Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? Скажи будущему – прощай (fb2)

- Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? Скажи будущему – прощай [сборник] (пер. Олег Игоревич Кубатько) 1143K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Хорас Маккой

Хорас Маккой
Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?
Скажи будущему – прощай

Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?

Обвиняемый, встаньте!
1

Я встал. На миг я снова увидел Глорию, как она сидит на скамеечке на набережной. Пуля только что пробила ей висок, еще даже не потекла кровь. Казалось, вспышка от выстрела, осветившая лицо Глории, еще не погасла. Все представлялось таким простым и таким ясным. Глория была совершенно расслаблена и спокойна. Удар пули чуть отвернул от меня ее голову, но по губам я видел, что она улыбается. Прокурор ошибался, когда говорил присяжным, что она умерла в агонии, оставшись темной ночью на берегу Тихого океана совсем одна, без друзей, наедине с безжалостным убийцей. Он во всем ошибался. Она совсем не мучилась. Была умиротворенна и спокойна. И улыбалась. Тогда я впервые увидел, как она улыбается. Так как же она могла быть в агонии?

И без друзей она тоже не была. Ее лучшим другом был я. Ее единственным другом. Так как же она могла умереть в одиночестве?

Существуют ли какие-либо юридические основания, препятствующие вынесению приговора?
2

Что я на это мог сказать? Все знали, что Глорию убил я; единственного человека, который мог мне хоть чем-то помочь, не было в живых. Я просто стоял, смотрел на судью и качал головой. Мне нечем было защищаться.

– Просите суд о снисхождении, – твердил назначенный моим защитником адвокат Эпштейн.

– Что вы сказали? – спросил судья.

– Ваша честь, – громко произнес Эпштейн, – мы отдаем себя на милость суда. Этот молодой человек признает, что убил ту девушку, но тем самым он лишь оказал ей услугу…

Судья ударил по столу, глядя на меня.

Если не существует юридических оснований, препятствующих вынесению приговора…
3

С Глорией мы познакомились при довольно забавных обстоятельствах. Она тоже пыталась попасть в кино, но это я узнал позже. Возвращался я однажды со студии «Парамаунт» по Мелроуз-стрит и слышу, кто-то кричит:

– Эй! Эй!

Я обернулся и увидел, как она бежит ко мне и машет рукой. Я остановился и помахал ей в ответ. Когда, задыхаясь, вся в поту, она добежала до меня, я вдруг понял, что совсем ее не знаю.

– Проклятый автобус, – простонала она.

Я огляделся и кварталом дальше увидел автобус, удаляющийся в сторону студий компании «Вестерн Юнион».

– Ах вот оно что! – воскликнул я. – А я думал, вы машете мне…

– С какой стати мне вам махать? – фыркнула она.

Я рассмеялся:

– Не знаю. Нам по пути?

– Пожалуй, до «Вестерн» я спокойно могу дойти и пешком, – заявила она, и мы двинулись к павильонам киностудии.

Так все это началось, эта история кажется мне очень странной и сегодня. Я вообще ничего не понимаю. Много раз думал о случившемся, но все равно не понимаю. Ведь убийства-то не было. Один человек пытался оказать другому услугу, и вдруг выясняется, что его за это убьют.

Они собираются меня убить. Я точно знаю, каков будет приговор судьи. Стоит взглянуть на него, и становится ясно, что произнесет он его с радостью, и к тому же, я уверен, люди в зале тоже будут рады его услышать.

Возьмем день нашего с Глорией знакомства. Чувствовал я себя в тот день неважно: все еще был немного простужен, но все равно заглянул в «Парамаунт», потому что Штернберг снимал там какой-то фильм о России, и я подумал, вдруг и мне на студии перепадет какая-нибудь работенка. Я всегда говорил себе: «Что может быть лучше, чем работать на Штернберга, Мамуляна или Болеславского?.. Ты получаешь зарплату за то, что наблюдаешь за их работой над фильмом, и вдобавок кое-что узнаешь о композиции, о верном темпе, об углах съемки…» Ну, в общем, я и заглянул в «Парамаунт».

Внутрь я не попал и потому простоял у ворот до обеда, пока не появился один из ассистентов Штернберга, вышедший перекусить. Я увязался за ним и спросил, есть ли хоть какой-то шанс попасть в массовку.

– Никакого, – сказал он и ударился в объяснения, что фон Штернберг статистов в свои фильмы отбирает очень тщательно и неизвестно кого не берет.

Я подумал, что заявить такое человеку может только хам, но знал, в чем крылась причина такого ответа: мой костюм едва ли мог служить мне хорошей рекламой.

– Разве это не костюмный фильм? – спросил я.

– Всех статистов нам подобрало агентство, – заявил он и поспешил от меня отделаться.

Больше я никуда уже не собирался, просто катался в своем «роллс-ройсе», а люди показывали на меня пальцем и говорили, что я величайший режиссер на свете… и вдруг услышал крик Глории… Ну, теперь вам, должно быть, ясно, как завязываются подобные знакомства? И вот мы шагали по Мелроуз-стрит в сторону «Вестерн-юнион» и оживленно болтали; когда мы подошли к студии, я уже знал, что зовут ее Глория Битти, и что она статистка, и что ей ну никак не везет; и ей тоже кое-что стало известно обо мне. Очень она мне понравилась.

Вместе с подругами она снимала маленькую квартирку неподалеку от Беверли, я же обитал всего в нескольких кварталах от их дома, так что снова мы с Глорией встретились в тот же вечер. Собственно, во всем виноват именно этот первый вечер, но и сегодня я не возьму грех на душу, не скажу, что сожалею о нашей встрече. У меня было всего семь долларов, я их заработал, отпуская содовую в магазине (подменял одного приятеля, подруга которого залетела, и ему пришлось везти ее в Санта-Барбару на аборт), и потому я спросил Глорию, что она предпочтет: пойти в кино или посидеть в парке.

– В каком парке? – поинтересовалась она.

– Ну, есть тут один неплохой.

– Ладно, – согласилась она, – все равно фильмами я уже сыта по горло. Провалиться мне на этом месте, если я не лучшая актриса, чем большинство девиц, что в них играют. Пойдем посидим, на людей поглядим…

Я был рад, что она выбрала парк. Там всегда было здорово и спокойно. Дивное место для отдыха. Парк был невелик, примерно с квартал, но зато благодаря густой и обильной растительности – повсюду росли пальмы ярдов по двадцать высотой, с растрепанными хохолками наверху – в нем было много тени. Очутившись в этом парке, любой человек чувствовал себя в безопасности. В своих фантазиях я часто представлял себе, что пальмы – это солдаты в шлемах с перьями, моя личная стража, охраняющая мой собственный остров…

Парк был просто создан для отдыха. Сквозь пальмы виднелись ряды зданий, громоздкие силуэты домов с красной светящейся рекламой на крышах, багровое зарево от которой заливало все небо. Но если вам хотелось забыть обо всем этом, стоило только попристальнее вглядеться в окружающую вас зелень, и тотчас же привычные суета и шум города начинали отступать.

– Я раньше не замечала этого парка, – протянула Глория.

– А мне тут нравится. – Я снял пиджак и расстелил его на газоне, чтобы она могла сесть. – Я хожу сюда несколько раз в неделю.

– Тогда тебе здесь действительно нравится, – согласилась она и опустилась на землю.

– Давно ты в Голливуде? – спросил я.

– Около года. Я уже снялась в четырех фильмах. Могло быть и больше, но агентство не хочет ставить меня на учет.

– Меня тоже, – кивнул я.

Если в агентстве по подбору актеров вас не ставят на учет, шансов сниматься у вас практически нет. Обычно с больших студий звонят в агентство и говорят, что нужны шесть шведов, или четыре грека, или два типичных чешских крестьянина, или шесть княгинь, а уж агентство по своей картотеке подбирает подходящих актеров. Мне было совершенно ясно, почему Глорию не ставили на учет. Слишком светлые волосы, слишком мала ростом и старовато выглядит. В нарядном платье она могла бы смотреться эффектно, но и тогда никто не назвал бы ее красавицей.

– Удалось тебе познакомиться с кем-нибудь, кто может помочь? – спросил я.

– Как в этой публике угадать, кто может помочь, а кто нет? Сегодня он электрик, а завтра продюсер. Единственная возможность поймать крупную рыбу – это прыгнуть на капот его или ее автомобиля, когда он будет проезжать мимо. И откуда мне знать, кто из звезд, из всех этих дам или господ, действительно захочет помочь мне? Последнее время, судя по тому, что я здесь вижу, мне все больше кажется, что я занималась не тем полом…

– А как ты вообще попала в Голливуд?

– Ну… сама не знаю… – задумалась она ненадолго. – Но это все равно лучше, чем жизнь, которую я вела дома.

Я спросил, откуда она.

– Из Техаса. Из западного Техаса. Был там когда-нибудь?

– Нет, я из Арканзаса.

– Ну, в западном Техасе просто кошмар, – вздохнула она. – Я жила у дяди с тетушкой. Дядя работал на железной дороге. Видела я его раз, максимум два в неделю. И слава Богу.

Она запнулась, ничего больше не сказала и уставилась на багровое зарево, дрожавшее над домами.

– Но у тебя все же был дом, – заметил я.

– Это ты так считаешь. Мне казалось по-другому. Когда дядя приезжал домой, он вечно лез ко мне и хватал за что попало, а когда его не было, мы непрерывно цапались с теткой. Старая дура боялась, что о нас с ее муженьком будут сплетничать…

«Да, хороши родственнички!» – подумал я.

– Ну вот, и я в конце концов сбежала в Даллас, – продолжала она. – Был там когда-нибудь?

– В Техасе в жизни не был.

– И ничего не потерял, – кивнула она. – Я не могла найти работу, и тогда мне пришло в голову спереть что-нибудь в магазине, пусть полиция обо мне позаботится.

– Недурная идея, – признал я.

– Роскошная, – подхватила она мои слова. – Только ничего не вышло. Меня арестовали, факт, но детективы пожалели меня и отпустили. Чтобы не подохнуть с голоду, я стала жить с одним сирийцем, торговавшим сосисками на углу за мэрией. А он поддавал. И к тому же жевал табак… Был ты когда-нибудь в постели с типом, который поддает?

– Думаю, нет, – хмыкнул я.

– Впрочем, я бы и это пережила, – продолжала она. – Но когда он заявил, что отблагодарить его я смогу тем, что он будет трахать меня на кухонном столе, я не выдержала. И через пару дней приняла яд.

«Господи Боже!» – воскликнул я в душе.

– Но приняла слишком мало, мне только плохо стало. Бр-р, до сих пор чувствую эти боли в желудке. Неделю меня продержали в больнице. Ну а там мне пришло в голову отправиться в Голливуд.

– Почему именно в больнице? – спросил я.

– А я там читала все эти журналы про кино. Когда меня выписали, вышла на дорогу голосовать попуткам. Ну разве не смешно?..

– Пожалуй, да, – попытался я усмехнуться. – У тебя нет родных?

– Уже нет. Отец погиб в войну во Франции. Я бы тоже хотела… погибнуть на войне.

– А почему бы тебе не наплевать на всех этих киношников? – спросил я.

– А зачем? Ведь тут я за ночь могу стать звездой. Возьми хотя бы Хепберн, Маргарет Салливен или Джозефину Хатчисон… Но я скажу, что бы я сделала, если бы у меня хватило духу: прыгнула бы из окна, или легла под трамвай, или еще что…

– Это чувство мне знакомо, – заметил я, – да, знакомо.

– Мне кажется странным, – продолжала она, – что так много возни с живыми и так мало – с умирающими. Почему все эти высоколобые ученые думают над тем, чтобы продлить жизнь, хотя надо бы найти средства, чтобы приятно с ней покончить. На свете наверняка полно людей вроде меня, которые хотят умереть, только духу не хватает…

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – кивнул я, – прекрасно понимаю.

Потом мы оба помолчали.

– Одна приятельница уговаривала меня записаться на танцевальный марафон на пляже, – сказала она. – Еда и ночлег задаром, пока выдерживаешь, а если выиграешь, получишь тысячу долларов.

– Еда задаром – звучит заманчиво.

– И это еще не главное. На марафон ходит уйма продюсеров и режиссеров. Всегда есть шанс, что тебя заметят и возьмут на роль в каком-нибудь фильме… Что скажешь?

– Я? Куда там, я не умею танцевать…

– И не надо, достаточно просто двигаться.

– Лучше и пробовать не буду – вздохнул я. – Я был серьезно болен. Подхватил желудочный грипп и чуть не умер. Настолько ослаб, что до туалета ползал на четвереньках. Нет, лучше уж я и пытаться не буду, – покачал я головой.

– Когда это было?

– Неделю назад.

– Тогда ты уже в порядке.

– Нет, не совсем… лучше не пробовать. Могут быть рецидивы…

– Я бы за тобой приглядела.

– Может быть, через неделю, – начал я.

– Через неделю будет поздно. Да у тебя и сейчас сил – дай Бог всякому, – сказала она.

Руководствуясь законом, суд решил…
4

Танцевальный марафон проходил в курзале на молу у пляжа, в огромном старом бараке, где когда-то был танцевальный зал. Барак стоял на сваях, и под ногами у нас днем и ночью шумел океан. Я чувствовал, как он дышит, чувствовал кончиками пальцев ног, словно через стетоскоп.

Внутри была паркетная площадка для танцующих, десять ярдов в ширину и почти шестьдесят в длину, вокруг нее с трех сторон – ложи с креслами, а за ними скамьи, как в цирке, для публики попроще. В конце площадки возвышался помост для оркестра. Играл оркестр только ночью, и хорошим его при всем желании назвать было нельзя. Днем приходилось довольствоваться той музыкой, что удавалось поймать по радио, – нам ее транслировали через репродукторы. Чаще всего – слишком громко, так что весь зал сотрясался от грохота. Были там распорядитель, в чьи обязанности входила забота о том, чтобы посетители чувствовали себя как дома; два арбитра, которые сновали между танцующими и наблюдали за порядком на площадке; два вышибалы, две медсестры и даже доктор на случай, если кому понадобится неотложная помощь. Правда, доктор тот не слишком походил на врача – был слишком молод.

Для участия в танцевальном марафоне записались сто сорок четыре пары, но шестьдесят одна отпала уже в первую неделю. По правилам танцевать полагалось час пятьдесят. Потом следовал десятиминутный перерыв на отдых, при желании в это время можно было вздремнуть. Только за те же десять минут надо было еще и побриться, или умыться, или сделать массаж ног – в общем, успеть все, что нужно.

Хуже всего была первая неделя. Ноги у всех опухли, а под нами без устали шумел прибой, разбиваясь о сваи. До танцевального марафона я всегда любил Тихий океан и все мне в нем нравилось: название, бескрайность, цвет и запах… Я мог часами сидеть, глядя на него, думать о кораблях, куда они уплывают и почему никогда не возвращаются, о Китае и южных морях, да о чем угодно… Но теперь с этим покончено. Я сыт Тихим океаном по горло. И мне наплевать, увижу я его еще когда-нибудь или нет.

Пожалуй, нет. Об этом позаботится судья.

Тертые ребята, имевшие в подобных делах немалый опыт, говорили нам с Глорией, что единственная возможность выстоять в таком марафоне – это иметь четкую систему использования десятиминутных перерывов: нужно научиться жевать бутерброд и одновременно бриться, научиться есть по дороге в туалет или же когда тебе массируют ноги, научиться читать газеты танцуя, научиться спать на плече у партнера; но все это были профессиональные фокусы, требовавшие навыка. Для нас с Глорией они оказались слишком сложными.

Я выяснил, что почти половина участников – профессионалы. Жили они тем, что участвовали в танцевальных марафонах, проводимых по всей Америке, некоторые даже ездили на попутках из города в город. Остальные были обыкновенными парнями и девушками, вроде меня и Глории.

Во время марафона мы подружились с парой номер тринадцать – с Джеймсом и Руби Бэйтс из какого-то городишки в северной Пенсильвании. Это был их восьмой танцевальный марафон; в Оклахоме они продержались 1235 часов и выиграли приз в 1500 долларов. Еще несколько пар утверждали, что они выигрывали тут или там, но о Джеймсе и Руби я знал, что они выдержат до самого финиша. Разве что Руби раньше родит. Она была на пятом месяце.

– Что это с Глорией? – спросил меня как-то Джеймс, когда мы возвращались после короткого отдыха на площадку.

– Ничего. Что ты имеешь в виду? – спросил я. Но я-то знал, в чем дело. Глория опять взялась за свое.

– Она все время твердит Руби, что та дура, раз хочет оставить ребенка. Глория уговаривает ее сделать аборт.

– Не понимаю, как Глория может говорить такие вещи, – постарался я смягчить ситуацию.

– Знаешь, ты скажи ей, пусть оставит Руби в покое, – сказал Джеймс.

Когда раздалась сирена, дав нам старт в двести шестнадцатый раз, я передал Глории слова Джеймса.

– Наплюй, – фыркнула она. – Что он может об этом знать?

– Не понимаю, почему им не завести ребенка, если хочется. Это же их дело, – возразил я. – И я не хочу злить

Джеймса. Он на этих танцах собаку съел и уже не раз помогал нам советами. Что мы будем делать, если он на нас рассердится?

– Ну как же ей не стыдно заводить ребенка, – настаивала Глория. – Зачем рожать ребенка, если у них нет средств, чтобы о нем позаботиться?

– Откуда ты знаешь, что у них нет средств? – спросил я.

– А что им тут делать, если бы это было не так? И она еще заявляет: «У всех есть дети…»

– Куда там, у всех… – заметил я.

– А тебе-то откуда знать? Тебе было бы лучше вообще не появляться на свет…

– Возможно, и так, – согласился я и тут же, чтобы сменить тему, спросил ее: – Как ты себя чувствуешь?

– Как всегда, ни к черту, – буркнула она. – Господи, стрелка на часах совсем не движется!

На помосте у распорядителя был большой транспарант с нарисованными на нем цифрами, обозначающими время. Сейчас стрелка указывала на 216. Над ней была табличка:

Протанцовано часов: 216

Осталось пар: 83

– Как твои ноги?

– Чертова слабость еще не прошла, – пожаловался я. – Этот грипп – жуткая вещь.

– Некоторые девицы думают, что для победы надо будет продержаться по меньшей мере две тысячи часов, – произнесла вдруг Глория.

– Надеюсь, нет, – содрогнулся я. – Не верю, что кто-то сможет столько выдержать.

– У меня уже туфли разваливаются, – сказала Глория. – Если не подсуетимся и не найдем спонсора, я скоро останусь босиком.

Спонсором участников обычно становилась какая-нибудь компания или фирма, предоставляющая паре свитера со своей рекламой и обеспечивающая их за это всем необходимым.

Мимо нас проплыли Джеймс и Руби.

– Ты ей сказал? – спросил Джеймс, не глядя на меня. Я кивнул.

– Подожди-ка минутку, – возмутилась Глория, когда они уже начали удаляться. – Это что ты себе позволяешь – договариваешься с ним за моей спиной?

– Скажи своей цаце, пусть лучше оставит нас в покое, – сказал Джеймс, по-прежнему обращаясь только ко мне.

Глория собиралась ответить, но, прежде чем ей это удалось, я оттащил ее подальше. Только скандалов нам не хватало.

– Засранец чертов, – бросила она.

– Он возмущен, – сказал я. – И к чему все это?

– А ну пойдем, – не унималась она. – Я ему покажу покой…

– Глория, – заметил я, – не лучше ли тебе последить за собой?

– Потише, потише, ребята, – шикнул кто-то. Я оглянулся. Это был один из арбитров, Ролло Петерс.

– Да пошел ты… – огрызнулась Глория. Я почувствовал, как напряглись под моей рукой мышцы ее спины.

– Тихо. Прекратите, – настаивал Ролло. – Вас слышат люди в ложах. Соображаете, где вы? В кабаке, что ли?

– Кабак бы не помешал, – буркнула Глория.

– Что да, то да, – поддержал я.

– Я вас предупредил, – насупился Ролло. – Повторять не буду. Зрители таких вещей не переносят.

– Зрители? Где ты их видишь? – съязвила Глория.

– Не беспокойтесь, оставьте это нам. – Ролло пронзил меня взглядом.

– Ну да, точно, – согласился я.

Он подул в свисток, и все остановились. Некоторые пары к этому времени вообще едва двигались, лишь бы их не дисквалифицировали.

– Отлично, дети мои, – сказал он, – а теперь устроим небольшой забег.

– Небольшой забег, ребята! – объявил в микрофон распорядитель Рокки Граво. Его голос из репродуктора разнесся по всему залу и перекрыл шум прибоя.

– Небольшой забег вокруг площадки… Попрошу музыку! – крикнул он оркестру, и оркестр заиграл. Пары поневоле зашевелились поживее.

Забег продолжался минуты две, а когда кончился, Рокки личным примером вызвал аплодисменты и потом сказал в микрофон:

– Взгляните на нашу молодежь, дамы и господа. Свеженькие как огурчики после двухсот шестнадцати часов всемирного чемпионата по танцевальному марафону, состязаний в мастерстве и выносливости. Ребятам гарантировано семиразовое питание – три главных блюда и четыре легкие закуски. Некоторые за время состязаний даже прибавили в весе; штат наших врачей и медсестер находится наготове и неустанно заботится о том, чтобы все участники были в наилучшей спортивной форме. А теперь я попрошу пару номер четыре, Марио Петрони и Джеки Миллер, о сольном выступлении. Ну, покажитесь нам, номер четыре. Вот они, дамы и господа, не чудесная ли парочка?!

Нескладный итальянец Марио Петрони и щуплая блондинка Джеки Миллер под жидкие аплодисменты поднялись на сцену. Они что-то сказали Рокки, а потом принялись отбивать чечетку, причем делали это очень плохо. Впрочем, казалось, ни Марио, ни Джеки не отдавали себе отчета, что их чечетка никуда не годится. Когда они закончили, несколько человек бросили на площадку монеты.

– Погуще, дорогие друзья, – призвал Рокки. – Пусть прольется серебряный дождь! Погуще, погуще.

О площадку звякнуло еще несколько монет. Марио и Джеки их собрали, проходя возле нас.

– Сколько? – спросила Глория.

– Семьдесят пять центов, – ответила Джеки.

– Откуда ты, малышка? – спросила Глория.

– Из Алабамы.

– Это и видно.

– Нам бы тоже нужно подготовить номер, – сказал я Глории. – Немного подзаработать не помешает.

– Радуйтесь, что ничего не умеете, – вмешался Марио, – эти выступления – лишняя морока, да и ногам не на пользу.

– Вы уже слышали насчет дерби? – спросила Джеки.

– А что это?

– Какие-то гонки, кажется. В следующем перерыве нам, видимо, скажут, в чем дело.

– Да, дело начинает забирать круче, – заметила Глория.

За преступление – совершение убийства первой степени…
5

В раздевалке Рокки Граво представил нам Винцента (Сокса) Дональда, одного из организаторов марафона.

– Послушайте, ребята, – сказал Сокс, – не расстраивайтесь из-за того, что люди пока почти не ходят на марафон. Чтобы раскрутить подобное мероприятие, нужно время. Вот мы и решили придумать нечто совершенно новое, что наверняка привлечет зрителей. А теперь я расскажу, о чем речь. Мы нарисуем на площадке овальную беговую дорожку, ну как на стадионах, и каждый вечер здесь будут проводиться пятнадцатиминутные забеги. Участвуют все пары. Проигравшие дисквалифицируются. Гарантирую, после этого сюда повалят толпы народу.

– Ну да, включая безбилетников, – хмыкнул кто-то.

– Внутри овала разместим несколько раскладушек, – продолжал Сокс, – и доктор со своим персоналом во время дерби будут наготове. Если кто-то из участников сойдет с дистанции, его партнеру два круга будут засчитывать за один. Вот увидите, ребятки, народ к нам так и повалит. Подождите, если дела пойдут, тут еще появятся тузы из Голливуда… Ну а что с питанием? У кого-нибудь есть жалобы? Отлично, ребята, мне это нравится. Если вы поддержите нас, мы поддержим вас.

И мы вернулись на площадку. Никто из участников не нашел что возразить. Видно, они считали хорошей идеей все, что способно привлечь сюда людей. Когда я присел на барьер, ко мне подошел Ролло. Оставалось еще две минуты перерыва перед новым двухчасовым туром.

– Не сердись на то, что я тебе говорил, – сказал он. – К тебе это не относится, только к Глории.

– Я знаю. Глория в порядке. Просто она зла на весь свет, вот и все.

– Постарайся ее утихомирить.

– Тяжело, но сделаю что смогу, – пообещал я.

Потом взглянул на дверь женской раздевалки и с удивлением увидел, что Глория и Руби выходят на площадку вместе. Я пошел им навстречу.

– Что ты думаешь о дерби? – спросил я Глорию.

– Лучший способ от нас избавиться, – ответила она.

Свисток возвестил о начале следующего тура.

– Сегодня тут не больше ста человек, – заметил я.

Я положил руки Глории на плечи, она обняла меня за талию, и так мы ходили по паркету. Это разрешалось. Первую неделю марафона нужно было танцевать все время, но потом уже было достаточно просто непрерывно двигаться. Вдруг я увидел Джеймса и Руби, они приближались к нам, и по лицу Джеймса я понял – что-то не в порядке. Хотел было избежать встречи, но деваться было некуда.

– Я тебе говорил, чтобы ты оставила мою жену в покое. Ты что, не слышала? – накинулся он на Глорию.

– Пошел ты в джунгли, орангутанг, – огрызнулась она.

– Минутку, – вмешался я, – что происходит?

– Она опять приставала к Руби! – рявкнул Джеймс. – Только отвернусь, она ее снова донимает.

– Да плюнь ты, Джим, – сказала Руби, пытаясь оттащить мужа в сторону.

– Нет, не плюну. Я же говорил тебе, чтобы ты держала язык за зубами, ты что, забыла?

– Иди-ка ты отлей…

Прежде чем Глория успела договорить, он заехал ей так, что она больно стукнулась о мое плечо. Оплеуха была жуткая. Этого я так оставить не мог и, размахнувшись, заехал кулаком Джиму в зубы. Он врезал мне левой под ложечку, и я полетел на пары, танцевавшие поблизости. Это меня и выручило, позволив не растянуться на паркете. Тут он бросился на меня, и мы с ним сцепились. Я пытался заехать ему коленом промеж ног, чтобы вырубить его. Это был мой единственный шанс.

Над ухом залился свисток, и кто-то ухватил нас обоих. Это подоспел Ролло Петерс. Он-то нас и растащил.

– Ну хватит, прекратите! – рявкнул он. – Что происходит?

– Ничего, – сказал я.

– Ничего, – сказала Руби.

Ролло поднял руку и помахал стоявшему на сцене Рокки.

– Попрошу музыку, – произнес Рокки, и оркестр заиграл.

– Ну, расходитесь, расходитесь, – разгонял Ролло танцоров, наблюдавших за стычкой, и те стали медленно расходиться по местам. – Пошли, пошли, – поторапливал он их.

– В следующий раз я тебе глотку перережу! – крикнул напоследок Джеймс Глории.

– Да иди ты на…! – не заставила себя ждать Глория.

– Заткнись! – не выдержал я и утащил ее в угол, где мы остановились, переминаясь на месте. – Ты сдурела? – спросил я. – Почему бы тебе не оставить Руби в покое?

– Не волнуйся, ей я больше слова не скажу, хочет плодить ублюдков – ее дело.

– Здравствуй, Глория, – произнес чей-то голос.

Мы оглянулись. В ложе, в первом ряду кресел у самого барьера, сидела пожилая женщина. Я не знал, как ее зовут, но это была весьма приметная старушка. На марафон она ходила каждый вечер и всегда приносила с собой плед и ужин. Как-то вечером она завернулась в плед и осталась на всю ночь. Было ей лет шестьдесят пять.

– Здравствуйте, – ответила Глория.

– Что там случилось? – спросила старушка.

– Ничего, – отмахнулась Глория. – Так, небольшая стычка.

– Как вы себя чувствуете?

– Все пройдет, – заверила Глория.

– Моя фамилия Лейден, – представилась старушка. – А вы – та пара, за которую я болею.

– Спасибо, – кивнул я.

– Я тоже хотела участвовать, – продолжала миссис Лейден, – но меня не допустили. Мол, я слишком стара, но мне ведь только шестьдесят.

– Ну, выглядите вы отлично, – заметил я.

Мы с Глорией продолжали топтаться на месте, держась друг за друга и покачивая бедрами, – ведь нужно было все время двигаться. За спиной старушки в ложу вошли двое мужчин. Оба жевали нераскуренные сигары.

– Копы, – шепнула Глория.

– Нравится вам наш марафон? – спросил я миссис Лейден.

– Очень, – ответила та. – Честно, очень. Такие очаровательные юноши и девушки…

– Двигайтесь, ребята, двигайтесь, – бросил Ролло, проходя мимо. Кивнув миссис Лейден, мы немного отодвинулись.

– Нет, это просто невозможно, – вздохнула Глория. – Ей бы сидеть дома и менять внучатам пеленки. Господи Боже, надеюсь, я до ее лет не доживу.

– Откуда ты знаешь, что те ребята – сыскари? – спросил я.

– У меня на них нюх, – ответила Глория. – Господи, эта старушенция просто невозможна. Видно, она просто помешана на таких штуках. С нее нужно бы брать приплату. – Она покачала головой и повторила: – Надеюсь, я до старости не доживу.

Знакомство с миссис Лейден Глорию крайне расстроило. Она сказала, что та напоминает ей женщину из городка в западном Техасе, где Глория раньше жила.

– Смотри, пришла Элис Фэй, – сказала одна из девушек. – Видишь? Садится вон там, напротив.

Среди зрителей действительно была Элис Фэй в сопровождении двух мужчин, которых я не знал.

– Видишь ее? – спросил я Глорию.

– И видеть не хочу.

– Дамы и господа, – объявил Рокки в микрофон, – сегодня вечером мы имеем честь приветствовать среди нас одну из самых очаровательных звезд экрана, мисс Элис Фэй. Прошу аплодисменты, дамы и господа.

Все начали хлопать, и мисс Фэй с улыбкой поклонилась. Сокс Дональд, сидевший в ложе недалеко от оркестра, тоже улыбался. Начинала появляться голливудская публика.

– А ты не похлопаешь? – спросил я Глорию.

– С какой стати? Чем она лучше меня?

– Ты просто завидуешь, – сказал я.

– Это ты, черт возьми, угадал, завидую. Пока сама я – никто, я завидую каждому, кто добился успеха. А ты нет?

– Да, пожалуй, что нет, – ответил я.

– Ну, тогда ты ненормальный.

– Эй, глянь-ка, – перебил я ее.

Оба сыскаря покинули ложу миссис Лейден и теперь сидели с Соксом Дональдом. Почти соприкасаясь головами, они вглядывались в лист бумаги, который держал один из них.

– Отлично, ребята, – сказал Рокки в микрофон. – А теперь, прежде чем вы уйдете на отдых, небольшой забег… Попрошу музыку, – бросил он оркестру и начал хлопать в ладоши и притопывать в такт музыке. Вскоре вместе с ним прихлопывала и притопывала вся публика.

И вот мы все мотались вокруг площадки, не отрывая взглядов от минутной стрелки на часах, когда вдруг Кид Камм из пары номер восемнадцать начал бить свою партнершу по лицу. Придерживал девушку левой рукой, а правой безжалостно хлестал ее по щекам то слева, то справа. Но та не реагировала, ничего не воспринимала, стала просто как бревно. Потом захрипела и рухнула без сознания на паркет.

Арбитр засвистел, и зрители вскочили от возбуждения. Публику, что ходит на танцевальные марафоны, нет нужды расшевеливать дополнительно, едва только что-то случается, они просто вне себя от счастья. В этом танцевальные марафоны схожи с боем быков.

Судьи и две медсестры подняли девушку и отнесли в раздевалку, ноги ее при этом волочились по полу.

– Матти Варис из пары номер восемнадцать потеряла сознание, – сообщил Рокки публике. – В раздевалке ей будет оказана необходимая медицинская помощь. Ничего серьезного, дамы и господа, ничего серьезного. Случившееся лишь в очередной раз доказало, что на чемпионате мира по танцевальному марафону постоянно что-то происходит.

– В последнем перерыве она жаловалась на самочувствие, – заметила Глория.

– Что с ней?

– Да что бы там ни было, – отмахнулась Глория, – назад она уже не вернется. Женщине ее типа нужно дня три-четыре отлеживаться.

– Ну что за невезение, – жаловался Кид Камм, недовольно качая головой. – Просто будто кто-то сглазил: записываюсь на девятый марафон и ни разу еще не дошел до конца. И снова меня подводит партнерша.

– Увидишь, все будет в порядке, – сказал я, чтобы хоть немного подбодрить его.

– Как же!.. – возразил он. – Она сошла с круга. Теперь может убираться обратно на ферму.

Заревела сирена, и это значило, что очередной тур окончен. Все побежали в раздевалки. Сбросив с ног туфли, я рухнул на койку. Почувствовал, как подо мной тут же стал вздыматься океан… и я уснул.

* * *

Я проснулся, задыхаясь, чихая и кашляя. Один из тренеров водил перед моим носом флаконом с нашатырем, так что я порядочно надышался. Доктор говорил, что это лучший способ разбудить любого человека, даже если тот спит мертвым сном. Пытаться же растрясти человека в таком состоянии можно аж до Судного дня.

– Все нормально, – заверил я тренера. – Я в порядке.

Я сел и потянулся за туфлями. И в это время увидел, что неподалеку стоят те двое сыскарей и Сокс Дональд, как раз у койки Марио. Они ждали, пока его разбудит другой тренер. Наконец Марио повернулся и взглянул на них.

– Привет, приятель, – сказал один из сыщиков. – Ты знаешь, кто это? – И подал Марио лист бумаги.

Я был так близко, что увидел, что это страница, вырванная из полицейского журнала, и на ней – несколько фотографий. Марио посмотрел на фото и отдал лист обратно. – Да, я знаю, кто это, – сказал он и сел.

– Ты не слишком изменился, – заметил второй сыщик.

– Ах ты итальянский засранец! – Сокс замахнулся кулаком. – Ты во что это меня собирался втравить?

– Спокойнее, Сокси, – сказал первый сыщик. Потом повернулся к Марио: – Ну вот что, Джузеппе, собирай вещички. Марио начал зашнуровывать ботинки.

– У меня только пиджак и зубная щетка. Но я хотел бы попрощаться с партнершей.

– У, проклятый макаронник, – не унимался Сокс. – Ну как тут заработаешь, когда все это окажется в газетах, а?

– О партнерше не беспокойся, Джузеппе, – сказал второй сыщик. – Эй ты, парень, – обратился он ко мне, – попрощайся с партнершей Джузеппе за него. – И к Марио: – Пошли, Джузеппе.

– Выведите этого итальянского мерзавца через черный ход, ребята, – попросил Сокс Дональд.

– Все на площадку! – заорал арбитр. – Все на площадку!

– Храни тебя Бог, Марио, – сказал я.

Марио ничего не ответил. Все прошло очень спокойно, очень тихо. Сыскари вели себя так, словно нечто подобное происходит каждый день.

В котором решением присяжных был признан виновным…
6

И вот Марио увезли в тюрьму, а Матти вернулась обратно на ферму. Припоминаю, как меня удивило, что Марио арестовали за убийство. Просто не верилось. Таких приятных ребят, как он, нечасто встретишь. Но это только тогда я не мог поверить. Теперь-то я знаю, что можно быть очень приятным человеком и заодно убийцей. Никто никогда ни с одной девушкой не был так мил, как я с Глорией, но наступил момент, и я выстрелил и убил ее. Так что, как видите, быть приятным и милым вовсе не означает…

Матти автоматически дисквалифицировали, раз врач запретил ей продолжать состязание. Сказал, что если она станет танцевать дальше, то повредит какие-то там органы и никогда не сможет иметь детей. Глория говорила мне, что та ужасно скандалила, обзывала доктора по-всякому и отказывалась уезжать. Но все-таки уехала. Пришлось. Ее просто взяли за горло.

И теперь ее партнер Кид Камм объединился с Джеки. Правилами это дозволялось. Одному можно было танцевать лишь двадцать четыре часа, но если за это время не подберешь партнера, тебя дисквалифицировали. Кид и Джеки были рады-радешеньки, что у них составилась пара, по крайней мере так казалось. О потере Марио Джеки особенно не тужила. Для нее он был партнером, и только. Кид же просто сиял, полагая, что сглаз с него как рукой сняло.

– Теперь они вполне могут выиграть, – вздохнула Глория. – Они сильны как лошади. Эта девка из Алабамы вскормлена кукурузой. Смотри, какой зад. Бьюсь об заклад, она тут продержится хоть полгода.

– Я бы скорее поставил на Джеймса и Руби, – возразил я.

– После всего того, что было?

– А при чем здесь это? Кстати, а что насчет нас? У нас ведь есть шанс выиграть, я прав?

– Думаешь?

– Ну, зато непохоже, что так думаешь ты, – огрызнулся я.

Она покачала головой, но ничего не ответила.

– Чем дальше, тем больше я жду, когда наконец сдохну, – вдруг сказала она.

Вот мы и снова дошли до этой темы. С Глорией можно было разговаривать о чем угодно, но все наши разговоры она всегда сводила к одному и тому же.

– С тобой можно вообще говорить хоть о чем-нибудь, чтобы ты не вспоминала о своем желании умереть?

– Нельзя, – отрезала она.

– Тогда я сдаюсь.

Кто-то сделал радио потише. Музыка наконец-то стала похожа на музыку. (Радио звучало непрерывно весь день. Оркестр появлялся только вечером.)

– Дамы и господа, – сказал Рокки в микрофон, – имею честь сообщить вам, что к нам обратились две фирмы, желающие стать спонсорами двух пар. Косметический салон «Помпадур» с авеню Б, четыреста пятнадцать, берет под свою опеку пару номер тринадцать – Джеймса и Руби Бэйтс. Прошу выразить нашу благодарность косметическому салону «Помпадур», авеню Б, четыреста пятнадцать, аплодисментами, дамы и господа! И вы тоже, ребята.

Все захлопали.

– Вторая пара, получающая спонсора, – продолжал Рокки, – это пара номер двадцать четыре, Педро Ортега и Лилиан Бэкон. Их будет опекать фирма «Пасифик-гараж» из Санта-Моники, Океан-уоквей, одиннадцать триста сорок один.

Снова все зааплодировали.

– Дамы и господа, – не унимался Рокки, – наши замечательные ребята заслуживают гораздо большего числа спонсоров. Поговорите со своими друзьями, дамы и господа, отыщите покровителей для всех участников марафона. Взгляните на них, после двухсот сорока двух часов непрерывного движения они свежи как огурчики… Попрошу аплодисментов для наших замечательных ребят, дамы и господа.

Послышались редкие хлопки.

– И прошу вас не забывать, дамы и господа, – заметил Рокки, – что в конце зала у нас есть бар «Пальмовая роща», где вам подадут прохладительные напитки, пиво всех марок и бутерброды. Посетите «Пальмовую рощу», дамы и господа… Попрошу музыку, – сказал он радиоприемнику, повернул ручку, и весь зал вновь начал сотрясаться от грохота.

Мы с Глорией протиснулись к Педро и Лилиан. Педро хромал, одна нога у него не сгибалась. О нем рассказывали, что во время корриды в Мехико-Сити бык поднял его на рога. Брюнетка Лилиан безуспешно пыталась попасть в кино, когда услышала о танцевальном марафоне.

– Поздравляем, – сказал я.

– Это доказывает, что в нас хоть кто-то верит, – ответил Педро.

– Если не «Метро-Голдвин-Майер», так хоть гараж, – вздохнула Лилиан. – Только никак не могу привыкнуть к мысли, что у меня появится белье благодаря каким-то гаражам.

– Кто тебе наговорил о белье? – спросила Глория. – Никакого белья тут не дают. Получишь свитер с рекламой гаражей на спине, вот и все.

– И белье тоже, – настаивала Лилиан.

– Эй, Лилиан, – закричал Ролло, – леди из «Пасифик-гаража» хочет поговорить с тобой.

– Кто?.. – переспросила Лилиан.

– Ваш спонсор, миссис Коэн.

– О Господи, – вздохнула Лилиан. – Похоже, Педро, нижнее белье получишь ты.

Мы с Глорией переместились к помосту распорядителя. В это время дня там было просто чудесно. Сквозь двойное окно над барной стойкой в «Пальмовой роще» в зал проникали солнечные лучи, образуя на полу большой треугольник. Это продолжалось всего минут десять, но все эти десять минут мы с Глорией кружились в солнечном треугольнике (нужно было все время двигаться, чтобы не дисквалифицировали), и лучи будто пронзали меня насквозь. Впервые в жизни я оценил солнце. «Когда этот кошмар закончится, – говорил я себе, – я определенно проведу остаток жизни на солнце. Просто дождаться не могу, когда поеду на съемки какого-нибудь фильма в Сахару».

Ясно, что ничего подобного никогда уже не будет. Я наблюдал, как солнечный треугольник на паркете становился меньше и меньше, а потом начал взбираться вверх по моим ногам. Он полз по моему телу все выше и выше, словно живой. Когда он добрался до подбородка, я привстал на цыпочки, чтобы удержать голову в лучах солнечного света как можно дольше. Глаза я не закрывал. Смотрел на солнце. Оно меня вовсе не слепило. И тут оно исчезло.

Я оглянулся – где Глория. Она стояла у помоста, вертела бедрами и разговаривала с Рокки, сидевшим перед ней на корточках. Рокки тоже покачивался под музыку. (Весь персонал – доктор, медсестры, арбитры, распорядитель и даже продавцы лимонада получили приказ – разговаривая с кем-то из участников, непрерывно двигаться. И начальство строго следило за его соблюдением.)

– Ты ужасно смешно выглядел, когда стоял там на цыпочках, – сказала Глория. – Ну прямо как в балете.

– Потренируйся, и я объявлю твой сольный номер, – хмыкнул Рокки.

– Точно, – поддакнула Глория. – Ну, как сегодня на солнышке?

– Нечего им над тобой издеваться, – буркнул Мак Астон из пары номер пять, оказавшийся в этот момент недалеко от нас.

– Рокки! – раздался чей-то голос. Это был Сокс Дональд.

Рокки слез с помоста и пошел к нему.

– Нехорошо смеяться надо мной, – сказал я Глории. – Я вот над тобой никогда не смеюсь.

– Тебе и не нужно, – отмахнулась она, – надо мной есть кому посмеяться. Надо мной издевается сам Господь Бог… Знаешь, чего хочет Сокс Дональд от Рокки?

– Нет. Что ему нужно? – спросил я.

– Знаешь пару номер шесть – Фредди и ту девицу, как ее, Мэнски? Ее мать хочет подать в суд на Фредди и на Сокса. Девица, оказывается, убежала из дому.

– Не понимаю, при чем здесь это, – заметил я.

– Она засадит его в тюрьму, – пояснила Глория. – Дочке-то только пятнадцать. Господи, да сколько их мотается тут вокруг на свободе и без надзора, казалось бы, такой парень должен соображать, что делает.

– Почему ты упрекаешь Фредди? Может, это не его вина.

– По закону – его, – возразила Глория. – И в этом все дело. Только в этом.

Мы с Глорией отступили назад, туда, где стояли Сокс с Рокки, потому что я хотел услышать, о чем они говорят, но разговор шел слишком тихо. Говорил, собственно, только Сокс. Рокки слушал и кивал.

– И немедленно, – услышал я слова Сокса.

Рокки кивнул в знак того, что понял, и вернулся на площадку. Проходя мимо нас, он заговорщицки подмигнул Глории. Подошел к Ролло Петерсу, отозвал его в сторону и несколько секунд что-то настойчиво втолковывал. Потом Ролло начал оглядываться вокруг, словно кого-то разыскивая, а Рокки вернулся на сцену.

– Нашим ребятам осталось всего несколько минут до заслуженного отдыха, – сообщил Рокки в микрофон. – А как только площадка освободится, дамы и господа, наши художники нарисуют на ней большую овальную дорожку для дерби. Сегодня вечером будет дерби, дамы и господа, не забывайте о дерби. Несомненно, это будет самое волнующее зрелище, которое вам доводилось видеть! А теперь, ребята, до отдыха нам остается еще две минуты, небольшой спринт. Покажите зрителям, какие вы свеженькие. А вы, дамы и господа, продемонстрируйте нашим отличным ребятам, что вы их любите. Давайте их поддержим.

Сделав радио погромче, Рокки начал притопывать и прихлопывать. Публика присоединилась к нему и начала нас подбадривать. Под эти хлопки мы немного оживились, но вовсе не из-за аплодисментов. Просто вот-вот должен был начаться перерыв, во время которого нас обещали накормить.

Глория подтолкнула меня, я поднял глаза и увидел, как Ролло Петерс шагает между Фредди и той девчонкой, Мэнски. Мне показалось, что Мэнски плачет, но прежде чем мы с Глорией к ним протолкались, взревела сирена и все помчались в раздевалки.

Фредди стоял у своей койки и запихивал в сумку запасную пару ботинок.

– Я уже слышал, – сказал я. – Мне очень жаль.

– Да ничего, – отмахнулся он. – Если уж разбираться, кто кого изнасиловал, так это как раз она… Мне ничего не будет, если я уберусь из города до того, как спохватятся копы. Еще повезло, что Сокса заранее предупредили.

– И куда ты? – спросил я.

– Пожалуй, куда-нибудь на юг. Мне всегда хотелось увидеть Мексику. Так что пока…

И он исчез раньше, чем об этом кто-то успел узнать. Проходя мимо служебного выхода, я мельком увидел, как над океаном заходит солнце. На миг это меня так ошеломило, что я просто окаменел. Не знаю, что удивило меня больше – что я впервые за три недели увидел солнце или что обнаружил эти двери. Я шел к ним и надеялся, что солнце не зайдет раньше, чем я окажусь у выхода. Так взволнован я был только раз в жизни, однажды под Рождество. Я был еще ребенком, но в том году уже достаточно взрослым, чтобы наконец понять, что, собственно, такое Рождество.

И вот я вошел в большую комнату и увидел там сверкающую снизу доверху елку.

Я распахнул двери. На горизонте солнце погружалось в океан. Оно было таким красным, ослепительным и раскаленным, что я даже удивился, почему не видно пара. Однажды я видел, как над океаном поднимался пар. Это случилось на строительстве шоссе вдоль побережья, несколько человек что-то делали там с порохом. Вдруг раздался взрыв, и людей охватило пламя. Они мчались к морю и прыгали в него. И тогда я увидел тот пар.

Солнце освещало редкие облачка на небе, окрашивая их в багровые тона. Вдали, на горизонте, там, где солнце садилось в море, океан был совершенно спокоен, а это так не похоже на океан. Он был изумителен, изумителен, изумителен, изумителен, изумителен…

На набережной кое-где сидели люди, ловили рыбу и совсем не замечали заходящего солнца. «Странные люди! Да этот закат гораздо важнее всей вашей рыбы!» – подумал я.

Двери вырвались у меня из рук и захлопнулись с таким грохотом, словно выстрелили из пушки.

– Ты что, оглох? – заорал мне в ухо чей-то голос.

Это был один из тренеров.

– Ты чего открываешь двери? Они должны быть заперты. Хочешь, чтобы тебя дисквалифицировали?

– Я только смотрел, как заходит солнце, – сказал я.

– Ты с ума сошел?! Тебе нужно поспать. Ты должен выспаться.

– Но я не хочу, – сказал я. – Я себя прекрасно чувствую. В жизни не чувствовал себя лучше.

– Все равно тебе необходимо отдохнуть, – настаивал он. – Осталось всего несколько минут. Ногам нужен отдых.

Он отвел меня к моей койке. Неожиданно я осознал, что в раздевалке не слишком здорово пахнет. Я вообще довольно чувствителен ко всяким там запахам и ароматам и потому очень удивился, как же я раньше не замечал этого: воздух здесь был застоявшимся, со всей очевидностью давал о себе знать тот факт, что в раздевалке одновременно находилось слишком много людей. Сбросив с ног туфли, я рухнул навзничь.

– Помассировать тебе ноги? – спросил тренер.

– Со мной все в порядке, – улыбнулся я, – с ногами тоже.

Он проворчал что-то себе под нос и отошел. А я лежал и думал о заходящем солнце. Какого оно было цвета? Не красного, нет, совсем другого оттенка.

Раз или два я уже почти вспомнил; так иногда вспоминаешь имя, которое когда-то знал, но забыл – в голову приходит, какой оно было длины, и какие в нем были буквы, и как оно звучало, но не само имя.

Лежа на кровати, я чувствовал, как волны вздымаются подо мной и разбиваются о сваи. Вздымаются – и обрушиваются вниз, вздымаются – и обрушиваются… Океан отступает и наступает, отступает и наступает снова…

Я был рад, когда заревела сирена, заставившая нас подняться и уйти обратно на площадку.

Определяет вам высшую меру наказания, предусмотренную законом…
7

Все уже было готово, вокруг площадки провели жирную белую линию, образовавшую большой овал. Это была трасса для дерби.

– Фредди смотал удочки, – сообщил я Глории, когда мы шли к столу с бутербродами и кофе. (Это называлось легкой закуской. Основную еду нам подавали в десять вечера.)

– Та девица, Мэнски, тоже смылась, – кивнула Глория. – Пришли тут двое из социального обеспечения и увели ее. Ручаюсь, мамаша как следует разукрасит ей пышную задницу.

– Нехорошо так говорить, – сказал я, – но уход Фредди стал самым прекрасным моментом моей жизни.

– Что он тебе такого сделал?

– Да нет, я не в том смысле. Если бы он не ушел, я никогда не увидел бы заход солнца.

– Господи, – вздохнула Глория, с кислым видом взирая на бутерброд, – неужели на свете нет ничего, кроме ветчины?

– Тебе можем предложить бутерброд со змеиным ядом, – буркнул Мак Астон, стоявший в очереди за мной. Это он так шутил.

– Есть один с ростбифом, – сказала буфетчица. – Предпочитаете ростбиф?

Глория взяла бутерброд с ростбифом, но и с ветчиной оставила тоже.

– Мне до краев, – попросила она Ролло, который наливал кофе, – и побольше сливок.

– Она жрет, как в прорву кладет, – сказал Мак Астон.

– Мне черный, – обратился я к Ролло.

Глория отнесла еду к помосту распорядителя, где музыканты в это время настраивали инструменты. Увидев ее, Рокки Граво спрыгнул на площадку и заговорил с ней. Мне там места не было, и я не стал к ним подходить.

– Привет, – сказала мне какая-то девушка, на свитере которой я заметил цифру семь. У нее были черные волосы, черные глаза, и вообще она была хорошенькая. Имени девушки я не знал.

– Привет, – ответил я и огляделся, чтобы увидеть партнера своей собеседницы.

Тот в это время разговаривал с двумя женщинами, сидевшими в ложе в первом ряду.

– Ну, как у вас дела? – спросила «семерка». По ее речи можно было догадаться, что она девушка интеллигентная.

«Что она тут, черт возьми, забыла?» – снова и снова задавал я себе вопрос.

– Пока все идет хорошо. Только мне бы хотелось, чтобы марафон уже кончился. И чтобы я выиграл.

– И что бы вы сделали с деньгами, если бы выиграли? – спросила она и рассмеялась.

– Снял бы фильм, – сказал я.

– За тысячу долларов большого фильма не снимешь, вам не кажется? – произнесла она и откусила бутерброд.

– А я о большом фильме и не думаю, – объяснил я. – Это будет совсем короткий фильм, из двух-трех частей.

– Вы меня заинтересовали, – призналась она. – Я за вами наблюдаю уже четырнадцать дней.

