. Келдер выхватил его у нее из рук и оглядел каменный овал, пытаясь определить наилучшее место.

— А друзей Абдена мы оставим на земле? — спросила Аша, когда булыжник лег на другие камни.

Келдер оглядел изуродованные тела, сморщил нос: запах уже чувствовался.

— Да.

Аша пожала плечами:

— Хорошо. Но я подумала, что надо спросить.

— Иди принеси еще камень, — распорядился Келдер.

— Как же это глупо. — Ирит, скрестив ноги, сидела на траве. — И скучно. Кстати, как ты собираешься построить крышу, не придавив его?

— Попробую сделать арку.

Ирит скорчила гримаску.

Келдер нахмурился.

— Да, может не получиться, — признался он и огляделся в надежде найти какое-нибудь приемлемое решение.

Но увидел лишь обезглавленные трупы да лошадиные туши. Последние, однако, с головами.

Ирит тоже огляделась, морща носик.

— Фу, — вырвалось у нее. — Мне кажется, мы могли бы накрыть его седлами, а сверху завалить их камнями. Они достаточно прочные.

Келдер обдумал ее предложение и кивнул.

— Должно получиться. — Он направился к ближайшей лошади. — Просто удивительно, что никто до сих пор не позарился на седла.

Ирит пожала плечами:

— Грабить трупы — удовольствие маленькое. У тех, кто проходил мимо, находились более важные дела. И потом, они боялись нарваться на заклятие. Однако, несмотря на заклятия и запах, я готова спорить, что кошелька ты не найдешь ни одного.

Келдер оторвался от седла:

— Ты серьезно насчет заклятий?

— Не говори глупостей. Кому это нужно накладывать на нас заклятие за то, что мы помогаем маленькой девочке достойно похоронить ее брата?

Ответа у Келдера не нашлось. Кроме того, он на собственном опыте убедился, какой это тяжелый труд — снимать седло с мертвой лошади. Выходило, что у защитника униженных и оскорбленных куда как нелегкая жизнь. И его усилия не производили никакого впечатления на суженую.

— Э-эх… — Руки юноши сорвались с седла, и он повалился на спину. — Слушай, не могла бы ты мне помочь?

Ирит обреченно вздохнула, но поднялась.

Вдвоем они освободили седло, Келдер отнес его к могильнику, поставил на каменный овал. Чувствовалось, что седло не прогнется под тяжестью камней и послужит надежной опорой. Он повернулся к Ирит:

— Спасибо за помощь и за дельное предложение.

Она отмахнулась:

— Я просто не хотела сидеть весь день, пока ты будешь строить каменные арки.

Через три часа постройка могильника завершилась: безголовое тело Абдена покоилось под камнями и кожей. На сооружение крыши потребовались три седла.

— Ты уверена, что мы похоронили именно Абдена? — спросил Келдер, оглядывая остальные тела, лежащие в траве.

Аша кивнула.

— Хорошо. — Келдер разогнулся, потирая ноющую поясницу. — Тогда в путь. — Он взглянул на солнце. — Сомневаюсь, что мы догоним караван уже сегодня, но хоть сократим расстояние.

Ирит покачала головой:

— Не сократим.

Келдер уставился на нее:

— Это еще почему?

— Потому что от Кастл Ангаросса до Синодиты четыре лиги, и по пути нет ни одной приличной гостиницы. Мы ухлопали полдня на это глупое занятие, а я не хочу ходить по здешним дорогам после наступления темноты.

Келдер взглянул на солнце и вновь на Ирит.

— Еще час дня, не больше. Далеко ли до ангаросской границы?

Ирит задумалась.

— Чуть больше двух лиг.

— А в Синодите тоже есть бандиты?

— Это ты к чему? — осторожно спросила девушка.

— Король Синодиты такой же псих, как король Карен, и разрешает бандитам делать все, что им заблагорассудится?

— Королева, — поправила его Ирит. — В Синодите правит королева. Нет, она заботится о своих подданных и бандитов не жалует.

— Значит, границу мы пересечем до захода солнца и в Синодите будем в полной безопасности. Я понимаю, что до города мы доберемся уже ночью, но большая луна дает достаточно света, чтобы не сбиться с дороги. И потом, у нас нет ничего такого, что могло бы прельстить бандитов.

— Может, у тебя нет ничего такого, что может прельстить бандитов, Келдер из Шулары, — Ирит уперла руки в боки и одарила его грозным взглядом, — а вот мне совсем не хочется, чтобы меня изнасиловали!

Келдер отвел глаза. Действительно, этого он не учел, ему не хотелось, чтобы кто-то приставал к его будущей жене даже… даже если она этого еще не знала.

— Тогда ты, Ирит Летунья, полетишь вперед и подождешь нас у ворот Синодиты.

— Нет там никаких ворот. Стены тоже.

— Отлично. Укажи место, которое найдут даже такие дураки, как мы с Ашей, и мы тебя найдем.

Ирит пожевала нижнюю губу, злобно сверля Келдера взглядом, потом повернулась к Аше. Девочка все еще стояла рядом с могильником.

— Ты хочешь прошагать сегодня четыре или пять лиг?

— Нет, — ответила Аша, — но я прошагаю, чтобы догнать караван.

Ирит нахмурилась, вновь посмотрела на Келдера, и всплеснула руками.

— Сдаюсь. Я сдаюсь. У вас обоих что-то с головой. Но я не могу позволить маленькой девочке идти в такую даль, особенно после того, как она полдня ворочала камни. Она же едва держится на ногах!

Келдер взглянул на Ашу и признал, что Ирит абсолютно права.

Об этом он тоже не подумал. Ведь Аша совсем ребенок, откуда у нее силы для такого путешествия? Келдер уже хотел согласиться на вторую ночь в Ангароссе, но тут Ирит обратилась в лошадь.

Глаза Келдера едва не вылезли из орбит, а Аша улыбнулась, потом рассмеялась и захлопала в ладоши.

Превращение прошло мгновенно: перед ними стояла ладная грациозная белая кобылка с длинной волнистой гривой, хвостом, на пару дюймов не достающим до земли, стройными ногами. Белая туника превратилась в расшитую попону, браслеты и ожерелье исчезли.

— Я и не знал, что такое тебе под силу! — воскликнул Келдер, гадая, куда делись украшения и появятся ли они вновь, когда Ирит примет человеческий облик.

Лошадь фыркнула, послав ему испепеляющий взгляд. Келдер даже не подозревал, что животные способны так смотреть на людей.

— А говорить ты можешь? — поинтересовался юноша.

Лошадь покачала головой.

— Так Аша может ехать на тебе?

Ирит кивнула.

— А можем мы сесть на тебя вдвоем?

Ирит попыталась лягнуть его, но Келдер увернулся. Он заметил, что копыта у нее не подкованы. Конечно, подумал он, иначе и быть не могло: Ирит не признавала обуви.

— Значит, не можем?

Вновь сердитый взгляд.

— Аша, — позвал Келдер, — иди сюда.

Девочка с опаской подошла. Ирит наклонила голову, чтобы Аша погладила ее, но девочка отпрянула назад.

— Не бойся, — успокоил ее Келдер, — это же Ирит.

— Но она… она — лошадь? — прошептала Аша.

— Выглядит совсем как лошадь, — согласился Келдер.

— Я никогда не ездила верхом. — Аша отступила еще на шаг. — Я никогда не прикасалась к лошади.

— Это же не настоящая лошадь, — уверенно заявил Келдер. — Просто Ирит приняла ее облик. Магия, только и всего.

Девочка переборола страх и подошла к магическому животному.

Келдер поднял ее, осторожно усадил на спину Ирит.

— Вот так… осторожнее, не пинай ее в бок… Готово!

Аша поерзала, устраиваясь поудобнее.

— Держись за холку, — посоветовал Келдер.

Аша вцепилась в гриву лошади, но чувствовалось, она с трудом сохраняет равновесие.

— Не волнуйся, сначала Ирит пойдет медленно, — Келдер похлопал Ашу по плечу, — а потом ты привыкнешь. Вот увидишь.

Ирит шагнула вперед. Аша еще сильнее схватилась за гриву. Келдер страховал девочку рукой. Троица не спеша двинулась в путь.

— Может, нам взять седло? — предложил Келдер, видя, как Ашу качает.

И заслужил еще один злобный взгляд.

— Нет?

Ирит покачала головой: ни в коем разе.

— Я удержусь, Келдер, — подала голос девочка. — Не волнуйся.

— Хорошо, — кивнул Келдер. — Об одном ты можешь не беспокоиться, Ирит, — добавил он, пройдя несколько шагов. — Уж теперь-то тебя точно не изнасилуют.

Лошадь вновь попыталась лягнуть его, и Келдеру пришлось отскакивать в сторону, чтобы тут же вернуться и подхватить Ашу, которая от резкого движения Ирит едва не свалилась на землю.

Глава 10

Келдер не ошибся: ночью по небу плыла большая луна. И ее тусклого оранжевого света вполне хватало, чтобы не сбиться с пути и заметить изменение ландшафта. После того, как они пересекли границ Ангароссы и Синодитты, почва стала более песчаной, а пологие холмы уступили место плоской как стол равнине. Вдоль дороги уже не росли деревья, а фермы, мимо которых они проходили, выглядели довольно уныло. Разводили там только коз и лошадей — для коров грубой травы не хватало, а зерновые на песчаной почве не росли.

Дважды они проходили мимо пасущихся жеребцов, которые вскидывали головы и призывно ржали, глядя на Ирит. К счастью, пастбища отделяли от дороги крепкие изгороди.

Ирит шла с опущенной головой, игнорируя все и вся, разве что изредка бросала злобные взгляды на Келдера.

Келдер же старался не замечать раздражения Иритт. Сбитые ноги распухли и болели, думать он мог только о той минуте, когда наконец-то снимет обувку. Чтобы отвлечься, он разговаривал с Ашей.

На закате, когда солнце окрасило землю и небо в багряно-пурпурные тона, Аша рассказала, что заставило ее убежать из дома.

— Мой отец гонит ушку, — объяснила она. — Винокурня у него в амбаре. Он выращивает зерно и из него гонит ушку. Часть продает. Может, вы слышали о нем, Абден, сын Илдрина. Абден Старший. Ушка у него лучшая в Амрамионе.

Келдер и Ирит покачали головами. Келдер с трудом удержался от того, чтобы сказать, что "лучшая в Амрамионе" не есть знак качества. Один из его шуларских соседей похвалялся, что такой ушки, как у него, не сыскать в пяти королевствах.

Аша пожала плечами, продолжила:

— Часть он продает, но очень много выпивает сам. — По ее телу пробежала дрожь, а Ирит тряхнула гривой, показывая, что очень ей сочувствует.

Келдер же просто кивнул.

— Пьет он постоянно. С тех пор, как умерла наша мама. Она должна была родить, но что-то пошло не так, и они оба умерли, мама и младенец. Абден, я про Абдена Младшего, моего брата, говорил, что при жизни мамы отец так сильно не пил, но я этого не помню. Мне было четыре, когда она умерла, я и ее плохо помню.

— Я очень тебе сочувствую, — пробормотал Келдер.

Аша его словно не услышала.

Какое-то время они молчали, потом Келдер задал интересующий его вопрос:

— Отец тебя бил?

— Ты видел отметины?

— Да, — кивнул Келдер.

— Да, бил. Он бил и Абдена, пока тот не сбежал. Я тогда очень обрадовалась — поняла, что есть выход. И тоже сбежала, чтобы быть вместе с Абденом, но его убили.

Аша всхлипнула, и только тут Келдер заметил, что по щекам девочки текут слезы.

— Не печалься, — попытался успокоить ее Келдер, — тебе не придется возвращаться к отцу.

— Я не смогу жить одна. — Аша все всхлипывала. — Я еще слишком мала и не знаю как.

— Мы тебя куда-нибудь пристроим.

Он понятия не имел, каким образом ему удастся выполнить это обещание, но говорил искренне, потому что действительно хотел позаботиться о судьбе Аши.

Разве мог поступить иначе защитник униженных и оскорбленных? Может, те, еще не родившиеся, что должны уважать его, — дети Аши?

— Спасибо тебе, — прошептала Аша.

И они продолжили путь.

Когда они достигли Синодиты, Келдер дернул Ирит за гриву. Она остановилась, вопросительно посмотрела на него. Келдер протянул руки, снял Ашу с ее спины. Девочка уже задремала и вздрогнула от неожиданности.

— Мы прибыли. — Келдер поставил ее на землю.

— Куда? — оглядываясь, спросила Аша.

Ирит приняла свой естественный облик… вернее, обычный облик, поправил себя Келдер. Превратилась в пятнадцатилетнюю красавицу. Попона стала туникой, вернулись и бриджи, золотые волосы ниспадали на плечи.

Келдер подумал, что у него нет никакой возможности узнать, естественное ли это для Ирит состояние. Он никогда не имел дела с оборотнями. И ничего о них не знал.

А если по своей природе она не человек, стоит ли на ней жениться?

— Почему мы остановились? — спросила Ирит.

Келдер недоуменно воззрился на нее.

— Это же Синодита, разве не так?

— Я думала, мы дойдем до "Летающего Ковра", — ответила Ирит. — Это на другом конце города.

— Ты про гостиницу?

Девушка кивнула:

— Да. Это единственная приличная гостиница в Синодите.

— Я же не знал, — оправдывался Келдер.

"Может, — думал он, вглядываясь в лицо Ирит, — ей вовсе и не пятнадцать. Может, она — старая карга, которая сумела превратиться в девочку?"

Хочет ли он жениться на старой карге?

— Жаль, — ответила Ирит.

— Тогда пошли, — предложил юноша.

— Я не собираюсь опять превращаться в лошадь.

— И не надо. Аша пойдет сама… Так, Аша?

Девочка кивнула.

Несколько минут спустя Келдер уже стучал в дверь гостиницы. Над его головой поскрипывала вывеска, раскачиваемая теплым ветром, дующим с востока. Рисунка на вывеске Келдер не разглядел, но Ирит заверила его, что они прибыли куда надо.

Еду им принесли холодную (все уже давно поужинали), свободная комната осталась одна: чулан под самой крышей, где Келдер не мог выпрямиться во весь рост, не ударившись головой о балку.

— В столь поздний час мы уже никого не ждали, — извинялся хозяин.

— Слава Богу, что у вас нашлась свободная комната, — сонно пробормотала Аша, прежде чем упасть на подушку, которую хозяин гостиницы положил ей вместо матраца.

Ирит и Келдер достались соломенные маты. Ирит долго массировала ноги, а Келдер с любопытством поглядывал на нее.

— Лошади используют другие мышцы, — объяснила Ирит, коротко взглянув на него. — Я не привыкла долго ходить в этом облике.

— Понятно, — кивнул он и после паузы добавил: — Спасибо, что помогла Аше.

Ирит пожала плечами:

— Она не тяжелая. — И продолжила массировать голени.

— Ты можешь превратиться в кого угодно? — спросил Келдер.

Ирит повернулась к нему:

— Что?

— Ты вот превратилась в лошадь, способна отращивать крылья, говорила, что ты — оборотень… ты можешь превращаться в кого угодно?

— Тебя интересует, могу ли я превратиться в дракона и сжечь тебя? — Улыбка Летуньи очень не понравилась Келдеру.

Он кивнул.

— Нет. — Ирит вновь занялась своими ногами. — Мне подвластны семь превращений, но драконом я стать не могу.

— Понятно. — В голосе Келдера слышалось облегчение. — А ты можешь превратиться в другого человека?

— Нет. А зачем мне это?

— Не знаю. Спрашиваю из любопытства. — Не мог же Келдер признаться в своих подозрениях насчет старой бабки.

— Нет, не могу.

— Всего семь превращений?

Ирит кивнула.

— Одно — лошадь?

— Второе ты видишь перед собой.

Келдер задумался.

— Третье — с крыльями?

Кивок.

— А… э… остальные?

— Не твоего ума дело. — Девушка вытянула ноги и откинулась на спину. — Ложись спать.

— Но… — Он считал себя ее будущим мужем, а потому полагал, что все превращения напрямую касаются его, однако объясняться с Ирит по этому поводу не хотелось.

— Заткнись и ложись спать, Келдер. Я слишком устала для разговоров. — Ирит свернулась калачиком, закрыла глаза.

Келдер хотел обсудить с ней еще один вопрос и теперь жалел, что начал не с него.

Дело это не терпело отлагательств.

Речь шла о деньгах: у него осталось лишь несколько медных грошей, и он сомневался, что их хватит на оплату гостиницы.

С другой стороны, такая комнатенка не могла стоить очень уж много.

Перед ним возникали все новые и новые сложности, хотя он и руководствовался пророчеством. Ирит, несомненно, его нареченная, красавица и хохотунья, лучше ему не найти, но при этом еще и оборотень. И она не желала делиться с ним своими секретами. Благодаря Аше он стал защитником униженных и оскорбленных, а освободив душу ее брата, завоюет уважение мертвых, но догнать караван и выцарапать голову Абдена, похоже, задача не из легких.

Что ж, Зиндре и не утверждала, что ему все принесут на блюдечке с голубой каемочкой.

Мог ли он отказаться от предначертанного ему будущего? Мог ли все бросить и вернуться домой, если трудности станут непреодолимыми?

Почему нет, кто будет его останавливать?

Опять же, возможно, случившееся с ним не более чем цепочка совпадений. Может, Зиндре — шарлатанка, а он дурит себе голову, подгоняя свою жизнь под выстроенную ею схему? И наилучший выход — плюнуть на все и двинуться в обратный путь?

Келдер со вздохом задул свечу и вытянулся на соломенном мате.

Он решил, что еще долго не сможет сомкнуть глаз, думая о деньгах, пророчестве Зиндре, Ирит.

Но ошибся. Три минуты спустя он уже крепко спал.

Глава 11

— Это все, что у тебя есть? — грозно вопросил хозяин гостиницы.

Келдер молча кивнул.

— Господи, какой позор! — прошептала у него за спиной Ирит. — Келдер, я не могу поверить… В "Летающем Ковре"!

К немалой радости Келдера, Аша предпочла держать рот на замке.

Хозяин гостиницы рассматривал гроши с таким видом, словно Келдер публично оскорбил его.

— Да перестаньте. Не хватает-то всего трех грошей. И я клянусь, больше у нас нет.

Из груди хозяина гостиницы вырвался долгий выдох.

— Ну ладно, хоть я и не должен потакать таким, как вы. Выметайтесь отсюда и не смейте болтать на улицах, какой я глупец и какое у меня доброе сердце!

— Благодарю вас. — Келдер поклонился. — Пусть боги благословят вас и возьмут под свою защиту. — Он поспешил к двери, дабы хозяин гостиницы не успел передумать.

На улице Келдер повернул налево. Но Ирит схватила его за руку и развернула на сто восемьдесят градусов.

— Там запад. А мы идем на восток.

Келдер замотал головой:

— Нет, не идем. Во всяком случае, я не иду.

Ирит уперла руки в боки. Прядь волос упала ей на лицо. Девушка откинула ее и вперилась взглядом в Келдера.

— А как же я? — подала голос Аша. — Как же Абден?

Келдер посмотрел на нее сверху вниз.

— Извини, но я устал, у меня больше нет денег, я не знаю, что мы можем предпринять. Что сделаем, если и догоним караван? С какой стати им помогать нам? И сколько пройдет времени, прежде чем мы их догоним? Что мы будем есть? Где спать?

— Я не знаю, — прошептала Аша.

— Я — тоже, — продолжил Келдер. — Поэтому я возвращаюсь домой. Я могу спать на траве и кормиться с полей, так что дойти до дома сил у меня хватит, если я прямо сейчас отправлюсь в обратный путь. — Тем самым он ставил крест на пророчестве Зиндре, но это его уже не волновало. Накопившаяся усталость и унизительная сцена в гостинице сделали свое дело.

Может, через несколько лет он снова покинет Шулару и станет-таки защитником униженных и оскорбленных. Гораздо проще быть героем, когда в кармане бренчат деньги.

— А как же я? — спросила Аша. — Я не могу вернуться домой!

Келдер нахмурился.

— Разве, кроме отца, у тебя нет других родственников?

Аша покачала головой, и по ее щекам покатились слезы.

Но тут заговорила Ирит:

— Келдер из Шулары, если ты думаешь, что я позволю тебе нарушить обещание, которое ты дал этому несчастному ребенку, то ты законченный идиот! Мы оба пойдем с ней в Шан, добудем голову ее брата, принесем назад и зажжем погребальный костер! А потом найдем место, где она будет в полной безопасности. После этого ты можешь возвращаться на свою жалкую ферму, чтобы мамочка и папочка заботились о тебе. Но не раньше! Ты меня понял?

Келдер вздохнул:

— Ирит. У меня. Больше. Нет. Денег.

— Что с того?

— Поэтому я никуда не могу идти.

— Келдер, а ты, однако, глуп! Зачем тебе деньги? Ты, между прочим, не один. Ты в одной компании с Ирит Летуньей!

Келдер долго смотрел на нее.

— И что?

— А то, глупый, что я оборотень и знаменитая чародейка. На Великом Тракте меня знают все. Деньги я могу добыть в любой момент!

— Можешь?

— Разумеется, могу! Или ты думаешь, что все эти годы меня кормили такие, как ты?

Келдер не задумывался, каким способом Ирит добывала пропитание. Такого вопроса у него просто не возникало, и он понял, что попал впросак.

— Я… э… — Аша теперь смотрела только на Ирит, в ее глазах читалось обожание. Келдера это задело за живое: вроде бы он претендовал на роль защитника. — Знаешь, я, наверное, действительно глуп, как ты говоришь. Я не понимаю, как ты можешь добыть деньги.

Ирит скорчила гримаску.

— Я их заработаю! Я могу делать то, что другим не под силу!

— А где ты найдешь работу? — спросил Келдер.

— Спрошу, не надо ли кому чего. А если не найду, то займу деньги. Люди знают, что я всегда отдаю долги.

— Понятно. — Келдер помялся, но задал вопрос, который вертелся у него на языке: — А сейчас у тебя деньги есть?

— Естественно!

— Есть? — В нем начала закипать злость. — У тебя есть деньги?

— Да, есть! — ответила Ирит.

— Тогда… — Келдер глубоко вдохнул, успокоился и продолжил:

— Тогда почему… — Он вновь замолчал, зато потом выложил все: — Тогда почему, во имя ада, ты не сказала об этом до того, как мне пришлось унижаться перед хозяином гостиницы?

— Потому что ты не спрашивал! — фыркнула Ирит. — Я понятия не имела, что у тебя кончились деньги! Ты же мне ничего не говорил! Я узнала об этом, когда ты пересчитывал свои гроши перед Бардеком!

— Но и тогда промолчала?

— Потому что не знала, куда деваться от стыда!

Келдер хотел сказать что-то еще, но у него перехватило дыхание.

— Ты и правда собираешься вернуться в Шулару? — неожиданно спросила Аша.

Келдер посмотрел на нее, и злость сняло как рукой.

— Не знаю.

— До Шана два дня пути, — вставила Ирит. — Даже меньше, если мы прибавим шагу.

Келдер повернулся к ней, вспомнил, как далеко идти до Шулары, вновь взглянул на Ашу.

— Нет, пожалуй, в Шулару я не пойду. Пока не пойду. — Он вновь повернулся к Ирит. — Два дня?

— Даже меньше. До Дверры, что стоит у самой пустыни, три с половиной лиги. Там и кончаются Малые Королевства. До Шана нам придется идти по Великой Восточной Пустыне, это еще три с половиной лиги. Всего семь. Из-за жары на них обычно уходят два дня.

— Какой жары?

— В пустыне-то жарко, глупый! Но в это время года температура еще сносная.

— Семь лиг, — задумчиво повторил Келдер.

Ирит кивнула.

— Я могу пролететь их за два часа.

— А сколько мы прошли после нашей встречи?

Ирит пожала плечами:

— Точно не скажу. Наверное, лиг пятнадцать.

— Ты думаешь, мы действительно сможем что-то сделать для Аши?

Ирит ответила не сразу.

— Насчет далекого будущего не знаю, но вернуть голову ее брата и сжечь его тело нам вполне по силам.

Келдер, похоже, еще колебался, поэтому Ирит продолжила:

— А кроме того, разве ты не хотел увидеть Шан-в-Пустыне? Очень интересное место. Городской рынок, его называют Рынок, просто фантастический. И там есть колдуны, во всяком случае, были.

Все-таки пророчество сбывалось: невеста, униженные и оскорбленные, нуждающиеся в его защите, великий город, который ему предстояло увидеть… все увязывалось в единую цепочку.

Не мог же он все это бросить и повернуть назад, чтобы превратиться в зануду фермера. Нет, его ждала другая судьба.

— Хорошо, пойдем в Шан. Сначала пешком, а если ты устанешь, Аша, мы передохнем, и, может, Ирит вновь превратится в лошадь…

Девушка злобно глянула на него.

Келдер не отвел глаз.

Аша не стала ждать, чем это все закончится, и зашагала к городским воротам. Келдеру и Ирит не осталось ничего другого, как последовать за ней.

Глава 12

Замок Дверры в отличие от других замков, расположенных вплотную к Великому Тракту, возвели на огромной скале, возвышающейся над песчаной равниной в полумиле к северо-западу от дороги.

И сам Тракт вел уже не на восток. Еще до Синодиты он начинал смещаться к северо-востоку, после Синодиты на три лиги вновь уходил на восток, а затем плавно поворачивал на север.

Тем самым он огибал скалу, на которой высился замок Дверры. Вдоль дуги выстроилось несколько гостиниц, но едва ли их можно было назвать городом.

А дальше Тракт выводил к высокому обрыву.

Келдер вырос среди гор, маленьких гор или высоких холмов, как кому нравилось, так что спуски и подъемы его не удивляли, но такой природный феномен он видел впервые. Обрыв тянулся в обе стороны до самого горизонта, словно кто-то давным-давно разделил Мир на две части и не смог их правильно сложить. На верхней части, где они стояли, песка хватало, однако здесь преобладали зеленые тона и наблюдалось некоторое разнообразие: замок на холме, гостиницы, редкие кусты.

Нижняя часть, у подножия обрыва, являла взгляду лишь золотистый песок, так ярко блестевший под полуденным солнцем, что Келдер не мог смотреть на него, не сощурившись.

Перед ним, несомненно, лежала бескрайняя равнина: еще одна часть пророчества стала явью.

— Великая Восточная Пустыня.

Вздрогнув от неожиданности, Келдер обернулся. Только что Ирит была лошадью, везла на спине Ашу, а теперь стояла рядом не на четырех, а на двух ногах.

— Но это же север.

Ирит пренебрежительно хмыкнула:

— Ты, однако, глупый. Граница Пустыни — не прямая. Она выступом вдается на запад, а Шан находится аккурат посередине этого выступа. Мы на его южном краю.

— Понятно. — Келдер вновь оглядел песчаное море.

Далеко-далеко, на самом горизонте, что-то сверкало. "Не Шан ли это", — подумал Келдер.

Неужели они действительно пойдут туда? Неужели он собственными глазами увидит это экзотическое место?

Бескрайние равнины, великие города, рядом с ним красавица, на которой он собрался жениться, — даже если пророчество и не реализуется полностью, он уже стоит поблагодарить Зиндре. Ее слова подтолкнули его к этому путешествию, и, несмотря на сбитые ноги и пустой кошелек, он ничуточки не жалел, что отправился в путь.

Особенно после того, как компанию ему составила Ирит.

— И далеко она вдается на запад? — спросил Келдер. — Наверное, далеко, раз края мы не видим.

Ирит пожала плечами:

— Лиг на десять.

— Ты считаешь, что десять лиг не так уж и много? — удивился Келдер.

— В сравнении со всей пустыней — нет. Ее не зря назвали Великой, Келдер. Она занимает немалую часть Мира.

— А что находится по другую сторону?

— Мира? — Ирит вытаращилась на него, как на сумасшедшего.

— Нет, нет, — поспешил объясниться Келдер. — На другой стороне этих десяти лиг.

Ирит опять пожала плечами:

— Степь. Бескрайняя степь.

Он кивнул:

— И Шан в трех или четырех лигах отсюда?

— Около того, — согласилась она.

Келдер посмотрел на обрыв, на песок внизу.

— Как мы туда попадем?

— Ножками, — улыбнулась Ирит и показала, куда надо смотреть.

Дорога, оказывается, не обрывалась, как Келдеру поначалу показалось, а резко поворачивала и пологой диагональю прочерчивала отвесную стену, чтобы исчезнуть в песке у ее подножия.

— Песок задувает Тракт, но каждые полмили на нем установлены маркеры, — объяснила Летунья. — Дорога-то вымощена, но сверху всегда лежит слой песка.

Келдер вздохнул, поднял голову. Солнце уже миновало зенит.

— Пожалуй, не будем терять времени.

Ирит кивнула.

— Аша, — повернулась она к девочке, — ты сможешь идти пешком? Лошадям не так-то легко ходить по наклонной плоскости, да и надоело мне быть лошадью.

— Конечно. — И девочка двинулась к тому месту, где дорога уходила вниз.

Келдер и Ирит последовали за ней.

— Не очень-то приятно быть лошадью? — полюбопытствовал Келдер, когда они уже шли вдоль отвесной стены.

— Я бы так не сказала. — Ирит рассмеялась. — Наоборот, хорошо ощущать себя большой и сильной. Но когда не различаешь цветов и не можешь разговаривать, это быстро надоедает. И затекают пальцы ног.

— Не различаешь цветов? — удивленно повторил Келдер.

— Совершенно верно, — кивнула Ирит. — Лошади видят только белое, серое и черное. — Она помолчала. — Во всяком случае, я, становясь лошадью, цветов не различаю. Насчет настоящих лошадей ничего сказать не могу.

— Понятно, — протянул Келдер и тут же добавил: — А ты не можешь их спросить?

— Спросить кого?

— Настоящих лошадей. Ты можешь говорить с ними, когда принимаешь облик лошади?

— Нет, глупый! Лошади не разговаривают!

— Даже между собой? Я понимаю, они не говорят на наших языках, но разве у них нет своего?

Ирит только рассмеялась.

— Но ведь в сказках они разговаривают, — оправдывался юноша.

— Келдер, это же сказки! Вымысел!

— Кто знает.

— Не говори ерунды. Разговаривать могут только лошади, созданные магией. Боги научили говорить людей, но не животных!

Несколько минут Келдер молчал.

— А как насчет других твоих превращений?

— Каких превращений? — спросила Ирит, не поворачиваясь к нему.

— Ты же сказала, что можешь превращаться в семь существ. В других обликах ты различаешь цвета? Говоришь?

— Есть у меня крылья или нет, это не важно. Я остаюсь сама собой, различаю цвета и говорю.

— А насчет остальных?

— Каких остальных?

— Еще четырех.

— Говорить я не могу ни в одном. В двух различаю цвета.

— Каких именно?

— Не твое дело.

На том разговор оборвался.

Они молча дошли до конца спуска и молча углубились в пустыню. Келдер просто не знал, о чем говорить: в голове вертелись вопросы, на которые Ирит не желала отвечать. Аша не отрывала глаз от дороги. Летунья погрузилась в собственные мысли.

Первой не выдержала Аша:

— Этот песок проникает всюду. Ирит, ты не можешь снова стать лошадью?

— Нет, — резко бросила Ирит.

— Слушай, я могу понести тебя на плечах, — предложил Келдер.

Аша посмотрела на него, потом покачала головой:

— Спасибо, Келдер, я пойду сама.

Келдер пожал плечами:

— Как хочешь. — В голосе проскользнули нотки раздражения. Разве так униженные и оскорбленные должны говорить со своим защитником?

Он последовал за девушками, надувшись, как ребенок. С этим пророчеством одни неприятности!

Искоса он взглянул на Ирит, ее золотые волосы, округлости фигуры.

"С другой стороны, — отметил Келдер. — есть в нем и свои плюсы".

И продолжил путь, думая о будущем.

Глава 13

Последнюю милю они прошли, ориентируясь на сияние, поднимающееся над стенами Шана. Солнце уже зашло, большая луна еще не поднялась, от малой толку не было никакого.

Шан, однако, сверкал перед ними, как огромный костер, окрашивая полнеба в оранжевый цвет.

Ашу шатало от усталости. В конце концов она сдалась и позволила Келдеру посадить ее на плечи. Так она въехала в городские ворота и на Рынок.

Караван они не догнали. Келдер очень на это надеялся, но по пути увидеть его не удалось.

Впрочем, особых волнений юноша не испытывал: если караван не остановился на день в Дверре, они наверняка найдут его в Шане. Дальше-то дороги не было.

На Рынке Аша начала вертеться, то и дело оглядываться по сторонам, и Келдер опустил ее на землю.

Они стояли на центральной площади Рынка и от удивления не могли сдвинуться с места. Ирит нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, ожидая, когда схлынет первый восторг.

Рынок разительно отличался от всех рыночных площадей, которые когда-либо видел Келдер. Прежде всего этажностью: занимал он два яруса, а может, и больше. Открытую площадь окружали не таверны или лавки, а аркады и галереи, ярко освещенные факелами и фонарями, где многочисленные купцы предлагали свой товар ордам покупателей.

На плоских крышах аркад и галерей тоже сидели купцы. Путь туда лежал по приставным лесенкам. Товар укрывали от непогоды тентами и навесами, но кое-где стояли более существенные сооружения. Келдер не видел, но подозревал, что на их крышах тоже велась торговля. Если постоянных прилавков не было, товар выкладывался на одеяла и укрывался ими, в случае если продавец куда-то отходил. Целые караваны стояли под колоннадами, окружавшими площадь, многие, судя по всему, достаточно давно.

А ведь состоял Рынок не из одной площади. Да, эта площадь была центральной, и ее размеры впечатляли, но колоннады, аркады и галереи тянулись вдоль отходящих от площади улиц, и Келдер не видел конца лабиринту, заполненному торговцами, покупателями и товарами.

Он даже подумал, что Рынок занимает всю территорию, огороженную стенами. Абсурд?

А может, и нет?

— Ничего не понимаю. — Келдер покачал головой. — Откуда они здесь взялись?

— Взялся кто? — Вопрос, похоже, удивил Ирит.

— Купцы. — Келдер обвел площадь рукой. — Посмотри на них! Где они живут? А откуда столько покупателей? На дороге я что-то не заметил такой прорвы народа. Мы же посреди пустыни, фермеров тут нет… Что они едят? Откуда берут товары на продажу?

— Разве ты не знаешь? — Брови Ирит взлетели вверх, она рассмеялась. — Келдер, иной раз мне кажется, что ты вообще ничего не знаешь.

Келдер, все еще пораженный увиденным, даже не рассердился.

— О чем это ты?

— Все, разумеется, создано магией! Мы уже не в Малых Королевствах, глупый. Здесь магию воспринимают серьезно.

— Какой магией? — спросил Келдер.

В магии в конце концов Летунья разбиралась куда лучше его. И хотя Келдеру хотелось побольше узнать о всех этих чудесах, он уже понял, что они далеко не безобидны, особенно после того, как увидел расправу над бандитами.

— Полагаю, чародейством, — ответила Ирит, — но и колдовством тоже. Хотя сейчас колдуны уже не те, что были прежде…

— О чем ты говоришь? — Келдер ничего не понимал. — При чем тут колдуны и чародеи?

— Я говорю о Шане-в-Пустыне, — пояснила Ирит, одаривая Келдера пренебрежительным взглядом.

Келдер молчал, ожидая продолжения. Ему вспомнилось, как однажды она упомянула о знаменитых колдунах с Рынка, но он решил, что говорить об этом не стоит.

— Так ты ничего не знаешь о Шане?

— Ничего, — подтвердил Келдер. — Кроме того, что в него упирается Великий Тракт и купить здесь можно все, что угодно. — Он оглядел Рынок. — В это я готов поверить.

— Понятно, — кивнула Ирит. — Тогда объясняю. — Она глубоко вздохнула. — Шан не является частью Малых Королевств, он никогда не входил в состав Старого Этшара. Шан — это все, что осталось от Восточной группировки, которая в Великую Войну сражалась под командованием генерала Террека. Ты об этом что-нибудь знаешь?

— Немного. То есть о войне знаю. Думаю, что слышал и о генерале Терреке. По-моему, его убил демон.

Ирит кивнула.

— Вернее, целая армия демонов. Она полностью уничтожила Восточную группировку. Все демоны ада вырвались на свободу и понеслись на восток, не оставляя на своем пути ничего живого. Тогда-то и возникла Великая Восточная Пустыня. Раньше пустыни тут не было.

— Понятно. — Келдер думал о бескрайней песчаной равнине, окружавшей Шан, и гадал, какие же силы могли превратить цветущую землю в пустыню. Демоны, уничтожившие бандитов, в сравнении с этими силами представлялись жалкими букашками.

Мысль эта напомнила ему о караване, который они хотели найти. Юноша огляделся, но знакомых фургонов не было.

Над некоторыми повозками поднимались пики с отрубленными головами, да только отрубили их давно — на пиках остались одни белые черепа.

А Ирит продолжала:

— Да, все это сотворили демоны, и они уничтожили бы весь Мир, но боги спустились с небес и победили демонов.

Келдер кивал, слушая вполуха, и взглядом отыскивал караван. О чудесном вмешательстве богов, нанесших поражение демонам, он уже слышал не раз.

— Но генералу Терреку и его солдатам боги, разумеется, помочь не успели. За исключением Шана. — Ирит обвела рукой Рынок. — Видишь ли, здесь располагалась тыловая база Террека, здесь находились все его маги, защитными заклинаниями они смогли сдержать демонов и продержаться до прихода богов.

— Ясно. — Келдер продолжал оглядываться.

— После окончания войны все эти люди остались здесь, чародеи, тыловики. Никуда не делись и стратегические запасы. А поскольку группировку уничтожили, их начали продавать.

Келдер вновь кивнул. Объяснение логичное, за исключением одной мелочи.

— Слушай, но война-то уже двести лет как закончилась. Они наверняка все давно уже распродали!

— Разумеется, распродали, глупый! — согласилась Ирит. — Но они купили что-то другое или сделали так, что по-прежнему покупают и продают. Поскольку нигде в Мире не было таких запасов магических материалов, необходимых для заклинаний, многие маги по-прежнему наведываются сюда. И не только чародеи. Здесь как нигде работают со стеклом лучше, чем в Этшаре-на-Песках. Старатели привозят из пустыни драгоценные камни. И потом… — Она задумалась.

Келдер терпеливо ждал.

— Насчет стекла я сказала. Колдовские зелья, магические материалы, правда, практически все уже можно купить и в Этшаре, кое-какие лекарства, духи, да, духи здесь превосходные. — Она пожала плечами. — Раньше торговля шла живее. Когда я побывала здесь в первый раз.

— Наверное, тут все очень дорого, — предположил Келдер. — Путь-то не близкий, доставка обходится ой как недешево. — Тут его осенило. — Слушай, а откуда берутся все эти покупатели? На дороге мы почти никого не встретили.

— Сейчас не сезон, — ответила Ирит. — Обычно толпа погуще.

Келдер в очередной раз огляделся: на Рынке сотни, нет, тысячи покупателей и продавцов.

— Многие не пользуются Великим Трактом, — заметила Ирит. — Чародеи прилетают или перемещаются с помощью магических средств. Из восточных Малых Королевств люди приходят в Дверру, минуя Тракт. И потом, они добрались сюда днем, поэтому мы и не видели их по пути. Под пустыней, я слышала, проложены магические тоннели.

— А что они едят? — спросил Келдер. — Где живут?

— Тут все есть. Гостиницы для приезжих, дома для местных жителей. А еду они получают, используя магию.

Пока они говорили, Аша отошла к ближайшей лавке.

— О! — воскликнула она. Келдер и Ирит обернулись. — Посмотрите!

Они посмотрели.

Аша сняла бархатное покрывало со стеклянной фигурки дракона: под желтым светом фонаря она отливала золотом. Раскрытая пасть, острые зубы. Стоял дракон на трех лапах, четвертую занес для удара. Хвост упирался в подставку, белоснежные крылья широко раскрылись, готовые в любой момент унести магическое существо в небо.

Келдера неудержимо потянуло к скульптуре.

Ирит удостоила ее лишь мимолетного взгляда.

— Уже поздно, а я проголодалась. Не пора ли пообедать? А потом не грех и поспать.

Келдер и Аша затаив дыхание смотрели на дракона.

— Келдер! — позвала Ирит. — Пойдем, есть хочется.

Келдер с неохотой повернулся к девушке.

— Ты когда-нибудь такое видела, Ирит?

Она пожала плечами:

— Этого нет, но видела других. Я здесь бывала, Келдер, и много раз. Из стекла можно сделать уйму красивых вещей.

Келдеру стеклянная скульптура казалась уникальной. Но спорить он не стал.

Однако и уходить от дракона не хотелось.

— Пока мы будем есть, он никуда не денется, — резонно заметила Ирит, и этот аргумент подействовал.

— Пошли, Аша, — позвал Келдер. — Пора обедать.

Маленькая девочка не хотела уходить. Келдеру пришлось взять ее за руку и увести.

Следуя за Ирит, они пошли на северо-восток, прокладывая путь через толпу торговцев.

Как только они покинули площадь, Келдер понял что имела в виду Ирит, говоря о падении деловой активности. Аркады тянулись и дальше, но многие помещения пустовали, в других сидели только продавцы, покупатели же начисто отсутствовали.

И народ пошел больше другой. Келдер видел оборванных, изможденных мужчин и женщин. Кто-то привалился к колонне, кто-то, свернувшись в клубок, спал прямо на земле. Все это запустение скрывала толпа, бурлящая на площади.

Келдеру показалось странным, что так много людей торговали именно на площади, вместо того чтобы равномерно распределиться по боковым улицам, о чем он и не замедлил сказать Ирит.

Девушка пожала плечами:

— Прибывающие караваны разгружаются в галереях, которые идут вокруг площади. Наверное, там закупают товар купцы, торгующие на боковых улицах.

— Но я не заметил… — Келдер осекся.

Он хотел сказать, что не заметил караван, за которым они следовали в Шан, но тут, справа, его глаза ухватили лицо, застывшее на очень большой высоте, чуть ли не у каменной арки, только лицо: тело отсутствовало.

Келдер тряхнул головой, а потом понял, что видит голову, поднятую на пике, недавно отрубленную голову. Сие означало, что искомый караван все-таки прибыл в Шан. Эта голова даже могла принадлежать Абдену, брату Аши.

Он пожевал нижнюю губу, раздумывая, не указать ли Ирит на свою находку. Но решение принял желудок — караваном заниматься рано. Сначала надо поесть, а уж потом думать, как добыть голову Абдена.

— Чего ты там углядел? — спросила Ирит.

— Ничего особенного. Ты знаешь место, где нас хорошо покормят?

— Конечно, — кивнула Летунья. — Нам туда.

И указала на проход между колоннами, заваленный бочками и ящиками. Тут же Келдер заметил стол, уставленный бутылками из зеленого стекла. С вином, предположил он. И в бочках наверняка спиртное. Эта аркада, похоже, специализировалась на продаже горячительного. Келдер искоса взглянул на Ашу, вспомнив, что она говорила про своего отца.

Но девочка смотрела не на бутылки и бочки, а на мужчину, полулежащего на земле и привалившегося спиной к колонне.

Келдер скорчил гримасу и огляделся.

Первый пьяница не оказался последним. Другие сидели или лежали под колоннами. Пожалуй, их было никак не меньше торговцев спиртным.

Келдер раздраженно подумал, что последние могли бы шугануть тех, кто не знает меры. Но тут же обратил внимание, что трезвых среди покупателей нет. И понял, что торговцам нет резона гонять желающих что-то купить.

Он вздохнул. Все-таки Мир не столь хорош, как хотелось бы. Пожалуй, он бы многое переиначил, если б ему предложили создать его вновь.

— Пошли. — Ирит взяла его за руку.

Аша держалась за другую, так что Келдер оказался центральной частью трехзвенной цепи. Ирит с силой тянула его за собой: наверное, очень хотела есть. Аша старалась не отставать и едва не наступила на старика, лежащего у них на дороге. Девочка вскрикнула.

Ирит повернулась, а пьяный поднял голову:

— Ирит!

Келдер в изумлении уставился на старика.

Тот, не отрывая глаз от лица Летуньи, отбросил пустую бутылку, что держал в руке, и потянулся к девушке.

— Ирит, ты вернулась!

Глава 14

Ирит вытаращилась на изрезанное морщинами лицо, красный нос, налитые кровью глаза, грязную бороду, нечесаные волосы, отпустила руку Келдера и отпрянула.

— Ирит, это я. — Старик попытался встать.

Аша вырвала свою руку, попятилась.

— Послушай, старик… — начал Келдер.

— Ирит, — пьяница словно его не услышал, — Разве ты не помнишь меня? — Опираясь одной рукой о колонну, он поднялся на колени. Его зловонное дыхание достигло носа Келдера.

— Помню тебя? Я никогда в жизни тебя не видела! — зло бросила Ирит.

— Нет, видела, — настаивал старик. — Прошли годы, боги видят, много лет, но ты меня знала, как ты можешь этого не помнить? — Он все-таки встал, держась за колонну. — Неужели ты не узнаешь меня?

Он вглядывался в ее лицо, но не находил того, что хотел в нем увидеть: Ирит не желала его признать.

— Неужели ты меня не узнаешь?!

— Нет! — прокричала Летунья. — Я никогда тебя не видела!

— Послушай, старик, оставь ее в покое… — Келдер попытался втиснуться между Ирит и пьяницей.

Его смущало, что эта сцена привлекает внимание завсегдатаев винного ряда. Несколько торговцев спиртным уже смотрели на них, вокруг начали собираться зеваки.

Пьяница с удивительной для старика силой грубо отстранил Келдера и шагнул к Ирит.

Девушка отступила, тут же за спиной появились крылья. Она расправила их, чтобы взлететь, но крылья уперлись в стены и потолок аркады. Ирит испуганно огляделась, как попавший в ловушку зверек, крылья исчезли.

— Уйди от меня! — взвизгнула она. — Не приближайся!

Келдер, придя в себя от неожиданности, бросился на старика, толкнул.

— Ирит! — вскричал старый пьяница. — Ирит!

Ирит кинулась бежать, ее туника белым пятном вспыхивала под каждым фонарем и тут же пропадала в следующей темной прогалине.

— Быстро за ней! — рявкнул Келдер на Ашу.

Несмотря на усталость, девочка повиновалась и бросилась следом за оборотнем. Келдер прижал старика к колонне.

— Ирит! — звал тот, не обращая ни малейшего внимания на Келдера.

— Послушай меня, — начал юноша.

Из глаз пьяницы хлынули слезы.

— Нет! Я не могу потерять ее вновь! Ирит, вернись!

И попытался оторвать от себя Келдера.

— Черт побери! — Келдер споткнулся о какой-то ящик и, падая, увлек пьяницу за собой.

— Отпусти меня! — ревел старик, стараясь вырваться. — Позволь мне пойти за ней!

— Нет. — Келдер крепко держал его за тунику.

Всхлипывая, пьяница взмахнул рукой, целя Келдеру в нос. Юноша легко увернулся.

Пьяница вновь замахнулся, и Келдеру пришлось отпустить его, чтобы уйти от удара. Старик с трудом поднялся на ноги и двинулся за Ирит.

Келдер вскочил, прыгнул на него сзади и бросил на мостовую.

Пьяница бормотал что-то непонятное, зато его действия трактовались однозначно: встать, отделаться от Келдера, догнать Ирит. Скрипя зубами, Келдер сжал кулак и со всей силы двинул пьянице по носу.

Старик ударился затылком о колонну, сполз на землю и застыл, из его ноздрей потекла кровь.

Костяшки пальцев саднило, Келдер испугался, что убил старика: он где-то слыхал, что у пьяниц очень хрупкие кости.

Но этот оказался крепким, даже не потерял сознание. Несколько секунд полежал, а потом тряхнул головой, окончательно приходя в себя.

Келдер же, убедившись, что старик жив и даже не покалечен, со всех ног бросился за Ирит и Ашей.

Скоро винный ряд остался далеко позади, и он замедлил шаг, боясь потеряться в лабиринте колонн и двориков. Остановившись, юноша тихонько позвал:

— Ирит?

Ему ответил голос Аши:

— Сюда, Келдер!

Идя на голос, он попал в темный проулок, где сразу наткнулся на девочку.

— Все в порядке?

Она кивнула.

— Где Ирит?

Аша махнула рукой в глубь проулка. Келдер осторожно шагнул в темноту.

— Ирит?

Впереди мяукнула кошка.

Кто-то коснулся спины Келдера. Тот аж подпрыгнул, потом понял, что это Аша.

— Она сказала, что там таверна, в которой хорошо кормят, — прошептала Аша.

Келдер кивнул, показывая, что понял ее.

— Ирит? — повторил он.

— Здесь, — откликнулась девушка. Келдер видел лишь смутный силуэт. — Его нет?

— Нет, можешь не волноваться. Я… я его ударил.

— Молодец! — с жаром воскликнула Ирит.

Келдера такая реакция удивила.

— Где мы? — спросил он.

— Переулок Лошадников, так он раньше назывался, — ответила Ирит. — Я тут давно не была. В дальнем конце есть очень уютная таверна. "Хрустальный Череп". Туда мы и идем.

— "Хрустальный Череп"? — переспросил Келдер, оглядываясь на Ашу. Девочка отстала на пару шагов.

Ирит кивнула и тут же поняла, что кивка Келдер скорее всего не увидел.

— Да. Хозяин где-то достал большой кусок кварца, который по форме напоминает череп. Он держит его на каминной доске.

— Понятно, — откликнулся Келдер.

Вообще-то ему не нравились заведения, названия которых вызывали неприятные ассоциации, но в данном случае он решил довериться Ирит. Держа Ашу за руку, юноша последовал за ней к дальнему концу проулка.

— Факела нет, — с удивлением отметила Летунья, когда они вышли на более широкую, но тоже неосвещенную улицу. Темноту разгоняли лишь малая луна да отблеск сияния над центральной площадью. Ирит указала на нужную арку. — Сюда.

Келдер молча повиновался, предчувствуя, что их ждет.

Над аркой чернела подставка для факела. Из стен торчали металлические кронштейны, на которых в свое время крепилась вывеска. Копоть на камне посерела: если факелы и жгли, то очень давно. Келдер уже понял, что здесь их не накормят, но Ирит, не желая ничего замечать, нырнула в темноту.

Поначалу Келдер подумал, что дверь открыта, но тут же понял, что ее просто нет. Как не было и крыши. Миновав арку, они вновь вышли под звездное небо, оказавшись среди каменных глыб и бревен.

— Таверны больше нет. — В голосе Ирит слышалось нескрываемое изумление.

Келдер огляделся.

— Это точно.

— А что с ней случилось? — полюбопытствовала Аша.

— Откуда мне знать? — Ирит резко повернулась к девочке. Аша попятилась, а Келдер заступил между ними.

— Она совсем ребенок.

— Я не собиралась прикасаться к ней! — бросила Ирит.

Аша расплакалась, колени у нее подогнулись, она уселась на землю.

Келдер и Ирит переглянулись.

— Куда теперь? — спросил Келдер.

— Не знаю, — ответила девушка.

— Здесь нас не накормят. — Келдер обвел рукой руины. — Таверны давно уже нет.

И от этого "давно" ему стало как-то не по себе.

— Я уже много лет не бывала в Шане. Обычно поворачивала у Дверры, иногда даже у Ангароссы.

— И ты не знаешь ни одной гостиницы или таверны? Из тех, что еще при деле?

— Нет, — покачала головой Ирит. — Обычно я ходила только сюда.

— А до того, как ты нашла эту таверну? — спросил Келдер.

— Та закрылась еще раньше.

Келдер вздохнул:

— Что ж, придется что-нибудь найти. Пошли.

Ирит опасливо выглянула на улицу:

— А старик?

— Почему ты о нем вспомнила?

— Вдруг он меня отыщет?

И тут у Келдера словно открылись глаза.

Когда Ирит была здесь в последний раз? Таверна-то закрыта не день и не два.

Ее забросили давным-давно, много лет назад. По разумению Келдера, никак не меньше десяти или пятнадцати.

А Ирит всего пятнадцать. Еще три года назад ее бы просто не пустили в таверну без сопровождения взрослых.

Как она могла бывать в "Хрустальном Черепе"? Да еще, по ее же словам, неоднократно?

Это с одной стороны.

А с другой…

— Как получилось, что старик тебя узнал? — спросил Келдер.

— Ты это о чем? — Ирит попыталась уйти от прямого ответа.

— О том, что он назвал тебя по имени. Сказал, что не хочет терять тебя вновь. Так и сказал — вновь. Когда же он тебя потерял?

— Он и не терял. — Голосу Ирит недоставало уверенности. — Он или псих, или врун.

— Но как он узнал твое имя?

— Наверное, подслушал, как кто-то из вас двоих произнес его, — предположила Ирит, — а может, спутал меня с какой-нибудь другой Ирит. Имя-то у меня не из редких. — Она скорчила гримаску. — пожалуй, одно из самых распространенных, не так ли, Келдер?

Келдер пропустил ее шпильку мимо ушей: он уже привык к шуткам на предмет своего имени, действительно широко распространенного в Мире.

Нельзя было не признать и правоты Летуньи: девочек таким именем называли очень даже часто. Собственно, в анекдотах о мужчине и женщине первого всегда звали Келдер, а вторую — Ирит.

— Ты уверена, что не знала его, когда была маленькая?

— Разумеется, уверена! — без запинки ответила Ирит. — С чего мне знаться с такими, как он?

— Я хочу сказать, он не твой отец, или мастер, или какой-нибудь родственник?

— Разумеется, нет! Мой отец умер, родственников у меня нет, и он определенно не мой бывший мастер. Он — жалкий старик, который с кем-то меня перепутал. — Она отвернулась и шепотом добавила: — Конечно, перепутал, иначе и быть не может.

— Сюда ты приходила одна? Я о таверне. Ты же была совсем маленькой девочкой.

— Нет, Келдер, не говори глупостей. Это было не так давно!

— Но…

— Слушай, давай закончим с этим, хорошо? Пойдем.

Келдер с неохотой подчинился.

— Давай. Надо найти место, где нас покормят и уложат спать. А утром мы…

— Утром мы уберемся отсюда! — оборвала его Ирит.

— Откуда? — не понял Келдер.

— Естественно, из Шана! Пойдем в более цивилизованные города, где нет руин и пьяных стариков, которые бросаются на добропорядочных людей.

Аша перестала плакать и посмотрела на Ирит.

Келдер предпочел не озвучивать вопрос, который вертелся у него на языке. Задала его Аша:

— А как же мой брат?

— Забудь о своем брате! — рявкнула Ирит. — Я хочу убраться подальше от этого ужасного города и отвратительного старика.

— Но подожди… — начал Келдер.

— Ты обещала! — взвизгнула Аша.

— Ничего я не обещала!

— Обещала!

— Тихо! — проорал Келдер. — Успокойтесь, вы обе!

Ирит и Аша затихли, злобно глядя друг на друга. Келдер вздохнул. Слишком уж все усложнялось. Он не ожидал, что у его будущей жены будет таинственное прошлое, и понятия не имел о том, как трудно быть защитником униженных и оскорбленных.

— Послушай, Ирит, мы обещали помочь ей. Но мы сможем покинуть город, как только добудем голову Абдена.

— И сколько у нас на это уйдет времени?

— Не так уж и много. Я знаю, где расположился караван. А добыть голову, думаю, труда не составит.

— Но как? — пожелала знать Ирит. — Она же на пике, до нее не достать, и едва ли они отдадут нам ее добровольно.

— По-моему, ты можешь летать, — напомнил Келдер. — А мы с Ашей как-нибудь отвлечем охрану, ты в это время подлетишь, снимешь голову и скроешься в темноте. Никто тебя и не увидит.

— Ты хочешь сказать, этой ночью? Прямо сейчас?

Келдер уже собрался ответить, но тут недовольно заурчал его желудок.

— Может, и этой ночью. После того, как мы поедим.

Глава 15

— Может, не стоит идти за головой этой ночью. — Келдер никак не мог прожевать кусок бифштекса: мясо подали жесткое, чего, по словам Ирит, в "Хрустальном Черепе" не бывало.

— Мы могли бы найти место и получше, — заметила Летунья.

— Получше поблизости нет, — пробурчал Келдер. — А я голоден.

Сидели они в обеденном зале гостиницы "У Большого Бредона". Мясо им подали, срезанное скорее всего с туши вьючного животного, попавшего в Шан с одним из караванов. Маленькая Аша изо всех сил боролась со сном. Ее голова едва не падала в тарелку с жареным картофелем.

— Почему не стоит? — спросила Ирит.

Келдер вилкой указал на Ашу.

— Со мной все в порядке! — запротестовала девочка. — Просто немного устала.

— Устала, — согласился Келдер. — Вот я и думаю, может, нам всем отдохнуть, а головой заняться в следующую ночь?

Аша нахмурилась:

— А если караван уйдет?

— Это вряд ли, — без особой уверенности ответил Келдер. — Несколько дней они точно проведут в Шане. Я прав, Ирит?

— Не знаю. — Ирит яростно атаковала вилкой картофель.

Келдер бросил на нее недовольный взгляд:

— И потом, я думаю, все мы очень устали. И можем напортачить. Завтра ночью сделаем все как надо.

— Еще на день я в Шане не останусь! — раздраженно заявила Ирит. — С тех пор, как я была здесь последний раз, город разительно изменился к худшему. Везде руины, половина аркад пустует…

— Ты злишься из-за "Хрустального Черепа", — вставил Келдер.

— Да, но что из этого? Какая разница, почему мне здесь не нравится? А мне не нравится, и я хочу отсюда уйти.

— Мы никуда не уйдем, не попытавшись вызволить голову Абдена, — ответил Келдер.

— Так давай пытаться! — Ирит бросила вилку, повернулась к Аше и… рассмеялась.

Келдер повернулся, чтобы посмотреть, что ее развеселило. Аша спала, улегшись щекой на жареную картошку. Келдер улыбнулся, осторожно приподнял голову девочки и убрал тарелку.

— Хорошо, — Ирит заговорила первой, не дав Келдеру открыть рот, — давай поспим. Но ждать целый день вовсе не обязательно. Мы можем встать, скажем, за два часа до рассвета и заняться этим делом. Тогда мы успеем уйти из города до того, как в караване кто-то проснется. У них полно дел, и скорее всего пропажу головы не заметят. А если и заметят, не сообразят, кто ее мог взять и зачем. Так что погони не будет.

Келдер обдумал ее слова и решил, что предложение здравое.

— Значит, на сон у нас четыре часа. Все лучше, чем ничего.

Ирит ослепительно улыбнулась, пожалуй, впервые с того момента, как они начали строить могильник.

— Отлично! — Улыбка померкла. — Слушай, а снять голову с пики — не такое уж простое дело.

Келдер кивнул:

— Я понимаю. Но снимать, кроме тебя, некому. Только ты можешь летать.

Ирит арендовала комнату, и им пришлось отнести туда спящую Ашу: Келдер подхватил девочку под руки, Ирит взялась за ноги.

И в самый последний момент, уже задув свечу, Келдер осознал, что без посторонней помощи ему не проснуться раньше полудня. Поэтому он спустился вниз и пообещал ночному сторожу шесть медных грошей, если тот разбудит их через четыре часа.

Сторож согласился.

Келдер не помнил, как вернулся в кровать. Вроде бы он даже не успел заснуть, когда чья-то рука крепко тряхнула его за плечо и голос на торговом наречии объявил, что пора вставать.

Он еще не совсем проснулся, чтобы думать на торговом наречии, поэтому на шуларском посоветовал пришельцу катиться к дьяволу, а по пути перейти на шуларский.

Пришелец, теперь уже на этшарском, ответил, что не говорит на квиларском. Столь неадекватный ответ окончательно разбудил Келдера.

Он сел, мигнул и понял, что перед ним ночной сторож.

— Не на квиларском, а на шуларском, — пробормотал он немного растерянно.

— Я на нем тоже не говорю. — Сторож перешел на торговое наречие.

— Ничего страшного. Спасибо, что разбудил.

— Восемь грошей. — Сторож протянул руку ладонью вверх.

— Шесть, — возразил Келдер. — Когда мои друзья встанут и мы проверим, который теперь час.

Сторож пожал плечами:

— Шесть. Я подожду.

Келдер недовольно зыркнул на него и разбудил Ирит.

Пять минут спустя они уже шагали по улицам Шана. Ночной сторож, получив от Летуньи шесть грошей, вернулся на свой пост в гостинице.

— Значит, я поднимусь в воздух, сниму голову с пики, и мы тут же уходим? — Ирит споткнулась о пустую бутылку, ее качнуло, и она едва не разбила голову, ударившись о каменную колонну.

Келдер кивнул:

— Совершенно верно.

— А что будете делать вы двое?

— Наверное, наблюдать за тобой, — ответил Келдер, но тут же поправился: — Нет, караван наверняка охраняется. Мы будем отвлекать сторожей.

— Это правильно, — согласилась Ирит.

— Там! — крикнула Аша. — Смотрите!

— Ш-ш-ш! — вырвалось одновременно у Келдера и у Ирит.

Девочка только посмотрела на них и ничего не сказала.

— Ты видишь сторожей? — спросил Келдер.

Ирит покачала головой.

— Но они есть, это точно. — И тяжело вздохнулa. — Скажи мне, почему я должна это делать?

— Потому что ты обещала Аше.

Этот аргумент ее не убедил.

— Потому что я попросил тебя, — зашел с другой стороны Келдер.

Ирит вздохнула вновь, и как по мановению волшебной палочки за ее спиной появились крылья. Она развернула их во всю ширь.

Келдер протянул руку, чтобы удержать ее, но передумал.

— Проверяю, — объяснила Ирит. — А то они плохо меня слушаются. Несколько дней я не летала.

Юноша кивнул.

— Значит, встречаемся у городских ворот?

— Отлично. — И крылья унесли Ирит в ночное небо.

Несколько мгновений Келдер и Аша как зачарованные смотрели ей вслед.

Потом Келдер повернулся к девочке:

— Пошли. — И направился к каравану, стараясь держаться в тени домов. Аша ни на шаг не отставала от него.

Фургоны выстроились вдоль аркады. Каждый с вечера освещали факелы, но сейчас многие уже сгорели, остальные догорали. Основной свет давала только большая луна. Келдер отметил, что двери в фургонах наглухо закрыты, ставни опущены, флаги и гирлянды, украшавшие их, убраны, лестницы и скамьи сложены, колеса заблокированы. Волов и лошадей увели в стойла, упряжь убрали. И над каждым фургоном высилась пика с отрубленной головой бандита.

Поначалу Келдеру показалось, что около каравана нет ни живой души. Потом кто-то громко зевнул.

Келдер почувствовал, что Аша дергает его за рукав, но не повернулся, пытаясь определить, откуда донесся этот зевок.

И определил: высокий, широкоплечий мужчина в темной тунике и килте привалился к колонне. На поясе у него висел меч, рядом стояло длинное копье. В том, что мужчина охраняет караван, сомнений быть не могло. Он что-то обстругивал. Блеснул нож, светлая стружка полетела на землю. При этом мужчина не забывал поглядывать вокруг.

— Черт, — пробормотал Келдер.

Присутствие бодрствующего охранника не сулило ничего хорошего.

— Келдер! — прошептала Аша.

Юноша повернулся и приложил палец к губам, призывая говорить еще тише.

— Что?

— Где Абден?

Келдер непонимающе смотрел на нее.

— Я хочу сказать, где голова Абдена?

Келдер повернулся, чтобы показать:

— Да вот…

Он осекся.

Вновь посмотрел на Ашу.

— Не знаю. А как… как выглядел твой брат? Это его голова? — Келдер указал на ближайшую пику.

— Нет. Это Келдер… другой Келдер, Келдер маленький, так его все звали.

— Я и без тебя знаю, что это не моя голова. — В голосе Келдера слышались саркастические нотки. — Посмотри на другие. Которая его?

Аша с минуту всматривалась в головы, находившихся в их поле зрения.

— Абдена я не вижу, — наконец признала она.

С первой попытки найти голову ее брата не удалось.

— Черт! — выругался Келдер.

Глава 16

"Сколько же здесь голов", — спрашивал себя Келдер, оглядывая небо в поисках Ирит. Едва ли кто на ночь прячет отрубленную голову в фургон. Так можно нарваться на визит злого духа. Он посмотрел на Ашу в надежде, что та предложит какой-нибудь выход, но увидел, что девочка вот-вот разрыдается. И быстро поднял к небу глаза.

— Головы никто убирать не будет, — говорил он скорее себе, чем Аше. — Следовательно, все они на фургонах. Надо только найти ту, что нам нужна.

Аша согласно кивнула.

Келдер нахмурился. Нужную голову могла найти только Аша. Кроме нее, никто не знал, как выглядел Абден.

Ирит, должно быть, это уже поняла… Но где она? Почему не вернулась, чтобы получить дальнейшие инструкции? Он обнаружил в небе лишь маленькую птичку, порхающую на фоне малой луны.

Келдер пожал плечами и наклонился к Аше:

— Нам придется подобраться как можно ближе, чтобы найти нужную… э… нужную пику. А потом скажем Ирит, которая…

Внезапно за его спиной хлопнули крылья, Ирит опустилась на землю всего в нескольких шагах от ближайшего фургона.

— Келдер, — сердито начала Летунья, — я же не знаю, какую голову мне брать!

— Мы только что это поняли, — признался Келдер.

— Так что же нам делать?

— Ты сможешь поднять Ашу в воздух? Она бы тебе показала.

Ирит оглядела девочку, покачала головой:

— Нет. Ни в коем разе.

Келдер другого и не ожидал.

— Хорошо, тогда мы с Ашей постараемся подобраться как можно ближе, чтобы она нашла ту, что…

— А может, Ирит снимет все? — предложила Аша. — Мы унесем их и сожжем все тела…

Она почувствовала на себе удивленные взгляды и замолчала.

— Нет, — отрезала Ирит. — Только одну.

— Ладно, — кивнула Аша. — Я найду ее. Но я не могу идти одна.

— Разумеется, — тут же согласился Келдер.

Ирит оглядела фургоны, частично освещенные оставшимися факелами, частично прячущиеся в тени, заметила и охранника, который по-прежнему что-то строгал.

— Идите вдвоем, — предложила она. — Я подожду здесь.

Келдер уже хотел согласиться, потом подумал, что именно Ирит должна знать, какая им нужна голова: лететь-то ей. Но спорить не стал.

— Пошли, Аша.

И они осторожно двинулись к фургонам.

Всего Келдер насчитал их двенадцать. Охранник стоял около седьмого, они же вышли к девятому.

— Сюда, — шепнул Келдер, махнув рукой в сторону охранника. Фургонов там было больше, следовательно, выше вероятность того, что нужная голова окажется именно там.

Над восьмым фургоном они увидели не лицо, а затылок. Аша покачала головой: не та прическа.

Над седьмым им предстало лицо, но опять Аша показала, что голова не Абдена. Медленно, очень медленно они прошли мимо охранника: тот изредка поднимал голову, переставая строгать, но увидеть их в тени, которую отбрасывала стена, не мог.

Над шестым фургоном глазам Келдера и Аши вновь предстал затылок. Девочка засомневалась, но в конце концов решила, что и эта голова принадлежала кому-то другому.

Келдер уже начал думать, что им следовало пойти к хвосту каравана, когда Аша сдавленно пискнула.

— Вот она, — вырвалось у нее. — Абден.

Пятый фургон владелец выкрасил ярко-зеленой краской и поверху расписал золотом. Этшарские руны указывали, что принадлежит он некоему Думери из прибежища кораблей, места, где они могли укрыться от опасности, что-то в этом роде. Келдер решил, что сейчас не время разгадывать этот ребус[2]. На пике красовалась голова молодого человека, вроде бы похожего на Ашу. Впрочем, ручаться за это Келдер бы не стал.

— Хорошо, — прошептал он. — Возвращайся и скажи Ирит.

Аша кивнула и побежала назад.

Ее босые ноги громко зашлепали по брусчатке. Келдер метнулся за ней, но остановился, не пройдя и трех шагов.

Он повернулся и увидел, что охранник, отложив нож, вглядывается в темноту, откуда донесся шум.

Келдер решил, что ему показываться пока не стоит. И отступил под ближайшую арку.

— Ирит? — звала Аша. — Где ты?

Келдер не знал, что и делать.

— Ирит? — позвала Аша еще громче.

Она стояла примерно в том месте, где они расстались, освещенная обеими лунами. Охранник не спускал с нее глаз.

Более того, второй охранник, о существовании которого они даже не подозревали, услышав шаги, вышел из-за последнего, двенадцатого фургона. Высокий и тощий, с длинной, чуть ли не до пупка, бородой.

Ирит как сквозь землю провалилась.

Рядом мяукнула кошка, Келдер на мгновение обернулся, но, не заметив зверька, вновь посмотрел на Ашу.

— Келдер! — позвал его знакомый голос.

Он чуть не подпрыгнул. За его спиной стояла Ирит.

— Как ты здесь… — начал он.

— Какой? — оборвала его девушка.

— Какой что? — Келдер подумал, речь идет об охранниках, и никак не мог понять, что интересует Ирит.

— Какой фургон, глупый?

— А-а-а, — протянул Келдер. — Зеленый, вот этот. — Он показал.

Ирит кивнула и расправила крылья, которых секунду назад не было вовсе.

— Отвлекай их.

И свечой ушла ввысь.

Келдер, задрав голову, посмотрел ей вслед.

— Ирит? — звала перепуганная Аша. — Келдер?

Келдер нахмурился. И подумал, что самое простое решение в данной ситуации наверняка окажется наилучшим. Поэтому выступил из-под арки и поспешил к девочке.

— Я здесь, — позвал он.

Аша бросилась ему навстречу.

Первый охранник сунул нож в чехол, схватился за копье. Второй настороженно оглядывался.

Келдер их словно и не замечал, не отрывая глаз от Аши.

Он протянул к ней руки:

— Я здесь, Индра.

Почему-то это имя первым пришло ему в голову.

— Келдер! — Аша подбежала, бросилась ему в объятия.

"Как хорошо, что у меня самое распространенное в Мире имя, — подумал Келдер. — По нему меня никогда не найдут".

Он подхватил Ашу и закружил ее в воздухе, тем самым получив возможность взглянуть на ближайшего из охранников.

Тот смотрел на них, а не на зеленый с золотом фургон. Келдер тоже изо всех сил старался не глядеть на него. Опустив Ашу на землю, он повернулся к охраннику.

Тот теперь оглядывал пустынную мостовую перед фургонами. "Наверное, — подумал Келдер, — догадался, что его внимание хотят отвлечь".

Он-то, во всяком случае, вышел на открытое место именно с этой целью. Аша же совершенно забыла о прежних договоренностях, переволновавшись из-за того, что нашла голову Абдена, но потеряла Ирит. В итоге она вела себя очень даже естественно и не могла вызвать ни малейших подозрений.

Келдера это вполне устраивало: он не хотел, чтобы охранник понял, что его водят за нос.

Тем более что второй охранник, как заметил Келдер, скрылся за фургонами.

Первый же, любитель построгать, зажав в руке копье, вглядывался в темноту.

— Кого-нибудь ищете? — вежливо осведомился Келдер.

Охранник коротко глянул на него, молча покачал головой.

— А я вот потерял жену. Сестру этой девочки. Она у меня высокая, с черными волосами, в зеленой тунике и темно-коричневой юбке. Не видели ее? — Он старался не замечать изумленной физиономии Аши.

Охранник вновь покачал головой.

— Вы уверены? — не отставал от него Келдер.

— Никого я не видел. — У этого молодца оказался на удивление пронзительный голос. — Кроме вас двоих.

— Ну, если увидите…

— Извини, но я на службе. — Охранник двинулся вдоль фургонов, изредка заглядывая под них и тыча копьем в подозрительные тени. Затем что-то крикнул, из-за фургонов ему ответил другой голос.

Келдер с облегчением отметил, что идет охранник к последнему фургону, а не к первому. Оставалось только надеяться, что и его напарник движется в ту же сторону.

— Если вы ее увидите, — прокричал Келдер ему в спину, — скажите ей, что мы будем ждать в гостинице. — Затем повернулся, взял Ашу за руку и потянул за собой.

— Келдер, — запротестовала Аша.

Но он сильно рванул ее за запястье, и девочка перестала упираться.

Миновав дом, они нырнули в проулок, где их уже не могли видеть охранники. Келдер остановился, приложил палец к губам, осторожно выглянул из-за угла.

Охранник с копьем уже дошел до последнего фургона. Там к нему присоединился второй, длиннобородый. Они обменялись несколькими словами, до Келдера лишь донеслись их голоса, и двинулись в обратную сторону.

А над аркадой в оранжевом свете большой луны на мгновение сверкнуло белое крыло.

Келдер улыбнулся.

— Теперь можно идти к воротам, — сказал он девочке. — Голова у Ирит.

— Ты уверен? — В глазах Аши застыло сомнение.

— Пошли, — подтолкнул ее Келдер.

Глава 17

Свет обеих лун отражался от песка. Они уже прошли зенит — узкий серп малой быстро закатывался к горизонту, от большой осталось только три четверти. Их розовое сияние в сочетании с желтым отблеском окрашивало пустыню в густо-оранжевый цвет, который очень не нравился Келдеру.

— Почему нельзя подождать до рассвета? — спросил он Ирит.

— Пойдем сейчас, — решительно возразила Летунья. — Нечего нам тут делать!

Аша ничего не сказала, но, несомненно, полностью согласилась с Ирит. И дернула Келдера за рукав. Юноша с неохотой двинулся вперед.

— Почему так спешит Аша, понятно, — ворчал он на ходу. — Она хочет как можно быстрее освободить душу своего брата. Но вот ты-то куда торопишься, Ирит?

Девушка оглянулась. Городская стена тускло блестела под лунным светом, факелы освещали небольшой участок перед воротами, далее улица пряталась а тени. Ей почудилось там какое-то движение, но, возможно, у нее просто разыгралась фантазия.

— Скажем так, Шан-в-Пустыне мне не приглянулся, — ответила Ирит.

— Это потому, что та харчевня давно закрылась? — спросила Аша.

— Нет.

— Дело в старике пьянице, — усмехнулся Келдер. — Во всяком случае, без него тут не обошлось. Но я не понимаю, почему ты так разволновалась из-за этого психа.

— И он тут ни при чем. — Ирит вновь обернулась.

Келдер коротко взглянул на нее.

Ирит лжет, он не сомневался. Она спешила покинуть Шан именно из-за старика.

Они отошли от города примерно на лигу, когда села малая луна. Да и большая заметно — опустилась. Свет померк, и Келдер заволновался:

— Мы все еще на Тракте?

Несколько секунд все молчали. Ответила ему Ирит:

— Не знаю. Плохо видно.

Последовала новая пауза.

— Если нет, может, оно и к лучшему, — изрек Келдер. — Караванщики нас не найдут.

— Демоны могут, — возразила Ирит.

Аша заплакала.

— Могла бы этого и не говорить, — пробурчал Келдер.

— Да заткнись ты, — сердито бросила Ирит.

— Мы будем кругами бродить по пустыне, пока не умрем! — взвизгнула Аша.

— Нет, не будем, — отрезала Ирит.

Келдер не счел за труд успокоить девочку:

— Не волнуйся, Аша, все в порядке, поверь мне. Мы знаем, что идем на юг, потому что большая луна справа от нас, так? И взгляни налево. Небо уже просвелело, там восток, значит, скоро взойдет солнце. Если мы и сойдем с Тракта, то все равно упремся в обрыв. Заблудиться просто невозможно.

Всхлипывания Аши стихли, но молчала она недолго.

— Я устала.

— Мы тоже.

— Так давайте отдохнем.

Келдер повернулся к ней, чтобы резко возразить, передумал:

— Ты права. Что нам мешает? Посылать погоню караванщики не будут. Невелика пропажа. Голов у них предостаточно. Так зачем спешить? — Он уселся на холодный песок. — Я валюсь с ног. Посижу, пока не взойдет солнце. Опять же, мы увидим, куда идти.

Аша с довольной улыбкой уселась рядом.

Ирит уже прошла с дюжину шагов, но остановилась и обернулась:

— Эй! Чего это вы расселись?

— Почему нет? Кому мы мешаем?

Ирит посмотрела на Шан, его сияние чуть подсвечивало горизонт.

— Если они организуют погоню, мы загодя их заметим, — добавил Келдер. — Ты успеешь выпустить крылья и улететь.

— Но нас-то они схватят, — перепугалась Аша.

— Несомненно, — признался Келдер. — От погони нам не уйти, но ее не будет. Кроме того, если Ирит останется на свободе, она найдет способ вызволить нас, я уверен.

Ирит подозрительно посмотрела на Келдера, не без причины предполагая, что он издевается.

— Хорошо, почему бы нам не отдохнуть. — Она села, скрестив ноги.

Спать никто не собирался, все просто хотели перевести дух.

С другой стороны, за последние сутки спали они всего четыре часа, много ходили, переволновались, добывая голову брата Аши. Келдер подрался со стариком, Ирит снимала голову с пики, Аша отвлекала стражников…

Не прошло и пяти минут, как все трое крепко заснули.

Взошло солнце. Его лучи согрели Келдеру лицо. Свет проникал сквозь веки, заставляя открыть глаза.

Он приподнял голову, и на него тут же упала тень, под чьими-то ногами заскрипел песок. Келдер шевельнулся, еще окончательно не проснувшись.

Послышался незнакомый голос, взвизгнула Ирит.

Келдер вскочил, как от удара.

Ирит визжала и визжала. Вот она поднялась, отбиваясь от кого-то руками, за спиной у нее, учинив песчаную бурю, выросли крылья, и мгновение спустя Летунья унеслась в небо.

Сквозь песок Келдер разглядел какую-то темную фигуру, которая бросилась на Ирит, пытаясь схватить ее, удержать, прижать к земле. Нападение не удалось: Ирит ускользнула. И летела все дальше и дальше, держа курс на юг, полностью забыв о существовании Келдера и Аши.

Человек, бросившийся на Ирит, побежал следом, выкрикивая ее имя, но через несколько шагов упал на песок и разрыдался. Наконец он поднял голову. К полному своему изумлению, Келдер увидел, что это тот самый пьяница, который испугал Ирит в Шане.

— Ирит, — звал старик, — вернись! Я не причиню тебе вреда, клянусь! Я просто хочу поговорить! Пожалуйста!

Точка, в которую превратилась Ирит Летунья продолжала уменьшаться.

— И что нам теперь делать? — спросила Аша.

Келдер огляделся. Его заплечный мешок остался на месте. Вроде бы его не открывали, следовательно никуда не делась и голова Абдена. Он поднял глаза. Ирит возвращаться не собиралась.

Юноша задумался. В том, что он ее найдет, сомнений не было: Зиндре предрекла, что он женится на ней и приведет в Шулару.

Но когда, где и как это случится?

Конечно, он мог отложить ее поиски на потом и заняться более насущными проблемами.

— Абдена мы сможем сжечь и вдвоем. Но сначала я хочу разобраться, что здесь происходит. — Он подошел к старику и схватил его за плечо.

Тот вздрогнул от неожиданности, но даже не по-вернулся, продолжая смотреть вслед Ирит.

— Старик, кто ты?

Пьяница словно не слышал и не отрывал взгляда от крошечной точки.

— Отвечай мне, черт побери! — взревел Келдер. — Кто ты? Почему она тебя боится?

На этот раз его услышали.

— Боится? — Старик обернулся и в изумлении уставился на Келдера. — С чего ей меня бояться?

— Вот это я и хочу знать! — рявкнул Келдер. — Кто ты?

Старик мигнул, словно не понимал, чего от него хотят.

— Как тебя зовут? — спросила Аша, подходя к Келдеру.

— Эздрел, — ответил старик. — Меня зовут Эздрел.

— Просто Эздрел? — уточнил Келдер.

Старик пожал плечами:

— Пожалуй. Правда, в Шане меня называют Эздрел Пропойца. Это так. Но сейчас я не пьян. Не выпил ни капли с той минуты, как прошлым вечером увидел Ирит. А раньше-то пил крепко, отрицать не стану.

— Понятно, Эздрел. — Келдер убрал руку с его плеча. — Откуда ты знаешь Ирит?

Старик опустил голову, кашлянул, что-то выплюнул, вытер рот грязным рукавом. Присел на корточки, потом опустился на землю, скрестив ноги.

Келдер ждал.

Эздрел взглянул на него, знаком предложил сесть рядом. Аша не заставила себя ждать и уселась перед стариком. Келдер после короткого колебания последовал ее примеру.

— В восемнадцать лет я встретил…

— Когда это было? — оборвала его Аша.

Эздрел нахмурился:

— Какой сейчас год?

— Пять тысяч двести двадцать второй, — ответил Келдер.

— Тогда мне… сейчас прикину… шестьдесят два, так? Родился я в первый день месяца Оттепели пять тысяч сто пятьдесят девятого года.

— Значит, тебе уже шестьдесят три, — поправил его Келдер.

— Получается, произошло это сорок пять лет тому назад, — подвел итог Ээдрел.

Аша кивнула.

— Продолжай, — молвил Келдер.

— В восемнадцать лет я встретил девушку, красавицу с золотыми волосами, каких я никогда раньше не видел. Я работал в конюшне в Мезгалоне, она проходила мимо, и я подумал, что прекраснее ее нет никого на свете. Мы разговорились, она сказала, что зовут ее Ирит Летунья, я спросил, почему у нее такое имя, и она показала мне, что может отращивать крылья и летать.

— Сорок пять лет тому назад? — переспросил Келдер.

Эздрел кивнул.

— Ты не мог встретиться с той же Ирит. Нашей всего пятнадцать. Так она говорит.

Эздрел покачал головой, глядя на Келдера из-под тяжелых век.

— Тогда ей тоже было пятнадцать.

Келдер поджал губы.

— Продолжай.

— Мы говорили и говорили, и я в нее влюбился. Влюбился по уши. Такая уж она была красивая. Мы вместе ушли из Мезгалона и отправились путешествовать по Малым Королевствам. Из Шана шли в Ламум, из Филилы в Ларетон. — Он улыбнулся. — Ну и же весело мы тогда жили. Однажды в Глиморе украли у ювелира драгоценные камни, чтобы Ирит могла поиграть с ними. Танцевали голыми в лесу Амрамиона. Напились с наследным принцем Туои, после чего Ирит вызвала придворного чародея на магический поединок и едва не погибла. Она не только может принимать другой облик, но и владеет полдюжиной заклинаний. Но настоящему чародею она не соперник. — Эздрел вздохнул.

Повествование на какое-то время прервалось, но Аша и Келдер молча ждали продолжения, переваривая услышанное.

— Мы прожили вместе больше года, — вновь заговорил Эздрел. — Мне уже исполнилось девятнадцать, а может, и двадцать. Я начал подумывать о том, чтобы осесть, купить домик, завести детей. Но однажды проснулся, а Ирит исчезла. Мы были в ее любимой гостинице Шана-в-Пустыне. Называлась она "Хрустальный Череп". И больше Ирит туда не вернулась.

Келдер искоса взглянул на Ашу, которая жадно ловила каждое слово.

— Почему она ушла от тебя? — спросила девочка.

Эздрел развел руками:

— Кто знает? Может, ей стало скучно.

— И что ты делал?

— Сначала ждал с месяц, надеялся, что она вернется. Потом отправился искать ее по Великому Тракту, в тех местах, где мы с ней бывали. Но не нашел. Я слышал о ней много разных историй. Как она летала над Кастл Ангаросса, выкрикивая ругательства, как играла с кошками королевы Оферы, но наши пути больше не пересекались. Я вернулся в Шан, подрабатывая и прося милостыню, да так там и остался, дожидаясь ее.

— Почему ты не забыл о ней? — спросил Келдер. — Почему не нашел другую женщину?

— Потому что не мог, черт побери! — прокричал Эздрел. — Не мог! Или ты думаешь, я не пытался? Но я не мог заснуть, не вспомнив о ней, не мог взглянуть на другую женщину, не подумав, что Ирит красивее… Я по уши влюбился в нее и люблю до сих пор! — Он помолчал и продолжил уже ровным, спокойным голосом: — Я начал пить, чтобы забыть ее. Пил целыми днями, все деньги тратил на ушку, а вчера вечером поднял голову и увидел ее. Со дня нашей встречи она ничуть не изменилась. Поначалу я подумал, что она мне снится, что это подействовало вино, хотя я выпил немного. Потом подумал, что я умер и вижу ее призрак, потому что сам стал призраком. Только потом до меня дошло, что передо мной живая Ирит, и тогда я позвал ее.

Эздрел вновь замолчал, а Келдер вспомнил события прошлого вечера, он уже не чувствовал себя героем и спасителем Ирит.

— Я позвал ее, — повторил Эздрел, — а она заявила, что знать меня не знает, и с криком убежала. Потом ты ударил меня, и я упал.

— Извини, — прошептал Келдер.

— Да ладно, ты же ничего этого не знал. А я вот знал. Знал, что она сознательно избегала меня все эти годы, потому-то и не появлялась в Шане, знал, что она сразу же попытается уйти, чтобы более не встречаться со мной. Но я хотел с ней поговорить, считал, что должен поговорить, должен сказать, что люблю ее, поэтому я отправился к воротом и притаился там, надеясь, что она не перелетит через стену. Она не перелетела, но с ней шел ты, желания затевать драку у меня не было, и я последовал за вами, думая о том, что мне сказать ей, как убедить выслушать меня. — Эздрел тяжело вздохнул.

В молчании они сидели на песке, поглощенные собственными мыслями.

Глава 18

— Может, это была ее мать, — предположила Аша. — Или бабушка.

Эздрел покачал головой.

— Но Ирит только пятнадцать, — заметил Келдер. Мысль о том, что его невеста вовсе не беженка из Тинталлиона, побывавшая в Шане чуть ли не ребенком, очень его тревожила. И уж совсем не хотелось верить, что Ирит путешествовала по Малым Королевствам с другим мужчиной. Так что он изо всех сил пытался найти доводы, ставящие под сомнение рассказ Эздрела.

— Да, конечно, — согласился Эздрел. — Ей всегда пятнадцать.

Келдер всмотрелся в старика.

Он-то выглядел на свои шестьдесят три года, а то и старше. Волосы и борода седые, длинные, нечесаные, глаза налиты кровью, губы бледные, нездорового цвета, кожа пожелтевшая. Туника, как на вешалке, болталась на его худых плечах, грязная, заштопанная во многих местах. Хватало штопки и на бриджах. Рваные края штанин едва прикрывали колени. На обувь денег у него, естественно, не было.

Из рукавов выглядывали костлявые руки с распухшими суставами и скрюченными пальцами. Почерневшие ногти потрескались. Когда Эздрел поднимал руку, она заметно дрожала. Пояс ему заменяла веревка, на которой висел парусиновый мешок размером с голову Аши.

И Келдеру никак не удавалось представить его молодым сильным парнем, идущим вместе с Ирит на поиски приключений.

С другой стороны, зачем ему все это выдумывать? В том, что говорил он искренне, сомнений не было.

Но сорок пять лет тому назад он просто не мог встретиться с той самой Ирит, на которой Келдер собирался жениться.

— Скорее всего ты знал ее бабушку, — повторил Келдер предположение Аши.

Однако, произнося эти слова, он вспоминал несоответствия, на которые обратил внимание еще раньше: рассказы Ирит о том, где она бывала, что делала после того, как убежала от мастера (все это никак не укладывалось в один-два года), воспоминания о таверне или гостинице в Шане, которая уже лет пятнадцать разрушена, упоминания других мест, куда она никак не могла попасть, если ей было всего пятнадцать. В версию о тинталлионском происхождении Ирит все это не укладывалось. Тинталлионская версия абсолютно не совпадала с реальностью.

Имелось и другое объяснение: ей шестьдесят или семьдесят лет, а юность и красоту она сохранила благодаря магии.

"Но ведь Ирит вела себя как пятнадцатилетняя девушка, — думал Келдер. — Значит, это тоже отпадает".

Келдеру нравилось думать, что он уже взрослый, а не ребенок. Действительно, он повзрослел по сравнению с тем мальчишкой, каким был несколько лет назад. Но в действительности, и он отдавал себе в этом отчет, считать его взрослым нельзя. И речь шла не о силе рук, седине в волосах или морщинах: взрослые вели себя иначе, потому что обладали жизненным опытом, который непосредственно влияет на поведение человека.

Но к Ирит сие не имело ни малейшего отношения.

Ирит ничем не отличалась от других пятнадцатилетних девушек. И она не играла эту роль, как актеры театров, иной раз приезжавших в Шулару, она действительно была пятнадцатилетней.

Как это понять?

Логического объяснения он предложить не мог. Факты свидетельствовали, что она гораздо старше того возраста, на который выглядит: ее собственные рассказы, рассказ Эздрела, ее известность по всему Великому Тракту. Но факты свидетельствовали и об обратном: ее внешность и поведение соответствовали пятнадцатилетней девчонке.

И объединить эти две взаимоисключающие группы фактов Келдеру не удавалось.

Ирит, конечно, сумела бы внести ясность, если бы вернулась или если бы он ее нашел. Келдер оглядел небо, но Ирит не увидел.

Он знал, что должен на ней жениться, но история Эздрела кардинально меняла ситуацию.

— Пожалуй, я склонен тебе поверить. — Келдер повернулся к старику. — Может, речь идет об одной и той же девушке. Но теперь это не важно — она все равно улетела.

Келдер знал, что обязательно найдет Ирит, но это не означало, что ее должны найти Эздрел или Аша.

Эздрел с надеждой посмотрел в небо.

— Она может вернуться… ты ей нравишься. Я понял, что ты ей нравишься.

Келдер покачал головой:

— Я так не думаю. Пока ты здесь, Ирит точно не вернется. Она тебя боится.

— Да как можно меня бояться? — вскричал Эздрел. Келдер пожал плечами.

А вот Аша ответила:

— Вид у тебя страшный. Борода торчит во все стороны. Руки напоминают звериные лапы, ты грязный, от тебя пахнет вином, или ушкой, или еще какой-то гадостью.

Эздрел оглядел себя:

— Наверное, вы правы. — Он посмотрел на Келдера, на Ашу. — Вы двое собираетесь подождать ее возвращения? Может, я успею помыться в городе, а потом мы снова здесь встретимся?

— Нет, нет, — без запинки ответил Келдер. — Ждать мы не можем. В Ангароссе у нас неотложное дело. Надо похоронить брата Аши.

— Понятно, — кивнул Эздрел.

— Нам пора. — Аша многозначительно взглянула на Келдера.

Келдер знал, что она хотела сказать своим взглядом: они должны как можно быстрее отделаться от этого безумного старика. Собственно, он мечтал о том же.

Прежде всего ему хотелось, чтобы Ирит вернулась. А в том, что она не вернется, пока старик будет с ними, Келдер не сомневался.

— Ты права. — Он поднялся и подхватил заплечный мешок. — Пошли. — Он взглянул на Эздрела. — Надеюсь, до Шана ты доберешься без проблем. Желаю тебе найти свою Ирит.

"Если только, — добавил он про себя, — Ирит Эздрела совсем не Ирит Келдера".

Эздрел уперся руками в песок, пытаясь подняться.

— В Шан я не пойду. Теперь она еще много лет будет обходить его стороной. Придется искать ее на Великом Тракте.

— Что ж, — в голосе Келдера слышалось разочарование, — удачи тебе.

Он взял Ашу за руку и зашагал на юг, к обрыву, еще скрытому за горизонтом.

И пару мгновений спустя понял, что Эздрел тащится следом. Келдер хотел уже повернуться и осадить его, но передумал.

Что он мог сказать? В конце концов, старик имел такое же право идти по песку, как и он. Если старик держится на расстоянии, то к нему нельзя предъявить никаких претензий. Да и как он, Келдер, мог его остановить?

— Знаете, — прокричал Эздрел, — я бы хотел поговорить с вами об Ирит. Как вам понравилась ее компания? Что вы вместе делали? Где бывали? Куда, по-вашему, она могла улететь?

Поначалу Келдер решил не реагировать на бесконечные вопросы, которыми Эздрел бомбардировал их расстояния пяти ярдов.

— Прибавим шагу, — шепнул он Аше. — Тогда мы сможем оторваться. Этот пьянчуга старый и больной.

Аша кивнула и прибавила шагу, но ничего путного не получилось. Келдер легко оторвался бы от Эздрела, но девятилетней девочке не хватало сил, чтобы идти достаточно быстро.

А Эздрел, несмотря на возраст и подорванное многолетним пьянством здоровье, мог идти со скоростью Аши.

Если б Келдер оставил Ашу, он, конечно, ушел бы от старика, но разве так поступают защитники униженных и оскорбленных? С неохотой Келдер признал свое поражение, и они продолжили путь в прежнем порядке: Келдер и Аша впереди, старик — отставая на несколько шагов.

Когда они достигли обрыва, разделявшего Великую Восточную пустыню и Малые Королевства, Келдер смирился: все трое теперь шли бок о бок и дружески болтали.

События недавней поры прошли мимо Эздрела: он ничего не слышал ни о поддержке бандитов королем Ангароссы, ни об использовании демонологов для защиты караванов, ни о создании империи неким Вондом Ворлоком. Он даже не знал, кто такие ворлоки, хотя смутно помнил о катаклизмах, случившихся двадцать лет назад, в Ночь Безумия.

— Именно тогда и разрушился "Хрустальный Череп", — пояснил он.

Келдеру эта информация радости не доставила. Возможно, конечно, у старого пьяницы все смешалось в голове, или он просто фантазирует, но уж больно складно все у него выходило. А если он говорил правду, Ирит никак не могло быть пятнадцать.

Впрочем, каким-то образом она могла заглянуть в память другого человека, старше ее по возрасту. Посредством магии почерпнуть оттуда воспоминания о "Хрустальном Черепе". Келдер слышал, что этим занимаются ведьмы, но, может, такое под силу и чародеям?

А может, она уходила из Мира на те же сорок пять лет? Допустим, чародей, которого она вызвала на поединок, превратил ее в камень, и лишь недавно она ожила вновь… это ли не объяснение?

Келдер решил, что такое возможно. Во всяком случае, теоретически. Отсюда следовало, что однажды Ирит уже путешествовала по Малым Королевствам с другим мужчиной, молодым Эздрелом, который за эти годы превратился в старика пьяницу, а Ирит действительно прожила только пятнадцать из прошедших шестидесяти лет. Мысль о том, что та же магия сделала Ирит вечно пятнадцатилетней, Келдер старался гнать. Лучше уж смириться с тем, что в свое время у нее был другой кавалер.

Своей теорией Келдер не поделился ни с Ашей, ни с Эздрелом. Сказал себе, что сначала надо все хорошенько обдумать, но в душе боялся, что ему укажут на серьезные изъяны в подобных логических построениях и придется искать другое объяснение возрасту Ирит.

Разумеется, если его предположения соответствовали действительности, Ирит скорее всего не бросала Эздрела. Злопамятный чародей мог ее похитить. Келдер понимал, что такая догадка прольет бальзам на сердце старика, но решил не обсуждать с ним этот вариант.

"А если он не прав, — сказал себе Келдер, — зачем пробуждать в старике тщетные надежды?"

Но главное, его больше заботили свои собственные чувства.

В обрыв они уперлись далеко от дороги. Поглядев на небо, на пустыню, Келдер пришел к выводу, что они сильно взяли к востоку, и повел компанию направо, вдоль обрыва.

После полудня они нашли-таки Тракт, а когда поднялись к Дверре, солнце уже скатилось к самому горизонту.

Эздрел посмотрел на редкие пучки травы, больше рядом с Трактом ничего не росло, и изрек:

— Давненько я не поднимался сюда. Что-то, оказывается, может расти прямо на земле.

Аша огляделась, потом вытаращилась на Эздрела. Впервые ей попался человек, который много лет не видел травы.

— Может, пойдешь с нами в Амрамион, — буркнул Келдер, — увидишь лес.

— Может, и пойду, — кивнул Эздрел, — если ноги не подведут. Я очень устал. Не пора ли найти гостиницу и перекусить?

Келдер скорчил гримасу.

— Если ты хочешь что-нибудь поесть, боюсь, придется просить милостыню. Этим мы сейчас и займемся. А уж спать будем под открытым небом. Денег у нас нет.

— Нет?

— Нет, — подтвердил Келдер. — Я потратил свои по пути в Шан, а у Аши их никогда и не было. В Шане за нас платила Ирит, но ты ее спугнул. К счастью, мы успели наполнить фляги водой. — Тут его осенило. — А у тебя есть деньги?

— Есть, — признался Эздрел. — Несколько грошей. На ночевку в гостинице не хватит, а вот хлеб я купить смогу.

— Сможешь? — с надеждой переспросила Аша.

Старик кивнул. Посмотрел на Великий Тракт, плавно обтекающий замок Дверры, гостиницы, выстроившиеся вдоль дороги.

— Которая из них лучшая?

Аша посмотрела на Келдера, Келдер — на Ашу.

— Не знаю, — ответил юноша. — Выбирай любую.

Пожав плечами, Эздрел выбрал.

Глава 19

Хлеб оказался черствым, но с голодухи они и такой почли за счастье. Тем более что хозяин гостиницы раздобрился и за бесплатно попотчевал их остатками солянки, которую все равно собирался выбрасывать. Они, конечно, не наелись до отвала, но все-таки устроились спать на склоне холма с полными желудками.

Одно из двух своих одеял Келдер оставил себе, второе отдал Аше, Эздрел заявил, что прекрасно обойдется и так.

— У меня есть чем согреться. — Он достал из висевшего на поясе мешка черную бутыль. — Берег на всякий случай.

— Что это? — спросила Аша.

— Ушка, — улыбаясь, ответил Эздрел. — Самая лучшая ушка, из Сардирона-на-Водах. Она упала с фургона в прошлом месяце, а я ее подобрал. Винокурня Адреана. — Он продемонстрировал этикетку.

Аша отвернулась, Келдер кивнул без всякого энтузиазма.

— Я берег ее, — повторил Эздрел, вытаскивая пробку.

Заворачиваясь в одеяло, Келдер подумал, а не попросить ли старика угостить его глотком ушки. Согреться было бы очень даже неплохо, отвращения к ушке он не испытывал. Наоборот, несколько раз пробовал ее в Шуларе, по торжественным случаям.

Аша, однако, терпеть не могла спиртного, слишком живы были воспоминания о вечно пьяном, злобном отце, да и Эздрел наглядно показывал, к чему может привести злоупотребление алкоголем.

— Хочешь выпить, Келдер? — Язык Эздрела уже заплетался. — Ушка отличная, а пить одному — удовольствие маленькое.

Келдер притворился, что спит, дав себе зарок не брать в рот ни капли ушки.

— Не хочешь — тебе же хуже, — буркнул Эздрел, и Келдер услышал, как ушка забулькала в его горле. Юношу передернуло.

Мгновение спустя бутылка звякнула о камень: Эздрел выронил ее из руки, а потом упал на землю и сам. Келдер лежал не шевелясь; внезапно до него дошло, что спать ему вовсе не хочется.

Старик громко захрапел, а Келдер приподнялся на локте и оглянулся.

Ночь выдалась темной, малая луна только что взошла на востоке, до восхода большой оставалось не меньше часа. Костер они разжечь не удосужились, и Келдер с трудом различил силуэт Эздрела.

Хотя слышал его отчетливо: уж очень громко храпел старый пьяница.

— Он спит, — констатировала Аша.

— Ш-ш-ш! Ты его разбудишь!

— Как бы не так, — говорила Аша, не понижая голоса. — Он слишком пьян. Его теперь ничем не разбудишь. Это надо же, в пять минут выпил целую бутылку ушки! Такого не мог даже мой отец!

Келдер с сомнением смотрел на Эздрела:

— Ты уверена?

— Абсолютно. — Девочка подобралась к Эздрелу и ткнула его пальцем. Пьяница продолжал храпеть. — Видишь?

Келдер кивнул:

— Вижу.

— Так мы останемся здесь или уйдем, чтобы отвязаться от него?

Келдер задумался.

— Даже не знаю. Старик-то он неплохой.

— От него воняет, и он грязный.

— Все так, — согласился Келдер. — Но если его отмыть… Он много знает, много путешествовал, и может нам пригодиться. Не так уж плохо иметь рядом взрослого.

"Гораздо лучше иметь рядом человека с деньгами", — подумал юноша, но оставил эту мысль при себе. Не упомянул он и о том, что старик мог многое рассказать об Ирит. А послушать ему хотелось.

— Ты — взрослый.

Келдер покачал головой:

— Не совсем. Мне только шестнадцать. Если бы стал учиться, то еще числился бы в учениках. Взрослым я стану только через два года.

— Я не знала.

— Естественно.

Они молча сидели рядом с храпящим Эздрелом, занятые своими мыслями.

— Он спит? — послышался сверху женский голос.

Келдер в изумлении поднял голову и увидел парящую над ними Ирит. Ее крылья блестели в свете поднимающейся малой луны.

— Да! — крикнула ей Аша. — Спускайся!

Крылатая девушка медленно спланировала вниз, приземлившись в нескольких ярдах от Келдера. Аша вскочила, подбежала к ней, обхватила своими ручонками.

Келдер не торопясь встал на ноги и тоже обнял Ирит.

Едва восторги утихли, Ирит решительно махнула рукой в сторону Великого Тракта:

— Скорее, нам надо как можно дальше уйти от него.

Келдер отметил, что ее крылья остались открытыми. Девушка держала их наготове, чтобы сразу взмыть в воздух, если Эздрел внезапно проснется. То есть вновь бросить его и Ашу…

— Подожди.

— Чего нам ждать? — Ирит нетерпеливо повернулась.

— Я не уверен, что мы поступаем правильно. — Он посмотрел на Эздрела. Пьяный храпящий старик, несомненно, еще один униженный и оскорбленный, а Келдеру на роду написано быть защитником униженных и оскорбленных.

Да еще надобно выяснить кое-какие моменты. Если ему суждено жениться на Ирит… Супружество — это партнерство, а он собирался быть равным партнером, ни в чем не уступающим жене. Ирит имела преимущество за счет магии. Он мог уравнять шансы только неуступчивостью и умением добиваться своего.

— Что ты несешь? — уставилась на него девушка. — Разумеется, правильно. Что у нас может быть общего со старым, грязным пьяницей? Надо уходить, пока есть такая возможность! Ему тут хорошо, он прекрасно обойдется без нас.

— Откуда тебе это известно?

— Прожил же он в Шане все эти годы сам по себе, не так ли? — вопросила Летунья.

— Дело в другом, и ты это знаешь, — ответил Келдер. — Кроме того, я хотел бы кое-что выяснить.

— Что же? Чего он успел тебе наврать?

— Пока я не знаю, врал он или нет. Ты слышала, что он нам рассказывал?

— Кое-что.

Аша, стоявшая рядом с Ирит, вскинула головку:

— Ты кое-что слышала?

— Да. Немного.

— А как ты могла слышать?

— Она умеет становиться невидимой, если захочет, Аша, — ответил Келдер. — Не знаю как, но умеет.

Ирит удивленно таращилась на него, юноша видел это даже в темноте.

— Так вот о чем ты хочешь поговорить, Келдер, — пробормотала она.

— Да, думаю, что да.

— Разве нам обязательно говорить здесь, в холоде и темноте, рядом с этой храпящей свиньей?

— Нет, но без него я не пойду дальше ближайшей гостиницы, пока ты не ответишь на мои вопросы.

Ирит раздраженно топнула ножкой. Посмотрела на Ашу, потом на Келдера.

— Ну, ладно. Ночью мы все равно далеко бы не ушли. Поговорим в гостинице. Хорошо?

— Хорошо, — согласился Келдер.

Глава 20

Когда они подошли к гостинице, крылья Ирит исчезли, вместе с ними испарилась и немалая доля ее раздражения. Девушка даже не разозлилась, когда вспомнила, что расплачиваться придется ей.

— Во всяком случае, здесь нам будет удобнее, — только и сказала она.

В обеденном зале столы стояли торцами к стене и высокие спинки скамей образовывали кабинки: сидящие в одной не видели тех, кто сидит в соседней. Троица уселась в ближайшей кабинке, Ирит заказала два пива и лимонад. Как только молодой человек в белом фартуке принял заказ и удалился, Аша спросила:

— Ты и вправду можешь наблюдать за нами, а мы тебя не видим?

Ирит вздохнула:

— Я должна отвечать на этот вопрос?

— Думаю, да, — ответил Келдер. — Если хочешь, чтобы мы путешествовали вместе.

— Хорошо. Я могу превратиться в птичку или кошку, а иногда просто стать невидимой, но с этим у меня проблемы.

— Что значит невидимой? — переспросила Аша.

— То есть я здесь, а меня никто не видит. Но это состояние мне неприятно, я почти ничего не вижу, и длится оно лишь несколько минут. Поэтому я по большей части становилась птичкой или кошкой и наблюдала за вами с некоторого расстояния. Беда в том, что птицы и кошки… кошки не слышат низких шумы, и, превращаясь в кошку, я не могла разобрать, кто что говорит. Птицы низкие шумы слышат, но у них просто плохой слух. Когда вы поднимались по обрыву, я подкрадывалась поближе в образе кошки, а потом становилась невидимой и слушала ваши разговоры. Старик сказал тебе, что давным-давно пришел со мной в Шан, но это не правда. Я никогда с ним туда не ходила!

— Ты уверена? — спросил Келдер.

— Разумеется, уверена! Я никогда не путешествовала с этим старым пьяницей!

— Тогда он не был старым пьяницей, — заметил Келдер.

— Когда? — не поняла Ирит.

— Сорок лет назад. Точнее, сорок четыре. — Келдер пристально наблюдал за ее реакцией. Она удивится? Скажет, что сорок лет тому назад ее и на свете не было?

— Сорок лет? — переспросила Ирит.

Однако, внутренне вздохнул Келдер. Вроде бы она не отмела эту идею, но и ни в чем не призналась.

— Сорок четыре года тому назад ты путешествовала по Великому Тракту?

— Разумеется, путешествовала, но только не в кампании грязных стариков!

Вот так-то! Путешествовала она сама, а не ее мать или бабка. Аша смотрела на Ирит, широко раскрыв глаза. Келдер шумно глотнул.

— Ему было девятнадцать, может, и двадцать.

— Ага. — Ирит нахмурилась. — Наверное, ты прав.

Келдер поощряюще кивнул.

— Я как-то об этом не задумывалась.

— Ты его знала?

Ирит вздохнула:

— Трудно сказать. Как его зовут?

— Эздрел.

Глаза Ирит чуть не вылезли из орбит.

— Эздрел! Он — Эздрел из Мезгалона? Этот старик?

— Во всяком случае, так он говорит.

— Я боялась, что он — один из тех, кого я знала в прошлом. — Слова полились потоком. — И мне так не хотелось думать, что тот, кого я знала, превратился в грязного, пьяного старика. Потому-то мне и не понравилось, когда он позвал меня по имени. Я хотела как можно быстрее отделаться от него… но я и подумать не могла, что это — Эздрел! — Она покачала головой. — Ужасно!

— Он говорит, что в молодости путешествовал вместе с тобой, но однажды утром он проснулся, а ты исчезла.

— Примерно так оно и было, — призналась Ирит. — Только поначалу я просто сделалась невидимой. Готова спорить, он не упомянул о том, что вечером мы крепко поссорились, не так ли? А как он докучал мне этими глупыми разговорами о домике и детях!

— Что здесь глупого? — опередила Келдера Аша.

— Для этого я слишком молода, вот что! — без запинки ответила Ирит.

Аша и Келдер переглянулись. Надежды Келдера свить с Ирит семейное гнездышко стали куда как призрачными.

— И потом, с тех пор прошло столько лет.

— Ирит, все это произошло очень давно, больше сорока лет тому назад, но ты по-прежнему говоришь, что тебе только пятнадцать.

— Мне только пятнадцать! — отрезала Ирит.

— Как такое может быть? — спросил Келдер. — Где ты была все эти годы? На тебя наложили заклятие?

— Заклятие? — изумилась Ирит.

— К примеру, превратили в камень.

— Глупый. — Она звонко рассмеялась. — Разумеется, нет. Все эти годы я путешествовала и наслаждалась Миром!

— Сорок лет?

— Гораздо больше.

— Так сколько же?

— Ну…

— Сколько? — гнул свое Келдер.

— Точно не знаю, — уклончиво ответила Ирит. — Учета я не веду.

Ответ привел Келдера в замешательство. Как можно такого не знать?

А во взгляде Летуньи уже читалось раздражение.

— Почему ты задаешь столько вопросов? Какая тебе, собственно, разница?

— Когда ты родилась? — спросил Келдер. — В каком году?

— Раз ты настаиваешь, я тебе отвечу. В четыре тысячи девятьсот семьдесят восьмом.

— Больше двухсот лет тому назад! — вскричал Келдер.

— Похоже на то.

— То есть тебе больше двухсот лет? — пискнула потрясенная Аша.

— Нет, мне пятнадцать! — настаивала Ирит. — Мне уже двести лет пятнадцать, и мне всегда будет пятнадцать!

— Всегда? — переспросил Келдер.

Ирит кивнула:

— Это часть заклинания.

Аша и Келдер переглянулись.

— Значит, кто-то наложил на тебя заклятие? — спросила Аша.

— Не совсем так.

— А как? — пожелал знать Келдер. — О каком заклинании ты говоришь?

— О заклинании, которое сделало меня такой, какая я есть, — ответила Ирит. — Превратило в оборотня и все такое.

Молодой человек вернулся с полным подносом. Они подождали, пока он поставил кружки на стол и отошел.

Келдер отпил эля, повернулся к Ирит:

— Думаю, тебе придется все нам рассказать.

Ирит посмотрела на него, ставшего вдруг суровым и неулыбчивым, на Ашу, маленький ротик которой превратился в узкую полоску, вздохнула.

— Ладно, расскажу вам всю историю. — Она заерзала на скамье. — Знаете, с вами не так уж и весело.

Келдер и Аша предпочли промолчать, так что Ирит продолжила:

— Называется оно Вторым Джавановым Расширением магической памяти. Я про заклинание.

— Расскажи нам о нем.

— Как ты его выучила? Ты — чародейка? — спросила Аша.

Ирит нахмурилась:

— Пожалуй, мне надо начать с того, как я попала в ученики к чародею.

Она глубоко вдохнула:

— Я родилась в Третьем военном округе Старого Этшара, который уже назывался Дриа. Командующий носил звание полковника, но, когда мне исполнилось пять, провозгласил себя королем. Округ занимал куда большую территорию, чем нынешняя Дриа, — простирался до самого Тата.

По выражению лиц Келдера и Аши она поняла, что все эти названия ничего им не говорят.

— Это восточные равнины, между горами и пустыней, к югу отсюда.

— Но здесь же не Этшар, — запротестовала Аша. — Этшар далеко на западе.

— Там Новый Этшар, — поправила ее Ирит. — Гегемония Этшаров, так он называется. Все это захваченные территории, а Старый Этшар раньше находился на месте Малых Королевств. На них-то он развалился, знаете ли.

— Продолжай, — кивнул Келдер.

— Так вот, я выросла в Дриа, тогда еще части Старого Этшара, во время Великой Войны. Вы о ней знаете? О том, как мы сражались с Северной Империей? О демонах, колдунах, которые воевали на их стороне?

— О войне мы знаем, — заверил ее Келдер.

— Поскольку все боялись северян, Малые Королевства старались жить в мире. Поэтому когда очередной тыловой генерал занимал участок земли и провозглашал себя королем нового королевства, никто не спорил — мы не могли воевать между собой. Нам едва хватало сил обеспечивать потребности четырех армий, которые защищали нас. Война продолжалась сотни лет, может быть, тысячу, и в какой-то момент возникло ощущение, что мы проигрываем, так, во всяком случае, думали мои родители. Новости от генералов приходили хорошие, генерал Гор успешно действовал на западе. Генерал Анаран терроризировал пограничные районы Северной Империи, а вот Старый Этшар все более впадал в нищету.

— Какое отношение все это имеет к твоим заклинаниям? — спросил Келдер.

— Я к этому перехожу! — Ирит злобно глянула на него.

— Так переходи!

Ирит какое-то мгновение сверлила его взглядом, потом продолжила:

— Все очень волновались за свое будущее, в детстве я наслушалась ужасных историй о северянах, мои родители говорили о том, что каждый должен всеми силами способствовать успешному завершению войны, король выпускал указы, заявляя, что защитники Дрии до последней капли крови будут сражаться за каждую пядь своей земли. Теперь я понимаю, что расти в таких условиях — не сахар, но выбора у меня не было. Я всего и всегда боялась, но хотела сделать все, что могла, ради победы, поэтому в двенадцать лет пошла в замок Дрии. Результаты проверки выявили у меня потенциал сильного чародея, армии требовались сильные чародеи, наши чародеи и теурги превосходили тех, что служили у северян, поэтому они и не победили, но их колдуны и демонологи были сильнее.

Келдер, чувствуя, что повествование Ирит движется в правильном направлении, поощряюще кивнул.

— Меня определили ученицей к чародею, который вышел в отставку и более не участвовал в боевых действиях. Жил он не в Кастл Дриа, а на западе, в горах. Мастером он оказался хорошим, но уж очень старым. Жениться он не удосужился, детей у него, соответственно, никогда не было, поэтому, хотя о магии он знал все, что только можно, общение с ним удовольствия не доставляло. Он не понимал, в каких условиях я росла, как все эти страхи отражались на моем характере.

Келдер изобразил сочувствие.

— Да и в чародеи я особо не рвалась, а старый Калирин после окончания учебы хотел отослать меня к генералу Терреку, чтобы я участвовала в боях. Он говорил, что мне следует заняться созданием новьх боевых заклинаний, но я знала, что все маги-экспериментаторы погибали… редко кто протягивал больше месяца! И я ненавидела возню с такими омерзительными компонентами, как мозги ящерицы, внутренности паука, слезы неродившегося младенца. Фу! Кому охота быть таким чародеем!

Аша начала что-то говорить, но Ирит остановила ее взмахом руки.

— Да, конечно, приятно, когда заклинание срабатывает, как тебе этого хочется, но подготовка, подбор нужных компонентов, ритуал — тут уж не до веселья, знаете ли. И они хотели, чтобы я заучивала боевые заклинания, которые годились только для войны, к примеру, разрывающие людей на куски. О способности летать, изменять облик и тому подобном речь просто не шла. Короче, я ненавидела то, чем занималась. Когда мне исполнилось пятнадцать и я уже многому научилась, в войне произошел перелом. На востоке генерал Террек потерпел несколько поражение и его войска покатились назад. Кто из нас мог тогда знать, что он просто заманивает армию северян в ловушку? Я думала, что война окончательно проиграна, что придут северяне, сначала нас всех изнасилуют, а потом убьют или будут пытать до скончания веков. Поэтому, когда Калирин отлучился, я раскрыла его Книгу Заклинаний, пролистала ее, дабы найти какое-нибудь заклинание, которое поможет мне уберечься от северян, и наткнулась на Второе Джаваново Расширение магической памяти.

— Калирин был твоим мастером? — спросил Келдер.

— Совершенно верно. Калирин Умный. Он давно уже обучал новых магов… Наверное, я была его двухсотой ученицей.

Келдер кивнул.

— Так что это за Второе Джаваново Расширение не помню уж чего?

— Ты что-нибудь знаешь о чародействе? — спросила Ирит.

Келдер задумался, покачал головой:

— Практически ничего.

— Тогда слушай внимательно. В основе чародейства, с этим согласны многие авторитеты, лежит создание каналов связи с хаосом, из которого образовалась наша реальность. Если ты не понимаешь, что это такое, ничего страшного, я тоже не понимаю, но так объяснял Калирин. Каналы образуются посредством использования компонентов, обладающих магическим потенциалом, к примеру, крови дракона или толченых ножек пауков. Определенные сочетания этих компонентов обеспечивают прорыв в хаос. Во всяком случае, чародеи думают, что именно этим они и занимаются, но по-настоящему никто ничего не знает. Известно лишь следующее: если сделать так, так и вот этак, результат будет вот такой. Если насыпать щепотку самородной серы на кончик… э… кинжала, произнося одновременно нужное магическое слово, вспыхнет огонь. Но никто в действительности не знает, почему это происходит и почему огонь не вспыхивает, если вместо серы используется, скажем, фосфор… Я хочу сказать, что фосфор горит лучше серы, то есть огонь тем более должен зажечься. Но он не загорается. Опять же, и кинжал надобно определенным образом заговорить.

Келдер кивнул, показывая, что все понял.

— Есть заклинания, подготовка к которым занимает часы, даже дни, а достать некоторые компоненты — сущая мука. Так что чародейство — профессия не из легких. Это тебе не теургия, где всего-то делов обратиться к Богу и попросить у него об услуге, и не ворлокство. Я не знаю, как ворлоки это делают, но они прекрасно обходятся без заклинаний и без специфических компонентов.

— Так… — начал Келдер.

— Так вот, — перебила его Ирит, — чародей Джаван, судя по всему — гений, начал искать возможность избавиться от всех этих ритуалов, магических слов и компонентов, которые не найти днем с огнем. Он хотел получить прямой доступ к хаосу, без всяких промежуточных этапов. Рассуждал он следующим образом: если магические слова и компоненты — суть символы чего-то в мире хаоса, почему бы не использовать символы символов? И он сумел практически реализовать свою теорию, по крайней мере частично. Он нашел способ вживлять заклинания в мозг чародея, а может, в его душу. То есть чародею приходилось проделывать весь ритуал подготовки заклинания, но не в тот момент, когда он хотел это заклинание использовать. Исследования Джавана позволяли чародею создать в голове запас заклинаний и воспользоваться им в любое удобное ему время. К примеру, он мог выбрать какое-нибудь заклинание окаменения, на подготовку которого уходило два дня. Пройти весь ритуал, а потом, добавив новое заклинание, "загнать" все это себе в голову и хранить до того момента, пока ему не встретится человек, которого он хотел обратить в камень. Чародею оставалось лишь указать на объект и произнести одно-единственное слово, чтобы заклинание сработало и человек этот стал статуей.

Ирит помолчала.

— Я думаю, что на этом принципе построено ведовство, но полной уверенности у меня нет.

Келдер кивнул, а по выражению лица Аши чувствовалось, что она давно уже перестала что-либо понимать.

— Но, если чародеи могут носить заклинания в голове, почему… — промямлила она.

— Ирит все объяснит, — перебил ее Келдер.

— Точно, — кивнула Ирит. — Объясню. Джаван нашел способ напрямую проникать в хаос и назвал новое заклинание Джавановым Расширением магической памяти. Потому что теперь чародей мог хранить свои заклинания в голове как воспоминания. Открытие Джавана оказалось весьма полезным, хотя ритуал требовал очень много времени. Это заклинание и сейчас в ходу, но мало кто из чародеев о нем знает. Во-первых, потому, что оно достаточно сложное, во-вторых, из-за свойственных ему недостатков.

— Каких же? — спросила Аша.

— С его помощью можно запастись только тремя-четырьмя заклинаниями, если они простые, и даже двумя, если они очень сложные. И пока они хранятся в голове, никакие другие заклинания тебе не под силу. Иногда с запасенными заклинаниями происходило что-то странное: они не срабатывали, как надо. И каждое годилось лишь для одноразового использования. Если, к примеру, ты обратил в камень какого-то человека, а рядом с ним стояла пара приятелей с мечами, у тебя могли возникнуть серьезные неприятности, потому что превратить в статуи и приятелей уже бы не удалось. И не представлялось возможным избавиться от заклинаний, не использовав их. То есть, если человек, кому предназначалось заклятие, умер раньше, чем его настигли чары, память чародея блокировалась и он никогда более не мог сотворить даже самое простенькое заклинание. Так что в некоторых случаях Джаваново Расширение скорее мешало, чем помогало.

Аша кивнула.

— С Первым Расширением все ясно, — вставил Келдер. — Расскажи про Второе.

— Как раз к нему и перехожу. Значит, Джаван создал новое заклинание, но оно оказалось не совсем таким, как ему хотелось бы. Во-первых, позволяло запасти только три заклинания, во-вторых, они не всегда срабатывали, как надо, в-третьих, само расширение требовало немалых усилий. Вот он и попытался улучшить его.

— И придумал Второе Расширение, — предположил Келдер.

— Совершенно верно, — согласилась Ирит. — Но он не стал улучшать уже существующее заклинание, а разработал совершенно новое. Оно позволяло запасти двенадцать заклинаний, использовать их сколько угодно раз, но в голове они оставались навсегда. То есть новым заклинаниям ты научиться уже не мог.

Келдер не сводил с нее глаз, ловя каждое слово.

— И контрзаклинания тоже нет, по крайней мере пока его никто не нашел. Поэтому так и не появилось Третье Расширение. Джаван провел на себе испытания, загрузил в голову дюжину заклинаний, мог с легкостью использовать любое из них, но и в голове они остались навсегда, блокируя доступ к любым другим известным заклинаниям и к разработке новых. А так как он не воспользовался заклинанием Вечной Молодости, то подписал себе смертный приговор. Умер он лет через тридцать, и в эти годы ему были доступны только те десять или двенадцать заклинаний, что хранились в его голове, и ничего больше. — Она скорчила гримаску. — Все это он записал, чтобы любой желающий мог повторить его заклинание. Я имею в виду чародеев, которые работали с заклинаниями высокого порядка, потому что Второе Джаваново Расширение магической памяти — заклинание не из простых. Но никто его так и не повторил. — Тут Ирит глубоко вздохнула. — Кроме меня.

Глава 21

Девушка надолго замолчала, но Келдер и Аша не решались произнести ни слова, терпеливо дожидаясь окончания.

— Все это я узнала от Калирина. Он рассказал мне, как великий Джаван погубил себя. Я же боялась за исход войны, не хотела становиться чародейкой, учеба мне действительно обрыдла: я три года возилась со всякой гадостью. Так что идея мне приглянулась и я решила воспользоваться Расширением, тем более что к тому времени много чему научилась. Потому я начала подбирать нужные заклинания и практиковаться. В книге указывалось, что Второе Джаваново Расширение — заклинание седьмого порядка, но мне оно казалось более простым. Я уже справлялась с заклинаниями четвертого порядка и решила, что в случае неудачи от меня не убудет. Обычно, если заклинание не срабатывало, ничего не случалось. Я не имею в виду военные заклинания, когда ошибка могла привести к печальным последствиям, понимаете?

Келдер кивнул.

— Итак, я начала подбирать заклинания и необходимые компоненты. Я до сих пор помню, что требуется для Расширения. Может, тем оно мне и понравилось, что среди компонентов не было никакой мерзости. Мне требовались три пальца с левой лапки черного петуха, перо из хвоста фазана, семь круглых белых камней шесть одного веса, седьмой — в три раза тяжелее, унция пахучего вещества особого состава, которое надобно готовить в открытом поле в утреннем тумане, и, разумеется, мой магический кинжал. — Ирит наклонилась вперед, лицо ее светилось счастьем. — Знаете, я уже столько лет об этом не вспоминала! Что нужно для заклинании, как их творить!

— А сейчас магического кинжала у тебя нет? — спросила Аша.

— Разумеется, нет. — Ирит откинулась на спинку скамьи. — Его пришлось сломать, как того требовал ритуал. Я еще порезала колено.

— Продолжай, — вырвалось у Келдера.

— На подготовку ушло примерно два месяца. И целое шестиночье на сами заклинания. Сработали не все. Как выяснилось, некоторые оказались слишком сложными. А кое-какие получились ущербными, как то, что делает меня невидимой. Я говорю о Эннерловой Абсолютной Невидимости. Сработало оно не совсем так, как указывалось в Книге Калирина. Но заклинание это пятого порядка, а я обычно дальше четвертого не шла, так что, возможно, где-то и напутала. — Ирнт пожала плечами. — Все лучше, чем ничего.

— А какими другими заклинаниями ты воспользовалась? — спросила Аша.

— Я постаралась взять самые полезные, но не имеющие отношения к боевой магии. Прежде всего я не повторила глупую ошибку Джавана: первым шло у меня заклинание Вечной Молодости. Если б оно не получилось, я бы не стала браться за остальные. После совершения ритуала я не могла определить, сработало оно или нет, но теперь понятно, что сработало. Тогда мне было пятнадцать и теперь пятнадцать. Я не постарею даже на день, пока что-либо не разрушит заклинание, а разрушить его невозможно! — И Ирит ослепительно улыбнулась.

— Какие еще? — спросил Келдер.

— Ну, заклинание Вечной Сытости, которое позволяло не кормить солдат. Видите? — Она оттянула вниз бархатную ленту, и Келдер понял, что Кровавик не висит на цепочке, а вживлен в кожу. — Пока этот камень на месте, есть, пить и даже дышать мне не обязательно… но я все это делаю. Во-первых, приятно, а во-вторых, если долго не есть и не пить, возникают какие-то неприятные ощущения и я боюсь, это может плохо кончиться. Кроме того, я не устаю, как обычные люди. — Келдеру стало понятно, почему девушка так легко порхала по дороге когда он едва волочил ноги.

— И наконец я могу менять облик, — продолжала Ирит. — Мне подвластны семь превращений. Заклинание это называется Холдейнова Мгновенная Трансформация, и с ним мне пришлось попотеть — делать браслеты из шкуры каждого животного и пропитывать их собственной кровью, помешивая ее крыльями бабочки.

Келдер вспомнил браслеты на ее лодыжке, теперь их назначение понятно.

— Семь превращений? — повторила Аша. Каких же?

Ирит помялась.

— Наверное, если я вам и скажу, хуже не будет. Я могу стать лошадью, птицей, рыбой, кошкой, самой собой, самой собой с крыльями и лошадью с крыльями. Прежде чем вы спросите, сразу скажу, что не могу летать с лишним весом, даже в облике лошади. Поэтому не смогла бы доставить вас в Шан по воздуху. Летать очень тяжело.

— А где ты взяла шкуру летающей лошади? — спросил Келдер. Он никогда не слышал о летающих лошадях и, конечно же, ни одной не видел.

— Она мне и не потребовалась. Я взяла полоски лошадиной кожи и переплела их с перышками. А чтобы отрастить себе крылья, переплела с перышками свои волосы.

Келдер кивнул.

— А что еще? Трансформация, невидимость, вечная молодость, насыщение — это четыре заклинания, а ты говорила, что всего их двенадцать.

— Их могло быть двенадцать, — поправила его Ирит. — Я воспользовалась только десятью, половина из них не сработала. — Она пожала плечами. — Я же только училась чародейству.

— Половина… значит, осталось еще одно?

Ирит прикусила губу, и Келдеру показалось, что она покраснела. Впрочем, освещение оставляло желать лучшего, так что он мог и ошибиться.

— Есть ведь еще одно, не так ли? — добавил он. — По крайней меньшей мере одно.

— Только… только одно, — призналась Ирит. — Я даже хотела, чтобы оно не сработало и я бы получила одно из защитных заклинаний, позволяющих шагать по воздуху или разжигать огонь. Я до сих пор не могу поверить, что напортачила с заклинанием, зажигающим огонь. Я хочу сказать, это самое простое заклинание, которое ученик чародея осваивает чуть ли не первым. Я оставила его на самый конец, но к тому времени, наверное, очень устала….

— Ирит, — оборвал ее Келдер. — каким еще заклинанием ты владеешь?

Он не мог допустить, чтобы у его жены были от него секреты. Пусть Ирит и не знала, что ей суждено стать его женой, он-то знал!

— Я хочу сказать, что творила заклинание седьмого порядка, и если не могла справиться с Триндловым Огнем…

— Ирит!

— А может, — в ее голосе слышалось отчаяние, — может, я и не пыталась его сотворить, может, я про него забыла или решила, что оно окажется полезным для армии. В конце концов, если использовать его, когда что-то уже горит, будет сильный взрыв, а ведь это уже оружие, не так ли? Вот я, должно быть, и решила отказаться от него, но память иной раз меня подводит…

Келдер наклонился вперед и схватил ее за обе руки.

— Ирит, — он надеялся, что говорит не терпящим возражений тоном, — о каком заклинании ты еще не упомянула?

Девушка посмотрела на него и сдалась:

— Это любовное заклинание. Фенделова Ослепляющая Влюбленность.

На лице Келдера отразилось недоумение: почему она так упиралась? Что ужасного в любовном заклинании? Фермеры-соседи часто рассказывали истории любовных эликсирах, и ничего отвратительного он в них не находил.

— А может, это было другое заклинание, — быстро продолжила Ирит. — Точно не знаю. Иной раз мне трудно думать о магии, когда я хочу сотворить то или иное заклинание, возникает ощущение, что приходится продираться сквозь туман, добираясь до нужной ячейки памяти. Возможно, были и другие заклинания, одноразовые, вроде Вечной Молодости, которыми нельзя пользоваться многократно…

"Она вновь пытается отвлечь меня", — понял Келдер. И тут его пронзила ужасная мысль.

— Ирит, а ты не наложила на меня любовное заклинание?

Ирит в изумлении уставилась на него. А потом расхохоталась:

— Нет, глупый! Разумеется, нет. Ты не любишь меня так сильно, иначе не спорил бы со мной все время и не задавал столько вопросов! Разве ты не знаешь, как действуют любовные заклинания? — Она помолчала. — Нет, конечно, не знаешь.

— Не знаю, — холодно признал Келдер.

Думал-то он о другом. Она всегда может наложить на него это заклинание в будущем. Вот почему он должен на ней жениться. "Нет, — сказал он себе, — тут что-то не вяжется". Он хотел жениться на ней без всякого заклинания.

— Не все любовные заклинания действуют так как это, но оно не случайно названо Фенделова Ослепляющая Влюбленность.

— Ты им когда-нибудь пользовалась? — спросил Келдер.

— Видишь ли, я очень боялась северян. Поэтому в одном из превращений обеспечила себя крыльями чтобы улететь, в другом могла стать рыбой и уплыть. Невидимость служила той же цели: спрятаться, остаться незамеченной. Заклинание Насыщения позволяло обходиться без еды, пока я буду прятаться. Только заклинание Вечной Молодости не имело никакого отношения к северянам: просто я не хотела стареть. Благо, глядя на Калирина, я собственными глазами видела, что такое старость. А любовное заклинание требовалось мне на случай, если я все-таки попаду в руки северян. Тогда я могла бы заставить их полюбить меня, и они бы не причинили мне зла. Вот и все.

— Но северяне так и не пришли, — резонно заметил Келдер.

— Не пришли, — согласилась Ирит. — После того, как я сотворила Второе Джаваново Расширение магической памяти и оно сработало, я убежала и спряталась. Прошло какое-то время, северяне не появлялись, поэтому как-то раз я проникла в таверну, просидела там целый вечер и узнала, что генерал Террек только что одержал решающую победу, своим отступлением он лишь заманивал врага в ловушку, так что северян можно уже не опасаться. Но вернуться к Калирину я не решилась: дезертирство во время воины каралось смертной казнью. Потом я три года пряталась в горах, продвигаясь на север, к Великому Тракту, изредка заходя в деревни или таверны, чтобы узнать текущие новости. В четыре тысячи девятьсот девяносто шестом году северяне бросили в бой целую армию демонов, которая растерзала группировку Террека и превратила огромные территории в Великую Восточную пустыню. Я уже подумала, что смерть неминуема, потому что вместо северян придут демоны, а уж они-то меня разыщут и никакое любовное заклинание не поможет. Но тут в войну вмешались боги, победили демонов и уничтожили северян, так что война закончилась, и я перестала волноваться, а вскоре перестала и прятаться. Однажды даже столкнулась с Калирином. Я думала, старик меня убьет, но он просто махнул рукой, сказав, что война окончена, так что наказывать меня нет нужды. Теперь я уж точно могла не прятаться, однако идти мне было некуда, поэтому я начала путешествовать по Малым Королевствам, главным образом по тем, что лежат вдоль Великого Тракта. Так до сих пор и путешествую.

— Но ты все равно попробовала на ком-то это любовное заклинание, хотя северяне так и не появились. — Келдер прекрасно понимал, что Ирит не могла устоять перед искушением, иначе не стала бы так увиливать от прямого ответа, когда речь зашла о последнем заклинании.

— Готова поспорить, на Эздреле, — вставила Аша.

Келдер аж подпрыгнул. Как он мог не увидеть очевидное?! Он бросил на Ашу короткий взгляд, восхищенный ее проницательностью, и вновь повернулся к Ирит.

Девушка кивнула:

— Совершенно верно. Я зачаровала Эздрела.

— Поэтому он и сейчас влюблен в тебя? — спросил Келдер. — Поэтому искал тебя все эти годы?

Ирит кивнула.

— А почему ты не сняла с него заклинание, когда уходила?

Летунья удивленно взглянула на него.

— Потому что не могла, глупый! Я же не знала как! Я умею только накладывать заклинание, но не снимать его!

От таких откровений у Келдера отнялся язык. А Ирит торопливо пустилась в объяснения:

— Я же не знала, какова его суть. Мне было всего пятнадцать лет, и с двенадцати я жила в доме Калирина в горах, неподалеку от Дегмора, где видела только чародеев, офицеров да безмозглых слуг. И ничего не знала о любви, сексе или влюбленности. Так что опробовать заклинание мне было не на ком. Посмотреть, какие оно дает результаты, я не могла. А контрзаклинание было, но оно не являлось частью основного заклинания, поэтому я не включила его в те, что решила заложить себе в память, а может, и включила, но оно у меня не получилось. Я не помню, не помню, а теперь творить новые заклинания я не могу! Не могу даже прикоснуться к Книге Калирина!

— Но это заклинание… Если верить Эздрелу, оно загубило ему жизнь! — воскликнул Келдер.

— Но я же не знала! — оборонялась Ирит. — Не знала, как оно работает! Я воспользовалась им пару раз, с другими людьми, они уже умерли, а Эздрел был таким душкой, когда я его увидела. Большой, красивый, так здорово управлялся с лошадьми, они успокаивались, стоило ему их погладить. И мне, знаете ли, захотелось превратиться в лошадь, чтобы он вот так же погладил и меня. Но Эздрел даже не смотрел в мою сторону, и я непроизвольно сотворила заклинание. Тогда он подошел, заговорил со мной, такой сильный, нежный, нам было очень хорошо, и мы вместе ушли из Мезгалона, и всюду, куда бы мы приходили, никто не мог сравниться с ним красотой. Он был такой веселый…

— Тогда почему ты его оставила? — спросил Келдер.

Ирит пожала плечами:

— Мне с ним стало скучно. А он говорил, что нам суждено вечно жить вместе. Я знала, что этому не бывать, мне же так и останется пятнадцать, а он начнет стареть и все такое. Ни к чему мне оставаться в одном месте. Опять же, я знала, что в действительности он меня не любит, на него просто наложено заклинание, и любовь эта ненастоящая. Значит, в расчет ее лучше не брать. И потом, не хотела я жить с ним вечно, я знала, что рано или поздно уйду, а когда мы поссорились потому, что в таверне я танцевала с кем-то другим, я решила, лучше уйти раньше. И я думала, что заклинание со временем снимется само по себе! Что в мое отсутствие оно снимется обязательно и он обо мне забудет.

— Правда? — спросила Аша.

Ирит вновь покраснела и уставилась в стол.

— Я думала, что может и сняться. Знать — не знала, но думала и понимала, произойдет это не сразу.

— А оно так и не снялось, — вздохнула Аша. — Он по-прежнему влюблен в тебя.

По телу Ирит пробежала дрожь.

— Но я-то в него определенно не влюблялась. Не пора ли забыть о нем и идти дальше?

Келдер мог ответить на ее вопрос без запинки: нет, не пора. Может, Ирит хватит эгоизма, чтобы уйти, может, и Аша придерживалась того же мнения, но он не уйдет. Так определила судьба!

Но он же намеревался жениться на Ирит, пророчество Зиндре четко указывало, что так оно и будет. Ирит такая умная, веселая, невероятно красивая, а магические способности создавали вокруг нее ореол таинственности.

Келдер по-прежнему хотел на ней жениться, но понимал: Второе Джаваново Расширение изменило все. Девушка совсем не такая, какой он ее видит, и мысль о том, что он любит и хочет жениться на существе, которое по большому счету уже не человек, не могла не пугать. Кроме того, Келдер знал, что Ирит далека от совершенства, она эгоистична и безответственна, а главное, покинет его, как только ему прибавится годов… может, еще до того, как ему исполнится хотя бы двадцать.

Он не хотел, чтобы жена ушла от него через несколько лет. По шуларским традициям женились на всю жизнь. Келдер исходил из того, что и Зиндре предрекла ему именно это — он проживет с Ирит до конца своих дней. Но теперь, получше узнав Летунью, юноша ясно понял: его старость она не украсит.

С другой стороны, что в этом плохого? Он переживет уход Ирит, будет считать себя вдовцом, а пусть и короткие годы их совместной жизни сулили немало радости. Келдер это уже прочувствовал на собственом опыте.

Однако сомнения оставались. Все выходило не так, как он ожидал. Великий Тракт оказался грязной дорогой. Великий город Шан ему не понравился. И бескрайняя равнина Великой Восточной пустыни скорее испугала его, чем вызвала благоговейный трепет. Обещанная пророчеством жена обернулась летающим непредсказуемым существом. И наконец, он думал, что защита униженных и оскорбленных — это схватка с грабителями, битва с драконом или что-то не менее героическое, но уж никак не кража головы бандита или снятие заклинания с пьяного старика.

И если все это — обещанная ему судьба (а мог ли он сомневаться, что это не так?), стоит, пожалуй, крепко подумать, прежде чем решить, нужен ли ему такой подарок?

А если он решит, что нет, может ли отказаться или уже обречен?

Ответов на эти вопросы не было. Он не учел подобные нюансы, когда в двенадцать лет говорил с пророчицей? Может, он обречен нести свой крест, может, нет, этого Келдер просто не знал.

А если судьба его еще не определена окончательно, следует ли идти дальше тем же путем?

Выполнить данное Аше обещание труда не составит: они похоронят тело Абдена и освободят его душу.

Но стоит ли жениться на Ирит?

Красоты у нее не убавилось, Келдер знал, что будет наслаждаться ее компанией, пока они будут вместе, но нельзя забывать и о том, что девушка сотворила с бедным Эздрелом. Кому охота жить с мыслью, что некий старый пьяница по уши влюблен в твою жену, причем ответственность за сие полностью лежит на ней, а ей самой абсолютно на все наплевать?

И это заклинание… неприятно, знаете ли, сознавать, что у жены за пазухой такой камень. Вдруг он устанет от нее прежде, чем она от него? Или возьмет и прямо сейчас от нее отвернется? Или решит не жениться на ней, а она захочет выйти за него? Что будет, если она воспользуется этим заклинанием?

А может, уже воспользовалась? К чему это приведет? Эздрел понял, что Ирит бросила его, избегает его, но старик по-прежнему влюблен, все еще ее ищет.

Келдер не хотел жить под такой угрозой.

Он, конечно, знал, во всяком случае, теоретически, что заклинания можно снимать. И Ирит подтвердила — контрзаклинание существует, по крайней мере она вроде бы видела его в Книге Калирина, но Ирит, по собственному признанию, в том, что касается магии, могла ошибаться.

Так можно снять любовное заклинание?

Можно снять заклинание с Ирит: Второе Джаваново Расширение магической памяти? Ирит уже две сотни лет не практиковалась в магии, так что ее знания могли устареть. Может, контрзаклинание уже нашли. Если она превратится в обычную девушку, это существенно упростит его будущую семейную жизнь.

Келдер, конечно, понятия не имел, хочет ли Ирит, чтобы с нее сняли все заклинания, но уж с одним она обязательно должна расстаться — с Фенделовой Ослепляющей Влюбленностью.

Несколько минут все трое сидели молча, занятые, своими мыслями. Первым заговорил Келдер:

— После того как мы покончим с нашими делами в Ангароссе, похороним тело Абдена и освободим его душу, мы пойдем в Этшар, все четверо, ты, Ирит, ты, Аша, я и Эздрел, и посмотрим, не удастся ли нам найти чародея, который снимет со старика любовное заклинание.

— Все четверо? — переспросила Ирит.

— Совершенно верно, все четверо! Тем самым бедняга Эздрел получит шанс последний раз побыть рядом с тобой, пока мы не доберемся до Этшара. Я уверен, что там мы найдем чародея, который избавит его от влюбленности.

— Но зачем брать на себя такие хлопоты? — удивилась Ирит.

— Для того, чтобы Эздрел смог прожить остаток дней в мире и покое, — раздраженно ответил Келдер. — Да и тебе стоит избавиться от этого заклинания, чтобы случайно не использовать его вновь. По крайней мере ты узнаешь, как его снимать.

Тут он обнаружил прокол в своих рассуждениях: если у Ирит появится возможность не только налагать, но и снимать любовное заклинание, она будет пользоваться им куда как чаще, а вот этого бы и не хотелось.

Чего доброго, Летунья начнет прибегать к нему в каждой ссоре!

Но слово не воробей, мысленно вздохнул Келдер. Назад не вернешь.

— Ты, вероятно, прав, — после короткого раздумья согласилась Ирит. — Если кто-либо сможет снять заклинание, бедняге Эздрелу хуже не станет. То есть сорок лет ему не вернут, он все равно останется стариком, но зато уже не будет преследовать меня или ждать моего возвращения.

Келдер кивнул, довольный тем, что последнее его предложение Ирит, похоже, пропустила мимо ушей.

— Действительно, отличная идея! — продолжила девушка. — Какая мне радость от того, что этот ужасный старик все время думает обо мне. — Она помолчала. — Нам всем надо идти?

— Твое присутствие скорее всего понадобится, — ответил Келдер. — Чародей, возможно, захочет увидеть, как работает Расширение. Эздрел нам тоже нужен — на него будут накладывать контрзаклинание. Аше идти все равно некуда, а я хочу убедиться, что визит к магу пройдет так, как надо.

Ирит кивнула.

— Мне не хочется, чтобы твой подопечный отирался рядом, но, пожалуй, до Этшара я потерплю

— А зачем идти до самого Этшара? — спросила Аша.

— Потому что там лучшие чародеи, — ответила Ирит.

— Но чародеи есть и в Малых Королевствах, разве не так?

— Разумеется, так, — согласился Келдер. — И по пути мы будем справляться, не смогут ли они нам помочь. В каждом замке. Но мне говорили, что с серьезными делами надо идти прямиком в Этшар Пряностей. — Кроме того, пророчество Зиндре однозначно указывало, что он увидит Этшар до возвращения домой. О каком еще известном городе могла идти речь? Великий Тракт соединял Шан и Этшар, он не вел к Сардирону-на-Водах, Тинталлиону-на-Берегу или другим крупным городам.

— Хороших чародеев можно найти в любом из Этшаров, — уточнила Ирит, — но Этшар Пряностей самый большой, да и расположен ближе остальных. — Она отпила эля. — И я давным-давно не бывала в Этшаре Пряностей!

— А сколько всего Этшаров? — спросила Аша.

— Всего четыре, — ответила Ирит. — Три, соответствено, находятся в Гегемонии Трех Этшаров. — Она стала записать пальцы. — Этшар Пряностей, Этшар-на-Скалах, Этшар-на-Песках. Есть еще Этшар-на-Равнине, это одно из Малых Королевств, по площади едва ли не самое маленькое, находится к юго-востоку отсюзда. Оно отделилось от Дрии сразу после окончания Великой Войны. А может, аккурат перед тем, как война закончилась.

— Я этого не знал, — подал голос Келдер. — Я думал, есть только три больших Этшара.

Ирит пожала плечами:

— Никто не знает всех Малых Королевств. Их куда больше сотни, разве упомнишь названия. Но я знаю многие. Мои странствия не ограничивались Великим Трактом.

— Да уж, — Келдер отсалютовал ей кружкой, — времени тебе хватило.

Ирит пристально посмотрела на него, подозревая, что юноша пытается ее поддеть, но решила, что он просто констатирует факт. Она улыбнулась Келдеру и отпила из своей кружки.

Келдер же не отрывал от нее глаз, гадая, удастся ли снять с Ирит все заклинания, а если удастся, изменится ли она к лучшему.

Глава 22

Они поняли, что Эздрел просыпается, когда тот громко икнул и перестал храпеть.

Келдер и Аша повернулись к нему, Ирит, сидевшая у окна и расчесывавшая волосы, — нет.

Старик даже не пошевелился, когда Келдер, Аша и Ирит перетащили его в гостиницу, подняли по лестнице и в комнате уложили на маленький коврик. Там Эздрел пролежал остаток ночи.

К счастью, храпел он не все время, поэтому остальным удалось немного поспать.

Эздрел громко чмокнул губами, чихнул и открыл глаза.

Но тут же закрыл их, потер рукой, наконец открыл вновь.

Посмотрел на коврик, чисто выметенный деревянный пол, ножку большой кровати, которую в эту ночь делили Келдер и Ирит. К сожалению, только делили. Келдер хотел бы еще кое-чего, но Аша спала рядом на кушетке, Эздрел — на полу, так что приставать к Ирит он не стал.

Старик повернул голову, заметил Ашу, потом Келдера, медленно сел. Пробурчал что-то напоминающее "доброе утро", правда, на мезгалонском, потом откашлялся, повторил то же самое на торговом наречии.

Начал оглядываться и увидел Ирит. Она все так расчесывала волосы, напевая себе под нос. Рот старика открылся, глаза округлились, руки потянулись к девушке.

— Ирит, — прохрипел он.

— Доброе утро, Эздрел, — ответила она, не глядя на старика.

— Ирит. — Он приподнялся.

Вот тут Ирит повернулась:

— Если ты прикоснешься ко мне, Эздрел, я выпрыгну в окно и улечу. И клянусь всеми богами, после этого ты меня больше не увидишь.

Эздрел замер, стоя на одном колене.

— И не смотри на меня, — фыркнула Ирит. — Это невежливо.

Эздрел тут же отвел взгляд, уставившись в коврик.

— Ирит, как давно…

— Да, я знаю. Тяжелое дело.

— Я тебя люблю.

— Я знаю. Ты ничего не можешь с этим поделать.

— Я всегда буду тебя любить, — настаивал старик.

— Может, и нет. Мы постараемся это исправить.

Эздрел моргнул и покосился на девушку.

Окно выходило на юго-восток, солнечные лучи превращали расчесанные волосы Ирит в золотой дождь, льющийся на плечи. Эздрел как зачарованный не мог отвести от нее глаз.

— Келдер, скажи ему. — И Летунья вновь отвернулась к окну.

— Сказать что? — Эздрел по-прежнему смотрел на Ирит. Келдер заметил, что старик весь дрожит.

— Эздрел, ты знаешь, почему ты так сильно любишь Ирит, даже после того, как она бросила тебя и вы не виделись столько лет?

— Потому что она самая совершенная, самая прекрасная женщина в Мире, — ответил старик.

— Нет, — покачал головой Келдер, — потому что она зачаровала тебя.

Старик нахмурился, повернулся к Келдеру.

— Она зачаровала тебя, — повторил юноша. — С помощью любовного заклинания, которое называется Фенделова Ослепляющая Влюбленность. Это заклинание действует всю жизнь, и Ирит не знает, как его снять! Это магия! Всего лишь заклинание, ничего больше! — Он уже кричал. — Поэтому ты так любишь ее!

Брови Эздрела сошлись у переносицы.

— Такого не может быть. Я хочу сказать, может, она и воспользовалась заклинанием, но я бы все равно полюбил ее. Я знаю, что полюбил бы. Да ты только посмотри на нее! Разве ты видел кого-нибудь, кто мог бы сравниться с ней красотой?

Келдер непроизвольно глянул на девушку и не мог не признать, что старик абсолютно прав: Ирит могла дать сто очков вперед любой женщине. Но вслух ничего не сказал. Его ответ не имел никакого значения. На Эздрела наложено заклинание, а потом, внешность — это далеко не все.

Но Ирит очень красива. Так что Келдеру пришлось шумно сглотнуть слюну, а уж потом он смог продолжать:

— Это заклинание, Эздрел. Может, ты бы и полюбил ее, но любовь не затмила бы для тебя весь Мир. Короче, этой ночью мы посовещались и решили, что негоже оставлять тебя в таком виде. Мы намерены отправиться с тобой в Этшар Пряностей и найти чародея, который сможет снять заклинание. А может, мы найдем такого чародея по пути.

— Не надо этого делать. — Эздрел вновь любовался Ирит. — Я и так счастлив.

— Но едва ли ты будешь счастлив, если Ирит уйдет, — осторожно заметил Келдер.

Эздрел резко повернулся к нему.

— Но она же не уходит. — И его взгляд опять устремился на девушку. — Ирит, ты ведь не уходишь?

Летунья положила гребень на подоконник, вздохнула и посмотрела на Келдера, не зная, что сказать.

— Нет, она не уходит, — пришел ей на помощь Келдер. — При условии, что ты согласишься пойти с нами в Этшар и позволишь чародею снять с тебя заклинание.

— Хорошо, — кивнул Эздрел. — Как ты захочешь, Ирит, так и будет. Если ты хочешь снять заклинание, я не против.

— Я хочу снять заклинание, и перестань пялиться на меня!

Взгляд Эздрела вновь скользнул на пол.

— Как скажешь, Ирит, — пробормотал он смущенно. — Я готов на все, Ирит, только не покидай меня.

Келдер безрадостно взирал на эту картину. Такая покорность, такое раболепие.

"Негоже, — думал он, — одному человеку находиться в столь полной зависимости от другого".

И если это результат воздействия любовного заклинания, его использование следует запретить.

Глава 23

Прежде чем они покинули гостиницу, Ирит потребовала, чтобы Эздрел помылся. Она заявила, что отказывается идти рядом с таким грязнулей. Старик подчинился беспрекословно, и, пока Ирит с Ашей завтракали, Келдер и двое слуг занимались Эздрелом.

Бороду и волосы ему подстригли. Тунику и бриджи отнесли в стирку. Старика усадили в ванну, Келдер натер ему спину, с остальным Эздрел справился сам.

Когда он вытерся и причесался, Келдер подумал, что теперь с ним не стыдно выходить на улицу.

Но тут принесли одежду.

Бриджи расползлись по всем швам: гнилые нитки стирки не выдержали. Тунике повезло больше: дыр не появилось, зато пятна, скрытые ранее слоем грязи и жира, проступили наружу.

— Что же нам делать? — Келдер в отчаянии смотрел на одежду. — Не можешь же ты шагать по дороге голый?

Слуги посовещались.

— А деньги у вас есть? — спросил тот, кто уносил одежду в стирку.

Келдер посмотрел на него, потом на Эздрела, который пожал плечами.

— Не знаю. У Ирит, должно быть, есть.

— Я мог бы продать что-нибудь из старья. Комплекция у нас одинаковая.

— Пожалуй, идея хорошая, — согласился Эздрел.

Деньги у Ирит нашлись, одежда пришлась Эздрелу впору.

— Дороговато он нам обходится, — пожаловалась Летунья, когда все четверо вышли из гостиницы.

Келдер взглянул на Эздрела в опрятной светло-зеленой тунике, расшитой желтым, и темно-зеленом килте с черной вышивкой по подолу. Старик ну ничем не напоминал пьяницу, которого они встретили в Шане.

— Но деньги потрачены не зря? И потом, я думаю, ты ему кое-чего задолжала.

Ирит предпочла не отвечать.

Поскольку из гостиницы они ушли поздно, то до Синодиты добрались далеко за полдень. Аша и Эздрел заявили, что они валятся с ног, а потому все отправились в "Летающий Ковер".

Келдер извинился перед Бардеком, но хозяин тем не менее настоял, чтобы Ирит заплатила за стол и комнату вперед.

Ирит надулась, но заплатила, а Келдер остаток дня провел, рыская по городку в поисках работы. К закату он стал богаче на семь медных грошей и пакет сушеных фиг, полученных за колку дров и участие в поисках сбежавшей козы. По ходу он также наслушался сплетен об оргиях в покоях королевы, жалоб на идиотизм короля Карена, предположений, что Ирит Летунья — богиня, чье появление сулит благоденствие, и стал молчаливым свидетелем дискуссии о видах на урожай, зреющий на юге королевства.

Келдеру нравилось слушать повседневные разговоры обычных людей. Радовали его и голоса, отличные от мелодичного сопрано Ирит, фальцета Аши, сипения Эздрела. За обеденный стол он уселся уставший, но в превосходном настроении.

По причине усталости Келдер не возражал и против того, чтобы Ирит с Ашей легли на одну кровать (слишком узкую для двух взрослых), а он занял вторую. Эздрелу достался брошенный на пол матрац.

На следующий день они вышли пораньше, к полудню миновали Кастл Ангаросса и вскорости пришли на поле боя. Могильника Абдена никто не касался, а вот другие трупы исчезли: оставалось только догадываться, что с ними сталось. Келдер предположил, что местные жители закопали их если не из сострадания, то из чисто практических соображений: чтобы не допустить распространения какой-нибудь заразы.

Наибольшие трудности возникли у них с горючими материалами: близ дороги поваленные деревья или избыток хвороста не просматривались. В конце концов Келдер постучался в ближайший дом и на свои семь грошей плюс деньги Ирит приобрел телегу дров и хвороста. Сбить цену ссылками на богоугодный характер миссии ему не удалось. Фермер резонно указал, что должен получить адекватную компенсацию за ужин всухомятку и ночевку в холодном доме.

За все время их пребывания у могильника мимо проследовали несколько фургонов и целый караван, но никто не предложил своей помощи. Наконец погребальный костер был сложен, Келдер высек искру, раздул трут, запалил мелкий хворост и отступил назад, когда пламя охватило поленья, на которых покоились останки Абдена.

— Интересно, увидим ли мы его душу? — Аша смотрела на костер во все глаза.

— Ты едва ли, — ответила Ирит. — Люди их не видят. — А после паузы добавила: — Я иногда вижу благодаря магии.

— Скажи мне, если увидишь, — попросила ее Аша. — Скажи, улыбался ли он.

Ирит согласно кивнула, потом наклонилась к Келдеру и шепнула ему на ухо: "Он, наверное, ужасно зол из-за того, что голова так долго находилась отдельно от тела".

Келдер нахмурился, потом шепнул в ответ: "Но душа сможет освободиться? После его смерти действительно прошло много времени".

Ирит пожала плечами:

— Откуда мне знать? Я не некромансер.

Прошел почти час, пока труп окончательно не сгорел, а Ирит, разумеется, не могла все время смотреть на костер. Наконец она взглянула наверх и вскинула руку:

— Вон он!

Остальные тоже подняли головы, но не увидели ничего, кроме дыма и искр.

— Он улыбался? — с надеждой спросила Аша.

— Я не разглядела, — ответила Ирит. — Он отлетал ко мне спиной, да и видела я его на короткое мгновение.

— Так он ушел? — спросил Эздрел.

— Полагаю, да.

Келдер заметил, что Аша плачет, слезы катились по ее щекам, грудь часто поднималась и опускалась.

— Тогда можем идти и мы. — Ээдрел посмотрел на покатившееся к горизонту солнце. — Куда? Обратно в Кастл Ангаросса?

Аша повернула к нему заплаканное лицо.

— Зачем туда возвращаться? — всхлипывая, спросила она.

— Чтобы устроиться на ночлег. Ближе города нет.

— Но нам-то идти в противоположную сторону, — указал Келдер.

— Йондра Кип далеко, — вставила Ирит. — До темноты нам не успеть.

— Мы сможем спать и под открытым небом.

Ирит еще обдумывала его слова, когда Келдер повернулся и зашагал на запад. Девушка побежала за ним.

— Послушай, Келдер, вдруг мы сможем найти в Кастл Ангаросса чародея, который снимет с Эздрела заклинание…

— А там есть хорошие чародеи? — осведомился Келдер.

— Вроде бы нет, — призналась она. — Но…

Келдер не ответил, продолжая шагать к границе с Йондрой.

— Слушай, ведь тебе нравится делать людям добро? — не отставала Ирит. — А в смерти брата Аши прежде всего повинен король Карен. Может, мы попытаемся его наказать?

— Как? — спросил Келдер. — Я — невооруженный странник без ломаного гроша в кармане, а он — король, у него замок и охрана. — Защита униженных и оскорбленных имела свои пределы. Ему хватало старика и ребенка. Народ Ангароссы и купцы, которые пользовались Великим Трактом, в категорию униженных и оскорбленных никак не втискивались, а потому не могли требовать его внимания. Не было у него возможностей решать проблемы каждого.

— Ну, мои заклинания…

— Так ты можешь как-то повлиять на короля Карена?

Ирит его вопрос не понравился.

— Ладно. — Она скорчила гримаску. — Одна ночь на свежем воздухе мне не повредит.

Глава 24

Дождь прекратился вскоре после полуночи, и полчаса спустя Ирит перестала жаловаться и ворчать, что им следовало вернуться в Кастл Ангароссу.

Когда же они поднялись на рассвете и Келдер увидел, как дрожит в мокром одеяле Аша, его кольнула совесть, все-таки именно он настоял на том, чтобы идти на запад, но юноша стиснул зубы и ничего не сказал.

Жалкие, промокшие и продрогшие, они вновь двинулись в путь. Но ветер разогнал облака, одежда просохла, и все уверенно зашагали вперед, прибыв в Йондра Кип аккурат к полудню.

— Далеко до следующего города? — спросила Аша, когда они завтракали в маленькой придорожной харчевне.

— С лигу, — ответила Ирит.

Девочка кивнула:

— А до следующего?

Ирит призадумалась.

— От Амрамиона до Глимора Кастл, должно быть, три… нет, четыре лиги.

— Амрамиона? — переспросила Аша. — Мы около Амрамиона?

— Конечно, — ответила Ирит. — До границы совсем ничего.

— Может, мне следует пойти домой. — Девочка неуверенно взглянула на большак.

— А как же твой отец? — полюбопытствовал Келдер.

Аша ничего не ответила и уставилась в стол. Больше этой темы не касались.

Все ели в молчании, прежде чем она вновь не заговорила:

— По крайней мере для Абдена все кончилось. Он покинул этот Мир.

Комментировать никто не стал.

— Я думаю, на ночь мы остановимся в Амрамионе, — объявил Келдер после короткой паузы.

Так они и сделали.

На границе им учинили короткий допрос, но Ирит стражники знали, а от старика и ребенка не ждали ничего плохого. Келдер вызвал определенные подозрения, но за него поручилась Ирит.

В Амрамион они пришли задолго до захода солнца и сняли комнату в "Усталом Путнике". Ирит сообщила, что деньги у нее на исходе, так что надобно пополнить казну, иначе придется просить милостыню или воровать.

После этих слов Келдер отправился искать работу, а Ирит, Аша и Эздрел поднялись к воротам королевского замка, где заявили, что нуждаются в совете Пирры Всеведающей, королевской чародейки. Ирит сразу узнали и всю троицу незамедлительно препроводили в покои Пирры.

Келдер узнал об этом за ужином, массируя гудящие мышцы и задаваясь вопросом, почему везде ему предлагают только одну работу: колоть дрова. Работа эта ему совершенно не нравилась.

Ответ, разумеется, лежал на поверхности: он получал эту работу, потому что она не нравилась никому. А выполнять ее мог любой человек с сильными руками. Потому-то колку дров доверяли посторонним.

Конечно, сие означало, что ему вручали топор, но кто же допускал на двор незнакомца, вид которого внушал подозрения?

Занятый своими мыслями, Келдер не слишком внимательно слушал рассказ о том, как все в замке узнавали Ирит, как чародейка хотела поговорить с ней, как разочаровалась, узнав, что Летунья не помнит ритуал заклинаний, которыми владела.

— …когда Пирра услышала о Фенделовом Любовном Заклинании, — тараторила Аша, — то заявила, что наверняка есть простое контрзаклинание, но, к сожалению, она его не знает. Она знает другое любовное заклинание — Фенделово Усиление Страсти, и еще одно, похожее на заклинание Ирит, которое называется Катенова Страстная Влюбленность, но оно все-таки другое, для него нужны пот кобылы и волосы жеребца, и ей известны два контрзаклинания, но вот снять заклинание Ирит она не может.

Тут Келдер отвлекся от своих проблем.

— Пирра говорит, есть два контрзаклинания? — переспросил он. — Может, их стоит попробовать? Если любовные заклинания похожи, может, что и получится.

— Я так не думаю, — возразила Ирит.

— Но почему не попробовать? — настаивал Келдер. — Хуже-то не будет. Она сказала, что это за заклинания?

Ирит и Аша переглянулись. Ирит вздохнула:

— Да, сказала. Но я думаю, нам не стоит прибегать к ее услугам. Во всяком случае, пока мы не будем знать наверняка, что нам нужно одно из этих контрзаклинаний.

— Почему?

— Хотя бы потому, что они очень сложные.

— В смысле?

— В первом случае необходимо четыре ночи подряд в полночь выпивать по чашке крови девственницы. Выпивать полностью, не пролив ни капли, не закашлявшись, не блеванув. И после этого сразу ложиться спать. Стоит произнести хоть слово — заклинание не сработает. — Она скорчила гримаску. — Ты когда-нибудь пил кровь? Тут самое трудное — не блевануть. И кровь надо брать у одной и той же девственницы в детородном возрасте, на которую никогда не накладывали заклинание. Смешивать кровь разных девственниц нельзя.

Келдер взглянул на Ашу, отчаянно замотавшую головой.

— Я еще слишком молода.

— Я не об этом… я знаю… просто я… Пирра так и сказала? Ирит в ритуалах путается…

— Да, так и сказала, — подтвердила Аша. — И это более легкое заклинание.

— Какое же второе? — спросил Келдер, чувствуя, что совсем не хочет слышать ответ.

— Для него достаточно капли крови. Крови дракона.

— Так что в этом особенного? — недоуменно спросил юноша. — Вроде бы маги постоянно используют кровь дракона.

— Все так, но есть дополнительное условие. Нужна кровь кастрированного дракона.

— Понятно, — протянул Келдер. — Вероятно, мы сможем найти…

— Келдер, — оборвала его Ирит, — нам нужна целая кварта крови девственницы. Если она будет чуть поменьше меня, то наверняка умрет, а мы даже не знаем, подействует ли это контрзаклинание. Скорее всего нет. Оно предназначено для снятия другого заклинания, и я уже говорила тебе, что в магии свои законы. Нельзя взять фосфор вместо серы и разжечь костер с помощью Тринглова Огня. Поэтому едва ли нам удастся снять Фенделову Ослепляющую Влюбленность кровью девственницы.

— Но, если дракон еще маленький…

Остальные молча смотрели на него.

— Ты права, — сдался Келдер, — это другое заклинание. Значит, идем в Этшар.

— Идем в Этшар, — согласилась Ирит.

В этом, думал Келдер, откусывая кусок пирога, нет ничего плохого. Очень даже хочется увидеть Этшар — величайший город Мира! А если он его увидит — исполнится еще одна часть пророчества.

Но все-таки хотелось бы как можно быстрее снять с Эздрела любовное заклинание, думал он, глядя на старика, присосавшегося к кружке с вином.

Трапеза продолжалась в тишине. Аша о чем-то думала, Эздрел пил, то поглядызая на Ирит, то заставляя себя не смотреть на нее. Если Ирит ловила его взгляд, ее перекашивало. Келдер же слишком устал, чтобы шевелить языком.

Когда все поели, а служанка убрала пустые тарелки, оставив лишь бутылку вина, которую ревностно оберегал Эздрел, Аша наклонилась к Ирит:

— Могу я попросить тебя об одном одолжении?

— О чем именно? — посмотрела на нее Ирит.

— Не могла бы ты слетать домой… ко мне домой и сказать отцу об Абдене? И о том, что со мной все в порядке?

Ирит прикусила нижнюю губу, бросила на Келдера тревожный взгляд.

— Слетай, — кивнул Келдер. — Вреда он тебе не причинит, может, даже не увидит тебя.

— Я, между прочим, устала… — начала Ирит.

— Слетай! — отрезал Келдер. — Я наколол кучу дров ради нескольких грошей, которые сейчас пропивает твой дружок… Думаю, ты должна отработать свой стол и кров!

— Не смей так говорить со мной! — взвилась Ирит.

Келдер хотел резко ответить, но тут на него упала тень. Повернувшись, он увидел Эздрела, нависшего над ним с бутылкой в руке.

— Не дело так говорить с Ирит, — просипел он.

На мгновение все четверо застыли: Ирит и Келдер на одной скамье, Аша — на другой, Эздрел с бутылкой у стола.

— Успокойся, — нарушила тяжелое молчание Ирит. — Он, пожалуй, прав, не так-то я и устала. Думаю, это хорошо, что Аша беспокоится из-за отца, и я с радостью все ему расскажу.

Эздрела качнуло.

— Спасибо тебе, Ирит, — прошептала Аша.

— Сядь, Эздрел. — Ирит посмотрела на старика.

— Да, сядь. — Келдер было рассердился на Эздрела (человек, которому он пытался помочь, едва не поднял на него руку), но быстро вспомнил о заклинании и нашел самый удачный выход из создавшегося положения. — Выпей еще вина.

Глава 25

Чуть ли не все утро следующего дня они шли мимо леса Амрамиона, и Эздрел, который не видел деревьев уже много лет, удивленно таращился по сторонам.

Охранники на границе между Амрамионом и Глиморой весело помахали Летунье рукой и обошлись без обычных вопросов.

Но после возвращения из дома Абдена Старшего Ирит стала очень уж тихой. Погруженная в свои мысли, она даже не ответила на приветствие. Подробности встречи с отцом Аши девушка оставила при себе, сказав лишь, что выполнила просьбу девочки.

И лишь когда они пересекли глиморскую границу, Ирит прорвало:

— Аша, как ты могла там жить?

Аша подняла на нее глаза, но промолчала.

— Она не могла, — ответил Келдер. — Потому и убежала.

— Там все воняет. Везде грязь. Дом разваливается, один амбар уже развалился. А твой… Этот человек пил и пел самому себе… Когда же он увидел меня… Я рассказала ему о смерти сына, и он заплакал, а потом начал жаловаться, что никто ему не помогает, что ты его бросила. Когда же я заверила его, что с тобой все в порядке, он начал ругаться, попытался меня схватить, но я обернулась птицей и улетела, а он вновь заплакал. — По телу Ирит пробежала дрожь. — Мой отец никогда таким не был.

Аша по-прежнему молчала.

Ирит взглянула на Эздрела и со злобой добавила:

— Даже ты, когда мы тебя нашли, таким не был.

Келдер ожидал резкого ответа или гордого молчания, но старик залепетал:

— Извини, Ирит, пожалуйста, не сердись на меня.

Келдера перекосило.

Раболепие Эздрела ужасало… С другой стороны, Ирит выказывала к старику все больше сострадания. Келдер даже подумал, что общение с Ашей и Эздрелом идет ей на пользу.

Во всяком случае, ему хотелось на это надеяться.

Да и его присутствие ей не вредило.

После пересечения границы они уже шли два с половиной часа, когда Келдер внезапно остановился и уставился на холм слева от дороги.

— Что такое? — спросила Аша.

— С этого холма я впервые увидел Великий Тракт, — объявил Келдер. — Ночь я провел на склоне. А утром встретил Ирит.

Летунья кивнула:

— Совершенно верно. Я помню. Поначалу я подумала, что ты повернешь назад и отправишься обратно в Шулару.

— Я тоже так думал, — признался Келдер.

И тут его осенило: он же может пойти в Шулару прямо сейчас. Повернуть на юг, вернуться на семейную ферму и больше не ломать голову над тем, где взять деньги, как снять с Эздрела любовное заклинание и где пристроить бездомную Ашу.

Идея казалась ему все более привлекательной. Он повернулся к остальным.

Увидел лицо Ирит и выкинул из головы эти глупые мысли. Она, конечно, еще не готова пойти с ним и стать женой шуларского фермера, но и он еще не готов забыть о предсказании Зиндре и вернуться домой без нее.

— Пошли. — Келдер двинулся дальше. — Дорога впереди длинная.

Но уже через сотню-другую ярдов они увидели башни глиморского замка. Келдер вспомнил, каким голодным проснулся в то утро. Когда это было? Неужели минуло лишь шестиночье? Знай он, что замок так близко, никогда бы не повернул на восток.

Но в этом случае он не встретил бы Ашу и Эздрела… но мог бы встретить других людей. Никогда не знаешь, что ждет тебя впереди… разумеется, без магии.

Зиндре-то знала, предположил юноша. Знала, что он повернет на восток, как и произошло на самом деле… а может, такие мелкие подробности знать ей было и ни к чему, потому что в своем пророчестве она имела дело с закономерностями. Может, судьба предопределила его встречу с униженными и оскорбленными, а вот с кем конкретно, решил случай.

Вообще Келдера все больше занимал вопрос: а что есть пророчество? Несмотря на то что слова Зиндре наперед принимались им за аксиому, он хотел знать, как работает сам механизм. Все ли его действия предопределены? Или только некоторые? Если так, то почему?

Если все, что бы он ни сделал, предопределено, тогда он совершенно не контролирует собственную жизнь и его деяния и мысли не имеют абсолютно никакого значения. Этот вариант Келдеру совсем не понравился.

Ежели, однако, он таки мог что-то контролировать, как это что-то могла предсказать Зиндре? Да, тут было о чем подумать. Вот Келдер и думал, пока вся компания шагала по Великому Тракту.

— Следующий город — Урдурон, — объявила Ирит.

— Сколько до него? — спросил Келдер.

Ирит задумалась.

— Не помню, — призналась она. — Наверное лиги три.

Келдер вскинул голову:

— Человек обычным шагом может пройти лигу в час. Солнце зайдет не раньше чем через четыре часа.

— Тогда пошли, — предложила Ирит.

Эздрел, естественно, с ней согласился, так что голоса распределились три к одному. К возражениям Аши никто не прислушался.

— Ты можешь хоть ненадолго превратиться в лошадь? — спросила девочка.

Келдер ожидал, что Ирит откажется, но та лишь кивнула:

— Хорошо.

И исчезла, а на том месте, где она только что стояла, появилась белая кобылка.

Эздрел во все глаза смотрел, как Келдер помогает Аше усесться на спину Ирит, затем протянул руку, чтобы коснуться ее бока.

Кобылка отпрыгнула в сторону и протестующе заржала. Аша едва успела схватиться за гриву и чуть не упала.

— Не надо ее трогать, — предупредил старика Келдер.

Эздрел более не пытался прикоснуться к кобылке, зато не отрывал от нее взгляда.

Келдер, разумеется, понимал, что любуется старик отнюдь не лошадью. Поначалу его удивляло застывшее в глазах Эздрела восхищение: конечно, кобылка из Ирит получилась ладная, но уж в человеческом обличье Ирит выглядела куда как привлекательнее. Лично у него интерес к Ирит разом пропадал, едва она становилась каким-нибудь животным.

Потом он вспомнил о любовном заклинании и понял, что тут облик не существен. Эздрел любил Ирит, как бы она ни выглядела. Для него главное состояло не в том, что Ирит — лошадь. Решающее значение имела ее обнаженность.

Это открытие еще больше усилило неприязнь Келдера к любовному заклинанию. Противно смотреть, какие сладострастные взгляды бросает Ээдрел на кобылу. Даже жалость, которую юноша испытывал к несчастному, уступила место отвращению.

И он еще более укрепился в желании снять заклинание с Эздрела, не ради него или Ирит и даже не потому, что на это нацеливало его пророчество. Просто в столь неестественном состоянии человек находиться не должен.

Они прошли достаточно большой отрезок пути, прежде чем Келдер уяснил элементарную истину: если взрослый человек может прошагать лигу в час, сие не означает, что старик, ребенок и лошадь пройдут за три часа три лиги. А следовало бы еще учесть остановки на отдых или по нужде, не говоря уж о том, что дорога, проложенная по холмам, то поднималась, то опускалась.

Поскольку Аша ехала на спине Ирит, их сдерживал только Эздрел. У него не было ни малейшего желанния ускорить шаг. Попытки Келдера и Аши заставить его идти быстрее ни к чему не приводили. Три-четыре быстрых шага, и старик вновь едва переставлял ноги.

Он наверняка бы послушался Ирит, но в лошадином облике говорить девушка не могла.

Келдер попытался найти выход. Очевидное решение напрашивалось само собой: посадить Эздрела на лошадь, но Ирит этого бы не допустила. Во-первых, не захотела бы нести двух седоков, а во-вторых, не позволила бы старику прикасаться к ней. Аша не могла идти быстрее Эздрела, так что уговаривать Ирит тащить старого пьяницу смысла не было. Опять же, Келдер не хотел подпускать Эздрела к Ирит.

В конце концов Келдер сумел отыскать оптимальный вариант: шепнул Ирит на ухо, чтобы та шла быстрее и не обращала внимания на Эздрела.

Старик поначалу отстал, не делая попыток прибавить ходу, потом закричал: "Эй! Куда вы так летите! Подождите меня!"

— Извини, Эздрел, но нам надо засветло добраться до Урдурона, — обернувшись, ответил Келдер. — Если ты не поспеваешь, найдешь нас там.

— Подождите! — взмолился Эздрел. — Ирит!

Ирит заржала, но не замедлила шага.

Келдер то и дело оглядывался, отмечая, что Эздрелу какими-то невероятными усилиями удавалось не терять их из виду.

Если Келдера и мучила совесть за то, что он использует любовное заклинание в своих целях, то несильно. В конце концов они шли в Этшар, чтобы вылечить Эздрела, для его же пользы. Так чего позволять ему тормозить?

Расстояние до Урдурона оказалось несколько большим, чем три лиги. Келдер прикинул, что они прошли миль десять, может, даже одиннадцать, то есть три лиги с приличным довеском. И прибыли в Урдурон одновременно с заходом солнца.

В гостинице под названием "Камень с Неба" Ирит встретили с распростертыми объятиями. Их накормили и выделили комнатку, но уж очень маленькую. Такую маленькую, что Эздрел и Аша легли спать на маленьких кроватях, Келдер — на полу, а Ирит превратилась в кошку и свернулась клубочком в ногах у Аши. Для четвертого человека места здесь просто не было, а на вторую комнату денег у Ирит не хватило.

На следующий день им предстояло пройти четыре лиги от Урдурона до Оферы. Вышли они рано, до Оферы добрались быстро, а остаток дня использовали на пополнение казны.

Ирит поработала воздушным почтальоном: доставила в Урдурон какие-то компоненты для сотворения заклинаний, за что ей заплатили три сребреника. Она хотела получить больше, но оферский чародей увеличить вознаграждение отказался, заявив, что сильф обойдется ему дешевле.

Келдер, как обычно, работал за медяки, правда на этот раз не колол дрова, а выпалывал сорняки на огороде за гостиницей, которую выбрала Ирит. Этого хватило на оплату еды и комнаты.

Аша по молодости работать не могла, но получила два гроша, присматривая за детьми, пока матери ходили куда-то по делам.

Эздрел заявил, что искал работу, но ничего не нашел, и его взнос в общий кошелек оказался нулевым.

Оба чародея, с которыми пообщалась Ирит, отправитель посылки из Оферы и получатель в Урдуроне, знали любовные заклинания и контрзаклинания. Однако среди них не значилось контрзаклинание к Фенделовой Ослепляющей Влюбленности.

— Я не пользуюсь заклинаниями Фендела, — отметил оферский чародей. — Они мудреные и, пожалуй, чересчур сильные. Да, сотворить их легко, но они далеко не всегда дают нужный результат. Фендел из тех людей, от которых только и жди неприятностей, вот и с заклинаниями его хлопот не оберешься.

Келдера, надо отметить, такой вывод не удивил.

Что начало его злить, так это легкость, с какой Ирит дважды покрыла расстояние между Урдуроном и Оферой, то самое, которое они отмеряли ногами чуть ли не целый день. Сами собой возникли мысли, что ходьба — не лучший способ передвижения.

С другой стороны, отметил он, Ирит явно привязалась к нему и, несомненно, к Аше. Пожалуй, она даже испытывала некое чувство вины из-за того, что зачаровала Эздрела. Иначе чего ей идти пешком, когда она могла добраться до Оферы по воздуху.

Это обнадеживало. Похоже, еще немного, и он мог предложить ей выйти за него замуж.

Вечером, несмотря на вялые попытки остановить его, Эздрел высосал три бутылки вина, и в комнату его пришлось тащить на руках. Зато и уложили старика на полу, а кровать на этот раз досталась Келдеру. Впрочем, в комнате их было три, но все узкие.

Критимион располагался совсем рядом с Оферой, и за завтраком Келдер предложил в тот же день дойти до Багоа.

— Зачем? — запротестовала Ирит. — Этшар никуда не денется, даже если мы придем туда несколькими днями позже.

Келдер указал на плохо соображающего Эздрела, привалившегося к стене, с открытым ртом и крошками хлеба в бороде.

— Чем быстрее мы доставим его туда, тем лучше.

— Спешкой ему не поможешь. У старика все ноги в пузырях. Ты же буквально загнал его позавчера, когда мы торопились в Урдурон.

— Очень сожалею. — Впрочем, особого сожаления в голосе Келдера не чувствовалось.

— Кроме того, мы не опрашиваем всех местных чародеев. Просто не успеваем, перескакивая из королевства в королевство. Может, из-за твоей спешки и пропустили того, кто знает контрзаклинание.

— Вряд ли, — покачал головой Келдер. — Если тебе нужен хороший чародей — иди в Этшар, так всегда говорила моя бабушка. — Он подумал о том, не самое ли сейчас время упомянуть о пророчестве, но решил воздержаться.

— Хорошо, но в лошадь я больше превращаться не стану, — вскинула подбородок Ирит.

— Слушай, давай доберемся до Критимиона, а там уж посмотрим, что делать дальше, — предложил компромисс Келдер. — Может, останемся на ночь. Лады?

Ирит на мгновение задумалась, потом кивнула:

— Лады.

Глава 26

Город, окружавший королевский замок, назывался иначе, чем королевство: Критим — то есть окончание исчезло.

Критимионский язык, объясняла Ирит, когда они подходили к городу, представлял собой смесь этшарского и торгового наречий. Если в королевстве и существовал местный язык, в чем Ирит очень сомневалась, на нем уже никто не говорил, за исключением разве что нескольких очень упрямых фермеров.

— Когда я была девочкой, — добавила Ирит, — эти глупые языки еще не придумали. Обходились пятью-шестью диалектами, и все поголовно знали этшарский.

— Хорошее было время, — вздохнул Келдер.

Критим по размерам превосходил городки, которые он видел после ухода из Шана-в-Пустыне. Королевский замок высился в полумиле к югу от Великого Тракта, и все это пространство занимали улицы, парки, дома, мастерские, лавки. Центральные улицы даже вымостили брусчаткой.

На Великий Тракт ее, правда, не хватило, но вдоль него тянулись деревянные тротуары. Тут же выстроились гостиницы, харчевни, бордели. Три широких проспекта соединяли Великий Тракт с рыночной площадью, отстоящей на квартал к югу.

В центре площади красовался фонтан: по периметру красный мрамор, посередине — колонна из белого, на ней статуя женщины с кувшином, из которого и текла вода. Колонну окружали скульптуры поменьше. Келдер не привык к таким атрибутам городской жизни.

Он даже задался вопросом, не следует ли считать Критим "великим городом", но все-таки решил, что на большой город он еще тянет, а вот на великий — определенно нет.

На площади дети с громкими криками играли в салочки, гоняясь друг за другом. Один по инерции перескочил через парапет фонтана. Во все стороны полетели брызги. Келдер шуганул его, но никто из окружающих никак не отреагировал, так что мальчишка предпочел не заметить возмущения Келдера.

Аша с завистью смотрела на резвящихся детей, Эздрел косил глазом на витрины винных магазинов, у Келдера ныли ноги: холмы после Оферы закончились, но приходилось все время лавировать между колдобинами.

— Я думаю, сегодня мы останемся здесь, а утром двинемся дальше, — изрек он.

Ирит одарила его ослепительной улыбкой.

— Где тут хорошая гостиница?

— Здесь их несколько, — призадумавшись, ответила Летунья.

— Остановимся в той, что подешевле, — предупредил ее Келдер. — С деньгами у нас негусто.

— Значит, в "Прыгающей Рыбе".

— "Прыгающей Рыбе"? — переспросил Келдер. — Откуда такое название?

Ирит пожала плечами:

— Не знаю, так она называлась всегда.

— Неужели мы рядом с морем?

Девушка захихикала:

— Разумеется, нет. До моря никак не меньше пятидесяти миль.

— Может, тут озеро или река?

Ирит покачала головой:

— Нет тут ни озера, ни реки. Гостиница стоит на улице Медников. — И она указала на уходящую на запад улицу.

Келдер кивнул, оглядел компанию.

Ему показалось, что все уже изрядно поднадоели друг другу.

— Аша, — он повернулся к девочке, — можешь пойти поиграть, но к ужину возвращайся в гостицу. Называется она "Прыгающая Рыба", находится на Удлице Медников. Если не найдешь сама, спроси кого-нибудь из местных жителей. Они покажут тебе дорогу.

— Хорошо, Келдер! — Девочка сорвалась с места и мгновением позже уже играла с детьми.

Келдер посмотрел на Ирит и Эздрела.

Эздрел разглядывал витрины винных лавок, но и не выпускал из поля зрения Ирит. Любовное заклинание держало его крепко, и он не решался отойти от девушки даже ради выпивки. Келдер вздохнул, гадая, что сказать старику.

Ирит, однако, быстро оценила ситуацию и нашла решение. Она исчезла.

— Ирит! — завопил Эздрел. — Ирит, вернись!

Люди начали оборачиваться. Еще бы: Эздрел вертелся вокруг своей оси и размахивал руками, словно слепец, внезапно потерявший ориентировку.

— Эздрел! — Келдер схватил старика за руку. — Эздрел, не волнуйся! Она вернется! К ужину! Мы встретимся в "Прыгающей Рыбе"!

Ему потребовалось несколько минут, чтобы успокоить несчастного. Однако от внимания Келдера не ускользнула грациозная черная кошечка, лавировавшая между ног прохожих. Перед тем как юркнуть в проулок, кошечка повернулась и подмигнула ему.

Эздрел ничего не заметил: он просто не помнил всех обликов, какие могла принимать Ирит. Келдер думал, что старик влюбился бы в кошечку, если б понял, что это Летунья.

Наконец Эздрел утихомирился, застыл рядом с Келдером с поникшей головой, руки его повисли как плети.

— Вечером мы будем ужинать вместе, — заверил его Келдер.

Эздрел кивнул и, не произнеся ни слова, направился в ближайшую винную лавку.

Юноша проводил его взглядом и только тут понял, что остался один в этом приятном и интересном городе. Конечно, он предпочел бы компанию Ирит, но она и не думала возвращаться. Опять же, за ними обязательно увязался бы Эздрел. Не смея прикоснуться к Ирит, он пожирал бы ее глазами. Смотреть на это — удовольствие маленькое.

Так что Келдер решил, что в Критиме ему будет неплохо и одному. Он улыбнулся, помахал Аше рукой и зашагал к рынку, чтобы сначала осмотреть город, а уж потом поискать работу.

Часом позже, насмотревшись на витрины, он явился к воротам замка, полагая, что именно здесь следует спразиться о возможных вакансиях. И обратился к стражникам, лениво беседующим у открытых ворот:

— Простите, пожалуйста!

Стражники обернулись. Молча, ничем не показывая, что поняли его. Келдер, однако, пришел к выводу, что поняли, все-таки город стоял на Великом Тракте, жители наверняка владели торговым наречием, и продолжил:

— Добрый день. Попал вот в ваш город, а денег у меня в обрез. Не подскажете, где бы я мог найти работу?

— В городе с дюжину купцов… — начал один из стражников, но напарник остановил его взмахом руки.

— Ты хочешь немного подзаработать? — с ухмылкой спросил он у юноши.

Келдер кивнул, хотя ухмылка эта совсем ему не понравилась.

— Совершенно верно.

— Так уж получилось, — добавил второй стражник, — что у меня есть знакомый чародей, который хорошо платит тем, кто ему помогает.

Келдер сердцем чувствовал, что тут не все чисто, но, с другой стороны, помнил, что чародей в Офере заплатил Ирит серебром. Уж у чародеев-то деньги водились.

Он подозревал, что в городах, через которые они проходили, ему сильно недоплачивали, но пожаловаться было некому.

Здесь же у него появлялся шанс получить сполна за выполненную работу.

— И какая ему нужна помощь? — осторожно осведомился Келдер.

— Просто помощь, — ответил стражник, подмигнув своему приятелю.

Почему не выяснить это самому, подумал Келдер.

— Где его найти?

— Зовут его Сенессон из Йолдера, живет он на улице Извозчиков. Пойдешь вниз, у маленькой синей часовни повернешь налево, затем направо на втором перекрестке и ищи дом с зеленой черепицей.

— Зеленой… С чем зеленым? — На торговом наречии слово "черепица" юноша слышал впервые.

— С зеленой крышей, — уточнил стражник.

— Благодарю вас. — Келдер вежливо поклонился и отбыл.

Он шел не спеша, поглядывая по сторонам, пока не увидел синюю часовенку с маленькой золотой статуэткой богини. Перед часовенкой искрились на солнце струи фонтанчика. Юноша повернул налево, пройдя между пекарней и огороженным металлическим забором парком.

Стражник его не обманул: повернув второй раз и прошагав три квартала, он увидел большой дом под зеленой черепицей. Вывеска, указывающая, что именно здесь практикует чародей, отсутствовала, но других домов с зеленой крышей поблизости не просматривалось. Лишь поднявшись на крыльцо, Келдер заметил этшарские руны на медном брусе, встроенном в стену поверх двери, и прочитал:

СЕНЕССОН ИЗ ЙОЛДЕРА, НЕСРАВНЕННЫЙ ЧАРОДЕЙ

Келдер уже собирался постучать, как дверь распахнулась и на крыльцо, едва не сбив его с ног, выскочила девушка.

— Прочь с дороги, глупец, — рявкнула она на этшарском.

— Извините, — ответил Келдер на том же языке, — но я ищу работу…

— Я тоже искала, да только здесь работать не буду.

Она попыталась протиснуться мимо Келдера, но тот, отступив в сторонку, схватил ее за руку.

Девушка развернулась и взмахнула свободной рукой, уже сжатой в кулак, с тем чтобы врезать ему под дых. Келдер легко ушел от удара. Невысокого роста, порывистая незнакомка оказалась не очень-то сильной. Короче, Келдер справился бы с ней одной левой.

— Подожди минуту. — Незаметно для себя он перешел на торговое наречие. — Мне надо с тобой поговорить.

Девушка дернулась, и Келдер отпустил ее руку.

— Я твоего языка не понимаю, каким бы он ни был, — ответила она на этшарском.

— Извини. — Келдер перешел на этшарский. — Мне надо с тобой поговорить.

— Не о чем нам говорить! — Она отвернулась, чтобы уйти.

— Подожди! — крикнул Келдер вслед. — Почему здесь не стоит искать работу?

По инерции она шагнула вперед, потом повернулась:

— А ты не знаешь?

Келдер покачал головой.

— Ты не местный?

— Нет. Я из Шулары.

Он уже заметил, что по-этшарски она говорила не так, как он. Во-первых, быстрее, во-вторых, растягивала согласные. Но и критимийцы говорили иначе.

— А ты откуда?

— Не твое дело.

Он поднял руки, показывая, что не жаждет ответа на свой последний вопрос.

— Хорошо, хорошо, но почему здесь не стоит искать работу?

Девушка долго сверлила его взглядом, потом рявкнула:

— А ты не знаешь?

— Нет. — Келдер покачал головой. — Стражники у ворот замка сказали мне, что тут я смогу заработать немного денег. Больше мне ничего не известно.

Девушка фыркнула:

— Они пошутили. Или хотели оскорбить тебя.

— Почему?

— Потому что, — ее голос уже сочился сарказмом, — ты для этой работы никак не подходишь.

— Почему нет?

— Сенессону нужны не работники, — объяснила она, — а магические материалы.

— Какие материалы? — недоуменно спросил Келдер.

— Кровь девственницы, — сердито ответствовала девушка.

Келдер мигнул и оглядел ее с головы до ног.

Примерно его возраста, отметил он, хоть и мала росточком, длинные вьющиеся черные волосы, падающие на плечи, лицо сердечком, прямой нос, высокая грудь, узкая талия, крутые бедра.

— Это не мое дело, но… — Юноша осекся.

Он намеревался спросить, а соответствует ли она требованиям чародея, но понял, что неприлично задавать такой вопрос незнакомому человеку.

Впрочем, Келдер бы удивился, если б соответствовала. Конечно, до Ирит ей далеко, но ведь не дурнушка, даже очень симпатичная.

— Ты прав, это не твое дело.

Келдер улыбнулся:

— Извини.

Он отвернулся от двери.

— Ты не собираешься постучать? — спросила девушка.

— А зачем? У меня все равно нет того, что ему нужно.

Она пристально посмотрела на Келдера.

— Я могла и солгать. Чего это ты поверил мне на слово?

— Да вот поверил. Ты не знаешь, где еще можно найти работу?

Она покачала головой.

— Так куда ты теперь пойдешь? — спросил Келдер.

— Обратно на рыночную площадь.

— Я тоже.

— Хорошо.

И они вместе зашагали прочь от дома под зеленой крышей.

Глава 27

Прошло полчаса, прежде чем он улучил возможность спросить, как ее зовут.

— Азрая, — ответила она, бросив камешком в голубя. — Азрая из Этшара[3].

Птичка поднялась в воздух, вновь приземлилась рядом с камешком и клюнула его, дабы разобраться, не бросили ли ей что-то съедобное.

— Ты из Этшара? — спросил Келдер, откидываясь на спинку скамьи.

— Я же только что тебе об этом сказала, — фыркнула Азрая.

— Нет, ты назвала мне свое имя, но это не означает, что ты оттуда родом.

— Это одно и то же. — Азрая сбавила тон.

— Ты права, — согласился Келдер. — Извини.

Они по-прежнему говорили на этшарском, поскольку выяснилось, что Азрая не знает шуларского, торгового наречия, ариоморского, ураморского и эланкоранского, а Келдер не силен в тинталлионском или сардиронском. Ни один из них не говорил и на критимионском, хотя Азрая понимала его местами, а Келдер практически все. Так что общаться они могли только на этшарском.

— А как твое имя? — спросила Азрая.

— Келдер. Келдер из Шулары.

Девушка с сомнением оглядела его с головы до ног — к такой реакции Келдер уже привык, — потом решила, что он не врет. С другой стороны, не имело ни малейшего значения, врал он или нет.

— Келдер. — Она пристально разглядывала голубя. — Понятно.

— Ты идешь на восток по Великому Тракту? — полюбопытствовал юноша.

— Нет.

— Тогда на запад? В Этшар?

— Возможно. А куда идешь ты? Обратно в Шулару?

— Нет, в Этшар.

Она кивнула.

— И здесь ты вышел на Великий Тракт?

— Нет. На большак я первый раз вышел у Глиморы и направился на восток, к Шану-в-Пустыне. Теперь иду на запад.

Она заинтересовалась:

— Ты побывал в Шане?

Келдер кивнул.

— И как там?

Юноша пожал плечами.

— Мы там пробыли совсем ничего. Думаю, город знавал лучшие дни. — По-этшарски он говорил все свободнее: сказывалась практика.

— Понятно. — В голосе Азраи слышалось разочарование. — А как остальные города?

— Из тех, что я видел, Критим — самый лучший.

— Ясно. — Азрая бросила в голубя еще один камешек. Птица недовольно захлопала крыльями, поднялась в воздух и улетела. — Тогда я точно возвращаюсь в Этшар.

— А как ты вообще попала сюда?

— Не твое… а, черт, не важно как. — Она наклонилась вперед, оперлась локтями в колени и положила подбородок на сложенные ладони.

— Может, и не важно, но мне любопытно.

Она ответила коротким взглядом.

— Почему?

— Просто нравится узнавать новое.

Азрая уставилась в камешки на дорожке.

— Мои родители умерли от лихорадки, когда мне было лет восемь.

Келдер понял, что ему предстоит выслушать длинную историю, а потому поощряюще кивнул.

— Мы не могли заплатить теургу, чтобы он помолился за них, или ведьме, чтобы она сварила лекарственный отвар. Не могли нанять чародея, чтобы он сотворил заклинание выздоровления, и они умерли. Умерли два моих брата и старшая сестра. Соседи испугались, как бы болезнь не перекинулась на их семьи, поэтому не подпускали нас к себе и заколотили дверь нашего дома. В живых остались я, моя сестра Амари и только что родившийся Регран. Я была самой старшей, так что взяла на себя заботу о них. По ночам выскальзывала из дома, крала еду. Когда болезнь прошла, я сняла доски с двери, и тут же появились сборщики налогов. Они забрали дом, потому что заплатить мы не могли. Мы не знали, где наши родители прятали деньги, даже если они у них и были.

Келдер сочувственно покивал.

— Поэтому мы пошли на Площадь Ста Футов и жили там среди нищих и воров, — продолжила Азрая. — В квартале между Улицами Сводников и Суеверий, в Полевом районе. Наш-то дом находился в Восточном районе, но соседи… Короче, мы подумали, что в Полевом районе нам будет лучше, а Площадь Ста Футов огибает весь город.

Келдер понятия не имел, что такое Площадь Ста Футов, не слышал ни о каких районах и Улицах Этшаpa. Конечно, ему хотелось задать уточняющие вопросы, но он решил, что невежливо прерывать Азраю.

— После того как нас выгнали из дома, я не воровала. Амари, думаю, воровала, а я — нет. Я просила милостыню и выполняла поручения. В Полевом районе с этим просто. Там казармы, а солдатам вечно что-то надо. То передать записку женщине, то что-то прикупить в квартале Чародеев, а иногда просто оставить кого-нибудь на вахте, если им вдруг захотелось вздремнуть, трахнуться, поиграть в карты, побросать кости. — Она глубоко вдохнула. — Регран умер в два годика, аккурат перед тем, как мне исполнилось десять. От чего — не знаю, поболел и умер. Кто-то его ударил, может, от этого. Мы делали все, что могли, даже наняли сиделку, которой заплатили половину того, что заработали за несколько месяцев, но дети иногда умирают. Потом мы с Амари разбежались и с тех пор виделись все реже. Последние два года я ее вообще не видела. Может, она тоже умерла. — Азрая помолчала, собираясь с мыслями.

Келдер хотел сказать что-то утешительное, но, пока подбирал нужные этшарские слова, девушка заговорила вновь:

— Я уже сказала, что мы жили около Улицы Сводников. Так вот, через некоторое время сводники обратили на меня внимание, и я стала их избегать. Мне уже исполнилось тринадцать, и я не бегала с поручениями на Улицы Сутенеров и Шлюх.

Слова "сводник", "сутенер", "шлюха" на этшарском Келдер слышал впервые, но догадался, о чем говорит Азрая.

— А потом я решила, что мне все это надоело. Надоела Площадь Ста Футов, надоели грязь и мухи, лунатики, разговаривающие сами с собой, воры, перерывающие твои вещи, стоит хоть ненадолго отлучиться, сутенеры, лапающие все, что движется, солдаты. Поэтому в поисках работы я отправилась на рыночные площади. Сначала не нашла там никого, кроме тех же сутенеров и фермеров, которые отказывались дать мне работу, полагая, что я слишком мала. А вот в ученицы меня уже никто не брал. В двенадцать лет я об обучении не задумывалась, а теперь опоздала.

Келдер очень хорошо ее понимал. Может, и ему следовало податься к кому-нибудь в ученики, не принимая во внимание волю родителей.

— В конце концов я добралась до Рынка в Гавани и уже подумывала, а не податься ли мне в матросы, когда столкнулась с человеком, который набирал добровольцев для охоты на дракона в Малых Королевствах. Я решила, что это предложение как раз для меня. Во-первых, удастся выбраться из города, во-вторых, я хоть и молода, но далеко не глупа, да и сила во мне кое-какая есть. Поэтому я и завербовалась.

— В охотники на дракона? — Келдер с уважением посмотрел на Азраю. Смелая девушка, ничего не скажешь, или сумасшедшая.

Она кивнула:

— Тем более что в награду обещали тысячу золотых монет. Я понимала, что одной мне дракона не одолеть, но подумала, что меня возьмут в команду и я получу свою долю.

— И где обитал этот дракон? — спросил Келдер. — Каких он был размеров?

— В королевстве, которое называется Двомор, к югу отсюда. А насчет размеров я ничего сказать не могу. Я его не видела, и, насколько мне известно, он до сих пор жив.

Келдер слышал о Двоморе — одно из самых больших королевств в горах центрального региона. Если где и могли водиться драконы, так именно там.

— Значит, ты его не убила?

— Даже не пыталась.

— Почему?

Азрая вздохнула:

— В охотники завербовалось много народу. На корабле мы переплыли Восточный залив, потом по реке поднялись до Экероа. Там нас погрузили в фургоны и довезли до Двомора. Затем была аудиенция у самого короля, все шло очень хорошо, никто ко мне не приставал, никто не лапал, все думали только о предстоящей охоте. Двомор мне не очень-то понравился, но он сильно отличался от Этшара. Замок заполняли желающие убить дракона, они формировали команды, и я полагала, что обязательно войду в одну из них, когда лорд-канцлер отозвал меня в сторону и кое-что объяснил.

— Например?

— Например, насчет награды, — с горечью ответила Азрая. — Вербовщик солгал. Да, тысяча золотых монет в казне имелась, место при королевском дворе тоже, да только это была не награда, а приданое принцесс. Наградой победителю дракона служила женитьба на одной из дочерей короля. Их было пять, не считая уже выданных замуж, поэтому, в соответствии с королевским указом, на дракона охотились пятерками. И в состав пятерок могли войти только мужчины!

— Понятно. — Келдер действительно все понял. Избыток принцесс в Малых Королевствах — излюбленная тема похабных анекдотов. Принцев-то на всех не хватало, а выйти замуж за простолюдина принцесса могла только в экстраординарных обстоятельствах. К каковым относилась и победа над драконом.

— Не знаю, отослали бы они меня обратно в Этшар или нет. Я не стала ждать, пока это выяснится. Просто взяла да ушла из замка. Несколько месяцев бродила по Малым Королевствам. Шла через Экероа, Петмор, Рессамор, подрабатывала, когда могла, если работы не находилось, воровала. Только вчера добралась до Критима и теперь должна решить, то ли возвращаться в Этшар, то ли продолжить поиски.

— А чего ты ищешь? — спросил Келдер.

— Не знаю. Наверное, лучшей жизни. Места, где мне не придется нищенствовать, торговать собой, спать в грязи. — Она замолчала, Келдер подумал, что в ее рассказе поставлена точка, и уже сам хотел что-то сказать, но Азрая добавила: — Или продавать свою кровь мерзкому старому чародею.

Глава 28

— Мы остановились в "Прыгающей Рыбе", — на прощание сказал Келдер Азрае. — Если хочешь, давай встретимся там за ужином…

— На это не рассчитывай, — отрезала девушка.

Келдер проводил ее взглядом, потом повернулся и зашагал к замку. Охранники, конечно, посмеялись над ним, но по его разумению работу следовало искать именно там.

Азрая с этим не согласилась и пошла своим путем.

Келдер мог только сожалеть: девушка ему понравилась.

А может, подумал он, такая уж у него судьба: выслушивать грустные истории и приходить на помощь униженным и оскорбленным. Может, Зиндре это почувствовала и в своем пророчестве основывалась не на магическом знании, а на особенностях его характера? Аша с ее отцом-пьяницей, Эздрел с наложенными на него любовными чарами, даже Ирит с ее нерушимыми заклинаниями — все они числились среди неудачников этого Мира.

И бедная сиротка Азрая, несомненно, вписывалась в их компанию.

Правда, девушка не искала защитника. Она сама могла позаботиться о себе.

Глядя на таких людей, Келдер начал осознавать что в скучной шуларской жизни, возможно, больше плюсов, чем минусов.

На этот раз стражники не шутили и не ухмылялись. Тот, что послал его к Сенессону, извинился, второй предпочел промолчать.

— Жаль, что Сенессон не воспользовался твоими услугами, но ничего другого предложить не могу. Хотя наверняка найдутся купцы, которым требуются люди для разгрузки фургонов.

Келдер хотел что-то ответить, но тут у его ног мяукнула кошка. Он повернулся и увидел Ирит.

— Боги и демоны! — испуганно воскликнул один из стражников.

— В чем дело? — не понял Келдер.

— Она же возникла ниоткуда. Не было — и вдруг появилась. Как она меня напугала! Я думал, у меня разорвется сердце.

— Это Ирит Летунья, — улыбнулся второй стражник. — Она и не такое умеет.

— Я знаю Ирит, — ответил первый, — но никогда не видел, как она это делает, вот и перепугался.

— Привет, — прервала дискуссию Летунья. — Я пришла повидаться с королевской чародейкой. Она по-прежнему живет в замке?

Стражники переглянулись.

— В прошлый раз я с ней общалась. Ее зовут Перина.

— Перина Мудрая, — уточнил стражник. — Живет. А кроме нее, есть еще две ведьмы и колдун.

— Меня интересуют только чародеи, — ответила Ирит. — Мы можем пройти?

— Мы?

— Он со мной. — Ирит взяла Келдера за руку.

Стражники вновь переглянулись, один пожал плечами:

— Черт с ними, пусть идут.

— Я думаю, лучше дать им сопровождающего, — ответил второй.

Его напарник подумал и согласился.

— Подождите здесь. — Он повернулся и прошествовал в замок.

— Тут неподалеку живет еще один чародей, — поделился Келдер с Ирит. — Его зовут Сенессон из Молдера. Может, ему известно контрзаклинание?

— Кто знает? — пожала плечами Ирит. — Старикашка он мерзкий, но спросить можно.

Келдер кивнул и хотел рассказать ей о встрече Азраей, но тут вернулся охранник, ведя за собой замкового служителя.

— Я провожу вас в мастерскую чародейки, — объявил вновь прибывший.

— Спасибо, — поклонился Келдер. — Пошли.

В мастерскую вела длинная крутая лестница. Когда до цели осталось совсем немного, Келдер тяжело дышал, да и Ирит с трудом переставляла ноги.

— Ты как хочешь, — пробормотала она, — а я вниз полечу.

Девушка остановилась, выпрямилась, коснулась рукой Кровавика. Усталость вроде бы как рукой сняло, и она легко преодолела последние ступени.

— И правильно, — усмехнулся Келдер. — Я бы сам слетел, если б мог.

Служителю же подъем не доставил никаких хлопот. Он подождал несколько секунд, чтобы его спутники могли перевести дыхание, по мнению Келдера, меньше, чем следовало бы, затем постучал в черную деревянную дверь.

На черном фоне ярко вспыхнула сложная, незнакомая Келдеру руна, глуховатый женский голос спросил: "Кто здесь?"

Как отметил Келдер, на торговом наречии.

— Двое гостей к Перине Мудрой, — отчеканил служитель, как показалось Келдеру, на ломаном этшарском. Но юноша тут же понял, что это — критимионский. — Одна — Ирит Летунья. Второго я вижу впервые.

— Келдер из Шулары, — представился Келдер, гадая, почему вопрос звучал на одном языке, а ответ другом.

Мгновение спустя дверь распахнулась, и женщина заговорила уже на критимионском:

— Входи, Ирит, и пригласи своего друга. Благодарю тебя, Келдер. Ты можешь идти.

Келдер замялся, а служитель поклонился и шагнул назад.

— Подождите, — остановил его Келдер. — Она сказала — Келдер…

— Это я, — ответил стражник. — Келдер Высокий. Только, пожалуйста, никаких шуток. — И его сапоги застучали по лестнице.

— Не мне же отпускать шутки насчет этого имени, — пробормотал Келдер, следом за Ирит переступая порог.

Они оказались в просторной комнате с окнами в трех стенах. Повсюду стояли столы, шкафы, полки с книгами, на полу лежали пушистые ковры, в центре находилась спиральная лестница, ввинчивающаяся в потолок. На ней и стояла симпатичная женщина средних лет с белоснежной прядью в черных волосах.

— Ирит, — чародейка спустилась вниз, — как приятно вновь увидеть тебя. — Говорила она на критимионском, но Келдер достаточно хорошо ее понимал.

— Привет, Перина. — Ирит ответила на том же языке и закрыла за Келдером дверь. — Это Келдер из Шулары, в последнее время он мне помогает.

Такая рекомендация Келдеру совсем не понравилась, но он улыбнулся и поздоровался:

— Привет.

— Я же не видела тебя больше года. — Келдера Перина словно не замечала. — Каким ветром тебя принесло сюда?

— Мне нужно заклинание. Вернее, контрзаклинание.

Перина взяла девушку за руку.

— Давай присядем, и ты все мне расскажешь. — Она повела Ирит к маленькому диванчику, обитому бархатом с золотым шитьем.

— Так уж получилось, что я зачаровала одного человека. Хотя вроде бы и не хотела.

Ирит села. Перина устроилась рядом, Келдер, увидев, что на диванчике места больше нет, проследовал к ближайшему шкафу.

— Я наложила на него заклинание, — продолжила Ирит, — и думала, что с годами чары спадут сами по себе, но они никуда не делись. Теперь он — старик, а мое заклинание по-прежнему действует, и это ужасно. Так что мне хотелось бы найти способ снять его.

Келдер внимательно изучал выставленные на верхней полке черепа, задавшись целью определить, где чей. С человеческим проблем у него не возникло, опознал он кошачий, собачий и лошадиный, а вот на остальных запнулся.

— Действительно, печальная история. — Перина похлопала Ирит по колену. — И что это за заклинание, дорогая?

— Фенделова Ослепляющая Влюбленность, — ответила Ирит. А потом добавила: — Я так думаю.

Келдер повернулся к ней, забыв о странном черепе с рогами. Он впервые услышал, что Ирит не очень-то помнит, какое заклинание наложено на Эздрела.