– Серьезно? – удивился я.

– Да, каждый день я вижу, как вы стоите вон там, на солнце, а на вашем лице одно за другим меняются тысячи разных выражений. Мне казалось, что вы слишком растерянны.

– Ну, тут вы ошибаетесь, – возразил я. – С чего мне быть растерянным?

– Я слышала, вы рассказывали своей партнерше, как сегодня смотрели на заход солнца, – ответила она и рассмеялась снова.

– Это еще ничего не доказывает… – начал я.

– Послушайте… – произнесла она и быстро оглянулась. Нахмурившись, взглянула на часы. – У нас еще четыре минуты. Хотите сделать для меня кое-что?

– Ну… почему бы нет? – ответил я.

Она поманила меня, и я следом за ней зашел за помост, около метра высотой, обтянутый тяжелой, плотной тканью, которая ниспадала до самого паркета. Мы стояли одни в небольшой нише за помостом. Если бы не шум в зале, подтверждающий обратное, мы вполне могли бы сойти за единственных людей на земле. Оба мы были возбуждены.

– Пошли, – сказала она. Опустилась на паркет, приподняла драпировку и залезла под помост.

Сердце у меня забилось сильнее, и я почувствовал, как кровь приливает к лицу. И снова я ощутил, как подо мной вздымается и бьется о сваи океан.

– Идем же, – произнесла она, схватив меня за локоть.

Наконец-то я понял, в чем дело. В жизни не случается ничего нового. С человеком может произойти нечто, о чем он думает, будто раньше с ним подобного не бывало, нечто, казалось бы, совершенно новое, но это ошибка. Достаточно увидеть, услышать или почувствовать это новое, и сразу же становится ясно, что все это однажды уже случалось с ним. Когда «семерка» схватила меня за локоть, пытаясь затащить под помост, я вспомнил, как однажды другая девушка хотела того же. Было мне тогда лет тринадцать или четырнадцать, девушке примерно столько же. Звали ее Мэйбл, и жила она в соседнем доме. После школы мы вместе играли под большой верандой у них во дворе, представляя себе, что подполье веранды – убежище, а мы – грабитель и заложница. Позднее мы играли в папу и маму и представляли себе, что это наш дом. Но в тот день, о котором идет речь, я стоял у веранды и вообще не думал ни о Мэйбл, ни о чем таком и вдруг почувствовал, как кто-то тянет меня за локоть. Я глянул вниз и увидел Мэйбл.

– Пошли, – сказала она.

Под сценой было темно хоть глаз коли, и когда я стоял на четвереньках, пытаясь хоть немного сориентироваться, «семерка» обхватила меня за шею.

– Ну скорее, скорее… – прошептала она.

– Что тут происходит? – раздался мужской голос. Он был так близко, что я ощутил на волосах его дыхание. – Кто там?

Теперь я узнал этот голос. Это был Рокки Граво. У меня заныло под ложечкой. «Семерка» отпустила меня и выскочила наружу. Молча, боясь, что Рокки узнает меня по голосу, я тоже быстро проскользнул под драпировкой. «Семерка» уже удалялась, оглянувшись на меня через плечо. Лицо ее было белым как мел. Ни она, ни я не сказали друг другу ни слова.

Мы выбрались на площадку и старались выглядеть как можно невиннее. Буфетчица собирала в корзину пустые стаканчики из-под кофе. И тут я заметил, что руки и весь костюм у меня в пыли. До начала следующего тура оставалось еще несколько секунд, и я помчался в раздевалку привести себя хоть немного в порядок. После этого мне стало значительно лучше.

«Парень, ты висел на волоске, – сказал я себе. – Больше ничего подобного!»

Вернулся я на площадку, когда раздалась сирена и заиграл оркестр. Впрочем, не слишком хорошо, хотя и лучше, чем радио, по крайней мере без помех, комментариев и уговоров купить то или это. За время участия в марафоне я наелся радио на всю оставшуюся жизнь.

Сейчас в доме через улицу тоже включено радио. Стоя в зале суда, я совершенно отчетливо слышу: «Вам нужны деньги?.. У вас проблемы?..»

– Где ты был? – спросила Глория, обнимая меня.

– Не важно, – отмахнулся я. – Что, если мы немного потанцуем?

– Не возражаю, – ответила она. Мы протанцевали по периметру площадки, когда она остановилась. – Это уже больше напоминает работу.

Подняв руку, которой я держал ее за плечо, я заметил, что пальцы у меня в пыли.

«Ну что за черт? – подумал я. – Ведь я только что мыл руки».

– Повернись, – сказал я Глории.

– В чем дело? – спросила она.

– Повернись, – повторил я.

Она не решалась, кусала губы, и тогда я зашел ей за спину. На Глории была белая шерстяная юбка и тонкий белый свитерок, тоже шерстяной. Во всю спину красовалось большое пятно пыли, и я знал, откуда эта пыль.

– В чем дело? – снова спросила она.

– Стой и не вертись. – Я стал очищать ее свитер и юбку, пока не стряхнул с них всю пыль.

Глория какое-то время молчала. Потом сказала:

– Это я вляпалась где-то в раздевалке, когда возилась с Лилиан.

«Зря ты принимаешь меня за болвана», – подумал я. А вслух произнес:

– Скорее всего.

Расхаживая взад-вперед по площадке, мы налетели на Ролло Петерса.

– Что это за девица? – поинтересовался я, показав на «семерку».

– Это партнерша Ги Дюка. Зовут ее Розмари Лофтус. А ты что, глаз на нее положил? – задала мне, в свою очередь, вопрос Глория.

– Я только спросил, кто она такая. Она мне совершенно безразлична.

– Твое счастье, – не унималась Глория. – Ну скажи ему, Ролло.

– Нет, это без меня. – Ролло покачал головой. – Я о ней ничего не знаю.

– А что с ней такое? – спросил я Глорию, когда Ролло отошел к Джеймсу и Руби Бэйтс.

– Ты что, маленький? – удивилась она. – Вчера на свет появился? – Она рассмеялась и покачала головой. – Ну ты даешь!

– Ладно-ладно, выбрось это из головы, – буркнул я.

– Ну так вот, чтобы ты знал, эта стерва – самая отчаянная шлюха к западу от Миссисипи, – пояснила она. – Шлюха с высшим образованием, всем шлюхам шлюха. Даже девки не решаются идти в сортир, когда она рядом…

– Эй! Здравствуй, Глория! – воскликнула миссис Лейден. Сидела она на своем обычном месте в первом ряду, в ложе, на противоположном от помоста распорядителя конце зала. Мы с Глорией приблизились к барьеру. – Как дела у пары, за которую я болею?

– Отлично, – ответил я. – А как у вас, миссис Лейден?

– Тоже прекрасно. Нынче вечером я хочу остаться здесь надолго. Видите? – Она указала на плед и корзинку с едой, стоявшую на соседнем стуле. – Буду сидеть здесь и подбадривать вас.

– Нам это пригодится, – кивнула Глория.

– Почему вы не займете ложу чуть подальше от «Пальмовой рощи»? – спросил я. – Попозже, когда все захотят выпить, в баре будет ужасно шумно.

– Это мне не мешает, – улыбнулась она. – Я сижу тут в основном ради дерби. Хочу видеть, как вы будете проходить повороты. Не хотите взглянуть? – Она достала из-под пледа вечернюю газету.

– Спасибо, – сказал я, – хотелось бы знать, что происходит на свете. Хотя бы какая там погода? Надеюсь, мир не слишком переменился?

– Вы надо мной смеетесь.

– Ну что вы… Просто мне кажется, что я в этом зале уже миллион лет… Спасибо за газету, миссис Лейден.

Когда мы двинулись дальше, я развернул газету. Глаза резанули огромные черные буквы:

«УБИЙЦА НА ТАНЦЕВАЛЬНОМ МАРАФОНЕ

ПРЕСТУПНИК УЧАСТВУЕТ В СОСТЯЗАНИИ

Вчера на танцевальном марафоне, проходящем в Санта-Монике, полиция арестовала давно разыскиваемого убийцу. Речь идет о двадцатишестилетнем итальянце Джузеппе Лоди, который восемь месяцев назад бежал из иллинойской тюрьмы, город Джоли, отбыв лишь четыре из пятидесяти лет заключения, на которые он был осужден за ограбление аптеки в Чикаго и убийство ее престарелого владельца.

Лоди, принимавший участие в танцевальном марафоне под фальшивым именем Марио Петрони, не оказал сопротивления сотрудникам криминального отдела Блиссу и Фойгту, производившим арест. Как сообщили нам оба сотрудника полиции, на танцевальный марафон они попали совершенно случайно, пытаясь отвлечься от служебных обязанностей, а Лоди опознали по фотографии, помещенной в популярном полицейском журнале в рубрике “Розыск”. В этой рубрике регулярно печатают снимки и подробные описания наиболее опасных, разыскиваемых полицией преступников».

– Представляешь? – сказал я. – Я как раз был рядом, когда все произошло. Мне жалко Марио.

– Почему? – спросила Глория. – Какая между нами разница?

Педро Ортега, Мак Астон и еще кто-то сбились возле нее в кучу и возбужденно обсуждали заметку. Я оставил газету Глории и в одиночестве скользил по паркету.

«Жуткое дело, – мелькнуло у меня в голове. – Пятьдесят лет! Бедняга Марио!..»

Но если Марио узнает обо мне, если только он узнает, то наверняка подумает: «Бедный парень! Он так жалел меня, а сам угодил в петлю…»

В следующем перерыве Сокс Дональд приготовил для нас сюрприз. Нам раздали спортивную форму, чтобы мы ее надели перед дерби, до начала соревнований: тенниски, белые шорты и белые свитера. Все мужчины получили ремни из толстой кожи, на которых с обеих сторон были небольшие ручки, как на чемодане. Нашим партнершам предстояло держаться за них во время прохождения поворотов на дерби. Тогда это изобретение показалось мне никчемным и глупым, но позднее я понял: Сокс Дональд знал, что делает.

– Послушайте, ребята, – сказал Сокс. – Сегодня вечером игра начнется всерьез, к нам на дерби заявится уйма кинозвезд, а куда идут они, туда за ними валят толпы. Какая-то пара сегодня проиграет – каждый вечер кто-то будет проигрывать. Я не хочу слышать никаких упреков, потому что таковы правила. Шансы у всех равны. Вы получите дополнительное время, чтобы надеть спортивную форму, и затем – чтобы ее снять. Да, кстати! Днем я говорил с Марио Петрони. Он попросил меня проститься за него со всеми своими друзьями, что здесь у него были. А теперь, ребята, самое главное: не забудьте – во время дерби публика за свои деньги хочет увидеть настоящую гонку!

Меня удивило, что Сокс вспомнил о Марио, потому что накануне вечером, когда Марио арестовали, он его чуть не убил.

– Я думал, он на Марио зол, – сказал я Ролло.

– Теперь уже нет, – ответил тот. – Арест оказался самой лучшей рекламой, какую только можно придумать. Не будь его, никто бы и не знал, что марафон вообще существует. Публикация в газетах – именно то, что было нужно. Сегодня телефон не умолкал: все рвались заказать билеты.

Роберт Сайвертин…
8

В тот вечер впервые зал был полон и практически все билеты проданы. В «Пальмовой роще» было не протолкнуться, и из бара доносились громкий смех и гул разговоров.

«Ролло прав, – сказал я себе. – Арест Марио – как раз та реклама, которая была нужна Соксу». Однако зрителей привлекала не только шумиха в газетах. Потом я узнал, что Сокс рекламировал марафон по нескольким радиостанциям.

Мы разгуливали в спортивной форме, пока тренеры и персонал готовили площадку для дерби. Большинство участников в спортивной форме выглядели довольно потешно. В жизни не видел такой курьезной коллекции рук и ног.

– Взгляни, – Глория мотнула головой в сторону Джеймса и Руби Бэйтс, – во брюхо, а?

Круглый живот Руби сильно выдавался вперед. Казалось, что под свитер она затолкала подушку.

– Да, очень заметно, – согласился я, – только не забудь, что тебя это не касается.

– Дамы и господа, – сказал Рокки в микрофон, – прежде чем начнется наше сенсационное дерби, я хотел бы познакомить вас с правилами и порядком состязаний. Ввиду большого количества участников дерби будет проходить в двух группах – сорок пар побегут в первой и столько же во второй. Вторая группа выйдет на дорожку через несколько минут после первой. Распределение пар по группам будет произведено жеребьевкой. В этих группах дерби будет проходить неделю. В каждой группе вечер за вечером одна пара – та, что пробежит меньшее количество кругов, – будет отсеиваться. Через неделю останется только одна группа. Наши ребята будут состязаться на дорожке по пятнадцать минут, мужчины должны двигаться, ступая с пятки на носок, девушки могут идти или бежать, как им будет угодно. Призов для победителей не предусмотрено, но если кто-то из вас, дамы и господа, чтобы поощрить наших участников, захочет установить денежную премию паре-победительнице, вы заслужите их благодарность. Посредине площадки вы видите раскладушки, медсестер и тренеров, у которых под руками очищенные апельсины, мокрые полотенца и нюхательные соли, – а также наготове наш доктор, который позаботится, чтобы никто из наших ребяток не участвовал в состязании, если не будет в хорошей физической форме.

Молодой врач стоял посреди площадки со стетоскопом вокруг шеи и старался держаться как можно солиднее.

– Еще минутку, дамы и господа, еще минутку, – продолжал Рокки. – У меня в руке десятидолларовая банкнота для победителей сегодняшнего дерби, которую пожертвовала очаровательная звезда киноэкрана мисс Руби Килер. Аплодисменты мисс Килер, дамы и господа.

Руби Килер встала и поклоном поблагодарила за аплодисменты.

– Вот это мне нравится, дамы и господа, – прокомментировал Рокки. – Итак, для контроля, сколько какая пара пробежит кругов, нам требуется сорок судей. – Он перевел дух и отер пот с лица. – Ну же, дамы и господа, ну же… хотелось бы, чтобы судьи были из числа зрителей. Желающих прошу прямо сюда… не бойтесь, прошу.

В первый момент показалось, что публика просто застыла, но тут миссис Лейден нырнула под барьер и зашагала через площадку. Проходя мимо меня и Глории, она улыбнулась и подмигнула.

– Может, она нам все-таки хоть как-то сгодится, – вздохнула Глория.

За миссис Лейден последовали другие, и через несколько минут все судьи были в наличии. Ролло дал каждому карточку и рассадил их на площадке возле помоста.

– Ну-с, дамы и господа, – сказал Рокки, – судей у нас достаточно. Теперь приступим к жеребьевке первого дерби. Здесь в шляпе находится восемьдесят бумажек с номерами пар, нужно вытащить сорок из них. Пары, чьи номера названы не будут, стартуют во втором забеге. Нам нужен кто-нибудь, чтобы доставать номерки. Что, если это сделаете вы? – спросил он миссис Лейден и подал ей шляпу. Миссис Лейден улыбнулась и кивнула.

– Это величайший момент в ее жизни, – съязвила Глория.

– Я думаю, она довольно милая старушка, – возразил я.

– Корова, – отрезала Глория.

Миссис Лейден принялась доставать из шляпы бумажки и передавать их Рокки, который называл в микрофон вытянутые номера.

– Первый номер – сто пять, – сообщил он. – Идите сюда, ребята, все отобранные пары переходят сюда, на эту сторону.

Рокки называл номера так быстро, как только миссис Лейден успевала их извлекать, и каждый раз подавал бумажку, полученную от миссис Лейден, одному из судей. Тот потом должен будет наблюдать за парой с этим номером и считать, сколько она сделала кругов.

– Пара номер двадцать два, – объявил Рокки и подал номерок молодому человеку в очках.

– Пошли, – сказал я Глории. Это был наш номер.

Я услышал, как миссис Лейден говорит Рокки:

– Я бы хотела получить этот номер. Это пара, за которую я болею.

– Мне очень жаль, – ответил Рокки. – Вам придется взять тот номер, который на вас выпадет.

Когда жеребьевка закончилась и мы все собрались на линии старта, Рокки объявил:

– Ну-с, дамы и господа, мы уже почти готовы. А теперь, ребята… мужчины, помните, вы должны ступать с пятки на носок. Если кто-то из вас сойдет с дистанции, вашему партнеру придется бежать два круга, которые будут засчитаны ему за один. Вы дадите нам старт, мисс Килер?

Мисс Килер кивнула, и Рокки подал Ролло стартовый пистолет. Тот отнес его мисс Килер, сидевшей в ложе, в первом ряду, с какой-то девушкой, которую я не знал. Джексона там не было.

– Ну-с, дамы и господа, а теперь – полный вперед! – сказал Рокки. – Прошу, мисс Килер… – Он дал знак рукой.

Мы с Глорией протолкались вдоль помоста к линии старта и, когда мисс Килер нажала курок, ринулись вперед, врезаясь в остальных и отталкивая их, чтобы вырваться в лидеры. Глория держала меня за руку.

– Держись за пояс! – заорал я и попытался прорваться сквозь толпу. Все спотыкались друг о друга, каждый хотел пробиться вперед… Но постепенно мы растянулись по трассе. Я зашагал так широко, что Глории пришлось догонять меня вприпрыжку.

– Эй ты, с пятки на носок! – крикнул Ролло. – Ты перешел на бег!

– Делаю что могу, – ответил я.

– С пятки на носок! – кричал он. – Вот так…

Обогнав нас, Ролло продемонстрировал, как он это себе представляет. Я наловчился довольно быстро. Главное – правильно работать бедрами и плечами. Стоило мне только понять это, и я легко справился с требованием. Это было так просто, что на миг мне пришло в голову, будто таким спортивным шагом я уже когда-то ходил, но не мог припомнить когда, а значит, вряд ли нечто подобное было. Все-таки память у меня уникальная.

Мы мчались по дорожке уже пять минут, держались среди лидеров, когда я неожиданно почувствовал, что Глория перестала двигаться, точнее говоря, перестала двигать ногами. Я ее тащил на себе. Меня не покидало ощущение, что она вот-вот перережет мне желудок поясом.

– Слишком быстро? – спросил я и сбавил ход.

– Д-да, – едва выдавила она.

Одна из медсестер набросила мне на шею мокрое полотенце. При этом я от неожиданности едва не потерял равновесие.

– Вытри лицо, – посоветовал я Глории.

И в этот момент мимо нас пронеслась пара номер тридцать пять, собираясь первой войти в поворот. Но такой спурт оказался партнерше не по силам. Споткнувшись, она отпустила ручки на поясе партнера.

– Помощь паре номер тридцать пять! – взревел Рокки Граво, но, прежде чем медсестра или тренер успели подхватить девушку, она рухнула плашмя и еще несколько метров проехала по паркету. Будь я один, я сумел бы обогнуть лежащее тело, но на мне висела Глория, и я боялся, что на крутом повороте она может вылететь с трассы. (Проходить поворот с уцепившейся за вас девицей – это похуже перетягивания каната.)

– Осторожно! – вскричал я, но предупреждение запоздало и ничего не дало. Глория споткнулась о лежащее тело, свалив и меня. Я заметил, что еще четыре или пять пар не успели остановиться. Я изо всех сил пытался подняться на ноги. Рокки что-то сказал в микрофон, и публика громко вздохнула.

Я встал. Травм вроде не было, но колени горели, и я догадался, что содрал на них кожу. К нам подбежали медсестры и тренеры, начали поднимать девушек на ноги, а Глорию и Руби на носилках отнесли в бокс.

– Ничего страшного, дамы и господа, – заявил Рокки. – Небольшое столкновение… на нашем дерби постоянно что-то происходит… пока девушки находятся в боксе, их партнерам два круга будут засчитываться за один. Отлично, ребята, пропустите наших бегунов-одиночек на внутреннюю дорожку.

Я изо всех сил рванул вперед, чтобы не утратить позицию, которой мы добились в забеге. Теперь, когда Глория не висела у меня на поясе, я казался себе легким как перышко. Тренер с медсестрой уже подошли к Глории. Медсестра поднесла ей к носу нюхательную соль, тренер массировал ноги. Врач прослушивал через стетоскоп, как работает ее сердце. Другой тренер, тоже с медсестрой, тем временем приводил в чувство Руби. Прежде чем Глория вернулась на площадку, я пробежал четыре круга. Она была ужасно бледна.

– Выдержишь? – спросил я, притормаживая. Она только кивнула.

Публика хлопала и топала, Рокки что-то орал в микрофон. Чуть позже Руби тоже вернулась на дорожку, но выглядела чуть живой.

– Спокойнее, – твердил Ролло, вприпрыжку сопровождавший нас. – Вам ничто не угрожает…

И тут я почувствовал острую боль в левой ноге, которая снизу вверх пронзила все тело и едва не расколола мне темя.

– Господи, – вскрикнул я, – что случилось с ногой!

– Топни, топни! – кричал Ролло.

Я не мог согнуть ногу. Она меня просто не слушалась. Отяжелела как бревно. Стоило мне сделать шаг, боль снова ударила в темя.

– У участника пары номер двадцать два судорогой свело ногу, – сказал Рокки в микрофон. – Тренеры, помощь паре…

– Топни, топни ногой! – орал на меня Ролло.

Я топнул изо всех сил, но нога заболела еще сильнее.

– Топни, топни ногой…

– Ах ты засранец! – сорвался я. – Мне же больно…

Тренеры подхватили меня под мышки и утащили в бокс.

– Забег продолжает наша прелестная партнерша из пары номер двадцать два, – объявил Рокки, – наша маленькая Глория Битти. Замечательная девушка! Бежит одна, пока ее партнеру оказывают помощь, ведь ему судорогой свело ногу. Вы только взгляните, как она летит по дорожке! Пропустите ее на внутреннюю дорожку, ребята…

Один тренер держал меня за плечи, а другой сгибал и разгибал ногу и постукивал по мышцам ребром ладони.

– Больно! – не выдержал я.

– Тихо, тихо, – приговаривал тренер, который держал меня за плечи. – У тебя что, никогда такого не было?

Вдруг в ноге что-то щелкнуло, и боль тут же исчезла.

– Ну вот, – сказал тренер.

Я встал, чувствуя себя вполне нормально. Вернулся на дорожку, приготовился и стал ждать Глорию. Она двигалась по противоположной стороне, спотыкаясь на каждом шагу, голова у нее при этом болталась вверх и вниз. Мне пришлось ждать, пока она добежит до меня. По правилам вернуться из боксов нужно было на том же месте, где сошел. Как только Глория приблизилась ко мне, я тут же рванул вперед, а Глория вновь ухватилась за мой пояс.

– Две минуты до конца, – сообщил Рокки. – Давайте подбодрим их, дамы и господа.

Зрители зааплодировали и затопали ногами, на этот раз гораздо громче.

Остальные пары вокруг нас начали спурт, и я тоже решил поднажать. Я точно знал, что мы с Глорией не последние, но мы оба побывали в боксе, и мне не хотелось рисковать и вылететь по ошибке. Выстрел пистолета возвестил о конце дерби, половина пар рухнула на пол. Я обернулся к Глории и увидел, что глаза ее остекленели. Мне было ясно, что она вот-вот потеряет сознание.

– Эй! – крикнул я медсестре, но Глория уже закачалась, и пришлось мне ловить ее самому. А затем тащить в бокс, больше я ни на что способен не был.

– Эй, – окликнул я тренера, – пусть придет доктор!

На меня никто не обратил внимания. У всех и так хватало работы, надо было помочь тем, кто не мог встать самостоятельно. Публика влезала на стулья и визжала от возбуждения.

Я начал тереть лицо Глории мокрым полотенцем. Потом возле меня появилась миссис Лейден, она принесла флакон с нюхательной солью.

– Отправляйтесь в раздевалку, – сказала она. – Глория скоро придет в себя. Не привыкла она к таким перегрузкам.

Я был на корабле, плывущем в Порт-Саид. Мы собирались снимать фильм в Сахаре. Я был знаменит и купался в роскоши. Как же, самый знаменитый кинорежиссер на свете. Более знаменитый, чем Сергей Эйзенштейн. Критики из журналов «Вэнити фэйр» и «Эсквайр» в один голос утверждали, что я гений. Расхаживая по палубе, я вспоминал о танцевальном марафоне, в котором когда-то участвовал, и размышлял, что же случилось со всеми теми парнями и девушками с марафона… как вдруг кто-то нанес мне сзади страшный удар по голове, и я потерял сознание. Успел только понять, что падаю.

Ударившись о воду, я начал бешено колотить руками и ногами вокруг, потому что боялся акул. Ощутив чье-то прикосновение, я заорал от ужаса.

Очнувшись, я обнаружил себя в воде, ледяной воде. И тут же сообразил, где я. «Это был просто страшный сон», – сказал я себе. То, что меня так напугало во сне, оказалось полуметровым куском льда: я был в баке с водой в раздевалке. Дрожа от холода, в мокрой спортивной форме, я вылез из воды, и тренер подал мне полотенце.

В раздевалку вошли другие тренеры, неся еще одного потерявшего сознание участника дерби. Это был Педро Ортега. Его подтащили к баку и бросили в воду.

– Со мной тоже так было? – спросил я.

– А как же, – хмыкнул тренер. – Ты хлопнулся в обморок, едва ушел с площадки.

Педро что-то бормотал по-испански и расплескивал воду, любой ценой стараясь выбраться наружу. Тренер расхохотался:

– Ну, ребята, Сокс знал, что делает, когда велел притащить этот бак. Ледяная вода кого хочешь приведет в чувство. Снимай эти мокрые тряпки…

Шериф округа лос-анджелес передаст вас в руки палача в тюрьме штата…
9

Протанцовано часов: 752

Осталось пар: 26

Так называемые дерби нас просто убивали. За две недели вылетело больше пятидесяти пар. Мы с Глорией дважды тоже оказывались на грани, но все-таки как-то ухитрились выкрутиться. Когда же мы сменили тактику, проблемы как рукой сняло: мы прекратили пытаться победить, и нам стало безразлично, какое мы займем место, лишь бы не последнее.

У нас появился свой спонсор – «Пиво „Джонатан”», от которого не толстеют». Как нельзя более кстати: туфли и одежда у нас уже почти совсем рассыпались. Это миссис Лейден уговорила «Пиво „Джонатан”» взять над нами шефство.

– Миссис Лейден, может быть, вы еще попросите святого Петра пустить меня в рай. Похоже, я уже на пути к нему…

Глории и мне дали по три пары туфель, серых фланелевых брюк и по три свитера, все с рекламой пива.

С момента начала состязаний я прибавил в весе больше двух кило и уже начал подумывать о том, что, возможно, у нас и в самом деле есть шансы выиграть первый приз – тысячу долларов. Глория же оставалась пессимисткой.

– Что ты собираешься делать, когда эта волынка закончится? – спросила она меня как-то.

– А к чему про это думать?! – удивился я. – Она же еще не кончилась. Да и потом, чем ты недовольна? По-моему, мы очень неплохо устроились, по крайней мере не приходится ломать голову, где взять еды.

– Как я хотела бы, чтобы все это поскорее закончилось, – монотонно пробубнила она. – Хотела бы, чтоб меня Бог прибрал.

Она повторяла это снова и снова. Мне это уже начинало действовать на нервы.

– Когда-нибудь Господь услышит твои молитвы.

– Я бы хотела этого… Если бы у меня хватило духу сделать это за него…

– Если мы вдруг выиграем, заберешь свои пятьсот долларов и поедешь куда захочешь, – сказал я. – Можешь выйти замуж. Всегда найдется уйма парней, которым не терпится жениться. Об этом ты никогда не думала?

– Думала, и не раз, – ответила она. – Но такого, как мне нужен, взять негде, а таких, какие есть, мне не надо. Не нужно мне бродяг, воров и прочей сволочи.

– Знаю я, почему у тебя такое убийственное настроение. Ничего. Через пару дней будешь в порядке и увидишь все совсем в другом свете.

– Ну уж это тут совсем ни при чем, – возразила она. – У меня в такие дни даже голова не болит. Не в том дело. Просто весь этот гадючник как водоворот. Вылетим отсюда – и окажемся у очередного разбитого корыта.

– Зато сейчас у нас есть стол и ночлег.

– А почему ты считаешь счастьем, если откладывается то, что все равно должно случиться?

– Эй, «Пиво „Джонатан”»! – заорал Рокки Граво. – Подите сюда.

Он стоял у помоста с Соксом Дональдом. Мы с Глорией подошли.

– Хотите заработать сто долларов, ребята? – спросил Рокки.

– А как? – поинтересовалась Глория.

– Вот в чем дело, ребята, – сказал Сокс Дональд, – у меня есть беспроигрышная идея, но нужна небольшая помощь…

– Знаем мы эти штучки, – шепнула Глория.

– Что-что? – переспросил Дональд.

– Ничего, – отрезала Глория. – Продолжайте, пожалуйста. Вам нужна небольшая помощь…

– Вот именно, – кивнул Дональд. – Я хочу, чтобы вы поженились, ребята. Хочу устроить шикарную свадьбу.

– Свадьбу? – переспросил я.

– Минутку, дайте мне договорить, – продолжал Сокс. – В этом нет ничего дурного. Я дам вам каждому по пятьдесят долларов, а марафон кончится – можете развестись, если хотите. Это же не навечно. Мне просто нужен аттракцион для публики. Что скажете?

– Вы что, с ума сошли?! – заявила Глория.

– Она так не думает, мистер Дональд, – вмешался я.

– Черта с два не думаю, – настаивала она. – Я не имею ничего против замужества. – Это она Соксу. – Почему бы вам не выбрать для меня Гари Купера или какого-нибудь известного продюсера или режиссера? Но выйти за этого типа – нет, увольте. Мне хватает забот о самой себе.

– Но это же не навсегда, – повторил Рокки. – Мы просто устроим такой спектакль.

– Ну разумеется, – подтвердил Сокс. – Церемония, естественно, должна проходить здесь, на площадке, чтобы привлечь сюда толпы народу. Но…

– Незачем устраивать свадьбу, чтобы заманить сюда толпу, – не унималась Глория. – Тут уже и так столько народу, что стены трещат. Мало вам зрелища тех бедняг, что каждый вечер корчатся на паркете?

– Ты не понимаешь, чего мы хотим, – обиделся Сокс.

– Фиг вам, не понимаю, понимаю получше вас.

– Ты же хочешь попасть в кино? Вот тебе шанс, – настаивал Сокс. – Я уже подыскал несколько фирм, они дадут тебе свадебное платье и туфли, косметический салон займется твоей головой и сделает из тебя просто конфетку; тут будет уйма режиссеров и всяких шишек, и все будут пялиться только на тебя. Такой шанс бывает раз в жизни. А что ты скажешь, жених? – обратился он ко мне.

– Не знаю… – пробормотал я. Мне вовсе не хотелось его сердить. В конце концов, организатором всего был он. Я прекрасно знал: стоит ему только заиметь на нас зуб, и дисквалификация нам гарантирована.

– Он против, – поспешила встрять Глория.

– Ха, она и за него думает, – съязвил Рокки.

– Ну, как хотите. – Сокс пожал плечами. – Если сто долларов не интересуют вас, какую-нибудь другую пару они заинтересуют наверняка. Ты теперь хоть знаешь, – это он мне, – кто у вас глава семьи. – И они с Рокки расхохотались.

– Ты что, вообще не способна вести себя хотя бы вежливо? – спросил я Глорию, когда мы отошли. – Теперь нас могут вышвырнуть в любой момент.

– Сегодня, завтра – какая разница?

– Такой зануды я в жизни не видел, – не выдержал я. – Иногда мне кажется, что лучше бы тебе и в самом деле отдать концы.

– А я что говорю?

Когда мы снова двигались вдоль помоста, я увидел, как Сокс с Рокки дружно уламывают Ви Лоуэлла и Мери Хоули, пару номер семьдесят один.

– По-моему, Сокс уже заморочил ей голову, – хмыкнула Глория. – Теперь эта клуша Хоули от него не отвертится.

К нам присоединились Джеймс и Руби Бэйтс, и мы вчетвером двигались вместе. Мы снова стали друзьями – с тех пор как Глория перестала внушать Руби, что та должна сделать аборт.

– Вам Сокс предлагал пожениться? – спросила Руби.

– Ну, – сказал я, – а ты откуда знаешь?

– Кое-кому он уже предлагал.

– Мы послали его куда подальше, – сообщила Глория.

– Ну, свадьбы на публику – вещь неплохая, – заметила Руби. – У нас тоже была такая.

– Серьезно?! – удивился я. Джеймс и Руби держались так достойно и спокойно и были так влюблены друг в друга, что я представить себе не мог, что у них могла быть свадьба подобного рода.

– Мы поженились на танцевальном марафоне в Оклахоме, – продолжала она. – Набрали разных подарков долларов на триста…

– Ее папаша преподнес нам в качестве свадебного подарка дробовик, – рассмеялся Джеймс.

Неожиданно где-то сзади завизжала женщина. Мы обернулись. Кричала Лилиан Бэкон, партнерша Педро Ортеги. Сначала она пятилась от него, потом попыталась бежать, но Педро ее догнал и начал лупить кулаком по лицу. Упав на паркет, Лилиан вновь завизжала. Педро схватил девушку за шею обеими руками и попытался ее поднять. Лицо у него было безумным. Стало совершенно ясно, что он хочет убить Лилиан.

Все сразу кинулись к нему, началась ужасная суматоха. Мы с Джеймсом очутились рядом с Педро первыми, разжали его руки, все сильнее сдавливающие горло Лилиан, и оттащили парня в сторону. Лилиан сидела на полу, бессильно откинувшись на руки, с открытым ртом, как пациентка на приеме у дантиста.

Педро что-то бормотал про себя и, казалось, никого не узнавал. Джеймс толкнул его, и Педро отступил на несколько шагов. Я подхватил Лилиан под мышки и помог ей встать. Она тряслась, как исполнительница танца живота.

Примчались Сокс и Рокки и схватили Педро за руки.

– Это что еще такое? – взорвался Сокс.

Педро взглянул на Сокса, губы его шевельнулись, но не раздалось ни звука. Тут он увидел Рокки, и лицо его переменилось, теперь оно пылало яростью и ненавистью. Рывком он освободил руки, отшагнув назад, и сунул одну в карман.

– Берегись! – крикнул кто-то.

Педро метнулся вперед с ножом в руке. Рокки хотел увернуться, но все произошло так быстро, что шансов у него не было. Нож вонзился ему в левый бок, дюймах в пяти пониже плеча. Завопив, Рокки скрылся. Педро обернулся, чтобы кинуться за ним, но прежде чем успел сделать хоть шаг, Сокс стукнул его сзади по голове обшитой кожей дубинкой. Хруст был слышен даже сквозь рев музыки. Точно кто-то проткнул пальцем дыню. Педро застыл с идиотским оскалом на физиономии, а Сокс огрел его дубинкой еще раз.

Руки Педро бессильно повисли, нож упал. Ноги подломились, и он грохнулся на пол.

– Уберите его! – велел Сокс, поднимая нож.

Джеймс Бэйтс, Мак Астон и Ви Лоуэлл подняли Педро и отнесли в раздевалку.

– Прошу оставаться на своих местах, дамы и господа! – крикнул Сокс публике. – Убедительно прошу…

Я поддерживал Лилиан сзади. Ее все еще трясло.

– Что случилось? – спросил ее Сокс.

– Он решил, что я ему изменяю, – вздохнула она. – Потом избил меня и принялся душить…

– Продолжайте, ребята, – обратился к нам Сокс. – Держитесь так, будто ничего не произошло. Эй, сестра, отведите девушку в раздевалку. – Сокс помахал Ролло, стоявшему на помосте, и сирена известила о перерыве на несколько минут раньше, чем положено. Медсестра забрала у меня Лилиан, все девушки сгрудились вокруг них и стайкой удалились в раздевалку.

Уходя с площадки, я слышал, как Ролло выкрикивает в микрофон какие-то банальности.

Рокки стоял у умывальника без пиджака и рубашки и промокал плечо пачкой бумажных носовых платков. Кровь текла по руке и капала с пальцев.

– Лучше дождись врача, – сказал Сокс и взорвался: – Черт побери, где доктор?

– Здесь, – послышалось сзади, и доктор выскочил из туалета.

– Когда вы наконец понадобились, вас не согнать с толчка! – орал Сокс. – Взгляните на Рокки, что с ним?

Педро лежал на полу. Мак Астон сидел прямо на нем и массировал ему грудь, как спасатель, откачивающий утопленника.

– Поберегись! – крикнул Ви Лоуэлл, принесший ведро воды. Мак отскочил, и Ви выплеснул воду Педро в лицо. Никакого результата – Педро лежал как бревно.

Джеймс Бэйтс принес еще ведро воды и снова облил его. Только теперь Педро шевельнулся и медленно открыл глаза.

– Приходит в себя, – произнес Ви Лоуэлл.

– Я лучше отвезу Рокки на машине в больницу, – сказал доктор, снимая белый халат. – Рана глубокая – почти до кости. Придется накладывать швы. Кто это сделал?

– Эта сволочь! – Сокс ткнул Педро ногой.

– Наверно, у него была бритва, – сказал доктор.

– Вот что у него было. – Сокс подал ему нож. В другой руке у Сокса была обшитая кожей дубинка, ремешок все еще надет на запястье.

– Это не хуже бритвы. – Доктор вернул ему нож.

Педро сел, растирая челюсть. Похож он был на пьяного.

«Да не в челюсть ты схлопотал, – мысленно сказал ему я, – а по голове».

– Ради Бога, поехали, – обратился Рокки к доктору. – Из меня хлещет кровь, как из недорезанного борова. А тебя, засранец, – бросил он Педро, – я под суд отдам!

Педро яростно покосился на него, но промолчал.

– Никто ни на кого в суд подавать не будет, – заявил Сокс. – Мне и так придется попотеть, чтобы нас вообще не прикрыли. Впредь лучше соображай, кому наставляешь рога.

– Да никому я рога не наставлял, – возразил Рокки.

– Только мне не рассказывай, – отрезал Сокс. – Выведите его через черный ход, доктор.

– Пойдем-пойдем, Рокки, – сказал врач. Рокки зашагал к дверям, бинт на его руке уже пропитался кровью.

Доктор набросил на плечи Рокки пиджак, и они уехали.

– Ты что, хочешь загубить нам все дело? – спросил Сокс, теперь полностью переключившись на Педро. – Не можешь дождаться, пока закончится марафон, и разделаться с Рокки потом?

– Я хотел перерезать ему глотку, – спокойно заявил Педро на прекрасном английском. – Он увел у меня невесту…

– Если ему удалось сделать это здесь, значит, он волшебник, – хмыкнул Сокс. – Здесь же нет ни одного укромного уголка, чтобы кого-нибудь соблазнить.

«Ну, положим, один уголок я знаю», – мелькнуло у меня в голове.

В раздевалку вошел Ролло Петерс.

– Ребята, вам нужно поспать, – сказал он и спросил, озираясь: – Где Рокки?

– Доктор повез его в больницу, – сообщил ему Сокс. – Как там в зале?

– Уже успокоились. Я сказал им, что мы репетировали новый номер. Как дела у Рокки?

– Ничего страшного, – отмахнулся Сокс. – Разве что этот мексиканский каторжник едва не отрезал ему руку, только и всего. – И подал ему нож Педро: – Слушай, возьми эту гадость и забрось куда-нибудь. Ты будешь за конферансье, пока не узнаем, как у Рокки дела.

Педро поднялся с пола.

– Мне очень жаль, что все случилось на публике, – повинился он. – Честно, очень жаль, что у меня сдали нервы…

– Ну, могло быть и хуже, – ответил Сокс. – Что, если бы это случилось вечером, когда здесь полно людей? Как голова?

– Болит, – вздохнул Педро. – Мне очень жаль, что так получилось. Я так хотел выиграть тысячу долларов…

– И шансы у тебя пока еще есть, – кивнул Сокс.

– Так вы хотите сказать, что меня не дисквалифицируют? Что вы меня прощаете?

– Прощаю, – буркнул Сокс и сунул дубинку в карман.

Который подвергнет вас…
10

Протанцовано часов: 763

Осталось пар: 26

– Дамы и господа! – объявил Рокки. – Прежде чем начнется дерби, организаторы марафона попросили меня сообщить, что через неделю у нас состоится свадьба – настоящая, неподдельная свадьба, прямо здесь, на площадке. Браком будут сочетаться Ви Лоуэлл и Мери Хоули – пара номер семьдесят один. Покажитесь нам, Ви и Мери, пусть дамы и господа увидят, какая вы чудная пара. Разумеется, – продолжал Рокки, – если до того времени они не покинут состязания по результатам дерби. Надеюсь все же, что до этого не дойдет. Предстоящая свадьба совпадает с желанием организаторов марафона обеспечивать вам, нашим зрителям, исключительные развлечения на наивысшем уровне.

Миссис Лейден потянула меня сзади за свитер.

– Что у Рокки с рукой? – спросила она шепотом.

Не заметить, что с Рокки что-то случилось, было трудно. Его правая рука, как обычно, была продета в рукав пиджака, левая же висела на перевязи, и пиджак с той стороны только наброшен на плечо.

– Он ее вывихнул, – сказал я.

– Ему наложили девять швов, – тихонько уточнила Глория.

– Так вот почему его не было вчера вечером, – заметила миссис Лейден. – С ним произошел несчастный случай?

– Гм, да…

– Он упал?

– Гм, да, скорее…

– Позвольте представить вам очаровательную звезду киноэкрана мисс Мери Брайан. Вы рады нашим зрителям, мисс Брайан?

Мисс Брайан поклонилась. Публика зааплодировала.

– И короля комиков Чарли Чейза…

Раздались новые аплодисменты, когда Чарли Чейз поднялся в своей ложе и тоже поклонился.

– Не выношу подобных представлений, – буркнула Глория.

– Но ничего не имела бы против, если бы представляли тебя, а? – спросил я.

– Ну, удачи вам! – пожелала миссис Лейден нам вслед, когда мы двинулись к помосту.

– У меня просто нет сил… – заявила Глория, – нет сил смотреть на этих знаменитостей, нет сил снова и снова делать одно и то же.

– Иногда я жалею, что вообще с тобой связался, – вздохнул я. – Не хотелось так говорить, но это правда. – До нашей встречи я и представить себе не мог, что человек способен быть таким занудой…

Вместе с другими парами мы сгрудились на стартовой черте.

– Я устала от жизни, но боюсь умереть… – сказала Глория.

– Какая замечательная тема для песенки, – отозвался, услышав слова Глории, Джеймс Бэйтс. – Сочини песенку о старом негритосе на берегу реки, который устал жить, но боится умереть. Он мог бы собирать хлопок и жаловаться реке Миссисипи. Ну разве не дивная идея?! Да, и назови песню «Миссисипи, старая река».

Глория скорчила мину и метнула в Джеймса взгляд-молнию.

– Рад приветствовать вас, – обратился Рокки к миссис Лейден, которая поднялась на сцену. – Дамы и господа, – сказал он в микрофон, – счастлив представить вам самую страстную болельщицу нашего чемпионата по танцевальному марафону, женщину, которая не пропустила ни одного вечера с начала наших состязаний. Итак, миссис Лейден, руководство чемпионата награждает вас персональным пропуском, он откроет перед вами двери на все марафоны, где бы и когда бы они ни проходили. Аплодисменты миссис Лейден, дамы и господа! Не хотите ли что-нибудь сказать, миссис Лейден?

Та на мгновение замялась, изрядно растерявшись, она просто не знала, как ей сейчас себя вести, но, когда публика зааплодировала, сделала несколько шагов вперед и неловко поклонилась. Очевидно, это было одно из главных событий в ее жизни.

– Все болельщики нашего танцевального марафона вас, конечно, уже видели, – продолжал Рокки. – Каждый вечер миссис Лейден судит дерби, не будь ее, не было бы и дерби. Как вам нравятся наши соревнования, миссис Лейден? – спросил он, наклонив стойку так, чтобы женщина могла говорить в микрофон.

– Да блевать ей от них хочется, – шепнула Глория. – Ноги бы ее здесь не было, засранец проклятый!..

– Мне очень нравится, – сказала миссис Лейден. Она так волновалась, что едва могла говорить.

– Кто ваша любимая пара, миссис Лейден?

– Моя любимая пара – номер двадцать два, Роберт Сайвертин и Глория Битти.

– Любимая пара миссис Лейден – пара номер двадцать два, дамы и господа, спонсор – компания «Пиво „Джонатан”», от которого не толстеют! Вы болеете за них и желаете им победы, миссис Лейден?

– Да, я за них болею и, будь я помоложе, записалась бы на марафон сама.

– Отлично. Благодарю за беседу, миссис Лейден. Итак… теперь я имею честь вручить вам персональный бессрочный пропуск, миссис Лейден, – дар руководства чемпионата. Вы можете приходить в любое время – и как? Бесплатно! Бесплатно…

Миссис Лейден взяла пропуск. Она была настолько преисполнена благодарности и растрогана, что улыбалась, и плакала, и кивала – все сразу.

– Еще один великий миг… – съязвила Глория.

– Заткнись! – рявкнул я.

– Итак… судьи готовы? – спросил Рокки, выпрямляясь.

– Все готово. – Ролло проводил миссис Лейден к креслу, туда, где сидели арбитры.

– Дамы и господа, – сказал Рокки, – большинство из вас знакомы с правилами и порядком проведения дерби. Но для тех, кто подобные соревнования видит впервые, повторю их еще раз, чтобы вы знали, в чем дело.

Ребята состязаются на дорожке пятнадцать минут, мужчины должны шагать, ступая строго с пятки на носок, девушки могут бежать трусцой или как им угодно. Если один из участников будет вынужден по какой-либо причине уйти в бокс – так мы называем центр площадки, где стоят раскладушки, – если кому-то из них понадобится покинуть дорожку, независимо от причины, их партнеру каждые пройденные два круга будут засчитываться за один. Это ясно?

– Да начинайте же! – крикнул кто-то из публики.

– Персонал и тренеры готовы? Врач на месте? Отлично… – Рокки протянул стартовый пистолет Ролло. – Вы дадите старт нашим ребятам, мисс Делмар? – спросил Рокки в микрофон. – Дамы и господа, мисс Делмар – знаменитая голливудская писательница-романистка…

Ролло отнес пистолет мисс Делмар.

– Ну-с, приготовьтесь, дамы и господа, – нараспев произнес Рокки, – сейчас начнется. Прошу, мисс Делмар.

Пистолет громыхнул, и мы помчались.

Мы с Глорией пропустили вперед тех, кто рвался увеличить скорость, вовсе не пытаясь попасть в лидеры. У нас была своя система: задать равномерный темп и поддерживать его. Никаких денег, никаких спецпризов тем вечером не предвиделось. Да и будь они, нам-то какая разница.

Публика хлопала и топала, зрители жаждали пощекотать себе нервы, но в тот вечер все обошлось. В бокс ушла только одна девушка, Руби Бэйтс, и то только на два круга. И впервые за все время никто не рухнул на площадку, когда забег закончился.

Но кое-что испугало меня в тот вечер. Глория висела у меня на поясе тяжелее и чаще, чем когда бы то ни было. Последние пять минут дерби казалось, что ей конец, что у нее совсем не осталось сил. Мне практически пришлось волочь ее за собой. В этот раз мы были на волосок от выбывания.

Но все-таки не выбыли. Позднее в тот вечер миссис Лейден сообщила, что разговаривала с арбитром, который нас контролировал. Мы преодолели всего на два круга больше, чем проигравшая пара. Это нагнало на меня страху, и я решил, что впредь не стану полагаться ни на какую систему и как следует возьмусь за дело.

Последними оказались Бэрил Жерар и Женевьева Томблин, пара номер шестнадцать. Их автоматически дисквалифицировали. Я знал, Женевьева рада, что для нее все кончилось. Теперь она могла выйти замуж за капитана корабля, ходившего в промысловые рейсы. Познакомились они в первую неделю марафона.

Женевьева вернулась на площадку, когда мы обедали. Она уже переоделась и сейчас держала в руках чемоданчик.

– Дамы и господа, – сказал Рокки в микрофон, – эта очаровательная девушка сегодня покидает марафон. Разве не чудесно она выглядит? Попрошу аплодисменты, дамы и господа.

Публика зааплодировала, а Женевьева по дороге на сцену кланялась на все стороны.

– Вот что мы называем спортивным духом, дамы и господа, они с партнером проиграли дерби в жестокой борьбе, но вот Женевьева здесь, и она снова улыбается нам, дамы и господа, и я выдам вам ее маленькую тайну… – Приблизив лицо к микрофону, он деланным шепотом продолжал: – Она влюблена и собирается замуж. Да, вот так, дамы и господа, наш танцевальный марафон стал прибежищем романтики, ибо Женевьева собирается замуж за человека, с которым познакомилась в этом зале. А сегодня вечером он здесь, Женевьева? Он здесь?

Женевьева улыбнулась и кивнула.

– Где же он, этот счастливец? – вопрошал Рокки. – Где же он? Покажитесь публике, капитан…

Зрители стали оглядываться по сторонам.

– Вот он! – возвестил Рокки, указывая на противоположный конец зала.

Какой-то мужчина перешагнул барьер ложи и направился к Женевьеве. Он шел той особой походкой, какой ходят моряки.

– Скажите нам пару слов, капитан. – Рокки передвинул стойку микрофона.

– Я влюбился в Женевьеву с первого взгляда, – произнес капитан, – и через несколько дней предложил ей бросить марафон и выйти за меня. Она отказалась, не хотела подводить своего партнера, и мне ничего не оставалось, как просиживать здесь штаны в ожидании. Я рад, что ее дисквалифицировали, потому что, честно говоря, весь горю от нетерпения…

Публика изнемогала от смеха. Рокки вернул стойку микрофона в прежнее положение.

– Золотой дождь для будущей невесты, дамы и господа!..

Капитан перехватил стойку и прижал микрофон к губам.

– Не слушайте его, люди, – заявил он. – Поверьте, я в состоянии сам о ней позаботиться.

– Вот бравый морячок, черт бы его побрал! – фыркнула Глория.

Золотой дождь не состоялся. О паркет не звякнула ни одна монета.

– Вот это называется скромность, – гнул свое Рокки. – Но думаю, стоит сказать, что жених Женевьевы – капитан «Тихоокеанской королевы», старого четырехмачтового барка, который сейчас бросил якорь всего в трех милях от курзала. Днем к кораблю каждый час ходит морское такси, и если кто-то из вас, друзья, хочет вволю порыбачить, отправляйтесь на лов с капитаном…

– Да поцелуй ты ее, мужик! – заорал кто-то из публики.

Капитан поцеловал Женевьеву, и, когда уводил ее с площадки, публика выла и аплодировала не переставая.

– Это уже вторая свадьба, которая состоится благодаря нашему танцевальному марафону, дамы и господа, – сообщил Рокки. – Не забывайте, пожалуйста, о большом торжественном свадебном обряде, свидетелями которого вы станете на будущей неделе. Пара номер семьдесят один, Ви Лоуэлл и Мери Хоули заключат брак прямо у вас на глазах. Музыку, пожалуйста! – бросил он оркестру.

Бэрил Жерар вынырнул из раздевалки, уже переодевшись, и направился к столу – наесться напоследок за счет организаторов.

Рокки уселся на край помоста, болтая ногами.

– Смотри не переверни мне кофе, – заметила Глория.

– Ага, ну как же. – И Рокки слегка подтолкнул стаканчик. – Как вам кормежка?

– Годится, – ответил я.

К нам подошли две дамы средних лет. Я уже видел их в ложах несколько раз.

– Вы здесь главный? – спросила одна из них Рокки.

– Ну нет, – хмыкнул тот. – Я только за него. Что вам угодно?

– Меня зовут миссис Хигби, – представилась женщина. – А это миссис Уичер. Могли бы мы поговорить с вами наедине?

– Ну… наедине здесь поговорить просто негде, – заметил Рокки. – Что вам угодно?

– Мы здесь в качестве президента и вице-президента…

– Что случилось? – спросил из-за моей спины проходивший мимо Сокс Дональд.

– Вот вам главный. – По лицу Рокки было видно, что ему полегчало.

Обе женщины уставились на Сокса.

– Меня зовут миссис Хигби, а это миссис Уичер, – повторила миссис Хигби. – Миссис Уичер – вице-президент, а я президент Лиги матерей за общественную нравственность.

– Ай-яй-яй! – шепнула Глория.

– Слушаю вас.

– Мы хотим вручить вам заявление. – Миссис Хигби сунула Соксу в руку какую-то бумагу.

– А в чем дело?

– Говоря коротко, – выпалила миссис Хигби, – наша Лига матерей за общественную нравственность осудила ваше мероприятие…

– Минутку, – прервал ее Сокс. – Пройдемте ко мне в кабинет и там все обсудим.

Миссис Хигби переглянулась с миссис Уичер и кивнула.

– Отлично, – согласилась она.

– Вы пойдете с нами, ребятки, и ты тоже, Рокки. Эй, сестра, уберите посуду. – Он улыбнулся дамам. – Видите, мы не позволяем нашим ребяткам делать ничего лишнего, чтобы не тратить даром силы. Прошу сюда…

Он повел нас с площадки за сцену, в свой кабинет. Когда мы шагали за ним, Глория сделала вид, что споткнулась и рухнула на миссис Хигби, обхватив ее за шею.

– Ох, простите, простите меня, я не хотела, – тут же извинилась Глория и уставилась в пол, словно пытаясь понять, за что зацепилась.

Миссис Хигби ничего не сказала, только с яростью взглянула на Глорию и поправила шляпку. Глория толкнула меня локтем и подмигнула, кивнув в сторону миссис Хигби.

– Помните, ребята, вы тут свидетели, – шепнул нам Сокс, когда мы заходили в его кабинет, кстати, ужасно тесный. Я заметил, что в нем почти ничего не изменилось с того дня, когда мы с Глорией пришли записываться на марафон. Разве что на стену Сокс прикрепил фотографии обнаженных девушек. Увидев их, миссис Хигби и миссис Уичер тут же многозначительно переглянулись.

– Прошу садиться, – сказал Сокс. – Так в чем, собственно, дело?

– Лига матерей за общественную нравственность осудила ваши состязания, – заявила миссис Хигби. – Мы находим их аморальными и унизительными, они оказывают губительное влияние на публику. Мы постановили, что их необходимо прекратить.

– Прекратить?

– И немедленно. Если вы откажетесь, мы обратимся к городским властям. Это аморальное и унизительное явление…

– Вы совершенно не правы, – прервал ее Сокс. – В марафоне нет ничего унизительного. Наши ребята от него просто без ума. С начала соревнований все они прибавили в весе…

– Но в марафоне принимает участие молодая женщина, которая в ближайшее время станет матерью, – сказала миссис Хигби, – некая Руби Бэйтс. Это преступление – заставлять ее целый день ходить и бегать, когда вот-вот должен появиться ребенок. И абсолютно недопустимо выставлять ее перед публикой полураздетой. Полагаю, ей следует надевать хотя бы жакет…

– Поймите, – снова перебил Сокс, – я никогда не смотрел на это с такой точки зрения. Мне всегда казалось, Руби знает, что делает, и на ее живот никто внимания не обращал. Но я понимаю вашу позицию. Хотите, чтобы мы исключили ее из состязаний?

– Разумеется, – подтвердила миссис Хигби, и миссис Уичер кивнула.

– Ну ладно, – вздохнул Сокс, – как вам будет угодно. Со мной всегда можно договориться. В конце концов, я оплачу ее счет из роддома… Благодарю, что вы обратили на нее мое внимание. Я немедленно распоряжусь…

– Это не все, – продолжала миссис Хигби. – Вы в самом деле собираетесь на будущей неделе устроить здесь свадьбу или просто заявляете об этом, чтобы привлечь толпы безрассудных зрителей?

– Я никогда не вел нечестной игры, – сказал Сокс. – Свадьба пройдет по всем правилам. Я не могу себе позволить обманывать публику. Можете спросить любого, с кем я имел дело…

– Ваша репутация нам известна, – прервала его миссис Хигби. – Но все равно мне даже не верится, что вы в состоянии допустить нечто настолько святотатственное…

– Двое молодых людей, которые собираются пожениться, в самом деле любят друг друга, – вмешался Рокки.

– Мы не допустим подобной профанации святых понятий, – настаивала миссис Хигби. – Требуем немедленно прекратить состязание!

– А что будет со всеми нами? – спросила Глория. – Можно отправляться прямо на улицу?

– Только не пытайтесь оправдываться, мисс, – оборвала ее миссис Хигби. – Эти состязания аморальны. Они привлекают отбросы общества, один из ваших участников был беглым убийцей – тот итальянец из Чикаго…

– Ну, в этом моей вины нет, – сказал Сокс.

– Вот как раз ваша-то вина и есть, именно ваша. Мы пришли сюда потому, что наш долг – охранять город от проникновения подобных вам типов.

– Не возражаете, если мы с ассистентом выйдем на минутку, чтобы кое-что обсудить? – спросил Сокс. – Возможно, мы найдем решение…

– Пожалуйста, – согласилась миссис Хигби.

Сокс кивнул Рокки, и они вышли.

– У вас есть дети? – спросила Глория, когда двери за ними закрылись.

– У нас обеих взрослые дочери, – ответила миссис Хигби.

– А знаете ли вы, где они сегодня вечером и чем занимаются?

Женщины молчали.

– Пожалуй, я могу вам подсказать, в общих чертах, – продолжала Глория. – Как раз сейчас, когда вы, две благородные дамы, выполняете здесь свой долг перед людьми, которых совсем не знаете, ваши дочери наверняка в чьей-нибудь холостяцкой квартирке, догола раздевшись и напившись допьяна, предаются радостям жизни.

У миссис Хигби и миссис Уичер дух перехватило.

– Так всегда случается с дочерьми пуритан, – продолжала Глория. – Раньше или позже кто-нибудь из них залетит, и девица окажется настолько глупа, что не сообразит, как с этим справиться. И вы выгоните ее из дому этими своими заскорузлыми представлениями о порядочности, и хотя вы все время всех учите, у вас нет времени объяснить собственным детям, как устроена жизнь.

– Ну, это… – Лицо миссис Хигби начало багроветь.

– Глория! – вмешался я.

– Ваша моральная лига и все ваши сраные дамские клубы, – продолжала она, полностью меня игнорируя, – кишмя кишат иссохшими страхолюдинами, на которых в жизни никто не клюнул. Почему бы этим бабам не собраться с духом и не нанять за деньги какого-нибудь жеребца? Это именно то, чего им не хватает.

Миссис Хигби метнулась к Глории с поднятой рукой, словно собираясь ее ударить.

– Только попробуй тронь меня. – Глория даже не шевельнулась. – Только тронь, и увидишь, что я сделаю с твоей задницей!

– Вы… вы… мерзкая шлюха, – прохрипела миссис Хигби вне себя от ярости.

Двери распахнулись, Глория отлетела в сторону, вошли Сокс и Рокки.

– Эта… эта… – Миссис Хигби грозила Глории пальцем.

– Хватит кудахтать, – прервала ее Глория, – говорите по-человечески. Вы ведь можете произнести это слово. Шлюха. Ш-л-ю…

– Заткнись! – рявкнул Сокс. – Уважаемые дамы, мы с ассистентом решили принять все требования, которые вы нам собираетесь предъявить…

– Требование одно-единственное – закрыть этот притон, и немедленно! – заявила миссис Хигби. – Иначе утром мы отправимся в мэрию. – И она направилась к дверям, а миссис Уичер – следом.

– Вам, мисс, – сказала она Глории, – вам место в исправительном доме!

– Там я уже была, – ухмыльнулась Глория. – У нас была начальница – очень похожа на вас. Кстати, лесбиянка…

У миссис Хигби опять перехватило дух, она вылетела из кабинета, миссис Уичер – за ней.

Глория захлопнула за ними двери, упала в кресло и расплакалась. Закрыв лицо руками, она пыталась подавить рыдания, но все было напрасно. Глория сотрясалась и корчилась от отчаяния, как будто потеряв всякий контроль над верхней половиной тела. Некоторое время в кабинете были слышны только ее рыдания и шум вздымавшегося океана, который доносился из приоткрытого окна.

Потом к Глории подошел Сокс и ласково положил руку ей на голову.

– Ничего, детка, ничего, – сказал он.

– Так, все, что ты увидел и услышал в этом кабинете, должно остаться при тебе, – велел мне Рокки. – Не вздумай рассказывать остальным…

– Буду молчать, – пообещал я. – Значит, придется прикрыть марафон?

– Еще нет, – вздохнул Сокс. – Пока это значит, что нам придется кое-кого подмазать. Утром я поговорю со своим адвокатом. Но Руби придется сказать, Рокки. Она должна уйти. Многих женщин при ее виде коробит. – Он оглянулся на дверь и выругался: – Черт, надо было мне ввязаться в это дело! На хрена мне эти проклятые бабы…

В день 19 сентября 1935 года…

Протанцовано часов: 855

Осталось пар: 21

КАМПАНИЯ ПРОТИВ ТАНЦЕВАЛЬНОГО МАРАФОНА

ИДЕТ ПОЛНЫМ ХОДОМ

ЛИГА МАТЕРЕЙ УГРОЖАЕТ МАССОВЫМИ

АКЦИЯМИ, ЕСЛИ МЭРИЯ НЕ ЗАПРЕТИТ

СОСТЯЗАНИЯ

ТРЕТИЙ ДЕНЬ ПРОТИВОСТОЯНИЯ

«Лига матерей за общественную нравственность продолжает свою кампанию против танцевального марафона и угрожает, что обратится непосредственно к жителям, если мэрия не запретит состязания. Танцевальный марафон проходит в курзале на пляже уже тридцать шесть дней.

Миссис Хигби и миссис Уичер, президент и вице-президент Лиги матерей, сегодня днем опять посетили мэрию и подали протест против продолжения танцевальных состязаний. В мэрии им сообщили, что городской прокурор внимательно изучает свод законов, чтобы решить, какие можно отыскать для этого юридические обоснования.

– Мы не можем ничего предпринять, пока не будем точно знать, что гласит закон, – заявил мэр Хинсдейл. – Пока что нам не удалось обнаружить ни одного подходящего на сей случай параграфа, но городской прокурор изучает все возможные прецеденты.

– Колебались бы городские власти, если бы городу грозила чума? – вопрошала миссис Хигби. – Разумеется, нет. Если не существует закона, подходящего на сей случай, пусть издадут чрезвычайный закон. Танцевальный марафон – это чума, он аморален и унизителен, а в зале к тому же еще и общедоступный бар, место сборища гангстеров, мошенников и прочих криминальных типов. Разумеется, эта атмосфера не для наших детей…»

Газету я вернул миссис Лейден.

– Мистер Дональд говорил нам, что, по мнению его адвоката, город вообще ничего предпринять не сможет.

– Дело не в том, сможет или не сможет, – заметила миссис Лейден. – Эти женщины вбили в голову, что должны тут все прикрыть, и увидите, они этого добьются, есть такой закон или нет.

– Не вижу в марафоне ничего дурного, – сказал я, – но насчет бара они правы. В «Пальмовой роще» сидит уйма типов, от одного вида которых мороз по коже… Как вы думаете, много времени потребуется Лиге, чтобы добиться своего?

– Не знаю, но они добьются. Что вы тогда собираетесь делать?

– Прежде всего как следует насладиться солнцем, – ответил я. – Раньше я любил дождь и терпеть не мог солнца, но теперь все наоборот. Здесь так не хватает солнца!..

– А что потом?

– Пока еще у меня нет никаких планов.

– Понимаю. Где Глория?

– Надевает спортивную форму. Сейчас придет.

– Она начинает слабеть, да? Доктор говорит, ей приходится по несколько раз в день проверять сердце.

– Это еще ничего не значит, – возразил я. – Доктор проверяет всех. С Глорией все нормально.

Нормально с Глорией не было, и я это знал. Каждое дерби представляло для нас теперь проблему. Мне никогда не понять, как мы продержались последние два вечера.

За два забега Глория уходила в бокс двенадцать раз, но, правда, возвращалась. Я не хотел делать далекоидущих выводов только потому, что доктор проверял ей сердце шесть или семь раз в день. Того, что у нее не в порядке, ни один стетоскоп не обнаружит.

– Наклонитесь ко мне, Роберт, – сказала миссис Лейден.

Впервые она назвала меня по имени, и я немного растерялся. Я перегнулся через барьер, но продолжал раскачиваться из стороны в сторону, чтобы никто не мог упрекнуть меня в том, что я нарушаю правила и не двигаюсь. Зал был набит битком.

– Вы же знаете, я ваш друг, верно?

– Конечно, знаю.

– Знаете, что я отыскала вам спонсоров?

– Разумеется.

– Вы мне доверяете, не так ли?

– Конечно, я вам доверяю.

– Роберт, Глория не та девушка, что вам нужна.

Я промолчал, любопытно было, что за этим последует. Я никак не мог понять, почему миссис Лейден проявляет ко мне такой интерес, разве что… Но это было исключено. Она мне в бабушки годилась.

– От нее вы никогда не дождетесь ничего хорошего, – продолжала миссис Лейден. – В душе она злая женщина и может поломать вам жизнь. Вы же не хотите загубить свою жизнь? Или хотите?

– Она этого не сделает, – возразил я.

– Обещайте мне, что никогда больше не увидитесь с ней, когда здесь все закончится.

– Ох, да я же не собираюсь жениться на ней, ничего подобного, – заверил я. – Я в нее даже не влюблен. Но она довольно милая. Просто временами впадает в депрессию.

– Это не депрессия, – возразила миссис Лейден. – Это ненависть. Она ненавидит всех и вся. Она жестока и опасна.

– Я и не догадывался, что у вас такое о ней впечатление, миссис Лейден.

– Я старая женщина, – сказала она, – ужасно старая женщина. И я знаю, что говорю. Когда это кончится… Роберт, – вдруг назвала она меня по имени, – я не так бедна, как вы думаете. Я похожа на бедную женщину, но я не бедная. Я богатая. Очень богатая и щедрая. Когда вы отсюда выберетесь…

– Добрый вечер, – произнесла Глория, появившаяся так неожиданно, словно с неба свалилась.

– Добрый вечер, – ответила миссис Лейден.

– О чем это вы? – поинтересовалась Глория. – Я не помешала?

– Не помешала, – недовольно буркнул я.

Миссис Лейден развернула газету и погрузилась в чтение. Мы с Глорией направились к помосту.

– Что она тебе про меня говорила? – спросила Глория.

– Ничего, – ответил я. – Мы обсуждали, как быть, если марафон запретят…

– Вы говорили кое о чем еще. Почему же тогда вы замолчали, когда я подошла?

– Не выдумывай.

– Дамы и господа, – сказал Рокки в микрофон, – или, точнее, прочитав газеты, – продолжал он, когда шум утих, – мне бы надо было скорее обратиться к вам: наши милые, безрассудные зрители!

Это вызвало взрыв смеха, публика поняла, на что он намекает.

– Как видите, марафон продолжается… – голос его окреп, – и будет продолжаться, пока не останется один-единственный участник – абсолютный победитель. Хочу поблагодарить вас за то, что вы пришли к нам сегодня, и хочу напомнить: не пропустите завтрашний вечер. Завтра здесь состоится торжественное бракосочетание, пара номер семьдесят один – Ви Лоуэлл и Мери Хоули – будет обвенчана прямо у нас на глазах известным и уважаемым местным священником. Если вы еще не заказали билеты, сделайте это поскорее. А теперь, прежде чем начать дерби, хочу представить некоторых знаменитостей из числа наших зрителей. – Он взглянул на листок. – Дамы и господа, среди наших почетных гостей сегодня блистательный киноактер Билл Бойд. Поприветствуйте зрителей, мистер Бойд!

Билл Бойд Трюкач встал, поклонился, и публика захлопала.

– А вот еще один актер театра и кино – Кэн Мюррей. Мистер Мюррей привел с собой целое созвездие знаменитых гостей. Вы не спуститесь к нам на арену, мистер Мюррей, чтобы представить своих спутников?

Публика хлопала так, что в ушах звенело. Мюррей колебался, но потом перешагнул барьер и вышел на сцену.

– Ну ладно, друзья, – сказал он и взял микрофон. – Прежде всего у нас здесь юная исполнительница главных ролей мисс Аннет Луизи…

Мисс Луизи встала.

– Мисс Джун Клайд…

Мисс Клайд встала.

– Мисс Сью Кэрол…

Мисс Кэрол встала.

– Том Браун…

Том Браун встал.

– Торнтон Фрилэнд…

Торнтон Фрилэнд встал.

– Ну вот, кажется, и все, друзья мои.

Мюррей обменялся с Рокки рукопожатием и вернулся к своей компании.

– Дамы и господа… – сказал Рокки.

– Вон сидит Фрэнк Борзи, знаменитый режиссер. Его не представили, – шепнул я Глории. – Пойдем поговорим с ним.

– Зачем?

– Но ведь он режиссер, верно? Мог бы помочь тебе попасть в кино…

– Плевать мне на кино, – скривилась Глория. – Я хотела бы умереть…

– А я иду, – отрезал я.

Я медленно шел вдоль лож, и меня трясло. Нервы едва не подвели меня, и я чуть было не вернулся.

«Стоит рискнуть, – убеждал я себя. – Ведь он один из лучших режиссеров на свете. Наступит день, когда я буду знаменит, как он сейчас, и я ему напомню про эту встречу…»

– Добрый вечер, мистер Борзи, – сказал я.

– Здравствуй, парень, – ответил он. – Ну как, выиграешь сегодня?

– Н-надеюсь… Я видел вашу «Величайшую славу». По-моему, фильм удался.

– Приятно, что он тебе понравился.

– Вот кем я хотел бы когда-нибудь стать, – продолжал я. – Таким режиссером, как вы.

– Думаю, у тебя получится.

– Ну… – Я помолчал. – Тогда до свидания.

Я вернулся к помосту.

– Это Фрэнк Борзи, – сказал я Киду Камму.

– Да?

– Он великий режиссер, – пояснил я.

– Ага, – понимающе кивнул Кид.

– Итак, – гудел Рокки, – арбитры готовы? Протоколы розданы, Ролло? Отлично, ребята…

Мы вышли на линию старта.

– Сегодня рисковать не будем, – шепнул я Глории. – Нечего играть с огнем.

– Приготовьтесь к старту, ребята, – сказал Рокки. – Персонал и тренеры на местах? Итак, поехали, дамы и господа. Оркестр, музыку!

Из пистолета он выстрелил сам.

Мы с Глорией ринулись вперед и пробились на второе место, сразу за Кидом Каммом и Джеки Миллер. На этот раз лидировали они, хотя обычно забег возглавляли Джеймс и Руби Бэйтс. Входя в первый поворот, я вспомнил о Джеймсе и Руби, где они. Мне казалось, что без них дерби кажется каким-то ненастоящим.

В конце первого круга нас обогнали Мак Астон с Бесс Картрайт и вышли на второе место. Я старался шагать быстрее, чем когда-либо раньше. Знал – так надо. Все слабаки уже выбыли. Остались только быстроногие пары.

Кругов шесть или семь мы оставались на третьей позиции, и публика начала свистеть и выть, чтобы мы шли вперед. Я боялся сделать такую попытку. Перегнать на скорости можно только проходя поворот, а это отнимает уйму сил.

Глория держалась вполне прилично, и я не хотел ее излишне утомлять. Пока она была в состоянии бежать сама, бояться нам было нечего.

На восьмом круге мне стало жарко. Я сорвал с себя свитер и бросил его тренеру. Глория сделала так же. К этому времени большинство девушек уже сняли свитера – публика выла и стонала от восторга – и остались лишь в крошечных бюстгальтерах, во время бега груди их так и подпрыгивали.

«Пока все отлично, вроде бы никто не собирается с нами бороться», – твердил я себе.

И вот нам бросили вызов. Педро Ортега и Лилиан Бэкон взвинтили темп, чтобы на повороте попасть на внутреннюю сторону дорожки. Ведь это была единственная возможность для обгона, хотя и не такая легкая, как казалось. Нужно было добиться преимущества хотя бы на пару шагов на прямой и потом резко войти в поворот. Это и задумал Педро. На вираже они столкнулись с нами, но Глория не подвела, удержалась на ногах, и я ее буквально протащил в вираж, так что позицию мы удержали.

Я слышал, как публика охнула, и понял: что-то случилось. И тут же услышал звук падения тела – глухой удар о площадку. Не оглядываться! Я жал дальше. Это была вечная история. Когда мы вышли на прямую и я смог обернуться, не сбиваясь с шага, то увидел в боксе Мери Хоули, партнершу Ви Лоуэлла. Медсестра и тренеры уже занялись ею, стетоскопу доктора тоже нашлось применение.

– Освободите внутреннюю дорожку участнику, идущему в одиночку, ребята! – завопил Рокки.

Я посторонился, и Ви меня обогнал. Теперь ему предстояло делать по два круга за один наш. Проносясь мимо бокса, он так и косил туда глазами; на лице застыла мученическая гримаса.

Мне было ясно, что у него ничего не болит; он только хотел понять, скоро ли вернется его партнерша… Когда он в одиночку заканчивал четвертый круг, Мери поднялась и присоединилась к нему.

Я дал знак медсестре, что нужно мокрое полотенце, и на следующем круге она набросила его мне на шею. Конец полотенца я закусил зубами.

– Четыре минуты до конца! – взревел Рокки.

В этом забеге мы намучились как никогда, Кид и Джеки задали убийственный темп. Я знал, что Глории и мне ничто не угрожает, если мы удержим нашу скорость, только никогда нельзя сказать, когда сдаст партнерша. С какого-то момента она вдруг начинает двигаться как автомат, словно вообще не отдает себе отчета в том, что движется. Тут же гаснет скорость, и вы начинаете отставать. Этого я боялся больше всего, боялся, что Глория сломается. Она уже начала виснуть у меня на поясе.

«Сама! Беги сама!» – заорал я на нее в душе и чуть притормозил, поскольку думал, что ей станет легче. Педро с Лилиан только того и ждали, на вираже они рванули мимо нас и вышли на третье место. Вплотную за собой я чуял топот остальных. Вдруг меня осенило: «Они бегут за Глорией по пятам». Теперь у нас не было никакой форы. Я чуть сдвинулся в сторону. Для Глории это был сигнал, чтобы перенести вес на другую сторону пояса. Так она и сделала.

«Слава Богу, – сказал я себе. – Это добрый знак. Значит, она еще в состоянии соображать».

– Минута до конца! – объявил Рокки.

Теперь пора было браться за дело всерьез. Кид Камм и Джеки чуть притормозили, пришлось сделать то же и Маку с Бесс, и Педро с Лилиан. Глория и я были между ними и остальными. Неудачная позиция. Я молил Бога, чтобы у тех, сзади, не осталось сил спуртовать, потому что было ясно – хватит малейшего столкновения, чтобы Глория сбилась с шага и очутилась на полу. А если упадешь сейчас…

Собрав остатки сил, чтобы оторваться, уйти хоть на шаг вперед и избавиться от угрозы, нависавшей сзади…

Когда раздался выстрел, означавший финиш, я обернулся, чтобы подхватить Глорию. Но она устояла. А затем, лоснящаяся от пота, едва переводя дух, упала в мои объятия.

– Помощь нужна? – крикнул Рокки с помоста.

– Все в порядке, – ответил я. – Оставьте ее, пусть отдохнет.

Большинство девушек пришлось отнести в раздевалку, но все мужчины столпились вокруг помоста, чтобы узнать, кого дисквалифицировали. Арбитры подали протоколы Ролло и Рокки, по которым те, чтобы вывести общий результат, подсчитывали круги, пройденные парами.

– Дамы и господа! – чуть погодя сообщил Рокки. – Вот результаты самого сенсационного дерби, какое вы только видели. Первое место – пара номер восемнадцать, Кид Камм и Джеки Миллер. Второе место – Мак Астон и Бесс Картрайт. Третье место – Педро Ортега и Лилиан Бэкон. Четвертое место – Роберт Сайвертин и Глория Битти. Это победители… А теперь проигравшие… Пара, оказавшаяся последней… пара, которая в соответствии с правилами и установленным порядком дисквалифицируется и выбывает из танцевального марафона, – это пара номер одиннадцать – Джерри Флинт и Вера Розенфильд.

– Вы с ума сошли! – выкрикнул Джерри Флинт достаточно громко, чтобы услышали в зале. – Это ошибка. – Он шагнул к помосту.

– Ну так посмотри сам, – сказал Рокки, подавая ему протокол.

– Жаль, что это не мы, – буркнула Глория, поднимая голову, – жаль, что я не завалила забег.

– Да угомонись ты! – цыкнул я.

– Плевать я хотел на ваши бумажки, все вранье, что там понаписано. – Джерри Флинт сунул их обратно Рокки. – Я же знаю, сплошное вранье. Как, черт возьми, нас можно выкинуть, раз мы не были последними?

– Ты можешь сосчитать круги, когда мчишься по трассе? – спросил Рокки, пытаясь осадить Джерри. Я понимал, что это у него не получится, да и ни у кого бы не получилось.

– Нет, не могу, – признал Джерри. – Но знаю, что мы не уходили в бокс, а Мери ушла. Мы опережали Ви и Мери со старта и закончили раньше их…

– Что вы на это скажете? – спросил Рокки типа, стоявшего рядом. – За этой парой ведь наблюдали вы?

– Дружище, вы ошибаетесь, – заявил тот Джерри. – Я следил за вами очень внимательно.

– Тогда очень жаль, парень, – вмешался Сокс Дональд, протолкавшись сквозь кучку арбитров, – видимо, ты ошибся.

– Ни черта я не ошибся, просто вы все подстроили, – заявил Джерри. – И не морочьте мне голову. Ясно ведь, если бы сегодня отпали Ви и Мери, погорела бы завтрашняя свадьба…

– А ну потише… – бросил Сокс. – И марш в раздевалку.

– Ну ладно, – буркнул Джерри и шагнул к арбитру, который судил его и Веру во время дерби. – Сколько тебе Сокс за это дал?

– Я не понимаю, о чем…

Джерри развернулся и двинул ему в зубы так, что тот рухнул на пол как подкошенный. Сокс подскочил к Джерри, начал на него орать, испепеляя взглядом и держа руку в заднем кармане.

– Только достань свою дубинку, – осадил его Джерри, – я тебя ей подавиться заставлю, в глотку тебе ее заколочу.

И ушел, пересек всю площадку и скрылся в раздевалке. Зрители повскакивали с мест и возбужденно загудели, пытаясь понять, в чем дело.

– Иди переоденься, – сказал я Глории.

Приведет смертный приговор в исполнение…

Протанцовано часов: 879 Осталось пар: 20

Целый день Глория пребывала в ужасной депрессии. Я без конца спрашивал, о чем она думает.

– Ни о чем, – устало отвечала она.

Сейчас-то мне ясно, каким я был дураком. Должен был знать о чем. И вот теперь, вспоминая тот последний вечер, не понимаю, как я мог быть таким дураком. Но тогда, в те дни, я многого не понимал…

Судья там, наверху, все говорит, говорит, но его слова проходят сквозь меня, как его взгляд сквозь стекла очков, проходят насквозь и исчезают без следа еще до того, как последует новый взгляд и раздастся новое слово.

Мои уши и мой мозг так же не воспринимают речь судьи, как не задерживают его взгляд сверкающие стекла.

Я слышу его руками, ногами, всем телом, но только не ушами, не мозгом. Ушами я слышу газетчика с улицы, как тот выкрикивает что-то про короля Александра, слышу грохот трамваев, рев автомобилей, слышу предостерегающие сигналы уличных семафоров; а в зале суда я слышу, как люди дышат и шаркают ногами, слышу, как поскрипывают деревянные скамьи, как кто-то тихонько сплевывает в плевательницу. Все это я слышу ушами и мозгом, но судью я слышу только телом.

Если когда-нибудь вам придется слушать судью, говорящего то, что этот говорил мне, вы поймете, что я имею в виду.

А ведь в тот день у Глории вообще не было поводов для депрессии. С самого утра приходили и уходили толпы людей, в зале уже к полудню было битком, а перед свадьбой оставалось совсем немного пустых мест, и те в основном заказанные. Зал был украшен таким количеством флажков и красно-сине-белых лент, что, казалось, в любую минуту может прогреметь салют и оркестр заиграет национальный гимн. Тот день преподнес нам множество сюрпризов: то дизайнеры занялись интерьером, то мы репетировали свадьбу, то поползли слухи, что активистки из Лиги матерей хотят поджечь зал, и к тому же фирма «Пиво „Джонатан”» прислала нам с Глорией два полных комплекта одежды.

Да, поводов для депрессии у Глории просто не было, и тем не менее ей в тот день было хуже, чем когда-либо.

– Эй, парень! – окликнули меня из одной ложи. Человека этого я никогда не видел, но он замахал рукой, подзывая меня.

«Долго ты тут не просидишь, – мысленно сказал ему я. – На этом месте всегда сидит миссис Лейден. Когда она появится, придется тебе убраться».

– Вы из пары номер двадцать два? – спросил он.

– Точно.

– А где ваша партнерша?

– Вон там, – ответил я и показал рукой в сторону сцены, где Глория стояла с другими девушками.

– Позовите ее. Я хочу с ней познакомиться.

– Нет проблем, – сказал я и отправился за Глорией.

«Кто, черт возьми, это может быть?» – спрашивал я себя.

– Там какой-то тип хочет с тобой познакомиться, – сказал я Глории.

– Меня никакие знакомства не интересуют.

– Он вполне приличный мужчина. Отлично одет. Солидно выглядит.

– Да плевать мне, как он выглядит.

– Что, если он какой-нибудь продюсер? – спросил я. – Может, он на тебя глаз положил. Может, это твой шанс.

– Иди ты подальше с такими шансами.

– Ну же, – настаивал я. – Он ждет.

Наконец она все-таки пошла.

– Эти киношники такая тоска, – бурчала она на ходу. – Вечно приходится знакомиться с людьми, с которыми не хочется знакомиться, и улыбаться тем, на кого глаза бы не глядели. Как я рада, что с этим уже покончено.

– Опять ты за свое, – сказал я, пытаясь хоть как-то поднять ей настроение.

Тогда я не придал значения последней реплике, но теперь мне ясно, что в ее словах именно это было самым главным.

– Вот она, – сказал я тому человеку.

– Вы что, не знаете, кто я? – спросил он.

– Нет, откуда…

– Моя фамилия Максвелл, – представился он. – Я – шеф рекламного отдела компании «Пиво „Джонатан”».

– Очень приятно, мистер Максвелл. – Я протянул ему руку. – Это моя партнерша Глория Битти. Хочу поблагодарить вас за покровительство.

– Меня не благодарите, – отмахнулся он. – Поблагодарите миссис Лейден. Это она меня уговорила. Вы получили сегодня подарки?

– Да, получили, и они оказались очень кстати. Нам уже давно пора было обновить одежду. На таких марафонах она просто горит… Вы тут уже когда-нибудь были?

– Нет, и сегодня не был бы, если бы на этом не настояла миссис Лейден. Она столько рассказывала о ваших дерби… Сегодня вечером оно тоже будет?

– Из-за такой мелочи, как свадьба, дерби не отменят, – вздохнул я. – Сразу после венчания…

– Ну пока. – Глория развернулась и ушла.

– Я сказал что-нибудь не так? – спросил Максвелл.

– Нет-нет, но она должна еще получить последние инструкции. Свадьба вот-вот начнется.

Он нахмурился, видно, понял, что я лгу, чтобы как-то загладить хамство своей партнерши. Проводив взглядом Глорию, удалявшуюся по площадке, он снова посмотрел на меня:

– Каковы ваши шансы выиграть дерби сегодня вечером?

– Вполне приличные, – заверил я. – Знаете, тут главное не выиграть, главное не проиграть. Если окажешься последним, тебя дисквалифицируют.

– Допустим, «Пиво „Джонатан”» установит премию для победителя – двадцать пять долларов. Думаете, у вас есть шанс выиграть?

– Разумеется, мы будем стараться изо всех сил, – заверил я.

– В таком случае решено, – сказал он, оглядев меня с головы до пят. – Миссис Лейден говорила мне, что вы надеетесь пробиться в кино. Это серьезно?

– Надеюсь, – ответил я. – Но не как актер. Хочу быть режиссером.

– А работать в нашей фирме у вас нет желания?

– Но я не умею…

– А вы когда-нибудь ставили фильмы?

– Нет, пока нет, но я не боюсь попробовать. Знаю, что справлюсь, и неплохо, – ответил я. – Ну, конечно, речь не о суперфильме вроде тех, что снимают Болеславский, или Мамулян, или Кинг Видор, – для начала я имею в виду совершенно иное.

– Например?

– Ну, что-нибудь короткометражное, хватило бы пары сотен метров. День из жизни обычного старьевщика или любого другого простого человека – знаете, такого, что зарабатывает тридцать долларов в неделю и должен кормить семью, и купить домик, и машину, и радиоприемник… такого, за которым неотступно следят кредиторы. Ничего, кроме самой жизни, – только камеры, рассказывающие о ней.

– Понимаю…

– Я не хотел вам надоедать, но мне так редко удается найти кого-то, кто бы меня выслушал, что просто не могу остановиться.

– Мне это не надоедает, напротив, это интересно, – сказал он. – Возможно, я…

– Добрый вечер. – В ложу вошла миссис Лейден. Мистер Максвелл встал. – Это мое место, Джон, – сказала миссис Лейден. – Ты садись вот сюда.

Максвелл рассмеялся и пересел в другое кресло.

– Ну, сегодня вы прекрасно выглядите, – повернулась она ко мне.

– Впервые в жизни я надел смокинг, – признался я и покраснел. – Мистер Дональд взял напрокат для всех мужчин смокинги, а девушкам – вечерние платья. Мы все пойдем в свадебном кортеже.

– Ну, что ты скажешь, Джон? – спросила миссис Лейден Максвелла.

– Он мне нравится, – ответил Максвелл.

– А на мнение Джона можно положиться, – сказала миссис Лейден.

Тут я понял наконец, почему Максвелл задавал мне все эти вопросы.

– Прошу сюда, ребята! – позвал Рокки в микрофон. – Попрошу всех сюда, дамы и господа. Через несколько минут начнется торжественный обряд бракосочетания пары номер семьдесят один – Ви Лоуэлл и Мери Хоули. И не забывайте, пожалуйста, что свадьбой наша сегодняшняя вечерняя программа не исчерпывается. Свадьба – только начало. Только начало, – повторил он. – После свадьбы последует дерби.

Сокс Дональд что-то шепнул ему.

– Дамы и господа! – объявил Рокки. – Позвольте представить вам священника, который проведет обряд бракосочетания… всем вам прекрасно известного… преподобного Оскара Гильдера. Вы присоединитесь к нам, ваше преподобие?

Священник вышел на площадку и под аплодисменты публики зашагал к помосту.

– По местам! – скомандовал нам Сокс.

Мы разошлись на заранее отведенные места: девушки на один край помоста, мужчины на другой.

– Прежде чем свадебный кортеж начнет свое шествие, – сказал Рокки, – хочу еще раз поблагодарить тех, кто сделал возможным это торжественное событие. – Он скосил глаза на листок бумаги. – Свадебное платье для невесты предоставлено салоном мод «Бон-Тон», хозяин мистер Самуэльс. Поприветствуйте, пожалуйста, мистера Самуэльса.

Мистер Самуэльс поклонился аплодирующей публике.

– Туфельки для невесты предоставил обувной магазин «Хрустальный башмачок» с Мейн-стрит. Здесь мистер Девис? Встаньте, пожалуйста, мистер Девис.

Мистер Девис поднялся со своего места.

– Чулки и шелковое… гм, ну, сами знаете что… прислано из ателье мод «Ролли» для элегантных девушек. Где вы, мистер Лайтфут?

Мистер Лайтфут встал, публика свистела и выла.

– О прическе невесты позаботился салон красоты «Помпадур». Здесь ли мисс Смит?

Мисс Смит помахала зрителям в знак приветствия.

– А жениха с головы до ног любезно одела фирма мистера Тауэра по пошиву мужской одежды. Прошу вас, мистер Тауэр…

Мистер Тауэр вытянулся рядом со своим креслом.

– Все цветы для нашего торжества предоставлены школой цветоводов с Пихтового нагорья. Прошу, мистер Дюпре…

Мистер Дюпре встал.

– А теперь, дамы и господа, я передаю микрофон преподобному Оскару Гильдеру, который совершит обряд бракосочетания и соединит эти очаровательные создания…

Стойку с микрофоном он отдал Ролло, переставившему ее с помоста на площадку. Преподобный Гильдер приблизился к микрофону, кивнул оркестру, и свадебный кортеж пришел в движение. Обе линии кортежа, мужчины с одной стороны, девушки с другой, дошли до конца зала и вернулись к священнику. Я впервые видел девушек не в брюках и не в спортивной форме.

Шествие мы репетировали в тот день дважды, нас учили, что каждый раз нужно приостановиться, прежде чем сделать следующий шаг. Невеста и жених ждали за сценой, но стоило им только появиться, как зал разразился криками и аплодисментами.

Миссис Лейден кивнула, когда я проходил мимо нее. У сцены мы разошлись по местам и остановились, а Ви и Мери с шафером, которым был Кид Камм, и подружкой невесты – Джеки Миллер – двинулись дальше, к священнику. Тот кивнул оркестру, музыка смолкла, и началась церемония. Все время, пока она длилась, я смотрел на Глорию. Мне еще не представился случай сказать ей, как безобразно она вела себя с мистером Максвеллом, и я все ждал, когда она взглянет на меня, чтобы намекнуть – мне многое надо сообщить ей, когда останемся одни.

– …И объявляю вас мужем и женой! – произнес преподобный Гильдер. Склонив голову, он начал читать молитву: – Господь – мой пастырь, и да благословит Он житие мое. На паствах зеленых пасет Он меня, к водам тихим меня приводит. Душу мою очищает, ведет меня по тропам справедливости во имя Свое. И если придется мне идти под сенью смерти, не будет страха в душе моей, ибо Ты со мной. Ты щит мой пред лицом врагов моих, Ты умащаешь власы мои, чашу мою наполняешь до краев. Пусть доброта и милосердие Твое пребудут надо мной все дни жизни моей, и пребуду я в доме Господнем во веки веков.

Когда священник умолк, Ви робко поцеловал Мери в щечку и все столпились вокруг них. Зал сотрясался от топота и оваций.

– Минутку… еще минутку! – кричал Рокки в микрофон. – Всего минутку, дамы и господа!

Шум стих, и в этот момент с противоположного конца зала, из «Пальмовой рощи», долетел звук бьющегося стекла.

– Нет!.. – крикнул какой-то мужчина.

И тут прогремело пять выстрелов, один за другим. В публике поднялся крик.

– Оставайтесь на своих местах! Все оставайтесь на своих местах! – надрывался Ролло.

Часть зрителей кинулись к «Пальмовой роще» выяснить, что случилось, и я присоединился к ним. Сокс Дональд обогнал меня, шаря рукой в заднем кармане.

Перескочив через барьер в пустую ложу, я помчался следом за Соксом. У бара толпились и шумели люди, смотревшие куда-то вниз и пытавшиеся протиснуться к стойке поближе. Сокс пробрался вперед, и я тоже.

На полу лежал мертвый мужчина.

– Кто это сделал? – спросил Сокс.

– Он вон там, – ответил кто-то.

Сокс рванулся вперед, я – за ним. Меня несколько удивило, что за моей спиной оказалась Глория.

Парень, который стрелял, стоял у бара, опираясь на стойку. По лицу его стекала струйка крови. Сокс шагнул к нему.

– Он первый начал, Сокс, – сказал парень. – Хотел меня убить… ударил пивной бутылкой…

– Монк, ты засранец проклятый! – завопил Сокс и огрел его дубинкой по физиономии. Монк завалился на стойку, но не упал. Сокс молотил его снова, и снова, и снова, а кровавые брызги летели на всех и вся вокруг. Он буквально вбил парня в стойку.

– Эй, Сокс! – позвал кто-то.

Метрах в десяти от нас была еще одна кучка сбившихся в кружок людей, они тоже смотрели на пол, отталкивая друг друга. Мы пробились в середину – и там лежала она.

– О черт! – охнул Дональд.

Это была миссис Лейден, и у нее на лбу темнела маленькая дырочка. Джон Максвелл, упав на колени рядом, поддерживал ей голову… потом осторожно положил ее на пол и встал. Голова миссис Лейден медленно повернулась в сторону, и кровь, скопившаяся в глазнице, вытекла на пол.

Джон Максвелл заметил нас с Глорией.

– Вместе с другими арбитрами она шла готовиться к дерби, – сказал он. – Шальная пуля…

– Жаль, что не в меня, – прошептала Глория.

– О черт, черт, черт… – скрежетал зубами Сокс Дональд.

Нас всех собрали в женской раздевалке. В зале почти никого не осталось, только полиция и несколько репортеров.

– Вы, наверное, догадываетесь, почему я вас собрал, ребята, – медленно начал Сокс, – и догадываетесь, что я вам хочу сказать. Нет смысла обвинять кого-либо в том, что случилось, – такие вещи просто случаются, и все. Для вас это удар, для меня тоже. Только у нас дела пошли на лад… Мы с Рокки посоветовались и решили, что премию, ну, тысячу долларов, мы разделим между вами поровну – и еще тысячу я добавлю из своих. На каждого придется по пятьдесят долларов. Это справедливо?

– Да, – ответили мы.

– Вы думаете, шансов, что нам дадут продолжить, нет? – спросил Кид Камм.

– Никаких. – Сокс покачал головой. – Раз против нас еще и лига пуританок, нет никаких.

– Ребята, – сказал Рокки, – мы многое пережили вместе, и мне с вами здорово работалось. Может, мы когда-нибудь еще организуем такой же марафон..

– Когда мы получим деньги? – спросил Ви Лоуэлл.

– Утром, – ответил Сокс. – Кто из вас хочет остаться тут на ночь – пожалуйста, как всегда. Но если хотите уйти, никто вас не держит. Деньги для вас будут готовы утром, после десяти, можете прийти когда угодно. Теперь же я с вами прощаюсь, мне надо в полицию.

Способом, предписанным законами штата Калифорния…
13

Мы с Глорией шли через площадку, и у меня ужасно скрипели туфли. Рокки стоял с каким-то полицейским у главного входа.

– Далеко, ребята? – спросил он.

– На воздух, – ответила Глория.

– Вернетесь?

– Вернемся, – сказал я. – Только немного подышим воздухом. Слишком давно не были на улице…

– Не задерживайтесь. – Рокки взглянул на Глорию и многозначительно облизнулся.

– А пошел ты… – фыркнула Глория, выходя.

Было уже два часа ночи. Воздух влажный, чистый и свежий. Такой чистый и свежий, что я чувствовал, как впитывают его легкие.

Обернувшись, я посмотрел на здание курзала.

– Вот где мы провели все это время, – сказал я. – Теперь я знаю, что чувствовал Иона, выйдя из чрева кита.

– Пойдем, – прервала меня Глория.

Мы обошли здание и вышли на аллею курзала. Мол простирался в океан, насколько хватало взгляда, и прибой вздымался и падал, и разбегался, и взметал столбы брызг.

– Удивительно, как волны не смоют весь мол, – заметил я.

– Ты на волнах просто помешан, – хмыкнула Глория.

– Брось…

– Не говоришь ни о чем другом как минимум месяц…

– А ты попробуй постой минутку тихо и поймешь, что я имею в виду. Почувствуешь, как океан вздымается и падает…

– Это я чувствую и так, – сказала она, – но не вижу причин млеть от восторга. Движение волн не прекращается вот уже миллионы лет.

– Не думай, что я помешался на океане, – ответил я. – Я легко переживу без него, даже если никогда больше его не увижу. Я сыт им по горло.

Мы сели на скамейку, влажную от брызг прибоя. Почти в конце мола несколько парней, перегнувшись через парапет, ловили рыбу. Ночь была темная, ни луны, ни звезд. Неровная линия белой пены очерчивала побережье.

– Чудесный воздух, – произнес я.

Глория молча вглядывалась в даль. Туда, где на берегу были видны огни.

– Это Малибу, – сказал я. – Там живут все кинозвезды.

– Что ты теперь будешь делать? – спросила наконец она.

– Точно еще не знаю. Наверно, нужно завтра зайти к Максвеллу. Может, он чем-нибудь поможет. Кажется, я его заинтересовал.

– Всегда только завтра, – горько заметила она. – Счастье всегда нас ждет только завтра…

Мимо нас прошли двое мужчин с длинными удилищами. Один волок за собой почти метровую барракуду.

– Эта гадина уже никому не причинит зла, – сказал он приятелю.

– А что будешь делать ты? – спросил я Глорию.

– Я схожу с круга, – сказала она. – Этой мерзостью я сыта по горло.

– Какой мерзостью?

– Жизнью.

– Почему ты даже не пытаешься добиться хоть чего-нибудь? – спросил я. – Ты же просто ни во что не веришь. Серьезно. Я не шучу. И заражаешь своим неверием и пессимизмом всех, с кем имеешь дело. Взять, например, меня. Пока я не познакомился с тобой, мне и в голову не приходило, что я могу не добиться успеха. А ведь я даже мысли не допускал, что могу потерпеть крах. И что теперь?..

– Слушай, ты! – возмутилась она. – Кто тебя этому научил? Это же не твои слова.

– Ну почему, мои, – смутился я.

Она взглянула на море в сторону Малибу.

– Какой смысл человеку уговаривать самого себя? – заговорила она после паузы. – Я хоть знаю, что со мной.

Ничего не ответив, я смотрел на океан и думал о Голливуде, и мне пришло в голову: а был ли я здесь вообще, вдруг я завтра проснусь в Арканзасе и мне снова придется с утра пораньше разносить газеты.

– Ах ты сукин сын! – закричала Глория. – Что ты на меня так уставился? Я сама знаю, что ни на что не годна…

«Она права, – подумал я, – она совершенно права. Ни на что не годна…»

– Жаль, что я не умерла тогда в Далласе, – сказала она. – И никто не убедит меня, что врач спас мне жизнь по одной-единственной причине…

Я ничего не ответил, все еще смотрел на океан и думал, что она совершенно права, говоря «ни на что не годна», и что очень жаль, что она не умерла тогда в Далласе. Определенно на том свете ей было бы лучше.

– Я просто проклята судьбой. Невезучая я. И никому я не нужна, – продолжала она. – Перестань на меня так смотреть!

– Вовсе я на тебя не смотрю. Да ты и лица моего не видишь.

Она лгала. Лица моего она видеть не могла. Было слишком темно.

– Не пойти ли нам внутрь? – спросил я. – Рокки хотел тебя видеть.

– Этот мудак? Знаю я, чего он хочет, но больше не получит. Ни он, ни кто другой.

– О чем ты?

– Ты что, не знаешь?

– Чего я не знаю?

– Что Рокки нужно?

– А… ну ясно… Теперь до меня дошло.

– Никому из вас ничего другого не надо, – сказала она, – но это дело обычное. Ох, да мне все равно, что я давала Рокки; он мне оказывал ту же любезность, что и я ему, – но что, если бы я залетела?

– Ну, теперь-то ты так не думаешь, надеюсь? – спросил я.

– Вот именно что думаю. Раньше я всегда была начеку. Но что, если бы вдруг обзавелась ребенком? Что тогда? Ты же видишь, что бы его ждало, когда он вырастет, а? То же, что и нас.

«Она права, – сказал я себе, – она совершенно права. Ребенок вырастет, и ждать его будет то же, что и нас…»

– А я этого не хочу, – продолжала она. – Со мной все кончено. Весь мир для меня – гадючник, и со мной – всё. Мне будет лучше, когда я умру, и всем остальным тоже. Я только порчу все, за что ни возьмусь. Ты сам это сказал.

– Когда это я такое говорил?

– Только что. Сказал, что, пока не знал меня, тебе и в голову не приходило, что ты можешь потерпеть крах… Но это не моя вина. Я ничего не могу поделать. Однажды я хотела покончить с собой, но не сумела, и уже никогда не наберусь смелости попробовать еще раз… Хочешь оказать миру услугу? – внезапно спросила она.

Я ничего не ответил; слушал, как океан с шумом бьется о сваи, чувствовал, как мол содрогается от ударов, и думал, что все ее слова – чистая правда.

Глория копалась в сумочке. Когда она вытащила руку, в ней был маленький револьвер. Никогда раньше револьвера этого я не видел, но не удивился, нисколько не удивился.

– Вот… – Она подала его мне.

– Я не хочу. Убери, – сказал я. – Пойдем, вернемся внутрь. Мне холодно.

– Возьми его и подсоби Господу Богу. – Она втиснула револьвер мне в руку. – Застрели меня. Только так ты мне можешь помочь, чтоб я больше не мучилась.

«Она права, – сказал я себе. – Только так ей и можно помочь, чтобы больше не мучилась».

Маленьким мальчиком я проводил все лето у деда на ферме в Арканзасе. Однажды я стоял там у амбара и смотрел, как бабушка варит в большом тазу травяное мыло, и тут во двор пришел дед, ужасно расстроенный.

– Нелли сломала ногу, – сказал он.

Мы с бабушкой по ступенькам перебрались через плетень в поле, где дед перед этим пахал. Старая Нелли, все еще запряженная в плуг, лежала на земле и ржала от боли. Мы стояли там и смотрели на нее, только смотрели, и все. Дед вернулся с ружьем, с которым воевал в Гражданскую войну у Чикануга-Ридж.

– Ступила в нору, – сказал он и потрепал Нелли по голове.

Бабушка отвернула мою голову и сама тоже стала глядеть в другую сторону. Я заплакал. Потом я услышал выстрел. Тот выстрел гремит у меня в ушах до сих пор. Я кинулся туда, упал на землю и обнял Нелли за шею. Я ее очень любил. Деда я возненавидел. Встал, подошел к нему и ударил кулаком по ноге…

Дед мне тогда объяснил, что он тоже любил Нелли, но вынужден был ее застрелить.

– Ничего лучшего для нее я сделать не мог, – сказал он. – Она уже была ни на что не годна. Только так ей можно было помочь, чтобы больше не мучилась…

Револьвер я держал в руке.

– Ну ладно, – сказал я Глории. – Скажешь когда.

– Прямо сейчас.

– Куда?

– Сюда. В висок.

Мол содрогнулся от удара огромной волны.

– Уже?

– Уже.

И я выстрелил.

Мол содрогнулся снова, и вода захлюпала, стекая обратно в море.

Револьвер я бросил через парапет.

* * *

Один полицейский сидел со мной сзади, другой вел машину. Ехали мы очень быстро, с включенной сиреной. Точно такой же сиреной, как та, которой нас будили на танцевальном марафоне.

– Почему ты ее убил? – спросил полицейский, сидевший на заднем сиденье. – Она меня попросила, – ответил я. – Эй, Бен, ты слышишь?

– Какой услужливый мерзавец, а? – бросил тот через плечо.

– И никаких других причин не было? – снова спросил полицейский. – Но ведь загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? – сказал я.