— Да, тяжелое дело. — Перина поцокала языком. — Непредсказуемое это заклинание, знаешь ли. Может привести совсем не к тому результату, на который рассчитываешь.

Келдер с надеждой посмотрел на чародейку и вновь повернулся к шкафу. Следующую полку занимали бутыли и бутылочки, все без наклеек, так что оставалось только дивиться, каким образом Перина могла определить, что в какую налито.

— Ты его знаешь? — спросила Ирит.

— Скорее нет, чем да, — призналась Перина. — Я о нем слышала, но есть куда более практичные заклинания, и этим я никогда не пользовалась. Ходят же истории о том, как люди влюблялись не в тех, в кого хотелось, даже в животных! — Она скорчила гримаску. — Фендел — умнейший человек, но даже лучшие из нас далеки от совершенства, от его заклинания можно ждать только неприятностей. Почему ты им воспользовалась?

— Потому что не знала другого любовного заклинания. В Книге Калирина, у которого я училась было только оно.

— Действительно, старик… Калирин, не так ли? Твой мастер?

Ирит кивнула.

— Да уж, он, полагаю, особой потребности в любовных заклинаниях не испытывал. Жаль, конечно.

Келдер тем временем гадал, для чего может понадобиться бутыль с двумя горлышками, свернутыми в кольца. Или как используется синее стекло?

— Значит, контрзаклинания ты не знаешь? — спросила Ирит.

— Боюсь, что нет. — Перина вновь похлопала Ирит по колену. — Очень сожалею.

На третьей полке тоже стояли бутылки, по форме больше напоминавшие винные. Только во второй слева что-то шевелилось, а четвертая справа разглядывала его зелеными стеклянными глазами.

— Кажется, для этого контрзаклинания нужна кровь, — задумчиво молвила Перина. — Вроде бы я об этом слышала.

— Кровь девственницы? — уточнила Ирит.

Перина покачала головой:

— Нет, кажется, нет. Впрочем, точно не помню.

В этот момент Келдер заметил тонкое черное щупальце, высунувшееся откуда-то снизу и подбирающееся к его ноге. Он отпрянул и едва не наступил на ногу Ирит. Щупальце, однако, ретировалось.

— Послушай, если ты найдешь контрзаклинание, расскажи мне о нем, хорошо? Может пригодиться, знаешь ли.

— Конечно, — кивнула Ирит. — А если ты что-то услышишь, дашь мне знать?

— Обязательно!

На нижней полке стояли цветочные горшки. Растения, которые были в них посажены, Келдер видел впервые. Щупальце вроде бы вытянулось из горшка, где росло нечто напоминающее кочан капусты.

Может, это и есть чудище, упомянутое в пророчестве? Или под эту категорию можно подвести существа в бутылках? Конечно, без магии тут не обошлось, но Келдер не мог сказать, насколько она всесильна.

— Кто, по-твоему, может знать это контрзаклинание? — спросила Ирит. — Мы идем на запад… рассчитываем найти в Этшаре опытного чародея.

Перина задумалась, а Келдер перекочевал к другому шкафу. В нем стояли книги, выглядевшие совсем неопасными.

— Я уверена, что в Этшаре есть люди, которые наверняка знают контрзаклинание. К примеру, Торум-Маг с Улицы Чародеев. Если сам он его не знает, то обязательно посоветует, к кому обратиться. Милейший человек.

Ирит кивнула. Келдер пытался прочесть названия книг на корешках, но обнаружил, что написаны они на незнакомых языках.

— Иридит из Этшара, если ты сможешь ее найти, — продолжала Перина. — Думаю, что уж такая-то чародейка знает все. Правда, я понятия не имею, где она живет. Она никому этого не говорит. — Перина улыбнулась. — И уж конечно, всегда есть Фендел Великий… Ходят слухи, что он до сих пор живет отшельником в Тинталлионе или где-то в тех краях.

Келдер посмотрел на женщину, вновь на книги, и у него округлились глаза: та, которую он только что разглядывал, сменила название.

— Наконец, остается твой мастер, — промурлыкала Перина. — Все забываю, как его звали.

— Калирин Мудрый.

— Да, Калирин… Он умер?

— Думаю, что да. Так, во всяком случае, говорили, а я в последний раз видела его в пять тысяч двадцать пятом году.

— Почти двести лет назад, — покивала чародейка. — Да уж, скорее всего умер. — Она вздохнула.

Келдер решил, что лучше смотреть в окно. К нему направился.

— Больше ты ничего предложить не можешь? — спросила Ирит.

— Нет. К сожалению, нет, — развела руками Перина.

Келдер выглянул в окно и решил, что делать этого все-таки не следовало, — по другую сторону стекла оказался совсем не Критимион. Он увидел громадные волны, накатывающие на черные утесы, уходящее вдаль море и какие-то мрачные каменные строения по правую от себя руку.

Вот это всесильная магия, отметил Келдер, тут двух мнений быть не могло.

— Раз уж мы здесь, скажу тебе, что у нас с Келдером проблема с деньгами. — Ирит поднялась. — Может, мы могли бы что-нибудь для тебя сделать?

Юноша перешел к следующему окну и с облегчением увидел под собой город Критим с домиками-игрушками и людьми-муравьями: мастерская чародейки занимала верхнюю часть самой высокой башни замка.

— Пожалуй, что нет, — встала и Перина, — но, если хочешь, я одолжу тебе несколько сребреников. А расплатишься контрзаклинанием. Полагаю, оно стоит десять сребреников, половину я готова дать прямо сейчас.

— А если мы не найдем контрзаклинание? — вмешался Келдер.

— Келдер, не будь таким занудой, — осадила его Ирит.

— Тогда вы найдете другой способ расплатиться со мной, — успокоила всех Перина.

Келдер колебался, но, с другой стороны, ему надоело за гроши колоть дрова и постоянно тревожиться, где взять деньги. Пять сребреников равнялись пятидесяти большим медякам или четырем сотням медных грошей. Приплюсовав их к тем деньгам, что у них уже были, они могли не беспокоиться о ближайшем будущем.

Ирит вопросительно глянула на него, и Келдер кивнул.

— Спасибо, Перина, — тепло улыбнулась чародейке Ирит, — ты очень нас выручишь.

— Подождите минутку, я только схожу за кошельком. — И Перина поднялась по спиральной лестнице.

Ирит и Келдер остались одни, разделенные лишь несколькими футами.

— Она вроде бы много знает, — прошептал Келдер.

— В смысле? — Ирит вопросительно посмотрела на него.

— Здесь столько магических материалов, она знакома с могущественными чародеями… Если ей не известно нужное нам контрзаклинание, значит, найти его не так-то просто.

Ирит покачала головой:

— Глупый, Пери просто пустила тебе пыль в глаза. Она не вхожа во Внутренний Круг. Все, что ты здесь видишь, унаследовано ею от матери, которая действительно была знаменитой чародейкой. Пери этой магией не владеет. Что же касается имен, то она встречалась с этими людьми в детстве. То ли они приезжали к ее матери, то ли мать ездила к ним и брала с собой Пери, а может, мать просто рассказывала ей о них. Торума Пери не видела как минимум лет пятнадцать, а с Фенделом скорее всего не встречалась вовсе. В половину книг она наверняка не заглядывала. Возможно, она вообще не раскрывала ни одной.

— Понятно, — кивнул Келдер.

— Контрзаклинание вполне может быть в одной из этих книг, — продолжила Ирит, — но нам его не найти. Нас может убить какое-нибудь охранительное заклинание.

— Понятно, — повторил Келдер.

Тут вернулась Перина с бархатным кошельком в руке.

— А вот и мы. — Она достала из кошелька пригоршню сребреников.

Три перекочевали к Келдеру, два — к Ирит, остальные вернулись на место, после чего Ирит поцеловала Перину и подошла к окну.

— Тебе уже пора? — спросила Перина, когда Летунья раскрыла створки.

— К сожалению, да.

Из ее лопаток выросли крылья.

— Будь осторожна, — напутствовала девушку Перина.

Ирит ступила на подоконник и улетела.

Оставшись наедине с чародейкой, Келдер заметно оробел.

— Пожалуй, я тоже пойду.

Перина улыбнулась:

— Конечно. Только скажи мне, юноша, как ты встретился с Ирит?

Келдер пожал плечами:

— Случайно увидел ее на Великом Тракте.

— Она тебе нравится, правда? Я это вижу сразу, глаз у меня наметанный. — И чародейка заговорщически подмигнула Келдеру.

— Пожалуй, — промямлил Келдер.

— Это заметно. Во всяком случае, для человека опытного, такого, как я.

— Наверное, заметно, — не стал спорить Келдер.

— Я могла бы помочь тебе, — добавила Перина.

Келдер недоуменно поднял брови.

— Я действительно не знакома с Фенделовой Ослепляющей Влюбленностью, но… именно это заклинание она наложила на тебя?

— Нет, разумеется, нет! — без должной уверенности ответил Келдер.

Конечно, Ирит не накладывала на него это заклинание, но мог ли он знать наверняка, что она не воспользовалась каким-нибудь другим, более простеньким? Мысль эта очень ему не понравилась.

— Хорошо, у меня тоже сложилось ощущение, чго Фенделово заклинание на тебя не наложено. — Улыбка стала шире. — А я знаю очень неплохие любовные заклинания. К примеру, Внезапной Влюбленности или Разбуженной Страсти. Может, тебя они заинтересуют.

— С тем, чтобы наложить их на Ирит? — спросил Келдер.

Перина кивнула, продолжая мило улыбаться.

Келдер задумался. Он хотел, чтобы Ирит осталась с ним, хотел на ней жениться. Если наложить на нее заклинание, она станет такой же, как Эздрел, — всегда будет при нем, никогда не соскучится, никуда не улетит. Станет покорной рабыней.

Заманчивое предложение, чего уж там говорить

Но жестокое и несправедливое по отношению к Ирит. А в далекой перспективе чреватое теми же осложнениями, что и заклинание, наложенное на Эздрела. Келдер знал наверняка — он Ирит нравится. То есть она выйдет за него замуж без всяких заклинаний. И поедет с ним в Шулару. Пророчество Зиндре прямо на это указывало.

Конечно, наложение чар на Ирит может быть частью пророчества. И отказ от любовного заклинания приведет к тому, что оно не будет реализовано. И все-таки предложение Перины Келдер принять не мог. Он не хотел любви, вызванной магией.

Как только юноша пришел к выводу, что Ирит должна полюбить его сама, без всяких магических штучек, ему вспомнились слова Летуньи о том, что никакие заклинания более на нее не подействуют. Чародейство против нее бессильно. Она вызывала чародеев на магические дуэли и смеялась над ними, поскольку все их усилия были тщетны. Чего уж там говорить о любовных заклинаниях.

Знала ли об этом Перина? Не пыталась ли заманить его в ловушку?

Может, предлагая зачаровать Ирит, она преследовала какие-нибудь особые, только ей ведомые цели.

— Заклинания стоят больших денег, а у меня… — начал Келдер.

Перина остановила его взмахом руки.

— Не волнуйся. Для тебя все будет бесплатно.

— Но… почему?

— Потому что я хочу, чтобы вы были счастливы, вот почему!

— Не знаю, как мне и благодарить вас. — Келдер застенчиво улыбнулся. — Большое спасибо за столь великодушное предложение, я обязательно его обдумаю.

— Конечно, обдумай, — кивнула Перина.

С тем Келдер и удалился через дверь, ведущую на лестницу.

И спускаясь, все пытался найти ответ на вопрос: какую выгоду преследовала Перина?

Глава 29

Вопрос о предполагаемой выгоде мучил Келдера целый день, то и дело всплывая в сознании. Ирит ждала его у ворот замка, и они вместе отправились к Сенессону. На этот раз Келдер постучал, и неугомонная парочка предстала перед чародеем — сгорбленным, седеньким старичком. Келдер решил, что Сенессон с помощью магии нашел способ удлинить себе жизнь, да вот заклинания вечной юности ему не дались: выглядел он лет на сто, даже Эздрел в сравнении с ним казался бодрым мужчиной среднего возраста. Зубы у старика выпали, так что понимать его было трудно, из уголка рта стекала струйка слюны. Он постоянно похохатывал и то и дело бросал похотливые взгляды на Ирит. В общем, Келдер мог понять, почему Азрая в такой ярости вылетела из дома чародея.

Сенессон, только недавно переехавший в Критимион, заявил, что уже встречался с Ирит в другом королевстве, хотя девушка этого и не помнила. Он предложил Келдеру подождать в приемной, а сам увел Летунью в мастерскую поговорить о делах.

В результате, пока Келдер сидел в приемной и размышлял о мотивах Перины, в соседней комнате Ирит сводила на нет домогательства чародея, одновременно выясняя, не знает ли он контрзаклинания к Фенделовой Ослепляющей Влюбленности. Достаточно быстро выяснилось, что не знает. Келдер прислушался к разговору и вмешался аккурат в тот самый момент, когда страсть Сенессона начала выходить из-под контроля.

Ирит покинула дом чародея в не меньшей ярости, чем Азрая.

К тому времени, когда Келдер и Ирит уселись за столом в "Прыгающей Рыбе", юноша пришел к выводу, что Перина хотела использовать его, чтобы наложить на Ирит совсем не любовное заклинание. И цель у Перины была одна: поставить Летунью себе на службу.

Келдер не знал, для чего может понадобиться чародейке прирученный оборотень, но полагал, что Перина нашла бы, как использовать недюжинные способности Ирит. Успокоившись на этот счет, Келдер задался другим вопросом: а покажется ли Азрая?

Аша и Эздрел прибыли вовремя, Аша — улыбающаяся и счастливая, Эздрел — мрачный и пьяный.

Старик бросился к Ирит, едва увидел ее, и девушка уже стала было невидимой, но в последний момент передумала.

Келдер заступил между ними, усадил Эздрела по другую сторону стола, заказал еду.

Азрая все не приходила, и Келдер испытывал некоторое разочарование, хотя его восхищали подсвеченные лампами роскошные волосы Ирит.

Зиндре говорила о прекрасных женщинах во множественном числе. Поначалу Келдер не принял Азраю за красавицу, но со временем осознал, что она без всяких натяжек подпадает под эту категорию. То есть реализовалась еще одна часть пророчества. А если учесть всякие магические трюки, с которыми он столкнулся в башне Перины, получалось, что выполнение пророчества идет полным ходом. Еще один великий город, еще одна бескрайняя равнина, потом триумфальное возвращение домой с Ирит-невестой, и можно утверждать, что пророчество стало явью.

Келдер полагал, что оно и к лучшему: ему уже надоело путешествовать, есть и спать в гостиницах, вроде "Прыгающей Рыбы".

Впрочем, кормили тут хорошо, ужин прошел спокойно, только у Эздрела все валилось из дрожащих рук.

После ужина пьяница отключился на полу их L-образной комнаты, прежде чем кто-то успел указать старику, где он будет спать. Аша улеглась на маленькую кушетку, стоящую в нише у окна.

Ирит досталась большая кровать в другом конце комнаты, вне поля зрения девочки, даже если бы она и проснулась. Эздрела не разбудило бы и извержение вулкана. Так что Ирит и Келдер с удовольствием воспользовались представившейся возможностью побыть вдвоем впервые за последние дни.

— До Багоа Кастл всего семь миль, — объявила Ирит, когда утром они собирали вещи. — А оттуда еще одиннадцать или двенадцать до Синдиши. Думаю, к вечеру мы доберемся туда.

Эздрел застонал, но стоило Ирит посмотреть на него, тут же пробормотал: "Как скажешь, Ирит".

Аша скорчила гримаску, но тоже спорить не стала.

— Нам это под силу.

— За Синдишей лежит Туйа. До нее еще десять миль. Но это уже перебор.

— Скорее всего. — Келдер искоса взглянул на Эздрела.

— Из Туйи примерно восемь миль до Шесты, потом еще столько же до Ламама. А Ламам Кип стоит на границе между Малыми Королевствами и Гегемонией Этшаров.

Келдер ловил каждое слово.

— Считается, что путь от Ламама до Этшара занимает два дня. Первый — до гостиницы "У Моста", второй — до городских ворот.

— То есть остается совсем ничего, — подвел итог Келдер.

Ирит покачала головой:

— Не так уж и ничего. Во время Великой Войны армейская часть добиралась до Этшара в два дневных перехода. На самом деле от гостиницы Валдера до Западных Ворот никак не меньше десяти лиг.

Аша жалобно застонала, даже Келдер заколебался.

— Зато от Ламама до гостиницы ближе, — успокоила их Ирит. — Восемь лиг, не больше.

— Ладно. — Келдер закинул заплечный мешок за спину. — Там разберемся.

— Может, по дороге найдем чародея, который знает заклинание, — предположила Аша.

Ирит на мгновение задумалась.

— Между прочим, может, и найдем.

— Правда? — вырвалось у Келдера.

— Помнишь, Перина упоминала, что Иридит из Этшара может знать контрзаклинание? Думаю, нам стоит к ней заглянуть. Все равно будем проходить мимо.

Келдер согласно кивнул.

Они прошли по большаку приблизительно милю, когда позади раздался знакомый голос: "Эй, Келдер!"

Юноша оглянулся и увидел нагоняющую их Азраю из Этшара.

— Азрая!

Ирит удивленно посмотрела на Келдера, затем бросила на Азраю подозрительный взгляд. Аша с интересом оглядела незнакомку, а Эздрел словно и не заметил ее появления: старик не отрывал глаз от Ирит.

Когда все остановились, остановился и он. Руки его болтались как плети, одна заметно подрагивала.

— Это Азрая из Этшара, — представил Келдер девушку на торговом наречии. — Мы познакомились вчера.

Азрая, узнав свое имя, вежливо поклонилась.

— Это мои попутчики, — продолжил Келдер на этшарском, отдавая себе отчет, что Аша его не поймет. — Ирит Летунья, Аша из Амрамиона и Эздрел… — Он помолчал, но, взглянув на старика, решил, что скрывать тут нечего. — Пропойца.

Ирит кивнула, Аша последовала ее примеру, Эздрел выдавил из себя подобие улыбки.

— Мы идем в Этшар, — добавил Келдер. — Хочешь составить нам компанию?

— В общем-то да, — ответила Азрая. — Так оно безопаснее.

Ирит уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но в последний момент передумала.

К удивлению Келдера, в Багоа они прибыли еще до полудня. Аша старалась догнать Азраю, которая всегда шла чуть впереди, Ирит тоже от нее не отставала, а Эздрел тащился за Ирит. В итоге они шли быстрее, чем обычно.

От замка Багоа, производящего впечатление своими размерами, во все стороны разбегались улицы с домами, лавками и мастерскими. Причем в промежутке между Трактом и замком, составляющем ярдов пятьсот, плотность домов достигала максимума.

После коротких дебатов в город решено было даже не заходить.

После Багоа большак поворачивал на юг. Келдер заметил, что Великий Тракт следовало бы спрямить. Ирит ответила, что раньше так и было.

— Из Критимиона в Синдашу раньше шли через Мезгалон, а не Багоа. — Она искоса глянула на Эздрела. За разговором старик не следил, но лицо его расплылось в улыбке, когда он перехватил взгляд Ирит. — Не знаю, почему проложили новую дорогу.

Говорила она на торговом наречии, и Азрая спросила Келдера, о чем идет речь. Юноша перевел ей слова Ирит, к явному раздражению последней.

Несмотря на крюк, шли они очень быстро, иной раз Келдеру казалось, что все вот-вот перейдут на бег: Азрая и Ирит почему-то очень спешили. В результате они практически не разговаривали.

В лиге от Багоа Аша споткнулась и упала. Эздрел зацепился за нее ногой и тоже повалился на дорогу. Девочка заплакала, пьяница просто лежал, уткнувшись лицом в пыль.

Келдер и девушки вернулись. Ирит подняла Ашу, поставила на ноги, но та, всхлипывая, снова уселась на землю.

Эздрела Азрая и Келдер поднять не смогли, только перевернули на спину.

— Что у тебя болит, Аша? — допытывалась Ирит, поглаживая девочку по волосам. — Что у тебя болит?

Аша качала головой.

Ирит не отставала и девочка наконец ответила:

— Я просто устала.

— Может, мы слишком спешим? — предположил Келдер. — Аша, ты хочешь прокатиться верхом?

Ирит возмущенно взглянула на него, но потом повернулась к девочке:

— Ты хочешь, чтобы я превратилась в лошадь?

— Нет! — воскликнула Аша, да так громко, что удивила всех. Даже Эздрел и тот дернулся. — Нет, — повторила она гораздо тише. — Все нормально, Ирит. Не надо тебе становиться лошадью.

— О чем они говорят? — спросила Азрая у Келдера.

— Ирит интересуется у Аши, не хочет ли та проехаться верхом, — ответил Келдер.

Азрая ответила недоуменным взглядом:

— Проехаться на чем?

Тут только Келдер вспомнил, что этшарке ничего не известно о магических способностях Ирит.

— Объясню позже.

— Ты можешь идти? — спросила Ирит Ашу.

— Еще нет. Давайте немного отдохнем.

Келдер передал ее просьбу Азрае, которая недовольно хмыкнула:

— Я-то надеялась, что сегодня мы сможем пересечь три королевства.

— Не получится, — покачал головой юноша.

— И зря. Почему ты вообще путешествуешь в этой компании, Келдер?

Ирит зыркнула на нее.

— У Аши нет семьи, — объяснил Келдер. — Мы стали свидетелями смерти ее брата, так что взяли на себя заботу о ней. А Ирит случайно зачаровала Эздрела, поэтому мы ищем чародея, который смог бы снять с него заклинание.

— Он зачарован?

— На него наложено любовное заклинание. Поэтому он хвостом ходит за Ирит.

— Понятно. Но почему этим должен заниматься ты?

— Не должен. Просто стараюсь помочь. — Не мог же он объявить во всеуслышание, что такая уж у него судьба — защищать униженных и оскорбленных. Его бы подняли на смех. Впрочем, Азрая не требовала более детальных разъяснений.

Вопрос о том, идти дальше или отдыхать, перешел в разряд теоретических: Эздрел все еще лежал без сознания.

— Что теперь? — спросила Азрая.

Келдер вздохнул:

— Посидим, перекусим, у меня с собой сыр и хлеб, а когда он придет в чувство, двинемся дальше.

Ни Азраю, ни Ирит такое решение не устраивало, но они смирились с плохо скрываемым раздражением. Нести Эздрела не хотелось никому. Келдер, опасаясь, что старик не очухается, внес, как ему представлялось, дельное предложение: Ирит превращается в лошадь, а Эздрела они кладут ей на спину. Но Ирит отказалась.

— Он сползет, — возразила она на этшарском. — А кроме того, я не хочу, чтобы он оказался на мне. И тут мне без разницы, в каком я облике и в сознании ли он. Я не хочу, чтобы он оказался на мне!

Упоминание о смене облика привело к вопросам Азраи о магии Ирит. Келдер отвечал на них, разрезая сыр и хлеб, купленные в Критимионе. Ирит экскурс в ее прошлое явно не нравился, но она не обрывала Келдера. Сидела на траве, скрестив ноги, с Ашей, положившей головку ей на бедро, и молчала.

Во время еды разговор особо не клеился: Аша не знала этшарского, Азрая говорила и понимала только этшарский. Ирит все более донимали просьбы девочки перевести сказанное Азраей или Келдером.

Когда от сыра и хлеба остались одни воспоминания, они вновь попытались привести Эздрела в чувство. Не вышло.

— Чтобы демоны пожрали его внутренности! — воскликнула Ирит и добавила еще несколько фраз на незнакомом Келдеру языке.

Азрая рассмеялась.

Для Ирит сие послужило последней каплей.

— Увидимся в Синдише. — За ее спиной появились крылья. — Если вы туда доберетесь. — И она унеслась в небо.

Азрая, разинув рот, проводила Ирит взглядом.

— Она и вправду может летать!

— Да, конечно, — кивнул Келдер. — Я же тебе говорил.

Азрая коротко глянула на него, потом вновь уставилась на удаляющуюся Ирит.

Когда та скрылась из виду, этшарка наклонилась над Эздрелом.

— А теперь давай займемся Пропойцей.

Трясти старика она не стала, зато влепила ему несколько увесистых пощечин.

— Жаль, что Ирит улетела, — прошептала Аша.

— Это точно, — согласился Келдер, обняв ребенка за плечи.

Усилия Азраи ни к чему не привели, и, рассердившись, она бросилась прочь, но не по дороге, а через тянувшееся вдоль нее пшеничное поле. Келдер наблюдал за девушкой, гадая, вернется она или нет. Вспыльчивостью она не уступала Ирит, а пророчество не гарантировало, что он увидит ее вновь.

Об этом Келдер мог только сожалеть: Азрая ему понравилась, несмотря на буйный темперамент.

Аша прижалась к нему, он же обратил внимание, что синяя туника, единственная ее одежда, сильно износилась, и подумал, умеют ли Ирит, Азрая или Эздрел шить. Сам он иголки в руках не держал. А материю они могли купить в Синдише, хотя на нее ушла бы немалая толика общих денег.

— Почему ты не захотела ехать верхом? — спросил Келдер девочку.

Она посмотрела ему в глаза:

— Потому что не хочу видеть, как Эздрел таращится на Ирит в облике лошади. Сил нет, до чего противно.

Келдер кивнул:

— Я тебя понимаю.

Прижавшись друг к другу, они сидели и ждали.

Глава 30

Азрая вернулась через несколько минут, и ее следующая попытка поднять Эздрела на ноги оказалась удачной. Вскоре все четверо продолжили путь.

На границе Синдиши их встретили затянутые в синюю форму стражники. В отсутствие Ирит поручиться за них было некому, как что Азрае и Келдеру пришлось заполнять "таможенные декларации", сообщая писцу, имеют ли они при себе предметы, наделенные магической силой (нет), золото и в каком количестве (нет), ведут ли в королевство живность (нет), собираются ли поселиться или проследовать дальше.

Эздрел еще ничего не соображал и, уж конечно, не мог отвечать на столь каверзные вопросы, поэтому чиновник проинформировал Келдера, что он несет ответственность как за себя, так и за поступки Пропойцы. Азраю, соответственно, определили в опекуны Аше и предупредили девушку, что на территории Синдиши все проступки Аши отнесут на ее счет.

Азрае вся эта процедура очень не нравилась. Девушка терпела, пока один из солдат не решил познакомиться с ней поближе. В то же мгновение в ее руке сверкнул нож, и она рявкнула: "Не прикасайся ко мне!" После этой стычки таможенники-стражники скоренько их пропустили.

До Синдиша Кастл они добрались часом позже, и Ирит, как и обещала, ждала их около ворот.

Перед ними предстал не замок, окруженный домами, но город, опоясанный четырьмя концентрическими кругами крепостных стен. Между двумя наружными кругами домов не было: все пространство отводилось под Рынок. Фермеры, ремесленники, купцы громко рекламировали свой товар, покупатели яростно торговались, так что шум стоял невообразимый.

Между второй и третьей стенами располагался сам город, с одной круговой улицей и отходящими от нее переулками. Опять же, одна радиальная улица соединяла ворота в наружной и внешней стенах.

Ирит сказала, что между третьей и четвертой стенами живет городская знать, а уж за четвертой находится королевский дворец.

— Почему они понастроили столько стен? — удивлялся Келдер.

— Мне кажется, это — разумное решение, — не разделила его удивления Азрая.

— А по-моему, перебор, — возразил Келдер. — Стены влетели им в приличную сумму.

Ирит пожала плечами:

— В этих местах королевства самые маленькие и воинственные. Они только и делают, что воюют между собой. А принцы строят замки и провозглашают себя королями. Вот синдиши и решили себя обезопасить. Может, и перестарались.

Попытки найти местного чародея успехом не увенчались, хотя они и познакомились с тремя ворлоками, четырьмя ведьмами и теургом. Поскольку заклинание Ирит к этим магическим школам не имело ни малейшего отношения, с надеждой излечить Эздрела в Синдиши пришлось распрощаться.

По рекомендации Ирит они поселились в гостинице "Сломанный Меч" и сняли две комнаты.

— Если эта Азрая собирается прибиться к нам, ничего другого не остается, — заявила Ирит. — Пять человек слишком много для одной комнаты!

Келдер, впрочем, так не считал: наемные работники, которых брали на ферму в страду, спали и по пятнадцать человек. Но спорить не стал. Аша и Эздрел идти дальше не могли, так что им не оставалось ничего другого, как ночевать в Синдише, а он не хотел криков и ссор. Опять же, две комнаты означали, что одну он сможет разделить с Ирит.

Вышло, однако, иначе.

Келдер так и не понял, кто и как принимал решение, но вопрос о расселении даже не поднимался: Ирит, Азрая и Аша отправились в одну комнату, а Келдеру и Эздрелу досталась вторая.

Его это ни в коей мере не устроило, тем более что через разделяющую тонюсенькую перегородку он слышал голоса Ирит и Азраи. Вскоре девушки угомонились, Эздрел отключился еще раньше, а Келдер долго лежал без сна, представляя себе, как тихонько открывается дверь и в комнату входит Ирит…

Или Азрая, хотя он и полагал, что от последней такого не дождешься.

Эздрел за обедом дорвался до ушки: где-то раздобыл денег и купил бутылку у хозяина гостиницы. Келдер попытался убедить его не напиваться, но Эздрел, свободный человек в свободной стране, мог делать все, что ему заблагорассудится, разумеется, в рамках закона, не внимая советам юнца.

За поддержкой Келдер обратился к Ирит, зная, что уж ее-то Эздрел послушается, но та лишь пожала плечами: "Пусть пьет".

Так что ночь он провел без женщины и под храп старого пьяницы.

Следующий день выдался на редкость неудачным. Аша и Эздрел поочередно валились в пыль, теряя сознание. И если Аша быстро приходила в себя, с Эздрелом всякий раз приходилось возиться. Старик шел, то и дело спотыкаясь, а руки у него уже постоянно тряслись. Он ни с кем не разговаривал, на вопросы отвечал односложно. На двенадцать миль, отделявшие Синдишу от Туйи, они потратили целый день.

На этот раз Азрая "выдала свечу" и ушла вперед. Келдер опасался, что больше не увидит юной темпераментной этшарки, но она поджидала их у въезда в Туйу, привалившись спиной к стене кузни и наблюдая, как местные детишки гоняют мяч.

Они вновь сняли две комнаты в указанной Ирит гостинице, одну — для женщин, вторую — для мужчин. Келдер обратил внимание Ирит на изношенность туники Аши, но та предложила подождать до Этшара.

— Там мы найдем хорошую материю по низкой цене.

Как и в Синдише, чародеев в Туйе они не нашли. Из магов в этом городе практиковали только два ведьмака.

Правда, на другой день с Ашей и Эздрелом проблем не возникло: к полудню путешественники миновали Шеста Кип и еще до заката вошли в Кастл Ламам. Великий Тракт вновь повернул на запад, к границе между Малыми Королевствами и Гегемонией Этшаров, пологие холмы уступили место равнине.

В Ламаме они нашли-таки двух чародеев, колдуна и ворлока, но один из чародеев контрзаклинания Фенделовой Ослепляющей Влюбленности не знал, а второй проводил трехдневный ритуал, так что к нему никого не пускали.

— Может, подождем окончания ритуала? — предложила Ирит.

Келдер с сомнением взглянул на Эздрела, спящего на скамье в городском сквере.

— По-моему, не стоит.

— До Этшара два дня пути. — напомнила Ирит, — длинных дня, очень длинных. Полагаю, нам стоит передохнуть, прежде чем двигаться дальше. Может, Эздрел потому и вымотался, что мы все идем и идем.

Келдер искоса взглянул на Азраю, но та изучала витрину ближайшей пекарни, не прислушиваясь к разговору.

— Хорошо, мы подождем здесь, Эздрел, Аша и я… а ты, Ирит, полетишь вперед. Выяснишь, есть ли там чародеи, которые могут нам помочь, и вернешься.

— Ты хочешь, чтобы я слетала в Этшар? — вытаращилась на него Ирит.

— Да, конечно.

— Ну, не знаю. Надо подумать.

Она подумала и решила, что идея ей не по душе.

— Лететь слишком далеко и, опять же, мы достаточно скоро доберемся туда пешком. Почему бы мне вместо Этшара не облететь соседние королевства? Тарион на севере, Порону на востоке, Траллимион на юге.

Келдер не мог не признать, что мысль эта здравая. На том и порешили. Ночь они проведут в Ламаме, а утром Ирит начнет облет соседних королевств. Остальные будут дожидаться ее в гостинице.

Во всяком случае, четверых это решение устроило полностью: Ашу (она хотела отдохнуть), Эздрела (он делал все, что говорила Ирит), Ирит и Келдера (зря, что ли, они выходили вместе). Лишь Азрая придерживалась иного мнения.

— Что, просто сидеть и ждать? — переспросила она.

— Можно поискать работу, — ответил Келдер. — С деньгами у нас негусто.

— Ха! — вырвалось у этшарки.

Вечером она своими планами делиться не стала, но спустилась к завтраку со сложенным заплечным мешком и воинственно оглядела остальных.

— Уходишь одна? — спросил Келдер, когда они поели.

— Ты чертовски прав, — фыркнула Азрая.

— Мне очень жаль, но раз уж ты так решила — счастливого пути.

Девушка пронзила его взглядом, словно ожидая какой-нибудь шпильки, потом ответила, уже более мирно:

— Прощай, Келдер.

— Где мы сможем тебя найти, когда доберемся до Этшара? — спросил юноша, когда она уже направилась к двери.

Азрая остановилась, помялась, потом все-таки обернулась.

— Если вы действительно туда доберетесь и захотите меня найти, каждое утро приходите в северовосточный сектор рыночной площади в Гавани. Только сильно не задерживайтесь. Я решила завербоваться в матросы, а место там бойкое, предложений хватает.

— Спасибо тебе. Я постараюсь успеть.

Азрая едва не улыбнулась, но в последний момент передумала, повернулась и вышла.

— Наконец-то мы избавились от нее! — воскликнула Ирит, едва за Азраей закрылась дверь.

— Ну, не знаю, — покачала головой Аша. — Мне она понравилась.

Ирит сверкнула глазами, Келдер промолчал, а Эздрел, как обычно, видел только Ирит.

Глава 31

В Тарионе чародеев не оказалось, в Клатоа правили ведьмы, запретившие все прочие школы магии. В Икале все три чародея учились у одного мастера, который принципиально не использовал любовные заклинания. Келдера подобный подход к магии только порадовал.

На том первый день и закончился.

Король Пороны возражал против бесед двух своих чародеев с иностранцами, поэтому Ирит пришлось превращаться в птичку и проникать в замок через окно, с тем чтобы выяснить, что ни один из них не знает контрзаклинания к Фенделовой Ослепляющей Влюбленности. Единственный чародей Траллимиона куда-то отбыл и не вернулся, хотя Ирит прождала его вторую половину дня и вечер, прежде чем уже при свете луны вернуться в Ламам.

Вечером того же дня Теллеш Кудесник завершил ритуал и начал читать послания, которые принимал его ученик. Наутро Ирит — а проснулась она поздно, так как вернулась чуть ли не в полночь, — получила записку от чародея.

— Ее доставил шагающий стол, — доверительно сообщил ей хозяин гостиницы.

Ирит и Келдер переглянулись, гадая, не подшучивают ли над ними, потом Ирит развернула листок зачитала текст.

Теллеш не знал контрзаклинания, которое требовалось Ирит, но приглашал зайти и обсудить интересующую ее проблему.

Ирит послала ему ответ с местной девочкой, которой пришлось заплатить два медных гроша. Письмо Летуньи содержало вежливую благодарность. Потом она, Келдер и Аша обсудили дальнейшие планы.

Остаток дня они провели в Ламаме. Ирит посетила Перилию и еще два королевства на юге, где пообщалась с полудюжиной чародеев. Один сказал, что вроде бы у него есть это контрзаклинание, но его еще надо найти. А за работу потребовал три золотых. Меняться на другие заклинания он не захотел. Наличные, и точка.

Девушка с негодованием отказалась.

Еще двое, очень уж занятые, не нашли времени для Ирит. Двое других признались, что никогда не слышали об этом заклинании. Последний говорил на каком-то тарабарском наречии, неведомом даже Летунье.

В Ламам она вернулась к ужину, и все улеглись спать пораньше.

По просьбе Келдера хозяин гостиницы разбудил их за час до рассвета. Все оделись, позавтракали собрали вещи, и, когда на востоке поднялось солнце, они уже шагали к границе Ламама, где солдаты в красных килтах пропустили путников в Гегемонию Этшаров.

Итак, далее лежал Этшар.

До чего же скучный пейзаж, вскорости отметил Келдер. Милю за милей Великий Тракт тянулся между бесконечных, ровных как стол полей кукурузы и пшеницы. Зеленую монотонность изредка нарушали аккуратные белые домики фермеров. Нигде Келдер не видел столь интенсивного землепользования. Каждый кусочек земли был вспахан и засажен. Ни уходящих от большака проселочных дорог, ни выпирающих из земли валунов, ни деревьев, ни кустов. Только поля и крошечные садики у домов.

И поля эти уходили за горизонт. Великий Тракт стрелой устремлялся на юго-запад, и со всех сторон его окружала зелень набирающих силу ростков.

Несомненно, Келдер видел перед собой вторую бескрайнюю равнину. Очередная часть пророчества обернулась явью.

Трехдневный отдых в Ламаме пошел всем на пользу, хотя Эздрел и Аша шли медленнее, чем хотелось Келдеру. Час уходил за часом, а ландшафт не менялся. И, если бы не Кастл Ламам, уже скрывшийся за горизонтом, могло создаться ощущение, что они топчутся на месте. Другие, более шустрые путники иногда обгоняли их, держа путь на запад. Навстречу не попался ни один человек!

Солнце добралось до зенита, когда Келдер не выдержал:

— Какое занудство!

Ирит кивнула:

— Поэтому я бываю здесь редко. В Малых Королевствах куда интереснее.

— Одни бесконечные поля!

— Точно, — согласилась Ирит.

На каком-то поле, ничем не отличающемся от остальных, они остановились перекусить. Пока ели, мимо тянулись люди, идущие только на запад.

В противоположном направлении никто не шел. Келдер не преминул отметить это обстоятельство.

— Иначе и быть не может, глупый! — отозвалась Ирит. — Мы еще не прошли половины пути, а между мостом и Ламамом ночевать не принято: местные фермеры могут и убить.

Лишь через два часа после полудня показался первый человек, бредущий на восток.

— Да помогут нам боги! — воскликнул Келдер. — Неужели мы прошли только половину?

— Скорее всего нет, — возразила Ирит. — Они-то шагают быстрее нас.

На глазах Аши выступили слезы, но она попыталась ускорить шаг.

Солнце уже садилось, подсветив пурпуром редкие облака, когда Келдер озадачился предстоящим ночлегом. Он посмотрел на оранжевый шар, медленно скатывающийся к горизонту, и неожиданно для себя сделал два важных открытия.

Во-первых, солнце садилось правее дороги: Великий Тракт вновь повернул, и шли они на юг, а не на запад. Во-вторых, появился легкий наклон. Юноша посмотрел себе под ноги, дабы убедиться, что не ошибся.

Заметила наклон и Ирит. За ее спиной выросли крылья, она поднялась над большаком.

— Я вижу реку, — донеслось с вышины, — залитую лучами заходящего солнца. Там яркая полоска — это блестит мост Азрада, и темная — тень, которую он отбрасывает. На противоположном склоне холма, поднимающегося за мостом, — гостиница. Приглядись, может, ты разглядишь дымок.

Келдер пригляделся и действительно увидел столб дыма, поднимающегося в бездонное синее небо. Но сам по себе дым ничего не значил: печи были и в домах фермеров.

— Думаешь, там гостиница? — спросил он.

— Будь уверен, — подтвердила Ирит.

Мост они увидели уже ночью: в черном небе мерцали звезды, малая луна поднялась, большая — еще нет, поля прятались в темноте, меж ними едва белела дорога.

По существу, виден был не мост, а две цепочки факелов, горящих по сторонам проезжей части. У Келдера с Ашей сразу прибавилось сил, они ускорили шаг.

Ирит, однако, отстала, и Келдер обернулся, не понимая, в чем дело.

— Они берут деньги, — пояснила Летунья, прежде чем он задал вопрос.

— Что?

— За проход через мост взимается плата, точно так же, как Карен хотел брать деньги с тех, кто пересекает Ангароссу.

Келдер остановился.

— Сколько?

— По большому медяку с каждого взрослого, дети и скотина пропускаются бесплатно.

Значит, три медяка, за него, Ирит и Эздрела. За Ашу платить не нужно.

— Я перелечу… или переплыву, — продолжила Ирит. — Сто лет не плавала рыбкой. Встретимся на том берегу.

Тогда два медяка. Келдер прикинул, сколько у них денег. Ему очень не хотелось расставаться с лишней монетой.

— Может, я тоже переплыву реку?

— А ты хорошо плаваешь? — спросила Ирит. — Река широкая, да и плыть придется в темноте.

— Я никогда не плавал, — признался Келдер. — В Шуларе этим заниматься негде.

— Значит, ты утонешь, глупый, — заулыбалась Ирит. — Плавать надо учиться. А так ты просто пойдешь ко дну.

— Понятно, — разочарованно протянул Келдер.

— Пошли! — позвала Аша.

Она в дискуссии не участвовала и убежала далеко вперед.

Келдер и Ирит последовали за ней.

У моста охранников не оказалось, и Келдер даже подумал, не устарела ли информация Ирит. Об этом он и сказал, остановившись у первого факела.

— Вряд ли, — покачала головой Летунья. — думаю, что они на другой стороне моста. Но даже если их нет, я все равно хочу поплавать. Давно не была рыбкой! — Она прижалась к Келдеру, чмокнула его в щечку, перелезла через ограждение и прыгнула в темноту.

Келдер попытался проследить за ней взглядом, но ничего не увидел. Поэтому тяжело вздохнул и повел Ашу и Эздрела дальше.

Ирит насчет охраны не ошиблась. Выйдя на середину моста, они услышали громкие голоса, доносящиеся с противоположного берега. Говорили стражники на этшарском, произнося слова точно так же, как Азрая. Рассказывали друг другу похабные анекдоты. Заметив путников, они прервали разговор лишь для того, чтобы получить свои законные медяки, после чего вернулись к прерванному занятию, более не обращая на троицу ни малейшего внимания.

Когда мост остался позади, Келдер остановился и огляделся. Ни Ирит, ни гостиницы. Правда, Летунья сказала, что гостиница на противоположном склоне низкого холма, поднимающегося прямо за мостом, но Эздрел едва держался на ногах, и Келдер опасался, сможет ли старик пройти оставшиеся ярды.

— Вы идите вперед, — решил он, хотя ему не хотелось посылать пьяницу и ребенка в кромешную тьму. — А я подожду Ирит.

— Я могу подождать, — вызвалась Аша.

Келдер прикинул, что оставлять девочку одну совсем уж негоже.

Но прежде чем он ответил, раздался дрожащий голос:

— Я здесь.

Келдер повернулся: девушка поднималась по узкой тропинке, ведущей к реке. Даже в слабом отсвете факелов он видел, что одежда ее промокла насквозь и прилипла к телу, а волосы висят мокрыми патлами.

Келдер смотрел на Ирит не без удовольствия — мокрая туника только подчеркивала достоинства великолепной фигуры Летуньи, но надо было быть слепым, чтобы не заметить — девушка совсем продрогла.

— Что случилось? — спросил он, подавая Ирит руку и помогая ей выбраться на дорогу. — Разве одежда не изменяет свой облик вместе с тобой.

— Изменяет, — кивнула Ирит. — Я такая дура.

— Почему? — удивилась Аша.

Ирит лишь фыркнула, и Келдер почувствовал, что она дрожит.

— Поговорить мы еще успеем. Пошли в гостиницу. Там ты обсохнешь и согреешься.

Спорить никто не стал, все четверо двинулись вверх по склону. Вода с туники и волос Ирит капала в пыль. Промок и рукав Келдера на той руке, которой он обнимал девушку.

Подъем казался длиннее, чем он предполагал, гостиница стояла не у вершины холма, а у подножия.

Эздрел впервые за последние дни проявлял активность, вероятно, потому, что беспокоился из-за Ирит.

— У тебя есть одеяло, Келдер? — спросил старик, когда они только поднимались на холм.

Келдер выругал себя за глупость, не останавливаясь, выхватил из заплечного мешка одеяло и накинул на плечи Летуньи.

В конце концов они добрались до гостиницы, обошли ее, остановились перед закрытой дверью, освещенной факелом. Вывеска отсутствовала, сквозь щели в ставнях пробивался свет. Вроде бы внутри кто-то был, но Келдер поначалу не решался даже постучать.

— Ты уверена, что это гостиница? — спросил он Ирит.

— Уверена.

Летунья решительно открыла дверь и переступила порог.

Глава 32

Шум, свет и тепло окутали Келдера, едва он проследовал за Ирит в просторный уютный зал с десятком столов разной формы. У одного из них, стоящего в углу, толпилось с полдюжины мужчин. Еще двое, сидевшие друг против друга, сцепив руки, мерились силой. Лица их покраснели от напряжения. Есть никто не ел, но некоторые из болельщиков держали в руках стаканы.

Каменные стены прорезали несколько дверей и окон, закрытых ставнями, в дальней стене в камине полыхал огонь. На каминной доске выстроились пивные кружки, а над ними в проволочных петлях висел боевой меч.

Прибытие четверки для большинства осталось незамеченным, лишь мужчина лет тридцати, с каштановыми волосами, в фартуке, посмотрел на них и воскликнул: "Ирит"!

— Валдер[4]! — ответила Ирит на торговом наречии. — Как поживаешь?

— Отлично, — ответил мужчина на том же языке. — А как ты?

— Я ужасно замерзла и промокла, — раздраженно бросила Ирит, — в остальном полный порядок.

— Так иди скорее к огню. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли выпить чего-нибудь теплого. Тетта!

Из двери, ведущей на кухню, выглянула служанка и вопросительно посмотрела на хозяина.

— Подбрось в огонь пару поленьев. И попроси кого-нибудь принести чаю. Котелок ведь еще горячий?

Сам он уже разворачивал стол и ставил стулья поближе к камину.

Тем временем поединок по армрестлингу завершился, свидетельством чему стали радостные вопли половины болельщиков.

— Здорово он тебя приложил, Келдер! — послышался громкий крик, и Келдер невольно оглянулся.

— Как насчет двух из трех? — раздался другой голос.

— Я уже выиграл два из трех! — ответили ему.

— Тогда три из пяти!

— Заметано, ставлю большой медяк.

— Согласен.

Начавшие было расходиться болельщики вновь сбились в кучу. Тетта ретировалась на кухню, Валдер развел руками, показывая, что тут он бессилен, и указал на стулья.

Усталые путники тут же расселись: Ирит — в центре, Эздрел — по ее левую руку, Келдер — по правую, Аша — справа от Келдера. Какое-то время они молчали, согревая руки и ноги, а Валдер шуровал кочергой в камине, громко требуя, чтобы принесли еще дров.

Появилась Тетта с охапкой поленьев, за ней — юноша с металлическим подносом, на котором стояли чайник и с полдюжины чашек.

— Вы не сказали, сколько нужно чашек, сэр, — обратился он к Валдеру. — Этих хватит?

— Похоже на то. — Валдер взял у него поднос. Тетта положила поленья на подставку и начала по одному бросать их в огонь. Хозяин гостиницы разлил чай и начал раздавать чашки дорогим гостям.

Эздрел поначалу чашки и не увидел, а когда понял, что перед ним поставили, с отвращением отвернулся.

— А нет ли, часом, у вас чего-нибудь покрепче, сэр? — спросил он. — Капелька ушки согреет меня куда лучше, я уверен.

Валдер посмотрел на остальных, и Келдер, успев перехватить его взгляд, покачал головой.

— Очень сожалею, — ответил хозяин гостиницы, — но эти шумливые пьяницы прикончили все мои запасы. — Он указал на болельщиков, толпящихся возле силачей. — Так что сегодня крепкого у меня не подают.

Ирит, пригубив чашку с чаем, улыбнулась Валдеру. Эздрел уставился в пол, Тетта, отправив в камин последнее полено, направилась в кухню. Валдер налил себе чаю, сел рядом с Ашей и повернулся к Летунье:

— А теперь, Ирит, расскажи, как тебе удалось так промокнуть. Дождя не было уже целое шестиночье.

— Да, Ирит, — подала голос Аша. — Почему ты такая мокрая?

— Я превращалась в рыбу, — ответила Ирит.

— Но почему ты оказалась в мокрой одежде, вновь приняв человеческий облик? — спросил Келдер.

— По собственной глупости. — Ирит хихикнула. Горячий чай, струящееся от камина тепло значительно улучшили ее настроение. — Я превратилась в рыбу, чтобы переплыть реку и не платить за проход через мост. В воду попала без проблем, прыгнула и в воздухе стала рыбой. Добралась до противоположного берега, следуя по мостовым быкам. Внизу темно, а рыбы в темноте видят не лучше людей.

— Я как-то об этом не подумал! — воскликнул Келдер.

— Естественно, — кивнула Ирит. — Я, кстати тоже, но я уже бывала рыбой, а ты — нет.

— Продолжай, — вмешался Валдер. — Внизу было темно…

— Совершенно, но дорогу я нашла. У рыб развито чувство направления, даже в стоячей воде. Если же есть течение, ориентироваться им совсем просто. Как — объяснить не могу, но рыбы это умеют.

У Келдера ее слова удивления не вызвали. Все говорили, что у различных тварей различные же органы чувств.

— Я добралась до берега и только там вспомнила, почему уже сотню лет не превращалась в рыбу.

Она выдержала театральную паузу.

— Не томи, Ирит, скажи нам! — взмолилась Аша.

— Рыба не может сама выбраться из воды.

Мгновение над столом висела тишина. Затем Валдер расхохотался. К нему присоединились Келдер и Аша. Эздрел смотрел на Ирит.

Девушка улыбнулась сама, потом повернулась налево, увидела мрачного Эздрела и недовольно дернула носиком.

— Значит, тебе пришлось принимать человеческий облик под водой? — отсмеявшись, переспросил Валдер.

— Если бы. — Ирит вновь заулыбалась. — Превратившись из рыбы в человека, я обнаружила, что лежу лицом вниз в холодной воде. У самого берега и в одежде. Я быстренько поднялась, чтобы не наглотаться воды, и вышла по тропе на дорогу, где эти трое стояли, гадая, что со мной приключилось. А я минут десять ломала голову, как мне все-таки вылезти из этой дурацкой речки.

Аша вновь засмеялась, к ней присоединился и Келдер.

— Послушай, — обратился Валдер к Летунье, когда смех затих, — у тебя с Теттой практически один размер. Почему бы тебе не взять у нее сухую одежду, а твоя пока высохнет у огня?

— Я с удовольствием.

— Отлично, — кивнул Валдер. — Тетта! — Потом оглядел стол. — Вы ели?

— Нет, — хором ответила юная троица.

— С этим разберемся, как только вернется Ирит. — Из кухни появилась служанка. — Скажи кому-нибудь, пусть приготовят ужин на четверых, а потом отведи Ирит наверх и найди ей сухую одежду, хорошо?

Тетта вернулась к двери кухни, что-то кому-то сказала и вновь подошла к столу.

Ирит поднялась, поставила чашку.

— Показывай дорогу.

В следующий момент загомонили болельщики: тезка Келдера потерпел третье, окончательное поражение, и народ начал расходиться. Двое мужчин проводили Ирит восхищенными взглядами.

Как только девушки поднялись по лестнице, подал голос Эздрел:

— Я, пожалуй, пойду посмотрю, может, смогу чем помочь с приготовлением ужина. — Он поднялся и поплелся на кухню.

Валдер вопросительно посмотрел на Келдера, тот вздохнул:

— Он ищет спиртное, а я не знаю, как его остановить. Разве что где-нибудь запереть.

— Тогда пусть идет, — решил Валдер.

У камина они остались втроем.

— Расскажите мне, кто вы такие и каким образом оказались в компании Ирит? — спросил он пару минут спустя.

Встретили их столь радушно, что Келдер только сейчас осознал — Валдер понятия не имеет, кто его гости.

— Я Келдер из Шулары. Это Аша из Амрамиона, а человек, отправившийся на поиски ушки на вашу кухню, Эздрел Пропойца. Я встретил Ирит на Великом Тракте, и мы решили путешествовать вместе. На Ашу мы наткнулись в Ангароссе, после того как она убежала от отца, а ее брата убили. Эздрела нашли в Шане-в-Пустыне.

Валдер обдумал его слова.

— Вы вроде бы люди приятные, но я не понимаю, почему Ирит путешествует с вами. Возможно, она пожалела девочку. — Он кивнул Аше, которая улыбнулась в ответ. — Но с чего ей связываться со стариком?

— Она его зачаровала, — объяснил Келдер. — Давным-давно, когда он был чуть старше меня. Наложила на него любовное заклинание и до сих пор не знает, как его снять.

— Так почему она не улетела и не забыла о нем? — удивился Валдер.

Келдер подивился проницательности хозяина гостиницы.

— Именно так она и поступила, но мы случайно столкнулись с ним в Шане. Старик узнал Летунью и начал ее преследовать. Когда же Ирит рассказала нам, в чем причина, я сказал, что надо попытаться излечить его, а не бросать одного.

— У тебя доброе сердце, юноша, — улыбнулся Валдер. — Большинство людей именно бросили бы его.

— Ну, я так не думаю, — смутился Келдер.

— А я думаю, — встряла Аша. — Почему он сам не нашел контрзаклинание?

— Скорее всего он не знал, что зачарован, — ответил ей Келдер.

— Впервые слышу, что Ирит владеет любовными заклинаниями, — заметил Валдер.

— Она ими редко пользуется, — ответил Келдер. — С ними хлопот не оберешься. Как с превращением в рыбу.

Валдер улыбнулся:

— Это точно. Так вы ищете контрзаклинание?

Келдер кивнул:

— Думаю, мы найдем его в Этшаре.

— Может, вам и не придется так далеко идти. Что за заклинание?

— Вы — чародей? — подозрительно спросила Аша.

— Нет, но моя жена чародейка.

— Называется оно Фенделова Ослепляющая Влюбленность, — ответил Келдер, гадая, с чего это чародейка вышла замуж за хозяина гостиницы.

— Это сильно упрощает дело. — Валдер радостно заулыбался. — О заклинаниях Фендела Иридит знает практически все. Фендел заглядывал сюда лет пять тому назад, и они обменялись фирменными залинаниями.

У Келдера аж отвисла челюсть.

— Вы шутите?

— Разумеется, нет.

— Но ведь Фендел Великий мертв!

— За сегодняшний день сказать ничего не могу, но едва ли он умер в эти пять лет. По-моему, он позаботился о том, чтобы жить вечно.

Тут Келдер вспомнил слова Перины о том, что, по слухам, Фендел еще жив. Вспомнилось ему и кое-что другое.

— Вы упомянули Иридит. Это та самая знаменитая чародейка Иридит из Этшара?

— Я говорил про мою жену. Она действительно чародейка, и неплохая, но не думаю, что она так уж и знаменита. Она из Этшара, но обычно ее зовут просто Иридит.

— Но есть же и другие женщины с именем Иридит, так что…

— А разве ты единственный Келдер из Шулары?

Келдер решил, что спор беспредметен.

— Насколько я вас понял, вы женились на могущественной чародейке, и этот Фендел Великий ваш друг. Но с какой стати чародейке выходить замуж за хозяина таверны, а Великому Фенделу — с ним дружить?

— Мне хотелось бы думать, — в голосе Валдера, безусловно, слышались саркастические нотки, — что я понравился Иридит, поэтому она и вышла за меня. А Фендел не только мой друг, но и деловой партнер. Впервые мы встретились во время войны.

— Какой войны? — спросил Келдер, уже догадываясь, что он услышит в ответ.

— Разумеется, Великой Войны. А как, по-твоему, я мог подружиться с Ирит? Те, кто живет дольше, чем обычные люди, я пока не могу говорить о бессмертии, но, с другой стороны, у меня нет намерения умереть в ближайшее время… короче, у тех, кто живет больше ста или двухсот лет, в конце концов жизненные дорожки пересекаются.

Аша во все глаза смотрела на Валдера.

— Так, значит, вам больше двухсот лет? — уточнил Келдер.

— Примерно двести пятьдесят, — ответил хозяин гостиницы. — Я тоже зачарован. Фендел допустил ошибку в заклинании, когда накладывал его на мой меч. Я тогда служил в армии. — Валдер указал на меч, висящий над камином. — Я не могу умереть, пока он не убьет меня, а он не может меня убить, пока я не убью определенное число врагов. Но война-то закончилась, так что мне теперь нелегко рубить головы. А кроме того, я не спешу помирать.

— Понятно. — Келдер не мог решить, верить услышанному или нет.

— Обычно я об этом не рассказываю, — продолжил Валдер, — но, раз уж вы притащили сюда Эздрела аж из самого Шана-в-Пустыне, значит, вы пришли с добрыми намерениями.

— Так вы… вы встретились с Фенделом во время войны, потому что он накладывал заклинания на мечи? — Келдер еще не утолил своего любопытства. — И он все еще приходит в вашу гостиницу? И во время войны вы встретили Иридит? А Ирит?

— Нет, — покачал головой Валдер. — Фендела я встретил случайно, наткнувшись на его тайное убежище. Меч мой он зачаровал, чтобы избавиться от меня. С тех пор я видел его лишь однажды, когда он остановился здесь, держа путь Бог знает куда, и обменялся заклинаниями с Иридит. Что же касается моей жены, то с ней я познакомился после войны, когда искал чародея, который смог бы снять заклинание с моего меча. Ирит же я встретил через пятьдесят лет, когда она заглянула в мою гостиницу. Поскольку девушек с крыльями встречаешь нечасто, я заинтересовался, и она рассказала мне свою историю. — Валдер помолчал. — Ты, конечно, знаешь, какая она и как такой стала?

— С ее слов, — ответил Келдер.

Валдер сухо улыбнулся:

— Не знаю, что тебе наговорила Летунья, но, возможно, всей правды она не сказала. Ты знаешь, что она воспользовалась Вторым Джавановым Расширением?

— Да, если стало скучно…

— Она до смерти перепугалась, — оборвал его Валдер.

— Она боялась северян, которые могли вторгнуться…

— Может, северян она тоже боялась, но в основном не хотела идти на службу.

— Службу?

— Естественно. Шла война, и каждый подмастерье был обязан отслужить пять лет… иногда и больше. А Ирит этого не хотела.

— Понятно, — протянул Келдер.

— Она сказала тебе о заклинании Красоты?

— О чем?

— Есть такое заклинание, — пояснил Валдер. — Природа и так не обидела Ирит красотой, а уж заклинание сделало ее просто неотразимой… Так о нем Ирит не упомянула, не так ли?

— Нет, — признался Келдер, — не упомянула.

— И она, наверное, ничего не сказала о заклинании Вечной Молодости, — продолжил Валдер. — Поскольку она не могла наложить любовное заклинание на старика, следовательно, это случилось, когда он был молод, так что ты мог бы об этом догадаться.

— Она сказала, — возразил Келдер.

— Сказала все?

— О чем вы?

— Она сказала, что не может не только стареть, но и взрослеть? Ей всегда будет пятнадцать лет, не только физически, но и духовно.

— Она говорила, что ей пятнадцать, — кивнул Келдер.

— Так оно и есть. Ей пятнадцать во всех смыслах, кроме возраста. В своем развитии ей не перешагнуть этого рубежа. Ирит навсегда останется ветреной, избалованной, эгоистичной.

— Но… — начал Келдер.

Все это просто не укладывалось в голове. Он повернулся к Аше, чтобы узнать ее мнение, и обнаружил, что девочка спит.

А тут Ирит спустилась в обеденный зал, дверь кухни открылась, чтобы пропустить слугу с их ужином, и Келдер решил, что еще успеет задать оставшиеся у него вопросы.

Глава 33

Валдер, щедрости которого Келдер, надо отметить, не оценил, предоставил своим гостям по отдельной комнате, не взяв с них ни гроша. Только Ашу уложили в комнате Тетты.

Поели они тоже за счет заведения, платить пришлось только за выпивку. Эздрелу удалось-таки раздобыть ушки, и он отключился прямо за столом. В итоге Валдер оттащил его наверх.

Аша покидала еду в рот и вновь заснула, так что и ее отнесли в комнату Тетты.

Вернувшись из комнаты Эздрела, Валдер сел за стол, посмотрел на Ирит, потом на Келдера:

— Нам действительно надо снять с него заклинание.

— Я знаю, — ответил Келдер.

Девушка не отрывала глаз от тарелки.

— Иридит вернется через пару дней, — продолжил Валдер, — и я уверен, что она знает, как это делается… возможно, особых усилий и не потребуется.

— Ее здесь нет? — Ирит подняла на него глаза.

— Нет, она сейчас в другой гостинице.

— Где? — переспросила Летунья.

— Разве я тебе не говорил?

Ирит покачала головой.

— Мы купили еще одну гостиницу, в Сардироне, — пояснил Валдер. — Ее владелец состарился и решил переселиться на ферму к внуку. Называется она "Алый Волк" и расположена в очень удачном месте, между копями Тазмора и Сардироном-на-Водах. Я полагаю, что в должное время смогу перебраться туда, а несколько лет спустя в Этшар вернется мой сын и будет вести здесь дела.

— Ваш сын? — переспросил Келдер.

— У Валдера нет сына, глупый, — вмешалась Ирит. — Но нет и иного способа скрыть от людей, что ему двести лет.

Реплика Ирит, подтверждающая, что Валдер действительно отсчитывает третью сотню лет, успокаивала. Как и ощущение того, что у хозяина гостиницы и Ирит много секретов. Сие означало, что Валдер не лгун и не псих.

— Понятно, — кивнул Келдер. Это слово стало для него самым ходовым.

— Полагаю, нам придется подождать ее возвращения, — добавила Ирит.

Келдер, конечно же, согласился.

— Я буду только рад, если вы поживете у меня, — улыбнулся Валдер. — Возможно, вам только придется потесниться, если народу прибавится. У меня редко пустуют три комнаты.

— Нет проблем, — ответил Келдер, — вот только с деньгами…

— Об этом можешь не волноваться, — прервал его Валдер. — Я не беру денег с Ирит и ее друзей.

— Ну, если вы так говорите…

— Говорю.

— Что ж, большое спасибо.

— И я постараюсь держать спиртное подальше от старика, — добавил хозяин гостиницы. — Но не уверен, что мне это удастся.

— Я знаю. Но буду вам очень признателен.

— С ним все ясно. Но насколько я понял, он — не единственная ваша забота. Как насчет девочки?

Келдер и Ирит переглянулись, потом повернулись к Валдеру.

— Отец ее бил, поэтому она убежала из дома, — пояснила Ирит, — и намеревалась остаться у брата, который присоединился к банде, промышляющей в Ангароссе. Но бандиты попытались ограбить караван, охраняемый демонологом. — Она повела плечами. — Купцы нынче с грабителями не церемонятся.

— Брат мертв? — уточнил Валдер.

— Да, — подтвердил Келдер. — Мы сами сложили ему погребальный костер.

— А другие родственники? Мать?

— Мать умерла, — ответил Келдер, — других родственников нет.

— Она очень упрямая, — добавила Ирит.

— И самостоятельная, — вставил Келдер. — Если у нее будут еда и крыша над головой, в остальном она о себе позаботится.

— Ты хотел бы взять ее с собой?

Келдер помялся, прежде чем ответить.

— Дело в том, что крыши над головой у меня нет, и я не всегда знаю, удастся ли поесть.

— Но дом-то у тебя где-то есть?

— Мои родители живут в Шуларе, но я не думаю, чтобы они пустили Ашу. А может, и пустили бы. Не знаю. — Келдер как-то об этом не задумывался. Он намеревался привести в Шулару Ирит, свою жену, а вот мысль об Аше просто не приходила ему в голову.

— Она может работать? — спросил Валдер.

Келдер и Ирит вновь переглянулись.

— Не знаю, — ответил Келдер.

— Если может и если захочет, я готов оставить ее здесь. Пока слуг мне хватает, но Тетта постоянно говорит о том, что уйдет, а Сембер действительно хочет уйти и поступить к кому-нибудь в ученики, иначе будет поздно. Так что в один прекрасный момент я могу остаться без слуг. Работа, по правде говоря, не тяжелая.

— Вам надо спросить у нее, но, мне кажется, идея хорошая, — заметил Келдер.

— Полностью с этим согласна, — добавила Ирит.

— Тогда все проблемы решены. — Валдер поднялся.

— Пожалуй, что да, — встала и Ирит. — Пойду-ка я спать. Устала. Слишком часто в последнее время использовала заклинание с Кровавиком.

— Я еще посижу, — улыбнулся ей Келдер.

И проводил взглядом Ирит, грациозно поднимающуюся по лестнице. В простенькой темно-синей тунике Тетты, черной юбке, но все равно ослепительно красивую.

Валдер подождал, пока Летунья уйдет, а потом вновь сел за стол рядом с Келдером.

— Ты ведь в нее влюблен?

— Полагаю, что да, — с неохотой признался Келдер. Он хотел было рассказать о пророчестве Зиндре, но в последний момент сдержался. Да, Валдер из тех, кому можно довериться, но, с другой стороны, пророчество касалось только его, Келдера, и никого больше.

— Ты думаешь, она могла наложить это заклинание и на тебя?

Келдер покачал головой:

— Едва ли. Я не одержим ею, как Эздрел. И Ирит говорит, что я бы никогда с ней не спорил, если бы она меня зачаровала.

— А вы спорите?

— Случается.

— Тогда ты прав, она тебя не зачаровала.

Что ж, подумал Келдер, приятно слышать это от знающего человека.

— Спасибо на добром слове. — Юноша помолчал. — А вот Ирит зачарована.

— В смысле?

— На нее наложено заклинание. И я хотел бы его снять.

У Валдера округлились глаза.

— На Летунью нельзя наложить любовное заклинание. Это невозможно… никакая магия ее не возьмет.

Келдер покачал головой:

— Я не про любовное заклинание. Речь о Джавановом Расширении.

— А-а, вот ты о чем, — протянул Валдер. — Она не захочет его снять.

— Вы уверены?

— Видишь ли, Иридит предлагала ей снять заклинание много лет назад, но Ирит не проявила ни малейшего интереса.

— Теперь, может, и проявит.

Валдер пожал плечами:

— Как знать?

В ту ночь, лежа в постели, Келдер долго думал о своем будущем.

Он уже напутешествовался. Города вдоль Великого Тракта мало чем отличались друг от друга, и он не видел себя ни в одном из них. Не прельщали его и постоянные странствования, ночевки в гостиницах, случайные заработки, едва позволяющие сводить концы с концами. Келдер понял, что пора бросить якорь, хотя бы на какое-то время.

Но хотел ли он возвращаться домой, в Шулару?

Зиндре предрекла, что он вернется, поэтому юноша воспринимал такой исход как должное, но хотел ли он возвращаться? К зеленым холмам, к тяжелой, однообразной работе на ферме, к сестрам, воспринимающим его как мальчишку? Приятно, конечно, вернуться покрытым славой, но жить там снова… После увиденного Шулара казалась еще меньше и зануднее. Маги и менестрели не шли толпой по Великому Тракту, он не видел, как играют в кости, не уложил в постель ни одной дамы. Мир не имел ничего общего с праздничным карнавалом. Выяснилось, что он огромный и куда более сложный.

Возвращаться в Шулару… Келдер уже понимал, что это не выход.

Но если он не хотел странствовать и не хотел возвращаться домой, что ему оставалось?

Разумеется, можно осесть в каком-нибудь другом месте, найти постоянную работу. Может, друзей.

Он вспомнил Азраю и ее намерения стать матросом. Может, это наилучший вариант? Корабль — твой дом, команда — твои друзья, и при этом ты путешествуешь по Миру, видишь чудеса.

Об этом стоит серьезно подумать.

На реке завербоваться на корабль нельзя. Значит, предстоит выбрать один из двух путей.

Один лежал на юг, в Этшар Пряностей, величайший город Мира, в котором, как утверждали сказители, проживал миллион человек. Этшар, крупнейший мировой порт, откуда корабли уходили на север, юг и запад. Этшар, где базировалась непобедимая армия правителя города, где жили могущественные чародеи, самые знаменитые ученые, где, по слухам, за деньги продавалось и покупалось все.

Один дневной переход — и он там. И он сможет найти в Этшаре работу, на худой конец пойдет солдатом в городскую гвардию.

Другой путь лежал в Шулару, на ферму, к родителям. Но ни одно Малое Королевство, в котором он побывал, ни один город не показались ему. Если не назад, в Шулару, то вперед, в Этшар.

Но обязательно ли ему возвращаться домой? Пророчество ясно на это указывало.

Правда, в нем не говорилось когда, а вот насчет того, что он должен повидать Этшар, ссылка имелась. Если Иридит сможет снять заклинания с Эздрела и Ирит, необходимость идти в Этшар отпадала. Но ведь никто и не запрещал. А уж домой-то он мог отправиться в любой момент, даже из Этшара.

Но, вернись он сейчас в Шулару, он всегда сможет снова уйти, не так ли?

Пожалуй, что нет, особенно если появятся дети и фермерские заботы полностью лягут на его плечи. Так что лучше бы сначала повидать Этшар, а уж потом топать домой.

И еще Ирит. Он полагал, что она еще не готова ответить согласием на его предложение руки и сердца. А может, и готова, только он еще не созрел для такого предложения.

Если же она это предложение примет, куда ему идти, в Этшар или Шулару?

Он попытался представить себе Ирит, живущую с ним в Шуларе, прибирающуюся в доме, помогающую на ферме, торгующую на Рынке. Не вытанцовывалось. Всякий раз Ирит возникала перед его мысленным взором расправляющей крылья и улетающей в небо, подальше от фермы и семьи.

Однако, если с нее снимут заклинание, исчезнут и крылья.

Он вспомнил, как однажды, мальчиком, он видел юных муравьиных маток, вылетающих из муравейника и поднимающихся к небу на сверкающих, прозрачных крыльях. Его отец объяснил, что каждая из них будет искать новое место для муравейника. А когда найдет, сбросит крылышки и начнет откладывать яйца и ее потомки приступят к строительству нового муравейника.

Ирит чем-то напоминала такую вот муравьиную матку. Она улетела из старого дома, где более не могла жить в безопасности, и теперь порхала над Миром.

Но, рано или поздно, не мог не прийти и ее черед сбросить крылья и остепениться.

Не прошло и месяца, как Келдер ушел из дома, а он уже чувствовал, что готов осесть на одном месте… но только с Ирит.

Однако Келдер понимал, что она не осядет, если не снять с нее заклинания. Вернее, может, и попытается, но он будет стареть, а она — нет. Так что наступит день, когда ей все надоест и она улетит.

Но в юноше жила уверенность, что Ирит согласится отказаться от своей магии. В конце концов она странствовала по свету уже двести с лишним лет. Наверняка она уже устала, готова повзрослеть, создать семью.

Может, ей еще надо это осознать, но в душе она точно готова.

С этой мыслью Келдер заснул.

Глава 34

Иридит вернулась в гостиницу "У Моста" через три дня после прибытия Ирит и ее компании. Она приземлилась прямо у двери ближе к вечеру, в немалой степени поразив Келдера, который никогда не видел людей, летающих без крыльев.

Эти три дня прошли в мире и покое. Ашу безмерно обрадовало предложение остаться в гостинице. Девочка сразу начала осваивать новые обязанности на кухне, по двору, в конюшне. Эздрел пил и таращился на Ирит, и если не спал, то обязательно ходил за ней хвостом. Правда, спал он гораздо больше времени, чем бодрствовал.

Келдер и Ирит гуляли по окрестностям, любовались широкой рекой, синим небом, зелеными полями, внушающим уважение мостом Азрада… и друг другом.

В первое же утро Келдер, к своему удивлению, обнаружил, что гостиница построена на развилке: Великий Тракт делился надвое.

Перед путником, идущим с севера, из Малых Королевств, открывался путь как на юг, в Этшар Пряностей, так и на запад, к Этшару-на-Песках и другим северным землям.

Когда прибыла Иридит, Аша мыла тарелки, Эздрел храпел у камина, Ирит, обернувшись птичкой, куда-то улетела, а Келдер сидел на крыльце и задумчиво смотрел на уходящие от гостиницы дороги. Так что только он засвидетельствовал прилет и мягкую посадку чародейки. Опустилась она всего в паре шагов от крыльца.

— Вы, должно быть, Иридит, — предположил юноша на торговом наречии, когда незнакомка поднялась по ступеням и направилась к двери.

— Должно быть, — ответила Иридит на этшарском.

Келдер тут же перешел на этот язык, извинился за плохие манеры, представился, открыл Иридит дверь и вошел в гостиницу следом за ней.

Он постоял в стороне, стараясь не смотреть, с каким пылом обнимаются Иридит и Валдер. Когда же восторги от долгожданной встречи утихли, Келдер завел разговор о контрзаклинаниях.

— Это любовное заклинание — сущий пустяк, — вынесла вердикт чародейка, когда ее ввели в курс дела. — Капелька крови заклинателя в каждый глаз жертвы полностью нейтрализует чары.

— Заклинателя? — переспросил Келдер.

— Того, кто наложил заклинание. В нашем случае Ирит.

— Так нам понадобится ее кровь?

— Естественно. Всего две капли. Достаточно уколоть палец булавкой.

Келдер не знал, согласится ли Ирит, но в конце концов речь действительно шла о каких-то двух каплях. Не столь уж высокая плата за излечение Эздрела.

А вот со Вторым Джавановым Расширением магической памяти никакой уверенности у Иридит не было.

— Понимаешь, на этот счет я высказывала кое-какие идеи, но Ирит и слушать меня не хотела.

— Я думаю, на этот раз выслушает, — гнул свое Келдер. — Я думаю, она наконец-то повзрослела.

Валдер с Иридит переглянулись и вновь посмотрели на юношу.

— Келдер, — мягко заговорила Иридит, — Ирит не может повзрослеть. Никогда. До той поры, пока с нее не будет снято заклинание.

— Я думаю, она повзрослела, — не отступал Келдер. — На самую малость.

— Хорошо, — сдалась Иридит, — мы можем ее спросить.

Они спросили, часом позже, в обеденном зале.

— Келдер, — Ирит вытаращилась на юношу, — ты сошел с ума? Отказаться от магии? Превратиться в старую уродину, а потом умереть? Проводить все время в одном облике, не имея возможности скрыться от тех, кто мне не симпатичен? Лишиться способности летать?

— Но, Ирит…

— Ты сумасшедший? — повторила Ирит. — Разумеется, я никогда этого не сделаю!

— Я думал, ты пойдешь со мной в Шулару… — начал Келдер.

— В Шулару? Чтобы стать фермершей? Сидеть на одном месте до самой смерти? — Она не верила своим ушам. — Ты сумасшедший! Келдер, зачем мне такая жизнь? Сейчас я знаменита и свободна! Второй такой просто нет!

Чтобы до Келдера лучше дошел смысл ее слов, девушка исчезла. А через мгновение за окном хлопнули крылья. Келдер вышел на крыльцо и увидел набирающую высоту Ирит. Роскошные белые крылья рассекали воздух.

Его охватило жестокое разочарование.

— Этого и следовало ожидать.

Валдер и Иридит промолчали.

Летунья возвратилась к ужину, и более вопрос о снятии с нее заклинаний не поднимался. Иридит, однако, объяснила, каким образом можно излечить Эздрела.

— И все? — переспросила Ирит. — Две капли крови? Я могла это сделать много лет назад!

— Да, — кивнула Иридит. — Могла бы, если б знала как.

Ирит нахмурилась:

— Что ж, в следующий раз я не растеряюсь.

— В следующий… — У Келдера перехватило дыхание.

— Так закапаем кровь прямо сейчас? — спросила Иридит, вытаскивая из чехла, висевшего на поясе, маленький серебряный кинжал.

Ирит покосилась на тускло блестящее лезвие, посмотрела на Эздрела, который спал на скамье у камина.

— Никакой спешки нет. Для Эздрела ничего не изменится, если мы подождем несколько дней.

Этот камешек переполнил чашу терпения Келдера. Он схватил Ирит за руку, притянул к себе.

— Слушай, с Эздрелом мы разберемся прямо сейчас! Я уколю тебе палец, и мы капнем твою кровь в оба его глаза, как сказала Иридит, независимо от того, будет он спать или нет. Он и так сорок лет проходил под твоим чертовым заклинанием!

— Хорошо. — Ирит выдернула руку. — Только не надо кричать!

Она повернулась, с отвращением посмотрела на пьяницу, но, когда Келдер вновь потянулся к ней, подошла к лавке, на которой лежал Эздрел, опустилась рядом с ним на одно колено, вытянула левую руку:

— Вот.

Под взглядом Иридит Келдер уколол острием ножа мизинец Ирит. Выдавил капельку крови на свой мизинец, а другой рукой приподнял веко Эздрела и перенес капельку на его глаз.

Эздрел даже не дернулся, продолжая храпеть.

Келдер проделал то же самое со вторым глазом, затем присел на корточки, ожидая, что будет дальше.

Ничего не изменилось, разве что Ирит воскликнула: "Больно, однако! Есть у кого-нибудь бинт или хотя бы вода? Иридит, ты знаешь заживляющие заклинания?"

Ужинали Ирит и Келдер молча, дуясь друг на друга. За соседним столиком Валдер и Иридит оживленно обменивались впечатлениями последних дней. Еду подавала Аша, изо всех сил старавшаяся произвести хорошее впечатление на хозяйку. Когда девочка отворачивалась, Иридит сияла радостью. Когда же смотрела на чародейку, та делала серьезное лицо, давая понять, что она справедлива, но строга.

После ужина Келдер решил, что ситуация критическая. Ирит, заподозрил он, может и сбежать — из страха, что ее насильно лишат магии. Этого он допустить не мог. Если девушка улетит, скорее всего он больше ее не увидит. А пророчество Зиндре, похоже, накрепко их связало. Оставалось одно: поговорить с Ирит наедине, все объяснить, признаться в любви и попросить выйти за него замуж.

И почему он должен держать пророчество в секрете? Если ей суждено стать его женой, они должны полностью доверять друг другу. Даже с ее магией, даже с ее отказом поселиться в Шуларе он хотел взять Ирит в жены. Они могли жить в Этшаре и где угодно еще, по ее выбору. С возвращением в Шулару торопиться необязательно, ничего его туда не тянуло, разве что пророчество Зиндре. Оно же и побуждало Келдера просить руки Ирит.

В конце концов, неужели обычный деревенский парнишка посмел бы посвататься к такому легендарному существу, как Летунья, если б и его не поддерживали магические силы?

Надо поговорить с ней, твердо решил Келдер. Поговорить наедине, а не в обеденном зале, где полным-полно народу и рядом постоянно снуют слуги.

Наконец юношу осенило, и он попросил у Валдера фонарь.

— Пойдем на вершину холма, — предложил он Ирит. — Полюбуемся рекой. Взошли обе луны. Тебе понравится.

Думала она долго.

— Хорошо.

Вместе, не произнося ни слова, они поднялись на холм, отделяющий гостиницу от реки, и сели на траву. Вечер выдался теплым. Вода переливалась золотисто-розовым светом. Молчание затянулось.

— Спасибо, что излечила Эздрела, — наконец не выдержал Келдер.

— Это не его вина, — ответила Ирит.

Юноша еще старался понять смысл ее слов, когда ночь прорезал леденящий кровь вопль. Оба вздрогнули. На мгновение замолчали даже цикады.

— Что это? — спросила Ирит.

— Не знаю, — ответил Келдер. — По-моему, кричали в гостинице.

Он обернулся.

— ГДЕ ОНА? — проревел мужской голос. — ГДЕ ЭТА СУКА?

— Эздрел, — прошептала Ирит. — Видать, он зол на меня.

Келдер не задумывался, как поведет себя Эздрел, когда развеются чары. А повел он себя естественно: озверел. Заклинание защищало себя, не позволяя Эздрелу хоть в чем-то укорить Ирит. Теперь его сняли, и злость, накопившаяся за сорок четыре года, разом выплеснулась наружу.

И, разумеется, на Ирит.

Келдер посмотрел в сторону гостиницы. На дороге был ясно виден силуэт мужчины, потрясающего кулаком.

— ИРИТ! — неслось в темноту. — Я ТЕБЯ НАЙДУ И УБЬЮ, ГЛУПОЕ МАЛЕНЬКОЕ ЧУДОВИЩЕ!

— Что нам делать? — Ирит обхватила ногу Келдера.

— Не знаю.

Фигура у гостиницы поворачивалась, наконец взгляд Эздрела устремился на холм. До Келдера внезапно дошло, что его силуэт четко выделяется на фоне ночного неба, а Эздрел в своих бедах может обвинить не только Ирит, но и его, пусть даже не имея на то никаких оснований.

Эздрел его заметил.

— ИРИТ!

Келдер и предположить не мог, что его примут за девушку.

— Пошли отсюда.

Он поднял Летунью на ноги и увлек вниз по склону, к реке, подальше от разбушевавшегося старика.

Эздрел же, увидев, что фигура на вершине холма исчезла, уже не сомневался, что это Ирит, и бросился вдогонку.

— Я угробил всю жизнь, разыскивая тебя, паршивая сучка, — кричал он на бегу, — так что на этот раз, клянусь богами, я тебя отловлю!

Ирит и Келдер в панике чуть ли не кубарем катились по склону. Келдер, однако, крепко держал девушку за руку. Четверо солдат, собиравшие плату за проход, повернулись, дабы разобраться, по какому поводу шум, поэтому он потянул Ирит в сторону от моста, забыв, что там нет ничего, кроме крутого откоса.

— Келдер, — выдохнула Ирит. — Келдер, пусти меня!

Юноша поскользнулся на мокрой от росы траве, и Ирит вырвала руку. Повернулась и увидела Эздрела, с невероятной для его возраста скоростью бегущего следом за ними.

Она в страхе пискнула, застыла, а потом исчезла, чтобы мгновением позже птичкой взмыть в небо.

Еще через несколько секунд Эздрел пронесся по тому месту, где стояла Ирит, и, не в силах остановиться, свалился в реку.

Брызги полетели во все стороны, несколько капель даже попало на бриджи Келдера, и вода сомкнулась над стариком.

Эздрел на поверхности не появился.

— Ирит! — закричал Келдер. — Спаси его!

Ирит возникла в воздухе, из птички превратившись в крылатую девушку.

— Ты шутишь? Он пытался меня убить! Кроме того, я промокну.

— Но он утонет!

— Он старый мерзкий пьяница. Пусть тонет!

Келдер не находил слов, которые смогли бы убедить Ирит помочь Эздрелу, а потому в отчаянии сам прыгнул в реку.

Юноша шлепнулся на живот, руки и ноги разнесло в разные стороны, поразила его и сила удара, он никак не ожидал, что вода окажется такой твердой. Потом он камнем ушел под воду и быстро осознал правоту Ирит: не зря она говорила, что плавать надо учиться.

Келдер изо всех сил замахал руками, стараясь вынырнуть на поверхность, но ничего не добился. Воздух уходил из его легких, вода сомкнулась над его головой. Он попытался оттолкнуться от дна, но не достал до него ногами. Позвал было на помощь, и вода потекла ему в рот и нос. А грудь — так та просто грозила разорваться.

Перед глазами почернело, и он уже решил, что умирает, но пришла за ним вовсе не смерть.

Келдер почувствовал, как сильные руки подхватили его и потянули наверх. Спасителя он не видел, но чувствовал, что его тащат против течения. Наконец его уложили на землю и с такой силой надавили на грудь, что рот открылся сам по себе и речная вода потоком хлынула в траву.

Вот тут Келдер и лишился чувств.

Глава 35

Открыв глаза, Келдер далеко не сразу понял, где он находится. Перед глазами были лишь выбеленный потолок да играющие на нем солнечные зайчики. Он явно лежал в постели, да только не знал в какой.

Наконец до него дошло, что это комната в гостинице Валдера, а постель та же самая, в которой он проспал уже несколько ночей.

Повернув голову, юноша увидел Тетту, служанку из обеденного зала, читающую что-то на верхнем из сложенных стопкой листков бумаги. Он попытался заговорить, спросить, что с ним приключилось, но из горла вырвался только хрип.

Однако этого хватило, чтобы Тетта оторвалась от своих листочков.

— Ты проснулся! — воскликнула она.

Келдер не знал, как ему реагировать на констатацию столь очевидного факта, но подумал, что особого значения ответ иметь не будет, поскольку голос по-прежнему его не слушался.

— Одну минуту. — Тетта ободряюще хлопнула Келдера по плечу. — Я сбегаю за Валдером. — Она вскочила со стула и исчезла за дверью.

Келдер использовал это время, чтобы разобраться, вернется ли к нему дар речи, так что, когда Тетта привела Валдера, он смог уже достаточно внятно, пусть и хрипло, спросить: "Что случилось?"

— Солдаты вытащили тебя из реки. Эздрела тоже. Они услышали всплеск и крики Ирит.

— А с Эздрелом все в порядке?

Валдер скривился:

— Более или менее. Он не утонул, если ты об этом, и в отличие от тебя не наглотался воды и не пытался ею дышать… Келдер, ты совсем не знал, как вести себя в воде?

Келдер кивнул.

— Ты все делал наоборот.

Юноша пожал плечами и выдавил из себя некое подобие улыбки.

— В общем, Эздрел не утонул, но, когда его вытащили из реки, злости у него не поубавилось. Он орал, что убьет Ирит, тебя, меня, Ашу, да и всех, кто попадет ему под руку. Впрочем, я его не виню. — Валдер вздохнул. — Я попросил солдат постеречь старика, а когда прибыла смена, его увели в Этшар… В путь они двинулись несколько часов тому назад, так что ушли уже далеко.

Келдер мигнул.

— Что… — У него перехватило дыхание и пришлось повторить: — Что с ним… — Его вновь подвело горло.

— Что с ним станет? — догадался Валдер. Юноша кивнул. — Не знаю. Я попросил, чтобы ему нашли какую-нибудь работу, но едва ли что-то получится. Скорее всего он окажется на Площади Ста Футов, однако это лучше, чем задворки Шана.

Келдер глубоко вдохнул, тщательно готовясь к следующему вопросу.

— Что такое Площадь Ста Футов? — Он гадал об этом с тех пор, как о ней упомянула Азрая.

— Ты не знаешь? — Валдер улыбнулся. — Видишь ли, Этшар обнесен крепостной стеной. Строился город во время войны, когда к укреплениям относились со всей серьезностью, а уж крепостная стена Этшара, пожалуй, самое внушительное из подобных сооружений. Она охватывает город с трех сторон, а торцами упирается в бухту. Военный лагерь занимал восточную часть города, она так и называется, Полевой район. По самой стене осуществлять быструю переброску войск или техники невозможно. А ведь при осаде могли возникнуть ситуации, когда потребовалось быстро укрепить какой-то отдельный участок. Вот Азрад Великий и повелел оставить вдоль стены полосу чистой земли, запретив там любую застройку. Ширина ее составила сто футов. По внутреннему периметру проложили улицу, естественно, она получила название Стеновая, но улица шириной в сто футов никому не нужна, и пространство между мостовой и стеной, по существу, чистое поле, окрестили Площадью Ста Футов.

На лице Келдера по-прежнему отражалось недоумение, поэтому Валдер продолжил:

— Поскольку это была единственная в городе территория, где ничего не строилось, Площадь Ста Футов облюбовали нищие и воры. Потом к ним присоединились безработные и неудачники. Так что любой, кому требовались временные работники, отправлялся туда. Эту гостиницу двести лет тому назад построили люди, которых я нанял на Площади Ста Футов. — Валдер улыбнулся. — Поверь мне, Площадь Ста Футов — не самое плохое место для Эздрела.

Келдер вспомнил, что Азрая отзывалась об этой площади менее благожелательно и она там действительно жила, а Валдер — нет.

— По-моему, ничем не лучше Шана, — с горечью просипел юноша.

Валдер пожал плечами:

— Нельзя спасти того, кто не хочет спасения. По крайней мере заклинание с Эздрела снято, у него появился шанс начать новую жизнь. Кроме того, Шан-в-Пустыне умирает, и продолжается это уже добрых сто лет. Никому неохота тащиться на край света, появились другие места, где можно купить все, чем торгуют в Шане. Великий Тракт нынче не так уж велик. Большинство моих постояльцев держат путь в Сардирон или в один из Этшаров. Эти города процветают и быстро растут.

Слова Валдера успокоили Келдера, но до конца не убедили. Он очень хотел справиться с возложенными на него обязанностями защитника униженных и оскорбленных. Да, Аше он нашел стол и кров здесь, в гостинице. Хотелось, чтобы такая же удача ждала всех, кто странствовал вместе с ним.

Разумеется, Азрая ушла сама, и едва ли у него появится возможность узнать, как сложилась ее судьба. Теперь вот ушел и Эздрел.

Оставалась лишь Ирит… и, разумеется, он сам.

— Где Ирит? — спросил Келдер.

— Внизу. Хочешь повидаться с ней?

Юноша кивнул, и Валдер вышел из комнаты.

Минуту спустя в дверь всунулось встревоженное личико Ирит.

— Келдер? Как ты?

— Отлично, — просипел он.

Летунья вошла, села на стул у кровати.

— Действительно все в порядке?

Келдер кивнул.

— Как славно! — заулыбалась Ирит. — Глупый, зачем ты прыгнул за Эздрелом, если не умеешь плавать? Я и подумать не могла, что ты попытаешься спасти его сам! Это настоящая дурость, Келдер! — Она залилась нервным смехом, звонким, как трель соловья.

Келдер молча смотрел на нее.

Что она нашла смешного в его попытке спасти человеческую жизнь?

— Но теперь он в надежных руках, — продолжила Ирит. — Солдаты увели его в Этшар. Аше у Валдера очень хорошо, так что мы остались вдвоем. И в Этшар нам идти не надо. Город хоть и большой, но мы все равно можем наткнуться на Эздрела. Опять же, и делать там нечего, потому что теперь никакой чародей нам не нужен. — Она вновь засмеялась. — Я же говорила тебе, что мы можем встретить Иридит! Она много путешествует, однажды отсутствовала целых два года, поэтому я не знала, застанем ли мы ее. И еще, она обычно не жалует тех, кто знает, что Иридит-чародейка и Иридит — жена хозяина гостиницы — это одна и та же женщина. Ты понимаешь, иной раз это создает определенные неудобства.

Келдер по-прежнему не сводил с нее глаз.

— Я все время удивляюсь, как она выдерживает. Великая чародейка живет, как обычные люди. Но, с другой стороны, Валдер такой душка, и она своими чарами сохраняет ему молодость. Жаль, что мне такое не под силу!

Ирит взглянула на Келдера, удивляясь, что он молчит, а потом затараторила вновь:

— Я подумала, что мы можем пойти на восток, по Великому Тракту, потому что Шана-в-Пустыне ты, по существу, не увидел, во всяком случае, днем. Если хочешь, можем заглянуть и в Шулару, я познакомлюсь с твоими родственниками, но навсегда там не останусь. Действительно, что мне делать на ферме? Превратиться в кошку и ловить мышей? Мышей я ненавижу. Я хочу сказать, они очень вкусные, но надо вырасти кошкой, чтобы ловить и есть их, особенно сырыми.

Келдер все смотрел на Ирит. Красавица, ничего не скажешь. Золотые, сверкающие в солнечных лучах волосы, прекрасное лицо, точеная фигура, но теперь-то он понял, что это еще далеко не все.

— Ты ведь тоже там не останешься, да? — спросила Ирит. — Я про ферму.

Юноша покачал головой:

— Нет. — Зиндре не говорила, что он останется в Шуларе, просто вернется туда в целости и сохранности, что он и намеревался сделать. Когда-нибудь.

А сейчас он не испытывал ни малейшего желания возвращаться в Шулару. Да и вообще уже не имело никакого значения, провидица Зиндре или шарлатанка.

— Хорошо! — ослепительно улыбнулась Ирит. — Тогда мы пойдем в Шан, я тебе там все покажу. И нам не придется убегать от отвратительного старика-пьяницы и воровать отрубленные головы. Мы отлично проведем время, да?

— Нет, — повторил Келдер.

Ирит воззрилась на него.

— Келдер, почему нет? — изумилась она.

— Я иду в Этшар. Думаю там остаться.

— Ты все еще не пришел в себя. — Летунья похлопала его по руке. — Мы поговорим еще раз, когда тебе станет лучше, и решим, как нам быть. До свидания, Келдер.

Она повернулась и вышла из комнаты.

Келдер проводил Ирит взглядом. Белая туника подчеркивала достоинства ее фигуры. Тут до Келдера дошло, что она ничуть не изменилась, осталась такой же, как и в день их встречи.

Но чего ей меняться? Не прошло и месяца с того дня, как они встретились, а что есть месяц в сравнении с прожитыми ею годами? Вот он за этот срок изменился. И Аша. И Эздрел.

Но не Ирит.

Она не изменится никогда.

А разве он мог, уготовила ему судьба такое будущее или нет, жениться на пятнадцатилетнем ребенке?

Глава 36

Келдер закинул заплечный мешок за спину и поднял голову.

Ирит, в последний раз махнув ему рукой, полетела на восток, поблескивая крыльями в лучах восходящего солнца. И вскоре исчезла вдали.

Увидит ли он ее снова, подумал Келдер. Если увидит, она скорее всего сделает вид, что не узнает его. Да и ему, сказал он себе, незачем возобновлять прежнюю дружбу.

Валдер и Аша хлопотали по хозяйству, но юноша все равно помахал им рукой, на случай, если кто-то выглянет в окно. А затем решительным шагом двинулся в сторону Этшара.

Келдер хотел увидеть город, найти там свое место, может, разыскать Азраю.

Он никогда не слышал, как она смеется. Может, и у нее смех звонкий, как трель соловья. Многие женщины так смеются.

А Зиндре скорее всего лгунья и шарлатанка. Впрочем, не важно теперь, что она сказала — правду или ложь. Надо жить своей жизнью, переходить от одного этапа к другому и не думать, соответствует он пророчеству или нет.

Келдер все-таки надеялся, что, придя в Этшар, сумеет разыскать Азраю. Может, они поселятся вместе.

Мысли эти вызвали у него улыбку. А что, может, и поселятся.

А может, и нет.

Авторское послесловие:
ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ

Некоторые ученые могут удивиться, откуда у жителей Малых Королевств такая способность к изучению иностранных языков.

Но надобно помнить, что все двести языков, на которых говорят в Мире в пятьдесят третьем столетии человеческой истории, отпочковались от материнского языка за какие-нибудь пятьсот лет, причем материнский язык, этшарский, по-прежнему в ходу и прекрасно себя чувствует.

Для двоморца изучение куоруланского эквивалентно не изучению японского американцем, а итальянцем — испанского. Многие из так называемых языков на самом деле всего лишь диалекты. Различий между критимионским и этшарским ничуть не больше, чем в английском, на котором говорят в Йорке и Нью-Йорке.

Торговое наречие — упрощенная версия этшарского.

Пожалуй, лингвистически наиболее различны семматский и островной диалекты тинталлионского, но различаются эти языки примерно так же, как английский и немецкий.

Ночь Безумия

Глава 1

Лорд Ханнер слегка запыхался, поспешая через площадь к мосту из красного камня, что вел во дворец. День у лорда выдался долгий, трудный, в довершение почти милю ему пришлось пройти весьма быстро, а весил он немало — так что не стоит удивляться, что, труся по брусчатке, он тяжело дышал.

Возможно, именно поэтому смрад, висевший над Большим каналом, смрад, который Ханнер едва ощутил, выходя утром из дворца, теперь оглушил его. Играло свою роль и то, что начался отлив и воды в идущем от моря канале было на несколько футов меньше, чем утром.

Как бы там ни было, а лорд замедлил шаги и перевел дух. Вонь дохлой рыбы и гниющих овощей была невыносимой — и едва ли подходила для ближайших окрестностей городского магистрата и официальной резиденции правителя Этшара Пряностей. Золотистый мрамор дворцовых стен мягко сиял в свете заходящего солнца; темно-красная брусчатка площади прекрасно оттеняла их; небо было удивительно синим, с перьями розовых облаков — и все это воняло, как полный тухлятины рыбный рынок. Обычный для города запах дыма, пряностей и людей исчез совершенно.

Стражей на мосту и разряженных гуляющих на площади, казалось, вонь не тревожила вовсе, — но гуляющих было меньше, чем ожидал бы увидеть в такой прекрасный летний день лорд Ханнер.

Шел четвертый день летнежара; в этом году месяц не соответствовал своему названию, и, хотя Ханнер вспотел и туника прилипла к его спине, это было следствием напряжения, а не жары.

Продолжая, хотя и медленнее, идти к мосту, Ханнер безуспешно пытался ладонью отогнать от своего носа мерзостные миазмы.

— Проклятие! — бормотал он. — Кому-то тут следовало бы выполнять свои обязанности получше.

Он попытался припомнить, кто отвечает за своевременную очистку канала; уж не дело ли это Кларима — лорда-сенешаля и, что вовсе не было совпадением, младшего брата правителя? А может быть, именно за тем, чтобы канал не вонял, должен присматривать кто-то другой, рангом пониже?

Припомнить Ханнер не смог. Он жил во дворце, был нобилем по праву рождения и знал большую часть городских чиновников, но сейчас имя того, в чьих обязанностях присмотр за чистотой канала, в голову ему не приходило.

Дядюшка Фаран, разумеется, знает; проще всего Ханнеру было бы обратиться к нему. Вполне возможно, лорд Фаран и сам уже заметил вонь, и маги, способные сотворить очищающее заклятие, уже вызваны. В конце концов окна Фарана, как и все окна во дворце, смотрят на канал.

Но это, конечно, только в том случае, если другие дела не отвлекли Фарана настолько, что он не замечает вокруг себя ничего и уж тем более — досадных мелочей вроде этой. Ханнер очень надеялся, что дядюшка не станет увиливать от своих обязанностей, замявшись любимым делом, — точнее, дожидаясь, пока им займется Ханнер.

Никак не годилось, чтобы лорд Фаран, главный советник Азрада-Сидня, отлынивал от дел, поскольку именно на своего главного советника правитель давным-давно переложил присмотр за каждодневными делами и нуждами города.

Ханнер снова ускорил шаг. Он трусил через мост, не глядя под ноги, а стражей едва удостоил взгляда.

— Кто… — начал было один из них, поднимая копье, но узнал лорда Ханнера, и копье опустилось.

При входе во дворец Ханнеру пришлось остановиться и подождать, покуда гвардейцы перед тем, как открыть двери, обменяются условными знаками; он едва дождался конца церемонии, а на приветственное "Рад видеть вас, лорд Ханнер" капитана только вежливо помахал рукой. Говорить с кем бы то ни было Ханнеру сейчас не хотелось — по приказу дяди он весь день пропел в городе, беседуя с незнакомцами; капитан Венгар не был, конечно, незнакомцем, и все же Ханнер не испытывал желания остановиться и поболтать, даром что с Венгаром они были знакомы с тех пор, когда офицер еще был лейтенантом, а сам Ханнер не вырос из детского платьица.

Наконец внутренняя стража признала, что пришедший — не захватчик, и распахнула тяжелые, окованные металлом створки.

— Спасибо, — буркнул Ханнер, торопливо проходя мимо гвардейцев в главный коридор.

Коридор был двадцати футов шириной и двадцати пяти — высотой, плитки пола в нем были из шлифованного мрамора, а стены увешаны шпалерами; вел он прямо к искусно позолоченным резным дверям главного зала приемов. Ханнер даже не взглянул на всю эту роскошь — он сразу повернул направо и через маленькую дверцу вошел в приемную лорда Кларима. Минуя ее, он помахал секретарю за столом, вышел в другую дверь и оказался в узком коридоре, что вел к апартаментам его семьи.

Будь лорд Кларим у себя, Ханнер непременно помянул бы о гнусной вони из канала, но по собственному печальному опыту он знал, что беседа с секретарем приведет не к очистке рва, а к обмену посланиями между службами и не вызовет ничего, кроме недовольства чиновников.

Ханнер уверенно пробирался по лабиринту коридоров, переходов, прихожих и лестниц — и наконец добрался до личных апартаментов лорда Фарана. Апартаменты эти Ханнер и две его сестры делили с дядей вот уже два года — со дня смерти матери. Ханнер на миг остановился, перевел дух, одернул тупику и шагнул в гостиную лорда Фарана.

Дядя стоял посреди комнаты, облаченный — совершенно не по погоде — в изумительный плащ темно-зеленого бархата, а одна из сестер Ханнера, леди Альрис, в бледно-голубой тунике и темной узорчатой юбке, устроилась на скамье у окна и, не обращая никакого внимания на прекрасную погоду за стеклом, мрачно смотрела на дядюшку. Второй сестры, леди Нерры, видно не было.

Лорд Фаран явно надел нарядный плащ по какому-то торжественному случаю, а не для тепла, и был, как всегда, изящен и элегантен — и Ханнер, взглянув на него, вспомнил, что сам он невысок и плотен. Толстым он бы себя не назвал, но вот округлым — наверняка. Полная противоположность гибкому красавцу дяде… Ханнеру не посчастливилось: он пошел в своего давно покойного отца.

Не успел Ханнер раскрыть рта, как лорд Фаран заговорил:

— А, Ханнер, — произнес он. — Я приглашен на ужин и уже убегаю, но если ты узнал что-нибудь важное, — говори.

— Я заметил, что канал воняет, — сообщил Ханнер.

Фаран криво улыбнулся.

— Я распоряжусь, прежде чем отбуду, — сказал он. — Что-нибудь еще?

— Да нет. Я побеседовал с доброй дюжиной магов, и никто из них не упоминал об угрозах или неприятностях со стороны Гильдии.

— А матушку Перреа ты расспросил?

— Я говорил с ней и с ее помощником. Она твердит, что решение остаться ведьмой и не принимать наследственный пост в магистрате — ее собственное. Правила Гильдии к этому отношения не имеют.

— Может быть; но может быть и так, что ее хорошенько припугнули, вот она и молчит, — нахмурился Фаран.

— Не похоже, чтобы она так уж нервничала, — возразил Ханнер.

— Мы еще обсудим все это попозже — и поподробнее, — сказал Фаран. — Теперь же, если я хочу еще поговорить с лордом Кларимом о канале, я должен бежать — иначе никуда не успею.

— И как же ее зовут? — с улыбкой поинтересовался Ханнер, уступая дорогу.

— Исия, по-моему. — Фаран перестал хмуриться. Он скользнул мимо Ханнера и удалился.

Ханнер несколько мгновений слушал, как затихают в глубине коридора его шаги, и только потом закрыл дверь и повернулся к Альрис.

— Снова ушел, — вздохнула та, прежде чем брат успел что-нибудь сказать. — Как всегда. Он ночует где угодно, только не здесь.

Ханнер знал: если она и преувеличивает, то ненамного.

Это не наше дело, — отозвался он.

— Ты так говоришь, потому что он никогда не таскает тебя с собой, — проворчала Альрис. — Представляешь — он твердит, что я должна встречаться со всеми этими людишками.

— А меня он посылает одного встречаться с ними, — пожал плечами Ханнер. — Не знаю, что лучше.

— Тебе не приходится улыбаться с невинным видом, пока этот великий человек соблазняет какую-нибудь бедняжку, завороженную его титулом. — Она подергала торчащую из юбки нитку. — Я не хочу ни с кем встречаться.

— Ему ты об этом говорила?

— Ну разумеется! Он не обратил внимания. — Она подняла взгляд. — Тебе еще предстоит познакомиться с его последней жертвой.

— Вот как?

— Он поведал мне, что она мечтает увидеть дворец изнутри, так что он, возможно, приведет ее сюда.

— И захочет, чтобы мы не путались под ногами. Она же придет не для того, чтобы познакомиться с нами.

— Что приятно. Она наверняка глупа. Все они таковы.

Спорить с сестрой о вкусах дядюшки Ханнеру не хотелось, и он попытался сменить тему.

— Где Нерра? — поинтересовался он.

Альрис махнула в сторону спален.

— Где-то там. Они с Мави снова болтают о тряпках, и мне стало скучно.

— Мави здесь? — Ханнер постарался, чтобы голос не выдал его радости. Хотя о сестриных подружках он был не высокого мнения, Мави с Нового рынка была исключением. Нерра познакомилась с ней, покупая ткани в Старом Торговом квартале, и быстро подружилась. Ханнеру нравились благожелательность Мави и ее искренний интерес ко всему окружающему. А очаровательная улыбка, отличная фигура и длинные светлые волосы, по мнению Ханнера, ничуть ее не портили.

Альрис кивнула.

— Она зануда, — сообщила она. — Как Нерра. Ханнер поморщился. Альрис было тринадцать, и ее раздражало все.

Или почти все; подобно дядюшке Фарану, она была без ума от магии. Несколько месяцев она убеждала Фарана отдать ее в ученицы какому-нибудь волшебнику, но он отказался — из-за того, что она может по праву рождения или благодаря замужеству занять важный пост в Гегемонии Трех Этшаров, что стало бы невозможным, сделайся она волшебницей.

Ханнер подозревал, что дядюшка намерен выдать Альрис за какого-нибудь влиятельного политика, — столько же заботясь о себе, сколько о ней; и Альрис, и Нерра, в отличие от него самого, часто сопровождали Фарана в его поездках.

Подобные планы саму Альрис в восторг не приводили. Она твердила, что не желает ни занимать государственный пост, ни выгодно выходить замуж, но, как всегда, дядюшка считался только с собственным мнением. Сейчас же, когда минуло уже шесть недель со дня ее тринадцатилетия, Альрис стала слишком взрослой, чтобы сделаться ученицей любого волшебника.

Так что теперь она слонялась по дворцу, скучая, ворча и всем во всем противореча.

— Ты весь день разговаривал с магами, да? — поинтересовалась Альрис.

— Большую часть дня, — кивнул Ханнер. — С тремя ведьмами, жрецом, двумя колдунами и четырьмя волшебниками.

— Они пользовались при тебе чарами?

— Ни разу, — солгал Ханнер. Жрец и двое волшебников продемонстрировали ему кучу заклятий и талисманов, а одна из ведьм прочла его мысли и предложила "снять с его души камень".

Никакого камня, который он хотел бы снять с души, у Ханнера не было, так что от предложения он отказался. Он считал, что какая бы тяжесть ни лежала у него на сердце, вызвана она исключительно недовольством собой, и считал необходимым ощущать ее, чтобы в будущем поступать лучше.

— Спорю, что пользовались, — завистливо сказала Альрис. — Ты просто скрываешь.

Не успел Ханнер ответить, как послышались шаги. Он повернулся и увидел Нерру и Мави — они как раз выходили из спальни.

Нерра, пятью годами моложе двадцатитрехлетнего Ханнера и пятью годами старше Альрис, была, как и они, чуть ниже среднего роста. Хоть и не такая кругленькая, как Ханнер, и объемах она заметно превосходила сестру.

Мави же была выше Ханнера на дюйм или около того и сложена, на его взгляд, просто великолепно — хотя, разумеется, он никогда не осмелился бы сказать ей это.

— Мне послышался твой голос, — сказала Нерра. — Дядя Фаран ушел?

— Только что, — отозвался Ханнер.

— Он по-прежнему думает, что Гильдия магов замышляет захватить власть в мире?

— Что-то вроде того, — вздохнул Ханнер.

— А они правда это замышляют? — лукаво улыбнувшись, спросила Мави. — Удалось отыскать доказательства их коварных интриг?

— Они, как и раньше, требуют соблюдения правил, — устало сказал Ханнер. — Никакого смешения видов магии. Никакого смешения магии и правления.

— Но это глупо, — заявила от окна Альрис. — Какое им дело?

— Они не хотят, чтобы кто-либо сделался слишком могущественным, — объяснил Ханнер в сто пятый раз. Правда, Мави прежде его не слышала, а потому он продолжал: — В конце концов кое-кто из магов живет веками — а если такой срок будет отпущен правителю, кто знает, что сможет он на творить?

Мави и Нерра переглянулись и прыснули. Ханнер вспыхнул.

— Не о нашем правителе речь. Не думаю, чтобы Азрад-Сидень смог что-нибудь натворить, сколько бы ни прожил. Но представьте, что был бы жив самый первый Азрад, и ему было бы двести лет…

— Ну и что? — снова встряла Альрис. — Что за дело до этого Гильдии? Я не возражала бы, чтобы Азрад Великий все еще правил!

— А дядя Фаран возражал бы, — сказала Нерра. — Будь у власти Азрад Великий, он не смог бы командовать всем и вся, как ему заблагорассудится.

— Подумаешь! — хмыкнула Альрис. — Правителю шестьдесят семь. Да он каждый день может подавиться рыбьей костью или еще что-нибудь — и Азрад Младший станет Азрадом VII, а дядюшку выгонят. Они с наследником не слишком любят друг друга.

— А представь себе, что правитель владеет чарами, которые позволяют ему жить сотни лет, — и что тогда делать Азраду Младшему? Ждать у моря погоды?

— Он мог бы найти себе другое местечко, — заметила Мави.

— Или мог бы нанять мага или демонолога, чтобы прикончить папеньку.

— Лорд Азрад никогда этого не сделает, — запротестовала Нерра.

— Он просто не сможет, — сказала Альрис. — Гильдия магов прикончит любого из своих, согласись он убить кого-то из сановников.

— Но мы же предполагаем, что Гильдия более не следует своим правилам.

— Это глупо, — повторила Альрис. — Дурацкое предположение, потому что они следуют своим дурацким правилам, и дядя Фаран не может убедить их отказаться от этого.

— И это дурацкий спор, — сказала Нерра. — Я голодна. Правитель сегодня устраивает парадный ужин?

— По-моему, нет, — отозвался Ханнер.

— Тогда пошли на кухню и добудем себе чего-нибудь. Мне не хочется есть здесь, да и дядюшка навряд ли обрадуется, если мы будем у себя, когда он приведет очередную пассию.

— Твоя правда, — кивнул Ханнер. Он тоскливо поглядел на диван у стены — ноги у него болели, и он охотно бы дал им отдохнуть — повернулся и побрел к двери. Голоден он был не меньше Нерры, а ноги могут отдохнуть и на кухне, благо идти до нее всего три пролета вниз и какую-то сотню футов на запад, прямо под главный зал.

Огромная, похожая на пещеру кухня кишела по слугами — все они готовили, носили и жевали всякие вкусности. Один стол, в сторонке, окружала стража — там шеф-повар готовил ужин правителю.

Принято было, чтобы правитель пировал в главном зале, с семьей и придворными, но Азраду VI всегда было лень тратить такие усилия па еду; он предпочитал кушать и своих покоях в окружении ближайших советников — братьев и лорда Фарана, если тот случался поблизости. Другие обитатели дворца были вольны устраиваться как угодно.

Лорд Фаран часто ужинал на стороне, в особняках разных важных сановников или в домах у женщин, но сестер Ханнера приглашали туда редко, а самого Ханнера — еще реже. Добывание себе еды на кухне было для них делом обычным.

Четверка раздобыла жареную курицу, бутылку альдагморского, блюдо овощей и кучу сладких булочек, потом нашла тихий угол и устроилась там на полу, скрестив ноги. Они ели, болтали и смотрели на суету вокруг. Ханнер заметил, как вывалили в окно ведро отбросов, и проворчал:

— Теперь понятно, почему воняет канал.

— А ведь правда, ужасная вонь, — согласилась Мави. — Думаю, очищающее заклятие в последний раз не сработало.

— Волшебству доверять нельзя, — сказала Нерра. — Оно ненадежно. Так, во всяком случае, утверждает дядя Фаран.

Альрис возмущенно фыркнула.

— Возможно, еще и поэтому Гильдия запрещает смешивать власть и магию, — заметила Мави.

Ханнер покачал головой:

— Не думаю, что поэтому. На самом деле волшебство не менее надежно, чем все остальное.

— Так то волшебство. А другая магия? Дядю Фарана тревожат все маги, хотя по-настоящему раздражают его только волшебники.

— Гильдия не желает, чтобы разные виды магии смешивались, — сказала Альрис.

— А волшебство и правда менее надежно? — спросила Мави. — Никогда об этом не слышала.

Ханнер приподнял ладонь.

— По-моему, все зависит от того, чего вы хотите от волшебника, — проговорил он. — Жрецы не претендуют на безошибочность, и многие молитвы остаются без ответа, но кое с чем они прекрасно справляются. Мне не доводилось видеть, чтобы больной горячкой, которого пользовал жрец, умирал.

Внезапно стало очень тихо, и Ханнер осознал, что он только что сказал. Нерра и Альрис молча уставились на него, но Мави спросила:

— Сколько вообще людей сейчас умирает от горячки?

— Наша мать умерла. — Нерра сердито отставила тарелку. — Он видел, как горячка сожгла нашу мать. И маги не помогли — она ведь была леди Иллира, сестра лорда Фарана. Их заклятия к услугам купцов, моряков, вонючих нищих со Стофутового поля, но для потомственного аристократа или кого угодно, связанного с правителем, — нет уж, маги и пальцем не пошевелят. — Она глянула на Альрис — та смотрела в тарелку и отщипывала кусочки курицы.

— Это еще одна причина, по которой дядюшка так озабочен магией, — тихо проговорил Ханнер.

— Ужин окончен. — Нерра вскочила. — Я пошла.

— Я с тобой. — Альрис поставила тарелку на пол.

— Но я не наелась! — запротестовала Мави.

Нерра не ответила; она шагала прочь, увлекая за собой Альрис. Мави и Ханнер остались сидеть на полу.

— Прости, — сказал Ханнер. — Я не подумал. А стоило бы, прежде чем напоминать им о маме.

— Ну, меня-то ты не задел, — отозвалась Мави. — Моя мать жива и здорова. Но это и правда было…

— Бестактно?

— Что-то вроде…

— Бесчувственно?

— Может быть…

— Невероятно глупо?

— Да, думаю, что так.

— В этом я мастак, — согласился Ханнер. — Никогда не знаю, ни что сказать, ни когда прикусить язык. Потому-то я все еще и состою на побегушках у дядюшки вместо того, чтобы заниматься собственным делом.

— Ты способен на большее, чем быть помощником советника правителя.

Ханнер поморщился.

— А как ближайшему родичу этого советника мне следовало бы быть умнее. Дядя Фаран всегда знает, что сказать.

— У твоего дяди двадцатилетний опыт правления.

Ханнер не нашел, что ответить. Он вгрызся в последний кусок курицы.

Парочка закончила ужин в дружеском молчании. Когда оба доели, допили и вылизали все до капли, Ханнер нахмурился.

— Не знаю, захочет ли теперь Нерра видеть тебя, — вздохнул он.

— В любом случае мне пора домой, — сказала Мави.

— Уж меня-то Нерра точно видеть не захочет, и я не прочь прогуляться. — Ханнер с удивлением поймал себя на этих словах: ноги его все еще болели после дневной прогулки. — Можно проводить тебя?

— Сочту за честь, — ответила Мави.

Глава 2

Ханнер и Мави не спеша вышли из дворца, пересекли площадь и двинулись вверх по Аренной улице в Новый город. Вокруг было светло от факелов и фонарей у входов в дома, но дневная толпа поредела, пыль на улицах осела, и ночной ветерок нес с моря запах соли и приятную прохладу — хотя канал и вонял по-прежнему. Однако через несколько кварталов запах исчез, и парочка пошла медленнее.

Перед одним из больших особняков они остановились; сквозь кованую ограду видны были фонтаны и прекрасные статуи. Ханнер обнаружил, что держит Мави за руку и вот-вот поцелует ее.

Но тут она отпрянула и показала на спящего мраморного кота; возможность была упущена.

— Как по-твоему, этот кот мог быть раньше живым? — спросила девушка.

— Зачем кому-то превращать кота в камень?

— Практики ради, — предположила Мави. — Или что-бы отомстить хозяину кота. Если уж на то пошло, объясни, зачем кому-то высекать кота в мраморе?

— Чтобы украсить свой двор, как здесь. — Ханнер указал на маленькую фигурку.

— А я думаю, это сотворил волшебник, чтобы набраться опыта перед тем, как отомстить обидчику и превратить его в камень.

— Если он делал это ради практики, то почему же не разрушил потом заклятия?

— Разве заклятия превращения в камень обратимы?

— Какие-то — да, какие-то — нет, — принялся объяснять Ханнер. — Маги обычно называют обратимые заклинания высшими, а необратимые так и зовут "необратимыми" поэтому, я думаю, они предпочитают те, что не навсегда.

— Наверное, так, — согласилась Мави, задумчиво оглядывая кота. — Но, возможно, именно этот маг не знал высшего заклятия. Или его месть не удалась, и враг убил его прежде, чем он успел снять чары с кота. — Она нахмурилась. — А этот маг непременно был волшебником?

— Думаю, да, — сказал Ханнер. — Жрец не сделал бы ничего подобного, да и ведьмы, насколько я знаю, никогда не пойдут против природы. Полагаю, тут мог бы потрудиться колдун или демонолог, — вот только я никогда ни о чем подобном не слышал.

Мави с любопытством глянула на него.

— Откуда ты столько знаешь про магию? Ты ведь говорил, твоей семье запрещено изучать ее.

— Нам запрещено заниматься ею, — поправил ее Ханнер. — Знати Этшара нельзя ни учиться магии, ни использовать ее в личных целях — однако мы, разумеется, можем нанять волшебника, если это нужно городу, иначе просто не смогли бы им управлять. Но узнавать про магию мы можем все, что захотим, — и вот именно этим-то я и занимаюсь с тех пор, как умерла моя мать, — беседую с волшебниками по велению дяди. Он свихнулся на магии и, когда не занимается делами правителя или не крутит романы, пытается вызнать о ней все, что можно. — Ханнер вздохнул. — А когда он занят — с правителем ли, с женщинами ли, — это делаю за него я.

— Звучит великолепно.

— Ничего хорошего, поверь мне.

— Ох, — сказала Мани. — Но тебе по крайней мере интересно?

— Иногда. — Тема была Ханнеру неприятна. Он бросил на каменного кота последний взгляд и отошел от ограды. — Пошли.

Они миновали квартал и свернули влево, на Восточную улицу — и сразу же вместо красивых усадеб и складов пряностей Нового города их окружили древние, покосившиеся дома. В Старом городе не стоило ни мешкать, ни громко говорить, но через четверть мили парочка подошла к большой каменной дамбе в верхнем конце Старого канала, а за дамбой лежала Рыбачья слобода.

— Почему, интересно, этот канал воняет не так мерзко, как тот? — проворчал Ханнер, когда опасные улочки Старого города остались позади и их окружили обычные дома и лавочки слободы.

— Может, его лучше чистят? — предположила Мави. — А запах, кстати, не сказать, чтобы приятный.

— Пф! — фыркнул Ханнер. Его задело, что Старый канал, отделявший Рыбачью слободу от Старого города, каким-то образом умудрялся вонять меньше, чем Большой канал, который окружал дворец правителя и соединялся с морем.

Ханнер и Мави прошли слободу и вышли к Новому рынку, где свернули на улицу Плотников и очутились у дома Мави — узкого, трехэтажного, втиснутого между двумя точно такими же.

Несмотря на то что семья жила, на улице Плотников, отец Мави был торговцем инструментом и оружием; кстати сказать, именно он обеспечивал копьями городскую стражу. Мать Мави помогала мужу в расчетах, а сама Мави вела хозяйство. Все это, заметив интерес брата к девушке, объяснила Ханнеру Нерра.

Ханнер не бывал здесь прежде. Когда Мави показала на дом, он замер посреди улицы. Он снова держал ее за руку; теперь он выпустил ее пальцы и, уставясь на дом, пробормотал:

— Ну, вот ты и дома…

Выщербленный камень стен некогда был блестящим и гладким. Широкие оконные рамы покрывал резной цветочный узор, когда-то, наверное, ярко раскрашенный — хотя об этом в тусклом свете факелов на углу судить было трудно. В одном из окон горел масляный светильник, но стены были толсты, а окно глубоко утоплено, так что переплета достигала лишь малая толика света. На петлях, в былые дни державших тяжелые ставни, теперь висели бронзовые колокольчики, иногда тихонько позвякивающие под морским ветерком.

Две широкие каменные ступени вели к парадной двери, выкрашенной в зеленый цвет и по краю обитой черным железом. В маленькой нише у дверей когда-то, должно быть, стояла фигурка божества, теперь же ее сменил горшок с цветами. Дом этот, подумалось Ханнеру, — прекрасный пример традиционной этшарской архитектуры, скорее изменяющейся со временем, а не строго соблюдающей прежние каноны.

— Спасибо, что проводил меня, — сказала Мави. Потом, к удивлению и удовольствию Ханнера, поцеловала его и, повернувшись, побежала к дверям родительского дома.

А Ханнер остался на месте и стоял так довольно долго после того, как Мави исчезла в доме, смакуя воспоминание о ее поцелуе. Его, конечно, целовали и раньше, но никогда — Мави. До этой минуты он не был уверен, что их интерес друг к другу взаимен.

А это не так уж и невозможно, сказал он себе. В конце концов Мави — из семьи торговцев, обеспеченной, конечно, но не богатой по-настоящему; брак с лордом, даже таким завалящим, как он, помог бы ей подняться по социальной лестнице.

И он все-таки не совсем урод, пускай и в дюжину раз не столь обаятелен, как дядюшка.

Может, он и вправду ей нравится.

Ханнер чувствовал себя куда моложе своих двадцати треx, когда стоял, глядя на закрытую зеленую дверь дома Мави. Он перестал смущаться в присутствии женщин лет в шестнадцать-семнадцать, но Мави как-то удалось воскресить в нем ту давнюю неуверенность подростка.

Уж не означает ли это, что он влюбился?

Глупо, конечно, но отрицать такой возможности Ханнер не мог.

А еще ему пришлось признаться себе, что ноги его почти не держат. Пора было плестись домой — в постель. Солнце село давным-давно, улицы почти опустели, и дядя Фаран, без сомнения, успел уже закончить все свои дела с Исией, или как там ее зовут.

Ханнер взглянул на небо. Тучи скрыли почти все звезды — тьма ночи стала тусклой, и понять, сколько времени, было нельзя. Меньшая луна стояла низко на востоке, но Ханнер не мог припомнить, когда она встает или заходит.

Падающая звезда прочертила свой путь по небу; Ханнер смотрел, как она мчится с юга на северо-восток, и думал: какая она огромная и яркая. Интересно, подумалось ему, настоящая ли это звезда или кто-то вызвал ее огненным заклятием; а может, это и вовсе не звезда — просто полетел куда-нибудь маг.

Но, что бы это ни было, его оно не касалось. Он вздохнул, повернулся и поплелся назад во дворец.

На углу улицы Плотников — он как раз сворачивал с нее на Рыночную — Ханнер споткнулся, и у него перехватило дыхание. Он не понял, почему споткнулся, — вроде его что-то ударило, хотя ничего не было. Его обдало мгновенным жаром, он ощутил удушье — но все тут же прошло, и он не успел ничего обдумать, потому что услышал крик.

Ханнер выпрямился и широко раскрыл глаза. В отдалении вопило несколько голосов — четыре или пять, а может, и больше. Все они зазвучали одновременно, как раз когда у Ханнера перехватило дыхание.

Где-то вдали что-то рушилось. Бились стекла, падали тяжелые предметы… И над всем висел крик.

Потом, когда он пытался понять, в какой стороне кричат, вопли вдруг смолкли — один за другим, — и в наступившей тишине Ханнер понял, что доносились они с разных сторон. Полдюжины голосов в Рыбачьей слободе и на Новом рынке начинают кричать одновременно… Естественной причины этому быть попросту не могло.

— Магия, — проворчал Ханнер. Ему припомнилась падающая звезда, которой он любовался пару минут назад, и он подумал: а нет ли здесь связи? Ханнер нахмурился и постарался отогнать мысль о том, что все это может быть началом крупных неприятностей.

Он не мог припомнить ни одного заклинания, способного сотворить такое, но ведь магия — особенно волшебство и демонология — совершенно непредсказуемы.

Ханнер глянул на небо, но падающих звезд больше не было. Зато он разглядел несколько больших темных силуэтов — крупных ночных птиц или магов, спешащих по делам. В темноте, да к тому же на расстоянии, судить о размерах было трудно.

И тогда он снова услышал звон стекла и причитания — на сей раз гораздо ближе, откуда-то справа. Хоть у него и болели ноги, Ханнер перешел на рысь и припустил на голос. Кому-то, возможно, нужна его помощь.

Глава 3

Лорд Фаран резко сел в постели — судорожно глотая воздух, он широко раскрытыми глазами смотрел во тьму. Он подавил желание закричать — и обнаружил, что его бьет резкий кашель. Женщина рядом с ним повернулась и приподнялась на локтях.

— Фари?.. — спросила она. — Что с тобой?

Он попытался жестом отстранить ее, но кашель душил, и даже махнуть рукой он едва мог; тем не менее она отодвинулась от него и, не рассчитав, скатилась с постели на пол.

Плетеный коврик оказался не слишком мягок, а пол в спальне был каменным; женщина вскрикнула, но Фарану было сейчас не до ее неуклюжих движений, он едва мог вспомнить ее имя (Исия, услужливо подсказала ему память, и пару часов назад она вовсе не была неуклюжей).

Он смотрел в окно, где за тонкими занавесями мешались зарево города, сияние звезд и свет меньшей луны, и старался успокоиться.

Кашель проходил.

Сон, что разбудил его, был важным — он знал, он безошибочно чувствовал это. Сон был не просто важным — он требовал немедленных действий. Естественные сны такими не бывают. Должно быть, дело в магии.

Фаран получал уже послания через сны, когда мага, посылая, ему известия, пользовались заклинаниями Наведенных Грез, и, проснувшись, он всегда помнил суть послания — это, как он догадывался, было непременным условием данных чар: иначе их нельзя было бы использовать для связи. На сей раз, однако, воспоминания его были смутными и путаными, как после обычного кошмара.

Он помнил, что падал, и что-то обжигало его, крутом было пламя и рвущийся ветер, а потом все замерло, и он повис, и повсюду были боль и страх… но ничего более внятного. Образы были совершенно разрознены. Он не мог припомнить ни лиц, ни хотя бы символов — все, что ему запоминалось, было пламя, камень и тучи.

Он понимал: тот, кто послал ему этот сон, ждет от него, лорда Фарана, действия — чтобы он куда-то пошел и что-то сделал, но он понятия не имел, ни куда идти, ни что именно делать, ни кто, собственно, послал ему сон.

Если это было заклятие Наведенной Грезы, в него где-то вкралась ошибка.

Возможно, подумал он, это какой-то иной вид магии, из не самых надежных — колдовство или чародейство, а то и вовсе гербализм либо всякая мелочь вроде спиритизма, научников или ритуальных танцев. Вот жрецы тут скорее всего ни при чем — если бы сон послал бог, Фаран, несомненно, это уловил бы. Боги могут быть насмешливыми и хитрыми, но такое не в их духе.

Демонология? А могут ли демоны посылать сны? Если могут, то именно такая путаная, двусмысленная картина и должна была получиться.

— Не очень-то это вежливо, — сказала Исия, снова взбираясь на кровать.

— Невежливо — что? — осведомился вырванный из своих размышлений Фаран.

— Вот так выпихивать меня из постели, — ответила Исия. — Мог бы просто сказать мне, чтобы я убралась, и я бы тебя больше не тревожила.

— Выпихивать тебя? — Фаран был в замешательстве, но старался, чтобы женщина этого не заметила. — Я что, тебя выпихнул?

— Ну разумеется, нет! Я сама вывалилась и расшибла себе плечо о камень — нарочно!.. — Она бросила на него гневный взгляд, отвернулась и потянулась за рубашкой, валявшейся на ближайшем кресле.

— Дорогая моя, мне так жаль, — пробормотал Фаран. Не то чтобы ему действительно было особенно жаль, но человеку в его положении не стоит без нужды обзаводиться врагами. — Я тогда еще был в том сне, который меня разбудил.

— Сне?.. Каком сне? — Женщина замерла с рубашкой в руке, с подозрением глядя на Фарана и плотно сжав губы.

Он позволил себе удивленно улыбнуться.

— Представь себе, не могу вспомнить! Какой-то кошмар — я, кажется, даже пытался кричать, закашлялся и проснулся. И я совсем не хотел тебя спихивать, Исия, — я даже не заметил, что сделал это! — Он был совершенно уверен, что вообще не касался ее, однако женщина явно была убеждена, что он столкнул ее с кровати. Он ждал, что Исия сменит гнев на милость, и дождался — сжатые губы чуть дрогнули. Тогда Фаран наклонился и легко коснулся губами ее обнаженного плечика — до щеки дотянуться он не мог, не прилагая особых усилий, а это было бы ошибкой.

В ответ на поцелуй она чуть вздохнула и, бросив рубашку на край постели, обнаженная, с улыбкой повернулась к Фарану.

— Мне надо идти.

— Вряд ли ты хотела порадовать этим меня. Назови другую причину для ухода.

— Мои родители. Если я останусь на ночь, они решат, что мы обручились.

— Как бы я хотел этого! — воскликнул Фаран. — Но нельзя: мне надо учитывать положение семьи, я же тебе говорил. — Это была ложь, которую Фаран повторял всем своим женщинам. Своего нынешнего положения он добился собственнными стараниями; род его, хоть и знатный, никогда не был особо влиятелен, а его единственной родне — племянницам и племяннику — было все равно, на ком, почему и когда он женится.

— Знаю. — Исня снова вздохнула. — Ты был просто прелесть, Фари, пока не выпихнул меня из кровати!

— О чем я очень сожалею. Обвиняй в этом призраков или демона, наславшего на меня кошмар, а меня прости!

Она наклонилась и поцеловала его в лоб.

— Конечно, прощаю, — проворковала она, потом снова потянулась за рубашкой и на сей раз надела ее.

Фаран воспользовался моментом и зажег лампу — колдовской зажигалкой, что было, по его мнению, проще, чем чиркать кресалом или звать слугу. Фитиль занялся мгновенно, и Фаран выкрутил его, наполнив покой желтоватым светом. Потом снова повернулся к Исии и принялся разглядывать ее, делая вид, что ее красота — единственное, что его занимает.

А все же почему она уверена, что он столкнул ее? Он не касался женщины — это Фаран знал точно. На одну руку он тогда опирался, а другую прижимал к горлу, стараясь унять кашель; он просто не мог толкнуть ее.

Конечно, он мог пнуть ее ногой, но Фарану хватило одного взгляда, чтобы понять, что и этого он не делал: ноги его по-прежнему спокойно лежали под несбившимся покрывалом.

Исия не была неуклюжей, во всяком случае, за четыре дня знакомства он не заметил в ней этого; не была она и склонна к выдумкам и причудам. Фаран вообще старался не иметь дела с женщинами "не от мира сего", и в Исии он не нашел ни одного из настораживающих признаков, а уж он-то хорошо научился их видеть.

Так что, возможно, что-то все же спихнуло ее с кровати. Он уже пришел к выводу, что его быстро истаявший кошмар был волшебным; не могло быть тут чего-то еще? Призрака, демона, какого-то духа?

Однако ничем другим оно себя не проявило…

Исия оправила рубашку и направилась к креслу, на котором валялась юбка.

Фаран попытался точно вспомнить, что происходило, когда Исия почувствовала, что вылетает из постели. Она лежала на животе, опираясь на локти, его правая рука была у горла… Он пытался отмахнуться от нее, ему не хотелось, чтобы она его трогала…

Он вспомнил желание держаться от нее подальше, беспомощность, кашель, странные образы своего сна, потом… потом он вспомнил кое-что еще.

Он что-то сделал, вытянул что-то из сна. Он вспомнил ощущение, хотя не мог найти слов.

Он смотрел, как Исия управляется с юбкой, и старался одновременно удержать то ощущение и дотянуться до каймы на ее подоле. Он ощущал разделяющее их расстояние, ощущал, как никогда раньше; он словно коснулся ткани юбки и попытался подчинить ее…

Над левым коленом Исии шелк внезапно пошел складками, явив взгляду прекрасной формы бедро. Она одернула подол, не заметив в произошедшем ничего необычного.

Фаран попробовал снова; на сей раз он осторожно приподнял юбку сзади — сделал это, хотя их разделяло никак не меньше десяти футов. Прежде чем Исия что-то заметила, Фаран опустил подол.

А может, дело в Исии? Фаран сконцентрировал внимание на одной из своих стоящих в углу туфель.

Она заскользила по покою, потом поднялась в воздух. Фаран поднял ее фута на четыре, подержал и медленно опустил на пол.

Исия, надевавшая тунику, ничего не заметила.

Мгновением позже она послала Фарану воздушный поцелуй и выскользнула из спальни, тихонько прикрыв дверь.

Лорд Фаран остался в постели — но не уснул и не стал гасить лампу. Уставясь в потолок, он размышлял, прерывая размышления лишь для того, чтобы вновь и вновь опробовать свою новую силу.

Он обнаружил, что способен поднять и передвинуть все, что видит, — но только если вещь размером и весом не превосходила взрослого мужчину. Гардероб у противоположной стены даже не дрогнул. Фаран чувствовал ткань пространства между гардеробом и собой, но не мог заставить его измениться, как с меньшими предметами. Еще он выяснил, что может регулировать размер, температуру и яркость пламени в лампе. Вне всяких сомнений, это была магия. Да, но какой ее вид? И как он ему выучился? Это не было похоже ни на один из знакомых ему видов, а он изучал магию многие годы. Чуть-чуть его способности напоминали умения ведьм — ведьмы тоже могли двигать небольшие предметы, не касаясь их, — но ощущение было совсем не таким, какое Фаран помнил по прошлому опыту.

Гильдия магов противилась использованию магии знатью и косо смотрела на возможность того, чтобы любым ее видом пользовался представитель власти, да и вообще чиновник Этшара Пряностей или какого-нибудь другого Этшара. Ни одному правителю или магистрату не разрешалось обучаться магии, и никто из магов не мог занять государственную должность. Магов можно было нанять на службу — например, волшебники очищали каналы, а жрецы обеспечивали в судах правдивость свидетелей, — но не было магов, которые управляли бы городами. Гильдия магов тщательно следила за соблюдением этих правил. Тот, кто не обращал внимания на эдикты Гильдии, обычно умирал — быстро и жутко. И даже тех, кто вовремя одумывался, ждала очень незавидная участь.

Но что ему теперь делать? Азрад VI, правитель Этшара Пряностей и триумвир Этшарской Гегемонии, избрал лорда Фарана своим главным советником, и как таковой Фаран не мог заниматься магией сам, а мог лишь нанимать волшебников, когда и если это ему надобно для исполнения его обязанностей. Но теперь Фаран, кажется, сам обрел таинственную магическую силу, причем не приложив к этому никаких усилий. Как воспримет ceй факт Гильдия магов? Не могут же они винить его в этой случайности!

Было лишь справедливо, что именно он получил такой подарок после стольких лет изучения магии без всякой надежды заниматься ею. Он искал исключения в гильдийских правилах ничего удивительного, что исключение само нашло его. Гильдия не может винить его в этом!

В следующий миг Фаран нахмурился. Разумеется, они ни в чем не обвинят его. Они даже признают, что он тут ни при чем.

Но убить его они могут все равно.

Гильдия магов никогда не беспокоилась о правосудии: она требовала, чтобы ее установления исполнялись, и ее попросту не интересовали ни справедливость, ни законность, ни причины нарушений — она требовала послушания. Фаран отлично знал это. У него были свои мысли по поводу того, чего действительно хочет Гильдия магов, но в том, что это отнюдь не справедливость, он был уверен.

Значит, придется ему держать новые способности в тайне. Так, конечно, труднее будет разобраться, в чем они заключаются и откуда взялись…

На этом размышления Фарана прервались, в его сознание проник наконец доносящийся из-за окна шум: крики, вопли, удары, грохот.

Сейчас уже за полночь, подумал он, что же это творится там, за каналом? Заинтригованный, он подошел к окну, раздвинул занавеси и выглянул.

То, что он увидел, заставило его выругаться.

Его покои находились на третьем этаже дворца правителя, в восточном его крыле, и из окна через Восточный рукав Большого канала открывался вид на паутину улочек Старого города. Большая часть древних строений была высотой не более одного-двух этажей, а кое-какие домишки и вовсе почти вросли в грязь, так что Фарану был виден не только Старый город, но и Рыбачья слобода.

И, глядя сейчас на эту панораму, он видел в разных концах города охваченные огнем дома. Видел силуэты на улицах — бегущие, стоящие, летящие — и те, что летели, не были облачены в одеяния магов, у них не было ни особых магических приспособлений, ни хотя бы традиционных кинжалов.

Большинство летящих направлялось к северу — они высоко и очень быстро мчались через Восточный залив, — но были и такие, кто парил над улицами либо метался по городу. Фаран видел и множество воспаривших вещей — тележек, серебряной утвари, золотых монет. Все улицы Старого города были усеяны битым стеклом.

А еще он был абсолютно уверен, что заметил среди стекла по меньшей мере один труп.

Да, беда была необычайно серьезна. С минуты на минуту Фаран может понадобиться в качестве официального лица. Вот-вот во дворец начнут поступать доклады, нужно будет отдавать приказы городской страже; правитель, должно быть, уже проснулся — он потребует объяснений. Фаран должен тотчас спуститься вниз.

И с чего это, спросил он сам себя, ныряя в гардеробную, с чего это он решил, будто таинственные магические способности обрел он один?

Глава 4

В тот самый миг, когда лорд Ханнер споткнулся на Новом рынке, а лорд Фаран, задыхаясь от кашля, приподнялся в постели, в Приморском квартале Этшара Пряностей, в спальне на третьем этаже своего дома-мастерской проснулся Варрин-Ткач. Он проснулся внезапно, ловя ртом воздух. Ему снилось, что он закутан в свои собственные изделия, погребен в толще тяжелой шерсти, завален грудами ткани… А до того он падал сквозь сотни миль невообразимо тонкого кружева, которое рвалось, когда он летел сквозь него, рвалось и загоралось…

Он проснулся во тьме столь же непроницаемой, как тьма в его сне, и зашарил в ней: руками, ногами… и чем-то еще, чем-то, чего раньше у него не было, но что сейчас помогло увидеть и даже ощутить стены его маленькой спаленки — и со всей силы ударить в эти стены.

И они разлетелись, дубовые балки сломались, как щепки, штукатурка брызнула во все стороны белой пудрой. А крыша, которую больше ничто не поддерживало, рухнула на ткача и его жену.

А он поймал ее — поймал прежде, чем она коснулась его выброшенных вверх рук, поймал и удержал.

И застыл — потому что проснулся до конца и понял, что происходит. Ночной ветерок гулял там, где прежде были стены; Варрин слышал, как с грохотом падает — прямо на мостовую — мебель; где-то вдалеке кричали. На руки ткача, не причиняя вреда, давила крыша — нет, не на руки, на что-то, имени чему он не знал, и сквозь все это, сквозь крики и треск мебели, он слышал прерывистое дыхание жены. Она проснулась и лежала рядом не шевелясь.

— Анннс! — позвал ткач.

— Варрин? — откликнулась она. — Что происходит?

— Не знаю. — признался он. — Мне снилось, что меня завалило, и… и вот стен нету, а я держу крышу, хотя не знаю — как.

— Ее держишь ты? — Аннис скатилась с кровати, упала на пол, приподнялась на колени и уставилась на Варрина. Он не очень хорошо видел ее — хоть стены и пропали, света от меньшей луны и городских огней было мало, — но он ощущал ее присутствие, как ощущал крышу, что нависала над ним.

Аннис боялась — и часть ее страха была вызвана им.

— Иди вниз, — велел он. — Спустишься — я опущу эту штуку, зажгу свет и выясню, что случилось.

— Д-да, — выдохнула она и поползла от кровати, по дороге сдернув с крюка в изголовье платье. Чуть поодаль Аннис все же рискнула встать и, пригнув голову, побежала к двери.

Двери не было. Как не было и всей стены. Аннис едва не свалилась с лестницы, в последний момент уцепившись за остатки перил. Она полусбежала, полускатилась вниз, скрывшись от взгляда Варрина — и от его странных новых чувств тоже.

Убедившись, что жена в безопасности, он взглянул на то, что осталось от крыши и потолка. По остаткам штукатурки бежали большие трещины, дранка обсыпалась, открывая балки. Он осмотрел остатки — и убедился, что не только поддерживает все это, но и не дает ему рассыпаться.

Оградив себя от падающих обломков. Варрин позволил крыше упасть.

Она рухнула; теперь кровать окружали два крупных и множество мелких кусков. Удар сотряс весь дом и отразился от верхних этажей соседних зданий, и, пока мелкие обломки с шорохом сыпались со стен, Варрин обнаружил, что смотрит на облачное ночное небо.

Темные тени быстро неслись по небу на север, но, прежде чем ткач смог понять, что это такое, они скрылись из виду.

Варрин сел и окинул взглядом знакомый вид, теперь потерявший всякий смысл. Он все еще был в постели, с пуховой подушкой в изголовье и одеялом, что сшила ему Аннис из остатков ткани, в изножье — но спальня исчезла, обратилась в кучу трухи, наваленной кругом кровати на потолке уцелевшего нижнего этажа. Широкий край крыши, выступавший за заднюю стену спальни, остался цел, хоть и был засыпан обломками; веревка, на которой Аннис развешивала белье, тоже уцелела, недавно выстиранные вещи по-прежнему колыхал ветер.

Дома по обе стороны стояли, как прежде; тот, что южнее, по другую сторону узкого прохода между улицей и двором, остался нетронутым, а крышу дома Келдера-Валяльщика, что стоял севернее, засыпало битой черепицей и кусками досок.

Смотреть на север было странно приятно, и Варрин помедлил немного, прежде чем снова перевести взгляд на свой дом.

Пострадала только одна комнатка и примыкающий к ней коридор — та маленькая деревянная надстройка, которую ткач добавил к основному зданию, чтобы осталось больше места внизу для мастерской и лавки, — но эта пристройка была не просто повреждена, а уничтожена.

— Боги, — прошептал он, — что случилось?

Ответа не было.

Ткач спустил ноги с постели, отшвырнул кусок потолка и встал — и тут только осознал, что совершенно гол. Он поискал глазами гардероб, но тот валялся внизу на мостовой.

Оставались, однако, еще вещи на веревке — и Варрин потянулся к ним, надеясь перебраться через мусор. И обнаружил, что плывет над обломками.

— О боги. — повторил он.

Это, конечно же, магия — но какая именно? Кто это сделал? Может, он, сам того не ведая, оскорбил какого-нибудь мага или чародея?..

Варрин переместился через развалины крыши и сорвал с веревки штаны, тунику и пояс. Потом поспешно оделся и глянул на запад — на город.

Кое-где горели дома — он видел языки пламени и яркое рыжее зарево. Вопли прекратились, но тут и там на улицах слышались перекликающиеся голоса.

Кому не спалось в этот час? Или разрушение его дома перебудило всех соседей?

Он пробрался к лестнице и спустился вниз. Аннис стояла у окна лавки на первом этаже и смотрела на улицу.

— Что случилось? — спросил Варрин.

Она резко повернулась и уставилась на него.

— А ты разве не знаешь?

— Нет. — Он был озадачен. — Нашу комнату разрушило какое-то волшебство, но кто и зачем это сделал — ума не приложу.

— Ты это сделал! Ты!

— Но… — Варрин осекся, вспомнив.

Да, это сделал он. Он не знал ни как, ни почему — возможно, все как-то связано с его кошмаром, — но сделал это он.

И он держал крышу — а она весит сотни, если не тысячи фунтов, — и перелетел через завалы наверху, как маг, знающий заклятие полета.

— Как ты это сделал? — требовательно поинтересовалась Аннис.

— Не знаю, — честно сказал Варрин. — А ты разве не можешь?.. Я подумал — то, что случилось, случилось с нами обоими.

Аннис отмахнулась от него.

— Нет, только с тобой, — сказала она. — Здесь по крайней мере. Там есть и другие. — Она кивнула на окно.

— Есть другие? — Варрин посмотрел туда же.

— Да, — сказала Аннис. — Я их видела.

— Так, может, я пойду и поговорю с ними? Они могут знать, что происходит.

— Да, — она отступила назад, подальше от него, — пойди, пожалуй.

— Аннис, не бойся. — Свет от пожаров пробивался с улицы, и он видел глаза жены. — Уж меня-то тебе нечего бояться.

— Но я не уверена, что это ты! — Она сорвалась на крик. — Что, если какой-то демон принял облик моего мужа?!

— Аннис, это же я. Я — Варрин. — Он шагнул к ней. — Мы женаты тридцать один год — как ты можешь сомневаться!

Она вскрикнула и попятилась.

— Убирайся! Если ты и вправду Варрин — иди и выясни, что с тобой случилось.

Он замер на месте.

— Отлично, — выговорил он наконец, отворачиваясь. — Посмотрим, что мне удастся узнать.

Мгновением позже Варрин был на улице и в растерянности озирался.

Что-то в нем стремилось на север, но это был абсурд: он жил и работал в трех кварталах от берега и в четырех — от восточной стены города. Почти весь Этшар лежал к югу и к западу от Приморского района.

С юга слышались крики; Варрин повернулся и двинулся туда — и понял, что ноги его не касаются земли. Вначале Варрин сражался с неведомой силой, потом поднял ладони вверх, подтянул ноги и полетел.

* * *

В то же время, когда и всем остальным, Кирше Младшей приснились огонь и падение, а потом — погребение глубоко под землей; ей снилось, что она пробивается наверх через неподатливые комья; тут она проснулась и обнаружила, что парит в воздухе над кроватью. Она взглянула вверх, на ставший слишком близким балдахин, и необъяснимый ужас объял ее.

А потом лопнул, как мыльный пузырь, и Кирша улыбнулась.

— Я все еще сплю, — сказала она. Перевернулась в воздухе и полетела к окну спальни.

Это было, как во множестве других снов: она летела, плыла сквозь воздух, как рыба сквозь воду; ей даже не надо было изгибаться, как рыбе, — достаточно было только подумать о полете.

Кирша чувствовала, как ночной воздух холодит ее кожу — покрывало осталось на постели, — слышала голоса на улице, какие-то крики… Ей подумалось, с чего бы это, но она отогнала вопрос: сновидение не обязано подчиняться здравому смыслу.

Это был самый странный из всех ее снов о полете: он начался со смутного кошмара, а потом стал таким невероятно достоверным. Несмотря ни на что, Кирша наслаждалась полетом.

Оказавшись у окна, она отодвинула задвижку, распахнула ставни — вернее, заставила ставни распахнуться, не касаясь их, — и выглянула в ночь.

Люди летали — множество людей. Кирша счастливо улыбнулась, подумав, что не она одна обрела этот дар. Распахнув створку, она собралась выпорхнуть на улицу. И вспомнила, что обнажена.

Может, во сне это и не имело значения, но она ненавидела сны, где ей приходилось появляться на людях голой и ловить на себе чужие взгляды. Поэтому она быстренько слетала к сундуку и вытащила тунику и юбку.

Мигом позже она уже парила над улицей, глядя, как люди бегут внизу и летают вверху. Кирша не видела никого знакомого, а с незнакомыми заговаривать не хотела даже во сне — пока, во всяком случае, — так что не стала подниматься выше, к другим летунам.

Все почему-то двигались в одном направлении, а Кирше туда не хотелось. Ей хотелось на улицу Красильщиков — заглянуть в тамошние лавочки и поглядеть, каких цветов бывают одежды в таком изумительном сне. Два дня назад они с матерью были там, и Кирша пришла в восторг от великолепия красок, но матушка отказалась купить ей какую-нибудь из замечательных новых материй на тунику.

А за углом там лавка ювелира, куда ее родители вообще ни ногой.

Но в этом сне родителей не было, так что Кирша могла делать все, что ей вздумается.

Почему бы не разбить окно в лавке и взять, что понравится, а потом улететь большой яркой птицей. Или полететь к меньшей луне, узнать, почему она розовая, а по пути найти себе прекрасного принца из Малых Королевств или сардиронского барона, а потом…

Она слишком забегает вперед, решила Кирша. Сперва надо выяснить, есть ли в мире этого сна улица Красильщиков.

Внизу, под ней, народ кричал и вопил, но девушке было не до того. Она со смехом завернула за угол.

* * *

Кто-то орал благим матом, и раздраженный спросонья Кеннан-Насмешннк понял, что именно этот вой его и разбудил.

Шум быстро удалялся — кто бы ни орал, сейчас он удирал, и весьма поспешно. Однако что-то во всем этом встревожило Кеннана, так что он решил снова не засыпать.

Потом по коридору кто-то пробежал, закричала жена его сына Санда, и Кеннан выбрался из постели и схватил халат.

— В чем дело? — осведомился он, выходя в темную прихожую. — Что происходит?

Никто не ответил; он поспешил к двери спальни сына — она стояла открытой. Кеннан помедлил — Акен и Санда дорожили своим уединением — и осторожно переступил порог.

Акена видно не было; Санда свесилась через подоконник.

— Вернись!.. Верните его! — кричала она.

— Что стряслось? — снова спросил Кеннан.

Санда обернулась. Даже в тусклом свете от распахнутого окна Кеннан разглядел слезы на ее щеках.

— Он пропал, — сказала она. — Его забрали.

— Кто пропал? — растерянно переспросил Кеннан.

— Акен, — ответила Санда. — Я была внизу, закрывала ставни, услышала его крик и побежала наверх узнать, что случилось… смотрю — окно распахнуто, и… взгляните на задвижку!

Кеннан взглянул. Железная щеколда была вывернута и смята в комок.

Кеннан все еще ничего не понимал. Не понимал, куда подевался Акен, не понимал, что произошло со щеколдой. Похоже было, что кто-то очень сильный смял ее в кулаке.

Акен был сильным юношей — но не настолько.

— Где он? — спросил Кеннан.

— Там! — Санда махнула в окно. — Я видела, как он летел. Его забрали!

— Кто забрал? — До Кеннана что-то начало доходить, хоть это ему и не нравилось. — И что значит — летел?

— Летел! По воздуху! Как маг! Волшебники его и взяли!

— Санда, да ты свихнулась — зачем волшебникам Акен? И каким волшебникам?

— Тем, что на улицах, — сказала она, тыча вниз пальцем. — Они роятся кругом и все рушат. И они забрали вашего сына. Я видела.

Не то чтобы Кеннан и вправду хотел посмотреть, но он все же на цыпочках пересек комнату и через плечо Санды выглянул в окно.

Все было, как сказала его невестка. Вдоль улиц и над крышами летели на север люди, кое-где за ними летели и вещи — одежда, украшения, мебель., Все это было совершенным безумием.

И нигде ни следа Акена.

* * *

Подобно многим другим, Зарек Бездомный с криком очнулся от кошмара и был весьма удивлен, услышав по меньшей мере дюжину других голосов, вопящих так же, как он. Он сел, не выпуская края побитого молью одеяла, и огляделся.

Он лежал в центре Стофутового поля, неподалеку от места, где Кривой переулок вливается в Пристенную улицу. Кругом валялись драные одеяла, теснились шатры и наспех сколоченные хижины городской бедноты — голоса неслись отовсюду, хотя их число, казалось, быстро уменьшалось.

Неподалеку вспыхнул фонарь, из шатра крошки Пелиррин донеслись взволнованные крики.

— Заткнитесь и дайте спать! — рявкнул кто-то: двое или трое крикунов никак не унимались.

Один голос превратился в тихий стон; другой смолк. Наконец стал слышен единственный звук — женщина подвывала тоненько, на одной ноте: так мог бы плакать ночной ветер, если бы ночь не была так тиха.

— Проклятые волшебники, — проворчал кто-то.

— Так это они? — усомнился его сосед.

— А то кто же? Люди просыпаются все разом и начинают все разом вопить — если это не магия, то я Азрад Великий.

Спорить с этим Зарек не мог; он принялся лениво размышлять, что это были за чары и почему они поразили его. Совершенно ясно, поразили не всех, иначе вопили бы сотни голосов, а не пара дюжин. Но его-то зацепило точно. Глотка у него саднила от крика — впрочем, глотка у него саднила часто, от плохой воды, еще худшей еды и разной заразы, подцепить которую на поле было раз плюнуть.

Он попытался припомнить, почему орал, но вспомнил лишь ощущение удушья и захлопнувшейся ловушки.

"Что бы это значило?" — подумал Зарек. Может быть, что-то важное…

Надо будет с утра сходить на разведку — поболтать со стражей у Западных ворот, задать пару-тройку вопросов в Волшебном квартале: глядишь, и ответят. А может, и подзаработать удастся на том, что он оказался жертвой ошибки в заклинании. По крайней мере угощение он получит наверняка: какой-нибудь любопытный маг вполне может заплатить за рассказ о том, что и как было.

А может, подумалось ему, не стоит ждать до утра. Женщина выла по-прежнему, заснуть все одно не выйдет, а если ждать — денежки с волшебников вполне могут стрясти другие. Он отшвырнул одеяло и вскочил.

Минутой позже женщина перестала ныть, но Зарок уже шагал на восток по городским улицам.

По всему городу народ пытался выяснить, что же случилось; кто-то переворачивался на другой бок, укрывался одеялом и продолжал спать, кто-то пугался и выбегал либо вылетал на улицу. Люди сотнями бежали и летели на север.

В Этшаре-на-Песках, сорока милями западнее, творилось в точности то же самое.

То же происходило и в Этшаре-на-Скалах, далеко на севере — разве что там влиянию подверглось меньше людей, чем в городах юга.

В деревнях и на фермах по всей Этшарской Гегемонии люди просыпались от кашля и крика, и кое-кто из тех, кто еще не успел заснуть, чувствовал прикосновение новой неведомой силы. По Сардиронскнм баронствам, по выжженной войной земле Тинталлиона, по лоскутному одеялу Малых Королевств — по всему миру пожаром пронеслась магия, выгоняя из постелей ничего не подозревающих людей.

Повсюду те, кого коснулись чары, и те, кто видел их, гадали, что же случилось, что это за неведомое волшебство и что будет дальше.

И ни на один из этих вопросов не находилось ответа.

Глава 5

Лорд Ханнер, едва успев прикрыть голову руками, съежился на пороге лавки горшечника, а над ним, в окружении тучи кухонных ножей, битого стекла и глиняных черепков, пролетела вопящая во всю силу легких женщина в ночной рубашке. Когда она улетела, Ханнер выпрямился и проводил ее взглядом.

Насколько он успел заметить, хоть она и визжала, но ни избита, ни ранена не была; скорее всего просто испугалась, когда случилось… то, что случилось — что бы это ни было. Она выглядела невредимой и вполне способной управлять и своим волшебным полетом, и полетом окружающих ее предметов.

А вот любой, кто не поторопится убраться с ее пути, наверняка пострадает.

"Что же мне делать?" — спросил себя Ханнер, когда ветер, поднятый летящей компанией, улегся. Он — лорд, слуга правителя, ответственный за порядок в Этшаре, а какая бы дикая магия ни погуляла сейчас здесь, порядок она явно нарушала. Эта летающая женщина не была первым знамением вырвавшейся из-под контроля магии, ни вторым, ни даже пятым — как он успел заметить за те четверть часа, что прошли с начала всей этой неразберихи. В городе витали выпущенные на волю чары, и несли они, со всей очевидностью, одну беду.

Пока что он не мог ничего понять: те из встреченных им, кто был захвачен чарами, беседовать с ним не пожелали. Помощь и им, и тем, кто еще продолжал кричать, по-видимому, не требовалась. Люди беспорядочно носились в воздухе; кое-кто из них так и норовил сокрушить все на своем пути.

— Она… улетела? — спросили сзади. Ханнер вздрогнул.

— Кажется, да. — Он обернулся и увидел женщину неопределенных лет, приоткрывшую дверь лавки. Настороженно оглядевшись, она вышла и встала рядом с Ханнером.

— Почему она кричала?

— Не знаю, — признался Ханнер.

— Она волшебница? Она ведь летела, да?

— Летела, — согласился Ханнер. — Но я вовсе не уверен, что она волшебница. Какие-то чары сеют беду. Ей может быть плохо — стоило бы пойти за ней, возможно, нужна будет помощь…

Женщина фыркнула.

— Я за летуном не побегу, уж будьте уверены! Хотите якшаться с магией — ищите мага. А я всего лишь горшечница. — Она посмотрела вдоль Новорыночной улицы. — Еще такие тут есть?

— Тут недавно кричали, но я не…

Звон бьющегося стекла заставил Ханнера замолчать.

— Полагаю, такие тут еще найдутся, — заключил он.

— Тогда я лучше посижу дома, — заявила горшечница. — А ты ступай откуда пришел. — Она вытолкнула Ханнера на улицу, нырнула в лавку и захлопнула дверь.

Ханнер огляделся.

"Ступай откуда пришел", — сказала горшечница. Но куда? Он мог просто пойти домой — хоть следить за порядком и его обязанность, никто не упрекнет его, что он не пожелал вмешиваться во всю эту загадочную магическую неразбериху, не им вызванную.

Но сам он будет себя упрекать. Он и его дядюшка — первые, к кому правитель обращается за советом, если дело касается магии, и долг Ханнера — выяснить, что происходит.

"Хотите якшаться с магией — ищите мага". Что ж, совет очевидный — и явно хороший. А лучшим местом отыскать мага в Этшаре Пряностей был Волшебный квартал.

Скорее всего маги и все остальные уже знают, что происходит, но не повредит, если он убедится в этом и узнает, не нужна ли помощь. Если спуститься по Новому рынку до Восточной улицы, а потом свернуть влево на Рыбацкую…

Несмотря на усталость, Ханнер припустил рысью.

Дорога оказалась не такой легкой, как он рассчитывал, — Рыбацкая улица не доходила до Арены, но все же спустя двадцать минут Ханнер пересек улицу Игр и оказался в Волшебном квартале.

По дороге он насчитал по крайней мере дюжину мест, где погуляла неведомая сила: разоренные лавки, летающие предметы и люди, выбитые окна и двери и удручающее число пожаров. Хотя улицы были по большей части пусты — куда более пусты, чем обычно в такое время, — те немногие люди, которых Ханнер видел, находились под действием чар: то ли пользовались магией, то ли были ею захвачены. Несколько человек при виде Ханнера убежали прочь.

Что до него самого, Ханнер пугаться не желал — он был государственный служащий, городской чиновник, и решил, что будет действовать соответственно долгу. Он продолжал путь, не позволяя вышедшим из-под контроля чарам запутать себя.

Один раз он видел, как женщина идет по улице, а над ней, футах в восьми-девяти, летит кричащий что-то мужчина. Ханнер поколебался, думая, не вмешаться ли — но тут женщина тоже поднялась в воздух и умчалась с мужчиной на буксире.

Что бы ни случилось, это явно не ограничивалось Новым рынком и Рыбачьей слободой; на глазах Ханнера люди — и вещи — летали и в Старом городе, и в Новом, и рядом с Ареной. Интересно, подумалось ему, как широко распространяется таинственное влияние, вышло ли оно за стены Этшара Пряностей? Задеты ли им другие города Гегемонии? А Малые Королевства? А земли севернее и западнее Этшара?..

Но это же чушь. Кому под силу заклинание, способное подействовать на столь огромный район?

Разумеется, чем на большую область падает заклятие, тем меньше вероятность, что его действие сохранится долго. Вполне возможно, что чары, каковы бы они ни были и кто бы их ни навел, скоро развеются, и его ночная пробежка через полгорода окажется ненужной.

Тем не менее он уже здесь — и не он один. Впереди уже звучали сердитые голоса.

Ханнер надеялся, что безумие не охватило никого из волшебников и прочих магов — это могло быть по-настоящему опасно. Он заставил себя прибавить скорости.

Он завернул за угол улицы Волшебников — и увидел толпу.

Оставался еще примерно час до полуночи, но в отличие от других мест, где побывал Ханнер, улица была полна народу. Фонари и факелы, обычно к этому часу погашенные, сейчас ярко горели. Окна и двери стояли нараспашку, и дюжины, возможно, сотни людей с возбужденным гомоном толпились вокруг. На некоторых были обычные туники, юбки, штаны; на других — мантии магов; а кое-кто явно прибежал сюда прямиком из постели — в ночных рубашках или наброшенных второпях халатах. Люди выглядели испуганными, в лучшем случае нервными.

Пока никто явно не взял на себя руководство; толпа распадалась на группки, в каждой из которых шли ожесточенные споры. Кое-кто растерянно переходил от одной группы к другой. Ханнер понял, что это те, кто, смущенные и напуганные не меньше его самого, пришли сюда, как и он, в надежде на помощь городских магов.

Однако судя по обрывкам разговоров и споров, долетавших до Ханнера, удовлетворительного ответа не знал никто.

Вслушиваясь, Ханнер двигался в глубь квартала, но не слышал ничего, что указывало бы на понимание происходящего.

Впрочем, здесь были почти исключительно волшебники, и Ханнер подумал, не могут ли другие представители магических профессий знать больше. В конце квартала он повернул налево, потом направо и рысью помчался на Ведьмину аллею. Здесь было спокойнее — ведьмовство вообще более тихий вид магии, чем волшебство, и ведьмы, как и те, кто прибегал к их услугам, были народ нешумный. Однако и здесь на улицах и в дверях, обсуждая происходящее, роились люди. И здесь тоже одеты они были во что попало; Ханнер заприметил даже одного в желтой тунике и красном килте городской стражи.

Разглядев наконец знакомое лицо — его-то он и рассчитывал увидеть, — Ханнер окликнул:

— Матушка Перреа!

Пожилая женщина в центре одной из групп обернулась.

— Лорд Ханнер! — Она поманила его, и он, забыв о боли в ногах, подбежал к кучке людей вокруг нее, пыхтя и отдуваясь.

— Правитель прислал вас, милорд, или ваш дядя? — спросила тем временем ведьма.

— Ни тот, ни другой, — помотал головой Ханнер. — Я пришел сам.

— Вы пришли задавать вопросы или отвечать на них?

— Боюсь, что задавать, — сказал Ханнер. — Хотя готов ответить на любые, на какие смогу.

— Тогда позвольте мне сразу ответить на самый очевидный и сказать, что мы не знаем, кто или что в ответе за этот всплеск магического безумства.

Лицо Ханнера вытянулось. Насмотревшись на то, что творилось на улице Волшебников, он говорил себе, что такой ответ наиболее вероятен, но все же продолжал надеяться.

— Но хоть что-нибудь вам известно? Не неудачное ли это заклятие волшебников — вроде как легендарная Башня Пламени?

Перреа махнула рукой.

— Мы не знаем, что это, — проговорила она, — но зато знаем, чем это не является.

— Все лучше, чем ничего, — пробормотал Ханнер.

— Это не магия вообще, — продолжала ведьма. — Понятия не имею, выяснили ли это уже сами волшебники, но уверяю вас — это не они. Ощущение совершенно иное.

Ханнер удивился; он не думал, что что-нибудь, кроме волшебства, может оказать настолько мощное хаотическое воздействие.

— Тогда ведьмовство?

— Больше похоже на него, да. Но это и не ведьмовство. Ни у одной ведьмы недостанет сил сотворить то, что мы видели. Это также и не колдовство, и не дело рук жрецов — некоторые из них обращались к Унниэль и Абиму, их ответ: нет.

— Демонология?.. — Ничего больше предположить Ханнер не мог. Было совершенно невероятно, чтобы виновниками происшедшего оказался кто-нибудь вроде гербалистов.

— Тут у нас уверенности нет, хотя никаких подтверждений пока не найдено. — Перреа указала на человека в черном в нескольких футах от них. — Это Аббен Черный, великолепный демонолог, ему можно верить не меньше, чем любому из них…

— Не слишком надежная рекомендация, а? — перебил ее Ханнер.

Перреа улыбнулась.

— Пожалуй, так. Но он заверил меня, что подобными чарами демонологи не владеют, и говорил вполне искренне. Мой дар позволяет различать, когда человек искренен, а когда — нет, и хотя с демонологами это срабатывает не всегда, ему я верю.

Прежде чем Ханнер успел задать следующий вопрос, его прервали:

— Ты пришел из дворца правителя?

Ханнер почти не обращал внимания на окружающих, но теперь взглянул на спросившую и лицо его вспыхнуло. Гибкая, сильно накрашенная, чуть ниже среднего роста женщина была одета в ярко-алую, расшитую золотом тунику с очень глубоким декольте и бордовую юбку с разрезом почти до бедра. Ее длинные густые волосы были огненно-рыжими — совершенно необычного цвета, хотя Ханнер слышал, что в отдаленных краях вроде Тинталлиона или Мероа такие встречаются. Было совершенно ясно, чем она занимается, и Ханнер не был достаточно искушенным, чтобы скрыть, что он это понял. Он не привык встречать уличных девок в Волшебном квартале — да и вообще нигде, где бывал часто. Обычно они крутились возле ворот, доков или у казарм, куда Ханнер обычно не ходил.

— Не совсем, — поспешно ответил он, пытаясь скрыть замешательство. — Я был на Новом рынке, когда все началось, и побежал сразу сюда.

— Значит, и на Новом рынке то же самое? — спросил мужчина в серой домотканой одежде.

— И на рынке, и в Старом городе, и у Арены — всюду, где я видел.

— Но что делается во дворце, ты не знаешь? — настойчиво переспросила шлюха.

— Не из первых рук, — признал Ханнер.

— Сперва мы думали, это коснулось только района Казарм, — проговорил мужчина в сером. — А теперь оказывается — оно везде.

— Мы сначала решили, что это нападение на солдат, — добавила рыжая. — Несколько исчезло прямо из лагеря — улетели, и не похоже, что по своей воле. Вот я и подумала, не случилось ли чего с правителем.

Такая возможность Ханнеру в голову не приходила.

— Не знаю, — смущенно признался он. — На рынке народ ломился в дома и лавки, летал и вопил, и я подумал… Kтo-то сказал, надо обратиться к магу. В был смысл, вот я и помчался сюда.

— И мы тоже, — сказала шлюха.

— Рудира моя постоянная клиентка. — пояснила Перреа.

— Она предложила спросить совета у матушки Перреа, — сказал человек в сером, — так что мы явились сюда вшестером.

Названной шестерки Ханнер, однако, не заметил: беседу вели матушка Перреа, женщина в красном, человек в домотканой одежде и он сам, а подле мялась парочка молчаливых юнцов.

— Когда я не помогла, остальные ушли, — объяснила Перреа, заметив выражение его лица.

— Со мной пришел Йорн. — Рудира показала на растерянно переминавшегося с ноги на ногу в сторонке стражника. — И вон еще тот; сказал, его зовут Элькен. — Человек, на кого она кивнула, был одет в лохмотья; с совершенно ошеломленным видом он сидел, привалившись к стене. Волосы и борода у него были настолько длинные и спутанные, что почти скрывали лицо, и понять, сколько ему лет, Ханнер не смог.

Сведя брови, Ханнер старался сообразить, что ему теперь делать и какие вопросы задавать. Взгляд его привлекла желтая тупика солдата.

— Этот стражник, — сказал он. — Он в форме. Он что, стоял на часах, когда все началось? Он оставил свой пост, чтобы прийти сюда, или его прислали?

— Думаю, он пришел сам, — сказала Рудира.

— Ему следовало дождаться приказа своего капитана. Стража должна поддерживать порядок.

— Полагаю, он перетрусил, — заметил человек в сером.

— Стража не должна трусить.

— Летать страж тоже не должен, — возразила Руднра.

Ханнер обернулся.

— Он… что?!

— Ну, не совсем летал, — проговорила Перреа. — Я, во всяком случае, не видела.

— Ну, ладно, пусть не Йорн, — сдалась Рудира. — Но многие солдаты летали, и большинство их улетели и не вернулись. С Йорном этого не случилось, потому-то он и пришел со мной сюда — он тоже получил силу, правда, не такую большую. Он считает, это ловушка или проклятие, и пришел за советом.

— Но с ума он ведь не сошел?

Рудира уперла руки в бока.

— Я тоже не сошла, — сказала она.

Рот Ханнера приоткрылся — и тут же захлопнулся.

— Смотрите, — сказала Рудира. Она подняла руки и тихонько поплыла примерно в футе над землей, потом опустилась. — Почему бы еще я пришла?

— Э-э… узнать, что происходит, — растерянно предположил Ханнер.

— Да, разумеется, — согласилась Рудира, — но какое мне было бы дело, если оно не коснулось меня?

Ханнер сказал:

— Я подумал, может, кто из этих сумасшедших напал на тебя… или ограбил.

— Случись так, я была бы уже мертва, — заметила Рудира. — По пути сюда я наткнулась по меньшей мере на два трупа.

Ханнер закрыл глаза и сглотнул. Ему казалось, что он и сам прошел самое малое мимо одного, но останавливаться и приглядываться повнимательнее не стал.

Тут до него дошло, что только что проделала Рудира.

— Ты можешь подчинить эту силу? — спросил он.

— Разумеется, — отозвалась она. — Я могу… ну, вроде почувствовать ее, заставить уняться… — Она нахмурилась. — Нет у меня слов, чтоб это описать.

— Я понимаю, — кивнул Ханнер. — Ты же никогда раньше этого не делала. Ты не владеешь магией.

— До нынешней ночи не владела, — заметила Перреа. — Сейчас я не была бы так уверена.

— Ты думаешь, это может остаться навсегда? — спросил Ханнер. Такая мысль поразила его так же, как открытие, что не все, кого затронула неведомая сила, превратились в безумных чудищ.

— Вполне возможно, — сказала Перреа. — Я же говорю, нам почти ничего не известно. Мы можем только гадать. Это немного похоже на то, что я читала про времена Великой Войны — что ведьмы тогда могли, в случае необходимости, отдавать всю свою силу кому-нибудь одному. Такого рода магия в конце концов иссякала: некоторые участницы умирали от изнеможения прямо в кресле, если тот, кто действовал, использовал слишком много сил, — но чародей, который использовал их, не уставал и не терял могущества, пока последняя из ведьм не умирала.

— Так ты думаешь, кто-то где-то снабжает магической силой всю эту компанию? — спросил Ханнер. — И все закончится, когда источник иссякнет?

Перреа пожала плечами.

— Кто знает? Я же говорю, можно только гадать.

— А пока мы гадаем, люди умирают, — бросил Ханнер. — По всему городу пожары, разрушения, грабежи. Мы должны что-то сделать. — Он взглянул на Рудиру. — Возьмите Йорна и кого-нибудь еще, кто пришел с вами и может владеть своей силой. Хочешь якшаться с магией — найди мага, сказали мне; ну что ж, похоже, обычным магам эти чары не по зубам — так, может, с ними справитесь вы? — Он глубоко вздохнул и продолжил: — От имени Азрада, правителя Этшара Пряностей, я требую от вас, чтобы вы сопровождали меня и помогали мне, и клянусь, что служба ваша будет вознаграждена.

Произнося это, Ханнер думал о другом. Он всегда говорил не то, что следовало, он жаловался на это Мави всего несколько часов назад. Неужто и сейчас он ошибся?

Но должен же хоть кто-то что-нибудь сделать!

Рудира обвела взглядом расшитый шелк на плечах Ханнера, значок в форме лаврового листа у него на груди.

— Он может требовать от нас такое? — обратилась она к Перреа.

— Он лорд и слуга правителя, так что имеет на это право, — Перреа была слегка озадачена, — хотя от лорда Ханнера я подобного и не ожидала. Он рискует. Если он ошибся с этой силой, он ответит головой — но решать это правителю, не вам. Вам же закон велит отныне повиноваться ему.

Ханнер содрогнулся, подумав о возможном исходе; однако теперь он был совершенно уверен, что поступает правильно, и дядюшка и старый Азрад одобрили бы его.

— Зови Йорна и остальных, — велел он Рудире и громко объявил, так что его услышали все, кто находился на улице: — Ото всех, кто может пользоваться этой новой силой, я именем правителя требую: сопровождать меня и помогать мне!

Гул голосов смолк, и полсотни лиц повернулись к нему.

— Ваша помощь будет оплачена, — сказал Ханнер. — А неповиновение — наказано.

Хотя как сможет он заставить подчиняться себе людей, способных летать и перемещать предметы, не прикасаясь к ним, Ханнер понятия не имел.

Глава 6

По всему миру люди открывали в себе новый дар — и повсюду разыгрывались внезапные драмы. Большей частью они проходили быстро и заканчивались плохо.

В Малых Королевствах его величество Аграван III, король Тириссы, пьяным поднимался по лестнице в свою опочивальню, причем пьян он был настолько, что одному из телохранителей пришлось поддерживать его. Вечер начался как прием в честь нового посла из Трафоа, но весьма быстро превратился в обычную попойку с придворными.

Королева Рулура, в недавнем прошлом принцесса известного своими строгими нравами соседнего Голледона, в очередной раз разозлилась на мужа и в раздражении улеглась пораньше. Она вышла за короля Агравана из династических соображений и, хотя в общем они уживались неплохо, несмотря на двенадцать лет разницы, вовсе не скрывала, что любит в нем далеко не все. Каждая пьянка обычно приводила к неделе ледяного молчания со стороны королевы.

Тем более неожиданно было увидеть дверь ее опочивальни распахнутой, а две лампы внутри — горящими. Аграван махнул телохранителям и, нетвердо ступая, пошел взглянуть поближе.

— Рулура? — позвал он, заглядывая в покой.

— Агри! — радостно отозвалась она, с улыбкой оборачиваясь к нему от письменного стола. — Входи!

Он опасливо шагнул в спальню.

— Чем это ты занята?

— Смотри, что я могу! — Она шевельнула рукой, и гусиное перо поплыло по воздуху перед ее раскрытой ладонью.

Аграван смотрел на это, хмурясь — но куда более трезво, чем мгновение назад.

— Как? — спросил он.

— Не знаю, — весело сказала она. — Просто я только что обнаружила, что могу это делать.

— Это магия?

— Должно быть.

— Рулура, ты — королева, — мягко проговорил Аграван. — Ты не должна заниматься магией.

— Отныне занимаюсь! — гордо заявила она. — О, Агри, подумай, как это может быть полезно! Я смогу незаметно передавать тебе что угодно, поднимать вещи… смогу даже стать убийцей! — Она хихикнула. — Ты только представь: подхожу к кому-нибудь с пустыми руками… и всаживаю ему нож в спину!

— Ты могла бы, — медленно согласился Аграван.

— Мы сможем использовать это, Агри, я знаю, что сможем. Сейчас я не много умею, но я ведь учусь. А если я освою еще что-нибудь, это сделает Тириссу самым могучим из Малых Королевств!

— Рули, — мягко остановил ее Аграван, — Гильдия магов запрещает королям и королевам заниматься магией.

Она заколебалась.

— Я думала, такое правило существует только на случай войны.

— Нет, соглашение не воевать с помощью волшебства продиктовано здравым смыслом, Гильдия здесь ни при чем.

— Ну, я же не специально этому училась, — запротестовала королева. — Оно пришло само.

Аграван кивнул.

— Уверен, что так. — проворил он. — Будем надеяться, само оно и уйдет. Доброй ночи, Рули. — Он шагнул назад и закрыл дверь.

А потом поманил одного из своих стражей и тихо велел ему:

— Ночью, когда она уснет, убей ее. — Голос его звучал вовсе не пьяно.

— Убить королеву? — потрясенно переспросил страж.

— Убей королеву. — подтвердил Аграван. Он оглянулся на дверь, надеясь, что таинственная сила не одарила Рулуру способностью слышать сквозь стены.

— Это означает войну с Голлендоном, ваше величество, — напомнил ему страж. — Вы уверены, что не хотите подождать, пока протрезвеете, а уж потом решать?

— Уверен, — отрезал Аграван. — Ждать нам нельзя. Ты же слышал, что она сказала насчет ножа в спине. Это может оказаться и моя спина, если королева решит, что благодаря магии останется безнаказанной. Нет, Гильдия магов не зря запрещает тем, в чьих жилах течет королевская кровь, учиться волшебству.

— Она всего лишь заставляет летать перья, — возразил страж.

— Это только пока. Я не могу позволить себе ждать. Слишком велик риск. Ты получил приказ.

Страж обреченно вздохнул.

— Слушаюсь, ваше величество, — сказал он.

Часом позже единственная представительница королевских семейств Малых Королевств, превратившаяся в волшебницу, благополучно отправилась на тот свет, устранив тем самым всякую возможную угрозу запретам Гильдии на смешение магии и светской власти.

* * *

В маленькой деревушке в Алдагморе, самом восточном и самом гористом из баронств Сардиона, старая Кара, когда начались суета, вопли и всякий шум, спряталась в шкафу. Потом все стихло, и через некоторое время она рискнула вылезти, настороженно всматриваясь в освещенный луной сумрак.

Все казалось, было в порядке. Она зажгла лампу: ее спальня оказалась не тронута.

В деревне было тихо.

Даже слишком тихо, подумалось ей. После всего приключившегося ее односельчане должны были высыпать на дорогу и вовсю сплетничать, но через распахнутое окно не доносилось ни звука. Набросив шаль — хоть и летняя, ночь в горах была прохладной, — она поспешила в центр деревни.

Деревня была пуста. Совершенно пуста.

Старуха оглядела дома. Иные были нетронуты и темны. Другие — тоже темны, но отнюдь не нетронуты. Теплица рядом с домом, где жила Имирин-Травница, была разбита. С дома ее брата Карна полкрыши будто корова языком слизнула. А дом Элтера просто исчез.

— Эй! — позвала старуха. — Что случилось?..

Молчание. Только ночной ветер зашелестел листвой ей в ответ.

Испугавшись, Кара принялась осматривать деревню дом за домом — может, отыщется хоть кто-нибудь, кто объяснит ей, что происходит.

Она не нашла никого. Двери были незаперты, многие стояли нараспашку даже в тех домах, которые остались нетронуты, так что она могла осмотреть все без помех. Но все уцелевшие кровати были пусты, и на крики ее никто не ответил.

В конце концов, убедившись, что, кроме нее, в деревне нет никого — ни живых, ни мертвых, Кара снова вышла на центральную площадь.

Она увидела следы, что вели на юго-восток, и заметила, что раскрытые двери, разрушенные стены, снесенные крыши и все такое находятся в основном в южной или восточной части деревни. Она глянула в том направлении, пытаясь хоть что-то разглядеть во тьме, — и не увидела ничего.

На миг ей захотелось последовать за всеми, пойти на юг за пропавшими друзьями и семьей. Это стремление странным образом все росло. Кара даже сделала шаг…

И остановилась. Она не прожила бы семидесяти трех зим в северных горах, если бы позволяла минутному порыву управлять собой или слепо следовала за другими. Что-то увлекло селян в том направлении, и теперь вот пытается увлечь и ее — ну, так она не пойдет.

Кара повернулась и двинулась прямо на северо-запад. Она выбрала это направление просто потому, что оно было противоположно пути, которым ушли все, но старуха знала и то, что делает первые шага по дороге к Сардирону-на-Водах, где собирался Совет баронов. Если ничего не помешает, она намеревалась пройти путь до конца и попросить у Совета помощи.

Путь должен занять по меньшей мере шесть дней, но здесь ей теперь делать было нечего.

* * *

А в Этшаре-на-Скалах, самом маленьком и самом северном из великих городов Гегемонии, стоял у окна своей комнаты и смотрел на безумцев человек по имени Шембер, сын Парла.

Он проснулся от кошмара, дрожащий и потный, и, потянувшись к кувшину у изголовья, обнаружил, что обрел вдруг способность колдовать и может передвигать вещи, не касаясь их. Услышав шум на улице, Шембер выглянул, чтобы понять, что происходит, и какое-то время стоял у окна, смотрел, слушал и размышлял.

Были и другие, кто обрел магическую силу — все они суетились, носились без толку взад-вперед, кто-то грабил, кто-то бил окна или поджигал дома, и все кричали о конце света, и многие улетали на восток.

Какие же они все глупцы, думал Шембер. Это вовсе не конец света. Неясное чувство, побуждающее лететь на восток, вызывало у Шембера слабое раздражение — не больше. Воровать и крушить — все это слишком громко, слишком явно, слишком напоказ. Рано или поздно, а городская стража и опытные маги непременно придут в себя, сговорятся и жестоко расправятся со всеми этими кретинами. Волшебство наверняка закончится — чары развеются сами или какой-нибудь чертов маг отыщет способ развеять их. И тогда всех этих бесноватых психов похватают и выпорют или вообще перевешают. Они упустят шанс, который выпадает раз в жизни.

Шембер же не собирался терять столь нежданно-негаданно полученную возможность отомстить всем своим недругам. Он обдумывал все очень тщательно, шаг за шагом. Начнет он с квартирной хозяйки. Шембер не коснется ее — она просто свалится с лестницы в подвал и раскроит голову о каменные ступени.

С его новой силой это удастся.

Потом придет черед братца Нерана — нечего хвастаться своими успехами первоклассного резчика и тыкать Шембера носом в то, что тот не поднялся выше портового грузчика. Бедняжка Неран напорется на один из собственных резцов. А еще та ведьма Дэта с Холма, что много лет назад отказалась взять Шембера в подмастерья, посоветовав искать свой собственный путь, — что ж, свой путь она найдет под обрывом в конце Крепостной улицы, на скалах во время отлива.

Фалнсса, Киррнс, Лура и другие женщины, отказывавшие ему все эти годы, — у кого-то разорвутся сердца, а другие просто загадочным образом задохнутся.

Дальше шли магистрат, который в прошлом году приговорил Шембера к трем ударам бича за похищенную с тинталлионского корабля статуэтку, и капитан, поднявший из-за ее пропажи шум.

Шембер не был уверен, что магические способности не исчезнут прежде, чем он успеет наказать всех. Список был длинным.

К тому же, подумалось ему, он и так уже потратил немало времени, обдумывая все это. Пора начинать действовать и посмотреть, насколько далеко успеет он продвинуться, прежде чем сила оставит его.

Мысль, что его могут остановить гораздо раньше, в голову Шемберу не приходила: он ведь не такой дурень, как те, что носятся по улицам.

Уж он-то использует свои дар как надо, сказал он себе, открыл дверь и позвал хозяйку.

Кто мог его остановить?

Глава 7

Лорд Ханнер шагал по широкой, тускло освещенной Аренной улице, а за ним шло и летело с дюжину обретших магическую силу. Остальные, что толклись на Ведьминой аллее — мужчина в сером, старик в лохмотьях, увязавшийся за Рудирой из Казарм, и большинство других, — или отрицали наличие у себя новых способностей, или предпочли незаметно исчезнуть, а не подчиниться Ханнеру.

Но эти признали его главенство. Сейчас, как сказал им Ханнер, они направлялись во дворец, предложить свои услуги правителю, а по пути должны будут задерживать других новоиспеченных магов и не давать им творить безобразия.

— Видите кого-нибудь? — спросил Ханнер у летунов.

— Нет, милорд, — крикнула вниз Рудира. Ханнер поспешил отвести взгляд, чтобы не заглядывать под ее трепещущую на ветру юбку.

— И как это у нее выходит вот так летать? — пробормотал стражник слева от Ханнера. — Я едва на фут от земли отрываюсь, а она — нате вам, резвится там, как пушинка!

— А я так вообще не могу от земли оторваться, — отозвался Ханнер. — Очевидно, эта штука действует на людей по-разному.

— Ну, на вас-то, милорд, эта штука вообще не подействовала, — заметил солдат. — Вещи я двигаю не хуже нее, а вот летать не могу.

— Значит, в ней этого… чародейства больше, чем в тебе, — сказал Ханнер.

— Но почему?

— Я думаю, это просто случайность.

— Милорд! — окликнул его летун, старик в вычурной льняной тунике.

Ханнер взглянул вверх и понял, что должен знать, как зовут этого человека, — но имя вылетело у него из головы напрочь.

— Что там?

— Там кто-то летает, — доложил старик. — Справа, на Цирковой улице.

— Я взгляну, — сказала Рудира.

— Давай, — крикнул Ханнер, и женщина развернулась и понеслась к Цирковой улице. Ханнер помчался бегом — через перекресток и за угол.

Остальные заколебались, переглядываясь и не зная, что делать.

— Ждите тут, — крикнул им Ханнер через плечо, всматриваясь во тьму. В этой части Цирковой улицы не было ни лавок, ни фонарей, и ни одно окно не светилось в маленьких деревянных домах; скудный свет давали только факелы на углу.

Теперь Ханнер видел, на кого нацелилась Рудира, — мальчишка, едва доросший до длинных штанов, парил в воздухе над серединой улицы.

— Назад! — крикнул малыш и выставил вперед руку — предупреждающе, но не очень решительно.

Рудира вдруг неподвижно застыла в воздухе. "Вряд ли она остановилась намеренно, — подумал Ханнер, — это мальчишка как-то остановил ее".

— Ах вот как! — протянула Рудира, и мальчик вдруг кувыркнулся в воздухе и упал спиной на мостовую. Рудира повернулась и аккуратно приземлилась рядом. Она не касалась его, но Ханнер видел, что мальчишка безуспешно пытается сесть.

— Не пытайся пинать меня, мои миленький, — сказала Рудира.

— Не трогай его! — Ханнер подбежал, переводя дух. — Мы еще не знаем, натворил ли он что-нибудь…

— Ничего я не натворил, — выдохнул мальчишка.

— Он пытался сшибить меня, — заявила Рудира, — я почувствовала.

— Я просто хотел тебя оттолкнуть, — возразил мальчишка. Ты… ты меня напугала!

— Чем это? — сердито поинтересовалась Рудира. — С чего бы тебе меня бояться?

— Ты летаешь!

— Ты тоже!

— Но я… ты больше меня!

Это было не совсем правдой, учитывая маленький рост Рудиры, но она была взрослой, а мальчишка — нет.

— И волшебство мое круче. — Рудира наконец позволила мальчику сесть. — Постарайся это запомнить.

Опустившись на колено подле мальчика, Ханнер оглянулся на Рудиру, но ничего не сказал. Ее слова не очень-то пришлись Ханнеру по вкусу: слишком уж уверена она была в своей новой силе. Да, она была, безусловно, самой могущественной в его команде, но это еще не давало ей права помыкать остальными.

— Ты в порядке? — спросил он мальчика, подавая ему руку, чтобы помочь встать.

— В порядке. — Тот ухватился за руку и поднялся на ноги. Ханнер заметил, что мальчик смотрит ему за спину; он глянул через плечо: его люди сгрудились на углу и внимательно наблюдали. Двое летунов, старик в льняной рубахе и кругленькая, совершенно неприметная женщина, теперь стояли на земле.

Ханнер пожалел, что не выяснил заранее, кого как зовут: тогда он смог бы давать поручения, а теперь такой возможности не имел. Он снова повернулся к мальчику.

— Что ты делаешь на улице ночью? Разве не лучше быть дома, с родителями или наставником?

— Родители велели мне оставаться на улице, пока я не перестану двигать вещи и все сшибать. Я пытался научиться управлять этой магией.

— Чародейством, — поправил Ханнер. — Ведьмы думают, что это скорее чародейство.

— Чем бы оно ни было, я о нем не просил! — выкрикнул мальчишка. — Я проснулся от кошмара, болтаясь в воздухе над кроватью, а когда опускался, задел кувшин, а он свалился с тумбочки и разбился — вдребезги! — и проснулись сперва все мои братья, а потом мама, и она пришла и велела мне не путаться под ногами, пока она не наведет порядок, и я побежал вниз по лестнице, и взлетел, и перевернул лампу, а тут отец: рявкнул на меня и приказал выметаться, коли я намерен обо все биться. Я так и сделал, и вот учусь здесь летать. И всему другому.

Он бросил взгляд на Рудиру.

— Как ты заставила меня упасть? Я знаю, как бросать вещи, но тут что-то другое…

— Это довольно просто, — сказала Рудира. — Правда, я не уверена, что смогу объяснить… Я воспользовалась своими чарами, чтобы… чтобы стереть твои. Как-то так.

— Ты научишь меня? И как летать лучше?

— Не думаю, что сейчас время и место для этого, — твердо вмешался Ханнер — к ним как раз подошла остальная команда. — Сейчас, думаю я, тебе самое время вернуться домой и улечься спать. Если магия не развеется до утра, приходи во дворец, спроси лорда Ханнера, и посмотрим, не захочет ли кто-нибудь поучить тебя разным штукам.

— А лорд Ханнер — это ты?

— Я. А теперь ступай домой. По земле.

Да, милорд. — Мальчик окинул быстрым взглядом смотрящую на него разношерстную компанию, повернулся и побежал по Цирковой улице. На углу снова обернулся — и пропал из виду.

Его уход оставил Ханнера один на один с его помощниками.

— Ему вы не велели присоединиться к нам, — заметил солдат.

— Он всего лишь ребенок, — ответил Ханнер. — А сейчас далеко за полночь… Как, ты сказал, тебя зовут?

— Йорн из Этшара, милорд.

— Верно, Рудира мне говорила. Йорн, тебе не кажется, что у нас довольно чародеев? — Ханнер показал на остальных.

— Думаю, да, милорд.

— Главное — так думаю я, — сказал Ханнер. — А если я окажусь не прав, ты всегда сможешь напомнить, что предупреждал меня об этом.

Йорн промолчал.

— Пошли, — позвала Рудира, опять поднимаясь в воздух. — Давайте все же доберемся до дворца. — Она пронеслась над головой, как невиданная алая птица, — назад, к Аренной улице.

Ханнер со вздохом двинулся следом, другие пошли и полетели за ним — летуны снова поднялись в воздух.

Они миновали с дюжину кварталов, когда из Рыбацкой улицы, дико озираясь, выскочила женщина. Увидев отряд Ханнера, она остановилась, раздумывая: форма Йорна явно привлекла ее внимание.

— Что-то случилось? — обратился к ней Ханнер.

— Вы… вы… — Она озиралась, как загнанный зверь, а потом и вовсе смолкла, дрожа, как в лихорадке: к ним подлетали Рудира и другие разведчики.

— Йорн, скажи, что мы не тронем ее, — велел Ханнер.

— Все в порядке, мэм, — произнес Йорн. — Эти люди — на службе правителя. А теперь скажи лорду Ханнеру, что у вас стряслось.

— Вот там… — Женщина показала туда, откуда пришла. — Кошмар! Их двое, и они все швыряют.

— Думаю, нам лучше взглянуть… — Хаппер осекся: Рудира уже обогнула угол и летела по Рыбацкой улице. — Пошли! — Жестом велев всем отправляться следом, он побежал за ней.

Остальные тоже побежали — или полетели — за Рудиpoй; вторые быстро опередили первых.

Погром стал слышен им раньше, чем виден: кричали люди, звенело стекло, что-то громыхало… Наконец Ханнер обогнул очередной угол и замер.

Рудира все еще была в воздухе, но парила в нескольких футах над землей, талия ее приходилась вровень с макушкой Ханнера. Руки женщины были выставлены вперед, защищая лицо от урагана летящих в него крупных тяжелых предметов: битых кирпичей, камней, обломков мебели… не долетев до Рудиры, все это замирало на миг, а потом сыпалось на землю. Пятьюдесятью футами дальше по Рыбацкой улице в воздухе висели двое: юнец в великолепной бархатной куртке, что была ему определенно мала, и мужчина средних лет и добротном домотканом кафтане. Мостовую под ними усеивали вещи — и тела. По меньшей мере четверо неподвижно лежали среди всякого хлама, и Ханнер не мог бы сказать, жимы они или мертвы.

Именно с этой свалки взлетало то, что неслось в Рудиру. Поле битвы зловеще освещалось пламенем горящих зданий; пострадало несколько домов и лавок, обломки их дверей, окон и стен валялись па мостовой, а опрокинутые лампы или кинутые внутрь факелы подожгли занавеси, ковры и мебель. Занялась даже одна соломенная крыша, но, заметил Ханнер, соседние крыши, как положено, были крыты черепицей, так что огонь, возможно, не распространится… хотя горящую солому ветер может и разнести.

— Боже! — ахнул кто-то рядом.

— Не стоите! — рявкнул Ханнер. — Остановите их!

Двое других летунов Ханнера были уже рядом с Рудирой и объединили усилия; вскоре поток хлама замедлился, а потом и вовсе иссяк. Рудира опустила руки и взглянула па мужчин.

— Не стоило вам этого делать, — проговорила она странным, незнакомым голосом, что гулким эхом отдался от стоящих кругом степ.

— Не лезь не в свое дело, ведьма! — проревел в ответ парень.

— Чародейка, поправила Рудира. — Не ведьма. Так же, как и ты.

— О нет! — отозвался юноша. — Не как я! Я — самый могучий из всех!

— Ты еще ничем не доказал этого, — хмыкнул старший.

— Доказал бы — не вмешайся она! — Внимание его вновь переключилось на старшего соперника. — Я сбил уже троих, кто осмелился противиться мне!

— Ты кое-что забыл, — снова вмешалась Рудира. — Чтобы противостоять одной мне, потребовалась сила вас обоих, а теперь ко мне подошла помощь. — Она опять подняла руки — на сей раз не защищаясь, а с вызовом.

Парень тяжело упал на землю и покатился, распростершись наконец поперек оконной рамы.

— Займитесь другим, — велела остальным Рудира, впившись взглядом в поверженного противника.

На лице старшего явственно отразилась тревога, он повернулся и попытался удрать.

— Задержать! — приказал Ханнер. — Все, кроме Рудиры, — сшибайте его!

Словно гигантская рука сдернула человека с небес; он грянулся оземь, да так и остался лежать лицом вниз.

Ханнера тоже будто ударили; правда, уже в следующий миг он пришел в себя. До этого он не сознавал, насколько эффективна работа его помощников, когда они работают все вместе.

— Не причиняйте ему вред, — сказал он. — Просто не давайте двигаться.

Потом повернулся к Рудире.

Она нависала над юношей, ее алое платье ярко сияло в свете пожара, будто светилось само по себе; а ведь оно и правда может светиться само, подумал вдруг Ханнер. Учитывая, как мало известно об этой новой магии, этом так называемом чародействе, такое было бы неудивительным.

Рудира, вытянув руки, застыла футах в пяти над землей; взгляд ее был прикован к юнцу — тот пытался подняться: не сесть, а именно оторваться от земли. Он слегка колыхался, как лист на ветру, но не мог взлететь больше, чем на несколько дюймов, — ему мешала Рудира.

В конце концов он позволил себе опуститься назад.

— Значит, ты убила больше, чем трех? — спросил он.

Ханнер ахнул, а Рудира рявкнула:

— Я не убивала никого!

— Тогда откуда в тебе такая сила?

Рудира нахмурилась.

— О чем это ты?

— А разве не в этом все дело? — спросил парень. — Я становился сильней с каждым новым боем, с каждой победой над одним из нас… из чародеев, ты сказала?

— Так нас зовут ведьмы, — проговорила Рудира. — Прозванье не хуже прочих.

— А ты убивала других чародеев?

— Ну что за дурак! — Рудира пожала плечами. — Никого я не убивала. Мы все разные. Кто сильнее, кто слабее.

Мне повезло.

— Но я правда становился сильнее! — возразил парень. — Я это чувствовал! Сильнее с каждой дракой!

Рудира сверху вниз задумчиво глядела на него.

— Разумеется, чувствовал, — с явным отвращением в голосе проговорила она. — А об опыте ты когда-нибудь слышал. Не знаю, что такое чародейство, но знаю, что чем больше практикуюсь, чем больше пользуюсь чарами, тем легче у меня все выходит. Чары словно бы ждут, чтобы я ими воспользовалась. Ты делался сильнее после каждой из твоих дурацких драк именно поэтому, дурень ты этакий, а вовсе не потому, что получал силу своих врагов!

— Так это и происходит на самом деле? — спросил Ханнер, но ни Рудира, ни ее противник не услышали его.

Если дела обстоят именно так, то с надеждой на то, что чародеи растратят всю свою силу и снова станут нормальными людьми, приходится распроститься.

Прокладывая себе путь через обломки, Ханнер направился назад, к старшему.

— Не дайте ему взлететь, — крикнул он издали Йорну и остальным.

По дороге Ханнеру пришлось пройти мимо одного из тел — старуха лежала, вперив в небо остекленевший взор, ее бескровное лицо не оставляло сомнений в том, что она мертва. Ханнер не стал присматриваться. Вместо этого он обратил взгляд на старшего из схваченных.

Тот уже оправился от падения — достаточно, чтобы повернуть голову и взглянуть на Ханнера.

— Милорд… — проговорил он, узнав его наряд.

— Отпусти меня, — сказал пленник Рудиры. — Обещаю, что уберусь отсюда, если отпустишь.

— Придержи его пока, — велел Ханнер через плечо.

Потом снова повернулся к старшему.

— Вон тот говорит, что убил троих. — Он кивком указал на парня, разговаривавшего с Рудирой. — А скольких убил ты?

— Я не хотел убивать никого.

— Отпусти же меня! — снова подал голос юнец. — Если ты права и дело только в опыте, то у тебя вообще нет причины меня трогать!

— Заткнись! — рявкнул на него Ханнер. — Рудира, не отпускай его!

Он повернулся к старшему.

— Ты не хотел, — повторил он. — Но убивал?

— Да, вероятно, — признал тот. — Кое-что я тут натворил, признаю. Но должен же был я защищаться от этого безумца!

— Зачем ты помог ему напасть на Рудиру?

Чародей пожал плечами.

— Ошибся. Этот дурак напал на меня — вызывает, сказал, на битву за власть над улицей. Я увлекся, а когда вмешалась она, это показалось… досадной помехой.

Ханнер кивнул:

— Горячка битвы. Я слышал о подобном. В такие минуты люди способны на любую глупость.

— Именно, милорд, именно.

— А теперь, когда бой закончен, что ты намерен делать?

Человек посмотрел вокруг — заваленная обломками улица, горящие дома, труп старухи…

— Полагаю, мне предстоит предстать перед городским судом. Я стану молить о снисхождении, поскольку был сведен с ума кошмарами и этой новой силой. — Он вздохнул. — А потом, полагаю, проведу остаток жизни в рабстве или в какой-нибудь тюрьме — это в том случае, если меня не повесят.

— Если тебе поверят, то могут просто высечь или изгнать из города, — сказал Ханнер. — И, думается мне, ты вполне можешь сослаться на всех, кто еще обезумел в эту ночь. Я так понимаю, ты сдаешься нам?

— У меня нет выбора.

Ханнер чуть улыбнулся.

— Точно, — согласился он.

Потом обратился ко второму:

— Что можешь сказать в свое оправдание ты?

— Думаю, я тоже обезумел, — проговорил юноша. — Мне казалось, я — избранник, а сны означают, что я должен свершить что-то той силой, которой оказался наделен. Я думал, что должен пробить себе путь, убивая других и отбирая их силу, пока не сделаюсь самым могущественным магом в мире, и тогда стану править Этшаром.

— А как же правитель? — поинтересовалась Рудира. — В Этшаре правит он, а он вовсе не маг.

— Я убил бы его.

— Это измена, — заявил Йорн.

— Лорд Азрад — старый толстый осел! — выкрикнул молодой чародей, садясь, — Ханнер увидел изумление на лице Рудиры, когда ему это удалось: она явно не собиралась давать ему такую возможность.

— Он все еще правитель, — сказал Ханнер.

— Не для меня, — прохрипел чародей, борясь с чем-то невидимым.

— Не сопротивляйся, — велел ему Ханнер.

— Пусть демоны сгложут ваши кости, — ответил парень.

Он поднял руку — и вдруг голова его вывернулась назад, и Ханнер услышал треск ломаемой шеи. Чародей упал замертво.

Рудира удовлетворенно усмехнулась. Ханнер взглянул на нее.

— Ты не должна была убивать его! — воскликнул он.

— Он был предатель и убийца, а я просто защищалась, — твердо сказала Рудира.

Спорить с этим было трудно, но Ханнера все равно смутил ее поступок. Он попытался сказать что-то еще, но тут вмешался старший чародей.

— Ей помог я, — произнес он.

— Помог, — подтвердила Рудира.

Ханнер переводил взгляд с одной на другого. У него возникло явное ощущение, что он вовсе не так хорошо контролирует ситуацию, как должен бы, и что продолжение спора только еще больше ухудшит дело.

— Ладно, что сделано, то сделано, — сказал он. — Поднимайся. Ты пойдешь с нами — мы идем во дворец, к если ты нам поможешь, мы замолвим за тебя словечко, когда придет время. — Ханнер протянул руку, чтобы помочь чародею встать.

Тот перекатился на бок и схватился за руку Ханнера.

Еще через минуту весь отряд снова шагал вниз по Рыбацкой улице, предоставив уцелевшим местным жителям, которые начали осторожно выглядывать из разрушенных домов, гасить пожары и разгребать завалы.

Глава 8

Закутанная в винно-красный бархат Кирша сидела посреди улицы, а над головой ее медленно кружились похищенные драгоценности. Вокруг валялись размотанные рулоны разноцветных тканей. Несмотря на то что летняя ночь была теплой и неподалеку, в квартале к северу, горела красильня, девушку трясло.

Все это не сон. Теперь она в этом уверена. Она начала подозревать это некоторое время назад, когда поняла, что чувствует жар пламени и — когда приземлилась — твердость земли под босыми ногами. Сны никогда не бывали столь детальны.

Это все чары, какие-то страшные чары, она запуталась в них и натворила жутких дел. Украла все эти красивые ткани — а стоят они наверняка не меньше дюжины серебряных монет — и украшения, которые стоят столько же, только в золоте, а еще била окна в лавках и швырялась стеклом в тех, кто ее останавливал…

Тут Кирша содрогнулась и возблагодарила богов, что ни в кого не попала.

Во всяком случае, она так думала.

В этот самый миг она услышала голоса, оглянулась и увидела летящую женщину.

Кирша едва не решила, что все-таки ей все снится. В лунном и факельном свете, озаренная отблесками пожаров, женщина мерцала и переливалась алым сиянием; одежды ее были красными и золотыми, и даже волосы сверкали медью — таких Кирше прежде видеть не приходилось. Ярко накрашенное лицо, пылающие щеки… Летела она легко, словно птица.

Тут женщина окликнула ее:

— С тобой все в порядке? — И Кирша поняла, что все же не спит.

— Нет, — жалобно ответила она, съеживаясь под краденым бархатом.

— Лорд Ханнер! — позвала женщина в красном. — Сюда!

Из-за угла показались еще два летуна и несколько пеших. Кирша ощутила, как что-то смыкается вокруг нее, и внезапно сверкающие, кружащиеся в воздухе драгоценности посыпались вниз.

Плотный курчавый юноша в шелковой тунике быстрым шагом подошел к ней.

— Ты ранена? — осведомился он.

— Телесно она невредима, — проговорила женщина в алом.

— Но расстроена, — добавила вторая летунья, толще и старше первой, одетая в зеленое и коричневое.

— Кто вы? — спросила Кирша.

— Я — лорд Ханнер, — сказал курчавый толстяк. — А это — мой отряд чародеев, тех, на кого подействовала непонятная магия.

— Как на меня? — спросила Кирша.

— Более или менее. — Лорд Ханнер нахмурился. — Похоже ты…

— Воровала. — Кирша встряхнула бархат. — Я знаю. Я просто… ну, вроде немного свихнулась — решила, что или сплю, или весь мир сошел с ума.

— Мы на такое насмотрелись, — кивнул лорд Ханнер. — Пожалуй, тебя мы тоже заберем с собой — чиновники правителя наверняка захотят с тобой побеседовать. Но сперва — ты знаешь, что тут откуда? Надо вернуть все это хозяевам.

Кирша кивнула:

— Думаю, что вспомню.

— Прекрасно, — сказал Ханнер, и все рулоны тканей разом взмыли вверх, как воздвигаемый шатер или поднятые флаги. Глаза Кирши широко раскрылись.

Это сделала не она.

— Вперед, — велел Ханнер, предлагая ей руку.

* * *

Входя в малую приемную залу, лорд Фаран оправил тунику и постарался сделать вид, что сошедший с ума мир совершенно не тревожит его. Лорд Азрад поднял на него взгляд.

— Тебе давно пора бы быть здесь! — бросил правитель.

— Прошу прощения, мой повелитель. — Фаран слегка поклонился. — Меня задержали срочные дела в другой части дворца.

Азрад с подозрением смотрел на него. Он всегда бывал не в духе, когда его будили не вовремя, но сейчас, даже учитывая это, правитель был слишком уж мрачен.

— В другой части дворца? — переспросил он.

— Да, повелитель. Уладил кое-какие личные дела, а потом ходил взглянуть, кто проснулся, кто нет, и вообще — кто где есть и что делает. Служу правителю в меру своих сил.

Улаживая личные дела, Фаран выяснил, что Нерра и Альрис давно уже спят в своих постелях, Ханнер не вернулся с ночной прогулки, а Исия успела благополучно покинуть дворец прежде, чем правитель распорядился запереть все двери и никого не выпускать и не впускать.

Шум разбудил девочек, и они, должно быть, страшно переполошились, но они дома и в безопасности, а вот где Ханнер — неизвестно, и неизвестно, добралась ли Исия до родительского дома.

Мысль, что его племянник и любовница сейчас в городе на улицах среди обезумевших горожан, вовсе не радовала Фарана, но что он мог поделать.

По крайней мере он не знал, что можно сделать — если только не воспользоваться своей новой способностью к магии; Фаран пока еще не представлял себе, что в силах совершить.

— Отлично, — проговорил Азрад. — Никто не войдет сюда и никто отсюда не выйдет, даже ты, Фаран: я не могу допустить, чтобы эта зараза — чем бы она ни была — Проникла в мой дом.

— Разумеется, мой повелитель. — Долгие годы практики помогли Фарану сохранить спокойное выражение лица, когда он понял, что Азраду неизвестно, что неведомое нечто уже заразило кое-кого во дворце.