И ДА УПОКОИТ ГОСПОДЬ ВАШУ ДУШУ…

Скажи будущему – прощай

Часть первая

Глава 1

Когда ты просыпаешься утром, которого ждал всю свою жизнь, то все происходит почти мгновенно. Никакой полудремы, никакой раскачки и никаких там выкрутасов типа «душа медленно возвращается в свое тело из объятий Морфея» и прочей дребедени. Просто открыл глаза – и ты уже проснулся, как будто и не было никакого сна. Вот так со мной и случилось. Ведь в то утро и должно было все произойти.

Я буквально дрожал от накопившегося возбуждения и желания, чтобы все уже осталось позади, хотя лучше было поберечь свои нервы для решающей минуты, – в ближайшие час-полтора ничего не произойдет, ну разве что в половине шестого. А сейчас было еще около четырех, правда, темно и почти ничего толком не видно, но я точно чувствовал, что еще только несколько минут пятого. Слишком мало света проникало в помещение через единственное окно, и, казалось, пробиваясь через изливавшееся наружу зловоние, он попадал туда изрядно потрепанным. Ведь в тюремном бараке спали семьдесят два немытых мужика, прикованных к своим койкам. А когда запах семидесяти двух давно немытых тел сливался воедино, получалось нечто непостижимое для среднего ума.

Но даже это не могло запугать наше раннее утро. Неукротимое и упорное, оно всегда возвращалось, и его крохотная частичка перепадала и мне. Я уже не спал, предвкушая встречу, жадно вдыхая свою долю утренней свежести, и в моей памяти оживали картины прошлой жизни: птицы состязались в пении, как средневековые рыцари на турнире, кукарекали петухи, мычали коровы: «Не-е-т сена, не-е-е-т молока» – так моя бабушка переводила мне их язык, и дед вполне разделял эту точку зрения. Он вообще знал массу ненужных и бесполезных вещей, например, мог перечислить по именам всех любовниц Адриана, назвать истинную причину (замалчиваемую историками), подвигнувшую короля Ричарда предпринять третий крестовый поход, или неделю, когда спариваются северные олени, а также часы приливов в Новой Скотии.

Похоже, ему было известно все, кроме того, как вести хозяйство на ферме, и потому он предпочитал полеживать на пуховой перине в боковушке, где Лонгстрит однажды провел целую ночь, укутавшись лоскутным одеялом, под которым я часто прятался от старого Джона Брауна из Осаватоми, давно покойного, беспокойный дух которого похищал непослушных детей. Я лежал и прислушивался к утренним звукам, прятался от старого Джона (или от кого-то еще, трудно сказать), испытывая все детские страхи (которые не так разрушительны, как у взрослых), и ждал, когда наступит день…

Полумрак начинал рассеиваться, люди начинали просыпаться, позвякивая цепями, но чтобы понять, что все пришло в движение, эти звуки были излишни, это можно было ощутить по нараставшему зловонию; нечто подобное происходит, когда чистят лук. Обитатели барака закашлялись, заворчали, отхаркиваясь и отплевываясь. На соседней койке потянулся Бадлонг, тощий, плюгавый педераст, и повернулся ко мне.

– Ты еще раз приснился мне этой ночью, милашка. – «И последний, проклятый содомист», – подумал я про себя, но вслух поинтересовался: – Такой же сладкий, как и прежде?

– Слаще…

– Ты великолепен. Я от тебя просто без ума. – У меня поднялось настроение от мысли, что сегодня днем я его наконец прикончу, как только доберусь до оружия, которое должна была припрятать Холидей.

Оставалось только надеяться, что оно уже там, где ему и надлежит быть, и Кобетт не подведет. Он был служащим на ферме, а по воскресеньям подрабатывал охранником в комнате для посетителей. Этот старик всю жизнь охранял заключенных, теперь эта работенка ему была уже не по силам и ему подыскали эту синекуру. Холидей завоевала его расположение с первого же посещения, и он не так строго соблюдал тюремные правила, а под конец и вовсе согласился помочь нам бежать. Холидей должна была встретиться с ним вчера и передать оружие, которое следовало спрятать в ирригационной канаве на краю дынного поля, где мы работали. Это место будет отмечено булыжником размером с человеческую голову, к тому же помеченным белой краской и лежащим на той стороне канавы, где он привлечет меньше всего внимания. Все это был должен сделать Кобетт, оставалось только надеяться, что у него все получилось. И как только я доберусь до него, сразу же прикончу эту скотину Бадлонга, уж будьте уверены…

Неожиданно дверь распахнулась, и в полумраке дверного проема появился силуэт сержанта – ни глаз, ни рта, ни носа, просто огромный сгусток мерзкой плоти с «винчестером» в руках. Каждое утро в одной и той же позе он появлялся в дверях и орал одни и те же слова, и то, что раздавалось в ответ, тоже разнообразием не блистало. Я никогда не участвовал в этих перепалках, мне довольно было того, что дверь наконец открылась и наконец-то отомкнут цепи на моих лодыжках и утренняя свежесть ворвется в наш барак, как дети в гостиную рождественским утром…

По дороге в халупу, служившую нам столовой, я постарался держаться поближе к Токо. Он собирался бежать со мной, и нужно было проверить, удалось ли ему хоть немного поспать этой ночью. Скорее всего нет. Меньше всего мне хотелось бы иметь такого компаньона в сегодняшнем деле. Слабоумием он не страдал, и его воображения как раз хватило, чтобы всю ночь трястись от страха. Токо был еще совсем зеленый, это был его первый побег, и одному Господу известно, как он себя поведет, случись что-то непредвиденное. Но выбирать не приходилось. Холидей хотела вытащить его из этой дыры, а меня выбрали из-за моего опыта и хладнокровия. Все сложилось как нельзя к лучшему – ведь денег, а соответственно и друзей у меня не было. В услугах других людей я никогда не нуждался.

Бежать отсюда, да еще вместе с Токо, было делом рискованным, но других вариантов не предвиделось. Я чертовски благодарен своему интеллекту, который поддерживал меня в этой грязной дыре с подобной падалью, не давая сойти с ума, когда месяц за месяцем приходили вести об успехах таких бездарей, как Флойд и Кэрпис, Нельсон и Дилинджер, которые богатели, потроша банковские сейфы. Жопы чертовы, без единой искры Божьей, из тех, что и от дождя-то укрыться не догадаются. Хорошо, что мне представился такой шанс, хоть и очень рискованный. Господи, вот только вырвусь на волю…

Токо оказался так далеко позади, что, не привлекая внимания, до него мне добраться бы не удалось… За завтраком я пару раз поймал на себе его взгляд и ободряюще улыбнулся, давая понять, что все нормально и нет повода беспокоиться. Он подмигнул в ответ, и оставалось только надеяться, что Токо понял меня правильно…

Когда мы выбрались из столовой, уже совсем рассвело. Солнце еще не поднялось из-за гор, но уже показались его игривые лучи, разогнавшие последние воспоминания о прошедшей ночи. Харрис подал отрывистый, резкий сигнал своим свистком и заключенные затрусили в ватерклозет. Тринадцать мест, кто первым пришел, тот первым и облегчился, а если попал во вторую очередь, то приходилось поторапливаться, ведь на всю процедуру отводилось не более пяти минут. Наблюдая давку в дверях, можно было поверить рассказам стариков, как такая вот возня приводила к кровавым потасовкам или забавным происшествиям. Ведь, в конце концов, пяток минут не так и много для подобной процедуры, если только твои естественные надобности не находятся каким-то непостижимым образом полностью под твоим контролем.

Я закурил, поискал глазами Токо и наконец заметил, как он приближается ко мне. Возможно, ему казалось, небрежной походкой, но это было слишком далеко от истины. На его лице застыла напряженная маска, всем своим видом Токо показывал, что у него есть что скрывать. И это в такое утро, когда все может решиться! Нет, он запросто мог все провалить. И без того риск был достаточно велик.

– Ну-ну, расслабься, – процедил я как можно спокойнее. – Не дергайся. Никому ничего не известно, кроме тебя, меня и Кобетта. Постарайся это запомнить.

– А Кобетт? – тут же выпалил он. – Можем мы на него положиться?

– Самое время подумать об этом.

– Мне нужно, нужно отсюда выбраться, – в отчаянии повторял Токо.

– Успокойся – и выберешься, – заверил я его. – Только успокойся.

– Думаешь, мы где-то допустили прокол?

– Если оружие лежит там, где условились, то нет.

– Ну доберемся мы до него, думаешь, дальше все пойдет как по маслу?

– В наших интересах, чтобы все так и было.

– А нельзя ли обойтись без стрельбы?

«Как я смог бы тогда убить Бадлонга?» – подумал я про себя, но не стал его озадачивать подобной проблемой и снова повторил:

– Успокойся. Наступил еще один день. Такой же как вчера. Не надо всем рассказывать о наших планах.

Он облизнул пересохшие губы, оглянулся и тяжело вздохнул.

– Черт тебя дери! Меня втравили в это дело как раз для того, чтобы все прошло как надо. Потому-то Холидей и привлекла меня, разве не так?

– Ну, в общем…

– Тогда успокойся.

Похоже, мои доводы на него не подействовали.

– Разве ты не пойдешь в сортир?

– Расслабься, я знаю, что делаю. Уже иду… – Я сунул ему дымящийся окурок в протянутую руку и направился в ватерклозет.

Один из охранников, Байерс, стоял у двери. Из-под фуфайки сильно выпирало брюхо, а грудь дешевого пиджака лоснилась от того, что он постоянно прижимал к ней «винчестер». Пока я приближался, на его лице появилась презрительная ухмылка.

– Так ты, сукин сын, ждешь, пока все заведение не будет полностью в твоем распоряжении?

– Плохо себя чувствую. Живот подвело. Такие вещи случаются совсем неожиданно. – С этими словами я отпихнул выходящего.

Внутри еще пыхтело и гримасничало человек семь-восемь, пытаясь опередить свисток, который должен был прозвучать вот-вот.

Я прошел до самого конца, к свободному месту и облегчился, а потом придал своей физиономии скорбное выражение. Один за одним мои соседи покидали помещение. Как только последний из них оказался у двери, Харрис дал два коротких свистка.

Байерс тут же заглянул внутрь.

– Пошевеливайся! – заорал он на меня.

Я беспомощно развел руками. Охранник направился ко мне. Наступали его любимые минуты. Я-то знал, что меня ожидает, но это было составной частью моего побега.

– Ты слышал? – проревел он. – Убирайся отсюда!

– Я болен, – тут мое лицо исказила страдальческая гримаса, – я чертовски болен, все кишки наружу выворачивает…

Он наотмашь врезал мне по лицу.

– Пожалуйста, мистер Байерс. Я болен…

Тот снова ударил меня и буквально сбил со стульчака.

– В строй! – снова зарычал он.

– Да, сэр, да, хозяин. – Я поднялся с пола и, на ходу натягивая штаны, чувствовал, как он тычет мне в спину своим «винчестером».

«Да, все-таки придется немного пострелять…» – подумал я.

Мне как раз удалось пристроиться вслед за Токо, когда Харрис повел колонну на дынные грядки. На пятьдесят заключенных приходилось шесть человек охраны на лошадях. Проселок, по которому мы вышагивали, вел к ирригационной канаве, через которую был переброшен мостик, и затем к северу в направлении гор. Участок, где нам приходилось работать, был всего в полумиле от наших бараков. Это расстояние, такое незаметное утром, к вечеру становилось почти непреодолимым. В то утро я тащился по этому бесконечному проселку, как хотелось надеяться, в последний раз.

Короткие ветви моих любимых эвкалиптов помахали мне на прощание, пока я маршировал мимо. Приятно было сознавать, что все это больше не повторится. Ну что же, прощайте и пожелайте мне удачи. Но погодите выпускать детей на улицу, возможно, предстоит небольшая перестрелка, а я не хочу никому вреда…

Колонна вышла на открытое место, поле люцерны, где мы работали раньше. Солнце уже поднялось над горизонтом. Яркое медно-красное светило по крайней мере честно показывало, что не собирается расцвечивать мир радугой красок, а еще немного – и его раскаленный добела диск будет жечь, жечь и жечь, обращая все в пыль и пепел. Еще только половина шестого утра, а на шестьдесят седьмом шоссе уже довольно оживленное движение. В эти утренние часы весь шум автострады, будто усиленный стетоскопом, доносился так отчетливо, что можно было различить гул каждого мотора в отдельности. Люди спешили попасть к месту назначения прежде, чем солнце превратит долину в паровозную топку.

Харрис начал отставать, и это значило, что мы приближаемся к мостику через канаву. Он всегда переходил его последним, строго соблюдая это правило.

На мосту я толкнул Токо локтем.

– Гляди в оба и постарайся заметить камень, – шепнул я ему.

Он ничего не ответил. Покосившись, я заметил, как задергалась его верхняя губа.

– Не дрейфь, скоро пройдет автобус и тогда…

Эта часть нашего плана, впрочем, как и все остальное, была моей идеей. Часов нам не полагалось, а ориентироваться по времени надо было довольно точно, и я предложил Холидей, чтобы сигналом к началу послужил гудок автобуса «Грейхаунд». Здесь было довольно много опасных поворотов, и водитель часто подавал предупредительные сигналы. Автобус проходил примерно в семь пятнадцать, и его дизель ревел на подъеме, как голос Сэтчмо, а потом на крутом вираже он давал два оглушительных гудка. Через несколько минут он подходил к другому повороту и снова сигналил. Вот тут и должно было все произойти.

Холидей и Джинкс будут ждать нас на лесном проселке в полумиле от автострады в зарослях эвкалипта. К тому времени мы с Токо уже должны будем заполучить оружие и по сигналу автобуса рвануть по направлению к зарослям – это ярдов сто по открытой местности. В лесу мы будем в безопасности, охрана на лошадях сквозь чащу продраться не сможет.

Наконец мы миновали мостик и повернули на север. Я посмотрел в канаву, надеясь заметить булыжник, испачканный белой краской. Токо был как раз между мной и канавой, он смотрел вперед. Нас разделяло не больше метра, но я не мог ничего сказать ему без риска быть услышанным, а это было опасно: эти ублюдки могли продать кого угодно за ложку сахара, да и я был слишком занят поисками булыжника, чтобы терять время на уговоры. Мы уже приближались к дынным грядкам, там нас разобьют, и мы приступим к работе. Но мне было очень важно заметить, где лежит камень. Если его нет, то все отменяется. О Господи, я больше не смогу вынести такого томительного ожидания, снова иметь дело с этим старым, дряхлым ублюдком Кобеттом, и без денег. В том-то все и дело. Деньги… Ты получаешь все, за что заплатишь, – будь то носовой платок или охранник. Деньги – это ключ к успеху Нельсона и всех этих бездарей. Господи, будут ли у меня когда-нибудь деньги? Вытащи меня отсюда, а уж до денег я сам доберусь…

– Стой! – заорал Харрис.

Колонна остановилась.

– Первая восьмерка с Бертоном!

Охранник Бертон отсчитал восемь человек и повел их через поле.

– Вперед – марш! – заревел Харрис на остальных.

Колонна снова пришла в движение, тут я снова глянул на Токо: несмотря на загар, он был бледен как мел. Это начинало беспокоить меня все больше. Господи, неужели у него не хватило мозгов поискать глазами этот проклятый булыжник? Если его нет, то все отменяется и надо будет снова дожидаться удобного момента. Я подмигнул ему, отвернулся и оцепенел. Камень был на месте.

Помеченный белой краской, он лежал в канаве – просто камень размером с детскую голову. Мое сердце ликовало от радости. Булыжник находился футах в двадцати от передвижной уборной, которая повсюду следовала за нами. Холидей спрятала оружие так близко от нее, как только могла. Чертовски ушлая девица, эта Холидей. Да и Кобетту палец в рот не клади. Она действительно ему надолго запомнится. Тут я снова посмотрел на Токо. Тот явно ничего не заметил.

– Стой! – снова взревел Харрис. – Следующие десять с Байерсом!

Подъехал на лошади Байерс и отсчитал десятерых. И мы потянулись за ним через поле.

– Вперед – марш! – заорал Харрис на оставшихся, и колонна прошагала мимо нас.

Мы с Токо направились к месту работы, стараясь не наступить на дынные плети. Эти грядки, как и остальные места нашей работы, сдавались в аренду свободному подрядчику, который был особенно щепетилен по поводу сохранности своих посадок. Боже упаси раздавить или повредить дыню или само растение, это считалось очень серьезным проступком. Самое удивительное, что охрана разъезжала по бахче верхом, но жалоб по этому поводу от него не поступало.

– Я его не видел, – прошептал Токо.

– А ты смотрел?

– Конечно. А чем, ты думаешь, я занимался?

– Не переживай…

– Я должен был его заметить, должен… – неуверенно протянул он.

– Да видел я его, видел.

– Точно?

– Расслабься…

– Я все больше беспокоюсь…

«Твои страхи еще не закончились», – подумалось мне тогда.

Глава 2

Та часть поля, где мы работали, была на полпути между зарослями эвкалипта и ирригационной канавой. Мы собирали созревшие дыни, складывали их небольшими кучками, которые позже подберут грузовики, и постепенно продвигались к зарослям эвкалипта. Байерс привязал лошадь к молодому деревцу, а сам пристроился в его тени с трубкой в зубах, как капитан, наблюдающий за действиями своей команды. Вот только в руках он держал «винчестер».

Мы с Токо работали в некотором отдалении от основной группы. Это было хорошим знаком. Теперь мне не нужно было выполнять норму.

– Пожалуй, нам надо спешить, не так ли? – заволновался Токо.

– У нас еще масса времени, – снова успокоил я его. Теперь моя уверенность в успехе была непоколебима, я просто чувствовал запах удачи.

– Все-таки уже поздновато…

– В это время года трудно определить время по солнцу. Оно слишком быстро поднимается над горизонтом, еще только семь часов…

Я сложил еще одну горку из дынь и опять посмотрел на солнце. Часов в семь утра солнце еще только встает над горизонтом, а здесь оно уже сияло высоко в небе.

– Ну я пойду, – наконец объявил я Токо. – И ради Бога, не психуй. Ты понял?

– Я совершенно спокоен, – выдавил он.

– Ну, таким и оставайся, – подбодрил я его и обратился к Байерсу: – Мне надо в сортир!

Тот завопил, предупреждая охранника соседней группы, что ему надо отлучиться на некоторое время, и только после этого подошел ко мне.

– Какого черта?

– Снова живот схватило, – пожаловался я.

– Ему нельзя работать, – подыграл мне Токо. – Он же болен…

– Для него надо готовить отдельно? – ухмыльнулся Байерс.

– Ему же плохо, – снова заканючил Токо.

– Наверное, съел чего-нибудь, – подтвердил я.

– Черт с тобой, двигай вперед… – указал «винчестером» направление охранник.

Я пошел поперек поля к передвижной уборной, стараясь не наступить на посадки, ведь Байерс следил за каждым моим шагом.

– Прошу меня простить за причиненное беспокойство, ваше высочество, – бросил я, не оборачиваясь.

– Думаешь, провел меня? Да нет у тебя никакого поноса. Дело-то совсем не в этом. Черт меня подери, если я ошибаюсь. У тебя просто запор. – Тут он снова пнул меня и чуть не сбил с ног.

– Жаль, что вы себя так ведете, ваше превосходительство.

– В этом все и дело. У тебя запор, и тебе надо облегчиться. – Снова последовал удар, и я оказался на земле, прямо у входа в уборную.

– И поживее, – напутствовал он меня.

– Да, сэр, да, мистер Байерс, – ответил я уже из-за холстины, заменявшей дверь, быстро спустил штаны и уселся на стульчак, наблюдая за охранником через щелку.

Он остановился в пятнадцати – двадцати футах от вагончика, и я понял: сейчас или никогда. Быстро застегнуться, подползти к выходу и выглянуть из-за занавески – было делом одной минуты. Ничего подозрительного я не заметил и сполз на землю. Некоторое время мне пришлось пролежать, не шевелясь и опустив голову вниз. Я почувствовал густой запах еще влажной от росы земли и вспомнил запахи своего детства… Потом пополз по борозде в сторону ирригационной канавы, совершенно не чувствуя продвижения вперед. Единственное, что говорило мне о том, что я все-таки ползу, – это царапанье животом неровностей почвы.

Наконец мне удалось добраться до кучи, в которую дня три назад мы с Токо свалили отплодоносившие дынные плети. Они уже высохли и почернели. Хорошее укрытие позволило мне немного приподняться и уже на четвереньках вползти в канаву. Та была широкой, но не более двух футов глубиной, и вскоре я уже шарил в воде у условленного камня. И вот мои руки нащупали сверток из завулканизированного обрезка автомобильной камеры с привязанным к нему ножом, которым я торопливо раскроил резину почти пополам. Там были спрятаны два револьвера тридцать восьмого калибра и коробки с патронами. Это далеко не самый мой любимый тип оружия, но сейчас я был рад любому и, поспешно убрав все под куртку, пустился в обратный путь.

Сколько времени это заняло, сказать трудно. Минуты две, но не больше трех, это уж точно. Эта часть нашего плана сомнений у меня никогда не вызывала, но теперь опасность нарастала с каждой секундой, хотя могу утверждать, что никакой паники я не чувствовал и полностью контролировал свои действия. Слишком долго пришлось дожидаться этого момента, тысячи раз мне приходилось повторять себе, что если оружие будет на месте, Токо мне больше хлопот не доставит… Вечность прошла, прежде чем я проделал обратный путь и снова оказался на стульчаке со спущенными штанами, стараясь произвести как можно больше шума, чтобы доказать, как я провел все это время. Снова подсмотрел в щелку за Байерсом. Он по-прежнему стоял на том же месте, но уже с нетерпением поглядывая на вагончик. В этом не было ничего необычного, всего лишь нетерпение. Я снова начал стонать и рвать газету, но это вряд ли могло его успокоить, и он пялился на вагончик, переминаясь с ноги на ногу. Пора было понадежнее замаскировать оружие под курткой и выходить.

– Я уж думал, что ты провалился, – съязвил Байерс.

«Смотритель за засранцами, ты возрождаешь древнее искусство», – подумал я.

– Это все вчерашний ужин. У меня ужасно деликатный желудок.

– Ну, ты вообще у нас нежная штучка, – не унимался он.

«Особенно мой указательный палец, когда нажимает на спусковой крючок», – усмехнулся я про себя.

– Боже, мне так жаль. – А это сказал я вслух.

– Хватит ныть! Давай пошевеливайся.

– Простите, сир. – И я пошел на место.

Когда я вернулся, Токо, согнувшись, ковырялся в грядке. Он сразу замер и покосился на меня. Большим пальцем я показал, что оружие спрятано у меня под курткой. Он выпрямился, держа по огромной дыне в каждой руке.

– Разве это не прекрасно? – сказал он.

Потом проковылял к обочине, уложил их в общую кучу и снова начал выискивать созревшие дыни.

– Сколько там было? – выдохнул он.

– Два, – ответил я, умолчав при этом о коробках с патронами. Если что-нибудь пойдет не по плану или его убьют, не стоит давать в руки полиции лишние улики, ведь источник получения боеприпасов проследить гораздо легче, чем оружия.

Я согнулся и тоже стал ковыряться на дынной грядке. Когда на меня перестали обращать внимание, незаметно передал ему револьвер. Токо тут же спрятал его под джемпером.

– Заряжен?

– Конечно, – заверил я его. – Не дрейфь, это на крайний случай.

С северной стороны послышался рокот дизеля. Мы переглянулись.

– Ну вот видишь, как идут дела, если доверить их настоящему специалисту? Как будто нажал кнопку, и все закрутилось. А теперь давай двигайся в сторону зарослей. Чем меньшее расстояние нам придется бежать по открытой местности, тем это будет безопаснее.

– Думаешь, будет стрельба?

Думал ли я о возможной перестрелке…

– Это не имеет значения, если ты будешь петлять, как заяц. Запомни, бежать надо зигзагом.

Его лицо снова побледнело.

– Ну теперь уже скоро. Давай двигайся в сторону леса и старайся держаться за мной.

И мы понемногу стали продвигаться к зарослям, притворяясь, что заняты поисками спелых дынь. Через некоторое время мы оказались рядом с группой, в которой работал Бадлонг. Ухмыляясь, он поднял голову.

– Привет, милашка, – обратился он ко мне. – Знаешь, Токо, а у тебя уже неплохо получается. – Это к моему напарнику. – Я и сам бы не прочь поучаствовать. – Он повернулся к своей группе. Все заржали.

– Дорогой старина Бадлонг, – начал я в ответ. – Милый Бадлонг, сатир из конюшни. Тебе в самом деле одиноко без меня в бессонные ночи? Ты же не просто так это говорил, не так ли?

Он глупо ухмыльнулся, но промолчал, а Байерс тут же обратил на нас внимание.

– Вы что тут, на Пасху собрались, черт вас дери! – закричал он. – Хватит шататься без толку.

Мы сразу рассеялись, и тут же прозвучали два гудка, почти без паузы, так что словно слились в один. Это был сигнал – быть наготове, а не призыв к действию, но Байерс стоял совсем рядом, а Токо дрожал от страха, и я понял, что пора действовать.

Неожиданно Байерс что-то заподозрил.

Он сделал шаг назад, инстинктивно стал брать свой «винчестер» на изготовку – и получил пулю в живот. У него был «винчестер», и я не стал испытывать судьбу. Вы можете выстрелить человеку в голову или в сердце, и он протянет еще достаточно, чтобы убить вас, так бывает; но если попасть ему в живот, как раз над пряжкой, противник будет выведен из строя мгновенно, его немедленно парализует. Он, возможно, будет в полном сознании, но ничего сделать не сможет. Я увидел, как пуля сделала отметину на белой рубашке, как раз между жилетом и брюками. «Винчестер» выпал из его рук, и он рухнул на землю, как подтаявший снеговик.

– Беги! – рявкнул я Токо.

Бадлонг был просто ошарашен. Он и пальцем пошевелить не мог.

– Теперь исполнится моя мечта, душечка… – сказал я ему.

Он по-прежнему не двигался. Когда я поднял руку с револьвером, Бадлонг просто стоял и смотрел на него. Мое оружие было всего в каких-нибудь восемнадцати дюймах от его лица. Я нажал на курок, пуля попала ему точно в левый глаз, брызнула тоненькая струйка жижи, и упавшее веко закрыло пустую глазницу, как ставень. Крови почему-то не было. Я повернулся и побежал изо всех сил, петляя и пригибаясь. Все охранники уже открыли стрельбу, меня это мало взволновало, ведь последний раз эти олухи стреляли бог знает когда…

Токо тяжело бежал впереди, а когда я нагнал его, вовсе остановился и резко выпрямился. В его лице отразилась квинтэссенция всех ночных кошмаров, которые человечеству довелось увидеть со дня сотворения мира.

– Я боюсь… – выдавил он.

Пробежав несколько шагов, я обернулся. Поперек поля на лошади ко мне мчался Харрис, но земля под копытами была слишком неровной и аллюр скакуна осторожен и неуверен. Токо стоял футах в десяти позади, как раз между мной и Харрисом. Я прицелился в Харриса и выстрелил, но, к несчастью, пуля угодила прямо в висок Токо. На его губах выступила пена, и он рухнул прямо в грязь.

Я снова побежал. «Винчестеры» все еще палили, но свиста пуль слышно не было, только сухие хлопки выстрелов. До тех пор пока эти ублюдки могли дотянуться до тебя дубинкой или связать сыромятным ремнем, их искусство было просто непревзойденным, но как только дело дошло до стрельбы…

Мне уже удалось достичь конца поля, осталось только перепрыгнуть через пару небольших канав и нырнуть в эвкалиптовые заросли. Именно тут-то я впервые и услышал свист пуль. Они сбивали листву и сучки с деревьев. Неожиданно все перекрыл грубый грохот, и, взглянув в ту сторону, я, к своему немалому потрясению, увидел ручной пулемет, который изрыгал языки пламени в целый фут длиной. Стрелял же из него совершенно незнакомый мне человек.

Я буквально замер на месте от того, что вместо Холидей увидел незнакомца. Он был в синем костюме с галстуком и в шляпе, стоял на краю зарослей, почти на открытом месте. Его тонкие руки с трудом удерживали пулемет, а водил он им из стороны в сторону, как человек, тщательно поливающий лужайку из лейки. Вот-вот и я попаду в сектор обстрела и останусь здесь навсегда…

– Обойди с другой стороны! – прокричал он мне, и только тут я понял, что этот голос принадлежит Холидей.

Прежде чем последовать ее совету, я оглянулся на дынное поле – Харриса в поле зрения не было. Несколько заключенных лежали у ирригационной канавы, а охранники открыли бесцельную стрельбу с колена. Они были в добрых двухстах ярдах от меня. Холидей выпустила по ним последнюю очередь и опустила оружие.

– Сюда, – сказала она и метнулась в самую чащу. Вокруг по-прежнему свистели пули, но они причиняли вреда не больше чем летний дождик, стучащий по крыше. Впереди на проселке стоял новенький седан с работающим мотором, задняя дверца его была открыта, мы буквально нырнули внутрь, и машина накренилась. Холидей протянула руку и стала прилаживать к пулемету новый диск.

– Откуда здесь это дьявольское изобретение?

– Взяла у одного приятеля. – Тут она взглянула на меня и процедила: – Это уже второй брат, которого убили копы.

– Бедняга Токо, – сказал я. – Он не вовремя выпрямился. Я попытался ему помочь…

Она кивнула на две картонные коробки с одеждой, стоявшие на полу:

– Лучше надень вот это. Только прошу извинить меня за туфли.

– Ты не захватила их с собой.

– Девять-Ц. Я не смогла достать восемь с половиной-Д.

– Сойдет. – Я открыл ближайшую ко мне коробку.

Одежонка была дешевенькой, но какого черта…

– Эта была для Токо, твоя другая, – объяснила она.

Я положил крышку коробки на место и открыл следующую.

– Револьвер остался у него, забрать я не смог, не было времени.

– Они не смогут проследить его, – отмахнулась она, укладывая пулемет на пол.

– Рад слышать это.

Я уже наполовину стащил с себя синюю куртку, когда Джинкс выехал с проселка на трассу, машина дернулась, и я упал на пол прямо к ее ногам.

– Я рад, что Кобетт сыграл свою роль до конца. Это единственное, что меня беспокоило.

– Я знаю это.

– Мы должны как-то вознаградить его, – предложил я.

– Он свое получил, – бросила она, – и у меня еще много осталось…

«Это точно, – подумал я. – Этого добра у тебя больше, чем у любой дамочки в этом мире». Она потянулась через спинку переднего сиденья и достала коробку с аккуратно сложенным платьем, сняла шляпу, бросила ее на пол и расправила волосы руками.

– Просто великолепно, – одобрил я. – В этом мужском костюме…

Она улыбнулась мне и, расстегнув только пояс на брюках, ловко выскользнула из них. У нее были белые стройные ноги. Я мог рассмотреть ее кожу до мельчайших подробностей: поры, волоски, небольшие морщинки над коленями, которые хитро переплетались и были похожи на снежинки. Краем глаза я заметил еще кое-что, на что старался вообще-то не смотреть. И не из-за ложной скромности, а просто после такого длительного воздержания, иначе сразу захочется раскрутиться на всю катушку. Старался не смотреть, но не смог. Я смотрел на это не отрываясь, это была Атлантида, рю де Кафе, Семь чудес света…

Глава 3

Мы миновали центр города, оказались в торговом районе и остановились у гаража с вывеской «Гараж Мейсона». Это было небольшое, довольно запущенное одноэтажное здание с воротами посредине. Джинкс проехал почти через весь гараж и наконец запарковался между двумя машинами. Когда мы вышли, я увидел, что к нам приближаются двое. Один из них почти бежал. Ему было не больше двадцати трех. Широк в кости и одет в чистый белый комбинезон, над левым карманом которого красными нитками было вышито «Нельс». В одной руке он держал пару номерных знаков, а в другой – маленький гаечный ключ. Ни слова не говоря, он тут же принялся отвинчивать номера с нашей машины. Второй приближался к нам неторопливой прихрамывающей походкой. Я заметил, что у него была искалечена нога. Было ему около сорока, и одет он был в засаленный комбинезон без всяких вышивок. С грубого некрасивого лица настороженно смотрели голубые глаза.

– Они убили Токо, – сказал он.

Холидей и я удивленно переглянулись: ведь с тех пор не прошло и двух часов. Раньше чем она смогла что-либо ответить, он уже занялся осмотром машины, открыл каждую дверцу, заглянул в салон.

– Должно быть, об этом передавали по радио, – нашлась Холидей.

– Вот именно, – подтвердил Джинкс.

– Что-то я не слышала.

– Вы были слишком заняты, – сказал Джинкс, поглядывая на меня.

– Что это за птица? – спросил я, кивая в сторону хромого, который все еще осматривал машину.

– Мейсон. Все снаряжение я достала у него.

Когда Мейсон вернулся к нам, глаза его больше не бегали и даже можно было с некоторой натяжкой назвать его приятным человеком.

– Из того, что они сообщили по радио, можно было заключить, что мой «зефир» изрешечен пулями вдоль и поперек, – сказал он.

– После того как мы добрались до машины, все пошло как по маслу, – успокоила Холидей.

– Что там они передавали? – поинтересовался я.

Он окинул меня испытующим взглядом.

– Это Ральф Коттер, – представила она. – Вик Мейсон…

Я кивнул, он ответил тем же.

– Вы стреляли по всему, что попадалось вам на глаза, это так?

– Так они передали по радио? – спросил я.

– Ну, примерно так. – Тут он повернулся к Холидей: – Тебе надо было зарыть их в придорожной канаве – и этот костюм, и тюремную униформу. Вы слишком рисковали. Первый же полицейский…

– Мне же надо было вернуть пулемет. Если бы меня остановили с этой штукой в машине, то тюремную робу искать бы уже не стали…

– Они считают, что в вашей банде не меньше шести человек, – сказал Мейсон, изображая на своем лице нечто отдаленно напоминающее улыбку.

– Они давали словесный портрет?

– Обычная чепуха. Хотя ты, пожалуй, лучше выглядишь, чем тебя описали.

– Ну, на мне еще костюм мешковат, – заверил я.

– Я увижу тебя и в более приличной одежде, ты мне потребуешься, – сказал Мейсон.

– Что он хочет сказать? – спросил я у Холидей.

Джинкс сделал нетерпеливый жест. Все это время он стоял и смотрел на меня, я подумал, что ему хочется что-то сказать, но он молчал. Мне показалось, что в его любопытстве было нечто ненормальное. Неприятная ситуация.

– Послушайте, – наконец разродился он, – я должен вернуться в магазин. Увидимся позже, да?

– Ты бы сначала позвонил, – посоветовала Холидей.

– Хорошо, – согласился он.

– Спасибо, Джинкс… – сказал я.

– Да-да. Все отлично, – сказал он, направляясь к выходу.

– Магазин? – повернулся я к Мейсону и Холидей. – какой магазин?

– Он работает в радиомагазине, – ответила она. – Он у нас радиоспециалист.

– По тому, как Джинкс водит машину, можно сделать вывод, что он занялся не тем делом.

– Ты же не думаешь, что я могу кому угодно доверить руль моего «зефира», не так ли? – бросил Мейсон.

Он был так рад, что его машина осталась целой и невредимой. Вероятно, сообщение по радио очень напугало его, вся эта болтовня о перестрелке…

– Тебе он еще потребуется? В ближайшее время? – спросил он Холидей.

– Думаю, да…

– Есть что-нибудь на примете?

– Сначала мне надо будет обсудить это с Ральфом.

– Можешь сделать это прямо сейчас…

– Еще успею. А пока займи его чем-нибудь на часок и около того…

– Еще как займу. У меня на него есть виды, – отозвался Мейсон.

Не знаю, о чем шла речь: они вели себя так, как будто меня не было. Потом Холидей похлопала меня по плечу:

– Лучше, если нас не будут видеть вместе. Не думаю, чтобы они заподозрили, что мы скрываемся в этой дыре, но все равно лучше, если нас не будут видеть вместе. Я позвоню тебе при первой возможности.

– Я пока немного осмотрюсь…

Парень, что менял номера на машине, Нельс, подошел к нам. У него кровоточил указательный палец, и он стряхивал кровь на пол.

– Это все? – спросил он Мейсона.

– Не надо этого делать, – предупредил тот. – Все было чисто, а если копы найдут здесь кровь…

– А, черт! – Тут Нельс засунул палец в рот и стал отсасывать кровь. Потом он протянул руку, Мейсон отдал ему ключи, и парень исчез где-то в глубине гаража.

Мейсон повернулся к Холидей:

– Я волнуюсь, потому что в машине полно вещей, которые надо уничтожить, а ты беспокоишься только о том, когда сможешь остаться наедине с Коттером.

– Держи свои мысли при себе, Вик, при себе, – вспылила Холидей. – Я позвоню при первой же возможности, – бросила она мне на ходу и вышла на залитую светом улицу. В тот раз я впервые увидел ее походку. Глядя на ее движения, ее рельефный силуэт, я снова испытал возбуждение. У нее были великолепные, длинные ноги, приятная фигура, и она чуть раскачивалась во время ходьбы. Это выходило у нее абсолютно естественно, без всякого напряжения. Редкая женщина может обладать такой чувственной походкой и при этом выглядеть абсолютно естественно, здесь одной тренировки мало, нужен был своего рода талант. Ясно было, что не я один имел шанс оценить это, но в то же время слишком долго мне пришлось сидеть на голодном пайке, и мое терпение лопнуло.

– Располагайся как дома… – услышал я голос Мейсона.

Теперь я присмотрелся к нему внимательнее. Голубые глаза были широко открыты, а на губах застыла улыбка, по которой можно было прочитать ход его мыслей.

– Благодарю, – ответил я. – Кстати, я не понял пару замечаний, отпущенных на мой счет. Не возражаете прояснить для начала?

– Что?

– Пару раз вы заметили, что у вас насчет меня есть виды. Что вы этим хотели сказать?

– Разве вы не знаете условий этой сделки?

– Боюсь, что нет, – признался я.

– Холидей должна мне тысячу баксов за обеспечение вашего побега. Я ей все давал в кредит.

– Не слишком рискованно с вашей стороны?

– Ну, видите ли, она принадлежит к тому типу женщин, которым трудно отказать. Не первый раз я предоставляю ей кредит, и она всегда погашала свои долги.

– Тем или иным способом?

– Тем или иным, – мягко подтвердил он. – Конечно, сейчас все будет по-другому, ведь вы поможете ей.

Я подумал, что ему не придется долго томиться в сомнениях насчет того, кто кому будет помогать.

– Ну конечно, – произнес я вслух.

– Полезайте в машину вздремнуть немного. Я разбужу, когда она позвонит.

– Обязательно, но сначала я хотел бы выпить немного молока.

– Молока?

– Да, молока. Уже два года прошло с тех пор, как я его последний раз пробовал.

– Я и сам люблю молоко, – признался он.

– Вот и отлично, – подытожил я. – Оказывается, у нас есть нечто общее.

– Да, но дело вовсе не в молоке, – подмигнул он.

– Действительно, молоко здесь ни при чем.

Улица была забита людьми и машинами. Это был тупик, через два квартала улица упиралась в большой универмаг и на этом обрывалась. В противоположном направлении находились деловые кварталы с многочисленными высотными зданиями. Большой город, и это было замечательно.

Я направлялся вверх по улице, разыскивая продовольственный магазин, с удовольствием свободно вышагивая в толпе по тротуару. Урчание грузовиков звучало для моего уха сладкой музыкой. Магазин оказался совсем неподалеку, на его вывеске было написано «Хартфорд». Это был неплохой магазинчик с выпечкой, мороженым, овощным и фруктовым прилавками. Я разыскал ящик со льдом, он находился между консервированными продуктами и напитками в бутылках. У меня было чувство, что я оказался в сказочной стране.

Ящик со льдом был просто огромным, дверца, которую я открыл, была размером в человеческий рост, и в воздухе сразу приятно запахло сливочным маслом, но ни одной бутылки молока видно не было.

Все было на месте: и сыр, и масло, бутылки с пивом и лимонадом, но молока не было. Я так и замер с рукой на открытой дверце, и тут до меня донесся скрежет по полу деревянного ящика. Обернувшись, увидел человека в белой робе, волочившего за собой ящик с молочными бутылками.

– Как будто потер лампу Аладдина, – сказал я, когда он поравнялся со мной.

– Поздно выехал с завода сегодня. Эта чертова машина для мойки бутылок опять сломалась.

Я сочувственно улыбнулся, взял пару бутылок по две пинты, и в этот момент в проходе рядом со мной появился худощавый мужчина в хорошо сшитом двубортном костюме.

– Мы оба немного запоздали сегодня, Джо, – заметил он молочнику.

– Доброе утро, мистер Хартфорд. Опять эта чертова машина для мойки бутылок сломалась.

Мистер Хартфорд кивнул и пошел дальше, с парой бухгалтерских книг и пачкой денег в руках. Я попытался понять, откуда он появился, и заметил, что лестница, очевидно, ведущая в контору, проходит прямо над ящиком со льдом. «Так вот откуда вы появились, сэр…»

– Когда вы обычно привозите молоко?

– Ну, где-то в девять тридцать. – С этими словами он начал перекладывать бутылки на металлические полки ящика со льдом.

– А кто завозит молоко в тот магазин вверх по улице?

– Вы имеете в виду «Эй-один»? Да я. Это моя последняя остановка по пути сюда.

– Да, мне кажется, я встречал вас там. До скорого…

– Пока…

По дороге я еще прихватил пакет с печеньем, расплатился с кассиром за покупки и направился обратно в гараж. Мне было легко и приятно, я таращился в витрины магазинов, забитых всяким хламом, и вел себя как обыкновенный человек из толпы.

В самом конце гаража стоял грузовик с открытым капотом и без мотора, в его кабине мне и удалось устроиться. Я встряхнул бутылку с молоком, чтобы размешать сливки, собравшиеся у горлышка, открыл пакет с печеньем и начал свой пикник. Мне было наплевать, позвонит Холидей или нет. Я потихонечку потягивал молоко из бутылки. Первый глоток почему-то обманывает ожидания, но уже к четвертому-пятому ты наслаждаешься его вкусом. Некоторые несложные расчеты помогли мне прикончить обе бутылки и печенье почти одновременно. Я вытянулся на сиденье, предварительно положив свой револьвер на пол рядом с пустыми бутылками. Мои мысли занимал супермаркет вверх по улице. Мистер Хартфорд в половине десятого или чуть раньше с пачкой денег отправляется в банк – это я понял из его беседы с молочником. Остальное было детской забавой. Если встретить молочника в магазине «Эй-один» минут эдак в пять десятого… Надо же с чего-то начинать…

Я уже был готов задремать, как почувствовал запах горелой резины. Трудно было определить, откуда он исходит. Неподалеку Нельс смазывал «зефир». Я поднял револьвер с пола, спрятал его в карман и подошел к нему.

– Что это за запах?

– Мейсон жжет ваши шмотки…

– Где он это делает?

– Вон там. В аккумуляторной.

Я пересек зал, направляясь к массивной металлической двери. Она была приоткрыта, и я вошел внутрь. В углу Мейсон ацетиленовой горелкой кромсал какие-то вещи в сооружении, напоминающем кузнечный горн. Из-за шипения горелки он меня не слышал, и я подошел ближе. В этот момент он занялся парой моих тюремных ботинок, которые уже лежали на груде золы. Когда он потянулся к баллону, чтобы выключить газ, то заметил меня. Стало необычно тихо.

– Я почувствовал запах, не мог понять, что это, и пришел сюда, – оправдался я.

– А ты любопытный, – сказал он, снимая темные очки.

– Просто хотел узнать, что это было.

– Нельзя смотреть на пламя горелки без защитных очков, стоит ли портить глаза?

– Я запомню ваш совет, – сказал я, отворачиваясь.

– Еще один совет: я не люблю любопытных, – сообщил он мне вслед.

Спустя некоторое время я почувствовал, как Мейсон трясет меня за руку.

– Холидей зовет тебя к телефону.

Когда он захлопывал за мной дверь грузовика, то заметил пустые молочные бутылки.

– Я вижу, что с молоком у тебя все в порядке. Только не стоит разбрасывать пустую посуду. Или тебя больше не волнуют отпечатки пальцев?

– Ты начинаешь меня утомлять. Оставь эту ерунду для детских сказок. Где тут телефон?

– В конторе…

Я взял со стола телефонную трубку. Холидей удалось снять квартиру, и все было в порядке. Затем она стала объяснять, как до нее добраться.

– Мейвудский автобус до Монтил-стрит. «Марракеш апартаментс», один-один-четыре. Да, записал… Хорошо, прямо сейчас… Где мне сесть в автобус? Угол Второй и Центральной?.. До скорого… – Я повесил трубку. – Она сказала, что ты очень беспокойный человек, это и в самом деле так, а, Мейсон?

Это ему немного поубавило спеси.

– Увидимся позже. Не забудь стереть мои отпечатки пальцев с молочной посуды. У тебя же на меня как-никак виды…

Глава 4

Я купил дневной выпуск одной из местных газет. Несмотря на катастрофу с дирижаблем «Эйкрон», пропавшим где-то над Атлантикой, наше дело было вынесено на первую страницу.

Четыре жертвы на тюремной ферме Двое охранников и двое заключенных

Подобного, говорилось в статье, давно уже следовало ожидать от таких закоренелых преступников, как Токованда (погибший заключенный) и Коттер (сбежавший), которые работали на тюремной ферме. Близость свободы не давала им покоя. Таких матерых рецидивистов надо держать за неприступными стенами государственных тюрем…

– Монтил-стрит… – объявил водитель.

Я сложил газету и вышел из автобуса. Улица была застроена старыми двух-трехэтажными зданиями цвета ржаного хлеба. Островок рассыпающихся домов в стиле рококо в океане современных построек. Бензозаправочная станция и несколько открытых стоянок автомашин были совсем рядом. Нужный мне дом стоял на углу, как раз возле автобусной остановки. Это было обшарпанное здание с дешевыми квартирами, «Марракеш апартаментс».

Я прошел внутрь, миновал небольшой коридор с конторкой в углу и оказался в холле. Нашел дверь с номером один-один-четыре и постучал по ней костяшками пальцев. Холидей открыла, и я прошел внутрь. Раньше чем мне удалось заговорить или показать газету, она повисла у меня на шее и захлопнула дверь ногой. Целуя, я обнаружил, что на ней только тонкий халатик, небрежно наброшенный на голое тело. Она прижалась ко мне своими небольшими крепкими грудями, и в ушах у меня зазвучала музыка, все хоралы Баха, слившиеся в одной восхитительной ноте, а перед глазами вновь возникло Эльдорадо. Вскоре я понял, чем почувствовал, что она ведет меня в спальню…

Скорее всего я заснул. Но даже во сне можно ощущать некоторые вещи: мне было тепло и покойно, я был в безопасности. Потом это чувство стало исчезать, наступало пробуждение. Я открыл глаза и осмотрелся. Шторы были задернуты, сквозь щель пробивалась узенькая золотистая полоска дневного света. Очевидно, уже полдень. Холидей в постели не было. Я прислушался, пытаясь определить, где она. Ни шороха, ни звука. Я прошел в гостиную, обставленную дешевой мебелью, потом на крошечную кухню. Когда возвращался в спальню, входная дверь распахнулась, и на пороге появилась Холидей. На ней была серая шерстяная юбка, белая блузка и зеленый клетчатый жакет, в руках она держала холщовую продуктовую сумку. На лице блуждала улыбка.

– Не боишься простудиться?

Я взглянул на себя и обнаружил, что стою абсолютно голый.

– Только что проснулся и отправился разыскивать тебя.

– Ходила в магазин, звонил Джинкс, он зайдет к обеду.

Я был рад этому, у меня было к нему деловое предложение.

– Пока ты будешь стоять тут голышом, никакие мысли об обеде мне и в голову не придут. Почему бы тебе не одеться?

– Одну минутку, – согласился я.

Она отправилась на кухню, а я в спальню, где нацепил шорты, и затем присоединился к ней.

– Вот так гораздо лучше, – сказала она. – Любишь грибной суп? – Она достала жестянку с консервированным супом.

– Я все люблю, – отозвался я и взял со стола батон хлеба.

Он был еще теплый.

Последней она выложила газету, которой я немедленно занялся.

– Похоже, сегодня был побег из тюрьмы, – заметила Холидей.

Нам по-прежнему уделили внимание на первой странице, но теперь информации было намного больше. Токо был представлен закоренелым убийцей, входившим в первую десятку врагов общества. Теперь уже стало ясно, почему он решился на побег – представители полиции из Иллинойса уже должны были забрать его туда, где Токо предстал бы перед судом за убийство пожилого хозяина небольшого магазинчика.

Токо – убийца, Джек-потрошитель! Эта мразь входила в первую десятку отъявленных преступников! Я чуть было не рассмеялся.

Никогда в своей жизни не читал столько чепухи.

– А разве он не рассказывал тебе об этом?

– О чем?

– Что его разыскивали за убийство.

– Да он не был на это способен, – рассмеялся я.

– Он никогда не рассказывал тебе про это убийство?

– Хватит! Этот желторотый слюнтяй с цыплячьим сердцем? Слушайся он меня, его никогда бы не убили. Джек-потрошитель, о Господи, какая чушь…

– А почему ты думаешь, он решился на побег всего за десять месяцев до освобождения? Должен был предстать перед судом, вот почему. Это был его единственный шанс. Терять ему было нечего. Ты что, считаешь меня круглой идиоткой?

– Ну хорошо. Он был убийца, закоренелый убийца.

– Не стоит ревновать, – отрезала Холидей.

– Ревновать? К нему? К этому желторотому воришке?

Она сделала шаг вперед и хлестнула меня по лицу. Я инстинктивно закрыл глаза и ударил ее коленом в промежность. Раздался глухой протяжный стон. От сознания, куда я ударил, стало не по себе. Во рту появился солоноватый привкус крови. Я отправился в ванную и ополоснул лицо холодной водой, а когда выпрямился, увидел Холидей.

– Не будем ссориться, – сказала она.

– Я тебя прощаю. Кстати, что ты собираешься делать с его телом?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, ты должна сделать заявление, сестра все-таки. Они знают, что ты навещала его в тюрьме. Если они не смогут связаться с тобой, то подумают, что ты замешана в этом деле.

– Подумают? Да они уже давно это знают. – Она резко повернулась и вышла, а уже через минуту появилась с газетой в руке.

«Тюремный инспектор допросил Бейкона, почтальона, доставлявшего письма Токованды к сестре. Он признал, что предупредил ее, когда полиция перехватила письмо к ней».

– В тот же момент, когда почтальон сказал мне, что письмо в руках полиции, я поняла – Токо не жилец, если только не опередить полицейских. Через своего знакомого связалась с Мейсоном, и он все устроил. Единственная проблема была в том, чтобы успеть вытащить его оттуда до появления полиции.

– У тебя хорошие друзья: почтальон, какой-то парень в Чикаго, Мейсон. Да, ни единого врага во всем свете.

– Старый ревнивец.

– Чушь, – возразил я. – Я не ревную. Встретил тебя пару недель назад и вряд ли увижу когда-нибудь в будущем.

Ее глаза сузились, она сняла свой зеленый жакет и театральным жестом перекинула его через плечо, двумя руками стянула с себя блузку и швырнула мне в лицо, а пока я избавлялся от нее, расстегнула юбку. Бюстгальтера на ней не было. Потом она освободилась от трусиков, бросила их за кровать, сделала пару шагов ко мне и замерла, широко расставив ноги и уперев руки в бедра.

– Повтори, что ты сказал, – потребовала Холидей. – Скажи мне, что завтра ты меня уже не увидишь.

Я дал ей пощечину, она с приглушенными рыданиями упала на кровать, и я рухнул на нее сверху, понимая, что она была абсолютно права.