Пока что Фаран знал о двоих, кто, пробудившись от кошмаpa, обнаружил, что владеет неведомой силой, — он сам и посудомойка по имени Хинда. Фаран спустился на кухню, намереваясь убедиться, что еды хватит, чтобы накормить охранников и всех прочих, поднятых с постели этой ночью, — и нашел там трех поварят, суетящихся вокруг маленькой сироты.

Хинда гоняла взад-вперед по столу ложку, и та скакала, проворно, как перепуганная блоха. Фаран велел ей не заниматься ерундой, а разжечь огонь и взглянуть, что есть в кладовых.

— Мне это не нравится, — заявил Азрад, качая головой. — Странная магия вырвалась на свободу, люди — кто угодно! — летают, как мага… Не к добру все это, совсем не к добру! Кто-то что-то сотворил, неведомо какой волшебник неведомо где… Я этого не потерплю. Маги твердят, что нельзя смешивать чары и власть, так что они приглядывают за правителями, — но, может, они прозевали кого-то из своих, а?

— Может быть, — согласился Фаран. — Говорил ли кто-нибудь с нанятыми городскими властями волшебниками? Как это объясняют они?

— Этим занимается мой брат.

— Ах вот как… и какой же из братьев, государь?

— Лорд Караннин, конечно. Он же у нас лорд-мэр.

— Лорд-сенешаль тоже пользуется услугами магов.

— У Кларима и без того полно дел.

Фаран хотел было спросить, чем именно занят лорд Кларим, но передумал. Если Азрад захочет сказать ему об этом — он скажет и так, ну а нет — лорд Фаран найдет возможность выяснить все сам.

— Лорд Караннин имеет дело с несколькими волшебниками, но никто из них не пользуется большим влиянием, государь. Возможно, мне стоило бы расспросить главу Гильдии Итинию…

— Вышедший из дворца назад не войдет, — прервал его Азрад. — Даже ты не войдешь, милорд.

— Тогда я не пойду, — поспешно отозвался Фаран. Однако ему все это очень не нравилось. Если даже его не пустят во дворец, значит, не пустят никого. Где, интересно, носит Ханнера — во дворце его, если верить страже у ворот, нет, но он может быть где угодно.

Фаран очень надеялся, что он преспокойно лежит в постели Мави, но сомневался, что Ханнеру такое удалось бы.

— Позже мы отправим к Итинии гонца, — сказал Азрад. — Однако теперь мне хотелось бы вернуться в постель, и я так и сделаю. Ответь мне только сначала на один вопрос.

Он поерзал на троне и продолжал:

— Скажи, тебе известно хоть что-нибудь об этой сорвавшейся с цепи магии?

Фаран заколебался.

Возможно, рано или поздно в его интересах окажется сказать правду — или не окажется, если сила, что свалилась на него, временная и истает с рассветом. Тогда будет лучше сразу забыть о ней.

Прямо же сейчас Фаран вовсе не собирался сообщать Азраду, что он, главный советник правителя, — один из тех, кто награжден таинственной силой. Лорд Азрад явно не в том состоянии духа, чтобы потерпеть подобное.

— Ничего ровным счетом, государь, — сказал лорд Фаран.

* * *

Элькен-Попрошайка, улыбаясь про себя, споро шагал по Пристенной улице. Все эти кретины там, в Волшебном квартале, послушались толстого мальчишку-лорда и отправились с ним во дворец, но Элькен-то не кретин, как остальные. У него свои собственные планы.

Никто не знал, ни что такое эта новая магия, ни что она на самом деле может, но уже начались попытки обуздать ее. Лорд Ханнер с его отрядом, матушка Перреа с ведьмами, всякие разные волшебники, стражники и иже с ними — всем им только того и надо, чтобы все стало по-прежнему.

И ведь им это может удаться. Новые чары рассеют или обуздают, и в городских стенах вновь воцарятся закон и порядок.

Не считая тех мест, где закона и порядка никогда не соблюдали, — а Элькен как раз и жил в одном из таких мест. Другие, получившие магические способности, могут и захотеть исправиться: вообразят себя настоящими магами и отправятся искать, как бы этим заработать на жизнь. Короче, станут законопослушными.

Эти не останутся на Стофутовом поле — с ворами и нищими.

А значит, размышлял Элькен, тут открываются большие возможности. Один волшебник среди многих других — ничто, а вот единственный волшебник на все Стофутовое поле — уже нечто.

Он снова улыбнулся, глядя вокруг, и в шутку, просто от радостного чувства, что может это сделать, повалил чей-то шатер футах в пятидесяти от себя. А потом зашагал дальше.

* * *

На улицах стало уже поспокойнее. Кеннан останавливал прохожих — если они шли, а не летели, и не казались опасными — и спрашивал, не знают ли они, что происходит. Пока что, однако, ни одного вразумительного ответа он не получил. От обезумевших летунов и швырятелей вещей он когда прятался, а когда и кричал им вслед свой вопрос, но толку от этого тоже не было.

В городе вырвалась на волю какая-то магия. Люди исчезли — Акен был не единственный, — но никто не знал, кто похитил их и зачем.

Стражник, которого смог поймать Кеннан, оттолкнул его и заявил, что у него и без Кеннанова пропавшего сынка забот полон рот.

Стоя в дверях своего дома, Кеннан озирал пустые улицы, а сзади на него напирала Санда, заглядывая ему через плечо. Кеннан размышлял.

Наконец он принял решение.

— Кто-нибудь должен знать, что творится, — сказал он. — И кто-то должен что-то делать. Я иду во дворец, требовать объяснений.

— Я с тобой, — заявила Санда.

Кеннан обернулся и втолкнул ее в глубь прихожей. §

— Нет. Ты останешься и приглядишь за детьми.

— Они спят…

— Нет, я сказал! — рявкнул Кеннан; рука его все держала невестку за плечо. — А если малышка Сараи проснется и позовет маму? А если кому-нибудь из них приснится кошмар? А если чары захватят одного из них?..

— Я не смогу удержать… — начала было Санда, но смолкла и не стала больше противиться Кеннану.

— А что, если Акен вернется, едва я уйду, — и обнаружит, что нет нас обоих?

Санда молча моргнула и ушла в дом.

— Я дождусь твоего возвращения, — сказала она оттуда.

— Вот и ладно. — Кеннан опустил руку. — Вот и умница. — Он постарался улыбнуться ей — без особого, правда, успеха. — Не волнуйся, Санда. Я его найду. Не знаю, зачем волшебники забрали его и что они с ним сделали, но непременно узнаю. — Он вошел внутрь, быстро, ободряюще обнял ее повернулся и вышел, плотно прикрыв дверь.

Правитель сейчас, может, и спит, до рассвета всего ничего, но кто-нибудь во дворце наверняка бодрствует — и этот кто-то или сам ответит старику на все вопросы, либо подскажет, где эти ответы найти. А откажется — пожалеет.

Глава 9

Путь до дворца занял у отряда Ханнера более двух часов — они отклонялись то в одну, то в другую сторону, разбираясь в ссорах, недоразумениях, сварах. По дороге Ханнер расспросил двоих своих летунов и узнал, что зовут их Варрин-Ткач и Дессет с Восточной Стороны. Узнал он и имена половины своего отряда и той четверки чародеев, что они захватили по дороге. Девушка, укравшая драгоценности, была Кирша Младшая; чародей, сражавшийся с тем, которого убила Рудира, звался Салданом от Южных Врат; Роггит, сын Райала, был пойман, когда грабил лавки и таверны, а Грор-Кривозуб — когда бил стекла во всех без разбору окнах.

Трое чародеев сбежали, и решено было их не преследовать; еще полдюжины успокоили и отправили по домам. Понимай Ханнер с самого начала, со сколькими преступными чародеями ему придется столкнуться, он не стал бы арестовывать Киршу и Грора, ведь особого вреда они не причинили, да и раскаивались в своих действиях, но, раз приняв решение, он не был склонен менять его.

Казалось, они никогда никуда не дойдут, но в конце концов Ханнер во главе своего небольшого отряда вышел с Аренной улицы на освещенную факелами площадь — и наткнулся на отряд стражников с копьями, выстроившийся шестью шеренгами.

Копья предназначались и для парадов, и для серьезных боев а также чтобы рассеивать толпу и усмирять бунты; мечи и дубинки использовались в более обыденной караульной и полицейской службе.

— Что тут такое? — требовательно спросил Ханнер, когда весь его отряд, включая арестованных, вышел на освещенное место и собрался вокруг него. Рудира по-прежнему парила над его головой.

Копья немедленно повернулись в ее сторону.

— Опустить копья! — изо всех сил рявкнул Ханнер. Он устал, да и в лучшие минуты голос его никак не походил на командирский рев дядюшки, так что особого впечатления он не произвел. — Она со мной.

— Да это Рудира! — сказал один из стражников. — Я ее знаю.

— А он кто? — поинтересовался другой.

— Я — лорд Ханнер, — прокричал Ханнер. — Племянник и наследник лорда Фарана, главного советника правителя. Что тут творится? Где командир?!

Ряды заколебались, раздались, и вперед выступил капитан в позолоченной кирасе поверх желтой туники. Копья у него не было, но рука лежала на рукояти убранного в ножны меча.

Капитан был знаком Ханнеру — как ни устал молодой лорд, ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы вспомнить имя.

— Лорд Ханнер, — почтительно произнес капитан прежде, чем его имя слетело с уст Ханнера.

— Капитан Нараль, — отозвался Ханнер. — Могу я узнать, что здесь происходит и что это за парад в середине ночи.

— Это не парад, милорд. Ты ведь наверняка знаешь, что в городе бесчинствуют свихнувшиеся маги — одну, я вижу, вы даже прихватили с собой. — Он кивком указал на Рудиру.

— Разумеется, я знаю! — сказал Ханнер. — У меня тут с собой их еще несколько, я веду их к правителю, чтобы во всем разобраться. — Он показал на свой отряд. — Мы арестовали нескольких чародеев-преступников и привели на суд.

— Чародеев?

— Так их назвали ведьмы. Ни у кого больше имени им не нашлось.

— Так вы говорили про них с ведьмами?

— Когда я увидел, что происходит, сразу отправился в Волшебный квартал за советом. Волшебники озадачены не меньше нашего, но матушка Перреа сказала, что это новое волшебство походит на то, которым пользовались ведьмы в дни Великой Войны. Она назвала это чародейством.

Нараль нахмурился.

— Кто-нибудь знает, откуда оно взялось?

— Из тех, с кем я говорил, — никто.

— Плохо. — Капитан снова нахмурился, потом протянул руку. — Что ж, будем надеяться, утром что-нибудь прояснится.

— Ну а пока что, капитан, я собрал нескольких чародеев-добровольцев и с их помощью арестовал четверых преступников, и теперь мне хотелось бы доставить их всех во дворец и поспать хоть немного.

Нараль колебался.

— Боюсь, что не могу позволить тебе этого, — сказал он наконец.

Именно такого ответа ждал и страшился Ханнер.

— Почему? — поинтересовался он.

— Нам было приказано не пропускать во дворец никого — в особенности никого из этих безумных магов… чародеев, да?.. Их нам велено и близко не подпускать.

— Ну, вряд ли дядя имел в виду меня…

— Приказ отдавал не лорд Фаран, милорд, — не дал ему договорить Нараль. — Это повеление самого лорда Азрада. Правителя.

Ханнер моргнул.

— Вот оно что… — протянул он.

Теперь ему стало понятно присутствие на площади нескольких сотен солдат. Лорд Фаран бывал обычно более бережлив, когда дело касалось людей; лорд же Азрад был, во-первых, начисто лишен чувства меры, а во-вторых, никогда не берег ничего, кроме собственных сил.

Но сейчас и Ханнер желал сберечь собственные силы — чтобы их хватило по крайней мере до тех пор, пока он уютно не устроится в собственной постели. Он посмотрел вверх, на Рудиру, прикидывая, сколько она сможет поднять.

— Ты понимаешь, что чародейка может попросту пролететь во дворец над вашими головами? — спросил он.

— Ей пришлось бы пролететь сквозь тучу копий, — почти виновато ответил Нараль.

Ханнер сомневался, что это помешало бы Рудире, но решил не спрашивать ее. Вместо этого он поинтересовался:

— Не будет ли кто-нибудь любезен доложить правителю о моем приходе? Мне бы очень хотелось поспать.

— Правитель удалился к себе до утра, — сказал Нараль. — У нас весьма ясный приказ — не тревожить его, что бы ни случилось. Так что пока не произошло что-то непоправимое…

Ханнер глубоко вздохнул.

— Тогда, может быть, кто-нибудь передаст несколько слов моему дяде, лорду Фарану? Пожалуйста!

Капитан Нараль немного подумал, потом кивнул.

— Я пошлю человека. Что передать?

— Что я здесь, на улице, со мной несколько друзей и четверо арестантов и мы хотели бы попасть во дворец — по крайней мере я хотел бы — чтобы лечь спать.

— Я передам, но сомневаюсь, что он отменит эдикт правителя. Лорд Азрад был настроен очень решительно.

— Просто передай ему мои слова, капитан.

Нараль поклонился.

— Как прикажешь, милорд. — Он обернулся, подозвал к себе одного из стражников и отдал приказ.

Ханнер вернулся к своим.

— Кажется, нам придется подождать, — сказал он. — Давайте присядем и отдохнем. — Он кивнул на бордюр подле часовни на углу Аренной улицы и площади Аристократов. — Если я кому понадоблюсь — я тут.

С этими словами он опустился на ближайший камень, прислонившись к стене часовни; голова его при этом пришлась как раз под полкой для приношений.

Избавить гудящие ноги от веса тела уже было наслаждением.

Йорн пристроился рядом с ним, только ему пришлось наклониться вперед, чтобы не стукнуться о полку затылком.

— Что-то я не вижу никого из своей роты, — заметил он, оглядывая стройные ряды стражников.

— Это и к лучшему, — отозвался Ханнер. — Значит, ты не нарушаешь приказа, сидя здесь со мной.

Еще один чародей, в серой потрепанной домотканой одежде, уселся по другую сторону от Ханнера — и не на бордюрный камень, а привалившись к стене.

— Можно пойти на Стофутовое поле, — сказал он. — Там нас не тронут — стоит им только понять, что мы маги.

Ханнер взглянул на него.

— Как, ты говорил, тебя зовут?

— Зарек, — ответил тот. — Зарек Бездомный — вот уже несколько лет меня так называют.

— Значит, ты уже ночевал на поле.

— Каждую ночь. Я и этой ночью там был — когда поднялся весь этот шум. Ну, я и отправился в Волшебный квартал, может, думаю, выйдет заработать на еду, если продать новости о таинственных криках, а прихожу — все уже обо всем знают, оказывается, пострадал весь город… И тут я понял, что эта новая магия и мне по зубам — и только стал прикидывать, как бы повыгоднее использовать ее, как вы кинули клич… я и отправился с вами, вот, думаю, хоть на одну ночь крыша над головой будет.

Ханнер смотрел на него, не отрываясь. Как и все в Этшаре Пряностей, он знал о Стофутовом поле. Больше двухсот лет назад Азрад Великий повелел, чтобы между Пристенной улицей и городской стеной на протя-жении ста футов не возводилось никаких построек — участок должен был оставаться пустым на случай войны, чтобы там могло свободно действовать войско.

Разумеется, Гегемония Трех Этшаров не воевала вот уже двести лет — с тех пор, как окончилась Великая Война, и пустое пространство внутри городских стен было слишком дорого, чтобы оставаться пустым. По закону, никакие постоянные постройки на поле возводиться не могли, но о временных там речь не шла, а Этшар был переполнен; в результате, несмотря на указ, городская беднота и бездомный люд начал обосновываться со своими шатрами и навесами на ничейной стофутовой полосе.

По всей длине — а протянулось оно на девять или десять миль — Стофутовое поле служило убежищем для отбросов Гегемонии. Нищие, воры, калеки, сумасшедшие — и все честные люди, которые по тем или иным причинам не могли платить за крышу над головой и не имели зажиточных друзей или родичей, чтобы те пустили их под свою.

Ханнер пару раз видел поле, когда дела приводили его к городским воротам или на Пристенную улицу, но старался не подходить к нему ближе необходимого. Ему и в голову не могло бы прийти устроиться на поле на ночь или хотя бы просто пойти туда. Может, Зарек и будет там в безопасности, но Зарек — не один из правителей города. Явиться на поле в шелковых одеждах и с бляхой чиновника — значит напрашиваться на ограбление; домотканые лохмотья привлекут куда меньше внимания.

С другой стороны, Зарек вовсе не был так вонюч и убог, как, по мнению Ханнера, должен был бы быть обитатель поля. Его волосы и борода, конечно, очень нуждались в мытье и стрижке, но не были ни всклокоченными, ни вшивыми. Руки и лицо у него были довольно чистыми, кожа — без струпьев. Он выглядел гораздо приличнее того оборванца на аллее Ведьм — вот уж кто наверняка ночует на Стофутовом поле.

Легенда утверждала, что некогда поле было зелено от травы и пестро от цветов. Теперь же там была голая земля — утоптанная и пыльная в летнюю жару, липкая грязь во время осенних дождей, ледяное крошево зимой, которое месили сотни, если не тысячи, ног. Несмотря на это, Зарек — конечно, не щеголь — выглядел весьма прилично и даже представительно, да и говорил точно и ясно. Он явно сумел сохранить моральную и физическую форму, как бы трудно ему ни жилось.

Возможно, подумал Ханнер, Зарек знает, как вести на поле более или менее приличную жизнь, а может, он просто сумел где-то вымыться, прежде чем идти в Волшебный квартал.

Спрашивать прямо, как ему это удалось, было бы грубо, да и слишком устал Ханнер, чтобы интересоваться чем-то всерьез. Вместо этого он сказал:

— Думаю, мы сможем устроиться на ночь где-нибудь получше, чем на поле.

Зарек махнул рукой:

— Мне платить нечем.

— Плачу я, — сказал Ханнер. — Но, надеюсь, обойдется без этого. — Он взглянул на дворец, надеясь увидеть дядюшку или хотя бы вернувшегося гонца.

А увидел ряды копейщиков, готовых храбро противостоять неведомым чарам, что грозили разрушить покой города.

"Интересно, — подумал Ханнер, — насколько действенны будут копья против чародеев?" Разумеется, многие из них слишком слабы или неумелы, чтобы отвести сильный удар или точный бросок, но Ханнер ни минуты не сомневался, что, например, Рудира один на один легко победит любого противника.

Он поискал глазами Рудиру; она, как кошка, уселась на садовой стене и смотрела не на солдат, а вниз, в темный сад одного из особняков, окружающих площадь.

Что она видит там, гадал Ханнер, — живые изгороди, фонтаны, цветы? Он прикинул — вышло, что это особняк Адагана, смотрителя верфей. Ханнер знал Адагана, разумеется, но никогда не видел его садов. Сады, как у всех. Самые обычные. Хвалиться Адагану было нечем.

Но Рудира — уличная девка из Казарм, по крайней мере была ею до этой ночи. Может статься, она вообще никогда не видела нормального сада.

Уличная девка. А Зарек — бездомный нищий? Ханнер хмуро огляделся. Что он вообще делает среди этих людей?

Он — лорд, помощник главного советника правителя. Его обязанность — улаживать дела между властью и магами; какое ему дело до всех этих нищих и шлюх?

Ах, ну да, они же теперь все чародеи. Кто бы ни был ответствен за появление этой новой магии, привычный порядок вещей он уж точно нарушил.

Ханнеру все это было не по душе. Лорду Азраду, судя по всему, тоже. Интересно, подумалось Ханнеру, на сколько затянется эта история с чародейством? На часы? На дни? На годы? Или — навсегда?

Здесь не помешало бы прорицание, но Ханнер не собирался будить среди ночи мага или жреца и платить за ворожбу, которая может еще и не сработать: узнавать о чарах с помощью чар — дело вообще весьма неверное. Завтра он вернется в Волшебный квартал и выяснит, что сможет, но сегодня единственное, чего ему хочется, — спать.

Устал он, однако, вовсе не так сильно, как можно было ожидать, учитывая, сколько времени он провел на ногах, да еще и бегая по всему городу. Ханнер приписал это возбуждению.

Он встал, потянулся и собрался снова усесться на камень, но тут ряды стражников расступились и появилась леди Альрис.

— Ханнер! — неуверенно окликнула она, вглядываясь в слоняющихся по площади чародеев. Ханнер сообразил, что его скрывает тень часовенки; шагнув вперед, он откликнулся:

— Я тут!

— Где?.. — Альрис поискала взглядом, потом подбежала к нему и остановилась в паре шагов.

— Тебя послал дядюшка?

Альрис кивнула:

— Он не может оставить дворец.

Ничего удивительного в этом не было. Ханнер предполагал, что дядя заперся где-то с правителем, чтобы обсудить положение, хоть Нараль и говорил, будто правитель удалился в опочивальню и не велел себя тревожить.

А возможно, дядя беседует с чиновниками — надо же решить, чем первым делом им заняться утром.

— Значит, нам можно войти?

— Ни в коем случае! — затрясла головой Альрис. — Войти нельзя никому. Поэтому-то дядя Фаран и не вышел — правитель приказал не впускать никого. Даже его! Ни стражу, ни вестников — им приходится передавать свои послания через дверь, не входя внутрь. Исключений не делается ни для кого.

— Ну и ну! — поразился Ханнер. — А как же тогда вернешься ты?

— А я не вернусь, — заявила Альрис. — Я остаюсь с тобой. — Она улыбнулась Ханнеру — так радостно, как не улыбалась уже много месяцев. — Вот это будет приключение!

— Остаёшься со мной — но где?

— Вот как раз затем дядя меня и послал. — Она полезла в кошель у пояса и вытащила причудливый черный ключ. — Он не доверил бы его никому, кроме нас, а Нерра отказалась идти… вот я и вызвалась.

Ханнер никогда прежде не видел ключа, но тут же понял, от чего он. Официальная резиденция лорда Фарана была во дворце — чтобы он всегда был на месте, когда понадобится правителю. Вот только на месте он бывал далеко не всегда. Вo дворце он проводил от силы четыре ночи из десяти. Ханнер с сестрами давно подозревали, что у дядюшки есть еще и неофициальная резиденция, где он может заниматься тем, чего не одобрит правитель и на что косо посмотрели бы во дворце. Однако никто из них не знал, где находится этот второй дядюшкин дом — по крайней мере до сих пор не знал.

— Он сказал тебе, где это? — спросил Ханнер.

Альрис кивнула:

— На северо-восточном углу улиц Высокой и Коронной.

Значит, всего в полдюжине кварталов на юго-запад от того места, где они находятся, в Новом городе.

— Показывай дорогу, — сказал Ханнер. Потом, уже громче, позвал: — Йорн! Рудира! Варрин! Все, кто есть! За мной!

Альрис вздрогнула и взгляд ее тревожно заметался, когда чародеи, поднявшись — кое-кто сразу в воздух, — собрались вокруг.

— Дядя Фаран сказал: нам можно поселиться там. Нам с тобой, не всем им.

— Им надо где-то переночевать, — сказал Ханнер. — В Волшебном квартале я велел им следовать за собой; я за них отвечаю. Они могут спать на полу. Уверен, мы сможем разместить всех.

Ханнер достаточно хорошо знал вкусы своего дядюшки, чтобы быть в этом уверенным. Фарана для забав не устроила бы простая меблированная комната. Ханнер полагал, что апартаменты дядюшки достаточно просторны.

— Я не… — начала было Альрис.

— Альрис, — оборвал сестру Ханнер. — Мы идем все. Решаю здесь я, не ты. Если дядюшке не понравится мое решение, мы обсудим с ним это позже. А теперь веди.

Весьма неохотно, но Альрис подчинилась, и отряд, покинув освещенную факелами площадь, вновь окунулся в тени и тьму улиц.

Глава 10

Кеннан стоял на углу площади, растерянно глядя на ряды солдат.

Его не подпустят ко дворцу. Когда он сказал, что ему надо поговорить с лорд-мэром, что у него похитили сына, ему ответили, что тут добрая сотня таких же, как он, в очереди и что правитель не разрешил пропускать к лорду Караннину никого.

А потом с Аренной улицы налетели люди, и солдаты не только не арестовали их и не попытались убить, а, наоборот, прислали кого-то с ними поговорить.

Привстав на цыпочки, чтобы лучше видеть, Кеннан смотрел, как офицер разговаривает с молодым толстяком в модной тунике.

Он видел, как офицер обернулся и подозвал к себе стражника. Они обменялись парой слов, потом стражник повернулся и направился ко дворцу.

Кеннан следил, кипя негодованием, — неужели стражника пустят туда, куда ему, честному горожанину, пришедшему требовать причитающееся ему по закону, ходу нет?

Но стражник дошел до моста и передал свое послание, в чем бы оно ни заключалось, оттуда.

Стало быть, даже вестников не впускают внутрь.

И, стало быть, ему нечего и надеяться попасть во дворец этой ночью. Он перевел взгляд на пеструю компанию близ Аренной улицы: юношу в модной тунике, летающую шлюху, потревоженного стражника и всех остальных. Если солдаты говорят с ними, так он тоже поговорит. Они могут знать, что происходит и куда утащили Акена, решил Кеннан, и двинулся в обход площади.

Когда он добрался до Аренной улицы, компания переместилась, и Кеннану понадобилось время, чтобы снова отыскать их. Кто-то слонялся по площади, кто-то стоял, кто-то сидел, привалясь к стене, но определить, кто тут волшебник, Кеннан не мог: в воздухе сейчас никого не было.

В конце концов он заметил рыжую шлюху, притулившуюся на заборе одного из особняков площади Аристократов. Кеннан подошел поближе.

— Эй! — окликнул он женщину. — Можно поговорить с тобой?

— Я не работаю, — отрезала она. — Убирайся.

У Кеннана запылали уши.

— Я не клиент, — заявил он. — Я хотел бы спросить у тебя… про сына.

Рыжеволосая бросила на Кеннана скучающий взгляд.

— Как он себя называл?

— Он тоже не был твоим клиентом. Это не связано с тобой.

— Тогда почему ты спрашиваешь меня?

— Ты летала, я видел, — объяснил Кеннан. — Я и подумал, может, ты что знаешь.

Шлюха вздохнула.

— Давай спрашивай. Только вряд ли я что-то знаю.

— Его зовут Акен Крепкая Рука. Сегодня вечером его утащили из спальни — при помощи магии, через окно.

Женщина пожала плечами.

— Никогда о нем не слышала, — сказала она. — И ни о ком, кого бы утащили через окно. Прости.

— Есть тут еще кто-нибудь, кого можно расспросить? Какой-нибудь маг?..

Снова пожатие плеч.

— Неужто в тебе нет пи капли сострадания, женщина?! — вскричал Кеннан. — Я потерял сына и хочу знать, с кого спрашивать!

— С кого спрашивать — не знает никто, старик! — крикнула в ответ рыжая. — Мы не знаем ни тебя, ни твоего сына, и — если ты вдруг не заметил — полгорода свихнулось сегодня, и люди били стекла, и крушили дома, и устраивали пожары… а кое-кому из нас эту силу навязали, и знаем мы не больше твоего!

Кеннан в немом гневе смотрел на нее снизу вверх, кулаки его сжимались и разжимались сами собой.

— Убирайся, — сказала она, и Кеннан ощутил, как его помимо воли отодвигают назад, на площадь.

Он попытался сопротивляться, но ничего не вышло, и в конце концов Кеннан повернулся и зашагал прочь. Завернув за угол, где рыжая ведьма не могла его видеть, он остановился, глубоко вздохнул и попытался взять себя в руки.

Он не знал, кто эти люди, но они обязаны были кое-что ему объяснить.

Тут он услышал позади шум: из-за спин солдат вышла молоденькая девушка и, оглядываясь, позвала: "Ханнер!"

Кеннан обернулся — из темноты возник парень в отделанной шелком тунике и заговорил с девушкой, которая, как сообразил Кеннан, пришла из дворца.

Что-то здесь происходит, ясно как день. Все эти люди заодно, в этом Кеннан может поклясться. Он впился в них глазами, стараясь разобрать, о чем у них речь.

"Никто не войдет!" — сказала девушка. Следующую ее фразу Кеннан не разобрал, но эту расслышал четко. Он вслушался и услышал еще: "Никаких исключений!"

Следующих фраз Кеннан снова не разобрал, но потом девушка воскликнула: "Вот будет приключение!" Она полезла в кошель и показала мужчине что-то, чего Кеннан не разглядел.

Потом он снова ничего не слышал, а потом мужчина громко позвал: "Йорн! Рудира! Варрин! Все, кто есть! За мной!" Девушка попыталась возразить, спора их Кеннан не слышал, но молодой человек явно взял верх. Девушка повернулась и пошла с площади в темноту площади Аристократов. Несколько человек из тех, что стояли и сидели кругом, поднялись и отправились следом, а рыжая девка и еще двое не пошли, а полетели.

После мгновения колебаний Кеннан двинулся за ними.

— Вы будете делать то, что я говорю! — проревел Элькен-Попрошайка. Он парил над Стофутовым полем, тыча указующим перстом в три десятка человек, которых ему удалось собрать.

— Элькен, ну что за дурь, — сказала Танна-Воровка. — Если ты теперь такой крутой маг, чего тебе торчать здесь? — Она кивнула на Пристенную улицу. — Отправлялся бы в город и устраивался бы там.

— Заткнись! — рявкнул Элькен. — Мне лучше знать. В городе я уже побывал. Там сотни волшебников, и ими командуют лорды, но здесь — здесь только я, один на вас всех, так что вы теперь, считайте, мои рабы.

— Ну ладно, хорошо, — сказала какая-то старуха. — Чего ты от нас хочешь?

— Так-то лучше, — хмыкнул Элькен. — Я хочу, чтобы вы собрали все свои шатры и навесы и сделали жилище, достойное меня. А еще мне нужна вся еда. Если у кого есть ушка — тащите и ее.

Люди переглянулись, начали перешептываться и пожимать плечами.

Спустя двадцать минут Элькен возлежал на груде мягкой рухляди — большой груде, собранной по меньшей мере из дюжины хижин поля, — под навесом из шатра старого Келдера, натянутого на жерди от лачуги Анарана-Воришки. В одной руке он держал кусок вяленого мяса, в другой — полупустую бутыль ушки.

Он глотнул пойла и широко улыбнулся.

— Боги благосклонны ко мне, — заявил он. — Похоже, они хотят извиниться за то, что заставили меня ночью страдать от кошмара.

Воспоминание о сне — о том, как он падал, горел, был похоронен заживо, — было настолько неприятным, что улыбка Элькена увяла и он надолго присосался к бутылке.

— Боги справедливы, — заметила Танна. Она сидела поодаль, так, чтобы он не мог до нее дотянуться.

— Разумеется, — согласился Элькен и осушил бутылку. — Поди сюда, женщина.

Танна неохотно подошла — ясно было, что иначе Элькен с помощью своей таинственной силы притянет ее, — и улеглась рядом с ним.

Как она и ожидала, он был слишком пьян, чтобы сделать что-нибудь большее, чем просто потискать, прежде чем впасть в прострацию. Несколько минут он еще бормотал что-то, потом голова его откинулась, глаза закрылись, и он захрапел.

Танна немного выждала — просто для верности.

Потом вытащила из-за пояса маленький острый разделочный нож, повернулась и полоснула Элькена по сонной артерии.

Он тут же проснулся, но не успел поднести руку к ране, как Танна перерезала ему горло от уха до уха.

Его магическая сила отшвырнула ее; Танна вылетела из-под навеса, шлепнулась наземь и быстро откатилась в сторону — увертываться от нападений она за долгие годы выучилась преотлично, а магическое нападение не слишком-то отличалось от обычных.

Когда она встала на нош и осторожно подошла к Элькену, он был недвижим и тих, глаза широко открыты.

— Все в порядке, — проговорила Танна. — Он мертв.

Остальные тут же выползли из своих укрытий и собрались вокруг нее поглазеть на труп.

— Жаль, что пострадали одеяла, — сказала Тапиа, глядя на мертвеца. — Какая хорошая вещь пропала зря!

Никто не понял, что она имела в виду — залитое кровью ложе или магию Элькена.

* * *

— Просто не верится, что ты послал ее туда! — заявила Нерра, обжигая дядюшку взглядом.

Фаран не смотрел на нее; вместо этого он подчеркнуто углубился в отчет, полученный от капитана Венгара.

— С ней все будет в порядке, — сказал он. — Идти ей всего несколько кварталов, и не одной, а с Ханнером, а потом они оба укроются в моем доме.

— У тебя в самом деле есть дом в Новом городе?

— В самом деле. И очень давно.

— Так вот куда ты уходишь, когда не берешь нас с собой!

— Как правило, да.

— Значит, Ханнер и Альрис будут теперь всегда там жить?

Фаран положил бумаги на стол.

— Очень надеюсь, что нет, — сказал он. — Полагаю, утром, когда, выспавшись, лорд Азрад придет в себя, а солнечный свет разгонит ночные тени, Ханнер и Альрис вернутся сюда, а мой дом снова станет моим.

— Но теперь они будут знать, где он.

Фаран вздохнул.

— Нерра, в городе великое множество людей знают, где он. Любой, кто захочет это узнать, узнает запросто. Не думаю, правда, что кому-нибудь есть до этого дело.

— Тогда почему же ты никогда не говорил о нем нам?

— Потому что вас это никоим образом не касалось.

— Но…

Фарана донельзя утомили ее расспросы — к тому же он не выспался. Он так глянул на девушку, что та осеклась.

— Ступай спать, Нерра, — сказал он. — Если тебе хочется заваливать меня дурацкими вопросами, подожди до утра. — Он встал и ушел в спальню.

Нерра проводила его взглядом, потом огляделась и поняла, что осталась в комнате одна.

И в спальне она тоже будет одна, ведь Альрис ушла из дворца. Она осталась одна, а все эти сумасшедшие маги, или демоны в человеческом обличье, или… в общем, кем бы они там ни были, заполонили сейчас город и небеса над ним. Городская стража охраняет площадь, но что может стражник против демона? И что проку от стражи, если свихнувшийся волшебник перелетит через канал прямо к окну ее спальни?..

Одна только мысль об этом заставила Нерру вздрогнуть, выбора у нее не было. Девушка неохотно побрела в спальню, влезла в постель, задернула полог и зарылась в одеяла, уверенная, что этой ночью не сомкнет глаз.

Не прошло и пары минут, как она спокойно спала.

Глава 11

Ханнер стоял на тротуаре Коронной улицы и глядел на темнеющий за садовой стеной фасад высокого дома.

— Весь этот дом дядин? — спросил он.

— Так он сказал, — отозвалась Альрис.

Ханнер поморщился. Мог бы и догадаться, сказал он себе. Здесь ничего не стоило устроить всю компанию — его самого, сестрицу, чародеев-помощников и чародеев-арестантов, даром что одних было пятнадцать, а других — четверо. Вполне возможно, удастся даже уложить каждого на отдельную постель. В неофициальной резиденции лорда Фарана было четыре этажа, а стена сада тянулась вдоль Коронной улицы от Высокой улицы почти до угла Купеческой.

— А где ворота? — спросил один из чародеев.

— А зачем они? — И Рудира легко перемахнула через стену.

— Кое-кому нужны, — проворчал Йорн.

— Ворота на Высокой улице, — махнула рукой Альрис.

Они прошли по Коронной улице и свернули на Высокую. Садовая стена, что скрывала первый этаж, почти сразу сменилась кованой оградой с остриями-копьями. Заглянув меж прутьев, Ханнер увидел большие окна с мелкими стеклами в стене из кирпича и черного камня по другую сторону дворика в пять-шесть футов шириной. Рудира была уже во дворе и быстро шла к двери; Ханнер все же задержался, чтобы бросить взгляд на весь дом.

Окна были темны, при входе — ни ламп, ни факелов, но этому едва ли стоило удивляться.

Изящные створки железных ворот в дюжине ярдов от глухой стены охраняли вход во двор. К удивлению Ханнера, они оказались не заперты; он легонько толкнул — и они беззвучно распахнулись. Ханнер прошел во двор, где у дверей дома, нетерпеливо притопывая, уже стояла Рудира.

— Я могла бы открыть и сама, — проговорила она.

— Не ломая? — Ханнеру стало вдруг интересно, что может, а чего не может магия.

— Думаю, да, но не уверена, а у вас ведь есть ключ, вот я и решила подождать.

— Спасибо, — поблагодарил Ханнер и повернулся. Альрис стояла за ним с ключом в руке; не приближаясь к двери, она подозрительно смотрела на Рудиру.

— Я отопру, Альрис, — сказал он, беря у нее ключ. Замок легко открылся, и дверь распахнулась.

В холле было, конечно, темно. Ханнер вошел и поманил остальных, потом остановился, чтобы дать привыкнуть глазам.

Сбоку, тускло осветив холл, занялся алый свет. Ханнер изумленно обернулся в ту сторону — там, подняв руку, стояла Рудира, и рука эта сияла.

В этом неярком свете Ханнер увидел, как напряжено лицо Рудиры — губы ее приоткрылись, зубы были крепко сжаты, она морщилась и тяжело дышала.

Свет стал ярче и сделался оранжевым, потом стал еще ярче, но так и не приобрел другого оттенка. Рудира прерывисто, протяжно вздохнула и расслабилась. Свечение осталось ровным.

Ханнер быстро осмотрелся и заметил на столе у дверей подсвечник.

— Есть у кого-нибудь огниво? — спросил он. — Мы же не хотим, чтоб Рудира совсем утомилась?

Рудира повернула голову и увидела свечу.

— Я и сама могу ее зажечь, — сказала она и начала медленно опускать сияющую руку.

— Не стоит, — остановил ее Ханнер. Альрис уже вытаскивала из кошеля кремень и кресало; миг — и свеча загорелась.

— Можешь теперь отдохнуть, — сказал Ханнер Рудире, кивнув на ее все еще светящуюся руку, и поднял подсвечник. — Мне не трудно, — отозвалась женщина, но свет померк.

— А мне показалось — наоборот.

— Только сначала, пока я не поняла, как это делается. Трудно начать, дальше идет легче. С этими чарами всегда так — чем больше ими пользуешься, тем легче у тебя всё выходит. Главная сложность — понять, как сделать что-нибудь новое.

— Тебе это, кажется, неплохо удается, — заметил Ханнер. — Я еще ни разу не видел, чтобы кто-нибудь заставил что-то светиться. По большей части они только вещи расшвыривают. — Говоря это, он осматривал просторный холл.

Как он и ожидал от дядюшки Фарана, убранство было пышным, но элегантным. В ширину холл был футов в пятнадцать, в высоту — не меньше двенадцати, а дальнего его конца в свете одной свечи Ханнер разглядеть не мог. Над темным деревом панелей белые стены были расписаны золотом и украшены лепным орнаментом и золочеными пилястрами. На стенах между колоннами блестели медные подсвечники; арки дверей вели в другие помещения. Перед Ханнером и его спутниками уходила вверх великолепная лестница из мореного дуба, застеленная темно-красным ковром. Слева за аркой уходил в темноту коридор; справа виднелась белая с золотом закрытая дверь.

— Да благословят нас боги!.. — выдохнул Зарек, глядя на всю эту роскошь.

— По крайней мере у нас есть крыша над головой, — кисло сказал Ханнер, знаком предлагая войти тем, кто еще медлил снаружи.

Он пересчитал людей. Рудира и Альрис вошли вместе с ним; Йорн и Зарек держались сразу за ними. Он по-прежнему не помнил всех имен, но насчитал четверых пленников и двенадцать других чародеев, и когда все вошли в дом, вышел, чтобы удостовериться, не остался ли кто снаружи.

Мимо медленно прошаркал пожилой человек, покосился на него, но промолчал. Больше на улице никого не было. Удовлетворенный осмотром, Ханнер закрыл и запер дверь.

Тут только он заметил колокольчик, что покачивался рядом с дверью как раз над местом, где стояла свеча.

— Ради всего… — начал он, но оборвал себя и дернул шнур. В глубине дома глухо звякнуло.

Конечно, в доме могло и не быть слуг, но это представлялось сомнительным — кругом все сверкало чистотой, к тому же дядя Фаран наверняка желал, чтобы, когда он неожиданно является сюда с очередной пассией, им должным образом прислуживали.

Позвонив, Ханнер повернулся к своим людям. Ему трудно было разглядеть всех в бледном свете одинокой свечи, но Ханнер был уверен: они здесь все. Он кашлянул, и все лица обратились к нему.

— Ну, так, — сказал Ханнер. — Не знаю, откликнется ли кто-нибудь на звонок, но если откликнется, она или он будут куда лучше меня знать, где устроить вас на ночь. Я же, со своей стороны, должен предупредить вас кое о чем, что вы должны знать, ночуя здесь.

Это дом моего дядюшки — лорда Фарана. Да, того самого лорда Фарана, главного советника правителя. Зная своего дядю, я уверен: он знает, где именно стоит и сколько именно стоит каждая вещь в этом доме. Большинство из вас — честные люди, захваченные врасплох ночным безумием, и вины на вас нет, но кое-кто… скажем так, не вполне честен, а тут на него сваливаются магические способности. К тому же, я уверен, не многие бывали когда-либо в настолько богатых домах. Вам может захотеться… одолжить безделушку-другую или устроить еще что-нибудь в таком духе. Не вздумайте!

Я знаю своего дядю. Только троньте то, что принадлежит ему, только сломайте, разбейте или стащите хоть вещицу — и вам не сносить головы. Мы надеемся, что все вы будете вести себя здесь примерно. Заранее благодарю.

— Но мы же чародеи, — сказал один юноша, совсем еще мальчик. — Разве мы… разве это ничего не значит?

— Не знаю, — честно признался Ханнер. — Мне почти ничего не известно о чародействе. Но что я знаю, и наверняка — так это что не стоит пытаться надуть моего дядюшку.

Он стоял у дверей, лицом к холлу, а все остальные обернулись к нему, а потому Ханнер первым заметил свет, мелькнувший под лестницей.

— Ага! — сказал он и сделал шаг вперед.

Из-под лестницы появился человек в добротной белой рубахе и черных штанах. В руке он держал медную лампу. В холле сразу стало светлее. Человек застыл, изумленно глядя на толпу перед собой.

— Привет! — Ханнер пробрался через сгрудившихся чародеев. — Я — лорд Ханнер, племянник лорда Фарана. — Он показал слуге ключ. — В городе произошло кое-что непредвиденное, и дядюшка позволил мне и моему отряду переночевать здесь.

— Милорд, — промямлил слуга, продолжая недоуменно смотреть на кучу неожиданных гостей.

— Это моя сестра, леди Альрис. — Ханнер подошел к ней. — А ты…

— Берн, господин.

— Берн, — повторил Ханнер, подходя к слуге и хлопая его по плечу. — Отлично. Нас здесь двадцать один, но если у вас не хватит постелей на всех, мы согласны делить ложа или устроиться на диванах и ковриках.

— Здесь… здесь десять комнат для гостей, милорд, и личные покои лорда Фарана. — Берн пребывал в явном замешательстве, не зная, что ему делать с неожиданно свалившимися гостями.

"У нас есть ключ, — говорил себе Ханнер, — а для шайки воров мы выглядим уж слишком разношерстно". Ханнер был совершенно уверен, что Берн поверит ему на слово, и изо всех сил старался выглядеть соответственно этой уверенности.

— Отлично! — Он широко улыбнулся. — Показывай, куда идти, и будем устраиваться. Уже поздно, а мы не хотели бы пользоваться гостеприимством лорда Фарана дольше необходимого.

— Разумеется, милорд. — Берн наконец пришел в себя. — Сюда, пожалуйста.

Еще полчаса ушло на размещение всего отряда — по двое в комнате. Все спальни были на втором этаже, и Ханнер поинтересовался у Берна, почему на втором и третьем этажах их нет.

— Возможно, они там и есть, милорд, — отвечал слуга, — но мне не разрешается подниматься на верхние этажи. Там личные покои лорда Фарана, и туда нет входа никому, кроме него.

— Вот как, — сказал Ханнер. Он слишком устал, чтобы углубляться в проблему, и занялся приготовлениями ко сну. В конце концов Рудира и Альрис поделили главную гостевую спальню, сам Ханнер занял спальню дядюшки, а остальные более или менее удобно устроились в оставшихся девяти комнатах.

Каждая комната была со вкусом украшена и обставлена как спальня для двоих — иногда с одной широкой кроватью, иногда с двумя. Удобства поразили всех; иные комнаты вызывали восхищенное молчание. Проволочки возникли только из-за зажигания ламп и свечей, поисков ночных горшков да еще споров, кто с кем и в какой спальне устроится.

Ханнер был полумертв от усталости и едва держался на ногах, когда наконец Берн отворил дверь хозяйской спальни и пропустил его внутрь.

Пока слуга зажигал лампу на столике у кровати, Ханнер стоял, привалясь к косяку, и молча оглядывался.

Он и прежде знал, что его дядюшка обожает роскошь, и частенько слышал, как он ворчит на тесноту и убогую обстановку их апартаментов во дворце, но всегда считал эти претензии чисто риторическими. Ханнер видел убранство нескольких особняков в Новом городе и признавал, что они куда более роскошны, чем их покои во дворце, но всегда считал официальную резиденцию лорда Фарана достаточно удобной. И ему казалось, что, несмотря на свое ворчание, его дядя думает так же.

Теперь он понял, что ошибался.

Дело тут было не в размерах. Главная спальня была большой, но не огромной. Обстановка — вот что поражало воображение.

Постель была упругой и мягкой, на резной кровати черного дерева громоздились перины, а ширина была такой, что, вздумай Ханнер улечься поперек черных шелковых покрывал, ни его голова, ни ноги не свешивались бы. Вытянувшись, он, как ни старался, не смог дотянуться одновременно до изголовья и изножья. Винно-алые бархатные шторы, окаймленные черным и золотым шелком, спадали с балдахина, стянутые по обе стороны золотой тесьмой с золочеными розетками.

По углам постели стояли столики. На двух — в головах — были обычные для спальни лампы, огнива, зеркала, умывальные тазики; на двух в изножье — бронзовые статуэтки, изображавшие обнаженные пары, занятые любовной игрой. Комоды, изукрашенные резьбой, располагались вдоль одной стены; другую занимали два шкафа с расписными дверцами. В центре комнаты стояла мраморная статуя женщины. В нише стены близ изголовья постели находился маленький, изумительной работы алтарь. В северной стене были два закрытых ставнями и занавешенных больших окна. Мраморная украшенная позолотой каминная полка венчала изящный выложенный изразцами камин; экран слоновой кости с позолотой закрывал его — еще многие месяцы надобности в отоплении не возникло бы. Полдюжины очаровательных ковриков почти скрывали отполированный паркет, расписные панели, изображавшие по большей части прекрасные обнаженные и полуобнаженные тела, украшали стены. Всюду резьба, драгоценное дерево, богатые ткани, изысканные цвета.

Однажды Ханнер удостоился видеть спальню правителя — она была куда менее роскошной, чем эта.

— Боги!.. — прошептал он.

Он не сразу осознал, что Берн о чем-то его спрашивает.

— Что? — переспросил он.

— Не распорядишься ли о завтраке, милорд? — осведомился слуга. — Что вам подать?

— Скажи-ка… — начал Ханнер и осекся, вспомнив слова Берна: хоть он почти не слушал, кое-что из сказанного осело в памяти. Берн — домоправитель; другие слуги приходят днем, чтобы прибраться. Весь штат собирается, только когда здесь лорд Фаран.

Ханнер собрался спросить Берна, хорошо ли тот готовит, но передумал.

— Что-нибудь попроще, — сказал он. — Холодный окорок и немного пива, к примеру. Или хлеб с фруктами, если есть, но плиту разжигать не надо.

— Благодарю, милорд. — И Берн откланялся. Ханнер, посторонившись, чтобы выпустить слугу, вошел в комнату.

Берн тихонько прикрыл за ним дверь, оставив Ханнера глазеть на спальню его дядюшки.

Ханнеру никогда и в голову не могло прийти, что его дяде захочется иметь местечко, подобное этому. Он знал, что дядюшка тратит на погоню за женщинами все время, свободное от дел государства, знал и про его дорогие вкусы, но продолжал считать его человеком хоть и чувственным, но бережливым — не сибаритом, который способен устроить себе такое вот шикарное гнездышко.

Как же это вышло, посетовал он про себя, что после стольких лет, прожитых с дядюшкой, он понимает его так плохо. За всю долгую ночь это было, пожалуй, самой большой неожиданностью.

А ночь и правда выдалась долгой — и странной. Проводить Мави домой было почти обычным делом, нормальным развитием отношений, но дальше ночь делалась с каждым часом все чуднее. Странная новая магия затопила город, она сводила людей с ума, маги растерялись, а Ханнер встал во главе отряда, взявшегося восстанавливать порядок; потом его отказались пустить домой, во дворец, — и вместо этого прислали сюда — чтобы он понял, что его дядя вовсе не тот человек, каким он, Ханнер, считал его все эти годы.

Ханнер судорожно вздохнул и двинулся к кровати, на ходу стягивая тунику.

Утром, возможно, все станет, как было. Эти странные новые чары с восходом развеются, правитель отменит свой приказ, вес возвратятся домой…

Но, сказал себе Ханнер, снимая сапоги, дядя Фаран по-прежнему будет владеть своим шикарным тайным убежищем. Тут ничего не изменится.

Но днем, возможно, это не будет иметь никакого значения. Ханнер залез под одеяло, поправил подушку, задул лампу и через мгновение уже спал.

Глава 12

Ульпена из Северного Харриса всю ночь мучили дурные сны, и проснулся он рано — восходящее солнце было еще красным. Зевая и потягиваясь, он поплелся на кухню разжигать плиту и готовить завтрак своему наставнику.

Чувствовал он себя престранно — знакомые стены дома волшебника, озаренные косыми лучами оранжевого солнечного света, смыкались кругом, почти душили. Ульпен понимал, что это следствие ночного кошмара, все еще стоявшего у него перед глазами.

Он разворошил кочергой угли, потом повесил ее на крюк и достал из ларя щепу и поленья. Ульпен кинул на угли горсть растопки, но, когда пламя занялось, помимо воли отпрянул: слишком уж похоже оно было на огонь в его сне. Слепо моргая, он пятился от плиты вместо того, чтобы подбросить в огонь поленья, что держал в руках.

Его нога на что-то наткнулась — то был Смертоносец, кот волшебника. Смертоносец протестующе взвыл. Отчаянно стараясь не наступить на кота и не разронять поленьев, Ульпен потерял равновесие и начал заваливаться назад. Пытаясь удержаться, он взмахнул руками, дрова посыпались на пол…

— Ух ты! — вырвалось у Ульпена, когда и он, и полешки замерли, так никуда и не упав.

Тут он сообразил, что не шлепнулся на дощатый пол — как и дрова. Маленькая охапка поленьев каким-то образом удерживалась у него на груди, а сам он опирался на одну ногу, одну руку и воздух.

От падения его спасли чары.

— Спасибо, хозяин, — проговорил он, осторожно опуская на пол дрова, опускаясь сам и поворачиваясь к дверям. Поскольку сам Ульпен, хоть и быстро соображал, был явно не в том положении, чтобы наложить заклятие, он предположил, что это сделал его наставник.

Как и следовало ожидать, волшебник Абдаран стоял в дверях кухни, глядя на своего ученика, и хмурился.

— Это сделал не я, — хмурясь еще сильнее, сказал он. Ульпен моргнул. Он собрал дрова, сложил их на полу, потом выпрямился и повернулся к наставнику.

— Пока ты не заговорил, я собирался спросить тебя, каким заклинанием ты воспользовался, — сказал Абдаран. — Я не смог распознать его и подумал, что, может, ты коснулся того, что лучше не трогать.

— Нет, хозяин! — запротестовал Ульпен. — Я ничего не делал!

— И однако ты застыл в воздухе, а дрова не рассыпались.

— Это наверняка чары, хозяин, но не мои.

— И не мои тоже.

— Но… — Ульпен тревожно огляделся. — Мы ведь единственные волшебники в Северном Харрисе, разве нет?

— Насколько я знаю, да. И в Восточном и Южном Харрисах тоже. Но уверены ли мы, что твое падение остановила магия?

— Нет, — признался Ульпен. — И что же?

— Скажи мне сам, подмастерье. — Абдаран заговорил своим лекторским тоном.

Ульпен, задумчиво жуя нижнюю губу, встал и аккуратно отряхнул штаны. Потом взглянул на наставника.

— Могли вмешаться боги, демоны, ведьмы, колдуны, какое-нибудь природное явление… или что-то еще, о чем мы не знаем.

Абдаран скупо улыбнулся.

— Я бы сказал, ты учел все возможности, — признал он. — Хотя под последним можно понимать слишком многое.

Ульпен не ответил.

— В округе ведь нет волшебников?

— Волшебников нет. Есть только четыре ведьмы в Восточном Харрисе.

— Зачем бы ведьмам спасать меня от падения?

— Представить не могу, ни откуда они узнали, ни зачем им это понадобилось, — сказал Абдаран. — Мы можем спросить их.

Эта мысль вовсе не понравилась Ульпену. Ведьмы умеют читать чувства, иногда — и мысли, и это заставляло подмастерье нервничать.

— Уверен, они не хотели зла… — проговорил он.

— А почему ты решил, что это ведьмы? — спросил Абдаран. — Ты ведь не назвал никого больше из своего списка.

— Но мы же исключили волшебство…

— Ничего подобного, — перебил его Абдаран. — Мы исключили известных нам волшебников. Но мог появиться кто-то, кого мы не знаем, и так вот необычно представиться, или какой-нибудь колдун все это время скрывался где-нибудь поблизости, или это просто отголосок какого-нибудь давнего заклятия.

Ульпен обдумывал это, собирая дрова. Он бросил в плиту первое полено — как раз вовремя, потому что растопка почти прогорела, — и только тогда сказал:

— Но если так, не может ли это быть каким-нибудь побочным действием волшебства? Заклятием, сотворенным сто лет назад или в ста лигах отсюда?

— Или заклятием, которое будет сотворено через сто лет, — одобрительно кивнул Абдаран.

Размышляя над сказанным, Ульпен бросил в огонь еще полено. Мысль, что еще не сотворенные чары могут каким-то образом отразиться на них, была ему внове; привыкнуть к такому было трудно.

— А боги и демоны? — напомнил Абдаран.

— Демоны тут ни при чем, если поблизости нет демонолога, — сказал Ульпен. — После Великой Войны демоны изгнаны из мира и заперты и без вызова не могут вмешиваться в дела людей.

— Тем не менее в мире есть демонологи, — заметил Абдаран.

— Но не здесь, ведь так? — Ульпен покосился на наставника, увидел, что, судя по довольной улыбке, тот собирается сесть на любимого конька. — Известных нам демонологов, — поспешно добавил Ульпен.

Абдаран перевел дыхание.

— Таких нет, — сказал он.

— А боги… ну, они оказывают милости жрецам, но что до других — вряд ли из-за такой малости, как отдавленный кошачий хвост, они станут вмешиваться.

— Как правило, да, — согласился Абдаран.

— Вы думаете, Синасса могла попросить бога присмотреть за мной? — Жрица Синасса жила в Южном Харрисе; Ульпен видел ее раз в раннем детстве, когда подхватил лихорадку и мать возила его лечиться. Ходили слухи, что некогда Абдаран был влюблен в нее.

— А как думаешь ты? — спросил Абдаран. — Ты платил ей за подобное или хотя бы просил ее?

— Нет. — Ульпен снова подбросил дров. — Я не говорил с… Проклятие! — Он бросил остаток дров и встал на колени перед топкой.

Его вина: большая часть растопки прогорела, пока он разговаривал с учителем; последнее подкинутое им бревно вместо того, чтобы оживить огонь, совсем его загасило. Угли все еще тлели, но Ульпен знал: чтобы разжечь огонь снова, этого недостаточно. Он осторожно подул в топку, стараясь заставить дрова разгореться.

— Ну же, ну, — бормотал он. — Гори!

Над горкой дров поднялась струйка дыма — и развеялась.

Не такая уж серьезная проблема — разжечь огонь заново: если больше ничего не поможет, Ульпен загасит его окончательно и зажжет с помощью или огнива, или Триндоловой Вспышки.

Но, разумеется, это будет весьма нудно и подвигнет Абдарана на долгие рассуждения о правильном ведении хозяйства — "нельзя использовать магию в повседневных делах!" и тому подобные благоглупости.

Будь у Ульпена под рукой хоть немного серы, он все же мог бы попробовать исподтишка воспользоваться заклинанием Вспышки, но вся сера хранилась в мастерской, а кроме того, если применить Вспышку к тому, что уже горит, можно устроить взрыв. Железная печь то ли выдержит это, то ли нет, а разорванная на куски печь грозит ему неприятностями куда большими, чем просто занудная лекция.

Он уставился на дрова, мысленно приказывая им загореться…

И они зажглись. Сперва разлилось сияние, неестественно рыжее, потом дерево задымило, занялось, разбрасывая искры, и вспыхнуло.

— Что ты сейчас сделал? — спросил Абдаран, оказавшийся рядом.

— Я… я не знаю! — Ульпен потрясенно уставился в печь.

— Оранжевое сияние, — сказал Абдаран.

— Да, — согласился Ульпен, не отводя глаз от плиты.

— Но ведь ты же как-то сделал это, правда, мой мальчик?

Ульпен кивнул.

— Попробуй повторить. — Абдаран протянул Ульпену деревяшку.

Ульпен непослушными пальцами взял ее. Посмотрел на щепку, потом снова в печь.

Огонь весело пылал — не слабенькие, неверные язычки только что разгоревшегося пламени, а яркое, уверенное полыхание. Чтобы так разгореться, дровам нужно не меньше получаса. Сунуть туда деревяшку — и никакие чары не понадобятся…

Вместо этого Ульпен поднялся, отошел назад и поднял щепку, как факел. А потом уставился на нее и приказал вспыхнул,

Щепка — и рука Ульпена — оранжево засияли. Посыпались искры, и дерево охватило пламя. Внезапный жар был так внезапен и силен, что Ульпен выронил щепку…

И, не касаясь, поймал ее в футе от пола.

— Дело в тебе, — произнес Абдаран. — Ты зачарован.

Ульпен кивнул и, по-прежнему не касаясь, отправил горящую деревяшку в печь.

— Как ты это делаешь? — спросил Абдаран.

— Не знаю, хозяин! — взвыл Ульпен. — А ты знаешь?

Абдаран развел руками.

— Ничего подобного в жизни не видел, — признался он. — И читать тоже не читал, а если мой учитель мне когда-нибудь о таком и рассказывал, так я давно позабыл.

— Но… ты ведь можешь что-нибудь сделать? Ты же маг-наставник!

Абдаран насмешливо поглядел на Ульпена.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался он.

— Я… — Ульпен помолчал, внимательно вслушиваясь в себя. — А знаешь — прекрасно. — К своему удивлению, он понял, что чувствует себя лучше, чем когда-либо. Мерзкий тошнотворный привкус ночного кошмара и обычная утренняя слабость в коленках исчезли. Его уныние было вызвано потрясением от новых неожиданно свалившихся способностей, а вовсе не плохим самочувствием.

— Не устал?

— Нет.

— Тогда, значит, это не ведьмовство — я уж было решил, что ты каким-то образом внезапно обучился ему. Но и Кардель, и Луралла говорили, что ведьм зажигание огня страшно изматывает.

— Значит, это не ведьмовство, — повторил Ульпен. Если не считать испуга от неожиданности, зажигание огня скорее возбуждало, а не изматывало. — Разве нет какого-нибудь заклинания, чтобы выяснить, что это? Какого-нибудь прозрения?..

Абдаран фыркнул.

— Ульпен, я, конечно, волшебник и твой наставник, но как ты думаешь — сидел бы я здесь, торгуя приворотными зельями и врачуя скот, будь я способен на подобные прозрения?

Вопрос застал Ульпена врасплох: прежде он никогда ни о чем подобном не задумывался. Абдаран был здесь всегда, единственный волшебник в городе, неотъемлемая часть общины. Ульпену в голову не приходило, что Абдаран может хотеть быть где-то еще.

— Нет, на такое я не способен, — проговорил Абдаран, не дожидаясь ответа Ульпена. — Думаю, тебе лучше поискать кого-нибудь, кто знает о магии больше, чем я.

— Но… — начал Ульпен.

— Думаю, это дело Гильдии, — продолжал Абдаран, не обращая на Ульпена внимания. — Неизвестная магия всегда касается прежде всего Гильдии.

Глаза Ульпена широко раскрылись.

— Даже так?

Он слышал, разумеется, о Гильдии магов и даже состоял в ее членах — дал с полдюжины великих и ужасных клятв, когда только сделался подмастерьем и приступил к изучению тайн магии. Каждый волшебник был обязан вступать в Гильдию; того, кто занимался магией, не будучи членом Гильдии, ждала смерть.

Но Ульпену никогда не приходилось по-настоящему сталкиваться с Гильдией — он ведь был всего лишь подмастерьем Абдарана. За свою жизнь он — да и то мельком — встречался еще только с тремя волшебниками, причем все они были такими же простыми деревенскими волшебниками, как Абдаран, и никак не связывались в сознании Ульпена с Гильдией. Гильдия казалась ему таинственном всемогущей организацией, действующей где-то по ту сторону горизонта.

Он всегда знал, что, когда его ученичество закончится, он предстанет перед представителями Гильдии, чтобы те утвердили — или не утвердили — его в ранге бродячего волшебника; знал он, и что однажды, если ничего не случится, его ждет экзамен в Гильдии на звание мастера и право иметь собственных учеников.

Все это, однако, ожидало его в далеком будущем — до того, как он сделается бродячим волшебником, по самым скромным подсчетам, ему оставалось еще года два — и было тем не менее делом достаточно страшным.

— Ты должен встретиться с магистром, — сказал Абдаран. Глаза Ульпена стали совсем круглыми.

— Вы говорите о главе всей Гильдии?

Абдаран вздрогнул.

— Что? Нет, разумеется, нет. Я говорю о магистре Манрине из Этшара-на-Песках. Он отвечает за эти края, и вовсе не глава всей Гильдии. В мире несколько дюжин магистров. Честно говоря, я не знаю, кто возглавляет Гильдию, и не хочу знать, да и ты, если достаточно мудр, не захочешь.

— Гм, — сказал Ульпен. Это замечание не прибавило ему уверенности в себе.

— Так что собирайся, — отворачиваясь, сказал Абдаран. — Упакуй вещи. Путь до города неблизкий, и чем быстрее мы выйдем, тем лучше.

— А… — Ульпен помедлил, пытаясь сказать что-нибудь умное, но не нашел ничего подходящего и промямлил: — Хорошо, хозяин.

Двух волшебников, наставника и ученика, вот уже с полчаса не было дома, когда к ним за советом явились перепуганные поселяне и фермеры с ближайших хуторов. Им нужно было знать, что означали кошмары, мучившие их прошлой ночью, как быть со странными способностями, обретенными двумя из них, а еще — куда подевались три человека.

Глава 13

Лорд Ханнер не сразу понял, что уже проснулся: все вокруг было слишком непривычным, и сперва он решил, будто видит сон. Однако постепенно он вспомнил прошлую ночь и начал узнавать комнату, в которой находился.

Это спальня дяди Фарана в особняке на Высокой улице — особняке, про который дядюшка никогда ничего не рассказывал Ханнеру.

Ханнер смотрел в обрамленное полированной медью зеркало — оно стояло на прикроватном столике, наполовину скрытом занавесями, и в нем отражалась бронзовая статуэтка, изображающая занимающуюся любовью пару, а дальше — обнаженная мраморная женщина.

Вот почему он решил, что спит: до прошлой ночи подобные скульптуры он видел лишь в садах и парадных залах, и никогда — в спальнях.

Комната тонула в полумраке, но раз Ханнер хоть что-то видит, значит, солнце уже взошло, ведь лампу перед тем, как уснуть, он задул. Ханнер сел.

Свет проникал сквозь ставни и шторы. Ханнер откинул черное шелковое покрывало, сполз с кровати и прошлепал к ближайшему окну. Он раздвинул занавеси и отворил ставни; деревянные створки распахнулись настежь.

Внутрь хлынул свет, заставив Ханнера щуриться и моргать; сперва ему показалось, что он смотрит прямо на солнце. Когда же зрение прояснилось, он понял, что солнца вообще не видно, а прикинув, как расположен дом, сообразил, что окна спальни выходят на север. Его обманул контраст между темнотой зашторенной комнаты и яркостью летнего утра.

Окна выходили на балкон над садом. Ханнер открыл створку и вышел в жар летнего утра. Слева, за стеной, он видел кусок Коронной улицы; прямо перед ним та же улица бежала к перекрестку с Купеческой. Напротив, за садом, стоял, как показалось Ханнеру, купеческий дом — торговец жил над своей лавкой, — а за стеной справа виднелся сад и еще один особняк.

По теням деревьев в саду Ханнер заключил, что сейчас должно быть, середина утра, что-нибудь между восходом и полднем. Он не собирался спать так долго — впрочем, ложиться прошлой ночью так поздно он тоже не собирался.

Прошло уже несколько утренних часов, и с неразберихой которую вызвала загадочная новая магия, вполне могли уже разобраться и кое-что даже успеть исправить.

Ханнер искренне надеялся, что так оно и есть. На видимых участках Коронной и Купеческой улиц никаких разрушений заметно не было — разве что пешеходы и повозки почти отсутствовали, но Ханнер прежде заглядывал в эту часть города редко, а потому и судить, нормально это или нет, не мог. Хорошо виден ему был лишь соседний квартал; ни дыма от горящих домов, ни летающих вдалеке чародеев он разглядеть бы не смог, но те, кого он видел, шли, а не бежали. Добрый знак — и все же, подумалось Ханнеру, успокаиваться пока рано.

Возможно, все кончилось, а возможно — это лишь затишье. Ну, ладно, сказал он себе: глядя из дядюшкиного сада, все равно ничего не разглядишь, кроме того, что в оформлении сада дядюшка проявил куда меньше фантазии, чем в украшении дома. Дорожки были прямыми и широкими, клумбы и живые изгороди — незамысловатыми, статуи — редкими.

Хочешь знать, что происходит, — пойди и выясни. Ханнер вернулся в комнату и взялся за сапоги, мечтая еще и о чистой паре носков.

Еще через минуту, полностью одетый, он был в коридоре. Берна, как он и ожидал, видно не было. У дядиной кровати висел шнур от звонка, но Ханнер не хотел пользоваться им. Не увидел он и никого другого — ни Альрис, ни чародеев. Снизу, однако, доносились голоса. Ханнер начал спускаться по лестнице.

Он был на полпути вниз, когда из дверного проема у подножия лестницы выглянула головка Рудиры. Ее длинные волосы были в полном беспорядке, неуложены и спутаны — если в ее комнате и была расческа, Рудира ею не воспользовалась. Румяна она тем не менее смыла, и это вместе с ярким солнечным светом — а ночью Ханнер видел ее лишь при свете факелов — превратило ее в совершенно другого человека, моложе и привлекательнее, во всяком случае, на взгляд Ханнера.

Ханнер заметил, что одета она в те же самые алые тунику и юбку, мятые оттого, что Рудира в них спала; впрочем, спросил себя Ханнер, а что еще ей было надеть? Он и сам в той же одежде, что и вчера.

Разница в том, решил он, что его наряд куда более подходит к обстановке, а кроме того, дневной свет не обнаруживает ветхости ткани, как в одежде Рудиры.

— А вот и ты! — сказала она. — Мы заждались!

Ханнер не знал, как ей ответить, а потому отвечать не стал; вместо этого он просто кивнул и продолжал спускаться. Рудира встретила его у последней ступеньки, взяла за руку и повела в столовую.

— Милорд. — Берн возник, едва он переступил порог, и низко поклонился. — Я накрыл для тебя во главе стола — как я понял, дядя твой к нам не присоединится?

— Насколько известно мне, до новых распоряжений он останется во дворце.

— А эти люди — они останутся?

— Пока не знаю, — сказал Ханнер. — Мы обсудим это позже.

— Осмелюсь сказать, их слишком много, чтобы я один мог достойно обслужить всех. Если вы останетесь, не лучше ли будет вызвать остальных слуг? У твоего дяди весьма большой штат.

— Я сообщу тебе о нашем решении, — проговорил Ханнер, проходя мимо и переводя взгляд на находящихся в столовой людей — и на саму столовую.

Комната была велика — что и неудивительно в таком-то особняке. Центр ее занимал великолепный инкрустированный слоновой костью стол из блестящего незнакомого Ханнеру дерева, по обе стороны которого стояла дюжина дубовых кресел; одно кресло — побольше, с высокой спинкой — находилось во главе стола. Вдоль восточной и западной стен выстроились четыре изящных буфета, полки и ящики которых блестели инкрустациями; в трех из четырех буфетов верх был застеклен, и за одним из этих стекол что-то двигалось; поскольку для домашнего животного место это подходило мало, Ханнер решил, что дядюшка Фаран раздобыл какую-то оживленную чарами утварь.

Все четыре стены украшали зеркала; три больших витражных окна, частью прикрытых кружевными занавесками, выходили на южную сторону — во двор и на Высокую улицу. В северной стене была большая плотно прикрытая скользящая дверь, а в восточной — две маленькие, сейчас отворенные.

Вокруг стола сидели семеро — по три чародея с каждой стороны и в дальнем конце — сестра Ханнера леди Альрис. Еще четверо чародеев стояли или прохаживались по комнате, не считая Рудиры, которая стояла у Ханнера за плечом. Очевидно, они о чем-то говорили — он ясно слышал с лестницы их голоса, но сейчас все молча смотрели на Ханнера. Ни одного из четверых пленников сюда не привели.

— А где… — начал он.

— Пленники заперты в их комнатах, — ответила Рудира, прежде чем он успел закончить. — Остальные еще спят.

— Если желаешь, милорд, я их разбужу, — предложил Йорн, стоявший у стены.

— Нет необходимости. — Неуверенно, чувствуя себя неуютно под взглядами дюжины пар глаз, он пересек комнату и занял место во главе стола.

Раньше он никогда не сидел во главе стола, и это ему совсем не понравилось: место по праву принадлежало его дяде. Как человек знатный, Ханнер с детства привык отдавать приказы слугам и солдатам и ожидал некоторых знаков почтения, но и сам он всегда был подчинен кому-то: родителям, дяде, правителю, городским сановникам. Ему, конечно, случалось оказываться обладателем самого высокого ранга за столом — но только в дворцовой кухне или в таверне, и никогда — в парадной столовой. Было очень странно сидеть в высоком резном кресле и смотреть вдоль всего стола.

Перед ним стояла чистая тарелка, а поблизости — полупустые блюда с хлебом и ветчиной и кувшин со слабым пивом. Ханнер заметил, что другие не стали дожидаться его, чтобы начать есть; Берн еще не убрал грязную посуду и рассыпанные крошки.

Ножом Ханнер подцепил кусок ветчины, переправил его на тарелку и потянулся за пивом и принесенной Берном оловянной кружкой.

— Милорд, — обратился к нему Йорн, когда Ханнер налил себе пива, — я должен вернуться в часть.

Удивленный, Ханнер поднял взгляд.

— Что, чародейство развеялось? — спросил он, опуская кувшин.

И понял, что должен был спросить об этом раньше, как только спустился и увидел поджидающую его Рудиру. Это было самым главным, единственным, что на самом деле могло повлиять на его поступки.

— Нет, — сказал Йорн.

— Нет, — повторил Зарек. Он сидел слева от Ханнера. — Смотри!

Его тарелка взвилась в воздух, потом снизилась и принялась крутиться; во все стороны полетели хлебные крошки. Одна шлепнулась Ханнеру в пиво.

— Прости. — Тарелка упала с высоты примерно в фут и громко звякнула.

— Ничего. — Ханнер взял кружку и поглядел на плавающую в ней крошку, потом поднял взгляд и заметил полные молчаливого осуждения глаза Берна. Ничего не поделаешь, он слуга, а Зарек, хоть и в отрепьях, — гость; слуге полагается терпеть любые выходки. Ханнер, морщась, залпом осушил кружку и поставил ее на стол.

— Итак, чары по-прежнему здесь, — проговорил он. — А вообще за ночь хоть что-нибудь изменилось?

Остальные переглянулись; сперва все молчали, потом Зарек сказал:

— Так хорошо, как здесь, я не спал долгие годы, спасибо вам за замечательную постель, но больше ничего не было.

— Из дворца ничего не слышно? — Вопрос был задан Альрис, но она посмотрела на Берна.

— Со времени вашего прибытия, милорд, никто не приходил, — отвечал Берн.

— Может, кто-нибудь получал какие-то вести другим способом? — Ханнер оглядел стол и тех, кто стоял вокруг. — Может быть, кому-то было послано сновидение?

Чародеи молча разводили руками.

— Альрис?

— Ничего я не слышала, — замотала головой та. — Если и был какой-то сон, я не помню.

— Мне был сон, — заявила Рудира. — Не послание, нет — кошмар. Очень мерзкий. Огонь, я падаю, задыхаюсь… все мешается, и… что-то будто меня зовет.

С полдюжины голосов зазвучало разом:

— И меня тоже!

— И меня!..

— Нo это же было раньше, — выбился из общего хора голос какой-то молодой женщины. — Из-за всего этого я и проснулась, до того, как обнаружила, что могу творить чудеса. Мне снилось, что я лечу и горю на лету, а потом я упала, и все падала, падала, и утонула в земле, точно в омуте, а земля сыпалась на меня, и погребла меня, я попала в ловушку и задыхалась… и тут я проснулась и обнаружила, что мои простыни кружатся в воздухе.

Снова разом зазвучало несколько голосов, но на этот раз они не соглашались друг с другом — кое-кто твердил, что кошмары приснились им позже, уже здесь, в особняке.

— Тихо! — рявкнул Ханнер. Он встал и обратился к Рудире: — Когда тебе привиделся кошмар?

— Я не спала, когда на меня снизошла сила, — ответила она. — У меня что-то будто вспыхнуло в голове… и я смогла взлететь и… ну, об остальном все вы знаете. А сон про то, как я горела, падала и задыхалась, я увидела только здесь, в этом доме.

Ханнер кивнул и показал на Йорна.

— Мне ничего не снилось, — проговорил солдат. — Когда поднялся крик, я не спал и начал помогать другим в казарме — ну, и обнаружил, что могу двигать вещи.

Следующий, Алар, сын Агора, спал, когда на город обрушилась неведомая магия, его пробудил кошмар, который возвратился, правда, не с такой силой, когда он лег спать в доме лорда Фарана.

Следующая, та молодая женщина, чьи простыни кружились над ней, была разбужена кошмаром, но он не возвращался. Ханнер спросил ее имя, и она назвалась Артальдой Прелестной.

В конце концов выяснилось, что из одиннадцати присутствующих чародеев четверо, когда пришла сила, бодрствовали, а семерых оставшихся разбудил кошмар, причем один и тот же — об огненном полете в земляную ловушку. Четверым — двоим из тех, кто не спал, и двоим, видевшим кошмар раньше, страшный сон, хотя и не такой пугающий, приснился здесь, в особняке на Высокой улице.

Ни Ханнеру, ни Альрис, ни Берну не снилось ничего, насколько они могли вспомнить.

— Второй сон был другим, — сказала Дессет с Восточной Стороны, толстушка, одна из тех, кому кошмар снился оба раза. Накануне, пока отряд наводил порядок в городе, она была среди летунов. — Меня что-то звало. А в первый раз, по-моему, нет.

— Меня звало тоже, — согласилась Рудира.

— А меня звало оба раза, — заявил Варрин-Ткач, последний из летунов, дважды видевший страшный сон. Обретение им магических способностей имело самые разрушительные последствия — его дом еле уцелел.

В это время в столовую вошел еще один только что проснувшийся чародей, и Рудира тотчас взяла его в оборот.

— Снилось тебе что-нибудь ночью? — требовательно спросила она.

— Что? — переспросил чародей, паренек по имени Отисен, сын Окко.

Рудира повторила вопрос. Отисен, сын фермера, который оказался в городе ради того, чтобы посоветоваться со жрецом, как раз когда появилась новая магия, недоуменно оглядел смотревших на него людей.

— Снилось вроде, — сказал он. — Точно не помню.

Рудира, похоже, готова была допрашивать его дальше, но тут вмешался Ханнер.

— Вряд ли это имеет значение, — проговорил он. — Думаю, уже ясно, что здесь действовал какой-то общий фактор — нечто, породившее ваши кошмары и наделившее вас странной магической силой. Ясно и то, что на разных людей это нечто повлияло по-разному — именно поэтому кто-то из вас более могуществен, у кого-то более яркие сны и так далее. Выяснять точно, какое воздействие на кого оказано, не так уж и нужно. А вот что, возможно, нужно и важно — так это выяснить, что оно такое, постоянен ли эффект и можете ли вы что-то еще, о чем до сих пор мы не знаем. Нам известно, что сила не исчезла, что кошмары все еще снятся, — но сны видели не все, и во второй раз они были, похоже, не такими яркими, как сначала. А теперь скажите: заметил ли кто-нибудь еще что-то необычное? Может быть, магия ослабла?

Чародеи переглянулись.

— Вчера, когда все только началось, было много крика, — заметила Рудира.

— Это из-за кошмаров, — сказал Зарек. — Я проснулся от своего крика, и другие вокруг меня — тоже. Я так перепугался, что решил, будто вот-вот свихнусь.

— Может, так и случилось, — сказал кто-то. — Может, мы все свихнулись, и теперь все нам только мерещится.

— Не думаю. — Ханнер взмахом руки отмел предположение. — Что-нибудь еще?

Ни у кого больше никаких соображений не было.

— Прекрасно, — заключил Ханнер. — Так все-таки магия со временем ослабевает или нет?

Неожиданно началось общее движение: чародеи начали испытывать свои умения — заставляли летать предметы, двигали мебель, не прикасаясь к ней, и так далее.

Рудира не шевельнулась, и Ханнера это заинтересовало. Она просто смотрела.

Йорн медленно поднимался, пока его вытянутая вверх рука не коснулась потолка. Он заговорил первым.

— Если что с магией и происходит, милорд, то она усиливается.

Раздался хор подтверждений.

Ханнер кивнул, размышляя, что делать дальше. Он понятия не имел, ни как долго чародейство продержится, ни насколько оно распространилось, — да и касается ли это дело его вообще. Он оказался здесь, а не дома во дворце, потому что был в городе, когда все началось, и потому, что попытался хоть что-то сделать. Но его ли это на самом деле обязанность?

— Милорд, — настойчиво проговорил Йорн, — мне пора идти. Я должен был доложить о прибытии уже много часов назад.

— А мне пора домой, — сказал Отисен. — Только сперва я поем, — поспешно добавил он, заметив ветчину и хлеб.

— Но вы же чародеи, — сказал Ханнер.

— Я — солдат.

— Магам запрещено служить в солдатах.

— Но я не маг. Я нигде не учился, я не волшебник и не колдун, не призываю ни богов, ни демонов — просто могу кое-что делать. На меня наложили заклятие, но магом это меня не делает!

— А я — не маг и не солдат, — добавил Отисен, набив рот хлебом и ветчиной.

— Мы что, пленники здесь? — поинтересовалась Рудира.

— Ну разумеется, нет, — ответил ей Ханнер. Он считал, что собранная им команда останется вместе, пока существуют чародейство и его тайна, но теперь он видел, что это глупо: чародейство может не исчезнуть никогда, а тайна его, возможно, никогда не будет разгадана. Он снова сделал не то. — Вы правы, и я прошу у всех вас прощения. Вы вольны уйти — все, кто пожелает — и вольны остаться. Спасибо, что помогли мне вчера ночью, а если кто-то решит остаться, помочь мне с пленниками и попробовать выяснить побольше о случившемся — что ж, буду рад. Я обещал своим помощникам награду, но коль скоро правитель отказывается и пускать нас во дворец, и признавать ваши усилия, единственное, что я могу предложить во исполнение своего обещания, — еда и кров.

— Благодарю, милорд, но еда и кров ждут меня в другом месте, — сказал Йорн. — Я сразу отправлюсь туда, если не возражаешь. — Не тратя более слов, он прошагал к выходу; минутой позже Ханнер услышал, как хлопнула входная дверь.

— Я уйду, как только поем, — заявил Отисен.

Ханнер откусил кусок ветчины, запил пивом и оглядел остальных.

— Я остаюсь, — сказала Рудира.

У Ханнера потеплело на душе; он уже начал тревожиться, как будет справляться с вандалами, арестованными прошлой ночью, если все чародеи уйдут. Ведь он обязан держать пленников под замком до тех пор, пока не передаст суду.

Если бы не арестанты, Ханнер просто выставил бы всех, кроме Берна, запер дом, а сам отправился домой, но пока эта четверка заперта наверху, а у него нет точных предписаний, что с ними делать, он привязан к месту. И обязан стеречь их. Йорн был единственным обученным стражником в команде, его отсутствие станет весьма ощутимым, если пленники попробуют вырваться или сотворить еще что-нибудь, но Рудира, похоже, обладает самой большой силой, хотя Варрин почти равен ей, — а она остается и сможет, если понадобится, справиться со всей четверкой.

— А остальные? — поинтересовался Ханнер.

Зарек рассмеялся.

— Если ты думаешь, что я вернусь на Стофутовое поле, когда могу спать в особняке, — ты безумец.

— Я вернусь во дворец, как только меня впустят, — сказала Альрис.

Ханнер кивнул. Он был уверен, что Альрис пропустят, что паникерский эдикт правителя уже отменен, но не удивился бы, если бы оказалось, что чародеям во дворец хода по-прежнему нет. Поэтому он и не мог взять и просто отвести туда пленников.

— Я хотел бы, Альрис, чтобы ты сначала сходила и узнала, что происходит, и рассказала мне. Мне нужно знать, что делать с той четверкой, что заперта наверху. — Чем скорее они перестанут быть его заботой, тем лучше, к тому же Рудира может не захотеть оставаться здесь до бесконечности.

— Если я сейчас уйду, можно мне потом вернуться? — спросила Дессет. — Мне хочется успокоить домашних, но и знать, что случилось, тоже хочется, к тому же вы все такие… ну, вы понимаете.

— Можешь вернуться, когда захочешь, — заверил ее Ханнер. — А если дядя нас отсюда выставит или нам надоест тут сидеть и мы разойдемся по домам, приходи во дворец и спроси меня.

Дессет кивнула. В конце концов все, кроме Рудиры и Зарека, решили уйти; правда, кое-кто обещал вернуться. А Отисен, пока ел, передумал.

— На хуторе меня так и так не ждут раньше, чем через пару дней, — заявил он. — Если я полечу туда, я доберусь быстро, можно отправиться завтра или даже послезавтра… и вообще, я хочу знать, что и как.

— А ты можешь летать? — удивился Ханнер. — Прошлой ночью, насколько я видел, ты не летал.

— Летал немного, — вгрызаясь в ветчину, ответил Отисен. — А теперь, кажется, у меня получается лучше.

— Я рад, что ты остаешься, — сказал Ханнер. — Но если хочешь учиться летать, учись, пожалуйста, в саду, а не в доме.

Отисен улыбнулся и кивнул — отвечать с набитым ртом ему было затруднительно.

Остальные разошлись задолго до полудня, и Ханнер наконец закончил завтрак. Трое оставшихся чародеев — Рудира, Зарек и Отисен — помогли Берну убрать со стола и прибраться в столовой, стараясь не мешать погруженному в раздумья Ханнеру.

Он пытался решить, что делать с чародеями, особенно пленниками, но обнаружил, что мысли его занимает дядюшка: зачем бы ему такой огромный и роскошный дом и почему он сделал из него тайну — в конце концов он ведь не женат, так что все его великое множество любовниц не наносит особого оскорбления ни морали, ни обычаям. Одиннадцать спален, не считая комнаты Берна! Четыре этажа…

И что находится на верхних двух этажах? Ханнер вспомнил, как Берн говорил: туда нельзя никому, кроме Фарана. Так что же дядюшка прячет там?

Это вовсе не мое дело, сказал он себе, да и излишнее любопытство к добру не приведет. И вообще, следует думать о чародеях.

Маги ли они? А может быть, с ними случилось то же, что с ведьмами во время Великой Войны, и магические способности свалились на них помимо их воли? Но если так, то не убило ли кого-нибудь из ведьм столь свободное расходование Рудирой ее новой силы?

И какую роль играют сны? А крики?..

Он вспомнил прошлую ночь, когда шел по Рыночной улице, проводив Мави домой…

Все ли у Мави в порядке? Захватило ли ночное безумие и ее? Надо выяснить это, и он выяснит — при первой возможности.

Кстати, можно бы сходить прямо сейчас…

Пленники, напомнил он себе, да не просто пленники, а обладающие опасной силой, нельзя оставить их в дядином доме под охраной только нищего, уличной девки, мальчишки-хуторянина и управителя.

Да и самих нищего, шлюху и хуторянина нельзя оставить здесь без присмотра? Ханнер слишком плохо знает их, чтобы доверить дядюшкины богатства.

Придется попросить Альрис или Нерру сходить к Мави. Да так будет и приличнее.

Он очень надеялся, что с ней все в порядке. Он вспомнил, как споткнулся па ровном месте, как раз когда поднялся крик. Если она так же споткнулась на лестнице, то могла упасть…

А кстати, с чего это он споткнулся?

Он нахмурился и ответа искать не стал.

Так что же ему делать с чародеями?

Глава 14

После того как в особняке погас свет, Кеннан сдался и отправился домой; но, клялся он себе, ничего еще не кончено.

Дожидаясь его, Санда уснула в кресле у двери; он оставил ее там, а сам поднялся к себе и на несколько часов забылся беспокойным сном.

Проснувшись, он первым делом убедился, что Акен не вернулся, а Санда и дети целы и невредимы; потом быстро позавтракал хлебом с сыром и снова отправился во дворец.

И снова его туда не пустили.

Интересно, думал он, глядя через канал на сияющие мраморные стены, что сейчас происходит за ними?..

* * *

Как раз в это время лорд Азрад поник в кресле и уныло воззрился на своего брата Кларима. Потом обратил взгляд на всех, кто собрался в малом приемном зале.

— Где лорд Фаран? — спросил он.

— Полагаю, он спит, — доложил капитан Венгар. — Он был на ногах почти всю ночь.

— Я тоже, демон меня побери, но я же здесь!

Венгар чуть поколебался, но все же возразил:

— Милорд, вы отошли ко сну через час, может, два после полуночи. Лорд Фаран принимал донесения до самой зари. Я думаю, он отправился к себе, только когда взошло солнце.

— Немного тебе будет проку от него полусонного, — заметил лорд Кларим.

— Да от него вообще, по-моему, немного проку, — пробормотал Азрад Младший. Его сестра Имра предостерегающе шлепнула его по руке.

На этот утренний совет лорд Азрад собрал свое семейство — тех его членов, разумеется, кто был под рукой, то есть трех братьев и обоих детей. Четыре его сестры давно уже были выданы замуж — Заррея, младшая, за Эдерда IV, правителя Этшара-на-Песках, три остальные — в дальние королевства и баронства, а жена, Тера из Аллории, и одна из старших сестер, Лура, много лет как умерли.

Присутствовал также капитан Венгар — командир дворцовой стражи, но правителю Азраду был необходим лорд Фаран.

Большая часть его советников жила не во дворце, а в собственных особняках в Новом городе, так что на совете быть они не могли: Азрад опасался, как бы то, что заразило магией и безумием весь город, не проникло во дворец вместе с ними. Лорд Фаран, однако, находился во дворце, даже беседовал ночью с правителем, и то, что сейчас его нет, весьма того раздражало.

Но лорд Азрад решил не сдаваться. Он взглянул на братьев.

— Имеете ли вы хоть малейшее понятие, что там происходит?

Лорд Караннин и лорд Илдирин обменялись взглядами.

— Не больше, чем ты, — сказал Кларим. — Какие-то чары вырвались ночью из-под контроля, и горожане обезумели от них, но сейчас вроде все успокоилось… хотя чары по-прежнему действуют.

— Это я знаю, — рявкнул Азрад. — Что вам известно еще?

— Боюсь, ничего, — сказал Кларим.

— Мы знаем лишь то, что сумели узнать от вестников, — сказал Караннин.

— Ты ведь запретил пускать их внутрь, — добавил Илдирин.

— Прошлой ночью никто из моих обычных помощников-магов не был во дворце, — продолжал Караннин. — Старую Тариссу я отпустил повидаться с внуками. Ни с кем из остальных мне тоже поговорить не удалось.

— Но ты же посылал к ним?

— Посылал, но ничего полезного не узнал. Единственный, кто мне покуда ответил, — Ородрин Поврежденная Рука, тот демонолог, которого ты не любишь. Он сообщил, что ничего не знает, кроме того, что демоны тут ни при чем.

Азрад фыркнул и перевел взгляд на Илдирина.

— Я разослал слуг ко всем воротам и к главе Гильдии Итинии, как ты велел, — сказал тот. — Пока никто не ответил.

— Пошли в Гильдию еще раз, — распорядился Азрад. — Передай, что мне надо срочно встретиться с их представителями. Срочно!

— Азрад, я даже не знаю, в городе ли сейчас Итиния…

— Тогда пошли ко всем магистрам и ко всем известным магам, каких только вспомнишь! — потребовал правитель. — Они утверждают, что управляют всеми, кто занимается магией, так? Вот пускай и сдержат этих… этих…

— Чародеев, — подсказал капитан Венгар.

Все повернулись и уставились на него.

— Так их называют, — пояснил Венгар; под этими вопрошающими взглядами он чувствовал себя не в своей тарелке. — Кто-то об этом сказал ночью страже на площади. А слово, кажется, ведьмовское.

— Так ведьмы что-то знают? — спросил Азрад.

— Понятия не имею, милорд.

— Кто рассказал это страже?

— Не скажу точно, милорд. Думаю, кто-то из отряда лорда Ханнера, возможно, он сам.

— Племянник Фарана? Тот самый Ханнер?

— Да, милорд.

— Я желаю услышать все, и подробно: где лорд Ханнер, чем он занят? Откуда ему известно это слово?

Венгар подумал.

— Милорд, лорд Ханнер пришел на площадь вчера ночью, когда вы уже спали, вместе с несколькими неизвестными, видимо — чародеями. Отряд остановился, не доходя моста. Лорд Ханнер попросил впустить его и получил отказ — в соответствии с вашим эдиктом. Лорд Фаран выслал к нему леди Альрис — поговорить и отвести куда-то, где они могли бы спокойно провести ночь. Это все, что я знаю.

— Фаран ночью послал на улицу Альрис?

— Да, милорд.

Азрад потеребил бородку.

— Странно. И куда же они пошли?

Никакого ответа.

— При лорде Ханнере были чародеи?

— Так мне сказали, милорд.

— Очень странно. Как по-твоему… — Азрад осекся и нахмурился, потом повернулся к Клариму: — Ну а ты — нашел ты хоть какого-нибудь чародея?

— Нет, — сказал Кларим. — Только девчонку с кухни, Хинду-Сиротку. Мы выслали ее из дворца, как ты и повелел. Больше никто во дворце не признался, что владеет этими новыми чарами, и у меня нет доказательств, что нам лгут.

— Только девчонка, — повторил Азрад. — А среди знати?

— Никого, Азрад. Никого, о ком бы я знал.

— Заразился ли кто-нибудь на кухне?

— Нет. Новая магия как будто не заразна.

— Спасибо богам хотя бы за это! Вы проверили во дворце всех?

— Конечно. Ты так приказал, а я выполнил. У меня ушла на это вся ночь. Я закончил всего час назад, тут приходят от тебя и зовут на этот совет. Я еще не ложился и сонный не меньше, чем Фаран.

— Если это намек, что я должен отпустить тебя, то прости, Кларим, и потерпи еще немного. — Правитель вновь обратился к остальным: — Венгар, мне известно: на площади собрались несчастные горожане. На что они жалуются? Поджоги, грабежи, насилие?..

— Поджоги, грабежи, насилие — а еще воровство и убийства, милорд, — проговорил Венгар. — Об изнасилованных женщинах мне не докладывали, но, возможно, еще доложат. Хотя больше всего жалуются на исчезновения людей.

— Исчезновения?.. — переспросил Азрад. — Не припомню, чтобы слышал об этом.

— Предупредил же я, что сплю на ходу, — пробормотал Кларим. — Совсем забыл сказать.

— Милорд, — вмешался Венгар, — донесений об исчезнувших у нас чрезвычайно много. Люди пропали после того, как поднялся крик и чары впервые явили себя. Кое-кто просто ушел и не вернулся; других, похоже, вытащили из окон или через дыры в крышах. Капитан Нараль ведет подсчет; последний раз, когда я виделся с ним, пропавших было порядка трех сотен.

— Три сотни?

— Да, милорд.

— Их забрали чародеи?

— Логика подсказывает, что да, милорд. Большая часть жалобщиков уверена именно в этом.

— Три сотни человек!

— По меньшей мере.

Азрад плотнее уселся на троне и с минуту молча смотрел на Венгара.

— Мне нужны донесения, — сказал он наконец. — Мне нужны письменные отчеты капитана Нараля и того, кто говорил с лордом Ханнером, — и любого, кто знает хоть что-то об этих исчезновениях. Я не потерплю такого в моем городе! Если это дело рук чародеев, я желаю, чтобы их всех изгнали.

— Да, милорд, — поклонился Венгар.

— Иди и займись этим! — Правитель жестом отпустил его.

Когда Венгар удалился, Азрад ткнул пальцем в Кларима

— Ты, — проговорил он, — ступай приведи мне Фарана. Мне дела нет, спит он там или не спит. Мне он нужен немедленно! Тащи его сюда, и можешь отправляться спать.

— Да, Азрад. — И Кларим вышел вслед за капитаном Венгаром.

— Пошли за магами, — приказал Азрад Илдирину.

Потом оглядел остальных — Караннина, Имру и Азрада Младшего.

— А вы трое, — сказал он, — займитесь каким-нибудь делом. По возможности полезным и где-нибудь не здесь.

Мгновением позже покой опустел, и лишь Азрад, совершенно несчастный, простерся на троне, с ужасом предвидя часы — а возможно, и дни! — бурной деятельности, покуда он наконец не разберется со всем этим и не сможет вернуться к обычному блаженному ничегонеделанию.

Глава 15

К тому времени как вернулась Альрис, лорд Ханнер ничего еще не решил насчет чародеев.

Он бродил по дому, восхищаясь по крайней мере теми двумя этажами, которые были ему доступны, и раздумывал, должен ли делать что-то еще.

Начал он с того, что сходил проведать пленников и убедился, что им принесли еду и воду. Они, казалось, смирились с судьбой и были готовы предстать перед судом. Кирша, та юная девушка, что была арестована среди похищенных тканей и украшений, попросила разрешения сообщить о себе родным, но ей ответили, что придется немного подождать.

Покончив с этим, Ханнер спустился вниз и отправился осматривать дом. Высокие двери в задней стене столовой вели в огромный бальный зал, который выходил прямиком в сад. На полу, в инкрустациях паркета, Ханнер разглядел круг, вполне пригодный для ритуальных танцев: дань дядюшки Фарана увлечению магией, решил он. Сперва Ханнер сомневался, использовался ли крут по назначению; потом заметил старые, неаккуратно затертые следы мела и понял, что использовался.

Вот интересно, подумал он, включает ли в себя запрет заниматься магией ритуальные танцы; но он не знал, ни кто были танцоры, ни для чего использовался танец, а потому и судить, нарушен ли запрет Гильдии, не мог.

Маленькая дверь в восточной стене столовой вела в кухни и кладовые, где и проводил большую часть дня Берн. Интерес хозяина к магии был заметен и здесь: Ханнер обнаружил сами собой передвигающиеся горшки и непустеющий кувшин с водой.

В западной части дома, за большой прихожей, располагались салоны, кабинеты и библиотеки.

Когда в замке парадной двери заскрежетал ключ, Ханнера от прихожей отделяли две комнаты — он восхищенно рассматривал коллекцию шанского стекла — или виртуозных подделок: впрочем, насколько Ханнер знал своего дядю, подделок он бы в своем доме не потерпел. Ханнер вертел в руках изящный пурпурный графинчик в форме орхидеи, любуясь нежными переходами цвета от индигово-синего донышка к алому верху, — и тут услышал, как повернулся ключ. Он оглянулся, и сосудик выскользнул из его пальцев.

Ханнер попытался удержать его, сообразил, что раздавит, и промедлил, а потом стало вообще поздно, до графинчика дотянуться он уже не мог. Но он все равно пытался поймать сосуд, отчаянно желая, чтобы он не упал…

И он не упал. Он медленно опускался, будто погружаясь в масло, и Ханнер сумел с легкостью подхватить графинчик задолго до того, как он ударился о твердый паркетный пол.

Ханнер поймал сосуд в воздухе, осторожно поставил на полку и уставился на него.

Не приходилось сомневаться в том, что произошло. Он тоже оказался чародеем.

Значит, все-таки и он чародей, просто раньше он этого не понимал.

Над этим стоило поразмыслить. Как он стал чародеем? И почему он им стал?

А может, чародеями стали все, просто большинство людей еще не обнаружили этого? Или чародейство заразно, как болезнь, и он подцепил его у кого-то из своего отряда?

Сначала Ханнеру ничего не приходило в голову. Он совершенно не изменился… и тут он вспомнил, как споткнулся накануне ночью, за миг до того, как поднялся крик.

Скорее всего это случилось тогда, а он просто ничего не замечал — до сих пор.

Сколько еще людей, подумалось ему, в подобном положении?

В прихожей Берн говорил с Альрис, и голосок сестры прервал размышления Ханнера.

— Ханнер! — звала она. — Где ты там?

Он заставил себя отвлечься от стеклянных вещиц и своих новых способностей и откликнулся:

— Я здесь!

Потом, бросив на графинчик прощальный взгляд, вышел из комнаты.

Увидев сестру, он сразу понял, что она одновременно и возбуждена, и встревожена — и встревожился сам, потому что обычным настроением Альрис было скучающее неудовольствие.

— Ты говорила с дядей Фараном? — спросил он.

— Нет. Он был слишком занят, чтобы подойти к двери, а меня не впустили.

Ханнер удивленно моргнул.

— Не впустили? Ты хочешь сказать — не пустили во дворец?

— Ну да. Внутрь по-прежнему по какой-то причине никого не пускают. Правитель указа не отменил и не похоже, что отменит. И дядя Фаран ничего по этому поводу не предпринял — стражник сказал, что, как он думает, Фаран согласен с правителем!

— Иногда с ним такое бывает, — сухо заметил Ханнер. — Так с кем же ты говорила?

— В основном с охраной. Ханнер, все плохо, очень плохо.

— Что плохо?

— Все. В городе беда. То, что случилось ночью…

Ханнер уселся в кресло и показал сестре на соседнее.

— Рассказывай, — потребовал он. — Что случилось ночью, кроме воровства и драк?

— Люди пропали, — ответила Альрис. — Сотни людей!

Ханнер нахмурился.

— Как пропали? — спросил он. — Просто исчезли? Или что-нибудь сверкало, громыхало, дымилось? Я лично ничего подобного не видел. И не слышал.

— Ничего такого не было, — ответила Альрис. — Во всяком случае, не всегда. Может, с кем-то подобное и случилось, но большинство, похоже, просто исчезло. Когда их поутру стали искать родные или соседи, их не оказалось. Но ходят слухи, что видели, как они дюжинами улетали прочь, а ночная стража доносит, что через Западные ворота около полуночи, не сказав ни слова, вышло огромное множество народу — все шли без вещей, а кое-кто даже без одежды!

В груди Ханнера шевельнулся холодный комок. Юноша вспомнил пролетающие над головой силуэты. Сколько же их не вернулось, спросил он себя.

— Зачарованные, — проговорил он. — Возможно, против воли.

Альрис кивнула:

— Очень может быть. Во всяком случае, так думает большинство. Там на площади огромная толпа друзей и родни, и все ждут, чтобы правитель что-нибудь сделал, и все уверены, что не обошлось без чар — ведь и правда, что еще может заставить человека вот так просто взять и уйти из дому посреди ночи, да еще и не вернуться?

Ханнер хмыкнул в знак согласия.

— Но вот о чем спорят, так о том, что это за чары, — продолжала Альрис. — Большинство сходится, что это дело рук чародеев.

— Глупость какая! — возмутился Ханнер. — До прошлой ночи чародеев не было. Да у них просто не хватило бы времени измыслить что-то подобное!

Альрис развела руками.

— Ну, во всяком случае, большинство уверено, что какая-то связь тут есть. Кое-кто считает, что за этим стоит Гильдия магов — по каким-то своим причинам, а другие — что это заговор демонологов, которым оплатили некое великое заклятие… Да, а еще говорят — это месть северных колдунов, выживших после Великой Войны.

— Вряд ли колдуны способны на такое, — сказал Ханнер.

— Но северное колдовство…

— …давно позабыто. Отчасти. Хотя, конечно, не утеряно совсем, как частенько думают: наши колдуны — наследники северян. Но как бы там ни было, где все это время могли бы скрываться мстительные северяне? После окончания войны прошло добрых двести лет!

— Где-нибудь в северной глуши, — предположила Альрис. — В Тазморе или Сригморе…

— Не похоже.

— Мне тоже так кажется, но многие из тех, кто пропал, шли и летели на север.

— Это вовсе не значит, что тут замешаны северяне, — возразил Ханнер. — Вполне может оказаться, что дело в каком-нибудь маге, скажем, из Сардирона. Или чье-нибудь заклятие сработало не так — тоже, знаешь ли, случается.

— Полагаю, ты прав, — согласилась Альрис. — Значит, все-таки не обошлось без Гильдии магов либо демонологов. Но чем бы оно ни было, случилось нечто великое.

— Очевидно, — сухо кивнул Ханнер.

— Как бы там ни было, дядя Фаран и старый Азрад просовещались все утро, выслушивая донесения и пытаясь разобраться. А тех, у кого открылся дар чародея, из дворца изгнали — представляешь, вышвырнули на улицу малышку Хинду с кухни, а у нее ведь даже никого родных нет. Сейчас она сидит на площади и плачет. Кто-то из стражи дал ей хлеба, так что прямо сейчас она от голода не умрет, но если ничего не изменится — к ночи ей придется идти на Стофутовое поле, и кто знает, что там с ней может случиться…

Ханнер напрягся, по спине, несмотря на летнюю жару, пробежал холодок…

Он видел, как повис в воздухе сосуд, потому что ему, Ханнеру, хотелось этого, и понял, что он тоже чародей. Но неужто это означает, что ему никогда не вернуться домой во дворец?

Но ведь правитель непременно отменит указ и пустит Ханнера и Хинду назад. Когда дядя Фаран узнает, что его единственный племянник — чародей…

Только как к этому отнесется дядюшка? Ханнер вынужден был признать, что понятия не имеет. Несмотря на то что они столько лет жили под одной крышей, Ханнеру далеко не всегда удавалось предсказывать поступки Фарана, особенно если дело касалось магии. Чародейство, безусловно, какая-то ее разновидность, а отношение Фарана к магам — смесь зависти, влечения и неприязни.

— Если снова увидишь Хинду, зови ее сюда, — сказал Ханнер. — Еще чародеи во дворце были обнаружены?

— Я про других не слышала.

— Наверняка нашелся кто-то, у кого хватило ума никому ничего не сказать.

Альрис поёжилась.

— Очень может быть, — проговорила она, кинув взгляд на дверь столовой. Не понять было нельзя — она вспомнила тех чародеев, что были здесь, и тех, кем сейчас полон город.

— Они просто люди, — сказал Ханнер. — Кое-кого сперва занесло, вот и все.

— Не знаю… — протянула Альрис. — Все эти исчезнувшие люди… Что, если их и правда уволокли чародеи? Или убили…

— Зачем им это делать? И как они могли все спланировать? И кроме того, если пропавшие улетели, может, они сами были чародеями? Полагаю, кое-кто на них улетел и заблудился — и объявится, как только отыщет дорогу домой.

— Думаешь?

Ханнер кивнул.

— И знаешь, готов спорить: есть чародеи, которые сами еще не поняли, кто они. Им просто могло не понадобиться использовать магию.

Альрис вздрогнула куда заметнее.

— Кошмар какой-то, — сказала она. — Ну, про себя-то я точно знаю, что я не чародейка!

— Откуда ты знаешь? — спросил Ханнер.

С минуту она смотрела ему прямо в глаза, потом отвернулась.

— Заткнись, Ханнер, — сказала она, — не пугай меня.

— Ты что, пробовала двигать вещи, не касаясь их? — поинтересовался Ханнер. — Это, кажется, главное, на что способны все чародеи.

— Ну конечно, нет! — возмутилась Альрис. — А ты?

— Нет. — Ханнер не соврал: он действительно ничего не двигал. Он заставил предмет застыть в воздухе, а это не одно и то же. — Но я ведь не говорю, будто уверен, что я не чародей.

Он-то теперь знал, что и в самом деле стал чародеем, но признаться в этом Альрис был еще не готов.

Он — чародей, но также и один из сановников, управляющих городом, а если чародеи — маги, уже само его существование нарушает закон Гильдии магов. Наследственной знати нельзя заниматься магией.

— Так вот, я — не чародейка, — сказала Альрис. Она повернулась и уставилась на салфеточку на ближнем столе. — Видишь? Даже не шевельнулась!

— Придется поверить на слово, что ты пыталась ее сдвинуть, — улыбнулся Ханнер. Можно добавить еще один фактик к тем, которые он уже собрал: очевидно, чародеями стали не все. Интересно, спросил он себя, большая ли часть населения подверглась воздействию?

И сколько оно будет продолжаться? И что его вызвало?

В голову Ханнеру пришла поразительная мысль. Альрис была не просто уверена, что она — не чародейка; она не желала ею быть.

— Я-то думал, ты хочешь стать волшебницей, — сказал он. — Разве не ты упрашивала дядюшку отдать тебя в ученицы магу, причем любому?

— Это было давно, — отмахнулась Альрис. — И я просилась к настоящему магу, не к чародею!

— Быть чародеем так страшно?

— Да! После всего, чего я наслушалась у дворца… Нет, те, что здесь, наверное, еще ничего, но вообще чародеи — сущий кошмар!

— Даже так? И чего же такого ты наслушалась у дворца?

— Ой, много чего! Как чародеи прошлой ночью мучили и убивали людей, как они ломали и похищали вещи… Было с дюжину пожаров, на улицах валяются тела и обломки… не считая сотен тех, кто пропал. Все испуганы и ужасно злы — хотят даже добиться от правителя, чтобы всех чародеев выследили и казнили.

Ханнер слушал и хмурился. Все это ему очень не нравилось.

— Но большинство чародеев не причинило никакого вреда, — заметил он. — Как те, кого я привел сюда.

За исключением, подумал он, запертых наверху пленников. Альрис махнула рукой.

— Вряд ли это кого-то интересует, — сказала она. — Чародеи много чего порушили вчера ночью, и народ — тот, что у дворца, — вовсе не настроен разбирать, какой чародей хороший, а какой — плохой. Или разделять тех, кто пока ничего не натворил, и тех, кто уже успел натворить. Что, если сегодня ночью и они начнут вопить и крушить все вокруг?

Ханнер об этом не думал, и предположение сестры ему совсем не понравилось.

— Но как можно их всех выследить?

— Магия поможет. Не будь глупцом. Магам и демонологам это вполне под силу.

— Возможно, — со вздохом согласился Ханнер. — А ты спросила, как нам быть с пленниками?

— Во дворец им нельзя, — сказала Альрис. — Даже если правитель отменит указ и разрешит пускать людей во дворец, не думаю, чтобы он позволил войти туда хоть кому-нибудь из чародеев. Стражники предложили отвести пленников к кому-то из городских чиновников.

— Так будет проще всего, — кивнул Ханнер. Эта идея приходила ему и раньше, но он хотел сначала убедиться, что во дворце пленники никому не нужны. И потом, он схватил их, действуя от имени правителя, и значит, разбираться с ними — обязанность лорда Азрада.

Хотя совершенно очевидно, что именно этого Азрад и не хочет.

Ханнер снова вздохнул и поднялся.

— По-моему, ближайший городской чиновник — в Старом Торговом квартале; я вовсе не намерен выяснять, на чьей территории мы их ловили. Сейчас позовем кого-нибудь помочь…

— Я уже здесь, — от дверей сказала Рудира.

Ханнер вздрогнул, повернулся и улыбнулся ей.

Она переоделась в белую шелковую, расшитую зеленым, тунику и минную зеленую юбку, смыла румяна и причесалась. Одежда была ей впору, и выглядела Рудира теперь вполне респектабельно. Ханнеру совсем не улыбалось явиться к чиновнику с шайкой оборванцев, и преображение Рудиры оказалось ему весьма на руку.

То, что в доме дядюшки нашлась женская одежда, совершенно не удивило Ханнера: вполне понятно, для каких нужд служил тому второй дом; Ханнер знал, что ему следовало бы воспрепятствовать самоуправству Рудиры, но результат так ему понравился, что он смолчал.

— Прекрасно, — сказал он, имея в виду и ее появление и ее внешность. — Давайте найдем остальных и избавимся от этой четверки.

Чем скорее пленники покинут дом его дядюшки, говорил себе Ханнер, тем скорее он сможет заняться другими делами Например, собственной непрошеной магической силой.

Глава 16

Начальник управы Старого Торгового квартала, навалившись на стол, уныло смотрел на Ханнера.

— Вандализм, воровство, насилие и незаконные действия, — повторил он. — Неподчинение приказам представителя верховной власти.

— Все верно, — подтвердил Ханнер.

— Ты не упомянул использование запретной магии.

Ханнер нахмурился и покосился на Рудиру. Она твердо стояла на полу. Рядом, внимательно прислушиваясь к разговору, молча следили за всем Зарек и Отисен. Пленников устроили на скамье; их руки и ноги были скованы. Ханнер не стал выспрашивать у Берна, зачем понадобились дяде Фарану цепи и кандалы — честно говоря, знать это ему вовсе не хотелось.

— Мне неизвестен указ, где чары, которыми они пользовались, объявлялись бы запретными.

— Но они владеют той новой магической силой, которая привела к беспорядкам прошлой ночью.

— Да, — признал Ханнер.

— Тогда, если они волшебники, почему не сопротивлялись аресту? Как тебе удалось привести их сюда?

— Наняв других магов, разумеется. Вот эти трое помогли мне поймать и удержать пленных. — Ханнер показал на своих помощников.

— Так они тоже маги?

Ханнер кивнул. Магистрат вздохнул.

— Насколько я знаю, правитель еще не прислал указаний, считать ли использование этих новых чар преступлением.

— Тогда они закон не нарушали, — сказал Ханнер. — И вам следует заниматься только настоящими преступлениями: воровством, насилием, вандализмом и незаконными действиями. Ну и отказом подчиниться представителю власти.

— То есть тебе?

— Вот именно.

— Лорд Ханнер, как мне известно, ты пока что не занимаешь никакого официального поста на службе лорда Азрада.

— Верно.

— Тогда я не могу заняться этим делом — только правитель может решить, вправе ли ты был действовать от его имени. — Лицо чиновника неожиданно просветлело. — А это значит, что я, к сожалению, должен передать это дело в руки представителен верховной власти.

— Но это невозможно! — возразил Ханнер. — Правитель не допускает во дворец никого, и я сомневаюсь, что лорд Караннин согласится прийти сюда и вершить суд.

— Честно говоря, милорд, это не мои заботы.

Ханнер взглянул на магистрата в упор.

— Прекрасно! Тогда я снимаю обвинение в неподчинении власти. Разбирайся с остальными преступлениями.

— Я не вижу здесь потерпевшую сторону — владельцев похищенного и испорченного имущества.

Эта капля переполнила чашу.

— Бога и демоны! — взревел Ханнер, поразив всех, в том числе и себя самого. Он шагнул вперед, к самому столу, лишь в последний миг удержавшись от искушения перегнуться через него и схватить магистрата за грудки. — Ты представляешь лорда Азрада! Не прекратишь ли ты увиливать от своей работы, господин? Я привел к тебе троих мужчин и девушку, схваченных на месте преступления, когда они тащили все, что понравится, и крушили все, что мешает, я привел троих свидетелей, не считая себя, и я требую, чтобы ты занялся этим делом!

— Я не могу! — уперся чиновник. — В любой момент правитель может объявить эту новую магию вне закона и повелеть перевешать их всех!

— Пока еще он этого не сделал! — прорычал Ханнер, наклоняясь вперед и едва не тыкаясь носом в нос магистрата. — Я держал схваченных преступников в доме моего дяди, но я не могу держать их там вечно! Понятия не имею, когда Азрад что-нибудь решит, ты этого тоже не знаешь; не может же весь город замереть и дожидаться, пока он что-нибудь надумает! Просто забудь о магии, хорошо? Обращайся с ними, как с обычными ворами и насильниками.

— А если я отпущу их, а правитель…

— Я возьму всю ответственность на себя! Ты просто делай свое дело!

— Ты берешь ответственность на себя? Перед этими свидетелями?

— Да, разрази тебя гром!

— Что ж, хорошо. Обычные воры и громилы, значит… — Он оглядел пленников и ткнул в первого: — Ты! Отрицаешь ли ты хоть слово в том, что поведал лорд Ханнер о твоих делишках прошлой ночью?

Он выбрал Киршу, единственную женщину.

— Нет, милорд, — сказала она.

— Есть ли у тебя смягчающие обстоятельства, которые, по твоему мнению, должны быть учтены при вынесении приговора?

Девушка замялась, глянула на Рудиру и сказала:

— Я считала, что мне все снится, милорд. Магистрат откинулся в кресле.

— Вот как? — протянул он. — Очень интересно!.. Почему же?

— Н-ну… мне и в самом деле снился сон… кошмар… Что я падаю, и горю, и задыхаюсь… а потом я проснулась, и оказалось, что я парю в воздухе… Милорд, я раньше никогда даже не разговаривала с магом, а летала только во сне. Вот я и решила, что все еще сплю.

— И ты не заметила, что мир вокруг совершенно такой, как наяву?

— Но он не был как наяву! Поначалу, во всяком случае. Я могла летать и заставлять летать вещи, и отовсюду слышались крики — все, казалось, сошли с ума, так что я решила, что это сон, а если нет, то конец света, и я могу делать все, что захочу.

— И ты помчалась по улицам, грабя лавки?

Девушка кивнула; вид у нее был совершенно несчастный.

— Это не делает чести ни твоему воспитанию, ни твоему здравому смыслу.

— Я знаю, — прошептала она.

— Пять плетей, и ты должна возместить жертвам причиненный тобой урон.

Девушка поникла, а Ханнер подумал, что приговор вполне справедлив.

Однако говорить он ничего не стал: ему надо было прийти в себя. Прежде он никогда вот так, прилюдно, ни на кого не орал и никогда, с самого детства, настолько не выходил из себя.

Он надеялся, что это не связано с чародейством: мысль, что он в конце концов начнет с воплями бегать по улицам, как случилось прошлой ночью с многими чародеями, приводила его в ужас.

С другой стороны, на его глазах дядя Фаран пару раз точно так же выходил из себя, обычно когда не высыпался или слишком много и долго работал, так что, возможно, вспыльчивость у них семейная, и он, Ханнер, прежде просто не имел случая проявить ее.

Следующим перед магистратом предстал юный Роггит, сын Райела. Он знал, что не спит, но утверждал, будто думал: город разрушают демоны, а потому торопился набрать сокровищ, чтобы, улетев, безбедно жить в Алдагморе.

— Алдагмор? — переспросил офицер. — Почему — Алдагмор? У тебя там семья?

— Нет, милорд.

— Тогда почему Алдагмор, а не Малые Королевства, или Тинталлион, или что угодно еще?

— Не знаю, милорд, — со склоненной головой сказал Роггит. — Мне просто казалось, что так нужно.

Очень интересно, думал Ханнер. Алдагмор, самое южное из баронств Сардирона, лежало прямо на север от города, а тех, кто пропал прошлой ночью, последний раз видели уходящими на север. Нет ли здесь какой-нибудь важной связи?

— Ты достаточно взрослый, чтобы понимать, что делаешь, — заметил магистрат. — Семь плетей и возмещение убытков потерпевшим.

Третий пленник, Грор-Кривозуб, просто сказал, что был не в себе от кошмаров, проснулся, увидел, что все словно с цепи сорвались, и последовал их примеру; ему было назначено восемь плетей. Четвертым был Салдан от Южных Врат, тот старик, что дрался с убитым Рудирой парнем; он не искал себе оправданий и тоже был приговорен к восьми плетям.

Ханнер раздумывал, надо ли говорить, что Салдан в запале мог и убить кого-нибудь, а значит, заслуживал более сурового наказания, чем относительно легкое бичевание, но в конце концов промолчал. Насколько было известно Ханнеру, никто, включая Салдана, не знал наверняка, убил ли он кого-нибудь, а поскольку, чтобы выяснить это, магистрату пришлось бы обращаться к магу, Ханнер решил, что сомнение следует толковать в пользу Салдана.

А кроме того, ему не хотелось, чтобы для расследования использовалась магия, раз уж он убедил магистрата закрыть на нее глаза.

Стражники увели четверых осужденных; если никто из них не болен и не захочет, чтобы за поркой наблюдали доверенные лица, бичевание состоится немедленно, после чего наказанные будут освобождены и отправятся по домам, как только смогут надеть туники.

Никакого желания смотреть на порку у Ханнера не было; поэтому он распрощался и вместе с тремя чародеями — с тремя другими чародеями, напомнил он себе, — вышел из управы и повернул к востоку.

— Хочу посмотреть, что творится у дворца, — сказал он. — Вы трое как, пойдете со мной?

— Я — нет, — отказался Зарек. — Слишком уж много там кругом стражи. Я бы пошел обратно, если ты не возражаешь. — Он помялся. — Этот управитель меня впустит?

— Берн? — Специальных распоряжений Ханнер не отдавал, но Берн показался ему человеком сообразительным, и к тому же он слышал, как Ханнер этим утром приглашал всех приходить. — Думаю, да, но если откажется, просто подожди поблизости, я скоро вернусь.

Зарек кивнул и на следующем же углу свернул вправо, к Высокой улице.

Рудира и Отисен остались с Ханнером. Шагая по Торговой улице, Ханнер с интересом поглядывал на деревенского паренька.

— Я считал, ты спешишь домой, — сказал он.

— А я передумал, — отозвался Отисен. — Это все, знаешь ли, ужас как интересно. Да и на дворец посмотреть еще раз хочется — весьма впечатляющее здание.

Ханнер моргнул и не ответил, но не потому, что остался равнодушным к словам паренька. Напротив, он счел их поразительными и занятными.

"Впечатляющее"?.. Он никогда не думал так о дворце — только как о доме. В конце концов он родился там и всю жизнь провел в его стенах, среди знакомых уютных комнат и залов.

Отисен же, без сомнения, рос на хуторе; поездка в город сама по себе должна была стать для него событием, тогда как Ханнер и ночи не провел вне городских стен. Ханнеру подумалось, что весь город должен был показаться весьма впечатляющим тому, кто никогда не бывал в нем; дворец, же, как бы то ни было, самое большое здание Этшара Пряностей.

Но для Ханнера он по-прежнему был прежде всего домом, он просто не мог воспринимать его иначе.

Нет, разумеется, напомнил себе Ханнер, сейчас дворец ему не дом — он изгнан оттуда приказом Азрада до последующих распоряжений. Впрочем, он был уверен, что изгнание это временное и в ближайшие пару дней все образуется.

Он огляделся, стараясь понять, изменился ли город.

Улицы в общем-то остались такими же, разве что толпа на них слегка поредела да народ выглядел чуть более встревоженным, чем всегда, чуть более склонным спешить. В переулке виднелось несколько разоренных лавок с наскоро заколоченными витринами, на Нижней улице Нового города сгорел старый дом, но в целом ночное безумие, кажется, не очень повредило Этшару.

По городу прокатился вал насилия и безумств, но он, очевидно, схлынул. Все будет в порядке уже через пару дней. Связанные с магией беспорядки случались и раньше, хоть и не такие серьезные, и Этшар всегда быстро приходил в себя.

Конечно, исчезновение всех этих сотен люден — трагедия, но тут ничего не поделаешь, разве только какой-нибудь маг сумеет отыскать их и вернуть назад. Ну да за этим присмотрит Азрад. Ханнер взглянул вдоль улицы — на дворец.

Ему был виден парапет над фасадом, но окружающие дома и народ на улице закрывали от него большую часть здания.

Но он кое-что слышал.

Ханнер помрачнел. Впереди явно шумела толпа, и более всего шум этот походил на жужжание обозленных ос.

— Пошли, — сказал он и заспешил, стараясь не пыхтеть. Взглянув через плечо — проверить, поспевают ли за ним, — он увидел, что Рудира, которая до того шла, как все, теперь летит.

Ханнер резко остановился и повернулся к ней.

Она тоже остановилась — повисла в футе от земли, искоса поглядывая на Ханнера.

— Вряд ли это хорошая мысль. — Он указал на ее болтающиеся ножки.

— Но я не могу идти так быстро.

— Тогда беги!

— Бежать унизительно, особенно если я споткнусь. И я вовсе не хочу испачкать эти одежды: дама вашего дяди была бы недовольна.

— Не думаю, чтобы нынешняя дама моего дяди хотя бы видела эти тряпки, — отмахнулся Ханнер. — Они, должно быть, остались от кого-то из прежних. — Он кивнул на дворец. — Слышишь шум там, на площади? Я, например, слышу, и мне он не кажется радостным. Скорее — опасным. Толпа обозлена. И злится она в основном на чародеев. Влететь туда сейчас, открыто объявить, что ты — чародейка, значит вызвать восстание и погубить нас всех. Не знаю, как тебе, а мне бы очень хотелось остаться сегодня в живых.

Рудира капризно вскинула голову.

— Не думаю, чтобы им удалось убить меня! — бросила она. — Ибо я — чародейка, и, судя по тому, что до сих пор видела, самая могущественная в этом городе!

— Это, быть может, и так, — согласился Ханнер, — по ты одна, а их сотни, возможно, и тысячи, и, хоть и сомнительно, чтобы среди них нашелся чародей, потому что у большинства чародеев больше здравого смысла, чем у тебя, маги там могут быть вполне. Или ведьмы. Или колдуны. Волшебники, демонологи — да любые маги. Я не знаю, чего стоит чародейство против обычных видов магии, — а ты?

Рудира бросила взгляд на площадь и опустилась наземь.

— Твоя взяла. — И она пошла вперед.

Отисен молча наблюдал на спорщиками. Теперь, когда вся троица быстро — хотя и не так быстро, как прежде, — шагала ко дворцу, он спросил:

— Ты правда думаешь, что это опасно? И что там могут быть маги?

— Да, опасно, — подтвердил Ханнер. — Есть ли там маги, мне неизвестно.

Отисен улыбнулся и радостно затрусил вперед.

Минутой позже троица добралась — нет, не до площади, а до последнего ряда толпы в добрых пятидесяти футах от площади.

— Что происходит? — поинтересовался Ханнер у первого, до кого дошел.

Человек бросил на него взгляд.

— Не знаю, — отозвался он. — Отсюда не видно. Что-то говорят, но мне не слышно.

Никакой полезной информации из ответа Ханнер не извлек; удержав ядовитое словцо, он сказал "позвольте" и начал протискиваться вперед.

Толпа была большой, но не плотной; Ханнер легко проложил себе дорогу. Один-два раза он отодвигал людей, не касаясь их, и всякий раз ощущал холодок страха; тогда он стискивал зубы и сдерживал магическую силу.

Теперь, когда он мог это, удержаться и не пользоваться чародейством было трудно. Ничего удивительного, что Рудира любила летать: эта странная магия была невероятно привлекательна. Она хотела, чтобы ее использовали. Не зная, что обладает магической силой, Ханнер не испытывал искушения испробовать ее, но теперь не мог не думать, как удобно было бы ею пользоваться: дотянуться до одного, поднять другое, передвинуть третье…

Интересно, подумалось ему, всякая ли магия настолько притягательна? Ни один из волшебников, с которыми он по просьбе дяди беседовал, ничего подобного не говорил, но это еще ничего не значило.

Ханнер оглянулся и увидел, что Отисен и Рудира остались на Торговой улице.

Отисен был деревенский парень; возможно, он вообще никогда не видел, чтобы в одном месте собиралось столько народу. Рудира не вышла ростом; конечно, магическая сила защитила бы ее от любого толчка, но Ханнер только что уговорил ее не пользоваться этой силой.

Ладно, они не дети. Рудира, наверное, даже старше его года на два. Они вполне могут сами о себе позаботиться. Он двинулся дальше.

Прошлой ночью на площади было полно солдат. Сегодня стража выстроилась вдоль северного края площади, отгораживая канал, мост и дворец, а сама площадь кишела обозленными горожанами.

Оттуда, от начала моста, кто-то обращался к толпе. Ханнер вытянулся, стараясь разобрать слова.

— …вопросы! Наймите волшебников, возможно, они смогут ответить вам!

Кто-то крикнул что-то сердитое, и по толпе прокатился одобрительный рокот.

— Смерть его возьми! — пробормотал Ханнер. Кто бы ни ораторствовал сейчас, делать он этого не умел.

— Защищать нас — ваше дело! — крикнул кто-то.

— А мы вас и защищаем! — отвечал оратор. — Есть ли здесь хоть один чародей?

— Откуда нам знать? — откликнулась какая-то женщина.

Хор согласных голосов волной прокатился по толпе и отразился от стен дворца.

— Поймите, это же чары, — в отчаянии воскликнул человек на мосту. Теперь Ханнер видел, что одет он в форму капитана гвардии. — Мы знаем не больше вашего, но маги должны все объяснить! Лорд Азрад послал в Гильдию гонца с требованием объяснений, и ответ вот-вот придет!

— А может, с них-то все и пошло!

— Это демонологи!

— Северное колдовство!

— А что говорит лорд Фаран?

Именно на этот вопрос Ханнеру и хотелось бы получить ответ. Что скажет дядюшка, когда — и если — обнаружит, что его племянник — один из этих докучливых новых магов?

И, кстати, что скажет Гильдия?

Не то чтобы Ханнер собирался кому-то рассказывать…

Он просто хотел бы знать, где сейчас Фаран и чем занимается.

Глава 17

Голос лорда Фарана был почти умоляющим, что было ему отнюдь не свойственно. Он сидел на своем обычном месте в малом приемном зале, но не удобно откинувшись, как всегда, а наклонясь к трону правителя.

— Лорд Азрад, — говорил он, — не все они преступны!

— Но все опасны, — возразил правитель. Он сидел на троне, привычно нахохлясь, но взгляд, которым он одарил своего главного советника, был нежданно тверд. Они были в зале одни и могли говорить свободно. — Я поражен вашим заступничеством, милорд Фаран, — это совершенно на вас не похоже. Уж не из них ли ваша последняя возлюбленная? Или племянник, этот бесполезный Ханнер?

— Нет, лорд Азрад. По крайней мере, думаю, что нет, но поскольку вы не сочли возможным впустить Ханнера во дворец, я не могу быть уверен ни в чем.

— А женщина?

— О, я могу утверждать наверняка, что Исия не знакома с магией — кроме чар, обычных для молодой женщины.

Он, разумеется, не проверял, но в ней не было заметно ни малейшего намека на то, что и она владеет той странной новой силой, которую ведьмы назвали чародейством.

А если она даже и владела ею, ему не было до этого никакого дела; с ней приятно было проводить время, но не более, чем с множеством других женщин, и она была Фарану ничуть не милее дюжин своих предшественниц.

— Тогда почему же вы так настаиваете на помиловании всех этих безумных магов?

— Потому, милорд, что они не причинили вреда, и когда толпа придет в себя, народ Этшара вспомнит об этом. Хотя в моей семье их нет, у каждого чародея есть семья и друзья, и со временем эти семьи и друзья начнут удивляться, почему старого дядюшку Келдера или малышку Сараи с другой стороны улицы приговорили к смерти за волшебство. Почему чародеи, а не демонологи? В конце концов они якшаются с силами тьмы. Почему не колдуны, ведь они были на коне в Северной Империи и, возможно, по сию пору не избавились от северной скверны? Почему не волшебники — вот уж кто связан с поистине непознаваемыми силами, да к тому же через свою Гильдию осмеливается диктовать условия всем правительствам мира? Ах да, чародеи разграбили пару лавок, сожгли пару домов, изнасиловали пару-тройку женщин… но дядя-то Келдер ничего такого не делал, а простой вор обычно отделывается бичеванием, а насильник — рабством. Чем так провинились чародеи, что должны умирать?

— Фаран, вы намеренно проявляете тупость! Вы прекрасно знаете — чем! Мы не имеем ни малейшего представления, чего от них ждать! Их невозможно взять под контроль! И потом, это ведь, кажется, они ночью заставили почти четыре сотни человек исчезнуть — такого не могут даже маги! А еще доносят, что чародей может взглядом остановить у человека сердце — а ну, как кто-то из них решит, что мы правим городом не так? Один взгляд, прямой удар в сердце — и этот мой никчемный сынок сидит на троне вместо меня!

— Я ведь не спорю, они опасны, милорд, но не больше, чем обычные люди, и, если дать им время одуматься, эти обычные люди пожалеют о повешенных чародеях — и обвинят в казнях вас!

Азрад глубоко задумался.

— Согласен, положение тяжелое, как ни поверни, — быстро продолжил Фаран. — Но чем опаснее чародей мага или демонолога? Убивающий взгляд — на самом ли деле он более смертелен, чем та же руна Неумолимого Преследователя или демон, подобный Спесфорису-Охотнику?

— Откуда мне знать, — проворчал Азрад. — В отличие от вас, Фаран, я никогда даже не слышал ни об этой самой руне, ни об упомянутом Спессирсе.

— Спесфорисе, — поправил Фаран.

— Все едино. Фаран, порой я думаю, что ваши исследования заводят вас слишком далеко — вы слишком очарованы магами, даже этими чародеями.

— Знание — инструмент, милорд, — возразил Фаран. — Я люблю, чтобы мой ящик с инструментами был полон.

— Хм.

— В данном же случае, да будет позволено мне расширить метафору, в моем ящике нет ничего, кроме ржавчины и древесных стружек. Мы не знаем о чародействе ничего. А вдруг завтра оно исчезнет — что скажет народ тогда, если сегодня вы перевешаете сотни невинных? Кстати, чародеи ведь могут летать, — так разве удастся их перевешать?

— Можно отрубить им головы. Это-то просто. Веревка — дань традиции, но вовсе не единственное, чем мы располагаем.

— Верно, но я не об этом. Я…

Азрад поднял руку, и Фаран осекся, не договорив.

— Возможно, вы правы, — признал правитель. — Я не хочу, чтобы меня упрекали за повешение чьего-нибудь дядюшки Келдера. Поэтому надо возложить вину на кого-то другого. Если Гильдия магов желает, чтобы чародеи были уничтожены, нашей вины в этом нет.

Фаран молча теребил бородку, обдумывая сказанное.

— Понимаю вас, — наконец сказал он. — Вы считаете, что было бы весьма удобно, объяви Гильдия магов чародейство опасностью, подлежащей уничтожению. Тогда вы — с неохотой! — согласились бы с их решением, ибо кому и судить о магии, как не им.

— И нас никто не стал бы винить. А если люди недовольны Гильдией магов — пусть, мое пиво от этого не скиснет.

— Разумеется.

— Итак, лорд Фаран, такой выход вас устроит? Или вы по-прежнему считаете, что чародеям надо подарить жизнь?

— Похоже, все высказанные мной возражения учтены, — признал Фаран.

Доволен он не был, убежден — тоже, и понимал, что Азрад слишком хорошо его знает, чтобы не почувствовать этого.

Он был знаком с правителем больше двадцати лет — Азрад пришел к власти после смерти отца двадцать восемь лет назад, и Фаран всю свою взрослую жизнь прожил во дворце, поднимаясь по придворной лестнице на службе Азраду… Чтобы обмануть правителя, требовалось несколько больше усилий, чем при обычном деловом разговоре.

— Значит, у вас есть невысказанные возражения?

Разумеется, у Фарана они были — и главное то, что он сам чародей, но вот этого-то как раз говорить не стоило. Слишком хорошо он знает Азрада, вряд ли тот переменит свое мнение о чародействе, если станет известно, что главный его советник — чародей; скорее уж он переменит мнение о Фаране. В таких случаях Азрад всегда делает выбор в худшую сторону.

Особенно если он, как сейчас, до смерти перепуган.

— Ничего внятного, — проговорил Фаран. — Просто это расточительство.

— Лучше расточительство, чем опасность, — отрезал Азрад.

— А если Гильдия магов решит, что никакой особой угрозы чародеи не представляют?

— Вы имеете с Гильдией дело больше моего, — сказал Азрад. — Думаете, такое возможно? — Он тяжело поерзал на троне. — И если так выйдет — сможете вы переубедить их?

— Не знаю, — честно признался Фаран.

— Так выясните, — буркнул Азрад. — Я уже несколько раз посылал в Гильдию, прося их представителей о встрече в ближайшее удобное для них время, и ожидаю, что они облагодетельствуют меня не позже, чем завтра.

— Лорд Азрад, запретом на вход во дворец вы перекрыли мне все источники получения сведений. Может быть, хотя бы для моих племянников Ханнера и Альрис вы сделаете исключение?

Азрад задумался, покусывая губу и внимательно глядя на Фарана.

Фаран отвечал безмятежным взглядом, хотя в душе его все кипело. Толстый старый дурень не понимает выгод чародейства. Его весьма трудно обнаружить, вот один чародей сидит перед ним — а он и не догадывается… ему никогда не уничтожить всех чародеев, вместо этого он загонит их в подполье.

Чародеи — прекрасные шпионы, идеальные убийцы. Они могли бы перелетать через стены, ломать своей магической силой замки… Фаран не был уверен, что они смогут отпирать замки, не ломая, и убивать на расстоянии кого угодно, не оставляя следов.

Воспользуется Гегемония этими возможностями — она сможет править миром, отвоевать Малые Королевства, Пиратские Города и северные земли. Попытается затоптать чародеев — и сила их обратится против нее.

Говорить об этом, однако, было бы неблагоразумно: Азрад уже все решил и почти наверняка предпочтет горстку явных чародеев-врагов в подполье сотням не принявших ничью сторону чародеев, свободно живущих в городе.

Фаран же, со своей стороны, ясно видел открывающиеся возможности. Любые иные разновидности магии обладали недостатками, слабостями, ограничениями: волшебникам необходимы экзотические вещества и сложные ритуалы; ведьмовство, достаточно серьезное, чтобы принести пользу, почти полностью лишало ведьму сил; жрецы зависели от капризных, связанных условностями богов, с которыми им приходилось общаться, — и так далее, тогда как чародею достаточно всего лишь подумать, чего он хочет, всего лишь хорошенько пожелать — и задуманное совершалось. Владея подобными чарами, честолюбец мог добиться почти всего.

Стоит Фарану сейчас мысленно потянуться и сжать перетруженное сердце лорда Азрада…

Но действовать так — значит чересчур торопиться. А кроме того, Азрад Младший, Азрадов сын и наследник, который когда-нибудь, если все пойдет, как ожидается, станет Азрадом VII, деятельный крепыш тридцати пяти лет от роду, был куда менее знаком Фарану и куда хуже управляем, чем нынешний жирный лентяй.

— Не думаю, что его следует делать, — наконец проговорил Азрад. — Насколько я слышал, они оба имели дело с чародеями. Сомневаюсь, что им можно доверять, — по крайней мере пока с чародеями не покончено.

— Но они могли бы многое рассказать нам о чародеях! Надо же нам знать, насколько они на самом деле опасны.

— Эта тема закрыта, лорд Фаран! Они показали себя достаточно опасными, чтобы от них избавиться.

Никогда еще правитель так не раздражал Фарана; желание сжать это сердце все возрастало.

— Разумеется, милорд, — сказал он.

— Когда все закончится, лорду Ханнеру и леди Альрис будет дозволено возвратиться во дворец — при том условии, конечно, что они не чародеи.

— Но не раньше?

— Не раньше.

— В таком случае, милорд, мне стоит подумать, кого еще можно послать с определенными заданиями.

Возможно, лучше не сердце, а горло… Возможно, если Азрад начнет задыхаться, а потом придет в себя…

Нет. Это ничего не изменит, только разбудит в Азраде подозрения.

— Вот и займитесь. — Азрад махнул рукой, отпуская его.

— Да, милорд. — Фаран поднялся, слегка поклонился и повернулся, чтобы уйти.

Он шел через зал — а кулаки его сжимались и разжимались. Сила кипела в нем, просилась наружу, как подходящее тесто, жаждала быть использованной. Самым трудным было открыть дверь рукой, а не магической силой…

Но тут дверь распахнулась сама, едва не ударив ему по носу, и Фаран ударил мыслью в ответ, отправив створку назад. И отступил, пораженный.

Дверь отворилась снова, на сей раз медленнее, и из-за нее выглянул капитан Венгар.

— Простите, милорд, я не знал, что вы здесь, — извинился он. — Меня вызвал правитель.

— Все равно надо стучать! — сердито отвечал Фаран.

— Капитан! — Тона, которым Азрад окликнул стражникa, лорду Фарану за все его годы во дворце слышать не приходилось. Удивленный, он повернулся к трону.

— Да, милорд!

— Капитан, этот человек — чародей, — проговорил Азрад медленно, ясно и громко, как не говорил никогда, хотя и не очень твердо. — Когда он только что захлопывал перед тобой дверь, он не коснулся ее. Выдвори его из дворца и позаботься о том, чтобы он не проник назад — впредь до моего особого распоряжения.

— Что?! — выдохнул Фаран. — Азрад, это чушь!

— Я видел, что видел, милорд. Вы не шевелили руками, когда дверь захлопнулась. Почему вы не сочли возможным сообщить мне о том, что изменились, не знаю, но знаю, что отныне не могу доверять вам. Ступайте с миром — и хотелось бы думать, что из соображений собственной безопасности вы покинете не только дворец, но и город.

Глаза правителя были неестественно расширены и влажны, будто полны слез.

— Но… вы же не могли — через весь зал…

— Капитан!

Венгар положил руку Фарану на плечо.

— Не пройдете ли вы со мной, милорд? — нервно проговорил он.

Фаран взглянул на знакомое встревоженное лицо стражника, потом снова на Азрада — тот сидел очень прямо, с широко раскрытыми глазами (впервые за долгие годы, подумал Фаран), обвел взглядом убранные шпалерами стены и мозаичный пол — символы богатства и мощи Триумвирата, что правил Гегемонией Трех Этшаров.

Время открытой схватки еще не пришло. Он единственный чародей во дворце, а под рукой у Азрада — сотня гвардейцев, не считая стражников на площади и всех прочих обитателей дворца. К тому же он даже не знает, насколько велика на самом деле его сила — он, конечно, говорил себе, что она беспредельна, но возможности проверить это у него не было. Со времени поспешного указа правителя, отданного, когда он узнал о событиях последней ночи, и гласящего, что ворлокам не место во дворце, Фарану приходилось скрывать свои новые возможности, а поскольку кризис требовал его неусыпного внимания, он не имел возможности уединиться и поэкспериментировать.

— Лорд Азрад, — сделал он последнюю попытку, — я ничем не опасен…

— Прочь! — взревел Азрад, вскакивая на ноги и вытянув руку. — Вон из моего дома, предатель!

Уязвленный, Фаран с минуту молча взирал на правителя, потом резко повернулся к двери.

— Уведите меня, капитан, — сказал он. — Вразумлять правителя я оставляю другим.

Мгновением позже, в главном коридоре, он поинтересовался:

— Капитан, можно ли мне позже прислать за вещами? Я составлю список, и моя племянница Нерра поможет все разыскать.

— Я справлюсь у правителя, лорд Фаран, — отвечал Венгар. — Уверен, вы понимаете.

— Само собой, — кивнул Фаран. — Разумеется. Я пришлю за ответом, как только устроюсь.

Венгар помялся.

— Милорд, — спросил он, — а вы правда чародей?

Фаран взглянул на солдата и криво усмехнулся.

— Правда, — сказал он. Наконец-то можно признаться в этом открыто и перестать притворяться.

Чувствуя странное облегчение, Фаран вышел из дворцовых дверей и в косых лучах послеполуденного солнца зашагал к мосту.

Глава 18

Ханнер заметил в толпе знакомое лицо и после немалых трудов — раздвигать народ пришлось и руками, и магической силой — оказался совсем рядом.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он.

Мави удивленно оглянулась.

— Лорд Ханнер! Не ожидала встретить здесь тебя. Я думала, ты внутри, вместе с другими.

Ханнер поморщился.

— Я мог бы сказать, что в этом повинна ты, — сказал он. — Я не успел прошлой ночью вернуться вовремя после того, как проводил тебя, и подпал под указ правителя. Альрис тоже не впускают.

— Указ относится и к тебе? Ведь там же твой дом!

— Лорд Азрад не делает исключений, — ответил Ханнер. — Однако что мы все обо мне? Как твои дела? Никто из ваших не пострадал?

— У нас все в порядке. Было, конечно, тревожно, и я почти совсем не спала из-за шума и всего остального, но нас не тронули. Я слышала разговоры и решила — пойду сюда, узнаю, что происходит.

— Ну, вряд ли ты узнала много, — заметил Ханнер. Тут кто-то похлопал его по плечу, он обернулся и увидел Рудиру, которая наконец-то пробралась следом за ним сквозь толпу.

— Это кто? — спросила Рудира.

— Ах да. — Ханнер развел руки так широко, как позволяла толпа. — Рудира из Казарм, а это — Мави с Нового рынка. Мави — подруга… подруга моей сестры Нерры.

— Рада знакомству, — произнесла Рудира, хотя по виду ее было не сказать, что она так уж сильно обрадована. — Ханнер, зачем мы здесь? Ничего нового все равно не слышно.

— Тебе оставаться не обязательно, — с легкой обидой сказал ей Ханнер. — Можешь возвращаться домой или, если хочешь, — в дом дяди Фарана.

— Дом дяди Фарана? — переспросила Мави. — Но твой дядя живет во дворце!

— У него есть еще дом на Высокой улице. Там мы с Альрис ждем, когда нас пустят назад.

— А я думала, вы нашли гостиницу.

— Мне нет нужды…

— Все мы в гостинице не поместились бы! — вмешалась Рудира.

— Мы?.. — заинтересовалась Мави.

— Я ночью набрал отряд себе в помощь, — объяснил Ханнер. — Рудира как раз из него. — К ним подходил Отисен. — И Отисен, сын Окко — тоже. Все остальные уже разошлись по домам, а эти двое остались.

— Я могла бы помочь! — сказала Мави. — Надо было прийти ко мне.

— Ты — чародейка? — прежде чем ответил Ханнер, поинтересовалась Рудира. Ханнер знаком велел ей молчать.

— Ну конечно же, нет, — сказала Мави.

— А вот мы — да. — Рудира показала на себя и Отисена. — Лорд Ханнер нашел нас в Волшебном квартале — мы пытались выяснить, что с нами происходит, и велел помогать ему усмирять дурных чародеев.

— Что ты сказала? — Человек из толпы повернулся и уставился на нее.

— Говоришь, ты чародейка?.. — прошипел другой.

— Чародейка? Здесь?!

Ханнер тревожно огляделся и быстро обнял Мави — хоть какая-то защита в случае чего. К ним уже поворачивались, а Рудира, независимо выпрямившись, уперев руки в бока, вызывающе смотрела кругом.

— Мы помогали, — заявила она. — Лорд Ханнер призвал нас именем правителя, ему нужна была помощь, и мы помогли! Мы только что из управы, отвели туда четырех чародеев-дебоширов!

Мави бросила на Ханнера неуверенный взгляд.

— Я все объясню позже, — сказал он. — Теперь же, думаю, нам стоило бы…

Конец фразы потонул во внезапном реве толпы, который вдруг мгновенно затих. Ханнер удивленно повернулся, пытаясь увидеть, что происходит.

Двери дворца растворились, и на мосту показалась фигура, облаченная в зеленый бархатный плащ — великолепный, но, должно быть, донельзя неудобный в летний зной.

Ханнер мгновенно узнал его — и не он один.

— Лорд Фаран, — сказал кто-то.

Выжидательная тишина висела над толпой, пока Фаран шагал через мост. Ряды стражников расступились при его приближении, и он вышел на площадь. Все ждали, что он остановится и заговорит.

Но нет. Он продолжал идти.

Толпа отодвинулась, раздалась, чтобы дать ему пройти, потом, куда медленнее, начала смыкаться за его спиной.

Фаран словно не видел никого. Он шагал вперед, будто площадь была пустой, прямиком через ее середину, не глядя по сторонам, и в конце концов вышел на Центральный проспект, словно направлялся просто-напросто на Южный рынок.

Люди загудели, спрашивая друг друга, что это делает лорд-советник, и Ханнеру, чтобы его услышали, пришлось кричать.

— Идем! — Он потянул Мави за руку. — Кажется, я знаю, куда он идет, и лучше нам встретить его там.

Мави даже не попыталась ответить — она просто пошла за Ханнером.

Рудира и Отисен поспешили следом, и четверка быстро двинулась сквозь гудящую толпу — но не к Центральному проспекту, а к площади Аристократов.

Ханнер был уверен, что Фаран направляется к дому на Высокой улице, а туда можно было дойти и другими, причем более короткими путями, чем через центр города.

Даже торопясь, Ханнер ощущал в своей руке руку Мави — прохладная и мягкая, она сжимала его ладонь осторожно, но не слабо.

Заметил он и то, что Рудира раздвигает толпу, пользуясь магической силой; он хотел было воспротивиться, но решил этого не делать: безмолвный уход Фарана и без того взбудоражил народ, и вряд ли разумно привлекать внимание к тому, что людей распихивают не руками, а чарами.

Кстати…

— Рудира, — окликнул Ханнер. — Ты не хотела бы полететь?

Рудира обернулась, глянула на него и улыбнулась — широкой и довольно зловещей улыбкой.

— Мы полетим все, — сообщила она.

Не успел Ханнер возразить, как земля ушла у него из-под ног. Толпа вокруг проваливалась вниз; дома вокруг площади ухнули куда-то и сделались маленькими. Пальцы Ханнера сжались — и пальцы Мави тоже. Ханнер оглянулся — огромными от страха глазами Мави смотрела вниз, но молчала.

— Все в порядке! — прокричал Ханнер. — Не бойся!

Она перевела взгляд на него — и взгляд этот говорил, что он, должно быть, свихнулся, если советует ей такое.

— Но мы летим, — сказала она.

— Я знаю, — отозвался он. — Это совершенно безопасно.

Его слова не очень-то успокоили Мави.

— Ты раньше летал? — спросила он.

— Я — нет, — признался Ханнер, — но Рудира летала.

И по выражению ее лица понял, что в данном случае правду говорить не стоило.

Под ними злобно вопила толпа.

— Куда? — крикнула ему Рудира.

Вздрогнув, он отвел взгляд от лица Мави и огляделся. Вся их четверка — Рудира, Отисен и он с Мави — висела на высоте пятидесяти-шестидесяти футов, много выше коньков крыш. Под ними, на площади, народ бурлил, орал и тыкал пальцами в висящую над головами группку; кое-кто даже пытался швырять в них чем попало; по счастью, бросить что-либо на такую высоту никому было не под силу.

К северу возвышалась золотистая громада дворца и темнели воды Большого канала, а в других направлениях простерлись ярко освещенные городские крыши; красная черепица мерцала и слепила глаза под летним солнцем, лишь изредка ее перемежали темные провалы меж зданий. Старый город на северо-востоке лежал пестрым лоскутным одеялом красной черепицы, золотистой соломы и черного шифера.

На земле Ханнер мог бы привести к перекрестку Высокой и Коронной улиц полудюжиной разных дорог — отсюда же, сверху, он не узнавал ни одной из них. Одна черепичная крыша ничем не отличалась от другой.

Можно попробовать все рассчитать логически, сказал себе Ханнер. Если дворец там, значит, нам нужно в противоположную сторону, в Новый город, то есть вверх по склону холма мимо Короткой улочки, а потом миновать Вторую и Нижнюю…

Но, попытавшись угадать улицы под крышами, между садов и дворов, Ханнер запутался снова — и ему не оставалось ничего, как только махнуть рукой на юг, добавив не очень вразумительное:

— Примерно туда.

И тут же они понеслись прочь, точно привязанные к Рудире незримыми нитями.

На лету Ханнер сумел-таки рассмотреть детали, которых ему не хватало. Вон он — особняк лорда Андурона с его вычурными башенками и коваными ажурными шпилями на углу Набережной и Второй улицы.

— Бери правее! — крикнул он.

Рудира кивнула, и они ринулись наискось через квартал над садами и двориками. Ханнер увидел внизу знакомый фасад: Центральный проспект.

— Еще правее!..

Вот теперь — верно: они летели прямиком к дому лорда Фарана. Мгновением позже они начали плавно снижаться на мостовую Высокой улицы.

— Погоди, — сказал Ханнер. Он оглядел улицу: на ней были люди, и не просто спокойно идущие по своим делам, а бегущие куда-то сломя голову. Ханнеру даже послышались крики.

— Что делать? — спросила Рудира.

— Набираем высоту. Приземлимся в саду и войдем оттуда, там нас никто не увидит.

— Хорошая мысль, — согласился Отисен.

Рудира кивнула, и четверка вновь устремилась ввысь — перелетела через крышу и опустилась в саду.

Когда они приземлились, Мави споткнулась: она согнула ноги и не успела выпрямить их. Ханнер подхватил ее и тут же выпустил.

— Прости, — сказал он.

— Спасибо, — отозвалась она.

— Что теперь? — спросил Отисен.

Ханнер обвел взглядом аккуратные живые изгороди и клумбы. По воздуху они двигались гораздо быстрее, чем по земле, пересекали кварталы и крыши, вместо того чтобы следовать улицам, так что, несомненно, добрались сюда быстрее, чем дядя Фаран, но он мог появиться с минуты на минуту.

— Идем в дом, разумеется, — проговорил Ханнер. Он подошел к одной из садовых дверей и решительно постучал, очень надеясь, что его услышат.

Открыл им Берн. Он пытался что-то сказать, но Ханнер не был настроен выслушивать приветственные речи и поторопился пройти мимо него в анфиладу, что вела в переднюю часть дома. Спутники поспешали за ним.

— Дядя Фаран направляется сюда, — на ходу сообщил Ханнер Берну.

Его услышала Альрис, растянувшаяся на диване в гостиной.

— Правда? — поразилась она. — Он разве не во дворце?

Стоя в дверях холла, Ханнер развел руками.

— Он будет здесь с минуты на минуту.

— А Нерра с ним? — поинтересовалась Альрис, вставая.

— Нет, — сказал Ханнер. — Он один.

— И без стражников, чтобы охранять пленников? — донесся из гостиной голос Зарека: он сидел неподалеку от Альрис. — Он разве знает, что с ними сделали?

— Он один, — повторил Ханнер. — Больше я ничего не знаю. Не знаю, ни почему он оставил дворец, ни почему идет сюда, ни почему один.

Берн подоспел к концу речи Ханнера.

— Милорд, — сказал он, — думаю, прежде чем твой дядюшка прибудет, вам стоит узнать, что гостей у нас прибавилось.

Ханнер удивленно повернулся к нему.

— Они наверху, отдыхают, — сказала Альрис. — Двое из тех, кого ты привел сюда ночью, — утром они ушли домой. Теперь они вернулись. Соседи ополчились на них и швыряли грязью.

— Что?! Почему?..

— Да потому, само собой, что они чародеи. Наступило неловкое молчание. Семеро — Ханнер, Мави, Рудира, Отисен, Альрис, Зарек и Берн — стояли, переглядываясь, в гостиной и холле, пытаясь понять, что происходит и что теперь делать.

А потом отворилась парадная дверь и вошел лорд Фаран.

— Милорд, — с поклоном обратился к нему Берн, — позволь взять…

Слово "плащ" еще не слетело с его губ, а Фаран уже швырнул ему одеяние. Берн подхватил его и принялся встряхивать и чистить. Фаран оглядел присутствующих. Ханнер, знавший его долгие годы, видел, что дядя старается взять себя в руки; остальные, он подозревал, увидели лишь человека, наконец-то получившего возможность отдохнуть после утомительной пешей прогулки по летнему солнцепеку.

— Ханнер, мальчик мой, — произнес Фаран. — Рад видеть тебя здесь. Не представишь ли меня своим друзьям?

— Разумеется, милорд мой дядя. — Ханнер поклонился. Этикет, которого он избегал всегда, когда мог, правилам которого он почти никогда не следовал, находясь в кругу семьи или среди людей незнакомых, сейчас оказался необходимым и естественным.

— Лорд-советник Фаран, могу я представить вам Рудиру из Казарм?

У Рудиры хватило ума присесть в реверансе.

— Полагаю, вы уже встречались с Мави с Нового рынка — я сегодня встретил ее на площади и пригласил присоединиться к нам. Этот юноша — Отисен, сын Окко, а это Зарек, известный как Бездомный.

Ни один из мужчин не поклонился достаточно низко, хотя Зарек и сделал запоздалую и не очень решительную попытку. Отисен просто глазел, разинув рот.

— Я понимаю так, что вы хозяин этого дома, — сказала Рудира. — Благодарим за гостеприимство, милорд. — И она тепло улыбнулась — чуть-чуть слишком тепло, подумал Ханнер.

Фаран тоже улыбнулся в ответ — улыбкой, которую Ханнер видел сотни раз и отлично знал, к чему она ведет. Он кашлянул.

— Огромная радость принимать таких гостей, как вы, — проговорил Фаран. Он огляделся. — А где же другие? Насколько я знаю, племянник привел сюда прошлой ночью больше дюжины гостей.

Ханнер помедлил.

— Другие ушли, милорд, — сказал он. — Четыре преступника, которых отказался принять лорд Азрад, были переданы магистрату управы Старого Торгового квартала, а остальные, когда волнения пошли на убыль, вернулись домой. Правда, двое из них потом снова пришли сюда.

Фаран поднял бровь.

— Волнения, мой мальчик, еще только начинаются.

— Потому-то они и пришли снова, — сказал Ханнер.

Фаран кивнул.

— А скажи мне, все ли мои гости владеют той новой силой, что проснулась в прошлую ночь, этим так называемым чародейством?

Ханнер сглотнул и переглянулся с остальными.

— Я владею, — гордо заявила Рудира, разводя руки и на несколько дюймов взлетая над полом. К удивлению Ханнера, улыбка Фарана стала шире.

— Я не настолько силен, как Рудира, но и я чародей, — сказал Отисен.

— И я, — признался Зарек.

Фаран поглядел на Мави, но она только пожала плечами.

— Я — нет, — сказала она. — Я просто разговаривала на площади с Ханнером, мы увидели, как ты вышел из дворца, и… и меня принесли сюда.

— Те двое, что наверху, тоже чародеи, — вставил Ханнер.

— Вот как, — протянул Фаран. — Тогда, считая этих безымянных неизвестных наверху, нас здесь шестеро.

— Нас? — пораженно переспросил Ханнер.

Улыбка Фарана потухла.

— Нас, — подтвердил он. — Я тоже чародей. Потому-то лорд Азрад, этот никчемный старый дурень, и выкинул меня за дверь.

У Ханнера отвисла челюсть; глаза Альрис от изумления широко раскрылись.

Осознание, что их дядюшка — чародей, было, конечно, сильнейшим потрясением, но отнюдь не единственным. Вторым оказалось то, что Фаран назвал Азрада дураком перед всеми этими совершенно незнакомыми людьми. Оба они слышали, как дядюшка бранил правителя — и, кстати, нередко, — но делал он это всегда только в кругу семьи. Ханнеру с детства внушали, что, как лорд по праву рождения, он не должен никогда говорить о лорде Азраде дурно прилюдно. Что бы ни думала, о чем бы ни говорила между собой знать, внешне они всегда должны были быть заодно, дабы не подрывать устоев и не обманывать доверия народа.

А мысль, что Азрад изгнал дядю Фарана из дворца, вообще была выше понимания Ханнера. Всегда, сколько он себя помнил. Азрад опирался на Фарана, доверял ему все решения, все действия, нужные для процветания города. В то, что непонятные новые чары в один миг убили это доверие, было невозможно поверить.

— Он прогнал тебя из дворца? — выдохнула Альрис.

— Он сделал много больше, милая племянница, — сказал Фаран. — Похоже, лорд Азрад-Сидень, в своей невыразимой тупости, приговорил четверых из нас и всех, кем овладела эта новая сила, к смерти.

Глава 19

— К смерти? За что? — спросила Рудира.

— Просто за то, что мы одним своим существованием угрожаем покою и миру Гегемонии Трех Этшаров, — объяснил Фаран. — Или за похищение и убийство нескольких сотен человек — правителю в общем-то наплевать за что.

— Но мы не… ладно, я никого не трогала!

Зарек покашлял.

— Рудира, ты вчера ночью убила человека.

Рудира сердито обернулась, Зарека швырнуло назад, и он вцепился в косяк.

— Я просто защищалась! — выкрикнула она.

— Но он ведь умер, — заметил Отисен.

Рудира развернулась к нему — Отисен врезался в стену, чудом не задев головой бронзовый завиток.

— Рудира, — негромко проговорил Ханнер. — Не убей и его.

Рудира начала было поворачиваться к Ханнеру, и он загодя приготовился к удару, но она вдруг замерла. Поднятые руки упали.

— Ты прав, — сказала она. — Мне хочется размазать по стенам этих дворцовых идиотов, а вовсе не вас.

— Только одного идиота. — Фаран одобрительно взглянул на нее. — За всем этим стоит один только лорд Азрад, и никто больше.

Рудира встретилась с ним взглядом.

— Он на самом деле такой ленивый и толстый, как говорят? — поинтересовалась она.

Фаран хитро улыбнулся.

— Не знаю, кто и что вам сказал, — отвечал он, — а потому не могу ответить вам точно, но лорд Азрад Шестой действительно весит вдвое больше, чем обычный человек такого же роста, а напрягаться старается как можно меньше.

— Вот доберусь я до него — уж он у меня напряжется, — прошипела Рудира.

— Надеюсь полюбоваться сим зрелищем. — Показное спокойствие исчезло с лица Фарана.

— Лорд Фаран! — выдохнула Мави. — Он же правитель! Триумвир!

— Он идиот, — сказал Фаран. — Да, его прапрапрапрадедушка был величайшим политиком, военным гением, основателем нашего города — но со временем кровь разжижается, и, думается мне, пришла пора кое-что предпринять. Ты знаешь, кто на самом деле правил этим городом последние десять лет, Ханнер. — Видно было, что лорд Фаран закипает опять.

— Ты, — признал Ханнер. — Но все же…

— Вот именно — я! — гневно оборвал Ханнера Фаран. — И что же я заслужил? Смертный приговор — и потому лишь, что где-то какой-то сумасшедший маг безответственно выпустил на волю неизвестную силу!

— Вряд ли это был маг…

— Не важно! Откуда бы она ни взялась! — Фаран вскинул руки, даже не пытаясь больше быть сдержанным. — А хочешь узнать кое-что еще более забавное, мальчик мой? Наш обожаемый лорд Азрад вовсе не намерен нести на себе бремя ответственности за собственные деяния. Он собирается принудить Гильдию магов объявить чародейство вне закона, а когда народ одумается и поймет, насколько это все несправедливо, — свалить всю вину на них.

Ханнер поморгал, вдумываясь в новую информацию, и сказал:

— На самом-то деле не так уж и глупо. Он по-своему даже умен…

— Он безумен! — взорвался Фаран. — Дать Гильдии еще большую власть?!

— Но… — Ханнер собрался возразить, что обвинение в бойне только ослабит Гильдию, однако Фаран не слушал его.

— Я не собираюсь допускать этого, — заявил он. — Я не позволю Азраду, его стражникам, его магам убить меня — как и вас, Рудира, или Отисена, или Зарека, как и любого другого, кто невольно получил дар чародейства. — Он ожег взглядом Альрис, Ханнера и Мави. — Вам троим беспокоиться не о чем — богами клянусь, Ханнер, этот жирный старик вполне может сделать тебя моим преемником! Но мы, — он указал на троих чародеев, — мы будем бороться за жизнь!

— Я знаю, — сказал Ханнер, — но что вы сможете…

— Я могла бы унести всех отсюда, — предложила Рудира. — На север, может быть, в… в… в Алдагмор. — Казалось, слова эти озадачили ее саму.

Ханнеру почему-то не понравилось это предложение. Да и Фаран реагировал странно: прежде чем ответить, он резко вскинул голову.

— Нет, — проговорил он. — Своего дома я без боя не сдам.

— Но, дядя, — вмешалась Альрис. — Что ты можешь сделать? Не станешь же драться против всей городской стражи и Гильдии магов!

Рудира содрогнулась.

— Никто не может биться с Гильдией магов, — прошептала она.

— А почему? — спросил Фаран. — Они всего лишь смертные — большинство из них по крайней мере. У нас ведь тоже есть сила! И может быть, мы сумеем убедить других магов принять нашу сторону — волшебников, чародеев, ведьм…

— С чего бы это они стали помогать? — бросил Ханнер.

— С того, что им тоже до смерти надоела манера Гильдии совать во все нос и всем командовать. Отстранить от власти всех, кроме себя, запретить изучать более одного вида магии…

— Им все равно, дядя, — сказал Ханнер. — То, что и как происходит, вполне всех устраивает. По крайней мере устраивало — до прошлой ночи.

— Не верю, — уперся Фаран.

— Но это так, — настаивал Ханнер. — Ты много лет заставлял меня день за днем беседовать с ними — так вот, им на самом деле наплевать на Гильдию магов.

— Может, если рассказать им, что ожидает нас, таких же магов, как они… — с сомнением предложила Рудира.

— Верно! — Палец Фарана указал на нее. — Именно так! Рудира, ты понимаешь ситуацию куда лучше моего племянника, а ведь он вырос при дворе. — Он улыбнулся Рудире, потом выжидательно глянул на Ханнера.

Ханнер знал этот взгляд. Дядя Фаран ожидал, что он сейчас сдастся, признает, что Фаран, разумеется, прав, и все начнут делать то, что он им скажет, — вот только сдаться Ханнер еще был не готов. Он размышлял.

Выжидательный взгляд Фарана начал уже сменяться хмурым, когда Ханнер наконец заговорил:

— Дядя… Ты сказал, правитель намерен обвинить Гильдию в истреблении чародеев?

— Да. Именно это…

— Но пока он ничего не сделал?

Фаран изумленно заморгал, и Ханнер сообразил, что впервые в жизни перебил дядюшку.

— Нет, — ответил Фаран. — Еще не успел. Он просил магистров Гильдии снестись с ним, как только они смогут, и рассчитывает на встречу не позднее, чем завтра. Так что пара-тройка часов у нас есть…

— Дядя, — снова перебил Ханнер. Глаза Фарана были уже совершенно круглыми. — Почему ты так уверен, что Гильдия объединится с правителем? В конце концов чародеи — такие же маги, как и они.

Рот Фарана приоткрылся — и закрылся вновь.

— Надо поговорить с ними, — заявил Отисен. — Возможно, они на нашей стороне!

— Возможно, и среди них есть чародеи, — предположил Ханнер. — Ведь нет причин, почему бы им не быть и среди магов.

— Кто знает? — спросил Фаран. — Может, магов чары не затронули.

— Но даже если и так, они могут нам сочувствовать, — сказал Ханнер. — Ты ведь не просил делать тебя чародеем.

— Они не допускают, чтобы среди правителей были маги, — напомнил Фаран.

— Большинство чародеев не имеют власти, — возразил Ханнер. — Вы — да, а Рудира, Зарек и Отисен — нет, они простые люди. У них столько же прав стать магами, как у любого подмастерья.

Ханнер, давно знакомый с дядюшкой, видел, как борется Фаран с желанием сказать, что ему-то это ничем не поможет, что он хочет сохранить и пост, и вновь обретенную силу. Фаран никогда не признался бы в личных мотивах, но присутствовали они всегда.

— Тебе, наверное, придется отказаться от титула, — добавил Ханнер.

— Да, полагаю, придется, — медленно проговорил Фаран. — Но это все же лучше, чем казнь.

Ханнер вовсе не был уверен, что дядя Фаран на самом деле так думает.

— Ты должен поговорить с ними, лорд Фаран, — сказал Отисен. — Может, они сделают исключение.

— Они никогда… — хором начали Фаран, Ханнер и Альрис, потом переглянулись, и Ханнер закончил: — Не делают исключений.

— Но я с ними поговорю, — добавил Фаран. — Вы совершенно правы — мы не знаем, какую позицию займет Гильдия магов в этом деле.

— Мы не знаем, долго ли сохранится новая магическая сила, — сказал Ханнер. — Возможно, если упирать на то, что она — вещь временная, они будут более терпимы. Маги прозорливы, и даже если те, кто обрел дар чародейства сейчас, останутся чародеями до конца жизни, это не то же самое, как если бы все взяли себе подмастерий и принялись обучать чародейству.

— Но ведь такое может случиться снова, — возразила Рудира. — То, что случилось вчера ночью, хочу я сказать. Насколько мы знаем, оно и может вполне случиться — сегодня или завтра.

— А про это не нужно им говорить, — заявила Альрис.

— Вы хотите, чтобы я отправился побеседовать с магистром Итинией? — спросил Ханнер.

— В этом нет нужды, — отозвался Фаран.

— Но… — начала Рудира.

Движением руки Фаран заставил ее замолчать.

— Я поговорю с Итинией сам, — сказал он.

— Подать вам плащ, милорд? — спросил Берн.

Фаран улыбнулся:

— Нет, Берн. Я не собираюсь выходить.

— Но… — начала было Мави. Ханнер шикнул на нее.

— То, что нужно, расположено на двух верхних этажах, дядя? — поинтересовался он.

Фаран быстро взглянул на него.

— А ты проницателен, мальчик. Если только не сунул туда нос…

— Я не был наверху, — сказал Ханнер. — Но что еще вы можете прятать за семью замками? Вы занимались там магией.

— Именно. — Фаран усмехнулся. — А если теперь я все равно — хоть и не по своей вине — изгой, и должен либо отказаться от титула, либо положить конец запрету Гильдии на занятие знати магией, нет смысла скрывать это и дальше. Если я воспользуюсь чарами для беседы с магистром, она поймет, что мы действительно такие же, как они все, а не простой сброд.

Ханнер не был уверен, что дядюшка в гневе продумал все до конца. То, что Фаран не только чародей, а еще и давно занимается запретной магией, делало его куда более опасным, чем правитель мог себе представить.

— Ничего не понимаю, — жалобно протянула Мави. — О чем вы все говорите?

— Объясняй ты, Ханнер. — Фаран уже шел к лестнице. — Мне пора заняться делом.

Ханнер вздохнул и пустился в объяснения.

— Мой дядя долгие годы интересовался магией, — начал он, — да и я, коли на то пошло, тоже — и, когда он был слишком занят делами города, я вместо него ведал всем, что связано с магами. Его очень раздражает, что Гильдия магов запретила всем, кто стоит у власти, будь то триумвир, монарх или наследственный сановник, учиться магии либо использовать ее в личных целях. Запреты порой выглядят капризами: к примеру, мы можем использовать чары в городских судах, чтобы распознать правду, но не можем — для наказания. Магистрат не может приговорить, скажем, убийцу к превращению в камень, а вора — к обращению в кота, каким бы справедливым подобный приговор ни казался. А наследный лорд может украсить свой особняк говорящей статуей или запереть шкатулку руной, потому что это улучшает то, чем он и без того владеет, но не может нанять волшебника, чтобы исцелить его от угрей, потому что это на пользу ему лично. Дядя Фаран вправе нанять провидца, чтобы выследить предателя, потому что это выгодно городу, но не для того, чтобы проследить за другими Азрадовыми советниками, потому что это послужит к его собственной политической выгоде. Правила очень сложны и иногда противоречат друг другу; каждый случай Гильдия рассматривает особо, и бывает, похоже, что все зависит от того, насколько неприятен оказался для магов проситель, а не от того, насколько законна его просьба.

— Кое-что из этого я знала, — сказала Мави. — Не все, конечно, я ведь не леди и не маг, но я знаю, что правитель не может приказать магам выполнять его прихоти.

— Да он ничего не может им приказать! Он должен платить им, как и любой другой, а они всегда могут отказаться от работы, даже если она не запрещена Гильдией.

— О!..

— Расскажи ей о смешении магии, — подсказала Альрис.

— Да, это тоже раздражает дядюшку. Гильдия настаивает, чтобы каждый ее член изучал только какой-то один вид магии. Ведьмам нельзя учиться волшебству, колдунам — умениям жреца и так далее. Гильдии не всегда удается проследить за тем, чтобы это исполнялось: я видел ведьм и волшебников, потихоньку практикующих чародейство, а демонологи и жрецы нередко прибегают к заклинаниям. Чаще всего, однако, этому правилу следуют — волшебники не вызывают демонов, а ведьмы не превращают людей в тритонов. — Ханнер вздохнул. — Порой я думаю, что они не позволяют знати быть кем-то еще просто потому, что считают политическую власть своего рода магией и не хотят допустить смешения ее видов.

— Никогда не думала, что учиться двум видам магии зараз запрещено правилами, — сказала Мави. — Я всегда считала, это просто слишком трудно.

— И это тоже, — согласился Ханнер. — Дядя Фаран не верит, но я говорил с несколькими дюжинами магов, так вот: большинство их слишком занято повышением собственного мастерства, чтобы еще учиться чужому. Поэтому Гильдия никогда особо и не следила за соблюдением данного правила: в этом просто нет нужды.

— Ну, ладно, — сказала Мави. — А какое все это имеет отношение к уходу лорда Фарана наверх?

Ханнер вздохнул.

— В этом доме четыре этажа. На двух первых Фаран развлекается с дамами, когда по каким-либо причинам не хочет вести их во дворец. Да и вообще развлекается и занимается чем угодно… может, встречается с тайной сектой ассасинов или еще что… не знаю. Берн присматривает за двумя нижними этажами, когда дядя Фаран в отлучке.

Берн, услыхав свое имя, быстро поклонился.

— Но два верхних этажа, — продолжал Ханнер, — всегда заперты. Берну туда хода нет. Женщинам Фарана — тоже. Никому, кроме самого дяди Фарана. Так что может быть у него такого, что он захотел бы держать в тайне? Он — лорд Фаран, главный советник правителя Этшара Пряностей, он волен заниматься чем угодно…

— …кроме магии, — договорила Мави.

— Верно. Потому-то он и собрал разные потребные магам штучки, спрятал их наверху, а теперь собирается с помощью какой-то из них связаться с Гильдией и поговорить с ними про чародеев.

— Он говорил про какую-то Итинию.

— Это наш местный магистр. По крайней мере тот, о ком мы знаем.

— А кто такой магистр? — спросила Рудира. Ханнер начал уже уставать от объяснения того, что в его окружении знали с детства, но все же продолжил. В конце концов пусть даже кое-кто из этих людей и стал сейчас своего рода магом, но их никогда ничему не учили, значит, не будучи ни аристократами, ни магами по профессии, они и не могли всего знать.

— Все маги — члены Гильдии, — ответил он. — Если ты практикуешь магию, не вступив в Гильдию, тебя убьют, если нарушишь их правила — тоже. Правители Древнего Этшара даровали им право поступать так сотни, если не тысячи лет назад, и ныне никто не оспаривает этого. Большинство их — просто члены своего цеха, как большинство людей — просто граждане Этшара. Несколько магов становятся магистрами — мы не знаем, ни кто избирает их, ни как проходят выборы, и тот, кто откроет нам это, подпишет себе смертный приговор. У магистров в руках власть — насколько большая, нам неизвестно, возможно, именно они и заправляют всем, но ходят слухи, что есть еще кто-то выше их. Мы даже не знаем, равны ли все магистры между собой, не знаем, сколько их в городе, не знаем, кто они, — все это держится в секрете. Но имена нескольких нам известны, так что, если приходит нужда, мы можем обратиться за советом в Гильдию, а не начинать с низов. В Этшаре Пряностей выше других магистров стоит Итиния. (На самом деле мы можем только предполагать, что она стоит выше двух других.) Она живет в особняке на Нижней улице, близ Арены.

— Меньше чем в полумиле отсюда, — заметила Рудира.

— Знаю, — кивнул Ханнер. — Намного меньше. Именно поэтому я и предлагал отнести послание.

— Дядя Фаран предпочитает сделать все сам, — сказала Альрис. — Он обожает покрасоваться.

— Мне все это кажется опасным, — поежилась Мави. — Если там у него собраны магические предметы, и он отправит послание с их помощью, не будет ли это значить, что он нарушает их правила?

— Вот именно. — Ханнер глянул на лестницу, и ему стало не по себе. Дядюшка поднялся наверх уже давно. — Надеюсь, он знает, что делает.

Вполне вероятно, подумалось Ханнеру, что дядя этого не знает. Когда правитель вышвырнул лорда Фарана из дворца, тот наверняка так взбеленился, что вряд ли теперь способен ясно соображать. И сейчас собирается не строить планы на будущее, а доказывать всем свою силу.

Или же он просто устал хранить столько тайн.

Или — что тоже возможно — он все-таки знает, что делает. В конце концов в подобных делах он куда опытнее Ханнера.

— Очень надеюсь, — повторил Ханнер.

Глава 20

Итиния с Островов была зла на весь свет. Она не выспалась — ей пришлось подняться раньше обычного из-за посланцев разных перепуганных лордов, магистратов и магов, а потом целый день говорить с людьми, которые думали, будто она знает больше, чем она знала на самом деле, а это всегда очень ее утомляло.

К тому же ей не нравилось, как изменилась привычная этшарская жизнь. То, что случилось прошлой ночью, нарушило очень многое, а такого Итиния терпеть не могла.

И наконец, вместо того чтобы заниматься магией, она весь день занималась людьми. Она даже ни разу не произнесла заклинания, о котором стоило бы говорить. Да, она использовала несколько мелких трюков и уже существующих артефактов, но все заклинания были не выше третьего уровня. Как же она ненавидела все это! Она стала магом, потому что любила магию и была одарена. Это также сделало ее магистром, и она жалела только о том, что ее долг как главного магистра крупнейшего города в мире слишком часто отрывал ее от работы в магической мастерской, где она оживляла предметы, беседовала с плененными духами или шлифовала те чудесные способности, развитию которых посвятила всю жизнь.

Сейчас Итиния думала, что нужно было поискать какое-нибудь искривляющее время заклятие, чтобы выкроить все-таки несколько часов на сон; однако раньше она этого не сделала, а теперь было сомнительно, окажется ли у нее такая возможность.

А потому она прибыла домой в достаточно мрачном настроении, и оно не улучшилось, когда Итиния услышала громкое, неестественное жужжание, что неслось из сада за домом.

Донельзя неприятное жужжание. Резкий, монотонный, сверлящий звук мгновенно довел Итинию до бешенства. Она сунула руку в мешочек у пояса, вытащила флакон и, зажав в пальцах щепоть серы, отворила дверь в сад, готовая метнуть в зудящую докуку Триндолову Вспышку и огнем заставить ее молчать.

Итиния вышла в сад и почти сразу увидела источник звука: блестящее черное нечто лежало на садовой стене, темно посверкивая в теплом свете закатного солнца. Предмет формой и размером походил на женскую сандалию, но с обеих сторон имел крылышки. Двое из ее волшебных стражей — каменные изваяния, которые Итиния оживила много лет назад, — скорчились у подножия стены, не сводя с предмета глаз.

Облик загадочно гудящего предмета был ей незнаком, но некоторые особенности отделки выдавали в нем талисман колдуна.

Итинию подмывало все-таки испепелить предмет, но Триндолова Вспышка не всегда действует на талисманы; к тому же нельзя было исключить и ответного действия. Она высыпала серу и отерла пальцы полой мантии, а потом осторожно приблизилась к жужжащему предмету.

Ткнуть в него атамэ, ритуальным кинжалом мага, который Итиния всегда носила на поясе? Может и помочь: колдовство и волшебство не особо любят друг друга, а атамэ — практически чистое волшебство, он может уничтожать любые творения колдунов без особого вреда для себя.

Однако поступи Итиния так — и ей никогда не узнать, кто и почему послал талисман, а весть может быть важной. Кому-то из колдунов может быть известно что-то о приключившейся вчера таинственной и вредоносной вспышке магии. Итиния не могла позволить себе отринуть эти знания.

Да и вряд ли эта штука действительно опасна. Ни один колдун не рискнет тронуть ее; напасть на магистра — значит расстаться с жизнью. Даже если нападение закончится удачей — что невозможно при постоянно защищающих ее заклятиях, — Гильдия магов ответит на удар быстро и смертоносно.

Итиния остановилась в нескольких ярдах от стены. Каменные стражи обернулись, бросили на нее взгляд и снова уставились на талисман.

— Долго эта штука тут шумит? — спросила Итиния у ближайшей из горгулий, что устроились на каждом выступе и в каждой нише ее дома.

Горгулья со скрежетом повернула голову и взглянула на нее.

— Около часа, хозяйка, — пророкотал раскатистый голос. Разобрать слова было трудно, но Итиния привыкла к своеобразной речи своих созданий.

Вот соседям-то радость, подумала она. Впрочем, вряд ли они посмеют жаловаться: живешь рядом с магом — будь готов к неприятностям, но и добрососедских чувств им это не прибавит.

— И все время вот так жужжит?

— Нет, хозяйка. Оно свалилось с неба и полетело к дому, и Старый Валун его прогнал, как ты нам велела, если лезут в сад. Оно не послушалось, тогда Валун и Искра спустились и пуганули его. Оно отступило и устроилось там, где сидит сейчас, и начало тебя звать. Когда ты не откликнулась, оно перестало звать и начало жужжать.

Старый Валун и Искра были теми изваяниями, которые следили за предметом и сейчас. Итиния взглянула на нишу Старого Валуна на юго-восточном углу дома.

— Видели вы, откуда оно явилось?

Нет, хозяйка. Оно прилетело от солнца, когда мы медитировали.

— Спали вы, а не медитировали, — сказала Итиния. — Сколько можно повторять: не пытайтесь меня морочить. Камни должны спать — и скрывать это незачем.

— Да, хозяйка, — смутилась горгулья.

— Оно называло мое имя? А что-нибудь еще сказало?

— Сказало, что ему нужно поговорить с тобой.

Итиния вздохнула. Еще один.

— Сейчас разберемся, — проговорила она и, приподняв подол мантии, чтобы он не запылился на давно нехоженых плитах, пошла по дорожке к стене.

Искра и Старый Валун расступились, пропуская ее, и Итиния задержалась, чтобы похлопать Валуна по гладкой гранитной макушке меж точеных изогнутых рогов.

— Молодец, — ласково сказала она. — И ты тоже, Искра. Хорошо поработали. А теперь возвращайтесь к себе.

Пасть Искры была настолько забита клыками и языком, что и говорить она не могла; но Валун прорычал:

— Благодарим, хозяйка. — После чего обе статуи вepнyлись на свои места.

Когда они убрались, Итиния резко сказала:

— Ну ладно, я здесь. Прекрати жужжать и говори, что тебе надо.

Жужжание не смолкло.

— Прекрати! — рявкнула Итиния; ладонь ее легла на рукоять атамэ.

Жужжание оборвалось.

— Магистр?.. — послышался голос из черного предмета.

— Да, — сердито подтвердила Итиния. Голос звучал знакомо — без сомнения, этшарец, судя по интонациям — богатый и знатный. Узнать его она не смогла, а настроения быть вежливой не имела. — Кто ты?

— Прошу прощения, магистр, — произнес голос. — Я — лорд Фаран, бывший главный советник лорда Азрада.

Итиния закрыла глаза.

— Кровь и смерть!.. — вырвалось у нее.

Она уже получила послание лорда Азрада: правитель желал как можно скорее посоветоваться с Гильдией по срочному делу, что означало требование к Гильдии предпринять что-нибудь по поводу чародеев. Итиния отложила встречу до завтра — имея дело с Азрадом-Сиднем, всегда было полезно немного потянуть время, чтобы его природная лень взяла свое. Остыв, Азрад становился куда менее требовательным, что бы ни взволновало его. Встреча ранним утром еще больше смягчала его, а потому Итиния намеревалась прибыть во дворец не позднее, чем через час после восхода. Завтра… или послезавтра.

Кроме всего прочего, за это время она успеет обо всем разузнать и подумать, что и как сделать.

Однако послание лорда Фарана осложняло ситуацию. "Бывший главный советник" означало, что среди правителей города серьезный раскол, и Итиния заподозрила, что Гильдия магов, хочет она того или нет, окажется втянутой в эти дрязги.

Одной из причин, почему гильдейские правила запрещали магам участвовать в правлении, а правителям — развлекаться магией, было как раз то, что Гильдия не желала оказываться втянутой в подобные склоки. Правда, на сей раз участники склоки явно пожелали ее втянуть.

По-видимому, дело как-то связано с чародеями.

И случилось еще кое-что: лорд Фаран обратился к ней при помощи магии. Он отлично знал, что Гильдия никогда не одобрит подобного использования чар любым из сановников; значит, он сделал это с особой целью.

С какой целью, хотелось бы знать? Итинии приходилось уже иметь дело с лордом Фараном; она не понимала его изворотливого ума, да и не хотела понимать. Он оказался совершенно не способен воспринимать самый ясный ответ Гильдии и при любых обстоятельствах начинал искать скрытый смысл. Это раздражало Итинию, поскольку она всегда старалась говорить с правителями Гегемонии прямо и открыто. Она предпочла бы никогда больше ничего не обсуждать с Фараном.

Однако ей, судя по всему, все-таки придется снова иметь с ним дело. Если даже он больше не правая рука правителя — он, похоже, сохранил немалую власть и, очевидно, умеет пользоваться колдовством.

И еще: похоже, он решил ткнуть в это Гильдию носом. Если бы речь шла о ком угодно другом, Итиния сочла бы это просто-напросто дурацкой выходкой; когда же дело касается лорда Фарана, нельзя быть уверенной абсолютно ни в чем.

— Слушаю, милорд, — обратилась Итиния к маленькому черному талисману, стараясь, чтобы голос ее прозвучал как можно ровнее. — Чем могу служить?

— Уверен, ты знаешь о событиях прошлой ночи и вспышке того, что является совершенно новым видом магии.

— Знаю. — Она проглотила естественное "разумеется".

— Думаю, лорд Азрад захочет получить совет представителей Гильдии магов, дабы решить, что делать. Мне известно, что он уже вас призвал, и встреча, если еще не состоялась, состоится в ближайшие дни.

— Скорее всего да. Время еще не согласовано.

— Само собой, — сказал талисман. — Но, когда бы ни произошла встреча, думаю, вам было бы небезынтересно узнать о планах правителя, высказанных более откровенно, чем он рискнет сказать вам при встрече сам. Кроме того, мне также хотелось бы встретиться с руководством Гильдии — как представителю противоположной стороны.

— И что же это за сторона?

— Чародеи.

С минуту Итиния смотрела на талисман, потом прикрыла глаза, положила ладони на лоб и принялась пальцами массировать виски.

Этого ей только и не хватало. Чародеи объединились и обрели вождя, возможно, лучшего и самого опытного политика города.

— Магистр? — окликнул голос из талисмана.

— Я здесь. — Она открыла глаза, но рук со лба не убрала. — Я просто задумалась. — Она вздохнула. — Хорошо, милорд, ты желаешь видеть меня или просто поговорим через этот запретный аппарат, что ты запустил в мой сад?

— Магистр, я более не вхожу в правительство Азрада. Не думаю, что теперь колдовство запретно для меня.

— Прекрасно, — проговорила Итиния. — Обсудим и это — в свое время. Так мы встретимся?

— В этом нет необходимости, но как пожелаешь. Возможно, так будет удобнее.

— Возможно. Однако пока что давай поговорим так.

— Воля твоя.

— Так скажи, каковы намерения правителя.

— Он намерен, магистр, объявить чародейство вне закона и приказать истребить всех чародеев, виновных и невинных равно, в пределах городских стен, ибо они угрожают порядку и покою города. Далее он намерен возложить всю ответственность за данное решение и за его осуществление на Гильдию магов, присвоившую себе власть во всем, что касается магии. Должен ли я говорить, как станут относиться к Гильдии горожане, когда паника схлынет и станет известно, кто приказал уничтожить сотни невинных?

Итиния снова закрыла глаза.

— Нет! — прошептала она. И добавила громче: — Могу представить.

— Вчера ночью, магистр, как вы, должно быть, слышали, несколько новоиспеченных чародеев не присоединились к ночным безумствам, грабежам и насилию, а попытались помешать разрушителям и предложили свою службу правителю. Однако перетрусивший лорд Азрад отказался пустить их во дворец. Ныне я принял этот отряд под свою команду, где мы все — известно лишь избранным, и я говорю с вами от их имени. Мы не видим причин, по которым должны нести наказание за беспорядки минувшей ночи — мы не участвовали в них, мы делали все возможное, чтобы прекратить их, и передали четверых чародеев-преступников на суд в управу Старого Торгового квартала. Мы не защищаем тех чародеев, что творили беззакония, но сами мы невинны, и все же лорд Азрад дал мне понять совершенно ясно, что намерен требовать смертного приговора не только преступникам, но и нам. Я обращаюсь ныне к вам, магистр, чтобы просить Гильдию магов отказаться от участия в этой вопиющей несправедливости. Я прошу всех вас прийти на помощь таким же, как вы, магам…

— Вы не маги, — гневно перебила Итиния. — Вы не обучены, не проходили ученичества, не принадлежите ни к одной из признанных школ. Вы — люди, зачарованные каким-то неведомым доныне заклятием; это не делает вас магами.

— Хорошо, пусть не маги, но люди, наделенные магической силой, причем не по своей воле и совершенно безвинно.

— Да, конечно, — сказала Итиния. — Я понимаю вас.

Но, к сожалению, она понимала и правителя — если Фаран верно изложил его точку зрения. Итиния сама видела дюжину трупов людей, убитых чародеями; видела мальчика, утыканного чародеем осколками выбитого стекла: жрица пыталась призвать бога Блакроса, чтобы исцелить дитя, а ведьма унимала его боль — но даже если бог отозвался и вернул мальчику телесное здоровье, кто исцелит его дух от памяти об ужасах и страданиях, которые он перенес?..

Итинии не хотелось больше говорить с Фараном: голос его звучал через талисман спокойно и мягко, но ей он стал вдруг ужасно неприятен.

— Мне нужно переговорить с остальными, — сказала она. — Если ты более не живешь во дворце, как нам связаться с тобой? Полагаю, ты предпочтешь обойтись без заклинания Наведенных Грез и не захочешь, чтобы мы узнали о вашем тайном убежище.

— Мне едва ли удастся скрыть от Гильдии место, где я нахожусь, — ответил Фаран, — но, чтобы не обременять тебя, позволь предложить вот что: возьми этот талисман и помести его в безопасное место. Когда захочешь поговорить со мной, коснись его — и тепло твоей руки пробудит его и призовет меня.

— Умно, — признала Итиния. Вообще-то она была невысокого мнения о колдовстве, которое имело странные ограничения и имело свойство подводить в самый неподходящий момент, но этот талисман — если действительно он работает, как сказано, — мог оказаться весьма полезным.

— Разумеется, может случиться, что я откликнусь не сразу, — предупредил голос Фарана.

— Конечно, — согласилась Итиния. А так ли уж хорош талисман, в любое мгновение способный потребовать внимания, подумалось ей. В который уже раз она порадовалась, что из всех видов магии избрала именно волшебство. — Так я свяжусь с вами.

— Благодарю, — ответил голос Фарана.

Итиния взяла талисман, сунула его в поясной кошель и, повернувшись, направилась в дом.

Глава 21

Утром шестого дня летнежара Мави вышла во двор за отцовским домом — вроде бы для того, чтобы выбросить помои в общественную бочку, на самом же деле — чтобы послушать утренние сплетни и похвастать собственными вчерашними приключениями.

Вечером четвертого, укладываясь в постель, она мечтала, что вечерняя прогулка по городу с лордом Ханнером и прощальный поцелуй перед дверью дома станут достойной темой для обсуждения пятого утром. Вместо этого утром все только и говорили, что о ночном безумии, так что Мави не удалось даже помянуть о своих новостях.

Сегодня, однако, ее рассказ о приключениях в обществе Ханнера и его отряда чародеев должен был стать гвоздем программы — что бы там ни понаговорили Тетта, Аниара или Ория. Она летала по воздуху, встречалась с чародеями, провела целый день с лордом Ханнером и лордом Фараном да еще слышала все эти предательские речи, которые вел лорд Фаран…

Мави широко улыбнулась от такой мысли. А Ханнер снова провожал ее домой, и на сей раз они поцеловали друг друга и, кстати, не просто чмокнули один другого в щечку.

Теперь, после Ночи Безумия, когда его дядюшка перестал быть лордом-советником, а сделался просто изгоем-чародеем, лорд Ханнер был не такой уж хорошей добычей, но Мави в общем-то было это безразлично. Он оставался все тем же симпатичным молодым человеком, отзывчивым, искренним, услужливым, и Мави не могла не радоваться его обществу. Он был чуть-чуть слишком мягок и толст, немного не уверен в себе но в целом Мави находила его вполне приятным. Ей нравились его темные глаза, вьющиеся черные волосы, обаятельная улыбка.

Если бы он к тому же занимал приличное положение, а не просто был помощником своего дядюшки, она охотно вышла бы за него замуж.

Мави откинула крышку бочки, выбросила туда мусор и положила крышку на место. Выпрямившись, она огляделась и увидела Орию.

Девушки помахали друг другу, потом Ория освободилась от ноши, и юные дамы устроились поболтать на скамеечке под древним камедным деревом у стены курятника старухи Скиг.

Поначалу, как водится, болтали о всякой чепухе: кто мог забеременеть, у кого сорвалась свадьба, кто, наоборот, обручился, и все такое прочее. Все более интересное приберегалось до общего сбора.

А потом появилась Тетта — почти бегом.

— Что стряслось? — спросила Ория, когда Тетта с разбегу рухнула на скамью.

— Слыхали про Панчу? — Тетта пристроилась подле Ории.

— А что с ней? — поинтересовалась Мави. Панча была сводной старшей сестрой Аниары.

— Она чародейка!

— Шутишь! — потрясенно выдохнула Ория.

Мави, которая провела весь прошлый день в окружении почти одних только чародеев, поразилась куда меньше, тем более что Аниара вчера помянула, как Панча проснулась ночью, захлебываясь криком.

Однако по улицам Панча не бегала и окон не била.

— С ней все в порядке? — спросила Мави.

— С Анкарой? Волнуется, конечно, но…

— Я про Панчу.

— О!.. — Тетта на миг смутилась, потом сказала: — Думаю, да. Ее заперли в комнате и послали за жрецом.

— З а жрецом? Зачем?

— Чтобы попытаться ее вылечить, конечно! — Через голову Орин Тетта взглянула на Мави.

— А как Аниара? — вмешалась Ория. — Она-то не чародейка?

— Говорит — нет, — отвечала Тетта. — Она неплохо держится, но не может уйти из дому, пока там жрец.

— Значит, сегодня ее не будет? — уточнила Мави.

— Нет. — Тетта оглядела подруг. — Думаю, нам стоило бы сходить туда и успокоить ее.

— Конечно же, сходим! — согласилась Ория. Она зябко повела плечами. — Ну надо же, собственная сестра — чародейка! Вот ужас-то.

— Не такой уж и ужас на самом деле, — возразила Мави.

— Ты-то откуда знаешь? — фыркнула Тетта.

Мави улыбнулась и принялась объяснять, как она провела вчерашний день. Подружки были поражены — что и ожидалось.

— Может, стоило бы рассказать Панче об этом доме чародеев, — задумчиво предложила Ория, когда Мави закончила свой рассказ.

— Но ее же лечат! — возразила Тетта.

— Но вряд ли вылечат, — с сомнением покачала головой Мави. — Не верю я, что чародеев можно вылечить.

— Пойдем посмотрим? — Ория вскочила. — Только сперва отнесем все домой…

Подружки закивали, и уже через полчаса троица беседовала с Аниарой и ее матушкой в гостиной их дома, изо всех сил делая вид, что не слышат несущегося сверху бормотания.

— Надеюсь, сработает. — Аниара взглянула вверх.

— На самом деле быть чародеем вовсе не так ужасно, сказала Мави. — Кое-кто в доме лорда Фарана просто гордится этим. И, думаю, порой это очень удобно — владеть такой силой.

Аниара содрогнулась.

— От нее мороз по коже, — призналась она. — Что, если сестра обезумеет, как те, другие? И начнет ломать вещи? Или вокруг нее станут исчезать люди? А что, если…

В этот миг солнечный свет померк, а Мави и всех остальных будто придавило чем-то.

Мави сглотнула.

— Кажется, молитвы жреца подействовали, — сказала она. Мысль о том, что наверху, в комнате Панчи, присутствует бог или какое-то его воплощение, заставила ее волноваться не меньше, чем полный дом чародеев.

— Интересно, кого он призывает?.. — Ория смотрела наверх.

— Помнится, когда болел Дириэль, жрица призывала Блакроса, — отозвалась Тетта. — Она сказала тогда, что Блакрос — бог-целитель.

— А мне кажется, чародейство в исцелении не нуждается, — с сомнением произнесла Мави. Она взглянула на мать Аниары — и Панчи: та с несчастным видом сидела в углу в кресле-качалке.

Женщины помолчали; в доме был бог, и это действовало на всех, хоть и по-разному. Наконец Аниара попросила:

— Мави, расскажи еще про лорда Фарана!

Радуясь, что можно отвлечься, Мави принялась подробно описывать, что и как делал и говорил накануне лорд Фаран. Она как раз дошла до его колдовского разговора с Итинией, когда воздух колыхнулся и незримая плита поднялась с их плеч.

Все взоры обратились к лестнице.

— Должно быть, кончилось, — сказала Ория.

Мгновением позже наверху растворилась дверь, послышалось всхлипывание Панчи, и на лестнице, оправляя белое одеяние, появился жрец.

— Как там? — Аниара вскочила.

Жрец глубоко вздохнул и лишь потом ответил:

— Я советовался с богиней Унниэль Проницательной. Боюсь, результат не тот, на какой вы рассчитывали.

— О чем ты говоришь?

Жрец снова вздохнул.

— Богиня не признала в твоей сестре человека. — Не дав никому ничего сказать, он поднял руку и продолжал: — Само по себе это значит немного: боги видят не так, как мы, и часто не признают магов — кроме жрецов — людьми. Кое-кого из людей они не видят вообще; мы не понимаем почему, а боги не утруждают себя внятными объяснениями. Унниэль видит Панчу, но не как человека; она сказала: Панча — творение, для которого в этшарском названия нет.

Аниара издала полупридушенный стон.

— Унниэль не смогла поведать мне ничего достойного внимания и про сами чары, — вновь заговорил жрец. — Она не может снять их и уверила меня, что этого не сможет никто, ни боги, ни демоны. Она сказала, вряд ли какая-то иная магия может обратить превращение Панчи, мешает что-то у той в голове — богиня назвала это урсеттор фуал, — однако она напомнила мне, что даже боги не вполне разбираются в магии и не знают точно, чего можно добиться с ее помощью.

— Так Панча по-прежнему чародейка? — потребовала ответа мать Аниары. Мави в удивлении обернулась: старая дама перестала раскачиваться и пожирала жреца глазами.

— Она осталась чародейкой, — подтвердил жрец. — Больше, чем сделал, я сделать не могу.

— В моем доме чародеям не место, — решительно заявила старуха.

— Мама, она твоя дочь! — воскликнула Аниара.

— Уже нет. Ты слышала, что сказал жрец, Аниара: она теперь даже не человек! Она — тварь, которая притворяется моей дочкой.

— Я не говорил… — начал жрец.

— Человек или нет — но чудовищем она вот-вот станет, — заявила старуха. — Кто-нибудь уже слышал про дом в Морском районе — там, где Варрин-Ткач в мгновение ока снес верхний этаж? Едва собственную жену не пришиб!

Девушки переглянулись.

— Прошу тебя, мама, это же ее дом, — сказала Аниара. — Куда ей еще идти?

Мави уже знала, что будет дальше; и точно — Тетта и Ория повернулись и уставились на нее. Мать Панчи ткнула в нее пальцем, и Аниара тоже обернулась.

Озадаченный жрец тоже смотрел на нее — просто потому, что смотрели другие.

— Ну ладно, — сдалась их безмолвному напору Мави. — Я отведу ее туда. — Правду сказать, согласилась она не только из сочувствия к Панче, но и потому, что могла лишний раз повидать лорда Ханнера и убедиться, что он все еще принадлежит ей.

— Могу я узнать — куда? — спросил жрец.

— Объясни ты. — Аниара уже шла к лестнице. — Я пока помогу Панче собраться.

* * *

Обрабатывая толпу на площади — срезая с поясов кошельки и опуская их в собственную суму, — Танна-Воровка не переставала размышлять, с кем ей поговорить об Элькене. И надо ли вообще о нем с кем-нибудь говорить. Она пришла сюда, чтобы предупредить городскую стражу насчет чародеев, но сразу же поняла, что им уже все известно. Гвардейцы у входа во дворец, шумящая толпа — дураку понятно, про чародеев знают все.

И за ее сведения никто ей и гроша не даст.

Она пожалела, что потратила день, хороня Элькена; а еще ведь надо было отмыться, украсть чистую одежку и хоть немного успокоиться. Приди она сюда вчера да расскажи все — глядишь, ей и перепало бы несколько медяков.

Само собой, она и так внакладе не останется: заработает обычным манером, и не медяки. Толпа большая и злая, а значит, народ куда более неосмотрителен, чем всегда, так что с полдюжины кошельков ей обеспечены точно. Однако тут дело принципа: у нее есть что продать, а она не может выручить за это деньги.

Как еще посмотреть, сказала себе Танна, деньги-то она все равно получила, ведь просто так она никогда бы сюда не пришла: площадь перед дворцом, стражи полно, да еще и маги могут следить… Так что нет, не было бы ее здесь — и толпу эту с ее дармовыми кошельками она бы прозевала.

Она отвлеклась, и зря; рядом тут же раздался вопль: "Мой кошель!.. Где мой кошель?!"

Танна обернулась посмотреть, кто вопит, готовая задать деру, если на нее укажут. Возможно, люди были все же не так беззаботны, как ей казалось.

Пожилой человек смотрел на перерезанные шнурки, что болтались на его поясе; потом поднял голову и оглядел толпу.

— Кто это сделал? — проревел он. — Видел кто-нибудь, кто срезал мой кошель?

Повинуясь внезапному озарению, Танна выкрикнула:

— Чародеи!

Голова старика повернулась, и он уставился прямо на девушку.

— Он исчез, — объяснила Танна. — Я видела! Просто исчез. Чародеи это, больше некому!

— Чародеи?.. — повторил старик. — Сперва забрали у меня сына, а теперь деньги? — Он повернулся взглянуть на стражников у северного края площади. — Гори оно все, пора же хоть что-нибудь с этим делать!

— Скажите это им! — С этими словами Танна ловко скользнула за широкую спину какого-то верзилы.

Мигом позже она пробиралась сквозь толпу подальше от сердитого старика, который уже ругался с одним из стражников Самое время сматываться, сказала она себе. Она попыталась исполнить гражданский долг, сообщив про Элькена — как он хотел захватить Стофутовое поле, и собрала несколько толстых кошельков для собственных нужд; пора убираться, а то как бы удача не повернулась к ней задом.

Десятью минутами позже она трусила вниз по Аренной улице, стараясь не слышать рева толпы за спиной.

Кеннан был в бешенстве. Стражники отослали его к капитану, тот терпеливо выслушал его рассказ, а потом велел убираться.

— Но они украли мой кошель! — возмутился он.

— Твой кошелек, господин, украли не чародеи, — возразил капитан. — Похоже, тут поработал обычный вор.

— Но девочка видела!..

— Вот она-то скорее всего его и срезала.

— Капитан, у меня похитили сперва сына, потом — деньги, и я требую, чтобы вы сделали что-нибудь с ворами!

— Правитель совещается с помощниками и магами, они должны решить, что предпринять.

— Что предпринять? Да просто взять их всех, и пусть возвращают украденное! — яростно выкрикнул Кеннан. — Они все там, в большом черном каменном доме на углу Высокой и Коронной!

— Сэр, сомнительно, чтобы там были все чародеи!

— Ну, некоторые-то уж точно там! — злобно заявил Кеннан. — Лорд Фаран ушел туда, и тот толстяк, и рыжая девка…

— Сэр, у меня приказ, — сказал капитан. — Я должен охранять площадь и дворец. Если только у вас нет явных доказательств, что именно эти чародеи похитили вашего сына и ваш кошелек, я не стану арестовывать их. Если у вас действительно есть свидетель — приведите ее сюда на допрос.

Кеннан пылающим взглядом смерил солдата, повернулся и стал высматривать тоненькую длинноволосую девушку в коричневой тунике.

Ее нигде не было.

С минуту он молча злился, потом, прорычав:

— С меня хватит! — тяжело зашагал прочь.

— Прости, — сказал кто-то.

Кеннан повернулся: перед ним стоял плотный крепыш в светлой тупике.

— Да?

— Я не ослышался, ты скапал, что знаешь, где живут чародеи?

— Знаю, — кивнул Кеннан. — И что?

— Они забрали моего брата, — сказал крепыш. — Не мог бы ты показать мне то место?

Кеннан снова всмотрелся в толпу, но девица как в воду кинула. Похоже, тут ему ничего добиться не удастся.

— Ладно, — решился он. — Пойдем вместе. Хоть проследим за домом на худой конец.

Глава 22

Магу Манрину, магистру Этшара-на-Песках, в чьи обязанности входило наблюдать за всеми теми магами, что живут вне городских стен на расстоянии двух дней пути, и представлять их интересы, было не до веселья. Даже более не до веселья, чем за день до того его коллеге Итинии в Этшаре Пряностей до разговора с лордом Фараном.

Ночь Безумия, как ее теперь называли, ударила по Этшару-на-Песках едва ли не сильнее, чем по его брату Этшару Пряностей. Сотни людей пропали, дюжины — погибли, лавки и дома были разграблены и сожжены. К тому же в отличие от беспорядков в соседнем городе безумства в Этшаре-на-Песках длились до рассвета. Тут не было законопослушных чародеев, чтобы патрулировать улицы, усмиряя взбесившихся собратьев; Эдерд IV не стал призывать стражников защищать дворец, как сделал это его собрат Азрад VI, вместо этого он отправил их на улицы, что зачастую только подливало масла а огонь.

Тем не менее не до веселья Манрину было отнюдь не из-за всего этого.

Люди Эдерда IV рыскали по всей улице Волшебников, допрашивая каждого попавшегося им на глаза волшебника: таким образом они надеялись найти объяснение странному взрыву неведомой волшебной силы. Сам Эдерд во дворце держал совет с несколькими весьма уважаемыми магами разных школ, а его супруга Зарреа отправилась в город, дабы организовать, где можно, восстановительные работы, если надо — с помощью магов.

Манрина же у него дома допрашивал лорд Калтон, сын министра юстиции, и это было весьма неприятно. У Манрина в результате сложилось впечатление, что жители города преисполнены недоверия к магии вообще и к нему, магистру, в частности.

Но и это не было главной причиной головной боли Манрина.

Среди пропавших оказалась дочь Манрина: ее не видели со времени ночного переполоха.

Но даже и это в череде неприятностей не стояло для Манрина на первом месте; на втором — не более того. Феррис была взрослой женщиной, уже не очень молодой, но вполне способной позаботиться о себе, и Манрин убеждал себя, что она, возможно, просто укрылась в каком-нибудь безопасном месте и выжидает, пока все успокоится. А если даже она и вправду среди пропавших, так ведь никто не знает, что с ними сталось; быть может, все они живы и невредимы.

А трое остальных детей Манрина, их супруги, дюжина внуков и полдюжины правнуков благополучно сидели по домам. Ни о ком из них он не волновался.

Больше всего Манрин тревожился за свой магический дар. В последние несколько дней он перепробовал множество самых разных заклятий и мог бы перечесть по пальцам те, что сработали. Ничего удивительного, что ничего не вышло с заклинанием Явленной Мощи — в тех обломках на улице, на которые его наложил Манрин, могло и не сохраниться никаких следов пропавших людей, а сами по себе чары были достаточно сложны и хитроумны — девятый уровень как-никак. Но, потерпев неудачу с заклятием Всеведенья, Манрин понял: что-то действительно не так. Неудавшееся заклинание было простеньким, всего третьего уровня, он выучил его еще в ученичестве — тому вот уже почти сто лет — и не знал с ним проблем со времен, когда был подмастерьем. Теперь он магистр; как же нечто настолько обыденное может у него не выходить?.. Главным, конечно, являются составляющие. Манрин точно знал, что и кинжал, и курения были именно такими, какими нужно. А может, на камень каким-то образом попал солнечный свет?

Его магические способности не исчезли совсем: Манрин проверил это, быстренько сотворив несколько совсем простых заклинаний первого уровня; беда была в том, что никакой уверенности в чем-то более сложном — а значит, и полезном — больше не было.

А еще по его мастерской сами собой начали двигаться вещи. Кресло само скользило на место, Книга заклинаний сама прыгала в руки, и все такое прочее. Все эти передвижения были безвредны, порой даже полезны, но их не должно было быть! Не оставил ли он незаконченным какое-то заклятие, не забыл ли отпустить какое-нибудь волшебное существо?.. Мог ли задержаться здесь Воздушный Прислужник, вызванный неделю назад, и по сию пору стараться услужить? Нет, вряд ли — он получил свои три задания, выполнил их, и Манрин отпустил его.

Эти неудачи и передвижения не могли не встревожить. Чары, ведущие себя не так, — в любом случае повод для беспокойства: уж слишком могущественными силами они управляют.