– Ну послушай, – начал я, пытаясь перевернуть ее на спину. – Выслушай меня.

Она судорожно сглотнула и буквально впилась в мои губы, притянув меня к себе. Последнее, что я еще запомнил, – это шум воды, льющейся в ванной…

Глава 5

Спешащие на работу люди заполнили автобус. Я опустил свой десятицентовик в кассу и протиснулся в заднюю часть салона, держа в руках бумажный коричневый пакет с едой, и всем было ясно, что я тоже направляюсь на работу. Первые страницы газет по-прежнему занимали сообщения о нашем побеге, но передовицы уже переключились на морскую катастрофу. «Эйкрон» затонул во время шторма где-то у берегов Нью-Джерси с семьюдесятью тремя членами экипажа и пассажирами на борту, включая командующего военно-воздушными силами контр-адмирала Мофетта. Все разговоры были только об этом. На меня никто не обращал внимания, и мой коричневый пакет был, пожалуй, не нужен. Я сошел на углу с шестью или семью другими пассажирами и направился к гаражу, как будто все годы только этим и занимался.

Джинкс с Мейсоном поджидали меня в конторе.

– Хочу тебя предупредить, – начал Мейсон, – не стоит терять времени впустую.

– А я хочу поскорее рассчитаться за Холидей, – успокоил я его и посмотрел на Джинкса: – У тебя все готово?

– Как договаривались, но боюсь сначала надо рассчитаться с Мейсоном.

Я посмотрел на Мейсона. Тот с хитрой ухмылкой поглаживал воображаемую бороду.

– Я сбрил их на прошлой неделе, – заметил он.

– Не понял.

– Бакенбарды, – пояснил Мейсон. – Ты что, думаешь я Санта-Клаус? Десять процентов – и я смогу привести машину в порядок! Или ты считаешь, что гонял на самосвале?

– Это Джинкс сказал тебе о десяти процентах? – переспросил я с улыбкой. – Он просто меня не понял…

– В таких вещах я не ошибаюсь, – перебил меня Джинкс. – Речь была именно о десяти процентах.

– Разговор был о двадцати пяти, Джинкс. – Я подмигнул ему, так чтобы Мейсон мог заметить это и думал, что я у него на крючке. – Двадцать пять процентов Мейсону за машину.

– Это уже лучше. Кстати, говорят, тебе не понравился цвет моего «зефира»?

– Мне и сам он не нравится. – С этими словами я бросил свой сверток в мусорную корзину. – Слишком бросается в глаза. Мне нужен черный «форд» с мотором «меркьюри», как у полицейских…

– Ну, пока для тебя и «зефир» не так уж плох!

– Сгодится для этой работы, но в последний раз. А затем ты достанешь мне черный «форд» с номерными знаками другого штата, восемь или девять комплектов…

– О Господи! – воскликнул он. – Для оборванца, чей дом – тюрьма, у тебя не слабые запросы!

Я проигнорировал его реплику и повернулся к Джинксу:

– А как насчет оружия?

Тот кивнул на Мейсона:

– У него все есть.

– Говорили, ты не любишь револьверы, – вставил Мейсон.

– Ты прекрасно знаешь, что мне нужно.

Он поколебался с минуту и достал из верхнего ящика стола пару вороненых автоматических «кольтов» с отделанными костью рукоятками. Я примерил их в руке, положил один на стол и разрядил оставшийся. Проверил упругость подающей пружины, снова зарядил его, занялся оставшимся и посмотрел на них.

– Господи, какое представление ты нам устроил, – саркастически заметил Мейсон.

Я изо всех сил резко ударил его носком ботинка по больной ноге. Он заревел и сложился пополам. Когда же он выпрямился, лицо было перекошено от боли.

– Не надо говорить со мной таким тоном, никогда, – посоветовал я.

– Господи! Ральф, – прохрипел Джинкс, – какого черта…

– Ты понял? – снова обратился я к Мейсону. – Не говори мне больше об этом.

– Это уже слишком, убирайся отсюда!

Я даже не посмотрел в его сторону.

– Сколько я тебе должен за эту пару?

– Убирайся. – Тут он снова застонал. – Хватит, убирайся.

– Так сколько?

Мейсон зло посмотрел мне в глаза. Наконец заговорил:

– Пару сотен за оба.

– Ну вот и договорились. – Я знал, что это слишком много, но спорить не хотелось. – Ну пошли, – обратился я к Джинксу.

– Деньги, – потребовал Мейсон.

– Через часок занесу, – успокоил я его. – Рассчитаюсь сразу за все, включая черный «форд». Не переживай, скоро вернусь, и ты это знаешь…

Он уселся на стул и поджал свою искалеченную ногу, бережно устраивая ее, как младенца. На лице его по-прежнему застыла гримаса боли. Я кивнул Джинксу, и мы отправились в гараж забрать «зефир».

– О Господи, Ральф, – начал Джинкс, как только мы тронулись, – не надо было делать этого, ведь он же калека…

– Тем более ему нужно быть поосторожнее в выражениях.

Мы выехали на улицу и влились в поток транспорта.

– Да, но без его помощи…

– Не он, так кто-нибудь другой. Все дело в «капусте». Ты только посмотри на этих молодчиков, Кэрписа, Дилинджера, Пирпонта. С их мозгами и начальной школы не закончить. А они процветают. Ответ один – деньги. Если им потребуется Мейсон, они его купят. То же и насчет полицейских. У них есть баксы, и никакой шериф не помеха…

– Какой смысл сорить деньгами, – прервал затянувшееся молчание Джинкс. – У тебя же есть пушка тридцать восьмого калибра. Зачем покупать другую?

– Не люблю револьверы, я же говорил. Терпеть их не могу. Поэтому заказал ему пистолеты. Где он их только раздобыл? Совсем новенькие…

– С этим добром у него проблем нет. Его зять в полиции работает в оружейной. Пистолеты, винтовки, автоматы, слезоточивый газ. Все, что пожелаешь.

– Звучит неплохо.

– Особенно для молодого парня. – Тут он повернул за супермаркет. – Где паркуемся?

– Не важно, – бросил я ему. Часы на приборной доске показывали пять минут десятого. – Время точное?

– Проверил полчаса назад. – Тут Джинкс наконец нашел место для стоянки между двумя авто. – Если твои расчеты верны, он может появиться с минуты на минуту.

– Если только посудомоечная машина снова не сломалась, – отозвался я.

– Что ты сказал?

– Шутка. Лента с тобой?

– Конечно. – Он достал из кармана два мотка скотча двухдюймовой ширины, такие можно было купить в любом магазине. – А как насчет масок?

– Все на месте. – Тут я расстегнул пиджак, чтобы он мог видеть пару забавных масок, какие дети надевают на Хэллоуин, приколотых к рубашке, и дал ему одну из них. Это была забавная рожица, измазанная сажей. Моя же изображала лицо девочки с пухлыми, румяными щечками, огромным ртом и длинными ресницами. Он молча убрал свою в карман. – Холидей купила их в магазине игрушек.

– У нее этого добра и так хватает. Баба с юмором, точно?

– Может быть…

– Местная полиция у меня попляшет, прежде чем мы смотаемся отсюда на запад. – Он подтолкнул меня, и я увидел молочный фургон, заезжавший в задний двор магазина на разгрузку. – Этот? – спросил Джинкс.

– Похоже, да…

Тут я заметил молочника. Это был Джо. Он уже заполнял ящики бутылками с молоком.

– Думаешь, справишься с ним без моей помощи? – заволновался Джинкс.

– Будь уверен.

Молодой грузчик в сером фартуке вышел из служебного входа и направился к грузовику.

– Привет, Джо…

– Привет, шалопай…

Рабочий залез в кузов и стал наполнять плетеную корзину упаковками с маслом и сыром, что-то оживленно рассказывая шоферу. Потом он скрылся за дверью магазина. Джо отправился за ним с ящиком, который тащил за веревку, привязанную к ручке.

– Ты все помнишь?

– Наизусть. Я поеду за тобой, припаркуюсь у входа, войду в магазин и буду ждать тебя у ящика со льдом.

– Правильно. – Я вышел из машины.

– Я не забуду скрестить пальцы на удачу, – сказал он мне вслед.

– Оставь это до следующего раза, – посоветовал я ему.

Он завел мотор и выехал на улицу, а я неторопливо направился к грузовику. Из двери показалась толстуха с бисквитом в руке и бумажной сумкой, набитой продуктами. Когда она ушла, я залез в грузовик, достал пистолеты, снял с себя пиджак и шляпу и спрятал за спинкой сиденья. Один я убрал в карман брюк, а другой взял в руку, и тут появился Джо. Теперь уже его ящик был пуст. Он забросил его внутрь, влез следом за ним и только тут заметил меня.

– Иди сюда, – приказал я.

Джо был испуган. Я не дал ему закричать и сильно ударил рукояткой пистолета чуть выше уха. Раздался глухой треск, как будто лопнула спелая дыня, и он упал ничком. Пока я тащил его внутрь, подальше от посторонних глаз, в голове крутилась только одна мысль: не испачкать бы кровью его белую куртку. Наконец я смог натянуть ее на себя, надел его кепку и еще раз ударил его по голове – разумно предполагая, что это не даст ему прийти в себя раньше времени. Кепка оказалась немного тесноватой, но долго в ней расхаживать я не собирался. Наконец мне удалось устроиться за рулем грузовика и выехать на улицу. Краем глаза я заметил, как за мной пристроился Джинкс.

Я свернул за угол, проехал вдоль улицы, ведущей к Хартфорду, и остановился прямо на обочине, оставив место для «зефира». Теперь можно было быть уверенным, что, когда настанет время сматываться, путь будет свободен. Приглушив мотор, я подождал, пока Джинкс припаркуется на свободное место, затем вышел из машины и стал наполнять деревянный ящик молочными бутылками. Джо тем временем истекал кровью. Даже трудно было поверить, что у старика может быть столько крови. Она даже образовала лужу на металлическом листе, покрывавшем пол, и стекала к дренажному отверстию в кузове. Я взял из корзины четвертьфунтовую пачку масла и заткнул ею дырку. Потом вылез из кузова и потащил за собой ящик с молочными бутылками. На меня никто не обращал внимания. Тут появился Джинкс, он изображал покупателя.

– Машина у входа.

– Ну что ж, тогда пошли.

Я закрыл крышку ящика, запихнул туда же пустую коробку и стал подниматься по лестнице, ведущей в контору. Отсюда торговый зал был виден как на ладони. С дюжину покупателей бродили между стеллажами с товарами, и все это было похоже на рекламный плакат. На небольшой площадке в конце лестницы мы пригнулись и натянули карнавальные маски. Наконец я распахнул дверь конторы и шагнул внутрь с пистолетом в руке. Хартфорд сидел за столом, раскладывая чеки и подсчитывая выручку, за соседним, спиной ко мне, сидела женщина.

Хартфорд поднял глаза и хотел было что-то сказать, но тут заметил пистолеты и Джинкса за моей спиной.

– Руки за голову.

Он молча выполнил мое приказание, женщина обернулась, и я заметил телефонный аппарат на ее столе.

– Отойдите от телефона и ложитесь на пол.

Она медленно встала, нерешительно переминаясь с ноги на ногу – похоже, наш вид ее совсем не испугал.

– На пол, и поскорее. – Сзади меня послышался звук разматываемой липкой ленты. Женщина по-прежнему стояла у стола, и мне пришлось еще раз повторить свое приказание. Она медленно опустилась на пол. Джинкс запихнул ей в рот салфетку и залепил скотчем.

– Ложись же ты наконец. – Он толкнул ее на пол.

Хартфорд внимательно наблюдал за его манипуляциями.

– В сообразительности вам не откажешь, – обратился он ко мне.

– Ложись рядом с ней.

Джинкс проделал с ним то же самое и еще туго стянул ему лентой лодыжки и запястья за спиной.

– Теперь и у вас будет время поразмыслить. – Я убрал пистолет в карман и, не обращая внимания на мелочь, стал запихивать деньги и чеки в рубашку.

Потом мы, уже без масок, спустились в торговый зал. Он жил своей жизнью, все было как обычно…

Уже на улице я достал из грузовика пиджак и шляпу и бросил их в «зефир». Джинкс сразу же тронул с места.

– Ты был прав, черт возьми, – обронил Джинкс. – Не меньше двадцати кусков…

– Положим, поменьше, но для первого раза достаточно.

Добыча составила шесть тысяч сто сорок два доллара, и глаза у Мейсона просто полезли на лоб.

– Черт вас дери! – воскликнул он. – Вы что, накололи универмаг?

– Какое твое дело? – поинтересовался я.

– Какое дело? – переспросил он и повернулся к Джинксу: – Уж ты-то мог пошевелить мозгами, проклятый недоумок!

– Не стоит поднимать столько шума, – спокойно заметил Джинкс. – Это был не универмаг.

У Мейсона даже лицо почернело, он никак не мог сообразить, в чем дело. Тогда ему пришлось поближе рассмотреть чеки, лежавшие аккуратной стопкой, после чего у него начали дрожать губы.

– Хартфорд! Это был Хартфорд! Это еще хуже! Прямо на моей улице! Какого черта вы мне ничего не сказали?

– Я сожалею об этом, старина, – успокоил я его. – Мне неприятно, что ты так убиваешься, и с удовольствием поставил бы тебя в известность заранее, но только хочу заметить, что это абсолютно не твое дело!

С улицы доносился вой полицейской сирены. Мейсон отскочил, как будто его ошпарили.

– Идиоты! Накололи магазин у меня по соседству!

Теперь полицейские машины были уже совсем близко. Я заметил, что Нельс выбежал из конторы на улицу.

– Не стоит так убиваться, – посоветовал я Мейсону. – Дело сделано… Четвертая часть от нашей выручки составит пятнадцать сотен и сорок пять долларов плюс пару сотен за оружие да тысячу, которую тебе должна Холидей – это составит двадцать семь сотен и сорок пять долларов.

– Минуточку, – вмешался Джинкс, – а моя доля?

– Я как раз собирался этим заняться.

– Уж очень ты тянешь с этим делом…

– Господи! – снова завопил Мейсон. – Вы что, так и собираетесь препираться рядом с этой кучей денег? Сюда могут войти в любую минуту. Пройдем лучше в аккумуляторную.

– Ну ты голова! Хочешь сказать, что будет гораздо лучше, если нас застанут там?

– Поторопитесь и заканчивайте дележку, а потом убирайтесь отсюда, и я вас больше знать не желаю. С такими идиотами я дела иметь не хочу. Если бы только можно было представить, во что это выльется…

– Эта тысяча, что должна Холидей, ко мне не относится, – возразил Джинкс. – Вычти из навара семнадцать сотен и поделим остальное пополам. Это составит сорок четыре сотни и семь долларов. Отдашь мне два куска и…

Я хлопнул по столу.

– Уже все поделил. У тебя просто талант в арифметике, ты слишком быстро считаешь.

– Будь уверен… – Он направился к столу и стал отсчитывать деньги.

Вошел Нельс и удивленно уставился на кучу денег.

– Это от Хартфорда? – наконец спросил он.

– Дело не в этом, – ответил я ему. – Главное в том, что в грузовике за магазином лежит тело шофера. Он слишком стар, а мне пришлось его немного успокоить, и, боюсь, ему этого не перенести.

Мейсон даже не отреагировал. С него и так уже было достаточно. Он стоял и кусал губы. Нельс сообразил первым и посмотрел на «зефир», стоявший у дверей конторы.

– Тебе не о чем беспокоиться. Все чисто.

– Так на вас еще и мокрое дело, – наконец выговорил Мейсон.

– Очень может быть, – заверил я его.

Джинкс закончил свои расчеты и повернулся ко мне, держа в каждой руке по пачке денег.

– Из этой пачки ты рассчитаешься за свои долги.

Я отсчитал тысячу и протянул ее Мейсону, но тот даже не пошевелился.

– Давай бери. Это твои деньги.

– Через час полицейские ищейки перевернули здесь все вверх дном, – пробормотал он задумчиво, почти с сожалением.

– Остальное на столе. – Я держал деньги у него перед глазами. – Забирай…

Наконец Мейсон забрал их.

– Надо уладить еще пару мелких вопросов. На заднем сиденье машины ты найдешь куртку шофера и пару карнавальных масок. Пожалуй, их лучше сжечь. И эти чеки. На твоем месте…

– О Господи, – простонал он.

Я кивнул Джинксу, и мы вышли на улицу. Перед магазином собралась толпа, снова раздался вой сирены, на этот раз уже «скорой помощи».

– Думаешь, он не выживет? – заволновался Джинкс.

– Все может быть. У этих стариков очень хрупкие кости.

Когда я вернулся в квартиру, Холидей все еще была в постели, хотя уже и проснулась. Она лежала на спине, сцепив руки за головой. При моем приближении Холидей привстала, обнажив грудь, и тут я заметил, что она уже привела себя в порядок, накрасила губы и теперь молча улыбалась, разглядывая меня.

– У меня хорошая новость. Я заплатил твою тысячу.

– Теперь я в расчете? – спросила она.

– Пока да. – Я расстегнул рубашку и вытащил двадцатидолларовую банкноту.

– Это все, что осталось?

– Ты шутишь? – Тут мне пришлось извлечь из своих карманов оставшиеся деньги. – Работаю как пчелка и по крайней мере могу рассчитывать на чашку горячего кофе.

Она хихикнула и сбросила простыню.

– Что ты там бормотал по поводу горячего кофе?

«Когда-нибудь я смогу смотреть на нее спокойно», – подумал я, распихивая деньги по карманам.

– Пожалуй, тебя мучают галлюцинации, – возразил я, забираясь в постель прямо в одежде. – Даже и не заикался я ни о каком кофе…

Глава 6

Я сидел за кухонным столом и потягивал из чашки горячий кофе, рассказывая Холидей, что Мейсон вел себя как истеричная баба, и удивляясь, что такой трусливый паникер смог связаться с преступным бизнесом и значительную часть своего дохода получать именно от этих операций. Внезапно кто-то нетерпеливо забарабанил в дверь квартиры. Холидей испуганно посмотрела в мою сторону, да и у меня самого от неожиданности перехватило дыхание.

– Оставайся на месте, – посоветовал я, направляясь в гостиную.

Стук повторился, но уже громче. Я подошел к двери и снял пистолет с предохранителя.

– Кто там?

– Это я, Ральф Мейсон, – донесся до меня знакомый голос. – Впустите меня…

Все в порядке, это всего лишь Мейсон.

Размышляя, что могло привести его сюда, я убрал пистолет в карман и открыл дверь. Прежде чем мне удалось что-либо предпринять, двое полицейских, с оружием наперевес, втолкнули меня в комнату.

– Руки! – приказал тот, что был поменьше ростом.

Я повиновался. Высокий быстро подошел ко мне и вытащил пистолет из кармана моих брюк. Мейсон, который наблюдал за развитием событий из прихожей, вошел в комнату и прислонился к двери.

– Сукин сын, – бросил я ему.

– Спокойно, – предостерег меня тот, что поменьше ростом. – Раз уж ты вошел, то прикрой дверь. – Это уже Мейсону. – Рис, – обратился он ко второму копу, – займись дамой.

– Ее здесь нет, – быстро отреагировал я.

– Ну… – Он указал Рису пистолетом на дверь. – Мы все знаем. Эта дрянь тоже отправится вместе с нами.

– Поганый ублюдок! – обругал я Мейсона.

– Мы взяли его еще тепленьким, – сказал Рис.

– Я его знаю как облупленного, дерьмо паршивое!

– Спокойно, – опять предупредил меня коп.

С кухни донесся шум какой-то возни, заглушаемый воплями Холидей, и тут Рис втащил ее за руку в комнату.

Она все еще была босиком и в халатике, наброшенном на голое тело. Холидей была вне себя от ярости.

– Штучка та еще, – прокомментировал Рис ее появление.

Она резко вырвалась из его рук, подскочила к Мейсону и хлестко ударила его по лицу.

– Я же говорил, что это очень резвая дамочка, – сказал высокий.

– А ну перестань! – зарычал на Холидей коротышка.

– Да я тебя в клочья разорву… – начал было Мейсон, но тут же получил еще одну пощечину, и на лице его проступили три красных рубца от ее ногтей. В руках у него появился нож, раздался тихий щелчок, и из рукоятки выскочило блестящее, острое как бритва лезвие. Стоило ему только замахнуться, как коротышка резко ударил его стволом пистолета в челюсть, что-то хрустнуло, и Мейсон удивленно заморгал глазами, потирая левой рукой ушибленную скулу.

– Уберите ее от меня, – сказал он полицейским.

– Я же предупреждал, – ответил Рис.

А мне страшно хотелось запихнуть Мейсону в глотку ацетиленовую горелку, прямо в его поганую глотку, и прожечь в нем дыру размером с мой кулак.

– Убери свой нож и убирайся отсюда. Давай пошевеливайся, – приказал ему коротышка.

Мейсон повиновался, вытер лицо рукавом пиджака, молча повернулся и вышел. Невысокий полицейский захлопнул за ним дверь, убедился, что замок закрылся, и повернулся ко мне.

– Нельзя сказать, что мне приятно иметь с ним дело, – начал он. – Знаешь, что он сделал перед тем, как мы притащили его сюда? Засмолил в горшок двадцать семь сотен, что получил от тебя…

– Думаю, он ничего не знает о старухе, – перебил его Рис.

– Неужели? Ты и в самом деле ни о чем не подозреваешь? – Коротышка снова заговорил со мной. – У нее туберкулез.

– Какая еще старуха? – поинтересовался я.

– Та самая, чьего мужа ты забил до смерти в молочном грузовике, – спокойно ответил он. – У нее туберкулез. Мы отправим ее в Аризону…

– Ты хочешь сказать, за счет Мейсона? – вставил Рис.

– Ну, положим, это ему не по карману, – ответил ему коротышка. – Нам тоже придется кое-что добавить. И насколько может хватить его двадцати семи сотен? Ей нужен врач, сиделка, средства на пропитание, и не на один день. Так что штук шесть-семь, не меньше…

Тут меня осенило. Я сразу спросил себя, когда они смогли разузнать все это и уже начать сбор пожертвований в пользу какой-то старухи – ведь она стала вдовой меньше часа назад. Ответ был прост – это был шантаж и вымогательство. Быстро и по-деловому, видна работа профессионалов. Я даже содрогнулся при мысли, что любой коп, который ведет себя подобным образом, не задумываясь уберет тебя, как только получит деньги. Как будет отмечено в протоколе: убит при оказании сопротивления во время задержания, и все шито-крыто.

– Пора отправляться в управление, – прервал ход моих мыслей коротышка. – Как ты думаешь, может, лучше надеть на него браслеты, Рис?

– Подождем, ведь он еще даже не собрался…

– И я тоже, – заявила Холидей, распахнув обеими руками свой халат, предлагая им воочию убедиться, что под ним ничего нет. Все семь чудес света разом предстали перед его глазами, и он как-то по-детски хмыкнул, с удивлением рассматривая открывшуюся перед ним картину.

– Можешь опустить руки, – обратился ко мне коротышка, убирая свой пистолет в кобуру, картинно задержал ладонь на рукоятке, облизнул губы, как бы взвешивая, оправдан ли в данном случае риск, и наконец отпустил ее.

Я опустил руки.

– Пожалуй, тебе лучше одеться, – посоветовал Холидей Рис.

– Может быть, ты мне поможешь? – Она отпустила полы халата, но по-прежнему даже не попыталась прикрыться.

– Пожалуй, я тоже оденусь, – обратился я к коротышке. Дело было не в ревности, просто мне хотелось добраться до своего пиджака. Он лежал в ногах на кровати, и все деньги остались в его карманах. И это было все, что мне нужно, – деньги. А я не хотел, чтобы эти питекантропы добрались до них, так что дело вовсе не в ревности.

– Всему свое время, всему свое время, – повторил он несколько раз.

– Мне действительно жаль эту старуху… – протянул я.

Как только он заметит пиджак и начнет искать оружие, то тут же найдет и заберет деньги. Тут уж мне будет бесполезно что-либо доказывать – мне никто не поверит.

– Да, у нее оказался туберкулез.

– Я слышал, ее нужно отправить в Аризону. – Нужно было сообразить, далеко ли Холидей откинула простыню, чтобы укрыть его.

«Чертовски хорошее место эта Аризона. Хотел бы я сам побывать там однажды, даже если не подхвачу туберкулез. Два или три автобуса отправляются туда ежедневно, никаких проблем».

Даже если простыня закрывает только часть пиджака, может быть, он его не заметит. Меньше всего ему сейчас следовало бы интересоваться моим пиджаком. Но мне нужно поторапливаться и добраться до него первым. Ведь если это ему удастся, то ничто не спасет наши шеи от веревки. Если же я все-таки доберусь до пиджака и заплачу им, то у меня остается надежда, что все разговоры про Аризону не были пустой болтовней. Да и если это не так, то многое еще может случиться в этой комнате, где только двое вооруженных полицейских. Ведь за стальными решетками тюрьмы, где тебя охраняет целая сотня этих молодчиков, уже ничего хорошего не предвидится…

– Нет возражений, если я внесу посильный вклад в сбор средств для пожилой дамы? – поинтересовался я.

– Тебе не придется этого делать, – парировал он. – Мы сами…

– Но я с удовольствием… Мне известно, какая неприятная штука туберкулез. А с деньгами все равно придется расстаться, так уж лучше их отдать этой старухе, чем вернуть обратно в магазин. Ей они нужнее…

– Тут даже и спорить не о чем. Ну… – задумался он, – и сколько ты бы смог предложить?

– Сотен четырнадцать…

Сумма его явно не удовлетворила, у него даже рот скривился.

– Ну, у тебя железные нервы! У тебя не меньше шести кусков, не так ли? Четырнадцать сотен…

– Это все, что осталось, – возразил я. – Мейсон получил двадцать семь, а напарник двадцать. Вот уже больше четырех штук, остается всего четырнадцать сотен. Это у нас первое дело здесь, и мы как раз собирались отправиться в Аризону. Неужели вы думаете, что я стал бы препираться из-за ерунды? Но это все, что осталось, – четырнадцать сотен.

– Хорошо-хорошо, – согласился он. – Ну и где же они?

– Здесь, в кармане пиджака.

– А он где?

– На кровати, в ногах. Накрыт простыней. Сейчас найду.

– Не стоит беспокоиться, – остановил он меня и сделал пару шагов к двери в спальню, все время поглядывая в мою сторону. – Эй, Рис…

– Да?

– Принеси пиджак этого парня. Он лежит на кровати, в ногах…

Через мгновение из открытой двери вылетел мой пиджак и шлепнулся у его ног, пистолет глухо стукнул об пол. Он поднял пиджак, извлек из кармана оружие и переложил к себе. Затем появились деньги. После этого он пхнул его ногой к дивану.

– Нам нужна хотя бы сотня, добраться до Аризоны.

Он оставил мою просьбу без внимания, сложил все деньги в карман и снова посмотрел на дверь спальни.

– Эй, Рис! Тащи сюда эту стерву! – закричал он.

Это напугало меня. Если он собирался отпустить нас, то зачем приводить сюда Холидей? Он все-таки собирается забрать нас, вот в чем дело. Ну хорошо, сукин сын. Я буду кричать на суде об этих деньгах, даже если никто не захочет меня слушать…

Рис и Холидей вышли из спальни. На ней был твидовый костюм, в руках – шляпка и туфли.

– Может быть, я все-таки оденусь? – зашипела она.

– Зачем? – сказал коротышка. – Ты ведь никуда не собираешься…

– Разве мы не заберем их в управление? – удивился Рис.

– Лучше оставим так как есть…

– В таком случае, – оживился Рис, – может быть, мне лучше помочь ей раздеться…

Коротышка выразительно посмотрел на него и повернулся к Холидей:

– Встань-ка с ним рядом.

Холидей заколебалась, и Рис указал ей место пистолетом, который он не выпускал из рук ни на минуту.

– Ты что, не слышала? Встань рядом с ним…

«Ну вот и все, – подумал я. – Они не собираются даже забирать нас и просто пристрелят прямо здесь, на месте».

Холидей подошла ко мне, я немного отстранился, так чтобы она оказалась между мной и пистолетом, с которого я ни на секунду не спускал глаз. Указательный палец Риса согнулся на спусковом крючке. Мне удалось повернуться у нему боком, и как только он начнет стрельбу, я собирался броситься на коротышку.

– А теперь послушай, – начал тот, – вы уберетесь из города немедленно. На разных автобусах…

– Все понятно, на разных автобусах, – заверила его Холидей. – Не беспокойтесь, мы не вернемся…

– Пошли… – бросил коротышка уже на ходу.

Я глазам своим не верил – Рис тоже вслед за ним направился к выходу.

– Мистер, – услышал я свой голос, – может быть, вы оставите мне хотя бы оружие?

Они остановились. Коротышка посмотрел на Риса, тот в ответ пожал плечами. Тогда он извлек из кармана мой пистолет, вынул патроны из магазина и бросил его на диван. Рис сделал то же самое.

Когда дверь за ними закрылась, я все еще не верил в свою удачу. Это как в кошмарном сне – ты ускользаешь от громадного чудовища, но знаешь, что в любую минуту оно появится вновь и все начнется сначала. Я обернулся к Холидей и увидел, что все это время она смотрела на меня. Я плюхнулся на диван, у меня даже не было сил поджать колени.

– Я бы не хотел повторения ни за миллион долларов, ни даже за десять.

– Да, хуже не бывает, – согласилась она.

– Это точно.

– Ну, не так уж все и плохо…

– Если только для слабоумного, то да. Или для тебя, – огрызнулся я. – Ты чертовски долго щеголяла голой перед этой свиньей. Тебя хлебом не корми, только дай покрутить перед кем-нибудь голым задом…

– Ты просто ревнуешь, вот и все…

– Чушь, – парировал я.

– Ты больше ни о чем думать не можешь? Все так прекрасно получилось, мы смотаемся из этого городишки чистыми и свободными. А ты разоряешься из-за того, что какой-то коп видел меня голой. Лучше подумай, как нам повезло.

– Я только об этом и думаю. – Мне удалось наконец подтянуть свои ноги. Я забрал пистолеты, встал с дивана, поднял пиджак и отправился в спальню, где извлек из-под стопки нижнего белья два снаряженных магазина, снарядил пистолеты и дослал по патрону в каждый ствол, потом взял пиджак и распихал оружие по карманам.

Холидей наблюдала всю эту сцену, стоя на пороге.

– Куда ты собираешься?

– И часа не пройдет, как я вернусь.

– Хватит! – Она заслонила собой выход. – Ты прихлопнешь Мейсона, и тогда нам отсюда уже не выбраться. Держись от него подальше…

– У меня даже в мыслях ничего подобного не было, – успокоил я ее.

– Тогда что же у тебя на уме? Послушай, – торопливо заговорила она, – Джинкс получил свою долю, и если они зацепят его, пусть сам выкручивается.

– И Джинкс меня сейчас тоже не волнует. Мы на мели, и нам нужны деньги, чтобы выбраться из этой дыры.

– Нет, – возразила она. – Это слишком рискованно. У меня кое-какая мелочь осталась. Достаточно, чтобы убраться отсюда.

– Сколько?

– Долларов двадцать…

– И куда мы сможем добраться на эти деньги?

– Достаточно далеко…

– Уйди с дороги, – потребовал я.

Она обхватила меня за плечи и тряхнула.

– Ты что – сумасшедший? Нам надо убраться отсюда подальше! На нас висит мокрое дело! Нельзя испытывать судьбу…

– Хватит меня трясти…

Она затихла, но по-прежнему держала меня за плечи.

– В любую минуту они могут передумать… – У нее на губах появилась белая полоска слюны.

– Неужели это ты еще вчера так ловко управлялась с пулеметом? Или это был кто-то другой…

– Сукин сын. – Тут она снова принялась трясти меня.

– Хватит меня трясти…

– Кому-то же нужно вытрясти из тебя душу, дерьмо поганое, – заорала Холидей.

Я ударил ее левой рукой в живот, она отскочила к двери, согнулась и упала на руки, все еще причитая сквозь слезы.

– Заткнись и выслушай меня внимательно. – Я подошел к ней поближе. – Заткнешься ты наконец! Слушай меня внимательно!

Холидей медленно подняла голову, но раньше чем она смогла посмотреть мне в лицо, раздался стук во входную дверь. Я был настолько ошарашен, что первое время не мог даже пошевелиться. Холидей приподнялась и уселась прямо на пол. Было видно, что она сильно испугана. Я медленно направился к двери, на ходу вынимая пистолет из кармана. Стук повторился. Это был нетерпеливый стук испуганного человека, что меня несколько успокоило, и я открыл дверь, держа указательный палец на спусковом крючке.

Там стоял Джинкс, я пропустил его и прикрыл дверь плечом. Он был вне себя от ярости.

– Мейсон заложил нас, сукин сын, он продал нас с потрохами, – начал Джинкс.

– Черт побери, Джинкс, мы давно все знаем, – оборвала его Холидей. – Если ты что-нибудь против него имеешь, то улаживай это дело сам, без помощи Ральфа. Не втягивай его в это дерьмо.

– Никуда я не собираюсь его втягивать, – вспыхнул он. – Я хочу предупредить вас, а ты набрасываешься на меня прямо с порога.

– У нее небольшая истерика, – успокоил я, – оставь ее в покое.

– Я видел, как он садился в полицейскую машину. Будь у меня пистолет, этот сукин сын остался бы там навсегда…

– Если хочешь посчитаться с Мейсоном, то займись этим самостоятельно, – не унималась Холидей. – Не втягивай в это дело Ральфа. Нам надо сматываться, и поскорее. Без тебя. Тебе придется подыскать себе другое место…

Джинкс удивленно уставился на нее, потом на меня и нахмурился.

– Что это с ней?

– Я же говорил, у нее истерика.

– Мы сматываемся из этого города. Они приказали убраться отсюда, и поскорее, – снова завела она свою песню.

– Ты можешь поверить, что это та самая подруга, с которой ты имел дело вчера?

– Нет, конечно…

– Видишь? – обратился я к ней. – Успокойся и посмотри на вещи спокойнее. Все в наших руках. Дай мне самому найти выход из этой ситуации.

– Ты и так уже достаточно поработал, дерьмо.

– Ну зачем же так…

– Этот хромой сукин сын даже не предупредил меня о полицейских в штатском, – снова заговорил Джинкс. – Он спокойно дал им выйти на меня.

– Я тебя понимаю, они нас тоже обобрали подчистую.

– Меня никто не обчистил. Я даже не думал, что это вымогательство. Мне казалось, что меня вот-вот сцапают. Черт бы с этими деньгами…

– Минуточку, – перебил я его. – Ты хочешь сказать, что все деньги остались у тебя и этим парням платить не пришлось?

– Я же не знал, что это шантаж, думал, что они пришли арестовать меня.

Мы с Холидей переглянулись, и в мыслях у нас было одно и то же: если он не заплатил этим ребятам, значит, деньги у него есть.

– Как же ты выкрутился?

– А они меня не знали в лицо. Я работал в магазине, когда полицейские появились со служебного входа и спросили, как найти Джинкса Рейнера. Я ответил, что он за прилавком, и сделал ноги, и ни о чем таком не догадывался, пока не увидел, что инспектор и Рис не арестовали вас и ушли одни. Тут мне все стало ясно.

– Инспектор? – переспросил я. – Этот коротышка и есть инспектор?

– Да. Инспектор Вебер.

«Ну-ну, – подумал я. – Возьми себе с полки пирожок, инспектор».

– Так что деньги ты сохранил? – оживилась Холидей.

– Конечно. Два куска. Они со мной. – С этими словами он похлопал себя по правому карману брюк.

– Это великолепно! – обрадовалась Холидей, и я понял, что в эту минуту она думает только о том, чтобы выбраться отсюда поскорее.

– Замечательно, – поддержал я ее, но подумал совсем о другом.

– Да лучше бы я отдал этим парням половину и спокойно остался здесь, чем оставить все и сматываться неизвестно куда. Я уже начал привыкать к этому городу.

– Ты сможешь устроиться где-нибудь еще, – не успокаивалась Холидей. – Мы сможем встретиться в Денвере, Далласе или Канзас-Сити.

– Теперь она готова даже встретиться с тобой, – заметил я. – Теперь ты ей больше нравишься.

– Заткнешься ты наконец, дерьмо, – огрызнулась она.

– Ну, может быть, все не так уж плохо, как ты думаешь. У меня для тебя сюрприз, – перебил я ее. – А тебе не придется сматываться из этого городка, – обратился я к Джинксу. – Возможно, я смогу для вас кое-что сделать.

– Вы только послушайте его…

– Не надо, – попросил я.

– Большой человек, – съязвила она. – Он-то уж знает, как обращаться с полицейскими. Ты бы видел, как он с ними разговаривал.

У нее снова начиналась истерика. Она чувствовала, что может рассчитывать на эти две тысячи, и боялась потерять эту возможность.

– Пусть он расскажет тебе, как все было. «Я смогу для вас кое-что сделать». Большой человек. Почему же он тогда был так напуган…

– Ну хорошо, я был испуган и признаю это. Но теперь совсем другое дело, видит Бог, совсем другое.

– Ты бы видел его пять минут назад, – не унималась она.

– Многое может произойти всего за пять минут, – ответил я. – Очень многое. У меня возникла неплохая идея.

– Тебе когда-нибудь приходилось выслушивать столько чепухи? – демонстративно обратилась она к Джинксу.

– Ну конечно, тебе трудно оценить это, – сказал я. – Это трагедия всей твоей жизни, ты не способна переваривать чужие мысли на уровне, доступном даже дебилу.

– Ради Бога, хватит выпендриваться. Может, лучше самому пошевелить мозгами? Ты просто дрянь…

– Но не совсем обычная дрянь, – мягко заметил я, – а дрянь с университетской степенью, коллекцией комплексов, за которые доктор Ломброзо отдал бы свою левую руку, и легким снобизмом, о котором говорят галстуки от Шарве, рубашки от Брукса и обувь от Пила…

«Идиоты, плотоядные скоты, – подумал я. – Долго я с вами не задержусь, только до тех пор пока это будет необходимо…»

Тут в воображении передо мной предстала обнаженная Холидей: в постели, под душем, в машине; от нее веяло такой первобытной страстью, что у меня все заныло внутри, – я понял, что все это чушь собачья, и хотя бы только поэтому она всегда будет мне нужна…

– Хватит трепаться, пора убираться отсюда, – бросила она, направляясь в спальню.

Джинкс настороженно посмотрел на меня.

– Послушать ее, так мы живы только благодаря ее молитвам, – начал я. – А ты точно уверен, что этот парень – инспектор?

– Более чем уверен…

– Он слишком подставился с таким явным вымогательством. С этим инспектором можно иметь дело. Надо подумать, что из этого можно выжать. Может быть, нам и не стоит так спешить уезжать из этого города и задержаться здесь еще на какое-то время. Как ты считаешь?

– Это было бы отлично…

– В конце концов, что мы теряем? – поддержал я его.

Холидей появилась на пороге спальни в шляпке, с жакетом, наброшенным на руку, и дорожной сумкой в руках.

– Остается только решить, куда мы направляемся, – заявила она.

– Оставь это мне, – опередил я Джинкса. – Мы уже решили, куда отправиться.

– Ну и куда же?

– Никуда.

Она решила, что я пошутил, и посмотрела на Джинкса. И она сообразила, что это не шутка, когда я передал ему один из своих пистолетов.

– Мы остаемся здесь, – сказал я. – И на этот раз не спорить!

– Я и не спорю… – выдохнула она. – И никогда с тобой спорить не собираюсь. Ты просто чокнутый, а я собираюсь уехать отсюда подальше. – Тут Холидей посмотрела на Джинкса: – Ты не подкинешь мне сотенку?

– Конечно. – Он подошел ко мне. – Слушай, Ральф, почему бы нам не остаться вместе? Почему мы должны разбежаться в разные стороны?

– Это ее решение, и я здесь ни при чем. Дай ей сотню, и пусть проваливает хоть в самый Чикаго. Там она была счастлива со своими влиятельными дружками. В Чикаго у нее и врагов-то нет…

– О Господи… – снова вздохнула она.

– Все, что тебе нужно делать, – это слушаться меня. Больше от тебя ничего не требуется.

– О Господи… – простонала Холидей, опуская сумку.

Рано утром люди из местной радиостудии привезли портативное звукозаписывающее устройство, фонограф, запасные иголки, микрофон и полсотни футов кабеля. Джинкс расплатился и прикупил у одного из них еще подержанный набор инструментов. После их ухода из спальни, где я держал ее все это время, появилась Холидей.

– Рискованно играете, очень рискованно, – запричитала она.

– Не понимаю, что тебя смущает, – терпеливо успокоил я. – Сама же видела, как ведут себя копы, когда запахнет легким заработком. Если они за пять поколений ни капли не изменились, то почему это должно случиться в течение одного дня?

– Все равно…

– Может, ты попридержишь свои мысли при себе? Мне эта идея нравится. Все совершенно безопасно. Это ясно даже для меня. Иди лучше приляг и постарайся заснуть.

– А как ты заманишь их сюда, чтобы сделать эту запись?

– Легко и просто. У Джинкса ведь осталось еще восемнадцать сотен, – объяснил я. Она молча задумалась. Неужели мне всегда придется им разжевывать все до мелочей, чтобы объяснить свои замыслы? – Эти восемнадцать сотен шелестят очень тихо – ты вряд ли услышишь их на другом конце комнаты, – но любой коп распознает за милю. Дело в том, что их уши очень хорошо слышат этот шорох, уж так они устроены.

Она с сомнением покачала головой, поглядывая то на меня, то на Джинкса, который занялся звукозаписывающим устройством и не обращал на нее никакого внимания.

– Иди приляг, – посоветовал я ей. – Постарайся уснуть. С аппаратом все в порядке? – спросил я Джинкса.

– Вполне. Отличная штука. – Тут он извлек микрофон. – Подыскиваю для него место.

Он уселся на диван и взял в руки небольшой радиоприемник, стоявший на столике, как бы примериваясь.

– Я спрячу его здесь, – наконец заговорил он, – вытащу динамик и поставлю на его место микрофон, думаю – сойдет.

– Я тоже об этом подумал. Как раз за этой стеной находится встроенный шкаф. Можно просверлить отверстие прямо за диваном, и никто ничего не заметит.

– Послушай… – перебил он. – Не надо за меня думать. Думай лучше за нее, а за меня не надо.

«Когда все это закончится, все козыри будут в моих руках, и я покажу тебе, кто здесь думает».

– Я просто хотел помочь, – сказал я вместо этого.

– Мне не нужна помощь, – огрызнулся он. – Иди приляг и постарайся уснуть.

Джинкс отправился в спальню и осмотрел шкаф. Через минуту он вернулся.

– Подойдет. Все будет о’кей.

Я посмотрел на Холидей:

– Ты слышала, что он сказал. Смотри веселей…

Глава 7

Я вышел из автобуса на углу, испытывая истинное удовольствие от того, что могу делать это с видом человека, многие годы пользующегося этим маршрутом, ветерана, так сказать. Привычное, обыденное поведение вызывает подозрение меньше всего. Любой посторонний на этом месте будет много суетиться, расспрашивать окружающих, постарается выяснить, где ему выходить; обычное дело для любого чужака. Но я всегда щепетилен в такого рода делах. До мельчайших подробностей я повторял действия человека, для которого все происходящее обычное, рутинное дело. И поскольку на меня никто не обратил внимания, я был уверен, что мне удалось поймать удачу за хвост.

Мой путь пролегал вдоль по улице прямо к гаражу Мейсона, и я смешался с пестрой полуденной толпой. Навстречу мне шли девушки и женщины с ярко накрашенными губами, парни в полотняных костюмах или рубашках, фетишисты всех мастей – любители сигарет, сигар, трубок и зубочисток. Этих фетишистов легко было распознать с первого взгляда, но одному Богу известно сколько тут таких, главным грехом которых была серость и посредственность: обычные, простые, ужасно заурядные люди, пушечное мясо на случай войны. Какова же цель жизни у этой шумной толпы копошащихся ничтожеств? Пара долларов прибавки? Гамбургер с картошкой на обед?

Перед витринами Хартфорда было спокойно. Мальчишка за овощным лотком поправлял пучки салата, дворник подметал тротуар. Кругом царила рутина.

Гараж Мейсона выглядел не лучше, кругом тишина и спокойствие, но это была неправда, ведь именно поэтому я сюда и заявился. Полицейские упустили Джинкса и теперь расставили засады. Одна из них наверняка находилась в гараже, на тот случай если он попытается добраться до Мейсона. Там скорее всего дежурили люди в штатском – один на телефоне, другой у служебного входа, – я-то уж знаю о чем говорю. Полицейские приемы похожи на геометрические задачи – все по правилам, и ответ всегда в конце книжки.

Я задержался в дверях, и человек в штатском, стоявший у стола с телефоном, тупо посмотрел в мою сторону. Ему было уже за пятьдесят, это был полицейский со стажем – его лицо просто излучало злобу, а такое выражение можно приобрести только после долгих лет службы в полиции.

– Ну? – поинтересовался он.

– Могу я видеть Мейсона?

– По какому поводу?

– Я насчет машины.

– Какой машины?

– Любая сойдет, мне нужно кое-что перевезти.

– И куда ты направляешься?

Коварство и осторожность предстали передо мной в совершенно новом обличье – с животиком и в громадных ботинках. Выслеживая зверя на охоте, не забудь удостовериться, что идешь за ним против ветра; с крайней осторожностью двигайся в чаще леса, постарайся не наступать на сухую ветку и не шуршать листвой. Заруби себе на носу, что зверь вверяет свою жизнь своим чувствам: зрению, обонянию и слуху, а поскольку охотник не знает, до какой степени они развиты у дичи, то он всегда должен вести себя крайне осторожно и быть начеку.

Своими вопросами мистер Большеногий немало пошелестел листьями в кустах.

– Да никуда я не собираюсь, – успокоил я его. – На самом деле. Просто хочу подождать здесь, покуда Мейсон и инспектор Вебер не появятся. Правда, инспектор хотел, чтобы я поскорее убрался из города. Так что лучше позвать сюда Мейсона…

Он глупо уставился на меня, затем нахмурился, и на широких скулах заходили желваки. Пожалуй, он даже не удивился, что его инкогнито было сразу раскрыто. Похоже, эта мысль еще только зарождалась в бездонных глубинах его сознания. Ход процесса легко читался у него на лице. И наконец его прорвало.

– Так инспектор нашел тебя… – медленно выдавил он.

– Да.

Другой субъект в штатском, ошивавшийся у задней двери, вошел в контору. Ему было около тридцати – слишком молод, чтобы приобрести соответствующее выражение лица, но этот бутон уже готов был вот-вот зацвести.

– Что здесь происходит, Рей? – поинтересовался он.

– То же, что и всегда. Нас по-прежнему держат за простаков. Инспектор Вебер хочет, чтобы этот парень убрался из нашего города, – бросил тот на ходу, направляясь к двери. – Мейсон! – Его голос мог быть слышен в самом дальнем закоулке гаража.

Все это время молодой полицейский не сводил с меня глаз.

Было видно, что они оба обескуражены.

– Где Джинкс Рейнер? – спросил он.

– Понятия не имею, – заверил я.

– Возможно, – сказал Рей, возвращаясь на место, – он приберегает его для инспектора.

– Если бы я знал, где сейчас Рейнер, то, конечно, сказал бы вам. Вы что думаете, мне хочется увидеть инспектора, чтобы меня сцапали?

– Что тебе надо? – раздался позади меня голос Мейсона.

– Машину.

– Черный «форд» с мотором «меркьюри», без сомнения…

– Боюсь, я был слишком претенциозен. – Тут на его лице появилась насмешливая ухмылка (присутствие двух полицейских просто творит с людьми чудеса). – Черный «форд» может подождать. Сойдет любая. Я подумал, что ты или Нельс сможете увезти меня с Холидей из города.

– Вы бы послушали его еще совсем недавно, – обратился Мейсон к полицейским. – Тогда он пел совсем по-другому. К сожалению, ничем не могу помочь, старина Ральф, чертовски сожалею об этом. – Это уже ко мне. – С каким удовольствием бы я отвез тебя с дамой куда-нибудь, чтобы подставить потом свою спину вам под пули.

– Ты меня неправильно понял. Я на тебя зуб не держу…

– Попроси кого-нибудь другого…

– Но кого? Да и на это совсем нет времени. Мне просто нужно выбраться из этого города. – Тут я вытащил восемнадцать сотен. – Я могу заплатить. Восемнадцать сотенных. Ты же не думаешь, что инспектор обчистил меня подчистую?

– Мне наплевать, даже если бы это были восемнадцать тысяч долларов… или даже миллионов. Убирайся отсюда…

Рей покосился на своего партнера, стараясь угадать, куда ветер дует. Гиппопотам уже готов был снова продираться сквозь чащу.

– Бен, – сказал он, – мы должны раскрутить этот намек на Джинкса Рейнера. Мы смогли бы подбросить этого парня по четвертой магистрали до границы штата…

– Нет, – оборвал его Бен.

– Одну минуту, – не унимался Рей. – Так дела не делают. Инспектор хочет, чтобы этот парень убрался из города. Почему бы ему не помочь? Мы почешем ему спину, и он в долгу не останется…

– Нет, – настаивал Бен. – Это невозможно. Он сам смотается рано или поздно.

«Ну конечно, смотается, – хотелось мне заверить его. – Конечно этого куска пирога на все управление не хватит, так что хватай его, пока он у тебя под боком».

– Я не хочу связываться с инспектором.

– Чертов инспектор… – пробормотал Рей.

– Убирайся, – посоветовал мне Бен.

Мне осталось только подчиниться. Уже почти на улице я обернулся. Мейсон заковылял в глубь гаража. Уж я-то знал, куда он направился. К другому телефону, звонить этому чертову инспектору.

Проклятый инспектор. Он настолько силен, что обтяпает это дельце, если сможет, конечно. Ну хорошо. Большая рыба пожирает маленькую, маленькая слопает малька и так далее.

Такова жизнь. «Привет, мама. Инаугурация закончилась, и я звоню тебе из Белого дома. Привет, инспектор. Мне потребуется пара полисменов сегодня вечером, чтобы разворошить этот гадючник».

Если только…

Не должно быть никаких «если», и уже мое дело – проследить за этим…

Я постучал в дверь, но мне никто не ответил. Тогда я постучал громче. Все было по-прежнему, изнутри не доносилось ни звука. Мне пришлось постучать в дверь ногой, и она медленно, к моему искреннему удивлению, отворилась, ведь никакого движения за дверью слышно не было. Я вошел, Джинкс появился из-за нее и закрыл дверь. Неудивительно, что ничего не было слышно – он стоял босиком.

– Похоже, ты начинаешь приобщаться к цивилизации, – заметил я.

– Что? – не понял он.

– Ты снимаешь носки и туфли, прежде чем открыть дверь, – пояснил я, – ты меня разочаровал.

– Ну… – неуклюже попытался оправдаться он. – Я как раз собирался помыть ноги.

– Застегнись, – миролюбиво посоветовал я ему.

Если дело касалось Холидей, на мужиков сердиться было просто невозможно. Тут и она появилась из спальни – ни морщинки на платье, прическа просто безупречна, а на лице приветливая улыбка. Ну просто жена викария направляется в церковь. Мне хотелось ей глотку перерезать, но я сдержался. Хотя она прекрасно понимала, что мне известно, как минуту назад она забавлялась в кровати с этим идиотом, ее непробиваемому спокойствию можно было позавидовать – ни капли смущения или раскаяния на ее лице не было. Я понял, что это страшный человек, и у меня что-то оборвалось внутри.

– Быстро же ты обернулся, – дружелюбно приветствовала она меня.

– Долго ли умеючи, – бросил я камень в огород Джинкса, повторяя про себя, что хватит нюни распускать и пора заняться делом. Этот чертов инспектор мог появиться в любую минуту. Позже у меня будет масса времени обдумать создавшееся положение, если…

Если только…

О Господи! Никаких «если»!

– Иди и подготовь аппарат к записи, – приказал я Джинксу.

– Все проверено и давно наготове.

– Тогда спрячься где-нибудь.

– Откуда ты знаешь, что он сейчас явится? – полюбопытствовал Джинкс.

– Черт побери, я все устроил так, что он должен прийти. Где твой пистолет?

– На крышке фонографа.

– Забери и мой, – протянул я ему свое оружие. – Подержи у себя. Думаю, у тебя хватит мозгов пустить их в дело, если ситуация выйдет из-под контроля.

– Все будет нормально, ты же в этом деле спец…

– Иди к аппаратуре, ты понял?

– Конечно, – согласился он. – Только постарайся держаться с ним поближе к микрофону.

– Постараюсь. Давай катись…

– У меня хватит времени обуться?

– Сначала застегнись…

Он глупо улыбнулся Холидей и отправился в спальню. Она бесстрастно наблюдала за ним.

– Прости меня, пожалуйста.

– За что? – недоумевала она.

– За то, что побеспокоил вас в самый неподходящий момент. Я стоял на лестничной площадке, а инспектор Вебер мог появиться с минуты на минуту, и мне просто необходимо было попасть в квартиру. Меньше всего мне хотелось лишать тебя удовольствия, но на этот раз ничего нельзя было сделать. Надеюсь, ты понимаешь…

– Конечно… – улыбнулась Холидей.

– Ты просто чудовище.

– Оставь свой сарказм.

– При чем здесь это, я просто хотел быть искренним. Ты страшный человек.

– Не будь занудой, – парировала она.

– Тогда, черт возьми, держи свои ноги крест-накрест, – сказал я, снимая пиджак и укладывая его на диван.

«Вся твоя привлекательность – это твой чувственный ротик, но мне уже не потребуются твои ласки, если ты не перестанешь укладываться в постель с каждым сукиным сыном, который с тобой поздоровался». Вот что мне хотелось высказать ей, но я сдержался, подумав, что Джинкс может услышать меня через микрофон. А мне не хотелось сейчас порывать с ним, он был мне нужен, да и его восемнадцать сотен лежали у меня в кармане.

– Что там случилось у Мейсона?

– То, что я и предполагал, – сухо ответил я. – У него в конторе сидят полицейские в штатском. Я показал им зеленые, и Мейсон сразу затрусил к телефону.

– Неплохо, – тут она немного успокоилась, – я очень беспокоилась за тебя.

– Отныне, если ты снова начнешь волноваться за меня, не стоит искать утешения в сексе.

Она вспыхнула, пытаясь что-то ответить, но, очевидно, не смогла подобрать нужные слова. В дверь постучали. От неожиданности мы едва не подпрыгнули.

– Помни, что я тебе сказал. Слушайся моих советов, – я старался говорить как можно мягче.

«Спокойнее, спокойнее, – увещевал я себя. – Все идет по плану…»

Я глубоко вздохнул и направился к двери. На пороге стояли инспектор и его подручный, но на этот раз вид их не был столь решителен, скорее, они напоминали мелких торговцев вразнос, пытающихся всучить вам абсолютно ненужную вещь.

– Не возражаете против нашего вторжения? – спросил инспектор.

– Ну почему же… конечно, нет, – заверил я и закрыл за ними дверь.

– Несколько странно опять застать тебя в этих апартаментах, – начал Вебер. – Мы-то думали, что вы уже на пути в Аризону…

– Я пытался это сделать, хотел достать машину.

– Не меньше трех автобусов в Аризону ежедневно, парень. Я же говорил тебе…

– Да, сэр. Я помню, – ответил я.

«Спокойнее, спокойнее. Не надо нервничать. Все в твоих руках и не о чем волноваться: он у меня на крючке, остается только подвести его к микрофону…»

– Не хотелось бы, чтобы вы сочли меня нахалом. Я не из тех твердолобых придурков, которые делают как раз противоположное тому, что от них требуют. – Тут я уселся на диван. – Конечно же, я сделаю все, как вы сказали, и уеду из этого города. Разве мы не собираемся уехать из города? – обратился я к Холидей.

– Поверьте, это именно так, – сказала она, улыбаясь Рису, очевидно, ей в голову опять пришла та же самая мысль, которая посетила ее с полчаса назад, черт побери.

– И когда же? – спросил инспектор с видом отца, отчитывающего своего сына. – Неужели ты не ценишь, когда к тебе хорошо относятся? Я дал тебе шанс. Может быть, это было моей ошибкой с самого начала…

«Ну, коп, сейчас ты узнаешь, было ли это ошибкой. Ты еще не раз пожалеешь об этом, сукин ты сын». Мое сердце наконец стало биться ровнее, и я почувствовал себя спокойнее.

– Я на самом деле ценю ваше отношение ко мне, сэр, и как раз собирался на автобус в Аризону. Холидей подтвердит это. Разве мы не собирались в Аризону, как советовал нам инспектор Вебер, не так ли? – назвал я его по имени. Пусть оно будет записано машиной.

– Конечно, все именно так и было, – ответила Холидей. – Но мы не знали, как это сделать без денег…

Она вульгарно расселась на другом конце дивана, широко расставив ноги и подобрав юбку, и Рис тут же склонил голову набок, стараясь получше рассмотреть предложенную картину. Вы поняли, что я имел в виду? Трудно винить его за это…

– В том-то и дело. Вы же забрали у нас почти все, осталась только какая-то мелочь. Мне пришлось разыскать парня, который помогал мне в том деле. У него еще оставалась его доля – два куска.

– Его как раз ищут Пратт и Дауни, – сказал Рис инспектору.

– И тебе это удалось? – спросил Вебер.

– Да, сэр. Он дал мне несколько сотен.

– Совсем немного. Всего восемнадцать, – сухо заметил он.

Я притворился, что удивлен их осведомленностью:

– Ну, сэр, от вас ничего не скроешь, надо держаться подальше от гаража Мейсона.

Да я и сам бы мог догадаться, но мне неизвестно, где бы еще можно достать машину. Только поэтому я и отправился туда. Я извлек из кармана пачку баксов и стал разглаживать ее на колене. – Вот они, эти восемнадцать сотен. Сколько из этой суммы можно будет оставить себе?

– Ну, на этот раз нам нужно будет еще кое о ком позаботиться, – неторопливо сказал он.

– И кто же это? – спросил Рис.

– Пратт и Дауни…

– Но зачем?

– Не будь дураком, – резко отчитал его инспектор. – У них тоже голова соображает. Как ты думаешь, почему они ему дали уйти? Не будем обострять отношения… – Тут он забрал у меня деньги, отсчитал пару двадцаток и десятку и протянул их мне.

– Ну вот…

– Побойтесь Бога, инспектор, – взмолился я. – Всего пятьдесят долларов?

– Нечего мотаться по этим чертовым гаражам, если виноват. Я же приказал тебе убираться из города. Как, ты думаешь, теперь к этому отнесутся мои ребята? На кого они будут иметь зуб – на тебя или на меня?

– Я об этом не подумал, – сказал я, убирая купюры. – Послушайте, инспектор, тот парень, что помог мне провернуть дельце с магазином Хартфорда, живет в этом городе, кстати, это его идея с магазином. Мы уедем в Аризону, это точно… Но нельзя ли нам еще немного пожить в этой квартире, потом провернуть какое-нибудь дельце и сразу смотаться? Здесь мы в безопасности, последний раз мы были в масках, так что нас никто не знает – а вы уже получили достаточно…

– Я тебе не верю, – оборвал он меня.

– Естественно, но есть же люди, которым можно доверять. Нам нужны только двое, можете выбрать их сами. Дело стоящее, не меньше двадцати штук. Всего двое парней, обеспечить нам прикрытие и отход. Если мы начнем юлить, можете сразу накрыть нас с поличным. Вы же инспектор и можете провернуть это дело…

Идея использовать копов для прикрытия когда-то промелькнула у меня в голове, и больше я к ней не возвращался. Но сейчас, кажется, этой цели можно было достигнуть без долгих переговоров. Лицо инспектора оставалось непроницаемым, хотя было заметно, как округлились его глаза, он посмотрел на Риса, потом на меня.

– Какого черта, – продолжил я. – Давайте доберемся до настоящей добычи.

Он поправил узел своего дешевого галстука, внимательно разглядывая мое лицо, как будто на нем можно было прочитать исход этой операции. Потом взглянул на своего подручного и кивком указал ему на спальню. Прекрасно! Два агента полиции удаляются на переговоры, и тут я вспомнил про Джинкса, спрятавшегося в стенном шкафу. Если инспектор что-нибудь заподозрит, то обыщет все вдоль и поперек. А подобное предложение уже само по себе могло вызвать подозрения. О Господи, похоже, на этот раз я немного переиграл, без всякой надобности. Ведь они и так уже были у тебя на крючке, но нет, твой талант, твой злой гений или садизм, если хотите, закрутили эту карусель. У меня все внутренности похолодели, потом как будто кто-то сжал их и начал скручивать, как резиновый моторчик в игрушечном самолетике. С другого конца дивана доносилось тяжелое дыхание Холидей, чувствовалось, что она напугана до смерти. Раздался скрип открываемой двери в спальню, и тут я сообразил, что надо предупредить Джинкса, что это не мы с Холидей, а инспектор и Рис направляются к нему.

– Инспектор, инспектор, – сказал я, оборачиваясь. Это задержало его на мгновение. – Вы должны извинить нас за беспорядок в спальне, – улыбнулся я. – Горничная там еще не убирала.

– Джинкс! – воскликнула, всхлипывая, Холидей, когда они закрыли за собой дверь. Ее всю трясло.

Я жестом приказал ей сесть на место и надеялся, что этот сукин сын плотно закрыл за собой дверцы, как ему было сказано. Сейчас уже ничего не поделаешь. Все хорошо, все идет нормально. Я снова показал Холидей жестами, чтобы она угомонилась и села на место. Она, все еще дрожа, с ужасом посмотрела на закрытую дверь спальни. Неужели это она еще пару дней назад поливала огнем из пулемета охрану нашего лагеря? Трудно будет найти даже одну женщину из миллиона, которая, будучи застигнута врасплох в спальне с другим мужчиной, выйдет оттуда с таким достоинством и выдержкой. Она могла быть чудовищной, но не там где надо и не в то время. Лучше бы сейчас взяла себя в руки, а не дрожала от страха. Мне тоже не по себе, но не до такой же степени! Я немного наклонился вперед, напрягся, готовый вскочить в любую минуту, и снова дал ей жестом понять, что все идет нормально, но она-то понимала, что это просто мое желание…

– О Господи, я знала, что из этого ничего не получится, – простонала Холидей.

Я подскочил к ней, схватил за плечи и прошептал на ухо:

– Черт побери, сядешь ты наконец! – С этими словами я подтолкнул ее к дивану и снова занял свое место, прислушиваясь к шорохам в спальне.

Тишина. Холидей по-прежнему осталась стоять, как завороженная уставившись на дверь в спальню. Мне снова пришлось успокаивать ее жестами, но теперь я уже больше был уверен в своей правоте. Если что-то и могло произойти, то уже давно произошло бы. Ведь начни они обыскивать комнату, давно уже наткнулись бы на Джинкса. Я почувствовал облегчение и немного расслабился, сердце с каждым ударом билось ровнее. Улыбнувшись, я махнул рукой Холидей: садись же ты наконец, все в порядке.

Только она это сделала, как на пороге спальни появились Вебер и Рис.

– Ну и что это будет за работенка? – раздался голос инспектора.

Я посмотрел ему в лицо. Ни малейших следов подозрения. Мои внутренности окончательно перестали вибрировать и заняли свои привычные места.

– Точно не знаю, сэр. Это идея моего приятеля…

– Где он сейчас?

– Трудно сказать, но я смогу с ним связаться…

Ко мне подошел Рис. С момента своего появления из спальни он даже не взглянул на Холидей. Очевидно, его мысли были заняты тем, что у него находится ниже пояса.

– Когда ты собираешься провернуть эту операцию? – спросил он.

– Мы не вдавались в подробности. Он только сказал, что можно провернуть выгодное дельце, но нам потребуется помощь, детали мы не обсуждали, это была его идея.

Рис посмотрел на инспектора, а тот, в свою очередь, на меня.

– Ну, вот что ты сделаешь. К девяти часам ты приведешь своего друга сюда, и мы обсудим детали.

– Я постараюсь, сэр. Я буду очень стараться.

– Что ты хочешь этим сказать – ты постараешься? Ты же сказал, что сможешь с ним связаться.

– Конечно, сэр, но мне трудно сказать, сумею ли я сделать это до девяти. Он сейчас затаился, и до него очень трудно добраться. Так что, если до девяти я с ним не свяжусь, вы уж не сердитесь.

Он поковырялся мизинцем в ухе, внимательно осмотрел свою добычу и вытер палец о брюки.

– Мне незачем просто так ходить сюда. До завтра тебе времени хватит?

– Уверен, хватит.

– Позвони мне в управление. Если меня не будет на месте, скажешь, что звонит мистер Бейкер.

– Да, сэр. Мистер Бейкер… Инспектор, а как насчет тех двух, в штатском, что были в гараже – Пратта и Дауни? Что, если Мейсон притащит их сюда?

– Все, что тебе нужно делать, – это разыскать своего приятеля.

– Да, сэр.

Он повернулся и тут посмотрел на Риса. Тот не обращал ни малейшего внимания на нашу беседу и стоял спиной к инспектору, разглядывая Холидей: губы его были сложены трубочкой, нижняя челюсть подалась вперед. Проклятый идиот показывал Холидей, чем бы он хотел с ней заняться. Он даже не понял, что беседа окончена.

– Когда ты будешь готов, Джордж… – спокойно обратился к нему инспектор.

Рис вздрогнул и повернулся.

– Ах да, конечно. Я уже закончил…

Инспектор кивнул и направился к выходу, за ним засеменил Рис. Они ушли не оглядываясь. Я на цыпочках подошел к двери и удостоверился, что она закрылась на замок. Затем я лег на пол, приложил ухо к двери и прислушался. До меня донеслись удаляющиеся шаги, затем все стихло. Я встал на ноги и поспешил в спальню.

– Джинкс! Джинкс! – прошептал я у стенного шкафа и открыл дверь, из-за которой он и появился.

– Ты записал разговор? Все получилось?

– Все в порядке. Но не надо было так рисковать, если бы ты не намекнул мне, что они идут в спальню…

– Ты же знаешь, – весело перебил я, – всегда шевелю мозгами.

– Ну да, шевелишь. Откуда ты взял, что я предлагал тебе кого-то ограбить. Ни о чем подобном и не слышал, тем более такая сумма…

– Надо было просто заинтересовать их, чтобы заполучить сюда еще разок, – успокоил я его. – Ну пошли, послушаем запись.

– Нет! – завопила Холидей. – Они могут вернуться!

– Остынь.

Она присела. Лицо ее снова приняло озабоченное выражение, а губы дрожали.

– Ну что ты за женщина, в конце концов? То ты демонстрируешь чудеса храбрости, то дрожишь как осиновый лист, то лупишь по копам из ручного пулемета, то перепугана до смерти. Сплошные крайности… Нервная система – штука деликатная, можно и с ума сойти. Расслабься.

– О Господи… – простонала она.

– Ну пожалуйста. Я только хочу послушать запись. Джинкс сделает звук потише…

Наконец Холидей пожала плечами, и мы все втроем сгрудились вокруг звукозаписывающей машины. Джинкс взял запись, смел пыль с бороздок пластинки, поставил ее на вращающийся диск и включил мотор, послышалось легкое шипение.

– Прибавь немного звук, – попросил я.

– …опять застать тебя в этих апартаментах, – раздался голос инспектора. – Мы-то думали, что вы уже на пути в Аризону…

– Я попытался это сделать, хотел достать машину, – ответил ему мой голос…

– О Господи, мой голос совсем не похож.

– Его узнать нетрудно, – заверил меня Джинкс.

– Это еще у двери, а я-то думал, что надо стоять только рядом с микрофоном…

– Сам удивляюсь, – согласился он.

– Ну-ка поставь сначала.

Джинкс поставил звукосниматель на начало и снова включил вертушку.

Стук во входную дверь.

Я. Помни, что я тебе сказал. Слушайся моих советов.

Пауза, звук отпираемой двери.

Инспектор. Не возражаете против нашего вторжения?

Я. Ну почему же… конечно, нет.

Звук закрываемой двери.

Инспектор. Несколько странно опять застать тебя в этих апартаментах. Мы-то думали, что вы уже на пути в Аризону…

Я. Я пытался это сделать, хотел достать машину.

Инспектор. Не меньше трех автобусов в Аризону ежедневно, парень. Я же говорил тебе…

Я. Да, сэр. Я помню. Не хотелось бы, чтобы вы сочли меня нахалом. Я не из твердолобых придурков, которые делают как раз противоположное тому, что от них требуют. Конечно же, я сделаю все, как вы сказали, и уеду из этого города. Разве мы не собираемся уехать из города?

Холидей. Поверьте, это именно так.

Инспектор. И когда же? (Пауза.) Неужели ты не ценишь, когда к тебе хорошо относятся? Я дал тебе шанс. Может быть, это было моей ошибкой с самого начала… (Пауза.)

Я. Я на самом деле ценю ваше отношение ко мне, сэр, и как раз собирался на автобус в Аризону. Холидей подтвердит это. Разве мы…

…Инспектор, инспектор, вы должны извинить нас за беспорядок в спальне. Горничная там еще не убирала.

Звук захлопывающейся двери.

Джинкс снял звукосниматель с пластинки.

– Тут они вошли в спальню, – сказал он, – а у меня не было времени выключить мотор, ведь они могли услышать щелчок переключателя, так что я оставил все как есть…

Мотор продолжал вращаться и производил довольно много шума.

– О Господи, – заметил я. – Как он гудит.

– Я набросил на него жакет Холидей. Вот так. – Тут он укрыл аппарат ее жакетом. Гул заметно уменьшился. – Видишь, Холидей, не один он быстро соображает.

– Давай проиграем конец записи. Когда они вернулись из спальни.

Он снова поставил звукосниматель на пластинку.

Я. Точно не знаю, сэр. Это идея моего приятеля…

– Нет, что-то пропущено. Он спрашивал меня, что это будет за дело.

– Я не смог записать, – объяснил Джинкс. – К тому времени, когда я снял жакет Холидей с аппарата, он уже сказал это.

– Начни сначала, – попросил я.

Я. Точно не знаю, сэр. Это идея моего приятеля…

Инспектор. Где он сейчас?

Я. Трудно сказать, но я смогу с ним связаться…

Рис. Когда ты собираешься провернуть эту операцию?

Я. Мы не вдавались в подробности. Он только сказал, что можно провернуть выгодное дельце, но нам потребуется помощь, детали мы не обсуждали, это была его идея.

Инспектор. Ну, вот что ты сделаешь. К девяти часам ты приведешь своего друга сюда, и мы обсудим детали.

Я. Я постараюсь, сэр. Я буду очень стараться.

Инспектор. Что ты хочешь этим сказать – ты постараешься? Ты же сказал, что сможешь с ним связаться.

Я. Конечно, сэр, но мне трудно сказать, сумею ли я сделать это до девяти. Он сейчас затаился, и до него очень трудно добраться. Так что, если до девяти я с ним не свяжусь, вы уж не сердитесь.

Пауза.

Инспектор. Мне незачем просто так ходить сюда. До завтра тебе времени хватит?

Я. Уверен, хватит.

Инспектор. Позвони мне в управление. Если меня не будет на месте, скажешь, что звонит мистер Бейкер.

Я. Да, сэр. Мистер Бейкер… (Пауза.) Инспектор, а как насчет тех двух, в штатском, что были в гараже – Пратта и Дауни? Что, если Мейсон притащит их сюда?

Инспектор. Все, что тебе нужно сделать, – это разыскать своего приятеля.

Я. Да, сэр.

Пауза. Здесь мы с инспектором наблюдали, как Рис намекал Холидей на то, чем он хотел бы с ней заняться.

Инспектор. Когда ты будешь готов, Джордж… Рис. Ах да, конечно. Я уже закончил…

Пауза. Звук открываемой и закрываемой двери.

Джинкс снял звукосниматель и выключил мотор. – Великолепно. Отличная запись, – похвалил я. – Одна фраза пропущена…

– Подожди, вот проиграем ему эту запись. – Я рассмеялся. – Уж он-то ничего не пропустит.

Холидей пребывала в сумрачном расположении духа, которое не покидало ее все время прослушивания записи. Я предложил ей сигарету и зажег спичку. Она не поднимала глаз.

– Мне казалось, что прослушав запись, ты немного успокоишься, – подбодрил я ее.

Холидей по-прежнему молчала.

– Похоже, она не произвела на тебя никакого впечатления.

– Нет.

– Черт побери! Мы снова на коне… Чего же ты хочешь?

– Дай ей самой пораспоряжаться… Это ее немного позабавит, – вмешался Джинкс.

Она даже не посмотрела в его сторону.

– Ты злишься, что это была моя идея?

– Не будь дураком.

– Ну хорошо, – согласился я. – Отныне это твоя идея. Распоряжайся. Ты слышишь, Джинкс?

– Какая разница? – возразил Джинкс. – Мы все завязаны в этом деле. Я-то не возникаю по поводу руководства, хотя и выложил восемнадцать сотен.

– Ну чего можно ждать от женщины, которая не понимает, ради чего мы рискуем. Вот смотри, – теперь я обращался к Холидей. – Ты не сможешь активно вмешаться в игру, потому тебя и гложет злость из-за того, что эта идея первому пришла мне в голову – так уж получилось.

– Большой человек. Хозяин, – снова завела она свою песню.

– Это ни к чему хорошему не приведет, – заметил Джинкс.

– Я просто ей не нравлюсь, – пояснил я. – Она невзлюбила меня с первого взгляда.

– Это до добра не доведет. – Джинкс встал между нами, неодобрительно качая головой.

– Конечно, черт побери, ни к чему не приведет. Разве только в морг, и очень скоро.

– Кто это так напуган? У кого штаны мокры от страха? И ты еще хочешь думать за нас! Взбалмошная истеричка хочет руководить нами! У тебя настроение меняется каждую минуту, то ты паникуешь, то бьешься в истерике, вот когда мы окажемся в морге, сама будешь соображать…

– У меня хватило ума вытащить тебя из той вонючей тюряги, – вспыхнула она.

– Дело было не во мне, – огрызнулся я. – Тебе нужно было вытащить своего братца, а его убили. Отлично ты все спланировала.

Она подалась ко мне, ее глаза горели злобой.

– Послушайте… – Джинкс пытался удержать ее за руку, но она рывком освободилась от его опеки.

– Ты послушай, – сказала она ему. – Этот сукин сын просто ненормальный. Черт побери его вместе с его проклятым интеллектом и университетским образованием. Может быть, он и может поглядывать на нас свысока, но это не дает ему права рисковать нашими жизнями ради своих безумных идей. Если мы пойдем за ним, нас всех перебьют.

– Безумных идей? – разозлился я. – О чем это ты? Про историю с записью?

– Именно это я и хотела сказать…

– В этом нет ничего безумного, разве не так? – спросил я Джинкса.

– Я же вложил в это дело восемнадцать сотен.

– В этом нет ничего ненормального, – обратился я к Холидей. – Идея не блещет оригинальностью и проста как мир. Чтобы быть безумной, она должна отличаться новизной, мудростью и быть великолепной. А здесь ничего этого нет. Обычная, дешевая идейка…

– Какая скромность! Кого ты хочешь одурачить?

– Ты не веришь, что я не горжусь ею, не так ли? – поинтересовался я.

– Чушь.

– Я не только не в восторге от нее, – я уже с трудом сдерживал ярость, – я стыжусь ее. Это даже не блестящий выход – если можно так выразиться, который бы льстил моему самолюбию. Просто элементарная целесообразность, небольшая материальная выгода, и легко достижимая к тому же.

– Слова, слова. Много шума, а толку чуть, – не унималась она. – Так можно себя вести с обычным копом, а не с инспектором.

– Инспектор, начальник, мэр – какая разница? Все имеет свою цену. Для Кобетта это полугодовое жалованье, для других больше. Денег у нас сейчас нет, поэтому надо найти замену. Вот и все. Ты думаешь, как эти ублюдки Кэрпис, Флойд и Дилинджер пролезли наверх? Своим умом?

Я пожалел, что когда-то обладал ею, видел седьмое чудо света. Тогда бы я сплавил ее в Чикаго, где полиция уже давно заждалась. Если бы только не… Но я это сделал.

– О Господи, – простонал я. – Неужели ты не можешь понять своим куцым умом, что хоть этот парень инспектор, но годится для него то же, что и для остальных? Как можно шантажировать человека, которому нечего терять? Именно поэтому нужен инспектор, а не какой-то паршивый полицейский.

– А ты не подумал, что именно это и делает все очень рискованным?

– Это как еще?

– Ты прокрутишь ему эту запись, ему же надо ее услышать, не так ли?

– Конечно.

– И что он будет делать?

– Сделает то, что мы ему прикажем.

– Убьет нас и уничтожит запись. И ничто ему не помешает. Он же инспектор и всегда выкрутится.

Я удивленно посмотрел на нее. Неужели мне всегда придется разжевывать все до мелочей, неужели такова моя судьба?

– Ну объясни же ты ей наконец, Джинкс, – взмолился я.

– Он прослушает копию, которую мы сделаем, всего лишь копию…

– Это было ясно с самого начала, – перебил его я. – Зачем же мы притащили сюда фонограф? Прослушивать фуги Баха? Мы проиграем запись на нем и снова запишем ее, получится копия…

– Ну-ну, – вмешался Джинкс. – Не царапай ее…

– Такие вещи надо знать. Мы же не в детском саду.

Холидей злобно покосилась на меня, потом медленно вынула горящую сигарету изо рта, аккуратно положила ее на подушечку большого пальца правой руки, согнула для щелчка указательный и не спеша стала целиться мне в лицо.

«Только попробуй, и я убью тебя, видит Бог, убью, порежу на мелкие кусочки…»

– Приготовь мне кофе, – нарушил тишину Джинкс.

Она немного поколебалась, убрала сигарету и удалилась на кухню.

– Может быть, лучше займемся изготовлением копий? – спросил Джинкс.

– Давно пора, – согласился я.

Джинкс извлек из шкафа аппарат и водрузил его на комод в спальне.

– Не надо было так ее злить, – посетовал он.

– Надо немного шевелить мозгами, – возразил я.

Тут он поставил фонограф на стул и повернулся ко мне.

– Все мы хоть чему-то да учились…

– Я и не имел в виду тебя, ты неправильно меня понял, – заверил я.

– А я имею в виду себя, – ответил он серьезно. – Могу я задать тебе вопрос?

– Перестань валять дурака, Джинкс…

– Почему ты сказал Веберу, что не сможешь сегодня связаться со мной?

– Мне нужно передать копии этой записи в нужные руки, вот и все. Когда этот сукин сын прослушает копию, я должен быть уверен, что он не выкинет какой-нибудь номер и не начнет меня запугивать.

– Где ты найдешь нужных людей?

– Потому я и попросил отсрочку, мне еще предстоит это выяснить. Кроме того, я рассчитывал на твою помощь. Ты же знаешь этот город. У тебя нет на примете какого-нибудь адвоката? Вот что нам нужно – чертовски изворотливый адвокат.

– Нет, но, может быть, Мейсон сможет помочь?

– Ну уж к нему-то мы обращаться не будем. Помнишь, ты говорил, как возил Нельсона штопать ему лицо?

– Так он же не юрист, это врач, Док Грин, а никакой не юрист.

– Где он живет?

– На другом конце города.

– Адрес?

– Не знаю.

– Ну хоть дом ты помнишь?

– Думаю, да. А зачем?

– Мы поедем к нему.

– Но он же не адвокат, он – врач.

– У меня есть идея на этот счет, – заверил я.

Его лицо омрачилось, он весь сморщился и был готов презрительно фыркнуть.

– В чем дело? Теперь мне надо уже и тебя обхаживать, чтобы ты не запаниковал?

– Док Грин очень серьезный человек и может выставить нас за дверь в любую минуту.

– Но он же не выставил Нельсона.

– Это совсем другое дело.

– Это почему же?

– Ну…

– Хватит нукать, ты можешь говорить нормально. Он что, боялся рассердить Нельсона, что ли? Беби Нельсон не такая уж большая шишка.

– Я хотел сказать, что тот отвез ему кучу баксов, – уклончиво ответил он.

– Ну, с этим скоро у нас будет полный порядок, – заверил я.

– Не буду спорить, но хочу сказать тебе кое-что, – пробормотал Джинкс скороговоркой. – Док Грин ученый человек, но со странностями. Я не доверяю ему и не смогу доверять никому из его полоумных знакомых. И тебе не советую.

– Хватит, Джинкс. Я выслушал за этот день слишком много оскорблений. Неужели ты думаешь, что я начну игру, не имея в запасе козырей? Мне и в голову не приходило полностью доверять Грину. Единственный человек, кому я верю, – это мой брат. Пошлю ему копию в Нью-Йорк, с соответствующими распоряжениями. Вот это и будет нашей страховкой. Тем временем нам нужен кто-то знакомый с местной ситуацией.

– А твой братец знает, чем ты занимаешься?

– Я позаботился об этом давным-давно. Ральф Коттер – это не настоящее мое имя.

– Как же тебя зовут на самом деле?

– Ты замертво упадешь, если узнаешь, – ухмыльнулся я.

Глава 8

Фонари на улице не горели, в неясном свете луны горбились небольшие домишки, тускло светились желтоватые прямоугольники окон.

Улица с аккуратными рядами домиков и детскими автомобильчиками по сторонам дороги казалась игрушечной. Предметом наших поисков оказался одноэтажный коттедж, найти его оказалось легче, чем я думал. Окна по обе стороны от входной двери были зашторены, но в комнатах горел свет. На опрятной лужайке перед входом помещался деревянный щит с вывеской, освещенный лампой.

Доктор Дариус Грин

«Органон» (Аристотель)

«Новый органон»

(Фрэнсис Бэкон)

Tertium Organum^[1]

(П.Д. Успенский)

Ключ к космическому сознанию

Пространственное понимание времени как средство от блуждания в лабиринте бессвязных мыслей

– Я же говорил, что он не от мира сего, – прокомментировал Джинкс.

– Ты уверен, что это то самое место?

– Конечно. Только этого щита не было.

– Ты уверен?

– Вполне. Это то самое место. И имя то же. Док Грин. Вот только вывеска… ее не было прошлый раз.

Мы направились к дому по дорожке, мощенной кирпичом. Сквозь неплотно задернутые шторы было видно, что комната заполнена людьми, сидевшими на стульях спиной к нам. Уже на пороге я услышал монотонный голос, вот только смысл этой речи был мне непонятен.

Джинкс покосился на меня.

– Комната полна народу, – прошептал он.

– В этом нет ничего странного.

– Мне это не нравится…

– Выбора у нас нет. Нужно с ним встретиться. Пошли…

– Может, подождем, пока они закончат?

– Зачем? Думаешь, они обратят на нас внимание? Просто нужно открыть дверь и войти. – Тут я указал на табличку, прикрепленную к двери.

Пожалуйста, не пользуйтесь звонком во время лекции

Просто открывайте дверь и заходите

Добро пожаловать

Я открыл дверь, и мы вошли. Первое, что бросилось в глаза в небольшом квадратном холле, – это отсутствие мебели и каких-либо украшений. Прямо перед нами была еще одна дверь, открывавшаяся в обе стороны, с надписью: «Входите, пожалуйста, соблюдайте тишину». Голос, доносившийся из-за нее, стал отчетливее, и можно было различить отдельные слова.

– Правда… не только… наш… с…

Я толкнул дверь, меня удивила бесшумность, с которой она подалась вперед, и оказался внутри. Мне пришлось придержать ее, пропуская Джинкса, и я чуть не прищемил себе пальцы. В гостиной, единственной мебелью в которой были стулья, находилось человек двадцать пять, а в примыкавшем к ней салоне у стола стоял человек, в котором можно было угадать доктора Грина. Худощавое лицо на манер Линкольна, полотняный пиджак, шею охватывал черный тонкий галстук.

– Сознание поэтому является единственным основанием определенности. Разум служит единственным доказательством. Причина видится превыше себя и ее источника. Это расхождение законов существования, внешнего происхождения от…

Меня кто-то тронул за руку, это оказалась девушка. Самая очаровательная из тех, кого мне доводилось встречать в своей жизни, девушка моих снов. Она приложила палец к сжатым губам, предупреждая о необходимости сохранять тишину. Слова теперь слились для меня в один сплошной монотонный, невнятный гул. Девушка провела нас в комнату, где еще оставались свободные места в последнем ряду с проходом. Когда она посторонилась, чтобы дать нам пройти, я оказался с ней лицом к лицу и почувствовал запах ее духов, который показался мне знакомым. Тут я заметил, что на ее лице не было никакой косметики и ее невероятно светлую кожу оттеняли темные волосы. О Господи, я никогда не встречал таких темных волос. На мгновение мы замерли, рассматривая друг друга, наши тела едва соприкасались. Мой мир был заполнен красотой ее светлого лица, оттененного длинными черными волосами. Она снова посторонилась, и я присел на свободное место рядом с Джинксом, а когда снова повернулся, то обнаружил, что ее уже нет. Очевидно она здесь играла роль секретаря и швейцара одновременно. Я попытался вспомнить название ее духов или, хотя бы, что они мне напоминали.

– …которое светит из глубин нашей души. – Он закончил читать и положил листок на стол. – Так писал Плотинус в одном из своих писем Фиаккусу. Именно его я хотел представить вашему вниманию, потому что оно согласуется с моей собственной теорией познания, основанной на идее экспансии восприятия. Пожалуй, стоит задержаться на этом вопросе еще пару минут.

Он склонился над своими бумагами, Джинкс искоса посмотрел на меня и покачал головой. Я нахмурился и наклонил голову, предлагая ему последовать моему примеру. Джинкс подчинился. Вся аудитория молча изучала свои заметки, я же краем глаза посматривал на дверь в ожидании появления девушки. Док Грин оторвался от своих записей и подождал, пока аудитория не обратит на него свое внимание. Все подняли головы как по команде. Впервые за время, проведенное в этом зале, можно было заметить некоторое оживление в рядах публики. Лекция была окончена.

– Ну, друзья, – заговорил человек, – перед уходом вы получите у мисс Добсон новую литературу. Внимательно изучите и поразмышляйте над ней. Я надеюсь, вы не будете настаивать на уплате мисс Добсон известных сумм ваших пожертвований. Как уже неоднократно говорилось, у нас это не принято. Если у нас возникнет такая необходимость, я не задумываясь сам попрошу вас об этом. Все, что от вас требуется, – это живой интерес к теме нашего разговора. А теперь, друзья, я устал, спасибо за внимание и спокойной вам ночи. Еще раз хочу поблагодарить вас за визит…

Он отошел от стола и скрылся за боковой дверью. Пожилые люди, среди которых я, правда, заметил двух девочек лет тринадцати, бесшумно потянулись к выходу. В воздухе витал дух смирения, уважения и даже благоговения. Я встал, и в числе последних мы с Джинксом появились в холле. Девушка стояла у двери с кипой брошюр и раздавала их уходящим. По-прежнему все происходило почти беззвучно, слышались только шарканье ног и приглушенные пожелания доброй ночи при расставании. Мы задержались у самой двери, стараясь не привлекать к себе внимания. Наконец мы остались одни.

– Спокойной ночи. – Девушка протянула мне брошюру. – Спокойной ночи. – Это уже Джинксу.

– Спокойной ночи… – отозвался я, ожидая пока, закроется дверь за последними посетителями. – Могу я побеседовать немного с доктором Грином?

– После лекции мэтр никогда не проводит приема посетителей, – мягко заметила она. – Он очень устает.

– Я это понимаю, но это очень важно.

– Но таков порядок. Он принимает посетителей только утром, с десяти до двенадцати.

– К сожалению, наше дело не терпит отлагательств. Вопрос чрезвычайной важности, иначе я бы не решился его побеспокоить. Попросите его принять нас.

– Мы знакомы, – вклинился в разговор Джинкс. – Просто скажите, что его хочет видеть…

– Я уверен, что он не откажет. – Здесь я выразительно посмотрел на Джинкса.

– Как вас представить? – заколебалась она.

– Поль Мэрфи и Джозеф Стоктон, – указал я на Джинкса. – Хотя, думаю, это ему ни о чем не говорит…

– Я спрошу хозяина, – сказала она, удаляясь, и снова я почувствовал запах ее духов, на этот раз более знакомый. Когда-то мне уже приходилось с ним сталкиваться… У нее была привлекательная фигура. Длинные ноги в кожаных мокасинах смотрелись великолепно. Даже небольшие округлости ее груди как раз прекрасно поместились бы в моих ладонях. Ее походка была лишена той чувственности, какая была у Холидей, но ей этого и не требовалось.

– Это что-то новое, – медленно процедил Джинкс. – Последний раз все было по-другому.

Я жестом попросил его сохранять тишину, он в нерешительности покачал головой и протянул мне брошюру, на обложке которой было напечатано:

ГОЛОСА КАМНЕЙ

Камни из церковных стен и стен тюрьмы абсолютно различны (в интерпретации Успенского) Сходство между христианским мистицизмом и ведами Упанишады (в интерпретации профессора Джеймса)

– Я же предупреждал тебя, разве не так? – прошептал Джинкс.

Я снова попросил его соблюдать тишину и положил брошюру на стул. В этот момент дверь отворилась, и на пороге появились девушка и ее хозяин. Он был уже без пиджака и галстука, воротник рубашки расстегнут. Он окинул нас взглядом, и заметно было, что Джинкс ему незнаком.

– Мэтр, – представила нас девушка, – это Поль Мэрфи и Джозеф Стоктон.

– Здравствуйте, – сказал я, протягивая руку.

Он никак не реагировал на этот жест, как будто никогда и не слышал ни о чем подобном.

– Не хочу показаться грубым, джентльмены, – устало сказал доктор Грин, – но я очень устал. Не могли бы мы обсудить эту проблему в следующий раз?

– Поверьте, сэр, будь это возможно, мы так бы и поступили. Кроме того, вы могли узнать моего друга…

Он пристально посмотрел на Джинкса, но лицо его осталось безучастным.

– Не могу вспомнить, – холодно ответил он. – Так в чем же состоит ваше дело?

– Могли бы мы поговорить наедине? – попросил я.

– У меня нет секретов от мисс Добсон, можете говорить спокойно.

– Это дело не имеет ничего общего с космическим сознанием, – пояснил я.

В его глазах появился блеск, а на скулах появились желваки.

– По другим вопросам я не консультирую, – заметил он.

– Извините, мэтр, но мне пора идти, – сказала девушка.

– У меня нет от вас секретов, мисс Добсон, – настаивал Док.

– Конечно, но просто я очень устала сегодня, извините меня.

– Если вы настаиваете, – насупился он.

Она небрежно кивнула нам с Джинксом, поклонилась мэтру и направилась к двери. Ни жакета, ни шляпки на ней не было. Даже не оглянулась. Я был обескуражен. Конечно, я и не ожидал, что вызову в ней такой же интерес, как она у меня. Да и какой мог быть интерес к случайному посетителю… Но я про себя решил, что, когда мы снова встретимся, он появится…

Маэстро прикрыл за ней дверь, и когда он обернулся, на его лице не осталось и следа былой усталости, а глаза гневно сверкали.

– Как вы осмелились появиться здесь? Как вы могли?

Вот это совсем другое дело, так было гораздо лучше.

– Минуточку, Док… – остановил я его.

– Не желаю ни о чем слышать. Та жизнь для меня закончилась. Об этом всем хорошо известно. Я больше не лечу бренное тело, только душу…

– Хватит кричать на меня, не напрягайте так свои голосовые связки, – перебил его Джинкс.

– Заткнись! – бросил я ему. – Послушайте, Док, не надо никого лечить. Мне нужен только ваш совет, который будет хорошо оплачен, естественно. Нам нужен прожженный адвокат, и мы не знаем, к кому обратиться.

– И ради этого вы меня побеспокоили? Все, что вам нужно, есть в телефонной книге, тысячи адвокатов…

– Черт побери! – занервничал Джинкс.

– Заткнешься ты наконец! – оборвал я его. – Послушайте, Док, этот способ нам не подходит.

– Тогда не понимаю, что вы от меня хотите.

– Минуточку, Док, будем благоразумны. Не может быть, чтобы вы никого из них не знали, пока вели дела…

– Это было давно.

– Всего два года назад…

– Послушайте, Док… – настаивал я. – Нам срочно нужен адвокат. Я могу понять ваши чувства, снова окунуться в тот мир, с которым вы порвали… Но мы не хотим вас ни во что втягивать и больше никогда вас не побеспокоим. Вы нас больше не увидите.

«Интересно, а как же я тогда встречусь с этой девушкой?»

– У вас должен быть кто-то на примете. Вы же не хотите, чтобы мы снова вас побеспокоили?

– Нет, – отозвался он.

– Тогда посоветуйте нам кого-нибудь.

Он посмотрел на меня, покусывая верхнюю губу, затем на Джинкса. Тот мрачно смотрел перед собой и готов был уже прервать затянувшиеся пререкания. Это было очевидно.

– Попробуйте связаться с Кейтом Мэндоном, – неожиданно заявил Док, – Чероки Мэндоном.

– Где я смогу его найти?

– У него контора в городе.

– Нельзя ли точнее?

– Точно не помню…

– Посмотрите в телефонной книге, – предложил я.

Он косо глянул в мою сторону, но все же вышел и вскоре появился с книгой в руках.

– М-э-н-д-о-н, – протянул я, листая справочник.

– Да, именно он.

– Вот. Мэндон Кейт, – указал я ему пальцем, – 608, Айрис БА 1-9055, этот?

– Он.

– Спасибо, – сказал я, возвращая книгу.

– Самой лучшей благодарностью будет то, что я вас больше никогда не увижу.

«Ну если только до завтрашнего вечера», – подумал я, затем повернулся и вышел вслед за Джинксом.

– Тебе не стоило так горячиться. Надо уметь ладить с людьми.

– Полоумный. Теперь понятно, почему ребята с ним расстались.

– Какая тебе разница.

– Я ему не доверяю, и этому Мэндону тоже.

– Выбирать нам не из чего и некогда, – подытожил я. – Будем рады тому, что имеем…

– И куда мы теперь?

– Постараемся найти Мэндона, и чем скорее, тем лучше.

Он сделал предупреждающий жест, и прежде чем я обернулся на звук мотора, моя рука нащупала в кармане рукоятку пистолета. Это был родстер, большая, мощная, двухместная машина с откидным верхом, которая подъехала к нам сзади с выключенными фарами. Она медленно катилась вдоль тротуара со скоростью пешехода, всего в каких-то пяти футах за нами. За рулем сидела мисс Добсон. Я улыбнулся и вынул руку из кармана: вот это девушка, предчувствия меня не обманули…

– Вас подвезти? – спросила она.

– Будьте любезны, – согласился я и повернулся к Джинксу: – Едем.

Она остановилась, дотянулась до боковой дверцы и открыла ее. Мы с Джинксом устроились на сиденье, и он захлопнул дверцу.

– Тебе не тесно? – полюбопытствовал я, и он утвердительно кивнул.

Девушка прибавила скорость.

– Откидное сиденье сзади все равно завалено всяким хламом, так что придется потерпеть, – сказала она и, виновато улыбнувшись, включила фары, понимая, что ее уловка разгадана.

– Очень мило с вашей стороны, – заметил я.

– Не стоит благодарности. И где же вас высадить?

– У аптеки, если вы не возражаете, там мы постараемся поймать такси… – Я стал рассматривать ее подбородок. Мисс Добсон хотя и следила за дорогой, но наверняка почувствовала мой взгляд. Она по-прежнему была без шляпки и жакета.

– Это ваша машина?

– Мне она нравится…

– Скоростная штучка.

– Думаю, да. Но я никогда не давала полный газ…

– И какую же скорость вы из нее выжимали?

– Ну, восемьдесят… восемьдесят пять.

– Я бы мог и побольше. Ты согласен со мной, Джозеф?

– Думаю, да, – отозвался Джинкс.

– Будь уверен, – подтвердил я. – А вы всегда водите без жакета?

– Надеваю иногда, когда идет дождь, – рассмеялась она. – Я и верх уже несколько месяцев не поднимала.

Джинкс мрачно посмотрел на меня. Очевидно, он также считал ее ненормальной.

– Что вы думаете по поводу лекции мэтра?

– Какой еще лекции?

– Ну которую вы слышали.

– Не знаю, что и ответить. Я не очень-то разбираюсь в космическом сознании.

– Лекция была посвящена психологии познания.

– Какая разница…

– Здесь вы не правы.

– Я хотел сказать, что обе темы для неспециалиста одинаково трудны для восприятия.

– Вы правы, но после некоторой практики… Вы выяснили с мэтром ваш вопрос?

– Спасибо, вполне…

Она притормозила у аптеки и свернула к тротуару.

– Вам еще далеко?

– На другой конец города.

– Тогда нам по пути. Такси что-то не видно, и вряд ли его можно встретить в этом районе. Я предлагаю подвезти вас до тех пор, пока оно не попадется по дороге.

– Нам не хотелось бы вас обременять, – сказал Джинкс, открывая дверцу, хотя машина еще не остановилась.

– Ерунда, – успокоила она.

– Мы будем вам очень признательны, – заверил я. – Закрой дверь. – Тут я толкнул Джинкса в бок.

Он ее с силой захлопнул. Сукин сын. Девушка снова нажала на газ, выруливая в средний ряд, и мы помчались в сторону центра города. Где-то там далеко-далеко были наша квартира и Холидей. Это было ужасное существо. Эльдорадо. Невыносимая, но ужасно влекущая.

«Но, – спросил я себя, – может, все дело в том, что она была первой женщиной, которую я встретил после этих двух лет? А может, она просто дешевая потаскушка? В эту самую минуту Холидей может забавляться с любым из тех, кто под руку подвернется, хоть со швейцаром, а то и с двумя. Кто знает? А эта девушка рядом с тобой – могла бы или нет? Да ты же знаешь, что нет. Не тот класс, она не из такой компании. Эта не станет стелиться под каждого, кто перебросится с ней парой слов. С ней не придется думать, что она делает в твое отсутствие».

– И давно вы заинтересовались космическим сознанием? – полюбопытствовал я.

– Пожалуй, да, года два-три.

– Не хочу показаться невеждой, но все же, что это такое? Религия или что-то в этом роде?

– Совсем нет. Это философия. Она связана с четвертым измерением, или, точнее говоря, с математической концепцией четвертого измерения.

– Это заставляет меня чувствовать себя полным профаном.

Она рассмеялась.

– А между прочим, это очень интересно. Надеюсь однажды увидеть вас на его лекции.

– Я на него буду плохо влиять.

– А может быть, и нет.

– Нет, точно. Я ничего не знаю о космическом сознании, но зато мне кое-что известно о пространстве, и я не согласен с такой теорией четвертого измерения – эта субстанция чисто интуитивна.

Она удивленно взглянула на меня.

– Нет, я не собираюсь спорить с вами на эту тему, – продолжал я, – или претендовать на новое слово в этой области, но это то, во что я верю.

– Никогда об этом не слышала, – задумчиво протянула она.

– Думаю, у нас будет время поговорить не только на эту тему, и очень скоро.

Теперь она так посмотрела на меня, что было видно – ей понятно, о чем речь.

Джинкс весь напрягся и подался вперед.

– А вот и такси, – сказал он.

– Это не единственная машина в городе.

– Мы и так уже вам многим обязаны. – Я подмигнул, давая ей понять, что при нашей следующей встрече постараюсь обойтись без Джинкса.

Она ответила мне тем же, сбросила газ и остановила машину.

Джинкс отрыл дверцу, вышел, я последовал за ним. Тут меня осенило – запах духов, будораживший мое воображение, оказался до боли знакомым. Это была «Huella de Noche».^[2]

– Мне нравится ваш выбор, – похвалил я.

– Что? – удивилась она.

– Ваши духи. Они великолепны.

– Духи?

– «Huella de Noche». Я их теперь узнал. Всю дорогу не мог вспомнить, как они называются.

– Я не пользуюсь духами, – возразила она с улыбкой.

– Но я их чувствую.

– Это все ваше воображение. Я никогда не пользуюсь духами.

– Пошли, – засуетился Джинкс.

Я пожал плечами и захлопнул дверцу машины. Если она не хочет в этом сознаваться, словно это может уронить ее в моих глазах, – это ее дело.

– Доброй ночи, – сказала она.

– Доброй ночи, – отозвался я.

– Ну пошли же, – не унимался Джинкс.

Я кивнул ей на прощание и пошел за Джинксом к такси, поджидавшему у обочины; вскоре красные точки сигнальных огней ее машины исчезли в темноте. Джинкс захлопнул дверцу такси и покачал головой.

– В жизни мне не приходилось выслушивать столько галиматьи, – заметил он. – Да и ты, я смотрю, напичкан этой дрянью по уши.

– Заткнись. Ты мешаешь мне думать, – оборвал я его.

Я вспоминал. Мне нужно было понять, что напоминал запах ее духов. Мое сознание унеслось далеко к воспоминаниям детства.

Вспомнилась моя бабушка, она неподвижно лежала в гробу с мертвенно-бледным лицом, оттененным черными волосами, освещенная только неясными отблесками горящих свечей, а комната была наполнена запахом Huella de Noche, в изобилии росшей вокруг дома…

О Господи! Так вот откуда мне знаком этот запах! Девушка была права, духи тут абсолютно ни при чем. Все дело в моем разыгравшемся воображении. Ее бледное лицо, ее волосы – это сходство разбудило во мне детские воспоминания…

Я не мог забыть – и в то же время не хотел думать об этом. С тех пор прошла целая вечность, это было в другой жизни, но воспоминания о ней преследовали меня…

Глава 9

Когда дверь отворилась, я увидел Кейта Мэндона. Передо мной стоял Чероки Мэндон собственной персоной.

«Нет, – подумал я, – это не может быть правдой, столь гротескный символ того инфантильного мира, который я только что покинул».

Это был невысокий человечек, не выше шести футов, с монголоидным носом и густыми бровями, такими густыми, что под ними с первого взгляда можно было и не заметить глаз. Он был одет в хлопковый халат до самого пола и шлепанцы.

– Что вам нужно? – грубо спросил он.

– Мне нужно поговорить с вами, мистер Мэндон…

– У себя дома я не принимаю, увидимся завтра в конторе.

– Извините, мистер Мэндон, но завтра будет уже поздно…

Он неодобрительно хмыкнул и стал закрывать дверь, я подался вперед.

– Пожалуйста, мистер Мэндон, дело очень срочное и огромной важности. Для вас тоже…

– Ну и что же у вас за дело? – спросил он, медленно выговаривая слова.

– Не могу же я вот так обсуждать такие вопросы прямо здесь. Может быть, вы разрешите войти?

Он удивленно поднял брови, лоб, казалось, прогнулся под их тяжестью.

– Входите, – недовольно пробормотал он, делая шаг назад и открывая дверь шире.