Неужто возраст снова берет над ним власть? Немало времени утекло с тех пор, как он зачаровал себя заклятием юности; возможно, пришла пора обновить чары. В своем нынешнем состоянии Манрин едва ли был способен произвести нечто столь сложное сам, а нанимать мага со стороны — дело дорогое и хлопотное. В первый раз он пожалел, что некогда предпочел простое омоложение вечной юности.

А может, возраст вообще ни при чем. Что, если его личные проблемы связаны с той неведомой волшебной силой, что так переполошила город?

Что же, в конце концов он — маг. Если у него возникал вопрос — не важно, какой, — он всегда мог получить ответ. Если заклятие сработает. А если нет — какой он тогда маг?

Он собрал все, что нужно — соль, петушиную кровь, свой атамэ и необходимые благовония, — и как раз подбирал наиболее точные слова, чтобы облечь в них вопрос для Фенделова Прозрения, надеясь, что все сработает, когда в двери мастерской постучали.

Манрин вздохнул и опустил атамэ.

— Да! — откликнулся он.

Дверь приоткрылась, и в щель заглянул его слуга Дернет.

— Хозяин, — сообщил он, — к тебе гости.

— Лорд Калтон? Или леди Зарреа?

— Нет, хозяин. Маг, именуемый Абдаран Белый, и его ученик, Ульпен из Северного Харриса.

Манрин сдвинул брови.

— Абдаран?.. Ах да! Знаю его. Так у него ученик?

— Очевидно, хозяин.

— Пришли их сюда.

Дернет помедлил — обычно Манрин принимал гостей в одной из гостиных. Приказ, однако, был достаточно ясен.

— Сию минуту, хозяин, — сказал он, прикрывая дверь.

Манрин снова уткнулся в свой листок, раздумывая, какой глагол подойдет больше — "объясни" или "опиши", и не превращают ли эти глаголы вопрос в просьбу: тогда Прорицание не сработает, как нужно. Возможно, лучше будет: "Какова природа…"

Дверь снова отворилась, и вошли два мага, оба в официальных одеждах: на старшем, лет пятидесяти с небольшим, мантия была темно-красная, и цвет этот подчеркивал снежную белизну его волос; младший, черноволосый паренек лет шестнадцати, был в сером одеянии подмастерья.

— Магистр, — с поклоном произнес старший.

— Абдаран, — ответствовал Манрин, отбрасывая листок. — Что привело тебя в Этшар?

Абдаран мрачно улыбнулся:

— Ноги, конечно. Заклинаний переноса под рукой не оказалось, а дело у нас важнейшее. Можно, мы сядем?

— Сделайте одолжение — если найдете куда. — Манрин широким жестом обвел мастерскую. — Так что за важное дело?

Абдаран поглядел на кресло, и Ульпен торопливо снял с него несколько книг и связку маленьких косточек. Абдаран сел и продолжал:

— У моего ученика, Ульпена, развились странные новые способности.

Ульпен деловито снимал со второго кресла какие-то горшочки. Кресел, не считая собственного табурета Манрина, в мастерской было всего три, и все они были завалены всякой всячиной. Занятый расчисткой, юноша не заметил устремленного на него вопросительного взгляда Манрина.

— Что за способности? — спросил Манрин.

— Во-первых, он передвигает физические объекты силой одной только мысли.

— Чародейство, — определил Манрин. Он взглянул на Ульпена. — Но ведь у него уже есть атамэ, не так ли?

— Конечно, магистр, — отвечал Абдаран. — Вон он на поясе. Боюсь, я не улавливаю связи, и слово "чародейство" мне не знакомо. Мы слышали нечто похожее от стражников у Главных ворот, но что это такое — не знаем.

Манрин удивленно уставился на посетителей.

— Боги! — воскликнул он. — Где вы оба были?

— В Северном Харрисе, — резко ответил Абдаран. — Это деревня лигах в восьми к северо-востоку отсюда, как ты, конечно же, знаешь.

— Наставник, — громко прошептал Ульпен, — он же магистр!..

Манрин вздохнул.

— Нет, мальчик, он прав. Прости меня, здесь все об этом знают, вот и… Что ж, значит, вы ее каким-то образом пропустили.

— Что пропустили? — уже более вежливо уточнил Абдаран.

— Ночь Безумия. Так ее называют. Позапрошлая ночь — с позднего вечера четвертого дня летнежара до утра пятого дня.

Абдаран явно ждал продолжения, и Манрин заговорил снова:

— В ту ночь — после заката, но до полуночи — произошло… нечто. Нам до сих пор неизвестно, что именно; попытки прозрений ничего не дали, их блокирует какая-то очень мощная и совершенно незнакомая нам магия. Сотни, быть может, тысячи спавших разбудил ужасный кошмар. Те, кто не спал, рассказывают о странном ощущении — их будто ударило что-то незримое. Большинство и тех, и других принялись вопить, хотя по большей части не могли объяснить почему, многих охватила паника. Почти все кричавшие и кое-кто из тех, кто молчал, обнаружили, что, как твой ученик, могут перемещать вещи, не касаясь их. А те, кто поддался панике, метались по своим домам и улицам, своей новой силой круша все вокруг и потакая любым своим прихотям. То же самое творили и иные из тех, кто не испугался, просто потому, что представилась такая возможность. Дюжины убитых, дома и лавки разграблены или сожжены — ночь была очень страшной, вам повезло, что вы ничего этого не видели.

Ульпен был бледен как мел; Абдаран глубоко задумался.

— Понимаю, — выговорил он наконец. — Так ты думаешь, это и поразило моего ученика?

— Именно так я и думаю, — кивнул Манрин. — Принимая на веру, что он может двигать вещи одной только волей. Если так, тогда он — чародей.

— Покажи ему. — Абдаран повернулся к Ульпену.

Ульпен сглотнул, огляделся и указал на связку костей, которую только что снял с Абдаранова кресла.

— Это подойдет?

— Конечно, — сказал Манрин, и не успело слово слететь с его губ, как связка повисла в воздухе примерно в футе над полом. Полетав взад-вперед, она снизилась и вновь улеглась на пол.

— А не снились тебе в последнее время дурные сны? — осведомился Манрин. — Скажем, ты падаешь, горишь или похоронен заживо?

— В эту ночь — нет. — Ульпен явно раздумывал. — А вот в прошлую — снились.

Манрин снова повернулся к Абдарану.

— Чародей, — сказал он. — Вне всяких сомнений.

— А откуда вообще это слово — "чародей"? — спросил Абдаран.

— Ведьмы из Этшара Пряностей говорят, эти чары схожи с теми, какими они пользовались несколько столетий назад, в Великую Войну. Название прижилось, хотя сходство оказалось лишь внешним.

— И много людей поражено?

— Люди лорда Эдерда считают, в Этшаре-на-Песках их несколько сотен, до тысячи. В Этшаре Пряностей, насколько мы знаем, — тоже. В Этшаре-на-Скалах их меньше, самое большее — пара сотен. Что до Малых Королевств и земель севера — оттуда пока известий нет. — Манрин немного помолчал и добавил: — Я не сказал тебе самого страшного. Когда все это только началось, в самые первые часы, сотни людей просто исчезли. Кое-кого видели: все они шли, бежали или, пользуясь новыми способностями, летели на север, если быть точным — на северо-восток. Других просто не стало, семьи хватились их, встав поутру. Никто из них не вернулся; мы понятия не имеем, что с ними сталось. Большинство винит во всем чародеев, и Эдерд раздумывает, выслать их всех или перебить, хоть мне и сомнительно, что он сам додумался до настолько крутых мер. По-видимому, двое других членов Триумвирата настроены так же решительно.

— Неужто вы еще не выяснили, что стоит за всем этим?

Манрин развел руками.

— Мы пытаемся, — проговорил он. — Покуда мы установили, что это не исходит от богов, что, несмотря на сходство, это не ведьмовство и не любая из известных форм магии. — Он взглянул на Ульпена. — А еще мы считали, будто это не затронуло магов. У тебя ведь истинный атамэ, юноша?

Ульпен кивнул и похлопал по кинжалу у пояса.

— Тогда мы оказываемся перед загадкой. В этом ноже — часть твоей души, и, как мы думали, это означает, что волшебник не может заниматься никаким другим видом магии. Именно поэтому наложен запрет на изучение более одного вида: чтобы не дать другим преимуществ. Наша разделенная душа не дает нам вызывать богов и демонов, мешает учиться ведьмовству — но, как выясняется, мы можем быть чародеями. Интересно!

Ульпен с трудом сглотнул.

— Магистр!

— Да? Говори, мой мальчик, не бойся.

— Я не знаю… я не уверен, что остался магом.

Манрин задумчиво посмотрел на юношу.

— Объясни, будь добр.

Ульпен покосился на наставника и глубоко вздохнул.

— Мне не удалось сотворить ни одного заклятия с предыдущей ночи — с того самого времени, когда это все началось. А я ведь пытался — целых четыре раза! Но ничего не вышло, и я воспользовался новой силой.

С минуту Манрин и Абдаран молча смотрели на него. Потом Манрин попросил:

— Абдаран, будь так добр, проверь атамэ этого юноши.

— Проверить?.. — озадаченно переспросил тот. — Как?

Манрин вздохнул. Как только Абдаран умудрился стать магом-наставником, не зная таких простых вещей?

— Коснись острия его атамэ острием своего. Мы получим ясный ответ.

Абдаран нахмурился, но кинжал вытащил. Ульпен обнажил свои и протянул наставнику острием вперед.

Абдаран свел клинки.

Внезапно раздался громкий треск; целый сноп зеленых и голубых искр взлетел над точкой соприкосновения, рассыпался по мастерской и исчез. Пораженный Абдаран выронил свой атамэ, но успел подхватить его, прежде чем он вонзился в пол.

Манрин сдвинул брови.

— Странно, — заметил он. — Вы никогда раньше не делали этого?

— Нет, магистр. — Тон Абдарана был куда более вежлив, чем минуту назад.

— Звук должен быть громче, а цветов — больше, — подавленно объяснил Манрин. — Этот юноша — маг, но с его атамэ что-то не так. Он хороший ученик?

— Достаточно хороший, — признал Абдаран. — Не блистает, но с двенадцатью заклинаниями справлялся.

— Ну, так здесь без сомнения что-то не то. — Он взял с рабочего стола собственный атамэ. — Давайте я вам покажу. — И он протянул клинок.

Абдаран встал с кресла, осторожно двинулся вперед, и наконец кончики кинжалов соприкоснулись. Снова раздался треск и посыпались багряные и синие искры.

Манрин выпучил глаза.

— Но и это не так! Ничуть не лучше. Должно быть, с твоим атамэ что-то не в порядке. Иди сюда, мальчик, испытаем твой.

Ульпен повиновался, но когда его атамэ коснулся клинка Манрина, раздалось только свистящее шипение да вылетело несколько индиговых искр.

— Нет! — пробормотал Манрин, впившись взглядом в клинки. — О нет!..

Части головоломки заняли свои места.

— Магистр! — окликнул его Абдаран.

— Убирайся! — взревел Манрин, указывая рукой на дверь. — Прочь отсюда, немедля! Я должен говорить с мальчиком наедине!

Озадаченный и заметно расстроенный Абдаран попятился к двери.

— Я не… — начал он.

— Вон!

— Но он мой подмастерье…

Манрин взмахнул атамэ.

— Или ты немедленно уберешься, или, клянусь всеми богами, я превращу тебя в жабу!

Абдаран исчез. Манрин закрыл и старательно запер за ним дверь, а потом повернулся к Ульпену.

— А теперь, — сказал он, — расскажи, как ты это делаешь. Двигаешь вещи и вообще… чародействуешь.

— Не понимаю. — Лицо Ульпена пылало. — Что происходит?

— Происходит то, мой мальчик, что у нас с тобой есть нечто общее, хотя я не понимал этого, пока не увидел, что оба наши атамэ каким-то образом истощились. Я был настолько уверен, что магов эта напасть не коснулась, что не замечал очевидного!

— Чего же, магистр?

— Что я тоже чародей! И что именно поэтому в последние два дня я не мог сотворить ни одного мало-мальски сложного заклинания! — Манрин взмахнул атамэ. — Мы по-прежнему с тобой маги — знаем заклинания и наши атамэ при нас, — но эта новая сила подавляет наши умения.

— Вот как? Почему вы настолько уверены?..

Манрин готов был пуститься по мастерской в пляс, но тут замер и посмотрел на Ульпена.

— Простое прозрение — и я смогу быть уверенным, — сказал он, глядя на Книгу Заклинаний, соль, благовония и кровь. — Но чтобы заклинание сработало, лучше пусть его сотворит другой.

— Мне позвать Абдарана?

Манрин поднял руку.

— Не стоит впутывать Абдарана, мой мальчик: он просто деревенский маг. Это же — дело Гильдии. — Он немного подумал. — Нам нужен Серем.

Глава 23

Серем Мудрый не держал слуг; ему прислуживали вещи, которые он оживлял по мере надобности.

Манрину это не нравилось. Чайники, сами наливающие чай, и безостановочно качающиеся пальмы-опахала были очень хороши, но дверь не открывалась сама по себе. Когда у Серема бывали ученики, это не составляло проблемы, но Калинна уже стала странствующей волшебницей, а никого другого Серем пока не взял. Так что он сам и его жена Гита были сейчас единственными обитателями просторного дома на углу Большой улицы и улицы Волшебников.

И никто из них не торопился открывать дверь.

Рядом с Манрином Ульпен с интересом разглядывал зубчатую крышу, но сам Манрин постепенно терял терпение. Через минуту — на звонок все не откликались — он принялся стучать в покрытую черной эмалью дверь.

Будь Манрин в состоянии использовать магию, он нашел бы способ убедиться, что Серем дома, но сейчас он не мог ничего. Он смотрел на миниатюрные алтари, искусно вырезанные в камне по обе стороны от дверей, — там горело неугасимое пламя и струилась неиссякаемая вода; Серем тушил огни и осушал фонтаны, только когда надолго уезжал из дому. Сейчас, однако, за изящными алтарями горели огни, а вода омывала их подножия.

От нечего делать Манрин испробовал свои новые возможности и закрутил левое пламя в жгут. Теперь, осознав себя чародеем, он мог управлять силой, и этот фокус вышел простым и даже забавным. Чародейство на поверку оказывалось не такой уж плохой штукой.

Взгляд Ульпена пробежал по цветной резьбе угловых колонн, по каменной арке, и тут юноша наконец заметил, чем занят Манрин.

— Мы могли бы открыть дверь сами, магистр, — сказал он.

Манрин пораженно уставился на него. Мысль эта не приходила ему в голову, но Ульпен, несомненно, был прав: если только на двери не было магической защиты, про которую Манрин не знал, каждый из них мог легко ее открыть — применив чародейство. Он чувствовал, как устроен замок, открыть его без ключа было бы просто. Однако же он этого не сделал.

— Могли бы, — согласился он. — Но тогда это было бы вторжение. В дом мага.

— О… — начал было Ульпен, но тут дверь отворилась: Серем смотрел с порога на своих гостей.

— А, Манрин, это ты, — проговорил он. — Что-нибудь о Гите?

Вопрос застал Манрина врасплох.

— Что?.. — переспросил он.

— Гита. Моя жена. Она исчезла.

К горлу Манрина подкатил комок. Он сглотнул.

— Позапрошлой ночью?

— Верно. — Серем вздохнул. — Так вы здесь не поэтому?

— Не совсем. — И Манрин добавил: — Моя дочь Феррис тоже пропала. Надеюсь, они целы.

— Я тоже. — Серем посторонился. — Входите и рассказывайте, что вас сюда привело.

Манрин и Ульпен прошли в гостиную, где Ульпен, открыв рот, воззрился на пальму в горшке, что без остановки качалась над большим плетеным креслом. Манрин видел ее бессчетное число раз, а потому не обратил внимания.

— Мы и правда пришли из-за Ночи Безумия, — начал он. — Хотя и не из-за бедняжки Гиты. Я не знал, что она исчезла.

— Исчезла, — повторил Серем. — Скорее всего похищена проклятыми чародеями.

Ульпен бросил на Манрина тревожный взгляд. Самообладание и воодушевление Манрина и без того получили чувствительные удары: ему пришлось, во-первых, прошагать пешком целых три квартала до дома Серема, а во-вторых, стучать в его дверь и дожидаться, пока откроют, как простому клиенту. Теперь к этому прибавилось открытие, что Гита была среди сотен пропавших. В такой ситуации, решил он, вряд ли разумно будет просить Серема прорицать: ведь тогда он узнает, что Манрин и Ульпен — чародеи и именно поэтому обычная магия им не повинуется.

Однако уйти сразу тоже было нельзя: обсудить исчезновения казалось очень важным.

— Я как-то не думал, что Феррис забрали чародеи… — начал Манрин.

— А кто же еще? — сердито перебил Серем. — Чародеи появились, сотни невинных исчезли — думаю, связь очевидна.

— Связь есть, несомненно, но почему чародеи обязательно виновны? Мы ведь не знаем, что произошло на самом деле.

— Я, конечно, не знаю, но надеялся, что ты узнал и пришел мне рассказать.

— К сожалению, нет.

— Значит, просто обменяемся наблюдениями? Я это уже делаю: поговорил с Кендриком, Перинаном и Итинией, и еще кое с кем из людей Зарреа. — Он взглянул на Ульпена, будто заметил юношу только сейчас. — Кто это?

— Ульпен из Северного Харриса. — представил того Манрин. — Он пришел в Этшар обсудить случившееся в их деревне: они там не знали, что Ночь Безумия затронула и нас.

— Она, кажется, затронула всех, — поморщился Серем. — Просто одним краям досталось больше, а другим — меньше. Баронствам Сардирона пришлось хуже, чем нам, в Алдагморе опустели целые деревни. Выжившие бежали — так эти вести дошли до нас.

— И как они с этим управляются?

— В ближайшую неделю в Сардироне-на-Водах собирается Совет баронов — будут решать, что делать. Пока же кое-кто казнит любого чародея, какой попадется, — и мне это начинание нравится.

Ульпен побледнел, но Серем смотрел на Манрина и ничего не заметил. Магистру свою реакцию удалось скрыть. Серем продолжил рассказ:

— Итиния говорит, лорд Азрад требует уничтожить чародеев, а Эдерд настаивает на изгнании. Но выслать их — значит просто переложить проблему на чужие плечи, так что он, вполне возможно, передумает и тоже выскажется за повешение.

Плохо, подумал Манрин, в двух городах Гегемонии им с Ульпеном нечего искать приюта.

— А что лорд Вульран?

— Мнется, — хмыкнул Серем. — И что удивляться? Он ведь на троне меньше трех лет, в такую переделку попал впервые. Да и пострадал Этшар-на-Скалах куда меньше нашего. Для него вопрос стоит не так остро.

Манрин кивнул.

— Все же казнь — это слишком сурово, — спокойно заметил он. — В конце концов не все чародеи преступники, да к тому же у многих есть друзья и семьи…

— Итиния говорит то же. Кстати, она сказала, к этому ее внимание привлек лорд Фаран, главный советник лорда Азрада. Знаешь, он собрал компанию чародеев — из тех, что никого не трогали, — и говорит от их имени. Что до меня, я думаю, в исчезновениях как-то замешаны они все. И пока снова не увижу Гиту, не склонен к милосердию.

Ульпен бросил на Манрина отчаянный взгляд; Манрин принялся задумчиво поглаживать бороду.

Он жил в Этшаре-на-Песках восемьдесят с лишним лет, с тех пор, как был подмастерьем, но если лорд Эдерд собирается высылать или вешать чародеев — пришла пора уходить. Рассказ Серема — недвусмысленный намек на то, как им следует поступить: побеседовать с другими чародеями — обмен новостями может быть весьма полезен — и постараться попасть под покровительство лорда Фарана. Манрин не был в Этшаре Пряностей почти тридцать лет, так что лично лорда Фарана не знал, но его слава деятельного вождя облетела всю Гегемонию.

Еще проблема: как туда попасть. Магией они пользоваться не могут, а добираться обычными способами — потерять самое меньшее неделю, и это при том, что промедление означает смерть.

Манрин знал, что чародеи могут летать, по крайней мере — некоторые, но ему не было известно, может ли летать он. А до Этшара Пряностей никак не меньше сорока лиг.

Конечно, летать у всех на глазах — значит привлечь к себе нежелательное внимание; хотя, будучи волшебником, Манрин всегда может солгать о том, как именно он это делает.

Лучше бы прибегнуть к другому способу путешествовать — и ему как магистру были известны некоторые возможности.

Риск, разумеется, был, поскольку Манрин не знал, как относятся к чародеям те, кто стоит в Гильдии выше него, и не изобрели ли они способа распознавать чародеев. Серем не заметил ничего чужеродного в Манрине, как и ничего необычного в Ульпене — но Серем расстроен потерей жены, да и к тому же никогда не был самым прозорливым магом в мире.

И все же, думал Манрин, воспользоваться принятым в Гильдии способом переноса было бы быстрее и проще всего.

— Знаешь, лучше мне поговорить с Итинией самому, — сказал он. — Навещу-ка я ее. Она ведь дома, в Этшаре Пряностей?.. Не знаешь, у Перинана на чердаке все еще висит тот гобелен?

— Конечно.

— В таком случае, — заторопился Манрин, — нам пора идти. — Он поклонился. — Спасибо за помощь.

— Но вы же только что пришли! — возразил Серем. — Хоть чаю выпейте, прежде чем уйдете! Или, может быть, вы хотите винограда?

Манрин движением руки остановил его.

— Нет-нет. Спасибо, но нам и правда надо идти. Мы заглянули просто узнать, как ты.

Огорченный Серем развел руками.

— Ну, если надо…

Пять минут спустя Манрин и Ульпен торопливо шагали по улице Магов, обгоняя редких встревоженных прохожих.

— Заглянем ко мне, — сказал Манрин. — Хочу кое-что взять. У тебя с собой есть хоть что-то?

— Немногое, — признался Ульпен. — Я ведь только подмастерье…

— Я бы сказал, ты сейчас нечто гораздо большее. Впрочем, кем бы ты ни был, когда мы воспользуемся гобеленом, имей все свое при себе. Я вовсе не уверен, что мы вернемся.

— Ничего не понимаю. — Ульпен едва поспевал за Манрином. Тот, хоть и старик, легко мог дать юноше фору. — Какой гобелен? Откуда вернемся? Что вообще происходит?..

Они подошли к парадной двери дома Манрина. Маг втащил Ульпена на крыльцо и прошептал:

— У Перинана есть Переносящий Гобелен. Любой, кто коснется его, мгновенно оказывается в Этшаре Пряностей, в лавке неподалеку от их Старого города. Мы воспользуемся гобеленом, чтобы убраться отсюда. Ты слышал Серема: он считает, что чародеи убили его жену, поэтому жаждет покарать нас всех и рассчитывает, что Эдерда смогут уговорить всех нас повесить. По-моему, в исчезновении Гиты повинны не чародеи, но что касается Эдерда, боюсь, он прав.

— Но он же сказал, лорд Азрад тоже намерен казнить чародеев! Разве Азрад правит не в Этшаре Пряностей? Разве нам не лучше бежать куда-нибудь еще? Хотя бы к этому Вульрану?..

— Вульран II правит Этшаром-на-Скалах. И пусть даже его город пострадал меньше других, если двое других триумвиров решат покарать всех чародеев во всех Этшарах, он подчинится. Обязан будет подчиниться: именно так, большинством голосов, управляется Гегемония.

— Но… — начал Ульпен.

— Но, возможно, они этого не решат. — Манрин не дал Ульпену вставить больше ни одного слова. — Лорд Азрад еще вполне может передумать. Судя по всему, последние десять лет за него правил Этшаром лорд Фаран, а теперь лорд Фаран защищает чародеев. Мы отправимся туда, разыщем лорда Фарана, присоединимся к нему и сделаем все возможное, чтобы переубедить Азрада. — Он помолчал и договорил: — Кроме того, если мы хотим получить хоть какой-то шанс повлиять на отношение Гильдии ко всему этому, нам нужно поговорить с Итинией. Она старший магистр в Этшаре Пряностей.

— Но магистр — вы!

— Я — младший магистр в этом городе. Поэтому и отвечаю за деревенских магов вроде тебя. Перинан — старший, и я знаю еще о четверых, которые выше меня.

— Вы знаете?..

— Гильдия переполнена тайнами, мой мальчик. Внутри нее происходит много такого, о чем простые члены и понятия не имеют, а есть кое-что, чего и магистру знать не положено. — Он постучал в дверь. — Знаешь, ведь Серем может быть магистром, а если пока им не стал, то станет в скором будущем. А теперь идем.

Дернет распахнул дверь, и Манрин вошел в дом, на ходу отдавая распоряжения:

— Собери мои вещи — я уезжаю. Не знаю, надолго ли; по меньшей мере на несколько дней.

— Вы будете в городе?

— В Этшаре Пряностей.

Дернет кивнул:

— Как скажете, господин.

Еще через двадцать минут Абдаран — без ученика — был отправлен домой, а Манрин нетерпеливо поджидал у дверей, покуда Ульпен озирался, все еще пытаясь понять, что происходит. Для него все происходило слишком быстро. Мешок был у него за плечами — и куда более легкий, чем по дороге от Северного Харриса, потому что теперь там не лежало вещей Абдарана.

Юноше было неуютно: оказаться в совершенно чужом месте, да еще и без Абдарана! С Манрином он и встретился-то всего каких-то пару часов назад, а теперь вот целиком отдал себя в его руки. Интересно, думалось ему, не нарушает ли это условий его ученичества и клятв, данных Гильдии?

— Отлично, — произнес Манрин. — Отлично. — Он взглянул на Дернета. — Пригляди за домом. Я действительно не знаю, когда возвращусь. Детям скажи: пусть не волнуются. Если Феррис вернется, пусть соседи дадут мне знать Наведенной Грезой.

— Да, господин.

— И… позаботься о себе, Дернет, — сказал Манрин. — Знаю, я обращался с тобой грубо, но ты всегда работал прекрасно и никогда не жаловался.

Выражение усталой покорности, будто навеки застывшее на лице Дернета, сменилось вдруг искренней тревогой.

— Дело настолько серьезно?

— Возможно. Но ты ни при чем. С тобой все будет в порядке. А может, и для всех закончится ничем. Посмотрим. — И, вскинув два своих мешка на плечи, Манрин шагнул к двери.

Ульпен поспешил за ним.

Через полквартала он на ходу оглянулся: Дернет все еще стоял в дверях и смотрел им вслед.

Глава 24

— Не пора ли Гильдии связаться с нами? — спросил Ханнер, глядя на странный черный талисман, который, по словам дяди Фарана, служил связующим звеном с магистром Итинией.

Они сидели в креслах у камина в гостиной дома на Высокой улице, а на столике между ними лежал талисман. Зимой сидеть вот так было бы весьма уютно, сейчас же, в разгар лета главным достоинством этого места было то, что тут — в отличие от других комнат и зал — не сновали чародеи. Лорд Фаран развел руками.

— Это же маги, — отвечал он. — Чего от них ждать?

Спорить с этим было трудно. Ханнер отлично знал, что большинство магов живут по собственным законам, не считаясь с нуждами обычных людей, хотя и не мог решить, что это: рассеянность или надменность.

— Если они в ближайшее время ничего не решат, лорду Азраду может надоесть ждать, — заметил он. — Особым терпением он, по-моему, не отличается.

— Это точно, — хмыкнул Фаран. — Ему быстро становится скучно, а ожидание он ненавидит: поэтому-то и позволил заправлять всем мне, троим своим братцам и куче прочих советников. Но больше всего он ненавидит, когда самому приходится что-то делать.

Он коснулся талисмана, но тот остался глух. Фаран нахмурился.

— Может быть, нужно поискать какой-то другой способ узнать, пытается ли Итиния связаться с нами.

— А разве нельзя просто воспользоваться этой штукой? — Ханнер показал на талисман. Ему впервые пришло в голову, что дядюшка может и не знать точно, как действует волшебный предмет. Возможно, Фаран не уверен в том, что он действует именно так, как предполагается.

— Можно чему-нибудь помешать, — возразил Фаран. — Представь: она беседует с другими магистрами, а тут вдруг я обращаюсь к ней из талисмана. Вышла бы непростительная грубость. — Он поморщился. — Ума не приложу, чем воспользоваться, — но я ведь и не помню всего, что у меня там наверху. — Он встал и взял талисман. — Ты же разбираешься в магии, во всяком случае — должен разбираться, ты ведь проводил столько времени в Волшебном квартале, выполняя мои поручения. Почему бы тебе не подняться со мной — посмотришь, подумаешь, может, что и предложишь.

— Буду рад. — Ханнер поднялся на ноги.

Это была святая истина — и по нескольким причинам.

Во-первых, он искренне хотел помочь. Он, правда, сомневался, что настолько разбирается в волшебстве, чтобы от его помощи была какая-то польза, но попытка не пытка.

Во-вторых, ему до смерти хотелось узнать, что же такое прячет там наверху лорд Фаран. Колдовской талисман, например, который дает возможность разговаривать, несмотря ни на какие расстояния, — ни о чем подобном Ханнер никогда не слышал: большинство его знакомых колдунов занималось целительством, или толкованием предсказаний, или всякой мелочью вроде зажигалок и искателей потерянного. Кое-кто знал толк в зачарованном оружии. Но такого, как талисман Фарана, никто даже не поминал. Ханнеру не терпелось узнать, что еще насобирал Фаран за годы поисков.

В-третьих, первый этаж особняка уже не вмещал всех обитателей. Чародеи — поодиночке и парами — прибывали весь день: по городу прошел слух, что, если родня или соседи гонят их из дома, они найдут пристанище здесь. По мере того как становилось известно о все новых разрушениях и исчезновениях людей, все большему числу чародеев приходилось искать безопасное убежище.

Фаран и Ханнер — и Берн, когда был дома (сейчас он отправился на рынок пополнить припасы), — встречали и привечали всех.

Вернулись все, кто был с Ханнером в Ночь Безумия, а с ними — разнообразные друзья, соседи и другие чародеи, каким-то образом прознавшие про убежище на углу Высокой и Коронной. Мави, хоть сама и не чародейка, привела убитую горем подругу, молодую женщину по имени Панча; убедившись, что ее впустили и устроили, Мави осталась поболтать с Альрис. Сейчас обе были наверху, в комнате, которую Альрис делила с Рудирой.

Ханнер надеялся, что Мави посидит еще и с ним, но дядюшка все время находил ему какие-нибудь дела: куда-то сходить, кого-то позвать, развести вновь прибывших по комнатам, — так что времени у юноши совершенно не оставалось.

Хинда, маленькая кухарочка из дворца, теперь, желая отработать постой, деловито драила кухню; Рудира и с полдюжины других устроили в саду что-то вроде соревнований в чародействе.

Все остальные бродили по гостиным, салонам и залам первого этажа. Ханнера, хоть он и вырос в придворной суете дворца, такое скопище народа слегка раздражало.

И наконец, в-четвертых, он хотел убраться подальше от окон, выходящих на Высокую улицу.

Наплыв чародеев не остался незамеченным; Ханнер подозревал, что за Фараном следили еще от площади. Вскоре после его прихода на улице начали появляться зеваки; они и сейчас торчали перед домом, внимательно его разглядывая.

Кто-то приходил, кто-то уходил, но когда бы Ханнер ни выглянул, с полдюжины наблюдателей стояло у забора. Особенно решительно настроенным казался один старик — он стал подле ограды двора, не сводя с особняка враждебного взгляда

Ханнер вовсе не был уверен, что эти люди знают, чего добиваются столь пристальным вниманием, но, очевидно, что-то у них на уме было и, судя по взглядам, которые они бросали на каждого кто входил или выходил, намерения их были враждебными. Те чародеи, кто мог летать, чтобы миновать это сборище, прибывали со стороны сада, те же, кто не мог, — подходили осторожно, а потом быстро мчались через ворота к дверям.

Эти упорные соглядатаи не нравились никому в доме, но сделать с ними ничего было нельзя. На улице может стоять любой. Пока они стояли за железной оградой, Фаран не мог разогнать их.

И они стояли, а Ханнер все больше тревожился. Если он поднимется на третий или четвертый этаж, то укроется и от наблюдателей, и от толпы чародеев.

— Идем же, — позвал Фаран. Сам он был на полпути к лестнице.

Но в эту минуту монотонный шум на улице вдруг стал громче. Фаран и Ханнер застыли. Чародеи умолкли.

Перемену заметили все. Перед домом раздавались вопли и крики, хотя разобрать, о чем речь, изнутри было нельзя. Разношерстное сборище чародеев заволновалось. Кое-кто, подойдя к окнам, выглядывал из-за штор.

— Кровь и смерть! — пробормотал Фаран. — Что там еще? — И вместо лестницы направился к двери.

Ханнер двинулся следом.

Фаран распахнул дверь настежь и встал в проеме, глядя наружу — и полностью лишив Ханнера возможности что-либо увидеть.

— Что там? — спросил юноша.

— К нам гости, — сообщил Фаран. — В мантиях магов.

— Итиния?

— Нет. Старик и юноша, я их раньше не видел.

— Откуда они узнали, где мы? — спросил позади Ханнера кто-то незнакомый.

Ханнер видел, что Фаран с трудом остается вежливым.

— Они маги, — сказал он. — Вы не маги, но и то узнали. А уж вон те, перед воротами, наверняка не держат это в секрете.

— Проучите этих чародеев! — крикнули из толпы.

— Маг и подмастерье — вряд ли от них будет много вреда, — заметил Отисен. Он подошел к Ханнеру и встал рядом.

Ханнер фыркнул.

— Если Гильдия решила прикончить нас, им вообще незачем приходить сюда. Полагаю, они с вестью. — Он взглянул на Фарана. — Возможно, талисман не сработал.

— Думаю, Итиния пришла бы сама или прислала… — Фаран не договорил: незнакомцы повернули и под пристальными взглядами соглядатаев через открытые ворота вошли в небольшой двор.

— Приветствую вас, — произнес он. — Я лорд Фаран, бывший главный советник лорда Азрада.

— Я Манрин-Маг, — отозвался старший из пришедших, коренастый, среднего роста старец в белой с золотом мантии. — А это Ульпен из Северного Харриса. Я понимаю так, что вы здесь собираете чародеев?

Фаран вскинул голову.

— Не хотелось бы обижать тебя, магистр, но какое вам дело, если и так? Вы пришли сюда от имени Гильдии?

— Гильдии? Нет. От имени себя самого. Если нам будет позволено войти и побеседовать — по возможности, наедине, — я с радостью объясню. — Он глянул через плечо на старика, вперившего в них взгляд из-за ограды.

Фаран проследил взгляд Манрина, поклонился и отступил в сторону.

— Входите и будьте как дома.

То что они увидели, совершенно потрясло магов. Правда Ханнер не был уверен, что поразило их больше: великолепие убранства, толпящиеся кругом чародеи или разнообразие одежд — от придворного шелка лорда Фарана до обносков Зарека. Манрин поспешно принял невозмутимый вид, Ульпен же озирался с откровенным изумлением.

— Вы хотели побеседовать с глазу на глаз? — напомнил Фаран.

— Если можно, — кивнул Манрин.

— Тогда пройдем в мой кабинет. — Фаран указал на лестницу и сделал шаг в ее сторону.

— Конечно. — Манрин кивком велел Ульпену следовать за собой и присоединился к Фарану. Видя это, Фаран кивнул Ханнеру.

— С нами пойдет лорд Ханнер, — объявил он.

Отисен метнул на Ханнера завистливый взгляд и отошел.

Сначала Ханнер не был вполне уверен, какой именно кабинет имел в виду его дядюшка: на первом этаже кабинет был, а на втором, насколько он успел заметить, — нет; но все сомнения отпали, когда Фаран отпер дверь на вторую лестницу, что вела на третий этаж.

— Простите, тут пыльно, — извинился он, — я не разрешаю слугам убираться здесь.

Манрин пробурчал в ответ что-то вежливое. Ханнер провел ладонью по перилам и тут же чихнул: пыли и впрямь было предостаточно. Ульпен ничего не трогал и ничего не говорил: он выглядел испуганным. Интересно, подумал Ханнер, чего это он боится: того ли, что очутился среди чародеев, или у его страха другая, особая причина?

С верхней площадки Фаран повел всех по широкому коридору. Стены здесь были выкрашены в белый цвет, пол устилал потертый красный с золотом ковер. Пышность нижних этажей отсутствовала, даже длинная подпалина на стене осталась не закрашенной. А ведь горело довольно давно, отметил про себя Ханнер, вон как пыль и паутина наросли…

Фаран отворил дверь и пропустил гостей в большую, тускло освещенную комнату. Пока остальные неуверенно топтались у входа, Фаран раздернул тяжелые шторы на двух больших окнах, и предзакатное солнце заглянуло в комнату, заставив пылинки плясать в своих лучах и осветив несколько кресел и комоды вдоль стен.

Не очень-то это походило на привычные Ханнеру кабинеты: ни стола, ни конторки, а всех книг — стопка толстых тетрадей на одном из комодов. Да и волшебного тут тоже ничего не было, так что оставалось совершенно непонятно, зачем держать все это под замком, хотя — кто знает, что хранят в себе эти комоды?

Однако для разговора без помех комната вполне подходила.

Фаран указал гостям на кресла и выдвинул одно вперед — для себя.

— Ну, магистр, — проговорил он, усевшись, — зачем вы пришли сюда?

— Я узнал, что вы собираете здесь чародеев и пытаетесь защитить их от нападок после беспорядков Ночи Безумия. — Манрин осторожно опустился в кресло.

— Примерно так все и обстоит, — согласился Фаран. — И что с того?

Манрин и Ульпен обменялись тревожными взглядами.

— В таком случае, — сказал Манрин, — мы хотели бы присоединиться к вам.

Фаран склонил голову набок.

— Но вы же ведь маги? — удивился Ханнер.

— Маги, — признал Манрин. — Но мы к тому же еще чародеи.

Он огляделся, подыскивая подходящий предмет, и одна из тетрадей вдруг взмыла над комодом., повисела немного в воздухе и аккуратно опустилась обратно.

Фаран и Ханнер молча наблюдали за происходящим; потом Фаран спросил:

— Твой подмастерье — тоже?

— Он не мой подмастерье, — покачал головой Манрин. — Он ученик Абдарана — Абдарана Белого, деревенского мага средней руки. Но мальчик чародей, как и я, поэтому-то я и привел его с собой.

— Это правда? — поинтересовался Фаран у Ульпена.

— Да, хозя… да, милорд. Наставник Абдаран привел меня к магистру за советом, а магистр Манрин отвел меня к магистру Перинану, а магистр Перинан послал нас к магистру Итинии, а уж потом мы пришли сюда.

— Так все они знают, что вы чародеи? — Брови Фарана сошлись. — Зачем же вам понадобился разговор наедине?

— Они ничего не знают, — быстро произнес Манрин. — Абдарану известно про Ульпена, но не думаю, чтобы другие допускали возможность для мага оказаться подобным образом зараженным. Держа с ними совет, я выступал как лицо незаинтересованное и вынудил Перинана послать нас к Итинии — точнее, в Этшар Пряностей. Так мы могли попасть сюда быстрее всего.

— Перемещающий Гобелен?

— Ты знаешь про них? — поразился Манрин.

— Я про них слышал, — кивнул Фаран, — но никогда не видел в действии.

— Они весьма удобны: мы преодолели сорок лиг в мгновение ока.

— Это было потрясающе! — воскликнул Ульпен, впервые оживляясь (вообще в первый раз показывая признаки жизни, подумал Ханнер). — Мы просто коснулись его!

— Да, да. — Манрин вновь обратился к Фарану. — Как бы там ни было, мы явились в город, заглянули к Итинии, дабы создать впечатление, будто пришли к ней за советом, и явились сюда. — Он помолчал. — Вы поняли, почему мы пришли?

— Я предпочел бы услышать объяснение.

Манрин вздохнул.

— Все просто. Мы хотим жить. А сейчас неясно, будет ли нам это позволено. По словам Итинии, ваш правитель, лорд Азрад, намерен перебить всех чародеев; наш лорд Эдерд пока не склонен к этому, но поговаривает об изгнании.

— Так не ухудшили ли вы свое положение, придя сюда? — спросил Ханнер.

— Мы пришли в поисках убежища, юноша, — ответил Манрин.

— Но, останься вы в Этшаре-на-Песках, вам, возможно, вообще не пришлось бы его искать…

— Полагаю, пришлось бы, что бы ни решил лорд Эдерд, — отозвался Манрин. — Триумвират — не единственная сила в Этшаре. Не забывай: мы — маги, а законы Гильдии запрещают магам пользоваться более чем одним видом магии. Нарушение этих законов карается смертью.

— Но вы же не просили делать вас чародеями!

— Гильдию интересуют не намерения, а результаты.

— Тогда они ничем не лучше лорда Азрада!

Манрин удивленно моргнул.

— А кто говорит, что лучше?

— Мой племянник — идеалист, — мрачно заметил Фаран. — Вот уже сколько лет я твержу ему, что Гильдия вовсе не так милостива, как любит казаться, но он не склонен мне верить.

— Я так и понял, — кивнул Манрин. — Ну, в любом случае нам, одновременно и магам и чародеям, если мы хотим выжить, необходимо найти какую-то поддержку. Вечно скрывать свое новое состояние мы не сможем…

— Почему нет? — вмешался Ханнер, поразив всех, даже себя самого. Он как раз думал, что на месте Манрина просто не стал бы признаваться в чародействе.

В конце концов он же не сказал никому, что он чародей, и не намерен говорить и впредь.

Манрин удивленно взглянул на него.

— Потому, что чародейство рвется на волю! Неужто никто из всех ваших чародеев не сказал вам этого? Им очень легко воспользоваться ненамеренно — с нами такое уже случалось, порой это бывает даже во сне. Рано или поздно, но мы выдадим себя при свидетелях, а ведь Абдаран и без того знает, что Ульпен чародей.

Лорд Фаран согласно кивал, и Ханнер вспомнил, что дядюшкино чародейство открылось как раз случайно. Возможность того, что он и сам выдаст свою тайну так, как говорит Манрин, встревожила Ханнера, но он не видел, как можно этому воспрепятствовать.

— И есть еще кое-что, — хмуро продолжал Манрин. — Похоже, чародейство и магия как-то влияют друг на друга. В последние два дня большая часть заклинаний не удается мне, и неизвестно, что будет дальше. Я магистр, люди ожидают, что я буду пользоваться магией каждый день. Если я начну отказывать или перестанут действовать мои заклинания — вопросов не избежать.

— Ох… — Ханнер взглянул на дядю.

Фаран задумчиво смотрел на магов.

— Твои заклинания не действуют? — переспросил он. — А остался ли ты вообще магом?

Манрин снова вздохнул.

— Боюсь, что остался. Кое-какие мои заклинания все-таки работают, да и нельзя перестать быть магом. Мне известны такие тайны Гильдии, знание которых для не-мага означает смерть. Так что я все еще маг и, значит, должен умереть за чародейство; если же я не маг, то должен умереть за знание тайн Гильдии. Если только не найду способа как-нибудь смягчить Гильдию.

— Но Гильдия ведь никогда не смягчается, — сказал Ульпен. — Абдаран говорил мне…

— Если только ее не принудить, а для этого нужна сила, — ответил ученику Манрин. — Потому-то мы и пришли сюда. Я не знаю, что ты и твои чародеи намерены делать, милорд, но в любом случае предлагаю тебе наши услуги в обмен на твою защиту.

— Ваши услуги, — медленно повторил Фаран. — Но ты же сам говоришь, ваши чары почти не действуют.

— Зато действует разум, — огрызнулся Манрин. — И урон нанесен лишь моим магическим способностям; я все еще такой же чародей, как те, внизу. И я все еще магистр, по крайней мере до тех пор, пока в Гильдии не выяснили, кем я стал. Мне на самом деле известны их тайны, и покуда я еще могу обсуждать с Итинией и Перинаном проблемы, которых чужак просто не рискнет коснуться.

— Да, это ценно, — признал Фаран. — Я вчера обратился к Итинии с просьбой встретиться и обсудить проблемы чародеев; когда вы подошли к дверям, я решил, что вы — ее представители и пришли передать ее ультиматум или отвести меня на встречу… в общем, я ждал ответа на свою просьбу. Вы, очевидно, не представляете ее — но, может, хоть знаете, почему она не откликнулась? Встречалась ли она с правителем, как просил он?

— Нет, не встречалась, — покачал головой Манрин. — Это я знаю. Она не встречалась ни с одним из вас, потому что держала совет с магами. Гильдия хочет дать твердый ответ чародеям, и не только в Гегемонии Трех Этшаров, но по всему миру. Так что…

Он резко оборвал фразу, покосился на Ульпена, но продолжил:

— Сейчас я нарушу клятву. Думаю, это не слишком важный секрет — по сравнению с другими, конечно, — но это все же тайна Гильдии, а я клялся не разглашать никаких ее тайн. Если это неприемлемо, скажите мне сейчас: не хотелось бы становиться клятвопреступником непонятно ради чего.

— Продолжай, — проговорил Фаран. — А чтобы тебе было спокойнее, позволь предположить: речь пойдет о Внутреннем Круге?

— А! — Манрин явно вздохнул с облегчением. — Так ты знаешь! Что ж, значит, я не стану клятвопреступником. Да. Внутренний Круг — по крайней мере часть его — собирается, чтобы обсудить этот вопрос. Я не знаю где — но не в Этшаре. Итиния, Перинан и остальные отбыли и не вернутся, пока не примут решения; я перехватил ее на самом пороге и спросил, где найти тебя. Она полагает, я здесь, чтобы разнюхать что ты и все эти чародеи замыслили, — и донести ей. Но у меня нет ни малейшего желания доносить ей хоть что-то.

— Значит, Внутренний Круг действительно есть, и ты не входишь в него, — заключил Фаран. — До меня ведь доходили лишь слухи.

— Внутренний Круг есть, и я в него не вхожу, — подтвердил Манрин. — Я надеялся, что когда-нибудь буду принят туда, но теперь это, само собой, невозможно.

В голосе мага Ханнеру послышалась горечь. Чем бы этот самый Внутренний Круг ни был — совершенно ясно, Манрин считает, что давно уже должен был бы в нем быть.

Ханнер заметил, что Ульпен растерян еще больше, чем прежде, и поинтересовался — не только для себя, но и для него:

— А что это такое — Внутренний Круг?

Манрин закусил нижнюю губу, так что борода его задралась вверх, и переглянулся с лордом Фараном.

— Как я слышал, — проговорил тот, — то, что Гильдия управляется всеми магистрами, — ложь для нас с вами, а на самом деле среди них существуют избранные, которые и составляют истинный совет Гильдии. Этот совет называется Внутренним Кругом.

Манрин приоткрыл рот, поколебался, потом сказал:

— В общем, изложено верно.

— Я никогда об этом не слышал, — прошептал Ульпен.

— Ты только подмастерье, — успокоил его Ханнер. — Уверен, рано или поздно ты об этом узнал бы.

На самом деле ни в чем таком он уверен не был, но зачем об этом говорить? Ульпену и так несладко.

Кстати, Ханнер заметил, что разговор в основном вел Манрин. Возможно, подумал он, Ульпен вообще не собирался приходить сюда. Как ученик, он должен был делать, что велено, а Манрин велел ему идти с ним — но, вполне вероятно, ему это вовсе не нравилось.

Об этом стоило помнить: за мальчишкой нужно приглядывать, и внимательно.

— Так Внутренний Круг встречается, чтобы обсудить положение? — вернулся к теме Фаран. — Не знаешь, сколько может продлиться встреча?

Манрин поморщился.

— Может затянуться на годы. Это же высшие маги, самые младшие там — ровесники мне. Мне сто одиннадцать, и я намерен прожить еще долго, но по меркам Внутреннего Круга я едва закончил свое ученичество. Они владеют Питающим Заклятием, так что не нуждаются в еде и воде; они пользуются заклинаниями омоложения, а некоторые вообще живут вечно. Время для них — не то же самое, что для обычных людей вроде вас.

— Но… — начал Ханнер.

Манрин поднял руку — и он умолк.

— Вряд ли это займет годы, — продолжал маг. — Думаю, они сознают серьезность положения и решат все быстро. Но вот насколько быстро — понятия не имею.

Ханнер не стал возражать.

Он не хотел, чтобы это затягивалось на годы, месяцы или хотя бы на еще одну неделю. Он хотел, чтобы все пришли наконец в себя и обращались с чародеями просто как с людьми.

Все, чего Ханнеру хотелось на самом деле, — это вернуться домой во дворец и спать в собственной постели; а еще — узнать получше Мави и в будущем стать кем-то более значительным, чем придворный паразит. Прошлой ночью он снова провожал Мави домой. Сегодня она вернулась, привела свою подругу Панчу, и он был очень рад видеть ее, хоть им и не удалось поболтать.

Он бы обрадовался еще больше, окажись они все во дворце — и чтобы никто из них не был чародеем.

Ничего этого он, разумеется, не сказал. Просто молча смотрел на дядю.

— Тогда вопрос в том… — начал Фаран.

Ханнер так никогда и не узнал, что это был за вопрос: как раз в этот миг снизу донесся треск, будто вышибли дверь, и раздался голос Рудиры:

— Спускайтесь сюда! Быстрее!..

Глава 25

Четверо совещавшихся быстро сбежали по лестнице, и толпа чародеев у ее подножия раздалась перед ними. Парадная дверь стояла открытой настежь, а за ней, в воротах, выстроились двадцать солдат городской стражи в полном вооружении во главе с капитаном Наралем. Улица позади отряда была забита любопытствующими зеваками. Выглянув из-за дядиного плеча, лорд Ханнер заметил среди них настырного старика. Лицо его так и сияло возмутительным удовольствием.

— Лорд Фаран! — позвал Нараль, увидев выходящую четверку.

— Да, капитан, — откликнулся Фаран. — Чем могу служить?

Нараль набрал в грудь побольше воздуху и заговорил громко и внятно:

— Повелением Азрада Шестого, правителя Этшара Пряностей, триумвира Гегемонии Трех Этшаров, командующего Священным Флотом и Защитника Богов, настоящим ты обязываешься немедленно покинуть город Этшар: через час ты должен находиться за городскими стенами. Ты обязан взять с собой всех и каждого из своего окружения, кто хоть в какой-то мере поражен магией, именуемой "чародейством". Отныне и впредь до получения собственноручного разрешения правителя тебе воспрещается появление в стенах города, какие бы ни были тому причины. Собственность, оставленная тобой в городе будет продана и чистый доход отправлен в место твоей ссылки. Я здесь, чтобы препроводить вас к одним из городских ворот или к отбывающему судну. Отказ повиноваться сему приказу карается смертью — тогда и так, когда и как будет удобно.

Капитан умудрился сказать всю речь громким голосом на одном дыхании. Ханнер восхитился сим подвигом и удивился, как это Наралю удалось произнести официальную формулу, включая вставленную фразу о чародеях, ни разу не запнувшись и не замявшись. Остальной текст был обычным вердиктом об изгнании; Ханнеру приходилось слышать его и раньше, правда, там за "в течение часа" сразу следовало "отныне и впредь".

— Ты не можешь говорить этого всерьез, — сказал лорд Фаран, изящно опираясь о косяк двери.

— Я совершенно серьезен, милорд, — ответил Нараль. — Лорд Азрад желает выдворить вас из города немедленно.

— Лорд Азрад может отправляться к демонам.

Половина услышавших это задохнулась; другая половина застыла на месте.

— Вот, слышали? — придя в себя, заявил Нараль. — Уверен, именно нечто подобное и вывело из себя лорда Азрада. — Он обнажил меч. — Милорд, я препровожу тебя к воротам; миром или силой — выбирать тебе. Полагаю, Западные Врата тебя устроят?

— Я не иду никуда. — Фаран вскинул голову, и меч Нараля внезапно вырвался из его руки и упал на мостовую за оградой.

Нараль быстро наклонился и подобрал его.

— Капитан, — заговорил Фаран, — я чародей, и дом этот полон чародеев. С тобой я легко управлюсь и один. Со всеми твоими солдатами, может, и не справиться, но кто-нибудь из прочих наверняка с удовольствием мне поможет.

— Только никого не убивай, — прошептал Ханнер в спину дядюшке.

— Я и не собираюсь, — не поворачивая головы, ответил Фаран так тихо, что никто не услышал бы его и в двух шагах.

Ханнер повернулся, окидывая взглядом других чародеев. Сам он стоял за дядиным правым плечом; Манрин был слева, Ульпен — позади Манрина. Вид у юноши был совершенно несчастный. Другие стояли поодаль; Рудира — ближе всех, всего в шаге от Ханнера, еще с дюжину собралось в прилегающих комнатах, глядя из окон или слушая у дверей.

Если и обращаться к кому за помощью, то — к Рудире; Ханнер знал ее, верил, что она сможет держать себя в руках, да и вообще — она была самым сильным из всех собравшихся здесь чародеев.

— Рудира, — шепотом позвал он. — Иди сюда: дяде может потребоваться помощь.

Рудира, приподнявшись над полом, подплыла к Ханнеру и выглянула в дверь из-за спин мужчин.

— Не убивай их, — сказал Ханнер. — Они просто выполняют приказ.

Рудира кивнула.

Нараль явно обдумывал положение, но в конце концов прокричал:

— Лорд Фаран, прошу вас, одумайтесь. Я просто выполняю приказ. Меня вы, возможно, и остановите, но со всем городом вам не справиться!

— Вряд ли нам придется это делать, — улыбнулся Фаран. — Но коли придется, я, знаете ли, сомневаюсь, что нам такое не удастся. Мы и сами еще не знаем, что может чародей. Мы еще только начали учиться. Ты уверен, что нам не остановить горожан?..

Нараль вздохнул.

— У меня приказ, — обреченно проговорил он. — Так вы пойдете своей волей?

— Я не пойду вообще. — Фаран выпрямился и шагнул назад, в глубь дома.

Он не смог закрыть дверь: помешал Манрин, ручка была за его спиной. Маг рассматривал стражников и не сразу заметил взгляд Фарана; еще мгновение ушло у него на то, чтобы понять этот взгляд. Он охнул и шагнул в сторону.

Но было поздно: Нараль повел своих в атаку, стражники, вопя во все горло, разом рванулись к воротам. Толпа подбадривала их радостным криком.

Фаран и Манрин растерялись, Ханнер понятия не имел, что делать, но все это не имело значения. Рудира взмахнула рукой — и солдаты повалились с ног, покатились назад, словно накрытые гигантской волной, мечи и копья падали из их рук.

Вопль смолк; радостный рев толпы оборвался, и с минуту только и было слышно, что ругань падающих солдат, треск их кирас и лязг оружия.

Потом на мгновение воцарилась полная тишина, лишь вдали деловито шумел город.

Фаран, Манрин и Ханнер смотрели на распростертых стражников; они неуверенно пытались сесть, некоторые еще лежали, боясь неосторожным движением вызвать новый удар.

— Убирайтесь! — крикнула через головы мужчин Рудира, и голос ее показался Ханнеру невероятно громким. — Мы — маги, и мы требуем к себе должного уважения! Здесь вам не кабак, а мы — не пьяная шваль, чтобы врываться сюда с мечами и копьями!

Ханнер подавил истерический смех. Он был совершенно уверен, что слова Рудиры основаны на личном опыте, что она не раз видела, как разбираются стражники в кабаках с пьяной швалью.

Капитан Нараль осторожно поднялся на ноги, отряхнул пыль с одежды, поднял меч, протер его, потом обернулся и оглядел своих людей. Большая их часть уже сидела; кое-кто даже поднял оружие.

Нараль повернулся к дверям.

— Лорд Фаран, — произнес он.

— Капитан Нараль, — поклонился Фаран.

— Похоже, если вы намерены пренебречь приказом правителя, мы не в силах принудить вас.

— Капитан, мы могли бы с легкостью убить всех вас. Прошу, не вынуждайте нас доказывать это.

Нараль поднял руку.

— Не стану, — сказал он. — Но я обязан доложить обо всем лорду Азраду, и в следующий раз он, возможно, будет куда более суров.

— Рад буду побеседовать с его представителями; я понимаю, здесь на кон поставлено очень многое, и мне хотелось бы разойтись с ним миром.

— Ну конечно. — Нараль поколебался, но все же добавил: — Покинь вы город — вот бы миром и разошлись.

— Боюсь, такое мирное решение меня не устроит. Надеюсь, мы отыщем другое.

— Я тоже надеюсь, милорд. — Нараль повернулся и заревел на своих: — Эй вы, а ну-ка встать, живо! Привести себя в порядок! Стройся!

Стоя рядом с Фараном, Ханнер молча следил, как солдаты встают, строятся и идут прочь. Замыкал шествие Нараль.

— Погодите! — закричал на улице прежний настырный старик. Теперь он выглядел не довольным, а растерянным. — Вы не можете сдаться! Хватайте их! Арестуйте! У меня сын две ночи как пропал, и виноваты в том они!

— Мы тут ни при чем! — крикнул в ответ Ханнер. Капитан Нараль, демонстративно ни на что не обращая внимания, повел свой отряд прочь.

Ханнер смотрел, как они уходят, и в то же время наблюдал за горожанами на улице; лица их были большей частью мрачные и злые, хотя по-настоящему разъярен был только один — тот самый старик.

238

На какое-то время чародеи избавились от стражников и избегли изгнания, но друзей себе не приобрели, подумал Ханнер.

— Спасибо, Рудира. — Фаран мягко отстранил Ханнера и закрыл наконец дверь. — Сделано было точно и ловко — а уж как вовремя!..

Рудира улыбнулась и сделала реверанс — быстрый девчоночий книксен, а не глубокий, полный изящного достоинства поклон знатной дамы. Наверняка ведь она выучилась этому, чтобы веселить клиентов, подумалось Ханнеру, простой люд редко заботит подобная вежливость.

— Дядя, — сказал он, — они возвратятся с магами.

— Знаю, — кивнул Фаран. — Надеюсь, поскольку меня там нет и торопить его некому, Азрад не станет спешить — ты ведь знаешь, какие они лентяи, что он, что Илдирин, что все остальные.

— Но если лорд Азрад злится…

— Да. Тогда он захочет покончить со всем как можно быстрее. — Фаран повернулся к Манрину: — Какие чары тебе еще повинуются?

Манрин фыркнул.

— Не многие. И даже если я смогу быть уверенным в них, где мне раздобыть составляющие для чего-то более действенного, чем Фельшеново Первое Усыпляющее?

— Наверху, — ответил Фаран. — У меня должно быть все, что тебе нужно.

С минуту Манрин молча смотрел на него.

— М-да, — произнес он наконец.

Ханнер слушал, но пока ничего не говорил. Он начинал понимать, насколько глубока пропасть, через которую перешагнул Фаран. Дядюшка сжигал за собой мосты: бросил вызов правителю и Гильдии магов, оказал неповиновение городской страже и открыто признался в занятиях запрещенной магией. К прежнему лорду Фарану возврата не было: или он одержит победу, став кем-то новым, предводителем чародеев, не связанным старыми правилами, или почти наверняка умрет — как предатель и преступный маг.

Ханнеру оставалось только надеяться, что если Фаран потерпит поражение, он не потянет за собой всю семью. В Гегемонии Трех Этшаров не было принято наказывать семью преступника за его дела, но дядя Фаран — случай особый: второй по положению человек в городе, совершивший страшнейшие из преступлений.

А Ханнер и Альрис с ним и помогают ему…

Более чем когда-либо Ханнеру захотелось оказаться сейчас с Неррой, дома, в своих дворцовых покоях — и не быть чародеем.

— Составляющие для магических заклятий хранятся в комнатах западного крыла на третьем этаже, — объяснял между тем Фаран. — Все тщательнейше переписано; список — в тех тетрадях в комнате, где мы беседовали. — Казалось, его вниманием целиком завладел Манрин, но Ханнер слишком хорошо знал своего дядюшку, чтобы не понимать, что тот еще и играет на публику. Рудира, Ульпен и еще с полдюжины чародеев жадно внимали его словам.

Фаран давал им понять, и что сам он смыслит в магии, и что маг Манрин на их стороне — это, по его мысли, должно было придать им сил, ведь теперь правитель узнал, где они, и наверняка пожелает их уничтожить. Пускай же знают, что у них есть не только их собственная таинственная и неприрученная сила.

Неприрученная. Ханнер обдумал это.

— Дядя, — окликнул он, когда Манрин и Ульпен пошли к лестнице и Фаран двинулся за ними.

Фаран повернулся к племяннику.

— Да?

— По-моему, лучше оставить магию магам. Ты ведь ждешь столкновений — так, может, выясним, каковы наши силы.

— У нас полон дом чародеев.

— Так-то оно так, но не стоит ли посчитать их? И узнать заодно, кто из них что умеет. Мы ведь не знаем, на что они действительно способны. — Ханнер указал на Рудиру. — Остановить на бегу стражников, как она, смогут наверняка не многие. Но, возможно, кто-нибудь сумеет сделать что-нибудь иное.

Фаран взглянул на Ханнера, на сбившихся в кучки чародеев, на уходящих Манрина и Ульпена…

— Ты прав, — признал он. — Это надо сделать. Армия лучше толпы, так? — Он махнул рукой и крикнул: — Слушайте все! Сейчас идем в столовую, выяснять кто есть кто.

Не успели чародеи двинуться в указанном направлении, как в дверь постучали — так тихо, что шарканье ног почти заглушило стук. Ханнер переглянулся с Фараном.

Им обоим слышны были крики на улице — но не рядом с дверью.

Фаран взглянул на Рудиру, та отбросила с лица волосы и кивнула:

— Я готова.

Ханнер прикусил нижнюю губу. Фаран и Рудира, очевидно, ожидали появления нового врага, но Ханнер думал, что скорее всего это Берн, руки которого заняты покупками и который не может открыть дверь ключом. Или еще один прибывший чародей.

Но кругом околачивались эти зеваки — следили, вынюхивали… Так что, может, и правильно держать Рудиру наготове: а вдруг придется защищать дом?

Фаран кивнул, и Ханнер отворил дверь. Выкрики стали громче, и в первый раз Ханнер разобрал слова.

— Где мой муж? Что вы, чародеи, с ним сделали?! — вопила женщина.

Однако она была далеко от двери. Крикуны все сгрудились за оградой, на улице. А рядом с дверью, занеся для стука кулачок, стояла черноволосая девочка лет тринадцати-четырнадцати в выцветшем сером платье

Рудира коротко фыркнула и отвернулась. Ее резкость не понравилась Ханнеру и он решил загладить грубость.

— Добрый день, — проговорил он. — Я лорд Ханнер. Чем могу служить?

— Я — Шелла-Подмастерье, — сказала девочка. — Вы… здесь принимают чародеев?

— Да, конечно. — Ханнер распахнул дверь пошире. — Входи!

— Спасибо, — прошептала Шелла. Она шагнула внутрь и застыла, пораженная богатым убранством и разношерстным людом, направлявшимся в столовую.

— В каком цехе ты подмастерье? — вежливо поинтересовался Ханнер, закрывая дверь: пусть девочка отвлечется и успокоится.

— В ведьмовском, — ответила она.

Дядя Фаран, который, не обращая внимания на девочку, устраивал в столовой других гостей, внезапно обернулся и одарил ее взглядом.

Ханнер улыбнулся.

— Проходи сразу сюда. — И он повел ее мимо дядюшки к местам во главе стола.

Глава 26

— Я стояла там долго-долго, все старалась набраться смелости, — тихонько объясняла Ханнеру Шелла. Лорд Фаран предоставил заниматься ею племяннику: она говорила так тихо, что нужно было делать усилие, чтобы вести беседу, а тут еще чародеи расшумелись, когда Фаран попытался построить их. В общем, дел дядюшке хватало пока что и без новенькой. — Когда я увидела, как вы отделались от солдат, то подумала: может, хоть вы меня защитите.

— Защитим. Но от чего?

— От всего. — Девочка неопределенно помахала рукой. — Я хочу сказать, это для любого плохо — стать чародеем, но если ты к тому же ведьма… ну, это ведь против правил Гильдии? Мой наставник думает, именно так. Он думает, это против правил и Сестринства тоже.

— Не думаю, что у Сестринства появились уже какие-нибудь правила против чародеев, — заметил Ханнер. Ом мало знал о довольно свободной организации ведьм, но и того, что он знал, было довольно: ему не верилось, что они способны принять хоть какие-то правила всего за два дня. — А кроме того, тебе не обязательно вступать в Сестринство, если ты этого не хочешь.

— Но… разве их правила не обязательны для всех, как в Гильдии магов?

— Вовсе нет, — принялся объяснять Ханнер. — Если ты маг, то обязан вступить в Гильдию, и они убивают всякого, кто нарушает их запреты, но Сестринство — дело другое. Я вообще не уверен, что у них есть правила, а если и есть, то касаются они лишь самих сестер. И потом, сестры никого не убивают, во всяком случае, так я слышал. Это скорее объединение, чем гильдия.

— У Братства правила есть, — с сомнением сказала Шелла. — Наставник перечислял их мне. Он был в Братстве.

— Но сейчас уже нет?

— Нет. Он вышел оттуда. Им не понравилось, что он взял в подмастерья девочку.

— Но они его не убили, ведь правда?

Она задумалась — и словно солнышко начало выходить из-за туч.

— Нет…

Тучи набежали снова.

— Но Гильдия все равно запрещает смешивать магию.

— А правитель вообще не желает видеть чародеев в городе, — добавил Ханнер. — Вот мы и собираемся драться.

Шелла кивнула, но на личике ее так и застыло выражение неуверенности и тревоги.

— Ну, ладно. — Ханнер сменил тему, надеясь подбодрить ее — и себя. — А кто твой наставник? Он знает, где ты?

— Келдер из Крукволла, — сказала она. — Вряд ли он знает, где я, — да вряд ли и хочет знать. — Она быстро заморгала, губы ее задрожали, и Ханнер понял, что она вот-вот заплачет. — Он вышвырнул меня вон.

— Да как же он мог! — возмутился Ханнер. — Наставник отвечает за подмастерье!

Шелла шмыгнула носом, вытерла его рукавом, потом приложила тот же рукав к глазам.

— А вот смог. Сказал, я больше не ведьма и никогда ею не буду.

— Потому, что ты чародейка?

Девочка молча кивнула.

И тут Ханнера поразила одна мысль.

Чародеи передвигали предметы, не касаясь их; большинство чародеев — и он в том числе — как раз и обнаружили, кем стали, именно обнаружив у себя этот дар.

Но ведьмы тоже передвигали предметы, не касаясь их. Само слово "чародейство" возникло из-за сходства новой силы с каким-то древним ведьмовством. Правда, у них летали только маленькие предметы. Что же такое передвинула эта девочка?

— Откуда он узнал, что ты — чародейка?

— По тому, что я сделала, — прошептала Шелла так тихо, что Ханнер едва расслышал ее.

— Ханнер, мальчик мой, — позвал Фаран. — Не могли бы ты и твоя подружка обратить на нас внимание? Мы начинаем.

Ханнер оглянулся.

— Минутку, дядя, — попросил он и снова повернулся к Шелле. — Так что же ты сделала?

— Превратила Теллеша-Мясника в чародея.

Ханнер моргнул.

— Ханнер, — уже настойчивее позвал Фаран.

Ханнер поднял руку.

— Так что ты сделала?

— Я пыталась его исцелить! — почти прокричала Шелла. Потом голос ее снова сделался привычным чуть слышным бормотанием, но слова хлынули таким потоком, что Ханнеру стоило огромного труда уловить смысл. — Он поранил себя, а потом поскользнулся в крови и стукнулся головой о стену, и наставник Келдер сказал, мне пора учиться целительству; мы вместе остановили кровь Теллешу, и хозяин велел мне посмотреть голову Теллешу и сказать, есть ли там что делать, я попыталась, но мое ведьмовское зрение работало плохо… и тогда я сделала что-то, не знаю что, — и увидела, но по-другому, я просто смотрела внутрь головы Теллеша и сравнивала со своей, потому что у меня-то все должно было быть правильно… и я снова сделала что-то, мне трудно объяснить что, но это было словно открыть кран, только я не смогла снова его закрыть… А потом Теллеш сел, чувствовал он себя лучше, только немного странно, и сказал, что слышит голоса, а потом потянулся к кошельку, и тот сам прыгнул ему в ладонь, а мастер Келдер посмотрел на нас обоих и сказа-а-ал… — Тут она наконец расплакалась, быстро, тихонько всхлипывая и вздыхая.

— Ханнер! — рявкнул Фаран.

Ханнер поднял взгляд.

— Прости, дядя, — сказал он. — Я отведу ее в гостиную и успокою. Мы быстро.

Фаран ожег его взглядом.

— Так ступай!

Обняв Шеллу за плечи, Ханнер провел ее по коридору в переднюю гостиную, по дороге плотно прикрыв за собой дверь столовой.

Если то, что сказала Шелла, — правда, это может быть весьма ценным. До сих пор Ханнер, да и все остальные, считали, что чародеи, ставшие таковыми в Ночь Безумия, — единственные в мире, и больше их не появится, если то загадочное событие не повторится и не породит новых.

Но если чародеи могут творить новых чародеев, так же как ведьмы — обучать учениц, а маги — помогать подмастерьям делать ритуальные клинки, чтобы те стали истинными магами, тогда… тогда лорду Азраду окажется не так уж легко уничтожить чародеев, и вполне возможно, что именно они — настоящие маги.

Ханнер видел, как Мави спустилась вниз, но уходить не торопилась, возможно, рассчитывала, что он снова проводит ее. Они с Альрис, беседуя, сидели в передней гостиной; когда вошли Ханнер и Шелла, девушки умолкли.

— Что, дядюшка выставил вас, как и всех прочих нечародеев? — спросила Альрис.

Заметив следы слез на щеках девочки Мави поднялась и шагнула к ней, но Шелла отшатнулась, и Мави замерла.

— Я привел сюда Шеллу, чтобы успокоить — объяснил Ханнер. — У нее был очень тяжелый день. Ее выгнал наставник.

— Она чародейка? — спросила у Ханнера Альрис.

— Как ты? — спросила у Шеллы Мави.

— Она чародейка, — отвечал Ханнер, а Мави взяла девочку за руку.

— Может, тогда ей лучше побыть с другими чародеями? — осведомилась Альрис.

— Возможно, когда ей станет легче, — отрезал Ханнер. Он раньше думал, что Альрис, быть может, обрадует появление Шеллы — они ведь были почти ровесницами, — но, похоже, это не сработало.

Мави тепло улыбнулась.

— Я Мави, — сказала она.

Шелла сглотнула и перестала всхлипывать ровно настолько, чтобы выговорить:

— А я — Шелла.

— А это — леди Альрис, — продолжала Мави. — Она — сестра лорда Ханнера.

Шелла взглянула на Альрис, потом снова пристально посмотрела на Мави.

Ханнеру вдруг стало тревожно. Что-то происходило, он чувствовал это, но не знал — что.

— Ты не чародейка, — сказала Шелла. Это не был вопрос.

— Нет, — согласилась Мави. — Как и леди Альрис, и лорд Ханнер. Просто они жили во дворце, а правитель отказался пустить их туда, потому что боится чародеев, вот они и поселились здесь, у своего дяди. А я всего лишь у них в гостях. Я живу близ Нового рынка.

— Но… — Шелла бросила на Ханнера острый, озадаченный взгляд. Слез как не бывало.

"Она знает, — понял Ханнер. — Знает, что я — чародей".

— Я потом объясню, — быстро произнес он.

— Что объяснишь? — тут же влезла Альрис.

— Не твое дело, — бросил Ханнер.

Альрис посмотрела на Ханнера, перевела взгляд на Мави и заявила:

— А я и так знаю. Только не понимаю, почему ты сказал ей, а не мне, твоей сестре!

Мави вздрогнула.

— Нет, Альрис, это не то… в смысле, мы не… — Ее голос прерывался от смущения.

— Альрис, заткнись, — устало сказал Ханнер. Он не ожидал застать в гостиной эту парочку, и, как бы ни радовало его присутствие Мави, сейчас он от всей души желал, чтобы ее здесь не было. Он повернулся к Шелле.

— Ты рассказывала, что случилось после того, как ты исцелила Теллеша, — напомнил он.

— Ага… Ну, мастер Келдер попробовал исправить то, что я сделала, но не смог, и я тоже не смогла, потому что не понимала, что делать, так что в конце концов он отослал Теллеша домой, и мы немного поговорили, а потом он велел мне собрать вещи и убираться, я ведь больше не ведьма и со мной опасно быть в одном доме… Наверное, он думал, что это заразно.

— И ты ушла?

— Я даже не забрала свой посох. Слишком я расстроилась. Просто выбежала из долгу. А потом ходила, слушала, что говорят, и расспрашивала сама, а потом услышала про Дом Чародеев и пришла посмотреть.

— Дом Чародеев? — удивилась Альрис.

— Так его называют, — кивнула Шелла.

— Ты хотела сказать — этот дом, — уточнил Ханнер.

— Вот именно.

— Значит, с секретами покончено, — сказала Альрис.

Ханнер понадеялся, что слова ее не станут пророческими: он хотел бы, чтобы его секреты оставались секретами и впредь, но место, где находится ставший убежищем чародеев дом дяди Фарана, не было такой тайной.

— Стража уже нашла нас, — заметил он. — А есть ведь еще все те люди на улице.

— Ты все еще ведьма? — поинтересовалась у Шеллы Мави.

— Нет, — покачала головой девочка. — По крайней мере я так думаю. Когда я пытаюсь колдовать, все… ну… ощущается иначе, мне кажется, я вместо этого занимаюсь чародейством. А кое-чего я вообще делать не могу, читать в умах, например. И я не устаю, наоборот, становлюсь сильнее.

Все это вполне укладывалось в то, что Ханнер успел узнать о чародействе.

— Когда это началось? — спросил он.

— Не знаю. — Шелла пожала плечами. — Вчера я себя весь день как-то странно чувствовала, но вроде до сегодняшнего утра все было в порядке.

— Прошлой ночью странных снов тебе не снилось?

Удивленная, она взглянула на Ханнера, и ее глаза широко раскрылись.

— Какие сны?

— Про полеты, падения, погребение заживо…

— Вы про них знаете? — ахнула Шелла.

— Расскажи нам, — попросила Мави.

— Это было… нет, не прошлой ночью, а позапрошлой. Мне снилось, что я лечу по воздуху и горю, а потом падаю, проваливаюсь под землю, и меня засыпает, и я задыхаюсь… И все время я чувствовала, что должна что-то сделать, вот только не знала что. — Она содрогнулась. — Я знаю, сон был волшебным, но что это за чары и кто их навел — понятия не имею.

— Тот самый сон, — вздохнула Альрис. — Только и слышу, как все его обсуждают. Все чародеи, кто спал в Ночь Безумия, увидели его тогда — и проснулись; но кое-кому он снился опять.

Ханнер взглянул на нее.

— А тебе он не снился?

— Мне? — Альрис прижала руку к груди. — Я не чародейка! Разумеется, ничего подобного мне не снилось. — Она фыркнула. — Но теперь непременно приснится, и не из-за какого-то волшебства, а просто потому, что вы только об этом и говорите.

На миг Ханнер задержал взгляд на лице сестры, пытаясь понять, не слишком ли подчеркнуто она возмущалась, но потом решил — нет. Скорее всего она говорила правду, а нарочито это звучало просто потому, что ей всего тринадцать.

И все же странно, что она так настроена против чародейства. Она так долго стремилась учиться магии, и ее не смущала жизнь под одной с чародеями крышей — у нее было достаточно друзей, у кого она могла бы поселиться, если бы действительно этого хотела, — однако она очень настойчиво отвергала саму идею чародейства.

Ханнер этого понять не мог, так что прекратил попытки. Он вновь обратился к Шелле.

— Не думаю, чтобы тебе стоило особенно тревожиться. Ты теперь чародейка, вот и все. А через это — сны, трудности с прежними чарами, странные силы — прошли все чародеи. Через все — кроме того, что ты сделала с Теллешем; такого не делал больше никто.

— А ведьмы среди этих других есть?

— Нет, — признал Ханнер, — но двое из них маги.

У Шеллы перехватило дыхание, глаза ее снова широко раскрылись.

— Маги могут быть чародеями?

— Более или менее. Их прежняя магия взаимодействует с чародейством так же, как твое ведьмовство. Или почти так: они по-прежнему способны творить заклятия, хоть и немногие.

— Как странно!

Ханнер вздохнул.

— Еще бы Ну а теперь, если ты можешь выдержать многолюдье, думаю, нам стоило бы вернуться в столовую: там мой дядя лорд Фаран устраивает смотр сил.

— Пошли, — сказала она.

Они с Ханнером как раз поворачивали к столовой, когда в дверь постучали.

Альрис мигом вскочила на стул у одного из окон, прижавшись щекой к стеклу, чтобы рассмотреть гостя.

— Это стражник, — сообщила она. — Позвать дядю Фарана?

— Один стражник? — удивился Ханнер. — Всего один?

— Мне виден только один.

Ханнер нахмурился, подошел к двери и приоткрыл ее.

Толпа на улице молчала, ожидая, что будет: как и сказала Альрис, во дворике перед дверью стоял одинокий стражник.

Сперва, обманутый желтой туникой солдата, Ханнер не узнал его; но не успел вновь прибывший заговорить, как юноша вспомнил его и распахнул дверь.

— Йорн! — воскликнул он. — Входи, входи!

Солдат вошел и тихо прикрыл за собой створку.

— Мне еще рады здесь? — спросил он.

— Разумеется! — И Ханнер хлопнул Йорна по плечу. — Если только ты здесь не для того, чтобы передать нам приказ об изгнании.

— Ох… по правде говоря, я… эти приказы… из-за них-то я и пришел.

Ханнер нахмурился.

— Мы уже выставили отсюда капитана Нараля и его взвод, — проговорил он. — Зачем же прислали еще и тебя?

— Да я вовсе не о том! — заторопился Йорн. — Я вот про что: нам велели отыскать всех чародеев, каких только знаем; и гнать их в шею из города. Ну, как нам это приказали, тут-то я и понял, что не могу больше оставаться стражником — по крайности до тех пор, покуда лорды не одумаются. А идти мне, кроме как сюда, больше некуда. — Он огляделся. — Все другие ушли?.. — Тут он заметил девушек. — Кроме этих трех, хотел я сказать.

— Нет, что ты, — улыбнулся Ханнер. — Все по-прежнему тут. Но сперва познакомься: это Шелла. — Ей он сказал: — Это Йорн из Этшара. Он тоже чародей.

— Плохонький, — смутился Йорн.

— А это — Мави с Нового рынка, — продолжал Ханнер. — Она не чародейка, просто друг.

Йорн поклонился.

— А леди Альрис я знаю.

— Мы с Шеллой как раз собирались пойти к остальным. — Кивком позвав за собой Шеллу и Йорна, Ханнер открыл дверь в столовую.

Оттуда вырвался рокот множества голосов и запах множества тел.

— Боги, сколько же их! — не удержался Йорн, войдя следом за Ханнером в переполненную комнату.

— Тридцать два, — объявил лорд Фаран. — С ученицей-ведьмой — тридцать три… а ты, сэр, чародей?

— Чародей, — кивнул Йорн.

— Значит, тридцать четыре.

— Против тысячного города, — вставила Рудира.

— Горожане нас не тронут, — отмахнулся Фаран. — Нами займется только стража.

— А сколько их? — спросил Отисен.

— Восемь тысяч, — громко и ясно проговорил Йорн.

Повисла испуганная тишина.

Глава 27

Восемь тысяч солдат? — выдохнул наконец кто-то.

— Так нам говорили, — подтвердил Йорн.

— Предполагалось набрать десять, — сказал лорд Фаран. — Но Азраду всегда было лень вкладывать деньги в армию.

— А зачем бы ему это делать? — хмыкнул Йорн. — Нас и так слишком много.

— Я думал, во всем мире не наберется десяти тысяч человек, — поежился Отисен.

— Да в одном только Этшаре жителей больше сотни тысяч, — повернулся к нему Йорн. — А сколько точно, никому не известно.

— Могут знать маги, — предположила Рудира.

— Мой наставник говорил, если бы не маги, город так не разросся бы, — вставила Шелла. — Это магия не дает загнивать воде, сохраняет от порчи продукты и очищает сточные канавы.

— Жрецы тоже этим занимаются, — мягко возразила незнакомая Ханнеру пожилая дама.

— Все это весьма интересно, — вмешался лорд Фаран, — но вернемся к делам. Нас здесь тридцать четыре, и у каждого свой талант. Все мы можем передвигать мелкие вещицы простым усилием воли, но кое-кто способен на большее. Думаю, будет полезно узнать, кто что делает и насколько хорошо. Итак, кто тут летает?

Раздалась дюжина голосов, поднялись руки. Лорд Фаран гаркнул, перекрывая шум:

— Кто летает — пожалуйста, отойдите туда! — Он махнул в сторону окон. — Кто не летает — туда! — Он показал на дверь, ведущую в бальный зал. — Кто не знает, пожалуйста, оставайтесь у стола.

— Я могу оторваться от земли, — сказала женщина, помянувшая жрецов. — Но скорее плыву, чем лечу.

Фаран взглянул на нее.

— Как тебя зовут?

— Алладия из Гавани.

— Алладия. Спасибо. Пока постой у стола.

Она послушалась.

Шелла тоже направилась к столу, Ханнер — за ней. Он оказался рядом с Алладией.

— Я — лорд Ханнер, — представился он. — Рад познакомиться.

— Лучше бы при других обстоятельствах. — Алладия мрачно смотрела, как чародеи расходятся по местам.

— Ты предпочла бы не быть чародейкой?

— Вот именно.

"Весьма интересно, — подумал Ханнер. — Возможно, если я пойму других, то пойму и Альрис".

— Это из-за угроз правителя? — спросил он. — А если бы никто не знал — тогда как?

Алладия обернулась и посмотрела ему в глаза.

— И тогда тоже, — сказала она.

— Но почему? В конце концов ты ведь овладела магией — и безо всякого служения или ученичества.

— Магией я владела и раньше! — сердито ответила Алладия. — Я была жрицей!

— Жрицей? — переспросил Ханнер. Чародейство взаимодействовало с волшебством и ведьмовством; значит, могло взаимодействовать и со служением богам.

— Именно. И — да позволено мне будет похвалить себя — очень неплохой жрицей. Но с тех пор, как у меня в голове завелось это, боги не слышат меня. Простейшие молитвы не находят отклика! Я пыталась обращаться к Унниэль, хотела спросить ее, что изменилось, но даже она не вняла моим мольбам!

— Унниэль? — Имя почему-то казалось знакомым.

— Унниэль Милосердная. С ней проще всего иметь дело. Даже ученик может говорить с Унниэль. Но с позапрошлой ночи я этого не могу! На мой зов откликались даже Ашам и Говет, а сейчас мне не дозваться и Унниэль!

— И ты считаешь, это потому, что ты чародейка?

— Ну конечно. Почему бы еще? Что-то обрекло нас на это проклятие, и боги отвергли меня. Прежде я могла открывать врата между мирами, исцелять недужных, любая тайна становилась известна мне; ныне я заставляю летать по комнате тарелки. Как по-твоему — равноценный обмен?

— Нет, — признал Ханнер.

Прежде чем он успел что-нибудь добавить, Фаран призвал к вниманию.

— Я вижу десятерых нелетающих, тринадцать летунов и одиннадцать тех, кто сам не знает, — объявил он. — Давайте теперь поможем этим одиннадцати разобраться в себе. Ханнер, будь добр отойти.

Ханнер взглянул на Шеллу и Алладию, но от стола отошел.

— Кстати, Ханнер, — заметил ему Фаран, — если не возражаешь, подожди в гостиной с Мави и Альрис. А когда Манрин и Ульпен спустятся, пошли их сюда.

— Ты хочешь оставить здесь только чародеев.

— Верно, мой мальчик. Нет смысла устраивать толчею.

Ханнер колебался. Сейчас он вполне мог бы признаться, что тоже чародей, — он ведь и должен был признаться в этом, разве нет? Рано или поздно правда выйдет наружу. Но признайся он — и его ждет ссылка или смерть, или он окончательно ввяжется в интриги дяди Фарана и уже никогда не вернется в свою собственную комнату, свою собственную постель во дворце.

Он поклонился, ободряюще потрепал Шеллу по плечу и вышел, закрыв за собой дверь.

— Что они там делают? — спросила в гостиной Альрис.

— Сортируют чародеев, — ответил Ханнер. — Выясняют, кто что может.

Мави поежилась. Ханнер удивленно взглянул на нее.

— Прости, — сказала она. — Я знаю, они просто люди и не просили, чтобы на них наложили это заклятие, ни вообще чего-то подобного, но с ними мне как-то… тревожно. Даже с вашим дядей и бедняжкой Панчей. Это что-то такое… — Не в силах найти точные слова, она развела руками.

Вот и еще одна причина не признаваться в чародействе, подумал Ханнер. Он не хотел волновать Мави — и уж тем более не хотел, чтобы она сочла его отвратительным.

До сих пор он не понимал, какие чувства испытывает девушка.

— Жрец говорит, Панча больше не человек, — вздохнула Мави.

— Алладия так говорит?

Мави удивленно моргнула.

— Н-нет… Кто такая Алладия?

— Жрица, ставшая чародейкой. — Ханнер показал на дверь столовой. — Она там. А о ком говоришь ты?

— О жреце, который утром пробовал лечить Панчу. Он сказал, призванная им богиня не считает, что Панча человек!

Да, подумалось Ханнеру, зная такое, поневоле почувствуешь себя неуютно среди чародеев. Интересно, почему богиня так думает, и не в этом ли причина, что Алладия не может дозваться Унниэль? Договор, заключенный в конце Великой Войны, гласил, что только люди могут призывать богов.

— А сны? — продолжала Мави. — Почему им снятся эти сны? И что они значат?

— Сны снятся не всем, — заметил Ханнер.

— Большинству снятся. И какие жуткие: падения, огонь, погребение живьем… Это все как-то не знаю… слишком.

— Да, наверное, — согласился Ханнер, глядя на закрытую дверь.

Там, в комнате, что-то вдруг громко хлопнуло. Мави вздрогнула. Ханнер снова взглянул на дверь столовой, но с места не тронулся.

Ему очень хотелось усилием воли распахнуть дверь и увидеть, что там творится, — но он отказывался пользоваться своей силой.

Если она вообще его. Никто не знал, что стало причиной Ночи Безумия; чародейство вполне могло оказаться деянием какого-нибудь сумасшедшего мага.

— Ты думаешь, это навечно? — спросила Мави.

Ханнер удивленно повернулся к ней.

— Что, как я думаю, навечно?

— Чародейство. Может оно быть временным?

— Это все намного упростило бы, — улыбнулся Ханнер.

— Я сегодня осталась тут, в надежде, что оно вот-вот пройдет. Мне хотелось быть рядом, чтобы помочь, когда все закончится, — понятно ведь, люди расстроятся. И еще я думала, что отведу Панчу домой. Но ничего не кончается.

— Не кончается, — согласился Ханнер. — Во всяком случае, пока.

Но может кончиться в любой момент. Им не дано это знать. В том-то и дело с магией — она нелогична. Порой она вполне предсказуема, и ею можно пользоваться, и на нее можно полагаться, но иногда она ведет себя странно. Маг может сотворить живую тварь из перьев и косточек, может щепоткой пыли и словом погрузить человека в сон — и где в этом логика? Более ста лет назад в Малых Королевствах в простенькое огненное заклинание вкралась ошибка — и что же? Говорят, столб огня горит до сих пор без всякого топлива. Как такое возможно? Почему слезы девственницы необходимы для некоторых чар, а стоит той же девушке выйти замуж — и от ее слез такая же польза, как от простой воды?

Волшебство — самая непонятная магия, но где логика в колдовстве — почему определенные амулеты веками действуют безотказно, а потом вдруг перестают действовать? А другие амулеты, кажется, точно такие же, не работают вообще или работают совершенно иначе.

Или служение богам — почему боги откликаются только на некоторые молитвы? Почему они слышат одних людей и не слышат других? Почему на призывы жрецов порой откликаются демоны?

Магия недалеко ушла от безумия — а в случае с чародей— ством разница изначально не была заметна вообще. Чародеи, что крушили город в ту первую ночь, определенно казались сумасшедшими.

Так откуда им знать, чего ждать от чародейства? Дядя Фаран заперся там и пытается найти в нем смысл — а что, если смысла-то и нет? Что, если оно возьмет и исчезнет так же внезапно, как появилось? Что, если оно изменится? Что, если будет еще одна Ночь Безумия, но пораженными окажутся совершенно иные люди?

А впрочем, такова жизнь. Даже когда Ханнер в полной безопасности спал, бывало, в своей уютной постели во дворце, в любую секунду какой-нибудь сумасшедший маг мог превратить его в камень, или в кота, или просто убить.

Даже и без магии его сердце может просто остановиться, он может заболеть горячкой, как его мать, и через неделю умрет.

Нужно просто не падать духом, двигаться вперед и не отступать, стараться понять жизнь и ее правила и не идти против новых, если старые изменились.

С чародейством все точно так же. Оно может исчезнуть в любой миг, но пока оно есть — полезно знать, что оно такое и как им пользоваться.

Он должен быть там, разбираться во всем вместе с дядей Фараном… но тут Ханнер взглянул в темно-карие лучистые глаза Мави.

Дядя Фаран выставил его прочь — вот пусть теперь и побудет немного без него.

— Хочешь, я провожу тебя домой? — предложил он. — Подальше от этих чародеев…

Она улыбнулась:

— Я очень этого хочу.

Альрис захохотала.

— Ну вы, парочка, — сквозь смех выговорила она, — а что, если я попрошусь с вами? Испорчу вам все веселье, да?

— Ну конечно же, нет! — Мави повернулась и протянула ей руку. — Ты нас очень порадуешь, если пойдешь.

В первый момент Ханнер не сказал ничего. Он был занят: старался не убить сестру взглядом. Альрис смотрела на него.

— Мы будем рады твоему обществу, — выдавил он наконец.

Она фыркнула.

— Не-а, не будете. Да и неохота мне тащиться за Новый рынок, к тому же кто-то должен быть здесь: вдруг прибудут еще чародеи, или дядя Фаран поинтересуется, куда ты пропал, или эти волшебники прибегут за помощью.

— Уверен, Берн где-то тут.

— Да идите уж, — великодушно махнула рукой Альрис. — Я остаюсь.

— Как хочешь. — Ханнер повернулся к Мави. — Идем?..

Глава 28

Мави и Ханнер вышли на улицы Этшара — а в это самое время в месте, отделенном не только от Этшара, но от самого мира, собралась вокруг стола избранная компания магов.

— Мы по-прежнему не знаем, что тому причиной, — говорил седой волшебник. — Дюжина моих лучших людей за последние два дня перепробовали все заклинания, какие только смогли отыскать, рассматривая проблему со всех сторон, какие только приходили нам в голову, но так ничего и не выяснили. Магическая аура вокруг Источника отсекает все.

— Мы обращались к мертвым и с помощью некоторых жрецов — к богам, — проговорил похожий на мертвеца человек с выбритым черепом. — Ни тем, ни другим ничего не известно.

— Я побеседовала с Ирит-Летуньей и, конечно же, с Валдером, — произнесла красавица, на вид едва перешагнувшая за двадцать лет. — Они не помнят ничего, что могло бы помочь. Если кто-нибудь вспомнит о других бессмертных не-магах, пожалуйста, сообщите мне. А еще я послала словечко Фенделу Великому, но он пока не откликнулся.

— Нам помогало в опытах порядка тридцати чародеев, — доложил еще один волшебник. — Большинство вызвались сами; нескольких пленников, схваченных в Ночь Безумия, по нашей просьбе приговорили служить нам. Пока что мы выяснили очень много о том, как чародейство действует, но не имеем ни малейшего понятия, что оно такое, откуда берется, останется ли оно таким, как сейчас, исчезнет или превратится во что-то другое.

Обсуждение продолжалось: хоть многое и было выяснено о событиях, окружавших его появление, о природе чародейства магам так и не удалось ничего узнать.

— Я просмотрел летописи и запретные хроники. Нигде не упоминается ни о чем подобном.

— Мы говорили с полудюжиной демонологов и сами допросили нескольких демонов, но ничего не узнали.

— Мы проследили пути примерно двух сотен призванных в Ночь Безумия, но не нашли никаких хитросплетений, никаких отклонений в сторону: все они просто двигались к Источнику наиболее прямой дорогой.

— Мы изучили истории нескольких наудачу выбранных чародеев, но не нащупали никаких связей, ничего, что объясняло бы, почему избраны именно эти люди. Мы заметили, что если в семье есть один чародей, то скорее всего есть и еще, то есть кузену или отпрыску чародея проще стать чародеем, чем любому другому, но почему так происходит, чем отличается их кровь от обычной, установить не удалось. Мы обнаружили также, что превращению подвержены и маги — причем любого толка.

— И волшебники? — спросил кто-то.

— И волшебники, — подтвердил говорящий. — Сейчас мы пытаемся точно установить, кто в Гильдии превратился в чародея.

— Но среди нас таких нет?

— Это надлежит установить.

Начался шум, движение; обсуждение на время прервалось. В конце концов поднялся и заговорил маг в алой мантии, что сидел во главе стола.

— Пока мы будем продолжать наши исследования, — сказал он. — Думаю, небесполезно будет также и предпринять кое-какие действия — в случаях, когда это необходимо.

— Лорд Азрад очень желал бы, чтобы мы что-нибудь сделали, — вставила со своего места у дальнего конца стола Итиния с Островов. — Он еще вчера ждал встречи со мной.

— Лорд Азрад желает слишком многого, — ответил маг в алом. — Мы не готовы утвердить его приговоры о ссылках, равно как и присоединяться к кампании по уничтожению, да и тратить время на споры с ним не можем. Тем не менее наши собственные правила повелевают нам препятствовать запрещенному использованию магии. Мы не установили пока, противоречит ли чародейство само по себе каким-либо нашим установлениям, но наверняка есть случаи, когда его применение нарушает запреты Гильдии. Пришла пора разбираться с каждым случаем по отдельности. — Он глубоко вздохнул и продолжал: — Такая попытка может быть весьма познавательна: мы узнаем, в состоянии ли управиться с ними; может статься, чародеи куда грознее, чем мы думаем. — Он указал на одного из собравшихся. — Ты, Калигир, выбери чародея, безусловно виновного в серьезном преступлении, и пошли кого-нибудь разобраться с ним. Посмотрим, что происходит, когда волшебник и чародей сходятся в поединке.

— Любого чародея?

— Выбери его сам.

— Или используй прозрение, — предложил седой волшебник.

— Отличное предложение, — одобрил маг в алом.

— Прекрасно. — Калигир резко откинулся в кресле.

— И, Калигир, — добавил человек в алом, — я жду отчета. Помни: твое дело — выяснить, насколько опасны для нас чародеи на самом деле.

— Как прикажешь, — отозвался Калигир. Он выпрямился и встал. — Тогда пора за дело.

— Как и всем остальным, — сказал человек в алом. — Я останусь здесь, чтобы сводить все воедино, вы же ступайте и поторопитесь с исследованиями!

Зашелестели мантии, заскрипели стулья, маги поднялись и разошлись.

* * *

Шемдер, сын Парла с неприятной улыбкой следил за намеченной жертвой. Киррис развесила белье позади дома, где жила с мужем и двумя детьми, и теперь собиралась по делам, знать не зная, что с ближней крыши за ней следит бывший ухажер.

Шемдер размышлял, что бы с ней сделать. Например, с крыши может упасть черепица и проломить ей голову.

Как жаль, что этой дивной силы не было у него месяц назад, когда Киррис родила вторую дочь. Застань он ее во время родов — вот тогда он устроил бы ей что-нибудь медленное и по-настоящему неприятное. И никто бы не понял, что это его рук дело.

Возможно, черепица нанесет ей рану, которая не убьет ее сразу, а тогда уж Шемдер позаботится, чтобы женщина никогда не поправилась.

Но это опасно: муж может нанять мага, чтобы лечить ее, а маг — кто знает! — возьмет да заметит какой-нибудь невидимый знак, указывающий на чародейство. Шемдер не знал, оставляет ли чародейство какие-нибудь следы; он знал, что оно незаметно для обычного человека, но маги часто могут видеть то, что не видят другие — как он сам сейчас различал неразличимое обычным глазом.

Перед его глазами, затмив свет закатного солнца, легла тень. Шемдер вскинул голову. Словно привлеченный его мыслями, рядом с ним в воздухе стоял и смотрел на него сверху вниз маг в голубых одеждах. Шемдер почти ничего не знал про магию, но подумал, что это должен быть волшебник: демонологи одевались в черное или красное, жрецы — в белое и золотое, колдуны не носили мантий, а ведьма вряд ли смогла бы так легко висеть в воздухе.

— Ты — Шемдер, сын Парла? — осведомился волшебник.

— Нет! — отрекся Шемдер. — Меня зовут Келдер. А что? Кто этот Шемдер, которого ты ищешь?

Волшебник заколебался; но не колебался Шемдер. Он воспользовался чародейской силой и нащупал сердце волшебника, спокойно бившееся у того в груди.

Это оказалось труднее, чем всегда: что-то мешало, какая-то чужая сила. Шемдер не позволил ей остановить себя.

Простое нажатие — и маг задохнулся, глаза его расширились; он отшатнулся, раскинув руки, рухнул на покатую черепичную крышу, покатился и перевалился через карниз.

Секундой позже Шемдер услышал глухой удар тела о землю.

Он промедлил только одно мгновение, задавая себе вопрос, кем был этот волшебник и кто прислал его — неужто какой-нибудь друг или родич одного из той полудюжины, кого он уже прикончил, нанял мага-мстителя?

Если так, выбор наемного героя был неудачен.

Возможно, Киррис или ее муженек заключили с магами договор о защите? Они не могли знать о планах Шемдера, но молодые родители порой творят совершенно несусветные вещи из любви к своим младенцам.

В любом случае конек крыши — вовсе не то место, где Шемдеру хотелось сейчас оставаться. Киррис пока останется невредимой — хотя, выяснив, в чем дело и как с этим бороться, Шемдер непременно вернется за ней.

Однако оставаться вблизи от только что убитого тобой мага — нет уж, Шемдер не дурак! Он стал спускаться с крыши — с другой ее стороны, подальше от места, где рухнул волшебник, — и осторожно шагнул через край. Потом повис в воздухе, огляделся и неспешно и мягко опустился на землю на безлюдной улице — хотя, он знал, рассчитывать на то, что она долго останется безлюдной, не приходилось. В любую минуту может появиться кто-нибудь, спешащий домой к ужину, а Шемдеру вовсе не улыбалось оказаться поблизости, когда этот "кто-то" наткнется в переулке на мертвого мага. Он повернулся, шагнул за угол…

И почувствовал, что уменьшается в размерах и скрючивается, по коже под растущей шерстью побежали мурашки, сзади возник хвост, одежда исчезла, теплый воздух коснулся тела. Дома уносились вверх, громоздились, нависали над ним. Визжа от ужаса, Шемдер стремглав кинулся к ближайшему убежищу — на четырех лапах. Он нырнул в густую тень под чьим-то крыльцом и, зная, что с улицы его теперь не видно, попытался выяснить, что же это с ним приключилось. Думать было трудно, но он заставил себя цепляться за сознание, чтобы понять, что с ним такое, как ему выжить и разрушить заклятие.

Он понимал, что каким-то образом преображен — тот волшебник, должно быть, успел-таки наложить чары. Он взглянул на лапы, изогнул хвост…

Хвост был длинный, гибкий и голый. Лапы заканчивались длинными, острыми когтями. Пошевелив носом, Шемдер увидел тонкие дрожащие усики. Прикинул по отношению к ступеням свой рост — и понял, что стал крысой. Крупным бурым пасюком.

Плохо, очень плохо, но могло быть и хуже. Он все еще жив. И помнит, кто он. И… а все ли еще он чародей?

Отыскав камешек, он сосредоточил на нем всю свою волю, стараясь увидеть его тем особым образом, как делали чародеи — и ничего не случилось. Камень остался лежать, как лежал.

Он услышал голоса — человеческие голоса — и, оскалив зубы, забился в угол.

Голоса стихли, но он выждал еще несколько минут — просто из предосторожности.

До него доносились шорохи, стуки и другие звуки города, он слышал людей, спешащих по обычным делам, но в крысином обличье с трудом мог различать их. А еще его захлестнули запахи: как выяснилось, нюх у крыс гораздо тоньше людского.

Однако в конце концов он все же решил вылезти наружу. Он был испуган, голоден и хотел найти себе укрытие понадежнее: в фундаменте дома, рядом с которым он съежился, не было ни щелки, куда он мог бы забиться.

Его собственная комната — всего в нескольких кварталах. Если он сможет пробраться туда — он в безопасности. Отпереть дверь он в своем нынешнем виде вряд ли сумеет, особенно учитывая, что кошель с ключами исчез вместе с остальной одеждой, но, может, ему посчастливится отыскать ход, годный для крысы.

И заклятие может развеяться.

Он выполз из угла и рванулся вперед, намереваясь добежать до следующей улицы, — и уткнулся в пару замшевых туфель.

Он взглянул вверх — на него смотрел человек в мантии.

— Шемдер, сын Парла, — произнес человек. — Как интересно: то, что делает тебя чародеем, сохранилось у тебя в мозгу и в новом обличье, но настолько уменьшилось, что совершенно не действует.

Шемдер яростно заверещал и оскалился. Запас слов в крысином языке оказался на редкость ограничен.

— Любопытно, — продолжал маг, — а что будет, если я верну тебе человеческий облик? Останется ли чародейство бездействующим?

Шемдер заверещал снова.

— Мы непременно проверим это, но только не на тебе, — сказал волшебник. — Ты слишком опасен. Никогда бы не подумал, что тебе удастся так легко убить уважаемого мага — и это несмотря на его защиту! Мне еще предстоит отвечать за его смерть перед его семьей и перед Гильдией!

С этими словами он обнажил кинжал. Шемдер попятился.

Он как раз поворачивался, чтобы сбежать, когда маг произнес слово и метнул клинок.

Клинок пронзил крысу, бывшую Шемдером, сыном Парла, пригвоздив ее к земле. Крыса изогнулась, задергалась, пытаясь спастись, избавиться от кинжала, но лишь вогнала его еще глубже. Она запищала в агонии и в муке своей забыла о том, что была когда-нибудь кем-то, кроме крысы. Она скорчилась, мир вокруг нее потемнел — и вовсе не потому, что зашло солнце.

А потом крыса подохла, а Калигир из Нового квартала стоял и смотрел на нее.

Она осталась крысой; порой случалось, что, когда Ашерелево Преображение накладывалось, как сейчас, издали и второпях, смерть разрушала чары. Калигир гадал, не станет ли крыса снопа Шемдером.

То, что этого не случилось, упрощало дело. Избавиться от мертвого пасюка куда проще, чем от мертвого человека.

Разумеется, в душе Шемдер всегда был крысой. Калигир выбрал его потому, что Фенделово Прозрение указало на него, как на чародея, убившего больше невинных, чем кто-либо другой в мире. Его смерть не была потерей.

А вот смерть бедняги Лопина была поистине трагедией. Калигир помрачнел.

Он получил ответ на вопрос — чародеи безусловно опасны. Шемдер проник сквозь защитные чары Лопина, как будто их не было вовсе.

Вести, что он принесет, навряд ли обрадуют Гильдию. Калигир спихнул дохлую крысу в сточную канаву и пошел прочь.

Глава 29

Поздней ночью лорд Ханнер быстрым шагом возвращался через Новый город на Высокую улицу, и на душе его было легко, а лицо озаряла улыбка — до тех самых пор, пока он не приблизился к особняку, известному ныне как Дом Чародеев.

Хоть он и испытал несколько неприятных минут, когда они с Мави, уходя, протискивались сквозь ожидающую толпу, но несколько фраз вроде "Мы были в гостях! Мы не чародеи!" дали им возможность спокойно дойти до угла. Их не преследовали, и город — на некотором удалении от особняка — выглядел почти совсем прежним.

Да, разумеется, им попалось на глаза несколько сожженных домов, да и стражников на улицах стало больше, чем обычно, но в общем и целом жизнь вернулась в прежнее мирное русло. Они с Мави без приключений добрались до Нового рынка, а потом был чудесный ужин в кругу ее семьи. На какое-то время Ханнеру удалось почти совсем забыть про чародеев, указ об изгнании и прочие неприятности прошедших дней. Даже когда родители Мави принялись расспрашивать его о дядиной коллекции чародеев и сами с ужасом поведали, какие разрушения и несчастья постигли их соседей в Ночь Безумия, он сохранил беззаботное настроение, словно ничто из этого его не касалось.

Однако толпа перед дядиным домом быстро напомнила ему насколько все это его касается.

Людей стало больше, и у них были факелы. Факелы, само собой, были нужны — стояла уже глухая ночь, — но их было много больше, чем требовалось для освещения.

И люди уже не просто глазели с улицы: толпа напирала на изгородь, прижималась к ней, стараясь дотянуться до дверей и окон.

Улыбка сбежала с лица Ханнера.

— Куда вы их дели? — выкрикнул кто-то.

— Верните мне сына!

Ханнер остановился поодаль и решил, что через главный вход идти не стоит. Надо посмотреть, есть ли тут задняя дверь; он, правда, такой не помнил, но должны же как-то входить и выходить слуги… Если ничего не найдется, придется лезть через стену.

Или, возможно, перелетать через нее, хотя летать самостоятельно Ханнер еще не пробовал.

Вместо того чтобы идти дальше по Высокой улице, Ханнер свернул направо, на Вторую Западную, потом налево — на Нижнюю, потом еще раз налево — на улицу Короны и пошел вдоль квартала.

С этой стороны дома факелов не было. Свет лился от фонаря на углу, оставляя западный фасад и садовую стену особняка в тени.

Как и двумя ночами раньше, Ханнер не увидел ни ворот, ни калитки. Глухая кирпичная кладка. Он взглянул наверх — стена заканчивалась в паре футов над головой.

Туда ему не влезть. Кирпичи гладкие и точно пригнаны: в темноте он не мог разглядеть ни трещинки, за которую можно уцепиться рукой или куда можно поставить ногу. Можно еще, конечно, позвать на помощь — и надеяться, что кто-нибудь из чародеев услышит и перенесет его через стену прежде, чем толпа ринется выяснять, что тут за шум.

Или можно-таки перелететь самому. Он ведь чародей, и Сила живет в нем и жаждет действия.

Одна только мысль об этом заставила ее шевельнуться — она изготовилась и насторожилась; Ханнер чувствовал, почти видел ее.

Но как же это — летать? Он видел, как летали Рудира и другие, но никогда по-настоящему не наблюдал за ними.

Размышляя над этим, он впервые осознал, что может видеть предметы не так, как раньше, что Сила помогает ему воспринимать их как-то иначе: это не было зрением как таковым, но не было и ощущением в полной мере — скорее уж тем и другим вместе. Должно быть, подумалось Ханнеру, именно это и имела в виду Шелла, говоря про изучение Теллеша изнутри не ведьминым взором.

Он мог видеть кирпичи в кладке и раствор, что скреплял их, и зернистость раствора, и гладкость кирпичей…

Но было темно, и он не касался стены; руки его были опущены.

Ханнер моргнул — и восприятие слегка поблекло.

Ему не надо знать, как сложена стена, ему надо просто перебраться через нее. А даже со своими новыми способностями он не смог обнаружить ни щелки.

Он обратил взор внутрь себя — возможно, это поможет ему понять, как полететь. Это должно быть легко — просто оторвать себя от земли. Сегодня поутру Ханнер слегка потренировался — тайно, разумеется — и мог теперь заставлять летать небольшие предметы, но себя он поднимать не пытался.

Это оказалось вовсе не так легко.

Дело было не в весе, хотя он никогда не поднимал ничего такого же тяжелого; он осознал, что все зависит от связей между ним и предметом, который он хочет сдвинуть.

Так передвигали вещи чародеи. Он проделывал такое раньше, не понимая, как именно он это делает, — теперь же он ясно все видел. Его новое ощущение показывало ему пространственные связи между ним и предметом, на который он хотел воздействовать, а потом он пользовался этими связями. Собственно, чародействовать и значило находить с помощью этого чувства волшебные связи между собой и миром, а потом заставлять их изменяться. Тот графинчик Ханнер поймал, нарушив связь между ним и полом.

Но поиски магической связи ничего не давали. Тем не менее Рудира и другие летают. Значит, способ есть. Ханнер принялся изучать себя вновь обретенным чародейским взглядом и понял наконец, что должен сделать: чтобы полететь, чародей передвигает не себя; он передвигает остальной мир.

Ханнер тут же попробовал сделать это — отодвинуть от себя стену и улицу — и едва не опрокинулся на спину.

Он выпрямился, насупился, уставился себе под ноги и попробовал снова, сосредоточась на том, чтобы оттолкнуть землю от подошв своих башмаков.

Очень неуверенно он приподнялся на пару дюймов, потом покачнулся и начал заваливаться назад, но снова с помощью чародейства сохранил равновесие.

Как легко удалось ему подхватить себя, с досадой подумал Ханнер: похоже, эти чары действуют лучше, когда про них не думаешь.

Но если он не будет думать о полете, он не полетит! Он услышал шаги и обернулся: к нему подходил патрульный. Ханнер быстро задрал тунику и развязал штаны, чтобы создать зримое объяснение стояния ночью в нескольких дюймах от ровной стены.

— Эй! — рявкнул солдат. — Иди отсюда!

— П-прости. — Ханнер затягивал штаны. — Перепил вот эля з-за ужином…

— Облегчайся в другом месте.

— Ладно, сэр!

Он помедлил, потом шагнул к Купеческому переулку. Стражник отправился дальше.

Ханнер вновь повернулся к стене, исследуя ее своим чародейским взглядом. Найти бы, за что уцепиться, чтобы держаться ровно, пока он будет подниматься над ней. Кирпич и раствор, кирпич…

— Ой! — вырвалось у него.

Вот же она, в нескольких ярдах справа, деревянная калитка с железным засовом. И как это он ее не заметил?

Он поспешил туда, протянул руку… и понял, что не видит никакой калитки. Только ровную, без трещин, кладку.

Обычные глаза не видели ничего. Для взора чародея — калитка была.

Тут Ханнер наконец все понял. Дядя Фаран зачаровал калитку, наложил на нее защитную иллюзию. Ханнер ощупал "стену".

Разумеется, это дерево, не кирпич. Иллюзия не была настолько полной, чтобы обмануть его пальцы. Он на ощупь нашел засов и попытался открыть его.

Калитка была заперта на замок. Ханнер ощущал механизм, язычок, который отодвигался изнутри. Под ним была скважина; у Берна, должно быть, есть какой-то инструмент, чтобы просунуть его в скважину и открыть засов изнутри.

У Ханнера ничего подобного не было — но он был чародеем.

Язычок скользнул вбок, и калитка открылась. Ханнер вошел. Он тщательно закрыл дверцу, надеясь, что не разрушил хитроумных чар, и двинулся к двери, что вела в дом из сада.

Минутой позже он был уже в доме и шел по холлу. Впереди слышались голоса.

С полдюжины человек собралось в озаренной свечами гостиной.

— Лорд Ханнер! — Рудира сидела в кресле перед одним из окон, откуда была видна толпа на улице. — Рада, что вам удалось вернуться, не подвергнувшись опасности.

— Вот уж в чем не уверен, — пробормотал Ханнер, осматриваясь. Кроме Рудиры и его самого, в комнате собрались Алладия, Отисен и еще трое чародеев, чьих имен он сразу припомнить не мог. — Где дядя Фаран?

— Наверху с волшебниками, — сказала Рудира. — Он установил дежурства: надо быть уверенными, что этот люд с улицы не причинит вреда. — Она показала, на верхний край ближнего к ее креслу окна. — С час назад кто-то оттуда застал нас врасплох и швырнул в стекло кирпичом, но мы все исправили. Ведь правда, не скажешь, что стекло было разбито?

— Исправили? — переспросил Ханнер, глядя на совершенно целое стекло. — Как?..

Кто-то хихикнул, а Отисен мягко сказал:

— Мы чародеи, не забывай.

— Да, но… Я знаю, вы можете двигать предметы, но исправлять их!..

— Мы можем много чего, — сказала Рудира. — Двигать вещи, ломать вещи, чинить их. Можем творить свет, как ты уже видел. — В доказательство она приподняла сияющую оранжевым светом руку. — Мы учим друг друга. Мы можем отпирать замки, лечить, нагревать и остужать что угодно… Можем сделать вещь твердой, а можем размягчить или сжечь. Нам видно то, что не различишь без чар, мы видим вещи изнутри и ощущаем их, не касаясь. Это великолепно, милорд! Мне нравилось просто двигать предметы и летать — но ведь есть еще столько всякого!..

— Это… это прекрасно! — Ханнер постарался, чтобы голос его звучал убедительно. На самом-то деле он не был уверен, что это так.

Он не знал, как все это делается; но, если все остальные выучились, наверняка мог выучиться и он. Для этого ему всего-то и нужно признать себя чародеем, разделить с другими их жребий — и обречь себя на ссылку или смерть, не говоря уж о том, чтобы стать неприятным Мави.

И все же это было искушение — чародейство взывало к нему, требовало, чтобы его использовали, развивали, наращивали.

Ничего этого он делать не собирался.

По крайней мере пока.

— Эта девочка, Шелла, ну, что училась на ведьму, — сказал Отисен. — Она говорит, мы можем сотворить еще чародеев, и даже показала нам как, но мы не можем найти добровольца.

— Леди Альрис не согласится, — подала голос Рудира. — А тебя тут не было.

— Я тоже не соглашусь, — быстро ответил Ханнер, отметая это предложение и надеясь, что никто из присутствующих не чувствителен к чародейству так, как Шелла. — А как насчет тех людей? — Он взмахом указал на окна. — Может, вам удастся изменить кого-то из них? Это убедило бы их, что чародеи — вовсе не чудища.

— Их?.. — Рудира бросила взгляд на окно, и шторы распахнулись, хотя в закрытой комнате не было ни ветерка. Рука ее перестала светиться. — Много чести! — сердито фыркнула она.

— А кроме того, — добавил Отисен, — для этого нужно быть совсем рядом. Лучше всего — касаться человека.

— И все же интересно, что такое возможно, — заметил Ханнер. — И вы можете учиться друг у друга разным… разным заклинаниям. — Он был не вполне уверен, что слово "заклинание" тут подходит, но ничего лучше ему в голову не пришло. — Это значит, если все останется, как есть, чародеи смогут брать себе учеников и обучать их, как все другие маги.

— Точно! — согласилась Рудира.

— Полагаю, вы правы, — медленно проговорила Алладия.

— Я так рада, что мы встретились тогда в Волшебном квартале, милорд! — сказала ему Рудира. — Без тебя я не пришла бы сюда, не встретилась бы с лордом Фараном и никогда не научилась бы всему… всему этому.

— Счастлив, что ты рада, — ответил Ханнер, немного ошарашенный ее восторгом. В конце концов снаружи бурлит обозленная толпа, готовая в любой момент снова взяться за камни; вряд ли их положение можно назвать завидным. Больше всего это походило на осаду — а есть ведь еще указ об изгнании, нависший над их головами. А ну как лорд Азрад или Гильдия магов решат, что ссылка — слишком мягкая мера, и приговорят их к смерти?

Это совершенно не соответствовало представлению Ханнера о хорошей жизни — они были в западне, их будущее казалось неясным, и к тому же такая жизнь была ничуть не лучше его прежней жизни. Да, но он никогда не был уличной девкой в Казармах…

— Лорд Фаран — настоящий человек, — сказала Алладия.

— Он спас нас всех, — кивнула Рудира. — Без него у меня не хватило бы духу сопротивляться, и сейчас, высланная из города, я наверняка побиралась бы где-нибудь на обочине.

Не очень-то это похоже на правду, подумал Ханнер. Он не мог себе представить, что Рудира сдастся без боя, а чародейство ее было самым сильным, какое ему довелось видеть. Даже согласись она на изгнание, она придумала бы что-нибудь получше, чем быть нищей.

— Он очень опытен, — произнес он вслух.

— Да, конечно! — сказала Алладия. — Стоит ему заговорить — и понимаешь: так оно и есть.

— Он — прирожденный вождь, — поддержала ее Рудира. — Тебе так повезло, что ты его племянник.

— Ну, еще бы. — Ничего больше Ханнер не сказал, хоть слова просто рвались с языка.

У него тоже был немалый опыт — правда, не вождя, а племянника Великого Человека. Он привык жить в дядюшкиной тени и знал, что любой другой ответ, кроме вялого согласия, будет истолкован неодобрительно. Ответь он пренебрежительно — и будет сочтен неверным и неблагодарным завистником; слишком бурные восхваления дядюшки сделают его лишенным самолюбия лизоблюдом. Если же он заявит, что именно ему, а не Фарану, первому пришла в голову мысль собрать чародеев вместе, чтобы навести порядок и защищаться, в нем увидят лишь хвастуна.

Он всегда отличался умением говорить не то, — но сейчас ему этого не хотелось особенно; потому Ханнер не стал продолжать разговор.

— Пойду-ка я наверх, — вместо этого сказал он. — Поговорю с дядей.

— Скажи ему, что мы на страже, — попросил Отисен. — Мимо нас с Рудирой не пройдет никто!

— Непременно скажу, — пообещал Ханнер, отходя от них.

Он не стал поминать, что он-то как раз прошел, и как раз когда дом стерегли они.

Направляясь к лестнице, он оглянулся: шестеро чародеев сквозь окна вперили взоры в ярящуюся снаружи толпу. Долго так продолжаться не может, это ясно. Нужно что-то предпринять.

* * *

Стоя снаружи, Кеннан разглядывал людей в гостиной. Там были рыжая девка, и высокая старуха, и деревенский парень.

И еще знатный толстяк — лорд Ханнер; он говорил с ними, а потом куда-то ушел.

Эти люди забрали у него сына, он был уверен в этом и собирался заставить их заплатить — так или иначе.

Глава 30

Лорд Фаран, естественно, занял свою спальню сам, так что утром седьмого дня летнежара лорд Ханнер пробудился в одной из гостевых комнат, где делил постель с Отисеном. Юноша негромко храпел, но во сне не вертелся; у Ханнера во время разных визитов бывали соседи и похуже.

Он поднялся, не потревожив паренька, и спустился вниз — взглянуть, осажден ли еще дом и подает ли уже Берн завтрак. Когда Ханнер проходил мимо гостиной, он увидел, что там сидят четверо усталых чародеев — Йорн, Хинда, один незнакомый…

И Кирша, девушка, получившая пять плетей за воровство и нанесение ущерба лавкам. Ханнер застыл на месте и осведомился:

— Что вы тут делаете?

— Стоим на страже, — гордо откликнулась Хинда.

Кирша подняла глаза.

— Ты разве не знал, милорд?

— Зачем… — начал было Ханнер, но осекся: он отлично знал, зачем и против кого они несут стражу. Он собирался спросить, зачем здесь Кирша.

Йорн глянул на Ханнера и доложил:

— За утро три кирпича, камень и факел, милорд. Все благополучно отражено.

— Вы отогнали тех, кто их кинул? — спросил Ханнер.

Йорн покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Мы не настолько сильны. Самые сильные спят. Вот я и подумал, что такая попытка только разозлит толпу.

— Верная мысль, — согласился Ханнер. Он помолчал, потом все же спросил: — Что тут делает Кирша?

Йорн посмотрел на Ханнера, потом на девушку, потом снова на Ханнера.

— Она пришла прошлой ночью, — объяснил он. — Вместе с Илвином.

Илвин, тот чародей, которого Ханнер не узнал, слегка поклонился. Ханнер кивнул в ответ, потом вернулся к Кирше.

— Но она… в Ночь Безумия…

— Я тогда была слегка не в себе, — сказала Кирша. — Да, была. И вы поймали меня, и отвели к магистрату, а он приговорил меня к плетям, а потом отпустил. Я вернулась домой — и тут соседи узнали, что я чародейка, и мне снова пришлось уходить, потому что иначе мне пришлось бы убивать или позволить убить себя, а я ни того, ни другого не хотела, вот и пришла сюда. — Она похлопала Илвина по плечу. — Илвин мой кузен. Он понял, что стал чародеем, только вчера.

— Мы рады ему, — кивнул Ханнер. — Но ты…

— Она чародейка. — Йорн не дал Кирше заговорить. — Теперь она одна из нас. Она совершила ошибку и заплатила за это, но сейчас она пришла сюда за защитой, как и все мы.

— И ты не затаила зла? — спросил Ханнер Киршу.

Та пожала плечами.

— Вы делали то, что считали верным. Мне было бы приятнее, если б вы отпустили меня или взяли к себе в отряд, но несправедливости вы не творили.

— Мы вылечили ее, — вставила Хинда.

— Ну, работали-то в основном Дессет и Шелла, — хмыкнул Йорн. — Когда Кирша пришла, было их дежурство, но мы тоже были тут и помогали, чем могли.

Ханнер хорошо помнил Дессет — он видел ее всего несколько часов назад, когда она с криком проснулась от очередного кошмара. Та самая пухленькая темноглазая женщина, которая была в отряде, арестовавшем Киршу. Та, что вместе с Рудирой и Варрином-Ткачом сразу умела летать.

Она знала, что натворила Кирша: видела разбитые витрины лавок и похищенные украшения; и если она решила вылечить нанесенные бичом раны, то отнюдь не по неведению.

Преступников запрещено было лечить при помощи магии — долго заживающие раны и боль от них считались напоминанием о совершенном преступлении, а быстрое исцеление теоретически уменьшало эффективность наказания. Разумеется, богатые нарушители закона — те, кто хотел и мог заплатить, — находили волшебников, которые за немалую мзду закрывали глаза на происхождение ран.

Но здесь все было иначе. Чародеи вылечили одну из своих просто потому, что она была своей. Они объединялись: оставили прошлые жизни позади и образовывали новую общину.

И Ханнер подозревал, что от него, не признающего себя одним из них, они возражений не примут.

А кроме того, Кирша действительно слегка обезумела, когда это… неизвестно что поразило ее, наполнив неведомой чародейской силой. Она думала, что спит, и никому не желала вреда. Это, конечно, ее оправдывало.

И к тому же на нее ополчились соседи и собственная семья тоже. Вот уж что Ханнер хорошо понимал — что такое лишиться дома. После второй проведенной здесь ночи он очень жалел о своей постели во дворце.

— Ну, что ж, — проговорил он. — Хорошо, что ты здесь. Повнимательнее на посту! — Он помахал всем и отправился завтракать.

Он пропустил приход и лечение Кирши, но и без того ночь у него выдалась весьма долгой и трудной. Из толпы то и дело что-то швыряли, кричали и время от времени пытались штурмовать ворота; докучный старик, что торчал перед домом дольше их всех, сделался их вожаком. Часовые в гостиной, отражающие эти нападения, находились там теперь постоянно, и все чародеи, кто мог, по очереди несли стражу.

Манрин и Ульпен попытались установить магическую защиту вокруг остальной части дома, а ворота, обычно открытые, теперь запечатывали три отдельные руны — хотя, учитывая свои уменьшившиеся магические возможности, волшебники и не были уверены в их действии.

Ханнер ни во что не вмешивался. Большей частью он оставался наверху, стараясь не путаться под ногами, но что именно делается для защиты, разумеется, знал.

Они действительно были теперь в осаде, заперты в доме до тех пор, пока ситуация не изменится — но сейчас, с магической защитой, рунами на воротах и несущими стражу чародеями, они находились в безопасности.

В относительной безопасности, конечно. Сейчас вокруг царил мир, но — судя по словам Йорна — мир недолгий.

И наверху тоже не все было тихо и спокойно. Нескольких чародеев — не только Дессет — ночью разбудили кошмары. Хуже всех пришлось Рудире: она просыпалась трижды.

В первый раз, проснувшись в растерянности, она уверяла, что кто-то звал ее из-за дома и она закричала, чтобы зов прекратился.

Во второй раз она проснулась в воздухе; она билась о северную стену своей комнаты и твердила, что должна выйти. Альрис, ее соседка, затащила ее назад в постель — проявив немалое мужество, как подумал Ханнер.

В третий раз она вышибла дверь своей спальни и с криком полетела по коридору, пока ее не остановили защитные чары, которые наложил на свою дверь лорд Фаран. Шум перебудил весь дом, и тут же пошли разговоры о таинственных силах, которые пытались натравить Рудиру на лорда Фарана, или о том, что магия лорда Фарана привлекла сонную Рудиру.

Ханнер своего мнения не высказал, но подумал, что Рудира бежала к дядюшкиной спальне только потому, что эта комната находилась в северном крыле дома. Он помнил, как стремились на север те, кто пропал в Ночь Безумия, и как Роггит, сын Райела сказал магистрату, когда его судили, что собирался бежать из Этшара в Алдагмор, но почему именно в Алдагмор — так и не сумел объяснить.

Алдагмор на севере. Именно поэтому, считал Ханнер, Роггит и выбрал его.

Сам Ханнер тоже чувствовал — в том направлении есть нечто. Очень слабое, очень чуждое, отталкивающее и привлекательное одновременно.

Но ощущение было очень слабым. Он улавливал это нечто лишь своим новообретенным чародейским зрением, но даже и тогда это было похоже на попытку расслышать жужжание пчелы в миле от себя.

После третьего кошмара дядя Фаран поднялся на четвертый этаж и вернулся с каким-то снотворным питьем для Рудиры. Она выпила все без колебаний и, едва добравшись до постели, провалилась в сон.

Потом суета прекратилась, и все разошлись — кроме нескольких стражей в нижней гостиной.

Ханнер тоже лег, но заснул не сразу. Он размышлял, почему Рудире досталось больше всех: не потому ли, что она самая сильная из них?

Существует ли прямая связь между ночными кошмарами и силой чародейства? Ханнер мысленно вернулся назад, пытаясь припомнить самый первый сбор за завтраком. Тогда сны — после первого раза в Ночь Безумия — приснились четверым: Рудире (разумеется!), Дессет из Восточного округа — той, что помогала лечить Киршу, Варрину-Ткачу и Алару, сыну Агора. И теперь кошмары снова приснились этим троим: Рудире, Дессет и Варрину; Варрину даже дважды, и второй раз он проснулся, взлетев в воздух. Про Алара, сына Агора, ничего сказать было нельзя: он как ушел в первый день, так и не возвращался.

По крайней мере — пока, хотя Ханнер подозревал, что он еще придет.

Рудира, Дессет и Варрин — трое летунов из его отряда в Ночь Безумия. Когда дядя Фаран выяснял, кто может летать, а кто — нет, Ханнер вышел из комнаты прежде, чем выяснение закончилось, но он знал, что и Рудира, и Дессет, и Варрин были в "летающем" углу.

Значит, связь между силой чародея и кошмарами вполне может существовать. Сильных чародеев отличает от слабых умение летать.

Как интересно! Не есть ли кошмары своего рода плата, неудобство, уравновешивающее выгоды, которые дает большая сила?

В столовой с дюжину людей сидели за столом и завтракали. На завтрак были сосиски и хлебцы, и Берн сновал взад-вперед через кухонную дверь. Ханнер поздоровался со всеми и отдельно — с невыспавшейся Альрис. Она ночевала в одной комнате с Рудирой, так что сегодня ей, понятное дело, отдохнуть не удалось.

И тут Берн, вернувшись в столовую с подносом светлого пива, заметил Ханнера.

— Лорд Ханнер! — окликнул он молодого человека. — Не мог бы ты уделить мне пару минут?

— Разумеется, — ответил Ханнер. — Но было бы хорошо, если бы ты принес мне сосиску — я ее съем, пока ты будешь говорить.

— Да, конечно, милорд. — Берн быстро поставил поднос, раздал кружки, положил на тарелку пару жирных сосисок, подал Ханнеру и сказал: — Пожалуйста, пройдите со мной, милорд.

— А здесь поговорить нельзя?

— Мне надо тебе кое-что показать. Я надеялся сообщить об этом лорду Фарану, но сегодня еще не видел его, и он вполне может провести наверху целый день. Не пройдешь ли ты со мной?

— Что ж, пошли. — Ханнер с тарелкой в руке последовал за Берном по наклонному каменному коридору в освещенную лампой кладовую: окон в ней не было.

Там они остановились. Берн выглядел встревоженным. Ханнер огляделся, но ничего тревожащего не заметил. Кладовая как кладовая, ничего особенного, вот разве что больше пустых полок, чем обычно.

— В чем дело, Берн? — спросил он.

— Милорд, — заявил Берн, — я не осмелился беспокоить лорда Фарана по такому поводу, но мне надо было кому-нибудь показать.

— Да что показать?

— Взгляни, милорд. — Полным отчаяния жестом Берн указал на пустые полки. — Обычно здесь было достаточно припасов для вашего дяди, двух-трех его друзей, ну и, конечно, от одного до полудюжины слуг. Но сейчас у нас здесь сорок человек. Я думал, что смогу обеспечить вас, если стану каждый день наведываться на Южный рынок и время от времени посещать Рыбный и Западный. Ну и, может, прикуплю кое-чего в лавках Торгового квартала или в Старом городе.

— Немалые концы, — заметил Ханнер. Южный рынок был примерно в миле от дома, Западный — еще дальше. — Особенно с едой для сорока ртов.

— Я рассчитывал нанять возок, — сказал Берн. — Но, милорд, это невозможно.

— Почему? — Не успел вопрос сорваться с губ Ханнера, как он вспомнил толпу на Высокой улице и магическую защиту, установленную с трех других сторон дома. — Ох! — сказал он, прежде чем Берн ответил.

— И в любом случае у меня кончаются деньги, милорд, — продолжал Берн. — Я не уверен, может ли сейчас лорд Фаран рассчитывать на кредит — несколько дней назад его имя было лучшей гарантией, но сейчас?..

— У него должны быть деньги. — Ханнер постарался, чтобы голос его звучал уверенно. — Скорее всего золото, на худой конец — серебро.

— Очень надеюсь, — ответил Берн. — Но даже если так, как мне добираться до рынков — и возвращаться целым?

Ханнер задумчиво смотрел на него. Пришла пора чародеям рассчитываться за кров и стол.

— Думаю, это можно устроить, — проговорил он. — Мы можем летать на рынки. Да и деньги вряд ли станут проблемой. — Он был уверен, что у дядюшки где-то в доме припрятаны деньги, а если нет — можно будет продать что-нибудь из обстановки.

Или чародеи просто потребуют, чтобы им предоставили кредит. Прямых угроз вполне можно избежать. Осведомляться о возможности кредита, стоя перед фургоном фермера и небрежно жонглируя, ну, скажем… кинжалом — без помощи рук, разумеется, — что ж, это окажется достаточно устрашающим, размышлял Ханнер, чтобы большинство торговцев оказались сговорчивыми.

Большинство. Купцы, которые вообще не захотят торговать с чародеями — ни в кредит, ни за наличные, — несомненно, станут проблемой, но с такими можно будет разобраться — даже и силой, если придется.

Ханнер вдруг осознал, что совершенно спокойно обдумывает, как совершить преступление, — вещь, всего несколько дней назад для него немыслимая.

Но несколько дней назад он и не подозревал, что его дядя вот уже много лет незаконно занимается магией; он не был изгнан правителем из долгу; не видел приказа, обрекающего на изгнание дядю Фарана и всех остальных из города только потому, что они те, кем не по своей воле стали.

Несколько дней назад он не был чародеем — и другие тоже не были ими. Ночь Безумия изменила все.

— Благодарю, милорд, — поклонился Берн.

— Нам нужен список всего, что тебе потребно, — сказал Ханнер.

— Да-да, милорд, конечно. Я составлю его, как только все позавтракают.

— Хорошо. — Ханнер подцепил наконец одну из сосисок, откусил изрядный кусок, улыбнулся от удовольствия и повторил — совсем по-другому: — Хорошо!..

Глава 31

Жаркое полуденное солнце озаряло выстроившихся в саду людей. Лорд Ханнер затенил глаза рукой.

Лорд Фаран снова сортировал чародеев. Он пришел к заключению, объяснил он Ханнеру, что возможности чародея ограничивает только одно: сила. Всему, что могут другие маги — целительству, способности летать, колдовскому зрению, — можно обучиться; а обученный чародей тем лучше управится со своими умениями, чем более он могуч. Для него невозможно быть хорошим целителем, но плохим летуном, или быстрым летуном, который не в состоянии поднимать тяжести: подобное разделение попросту не свойственно чародейской силе.

Лучший тому пример — Рудира: ей доступно все, и во всем она одинаково сильна, стоит ей только понять, как что-то делается. Никому другому не сравниться с ней. У нее просто больше силы, чем у любого из остальных.

А потому Фаран решил распределить их, пользуясь очень простой меркой: какой вес сможет каждый поднять на высоту собственного роста? Он принес с четвертого этажа разновесы — от крохотных блестящих латунных цилиндров до громадных свинцовых гарь — и убедил чародеев измерить и сравнить свои возможности, чтобы знать, кому из них что поручать.

Самым слабым оказался кузен Кирши Илвин: он не смог ни поднять, ни передвинуть больше четверти фунта, не говоря уж о том, чтобы заставить этот грузик летать, и оказался не в силах залечить простую царапину, хотя и сумел немного остановить кровь, а его чародейское зрение оказалось настолько слабым и зависимым от расстояния, что другие, да и он сам, не были уверены, не мерещится ли ему то, что он будто бы видит.

Второй по счету была Хинда: она сумела поднять полтора фунта на уровень глаз и страшно гордилась результатом.

— Я стала сильнее! — радостно сообщила она. — Прежде я могла поднять только пару ложек!

Ханнер неискренне улыбнулся ей; лучше бы она становилась слабее, подумал он, но, разумеется, вслух ничего не сказал и стал следить за попытками остальных.

Проверку прошли тридцать восемь чародеев, и Ханнер чувствовал себя весьма неуютно: он-то знал, что должен был бы быть тридцать девятым. Тайком он проверил себя на ненужных в тот момент гирьках и обнаружил, что легко справляется с весом в пять фунтов; случая попытать счастья с большей тяжестью ему не выдалось.

Это значило, что он по крайней мере был не самым слабым и даже не в пятерке слабейших: его место было бы как минимум шестым от конца.

Двадцать девять чародеев выяснили, каков для них предельный вес, хотя для этого им пришлось потрудиться: Отисен, двадцать девятый, сумел поднять все гири — общим весом примерно в полтонны — на уровень плеч, но потом утратил над грузом контроль, и несколько разновесов с шумом свалилось.

Манрин, поднявший сто сорок фунтов, оказался где-то в середине. Сам лорд Фаран поднял около шести сотен фунтов. Девять чародеев тем не менее сумели поднять все имеющиеся гири. Одним из них, ко всеобщему — и своему собственному — удивлению, оказался Ульпен. Получилось это и у Кирши, и — само собой — у Варрина, Рудиры и Дессет. Теперь эта девятка стояла в саду и слушала лорда Фарана: он объяснял, как собирается проверять их дальше. Ханнер тоже подошел — посмотреть.

— Все вы можете летать, — начал Фаран. — Кстати, лучше меня.

Этого, учитывая выводы самого Фарана о чародействе, можно было и не говорить. Все девятеро были куда сильнее Фарана.

— Я предлагаю, — продолжал Фаран, — полететь в гавань и посмотреть, сколько воды мы сможем поднять. Это поможет нам определить пределы наших возможностей — думаю, весь Восточный залив будет тяжеловат для любого из нас. — Он многозначительно улыбнулся Рудире.

Чародеи с улыбками закивали в ответ — хотя и не все: Рудира тревожно смотрела в конец сада, словно ожидая, будто там кто-то появится, и явно не поняла, что лорд Фаран обращается к ней.

Все утро она была сама не своя; Ханнер не знал, были ли причиной тому ночные кошмары или что-то иное. Он перекинулся с ней парой слов, пока другие проходили проверку; она сказала, что все время будто слышит за спиной голоса, — но такие далекие, что не может ничего разобрать. Еще, призналась она Ханнеру, ее не покидает ощущение, что она должна что-то сделать, и скорее всего — используя чародейскую силу.

И она продолжала смотреть на север.

Это тревожило Ханнера.

— За мной! — крикнул Фаран, взмывая в воздух. Дессет, Кирша, Варрин и все остальные сделали то же — кроме Рудиры. Когда другие поднялись, Ханнер подбежал к ней и тронул за плечо.

Она моргнула и повернулась к нему.

— Мне пора.

— Как и всем, — кивнул Ханнер. — Пора лететь с дядей Фараном и остальными проверять вашу силу.

Голова Рудиры уже снова поворачивалась на север, но тут женщина взяла себя в руки.

— С лордом Фараном?.. — О взглянула вверх и охнула: — Ах да!.. — С минуту она смотрела на других летунов, потом взвилась в воздух.

— Осторожнее! — крикнул ей вслед Ханнер.

Она застыла, а потом снизилась, повиснув футах в двадцати над землей.

— Ты разве не с нами? — спросила она с высоты.

— Я не летаю, — прокричал он в ответ.

— Ах, верно!

Не успел Ханнер ответить, как ноги его оторвались от земли, как это было позавчера на площади, и его повлекло вперед. Мгновением позже он обнаружил, что мчится вверх и на север рядом с Рудирой.

Они нагнали остальных прежде, чем те успели миновать квартал. Рудира с Ханнером проскользнула вперед и пристроилась рядом с лордом Фараном.

Ханнер заметил, что дядюшка хоть и летит сам, но делает это довольно неуверенно, и держать обычную для Рудиры скорость ему трудновато. Вместо этого все — с ним во главе — летели достаточно медленно, чтобы пешеходы замечали скользящие вверху тени и поднимали головы.

К огорчению Ханнера, кое-кто потрясал кулаками и выкрикивал проклятия.

Они пересекли Торговый ряд и углубились в Торговый квартал неподалеку от дворца, а потом направились в Пряный город, где Ханнер с высоты стал разглядывать склады и переулки. Вдалеке справа виднелось теплое золотистое сияние дворцовых стен и солнечные блики, играющие на воде Большого канала.

А потом они миновали дворец, и даже на высоте семидесяти футов нос Ханнера защекотал запах пряностей — на складах, что лежали внизу, вот уже два столетия хранились всевозможные специи: их везли из Малых Королевств через Восточный залив или сплавляли торговыми барками вниз по Великой реке — из баронств Сардирона. Ханнер подозревал, что если завтра все эти склады опустеют, понадобится самое малое столетие, чтобы запах окончательно выветрился.

К другим запахам добавился запах соли: они приближались к берегу. За домами Ханнер уже видел водную гладь; воды залива пестрели парусами.

Улицы кончились, впереди простиралось море. Они летели над причалами, и ноги лорда Фарана едва не касались верхушек мачт пришвартованных там кораблей. Ханнер вспомнил, как мать учила его названиям главных пристаней: Тминная пристань, Укропная пристань, пристани Орегано, Бальзаминовая, Петрушечная, Горчичная, за ними — лента пустого берега (сейчас Ханнер видел ее слева), потом три пристани, расположенные наискось: Имбирная, Мускатная и Коричная. За ними лежал лабиринт Перечных пристаней и ряд Чайных, а за всем этим — устье Нового канала, отмечающее западную границу Пряного города. Интересно, подумал Ханнер, соответствовали когда-нибудь названия пристаней названиям привозимых к ним специй? Сейчас это было совершенно точно не так.

Чародеи миновали пристани, пролетели над полудюжиной грузовых судов, ожидающих на рейде разгрузки, и направились в открытое море, — и Ханнеру пришло в голову: а сможет ли он доплыть до берега, если Рудира вдруг уронит его?

Если чародейство исчезнет прямо сейчас, так же внезапно, как появилось, сколько из одиннадцати летящих вернутся на берег живыми? Падение само по себе может убить их: они футах в восьмидесяти над водой, не ниже.

Ханнер набрал в грудь воздуху, собираясь выкрикнуть предостережение, но тут лорд Фаран завис в воздухе и объявил:

— Мы на месте!

Другие чародеи замедлили полет и окружили Фарана — одна только Рудира, волоча за собой Ханнера, продолжала мчаться на север.

— Эй! — удивленно окликнул ее Ханнер. — Стой! Рудира, остановись!

— А?.. — Она озадаченно оглянулась. — Мне надо на север. Так велел лорд Фаран.

— Он велел остановиться! Видишь?.. Он вон там!

Рудира поморгала, но не остановилась.

И тут — неестественно громкий — донесся голос Фарана:

— Рудира! Сейчас же вернись!

Глаза и рот Ханнера широко раскрылись: он был потрясен; никогда он не слышал у дяди такого голоса. Никогда никто не кричал так громко. Ему и в голову не приходило, что такое возможно.

Потом юноша сообразил, что Фаран, должно быть, усилил свой голос с помощью чар. Он не раз слышал, как нечто подобное — правда, не так громко — проделывала Рудира, хоть порой ему и казалось, что это не чары, а всего лишь иллюзия.

На сей раз, несомненно, имело место чародейство. И это сработало. Рудира остановилась и развернулась, будто очнувшись от сна.

— Прости, — сказала она Ханнеру, направляясь к остальным. — Не знаю, что на меня нашло: почему-то казалось, что я должна продолжать полет.

Ханнер махнул рукой:

— Все в порядке.

Но он вовсе не был уверен, что все на самом деле в порядке: необычное поведение Рудиры встревожило его. Она становилась все более и более рассеянной.

— Теперь мы все здесь, — проговорил лорд Фаран, когда Рудира с Ханнером подлетели к парящим вокруг него чародеям. — Я хочу увидеть, насколько вы сильны. Вода тяжела, так что вес будет достаточным. Попробуйте воздвигнуть водяную колонну в обхват рук каждого и поднять ее на нашу высоту. — Он оглядел чародеев и указал на Киршу. — Начинай ты.

Кирша помялась, глянула вниз.

— На лету? — спросила она. — Разве так можно?

— Попробуй, — сказал Фаран.

Кирша уставилась на воду внизу — и Ханнер вместе со всеми сделал то же.

У них на глазах волна свернулась в спираль и пошла вверх, свиваясь в вертикальный водяной столб. У Ханнера захватило дух.

Огромная колонна жидкого зеленого стекла, сверкая на солнце, поднималась из моря все выше и выше.

Достигнув тридцати футов, она заколебалась, и подъем замедлился; на высоте сорока — замерла, пошатнулась и с мощным всплеском рухнула в море. По воде разбежались круги, пересекая низкие ряды волн залива. Стоящие на якоре суда мягко качнулись.

— Хорошо! — одобрил Фаран. — Варрин, теперь ты.

Варрин взглянул вниз, глубоко вздохнул и развел руки.

Волны словно бы поменяли направление, снова собираясь в столб, который не удержала Кирша. Он пополз вверх, миновал точку, где Кирша потеряла контроль, но начал сужаться к вершине.

Ханнер видел, как напряжено лицо Варрина; он ощущал магическую силу, что разлилась в воздухе.

Колонна стала копьем с заостренным концом, но все поднималась и поднималась, пока наконец Варрин не протянул ладонь и вода не коснулась ее, словно он омыл руку в невиданно высоком фонтане.

Колонна сделалась толще, ее вершина расплылась в круг поперечником примерно в фут — и все кончилось. Варрин не смог дольше удерживать ее. Вода заструилась вниз, заплескала, колонна пошла рябью, изогнулась и рассыпалась, упав в море, но не так, как столб Кирши, а дождем мелких струй.

И Варрин тоже полетел вниз; он был уже футах в пятнадцати ниже других и продолжал терять высоту.

— Рудира! — окликнул Ханнер.

Рудира снова смотрела на север, но услышала, и Варрин вдруг перестал падать.

— Простите, — извинился он, поднимаясь. — Я переоценил себя. Мне казалось, будто сила не иссякнет никогда.

Фаран поднял ладонь.

— Не тревожься, — проговорил он. — Ты славно поработал. — Он взглянул на других и ткнул в следующего. — Лираз, твой черед.

Ханнер с интересом следил за попытками других поднять воду Все кроме Ульпена, превзошли Киршу, однако лишь Дессет удалось сравняться с Варрином, хоть и не превзойти его.

Рудира тоже смотрела с интересом и подхватывала тех, кто начинал падать. Ее очередь пришла в самом конце. Однако в конце концов Фаран повернулся к ней.

— Рудира! — произнес он. — Покажи нам, что можешь ты!

Рудира улыбнулась.

— Наконец! — отозвалась она. И посмотрела вниз.

Ханнер ощутил, как волна силы захлестывает его; волосы на его руках, лице и теле прилипли к коже. И вода внизу поднялась.

Это была не колонна; это была гора, что стремилась вверх. Под самыми их ногами она разделилась, образовала круг, но продолжала подниматься, окружая чародеев ревущей водяной стеной.

Рудира смеялась. Никто больше в восторг не пришел. Ханнер принудил себя оторвать взгляд от ее лица и посмотреть на остальных: все они были в ужасе.

Вода поднималась все выше и выше, круг чистого неба над головой все уменьшался, и наконец лорд Фаран крикнул:

— Довольно!

Рудира широко улыбнулась и развела руки. Водяная стена с ревом рухнула, но рухнула наружу — одиннадцать чародеев остались совершенно сухими.

Ханнер глянул вниз — стена воды мчалась на купеческие суда.

— Рудира! — крикнул он, показывая туда. — Корабли!..

Рудира взглянула и, к изумлению Ханнера, четыре ближайших судна поднялись в воздух и висели, пока огромная волна катилась под ними. Ханнер видел моряков, пораженных и напуганных, вцепившихся в мачты, веревки и поручни.

А когда опасность миновала, суда плавно опустились на воду.

Ханнер видел, как, все уменьшаясь, волна достигла пристаней и выплеснулась на улицы — впечатляющее зрелище, наделавшее, впрочем, не больше бед, чем обычный шторм. Вряд ли кто-нибудь пострадал или был причинен серьезный ущерб. Возможно, кто-то и вымок, но солнце быстро все высушит.

Ханнер вдруг упал на несколько футов — но его тут же подхватили. Он посмотрел на Рудиру.

— Прости, — сказала она. — Я… я почти выдохлась.

— Это было потрясающе, — восхищенно произнесла Дессет.

— Воистину так, — согласился Фаран. — Великолепно! Ты должна гордиться.

Рудира устало улыбнулась.

— Думаю, пора возвращаться, — предложил Ханнер. — А то все так устанут, что не смогут тащить меня.

— Дай руку. — Дессет спустилась к нему. — Тебя потащу я, а Рудира пусть приходит в себя.

Ханнер с благодарностью ухватился за протянутую руку. Она была теплой и мягкой. Дессет улыбнулась ему.

— Ты очень храбрый: отправиться с нами, не умея летать!

— Меня и не спрашивали, — отмахнулся Ханнер. — Рудира просто захватила меня с собой.

Дессет бросила удивленный взгляд на Рудиру: та плыла на юг, остальные сбились в стайку вокруг нее.

— Это действительно было потрясающе — то, что она делала, — повторила Дессет. — Я знаю, что всякий раз, когда пользуюсь чародейской силой, становлюсь чуточку сильнее, чем была, и могу делать чуточку больше, — но мне понадобится много времени, чтобы сравняться с ней!

— Да уж, — согласился Ханнер. Он подозревал, что для каждого чародея существует свой предел могущества, и Дессет, возможно, никогда не сравняться с Рудирой, — но говорить этого он не собирался, да и вообще не был уверен, что это плохо. Ханнер представил себе сотни чародеев, способных поднимать корабли как игрушки, и решил, что в определенной мере понимает правителя.

Но ведь маги тоже столетиями творят чудеса, порой даже передвигают горы. Чем же хуже чародеи?

Возможно, у их силы и не окажется ограничений; этого никто пока не знает, ведь прошло всего несколько дней.

Они летели на юг, к городу. Ханнер оглянулся — убедиться, что Рудира возвращается с ними. Он сильно подозревал, что то, что заставило всех тех людей улететь на север в Ночь Безумия, теперь действовало на нее.

Но она была вместе со всеми: летела на юг чуть выше и позади Ханнера, и лицо ее было… затравленным — другого слова он не подобрал.

Почему же загадочное нечто поразило именно ее? Только ли потому, что она много могущественнее других?

Ханнер поднял глаза на Дессет, которая по-прежнему несла его. Она и Варрин немногим уступают Рудире; если все зависит от силы, то и она должна испытывать нечто подобное, правда, куда слабее.

— Дессет, — окликнул он. — Ты не слышишь никакого зова?

Она потрясенно взглянула на него. Полет замедлился.

— Значит, ты тоже слышишь? — спросила она. — Я думала, мне просто чудится.

— Нет, я не слышу. А вот Рудира — да. Я говорил с ней про это.

Дессет перевела взгляд на Рудиру.

— Думаю, зов слышен только сильнейшим чародеям, — проговорил Ханнер. — А еще, по-моему, следовать ему опасно. Наверное, именно это и случилось с теми пропавшими — все они услышали зов, чем бы он ни был.

— Ох! — вздохнула Дессет. — Ты и правда так думаешь. Я знаю, мы их не забирали, как твердит эта мерзкая толпа, но мне и в голову не приходило, что их могло захватить это нечто. — Она содрогнулась. — Мне зов не нравится. Я не хочу откликаться. Есть способ заставить его умолкнуть?

— Не знаю, — честно признался Ханнер. — Рудира такого способа не нашла.

— Ох! — повторила Дессет. А потом воскликнула: — Гляди!

Они были уже над Пряным городом, и улицы там бурлили народом — все смотрели вверх, на чародеев, кричали и грозили им кулаками.

— Не думаю, чтобы им понравились наши опыты, — заметил Ханнер.

— Да уж вряд ли. — Дессет улыбнулась — на удивление неприятной для такой добродушной матушки, какой она выглядела, улыбкой. — Но сделать-то они ничего не могут, так ведь?

Ханнер не ответил.

Правитель, может быть, и прав, но с чародеями, которые раз от разу становятся все сильнее, да еще и обучают друга, бедный старина Азрад не справится!

Глава 32

Мерцающие образы, витавшие над столом, исчезли, остался только свет факела, — и все-таки маги заговорили не сразу.

— Впечатляюще, — произнес наконец седовласый.

— Да, — согласилась красавица. — Поднимать груженые барки, будто детские игрушки… — Она зябко повела плечами. — А еще тот чародей в Этшаре-на-Скалах, что убил беднягу Лопина… Боюсь, нам придется отнестись к появлению чародеев как к нешуточной угрозе миропорядку. Мы не можем вечно уклоняться от действий.

Человек в алом, сидевший во главе стола, повернулся к Калигиру.

— Был этот твой Шембер способен на нечто подобное?

— Не думаю, — ответил тот. — Он делал ставку на скорость и изворотливость, а не на силу. И еще на то, что никаких внешних свидетельств ни его намерений, ни действий не было: он мог появиться рядом с жертвой и убить, и никто не догадался бы, что это сделал он.

— Вот это, — сказал седовласый, — меня и тревожит. Если мы начнем действовать преждевременно, то лишь загоним чародеев в подполье.

— В торопливости нет нужды, — сказал волшебник в алом. — Я предложил бы признать чародеев настоящими магами, и к тому же мужественными. Любой, кто может чарами столь быстро убить волшебника, — серьезный противник. Тот, кто способен воздвигнуть водяную гору, — воистину могуч. Гильдия никогда не запрещала целую школу магии — хотя бы потому, что, как справедливо указал наш собрат из Сардирона, это значило бы загнать ее в подполье. Однако же никогда прежде мы и не сталкивались с возможным соперничеством — столь могучим и столь опасным. Запретим ли мы чародейство, будет видно; но нам необходимо ужесточить существующие запреты.

— Нужно проявить осторожность, — нахмурился Калигир. — Не стоит забывать, что случилось с Лопином.

— Само собой, мы будем осторожны, — согласился волшебник в алом.

Лорд Азрад стоял у окна своей любимой гостиной и смотрел на север — там в Большом канале плескались волны и морская вода капала со складских крыш.

Потом он повернулся к братьям — лорд Кларим заметил пролетающих мимо чародеев и позвал его к окну, а Караннин и Илдирин подошли позже.

— Они делаются сильнее, — сказал правитель. — Останавливать их надо сейчас. Кларим, вызови капитана Венгара — готов он или нет, я желаю, чтобы капитан Нараль выступал немедля. А потом ступай отыщи леди Нерру — быть может, она знает, что намерен делать ее свихнувшийся дядюшка — кроме как затопить Пряный город.

Кларим поклонился и повернулся к двери, а Азрад тем временем осведомился:

— Караннин, Илдирин, вы так и не можете добиться ответа от Гильдии магов?

— Я точно не могу, — ответил Караннин. — Я переговорил с дюжиной магов — все они уверяют, что магистры Гильдии в курсе событий и именно сейчас обсуждают их; кроме того, им сообщено, что ты хочешь встретиться с ними. Более — ничего.

— А что Сестринство и Братство? — поинтересовался Азрад, когда Кларим осторожно прикрывал за собой дверь.

— Братство трепещет перед чародеями, — сказал Илдирин. — Они говорят, что натравливать их на команду лорда Фарана — все равно что пытаться вскипятить сотню галлонов супа одной свечкой. Сестры не настолько перепуганы, но и они утверждают, что чародеи много сильнее ведьм, а значит, если ведьмы и станут действовать, то очень медленно и тайно.

— Нету нас времени на тайные меры! — взревел Азрад. — А как другие?

— Большинство чародеев боги просто не видят, — объяснил Караннин. — По крайней мере так мне сказали жрецы. А когда все же видят, не желают предпринимать никаких действий, кроме чисто защитных. Сам знаешь, как относятся боги ко вмешательству в людские дела. То ли их удерживает клятва, данная двести лет назад, то ли такова их природа — но они вмешиваться не станут.

— С демонологами дело обстоит немногим лучше, — добавил Илдирин. — Я тут после Ночи разослал письма с полудюжине из них. Они не согласны вообще ни с чем и ни с кем, но на войну с чародеями никто из них не собирается. Демоны видят чародеев прекрасно, но не способны отличить их от обычных людей: естественно, ведь они противоположны богам. Если призвать демона и приказать ему убить конкретного чародея, он, конечно, сделает все, что в его силах, но уверенности в успехе у нас все равно не будет. К тому же неизвестно, что чародеи предпримут в ответ… Нельзя приказать демону перебить всех чародеев: он не сможет найти их, не зная имен.

— Мы можем приказать убить хотя бы лорда Фарана — задумчиво произнес Азрад. — Его имя мы знаем…

Трое братьев переглянулись.

— Возможно, возможно… — протянул Караннин. — Но мудро ли это? Самое меньшее — с нас за это сдерут три шкуры.

— Об этом нельзя забывать, — согласился Илдирин. — Демонологи берут дорого.

— Городская казна выдержит, — отмахнулся Азрад.

— Д а, — согласился Караннин. — Но это подводит нас ко второму вопросу: законно ли это?

— Он предатель, — вскинулся Азрад. — Одного этого хватит за глаза.

— Милорд брат мой, наши законы и обычаи требуют суда в случае любого преступления, даже предательства, и преступнику должна быть предоставлена возможность защитить себя. Посылать демона-убийцу…

— Вполне законно, — прервал его лорд Азрад. — Мы можем устроить все так, что он погибнет при сопротивлении аресту. Один раз он уже воспротивился — и, я уверен, будет сопротивляться и дальше.

— Вполне вероятно, — кивнул Караннин. — Но есть и третий вопрос, быть может, самый важный: что подумает и что сделает Гильдия магов, если мы наймем демонолога, чтобы произвести казнь. Ты не хуже меня знаешь, что это нарушает их правила по использованию магии правительством.

— Они наверняка сделают исключение!

— Гильдия магов исключений не делает, — негромко произнес Илдирин.

— А даже если бы и сделала — сперва нам пришлось бы убеждать в этом демонологов, — продолжал рассуждать Караннин. — Я еще не встречал демонолога, который не считал бы, что запросто заткнет за пояс любого волшебника, но не встречал и такого, кто хотел бы связываться со всей Гильдией. И отсюда мой четвертый вопрос: допустим, Гильдия разрешит нам использовать демона-убийцу: поверят ли демонологи нам — и им?

— По крайности один демонолог…

— Милорд брат мой, — снова вмешался Илдирин. — Думаю, этот путь не ведет никуда. Не так уж важно, как убить одного чародея — получив согласие Гильдии, мы сможем предоставить им самим вершить казни, не рискуя без нужды иметь дело с демонами. А если Гильдия согласия не даст, сомневаюсь, чтобы хоть один маг стал помогать нам.

— Значит, нам нужно их согласие, и, будь оно все проклято, почему бы им его не дать?

— Они уже согласились, чтобы мы наняли магов помогать в арестах, — напомнил Караннин, указывая на дверь, только что закрытую Кларимом. — Это начало.

— Не слишком-то они расщедрились, — проворчал Азрад.

— Азрад, ты только что послал Кларима с приказом направить всю городскую стражу и всех магов, каких удастся найти, к Фарану, дабы выслать его и его приспешников из города. Почему бы не подождать и не посмотреть, что из этого выйдет, а уж потом думать, стоит или не стоит привлекать ко всему этому Гильдию?

Азрад ожег брата взглядом.

— Ты полагаешь, это сработает? — спросил он. — После того, что мы только что видели вон там? — Большим пальцем он ткнул за окно.

Илдирин поморщился.

— Нет, — сказал он. Поколебался и добавил: — Еще неизвестно, как отреагирует на это лорд Фаран.

Правитель на миг застыл, потом нахмурился и медленно проговорил:

— Об этом я не подумал.

Глава 33

В Новом городе по улицам маршировали солдаты, но чародеи не обратили на них внимания и вернулись в сад за домом лорда Фарана. После благополучного приземления Ханнер воспользовался первой же возможностью и отвел дядюшку в сторону — поговорить. Они уединились в пустой комнате.

— На севере есть что-то, что зовет к себе самых сильных твоих чародеев, — сообщил Ханнер.

— Я заметил, что Рудира ведет себя странно, — кивнул Фаран.

— Да? Ну тогда поговори с ней. К тебе она прислушается скорее, чем ко мне, и, может, тебе удастся выяснить что-нибудь полезное. И еще: пусть Манрин устроит какую-нибудь проверку… ну, вроде прозрения, и попробует узнать, что это там такое зовет ее. Думаю, источник у этого зова и ночных кошмаров один. И дело не только в Рудире: Дессет тоже начала слышать зов, и, наверное, Варрин и еще кое-кто.

— Возможно, мой мальчик, ты и прав, — успокаивающе проговорил Фаран и собрался сказать что-то еще, но Ханнер быстро перебил его. То, что он собирался сказать, было очень важно; он просто не мог позволить сбить себя.

— Дядя, я считаю: то, что зовет их — что бы это ни было, — призвало весь тот народ в Ночь Безумия — тех, кто пропал. Полагаю, где-то там есть нечто, чему нужны чародеи.

— Вполне возможно, — спокойно согласился Фаран. — Может быть, оно же и превратило нас всех в чародеев. Какой-нибудь спятивший волшебник.

— Может ли волшебник сотворить все это? Ты же видел сегодня Рудиру.

— Могуществу магии нет пределов, мои мальчик. А после того, что сделала сегодня Рудира, я сомневаюсь, есть ли предел силе чародейства.

— Но пользоваться ею… ну, знаешь, делаешься сильнее и начинаешь видеть кошмары и слышать эти призывы…

— Такова плата, — признал Фаран. — Впрочем, вряд ли это смертельно, и, думаю, мы вполне сумеем найти обходной путь.

— Очень надеюсь, что не смертельно, — вздохнул Ханнер. — Пока что никто из пропавших не возвратился.

Фаран собрался ответить, но тут снаружи донеслись крики: "Лорд Фаран! Лорд Фаран!"

— Договорим позже, — бросил он Ханнеру и откликнулся: — Я здесь! Что стряслось?

— Солдаты!

Фаран улыбнулся той же неприятной улыбкой, какую Ханнер подметил у Дессет с полчаса назад, над Пряным городом.

— Похоже, Азрад не успокоился, — сказал он.

— А у нас так и нет ответа Гильдии, — напомнил Ханнер.

Фаран улыбнулся еще шире.

— Знаешь, мой мальчик, после того, что сделала сегодня Рудира, Гильдия магов более не волнует меня. Думаю, с Азрадом и его людьми мы управимся и без ее помощи.

Ханнер открыл было рот, намереваясь сказать, что его тревожит не стычка с городской стражей, а мнение Гильдии, но Фаран уже вышел и решительно направился ко входу в дом. Ханнер захлопнул рот и поспешил следом.

— Рудира! Дессет! Варрин! — скликал на ходу Фаран. — Все, кто может, ко мне! Думаю, пришла пора показать Азраду, что над нами он не властен! — Он дошел до двери, распахнул ее и встал на пороге; чародеи сгрудились за ним. Рудира стояла у притолоки, и вид у нее был отрешенный — что бы ни звало ее, зов этот не прекращался.

Ханнер колебался.

Ему очень хотелось увидеть, что тут будет, по совершенно не хотелось вмешиваться: никто не знает, что он чародей, так что принимать участие в делах чародеев он не собирался. К тому же это может быть опасно.

А кроме того, в прихожую набилось столько чародеев, что он вовсе не был уверен, что сумеет хоть что-нибудь разглядеть; да и к окнам гостиной ему тоже вряд ли удалось бы пробиться.

У Ханнера накопились вопросы, на которые было бы неплохо получить ответы. Двое чародеев отсутствовали, и Ханнер решил, что сейчас самое время потолковать с ними.

И кстати, наверху тоже есть окна; кто мешает ему подняться и любоваться всем сверху?

Ханнер повернулся и рысью припустил вверх по лестнице. Ко второму этажу вес и отсутствие тренировки заставили его перейти на шаг.

На третьем этаже он двинулся вдоль главного коридора, прислушиваясь у каждой двери; за третьей он расслышал голоса и постучал.

Один голос смолк, и Ханнер услышал шаги. Ульпен приоткрыл дверь и уставился на него.

— Мне бы поговорить с тобой и Манрином, — сказал ему Ханнер. — Можно войти?

Ульпен распахнул дверь.

— Только не мешай ему, — предупредил он.

Ханнера не нужно было предупреждать: он достаточно знал о магии. Он с интересом оглядывал комнату, стараясь ничего не касаться.

Комнату опоясывали полки и комоды. В нескольких раскрытых ящиках виднелись порошки и сухие листья. Полки были уставлены кувшинами, мешочками, ящичками и горшками всех размеров и видов. Сбоку стоял стол, наполовину заставленный такими же, как на полках, сосудами и ящичками; лежала на нем и большая раскрытая книга — рядом с набором маленьких инструментов. Другие инструменты были разложены на полу — два кинжала, кисть с деревянным черенком, маленький железный треножник, огниво и три небольшие металлические вещицы, которые Ханнер узнать не смог.

Манрин, скрестив ноги, сидел на шелковом коврике перед маленьким медным котелком. Там что-то дымилось и жутко воняло; Манрин, шевеля в дыму пальцами, произносил заклинание.

— …гатту са брутин фара… фара… проклятие! — Манрин развел руки и откинулся.

— Не выходит? — сочувственно спросил Ульпен.

— Все позабыл. Я чувствовал, как оно исчезает. А ведь всего неделю назад эти чары были моей второй натурой! — Он поднял взгляд и заметил Ханнера. — Чем могу служить, милорд?

— Я пришел сообщить, что лорд Азрад снова прислал солдат, чтобы отправить моего дядю в изгнание. На сей раз их больше. Это может плохо кончиться. — Ханнер помрачнел. — Я подумал, вы должны знать об этом. И потом, у меня есть несколько вопросов, на которые, я надеюсь, вы могли бы ответить?

Манрин выпрямил ноги, отряхнул пыль с мантии и с помощью Ульпена поднялся. Он вежливо кивнул Ханнеру.

— Давай взглянем на этих солдат, — предложил он.

Маг провел Ульпена и Ханнера через две комнаты в кабинет с окнами на Высокую улицу, распахнул створку одного из окон и выглянул.

Ханнер и Ульпен, не желая мешать уважаемому старцу, заняли второе окно.

Лорд Фаран, одетый в великолепный зеленый плащ и тщательно причесанный, стоял внизу во дворе; воин — судя по шлему, капитан — застыл в воротах лицом к нему. Ханнер знал, что ворота были заперты, что руны должны замыкать их, но сейчас они оказались распахнуты настежь, и он сильно сомневался, что открыл их Фаран.

За железной оградой улицу запрудили солдаты — сотни солдат, все вооруженные до зубов. Как видно, лорд Азрад решил не тратить больше времени на полумеры.

Горожан поблизости не осталось — солдаты вытеснили их с Высокой улицы. С другой стороны, за солдатскими спинами Ханнер разглядел с полдюжины фигур не в туниках, шлемах, кирасах и килтах, а в ярких мантиях магов. Ему показалось даже, что одного из них, Эзрема Аренного, он узнает: этот волшебник долгие годы творил различные заклинания по заказам дворцового ведомства.

Присутствие магов объясняло, как были развеяны руны и заклинания, охранявшие ворота, — если, конечно, заклинания и руны там были. Вполне возможно, Ульпен и Манрин все перепутали, сами того не заметив.

Как бы там ни было, защита исчезла, а ворота стояли нараспашку. Солдаты держали копья наготове, а маги явно держали наготове заклинания. Эзрем, если это действительно был он, поднял вверх сияющий кинжал с синим камнем в рукояти, да и у остальных в руках были самые разные ножи, жезлы и кристаллы.

Все взгляды, однако, были прикованы к лорду Фарану и капитану. Они обращались друг к другу — достаточно громко, чтобы перекрыть шум города, но Ханнер не стал даже пытаться разобрать слова. Он и без того знал, о чем идет речь. Капитан велит Фарану убираться из города, тот отказывается — и оба уверяют, что не хотят неприятностей.

— Я не узнаю никого, — заметил Манрин. — Магистров там нет.

Ханнер и Ульпен перевели взгляд на него.

— Ты уверен? — спросил Ханнер.

— Да — если только Итиния не произвела кого-то в это звание за последние дни. Особого впечатления они не производят. Даже ослабев, как сейчас, я могу дать фору любому из тех, внизу.

— Я как раз хотел спросить, — сказал Ханнер, — насколько пострадали ваши магические умения?

Манрин фыркнул.

— Как мужчина я для своих лет еще весьма силен и здоров, насколько можно быть здоровым, когда тебе за сто. Как чародей я вполне хорош, хотя звезд с неба не хватаю: в списке твоего дяди я на двадцать первом месте. Но как волшебник я сейчас немногим отличаюсь от пьяного подмастерья. Это огорчительно, милорд, весьма огорчительно: я творю заклинание, одно из тех, что знаю наизусть и налагал сотни раз, я чувствую, как чары, будто кирпичики, укладываются по местам, — и вдруг вмешивается какая-то неправильная магия, я начинаю видеть чародейским, а не магическим взором, или двигаю что-то, что двигать еще не следует, потому что отвлекся, и все мое волшебство развеивается! Оно тает, как ночной сумрак под лучами солнца, тает, и я не могу его вернуть. Я по-прежнему способен творить быстрые заклинания, там у чар просто нет времени измениться, но что-либо, длящееся более пятидесяти ударов сердца, — увы! — тут я не могу быть ни в чем уверен. А если для наложения заклятия требуется больше двадцати минут, дело вообще безнадежно. Фенделово Прозрение было сейчас как нельзя кстати, но я не могу сотворить его.

— Значит, выяснить, откуда взялось чародейство, тебе не удалось?

Манрин снова фыркнул.

— Фенделово Прозрение — не единственный способ добывать знания, молодой человек! Кое-что я узнал.

— Так ты знаешь, что такое чародейство?

— Нет, к сожалению, — признал волшебник. — Но я точно знаю, чем оно не является. С помощью маленькой Шеллы мы неопровержимо установили, что название ошибочно, — мы не то, чем были ведьмы в Великую Войну, и чародейство не ведьмовство, хотя некоторое сходство и есть. А Алладия помогла нам убедиться, что к его возникновению не имеют касательства ни боги, ни демоны.

— Тогда… Рудира и кое-кто еще говорят, что слышат какой-то зов с севера. Это не демон?

— Не демон и не бог, — подтвердил Манрин. — Но да: к северу от города есть нечто, с чем мы каким-то образом связаны.

— А не может там быть сумасшедший волшебник?

Манрин покачал головой:

— Это не волшебник. Кто бы там ни был, магия его лишает силы волшебства, как… в общем, это не волшебство. Когда одно магическое заклятие противостоит другому, оно может действовать по-разному, но никогда — так.

— Чародейство лишает волшебство силы?

— О да.

— Значит, все те волшебники на улице не смогут причинить вреда дяде Фарану? — с надеждой поинтересовался Ханнер.

— Этого я не говорил! — быстро возразил Манрин, разбивая в прах надежды Ханнера. — Чародейство не похоже на стену, оно скорее заглушает магию, как крик — тихий голос. Магия и чародейство взаимодействуют друг с другом, как… как вода и огонь. Именно поэтому я утверждаю, что породила чародеев не магия. Но достаточно жаркое пламя заставляет воду выкипать, а точно направленная струя воды запросто проносится сквозь огонь… аналогия, как ты понимаешь, не вполне точна.

— Кажется, понимаю… — отозвался Ханнер. — А с той силой, которая зовет Рудиру, ты можешь что-нибудь сделать?

Манрин помрачнел.

— Не знаю. Если бы ты привел ее сюда, чтобы мы поговорили и я мог на нее взглянуть…

— Полагаю, сейчас она занята. — Ханнер указал на улицу за окном.

— Можно и позже.

— Там что-то происходит, — сообщил Ульпен. Покуда старшие беседовали, он торчал у окна, свесившись через подоконник, чтобы получше видеть. Теперь высунулись и Манрин с Ханнером.

Фаран как раз выходил из ворот на улицу, и солдат оттесняло в стороны, словно огромная невидимая волна выкатывалась из дворика. Они натыкались друг на друга, сталкивались и спотыкались, а кое-кто и вовсе уже лежал на земле. Капитана притиснуло спиной к прутьям ограды, шлем съехал набок.

Эта атака не осталась без ответа: волшебники начали действовать. Внезапно во дворе полыхнуло рыжее пламя — чтобы тут же погаснуть. Маг произвел несколько пассов — и лорд Фаран запнулся на миг, но потом зашагал дальше.

— Первое, Триндолова Вспышка, было попросту глупостью, — заметил Манрин. — Второе, одно из Гипнотических Заклятий Фельшена, могло бы принести им больше пользы, да только оно слабовато. Уверен, даже в моем бедственном положении я смог бы наложить его.

— Не спуститься ли нам туда, учитель? — взволнованно спросил Ульпен.

Манрин погладил бороду, подумал, затем кивнул.

— Полагаю, ты прав, — сказал он. — Мы можем быть полезны. Я сейчас, только возьму кое-что.

Ханнер, перегнувшись через подоконник, увидел Рудиру: одетая в те же белую тунику и длинную зеленую юбку, она вышла на улицу следом за Фараном. За Рудирой появился Варрин. Безлюдный круг, что окружал их, был теперь тридцати футов в поперечнике — во всю ширину улицы; солдатское море расступилось. С востока стражники сбились в кучу и тщетно пытались подняться на ноги; на западе, на Коронной улице, стражники сумели сохранить порядок и пока еще стояли.

А Рудира оглядывалась через плечо.

На север.

— Встретимся внизу, — бросил Ханнер.

И, даже не закрыв окна, торопливо сбежал вниз по лестнице.

Глава 34

У подножия лестницы Ханнеру пришлось пробиться сквозь столпившихся там чародеев. Когда он выглянул в дверь, лорд Фаран и дюжина остальных шли по Высокой улице, раздвигая перед собой солдат, в восточном направлении.

— Куда это они? — поинтересовался он.

— Во дворец, — объяснил кто-то. Ханнер повернулся и увидел маленькую Хинду. — Лорд Фаран сказал, ему надоели пос… поре…

— Посредники? — подсказал Ханнер.

— Да, спасибо, милорд. Он сказал, что хочет поговорить с лордом Азрадом лицом к лицу, чтобы решить все раз и навсегда.

Ханнер оглянулся.

На улице, прямо перед домом, стояла Дессет. Она повернулась на запад, и Ханнер понял: она в одиночку перекрывает улицу, чтобы солдаты не приблизились с той стороны.

Вдали остальные с Фараном, Рудирой, Варрином, Киршей и Йорном во главе медленно, но упорно продвигались на восток, к дворцу.

Дядюшка увел за собой больше половины собравшихся в доме чародеев, подумал Ханнер. Оставшиеся собрались в холле и у окон гостиной.

Все это, решил Ханнер, либо огромная глупость, либо непомерная самонадеянность. Фаран и его спутники понятия не имели, что их ждет. Они вполне могли угодить в ловушку. Волшебники, что явились сюда, очевидно, не представляли собой угрозы, но правителя могут охранять куда лучшие маги. Там могут быть ведьмы с их неуловимой ворожбой, колдуны с таинственными талисманами, жрецы, способные призвать на помощь богов, или демонологи, которые, разумеется, повелевают демонами.

Чародейство, конечно, серьезная сила, но оно — не единственная существующая магия.

— Пойду-ка я лучше с ними, — сказал Ханнер. — Им может понадобиться кто-то, кто не…

Он не закончил фразы, потому что не мог бы сказать, будто не принимает ничью сторону. Он был племянником своего дяди — и чародеем, пусть даже никто об этом не знал.

Если они угодят в ловушку — что ж, он постарается не попасть туда вместе с ними.

Самым разумным и безопасным было бы остаться в доме, или, еще лучше, выбраться через заднюю калитку и отправиться к Мави, переждать в ее доме возможную заварушку. Что он чародей, не знает никто, кроме Шеллы; значит, и правителю это неизвестно. Он вполне может спрятаться, а когда все закончится — вернуться во дворец, домой…

Но дядя Фаран не возвратится в семейные апартаменты с ним вместе. Что бы ни случилось, такого Ханнер представить себе не мог. Фаран будет убит или выслан, или — если этот поход закончится так, как, по предположениям Ханнера, хотелось Фарану, — он станет новым правителем этого города, и жить, уж конечно, будет в подобающих ему покоях.

Но, рассуждал Ханнер, и он, и Нерра с Альрис смогут остаться во дворце. Они ведь ничего не сделали.

Интересно, спросил он себя, что сталось с Неррой во дворце. Знает ли она, что творится вне его стен? Не страшно ли ей одной, отрезанной от брата, сестры и дяди?..

Наверное, с ней все в порядке, сказал он себе. Как и с Альрис. Они, по счастью, не замешаны ни во что.

Однако ведь дядя Фаран вознамерился поставить на место Азрада-Сидня, и Ханнер не мог просто стоять в сторонке и наблюдать. Он рванулся мимо чародеев и выскочил на улицу.

Воздух в пустом пространстве был странно безжизненным и неподвижным. Похоже, чародеи не просто оттеснили солдат, но сотворили барьер, защищающий от любого проникновения в Дом Чародеев. Торопясь догнать дядю — а для этого пришлось пробежать по двору, части улицы и свернуть налево, — Ханнер весь покрылся липким потом.

Дессет проводила его взглядом, но ничего не сказала и не тронулась с места: она удерживала солдат на Коронной улице. Ханнер заметил, что часть солдат старается ускользнуть в улицы к северу; надо думать, они собирались вернуться во дворец другим путем.

Еще он заметил краем глаза, что следом за ним со двора двинулась еще одна группа чародеев, с опозданием решивших присоединиться к передовому отряду. Впрочем, его это не касалось.

Чародеи Фарана плечом к плечу двигались вперед — не слишком быстро, но неуклонно, оттесняя со своего пути солдат вдоль по Высокой улице. На то, стоят солдаты или лежат, внимания они не обращали. Большинство стражников бежали; кое-кто продолжал стоять на месте, пока стена силы не сшибала их с ног, или помогал упавшим товарищам подняться.

Некоторые солдаты вообще не сопротивлялись, а лежали в грязи, позволяя просто откатывать себя в сторону, как бревна.

— Освободите мне место! — крикнул кто-то. Крик прозвучал приглушенно, и Ханнер понял, что доносится он из-за магической преграды, продвигаемой вперед чародеями. Он попробовал разглядеть кричавшего.

То был волшебник, примерно ровесник Ханнера, в белой с золотом мантии. Солдаты разбегались с его пути даже с большей скоростью, чем раздавались перед чародейской стеной.

И Ханнер видел — почему. Маг держал перед собой кинжал, вокруг клинка которого, рассыпая бело-голубые искры, плясала молния. Ханнер кинулся вперед, выкрикивая предостережения.

Кричать ему нужды не было — Фаран уже указывал на волшебника своим спутникам.

Волшебник направил клинок на чародеев, выпуская молнию, и в тот же миг Рудира вскинула руку. Вспышка бело-голубого огня сорвалась с острия кинжала и, не причинив никому вреда, осыпалась дождем искр у незримой стены.

Нож дрогнул в руке мага, но не упал. Фаран вопросительно взглянул на Рудиру.

— Он зачарован, — объяснила та. — В нем столько магии, что я не могу ничего с ним сделать.

— Тогда оставь. Вперед — во дворец!

— Во дворец! — подхватили Варрин и Кирша. Ханнер, проталкиваясь сквозь чародеев к первой пятерке, заметил, что Йорн не присоединился к ним и выглядел донельзя несчастным, а голос Рудиры оборвался на полуслове.

Она смотрела на север — не на дворец, а куда-то за него.

— Дядя Фаран! — позвал Ханнер.

Фаран обернулся на ходу.

— Что ты тут делаешь, мальчик? — удивился он. — Это небезопасно.

— Сам знаю, — сердито буркнул Ханнер. — Но вам может понадобиться кто-нибудь еще — чтобы говорить с правителем.

Снова полыхнула молния, но на сей раз Фаран даже не удостоил ее взгляда. Как и первая, она взорвалась на стене, не причинив никому вреда.

— Возможно, ты прав, — согласился Фаран. — Азрад может потребовать кого-нибудь незамаранного. Из того, что он наговорил мне в нашу последнюю встречу, и из слов капитана Нараля видно, что он считает чародейство врожденным злом. — Он кивнул. — Идем.

Ханнер встал в строй. В центре был Фаран, справа от него — Варрин, слева — Рудира, за Рудирой — Кирша, за Варрином — Йорн. Ханнер пристроился между Рудирой и дядей. Он очень тревожился за Рудиру.

За ними нестройной толпой двигались еще десятка два чародеев, но первые ряды являли собой некое подобие порядка.

Являли — пока Фаран, согнувшись, не схватился за живот.

Рудира развернулась и взглянула творящего заклинание волшебника. Взмах руки — и маг отлетел назад.

Фаран выпрямился, откашлялся и произнес:

— Спасибо. По-моему, это было заклятие Бури в Желудке. — Он сглотнул. Краска возвращалась к его лицу. Он поправил плащ и двинулся дальше.

Пару минут спустя стена достигла Второй Западной улицы и поползла через перекресток. Отряд приостановился.

— Повернем? — спросил Варрин. — Так короче всего.

— Думаю, более впечатляющим, а значит, более действенным, будет пройти вдоль по Центральному проспекту. — Фаран махнул рукой на запад. Он собрался продолжать, но заметил, что Рудира повернула, будто не слыша его слов.

— Рудира! — окликнул он. — Сюда!

Рудира мотнула головой, рыжая грива ее взметнулась, словно на сильном ветру, хотя воздух за стеной силы оставался неестественно неподвижным.

— Зовет, — сказала она — и Ханнер понял, что ноги ее уже не касаются земли. — Я слышу, я ощущаю, я почти вижу зов!

Она плыла на север по Второй Западной улице, медленно поднимаясь и отдаляясь от остальных. Волшебная преграда разделилась: одна ее часть, окружавшая лорда Фарана и его спутников, застыла на месте, другая же следом за Рудирой двинулась по самой середине Второй Западной улицы. За этим в смятении следили сбившиеся в кучу солдаты и горожане; кое-кто поворачивался и удирал, другие оставались на месте.

— Рудира, подожди! — крикнула Кирша. — Что тебя зовет?

— Я тоже слышу, — сказал Варрин.

— Но что это? — не унималась Кирша. — Мы не знаем! А может, это что-то злое заманивает нас в ловушку?!

Все замерли в нерешительности, и Ханнер не выдержал; он помчался за Рудирой, выкрикивая ее имя.

Она уже поднялась высоко; Ханнер подпрыгнул и схватил ее за ногу, стянув зеленый башмачок. Она даже не оглянулась — только поднялась выше и полетела быстрее.

— Иду! — кричала она на лету.

Ханнер, задыхаясь, остановился и следил, как силуэт Рудиры тает вдали — она мчалась ввысь и на север, быстрее и быстрее, пока не исчезла над крышами Пряного города.

Барьер, очистивший большую часть Второй Западной улицы, исчез с ней, и, когда Ханнер отвел взгляд от северного неба, то увидел с полдюжины стражников — они приближались, наставив копья.

— Ох нет! — пробормотал он, пятясь.

Он не хотел бежать; бежать от врага — унизительно. Он пятился, солдаты наступали. Один из них отшвырнул в сторону сброшенный Рудирой башмачок.

Потом они застыли, словно наткнувшись в стену.

— Сюда, лорд Ханнер, — окликнула Кирша.

Ханнер повернулся.

Четверо оставшихся чародеев по-прежнему стояли на перекрестке. Ждут меня, понял Ханнер. Он направился к ним, стараясь сделать вид, что ничего особенного не произошло.

— Она улетела, — сказал Йорн, глядя на север.

— Знаю, — ответил Ханнер. — Почему вы не попытались остановить ее?

— Я пыталась, — возразила Кирша. — Ты разве не почувствовал? Но она всегда была сильнее.

Ханнер взглянул на Варрина.

— Я даже не пробовал, — спокойно проговорил тот.

Фаран удивленно обернулся.

— Почему? Возможно, вы двое…

— Я удерживал заслон, милорд; прости, но ты недостаточно силен, чтобы делать это один. — Он немного поколебался и добавил: — И потом, я не смог бы остановить ее. Попытайся я — и улетел бы с ней вместе. А я пока не готов.

— Не готов? Последовать за ней? — Ханнер видел, что лорд Фаран изо всех сил сдерживает гнев. — О чем ты говоришь?

— Ты разве не ощутил еще этого, милорд? — удивился Варрин. — Не слышал зова?

Ханнер слышал, как о зове говорила Рудира, но у Варрина это слово прозвучало как-то совершенно по-особому.

— Чего я не ощутил? — переспросил Фаран. — Чего не слышал?..

— Дядя. — Ханнер огляделся. — Не лучше ли нам вернуться домой?

— Нет! — сердито рявкнул Фаран. — Рудира, конечно, предала нас, но взгляни! — Он повел рукой. — Мы все еще столь сильны, что можем сдержать всех городских стражников!

— Но если Варрин слышит этот зов…

Фаран и Ханнер разом взглянули на Варрина.

— Я его слышу, — подтвердил Варрин, — но пока могу сопротивляться. Однако, милорд… чем больше я пользуюсь своей силой, тем громче становится зов. И если я слишком часто буду прибегать к магии…

— Я тоже слышу его, — призналась Кирша. — Только пока очень слабо.

— Дядя, зов слышат только самые сильные чародеи, — сказал Ханнер. — Именно те, кто нужен тебе больше всего, если ты намерен захватить дворец.

— Я не говорил, будто собираюсь захватывать дворец, — быстро возразил Фаран. — Я намерен поторговаться с лордом Азрадом, а не свергать его. — Где-то поблизости с треском разорвалась магическая молния. — Кирша, будь так добра, займись волшебниками. Остальным — сдерживать стражников.

— Зачем нам торговаться? — спросил Ханнер. — Почему ты не хочешь просто выждать? Вы ведь уже доказали, что он не в силах вас тронуть.

— Мы не доказали ничего. — Фаран понизил голос. — Мы показали, что он не может запросто послать солдат и схватить нас, но что помешает ему нанять волшебников и перебить нас в постелях? Нам нужно заключить соглашение — немедля, прилюдно, чтобы он не смог передумать.

— А если Гильдия примет нашу сторону? Тогда волшебников ему не нанять…

— Значит, он наймет демонологов. У них нет Гильдии, им некому диктовать, что делать. Мне как-то не улыбается проснуться однажды ночью и обнаружить мерзкого Нездешника, усевшегося у меня на груди, чтобы сожрать мне лицо. Нет, необходимо решить вопрос немедленно. Азрад, очевидно, бросил на нас всю свою гвардию, а когда убедится, что это не сработало, будь уверен: он обратится к магии.

— Если Гильдия магов… — начал Ханнер.

Фаран оборвал его.

— Ханнер, Гильдия не окажет нам помощи вовремя, если вообще намерена это делать. Собирайся они помочь нам, Итиния уже связалась бы со мной. Говорящий талисман у меня с собой — в кошеле, — и он молчит. Мы предоставлены себе, и нам необходимо склонить Азрада к соглашению, и как можно быстрее.

— Согласен, милорд, — к удивлению Ханнера, поддержал его дядюшку Йорн. Юноша не заметил, как во время их с дядей разговора они оказались окружены внимательными слушателями. — Своевременность — ключ к победе, как всегда повторял лейтенант Кеншер, а лучший способ прекратить битву — не дать ей начаться.

— Эта битва, я думаю, уже началась, — вздохнул Фаран. — Но есть еще время не дать ей разгореться.

— Но мы потеряли Рудиру, — сказала Кирша, глядя на север.

— Тем больше причин торопиться. — Фаран бросил быстрый взгляд на Варрина. — Прежде чем кто-нибудь еще откликнется на зов, чем бы он ни был.

— Я по-прежнему считаю это глупостью, дядя, — настаивал Ханнер. — Двадцать — пусть даже тридцать — чародеев против всего города?

— Что имеем — с тем и работаем, — отозвался Фаран. — А теперь пошли! — Он повернулся на восток и театрально простер перед собой руку. — Вперед — во дворец!

Глава 35

Поход ко дворцу показался Ханнеру нереальным, будто во сне: неуправляемая шайка чародеев, разного возраста, разного роста и обоих полов, одетая кто во что горазд — от лучшей шелковой туники и зеленого бархатного плаща лорда Фарана до отрепьев Зарека, — шествовала по Высокой улице и Центральному проспекту, словно вокруг никого больше не было, а всего в нескольких ярдах кричали и бесновались горожане и солдаты в желтых туниках, стараясь устоять перед напором чародейства. Всех их оттесняло назад, кое-кому удавалось остаться на ногах, большинство падало.

Несколько солдат попытались пролезть под невидимой оградой, но безуспешно.

Несколько волшебников пытались перелететь через нее, что могло бы закончиться успехом, но, поднявшись над толпой, они выдали себя — и были сбиты Варрином и Киршей. Дессет оставила свой пост на углу Коронной улицы вскоре после исчезновения Рудиры: держать пустым коридор от самого дома было бессмысленно. Она и еще несколько чародеев до сих пор шли замыкающими, но незримая граница пролегала теперь лишь в сотне футов позади Фарана и его спутников. Кое-кто из стражи и горожан забежали сзади и двигались за чародеями, только что не тыкаясь в стену Дессет.

Ханнер шагал среди всей этой кутерьмы и дивился, как он оказался участником всего этого. Он мог бы остаться в Доме Чародеев. Он мог бы бежать к Мави. Так зачем он пошел?

Такое решение казалось ему самым верным, но не самым безопасным.

Когда отряд подошел к началу Центрального проспекта и двинулся по площади перед дворцом, Ханнер остановился так резко, что шедший сразу за ним Зарек наткнулся на него. Оба пробормотали извинения и пошли дальше.

Оба смотрели на толпу, поджидавшую их на площади.

Правитель действительно собрал всю городскую стражу — и даже больше. Путь от Центрального проспекта к мосту через ров был свободен, но вдоль него с каждой стороны выстроились несколько рядов стражников с копьями наперевес. За ними толпились сотни, если не тысячи, простых горожан — им явно было очень любопытно.

Фаран вышел на середину площади, остановился и огляделся; остальные чародеи окружили его. Ханнер, предчувствуя неладное, поспешил протолкаться поближе к дяде.

— Что теперь? — крикнул кто-то.

— Почему мы остановились?

— А я думал, мы идем во дворец.

Фаран не ответил; он стоял и молча ждал, пока все чародеи, даже Дессет, не образовали тесной группы посреди площади.

— Дядя, — прошептал Ханнер. — Что ты задумал?

— Есть у меня одна мысль, — прошептал в ответ Фаран. Потом, уже громко, выкрикнул: — Народ Этшара! Воины городской стражи! Слушайте меня!

— Громче, — шепнул Ханнер. — Воспользуйся чародейством.

— Знаю, — с досадой отозвался Фаран. — Помолчи. — Он воздел руки, и голос его зазвенел, нечеловечески сильный и ясный.

— Народ Этшара! Я Фаран-Чародей, что был некогда главным советником лорда Азрада-Сидня! Вокруг меня вы видите других чародеев, ваших друзей и соседей, сыновей и дочерей, матерей и отцов, изгнанных из своих домов недоверием!

— Моего сына тут нет! — крикнул из толпы старик, и Ханнер узнал его — это был тот самый настырный старикашка, что двое последних суток простоял у ограды, пялясь на дом. — Вы похитили его!

Фаран повернулся взглянуть на старика, потом продолжал:

— Кое-кто из вас считает, что мы, чародеи Этшара, в ответе за исчезновения в Ночь Безумия. Даю вам слово, это не так! Мы не более вашего знаем о том, что с ними сталось!

— Лжец! — крикнул старик.

На сей раз Фаран не удостоил его даже взгляда.

— Мы пришли сюда сегодня просить лорда Азрада, просить всех вас простить тех из нас, кто совершил преступления в Ночь Безумия, когда неведомыми силами был обрушен на нас дар чародейства. Мы пришли сказать, что большинство из нас не участвовали в беспорядках, мы не похищали ваших детей и соседей и, несмотря на то что обрели магическую силу, остались такими же людьми, как и вы. В нас не больше нечеловеческого и злобного, чем в ведьмах или волшебниках. Лорд Азрад повелел отправить нас в ссылку; мы отказались уходить, ибо считаем сей приговор несправедливым. Мы ничем не заслужили изгнания. Мы пришли сюда просить лорда Азрада переменить свое решение и искренне надеемся, что он так и поступит.

Слова Фарана перекатывались над площадью и отдавались от окружающих ее зданий. Пока он говорил, ни один другой звук не нарушал тишины.

— Впрочем, — продолжал Фаран, — я знаю лорда Азрада. Я работал с ним долгие годы. Он может заупрямиться. Может отказаться выслушать нас. Говорю вам здесь и сейчас, услышьте и запомните: даже если лорд Азрад не отменит своего повеления, мы все равно останемся в Этшаре. Это наш дом. Мы будем драться за право жить в нем. Мы очень постараемся не причинять никому зла, по останемся здесь, чего бы это ни стоило. Я хочу, чтобы все вы осознали это. Надеюсь, все удастся решить без кровопролития, но мы готовы и драться, а если понадобится, то и убивать.

— Дядя! — не выдержал Ханнер.

— Если нас вынудят драться, — продолжал Фаран, — то знайте: мы с радостью примем любого, кто придет биться на нашей стороне, будь то чародей, волшебник, солдат или простой горожанин. Более того, мы знаем, как обучать чародейству, как передавать дар, полученный той ночью. Любой, кто присоединится к нам, пожелай он только, станет одним из нас!

— Дядя!.. — Ханнер в тревоге огляделся. То, что они могут творить новых чародеев, — весьма ценный секрет, стоило бы поберечь его и использовать как довод при переговорах с правителем.

Мысль, что они способны создать сотни новых чародеев, может повергнуть лорда Азрада в еще больший ужас.

Впрочем, возможно, именно этого дядюшка и добивается, с горечью подумал Ханнер. Несмотря на все, что он тут наговорил, он вполне способен замыслить сместить правителя, быть может, и убить его. Заявление, что при необходимости они станут убивать… Теоретически власть над жизнью и смертью принадлежит правителю и Гильдии магов, и никому больше. Фаран присвоил ее. Кто знает, не собрался ли он присвоить и все остальное? Ханнер знал, дядя всегда стремился к власти, всегда считал, что город заслуживает большего, чем ленивый толстяк Азрад на троне, и был ужасно разочарован, что ему, Фарану, не подняться выше главного советника — если только не грянет переворот.

Это, возможно, и было его попыткой устроить тот самый переворот.

— А теперь мы отправляемся поговорить с правителем! — Руки Фарана упали, и он снова зашагал ко дворцу.

— Давай! — рявкнул кто-то, и в чародеев полетели копья — чтобы, не причинив никому вреда, соскользнуть по незримой стене. Солдаты шагнули вперед, преграждая путь, — их отмели в стороны шагавшие по обе стороны от Фарана Кирша и Варрин.

Ханнер не обращал на все это внимания: он не сомневался, что со стражниками чародеи совладают. Он рванулся вперед, вслед за дядей, окликая его на бегу.

Фаран обернулся, но шага не замедлил.

— Дядя Фаран, — негромко спросил Ханнер, — ты намерен захватить власть в городе?

Фаран быстро огляделся и лишь потом ответил:

— Скажем так, я обдумывал подобную возможность.

— Лучше не надо, — сказал Ханнер. — Захватить власть ты скорее всего сможешь — но вот сможешь ли удержать?

— А почему нет? — Фаран махнул в сторону солдат. — Им нас не остановить.

— Есть и другие силы, — отметил Ханнер. — Гильдия магов может спокойно принять вас как новых своих членов, вроде волшебников, колдунов и ведьм, но как правительство города?.. Ты же знаешь — они этого не допустят.

— Пока что бороться с нами у волшебников что-то не очень получается, — хмыкнул Фаран. Они как раз подходили к мосту. Стражников, что обычно стояли там, не было. Либо их послали на подмогу солдатам на площади, либо они решили, что падать в воду еще менее приятно, чем на камни площади, и сбежали, чтобы не оказаться придавленными к ограде или сброшенными в ров.

— Эти? — фыркнул Ханнер. — Они — пустое место, и ты это знаешь. Таких волшебников правитель нанимает для всяких пустячных дел. Никого из магов постарше — Итинию или других — я что-то на улицах не заметил.

— И все равно я уверен: с Гильдией мы справимся, — заявил Фаран. — Заключим с ними соглашение о разделе власти…

— Сомневаюсь, — возразил Ханнер. — Не думаю, чтобы они так уж стремились к власти. Но даже не говоря об этом, дядя, по-моему, ты упускаешь нечто весьма важное. Все твои планы рассчитаны на чародейство, так?

— Да, разумеется, — кивнул Фаран, — это все, что у нас есть.

— А чем больше вы им пользуетесь, тем сильнее становитесь.

— Именно.

— А чем сильнее вы становитесь, тем больше вас одолевают кошмары.

Фаран заколебался. Теперь он смотрел на Ханнера, а не вперед, на запертые двери дворца.

— А если вы становитесь еще сильнее, — безжалостно продолжал Ханнер, — то начинаете слышать зов, и чем больше ваша сила, тем притягательнее он звучит. А если и после этого пользоваться чародейством и расшвыривать солдат, как тряпичных кукол, раньше или позже достигнешь уровня Рудиры.

Фаран застыл — но они были уже в тени дворцовой арки, почти у самых дверей, так что Ханнер не мог быть уверен, остановили дядю его слова или чисто естественная преграда. Фаран мрачно посмотрел на Ханнера.

— Дядя, это может постичь и тебя, если ты отмахнешься сейчас. Ты же видел ее вчера и позавчера — подавленную, растерянную… в конце концов она не смогла противиться зову. И мы не смогли удержать ее. Она улетела. Не думаю, что она возвратится.

Фаран поманил Варрина.

— Открой дверь, — велел он. — Постарайся не сломать ее.

— Дядя, я думаю, именно это случилось с теми, кто исчез в Ночь Безумия, — бросился в последнюю отчаянную атаку Ханнер. — Думаю, они-то и были истинно могучими чародеями, теми, чья природная восприимчивость к зову была куда больше, чем твоя. — Он показал назад на мост, где остановились последние за Фараном чародеи. — Вы — всего лишь последыши, вам досталась малая толика этой силы… откуда бы она ни взялась. Загадочное нечто пыталось притянуть людей на север, но некоторые расслышали только часть послания. Но чем больше чародей прислушивается, тем больше слышит, и рано или поздно зов становится неодолимым: чародей улетает на север.

— Это всего лишь догадки, — протянул Фаран.

— Да, — кивнул Ханнер. — Догадки. Но готов ли ты рисковать?

Фаран собрался было ответить, но смолчал и медленно повернулся к дверям.

Они все еще оставались закрытыми.

Он обернулся к Варрину: тот застыл, глядя вверх — и на север.

— Варрин! — рявкнул Фаран. — Дверь!

— Я открою. — Под взглядом Кирши створки распахнулись настежь.

Варрин все так же смотрел в небо отсутствующим взглядом. Ханнер подергал его за рукав.

— Варрин! — позвал он. — Послушай!..

— Зовет, — произнес Варрин, даже не взглянув на Ханнера.

Ханнер бросил на дядюшку сердитый взгляд и опять занялся Варрином.

— Варрин, послушай! Отвернись! И больше не пользуйся магией, что бы ты ни делал! Не слушай зов — слушай меня!

Варрин шагнул вперед, но остановился: Ханнер вцепился в его рукав и тянул назад. Он постоял, поморгал, потом глянул на Ханнера.

Взгляд у него был растерянный, почти ошалелый.

— Варрин, пойдем, — сказал Фаран. — Нам надо попасть в зал приемов и побеседовать с Азрадом, заставить его прекратить войну против чародеев. А потом посмотрим, не сможет ли целитель справиться с твоими кошмарами.

— Целитель?.. — Ханнер уставился на дядю, но Фаран не обратил на него внимания; взмахом руки он указал в глубь дворца.

— Входите все! — позвал он. — Если Варрин будет внутри, он ведь не улетит, как Рудира?

— Будем надеяться, — с сомнением протянул Ханнер, но вслед за Фараном вошел во дворец.

О каком целителе говорит дядя? Он знал, что, по словам Алладии, боги отказывались лечить чародеев; а Шелла говорила, что участок мозга, порождающий кошмары, недоступен для ведьм.

Фаран сказал, не подумав, Ханнер был в этом уверен; гнев и опьянение магией, возможность применить ее против Азрада так захватили дядюшку, что он вообще вряд ли способен был думать.

Ханнер пожалел, что не может придумать убедительных доводов, чтобы дядя Фаран передумал, чтобы свернул с пути, который — Ханнер знал это точно — к добру не приведет. Но слова не приходили.

В зале за дверями отряд чародеев встретил капитан Венгар с поднятым для броска копьем.

— Простите, милорды… — начал он.

И это было все, что он успел сказать. Копье развалилось прямо в его руке и дюжиной кусков просыпалось на пол. Стальное острие со звоном ударилось о мрамор, а деревянные обломки черенка раскатились во все стороны. Ханнер понятия не имел, кто из чародеев уничтожил оружие; возможно, дело было общим.

— В сторону, капитан, — спокойно и властно сказал Фаран. — Мы пришли говорить с правителем.

Отошел бы Венгар сам или нет, Ханнеру не суждено было узнать: прежде чем тот успел ответить, незримая сила подняла его и притиснула к шпалерам на стене; шлем ударился о ткань с глухим неприятным звуком. Ханнер поморщился.

Венгар честный человек, который честно выполнял свой долг, подумал Ханнер. Он не заслужил такого обращения. Он обвел взглядом чародеев, пытаясь понять, кто это сделал. Ни знака, ни намека; это мог быть Варрин, Кирша, сам Фаран или любой из тех, кто сейчас входил в зал.

Фаран больше не обращал на Венгара внимания; он направлялся по коридору к золотым дверям зала приемов; справа от него шел Варрин, а позади — Кирша. Ханнер задержался, убедился, что Венгар дышит, и поспешил за дядей.

За его спиной во дворец входили чародеи, и Ханнер расслышал чье-то восхищенное "Ого!". Это, наверное, Отисен, подумалось ему, но времени оглянуться и удостовериться у него не было.

Уж очень тревожило его то, что должно было вот-вот произойти. Дядя Фаран стал слишком самоуверен и слишком хотел драки. Возможно, правитель и не сумеет воспротивиться чародеями, но подобное поведение наверняка вызовет гнев Гильдии магов, а Ханнер не считал чародеев достойными противниками Гильдии, что бы ни говорил дядя Фаран.

Особенно если самые сильные из них могут исчезнуть в любой момент: Ханнер с ужасом увидел, что ноги Варрина уже на фут оторвались от пола.

Фаран не успел слова сказать, как Варрин раскинул руки — и золотые двери даже не распахнулись, а вылетели, сорванные с петель. От лязга металла Ханнера передернуло; ничего подобного ему слышать не приходилось. Так могли бы греметь падающие с плиты горшки, стань они больше в тысячу раз. Ханнер бросился к Варрину, чтобы удержать, успокоить.

Поздно. Ткач уже летел в десяти футах над полом; чтобы пересечь огромный приемный зал, ему потребовалась пара секунд. Он врезался в окно над пустым троном правителя — и исчез.

Фаран и Ханнер вместе вбежали в приемный зал, надеясь поймать Варрина; теперь они стояли бок о бок на длинном алом ковре, что вел от дверей к трону, и слушали звон осыпающихся на камень осколков.

— Десять тысяч демонов! — выдохнул сквозь зубы Фаран.

Ханнер не сказал "Я же говорил" только потому, что его собственные зубы были крепко сжаты.

Потом он огляделся и понял, что, несмотря на отсутствие лорда Азрада, его стражи и слуг, зал все же не совсем пуст. К одной из стен под шпалерой с изображением кого-то там на строительстве городской стены жались две тени.

Одна тень была лордом Кларимом, младшим братом Азрада.

Вторая — леди Неррой, сестрой Ханнера.

Глава 36

Лорд Фаран нетерпеливо ждал, покуда весь отряд чародеев соберется в центре приемного зала. Он стоял, поглядывая то на своих соратников, то на племянницу и лорда Кларима, то на пустой трон и разбитое окно, через которое улетел на север Варрин. Фаран не попытался заговорить ни с Кларимой и Неррой, ни с чародеями. Он просто ждал.

Ханнер между тем наблюдал за своими спутниками, которых набралось около двух десятков, испытующе разглядывал их лица, пытаясь угадать, как они настроены. Особенно пристально смотрел он на Дессет, которая сейчас, после исчезновения Рудиры и Варрина, была самой сильной чародейкой. Ханнер ждал, не появится ли на ее лице затравленное, отрешенное выражение — знак того, что она слышит зов.

Нет, пока что Дессет выглядела, как обычно. Как и большинство чародеев, она с благоговейным любопытством озиралась по сторонам.

Никто из этих людей никогда прежде не видел приемного зала, и даже Ханнер, который вырос во дворце и бывал здесь по меньшей мере раз двадцать, признавал в душе, что зал выглядит весьма впечатляюще. Лепной позолоченный потолок возвышался почти на тридцать футов над гладким мраморным полом — полом, на который было наложено заклинание против износа, так что и двести с лишним лет спустя он выглядел как новенький. Стены были увешаны громадными роскошными гобеленами, на которых изображались сцены из истории Трех Этшаров, а в проемах между гобеленами стояли статуи. Легенда гласила, что эти изваяния были некогда государственными преступниками либо же врагами предыдущих правителей, превращенными в камень и выставленными на всеобщее обозрение. Ханнер, впрочем, понятия не имел, правда ли это. Над одними статуями нависали балконы, над другими стояли в нишах такие же статуи.

Вдоль центра зала почти во всю его длину — на добрых шестьдесят ярдов — тянулся ковер ярдов пяти в ширину, искусно расцвеченный всеми оттенками красного. Именно на этом ковре стояло сейчас большинство чародеев. По обе стороны от ковра были рядами расставлены резные кресла из черного дуба — сейчас, правда, несколько этих кресел превратились в щепки, сокрушенные массивными дверями, которые вышиб на прощание Варрин. Вдоль стен на изрядном расстоянии друг от друга стояло с полдюжины длинных дубовых столов.

Дневной свет из трех окон в северном конце зала лился на огромный, красный с позолотой трон. Боковые окна, те, что поменьше, уцелели, но от среднего, в которое вылетел Варрин, остались только мелкие розетки по краям. От свинцовой рамы центрального витража остались лишь прихотливо перекрученные полосы металла, и из пролома дул пахнущий морем ветерок.

У правой, восточной стены зала, неподалеку от одной из низких боковых дверей, стояли Кларим, брат правителя Азрада, и Нерра, сестра Ханнера.

Лорд Кларим был сенешалем дворца, леди Нерра вовсе не имела пока официальной должности. Ханнер понятия не имел, почему они оказались в приемном зале. До сих пор они не сказали ни слова буйной шайке ворвавшихся в зал чародеев — просто молча стояли и смотрели.

Как только все чародеи собрались в зале, Фаран повернулся к этой странной паре.

— Лорд Кларим, — промолвил он, шагнув к ним с красного ковра. — Я прошу у твоего брата аудиенции.

— Фаран из Этшара, — срывающимся голосом отозвался Кларим, — правитель Азрад велел тебе удалиться в изгнание; он не желает разговаривать с тобой.

Ханнер отметил, что Кларим, обращаясь к Фарану, не упомянул его титула — а это уже было оскорбление. Ханнер всегда считал Кларима безвредным занудой, но сейчас он вдруг осознал, что этот человек обладает немалым мужеством. Кларим хорошо знал вспыльчивый нрав дяди Фарана, видел, что сотворили чародеи с массивными дворцовыми дверями, — и тем не менее намеренно оскорбил его.

— Ты хочешь сказать, что он от меня прячется, — хмыкнул Фаран.