Комната была обставлена массивной мебелью, подобранной без всякого вкуса, на ковре, устилавшем пол, были разбросаны коврики поменьше, по стенам висели фотографии и картины. На огромном мраморном камине стояло несколько часов разных размеров и форм. Перед ним – длинный красный плюшевый диван, такой огромный и уродливый, что его не иначе специально делали для какого-нибудь загородного клуба. Около него стоял складной карточный стол, превращенный в журнальный столик простым отпиливанием ножек. На нем – целый набор ударных инструментов: цимбалы, треугольники, барабаны и камертоны. На обтянутом желтой кожей барабане можно было разглядеть выцветшую монограмму. Единственным освещением комнаты служил высокий торшер с желтым шелковым абажуром.

Когда я погрузился в кресло с подлокотниками, он наконец заговорил:

– Так в чем же дело?

– Мне нужна ваша помощь, мистер Мэндон.

– С этим ко мне обычно и приходят. И что за помощь вам потребуется?

– Юридическая помощь, скорее, совет…

– Что-то уже случилось или еще только может произойти?

– И то и другое.

– Сколько у вас денег?

– Дело не в том, сколько у меня наличности, а в том, сколько я могу получить.

– Я не занимаюсь благотворительностью, – поджал он губы.

– Дело в том, что это не та игра, которую мог бы провернуть какой-нибудь сопляк типа Нельсона…

Он внимательно посмотрел на меня, чуть наклонив голову, достал носовой платок и шумно высморкался, поднял со стола визитную карточку и протянул мне. Потом извлек из кармана маленький серебряный свисток и дунул в него. Свиста не было слышно. Не поняв смысла его манипуляций, я на всякий случай расположился в кресле так, чтобы удобнее было дотянуться до пистолета и никто не смог бы захватить меня врасплох. Позади меня раздался шорох, я обернулся и увидел молодого негра футов шести ростом, одетого в белые брюки и серый свитер.

– Почисти эти пепельницы, – приказал Мэндон.

Паренек принес корзину и стал вытряхивать туда пепел и сигарные окурки.

– Не хотите ли выпить? – обратился ко мне Мэндон.

– Нет, благодарю вас.

– Приготовь нам кофе, Хайнес, – снова приказал он парню.

Тот молчал как рыба. Даже не взглянув ни на меня, ни на хозяина квартиры, удалился с корзиной из комнаты и исчез за портьерой. Мэндон снова наклонил голову и принялся меня рассматривать, раскуривая дешевую сигару от зажигалки, такой огромной, что держал он ее двумя руками. Наконец он поставил ее на столик и откинулся в кресле.

– Что вы этим хотите сказать?

– Только то, что этот Нельсон просто болван и подобное дело ему не по зубам.

– Любой, кто нарушает закон – болван, – согласился он.

– Это относится и к полиции?

– Любой полицейский, нарушающий закон, еще больший болван, – пояснил он.

– Что-то больно много болванов развелось…

– Вы о ком-нибудь конкретно?

– Да, и не об одном.

– У вас есть доказательства?

– Они у меня на крючке.

– Тогда начинайте, – заключил он мрачно.

– Дело не в том, чтобы обнародовать эти факты, которые я собираюсь использовать несколько по-другому и в своих интересах. Это дело – просто динамит, и мне надо представить его тем, против кого они направлены, да так, чтобы эти сведения стали достоянием общественности, если копы выкинут какой-нибудь фокус.

– Что это за свидетельства? И в какой форме?

– В виде записи беседы двух полицейских в штатском, когда они принимали от меня взятку в размере восемнадцати сотен баксов, остаток от ограбления магазина, во время которого я убил шофера грузовика. И к тому же согласились сотрудничать со мной еще в одном подобном деле.

Он затянулся своей сигарой и нахмурился.

– Вы хотите сказать, что я именно тот человек, у которого будет храниться копия этого разговора?

– Да.

– Что вы собирались сказать по поводу того, как будете использовать эти доказательства? Неприкосновенность после совершения других преступлений?

– Что-то вроде этого. Мне пока еще не пришло в голову ничего определенного. Просто не было времени. Дела разворачиваются очень быстро.

– Другими словами, вы предлагаете мне стать вашим соучастником?

– Дело того стоит, – заметил я. – Никакого риска. Вот посмотрите, мистер Мэндон, эти ребята раздели меня до нитки. Ну просто смех – пара копов обчистила меня до последнего цента. Я не собирался здесь надолго задерживаться – только провернуть удачное дельце и смотаться из города. Во всяком случае, у меня были такие планы, но когда я узнал, что один из этих олухов – инспектор полиции, мои намерения изменились. Этот парень может сделать для меня очень много, если мне удастся немного его прижать…

– Так он у вас на крючке? – сухо поинтересовался Мэндон.

– Да.

– Без забот и хлопот вы зацепили его, как будто нажали кнопку и включили свет. Легко и просто. Кролик, победивший волка. Имя его вам известно?

– Вебер, инспектор Вебер, – поправился я.

– Чарли Вебер из отдела убийств? Вы не ошиблись?

– Я знаю, что его зовут Вебер. Невысокий, плотный, под сорок.

Он рассмеялся и хотел что-то сказать, но замолчал при появлении черного слуги. Хайнес принес кофе. Он балансировал подносом в левой руке, причем довольно неуклюже, наконец поставил его на пол у кресла и собрался уходить.

– Хайнес, – позвал Мэндон.

Негр остановился и повернул голову в его сторону.

– Спать пока не ложись, позже ты мне понадобишься.

Парень на это никак не отреагировал, просто повернулся и вышел.

Мэндон отхлебнул кофе из чашечки и посмотрел на меня, когда я поставил свою на поднос, даже не притронувшись к ней.

– На первый взгляд неплохо. Чарли Вебер делит добычу с налетчиком…

– Именно так, – подтвердил я.

– Неплохо вы все обтяпали. Но вам надо было бы еще немного порепетировать.

– Что? – не понял я.

– Я просто удивлен… Они обычно куда лучше готовят своих свидетелей…

– Каких свидетелей? О чем это вы?

– Я имею в виду юристов, которые послали вас ко мне.

– Каких еще юристов? Никто меня не посылал…

Он снова поднес чашку к губам, отхлебнул немного кофе и поставил ее на место.

– Ну-с, молодой человек, я не буду приказывать своему слуге вышвырнуть вас отсюда, но вы все равно вернитесь к тем, кто вас послал, и скажите им, что я разочарован… Обычно они обставляют такие дела гораздо лучше…

– Ничего не понимаю. О чем вы?

– О юристах, которые вас подослали. Если они хотят лишить меня адвокатской практики, им лучше выставить мне обвинения через Ассоциацию юристов. Передайте им мой совет…

– Видит Бог, я не знаю, о чем вы говорите. Просто не знаю, что и подумать.

– Ну, пожалуйста, мой мальчик. Не надо заставлять меня изменить свое мнение. Эти ловушки начинают меня утомлять. Чарли Вебер. О Господи, сам Чарли Вебер! Они что, за идиота меня держат?

– Я не говорил, что его зовут Чарли, – возразил я. – Просто этого парня зовут Вебер, вот и все.

– Здесь есть только один Вебер. И он не из тех, кто станет якшаться со всякими уголовниками. Ну почему они не выбрали полицейского, у которого рыльце в пушку? О Господи, Чарли Вебер! Главный коп в этом городе…

– Инспектор Вебер, черт побери. Вот это кто, – огрызнулся я.

Он громко расхохотался, извлек из кармана свой бесшумный свисток и подул в него.

– Я передумал, – холодно заметил Мэндон. – Убирайтесь отсюда, вот так-то…

В комнате снова появился черный слуга. Я резко выпрямился, и в руке у меня появился пистолет, которым я целился чуть повыше резинки на сером свитере. Это его остановило.

– Спрячьте оружие, – потребовал Мэндон.

– Скажите ему, чтобы он убрался, черт побери, – приказал я.

Негр весь напружинился и, похоже, ждал только сигнала хозяина, чтобы наброситься на меня. Он действовал мне на нервы, хотя я прекрасно знал, что всего лишь одна пуля в живот сразу выведет его из строя. И все-таки я его побаивался.

– Прикажите ему убраться.

– Иди, Хайнес… – наконец сказал Мэндон.

Лицо слуги по-прежнему оставалось безразличным ко всему происходящему, он даже не глянул в мою сторону. Вместо того чтобы расслабиться, негр еще больше выпрямился, высоко задрал голову и вышел.

– Спрячьте свой пистолет, – попросил Мэндон.

Я стоял к нему вполоборота, чтобы контролировать не только его действия, но и не упускать из поля зрения портьеру в дальней части комнаты, из-за которой появлялся черный слуга. Когда он исчез, мне стало легче на душе.

– Послушай ты, сукин сын, – рявкнул я. – Побереги свой сарказм для кого-нибудь другого. Он тебе еще пригодится. А я сказал тебе чистую правду. Только позавчера мне удалось бежать с тюремной фермы, и единственная причина, по которой я оказался в этом городе, – необходимость возврата автомобиля, на котором мы бежали. На той же самой машине я обчистил ближайший магазин, чтобы раздобыть денег на дорогу. Но прежде чем мне удалось смотаться, этот сукин сын, владелец автомобиля, привел ко мне двух полицейских в штатском. Они вытряхнули из меня все до последнего цента, и я понятия не имел, что один из них инспектор. Когда же узнал об этом, то решил его зацепить, и мне это удалось, но без твоей помощи сделать из этого что-нибудь путное вряд ли удастся. – Я прицелился ему в живот как раз чуть выше чашечки с кофе, которую он держал в руках. – Ну, давай. Свистни своего слугу и прикажи принести твою одежду, мы поедем прослушать запись.

– Могу я допить кофе?

– Давай.

Он закончил пить кофе и тихо, почти бесшумно поставил чашку на блюдечко.

– Если вы впервые в этом городе, то как вышли на меня?

– Док Грин посоветовал.

– Какой еще Док Грин?

– Вы должны его знать, это друг того сопляка Нельсона.

– Имя владельца автомашины?

– Вик Мейсон, колченогий хрыч, стукач.

– Там еще была замешана женщина?

– Холидей Токованда.

– Уберете вы свой пистолет наконец?

Я подчинился, а он достал свой серебряный свисток и подул в него. Из-за портьеры снова появился черный слуга.

– Хайнес, принеси мою одежду…

Джинкс настроил аппарат и проиграл ему запись. Он выслушал ее стоя, ни один мускул на лице не дрогнул. Когда запись кончилась, Мэндон снял свой широкий зеленый пиджак, ослабил узел коричневого галстука и закатал рукава рубашки.

– Я хочу послушать еще раз.

Джинкс снова прокрутил ему запись с самого начала. На этот раз Мэндон оживился – хмурил свои пышные брови, кивал, покусывал губы и кончик языка. Иногда он бросал взгляды на Холидей, лежавшую на кровати в одном халатике так, что все ее выпуклости и впадины ясно проглядывались и под, и над ним, как она очевидно и хотела. Но Мэндон был слишком увлечен содержанием записанной беседы, и взгляд его слишком рассеян. В комнате стояла тишина, и только скрип патефонной иголки и приглушенные голоса с пластинки нарушали ее. Наконец все закончилось, и Мэндон стал расхаживать по спальне.

– Это тот самый Вебер, о котором вы говорили? – спросил я Мэндона.

– Да, это он, Чарли Вебер.

– Ну, теперь вы убедились?

– Да, но я все еще ошеломлен. Вы здесь чужак, вам никогда не понять, как это невероятно и непостижимо.

– Но это случилось…

– Все же я не могу поверить. Чарли Вебер. Не могу этого объяснить.

– И что же мне надо объяснять вам? Я его зацепил, вот все, что мне известно. Да и что тут необычного? Еще один продажный коп, эка невидаль…

– Не будем его недооценивать, это стало бы ошибкой. Он не просто еще один коп…

– Не буду спорить, – возразил я, – но доказательства у нас в кармане. Запись говорит сама за себя…

– Такие вещи случаются в кино или дешевых романах, но не в реальной жизни…

– Как раз в реальной-то жизни все это и происходит, – заверил я его.

Холидей свесила ноги с кровати и села на край.

– Не думала я, что вы приехали сюда спорить, – воинственно заявила она.

Уж я-то знал, чем это вызвано. Никто не обращал на нее ни малейшего внимания, несмотря на ее отчаянные попытки. А Мэндон после нескольких рассеянных взглядов и вовсе забыл о ее существовании. Ну как тут не взбелениться.

– Ну хорошо хорошо, – согласился я с Мэндоном. – Если вы просто хотите выразить свое изумление по поводу того, что какой-то чужак-недотепа поразил местного Ахилла в пятку, то лучше поговорим по-деловому. Отвлечемся на секунду от того, что собой представляет он, а что я, и ответим на один-единственный вопрос. Он у нас в руках?

– Да.

– Тогда, черт побери, мне нужен ваш ответ. Да или нет? Займетесь вы этим делом?

Он снова нахмурился.

– Я просто хотел убедить вас, что все будет очень нелегко. Это большой человек, заметная фигура в городе. Малейший промах с нашей стороны, и пиши пропало…

– Чушь. Лучше ответьте на мой вопрос. Беретесь вы за это дело или нет?

Он повернулся к Джинксу и Холидей:

– Раньше он просил меня, а теперь просто требует…

– Вы неправильно его поняли, мистер Мэндон, – сказал ему Джинкс.

– Я все понял правильно. Уж мне-то ясно, кто он такой и чего хочет.

Я так и не понял, что он хотел этим сказать, но было не до того. Что происходило в душе этого типа? Боялся ли он инспектора до смерти?

– Я ничего не требую. Все, что вы сказали, – это только домыслы насчет того, насколько он заметная фигура в городе. Господи, да тем лучше! Запись вы слышали, доказательства есть, и он у меня на крючке…

– У нас на крючке, – вклинился в нашу беседу Джинкс.

– Большой человек, хозяин, – иронически заметила Холидей.

– Черт побери, а то вы не знаете, чья это была идея. Сколько мне пришлось вам объяснять и разжевывать.

– Ладно, успокойтесь, – сказал Мэндон. – Никто не пытается присвоить себе пальму первенства, тем более что сейчас мы все участвуем в этом деле, неужели это вам не понятно?

– Чего уж тут, и так ясно, – согласился я.

– И вы не возражаете против моего участия?

– О чем речь, ведь я все это время пытался уговорить вас помочь нам.

– Ладно, успокойтесь. Вы слишком близко принимаете все к сердцу… Давайте присядем и обговорим детали. Мне нужно кое-что выяснить, прежде чем в дверь постучит инспектор…

Глава 10

Рис появился первым. Он был в том же костюме, той же рубашке и галстуке, тех же ботинках и, Бог мой, я просто уверен, что и в тех же самых носках. Единственная новая деталь в его облике – на этот раз он жевал зубочистку. Рис вошел в комнату, посмотрел на Холидей, развалившуюся на диване, и молча сел. Только когда я закрыл двери, он обрел дар речи:

– Босс появится с минуты на минуту.

– Прекрасно, – согласился я. – А пока не желаете ли пройти в ванную комнату и воспользоваться моей зубной щеткой?

– Чем?

– Зубной щеткой. Ну это такая штука… – Я показал жестами, как ею пользуются. – Прекрасно чистит зубы. У меня есть прекрасный экземпляр там, в ванной комнате. Сходите и убедитесь в этом сами. Тогда вам не придется чувствовать себя неудобно, ковыряясь при всех во рту зубочисткой.

– Вовсе нет, просто на завтрак я ел ветчину, вот и все. Я совсем не чувствую неудобства…

– Я тоже люблю ветчину, – заметил я. – Родился в ветчинной стране, понимаете ли. Такую копченую, деревенскую. А не ту, которую вы сможете купить в любом магазинчике на этой улице… Располагайтесь как дома. – Холидей бросала в мою сторону злобные взгляды, и я отвечал ей той же монетой. Глупый сукин сын. – Вы уверены, что зубная щетка вам не потребуется?

– Спасибо, но мне все равно, – поблагодарил он. – А вы разыскали своего приятеля?

– Да, все нормально.

Он ухмыльнулся и перебросил зубочистку в другой уголок рта.

– Как вы себя чувствуете сегодня?

– Спасибо, все отлично, – ответила Холидей с ласковой улыбкой.

– Не будем отвлекаться. – Тут я пересек гостиную, открыл дверь в спальню и сделал Джинксу знак выходить.

– А это Джинкс Рейнер, мистер Рис, – представил я.

– Лейтенант Рис… – отозвался он.

– Извините меня, лей-те-нант Рис.

Джинкс вышел из комнаты и пожал ему руку. Несмотря на все мои инструкции, он все же немного трусил и чувствовал себя не в своей тарелке. Конечно, встреча с представителем закона, да еще в таких обстоятельствах, несколько взволновала его.

– Мне о тебе неплохо отзывались, – дружелюбно приветствовал его Рис.

– Да, сэр, – согласился Джинкс, он все еще нервничал.

В дверь постучали, все в комнате переглянулись, а Рис встал со стула.

– Не беспокойтесь, я открою, – сказал я и направился к двери.

Это был инспектор Вебер: набоб, махараджа, император и колосс собственной персоной. Не стоит его недооценивать. Говорил же Мэндон, что следует опасаться подобной ошибки. Не требовалось долгих размышлений, чтобы убедиться в его правоте. Не зря Мэндон так его боялся. Но чем больше я смотрел на него, тем увереннее становился. «Ну что же, Чарли, заходи и возьми с полки пирожок…»

– Извините за опоздание, – начал он с порога. – Пришлось добираться до вас окольными путями.

– Я прощаю вас, – сказал я, закрывая за ним дверь. – Джинкс, это инспектор Вебер…

Инспектор подошел к нему и стал внимательно рассматривать, полностью игнорируя присутствие Холидей.

Джинкс неуверенно протянул ему руку, у него был вид нашкодившего ребенка.

– Он знает, о чем идет речь? – повернулся ко мне инспектор.

– Спросите его сами. Он говорит по-английски без переводчика.

– И на какую сумму можем мы рассчитывать, по-вашему?

– Довольно приличную…

– Так сколько же?

– Много… – беспомощно повторил Джинкс и стал искать меня глазами. Рис действовал ему на нервы, а уж Вебер… Пауза затянулась. Может быть это поможет ему освоиться, ему нужно немного времени, чтобы прийти в себя.

– Ну хватит, – раздраженно сказал инспектор. – Место, время, сумма?

– Ну… – промямлил Джинкс.

Инспектор повернулся ко мне:

– Вы о нем мне говорили?

– Да, сэр, именно о нем…

– Но насколько мне известно, у него была идея сорвать большой куш. Он посмотрел на Джинкса. – Что же вы хотели предложить?

– Ну скажи ему, – отчаянно умолял меня Джинкс. – Скажи…

– Что ему надо мне сказать? Какого черта вы тут бубните? – грубо оборвал его инспектор.

Бедный Джинкс. Мне пора уже было прекратить эту пытку, а то он мог ляпнуть что-нибудь не то и испортить все дело.

– Здесь присутствует один ваш приятель, инспектор, – прервал я муки Джинкса. – Мне кажется, он лучше сумеет вам объяснить существо дела…

– Доброе утро, инспектор… – раздался голос Мэндона.

Инспектор и Рис буквально взвились на месте, а на пороге спальни, широко улыбаясь, стоял Мэндон собственной персоной, высоко подняв свои знаменитые брови. От этого у него весь лоб был в морщинах. На мой взгляд, он выглядел довольно неплохо и, похоже, оставил свои страхи и сомнения в соседней комнате.

– Спрячьте оружие, лейтенант, – спокойно предложил он.

Я обернулся и заметил, что в руках у Риса появился пистолет, но что меня еще больше удивило так это исчезновение зубочистки.

– Какого черта ты здесь ошиваешься, Чероки? Что здесь происходит?

– Я консультировал своих клиентов, когда вы бесцеремонно ворвались сюда.

– Клиентов?

– Именно так, клиентов, – подтвердил Мэндон. – Но раз уж вы здесь оказались, то давайте поговорим по-дружески. Скажите лейтенанту, чтобы он спрятал свою пушку… – Голос Мэндона звучал очень убедительно. Инспектор кивнул, и пистолет Риса незамедлительно перекочевал обратно в его карман. – Такие вещи иногда случаются, инспектор, я консультирую своих клиентов, и для этого мне не приходится посещать вашу тюрьму. Бывает же такое… – И с этими словами он вошел в комнату.

– Так что это все значит? – прорычал инспектор.

Мне ужасно хотелось его попросить заткнуться. Но если он еще не понял, в чем дело, что же, подождем…

– Если вы присядете и выслушаете меня, то и одежда целее будет и время сэкономите, – посоветовал Мэндон.

– Мне и так неплохо слышно. Что здесь, черт побери, происходит? Объясните вы наконец!

– Чуть позже… – улыбнулся адвокат. – Я все объясню немного позже, а пока мне хотелось бы, чтобы вы освежили свою память, а уж тогда и поговорим…

Мэндон направился к столу, на котором уже стояла звукозаписывающая машина, поднял крышку и щелкнул выключателем. Мотор загудел, завертелся диск, и машина заработала, проигрывая сделанную запись.

– Подойдите чуть поближе, нет смысла слишком форсировать громкость… а то соседи могут вызвать полицию.

Мэндон был сух, резок и деловит. Вот это настоящий профессионал. Мысленно я уже преподнес ему огромный букет цветов с покаянным письмом и своими извинениями.

Инспектор и Рис переглянулись. На лице у лейтенанта не появилось и проблеска догадки, а инспектор напротив был мрачен и деловит. Уж он-то понял, чем дело пахнет. Конечно, детали нашего замысла ему известны не были, но общую картину он себе представлял и бросал на меня злобные взгляды. Но на этот раз я был абсолютно спокоен, ничто не сжимало мои внутренности, и теперь мне даже было трудно поверить, что подобные вещи могли иметь место в моей жизни совсем недавно. Это все равно, что представить себе прошлогоднюю зубную боль – вы не только уже забыли саму боль, но и вряд ли вспомните, какой зуб у вас тогда разболелся.

– А теперь прослушаем внимательно саму запись, – закончил Мэндон, потом послышался скрип, и наконец зазвучала запись, правда, голоса были очень искажены. Он сделал знак Джинксу, тот быстро отрегулировал аппарат, и теперь они звучали даже лучше, чем в жизни. Инспектор сначала посмотрел на Мэндона, который теперь умиротворенно улыбался, потом на Риса, глаза которого округлились от удивления, и затем уже на меня.

Его лицо было суровым, вот только веки предательски дрожали. Мне хотелось ему посоветовать получше прослушать запись, впрочем, она ему уже была в общем-то известна…

Внезапно его рука скользнула под пиджак, и оттуда появилось его табельное оружие.

– Руки вверх! – прорычал он.

Мы подчинились его приказу. Рис тоже достал оружие и старался держать нас всех в зоне обстрела. Вебер подошел к аппарату и снял звукосниматель с пластинки, очевидно, он хотел оторвать его, но вместо этого напоролся на иглу и непроизвольно вскрикнул от боли. По его распоротой ладони заструилась кровь.

Ему все-таки удалось сорвать пластинку с проигрывателя, и он ударил ее о край стола, намереваясь разбить вдребезги. Только тут инспектор понял, что пластинка небьющаяся. Тогда он сложил ее вдвое и засунул под ремень.

– Вонючие ублюдки! – орал Вебер. – Обыщи их, Рис!

Рис подчинился и начал свою работу с Джинкса.

– Вы даже не прослушали лучшую часть записи, в которой обсуждаете детали вашего участия в предстоящем налете.

– Грязные ублюдки, – продолжал он, разглядывая свою окровавленную руку.

Рис тем временем уже принялся за меня.

– Мы здесь все без оружия, – заверил я его.

– Все чисто, – доложил инспектору лейтенант.

– Где оружие? – не унимался Вебер.

– В спальне, зачем нам оно сейчас…

– А мне потребуется. – Тут он обратился к Рису: – Принеси.

– В каком месте вы его спрятали? – поинтересовался тот.

– Сам найдешь, – огрызнулся я.

Он хотел ударить меня пистолетом по голове, но мне удалось подставить руку и смягчить удар. Я почувствовал боль, но страха не было, только вот злость…

– Перестань, – скомандовал инспектор. – Нам совсем не нужно, чтобы следователь нашел на их трупах кровоподтеки…

Рис отправился в спальню.

– Лицом к стене! – снова скомандовал Вебер.

– Сумасшедший сукин сын… – завопила Холидей.

– Пошевеливайтесь. Мне нужно было сразу начать с этого…

Пожалуй, дело зашло слишком далеко. Я взглянул на Мэндона.

– Чарли, на твоем месте я не стал бы этого делать, – вмешался адвокат. – Та запись, что у тебя за поясом, всего лишь одна из многих копий, которые мы отдали в надежные руки. Если в течение ближайшего часа мы с ними не свяжемся, то эта запись прозвучит в «Лейн-франтклаб», в Ротариан, в Лайонсе и даже в церквях…

У инспектора отвисла челюсть.

– А теперь, Чарли, не надо суетиться и возводить на нас напраслину. Все будет продолжаться как и раньше, если ты окажешься разумным человеком. Нам от тебя требуется только небольшая помощь и готовность к сотрудничеству.

– Кроме того, – вклинился я со своими подсчетами, – у вас находятся четырнадцать плюс восемнадцать – тридцать две сотни баксов моих денег, и я хочу получить их назад.

– О Господи, – упрекнул меня Мэндон. – Вы могли бы высказать ему свои претензии наедине?

– Черт побери! Это мои зеленые, и я хочу их назад…

Он подскочил ко мне и тряхнул за плечо.

– Что, нельзя это отложить? Обсудишь с ним позже.

Появился Рис, держа в руках мои пистолеты.

– Вот все, что там было, – доложил он.

Инспектор даже не обратил на него внимания. Он был занят осмотром своей руки. Кровь все еще капала на ковер.

– Мне нужно заняться рукой, – бросил Вебер.

Он уже не орал, глаза его не горели злобой. Куда все подевалось? Перед нами был кастрированный колосс.

– Сбегай в ванную и принеси ему полотенце, – сказал я лейтенанту. – И не забудьте потом купить новый ковер в эту квартиру…

Часть вторая

Глава 1

Я сидел в ее машине, стоявшей под кроной хлебного дерева неподалеку от того самого дома, где я ее встретил, слушал музыку Берригана по радио и ждал ее появления. Вот уже минут десять, как лекция закончилась и слушатели удалились, кто пешком, кто на машине, но свет в окнах продолжал гореть. И никаких следов девушки с бледным лицом и черными волосами.

Мелодия Берригана кончилась, началась другая. Утонченные такты вступления только начали убаюкивать мой мозг, как идиот диктор проорал в микрофон, что мы прослушаем мелодию Магги Спейнера «У меня новая девушка», словно можно было не узнать то неповторимое вибрато в партии трубы… Да, этот твердолобый идиот, объявлявший по радио номера, просто бесподобен. Неужели он не способен отличить несравненное банджо Кондона от лирического тенор-саксофона Мецца на фоне фортепиано Салливана?

Свет в комнате погас, чего я и дожидался. Оставалось только протянуть руку и выключить радио на самой середине несравненного соло Салливана – и еще мгновение в воздухе вибрировали сочные аккорды его фортепиано. Наконец-то она вышла на улицу. У меня перед глазами все еще стояли Пинки Ли и другие наши ребята там, в том далеком двадцать восьмом (именно Пинки притащил эту запись), и фонограф, ручку которого мы крутили по очереди, и девушка из Моргантауна… Черт бы побрал это радио! Я просто хотел убить время, а вместо этого разбередил душу. Убирайтесь, призраки, прочь, увидимся позже…

Она снова была в одной блузке и без шляпки. В отблесках света, проникавшего сквозь крону хлебного дерева, я мог ясно видеть удивительную бледность ее лица, эти темные волосы и даже чувствовать запах ее духов, который был исключительно плодом моего воображения, слабой галлюцинацией, вдруг исчезнувшей под напором других воспоминаний.

– Могу я вас подвезти? – услышал я свой собственный голос.

– Я и не знала, что вы меня ждете. Почему вы не зашли?

– У меня просто не было времени, я только пришел.

– В самом деле?

– Вы хотите сказать, что это плохо?

– Ну, с тех пор как вы разошлись с мэтром во взглядах…

– Это не помешало бы мне зайти за вами, я не настолько ограниченный человек. Думаю, однажды это обязательно произойдет, мой приход никому не помешает, да и мне будет интересно.

– Конечно.

– Я хотел позвонить, но просто не знал куда.

– Я бы вам сказала, но вашему приятелю так не терпелось…

– Именно поэтому я пришел один.

Она улыбнулась и склонилась ко мне.

– Вы хотите повести машину сами?

– Нет, спасибо. – Я уступил место за рулем, и она нажала педаль стартера.

– Куда вас сегодня подвезти?

– Куда угодно. Я избавился от своего хмурого приятеля и не выстроил никаких планов.

– Похоже, я ему не понравилась… – улыбнулась она.

– У него голова была занята совсем другим, – сказал я. – Как прошла лекция?

– Неплохо. Я действительно хочу увидеть вас среди слушателей. Мы могли бы побеседовать насчет вашей теории о четвертом измерении.

Я покосился на нее:

– Это было сказано, чтобы поддержать разговор. О четвертом измерении я не знаю ничего…

– Ах так. – Очевидно, она хотела сказать, что мне не следует слишком скромничать.

– Правда, где-то я читал об этом.

– Ну, выглядело все вполне квалифицированно…

– Это у меня от деда. Он всегда с видом знатока судил о вещах, с которыми был знаком только понаслышке. И умение напустить на себя апломб знатока я унаследовал от него… А в тот раз мне просто захотелось показаться не похожим на тех парней, которые попадались вам до сих пор. Потому я и избрал темой разговора нечто понятное лишь посвященным – под руку попалось четвертое измерение, и признайте – это сразу выделило меня среди остальных.

Какое-то время она помолчала, обдумывая вопрос.

– И те разговоры по поводу названия моих духов. – тоже нарочно?

– Естественно, – рассмеялся я. – И разговоры о запахе ваших духов тоже, ведь я ничего не чувствовал, – но зато сейчас наслаждаюсь их запахом…

– Вы ужасный актер, с вами нужно быть настороже… – заметила она.

– Я просто хотел обратить на себя внимание…

– И это вам вполне удалось. Ваша теория была для меня совершенно незнакома и звучала убедительно.

– Ну и отлично.

Мы миновали аптеку, у которой в прошлый раз собирался выйти Джинкс, и неожиданно попали в интенсивный поток машин, большинство которых направлялось в город, – разноцветные огни центральных кварталов горели прямо перед нами.

– Вы уверены, что вам сегодня вечером абсолютно нечем заняться? – поинтересовался я.

– Вполне.

– К которому часу вы должны вернуться?

– Я не слежу по вечерам за стрелками часов, с тех пор как стала взрослой и живу отдельно от родителей. А у вас есть предложения на сегодняшний вечер?

– Я здесь еще не освоился и оставляю все на ваше усмотрение.

– Ну тогда что вы предпочитаете? Кино? Ужин? Музыку? Танцы?

– Музыку я уже слушал. По вашему приемнику, пока дожидался вашего появления. Вот по этому… – тут я коснулся рукой шкалы настройки, – вот по этому каналу, одиннадцать тысяч…

– Это музыкальная станция, целыми днями они передают записи.

– Я знаю. И сегодня они как раз передали одну дивную мелодию. Надо будет заглянуть к ним и купить пластинку.

– Какую?

– Не думаю, что она вам знакома.

– Все может быть, я люблю музыку.

– «У меня новая девушка» в исполнении «Королей ритма из Чикаго».

– Первый раз слышу. – Тут она остановила машину у светофора и подозрительно покосилась на меня. – Это вы придумали тоже для разговора?

– Боюсь, что у нас с вами не очень удачное начало.

– Но ведь такой записи нет, не так ли?

– Нет, – согласился я.

– И вы даже не включали приемник.

– Даже не дотрагивался.

– Знаете, как я догадалась об этом?

– Я неубедительно сыграл?

– Все гораздо проще, у меня есть куда более веские причины вам не верить, – рассмеялась она. – Мой приемник не в порядке. Звук пропал. – Она протянула руку и включила радио. Сигналы автомобилей напоминали нам, что уже загорелся зеленый свет. Приемник тихо загудел, загорелась лампочка подсветки – и все. Она покрутила ручку настройки, стрелка пробежала по шкале, но в динамике по-прежнему раздавалось лишь тихое гудение. – Ну, убедились?

– Конечно, убедился, – улыбнулся я в ответ. Это было чертовски забавно. – Вам бы обязательно надо его починить…

– Вы просто чудовище. Уж не знаю, чему можно верить…

– В то, что мы сейчас сидим в машине. Этому вполне можно верить.

– Да.

– Чертовски приятный вечер для прогулок в автомобиле – в это тоже можно верить.

– Вы абсолютно правы.

– Ну, – тут я пожал плечами, – а все, во что не верится, можно оставить на завтра, сгрести в кучу и поплакаться над ней.

– Неплохая идея. Мы сегодня прокатимся в авто. Вот только куда?

– Оставляю на ваше усмотрение. Я же говорил, что впервые в этом городе.

– У нас можно двигаться в четырех направлениях. Некий местный феномен. На север, на юг, на запад и на восток. Есть какие-нибудь предпочтения?

– Чем меньше будет вокруг нас машин, тем лучше, – ответил я.

Она свернула направо. Приемник по-прежнему тихо гудел, и я поспешил его выключить, пока он от тряски не заработал и не выдал моей правоты. Мы ехали по улице, густо обсаженной деревьями. В некоторых домах горел свет. Воздух стал влажным, и единственный запах, который я ощущал, был ароматом Huella de Noche.

– Великолепно, – сказал я.

– Конечно, – согласилась она, еще не зная, что я имею в виду.

Она снова повернула направо, эта улица была уже пошире, впереди мелькали огни проезжавших машин.

– Хочу выехать на бульвар, машины там редки…

– Ну…

Мы снова остановились на красный сигнал светофора, сразу после него повернули налево. По сторонам непрерывно тянулись магазины, бензоколонки, освещенные вывески и витрины, но примерно через милю все исчезло, и мы оказались за городом. Нас окружала дикая природа, и казалось, что мы остались одни в этом мире.

– Здесь в это время машин почти не бывает. Это западный хайвэй, – сказала она.

– Западный хайвэй? По этому шоссе ходят автобусы компании «Грейхаунд» в Аризону?

– Здесь только один путь в Аризону. Ты собираешься туда?

– Была такая мысль, но я уже передумал.

– Ты уже обосновался здесь?

– Да.

– Где?

– В центре.

– В центре? В отеле?

– Нет, на квартире.

– Чем занимаешься?

– Пока ничем, но есть несколько неплохих предложений…

Она бросила на меня быстрый взгляд:

– В какой части юга ты родился?

– А почему ты считаешь, что я с юга?

– Акцент.

– Акцент? У меня нет никакого акцента, – запротестовал я.

– Я тоже не сразу его заметила. Вот только сейчас.

– Да, некоторые слова выдают до сих пор, – рассмеялся я. – Впредь мне следует быть повнимательней…

– Ты стыдишься акцента?

– Не совсем…

– Тогда почему ты стараешься его скрыть?

– Трудно сказать…

– Не стоит стараться, мне нравится южный говор.

– Тут проблемы чисто деловые. Многие считают южан неповоротливыми и ленивыми, потому я и постарался избавиться от акцента…

– Не думаю, чтобы так и было на самом деле.

– Но многие деловые люди так считают, – настаивал я. – Мне хочется чего-то добиться в жизни, и я не хочу рисковать.

– Странная точка зрения.

– Может быть, но это скорее какая-то разновидность фобии или что-то в этом роде…

Неожиданно она вздрогнула и оглянулась. Полотно дороги темной лентой текло прямо на запад, освещенное неясным светом полной луны. Ветер свистел в ушах. Я услышал глухой щелчок и заметил, что она выжала педаль газа до самого пола, причем специально сделала это так, чтобы привлечь мое внимание. Свист усилился, казалось, стало слышно, как мотор жадно всасывал пары бензина. Мне стали понятны ее намерения, но вот зачем? Если только… Но вряд ли. Не могла же она читать мысли по моему лицу.

Но она все же что-то почувствовала и по-прежнему выжимала педаль газа до пола. Да, она старалась показать свое превосходство. «Хорошо, сестричка, действуй в том же духе». Я устроился поудобнее и старался не смотреть на стрелку спидометра – та действовала мне на нервы. Краем глаза я наблюдал за девушкой. Ее руки замерли на рулевом колесе, все внимание было сосредоточено на дороге, родстер мчался вперед во тьму, послушный ее воле. Несколько раз раздавались легкие хлопки, я поднял глаза и увидел на ветровом стекле следы от разбившихся жуков.

– Посмотри, какие они большие! – прокричала она. – Неплохой урожай будет в этом году!

Я ничего не ответил, сосредоточенно наблюдая за педалью газа. Стрелка спидометра, должно быть, замерла на отметке девяносто – девяносто пяти миль в час. Снова послышались шлепки по ветровому стеклу, но я не обращал на них внимания. Возможно, она была разочарована – было слышно, как она включила «дворники», их монотонное щелканье походило на работу какого-то дьявольского метронома. Я достал сигарету, она сняла с руля правую руку и включила прикуриватель. Этот жест меня напугал. «Да ты сумасшедшая, крутая девка с крутым будущим. Но какое к черту у тебя будущее, если твоя жизнь может оборваться в ближайшем кювете?»

На спидометре стрелка далеко перевалила за сто. Я вынул сигарету изо рта и швырнул ее в темноту.

– Слишком быстро! – прокричал я ей.

– Спидометр врет, он тоже не в порядке! – прокричала она в ответ.

– Плевать я хотел на спидометр! Ты слишком гонишь. Черт возьми, это уже чересчур.

Она снова положила руку на руль, и скорость начала падать. Медленно поползла стрелка спидометра: девяносто пять, девяносто, восемьдесят… и замерла на пятидесяти…

– Ты знаешь, с какой скоростью мы ехали? Больше ста миль в час…

– Я же говорила, что спидометр барахлит…

– При чем здесь спидометр, просто у тебя слишком мощная машина.

Она убрала ногу с педали и еще сбросила скорость.

– Зачем ты останавливаешься?

– Ты же хотел закурить, – спокойно сказала она.

– О Господи, но для этого не надо делать остановку.

– Тогда веди машину сам. – Она пожала плечами.

– Что ты стараешься мне доказать?

– Доказать? – переспросила она с невинным видом. – Ничего, я просто вела машину, а теперь ее поведешь ты.

– Ну хорошо. – Я перегнулся через нее и потянул за ручку тормоза. Машина остановилась. Я обошел ее спереди и открыл дверцу. – Подвинься.

Она уступила мне место за рулем.

– Ну, теперь тебе лучше?

– Гораздо лучше, – сказал я, захлопывая дверь и отпуская тормоз.

– Могу я закурить?

Я выудил сигарету из пачки и протянул ей. Она прикурила от прикуривателя, и я почувствовал на себе ее взгляд.

– Мне кажется, что за рулем ты получаешь больше удовольствия, чем я.

– Мне действительно больше нравится, когда я сам за рулем, – не стал я возражать.

– Я часто нервничаю, когда кто-то другой ведет машину. Но сейчас совсем другое дело.

– И я тоже абсолютно спокоен.

Неожиданно она тронула рукой мое колено и заглянула в глаза.

– Теперь я поняла. Ты подумал… – Она рассмеялась. – Не может быть! Что за идея! Неужели ты решил, что я хотела тебя напугать?

– Как красиво ты умеешь врать!

– Ну почему… Даже вспоминать об этом глупо, – протянула она.

Я свернул на боковую дорогу, та была намного уже и вела на север. Она даже бровью не повела, никакой реакции. Через пару минут машина остановилась под кроной огромного дуба, я потушил фары и выключил зажигание. Мотор заглох, и как-то неожиданно обнаружилось, что мир вокруг нас погружен в тишину.

Я повернулся к ней. В углу ее рта была сигарета, обеими руками она распушила волосы.

– К чему все это? – спросил я.

– Что?

– Ты знаешь, о чем я.

– Скорость?

– Да.

– Ты хочешь сказать, что у меня для этого должны быть причины?

– Для этого – да.

– Ты ошибаешься, никакой особой цели не было. Просто иногда меня заносит…

– С такой скоростью?

– Иногда и побыстрее.

– Чушь, – отрезал я. – Чего ты боишься?

– Чего я боюсь? В самом деле…

Я забрал у нее сигарету, швырнул ее через голову и заглянул ей прямо в глаза.

– Так что тебя пугает? – не отставал я.

– Не смотри на меня так…

Я обнял ее, поцеловал полуоткрытые губы и ощутил ее горячее дыхание. Она вздрогнула, замотала головой, но я буквально впился в нее, и вскоре она перестала сопротивляться – и тут я ее отпустил, бросив:

– Убирайся.

Она смотрела на меня в упор. Я перегнулся и открыл дверцу с ее стороны.

– Уйди.

Она даже не пошевелилась.

– Черт побери, да выходи же ты!

Девушка вышла из машины, я захлопнул дверцу, взял ее под руку и повел ее к дереву. Мы сели на траву, и я привлек ее к себе. Она оставалась абсолютно безучастной, даже любопытства не было.

– Ляг на спину, – попросил я.

Она опустилась на землю, скрестив руки на груди. Я развел их в стороны.

– Закрой глаза. Не шевелись и даже не дыши.

Она затаила дыхание, грудь перестала подниматься и опускаться. Я отодвинулся от нее, стараясь найти такую точку, чтобы белизна ее кожи сильнее контрастировала с цветом волос, воспоминания детства снова захлестнули меня… О Господи, ведь этого просто не может быть! Я не мог поверить, чтобы со мной могли твориться такие вещи. Но от этого никуда не уйдешь, мне снова было только четыре года…

Тьму нашего убежища прорезал яркий луч света. Девушка вздрогнула, мое видение исчезло. Я приподнялся с колен и увидел, что к нам по дороге медленно приближаются два мотоцикла с включенными фарами. Она попыталась встать на ноги, но я увлек ее назад.

– Тсс! – прошептал я на ухо. – Может быть, это просто дорожная полиция.

Мы снова легли на поросшем травой покатом склоне, прижавшись друг к другу, и у меня было такое чувство, что ей хочется вскочить на ноги и бежать отсюда без оглядки. Я приложил палец к ее рту, стараясь удержать от необдуманных действий и призывая соблюдать тишину. Сноп света теперь ярко освещал машину, оставленную на обочине. Мотоциклисты сбросили газ и, не заглушая моторов, остановились. Я представил себе, как они спешились и подошли к машине. Рука автоматически скользнула в карман за оружием.

– Это та самая машина, – заговорил один из полицейских.

– Проверь номер.

– Радиатор просто кипит, – отозвался напарник.

– Резина еще горячая. Ее только что поставили.

– Ты думаешь…

– Еще не знаю. Давай посмотрим вокруг.

– Ну лихачи! Они из нее выжали не меньше ста миль в час!

Послышался звук открываемой двери. Один из патрульных присвистнул от удивления.

– Эй, Ник… Смотри…

Теперь уже и Ник удивленно свистнул.

Девушка резко вскочила на ноги и, прежде чем я успел ее остановить, побежала к машине.

– А ну уберите ваши лапы! – кричала она на бегу. – Как вы смеете!

О Господи! Я привстал и, не убирая пистолета, укрылся за стволом дерева. Отсюда мне было видно, как они осветили ее фонарями.

– Уберите свет!

– Вы Маргарет Добсон? – послышался голос копа, которого звали Ник.

– Предъявите права, – потребовал второй, отводя фонарик в сторону от ее лица.

– Я ничего вам предъявлять не собираюсь. Садитесь на свои тарахтелки и убирайтесь отсюда…

– Послушайте, мисс… Если вы не хотите неприятностей…

– Вы не назовете номер вашего полицейского значка? – холодно спросила она.

– Пожалуйста, только к чему все это… – С этими словами он осветил свою бляху. – Смотрите сами.

– Один-восемь-два-два, – прочитала она вслух.

– По-моему, я задал вам вопрос, мисс, – снова заговорил Ник. – Ваше имя действительно Маргарет Добсон? Это ваша машина?

– Да, вы угадали, это действительно моя машина. А что вам взбрело в голову?

– Послушайте, мисс Добсон, – сказал Ник, – не надо скандалить. У нас есть дюжина свидетелей, утверждающих, что вы мчались со скоростью сто миль в час. Это очень опасно, и прежде всего для вас самих. Мы не хотели бы, чтобы дочь Эзры Добсона разбилась насмерть на нашем участке, не так ли, Дэмон?

– Нет… – отозвался второй.

Мне чуть не стало плохо. Ведь копы извинялись перед ней и явно ее боялись. Теперь мне стало ясно, почему она все время вырывалась, когда я пытался удержать ее.

– Вот еще что, мисс Добсон, – продолжал Ник. – Вам не следует в такое время оставаться в этом глухом месте. Лучше отправляйтесь домой…

– Когда мне захочется, именно так я и поступлю.

– Ну хорошо, – не сдавался Ник, – все равно вам лучше отправиться домой…

Он осветил фонариком окрестности, пытаясь обнаружить ее спутника, и я опять спрятался за ствол дерева.

– Со мной все в порядке, и я вас не задерживаю.

– Конечно, мисс Добсон, – согласился Дэмон. – Напомните обо мне своему отцу. Меня зовут Стер, Дэмон Стер. А что касается номера бляхи моего напарника, то давайте забудем об этом, ладно?

– Все будет зависеть от того, насколько быстро вы исчезнете отсюда, – предупредила она.

– Мы уже уходим. Доброй ночи, мисс Добсон, – сказал Ник.

Она холодно промолчала в ответ. Полицейские направились к своим мотоциклам. Когда они скрылись за поворотом, я вышел из укрытия и спрятал пистолет в карман.

– В следующий раз, когда мы с тобой куда-нибудь поедем, я возьму с собой запасной комплект нервов, – нарушил я тишину ночи.

– Прости… – смутилась она.

– За что? Все было великолепно. Только так и нужно обращаться с этими ублюдками. Да, кстати, кто же ты в таком случае?

– Не стоит забивать голову.

– И все-таки, ты разбудила во мне любопытство, – не сдавался я. – Кто твой отец? Комиссар полиции?

– Нет… – Она направилась к тому месту, где мы еще несколько минут назад тихо лежали в густой траве.

Что за черт, кто же она? Когда я подошел, она уже растянулась на земле. Я тихо присел рядом.

– Кто ты?

– Хватит об этом, – попросила она. – Вернемся на несколько минут назад. Смотри… – Она раскинула руки, затаила дыхание и замерла как статуя, как…

Я просто сидел и смотрел.

– Что с тобой? – тихо спросила она.

– Секундочку, – попросил я, стараясь вернуться в свои мысли, но не смог. В голову лезла всякая чушь вроде полицейских, мотоциклов и прочей ерунды.

– Еще секунду. – Я пытался воскресить свои воспоминания…

Глава 2

Я еще только начал просыпаться, даже не открывал глаз, но уже понял что-то не так. Тело, лежавшее рядом со мной в кровати, было мне неприятно, а воздух в комнате затхлый и прокисший. Наконец открыв глаза, я обнаружил, что дверь в спальне закрыта, окно заперто на задвижку, а в постели рядом со мной лежит Джинкс. Мне ничего не оставалось, как быстро подняться и открыть настежь окно. Комната сразу наполнилась свежим воздухом и гулом просыпающегося города. Я вернулся и стащил с парня одеяло, но даже это его не разбудило. Он только поежился и перевернулся на бок, подобрав колени. Когда я стал трясти его за плечи, Джинкс вздрогнул и открыл глаза.

– Что… что… – пробормотал он, роняя слюну на подушку.

– Сколько раз я просил тебя не закрывать окно?

Потирая глаза, он уселся на постели.

– Оно было открыто, когда я ложился, – бормотал он, позевывая. – Я и не думал закрывать, должно быть, ветер захлопнул створки.

– При чем тут ветер, оно было заперто на задвижку.

– Ты уверен?

– Черт побери, я же говорю тебе, что окно было заперто.

– Тогда это не я, – процедил он. – Наверное, Холидей.

– Конечно. Это на нее похоже. У нее мозги только в этом направлении и работают. Это она уложила тебя в постель?

– Ну. Все так и было. Из-за твоей отлучки она вчера вечером просто взбесилась…

– Теперь это касается и меня, – бросил я на ходу, направляясь в гостиную.

Холидей лежала на диване, укрывшись простыней, и курила. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять ее намерения. Она уже успокоилась, на ее лице блуждала нахальная ухмылка, и было видно, что она давно не спит (если только вообще спала этой ночью), поджидая, когда я проснусь, обнаружу закрытое окно и Джинкса в своей постели. В ее облике было что-то от охотника в засаде, поджидающего на рассвете дичь. Все было так очевидно, что не почувствовать этого было просто невозможно. А раз уж я понял, то сразу сказал себе: «Стоп. Если она так себя ведет, здесь что-то не так».

Это совсем не в ее духе – позволить мне спать. Уходя, я предупредил ее и Джинкса, что вернусь через пару минут, собираясь немного проветриться на свежем воздухе, а вместо этого отправился к дому доктора Грина на свидание с девушкой, которое затянулось часов на пять, не меньше. И, вернувшись, обнаружил квартиру пустой, что мне было абсолютно безразлично. Со спокойной душой я лег в постель, понимая, что как только Холидей появится, она первым делом разбудит меня и закатит истерику. Это было бы на нее похоже, и именно этого от нее следовало ожидать. Но ничего подобного не случилось. Почему? Ответа я не знал. Но мне было легко догадаться, чего она ждет от меня. «Ну хорошо, сучка, посмотрим кто кого».

– Доброе утро… – сказал я как можно приветливее.

– Доброе утро… – отозвалась она, недоумевая, с какой стороны ей ждать подвоха.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она тем же ровным, спокойным голосом.

– Прекрасно… – ответил я и задумался, стоит ли тратить на эту комедию силы и нервы. – Пожалуй, я бы выпил чашечку кофе. Как ты на это смотришь?

Тень разочарования промелькнула по ее лицу, сразу куда-то пропала нахальная ухмылка. Холидей сбросила простыню и свесила ноги с дивана, скромно запахивая полы халатика, в котором спала.

– Минуточку, я приготовлю…

– Да я и сам справлюсь. Не стоит беспокоиться… – сказал я уже по дороге в кухню, оставив ее таращиться мне вслед, нерешительно переминаясь с ноги на ногу посреди гостиной.

Я налил воду в кофейник и отмерил кофе. Тут на кухню вошла Холидей с новой сигаретой во рту. Она сладко потянулась, стараясь подчеркнуть аппетитные округлости своих форм.

– Как спалось?

– Просто великолепно, – заверил я ее, зажигая конфорку плиты. – В самом деле…

– Никакой простуды? Горло не болит?

– У меня?

– Да, именно у тебя.

– Нет. – Я покачал головой. – Никаких признаков простуды, ни кашля, ни насморка. Да и с какой стати?

– Вот и хорошо. Ведь я как раз вовремя закрыла окно. Часа в два поднялся сильный ветер, в комнате был такой сквозняк, а мне не хотелось, чтобы ты простудился.

– Ну уж простуда-то мне не грозит, можешь не волноваться. Этой радости у меня последние лет двенадцать не было…

– Иногда очень легко подцепить простуду. Особенно если утомлен, а ты выглядел таким усталым прошлой ночью. На тебе просто лица не было.

– Могу себе представить, я даже не слышал, как ты заходила.

– Ты даже не почувствовал, как Джинкс залез в твою кровать, – рассмеялась она. – Просто живой труп.

– Да, трудно было не услышать такое. Это убедительно доказывает, как я смертельно устал.