Лорд Кларим не соизволил ответить, зато Нерра испуганно охнула. Чародеи молча наблюдали за этой сценой. Украдкой глянув на них, Ханнер обнаружил, что всем им здорово не по себе. Они пришли во дворец, следуя за своим предводителем, однако, судя по всему, не задумывались о том, что их ждет в конце пути.

Сейчас они попросту не знали, что им делать, а потому молча смотрели на Фарана, ожидая его приказов.

— Значит, я даже не могу просить о смягчении приговора? — продолжал Фаран. — Если не самого правителя, то хотя бы другого твоего брата — лорда Караннина, главу стражи?

— Фаран, — ответил Кларим, — ты изгнан не потому, что ты — преступник. Тебя изгнали ради блага города. Такое решение во власти правителя Азрада.

— Разумеется! — фыркнул Фаран. — Но неужели мне даже не дадут возможности доказать ему, что он…

— Лорд Фаран! — вдруг отчаянно крикнула Кирша, до того смущенно молчавшая, и указала пальцем куда-то вверх.

Ханнер, Фаран и все прочие разом подняли головы и увидели, что в воздухе перед одним из балконов, ярдах в десяти от лорда Кларима, парит некто в сером облачении. Низко надвинутый капюшон скрывал его лицо, но Ханнер не сомневался, что это волшебник, а не демон либо иная нежить.

Летун в сером вытянул руку, уставив на Фарана длинный костлявый палец. Ханнер заметил, что в другой руке у него хрустальный кубок.

— Лорд Фаран Этшарский! — раскатился под сводами голос волшебника. — Тебе было известно, что, согласно пакту, заключенному двести лет назад между Гильдией магов и правителем Азрадом Великим, всякому сановнику Этшара Пряностей строжайше запрещено заниматься магией. Тебе сие было ведомо, однако же ты собирал для собственной выгоды волшебные талисманы. — Указующая рука мага опустилась к поясу, на котором висел кинжал. — Тебе вынесен смертный приговор, и я послан, дабы привести в исполнение вынесенный тебе приговор…

Лорд Фаран не стал ждать, когда маг начнет действовать; его противник еще не договорил, а он уже медленно поднимался в воздух. Летал он похуже, чем Рудира, Варрин или Дессет, но все же сумел подняться вровень с магом, чтобы не смотреть на него снизу вверх, точно напроказившее дитя.

Затем он заговорил, прервав на полуслове речь мага, и голос его звучал так же раскатисто и неестественно гулко.

— Я — повелитель чародеев! — провозгласил Фаран. — Гильдия магов надо мной не властна!

— Осторожнее, дядя… — пробормотал Ханнер, глядя снизу вверх на парящих в воздухе противников. И ему, и Фарану было хорошо известно, что кинжал мага обладает немалой волшебной силой, да и хрустальный кубок наверняка не был просто чем-то церемониальным.

А уж провозгласить себя повелителем чародеев — кто знает, куда это может завести?..

— Ты, лорд Фаран, приговорен за преступления, совершенные до того, как тебя преобразила Ночь Безумия, — отвечал волшебник. — А потому я, исполняя приказ, сотворяю сие заклинание. — Он поднял одной рукой кубок, другой вытащил кинжал…

И застыл, замороженный магией Фарана, — Ханнер видел это своим магическим зрением. Казалось, что воздух вокруг Фарана заледенел, стал немыслимо, ослепительно ясным и прозрачным; чародейство сомкнулось вокруг волшебника.

Однако тот был окружен аурой собственного волшебства, в особенности те предметы, которые он держал в руках. Если чародейство делало воздух сверхъестественно прозрачным, то чары посланца Гильдии Ханнер воспринимал как густой, искажающий все туман. Чародейская сила Фарана пробилась сквозь этот туман, на миг сумела остановить руки волшебника, но затем магический туман сгустился, и Ханнер с ужасом понял, что хватка Фарана ослабевает.

И вдруг фигура в сером словно замерцала. Волшебник исчез — и секунду спустя возник немного сбоку. Ханнер понятия не имел, что это за заклинание, — как видно, волшебник заранее приготовил для себя защитные чары. Чародейство Фарана взвилось, снова прянуло к противнику, но было уже поздно.

Волшебник погрузил кинжал в хрустальный кубок, наполненный, насколько мог разглядеть Ханнер, чем-то бурым.

— Нет! — отчаянно закричал Ханнер и, пытаясь остановить волшебника, нанес удар собственной магической силой. Он не умел как следует пользоваться чародейством, да и сила его была невелика. Он попытался задержать, остановить руки мага, но не смог даже коснуться кинжала и кубка, которые окружала плотная дымка волшебства.

Тогда Ханнер направил чародейство так, что магия проникла в грудь мага и сомкнулась вокруг сердца. Ханнер вовсе не хотел убивать волшебника — он стремился лишь остановить его и спасти дядю Фарана.

Человек в сером сдавленно вскрикнул и затрепыхался в воздухе, словно пробитая гарпуном рыбина, однако Ханнер смотрел не на него: он не сводил глаз с дяди.

В тот самый миг, когда кончик кинжала коснулся бурой влаги в хрустальном кубке, лицо и руки Фарана побелели. Миг спустя побелела и его одежда, некогда зеленый плащ в одно мгновение выцвел и застыл, словно окостенев. Черные волосы, заплетенные в косичку, поседели, как у древнего старца.

Все было кончено. Фаран Этшарский превратился в камень.

А ведь камни не летают. Статуя не может пользоваться чародейством, чтобы удержаться в воздухе. Окаменелые останки Фарана грянулись о пол, словно кто-то рассек мечом незримую веревку.

И разбились. Мраморные осколки так и брызнули во все стороны, запрыгали со стуком по укрепленному заклинанием полу.

— Нет! — пронзительно закричал Ханнер. И бросился вперед, на бегу расшвыривая обломки статуи.

Потом он услышал над головой шорох ткани и, запрокинув голову, увидел, что волшебник в сером тоже падает. Труп с глухим стуком ударился об пол.

Ханнер застыл на месте. Поздно. Слишком поздно.

На мгновение в зале воцарилась ошеломленная тишина. Затем Нерра вскрикнула и осела на пол, всхлипывая.

Лорд Кларим, очнувшись от оцепенения, поспешил к упавшему волшебнику.

— Они убили друг друга, — сказала Кирша. Она говорила тихо, но в гулкой тишине зала ее слова услышали все.

Дессет поглядела на обломки статуи, на мертвого волшебника, на разбитое окно.

— Я иду домой! — громко объявила она. Повернулась, дрожа всем телом, и решительно направилась к выходу.

— А как же стражники? — крикнул ей вслед кто-то из чародеев.

— Что — стражники? — отозвалась с порога Дессет. — Они не помешали мне войти — не помешают и выйти.

— Она права, — сказал еще кто-то. — Мы можем уйти. Никто нас не остановит.

Остальные согласились с ним, и вся компания чародеев дружно двинулась прочь из зала.

Ханнер смотрел им вслед, но не чувствовал ни малейшего желания к ним присоединиться.

В конце концов его дом здесь. Он вернулся во дворец, и никто здесь не знает, что он чародей. При нынешних обстоятельствах правитель вряд ли потребует, чтобы он убирался прочь из дворца.

Да и за Неррой нужно присмотреть — по крайней мере пока она не оправится после гибели дяди Фарана.

Ханнер поспешил к Нерре и, не говоря ни слова, ободряюще обнял ее за плечи.

Лорд Кларим, который все еще стоял на коленях возле убитого волшебника, поднял голову, увидел, что чародеи покинули зал, глянул на Ханнера и Нерру, и пробормотал, ни к кому не обращаясь:

— Я даже не знаю, кто этот человек. Я никогда прежде его не видел.

Ханнер поднял голову:

— Он сказал, что его послала Гильдия магов. А имени своего не назвал.

— Да, я помню, — отозвался Кларим. — Но теперь он мертв, а Гильдии магов очень не нравится, когда волшебники умирают подобным образом.

Ханнер заколебался. Ему не хотелось лгать и заявлять, будто волшебника убил Фаран, который уже заплатил за свое преступление, но еще меньше ему хотелось признаться, что это он остановил сердце мага в сером.

— Пойду-ка я сообщу обо всем Азраду, — промолвил Кларим, поднявшись на ноги, и торопливо двинулся к одной из боковых дверей.

Ханнер и Нерра остались одни в гулкой пустоте приемного зала. Все так же обнимая сестру за плечи, Ханнер огляделся по сторонам.

Двери зала были разбиты в щепки, на полу валялись изломанные кресла. Статуя, в которую превратился Фаран, раскололась на сотню обломков — самым крупным из них был кусок торса, поверх меньших раскинулось мертвое тело, облаченное в мантию. В дыру, зиявшую в центральном окне, веял теплый и влажный ветерок с моря.

Ну вот, подумал Ханнер, вот к чему привели насильственные методы.

— Пойдем, — сказал он и, поднявшись, взял Нерру за руку. — Пойдем наверх, подальше от всего этого. Попозже я пошлю кого-нибудь за Альрис.

— Он и вправду умер, — пробормотала Нерра первые разумные слова, которые услышал от нее Ханнер.

— Умер, — коротко кивнул он.

— Лорд Кларим хотел, чтобы я рассказала ему, что задумал дядя Фаран. — Нерра наконец выпрямилась, но на ногах держалась покуда нетвердо. — Этого я сделать не смогла, и тогда он предложил, чтобы я уговорила дядю согласиться на изгнание. Мы как раз дожидались правителя Азрада, чтобы поговорить обо всем этом.

— У тебя ничего бы не вышло, — пробормотал Ханнер.

— Да, я знаю. Дядя никогда в жизни меня не слушал и всегда поступал как хотел. — Она глянула на мертвого волшебника. — Что ж, по крайней мере он прихватил с собой своего убийцу.

— Интересно, удавалось ли такое кому-нибудь раньше? — пробормотал Ханнер.

Конечно, убил волшебника не Фаран, но из этой ошибки можно будет извлечь пользу.

Да и Гильдия казнила Фарана не за чародейство, но за то, что, будучи главным советником правителя, он долгие годы собирал всякие магические предметы. Именно об этом говорил погибший волшебник.

Это скорее всего означает, что Гильдия пока еще не решилась уничтожить чародеев — по крайней мере официально. Зачем бы им в противном случае объяснять, за что был казнен дядя Фаран?

Кто-то, подумал Ханнер, должен поговорить с Гильдией. Кто-то должен убедить магов, что чародеи не опасны — во всяком случае, те, кто остался жив. Фаран-то безусловно был опасен, но ведь его больше нет.

Кто-то должен поговорить с магами.

В конце концов ведь именно Гильдия и представляет для чародеев настоящую опасность. С Азрадом и городской стражей они справятся без труда — это-то Фаран успел доказать. Покуда чародеи действуют вместе, обычной силой их не победить, только магией.

Магией их можно уничтожить. И не только волшебством. Ханнер понятия не имел, смогут ли чародеи выстоять против орды демонов или же древнего зачарованного оружия, которым пользуются колдуны.

А теперь еще оказалось, что чародея рано или поздно может погубить его же собственная сила — как погубила она Рудиру и Варрина.

Впрочем, эта опасность не наступает внезапно, ее можно предвидеть, с ней можно бороться. Если чародей поймет, что его кошмары — знак того, что пора отказаться от использования своей силы, быть может, он сумеет прожить остаток дней обычной мирной жизнью. Во всяком случае, Ханнер решил для себя, что так и поступит.

Конечно, это может удаться, только если считать, что природа чародейства не принесет никаких новых сюрпризов. В этом Ханнер, да и вообще никто, уверен быть не мог.

Зов кладет предел могуществу чародея. Лорд Азрад боялся, что какой-нибудь чародей может захватить власть в городе, объявить себя правителем вместо него самого; быть может, именно так и собирался поступить Фаран.

Однако такой поступок был бы просто медленным самоубийством. Захватив власть с помощью магии, чародей вынужден будет постоянно применять ее, дабы доказать свою силу, дабы отразить покушения соперников — и чем чаще он будет прибегать к магии, тем скорее услышит зов.

Если б только кто-то мог объяснить это Азраду… и, что куда важнее, Гильдии магов.

Впрочем, это уже не его, Ханнера, проблемы. Он потрудился достаточно. Он отважно боролся с хаосом в Ночь Безумия, а в награду за это был изгнан из своего жилища; он помог чародеям собраться вместе, а в ответ увидел, как был убит его дядя. Да и не умеет он вести умные разговоры — вечно ляпнет что-нибудь не то.

Да, он потрудился достаточно и, правду говоря, сыт всем этим по горло.

— Пойдем, — сказал Ханнер Нерре, отворачиваясь от лежащих на полу обломков. — Пойдем наверх, сестренка.

Глава 37

Манрин смотрел из окна третьего этажа особняка на Высокой улице. Зевакам понадобилось с четверть часа, чтобы просочиться назад к дому после того, как лорд Фаран увел свой отряд ко дворцу, но они возвратились и снова принялись швырять кирпичи и камни.

Ни один из этих снарядов, впрочем, в дом не попал. Чародеи отбрасывали их прочь. Нападающие занимались делом совершенно бессмысленным, что их, однако, не останавливало.

Никто никогда не осмелился бы вот так швырнуть камнем в волшебника. Магов уважали. Чародеев, по крайней мере пока, — нет.

Лорду Фарану придется это менять.

Манрин немного поразмышлял над этим — что нужно сделать, чтобы к тебе стали относиться иначе? Что такого есть в волшебниках, чего нет в чародеях?

Разумеется, маги существуют давно. Они носят одежды, каких не носит больше никто. И у них есть Гильдия магов и четкие законы. Они — привычная часть мира, а чародеи непривычны и чужды. Чародеи выглядят, как обычные люди, но таковыми не являются, а это пугает. Народ не знает, чего от чародеев ждать и что они вообще такое.

На все это лорду Фарану стоит обратить внимание, когда он отберет власть над городом у лорда Азрада — а Манрин не сомневался, что именно так и будет. Ему придется придумать чародеям специальные одежды и создать для них свод правил, а потом послать кого-нибудь разъяснить это все людям. Правила должны быть логичными и понятными, только это поможет чародеям стать своими для горожан.

И надо убелить тех людей, снаружи, что чародеи не похищали их друзей и родню.

Покуда лорд Фаран не сделал ничего из этого. Он собрал чародеев вместе, что неплохо само по себе, ибо их сила — в числе, дал им вождя и зачатки организации, помог выяснить, кто из них что может, но они так и остались разношерстной, неспаянной толпой, которую он укрыл в своем особняке; и он так и не выработал для них правил поведения. Он даже не попытался поговорить с камнеметателями там, за оградой, об их пропавших близких.

Непременно нужно поговорить об этом с лордом Фараном, решил Манрин.

Тут он заметил, что собравшиеся смотрят не на дом, а на восток — вдоль Высокой улицы. Волшебник высунулся из окна и тоже посмотрел влево.

По улице бежали — и летели — люди. Чародеи возвращаются из дворца! Манрин заулыбался было, решив, что это означает одержанную победу, но улыбка быстро увяла.

Почему они бегут?

— Нет, — пробормотал он. — Только не это!

Он не видел ни яркой зеленой юбки и рыжих волос Рудиры, ни многоцветной туники Варрина, ни шелков Фарана. Манрин не знал, что это означает, но начал предчувствовать неладное.

Тут первые бегущие чародеи приблизились к зевакам, и словно гигантская рука смела тех с улицы. Перед домом сразу стало пусто.

Те, кто вернулся, через пару секунд будут в доме. Надо спуститься и встретить их, решил Манрин, а заодно и узнать, что произошло. Он направился к лестнице.

Минутой позже он, задыхаясь, добрался до первой площадки. Все эти подъемы и спуски не для его лет, и зачем вообще в Этшаре Пряностей строят такие высокие дома?.. В Этшаре-на-Песках лишь несколько зданий выше двух этажей — дворец, Большой маяк и Главные Врата. Почвы там не те, им не выдержать ничего высокого без помощи волшебства или огромной удачи. Строить дом в четыре этажа — хвастовство даже здесь; дома же у Манрина это было бы просто нелепостью.

Ко времени, когда волшебник спустился до середины второго пролета, нижний этаж заполнился перепуганными людьми и гудел от множества голосов.

Одним из пришедших оказался Ульпен; он посмотрел вверх и позвал:

— Наставник!

Манрин остановился.

Другие чародеи услышали Ульпена и тоже посмотрели вверх, на Манрина. Старый волшебник слышал, как они негромко переговариваются.

— …он волшебник, он все знает про магию…

— …может поговорить с Гильдией…

— …привык управлять…

— …опытный…

— Хозяин, — громко сказал Ульпен, — лорд Фаран мертв. Согласен ли ты стать нашим вождем?

Манрин нахмурился. Предложение мальчишки просто смешно. А лорд Фаран? "Мертв", — сказал Ульпен…

Такого поворота Манрин не ожидал. Ему казалось, что лорда Фарана не остановит ничто, может быть, только отпор всей Гильдии.

— Что произошло? — спросил он. — Как он умер?

— Волшебник обратил его в камень, — крикнула Кирша.

— Но он успел убить волшебника, — добавил кто-то.

Значит, Гильдия все-таки вмешалась. Плохо. Манрин надеялся, что Гильдия так или иначе, но придет в конце концов на помощь собратьям-магам.

— Нам нужен вождь, учитель, — сказал Ульпен.

Манрин иронически фыркнул.

— Я старик и к тому же волшебник. Я не лорд. Я даже не из этого города.

— Но нам нужен хоть кто-нибудь, наставник. Ты был магистром, пусть и не лордом, а разве это не более подходит для предводителя магов?

— Похоже, ты уже принял командование, Ульпен. — Манрин постарался, чтобы слова прозвучали с одобрением. Пусть думают, что эта идея ему нравится. Если кому-нибудь предстоит столкнуться с гневом Гильдии, лучше, если это будет кто-то другой. К тому же подмастерье Гильдия может и пощадить.

— Я?! — Ульпен задохнулся, прижав руку к груди. — Но мне только шестнадцать!

— А мне — сто одиннадцать: многовато, чтобы сражаться с солдатами.

— Мы будем драться вместо тебя! — выкрикнул Отисен. Его нестройным хором поддержали другие.

Манрин вздохнул. Ясно, отделаться от этого будет не просто — но так же ясно, что если кому и удастся договориться с Гильдией, то только ему, как наиболее в этом опытному.

Но он по-прежнему не желал этой чести.

— Неужели не найдется никого более подходящего? — вздохнул Манрин. — Например, этот молодой лорд, Ханнер?

— Он даже не чародей, — сказал Ульпен.

— И потом, он не вернулся с нами, — добавила Кирша. — Он остался во дворце, с сестрой.

— Остался?.. — донесся с края толпы голосок леди Альрис. Когда чародеи возвратились из дворца, она сидела в гостиной, а теперь подошла к дверям и все слышала.

Ей отозвалось сразу несколько голосов, и собрание на миг обратилось в гудящий улей. Шелла, бывшая ученица-ведьма, стояла в углу и безуспешно пыталась что-то сказать: за общим шумом ее просто не слышали. Видно было, что она вот-вот заплачет.

Это было уж слишком. Манрин никогда не мог вынести вида плачущего ребенка, а Шелла напоминала ему его правнучку Планетт.

— Тихо! — рявкнул он, усилив голос чародейством, как научила его Рудира.

Упала тишина. К Манрину повернулось с дюжину встревоженных лиц.

— Похоже, ваш новый вождь все-таки я, хочется мне этого или нет, — заговорил он. — Ну что ж, если мне вами предводительствовать, я должен знать, кто такой каждый из вас, на что он способен и что происходило до сих пор. Как вы, должно быть, заметили, я провел большую часть времени наверху, изучая события с помощью той магии, какая еще подвластна мне. Кое-что из случившегося здесь я упустил, хотя выяснил много такого, о чем вы и понятия не имеете. Я многое обдумал и собирался поговорить с лордом Фараном по его возвращении, но коли уж вышло так, что он умер, придется мне воплощать свои замыслы самому. Сначала, однако, мне необходимо точно узнать, что произошло с лордом Фараном и со всеми вами. — Волшебник указал на Ульпена. — Будете рассказывать все по очереди, начиная с моего ученика.

Следующие два часа Манрин расспрашивал чародеев. Он узнал про зов и про то, как он увлек Рудиру и Варрина; узнал и про жуткую смерть лорда Фарана от рук Гильдии магов. Он устроил перекличку и выяснил, кто из чародеев вернулся, а кто ушел домой, сбежал или где-то спрятался. А еще, как прежде Фаран, он рассортировал чародеев по степени силы.

Сделав все это, Манрин решил, что достаточно хорошо представляет себе происходящее, и оно ему очень не понравилось. Варрин нанес серьезный ущерб дворцу, а Фаран убил высокопоставленного члена Гильдии — казни в ней никогда не доверяли волшебникам низкого ранга. Да и все чародеи в целом основательно настроили против себя город, пройдя маршем по улицам.

Но, может быть, размышлял Манрин, еще не поздно все исправить. Смерть Фарана, какой бы горькой утратой она ни была, превращала их бывшего вождя в очевидную мишень для гнева и недоверия горожан. Чародеи смогут обвинить лорда Фарана во всех совершенных ими проступках и тем освободить выживших от всякой ответственности.

Но им придется выказать себя истинными магами, законопослушными горожанами, а не таинственной, беззаконной и злобной силой.

Манрин начал было объяснять все это своим новым последователям, но его почти сразу прервала Кирша.

— Как это сделать? — требовательно поинтересовалась она.

— О чем ты? — не понял ее Манрин.

— Как доказать, что мы обычные маги? Мы собрались со всего города, у каждого — свое прошлое, никто из нас не был подмастерьем и не изучал должным образом ремесла. Ты только взгляни на нас!

— Ты, конечно, права, — признал Манрин. — Я думал об этом. Пожалуй, нам стоит сделать что-нибудь, чтобы выглядеть одинаково… хотя бы похоже. Может, выкрасить все одежды в один цвет? Лучше всего был бы алый. Где этот слуга — Берн, да? Наверно, он смог бы помочь…

— Он на кухне или в кладовой, — откликнулась Шелла. — Я схожу поищу.

— Перекрасить все в алое нам не удастся, — вмешалась Дессет. — Темное красным не сделать: проступит, сколько ни крась. Нам нужны новые одежды.

— Можно выкрасить в черное, — предложил Отисен. — Черное перекроет что угодно.

— Тогда мы будем похожи на демонологов, — возразила Алладия.

— А что в этом плохого? — спросила Дессет. — Демонологи — маги, это все знают, и если и недолюбливают их, то уж кирпичами в окна точно не швыряют.

— Верно, — согласился Манрин. — Быть по сему — отныне и впредь чародеи носят черное.

— Но нас станут считать демонологами! — продолжала спорить Алладия.

— Лучше демонологами, чем чародеями, я так скажу, — хмыкнул Йорн.

— Наш цвет — черный, — повторил Манрин. — Вы избрали меня вождем, и я повелеваю вам носить черное — если, конечно, Берн сумеет раздобыть нам краску.

Дессет кивнула.

— К тому же черное всем к лицу.

Манрин не был уверен, что все считают так же, но не собирался позволять своим соратникам спорить из-за мелочей.

— Кроме того, нам нужна реклама, — заявил он. — Обычные маги приносят пользу и зарабатывают себе этим на жизнь. Ну так что ж, мы тоже можем делать то, за что люди станут платить: лечить раны, вскрывать замки, ломать и чинить вещи. Пусть все узнают об этом. Сейчас — спасибо тем, кто натворил всяческих безобразий в Ночь Безумия, — нас считают ворами и дебоширами, а не добрыми гражданами, и нам необходимо изменить такое мнение о нас. Кое-кто из нас отправится приводить в порядок дома и лавки, разоренные в Ночь Безумия. А еще, поскольку народ думает, будто это мы похитили тех, кто исчез из своих постелей в ту ночь, нам предстоит убедить всех, что это не так.

— Это каким же образом? — выкрикнул Йорн. — Что нам им говорить?

— Говорите правду, — отвечал Манрин. — В конце концов нам поверят.

— А как быть с рекламой? — спросила Кирша. — Не можем же мы просто вывесить объявления?..

— Конечно, нет, — согласился Манрин. — Тут нам придется полагаться покуда на личные связи. Те, у кого есть друзья и семьи, дадут им знать. Слухи разойдутся, как круги по воде.

— Ты всерьез думаешь, что нас станут нанимать? — не унималась Кирша.

Не успел Манрин ответить ей, как его опередил Зарек:

— Можно ли нам оставаться здесь? Кто теперь хозяин этого дома? Ведь лорд Фаран умер…

Манрин собрался ответить Кирше, но осекся, приоткрыв рот.

— Не знаю, — признался он наконец. — У лорда Фарана есть дети? Или наследники — родители лорда Ханнера?

— Наши родители умерли, — подала от дверей гостиной голос леди Альрис. — Если у дяди Фарана и есть признанные им дети, я про них не знаю. Думаю, что ближайшая его родня — мы трое: Ханнер, Нерра и я.

— Благодарю, леди Альрис, — проговорил Манрин. — Тогда, если не сделано других распоряжений, имуществом ныне владеет лорд Ханнер — конечно, с учетом обязательства содержать сестер.

— Здесь ли Берн? — спросила Альрис. — Он должен знать.

— Он здесь! — крикнула Шелла, ведя Берна за руку через толпу от дверей столовой.

— Прекрасно! — сказал Манрин. — Берн, леди Альрис, не могли бы мы где-нибудь поговорить втроем? — Они не возражали; Манрин улыбнулся и продолжил: — Итак! Все мы видели, что противостояние правителю и его гвардии ведет в тупик. Лорд Фаран имел хорошие намерения и совершил доброе дело, собрав нас здесь и показав, что мы собой представляем, — но только пытаться захватить власть в городе не для нас. Все, что нам надо, — это отыскать себе место, и чтобы остальной город признал его нашим. Пока я буду беседовать с леди Альрис и Берном, подумайте, как нам добиться этого, как сделаться полезными, чтобы нас принимали и нам радовались. Судя по всему, пока что мы остаемся здесь: лорд Ханнер не пришел и не изгнал нас, — но необходимо учитывать, что нам может понадобиться перебраться отсюда. Если вас появятся вопросы или предложения, подойдите ко мне позже, и мы все обсудим.

Закончив речь, он кивнул Берну и Альрис, повернулся и пошел вверх по лестнице.

Они поднялись в кабинет на третьем этаже и там долго обсуждали хозяйственные проблемы и историю семьи лорда Фарана.

Новости были и хороши, и плохи. У лорда Фарана не было другой семьи, кроме детей его сестры, и, насколько было известно, ни одна из его знакомых дам не заявляла ни что носит его дитя, ни что он женился на ней. Если наследник лорда Фарана лорд Ханнер — прекрасно; конечно, чародей был бы предпочтительнее, но лорд Ханнер сочувствует им, что тоже неплохо.

Плохие новости сообщил Берн. Домашние запасы подходят к концу. До рынка он может добраться, только если какой-нибудь сильный чародей перенесет его через дозоры на улице. Но самое худшее — заканчиваются выданные на хозяйство деньги, он все покупает в кредит. До сих пор, да и то не всегда, выручало имя лорда Фарана, а теперь, когда распространится весть, что он умер, с кредитами можно проститься.

Чародеям нужно немедленно отыскать другой источник дохода. Этот вопрос оказался куда более насущным, чем считал Манрин.

Конечно, в Этшаре-на-Песках у него есть собственные деньги, да и у некоторых чародеев — полные кошельки, но даже если и так, им все равно надо побыстрее начинать зарабатывать.

В коллекции магических ингредиентов, собранных Фараном, в его бесчисленных ящичках, хранилось с полдюжины кровавиков, а если на такой камень наложить чары Постоянной Сытости, то тот, кто его носит, не будет нуждаться ни в еде, ни в питье. Но даже учитывая, что далеко не все чародеи возвратились из дворца в особняк, в доме все равно было куда больше полудюжины человек. Кроме того, чары кровавика не слишком полезны, если носить камень чересчур долго. Одна-две недели вреда, конечно, не принесут, но если срок обернется месяцами…

Трудно поверить, подумал Манрин, как изменилась его жизнь всего за три дня. Он был уважаемым и богатым волшебником, магистром, окруженным семьей и друзьями, а теперь он — изгой, ворлок, размышляющий, как наскрести денег на еду.

Манрин покачал головой. Он слишком стар для такой жизни.

Побеседовав несколько минут, Берн удалился готовить ужин — именно от этого занятия его оторвала Шелла. Манрин и Альрис остались в кабинете одни. Манрин попытался расспросить Альрис о планах дядюшки и о том, чего можно ожидать от Ханнера, но девушка явно не горела желанием обсуждать эти проблемы.

Да и зачем ей это? Она не была чародейкой — обычная девушка, которая только что потеряла дядю и горевала о нем, хотя, возможно, при жизни не слишком его любила. Ей хотелось одного — вернуться во дворец, к родне и привычной жизни.

И все же Манрин беседовал с ней, пока Шелла не пришла звать их на ужин.

За едой Альрис мрачно молчала, а чародеи вокруг обсуждали, что и как им делать. Надо побыстрее вернуть ее домой, во дворец, размышлял Манрин, делая вид, что слушает Отисена, строившего планы применения чародейства на отцовской ферме.

И Отисена тоже надо отправить домой.

Вообще-то всем чародеям не худо бы возвратиться по домам — по крайней мере тем из них, у кого есть дом. Наверняка большинство из них родные примут обратно. Они смогут утверждать, что это лорд Фаран сбил их с пути истинного — после того, как свихнулся сам.

Но те, кто сейчас был в доме, уходить не собирались, а Манрин не хотел прогонять их.

Да и не у всех из них есть дом. У Зарека, например, его нет. А сам Манрин — что хорошего сулит ему возвращение домой, в дом волшебника, раз он уже не может должным образом заниматься волшебством? Что за радость Ульпену и Шелле возвращаться к обучению, которого они никогда не смогут завершить?

Нет, кое-кому, несомненно, лучше оставаться здесь. Обсуждение того, что им надлежит делать, тянулось еще долго после ужина и не закончилось до тех пор, пока Манрин не стал откровенно зевать и не заявил, зажегши свечу, что отправляется спать.

На площадке лестницы он помедлил. Они с Ульпеном делили одну из спален; но теперь он стал вождем и занял место лорда Фарана. Почему бы в таком случае не занять и хозяйскую постель? Он прошел по коридору в северное крыло и, распахнув двойные двери, оказался в просторной спальне. Да, подумал он, замерев на пороге и оглядывая статуи и остальное убранство, здесь стоит провести ночь хотя бы для того, чтобы потом поведать об этом внукам. Он поставил свечу на ближний столик и лег.

Он так устал, что незнакомая обстановка не помешала ему мгновенно провалиться в сон.

Глава 38

Манрин не знал, сколько он проспал до того времени, когда начал видеть сон. Он тотчас понял, что это не простой сон, а после всего того, что ему сегодня рассказали о зове, он был даже рад, что видит нечто волшебной природы, а не первый кошмар чародея.

Во сне Манрин очутился в незнакомой, совершенно пустой комнате, а перед ним стояла Итиния с Островов, старший магистр Этшара Пряностей и, по слухам, член Внутреннего Круга Гильдии магов. Четкость деталей и неловкое, напряженное поведение Итинии убедили Манрина, что ему и впрямь приснился наведенный сон.

— Заклятие Ниспосланного Сна? — осведомился он, видя, что Итиния не торопится заговорить первой. — Малое или Великое? Ты можешь слышать меня?

— Могу, — ответила Итиния. — Это Великое Заклятие Ниспосланного Сна, так что мы можем говорить свободно.

Это ободрило Манрина. Великое Заклятие требовало намного больше сил; если б Гильдия хотела только передать Манрину послание, было бы применено Малое Заклятие, при котором речь передавалась только в одном направлении — от волшебника к его адресату. Великое Заклятие позволяет вести во сне диалог — стало быть, с ним желают поговорить.

— Насколько я понимаю, — вслух сказал Манрин, — Гильдии угодно кое-что со мной обсудить?

— Совершенно верно, — кивнула Итиния. — Нам известно, что ты и твой подмастерье Ульпен — чародеи, подобно другим пятидесяти с лишком магам разной силы и опыта по всей Гегемонии Трех Этшаров.

Во сне Манрин ошеломленно заморгал. Он и понятия не имел, что кроме него и Ульпена есть и другие маги-чародеи.

— Пятьдесят с лишком? — переспросил он. — И где же они?

— Повсюду, — ответила Итиния. — Четырнадцать, например, в стенах Этшара Пряностей.

— В этом доме?

— Нет, в своих собственных жилищах. Ну да это не важно. Магистр Манрин, я здесь для того, чтобы поговорить не о других, а о тебе.

— Вот как! И о чем же ты желаешь поговорить?

— Магистр, тебе хорошо известны правила Гильдии. Волшебникам запрещено осваивать иные виды магии.

— Но ведь я ничего не осваивал, — возразил Манрин. — Чародейство само свалилось на меня.

— Да, и это нам известно. Тем не менее сейчас ты и чародей и волшебник, а Гильдия такое запрещает. Слишком мало нам еще известно о чародействе, чтобы идти на подобный риск. И слишком во многом враждебны друг другу сила чародеев и сила волшебников.

— И что же мне тогда делать? Я ведь не могу перестать быть чародеем, верно? Или вы нашли способ обратить происшедшие со мной изменения?

— Нет, — ответила Итиния. — Ты не можешь перестать быть чародеем. Перемена, похоже, необратима. Впрочем, магия, которой ты сейчас обладаешь, исходит не из глубин твоего существа, а из внешнего источника. Вряд ли это окажется достаточным, если ты будешь от него отрезан. Ты мог бы по-прежнему оставаться чародеем, но не в силах был бы применять чародейство.

— Неужели это возможно? — озадаченно спросил Манрин.

— Нет — пока ты остаешься в этом мире, но ведь у Гильдии есть доступ в места, которые существуют за его пределами. Если согласишься, тебя отправят туда в изгнание.

Манрин задумался, но ненадолго.

— Я не согласился на изгнание, к которому приговорил меня правитель Азрад, — сказал он. — С какой стати мне подчиняться вашему приговору?

— Правителю Азраду ты не приносил клятвы верности, зато, став подмастерьем волшебника, ты принес такую клятву Гильдии магов.

Итиния, безусловно, была права, но Манрин не хотел так легко сдаваться.

— Уйти из этого мира… Насколько я понимаю, места вне его, о которых ты говорила, — творения магии?

— Да.

— Значит, они невелики? Даже не деревушки?

— Да.

— И я должен буду добровольно провести остаток дней в тюрьме?

— Да.

— И вы считаете, что я на такое соглашусь?

— Если хочешь оставаться волшебником — да.

— Да как же я могу не быть вол… — Манрин осекся на полуслове и даже во сне ощутил, как стремительно отхлынула кровь от лица. — О нет! — пробормотал он.

— Ты можешь перестать быть волшебником, — сказала Итиния, указывая на его пояс.

И Манрин увидел во сне, как его кинжал, его бесценный атамэ сам собой выскользнул из ножен и повис в воздухе перед его глазами, заполнив собою, казалось, весь мир. Фигура Итинии отдалилась, хотя оба они по-прежнему находились все в той же небольшой пустой комнате.

— Без атамэ ты не будешь волшебником, — прозвучал ниоткуда голос Итинии. — Сломай его — и мы дозволим тебе жить в мире.

— Но в нем частица моей души! — воскликнул Манрин. — Без атамэ я перестану быть собой.

— И тем не менее ты должен сделать выбор, — неумолимо проговорила Итиния. — Либо ты чародей — либо волшебник.

— Если б я мог выбирать, то остался бы волшебником! — огрызнулся Манрин. — Но у меня нет выбора — я и тот, и другой!

— Гильдия не позволит тебе остаться и чародеем и магом, — отчеканила Итиния. — Сломай атамэ или отправляйся в изгнание за пределы мира — или умри.

Манрин горестно взглянул на паривший перед ним кинжал.

— Я прожил волшебником в мире девяносто восемь лет, и всегда при мне был атамэ.

— А теперь Гильдия запрещает тебе это. Ты клялся подчиняться решениям Гильдии.

Во сне Манрин потянулся к кинжалу, и атамэ, ощутив близость его пальцев, чуть заметно задрожал.

— Если я сломаю атамэ, вы оставите меня жить в мире, — пробормотал Манрин. — Значит, Гильдия решила не уничтожать чародеев?

Итиния заколебалась,

— Если ты сломаешь атамэ, мы не убьем тебя сейчас, — наконец сказала она.

Манрин устало прикрыл глаза.

— Зато, быть может, убьете позже, — проговорил он. — Стало быть, Внутренний Круг еще не решил, что делать с чародеями?

— Не решил, — признала Итиния.

Тогда Манрин открыл глаза, схватил атамэ и сунул его в ножны на поясе.

— Я этого не сделаю, — отрезал он. — И прошу вас хорошенько обдумать свое решение.

— Мы уже обдумали, — сказала Итиния. — Мы спорили много дней и хотя до сих пор не решили, что делать со всеми чародеями, но зато решили ужесточить существующие правила. Все аристократы, которые стали чародеями, должны отречься от своих титулов либо умереть; все волшебники, которых постигла та же участь, должны уничтожить свои атамэ или согласиться на вечное изгнание из мира — либо умереть. Что делать с представителями прочих магических школ, пускай решают их собратья. Впрочем, нам известно, что чародеи не могут ни обращаться к богам, ни вызывать демонов, так что мы не боимся ни чародеев-жрецов, ни чародеев-демонологов.

— Я этого не сделаю, — повторил Манрин. — Я не откажусь ни от своей свободы, ни от опыта, который нажил почти за столетие.

— Тогда нам придется убить тебя.

— Что ж, попробуйте, — сказал Манрин, — но помните, что я — предводитель целого отряда чародеев и пока еще владею прежними способами защиты — в первую очередь вот этим атамэ, который вы требуете уничтожить! Моя смерть обойдется вам дороже, чем вы думаете, а вражда с чародеями — это отнюдь не пустяк! Мы не так слабы, как ведьмы или колдуны. Не забудь, что лорд Фаран, погибая, уничтожил своего палача!

— Мы это помним, — сказала Итиния.

И с этими словами она исчезла, а Манрин проснулся на громадном ложе Фарана и, открыв глаза, уставился в темноту.

— Защита… — пробормотал он, наугад отшвырнув одеяла. — Мне нужна защи…

И тут на его горле сомкнулись когтистые нечеловеческие руки. В окна спальни и из-под неплотно прикрытой двери лился слабый свет, но Манрин никого не разглядел — напавший на него был невидим.

— Фенделов Убийца, — тихо проговорил он. — Хороший выбор. И вы, конечно, не дали мне времени подготовиться — это было бы глупо. Как я сразу не догадался!

Незримая хватка усилилась — и больше уже Манрин не мог ни говорить, ни дышать.

Глава 39

Утром восьмого дня летнежара лорд Ханнер проснулся во дворце — в своей собственной комнате, в своей собственной постели — и несколько минут попросту блаженствовал, радуясь тому, что наконец-то вернулся домой.

Потом он вспомнил, как и почему оказался здесь, вспомнил, что дядя Фаран мертв, и вся его радость улетучилась.

Вполне возможно, что эта комната больше и не будет принадлежать ему. Ханнер жил здесь только потому, что дядя Фаран был главным советником правителя; теперь же дядя не просто покинул службу, а умер. Если Ханнер либо его сестры не найдут себе должности на службе у правителя, Азрад скорее всего рано или поздно выставит их из дворца.

Дядя умер. Ханнер до сих пор еще полностью не осознал этот факт. Фаран превратился в каменную статую и разбился. Окаменевшего человека порой можно и воскресить — зависит от того, какое при этом использовали заклинание, — но никто не сможет склеить разбитую статую, а потом вернуть ее к жизни. Фаран полностью, окончательно мертв.

Не будет ни похорон, ни погребального костра, с дымом которого душа Фарана взлетит к небесам. Можно, конечно, собрать его окаменевшие останки, но в этом нет никакого смысла, что бы ни произошло с его душой, этого уже не исправить. Возможно, его дух все еще витает здесь, во дворце, а со временем, быть может, станет даже и местным привидением. Поговаривали, что во дворце уже живет с полдюжины совершенно безвредных призраков; правда, Ханнер никогда их не встречал. Быть может, душа Фарана навеки застряла в камне или же каким-то образом вырвалась на свободу, когда статуя разбилась. Возможно все, а что случилось на самом деле, Ханнер не знал.

И скорее всего уже никогда не узнает. Некромантия — штука дорогостоящая и ненадежная.

Ханнер сел в постели и тяжело вздохнул. Как бы он этого ни хотел, жизнь его никогда уже не будет такой, какой была до Ночи Безумия. Дядя Фаран мертв, и он, Ханнер, больше не сможет служить его помощником; придется подыскивать себе новую должность.

Дядя Фаран мертв.

И Ханнер вдруг разрыдался.

Сколько он себя помнил, дядя Фаран всегда был рядом, даже когда еще были живы родители Ханнера и его сестер. После того как отец Ханнера бесследно пропал, Фаран помогал его матери, своей сестре, растить троих ребятишек.

А когда умерла и мать Ханнера, Фаран взял племянников к себе и заботился о них. Кроме него, у них никого не было.

Ханнер любил и уважал своего дядю. Это была не совсем та же любовь, какую он питал к своим родителям: Фаран никогда не был ему настолько близок, да к тому же он частенько пренебрегал желаниями племянников, делая то, что считал для них наилучшим. И все же он всегда был рядом, всегда старался, чтобы Ханнер, Нерра и Альрис ни в чем не нуждались. Он был главой семьи, осью, вокруг которой вращалась вся их жизнь.

Теперь эта ось исчезла, и самым старшим в семье оказался Ханнер.

Он еще поплакал, сидя в постели, но в конце концов справился со слезами и старательно вытер краешком простыни мокрые глаза. Окончательно придя в себя, Ханнер выбрался из кровати и оделся.

Нерра сидела в гостиной у окна, которое выходило на восточную часть Старого города. Ханнер мог бы побиться об заклал, что она тоже плакала.

— Поверить не могу, что его больше нет, — тихо проговорила она.

— Знаю, — так же тихо отозвался Ханнер.

Фарана больше нет — а это значит, что Ханнер как самый старший сделался главой семьи. И стало быть, теперь именно он должен заботиться о своих сестрах.

Нерре-то уже восемнадцать, и она может сама о себе позаботиться, а вот Альрис…

Альрис пока осталась в доме дяди Фарана — по крайней мере Ханнер всей душой надеялся на это, раз уж ее нет здесь, во дворце. Надо бы привести ее сюда, но если правитель до сих пор не разрешает никому входить во дворец…

Что ж, если так, то это просто глупо. Чародеи доказали, что если они пожелают войти во дворец, Азраду их не остановить. Если этот нелепый приказ все еще в силе — что ж, Ханнер сумеет провести сюда Альрис тайком. В крайнем случае, воспользуется своей чародейской силой.

Хотя отныне ему надлежит быть очень, очень осторожным, чтобы никто не догадался, что он чародей. Правитель Азрад приговорил чародеев к изгнанию, Гильдия магов, возможно, захочет и вовсе уничтожить их, — а Ханнеру не улыбалось ни то, ни другое.

Прежде всего он сейчас глава семьи. Если его изгонят из города, как же он будет заботиться об Альрис? Ее-то изгонять не за что.

Нет, определенно, сразу же после завтрака нужно будет отправиться за Альрис и привести ее во дворец.

— Ты уже ела? — спросил он вслух.

— Я не голодна, — отмахнулась девушка.

— Послушай, Нерра, я ведь знаю, что ты, как и я, горюешь но дяде, по сегодняшний день может выдаться на редкость хлопотным. Вполне вероятно, что правитель Азрад сегодня же выставит нас из этих покоев. Честное слово, тебе просто необходимо поесть.

Нерра ничего не ответила, но все же соскользнула с подоконника и направилась к двери. Ханнер последовал за ней.

В кухне Ханнер присмотрел за тем, чтобы Нерра съела до крошки свою порцию хлеба с солониной. Наблюдая за сестрой, он гадал, не найдется ли в потайных комнатах особняка дяди Фарана пары-тройки кровавиков; быть может, Манрин согласится наложить на них заклинание. Кровавик сможет поддержать силы Нерры, покуда она не справится со своим горем. Хотя помощником Фарана в делах был Ханнер, именно Нерра из них троих была ближе всего с дядей.

Впрочем, подумал Ханнер, связываться с Манрином, волшебником-чародеем, может быть опасно; скорее уж им стоило бы пойти в Волшебный квартал и купить нужное заклинание.

Но разумнее всего сделать это уже после того, когда он приведет Альрис. Тем более что Высокая улица гораздо ближе.

А если правитель решит-таки вышвырнуть их из дворца, им так или иначе придется какое-то время пожить в особняке на Высокой улице.

Сейчас же им следует хорошенько поесть. Ханнер посмотрел на свои руки и только теперь сообразил, что сам до сих пор не проглотил ни крошки. Он взял ломтик солонины и принялся старательно жевать.

Пока они ели, в кухню то входили, то выходили люди, спеша каждый по своим делам. Картина была такой привычной, что у Ханнера защемило сердце. Ни смерть Фарана, ни появление чародеев, ни разрушение приемного зала — ничто не смогло нарушить привычного хода здешней жизни. Единственным заметным изменением было отсутствие Хинды — еще неделю назад она бы деловито сновала из кладовой в кухню и обратно, исполняя поручения поваров.

Правда, с Ханнером и Неррой никто не заговаривал. Они молча доели завтрак, отряхнули с рук крошки и знакомыми коридорами направились к своим покоям…

Где и обнаружили, что перед дверью в покои ожидают их Альрис, Берн и пара кряжистых стражников.

— Что случилось? — крикнул Ханнер, подбегая к ним.

Альрис косо глянула на одного из стражников, и тот пояснил:

— Леди Альрис привела с собой во дворец этого человека, а мы не хотели оставлять их без присмотра.

— Может, он чародей и заколдовал ее, — прибавил второй стражник.

— Берн? — удивился Ханнер. — Берн вовсе не чародей. Он домоправитель моего дяди.

— Именно это я им и сказала! — зло воскликнула Альрис.

— Верно, леди, но после всех недавних неприятностей мы должны быть осторожны.

Второй стражник хотел что-то сказать, но замялся.

— В чем дело? — спросил Ханнер.

— Милорд, — неловко проговорил солдат, — правда ли, что ваш дядя умер? Мы слыхали об этом, но ты же знаешь, что такое дворцовые слухи.

— Знаю, — согласился Ханнер, — но на сей раз это чистая правда. Лорд Фаран мертв.

— Его убили волшебники?

— Да.

— Я вам очень сочувствую, милорд, — искренне сказал солдат.

У Ханнера перехватило горло.

— Спасибо, — ответил он и на миг зажмурился, чтобы сдержать слезы. — Могу я тебя тоже кое о чем спросить?

— Конечно, милорд.

— Каково сейчас положение во дворце? Еще пару дней назад по приказу правителя сюда не впускали никого, боясь, что во дворец проникнут чародеи, но вот вы же впустили Аль… то есть леди Альрис и Берна. Значит, этот приказ отменили?

— Ну да, — ответил стражник. — Еще прошлым вечером. В конце концов чародеи вчера доказали, что если они захотят войти, их не остановить. Нам ведь понадобятся рабочие, чтобы исправить разрушения, и волшебники, чтобы защитить нас от новых бед, — так какой же смысл держать дворцовые ворота закрытыми? Вот мы и вернулись к прежним правилам — впускать всякого, кто знает пароль или у кого есть дело во дворце.

— Разумно, — кивнул Ханнер. Он едва удержался от искушения прибавить: тем более удивительно, что правитель Азрад на это согласился. — Если вы слыхали о смерти моего дяди, то, может быть, знаете, кто займет его должность?

Солдаты переглянулись.

— Поговаривают, что главным советником правителя станет лорд Ильдирин, — сказал один.

— Или лорд Караннин, — прибавил другой.

— Или даже лорд Азрад Младший, — заключил первый солдат.

— Стало быть, правитель намерен передать эту должность своему родственнику?

— По-моему, он никому больше сейчас не доверяет.

— Кроме нас, конечно, но мы же не придворные.

Ханнер поморщился.

— О да, конечно, — согласился он. — А не знаете ли вы, что правитель Азрад намерен сделать с чародеями?

Солдаты снова переглянулись.

— Об этом мы, милорд, говорить не можем, — сказал один из них. — В конце концов вы ведь были вместе с теми чародеями — вдруг они сейчас слушают наш разговор при помощи своей магии?

Ханнер улыбнулся.

— Такое чародеям не под силу, — сказал он. — Их магия работает совсем по-другому.

— Да откуда же мне это знать, милорд? — отмахнулся стражник. — Ворлоки появились совсем недавно. Кто может знать, на что они способны?

— Лучше уж поберечься, — прибавил другой.

— А насчет меня вы что-нибудь слышали?

— Я — ничего, милорд.

Второй стражник только молча развел руками.

— Что ж, спасибо вам, — заключил Ханнер. Он видел, что Альрис косится на него сердито и нетерпеливо, а у Берна весьма озабоченный вид. Указав на Берна, он прибавил: — Я свидетельствую, что этот человек — домоправитель лорда Фарана и что вчера по крайней мере он не был чародеем. Если только за ночь его не зачаровали — он самый обычный человек.

— Благодарю, милорд. — Стражник поглядел на своего сотоварища. — Что же, мы тогда, пожалуй, пойдем.

— Хорошо, — сказал Ханнер. — Спасибо вам, что проводили сюда леди Альрис и Берна.

Солдаты разом отвесили ему короткий поклон и заторопились прочь, а Ханнер отпер дверь в покои.

— Ты уже знаешь, что дядя Фаран умер? — спросила Нерра.

— Да, — ответила Альрис. — Это просто ужасно! Бедный дядя Фаран!

— Это случилось быстро, — неловко заметил Ханнер и, распахнув дверь, пропустил девушек вперед.

Когда все вошли и дверь в покои была закрыта, Ханнер сказал:

— Я так понимаю, ты, Альрис, пришла сюда просто потому, что хотела вернуться домой, но что понадобилось здесь тебе, Берн? Или чародеи выгнали из дома всех, кто не принадлежит к их числу?

Альрис и Берн переглянулись.

— Нет, милорд, — сказал Берн. — Боюсь, мы пришли с дурными вестями, и… в общем, нам нужен ваш совет.

Ханнер похолодел.

— Опять дурные вести? — воскликнул он. — Разве недостаточно того, что дядя Фаран погиб, а Рудира и Варрин сгинули невесть куда?

— Речь идет о том маге, — пояснила Альрис, усаживаясь в кресло.

— Каком маге? О том, что убил дядю Фарана?

— Да нет же, нет! — поспешно проговорил Берн. — О Манрине.

— Что же с ним случилось?

— Сегодня утром мы нашли его в постели мертвым, — сказал Берн. — Ульпен, его подмастерье, сказал, что Манрина убили волшебством — за то, что он отказался исполнить приказ Гильдии магов.

Ханнер на миг задумался, а потом спросил:

— И откуда же Ульпену это известно?

— Гильдия послала ему сон, — ответила Альрис. — С тем же самым приказом. Только он подчинился.

Это было вполне приемлемое объяснение. Ханнеру доводилось слышать о Заклятии Ниспосланного Сна, хотя сам он никогда не испытывал на себе его действие.

— И каков же был приказ Гильдии?

— Этого Ульпен нам не сказал, — ответил Берн.

— Но он говорит, что больше он не волшебник, — прибавила Альрис. — И не подмастерье. Просто чародей — и все.

Ханнер широко раскрыл глаза.

— Я и не знал, что такое возможно!

Альрис пожала плечами.

— Во всяком случае, именно так он говорит.

Ханнер кивнул. Что ж, этого и следовало ожидать. Гильдия магов привела в действие свой закон, как и в случае с дядей Фараном, — аристократ не может владеть магией, а маг — пользоваться разными видами магии.

Манрин и Ульпен стали чародеями не по собственной воле, а потому Гильдия предоставила им выбор — отказаться от одного из видов магии либо умереть. А ведь от чародейской силы отказаться невозможно.

Зато, оказывается, есть способ перестать быть волшебником. Любопытная информация, хотя и не особенно полезная.

Известие о смерти Манрина тоже представляло интерес хотя оно Ханнера особенно не опечалило. Он едва знал старика, да к тому же не видел, какое отношение смерть Манрина имеет к нему лично. Он уже хотел сказать об этом, когда в дверь постучали.

— Я открою, — бросила Альрис, спрыгнув с кресла. Она распахнула дверь, и Ханнер услышал знакомый голос:

— Альрис! Ты уже дома?

— Мави! — воскликнула Нерра, соскользнув с подоконника. — Входи же, входи!

Альрис ввела Мави в комнату, и Нерра от души обняла подругу. Ханнер улыбнулся девушке, но не посмел даже протянуть ей руку.

— Доброе утро, Мави, — сказал он.

— Ханнер! — Девушка одарила его ослепительной улыбкой. — Как приятно видеть всех вас под родным кровом! Я узнала, что вход во дворец снова открыт, вот и пришла навестить Нерру — а вы, оказывается, все здесь! — Тут она заметила незнакомого человека и вопросительно глянула на Ханнера.

— Берн как раз собирался сообщить нам, зачем он пришел, — пояснил Ханнер и бросил на слугу дяди выжидательный взгляд.

— А… ну да, конечно, — пробормотал Берн и, покосившись на Мави, громче добавил: — Все очень просто, милорд. После смерти вашего дяди ты стал законным владельцем особняка на углу Высокой и Коронной улиц, а стало быть, теперь ты мой хозяин. Я пришел узнать, каковы мои новые обязанности — если, конечно, вы решите сохранить за мной прежнее место — и что вы думаете делать с этим домом.

— Лорд Фаран мертв?! — воскликнула Мави и в ужасе зажала рот ладонью.

— Он умер вчера, — сказал Ханнер. — Гильдия магов казнила его за незаконные занятия магией.

— Но он успел убить волшебника, которого они послали, — добавила Альрис. Ханнер не стал с ней спорить: грех убийства незнакомого мага отягощал его душу, и хотя со временем он скорее всего справится с угрызениями совести, каяться именно сейчас совершенно ни к чему.

— Это ужасно! — выдохнула Мави, упав в кресло. Нерра ободряюще погладила ее по руке.

— Извини, что прервали тебя, Берн, — сказал Ханнер, когда Мави наконец успокоилась. — Так о чем ты говорил?

— Я говорил, милорд, что теперь ты старший в семье, а следовательно, наследник лорда Фарана. К тому же он именно тебя назвал таковым в бумагах, которые оставил мне на сохранение, — на случай, если возникнут разногласия.

Тут уже Ханнеру было в пору рухнуть в кресло, но он устоял на ногах. Неужели дядя Фаран и вправду был о нем столь высокого мнения, что назначил своим наследником?

— Это правда? — слабым голосом спросил он.

— Да, милорд. Поскольку лорд Фаран хранил в тайне, что владеет этим особняком, он не желал, чтобы в будущем возникли какие-либо сомнения на этот счет.

Ханнер взглянул на сестер.

— Что ж, — сказал он, — по крайней мере нам будет где жить, если правитель Азрад вышвырнет нас из дворца.

На самом деле это неожиданное наследство значило гораздо больше. Ханнер пока еще не знал, сколько денег оставил им дядя Фаран, зато он видел обстановку особняка на Высокой улице, в особенности собранные дядей магические устройства и ингредиенты. Если все это продать, то денег хватит очень и очень надолго. Собственное будущее и будущее сестер вдруг показалось Ханнеру не таким уж печальным.

— Это если чародеи соизволят пустить нас на порог, — резонно заметила Нерра. — Разве они не захватили дом?

— Их пригласил дядя Фаран, — ответила Альрис, — мы, если захотим, можем и выставить вон. Кроме того, чародеев там уже почти и не осталось: почти все они разбежались, напуганные вчерашними событиями.

— Это правда? — обратился Ханнер к Берну.

— Да, милорд, — ответил тот. — Если я не ошибаюсь, сейчас в доме осталось одиннадцать чародеев. Это, собственно, вторая причина, по которой я пришел сюда. Нам нужно знать твои намерения касательно тех, кто остался, и тех, кто еще может вернуться.

— Мои намерения? Что ж, я не вижу причины выгонять их — они ведь наши гости, а некоторым из них просто некуда податься, кроме как на Стофутовое поле.

— Не болтай ерунду, Ханнер! — воскликнула Альрис. — Конечно же, у нас есть причина их выгнать. Они же чародеи!

Ханнер бросил на сестру возмущенный взгляд.

— Да какое это имеет значение?

— Боюсь, что имеет, — сказал Берн. — Не говоря уж о том, что в дом постоянно летят камни и горящие факелы, да и сами чародеи, пробуя силы, могут разнести его в щепки, остается еще вопрос, как поступят с ними власти.

— Власти? Ты имеешь в виду правителя?

— Ну да, городскую стражу. И Гильдию магов. Милорд, если они решат избавиться от чародеев, будет куда проще уничтожить их всех вместе с домом, чем вылавливать поодиночке.

— Уничтожить вместе с домом? — переспросил Ханнер. — Но ведь не может же правитель попросту приказать поджечь дом в центре Нового города — что, если огонь перекинется на другие здания?

— Милорд, я имел в виду не правителя, а Гильдию магов.

— Ох, — пробормотал Ханнер.

С этим было трудно спорить. Никто не знал, на что на самом деле способна Гильдия магов. Она слыла безжалостной, хотя Ханнер и не знал, насколько заслуженна такая репутация. Сам он не мог припомнить, чтобы на его веку Гильдия уничтожила целый дом посреди города, но и не мог сказать с уверенностью, что маги не пойдут на это. Такое было вполне возможно!

В конце концов одно заклятие обойдется куда дешевле, чем одиннадцать, а маги — народ прижимистый.

Иные возразили бы, что глупо превращать в пепел особняк, битком набитый ценностями, но Ханнер понимал, что Гильдия рассудила бы совсем иначе. Это же не ее особняк, а разрушение целого дома только укрепит ее зловещую репутацию.

Гильдия хочет, чтобы ее боялись. Ханнер усвоил это давным-давно, беседуя с магами разных мастей в Волшебном квартале. Куда проще убедить людей подчиняться твоим приказам, если они боятся тебя до судорог. Сжечь целый дом, разнести его по камешку или просто стереть с лица земли — это был бы наглядный пример того, что никто, как бы ни был он могуществен, не смеет противоречить Гильдии магов.

Дядя Фаран всегда считал, что Гильдия стремится к власти и копит силы для того, чтобы в один прекрасный день править всем миром, и ему это было совсем не по вкусу. Он твердил Ханнеру, что Гильдия, по сути, уже теперь правит миром, и когда маги удостоверятся, что серьезных противников у них не осталось, они открыто захватят власть. Фаран постоянно искал способ убедить в этом всех остальных — а также способ разрушить планы Гильдии.

Ханнер никогда не верил в эту белиберду и годами безуспешно старался переубедить дядю. Для него, Ханнера, было очевидно, что подозрения дяди беспочвенны. В конце концов, если б Гильдия магов и впрямь захотела открыто править миром, она достигла бы этой цели без малейшего труда. Сколько ни трудился дядя Фаран, он так и не нашел никого, кто мог бы на равных противостоять Гильдии.

Казалось, он почти добился этой цели, став предводителем чародеев… но все его старания привели его только к смерти.

Нет, Ханнер хорошо знал, чего на самом деле хочет Гильдия магов. За последние годы он разговаривал с десятками волшебников, от желторотых подмастерьев до магистра Итинии, — и все они говорили ему о том, чего хочет Гильдия. И Ханнер полагал, что они не лгали.

Гильдия магов хочет избежать неприятностей. Гильдия была создана два с лишним столетня назад, незадолго до конца Великой Воины, и не для того, чтобы править миром, а чтобы защищать его — от волшебников. Создатели Гильдии предвидели возможность того, что величайшие маги Этшара после того, как война окончится и будет уничтожен их общий враг, могут начать новую войну — друг с другом. Во время войны они нагляделись на то, что может натворить магия, не сдерживаемая никакими запретами. Поговаривали, что восточная часть Старого Этшара до сих пор, через два столетия после войны, остается бесплодной пустыней, а срединные земли Северной Империи якобы и вовсе разрушены дочиста — хотя, насколько знал Ханнер, никто этого покуда не проверял.

Так что волшебники заключили соглашение: всякий маг, который может стать опасным, всякий маг, который занимает государственную должность или же владеет многими видами волшебства, должен быть убит на месте, пока он не стал по настоящему опасен.

Вот для чего только, по словам волшебников, и существовала Гильдия. Ханнер верил этому, Фаран — никогда.

Вся философия Гильдии заключалась в том, чтобы уничтожить возможность любых потрясений прежде, чем она станет больше чем возможностью; Гильдия шла на небольшие жертвы сейчас, чтобы избежать крупных потерь в будущем.

Уничтожение дома, битком набитого чародеями, как нельзя лучше соответствовало этому мировоззрению.

Однако же чародеи — гости Ханнера. Он сам привел их в этот дом. Как бы ни опасно было сейчас их присутствие, он не может просто так вышвырнуть их на улицу.

Зато может попросить их, чтобы они подыскали себе другое убежище.

— Кто там сейчас главный? — спросил он вслух. — Кто предводительствует чародеями после смерти дяди Фарана?

Берн и Альрис переглянулись.

— Ты, — ответила Альрис. — По крайней мере они хотят именно этого.

— Вот и другая причина, почему я здесь, — поспешно вставил Берн, прежде чем Ханнер успел вымолвить хоть слово. — После того как лорд Фаран погиб, чародеи избрали своим новым предводителем Манрина, но потом погиб и он. Кое-кто из них хотел выбрать главным Ульпена, но он слишком молод, всего лишь подмастерье, так что другие стали возражать, да и он сам отказался. Теперь они хотят избрать своим вожаком тебя. В особенности настаивает на этом Зарек: он говорит, что именно ты, а не лорд Фаран, впервые собрал их вместе в Ночь Безумия.

— Я надеялся, что все об этом забудут, — пробормотал Ханнер.

— Но Ханнер не может стать их вождем! — горячо возразила Мави. — Он даже не чародей!

Ханнер поглядел на нее.

Он может отказаться. Может согласиться с Мави, что это нелепо: обычный человек во главе чародеев. Может вообще выгнать их из дома и зажить там в покое и довольстве, как надлежит молодому человеку знатного рода; может спокойно ухаживать за Мави, добиться ее руки и прожить с ней всю жизнь душа в душу. Может предоставить чародеев самим себе — пускай их изгоняют или даже убивают — хоть городская стража, хоть Гильдия магов.

Честное слово, это уже не его проблемы. Он такой жизни не искал. Он ничего плохого не сделал.

Но ведь то же самое могут сказать о себе и другие чародеи.

Кто-то должен возглавить их. Кто-то же должен показать им, чего они стоят, и сделать их частью мира. Ханнер первым собрал их вместе — а потом уступил свое место дяде Фарану.

Но теперь Фаран мертв. И Манрин тоже. И чародеи выбрали своим вождем Ханнера, хотя никто из них, кроме Шеллы, не знает, что он — один из них.

Да, эту работу трудно назвать спокойной и непыльной, но Ханнеру, похоже, от нее не отвертеться. Довольно ему тянуть время, довольно притворяться, будто жизнь еще может вернуться в прежнее русло.

— Я пойду к ним, — сказал он вслух. — Видишь ли, Мави… я — чародей.

Глава 40

В комнате надолго воцарилась тишина. Все потрясенно смотрели на Ханнера. Потом Альрис засмеялась.

— Я должна была догадаться! — сказала она. — Ты вел себя так странно! И потом, эта девчонка, Шелла, — она ведь знала?

— Да, — подтвердил Ханнер. — Она знала.

— Ты ничего не сказал мне, — с укором сказала Мави, и Ханнер расслышал в ее голосе боль. — Ни словечка!..

— Сперва я и сам не знал, — торопливо проговорил Ханнер. — А потом ты сказала… — Он осекся, осознав, что вот-вот снова скажет не то.

Но с этим покончено. На сей раз он скажет то, что надо. Он глубоко вздохнул и продолжил:

— Впрочем, не важно, что ты сказала. Ты права. Прости. — Он помолчал. Лучше сейчас не подходить к ней. Она отшатнется, и будет права. — Тебе лучше остаться здесь и поговорить с Неррой, — сказал он. — А я пойду с Берном. Надеюсь, еще увидимся. — Он поклонился и пошел к двери, сделав Берну знак следовать за собой.

Мави смотрела, как он уходит, — и молчала. Берн сперва застыл, потом понял, что происходит, и поспешил за Ханнером.

Выйдя в коридор, Ханнер прикрыл за собой дверь и сказал:

— Пока идем, расскажи, что происходило со смерти дяди Фарана.

— Слушаюсь, — ответил Берн.

К тому времени, когда они вышли из дворца, Берн успел описать, как вернулось в панике сбежавшее и изрядно по дороге поредевшее маленькое войско Фарана и как Ульпен и остальные уговорили Манрина принять командование.

По пути к Высокой улице Берн рассказал Ханнеру о планах Манрина: тот задумал превратить чародеев в еще один клан волшебников, с едиными одеяниями, ученичеством, платой за услуги и всем таким прочим.

— Хорошая мысль, — заметил Ханнер, сворачивая за угол. Это наверняка устроило бы Гильдию магов, подумал он. Будь чародеи известным сообществом, связанным общепринятыми правилами, к ним относились бы терпимее.

Разумеется, это лишит чародеев одного из их нынешних преимуществ — никто не знает, кто они, где и сколько их на самом деле.

С другой стороны, именно из-за этого на них и смотрели, как на врагов. Веди чародеи дела в собственных лавках, носи они положенные одежды — они казались бы не такими опасными.

И кто сказал, что чародей не может переодеться, когда возникнет нужда? Кто утверждает, что все чародеи всегда обязаны носить черные одеяния и другие знаки?..

Пусть только народ считает, будто все чародеи известны, — ему этого вполне хватит для спокойствия. В конце концов маги создали Гильдию, чтобы уберечь мир от магов. Возможно, если чародеи создадут собственную гильдию…

Кстати, вовсе не обязательно называть их общество гильдией: столь откровенное подражание магам могло бы показаться чересчур смелым, если не подозрительным. Братство или Сестринство, как у колдунов и ведьм, выглядело бы зловеще, да Ханнер и не видел резона создавать два объединения вместо одного. Нет, тут требуется что-то, что подразумевало бы откровенные обсуждения и открытость, а не тайны и власть…

Совет, решил Ханнер. Совет — это то, что нужно.

Все верно. Совет чародеев. Вроде Сардиронского Совета баронов.

Но, разумеется, недостаточно просто подыскать себе название и место в обществе. Те люди на улице — их ведь волнует вовсе не то, что горстка незнакомого народа обрела новую таинственную силу; они напутаны и обозлены тем, что их соседи, друзья и родные пропали в Ночь Безумия, и винят они в этом чародеев.

Чародеям — Совету чародеев — предстоит переубедить их.

И кроме того, даже те, кто не винит чародеев в исчезновениях и не считает, что в основе всего — чей-то грандиозный заговор, тем не менее считают чародеев опасными. И они действительно опасны, они доказали это, когда ими командовал Фаран. Совету — когда он будет создан — предстоит доказать всем, что опасная сила чародеев обуздана и не вырвется на волю.

В этом, однако, никто не поверит самим чародеям, что бы они ни говорили. Ханнер должен будет найти кого-то, кому бы поверили все, и уговорить его выступить в пользу чародеев.

Наилучшей кандидатурой были бы одна из уже известных организаций Гегемонии — правители и городская стража, Гильдия магов, Сестринство ведьм или Братство колдунов. Особенно убедительным было бы свидетельство магов, они ведь уже выступили против чародеев. Если б только Ханнер смог уговорить лорда Азрада…

Тут он запутался в собственных ногах и понял, что Берн все время, пока он предавался размышлениям, продолжал рассказывать о том, как отнеслись чародеи к предложениям Манрина.

Ханнер немного послушал, решил, что рассказ Берна не так уж и важен, да и можно всегда попросить Берна повторить его, — и вернулся к своим рассуждениям.

Если уж дяде Фарану не удалось привести в разум лорда Азрада, Ханнеру на это и вовсе надеяться нечего. Гильдия магов?.. Она желала бы обойтись малой кровью. Если, по ее мнению, для этого надо извести всех чародеев — Ханнер и все остальные могут уже сейчас считать себя мертвыми. Хотя, разумеется, они прихватят с собой и пару-тройку магов — за это Ханнер мог поручиться.

Но если Гильдию удастся убедить, что уничтожить чародеев труднее, чем поддержать, то Гильдия могла бы стать их союзником. Фаран собирался воззвать к волшебникам, как к собратьям-магам, но так этим и не занялся. Ханнер был достаточно умен, чтобы не пытаться пробудить в магах братские чувства, но если бы у него были веские доказательства того, что поддержать чародеев в их же собственных интересах…

Ханнер решил, что такое может ему удаться.

— Я должен поговорить с Итинией, — сказал он, прерывая рассказ Берна о том, как чародеи успокаивали Дессет, которой приснился кошмар.

— Сейчас? — Тот даже вздрогнул от неожиданности. Ханнер огляделся, внезапно поняв, что они уже в двух шагах от Дома Чародеев и что обычная утренняя толпа, что окружала их с самого выхода из дворца, рассеялась.

Народ на улице прижало к стенам; Ханнер и Берн шли по очищенному для них проходу прямиком к распахнутым железным воротам. Во дворике, глядя на них, стояла Дессет — совершенно очевидно, свободный проход была ее делом.

— Ей же уже снились кошмары!.. — охнул Ханнер, пускаясь бегом.

Захваченный врасплох Берн чуть промедлил.

Вслух Ханнер не сказал ничего, но внутренне кипел. Да что они все, не понимают, как действует зов? Не видели, что случилось с Рудирой и Варрином? Чем больше чародей пользуется чарами, тем сильнее становится. Чем сильнее он становится — тем более властен над ним зов. В конце концов чародей оказывается просто не способен противостоять ему. Кошмары — предупреждение. Из всех перечисленных Берном чародеев, что оставались в доме, Дессет была самой сильной — равняться с ней могла только Кирша да разве еще Ульпен. Ее сила ставила ее в первые ряды для выполнения самых трудных задач — например, расчистить для Ханнера и Берна безопасный проход, но она же делала ее и самой уязвимой, ибо в любой момент зов мог заставить ее улететь.

— Войди в дом! — крикнул Ханнер, пробегая мимо нее и влетая в дверь.

Дессет и Берн, донельзя удивленные, поспешили за ним. Ханнер захлопнул за ними створки и повернулся к Дессет.

— В чем дело? — спросила она, переводя дух. — Что случилось?

— Ты больше силой не пользуешься, — ответил он и погрозил ей пальцем. — Только в самом крайнем случае!

— Но Альрис и Берну нужно было выйти, а вам с Берном — войти, — возразила Дессет.

— Меня это не касается, — проговорил Ханнер. — Это не твоя работа! Пусть этим занимаются другие — если одному сделать дело не под силу, пусть им займутся двое. Или трое. Или четверо. Но не ты. У тебя уже были кошмары!

Рот Дессет приоткрылся — и тут же захлопнулся.

— Ты вот-вот услышишь зов! — продолжал Ханнер. — Как Рудира и Варрин. Ты ведь не хочешь безвозвратно улететь на север посредине какого-нибудь дела?

— Ох!.. — пискнула Дессет.

— Я и не думал… — начал Берн.

— Разумеется. — Ханнер повернулся к нему и увидел, что их окружают зрители. Вокруг собрались чародеи.

Зарек, разумеется, остался — ему вовсе ни к чему было торопиться на Стофутовое поле; Кирша — Ханнер ничего не знал о ее родне, но она явно предпочитала особняк своему дому. Остался и ее кузен Илвин. Хинду не пустили назад во дворец. Алладия, Шелла, Ульпен — их прежняя жизнь разного рода магов кончилась. Йорн, изгнанный из городской стражи, тоже был здесь, как и подруга Мави Панча и еще одна девушка, чьего имени Ханнер поначалу не припомнил. Артальда, вот как ее зовут. Артальда Прелестная. Большинство их было теперь в черном — не в собственных перекрашенных одеждах, как предлагал Манрин, а в вещах, взятых из гардеробов лорда Фарана. Сидели они на чародеях из рук вон плохо — чему и удивляться, если в росте с Фараном мог сравниться разве что Йорн.

Впечатления они не производили — но что поделать? Надо же с чего-то начинать — и не только ему, Ханнеру, но и всем чародеям мира.

А начинать пора. Если Ханнер собирался быть их вождем — закладывать основы своей власти он должен сразу и навсегда.

— Доброго всем утра, — произнес он. — Скажу сразу же: вам по-прежнему рады в этом доме. Как видите, я решил принять ваше предложение и вернулся, чтобы возглавить вас.

Высказав это вслух, он почувствовал странное удовольствие. Это было правильно. Всю жизнь он старательно держался в тени дядюшки, не высовывался и делал, что велено, какого бы мнения на счет порученного ни придерживался сам. Он всегда отказывался от власти, потому что считал, что есть кто-то лучше него, более подходящий, более знающий.

Сейчас, здесь Ханнер наконец-то не думал так. Пришло его время.

— Милорд, — низко склонился Йорн. Остальные тоже принялись, каждый по-своему, выказывать почтение.

— Не зовите меня лордом, — попросил Ханнер. — Я возглавляю вас, а не служу правителю, так что титул мне более ни к чему. — В своей прежней жизни он никогда ничем не правил, так что титул "лорд" был для него почти насмешкой.

Йорн выпрямился.

— Как же тогда тебя называть? Может быть… м-м… сэр?

— Сэр? Да, это лучше, — согласился Ханнер. — Хотя, впрочем, думаю, по-настоящему мне надо бы зваться председателем.

— Председателем? — переспросила Кирша.

— Председателем Совета чародеев.

— А есть Совет чародеев? — спросил Зарек.

— Теперь есть.

— Где? — поинтересовалась Шелла.

— Здесь, — заявил Ханнер. — Мы — этот Совет. Все двенадцать. — Он глянул на Берна. — Боюсь, тебе к нам не вступить — если только ты ничего от нас не скрываешь.

— Я ничего не скрываю, ми… сэр. — Берн сделал шаг к двери столовой.

— Мы могли бы что-нибудь придумать, — предложил Ханнер. — Шелла научила нас. Ты мог бы стать подмастерьем…

— Нет, сэр.

— Ранее ты говорил, что хотел бы обсудить условия службы. Мы этим так и не занялись. Хочу сразу внести ясность: отныне и впредь дом этот становится резиденцией Совета чародеев, и если ты останешься, то на службе у Совета, а не у какого-то одного хозяина.

— Это меня устраивает, сэр, но чародеем я делаться не хочу.

— Понимаю тебя, — кивнул Ханнер. — И не виню. У нас сильные враги, неустроенная жизнь… Вряд ли тебе это по нраву.

— Именно так, сэр. — Берн явно вздохнул с облегчением.

— Надеюсь, со временем все изменится, — сказал Ханнер. — Я рассчитываю исправить положение. Тогда, возможно, ты передумаешь.

— А возможно, и нет. Прошу вас, сэр…

— Оставим это на время, Берн. Спасибо, что остаешься. — Ханнер вновь повернулся к остальным. — Теперь, как я уже сказал, мы — Совет чародеев. Мы станем организацией, перед которой чародеи будут отвечать, как отвечают маги перед Гильдией. Мы создадим свои правила и станем придерживаться их. Мы определим, что такое настоящий чародей. Если это не то, чего вы хотите, вы вольны уйти.

Ворлоки переглянулись, и Илвин спросил:

— Прости, сэр… возможно, я чего-то не понял, но если Берн не может рассчитывать на членство, как можете вы назначать себя председателем?

Ханнер улыбнулся. Он этого ждал. Он шевельнул пальцем — и лампа повисла над столом.

— По праву, — произнес он. — Я не поминал этого, потому что дела вел мой дядя, но теперь его не стало, а значит, время таиться прошло.

— Я знала, что он чародей! — гордо заявила Шелла.

— Да, — признал Ханнер, — ты знала. Начнем мы с правил о вступлении и выходе, потом обсудим, что такое кошмары и зов и как они влияют на нас. Мне хотелось бы побыстрее покончить с этим.

— Почему? — спросила Шелла.

— Потому что нам предстоит многое сделать, и никто не знает, сколько у нас на это времени. Стражники могут снова пойти в атаку, Гильдия магов может принять решение и попытаться выполнить его… Я хочу выработать несколько основных установлений и точно знать, что тут происходит: к примеру, что с телом Манрина?

— Все еще наверху, — сказал Берн.

— Что ж, в свое время придется сделать, что положено. Как бы там ни было, когда здесь все будет завершено, я отправлюсь на переговоры с Гильдией магов.

— О Манрине? — спросил Ульпен.

Ханнер улыбнулся:

— И о нем тоже. А кроме того, я собираюсь объяснить им кое-что про чародеев.

Глава 41

Демонологи носят черные мантии, окаймленные алым. Потому, чтобы избежать путаницы, чародеи не станут носить мантий — только черные туники, и будут избегать алой каймы, довольствуясь золотистой либо белой, чтобы сделать свою внешность менее мрачной.

На людях ворлоки должны держаться вежливо, но отстранено, как подобает уважаемым магам.

Самые могущественные чародеи наиболее чувствительны к зову. А потому они обязаны использовать свою силу как можно реже. В каждом отдельном случае дело поручается слабейшему из тех чародеев, кто мог бы с ним справиться.

Ворлоки станут слушаться законов, чтобы не давать оснований правителям высылать или казнить их. Любой член Совета чародеев, буде он увидит другого чародея, творящего беззаконие, должен остановить его немедленно и любым способом, вплоть до остановки сердца. Если преступник сильнее члена Совета, тот должен позвать на помощь: те, кто был в отряде Ханнера в Ночь Безумия, показали, что, объединившись, чародеи могут справиться с противником более сильным, чем каждый из них по отдельности.

Если кто-либо из них обнаружит разрушения, сотворенные чародеем, он обязан предложить помощь в восстановлении разрушенного, но не должен навязывать свою помощь тем, кто от нее отказывается.

Такие правила предложил для обсуждения Ханнер. Он собрал всех в столовой; Ульпен пристроился в оконной нише, готовый отразить любой брошенный в дом предмет, а остальные расселись кругом стола.

Кроме того, Ханнер рассказал чародеям все, что знал о зове, включая свою теорию, что именно зов повинен в исчезновениях в Ночь Безумия.

Когда же обсуждение закончилось, он сказал:

— Теперь мне надо поговорить с магами. Ульпен, как мне связаться с Гильдией?

— Гм… — Ульпен не ожидал вопроса; с минуту он тупо смотрел через стол на Ханнера.

— Не знаю, — признался он наконец.

Ханнер помрачнел.

— И не можешь ничего придумать?

— Боюсь, нет.

— Тогда придется импровизировать. — Ханнер на мгновение задумался, потом оглядел чародеев.

Дессет выглядела рассеянной — и смотрела на север. Ее просить нельзя, решил Ханнер. Интересно, не поможет ли ей переезд куда-нибудь на юг, подальше от источника зова? Впрочем, полуостров, что отделял Восточный залив от океана, был южнее города всего на несколько лиг. Возможно, если уехать в Малые Королевства…

Но это покуда может подождать, а поговорить с магами прежде, чем они примут свое решение, жизненно необходимо. Илвин и Йорн недостаточно сильны… В отношении остальных Ханнер не был уверен. Ульпен? Возможно… хотя на самом деле выбор очевиден.

— Кирша, — сказал он, — можешь ли ты подмять меня над городом?

Она поморгала и кивнула:

— Думаю, да. Куда тебя нести? Далеко?

— Пока не знаю. — Ханнер наморщил лоб и поинтересовался: — После той первой ночи у тебя были кошмары?

Она поколебалась, потом сказала:

— Нет.

Ее колебание Ханнеру не поправилось, по выбирать кого-то другого он не собирался: вдруг Кирша сочтет, что он ей не доверяет? Она вполне могла так решить — из-за проступка в Ночь Безумия.

— Отлично, — сказал он и взглянул в окно. Солнце клонилось к западу; было уже далеко за полдень. Они просидели за обсуждением правил и всего остального почти весь день.

Больше времени терять было нельзя. Ханнер отодвинул кресло и встал.

— Пошли, — сказал он. — Остальные останутся здесь. Можете пока обсудить преемственность председательства.

Едва эти слова сорвались с его губ, как он понял, что сказалась его прежняя привычка и он снова ляпнул не то. Не стоило напоминать чародеям, что он намеревается совершить нечто опасное, возможно, гибельное. Впрочем, брать сказанное назад поздно, да и некогда: его ждут дела.

Ханнер понадеялся, что в беседе с магами подобных промахов не допустит.

Вместе с Киршей он вышел через заднюю дверь в обнесенный стеной сад. Там Ханнер указал вверх.

— Взлетай, — сказал он. — И захвати с собой меня. Они взлетели вместе. Над крышей особняка Кирша притормозила.

— Куда? — спросила она.

— Еще выше, — отозвался Ханнер. — Пока нам не станет виден весь город.

Кирша посмотрела на него с сомнением, потом пожала плечами.

— Как скажешь. — И они снова начали подниматься. Ханнер смотрел вниз: из-под его ног убегал мир. Окружающие здания менялись: сначала стали видны их крыши, потом они сделались похожи на плитки пола. Люди на улицах казались насекомыми. Солнечный свет стал таким ярким, что Ханнер не мог смотреть на юго-запад.

Воздух похолодал, несмотря на летнюю жару; пронзительный ветер раздувал рукава туники. Ханнера охватил внезапный страх.

— Хватит, — сказал он. — Уже достаточно высоко.

Он взглянул на север — там был залив; на юге вздымались башни Западных Врат и маяка. На юго-востоке город по-прежнему простирался до горизонта; пожалуй, и правда теперь достаточно.

Они больше не поднимались; Кирша дрожала.

— Что мы тут делаем? — спросила она.

— Взываем к Гильдии магов, — отвечал Ханнер. Он прочистил горло, позволил своему чародейству пронизать воздух и крикнул: — Слушайте меня!

Он ощутил, как звук понесся сквозь воздух и еще усилил его чародейством.

— Помочь? — предложила Кирша.

— Просто держи нас на месте, — обычным голосом ответил Ханнер. Потом снова закричал, пользуясь чародейской силой: — Слушайте меня, маги Этшара! Я должен поговорить с вашими вождями — немедля!

Город внизу хранил молчание.

— Отнеси нас вон туда. — Ханнер указал на Волшебный квартал. — И спустись пониже.

— Слушаюсь, — отозвалась Кирша.

Они неспешно плыли над городом. Солнечные блики играли на черепице крыш. Ханнер на лету набрал полную грудь воздуха и прокричал опять:

— Слушайте меня, маги Этшара! Я должен говорить с нами!

Полет продолжался; Кирша медленно снижалась туда, куда указал Ханнер. Он повторил призыв.

Солнце спускалось все ниже; прошел час — они все еще летели; Ханнер время от времени кричал, но не получал ответа.

— Ты не устала? — спросил он у Кирши.

— Нет, — отозвалась она. — Наоборот, я чувствую себя все более сильной.

— Вряд ли это к добру, — заметил Ханнер.

— Мне вернуться?

— Нет. Дадим им время подготовиться. С тобой все будет нормально.

Они миновали Арену, и Ханнер закричал снова. И почти сразу его окликнула Кирша.

— Гляди! — указала она на юг.

Что-то взлетало им навстречу — нечто яркое и куда больше человека.

— Остановись, — велел Ханнер, и Кирша застыла на месте.

Силуэт приблизился, и Ханнер увидел человека: тот, скрестив ноги, сидел на ковре — ковре-самолете примерно восемь на двенадцать футов. Человек был в красно-золотой мантии, а ковер — синий и расшит золотом.

Ковер подлетал по изящной спирали. Ханнер ждал.

Еще миг, и ковер оказался вровень с чародеями и повис в дюжине футов от них. Сидящий на нем — несомненно, волшебник — был незнаком Ханнеру: маленький, плотный и начинающий седеть. Была в нем какая-то неправильность, Ханнер чувствовал ее, но не мог определить. Он нахмурился. Оставалось только надеяться, что это на самом деле маг, а не некая форма иллюзии.

— Эй! — окликнул его сидящий. — Чего ты хочешь от нас, чародей?

Ханнер заставил себя не думать о своих сомнениях.

— Я хочу поговорить с теми — кто бы это ни был, — кто решает, как Гильдии относиться к чародеям.

— Если Гильдия пожелает выслушать тебя, ты будешь призван, — проговорил человек в красной мантии.

— Мой дядя Фаран ждал вашего призыва, — возразил Ханнер, — и ничего хорошего из этого не вышло. Гильдия призовет меня, если найдет выход, наилучший для всех, — в том числе и для себя. Она его пока не нашла, потому что не знает того, что я собираюсь сообщить. Не будешь же ты утверждать, будто Гильдия знает все. Итиния не сочла нужным поговорить с лордом Фараном — и видишь, как все обернулось?

— Не грози мне, чародей, — предостерегающе произнес волшебник. — Думаю, меня убить будет потруднее, чем палача лорда Фарана.

— Я никому не грожу, — спокойно отозвался Ханнер. — Просто говорю правду.

Упоминание о Фарановом палаче, однако, помогло ему понять, что за неправильность он ощущал.

Сердце мага не билось. В его груди вообще не было сердца. Там, где оно должно было быть, Ханнер чуял только сгусток магической тьмы. Остановить сердце своего собеседника — как поступил Ханнер с убийцей Фарана — он бы не смог.

Ханнер слышал, что маги способны делать такое: прятать сердца перед особо опасным предприятием; их по-прежнему можно было ранить, но сердце продолжало биться, и маг не умирал от ран, которые в любом другом случае неизбежно были бы смертельны. Да, этого волшебника действительно было бы трудно убить, мысленно согласился Ханнер, однако все же, пожалуй, возможно.

Но если маг так подготовился к разговору с ним, значит, Гильдия считает чародеев серьезной угрозой. Такое начало обещало многое.

А то, что маги отправили к нему посланца, а не волшебного убийцу, обещало еще больше.

Пока Ханнер обдумывал это, маг обдумывал слова Ханнера. Теперь он заговорил.

— Хорошо, — сказал он. — Я доставлю тебя к ним.

Ханнер повернулся к Кирше.

— Опусти меня на ковер, — велел он.

— Ты уверен…

— Уверен, — оборвал ее Ханнер. — Я имею дело с волшебниками много лет. Опусти меня на ковер, потом возвращайся в дом и жди меня. И не вздумай до завтрашнего дня пользоваться силой! Если появятся кошмары — не пользуйся ею вообще.

— Как скажешь. — Ханнер почувствовал, как его подтолкнули; еще мгновение — и его ноги коснулись ковра. Он осторожно шагнул вперед.

Больше всего это походило на ходьбу по перине; Ханнер поспешил сесть, и маг подвинулся, давая ему место.

Ханнер оглянулся: Кирша по-прежнему висела в воздухе.

— Лети. — Он махнул рукой. — Со мной все будет в порядке. Как и со всеми нами.

Она помахала в ответ, повернулась и улетела. Ханнер повернулся к магу.

— Я — Ханнер-Чародей, — сообщил он. — Председатель Совета чародеев.

С минуту маг молча смотрел на него, потом кивнул.

— А я — просто волшебник, — произнес он. — Знать мое имя тебе не нужно.

Имена дают власть, вспомнил Ханнер: в иные заклинания вплетается имя того, на кого нужно воздействовать. Маг вовсе не был невежей.

— Воля твоя, — проговорил Ханнер, и тут слова замерли у него на устах: ковер внезапно развернулся и рухнул вниз. В ушах засвистел ветер, выдувая из головы мысли. Ханнер прикрыл глаза, спасаясь от рези, а когда снова открыл их, ковер как раз вплывал в темный проем на верхнем этаже неизвестного дома.

Оказавшись внутри, ковер опустился на пол — и сразу стал плоским и безжизненным, как обыкновенный половик.

Ханнер огляделся: большое голое помещение, одна стена которого отсутствует. Мебели в нем не было, окон — тоже, только проем в стене; над головой сходились балки островерхой крыши.

Маг встал, обернулся и, не предлагая руки, ждал, пока поднимется Ханнер.

— Сюда. — Он показал на низкую, совершенно обычную деревянную дверь.

Ханнер последовал за ним в маленькую комнатку, где на стене висели самые разные плащи и капюшоны. Маг выбрал синий бархатный капюшон без прорезей для глаз и протянул его Ханнеру.

— Встань лицом к двери, — проговорил он, показывая на еще одну невзрачную дверцу, — и надень капюшон.

Ханнер повиновался — и понял, что ослеплен; однако он был чародей, так что мог воспринимать окружающее даже сквозь глухой капюшон. Маг шагнул вперед, распахнул дверь и отошел в сторону.

— Иди вперед, — велел он.

Ханнер двинулся вперед, но в шаге от открытой двери остановился. Он не чуял за ней ничего — именно ничего, а не пустое пространство. Что-то мешало ему смотреть чародейским взором.

Скорее всего какая-то магия: чародейство и волшебство противостоят друг другу, вспомнил он.

— Иди же, — поторопил его маг. — Прямо вперед, еще пару шагов.

Вряд ли Гильдия прибегла ко всем этим сложностям, чтобы убить его; но Ханнер по-прежнему медлил. Очень уж подозрительна была эта глухая пустота, очень уж не нравилась она Ханнеру. Он потянулся, чтобы коснуться ее…

И внезапно абсолютно, совершенно ослеп; его чародейское зрение исчезло, как исчезает свет от задутой свечи. Объятый страхом, он сорвал капюшон.

Он уже не был в той маленькой комнатке. Не было ни открытой перед ним двери, ни стены, ни света, струящегося из проема в стене комнаты с ковром-самолетом. Ханнер стоял на грубо обтесанных плитах пола в огромном, озаренном светом факелов зале. Над его головой возносились ввысь два ряда серых каменных колонн, и каждая колонна — обхватом со столетний дуб. Расстояние между колоннами было футов восемь-девять, а между рядами — все двадцать. На каждой колонне в черных железных кольцах, укрепленных чуть выше роста высокого человека, горело по два факела.

Ханнер не видел конца зала: факелы горели только на первом десятке колонн, а ряды колонн уходили дальше, во тьму. Не видел он отчетливо и стен, но до них от колонн с каждой стороны было наверняка никак не меньше двадцати футов.

В свете факелов прямо перед ним стоял большой стол темного дерева, заваленный бумагами и различными предметами. Ханнер разглядел кубки, чаши, жезлы и камни, книги и сотни незнакомых, словно собранных вместе случайно, вещей.

А вокруг стояли маги, мужчины и женщины, самых разных лет и в мантиях самых разных цветов, от блекло-серых до украшенных многоцветной вышивкой.

— Ханнер, председатель Совета чародеев, — произнесла одна из женщин, и Ханнер узнал Итинию с Островов, главного магистра Этшара Пряностей. — Более не лорд Ханнер Этшарский. Ты желал говорить с владыками Гильдии магов. — Она обвела рукой своих собратьев. — Так говори.

Глава 42

— Где мы? — спросил Ханнер, стараясь сохранить самообладание.

— Даже если б я и хотела, я не смогу точно ответить на этот вопрос, — отозвалась Итиния. — Ты находишься в месте, которое доступно только Гильдии магов, — вот и все, что тебе нужно знать.

Ханнер попытался призвать свою силу — и не смог. Словно он и не был чародеем, словно и не случалось Ночи Безумия.

— Вы лишили меня чародейской силы, — вслух проговорил он. — Я и не знал, что такое возможно.

Это все меняет, подумал он. Если чародеев можно снова сделать обычными людьми, тогда можно и устранить опасность зова, и развеять страхи правителя Азрада, и восстановить прежний порядок вещей…

Следующая реплика Итинии сокрушила эту хрупкую надежду.

— Насколько нам известно, такое невозможно, — сказала она. — В этом месте чародейство не действует, но когда ты вернешься в мир, то снова станешь чародеем.

— Вот как!

Это уже не так ободряюще, но тоже любопытно. Быть может, волшебники смогут предоставить убежище ворлокам, которые уже видят кошмары и слышат зов.

— А вы пробовали превратить чародеев в обычных людей? — спросил Ханнер.

— Разумеется, пробовали, — с явным раздражением отозвалась Итиния. — Мы всесторонне исследовали этот вопрос, начиная с самой Ночи Безумия. Мы испробовали Оборотное Заклятие, Восстановительное Заклятие Джавана, Эфирную Ловушку, исцеляющие заклинания, гипнотизирующие заклинания, очищение, удержание, перестройку, перегонку, изымание, преображение — все разом и по отдельности, в обычном, замедленном и остановленном времени. Мы советовались и с другими магами. Жрецы, колдуны, травники и демонологи добились еще меньших успехов, чем мы. Ведьмам, похоже, удается больше, и они все еще продолжают свои опыты, но пока что ясно одно: если уж человек стал чародеем, им он и останется. Основная трудность здесь в том, как чародейство взаимодействует с иными видами магии. Мы надеялись, что сумели решить эту задачу, когда обнаружили, что если чародея превратить, скажем, в обезьяну или кошку, он лишается своей силы, но, увы, при обратном превращении снова обретает ее в полном объеме; словом, мы не можем превратить человека-чародея в человека-нечародея. Обратимое окаменение также оказалось бессильно. Мы хотели применить Фенделово Малое Заклятие Превращения, но обнаружили, что это заклинание совершенно не действует на ту часть мозга, в которой и сосредоточено чародейство. Волшебство не в силах ни изменить, ни удалить, ни преобразовать ее. Чародей, превращенный в животное, не может пользоваться своей силой только потому, что нечто, ее порождающее, воздействует только на человека; в мозгу животного этот участок пребывает в дремлющем состоянии, но остается столь же недоступным для любого воздействия. Короче говоря, если ты явился сюда в надежде, что мы можем вернуть тебя и твоих собратьев в прежнее состояние, ты только зря потратил свое и наше время.

Ханнер отмахнулся от последних слов Итинии.

— Нет, — сказал он, — я пришел совсем не за этим.

Опять он сказал не то, что нужно! Такого больше нельзя допустить. Настала пора говорить уместно и точно. От этого сейчас, быть может, зависит и его жизнь, и жизнь других чародеев.

— Я отвлекся, когда ощутил, что лишился своей силы, вот и все, — продолжал он. — Явился же я к вам по двум причинам. Во-первых, я хотел спросить, не желает ли Гильдия отдать какие-либо распоряжения относительно того, как нам быть с останками Манрина-мага. Во-вторых — и это намного важнее, — я хотел сообщить вам сведения, которые, надеюсь, помогут вам определить отношение Гильдии к чародеям.

Ханнер смолк и оглядел стоявших перед ним магов, ожидая хоть какого-нибудь отклика на свою речь.

Маг в красном, стоявший в дальнем конце стола, сказал:

— Мы позаботимся о том, чтобы останки Манрина были доставлены в Этшар-на-Песках и переданы его родным для подобающего погребения.

Небольшое, но утешение, подумал Ханнер.

— А как насчет сведений о чародеях? — спросил он.

На сей раз ответила ему Итиния:

— И какие же это сведения?

— Я не знаю, многое ли вам уже известно, — сказал Ханнер. — Простите меня, если я невольно буду повторять то, что вы уже знаете.

— Продолжай.

— Вы уже знаете о зове?

— Призыв, влекущий к источнику чародейства, находящемуся в юго-восточном Алдагморе? Да, мы знаем об этом. Мы видели, как вняли этому призыву Варрин-Ткач и Рудира из Казарм, наблюдали и десятки других подобных случаев, правда, не при столь драматических обстоятельствах.

— Так, значит, этот источник — в юго-восточном Алдагморе?

Итиния вздохнула.

— Похоже, пока что мы делимся с тобой сведениями!

— Не так уж и плохо для начала, — улыбнулся Ханнер, изо всех сил старавшийся, чтобы этот разговор велся дружелюбным тоном. — Мы знали только, что Варрин и Рудира улетели на север, а вот куда — нам не было известно.

— В Алдагмор. Именно там находится средоточие того, что поразило мир в Ночь Безумия, и чем ближе человек подходит к этой точке, тем сильнее его затягивает туда, даже сейчас. Баронство Алдагмор почти обезлюдело: большинство его жителей исчезло еще в Ночь Безумия, а из тех, кто остался, очень многие стали чародеями и теперь один за другим откликаются на зов. Край охвачен хаосом, и единственное, хотя и слабое утешение мы видим в том, что Алдагмор и до Ночи Безумия был мало населен. Мы бы не хотели, чтобы этот хаос воцарился и в других землях.

Ханнер содрогнулся.

— Мы тоже, — искренне заверил он. — Мы создали Совет чародеев, и одна из целей этого Совета — контролировать распространение чародейства и не допускать, чтобы всё новые чародеи откликались на зов. — Он поколебался, но все же спросил: — Вы не знаете, что в Алдагморе так притягивает их?

— Нет, — ответила Итиния, — не знаем. Источник зова в Алдагморе подобен тому участку человеческого мозга, в котором сосредоточено чародейство, — наша магия на него не действует. Всякий, кто осмелился подойти слишком близко — будь то чародей, маг, все равно кто, — исчезает безвозвратно.

Ханнер молча кивнул. Он и сам предполагал нечто подобное, поэтому слова Итинии его не удивили.

— Ты, вероятно, пришел сюда, чтобы уговорить нас не уничтожать чародеев, — продолжала Итиния. — В таком случае — довольно расспросов. Говори то, что ты хотел сказать.

— Хорошо. — Ханнер набрал в грудь побольше воздуху. — Вы опасаетесь чародеев потому, что мы можем натворить бед. Вы считаете, что чародеи способны уничтожить существующий порядок вещей. Цель Гильдии заключается в том, чтобы не дать магии ввергнуть мир в хаос — то есть вы создали ее, чтобы ограничить самих себя… — Он осекся, вдруг осознав, что слова "вы создали!" могут оказаться буквальными. Если учесть, что магам под силу обрести бессмертие и вечную молодость, вполне вероятно, что перед ним стоят во плоти те самые маги, что двести с лишним лет назад создали Гильдию!

— Продолжай, — сказала Итиния.

— Вам пришлось искусственно ограничить свою силу, — продолжил Ханнер, — поскольку естественного предела ей не существует: волшебники могут жить вечно и обучаться все новой магии. Если б два самых могучих члена Гильдии вздумали повоевать друг с другом, они наверняка опустошили бы весь мир.

— Именно это сотворили демоны в восточных провинциях, — перебил Ханнера маг в серой мантии, — а боги — в сердце Северной Империи. И те, и другие сами наложили на себя ограничения.

— Вот именно! — подхватил Ханнер. — Стало быть, вы хотите уничтожить чародеев прежде, чем они станут так же опасны. Только ведь до этого не дойдет. Нашей силе есть предел.

— Зов, как вы его называете, — уточнила Итиния.

— Да, — кивнул Ханнер. — Зов.

Седовласый маг беспокойно шевельнулся в своем кресле.

— Нас не беспокоят ни ведьмы, чья мощь ограничена жизненной силой их собственных тел, ни колдуны, чьи талисманы недолговечны либо не обладают достаточной силой, чтобы серьезно навредить. Вы же, чародеи, до того, как услышите зов, способны достичь устрашающей мощи. Ваша Рудира доказала это весьма наглядно.

— Да, устрашающей, — согласился Ханнер, — но все же ограниченной. Между прочим, и вы, маги, способны устроить изрядный переполох до того, как привлечете внимание Гильдии. Не знаю, существует ли легендарная Башня Пламени в Малых Королевствах…

— Существует, — перебил его седовласый. — И по-прежнему горит.

— Вот видите! Мир полон опасной магии и все же покуда цел. А если могущественный чародей свернет с пути истинного, его легко обуздать.

Кое-кто из магов переглянулся.

— Не так уж легко, — сказала Итиния. — Чародейство сопротивляется волшебству. Это выглядит так, как будто на чародея постоянно наложены все мыслимые защитные заклинания. Мы уже были свидетелями нескольких злосчастных происшествий. Одно из них тебе известно: на твоего дядю, лорда Фарана, было наложено самое сильное заклятие окаменения, и оно должно было подействовать мгновенно, однако же этого не случилось и он успел нанести ответный удар. А ведь лорд Фаран вовсе не был таким уж могущественным чародеем — до уровня Рудиры ему было далеко.

— Это не Фаран остановил сердце своего палача, — сказал Ханнер. — Я это знаю, потому что видел все происходящее особым, чародейским зрением. Надеюсь, вы поймете меня, если я не стану говорить, кто именно совершил это деяние.

Его слова вызвали среди магов заметное оживление, но прежде, чем кто-либо из них заговорил, Ханнер прибавил:

— Впрочем, я хотел сказать совсем не это. Да, вы можете уничтожить могущественных чародеев своими заклинаниями, отчасти рискуя при этом жизнью, но точно так же вы можете перерезать им горло спящим. Манрин знал вас куда лучше, чем мой дядя, однако он не сумел прихватить с собой своего убийцу.

Ханнер смолк, чтобы перевести дыхание, и услышал, как кто-то пробормотал:

— Элькен тоже…

Ханнер сделал вид, что ничего не слышал, и продолжал:

— И даже не об этом я веду речь. Неужели вы не понимаете? Вы можете устроить так, что за вас всю работу выполнит зов!

И снова его слова вызвали оживление: маги заерзали в креслах и примялись переглядываться.

— Если вы будете непрерывно кидать в чародея тяжелыми предметами, — сказал Ханнер, — пускай даже ваши удары и будут безрезультатны, но ведь он вынужден будет защищаться с помощью чародейства. Чем чаще он будет прибегать к своей магии, тем станет сильнее, а чем станет сильнее — тем явственнее услышит зов. Рудира погубила себя, подняв в воздух корабли в порту, — после этого зов в ее сознании становился все громче и громче.

На миг воцарилась тишина, а затем Итиния сказала:

— Любопытно…

Ханнер понял: наконец-то он сказал именно то, что надо. Маги уже колеблются.

— Итак, — продолжал он, — с одной стороны, чародеи не могут вызвать такие разрушения, как вы опасаетесь, а потому нас незачем уничтожать. С другой стороны, всякая попытка нас уничтожить обойдется вам очень дорого.

— Продолжай, — сказала Итиния.

Ханнер знал, что теперь он должен быть вдвойне, втройне осторожен со словами. Он не хотел разгневать магов непочтительными речами либо открытыми угрозами.

— Вам известно, что мы можем убивать людей, не касаясь их. Вы видели, как мы действовали открыто, сокрушая стены, вышибая двери и тому подобное, но мы можем действовать и более тонко и скрытно. Внешне мы можем выглядеть как самые обычные люди, разве до сегодняшнего дня вы знали, что я — чародей?

— Нет, — ответила Итиния, — но у нас есть способы узнавать правду.

— А если в один прекрасный день прямо посреди улицы у мага остановится сердце — сможете вы распознать, кто в окружающей толпе совершил это убийство?

Итиния нахмурилась и глянула на остальных магов.

— Продолжай, — бросила она.

Ханнеру показалось, что он слышит слабый, едва уловимый шепот. Как и прежде, он притворился, что не заметил этого.

— Вы можете думать, что нас, чародеев, не так уж много и, избавившись от всех нас, вы будете в безопасности — но ведь мы можем превращать обычных людей в чародеев. Делается это весьма просто и незаметно: сам человек вначале может и не знать, что с ним случилось.

— Погоди-ка, — сказал седовласый маг. Вынув кинжал, он положил его на стол и принялся рыться в кошеле, висящем у пояса.

— Что ты делаешь? — спросила Итиния.

— Заклятие Правды, — ответил седовласый. Он что-то пробормотал, взял в руку кинжал и другой рукой совершил жест, которого Ханнер не видел. Затем седовласый маг уставил острие кинжала на Ханнера.

— Повтори-ка то, что ты сейчас сказал.

— Я сказал, что мы можем создавать новых чародеев. Мы можем запросто превратить в чародея любого, причем даже без его ведома или согласия.

— Ты уверен в этом? — строго спросил седовласый маг.

Ханнер заколебался. Ему очень хотелось ответить "да", но это было бы нечестно.

— Нет, не уверен, — признался он. — Мы так полагаем, но ведь наверняка найдутся люди, которых мы не сможем изменить. Во всяком случае, мы можем превратить в чародеев большинство людей.

— Похоже, так и есть, — кивнул маг. — Тогда скажи: почему же вы до сих пор этого не сделали? Почему бы не превратить все население мира в чародеев?

— Я не стремлюсь совершать нечто необратимое, раз мы не знаем, к чему это приведет, — ответил Ханнер. — Кроме того, не все из нас считают чародейство благословением богов.

— Но если бы вы превратили своих врагов в чародеев…

— Они остались бы нашими врагами — и к тому же могли бы оказаться могущественнее нас.

— Тогда в борьбе с ними вы набрались бы опыта.

— И оказались бы ближе к тому, чтобы услышать зов. Мы не торопимся узнать, что именно ждет нас в Алдагморе. Если б мы и вправду обратили всех людей в чародеев и зов увлек всех нас, мы погубили бы мир. Мы хотим этого не больше, чем вы.

— Продолжай, — снова сказала Итиния.

Ханнер вздохнул.

— Это, собственно, уже почти все, — сказал он. — Если вы и впрямь объявите нам войну, мы будем сражаться любыми доступными нам средствами. Маги будут умирать от сердечного приступа, падать замертво посреди улицы, засыпать и не просыпаться. Маги вдруг обнаружат, что они превратились в чародеев, и прежнее волшебство им недоступно. Новые чародеи появятся по всему городу, по всему миру, всюду, где мы сможем незаметно подобраться к ничего не подозревающим людям. Быть может, вы в конце концов и победите, уничтожите нас всех или загоните в Алдагмор, но какой ценой?

— Что же ты предлагаешь взамен? — спросил седовласый маг.

— Совет чародеев! — с жаром ответил Ханнер. — Мы предлагаем выявить всех чародеев, объединить и связать их жесткими правилами. Те чародеи, что подчинятся Совету, будут подчиняться и законам той страны, где они живут. Здесь, в Этшаре…

— Мы не в Этшаре! — резко перебила его красивая женщина, которая до тех пор молчала. — В сущности, мы сейчас даже не в пределах мира.

— Прости, — отозвался Ханнер. — Итак, в Этшаре чародеи будут подчиняться законам Гегемонии и повелениям триумвиров. В Малых Королевствах они будут подчиняться законам местных королей и королев, в Сардироне — воле баронов. Словом, каков бы ни был закон, чародеи будут ему послушны, а того, кто совершит преступление, его же собратья добровольно отдадут правосудию. Примкнувшие к Совету чародеи станут действовать открыто, а не тайно — для отличия мы будем носить черные туники, как вы, маги, носите мантии. Мы будем превращать в чародеев только давших клятву подмастерьев, как поступают и другие маги. Совет будет строго следить за деятельностью чародеев, как ваша Гильдия следит за деятельностью магов; несколько ворлоков, объединив силы, легко одолеют даже самого могущественного собрата, в то время как чужая магия может наткнуться на сопротивление, о котором вы говорили. Мы потребуем, чтобы чародеи не овладевали иными видами магии.

— И чего же вы ждете от нас? — спросил седовласый маг.

— Немногого, — ответил Ханнер. — Мы хотим, чтобы в нас видели магов, а не чудовищ. Мы хотим, чтобы Гильдия не убивала и не изгоняла нас и не помогала другим это делать. И еще одно… — Он почти забыл об этом и, осознав свою ошибку, содрогнулся. Важно, конечно, убедить Гильдию оставить чародеев в покое, но это вряд ли решит все их проблемы: ведь чародеев обвиняют и в других преступлениях.

Маги выжидательно молчали. Ханнер с трудом сглотнул, откашлялся.

— Все те люди, что исчезли в Ночь Безумия, — сказал он. — Мы уверены, что это были чародеи, которые услышали зов.

— Мы того же мнения, — сказал седовласый.

Ханнеру пришлось сделать над собой усилие, чтобы открыто не обрадоваться такому согласию.

— Но большинство людей считает, что за исчезновения несем ответственность мы, — сказал он. — Если б Гильдия магов и, быть может, другие волшебники подтвердили, что это не так, что дядюшка Келдер или тетушка Сараи не похищены либо съедены чародеями, а сами были ими — больше нам ничего и не нужно для мирной жизни, которой мы жаждем всей душой.

— Но ведь чародеи действительно убивали и грабили в Ночь Безумия, — указала Итиния.

— Верно, — признал Ханнер. — И мы очень сожалеем об этом и готовы представить суду всякого, кто будет обличен в подобных преступлениях. Мы уже при возможности поступали так — я, например, лично доставил четверых чародеев в управу Старого Торгового квартала, и их наказали плетьми.

— Он говорит правду, — сказал седовласый маг. — Заклятие все еще действует.

— Мы это видим! — огрызнулась красивая женщина, которая прежде объяснила Ханнеру, что он сейчас не в Этшаре.

— Это все? — спросила Итиния. — Ты закончил?

— Почти, — ответил Ханнер. — Вот еще что…

— Всякий раз он говорит одно и то же, — пробормотал один из магов. Ханнер пропустил его реплику мимо ушей.

— Я сказал вам, чего мы хотим от Гильдии, — продолжил он. — Чтобы нас оставили в покое и чтобы объявили людям правду об исчезновениях в Ночь Безумия. Я сказал вам, что мы обещаем в ответ: все чародеи будут законопослушными гражданами под крепкой рукой Совета. Я объяснил, почему чародеев нельзя считать угрозой существованию мира: их силу ограничивает зов. Нас тем не менее не так легко уничтожить, поэтому мир, который мы предлагаем, выгоден обеим сторонам. Остается добавить только одно. Это не факт, а лишь возможность, вероятность того, что может случиться, если вы отвергнете наши предложения.

— И что же это? — спросила Итиния.

— Вам известно, что сотни, а быть может, и тысячи людей в Ночь Безумия улетели в Алдагмор. Вам известно, что за ними уже последовали самые могущественные чародеи. Однако же мы до сих пор многого не знаем о чародействе. Мы не знаем, что его порождает, надолго ли оно возникло и так далее. Так что спросите себя, если решите, что чародеев надо уничтожить: что случится, если зов умолкнет? — Он глянул на магов и театрально раскинул руки. — Что случится, если все улетевшие чародеи вернутся из Алдагмора и обнаружат, что вы перебили их собратьев?

Ханнер знал, что этой возможности маги не учли, и сейчас он упомянул о ней как нельзя более кстати. Он смотрел на магов и изо всех сил сдерживал ухмылку.

Маги, как один, молча уставились на него.

Глава 43

Тишину нарушил скрежет о каменный пол отодвинутого кресла.

— Сейчас я отправлю тебя домой, — сказала, поднимаясь, Итиния.

— Как пожелаешь, — поклонился Ханнер. — Я сказал все, что хотел.

— А мы всесторонне обдумаем сказанное. — Итиния подошла к нему, взяла за руку и, наклонившись, подняла с пола брошенный Ханнером бархатный капюшон. — Надень это.

Ханнер без особой охоты, но все же подчинился и опять погрузился в темноту.

Кто-то — вероятно, Итиния, но убедиться в этом Ханнер не мог, — крепко взял его за плечо, заставил повернуться налево и повел прочь. Ханнеру показалось, что прошел он таким манером изрядно, ярдов тридцать — сорок, и все это время его плечо цепко сжимала направляющая рука. Потом его незримый проводник остановился.

— Протяни руку, — велел он. Как и ожидал Ханнер, это был голос Итинии. Он послушно протянул вперед руку.

— Теперь шагай вперед, — сказала Итиния и отпустила его плечо.

Ханнер шагнул вперед — и задохнулся от напора ощущений.

Сквозь бархат колпака пробивался яркий, очень яркий свет — совсем не такой, как в сумрачном зале с колоннами. Слух Ханнера уловил далекий городской шум. Чародейская сила тоже вернулась к нему: особым, магическим образом он осязал токи воздуха и строение окружающего пространства.

Ханнер поспешно сорвал с головы бархатный капюшон. Он находился в небольшой, уютно обставленной комнатке — определенно не той самой, куда совсем недавно доставил его летающий ковер. В этой комнате были высокие окна с кружевными занавесками, и в эти окна лился чуть наискось яркий солнечный свет. Стены были выкрашены в белый цвет, отчего комната казалась еще светлее. С одной стороны стоял плетеный диванчик, а вокруг него — с полдюжины небольших столиков. В комнате было две двери — одна вела явно наружу, другая, расположенная напротив, — скорее всего в другую комнату.

Ханнер подошел к окну и увидел снаружи пышно цветущий сад. Мощеная дорожка, с двух сторон обсаженная хризантемами, прихотливо извивалась между клумбами и аккуратно подстриженными кустами.

Сад был Ханнеру незнаком.

Где же он очутился? Да где угодно! В Этшаре, в загородном доме какого-нибудь мага или в дворцовом саду Малых Королевств. Ханнер не понимал, чего от него хотят, зачем доставили сюда; разве Итиния не сказала, что отправляет его домой?

В особняке дяди Фарана он подобной комнаты не видел, да и сад казался совсем незнакомым, ну да маги хорошо умеют устраивать маленькие сюрпризы. Ханнер толкнул дверь, ведущую внутрь дома. Она оказалась запертой.

Он мог бы открыть эту дверь — чародейская сила снова была при нем, но решил вначале проверить другую дверь.

Дверь в сад от легкого толчка распахнулась настежь, и Ханнер вышел наружу, моргая от яркого света. Солнце склонялось к западу, уже касаясь городских крыш.

Тут Ханнер услышал скрип и, подняв глаза, увидел, что на него сверху вниз смотрит горгулья.

— Кто ты такой? — вопросила она таким голосом, точно камень скрежетал о камень. Впрочем, сообразил Ханнер, так оно и было.

Он оглянулся на дом, из которого вышел, и обнаружил, что на каменном фасаде восседает еще с полдюжины горгулий — явно одушевленных.

— Я — Ханнер-Чародей, — ответил он. — Где я нахожусь?

— В саду Итинии с Островов, — ответила горгулья. В каменных устах "Итиния" прозвучало как "Ишиния".

Теперь Ханнер сообразил, в чем дело: у Итинии, само собой, был способ мгновенно возвращаться домой из того загадочного места, где они беседовали. Скорее всего это Переносящий Гобелен, который всегда доставляет человека в строго определенное место. Итиния выбрала для этой цели комнатку своего дома.

— Это дом в Этшаре Пряностей, на Нижней улице? — спросил он у горгульи.

— Да, — ответила та.

— Вот оно что! Ваша хозяйки сказала, что отправит меня домой, и действительно — я живу совсем неподалеку. Не скажешь ли, как пройти на улицу?

— Ступай направо, — ответила горгулья. Показать направление ей было нечем — крылья и когти для этого были мало приспособлены. — Увидишь дорожку, которая ведет от дома к воротам. Не забудь опустить за собой щеколду.

— Спасибо, — сказал Ханнер и хотел было поклониться, но вовремя спохватился, ощутив себя последним дураком — кто же кланяется одушевленному камню? Чтобы скрыть свое смущение, он повернул направо и торопливо пошел к выходу.

Минуту спустя он был уже на Нижней улице, а через двадцать минут — у Дома Чародеев. Кирша, поджидавшая Ханнера у окна, прикрыла его магической защитой от враждебной толпы зевак, чтобы он мот благополучно войти в дом

— Ну, как дела — жадно спросила она, едва Ханнер вошел. — Что сказали маги?

— Это трудно объяснить в нескольких словах, — ответил Ханнер Кирше и другим чародеям, которые прибежали узнать новости. — Маги еще не приняли окончательного решения, но я искренне надеюсь, что они поймут нашу точку зрения и разрешат нам остаться.

— Можем мы чем-нибудь помочь? — спросил Йорн от порога гостиной.

— Да, — ответил Ханнер. — Я сказал магам, что Совет чародеев примет на себя ответственность за всех чародеев Этшара. Это значит, что мы должны разыскать их и уговорить принять наше главенство. Я хочу, чтобы все вы, кому это по силам, вышли в город искать чародеев. Некоторых мы знаем — они уже были здесь прежде, — но ведь должны быть и другие. Найдите их и скажите, что Совет чародеев требует от них подчинения нашим правилам.

— А не может это дело подождать до ужина? — осведомился Берн с порога столовой.

Ханнер вдруг осознал, что голоден как волк.

— Думаю, что может, — согласился он.

Потом оказалось, что дело может подождать и до утра. Весь вечер Ханнер и чародеи обсуждали задачи Совета, решали, кто и куда пойдет завтра. Ханнер в душе надеялся, что Гильдия магов быстро даст знать о своей решении, ко этого так и не произошло.

В середине вечера наверху, там, где располагались спальни, послышался какой-то шум, постукивание и шорох. Ханнер поспешил наверх, чтобы выяснить, в чем дело.

Таинственный шум доносился из хозяйской спальни. Ханнер рывком распахнул дверь.

Окна, выходящие в сад, были раскрыты настежь, и теплый вечерний ветерок шелестел пологом кровати. Тело Манрина, вместе с покрывалами, в которые он был завернут, исчезло.

Что ж, одной заботой меньше; к тому же это означало, что по крайней мере одну просьбу Ханнера Гильдия исполнила. Ханнер тщательно закрыл окна и вернулся в гостиную.

Этой ночью Ханнер не спал в постели Фарана — слишком уж свежи были воспоминания о мертвом Манрине. Так что ночь он провел в другой спальне, где его сон дважды нарушали душераздирающие крики — Дессет снились кошмары.

После второго пробуждения, стоя вместе с Дессет у дверей ее спальни, Ханнер строго сказал ей:

— Больше никакого чародейства! Даже по мелочам! Ты слишком близка к тому, чтобы услышать зов.

— Знаю, — сказала Дессет — и тут же подсвечник выскользнул из ее пальцев и поплыл по воздуху. Ханнер перехватил его.

— Может быть, тебе бы стоило уехать подальше на юг, — сказал он. — Чем дальше ты окажешься от Алдагмора, тем слабее будет зов.

— Но ведь мы все здесь! — возразила Дессет.

И тут Ханнера осенило.

— Знаешь, — сказал он, — есть такое место, где ты перестанешь быть чародейкой и зов тебя не достанет. Правда, я не думаю, чтобы тебе захотелось там жить.

— И где же это место? — изумленно спросила Дессет.

Ханнер вдруг сообразил, что не может ей ответить.

— Ты все равно не сможешь туда попасть, — сказал он. — Там бывают только маги. — А сам подумал, что не худо бы в дальнейшем побеседовать с Гильдией и о возможности предоставлять чародеям волшебное убежище вне мира.

После этого разговора они разошлись по спальням, и остаток ночи прошел без происшествий.

Утром с полдюжины чародеев отправились в город разыскивать себе подобных. И почти сразу же добились некоторых успехов, о чем и сообщили Ханнеру прежде, чем снова отправиться в город. Как выяснила Шелла, особое чародейское зрение могло быть использовано и для поиска других чародеев.

Когда посланцы Ханнера находили своих собратьев, они всякий раз говорили следующее: "Мы представляем Совет чародеев. Сейчас мы ведем переговоры с Гильдией магов, и нам нужна поддержка всех чародеев, которых мы можем отыскать". После этого они, как могли, отвечали на вопросы и убеждали найденных чародеев в пользе солидарности.

Все чародеи, с которыми разговаривали посланцы, уже столкнулись с ненавистью и злобой. Тех, кто раньше был в Доме Чародеев, но ушел оттуда после гибели Фарана и Манрина, дома встретили не слишком гостеприимно. Тогда некоторые из них ушли снова и попрятались кто где — одна группа, к примеру, укрылась на Стофутовом поле, где ее отыскал Зарек.

Все эти чародеи с интересом выслушали известие о создании Совета. Одни сразу согласились присоединиться, другие предпочли подождать и посмотреть, чем все обернется.

Только совсем немногие захотели вернуться в Дом Чародеев, но это Ханнера устраивало как нельзя лучше: тем меньше народу попадет под удар, если правитель Азрад снова попытается изгнать чародеев из города.

Ханнер, впрочем, сомневался, что это случится.

И только после полудня он обнаружил, что ошибался.

Глава 44

Ханнер был на третьем этаже особняка — рылся в Фарановом собрании магических принадлежностей и прикидывал, продать всю коллекцию целиком или по частям, — когда вдруг услышал крики.

Он подбежал к окну и выглянул на улицу.

— Проклятие! — вырвалось у него.

По Высокой улице строем шагали к особняку солдаты — уже в третий раз с Ночи Безумия.

— Неужели он так ничего и не понял? — пробормотал Ханнер и, круто развернувшись, побежал к лестнице.

В гостиной он обнаружил Шеллу, Ульпена, Хинду и Дессет; все четверо приникли к окнам, глядя на приближавшихся стражников.

— Что происходит? — спросил Ханнер. — Кто-нибудь из вас пытается их остановить?

— Нет, — ответил Ульпен. — Куда уж нам! Их же сотни!

— Я бы могла это сделать, — неуверенно пробормотала Дессет.

— Не смей! — тотчас отрезал Ханнер. И посмотрел на остальных.

Самый сильный из них сейчас Ульпен, за ним следует Шелла, потом сам Ханнер, и под конец — бедняжка Хинда; и все они, увы, не обладают особой мощью. Из пяти ворлоков, находившихся в гостиной, подняться в воздух могли бы только Ульпен и Дессет, но позволить Дессет пустить в ход силу значило бы бессильно наблюдать, как она улетает в Алдагмор. Ханнер и Шелла еще могли бы кое-как оторваться от земли, но Хинде было не под силу даже это.

— Кто еще есть в доме? — спросил Ханнер.

— Берн, — ответила Шелла.

— И это все?

— Остальные ушли в город искать других чародеев, — ответил Ульпен. — По твоему же приказу.

Этого Ханнер никак не мог отрицать. Лишь сейчас он осознал, что совершил фатальную ошибку, рассеяв по городу их и без того небольшие силы.

Но ему же и в голову не приходило, что Азрад окажется так упрям! Неужели с него не хватило разрушений во дворце?

Подумав об этом, Ханнер выглянул из окна и увидел, что солдаты устанавливают перед домом таран.

— Это же нелепо! — в сердцах воскликнул Ханнер. — Нельзя допустить, чтобы они разрушили дом!

Он выбежал в прихожую и распахнул входную дверь.

— Эй! — крикнул он, усилив свой голос чародейством. — Что это вы тут делаете?

Солдаты разом прервали свою работу и уставились на него.

— Кто вами командует? — рявкнул Ханнер.

К воротам подошел капитан Нараль. Ханнер махнул рукой, и ворота распахнулись.

Нараль и ухом не повел, увидев это проявление магической силы. Он просто вошел во двор и сказал:

— Этим отрядом, лорд Ханнер, командую я.

— Я не лорд Ханнер, — раздраженно поправил тот. — Я — Ханнер, председатель Совета чародеев.

— Правитель не признает подобного титула, — ответил Нараль. — По правде говоря, он отрицает само понятие "чародей". Он повелел, чтобы все безумцы, обретшие силу чарами, которые поразили мир в Ночь Безумия, немедленно покинули город и как можно скорее убрались из Гегемонии Трех Этшаров. Всякий, кто воспротивится этому приказу, должен быть казнен на месте.

— Если кто-то в этом городе и обезумел, так это Азрад! — огрызнулся Ханнер. — Я знаю, что он не любит смотреть правде в глаза, но это уж чересчур!

Жесткое лицо Нараля чуть заметно смягчилось.

— Полагаю, милорд, что его сильно потрясли предательство и смерть твоего дяди.

— Я вам не милорд! — рявкнул Ханнер. — Я знаю, капитан, что ты не имел в виду ничего дурного, но не могу допустить, чтобы меня именовали этим титулом. Гильдия магов не дозволяет магам занимать чиновные должности, и этот запрет касается и чародеев.

— Гильдия магов пока еще не высказала своего мнения касательно чародеев, — ответил Нараль. — Правитель Азрад пытается связаться с Гильдией с самой Ночи Безумия, но пока получил в ответ лишь молчание и смутные намеки на будущую помощь. Это никак не могло поднять ему настроение, ми… то есть, сэр.

— И мне тоже, — проворчал Ханнер. — Капитан, я изо всех сил стараюсь все уладить, но вот уже в третий раз правитель Азрад послал войска, дабы выгнать из этого дома законопослушных граждан Этшара. Мне казалось, что к этому времени он уже кое-что понял.

— Лорд… э-э, Ханнер…

— Если уж вам никак не обойтись без титула, обращайтесь ко мне "председатель", — посоветовал Ханнер. Ему-то было наплевать на титулы, но отчего бы не порадовать Нараля?

— Стало быть, председатель, — кивнул Нараль. — Правитель Азрад не такой глупец, как вы думаете. Нам известно, что лорд Фаран мертв, а самые могущественные ваши собратья улетели на север — хотя мы и не знаем почему. Нам известно также, что большинство тех кто остался, сейчас бродят по городу, набирая новых людей в вашу беззаконную шайку.

— Беззаконную?

Нараль не дал себя перебить.

— Сейчас у вас здесь только горстка людей, — продолжал он. — При мне три сотни солдат и дюжина самых разных магов. Полагаю, если понадобится, мы сможем сломить ваше сопротивление силой. Мне приказано раз и навсегда уничтожить это средоточие мятежа, сжечь дом и разрушить стены — правитель требует, чтобы с этим было покончено.

— Мятежа?! — воскликнул Ханнер. — Я знаю, что за нами все время наблюдают — скорее всего волшебники. Вам известно, что мы набираем новых чародеев. Сказал вам хоть кто-нибудь, на каких условиях это делается?

Он выждал секунду-две, но Нараль явно не собирался отвечать.

— Мы требуем от них, капитан, чтобы они поклялись подчиняться законам правителя! Где же тут мятеж?

— Председатель Ханнер, — сказал Нараль, — у меня есть приказ. Я должен изгнать вас всех из города, а если не получится — убить, а после уничтожить этот дом.

Терпение Ханнера лопнуло. Он потянулся к горлу капитана — не руками, а чародейской силой — и легонько его сжал.

Нараль задохнулся, выпучил глаза и схватился руками за горло. Солдаты, стоявшие позади него, угрожающе вскинули копья.

— Капитан, — сказал Ханнер, — я бы мог убить тебя прежде, чем ты прикоснешься ко мне. — И разжал невидимые пальцы.

Нараль всхлипнул, судорожно вздохнул.

— Так-то ты подчиняешься закону, председатель? — просипел он.

Ханнер хотел было ответить, но передумал.

А ведь Нараль прав. Ханнер сам сказал, что чародеи будут подчиняться городским законам, а ведь законы устанавливает правитель Азрад. И Совет чародеев создан именно для того, чтобы доказать всем, что чародеи будут законопослушными гражданами.

Впрочем, какой смысл доказывать это, если их все равно изгонят?

И все же иного выхода нет. Они обещали подчиняться закону — так тому и быть.

Быть может, если сейчас чародеи проявят послушание, даже Азрад устыдится своей поспешности и отменит приказ об их изгнании.

— Капитан, — сказал Ханнер вслух, — ты прав. Мы исполним повеление правителя. И все-таки прежде я хотел бы кое-что прояснить.

Он повысил голос, усилив его с помощью магии.

— Если бы мы решили сопротивляться, вы, возможно, и победили бы нас, но дорогой ценой. Мы имеем такое же право защищать свою жизнь и имущество, как все прочие граждане Этшара. Так что будьте благодарны, что мы решили не сопротивляться, — и непременно сообщите об этом правителю. Мы поклялись быть законопослушными гражданами и не отступим от этой клятвы — сообщите правителю и об этом. Мы смиримся с приказом правителя, но одновременно просим его хорошенько подумать. И еще нам нужно немного времени, чтобы забрать наши пожитки из этого дома, прежде чем вы его разрушите. Я хотел бы указать еще вот на что: мой дядя истратил на обстановку этого дома целое состояние, а теперь правитель готов пустить эти деньги на ветер только лишь из-за своей дурацкой боязни чародейства. Более того, он действует во вред собственным интересам, ибо после изгнания Совета чародеи, которые еще прячутся в городе, смогут убивать и грабить, не связанные ни клятвами, ни надзором своих собратьев. Так пусть же правитель сполна вкусит беду, которую сам же и навлек на свою голову!

Капитан Нараль заколебался.

— Так вы уйдете добровольно? — наконец спросил он.

— Да, — ответил Ханнер, хотя ощущал сильное мысленное давление несогласных с ним чародеев. — Можем мы собрать свои вещи?

— У вас есть четверть часа, — сказал капитан.

— Благодарю тебя. — Ханнер чуть заметно поклонился, а затем развернулся и ушел в дом.

Прочие чародеи дожидались его в прихожей.

— Ханнер, ты что, спятил? — воскликнула Дессет.

— Мы поклялись подчиняться закону, — ответил Ханнер, — и это — испытание нашей клятвы. Если мы сейчас не выдержим его, нам уже никто и никогда не поверит. Если подчинимся — правитель Азрад, быть может, переменит свое решение, или же какой-нибудь чародей, не примкнувший к Совету, однажды ночью остановит его сердце, а уж сын Азрада дважды подумает, прежде чем нас изгонять.

— Я могла бы гнать этих солдат по городу до самого дворца! — воскликнула Дессет.

— А через десять минут летела бы в Алдагмор, — парировал Ханнер. — А теперь нам нужно собраться в дорогу. Кто-нибудь пусть отыщет Берна — пусть принесет деньги на хозяйство, если там еще что-нибудь осталось. Сложите свои вещи у двери и поднимайтесь наверх — мы ведь чародеи, так что сможем унести добрую часть магической коллекции дяди Фарана, а потом ее где-нибудь продать.

— Мне это не нравится! — пожаловалась Хинда.

— И всем нам — тоже, — ответил ей Ханнер. — А теперь пошевеливайтесь: времени у нас немного.

Они волокли тяжелые узлы во двор, не обращая внимания на насмешки зевак, когда Хинда вдруг разрыдалась. Шелла бросилась утешать ее.

— Я всю жизнь прожила в городе! — всхлипывала Хинда. — Я не хочу никуда уходить!

— И мы тоже не хотим, — сказала Шелла, ласково обняв девушку. Ульпен и Дессет молча смотрели на них. Эта сцена кое о чем напомнила Ханнеру, и он повернулся к капитану Наралю.

— Во дворце остались мои сестры, — сказал он. — Можно будет сообщить им о том, что произошло?

— Думаю… — начал Нараль, но так и не успел договорить.

Земля вдруг затряслась, и воздух наполнился чудовищным ревом. Солдаты попадали на землю. Изумленный, Ханнер смотрел, как улица перед ними выгнулась, образовав высокий курган, и стражники кубарем покатились с него.

Диковинное это явление было, впрочем, строго ограничено — хотя Дом Чародеев, соседний особняк и дом на другой стороне Высокой улице тряслись мелкой дрожью, дальше них и по Высокой, и по Коронной улице не было видно никаких признаков возмущения.

А стало быть, это вовсе не явление природы. Курган между тем рос и ширился, покуда не достиг восьми футов в высоту и двадцати футов в поперечнике; теперь он заполнил собой всю улицу от чугунных ворот Дома Чародеев до дверей особняка напротив. А затем вдруг треснул пополам. Трещина началась у вершины, стремительно пошла вниз, затем расширилась — и курган развалился надвое, осел на мостовую грудами мелкой пыли.

На его месте стояли с полдюжины магов обоего пола, в парадных одеяниях, у каждого в правой руке — блистающий кинжал, а в левой — шестифутовый посох.

Рокот стих, пыль осела, и теперь маги безмолвно стояли посреди улицы, а вокруг них валялись сбитые с ног солдаты. Ханнер сразу узнал магов, с которыми виделся в сумрачном колонном зале. И сухо усмехнулся. Он не знал, зачем маги явились сюда именно в эту минуту, но зрелище, спору нет, было потрясающее.

— Да уж, — сказал он вслух, — умеют люди устроить эффектный выход!

Капитан Нараль успел ухватиться за ворота и удержался на ногах. Сейчас он развернулся к магам и гневно рявкнул:

— Вы что это тут делаете, а?

Ханнер не мог не оценить мужества капитана: немногие способны орать на магов, которые только что с таким блеском появились на сцене!

— Мы явились, дабы помешать правителю Азраду совершить тягчайшую ошибку! — провозгласила Итиния с Островов, воздев свой посох. — Гильдия магов признаёт Совет чародеев как равный нам во всех правах и привилегиях согласно древним законам Гегемонии Этшара и как законный правящий орган всех чародеев. Правитель Азрад не более властен изгнать Совет из города либо разрушить его помещение, чем изгонять нас либо разрушать наши жилища.

Капитан Нараль быстро глянул на Ханнера, затем снова на магов.

— Ох… — пробормотал он.

Ханнер откашлялся.

— В свете нового поворота событий, капитан, — сказал он, — быть может, ты возьмешь на себя труд вернуться во дворец и попросить правителя Азрада заново обдумать его приказ.

— Превосходная мысль, милорд, — согласился Нараль.

На сей раз Ханнер даже не стал его поправлять.

Капитан повернулся, чтобы уйти, и тут какой-то старик закричал магам:

— Вы что, с ума сошли? Чародеи украли моего сына!

Женщина-маг подняла выше свой посох и взмахнула им.

— Кеннан-Насмешник, — произнесла она, — твой сын Акен не был похищен чародеями. Акен сам был чародеем, и его увлекла в Алдагмор та же сила, что влечет на север всех прочих чародеев. Ступай же домой и вместо того, чтобы лелеять бессмысленную ненависть, позаботься о семье своего сына.

Кеннан разинул рот, но тут же его захлопнул. Потом моргнул, попятился — и без единого слова пошел прочь.

Ханнер смотрел ему вслед. Толпа зевак, так долго заполнявшая улицу перед Домом Чародеев, понемногу стала рассеиваться.

— Благодарю вас, — сказал Ханнер, повернувшись к волшебникам. — Благодарю от всего сердца — как маг магов.

Глава 45

Торговаться с волшебниками — дело не из легких, но в конце концов Ханнер получил вполне приличную цену за магические ингредиенты и артефакты, которые так прилежно собирал его дядюшка. Эту проблему оказалось решить легче всего.

Поиски колдунов, которые согласились бы хорошо заплатить за хранившиеся на четвертом этаже талисманы, заняли несколько недель. Разнообразные алтари, идолы и пентакли, как оказалось, вовсе не содержали в себе никакой магии — Алладия объяснила Ханнеру, что так обычно и бывает: боги и демоны действуют совсем иначе, — так что за этот товар удалось получить совсем мало, да и то лишь половина утвари попала к жрецам и демонологам, а другую половину раскупили для украшения домов богатые соседи.

За собрание трав Ханнер и вовсе не выручил ни медяка; гербалисты, с которыми он беседовал, не проявили к нему никакого интереса, поскольку многие травы хранились неправильно или чересчур долго. В конце концов одна престарелая гербалистка согласилась убрать из особняка весь растительный мусор в обмен на то, что отыщет в нем для себя полезного.

А ведь были еще предметы, которые Ханнеру и вовсе не удалось опознать — десятки разнокалиберных статуй, собрание резных палок, несколько самых обычных кирпичей, на которых черным воском были начертаны цифры, кувшины без ярлычков, зато с неким густым и липким содержимым, обтесанные куски камня странной формы, сушеные грибы, разнообразные механические устройства с совершенно непонятным предназначением — и так далее, и тому подобное. Большую часть своей коллекции Фаран рассортировал и снабдил ярлыками, но многие предметы ее так и остались для Ханнера полной загадкой, а на иных ярлыках были совершенно неразборчивые надписи. Ханнер, например, понятия не имел, почему обломок камня был снабжен ярлыком "Под Г. 4996", а на кувшине с морской водой написано "Красное Сияние". Заглянув в дядюшкины записи, он убедился, что Фаран пытался найти общую теорию для всех видов волшебства и собирал предметы, которые, как ему казалось, могут обладать магическими свойствами, не обнаруженными еще никем из магов; но по какому принципу отбирал он эти предметы, так и осталось неясным.

В конце концов Ханнер распростился с надеждой иметь в своем распоряжении весь дом и запихнул нераспроданный хлам в четыре дальние комнаты последнего этажа. Он надеялся, что когда-нибудь в будущем найдется ученый более талантливый, чем он сам, который пожелает порыться в этом хламе и продолжить дядюшкины исследования.

Таким образом, в распоряжении Совета чародеев и лично Ханнера оставались еще три с половиной этажа.

Прибылей от распродажи магической коллекции хватило на то, чтобы обставить верхние этажи и закупить у ткачей в Старом Торговом квартале изрядное количество черной ткани, да еще осталась солидная сумма. Ханнер предложил ее тем из ворлоков, кто пожелает открыть собственную лавку, — предпочтительнее всего в Волшебном квартале, где обитало большинство магов. Лавки на продажу или для аренды имелись — их хозяева, волшебники и обычные торговцы, бесследно сгинули в Ночь Безумия.

Ханнер сам отправился с Ульпеном и Шеллой на заключение такой сделки — дабы прибавить солидности этой юной парочке — и был приятно удивлен тем, с какой охотой вели с ними дело люди, продававшие лавку. Он знал, что всего неделю назад они ни за что не захотели бы иметь дело с чародеями, но с тех пор Гильдия магов широко — и на удивление усердно — оповещала, что сотни людей, пропавших в Ночь Безумия, были чародеями, а не жертвами чародеев.

Существование Совета чародеев и его клятвенные заверения, что чародеи, примкнувшие к Совету, будут так же подчиняться закону, как и все остальные граждане Этшара, тоже принесли немалую пользу. И еще благотворнее повлияло на людей то, что Совет направил чародеев отстроить заново дома и лавки, разрушенные в Ночь Безумия.

Подобная деятельность прибавила Совету популярности, и каждый день появлялись все новые чародеи, желающие примкнуть к нему. Таким образом, замысел Ханнера стремительно воплощался в жизнь. Три комнаты на нижнем этаже Дома чародеев отвели под школу и приемную — там новички заучивали правила, принятые Советом, и каялись в совершенных до того преступлениях. Те, кого считали возможным принять и простить сразу, тут же произносили клятву Совету и получали черную тунику и документ, свидетельствующий об их присоединении к сообществу чародеев.

Тех, чьи преступления нельзя было простить, передавали городской страже либо же отправляли в изгнание — порой даже насильственно переносили за городские стены.

До сих пор еще Совету ни разу не пришлось убивать, но Ханнер подозревал, что это ненадолго — особенно с тех пор, как Триумвират согласился с тем, что Совет чародеев правомочен действовать не только в Этшаре Пряностей, но и во всей Гегемонии. Ханнер уже назначил двух своих заместителей, которые должны были организовать отделения Совета в Этшаре-на-Камнях и Этшаре-на-Песках.

Ему странно было думать, что он, незаметный прежде Ханнер, так и не сумевший сделать карьеры на службе у правителя Азрада, понемногу становился предводителем, быть может, третьей по могуществу организации в мире — после Гильдии магов и самой Гегемонии Этшара.

Словом, к концу месяца летнежара дела как будто наладились и шли в основном так, как Ханнер и ожидал.

И все же он не настолько еще набрался уверенности, чтобы не ощутить душевного трепета, когда прибыл посланец из дворца.

Ханнер задумчиво пробежал взглядом свиток. Написано вежливо, но весьма недвусмысленно: Ханнера, председателя Совета чародеев, ожидают в большом приемном зале дворца правителя Этшара Пряностей в четыре часа пополудни первого дня месяца конца лета пять тысяч двухсот второго года эры Человеческой Речи.

Ханнер отлично знал, что правитель никогда бы не посмел отправить Итинии вызов на аудиенцию с точной датой и временем приема, напротив, он бы попросил ее явиться тогда, когда ей будет удобно. Не оспорить подобное приглашение означало бы признать, что он, Ханнер, неровня Итинии, а между тем она — всего лишь главный маг города, он же — теоретически — главный чародей мира.

Практически же спорить с тоном послания было бы глупо и дерзко.

— Пусть посланец передаст правителю Азраду, что я непременно буду, — сказал Ханнер, бросив письмо на рабочий стол.

— Слушаюсь, сэр, — отозвался Илвин, поднеся к груди руку с растопыренными пальцами: этот жест некоторые ворлоки с недавних пор приняли как некое подобие салюта, и торопливо вышел из комнаты.

Ханнер поглядел ему вслед. Илвин был пока еще не слишком могущественным чародеем, но у него обнаружился изрядный талант организатора, и если на кухне все еще заправлял Берн, то все прочие хозяйственные обязанности взял на себя Илвин. Он был поистине незаменим.

Между тем Дессет, которая по-прежнему оставалась самой могущественной чародейкой в городе, была, по сути, бесполезна — она постоянно боролась с искушением применить магию, но вопреки всем ее стараниям мелкие предметы домашнего обихода часто начинали летать. Кошмары ее становились все хуже, и в последнее время она дни напролет просиживала в саду, упорно глядя на север.

Прежде Ханнер надеялся, что чародейство, если его не употреблять в дело, иссякнет, и тогда опасность зова ослабнет, но он явно ошибся. Он постоянно советовал Дессет отправиться на юг, подальше от Алдагмора, но она все никак не могла решиться на отъезд. Ханнер даже поговорил с Итинией о том, не могут ли маги предоставить Дессет убежище вне мира, но хотя Итиния обещала побеседовать об этом с членами Внутреннего Круга, она честно призналась, что Ханнеру скорее удалось бы уговорить их сотню лет простоять на голове. Без крайней нужды Гильдия не окажет такую услугу никому, даже магам.

— Можем ли мы тогда купить место в убежище? — спросил Ханнер.

— Вероятно, — кивнула Итиния. — Для этого вам не понадобится даже беспокоить Гильдию: достаточно найти мага, который знает нужные заклинания, и нанять его. Правда, вам придется выложить за эту работу целое состояние.

— Понимаю, — сказал Ханнер, решив, что обдумает эту идею позже, когда справится с другими проблемами. У Совета, конечно, есть деньги, но состоянием их не назовешь.

Можно было бы, правда, предложить правителю Азраду, чтобы эти расходы взял на себя город, создав таким образом убежище для самых могущественных чародеев, которых Триумвират будет вправе призывать по мере надобности.

Это при условии, конечно, что Азрад заинтересован в сотрудничестве с Советом и отказался от идеи изгнать чародеев из города. В минувшие три недели Ханнер и его представители благополучно вели дела с городским правительством, но всегда через посредников — как правило, братьев Азрада, Кларима, Караннина и Ильдирина, — и никогда напрямую с самим правителем. Приглашение на аудиенцию — если это действительно аудиенция, ведь в послании не сказано, что в зале будет сам Азрад, — могло означать, что правитель все же изменил свои намерения.

Ханнер от души надеялся на благоприятный исход и не хотел делать ничего, что могло бы озлобить Азрада.

А потому в назначенный час он появился у парадного входа дворца. Его встретили и провели за бархатные портьеры, служившие временной заменой разнесенных в щепки дверей приемного зала.

Народу в зале было сегодня побольше, чем в тот злополучный день, когда сюда явился Фаран с толпой разъяренных чародеев, — но все же маловато. Около сотни стражников, слуг и придворных стояли, сидели и деловито расхаживали по залу. Ханнер заметил, что у восточной стены, среди компании молодых аристократов, стоят и его сестры.

Он уже две недели не получал от них никаких известий, но так был занят делами Совета, что не успел обеспокоиться этим молчанием. Ханнер от души надеялся, что у них все в порядке.

От Мави тоже не было никаких известий… но эту неуместную сейчас мысль Ханнер отогнал подальше и огляделся.

Азрад и вправду находился в зале. Он сидел на троне, неуклюже развалившись, и остался неподвижен, когда к нему подвели Ханнера.

— Ханнер-Чародей, председатель Совета чародеев! — провозгласил герольд, и Ханнер отвесил правителю глубокий поклон.

— Приятно видеть тебя снова, Ханнер, — заметил Азрад, когда тот выпрямился.

— И мне, конечно же, как всегда, приятно видеть тебя, мой повелитель, — ответил Ханнер.

После этих слов они с минуту молча смотрели друг на друга. Затем Азрад сказал:

— Ты здесь потому, что я хотел увидеть тебя лично, а не вести дела через моих братьев. Мне хотелось узнать, сильно ли ты изменился.

Ханнер вновь поклонился и развел руками.

— Тебе судить, мой повелитель, — ответил он.

— Ты одет в черное.

— Я чародей, мой повелитель.

— Выглядишь неплохо. Ты, кажется, немного похудел?

— Возможно, мой повелитель, а впрочем, я не уверен. В последнее время у меня много дел.

— Ты хорошо ешь?

— О да. Об этом заботится мой домоправитель.

— Это славно, — кивнул Азрад. — Нам бы стоило встретиться в более приватной обстановке — например, в моей личной приемной, — но я не был уверен, позволяет ли это твой новый статус.

Ханнер улыбнулся.

— Правитель Азрад, я — по-прежнему я и был бы счастлив встретиться с тобой в любой обстановке, по твоему желанию. Как председатель Совета чародеев я подчиняюсь законам Этшара: обращайся же со мной, как с любым другим магом.

— Это верно… Но все же, какой ты волшебник? Ты ведь не прошел ученичества. — Азрад нахмурился. — Мне совсем не нравится то, что случилось в Ночь Безумия, но теперь я с этим смирился и постараюсь привыкнуть. Не могу же я воевать и с вами, и с магами.

— Мы ни с кем не хотим воевать, мой повелитель. Нам хочется только одного — жить в мире со всеми. Безумие Ночи Безумия давным-давно закончилось.

— Да знаю, знаю, — ворчливо ответил Азрад. — Я ведь уже сказал, что смирился с этим. И именно поэтому ты здесь. Раз уж вы, чародеи, хотите быть такими же магами, как все, извольте отвечать за последствия своего чародейства. — Он указал на дальний конец зала. — Собираетесь вы оплатить починку дверей и кресел? За одни только двери с меня запросили три сотни золотых кругляков!

Ханнер ошеломленно моргнул, затем обернулся и окинул задумчивым взглядом бархатные портьеры.

— Столько денег у нас сейчас нет, мой повелитель, — сказал он, снова повернувшись к Азраду, — но, полагаю, мы сможем починить двери сами. Сила чародеев способна не только разрушать, но и восстанавливать. Ты ведь наверняка слышал, что мы помогаем отстраивать дома, разрушенные в Ночь Безумия.

Теперь уже удивился Азрад.

— Да, но… эти двери такие громадные!

— Думаю, что мы справимся, — сказал Ханнер. По правде говоря, он это точно знал: именно в таких делах чародеям не было равных.

— В самом деле? Превосходно?

Ханнер не удержался от маленькой подковырки:

— Мы не сделали этого прежде, мой повелитель, только потому, что вашим приказом чародеям строжайше запрещен вход во дворец.

— М-да… ну ладно. Запрещение не касается тех, кто придет чинить двери.

— Тогда я, как только вернусь домой, пошлю сюда нескольких чародеев, — заключил Ханнер.

— Прекрасно! — широко улыбнулся Азрад. — Терпеть не могу эти портьеры! Из-за них в зале вечный сквозняк — даже после того, как починили окно.

— Мы могли бы сделать и это, мой повелитель, — заметил Ханнер.

— Пустяки! — махнул рукой Азрад, из чего Ханнер заключил, что окно починили либо дворцовые служители, либо мастера, которые запросили более приемлемую цену, чем златокузнецы. — Но вот кресла…

— Насчет кресел я не уверен, — признался Ханнер. — Мои чародеи взглянут на них и сообщат вам, что они смогут сделать.

— Прекрасно, прекрасно… — Улыбка Азрада увяла. — А теперь вернемся к личным делам. Есть другая причина, по которой я хотел, чтобы сюда явился именно ты, а не кто-то из твоих подручных.

— И какая же, мой повелитель?

— Останки твоего дяди, — пояснил Азрад. — Я просто не знаю, что с ними делать. Статую поставили бы вместе с остальными, обычный труп достойно похоронили бы, но обломки статуи… — Он бессильно махнул рукой. — Быть может, ты сумеешь собрать их воедино, а то и даже воскресить его.

Ханнер задумался. Он был совершенно уверен, что с помощью чародейства можно собрать из обломков статую, но воскресить Фарана? На такое способны только волшебники, да и то вряд ли.

А поскольку Фаран был казнен по приказу Гильдии, вряд ли сыщется волшебник, который решится его оживить.

Но из почтения к памяти дяди стоило бы все же собрать воедино статую и где-нибудь ее поставить.

— Благодарю, мой повелитель, — сказал он вслух. — Я охотно заберу останки лорда Фарана.

— Отлично! — У Азрада явно отлегло от сердца. Подняв голову, он махнул рукой: — Кларим, твоя очередь!

Удивленный, Ханнер обернулся и увидел, что от группы придворных, стоявших у восточной стены, отделился лорд Кларим.

— Насколько мы понимаем, ты сейчас — глава семьи, — сказал Азрад. — В таком случае у Кларима есть к тебе просьба.

Если к нему обратились как к главе семьи, значит, речь идет о его сестрах. Старшая, Нерра, на выданье, но ведь Кларим уже женат…

За Кларимом из толпы последовала Альрис.

— Дело касается твоей сестры, — сказал лорд Кларим. — Альрис хочет стать моей ученицей. Обычно… в общем, ей уже месяц как исполнилось тринадцать, то есть она на год старше, чем полагается, а ты отказался от своего титула и… Ханнер вскинул руку.

— Милорд, — сказал он, — если моя сестра хочет стать твоей ученицей, я не возражаю. Напротив — теперь я буду спокоен за ее судьбу. — И он тепло улыбнулся Альрис.

— Что ж, отлично, — сказал лорд Кларим и повернулся к Альрис. — Пошли.

Он зашагал к одной из боковых дверей. Альрис торопливо помахала рукой Ханнеру и поспешила за своим наставником. Ханнер смотрел им вслед.

Такой оборот событий его и вправду радовал — он давно уже ломал голову, как устроить судьбу сестер. Ни одна из них не хотела стать чародейкой; Нерра ужаснулась самой мысли об этом. Альрис, которая лишь пару месяцев назад истово мечтала обучиться хоть какой-нибудь магии, серьезно поразмыслив, тоже отказалась.

— Я достаточно насмотрелась на чародеев, — пояснила она. — Такая жизнь не по мне.

Ханнер полагал, что она достаточно насмотрелась и на жизнь во дворце, но, как видно, ошибался. Будучи ученицей лорда Кларима, она изучит весь дворец до последнего закутка и когда-нибудь, быть может, станет леди-сенешалем.

— Что ж, тогда все, — сказал Азрад, и Ханнер вздрогнул от неожиданности. Он торопливо повернулся к правителю, но тот уже махнул рукой, отпуская его.

— Приятно было повидаться с тобой, Ханнер, — сказал он. — Я прикажу, чтобы тебе доставили останки твоего дяди, а ты уж, будь добр, пришли чародеев починить двери.

Ханнер поклонился и отступил прочь от трона. Слуга вывел его из приемного зала через боковую дверь: за портьерами ожидала своей очереди делегация купцов.

Ханнер вышел из зала — и обнаружил, что Нерра идет следом. Минуту спустя они молча шли рядом по пустынному коридору.

Первым нарушил молчание Ханнер:

— Итак, Альрис наконец нашла себе занятие по душе.

— И как раз вовремя, — согласилась Нерра. — Весь последний год она только и жаловалась, как ей скучно.

— Не понимаю, почему тогда дядя Фаран не позаботился о том, чтобы определить ее в ученицы. То есть, я помню, что она хотела стать волшебницей, чего он, конечно, не мог разрешить, но ведь можно было подыскать для нее достойное занятие во дворце…

Нерра изумленно глянула на него:

— Ты и вправду не знаешь, отчего Альрис не хотела идти в ученицы ни к кому во дворце?

— Нет, а что? — озадаченно спросил Ханнер.

— Он еще спрашивает! Знаешь, Ханнер, ты иногда бываешь такой непонятливый! Альрис не хотела провести всю жизнь под боком у дяди Фарана и вечно плясать под его дудку.

— Вот как! — пробормотал Ханнер. — Тогда почему же он не мог пристроить ее ученицей за пределами дворца?

— Лень было возиться, — ответила Нерра. — И к тому же он хотел, чтобы Альрис была у него под рукой. Тогда он выдал бы ее за сына правителя Эдерда, и она стала бы матерью наследника.

— Я слыхал, как он говорил об этом, — признался Ханнер. — По правде говоря, я знал, что он хочет устроить выгодное замужество для вас обеих, но не подозревал, что это уже решено… и что дядины идеи вам не по вкусу. — Он нахмурился. — Эдерд Младший всего на год моложе меня. Почему же дядя не хотел выдать за него тебя?

— Он пытался, — сказала Нерра. — Помнишь, в прошлом году, когда мы гостили в Этшаре-на-Песках? Но, поскольку мы с Эдердом не поладили, дядя передумал и взялся за Альрис.

— Какой же брак тогда он задумал для тебя?

— Я должна была стать женой высокопоставленного мага — и дядиной шпионкой в Гильдии. — Нерра скорчила гримаску. — Ненавижу магов!

До чего же похоже на дядю Фарана!

— И что же ты думаешь делать теперь? — спросил Ханнер. — Альрис нашла себе занятие, но тебе-то уже восемнадцать, и в ученицы тебя никто не возьмет.

— О, я скорее всего выйду замуж, — ответила она. — У меня еще нет никого на примете — зато есть замечательная сваха.

Они дошли до конца коридора. Нерра распахнула дверь, и они вышли в главный вестибюль.

— Кто же она, твоя сваха? — спросил Ханнер. — Быть может, я сумел бы помочь…

— Вот она, — показала Нерра.

Ханнер обернулся и увидел, что у входа стоит Мави; падавший из двери свет четко очерчивал ее силуэт.

Она была еще красивее, чем в его воспоминаниях. Тотчас забыв о Нерре, Ханнер бросился к Мави; за его спиной послышался смех сестры.

Услышав его шаги, Мави обернулась, узнала Ханнера, и лицо ее озарила робкая улыбка.

Ханнера это обрадовало: он боялся, что Мави при виде его нахмурится или отвернется.

— Привет, — сказала она.

— Привет, — отозвался Ханнер, остановившись на почтительном расстоянии: он все еще не был уверен, что его примут с радостью. Сейчас Мави улыбалась, но он слишком хорошо помнил, как она смотрела на него, когда узнала, что он чародей.

Следующие слова Мави развеяли все его страхи.

— Я по тебе скучала, — сказала она.

Ханнер лишь счастливо вздохнул в ответ. Мави шагнула к нему.

— Знаешь, Ханнер, — сказала она, — я, кажется, смогу преодолеть свою неприязнь к чародеям. Ты и твой Совет изрядно потрудились, чтобы превратить их в почтенных граждан.

Ханнер широко улыбнулся и взял Мави за руку; она не отстранилась.

— Мы могли бы превратить в чародейку тебя, — сказал он.

Мави рассмеялась:

— Не настолько уж я обожаю чародеев! — И, прильнув к нему, тише прибавила: — Пока.

Эпилог

Позднее комиссия ученых, назначенных правителями Гегемонии Трех Этшаров, установила, что сотворение чародеев началось через четыре часа восемнадцать минут после захода солнца, в четвертый день летнежара, в 5202 году эры Человеческой Речи.

Случилось это, судя по всему, сразу во всем населенном мире — и в Алдагморе, и в самых отдаленных уголках Малых Королевств; те, что позднее стали могущественными чародеями, увидели кошмарный сон одновременно с теми, кто позднее никак не проявил склонности к этому виду магии — и ни минутой раньше или позже. Кошмары и чародейство явились в мир одновременно.

В Этшаре Пряностей окончательное число людей, пропавших в Ночь Безумия или сразу после нее, составило тысячу сто восемь человек. Сорок один человек погиб в наступившем хаосе; сколько среди убитых было чародеев или иных магов, так и не установили.

В Этшаре-на-Песках пропали девятьсот восемьдесят три человека и тридцать восемь погибли.

В Этшаре-на-Камнях было лишь шестьсот двадцать два исчезновения, зато количество убитых, благодаря в основном проискам одного кровожадного чародея — Шемдера, сына Парла, позднее казненного Гильдией магов, — тоже составило сорок два человека.

Для прочих земель Гегемонии либо стран за ее пределами произвести подсчеты оказалось невозможно. В баронствах Сардирона, вне всяких сомнений, случаи исчезновений исчислялись тысячами, а убийства и разрушения трудно было подсчитать, в то время как более южные Малые Королевства оказались почти не затронуты этой напастью. Если Сардирон Ночь Безумия повергла в полный хаос, то в Семме и Офкаре она прошла совсем незамеченной. Соответственной была и реакция на происшедшее правительств этих земель; правда, в Сардироне смертная казнь за применение чародейства была отменена в месяце желтолиста — после нескольких стычек с чародеями, летящими на зов в Алдагмор.

К Венцу Года 5203 г. эры Человеческой Речи Совет чародеев, возглавляемый председателем Ханнером, сообщил, что в мире насчитывается 7967 признанных чародеев, считая и подмастерьев.

Правящий триумвират Гегемонии счел эту цифру вполне приемлемой.

Заклятие Черного Кинжала

Часть первая
ВОРОВКА

Глава 1

Дом был великолепен. Декоративные зубцы на крыше отличались высотой и изяществом, тщательно выкрашенные угловые колонны украшала тонкая резьба, а мелкий переплет широких окон образовывал причудливый узор. Частично стекла были цветными, но в основном застекление состояло из прозрачнейшего хрусталя, за которым Табеа могла различить плотно задернутые занавеси и шторы из бархата, шелка и других дорогах тканей. Здесь не нашлось места простым хлопковым занавескам или деревянным ставням.

Дом стоял на углу Большой Улицы и Улицы Чародеев. Парадный вход находился прямо на перекрестке. В каменной, обрамляющей дверь арке с обеих сторон виднелись небольшие святилища с фонтанчиками и вечными огнями. Толстый слой блестящей черной эмали не позволял определить, из какого материала сделана дверь, но ее края отсвечивали полированной латунью, а сверкающие заклепки образовывали сложный спиралевидный орнамент.

Несмотря на довольно выгодное месторасположение, в стенах здания не было витрин, а над входом не висела вывеска. Значит, дом жилой, бизнесом здесь не занимаются. "Интересно, кто же решился построить такое прекрасное здание здесь, в районе Больших Ворот?" — подумала Табеа. Дом явно заслуживал более детального изучения. Девочка много раз проходила мимо, но никогда не обращала на него внимания.

Немного полюбовавшись святилищами у входа, Табеа побрела дальше. Она ничем не отличалась от любой другой юной обитательницы города, наслаждающейся вечерней прогулкой, или от ученицы, возвращающейся домой после занятий. Чуть задержавшись у дальнего угла здания, девочка оглянулась с таким видом, будто старалась что-то припомнить. На самом же деле Табеа хотела проверить, не наблюдают ли за ней.

Во всех четырех кварталах, отделяющих дом от Рынка у Больших Ворот, она насчитала около дюжины пешеходов, но ни один из них не смотрел в ее сторону. Никто не высовывался из окон и не торчал у дверей своих лавок. Сама рыночная площадь кишела людьми, но это вряд ли имело значение, потому что с такого расстояния лица даже при ярком свете представлялись неясными пятнами. Никто из торговцев и покупателей не сможет в будущем ее опознать.

Убедившись, что все в порядке, девочка сделала несколько шагов и нырнула в узкий проход за домом. На Большой Улице было довольно светло — у дверей многочисленных лавок и таверн горели разноцветные фонари, но здесь, в проулке, стоял непроглядный мрак; ни одного лучика света не пробивалось ни из окон дома слева, ни из-за ставней чайного заведения справа.

Табеа остановилась, выжидая, когда глаза привыкнут к темноте. Но чем дольше она оставалась вблизи людной улицы, тем больше было шансов оказаться замеченной и подвергнуться допросу. Табеа скользнула во тьму, двигаясь осторожно, словно слепая.

На ощупь стена здания оказалась прочной, гладкой и без единой трещины. Девочка даже начала подумывать, что совершила ошибку. В доме вообще могло не оказаться черного хода.

Но сидящая в ней воровка уже учуяла богатую добычу. "Проходы за домами для того и делаются, чтобы можно было пройти через заднюю дверь", — внушала себе Табеа. И если этот паршивый проулок предназначен для чего-то другого, в стене обязательно найдутся окна — все здания необходимо проветривать. И чем громаднее здание, тем больше окон нужно для вентиляции.

Однако внутренний голос не переставал твердить, что эти окна могут оказаться слишком высоко от земли.

Наверное, следовало бы спланировать все как следует, подумала Табеа, и, вместо того чтобы повиноваться капризу, осмотреть здание днем, узнав, кто его хозяин.

Но так или иначе она уже здесь, и отступить — значит струсить.

Правда, если двери все-таки не обнаружится, ей останется только отправиться восвояси и попытаться проникнуть в дом как-то иначе.

В следующее мгновение пальцы девочки нащупали дверную раму, и по мордашке маленькой воровки расплылась довольная улыбка.

Табеа остановилась и немного выждала. Зрение наконец начало адаптироваться к темноте. Да, перед ней действительно дверь, хотя заметен лишь ее общий контур без всяких деталей. Табеа попыталась повернуть ручку.

Заперто, как и следовало ожидать. Девочка ухмыльнулась, отстегнула от пояса нож и извлекла скрытую в густых волосах отмычку. Темнота не имела значения — замки всегда вскрываются только на ощупь. Наконец-то Табеа получила возможность применить на практике знания, полученные у Клуроса, и результаты упорных домашних тренировок.

Пять минут спустя дверь распахнулась, и она скользнула внутрь дома, стараясь не шуметь. Запор оказался до смешного простым, и только отсутствие опыта, тяжелая задвижка и чрезвычайная осторожность помешали Табеа сладить с ним за считанные секунды. Кому бы ни принадлежал дом, его владелец явно не пожелал тратиться на хитроумные замки и запоры.

Однако это еще ничего не значило. Иногда простой замок означал наличие иных мер предосторожности: охранных заклинаний, сторожей или каких-нибудь других неприятностей.

Пока Табеа не видела никаких признаков дополнительной охраны. Правда, ей было невдомек, каким образом можно усмотреть охранное заклинание, — до сей поры ее никто этому не обучил.

Во всяком случае, ничего необычного она не узрела. И по совести говоря, увидеть ей вообще удалось очень мало.

В прихожей оказалось темнее, чем в проулке. Девочка, протянув вперед руки, пересекла крошечную комнатушку и едва не упала, споткнувшись о скобу для чистки обуви.

Через некоторое время ей удалось нащупать внутреннюю дверь, к счастью, оказавшуюся незапертой. За дверью царила такая же темнота, как и в прихожей. Табеа долго мучилась сомнениями, прежде чем рискнула зажечь свет.

В сумке у нее были трут, кремень и кресало, но высечь огонь оказалось непросто — темнота стояла непроглядная. Кроме того, девочка боялась произвести лишний шум — в доме могли оказаться люди. Лишь после нескольких безуспешных попыток фитилек занялся пламенем.

В его мерцающем свете Табеа огляделась, надеясь найти более надежный источник освещения. У двери, ведущей из дома в проулок, лежала свеча. Девочка зажгла ее, а затем потушила и спрятала в сумку трут.

Теперь, с горящей свечой в руке, она смогла как следует осмотреть прихожую.

Как и следовало ожидать, там не нашлось ничего заслуживающего внимания. У стены стояли полдюжины пар разнообразной обуви; над ботинками, туфлями и сапогами на той же стене висели крючки, половина которых была занята плащами или куртками; у противоположной стены почти все свободное пространство занимали деревянные комоды, но быстрый осмотр ящиков показал, что в них нет ничего, кроме перчаток, шарфов и иных столь же малоценных предметов.

Табеа не огорчилась, ведь это всего лишь прихожая, а ей предстояло обследовать целый дом. Кроме того, многие жители Этшара-на-Песках не могли позволить себе купить перчатки, шарфы или теплые плащи. По правде говоря, зима здесь не столь сурова, как в Сардироне или других Этшарах, и в теплой одежде особой необходимости не было. Значит, есть шанс, что дом, столь богатый зимними одеяниями, полон предметов, которые можно будет украсть и продать.

Табеа крадучись подошла к внутренней двери, осторожно открыла ее и заглянула в щель, подняв повыше свечу.

То, что она увидела, заставило ее широко улыбнуться. Вот это уже похоже на дело.

Соседнее помещение оказалось обеденным залом, и свет свечи заиграл на латуни, золоте, хрустале и великолепном полированном дереве. Девочка по-кошачьи мягко переступила порог обеденного салона.

Массивный стол из темного дерева в свете свечи выглядел абсолютно черным. Боковые грани столешницы украшала резьба в виде сплетенных змей, на углах гирлянда прерывалась барельефами с изображениями певчих птиц с распростертыми крыльями. Над столом висела массивная люстра с хрустальными подвесками — настоящее произведение искусства. Шесть окружающих стол стульев из того же темного дерева были обиты темно-красным бархатом.

Вдоль стен располагались серванты вишневого дерева; огонек свечи возвратился к девочке, многократно отразившись в толстенном стекле их дверок. За стеклянной преградой поблескивали хрустальные бокалы и посуда из тончайшего фарфора.

Неожиданно боковым зрением Табеа уловила какое-то движение. На короткий миг она замерла, но тут же успокоилась, определив, что движущийся предмет находится внутри серванта. Девочка неохотно подошла к шкафу и прижалась носом к стеклу.

Нижнюю полку занимал изящный серебряный чайный сервиз. Чайник из сервиза двигался, расхаживая на трех длинных птичьих лапках. Крошечные металлические коготки негромко постукивали по полировке. Затем чайник присел, поджав под себя лапки, и замер.

Табеа, улыбнувшись, потянула из-за пояса пустой мешок, но вовремя опомнилась. Чайник с магической анимацией, бесспорно, отличная добыча — подобные предметы стоят целое состояние. Но, к сожалению, в силу их уникальности и высокой цены ни один скупщик краденого не желает с ними связываться.

Хрусталь тоже стоил немало, но торопиться не следовало. Большую часть дома ей еще предстояло исследовать.

В обеденный зал выходили еще три двери — по одной в каждой стене. Без всякой видимой причины Табеа выбрала левую, ведущую более или менее в сторону фасада, если, конечно, считать, что в угловом доме таковой имеется.

Дверь вывела ее в гостиную или салон, столь же темный и нежилой, как и обеденный зал, — в камине не осталось даже следов золы. Окна в дальней стене были закрыты ставнями и плотно занавешены. Там и сям стояли стулья и диванчики. Посаженная в большой горшок пальма покачивалась на сквозняке.

Табеа вновь застыла, догадавшись, что никакого сквозняка в комнате быть не может.

Пальма продолжала равномерно раскачиваться, и воровке стало ясно, что деревцо приспособлено в качестве опахала над одним из кресел.

Ну конечно же, оно обмахивает кресло! Еще немного магии, чтобы обеспечить прохладу жарким летним днем. Еще один предмет обихода, изготовленный чародеем или волшебником. Нечто вроде того бродячего чайника.

Владелец дома, кем бы он ни был, ужасно богат, если может позволить себе пользоваться магическими предметами для столь прозаических целей. Табеа подняла свечу и еще раз огляделась по сторонам.

С каминной доски на нее глазел какой-то неведомый идол. В нем было нечто от гуманоида и от лягушки. Зеленоватый, с торчащими остроконечными ушками и ростом с небольшую кошку. Табеа подошла поближе, чтобы посмотреть, не украшен ли истукан драгоценными камнями или золотом.

Но идол вдруг взвизгнул, подпрыгнул, соскочил на пол и вереща выбежал вон из комнаты. Издаваемые им звуки при желании можно было принять за слова.

Табеа от неожиданности едва не вскрикнула, но, взяв себя в руки, виновато огляделась по сторонам.

Именно так в прошлом году попался Теллет Домушник. Его схватили, подвергли бичеванию и навсегда изгнали из города, а все потому, что Теллет, уронив себе на ногу статуэтку, не сдержался и выругался вслух, чем разбудил спящего на верхнем этаже хозяина. Негодяй сбежал вниз, чтобы посмотреть, что случилось, не забыв прихватить с собой меч. Нет, она не последует примеру Теллета.

Итак, Табеа взяла себя в руки, и произведенный ею шум оказался не громче прерванного на середине вздоха. Теперь, если это крошечное противное создание не поднимет тревогу…

Интересно, что это за мерзость? Скорее всего какое-то магическое создание, мрачно подумала она, еще раз бросив взгляд на раскланивающуюся пальму. Да, этот дом явно превысил причитающуюся ему долю магии.

Как ей хотелось обладать магическими способностями — пусть даже самыми небольшими. Подобно всем детям Этшара, она мечтала стать чародеем или ворлоком, носить причудливо-роскошную мантию и видеть, как люди расступаются перед нею на улицах.

Увы, эти мечты, конечно же, не остались мечтами. Но может быть, когда-нибудь, достаточно разбогатев, она сумеет купить магические предметы вроде тех, которыми владеет здешний хозяин.

Табеа решила осмотреть еще одну комнату и через арку вышла в широкий коридор со стенами, отделанными дорогими деревянными панелями. Коридор заканчивался лестницей. Дом был трехэтажным, но Табеа подозревала, что верхний этаж занимают чердачные помещения. Подниматься наверх она пока не хотела, если в доме кто-то и есть, то он спит именно там, и осмотр верхних комнат следует оставить на самый конец.

Когда она размышляла, стоя у подножия ступеней; ее внимание привлекла дверь справа. Эта дверь оказалась полуоткрытой, в то время как все остальные или стояли распахнутыми, или были плотно закрыты. Любопытно. Прикрыв ладонью язычок пламени, девочка подкралась поближе и заглянула внутрь.

Обеденный зал, гостиная и коридор были просторны, элегантны, роскошно обставлены и, насколько она заметила, безукоризненно убраны. Открывшееся ее взору помещение являло собой их полную противоположность. Эта большая комната была до отказа забита книгами, бумагами, ящиками, коробками, банками, бутылками и прочей чепухой. Стены заставлены полками, стеллажами, диаграммами, чертежами и таблицами. На полу виднелись пятна и разводы от пролитой жидкости, как старые, так и совсем свежие.

Чья-то рабочая комната, вне всяких сомнений. Здесь ведутся счета по хозяйству, решаются все многочисленные проблемы, которые неизбежно возникают у владельца большого дома. В этих банках-коробках скорее всего хранятся соленья, варенья, старые булавки и прочая ненужная мелочь.

Пол кое-где был присыпан опилками или еще какой-то измельченной субстанцией, на которой виднелась тонкая цепочка следов. Видимо, сюда бросилось спасаться напуганное маленькое чудовище. Табеа подняла свечу, чтобы проверить, не укрылось ли это существо в каком-нибудь темном углу.

Только сейчас она впервые заметила, что с потолка что-то свисает, и пристально вгляделась в странный предмет.

Интересно, кому пришла в голову мысль повесить в своей рабочей комнате мумию летучей мыши?

Девочка более тщательно осмотрела окружающие ее предметы. На одной из полок она увидела коллекцию костей — от крошечных, принадлежавших мышам или землеройкам, до челюсти довольно крупного дракона. Самая большая банка содержала вовсе не соленья, а служила хранилищем мумифицированных пауков размером с ладонь. Красная субстанция, которую Табеа приняла за джем и варенье, оказалась кровью. Девочка сумела прочитать этикетки. Самая большая бутыль была наполнена кровью дракона, а та, что стояла рядом, содержала — невозможно представить! — кровь девственницы.

Табеа все поняла, и ее начала колотить дрожь. Неудивительно, что в доме оказались магический чайник, волшебная пальма и странное тонконогое создание.

Она забралась в жилище чародея.

Глава 2

Табеа осторожно двинулась к двери в дальней стене рабочего помещения.

Разумнее всего было бы бежать, бежать как можно скорее. Ввязываться в дела магов смертельно опасно. Это знает каждый младенец, и Табеа не исключение. Имелся и иной соблазнительный, хотя и несколько рискованный вариант — бежать, прихватив с собой какой-нибудь ценный неволшебный предмет.

Но сил противиться соблазну не было. Нет, она не станет подчиняться требованию здравого смысла. Чародейство всегда завораживало ее, и сейчас, оказавшись в жилище чародея, она не уйдет, не разнюхав все до конца.

Если бы она знала, что это дом мага, ее ноги здесь бы не было. Но поскольку Табеа обратила внимание на здание по пути на Рынок у Больших Ворог, куда частенько хаживала в надежде стянуть что-нибудь ценное, она решила, что дом стоит на Большой Улице, забыв, что он выходит и на другую оживленную магистраль — Улицу Чародеев. Люди обычно стараются не сердить магов, наверное, поэтому в доме не оказалось ни надежных замков, ни иных средств охраны. В жилищах на Улице Чародеев в них просто нет нужды.

"Ни за что не влезла бы сюда, если б знала, — думала Табеа, — но теперь, оказавшись в доме, я не прощу себе, если не исследую все до конца".

Из-под двери пробивался свет — очень слабенький, еле заметный, — но девочке нестерпимо захотелось увидеть его источник. Медленно и совершенно бесшумно она опустилась на колени и, скорчившись, заглянула в щель.

Там, за дверью между каменных стен, она увидела ведущие вниз ступени. Не веря своим глазам, Табеа поморгала и снова прильнула к щели.

Каменные ступени, ведущие вниз? Подавляющая часть домов в Этшаре-на-Песках не имеет подвалов. Пески, в честь которых получил свое название город, неимоверно затрудняют земляные работы — все углубления тут же осыпаются. По той же причине большинство строений в городе не превышают трех этажей. Более высокие сооружения либо заваливаются, либо проседают. Некоторые особо эксцентричные обыватели ухитряются выкапывать погреба для хранения овощей, мяса или вина, но эти детища экстравагантности обычно довольно мелки, и спускаются в них по приставным деревянным лестницам.

Из рассказов о далеких землях Табеа знала о существовании подвалов, но пока ни одного не видела, если не считать подвалами узкие щели, в которых ей иногда приходилось прятаться. Представление о подземельях в ее уме сводилось к донжону в замке Верховного Правителя (о тамошних темницах она слышала всю жизнь или, скорее, ровно столько, сколько себя помнила), а также к таинственным вооружениям в далеких и экзотических странах.

Как ей хотелось увидеть больше! Со своего места на уровне пола она могла рассмотреть лишь каменные стены, железные перила и одну-единственную верхнюю ступень.

Вдруг Табеа поняла, что до нее доносится чей-то голос. Затаив дыхание и стараясь не обращать внимания на удары сердца, она превратилась в слух. Голос принадлежал немолодому мужчине, говорившему неторопливо и назидательно, — слов, увы, Табеа не разобрала.

Может, это тот чародей, в чьей рабочей комнате она находится?

Ну конечно, он, кто же еще? Наверное, он произносит заклинание? А может быть, она слышит магические формулы? Неужели маг общается с каким-нибудь духом или вызывает иное сверхъестественное существо?

До слуха Табеа доносился лишь один голос — ответов она не слышала, хотя по тону было ясно, что мужчина к кому-то обращается.

От напряжения и внутреннего возбуждения Табеа начал бить озноб.

Здесь, в подвале, маг наверняка вершил свои тайные дела. Если бы он спустился распить бутылочку, то не стал бы бубнить таким тоном и, кроме того, она слышала бы его шаги. Однако голос звучал ровно и исходил из одного места, как будто его обладатель стоял или сидел. И вообще обычной работой в подвалах не занимаются, время просто так там не проводят; подвалы созданы для сокрытия тайн, для свершения мистических действий, не предназначенных для посторонних глаз.

В следующее мгновение раздался шорох, и Табеа, отпрянув от двери, вскочила на ноги. От резкого движения пламя свечи заколебалось и едва не потухло.

На воровку, взгромоздясь на стопку бумаг, взирало маленькое зеленое существо. Затем оно пискнуло и прыснуло в темноту, рассыпав листки.

Табеа одними глазами проследила за его исчезновением, не пытаясь бежать. Пламя свечи колебалось — на стенах и на полу бешено плясали тени. Девочка боялась двигаться, понимая, что в этой безумной пляске меняющихся форм она может споткнуться или налететь на какой-нибудь предмет.

Более того, свеча могла погаснуть, а чародей вынырнуть из подвала, прежде чем Табеа успеет снова зажечь ее. Девочка стояла у дверей в подземелье, прикрывая свечу ладошкой, до тех пор пока пламя не стало гореть ровнее. Со времени исчезновения звереныша, а может быть, и бесенка прошлого довольно много времени.

Наконец она повернулась к двери и, затаив дыхание, прислушалась.

Полоска света под дверью теперь приняла очертание буквы "L". Дверь не была заперта, и Табеа, вскакивая, задела ее, приоткрыв чуть-чуть шире.

Девочка понимала, что из дома, пока это еще возможно, надо смываться, но искушение сказалось слишком велико. Сил отказаться от возможности увидеть чародея за работой не было.

"Кто знает, — думала Табеа, — может быть, и я могла бы стать чародеем, сложись моя судьба несколько иначе. Не исключено, и у меня есть талант к магии. Кто знает?"

Конечно, она понимала, что знать это может любой дипломированный чародей, но ей ни разу не представилась возможность спросить.

Или ей просто не хватило смелости сделать это?

Такая нелепая мысль заставила ее фыркнуть. Неужели она, Табеа Воровка (эту кличку она придумала себе в прошлом году), многообещающая карманница и одаренная домушница, сумевшая забраться в жилье чародея, побоялась бы задать вопрос представителю магической профессии?

Впрочем, время для этого упущено. Ей уже пятнадцать, а никто не возьмет ученика, которому больше тринадцати.

Если бы семья захотела помочь, когда ей исполнилось двенадцать, если бы отчим согласился замолвить за нее словечко…

Но этого не случилось. А когда Табеа к нему обращалась, он отказывался, отговариваясь занятостью, либо бывал пьяным в дым. Десятки раз он обещал заняться этим позже и обязательно устроить ее жизнь, но так ничего и не сделал. Мать — тоже дрянь порядочная — вечно возилась со своими двойняшками; а когда те, по счастью, одновременно засыпали, она уже настолько изматывалась, что могла заниматься лишь самыми неотложными делами. Табеа в ее глазах была большой девочкой и могла сама о себе позаботиться. Мать иногда помогала детям заниматься азбукой и цифирью, но из дома не выходила, опасаясь, что двойняшки продерут глаза и начнут орать.

Когда Табеа исполнилось тринадцать, только старый Клурос принял в ней участие. Это не было официальным ученичеством — в Этшаре не имелось гильдии воров и взломщиков, но даже такое ремесло лучше, чем ничего.

Во всяком случае, лучше борделя в Солдатском Городке.

Кроме того, Табеа знала, что ее внешность и обаяние не обеспечат ей успех в борделе. В присутствии незнакомых людей она всегда чувствовала себя крайне стесненно. Все могло закончиться тем, что, не найдя клиента, она ночевала бы на Поле у Пристенной Улицы. Наверное, ей давно следовало убежать из дома, подобно старшему брату Танду. Но у Табеа просто не хватило мужества.

Итак, она стала воровкой. И это занятие подходило для нее как нельзя лучше. С самого детства девочка научилась оставаться в тени, стараясь не попадаться на глаза раздраженной матери и избегая встреч с вечно пьяным и злющим отчимом.

Во всяком случае, она не пропала без вести, как пропали Танд и отец. Воровство давало ей пищу, после того как это отказался делать отчим. Тенниа попрошайничала на Рынке у Больших Ворот, Тесса подозрительно много времени проводила в Солдатском Городке, Табеа же в целом существовала совсем неплохо. Два года воровства преподнесли ей несколько весьма приятных подарков.

И вот ремесло привело ее в этот дом, дав возможность исподтишка наблюдать за чародеем, творящим тайные дела в подземелье. Осторожно, дюйм за дюймом, она начала открывать дверь, чуть приподнимая ее за ручку, чтобы не скрипнули петли.

Да, она не ошиблась, вниз действительно шли ступени, зажатые между каменными стенами. В конце лестницы горела лампа. Удлиненная тень девочки легла поперек комнаты.

Она начала осторожно спускаться, затаив дыхание и останавливаясь на каждой ступеньке, чтобы прислушаться и присмотреться. Мужской голос — голос чародея — с каждым шагом гудел все громче и громче. И наконец Табеа увидела, что находится за аркой в конце лестницы.

Там была небольшая каменная площадка, огороженная черными железными перилами; лестница же раздваивалась, и ступени шли далее вниз по обеим сторонам площадки. Неужели подземелье было таким глубоким?!

В конце лестницы ею вновь овладела неуверенность. Внизу открылась огромная палата, залитая светом из многорожкового канделябра, висевшего прямо перед ней, но за пределами каменной площадки с черными перилами. Что там происходило, Табеа не видела.

Но если она двинется дальше, ее заметят.

Девочка прислушалась и поняла, что уже может разобрать слова.

— …он — часть тебя, — говорил чародей. — Частица твоей души, твоей сущности. Он — не сгусток энергии из случайного источника, к которому ты можешь обратиться вовне…

До Табеа впервые донесся ответ. Голос был высоким и принадлежал то ли ребенку, то ли женщине. Слов она не разобрала.

Нет, отказываться от такого захватывающего приключения просто преступно. Она двинулась вперед, пригибаясь все ниже и ниже. Арку девочка миновала уже на коленях, а к металлическим перилам подползла, лежа на животе. Ладонями она опиралась о каменный пол, готовая в случае опасности мгновенно вскочить и бежать.

Ее глазам открылся подвал, подземелье или, если хотите, склеп. В дюжине футов над ее головой находился сводчатый потолок с ребрами многочисленных арок, а пол оказался в двадцати футах ниже площадки — или (по ее прикидке) около тридцати футов под землей. Поразительно, почему море не затопило подземелье?

Но чему удивляться? Мощные каменные стены служили надежным заслоном и были способны сдержать напор воды и песка. Каждая стена с каменными опорами являла собой квадрат со стороной в тридцать футов, в результате чего помещение оказалось почти правильным кубом. Напротив лестницы находился широкий очаг, сложенный из сланца. Над очагом шел полированный каменный дымоход. Окна в помещении, естественно, отсутствовали, а у каждой стены стоял тяжелый стол на козлах.

Пол в палате был выложен каменными плитами и покрыт пушистым ковром, на котором, скрестив ноги, лицом друг к другу сидели два человека — мужчина лет пятидесяти и девочка года на два моложе Табеа. Облаченный в красную мантию мужчина держал в руках серебряный кинжал, второй кинжал и кожаные ножны лежали у его колена; на полу в беспорядке валялось еще несколько небольших предметов. На девочке была простая белая накидка, и ее руки оставались пустыми. Она внимательно слушала чародея.

— Лезвие никогда не затупится, если ты жива и здорова, — произнес мужчина. — А полировка будет неизменно сверкать, пока ты хранишь крепость духа.

Девочка молча кивнула. Табеа смотрела во все глаза. Вне всякого сомнения, перед ней чародей со своей ученицей.

— Единственным прикосновением он разрушит любые оковы, даже тяжелые цепи, — продолжал чародей. — Я имею в виду оковы материальные. Он может справиться с легкими заговорами и даже некоторыми заклятиями, но существуют такие заклинания, против которых он бессилен.

Табеа позволила себе немного расслабить руки. Парочка настолько увлечена беседой, что заметит ее только в том случае, если она оплошает и привлечет их внимание.

— Все это не более чем побочные эффекты, — сказал чародей, — своего рода вторичный продукт. Надеюсь, после четырех месяцев занятий ты это понимаешь?

— Да, — приглушенно ответила девочка.

— Итак, если ты усвоила, что представляет собой атамэ и почему истинный чародей должен таковым обладать, пробил час для изготовления твоего собственного атамэ. Я прав?

Девочка посмотрела в лицо чародея и еще раз сказала:

— Да.

— Обучение займет несколько дней, но мы можем приступить уже сегодня.

Ученица молча кивнула. Табеа приготовилась слушать и устроилась поудобнее, положив руки под подбородок. Ее сердце неистово колотилось.

Она не поняла смысл слова, употребленного мужчиной. Но он говорил о чем-то, необходимом каждому чародею. Странно, что она никогда не слышала ничего подобного. Наверное, это один из секретов Гильдии Чародеев, знать который имели право только посвященные. Возможно, она столкнулась с одной из их самых сакральных тайн.

Обладание таким секретом может оказаться весьма и весьма полезным. Шантажировать чародея Табеа, конечно же, не осмелится, но не исключено, что на тайну найдется покупатель.

А может, она сама сумеет повторить заклинание и изготовит эту вещь для себя.

Не исключено, что она таким образом без всяких учителей станет чародейкой, и об этом никто не узнает. Если бы ей удалось овладеть магией…

Девочка обратилась в слух.

Глава 3

Сараи немного нервничала, окидывая взглядом Палату Справедливости.

Она сидела слева от отца, совсем рядом с подиумом. За ее спиной находился красный бархатный занавес с печатью Верховного Правителя, вытканной чистым золотом. Палата была узкой и длинной с наклонным полом, чтобы арестанты и просители смотрели на Министра Справедливости снизу вверх, как на нисходящее с небес божество. Архитектор оказался мастером своего дела, и снизу заметить покатость было практически невозможно.

Дворец Правителя от подвала до крыши полнился подобными хитростями. В Палате Большого Совета, находящейся под Большим Залом Правителя, двери были скрыты от глаз, что создавало атмосферу особой секретности и доверительности. Однако в стенах помещения имелись потайные отверстия, через которые можно было и подсматривать, и подслушивать. Да и Большой Зал Правителя сознательно разместили под огромным куполом, чтобы поражать воображение просителей. Любая комната дворца служила памятником изобретательности строителей, и Палата Справедливости исключением не являлась.

Архитекторы, правда, не учли, что наклонный пол вынуждал Министра — отца Сараи (а в данный момент и ее) постоянно смотреть вниз. Возможно, они подумали об этом, но не стали принимать во внимание такую мелочь или даже решили, что взгляд сверху вниз лишь утвердит уверенность Министра в своем величии.

Сараи ничего не могла сказать об отце, но сама она панически боялась упасть. Ей казалась, что она вот-вот соскользнет со своего кресла и покатится вниз по твердому мраморному полу к разношерстному сборищу бродяг, воров и иных негодяев, ожидающих в дальнем конце зала решения своей участи.

На всякий случай Сараи покрепче вцепилась в золоченые подлокотники кресла.

Сегодня ей впервые позволили наблюдать за работой отца, и она боялась сказать или сотворить нечто такое, что может поставить Министра в неловкое положение. Подобными опасениями она объясняла свою нервозность. Сараи прекрасно понимала, что все это глупость: покатость пола очень мала, и никакого риска свалиться с кресла нет. Ей десятки раз приходилось бывать в этом зале, и она ни разу даже не поскользнулась. Однако тревога не проходила.

"Надо меньше обращать внимание на помещение и больше на то, что в этом помещении происходит, — думала Сараи. — Тогда и глупости в голову не полезут".

— …не в силах уразуметь, Лорд Калтон, как вы можете ставить слово этой… этой деревенщины выше слова вашего кузена в третьей степени! — произнес хорошо отрепетированным тоном искреннего возмущения Бардек — младший сын Беллрена, Лорда Охотника.

— Я, однако, в силах уразуметь это, — сухо ответил Лорд Калтон. — Поскольку придворный теург утверждает, что вы совершили именно то, в чем вас обвиняет эта добрая женщина.

Бардек бросил короткий, злобный взгляд на Окко. Маг ответил ему равнодушным взором, не переставая выводить длиннющим указательным пальцем круги на крышке стоящего рядом с ним Стола Улик. Белая бархатная мантия болталась на нем как на вешалке, из широкого рукава высовывалась костлявая старческая рука, но, несмотря на это, сидящий Окно выглядел куда более грозным, нежели выпрямившийся во весь рост юный и мускулистый Бардек.

— Насколько я понял, — продолжал отец Сараи, — вы решили не заявлять о наличии смягчающих обстоятельств. Итак, вы уверены, что не желаете обратиться к милосердию Верховного Правителя?

— Нет, Лорд Калтон. Категорически нет. Я не виновен! — стоял на своем Бардек. — За мной нет никакой вины, и мне лишь остается предположить, что кто-то из моих недругов подговорил эту женщину выдвинуть против меня абсурдные обвинения, а некие злые силы вынудили нашего достойного Лорда Окко им уверовать…

— Я — не Лорд, — оборвал Бардека Окко тоном, которым обычно произносят смертные приговоры.

— Жаль, что я не могу сказать этого о нашем юном друге, — громко заявил Лорд Калтон. — Он, увы, принадлежит к одному из самых благородных семейств нашего города, семейству, которое призвал на службу сам Правитель. Но наш юный друг не только аристократ, но и глупец, так как отягощает свое деяние клятвопреступлением и ложными обвинениями. Причем нелепейшими.

Лорд Калтон вздохнул и посмотрел на дочь. Сараи молча следила за процедурой судопроизводства.

Ну что ж, пусть она узнает, какой это труд.

— Что же, прекрасно, — продолжил Министр. — Поскольку вы не только не раскаиваетесь, но даже упорствуете в своем заблуждении, я именем Верховного Правителя предписываю вам в троекратном размере возместить из ваших личных средств и владений все потери этой доброй женщины. Что составит… — Он поднес к глазам свиток, висевший у его левой руки, и продолжил: —…три полноценные курицы, три дюжины первоклассных куриных яиц, три повозки и шесть волов или эквивалент всех перечисленных животных и предметов в серебре. Кроме того, я приговариваю вас к десяти ударам плетью, дабы напомнить, что аристократы города не господа над его обитателями, а всего лишь слуги нашего возлюбленного Верховного Правителя. Бичевание также явится наказанием за то, что вы настояли на слушании дела в столь высокой инстанции и злоупотребили временем всех здесь присутствующих. Да свершится правосудие во имя Эдерда Четвертого, Верховного Правителя Этшара-на-Песках, Триумвира Гегемонии Трех Этшаров, Главнокомандующего Святым Воинством и Защитника Веры.

Бардек пытался протестовать, но два стражника уволокли его прочь. Молодой человек извивался ужом и отбивался ногами.

— Молодой идиот, — прошептал Лорд Калтон, наклонившись к Сараи. — Если бы у него хватило ума представить все как мальчишескую шалость, он отделался бы возмещением ущерба и символическим штрафом.

Девушка в изумлении подняла глаза и прошептала:

— Но ведь это же несправедливо. Получается, что женщина из-за глупости Бардека получила больше, чем…

— Верно. Но дело в другом. Здесь не место для разговоров. Обсудим все позже. — Он выпрямился и произнес: — Следующий.

Следующее дело оказалось спором о собственности. Обычно подобные разногласия решались в суде магистратов или капитаном городской охраны. Но в данном случае одну из спорящих сторон представлял именно такой капитан, поэтому решение вопроса передали наверх — самому Министру Справедливости.

Поскольку никто не оспаривал фактической стороны дела, участия магов не требовалось, однако старый Окко остался на своем посту. На сей раз Лорду Калтону предстояло не устанавливать истину, а искать справедливое решение.

Сараи, вполуха слушая скучнейшие подробности о туманно составленном завещании, нарушении договора о партнерстве, каком-то пьяном изыскателе и временно пересохшем колодце, думала о своем.

Итак, Бардек пострадал по собственной глупости, что в общем-то справедливо. Если у него хватит ума извлечь пользу из своей ошибки, изменить отношение к жизни, то урок пойдет впрок. Если нет, наказание может отбить у него охоту опрокидывать чужие тележки на Рынке у Больших Ворот, когда он в очередной раз напьется до потери памяти. Деньги для него значения не имели, однако бичевание забыть невозможно.

Но, с другой стороны, женщина — владелица тележки — получила слишком много. Возможно, она заслуживала некоторой компенсации за причиненные ей неприятности, но почему компенсация должна быть выше, если ответчик вел себя глупо на суде?

Естественно, приговор справедлив, поскольку молодой человек усугубил свою вину, назвав женщину лгуньей и таким образом оскорбив ее.

"Но для восстановления справедливости вполне хватило бы одного бичевания", — думала Сараи.

Она начала прислушиваться к тому, как разворачивается спор о собственности, особенно интересуясь вопросами, которые задавал отец.

По ее мнению, весь сыр-бор разгорелся из-за того, что был потерян текст договора между двумя уже успевшими умереть партнерами. Однако Лорд Калтон договором не интересовался и не просил Окко прибегнуть к магическим силам, чтобы восстановить первоначальное содержание документа. Вместо этого он внимательно изучил представленную одной из сторон диаграмму, а потом спросил:

— Следовательно, ваше семейство пользовалось колодцем последние двадцать лет?

— Так точно, сэр! — ответил капитан, вытянувшись по стойке "смирно".

— И вы никогда не сомневались в своем праве на него?

— Никак нет. Ни капельки не сомневался, сэр.

— Но предо мною новые замеры. Вы ставите под сомнение их точность?

— Никак нет, сэр, — без всякого энтузиазма ответил солдат.

Торговец начал улыбаться. Лорд Калтон, повернувшись в его сторону, спросил:

— Вы когда-нибудь оспаривали право капитана Олдрана на владение колодцем?

— Нет, милорд, но завещание моего отца…

Улыбку с физиономии купца словно стерли, когда Лорд Калтон прервал его речь взмахом руки.

— Знаю, — сказал судья, бросив еще один взгляд на диаграмму, и, обратившись к магу, произнес: — Окко, не могли бы вы одолжить мне свое перо?

Сараи с интересом проследила за тем, как отец, прочертив на листке линию, продемонстрировал его обеим спорящим сторонам:

— Являясь Министром Справедливости Верховного Правителя города, я объявляю этот участок земли, — он провел по диаграмме гусиным пером, — городской собственностью. Стоимость участка будет компенсирована собственнику в соответствии с требованиями закона и велениями обычаев. Указанный мною участок я оцениваю в пять серебряных раундов, кои должны быть выплачены владельцу из городской казны. Одновременно я объявляю, что город продает указанный участок капитану Олдрану в качестве компенсации за его беспорочную и верную службу своему Правителю. Цена устанавливается в пять раундов серебра, кои будут вычтены из жалованья капитана Олдрана. Все связанные с передачей собственности платежи и сборы отменяются распоряжением Министра Справедливости.

— Но колодец стоит дороже, — запротестовал торговец.

— А как насчет остальной земли? — устало поинтересовался Лорд Калтон.

— Ээээ…

— Да свершится правосудие во имя Эдерда Четвертого, Верховного Правителя Этшара-на-Песках, Триумвира Гегемонии Трех Этшаров, Главнокомандующего Святым Воинством и Защитника Веры, — провозгласил Лорд Калтон.

Сараи была восхищена решением отца. Она бы на его месте попросила Окко восстановить текст первоначального договора, после чего или капитан, или торговец одержал бы полную победу. В результате либо семья капитана осталась бы без колодца, которым она пользовалась несколько десятилетий, либо торговец лишился бы всего наследства, под залог которого были сделаны крупные заимствования. Одна из сторон получила бы больше, чем желала, а вторая — ничего.

Что же касается компромисса… Что ж, видимо, ни одна из сторон на него не шла, иначе дело не попало бы к Министру. А теперь, применив власть полномочного представителя Верховного Правителя, отец, исключил любую возможность оспорить решение сейчас или пересмотреть его в будущем. Возможно, ни один из спорщиков до конца не удовлетворен — торговец получил меньше, чем рассчитывал, а солдату пришлось уплатить за то, что он уже считал своей собственностью. Но так или иначе проблема решена, и оба, не получив того, чего хотели, получили то, в чем действительно нуждались.

Решение, может быть, и не следовало букве закона, зато снимало любые проблемы.

Сараи сообразила, что такая оценка справедлива и в отношении дела Бардека. Получение женщиной дополнительных денег устранило возможные осложнения. По закону дополнительные платежи за ложные показания и оскорбление суда — обвинение Окко в некомпетентности — ответчик должен произвести в форме штрафа в казну Верховного Правителя. Но участникам процесса и зрителям такое решение могло показаться проявлением государственной скаредности и мелочным крючкотворством.

Сараи поняла, что для отца главное было решить проблему и решить так, чтобы приговор не раздражал сверх меры участников тяжбы. Если бы деньги Бардека пошли городу, молодой человек получил бы возможность обвинить Лорда Калтона в том, что суд хотел лишь пополнить казну Верховного Правителя. Если бы судья потребовал, чтобы торговец просто продал колодец капитану, могли возникнуть дополнительные сложности. Стороны пустились бы в бесконечный спор о цене, процентах, сроках и других подобных материях. Отец сумел этого избежать.

Сараи припомнила разговор, случившийся однажды за ужином, когда их гостем был Лорд Торрут, командир городской стражи. Отец шутя заметил, что Лорда Торрута можно величать Военным Министром, поскольку его стража — солдаты, обученные для ведения войны. Но в таком случае возникает опасность, что Лорда прогонят со службы, так как войн не было вот уже двести лет. Лорд Торрут на это ответил, что с тем же успехом Калтона можно величать Министром-Миротворцем, так как он стремится всех умиротворить. Правда, полного братания людей, заметил Торрут, вот уж лет двести как не случалось.

Мужчины рассмеялись, а Лорд Калтон сказал:

— Мы оба миротворцы, Торрут, и вы это прекрасно знаете.

"Верно, — подумала Сараи. — Они оба охраняют мир, но городская стража служит кнутом, а городской суд — пряником. Люди должны получать определенное удовлетворение, передавая свои споры на суд Верховного Правителя. При этом их волнуют не столько требования буквы закона, сколько видимость справедливости".

Видимость справедливости. Да, об этом она никогда не думала. Опасение свалиться с кресла вернулось к Сараи лишь после того, как она снова посмотрела вниз на следующую пару — истицу и ответчика.

Слушая изложение сути их спора, дочь Министра от удивления открыла рот, что было совершенно неприлично для девицы аристократического происхождения. Каллиа Сломанная Рука — демонолог обвиняла Геремона Мага в похищении из ее рабочей комнаты некоторых весьма специфических веществ. Геремон полностью отметал обвинения.

Чародей обвиняется в воровстве? И не ученик, а признанный маг?

— Прекрасно, — бросил Лорд Калтон и, обернувшись, спросил: — Скажите, Окко, что там произошло в действительности?

— Не имею ни малейшего представления, милорд, — ответил теург.

Лорд Калтон изумленно поднял брови.

— Прошу прощения, Лорд Калтон, но магические ауры противоположных знаков, окружающие предполагаемое преступление, способны поставить в тупик даже богов. Я не могу получить ясного ответа на простейший вопрос.

— Ненавижу подобные дела, — пробормотал Лорд Калтон.

Сараи очень надеялась, что, кроме нее и, возможно, Окко, этих слов никто не услышал. Затем Лорд выпрямился и громко произнес:

— Пусть истица приблизится.

Каллиа Сломанная Рука зашагала по длинному залу. Черная мантия демонолога развивалась у нее за спиной, лицо было скрыто под глубоким капюшоном, а руки затянуты в черные замшевые перчатки. Подобрав полы мантии, она остановилась перед Министром Справедливости.

— Откройте лицо, находясь во дворце Верховного Правителя, волшебница, — не скрывая раздражения, произнес Лорд Калтон.

Каллиа отбросила капюшон. Лицо ее оказалось бледным и худощавым, а волосы — черными, длинными и прямыми, без всяких украшений. В глаза бросались три ярко-красных шрама, тянущихся с одной стороны почти белого лица от виска к подбородку. Демонолог с вызовом посмотрела на Лорда Калтона.

— Говорите, — приказал Калтон.

— Что я могу сказать? — спросила Каллиа. — Я все уже рассказала, и меня обозвали лгуньей. Мне известно, как вы относитесь к демонологам. Да, мы действительно ведем дела с созданиями куда более скверными, чем люди, но это еще не значит, то мы все поголовно убийцы и воры.

— Этого никто и не утверждает, — мягко произнес Лорд Калтон. — Если бы Верховные Правители Гегемонии считали демонологию абсолютным злом, то они давно поставили бы ее вне закона. Мы полагаем, что род деятельности не бросает на вас никакой тени, и, кроме того, именно вы выступаете истицей. Мне изложили суть вашего дела, но суду хотелось бы услышать подробности из ваших уст.

— Дело достаточно просто, — начала несколько умиротворенная Каллиа. — Геремон обокрал мой дом. Услыхав шум, я проснулась, глянула с лестницы вниз и увидела его выходящим из моего кабинета. Он меня не заметил, а я ничего не сказала, так как была безоружной и беззащитной, а Геремон — чародей могущественный. Спустившись вниз, я обнаружила, что некоторые из принадлежащих мне предметов исчезли.

— Каких предметов?

Каллиа заколебалась, и Калтон позволил себе изобразить нетерпение.

— Кровь, — ответила истица. — Бутыли с различными типами крови. Кроме того, золото, несколько небольших драгоценных камней и некоторые мелкие животные: хорек, пара мышей, дюжина редкостных насекомых.

— Все эти предметы необходимы в вашем… хмм… ремесле? — поинтересовался Лорд Калтон, поглаживая бороду.

— Разве это имеет значение для суда? — недовольно осведомилась Каллиа.

— Не исключено.

— В таком случае я отвечу, — мрачно заявила она. — Да, они мне нужны для работы. Демоны нередко требуют за свои услуги плату — кровь, или золото, или чьи-то жизни. — Повернувшись к зрителям, она громко прокричала: — Не обязательно человеческие!

Сараи, услышав вызов, брошенный этой женщиной толпе, не смогла сдержать неуместной улыбки. С огромным трудом она сумела вновь придать своему лицу серьезное выражение.

Калтон понимающе кивнул и спросил:

— Следовательно, вы считаете, что похитителем был присутствующий здесь Геремон Маг?

— Не считаю, а знаю, милорд! — воскликнула Каллиа. — Я своими глазами видела его лицо и мантию — ту самую, что сейчас на нем! Я встречаю его практически ежедневно, ошибки быть не могло. Да и кому, кроме чародея, понадобится кровь девственницы?

— Тому, кто захотел бы ее продать, — спокойно ответил Калтон. — То же самое касается золота. Итак, вы знакомы с Геремоном?

— Наши дома стоят друг против друга на Улице Чародеев в Восточном Конце.

Калтон опять погладил бороду.

— Возможно, вы — конкуренты?

Каллиа, казалось, была изумлена.

— Полагаю, что нет, Лорд Калтон, и поэтому не понимаю, почему он вдруг решил меня обокрасть.

Сараи внимательно следила за ходом расследования. Возник вопрос, как вор проник в дом истицы. Оказалось, что замок был взломан. Каллиа спросили, почему она не обеспечила магической охраны золота и драгоценностей, но та ответила, что охрана имелась в виде демона низшего круга, по существу, безымянного дьяволенка, выступавшего в качестве ночного сторожа. Бесенка обнаружили дохлым, и это служило еще одним доказательством того, что преступник — могущественный маг. Каллиа тут же добавила, что, с ее точки зрения, никаких дополнительных доказательств не требуется.

Некоторым зрителям следствие начало надоедать. До этого судопроизводство шло быстро. Окко устанавливал истину, и Министру Справедливости оставалось только вынести приговор. Дело магов, последовавшее сразу за быстро разрешенным спором о колодце, похоже, могло затянуться до бесконечности.

Следующий круг вопросов оказался более деликатным. Лорд Калтон недоумевал, почему Каллиа, являясь демонологом и имея в своем распоряжении все силы Преисподней, обратилась в суд, вместо того чтобы просто наслать на Геремона демона?

Лорду пришлось пустить в ход всю силу своего убеждения, прежде чем Каллиа призналась, что она просто побоялась проделать это. Ведь Геремон не какой-то там заурядный ученик, а известный маг, занимающий важное место в иерархии местного отделения Гильдии Чародеев. Не исключено даже, что он Гильдмастер, но об этом знали только члены самой Гильдии. Чужакам было неведомо, что происходит в узком кругу чародеев. Каллиа опасалась, что, если она начнет мстить Геремону, против нее поднимется вся Гильдия Чародеев. Кроме того, сомнительно, что ее демон вообще смог бы добиться успеха. Никто не знает, какими средствами защиты обладает чародей, ожидающий нападения.

Итак, риск восстановить против себя Гильдию Чародеев был слишком велик. Человек, разгневавший одного чародея, еще имел возможность уцелеть. У того же, кто рассердил Гильдию, никаких шансов не оставалось. Поэтому Каллиа обратилась за справедливостью к городским властям, и магистрат Восточного Конца переслал ее дело во дворец. Теперь она интересуется, что намерен предпринять высокородный Лорд Калтон.

Высокородный Лорд Калтон вздохнул, поблагодарил демонолога за показания и милостиво соизволил отпустить. К ответу был призван Геремон Маг.

— Милорд, — начал он. — Я не в силах объяснить случившееся. Каллиа — моя соседка, и я полагал, что мы с ней в некотором роде друзья. В то же время ее рабочая комната действительно была ограблена, поскольку я своими глазами видел выломанную дверь и мертвого демона. Однако я совершенно не понимаю, почему она обвиняет меня. Клянусь богами и иными незримыми силами, что я не переступал порога ее дома без приглашения, не взламывал двери, не умерщвлял демона и ничего не выносил из ее кабинета.

— Но она утверждает, что видела вас собственными глазами, — заметил Калтон.

— Она лжет, — сказал Геремон. — Это не что иное, как ложь.

Допрос продолжился, но ничего нового выяснить не удалось.

Геремон отказался говорить что-либо о Гильдии Чародеев, сославшись на принесенную им клятву, но заверил Лорда, что Гильдия не имеет никакого отношения к делу.

Лорд Калтон вздохнул еще раз, на сей раз гораздо глубже, и мановением руки отпустил чародея. Когда противные стороны удалились за пределы слышимости, он, откинувшись на спинку кресла, обратился к Окко:

— Кто же из них лжет?

Теург посмотрел на Лорда снизу вверх и беспомощно развел руками.

— Милорд, — сказал он, — я не знаю. Все божественные знаки указывают на то, что чародей говорил правду. Но, увы, существуют заклятия, способные скрыть от меня истину. Они весьма просты, и их может воспроизвести даже ученик. Для мага с репутацией Геремона…

Заканчивать фразу он не стал.

— А как насчет женщины? — спросил Министр Справедливости.

Окко печально покачал головой.

— Лорд Калтон, она настолько пропитана демоническими миазмами, что боги, с которыми я беседовал, вообще отказываются признавать ее существование и в силу этого не способны сказать, лжет она или нет.

— Проклятие! — не сдержался Лорд и после некоторой паузы спросил: — Окко, вам известно что-нибудь об иных направлениях магического искусства?

Окко внимательно посмотрел на Министра и, немного поколебавшись, ответил:

— Очень мало.

— Кто способен уличить демонолога во лжи? Кого не сможет одурачить чародей?

Прежде чем ответить, Окко хорошенько подумал, затем, пожав плечами, сказал:

— По-моему, только демонолог может определить, хитрит ли его коллега. Убежден также, что квалифицированный чародей способен распознать заклинания другого чародея.

— В таком случае будьте добры найти демонолога, которому можно доверять. Не имевшего дел с Каллиа. Кроме того, нам понадобится чародей, не состоящий в Гильдии…

Окко поднял ладонь:

— Нет, милорд. Все чародеи — члены Гильдии. Заниматься чародейством и не состоять в ней равносильно самоубийству.

— Что же… в таком случае сделайте все, что сможете.

— Как вам будет угодно, — склонил голову Окко. Лорд Калтон выпрямился в кресле и возвестил:

— Данное дело не может быть разрешено сегодня. Поэтому все заинтересованные стороны должны вернуться сюда завтра в это же время. Отказ от явки будет считаться признанием вины и преступлением против Гегемонии. Виновный будет наказан согласно воле Верховного Правителя. Если у кого-то возникнут объективные трудности, прошу поставить в известность моего секретаря. Представьте следующее дело.

Следующее дело об изнасиловании Сараи слушала вполуха. Она обдумывала показания магов.

Если допустить, что Геремон лгал, то все равно непонятно, почему он ограбил Каллиа. Опытному чародею не нужно прибегать к воровству, особенно когда речь идет о предметах, похищенных у истицы. Даже кровь дракона не редкость. Правда, некоторые применяемые чародеями субстанции практически невозможно найти. Но таких веществ во владении демонолога быть не может.

А если Геремон не грабил Каллиа, то чего она надеется добиться ложными обвинениями? Может быть, она каким-то образом хочет использовать Геремона? Может быть, ей нужна душа чародея для умиротворения какого-нибудь демона?

Сараи задумчиво качала головой. Никто, кроме демонолога, не может определить, что требуется другому демонологу. Возможно, здесь кроется ответ, но девушка его не знала, она была не знакома с искусством так называемой черной магии.

А что, если в основе дела лежат какие-то иные мотивы? Показания, которые заслушивал в данный момент отец, несколько изменили ход мыслей Сараи, и она подумала о том, что Каллиа — достаточно привлекательная женщина, а Геремон — весьма представительный мужчина. Может быть, между ними существовали романтические отношения или просто сексуальная связь? Во время допроса ни одна из сторон не упомянула о наличии супругов.

Но и Каллиа, и Геремон имели в своем распоряжении достаточно средств, чтобы не прибегать к воровству или оговору.

Если Геремон все же вор, то зачем ему ломать дверь и вообще действовать так неуклюже? Конечно, опытом взломщика он не обладает, но чародей не дурак, иначе он не стал бы магом. Это звание присваивалось чародеям, доказавшим свои способности, воспитавшим нескольких учеников и овладевшим многими заклинаниями.

Но если это не Геремон, то кто? Неужели Каллиа взломала собственную дверь и прикончила своего бесенка только для того, чтобы имитировать ограбление? Убийство демона не пустяк, особенно для демонолога, которому по роду своих занятий постоянно приходится общаться с другими демонами.

Сараи еще раз обдумала ситуацию. Когда заседание суда завершилось, она и отец вернулись в свои апартаменты. Калтон Младший и его нянька уже ждали их, ужин подали без задержки. Закончив трапезу, Лорд Калтон сел рядом с сыном, чтобы рассказать ему на сон грядущий какую-нибудь историю. В обычной ситуации Сараи осталась бы с ними — она обожала сказки, а отец был великолепным рассказчиком, — но сегодня у нее были иные планы. Накинув дорожный плащ, она направилась к двери.

Отец удивленно поднял на дочь глаза:

— Ты куда?

— Мне надо кое-что проверить, — ответила та.

Калтон Младший раскашлялся. Он родился недужным ребенком и постоянно страдал от какой-нибудь напасти. Сараи же, напротив, была крепкой молодой девушкой, вполне способной за себя постоять.

— Хорошо. Но будь осторожной, — произнес Лорд Калтон и, повернувшись к сыну, продолжил: — Итак, Валдер — сын короля берет свой магический меч…

Сараи тихонько прикрыла за собой дверь. Через несколько минут она уже скакала на одной из лошадей Верховного Правителя по Улице Малых Ворот в направлении Восточного Конца к Улице Чародеев.

Глава 4

Лорд Калтон, побарабанив пальцами по подлокотнику кресла, сердито произнес:

— Итак, пройдемся по делу еще раз. Демонолог, объясните нам, что здесь происходит.

— Рандер с Южной Косы, с вашего позволения, Милорд, — представился демонолог с легким поклоном, чуть приподняв полы своей длиннющей мантии.

— Меня не интересует ваше имя, — загремел Лорд Калтон. — Я спросил, что здесь происходит! Ограбил чародей Геремон демонолога Каллиа Сломанную Руку или нет?

Льстивую улыбку мгновенно смыло с лица Рандера. Неуверенно оглядев присутствующих, он сказал:

— Милорд, мое искусство подсказывает, что Каллиа говорит правду так, как ее видит.

— И?.. — спросил Лорд, сопровождая вопрос суровым взглядом.

— То же самое справедливо и в отношении Геремона Мага, — с видимой неохотой произнес демонолог.

— И вы не способны разрешить это противоречие?

— Нет.

Лорд Калтон презрительно фыркнул и обратился к пышной даме в зеленой мантии:

— Вас я знаю, вам уже приходилось свидетельствовать на суде. Мерет Золотые Двери, не так ли?

— Да, Милорд. — Чародейка склонила голову в вежливом поклоне.

— Слушаю вас.

— Милорд, — начала женщина приятным контральто, вызвавшим зависть у Сараи. — Мои заклинания, как и искусство демонолога, принесли путаные и противоречивые результаты. Я тоже пришла к выводу, что Каллиа и Геремон говорят правду так, как ее видят. Более того, я не смогла обнаружить у них никаких аберраций памяти. Я использовала заклинание Прозрения, чтобы увидеть сцену преступления собственными глазами. Я увидела именно то, на чем настаивает Каллиа, а именно Геремона, уносящего золото и другие предметы. Но другое заклинание сказало мне, что и Геремон не лжет. Боюсь, что здесь замешаны весьма могущественные магические силы.

Калтон обернулся к Окко:

— Что теперь будем делать?

Окко немного помолчал и с несчастным видом начал:

— Может быть, волшебник…

Сараи кашлянула. Лорд Калтон бросил на дочь вопросительный взгляд:

— Ты, Сараи, хочешь что-то сказать?

— Милорд, — начала она, в глубине души наслаждаясь изумлением отца, услыхавшего от дочери официальное обращение, — я провела небольшое самостоятельное расследование, и не исключено, что способна сэкономить время суда и предотвратить дальнейшие осложнения, объяснив, что, по моему разумению, произошло в действительности.

— В таком случае говори, — с легкой улыбкой произнес Лорд Калтон.

— По-моему, в деле нет ничего сложного.

Девушка замялась, ею вдруг овладело смущение. А что, если она ошибается? Министр больше не улыбался, теперь он взирал на дочь с хмурым удивлением. Сараи глубоко вздохнула и продолжила:

— Каллиа клянется, что она видела, как Геремон совершает кражу, и все указывает на то, что она говорит правду. Геремон, со своей стороны, дает клятву, что преступления не совершал, и имеются подтверждения того, что чародей не лжет. Но перед нами, Милорд, маги, и, хотя вполне допустимо, что магия способна скрыть истину, мы вправе предположить, что и Каллиа, и Геремон говорят правду так, как они ее видят. А в деле замешана третья магическая сила.

Сараи заметила, что лицо родителя просветлело и на него вернулась улыбка.

— Скорее всего, — торопливо закончила девушка, — Каллиа видела не Геремона. Перед ней была какая-то иллюзия. Магия способна создавать совершенные иллюзии, в чем мог убедиться каждый, посещавший когда-либо Арену.

Улыбка на лице отца стала шире, и Сараи заметила, как Каллиа и Геремон понимающе переглянулись.

— Подумав о такой возможности, я вчера вечером отправилась на Улицу Чародеев и задала несколько вопросов соседям Каллиа и Геремона, притворяясь, будто верю в то, что один из них лжец, хотя уже подозревала о существовании их общего врага. Часть соседей встали на сторону Геремона, некоторые поддерживали Каллиа, однако большинство не понимало, как подобное вообще могло случиться. При этом кое-кто упомянул о существовании демонолога из Тинталлиона по имени Катериан с Побережья, домогательства которого Каллиа в свое время отвергла. Тинталлионец был зол и на Геремона за то, что чародей якобы помешал ему в каком-то деле. Не будет ли чрезмерной смелостью с моей стороны посоветовать вам, Милорд, отдать распоряжение немедленно отыскать и подвергнуть допросу упомянутого тинталлионца?

Лорд Калтон кивнул и обратился к Окко:

— Займитесь этим. Проследите, чтобы нашли этого Катериана.

— Если он уже не уехал из города, — проворчал теург.

В тот же вечер за ужином Лорд Калтон рассказывал дочери:

— Чтобы притащить во дворец Катериана, понадобились два ворлока и демонолог, а до этого Окко чуть не надорвался, пытаясь обнаружить местонахождение преступника.

Сараи подняла глаза. Ей надоело выслушивать бесконечную череду споров, которые сегодня пытался разрешить отец, и девушка ушла с заседания суда еще до того, как был задержан демонолог из Тинталлиона.

— Неужели? — спросила она.

— Когда стражники его обнаружили, он вступал на борт судна, отходящего в Этшар-на-Утесах. Капитан нанял его для отпугивания пиратов, но, по-моему, наш тинталлионец просто хотел как можно скорее вернуться домой, да еще и подзаработать при этом.

— А что же дальше? — спросила Сараи, откладывая вилку.

— А дальше, — продолжил с видимым удовольствием отец, — он тут же призвал меняющего обличье демона, так называемого трансформера, и стражникам пришлось отступить: мы не платим им за сражения с демонами и не вправе требовать этого. Пришлось послать туда Рандера с Южной Косы, который попытался изгнать трансформера или противопоставить ему одного из своих приятелей, но Катериан легко отбил все его попытки. Стало ясно, что Рандер ему не противник. Но тинталлионец не сумел призвать новых демонов, этому Рандер все же смог воспрепятствовать. Однако трансформер оставался на месте. К счастью, у одного из стражников хватило ума добежать до Внутренних Башен — события разворачивались у Морских Врат — и позвать на помощь дежурившего там мага. Магом оказалась женщина-ворлок по имени Луралла. Она попыталась усмирить Катериана, и на нее бросился трансформер. Луралла сумела с ним совладать, но при этом не могла сдерживать Катериана и поэтому послала стражника за вторым ворлоком. Одним словом, втроем им удалось скрутить негодяя, наделавшего столько шума, — закончил Лорд Калтон.

— Так что же произошло? — спросила Сараи. — Он действительно сделал это? Ограбил Каллиа Сломанную Руку, я хочу сказать?

— Ну конечно, — ответил Лорд Калтон. — Окко ничего не смог выведать у него, так как Катериан — демонолог. Но Рандер, Мерет и волшебник по имени Теас клянутся, что кражу совершил демон-трансформер по приказу Катериана. Он же убил демона-охранника.

— Но сам Катериан ни в чем не признался?

— Нет, — покачал головой Калтон. — Ты же знаешь, они вообще это редко делают.

— Где же он сейчас? В темнице?

— Боюсь, что он мертв, — ответил Лорд Калтон. — Имея дело с магами, нельзя допустить ни малейшего риска. Особенно с демонологами. Колдуны, насколько нам известно, практически безвредны, ворлоки существенно ограничены в своих возможностях, чародеи и волшебники ничего не могут сделать без вспомогательных материалов, а боги не допустят, чтобы теург совершил большое зло. Что же касается демонологов… Иногда мне кажется, Малые Королевства поступили мудро, поставив их вне закона.

— Ты распорядился, чтобы Катериана казнили? — удивленно спросила Сараи. — Так быстро?

— Нет, нет, — заверил ее отец. — Он убит при попытке к бегству. Когда его привели на суд, он вызвал в Палату Справедливости демона, а сам бросился бежать. Один из ворлоков остановил его сердце. — Покосившись на Калтона Младшего, слушавшего отца с открытым ртом, Лорд добавил чуть виновато: — Я сам приказал ему сделать это.

— А что произошло с демоном? — спросил юный Калтон. — С тем, который оказался в Палате?

— Стража его убила, — ответил Министр Справедливости. — Изрубила в мелкие кусочки. Только тогда он прекратил безобразия. Боюсь, что Ирит это не понравится.

— Кто такая Ирит? — поинтересовалась Сараи.

— Женщина, которая убирает в Палате, — пояснил Лорд Калтон. — Я сказал ей, что если она не сможет избавиться от пятен, пусть не беспокоится: мы призовем на помощь магию.

— Ты серьезно?

— Конечно, — сказал Калтон. — В этом деле мы часто использовали магию. Значительно чаще, чем мне хотелось бы, — вздохнул он. — Вообще в городе расплодилось слишком много магов.

Сараи согласно кивнула.

— Кстати, Сараи, — начал отец, взяв с тарелки последнюю птичью ножку. — Тебе, похоже, самой пришлось поиграть в мага?

Сараи утратила дар речи и только изумленно моргала. Придя в себя, девушка ответила:

— Нет, сэр. Конечно, нет.

— Неужели ты сама, полагаясь только на свой здравый смысл, смогла решить проблему Каллиа и Геремона?

— Да, папа, — ответила Сараи.

Калтон откусил кусочек дичи, задумчиво прожевал, проглотил и лишь после этого несколько отрешенно произнес:

— Хорошее мышление. Очень хорошее.

— Благодарю, — ответила Сараи, не поднимая глаз от тарелки.

— Ты знаешь, для решения большинства головоломок мы используем Окко и других магов. Их услуги особенно кстати в тех случаях, когда необходимо установить истину. В меньшей степени маги полезны при вынесении приговоров.

— Да, сэр, я заметила это, — сказала Сараи.

— Иногда дела бывают крайне запутанными, как, например, дело Каллиа, Геремона и Катериана. Когда судятся маги, мне приходится тяжело. Недавно рассматривался иск одного человека, сто лет назад превращенного в валун и теперь возвращенного к жизни. Нам требовалось выяснить, кто наложил на него заклинание, установить право собственности на его дом, решить, есть ли основания привлечь к ответственности наследников виновного, что было практически невозможно, так как мы сомневались в смерти мага, заколдовавшего несчастного… — Лорд покачал головой. — А если вспомнить, что творилось после Ночи Безумия — еще до твоего рождения. Твой дед рассматривал большинство дел, но я ему помогал. — Махнув рукой в сторону Калтона Младшего, Лорд продолжил: — Твой брат, видимо, станет следующим Министром Справедливости, ты же знаешь, что традиционно наследником является старший сын — старшие дочери в расчет не берутся. Сомневаюсь, что Эдерд станет ломать установленный порядок. Но мне кажется, что после дела Каллиа и Геремона нам следует привлечь тебя на службу Верховному Правителю. Позорно не использовать такие мозги.

— На какую службу? — испуганно поинтересовалась Сараи.

— В качестве следователя, — ответил отец. — Человека, который выясняет все обстоятельства, сопутствующие сложному делу, человека, разбирающегося в различных видах магии, но магом не являющегося. Я попрошу Верховного Правителя назначить тебя первым в истории Лордом, или, скорее, Леди Следователем Этшара-на-Песках. С соответствующим жалованьем и кабинетом здесь, во дворце.

После некоторого раздумья Сараи спросила:

— Чем же конкретно я буду заниматься?

— Большую часть времени — ничем, — ответил Министр Справедливости. — Вроде нашего Лорда Палача. Но когда появится необходимость что-то изучить или найти объяснение тому, что не может прояснить Окко, — наступит твоя очередь. Ты должна будешь вникнуть в дело и пролить на него свет.

— Но я же не знаю, как это делается, — мрачно заявила Сараи.

— Конечно, нет, — согласился отец. — Будешь изо всех сил учиться. Верховный Правитель не ждет, что все его чиновники окажутся верхом совершенства.

Сараи, припомнив слухи, ходившие об Эдерде Четвертом, Верховном Правителе Этшара-на-Песках, засомневалась в справедливости последней фразы отца, но высказывать вслух свои сомнения не стала. Вместо этого она сказала:

— Мне потребуется помощь.

— Ты сможешь обращаться к охране, кроме того, я попрошу Лорда Торрута выделить тебе постоянного помощника.

— Папа, если такой человек действительно необходим, почему его до сих пор не наняли?

— Да потому, что мы просто не подумали об этом, — недовольно произнес Лорд Калтон. — Мы постоянно импровизировали, придумывая каждый раз что-то новое.

— Ты уже говорил об этом с Верховным Правителем?

— Пока нет, — признался Лорд Калтон. — Прежде я бы хотел получить твое согласие.

— Не знаю, — в свою очередь призналась Сараи.

Окончательное решение вопроса было отложено на шестиночье, по прошествии которого вечером Лорд Калтон сказал:

— Сегодня я беседовал с Верховным Правителем.

— О… — нервно произнесла Сараи.

Отец кивнул и продолжил:

— Он желает видеть тебя следователем, как я и предлагал. Но сдается мне, он хочет расширить границы твоих полномочий по сравнению с моей первоначальной идеей. Эдерд толковал о необходимости сбора информации о событиях в других странах, чтобы быть в курсе всех дел. Ему не по вкусу сюрпризы, подобные возникновению и взлету Империи Вонда два года назад.

— Но я ничего не знаю о…

— Будешь учиться, — оборвал ее отец.

— Мне не очень нравится эта идея, — продолжила Сараи. — Надо подумать.

— Ну так думай, — бросил Лорд Калтон.

В глубине души Сараи считала, что нет ничего увлекательнее изучения разных стран. Да при этом еще и за плату! Но связанная с этим ответственность пугала.

Однако, подумав еще шестиночье, девушка согласилась.

Глава 5

— К следующему этапу мы приступим завтра, — произнес чародей, откладывая кинжал в сторону. Ученица кивнула, а наблюдавшая за ними с лестничной площадки Табеа, быстро и бесшумно вскочив на ноги, запрыгала по ступеням. Свеча выгорела, а зажечь новую девочка не осмеливалась, поэтому приходилось двигаться по памяти и на ощупь. Зная, что из дома необходимо выбраться до того, как чародей и ученица поднимутся по лестнице и обнаружат ее присутствие, Табеа не стала тратить время на воровство. Она пробежала через кабинет, коридор и гостиную, но ее мешок так и остался пуст. В гостиной она обо что-то споткнулась и чуть не упала. В коридоре замерцал свет, чародей и его ученица уже вошли в рабочую комнату. Табеа в испуге встала на четвереньки и, перебравшись через обеденный зал и прихожую, выскочила в спасительную темноту проулка.

Не сразу она осознала, что большая часть факелов и фонарей у дверей лавок уже погасли, а гомон на Рынке у Больших Ворот сошел на нет. Большая Улица обезлюдела.

Табеа не знала, как поступить. Она обратила внимание на дом чародея и свернула в проход, направляясь к Рынку, где надеялась поживиться чем-нибудь ценным у покупателей или продавцов. Тогда ей пришлось сделать несколько шагов назад, и теперь оставалось только продолжить путь на северо-восток к семейному гнездышку.

Но в той части города царила тьма, а Улицы Этшара по ночам были небезопасны. Там водились грабители и охотники за рабами. Бросив взгляд в сторону Улицы Чародеев, Табеа подумала, что нельзя исключать и другие не столь заурядные опасности.

Но у нее не осталось иного выбора. Жизнь вообще не предоставляла ей возможности выбирать, с горечью подумала девочка. До дома, было чуть больше мили, и большую часть пути предстояло прошагать по двум крупным улицам — Большой и Средней. Лишь пара последних кварталов приведут ее на самое дно города. Один из кварталов шел вдоль Пристенной Улицы, рядом с Полем, где обитали воры и нищие. Да, там по ночам было совсем небезопасно.

Табеа передернула плечами и отправилась в путь, размышляя на ходу о том, до чего же здорово было бы быть чародейкой и иметь возможность ходить без страха где заблагорассудится, зная, что магические силы защитят тебя. Неплохо также быть богатой и нанять телохранителей, хотя это, пожалуй, слишком накладно. Охранники узнают все секреты, им постоянно будет известно, куда ты ходила и когда.

Нет. Магия гораздо лучше. Если бы она могла стать магом, как хозяин дома…

Подумав об этом, Табеа нахмурилась. Обнаружит ли чародей, что в его доме побывали незваные гости? Она ничего не взяла и даже ничего не разбила — лишь на замке осталось несколько царапин, да некоторые предметы могут оказаться не на месте. Она ни к чему не притрагивалась, беспорядок устроило омерзительное зеленое существо. Даже бумаги разбросал этот маленький монстр.

Но если чародей и догадается о ее визите, то скорее всего не станет ничего предпринимать.

Конечно, пока не узнает о том, что она шпионила за ним, когда он наставлял свою ученицу. Совершенно очевидно, что Табеа соприкоснулась с одной из самых страшных тайн Гильдии Чародеев. Если об этом узнают, ее вполне резонно можно считать покойницей.

Но об этом надо еще узнать. Чародею даже магия не поможет, если ночная гостья не оставила никаких следов. Он просто не будет знать, какие вопросы ставить.

Табеа жалела, что не узнала больше. Она услышала о способностях атамэ и о ритуале, предшествующем произнесению заклинания для его изготовления. И это все. Создание атамэ, вне всякого сомнения, было длительной и сложной процедурой, а она так и не уяснила до конца, что такое это самое атамэ.

Бесспорно, это разновидность ножа, обладающего чрезвычайно мощной магической силой. Хозяин дома охарактеризовал некоторые побочные свойства атамэ, но Табеа пришла слишком поздно и пропустила главное.

Если бы у нее был такой кинжал, на Пристенной Улице можно было бы чувствовать себя гораздо увереннее. Жаль, что она так до конца и не узнает, как можно сделать атамэ. Для того чтобы услышать остальное, ей пришлось бы вернуться в дом чародея еще раз.

Эта мысль заставила девочку замереть и простоять некоторое время посередине Большой Улицы всего в четырех кварталах от Улицы Чародеев. Поднявшаяся из-за крыши меньшая из двух лун залила все розоватым неярким светом. На мостовую легли косые тени. Кое-где догорали факелы и виднелись редкие пятна освещенных окон. Никакого движения Табеа не заметила. Ничто не нарушало ночную тишину.

Если она придет завтра вечером, то сможет услышать и остальное.

А если выучит заклинание, церемонию или процедуру — что бы то ни было, — сможет сделать себе атамэ.

Почему, собственно, она не может вернуться? Конечно, есть риск, что ее заметят. Но разве такая игра не стоит свеч? Бросив взгляд через плечо, она побежала домой, благополучно миновав по пути нескольких пьяниц и раскинувших свои сети охотников за рабами. Всю дорогу Табеа строила планы.

Следующим вечером, едва стемнело, она снова прокралась в проулок за домом чародея и, внимательно прислушиваясь, выждала, когда глаза привыкнут к темноте. На сей раз, однако, Табеа прихватила с собой фонарик со шторками, конфискованный у одного из соседей. Импровизированное вторжение ей удалось прекрасно, и все же лучше тщательно подготовиться.

Табеа дала себе слово немедленно бежать, как только почувствует, что вчерашний визит не прошел незамеченным.

Замок был все тот же, и девочка, приоткрыв шторку фонаря, убедилась, что от вчерашнего вторжения на нем не осталось даже царапины. На сей раз она вскрыла его за считанные мгновения.

Прихожая оказалась в том же состоянии, что и раньше. Оглядевшись по сторонам, Табеа поняла, что вчера она все же совершила кражу — украла свечу. Однако можно было не сомневаться: в столь богатом хозяйстве вряд ли кто-то сумел заметить пропажу одной-единственной свечечки.

Обеденный зал также остался в полном порядке. Однако, когда Табеа повела фонарем, чайник в серванте нервно затопал и недовольно отвернулся.

Пальма в гостиной продолжала раскачиваться, однако каминная полка, на которой вчера восседало зеленое существо, оказалась пустой.

В рабочей комнате кое-какие предметы поменяли места, но в этом не было ничего особенного. Вокруг царил все тот же удивительный беспорядок.

Первая настоящая преграда возникла перед шпионкой у входа в подвал — дверь оказалась запертой.

Табеа приложила ухо к замочной скважине и услыхала голос. Чародей уже начал урок и бубнил что-то назидательным тоном.

Девочка поспешно принялась вскрывать замок, с облегчением отметив, что он ничуть не сложнее того, что был на входной двери. Просто позор, что чародей с таким пренебрежением относится к безопасности своего жилища! Если она когда-нибудь станет богатым и могущественным магом, то обязательно установит в своем доме самые надежные замки. Полагаться только на волшебные силы неблагоразумно.

По правде говоря, Табеа не видела никаких признаков магической защиты. Если чародей так надеется на свою репутацию, то он просто глупец.

Замок поддался, и шпионка проскользнула внутрь, не забыв плотно прикрыть за собою дверь. Закрыв все шторки на фонаре, Табеа начала осторожно, ступенька за ступенькой спускаться вниз.

Точно так же, как и вчера, она увидела чародея и его ученицу сидящими друг против друга в центре ковра. Маг держал в руке серебряный клинок и описывал необходимые кинжалу самые обычные свойства: состав металла, балансировку, способы заточки и тому подобное. Табеа, поставив фонарь рядом, растянулась на животе, положила руки под подбородок и начала слушать.

Только через десять минут чародей закончил общую характеристику клинков и перешел к описанию Ритуала Очищения кинжала, предшествующего его атамэзации.

Табеа восхищенно наблюдала. Теперь каждую ночь она пробиралась в подземелье, чтобы внимать объяснениям чародея. Наконец наступил вечер, когда Лиррин — так звали ученицу — после более чем месячного изучения ритуала и заклинания созрела для того, чтобы приступить к делу самостоятельно.

Табеа вернулась к завершающей части церемонии — торжественному финалу, в ходе которого ученица должна была вложить часть своей души в кинжал. Незваная гостья вновь улеглась на площадке лестницы и, положив голову на руки, стала следить за двумя фигурами внизу.

Табеа знала, что Лиррин вот уже двадцать три часа без пищи и сна трудится над заклинанием. Ее учитель Серем Мудрый все это время находился рядом, наблюдая за действиями ученицы и в случае необходимости подсказывая ей следующий шаг.

Табеа не стала следовать его примеру. Посмотрев самое начало действа, она тихонько выскользнула из подвала и отправилась на промысел. В течение дня она несколько раз говорила себе: "Сейчас она возносит клинок над головой и приступает к Великому Песнопению" или "Похоже, настало время для Ритуала Очищения". Но эти размышления не отвлекали девочку от добывания хлеба насущного или присвоения оставленных без присмотра полезных в хозяйстве или пригодных к продаже вещей.

Когда Табеа вернулась, серебряный нож стал белоснежным. Это не было игрой света. Заклинание определенно начинало действовать.

В голосе мастера, негромко подбадривающего ученицу, слышалась сильная усталость. Сама Лиррин, самозабвенно трудящаяся над заклинанием, казалась чрезвычайно утомленной. На сей раз Табеа продвинулась по площадке значительно дальше, чем ранее. Возможно, на нее подействовали усталость объектов наблюдения или важность момента, а может быть, и излишняя самоуверенность. Она прижалась лицом к железной решетке. Металл приятно холодил разгоряченные щеки.

Лиррин закончила песнопение и возложила окровавленные руки на сверкающую рукоятку кинжала. Лицо девочки также было покрыто кровью, смешанной с пеплом, потом и какими-то другими субстанциями. Табеа показалось; что Лиррин лишь с большим усилием, преодолевая невидимое сопротивление, смогла приблизить руки к будущему атамэ. Создавалось впечатление, что какая-то сила пыталась оттолкнуть ее.

В тот момент, когда ладони Лиррин сомкнулись вокруг обтянутой кожей рукоятки, ее тело неожиданно содрогнулось. Ученица чародея сдавленно вскрикнула, и кинжал взвился вверх. Казалось, он поднялся самостоятельно, потянув за собой ее руки.

Что-то ярко сверкнуло. Табеа сомневалась, что видела свет, но слово "вспышка" лучше всего описывало странное явление. На какое-то время она ослепла.

Когда зрение вернулось, Табеа увидела, что Лиррин поднялась на ноги с новым атамэ в руке. Неестественный блеск металла исчез. Теперь это был самый рядовой кинжал, на вид, может быть, несколько более высокого качества, чем обычный поясной нож. Лицо девочки покрывали алые и черные пятна, волосы в беспорядке рассыпались по плечам, белая мантия помялась и запачкалась, но лицо юной чародейки стало спокойным и дрожь в теле прекратилась. Лиррин превратилась в обыкновенную чумазую девчонку с ножом в руке.

Она подняла глаза и увидела Табеа. Табеа замерла.

— Мастер, — изумленно спросила Лиррин. — Кто это?

Удивленный Серем обернулся. В тот момент, когда их глаза встретились, Табеа очнулась. Вскочив на ноги, она повернулась на каблуках и бросилась вверх по лестнице. Миновав кабинет чародея, Табеа выскочила в коридор. Передвигаясь на ощупь и уже не опасаясь шуметь, она промчалась через гостиную и обеденный зал, ударившись о горшок с раскачивающейся пальмой и повалив на бегу один из резных стульев.

Дверь в прихожую была открытой. Табеа проскочила через нее, споткнулась о чью-то обувь и упала на четвереньки. Не пытаясь подняться, она проползла к выходу и через мгновение оказалась на плотно утоптанной земле проулка, куда пробивались отблески света с Большой Улицы. Девочка так запыхалась, что не поняла, есть ли за ней погоня. Во всяком случае, криков, проклятий или каких-то неестественных звуков, связанных с сотворением заклинаний, она не слышала.

На углу Табеа без малейших колебаний повернула в сторону Рынка, хотя это означало, что придется пройти мимо дверей дома чародея. Где можно затеряться надежнее, чем в толпе на рыночной площади? Она надеялась, что Серем и Лиррин не успели ее как следует рассмотреть и что Серем не располагает магическими средствами, позволяющими отыскать незваную гостью, когда та уже улизнула.

Пробежав три квартала, Табеа позволила себе оглянуться. Не заметив ни Серема, ни Лиррин, она перешла на шаг.

Теперь, если они даже схватят ее, она сможет кричать о своей невиновности, заявляя, что ее приняли за кого-то другого.

Конечно, если у них найдутся магические средства установить истину или ее доставят к Министру Справедливости, у которого, как говорят, работают несколько магов… Что же, в таком случае ей придется надеяться только на милосердие судей. Ведь в конце концов она ничего не украла.

Еще раз оглянувшись на дом Серема, Табеа увидела, что ставни распахнуты, а из окон на улицу льется яркий свет.

Может быть, они думают, что шпионка прячется в доме? Но это же глупо. У нее даже не было времени закрыть за собой дверь прихожей.

Ладно, что бы эти люди ни думали, они ее не преследуют. Девочка облегченно вздохнула.

Рыночная площадь была совсем рядом. Через несколько мгновений беглянка окажется в безопасности.

В этот момент дверь на углу распахнулась, и на перекресток выплеснулся поток света. Даже с расстояния четырех кварталов Табеа увидела в светлом проеме под аркой силуэт Серема. Девочка задрожала и, изо всех сил стараясь не перейти на бег, зашагала дальше. Через мгновение она растворилась в толпе, кипящей на рыночной площади.

Табеа долго еще не могла успокоиться, хотя и видела, как появившийся на улице Серем, оглядевшись по сторонам, вернулся обратно в дом. Только через два дня она осмелилась тайком пробраться в родительскую хибару и лишь через два шестиночья решилась пройти по Большой Улице.

Глава 6

Несколько дней после завершения процесса атамэзации Табеа много раз проигрывала весь ритуал как про себя, так и вслух. Тесса и Тенниа, слушая ее бормотание и напевы, посмеивались, но сестра отказывалась что-либо объяснять. Одним словом, все шло нормально.

Вопрос, как лучше воспользоваться полученными сведениями, не давал Табеа покоя. Эта задача оказалась наиболее трудной. Секрет атамэ, видимо, был одной из самых сакральных тайн Гильдии Чародеев и поэтому представлял собой огромную ценность. Но Табеа понятия не имела, как можно превратить ее в наличность? Люди поговаривали, что всех, кто вступил в конфликт с Гильдией или пытался шантажировать одного из ее членов, заведомо считают покойниками.

Следовательно, надо сделать все, чтобы не привлечь к себе внимания Гильдии. И следовательно, у Табеа оставались только две возможности — продать тайну или использовать ее для себя.

Но кому можно с выгодой толкнуть подобную информацию? Чародеи и колдуны слыли традиционными врагами. Поэтому очень скоро Табеа оказалась в Северном Конце города на Улице Магов в лавке колдуна. Некоторое время владелец не замечал девочку, и она не спеша огляделась по сторонам.

Заведение выглядело весьма заурядно. Ни волшебных растений, ни черепов, ни переливающихся всеми цветами радуги гобеленов здесь не оказалось. Правда, в лавке имелось множество инструментов — кусачки, молоточки, щипчики, — но они вполне могли принадлежать меднику или ювелиру. На одной стене висел набор разноцветных проволочек, а у другой были выставлены хрустальные украшения. Табеа — профессиональная воровка, имеющая практические познания в области драгоценных металлов и камней, сразу определила, что ни одна вещь в лавке не имеет большой ценности.

Колдун наконец обратил внимание на посетительницу и, заметив, как она юна и небрежно одета, произнес:

— В данный момент, юная леди, я не нуждаюсь в учениках.

— Мне уже пятнадцать, — раздраженно буркнула Табеа.

— В таком случае прошу меня извинить. Чем могу быть полезен?

Табеа не знала, с чего начать. Она продумала десятки вариантов начала беседы, но так ни на чем и не остановилась. Повисла неловкая пауза, и девочка решила действовать напролом.

— Кажется, я могу вам кое-что продать.

— Да? — На вид колдуну было лет тридцать. Густые кустистые брови казались неуместными на его бледном худом лице. Удивленно вздернув поросль над глазами, он спросил: — Интересно, и что же это такое? У вас есть какие-то интересные артефакты? Может быть, реликты из Северной Империи?

— Нет, — ответила удивленная Табеа. — Жителей Северной Империи здесь никогда не было.

— Верно. Значит, то, что вы намерены продать, обнаружено в наших краях?

— Да. Но это — не артефакт. Это — информация.

Колдун нахмурился, и его брови вернулись на прежнее место.

— Как правило, скупкой информации я не занимаюсь.

— Это о чародеях, — пояснила Табеа. В ее голосе слышалась нотка отчаяния.

— Я — колдун, юная леди, а не чародей, — удивленно захлопав глазами, объявил владелец лавки. — Вам известна разница между ними?

— Ну конечно, известна! — сердито ответила Табеа. — Или по крайней мере я знаю, что различие существует. Мне также известно о вашей неприязни к чародеям, и я подумала, что… Одним словом, я разузнала одну из их тайн.

— И вы считаете, что она представляет интерес для колдунов?

— Именно, — кивнула Табеа.

Колдун внимательно посмотрел на нее и спросил:

— И сколько вы желаете получить за вашу тайну?

Табеа, продумав это заранее, решила, что сто фунтов золота — цена подходящая. Сто фунтов золота равны примерно тысяче раундов серебра, что в свою очередь соответствует восьмистам тысячам медяков. Почти миллиону. Она разбогатеет, ей не придется больше воровать. Все маги ужасно богаты — во всяком случае, хорошие, — и им ничего не стоит отвалить ей даже такую сказочную сумму.

Но Табеа почему-то не решилась произнести эти цифры вслух. Восемьсот тысяч монет… Звучит фантастически.

— Я пока не решила, — соврала девочка.

Колдун сочувственно щелкнул языком и, недовольно покачав головой, произнес:

— Вам, дитя, следовало бы немного поучиться ведению дел. Позвольте узнать, поможет ли ваш секрет моему бизнесу? Позволит ли он переманить клиентов у чародеев?

Об этом Табеа даже не задумывалась.

— Не знаю, — ответила она и, пытаясь вновь пробудить интерес потенциального покупателя, добавила: — Но чародеи действительно не желают, чтобы об этом кто-нибудь узнал.

Вновь помрачнев, колдун заметил:

— В таком случае владение этой тайной может представлять серьезную опасность. Как вы ее узнали?

— Случайно, — с отчаянием произнесла Табеа.

— Ну хорошо, — вздохнул колдун. — Котов в мешке я, как правило, стараюсь не покупать, но вы меня заинтриговали. — Табеа затаила дыхание. — Готов заплатить вам за ваш секрет четыре серебреника.

Табеа растерянно замигала.

— Четыре монеты? — пискнула она.

— Половину раунда серебра, — подтвердил колдун.

Табеа, бросив на него выразительный взгляд, молча выбежала из лавки.

Позже, успокоившись, девочка поняла, что колдун предложил ей очень щедрую плату. Ведь она даже не намекнула о сути тайны, и у него не было никаких оснований считать, что покупка окажется выгодной. Говоря по правде, Табеа сама не знала, какую пользу можно извлечь из обладания этой информацией.

Чародеи и колдуны традиционно являлись соперниками, но смертельной вражды между ними не существовало. Колдуны не могли развязать войну против чародеев хотя бы потому, что последних в Мире было гораздо больше. А какую пользу может принести знание ритуала атамэзации колдуну, если тот не собирается вступать в схватку с чародеями?

"С продажей секрета, — думала Табеа, — ничего не выйдет". Оставалось только одно — использовать его для себя, а единственным видом использования секрета являлось изготовление атамэ. И в этом определенно можно было найти кучу привлекательного. Ведь если верить Серему Мудрому, то, даже не зная ни единого заклинания, она станет настоящей чародейкой. А когда ей удастся выучить несколько заклинаний, атамэ облегчит их использование. Нож освободит ее от любых оков, даст понять чародеям, и только чародеям, что Табеа из их числа. В то же время она останется вне Гильдии.

Кроме того, девочка чувствовала, что об атамэ ей известно далеко не все. Ведь она не слышала все лекции Серема. Табеа хорошо усвоила двадцатичетырехчасовую церемонию, но пропустила значительную часть объяснений, посвященных свойствам волшебного кинжала.

И вот ярким днем в начале месяца Уходящего Лета, через два месяца после того как Лиррин создала атамэ, Табеа вышла из лавки на Улице Оружейников. Под юбкой у нее был спрятан прекрасный кинжал, который, естественно, не стоил ей ни гроша.

Теперь следовало найти место для свершения заклинания. О доме родителей не было даже речи, там постоянно крутились братья, сестры, мать и отчим — последний, правда, лишь в том случае, если опять объявился.

Люди, обитающие на Поле у Пристенной Улицы, славились тем, что не совали нос в чужие дела. Но и отсутствие любопытства имеет свои пределы. Круглосуточный ритуал с кровью, причитаниями, пением и всем остальным наверняка привлечет их внимание. Кроме того, может пойти дождь. Что из того, что сейчас солнце заливало землю жаром медвяного цвета? Летний ливень способен разразиться в любой момент.

Ей надо отыскать закрытое помещение, где можно без всяких помех провести целые сутки, но для юной особы женского пола найти убежище в кишащем людьми Этшаре-на-Песках было совсем непросто.

"Может, стоит уехать из города?" — думала Табеа, Нет, это было настоящим безумием. Она никуда отсюда не двинется.

За стенами города нет ничего, кроме деревенщины, варваров и дикой природы, за исключением, пожалуй, двух других Этшаров, от которых ей проку не больше, чем от Этшара-на-Песках.

Правда, есть места, которые обычные люди не посещают, — башни городских ворот, например, Большой Маяк или форты, охраняющие вход в гавань. Но там постоянно квартируют солдаты Верховного Правителя.

Табеа шагала по Улице Оружейников, размышляя, впрочем, довольно неопределенно, о возможности уединиться на Южной Косе. Яркое солнце и пыль вынуждали девочку щуриться, и порой она даже не смотрела, куда идет.

Внезапно до ее ушей донеслись непристойности, произнесенные мужским голосом, и хихиканье женщины. Табеа подняла глаза.

Она увидела, что находится на углу Улицы Шлюх. Голос принадлежал мужчине в красном солдатском килте. Он сулил показать стоящей на балконе женщине небывалые чудеса похоти.

"Этой парочке будет нетрудно уединиться, — усмехнулась Табеа. — Правда, им придется заплатить".

Однако это идея. Она же тоже способна платить. Можно снять комнату — не здесь, в Солдатском Городке, а в какой-нибудь приличной гостинице. Табеа настолько привыкла удовлетворять все свои потребности воровством, что мысль о честной оплате ей просто не приходила в голову.

А если бы она захотела, то смогла бы платить за многое. За три года воровства у нее скопилась изрядная сумма. Ежедневные расходы девочки составляли несколько медяков. Но атамэ, естественно, стоит того, чтобы на него немного потратиться.

На принятие окончательного решения ушло два дня, но в конце концов Табеа сняла небольшую комнату под самой крышей гостиницы "У Голубого Краба". Хозяин обещал не беспокоить ее и никого не пускать к ней в течение полутора суток.

Девочка попыталась внушить ему, в основном намеками, что является ученицей чародея и учитель поручил ей совершить заклинание, требующее полного уединения. Табеа надеялась, что боязнь подвергнуться действию магических сил несколько обуздает естественное любопытство хозяина. Однако полной уверенности в том, что план сработает, у нее не было.

С собой Табеа прихватила изрядный запас свечей и кувшин относительно чистой воды — гостиничный колодец, как утверждал хозяин, охранялся заклинанием Перманентной Пурификации. По мнению же Табеа, в него лишь по счастливой случайности не попали сточные воды. Прием пищи во время вершения заклинания категорически запрещался, но утоление жажды, насколько она помнила, не возбранялось. Кроме того, Табеа захватила чистую одежду, чтобы переодеться после завершения ритуала. Итак, у нее нашлось все, что требовалось: огонь, вода, кровь и, конечно, кинжал. Она прекрасно отдохнула и была готова к великим свершениям.

И все же девочка трепетала, когда, приступая к первому песнопению, подняла кинжал перед собой на вытянутых руках.

Магические формулы, жесты, странные танцы — Табеа помнила их все. Рядом не было учителя, способного вдохновить и подсказать, не было помощника, который мог бы зажечь свечи. Поэтому часть заклинания она творила во тьме, не позволяя себе прерваться ни на миг.

По мере того как выгорали свечи, в комнате под крышей воцарялись жара и невыносимая духота. Когда свечи погасли, наступило небольшое облегчение, но тут же взошло солнце, и к середине утра стало еще жарче. Можно было бы распахнуть окно, но это означало бы отступить от предписанного ритуала. Конечно, хозяин мог бы сделать это по собственной инициативе, но Табеа запретила ему появляться.

Если бы она продумала все заранее, то открыла бы окно с самого начала. Но теперь ей не осталось ничего другого, кроме как, собрав последние силы, довести обряд до конца.

Говоря по правде, девочке казалось, что прервать процедуру просто невозможно; она всем своим существом ощущала движение магических сил. Странное, ранее неизвестное, волнующее чувство. Табеа опасалась, что, если она прервется, магические силы обернутся против нее, и продолжала вершить заклинание, невзирая на жару, усталость и заливающие лицо ручейки пота.

В довершение всех неприятностей именно в этой части ритуала пить запрещалось, а искушение было очень велико — в руках Табеа находился кувшин с водой, которую она использовала для очищающего омовения клинка.

К полудню у нее сел голос. Оставалось надеяться, что это не имеет значения. Кроме того, утомление, потеря жидкости и жара привели ее почти в бессознательное состояние. Голова кружилась, и Табеа продолжала творить заклинание по инерции.

В середине второй половины дня она подошла к той части процедуры, которая требовала сознательных усилий. Согласно ритуалу, девочка должна была пролить собственную кровь, надрезав кинжалом правую руку, шею и кожу напротив сердца.

Дрожащими руками она добыла кровь и нанесла ею на клинок три знака, навечно превращающих кинжал в неотъемлемую часть его владельца.

Однако самое худшее было еще впереди. В завершающей части заклинания ей предстояло рассечь себе лоб и острием кинжала размазать кровь по лицу, смешивая ее с пеплом. После этого она станет частью ножа точно так же, как до этого нож стал ее частью. Табеа преследовал иррациональный страх, что из-за усталости она потеряет контроль над кинжалом и раскроит себе череп.

Но девочка продолжала бороться. И вот наступил, решающий момент. Клинок трепетал, когда она подносила его к надбровью. Это повергло ее в еще больший ужас. Что, если кинжал дрогнет сильнее и выколет ей глаз?

Крепко зажмурившись, Табеа провела лезвием по туго натянутой коже.

Девочке показалось, что ничего не получилось, и она поднесла руку ко лбу. Пальцы окрасились кровью.

Табеа поспешно завершила церемонию. Она продолжала чувствовать вокруг себя круговращение магических сил, но в то же время, даже находясь в полубессознательном состоянии, начала понимать, что дело пошло как-то не так.

Кинжал Лиррин в этот момент ярко заблистал. С ее ножом ничего подобного не случилось. Более того, он потемнел, словно закоптился на огне. Но откуда здесь взяться огню; уже много часов Табеа не зажигала свечи. Может быть, ей это просто почудилось в быстро сгущающихся сумерках?

Повинуясь требованию ритуала, девочка положила кинжал перед собой, и тот практически растворился в темноте.

Табеа знала: выбора у нее нет, надо продолжать. Еще одна песнь, она берет кинжал в руки, и заклинание окончено. Если, конечно, новоиспеченная чародейка сможет поднять свой атамэ. Табеа помнила, как Лиррин, протягивая руку к кинжалу, преодолевала таинственную невидимую силу.

Девочка пропела последнюю песнь настолько быстро, насколько могла, думая о том, какую несусветную глупость она совершила, затеяв это фантастически опасное дело в одиночку. Не исключено, что нож убьет ее, как только она протянет к нему руку. Но несмотря на страх, Табеа чувствовала, что какое-то время владела магическими силами и если останется в живых, то может стать единственным в Мире не входящим в Гильдию чародеем.

Она пропела заключительные слова и потянулась к кинжалу.

Рука не встретила никакого сопротивления. В ожидании вспышки Табеа зажмурилась. Вспышки не последовало. Странное чувство власти над магическими силами быстро сходило на нет. Теперь Табеа была лишь чумазой девочкой с обычным кинжалом в руке, сидящей, скрестив ноги, в душной, темной комнатушке под крышей.

Этого не может быть, уверяла она себя. Это невозможно. Табеа попыталась получше рассмотреть кинжал, но день погас, а света факелов за окном даже в сочетании с розоватым блеском малой луны не хватало.

Девочка, бросив кинжал, взялась за кремень и кресало. Через несколько секунд в комнате уже горела свеча, и в ее свете Табеа взглянула на свой атамэ, лежащий на голом дощатом полу.

Кинжал стал темным, скорее, даже черным. Клинок поблескивал, но это был мрачный блеск вулканического стекла.

Табеа видела, что это — не стекло. Лезвие осталось металлическим.

Но кинжал стал черным. Рукоятка и гарда тоже почернели. Табеа знала, что так быть не должно. Она встречала чародеев на улицах и, кроме того, видела атамэ Серема и атамэ, только что изготовленное Лиррин. Все магические кинжалы внешне выглядели абсолютно нормально. В них не было и намека на черноту преисподней.

Что-то было сделано не так, как надо. Табеа помнила, что говорил Серем о проверке свойств атамэ, но самой проверки не видела, так как была вынуждена бежать. Она не могла учинить проверки, связанной с другими людьми или животными, но что касается ее самой…

Выдернув кожаный шнурок из пояса, Табеа обвязала его вокруг запястья и прикоснулась к узлу острием кинжала.

Ничего не случилось. Между тем узелок должен был развязаться, а шнурок соскользнуть с руки. Девочка осторожно коснулась лезвием лба. Клинок окровавился, но на нем не появилось сияния и рана над бровью не затянулась. Табеа положила кинжал на ладонь острием к себе, но вместо того, чтобы развернуться в другую сторону и приготовиться к защите владелицы, оружие осталось неподвижным.

Кинжал не делал ничего того, что полагалось делать атамэ. Он так и остался простым кинжалом. Изможденная, голодная, умирающая от жажды Табеа смотрела на него, чувствуя, как глаза застилают слезы. Некоторое время девочка еще держалась, но скоро силы оставили ее, и она зарыдала.

Часть вторая
УБИЙЦА

Глава 7

Леди Сараи утомленно потерла виски и попыталась вслушаться. Прошло четыре года с того момента, когда она впервые села рядом с отцом, чтобы понаблюдать за его работой. Сегодня она впервые заняла трон Лорда Калтона и вершила правосудие самостоятельно. Девушка изо всех сил оттягивала этот момент, но кто-то должен был заняться судопроизводством, а у отца совсем не осталось сил.

Сараи казалось, что у нее все идет из рук вон плохо. "И как только отец выдерживал этот бесконечный поток глупости и продажности?" — думала она.

— …сказала, что он принадлежит ее отцу, — что, спрашивается, мне делать? Приглашать ясновидца каждый раз, когда я покупаю какую-нибудь безделушку? Откуда мне было знать, что она краденая?

— Безделушку?! — взорвался законный владелец камня. — Вы смеете называть эту драгоценность безделушкой? Мой дедушка добрался аж до самого Тазмора, чтобы отыскать алмаз такой величины для бабушки! Вы…

Сараи подняла правую руку, левой продолжая массировать висок. Повинуясь этому жесту, стражник склонил копье в направлении спорщиков.

Наследник упорного дедушки тут же умолк. Трое участников процесса тревожно воззрились на Леди Сараи. Напряженное молчание продолжалось довольно долго — Сараи думала.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Вы получаете свой алмаз. Прямо сейчас. Эй, кто-нибудь, возвратите камень владельцу. Никакой дополнительной компенсации не последует, так как вы оказались настолько глупы, что подпустили незнакомую женщину к камню. А теперь убирайтесь отсюда.

Стражник вручил подвеску жертве кражи, и тот, бросив короткий недобрый взгляд в сторону Леди Сараи, выбежал из зала, крепко зажав алмаз в кулаке.

Ювелир принялся было протестовать, но, прежде чем Сараи успела поднять руку, в его сторону уже смотрел наконечник копья.

Воровка ухмыльнулась. Она стояла с опущенной головой, но Сараи все же это заметила. Клубок горячего гнева подкатил к ее горлу.

— Помогите обвиняемой распрямиться! — бросила она.

Стражник рванул воровку за длинную косу. Улыбку с лица женщины словно стерли. Сараи видела, как двигаются ее руки. Казалось, что подсудимая пытается избавиться от стягивающих запястья веревок.

— Ты сказала, что твое имя Санша от Малых Ворот? — спросила Сараи.

Воровка не могла кивнуть, так как ее волосы были оттянуты назад. С большим трудом она выдавила:

— Да, верно.

— И ты уже израсходовала все деньги?

— Да, все.

— Как же ты смогла так много потратить за столь короткий срок?

— У меня были долги, — ответила Санша, двинув головой в тщетной попытке освободиться.

— Очень плохо, — заметила Сараи, — потому что у тебя появился новый должок. Ты должна этому человеку восемь раундов золота.

С этими словами она показала на ювелира.

— Одиннадцать! — запротестовал тот. — Одиннадцать — минимальная цена камня.

— Вы заплатили ей восемь, — возразила Сараи. — И камень вам никогда не принадлежал. Только деньги.

Ювелир сник, а Сараи вновь обратила свое внимание на Саншу.

— Ты должна ему восемь раундов.

Санша не ответила. Сараи показалось, что, не будь у воровки связаны руки, она бы пожала плечами.

— Я собираюсь выкупить у него твой долг, — продолжала Сараи. — И теперь ты должна восемь раундов мне.

— А я и вам не смогу заплатить, — ответила Санша.

— Знаю, — ответила Сараи. — Но я вполне удовлетворюсь пятью-шестью раундами, которые получу, продав тебя работорговцам. Кто-нибудь, отдайте деньги ювелиру, а ее отведите в донжон. Она останется там до ближайшего аукциона.

Взмахом руки она дала понять, что рассмотрение дела закончено. Выражение вызова на лице Санши сменилось гримасой ужаса.

Леди Сараи посмотрела вслед ювелиру, которого повели в сокровищницу, проводила глазами кричащую и отбивающуюся Саншу — стражники решительно волокли ее к ступеням, ведущим в темницу. Затем девушка вздохнула и, повернувшись к Окко, спросила:

— Ну и как у меня все получилось?

Немного подумав, Окко ответил:

— По-моему, ваш родитель прочитал бы ювелиру короткое нравоучение и постановил бы выплатить ему сумму, вырученную на аукционе, а не стал бы гасить долг в полном объеме.

— Вы правы, — согласилась Сараи. — Именно так и следовало поступить. — Посмотрев в сторону дверей, она добавила: — Но менять решение уже поздно. Это произведет не очень хорошее впечатление.

— Боюсь, что так, — согласился Окко.

— Ужасно хочется, чтобы папа вернулся к делам. Ненавижу судопроизводство.

Окко промолчал, но было видно, что он тоже хотел бы видеть здесь вместо Сараи Лорда Калтона.

— Надеюсь, что ему скоро станет лучше, — добавила Сараи.

Окко снова ничего не ответил, но Сараи знала, что он думает. Теург думал о том, что Лорду Калтону лучше не станет.

В глубине души девушка опасалась, что Окко прав. Она делала все, чтобы предотвратить развитие болезни, но здоровье отца было уже сильно подорвано.

Какая несправедливость! И брат ни в чем не мог ей помочь. В последнее время его постоянно бил кашель, сопровождающийся выделением густой кровавой мокроты. Но будь Калтон Младший даже здоров, он не смог бы выступать в роли судьи из-за молодости. Отцу следовало бы пробыть на своем посту еще лет двадцать.

Сараи не была обязана занимать место Лорда Калтона. Она — Министр Следователь, а не Министр Справедливости! Ужасно несправедливо, что она вынуждена торчать здесь, разрешая все эти идиотские споры, вместо того чтобы изыскивать способы исцелить отца. Почему местный магистрат не мог решить дело Санши от Малых Ворот? Только потому, что ювелир и владелец камня подпадали под юрисдикцию разных магистратов. Ужасно глупо!

Окко не сводил с нее глаз, и Сараи поняла, что сама взирает на теурга крайне неприветливо. Девушка выпрямила спину и, снова расслабившись, опустилась в кресло.

Четыре года она обучалась искусству следствия — обучалась самостоятельно, без всякого руководства, поскольку в Мире не было следователей, способных оказать ей помощь. Ее помощник капитан Тикри в некоторых делах оказался просто незаменимым — особенно в вербовке шпионов, но что касается поисков преступников или сбора фактов, он так и остался абсолютным профаном. Отец обучил Сараи некоторым приемам, но они оказались весьма ограниченными и сводились в основном к вопросам, которые следовало задавать магам.

Поскольку магия считалась мощным средством решения загадок и головоломок, Сараи большую часть времени посвящала изучению этого искусства — но только в теории и никогда на практике. Она знала названия сотен заклинаний, имена десятков богов и демонов, но ни разу ничего не предпринимала, она вникла в сущность таланта ворлоков, но не старалась обнаружить в себе следы их дара.

Особенно внимательно Сараи изучала заклинания, связанные с проникновением в суть явлений и ясновидением. Она знала, как с помощью соответствующих заклинаний установить личность подозреваемого по обрывку волоса или малейшему следу крови; ей было известно, на какого рода вопросы отвечают боги, если к ним обратиться, и что могут сообщить души умерших. Сараи была поражена, узнав, как много жертв преступлений даже не догадываются об истинной причине своей смерти. Она ознакомилась с действием охранительных заклинаний и знала устройство замков, как магических, так и самых обыкновенных. Леди Сараи пришлось научиться разбираться в драгоценных камнях и правильно их оценивать.

Но, несмотря на свои обширные познания, она ничем не могла помочь отцу или брату.

И вина за это лежала на Гильдии Чародеев.

— Не приступить ли нам к очередному делу, Миледи? — тихо спросил судебный пристав по имени Шанден.

Сараи удивленно подняла глаза. Она не заметила, как Шанден подошел к ее креслу.

— Очередному?

— Да, Миледи. Сын Теннета Толнора заявляет, что его обманул чародей Дейган из Алдагмора.

Обманул чародей. Губы Сараи презрительно искривились.

— Нет, — заявила она. — На сегодня достаточно.

— Миледи?

Сараи понимала, что вопрос означает вежливый протест, напоминание о том, что она манкирует обязанностями, причем даже не своими, а обязанностями отца. Но ей было безразлично.

— Может быть, небольшой перерыв, Миледи? — не сдавался судебный пристав.

— Ну хорошо, — уступила Сараи. — Но не менее получаса. Мне обязательно нужно отдохнуть, Шанден.

— Хорошо, Миледи. — Пристав выпрямился и повернулся лицом к небольшой группе людей, переминающихся с ноги на ногу в дальнем конце зала. "Покатый пол наверняка вводит их в заблуждение", — в который раз подумала Сараи, и на ее лице появилась кривая усмешка. И как она сразу не догадалась, что Палата Справедливости сама своего рода символ жульничества?

Кроме того, вся справедливость зиждется только на магии. Суд использует разношерстных магов, чтобы определить, кто говорит правду, а кто лжет и что в действительности было на самом деле.

Но как определить, насколько правдив сам маг?

— Леди Сараи, Исполняющая Обязанности Министра Справедливости Эдерда Четвертого, Верховного Правителя Этшара-на-Песках, возвещает, что дальнейшее отправление правосудия откладывается на полчаса, — громогласно объявил Шанден. — Прошу очистить помещение.

Не обращая внимания на поднявшийся ропот и не дожидаясь, пока все выйдут, Сараи поспешно выскользнула через заднюю дверь и помчалась в южное крыло, где располагались семейные апартаменты Калтонов.

Во всем виноваты чародеи и Гильдия с ее глупейшими правилами, думала девушка. Будь ее отец обыкновенным богатым обывателем, можно было бы купить исцеляющее заклинание. Но поскольку Лорд Калтон принадлежал к аристократии и занимал высокий правительственный пост, Гильдия Чародеев наложила вето на использование магии с целью продления его жизни.

При этом не имело значения, какое заклинание предполагалось использовать: простое дезинфекционное или заклинание Бессмертия. Все, что способствовало продлению жизни, представителям аристократических родов было недоступно. Во всяком случае, когда речь заходила о чародействе.

Более того, Гильдия Чародеев весьма активно мешала магам иных направлений лечить людей благородного происхождения. Сараи потратила много сил, чтобы убедить магов хотя бы осмотреть отца.

Но этот осмотр ничего не дал. Сараи с изумлением обнаружила, что все виды магии располагают весьма скудным арсеналом целительных приемов. Направляясь в свои апартаменты, девушка припомнила, как общалась с магами различных школ и как ни один из них не смог ничего сделать для выздоровления Лорда Калтона.

Демонология по свой природе являлась деструктивной силой, и тот факт, что демоны исцелять не способны, удивления не вызывал. Все демонологи были с этим согласны.

Колдуны клялись, что, обладая необходимыми артефактами, они могут исцелить все хвори, включая медленно прогрессирующую слабость, убивающую Лорда Калтона, и болезнь легких, превращающую в калеку его сына. Но требуемые артефакты были недоступны. Во всяком случае, в Этшаре-на-Песках о них даже не слыхивали. Сараи потратила массу денег на поиски нужных предметов, но, ничего не найдя, вообще начала сомневаться в их существовании.

Ворлоки принесли свои извинения и объяснили, что не работают с такими маленькими объектами. Они могли бы попробовать (без всяких гарантий, естественно) скрепить перерезанную вену, восстановить разорванное сердце или срастить сломанную кость. Но болезнь, губившая Лорда Калтона, поражала отдельные нервы. Ворлоки не понимали, как действовать на таком малом пространстве, и даже не стали пытаться помочь умирающему Министру.

Волшебство поначалу вселило в Сараи некоторые надежды. Полдюжины приглашенных ею волшебников по крайней мере старались что-то предпринять. Они перекачивали часть своей энергии в ее отца и брата, но это помогало ненадолго. Через несколько часов к Лорду Калтону возвращалась слабость. В лучшем случае волшебники ценой собственного здоровья могли поставить Министра на ноги лишь на пару дней. Стойкого улучшения здоровья отца им добиться не удавалось.

— Организм отказывается бороться, — пояснила старейшина волшебников Ширрит из Этшара. — Мы ничего не можем делать без его помощи.

Поглощенная воспоминаниями, Сараи не заметила, как поднялась на второй этаж.

Окко отказался заняться лечением, хотя и считался первоклассным теургом. Оказалось, что он является одним из верховных жрецов, но сфера его деятельности, увы, ограничивалась поисками истины и информацией. Исцеление находилось вне его компетенции. Однако он рекомендовал Сараи пригласить Энна Старшего.

Энн вызвал богов и, побеседовав с ними, доложил Кал-тону и Сараи:

— Нам известны три бога-врачевателя. Мекдор и двое его детей: дочь Блюшилд и сын Блюкрос. Блюшилд занимается профилактикой и здоровье Лорда поправить не может — болезнь зашла слишком далеко. Мекдор исцеляет тяжелые раны и противостоит чуме и другим повальным эпидемиям. Затяжные болезни, поражающие малое число людей, недостойны его внимания. Так что нам остается только Блюкрос.

Проговорив это, Энн Старший почему-то замялся, и Лорд Калтон, стараясь помочь теургу, сказал, что все понимает.

Однако Сараи ничего не поняла и потребовала от Энна Старшего вызвать Блюкроса для лечения отца.

— Не надо, — сказал Лорд Калтон — Теург не может этого сделать. Во всяком случае, для меня.

— Но почему? — изумилась Сараи.

— Потому что семь лет назад, вызвав Блюкроса к одру твоей матери, я оскорбил его, — объяснил Лорд Калтон — Я не дал ему обещанного серебреника, и Бог до скончания веков отказался покровительствовать мне и моей семье.

Сараи удивленно посмотрела на отца:

— Почему ты так поступил?

— Я был вне себя — твоя мама умерла.

Итак, из-за проявленной отцом много лет назад несдержанности на помощь богов рассчитывать не приходилось. Энн сделал все, что мог. Он вызвал бога мертвых Лазра, чтобы узнать, нельзя ли будет вернуть Лорда Калтона к жизни, после того как тот умрет. Никакого прока от этого вызова не было.

Таким образом теургия отпадала. Оставалось только чародейство. В распоряжении чародеев были Заклинания Исцеления и Заклинания Вечной Молодости. В крайнем случае — Заклинание Трансфигурации, позволяющее придать Лорду Калтону иную, более здоровую форму.

Но чародеи отказываются что-либо делать. Сараи добралась до верхней площадки лестницы и оказалась в длинном коридоре. Потому что Гильдия это запрещает; а тот, кто не повинуется законам Гильдии, обречен на смерть.

Много лет назад Гильдия решила, что не желает больше вмешиваться в политику и ни один чародей в своем личном качестве не имеет права принадлежать к аристократии (несколько столетий назад им даже запрещалось сочетаться браком с представителями благородных семейств, но позже этот запрет был снят). Чародеи имели право занимать только тот правительственный пост, который требовал магических отправлений. Как Окко, например.

Чародей мог убить короля в Малых Королевствах, прикончить барона в Сардироне или умертвить Министра Гегемонии, только осуществляя право на самооборону или проводя в жизнь законы Гильдии. Прямые наследники аристократических родов также были для них табу. Без письменного разрешения за подписью трех Гильдмастеров чародеи не могли применять никаких магических средств воздействия к городским служащим, начиная с чина лейтенанта охраны. Но одновременно им запрещалось лечить тех, кого они не имели права убивать.

— Но это же глупо, — говорила Сараи.

Алгарин от Длинной Стены, главный консультант отца по вопросам чародейства, разведя в сторону ладони, сказал:

— Таков закон Гильдии.

— Но кому нужен такой закон?

Алгарин ничего не ответил, и Сараи потребовала встречи с более высокопоставленным чародеем. Таковым оказался Старший Гильдмастер Города Серем Мудрый. Он-то ей все и объяснил.

— Магия, Леди Сараи, являет собой могущественную силу, — сказал Гильдмастер. — Но это не то могущество, которым обладаете вы или ваш достопочтенный отец.

— Я это заметила, — невежливо бросила Сараи.

— Однако все силы, — продолжил Серем, совершенно игнорируя ее замечание, — должны пребывать в равновесии. В противном случае Мир погрузится в хаос.

— И кто автор этого утверждения?

— Но это же самоочевидно, — ответил Серем с ласковым удивлением. — Представьте себе, что чародей становится Верховным Правителем Этшара-на-Песках.

Сараи посмотрела на него исподлобья, и Гильдмастер сразу же поправился:

— Допустим, что Лорд Эдерд Наследник в юности учился у чародея. Допустим далее, что ему надоедает ждать, когда отец отойдет в мир иной, и он прибегает к заклинанию, отсылающему родителя в вечность.

— В таком случае он будет признан виновным в государственной измене и казнен, — ответила Сараи. — Никаких проблем. Мой отец позаботится об этом.

— Но каким же образом? — поинтересовался Серем. — Чародей, чтобы защитить себя, наверняка использует могущественные заклинания, а вы не сможете даже обратиться за помощью в Гильдию, потому что в нашем гипотетическом случае нет никаких правил, запрещающих действия злодея. Ведь тот факт, что им нарушены другие законы, значения не имеет.

— Неужели среди правил Гильдии нет ни единого, требующего от чародея законопослушания?

Серем замялся и лишь после некоторого колебания признал, что таких правил не существует.

Сараи попыталась убедить Гильдмастера в том, что законы, которым повинуются обычные люди, вполне могут заменить глупые правила Гильдии, а чародей в свою очередь доказывал, что если правила изменить, то короли и министры станут жить столетиями, неизбежно превращаясь в деспотов.

Леди Следователь не разделяла подобную точку зрения. Спор затянулся на много дней, а если быть точным, на несколько шестиночий. В конце концов, когда Сараи все же отказалась принять аргументы чародея, Серем просто развел руками и произнес:

— Таковы, Миледи, законы Гильдии, и я не могу их изменять.

"Что за идиотские законы, — думала Сараи, открывая дверь в спальню отца, — их просто необходимо изменить".

Глава 8

"Видимо, "Пьяный Дракон" не самая опасная таверна в городе", — думала Табеа, залпом выпивая кислую водицу, выдаваемую в этой забегаловке за эль. Но она определенно была наиболее опасной из тех, в которых девушка уже побывала. Визит сюда явился серьезной ошибкой.

В последнее время Табеа, увы, совершила немало серьезных ошибок.

По счастью, не таких серьезных, какие совершили другие. Она не представала перед судом магистрата, ее не привязывали к столбу для бичевания и не передавали в руки Министра Справедливости или его безумной доченьки, как бедную Саншу. Сегодня утром Табеа присутствовала на аукционе, где Саншу купил владелец "особого" борделя, расположенного в Ночной Стороне. В Солдатском Городке все заведения обслуживались свободными женщинами, и отношение к ним было более или менее сносным. В Ночной Стороне содержались тайные притоны для нужд наиболее порочных представителей аристократии.

Мысль о судьбе Санши заставила Табеа содрогнуться. Девушка слышала о том, какие страшные вещи творятся в этих притонах. Их хозяева были вынуждены использовать рабынь. Ни одна свободная женщина не согласилась бы там работать. Табеа не поменялась бы с Саншей местами за все золото Этшара.

Санша поплатилась за то, что украла не тот камень. Подвеска оказалась настолько ценной, что ее владелец для розыска не поскупился прибегнуть к услугам мага.

Случалось так, что Табеа за последние несколько лет тоже крала не те камни. Но ее ошибки были противоположностью ошибки Санши. Все "драгоценности" оказывались стеклом или безделушками из полудрагоценных минералов. А когда ювелирное изделие все же имело какую-то ценность, ее, как правило, обманывали скупщики краденого или ростовщики.

Ошибки, сплошные ошибки. Она совершала их всю свою жизнь. Почему она в детстве не убежала из дома, как ее брат Танд? До Табеа доходили слухи, что Танд сейчас служит штурманом на торговом судне в одном из Малых Королевств, что у него — жена и дочь и что он вполне процветает, пользуясь заслуженным уважением.

Конечно, это были всего лишь слухи. Не исключено, что Танд сейчас помирает от голода, приткнувшись к городской стене, или надрывается в трюмной черпальной команде, или давно погиб в уличной драке.

Но если бы она убежала… Ладно, прошлое не вернуть. Табеа посмотрела на остатки эля, оказавшегося таким безвкусным. Ей не удалось попасть к кому-нибудь в ученицы.

Но по правде говоря, она даже не пыталась. Теперь, по прошествии стольких лет, это казалось вопиющей глупостью.

Табеа даже не использовала те редкие возможности, которые предоставила ей судьба. Отказала Вулрану Серые Глаза, когда тот два года назад сделал ей предложение. И вот теперь Вулран счастливо живет с этой вечно хихикающей дурой Ларой с Северной Стороны.

В шестнадцать лет она не стала поступать в городскую охрану. Правда, ее вряд ли приняли бы. Во-первых, женщин там служило мало, и, во-вторых, Табеа не вышла ростом.

Она не стала обворовывать свою семью, и отчим-алкоголик все пропил.

Четыре года назад была упущена возможность поживиться в доме Серема Мудрого. Вместо того чтобы увести какую-нибудь ценность, она много ночей подряд следила за чародеем, пока тот ее не заметил.

Тогда Табеа похитила лишь тайну атамэзации, но даже ею не воспользовалась как следует! В ее руках оказался секрет, который Гильдия Чародеев хранила столетиями, однако вместо атамэ она получила глупый Черный Кинжал со свойствами обыкновенного ножа.

Табеа вытянула из ножен кинжал и еще раз его осмотрела. Кинжал был черен от рукоятки до острия. Правда, надо признать, что за все эти годы лезвие нисколечко не затупилось. Во всех же других отношениях в руках девушки был самый обыкновенный нож.

Незадачливая чародейка с самого начала знала, что совершила ошибку в ритуале атамэзации — еще одну в их бесконечной череде. Табеа представления не имела, в чем она состояла, но что-то было сделано не так. Магические силы, присутствие которых она почувствовала, испарились в конце ритуала, и все ее танцы и песнопения стали набором бессмысленных телодвижений.

Серем сказал, что чародей может совершить заклинание атамэзации только единожды. Скорее всего это относится и к тем случаям, когда заклинание выполнялось неверно.

Табеа засунула кинжал в ножны, одним глотком прикончила остатки эля, поставив кружку на стол, окинула взглядом таверну.

Да, заведение действительно выглядело весьма отталкивающе. Девушка забрела сюда, прельстившись удивительной дешевизной, в последнее время ей здорово не везло. Табеа надеялась очистить чей-нибудь кошелек или подцепить мужчину, который был бы не прочь провести с ней время до утра. Но эти надежды так и остались надеждами. Мужчины здесь были пьяны или отвратительны, а зачастую сочетали в себе оба эти качества. И ни один из них не владел толстым кошельком. Да и кому из состоятельных граждан взбредет в голову шальная мысль заглянуть в "Пьяный Дракон"? А та мелочь, которой обладали клиенты, тщательно оберегалась и постоянно пересчитывалась.

Да, видимо, никакой пользы из посещения забегаловки Табеа извлечь не удастся. А это, в свою очередь, означало, что придется смириться и провести ночь на Поле у Пристенной Улицы.

У девушки не было другого выбора. Те деньги, которые ей удалось скопить в лучшие времена, подошли к концу. Табеа не могла вернуться к матери — ее оттуда выставили со скандалом. Кредит во всех постоялых дворах и ночлежках Этшара она давным-давно исчерпала. Сон на улицах или во дворах превращал ее в законную добычу работорговцев. Она только сегодня видела, что произошло с Саншей, и всякие иллюзии о том, что и в рабстве может быть сносное существование, полностью испарились.

Оставалось только Поле. Вздохнув, она выглянула из узкого окна. "Пьяный Дракон" стоял на Пристенной Улице, и большинство его посетителей, похоже, являлись здешними обитателями. Табеа догадывалась, что живущие на Поле нищие или воры, насобирав несколько монет на жратву и выпивку, сразу же являлись в "Дракон", так как здесь все было дешево и забегаловка стояла рядом. Им было наплевать, что выпивка разбавлялась водой, еда оказывалась тухлятиной, что стены и пол покрывала грязь, а в помещении ужасно воняло. Они ко всему привыкли.

Кроме Табеа, в окно никто не смотрел, и весь открывающийся вид принадлежал только ей.

Ширина Пристенной Улицы не превышала тридцати футов; сыпавший весь день мелкий дождик размыл землю, и теперь ее покрывал тонкий слой грязи, на которой отпечатались следы множества ног.

Ближняя сторона улицы была застроена домами, а на противоположной начинался лабиринт разнообразных сооружений, призванных защищать человека от непогоды. Там и сям виднелись шалаши, навесы или палатки. Все эти, с позволения сказать, строения покрывал чудовищный слой черной грязи. Костры, на которых готовилась пища, и отблески факелов, висевших на улице, давали кое-какое освещение, но большинство деталей, здешнего быта терялось во мраке ночи.

Городская стена, отступавшая от улицы на сто пятьдесят футов, завершала эту довольно мрачную картину. Табеа знала, что при сухой погоде и ярком солнце стена кажется серой и отбрасывает приятную прохладную тень. Но сейчас сооружение вздымалось черной, лишенной всяких деталей массой и производило гнетущее впечатление. Оно оказалось значительно темнее затянутого низкими облаками неба, которое все же чуть подсвечивалось сиянием городских огней.

Перспектива провести ночь под стеной удручала, но Табеа понимала, что спать где-то надо. В ее распоряжении имелось лишь потертое одеяло — владельцы палаток и тентов по сравнению с ней выглядели счастливчиками.

Но ничего другого ей не оставалось. Девушка выудила из кармана последний медяк и положила на стол. Молоденькая служанка, находившаяся в двух шагах от Табеа, заметила ее движение и быстро подошла, чтобы забрать монетку. Табеа поднялась и, кивнув, направилась к дверям.

В следующий момент что-то привлекло ее внимание. Может, это был жест официантки? Табеа оглянулась.

На нее неотрывно смотрел верзила в неопрятной коричневой куртке и некогда красном килте. Поощрять подобное внимание не следовало. Бывший солдат тяжело встал из-за стола. Он был пьян.

Табеа быстро отвернулась и выскочила из таверны. Всякое промедление с ее стороны могли расценить как поощрение. Мелкий дождь превратился в изморось, по существу туман, а она шестиночьё назад имела глупость продать свой плащ. Теперь у нее не оказалось ни капюшона, чтобы накинуть на голову, ни воротника, чтобы закутать шею.

Размытая грязь на земле была довольно скользкой, и Табеа пришлось упереться в стену таверны, чтобы не упасть. Над ее головой со скрипом раскачивалась вывеска. Подняв глаза, девушка увидела изображение неуклюже танцующего на задних лапах зеленого дракона. Его длинный остроконечный язык свисал набок. В передних когтистых лапах чудовище сжимало когда-то позолоченный, а теперь совершенно черный кубок. Пламя шипевшего в тумане факела плясало под порывами ветра.

"Хорошо еще, что не холодно", — подумала Табеа и, осторожно переставляя ноги, начала переходить через улицу.

— Эй! — послышалось сзади, когда она приблизилась к границе Поля.

Табеа, не сообразив, к кому адресован возглас, обернулась.

— Эй, молодая леди! — продолжал голос, еле выговаривая слова — Вы идете на Поле?

— Вы обращаетесь ко мне? — спросила Табеа, еще не зная, с кем вступила в беседу.

— А к кому же еще?

Теперь девушка узнала говорящего. Им оказался пьяный ветеран в красном килте. Он стоял у входа в узкий проулок рядом с таверной.

— Не суйся в чужие дела, — бросила Табеа.

— Да ты что… не будь… не надо… — проглатывая согласные, пробормотал незнакомец, но у Табеа был огромный опыт общения с пьяницами, и она поняла его речь. — Такая красотка, как ты, может найти для ночевки местечко лучше, чем Поле.

— Интересно. И каким же образом?

— Пойдешь со мной — покажу.

Табеа отвернулась и, нащупав рукоятку черного кинжала, сделала еще шаг в сторону Поля.

Но, вглядевшись в открывающуюся перед ней картину, девушка замерла.

Она увидела конуру, сооруженную из старого стола, поставленного на четыре кирпичные кучи. Три стороны конуры прикрывали разбитые дверные панели, вход обозначался потрепанными остатками парусины. Из отверстия высовывалась голова старухи. Ее седые космы свалялись, в полуоткрытом рту торчали остатки почерневших, гнилых зубов, а лицо было обветрено и покрыто складками, словно весеннее яблоко. Карга с интересом вслушивалась в разговор Табеа и мужчины в килте.

Рядом с норой ведьмы стояла палатка, сделанная из остатков торгового ларька. Под черно-зеленой плесенью проступали бледно-розовые полосы, некогда, видимо, бывшие ярко-красными. Мальчишка лет десяти пялил на незнакомку свой единственный глаз, выглядывая из-под приподнятого края палатки. Его засаленные темные волосы стояли торчком. Табеа почудилось, что она видит в них копошащихся насекомых. В освещенном бликами далеких факелов пространстве позади палатки девушка увидела еще десяток мрачных и изможденных лиц — мужских, женских, молодых и старых. Ни на одном из них не было и следа улыбки, но каждое несло на себе печать голода.

Табеа повернулась обратно.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она у человека в килте.

— У меня… У меня есть комната, — сказал тот. — И я совсем одинок… Может, хочешь посмотреть?

Табеа колебалась, не зная, как поступить. У нее не было никаких сомнений относительно намерений солдата.

Приняв его предложение, она превратится в шлюху — причем шлюху дешевую. Она одарит его своим телом за чудовищно низкую цену — одну ночь под крышей. Говорить о деньгах вообще не приходится.

Но альтернативой этому было Поле… Ладно, почему бы ей просто не взглянуть на комнату? Может, она сумеет получить дополнительную плату или просто украдет что-нибудь, когда солдат уснет. Пьянчуга наверняка долго не протянет.

Вообще-то ветеран так надрался, что скорее всего вообще не доставит ей беспокойства. Табеа быстро перешла через улицу, стараясь не поскользнуться и не упасть.

Однако, подойдя к темному проулку и разглядев рожу незнакомца, девушка замедлила шаг. В солдате не было ничего особенно отвратительного, если, конечно, не считать пьяную гримасу. У ветерана сохранились оба глаза и большая часть зубов. Но в лице его было нечто такое, что заставляло Табеа нервничать. Может, все дело в глубоко посаженных черных глазах?

Девушка отряхнула юбку, делая вид, что сметает грязь, но, когда ее рука вернулась в исходное положение, в рукаве уже был спрятан кинжал. "Как хорошо, — подумала она, — что черный нож не способен блестеть в свете факела".

После этого, изобразив на лице фальшивую улыбку, Табеа приблизилась к мужчине в килте.

— Ну и где же твоя хваленая комната? — спросила она. — Мне хочется поскорее укрыться от этой слякоти.

— Сюда, — произнес ветеран, показывая в глубину проулка.

От него разило ушкой — большим количеством самой дешевой ушки. С большой неохотой Табеа последовала за ним в темноту.

— Это далеко? — спросила она.

Солдат резко обернулся и, схватив ее за руки, прошипел:

— Уже пришли.

— Отпусти! — выкрикнула Табеа.

— Потише, красотка… Ты была рада пойти со мной, думая получить крышу над головой, — произнес пьяница, как ему казалось, игривым тоном. — Не беспокойся, ты получишь не меньшее удовольствие здесь — на воздухе.

— Пусти! — закричала она.

— Перестань. Я живу на Поле с друзьями, и, если ты хочешь, все они…

Табеа не стала слушать. Насильник прижал ее руки так, что она ничего не могла вынуть из-за пояса. Но ей этого и не требовалось. Девушка выбросила кинжал из рукава и нанесла короткий секущий удар.

До чего же острое лезвие! С прижатыми к телу локтями Табеа не сумела ударить сильно. Однако черный клинок легко прорезал ткань килта и располосовал прикрытую ею ногу.

Необъяснимый, незнакомый трепет охватил Табеа, когда клинок врезался в живую плоть. Голова девушки закружилась, словно алкогольные пары изо рта солдата опьянили ее. Одновременно она ощутила необыкновенный прилив сил и энергии.

"Это от возбуждения", — сказала она себе. Возбуждения и страха. Раньше ей ни разу не приходилось участвовать в серьезных схватках и не доводилось никого порезать.

Пьяница, почувствовав боль, неуклюже пятился назад, расставив в стороны руки, и Табеа, ощущая странную легкость в теле, нанесла второй удар, на сей раз вонзив клинок глубоко в бок солдата.

Тот шумно вдохнул воздух, разинул рот и рухнул спиной на черную кирпичную стену "Пьяного Дракона". В следующий момент у Табеа возникло ощущение необыкновенного могущества.

Когда она поняла, что свободна, сила привычки все же возобладала. Девушка развернулась и, зажав кинжал в кулаке, выбежала на Пристенную Улицу. Огибая угол, она едва не упала, поскользнувшись на слое грязи. С трудом сохранив равновесие, Табеа на полной скорости помчалась в сторону Рынка у Больших Ворот.

Оставшийся в одиночестве ветеран осмотрел свою ногу и располосованный килт. Тонкая линия первого пореза постепенно расширилась. Из раны сочилась кровь, но бывалый солдат не обращал на это никакого внимания. Его беспокоила колотая рана, кровь из которой текла все сильнее. Он сделал несколько шагов в сторону ближайшего факела и обнаружил, что вся его левая нога залита кровью и стала краснее, чем килт. Несмотря на сильное опьянение, ветеран начал ощущать сильную боль.

Попытавшись остановить кровь, солдат только сильнее открыл рану, и красная жидкость хлынула широким потоком. Только сейчас насильник начал понимать, что ранен очень тяжело, а может быть, даже смертельно.

В горле солдата что-то булькнуло, и он, хрипя, повалился в грязь.

Табеа этого не видела. Она, скользя и спотыкаясь, мчалась по Пристенной Улице. Девушка пробежала по S-образному повороту в том месте, где Поле обходит Башню Северных Казарм. Отсюда до Рынка оставалось всего три квартала. Впереди уже виднелись факелы привратной стражи.

Теперь, оказавшись в относительной безопасности, Табеа глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки. И очень удивилась, когда это не составило ей большого труда.

Она чувствовала себя собранной и внимательной. Однако в голове сохранялась та легкость, какая бывает после приличной выпивки. Но девушка выпила только пинту эля и, сидя в "Пьяном Драконе", чувствовала себя обессиленной. Поэтому она и решилась провести ночь на Поле у Пристенной Улицы.

Сейчас Табеа чувствовала себя прекрасно.

И даже лучше. Она ощущала в себе необыкновенную силу.

Неожиданно Табеа вздрогнула и изумленно посмотрела на окровавленный кинжал, зажатый в руке.

Глава 9

По мнению друзей, рядовой городской охраны Деран, сын Вуллера, чересчур рьяно относился к несению службы. Он добровольно взваливал на себя дополнительные обязанности и чистил сапоги даже тогда, когда никакой инспекции не предвиделось. Если какой-нибудь гражданин обращался к нему за помощью — поскольку каждый охранник обязан ее оказывать, — то Деран делал это с радостью без задержки, не пытаясь отговориться или переложить дело на плечи других.

Он был бы невыносимым занудой, если бы ворчал, проиграв в кости, или отказывался бы доставить подвыпившего товарища в казарму, или обращал бы внимание на то, как его сослуживцы лакомятся апельсинами в чужих садах, неся службу к северу от города. Ни разу в жизни он не обманул оказанного доверия и никогда никого не предал.

В результате сын Вуллера легко со всеми уживался, но неприятных заданий получал больше, чем кто-либо другой. Вот и сегодня ему пришлось эскортировать домой родную сестренку лейтенанта Сендена, после того как ее обнаружили в дымину пьяной и совершенно голой на Поле у Пристенной Улицы.

Девица была благополучно передана родителям и, когда рядовой Деран уходил, уже подавала некоторые признаки жизни. Было далеко за полночь — наверное, около двух, — когда Деран по пути в Северные Казармы, проходя мимо "Пьяного Дракона", вздумал изучать следы, оставленные пешеходами на слое грязи.

Как правило, он не смотрел на землю, но изморось снова перешла в мелкий дождик, а Деран не позаботился надеть шлем или плащ с капюшоном. В результате охраннику пришлось сгорбиться и волей-неволей пялиться себе под ноги. Он обнаружил несколько типов следов. Большая их часть шла по центру улицы. Несколько цепочек тянулись в "Пьяный Дракон" и из него (в основном — из него), удивления это не вызывало, так как таверна, невзирая на поздний час, была открыта. Несколько человек прошли с Пристенной Улицы на Поле и с Поля на улицу. Все правильно. "Поле никогда не спит", — гласит поговорка. Однако большинство обитателей, похоже, сидели дома — следов оказалось меньше, чем могло бы быть. Наконец на глаза охраннику попались следы, ведущие в проулок за "Пьяным Драконом" и выходящие из него. Следы, идущие из проулка, располагались на большом расстоянии друг от друга и были смазаны, как будто оставивший их человек бежал и при этом скользил по грязи.

Очень странно. Подавляющая часть охранников и практически все горожане махнули бы на это дело рукой и зашагали бы дальше. Но Деран был Деран. Он остановился и вгляделся в темноту проулка.

На земле у самой стены что-то лежало. И это что-то явно не куча мусора!

Если это уснувший пьяница, то он законная добыча охотников за рабами. Можно разбудить его и шугануть через улицу на безопасное Поле или найти охотника за рабами и получить куртаж за находку. Итак, что выбрать — великодушие или неожиданную прибыль?

А если это не спящий?.. Во всяком случае, ситуацию требовалось прояснить, но освещение в проулке было просто ужасным. Поколебавшись, Деран снял с кронштейна факел, освещающий вывеску таверны.

"Должность охранника все-таки дает некоторые привилегии", — думал он, шагая с шипящим факелом ко входу в проулок. Если бы обычный горожанин унес факел от дверей открытого заведения, его обвинили бы в воровстве и наверняка подвергнули бы бичеванию.

Несмотря на то что факел чадил и едва горел, обстановка в проулке сразу определилась. У стены в луже крови лежал человек, кровь смешивалась с грязью, и определить, где проходит край этой лужи, не представлялось возможным.

Дальнейшее исследование показало, что крови натекло меньше, чем думал охранник, основная часть красного пятна приходилась на килт.

Красный килт говорил о том, что раненый — солдат или ветеран, и вопрос о том, оставить лежащего здесь или передать работорговцам, отпал окончательно (впрочем, для Дерана он по-настоящему и не стоял). Солдат всегда должен помогать солдату.

Однако, кем бы этот тип ни являлся, он был слишком велик для не отличавшегося особым ростом Дерана. Кроме того, почву развезло под дождем, а охранник смертельно устал. Вечный доброволец тяжело вздохнул и направился к дверям "Пьяного Дракона".

Деран знал, что в каждой таверне стоит свой специфический шум. Это могут быть общий говор, гудение, шепот, жужжание, а иногда и крик. Посетители "Пьяного Дракона" невнятно и приглушенно бормотали. Но тут же умолкли, когда облаченный в униформу охранник с факелом в руке шагнул в зал.

— Мне нужна помощь, — объявил Деран. — За углом лежит раненый человек.

Полдюжины поздних гостей молча взирали на представителя власти. Никто не вызвался помочь словом или делом. Дерана это нисколько не обеспокоило.

— Ты, — сказал он, указывая на самого трезвого посетителя. — И ты. — Он показал на второго.

— Но я… — принялся протестовать второй.

— Пять минут, не больше, — бросил Деран, пресекая попытку бунта. — Если ты откажешься… хотя, думаю, этого не случится, не так ли? Ведь ты просто горишь желанием мне помочь?

Недовольно ворча, избранные поднялись из-за стола и направились к двери. Деран оказался не настолько глуп, чтобы шагать впереди, репутация "Пьяного Дракона" была хорошо известна. Он проконвоировал обоих "добровольцев" до порога, а затем последовал за ними в проулок.

Раненый оказался страшно тяжелым. Он не проявлял никаких признаков жизни, пока его тащили в таверну и укладывали на стол.

После этого Деран отпустил обоих помощников, не забыв с ними по-честному рассчитаться. Он сказал:

— Я перед вами в небольшом долгу. Если у вас когда-нибудь возникнут проблемы с охраной — небольшие, естественно, — скажите им, что за вас готов поручиться Деран, сын Вуллера.

В ответ добровольцы что-то буркнули и отвалили, оставив Дерана наедине с добычей. А охранник занялся распростертым на столе окровавленным телом.

Он обнаружил только две раны, обе в мышечной ткани левого бедра — неглубокую резаную и глубокую колотую. Вторая едва-едва не задела артерию.

— Вы что, хотите закапать кровью все мои полы? — раздался голос позади Дерана.

Охранник обернулся и увидел перед собой невысокого широкоплечего человека в фартуке. Это был ночной распорядитель.

— Именно это я и сделаю, если у вас не найдется, чем перевязать рану, — ответил Деран. — И чистой тряпицы, чтобы обтереть кровь.

Ночной распорядитель удалился, бормоча что-то себе под нос, и Деран еще раз обследовал жертву нападения.

Других свежих ран не оказалось; сердце билось сильно и ровно; дыхание было равномерным, и от раненого разило ушкой. Деран заключил, что ветеран потерял сознание из-за перепоя. Раны, хоть и сильно кровоточащие, угрозы жизни не представляли.

Распорядитель принес несколько относительно чистых тряпиц, и Деран приступил к обработке ран. Не прерывая работы, он задавал вопросы ночному служащему и оставшимся посетителям.

Имени раненого никто не знал. Что с ним произошло, присутствующие тоже не знали. Завсегдатаем заведения солдат не был, но время от времени его здесь видели. Кажется, он вышел отсюда с девушкой. Черноволосой, в темной одежде.

Это все, что ему сообщили. Когда Деран затянул повязку, пьяный открыл глаза и слабым голосом произнес:

— Я уже умер? Или все еще умираю?

— С тобой все в порядке, — ответил Деран. — Только похромаешь немного.

Пьянчуга приподнял голову и попытался встать. Из попытки ничего не вышло, и раненый застонал.

— Что случилось? — спросил Деран. — Кто ударил тебя ножом?

— Никто, — пробормотал ветеран. — Это был несчастный случай.

— Прекрасно, — пожал плечами Деран. — Ты должен "Дракону" два медяка за перевязочные материалы и использование стола. Если передумаешь и захочешь что-нибудь рассказать, обращайся в магистрат… — Он повернулся к ночному распорядителю и спросил: — Это ведь Северный Конец, не так ли?

— Большие Ворота. Граница Северного Конца проходит за углом.

— Отлично. Если захочешь, обращайся в магистрат Больших Ворот. Я — Деран, сын Вуллера, Третья Рота, Северные Казармы. Это на тот случай, если потребуются мои показания. — Он зевнул. — А теперь я пошел. Ужасно хочется спать.

Добравшись до башни, где размещалась казарма, Деран хотел сразу отправиться в постель, но чувство долга все же возобладало, и он зашел в комнату лейтенанта.

Это был мудрый поступок, так как лейтенант Сенден ждал его возвращения.

— С ней все в порядке? — нетерпеливо спросил офицер.

— Все отлично, — ответил Деран. — Никаких осложнений.

— Тогда почему так долго?

— Возвращаясь домой, я чуть не споткнулся об алкаша, валяющегося в проулке.

Лейтенант скривил физиономию.

— И ты позвал охотников за рабами?

Деран покачал головой:

— Нет. Это была не его вина. Парня ударили ножом. Я доставил его в ближайшую таверну и перевязал. Ничего серьезного.

— Он сказал, кто это сделал?

— Нет. Но скорее всего девица, к которой он приставал.

— В таком случае все, Деран. Спокойной ночи. И большое тебе спасибо.

— Не за что, лейтенант.

Заваливаясь на койку, Деран подумал, что до побудки оставалось не более трех часов.

Сенден тоже скоро отправился спать. Но на следующий день в результате ночного беспокойства и недосыпания лейтенант был несколько раздражен, рассеян и исполнял свои служебные обязанности менее скрупулезно, чем обычно. Его ежемесячный доклад капитану Тикри — новшество, которое он не одобрял, — оказался довольно кратким. Там было написано: "Охранник Деран доложил, что перевязывал в таверне человека с ножевым ранением. Обвинений в связи с этим предъявлено не было. Арестов не производилось".

Во второй половине того же дня во дворце Верховного Правителя, когда капитан Тикри заканчивал просмотр докладов, поступивших от лейтенантов охраны, в его кабинет вошла Леди Сараи. Капитан вскочил и отдал честь, приложив ладонь правой руки к сердцу.

Леди Сараи поприветствовала его небрежным кивком, и Тикри несколько успокоился.

— Что-нибудь не так, Миледи? — спросил он.

— Нет, нет. Мне просто необходимо было выбраться на несколько минут из этого отвратительного зала, — объяснила Сараи. — И вместо того, чтобы направить посыльного, я пришла сама. Сегодня, капитан, я выступаю сразу в двух ипостасях — как Министр Следователь и как Исполняющая Обязанности Министра Справедливости. У вас есть информация, с которой мне следует ознакомиться?

Капитан Тикри бросил взгляд на только что прочитанные доклады и развел руками.

— Ничего, Миледи, — произнес он. — Абсолютно ничего интересного.

Глава 10

Табеа думала, что необъяснимое ощущение силы и уверенности через несколько минут развеется, как бывает с чувством радостного возбуждения после удачного бегства.

Однако этого не произошло. Вновь обретенная сила не покидала ее. Легкость в голове исчезла, но сила осталась. Более того, она увеличилась.

Девушка спряталась за ларьком какого-то торговца между разбитым дощатым ящиком и каменной стеной зернохранилища — не самое подходящее место для укрытия, — но со стороны беглянку видно не было, а уйти она собиралась с первыми лучами солнца, задолго до прихода владельца ларька.

Несколько минут она неподвижно сидела, ожидая, когда исчезнут непонятные ощущения. Но в конце концов догадалась, что ничего подобного не произойдет. Табеа задумалась.

Итак, она ощутила прилив энергии. Ей казалось, что левая нога наполнилась необыкновенной силой. Табеа помнила, что ранила насильника именно в левую ногу, так что связь здесь была очевидной. Но не иллюзия ли это? Действительно ли ее нога стала крепче, чем ранее?

Надо сказать, что Табеа не владела научными методами измерения силы нижних конечностей. Поэтому она несколько раз пнула ногой ящик, а затем начала прыгать то на почти нормальной правой ноге, то на обретшей новые силы левой.

Ничего определенного сказать было нельзя. Табеа знала, что люди склонны к самообману. Этому научило ее ремесло воровки. Тем не менее девушка все же решила, что ощущение силы является отражением реальности. Каким-то непонятным образом нога стала сильнее.

Совершенно очевидно, она стала сильнее после того, как солдат получил раны кинжалом в левое бедро. И это не случайное совпадение.

Черный Кинжал, уже четыре года находящийся под заклятием, каким-то образом дал силу своей хозяйке, когда она порезала ногу пьяницы.

Да, это была настоящая магия! К сожалению, Табеа пока не знала деталей. Останется ли эта новая сила в ней навсегда? Сработает ли Кинжал снова, или его магическая сила исчерпана? Что явилось источником силы — сам Кинжал или пьяница? На что еще способен Кинжал? Не похитил ли он душу жертвы? Не сожрал ли ее?

Существовало три гипотетических способа прояснить картину.

Во-первых, можно обратиться к магу. Но этот путь, видимо, заказан. Как сохранить в тайне то обстоятельство, что она похитила секрет атамэзации? Даже если сказать, что она нашла Кинжал, большинство магов сразу же обнаружат ложь.

Итак, о том, чтобы просто спросить кого-нибудь, не может быть даже речи.

Во-вторых, можно попытаться проткнуть кого-нибудь или что-нибудь Кинжалом и посмотреть, что из этого получится.

Правда, сейчас она еще не созрела для того, чтобы резать первого встречного.

В-третьих, можно попытаться разыскать раненого насильника и посмотреть, что с ним стало. Не убил ли его Кинжал? Не сожрал ли душу? Может быть, с солдатом вообще произошло нечто ужасное?

Табеа не знала, как зовут ветерана, но прекрасно помнила, где видела его последний раз. С этого места и следует начинать. Но не раньше рассвета. Беглянка устроилась поудобнее, чтобы дождаться первых лучей солнца.

Она проснулась, потому что кто-то тянул ее за ногу.

— Эй! — вскрикнула девушка. — Я сейчас!

— По-моему, спящий цветок пробуждается. — Произнес чей-то голос.

— Ты называешь ее цветком. Да это же оскорбление для всей флоры.

— Ну что ты, — заметил третий голос. — Девица вполне ничего. Если ее умыть, причесать, она даже украсит компанию.

Табеа протерла глаза и увидела голубое небо. Рассвет давно миновал, она проспала между ящиком и стеной до тех пор, пока ее не разбудило семейство торговца или торговки: перед дверью ларька стоял толстый мужчина, а из-за его плеча выглядывали женщина и два мальчика.

— Прошу прощения, — сказала Табеа чуть заплетающимся языком. — Я здесь спряталась.

Мужчина и женщина переглянулись, а старший мальчик — ему было лет четырнадцать — без всякого стеснения спросил:

— От кого?

Судя по голосу, Табеа поняла, что именно он считал сравнение ее с цветком оскорблением для всей флоры.

— От пьяницы, которому моя внешность понравился больше, чем тебе.

Женщина обеспокоенно оглянулась, и Табеа поспешила ее успокоить.

— Это случилось несколько часов назад. Я, видимо, уснула.

— О… — протянула женщина с явным облегчением.

Девушке показалась, что хозяйка ларька слишком нервничает. Интересно, чего она опасается, когда рядом муж и два сына? Но вступать в спор с этими людьми явно не стоило.

— Пожалуй, я пойду, — пробормотала она.

Мужчина отпустил ее ногу, и Табеа зашагала по рыночной площади. Солнце выползло из-за стены и уже сияло между надвратными башнями. Там, где горячие лучи встретились с волглым камнем, клубился пар, но в целом облака и ночной туман улетучились, оставив городу лужи и подсыхающую грязь. Торговцы и фермеры располагались на своих местах, начиная новый рабочий день. Появились и ранние покупатели, однако в такую погоду, насколько знала Табеа, большинство этшаритов предпочитает сидеть по домам, дожидаясь, когда просохнут улицы.

Как жаль, что она не может поступить точно так же.

Уже находясь в северной части площади, Табеа вдруг заметила, что хромает. Но это была весьма странная хромота. Девушка не берегла поврежденную ногу, напротив, она стала прихрамывать потому, что левая нога оказалась значительно сильнее здоровой правой.

Некоторым усилием воли она могла преодолеть хромоту, но для этого следовало постараться.

Столь необычный феномен напомнил ей о событии, выпавшем из памяти во время сна. Она остановилась, оперевшись на столб, поддерживающий навес, укрывающий груду дынь, и задумалась.

Табеа по-прежнему ощущала в левой ноге необычную силу, но уже не в такой степени, как раньше. Правда, судить об этом было чрезвычайно трудно. Не исключено, что она просто привыкла.

Чувство удивительного прилива жизненных сил несколько притупилось, а легкость в голове исчезла окончательно. И все же Табеа не сомневалась, что сейчас она сильнее, чем ранее.

Не означает ли это, что пьяница помирает? Или исчезает действие магии? А может быть, происходит нечто совсем другое?

"Здесь мне все равно ничего не узнать", — решила Табеа и зашагала по Пристенной Улице в сторону "Пьяного Дракона", не забывая бороться с хромотой. Проковыляв квартал, она пообещала себе, что если ей когда-нибудь хватит смелости опять использовать кинжал, то на всякий случай — сработает заклятие или нет — она будет колоть по центру или по крайней мере нанесет симметричные раны.

Нужный проулок она нашла без труда. Утреннее солнце стояло еще довольно низко, и узкий проход оставался в тени. Но обнаружить следы крови оказалось не труднее, чем найти сам проулок.

Мужчина исчез. Но что это означало, Табеа не знала. Если он умер, тело могли унести охранники или утащить воры, чтобы распродать по частям чародеям. Если же солдат выжил, то мог уйти самостоятельно. Впрочем, и в этом случае его могли увести или унести.

Судя по количеству крови, он не мог умереть от кровопотери, а чтобы скончаться от инфекции, требовалось не менее шестиночья. Так что скорее всего пьянчуга жив и сидит сейчас в "Пьяном Драконе" либо отлеживается в своей берлоге на Поле.

Девушка несколько минут простояла в дверях таверны, нервно разглядывая завтракающих посетителей. Она не осмеливалась войти, опасаясь попасть в ловушку, если вдруг придется бежать. Кроме того, хозяин скорее всего отнесется к ее появлению неодобрительно — у нее кончились все деньги, и многие знали, что она — воровка.

Не узрев своего обидчика среди угрюмо склонившихся над тарелками посетителей, Табеа повернулась и чуть не упала, так как совершенно забыла о мощи своей левой ноги. Стоя на единственной ступеньке крыльца, девушка посмотрела в сторону Поля у Пристенной Улицы.

В свете дня Поле казалось менее зловещим, но более грязным. Сооружение из стола и палатка с розовыми полосами стояли на месте, но их обитателей видно не было. "Наверное, они еще спят внутри", — подумала Табеа. Несколько фигур в лохмотьях понуро топтались в грязи, а другие столь же оборванные типы возились с кострами.

Где-то там в этой мерзости обретался человек, который напал на нее и которого она ранила.

Но городская стена тянулась на добрых пять миль. Пристенная Улица тоже. Это означало, что Поле не было ни на дюйм короче. И вся эта полоса земли длиной в пять миль и шириной по меньшей мере в сто футов оказалась заселена. Вероятно, плотность населения в других местах несколько ниже, чем здесь, у Больших Ворот, где собирается большинство попрошаек, соблазненных близостью Рынка и солдатских казарм, тем не менее все Поле было обитаемо.

Поиски одного-единственного человека — дело долгое, трудное и к тому же небезопасное. Табеа решила не затевать это рискованное предприятие.

Она повернулась и направилась назад в сторону Рынка в надежде разжиться там чьим-нибудь кошельком. Подумать о магических способностях кинжала она сможет позже; сейчас же самое главное обеспечить себе крышу над головой.

* * *

В патрулировании городской стены никакой потребности не было. Гегемония Трех Этшаров наслаждалась миром уже двести лет. Этшар-на-Песках стоял в сорока лигах как от ближайшего Малого Королевства, так и от границы с Сардироном. Конечно, Пиратские Города лежали всего в каких-то двенадцати лигах от владений Эдерда Четвертого, но никакая армия не смогла бы тайком прошагать эти мили — город обязательно заранее предупредили бы. Кроме того, Пиратским Городам и другим потенциальным супостатам подручнее было атаковать Этшар-на-Песках с моря.

Более того, наблюдатели, расположившиеся на башнях, видели гораздо больше, чем патруль, вышагивающий по стене.

Но патрулирование считалось старинной традицией и способствовало поддержанию дисциплины и сохранности стен. Хождение по стене позволяло, во-первых, занять солдат и, во-вторых, своевременно получать информацию о малейших повреждениях твердыни. Подобное времяпрепровождение требовало затраты сил, но назвать его неприятным никто не решался.

Дисциплину Дерана поддерживать не требовалось, однако его назначили патрулировать стену, и он безропотно отправился на задание. Негромко посвистывая, он брел по стене, наслаждаясь прогулкой до башни у Морских Врат и обратно. По пути он изучал состояние кладки, любовался загородными видами и время от времени останавливался, чтобы взглянуть на город, на оборванцев, заселяющих Поле, на неуклюжие дома и сверкающие дешевой мишурой лавки Пристенной Улицы.

Когда на обратном пути он оказался между Северным Углом и Большими Воротами, солнце на западе стояло уже довольно низко и все тени заметно удлинились. Деран остановился и, опершись на стену, посмотрел вниз.

День еще не закончился, и большинство лачуг стояли пустыми, а участки земли, на которых ночью раскладывали одеяла, были свободны. Обитатели Поля рыскали по городу, работая, попрошайничая или воруя — одним словом, занимаясь тем делом, которым добывали себе хлеб насущный. Кое-кто, правда, оставался на месте. Четыре еще не старые, одетые в лохмотья женщины дрались, видимо, что-то не поделив. Пятая стояла рядом и орала на остальных. Дети цепочкой бегали между шалашей и палаток, затеяв игру, похожую на салочки. Полдюжины стариков и старух, собравшихся на единственном, некогда красном одеяле, рылись в куче полусгнивших овощей.

В стороне, на голой земле, привалившись спиной к стенке хижины, сидел крупный мужчина в коричневой куртке. На его левой ноге виднелась изрядно перепачканная кровью повязка. Деран догадался, что видит того самого человека, которого ночью нашел в проулке.

Интересно. "Разговор с ветераном может внести приятное разнообразие в унылое дежурство", — подумал Деран и огляделся в поисках ближайшей лестницы. Теоретически крепостная стена через каждые двести футов оборудовалась специальными спусками, но не все они существовали в реальности. Деран не знал, что это — результат запустения или оплошность строителей.

Неподалеку нашлась Деревянная лестница, ведущая прямо на Поле. Охранник ею воспользовался и чуть не провалился на последней подгнившей ступени. О таких происшествиях следовало докладывать.

Это означало, что ему придется объяснять, зачем он спускался вниз. Вздохнув, Деран направился к человеку в красном килте.

— Эй, — сказал охранник. — Вы меня помните?

— Похоже, что нет, — буркнул ветеран.

— Я тот, кто вытащил вас прошлой ночью из проулка, — пояснил Деран.

— А-а… — произнес человек и, взглянув на перевязку, неохотно добавил: — Благодарю.

— Вы ветеран? — Деран ткнул указательным пальцем в направлении красного килта.

— Вам-то что за дело?

На лице Дерана появилось жесткое выражение, но не потому, что он действительно рассердился, а потому, что это был весьма эффективный прием. Дерану понадобился целый год, чтобы как следует его отработать.

— Мне пришлось объяснять, почему я так поздно вернулся в казарму, — сказал он. — Лейтенант содрал с меня шкуру за то, что я не узнал твое имя и то, чем ты занимаешься.

Полное несоответствие этих слов истине ни на йоту не обеспокоило Дерана.

— А-а… — повторил мужчина. Он все еще колебался.

Деран смерил его суровым взглядом.

— Меня зовут Толтар от Малых Ворот, — ответил человек в красном килте. — Да, я служил в охране, но меня вышибли за то, что я выпил, находясь на посту. Пять лет тому назад.

Значит, это случилось за год до того, как Деран поступил на службу. А может, в тот самый год.

— Ты действительно напился? — спросил он.

— О да, — признался Толтар. — Но это была не моя вина. Мы патрулировали стену, у приятеля нашлась бутылочка. Дело было таким унылым, что оставалось только принять.

Деран понимающе кивнул. Он знал, что у пьяницы всегда найдется предлог или оправдание. И знал их подлинную цену. Если у тебя даже есть бутылка, то пить ее вовсе не обязательно.

Кстати, Толтар не упомянул, что его "приятеля" тоже вышибли со службы. Насколько было известно Дерану, из охраны не выгоняли за однократную выпивку даже при исполнении служебных обязанностей.

Но вступать по этому поводу в дискуссию ему не хотелось. Другие проблемы интересовали охранника куда больше.

— Итак, кто же тебя ударил? — спросил Деран. — Подобрал не ту девку? Или, может, решил отнять у кого-нибудь кошелек?

— Да пошел ты, — мрачно ответил Толтар. — Я сам способен за себя постоять.

— Лучше бы тебе помолчать, — с угрозой в голосе произнес Деран. — Для уха охранника твои слова звучат слишком скверно. Нам не нравится, когда граждане начинают пырять друг друга ножами.

— Да не собираюсь я никого пырять, — пробормотал Толтар. И, вновь обретя свой примитивный юмор, добавил: — По крайней мере ножом.

— Ага. Значит, это все-таки была девка? — Жесткое выражение на лице Дерана сменилось кривой улыбочкой. — В таком случае, когда снова встретишься с ней, убедись вначале, что она искренне сказала "да".

Толтар что-то проворчал, но Деран ничего не расслышал. Они поговорили еще немного, после чего охранник направился к лестнице. В казарме он доложил дежурному лейтенанту и предупредил о гнилой ступеньке. Как Деран и ожидал, лейтенант спросил, почему солдат спускался со стены. Деран пояснил, описав ночной инцидент, и назвал имя пострадавшего, добавив, что тот отказывается идентифицировать нападавшего.

— Он не говорит? — переспросил лейтенант.

— Нет.

— Но почему, дьявол его побери?

Деран молча развел руками.

— Как вы думаете, он не собирается отомстить своему обидчику, кем бы тот ни был?

— Нет, — ответил Деран, покачав головой — Толтар не намерен ни на кого нападать. Он просто не хочет называть имени.

Лейтенант нахмурился, но затем передернул плечами и быстро сказал:

— В таком случае пусть провалится в преисподнюю. Я внесу это в ежедневный отчет, и если кто-то наверху начнет беспокоиться, это — их дело.

Он извлек из стола лист пергамента и принялся составлять донесение.

Глава 11

Табеа смотрела, как человек в красном килте заглатывает принесенный ему кем-то эль. Она не сомневалась, что ветеран вернется в таверну. И вот он здесь, через два дня после ранения.

Девушка знала, что пьяница ее не видит. На ней была производственная одежда. Иными словами, Табеа просто вывернула наизнанку свои черные тунику и юбку так, что золотое с красным шитье оказалось внутри. Ноги, для лучшего сцепления с почвой в случае бегства, были босы.

Человек, за которым она наблюдала, носил тяжеленные и вдобавок совершенно разбитые башмаки. Табеа сразу узнала его замызганную коричневую куртка и выцветший килт.

Теперь раненый передвигался гораздо увереннее, впрочем, как и Табеа. Его левая нога казалась напряженной, — ее же, напротив, была расслаблена и хорошо подвижна — значительно подвижнее, чем обычно.

Табеа начала кое-что понимать. По мере того, как к пьянице возвращались силы, она теряла свои.

По крайней мере так это выглядело. Она по-прежнему оставалась сильнее обычного, но не такой сильной, как вчера. И ослабление, видимо, соответствовало ходу заживления раны.

Интересно, что бы произошло, если бы она убила солдата? Ведь покойники никогда не восстанавливают свои силы.

А что, если она сейчас кого-нибудь убьет? Сохранил ли кинжал магические свойства, или она бездарно растратила их на эти пустяковые раны?

Табеа еще не созрела для того, чтобы выйти на улицу и вот так за здорово живешь прикончить какого-нибудь прохожего. Но ведь не обязательно лишать жизни человека? "Этот вопрос надо как следует разжевать", — думала она, выглядывая из дверного проема и рассматривая человека, в которого недавно вонзила нож.

Присутствие новых сил рождало чрезвычайно приятное ощущение, и девушке очень хотелось пережить его еще раз.

Она выскользнула из дверей "Пьяного Дракона" и направилась по Пристенной Улице на северо-восток в сторону Северного Угла.

Конечно, проще всего убить какое-нибудь мелкое животное. Только не насекомое — от букашки никакого прока не будет. Может, зарезать крысу? Табеа вовсе не возражала против того, чтобы прирезать одну из этих серых тварей. Но их, во-первых, сложно отловить, во-вторых, они злобные и кусачие, и, в-третьих, прибавки крысиной силы можно и не заметить даже в том случае, если магия кинжала все еще действует.

Нет, нужно найти что-нибудь покрупнее. Свинью, козу или собаку.

Собаку… Собаки в Этшаре встречались довольно редко. Однако Табеа видела несколько штук. Сторожевые псы для воров-домушников являлись в некотором роде профессиональной опасностью. Что может быть приятнее, чем прирезать одного из них!

Само собой, сделать это открыто нельзя, но Табеа уже поняла, какую именно собаку следует прикончить. Это будет большой черный пес, охраняющий дом в Утренней Стороне города, дом, который она, испытывая чрезмерную самоуверенность, вознамерилась обворовать примерно год назад. Проклятая тварь, дождавшись, пока воровка проникнет внутрь, стала гонять ее по всем комнатам и чуть было не загнала в угол — и все это в полной тишине. Лишь после того как девушке удалось ускользнуть, псина залаяла и разбудила хозяина.

На сей раз Табеа подготовится к встрече, и чудовище не залает уже никогда. На лице воровки появилась неприятная улыбка, а ее рука прикоснулась к рукоятке черного кинжала.

Однако, двигаясь в этом направлении, она не придет к Утренней Стороне. Район получил такое название потому, что располагается в центре города — к востоку от дворца Верховного Правителя. Северный Угол, напротив, примыкал к городской стене. На следующем перекрестке Табеа свернула налево и зашагала в южном направлении.

Добравшись до Утренней Стороны, она без труда нашла тихий жилой район, где стояли дома, угловые столбы и оконные рамы которых украшала затейливая резьба, их двери и ставни сияли полированной медью. Стены здесь были из кирпича и камня — никакой дешевой штукатурки.

Но даже в таком районе имелись проулки и хозяйственные дворы, проход в которые закрывали изгороди и ворота. Но девушка могла перелезть через них или протиснуться между прутьями заграждения.

В доме, который был ей нужен, Табеа пришлось карабкаться через ворота.

Чтобы добраться сюда от "Пьяного Дракона", девушке потребовался почти час; а чтобы преодолеть препятствие и взобраться на односкатную крышу кухни — всего пять минут.

Табеа понимала, что именно здесь следует торопиться. На крыше она особенно уязвима. Каждый, кто не спит в этот поздний час, выйдя во двор и бросив взгляд в нужном направлении, заметит ее, несмотря на черное платье. Табеа поспешно засеменила по скату крыши, цепляясь пальцами босых ног за выступы черепиц.

Наверху она осторожно двинулась вдоль стены, проверяя каждое выходящее на крышу окно. Изнутри окна были закрыты жалюзи, из одного сквозь щели в деревянных пластинах пробивался свет, другие же два оставались темными.

Приникнув к стеклу последнего в ряду окна, Табеа с удовлетворением увидела по углам рамы паутину — ставни в последнее время не открывали.

Отлично. Именно здесь она влезла в прошлый раз. Табеа знала, что окажется в кладовой. Паутина на окнах свидетельствовала о том, что хозяева никаких перестановок или переделок в доме с тех пор не делали. Возможно, они так и не узнали, что в их владения проникал грабитель.

Окно оказалось запертым, но Табеа открыла его за считанные секунды. Ржавые петли скрипнули, но воровка, не обращая на это внимания, широко распахнула створки.

Открыть внутреннюю задвижку оказалось еще проще. Табеа без труда подняла жалюзи и скользнула внутрь.

За год кладовая даже не изменилась. На крашеных полках стопками лежали одеяла и постельное белье, вдоль стен стояли невысокие сундуки. Они были заперты, но в прошлый визит Табеа, взломав один из замков, не обнаружила там ничего, кроме изрядно поношенных платьев, старых игрушек и прочей рухляди.

Тогда она не стала тратить время на подобную ерунду и сейчас решила проигнорировать запыленные ящики. Табеа медленно и осторожно приоткрыла на несколько дюймов дверь и, протиснувшись в узкую щель, оказалась в коридоре верхнего этажа. При малейшей опасности она была готова бежать.

Из-за соседней двери пробивался свет и доносились приглушенные голоса. Однако Табеа никого не увидела, не услышала шагов, стука дверных задвижек или скрипа петель.

Проникновение в дом с бодрствующими обитателями было событием неординарным, но журчание голосов за дверью определенно указывало на то, что собеседники не намерены в ближайшее время выходить из комнаты. Кроме того, раз она сюда влезла, дело следует завершить.

"Помни о новом могуществе", — сказала себе Табеа и крадучись направилась к лестнице.

В прошлый раз, насколько девушка помнила, псина пряталась именно там. Воровка успела спуститься в столовую и уже принялась искать серебро или другие ценности, когда чудовище выскочило из-за спины. Теперь, вглядываясь вниз, в темноту комнаты, Табеа не увидела собаку, возможно, животное снова забилось под ступени. Табеа улыбнулась, обнажила Черный Кинжал и шаг за шагом начала спускаться, напрягая зрение, чтобы не пропустить опасности.

Оказавшись внизу, она сделала три шага в сторону обеденного зала, затем резко обернулась и выставила перед собой Кинжал.

Зверюга был уже здесь, он наполовину выполз из своего убежища и угрожающе демонстрировал острые белоснежные клыки.

Табеа не стала ждать, пока он бросится на нее или залает, она прыгнула первой и прижала животное к полу.

Пес попытался вывернуться, но девушка, обхватив его толстую шею левой рукой, отогнула голову зверя назад, а правой располосовала ему горло. Долгожданная сила огненным потоком разливалась по ее телу. Табеа для уверенности полоснула Кинжалом еще раз и чуть не отхватила собаке голову — ее руки были уже крепче, значительно крепче.

Но это еще не все. Жизненные силы зверя горячили кровь так, как это не сделала бы самая крепкая ушка. А когда волна жара прихлынула к голове, весь мир неожиданно изменился. На какое-то мгновение он стал черно-белым, а когда цвета возвратились, они оказались блеклыми, как на старинных выцветших гобеленах. Но силуэты предметов стали гораздо четче, а царившая в комнате темнота несколько рассеялась. Последнее судорожное движение собачьей лапы привлекло внимание девушки. Табеа была уверена, что еще минуту назад она бы его просто не заметила.

Неожиданно в ноздри ударили запахи: горячий, густой запах собачьей крови, едкий дух шерсти, вонь мебельной полировки, чад горящей на верхнем этаже лампы — сотня, тысяча, миллионы других ароматов ласкали ее обоняние. Они легко отличались один от другого и почему-то напоминали краски. Табеа словно слушала симфонию запахов, где каждый являлся отдельным ясным звуком.

Слух ее тоже обострился. Во всяком случае, девушка разобрала слова, произнесенные наверху женским голосом:

— Ты ничего не слышишь?

Звук был несколько искажен, и Табеа пока не знала, виновато ли в этом расстояние, закрытые двери или что-то произошло с ее ушами.

Однако, как бы то ни было, ей стало ясно — магия Черного Кинжала действует. Табеа поднялась и двинулась к ближайшему выходу — парадной двери, оставив дохлую собаку валяться в крови.

Девушка знала, что ее руки и юбка запачканы кровью, но сделать ничего не могла. Она умоется и сменит одежду дома. Немного повозившись с замком и щеколдой, Табеа распахнула дверь и выбежала на крыльцо.

Все запахи города обрушились на нее, подобно штормовому валу. Табеа замерла, чтобы получше впитать их, но тут же, вспомнив, что времени мало, побежала прочь.

Пробираясь к себе на север и стараясь держаться подальше от освещенных мест, Табеа обдумывала случившееся.

Она убила собаку, и сила животного перетекла в нее. Однако действительность превзошла даже самые смелые ожидания. Девушка обрела все чувства собаки: способность видеть в темноте и улавливать малейшее движение, не говоря уж о потрясающем обонянии. Прислушавшись к звукам города, Табеа поняла, что слышит тоже гораздо лучше, но только в более высоких тонах.

Удивительно. Перед ней открылась возможность совершенно по-новому ощутить свой город. Она уловила запахи, которые ранее никогда не чувствовала, и не все смогла идентифицировать. Табеа знала, что там, где запах соли, — море. Она ощущала смрад фонарей и факелов, освещающих улицы, и легко могла отличить по запаху мужчин от женщин. Но вот запах, похожий на ржавчину… Табеа не могла подобрать к нему определения.

Интересно, пропадут ли со временем эти новые способности или останутся с ней навсегда? Собака сдохла, ничто не может оживить ее, излечить, возвратить энергию… Но удержит ли она сама приобретенные свойства? Табеа напрягла руки. Да, в них бушевала новая сила. Может, и не такая, как у мужчины, но превосходящая возможности той молодой женщины, какой она была всего несколько минут назад. Не исключено, что она стала сильнее любой из известных ей женщин.

Волнение охватило Табеа, и она почувствовала его запах.

Останется ли все это с ней навеки? Сможет ли она всегда полагаться на острое обоняние? Ей казалось, что теперь, под водопадом новых сенсорных ощущений, она потеряет способность спать…

И все эти чудеса случились после того, как она зарезала собаку. Какую же силу можно заполучить, если убить человека?

А сколько могущества можно обрести, лишив жизни чародея!

Глава 12

Гибель кошки обогатила Табеа невероятной быстротой реакций, более совершенным ночным зрением и исключительной точностью движений. Возможно, у девушки появились еще какие-то новые способности, но она не знала, существуют они в действительности или являются плодом воображения. Она никогда не слышала, что кошки ускоряли или замедляли для себя бег времени, так что, по-видимому, это была всего лишь иллюзия. Умением сохранять равновесие Табеа сама могла с кем-нибудь поделиться, а способность дремать по-кошачьи ей не требовалась.

Однако так или иначе Табеа была вполне удовлетворена первыми результатами.

Хотя, с другой стороны, умерщвление голубя принесло ей сплошные разочарования. Все ее попытки взлететь закончились полным провалом. Девушка не получила возможности смотреть назад, поворачивая голову на сто восемьдесят градусов. И вообще, судя по всему, никаких новых талантов у нее не открылось.

Причина проблем с полетами сомнений не вызывала — крылья у Табеа не выросли. Какими бы чудесными свойствами ни обладал Черный Кинжал, менять облик владельца он был не в состоянии. Глаза у девушки остались на своих местах и по-прежнему смотрели вперед, а зрачки не стали вертикальными, как у кошки.

Только спустя некоторое время Табеа поняла, что ей крупно повезло — в противном случае она могла бы опериться, у нее могли вырасти когти, клыки, и довольно симпатичная девица превратилась бы в чудище.

А так ее жизнь оставалась совершенно нормальной. С помощью обостренного обоняния она определяла местонахождение золота, а со свойствами, позаимствованными у кошки, бесшумно прокрадывалась к добыче почти в полной темноте. В результате всего этого ее воровская деятельность стала гораздо успешнее, хотя своей крышей над головой Табеа еще не обзавелась и жила в дешевых гостиницах. Настоящих друзей у девушки не было, с родичами она не встречалась.

Новые способности, которые и не думали ослабевать, давали ей средства для более приятного существования, но сейчас, сидя в очередной таверне перед тарелкой с тушеным цыпленком и жареной вермишелью ценою аж в шесть медяков, Табеа чувствовала себя глубоко несчастной.

Она становится преуспевающей воровкой. Ну и что? Воровской путь лишь средство для того, чтобы выжить и набить себе брюхо без помощи вечно ворчащих и недовольных матери и отчима. Девушка давно хотела отомстить городу и семье, которые отвергли ее. Табеа мечтала разбогатеть и наслаждаться всем тем, чего была лишена с детства. Ей хотелось стать знаменитой и видеть, как все восхищаются ее искусством, отвагой и мужеством.

Однако несколько лет назад Табеа поняла, что ее мечтам сбыться не суждено. Воры, по крайней мере домушники и карманники, не становятся ни богатыми, ни знаменитыми. Правда, случалось, что в кражах обвиняли аристократов или магов, но это был уже совсем иной вид воровства.

По правде говоря, воры не могли позволить себе стать богатыми или прославиться. Чрезмерный успех приводил их на эшафот или к работорговцу. Даже ограниченная известность в воровском сообществе таила в себе опасность. В последние годы Табеа стала свидетельницей того, как всех более или менее знаменитых воров арестовали, искалечили или убили. Воровской мир не был изолирован от общества, и из него утекала информация, полезная для жаждущих отмщения жертв. Менее удачливые преступники из зависти или просто от голода не только могли, но даже искали возможность продать своих везучих собратьев.

Поэтому девушка не могла позволить себе ничего, кроме более или менее сносного существования, — но даже и это не было лишено риска.

Из мести семье или Этшару тоже ничего не получилось. Семейство как игнорировало ее ранее, так игнорировало и сейчас. Что касается города, то воры в нем водились всегда — а одним больше или меньше, не имело никакого значения.

Да, воровство являлось всего лишь способом выживания даже теперь, когда в ее распоряжении был Черный Кинжал. И Табеа это не нравилось. Ей хотелось большего.

Но чего именно? Она рассеянно жевала вермишель, размышляя о различных возможностях. Ей по-прежнему хотелось стать богатой и знаменитой, хотелось, чтобы все смотрели ей в рот и опрометью кидались выполнять малейшее ее желание. Воровская жизнь обеспечить этого не могла, но теперь, обладая Черным Кинжалом, оставаться воровкой вовсе не обязательно.

Весь вопрос заключался в том, кем она хочет стать. Табеа никогда ничему не училась, и теперь, когда ей исполнилось девятнадцать, никаких шансов попасть к кому-нибудь в ученицы у нее не осталось. Более того, она давно миновала возраст, когда можно было завербоваться в охрану.

Но Табеа все же решила всесторонне продумать этот вариант. Она стала сильной, у нее отличные реакции. Правда, ростом она не вышла, но на испытаниях можно будет продемонстрировать свои способности.

Но что потом? Ее способность очень пригодилась бы на войне, но Этшар ни с кем не воюет и в обозримом будущем воевать не собирается. Табеа даже не очень четко представляла себе, что такое война. В мирное время городская охрана оберегала граждан Этшара не от внешних врагов, а друг от друга. Охранники стояли на часах у ворот, патрулировали городскую стену и рынки, были на посылках у знати, эскортировали заключенных…

Ни одно из этих занятий девушку не вдохновляло. И выполнение солдатских обязанностей, как понимала Табеа, требует не столько силы или выносливости, сколько внушительности и грозного вида, дабы у граждан не возникало желания безобразничать.

Девушка посмотрела на свои тонкие пальчики и недовольно скривилась. Она вовсе не выглядит внушительной или грозной.

Интересно, а сколько платят солдатам? Охранники, не скупясь, расплачивались в бардаках и игорных домах Солдатского Городка, но, с другой стороны, они жили в казарменных башнях, не имели красивых нарядов и владели лишь униформой да своим оружием.

Что же касается славы, то Табеа знала по именам всего нескольких охранников — правда, не офицеров, да и то только потому, что случайно с ними познакомилась. Разве можно считать это известностью?

Солдаты носят мечи, что, конечно, приятно. Им гарантируются теплая постель, сытная еда и немного уважения, но в целом работа в охране не открывает хороших возможностей, особенно для женщины.

Девушка поднесла ко рту сочащийся жиром кусочек цыпленка и принялась его неторопливо жевать.

Воровская жизнь тоже обеспечивала ей постель и еду. Кроме того, сомнительно, что на службе могут пригодиться все ее позаимствованные у животных таланты.

Итак, охрана отпадает. Что еще? Кто по-настоящему богат и знаменит? Ну, во-первых, Верховный Правитель и другая знать. Но они все являются благородными по рождению, и путь в аристократию для нее заказан.

Среди торговцев тоже встречались люди богатые и известные. Но у них были деньги, чтобы начать дело, приобрести первую партию товара, собрать караван и обеспечить его охрану. Кроме того, большинство начинающих торговцев обучалось своему делу у других купцов.

Имелись еще актеры, выступающие на Арене, — акробаты, жонглеры, певцы и маги.

Вот именно маги! Как она могла забыть о них? Ведь даже те, кто не давал представлений на Арене, были богаты и пользовались уважением.

Но надо закончить с актерами… Сможет ли она, пользуясь своими новыми талантами, стать жонглером или акробатом? Табеа знала, что даже артисты годами ходили в учениках, но, если ей удастся подучиться самостоятельно, она вполне сможет выступать на Арене.

Что же касается магии… Разве она уже не маг? Покончив с цыпленком, погруженная в раздумье Табеа принялась за тушеную морковь. Вообще-то она мало разбиралась в магии, если не считать процесса атамэзации, в котором, кстати, все переврала, пытаясь творить заклинание. И в то же время девушке казалось, что именно магия откроет перед ней самые широкие возможности. Существует целая куча магических школ и, соответственно, их последователей: чародеи, ворлоки, волшебники, теурги, демонологи, колдуны, иллюзионисты, гербалисты, сайентологи и многие другие.

Убив Черным Кинжалом по штуке каждого вида, она овладеет их общим могуществом!

"Но будет ли от убийства какой-нибудь толк?" — думала Табеа, глотая тушеную морковь.

По крайней мере часть магического искусства являлась "знанием", и Табеа не было известно, высасывает ли Черный Кинжал из своих жертв память. Из знаний собаки, кошки или голубя к ней определенно ничего не перекочевало. Но не исключено, что это лишь результат различия между человеком и животными.

Правда, и от пьяницы в красном килте новых знаний к Табеа не перешло. Но его она не убила, а только ткнула Кинжалом и обрела силу, которую солдат потерял. Но и та вернулась к прежнему владельцу после того, как затянулась рана. Удар Кинжалом не отнял у ветерана ни капельки памяти или разума.

Но убийство Черным Кинжалом должно уничтожить в жертве память.

Весь вопрос в том, передаст ли Кинжал похищенное своей хозяйке, или память и знания будут навсегда потеряны?

А что, если знания — часть души, субстанции, которая не умирает? Если личность становится духом, сохраняет ли дух те сведения или воспоминания, которыми обладала бренная плоть? Если да, то Черный Кинжал никогда не передаст их Табеа. Душа жертвы отправится в мир иной, унося все свое с собой.

Однако, как утверждают, некоторые виды магии похищают или уничтожают душу. Что, если Черный Кинжал способен на нечто подобное?

Порассуждав в этом направлении, Табеа признала, что не имеет ни малейшего представления о возможностях Черного Кинжала в части похищения душ или передачи знаний. Узнать это можно было, только убив человека — и предпочтительнее всего мага.

Гоняя по тарелке кусочек картофеля, девушка продолжала размышлять на эту захватывающую тему.

Убийство. Хладнокровное убийство. Ей не доводилось убивать людей. Одно дело прирезать собаку или кошку и совсем иное — человека.

Но как иначе проверить возможности Черного Кинжала? Как иначе стать магом и избежать участи заурядной воровки?

Конечно, можно попытаться выйти на Арену, обладая качествами убитых животных. Но где гарантия, что из этого получится что-то путное? Вдруг из представления ничего не выйдет?

Табеа уже познала могущество магии и страстно желала это могущество приумножить.

Все будет в порядке, если память передается, а может, даже и в том случае, если нет. Но для этого ей придется убивать магов Черным Кинжалом.

Где-то в глубине души Табеа понимала, что впервые серьезно думает об убийстве людей. За всю свою воровскую карьеру она никого не убила. Кошки считаются природными охотниками, собаки тоже относятся к хищникам. Неужели у нее возникли кровожадные инстинкты хищников, после того как она переняла их качества?

Табеа прогнала эту мысль. Оставалось решить, с кого лучше начать, если придется истреблять магов, чтобы обрести их таланты? Искусство колдунов и чародеев находится в слишком большой зависимости от различных ингредиентов, артефактов и магических формул — последнее было особенно справедливо в отношении колдунов. А попытки заняться чародейством могли закончиться столкновением с Гильдией. Кроме того, Табеа уже никогда не удастся изготовить атамэ, так как первая попытка кончилась неудачей.

Итак, чародейство и колдовство исключались. Оставались, правда, демонология, теургия, волшебство, ворлокство, гербализм, сайентология, иллюзионизм и куча других направлений.

Демонология представлялась ей довольно рискованным занятием. Табеа вспомнила, что ни разу не видела престарелого демонолога.

Теургам, чтобы использовать свои магические возможности, надо учить молитвы и формулы вызова богов. Если Черный Кинжал знаний не передает, смерть теурга окажется бесполезной — она не узнает необходимых ритуалов.

Возможности гербалистов очень ограниченны. Они привязаны к своим гербариям и без них бессильны, как чародеи и колдуны, лишенные своих игрушек.

Иллюзионисты занимались фокусами, и многие вообще сомневались, что это магия.

А сайентологов Табеа просто не понимала. Их магия казалась бесполезной. Какой прок от превращения солнечного света в радугу при помощи осколка стекла или от вращения трубочек и свиста в результате подогрева воды в закрытом сосуде. Кроме того, сайентологов было очень мало, около дюжины на весь Этшар. Убийство одного из них не сулило никаких перспектив.

Набор разнообразнейших ясновидцев и предсказателей на первый взгляд выглядел весьма многообещающе, но в такой толпе было крайне проблематично отличить подлинного мага от шарлатана. Приканчивая вермишель, Табеа решила, что с пророчествами можно подождать.

Если не считать малоизвестные направления магии, для ее целей годились только волшебники и ворлоки. Им не требовалось ни артефактов, ни талисманов, ни магических формул, но они тем не менее были настоящими магами.

Но как найти то, что требуется? На внешний вид полагаться нельзя. Конечно, большая часть магов носила традиционные для своей профессии одежды, но твердых правил на этот счет не существовало. Увидев черную мантию, точно определить, кто перед тобой: демонолог, ворлок или некромант, — нельзя. Табеа не раз принимали за ворлока, когда она была в черном. Ворлоки, кажется, любят черный цвет даже больше, чем демонологи.

Табеа знала нескольких магов, а некоторых только видела. Девушка припомнила их лица, размышляя, кого из них она предпочла бы порешить.

Оказалось, что никого… Вдруг Табеа замерла с поднятой рукой, не донеся вилку до рта. Как она могла забыть об этой маленькой задаваке Инзе из Северного Угла, или Инзе Ученице, как она себя сейчас величает. Инза Ученица была на два-три года моложе Табеа, и в детстве они частенько играли вместе. Зазнайка пристроилась ученицей к ворлоку — старой Лурис Черной, живущей в Восточном Углу на Улице Чародеев, после чего у нее якобы не оказалось времени, чтобы встречаться со старыми друзьями. Инза утверждала, что хозяйка не оставляет ей ни минуты, постоянно загружая работой, но Табеа знала, что девчонка просто задрала нос и не желает якшаться с ворами. "Тоже мне великий маг", — думала Табеа.

Инза Ученица вот-вот должна закончить ученичество и сменить имя на Инза Ворлок.

Если, конечно, доживет до этого. Табеа улыбнулась, и ее рука, соскользнув со стола, упала на рукоятку Черного Кинжала.

Глава 13

Сараи прислонилась к дверному косяку и спросила:

— А сегодня чего новенького?

Капитан Тикри удивленно поднял глаза, но, прежде чем он вскочил, бросив читать доклад, Сараи добавила:

— Не вставайте.

— Слушаюсь, Миледи, — ответил Тикри, глядя на нее с беспокойством.

— Итак, что заслуживает внимания в сегодняшних донесениях? — продолжила девушка.

— М-м… — Тикри глянул в листки. — Имеется одно странное дело. Скорее всего убийство из мести… но выглядит весьма необычно.

— Расскажите. — Сараи вошла в кабинет и уселась на стул с резной спинкой, обитый коричневым бархатом.

— Девушка по имени Инза. Ученица ворлока, — начал Тикри. — Ночью во сне ей перерезали горло и нанесли удар ножом в сердце — для надежности, я полагаю.

— Звучит отвратительно, — произнесла Сараи с брезгливой гримасой.

— Согласен, — ответил Тикри. — Сам я на месте не был, но, судя по докладам, дело преотвратное.

Сараи нахмурилась и, наклонившись вперед, спросила:

— Вы сказали, что это убийство из мести. И кто же его совершил?

— Я не знаю, — пожал плечами Тикри, — во всяком случае, пока. Преступник, кем бы он ни был, проник через окно, открыв запор — весьма профессиональная работа опытного взломщика, — но ничего не украдено, так что ограблением это считать нельзя.

— Если, конечно, вор не ударился в панику, — предположила Сараи.

— Ударился в панику? — покачал головой Тикри. — Нет. Тот, кто смог перерезать горло Инзе, а затем ударить ее ножом в сердце, не паниковал.

— Итак, это — месть, но кто мстил, вы не знаете.

— Не знаю, — мрачно ответил Тикри. — Ворлок клянется, что у Инзы не было врагов. Ворлоки — не прорицатели, и сама Лурис не может обнаружить убийцу, поэтому мы привлекли к делу чародея.

— Вы считаете, что хозяйка преступницей быть не может?

Тикри развел руками:

— Кто знает? Но у нас нет никаких причин ее подозревать. Кроме того, Лурис — весьма искусный ворлок, зачем ей резать горло девочке, если она может просто остановить ее сердце? Более того, если ворлок хочет замести следы, он всегда сумеет устроить весьма правдоподобный несчастный случай.

— Пожалуй, вы правы, — согласилась Сараи, барабаня пальцами по подлокотнику кресла и вытянув ноги — верный признак того, что она размышляет. — Очень, очень странно, что кто-то решился убить ученика ворлока. Ведь теперь для Лурис — дело чести отомстить за смерть своей ученицы. Разве не так?

— Именно, — охотно кивнул Тикри. — Тот, кто пошел на подобное преступление, ворлоков, видимо, не боится.

— Да и как Инза ухитрилась обзавестить смертельным врагом? У учеников, по-моему, на это, как правило, времени не остается.

— Обычно не остается, — согласился Тикри.

— Сколько ей было лет?

— Семнадцать, — ответил капитан, сверившись с докладом. — В следующем месяце она должна была стать подмастерьем.

— Семнадцать. — Сараи прикусила губу.

Ее беспокоило здоровье отца, но Министру исполнилось шестьдесят, и он прожил долгую, наполненную событиями жизнь. Она волновалась за брата, но Калтон Младший скорее всего не умрет. Однако смерть любого из них не явится неожиданностью. Здесь же без всякого предупреждения и без видимой причины погибла семнадцатилетняя девушка — всего на пять лет моложе самой Сараи.

— Семье уже сообщили? — спросила она.

— По-моему, да, — пожав плечами, ответил Тикри.

— Надо поинтересоваться у родственников о ее возможных врагах, — заметила Сараи.

— Зачем устраивать лишние хлопоты? — недоуменно спросил Тикри. — Это работа магов.

Сараи кивнула.

— Дайте мне знать, когда все разъяснится, — сказала она и, поднявшись с кресла, повернулась, чтобы уйти. Первоначально девушка хотела немного задержаться и поболтать с Тикри. Каких-то особых вопросов к нему или заданий у Сараи не нашлось, просто она считала полезным быть в курсе дел, которыми занимаются подчиненные. Ей хотелось знать, как организована городская охрана, как ведется расследование преступлений, как составляются доклады и по какому принципу идет отбор информации; а понять, как все это происходит, на самом деле можно только в непринужденной беседе. Если же задавать вопросы, в ответ услышишь лишь стандартные формальные ответы. Сараи хотелось, чтобы Тикри разговаривал с ней по-дружески, а не воспринимал как небожительницу, которую не должны волновать всякие пустяки. Непринужденная беседа — лучшее средство добиться этого. Однако известие об убийстве расстроило Сараи, и она потеряла интерес к болтовне.

Убийства в Этшаре не были редкостью — город насчитывал около миллиона жителей. За год случалось до сотни насильственных смертей, не считая тех естественных, которые внушали подозрение или могли быть вызваны магическими причинами.

Большинство убийств было связано с открытой ссорой, либо с пьяной дракой, либо с попыткой ограбления. Частенько они являлись результатом семейных разборок. Но влезть в дом ворлока и по-мясницки зарезать во сне молодую девушку… Это было совершенно нетипично.

Похоже, сейчас она не в состоянии оказать помощь следствию. Но неожиданно ее осенила идея, и Сараи спросила:

— Так вы говорите, чародей делает попытки что-то увидеть?

— Да, — кивнул Тикри.

— Кто занимается этим?

— Мерет Золотые Двери. Вы ее…

— Да, я ее знаю. Мерет работает дома?

— Думаю, там. Кстати…

Сараи не дала Тикри закончить фразу.

— Благодарю, — бросила она и вышла в коридор.

Нет, ждать официального отчета она не станет. Надо зайти к Мерет я своими ушами услышать, почему эта несчастная Инза была убита. Мерет живет, естественно, на Улице Чародеев. Три четверти магов Этшара-на-Песках вели свои дела на Улице Чародеев.

Но эта улица тянулась через весь город от Западного Берега до Северного Угла, и просто сказать, что ты живешь на Улице Чародеев, значило не сказать ничего. Однако дом Мерет стоял в районе Ночной Стороны в трех кварталах от дворца Верховного Правителя. Наверное, именно поэтому Мерет частенько приходилось помогать Министру Справедливости.

Не исключено, правда, что все обстояло с точностью до наоборот, и Мерет сознательно приобрела дом поближе к своему основному клиенту. Леди Калтон действительно не знала, где здесь причина, где следствие.

На улице оказалось довольно прохладно, но теплой одежды Сараи не понадобилось. Она быстро пересекла мощенную светлым камнем дворцовую площадь и, миновав Кольцевую Улицу, вышла на Северную, которая из-за обычного этшарского презрения к деталям тянулась на северо-запад через Ночную Сторону, а не на север через Сторону Теневую.

Как и все кварталы рядом с дворцом Верховного Правителя, Ночная Сторона была застроена особняками, принадлежащими богатым торговцам и городской знати. По обеим сторонам Северной Улицы тянулись высокие металлические ограждения, оберегающие сады и фонтаны. Сараи не обращала на них никакого внимания. Портовая Улица — основная магистраль, связывающая Большие Ворота с районом доков, — кишела людьми. На пересечении с Северной Улицей царила ужасная суета, толпа здесь выглядела гораздо менее аристократичной, чем окружающие ее строения. Неожиданно Сараи толкнул здоровенный тип, от которого разило рыбой. Министр Следователь инстинктивно схватилась за кошелек, но тот оказался на месте. Если детина — карманник, на сей раз он действовал довольно неловко.

На углу Северной и Чародеев девушка свернула налево. Дом Мерет оказался третьим на противоположной стороне улицы. Шторы на окнах были задвинуты, а сами окна закрыты, но золоченая дверь — опознавательный знак Мерет — была полуоткрытой.

У порога Сараи задержалась. Из глубины дома доносились чьи-то голоса, но разобрать слова было трудно. Она постучала и принялась ждать.

Через несколько секунд из-за дверей выглянул ученик Мерет юный Тар. Он широко распахнул дверь и приложил палец к губам.

Сараи понимающе кивнула.

— Она работает, Леди Сараи, — прошептал Тар. — Не соблаговолите ли подождать?

— В зависимости от того, сколько времени это займет, — ответила Сараи. — Что она делает?

— Расследует убийство, — ответил юноша с некоторым нажимом.

— Именно об этом я и хотела ее спросить.

— Инза Ученица? — уточнил Тар. Сараи кивнула. — В таком случае проходите, пожалуйста.

— Сколько времени это может продлиться?

— Не знаю, — с серьезным видом ответил Тар. — По правде говоря, ей уже следовало бы закончить. Наверное, она использует какое-нибудь необычное заклинание — я пока не силен в этом, но Мерет говорит, что, если я буду стараться, она скоро начнет обучать меня магическим формулам. Это будет сразу после Фестиваля.

— Следовательно, ты не знаешь, когда она освободится?

— Нет.

Юная дама-министр, поразмыслив немного, сказала:

— И все-таки я подожду.

Тар, отступив в сторону, пропустил ее в небольшую, довольно уютную приемную, и Сараи уселась в голубое парчовое кресло.

Тар посуетился еще немного, но, удостоверившись, что важная гостья чувствует себя вполне комфортно, выскользнул через арку, ведущую в основную часть дома.

Сараи принялась изучать комнату. Она уже несколько раз приходила к Мерет, но делать все равно было нечего.

Рядом с небольшим квадратным столом располагались три кресла — голубое, зеленое и золотистое. Ножки стола покрывала резьба, а столешница была инкрустирована золотыми завитушками. На столе стояли восемь небольших ларцов — из золота, серебра, меди, хрусталя, перламутра и трех разных видов дерева. Их тщательно отполированные крышки тоже украшала тонкая резьба. На стенах приемной висели гравюры, изображающие скалистые морские берега, одиноко стоящие башни и другие необычные для Этшара-на-Песках ландшафты. Мерет однажды упомянула, что все это — произведения ее бабушки. Большую часть покрытого лаком пола закрывал пушистый ковер с вычурным орнаментом. Рядом с дверью на полке торчало несколько разнокалиберных скульптур, а подоконник украшало вырезанное из пробкового дерева изображение дракона, обвивающего хвостом пейзанский домик.

Убранство комнаты показалось Сараи крикливым и претенциозным. Поэтому она принялась изучать гравюры.

Это занятие еще не успело ей окончательно наскучить, когда в приемной появилась Мерет. Чародейка задыхалась, платье на ней сидело криво, а ноги были босы.

— Леди Сараи! — воскликнула она. — Я совсем не ожидала вашего прихода! Садитесь, садитесь!

— Благодарю, я уже насиделась, — ответила Сараи.

Следом за хозяйкой в комнату, спотыкаясь, ввалился Тар.

— Да, да, конечно, конечно, — поспешно согласилась Мерет. — Умоляю, поступайте, как вам будет угодно. Чем я могу вам помочь?

— Мне стало известно, что вы расследуете смерть Инзы, ученицы ворлока.

— По меньшей мере пытаюсь, — ответила Мерет.

Сараи ждала продолжения.

— Ничего не могу увидеть, — вздохнула чародейка. — Я сотворила заклинание Всепроникающего Видения и Прорицание Фенвела, но ни одно из моих заклинаний не сработало.

Сараи знала, что у чародеев эти заклинания — самое мощное средство получения информации. Именно они приносили Мерет более половины доходов.

— Это потому, что жертва — ворлок? — спросила Сараи. — Насколько я понимаю, различные виды магии…

— Нет, не поэтому. Или по крайней мере… — Мерет сделала паузу и, собравшись с мыслями, продолжила: — Ворлокство Инзы Ученицы расследованию, конечно же, не способствует, Леди Сараи, но мне всегда удавалось обходить подобные препятствия. Нет, дело не в ворлокстве. Девочка была убита с помощью магических сил, и при этом весьма могущественных. Что это за силы, я сказать не могу.

— Но мне доложили, что Инза Ученица была убита кинжалом, — удивилась Сараи. — Ей перерезали горло и пронзили сердце.

— Кинжалом или чем-то другим. Даже этого я не смогла увидеть. Но мне точно известно — предмет, убивший Инзу Ученицу, обладал магическими свойствами, — твердо закончила чародейка.

— Но почему маг избрал подобный способ убийства? — спросила Леди Сараи. — Разве нет каких-нибудь заклинаний… не оставляющих следов и делающих убийство похожим на несчастный случай?

Чародейка молчала. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке.

Леди Сараи недовольно нахмурилась:

— Мерет, не считайте меня дурочкой. Я четыре года работаю Министром Следователем. Мне известно, что люди, серьезно оскорбившие чародея, ворлока или демонолога, умирают довольно быстро. В подавляющем большинстве случаев мы не можем ничего доказать. Те, кто задел ворлока, погибают от разрыва сердца, падения с высоты или, споткнувшись о собственную ногу, ломают шею. Те, кто вызвал серьезное недовольство чародея — настолько серьезное, что Гнетущей Почесухи или Фантазма Люгвайлера в качестве наказания оказывается недостаточно, — становятся жертвой нелепых несчастных случаев — они гибнут в огне или задыхаются под собственным одеялом. Дураки, ухитрившиеся повздорить с демонологом, вообще бесследно исчезают. Волшебники людей не убивают. Они для этого слишком мягкосердечны. Но их врагов начинают преследовать несчастья, слава богам, несмертельные. Я не знаю, что делают в подобных случаях колдуны, теурги и остальная братия. Но даже ребенку известно — ссориться с магами вредно для здоровья. Причем с магами любых школ и направлений. Это знает сам Верховный Правитель.

Сараи замерла, припомнив, что ее отец оскорбил не мага, а самого Бога. Однако, совладав со своими чувствами, она продолжила:

— Каждый солдат городской охраны знает, что оскорбивший мага долго не живет. В нашу задачу не входит защита людей, которые добровольно режут себе глотки. В тех случаях, когда жертва сама напрашивается на это, а маги не устраивают спектакля, мы стараемся шума не поднимать. Но в данном случае… Мерет, девочке было всего семнадцать. Насколько мы знаем, она не обидела даже мухи, а ей зверски перерезают горло. Это преступление мы просто так оставить не можем.

— Я все понимаю, Леди Сараи, — с несчастным видом ответила Мерет. — Но клянусь Гильдией Чародеев, мне ничего не известно. Я понятия не имею, почему кто-то решился на столь грязное дело. Вы правы, имеются особые заклинания, позволяющие убивать более легким способом. Мне неведомо, кто этот человек и чего он хочет. Твердо скажу одно — в убийстве замешана магия.

Сараи внимательно взглянула на чародейку и, вздохнув, тихо произнесла:

— Маг с преступными наклонностями. Замечательно.

Глава 14

Табеа сосредоточилась и уперлась взглядом в кувшин.

"Все было бы гораздо проще, если бы рядом находился более опытный ворлок, способный подсказать, что следует делать дальше", — думала Табеа. Но рассказать какому-нибудь ворлоку о том, что она сотворила, положительно невозможно. Придется самой догадываться, каким должен быть следующий шаг.

Она видела ворлоков в тавернах, на улицах и на Арене, и каждый из них умел передвигать предметы на расстоянии. Похоже, это была одна из фундаментальных способностей ворлоков. Инза Ученица наверняка ею обладала.

Но как все это реализуется на практике? Табеа не имела ни малейшего представления, что надо делать.

Вопреки ожиданиям ничего из того, что за пять лет учебы усвоила Инза Ученица, к Табеа не перекочевало. То, что хранила память жертвы, Черный Кинжал не передавал. Хитрости и секреты ворлокства остались для Табеа тайной.

Но присущие Инзе Ученице магические способности должны были перейти к Табеа. Черный Кинжал обязан забрать их у жертвы и передать хозяйке. Но проверить это можно только экспериментальным путем. Табеа надеялась, что ворлокство заработает, стоит лишь хорошенько подумать и как следует сосредоточиться.

Она так долго пялилась на пустой кувшин, что почувствовала невыносимую боль в висках. До нее откуда-то доносился шелест или, скорее, приглушенный шепот на каком-то незнакомом языке. Табеа старалась не обращать на него внимания.

"Здесь, в пустом доме, глухой ночью не должно быть никакого шепота, — думала девушка. — В этом звуке есть что-то чуждое". Если бы она оставалась обычным человеком, то наверняка ничего бы не слышала. Видимо, разыгрались ее обостренные чувства, ведь собаки могут уловить то, что не слышат люди. Нет, пожалуй, в данном случае это не совсем так. Около дома она не видела никаких чужестранцев. Да и язык казался Табеа очень чудным. Такого ей слыхивать ранее не доводилось.

А может быть, это вообще не человеческая речь? Не сводя глаз с кувшина, Табеа попыталась разобрать отдельные слова и определить, откуда они исходят.

Очень скоро девушка поняла, что никаких слов нет, а шепот доносится из ниоткуда. Он просто рождался в ее голове.

Сосредоточившись на этом шепоте, она ощутила прикосновение или, скорее, сама прикоснулась к чему-то, не поддающемуся определению и находящемуся внутри нее. Шепот струился, пронизывая тело, и Табеа неожиданно для себя как бы дотронулась до кувшина, хотя тот стоял довольно далеко.

Девушка прикоснулась к нему странным шепотом, охватила сосуд этим… чем бы оно ни было, затаила дыхание и рванула. Кувшин взвился вверх. Табеа, широко раскрыв от изумления рот, следила за его траекторией округлившимися глазами. Кувшин стукнулся о потолок — в момент удара девушка потеряла над ним контроль, — и упал на пол, брызнув сотнями осколков.

Табеа опять подняла глаза к потолку, и выражение изумления на ее физиономии сменилось довольной улыбкой.

Она владеет ворлокством! Все получилось как надо. Кроме того, Табеа ощутила новую необычную мощь, которая хорошо дополняла избыточную физическую силу, приобретенную после убийства Инзы Ученицы. После смерти ученицы ворлока Табеа перестала быть слабой женщиной, крепости ее мышц мог позавидовать любой мужчина.

До чего же здорово! Жаль только, что прошло четыре года, прежде чем она узнала о магических свойствах Черного Кинжала. Теперь ей надо действовать быстро, чтобы восполнить бездарно потраченное время.

Кинжал не научит ее всему. Он не способен похищать знания или воспоминания. Но клинок, бесспорно, может передавать ей могущество. Если она пожелает, то приобретет безграничную силу, любые способности и любые навыки.

Для этого надо всего лишь убивать определенных людей. Ее улыбка померкла. Убийство — самая неприятная часть дела. Ей не нравилось лишать людей жизни Бесспорно, Инза Ученица была несносной скотиной, считавшей Табеа чем-то вроде отбросов, но даже эта вина вряд ли заслуживала наказания смертью.

Эксперимент был просто необходим, тем более что он увенчался полным успехом, одарив Табеа замечательными способностями к ворлокству. Но смерть девчонки оставила неприятное чувство. Все-таки любое убийство — зло.

"Что же, — сказала себе Табеа, — жизнь вообще очень зла. Однако, начиная с этого момента, зло не будет направлено на меня, я сама стану его сеять".

Однако новые жертвы следует отбирать очень тщательно. Тогда убивать много людей не придется. Более того, для укрепления физических сил людей умерщвлять не надо — собаки, кошки и другие животные для этого дела вполне сгодятся. Они окажутся даже лучше, чем человеческие существа.

Но навыки, живость ума и способность к магии можно похитить только у людей. У кошек и собак нет рук, и они не способны манипулировать конечностями, не могут обращаться с инструментами или делать то, для чего требуется хождение на двух ногах.

Обоняние, слух, зрение — да. Без них, кстати, она не смогла бы найти этот дом и определить, что он пуст. Обладая обостренными чувствами, Табеа не сомневалась, что узнает о появлении хозяина еще до того, как тот заподозрит неладное. Она услышит его шаги, учует запах и тихо, по-кошачьи, ускользнет. Это стало возможным только благодаря животным.

Но для получения человеческих способностей придется убивать людей.

Взгляд, брошенный на Черный Кинжал, заставил Табеа вздрогнуть. "Что же, — внушала она себе, — люди в Этшаре гибнут ежедневно".

Мужчины хвастают в тавернах тем, сколько людей они прикончили. Маги умерщвляют друг друга и по заказу врагов богатых клиентов. Демонологи приносят в жертву детей или надоедливых соседей, а некроманты продают невинные души в обмен на знания мертвых. Это известно каждому. Несколько дополнительных смертей погоды не сделают, их просто никто не заметит.

Табеа только слышала об ужасных магических кончинах, но ни разу ни одной не видела. Все ее ушедшие в иной мир знакомые скончались от самых что ни на есть естественных причин.

Конечно, если это были естественные причины, а не тайные происки мстительных магов.

Ладно, так или иначе Этшар — огромный город, где ежедневно убивают множество людей. Несчастных режут по пьянке в тавернах, забивают насмерть у Пристенной Улицы, травят или душат в покоях и коридорах дворца, жарят или превращают в камень чародеи, уносят в преисподнюю демоны и иные сверхъестественные создания. Никто даже не заметит, что насильственных смертей станет чуть больше обычного.

Итак, главная проблема решена. Остается определить, кого и когда.

Она убила ворлока. Табеа мысленно прикоснулась к самому крупному осколку кувшина и заставила его плавать под потолком широкими кругами. Теперь, когда она знала, что делать, это было ей проще простого. Следующим шагом предстояло освоить иную разновидность магии или обрести жизненно важное умение немагического свойства — искусство стрельбы из лука или фехтования, например. Итак, на очереди солдаты.

Но только те, которые отлично знают свое ремесло, а не жирные, ленивые пугала, охраняющие Большие Ворота днем и куролесящие по ночам в борделях Солдатского Городка. Наверное, следует выбрать офицера-инструктора, тренирующего новобранцев.

Придется умертвить и некоторых магов — демонолога и, пожалуй, теурга. Хотя ремесло теургов и демонологов требует знания магических формул, ей, возможно, удастся, подслушав, как они работают, научиться формулам вызова и молитвам. Завладев их способностями, она легко сможет все это повторить. Затем последуют несколько чародеев. Ведь разные чародеи владеют различными заклинаниями. Она сделает это, несмотря на Гильдию и неспособность изготовить свой собственный атамэ. Лишняя наука не повредит. Затем волшебник, колдун…

Табеа обнажила Кинжал и, обратившись к нему, промурлыкала:

— Нам придется хорошенько поработать, дружок. — И, немного помолчав, добавила: — Но труд не будет напрасным.

Глава 15

— Здесь замешано чародейство, — проговорил волшебник, стоя на коленях рядом с трупом.

— Вы уверены, что именно чародейство, а не иная разновидность магии? — спросила от дверей Сараи.

— Миледи, — мрачно ответил волшебник, — это либо чародейство, либо нечто совершенно новое, но это новое стоит к чародейству ближе, чем все остальное, уже известное.

— Следовательно, вы не исключаете, что мы имеем дело с неизведанной формой магии?

Волшебник вздохнул, с кряхтением поднялся на ноги и, пригладив костлявой ладонью редеющую шевелюру, ответил:

— Не знаю, Леди Сараи. Когда возникло ворлокство — в то время я заканчивал ученичество, — было весьма трудно отличить его от волшебства, так как между ними есть определенное сходство. Принципиального различия, увы, не удалось установить до сих пор. Мне известно, что теургия и демонология являются двумя сторонами одной медали. Они практически идентичны по сути, хотя цели их диаметрально противоположны. То, что произошло здесь, несет на себе печать чародейства, и хотя не исключено, что это нечто новое, чем оно отличается от чародейства, я сформулировать не могу. Но аура последнего здесь присутствует.

Сараи кивнула:

— Хорошо. Значит, чародейство или нечто похожее. А теперь расскажите о человеке, совершившем это убийство.

— Увы, — сокрушенно развел руками волшебник. — Присутствие магии создает хаотические завихрения. Все смешалось.

— В таком случае опишите подробнее эти магические силы, — попросила Сараи. — Почувствуете ли вы их проявление, повстречав убийцу на улице?

Волшебник глубоко задумался и после довольно длительного молчания осторожно проговорил:

— Сомневаюсь. Я ощущаю привкус единственного заклинания. Вряд ли убийца будет расхаживать по Этшару с перманентно активированным заклятием. Я, конечно, не чародей, но, по-моему, действие этого заклинания ограничено во времени — его требуется постоянно обновлять.

— Но это то же самое заклинание, что и раньше?

— Наверное, — пожимая плечами, ответил волшебник. — Впрочем, точно сказать не могу, так как в прежних случаях его следы были уже полустерты.

Некоторое время они оба молчали, глядя на окровавленный труп, который в свою очередь вперил мертвые глаза в потолок.

— И еще, — сказала Леди Сараи, — вы, да и остальные маги, твердите, что все жертвы умерщвлены при помощи заклинания, хотя нет сомнений, что убийца действовал ножом. Вы хотите сказать, что кинжал был магический? Или что магия двигала самый обычный нож? Неужели вы верите, что кинжал может чудесным образом возникнуть из воздуха?

Волшебник, немного поколебавшись, пробормотал:

— Я хочу сказать, что предмет, нанесший раны, обладает магическими свойствами и именно магия похищала жизнь жертв. Если это кинжал, то он заколдован. А направляла ли его человеческая рука или магическая воля, мне знать не дано.

— Хорошо, — сказала Сараи, — допустим, что мы имеем дело с магическим кинжалом, и вы, разгуливая по улице, натыкаетесь на его хозяина. Узнаете ли вы об этом?

На этот раз волшебник погрузился в еще более длительное раздумье.

— Сомневаюсь, — наконец разродился он. — Но мне кажется, только кажется, что, если я увижу, как кто-то пользуется этим кинжалом, я сразу его узнаю.

— Что ж, это лучше, чем ничего, — вздохнула Сараи.

— Само собой разумеется, что, узрев подобное, я вас немедленно проинформирую.

— Естественно, — ответила Леди Следователь, — или ближайшего стражника, или кого-то другого.

— Конечно.

Сараи направилась к лестнице. Этот случай оказался самым скверным — она знала жертву, которой оказался Серем Мудрый — один из лучших чародеев Этшара-на-Песках. Правда, теперь он таковым был. В данный момент старец являл собой труп со вскрытым горлом, а душа его отлетела в иные миры.

У него была ученица. Как же ее зовут? Ах да, Лиррин. Лиррин стояла у подножия лестницы. Она казалась совсем больной. За ее спиной в гостиной Сараи увидела знаменитое дерево-опахало Серема. Оно раскачивалось так, словно ничего не случилось. Старый верный Серем пользовался заклинаниями перманентного характера, а не теми хилыми, действие которых прекращается вместе со смертью создателя.

С Лиррин все будет в порядке. Сараи знала, что у Серема нет родственников, имеющих больше прав на наследство, чем последняя ученица чародея. Даже если у Серема и были когда-то дети, они давно уже выросли, а бывшие жены умерли, состояли в разводе или вообще исчезли. По обычаям Этшара права ребенка при наследовании оценивались выше прав любого взрослого, исключая лишь супруга усопшего. Лиррин, которой исполнилось всего семнадцать, по закону считалась еще ребенком. Она унаследует дом со всей обстановкой, Книгу Заклинаний и все содержимое рабочей комнаты чародея.

Это было достаточным основанием для убийства, и Лиррин, несмотря на все проявления горя, могла бы попасть под следствие, если бы не серия других смертей.

Инза, ученица ворлока, была первой. Ее нашли в собственной постели с перерезанным горлом и пронзенным кинжалом сердцем. За ней последовал капитан Деру. Его обнаружили в узком проулке за Улицей Лучников с ножевой раной в спине и горлом, располосованным от уха до уха. На теурга Атаниеля напали в его рабочей комнате. Специалисту по общению с богами тоже перерезали глотку, а затем прикончили ударом в сердце. Кариту Демонолога избили до полусмерти, а когда несчастная отключилась, ей вскрыли горло.

Но самым странным, даже на фоне этих зверских убийств, казалась гибель многочисленных животных, главным образом бродячих кошек и беглых собак. Их находили с перерезанными глотками на Поле у Пристенной Улицы. Если бы гибель зверей предшествовала смерти Инзы Ученицы, можно было бы предположить, что убийца просто практиковался, но дело обстояло иначе. Собака и кошка были зарезаны вскоре после смерти Инзы Ученицы, остальных животных убивали по одному, и их гибель перемежалась с уничтожением людей.

Сегодня ночью настал черед старого Серема. Он лежал на полу собственной спальни с ножевой раной в животе и рассеченным, как у всех остальных жертв, горлом.

Как и в предыдущих случаях, на теле обнаружили следы магической силы, блокирующей действие розыскных заклинаний, или, как их называли, заклинаний Проникновения.

Мерет клялась, что не способна определить убийцу. Окко вообще не смог сказать, что произошло. Лурис Черная страстно хотела помочь следствию, чтобы отомстить за свою ученицу, но из этого ничего не вышло — в тех случаях, когда требуются познания, а не грубая сила, ворлоки абсолютно беспомощны.

И вот теперь знания волшебника по имени Келдер с Четвертной Улицы тоже не пригодились.

— Волшебников он пока что не убивал, — заметила Сараи, спускаясь по лестнице. — Поэтому следующим может стать один из вас. Похоже, преступник задался целью прикончить по магу каждой специальности.

— Тогда остаются еще колдуны, Леди Сараи, — ответил Келдер. — И маги более мелкого пошиба — гербалисты, сайентологи, иллюзионисты.

— Верно, — согласилась Сараи. — Однако на вашем месте я запирала бы дверь покрепче и расщедрилась на парочку охранных заклинаний, полагаясь, естественно, только на свои.

Она знала, что волшебники не владеют серьезными охранными заклинаниями, но скрывают это от посторонних.

— Наверное, вы правы, Миледи, — согласился волшебник. — Я мог бы сказать, что не вписываюсь в систему убийств, но, по правде говоря, я пока четкой системы не вижу.

— Я тоже, — призналась Сараи.

И это ее беспокоило. То, что они знали, недостаточно, чтобы выявить систему в действиях преступника. Уголовники, как правило, воображения лишены. Но этот…

Во-первых, не ясны мотивы. Убийца расправился с ученицей ворлока, оставив невредимой Лурис, но затем он или она зарезал Серема, мастера, не тронув ученицу Лиррин. У Атаниеля учеников не было, так же как у Деру, поскольку в охране система ученичества вообще отсутствует. Учеником Кариты оказался четырнадцатилетний мальчишка, который гостил за городом на родительской ферме. Ученица Серема наследовала все, а ученик Кариты — ничего, так как у убитой остались муж и девятилетняя дочь. Парнишка просто имел право пробыть в их доме до Фестиваля.

Система отсутствовала, общего мотива не прослеживалось; Сараи даже не удалось найти ничего, что объединяло бы жертвы.

Лиррин наследовала прекрасный, очень дорогой дом и огромное состояние, что являлось серьезным мотивом для преступления. Кроме того, она уже была в некотором роде чародеем и могла устроить остальные убийства с целью отвести от себя подозрение. Однако поверить, что девочка — столь хладнокровный убийца, трудно. И столь же трудно понять, почему убита Инза Ученица, а не Лурис. Если бы погибла Лурис, то преступления выстроились бы в систему, а подозрение пало бы на Лиррин.

Но зачем ей убивать собак? Кроме того, убийца Кариты — человек очень сильный. В какой-то момент несчастную жертву приподняли и швырнули об стену. Убийца употребил силу и с Деру, и с Атаниелем. А Лиррин, судя по ее субтильному виду, на подобные подвиги не способна. Конечно, она не так хила, как многие другие ученики, но мускулов у нее маловато…

Конечно, магия — это сила… Внезапно до Сараи дошло, что она стоит на последней ступеньке лестницы и неотрывно смотрит на Лиррин с расстояния трех-четырех футов.

— Мне очень жаль, — произнесла Леди Следователь, стараясь казаться искренней.

Она сожалела о гибели Серема, сожалела по-настоящему, но в данный момент ее мысли настолько заняли размышления о возможном убийце, что для подлинного проявления чувств места не осталось. Личико Лиррин искривилось.

— Вам, Леди Сараи, наверное, постоянно приходится сталкиваться с такими вещами.

— Нет, — ответила Сараи. — Нечасто. Обычно с… со смертельными случаями разбирается городская охрана. Сложностей, как правило, не возникает. Кто-то проявляет чрезмерную вспыльчивость, а затем рыдает над трупом, признаваясь во всех грехах. Или находятся десятки свидетелей. Если дело не столь очевидно, мы приглашаем магов, и нарушитель закона на следующий же день оказывается в донжоне. Но на сей раз, — вздохнула она, — мы имеем дело с сумасшедшим, который использует магию, чтобы замести следы. Меня призвали, так как считается, что я — мастер в решении подобных загадок. Я стараюсь, Лиррин, делаю все, что в моих силах, но, увы, не знаю, как схватить преступника.

— О… — пискнула ученица.

"Бывшая ученица", — поправила себя Сараи. С ученичеством покончено навсегда. Теперь девочке придется предстать перед Гильдией Чародеев и доказать, что она достойна звания Подмастерья, несмотря на недостающий год учебы.

Сараи не сразу задала следующий вопрос. Однако после некоторого колебания все же решилась:

— Лиррин. Ты — наследница Серема и отвечаешь за ритуал прощания. Но прежде чем ты поднесешь факел к погребальному костру, я хочу попросить тебя об одной услуге.

— Какой? — спросила Лиррин, с огромным трудом сдерживая рыдания.

— Не могла бы ты пригласить некроманта, чтобы побеседовать с духом Серема? Душа твоего учителя не обретет свободы и не воспарит в небеса, пока не будет уничтожена ее бренная оболочка, и мы могли бы спросить у нее, кто убийца. Серем видел его. Он может не знать или забыть имя преступника — духи частенько многое забывают, — но чем-то он нам поможет обязательно.

Лиррин заморгала, и по ее щеке прокатилась слезинка.

— Вы сказали, что были и другие…

Сараи вздохнула.

— Да, были, — призналась она. — Но тогда мы еще не знали, что это необходимо. А когда сообразили, похороны уже прошли. С демонологом мы попытались, но ничего не вышло, душа исчезла бесследно — скорее всего ее забрали демоны за оказанные ранее услуги. Мы надеемся, что с Серемом получится лучше. Так ты позволишь?

— Ну конечно же, — тихо произнесла Лиррин. — Конечно.

Дым погребального костра лениво возносился к небесам. Начинало холодать, воздух был чист, а небо казалось огромным бирюзовым куполом.

— Проклятие! — пробормотала себе под нос Сараи.

Капитан Тикри покосился на нее, а затем перевел взгляд на стоящую напротив Лиррин. Бывшая ученица пребывала в забытьи. Она не замечала ничего, кроме пламени, поглощающего останки Серема Мудрого. Немногочисленные друзья и родственники покойного думали о своем или негромко беседовали друг с другом.

— Вас что-то беспокоит, Леди Сараи? — тихонько спросил Тикри.

— Естественно! — бросила девушка. — Все так глупо! Даже похороны — никчемный ритуал. Душа Серема потерялась, и освободительное пламя — просто перевод топлива. Освобождать-то нечего!

— Вы уверены?

— Некромант был уверен. Во всяком случае, он так утверждал.

Тикри помолчал. А когда заговорил, это был вопрос:

— Кто этот некромант?

— Чародей, — ответила Сараи. — Разве это имеет значение?

Тикри пожал плечами:

— Не знаю. Не исключено, что имеет. Моя тетя Титенна, чтобы поговорить с усопшим дядей Гаром, всегда прибегала к услугам теурга. Она донимала дядьку до тех пор, пока жрец не посоветовал ей оставить душу мужа в покое и позволить ей насладиться загробной жизнью. Теург работал прекрасно.

— Вашей тетушке повезло, — со вздохом заметила Сараи. — Теурги-некроманты тратят уйму времени, чтобы в сонме душ отыскать единственно нужную, да и то если в деле не замешана иная магия. Демонологи-некроманты и того хуже. Шансы на успех у них — один к десяти, если, конечно, дух, который вы разыскиваете, не принадлежит мертвому демонологу. У колдунов и ворлоков хватает ума некромантством не заниматься. Это крайне неприятное дело. В половине случаев дух не способен припомнить ничего заслуживающего внимания.

— А как насчет волшебников?

Сараи пожала плечами.

— Боюсь, что мы опоздали, — сказала она. — Теургам и демонологам тело не требуется, но волшебникам оно нужнее, чем чародеям. Я попросила одного из их братии взглянуть на труп. Келдера с Четвертной Улицы. Вы с ним знакомы, не так ли?

Тикри утвердительно кивнул.

— Но он не настоящий некромант, — продолжила Сараи, — и ничего не увидел.

— Скверно, — заметил Тикри и, поколебавшись немного, добавил: — Есть кое-какие новости. Я хотел подождать окончания похорон, но, возможно, лучше, если я поделюсь ими прямо сейчас.

— Вот как? Что же это?

— Вести не очень хорошие.

Сараи вздохнула еще раз:

— Хороших новостей в этом деле я уже не жду. Еще один труп?

— Нет, нет, — торопливо произнес Тикри. — Все не настолько скверно.

— И даже не собака?

Тикри отрицательно покачал головой.

— Что же в таком случае?

— Похоже, что убийца не один. Мерет с учеником обследовали дом Атаниеля и установили, что в здание проникли с помощью ворлокства.

— Но теурга убило не ворлокство, — помрачнев, заметила Сараи. — Мерет поклялась мне.

Тикри пояснил:

— Это значит, что если убийца чародей, то сообщник у него — ворлок.

— А если мы имеем дело с ворлоком, раздобывшим где-то магический кинжал? — высказала предположение Сараи.

— Возможно, — согласился Тикри. — Но зачем ворлоку действовать подобным образом? Он может на расстоянии остановить сердце жертвы. Резать глотки ему не нужно.

— Весь вопрос в том, зачем это вообще кому-то понадобилось? — ответила Сараи.

— А вдруг убийца — демонолог, приносящий человеческие жертвы? Или чародей, собирающий ингредиенты для редкостного заклинания?

— Но каким образом демонолог или чародей смогли прибегнуть к ворлокству?

Сараи глубоко вздохнула, чтобы привести новые аргументы, но вместе с воздухом втянула в легкие дым костра и, сильно раскашлявшись, забыла все, что хотела сказать. Тикри молча ждал продолжения.

Когда дыхание восстановилось, Сараи уже не думала о ворлоках или мотивах убийства. Приступ кашля напомнил ей о состоянии здоровья отца и болезни Калтона Младшего. Ее семья стала совсем малочисленной, и надо готовиться к тому дню, когда она, Сараи, из исполняющей обязанности станет полноправным Министром Справедливости, оставаясь Министром Следователем. Такого поворота событий можно ожидать со дня на день.

В детстве Сараи и представить себе не могла, что на ее плечи ляжет такая ответственность. Министерство Справедливости должно было перейти от отца к брату, а должности Министра Следователя в те времена вообще не существовало. Традиции не позволяли ей рассчитывать на какой-либо государственный пост. Несколько лет назад леди Калтон следовало бы выйти замуж за состоятельного торговца или аристократа, заняться разведением кур, шитьем и растить детишек, а не торчать здесь, наблюдая, как превращаются в дым останки старого чародея, и предаваясь беспокойным размышлениям о серии зверских убийств.

Четыре года назад мысль о том, чтобы стать следователем Верховного Правителя, казалась Сараи привлекательной, но чтобы всю жизнь гоняться за полоумными преступниками или маньяками с садистскими наклонностями, и при этом чаще всего безуспешно…

Сараи начинала уставать. Ее изумляло, как отец мог столько лет оставаться Министром Справедливости.

Однако не исключено, что сейчас он умирал именно поэтому.

Перед девушкой в пламени костра лежало тело человека, который мог бы спасти Лорда Калтона, но отказался. "Может быть, мне следует радоваться гибели чародея", — думала Сараи.

Неожиданно ее осенила новая мысль. А вдруг именно это стало мотивом убийства? Весьма сомнительно, что все жертвы чем-то озлобили преступника. Но ведь могло случиться и так, что его спровоцировало их бездействие? Что, если убийца чего-то хотел от каждого из них — ворлока, солдата, теурга, демонолога и чародея, а те отказались ему это предоставить?

Да, такое объяснение логично, хотя и не объясняет ни ритуального рассечения горла, ни одновременного использования ворлокства и чародейства.

Сараи вспомнила предположения Тикри о том, что убийца действовал не один. В этом имелся определенный смысл. Человек, швырнувший Атаниеля и Кариту об стену, необычайно силен, велик ростом и наверняка обладает развитой мускулатурой, в то время как убийца Инзы Ученицы миниатюрен, так как сумел проскользнуть в окно, приоткрытое всего на несколько дюймов. Преступник, расправившийся с Деру, был достаточно силен, чтобы прикончить жертву, когда та бодрствовала, но в то же время убийца напал на солдата сзади, а столь опытный боец, как Деру, обязательно оглянулся бы, почувствовав, что приближающийся к нему человек опасен. Это указывало на то, что убийца обладает удивительной силой при относительно небольшом росте и не внушающей опасения внешности.

Предположение о нескольких убийцах выглядело неубедительно. Почему какая-то группа решила пойти на столь чудовищные преступления? Это казалось еще менее вероятным, нежели действия отдельной личности. Конечно, если в убийствах не замешаны политика или кровавый религиозный культ.

"Может, существует какой-нибудь тайный заговор магов, — думала Сараи. — Может быть, Инзу Ученицу, Серема и остальных хотели к нему привлечь и убили, чтобы сохранить тайну, когда они отказались?"

Но в таком случае зачем убивать всех одним и тем же способом? Для назидания непокорным? Или здесь имеет место определенный ритуал? Неужели Сараи столкнулась с культом поклонения какому-то демону, сумевшему тайно без вызова бежать из ада и теперь бесконтрольно буйствующему в Мире? Однако нельзя исключать, что убийцы — обычные городские жители, ставшие жертвой заклинаний злобного мага. Ведь есть чародеи, способные руководить поступками людей и животных. Сараи слышала легенды о том, что во времена Великой Войны существовали колдуны, способные контролировать поступки жертвы и управлять ее мыслями.

Неужели она воюет с религиозными культами и политическими заговорами? Разве не может существовать культ убийства? Девушке даже показалось, что она что-то слышала о таком культе.

— Тикри, — спросила Сараи, — вы ничего не знаете о существовании организации убийц?

— Вы имеете в виду Культ Демерчана? — переспросил удивленный солдат.

Да, слово "Демерчан" там присутствовало. Сараи припомнила какие-то туманные легенды и незаконченные истории.

— Наверное, да. Не могут ли его адепты быть виновными в этих убийствах?

Немного подумав, Тикри ответил:

— Не знаю.

— Я, увы, тоже, — пробормотала Сараи.

То, что она пока не знает, предстоит выяснить. Но справки придется наводить не только о Демерчане. В преступлениях замешаны маги. Поэтому следует проверить все их организации: Гильдию Чародеев, Союз Ворлоков, Братство Волшебников, Союз Сестер, Иерархию Жрецов и все остальные, о существовании которых удастся узнать.

— Тикри, — прошептала Сараи, — мне в помощь потребуется несколько мужчин. И женщин.

Тикри бросил на нее быстрый взгляд и кивнул.

Глава 16

Четырьмя днями позже в десяти кварталах от погребального костра Серема Мудрого Табеа лежала в кровати, вперив взгляд в расписной потолок. Эта гостиница не имела ничего общего с ободранными вонючими постоялыми дворами на Пристенной Улице, в которых ей приходилось ютиться всего несколько месяцев назад. Льняные простыни были чистыми и прохладными. Одеяла из тонкой шерсти украшала вышивка из золотых и красных шелковых нитей, толстые матрасы, наполненные гагачьим пухом, приятно ласкали тело.

"Все. Для Табеа Воровки больше не будет соломы и мешковины", — говорила она себе. Три прекрасные пухлые подушки. Бутылка вина, хрустальный бокал рядом с постелью и шнурок звонка на расстоянии вытянутой руки. Даже балки потолка и те были щедро разрисованы красными цветами на фоне темно-синего ночного неба. И на этой синеве ярко блестели звезды.

Табеа полагалось чувствовать себя вполне счастливой. Денег у нее было навалом — больше, чем за все предшествующие годы; а здоровье и силу не сравнить со здоровьем и силой прежней щуплой воровки. Несколько месяцев назад девушка не смела даже представить нечто подобное. А теперь могла получить почти все, что душе угодно.

Но счастливой Табеа себя не чувствовала, и виной тому было неприятное словечко "почти". Да, ей удалось безнаказанно совершить полдюжины убийств, но они не принесли желаемых результатов.

Она убила Инзу Ученицу и получила способность к ворлокству, но всего лишь на уровне ученицы. Правда, иногда действия ворлока удавались ей так хорошо, что она пугалась Табеа была невежественной в отношении обретенной силы и не знала, все ли делает так, как надо. Девушка опасалась, что ворлокство, не обратившись прямо против нее, может привлечь внимание и вызвать гнев настоящих ворлоков или той шепчущей силы, к помощи которой она прибегала.

Табеа прикончила капитана Деру и стала физически сильнее любого мужчины Этшара. Теперь она могла скрестить шпагу с лучшим из фехтовальщиков и с шестидесяти шагов всадить стрелу в глаз собаки. Но она по-прежнему выглядела полуголодной заурядной девчонкой — ее угрозы не принимали всерьез, и никто не спешил отступить в сторону при ее приближении.

От убийства Атаниеля проку вообще не было. Боги так и не вняли молитвам Табеа и не явились на ее зов. Она не знала их тайных имен и формул вызова. Ни того, ни другого Кинжал ей не передал.

Прикончив Кариту, Табеа узнала лишь то, что демоны, когда их пытаются вызвать, оказываются такими же привередливыми, как и боги.

Девушка убила Серема, совершенно не представляя, зачем это делает, — результат был ей заранее известен. Она не знала ни нужных формул, ни ингредиентов, ни мистических жестов, необходимых для сотворения заклинания, ни названий самих заклинаний. И что самое главное, у нее не было атамэ, а сделать его Табеа не могла. Вместо кинжала чародея у нее имелся Черный Кинжал.

"Не исключено, что у Кинжала нашлись собственные мотивы для убийства Серема", — думала Табеа. Ее мучила мысль, что нож сам подтолкнул ее на последнее преступление. Конечно, Кинжал одарил ее могуществом и спас от старого пьяницы. Но, имея в своем распоряжении такую магическую мощь, девушка не могла понять ни ее сущности, ни то, как она действует.

Табеа не верила, что Кинжал прямо влияет на волю своей хозяйки, но отношение к ее поступкам он определенно имел.

Так или иначе, но чародея она убила. И совершенно напрасно, как выяснилось.

Наконец всего несколько дней назад она прирезала волшебника по имени Келдер с Четвертной Улицы, которого заметила на похоронах Серема. Это убийство принесло некоторые результаты — частично способности Келдера перешли к ней. Девушку стали регулярно посещать странные, необъяснимые ощущения. Особенно часто это случалось, когда рядом находились другие люди.

Но понять суть происходящего Табеа не могла. Она не была ученицей, и никто не подсказывал ей, что означает присутствие теплой влаги в мыслях человека, или образ алого бархата, или ощущение напряжения, которое бывает в воздухе перед грозой. Кстати, что означает холодная чернота, окутывающая маргаритки, стоящие в вазе у изголовья кровати? Может быть, цветы умирают?

Говоря по правде, свойства, полученные от животных — обоняние собаки, например, — давали ей больше познаний о Мире, нежели сверхъестественные способности, приобретенные в результате убийств магов. Более того, ее способности ворлока пошли на убыль. Не сами по себе. Поначалу девушка думала, что забыла нужные действия или что ее отвлекали внешние факторы, но теперь, оглядываясь назад, Табеа ясно видела, что с убийством каждого следующего мага похищенная ею сила ворлока сходит на нет. Особенно явно это проявилось после того, как ее коллекция магических свойств пополнилась волшебством. Теперь, чтобы уловить таинственный шепот, Табеа приходилось внимательно вслушиваться, он перестал врываться в ее сознание, как прежде.

Неужели различные виды магии мешают друг другу, словно котята, затеявшие возню в небольшом лукошке?

Смогла бы она лучше понимать свои ощущения, если бы убила волшебника первым? Смогла бы использовать волшебство более успешно, даже не имея должной подготовки?

Все это обескураживало Табеа. Сколько же она не знает! В теории у нее имелись способности к пяти видам магического искусства, но она не знает, как всем этим правильно распорядиться!

И самое главное, что бы Табеа ни делала, какой силой или могуществом ни обладала, она по-прежнему выглядела жалкой воровкой, и все окружающие относились к ней соответственно. Даже за эту комнату ей пришлось заплатить вперед, и хозяин гостиницы изумился, увидев, как она извлекла из сумки горсть серебра.

Кроме того, Табеа никому не могла поплакаться о своих трудностях. Она не смела довериться ни единому человеку. Если кто-то сообразит, что она убийца, ее повесят.

Да, к сожалению, все получается не так, как она задумывала. Однако наверняка можно найти нечто такое, что заставит ее магические способности заработать. "Надо узнать побольше о различных магических школах", — думала Табеа. Просто украсть знания она не могла.

В ученицы ее даже за большие деньги никто не возьмет. Ей уже девятнадцать и скоро исполнится двадцать.

Но, может быть, ей удастся что-то подслушать, ведь теперь, умертвив стольких животных, она приобрела сверхъестественно тонкий слух — по крайней мере в верхних регистрах. С ее умением открывать замки, ее опытом, кошачьей ловкостью и зрением, необыкновенной физической силой и способностями ворлока можно проникнуть куда угодно.

Если она проберется в жилище мага, который только что взял себе нового ученика…

Во всяком случае, попытаться стоило. Двигаясь, как кошка, Табеа соскочила с постели, оделась, вышла в коридор, спустилась по лестнице, пересекла общий зал и, перешагнув через порог гостиницы, нырнула в наступающую ночь.

Глава 17

Легендарное сообщество убийц — Культ Демерчана, как заверил Леди Сараи капитан Тикри, действительно существовало, и его главный храм находился в одном из Малых Королевств. Ничего более определенного бравый вояка не знал. По настоянию Леди Сараи капитан отправил на поиски штаб-квартиры сообщества опытного шпиона, не забыв снабдить его порядочной суммой.

Дожидаясь возвращения агента, Сараи обратила все свое внимание на другие организации — те, что были под рукой и представляли различные магические направления: Гильдию Чародеев, Совет Ворлоков, Братство Волшебников, Союз Сестер и Иерархию Жрецов. Колдуны и демонологи союзов не создавали. Менее заметные маги вроде гербалистов и сайентологов тяги к единению тоже не испытывали — по крайней мере за четыре года исследовательской работы в области магии Леди Сараи признаков существования в Этшаре-на-Песках таких сообществ не обнаружила.

Гербалисты и им подобные Сараи совершенно не беспокоили, о колдунах и демонологах ничего определенного она сказать не могла, но пять известных ей групп требовали усиленного внимания, и среди них в первую очередь — чародеи и ворлоки. В большинстве убийств обнаруживались следы присутствия как тех, так и других.

Самой могущественной среди всех организаций, вне всякого сомнения, была Гильдия Чародеев. Каждый чародей состоял в Гильдии, беспрекословно следовал всем ее правилам и отвечал за свои поступки перед Гильдмастером своего округа. Поговаривала, что Гильдмастеры заправляют всеми делами Гильдии. И лишь год назад Сараи узнала, что вопреки расхожему мнению Гильдмастеры подчиняются так называемому Внутреннему Кругу — органу настолько секретному, что Леди Калтон дали понять: если она начнет распространяться на эту тему, ее ждет смерть.

Сараи знала, что, если она хочет поговорить с чародеем, обладающим подлинной властью, ей необходимо встретиться с тем, кто входит во Внутренний Круг. Но как это сделать, коль скоро само существование Круга является тщательно оберегаемой тайной? Вряд ли кто-то захочет признаться, что принадлежит к числу избранных.

Неизвестно, был ли Серем Мудрый членом Внутреннего Круга. Информатор Сараи полагал, что старик в него входил. Этот слух возник после обсуждения вопроса о том, кто заменит Серема на посту Гильдмастера Этшара-на-Песках. Теллуринон Черная Мантия, которого прочили в наследники, членом Внутреннего Круга не являлся, и попасть в элитарное общество у него не было никаких шансов.

Но если Теллуринон не входит во Внутренний Круг, является ли он старшим членом Гильдии Этшара-на-Песках?

Так или иначе Сараи, не зная, кто быстрее него может связаться с Гильдией, направила чародею послание, в котором просила о приватной встрече, чтобы договориться о контакте с полномочным представителем Гильдии Чародеев в Этшаре-на-Песках.

Ожидая ответ, она занялась другими организациями.

Совет Ворлоков оказался менее засекреченным органом, чем Гильдия Чародеев, хотя ворлоки более или менее подчинялись его власти — по крайней мере в черте городских стен. В разговоре о Совете никто не упоминал ни о каких правилах, дисциплине или наказании смертью. Членство в Совете постоянно менялось, поскольку он состоял из двадцати наиболее могущественных ворлоков города, которым скоро предстояло услышать Зов и навсегда исчезнуть из Мира.

Сараи не знала, кто сейчас занимает пост председателя Совета, но была уверена, что Мэвис Морские Врата исчезла из города. Информаторы сообщили, что она либо откликнулась на Зов, либо села на корабль, идущий на юг, пытаясь оказаться как можно дальше от Алдагмора.

Однако Луралла могла наконец помочь следствию, и Сараи, пригласив ворлока к себе, попросила ее передать послание действующему председателю Совета.

Две вышеупомянутые организации были наиболее влиятельными, но привыкшая действовать последовательно Сараи не оставила без внимания и остальные.

Попутно выяснилось, что лишь ничтожное число теургов имеет контакты с Иерархией Жрецов, и некоторое время Леди Следователь не знала, подозревать их сильнее или вообще махнуть на эту школу рукой. По совести говоря, постоянно имея перед глазами верховного жреца Окко, Сараи не могла серьезно поверить в то, что он состоит в каком-то зловещем заговоре.

Однако она кратко допросила старика, в то время как волшебница по имени Шала Зеленоглазая, укрывшись в соседней комнате, выискивала в ответах теурга тень неправды и признаки вины. В свидетельницы Шала попала совершенно случайно, после прогулки Министра Следователя по западной части Улицы Чародеев. Сараи хотела пригласить волшебницу, которую Окко не знал и на показания которой повлиять не мог.

Шала, не обнаружив у Окко никаких попыток скрыть истину, заверила Сараи, что старый теург не кривит душой и ему ничего не известно об убийствах помимо того, что он уже сообщал.

Конечно, могла существовать какая-нибудь неизвестная Леди Калтон организация теургов… Но разве служители богов способны стать убийцами? Все знают, что боги не одобряют насилия.

Подобный глубокомысленный вывод заставил Сараи переключиться на волшебников, у которых имелось две организации, оформленные по половому признаку. Сараи в этом делении никакого смысла не усмотрела. Она не понимала, какая разница между волшебством мужчин и волшебством женщин. Обе группы отличались структурной рыхлостью. И если Сестры избирали своих руководительниц без всякой системы, то Братья делали это строго ежегодно, но без каких-либо четко установленных правил. Об иерархической субординации ни волшебники, ни волшебницы даже не слыхивали. Обе организации охватывали примерно треть последователей этого учения, живущих в городе. Союз Сестер оказался несколько многолюднее Братства Волшебников, но у Сараи давно сложилось впечатление, что волшебством предпочитают заниматься женщины.

Сараи знала, что одна ее знакомая волшебница входит в Союз Сестер — Ширит из Этшара была одной из тех, кто безуспешно пытался исцелить Лорда Калтона. Никаких проблем с организацией встречи не возникло. Ширит в сопровождении ученицы появилась в Палате Большого Совета в тот же день, когда ей было направлено приглашение.

Сараи выбрала Палату Совета сознательно — ей хотелось подчеркнуть важность встречи. В то же время обстановка Палаты создавала атмосферу доверительности, несмотря на то что из соседней комнаты разговор прослушивал Окко, а Мерет Золотые Двери, находясь поблизости, творила Заклинания Проникновения.

Собираясь на встречу, Сараи надела неброское платье. Она не стала облачаться в традиционный наряд Министра Справедливости, принадлежащий отцу и подогнанный под ее размер. Леди Калтон делала все, чтобы не произвести на Ширит впечатления легкомысленной девушки, хотя, говоря по правде, ей хотелось бы выглядеть чуточку привлекательнее.

Поправляя юбку, она подумала об изобретении специального наряда для Министра Следователя. Раньше такая мысль ей в голову не приходила — должность следователя не требовала частых появлений на людях в официальном качестве.

Лучше всего новому Министру подойдут гладкая черная юбка и темно-синий корсаж с длинными рукавами, подумала Сараи, и на ее губах промелькнуло подобие улыбки.

Направляясь к дверям, она слышала, с каким трудом дышит отец. Калтон Младший спал в своей комнате, но отец бодрствовал, если можно назвать бодрствованием то состояние, в котором он пребывал последнее время.

Сараи на мгновение задержалась, чмокнула отца в лоб и, выйдя из комнаты, торопливо зашагала по коридору.

Обе волшебницы уже ждали ее в Палате Совета. Среди сотни огромных кресел они казались крошечными, одинокими и потерянными. У каждой из трех дверей стояли стражники в красных килтах. Сараи приказала им выйти.

— Ширит, — начала она, после того как за солдатами закрылись двери, — я очень рада, что вы смогли прийти.

Старшая из двух женщин поднялась с кресла и, сделав книксен, произнесла с неуверенной улыбкой:

— Боюсь, Леди Сараи, вы еще не осознали, что граждане Этшара редко осмеливаются игнорировать приглашения Исполняющего Обязанности Министра Справедливости посетить дворец, особенно если данное приглашение доставляется солдатом городской охраны в полной форме и при мече.

Сараи не видела в приглашении ничего особенного. Она послала солдата просто потому, что тот подвернулся под руку. Практически все чиновники, работающие во дворце Верховного Правителя, использовали в качестве посыльных стражников.

Однако в глазах обычного гражданина… Что же, позиция Ширит объяснима. Не исключено даже, что Сараи подсознательно желала произвести на волшебницу как можно более сильное впечатление.

— Вы уже знаете, почему оказались здесь? — спросила Сараи. Она слышала, что наиболее искусные и могущественные волшебницы могут, если пожелают, читать мысли, а Ширит, вне всяких сомнений, была и искусной, и могущественной.

— Так вы хотите, чтобы я узнала? — ответила вопросом на вопрос Ширит. — По-моему, да, хотя бы для того, чтобы сэкономить время. Простите, Леди Сараи, но боюсь, что… О! — Мгновение помолчав, она продолжила: — Убийства? Несчастный Келдер?

Сараи кивнула.

— Если бы вы могли сообщить мне немного больше… — начала Ширит. Сараи дала краткие пояснения, понимая, что все пробелы волшебница заполнит, прочитав ее мысли. — Боюсь, — наконец сказала Ширит, — что я не смогу вам помочь. Союз Сестер весьма озабочен, хотя Келдер, естественно, не состоял в наших рядах. Могу вас заверить, что я никоим образом не замешана в убийствах точно так же, как не замешаны все Сестры, с которыми я имела возможность за последний месяц беседовать. Ваш теург, вне сомнения, подтвердит, что я говорю правду, и заклинание чародея, если оно призвано найти истину, скажет вам, что я не лгу.

"Вот и толкуй после этого о секретности", — подумала Сараи.

— Понимаете, — извиняющимся тоном произнесла Ширит, — вслушавшись в то, что происходит вокруг, я не могу не услышать то, что вы хотели бы сохранить в тайне.

— Это не имеет значения, — успокоила ее Сараи. — Положа руку на сердце, я вовсе не считаю, что за убийствами стоит Союз Сестер. Не могли бы вы высказаться и за Братство?

— Поручиться за них, как за Сестер, мне трудно. Но я могла бы попросить их руководителей явиться к вам и ответить на все вопросы.

— Это было бы весьма полезно, — кивнула Сараи. — Но нет ли у вас других предложений? Мне пригодился бы любой совет, чтобы остановить убийц, пользующихся одновременно ворлокством и чародейством.

— Нет, — покачала головой Ширит и, немного помолчав, добавила: — Весьма странная комбинация. С Ночи Безумия ворлоки и чародеи не доверяют друг другу. Насколько я знаю, ворлокство больше сочетается с иными видами магии.

— Что вы хотите сказать? — спросила Сараи, тут же припомнив, что нечто подобное говорил Келдер, стоя у трупа Серема.

— Судя по тому, что мне доводилось слышать, — сказала Ширит, — ворлокство и волшебство ближе друг к другу, чем каждое из них — к чародейству.

— Я тоже об этом слышала, — призналась Сараи.

— Знаете, с кем вам действительно стоит поговорить? — улыбнулась Ширит. — С Тенерией из Рыбного Квартала в Этшаре Пряностей. В Союзе Сестер поговаривают, что ей удалось сделать замечательные открытие по части связи между ворлокством и волшебством — особенно странно то, что Тенерия всего лишь подмастерье.

— Благодарю, — сказала Сараи, запоминая имя. — Я последую вашему совету.

Через три дня Сараи встретилась с представителями Братства, и эта организация тоже была исключена из перечня подозреваемых. В Этшар Пряностей отправился посланник, чтобы доставить в Этшар-на-Песках Тенерию из Рыбного Квартала. До сведения демонологов, колдунов и всех прочих магов было доведено, что Министр Следователь нуждается в любой информации, связанной с недавней серией убийств.

Но Гильдия Чародеев и Совет Ворлоков хранили молчание. Сараи так и не удалось услышать их предположения о том, кто убил всех этих мужчин, женщин и собак.

Глава 18

Три последующих шестиночья убийств не было, но Сараи не верила, что кошмар закончился. Заговорщики, кем бы они ни были, скорее всего притихли или просто ждали очередной фазы большой луны, чтобы вернуться к своим черным делам.

За время этого затишья произошло несколько довольно любопытных событий. Никого не убили, не покалечили, ничего не было украдено, но несколько разношерстных магов известили широко раскинувших свои сети агентов Сараи о том, что они чувствовали за собой слежку, что их рабочие комнаты обыскивались, а книги прочитывались. Более того, эти тайные посещения оставляли после себя следы не только чародейства и ворлокства, но даже волшебства. Последнее обстоятельство привело к новым допросам Ширит и некоторых других волшебников, но они снова и снова клялись в своей невиновности. Другие маги подтверждали правдивость этих клятв.

Сараи не сомневалась, что все эти таинственные явления были делом рук убийц-заговорщиков, но она по-прежнему не знала, кем были эти люди. Более того, ей так и не удалось встретиться ни с Советом Ворлоков, ни с представителями Гильдии Чародеев.

На фоне этих событий ее совершенно не тронуло заявление Министра Казначея Лорда Толлерна, что последние действия Министра Следователя доставляют ему постоянные огорчения. Поиск убийц и разоблачение заговора значило больше, чем деньги. Разве деньги созданы не для того, чтобы их тратить? А прибегая к услугам магов, снаряжая суда в Этшар Пряностей или нанимая агентов, Сараи всего-навсего покупала необходимую информацию.

— Это, конечно, прекрасно, — втолковывал ей Лорд Толлерн, — но нельзя же потратить на это всю городскую казну.

— Почему же? — удивилась Сараи.

— Да потому, что имеются другие не менее важные вещи. Нет, я вовсе не отрицаю опасность заговоров, Леди Сараи, и ни секунды не сомневаюсь в необходимости ваших трудов. Но это не единственная опасность, которая заботит старину Эдерда. Он не хочет, чтобы даже обычные воры разгуливали на свободе, чтобы развалились крепостные стены или затягивалась илом гавань и торговые корабли проходили мимо.

— Но я же не трачу так много! — протестовала Сараи.

— Конечно, нет, — соглашался Толлерн. — Но понимаете, даже эти скромные средства в бюджете не предусмотрены. Дорогая моя, не могли бы вы расстараться и завершить это дело побыстрее?

— Но как? — поинтересовалась Сараи. — Я лезу из кожи вон, но не могу убедить представителя Гильдии Чародеев со мною встретиться.

— Моя дорогая Леди Сараи, вы — Министр Следователь и одновременно Исполняющая Обязанности Министра Справедливости. Вы имеете полное право от имени нашего возлюбленного Эдерда Четвертого приказать им немедленно встретиться с вами. Даже Гильдия Чародеев не посмеет отказаться выполнить требование Верховного Правителя. Противостоять воле одного из Триумвиров Гегемонии? Немыслимо! Такое, поверьте мне, связано с большим риском даже для мага.

Сараи колебалась. Казначей прав, но раньше она ни разу не осмеливалась действовать от имени Верховного Правителя. Любая материя, особенно такая тонкая, как власть, изнашивается от частого употребления, и, кроме того, Эдерд неодобрительно относится к тем, кто излишне часто ссылался на его имя. Впрочем, пока в этом необходимости не было — люди добровольно сотрудничали с Сараи. Как заметила Ширит, мало кто осмеливается спорить с солдатом, выполняющим поручение Министра правительства.

— Надо подумать, — ответила Сараи.

На следующий день она направила целый взвод солдат во главе с лейтенантом доставить Совету Ворлоков приказ от имени Эдерда, Верховного Правителя Этшара, предстать в полном составе перед Министром Следователем в Палате Большого Совета в приемлемое для обеих сторон время.

Ответ прибыл в тот же вечер, и встречу назначили на следующий день.

Сараи готовилась к свиданию с ворлоками в семейных апартаментах. Просматривая документы и собираясь с мыслями, она старалась не смотреть на лежащего в забытьи отца. На сей раз Сараи облачилась в традиционный наряд Министра Справедливости — поскольку ей предстояло выступать от имени Верховного Правителя, необходимость в неформальной или доверительной атмосфере отпала.

Оказавшись в широком, выложенном мрамором переходе, ведущем из жилых покоев в центральную часть дворца, Леди Калтон вспомнила, что не позаботилась о сопровождении. Когда она, выполняя работу отца, вступала в Палату Справедливости, перед ней всегда шествовали судебный пристав Шанден, теург Окко и пара охранников, шествие замыкали часовые, останавливающиеся у дверей. Самого Верховного Правителя, когда тот посещал Палату Совета, могли сопровождать в зависимости от обстоятельств либо горстка телохранителей, либо сотня солдат и чиновников. Сараи понимала, что ей как Министру Следователю, было бы прилично ограничить эскорт парой солдат и начальником своего штаба капитаном Тикри.

"Да, — думала она, — Окко для этой цели использовать невозможно, поскольку теург в компании Мерет торчит в соседней комнате, шпионя за участниками встречи, а парочка солдат мне бы не помешала".

Сараи вдохнула — она сама поручила Тикри встретить ворлоков, рассадить их и не спускать с них глаз. Так что капитан в любом случае был недоступен.

У дверей Палаты с внешней стороны она увидела часовых — несомненно, работа Тикри. По обеим сторонам золоченой арки возвышались крупные ребята в парадной форме, состоящей из курток горчичного цвета и светло-красных килтов. В руках охранников были внушительного размера пики с золочеными древками и весьма впечатляющими зазубренными наконечниками. Увидев Леди Сараи, они выпятили грудь колесом и дружно шарахнули древками пик о мраморный пол.

Но дверь почему-то не открыли. Сараи не знала, как поступить.

Пока она колебалась, в боковом коридоре открылась небольшая дверца, и из нее выскочил служащий дворца в ливрее цветов Верховного Правителя.

— Леди Сараи, — произнес он, отвешивая низкий поклон, — умоляю вас — подождите. Все скоро будет готово.

Сараи удивленно заморгала. Тикри оказался более внимательным, чем она думала.

— Все собрались? — кивнула она в сторону арки.

— Появилось двадцать человек, представившихся членами Совета Ворлоков, — ответил слуга. — Больше мне ничего не известно.

— Благодарю, — сказала Сараи. — Так что же еще готовится?

— Вам следует спросить об этом у капитана Тикри, Миледи.

Прежде чем она успела задать следующий вопрос, в коридоре раздались шаги, и, оглянувшись, Сараи увидела приближающийся отряд стражников. Возглавлял его сам капитан Тикри. За ним, печатая шаг, маршировала дюжина солдат в сверкающих кирасах, по обеим сторонам колонны семенили два дворцовых чиновника, правда, не очень высокого ранга.

Несмотря на то что сама Леди Калтон не подумала о создании нужного антуража, капитан Тикри вовремя подсуетился.

— Вы готовы, Миледи? — спросил он.

Сараи с улыбкой кивнула. Два солдата, выступив вперед, распахнули дверь. Один из чиновников вошел в Палату и громко провозгласил:

— Встаньте и внимайте! В Палату вступает Леди Сараи, Министр Следователь, Исполняющая Обязанности Министра Справедливости Эдерда Четвертого, Верховного Правителя Этшара-на-Песках, Триумвира Гегемонии Трех Этшаров, Главнокомандующего Святым Воинством и Защитника Веры! Склоните головы перед представителем Верховного Правителя!

Глашатай отступил в сторону, а два солдата парадным шагом направились к невысокому подиуму в дальнем конце Палаты и замерли там в монументальных позах. Леди Сараи, следуя отведенной ей роли, торжественно двинулась к возвышению, за ней потянулись второй чиновник, Тикри и два солдата.

Стражники, которые распахивали перед ними дверь, закрыли створки и заняли места часовых в зале. Чиновник, объявивший о появлении Министра Следователя, торопился куда-то вдоль стены Палаты.

Сараи неторопливо вышагивала между креслами, глядя прямо перед собой. Тем не менее боковым зрением ей удалось рассмотреть собравшихся.

Она обратила внимание на то, что все ворлоки предпочитают однотонные одеяния и все как один носят на голове забавные остроконечные колпаки — общепризнанный головной убор всех магов… В основном присутствующие избрали своим цветом черный, но Сараи увидела одно алое бархатное одеяние, одно темно-зеленое и два синих, впрочем, разного оттенка. Среди собравшихся были старики и юноши, старые уродливые карги и молодые красавицы. Сараи заметила несколько знакомых лиц, но большинство ворлоков она видела в первый раз.

Однако все они как один, следуя приказу глашатая, поклонились. Лорд Толлерн оказался прав — ворлоки усмирены.

По крайней мере временно. Сараи подошла к подиуму, поднялась на него и, пройдя в центр возвышения, обратилась лицом к аудитории, ожидая, когда ее эскорт займет свое место.

Чиновник, торопившийся вдоль стены, уже стоял в одном из дальних углов. Оттуда на всю Палату прогремел его голос:

— Милостью Леди Сараи можете сесть!

Далее началось нечто очень похожее на судебные процедуры, которые Сараи вела вместо отца. Действие совпадало до мелочей, включая жалкие попытки оправдаться.

— Клянусь, Миледи, мы всей душой стремились к встрече с вами, — уверял ее председатель Совета, представившийся как Венгар Ворлок.

Сараи не помнила, чтобы ранее с ним встречалась или слышала его имя.

— Это был всего-навсего организационный вопрос, — говорил Венгар. — Нас двадцать человек, и у каждого имеются свои планы. Скоординировать действия такого количества людей… — Не закончив фразу, он продолжил: — Мы даже не предполагали, увы, сколь много значения вы придаете этой встрече. Однако как группа мы не в состоянии добавить ничего к тому, что сказали вашим агентам в качестве частных лиц. Ни один из нас не имеет отношения к этим убийствам. Тем более что они, кажется, прекратились. Разве не так?

— За три истекших шестиночья сообщений об убийствах не поступало, — подтвердила Сараи. — Однако в любое время могут последовать новые преступления. Правительство не имеет права закрывать на это глаза.

— Бесспорно, — согласился Венгар. — Но какое отношение это имеет к нам? Совет Ворлоков не входит в правительство Лорда Эдерда.

— Верно, не входит, — сказала Сараи. — Но по меньшей мере один из ваших людей причастен к убийствам.

— И кто же утверждает подобное? — спросила юная Сиринита из… откуда-то. Сараи ее имени не расслышала.

— Келдер с Четвертной Улицы, — ответила Сараи. — Волшебник высочайшего класса, помогавший мне в расследовании. Он уверял, что к преступлениям причастны ворлокство и чародейство.

— Почему бы ему самому не сказать нам об этом? — спросила Сиринита, недовольно поджимая губы.

— Он мертв, — спокойно сказала Сараи. — Он оказался последней жертвой.

— Как своевременно! — бросила Сиринита источающим сарказм тоном.

Столь явное проявление неуважения вызвало осуждающий ропот в аудитории.

— Приношу извинения, Леди Сараи, — произнес Венгар, бросив яростный взгляд на красотку Сириниту. — Вы уверены, что ворлок причастен к убийствам?

— Вне всяких сомнений.

— Весьма сожалею, — помрачнев, сказал Венгар, — но мы действительно не в силах помочь вам. Наша магия по природе своей материальна. Мы не может читать мысли других ворлоков или проникать в их память. Мы не ведем слежки друг за другом. Я не исключаю, что один или несколько ворлоков принимали участие в преступлениях. Допускаю даже, что преступниками могли быть ворлоки из Этшара-на-Песках, формально подпадающие под юрисдикцию нашего Совета. Тем не менее заверяю вас, что нам о них ничего не известно и мы не располагаем средствами выявить их.

— Вы клянетесь в этом? — спросила Сараи.

— Клянусь, — ответил Венгар.

— А вы подтверждаете сказанное? Все готовы поклясться?

Раздался утвердительный гул голосов, но Сараи, не удовлетворившись общим согласием, опросила всех ворлоков па очереди. Каждый поклялся, что ему или ей не известно об убийствах ничего такого, что бы уже не знала Леди Калтон.

Когда клятвоприношение завершилось, Сараи объявила:

— Я верю вашему слову. Однако вы представляете всех ворлоков города и в определенной степени несете за них ответственность. Исходя из этого, я обязываю вас сообщать обо всем, что вам станет известно. И если в целях расследования мне потребуется помощь Совета Ворлоков, указанная помощь должна предоставляться незамедлительно. Это не означает, что каждый из вас должен являться по моему зову, но вы будете обязаны прислать подмастерье, ученика или иное лицо, способное, как вы считаете, вас заменить.

Последняя часть спича являлась импровизацией. Сараи знала, что ей противостоят враги, обладающие магической силой, совершившие с помощью этой силы многочисленные убийства и представляющие для нее лично серьезную опасность. В трудный момент будет совсем неплохо призвать на помощь пару-другую ворлоков.

— Да кто вы такая? — снова возникла Сиринита. — Кто вы такая, чтобы приказывать Совету Ворлоков?

— Я, — ответила Сараи, — Министр Следователь и Исполняющая Обязанности Министра Справедливости Эдерда Четвертого, Верховного Правителя Этшара-на-Песках, Главнокомандующего Святым Воинством — последнее означает, что в моем распоряжении находится это самое Святое Воинство в лице городской охраны.

— Неужели вы надеетесь запугать нас какими-то солдатами — с издевкой в голосе произнесла Сиринита.

— Не совсем так, — ответила Сараи — Но если вы попытаетесь противостоять мне, то в этом городе вам непрерывно придется прибегать к ворлокству, чтобы обезопасить себя. Однако всем, собравшимся здесь, хорошо известно, что происходит с ворлоком, слишком усердно пользующимся своим искусством. Вы — самые сильные ворлоки города, но я знаю то, что неизвестно большинству людей, — ваше могущество делает вас наиболее вероятными объектами Зова. Не спорю, вы способны в одиночку справиться с дюжиной солдат, но в моем распоряжении несколько тысяч бойцов, и я буду посылать их снова и снова, до тех пор пока Зов не выполнит за меня остальную работу. Вам известно, что к югу отсюда нет ничего, кроме океана, и, если вы захотите бежать подальше от Алдагмора, для вас останутся только Малые Королевства и Пиратские Города. Вы этого хотите? — Она обвела собрание глазами, но ворлоки молчали. Выдержав короткую паузу, Сараи продолжила: — Мне не по душе такой разговор, и я не хочу враждовать с вами. Но я знаю, кто вы и что из себя представляете. Так или иначе я добьюсь от вас помощи. Это расследование для меня имеет особое значение.

Из зала донеслось невнятное бормотание, которое при желании можно было принять за выражение согласия.

Сараи отпустила восемнадцать ворлоков, попросив задержаться лишь Сириниту и Венгара.

— Сиринита, — сказала она негромко, когда все остальные ушли. — Я не поняла, почему вам так не нравится обращение правительства к Совету Ворлоков с просьбой помочь в расследовании. Может, это задевает ваши личные интересы?

Сиринита, необыкновенно красивое создание, вряд ли намного старше Сараи, но выше ростом и по виду гораздо внушительнее Министра Следователя, презрительно посмотрев на аристократку сверху вниз, ответила:

— Я стала ворлоком только потому, что мне надоело выслушивать чьи-либо указания. Именно поэтому я сделала все, чтобы проложить себе путь в Совет Ворлоков. И сейчас я тоже не терплю никаких указаний.

— Я это учту, — со вздохом ответила Сараи и отпустила обоих ворлоков. Венгар требовался ей как свидетель и как щит на тот случай, если Сиринита окажется опасной.

Сараи уселась на край возвышения и задумалась, совершенно забыв о своем эскорте.

Из этого состояния ее вывело покашливание капитана Тикри.

— Что такое?

— Миледи, — сказал Тикри, — какой-то незнакомец желает переговорить с вами.

— Что за незнакомец? — не могла скрыть своего удивления Сараи.

— Не знаю, но одет как маг, — пожал плечами Капитан. — Это все, что мы знаем. Кроме того, он почему-то знает, где вы находитесь.

— Впустите, — распорядилась заинтригованная Сараи.

В следующую секунду дверь Палаты распахнулась, и в помещении возникла фигура в белом Сараи молча следила за приближением незнакомца.

Им оказался мужчина среднего роста и крепкого телосложения, одетый в белоснежную мантию из тонкого полотна. Капюшон скрывал волосы посетителя, однако лицо оставалось открытым. Оно было чисто выбрито, что безмерно удивило Сараи — ей еще не доводилось видеть зрелого мужчину, физиономию которого не украшали хотя бы усы.

Гость остановился в нескольких футах от подиума и, уперев взгляд в Исполняющую Обязанности Министра Справедливости, объявил, забыв поклониться:

— Я Абран из Сообщества Демерчан.

Сараи, внимательно глядя на посетителя, молча ждала продолжения.

— До слуха нашей организации дошли сведения, — начал Абран, медленно и четко, словно по памяти произносил речь, заученную на иностранном языке, — что вы подозреваете нас в серии убийств, имевших место в вашем городе. Я прибыл сюда, чтобы от имени Демерчана дать ответ на эти подозрения.

— Продолжайте, — бросила Сараи.

Абран кивнул:

— В Этшаре Сообщество Демерчан известно как культ убийства, но эта характеристика по меньшей мере неадекватна, хотя следует признать, что временами нам приходится ликвидировать чужаков. Однако мы не причастны к убийствам подданных Эдерда Четвертого. Торжественно клянусь своим именем и именем богов, что Сообщество Демерчан не имеет никакого отношения к смертям Инзы Ученицы, капитана Деру из Охраны, Атаниеля Теурга, Кариты с Восточного Конца, Серема Мудрого и Келдера с Четвертной Улицы. Если вы сомневаетесь в моих словах, то подумайте о том, зачем Сообществу Демерчан, существующему уже много столетий, убивать названных лиц столь необычным и неизбежно привлекающим внимание способом.

— Я вижу несколько возможных причин, — ответила Сараи, подивившись той смелости, с которой она обращается к этой устрашающей личности. — Например, вас мог кто-то нанять.

— Никто этого не делал, — ответил представитель Сообщества. — У вас здесь неподалеку спрятались маги, способные отличить истину от лжи. Спросите у них, говорю ли я правду.

Это заявление обеспокоило Сараи. Действительно, какой смысл прятать Окко в соседней комнате, если о присутствии наблюдателей становится известно каждому посетителю?

Вслух же она произнесла:

— Существуют заклинания, способные одурачить любого мага.

— Мне не нужны такие заклинания, — величаво произнес Абран. — Заверяю вас, если бы члены Сообщества Демерчан решили устранить этих людей, никто бы из вас даже не заподозрил, что они умерли насильственной смертью. Мы действуем не столь откровенно, как новая сила, появившаяся в вашем городе. Наши методы тоньше и разнообразнее.

— Это вы так утверждаете, — возразила Сараи.

Впервые за все время разговора Абран позволил себе проявить признаки некоторого раздражения.

— Да, — сказал он, — мы это утверждаем, и наши утверждения соответствуют истине. Зачем нам убивать этих людей? Ни один из них нас не задел, да и в целом нас совершенно не волнует Этшар-на-Песках. Как вам известно, наши интересы простираются на восток.

— Может быть, сфера ваших интересов расширилась? — вмешался капитан Тикри. — За последние пару лет в Малых Королевствах, где вы действуете, были большие передряги. Разве не так? Появление Империи Вонда изменило…

— Даже если бы Вонд беспокоил нас — чего вовсе не происходит, — с какой стати Сообщество Демерчан должно обращать внимание на Этшар-на-Песках? — задал вопрос Абран.

— Не знаю, — призналась Сараи.

— Леди Сараи, — начал Тикри, — разве этот человек только что не признал, что является членом организации убийц, вне зависимости от того, кто несет ответственность за серию таинственных смертей в нашем городе?

Удивленная Сараи осознала, что Абран действительно заявлял нечто подобное. Она кивнула, и Тикри сделал шаг вперед.

Однако прежде чем капитан коснулся укрытой белой мантией фигуры, Абран вскинул руки, выкрикнул странное, незнакомое слово и растворился в воздухе.

— Проклятие! — воскликнул Тикри.

Сараи закусила губу. Вне всякого сомнения, это была магия. Что же, в ее распоряжении имелись и свои магические ресурсы.

— Окко! Мерет! — закричала она. — Вы видели, куда скрылся Абран? Может, он еще здесь, в Палате?

— Запереть двери! — прогремел Тикри.

— Я вообще не нахожу его следов, — прогудел Окко из своего тайного убежища.

Никаких следов пребывания Абрана в зале обнаружить не удалось. Обыск помещения ничего не дал. Поспешно приглашенная волшебница не нашла никаких признаков того, что человек с внешностью Абрана вообще побывал в Палате Большого Совета. Прочесав все гостиницы города, стража не нашла ни одного иностранца, похожего на представителя Сообщества Демерчан.

Тем не менее Окко и Мерет твердили, что Абран действительно здесь побывал и в его словах никаких признаков лжи они не заметили.

В тот же день поздно вечером, отходя ко сну, Сараи поймала себя на мысли, что уже сомневается в том, что она увидела и услышала. Она не знала, можно ли верить Абрану и вообще посещал ли кто-нибудь Палату Большого Совета. Однако в глубине души девушка верила, что визит состоялся, слова гостя — правда, а исчез Абран с помощью заранее подготовленного заклинания.

А если это так, Сообщество Демерчан невиновно. Так же как невиновны остальные маги. За исключением чародеев, пожалуй.

Глава 19

Тенерия из Рыбного Квартала прибыла во дворец на следующий день. Она оказалось тощей, серьезной девицей, которой, судя по виду, еще не исполнилось двадцати.

Сараи собиралась устроить встречу с представителями Гильдии Чародеев тем же способом, что и беседу с Советом Ворлоков, но появление Тенерии отвлекло ее от этой затеи. Обе дамы, уютно устроившись в кабинетике капитана Тикри, завели беседу о сходствах и различиях между волшебством и ворлокством. Для Сараи эта тема представляла особенный интерес.

— Насколько я понимаю, вы не только волшебница, но и эксперт по другим разновидностям магии? — сказала Сараи.

— Не всех ее видов, Миледи, — покачала головой Тенерия. — Год назад я случайно оказалась в обществе ворлока, и мы обнаружили некоторые интересные факты касательно действия магических сил. Оказалось, что в то время как различные направления магии вступают друг с другом в конфликт, наши силы способны к объединению, причем их совместная мощь намного больше суммы усилий каждой. С тех пор я изучаю законы взаимодействия волшебства с остальными видами магии, но больших успехов пока не добилась. Приходится зарабатывать на жизнь, решать личные проблемы.

Понимающе кивнув, Сараи спросила:

— А что случилось с вашим ворлоком?

— Ушел в Алдагмор, — чуть помедлив, ответила Тенерия.

— Ушел в Алдагмор? — вмешался Тикри. — Вы хотите сказать…

Тенерия пожала плечами, а Сараи повелительным жестом велела капитану замолчать. "Ушел в Алдагмор", несомненно, означало, что его увел туда Зов, и увел навеки. Еще ни один ворлок не возвращался из Алдагмора. И если Тенерия испытывала к исчезнувшему не только профессиональный интерес, дальнейшее обсуждение этой темы могло причинить ей боль. Помимо всего прочего, судьба ворлока к текущим делам отношения не имела.

Беседа продолжилась, и собеседницы уже начали испытывать друг к другу всевозрастающую симпатию, когда раздался стук в дверь.

Открывать отправился Тикри, а Сараи и Тенерия молча наблюдали за его действиями. Они услышали женский голос:

— Приветствую вас, капитан. Я не знала, что делать. Обычно дверь стоит открытой.

— Это — Мерет Золотые Двери, — пояснила Сараи Тенерии, — чародейка, специализирующаяся на заклинаниях Постижения Истины.

— Чем могу вам помочь, сударыня? — спросил Тикри.

— Я хотела узнать, понадобятся ли сегодня Леди Сараи мои услуги, — ответила Мерет. — Я иду на собрание…

Тикри покосился на Сараи. "О каком собрании толкует Мерет?" — подумала та и немедленно распорядилась:

— Пригласите ее.

Тикри распахнул дверь и знаком предложил Мерет войти. Чародейка переступила порог и, обведя глазами комнату, увидела Сараи и Тенерию. Тенерия поднялась из кресла.

— Приветствую вас, Леди Сараи, — весело произнесла Мерет.

— Доброе утро, Мерет, — ответила Министр Следователь. — Позвольте представить вам Тенерию из Рыбного Квартала. Она волшебница и помогает нам расследовать убийства. Прибыла из Этшара Пряностей.

— Ооо… — удивленно протянула Мерет, — значит, вы тоже прибегаете к помощи иностранных советников?

— Да, я подумала… — Фраза повисла в воздухе. Что-то в вопросе Мерет резануло слух и привлекло внимание Сараи. — Что означает слово "тоже"? — спросила она.

Мерет, заметно смутившись, сказала:

— Гильдия Чародеев для расследования, которое она сейчас проводит, пригласила экспертов со стороны. Ожидается прибытие чародея Тобаса из Тельвена и Караниссы с Гор — волшебницы, в паре с которой он обычно работает.

— Волшебницы? — переспросила Сараи.

Удивительно, волшебница сотрудничает с чародеем. Она бросила взгляд на Тенерию.

— Так говорят, — пожала плечами Мерет. — Они пытаются также отыскать Фендела Великого, надеясь убедить его покинуть свой скит…

Сараи была удивлена — еще не став Министром Следователем и не приступив к изучению магии, она много слышала о Фенделе Великом и думала, что он давным-давно умер.

— Позвольте, — сказала Сараи, — но зачем Гильдии понадобились эти люди? И что означают ваши слова о "расследовании, которое она сейчас проводит"?

— Это означает, что Гильдия расследует убийства, Леди Сараи. Они ведь затрагивают чародеев — кто-то убил Гильдмастера, и это означает, что виновный должен погибнуть быстрой и ужасной смертью. Кроме того, преступник пользуется нашим искусством, а это разрешается только членам Гильдии. Убийцы применяют неизвестное нам заклинание…

— Но почему они ничего не сообщили мне?! — воскликнула Сараи.

Испуганная Мерет молча смотрела на разгневанного Министра Следователя.

— И что это за собрание, на которое вы собрались? — спросила Сараи. — Оно связано с расследованием?

Мерет утвердительно кивнула и пояснила:

— Я должна встретиться с Гильдмастерами в "Колпаке и Кинжале" и рассказать, что мне удалось выяснить, помогая вам в следствии. Обычно все собираются в доме Гильдии, но…

— Когда? — оборвала ее Сараи.

— В полдень.

— Где этот "Колпак и Кинжал"? Речь идет о гостинице?

— На Привратной Улице. Между Чародеями и Ареной.

— Отлично, — произнесла Сараи, поднимаясь из кресла. — Капитан Тикри, соберите как можно больше охранников для моего сопровождения. Тенерия, я буду рада, если вы составите нам компанию. Мерет, я иду с вами на собрание.

— Но я не могу…

— Ваше мнение меня не интересует, — резко бросила Сараи.

Через час, незадолго до полудня, Мерет появилась на Привратной Улице. Рядом с ней, с обеих сторон, вышагивали солдаты. Следом, во главе трех дюжин вооруженных охранников в полной форме, шли Сараи и Тикри. Уличная толпа при приближении столь внушительного отряда разбегалась в стороны, и они без всякой задержки добрались до элегантной гостиницы, над входом в которую размещалась вывеска с изображением кинжала на фоне красного с золотом колпака чародея.

Повинуясь приказу Министра, солдаты распахнули дверь и, обнажив мечи, ворвались внутрь.

Следом за ними в общий зал вошла Сараи и увидела дюжину мужчин и женщин в мантиях чародеев, изумленных неожиданным вторжением стражников. Среди них она узнала Алгарина от Длинной Стены, Геремона Мага и еще несколько знакомых лиц.

— Что это означает? — спросил пожилой маг по имени Теллуринон — старейший Гильдмастер. — По какому праву вы позволяете себе мешать собранию частных лиц, юная леди?

— Гильдмастер Теллуринон, я требую, чтобы вы обращались ко мне должным образом, — заявила Сараи. — Я — Леди Сараи, Исполняющая Обязанности Министра Справедливости, а вы все, здесь присутствующие, подозреваетесь в государственной измене.

Это заявление породило некоторый переполох, в ходе которого в зал вошли Мерет, Тенерия, Тикри и остальные солдаты, заполонив довольно просторное помещение.

— Что вы несете?! — завопил Теллуринон и, после того как солдат поднес острие меча к его горлу, неохотно добавил: — Миледи.

— Я утверждаю, что вы сознательно подрываете правоохранительную систему города, — холодно пояснила Сараи. — Вы, чародеи, скрываете информацию от Министра Следователя, отказываетесь от встреч и оказываете давление на сотрудников Министра с целью получения информации.

— Вы и есть этот самый Министр Следователь? — спросил кто-то.

— Именно, — ответила Сараи. — Но здесь я присутствую в качестве Министра Справедливости, поскольку вы проигнорировали мое приглашение как Министра Следователя.

— Что здесь происходит? — спросил незнакомый седовласый чародей. — Я думал, что мы собрались, чтобы обсудить поведение какого-то негодяя, незаконно использующего чародейство. Но если речь идет о государственной измене, я не желаю иметь с этим делом ничего общего.

— Вы здесь потому, что некто или некая группа лиц умертвили полдюжины законопослушных граждан Этшара — убивали главным образом магов. Я полагаю, что мы имеем дело либо с каким-то религиозным культом, либо с заговором, основанным на использовании магии. В силу этого я официально обращалась к Гильдии Чародеев с просьбой помочь остановить волну преступлений. Мое обращение было вами проигнорировано.

— А почему бы вам самой не отловить преступников? — завопил Алгарин. — Вы претендуете на роль главного следователя Верховного Правителя, вот и ведите следствие!

— Я и веду, — с достоинством ответила Сараи.

— Насколько мы знаем, вы наняли команду магов. Сами-то пальцем о палец не ударили.

— А что, по вашему мнению, мне следует предпринять? — немного успокоившись, спросила Сараи.

— Откуда мне знать? — не унимался Алгарин. — Я всего-навсего чародей и не прикидываюсь следователем, хотя работал несколько раз для вашего папеньки!

— В таком случае не учите меня моей работе, — ответила Сараи. — Мы ведем расследование и допросили всех, кто имел хотя бы косвенное отношение к преступлениям. Мы собираем все мало-мальски значимые факты.

— Ха! Вы только и умеете, что присваивать себе заслуги других — и в основном чародеев!

— Я не присваиваю ничьих заслуг, — ответила Сараи, — и прежде всего потому, что никаких заслуг не имеется. Присваивать нечего. Мы не схватили убийц. Именно поэтому я обращаюсь ко всем присутствующим с просьбой помочь. Рассказать мне все, что принесет пользу расследованию.

— С какой стати мы должны это делать?

— А с какой стати вы не должны делать этого?! — сердито воскликнула Сараи. — Заговорщики, если это заговор, убили одного из ваших Гильдмастеров! Так неужели вы не хотите отомстить за Серема Мудрого? Неужели вас не беспокоит, что следующей жертвой может стать один из вас? А может быть, толкуя о заслугах, вы просто опасаетесь, что в убийствах виновен какой-нибудь чародей? В основе всех этих преступлений лежит чародейство. Я начинаю подозревать, что Гильдии есть что скрывать.

— Это вы прикрываете преступление! — завизжал чародей. — Вы бездарно исполняете свои обязанности! И вы обвиняете Гильдию Чародеев только потому, что среди убитых оказались маги!

— Что ты несешь? — спросил один из присутствующих, прежде чем Сараи успела ответить.

— Правду! — взвизгнул Алгарин. — Она нам завидует! Завидует нашей магической силе! Мы при помощи заклинаний расследовали преступлений больше, чем она за всю свою следовательскую деятельность. Министр Следователь помирает от зависти!

Вновь заговорил молча следивший за этой перепалкой Теллуринон.

— По-моему, я догадываюсь об истинной причине нелепого обвинения в государственной измене, — начал он. — Министр — дочь Лорда Калтона, а тот при смерти. Мы отказались исцелить его — Гильдия, как вам известно, не лечит аристократов. Леди Сараи это, видимо, не по вкусу. Мне приходилось слышать, как знать обвиняла нас в том, что мы, принимая подобные правила, изображаем из себя богов и пытаемся возвыситься над другими. Может быть, Леди просто решила поставить нас на место?

Рука Тикри легла на эфес меча, но Сараи прошептала:

— Не надо насилия, капитан. Здесь слишком много магии.

Неожиданно в защиту Сараи выступила Мерет; послышалось еще несколько голосов, протестующих против гнусных инсинуаций Теллуринона. Через мгновение поднялся невообразимый гвалт. В воздух взметнулись первые кулаки, но, по счастью, так ни на кого и не опустились.

— Вы не имеете права обвинять нас, потому что сами ничего не добились! — орал кто-то, обращаясь к Сараи.

— Я никого ни в чем не обвиняю, — кричала в ответ Министр Следователь. — Я всего-навсего прошу помочь мне найти убийц! — Некоторое время Сараи не пыталась положить конец этому бедламу, но, почувствовав, что никаких признаков замирения не намечается, завопила: — Гильдмастер Теллуринон! Каковы бы ни были мои мотивы, обвинение остается в силе! Почему Гильдия отказалась встретиться со мной и оказать помощь?

— Потому что Гильдия намерена решить эту задачу самостоятельно. Своими собственными силами. Кто-то убил Гильдмастера, и мы не позволим виновному предстать перед судом Верховного Правителя. Кто бы это ни оказался, он должен умереть ужасной смертью, причем так, чтобы люди знали, что эта страшная гибель — прямой результат действий Гильдии.

— Проклятие! — продолжала кричать Сараи, перекрывая шум свары. — Почему вы не встретились со мною, чтобы сказать это?!

Шум мгновенно затих, и чародеи начали прислушиваться.

— У меня нет оснований оспаривать право Гильдии на мщение, — уже тише произнесла Сараи. — Правительство не претендует на приоритет в такого рода вещах. Как Министр Справедливости, предлагаю следующие условия договора — я передаю вам для наказания виновного или виновных в качестве компенсации за сотрудничество с Министром Следователем.

Теллуринон, глупо помаргивая, уставился на Сараи.

— Вот видишь, Теллуринон, — заметил Геремон, — я был прав, утверждая, что ты несколько опережаешь события.

Среди чародеев послышалось одобрительное бормотание.

— Вы вломились сюда, обвиняя нас в государственной измене… — начал Теллуринон.

— Надо было привлечь чем-то ваше внимание, — прервала его Сараи. — Вы игнорировали мои послания.

— И эти солдаты с вами…

— Я отошлю их, если вы согласитесь немедленно обменяться имеющейся информацией и дадите слово, что впредь Гильдия будет делиться со мною всеми новыми сведениями и сообщать о своих действиях в связи с расследованием. Что скажете на это, Гильдмастер? — улыбнулась она Теллуринону.

Теллуринон с растерянным видом посмотрел на остальных чародеев. Через несколько мгновений было принято решение согласиться с предложениями Леди Калтон. Теллуринон при голосовании воздержался, и лишь Алгарин был против.

Мечи тут же вернулись в ножны, и солдаты покинули зал. Остались лишь капитан Тикри и два личных телохранителя Министра Следователя. Мерет, Сараи, Тенерия и Тикри уселись, и собрание началось.

Сараи сделала краткий отчет об известных на сегодняшний день преступлениях и позволила Мерет поделиться информацией, полученной в ходе следствия. Затем слово снова взяла Сараи и сказала, что в черных делах замешаны чародейство и ворлокство.

— Нам это известно, Миледи, — ворчливо заметил Теллуринон.

Сараи, оставив без внимания его реплику, рассказала о своих беседах с Окко, волшебниками и ворлоками. Мерет подтвердила ее слова. Чародеев, похоже, особенно заинтересовало сообщение о том, что Совету Ворлоков ничего не известно об убийцах и что ворлоки вообще не могут вычислить преступников.

Чародеи со своей стороны заявили, что об убийствах ничего не знают, кроме того, что в них замешана магия. Некромант по имени Тенгор доложил, что, если верить проведенным им по собственной инициативе исследованиям, следов теургического или демонологического вмешательства в преступления не наблюдается, хотя души погибших полностью исчезли из Мира. Часть чародеев немедленно выразила сомнение в надежности выводов некроманта.

— Мы обнаружили, — произнес Геремон, когда Тенгор закончил, — что магия, присутствующая в преступлениях, является своего рода негативной магией — магией со знаком минус. Создается впечатление, что мы столкнулись с необычным явлением контрчародейства. Гильдмастер Серем не без основания получил имя "Мудрый". Несмотря на удивительное небрежение ко всякого рода охранительным заклинаниям в отношении своего имущества, он тем не менее защитил себя лично самыми могущественными заклятиями. Похоже, что оружие убийцы при нанесении удара мгновенно их нейтрализовало.

Сараи внимательно слушала, Геремон говорил любопытные вещи. Раньше она этого не знала.

— Поэтому мы и послали за Тобасом.

Сараи вопросительно взглянула на чародея, но ответила ей Мерет:

— Тобас из Тельвена — чародей, избравший объектом изучения контрчародейство, или, иными словами, заклинания, пресекающие действия других заклинаний. Живет он в Малых Королевствах, но Гильдмастер Теллуринон пригласил молодого человека сюда, в Этшар, чтобы тот высказал свое мнение о магических силах, используемых убийцей.

Сараи понимающе кивнула. На этом сеанс обмена информацией закончился. Успехи Гильдии в изобличении убийц оказались ничуть не больше успехов Министра Следователя. Сараи и Теллуринон пригласили присутствующих к общей дискуссии.

— Леди Сараи, вы сказали, что мы можем иметь дело с религиозным культом? — Спросила одна из женщин. — Я помню, что сказал нам Тенгор, но все же не считаете ли вы, что за преступлениями стоит демонолог? Может быть, сами демоны прибегают к магии?

— Какого рода культ? — спросил кто-то еще.

— Не знаю, — честно ответила Сараи. — Культ убийства, может быть…

— Демерчан! — одновременно воскликнули с полдюжины голосов.

— Не думаю, — сказала Сараи и рассказала о визите Абрана из Сообщества Демерчан; Мерет подтвердила ее слова.

— Скорее всего за убийствами стоит Империя Вонда, — высказала предположение одна из чародеек. — По слухам, этот самый Вонд что-то вроде суперворлока.

— Пригласите к себе посла Империи, Леди Сараи! Потребуйте от него объяснения!

— Нет, это все-таки Демерчан!

Мнения разделились, и в зале на некоторое время вновь воцарился хаос.

— Зачем Вонду убивать шестерых? — кричал один.

— Чтобы внушить ужас! — отвечали ему.

— Показать силу!

— Они слишком много знали!

— Их принесли в жертву демонам!

— Никакой это не Демерчан, а Вонд! Вонд хочет разрушить Гегемонию!

— Ничего подобного! Их прикончил Демерчан, чтобы расчистить путь к захвату власти в городе!

— Все это заговор с целью свержения Верховного Правителя!

Дискуссия превратилась в бессмысленный, шумный спор, и Сараи решила, что пора покинуть собрание чародеев. Она высказала то, что хотела, и узнала кое-что новое. На большее рассчитывать не приходилось.

А в это время на лестнице, ведущей на второй этаж, притаилась не видимая снизу Табеа. Она старалась не пропустить ни единого слова.

Узнать о предстоящей встрече было несложно. Два чародея упоминали о ней, когда Табеа за ними шпионила. Однако проникнуть в гостиницу и найти место для подслушивания оказалось гораздо сложнее. Вначале девушка хотела выдать себя за служанку, но затем струхнула и, прибегнув к старому, испытанному способу, залезла в дом через чердачное окно.

Табеа немного опоздала, и, кроме того, ей пришлось временно скрыться, когда в зал ворвались солдаты. Тем не менее она слышала весь разговор; ведь у нее был слух кошки — вернее, нескольких кошек, птицы и полдюжины собак.

Спрятавшись на лестничной площадке, Табеа с удовольствием следила за перепалкой внизу. Разве не смешно, что чародеи обвиняют во всем Империю Вонда? Это же — чистое безумие, Империя, насколько она знала, расположена совсем в другой части Мира. Они обвиняют какое-то Сообщество Демерчан, демонологов, Совет Ворлоков и даже друг друга. Ругают Леди Сараи за то, что бедняжка не может поймать убийцу; короче говоря, винят всех и вся, кроме, пожалуй, Северной Империи. Один даже заявил, будто спригганы — эти писклявые крошечные создания, одного из которых Табеа спугнула когда-то в доме Серема Мудрого, — вовсе не безобидные надоеды, а злобные монстры, контролируемые сбившимся с пути супермагом.

Услышав подобное, Табеа улыбнулась. Чистейший абсурд обвинять спригганов в преднамеренном убийстве.

Наконец Леди Сараи удалилась, и вместе с ней ушла женщина, назвавшаяся Тенерией из Рыбного Квартала, которая во время спора предпочитала помалкивать. Табеа слышала, как кто-то сказал, что она — волшебница, разбирающаяся во взаимодействии ворлокства и волшебства.

Жаль, что Тенерия говорила так мало; ведь Табеа обладала и теми, и другими способностями, и ей, естественно, хотелось узнать о них как можно больше.

Нельзя сказать, что она и сейчас была столь же невежественна, как некоторое время назад, когда начинала. Девушка слушала разговоры ворлоков и волшебников, запоминала то, что они втолковывали ученикам. Она теперь знала, что ворлокство сводится к двум способностям: умению перемещать предметы на расстоянии и возможностью влиять на температуру. Все остальное являлось различными вариантами этих фундаментальных способностей или их комбинациями. Ей стало известно, что где-то далеко на северо-востоке в глуши Южного Алдагмора расположен источник энергии, из которого ворлоки черпают свое могущество. Табеа слышала и о Зове, хотя не поняла его сущности — впрочем, этого не понимал никто. Пришлось запомнить, что, когда ворлок слишком часто пользовался своей силой, он начинал испытывать неодолимую тягу отправиться к далекому мистическому источнику Алдагмора. Некоторые уходили туда и исчезали. Ни один из них не вернулся. К счастью, как бы предупреждая о скором Зове, у ворлоков появлялись ночные кошмары. Табеа поклялась себе, что бросит ворлокство после первого же такого кошмара.

Что касается волшебства, то представители этого вида магического искусства черпали силу из своего сердца или других внутренних органов. Именно поэтому возможности волшебников были так ограниченны. Волшебник мог скончаться от перенапряжения, выполняя работу, с которой ворлок управился бы без труда. Волшебникам приходилось долго учиться и полагаться на знания, а не на грубую силу. Табеа знала, что для такой учебы у нее просто не хватит терпения.

Конечно, благодаря Черному Кинжалу ее сердце намного сильнее, чем сердце любого живущего или жившего ранее волшебника, но она так до конца и не знала, как этими силами пользоваться.

Табеа считала забавным, что маги ищут заговорщиков. Услышав это, девушка хихикнула, прикрыв рот ладошкой. Она, маленькая Табеа Воровка, — Всемирный Заговор Сил Зла!

Нет, она вовсе не несет в себе никакого зла, ей лишь хочется получить свою долю земных благ и оказаться на вершине, а не на дне жизни.

Кто-то из чародеев предположил, что заговорщики намерены свергнуть Правителя. Табеа вовсе не помышляла об этом.

Свергнуть Верховного Правителя? Править Этшаром-на-Песках? Идея пришлась ей по вкусу. Более того, она привела девушку в восторг. Весь город у ее ног! Слуги с радостью бросаются выполнять малейшую ее прихоть! Она выбирает любые драгоценности на Улице Роскоши и самых красивых мужчин на Утренней Стороне… Какая замечательная идея — Табеа Первая, Верховная Правительница Этшара!

Нет, нет. Верховный Правитель — это слишком мало. Он всего лишь один из триумвиров и должен считаться с мнением других лордов. Она хочет править одна, как монархи Малых Королевств. Она не станет правителем, она будет Королевой! Королева Этшара!

Но зачем ограничиваться городом? Почему бы не захватить весь Мир и не превратиться в Императрицу? Табеа уже не хихикала и начала воспринимать идею вполне серьезно. Почему бы и нет?

Только потому, что она — женщина, действующая в одиночку? Но она овладела магией и физически сильнее всех остальных людей. Подслушав разговоры и осторожно проведя собственные эксперименты, она узнала, что многие магические приемы против нее бессильны. Черный Кинжал нейтрализует чародейство; ворлоки не могут выступать против ворлоков, а волшебники не способны одолеть ее в прямой схватке. Теургия по природе своей противна всякому насилию и ничем ей не угрожает.

Пока Табеа оставалась в неведении относительно демонологии и других менее значительных направлений магических искусств. Не знала она и того, как на нее подействует обычное оружие. Поразить ее, обладающую кошачьей ловкостью и сверхчеловеческой силой, будет непросто, но даже она не может обойтись без сна…

Но кому об этом известно? Повергнуть к своим ногам город… М-да, надо, не откладывая, как можно тщательнее продумать все стороны этой заманчивой перспективы. Двигаясь бесшумно, как кошка, девушка подошла к оставленному открытым окну и выскользнула на свежий воздух.

Глава 20

Удрученная Сараи сидела в кабинете капитана Тикри. Весь день она таскала Тенерию и Лураллу по местам убийств в надежде, что Тенерия узнает что-нибудь полезное, используя свои уникальные знания о взаимодействии ворлокства и волшебства. Луралла была призвана служить дополнительным внешним источником энергии для Тенерии.

Из этой затеи ничего не вышло. Тенерия лишь подтвердила то, что сказали другие волшебники. Во время преступления присутствовали чародейство и ворлокство, никаких физических следов убийца после себя не оставил.

Со слов Тенерии Сараи поняла, что в последнем нет ничего необычного. Некоторые волшебники умеют заметать следы, иногда следов не остается после ворлоков, некоторые заклинания прячут или стирают следы. Тенерия не поняла, что именно произошло в данном случае.

Волшебница отправилась в отведенную ей комнату, чтобы передохнуть, а Луралла ушла домой, оставив Сараи в кабинете Тикри. Во дворец вслед за ними притащился спригган, Сараи отпугнула его движением ноги, и малышка отскочил в сторону, но из комнаты не убежал.

— Не нравится мне все это, — пробормотала девушка себе под нос. — Вместо того чтобы ухаживать за отцом или вести слушания в суде, я занимаюсь безнадежными поисками. Подумать страшно, сколько дел накопилось за последнее шестиночье.

— Так почему бы вам за них не приняться? — послышался сзади голос капитана Тикри, и Сараи обернулась. — Я слышал ваши слов, — добавил Тикри, не проявляя никаких признаков смущения.

— Вы правы, — ответила Сараи. — Мне следовало бы заняться этим, но я не способна концентрироваться да двух делах одновременно.

— Попытайтесь. Другое занятие отвлечет вас и в конце концов поможет иначе взглянуть на всю эту неразбериху.

Сараи вздохнула:

— Не исключено, что вы правы. Я могла бы…

— Прошу прощения, — произнес незнакомый голос.

От неожиданности Сараи вздрогнула. Обернувшись, она увидела невысокого мужчину в ничем не примечательной коричневой куртке и бриджах.

— Что такое? — бросила она.

— Келдер из Тазмора к вашим услугам, — со странным акцентом представился посетитель. — Я получил послание Министра Следователя.

Прежде чем задать следующий вопрос, Сараи попыталась собраться с мыслями:

— Какое послание?

Она поняла, что визитер говорит с сардиронским акцентом.

— А… Но вы ведь Леди Сараи, разве не так? — спросил Келдер.

— Да, — призналась девушка. — Но я все же…

— Вы посылали гонцов в Сардирон с просьбой помочь в расследовании серии убийств?

— Ах вот в чем дело… Это послание… — сообразила Сараи. — Конечно. И вы…

— Я — колдун, — пояснил Келдер. — Судебный колдун. Получив ваше послание, я как можно быстрее отправился сюда.

— Понимаю. Вы только что прибыли? Вам, наверное, нужна крыша над головой? Уверена, здесь, во дворце…

— Нет, нет, — поспешил заверить ее Келдер. — У меня очень уютная комнатка в гостинице рядом с Большими Воротами. В Этшар я прибыл несколько дней назад.

— Вот как? И все это время вы знакомились с городом?

— Можно сказать, что так. Понимаете, я начал заниматься расследованием самостоятельно — мне не хотелось попасть под влияние вашей точки зрения. Ведь это именно та область, в которой мои познания проявляют себя в полном блеске. Складывается впечатление, Леди Сараи, что судебное колдовство безответственно игнорируется в Этшаре, и учтите, я говорю не о городе, а о всей Гегемонии в целом.

— Судебное колдовство? — Сараи посмотрела на Тикри. — Мне приходилось слышать о судебной медицине, но о судебном колдовстве — никогда.

— Да, здесь это, увы, целина. Невспаханное поле, так сказать.

— К вашему сведению, я разговаривала с колдунами, — сказала Сараи. — Их сообщения — детский лепет.

Келдер пожал плечами и с нескрываемым презрением произнес:

— Эти этшарские колдуны… дилетанты.

— А вы, значит, профессионал? — спросил Тикри.

— Надеюсь, — ответил Келдер, игнорируя оскорбительный тон капитана. — Я увлекся судебным колдовством еще в ученичестве. Сардиронское искусство колдовства значительно превосходит этшарское.

— Родимое пятно Империи? — бросил Тикри.

— Именно, — ответил Келдер, которого, казалось, невозможно было вывести из себя. — Сардирон, являющийся сейчас объединением нескольких баронств, во время Великой Войны входил в состав Северной Империи. Это относится и к моему родному Тазмору. Благодаря реликтам Империи наши достижения в колдовстве гораздо значительнее, чем у вас — южан.

— И вы прибыли в Этшар, чтобы показать нам, как следует работать? — с сарказмом осведомился Тикри.

— Нет, — по-прежнему спокойно ответил Келдер. — Когда прибыл гонец Леди Сараи, я находился в Сардироне-на-Водах. Посланец стал искать следы заговора, в котором замешаны выжившие северяне, и я подумал, что мог бы оказаться для вас полезным.

Тикри с недоумением взглянул на Сараи:

— Как вы могли подумать, что это дело рук имперцев, Миледи? Они мертвы уже двести лет.

— Это мы считаем, что они мертвы двести лет, — пожала плечами Сараи. — Мир велик.

— Уверяю вас, что они действительно мертвы, — вмешался Келдер.

— Итак, колдун, вам что-то известно о сообществах убийц и заговорах? — спросил Тикри.

— Вовсе нет, — ответил Келдер. — Я всего лишь специалист по судебному колдовству. Поэтому приехал сюда и изучил места, где произошли убийства. Должен признаться, что лишь сегодня, следуя за двумя женщинами, я убедился, что действительно посетил места всех преступлений. Но, к сожалению, я прибыл слишком поздно, чтобы обследовать трупы.

Сараи посмотрела на него с интересом. Забавный человечек с северным акцентом преподнес ей сюрприз.

— Вы за нами следили?

Келдер утвердительно кивнул.

— И вам удалось что-то выяснить?

— Да, Миледи.

— И что же это такое? — поинтересовался Тикри. — Замешано ли в преступлениях колдовство?

— Насколько я понял, нет, — сказал Келдер, — но это ничего не значит. Колдовство не всегда оставляет следы. Однако я узнал, что, не считая сегодняшних посещений, в каждом помещении, где происходило убийство, побывали четыре человека.

— Четыре? — переспросила Сараи. — Следовательно, это был заговор?

— Да, Миледи, четверо — два мужчины и две женщины. Но мы необязательно имеем дело с заговором. Я не способен определить точное время визитов, но могу поклясться, что они там побывали. Одного из них я идентифицировал. Это — последняя жертва преступлений, Келдер с Четвертной Улицы. Скорее всего он посещал места убийств в ходе расследования. Один или несколько остальных визитеров так же могли появляться там на вполне законных основаниях, как члены следственной группы. Но если окажется, что эти трое были на месте преступления по иным причинам, мы имеем право предположить о наличии нескольких убийц. Вам известны лица, посетившие место каждого преступления?

Недоуменно моргая, Сараи ответила:

— Да… Но уже после убийства.

— Естественно, — сказал Келдер, — мне следовало это предвидеть. В таком случае вы были одной из двух женщин. Разрешите подвергнуть проверке мою гипотезу?

— Как?

— С помощью этого талисмана.

Колдун извлек из кармана куртки какой-то предмет и показал его Сараи. В центре серебряной овальной пластины, размером в ладонь капитана Тикри, блестел округлый, молочного цвета кристалл.

— Соблаговолите прикоснуться кончиком пальца к белому диску.

Сараи взглянула на Тикри; тот пожал плечами. Девушка неуверенно протянула руку и прикоснулась к кристаллу.

— Благодарю вас. Может быть, и вы…

Теперь Тикри бросил вопросительный взгляд на Сараи.

— Сделайте.

Капитан повиновался и легонько побарабанил пальцами по талисману.

— Премного благодарен, сэр.

Келдер спрятал серебряную пластину в ладонях и приблизил руки к груди. Он внимательно вглядывался в ковшик ладоней, слегка потирая края амулета большими пальцами. Даже со стороны было видно, как сильно напряжены его мышцы.

Сараи с интересом наблюдала за манипуляциями колдуна — ничего подобного ей раньше видеть не доводилось. Примерно через полторы минуты Келдер поднял глаза.

— Нет сомнения, что вы, Леди Сараи, являлись одной из женщин, а капитан был вторым мужчиной. Все свидетельствует о том, что вы двое и мой покойный тезка посещали эти места несколько позже той, другой женщины. На этом основании я позволю себе утверждать, что упомянутая выше дама имеет отношение к убийствам. В том случае, конечно, если не было…

— Ни одна женщина не посещала места убийств до того, как сегодня утром я привела туда Тенерию и Лураллу, — ответила Сараи. — Мерет осматривала некоторые помещения, но во все комнаты она не входила. Но расскажите нам поподробнее об этой женщине?

Келдер посмотрел на свой талисман.

— У нее черные волосы и карие глаза, — начал он. — Она невысокая, стройная и легка на ногу. У нее квадратное, очень бледное лицо с широким носом. Она предпочитает черные одежды и иногда ходит босой. Боюсь… Боюсь, это все, — закончил Келдер, разведя руками.

— Это не Мерет, — сказала Сараи. — Рост подходящий, но все остальное не совпадает. Вы уверены, что не ошиблись?

— Абсолютно. Женщина, отвечающая моему описанию, посещала место каждого убийства.

Сараи взглянула на капитана:

— Мне этот портрет никого не напоминает. А вам?

— Нет, — ответил Тикри. — Я вообще не знаю, стоит ли доверять этой информации.

Колдун спрятал свой талисман в карман.

— Вам решать, — сказал он. — Я со своей стороны могу лишь дать слово чести, что информация вполне надежна. Не знаю, убивала ли кого-нибудь эта женщина, но она туда приходила. Если бы я осмотрел тела, то сумел бы сказать, был ли использован в каждом случае один и тот же нож.

— Нам это уже известно, — махнула рукой Сараи. — Чародей это специально проверил. Каждый раз использовалось одно и то же оружие.

— О… — Келдер поклонился, демонстрируя свое уважение.

— Я не хочу принижать значение вашей информации, Келдер из Тазмора, — улыбаясь, произнесла Сараи. — Мы все вам очень признательны. Если вам удастся выяснить что-то новое, пожалуйста, приходите, мы вас с удовольствием выслушаем.

— Естественно. — Келдер поклонился и отошел в сторону.

Сараи посмотрела на Тикри.

— Вы верите, что убийца — женщина? — спросила она.

Тикри покачал головой.

— Никакой женщине не хватило бы сил совершить в одиночку эти преступления. Если только она не верховная жрица культа, стоящего за убийствами, и если эта дама вообще существует.

— Я полагаю, что она существует, — сказала Сараи. — Зачем колдуну врать?

— Чтобы толкнуть нас на ложный путь, — произнес Тикри и тут же добавил: — Может, он сам заговорщик.

— Об этом я не подумала, — призналась Сараи, глядя в спину Келдера и отрешенно жуя нижнюю губу. — Однако мы можем проверить его версию.

— Каким образом?

— При помощи волшебства. Где Тенерия? — Сараи повернулась и выглянула из дверей, как бы ожидая увидеть юную волшебницу в коридоре.

Стройная брюнетка с легкой походкой, обычно носит черное — это описание полностью подходит к Тенерии, сообразила Сараи. Рост, правда, не соответствует — подмастерье ничуть не ниже Министра Следователя. Кроме того, лицо ее было удлиненным и худощавым. Вряд ли его можно считать квадратным. На носу, который сильно выдавался вперед, имелась горбинка. Цвет лица анемичным никто не назвал бы, а глаза волшебницы, кажется, были зелеными.

Проверить последнее предположение ввиду отсутствия объекта не представлялось возможным.

Поймав себя на этой мысли, Сараи раздраженно фыркнула. Неужели она теперь станет сравнивать внешность всех женщин с описанием убийцы до тех пор, пока преступница не окажется в руках правосудия?

Сараи подумала, не послать ли за Тенерией капитана Тикри, но, прежде чем она пришла к окончательному решению, на пороге комнаты появилась юная волшебница.

— Вот кто мне нужен! — воскликнула Сараи.

Тенерия вошла в кабинет, отвесила поклон и спросила:

— Чем могу быть полезной, Миледи?

— А вы еще не знаете? — с кислой миной поинтересовалась Министр Следователь.

На довольно мрачной физиономии Тенерии промелькнула улыбка.

— Нет, Миледи. По крайней мере в данный момент.

— Мне необходимо выяснить правду. Говорят, вы, волшебники, — специалисты в таких делах.

Тенерия склонила головку к плечу и сказала:

— В некотором роде да. Мы, как правило, можем определить, верят ли люди в то, что говорят, — хотя истина иногда находится далеко от того, что им представляется правдой.

Сараи кивнула.

— Предположим, вы разговариваете с женщиной, которая, как я считаю, имеет отношение к убийствам, — сумеете ли вы подтвердить или опровергнуть мои подозрения?

После продолжительного раздумья Тенерия ответила:

— Это будет зависеть от обстоятельств. Но в принципе — да. Если она просто заговорит со мною и не прибегает к магической защите, я наверняка узнаю, имеет ли она отношение к убийствам. Но конкретную ее роль в преступлении я скорее всего определить не смогу.

— Но если именно эта женщина совершила одно или все убийства?

— В таком случае я обязательно об этом узнаю. Если, конечно, не будет мощной магической завесы.

— Допустим, вы идете по улице или по Рынку… Смогли бы выделить в окружающей вас толпе убийцу?

— Если невероятно повезет, — покачала головой Тенерия. — Убийца должен думать о своем преступлении и испытывать сильное эмоциональное напряжение. Но даже при столь удачном стечении обстоятельств мне придется остановить и обязательно допросить подозреваемого. Ведь то, что с первого взгляда выглядит как убийство, на самом деле может оказаться мыслями домашней хозяйки, огорченной тем, что на обед придется прирезать любимого курчонка.

— Я хочу от вас слишком многого, — призналась Сараи. — Если бы вы были способны определить убийцу в толпе, то на моего отца уже много лет работали бы одни волшебники. Необходимость в услугах Окко и остальных отпала бы. — Тенерия пожала плечами. — Но вы сможете нам ответить, если мы поставим перед вами человека и спросим, убийца он или нет?

— Конечно.

— Что же, и это неплохо, — кивнула Сараи. — Вон тот человек в коричневой куртке — колдун по имени Келдер из Тазмора. Он заявляет, что с помощью своего искусства установил присутствие одной и той же женщины в местах убийств, но необязательно во время совершения преступления. Я прошу вас узнать, насколько достоверна его информация.

Тенерия посмотрела на Келдера, но ничего не ответила.

— Колдовство мешает волшебству? — спросила Сараи.

— Обычно нет. Но иногда случается.

— А что на этот раз?

Тенерия направилась к Келдеру, бросив через плечо:

— Сейчас скажу.

Десять минут спустя она все объяснила. Келдер всем сердцем верил в то, что сообщил Сараи и Тикри. Сараи поблагодарила волшебницу и начала задумчиво рассматривать сприггана, притулившегося у ее ноги.

Кто же та женщина, портрет которой набросал колдун?

Глава 21

Все документы в кабинете капитана Тикри пребывали в ужасающем беспорядке. Леди Сараи постоянно стыдила себя за то, что ее бумаги валяются как попало, и даже краснела при виде аккуратных полок и коробок, в которых содержались дела, рассмотренные Лордом Калтоном. Однако по сравнению с бедламом, царящим во владениях Тикри, ее архивы казались торжеством логики и порядка.

— Что вы ищете? — поинтересовался капитан, когда Сараи вывалила на стол очередную кипу мятых листков.

— Не знаю, — ответила девушка, выбирая из кучи один документ. — Но надеюсь узнать, как только увижу нужное.

— Как же вы это сделаете, если не знаете, что хотите? Я мог бы помочь вам, но при таком подходе, боюсь, ничего не получится.

Сараи вздохнула.

— Я ищу, — начала она, — сообщение о каком-нибудь преступлении, которое заговорщики могли совершить еще до начала серии убийств. Ведь после смерти Инзы Ученицы мы начали расследование, а преступники со своей стороны удесятерили бдительность и контролируют каждый свой шаг. Правильно?

— Правильно, — несколько неуверенно подтвердил Тикри.

— Далее… Заговор не мог возникнуть в ту ночь, когда умерла Инза Ученица, — продолжила Сараи. — Преступникам был необходим период подготовки. Например, прежде чем начать убивать людей, они могли тренироваться на собаках. Они могли ранить кого-нибудь. Возможно, им приходилось воровать предметы, необходимые для отправления магических действий. Не исключено, что, не имея в то время достаточного опыта, они оставили после себя улики или следы. Теперь вам ясно, что я ищу?

— О… — произнес Тикри, без всякого энтузиазма. — И как далеко вы намерены углубиться в прошлое?

— Не знаю, — призналась Сараи.

— Вы можете вообще ничего не найти.

— Знаю, — ответила девушка, кладя перед собой на стол толстенный доклад и сердито глядя на Тикри. — Неужели вы считаете, что я идиотка? Но у меня не осталось другого выхода. Гильдия Чародеев жаждет изловить преступника самостоятельно, им не нравится, что это могу сделать я. Помогать нам они не станут. — Тикри хотел запротестовать, но Сараи его остановила взмахом руки. — О, я уверена, они сумеют создать видимость тесного сотрудничества. Но половина из них уверена, что я пытаюсь обвинить в преступлениях Гильдию или в лучшем случае присвоить их заслуги. Совет Ворлоков помочь нам вообще не способен, ворлоки боятся, что, используя для расследования свою силу, они приблизят Зов. Братство Волшебников организовано хуже, чем ребятишки, играющие на улице, — последние хотя бы знают, кто входит в команду и кто ею руководит. Союз Сестер — ничуть не лучше, им не известно, сколько волшебниц в Этшаре и чем они занимаются. Кроме того, ни одна сестра со своей магией далеко не ушла. Чем же еще, по-вашему, я могу заняться?

— Неужели маги совсем не способны помочь нам?

— Они сделали все, что могли. Окко утверждает, что боги ничего не видят сквозь туман чародейства; Каллиа заверяет, что демоны ей ничего не сказали, и она вообще не уверена, есть ли у них что сказать. Ворлоки клянутся, что их магия не приспособлена к сбору информации. Келдер сказал все, что знает, а способности наших колдунов вам прекрасно известны. Чародеи и волшебники сообщают, что во время преступлений использовалась магия, но ни те, ни другие не дают ни имен, ни образов. Вот и приходится читать эти бумаги. Кстати, вам никогда не приходила в голову мысль их рассортировать?

— Нет, — честно признался Тикри.

Сараи, тяжело вздохнув, занялась документами. И капитан, все же рассчитывая ей помочь, тоже начал просматривать какие-то донесения. За молчаливым чтением прошло около часа.

— Здесь рапорт о пропавшей собаке, — наконец отважился Тикри.

Сараи подняла на него глаза:

— Позвольте взглянуть.

Быстро пробежав глазами рапорт, она отложила его в сторону.

— Это заслуживает дальнейшего изучения.

Через несколько минут Министр Следователь тоже обнаружила нечто интересное.

— Какие последствия имело вот это? — спросила она, протягивая Тикри два скрепленных листка. Тикри, прочитав немного, чтобы припомнить суть дела, ответил:

— Ах, это… Да никаких. Мы так и не узнали, кто виноват.

Сараи взяла у него бумажки.

— "Охранник Деран докладывает о том, что обработал в таверне ножевые ранения какого-то субъекта, — прочитала она. — Обвинений не выдвинуто, арестов не производилось". Это ваш почерк?

— Мой, — утвердительно кивнул капитан.

— А вот здесь — другая рука, — сказала Сараи, указывая на второй листок.

— Это писал дежурный лейтенант. Лейтенант Сенден. Он прислал доклад на следующий день.

— И вам удалось сохранить оба документа вместе? Значит, речь в них идет об одном и том же?

— Иногда мне везет, — пожал плечами Тикри. — Это одно и то же событие.

— "Охранник Деран, сын Вуллера, произвел обработку двух ножевых ранений (резаное и колотое) левой верхней части бедра мужчины, назвавшегося Толтаром от Малых Ворот и заявившего, что он был уволен из городской охраны пять лет тому назад за появление на посту в пьяном виде, — вслух прочитала Сараи. — По заключению охранника Дерана, ранение явилось результатом ссоры Толтара и молодой женщины, с которой, по утверждению свидетелей, упомянутый Толтар имел беседу незадолго до получения ранений. Суммируя отдельные свидетельства, женщина, ранившая Толтара, отвечает следующему описанию: худая, волосы темные, рост ниже среднего, носит темную одежду…" — Отложив рапорт, Сараи повторила: — Невысокая, темные волосы, вся в черном. Порез и прокол. Интересно, не так ли?

— Но глотка-то не располосована, — возразил Тикри.

— Возможно, она просто не добралась до горла, — заметила Сараи. — Ведь Толтар не спал.

— Но он был пьян.

Сараи недовольно посмотрела на Тикри:

— Вы действительно не усматриваете здесь никакой связи?

— Усматриваю, — сказал капитан. — Но я не уверен.

— По правде говоря, я — тоже, — сказала Сараи, — но проверить все как следует стоит.

— Думаю, вы правы, — согласился Тикри.

— В таком случае пошлите за лейтенантом Сенденом, Дераном, сыном Вуллера, и прикажите им найти упомянутого Толтара от Малых Ворот. Всех доставить ко мне для допроса.

— Прямо сейчас?

— А вы что, хотите дождаться более удобного времени? Немедленно!

Тикри отодвинул в сторону лежащую перед ним пачку докладов и отправился на поиски какого-нибудь посыльного. В коридоре он чуть было не столкнулся с молодой женщиной. Та уже изготовилась постучать в открываемую дверь.

— Да? — сказала Сараи, а Тикри, извинившись, протиснулся мимо девушки.

— Я разыскиваю Мерет Золотые Двери, — недовольно глядя в спину Тикри, объяснила посыльная. — К ней посетители, и мне сказали, что она может быть здесь.

— Мерет здесь нет, — ответила Сараи. — А кто ее спрашивает?

Посыльная наконец сообразила заглянуть в комнату.

— О! Так это вы, Леди Сараи. Вообще-то визитеров трое. Мужчина назвал себя Тобасом из Тельвена, а женщины — Караниссой с Гор и Алоррией из Двомора.

Два имени Сараи узнала. Это были чужеземные эксперты, прибывшие по приглашению Гильдии Чародеев.

— Приведите их ко мне, — сказала она.

Посыльная смутилась:

— Но они не…

— Приведите их сюда немедленно! — приказала Сараи, которой надоели нелепые и ненужные объяснения.

— Слушаюсь, Миледи, — произнесла девушка и, поклонившись, поспешила выполнять распоряжение Министра Следователя. Прошло несколько минут. Сараи еще просматривала доклады и рапорты, когда раздался стук в дверь. Первым в комнату шмыгнул спригган, и Сараи потратила некоторое время на то, чтобы загнать его в угол и предупредить:

— Если ты разорвешь хоть один листок, сжуешь его или обольешь какой-нибудь гадостью, я выдеру твои скользкие зеленые кишки и сделаю себе ожерелье.

— Да, да, — пропищал спригган, кивая головкой и тараща на Сараи круглые, как плошки, глаза. — Нет обижать бумага. Бумага хороший. Хороший спригган обижать бумага нет.

— Отлично, — сказала Сараи и, повернувшись, увидела молодого человека примерно ее возраста. Честно говоря, она ожидала, что известный эксперт в области магических аномалий окажется значительно старше.

Что ж, возможно, у него есть средства скрыть свои годы — обман зрения, трансформация или заклинание Вечной Молодости. Но у чародея был ужасно застенчивый вид, а Сараи не могла представить себе умудренного жизнью мага, способного на изменение внешности или заклинание Молодости, столь смущенным безо всякой видимой причины. Может быть, это вообще не Тобас?

— Прошу простить меня за сприггана, — произнес молодой человек.

— Вы ни в чем не виноваты, — отмахнулась Сараи. — Маленькие вредители в последнее время объявляются повсеместно.

— Нет, боюсь, это все же моя вина, — стоял на своем гость. — Спригганов породил я. Совершенно случайно. Примерно шесть лет назад одно мое заклинание пошло наперекосяк, и эти твари начали выпрыгивать в Мир. Они таскаются за мною чаще, чем за другими чародеями. Пример тому спригган, вбежавший сюда.

— О… — протянула Сараи, не зная, верить ли ей этому рассказу. Действительно, спригганы появились сравнительно недавно, но чтобы они были порождением неудачного заклинания…

— Да, кстати, я Тобас из Тельвена. Вы, конечно, Леди Сараи… — Окончательно смутившись, он замолчал.

— Я — Леди Сараи, — подтвердила девушка.

— Ах, — сказал Тобас, низко кланяясь в знак почтения.

Затем, отступив в сторону, он пропустил вперед молодую черноволосую красавицу, зеленый бархатный наряд которой уже не мог скрыть беременность.

— Это моя супруга — Алоррия из Двомора, — гордо объявил молодой человек.

Алоррия кланяться не стала, и Сараи заметила серебряную коронку в ее густых волосах. Наверное, аристократка из какого-нибудь Малого Королевства, подумала она.

Не исключено, конечно, что коронка всего лишь проявление претенциозности, а кланяться дамочка не стала из-за округлившегося живота. Сараи не могла определить точнее, так как личного опыта по этой части у нее не было.

Тем временем в дверях возникла еще одна женщина, черноволосая, как и первая, столь же красивая, но чуть выше, стройнее и старше. И если Алоррия была облачена в зеленый бархат, то эта предпочитала красный.

— А это, — представил ее Тобас, — моя вторая супруга, Каранисса с Гор.

— Она волшебница, — вставила Алоррия.

Тобас, подтверждая слова жены, кивнул. Каранисса отвесила поклон.

Сараи поджала губы, но промолчала. Ей доводилось встречать мужчин, имеющих пару жен, а один раз она даже видела эксцентричного немолодого троеженца. Однако подобную практику Министр Следователь не одобряла, мужчин-многоженцев не любила и само многоженство рассматривала как проявление дурного вкуса. А этот чародей не только завел себе двух супруг, но и притащил обеих в Этшар, несмотря на беременность Алоррии.

Черное шелковое облачение Тобаса экстравагантным не было, да и держался он вполне приемлемо… но привозить с собой несколько жен, заявлять, что создал спригганов, и представлять себя экспертом в области магии — нет, от всего этого, по мнению Сараи, разило высокомерием и самодовольством.

Одним словом, Тобас ей не понравился.

— Как я поняла, вас считают специалистом в той области магии, с которой мы сейчас столкнулись? — начала она без всякого предисловия, не желая обмениваться любезностями с неприятным ей человеком.

— Не совсем, — ответил Тобас с едва заметной улыбкой. — Во-первых, мне неизвестно, с чем вы столкнулись. Насколько я понял, какой-то магический клинок нейтрализует любое чародейство. Если так, то кое-что я об этом знаю — я имею в виду явления, нейтрализующие чародейство. Скажу честно, знаю я очень мало, но, видимо, все же немного больше, чем остальные.

— Вот как? — подняла брови Сараи.

Молодой человек высказался очень неплохо — хвастуном он не был, — но Сараи Тобас все равно не нравился.

— И почему же так получилось? — спросила она.

— Можно сказать, что у меня к этой проблеме личный интерес, — начал чародей. — Обстоятельства сложились так, что я унаследовал замок…

— И вовсе нет, — запротестовала Алоррия. — Он был заброшенным.

— Успокойся, Аля, — вмешалась Каранисса, — это почти то же самое, что унаследовать.

— Совсем не одно и то же!

— Заткнитесь-ка, вы обе, — сказал Тобас вовсе не сердито, а как бы обращаясь к дамам с просьбой. К изумлению Леди Сараи, обе женщины послушались, и чародей продолжил:

— Скажем так, я стал владельцем замка, на который во время Великой Войны было наложено заклинание, нейтрализующее любое проявление чародейства, — объяснил Тобас. — Обстоятельства, о которых я предпочитаю не говорить, мешают мне продать или забросить это строение. Я довольно часто бываю в его окрестностях, и все мои магические способности там исчезают. Будучи чародеем, я испытываю от этого серьезные неудобства — очень неприятно чувствовать свое бессилие. Поэтому я начал изучать все, что связано с нейтрализацией чародейства, надеясь когда-нибудь упомянутое заклинание снять.

— Понимаю, — сказала Сараи. — И как далеко вы продвинулись? Что вы узнали об этой своего рода негативной магии?

— Практически ничего, — покачал головой Тобас. — Но я попыток не оставляю. Прежде чем Геремон настоял на том, чтобы я встретился с Мерет и побеседовал с вами, я обсудил с Теллуриноном и некоторыми другими магами вашу проблему. Мне рассказали, что кто-то владеет заколдованным оружием, способным втягивать в себя силы чародейства. И что изучение данной загадки ничего не дало, так как этот предмет обладает абсолютным иммунитетом к чародейству, иммунитетом, настолько сильным, что в его присутствии исчезают все проявления нашего магического искусства.

Сараи недоуменно воззрилась на Тобаса.

— Обычно, — пояснил тот, — ауру чародейства можно найти везде. В воздухе, в лучах света, в земле, но там, где использовался магический клинок или нечто иное, чародейство перестает проявляться должным образом.

— Значит, мы столкнулись с совершенно новым видом магии? — спросила Сараи.

— Не исключено, — ответил Тобас. — Правда, может быть, это некая разновидность чародейства. Я о такой ничего не слышал и подумал, что будет невредно приехать и посмотреть самому.

— Кроме того, нам было очень жаль погибших, — добавила Каранисса. — Нам казалось, что мы просто обязаны что-то сделать.

— Если сможем, конечно, — вставила Алоррия.

— Тобас — чародей, Каранисса — волшебница, — сказала Сараи. — А вы, Алоррия, тоже маг?

Женщина отрицательно качнула украшенной короной головкой.

— Нет, нет. Ничего подобного, — торопливо выпалила она. — Мне просто очень хотелось поехать… Ведь Тобас и мой муж.

Леди Сараи понимающе кивнула. "Интересно, — подумала она, — насколько приятно путешествовать, находясь на шестом или седьмом месяце беременности?" Сараи догадывалась, что за всем этим стоит какая-то неизвестная ей история, но тему развивать не стала. Семейные дела Тобаса из Тельвена Министра Следователя не касались.

— Знает ли кто-нибудь из вас о заговоре, стоящем за этими убийствами? — спросила она. — Или вы интересовались только орудием преступления?

— А разве существует заговор? — с нескрываемым интересом осведомился Тобас. — Я об этом не слышал. Мы прибыли в город всего несколько часов назад, и об этих ужасных преступлениях знаем только со слов членов Гильдии Чародеев. Те, само собой, основное внимание уделяют магической стороне проблемы. Я был бы рад, если бы вы рассказали нам немного больше. Вы догадываетесь, кто организатор?

Сараи с подозрением посмотрела на чародея. Его поведение никак не вязалось с ее первоначальными представлениями о молодом человеке как о высокомерном и невоспитанном самозванце.

— Мы располагаем описанием женщины, которая каким-то образом связана с преступлениями, — сказала она. — В данный момент охранники разыскивают ее приятеля.

— Вы думаете, этот человек сообщит вам, где ее можно найти?

— Надеемся. В крайнем случае, узнав имя подозреваемой, мы с помощью заклинаний легко установим ее местонахождение.

— Если приятель знает подлинное имя женщины, — заметил Тобас. — То имя, под которым она себя впервые узнала.

— Ну что же, если имя окажется вымышленным, мы отрядим на поиски всю городскую охрану.

— Леди Сараи, — вмешалась Алоррия, — а что вы с ней сделаете, когда поймаете?

— Арестуем, конечно! По подозрению в убийстве. Затем доставим во дворец и допросим.

Уже произнеся эти слова, Сараи сообразила, что говорит в присутствии члена Гильдии Чародеев, а Гильдия кочет, чтобы убийцу передали ей.

Однако допросить женщину все равно придется — надо удостовериться, что именно она отняла жизнь у Серема Мудрого. Каждый обладающий здравым смыслом поймет это.

— Естественно, — сказал Тобас и тут же заметил: — Правда, арестовать человека, убившего нескольких могущественных магов, будет непросто.

Сараи с удивлением посмотрела на чародея.

— Интересная мысль, — сказала она. — Я прослежу, чтобы во время ареста приняли особые меры предосторожности.

— Вы полагаете, что разыскиваемая вами женщина состоит в заговоре? — спросил Тобас и, обойдя вокруг стола, присел на его край.

Каранисса прислонилась к стене. А Алоррия, к ужасу Леди Сараи, начала присматривать более или менее чистое местечко на полу, чтобы усесться, — все кресла были завалены пачками докладов, рапортов, доносов и другими полезными документами. Спригган в углу с любопытством шуршал бумагами. Леди Сараи ткнула его ногой, и малыш, повизгивая, прыснул к дверям.

— Давайте пройдем в более удобное помещение, — предложила Леди Сараи. — Там я вам все расскажу.

Глава 22

Толтар от Малых Ворот тоскливо пялился на пустую кружку. В "Пьяном Драконе" ничего в кредит не отпускали, тем более ему и клянчить было бессмысленно. А в кошельке Толтара лежала единственная железная монета.

Бывшим стражник чувствовал себя слишком отвратно, чтобы ограбить какого-нибудь прохожего, хотя знал, что рано или поздно на это решится. Искать честный приработок было уже слишком поздно, по той же причине на попрошайничество надеяться не приходилось. По правде говоря, ни тем, ни другим он заниматься еще не пробовал. И значит, на ужин, если таковой вообще состоится, ему светит бурда из котелка Матушки Килины на Поле у Пристенной Улицы.

Хорошо бы здесь сейчас появилась эта маленькая стерва Табеа Воровка. Должна же наконец закончиться ее полоса везения.

Толтар считал, что именно случай позволяет Табеа вот уже несколько шестиночий не только не возвращаться в "Пьяный Дракон", но и держаться подальше от Поля и Пристенной Улицы. "Если бы ее пришили, — размышлял Толтар, — то я бы об этом услышал". Отсутствие слухов означает, что она жива. Толтар не верил, что Табеа могла покинуть город. Весь его жизненный опыт говорил, что люди такого склада, люди, которых ветеран отлично знал, никогда не делают этого. Мир за пределами городских стен существовал лишь для богатых торговцев и придурочных фермеров.

Мысль о том, что девушка нашла себе какую-нибудь работу, тоже не приходила ему в голову. Воры и нищие так не поступают, а Табеа, как следовало из ее имени, открыто объявила себя воровкой.

Вообще-то она могла продаться в бордель, но там, как правило, навсегда никто не задерживается. Навсегда попадают только в рабство, а он не слышал, чтобы девчонку выставляли на аукцион. Если бы ее продали, Толтар узнал бы об этом. Ведь у него есть друзья — или, скорее, знакомые, еще соглашавшиеся с ним говорить, — и они обещали сообщить ему, как только увидят Табеа.

Оставалось предположить, что этой пигалице удалась серия солидных краж.

Но деньги очень быстро кончаются. Рано или поздно он встретит ее либо здесь, в "Драконе", либо у горшка Мамы Килины, либо в другом столь же достойном месте.

А когда это случится, он получит с нее должок за раны на ноге. Правда, они уже затянулись и нога стала совсем как новая, но девка должна заплатить за боль, за кровь и за время, что он провел хромая. Она заплатит ему и за тот унизительный разговор с Дераном, сыном Вуллера.

Толтар знал, чем эта сучка расплатится за его муки. Кстати, ей это может даже понравиться. Ну и пусть. Он не против. Так даже бывает лучше.

Отодвинув кружку, Толтар начал медленно подниматься. Он думал, куда направиться, то ли прямиком к Мамаше Килине, то ли в иное место, но попытки встать на ноги не прекращал. Ветеран был уверен, что со стула подняться надо. Если он сумеет выпрямиться, хозяин "Дракона" перестанет предлагать ему взять еще кружечку или убираться вон.

Голова немного кружилась. "Наверное, стоило, — подумал Толтар, — потратить последние медяки не на выпивку, а на жратву".

Ладно, что сделано, то сделано. Он повернулся лицом к выходу.

И тут же тяжело плюхнулся обратно на стул. В дверях торчал Деран, сын Вуллера. Конечно, он мог появиться в "Драконе" по делу, не имеющему отношения к Толтару, но у ветерана не хватало духа прошмыгнуть мимо своего знакомца.

Деран вошел в зал и зашагал прямо к Толтару, указывая на него рукой. Только тогда бывший солдат заметил еще двух охранников, один из которых носил звание лейтенанта.

— О боги, — пробормотал Толтар. — Что ему еще нужно?

— Толтар от Малых Ворот? — громко спросил Деран, остановившись в шаге от ветерана. Поморщившись от произведенного охранником шума, Толтар ответил:

— Вы же знаете, кто я. Ну, что на этот раз?

— Мы получили приказ немедленно доставить вас во дворец, — ответил Деран.

Глаза бывшего солдата округлились. Казалось, что слова охранника выжали из его тела половину выпитого сегодня вечером алкоголя.

— Зачем? — спросил он. — Что я сделал?

— Вас ждут для допроса, — произнес Деран чуть мягче. Он не любил запугивать людей просто так, будь это даже никчемный пьяница. — Полагаю, вас хотят выслушать как свидетеля.

— Но я ничего не видел, — запротестовал Толтар. — И ничего не слышал. Я вообще ничего не знаю.

— Вот и скажете это во дворце, — спокойно ответил Деран. — Пошли.

Толтар вжался в спинку стула, но на его запястье легла рука, крепкая, как железо. Подчиняясь неизбежному, ветеран неохотно встал и позволил вывести себя на улицу.

Когда он и трое охранников зашагали по Пристенной Улице, Толтар припомнил всех арестованных, которых ему довелось увидеть за свою жизнь. Все было как положено. Двое охранников шли по бокам, и один вышагивал сзади. Ему самому, прежде чем получить пинок под зад, приходилось эскортировать людей — правда, только в местные магистраты.

Многие арестованные никогда не возвращались назад; их казнили, продавали в рабство или отправляли в ссылку. А те, кого подвергали бичеванию или штрафовали, появлялись дома довольно быстро и продолжали жить как ни в чем не бывало, видимо, очистившись от грехов. Но таких было мало.

Толтар очень надеялся, что попадет в число избранных.

У городских ворот отряд свернул вправо. Толтара провели по краю Рынка до Привратной Улицы. Оттуда он уже видел купол дворца, хотя идти оставалось не менее мили — купол был самым величественным сооружением города и по высоте превосходил даже Большой Маяк. Он высился над крышами окружающих зданий и на фоне заката казался гигантским темным полукружием. По утрам Толтар видел его бело-золотое сияние. Но сейчас купол выглядел довольно зловещим. Солнце опускалась почти за куполом, чуть-чуть слева, и на мгновение Толтару почудилось, что он видит не творение человеческих рук, а темное солнце, выталкивающее с небес дневное светило.

Прошагав семь кварталов, четверка очутилась на Портовой Улице. Отсюда солнце казалось узкой багряной полоской, притулившейся у основания мрачного дворцового купола. Небо над головой быстро темнело.

Толтар покосился на Дерана, а затем, еще раз взглянув на купол, спросил:

— Может, все-таки расскажете, к кому вы меня тащите и почему во дворец, а не в магистрат? Неужто я должен предстать перед Министром Справедливости?

— Мы ведем вас к Леди Сараи, Министру Следователю, — ответил Деран. — Она — дочь Лорда Калтона и временно исполняет его обязанности.

— Значит, вы ведете меня не в Палату Справедливости?

— В кабинет капитана Тикри.

— А зачем?

— Нам не сказали, — произнес Деран, пожимая плечами.

В этот момент они оказались на очередном перекрестке и свернули на Четвертную Улицу. Купол дворца полностью закрыл собой солнце, а может быть, оно просто село за горизонт. Небо приобрело темно-синий, сапфировый цвет, а на востоке показался розовый лик меньшей из лун.

Отряд вышел на Кольцевую Улицу и, миновав ряд домов, принадлежащих аристократам и богатым купцам, зашагал по дворцовой площади. Через несколько минут он оказался у фасада здания. Из-за нависающего карниза купол совершенно пропал из виду.

Толтар никогда здесь не был. Даже по службе ему не приходилось заходить дальше Кольцевой Улицы, и он ни разу не стоял на посту во дворце.

Где-то за этими стенами обитал сам Эдерд Четвертый, Верховный Правитель Этшара-на-Песках, Триумвир Гегемонии, в руках которого находились судьбы сотен тысяч людей: мужчин, женщин, детей. Там же находится Лорд Калтон — Министр Справедливости, единственного слова которого достаточно для того, чтобы человека подвергли бичеванию или пыткам, повесили или обезглавили, продали в рабство или отправили в ссылку. В замке живет и Лорд Торрут — командующий всей охраной. По его приказу тысячи людей немедленно бросятся в битву.

Говоря по правде, Толтар не хотел оказаться в такой компании.

Однако выбора не было, и он даже не пытался противиться, когда охранники, не задерживаясь, провели его через маленькую боковую дверь.

Внутри здания все полы оказались каменными, но это были не грубый сланец или обычный плитняк, из которого складывались очаги в тавернах, а полированные гранит и мрамор. Толтар таких полов никогда не видел.

Основная поверхность стен скрывалась за деревянными панелями, тяжелыми драпировками или гобеленами. Все это Толтар успел рассмотреть через арки или открытые двери, шагая по бесконечному лабиринту приемных.

Наконец его эскорт остановился у двери, ведущей в сравнительно небольшое помещение со стенами из светло-серого камня и огромным столом посередине. На столе в беспорядке валялись свитки, бумаги и толстенные книги в кожаных переплетах.

В комнате находились два человека: высокая молодая шатенка и крупный мужчина в мундире капитана охраны. Заслышав шаги, они замолчали и повернулись к двери.

— Капитан Тикри, — доложил один из охранников, — мы доставили во дворец Толтара от Малых Ворот.

— Благодарю вас, лейтенант, — произнес мужчина в форме капитана. — Введите его.

Деран и лейтенант ввели Толтара в кабинет, третий сопровождающий остался стоять в коридоре.

На девушке было платье из тонкой золотистой ткани, но Толтар, хоть и догадался, что перед ним какая-то аристократка, все еще смотрел на капитана Тикри, когда тот, почтительно поклонившись, спросил:

— Каких магов мне следует пригласить, Леди Сараи?

— Во всяком случае, несколько, — ответила девушка. — У нас не должно остаться даже тени сомнения. Обязательно пригласите Тенерию, Мерет, если она во дворце, Окко, Тобаса из Тельвена и его жену — ту, которая волшебница. Кроме того, можете позвать всех, кого сочтете нужным. Беременную даму не зовите, она — не маг.

— Вы, полагаю, помните, что раны солдата могут и не иметь отношения к делу, — заметил капитан Тикри. — Существует полдюжины других вариантов.

— Я все помню, — недовольно бросила Сараи. — Но этот человек здесь, и именно он является самым многообещающим вариантом. Усадите его! — приказала она охранникам.

Через мгновение Толтар обнаружил, что уже сидит за столом в кресле, обитом коричневым бархатом. Он молча уставился на девушку.

— Вы знаете, кто я? — спросила Леди Сараи.

Толтар глупо моргал.

— Он пьян, — заметил Деран. — Мы вытащили его из таверны.

Леди Сараи кивнула, а Толтар спорить не стал, хотя к этому моменту отрезвел окончательно. В дверях бесшумно возникла служанка:

— Вы желали меня видеть, капитан?

— Да, — ответил Тикри и, выходя в коридор, добавил: — Продолжайте без меня, Леди Сараи.

Когда он скрылся, Сараи сказала:

— Закройте двери, лейтенант. Побеседуем немного в спокойной обстановке.

Сенден выполнил распоряжение, а Сараи, подойдя к Толтару, посмотрела на него сверху вниз и спросила:

— Значит, вы пьяны?

— Есть немного, — признался ветеран. К нему начала возвращаться его обычная наглость.

— Ну что ж, это, может быть, и неплохо. Вы знаете, кто я?

— Они зовут вас Леди Сараи. Я пока не оглох.

— Это мое имя. А кто я, вам известно?

— А как же. Дочка Лорда Калтона.

Черты лица Сараи обрели несвойственную им жесткость.

— Я Леди Сараи, Министр Следователь и Исполняющая Обязанности Министра Справедливости Эдерда Четвертого, Верховного Правителя Этшара-на-Песках, Триумвира Гегемонии Трех Этшаров, Главнокомандующего Святым Воинством и Защитника Веры. И говорю я с вами в своем официальном качестве, от имени Верховного Правителя, обладая всей полнотой его власти в рамках порученных мне обязанностей. Вы поняли, что это означает?

— Хм… — произнес Толтар. — Не уверен.

— Это означает, что я могу приказать бичевать вас, подвергнуть пыткам или убить — прямо здесь, в кабинете. В своих действиях я ни перед кем не отчитываюсь, и волноваться по поводу возможных последствий мне не приходится. Я так и сделаю, если вы откажетесь мне помочь. Теперь вам все ясно?

Толтар поднял глаза. Сенден и Деран за его спиной обменялись взглядами, в которых сквозило недоверие к словам девушки.

— Теперь приступим, — продолжила Сараи. — Насколько я знаю, в четвертый или пятый день месяца Летнего Зноя вы получили два ножевых ранения левой ноги. Это так?

— Да, Миледи, — тихо ответил явно испуганный Толтар.

— И обе раны были нанесены одним и тем же ножом?

— Да.

— Нож находился в руках женщины?

— Да, именно так, — подтвердил Толтар.

— Какого она роста?

— Хм… Если вы хотите… — Неужели они считают, что он не знает, кто его ранил?

— Какого она роста? — выкрикнула Сараи, нависая над ветераном.

— Низкого, — поспешно ответил Толтар. — Не то, чтобы совсем крошечная, но… очень невысокая.

— Какого цвета была ее одежда?

— Черного, — ответил Толтар, — она всегда носит черное.

— Какой формы ее лицо?

Потрясенный Толтар не мог понять, почему Леди Сараи не спрашивает об имени.

— Не знаю, — ответил он, отвечая на поставленный вопрос. — Не знаю…

— Вы видели ее лицо?

— Да, видел.

— Какой оно формы?

— Позвольте мне хоть немного подумать!

Сараи отодвинулась, давая ему возможность дышать свободнее:

— Думайте.

— Благодарю, Миледи, — воинственно произнес Толтар, изо всех сил вспоминая лицо Табеа. — Вроде бы как… широкое. У нее почти что квадратный подбородок.

— Нос длинный?

— Нет, скорее широкий.

— Волосы каштановые?

— Думаю, черные…

— Зеленые глаза?

— Не заметил. Скорее карие…

— Она смуглая?

— Нет, бледная…

— Плотного сложения?

— Тощая, как теленок из Сригмора.

— Неуклюжая?

— Если бы она была неуклюжей, то я, к вашему сведению, не позволил бы ей порезать меня ножом, — сердито запротестовал Толтар. — Я не был настолько пьян!

Открылась дверь, и, прервав допрос, Леди Сараи подняла глаза на появившуюся в комнате стройную черноволосую девицу.

На какое-то мгновение Толтар решил, что воровка явилась сюда собственной персоной, чтобы обвинить его в преступлениях, которые он не совершал, но, приглядевшись как следует, ветеран понял: это не Табеа. Вошедшая девушка была выше, стройнее и обладала более пышной грудью. Ее удлиненное овальное лицо не имело ничего общего с физиономией Табеа.

— Тенерия, — сказала Сараи, — мы предполагаем, что этот человек выжил после нападения убийцы. Осмотрите его раны и проверьте, использовался ли против него тот же самый нож.

— Я попытаюсь, — спокойно ответила девушка, которую Сараи назвала Тенерией.

— Но я же здоров, — запротестовал Толтар. — Раны давным-давно зажили!

— Это не важно, — бросила Тенерия.

— Благодарю, — сказала Сараи. — Но я еще не закончила. — Мне сдается, что этот человек хочет назвать имя напавшей на него женщины.

Толтар испытал огромное облегчение, услыхав долгожданный вопрос.

— Табеа, — ответил он. — Табеа Воровка.

Глава 23

Шум, который производили солдаты, Табеа услышала, спускаясь по лестнице со второго этажа своего очередного жилища — небольшой, но премиленькой гостиницы под названием "Голубая Танцовщица". До ее слуха отчетливо донесся типичный звук трения ножен о килты и размеренный топот. Значит, на улице — отряд солдат, двигающийся в направлении гостиницы. Девушка принюхалась, но никаких особенных запахов не уловила. Обоняние подсказало ей лишь то, что на ужин сегодня подадут тушенную в красном вине говядину. Табеа различала не только запах каждого ингредиента яства, но и улавливала аромат полудюжины подаваемых гостям "Танцовщицы" сортов первоклассных вин. Тяга в трубах была отличной, и запах самого очага почти не чувствовался. Но зато зверски смердела подметающая пол деревенщина Верен. Ноздри Табеа раздражал влажный дух хлопчатобумажной рубахи девчонки и кислая вонь ее суконной юбки.

"Собаки — удивительные существа", — подумала Табеа. Она и не подозревала об этом, прежде чем стала их убивать. Они способны унюхать все что угодно.

Тяжелый топот приближался к дверям гостиницы. Интересно, зачем? Солдаты часто вламывались в таверны у Поля, но "Голубая Танцовщица", расположенная на Большой Улице в нескольких кварталах от Рынка, слыла спокойным и весьма дорогим заведением. Охранники появлялись, как правило, здесь только в том случае, если за ними посылали специально.

Внезапно среди топота солдатских сапог Табеа уловила и другие шаги. Поначалу она их не слышала — закрытые двери и окна приглушали все уличные шумы, — но теперь до нее отчетливо доносился шорох, производимый ногами, обутыми в мягкие туфли. Кто-то сопровождал солдат, и этот кто-то был облачен в длинный шелестящий наряд.

Табеа почему-то забеспокоилась и неожиданно для себя бегом преодолела несколько последних ступеней. Солдаты просто не могут иметь к ней претензий, никто, кроме хозяина гостиницы и пары людей из соседних комнат, не знал, что она обитает здесь, и уж, конечно же, ни одна живая душа не связывала ее с недавними преступлениями. Тем не менее Табеа не желала, чтобы заваруха, если таковая начнется, застала ее в комнате или на лестнице у всех на виду.

Наконец солдаты, в сопровождении личности в мягких туфлях, подошли к дверям. Один из стражников начал поворачивать ручку, и даже Верен это услышала. Она распрямилась и поставила метелку в угол у очага. В следующий момент Табеа скользнула в небольшую нишу под лестницей — самое уединенное место в обеденном зале, которое обычно занимали влюбленные парочки. Ее пребывание там подозрения не вызывало — молодая девушка решила уединиться, чтобы спокойно подумать о своих делах.

И не ее вина, если она слышит все, что происходит в главном зале.

— Чем могу вам помочь? — спросила Верен.

— Мы разыскиваем женщину по имени Табеа, — произнес незнакомый мужской голос. — Рост ниже среднего, худая, волосы черные — скорее всего одинокая.

Табеа почудилось, что она слышит, как напряглась Верен.

— Позвольте позвать хозяина, — сказала служанка.

— Она здесь? — поинтересовался другой голос.

— Ничего не знаю, — ответила Верен. — Я спрошу.

Через ведущую в нишу арку Табеа увидела, как Верен исчезла в кухне.

Табеа, прикусив нижнюю губу, обеспокоенно принялась размышлять, почему эти люди, эти солдаты, ее разыскивают. Откуда им известно ее имя и ее внешность?

И самое главное, что ей следует предпринять? Ясно, что ниша — тупик и, оставаясь в ней, она попадает в ловушку. Правда, она способна выстоять против небольшой армии, особенно учитывая то, что солдаты смогут нападать на нее не более чем по двое или в худшем случае — по трое; стол можно использовать в качестве щита. Но тогда враги наверняка перейдут к осаде и возьмут ее на измор.

Нет, ничего хорошего из этого не получится. Лучше выбираться отсюда, покуда такая возможность есть!

Но у выхода толпятся солдаты, а из дверей кухни в любой момент могли появиться Верен и хозяин. Остается только окно.

Окна в тавернах Этшара отличались удивительным многообразием. Они различались числом, формой, местонахождением и материалом. "Голубая Танцовщица" славилась своим единственным огромным, во всю стену, окном в форме арки. Это изящное творение состояло из нескольких сотен стеклянных секций, заключенных в рамки, но не из свинца, как обычно, а из привезенных издалека твердых пород дерева. Окно придавало гостинице дополнительный привкус роскоши и дороговизны. Для вентиляции в него были встроены три форточки, настолько узкие, что через них не смог бы протиснуться и ребенок.

Однако опытная воровка понимала, что внешний вид бывает обманчивым. Двигаясь как можно осторожнее — что означало совершенно бесшумно, — она встала из-за стола и приблизилась к выходу из ниши.

Укрывшись в тени и используя свои плохо развитые способности ворлока и волшебницы, девушка попыталась установить, чем заняты пришельцы и куда обращены их взгляды.

Один солдат внимательно наблюдал за лестницей, Другой охранял дверь. Что касается личности в мягких туфлях… это была женщина, окруженная магической аурой. Скверно. Женщина с интересом осматривала помещение, ни на чем особенно не концентрируя свое внимание.

Третий солдат не сводил с нее глаз и угрозы собой не представлял.

Два солдата отвернулись в сторону кухонной двери, а еще один вглядывался в дальнюю, затененную часть зала, туда, где находилась Табеа.

Используя способности ворлока, девушка легонько толкнула стоящего у дверей охранника. Тот пошатнулся и удивленно вскрикнул. Все головы мгновенно повернулись в его сторону.

Табеа быстро и бесшумно побежала через зал к широкому подоконнику. Ее заметили, когда она уже почти достигла цели. Отвлекающий маневр сработал, но лишь на доли секунды.

Беглянка распахнула ближайшую форточку и просунула в нее голову. Рама больно оцарапала уши.

— Проклятие, — прошептала Табеа. Здесь ей не выбраться.

— Эй! — закричал один из охранников, и Табеа в отчаянии ударила тыльной стороной руки по раме.

Девушка еще не испытывала всю свою накопленную силу — для этого не было повода, — она убивала, чтобы похитить знания. Табеа догадывалась, что физически очень сильна — ведь сумела же она швырнуть демонолога Кариту об стену. Но до этого момента Табеа даже не догадывалась, насколько могучей она стала.

Рука пробила твердую полированную раму, словно та была сделана из бумаги. На улицу посыпались обломки дерева и битые стекла.

— Остановите ее! — заорал кто-то, и все охранники ринулись к окну.

Табеа в ужасе ударила по остаткам рамы ногой, и форточка вылетела целиком, рассыпая в воздухе стеклянные искры.

Табеа нырнула в образовавшийся проем и, не размышляя, помчалась вдоль Большой Улицы.

Где-то позади галдели солдаты. "Беги, прячься, беги, прячься" — этот воровской закон за долгие годы прочно внедрился в сознание девушки. Если что-то пошло не так, надо бежать и прятаться. Если тебя обнаружат, беги снова. Ничего не надо планировать, ни о чем не следует думать — только беги и прячься.

Для этих целей лучше всего подходят не заброшенные чердаки или темные закоулки, а кишащие людьми площади и оживленные улицы, где всегда открывается новый путь к спасению и где так много лиц, отвлекающих внимание преследователей.

Но самым лучшим укрытием было Поле у Пристенной Улицы, на котором суетящиеся отбросы общества соорудили настоящую полосу препятствий из разваливающихся лачуг, палаток и краденых котелков. Большинство обитателей Поля окажутся на ее стороне, и солдаты почувствуют себя не столь уверенно.

Она помчалась в сторону Рынка, к выходу на Пристенную Улицу.

А из дверей "Голубой Танцовщицы" выплеснулся поток солдат. Обнаженные мечи цеплялись за вывеску, которая начала раскачиваться. Сквозь вопли до Табеа доносились удары металла о металл и поскрипывание цепи. Затем за ее спиной послышался мерный топот солдатских сапог.

Женщина-маг в погоню не бросилась, и хотя Табеа продолжала ощущать присутствие чародейства, с каждым шагом, отдалявшим ее от гостиницы, оно становилось слабее и слабее. Беглянка была уверена, что маг творит заклинание, заклинание, которое бросит ее на землю, отнимет силы, превратит в камень или мышь. Девушка бежала вперед, ожидая в любой миг почувствовать удар меча или прикосновение магической силы.

Но удара не последовало. Табеа вбежала на рыночную площадь и резко свернула налево к той части Поля, которую знала как свои пять пальцев. Припозднившиеся покупатели спешили домой, последние торговцы запаковывали нераспроданные товары, немногочисленные влюбленные парочки с любопытством взирали ей вслед.

Охранники продолжали кричать, но крики стали слабее — расстояние между девушкой и преследователями значительно увеличилось. Из привратных башен выбежали солдаты, но Табеа уже оказалась на Поле — в самой его узкой части, которая проходит мимо казарм.

Неожиданно перед ее носом из тьмы возник человек. В неровном свете далекого факела виднелись лишь красный килт и желтая туника — лицо солдата осталось в тени. Он протянул руку, чтобы схватить беглянку, но та на бегу выбросила вперед кулак, и страж порядка отлетел в сторону.

Обогнув северную башню, девушка выскочила на широкую часть Поля и тут же споткнулась о лежащее на земле тело. Изогнувшись, как кошка, Табеа устояла на ногах и, потеряв какое-то мгновение, продолжила бег.

Здесь не было ни факелов, ни ламп. Лишь желтый свет, сочащийся из далеких окон домов на Пристенной Улице, оранжевый отсвет луны да разбросанные там и сям пятна полупотушенных костров слегка разгоняли царящую на Поле тьму. Местные обитатели, спящие или бодрствующие, казались черными призраками. Глаза Табеа после яркого света обеденного зала "Голубой Танцовщицы" еще не успели адаптироваться к новым условиям, и девушка только в самый последний миг ухитрялась избегать столкновения с лачугами или людьми.

Внезапно над ней вспыхнул свет — оранжевый шар, в тысячи раз более яркий, чем свет луны. От неожиданности беглянка споткнулась и подняла глаза.

В воздухе, источая ослепительный свет, завис человек. Табеа знала, что это — ворлок, но объяснить, откуда у нее такая уверенность, не могла. Она просто всем своим существом чувствовала, что это — ворлокство.

Не раздумывая, Табеа обратилась к своей силе ворлока, чтобы погасить проклятое сияние. Но борьба с могуществом парящего в небе оказалась сродни попытке остановить приливной вал. Противник был неизмеримо сильнее. Девушка могла остановить его прямое воздействие на нее, но погасить свет оказалась не в состоянии.

Направляя свои усилия вверх, она почувствовала, что ее со всех сторон окружают люди, люди с Поля у Пристенной Улицы — бедняки и воры, бездомные и поставленные вне закона, обманутые и несчастные.

— Помогите мне! — всхлипнула Табеа.

Никто не ответил, а она уже слышала топот ног приближающихся солдат, до ее ноздрей долетал запах стали, кожи и пота. Кто-то швырнул камень в направлении парящей в воздухе фигуры.

Этот бессмысленный жест подсказал девушка идею. Она не может бороться с ним при помощи ворлокства — противник значительно могущественнее; но в ее распоряжении есть более земные средства. Она нагнулась и, подняв обломок кирпича, запустила его вверх, но не с помощью магии, а лишь полагаясь на силу руки, на ту мощь, которую похитила у Инзы Ученицы, Деру и всех остальных.

Ворлок отразил бросок, но его сияние слегка померкло. Солдаты приближались. Табеа выхватила из-за пояса кинжал, готовясь дать им бой. В оранжевом свете клинок казался полоской сверкающей тьмы. Чуть пригнувшись, Табеа выставила вперед руку с зажатым в ней ножом.

Она уже представляла себе степень возможностей ворлока — он мог удерживаться наверху, подавлять ее ворлокство и излучать свет, — ни на что другое у него не было сил.

В ворлока полетел еще один камень. Тот его отразил, но Табеа заметила, что свет опять немного ослаб.

Она знала, что очень скоро ворлок вспомнит о Зове. Интересно, через сколько дней он увидит свой первый кошмар? Конечно, противник может прибегнуть и к большей силе, если предположить, что это только разминка. Но если он использует всю свою мощь…

Одним словом, не ворлок представлял для нее главную опасность.

Первый солдат остановился в нескольких шагах от Табеа, поглядывая на нож.

— Табеа Воровка, — объявил он, — именем Эдерда Четвертого, Верховного Правителя Этшара-на-Песках, приказываю тебе сдаться!

— Да, чтоб ты сдох, кровавая юбка! — выкрикнула в ответ беглянка.

Ее начали окружать другие солдаты. Обитатели Поля отступили во тьму. Табеа попыталась прибегнуть к ворлокству, но маг в небе на корню пресек все ее попытки.

Теперь девушку окружали по меньшей мере двенадцать охранников. Повинуясь незаметному сигналу, они начали постепенно сжимать кольцо.

— Ничего у вас не выйдет, — прошипела Табеа и, с нечеловеческой быстротой сделав выпад, вонзила клинок под ребра их предводителя.

Глаза солдата расширились, и он, судорожно дернув мечом, порезал ей руку. Потекла кровь. В оранжевом свете мага она казалось черной. Черное расплывающееся пятно на черном рукаве ее одеяния.

Но боли Табеа не почувствовала, или, скорее, боль затерялась в ощущении новой силы, разлившейся по всему телу. Это была сила человека, которого она секунду назад пронзила кинжалом, того, что стоял впереди всех, командуя солдатами. В следующий момент кто-то ударил ее в спину.

Вот это оказалось по-настоящему больно, и только что приобретенная сила куда-то исчезла. Удар в спину обжигал; тело девушки дрогнуло, а голова откинулась назад и тут же непроизвольно качнулась вперед. Взгляд упал вниз, и Табеа увидела, как на ее тунике начал образовываться непонятный горб.

И вот этот горб прорвался, и оттуда, разрезая ткань, вылезло нечто темное, твердое, с запахом густой жидкости.

Табеа поняла, что видит острие меча, пронзившего ее насквозь, а ноздри ощущают запах крови.

Итак, она мертва. Или должна умереть. Но Табеа не чувствовала, что умирает. Она выдернула свой клинок из тела солдата, которое безжизненной массой тяжело рухнуло наземь. Табеа поняла, что охранник мертв.

Однако она все еще была жива. Девушка опустила руки, схватилась за выступающее из груди лезвие, с силой вытолкнула его обратно и обернулась, прежде чем нападающий успел ударить вторично.

Грудь покалывало, в голове стоял шум, и Табеа подумала, что может истечь кровью. Однако ей казалось, что никакого кровотечения нет.

Она на мгновение опустила глаза и увидела, что рана начала затягиваться. Это было действие магии. Другого объяснения просто не существовало. Но Табеа и не пыталась сознательно исцелить себя, значит, волшебство или ворлокство здесь ни при чем. Да она и не заметила их присутствия.

Значит, все, что с ней сейчас происходит, — действие заклятия Черного Кинжала. Табеа не знала, излечил ли магический клинок ее рану, или просто поддержит силы хозяйки, пока она не сможет обратиться за помощью. Однако времени разбираться в таких деталях не было. Девушка оглянулась.

Солдаты, не шевелясь, изумленно таращили на нее глаза. Один замер, держа клинок всего в нескольких дюймах от ее подбородка.

С неподдельным удивлением Табеа поняла, что они боятся. Впрочем, она тут же сообразила, что для этого у охранников имеются весьма веские основания.

Девушка отбросила в сторону направленный на нее меч, подняла Черный Кинжал и неприятно улыбнулась.

— Оказывается, это не так просто, как вы думали, — проговорила она с ухмылкой. — На вашем месте я бы бросила оружие и убежала.

— Элнер, кликни магов, — сказал один из охранников.

Табеа повернулась к нему лицом.

— Я сама — маг, — сказала она и, двигаясь с нечеловеческой быстротой, резанула солдата поперек груди. Охранник, судорожно хватая воздух раскрытым ртом, отступил назад и прижал ладони к груди, пытаясь зажать кровоточащую рану. Его меч со звоном покатился на землю.

Наконец до Табеа дошло. Тот удар должен был убить ее, однако этого не случилось — или, лучше сказать, случилось не полностью. Она была совершенно уверена, что потеряла одну жизнь.

Но Черный Кинжал наделил ее дюжиной жизней — включая жизни собак, кошек, магов и солдата, который командовал посланным для ее ареста отрядом.

Табеа не знала, как оценивается жизнь собаки или кошки, но, говоря по правде, сейчас ее это не интересовало — она вовсе не собиралась разбрасываться своими жизнями. Невзирая на понесенную потерю, она по-прежнему остается сильнее и быстрее любого человека в Мире и не умрет, пока не потеряет все накопленные жизни.

Такая перспектива ее вполне устраивала.

— Я и есть маг, — выкрикнула она, — но не волшебница, ворлок или чародей, а они вместе в одном лице! — Затем, неожиданно вспомнив о планах, которые она строила в "Колпаке и Кинжале", Табеа рассмеялась и объявила: — На колени, глупцы! На колени! Я — Табеа Первая, Императрица Этшара!

— Да она — сумасшедшая, — произнес кто-то.

Черный Кинжал снова взметнулся вверх, взметнулся с быстротой нападающей кошки, скоростью, недоступной ни одному человеческому существу.

— Так вы думаете, что я — сумасшедшая!? — закричала девушка. — В таком случае почему бы вам меня не задержать? Разве вы не видели, как солдат безуспешно пронзил меня мечом насквозь?

— Элнер, кликни-ка магов, — издевательским тоном произнес кто-то из зрителей.

Раздвинув толпу, прибыл второй отряд охранников. Следом спешили облаченные в мантии маги.

— Вот вам, маги. — Табеа подняла левой рукой меч и метнула его вверх, вкладывая в бросок силу, скорость и умение дюжины похищенных ею жизней.

Ворлок дико закричал, и оранжевое сияние погасло, как свеча под порывом ветра. Поле погрузилось во тьму.

А когда вопль замер, вокруг воцарилась не только тьма, но и тишина. Ее нарушал только шорох треплющейся на ветру мантии падающего ворлока. Через мгновение послышался глухой удар. Ворлок, пролетев по диагонали, упал рядом с группой зевак и солдат.

— И вы думаете, что я боюсь ваших магов? — выкрикнула Табеа, стараясь перекрыть внезапно поднявшийся гвалт.

Однако именно маги были единственными, кого она опасалась. Что касается ворлоков, сомнений не было — Табеа могла нейтрализовывать их воздействие сколь угодно долго. Волшебства девушка тоже не боялась, ведь она заряжена энергией в большей степени, чем любой из когда-либо живших в Мире волшебников.

Неизвестность таили в себе боги, демоны и чародеи. Так же мало она знала о колдовстве и других менее значительных видах магии. Сейчас она блефовала, впрочем, будучи уверенной, что никто не отважится проверить ее слова.

Что-то вынырнуло из темноты и полетело в ее сторону. У Табеа не было слов, чтобы описать этот предмет или назвать его цвет и форму. Совершенно рефлекторно она выставила перед собой Кинжал, и черный клинок на мгновение озарился синим свечением.

И пугающее Нечто, являвшееся порождением магии, скорее всего чародейства, исчезло. Нож остановил его. Значит, она защищена не только от ворлокства и волшебства, но еще и от чародейства — по крайней мере в какой-то степени.

Теперь она сможет делать все, что хочет. А она знает, чего ей хочется. Слово уже произнесено.

Табеа Первая, Императрица Этшара!

— Слушайте меня, люди! — закричала Табеа. — Вы, живущие на Поле у Пристенной Улицы, слушайте! Я спрашиваю вас, почему вы здесь оказались?

Она держала паузу до тех пор, пока не почувствовала, что к ней обратилось по меньшей мере с полсотни лиц нищих и воров.

— Вы оказались здесь, потому что вас отправил сюда старый жирный правитель этого вонючего города — человек, самовольно провозгласивший себя вашим защитником! — выкрикнула Табеа. — Он забрал себе ваши дома с помощью непомерных налогов, он украл вашу пищу, чтобы кормить ораву своих солдат, и не дал взамен ничего, кроме рабства и голода! — Оттолкнув в сторону солдата, девушка легко поднялась на крышу полуразвалившейся лачуги. — Неужели вам не надоело видеть, как богатые становятся еще богаче, превращая в рабов ваших друзей и соседей только за то, что те осмелились украсть несколько медяков, дабы накормить голодных детишек? Разве вы не знаете, каким чудовищным издевательствам подвергают ваших сыновей и дочерей в публичных домах Северной Стороны ради удовлетворения прихотей кучки богатых выродков? — Слова, рождаясь в ее голове, лились свободно, как бы сами собой, и Табеа поняла, что одна из ее жертв, видимо, была искусным оратором.

"Надо чем-то подкрепить свои слова", — подумала девушка и заставила воздух вокруг себя светиться оранжевым сиянием.

Ворлок и оратор одновременно! Но Табеа сумела подавить счастливую улыбку — проявление самодовольства отталкивает сторонников, привлекает их только праведный гнев.

— Разве вы не сыты по горло всем этим?! — выкрикнула она, обращаясь к толпе обитателей Поля.

Часть солдат попятилась во тьму, а некоторые, зрители глухо забормотали.

— Эдерд мог сделать вас счастливыми, но не захотел! Его время прошло! Пусть старик отойдет в сторону и даст возможность женщине из народа восстановить справедливость! И справедливость эта не обернется справедливостью для работорговцев или охранников! Это будет истина, справедливость, а не те издевательства, которые вы столько лет терпели от Лорда Калтона! Я смогу судить честно, потому что мне не нужны чьи-то милости! У меня нет обязательств ни перед кем, кроме вас — тех, кто меня сейчас поддерживает! Я неуязвима!! И я — Императрица Этшара!!! Кто со мной?

Из дюжины глоток вырвался одобрительный вопль.

— Так кто же из вас со мной, спрашиваю я?! — На этот раз ей ответила уже сотня голосов. — В таком случае покажем старому Эдерду, кто здесь хозяин! Двинемся на дворец! Мы выкинем Верховного Правителя и его прихвостней на Поле, а сами поселимся в их хоромах! Вперед!

Табеа обернулась и, подняв руку, шагнула с крыши. Но на землю не опустилась, а поднялась в воздух и, словно черная птица, полетела впереди толпы.

Чрезмерное использование ворлокства таило в себе опасность… Табеа не сомневалась, что и она, как любой другой ворлок, может услышать Зов. Но полет был красочным зрелищем и шел на пользу ее делу.

Солдаты, которые не желали оставаться рядом с бушующей толпой, растворились в темноте, и Табеа со своими сторонниками без труда выбралась на Пристенную Улицу, а оттуда на Рынок у Больших Ворот. Предводительница с удовлетворением заметила, что многие из ее соратников вооружились горящими факелами или самодельными дубинками, один даже подобрал оброненный каким-то солдатом меч. Она возглавляла целую армию.

"Императрица Табеа во главе собственной армии", — подумала девушка и широко улыбнулась.

— Вперед! — воскликнула она. — Вперед!

Глава 24

Получилось так, что именно Алоррии из Двомора пришлось будить Министра Охраны Лорда Торрута. Рядом с ней, держа лампу в руках, стоял охранник. Бедняге было явно не по себе.

— Она сказала, что дело очень срочное, сэр…

— Именно так, — подтвердила Алоррия, предпринимая попытку стянуть с Лорда Торрута одеяло. — В городе восстание!

Но Лорд Торрут, давным-давно вышедший из юношеского возраста, просыпался уже не так быстро, как когда-то в молодости.

Углядев затуманенным взором незнакомое привлекательное личико, он улыбнулся и начал:

— О, юная леди… — Голова Министра качнулась, и он увидел гостью целиком. — Роженица? — испуганно спросил он. — М-да, дело отлагательств не терпит. Солдат! Немедленно доставить сюда повитуху!

— При чем тут роды, — выпалила Алоррия. — Мой ребеночек появится в должный срок через несколько шестиночий. В городе восстание. Они идут на дворец!

Торрут сел и потряс головой, чтобы прояснить мозги. Затем, потянувшись за туникой, спросил:

— Кто идет на дворец? Что вообще происходит?

— Женщина по имени Табеа провозгласила себя Императрицей Этшара и собрала войско из обитателей Поля у Пристенной Улицы. Теперь они идут сюда, чтобы захватить дворец и убить Правителя.

— С По-оля?.. — протянул Лорд Торрут. — В таком случае я не нужен! Сотня человек и один-два мага быстро справятся с этим делом.

— Табеа — маг, — покачав головой, ответила Алоррия, — и при этом весьма могущественный. Именно ее уже много месяцев разыскивает Леди Сараи. Эта та женщина, которая убивала магов.

— Тем не менее я уверен…

— Маги уже пытаются ее остановить, а капитан Тикри вывел на улицу всю охрану дворца, но пока ничего не помогает. Табеа уже прорвала заслон у Привратной Улицы, искалечила ворлока и разрушила заклинания чародея, словно простые фантазмы.

Торрут, внимательно посмотрел на Алоррию и, повернувшись к солдату, спросил:

— Это правда? Охранник развел руками:

— Не знаю, милорд. Мне известно лишь то, что эту женщину прислали Леди Сараи и капитан Тикри.

— Дьявольщина, — произнес Лорд Торрут, хватаясь за куртку. — Кто вы такая, юная леди? И почему не прислали нормального посыльного?

— Мой муж — чародей, — объяснила Алоррия. — А все остальные ужасно заняты. Я хотела чем-то помочь, и меня попросили привести вас.

— Хвалю. Отличный поступок, — сказал Лорд Торрут. — А теперь слушайте меня. Возьмите этого солдата — он подтвердит ваши слова — и отправляйтесь будить Правителя. Я не знаю, что происходит и насколько велика опасность, но не желаю, чтобы меня обвинили в халатности и в том, что я не пытался защитить старину Эдерда. Пока вы будете заниматься Правителем, я спущусь вниз и во всем разберусь.

— Разбудить Правителя? — пискнула Алоррия, которая, хоть и являлась дочерью короля, была воспитана в духе почтения к триумвирам Гегемонии. Охранник, стоявший рядом, тоже выглядел ужасно несчастным.

— Вот именно, — подтвердил Лорд Торрут, натягивая сапоги. — Лучше вас этого никто не сделает. Не волнуйтесь, Эдерд — добрейший старик и не рубит голов тем, кто его беспокоит. Кроме того, несмотря на возраст, он не меньше, чем я, обожает любоваться личиками симпатичных молодых женщин. Возможно, здесь много шума из ничего, но думаю, что Эдерд захочет узнать, в чем дело. — Протянув руку к перевязи меча, Лорд Торрут закончил: — А теперь за дело!

Новоиспеченные посыльные повиновались.

Когда Алоррия поднималась на этаж, где размещалось большинство апартаментов знати, лестницы и переходы были пустынными, тихими и едва освещались; теперь же повсюду кипела жизнь. Она слышала голоса и шаги, из-под закрытых дверей пробивались полоски света.

— Куда? — спросила принцесса.

Ее спутник указал направление.

По лестницам и коридорам сновали чиновники и служащие дворца. Алоррия знала, что двумя пролетами ниже собрались маги, пытающиеся остановить Табеа и найти способ уничтожить самозваную "Императрицу".

Тем временем воинство Табеа неуклонно приближалось к стенам дворца.

Покинув пределы Поля, повстанцы не встретили организованного сопротивления вплоть до пересечения Большой Улицы и Улицы Чародеев. На перекрестке их ожидала живая стена из солдат с обнаженными мечами. Охранники выстроились в три ряда, полностью перегораживая проход.

— Вы не хотите пустить меня во дворец? В мой собственный дворец? — выкрикнула Табеа.

Командующий отрядом лейтенант выступил вперед:

— Всем бросить оружие! Именем Эдерда Четвертого, Верховного Правителя Этшара, приказываю вам сдаться!

— Я могла бы просто обойти этот квартал, — с издевательским смехом сказала Табеа, — но думаю, что будет полезнее преподать вам урок.

Подняв руку с зажатым в ней Черным Кинжалом, она двинулась в наступление.

Передняя линия солдат слегка подалась вперед, чтобы встретить противника. Когда Табеа приблизилась на расстояние вытянутой руки, ближайший охранник, отведя клинок для удара, крикнул:

— Стой, или я тебя убью!

— Что ж, попробуй, — не замедляя движения, ответила Табеа.

Охранник взмахнул мечом, но Табеа, увернувшись, как кошка, мгновенным движением протянула руку и захватила клинок.

Потрясенный солдат потянул меч назад, пытаясь освободиться, но Табеа без труда вырвала оружие из его рук и отбросила прочь.

Справа и слева на нее бросились охранники. Уходя от ударов, она делала нырки, отпрыгивала в сторону, изгибалась и ухитрилась обезоружить еще двух солдат. Шеренга защитников дворца рассыпалась, все кинулись на девушку, толкаясь и мешая друг другу.

Табеа продолжала вырывать из их рук мечи. Схватив один, она согнула лезвие, и закаленная сталь на глазах у всех переломилась на две части. Откуда-то сзади до "Императрицы" доносился гомон ее разношерстной армии, но звуков настоящей схватки она не слышала.

Впрочем, это не имело значения. Она вовсе не нуждалась в поддержке со стороны всякой швали.

Неожиданно откуда-то сбоку вынырнул меч, и тело обожгло невыносимой болью. Она потеряла еще одну жизнь. Табеа в ярости взмахнула Черным Кинжалом, располосовав горло нападающего. Пока тот падал, она добила его ударом в сердце. Ей хотелось как можно быстрее компенсировать свою утрату.

Приподняв ближайшего охранника за грудь, она швырнула его в толпу солдат. За ним последовал второй, и за вторым — третий.

— Вам не остановить меня! — взвизгнула Табеа. — Никто не сможет меня задержать!

Черный Кинжал сверкнул синим пламенем, и что-то затрещало так, как трещат попавшие в костер сухие листья. Против нее опять использовали магию.

— Никто! — повторила она. — В том числе чародеи!

Кинжал вспыхнул вновь, но теперь зеленоватым светом. В следующую секунду охранники дрогнули. Несколько человек, повинуясь приказу лейтенанта, организованно отступили, зато все остальные бросились кто куда. Одни скрылись на Улице Чародеев, другие — на Улице Арены, а некоторые даже нырнули в "Колпак и Кинжал".

— Спокойно, ребята, — выкрикнул лейтенант, — ей это так не пройдет! Мы передаем это дело в руки чародеев!

— Бегите! — закричала Табеа. — Спасайтесь все! Пусть приходят чародеи! Мне на них плевать! — Она подняла вверх руку с Черным Кинжалом, и армия оборванцев издала приветственный вопль. — Вперед!!! — И предводительница возобновила марш в направлении дворца.

Тем временем в самом дворце мелкие чиновники и служащие внимательно прислушивались к словам магов, обсуждающих итоги схватки.

— Скверно, — сказала Каранисса, — очень скверно. По меньшей мере трое убиты. Все с нашей стороны.

— Она все еще продвигается? — спросила Леди Сараи.

— О да! Сражение практически не замедлило скорости наступления.

— А что, если дать ей пройти, но остановить армию оборванцев? — Вопрос был задан не столько Караниссе, сколько всем присутствующим.

— Это вполне реально, — ответил Окко. — Но чего мы добьемся?

— Она не сможет управлять городом в одиночку, разве не так?

— Так, — согласился Окко. — Но я думаю, что она начнет убивать нас до тех пор, пока оставшиеся в живых не станут ей повиноваться.

— Неужели она на это решится? — спросил один из писцов Верховного Правителя.

— Да, — не колеблясь, ответила Тенерия. — Без сомнения.

— Какие же заклинания вы против нее использовали? — спросила Сараи, поворачиваясь к чародеям.

— Самые разные, — ответил Тобас, — начиная с довольно примитивных и кончая Заклинанием Белой Погибели. Однако то, что ее охраняет, мгновенно блокирует чародейство.

— Но есть ли вообще какой-нибудь способ остановить ее?

— Вероятно, есть, — ответил Тобас, — и мы продолжаем искать заклинания. Но к сожалению, для сотворения некоторых из них требуется много времени, а другие, помимо этой Табеа, способны уничтожить половину города.

— Да мы вообще не знаем, что следует использовать, — вмешалась Каранисса. — Пока кто-нибудь не определит, какие силы хранят ее жизнь, мы не сможем найти верный способ убить ее.

В этот момент в помещении появился Лорд Торрут и громогласно спросил:

— Что происходит?

Несколько человек наперебой принялись объяснять, но Торрут, повелительно ткнув пальцем в одного из них, принялся спокойно впитывать информацию.

— Интересно, — пробормотал Тобас, — а где же остальные заговорщики?

Каранисса покачала головой, но, прежде чем она успела что-нибудь сказать, Келдер из Тазмора негромко ответил:

— Заговора не существует. Мы имеем дело только с Табеа.

— Значит, вам так и не удалось обнаружить следы ее сообщников? — спросила Сараи. — Эта девушка не велика ростом, но очень сильна, ни у кого не обучалась, но владеет несколькими видами магии. Разве такое возможно?

— Да, Табеа действует в одиночку, — подтвердила Каранисса, — если, конечно, не принимать во внимание оборванцев с Поля.

— Значит, только она… — Не закончив фразы, Сараи спросила: — Что случится, если мы не сумеем ее задержать?

Никто не ответил, и лишь Каранисса высказала предположение.

— Скорее всего мы все умрем, — сказала она.

— В этом нет необходимости, — решительно заявил Лорд Торрут. — Мы не умрем, а отступим и перегруппируем силы. Мы оценим положение, а когда будем готовы — нанесем ответный удар.

— Но каким…

— Послушай, Сараи, — прервал ее Лорд Торрут, — ты и твой папа обожали издеваться надо мной, величая "воителем без войны". Но теперь у меня есть война, и, клянусь богами, я намерен ее выиграть. Победителем оказывается не тот, кто выиграл первую битву, а тот, кто взял верх в последней. Эта самая Табеа, похоже, первую выиграла, но я сделаю все, что в моих силах, дабы такого не произошло в последней.

Шепот в комнате стих, и все обратили взоры на Лорда Торрута, внимая его словам:

— Табеа не любит Правителя, значит, нам следует вывезти его из дворца, прежде чем она сюда явится. Полагаю, придется эвакуировать всю семью: Эдерда Наследника, Зарреа, Эдарта, Кинтеру и Аннару. Если девчонка обитала на Поле у Пристенной Улицы, то наверняка ненавидит солдат охраны, меня, тебя, Сараи, и, видимо, Лорда Калтона. Так что тебе надо увезти отсюда папу и брата. Да и магов следует тоже отправить — она их терпеть не может.

— Но куда же мы двинемся? — встревоженно спросила Леди Сараи.

— Табеа наступает от Больших Ворот. Следовательно, нам необходимо отступать в сторону моря. Верховного Правителя с семьей, а также всех, кто не способен сражаться, мы грузим на корабль, который выводим из опасной зоны.

— Но как мы узнаем, что вышли из зоны досягаемости Табеа? — спросил Тобас.

Вопрос заставил Лорда Торрута задуматься.

— Не знаю. Но если она способна остановить судно далеко в море… Есть ли свидетельства того, что Табеа может влиять на предметы, находящиеся вне поля зрения?

— Нет, — ответила Каранисса, — такими свидетельствами мы не располагаем. По крайней мере пока.

— Но как мы нанесем ответный удар с корабля? — спросила Сараи.

— До тех пор, пока мы не узнаем, каким образом вообще можно нанести ответный удар, — сказал Лорд Торрут, — наше местонахождение значения не имеет.

Этот ответ не удовлетворил Министра Следователя, но лучшей идеи она предложить не сумела.

— Вот уж не думала, что обычное убийство обернется таким несчастьем, — пробормотала себе под нос Сараи.

Ее слов никто не услышал, и Лорд Торрут продолжил:

— Я направил женщину по имени Алоррия разбудить Правителя. Поручаю присутствующим здесь слугам и охранникам вывезти из дворца старину Эдерда, всех, кого Табеа может убить, и доставить их к Морским Вратам, прежде чем злодейка появится здесь. Пока вы будете заниматься этим, я попробую ее задержать.

— Значит, вы остаетесь, Лорд Торрут? — спросил кто-то.

— Ну конечно же! — с радостной улыбкой воскликнул Министр. — Наконец-то у меня появилась возможность повоевать!

Часть третья
ИМПЕРАТРИЦА

Глава 25

Когда Леди Сараи закутывала отца в одеяло, до ее ушей уже доносился шум схватки. Табеа и ее армия продвинулись до Четвертной Улицы. Калтон Младший, сидя в глубине фургона, выглядел усталым и сонным. На его лице плясали отблески факела, который держал возница.

— Я ничего не понимаю, Сараи, — повторил брат.

— Тебе и не надо ничего понимать, — ответила девушка. — Делай, что я говорю.

— Но ты точно не едешь?

Сараи бросила взгляд на отца, который лежал без сознания, хотя еще совсем недавно был относительно бодр и сумел выбраться из дворца самостоятельно. Скорее всего сейчас он ничего не слышит и не имеет ни малейшего представления о том, что творится вокруг.

— Нет, — ответила она наконец, — не еду.

— Но почему? — заныл юный Калтон. — Если эта безумная женщина собирается всех убить, разве она тебя пожалеет?

— Полагаю, она прикончит меня, если сумет найти и узнать, кто я такая, — сказала Сараи, пытаясь выдавить презрительную улыбку. Из попытки ничего не вышло, что, впрочем, не имело значения, так как лицо Сараи оставалось в тени.

— Но тогда ты просто обязана ехать с нами. Разве не так?

— Нет, — ответила девушка, огладила в последний раз одеяло и выскользнула из-под полотна, обтягивающего фургон.

— Но почему? — Слезы Калтона Младшего разрывали ей сердце. — Как я справлюсь без тебя с папой?

— Тебе помогут. Верховный Правитель с семьей тоже уезжают. Его внучка Аннара не оставит тебя в беде. Эдерд Наследник — тоже.

На последнего она надеялась больше всего. Наследнику нет еще и пятидесяти. Он крепкий мужчина, хотя и имеет склонность временами впадать в депрессию. Но его дочь Аннара, которая была всего на год старше Сараи, сумела сохранить юношескую энергию и неизменно веселое расположение духа.

— Но, что ты будешь делать? Останешься во дворце? Эта ужасная женщина тебя убьет!

— Нет, — ответила Сараи, — ей меня не убить. Я где-нибудь укроюсь.

— Но если ты хочешь спрятаться, едем с нами!

— Калли, — вздохнула Сараи. — Я отсылаю тебя, папу и других, чтобы избавить вас от опасности. Но ведь кто-то должен остаться, чтобы дать отпор этой самозванке. Я буду представлять нашу семью среди тех, кто на это решится.

— А что же Эдерд Наследник? Разве он не должен остаться?

— Нет, потому что его жизнь представляет особую ценность.

Калтон не посмел спорить, но слова сестры ему не понравились.

— И все-таки тебе следует отправиться с нами.

— Нет, Калли, — мягко сказала Сараи и, отступив в сторону, приказала вознице; — Поезжайте! Быстро!

Тот повиновался без слов. Вставив факел в кронштейн, он ударил вожжами по бокам лошадей.

Фургон, раскачиваясь, покатился по Дворцовой Улице в сторону Морских Врат. При каждом толчке факел дергался, и на фасадах ближайших домов начиналась бешеная пляска темных и светлых пятен.

Сараи надеялась, что впряженные в фургон лошади не вызовут подозрения — особенно в столь неурочный час. В дворцовых конюшнях волов не держали, и, кроме того, эти животные передвигались ужасно медленно, что сейчас было особенно некстати. Некоторые богатые купцы с недавних пор тоже начали впрягать лошадей в свои экипажи, разве не так?

Во всяком случае, она надеялась, что все обойдется. Маленькая воровка может вообще не знать, что использование лошадей — традиционная привилегия знати.

"Венценосное семейство к этому времени уже находится в безопасности", — думала Сараи. Безопасности, может быть, и неполной, но максимально возможной в сложившихся обстоятельствах. Эдерда Четвертого, его супругу Зарреа, вечно брюзжащего старого брата-холостяка Эдарта, немолодого сынка-наследника, его жену Кинтеру и дочь Аннару вытащили из постелей и поспешно погрузили на арендованное морское судно. Теперь в путь отправилась семья Сараи — отец и брат. Окко, слишком старый, чтобы сражаться, тоже уехал.

Лорд Торрут, естественно, остался. Сейчас он был где-то в городе, расставляя ловушки, организуя засады — одним словом, делая все, чтобы задержать Табеа. Сараи знала, что капитан Тикри сражается рядом со своим военачальником. Большая часть магов, которых она собрала во дворце, успели укрыться в городе — на Улице Чародеев или в других местах.

Теперь следовало подумать о собственной безопасности. Но где найти надежное убежище, Сараи понятия не имела.

Она испытывала огромное искушение остаться во дворце и выдать себя за служанку или раствориться в толпе помощников поваров на кухне. Ведь, насколько она понимала, Табеа ее никогда не видела.

Однако это было слишком рискованно. Во дворце у самозванки могли найтись соглядатаи; ее загадочная магия могла разоблачить обман, и, наконец, кто-то из дворцового окружения, случайно оговорившись, мог ненароком выдать ее.

Нет, Сараи знала, что скрываться необходимо в другом месте. Но где?

Она поймала себя на том, что по-прежнему смотрит в глубину пустынной и темной Дворцовой Улицы, хотя фургон давно уже скрылся из виду. Устало улыбнувшись, она повернулась и не спеша побрела в другую сторону.

А что, если укрыться на Поле у Пристенной Улицы? Разве не там находили убежище все отверженные, оказавшиеся лицом к лицу со враждебным миром? Может быть, это самое лучшее место теперь, когда вся рвань, собравшаяся под знамена воровки, поселится во дворце?

Однако не все обитатели Поля отправились вслед за "Императрицей", и Сараи подумала, что Поле, пожалуй, единственное место в городе (не считая дворца, конечно), где в ней могут узнать Леди Калтон.

Казармы и башни у Больших Ворот не годились. Одинокой женщине находиться там слишком опасно. Кроме того, Большие Ворота и окрестности Пристенной Улицы чересчур далеко от дворца, а Сараи хотелось остаться поближе к главному месту событий и следить за происходящим, как следили за этим маги.

Последние сосредоточились в основном на Улице Чародеев. Особые заклинания позволяли им вести наблюдения на расстоянии.

"Но я — не маг, — мрачно подумала Сараи, — и вряд ли мое место на Улице Чародеев". У нее есть с собой деньги, правда, совсем немного, так почему бы не остановиться в гостинице?

Нет, тут же сказала себе Сараи. В этом случае она окажется на виду, ей придется разговаривать с незнакомцами, и вдобавок ее появление в столь поздний час не может не привлечь внимания. Заурядные путешественники не снимают комнаты после полуночи, разве не так?

Неожиданно из дворца донесся чей-то отчаянный вопль. Затем шум толпы приблизился, и сквозь него Сараи услышала другие звуки, характер которых определить не смогла. Табеа уже практически захватила дворец, а она, Сараи, все еще торчит на Дворцовой Улице.

Девушка вышла на Кольцевую Улицу и свернула направо. Она инстинктивно пыталась держаться как можно дальше от бегущей из дворца Верховного Правителя знати.

Следующий поворот вел на Улицу Ночной Стороны, и Сараи его пропустила, так же как и два последующих, руководствуясь лишь практическими соображениями — на обеих улицах царила кромешная тьма, в то время как свет из дворцовых окон позволял двигаться по Кольцевой Улице сравнительно свободно.

Она слышала журчание фонтанов в темных садах и парках — обычно радующий слух звук сейчас казался зловещим и угрожающим. "Интересно, — спрашивала себя Сараи, — знают ли состоятельные обитатели особняков Ночной Стороны о том, что творится всего в нескольких кварталах? Как скоро, пробудившись утром, они узнают, что Мир сошел с ума, их Правитель низложен, а молодая воровка с магическими способностями управляет городом? Разграбит ли Табеа все эти особняки, прячущиеся за металлическими оградами?"

Что же, если Министру Следователю удастся осуществить задуманное, то у Табеа просто не хватит времени, чтобы серьезно разрушить установленные в Этшаре порядки. Однако как бы то ни было, сейчас Сараи прежде всего не хотелось спотыкаться на темных Улицах Ночной Стороны.

Понимая, что рано или поздно придется отойти от дворца, девушка жалела, что естественное освещение не в состоянии ей помочь. Большая из двух лун поднималась сейчас на востоке, бросая оранжевый отсвет на крыши домов, но улицы города все еще оставались во тьме. Меньшая опускалась за горизонт на западе, и от ее бледно-розового свечения не было никакого толка.

Тем временем битва достигла своего апогея, и, оглядываясь назад, девушка видела на фоне колеблющихся световых пятен спины солдат. Значит, если она действительно хочет скрыться, то продолжать идти по кольцу просто бессмысленно.

Сараи свернула налево, во тьму Северной Улицы, и неожиданно поняла, куда направляется.

Она идет на Улицу Чародеев к Мерет Золотые Двери, обитающей всего в трех кварталах отсюда. Даже если там для нее и не найдется места, чародейка наверняка подскажет, кто согласится предоставить Сараи убежище.

Теперь, выбрав себе цель, девушка заспешила. Позади, перекрывая шум битвы, раздался чей-то предсмертный вопль. Сараи поморщилась. Ей казалось, что давать бой вот так, отступая шаг за шагом, было совершенно бессмысленно. Неужели Торрут этого не видит? Ведь его люди гибнут без всякой пользы.

Но Сараи ничего не могла изменить. По крайней мере сейчас. Поэтому она почти бежала по Северной Улице.

Одинокий факел догорал у дверей какой-то лавки. Сараи взглянула на него, благодаря хилый огонек за то, что он хотя бы немного разогнал темноту. Было крайне непривычно видеть эту улицу пустынной и темной. В такой поздний час девушка никогда не выходила в город.

Шум позади нее, похоже, начинал стихать. Сворачивая на Улицу Чародеев, Сараи уже не знала, что это — звуки сражения или до нее доносится отдаленный гул морского прибоя.

На перекрестке факелов не было, улицу освещали только луна и звезды, но Сараи все-таки рассмотрела золоченую дверь и темную вывеску лавки Мерет. Плотные занавески на окнах оказались задернуты, но по краям оконных рам пробивались тонкие полоски света. Будь на улице чуть светлее, никто бы их не заметил.

Сараи поскреблась в позолоченную панель.

Долгое время ничего не происходило, а затем дверь резко распахнулась.

— Входите, — приказал чей-то голос.

Сараи шагнула вперед, и дверь захлопнулась, оставив Улицу Чародеев еще более темной и пустынной.

Глава 26

Двери дворца были закрыты на замок и укреплены поперечным брусом, но "Императрицу" это не остановило. Она уперлась ногами в камни мостовой и что есть мочи навалилась плечом на окованную медью панель. Под напором ее сверхъестественной силы запоры сорвались, скобы, удерживающие поперечный брус, лопнули, и изрядно покореженная дверь широко распахнулась. Табеа рассмеялась и, махнув рукой оборванцам, крикнула:

— Входите!

Ее сторонники двинулись по пятам предводительницы.

Переступив порог и миновав разбитую дверную раму, Табеа оказалась в темном мраморном коридоре. Где-то далеко впереди горел свет, и это отдаленное сияние, резко контрастирующее с полумраком у входа, оптически удлиняло коридор.

А может быть, это вовсе и не иллюзия? Табеа задумалась. Дворец оказался гораздо больше любого здания, в которое она когда-либо заходила. Не исключено, что коридор действительно очень длинный.

Эйфория, вызванная победным шествием от Больших Ворот до дворца, исчезла. Мраморный полированный пол, множество дверей и залитая светом лестница, едва различимая в конце коридора, не имели ничего общего с городом, который она так хорошо знала. Дворец ничем не напоминал человеческое жилище. Дом Серема с его вызывающей роскошью казался лачугой по сравнению с домом Верховного Правителя и его присных.

"Теперь все это великолепие принадлежит мне одной", — напомнила себе Табеа. Она принюхалась, но запахи ей ничего особенного не сказали. Совсем недавно здесь проходили люди. Но они убежали. Знакомый дух полированной мебели, горящих ламп и свечей смешивался с вонью, источаемой ее войском, слабыми запахами городских улиц и загадочными ароматами, характер которых она определить не смогла. Табеа, уже не чувствуя в себе прежней отчаянной отваги, тем не менее зашагала вперед. Ее каблуки громко застучали по мраморным плитам, и стук этот отражался веселым эхом от каменных стен.

Позади "Императрицы" тащился десяток бездомных бродяг и воров. Часть из них шли босыми, у некоторых ноги были замотаны тряпками, поэтому их шаги порождали не стук, а шлепанье и шуршание. Как и Табеа, они испытывали благоговейный трепет и, перестав галдеть, перешли на шепот, который заполнил коридор зловещим шипением.

— Куда они все подевались? — прошептал кто-то.

— Кого ты имеешь в виду? — обернулась к нему Табеа. — Кого ты хотел здесь увидеть? Охранников мы разогнали еще на улицах.

— Я говорю о здешних жильцах, — пояснил бродяга. — Верховного Правителя с семьей и всяких других…

— Наверное, смылись, — ответил чей-то голос. — Или боятся из-под одеяла нос высунуть.

— А вы думали, они выбежат нас встречать? — бросила "Императрица".

Кто-то рассмеялся.

— Вперед, — сказала Табеа. Но команда почему-то не получилась — девушка с трудом лишь сумела заставить себя немного повысить голос.

Большинство дверей по обе стороны коридора были заперты, и лишь немногие стояли распахнутыми настежь. За ними царила темнота, и Табеа решила не тратить времени на осмотр. Отряд миновал несколько арок, ведущих в какие-то залы, но и их Табеа оставила без внимания. Трое бродяг из ее сопровождения, те, что несли факелы, на секунду остановились, но, убедившись, что засады нет, поспешили за своей предводительницей.

Впереди мраморные полы и стены из белого с серыми прожилками камня заливал поток золотистого света, и Табеа хотелось поскорее увидеть его источник.

Но, увы, "Императрице" пришлось испытать настоящее разочарование. На высоком металлическом кронштейне, прикрепленном к колонне, горела самая заурядная масляная лампа, которая освещала другой коридор, пересекающий первый под прямым углом. Он оказался не столь прямым и где-то вдали изгибался, теряясь из виду.

Теперь у Табеа появился выбор. Следовало решить, каким путем продвигаться дальше.

Левый коридор сворачивал направо, правый — налево. Значит, отряд так или иначе двинется в глубину дворца. Табеа, не тратя времени на раздумья, решила никуда не сворачивать и устремилась вперед. Теперь, когда источник света сзади, она разглядела, куда направляется. Коридор тянулся еще футов на сорок, заканчиваясь темным открытым пространством, размеры которого определить было невозможно; там дальше стены и потолок терялись во тьме. Более или менее ясно она видела лишь ведущие вверх ступени из желтого полированного мрамора.

"И где только строители нашли столько камня?" — подумала Табеа. Она представления не имела, что в Мире так много мрамора.

Достигнув конца коридора, девушка осмотрелась, принюхалась, но ничего подозрительного не уловила.

По обе стороны от нее стены расходились под прямым углом, исчезая во тьме. Впереди, прорезая еще одну стену, поднималась широкая и, казалось, бесконечная лестница, у основания которой с обеих сторон возвышались статуи. Она могла различить резьбу, ниши со скульптурами, очертания дверей. Все, за исключением дверей, естественно, было из камня: золотистого, белого или темно-бордового.

Табеа подняла глаза, ожидая увидеть, что лестница теряется в темноте, как бывает ночью в неосвещенных залах гостиниц. Однако вместо кромешной тьмы она заметила неяркое сияние и какие-то расплывчатые силуэты. В видении ощущалась странная легкость и угадывался розоватый, пастельный свет луны.

Табеа хотела разогнать тьму приемами ворлока, но вовремя спохватилась. Во-первых, не до конца овладев искусством излучения света, она рискует учинить пожар. И во-вторых, излишнее усердие приближало Зов. Поэтому она жестом велела унести факелы и, напомнив себе, что видит не хуже кошки, подождала, пока глаза приспособятся к темноте.

Табеа зажмурилась и через несколько мгновений, открыв глаза, жестом подозвала свою небольшую команду.

— Шагайте за мной, — сказала девушка и начала восхождение по ступеням.

Достигнув вершины, она остановилась. Конечно, разумнее было бы зажечь факелы, но на сей раз она не устояла перед искушением и решила прибегнуть к более драматическому эффекту. Девушка взмахнула руками, и, повинуясь воле ворлока, в зале вспыхнули сотни свечей. Золотой свет вначале неуверенно колебался, затем засиял ярче, и самозваная "Императрица" вступила в Большой Зал Верховного Правителя Этшара-на-Песках.

Табеа оказалась на площадке, мощенной полированным камнем. Над головой изящной, безмерно огромной полусферой возвышался купол дворца. Он был таким высоким, что его верхняя часть, несмотря на сияние свечей, оставалась в тени. Изнутри, образуя на темном фоне кольцо, светились шестнадцать гигантских шестиугольников, похожих на фантастические созвездия.

Три стены зала рассекали широкие лестницы, по одной из них поднялась Табеа со своим отрядом. Другая находилась прямо напротив них, и еще одна — слева. У четвертой стены лестницы не было, ее украшали тонкая резьба, драгоценные инкрустации и алые драпировки, посреди которых на широком подиуме стояло изящное золоченое кресло. Вдоль стен тянулся ряд великолепных светильников из кованого железа. Сейчас именно они заливали светом все помещение.

— Тронный зал, — пробормотал кто-то из сопровождающих.

— А это — трон Верховного Правителя, — добавил второй, указывая на золоченое кресло.

Табеа ухмыльнулась; к ней неожиданно вернулись прежняя уверенность и энтузиазм.

— А вот и неверно! — весело бросила девушка, направляясь к креслу. Запрыгнув на алую бархатную подушку сиденья ногами и дождавшись, пока все бродяги и воры втянутся в зал, она провозгласила: — Это вовсе не трон Верховного Правителя! Хватит! — Выдержав для вящего эффекта паузу, Табеа соскочила на пол, уселась должным образом и продолжила: — Отныне это — мой трон. Мой, и только мой! Трон Табеа Первой, Императрицы Этшара!

Она улыбнулась, и эту улыбку вряд ли можно было назвать приятной.

После секундного колебания ее небольшой отряд разразился приветственными воплями.

Слушая эти проявления восторга, Табеа с удовольствием поглаживала подлокотники трона, сделанного, как ей казалось, из чистого золота. Она получала огромное наслаждение, прикасаясь к поверхности, отполированной несколькими поколениями Верховных Правителей Этшара-на-Песках.

Под одним подлокотником Табеа нащупала петлю и потянула за нее, не в силах справиться с любопытством. Петля вытянулась примерно на дюйм и остановилась. Табеа могла, конечно, дернуть и посильнее, но какой смысл ломать предмет, не имея представления о его назначении.

С некоторым опозданием девушка подумала, что петля может открывать люк-ловушку, предназначенную для того, чтобы разделываться с такими же, как она, узурпаторами. Но если так, то механизм явно вышел из строя.

Чем дольше Табеа смотрела на приветственно орущих соратников, на огромный зал, на теряющийся в сумраке купол, на сверкающий каменный пол, на золотой орнамент и шелковые драпировки, тем сильнее ею овладевало чувство глубочайшего удовлетворения.

Это ее собственность. Ей принадлежит все, вплоть до последнего камешка.

По крайней мере сейчас. Она втянула ноздрями воздух, пытаясь запомнить запахи этого роскошного помещения. Каких-либо новых ароматов Табеа не обнаружила. Зал Верховного Правителя до их появления пустовал по меньшей мере час. Трон пованивал стариком — наверняка Эдердом Четвертым. Сколько ему — семьдесят или восемьдесят, — Табеа не знала, политика ее никогда не интересовала.

Однако каким бы древним ни был Эдерд Четвертый, он — единственный, кто сидел в этом кресле до тех пор, пока на трон не уселась она.

Все остальные, мужчины и женщины, старики и юноши, могли только приближаться или удаляться, отвешивая поклоны. Ее ноздри приятно освежал запах холодного камня и щекотала пыль, осевшая на драпировках. Табеа ощущала остаточный аромат духов, которыми пользовались придворные. Вот здесь, на этом свободном пространстве, они стояли, преклонив колени. Придворные, девушка не сомневалась, собирались здесь не далее как сегодня, но это сегодня теперь отодвинулось как бы в иную эпоху. Двор бежал, Верховный Правитель низвергнут. Настало ее время. И все здесь принадлежит только ей.

Внезапно на одной из лестниц послышались шаги. Мгновенно соскочив с трона, Табеа выхватила из-за пояса Черный Кинжал.

По ступеням поднималась женщина, которая была чем-то напугана. Табеа прекрасно чувствовала ее запах.

Приспешники новой Правительницы, а их собралось человек двадцать, ничего не слышали и ничего не чувствовали, с удивлением взирая на предводительницу, которая неожиданно приняла боевую стойку. Затем они все как один мгновенно вышли из состояния шумной веселости и стали нервно озираться по сторонам.

— Что это? — спросил кто-то.

В следующий момент на правой от трона лестнице появилась женщина. Ее вид свидетельствовал о том, что она испытывает смертельный ужас. Заметив новую хозяйку дворца, незнакомка остановилась, но уже через мгновение двинулась дальше.

Женщина была одета в тунику золотистого оттенка и темно-красную юбку, которую спереди прикрывал белоснежный передник. Перевязанные на затылке длинные каштановые волосы свободно свисали вдоль спины. Уже не молодое лицо оказалось не слишком-то привлекательным. Но запах женщины не таил в себе никакой опасности. Табеа немного расслабилась и выпрямилась, не выпуская, однако, из рук Кинжала.

На верхней ступени женщина замерла в нерешительности, придерживаясь одной рукой за мраморные перила. Она посмотрела на шайку оборванцев и, только переведя взгляд на трон, заметила их предводительницу. Черная, с изящной вышивкой туника Табеа была забрызгана кровью и зияла дырами; на длинную черную юбку налипла грязь, принесенная с Поля у Пристенной Улицы.

Женщина сделала реверанс, приподняв юбку и наклонив голову.

Табеа от удивления заморгала, она никогда не видела реверансов, тем более адресованных ей. Такие знаки почтения были привилегией аристократии.

— Ммм:.. Ваше Величество? — произнесла женщина. — Миледи? Прошу простить меня, но я не знаю, как к вам следует обращаться.

— "Ваше Величество" вполне сгодится, — улыбнулась Табеа.

— Очень хорошо, Ваше Величество. Вы меня вызывали?

— Разве? — удивилась Табеа, но, припомнив петлю у подлокотника кресла, тут же поправилась: — Ах да, конечно.

— Чем могу служить?

Табеа убрала Кинжал и, стараясь казаться как можно величественнее, произнесла:

— Сначала объясни, откуда ты знаешь, кто я такая, и скажи, кто ты.

Женщина в переднике опять сделала реверанс.

— Меня, Ваше Величество, зовут Иста, я простая служанка. Когда вы позвонили, я дежурила внизу. Что же касается вас, то я не совсем уверена. Нам сказали, что старый Верховный Правитель бежал, потому что какая-то женщина — могущественный маг провозгласила себя Императрицей, а он не сумел ее остановить. Я подумала, что эта женщина — вы.

— Верно, — подтвердила Табеа. — Я — Табеа Первая, Императрица Этшара-на-Песках! — И, махнув рукой в сторону своих приспешников, она добавила: — А это — мой двор. Значит, старый Эдерд бежал?

— Да, Ваше Величество.

Табеа снова уселась на алую подушку трона и с широкой ухмылкой проговорила:

— А ты, значит, решила остаться?

— Конечно, Ваше Величество. Ведь дворец — мой единственный дом. Мне просто некуда отсюда идти.

— Согласна ли ты служить мне так, как служила Эдерду?

— Если вы соблаговолите позволить мне это, — склонила голову Иста.

— Соблаговолю, — ответила Табеа, сопровождая слова величественным жестом. — А что же другие слуги?

— Не могу ответить за всех, Ваше Величество, но большая часть их находится во дворце и готова повиноваться.

— Великолепно! А куда делись все остальные? У Эдерда ведь есть семья. И где его придворные? Куда подевались так называемый Министр Справедливости и ему подобные?

— Убежали, Ваше Величество. Лорд Эдерд Наследник, Леди Зарреа из Этшара Пряностей, Лорд Эдарт из Этшара, Лорд Калтон — все, все убежали.

— Что ж, пусть бегут, может быть, сумеют укрыться на Поле у Пристенной Улицы! — со смехом сказала "Императрица". — Значит, весь дворец — в моем распоряжении?

— Да, Ваше Величество.

— В таком случае, Иста, покажи мне мои владения, устрой для меня экскурсию.

Табеа вылезла из кресла и успокаивающе подняла руку. Иста, немного поколебавшись, сделала очередной реверанс и спросила:

— С чего бы вы пожелали начать осмотр, Ваше Величество?

Глава 27

Когда Сараи вошла в приемную чародейки, все три парчовых кресла были заняты. В зеленом, словно младенец, спала Алоррия. Келдер из Тазмора сидел в золотистом. Он бодрствовал, но выглядел ужасно измученным. В синем дремал какой-то незнакомый Сараи старикан. Два солдата стояли, привалившись к стене. Один из них касался локтем рисунка тушью, и юный Тар, впустивший ночью гостью, смотрел на него с беспокойством, но молчал. На полу в углах валялись спасенные кем-то пожитки. Маленькие декоративные шкатулки были сдвинуты к краю стола, освободив место для усыпанного крошками подноса. Если здесь что-то ели, то Сараи к пиршеству опоздала.

— Мерет здесь? — спросила она. — Или Тобас?

— Нет, — покачал головой Тар. — Они все — в Доме Гильдии.

— В каком еще Доме Гильдии? — удивилась Сараи.

— В доме Серема Мудрого на Большой Улице, — пояснил Тар. — Лиррин передала его в распоряжение Гильдии до тех пор, пока не будет найден преступник. Да он все едино слишком велик для нее, — закончил ученик чародея, пожав плечами.

Сараи понимающе кивнула. Это объясняло присутствие в доме Гильдмастера нескольких магов, когда она привела Лураллу и Тенерию для осмотра места преступления. Само собой, чародеи не удосужились сказать ей об этом.

— Они пытаются?.. Что там вообще происходит?

— Мне не говорят, — ответил Тар. — Я же всего-навсего ученик.

— Они ищут способ остановить Табеа?

— Я правда ничего не знаю, Леди Сараи.

— В таком случае я иду туда, — объявила Сараи и повернулась к двери.

— Не надо, Миледи, — запротестовал Тар. — Уже слишком поздно! Утром мы пойдем туда, но сейчас всем необходим отдых. Так говорит Гильдмастер Теллуринон. Мне поручено проводить в Дом Гильдии Принцессу Алоррию.

— Времени на отдых нет, — возразила Сараи. — Ведь Табеа не дремлет.

— Не знаю, но, что бы она ни делала, нам необходимо поспать. Или по крайней мере вам. Я подежурю на тот случай, если кто-то придет.

Леди Сараи заколебалась.

— Табеа не явится за нами ночью, Миледи. Честное слово, не явится.

Сараи посмотрела на Тара и увидела перед собой ребенка, изо всех сил пытающегося казаться взрослым. Ребенка, едва держащегося на ногах от усталости. "Если я начну спорить, он, наверное, разрыдается", — подумала она.

Ей этого не хотелось, и, кроме того, мальчик был прав — Сараи чувствовала себя ужасно разбитой. Это был до отвращения длинный день. Она уже не помнила, как поднялась с постели двадцать часов назад, еще не зная имени "Табеа Воровка" и не ведая о существовании Толтара от Малых Ворот.

— Все кресла заняты, — сказала Сараи.

— Как и все гостевые кровати, — с улыбкой облегчения добавил Тар. — Но вы можете воспользоваться моей постелью. Я останусь здесь, чтобы следить за дверью.

Сараи кивнула, выражая согласие. Ложе ученика оказалось жестким и узким, Сараи спала отвратительно. И едва она сумела устроиться поудобнее, как над ухом раздалось вежливое покашливание.

— Все готовы отбыть в Дом Гильдии Чародеев, Миледи, — сообщил один из охранников и тут же нырнул за занавеску, отделяющую нишу с кроватью Тара от кухни Мерет.

Сараи поднялась; причесалась и по возможности привела в порядок платье — никакой одежды, кроме той, что была на ней, у девушки не осталось. Она упаковала кое-какие вещи отцу и брату, но о себе не побеспокоилась.

Совершив быстрое путешествие в сооружение на заднем дворе, Сараи умылась, пользуясь кухонным насосом. Мерет повезло, что у нее был собственный насос, хотя "повезло", видимо, не совсем точное слово — ей наверняка пришлось заплатить за это удобство немалые деньги.

Почувствовав себя немного бодрее и вполне приемлемой для общества, Сараи заторопилась в приемную.

Там собрались все, кто ночевал в доме, и те, кто появился позже.

Все они яростно спорили, но Сараи никак не могла понять, на какую тему идут дебаты. Она огляделась по сторонам.

Два охранника вместо того, чтобы выступать единым фронтом, оказались в разных лагерях самых яростных спорщиков. Тар беспомощно озирался вокруг и выглядел совершенно несчастным.

— Что здесь происходит? — спросила мальчика Сараи.

Ученик поднял глаза и ответил:

— Они спорят о том, как лучше добраться до Дома Гильдии.

— А я-то думала, что мы пойдем пешком, — недоуменным тоном произнесла девушка.

— Да, конечно, — видимо, размышляя о чем-то своем, сказал Тар и добавил: — За исключением ворлоков и чародеев. Те, я думаю, могут отправиться и по воздуху.

— Но это же привлечет внимание.

— Наверное.

— Итак, если мы идем пешком, — продолжила Сараи, стараясь не выдать своего раздражения, — о чем они спорят?

— Не могут решить, как идти — всем вместе или поодиночке. Некоторые считают, что надо идти большой группой, другие же говорят, что это будет слишком заметно.

— Преглупый спор, — бросила Сараи. — Конечно, большая группа привлечет внимание. — Возвысив голос, она объявила: — Я немедленно отправляюсь в Дом Гильдии. Буду рада, если кто-нибудь один согласится меня сопровождать.

— Но, Миледи… — начал один из охранников.

Леди Сараи, не дослушав, двинулась к дверям, выходящим на Улицу Чародеев.

Утро было светлым и радостным. Девушка слышала смех детей, гоняющихся друг за другом в зеленых аллеях. Где-то раздавался голос уличного торговца, расхваливающего свой товар. Ничто не говорило о том, что ночью опасная сумасшедшая свергла правительство, а Верховный Правитель и половина его свиты исчезли из города.

"Скорее всего, — подумала Сараи, — большинство горожан даже не подозревает о восшествии на престол Табеа. Пройдет несколько дней, прежде чем рядовой обыватель узнает о переменах".

Однако одна из лавок была не только закрыта, но и заперта на несколько замков. Неужели хозяин успел сбежать?

Хотя не исключено, что хозяин лежит в постели с высокой температурой или, решив передохнуть пару дней, отправился на побережье. Сараи фыркнула, осознав, как ей хочется увидеть беды, постигшие город в результате переворота. То, что ее собственная жизнь пошла наперекосяк, вовсе не означает, что весь Этшар-на-Песках постигла катастрофа.

Естественно, узурпация власти в конечном итоге отрицательно скажется на жизни города — Сараи понимала, что Табеа не сможет управлять так, как управлял старый Эдерд, — но ухудшение пойдет медленно и постепенно. Этшар-на-Песках — во многом самоуправляемая система. Он похож на огромный волчок, думала Сараи, и задача правительства держать его в равновесии. Табеа не сможет притормозить волчок в одном месте, слишком сильно толкнет в другом, и тот начнет раскачиваться, пойдет вразнос и в конце концов рухнет.

Но пока все выглядело, как обычно. Остановившись под окном дома Мерет, Сараи огляделась.

— Леди Сараи! — позвал ее кто-то.

Девушка оглянулась и прижала палец к губам. Говорила Алоррия. Она стояла в дверях, не переступая порога, готовая в любой момент скрыться в доме. Из-за ее плеча выглядывали Келдер из Тазмора и юный Тар.

— Не стоит употреблять титулы, — мягко сказала Сараи, — это может повредить здоровью.

— О, — произнесла Алоррия, с опаской выглядывая на улицу.

— Что вы хотите?

— Мне хотелось бы пойти вместе с вами, — ответила Алоррия. — Эти чудаки собираются спорить до вечера, а мне необходимо повидаться с мужем. Я не знаю, где находится этот Дом Гильдии, и вообще не люблю путешествовать в одиночку.

— Я был бы счастлив сопровождать вас, — произнес Келдер со своим забавным сардиронским акцентом. — Но боюсь, что тоже не знаю местонахождения Дома.

— Ну что ж, пойдемте вместе со мной, — пригласила Сараи.

Келдер с Алоррией торопливо вышли из дома. Сараи обратила внимание, что за спиной у Келдера висит дорожный мешок, голову прикрывает широкополая шляпа, а на ногах надеты хорошо разношенные удобные сапоги. Алоррия к путешествию приготовилась менее тщательно, но и у нее на поясе висели несколько сумок — получается, что спутники лучше готовы к неожиданностям, нежели она сама, уныло подумала Сараи.

Троица двинулась в северо-восточном направлении по Улице Чародеев. Они шагали неторопливо, чтобы не утомлять беременную Алоррию. Солнце начинало припекать, и Сараи пожалела, что у нее нет шляпы, как у Келдера. Когда она покидала дворец, стояла глубокая ночь, и о предстоящем солнечном дне девушка даже не думала.

Они пересекли Северную Улицу и, покинув Ночную Сторону, оказались в Теневой Стороне, где никакой тени не было и в помине. Тень дворцового купола никогда не достигала этого места, и его название, не соответствуя действительности, было чисто символическим.

— Тепло, однако, — заметила Алоррия. Достав из сумки газовый шарфик, она прикрыла им голову, приколов к волосам серебряной коронкой.

Результат этого действа просто восхитил Сараи. Все было очень по-варварски и тем не менее ужасно красиво.

С завистью покосившись на Келдера, Сараи решила, что тот выглядит не по-этшарски, хотя и менее варварски. У него был явно нездешний вид. Впрочем, удивляться этому не приходилось — колдун действительно происходил из других мест.

Оба чужеземца являли собой разительный контраст. Грубые, но практичные одежды Келдера смотрелись дерюгой рядом с нарядом Алоррии из шелка и золота, сиявшим варварским великолепием Малых Королевств. Коронка и шарф были, конечно, очень милы, но Сараи предпочла бы сейчас мятую шляпу Келдера.

Когда она подумала о Келдере, ее поразила еще одна мысль.

— Вы сказали, что не знаете местонахождение Дома Гильдии, — произнесла она осуждающим тоном, — но это же не правда.

— А разве знаю? — спросил изумленный Келдер.

— Бесспорно! Вы там были.

— Был?! Нет, Ле… это ошибка.

— Вы сами сказали, что были. Неужели вы мне солгали?

— Нет! Я не лгал. Мне не приходилось бывать в Доме Гильдии Чародеев, и я никогда не утверждал обратное.

— Вы там были, если действительно самостоятельно проводили расследование. Это — дом старого чародея по имени Серем.

— Ах, вот как, — кивая, произнес Келдер. — Понимаю. В таком случае он стоит на углу Улицы Чародеев и Большой Улицы. Сейчас мы шагаем по Улице Чародеев и если будем ей следовать, то подойдем к самому порогу. Я прав?

— Правы, если готовы идти весь день, — согласилась Сараи. — Дело в том, что Улица Чародеев сворачивает на юг и делает большую петлю, проходя через Утреннюю и Восточную Стороны. Только после этого она через Центр выходит к Большим Воротам. Мы же свернем по Портовую Улицу и из Теневой Стороны попадем прямо в Центр, а затем по Воротной Улице к Большим Воротам. Оттуда до Улицы Чародеев и Дома Гильдии всего несколько кварталов.

— Понимаю, — сказал Келдер. — Улицы Сардирона имеют менее сложную конфигурацию.

— Сардирон гораздо меньше Этшара.

В этот момент прямо перед ними прошмыгнула парочка верещащих спригганов. Кто-то возмущенно прокричал им вслед. Алоррия вздохнула.

— Я так жалею, что Тобас создал эти существа.

— А они действительно его творение? — спросила Сараи.

— Это произошло случайно, — объяснила Алоррия. — Заклинание сработало как-то не так.

Сараи посмотрела на Алоррию, а затем обвела взглядом лавки, вывески которых сулили самые удивительные вещи. В окнах и витринах виднелись странные механизмы, чучела чудовищ и письменные благодарности от безмерно осчастливленных клиентов.

Да, магия действительно способна творить чудеса, если кто-то сумеет организовать всех магов и убедит их трудиться ради единой цели, получится необыкновенный результат.

Но с другой стороны, этот кто-то спокойно может обратить магию и во зло. Что тогда?

— Портовая Улица, — сказала Алоррия. — Это здесь развернулась вчера основная схватка?

— Думаю, худшее происходило на Четвертной Улице, — ответила Сараи. — Но здесь тоже шел бой. Мы сейчас повторяем в обратном направлении путь Табеа.

Только после этих слов Сараи подумала, что интересно взглянуть, остались ли там следы ночного переворота, или их так же мало, как на Улице Чародеев.

— Я еще ни разу не видела поля битвы, — с содроганием произнесла Алоррия.

— Поле битвы?

Сараи никогда не думала об Этшаре-на-Песках как о поле битвы. Битвы происходили в далеких странах, в Малых Королевствах, в Сардироне, а не здесь, в самом сердце цивилизации. Но чем же был путь Табеа от Больших Ворот до дворца, как не полем битвы?

— Скоро мы все увидим, — сказала Сараи. — Сворачиваем на следующем перекрестке.

Глава 28

Проснувшись, Табеа не сразу поняла, где находится. Она недоуменно разглядывала расшитый золотом балдахин над кроватью, невообразимо высокий, покрытый изящными фресками потолок и пыталась вспомнить, что за гостиницу она ухитрилась найти на сей раз.

Постель оказалась широкой и мягкой. Роскошные простыни и одеяла были достойны Эдерда Четвертого.

В следующий момент к ней вернулась память. Эта постель действительно достойна Верховного Правителя или "Императрицы", разрушившей старый режим.

Но это же невозможно. Такого просто не может быть. Она видит сон. Даже со своей магической силой она не сумела бы сокрушить Верховного Правителя за одну ночь…

А может быть, все-таки сумела? Рядом с кроватью свисала лента звонка. Сараи дернула за нее и, выскользнув из-под одеяла, встала на пушистый ковер. На ней был красный шелковый пеньюар, которого она раньше не видела. Впрочем, нет, Табеа припомнила, как переодевалась ночью. Горничная пыталась унести ее старую одежду, но Табеа выгнала женщину прочь.

И точно, на сиденье кресла лежала ее испачканная грязью юбка, а со спинки свисала украшенная вышивкой туника.

Она насчитала в ней десять дыр и несколько длинных разрезов. Пропитанная кровью, дорогая ткань высохла и стала похожа на древнюю недубленую черную кожу.

Табеа поежилась. Все эти дыры — следы мечей и стрел. Оружие пробивало не только ткань, оно прошло сквозь ее тело. И это ее кровь пропитала одежду. Табеа опустила глаза и резким движением разорвала пеньюар.

На груди виднелись едва заметные шрамы. Никто не поверил бы, что это следы ран, полученных сутки назад.

А может, им больше, чем сутки? Сколько времени она проспала?

В дверь постучали, и на пороге возникла молодая женщина.

— Слушаю вас, Ваше Величество.

— Который час? — спросила Табеа. — И какое число?

— Полдень или почти полдень шестнадцатого дня месяца Урожая, Ваше Величество. Год Человеческой Речи 5227-й.

Табеа облегченно вздохнула. Она точно помнила, что вступила во дворец ночью пятнадцатого.

— Кто ты? — спросила она.

— Лет от Длинной Стены, Ваше Величество. Ваша утренняя горничная, — ответила девушка, сделав книксен. Табеа обратила внимание, что на горничной была такая же золотистая туника и такой же белый фартук, что и на женщине прошлой ночью — Исте, кажется. Той, что показывала Табеа ее новое жилище.

Но это, определенно, не Иста. Лет — моложе, ниже ростом и пышнее. Иста работает по ночам, а Лет, похоже, только с утра.

— Значит, ты моя утренняя горничная, — улыбнулась Табеа. — Прекрасно. Превосходно.

Она оглядела комнату и опустила глаза на только что разорванное одеяние.

— Принеси мне какие-нибудь платья, Лет. Наряды, достойные Императрицы. И разбуди-ка моих придворных — тех, что я привела с собой, и тех, которые не сбежали вместе со старым Эдердом. Через полчаса я даю аудиенцию и желаю, чтобы они присутствовали.

— Слушаюсь, Ваше Величество. — Лет исчезла, плотно закрыв за собою дверь.

Табеа уселась на высокое ложе и, болтая, как в детстве, ногами, еще раз осмотрела резное дерево, расписной золоченый потолок и прекрасные гобелены своей опочивальни.

В дверь постучали.

— Входите, — бросила Табеа.

В комнату просунулась голова Лет — входить, как и в прошлый раз, горничная не стала.

— Ваше Величество, — сообщила она, — я передала ваше распоряжение, и кастелянша, отвечающая за гардероб, подберет вам наряд из коллекции Аннары Великодушной. Однако кастелянша просила передать, что времени на подгонку нет и наряды могут оказаться не по размеру.

— А кто такая эта Аннара Великодушная? — поинтересовалась Табеа.

Лет с удивлением взглянула на нее и ответила:

— Это внучка Верховного… Внучка бывшего Верховного Правителя.

— Вот как? — бросила Табеа, никогда не интересовавшаяся политикой. — Значит, у Эдерда есть внуки?

— Всего лишь одна внучка.

— Не повезло старику. А она красивая?

После продолжительного молчания Лет неуверенно пожала плечами:

— Затрудняюсь сказать.

Табеа опять уселась на край постели и спросила:

— Но одевается-то хоть прилично?

— Да, Ваше Величество.

— Я не жду чудес с размерами… — начала Табеа. — Однако, с другой стороны… почему это, собственно, я не жду чудес? Лет, притащи-ка сюда придворных магов.

— Не могу, Ваше… Ваше Величество, — побледнев, выдавила из себя горничная.

.— Это почему же? — строго спросила Табеа, хотя ею овладел не гнев, а любопытство. — Неужели они настолько испуганы?

— Нет, Ваше Величество; они уехали этой ночью, опасаясь, что вы их умертвите. Говорят, что вы уже убили множество магов.

— Вот как?

Табеа поразмыслила над услышанным. Даже подслушав разговоры чародеев, она не думала, что убийства так разволнуют всех остальных магов. Но она добивалась совсем другого — ей просто надо было умертвить по одному каждой породы, чтобы приобрести их могущество и знания.

Ладно, что сделано, то сделано.

— Не важно, — сказала она, — вместо магии для подгонки моих новых платьев мы пригласим самых что ни на есть обычных закройщиков и портных.

— Да, Ваше Величество.

Новая мысль осенила Табеа.

— Лет, а сколько тебе платят? — поинтересовалась она.

— У меня, Ваше Величество, есть комната, которую я делю с тремя другими горничными, меня кормят, одевают, — она приподняла край передника, — и дают шесть монет в день.

— И это все? — Лет утвердительно кивнула. — Отныне, Лет, ты будешь получать полтора раунда — уверена, что, избавившись от расходов на этих транжир магов, казначейство сумеет удвоить плату дворцовым слугам!

— Да, Ваше Величество. Премного благодарна.

— Теперь о темницах. Вчера Иста хотела проводить меня в одну, но я не пожелала спускаться в подземелье. Там есть узники?

— Да, Ваше Величество.

— Я хочу, чтобы их освободили. Немедленно. Всех до единого.

— Да, Ваше Величество.

Лет повернулась, чтобы уйти, но тут же остановилась и отступила в сторону, пропуская в комнату двух мужчин, сгибающихся под тяжестью огромного деревянного сундука. Следом в опочивальню вплыла высокая дама в зеленом с золотом платье. Более экстравагантного наряда Табеа еще не видела.

— Ваше Величество, — произнесла дама, после того как носильщики поставили сундук на пол, — встреча с вами — для меня огромная честь! Меня зовут Жандин. Я — кастелянша, заведующая гардеробом.

— Позвольте мне удалиться, чтобы объявить вашу волю стражникам, — откланиваясь, сказала Лет. — Если сыщу хоть одного, — отойдя на некоторое расстояние, пробормотала она себе под нос. Следом за горничной из спальни выскользнули носильщики.

Жандин открыла сундук, явив взору Табеа сверкающие наряды из дорогих тканей с причудливой вышивкой из драгоценных камней. Табеа, разинув рот, уставилась на всю эту роскошь округлившимися глазами.

— Ваше Величество, удостойте меня хотя бы единым намеком на то, в каком виде вы желаете предстать сегодня перед вашими подданными, — сказала Жандин. — Уверена, здесь найдется то, что будет вам к лицу…

Через час придворные, разделившиеся на две группы — старых и новых, — уже нервно топтались в Зале Верховного Правителя. Они возбужденно обсуждали последние новости, но их довольно бессвязные разговоры вскоре прервал рев трубы. Все взоры обратились к ступеням, а некоторые неудачники, оказавшиеся на возможном пути "Императрицы", поспешно рассыпались в стороны.

Когда Табеа предстала перед собравшимися, кто-то не выдержал и в нарушение всех правил этикета хихикнул.

На "Императрице" было напялено самое нелепое платье, какое присутствующим когда-либо доводилось видеть. Доминирующими цветами наряда были ярко-красный и ядовито-зеленый. Они располагались широкими поперечными полосами, разделенными узкими золотыми шнурами, украшенными десятками драгоценных камней. Изощренный орнамент из драгоценностей был нашит на каждую красную полосу. Золотая тесьма опоясывала бюст, талию, бедра и каждый обшлаг. На плечах Табеа возвышались изрядно смахивающие на горные хребты пуфы. В золотых разрезах пышных рукавов-буф виднелся нижний обтягивающий рукав из черного бархата. В ушах "Императрицы" болтались огромные серьги, а голову украшал пучок павлиньих перьев.

У некоторых зрителей от изумления отпали челюсти.

— Будь я проклят, — пробормотал один из придворных, когда Табеа величественно-неторопливо прошествовала мимо. Склонившись к уху своего соседа, он зашептал: — Я знаю это платье — его придумала Аннара для демонстрации на Арене в качестве олицетворения алчности и безвкусицы.

— Думаете, Табеа это знает?

— Вряд ли. Иначе она его не надела бы.

— Значит, кто-то решил над ней подшутить?

— Довольно рискованно издеваться над известной убийцей и самозваной "Императрицей".

Беседующим было невдомек, что Табеа, с ее похищенными у других способностями, расслышала каждое произнесенное ими слово. Краска ярости залила лицо "Императрицы". Неторопливо ступая, она напряженно думала, как поступить с Жандин. Кастелянша не предлагала ей облачиться именно в это платье, но промолчала, когда Табеа остановила на нем свой выбор. Кроме того, она выложила его поверх всех остальных нарядов.

Но, с другой стороны, Табеа понимала, что этот инцидент может определить весь ход ее правления. Какой ее увидят — беспощадным тираном или милостивой и щедрой благодетельницей. Ведь она слышала, как придворный назвал ее "известной убийцей". "Императрице" это крайне не понравилось. Не такой образ она стремилась создать.

Поэтому, поднявшись на подиум, Табеа повернулась лицом к придворным и, воздев руку ввысь, воскликнула:

— Приветствую тебя, мой народ!

Последовало молчание, ибо никто не знал, какого именно ответа ждет Правительница.

— Бесчеловечному правлению наследников Анарана пришел конец! — возвестила Табеа. — Сегодня начинается новая эра — эра справедливости и милосердия! Я торжественно объявляю, что рабство в городе отменяется, а все рабы Этшара-на-Песках с этой минуты свободны! Я объявляю амнистию всем, кто был вынужден встать на преступный путь в результате жестокости и несправедливости моих предшественников! Поэтому узники, томящиеся в подземельях дворца, должны быть немедленно освобождены! Я приказываю городской охране прекратить свои издевательства над гражданами Этшара: стражники должны сдать оружие и предоставить кров и пищу тем, кто вынужден искать убежища на Поле у Пристенной Улицы! И наконец, я объявляю, что все, кто будет мне верно служить, начнут получать достойное вознаграждение, двойную плату по сравнению с той жалкой подачкой, которую швырял им этот старый глупец Эдерд!

— Она же сумасшедшая, — пробормотал кто-то из придворных. — Просто безумная.

— Нет! — выкрикнула Табеа. — Я — не сумасшедшая!

Легко соскочив на пол, она побежала через зал, подняв руку с вытянутым указательным пальцем. Придворные расступились, и Табеа оказалась лицом к лицу с болтливым смельчаком.

— Кто ты такой? — спросила она.

— Лорд Санча Министр Порта, — поклонился придворный. — Нахожусь на службе у Вашего Величества.

— Министр Порта? — переспросила Табеа.

— Да, мне выпала эта честь.

— Уже нет, — сказала "Императрица" и, рассмеявшись, продолжила: — Человек с именем Санча министром быть никак не может. Отныне ты — Санча Дурачок, и работа твоя состоит в том, чтобы развлекать меня своими глупостями. — Табеа слышала, что придворные шуты существуют в Малых Королевствах, но не знала, есть ли они в Этшаре. Впрочем, на последнее обстоятельство ей было наплевать.

— Как будет угодно Вашему Величеству, — ответил Лорд Санча, кланяясь подчеркнуто нелепо и глубоко — создавалось впечатление, что он уже приступил к своим новым обязанностям.

Табеа улыбнулась. Итак, Лорд согласился принять пост шута. Протянув руку, она схватила его за нос и, повернувшись, повела за собой на подиум. Со стороны казалось, что Лорд Санча подыгрывает ей, имитируя стремление освободиться, — никто из зрителей даже не подозревал, насколько сильны пальцы новой Правительницы. На самом деле бывшему Министру Порта было очень больно. Толкнув свежеиспеченного шута на пол, Табеа уселась на мягкую подушку кресла.

— Похоже, нам требуется новый Министр Порта, — сказала она. — Кроме того, придется заполнить другие вакансии, так как, насколько я знаю, некоторые городские чиновники сбежали вместе со старым Эдердом. К счастью, я привела с собой людей, способных занять их места.

Она показала на пеструю группу нищих и воров, последовавших за ней от Больших Ворот. Некоторые из них еще не расстались со своими лохмотьями, другие, успевшие обшарить дворец, натянули на себя новые, чистые и более дорогие одежды. Некоторым удалось одеться просто великолепно, а иные сделали это удивительно неумело. В результате, собравшись вместе, приспешники Табеа выглядели крайне нелепо на фоне уравновешенной и сравнительно единой группа бывших придворных Верховного Правителя.

— Прошу вас выходить по одному и рассказывать о себе все, — сказала Табеа. — Посмотрим, сможем ли мы сформировать правительство, превосходящее по своим достоинствам те, что были в этом городе в прошлом!

Глава 29

На первый взгляд Портовая Улица не изменилась, но, присмотревшись внимательнее, Сараи заметила следы битвы. Окна были разбиты, стены домов кое-где почернели от дыма. На земле темнели какие-то пятна. Некоторые лавки и мастерские стояли закрытыми, несмотря на самый разгар дня.

Хорошо еще, что кто-то сподобился унести убитых и раненых, собрать брошенное оружие, битое стекло и обломки.

Несмотря на относительный порядок, все говорило о том, что Табеа нанесла городу существенный урон, и Сараи прибыла в Дом Гильдии в весьма мрачном настроении духа.

Дверь на ее стук открыл какой-то незнакомец, который провел всех троих — Сараи, Келдера и Алоррию — в гостиную. Алоррия, поинтересовавшись, где Тобас, тут же исчезла, а Келдер и Сараи в неловком молчании принялись ожидать прихода Мерет.

Взъерошенная и взволнованная Мерет появилась довольно быстро.

— Сколько человек погибло? — спросила Сараи после довольно небрежного взаимного приветствия.

— Не знаю, — ответила Мерет. — По-моему, никто не считал. Возможно, Лорд Торрут знает.

— А где же Лорд Торрут?

— Не знаю, — пожала плечами Мерет. — Скорее всего где-то скрывается или держит оборону в одной из казарменных башен. Практически вся городская стража хранит ему верность.

Сараи осмотрела гостиную, которая, несмотря на захват дома Гильдией Чародеев и свержение правительства, оставалась такой же, как во время убийства. Анимированное растение по-прежнему било свои поклоны.

Шуганув сприггана, девушка неторопливо села на диван, подушки которого украшала вышивка в виде розовых и зеленых цветочков.

— Насколько это разумно? — спросила Сараи.

— Что разумно? — удивленно помаргивая, переспросила Мерет.

— Вы сказали, что Торрут продолжает оказывать сопротивление, несмотря на то что Табеа захватила дворец, а Верховный Правитель бежал.

— По правде говоря, боев он уже не ведет, — ответила Мерет, присаживаясь в стоящее поблизости кресло, — но распоряжений "Императрицы" Лорд Торрут не выполняет.

— Вот я и сомневаюсь, разумно ли это, — сказала Сараи. — Может, лучше позволить ей управлять, чтобы не причинять дополнительного ущерба городу?

— Но она же убийца! — возмутилась Мерет. — Воровка и грабительница! И кроме того, она… Чародеи не имеют права входить в правительство.

— Разве Табеа чародейка? — спросила Сараи. — Она же не член Гильдии.

— Она — маг, и она — нечто вроде чародея, а Гильдия не желает, чтобы маги вмешивались в политику. Это очень опасно и создает плохой прецедент.

— В таком случае мне кажется, что ее устранение — дело Гильдии, — сказала Леди Сараи. — Я не вижу необходимости жертвовать новыми жизнями, пытаясь ее низложить. Нравится нам или нет, но в данный момент она — Правительница Этшара-на-Песках. Править Табеа не может, не имея в своем распоряжении городской охраны — охраны, которая дает правительству реальную власть. Надеюсь, Лорд Торрут пересмотрит свою позицию.

— Я не могу с вами согласиться, — ответила Мерет. — Может быть, убедившись в своей неспособности управлять, эта ужасная женщина упакует вещички и тихо сбежит.

— Весьма сомнительно, — возразила Сараи. — И вообще, почему она не может стать хорошей Правительницей? Не боги посадили Эдерда на трон, и он сам не сделал ничего, чтобы стать Верховным Правителем. Он всего-навсего выбрал себе соответствующих родителей.

— А вам этого недостаточно? — спросила шокированная Мерет. — Он же — наследник Анарана!

— Не спорю, Анаран был прекрасным военачальником, — сказала Сараи. — Но разве это причина, чтобы его потомки навечно остались Верховными Правителями? Вот уже семь поколений семья полководца управляет Этшаром-на-Песках, но в их жилах кровь Анарана составляет лишь сотую долю.

— Да, но они вступали в брак с семьями других правителей и воспитывались для…

— Ну и что?

— Леди Сараи, — вмешался Келдер, — наследники Анарана не захватывали трона силой и не убивали невинных людей в постелях.

— Верно, — согласилась Сараи. — Но я все равно не хочу, чтобы появились новые жертвы.

— Никто этого не хочет, — сказала Мерет. — Вернее, все хотят, чтобы была лишь одна новая жертва — Табеа.

— Мерет! — раздалось со стороны ведущей в коридор арки. Сараи с Келдером обернулись и увидели Лиррин, бывшую ученицу Серема. — Вас ждут внизу, — сказала девушка.

— А что там происходит? — поинтересовалась Сараи. "Где это внизу?" — удивленно подумала она. Никто не обнаружил никаких подземелий, когда в доме велось расследование.

— Дела Гильдии, — ответила Лиррин извиняющимся тоном.

— Да? — Сараи бросила взгляд на Келдера.

— Я — такой же чародей, как и вы, — ответил колдун, пожимая плечами. — Давайте подождем.

— Прошу меня извинить, Леди Сараи, я вернусь при первой возможности, — произнесла Мерет и в сопровождении юной чародейки пошла по коридору.

Сараи и Келдер остались одни и некоторое время натянуто молчали.

— Ваши талисманы и амулеты при вас? — наконец спросила Сараи.

— Естественно, Миледи. — Колдун указал на мешок.

— Как вы думаете, не сообщат ли они нам что-нибудь новое о Табеа — информацию, которую можно использовать для ее свержения?

— Сомневаюсь, — ответил Келдер. — Но если хотите, я взгляну на то, что можно увидеть.

— Было бы очень любопытно.

Келдер слегка наклонил голову, что, по-видимому, заменяло поклон.

— В таком случае я попытаюсь, — сказал он и начал рыться в своем мешке.

Через несколько мгновений колдун вынырнул оттуда с серебряной шкатулкой, украшенной драгоценными камнями кубической огранки.

— Denekin allasir, — сообщил он, постукивая по крышке шкатулки пальцами.

— Что это значит? — спросила Сараи.

— Понятия не имею, — признался Келдер. — Но эту штуку так называют.

— А что она умеет?

— Обнаруживать следы человека, который давно покинул данное место, — с гордостью пояснил Келдер. — Находит чешуйки волос и кожи, анализирует воздух и все такое прочее. Затем, расшифровав комбинацию огоньков в кристаллах на крышке, я получаю сведения об этом человеке. Иногда удается узнать много, а иногда — ничего.

Сараи с уважением посмотрела на самоцветы, и в глубине камней ей почудились странные спиралевидные сгустки света. Какого-либо определенного узора эти огоньки не образовывали.

— И что этот ящик сообщает вам о Табеа?

— Начну с того, что именно этот прибор дал мне описание преступницы, которое я и сообщил вам, — сказал Келдер. — Убийство произошло на верхнем этаже, и я уверен, что Табеа проникла туда через окно спальни.

— Вы уверены? — переспросила Сараи.

— Не знаю, — немного поколебавшись, ответил Келдер. — Попробуем проверить?

Сараи утвердительно кивнула.

— Если она поднималась по этим ступеням, мы обнаружим… — начал Келдер, постукивая кончиками пальцев по крупному голубому камню на левой стороне шкатулки. Замолчав на половине фразы, колдун внимательно вгляделся в огоньки и начал барабанить по крышке allasir, не выбирая места.

— Что он говорит? — не выдержала Сараи.

— Она была здесь, — ответил Келдер.

— Ничего удивительного, — заметила девушка.

— Нет, Леди Сараи, — прервал ее колдун. — Она была здесь четыре года назад. И при этом несколько раз.

— Возможно, Табеа знала Серема, — высказала предположение Сараи. — Может быть, она покупала у него какой-нибудь эликсир или продавала ему ингредиенты для заклинаний.

— Надеюсь, вы правы, — со вздохом ответил Келдер. — Да, конечно же, правы. А я-то подумал, что открыл нечто важное.

— Не исключено, что открыли, — утешительным тоном заметила Сараи. — Какая-то связь с последующими событиями здесь существует. Почему бы нам не обсудить эту проблему с другими чародеями?

— Вы думаете, это хорошая идея? — спросил Келдер.

— Я уверена, — ответила Сараи, поднимаясь на ноги. — В любом случае мне надоело, что они от меня прячутся. Может быть, нам удастся обменять полученную вами информацию на какие-нибудь полезные сведения.

Увернувшись от растения, начавшего ее решительно и целенаправленно обдувать, Сараи вышла из гостиной. Келдер двинулся следом.

В коридоре Сараи остановилась, она не знала, где находится вход в подвал.

— Сюда, — подсказал Келдер, бросив взгляд на серебряную шкатулку.

Следуя его указаниям, Сараи вскоре оказалась на ступенях, ведущих в подземелье. Она неуверенно огляделась и начала спускаться.

Внизу девушка увидела дюжину чародеев, уютно устроившихся на ковре: Мерет, Тобаса, Лиррин, Гильдмастера Теллуринона, Геремона, Алгарина и несколько других, которых она знала хуже или не знала вообще. Кроме них, в подземельи никого не было. Даже Алоррии.

До Сараи донеслись голоса.

— …кинжал, — сказал кто-то незнакомый. — Наверняка этот кинжал нейтрализует наши заклинания.

— Мы использовали заклинание Всепроникающего Видения, — послышался голос Мерет, — и смогли проследить ее действия за несколько месяцев. Это было очень трудно, потому что она постоянно передвигалась, не оставаясь на одном месте более шестиночья. И все это время при ней находился упомянутый выше кинжал. Она бессменно одевалась в черную вышитую тунику и черную юбку. И постоянно носила с собой еще несколько вещей — список я представила, — но вы тем не менее уверены, что это результат действия кинжала?

Раздался хор утвердительных голосов. Леди Сараи откашлялась. Никто ее не услышал, а Теллуринон произнес:

— Надеюсь, теперь вы все осознали, что магическая сила этой женщины, по-видимому, сконцентрирована в ее кинжале…

— Да будет так, — громко произнесла Сараи.

Чародеи повернулись в ее сторону, а некоторые даже вздрогнули от неожиданности.

— Прошу прощения, — начала Сараи, стараясь изо всех сил сохранить спокойствие, — но только что Келдер и я обнаружили нечто важное.

Гильдмастер Теллуринон пронзил пришельцев испепеляющим взглядом.

— Миледи, — суровым тоном спросил он, — что означает ваше вторжение? Должен заметить, что, несмотря на то безобразие, которое вы учинили в "Колпаке и Кинжале", вы не имеете права являться без приглашения на секретное совещание Гильдии Чародеев!

Сараи, ответив ему точно таким же взглядом, произнесла:

— А разве вам не известно, сэр, что, оставляя двери незапертыми и без охраны, секретные совещания не проводят, и в силу этого я не считаю таковым ваше сборище. Согласитесь, подобный промах непростителен для Гильдмастера!

Мерет нервно хихикнула, а Тобас бросил на Сараи предупреждающий взгляд.

— Двери этого дома заперты и тщательно охраняются, Миледи. И вы здесь только потому, что для вас запоры были сняты, — ответил Теллуринон. — Тем не менее, понимая вашу позицию, сообщаю: вы не поплатитесь за свой дерзкий поступок жизнью.

— Как мило с вашей стороны! — ответила Сараи. — Однако, коль скоро я начала, то позвольте продолжить. Келдер из Тазмора, специализирующийся в судебном колдовстве, узнал нечто такое, что может оказаться полезным для нашего расследования.

— И что же это? — безразличным тоном произнес Теллуринон, как бы давая понять, что считает разговор пустой тратой времени, но отдает дань вежливости бывшему Министру Следователю.

Сараи посторонилась и кивком пригласила Келдера выйти вперед. Колдун подошел к металлическому ограждению и произнес:

— Я обнаружил, что Табеа Воровка побывала в доме Серема Мудрого — вот на этих самых ступенях — четыре года назад, или, если быть точным, летом 5223 года.

— Вы хотите сказать, что она здесь жила? — спросил Алгарин?

— Нет, — ответил Келдер. — Следы, которые обнаружены наверху, относятся ко времени убийства. Но в 5223 году она несколько раз проходила через гостиную, по коридору и спускалась вниз, ровно до того места, где я в данный момент нахожусь.

— Только в 5223 году, и ни разу позднее? — уточнил Тобас.

— С тех пор — ни разу.

— Но зачем она приходила? — поинтересовалась Мерет. — И почему Серем ей это позволил?

— Она вниз не спускалась. Следы заканчиваются здесь, у ограждения.

Чародеи посмотрели друг на друга.

— Она следила за ним, — предположил кто-то. Лиррин побледнела.

— Она следила за нами, я была здесь, когда… Я хочу сказать… Я начала ученичество в месяц Дождей 5223 года…

— Вы не могли бы назвать точные даты этих посещений? — перебил девушку Теллуринон.

— Что касается дней — то нет, — покачал головой Келдер. — Я даже не уверен, что это происходило именно в месяц Дождей. Большинство посещений приходится на вторую половину месяца Зеленеющей Травы и начало месяца Длинных Дней.

Чародеи обменялись многозначительными взглядами.

— Оставьте нас, — произнес Теллуринон.

— Но… — начала было Сараи.

— Уходите! — взревел Теллуринон. — Мы благодарны вам за информацию, но теперь нам надо побеседовать без посторонних. Тобас, проследите, чтобы они закрыли дверь, и обеспечьте охрану.

— Хорошо, Гильдмастер, — ответил молодой человек, вставая на ноги.

Келдер и Сараи не стали его ждать. Поднявшись по лестнице, они прошли через рабочую комнату чародея и уже в коридоре услышали стук захлопнувшейся двери.

— Леди Сараи? — поинтересовался женский голос.

Сараи обернулась и увидела стоящую на лестнице Караниссу. Из-за ее плеча выглядывали Алоррия и Тенерия.

— Мы почувствовали какое-то напряжение, — сказала Каранисса.

— Келдер и я помешали заседанию Гильдии, — объяснила Сараи.

— О… — Волшебница покосилась на закрытую дверь рабочей комнаты. — Это неприятно. Теллуринон временами бывает просто невыносим. — Немного помолчав, она спросила: — Вы уже завтракали?

— Нет, — призналась Сараи. — Что касается меня, я не завтракала. А вы уже подкрепились?

— Да, но пусть это вас не волнует.

Каранисса легко сбежала по ступенькам и провела Келдера с Сараи на кухню, где нашлись бисквиты, джем и различные фрукты.

Алоррия и Тенерия пожелали присоединиться, и все пятеро провели некоторое время в приятной беседе.

Они еще сидели на кухне — хотя все было съедено, — когда явился Теллуринон и объявил, что в Доме Гильдии они больше не являются желанными гостями.

— Здесь нет ничего личного, — пояснил он, когда все несколько оправились от первоначального потрясения. — Но утренний инцидент наглядно продемонстрировал, что мы совершили серьезный просчет, допустив вас — нечленов Гильдии в здание, где секретно обсуждаются проблемы первостепенной важности.

— Но позвольте! — запротестовала Сараи. — Мы же заключили…

— Леди Сараи, — загромыхал, обрывая ее, Теллуринон, — или, вернее, Сараи из Этшара, мы заключили соглашение, связанное с расследованием серии убийств. Следствие закончено. Личность убийцы установлена, ее местонахождение известно. Вопрос теперь в том, какому наказанию подвергнуть преступницу. И это уже является прерогативой Гильдии и не имеет никакого отношения к городскому правительству. Более того, вы, как и ваш Верховный Правитель, лишились своего поста. У нас нет информации, которой следовало бы с вами делиться.

— Но…

— Даже если бы это было не так, то мы все равно не давали вам права врываться на наши совещания, когда вам заблагорассудится. Иногда возникает необходимость обсудить проблемы, которые ни при каких обстоятельствах не должны стать известны лицам, не входящим в Гильдию. Этими секретами мы не намерены делиться ни с вами, ни с кем бы то ни было. — Повернувшись к остальным, он добавил: — Полагаю, для Алоррии и Караниссы супруг подыщет подходящую комфортабельную гостиницу. Скорее всего это будет "Колпак и Кинжал". Кроме того, я уверен, что, если вы пожелаете, любой член Гильдии с радостью согласится предоставить вам кров.

Все промолчали, и Теллуринон повернулся, чтобы уйти. Алоррия показала ему в спину язык, а Сараи, сама не ожидая того, захихикала.

Но когда маг ушел, ей стало не до смеха.

— Ну и что же мне теперь делать? — спросила она.

Глава 30

— Это все? — поинтересовалась Табеа, окинув взглядом огромную толпу, заполнившую тронный зал и разливающуюся вниз по лестницам.

— Все, кто пожелал, — ответил ее свеженазначенный Канцлер.

— Неужели кто-то решил остаться? — не скрывая изумления, спросила "Императрица".

— Да, Ваше Величество. Некоторые отклонили ваше приглашение.

— Но почему? Они объяснили?

— Да.

— Так скажите.

Канцлер нервно переминался с ноги на ногу.

— Приводились разные причины, Ваше Величество. Табеа видела, что Арл волнуется, но у нее не было настроения позволить ему уйти от ответа.

— Назовите хотя бы некоторые. Просто так, для моего просвещения.

— Хорошо. Одни… — Канцлер боязливо поднял глаза и, убедившись, что хозяйкой руководит любопытство, а не гнев, продолжил: — Одни вам не доверяют. Опасаются, что вы их обманете — поработите или убьете.

— Но зачем мне так поступать? — совершенно искренне изумилась Табеа.

Она знала, что Арл не врет. Его внутреннее напряжение спало — так бывает только тогда, когда человек говорит правду. После произнесенной лжи напряжение усиливается.

— У меня нет ответа, Ваше Величество, — пожимая плечами, ответил Канцлер.

— Какие еще причины приводились?

— Некоторые сказали, что им нравится их образ жизни. Таких немного, но они существуют, Ваше Величество, и…

— Знаю, знаю. — Табеа оборвала его взмахом руки. — Я никогда не могла понять, почему эти люди вообще остаются в городе. Всю жизнь мечтают о дикой природе, но никогда не двигаются с места. Я таких встречала. Что еще?

— Некоторые сказали, что не хотят идти во дворец, потому что… ммм… скоро придется возвращаться назад.

Канцлер опять начал нервничать.

— Но почему? — спросила "Императрица". — Неужели они считают, что я передумаю и выкину их обратно на Поле?

— И это тоже… но самое главное… они не верят, что вы долго продержитесь у власти.

— Вот как? — нахмурившись, произнесла Табеа. — Что ж, они жестоко ошиблись. Верховный Правитель бежал и никогда не вернется. Я же останусь здесь навсегда.

— Да, Ваше Величество.

Повернувшись лицом к толпе, Табеа задала Канцлеру последний вопрос:

— Сколько их здесь собралось?

— Не имею представления, Ваше Величество, — с несчастным видом признался Арл. — Я не догадался пересчитать их на входе.

Табеа кивнула и, возвысив голос, обратилась к толпе: — Народ Этшара! Приветствую тебя в моем дворце! — Раздались, но тут же умолкли неуверенные приветственные крики. — Я — Табеа Первая, Императрица Этшара, ваш новый правитель! — продолжила девушка. — Многовековой гнет закончен, и злобные последыши Анарана изгнаны из города! Отныне все граждане Этшара-на-Песках свободны и равны в правах! Нет больше аристократов! Нет больше и рабов, стенавших под гнетом их власти!

Она сделала паузу, и зал, в отличие от вялого начала, разразился громовой овацией.

— Никому теперь не надо искать убежища на Поле у Пристенной Улицы, опасаясь охранников Верховного Правителя, сборщиков налогов или работорговцев, — продолжала Табеа. — Те, у кого нет собственных домов, обретут жилище под одной крышей со мною, во дворце, возведенном на крови и поте тысяч рабов…

Канцлер откашлялся и с опаской посмотрел на купол, который был сооружен посредством магии и к ручному рабскому труду никакого отношения не имел.

— …во дворце, который слишком велик для любого нормального Верховного Правителя, во дворце, сооруженном столь помпезным ради демонстрации могущества и богатства аристократов! Вы можете оставаться здесь сколько хотите, и взамен я прошу вас всего лишь убирать за собой и поддерживать комнаты в приемлемом состоянии. Кроме того, я надеюсь, вы не откажетесь выполнять небольшие поручения и выступите на моей стороне, если потерявшие разум негодяи попытаются передать мой трон Эдерду. Что вы на это скажете?

Аплодисменты были не столь горячими, как ожидала Табеа. Некоторые слушатели не выразили никакого энтузиазма по поводу поручений и призыва встать на защиту дворца. Но "Императрица" решила проигнорировать этих недоумков.

Когда толпа успокоилась — по мнению Табеа, слишком скоро, — "Императрица" подняла руку и продолжила:

— Большинство из вас уже знает, что презренная горстка бывших охранников Верховного Правителя отказывается подчиниться моей власти. Я приказала им сдать мечи в знак того, что они перестали служить орудием угнетения и быть символом страха, но они не повиновались.

Табеа знала, что если говорить по совести, то мечи сдала всего сотня стражников. Между тем охрана Верховного Правителя насчитывала десять тысяч бойцов.

— Некоторые из этих ренегатов растворились среди честных граждан, оставив свои посты, другие попрятались, сохранив, в нарушение моих распоряжений, видимость организованности. Хоть я и не тиран и в отличие от предшественника не нуждаюсь в большинстве этих паразитов, существуют обязанности, которые могут выполнять только солдаты. Кто, к примеру, станет вылавливать рабовладельцев, отказавшихся выполнить мой указ о немедленном освобождении рабов? Поэтому, если кто-то из вас пожелает принять участие в освобождении своих собратьев, обратитесь сегодня до полудня к моему новому и верному генералу Дернету, известному ранее как Дернет Скупщик Краденого. Вы найдете его у северо-восточного входа дворца. Вы можете приходить сюда и уходить в любое время. Отныне и навсегда дворец — жилище моего народа!

"На сей раз аплодисменты оказались гуще", — подумала Табеа. Она сделала толпе ручкой и, отступив, уселась на трон.

Однако, по мере того как собравшиеся покидали зал, ее улыбка из доброй и милостивой становилась напряженной и злой. Табеа надеялась, что по окончании церемонии подданные быстренько разойдутся по своим делам. Но этого не случилось. Некоторые, похоже, не желали уходить ни сейчас, ни потом. Часть горожан просто стояли, нервно поглядывая на Правительницу, а те немногие, которые хотели было подойти к подиуму, тут же останавливались или, передумав, поворачивались к "Императрице" спиной.

— Вы не сказали, что им следует делать, — шепотом подсказал Арл.

— Да пусть делают что хотят, — бросила Табеа.

Остатки вымученной улыбки мгновенно исчезли с ее лица.

— Но не все знают, что это такое, Ваше Величество, — объяснил Канцлер. — Многие оказались на Поле не из-за ударов судьбы, а только потому, что не способны существовать в другом месте. Сумасшедшие или слабоумные, например, слепые или глухие, калеки или другие ущербные.

— Ну и что? — возмутилась Табеа. — Ведь они тоже люди!

— Бесспорно, Ваше Величество, — поспешил согласиться Арл. — Но некоторые из них не умеют думать самостоятельно и не знают, что делать, если им не сказать. — Он посмотрел в сторону нескольких десятков бессмысленно слоняющихся по залу личностей. — Кроме того, кое-кто из оставшихся наверняка хочет попросить у вас милости, но не знает, как подступиться.

Табеа посмотрела на Арла, а затем — на ожидающих граждан. Некоторые, заметив выражение ее лица, потянулись к ступеням, а один даже застенчиво улыбнулся.

— Ну хорошо, Арл, — со вздохом сказала Табеа, — пусть подходят по одному, я их выслушаю. Ведь Императрица, подобно всем честным людям, должна отрабатывать свой хлеб.

— Конечно, Ваше Величество, — ответил Арл, неуверенно кланяясь.

До победы Табеа новоиспеченному канцлеру не приходилось бывать во дворце, и он ничего не знал о придворном этикете. Кроме того, сами правила поведения после смены власти могли претерпеть серьезные изменения — если у Табеа вообще останутся какие-нибудь правила. Однако Арлу довелось посмотреть несколько спектаклей, он видел, как Верховный Правитель появлялся в ложе на Арене и как его там приветствовали, поэтому Канцлер полагал, что поклон в данном случае будет к месту.

Затем он приблизился к краю подиума и за несколько мгновений продумал содержание своей речи. Когда ему показалось, что он готов, Арл набрал полную грудь воздуха и провозгласил:

— Ее Императорское Величество Табеа Первая, Императрица Этшара-на-Песках, милостиво соизволила предоставить вам аудиенцию! Те, кто желает обратиться к Импе… к Ее Величеству, встаньте друг за другом вот здесь. — Он ткнул указательным пальцем в точку у своих ног.

Арл чувствовал, что подлинный Канцлер или Министр Двора — кажется, подобными делами занимался именно последний — проделали бы это с большим блеском. Но всего лишь два дня назад Арл был не придворным, а мошенником и попрошайкой. И использовал свое красноречие не для объявлений, а для облапошивания олухов. А это, согласитесь, совсем не одно и то же.

Однако теперь все свои навыки он поставил на службу "старой подруге" Табеа, наградившей его внушительным титулом и, что самое важное, определенной властью.

Просители, как им и было указано, выстраивались в затылок друг другу. Сердце Арла преисполнилось самодовольством. Не дождавшись, пока очередь сформируется, он взял за руку стоящую впереди старуху и помог ей подняться на подиум.

Женщина сделала несколько робких шажков по направлению к трону и уставилась на "Императрицу".

Та, в свою очередь, разглядывала просительницу. "Старухе следовало бы встать на колени, — подумала Табеа, — но она, кажется, вовсе не собирается этого делать".

Исходивший от карги запах не прояснял ситуацию. Во всяком случае, женщина не казалась ни напуганной, ни взволнованной.

"Раз ей положено преклонить колени, она это сделает", — решила Табеа и, обратив силу ворлока на нижние конечности женщины, заставила их согнуться.

Старуха едва не рухнула вниз лицом — ее реакция была гораздо медленнее, чем рассчитывала Табеа. С большим трудом сохранив равновесие, просительница оказалась перед троном на коленях.

— Чего ты хочешь? — обратилась к ней Табеа.

— Я хочу посидеть на этом красивом кресле, — пробормотала старуха.

Табеа изумленно открыла рот.

— Теперь моя очередь, — повторила старуха, указывая на трон.

"Императрица" не поверила своим ушам. А когда поверила, ее первой реакцией стала ярость.

Но затем она вспомнила, что сказал Арл о некоторых обитателях Поля. Перед ней на коленях стояла слабоумная.

— Нет, — мягко произнесла Табеа. — Это — мой трон, а я — Императрица.

— Ты сказала, что будешь делиться, — возразила женщина.

— Дворцом, — ответила Табеа, — но не троном.

— Значит, мы не разделим с тобой это красивое кресло?

— Нет. Не разделим.

— Ааа… — протянула женщина и, взглянув на свои колени, объявила: — А я упала.

— Ты преклонила колени, — объяснила Табеа. — Когда говоришь с Императрицей, следует вставать на колени.

— О… — произнесла старая карга, даже не собираясь вставать и убираться прочь.

Очередь начала проявлять нетерпение. Табеа видела это, слышала и обоняла.

— О тебе кто-нибудь заботится? — спросила Табеа.

— Нет.

— Это скверно. А теперь тебе пора уходить.

— Ты будешь мне помогать, заботиться обо мне?

— Нет, я очень занята. Ведь я — Императрица.

— Ты мне нравишься.

— Очень приятно. А теперь уходи и уступи место другому.

— Но ведь я еще не посидела в этом красивом кресле.

Табеа вперила взгляд в старуху. На смену желанию проявлять терпение и понимание пришло чувство яростного бессилия перед безумной каргой. Девушка пожалела, что рядом нет никого, кто уволок бы прочь старую идиотку, никого, кому бы "Императрица" могла дать нужный сигнал. Арл стоял слишком далеко и наводил порядок в очереди, а других помощников у нее не было.

Все остальные свеженазначенные придворные разбежались выполнять поручения новой Правительницы, а солдаты и многочисленные слуги, находившиеся под рукой у Эдерда, куда-то подевались. Видимо, бежали вместе со старым хозяином.

Поэтому, чтобы избавиться от этой сенильной зануды, ей придется напрячься самой.

Табеа начала догадываться, что между желанием стать абсолютным Верховным Правителем и стремлением не обижать народ существует неразрешимое противоречие. Можно стать беспристрастной и порядочной в любом отношении государыней, но наверняка среди подданных сыщется целая куча типов, недостойных подобного отношения.

И солдаты становятся просто незаменимыми, когда приходится иметь дело с негодяями и мерзавцами.

Первоначально Табеа думала, что, будь в ее распоряжении тысяча солдат, она отсылала бы их на время аудиенции, чтобы произвести впечатление близкого к народу Верховного Правителя. Только теперь "Императрица" поняла, что такой поступок был бы большой ошибкой. Придется заняться этой проблемой, после того как Арл сформирует новую городскую охрану. Нужно будет постоянно держать под рукой парочку солдат.

А сейчас придется импровизировать. Прибегнув к своим способностям ворлока, Табеа заткнула старухе ноздри.

— Убирайся! — приказала она, когда просительница начала хватать воздух ртом.

Невидимые узы спали, и старая карга встала на ноги. Но вместо того чтобы уйти, она подскочила к трону и ударила "Императрицу" по щеке, вопя:

— Ты плохая! Ты схватила меня за нос!

Благодаря звериной реакции Табеа успела отклониться, и то, что было звонкой оплеухой, оказалось всего лишь легким прикосновением.

Но терпеть подобное Табеа не пожелала. Она мгновенно вскочила и схватила женщину за горло.

Взглянув в изумленное лицо старухи, "Императрица" прошипела:

— За подобный поступок ты заслуживаешь смерти. Личность Императрицы неприкосновенна. Но из-за своего преклонного возраста и потому, что мое правление только началось, ты не умрешь. Но впредь чтобы духу твоего здесь не было!

С этими словами она швырнула женщину на мраморный пол тронного зала. Хрупкие старческие кости хрустнули, и старуха осталась лежать, жалобно подвывая.

— Уберите ее, — сказала Табеа. Никто не пошевелился.

— Уберите ее! — закричала "Императрица", ткнув пальцем в ожидающих своей очереди просителей.

Двое стоящих в самом хвосте мужчин поспешили исполнить ее приказ, а несколько человек, вдруг решив, что их просьбы подождут до лучших времен, кинулись в направлении боковых лестниц.

Табеа уселась на трон, потрогала незапятнанную щеку и, повернувшись к Арлу, бросила:

— Следующий!

Глава 31

Сараи решила, что не останется в той же гостинице, где поселятся Тобас и его жены. Она справедливо опасалась, что такая экзотическая группа будет слишком бросаться в глаза. Вместо этого, одолжив двенадцать раундов медью, она нашла себе комнату в "Жирном Тельце" — постоялом дворе Солдатского Городка рядом с Рынком у Больших Ворот. Неумелый рисунок на вывеске дал заведению прозвище — "Надутый Бычок" как проявление добродушного народного юмора.

Однако Сараи быстро обнаружила, что это добродушие никак не сказывалось в напряженной атмосфере "Бычка". Ночь для нее оказалось настоящей пыткой. Каждый раз, выходя из комнаты, девушка опасалась, что ее вот-вот узнают и объявят об этом во всеуслышание.

Обстановка в общем зале была напряжена до предела. Пара злодейского вида амбалов объявила, что они являются друзьями новой "Императрицы", в силу чего им положена бесплатная ушка. Хозяин не согласился, а бывший охранник — без меча, но все еще в желтой куртке и красном килте, — прекратив рассказ о том, как он сражался против Табеа, попытался навести порядок. Придворные амбалы крепко поколотили солдата и выкинули его на улицу.

Посетители, которые могли бы помочь бедняге, оказались в явном меньшинстве и помалкивали. Таким образом, всеобщая свалка не состоялось.

Хулиганы получили свою ушку и, кроме того, вынудили молодую напуганную женщину составить им компанию. Один из амбалов поглядывал и на Сараи, но та, оскалив зубы, ответила ему таким взглядом, что новоиспеченный придворный решил с нею не связываться.

Итак, Сараи провела там ночь — искать другое жилье было уже поздно. Однако ранним утром, рассчитавшись и захватив с собой в качестве завтрака несколько пирожков, дочь Лорда Калтона покинула "Надутый Бычок".

Как и любой бродящий без цели обитатель этой части города, Сараи вскоре оказалась на Рынке у Больших Ворот. Некоторое время она, жуя свои пирожки, расхаживала между рядов, осматривая товары купцов и продукты, доставленные в город фермерами. На первый взгляд казалось, что после восшествия Табеа на престол ничего не изменилось.

Однако при ближайшем рассмотрении более или менее наблюдательный человек — Сараи относила себя именно к таким — мог заметить, что городские стены не охраняются.

Огромные ворота стояли распахнутыми, а двери, ведущие в башни, оказались плотно закрыты. Знакомых желтых курток и красных килтов не было видно во всей округе. Ни у ворот, ни на Рынке, ни на прилегающих улицах.

Отсутствие стражи, по-видимому, совершенно не волновало многочисленных покупателей. Сараи даже показалось, что толпа на площади внешне выглядит более респектабельно, нежели обычно.

Нет, здесь явно что-то не так. Сараи вгляделась повнимательнее.

Да, различие действительно обнаружилось. Но оно состояло не в том, что продавцы, фермеры или покупатели были одеты лучше обычного. А в том, что на рынке не оказалось нищих. На Рынке у Больших Ворот не было видно не только красных килтов солдат, но и лохмотьев оборванцев.

Сараи не поверила своим глазам. Да, Табеа наверняка обещала покончить с нищетой, но добиться этого за одни сутки…

Кстати, куда подевались солдаты? Все десять тысяч человек. Ладно, пускай не десять — Сараи знала, что уже много лет охрана недоукомплектована, — пусть восемь или даже семь. Они же не могут исчезнуть бесследно.

Хотя, с другой стороны, почему бы и нет? Город очень велик. В нем сотни миль улиц и переулков, а солдату, чтобы превратиться в обычного горожанина, достаточно снять униформу.

Кроме того, в Этшаре множество полупустых правительственных зданий и объектов военного назначения. Башни у Морских Врат, Северные Ворота, Малые Ворота, Островная Башня за Южным Каналом, Великий Маяк, четыре башни, охраняющие вход в Гавань, десятки дозорных пунктов вдоль городской стены и лабиринт под Ареной — все это до появления Табеа находилось под юрисдикцией Лорда Торрута. И в каждом из этих сооружений могли укрыться несколько подразделений охранников.

Некоторые стражники наверняка спрятались в двух огромных казармах у Больших Ворот или в шести башнях, прикрывающих город со стороны суши. То, что двери закрыты, еще ничего не значит. Сараи пересекла площадь и направилась в сторону ворот, башен и казарм.

Все двери оказались закрытыми наглухо, окна скрывались за плотными ставнями. Впрочем, ставни имелись не на всех окнах. Со своего довольно удобного места на рыночной площади Сараи так и не усмотрела никаих признаков жизни в оборонительном комплексе Больших Ворот Этшара-на-Песках.

Девушка неторопливо побрела к Полю у Пристенной Улицы.

И убедилась, что даже с первого взгляда это место выглядит необычно.

Большинство лачуг и шалашей остались на своих местах. Камни, обозначающие границы спальных мест и указывающие по вечерам проходы между одеялами, были не тронуты. Там и сям виднелись угли давно погасших костров.

Однако сотни обитавших здесь этшаритов исчезли.

В обычных обстоятельствах Леди Сараи ни за что не осмелилась бы вступить на Поле без сопровождения вооруженных до зубов охранников. Здесь всегда слышались громкие разговоры, крики, споры, плач младенцев и стрекот сверчков. И в этом хаосе друг за другом с визгом и воплями бегали ребятишки.

Теперь же единственным звуком на Поле был отдаленный гул Рынка у Больших Ворот. Хлопал на ветру полог рваной палатки, да ворчали собаки, рыскающие среди руин в поисках объедков.

От этой жуткой картины девушку начала бить дрожь. Сараи поплотнее завернулась в тунику, но это не помогло, хотя и напомнило, что она уже третий день не вылезает из одной одежды.

Девушка так разнервничалась, что чуть не вскрикнула, когда веселый спригган, соскочив с крыши какой-то развалюхи, промчался у ее ног, нещадно вереща. Сараи успела выругаться, прежде чем маленький негодяй скрылся из виду.

Восстановив душевное равновесие, она попыталась заставить себя думать.

Куда же все подевались? Некоторые обитатели Поля сопровождали Табеа в ее марше на дворец. Но не все же! Толпа, которую видели маги, была слишком мала, чтобы включать в себя все население Поля!

Куда же исчезли остальные? Неужели Табеа учинила нечто ужасное с теми, кто отказался за нею следовать? Сараи вспомнила страшные сказки, которые мать рассказывала ей в далеком детстве, — сказки об ужасных Северных Демонологах, приносивших в жертву целые деревни, чтобы умиротворить демонов или оплатить их мерзкую службу. Когда-то она считала эти истории пропагандой военного времени, но сейчас невольно думала о том, не заключила ли Табеа отвратительный союз с созданиями, к которым не решается обратиться ни один пребывающий в здравом уме демонолог.

"Не надо торопиться с выводами, — убеждала себя Сараи. — Я даже не знаю, какая часть Поля брошена. Может быть, это всего-навсего участок рядом с казармами? Не исключено, что городская охрана, прежде чем скрыться, расчистила по каким-то причинам кварталы, примыкающие к Большим Воротам".

Сараи миновала лачуги, сооруженные из старой мебели, и потрепанные палатки из выброшенных на свалку занавесей. Повернув за угол, отделяющий Большие Ворота от Северной Стороны, она увидела поднимающийся к небу дымок.

— Эй! — закричала она. — Здесь есть кто-нибудь?

Ответа не последовало. Осторожно, почти робея, Сараи двинулась вперед и скоро увидела крошечный костер и сидящую рядом старую женщину.

— Эй! — еще раз крикнула Сараи. — Я вас приветствую!

Женщина обернулась и, заметив Сараи, произнесла:

— И тебе привет.

— Можно с вами поговорить?

— Не вижу способа помешать тебе, — ответила старуха. — Уходить отсюда я не намерена, а прогнать тебя, даже если бы я этого и хотела, сил нет. — Она пошевелила тлеющие угли зловещего вида клюкой.

Спорить с подобным заявлением было трудно, и Сараи, подойдя к костру, присела на корточки рядом с женщиной. Заставить себя сесть на грязную землю она не могла, а кресел, стульев или одеял поблизости не оказалось.

— Меня зовут Сараи.

— Хорошенькая, — заметила старуха и, поковыряв в костре палкой, добавила: — Я не называю своего имени чужим. А те, кто здесь раньше жил, называли меня Матушка Килина. Можешь меня так и звать, если тебе нужно мое имя.

— Благодарю, — несколько неуверенно произнесла Сараи.

Некоторое время они обе сидели молча, Сараи не знала, как лучше сформулировать свой вопрос, а Матушка Килина всем своим видом показывала, что ей совершенно безразлично — молчать или разговаривать.

Наконец Сараи спросила:

— Куда все подевались?

Старуха внимательно посмотрела на нее. Взгляд не был враждебным, однако он свидетельствовал о том, что обитательница Поля не очень-то высоко оценила вопрос гостьи.

— Большинство людей, как я полагаю, никуда не подевались. Жители Малых Королевств и обитатели Сардирона скорее всего отправились по своим делам, не обращая внимания на то, чем заняты в Этшаре. Что же касается Этшара, то я уверена — лишь пятая часть его жителей понимает, что происходит нечто из ряда вон выходящее.

— Я имела в виду… — начала Сараи.

Но Матушка Килина не дала ей закончить фразу:

— Знаю, что ты имела в виду. Я еще не выжила из ума. Ты хотела спросить: "Куда подевались люди, вынужденные обитать на Поле, так как у них нет лучшего места для жилья?" Но если у тебя есть хоть капля мозгов, ты поймешь — правильно поставленный вопрос несет в себе часть ответа.

— Я не совсем понимаю… — забормотала Сараи. — О… Вы хотите сказать, что они нашли лучшее место для жилья?

— Во всяком случае, они так считают. Я не согласна, поэтому осталась здесь.

— И куда же они ушли? Что это за лучшее место?

— А какое место в Этшаре-на-Песках большинство считает самым лучшим?

— Я не знаю, я… О… — Сараи наконец поняла. — Вы хотите сказать, дворец? Они все ушли во дворец?

— А ты все-таки соображаешь. — В голосе Матушки Килины Сараи уловила нотки удовлетворения.

— Но они же не могут там все поселиться! — воскликнула она. — Дворец слишком мал. То есть я хочу сказать, что он… большой… но не настолько же…

— Значит, ты тоже думаешь, что дворец — самое лучшее место? — спросила старуха. — Что касается меня, я так никогда не считала и тем более не считаю теперь с этим спаньем вповалку в коридорах на каменных полах. Не сомневаюсь, они вынуждены дрыхнуть именно таким образом.

— Да, но это же… Я хочу сказать… — Сараи лихорадочно подыскивала нужные слова. — Эта идея принадлежит Табеа?

Матушка Килина кивнула.

— Если хочешь знать мое мнение, эта малышка с большим приветом. Во-первых, я не понимаю, почему этой дурехе вообще захотелось править. Во-вторых, не понимаю, с какой это стати она величает себя Императрицей, управляя единственным городом. Каждому дураку известно, что Император должен править несколькими народами… — покачала головой старуха. — Думаю, она слышала про Вонда, который называет себя Императором, и это словечко запало ей в душу. Но Вонд, прежде чем обозвать свои владения Империей, завоевал с полдюжины Малых Королевств.

— А что она сказала? Она явилась сюда, чтобы лично всех пригласить?

— Прислала гонцов, — пояснила Мамаша Килина, — вернее, банду придурков в одеждах, которые выглядели бы нелепо даже на людях, умеющих носить подобные наряды. Эти недоумки объявили, что отныне и во веки веков дворец принадлежит всем гражданам Этшара-на-Песках и они могут приходить туда в любое время дня и ночи, пока не подыщут себе подходящее жилище. И все бестолковые нетерпеливые юные идиоты галопом помчались с Поля, чтобы поймать женщину на слове и получить крышу над своей безмозглой башкой.

Покачав головой, она с отвращением сплюнула в костер. Слюна, попав на раскаленные уголья, громко зашипела.

— И вся эта толпа обитает сейчас во дворце… — произнесла Сараи.

Девушка представила себе каменные коридоры, забитые нищими оборванцами и разнузданными ворами; представила загаженные чужаками помещения, ее кабинет, семейные апартаменты. Даже захват дворца узурпаторшей казался ей пустяком по сравнению с кишащей там сейчас безликой и злобной толпой. Сараи захотелось вскочить и бежать во дворец, чтобы попытаться спасти имущество семьи Калтонов и выставить захватчиков вон. Но, увы, сделать этого она не могла. Она не смеет показаться во дворце.

Но почему бы и нет? Кто узнает ее в толпе слоняющихся туда-сюда бездельников? Кто станет ее задерживать? Она может пройти во дворец и попытаться узнать, что задумала Табеа, выяснить ее слабости, если таковые имеются.

Кое-кто, бесспорно, может ее узнать. Главным образом те, кто видел ее рядом с отцом. Но если она попробует замаскироваться, слегка изменит внешность, никому не придет в голову спрашивать, кто она такая и что здесь делает.

Нет, такую блестящую возможность она не упустит. Она не знала, где будет жить, но теперь, похоже, эта проблема решена.

Она будет жить во дворце. Там, где жила всегда!

Глава 32

Тобас машинально вертел в руках череп кошки, но, услышав последние слова собеседника, швырнул полезную вещицу на стол.

— Вы сумасшедший.

Теллуринон, не ожидавший столь резкого отпора, вздрогнул и проговорил:

— Кажется, в моих словах нет ничего такого, что оправдало бы подобные оскорбления.

— Если вы так считаете, это еще раз доказывает, что вы — опасный безумец, — произнес Тобас, подивившись своей отваге. Ему еще не приходилось беседовать в таком тоне с коллегами, тем более с Гильдмастером.

— Позвольте мне вам напомнить… — начал Теллуринон.

Однако Тобас не дал ему закончить фразу.

— Нет, это вы позвольте мне напомнить, что причиной всех неприятностей в городе является Черный Кинжал. Неприятностей уже хватило на то, чтобы я притащился сюда из Двомора, а вы бросили все дела. Этот Черный Кинжал не позволяет нам убить того, кто по законам Гильдии должен умереть. А вы предлагаете изготовить еще один.

— Полагаю, нам следует хотя бы рассмотреть подобную возможность, — сказал Теллуринон. — Ведь данный артефакт по своему характеру практически не подвержен действию магических сил и защищает своего владельца от чародейства. В данных обстоятельствах сразить Табеа можно только Черным Кинжалом, нейтрализующим действие первого.

— Если достопочтимый Гильдмастер позволит, — произнес Тобас с плохо скрытым сарказмом, — я задам вопрос: каким образом мы сразим владельца второго Кинжала?

— А почему мы должны с ним сражаться? — искренне удивился Теллуринон. — Если мы найдем того, кому можно довериться…

— Если найдем… — опять перебил его Тобас. — Не позволит ли достопочтимый Гильдмастер напомнить ему, что тот, кто станет создавать кинжал, не может быть чародеем? Заклятие Черного Кинжала есть не что иное, как извращенная форма атамэзации, и его не сумеет совершить тот, у кого имеется атамэ. Эрго: поскольку атамэ — принадлежность каждого чародея и единственный символ его принадлежности к Гильдии, создатель нового кинжала неизбежно окажется чужаком. Гильдия Чародеев вообще не доверяет посторонним. А здесь речь идет о сакральной тайне. Как вы объясните этому человеку, что заклятие должен вершить он, а не мы? Как мы вообще объясним происхождение заклятия, если скажем, что ни один чародей не может его наложить? И как мы сможем доверять человеку, который, создав это оружие, становится неуязвимым? Допустим, что наш гипотетический герой не захочет стать Императором, как Табеа. Предположим, что он не будет убивать магов. Но неужели мы действительно хотим, чтобы в Мире появился человек, обладающий столь грозным оружием? Хорошо, я допускаю, что мы находим благородную, чистую душу, готовую стать нашим рыцарем-воителем. Более того, я допускаю, что воитель этот, став могущественнее, чем Табеа, убивает ее и отказывается провозглашать себя Императором. Но нельзя забывать, что в его руках остаются два Черных Кинжала и способ их изготовления. Наш чистый и верный воитель не помышляет о том, чтобы выступить против Гильдии. Но вот наступает его срок, он уходит в иной мир, и кинжалы достаются его наследникам, напрочь лишенным какой-либо тяги к сотрудничеству… Что тогда?

— Мы этого не допустим, — раздраженно буркнул Теллуринон. — Когда Табеа исчезнет, оба Кинжала перейдут в собственность Гильдии.

— Кто это сказал?

— Мы! Будьте вы прокляты! Вы и вся ваша детская наглость!

Теллуринон сверкнул глазами на Тобаса. Усы Гильдмастера от ярости встали торчком. Но прежде чем конфликт успел разгореться дальше, в него поспешила вмешаться Мерет.

— Но как мы сумеем подготовить нашего человека? — спросила она. — Табеа убила полдюжины людей, умертвила ворлока и волшебника. Значит, наш рыцарь, чтобы сражаться на равных, тоже должен будет прикончить ворлока и волшебника. По-моему, это не очень плодотворная идея.

— Что за чушь! — взревел Теллуринон и затем уже более спокойно, но неохотно продолжил: — Я понимаю, с этим планом связаны определенные трудности и проблемы. Но я уверен, что их возможно преодолеть. А теперь отвечайте без экивоков — кто из вас способен предложить лучший выход?

В следующий момент у металлической ограды над подземельем появилась исполняющая обязанности привратницы Лиррин и помахала рукой, привлекая к себе внимание.

— Что там такое? — спросил Теллуринон.

— Пришла Леди Сараи, — ответила Лиррин. — Она хочет повидать Мерет или любого другого чародея.

— Попроси ее зайти позднее, — ответил Теллуринон.

Лиррин кивнула и удалилась вверх по ступеням.

— Надо найти другое, более безопасное средство, нежели второй Черный Кинжал, — сказала Мерет, когда девушка исчезла из поля зрения.

— Существует набор чрезвычайно могущественных магических средств, — заметил Тобас. — Неужели Кинжал и их нейтрализует?

— По всей вероятности, да, — со вздохом ответил Теллуринон. — Мы швыряем в эту чертовку заклинаниями с той самой секунды, как услышали ее имя. Но то, с чем не справляется Черный Кинжал, по-видимому, нейтрализует сама Табеа. У нее реакция и зрение кошки, обоняние собаки, сила нескольких мужчин и множество жизней. Ее придется убивать несколько раз. Если мы хотим уничтожить злодейку, единственной смертью ограничиться не удастся. Кроме того, девчонка останется серьезной противницей даже без Кинжала.

— Но, отняв у нее Кинжал, мы получим массу возможностей, — заметил Геремон Маг. — Она лишится защиты от чародейства.

— Но некоторые способности у нее сохранятся, — ответила Мерет. — Табеа останется волшебницей и ворлоком одновременно, а чародейство, как все мы знаем, в подобных случаях неэффективно. Чтобы действовать наверняка, нам придется использовать поистине убойные средства.

— В нашем распоряжении куча убойных средств, — сказал Тобас, — вплоть до заклинания Клокочущей Погибели. Более убойного средства я не знаю.

— Стоит ли прибегать к крайним мерам? — пробормотал Теллуринон.

— Что это за штука — заклинание Клокочущей Погибели? — полюбопытствовала Мерет.

— Не обращайте внимания, — сказал Тобас. — Мы его использовать не станем.

— Тобас, я слышал, что вы — эксперт по вопросам антимагии. Это правда? — спросил Геремон.

— Не совсем, — ответил молодой чародей. — Просто у меня есть замок, расположенный в таком месте, где чародейство не действует.

— Замок? — переспросила Мерет. — В месте, где магия бессильна?

— Во всяком случае, чародейство. Волшебство там работает, а об остальных не знаю. У меня нет желания ради эксперимента тащить туда банду теургов или колдунов.

— Но это действительно место, где чародейство не действует? — продолжала сомневаться Мерет. — Я думала, что рассказы о подобных явлениях — не более чем легенды.

— Нет, нет, — заверил ее Тобас. — Это — реальность. И зону эту сознательно создал какой-то чародей. Существует заклинание, способное навсегда вывести определенную территорию из-под влияния чародейства.

— И вы его знаете?

— Слава богам — нет! Но даже если б и знал, то использовать никогда не стал бы. Только подумайте, Мерет, в каком-то месте чародейство становится бессильным. Бессильным навеки. То, которое мне известно, существует уже несколько столетий и занимает половину горного склона и часть долины. Там мы ничто. Там чародеи превращаются в самых обычных людей. Я не желаю, чтобы в Мире существовали другие подобные зоны, особенно в таком городе, как Этшар!

— Да, лучше не надо, — согласилась Мерет.

— Однако если бы нам удалось залучить Табеа в ваш замок, — вмешался Геремон, — она превратилась бы в обыкновенную злобную девицу?

— Не знаю, — ответил Тобас. — Очень трудно судить, какие магические эффекты являются перманентными, а какие требуют постоянной магической подпитки. Если вы, допустим, наложили на себя заклинание Вечной Молодости сто лет назад, это не означает, что, попав в мой замок, вы состаритесь сразу на целый век. Просто ваше старение пойдет обычными темпами. Поэтому я не знаю, утратит Табеа приобретенные качества или нет.

— Кроме того, как нам ее туда заманить? — добавила Мерет.

— Может быть, Переносящий Гобелен? — высказал предположение Геремон. — Помнится, Тобас говорил, что у него есть такой?

— Даже два, — ответил молодой человек. — Комплект. И один действительно ведет в мертвую зону, но без него я обойтись не могу. Кроме того, я не сумею его сюда доставить.

— Не можете? — презрительно фыркнул Теллуринон. — Ставите свои эгоистичные интересы выше интересов Этшара и Гильдии? В какой же части Мира находится ваш Гобелен, если вы не можете его сюда доставить?

— Вся проблема в том, Гильдмастер, — начал Тобас, — что мой Гобелен находится вне Мира, он там, куда можно попасть только через второй Гобелен. И я не могу доставить первый Переносящий Гобелен сюда, поскольку он является единственными выходом из ниоткуда.

— А-а… — протянул Теллуринон и задумчиво погладил бороду.

— Неужели такое возможно? — спросил Геремон. — Я никогда ничего подобного не слышал.

— А у меня нет никаких сомнений, — сказал Теллуринон. — Лгать Тобасу ни к чему, и, кроме того, Переносящие Гобелены всегда были артефактами с весьма ненадежными и непредсказуемыми свойствами. Именно поэтому мы их сейчас не используем.

— А я-то думала, все дело в цене, — пробормотала Мерет.

— И это, конечно, тоже, — согласился Теллуринон. — Но во время Великой Войны со стоимостью и надежностью не считались. И этих треклятых ковров наткали целую уйму. Значительная их часть работала с перебоями. Примерно половина могла перемещать людей только в определенное время суток при соответствующей погоде. И если вы вступали в Гобелен не вовремя, то оставались в нигде до тех пор, пока освещение и общий антураж не начинали полностью соответствовать изображению. Нашелся один идиот, который ухитрился исказить конфигурацию звезд за окном, и астрологи очень долго искали, что же в гобелене не так. Тем временем люди, вступившие в него триста лет назад, все еще болтаются в бесконечности и вылезут оттуда лишь через несколько десятилетий, да и то только в том случае, если комната, изображенная на ковре, сохранится в неизменном виде.

— У меня имеется некоторый опыт по этой части, — заметил Тобас. — Переносящие Гобелены действительно весьма ненадежны.

— Но вы же доверились одному, чтобы вернуться из вашего ниоткуда, — вставил Геремон.

Тобас в ответ только пожал плечами.

— А что, если мы дадим Тобасу еще один Переносящий Гобелен, который он повесит в своем что-бы-это-ни-было, а изображение мертвой зоны доставит нам? — предложила Мерет.

— Но где мы раздобудем еще один? — спросил Геремон. — Ведь на изготовление потребуется целый год.

'— Теллуринон говорит, что во время Великой Войны их наткали великое множество, — продолжала Мерет. — Что с ними случилось?

— Хммм… — растерянно помаргивая, протянул Теллуринон.

Широкая улыбка расплылась по физиономии Тобаса.

— Знаете, — сказал он, — я временами удивлялся, как это некоторые Гильдмастеры ухитряются покрывать большие расстояния за очень короткое время, тогда как левитирующими их никто никогда не видел.

— Возможно, некоторое количество старых Гобеленов еще используется, — признался Теллуринон. — Но их очень мало. Кое-какие места, вытканные на них, давно перестали существовать, и эти гобелены как транспортное средство стали бесполезны.

— А нельзя ли оказаться в прошлом? В том времени, когда это место еще существовало? — поинтересовался Геремон.

— О нет, — ответил Теллуринон. — Переносящие Гобелены не могут перемещать человека во времени. Они не настолько могущественны. Если место больше не существует, они просто перестают действовать.

— И все же наверняка есть такие, которые продолжают работать, — не унималась Мерет. — Почему бы не отдать один из них Тобасу в обмен на тот, что ведет в мертвую зону?

— Думаю, попытаться можно, — неохотно произнес Теллуринон. — Но Гобелены — собственность Гильдии, и мне надо посоветоваться с… с другими.

— А не поставит ли Гильдия свои эгоистические интересы выше интересов Этшара? — с ухмылкой поинтересовался Тобас.

— Увидим, — раздраженно буркнул Теллуринон. — Но если мы даже доставим сюда ваш пресловутый Гобелен, Тобас, то каким образом мы заманим в него Табеа?

— Сможет ли она вообще вступить в Переносящий Гобелен, если с ней будет Черный Кинжал? — спросил Геремон.

— Кстати, если мы намерены заманить ее в Переносящий Гобелен, то к чему все эти разговоры о мертвой зоне? — встрепенулся Тобас. — Вы помните о ковре, на котором перепутано месторасположение звезд, Гильдмастер? Пусть наша самозванка тоже исчезнет на несколько десятилетий.

— Я сомневаюсь, что Гобелен станет работать в присутствии Черного Кинжала, — продолжал Геремон. — Мы рискуем навсегда уничтожить ковер.

— А я думаю, что Табеа ни при каких обстоятельствах не войдет в Гобелен, — заметила Мерет.

— Предлагаю поискать другое решение, — заключил Тобас.

— Почему бы нам не сделать перерыв и не продумать все как следует? — спросил Геремон. — Встретимся через несколько часов. Может быть, у кого-нибудь появятся свежие идеи.

— А тем временем я выясню, что хотела Леди Сараи, — сказала Мерет.

Чародеи встали со своих мест и направились к выходу. Продолжение дискуссии было отложено.

Глава 33

Для всех посторонних Леди Калтон просто перестала существовать.

Вместо нее появилась молодая женщина с широким смуглым лицом, гораздо менее привлекательным, чем у Сараи. Женщина была одета в невзрачное платье — самое плохое из тех, что нашла Мерет. Она бродила по широким мраморным коридорам дворца и, широко раскрыв рот, дивилась его великолепию.

Те, кто встречал эту растрепу с отвисшей челюстью, ни за что не заподозрили бы в ней аристократку или шпионку. Но говоря по правде, ни один из встреченных ею бродяг и нищих вообще не обратил на нее никакого внимания — подумаешь, еще одна оборванка, перебравшаяся на житье в коридоры дворца.

Сараи была ужасно довольна. Перемена облика удалась на славу. Она в долгу перед Алгарином от Длинной Стены, или, лучше сказать, она простила ему все прошлые обиды.

Девушка обратилась за помощью к Мерет, но та не владела подходящими заклинаниями. И тогда, к немалому изумлению присутствующих, Алгарин предложил свои услуги.

Но самым главным подарком, полученным Сараи от чародеев, оказался рассказ Мерет о споре в подвале, после того как всех лишних выпроводили из Дома Гильдии.

Мерет не открыла девушке секретов Гильдии, но подтвердила то, что Сараи начала подозревать после непроизвольного подслушивания. Источником могущества Табеа является Черный Кинжал. Чародейством самозванка не владеет, каких-либо заклинаний не творит, но использует Кинжал для похищения различных видов магии.

Но и другими магическими искусствами Табеа до конца не владеет.

Мерет также говорила — и довольно презрительно, надо сказать — о прожектах, связанных с уничтожением Табеа. Сараи узнала, что у чародеев нет контрзаклинания против заклятия Черного Кинжала и средств, чтобы обезоружить или убить его хозяйку. Гильдия, конечно же, найдет какой-нибудь выход, но пока средств борьбы с "Императрицей" не существует.

Услышав это, Сараи не очень-то удивилась. В некоторых отношениях Гильдия Чародеев была весьма и весьма эффективной организацией, но данное дело оказалось ей явно не по зубам.

Впрочем, Табеа была не по зубам всем, включая Сараи. Девушка почувствовала это особенно ясно, когда с тоской бродила по переходам дворца. Даже победители — самые отбросы общества не чувствовали себя комфортно. Они перебрались во дворец не как новоявленные аристократы, а как лишенцы, обнаружившие новое убежище — своего рода замену Полю у Пристенной Улицы. Со смешанным чувством раздражения и изумления Сараи обнаружила, что захватчики в основном не решились вторгнуться в частные апартаменты и спальни. Жилище ее семьи осталось нетронутым, так же как и большинство помещений, оставленных бежавшими с Эдердом придворными. Более того, аристократов, оставшихся во дворце, никто не обижал.

Пришельцы устраивались в коридорах, на лестничных клетках, в залах для аудиенций и рабочих комнатах. Постелей у них не было, и они спали на коврах, одеялах, сорванных с окон занавесях или снятых со стен гобеленах. Они ели и пили там, где придется, или, вернее, в том месте, где в их руки попадала жратва. Дворцовые слуги время от времени обходили все помещения с подносами, полными всяких разносолов.

Во дворце полностью отсутствовали даже признаки какой-либо организации. Люди сидели там, где им заблагорассудится, или слонялись без дела. Они болтали, играли в кости и, как заметила с отвращением Сараи, крали пожитки соседа, когда тот отворачивался или терял бдительность.

Неужели это новые правители города?

После двухчасовой экскурсии по дворцу Сараи зашла в Большой Зал и, посмотрев на Табеа в деле, поняла, что именно здесь собрались подлинные Верховные Правители. Те, что ютились в коридорах, были паразитами и дармоедами, подобно мелкой аристократии прошлого.

Но и то, что она увидела здесь, особого энтузиазма не вызвало. Табеа вела дела так, словно разрешала споры непослушных детей. "В некоторых случаях такой метод просто незаменим, — подумала Сараи, — но чаще всего он оказывается неприемлемым". Кроме того, Табеа явно не собиралась делегировать ответственность. Никто не проводил для нее отсева второстепенных дел, и "Императрица" работала и как Правительница, и как Министр Справедливости, одновременно выполняя обязанности еще полудюжины придворных чинов.

Сараи стала свидетельницей того, как Табеа рассматривала дело женщины, обвиняющей пьяницу в похищении одеяла, принимала представителя Совета Ворлоков, интересовавшегося планами Правительницы и спросившего, не следует ли ей выплатить компенсацию, если она действительно убила Инзу Ученицу, и с любопытством проследила за реакцией "Императрицы" на жалобу делегации торговцев с Рынка у Больших Ворот об отсутствии в городе вооруженной охраны.

Табеа дала пьянице три секунды, чтобы вернуть украденную вещь. Отказ стоил алкашу сломанной руки — "Императрица" лично отняла у него спорное одеяло.

Она с легким сердцем призналась, что убила Инзу Ученицу, но не сожалеет об этом. Убийство явилось государственной необходимостью, в силу чего о возмещении не может быть даже речи. Далее Табеа сообщила, что не желает делиться своими планами ни с кем, включая ораву паршивых ворлоков. Они могут подождать, как и все остальные граждане, или пойти к предсказателю. Нет, она ничего не имеет против ворлоков, которые имеют полное право оставаться в городе и заниматься своими делами до тех пор, пока не вызовут неудовольствия "Императрицы". Представителю ворлоков все это не понравилось, но у него не было другого выхода, кроме как молча откланяться.

У торговцев Табеа поинтересовалась, насколько усилился вандализм в результате отсутствия охраны.

— Не знаю, — ответил глава делегации, а его товарищи обменялись растерянными взглядами.

— Пока не усилился, — тихо пробормотал один из них.

Однако Табеа его услышала.

— Значит, вы считаете, что при моем правлении воры окончательно обнаглеют? — вызывающим тоном спросила она. В зале немедленно воцарилась мертвая тишина.

Делегаты неуверенно переминались с ноги на ногу, бросая косые взгляды на "Императрицу". Наконец один из них заговорил, и заговорил намного смелее, чем ожидала Леди Сараи.

— Я считаю, что все городское жулье сейчас ошивается здесь, — сказал он. — Закончив грабить дворец или уяснив, что это никому не дозволено, они вернутся на Рынок.

— А если они поймут, что в грабежах и кражах нет больше необходимости? — парировала Табеа. — А если они поймут, что новое правительство неизмеримо щедрее бывшего, и, получив возможность вести достойную жизнь, откажутся от воровства?

— Я знаю только одно, — ответил храбрый торговец. — Воры были всегда, и хочу, чтобы меня от них защищали.

— У вас есть я, — сказала Табеа. — Большего вам не требуется.

По выражению лица торговца было ясно, что он не считает "Императрицу" — какими бы способностями она ни обладала — равноценной заменой нескольких тысяч солдат. Однако нервы, по-видимому, сдали, и храбрец промолчал.

Маленький человечек, исполняющий роль Министра Двора и управляющего делами, выпроводил делегацию из зала.

Следующей в очереди оказалась женщина, заявившая, что ее насильно выселили из дома. Пока просительница объясняла суть жалобы, Сараи размышляла по поводу увиденного и услышанного.

Конечно, Табеа не дипломат. Доказательство — ее поведение в отношении ворлоков и купцов. Разбор кражи вызывал интерес. Табеа ни секунды не колебалась, прежде чем приказать пьянице вернуть одеяло. Неужели она сразу определила, кто именно врет?

Конечно, нельзя исключать, что магические способности позволили ей мгновенно отличить правду от лжи, не прибегая к услугам экспертов.

Но с другой стороны, она могла действовать по наитию или считать, что обвиняемый обязательно виноват. Кроме того, есть вероятность, что Табеа вообще отдает предпочтение женщинам или терпеть не может пьяных и пьяниц. Но делать выводы еще рано…

Ее размышления прервал непонятный свист. А в следующее мгновение черная стрела вонзилась в горло Табеа — "Императрицы" Этшара-на-Песках.

Сараи видела, как кровь стекает на нелепый наряд "Императрицы". Табеа, стоящая с судорожно открытым ртом и торчащей из горла стрелой, казалась девушке ужасной пришелицей из иного мира. Сзади послышался шум. Кто-то спускался по лестнице так поспешно, что спуск, скорее, походил на падение. Скоро шаги бегущего лучника уже доносились из нижнего коридора. Стук каблуков в гробовой тишине зала разносился как отдаленные удары грома.

Табеа подняла руки и вырвала стрелу из горла. Кровь хлынула широкой струей, пропитывая платье и заливая подиум. Кто-то закричал, и через мгновение этот единственный крик превратился в вой, вопли и стенания множества голосов.

"Императрица" скорчилась и, пошатываясь, шагнула вперед. Затем ее силы начали восстанавливаться, и она выпрямилась.

Сараи увидела, как зияющая рана начала затягиваться и кожа на шее Правительницы вновь стала бледной и гладкой.

— Откуда стреляли?! — злобно выкрикнула Табеа. Голос ее звучал намного тверже обычного.

Несколько пальцев указали нужное направление, и Табеа помчалась через зал, зажав в руке окровавленную стрелу. Ярость "Императрицы" внушала ужас. Все присутствующие вне зависимости от чина и звания поспешно попятились. Сараи тоже отступила в сторону.

Девушка не могла не признать, что заживление раны было весьма эффектно. Табеа обладала внушительной магической силой, если, конечно, все это произошло в реальности и не явилось простой иллюзией. Сараи повернулась к трону.

На подиуме стояли лужи крови. Значит, если это иллюзия, то иллюзия перманентного действия. На каменном полу зала виднелись красные капли. Они повторяли путь Табеа от подножия трона к лестнице.

Сараи больше не думала, что перед ней фантазмы. Интересно, кто же убийца и почему он решился на столь отчаянный шаг? Может быть, его послал Лорд Торрут? Спасется ли он, или Табеа его схватит?

Если произойдет последнее, этот человек умрет. И остается надеяться, что его смерть будет быстрой и не очень мучительной.

Девушка еще раз огляделась. Министр Двора и наиболее храбрые просители толпились у подиума, изумленно глазея на быстро высыхающие лужи крови. Сараи подумала о ворлоке, купцах, пьянице со сломанной рукой, о Рынке и Больших Воротах, оставленных без охраны, о ворах и нищих, заполонивших коридоры дворца. Она подумала об "Императрице", бросившей все дела, чтобы лично схватить убийцу. Табеа не могла поступить иначе, потому что в ее распоряжении не было солдат, традиционно выполняющих эту работу, и нет магов, способных выследить и уничтожить нападавшего.

Нет, так управлять городом нельзя. Даже отметая вопрос о праве Табеа на престол, становилось ясно, что эта кровожадная молодая особа просто не знает, как следует вести дела.

Самозванку неизбежно свергнут, но сделать это, пока ее защищает Черный Кинжал, весьма непросто. Доказательства — эпизод со стрелой и сообщения Мерет о многократных и безуспешных попытках Гильдии Чародеев изыскать эффективное средство уничтожения узурпаторши.

Сараи задумчиво посмотрела на лестницу, где скрылась "Императрица". Теперь по крайней мере ясно, с чего следует начинать. Если злодейку охраняет Черный Кинжал, значит, его надо куда-то спрятать.

Но Табеа прекрасно знает о существовании подобной опасности. Отнять у нее магическое оружие будет очень и очень трудно.

Однако способ изъять его найти придется. И Сараи сама возьмется за дело.

"Легко сказать это, — со вздохом подумала девушка. — Я даже понятия не имею, с какой стороны подступиться к нашей новой Правительнице".

Глава 34

Позвольте, я помогу вам, Ваше Величество, — сказала Сараи и потянулась к залитой кровью мантии Табеа.

— Благодарю, — ответила "Императрица", расстегивая застежку.

Сараи свернула одежду. Полузасохшая кровь испачкала руки, а несколько капель даже упало на пол.

— Я раньше не видела тебя среди моих слуг, — заметила Табеа, снимая пряжку пояса и отбрасывая его в сторону. Стянув с себя липкое, мокрое платье, она спросила: — А где же Лет? Где Иста?

— Не знаю, Ваше Величество, — ответила Сараи. — Я оказалась поблизости и решила помочь вам.

Оставалось надеяться, что ни Лет, ни Иста, если появятся, не узнают ее и не определят по голосу, кто она на самом деле.

Обе горничные в основном обслуживали Верховного Правителя и его семью. Но Леди Калтон они, безусловно, знали.

Лет и Иста устали, отмывая пол в тронном зале, и на вызов "Императрицы", если таковой последует, торопиться не будут. Это последнее нападение с попыткой отсечения головы оказалось самым кровавым по сравнению с предыдущими покушениями.

Сараи все видела — она давно незаметно следовала за Табеа, наблюдая за повседневной деятельностью "Императрицы". Покушения не могли пройти мимо ее внимания. Сараи решила узнать о Табеа как можно больше, ей хотелось быть рядом, когда самозванка умрет, чтобы сразу восстановить порядок. И конечно же, она следовала за Правительницей для того, чтобы завладеть Черным Кинжалом, если представится благоприятный случай.

Сараи наконец придумала, как это осуществить: для того, чтобы улучить момент, ей придется разыгрывать роль служанки.

Скорее всего девушке не следовало смотреть на процесс обезглавливания, но зрелище оказалось настолько захватывающим, что она не смогла отвести глаз. Когда меч убийцы отсек голову и вышел с противоположной стороны шеи, Сараи решила, что с этим не совладает даже магия Табеа. Но заблуждалась она недолго. Когда клинок выходил у затылка, рана на горле уже начала затягиваться, так что голова Правительницы ни на мгновение не была отделена полностью. А в следующий миг Табеа уже выхватывала из ножен Черный Кинжал.

Каждый раз, когда кто-то покушался на ее жизнь, "Императрица" бросалась в погоню за нападавшим и в двух случаях из трех сумела убить несчастных.

По крайней мере столько насчитала Сараи. Табеа схватила лучника, и, судя по репликам, которыми обменивались придворные, от ее рук не ушел смельчак, осуществивший последнее покушение.

"Императрице" не удалось поймать тех, кто нападал на нее с помощью магии. Но Черный Кинжал нейтрализовал все заклинания чародеев, а сама Табеа отражала попытки причинить ей вред с помощью волшебства и ворлокства.

Она не притрагивалась к отравленной пище или по крайней мере к блюдам, которые считала отравленными. Сараи не находила этому объяснения.

Впрочем, нельзя было исключать, что в иных случаях Табеа спокойно поглощала отравленные яства, так и не сумев определить присутствие яда.

Чародеи очень надеялись, что некоторые покушения, в первую очередь магические, оставаясь незамеченными, похитили у Табеа одну или несколько жизней. Но Сараи этому не поверила — она считала, что магия и яды не могут умалить жизненные силы "Императрицы".

Если девушка правильно поняла механизм действия Черного Кинжала — в чем она сомневалась, получая информацию из третьих рук (от Мерет или от одной из жен Тобаса), — то Табеа, убивая, приплюсовывала жизнь жертвы к своей. А получая рану, смертельную для обычного человека, одну из своих жизней теряла.

Следовательно, потеряв три жизни, она сумела восстановить две, прирезав своих врагов, — ни одному из них ни удалось выбраться из дворца.

"Какой ужас должны были испытать эти люди, — думала Сараи, — когда, оглянувшись, видели позади себя жуткую, залитую кровью и размахивающую страшным Черным Кинжалом фигуру женщины, которую они только что убили".

Сегодня, успешно завершив очередную погоню, Табеа вернулась в свои покои, чтобы сменить одежду и вымыть волосы. Канцлера и других приближенных она отослала прочь, чтобы привести себя в порядок без свидетелей.

Именно такого момента терпеливо ждала Сараи — когда Табеа бросилась догонять убийцу, она поспешила в личные покои "Императрицы", чтобы наполнить мраморную ванну и подогреть воду.

— Ванна готова, Ваше Величество, — сказала девушка. — Простите, если вода недостаточно теплая, обычно я не занимаюсь такой работой.

— Уверена, все в порядке, — устало произнесла Табеа и, передав Сараи свою нижнюю юбку, отправилась в ванную комнату. Там она освободилась от белья и шагнула в воду.

— Немного холодновато, пожалуй, — заметила она. — Подлей-ка немного кипятка, как тебя там.

— Меня зовут Фареа, Ваше Величество, — сказала Сараи.

Она отложила в сторону пропитанные кровью одежды, сняла с огня котелок и принялась лить кипяток в ванну, помешивая воду свободной рукой.

Надо сделать так, чтобы Табеа чувствовала себя комфортно, чтобы ощутила потребность как можно дольше нежиться в тепле.

— Почему ты так волнуешься, Фареа? — спросила вдруг "Императрица".

Сараи подняла на нее удивленный взгляд.

— Не бойся, — продолжала Табеа, — я не причиню тебе зла.

— Ну конечно же, нет, Ваше Величество. Но на меня подействовал вид крови.

— Вы здесь, Ваше Величество? — спросил кто-то.

Сараи оглянулась на голос, а Табеа крикнула:

— А, Лет! Помоги-ка мне вымыть волосы.

Сараи, поклонившись, собрала грязную одежду и пятясь вышла из ванной. Лет бросила на нее удивленный взгляд и обратила все свое внимание на госпожу.

Свернув окровавленное платье в комок, Сараи вынесла его в коридор. Судьба этих тряпок ее не интересовала. С ролью служанки покончено. Через несколько секунд она получит то, к чему долго стремилась. Вернувшись к ванной комнате, она сунула голову в дверной проем и спросила:

— Хотите, я закрою дверь, чтобы вам не дуло?

— Да, да, Фареа, благодарю, — ответила Табеа, махнув рукой.

Сараи тут же прикрыла дверь, не хлопая, но очень плотно. Бросившись к поясу, лежащему там, куда его швырнула "Императрица", она выдернула из ножен Черный Кинжал, извлекла из кармана обычный поясной нож и заменила им магическое оружие. Тщательно спрятав Черный Кинжал под юбкой, она огляделась, желая удостовериться, все ли в порядке.

Осматривая комнату, девушка краем глаза заметила свое отражение в зеркале; вначале она просто не обратила на него внимания, но уже в следующее мгновение изумленно уставилась на стекло.

Ее магическая маска исчезла. Из зеркала на бывшую служанку Фареа смотрела Леди Сараи.

Сомнений не было, это сделал Черный Кинжал. Он нейтрализовал действие заклинания Транфигурации.

Значит, она не может здесь оставаться — хотя в планы Сараи это и не входило. Довольно быстро, но не настолько, чтобы привлечь внимание, девушка выскользнула в коридор, не забыв закрыть за собою двери.

Затем, не спеша, стараясь ничем не выделяться, она спустилась на первый этаж и через пару минут оказалась на Кольцевой Улице.

Итак, она сделала это. Черный Кинжал у нее. Что дальше? Самое главное — не спешить и все хорошенько продумать. На первый взгляд логичнее отправиться в Дом Гильдии на Большой Улице и сообщить чародеями, что Табеа обезоружена. Однако Сараи не всегда руководствовалась простой логикой.

Пока не ясно, станет ли теперь магия действовать против Табеа? Во-первых, сила "Императрицы" останется прежней, даже если не приплюсовывать к ней новые жизни. Во-вторых, Сараи сомневалась, что город выиграет, если слава победителей достанется чародеям. Девушке не нравилась Гильдия, сколько бы симпатии ни вызывали ее отдельные члены. Гильдия утверждает, что в политику не вмешивается, однако, узнав, что Кинжал похищен, чародеи тут же умертвят самозванку. Но это и будет вмешательство в политику. Как бы то ни было, но Табеа в данный момент — Верховный Правитель города. Возникает весьма неприятный прецедент: Гильдия Чародеев убивает действующего монарха, оставаясь безнаказанной.

Более того, Гильдия не только останется безнаказанной, но наверняка потребует за свою службу вознаграждение. Она станет претендовать на определенную роль в управлении городом или захочет материального выражения благодарности. Сараи ни секунды не сомневалась, что, несмотря на заверения о невмешательстве в политику и утверждения, что смерть Табеа всего лишь символ, чародеи выставят Верховному Правителю непомерно высокие требования за якобы оказанную ему услугу.

А что, если они захотят получить Черный Кинжал? Сараи нахмурилась. Эта мысль была ей не по душе. Чародеи, конечно, и так опасны. Но зачем, спрашивается, предоставлять им дополнительное могущество? Конечно, не исключено, что Черный Кинжал действует лишь в руках Табеа, и она, обнаружив исчезновение магического оружия, сделает себе новое. Если так, то нельзя терять ни секунды. Но Сараи ужасно не хотелось отдавать Черный Кинжал чародеям. Она знала, что независимо от происхождения и свойств оружия Гильдия мечтает его заполучить.

Что же, у чародеев много вещей, которые они не хотят использовать на благо города. А если попытаться обменять Кинжал на здоровье отца и брата…

Все варианты следует тщательно продумать, поэтому отправляться в Дом Гильдии еще рано.

Да, но где же в таком случае укрыться? "У Лорда Торрута, — подумала девушка. — Надо сказать ему, что засылать смертников-убийц уже не имеет смысла". Теперь для решения проблемы хватит одного-единственного заклинания. Сараи догадывалась, что убийц направлял Лорд Торрут. Проиграв открытую схватку, он ушел в подполье, но борьбы так и не прекратил.

Оставался вопрос: где его найти? Начинать, очевидно, следует с казарменных башен, решила Сараи и направилась в сторону Рынка у Больших Ворот.

Но по пути ее осенила одна идея. Обычные мечи, кинжалы и стрелы не способны убить Табеа до тех пор, пока у той имеются запасные жизни. Но что случится, если ее прирезать Черным Кинжалом? Не отнимет ли он все ее жизни одним ударом?

Может быть, и нет. Попытка связана с ужасным риском, и смертельно рискованна для обычного человека. Он будет просто раздавлен той мощью, которую сумела накопить "Императрица".

Однако, если кто-то, используя Черный Кинжал, станет сильнее Табеа, попытаться можно.

Конечно, убивать магов и даже простых людей для этого не с руки. Но если найдется несколько осужденных на смерть преступников…

Интересно, действует ли Кинжал на животных? Сараи вспомнила о кошках, собаках и даже одном голубе, найденных с перерезанным горлом. Табеа по крайней мере экспериментировала с животными. Кстати, обладая силой быка, можно, пожалуй, бросить ей вызов.

Но этот человек — новый обладатель Кинжала — ни в коем случае не должен превратиться в угрозу для города и пытаться изменить порядок, установленный Эдердом Четвертым и его предками.

А это значит, что он должен быть очень похож на Сараи.

Оказавшись на Большой Улице, девушка, не замедляя шага, бросила взгляд на дом, принадлежавший когда-то Серему Мудрому.

* * *

А в Доме Гильдии Тобас, стоя на площадке, огороженной металлическими перилами, недовольно пробормотал:

— Не нравится мне эта затея.

Стоявшая рядом Мерет нервно покосилась на молодого человека, а затем вновь сосредоточила свое внимание на Теллуриноне.

Гильдмастер что-то напевно бубнил, сидя на небольшом коврике. Перед ним в воздухе висел атамэ, острие которого было обращено в сторону серебряной чаши, покоящейся на невысоким треножнике из кованого железа. В чаше клокотала жидкость. Под треножником лежал меч. Вся эта конструкция была окружена петлей из изрядно потертой веревки.

— Что ж, — сказала Мерет. — Если чародейство вообще способно убить Табеа, без этого заклинания не обойтись.

— Не знаю, — откликнулся Тобас. — Будем надеяться, что оно хотя бы не прикончит всех нас.

— Я думаю, вы преувеличиваете, — заметила Мерет. В глубине души Тобасу очень хотелось, чтобы она произнесла эти слова более уверенным тоном.

— Увы, — сказал Тобас. — Секрет контрзаклинания потерян лет четыреста назад, и с тех пор никто не пытался применить эти чары. А в книге мага Деритона, которую я унаследовал, рядом с этим заклинанием стоит запретительная пометка, начертанная красными рунами.

— Но все учтено, — успокоила его Мерет. — Как только Табеа умрет, ворлоки соберут останки и выбросят через ваш Гобелен в мертвую для чародейства зону.

— А вы уверены, что ворлоки все сумеют собрать? И где гарантии, что Гобелен сработает так, как надо? А что мы станем делать, если Переносящий Гобелен, вместо того чтобы перебросить Клокочущую Погибель в мертвую зону, просто растворится в ней?

— О боги, — побледнела Мерет. — Что будет, если она действительно уничтожит наш Гобелен? Тобас, почему вы раньше этого не сказали?

— Я говорил, — со вздохом ответил Тобас. — Спорил до хрипоты и одышки, и Теллуринон обещал все обдумать. А когда я вернулся, он уже приступил к ритуалу.

— О… Но если это настолько опасно… Как он мог? Тобас развел руками.

— Он подавлен и не знает, что делать. Целое шестиночье мы пытаемся поразить Табеа различными заклинаниями, но они нанесли ей еще меньше вреда, чем лучники Лорда Торрута. Кстати, вы слышали о его заточенном как бритва колесе? Агенты доносят, что Табеа пришла в себя только через пять минут.

Мерет скривилась от отвращения.

— Так или иначе, — продолжал Тобас, — Теллуринон всю свою жизнь изучал самые убийственные заклинания, заклинания настолько опасные, что использовать их нельзя. И вот наконец нашелся объект, на котором можно экспериментировать. А спешка объясняется очень просто: Гильдмастер боится, что второй возможности мы ему не дадим. И все же я сомневаюсь, что стоило применять заклинание Клокочущей Погибели.

— В таком случае почему бы вам его не остановить?

— Перестаньте, пожалуйста. Вы прекрасно знаете почему, — пристыдил ее Тобас. — Вам когда-нибудь приходилось прерывать магический ритуал?

— Хм… Однажды такое случилось. — От этого воспоминания Мерет передернуло, — Я была еще ученицей. По счастью, никто не погиб.

— Значит, это была магия очень низкого порядка.

— Самого низкого.

Тобас кивнул.

— Вы когда-нибудь видели огненную башню?

Мерет подняла на него изумленный взгляд:

— Я думала, что в действительности никакой башни не существует.

— Существует, и даже очень, — ответил Тобас. — В горах к юго-востоку от Двомора. Ее видно с любой стороны на расстоянии десятков лиг. Эта огненная башня просто полыхает и полыхает, выбрасывая пламя из голых скал и заливая светом всю округу. Она возникла восемьсот лет назад и, если верить легендам — не поклянусь в их правдивости, — является результатом ошибки в заклинании второго или третьего порядка. Заурядное заклинаньице, которое употребляется при заточке меча или что-то в этом роде.

— Да, но…

— Если же говорить обо мне, — прервал ее Тобас, — то я никогда не забуду, что все спригганы — а их сейчас сотни, если не тысячи, — бегающие вокруг нас и досаждающие людям, — мое творение. Я перепутал один-единственный жест в Призрачном Фантазме Люгвайлера.

— Но…

— И я уж молчу о том, — с нажимом продолжил Тобас, — что все проблемы с Табеа и Черным Кинжалом — результат ошибки в ритуале атамэзации.

— Итак, останавливать Теллуринона вы не желаете, — заключила Мерет.

— Правильно. Он творит заклинание десятого, а может быть, одиннадцатого порядка. Будет достаточно скверно, если оно просто удастся.

— А что произойдет, если оно не получится? — спросила Мерет. — Ведь Теллуринон может ошибиться сам.

— Кто знает, — пожал плечами Тобас. — Кровь дракона, яд гадюки, убивший женщину меч, веревка с виселицы… это весьма мощные ингредиенты.

— А как заклинание работает?

— Что же, — со вздохом начал Тобас, — в конце концов это варево в котелке выдаст каплю жидкости, которую следует заключить в золотой сосуд величиной с наперсток. Капля безвредна, пока находится в золотом сосуде. Но если ее вылить оттуда, сознательно или ненароком, заклинание вступает в силу. Клокочущая Погибель уничтожает все, к чему прикоснется. Но самое главное, что после этого она не исчезнет, а начнет медленно увеличиваться до тех пор, пока не найдется способ остановить ее.

— И мы таких средств и способов не знаем, — поставила точку Мерет.

— Верно. Если, конечно, не сработает план Теллуринона выкинуть останки Табеа в мертвую зону.

— А не может ли Черный Кинжал нейтрализовать Клокочущую Погибель?

— Кто знает? — пожал плечами Тобас.

— И все-таки я не поняла, — задумчиво произнесла Мерет. — Клокочущая Погибель образует нечто вроде постоянно растекающейся лужи? Так?

— Именно.

— Но каким образом она остановит Табеа? Мы что, собираемся толкнуть "Императрицу" в лужу?

— Нет, — с презрительной гримасой ответил Тобас. — Теллуринон намерен вылить свое варево ей на голову.

Мерет частенько приходилось возиться с трупами и иными малоприятными объектами, включая отвратные жидкости органического происхождения. Более того, помогая вести дела Лорду Калтону и его дочери, ей доводилось видеть такое, что другие, более чувствительные особы, и представить себе не могли. Тем не менее, услышав об идее Гильдмастера вылить Клокочущую Погибель на чью-то голову, чародейка брезгливо поморщилась.

— Фу… — не выдержала она и, подумав еще мгновение, спросила: — Но каким же образом?

— С помощью ворлоков. Как только жидкость будет готова, ворлоки доставят ее во дворец и выплеснут на Табеа. Затем, когда самозванка помрет, ворлоки схватят тело таким образом, чтобы Погибель ни на что не попала и выкинут его через Переносящий Гобелен. Гобелен уже подготовили. Сейчас он в скатанном виде хранится в тайнике около дворца.

— А нельзя ли отправить ее через Гобелен живьем? Тогда Клокочущая Погибель вообще не потребуется.

— Может быть, и можно, — усмехнулся Тобас. — Но ворлоки высказывают серьезные опасения. Табеа сама в некотором роде ворлок и, пока жива, способна блокировать их усилия.

— Но они хотя бы пытались? — гнула свое Мерет.

— Не знаю, — пожал плечами Тобас. — Впрочем, теперь это не имеет никакого значения.

Глава 35

Сараи зажмурилась и провела ножом по горлу собаки. Животное отчаянно дернулось, пытаясь освободиться, и горячая кровь брызнула ей на руки. Но бывший Министр Следователь хватки не ослабила.

Собака билась в агонии, а Сараи ощущала, как по всему телу огненным потоком разливается новая сила. Ее хватка стала крепче, и пальцы вдавились глубже в плоть умирающего животного. Сердце неистово билось, мышцы напряглись до предела.

Собака затихла, мешком костей повиснув в ее руках, и на Сараи обрушился весь мир: в ушах послышались незнакомые звуки, зрение вдруг стало острее и четче — все предметы на фоне Поля у Пристенной Улицы как бы высветились, хотя на некоторое время цвета слегка потускнели. Никогда еще девушка так четко не различала формы и не улавливала движение.

Но самой мощной оказалась лавина запахов. Сараи одновременно улавливала их десятками, а может быть, даже сотнями. Собачья кровь, собственный пот, земляной покров Поля, нагретые солнцем камни городской стены, дым и вонь каждого дома и лавки не только на Пристенной Улице, но и в других кварталах. Она безошибочно могла определить, какие одеяла или палатки на Поле покрыты плесенью, а какие пока остаются чистыми и целыми. Более того, Сараи улавливала запах самого Черного Кинжала.

Некоторое время она стояла над мертвой собакой, втягивая в себя ароматы города и дивясь происходящему. Ей, естественно, было известно, что обоняние собак развито сильнее, чем у людей, — это знали все, но чтобы настолько… Такого Сараи представить себе не могла.

Все попытки обнаружить Лорда Торрута оказались тщетными. Казармы и караульные помещения у ворот стояли пустыми. Интересно, может быть, теперь она сумеет найти его по запаху? Сараи слышала, что собаки это умеют, но никогда не принимала всерьез подобные рассказы. Пора менять устаревшие взгляды. Она может обонять все!

Сараи чувствовала, что стала сильнее. Пес не был особенно могучим или здоровым — обычная бродячая, вечно голодная псина. Но Сараи определенно ощущала прибавление силы, когда удерживала умирающую собаку.

Табеа убила дюжину людей… Сараи попыталась представить, насколько сильной стала узурпаторша, но ей не хватило воображения.

Кроме того, Табеа прирезала несколько собак, вспомнила Сараи. Следовательно, она живет в море новых образов, запахов и звуков.

Обоняние. Именно оно объясняло некоторые необычные таланты Табеа. Это была не магия, "Императрица" просто чуяла, когда к ней приближалась, и слышала шаги не хуже сторожевой собаки. Говорят, что собаки способны улавливать страх человека и отличить врага от друга. Видимо, то же самое могла сделать и Табеа.

Еще минуту назад Сараи считала "Императрицу" могущественным и таинственным магом, способности и умения которого не поддаются разумному объяснению. Но сейчас до нее наконец дошло, что представляет из себя самозванка. Ранее Сараи считала, что, создавая Черный Кинжал, Табеа отдавала себе отчет в своих действиях и сознательно творила Злую Силу. Она считала, что преступница изучала магию и с самого начала поставила себе цель покорить Этшар. Чародеи утверждали, что Черный Кинжал всего-навсего защищает хозяйку от воздействия магических чар. Но это не так. Вся сила Табеа порождена Черным Кинжалом!

Интересно, сохранились ли ее способности после того, как она лишилась Кинжала?

Ворлоком и волшебницей новоявленная Правительница скорее всего останется — Тенерия и Каранисса утверждали, что у девчонки врожденный талант к этим видам магии. Но она не знает пока, как им правильно распорядиться.

У Табеа, конечно, останутся обоняние собаки и физическая сила всех убитых ею существ.

Сараи припомнила мертвых кошек и голубя. Неужели Табеа смогла научиться летать? А что позаимствовала у кошек?

Сараи сжала в руке окровавленный Кинжал. Она узнает это сегодня же.

Убийство кота принесло новые открытия. Силы у Сараи практически не прибавилось, нюх и зрение не улучшились, но скорость реакций и точность движений поразили девушку так же, как обоняние, полученное от собаки. Это объясняло, почему Табеа во время битвы удивительно точно реагировала на удары.

Умерщвление голубя оказалось пустой тратой времени, и Сараи поняла, почему Этшар не был усыпан дохлыми птицами.

"Следующим — решила девушка, — должен стать бык, обладающий грубой физической силой". Табеа для этой цели использовала людей, но Сараи не желала становиться убийцей.

К ее глубокому сожалению, бродячих быков на Поле не оказалось, однако купить животное было несложно — имелись бы деньги. У Сараи в поясной сумке уныло позвякивали несколько медяков. Все семейные сокровища уплыли в море вместе с отцом и братом, а жалованье Министра исчезло вслед за Лордом Толлерном и Верховным Правителем.

"Надо попробовать где-то занять", — думала Саран. Проще всего было бы направиться в Дом Гильдии, поскольку именно там собрались ее самые могущественные и наиболее богатые потенциальные союзники. Но идти туда с Черным Кинжалом за поясом девушке не хотелось. Можно доверять Мерет, да и Тобас представляется человеком разумным. Но Теллуринон, Алгарин и вся остальная братия…

Однако Тобас со своими женами жил в "Колпаке и Кинжале". Леди Сараи машинально принюхалась, по-кошачьи потянулась и передернула плечами, приводя в порядок несуществующее оперение. Затем она протерла Кинжал, засунула его в ножны и направилась в сторону Больших Ворот.

"Колпак и Кинжал" находился примерно в восьми кварталах от Рынка, если свернуть направо.

По пути Сараи своими обостренными чувствами впитывала запахи и виды города. Она могла определить, кто что в последний раз ел и как давно это было. Она улавливала малейшие движения рук или век прохожих. В боковом проулке Сараи увидела крысу. Раньше она ни за что не заметила бы такую тварь.

Поймав чей-то удивленный взгляд, девушка догадалась, что ведет себя несколько странно — постоянно озирается вокруг и принюхивается. Невероятным усилием воли она заставила себя смотреть только прямо.

В гостинице она долго ждала, пока хозяин наконец-то спросил, что ей угодно.

Сараи была уверена, что не видела раньше этого человека. "Интересно, — подумала она, — где он скрывался, когда в его заведении чародеи проводили свое собрание?"

— Я разыскиваю вашего постояльца — Тобаса из Тельвена, а если его нет, какую-нибудь из его жен.

Хозяин, почему-то помрачнев, направил ее в одну из комнат второго этажа. Сараи поблагодарила его и уже начала подниматься, когда он неожиданно сказал:

— Пожалуй, я провожу вас. Я вас не знаю, а неприятностей мне не хочется.

— Их и не будет, — ответила Сараи, но хозяин стоял на своем.

Они вместе поднялись на второй этаж и подошли к дверям комнаты, в которой поселились Тобас, Каранисса и Алоррия. Хозяин постучал.

— Да? — отозвался женский голос.

Сараи не узнала, кто говорит, так как ее новый слух непривычно четко воспринимал звуки верхнего регистра.

— Какая-то женщина желает видеть вашего мужа, — ответил хозяин.

Сараи услышала шаги, дверь приоткрылась, и из-за нее выглянула Алоррия.

— Тобаса нет… — начала она, но тут же, узнав гостью, продолжила: — О, так это вы, Ле… это вы, Сараи? Может быть, я смогу вам помочь?

— Очень надеюсь, — ответила Сараи. — Вы позволите мне войти?

— Ну конечно. Входите.

Сараи переступила через порог, и Аллория плотно прикрыла дверь перед физиономией хозяина, успев величественно произнести:

— Благодарю вас, добрый человек.

Некоторое время женщины молча смотрели друг на друга. Сараи не знала, с чего начать, а Алоррия сомневалась, правильно ли поступила — ведь с таким животом она была совершенно беспомощной.

Но ведь Леди Сараи друг и, кроме того, принадлежит к аристократическим кругам Этшара.

Сараи оглядела комнату с тремя кроватями, двумя довольно внушительными сундуками у стен и столом посередине. На голой столешнице стояли лишь кувшин и полоскательница.

Алоррия тем временем внимательно изучала лицо Сараи.

— Так зачем вам понадобился Тобас? — наконец спросила принцесса.

— Возможно, он и не понадобится. Мне просто хотелось занять немного денег. Верну, как только все уляжется.

— А зачем вам деньги?

— Чтобы купить быка.

— Боги, к чему вам бык? — спросила принцесса, уже не скрывая своего изумления.

— Чтобы убить его, — объяснила Сараи. — Это часть заклинания.

— Значит, вы тоже решили заняться магией, — помрачнев, вздохнула Алоррия. — А вам не кажется, что ее и так более чем достаточно?

— Не знаю, — пожала плечами Сараи. — А вам так кажется?

— Мне не кажется, я уверена, — ответила Алоррия, неловко присаживаясь на край ближайшей кровати. — Вот и сейчас Тобас с Карой отправились в Дом Гильдии, чтобы наложить какое-то противное заклятие на Табеа. Ворлоки, Каранисса и другие волшебники будут помогать чародеям в Доме Гильдии, во дворце и на улицах между ними.

— Что за заклинание? — спросила Сараи, устроившись рядом с принцессой. Она уже раскаялась, что не пошла в Дом Гильдии, как только похитила Черный Кинжал. Следовало бы сообразить, что чародеи продолжат обрушивать на Табеа заклинание за заклинанием, не ведая, что Правительница почти безоружна. Кроме того, девушке не нравилось, что она ничего не знает о том, как идут дела, и даже не слышала о таком невероятном событии, как сотрудничество чародеев с ворлоками.

И чем ворлоки могут помочь, если Табеа из их числа? Ведь ворлоки не способны бороться с ворлоками.

— Ничего я не знаю, — нервно заявила Алоррия. — Всю магию я оставляю Тобасу и Караниссе. Остальные заботы по дому лежат на мне.

— Да, но… — начала Сараи. Алоррия не дала ей закончить.

— Они называют это заклинание Бурлящей… нет, Клокочущей Погибелью. Тобас нашел его в старой отвратительной книге, принадлежавшей Магу Деритону. Этим заклинанием не пользовались пятьсот лет.

— А я-то думала, что вы ничего не понимаете в магии, — криво усмехнулась Сараи.

— А я и не понимаю в магии, — ответила Алоррия. — Зато понимаю своего мужа, — добавила она с легкой улыбкой.

Сараи улыбнулась в ответ. Но это была не самая искренняя из улыбок.

"Клокочущая Погибель". Звучит весьма неприятно. Может быть, с приобретением бычьей мощи стоит повременить? Наверное, сейчас важнее узнать, как подействует заклинание. Кроме того, во дворце после смерти Табеа обязательно должен находиться государственный чиновник высокого ранга. Верховный Правитель благополучно отбыл в Этшар Пряностей, прихватив с собой Лорда Толлерна, ее отца и остальных министров. Лорд Торрут где-то скрывается. Сараи была почти уверена, что осталась самым высокопоставленным представителем Эдерда Четвертого в Этшаре-на-Песках.

Однако все это имеет значение при условии, что заклинание подействует. Впрочем, теперь, когда Табеа лишилась Черного Кинжала, допущение это кажется вполне обоснованным. Но надо быть во дворце, даже если заклинание не сработает. Необходимо посмотреть, каким образом защищается Табеа, не имея магического Кинжала.

Итак, заклинание называется "Клокочущая Погибель". Интересно, откуда оно взялось.

— Кто такой Деритон? — спросила Сараи.

— Деритон Маг, — ответила Алоррия, — первый муж Караниссы, а может быть, просто любовник. Он умер несколько столетий назад. Когда Кара встретила Тобаса, Книга Заклинаний была у нее. Но Кара — волшебница, а не чародей, и Книга ей ни к чему. Вот она и отдала ее Тобасу.

— Несколько столетий?

Да, наверное, история этой троицы куда более захватывающая, чем могла предположить Сараи.

— Ну да. Просто Деритон наложил на Кару Заклинание Вечной Молодости. Ладно. Так сколько же стоит бык?

— Примерно три раунда серебра. Значит, Тобас творит сейчас это заклинание?

— О нет, — ответила Алоррия. — Он считает его слишком опасным. Все получилось очень глупо. Теллуринон приступил к ритуалу, прежде чем Тобас успел его остановить.

Ее слова смыли с лица Сараи остатки улыбки.

— Пожалуй, я лучше пойду. Забудьте о быках. Мне необходимо увидеть, что произойдет во дворце.

— Берегите себя, — сказала Алоррия.

Сараи ничего не ответила, она уже направлялась к двери. "Тобас, несмотря на своеобразное семейное положение, человек разумный, — думала девушка. — Но что касается Теллуринона…" Теллуринон был сверхученым идиотом, помирающим от желания продемонстрировать Внутреннему Кругу свое могущество. Кроме того, он даже не сомневался, что Черный Кинжал все еще в руках Табеа и защищает ее.

Гильдмастер, очевидно, верит, что заклинание способно подавить магию Кинжала. Сараи знала, что Тобас, Геремон и даже Алгарин в сложившейся ситуации попытались бы изыскать обходные пути, но что касается Теллуринона — он прет напролом. Магия против магии, мощь против мощи — и чем дальше, тем больше. Ничем не сдерживаемое чародейство способно натворить массу бед, а во дворце даже нет Черного Кинжала, чтобы остановить Клокочущую Погибель.

Сараи направилась во дворец, изо всех сил стараясь не перейти на бег. Нельзя привлекать к себе лишнее внимание.

Глава 36

Всем известно, что есть занятия, которые никогда не приедаются, и в то же время встречаются дела, которые чрезвычайно быстро начинают нагонять тоску. Это знала и Табеа, считавшая себя особой с высокоразвитым интеллектом, прекрасно разбирающейся в устройстве Мира.

Тем не менее она ужасно изумилась, обнаружив, что управление Этшаром относится к тем занятиям, которые очень скоро начинают вызывать головную боль.

Короче говоря, после первого же шестиночья пребывания у власти это дело стало ей глубоко противно, и Правительница начала изыскивать способы хоть как-то разнообразить свою жизнь.

Проще всего было бы перепоручить кому-нибудь наиболее унылые дела. Но для этого следовало найти надежного человека, да к тому же еще способного на столь тяжкий труд. А Табеа временами казалось, что во всем ее окружении нет никого, кто хотя бы чуточку превосходил разумом сприггана.

Иногда она даже думала, что сама ничуть не лучше своих придворных.

Но самое главное, Табеа страдала от одиночества. Положа руку на сердце, маленькая воровка и раньше не была душой компании, но все же у нее имелись приятели, с которыми она обсуждала свои дела. С домушниками можно было побеседовать о тонкостях взлома замков, с другими обитателями Поля позлословить насчет охранников… Но теперь все старые друзья ее просто боялись. Она стала не только "Императрицей", но и магом, обладающим нечеловеческой физической силой. Все знали, что она избила Жандин и выбросила с подиума ту глупую старуху.

Итак, ее опасались. Конечно, Табеа по-прежнему могла говорить с кем угодно, но это было уже совсем не то. Собеседники не осмеливались ей перечить и соглашались с любыми глупостями, которые она иногда плела сознательно.

Даже дворцовые слуги казались Табеа более приятной компанией — они привыкли иметь дело с сильными мира сего и не очень-то их опасались. Но и слуги не были хорошими собеседниками. Их интересы вращались вокруг еды, одежды и мебели. Они с удовольствием обсуждали средства и методы чистки ковров и долго могли распространяться о том, какая туника лучше гармонирует с данной юбкой.

Кроме того, вся прислуга состояла из женщин. И Табеа никак не могла понять почему. Наверняка у Правителя были слуги. Куда же они подевались?

Единственным объяснением было то, что мужская прислуга обреталась в недрах дворцовых кухонь, конюшен или в иных местах, куда "Императрица" не имела привычки захаживать. Но они не подавали ей еду и не прислуживали в апартаментах.

Не исключено, что слуги просто растворились среди толпы, кишащей в коридорах.

"Ох уж эти коридоры, — думала Табеа, направляясь в тронный зал, — от них одни неприятности". Она лезет из кожи вон, чтобы быть милостивой и щедрой Правительницей, а этого никто не ценит. Она освободила рабов, распахнула двери темницы, простила множество преступников и пригласила всех обитателей Поля поселиться с ней во дворце. По существу, она сделала дворец общим достоянием. По ее приказу в хорошую погоду двери стояли распахнутыми и даже в плохую никогда не запирались на замок. И что в результате? Разве эти люди ей благодарны? Разве они использовали возможность изменить свой образ жизни к лучшему? Разве хотя бы один из них попытался ответить добром на добро, убирая за собой, как она просила в самом начале?

Нет. Безусловно, нет. Чтобы убедиться в этом, стоило лишь оглядеться по сторонам. Дворцовые коридоры были усыпаны обрывками ковров, огрызками фруктов, куриными костями и другими объедками. Они провоняли мочой или даже хуже… На покойников никто не обращал внимания, и те валялись, пока не начинали смердеть или пока о жмурика не спотыкался кто-нибудь из прислуги. Там, на Пристенной Улице, всегда находился доброхот, сообщавший о мертвеце охранникам, и тело уносили. Здесь же никто не знал, к кому следует обратиться.

А что хуже всего, не все смерти во дворце явились следствием естественных причин — болезни или возраста. С момента восшествия Табеа на престол произошло по меньшей мере два убийства, и оба явились следствием дележа награбленного. Поступали сообщения и о других побоищах, окончившихся, впрочем, не столь печально. Поговаривали об изнасилованных и покалеченных.

Короче говоря, жизнь во дворце протекала ничуть не лучше, чем на Поле у Пристенной Улицы. Неужели эти люди не способны оценить того, что теперь у них есть крыша над головой и они перестали быть отбросами общества?

Видимо, не способны, и утешало лишь то, что население дворца неуклонно уменьшалось. Коридоры стали явно свободнее. Приглашенные, конечно, могли перебраться в жилые помещения или спуститься вниз, где "Императрица" не могла их увидеть. Однако Табеа хотелось верить, что они нашли себе убежище за пределами дворца в домах, конфискованных у аристократов, в семьях или иных пристойных местах.

Правда, начали циркулировать слухи, что некоторые вернулись назад — на Поле. Эти слухи "Императрице" крайне не нравились.

А бесконечные жалобы! К ней нескончаемой вереницей перли торговцы, аристократы, моряки и ремесленники. Они жаловались на отсутствие городской охраны, ныли по поводу потери рабов, сообщали, что были ограблены, а грабители скрылись во дворце, и все такое прочее…

Подойдя к ступеням, которые должны были привести ее к началу нового трудового дня, Табеа пришла к заключению, что слухи о прелестях власти, мягко говоря, преувеличенны. Кроме того, она сама, реализуя свои идеалистические представления о равенстве, сделала все, чтобы эти прелести уменьшить. "Императрица" думала о том, что могла бы прекрасно провести время в обществе красивого юного раба — сейчас это было ей по карману, — но, увы, она сама отменила рабство.

Табеа вздохнула, огладила юбку и начала подниматься по лестнице, ведущей в тронный зал.

По крайней мере у нее хватило здравого смысла отказаться от этих идиотских нарядов и украшений. Чтобы убедить людей в том, что она настоящая Правительница, не надо прикидываться раззолоченной королевой из старой сказки, следует всего-навсего оставаться собой — Табеа Первой.

Как всегда, в Тронном Зале уже собралась толпа, и, как всегда, "Императрица" проигнорировала ее, направляясь к подиуму. Она знала, что сделает пару шагов и все поспешно расступятся.

Неожиданно Табеа замерла. Что-то было не так. Она принюхалась. Кто-то в толпе испытывал ужас — не просто нервничал, а дрожал от страха. В то же время в этом человеке чувствовалась агрессивность. Странный посетитель не прятался в углу, он стоял где-то поблизости. В тот же миг Табеа уловила движение — чья-то рука резко взметнулась вверх.

Очередное покушение! Что же, сегодня она не позволит себя убить. Каждый раз, когда ее убивали, Табеа, несмотря на мгновенное восстановление сил, ощущала боль, которая в течение нескольких секунд казалась просто невыносимой. В момент смерти она теряла часть бесценной магической энергии, и, кроме того, в результате покушения все вокруг оказывалось залитым кровью.

Правительница уловила присутствие ворлокства — небольшой его след, очень слабую магическую ауру. Такое случалось и раньше. Ворлоки пытались остановить ее сердце, метнуть в нее нож или задушить на расстоянии. Каждый раз Табеа без труда блокировала эти попытки. Ворлокство против ворлока бессильно, а она благодаря этой дурочке Инзе Ученице стала ворлоком.

Однако ворлоки обычно нападали, когда "Императрица" была одна, а не здесь, не в тронном зале.

Ну что ж, прежние попытки не удались, и теперь они решили сменить тактику. Интересно, что эти глупые маги изобрели на сей раз?

Испуганный ворлок держал в поднятой руке что-то небольшое и поблескивающее золотом. Когда он разжал пальцы, похожий на наперсток и явно движимый магическими силами предмет с невообразимой скоростью полетел в сторону Табеа.

Обычная женщина наверняка не успела бы среагировать. Обычный ворлок скорее всего не сумел бы сконцентрировать волю, чтобы вовремя отразить удар.

Но Табеа безо всякого труда отбила предмет, когда он находился еще в трех-четырех футах от ее головы. По полу покатился золотой наперсток, и из него вытекла одна-единственная капля жидкости.

Струя пара со свистом взвилась в потолок. Табеа это не беспокоило, ей надо было поймать злоумышленника.

Перепрыгнув через дымящуюся точку, она настигла ворлока, схватила его за куртку левой рукой, а правой выхватила из ножен Кинжал.

Но удар нанести не успела. Люди с криками разбегались в стороны. Белый пар становился все гуще. В ноздри Табеа ударила ужасная вонь. Ворлок бился, тщетно пытаясь освободиться. Но "Императрица" ничего этого не замечала.

Что-то случилось с ножом. Изменения были едва заметны, она затруднилась бы описать разницу, но, как только пальцы сомкнулись на рукоятке, ей стало ясно, это не Черный Кинжал.

Каждый, кому часто приходится пользоваться каким-либо инструментом, начинает подсознательно ощущать его форму. Ошибиться Табеа не могла. В приступе ярости она вонзила клинок в брюхо ворлока, чтобы быстрее проверить, не сохранил ли нож магические свойства, чудесным образом изменившись внешне. Кроме того, ворлок на нее покушался и, бесспорно, заслуживал смерти. Пусть даже она и не сможет увеличить количество своих жизней!

Когда убийца, вскрикнув, обвис в ее руке, Табеа не ощутила обычного в таких случаях прилива энергии.

Магии в ноже не осталось. Черный Кинжал исчез. Отбросив ворлока в сторону (ей было безразлично, жив он или умер), Табеа бросила взгляд в сторону лестницы, по которой только что поднялась.

Куда мог деться Черный Кинжал? Она решила вернуться в апартаменты тем же путем, но, повернувшись, оказалась перед столбом вонючего дыма. Дым становился все гуще, и Правительница посмотрела вниз, на его источник.

Содержимое золотого наперстка расползлось по полу. Теперь оно занимало площадь примерно в ладонь. Лужица оказалась абсолютно круглой, что выглядело очень неестественно — ведь жидкость при ударе о пол должна была брызнуть веером.

Более того, пол в магическом круге исчез. Его покрывал слой… слой чего-то. Табеа не могла охарактеризовать это вещество. Оно не было ни зеленым, ни серым, ни коричневым, ни желтым — в нем одновременно присутствовали все эти краски. Субстанция, бесспорно, выглядела как жидкость, но какая именно, определить не представлялось возможным.

Лужа бурлила, кипела и клокотала, испуская пар, хотя никакого тепла Табеа не чувствовала. И вообще жидкость вела себя так, словно была живая.

Поначалу Табеа предположила, что эта капля — не что иное, как концентрированная кислота или смертельный яд. Но теперь она даже не сомневалась в ее магическом происхождении.

Лужа расползалась прямо на глазах. И через мгновение Табеа с ужасом осознала, что жидкость вовсе не растекается по полу, а вгрызается в камень. Значит, кто-то хотел вылить это вещество ей на голову, чтобы мерзкая жидкость сожрала ее, как сейчас пожирает пол!

Кто мог сделать это? "Императрица" оглядела тронный зал. Большая часть толпы разбежалась, а те, кто остался, старались держаться как можно дальше от маленькой лужицы. Никто не улыбался, никто не вел себя странно, если не считать неудачливого убийцу, который был еще жив, но едва дышал.

Может быть, он знал, что Кинжал исчез и Правительница осталась беззащитной перед лицом магических сил? И не он ли его украл?

Подойдя к раненому, Табеа носком ноги перевернула его на спину. Тот тихо постанывал, хватая воздух открытым ртом. Из раны ручьем лилась кровь. Табеа с первого же взгляда определила, что нож за поясом незнакомца явно не Черный Кинжал.

— Кто тебя послал? — спросила она.

Несчастный издал странный хлюпающий звук. Он не мог ответить, даже если бы захотел этого. Табеа нахмурилась и, используя свои способности ворлока, попыталась оценить его состояние.

Рана оказалась тяжелой, но ее можно было излечить, пригласив волшебника или ворлока, специально обученных врачеванию. В крайнем случае сгодится и теург, который сумеет вызвать нужных богов. Но это необходимо сделать, прежде чем раненый истечет кровью. К сожалению, способности самой Табеа были бесполезны — она не училась врачебному искусству.

Отыскав взглядом стоявшего неподалеку Арла, "Императрица" приказала:

— Найди волшебницу, жреца или кого-то другого. Я хочу, чтобы этого человека вылечили. Он должен сказать мне, кто его послал. Но будь осторожен, он — ворлок.

— Но…

— Быстро! Аудиенции сегодня не будет, так что всех остальных можно… Нет, постой. Вот ты и ты, найдите, чем можно прикрыть эту лужу, я не желаю, чтобы кто-нибудь в нее вляпался. А затем убирайтесь отсюда. За дело, Арл!

— Слушаюсь, Ваше Величество.

Через несколько мгновений тронный зал опустел, и в нем остались лишь Табеа и раненый. "Императрица" огляделась по сторонам и с негодованием обнаружила, что даже здесь по углам валялись груды отбросов.

А тем временем неподалеку от лестницы небольшая лужица продолжала бурлить и клокотать. Однако Табеа больше волновала пропажа Черного Кинжала. Необходимо узнать, где он находится.

Что же касается этой непонятной субстанции, то она наверняка скоро высохнет и затихнет.

Глава 37

У главного входа дворца у всех на виду торчала большая крестьянская фура. В ярких лучах утреннего солнца она казалась смешной, нелепой и совершенно здесь неуместной — когда у власти находился Эдерд Четвертый, все поставки во дворец осуществлялись через юго-восточный вход и, по возможности, быстро и незаметно.

По дворцовой площади сновали какие-то люди. На некоторых висели лохмотья, некоторые были в обычной одежде, а на иных красовались роскошные, явно украденные наряды. Те, кто выходил из дворца, яростно щурились, прикрывая глаза ладонью, и не обращали никакого внимания на повозку и ее возницу.

Смесь одежд была для Сараи привычной картиной, но фургонов у северного входа дворца она еще не видала. Проходя мимо экипажа, она вгляделась внимательнее и от изумления замерла.

Возницей оказался Тобас — молодой чародей из Двомора. Вместо привычной мантии мага на нем была коричневая куртка из грубой ткани, но Сараи его сразу узнала. Склонившись с козел, Тобас разговаривал с облаченной в черное платье волшебницей Тенерией.

Постояв несколько мгновений, дабы собраться с мыслями, Сараи окликнула их. Ей пришлось проделать это дважды, прежде чем чародей выпрямился и удивленно посмотрел в ее сторону. Но даже после этого он, не отвечая, тупо моргал до тех пор, пока Тенерия не воскликнула:

— Да это же Сараи!

Несколько прохожих оглянулись на ее возглас и с любопытством бросили взгляд на девушку. Сараи это не понравилось, и она торопливо подошла к фургону.

Что же, она сама виновата, что, окликнув Тобаса, привлекла к себе внимание.

— Фареа, — сказала она. — Меня зовут Фареа. Что происходит?

— В данный момент ворлок ждет появления Табеа в тронном зале, чтобы задействовать против нее заклинание Теллуринона, — объяснил Тобас. — Там же в качестве наблюдателя находится Каранисса.

— Речь идет о Клокочущей Погибели? — спросила Сараи.

— Откуда… — начал Тобас.

— Она говорила с Алоррией, — ответила Тенерия. — Простите меня, Сар… Фареа, но сейчас Табеа поднимается по ступеням. Она уже наверху.

— Значит, вы все знаете? — допытывался Тобас.

Сараи утвердительно кивнула.

— И о Черном Кинжале?

— Да.

— Что же, через мгновение мы узнаем, способен ли Черный Кинжал остановить Клокочущую Погибель, — с тяжелым вздохом произнес Тобас. — И если окажется…

— Нет, — прервала его Сараи, — о Черном Кинжале мы ничего не узнаем.

— Не узнаем? Но почему?

Сараи замялась, но, прежде чем она успела сообразить, что сказать, раздался крик Тенерии:

— О! Нет!

Тобас резко обернулся к волшебнице:

— Что случилось?

— Она пролила вещество! Отбила в сторону наперсток и вылила жидкость на пол… Сейчас она схватила Турина… — Тенерия зажмурилась и словно через силу продолжила: —…ударила его ножом… ему очень больно.

Прикрыв глаза ладонями, молодая женщина прислонилась к фургону.

Сараи, прикусив нижнюю губу, взирала на попытки волшебницы продолжить пересказ событий. Выходит, она не зря опасалась, что из затеи с Погибелью ничего не выйдет. Испытав Черный Кинжал, Сараи поняла, как Табеа видит Мир или, вернее, как она его ощущает. "Императрица" способна учуять запах опасности. Она может двигаться с нечеловеческой быстротой. От ее внимания не укроется ни одно, даже самое малейшее движение. Она слышит слова, произнесенные шепотом в дальнем углу зала… А маги об этом не догадывались. Волшебники могли, конечно, кое-что уловить, но даже и они до конца не знали, насколько сильна и быстра Табеа. Насколько обострены ее чувства.

Итак, маги не понимали, с кем имеют дело, и их никто, включая ее, Сараи, на этот счет не просветил.

— Ну и что же там происходит? — спросила Сараи.

— Сейчас Табеа пытается заставить Турина говорить. Ворлок истекает кровью, а она не знает, как его вылечить. Канцлер отправился за целителем, и Каранисса спрашивает, не следует ли ей предложить свои услуги. Она может попытаться, хотя не уверена, что излечит такую тяжелую рану. Считает, что ворлок справится лучше. О, Тобас, ворлоки не годятся для таких тонких операций. Однако я могла бы помочь Турину. Я знаю, как позаимствовать силу у ворлока.

— Кто из Совета Ворлоков находится во дворце? — быстро спросил Тобас.

— Венгар. Он ждет в одной из приемных…

— Хорошо, найди Венгара и помоги Турину. Но будьте осторожны с Табеа! И пришли сюда Караниссу, чтобы мы не потеряли с тобою связь!

Тенерия кивнула и бросилась во дворец. Но навстречу ей уже выскакивали беглецы из тронного зала. В панике они отталкивали молодую волшебницу, и той с большим трудом удалось пробиться через толпу.

Тобас мрачно следил за происходящим.

— Все пошло не так? — спросила Сараи.

Тобас со вздохом кивнул.

— Но как все планировалось? Как действует Клокочущая Погибель?

Тобас вздохнул еще раз, спустился с козел, ласково погладил впряженного в фуру вола и, не сводя глаз с дворцовых дверей, ответил:

— Заклинание Клокочущей Погибели создает каплю… ммм… каплю жидкого хаоса. Думаю, это своего рода сырье, на использовании которого базируется все чародейство. Толкового описания субстанции я не видел. Но чем бы это вещество ни являлось, после активации оно начинает распространяться. Оно расширяется и расширяется, пожирая все на своем пути. Все, что вступает в контакт с Погибелью, растворяется. В Книге Заклинаний говорится, что прежде всего тело теряет твердость, а затем составляющие его элементы закипают, образуя аморфный шлак. Через некоторое время этот шлак сам превращается в Погибель — в первозданный хаос.

Объяснения прервал вопль трех женщин, выбежавших из дверей дворца. Когда они скрылись из виду, Сараи заметила:

— Звучит отвратительно.

— И не только звучит, — ответил Тобас. — Клокочущую Погибель не использовали несколько столетий, настолько она опасна. Но Теллуринон был одержим желанием преодолеть защитные свойства Черного Кинжала.

— Значит, кто-то должен был капнуть Погибелью на Табеа, чтобы та ее растворила?

— Да, суть идеи Гильдмастера состояла именно в этом. Ворлок по имени Турин с Северной Косы вызвался метнуть Погибель. Но промахнулся, и Табеа ударила его ножом. Непонятно, почему он еще жив. Ведь, насколько я знаю, Черный Кинжал похищает души тех, кого коснется.

Сараи уже хотела было сказать, что Черный Кинжал у нее и действует он совершенно иначе, но передумала. Для этого еще будет время.

— Значит, заклинание не сработало? — спросила она.

— Оно не сработало против Табеа, — уточнил Тобас. — Если субстанция попала на пол Тронного Зала, то сейчас она его растворяет, а способ остановить процесс давно утрачен.

Сараи следила за тем, как из дверей дворца выбегают люди. Услышав последние слова, она в изумлении повернулась к Тобасу:

— Как утрачен?

— Во всяком случае, мы такого не знаем, — покачал головой чародей. — Если бы разложение ограничилось телом Табеа, мы бы смогли перебросить все, что от нее останется, туда, где магия не действует. Здесь, в фургоне, спрятан Переносящий Гобелен, способный отправить ее в такое место. Но я не представляю, как при помощи ковра переправить в мертвую зону весь пол тронного зала.

— Неужели не существует никакого контрзаклинания? — Тобас отрицательно покачал головой. — Ну и что же растворит эта ваша Погибель? Надеюсь, она не уничтожит весь дворец?

— Леди Сараи, — со вздохом ответил молодой человек. — Насколько я понимаю, со временем она растворит весь Мир.

— Но это же нелепо!

— Может быть. Но именно это и произойдет. Так написано в древних книгах. В любом тексте, где упоминается Клокочущая Погибель, утверждается, что она будет распространяться до тех пор, пока не обратит весь Мир в первозданный хаос.

— Чушь!

— Как бы мне хотелось в это поверить! — ответил Тобас, и Сараи поняла, что, несмотря на внешнее спокойствие, чародей напуган и едва не дрожит от ужаса.

— Но контрзаклинание должно существовать, — не сдавалась Сараи. — Если заклинание записано в книге, значит, кто-то его совершал. Я права?

— Естественно, — согласился Тобас.

— А поскольку Мир на месте, — продолжила девушка, — что-то остановило его действие. Вы согласны?

— Да, — выдохнул Тобас. — И именно что-то. Некто лет четыреста тому назад пользовался этим заклинанием. Погибель удалось остановить. В противном случае мы с вами сейчас здесь не разговаривали бы. Но ни я, ни мои коллеги не знаем, как это было сделано.

— Ну так узнайте! — воскликнула Сараи. — Или паша магия вообще ни на что не годится?

— Временами подобное удается, — сказал Тобас. — Но далеко не всегда. Шпионить за чародеями, Леди Сараи, даже мертвыми, весьма опасно. Мы постоянно используем охранительные заклинания, поскольку нам не нравится, когда за нами следят. Мы обожаем таинственность. Но даже в тех случаях, когда магической охраны нет, скопировать заклинание трудно.

— Хорошо, хорошо. Но кто-нибудь хотя бы пытался найти контрзаклинание для Клокочущей Погибели?

— О да, Леди Сараи, — усмехнулся Тобас. — Конечно, пытался. Столь разрушительное заклинание много веков искушало чародеев. Но им так и не удалось воссоздать утраченное противоядие.

— Так как же Теллуринон посмел… — взорвалась Сараи. — И почему никто… И вообще какой идиот записал это заклинание, не приложив к нему рецепта, как вы изволили выразиться, противоядия?

— Кто знает, — сказал Тобас, разводя руками. — Чародеи, Леди Сараи, делают массу вещей, не имеющих никакого смысла. Тысячи лет мы записываем каждый свой жест, но записанное держим в тайне, в результате чего возникают ситуации, подобные этой. С сожалением должен признаться, что ничуть не удивлен случившимся.

Сараи была слишком рассержена, чтобы одернуть Тобаса, употребившего ее подлинное имя. Она отвернулась и посмотрела на дворец:

— Что там происходит?

— Откуда мне знать? — пожал плечами Тобас. — Я — чародей, а не ясновидец.

— Схожу посмотрю.

— Я бы… Да ладно. Будьте осторожны, Сар… Фареа. Не приближайтесь к Клокочущей Погибели. И не забывайте, что Табеа пока еще "Императрица".

— Знаю, знаю, — буркнула Сараи и, машинально махнув Тобасу рукой, бросилась во дворец.

Глава 38

Табеа отступила назад, чтобы не мешать волшебнице. Взглянув на деревянный сосуд, которым кто-то прикрыл кипящую лужу, и убедившись, что он на месте, "Императрица" возобновила наблюдение за действиями целительницы со стороны. Ее раздражало вырывающееся из-под сосуда зловоние — для тонкого обоняния оно было просто невыносимо.

Чем бы эта жидкость ни оказалась, Табеа радовалась, что не коснулась ее. Она пыталась пошевелить лужу с помощью ворлокства, но из этого ничего не вышло. Ворлокство, впрочем, как и волшебство, против вонючей субстанции оказалось бессильным.

Все, что Табеа бросала в кипящую жижу, мгновенно растворялось. Дерево, ткань, металл, коснувшись поверхности лужи, таяли на глазах.

Слава богам, что эта гадость бурлит без брызг. И хорошо бы действие заклинания закончилось побыстрее — оно начинало беспокоить "Императрицу". Может быть, дело гораздо серьезнее, чем она думала вначале.

Надо как следует расспросить ворлока, если он выживет. Табеа чувствовала, как энергия волшебницы, сконцентрировавшись в руках, перетекает в живот несчастного, сплавляя и связывая разорванные ткани…

Но в потоке энергии она улавливала нечто странное. Это не было волшебством в чистом виде, там имелось что-то другое. Волшебница черпала силу из внешнего источника.

Табеа слышала, что волшебники умеют объединять усилия. Может быть, здесь рядом прячется помощник Тенерии? Но почему в таком случае это не делается открыто? "Императрица" нервно обернулась и оглядела присутствующих. В зале, естественно, находился Арл — именно он и привел волшебницу. За ним, ближе к ступеням, стояли еще несколько человек. Отойдя на безопасное расстояние, они наблюдали за происходящим. Табеа увидела, как к ним присоединилась еще одна, только что вошедшая женщина.

В ней было что-то очень знакомое, но не в лице, которого Табеа наверняка никогда не видела, а в чем-то ином. Возможно, все дело в запахе, и именно он кажется знакомым?

Однако, как бы то ни было, "Императрица" не сообразила, кто эта женщина.

Во всяком случае, она — не волшебница, а Табеа в данный момент занимали только маги. После пропажи Черного Кинжала она сомневалась в своих способностях защититься от чародеев.

Среди присутствующих находилась еще одна женщина, высокая и черноволосая, — вне всякого сомнения, волшебница. Дополнительная энергия шла не от нее. Но она также помогала Тенерии.

Черноволосая заметила взгляд Табеа и прекратила свое занятие. Неприятно, "Императрица" пожалела, что не смогла скрыть свой интерес. Теперь волшебница будет настороже.

Но так или иначе Тенерии помогает кто-то еще. Табеа сосредоточилась, чтобы определить, откуда исходит эта нетипичная для волшебства сила. Вскоре все встало на свои места.

Это было не волшебство; это было — ворлокство. Тенерия черпала энергию у ворлока и использовала ее для волшебных действий.

Интересное, но немного пугающее открытие. Табеа даже не представляла, что такое возможно. Конечно, она догадывалась, что ворлокство и волшебство как-то связаны, но не знала, что это известно кому-то еще. Ведь никто, кроме нее, не был ворлоком и волшебником одновременно. "Императрица" не могла поверить, что разные люди в своих интересах научились объединять оба вида магического искусства.

Значит, на сюрпризы маги просто неистощимы: только что ворлок использовал против нее чародейство, а теперь волшебница прибегает к помощи другого ворлока, чтобы излечить убийцу.

Итак, они объединяют усилия. Они объединяют усилия против нее. А Черный Кинжал исчез. В этот момент что-то зашипело. Все, кроме Тенерии, обернулись и увидели, как из-под деревянного сосуда вырвался клуб ядовитого серого дыма, а сам сосуд, завалившись набок, начал растворяться.

— Великие боги! — прошептал кто-то.

Потрясенная "Императрица" уставилась на магическую субстанцию. Диаметр лужи достиг уже целого фута, а форма по-прежнему оставалась идеально круглой.

До каких же размеров вырастет это озерцо? Ведь еще полчаса назад оно было крошечной каплей.

Повернувшись к Тенерии, "Императрица" скомандовала:

— Поторопись! Ворлок нужен мне в полном сознании.

— Я тороплюсь, — тихо ответила Тенерия странным, несколько отрешенным тоном. Человек с обычным слухом ничего не расслышал бы, но "Императрица" Этшара разобрала каждое слово. Она все слышала, все замечала и все обоняла. Она обладала силой дюжины мужчин и быстротой кошки. Она одновременно была и ворлоком, и волшебницей.

Но после исчезновения Черного Кинжала она перестала быть чародейкой. И это особенно опасно теперь, когда маги начали действовать сообща.

А эта Тенерия — из их компании, разве не так? Она работает в контакте с ворлоком, а именно ворлоки подослали убийцу. Когда раненый придет в себя, что помешает ему и другому ворлоку объединить усилия с парой волшебниц и обратить их общую силу против Табеа?

Она отобьется от ворлока и сможет противостоять волшебнице, но в благополучном исходе битвы с двумя парами магов Табеа здорово сомневалась. Раньше ей помогал кинжал, принимая и смягчая удары магических сил. Кроме того, неизвестно, насколько могущественными становятся волшебники, когда опираются на поддержку ворлоков.

Табеа сделала шаг назад и машинально вдохнула дым, исходящий из чародейской жижи. Он был таким вонючим, что "Императрица" чуть не задохнулась. Смрад перекрывал почти все запахи, но кое-что Табеа все же унюхала. До нее доносился запах крови ворлока, пота нервничающей Тенерии, вонь толпящихся на лестнице людей — некоторых она узнала.

Оттуда доносился еще один очень слабый аромат, который напоминал Табеа о чем-то важном. От ядовитого дыма кружилась голова, а ей так много следовало обдумать… Убийца и маги были заодно… Если бы нашелся Черный Кинжал…

Кстати, когда он мог исчезнуть? Как они ухитрились его украсть? Магия против Кинжала бессильна, она не способна его похитить. Значит, кто-то стащил его, пока Табеа спала… Но с другой стороны, она и во сне с ним не расстается, снимает только на время приема ванны.

Скорее всего Кинжал увела одна из служанок. Но не Лет и не Иста. Им можно доверять, Табеа знала это по запаху. И кроме того, когда она пришла в тронный зал, обе женщины были там.

Фареа! Эта женщина появилась лишь однажды. Приготовила ванну и тут же исчезла. Кинжал похитила она! Табеа поняла, почему ей знаком слабый запах, доносящийся с лестницы. Так пахла Фареа. Тогда "Императрица" подумала, что это аромат каких-то странных духов. Но для духов запах слишком слабый, и человек с обычным обонянием его не почувствует.

Теперь у Фареа наверняка другое лицо, скорее всего — созданная магией маска. Но запах не мог обмануть. Там, около лестницы, стоит Фареа, примкнувшая к банде магов, чтобы низвергнуть свою "Императрицу".

Табеа развернулась и, окинув строгим взглядом всех присутствующих, приказала:

— Арл, приведи сюда этих людей!

Канцлер вздрогнул от неожиданности, он как зачарованный смотрел на кипящую лужу.

— Каких людей, Ваше Величество? — спросил он.

— Тех, что стоят у лестницы. Эй вы, там! Подойдите-ка ближе! — крикнула Табеа, сопроводив слова приглашающим жестом.

Члены маленькой группы, поглядывая друг на друга, неохотно двинулись через тронный зал. Арл с видом погоняющего стадо пастуха вышагивал следом.

— Станьте в ряд, — распорядилась Табеа и, заметив, что Тенерия прервала процедуру исцеления, рявкнула: — Занимайся своим делом!

— Слушаюсь, Ваше Величество, — проговорила волшебница, возвращаясь к своим трудам.

Люди кое-как встали в ряд, и Табеа внимательно пригляделась к неровной шеренге.

— Вот вы, — сказала она, указывая на высокую волшебницу, — подойдите ближе.

Женщина нерешительно обвела взглядом остальных, но все же повиновалась.

— Вы тоже, — приказала Табеа ворлоку и, помолчав, добавила: — И ты, Фареа.

— Я думаю, что это нецелесообразно, — ответила девушка, и ее ладонь упала на рукоятку скрытого в складках юбки Кинжала.

Она даже не спросила, как Табеа ее узнала, не попыталась отказаться от имени, и "Императрица" поняла, что это означает.

— Все остальные вон отсюда! — приказала Фареа, махнув рукой в сторону тех, кто еще топтался в шеренге.

Трое из них бросили вопросительный взгляд на Табеа.

— Она права, — сказала "Императрица". — Пошли прочь! Живо.

— Ваше Величество… — начал Арл.

— Заткнись! — оборвала его Табеа. Она внимательно следила за рукой Фареа, за той рукой, что лежала сейчас на рукоятке Черного Кинжала. Табеа прекрасно знала это оружие. Она носила его четыре года. Чародеи не могли раскусить его сущность, ворлоки не смели к нему прикоснуться. Табеа была уверена, что чародейство не действует на обладателя Кинжала.

А разве это не означает, что он снимает любое магическое прикрытие? Если так, то сейчас она видит истинное лицо Фареа, а прежний облик — не более чем иллюзия.

Посторонние удалились, позиции определены, противники на местах, думала Табеа. Она и Арл с одной стороны, Фареа и четыре мага — с другой. Когда шаги удаляющихся людей послышались с нижнего этажа и обостренные чувства "Императрицы" подсказали, что лишних в зале не осталось, она спросила:

— Фареа, ты хоть знаешь, что ты украла?

— Конечно, — с ленцой ответила служанка.

Судя по тому, как она стояла и как двигались ее глаза, Табеа поняла, что противница убила по меньшей мере одну кошку, а скорее всего еще несколько животных.

Внимание Табеа привлекло движение у подиума. Старшая из волшебниц, не скрывая своего изумления, шагнула к Фареа.

— Однако твои друзья остались в неведении, — сказала Табеа. — Ведь ты работаешь вместе с магами, не так ли?

— Мы могли бы лучше координировать наши действия, — с кривой усмешкой произнесла Фареа. — Но в целом да. Я — на их стороне.

За спиной у Фареа неторопливо и бесшумно передвигался Арл. Он явно намеревался напасть на нее сзади. Высокая волшебница вознамерилась что-то сказать, но Табеа перебила ее и спросила первой:

— А вы, собственно, кто такая? Вы волшебница, но почему-то не пожелали заняться исцелением убийцы, подосланного вашими же людьми. Так кто же вы?

— Каранисса с Гор, — ответила женщина.

— И почему вы не помогаете Тенерии, позвольте узнать?

— Потому, что она в этом не нуждается, — ответила Каранисса. — Если бы…

Ее объяснения прервали прыжок Арла и громкий удар от падения его тела на мраморный пол тронного зала. Фареа легко увернулась от канцлера и выхватила Черный Кинжал. Прежде чем кто-то успел что-то сообразить, лжеслужанка схватила Арла за волосы и, поставив одним рывком на ноги, поднесла нож к его горлу.

— Ничего не получится, — сказала она, обращаясь к Табеа. — Кинжал у меня, и я с ним не расстанусь. Не сомневайся, если мне придется защищаться, я его использую.

— И ты считаешь, что справишься со всеми моими сторонниками? — с угрозой в голосе спросила Табеа.

— Почему бы и нет? — усмехнулась Фареа. — Ведь ты же совладала с городской охраной. Да, кстати, они — на нашей стороне. Ими по-прежнему командует Лорд Торрут, а к тебе переметнулось лишь несколько дюжин.

Табеа внимательно смотрела на Фареа, пытаясь определить, блефует та или нет. Разве Лорд Торрут не сбежал вместе с остальными? Разве он мог оставить Эдерда Четвертого?

— Кто ты такая? — спросила она, пытаясь выиграть время. — Насколько я вижу, ты — не маг. И ты не похожа на охранницу или служанку.

Женщина, которую она называла Фареа, улыбнулась. И улыбка эта показалась "Императрице" крайне неприятной.

— Я — Леди Сараи, Министр Следователь и Исполняющая Обязанности Министра Справедливости Эдерда Четвертого, Верховного Правителя Этшара.

— Эдерд уже не Правитель! — злобно выкрикнула Табеа. — Я Императрица!

Она изо всех сил старалась скрыть потрясение, вызванное появлением дочери Лорда Калтона — Министра Справедливости, перед которым Табеа всю жизнь — за исключением последних шестиночий — испытывала смертельный ужас. Побаивалась она и Леди Сараи. Правда, старалась внушить себе, что Сараи — безвредная девица из аристократов. И вот теперь эта безвредная девица стоит в ее тронном зале с ее Черным Кинжалом в руке.

— Ты — Табеа Воровка, — сказала Сараи. — Четыре года назад ты украла у Серема Мудрого заклинание, но ошиблась и получила Кинжал, который я сейчас держу в руке. Довольно долго ты не догадывалась, на что он способен, но затем убила Инзу Ученицу, Серема Мудрого, Келдера с Четвертной Улицы и еще нескольких человек. А когда явились солдаты, чтобы арестовать тебя, ты объявила себя "Императрицей" и воспользовалась могуществом кинжала, чтобы захватить дворец.

— Но я действительно Императрица, — стояла на своем Табеа. — Разве не я управляю городом? Бывшие охранники не осмеливаются высунуть носа, а старый Правитель и его семейка сбежали, трясясь от страха.

— Верно, — сказала Сараи, поднимая Кинжал, — но тогда ты владела вот этим.

— И снова получу его! Отдай немедленно!

Сараи издевательски расхохоталась. Эта девка осмеливается смеяться над Императрицей! Двигаясь с нечеловеческой быстротой, Табеа бросилась к Сараи, чтобы выхватить Кинжал. Но Сараи мгновенно отпрыгнула в сторону и вновь обратилась к Табеа лицом, успев при этом отшвырнуть от себя Арла.

— Пораскинь мозгами, Табеа, — произнесла аристократка. — Мы обе владеем похищенными жизнями и обладаем украденными способностями, но Черный Кинжал у меня. Если ты ударишь меня ножом, я могу потерять жизнь, но если я ударю тебя кинжалом, ты не только потеряешь жизнь, но я приобрету еще одну дополнительную. И кто знает, может быть, Черный Кинжал отнимет у тебя более чем одну жизнь. Может быть, мне придется убивать тебя лишь несколько раз.

Табеа начала готовиться к очередному броску, но передумала. Никакой нормальный противник не заметил бы ее микродвижения, но Сараи видела все.

— Вот так-то лучше, — сказала Министр Следователь. — И учти, я не волшебница и не ворлок, но они здесь, и они на моей стороне. — Она указала Кинжалом на своих союзников.

Табеа бросила взгляд на Арла, но Сараи даже не пришлось характеризовать подручного "Императрицы" — Канцлер, пряча крысиную физиономию, на четвереньках полз в сторону лестницы, стараясь как можно скорее исчезнуть с глаз долой.

Но Сараи не перерезала ему горло, хотя имела полное основание сделать это. Похоже, что Леди Калтон не столь кровожадна, как, по слухам, был ее папочка.

— Вы собираетесь меня убить? — спросила Табеа. Сараи по-кошачьи мигнула и быстро ответила:

— Полагаю, нам следовало бы это сделать. — Табеа показалось, что Сараи потрясена не столько ее вопросом, сколько своим ответом. — Ведь ты как-никак убийца. Но, принимая во внимание некоторые исключительные обстоятельства, думаю, что я и мой отец, выступая от имени Верховного Правителя, могли бы удовлетворить просьбу о помиловании и ограничить наказание ссылкой, но при одном условии. Ты должна сдаться немедленно и не вынуждать нас причинять дальнейший ущерб Этшару и его гражданам, сражаясь с тобой.

— Ах вот как, значит, вы "думаете", — передразнила ее Табеа. — А что будет, если я не сдамся? Я видела, как вы двигаетесь, у вас быстрые реакции, и вы владеете Черным Кинжалом, но я все же быстрее и сильнее вас. Ваши маги и я способны нейтрализовать друг друга. Так согласны ли вы вступить со мною в единоборство и попытаться убить здесь и немедленно?

— Что ты, конечно, нет — снова усмехнулась Сараи. — В этом нет нужды. Я хочу всего-навсего увести отсюда моих сторонников, на что, как ты понимаешь, я вполне способна. После этого мы разрешим нашим чародеям и демонологам испробовать на тебе кое-какие заклинания. Не исключено, что мы предпочтем просто выжидать.

— Выжидать чего? — спросила Табеа, потрясенная хладнокровной уверенностью, с которой эта женщина говорила о заклинаниях и демонах. "Императрица" еще могла противостоять волшебству — ее жизненные силы превосходили силы по меньшей мере трех волшебников. Она по-прежнему не боялась ворлоков. Но перед остальными видами магии, не владея Кинжалом, она была бессильна.

— Пока до тебя не доберется Клокочущая Погибель, — ответила Сараи, указывая на бурлящую жижу. — К сожалению, прикончить тебя с ее помощью сразу нам не удалось. Но она будет распространяться до тех пор, пока тебя не достанет. Если, конечно, мы не используем контрзаклинание, чтобы остановить ее.

Совершенно сбитая с толку Табеа посмотрела на вонючую лужу. Как только она отвернулась, обе волшебницы и здоровый ворлок бросились к лестнице. Вслед за ними поплыл по воздуху, поддерживаемый магической силой собрата, раненый маг.

"Ну и пусть убираются, — подумала Табеа. — Все решится в схватке между мною и этой выскочкой".

На первый взгляд Сараи была совершенно в себе уверена. Но так ли это на самом деле? Вид убегающих магов напомнил Табеа о ее талантах волшебницы. Сейчас, когда одновременно возникло столько проблем, она просто забыла о своих магических возможностях.

— Значит, это вещество будет распространяться? — спросила "Императрица".

— Конечно, — ответила Сараи. Однако теперь, подключив свои способности улавливать ложь, Табеа почувствовала, что слова противницы — полуправда. Сараи что-то скрывает.

— И оно направлено только против меня?

— Да, — сказала Сараи, но Табеа знала, что сейчас ее враг просто лжет.

— И оно не остановится до тех пор, пока вы не прибегнете к контрзаклинанию?

— Не я, а чародеи, которые на нас работают.

И в этом ответе Табеа почувствовала привкус неправды. Все заявления Сараи — сплошная ложь и обман. За исключением, пожалуй, слов о том, что чародейство способно ее убить. Табеа стояла между Сараи и ближайшей лестницей, остальные выходы находились на противоположной стороне тронного зала. Сараи могла двигаться быстро, но Табеа считала себя более быстрой. У Сараи был Черный Кинжал, но Табеа он нужен больше. Только он защитит ее от чародеев.

Она убила Гильдмастера, и даже если Лорд Калтон с дочкой проявят милосердие, Гильдия Чародеев ее никогда не простит. Табеа в этом не сомневалась. Они не разделались с ней только потому, что опасались Кинжала. Маги еще не пронюхали, что волшебное оружие у Сараи. Табеа припомнила, как удивились присутствующие здесь волшебники, узнав, что эта проклятая аристократка овладела Черным Кинжалом. Значит, Гильдия Чародеев тоже не знала об этом.

Да, она может уступить в схватке Леди Сараи, но у нее по крайней мере появятся хоть какие-то шансы. Если же Черный Кинжал вернуть не удастся, ее смело можно считать покойницей.

И Табеа прыгнула.

Глава 39

Сараи, стоя на ступенях, следила за тем, как Тенерия исцеляет раненого ворлока, и одновременно наблюдала за тем, как Клокочущая Погибель пожирает сосуд, которым ее прикрыли по распоряжению "Императрицы". Ее обостренные чувства подсказывали, что Табеа вот-вот ударится в панику и что ситуация становится критической.

Самозванку необходимо устранить, а Клокочущую Погибель остановить.

Чародеи справятся с Табеа, как только узнают, что магическое оружие украдено. Оставалось только сообщить об этом Тобасу или даже Караниссе с Тенерией.

Остановить Клокочущую Погибель будет гораздо труднее. Но может быть, Черный Кинжал нейтрализует это заклинание.

Может быть, он погасит вонючую клокочущую мерзость? Ну что ж, надо попытаться что-нибудь предпринять, если Табеа выйдет из зала. Но в этот момент до Сараи дошло, что есть проблема, о которой следовало бы подумать гораздо раньше, — тащить Кинжал в тронный зал, прямо в руки Табеа, глупо и очень рискованно. Если самозваная "Императрица" почувствует, что нож находится где-то рядом…

В следующий момент девушка услышала:

— Арл, приведи сюда этих людей!

Забавный маленький человечек, исполняющий роль мажордома, оглянулся:

— Каких людей, Ваше Величество?

— Тех, что стоят у лестницы. Эй вы, там! Подойдите-ка!

Сараи проклинала себя за глупость. Чуть раньше, когда еще была такая возможность, следовало ускользнуть, отправиться в Дом Гильдии и все рассказать чародеям.

— Станьте в ряд, — распорядилась Табеа. И, неожиданно обернувшись к Тенерии, она проорала: — Занимайся своим делом!

— Слушаюсь, Ваше Величество, — ответила Тенерия.

— Вот вы, — сказала Табеа, указывая на Караниссу, — подойдите ближе.

Венгару она тоже приказала приблизиться. А затем, обернувшись и ткнув пальцем прямо в Сараи, узурпаторша добавила:

— И ты, Фареа.

На мгновение Сараи замерла. Каким образом Табеа ее узнала? Ведь у "Фареа" было совсем другое лицо.

Но она тут же сообразила — ее выдало то, что неизбежно выдавало всех. Запах.

Сараи следовало это учесть, ведь она сама теперь многое определяла по запаху, хотя в отличие от Табеа убила только одну собаку.

Впрочем, метод идентификации значения не имел — важно то, что ее узнали.

Но Табеа не может знать абсолютно все. Ей неизвестно, кто на самом деле "Фареа", она не имеет полного представления о происходящем. У нее есть магические способности, ее чувства обладают нечеловеческой остротой, но она — не ясновидящая. Однако, если позволить ей овладеть ситуацией, все пропало! Табеа вернет Кинжал и убьет Турина, Тенерию, Караниссу и Венгара. Она позволит Клокочущей Погибели расширяться бесконтрольно — Сараи считала, что действие заклинания легче остановить, пока бурлящая лужа еще не так велика.

Но что же ей делать, какой у нее выбор? Видимо, только блефовать. Вот уже четыре года она убеждает людей говорить правду. Может быть, и сейчас удастся уговорить самозванку сдаться?

Итак, другого пути нет.

— Не думаю, что это целесообразно, — произнесла Сараи и, пытаясь произвести впечатление, небрежно уронила руку на Черный Кинжал.

Поначалу все шло так, как надо. Ей удалось отразить первую атаку Табеа и устранить угрозу, пусть и небольшую, со стороны Арла. Краткое смущение "Императрицы" позволило четырем магам скрыться.

Но момент очередного нападения Сараи проморгала и едва успела отпрыгнуть в сторону. На сей раз она не подготовилась к атаке. Кроме того, "Императрица" выглядела такой крошечной и безобидной — трудно было постоянно помнить о том, как она голыми руками разрывала на части сильных мужчин.

Табеа развернулась и вновь бросилась на противницу. Та опять увернулась.

Сараи понимала, что эта игра долго не продолжится, но в прямую схватку с Табеа вступать нельзя — "Императрица" значительно быстрее, сильнее и обладает магическими способностями. Остается только один выход — бежать. Но и это будет непросто. Сараи помнила об убийцах, которых Табеа без труда настигала и безжалостно приканчивала Кинжалом. Надо действовать не так, как действовали эти несчастные… Но как именно?

Однажды во время шутливого разговора с капитаном Тикри Лорд Торрут упомянул об одном боевом приеме, и, когда узурпаторша в очередной раз бросилась в атаку, Сараи его применила. Уперев ладони в плечи противницы, Министр Следователь Эдерда Четвертого высоко подпрыгнула и, сделав сальто, перелетела над головой Табеа.

Если бы не высокий купол тронного зала, фокус не удался бы. Сараи, вложив в прыжок всю свою силу и кошачью ловкость, преодолела по воздуху добрую дюжину футов. Приземлившись на ноги, она устремилась к виднеющимся впереди ступеням. Это была правая лестница, если смотреть от подиума.

Для того чтобы развернуться и броситься в погоню, Табеа потребовалась пара секунд. Но злодейка бежала намного быстрее, чем того хотелось Сараи. Поэтому на самом краю лестницы девушка резко свернула и помчалась по тронному залу к самому дальнему спуску.

Табеа смогла притормозить, лишь сбежав на четыре ступеньки, и проиграла еще секунду.

Пробегая вдоль одной из стен, Сараи наступила на мусор, скопившийся здесь за время правления Табеа. Задержавшись всего на мгновение, она сгребла с пола пригоршню дряни и швырнула ее через плечо прямо в физиономию Табеа. "Императрица" завизжала от ярости, когда куриная кость угодила ей прямо в глаз, но скорости не сбросила.

Немало подивившись тому, что Табеа несется следом, вместо того чтобы перехватить ее, срезав угол, Сараи сгребла еще одну горсть мусора и бросила его в Клокочущую Погибель.

Часть мусора попала в кипящую субстанцию. Раздалось зловещее шипение, и к потолку взметнулся клуб зловонного белого пара.

От неожиданности Табеа споткнулась и едва не упала на четвереньки. Ей удалось устоять, но Сараи уже неслась вниз по лестнице, перескакивая через четыре ступени и рискуя сломать себе шею.

Внизу беглянка свернула налево, игнорируя открывающийся прямо перед ней коридор. Девушке хотелось как можно скорее добежать до Тобаса с его фургоном. Она верила, что чародей ей поможет. Кроме того, широкий и длинный коридор, ведущий на юго-восток, кишел "гостями" Табеа. Они дюжинами валялись на полу или сидели, прислонившись к стенам. Каждый из них мог попытаться схватить ее или поставить подножку. Да и Табеа не ожидает, что Сараи изменит направление движения.

Однако последняя надежда не оправдалась. "Императрица" видела, куда свернула ее противница. Несясь во весь дух и не осмеливаясь оглянуться, Сараи перепрыгнула через валявшегося на пути оборванного "придворного".

"Табеа скопила кучу энергии и более подвижна, — напоминала себе девушка — но ноги воровки значительно короче, а юбка — длиннее".

Она промчалась по коридору, но на повороте, не совладав со скоростью, по инерции пронеслась к противоположной стене и напугала до полусмерти старуху, свернувшуюся калачиком на драном одеяле.

Преследовательница прошла поворот точнее — Сараи поняла это по звуку шагов. Девушка уже тяжело дышала, в то время как в дыхании Табеа напряжения слышно не было.

Впереди, ярдах в пятидесяти, виднелась открытая дверь. Сараи из последних сил бежала к спасительному световому прямоугольнику, готовясь, если понадобится, увернуться и размышляя, какой бы новый трюк при этом использовать.

Но никаких идей у нее не возникло, а Табеа приближалась с каждым шагом… Сараи все-таки решила, что успеет первой достигнуть двери, и если сразу же нырнет в сторону…

Когда до выхода оставалось не более двенадцати ярдов, светлое пятно вдруг исчезло — перед дверью опустился какой-то занавес.

Сердце у Сараи упало, но выбора не было. Оставалось надеяться, что Табеа тоже запутается в неожиданно возникшей преграде. Беглянка рванулась вперед, рассчитывая в последний момент упасть и проползти под занавесом.

Пробегая последние футы, она заметила — ее кошачьи глаза быстро приспособились к сумраку, — что перед ней гобелен, на котором с поразительным мастерством выткана совершенно пустая комната. Интересно, какой чудак захотел украсить стену своего дома подобным изображением?

Сараи нырнула головой вперед. Ее рука коснулась гобелена, но не встретила никакой преграды. Ткани не было. Впереди вообще не оказалось ничего, способного остановить ее полет на камни дворцовой площади. "Магия, — подумала девушка, — какая-то очередная иллюзия". И в ожидании скорой встречи с плитами мостовой Сараи зажмурилась.

Так и случилось. Она ударилась о камни — но не о теплые, прогретые солнцем камни дворцовой площади; вместо этого беглянка оказалась в холодной кромешной тьме на гладком покатом полу.

Сараи поняла, что до крови расцарапала щеку и заработала несколько синяков и шишек. Она встала на четвереньки, открыла глаза и, несмотря на головокружение, поползла вверх по склону. Беглянка была уверена, что Табеа находится где-то рядом.

Неожиданно она замерла и огляделась по сторонам. Табеа не было. Здесь вообще ничего не было. В этом загадочном месте царила почти полная темнота. Такую тьму Сараи видела лишь в самых глубоких подземельях дворца.

Однако темнота оказалась не абсолютной — кое-где пространство было не черным, а темно-серым.

Глаза приспосабливаться к освещению не желали. "Даже кошка, — решила Сараи, — ничего не сможет здесь увидеть".

Обоняние ей также ничего не подсказывало. Странно. Собачий нюх должен различать запах одежды и пота, запах пола, на который она свалилась. Ничего этого не было и в помине.

Сараи прислушалась, но звуков преследования не уловила. Она вообще не услышала никаких звуков. Такой полной тишины девушка не встречала даже в самых глубоких подземельях.

Может быть, она уже мертва? И вся эта тьма — потусторонний мир?

Но разве бывает потусторонний мир с покатым полом? Нет. Ощущения полностью не исчезли. Сараи различала оттенки темноты, слышала похлопывание ладони по камням пола. Нет, она не умерла, а всего лишь потеряла обоняние.

Вернее, она утратила то тонкое чутье, которое похитила у собаки. Сараи приподняла юбку и, понюхав подол, уловила знакомый запах шерсти.

Наверное, кошка отлично может здесь видеть. Просто она — Сараи — потеряла не только собачий нюх, но и кошачье зрение. Так где же она все-таки оказалась? И почему Табеа прекратила преследование? Сараи поползла вниз по склону, ощупывая пол руками.

Уткнувшись в стену, она повернула и двинулась дальше. В этот момент сзади раздались шаги. Они возникли из ниоткуда и начались в нескольких футах от места падения Сараи.

Девушка подняла Черный Кинжал.

— Леди Калтон? Вы здесь? Проклятие, я совсем забыла об освещении.

Голос принадлежал не Табеа. Беглянка повернулась на звук, не выпуская из рук Кинжала.

— Вы в переходе? — спросил голос чуть громче. — Сараи, это я, Каранисса.

— Я здесь, — ответила Сараи, опуская нож. Это действительно был голос Караниссы.

Неожиданно все вокруг озарилось оранжевым светом явно магического происхождения. Даже это неяркое свечение после глубокой тьмы резало глаза.

Сараи увидела, что находится в каменном коридоре, берущем начало в просторной комнате. Оранжевое сияние шло оттуда.

Вернувшись на несколько футов назад, Сараи увидела волшебницу, стоявшую в центре абсолютно пустого помещения — или, скорее, огромной кубической коробки с голыми каменными стенами и наклонным полом. Поднятая ладонь Караниссы светилась, заливая неестественным сиянием ее лицо. Волшебное свечение отражалось в гладких каменных стенах.

— Каранисса, — воскликнула Сараи, — куда мы попали?

Глава 40

Когда коридор погрузился в полумрак, Табеа резко затормозила. Какой-то новый трюк? Новая ловушка, которую поставили проклятая аристократка и ее друзья?

Увидев, что Сараи бросилась куда-то вперед и исчезла, Табеа упала на пол и откатилась в сторону.

Чародейство! Это настоящее чародейство! Ловушка! Яростно рыча, "Императрица" поднялась на ноги и посмотрела на прикрывающий дверь занавес. Это был гобелен и не просто гобелен, а шедевр коврового искусства. Она не заметила на нем ни единого узелка. Но изображение пустой комнаты вызывало неприятные чувства. Голые каменные стены черного и серого цвета. Никакой мебели, никаких ярких пятен и радующих глаз закруглений. Сплошные прямые углы. Ничего интересного.

Но это наверняка магический ковер. Табеа протянула руку, чтобы пощупать его, но вовремя спохватилась.

Переносящий Гобелен! "Императрица" поспешно сделала шаг назад. Когда она шпионила за чародеями, некоторые из них толковали о подобных штуках. Висевший перед дверью ковер должен был доставить ее прямиком в темницу.

Враги рассчитывали, что она нырнет туда вслед за Леди Сараи… И она едва не попалась на их крючок!

Если бы она провалилась в узилище, чародеи нашли бы способ извлечь оттуда дочь Министра Справедливости, оставив Табеа гнить в каменном мешке. Так вот какую месть они уготовили ей за убийство Гильдмастера. Нет, ее смерть их не устраивала, изуверы хотели, чтобы она мучилась всю оставшуюся жизнь. Не исключено, что у них были и иные, не менее гнусные планы.

Нет, она не попадется на их уловки. Табеа повернулась я направилась в Тронный Зал. В этот момент ее осенило: Черный Кинжал по-прежнему у Леди Калтон, а сама Леди Калтон только что нырнула в чародейский ковер и, следовательно, уже вступила в контакт с Гильдией Чародеев, которая теперь без труда сможет умертвить "Императрицу".

Табеа бросилась бежать, выкрикивая что есть сил:

— Я отрекаюсь от престола! Сдаюсь!

Может быть, если ей удастся выскочить из дворца через другую дверь, она сумет найти убежище, где даже чародеи не смогут ее достать.

Впрочем, особых надежд на это Табеа не питала.

— Они бегут сюда! — воскликнула Каранисса. — Табеа мчится следом за Сараи, и она быстрее. Скорее, Тобас, сделай же что-нибудь!

— Что сделать? — беспомощно оглянувшись, спросил чародей. — Ведь я не взял с собой ничего, кроме Гобелена.

Рядом с фургоном, кроме Караниссы, стояли ворлок и Тенерия. Они продолжали врачевать Турина. Состояние раненого уже заметно улучшилось, он пришел в себя и с интересом поглядывал по сторонам.

— Значит, используй как-нибудь ковер! — топнула ногой Каранисса. — Сделай так, чтобы Табеа в него вбежала.

Немного помедлив, Тобас пробормотал:

— Ну что ж, я попробую. А ты мне поможешь.

Он полез в фургон и вынул оттуда Гобелен, обернутый вокруг деревянной планки. Молодой чародей всеми силами старался не прикоснуться к ткани. Каранисса помогла мужу развернуть ковер, и они отнесли его поближе к дворцовой двери.

Прохожие поглядывали на них с любопытством, но никто не вмешивался. Все понимали, что это либо маги, либо приспешники "Императрицы". И с теми, и с другими связываться было опасно.

— Как мы его туда втащим? — спросил Тобас.

— Занавесьте вашим Гобеленом выход, — предложила Тенерия, — Табеа в него и вбежит.

— Сараи влетит туда первой, — запротестовала Каранисса.

— Но тем она и спасется, — стояла на своем Тенерия. — И у нее останется Кинжал.

Каранисса вопросительно посмотрела на мужа. Тот лишь пожал плечами.

— Ну хорошо, — вздохнула волшебница, — мы так и поступим.

Она приподняла планку, и через несколько секунд дверной проем был плотно прикрыт Гобеленом.

Венгар с помощью ворлокства разгладил на ткани складки. Случалось так, что мятый ковер переставал работать должным образом.

— Что теперь? — поинтересовался Тобас. — Может быть, приподнять его, пропустить Сараи и опять опустить?

— Я не… — начала Каранисса, но тут же замолкла — за ковром послышались шаги. Звук быстро приближался, и вдруг все стихло…

— Все! — воскликнула Каранисса.

— Что случилось? — спросил Тобас.

— Сараи угодила в ковер.

— А Табеа?

— Успела остановиться.

— Значит, мы можем его опустить?

— Ни в коем случае! — закричала Тенерия. — Табеа нападет на нас.

Каранисса согласно кивнула, и некоторое время она и Тобас стояли неподвижно, прикрывая Гобеленом дворцовую дверь. Наконец, услышав звук удаляющихся шагов, Тобас начал осторожно опускать свою сторону планки. В этот момент до них донесся визг "Императрицы":

— Я отрекаюсь от престола! Отрекаюсь! Сдаюсь! Только оставьте меня в покое!

— Что такое? — удивилась Каранисса, опуская свою сторону ковра.

— Если Табеа действительно отрекается, мы можем на время забыть о ней и заняться Клокочущей Погибелью, — сказал Тобас.

— А как же Леди Сараи?

— Проклятие, — помрачнел Тобас. — Она не знает, где оказалась, и, наверное, в ужасе. Надо, чтобы кто-нибудь отправился следом и привел ее в Двомор.

— Я пойду, — сказала Каранисса. — По крайней мере я знаю дорогу.

— Ты права. Отправляйся, — неохотно согласился Тобас.

Он кивнул Венгару, и ворлок подхватил Гобелен. Волшебница возложила руку на изображение, но ничего не произошло.

— Сараи, должно быть, еще в комнате, — заметила Каранисса.

— Наверняка, — согласился Тобас. — Так что подожди, пока она не найдет проход или не заползет в какой-нибудь дальний угол.

Маги продолжали терпеливо держать деревянную планку, а Каранисса стояла рядом, упираясь пальцами в ткань.

— У меня затекают руки, — признался Тобас. — Может быть, прервемся на время и займемся Клокочущей Погибелью?

Каранисса хотела ответить, но на полуслове исчезла.

Волшебница очутилась в кромешной тьме и тишине, разительно контрастирующей с несмолкаемым гулом города. Она шагнула вперед и, вглядываясь в темноту, постаралась определить, где находится Сараи.

— Леди Калтон, — позвала она, — вы здесь? Проклятие, я совсем забыла об освещении.

Никто не ответил. Каранисса нахмурилась. Может быть, Сараи уже нашла коридор и направилась в замок?

— Вы в переходе? — продолжала волшебница. — Сараи, это — я, Каранисса.

— Я здесь, — послышался неуверенный голос.

Каранисса подняла руку, сосредоточилась, и через несколько секунд ее ладонь вспыхнула неярким оранжевым светом. Поначалу женщина видела одни голые каменные стены, но затем заметила Леди Сараи, на четвереньках выползающую из коридора.

— Каранисса, куда мы попали? — жалобно спросила представительница высшей аристократии Этшара.

— В горы между Айгоа и Двомором, — ответила Каранисса. — В потайную комнату нашего с Тобасом замка.

— Что? — взвизгнула Сараи, переходя в сидячее положение. — Мы в Малых Королевствах? В сотнях лиг от дома?

— По моей оценке, не более чем в восьмидесяти, — уточнила Каранисса. — Но вы совершенно правы, мы — в Малых Королевствах. Я прибыла вслед за вами, чтобы показать дорогу. Теперь, если не возражаете, покинем это мрачное помещение. Иллюминация отнимает силы, и, кроме того, здесь нечего есть.

— Да, да! А куда идти? Где дверь? — Стремление Сараи как можно скорее вырваться на свободу выглядело довольно комично, но Каранисса ее понимала.

— Сюда, — сказала она, — дверь в конце перехода.

Сараи быстро вскочила на ноги и двинулась в указанном направлении. Волшебница старалась не отставать. Вскоре они оказались в комнате, куда через единственное высокое окно проникал дневной свет.

Сараи облегченно вздохнула и огляделась. Стены комнаты украшали многочисленные книжные полки, большая часть которых, однако, пустовала. Кривоногий стол кто-то отодвинул к стене. Как и в каменной комнате, пол здесь был удивительно покатым. Создавалось впечатление, что само здание, в котором они находятся, сильно перекосилось.

Она вспомнила, что в потайной комнате Каранисса говорила о замке. Тогда слова волшебницы не дошли до сознания Сараи, помыслы которой были направлены на то, чтобы выбраться из темноты. Теперь девушка спросила:

— Значит, это замок? У вас действительно есть замок?

— Даже два, — ответила волшебница. — И оба сотни лет назад воздвиг Деритон Маг. Тот, в который мы сейчас попали, был летающим и витал в воздухе до тех пор, пока не попал в зону, где чародейство не действует.

— О… — К Сараи понемногу возвращалась способность соображать. — Место, где чародейство не действует? Вы хотели забросить сюда Табеа. Так вот почему я потеряла… Опять стала сама собой. И с ней произошло бы то же самое…

— Да, — кивнула Каранисса. — Но она увернулась от Гобелена.

Сараи посмотрела на Черный Кинжал, который так и держала в руке:

— Значит, теперь эта вещь бесполезна? Заклятие снято?

— Нет, — мрачно ответила волшебница. — Все намного сложнее. Пока мы здесь, в мертвой зоне, это простой кинжал, но как только мы выберемся отсюда, к нему вернутся все магические свойства. В зоне не работали ни Переносящий Гобелен, ни Магическое Зеркало, но как только их отнесли подальше, магия начала действовать.

— Вот как, — сказала Сараи и, взглянув на Кинжал, спросила: — Тогда, может быть, лучше оставить его в вашем замке?

— Только под охраной, — ответила Каранисса. — Здесь куча спригганов, а малышки просто обожают играть с магическими артефактами. — Немного помолчав, она добавила: — Кроме того, он еще может понадобиться.

— Против Табеа?

— Или против Клокочущей Погибели. Не знаю, насколько полезным Кинжал окажется против Погибели, но он определенно останавливал все заклинания, направленные Теллуриноном и Тобасом против "Императрицы".

Сараи, еще раз взглянув на Кинжал, вложила его в прикрепленные к поясу ножны.

— Хорошо, — сказала она. — Так как же мы выйдем отсюда и как попадем в Этшар?

Каранисса немного подумала и ответила:

— Во-первых, нам надо покинуть мертвую зону. Дальше мы обычно пользуемся ковром-самолетом, но его сейчас в замке нет. После всей этой возни с Гобеленом он может быть в Двоморе, Этшаре-на-Песках или где-то еще. — Волшебница вздохнула и добавила: — Если Тобас или другие чародеи не позаботились о транспортных средствах, нам придется проделать весь путь до Двомора пешком.

— Надеюсь, не до Этшара-на-Песках?

— О нет! — рассмеялась Каранисса. — Конечно, нет! В Твердыне Двомор, даже если там нет ковра-самолета, висит еще один Переносящий Гобелен. Добравшись до Твердыни Двомор, мы сможем вернуться в Этшар на следующий день, а если повезет, то и через час.

— Очень хорошо, — обрадовалась Сараи. — А сколько времени займет путь до Твердыни?

— Три дня, — ответила Каранисса. — Может быть, два, если поторопиться.

— Три дня… — повторила Сараи, думая о разгуливающей по Этшару Табеа и Клокочущей Погибели, расползающейся по полу тронного зала. Интересно, что сделает за эти три дня Гильдия Чародеев? Сообщит ли кто-нибудь бежавшим аристократам, что Черный Кинжал исчез и могущество Табеа ослабло? Станет ли Табеа цепляться за титул Императрицы, пока ее не убьют, или попытается бежать?

Каким будет Этшар-на-Песках, когда Сараи вернется? Тратить время на размышления не имело смысла. Скоро все и так станет ясно.

— Тогда — в путь, — сказала она волшебнице.

Глава 41

Тобас напряженно следил за тем, как дюжина добровольцев-ворлоков вырезает в мраморном полу тронного зала канавку вокруг Клокочущей Погибели. Установленные со всех сторон лампы, вместо того чтобы давать ровный свет, мигали и коптили. Тенерия считала, что в этом виноваты пары, поднимающиеся из бурлящей лужи. Но несмотря на скверное освещение, маги продолжали трудиться. Их гигантские пляшущие тени придавали этой картине зловещий вид.

А Теллуринон тем временем экспериментировал с различными контрзаклинаниями. Он доставил во дворец три воза нужных материалов и устроил себе кабинет в конференц-зале — прямо под висящей на потолке полусферой Клокочущей Погибели. Погибель шипела, дымилась и время от времени роняла на пол ядовитые капли. Но сама вниз не проливалась. Она оставалась абсолютно точной полусферой, демонстрируя тем самым, что, несмотря на внешний вид, не является жидкостью в обычном понимании этого слова.

Погибель не имела ничего общего с твердыми телами, она не была газом, она была всего-навсего плодом высшей магии.

"Магии могущественной и чрезвычайно невосприимчивой к контрмерам", — подумал Тобас. Проклятая жижа уже успела растворить бездонный мешок, в который ее попыталась поместить Мерет. Хотя теоретически Бездонный Мешок Халлина сам поглощает все что угодно. Погибель совершенно не отреагировала на Триндлов Огонь, Реконструктивное заклинание Джэвана, заклинание Великого Темпорального Стасиса, заклинание Простого Стасиса, придуманное Транаи, заклинание Нестерпимого Жара, заклятие Леденящего Холода, заклинание Быстрого Разложения Фендела и Ритуал Селективного Сжатия Джэвана. Клокочущая Погибель продолжала расширяться, несмотря на Ограничительное заклинание Верлиана, Незримую Клетку Фендела, Защитный Заговор Котэна, Элементарную Ограду Фендела и Руну Сдерживания. Если Тобас правильно понял, Теллуринон сейчас творит заклинание Попятного Движения. Молодой чародей сомневался, что от него будет хоть какой-то прок. Если попятное движение удастся, оно вернет лужу к размеру, которого та достигла час назад. И, чтобы удерживать Клокочущую Погибель от расширения, множеству чародеев придется трудиться не покладая рук до скончания веков. Такая перспектива Тобаса не вдохновляла.

В запасе у Теллуринона оставалось еще множество заклинаний. "Он их наверняка испробует, — думал Тобас, — если, конечно, мой план почему-либо не сработает".

Тронный зал заполнился мраморной пылью, когда ворлоки, прорезав пол и обратившись к своей силе, приподняли глыбу, в центре которой кипела Погибель. С того рокового момента, когда на мраморные плиты пола упала первая капля, прошло примерно двадцать часов. За это время диаметр кипящего, булькающего и дымящегося круга достиг одного ярда. Процесс расширения был виден невооруженным глазом — любой желающий через несколько минут непрерывного наблюдения мог заметить, как она пожирает мраморные берега клокочущей лужи.

Тобас знал — чтобы его план удался, следует торопиться. Когда размеры Погибели превысят площадь Гобелена, все труды ворлоков пойдут насмарку. Погибель в Гобелен не пролезет.

Поначалу он надеялся, что удастся выгрести субстанцию из дыры и отправить ее в Переносящий Гобелен, но из этой затеи ничего не вышло. Ворлоки сообщили, что просто не обнаружили вещества, к которому можно прикоснуться их Силой. Оставалось лишь вырезать кусок пола и переправить его вместе с Клокочущей Погибелью через Гобелен в мертвую зону. Это означало, что тронному залу Верховного Правителя будет причинен значительный и непоправимый ущерб, но ущерб, нанесенный Клокочущей Погибелью, мог стать гораздо серьезнее. Собственно, он уже таковым и являлся.

Устранить остальные последствия деятельности Табеа труда не составит, но с залом придется повозиться. "Впрочем, хорошим каменщикам ремонт может оказаться по силам", — думал Тобас.

Вспомнив о Табеа, молодой чародей нервно огляделся по сторонам. Несостоявшаяся "Императрица" еще утром бесследно исчезла, объявив о своем отречении. Это означало, что она где-то здесь, поблизости, и в любой момент может напасть, осложнив и без того непростую ситуацию.

Разобравшись с Клокочущей Погибелью, Гильдия найдет Табеа и прикончит ее. Возможно, стоит заняться этим прямо сейчас, но Тобаса гораздо больше интересовала проблема транспортировки мраморных плит, и, кроме того, он не имел права решать все единолично. Вдруг Гильдия пожелает обрушить на Табеа какое-нибудь экзотическое и ужасающее заклинание.

— Мы почти закончили, чародей, — произнес высокий, облаченный в черное одеяние ворлок, имени которого Тобас не знал.

— Отлично, — ответил молодой человек, наклонился и поднял лежащий у его ног Гобелен. Он надеялся, что Каранисса и Сараи уже далеко.

Теоретически жижа станет абсолютно безвредной, как только попадет в мертвую зону. Но Тобас вовсе не был уверен в том, что на практике она мгновенно утратит свои смертельные качества. Клокочущую Погибель нельзя считать результатом обычного заклинания.

Тенерия помогла развернуть Гобелен и, подняв свою сторону ковра, разгладила ткань.

— Глыба свободна! — возвестил другой ворлок.

— Прекрасно, — произнес его коллега в черном. — Поднимаем.

Мраморный круг диаметром в шесть футов дрогнул и начал всплывать над полом.

К сожалению, Клокочущая Погибель вместе с камнем подниматься не пожелала, и Тобас с ужасом наблюдал, как находящаяся в центре глыбы масса забурлила сильнее, исторгнув огромный клуб зловонного дыма. Шипение перешло в рев, когда витающая в воздухе мраморная крошка втянулась в кипящую субстанцию.

Сначала закашлялся один ворлок, затем — второй.

— Остановитесь! — послышался снизу вопль Теллуринона.

Подъем прервался, каменный цилиндр качнулся, а Клокочущая Погибель выплюнула еще один клуб ядовитого дыма.

— Продолжайте, — заметил Тобас. — Менять что-либо поздно.

Какой-то ворлок, согнувшись в три погибели, зашелся в кашле. Магов окутало очередное облако пара и дыма.

Мраморный цилиндр диаметром в четыре фута и высотой в пятнадцать дюймов уже витал над полом. Следуя первоначальному плану, ворлоки начали подтягивать его к Гобелену.

— Не надо! — завопил Тобас, вдруг осознав, чем закончится эта затея. Если они отправят глыбу через Гобелен, последний перестанет действовать, до тех пор пока кто-нибудь не доберется до замка в горах между Двомором и Айгоа и не вытащит кусок мрамора из приемной камеры.

Ворлоки не услышали, и Тобас в отчаянии просто выронил поддерживающую Гобелен планку. Тенерия, не разобравшись, в чем дело, все же последовала его примеру. Через секунду каменная глыба, покачиваясь, повисла над брошенным ковром.

— Отнесите мрамор в сторону и положите где-нибудь в углу. Ничего не получится.

Цилиндр колыхнулся, заскользил вбок и улегся на пол. Покосившись на мертвый камень, Тобас переключил внимание на Клокочущую Погибель. Глаза застилало вращающееся облако пара, но чародей все же убедил себя: то, что он видит, вовсе не плод воображения.

Погибель без всякой опоры висела в центре большой дыры, сохраняя форму полусферы с обращенной к потолку плоской стороной.

Сторону эту нельзя было назвать абсолютно плоской — она кипела и, как следовало из названия заклинания, клокотала.

— Теперь она протекает со всех сторон! — ревел снизу Теллуринон.

— Вы ее, случаем, не поддерживаете? — спросил Тобас у ворлоков.

— Нет, — заверила его женщина-ворлок, прокашлявшись.

— Именно этого я и опасался, — заметил Тобас, разглядывая Погибель.

Честно говоря, такого оборота событий он не предвидел. Итак, его альтернативный план, громоздкий и трудоемкий, ничего не дал. Тобас надеялся, что в случае провала затеи с Гобеленом ворлоки смогут выстроиться в цепочку и доставить Клокочущую Погибель в горы Айгоа, как эстафету передавая ее друг другу. Но теперь единственным способом избавления от Погибели остается Переносящий Гобелен.

Что же, если нельзя доставить Погибель к ковру, следует доставить ковер к Погибели.

— Хорошо, — сказал он, — испробуем другой вариант.

Еще полчаса ушло на то, чтобы вырезать дополнительный кусок пола и получить отверстие, в которое можно было бы опустить развернутый Гобелен. Когда Тобас и Тенерия приступили к операции, занялся рассвет и купол дворца посветлел. Тем временем Теллуринон успел установить вокруг Погибели Непроницаемую Сферу Кандира. Однако сфера не оправдала своего названия и при соприкосновении с клокочущей массой лопнула, словно мыльный пузырь.

Погибель продолжала клокотать, повиснув в воздухе без всякой опоры.

За это время ее диаметр, по прикидкам Тобаса, увеличился более чем на дюйм. Придется разместить Гобелен намного ближе к Погибели, чем ему бы хотелось. Чародей двигался чрезвычайно осторожно, опасаясь прикоснуться к кипящей массе или, да избавят его боги, потерять равновесие и свалиться в нее.

В конце концов Гобелен разместили в отверстии. Его нижняя часть оказалась в конференц-зале, а оба конца поддерживающей планки находились в руках Тобаса и Тенерии. Некоторые ворлоки, чтобы не дышать ядовитыми испарениями, покинули дворец, а те, кто остался, очистили помещение от обломков мрамора и, став в сторонку, принялись наблюдать за действиями чародея и волшебницы.

— Что дальше? — спросила Тенерия.

Тобас поднес Гобелен к Клокочущей Погибели, оставив между ними небольшой зазор. Чтобы заклинание наверняка сработало, к Гобелену должна прикоснуться подлежащая транспортации масса, а не наоборот.

— Теперь будем ждать, — сказал он. — Расширяясь, субстанция коснется Гобелена и… Паф! — Чародей улыбался, а затем, сразу став серьезным, добавил: — Если нам повезет.

Они уселись по обе стороны от отверстия, удерживая Гобелен в вертикальном положении.

Наконец, примерно через четверть часа, когда их нервы были уже на пределе, а в горле свербило от дыма, Погибель коснулась Гобелена… И не исчезла. Вместо этого из точки контакта повалил белый зловонный пар.

Тенерия смотрела на Тобаса, ожидая от него какого-нибудь сигнала.

Но молодой чародей с ужасом взирал на кипящую массу.

— Мой Гобелен… — прошептал он чуть слышно.

Тобас видел, как растворяется ткань и рвутся нити там, куда прикоснулась Клокочущая Погибель.

— Что же… — начала Тенерия.

— Вытаскивай! — заорал Тобас, прежде чем девушка успела задать свой вопрос. Но он знал, что уже слишком поздно. Маги вытянули Гобелен из отверстия и расстелили на мраморных плитах.

Тобас горестно изучил полукруглую обгоревшую по краям дыру размером примерно шесть на шесть дюймов.

— Ковер погиб, — чуть не рыдая, произнес он. — Гобелена, которому четыре сотни лет, больше не существует.

— Вы уверены? — спросила Тенерия. — И его нельзя починить?

— Абсолютно уверен, — ответил Тобас. — Если в Гобелене порвется хоть одна нить, действие заклинания прекращается. И его можно вернуть, только заново соткав Гобелен. — Чародей посмотрел на Клокочущую Погибель и яростно прорычал: — Должен же быть способ остановить эту гадость!

— Может быть, это Кинжал Табеа? — предположила Тенерия. — Ведь он останавливает все проявления чародейства.

— Может быть, — вздохнул Тобас. — Но Кинжал в Двоморе вместе с Леди Сараи.

— Тобас, — спросила Тенерия. — А как же Сараи и Каранисса? Ведь они не смогут вернуться без Гобелена.

Тобас бросил на нее удивленный взгляд:

— При помощи этого Гобелена они в любом случае не вернулись бы. Гобелены обеспечивают лишь одностороннее перемещение. Поэтому им придется добраться до Твердыни Двомор, переместиться в другой замок и воспользоваться Гобеленом, который Гильдия Чародеев предоставила мне взамен этого. Сараи и Каранисса будут здесь через пару дней.

— А это безопасно?

— Достаточно безопасно, — пожал плечами Тобас. — Караниссе несколько раз приходилось добираться пешком до Твердыни Двомор. Дорогу она знает. — И, бросив еще один яростный взгляд на Клокочущую Погибель, чародей добавил: — А мы тем временем испытаем новые заклинания. Надеюсь, Черный Кинжал…

Конец фразы повис в воздухе.

Глава 42

Тот, кто поселился в доме на углу Большой Улицы и Улицы Чародеев, оказался более осторожным, чем старый Серем. Табеа обнаружила, что все двери — парадная, боковая и задняя — не только заперты, но и защищены охранительными заклинаниями. Черный Кинжал, без сомнения, легко бы нейтрализовал любые чародейские выдумки, но Кинжал исчез.

Однако каким бы осторожным ни был чародей, поставивший охрану, он не стал доходить до абсурда и не наложил заклинания на крышу здания Мысль о том, что кто-то рискнет забраться наверх и голыми руками бесшумно разберет черепицу, просто не пришла ему в голову. А Табеа, даже обладая зрением кошки и силой дюжины человек, потратила на эту работу несколько часов. Когда шпионка медленно и тихо пролезала на чердак дома через образовавшуюся в крыше дыру, небо на востоке уже начало розоветь.

Табеа не знала, кто именно поселился в доме, но она видела, как туда входили чародеи, как суетились у дверей посыльные. Бывшая "Императрица" понимала, что здесь происходит нечто важное. Маги, похоже, превратили угловое здание в свой штаб.

Но Табеа не понимала, почему даже после того, как она удалилась от власти, чародеи не действуют из дворца. Может быть, они ждут возвращения Правителя? Краем уха она слышала, как один из посыльных сообщил, что корабли уже вышли в море. Сидя на крыше, она очень ясно слышала, о чем говорят внизу.

Если Правитель еще не прибыл, то городская охрана уже успела вернуться. С крыши она могла рассмотреть знакомую униформу, мелькавшую на Рынке у Больших Ворот. По улицам туда и сюда маршировали небольшие отряды, занятые "восстановлением порядка". При всей своей ненависти к солдатам Табеа признала, что в их появлении было нечто успокоительное.

Гораздо менее успокаивающе подействовало на нее известие о том, что охранники очищают дворец — комната за комнатой, коридор за коридором. Но как ни странно, вид оборванцев, направляющихся обратно на Поле у Пристенной Улицы, вселял в нее ощущение возврата стабильности. Табеа радовалась, что ее сторонников не бросают в темницы и не убивают. Похоже, в Этшаре очень скоро все станет так, как всегда.

Все — кроме самой Табеа. Надежды на то, что ей позволят снова стать маленькой безвредной воровкой, просто не существует. Они убьют ее, если смогут.

"Лучший способ избежать этого, — решила Табеа, — узнать, что задумали чародеи. А поскольку они проводят свои сборища здесь, в доме Серема…"

Именно поэтому она стоит сейчас на голых, пыльных досках чердачного пола, вглядываясь в темноту, чтобы обнаружить люк и спуститься вниз.

Люк оказался в углу. Табеа чрезвычайно осторожно — на тот случай, если в соседней комнате кто-то есть — подняла крышку. Отверстие оказалось гораздо больше, чем она думала, и вниз вела не деревянная стремянка, как обычно бывает, а крутая узкая лестница, заканчивающаяся закрытой дверью.

Табеа осторожно спустилась и проскользнула в дверь. Теперь у нее появилась возможность узнать, что здесь происходит.

Однако тут же возникла первая сложность — в доме ничего не происходило. В нем действительно было несколько человек, но они все спали или дремали. С лестничной площадки второго этажа Табеа увидела сидящую у входной двери женщину — очевидно, дежурную. Но и эта стражница явно находилась в состоянии полудремы.

К счастью, в доме не оказалось волшебниц, способных сразу же распознать появление чужака. Ворлоки, видимо, тоже смогли бы почуять ее присутствие. Но чародеям, чтобы узнать о ней, требовалось сотворить заклинание.

Но даже волшебница не сможет ничего узнать, если спит. А в доме сейчас спали все.

Ничего удивительного, если учесть, что солнце еще не поднялось из-за горизонта. Немного поразмыслив, Табеа поднялась назад на чердак, тщательно прикрыла за собой крышку люка, улеглась по-кошачьи на пол и мгновенно уснула.

Девушка проснулась мгновенно, как пробуждаются кошки, и обнаружила, что проспала дольше, чем следовало бы. Быстро, но очень тихо она спустилась вниз.

Собрание было в полном разгаре.

— …сейчас в поперечнике не менее шестидесяти футов, — произнес мужской голос. — Она захватила часть стены и прилегающую лестницу, продолжая сохранять форму полусферы. Похоже, что она выбрасывает отростки, выхватывая каменные глыбы пола и подпитывая ими основную массу. Верхняя ступень лестницы частично растворена, и кипящая масса стоит выше ее уровня. Растворение продолжается. Жижа не только попала на пол помещения конференц-зала, но и проникла в кладовую этажом ниже. Через несколько часов она прогрызет там пол и начнет просачиваться в подземелье. Великое заклинание Трансмутации, которое классифицируют десятым порядком, оказалось столь же бессильным, как и все предыдущие. Заклинание Очищения относится к третьему порядку, но требует длительной подготовки. Сейчас ритуал близится к завершению. Идет работа над Испарением Ларамуира, но, как вам известно, на сотворение этого заклинания требуется двадцать четыре часа, поэтому результаты станут известны только поздно ночью.

Голос умолк, и наступила тревожная тишина. Табеа пыталась сообразить, о чем идет речь. Комната под тронным залом? Что-то растворяет там пол и стены?

И вдруг ее осенило. Они же говорят о Клокочущей Погибели! "…заклинание… оказалось столь же бессильным, как и все предыдущие". Они не знают, как остановить действие собственного заклятия!

А Леди Сараи еще осмеливалась над ней издеваться! Как бы услышав ее мысли, кто-то спросил:

— Что-нибудь слышно о Леди Сараи?

— Пока нет, — ответил мужской голос. — Но она и Каранисса доберутся до Твердыни Двомор сегодня вечером либо завтра утром. После этого они не более чем через час окажутся здесь. Гобелен, который мы передали Тобасу, перенесет их в пустующее помещение одной из башен у Больших Ворот. Там уже стоит охрана. Солдаты доставят ее сюда, как только она появится.

— Естественно, — произнес кто-то полным сарказма тоном, — если только Леди Сараи в панике не прикончила Караниссу, когда та неожиданно появилась в замке, а в горах их не застанет дождь, не сожрет дракон, они не заблудятся и никто случайно не повредит Гобелен, повешенный в Твердыне Двомор…

Табеа узнала голос, он принадлежал человеку, который докладывал о Клокочущей Погибели.

— Заткнитесь, Геремон, — с усталым раздражением произнес другой чародей. — Каранисса чувствует себя прекрасно. Перед уходом она закрутила монету, и та вращается без замедлений. Я проверял всего час назад.

— Но это еще не значит, что она не сидит сейчас в своем замке, пережидая снежную бурю, или не отбивается от волков.

— В Двоморе волки не водятся, — ответил усталый голос. — Ив месяц Сбора Урожая снега там не бывает. Даже в горах.

— И все же…

— Да, они могут задержаться, — согласился утомленный чародей и со вздохом добавил: — Будем надеяться, что этого не произойдет. Насколько я понял, корабль из Этшара Пряностей ожидается завтра во второй половине дня. Хорошо бы представить Эдерду дворец хоть и поврежденным, но безопасным. Не хотелось бы, чтобы наш дорогой Верховный Правитель превратился в булькающую пену.

В ответ кто-то засмеялся, но Табеа уже не слушала, она думала.

Итак, Леди Сараи скоро вернется в одну из башен у Больших Ворот. С ней наверняка будет Кинжал. Именно поэтому чародеи ждут ее с таким нетерпением. Все очень просто — Черный Кинжал должен служить контрзаклинанием Клокочущей Погибели! Переход Сараи при помощи Гобелена в какое-то место по имени Двомор пока не позволяет им остановить распространение ядовитой кипящей субстанции.

Табеа может перехватить Сараи и вернуть Кинжал, прежде чем дочь Лорда Калтона появится в доме Серема. Затем она остановит Клокочущую Погибель и откажется от отречения. Старый Эдерд возвращается. Отлично. Она убьет его и положит конец всем попыткам вернуть старцу трон. Кроме того, остановив Погибель, Табеа станет героиней даже для тех, кто раньше выступал против нее.

На сей раз она не станет глупить, не повторит своих прежних ошибок. Во-первых, для жителей дворца будут установлены строгие правила. Во-вторых, она прибегнет к помощи городской стражи. Если старая охрана откажется ей служить, придется сформировать свою.

Со второй попытки она сделает все как надо. Однако прежде всего следует вернуть Черный Кинжал. А для этого необходимо найти Леди Сараи прежде, чем она попадет под защиту солдат и чародеев.

Итак, аристократка появится в пустующем помещении одной из башен у Больших Ворот. В оборонный комплекс Больших Ворот входят восемь башен: две огромные казарменные и шесть меньшего размера рядом со въездом в город. Каждая башня насчитывает дюжину помещений, многие из которых пустуют. Чтобы отыскать нужное, придется хорошо потрудиться.

Но как определить, где именно должна появиться Сараи?

Улыбка расползлась по лицу Табеа. Чародеи сами дали ей подсказку. Когда она увидит, что кто-то охраняет пустую комнату…

Время у нее есть. По меньшей мере до вечера… Табеа начала подниматься по лестнице, и нетерпение заставило ее забыть об осторожности. Тобас поднял глаза. Ему показалось, что со второго этажа доносится какой-то шум.

Нет, его подозрения нелепы. В Доме Гильдии не может быть никого, кроме чародеев, да и те собрались здесь, в гостиной. Скорее всего где-то в доме балуется спригган.

"Так и есть, — думал он. — По второму этажу бегает спригган, и беспокоиться не стоит. Малыши хоть и докучают людям, но абсолютно безвредны".

— Никто не пытался применять Ректификацию Лиррима? — спросил он. — Я лично никогда не пользовался этим заклинанием, но в книгах…

Твердыня Двомор не могла порадовать глаз — ее архитектурные достоинства были далеки от совершенства, но Леди Сараи показалось, что ничего прекраснее она еще в жизни не видела. Какой бы развалюхой ни оказался замок — перед ней наконец появилось настоящее каменное здание! После двух дней скитаний по дикой местности любое проявление цивилизации вызывало восторг. Кроме того, эта изрядно потрепанная крепость открывала дорогу в ее любимый Этшар-на-Песках. Разве можно не восхититься подобным сооружением?

Путешествие через горы было весьма неприятной прогулкой. Каранисса выдержала его довольно стойко, но привыкшая к ровным городским улицам Сараи то и дело спотыкалась, норовя свалиться с крутых откосов. Поначалу она надеялась, что ее органы чувств обострятся, как только волшебница выведет ее из мертвой зоны. Однако ничего подобного не произошло. С помощью Караниссы девушке удалось отловить кролика и прикончить бедное животное Черным Кинжалом. Таким образом они получили ужин и доказательство того, что Кинжал по-прежнему функционирует. Однако дополнительная кроличья сила, слегка обострившиеся слух и зрение, не очень-то радовала Сараи.

Однако следовало признать, что вкус у печеного грызуна оказался отменный.

Половины кролика и нескольких диких яблок было мало для двухдневного утомительного перехода. В свете этого обстоятельства Твердыня Двомор, где, по уверениям Караниссы, их обязательно должны накормить, становилась еще более привлекательной.

Часовой у ворот дружески приветствовал волшебницу на языке, которого Леди Сараи никогда не слышала. Обеих дам провели внутрь замка, где Сараи, стоя без дела, изучала внутренний декор, пока Каранисса беседовала с какими-то людьми, облаченными в сияющие варварским великолепием наряды. Некоторые из двоморцев выглядели озабоченными, некоторые просто любопытствующими, иные же вели себя непосредственно, как старые друзья волшебницы. Однако, судя по жестам и первых, и вторых, и третьих, практически все они спрашивали Караниссу о Леди Сараи, и та им что-то объясняла, не удосуживаясь при этом сообщить дочери Лорда Калтона, о чем идет речь. В результате за все время пребывания в Твердыне Двомор — принимая ванну, меняя одежду или наслаждаясь роскошным ужином — Сараи так и не поняла, что происходит вокруг. Ни одна живая душа в Твердыне ни слова не говорила по-этшарски.

Наконец Каранисса, помахав ручкой трем неизвестным Сараи людям, провела спутницу в шикарную опочивальню и, отодвинув занавес на стене, открыла Гобелен с вытканной на нем поистине жуткой картинкой.

Изображение изобиловало массой мельчайших деталей. На переднем плане Сараи увидела узкую тропку, которая через подвесной мостик вела к небольшому замку. Замок этот скорее всего привиделся мастеру в ужасном ночном кошмаре. Мрачную крепость из серого и черного камня украшали зловещего вида башенки, бесчисленные горгульи и человекообразные монстры, кричащие что-то с выражением неописуемого ужаса на перекошенных лицах. Даже фасад здания напоминал рожу злого демона — ворота казались чудовищной клыкастой пастью, а два окна наверху — глазами. Замок был изображен на странном облачном фоне, выполненном в ало-багровых тонах. Красноватые блики играли на шпилях башен. Сараи подумала, что подобного неба не может быть ни в одной части реального Мира.

— Вам лучше взять меня за руку, — сказала Каранисса.

— Нет-нет, не надо… Надеюсь, мы туда не… — пролепетала Сараи, пятясь назад.

Волшебница схватила ее за руку и потянула к стене. Девушка взвизгнула и рухнула на колени.

Она приземлилась на жесткие камни узкой тропинки, перекинутой через багровую бездну.

— Разрешите приветствовать вас в моем доме, — с улыбкой произнесла Каранисса и повела ее по подвесному мосту, через клыкастые ворота и открытую дверь внутрь замка.

Леди Сараи старалась не отставать и испуганно поглядывала по сторонам, а Каранисса тем временем начала рассказывать:

— Это место сотни лет назад соорудил Дерри — Деритон Маг, я хочу сказать. Тогда же он меня сюда и привел. Когда в Двоморе сбили его летающий замок, Деритон погиб. И я пребывала здесь в полном одиночестве, пока Тобас не наткнулся на Гобелен. Он нашел способ выбраться отсюда, и мы оказались в упавшем замке. Теллуринон обменял наш старый ковер на новый — ему очень хотелось перебросить Табеа в мертвую зону, после того как Клокочущая Погибель с ней разделается. И теперь здесь находится другой Гобелен, он переместит нас в одну из башен у Больших Ворот.

Она прервала рассказ, чтобы перевести дыхание. Сараи молчала, она была поглощена изучением мрачного, освещенного факелами коридора. Из всех углов на нее пялились каменные горгульи.

Каранисса начала подниматься по широкой винтовой лестнице, говоря на ходу:

— Наверное, нам с Тобасом следует перенести второй Гобелен из Двомора в Этшар. Очень неудобно, когда парадный вход в замок и черная лестница находятся на таком расстоянии. Спуск с гор даже на ковре-самолете — дело достаточно утомительное, а пересекать сотни миль по воде — глупо.

Они прошли через арку, и Каранисса, сняв с кронштейна факел, свернула в боковой коридор.

— Не знаю, правда, понравится ли это Алоррии, — продолжила она. — Но уверена, что ее папочке Королю Дернету моя идея придется не по вкусу. Ему хочется видеть Тобаса придворным чародеем и одновременно держать дочь под боком. Алоррия не видела ничего, кроме Твердыни Двомор, ну и, конечно, этого замка.

Сараи била мелкая дрожь. Рожи демонов, выглядывающие из углов, пугали ее и заставляли нервничать. Кроме того, вокруг творилось что-то противоестественное. За пределами замка было довольно светло, но все внутренние помещения пребывали во тьме, если не считать факела Караниссы. Там же, где через окна пробивались жуткие красноватые всполохи, атмосфера казалась еще более зловещей.

Но волшебницу это совершенно не трогало. Проходя по лабиринту комнат, она весело болтала.

Наконец женщины добрались до двери, расположенной в конце небольшого коридора.

— Мы отправимся в путь одновременно, — сказала хозяйка замка, отодвигая засов.

Сараи осторожно переступила порог и внимательно осмотрелась. Каранисса вошла следом и укрепила факел в свободном кронштейне.

Комната оказалась маленькой и совершенно пустой, без горгулий или черного кованого железа в углах — простые серые стены, на одной из которых висел Переносящий Гобелен.

— Наверное, мы с Тобасом перевесим его ближе ко входу, — сказала Каранисса. — Это сэкономит время, когда приходится бывать здесь транзитом — как сейчас, например.

Сараи, рассмотрев Гобелен, почувствовала облегчение. На нем была изображена самая заурядная комната! Белые стены, окованная металлическими полосами дверь, стандартная меблировка караульного помещения.

— Пошли, — сказала она Караниссе, взяла волшебницу за руку, потянула и через мгновение оказалась в Этшаре.

Здесь было гораздо светлее, а за окном стоял самый обычный день — никаких мерцающих оранжевым светом факелов или жутковатых багровых всполохов. Леди Сараи огляделась.

Гобелен исчез, вместо него девушка увидела голую белую стену с узким окном.

— Северное освещение, — заметила Каранисса. — Оно гораздо ровнее. Не имеет значения, где стоит солнце и какая на дворе погода. Однако, — помрачнев, продолжила волшебница, — по ночам Гобелен не работает. Это создает определенные неудобства. И как я раньше об этом не догадалась? Впрочем, боюсь, что исправить уже ничего нельзя.

Бросив взгляд на стену, Каранисса подняла щеколду и распахнула дверь.

Прежде чем Сараи успела увидеть, что находится за порогом, она услышала поскрипывание стула, шуршание килта и шорох перевязи. По-видимому, какой-то солдат поспешно вскочил на ноги. Она прошла следом за Караниссой и оказалась в просторном зале, вдоль стен которого было расставлено и разложено различное вооружение. За окнами виднелось затянутое легкой дымкой небо, издалека доносились чьи-то шаги и голоса. Недалеко от двери стоял солдат. Он отсалютовал, прижав руку к сердцу, и объявил:

— Я — Деран, сын Вуллера. Прошу вас, дамы, следовать за мной. Вас желает видеть капитан Тикри.

— Тикри? — радостно и изумленно переспросила Сараи. Она не видела капитана с тех пор, как Табеа начала победный марш на дворец, а Тикри отправился защищать Верховного Правителя. Девушка боялась, что он погиб или что ему пришлось бежать. Но она ошиблась — капитан здесь и, по-видимому, уже приступил к исполнению своих обязанностей. *

— Да, Миледи, — ответил Деран. — Сюда, пожалуйста.

Сараи и Каранисса прошли за Дераном к лестнице.

— Где мы? — спросила Сараи.

— В зале боевой подготовки офицеров, Миледи. Верхний этаж Северной казарменной башни у Больших Ворот.

— Значит, городская охрана вернулась и все пришло в норму?

Деран некоторое время молчал, не зная, как ответить. Наконец он сказал:

— Не все, Миледи. Охрана действительно вернулась. Об этом позаботился Лорд Торрут, как только узнал, что Табеа отказалась от своих претензий на трон. Верховный Правитель пока еще на борту корабля, стоящего на якоре у Морских Врат. Во дворце какой-то непорядок, по слухам, имеющий отношение к Гильдии Чародеев. Туда никого не пускают без особого разрешения их Гильдмастеров. А Лорд Калтон… — Деран замялся.

— Что с моим отцом, — спросила Сараи.

— Он умирает, Миледи, — неохотно произнес Деран. — Морское путешествие окончательно подорвало его здоровье. Говорят, что ему осталось не более шестиночья, и это несмотря на то что волшебник Теас непрерывно поддерживает его силы. Верховный Правитель никого не желает назначать на место Лорда Калтона… А нам в этой неразберихе Министр Справедливости просто необходим. Лорд Торрут делает все возможное, но… одним словом, я не сказал бы, что все вернулось в норму.

Он остановился перед какой-то дверью и постучал. Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянула сердитая физиономия капитана Тикри.

— Леди Сараи! — радостно завопил он. — Как я рад, что вы вернулись! — Но, тут же спохватившись, добавил: — И вы, Каранисса.

Обе женщины улыбнулись и попытались произнести соответствующие вежливые слова. Но Тикри не позволил им открыть рта. Подняв руку, он заявил:

— Не будем терять времени. Нам необходимо как можно быстрее попасть во дворец. Чародеи заждались вас. Поговорим по пути. Позвольте мне только нацепить меч.

Через несколько минут группа из четырех человек — Деран, Тикри, Сараи и Каранисса — вышла из башни во внутренний двор и, миновав огромные ворота, двинулась в сторону дворца.

А с вершины Южной башни на них яростно взирала Табеа. Лиц с такого расстояния она рассмотреть не могла, но то, что идут две женщины в нарядах аристократок и пара солдат, она видела ясно. Это — Сараи! Она ее упустила! Потратила столько времени на обыск нелепых оборонительных сооружений и все проморгала!

Табеа помчалась вниз, проклиная свою осторожность. Она осмотрела все шесть привратных башен и большую часть Южной казарменной, оставив Северную напоследок, так как в ней квартировало слишком много солдат.

Но Сараи, конечно же, прибыла в Северную башню, ведь именно там всегда происходят самые важные события. С нее и надо было начинать, несмотря на охранников.

Прыгая через три ступени, Табеа бросилась в погоню за Черным Кинжалом.

Глава 43

Потрясенная Сараи с ужасом взирала на белый неестественный туман и булькающую зеленоватую массу, перекрывающую коридор от стены до стены и от пола до потолка.

— Сейчас ее диаметр около ста футов, — пояснил Тобас. — Она достигла нижнего уровня подземелий и, как видите, сожрала всю дальнюю часть тронного зала, включая лестницу. Погибель добралась до коридора, ведущего в покои Правителя, но в сами покои еще не проникла.

— Неужели вы верите, что Клокочущую Погибель остановит вот эта штука? — спросила Сараи, поворачиваясь к аудитории, состоящей из магов и солдат, и поднимая повыше руку с Черным Кинжалом. Ей хотелось, чтобы каждый увидел, насколько ничтожен клинок по сравнению с гигантской массой магического варева.

Некоторое время все молчали. Сараи видела, что собравшиеся сравнивают и размышляют.

Затем один из ворлоков нервно хихикнул, и вскоре все маги истерически захохотали. Солдаты, не позволяя себе открыто смеяться, ухмылялись в усы. Разгневанный Теллуринон, приказав всем немедленно заткнуться, повернулся к Сараи и злобно заорал:

— Что вы понимаете в чародействе! Размер артефакта не играет роли! Важна сущность заклинания и его потенция! Ничего более!

— И вы серьезно полагаете, Гильдмастер, что Кинжал, на который случайно наложила заклятие ничего не смыслящая в чародействе девочка, остановит действие заклинания, способного уничтожить весь Мир?

— Может, — ответил Теллуринон, но не так уверенно, как ему бы хотелось.

— Сомневаюсь, — продолжила Сараи. — Скорее всего это вещество растворит Кинжал, как растворило Переносящий Гобелен Тобаса и все, к чему прикасалось, будь то предмет магический или самый обычный.

— Ну и что же вы предлагаете? — источая сарказм, спросил Теллуринон. — Может быть, у вас в запасе есть хитроумное заклинаньице, о котором в спешке запамятовала вся Гильдия Чародеев? Мы, к вашему сведению, испробовали все, которые знали. Остановить Погибель пытались не только чародеи, но и ворлоки, и волшебники, и колдуны. Демонологи вызывали сюда демонов и разных монстров дюжинами. Всех их поглотила Клокочущая Погибель. Ничто не в силах остановить ее.

— И Черный Кинжал не остановит, — бросила Сараи. — Вы только взгляните на нее!

— Клинок пресекал любое проявление чародейства! Мы не знаем более эффективных средств нейтрализации магических чар.

Сараи, бросив удивленный взгляд на Тобаса и Караниссу, заявила:

— Вы говорите неправду. И вам это прекрасно известно.

У Теллуринона от изумления отвисла челюсть, а солдаты и маги мгновенно умолкли. Сараи чувствовала, что все взгляды обращены на нее. Еще бы, обвинить Гильдмастера во лжи, причем публично…

— Я видела это собственными глазами, — продолжала гнуть свое Сараи. — В Малых Королевствах есть небольшая долина, где чародейство не работает; там даже упал летающий замок! Мы просто обязаны использовать это место, чтобы остановить Клокочущую Погибель.

— Так вот вы о чем, — произнес оправившийся от шока Теллуринон. — Да, конечно, такое место существует. Мы попытались перебросить туда Клокочущую Погибель, но задача оказалась нам не по силам.

— Именно тогда Погибель растворила Переносящий Гобелен, — пояснил Тобас.

— И сожрала каменную глыбу, вместе с которой мы попытались ее перенести, — добавил какой-то ворлок.

— Погибель невозможно сдвинуть, — сказал Венгар.

Сараи, стараясь осмыслить услышанное, обвела магов нерешительным взглядом.

— Значит, вы не способны ее переместить?

Все дружно зашумели, подтверждая сказанное.

— Но нельзя ли в таком случае переместить сюда мертвую зону? — спросила Сараи. — Знаете поговорку: если дракон не идет к охотнику, то охотник идет к дракону?

На какое-то время воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь шипением Погибели. Все обдумывали предложение Сараи.

— Но как? — поинтересовался наконец Тобас. — Это же не предмет, это — место. Да и в любом случае чародейство не сможет ничего сделать — там оно не работает.

— А волшебство работает, — парировала Сараи, видевшая в упавшем замке магические действия Караниссы.

— Леди Сараи, зона — не предмет, а место, — повторил Тобас. — Допустим, нам удастся сдвинуть долину и даже гору, но скажите, каким образом мы перенесем все это на восемьдесят лиг в Этшар? Волшебники на это не способны, если, конечно, не собрать их несколько тысяч. Но столько волшебников не наберется во всей Гегемонии. Возможно, что в переносе горы могли бы преуспеть ворлоки, согласившись все как один услышать после этого Зов. Колдовство, демонология… Не думаю, что от них будет какая-то польза.

— Колдовство здесь бессильно, — вставил Келдер из Тазмора.

— Демонология тоже, — подтвердила Каллиа Сломанная Рука.

— Значит, вы должны создать новую. Я имею в виду новую мертвую зону. Здесь, во дворце, — заявила Сараи.

Тобас неуверенно посмотрел на Теллуринона.

— Нет! — весьма решительно ответил Гильдмастер.

— Заклинание утрачено, — заметил Тобас.

Продумывая дальнейшие аргументы, Сараи бросила взгляд на Клокочущую Погибель и тут же непроизвольно сделала шаг назад. Пока они спорили, кипящая мерзость заметно приблизилась. Отступив на несколько футов в глубь коридора, подальше от стены зеленоватой липкой массы, Сараи повернулась лицом к Тобасу и жестко спросила:

— Вы уверены?

— Да, Миледи, — кивнул чародей. — Единственная Книга Заклинаний, в которой оно было записано, сожжена четыреста лет назад — в 4763 году, если мне не изменяет память. А сотворившего это заклинание чародея повесили.

— Но мертвая зона возникла при помощи чародейства? — попыталась уточнить Сараи.

Теллуринон исподлобья смотрел на Тобаса.

— Да, Миледи, — ответил придворный чародей Двомора.

— И заклинание в свое время было записано?

— Эллраном Несчастливым в 4680 году. — Тобас печально улыбнулся. — Он открыл свое заклинание совершенно случайно. Точно так же, как Табеа случайно состряпала Черный Кинжал. Эллран заклинания больше не применял, но его ученик на это решился, за что и отправился на виселицу.

— Похоже, о мертвой зоне вы знаете абсолютно все, — заметила Сараи.

— Но это же в некотором роде моя специализация, — пожал плечами Тобас. — Поэтому меня и пригласили в Этшар.

— Коль скоро вы такой специалист, — вмешался Венгар, — то не знаете ли вы способа реконструировать потерянное заклинание?

— Если известно подлинное имя ученика и время, когда он творил заклинание, — вступила в разговор Мерет, — то с помощью Всепроникающего Видения я могла бы попытаться прочитать ту страницу, на которой оно было записано. Раз уж мы не нашли контрзаклинания для Клокочущей Погибели, это могло бы…

— Нет! — взвизгнул Теллуринон. — Мерет, я вам запрещаю! Только подумайте, что вы предлагаете! Превратить дворец в мертвую зону для чародейства? Ведь Гильдия больше не смо…

Опалив всех бешеным взглядом, он замолчал на полуслове. Гильдмастер понял, что чуть было не проболтался о тайне Гильдии перед лицом стольких свидетелей.

— Нет! — закричал он. — Мы используем Черный Кинжал, а если он не сработает — эвакуируем город.

Лишенная своих кошачьих талантов — а кролик, как всем известно, гораздо медлительнее кошки, — Леди Сараи максимально быстро шагнула вперед, схватила левой рукой мантию Теллуринона, а правую, с зажатым в ней Черным Кинжалом, поднесла к груди чародея.

— Послушайте меня, Гильдмастер, — сказала она. — Ваши идиотские заклинания разрушают дворец Правителя, они могут погубить город и не исключено, что весь Мир. Но вас волнуют секреты Гильдии, и вы готовы на все, лишь бы сохранить могущество чародеев? Вы опасаетесь, что не сможете подслушивать во дворце, не сможете держать в руках Правителя? Вам следует бояться другого, Теллуринон. Вам следует опасаться меня и этого Кинжала. Я не стану даже пытаться остановить им Клокочущую Погибель, Теллуринон. Я использую его против вас. Черный Кинжал сожрет вашу душу, и от вас не останется ничего — даже призрака.

Сараи и сама не знала, насколько реальна ее угроза. Но ей было все равно. Она приблизила Кинжал к груди Гильдмастера, и острое лезвие прорезало ткань мантии.

— Вы не посмеете, — прохрипел Теллуринон, хватая воздух широко открытым ртом. — Гильд…

— Клокочущая Погибель все равно нас убьет, если мы здесь останемся, — сказала Сараи. — Кроме того, я уверена, что в данном случае Гильдия вас не поддержит. Есть здесь желающие остановить меня? — спросила Сараи у застывших зрителей.

Теллуринон бросил на своих сподвижников умоляющий взгляд. Тобас, Мерет и Геремон остались стоять неподвижно, хотя Геремон прикинулся потрясенным. Алгарин с небрежным видом поглядывал в потолок. Другие маги следили за развитием событий с интересом, но попыток прийти на помощь Гильдмастеру никто не предпринял. Что же касается солдат, то те всем своим видом выражали готовность открыто встать на сторону Сараи.

— Не знаю, о каких заклинаниях здесь толкуют, — громко проговорил один из охранников, — но эта самая Гильдия мне давно обрыдла. Тот, кто обидит Леди Сараи, будет иметь дело со мной.

Послышалось несколько выкриков на ту же тему, и не все они исходили от солдат.

Теллуринону срочно пришлось менять тактику.

— Хорошо, — сказал он, — мы попытаемся сотворить Всепроникающее Видение, как предлагает Мерет. Если удастся открыть секрет запрещенного заклинания Эллрана, мы его применим. Но если оно не сработает, Леди Сараи, нам придется обратиться к Черному Кинжалу.

— Согласна, — ответила Сараи и, отступив назад, отпустила мантию Гильдмастера.

— Для заклинания Всепроникающего Видения потребуется магический кристалл, — заметила Мерет, — а я оставила его дома. Кроме того, мне нужно абсолютно темное помещение, во дворце мы такого не сыщем.

— В таком случае отправляйтесь домой, — произнесла Сараи.

— Я пойду с вами, — сказал Тобас чародейке, — чтобы записать заклинание Эллрана и немного у вас поучиться.

Теллуринон хотел вмешаться, но, прежде чем он открыл рот, Сараи распорядилась:

— А Гильдмастеру лучше всего вернуться в Дом Гильдии и взглянуть, как там обстоят дела.

Теллуринон бросил на нее злобный взгляд, но спорить не решился. Сараи знала, что приобрела в лице Гильдмастера смертельного врага. Но ей это было по-настоящему безразлично. Мерет и Тобас отправились по кольцевому коридору в направлении северо-западных дверей. Теллуринон и Геремон двинулись к северо-восточному входу. Остальные разбрелись кто куда. Сараи же мечтала только об отдыхе. Интересно, цела ли ее старая комната? Клокочущая Погибель была еще достаточно далеко от юго-восточной части дворца, где находились семейные покои Калтонов, но жуткая жижа расползается так быстро…

"Наверное, лучше обосноваться где-нибудь поближе к дверям", — решила Сараи и прошла в северо-западный коридор, в одну из комнат, где просители обычно ожидали аудиенции Верховного Правителя.

Помещение напоминало свалку. Сараи с отвращением оглядывалась вокруг, не в силах сообразить, жил ли здесь кто-нибудь во время короткого правления Табеа, или комнату использовали как помойку.

Вслед за ней в бывшую приемную вошла Каранисса.

— Что вы делаете, Леди Сараи? — спросила она.

— Я хотела… Нет, Каранисса, вы только взгляните, что здесь творится! — с горечью произнесла Сараи, показывая на горы мусора.

Две обитые шелком скамьи лишились ножек и превратились в пародии на кровати. Позолоченный чайный столик, тоже с отломанными ножками, лежал на боку. Три безмерно грязных и рваных одеяла валялись в углу в окружении апельсинных корок, яичной скорлупы, куриных костей и других объедков.

Каранисса посмотрела на разгром и не нашлась что сказать. Сараи двумя пальцами подняла одно одеяло и вымела им в коридор часть мусора.

— Не стоит беспокоиться, Сараи, — заметила Каранисса. — Клокочущая Погибель все равно поглотит это помещение еще до того, как мы сможем ее остановить…

— До того, как чародеи смогут ее остановить! — выпалила Сараи, с отвращением отбрасывая одеяло. — Идиоты, которые запустили Погибель, показали Табеа, как изготовить Черный Кинжал, и отказали в помощи моему отцу…

— Но среди них есть и другие — мой муж, например, и ваша подруга Мерет, — мягко закончила за нее Каранисса.

— Да, да, я знаю, — раздраженно бросила Сараи. — Большинство знакомых мне чародеев — люди хорошие. Но очень часто они просто не ведают, что творят. А творят они опасные вещи! Они без умолку твердят о невмешательстве в политику, а Теллуринон практически признался, что чародеи шпионили за Верховным Правителем…

Оборвав речь, она села на пол. Каранисса примостилась рядом, и некоторое время обе женщины молча сидели бок о бок. Издалека до Сараи доносились звуки шагов, голоса и несмолкаемое шипение Клокочущей Погибели. Девушка посмотрела на Черный Кинжал, все еще зажатый в руке, и вздрогнула, заметив крошечную каплю крови Теллуринона, запекшуюся на острие клинка.

— Я думаю, что спокойно могла бы его убить, — сказала она.

— Наверное, — согласилась Каранисса. — Во время Великой Войны мы знали, что при определенных обстоятельствах практически каждый способен на убийство. Любой человек может стать опасным.

— Даже такое безобидное ничтожество, как Табеа Воровка, — сказала Сараи. — Получив Черный Кинжал, она стала "Императрицей" Этшара. Кстати, может быть, мне все же испробовать Кинжал на Клокочущей Погибели. По крайней мере мы бы от него избавились.

— Почему же вы этого еще не сделали? — спросила Каранисса.

— Сама не знаю, — задумчиво ответила Сараи. — Это такая бессмыслица… Знаете, Каранисса, ведь у меня было настолько тонкое обоняние, что казалось, будто я вижу носом. В темноте я видела, как кошка, слышала звуки, которые человеческое ухо не улавливает, была быстрой, сильной…

— Вы хотите вернуть эти качества? Станете убивать животных?

Сараи долго думала, прежде чем ответить.

— Нет, — сказала она наконец. — С исчезновением Табеа необходимость в этом отпала. Я вообще не люблю убивать и привыкать к крови не желаю.

— Так как же вы поступите с Кинжалом?

— Пока не знаю, — медленно ответила Сараи. — Об этом надо подумать. — Она внимательно посмотрела на Кинжал и затем, переведя взгляд на Караниссу, спросила: — Скажите, что значит быть волшебницей?

Каранисса попыталась объяснить свое состояние — впрочем, без особого успеха. Далее разговор пошел о том, легко ли быть замужем за чародеем и при этом делить его с другой женой. Каранисса рассказала, как вышла замуж и как получилось, что Алоррия тоже стала женой Тобаса из Тельвена. Частично эту историю Сараи узнала во время длительной прогулки по горам, но только сейчас она осмелилась спрашивать о том, что ее по-настоящему интересовало.

В конце концов все темы были исчерпаны. Дневной свет начал потихоньку меркнуть, а Клокочущая Погибель шипела уже значительно ближе.

— Я проголодалась, — объявила Каранисса. — А вы здорово устали. Приглашаю вас ко мне в гостиницу, мы поужинаем, и я уступлю вам на время постель.

— Это было бы замечательно, — с благодарностью произнесла Сараи.

Черный Кинжал скатился на пол, и она наклонилась, чтобы поднять его. Однако, вместо того чтобы сразу вложить Кинжал в ножны, Сараи понесла его в руке. Никаких особых целей она при этом не преследовала — просто удобная рукоятка в ладони вселяла в нее чувство уверенности.

Пройдя северо-западным коридором, женщины вышли на дворцовую площадь.

Глава 44

Табеа затаилась в ожидании. Настигнуть Сараи сразу ей не удалось. Портовая Улица кишела прохожими, а Четвертную Улицу патрулировали солдаты. Не посмела она и последовать за Сараи во дворец. Там было полно охранников и магов, а Табеа по-прежнему оставалась без Черного Кинжала. Но ничего, рано или поздно Леди Сараи должна будет появиться на улице — не останется же она ночевать во дворце, имея под боком Клокочущую Погибель. Аристократка отправится либо в дом Серема, либо в Казарменную башню у Больших Ворот, либо в иное место. Рано или поздно она потеряет бдительность и отошлет эскорт. Вот тогда у Табеа и появятся шансы.

На площади перед дворцом стоял брошенный фургон, и Табеа не преминула воспользоваться этим подарком судьбы. Она забралась в повозку, улеглась на дно и через щель между досками стала наблюдать за тем, что творилось снаружи.

Вскоре из дворца хлынул поток солдат и магов, однако Леди Сараи среди них не оказалось.

Наконец уже ближе к вечеру терпение Табеа было вознаграждено. Открылась боковая дверь, и на площадь вышли Сараи и черноволосая высокая волшебница. Их никто не сопровождал.

В руке Леди Сараи был Черный Кинжал. Собрав всю накопленную энергию, воспользовавшись своей нечеловеческой быстротой, Табеа выпрыгнула из фургона и вцепилась в руку проклятой аристократки.

Сараи даже не увидела приближающуюся воровку. Она еще помаргивала, пытаясь приспособиться к яркому свету после полумрака дворца, когда что-то схватило ее за кисть и выбил Черный Кинжал. Сараи пошатнулась и села на землю — руку пронзила невыносимая боль.

— Табеа! — закричала Каранисса.

Но самозванка уже бежала по коридору дворца.

— Похоже, у меня вывих и растяжение, — произнесла Сараи — у нее нещадно кружилась голова. — А что случилось?

— Это Табеа! — ответила Каранисса, наклоняясь, чтобы помочь спутнице подняться. — Она унесла Кинжал!

Сараи, позабыв о боли, мгновенно вскочила на ноги.

— Из ваших слов я поняла, что ее нет в Этшаре!

— Она вернулась, — ответила Каранисса.

— Но почему чародеи ее до сих пор не убили? Они же изнывали от жажды мщения.

— До этого у них еще не дошли руки, — ответила Каранисса. — Все внимание магов было направлено на Клокочущую Погибель. Впрочем, причина промедления значения не имеет. Важен факт — Табеа не убили, и она вернулась. Пошли!

Сараи неуверенным шагом двинулась к двери, а Каранисса, сложив ладони рупором, крикнула двум стоящим поблизости стражникам:

— Табеа! Табеа вернулась! Приведите подмогу! И не забудьте захватить факелы!

Затем, следом за Сараи, она осторожно вошла во дворец.

Табеа, выставив вперед клинок, бежала по коридору в сторону тронного зала. Неужели Сараи уже остановила Клокочущую Погибель? Если так, то это сорвет ее план превратиться в спасительницу города — но с другой стороны, получив Кинжал, она все равно снова будет Императрицей.

Интересно, что стало с Погибелью? Продолжает ли она расширяться или осталась шестидесяти футов диаметром, как докладывал Геремон?

Услышав зловещее шипение, Табеа резко притормозила. Наступил вечер, и коридор погрузился во тьму, непроницаемую даже для кошачьих глаз.

Нужен свет. Руководствуясь запахом, Табеа опустилась на пол и нащупала обрывки грязного, сального одеяла. Она закрепила его узлом на валявшейся рядом ножке стола, подняла импровизированный факел над головой и сосредоточилась, чтобы уловить дарующий силу ворлока шепот.

Но она слишком нервничала и отвлекалась на посторонние звуки. Самозванка успела лишь нагреть тряпицу, когда за ее спиной вспыхнул золотой свет. Оглянувшись, она увидела высокую волшебницу — источником света служила ее высоко поднятая ладонь. Радом с волшебницей стояла Леди Сараи.

— Не подходите! — взвизгнула Табеа, выхватив Кинжал и отступая в глубь коридора.

Обе женщины двинулись следом.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Сараи. — Ты отреклась от престола.

— Отречение было условным! — выкрикнула Табеа. — Я оставила трон при условии, что вы уничтожите Клокочущую Погибель! Но вы этого не сделали! Я сама остановлю ее и законным образом верну себе трон!

Каранисса и Сараи переглянулись.

— У тебя ничего не получится, — произнесла Сараи.

— Нет, получится! — визжала Табеа. — Я вернула себе Черный Кинжал, а он пресекает любое чародейство!

— Любое, но не это, — усмехнулась Сараи. — Извольте, Ваше Величество, взглянуть на Погибель, и вы убедитесь сами.

— Потерпите немного, и мы ее остановим, — добавила Каранисса. — Скоро придет мой муж с готовым контрзаклинанием.

— Нет! — закричала Табеа. — Не вы, а я! Я ее остановлю!

Заслышав звук шагов, она вгляделась в темноту за женщинами.

Это были солдаты. Отлично! Ей нужны свидетели. Теперь все охранники перейдут на ее сторону. На темных стенах коридора заплясали факельные блики. Табеа выжидала.

Через несколько секунд из-за угла появился отряд, возглавляемый капитаном Тикри. Солдаты замерли, увидев, как облаченная в черные лохмотья бывшая "Императрица" с помощью Черного Кинжала держит на расстоянии бывшего Министра Следователя и волшебницу из Двомора.

— Не приближайтесь, — предупредила Каранисса, загасив свой волшебный огонь. — Она вернула себе магический Кинжал.

— Правильно, — сказала Табеа. — Кинжал снова у меня. Это тот самый Кинжал, в который я вложила частицу своей души, и сейчас я намерена использовать его, чтобы спасти город от черной магии, которую вот эта парочка и их прихлебатели-чародеи обрушили на наш славный Этшар.

— Хорошо, — сказала Сараи. — Если ты хочешь это сделать — давай!

— И сделаю, — ответила Табеа.

Она повернулась и с высоко поднятой головой направилась к Тронному Залу. Сзади шли Сараи, Каранисса и полдюжины солдат под командованием капитана Тикри. В отряд входил и Деран, сын Вуллера.

Сараи неожиданно споткнулась и схватила Дерана за рукав. Солдат сделал шаг в сторону, чтобы поддержать девушку, но когда отряд прошел мимо, она быстро встала на цыпочки и прошептала ему на ухо:

— Найдите чародея по имени Тобас из Тельвена. Если он успеет сотворить заклинание, пока Табеа во дворце, она утратит все свое магическое могущество и превратится в глупую девчонку с самым обычным кинжалом. Попросите Тобаса поторопиться!

Сараи старалась шептать чуть ли не басом, помня, что кошки и собаки лучше всего слышат в верхних тонах. Конечно, было бы лучше послать капитана Тикри, но отсутствие командира отряда самозванка сразу заметила бы.

Табеа обернулась на шепот, но бульканье и шипение проклятой жижи не позволили ей разобрать слова. Однако, увидев, что Леди Сараи отстала, она выкрикнула:

— Подойди ближе, Фареа или Сараи, не знаю, как тебя назвать. Подойди и убедись, что я заслуживаю трона Правительницы Этшара!

Сараи чуть ли не бегом бросилась догонять отряд, а Деран, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, скользнул в темноту коридора.

Через несколько секунд процессия достигла места, где проход полностью перекрывала стена зеленоватой кипящей массы. При виде этой зловещей картины Табеа на мгновение заколебалась, но тут же решительно шагнула вперед.

— Смотрите! — воскликнула она и вонзила Кинжал в бурлящую жижу. Клокочущая Погибель выбросила облако белого пара, а шипение перешло в оглушающий рев.

Однако когда вонючие клубы рассеялись, взорам зрителей открылась все та же Погибель. Она, по-прежнему шипя и булькая, блокировала коридор. На дьявольской субстанции не осталось никаких следов от удара Черного Кинжала. Перед зеленоватой клубящейся стеной стояла Табеа, сжимая в руке одну черную рукоятку.

Клинок исчез. Растворился. Над гардой торчал огрызок длиной не более дюйма.

Табеа пронзительно вскрикнула, и Сараи вспомнила, что девчонка вложила в Кинжал часть души. Она бросилась ей на помощь, вслед заспешила Каранисса.

— Нет! — взвизгнула Табеа. — Не подходите!

Она взмахнула остатками Черного Кинжала, и женщины замерли. Затем "Императрица" Этшара снова повернулась лицом к Клокочущей Погибели и с криком "Он должен, должен действовать!" сунула руку в колышущуюся зеленую жижу.

Кисти как не бывало! Табеа снова вскрикнула и поднесла к глазам кровоточащую культю. Пытаясь зажать рану левой рукой, она потеряла равновесие и упала… прямо в Клокочущую Погибель. Ее вопль мгновенно оборвался, а Клокочущая Погибель вновь издала довольный рев и плюнула облаком вонючего пара. Обе женщины и солдаты в ужасе попятились назад.

Когда пар рассеялся, все увидели, что от Табеа осталась лишь окровавленная ступня. Оторванная конечность валялась на мраморном полу коридора в нескольких дюймах от бурлящей массы.

— О боги… — пробормотал капитан Тикри.

А затем зловещее шипение оборвалось. Стена созданного магией первозданного хаоса взорвалась и исчезла так, как исчезает туман, попав в теплое помещение. Замкнутое пространство перекрытого коридора распахнулось, обнажив расположенную прямо под куполом зияющую пустоту в конструкциях дворца. Пустота эта имела форму идеально правильной полусферы.

Клокочущая Погибель исчезла. Не осталось ни единой капли ядовитой жижи. Наполовину растворенные стены и полы были гладкими и чистыми. Со своего места Сараи и ее спутники увидели каменную кладку, являвшуюся когда-то частью задней стены тронного зала, и интерьеры комнат и переходов во всех шести уровнях дворца, от нижних казематов до покоев Верховного Правителя. Так, наверное, выглядела бы Арена, если убрать сиденья зрителей и снять все перекрытия.

И прямо напротив Сараи, на краю обрубленного коридора, стоял Тобас и радостно махал руками. В одной руке у него был Кинжал, в другой — бронзовый сосуд.

Несколько минут никто не мог произнести ни слова. Всех потрясли наступившие тишина и покой.

Затем к Сараи подбежал Деран.

— Я его не нашел, — сообщил солдат, — но, увидев, что Клокочущая Погибель исчезла, вернулся. Он успел? Где Табеа? Где Кинжал?

Сараи взглянула на отвратительный обрубок — единственное, что осталось от Табеа Первой, "Императрицы" Этшара, — и ответила:

— Нигде. Просто нигде.

Глава 45

— Так как же называется это заклинание, о котором ты говорил? — Верховный Правитель тяжело опирался на плечо Лорда Торрута, стоя на краю огромного кратера, куда провалилась большая часть его дворца. — То, которое остановило Погибель.

— Эллраново Рассеивание, — ответил Тобас. — Гильдия Чародеев запретила его четыреста лет назад, но это был особый случай.

— Теллуринону это не понравилось, — вставила Сараи.

— Подозреваю, что большим шишкам в Гильдии Эллраново Рассеивание тоже не по нраву. Но больше всего они злы на Теллуринона за то, что он своей идиотской выходкой с Клокочущей Погибелью вынудил нас его применить.

— Разве в Гильдии есть "большие шишки"? — спросил изумленный Торрут.

— О да, — ответил Тобас. — Но мне мало о них известно. Кроме того, я уже сказал больше, чем следовало бы. Утешает лишь то, что они теперь не могут меня услышать, — с улыбкой закончил молодой человек.

— Да, отсутствие чародейства значительно затруднит ремонт здания, — произнес Верховный Правитель. — Дворец, как вы знаете, был сооружен с помощью магии — мой предок Анаран переманил в Этшар-на-Песках множество чародеев, после того как Великая Война закончилась и армию распустили. В то время, надо сказать, Гильдия была гораздо покладистее и особых неприятностей властям не чинила. Правда, потом большая часть наших магов ушла к этому пройдохе Азраду, — со вздохом закончил Эдерд.

— Я уверен, в Этшаре-на-Песках найдутся прекрасные каменщики, — утешил Верховного Правителя Лорд Торрут.

— И кроме того, — заметил Тобас, — во дворце не работает только чародейство. Ворлоки, волшебники и даже демонологи смогут помочь строителям, если вы этого пожелаете.

— Может быть, я вообще оставлю все как есть, — произнес Верховный Правитель, поднимая глаза на купол. — Пусть это будет своего рода мемориалом. — И, повернувшись к Сараи, он добавил: — И тебе как Министру Справедливости теперь станет труднее работать.

— Отец обычно обращался к теургам, Милорд, — ответила Сараи.

Ей не хотелось говорить, что теперь она не очень-то доверяет чародеям, впрочем, как и остальным магам.

— Ну что ж, прекрасно, — кивнул Эдерд. — Раньше я не успел сказать, но позволь мне сделать это сейчас: я разделяю боль твоей утраты. Лорд Калтон был замечательным человеком и верным слугой. Искренне сожалею, что состояние здоровья не позволило мне присутствовать на похоронах. — Он кашлянул, как бы желая продемонстрировать, что не совсем еще оправился от недомогания, которое приковало его к постели на целое шестиночье. Повернувшись к Тобасу, Эдерд сказал: — Ты знаешь, я ведь использовал здесь защитные заклинания. Охрана, тревога и прочее. Правда, они не сработали против этой несчастной девочки и ее кинжала. Ты не знаешь, нельзя ли их восстановить?

— Думаю, что нельзя, Милорд, — ответил Тобас. — Хотя я очень старался сделать мертвую зону как можно меньше, она все же охватывает весь дворец, окружающую его площадь, а на северо-востоке — ведь я не мог находиться в центре Погибели — часть Кольцевой Улицы. Так что восстановить охранные заклинания уже никогда не удастся.

— Часть Кольцевой, говоришь? Да… это здорово затруднит нам проведение парадов и празднеств.

— Вы правы, Милорд, — вмешался Лорд Торрут, стараясь не смотреть на Верховного Правителя. — Но знаете, мы и так сильно перебирали с чародейством. Боюсь, что это не шло нам на пользу.

— Боюсь, что я лично пользовался им гораздо меньше, чем мне бы хотелось, — фыркнул Эдерд. — Гильдия очень неохотно шла на сотрудничество. Кроме того, они, похоже, знали все, что происходит во дворце, — когда я только собирался их о чем-нибудь попросить, они уже начинали требовать для себя новые льготы.

— Теперь все изменится, — сказала Леди Сараи. — Отныне они будут знать лишь то, что им скажут.

— И значит, станут искать подвох в каждом моем слове, — заметил Эдерд. — Но так или иначе, изменить мы уже ничего не можем.

Он повернулся, вынуждая Лорда Торрута поворачиваться вместе с ним.

— Во всяком случае, чародеи смогут поддержать свое реноме неумолимых мстителей, — заметила Леди Сараи. — Ведь заклинание Теллуринона убило Табеа.

— Уверен, они попытаются выжать из этого максимальную пользу, — сказал Лорд Торрут. — Начнут бить себя в грудь и вопить, что спасли Этшар.

— Но с другой стороны, — произнес Тобас, обращаясь к Эдерду, — им трудно будет скрыть свои поистине чудовищные ошибки. Особенно если вы, Милорд, не станете ремонтировать свой дворец. Даже Гильдия не сможет пресечь слухи о том, каким образом Табеа обрела могущество и как чародеи проиграли в схватке с Клокочущей Погибелью, которую, кстати, сами и породили.

— И все это обратит их гнев против меня, — заметил Эдерд. — Ведь большинство чародеев не столь рассудительны, как ты, Тобас.

Тобас кивком выразил Верховному Правителю свою признательность.

— Полагаю, Милорд, у нас есть возможность не только компенсировать потери, связанные с утратой контакта с Гильдией, но и извлечь из этого дополнительную пользу, — сказала Сараи.

— Вот как? — поднял брови Верховный Правитель.

Сараи замялась, но, взглянув на Тобаса, решила, что ему можно доверять:

— Совет Ворлоков изъявил желание арендовать помещение во дворце для проведения своих собраний и, возможно, иной деятельности. Сегодня утром ко мне обратился их представитель.

— Продолжай, — задумчиво глядя на нее, бросил Эдерд.

— Естественно, я ответила, что такие вопросы решаете вы. Но, со своей стороны, я бы посоветовала заключить с ворлоками соглашение, при условии, что оплата будет производиться не золотом, а услугами. — Улыбнувшись, Сараи продолжила: — Конечно, я понимаю — они хотят, чтобы чародеи перестали шпионить за их собраниями. Несмотря на совместную борьбу с Табеа, Совет Ворлоков продолжает видеть в Гильдии Чародеев соперника.

— Значит, ты считаешь, что допуск этих самых ворлоков во дворец является мудрым шагом?

— Да, Милорд. Чародеи не смогут следить за ними, зато это сможем делать мы. Кроме того, будет совсем неплохо, если Совет Ворлоков окажется перед вами в долгу.

Эдерд кивнул, выражая согласие. И Сараи добавила:

— Если вы разрешите, Милорд, я сделаю подобные предложения Братству Волшебников и Союзу Сестер…

— Во всяком случае, об этом стоит подумать, — произнес Верховный Правитель и с любопытством взглянул на Сараи — Меня очень занимает один вопрос, Леди Сараи, с какой это стати ворлоки обратились к тебе?

— Все очень просто, Милорд. Я сотрудничала с ними ранее, осуществляя функции Министра Следователя.

— Моего Министра Следователя, — эхом отозвался Эдерд. — Ты им и останешься. И будешь Министром Справедливости по крайней мере, до тех пор, пока твой братец не подрастет и не выздоровеет, если это, конечно, вообще когда-нибудь произойдет. Кроме того, последние подвиги превратили тебя в моего Постоянного Представителя при всех магических школах Этшара. Похоже, ты будешь весьма занятой молодой особой.

— Всегда к вашим услугам, Милорд, — поклонилась Сараи.

— Знаешь, когда мы были в порту, до меня доходили слухи, в которых довольно часто упоминалось твое имя, — сказал Верховный Правитель.

— Неужели, Милорд? Эдерд кивнул и продолжил:

— Матросы все как один утверждали, что это ты, маленькая Сараи, заманила Табеа во дворец и соответственно в Клокочущую Погибель, пока чародеи, в частности Тобас, бились над заклинанием. Говорят, что ты предложила Табеа жизнь взамен на ее отказ от черной магии. "Императрица" якобы не согласилась и предпочла погибнуть. Все восхищены твоим мужеством, — улыбнулся Эдерд. — Подобная репутация — отличная база для карьеры Министра Справедливости.

— Но это же не…

Верховный Правитель назидательно поднял палец:

— Да будет тебе известно, что истинное значение имеет не фактическая сторона дела, а то, что думает народ.

— Но…

— Рассказывают также, — опять перебил Сараи Эдерд, — о том, как ты творила чудеса, устанавливая личность убийцы. Говорят, что колдуны готовы ради тебя на все, а сообщество убийц перед тобой трепещет. Поговаривают, что ты умеешь неожиданно исчезать и произвольно меняешь внешность.

От удивления Сараи даже не попыталась протестовать.

— Ты, конечно же, понимаешь, — продолжал Верховный Правитель, — что, достигнув столь почтенного возраста, я перестал внушать страх или восторг. Мой сын — несомненно, человек добрый — за свою жизнь так ничем и не отличился, оставаясь всего лишь Наследником. Более того, он сбежал в тот момент, когда Табеа начала угрожать его будущему. Поэтому для меня крайне полезно иметь на своей стороне героя, совершившего, по мнению народа, титанические подвиги для сохранения трона и моего возвращения на него. Герой этот имел все возможности захватить власть в Этшаре — когда Табеа умерла, а я еще не вернулся, — но остался верен наследникам Анарана. Постоянное присутствие рядом с троном бесстрашного и могучего рыцаря, несомненно, отобьет охоту у разного рода авантюристов посягать на мои владения и пресечет любые попытки пойти по пути бедной маленькой Табеа. Поэтому, Леди Сараи, как Верховный Правитель Этшара-на-Песках я приказываю тебе не опровергать слухи о твоем могуществе или тайных магических знаниях, какими бы абсурдными эти слухи ни были.

Сараи открыла рот, чтобы запротестовать, но тут же одумалась. Взглянув на Эдерда, она неохотно пробормотала:

— Повинуюсь, Милорд.

— Отлично. На этом мы и расстанемся. Я размещусь в покоях Лорда Торрута, до тех пор пока мои апартаменты не приведут в приличное состояние.

Эдерд повернулся и, опираясь на своего Военачальника, заковылял по одному из боковых коридоров.

Сараи некоторое время молча смотрела ему вслед, а затем поспешно направилась к выходу из дворца. Ей хотелось пройтись под ярким солнцем на свежем воздухе и хорошенько подумать. Она еще не готова беседовать с братом и его нянькой.

Кроме того, Сараи пока не решила, где будет жить — у себя или займет комнату отца.

Проблема эта не стоила выеденного яйца, но после стольких шестиночий, отданных узурпаторам и убийцам, сотрясающей Мир магии и другим вопросам жизни и смерти, ей хотелось решать именно такие проблемы.

Оказавшись на ступеньках главного входа, Сараи взглянула на Этшар-на-Песках — на ряды домов, на улицы, разбегающиеся от дворцовой площади. Прямо перед ней из трубы дома неторопливо поднималась к небу спокойная струйка дыма.

Это напомнило ей о дыме погребального костра Лорда Калтона — ее отца. Наконец-то его душа освободилась, обрела покой и вознеслась вместе с дымом к богам.

"Интересно, — думала Сараи, — куда унеслась душа Табеа, когда ее тело поглотила Клокочущая Погибель? Может быть, ужасное варево уничтожило не только плоть, но и дух? А что случилось с душами людей, умерщвленных Черным Кинжалом? Ни одному некроманту не удалось обнаружить их след в этом Мире или в других сущностях".

Наверное, она этого никогда не узнает. Как никогда, наверное, не найдет ответы на целый ряд захватывающих вопросов.

Но это ее не остановит. Она будет упорно учиться и узнает все, что можно узнать.

1

У чародеев иерархия такая же, как и в средневековом цехе мастеровых: ученик, подмастерье (работающий самостоятельно, но не имеющий учеников), мастер

(обратно)

2

Если бы Келдер хорошо знал этшарский, он бы понял, что фургон принадлежит Думери-из-Гавани, герою романа "Кровь дракона", также входящего в этшарский цикл.

(обратно)

3

С Азраей читатель этшарского цикла может встретиться на страницах романа "С единственным заклинанием".

(обратно)

4

Валдеру и его мечу, висящему над каминной доской, посвящен еще один роман этшарского цикла — "Заклинание с изъяном"

(обратно)

Оглавление

Заклинание с изъяном

  Часть первая Вирикидор

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

  Часть вторая Убийца поневоле

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

  Часть третья Постоялый двор "У отрубленной головы"

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

    Эпилог

С единственным заклинанием

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Эпилог

  Некоторые пояснения

Военачальник поневоле

  Часть первая Военачальник

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

  Часть вторая Война

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

  Часть третья Ворлок

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

  Эпилог

Кровь Дракона

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Эпилог

Волшебная Дорога

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Авторское послесловие: ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ

Ночь Безумия

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Эпилог

Заклятие Черного Кинжала

  Часть первая ВОРОВКА

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

  Часть вторая УБИЙЦА

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

  Часть третья ИМПЕРАТРИЦА

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

    Глава 41

    Глава 42

    Глава 43

    Глава 44

    Глава 45