– А уж раз ты сам не можешь за собой присмотреть, кто-то должен был за тобой поухаживать. Ведь могло быть и похуже обычной простуды – воспаление легких, например… А мне этого совсем не хотелось. Что мне делать, если ты серьезно заболеешь?

– Ну, за тебя-то я спокоен. Что-нибудь придумала бы.

– Трудно сказать… – отозвалась она. Холидей бросила окурок в раковину, и на ее губах снова заиграла нахальная улыбка. – Тебе следует быть осторожнее, ведь ты отвык от таких длительных прогулок. Если бы я знала, ни за что бы тебя не отпустила. Ты же сказал, что хочешь прогуляться всего несколько минут…

– Меня задержали.

– Это было приятно?

– Очень. «Гранд-отель». Первая картина, которую я увидел за последние три года.

– Кино? – деланно удивилась она. – А я слышала, у нее «кадиллак»…

Ну вот! Маска сброшена, маскарад окончен. Конец двусмысленной беседе и неумеренным заботам. Вот что гложет ее душу – другая девушка. А узнала она от Джинкса. Но что он мог рассказать? Только то, что какая-то мисс подвезла нас на своем «кадиллаке». Вряд ли Джинкс мог знать о нашем свидании, это все из области догадок, я намеренно больше ни разу не упоминал при нем о ней. Так что доказать они ничего не смогут.

– О чем это ты? Какой «кадиллак»? – Я изобразил недоумение.

– О той странной особе, которую вы с Джинксом встретили прошлым вечером. Разве у нее не «кадиллак»?

– Понятия не имею, какова марка ее машины. Я видел ее единственный раз в жизни и ничего о ней не знаю: ни кто она, ни имя, ни адреса. Если бы я и захотел найти эту девушку, это вряд ли удалось бы.

– Для тебя такое дело – раз плюнуть. Ты же у нас голова, большой человек, хозяин. А она шикарная девочка, хотя и со странностями…

– То, что кажется Джинксу, и то, что считаю я, – это совсем разные вещи, уж будь уверена. А я тебе уже сказал, что вчера вечером ходил в кино и не был ни на каком свидании.

Она обиженно поджала губы и пронзила меня испепеляющим взглядом.

– Если у тебя больное воображение – это уже твои проблемы, и можешь придумывать все, что заблагорассудится…

– Лживый сукин сын! – Она резко повернулась и сбила кофейник с плиты, тот покатился по полу, выливая свое содержимое на линолеум. Она была вне себя от ярости и уже не скрывала этого. Когда Холидей повернулась ко мне, ее лицо перекосилось от злобы.

– Ты шляешься с какой-то дамочкой, а я должна тут переживать, сукин сын…

Она схватила со стола жестяную банку с кофе и швырнула ее в меня. Та раскрылась и окатила меня коричневым пахучим порошком. Я подскочил к ней, тряхнул за плечи и опрокинул на раковину. Полы ее халата распахнулись, обнажив грудь. Схватив Холидей двумя руками за горло, я с наслаждением стал их сжимать.

– Я ходил в кино, ты слышала, я ходил в кино, – повторял я. В горле у нее что-то булькнуло. Холидей попыталась сопротивляться, но я крепко зажал ее ноги между своими, а мои пальцы крепко сжимали горло: она едва могла пошевелиться. – Я ходил в кино. А ну повтори. Скажи, что я ходил в кино… – Я слегка ослабил хватку, чтобы дать ей говорить.

– Ты ходил в кино… – прохрипела Холидей.

– Вот так-то лучше, – назидательно сказал я, отпустил ее и сделал шаг назад. Она выпрямилась, запахнула халат. Нахальная улыбка исчезла, но глаза по-прежнему горели злобой. Я повернулся и вышел с кухни…

Из ванной появился Джинкс.

– С этой минуты держи язык за зубами, – посоветовал я. – Это ты разболтал Холидей о моей вчерашней встрече.

– Ничего подобного.

– А откуда она знает про «кадиллак»?

– Я сказал ей только об этом, но больше ни слова. Кажется, Мэндон догадался…

– Мэндон? – удивился я.

– Это была его идея, а не моя.

– И где же вы с ним встретились?

– Здесь. Прямо здесь.

– Что ему здесь было нужно?

– Холидей звонила…

– Зачем?

– Она очень переживала, думала, что тебя забрали в полицию…

– Это еще раз доказывает ее непроходимую глупость. Идиотка, да копы меня теперь и пальцем не тронут.

– Да и Мэндон был очень расстроен. Около двенадцати мы отправились купить что-нибудь поесть, и он сказал, что если мы не застанем тебя дома, когда вернемся, то он начнет тебя разыскивать. Но ты к тому времени уже вернулся…

– Конечно, вернулся, – разозлился я. – А чего вы хотели? Сукины дети! Стоит мне только отлучиться, как у вас начинается паника. Я сам знаю, что мне делать.

– Наверное, это так и есть, – бросил он уже через плечо.

Я открыл кран с холодной водой и увидел в зеркале, как Холидей подошла к Джинксу. У нее в руках был мой пиджак, который я оставил вчера в гостиной. Она что-то показывала ему, не подозревая, что мне прекрасно видно всю эту пантомиму. Я закрыл кран и вышел из ванной.

– Смотри… – сказала Холидей, поворачивая ко мне пиджак спиной, чтобы стали видны прилипшие сухие травинки. – Замечательное кино…

Я вернулся в ванную и хлопнул дверью. Даже шум воды, лившейся из открытых до отказа кранов, не мог заглушить ее победоносного хохота…

Глава 3

Когда я сообщил, что хочу видеть мистера Мэндона, младшая из двух блондинок в его приемной спросила, как меня зовут. Ее вовсе не интересовало, была у меня предварительная договоренность или по какому делу я пришел, а только мое имя, которое она тут же записала в регистрационный журнал вместе со временем моего визита. Для этого ей пришлось бросить взгляд на стенные часы.

– Он вас ожидает, мистер Мэрфи, – сказала она, завершив эту процедуру. – Вон в ту дверь, пожалуйста…

При этом она открыла дверцу невысокой перегородки, разделявшей комнату на две неравные части, и я направился к двери в кабинет хозяина.

Казалось, что и в этой комнате все было подобрано, чтобы подчеркнуть эксцентричность ее хозяина. Посреди кабинета стоял кольцевой диван, нечто подобное можно видеть в музеях и других публичных местах, но там они располагаются вокруг столбов или колонн. Здесь же ничего подобного не было, и в центре сооружения зияла дыра. Вдоль наружной стены стоял массивный комод красного дерева, на верхней крышке которого стояли фарфоровая чаша и кувшин, расписанные цветами, а также полотенце, перекинутое через кронштейн. У стены возле двери, через которую я вошел, стоял небольшой стул с откидывающейся крышкой, вещь чисто утилитарная и непременный атрибут детских спален. Рядом с ним находился книжный шкаф со стеклянными дверцами, забитый всяким хламом, правда, на одной из полок стояли книги по юриспруденции. Противоположная стена была увешана фотографиями в рамках и без оных, которые группировались вокруг цветной репродукции Ангейзера-Буша «Последняя стоянка Кастера», занимая верхнюю половину стены. Нижняя ее часть была скрыта за громадным бюро с наклонной крышкой, старомодным и несуразным, перед которым на высоком стуле восседал сам Мэндон, положив ноги на перекладину.

– Ну, – сказал он, слезая со стула, – последний раз, когда я вас видел, вы спали как младенец.

– Знай я о предстоящей встрече, обязательно дождался бы.

– Ну, не будьте таким ехидным.

– А вы думали, что имеете дело с невинным голубком? Вы мне наделали кучу неприятностей прошлой ночью. Откуда вы знали, что я отправился на свидание?

– А разве нет?

– Да.

Он энергично кивнул.

– Я выслушал ваших друзей, а остальное было делом логики и дедукции…

– С этой минуты, если не возражаете, мне хотелось, чтобы вы употребляли свою дедукцию мне на пользу, а не во вред.

Мэндон слез со стула.

– Я всего лишь старался уверить Холидей, что ничего серьезного с вами не произошло. Она очень боялась, что вы попали в руки полиции. Мне казалось, пусть девушка лучше будет зла на вас, чем смертельно напугана и расстроена. Разве вы не согласны?

– Согласен, – вынужден был признать я. В его словах было достаточно логики, чтобы звучали они разумно. Но меня не проведешь. Завари кашу покруче, пусть они ссорятся, дерутся, ревниво следят друг за другом, пусть маслобойка крутится, будь настойчив, терпелив и не пропусти момент, когда слой масла станет таким толстым, что даже ленивый сможет подцепить себе кусок полакомее… Он все еще смотрел на меня с хитрой ухмылкой на лице. Мог ли Мэндон прочитать мои мысли? Исключать нельзя. У этого мерзавца острый, проницательный ум. – Только я пришел не поэтому. Все дело в вашем «позже».

– Позже? – нахмурился Мэндон.

– Вебер заграбастал тридцать две сотни моих денег, вчера я хотел получить их назад, но вы сказали, что это произойдет позже. Пожалуй, уже пора…

– Может, лучше, если каждый будет заниматься своим делом? – спросил он с оттенком легкой горечи в голосе.

– Ну так займитесь. Мне просто нужны деньги, чтобы продержаться до следующей оказии.

– Я уже просил вас предоставить мне возможность самому заниматься этим вопросом. – На этот раз в его тоне появились дружелюбие и любезность. Кустистые брови взметнулись высоко, выше было просто невозможно. – Ну пожалуйста, прошу вас…

– Но я же вам сказал – результатов пока не видно, – настаивал я, размышляя о внезапной перемене в собеседнике. Что могла означать неожиданная любезность с его стороны?

Мэндон высоко поднял голову и поджал губы, при этом он не упускал меня из поля зрения и жестикулировал руками как бы в такт своим мыслям или же давая мне понять, что напряженно думает о чем-то. Затем Мэндон подошел к столу и, откинув крышку, достал большой конверт из плотной бумаги.

– Человеку в вашем положении могут потребоваться гораздо более важные вещи, чем деньги. Возможно, вы и не задумывались об этом. Вот одна из них. – С этими словами он протянул мне конверт.

На вид тот казался пустым, да к тому же на нем не было никаких надписей или пометок. Что же там могло быть? Я открыл его и, прежде чем успел извлечь лист плотной бумаги, уже знал, что это карточка моего полицейского досье с фотографиями в фас, в профиль и отпечатками пальцев. Кроме того, там были приведены особые приметы, краткое описание внешности и данные основных измерений. Это был оригинал досье, которое хранилось в полицейском управлении города, где меня судили. Моему изумлению не было предела.

– Как оно могло здесь оказаться?

– Ну вот видите, что происходит, если каждый занимается своим делом, – сказал он с серьезной миной на лице.

– Вы просто волшебник. Снимаю перед вами шляпу, – сказал я абсолютно искренне. Без этой карточки у полиции на меня ничего нет. Мое прошлое перестало существовать. У меня его просто не было. Хотя, пожалуй, это не совсем так; где-то в недрах ФБР среди нескольких миллионов других копий находится и моя, но без моих отпечатков пальцев ее найти было невозможно, а уж я был уверен, что такой возможности им больше не представится. Да и копия из Вашингтона в один прекрасный день будет у меня в кармане, тут уж у меня сомнений не было. Не торчать же мне всю жизнь в этом городишке.

– Но мне по-прежнему непонятно, как она здесь оказалась. Тот город за тысячу миль отсюда. Быстрая работа.

– Дело в том, что инспектор Вебер получил ее уже вчера вечером. Я позволил себе посоветовать ему забыть о тридцати двух сотнях и предложил в обмен достать для нас эту карточку. Ему это было совсем нетрудно – хватило всего лишь телефонного звонка. Профессиональный обмен любезностями, так сказать. Перейдем к заключительной части нашего ритуала? – Он вытащил из кармана дешевую жестяную зажигалку и, щелкнув большим пальцем, зажег ее. Она горела как факел.

Мэндон протянул ко мне руку с зажигалкой, и я поднес к пламени угол карточки. Плотная бумага изогнулась, потом наконец вспыхнула, и пламя стало медленно пожирать напечатанные на ней слова. Вот оно уже миновало «…в этом случае прошу уведомить…» и добралось до «…был заключен в тюрьму штата…», еще немного – и исчезнет моя фотография в профиль с индексом 9М ЗИ 000 12. Я покрутил бумагой в воздухе, чтобы остался только крошечный уголок, который был зажат у меня между большим и указательным пальцами. В конце концов и он догорел в массивной медной пепельнице. Мэндон не произнес ни слова, а я направился к комоду, налил воды из кувшина и принялся мыть руки.

– Думаю, вам следует забыть об этих тридцати двух сотнях, – заключил Мэндон.

– Пожалуй, я с вами согласен, – ответил я, закончил мыть руки и насухо вытер их полотенцем, которое Мэндон потом водрузил на место.

– Ну, как вы теперь себя чувствуете?

– Прекрасно. Я чувствую себя прекрасно.

– Еще бы. Не каждому человеку выпадает счастье родиться вторично. И с этой минуты вам не о чем беспокоиться, тем более что вашими делами буду заниматься я сам.

– Чероки, – обратился я к нему, – беспредельное презрение, которое мое бренное тело испытывает ко всему живому в этом мире, к вам не относится. Я приветствую в вашем лице человека, доказавшего свою состоятельность и оказавшегося достойным моего гения. С этого дня я с уважением и любовью вверяю вам ведение моих дел.

– Конечно-конечно, – улыбнулся Мэндон, – не стоит меня благодарить.

– Ну конечно… – согласился я с ним.

Сити-Холл находился в старой части города, в трех кварталах от конторы Мэндона. Всего три шумных, суетных квартала, полных магазинчиков, торговавших подержанными вещами, ломбардов, пивных, закусочных, автостоянок и бензозаправочных станций; уродливых грязных зданий, набитых неопрятными людишками, – такое окружение вряд ли могло ассоциироваться с Сити-Холл. Но он не был ни уродливым, ни грязным, а ослепительно белым, занимающим целый квартал, тридцатиэтажным сооружением, возвышающимся над грязью и нищетой окружающего мира, выразительным и могучим символом, более могущественным, чем слово Господа нашего Иеговы, в чью честь неслись писклявые гимны из открытых дверей ближайшей маразматической миссии какой-то секты.

– Вы нервничаете? – вернул меня к действительности Мэндон. – Неужели? Вот посмотрите…

Я огляделся и обнаружил, что мы находимся в довольно пестрой толпе пешеходов – полицейские в форме, охранники со всевозможными значками, приколотыми к рубашкам, и неизменной кобурой на бедрах, шерифы и их помощники в хаки и в форме, изредка попадались люди в гражданской одежде.

– С какой стати я стал бы нервничать? – улыбнулся я в ответ. – Мне не о чем волноваться, просто немного любопытно… Ведь у меня сегодня второе рождение, неужели вы забыли?

– Ну, может быть, я не совсем правильно сформулировал свою мысль. Нервная система человека не реагирует на внешние раздражители – например, на вид полицейского. Там, куда мы направляемся, будет много полицейских.

– Моя нервная система тоже переживает второе рождение благодаря вашим способностям.

– Вы все шутите.

– Напротив, я абсолютно серьезен.

Мы остановились в ожидании зеленого сигнала светофора. Он осторожно покосился на меня, тихо рассмеялся и взял за руку. До Сити-Холл оставался еще целый квартал, похоже, это было любимое место сбора полицейских. Они стояли парами и небольшими группками, входили и выходили из закусочных и кафе. Оказалось, что Мэндон знаком едва ли не с большинством из них. Он уже успел переброситься парой фраз с дюжиной встреченных полицейских, но никто не назвал его по имени. Один назвал его Чероки, а все остальные – «Спот».

– Что еще за «Спот»? Что это значит? – не удержался я от вопроса.

– Это просто прозвище, – ответил он. Мне это ровным счетом ничего не говорило, что Мэндон, очевидно, понял по выражению моего нахмуренного лица.

– Это сокращение от «стряпчий по темным делам». – Он вымученно улыбнулся, желая показать, что в этом слове для него нет ничего унизительного и такое обращение не имеет никакого отношения к неуважению его персоны. Но мне это было и так понятно по их тону.

– Похоже, ты знаешь всех полицейских в округе, – заметил я.

– Вот уже много лет я часто бываю в этих краях и помню еще времена, когда на месте Сити-Холл был грязный гараж.

Мэндон покачал головой, словно не веря, что прошло столько лет с тех пор, и, все еще держа меня за руку, увлек в полумрак ближайшей закусочной. После ярко освещенной улицы в первый момент я почти ничего не видел, только гул голосов и запах. Запах копченостей, мяса, свежих овощей, он был просто великолепен…

Закусочная была набита битком, теперь я уже начал различать лица. По форме она была похожа на вытянутый пенал, и поэтому казалась бесконечной. В левом углу находились будка кассира и табачный прилавок, который размещался на крошечном пятачке, а справа, напротив стены, от окна начиналась раздаточная, тянувшаяся до самого конца помещения. Это было что-то вроде кафетерия: посетитель брал из стопки чистую тарелку. («Никаких тарелок, перекусим на ходу», – предупредил Мэндон) и двигался вдоль раздаточного прилавка, за которым восемь человек в белых фартуках и поварских колпаках резали и раскладывали жареный ростбиф, солонину, копчености, языки, колбасу, сосиски, маринованные огурцы, укроп, ломти ржаного хлеба. Они принимали заказы и старались их более или менее точно выполнить (хотя, похоже, никто не возражал против некоторых вольностей с их стороны), а когда вы наконец получили требуемое, то подходите к массивной и приземистой стойке бара, где вам тоже приходится немного обождать, и вот уже тогда можно приступить к трапезе – если, конечно, вам удастся найти свободное место за столиком. Но их не было, мало того, у многих столиков стояли, болтали, похлопывали друг друга по плечам, смеялись и ждали, когда освободится место, другие посетители этого кафетерия, среди них тоже было много полицейских. Большинство из них знали Мэндона и звали его Спот.

Мэндон наконец нашел свободное место у стены между двумя столиками, и мы уселись спина к спине. У каждого было по громадному сандвичу в одной руке и по бутылке пива в другой.

– Теперь мне понятно, почему мы отказались от тарелок, – заметил я.

– Конечно, они потребуются, если прийти сюда пораньше или ближе к закрытию.

– А зачем вообще приходить? – не удержался я.

– Что?

– Я сказал, может быть, вообще не стоит появляться здесь. Если только ты не хотел меня удивить количеством знакомых полицейских.

Он покосился на меня:

– Если тебе это неприятно, мы можем уйти…

– Да нет. Как тебе сандвич?

– Хороший, а у тебя?

– Тоже ничего. Если закрыть глаза и не видеть манер этой публики, то я даже смогу доесть его…

Что-то коснулось моей шеи, и я повернул голову. Рядом со мной стоял седой мужчина в рубашке с черными нарукавниками, он подмигивал мне, призывая не выдавать его. Все это время он пытался дотянуться за моей спиной до Мэндона и к тому же весьма активно пережевывал остатки пищи, не закрывая рот. Запомнить его и поставить галочку против его имени в своем списке, потому что рано или поздно я затащу эту падаль, это жвачное животное в такое тихое и спокойное место, где мой выстрел никто не услышит… Значок на его рубашке отливал золотом – значит, это был не простой полицейский, как большинство в этой закусочной, а шишка покрупнее. Я немного подался вперед, чтобы облегчить его старания, и он тут же заехал Мэндону по макушке и спрятался за моей спиной. Тот, пока еще недоумевая, повернулся ко мне за объяснениями, но я скосил глаза в сторону седого полицейского. Чероки вытянул шею, заметил его и, видимо, узнал.

– Кажется, тюрьмой пахнет, – шумно втянув носом воздух, провозгласил он.

Тюремщик выпрямился и вышел из-за меня, посмеиваясь, как будто только что услышал самую остроумную шутку в своей жизни.

– Привет, Чероки, где ты пропадал? – сказал он, протягивая руку. Чтобы ответить ему тем же, Мэндону пришлось зажать свой сандвич в зубах. – Что с тобой творится последнее время? – не унимался коп. – Твоим ребятам мой отель больше не подходит?

Адвокату наконец удалось освободить руку и достать сандвич изо рта.

– Как поживаешь, Бу? Познакомься с моим помощником, Полем Мэрфи. Гай Бэдфорд, главный тюремщик этих мест.

– Рад познакомиться с вами, мистер Бэдфорд, – сказал я, мысленно прощаясь с ним.

– Он собирается заняться юриспруденцией, – пояснил Мэндон.

– Я собираюсь заняться юриспруденцией, – подтвердил я.

– Мы с отцом этого парня были друзьями, и он послал его ко мне поднабраться опыта.

– Ну, дружище, ты не ошибся выбором. – Коп положил мне руку на плечо. – Зайди ко мне как-нибудь, и я выдам тебе всю его подноготную.

«Научись сначала жевать с закрытым ртом, свинья поганая». Никаких других чувств этот ублюдок у меня не вызывал.

– Не стоит от меня прятаться, Чероки. Я не занесу тебя в свои списки, хотя ты это давно заслужил.

– Обязательно заскочу, Бу, – пообещал Мэндон.

– Ловлю на слове, и захвати с собой Поля. Мы покажем ему, на что похожа тюрьма изнутри…

Он похлопал меня по плечу, удалился, и Мэндон проводил его взглядом.

– Личные контакты, вот зачем я появляюсь здесь, – спокойно объяснил он. – Это неплохой бизнес. Вот этот – главный тюремщик. А видишь того парня за столиком? Да-да, в полотняном костюме и черных роговых очках…

Это был уже начавший лысеть мужчина. Он сидел в одной компании с тремя штатскими. Все они несколько выделялась среди окружающих, хотя для этого нужно было не так уж и много.

– Вижу, – отозвался я.

– Судья Бёрдсонг. Мой хороший приятель. Я познакомился с ним здесь… – Он проглотил последний кусочек своего сандвича и запил остатками пива в бутылке. – Подожди немного. Мне надо с ним поздороваться.

Мэндон стал протискиваться между столиками. Судья наконец заметил его, улыбнулся и что-то сказал. В этом бедламе для того чтобы услышать мне нужно было бы сидеть у него на голове. Чероки, похоже, знал и остальных из той компании, они пожали руки, и мне показалось, что с четвертым участником этого застолья он видится впервые. Никто не предложил ему присесть, они просто сидели, жевали, смеялись, пили. Передо мной снова возник жующий рот главного тюремщика, и мне вовсе расхотелось доедать свой сандвич. Единственным моим желанием было обмотать в один прекрасный день этот свинарник колючей проволокой с динамитными шашками и взорвать, к вящему процветанию общества и улучшению его манер…

– Почему ты не ешь? – раздался поблизости голос Мэндона.

Я и не заметил, как он вернулся.

– Ничего, просто я не голоден.

– Опять ты нервничаешь. Успокойся и перекуси.

– Иди ты к черту, я же говорил тебе, что не голоден.

– Тогда пойдем?

– Да.

– Ну что ж…

Я бросил недоеденный сандвич на стол прямо под нос какому-то копу и пошел к выходу, расталкивая этих ублюдков, извиняясь и притворяясь, что это просто случайные столкновения. Мэндон расплатился, и мы вышли на залитую солнцем улицу. Толпы полицейских значительно поредели, очевидно, большинство из них набивали себе брюхо в многочисленных забегаловках.

– О Господи, – сказал я, оглянувшись на закусочную, которую мы только что покинули. – В жизни мне не приходилось видеть ничего подобного. У представителей рода человеческого. Ни на ферме, где я отбывал срок, ни в дорожной банде, ни даже в тюрьме. Последний раз мне приходилось видеть нечто подобное, когда я был еще ребенком.

– Это же копы, – возразил он. – Они любят пошуметь и немного выпустить пар, а это единственное время, когда они могут себе позволить подобные вольности.

– Дело тут вовсе не в шуме и гаме, который там царит.

– А в чем же?

– Моя семья занималась тем, что выращивала свиней. Тебе никогда не приходилось видеть тысячи жующих свиней?

Ответа не последовало, но когда я взглянул на него, то увидел, что Мэндон нахмурился и уставился на меня немигающим взглядом.

– Именно так оно и было, именно так, – пробормотал он, взгляд его смягчился, тень понимания скользнула по лицу.

– Хватит меня испытывать, Чероки, к чему весь этот психоанализ. Я это могу сделать гораздо лучше тебя…

Мы остановились на перекрестке.

– Прими мои искренние извинения за подобное испытание, – сказал он. – Но мне нужно было выяснить…

– Выяснить? Что выяснить?

– Мне нужно было убедиться, что я имею дело не с хвастливым болтуном и пустышкой, а с настоящим парнем.

– Как же тебе это удалось?

– Богатый опыт плюс наблюдательность. Ты выдержал это испытание, Поль…

– Прекрасно, хотя один из нас по-прежнему теряется в сомнениях, – холодно парировал я.

– Что касается моей выдержки, мужества и надежности, боюсь, тебе придется принять это на веру, – улыбнулся он безмятежно.

– Ты в этом уверен?

– Полагаю, да, – сказал Мэндон невозмутимо и кивнул в сторону Сити-Холл. – Зайдем на пробу?

– А почему бы и нет? – поинтересовался я.

Мэндон остановился у табачного прилавка в углу коридора напротив лифта. Продавец был занят с женщиной на дальнем конце, он отсчитывал ей сдачу, а когда обернулся, то его лицо расплылось в улыбке.

– Чероки!

У темноволосого мужчины правый рукав пиджака был пуст.

– Чероки! – повторил он, протягивая левую руку.

– Привет, Оджи, – тепло приветствовал его Мэндон.

– Давненько не были у нас. Уезжали куда-нибудь? – спросил мужчина с легким акцентом.

– Да нет. Просто был очень занят. Как сам поживаешь, как семья?

– Все хорошо. И, – он указал на прилавок, – дела идут тоже хорошо. А у тебя?

– У меня тоже все в порядке. – Тут Мэндон кивнул в мою сторону: – Познакомься, это мой помощник, Поль Мэрфи.

– Привет, Оджи, – сказал я.

– О да, конечно. Если Чероки потребовался помощник, то бизнес идет как нельзя лучше. Столько лет он управлялся один, а вот теперь…

– Все меняется, Оджи, все меняется. – Мэндон указал на какой-то предмет на полке.

– Я знаю… – отозвался продавец, снял с полки круглую картонную коробку, какую я видел у Мэндона дома, и открыл ее. – Ваши любимые…

Мэндон рассмеялся, взял из коробки несколько сигар и расплатился долларовой банкнотой, показывая жестом, чтобы тот оставил сдачу себе.

– Еще увидимся… – заверил Чероки.

– И очень скоро, я надеюсь. – Тут он повернулся ко мне: – Было приятно с вами познакомиться.

Я кивнул и пошел вслед за Мэндоном.

– Вы думаете это разумно, представлять меня в качестве помощника?

– Ничего страшного. Я могу нанять любого по своему усмотрению. Должен же ты иметь какое-то отношение ко мне. Это даст нам право быть вместе, когда нам заблагорассудится. Вот здесь, например… – сказал он, кивнув на застекленную дверь с буквой «М», затем отыскал на связке нужный ключ и отпер ее. В этом была какая-то злая ирония: Сити-Холл был открыт для посетителей, а его туалеты нет. Чтобы попасть туда, нужно было обзавестись ключом.

Я прошел за ним в просторное помещение с шестью кабинками и шестью рукомойниками, вся сантехника имела педальное управление, как в операционных, а на полке были разложены матерчатые полотенца. В одной из кабинок спиной к нам стоял мужчина. Когда в соседнюю направился Мэндон, он вздрогнул, выдавливая из себя последние капли, застегнул ширинку и вышел, проигнорировав и сверкающую чистотой раковину, и белоснежное полотенце.

Мэндон быстро повернулся ко мне:

– Отдай мне свой пистолет!

– Отстань, – огрызнулся я.

– Я видел, как ты переложил его в карман своего пиджака, пока мы стояли у табачного прилавка. Послушай, дурья башка, лучше отдай его мне!

Мне осталось только пожать плечами, извлечь оружие из кармана и протянуть ему. Он быстро подошел к полке с полотенцами и запихнул оружие под стопку.

– Какого черта? – возмутился я, направляясь за своим пистолетом.

Он схватил меня за руку, его лицо просто перекосилось от ярости. У меня не было ни малейшего желания бить его, я только оттеснил его в сторону и уже протянул руку к полке, как раздался щелчок отпираемой двери. В мгновение ока я оказался в одной из кабинок и прикрыл за собой дверь. Последнее, что мне удалось увидеть, – это спину Мэндона, идущего к раковине. Через небольшую щель я стал наблюдать за вошедшим. На мою беду, этот парень оказался чистюлей и не стал игнорировать личную гигиену, как его предшественник. Он медленно подошел к раковине, а я тем временем пристроился у соседней. Мне очень не хотелось, чтобы этот парень обнаружил мой пистолет. Тем временем он придирчиво разглядывал в зеркало свое лицо, тщательно исследовал состояние кожи, то оттягивая, то морща ее пальцами, затем его заинтересовало состояние его глаз. Только после этого он достал из брючного кармана гребень и стал тщательно расчесывать волосы.

«Когда же ты кончишь, сукин сын!» Но надо признаться, кое в чем он мне даже нравился. Ему совершенно безразлично присутствие других людей в туалете, по его поведению можно было подумать, что он тут находится один. Сколько людей могли бы вести себя подобным образом, я не знал, но этот парень был явно из их числа. Пауза слишком затянулась и мне пришлось начать мыть руки, он последовал моему примеру, внимательно осматривая каждый палец и вычищая невидимую грязь из-под ногтей. Наконец я закончил и вытер руки полотенцем, тем временем он снова намылил руки, ополоснул их над раковиной, стряхнул избыток влаги и милостиво принял из моих рук свежее полотенце.

– Спасибо…

Я улыбнулся ему в ответ.

Наконец он тщательно вытер руки, бросил использованное полотенце в металлический контейнер с качающейся крышкой и наконец удалился.

Моя рука немедленно нырнула под белоснежную стопку и выудила оттуда пистолет. Тут же рядом со мной оказался Мэндон.

– Черт побери! – И он снова потянулся за оружием.

Я опять отдал ему пистолет, и он опустил его в карман пиджака.

– Ты стрелял из него во время побега? – В его голосе чувствовалось напряжение.

– Нет.

– Ты никого не убивал из этой пушки?

– Нет…

– Скажи мне правду!

– Какого черта ты устроил мне весь этот допрос?

– Точно?

– Я же сказал – нет!

– Ну хорошо. Я временно придержу его у себя, мне не хотелось бы иметь в кармане наследившую пушку.

Ведь это настоящий город, а не сельская глушь, здесь в полиции есть даже баллистическая экспертиза.

– Плевать я хотел на эту экспертизу.

Он окинул меня испепеляющим взглядом и вышел. Уже в коридоре Мэндон остановился и мягко, но с нажимом заметил:

– Оставим все эти детские бравады в прошлом. Я устрою тебе разрешение на ношение оружия, и все будет о’кей. Всякий ненужный риск надо исключить.

– Это будет королевский подарок!

– А ты знаешь, как отзывалась о тебе Холидей прошлой ночью?

– Могу себе представить…

– Она назвала тебя сумасшедшим. И я начинаю в это верить. Принести пистолет в подобное место – это…

– Ты ошибаешься, Чероки. Еще час назад я понятия не имел, куда мы направляемся.

– Какое это имеет значение?

– Никакого…

– Я тоже так думаю, – пробормотал он и продолжил свой путь.

Этот коридор был целиком занят отделами полицейского управления: отдел кадров, администрация, дорожный отдел, моторизованные подразделения, отдел краж и отдел убийств. Около последней двери Мэндон замедлил шаг.

– Еще один психологический тест? – поинтересовался я.

– Зачем? Хватит с тебя. Снова волнуешься?

– Ну, пока инспектор Вебер у руля, я спокоен.

Не останавливаясь он толкнул дверь, и мы прошли внутрь. Небольшое, ярко освещенное помещение контрастировало с большой бронзовой люстрой, свисавшей с высокого потолка. Она была такой огромной, что крайние светильники почти касались стен, ее место явно было в каком-нибудь большом зале. В комнате были двое служащих, один из них в штатском, они сидели за письменными столами лицом друг к другу. Еще за двумя столами стулья пока пустовали.

У барьера, разделявшего помещение, стоял полицейский с сержантскими нашивками на рукаве.

– Твоими молитвами, Господи! Чероки Мэндон, собственной персоной! – приветствовал он его.

– Привет, Трак… – Мэндон подошел к барьеру и пожал ему руку. – Не думал увидеть тебя в форме. Ведь ты же хотел работать в сыскном отделе.

– Каждый месяц подаю рапорт о переводе, и все-таки я все еще здесь. Там, наверху, думают, что времена изменились и надо двигать молодежь, слишком много техники появилось. Считают, что мы, ветераны, уже не способны с ней справиться.

– Ничто не сравнится со старым, добрым, толстым резиновым шлангом, – подтвердил Мэндон.

– Это уж точно. Что тебя привело сюда в такое время?

– Просто проходил мимо. Вебер у себя?

– Обедает. Может, я могу чем-то помочь?

– Да нет, ничего срочного, я еще загляну.

Сержант перегнулся через барьер, ему было неприятно, что Мэндон не доверяет ему свои тайны.

– Хочу тебя познакомить с Полем Мэрфи. Он теперь работает в моей конторе. Сержант Саттерфилд…

Я сжал сержантскую лапищу, а он повернулся к Чероки:

– Так ты расширяешься или собираешься на покой?

– Всему свое время, – уклонился Мэндон.

– Рад был с вами познакомиться, сержант Саттерфилд, – вмешался я.

– Сержант очень ценный человек в этом офисе, ни одно дело мимо него не проходит…

– Твоими молитвами, – задумчиво произнес тот. – Так где ты пропадал все это время?

– Ну как тебе сказать…

– Заимел респектабельную клиентуру?

– Полагаю, что так оно и есть. – Тут он повернулся к выходу. – Я еще забегу, Трак…

– Хорошо. Рад был с тобой познакомиться, Поль…

– Спасибо, сержант, – бросил я, догоняя Мэндона.

– Хороший парень, – заговорил Чероки уже в холле. – Сорок лет на службе в полиции. Раньше объезжал свой участок на велосипеде…

Мы дошли до конца коридора и направились к выходу. Оджи помахал нам, когда мы проходили мимо его прилавка… Уже на лестнице Мэндон неожиданно взял меня за руку и остановился. Вверх по ступенькам поднимались Рис и инспектор Вебер. Мы задержались у каменной балюстрады. Оба они были в синих костюмах. Рис, похоже, сменил рубашку, но в зубах у него по-прежнему болталась неизменная зубочистка, а на руке инспектора появилась свежая повязка – она скрывала порез от патефонной иглы.

– Чарли… Оливер… – сдержанно приветствовал их Мэндон.

Они остановились. Рис вопросительно посмотрел на инспектора, который почему-то смотрел не на Мэндона, а на меня. Его лицо напряглось, он прищурился.

– Уделишь нам минуточку, Чарли? – спросил Чероки.

– Валяй.

Я улыбнулся, говоря себе, что самое время преодолеть все эти глупые страхи и забыть, как у меня все похолодело внутри от ужаса в ожидании неминуемого конца. Этого мне не забыть, да и ему я не позволю этого сделать. Теперь командовать буду я.

– Только в твоем кабинете.

У того отвисла челюсть, он задумчиво выпятил нижнюю губу и, ничего не ответив, продолжил свой путь в офис, рядом с ним семенил Рис, а уж потом и я с Мэндоном, делавшим мне отчаянные знаки замедлить шаг, которых я, естественно, не замечал.

В глубине коридора за дверью отдела по расследованию убийств была еще одна дверь. Он отпер ее своим ключом и жестом пригласил войти.

– Спасибо, инспектор, – поблагодарил я.

Это был его личный кабинет. В нем находились письменный стол на манер школьной парты, четыре стула и лакированная скамья. Пол был покрыт толстым ковром, а стены украшали несколько ярких безвкусных календарей почти порнографического свойства, из тех, что любят развешивать механики в гаражах. Инспектор снял пиджак и повесил на спинку стула, бросил на него же свою шляпу и сел за письменный стол. Затем он бегло просмотрел какие-то бумаги, изображая из себя чрезвычайно занятого босса. Потом отложил их в сторону и нажал кнопку интерфона.

– Да, инспектор? – послышалось в динамике, я узнал голос сержанта Саттерфилда.

– Есть что-нибудь срочное?

– Да нет. Звонила ваша жена, забегал Мэндон, обещал вернуться, вот и все…

Что-что? Похоже, никому не было дела до нераскрытого убийства шофера молочного грузовика. Ни одна газета не вопила о волне нераскрытых преступлений. Никто не требовал очистить полицейские ряды от недобросовестных сотрудников. Здесь было что-то не так…

Инспектор отпустил кнопку интерфона, а Рис встал рядом со столом. Великий человек наконец решил и меня удостоить своим вниманием.

– У меня не было возможности поблагодарить вас за конверт, который вы передали Чероки сегодня утром.

– Не будем об этом, – отрывисто сказал он.

– Как ваша рука? Надеюсь ее вам хорошо продезинфицировали, чтобы, не дай Бог, инфекцию какую не занести. Эти патефонные иголки собирают с пластинок всякую пыль и грязь, сами знаете…

– С моей рукой все в порядке. Что вы хотели?

Я кивнул Мэндону.

– Мне нужно разрешение на ношение оружия, на имя Поля Мэрфи.

– Какого еще Поля?

– Поль Мэрфи перед вами. – Мэндон кивнул в мою сторону. – Я подумал, что ему будет лучше сменить имя и фамилию.

– Ужасно мило с вашей стороны, – отозвался инспектор. – Но как вам известно, я не выдаю разрешений на ношение оружия.

– Ну, мой клиент надеется, что вы замолвите за него хоть слово.

– Меня зовут Поль Мэрфи.

– Хорошо… я… ладно. – Он открыл средний ящик письменного стола и достал отпечатанный бланк. – Заполните эту форму, перешлите ее мне, и я посмотрю, что можно будет сделать.

– Раз уж я здесь, к чему вся эта волокита?

Вебер посмотрел на Риса, который усиленно принялся жевать свою зубочистку. Этого они не ожидали. Я повернул стул к столу и стал заполнять бланк на имя Поля Мэрфи, но на последнем вопросе немного замешкался.

– Что писать в графе: причины для необходимости получения разрешения на ношение оружия?

– Напишите причину, по которой вам требуется такое разрешение, – посоветовал Рис.

– Именно это меня и интересует. Существуют тысячи причин, выберите одну из них для меня. – Ответа не последовало. – Ну а как насчет «необходимости постоянно иметь с собой крупные суммы денег»?

– То, что надо, – согласился Мэндон.

– Да уж… – подтвердил инспектор.

Я заполнил последнюю графу, обозначил место постоянного проживания как «Монтичелло-отель» и протянул ему бланк.

– Да, именно так и должно быть, «необходимость постоянно иметь с собой крупные суммы денег». Это более чем веская причина для разрешения.

– Ну а когда же ты собираешься носить с собой эти крупные суммы? – спросил Вебер с ехидцей.

– Очень скоро. Я предупрежу заранее, – заверил я его. – Хотите сказать, что мне придется немного подождать, пока вы переговорите с шефом?

Он опять поморщился и снова открыл средний ящик, извлек из него кипу разных бланков и печать города. Покопался в этой стопе и нашел нужный бланк разрешения. После всех этих манипуляций Вебер стал заполнять его, сверяясь с моим заявлением, потом проштамповал и передал мне, и я обнаружил, что оно уже подписано главой полицейского управления города С.И. Толгейтом.

– Поблагодарите шефа от моего имени, – сказал я, убирая разрешение в карман, – ведь мне было очень неудобно отрывать его от важных дел…

Мэндон чувствовал себя во время этой процедуры несколько не в своей тарелке и теперь, когда все закончилось, собирался уйти.

– Я еще свяжусь с тобой, Чарли, – сказал он.

– Одну минутку, Чероки, – остановил его Вебер и обратился ко мне: – Не будете ли вы столь любезны подождать в коридоре?

– Никаких возражений.

Рис выпроводил меня за дверь, все еще дожевывая зубочистку.

– Я вижу, вы так и не начали пользоваться зубной щеткой.

Он окинул меня взглядом, но промолчал. А я прошел в конец коридора к большому окну, из которого можно было видеть, как подъезжают и отъезжают полицейские машины.

Наконец меня окликнул Мэндон, и мы направились к выходу. У двери с буквой «М» я остановился и сделал знак адвокату: зайдем. Чероки открыл своим ключом дверь, и мы вошли. Туалет был пуст.

– Что ему было нужно? – потребовал я.

– Ничего… – уклонился Мэндон.

– Скажи мне.

– Это совсем по другому вопросу…

Мне стала надоедать эта комедия.

– Хватит на сегодня вранья. Сначала он, теперь ты. Что он сказал тебе?

– Только то, что лишь сумасшедший мог прийти сюда…

– А я и не собирался, это ты меня привел. Разве ты не объяснил ему?

– Он сказал, что только сумасшедший будет настаивать на этом. А также не преминул заметить, чтобы я держал тебя подальше от федеральной собственности: банки и все такое – иначе город будет наводнен агентами ФБР…

– Ну уж такой ошибки я не допущу.

– Он настаивал, чтобы мы известили его прежде, чем соберемся что-нибудь предпринять. Вот и все.

– Достаточно, а теперь верни мне мой пистолет.

Пистолет перекочевал в мой карман, и я направился к выходу…

Мы вернулись к Мэндону в контору тем же путем, что и пришли, мимо нескольких уродливых и грязных кварталов. Там нас уже поджидал Хайнес, его черный слуга. Он сидел на стуле в приемной и читал спортивную газету, или по крайней мере делал вид, что читает. Негр был очень тщательно и со вкусом одет, на коленях у него лежала шляпа. Мэндон сразу заметил его, но ни один из них не подал виду, что они знакомы. Одна из блондинок, младшая, отсутствовала, зато старшая сразу встала при его появлении и протянула лист бумаги.

– Это все, мистер Мэндон, – сообщила она.

Чероки внимательно изучил послание, было заметно, что он несколько обескуражен.

– И когда он звонил?

– Сразу после вашего ухода. Что-то около двенадцати…

– Ничего не просил передать?

– Только свое имя, сэр.

– Постарайтесь связаться с ним по телефону.

Мэндон вернул ей бумагу и прошел в свой кабинет. В его поведении ничего не изменилось, но я чувствовал, что он очень расстроен.

– Что-то случилось?

– Пустяки.

– Это был звонок от Вебера?

– Нет…

Зазвенел телефон и Чероки сразу же снял трубку.

– Привет, Роумер… – Какое-то время он молча слушал, а потом сказал. – Не стоит беспокоиться, я не забыл об этом. А ты сегодня туда не собираешься? – Мэндон снова помолчал. – Увидимся на месте… Хорошо… Прямо в баре? Идет. – Потом наступила долгая пауза. – В этом нет необходимости. Мой слуга ждет. Он и отвезет меня.

Мэндон повесил трубку, поднял откидную крышку стола и достал из ящика чековую книжку, из которой вырвал два пустых бланка, аккуратно свернул их и убрал в бумажник.

– Как ты смотришь на небольшую прогулку на ипподром? – предложил Чероки.

– Какой еще ипподром? Собачьи бега? – попытался я уточнить, не понимая, в чем дело.

– Лошадиные скачки, – уточнил он.

– Когда у тебя пусто в карманах, это довольно утомительное зрелище, – возразил я.

– Я ссужу тебе некоторую сумму для игры.

– Все равно, спасибо. Мне лучше побродить в одиночестве и подыскать себе следующую работенку.

Адвокат нахмурился, как бы что-то обдумывая, но потом улыбнулся, словно отгоняя тревожные мысли. Самое странное, что я тоже почувствовал облегчение. Он подошел и положил мне руку на плечо.

– До завтра тебе ничего не надо подыскивать. А завтра утром первым делом ты зайдешь сюда.

– Но я же сказал тебе, что у меня в карманах пусто, даже нескольких долларов нет. Я выберу тихое, спокойное место и буду очень осторожен…

– Ну да, конечно, осторожен! – В его голосе чувствовался едкий сарказм. – Ты хочешь все дело поставить под удар из-за нескольких паршивых долларов! Что ты собираешься делать вечером, что тебе так нужны деньги?

– Не важно. Холидей не будет разыскивать тебя по телефону, я скажу ей, что проведу этот вечер с тобой…

– Как хочешь. Тебе мало было вчерашнего скандала?

– Мне никогда не бывает достаточно, – успокоил я его.

– Ну ладно, я постараюсь держаться подальше от телефона, если ты ничего не выкинешь сегодня.

– Все будет нормально, только постарайся не говорить с Холидей по телефону, вот и все.

Он вынул из кармана бумажник и протянул мне его содержимое.

– Здесь сорок долларов. Думаю, это позволит тебе продержаться до завтра. А наутро, Бог даст, все изменится.

– Интересно, в какую сторону? – спросил я, убирая деньги.

– Подождем – увидим. Постарайся прийти пораньше. – Мэндон с довольной ухмылкой похлопал меня по плечу, его буквально распирало от радости. Мне оставалось только пожать плечами и удалиться, унося в кармане сорок долларов.

Я был голоден, у меня перед глазами все еще стояли эти жующие свиньи, но в ближайшей забегаловке мне удалось избавиться от этого кошмара и перекусить сандвичем со стаканом молока. Затем мне захотелось разрешить мучивший меня вопрос: кто такой Эзра Добсон? Я не мог забыть, с каким почтением парочка полицейских смотрела на его дочь прошлой ночью.

В телефонном справочнике я отыскал телефон крупной газеты и позвонил дежурному редактору.

– У меня возник спор с приятелем по одному поводу. Не будете ли вы столь любезны сказать мне звание или титул Эзры Добсона?

– У него их довольно много. Экс-мэр, экс-губернатор, экс-сенатор, и вообще, вам лучше посмотреть в справочнике «Кто есть кто»?

– Все это мне известно. Нас интересовало, кто он сейчас?

– Президент компании «Уэтко стил». Вы это имели в виду?

Я не знал, что имел в виду, но этого было вполне достаточно.

– Благодарю вас. – Я положил телефонную трубку на место, тупо разглядывая диск набора номера. О Господи! Неудивительно, что эти копы… Я заглянул в телефонный справочник, список заводов, контор и отделений этой компании занимал добрую половину страницы. Напротив имени Эзры Добсона было два телефонных номера. Маленькой буквой «д» был помечен домашний. 4100 Уиллоу-Крик-драйв.

Я вышел на улицу и поймал такси.

– Отвезите меня на Уиллоу-Крик-драйв.

– Конечно. Нельзя ли поточнее?

– Просто осмотреться. Говорят, там довольно красиво.

– Уж будьте уверены, там все красиво. Северный район города. Ну что, поедем?

– Да, прокатимся немного.

Водитель был прав: в этом районе все было очень красиво. Невысокие холмы, опрятные улицы, великолепные особняки с чугунными литыми изгородями, разные по стилю, но одинаково роскошные, с изумрудными газонами, красивыми цветниками и хорошо ухоженными аллеями – современные копии средневековых дворцов. Здание 4100 по Уиллоу-Крик-драйв было венцом творения среди себе подобных. Построенное из серого камня в стиле позднего Ренессанса на вершине самого высокого холма, оно было окружено десятифутовой стеной из камня, которая могла бы выдержать осаду целой армии. Через фигурные бронзовые ворота невдалеке виднелся одноэтажный домик привратника, построенный из того же камня, что и стена.

– Место что надо, – сказал я водителю. – Кто живет здесь?

– Понятия не имею, – отозвался он. – Но я бы не отказался от той суммы, которая уходит на его содержание.

– Аналогично, – согласился я с ним.

«Ты бы очень удивился, если не сказать больше, узнав, что на сегодняшний вечер у меня назначено свидание с девушкой, которая живет в этом дворце».

Тут я подумал о деньгах. Что можно сделать на эту жалкую мелочь, когда у тебя сегодня такое свидание? Сколько шампанского и икры можно купить на эти гроши?

– Поехали, пожалуй… – попросил я шофера.

– Уже надоело?

– Я уже насмотрелся, а теперь мне хочется влиться в ряды нормальных людей.

– Где вас высадить?

– В центре города, у гаража Мейсона…

– Где это?

– В деловой части города. Рядом с большим супермаркетом. Я покажу. – Мне осталось только устроиться поудобнее и закурить сигарету, чувствуя прилив безудержной радости.

Мейсон стоял в глубине гаража и разговаривал с механиками. Моя фигура на минуту заслонила яркий свет и привлекла его внимание, но по его реакции я понял, что он не узнал меня. Я прошел в контору, присел на край стола и уже через минуту услышал, как он ковыляет по бетонному полу. Он увидел меня, еще не переступив порога, да так и замер у открытой двери. Лицо перекосило от страха, кадык задергался в безуспешной попытке проглотить комок, застрявший в горле. Когда Мейсон судорожно обернулся, ища взглядом кого-то в помещении гаража, стало ясно, что он сейчас начнет звать на помощь. Я достал из кармана свой пистолет и прицелился ему в живот.

– Заходи, – предложил я.

– Выслушай меня, Ральф… – с трудом выдавил он из себя.

– Заходи-заходи.

– Послушай, Ральф. – У него задергался левый глаз. – Ты должен сначала выслушать меня…

– Хватит трястись, я тебе ничего не сделаю, – успокоил я его и убрал пистолет в карман. – Убедился? Ничего тебе не будет…

Его рот приоткрылся, глаз перестал дергаться, и он наконец смог выдавить из себя нечто более членораздельное:

– Я знаю, что ты подумал обо мне, Ральф. Я пытался дозвониться тебе, можешь спросить Холидей, Ральф…

– Ты меня с кем-то путаешь. Понятия не имею ни о каком Ральфе. Меня зовут Поль Мэрфи. Вот взгляни… – Я протянул ему разрешение на ношение оружия. – Поль Мэрфи – это я и есть…

Он внимательно изучил бумагу, но тень сомнения по-прежнему омрачала его чело.

– Не обманываешь?

– Зачем? Еще чернила не высохли. Мой приятель поспособствовал, инспектор из отдела убийств, Чарли Вебер. Ты его должен помнить…

Он молчал, а я забрал из его рук разрешение и убрал в карман.

– Я благодарен, что ты познакомил меня с инспектором. У нас оказалось много общего. Все вышло как нельзя лучше…

– Рад за тебя, Ральф. Хорошо, что все так получилось. – Теперь ему стало легче. – Это хорошо с твоей стороны, Ральф, зайти сюда, чтобы сообщить об этом…

– Поль, – поправил я его.

– Поль. Жаль, что у меня так вышло, но ты знаешь, как меня обработали.

– Да ладно, Вик. Я все понимаю, забудем об этом. Я не держу камня за пазухой. По рукам?

– Ну конечно…

Мы пожали друг другу руки, Мейсон расплылся в улыбке.

– Может быть, выпьем здесь за углом?

– Рановато для меня, Вик. Скажи лучше, ты смог бы мне…

– Все, что угодно, Ральф. Тебе нужен «зефир»?

– Поль, – поправил я.

– Да-да, именно Поль…

– У меня временные затруднения с наличностью. Ты не мог бы мне до завтра…

– Сколько тебе нужно?

– Мелочь. Пару сотен. Только до завтра. У нас может выгореть неплохое дельце…

– Ну конечно, конечно, – засуетился он, правда, выражения особого счастья на его лице заметно не было, особенно когда Мейсон стал отсчитывать купюры, четыре по пятьдесят долларов.

– Спасибо, Вик, – сказал я, убирая их в карман.

– Всегда в твоем распоряжении. Ты уверен, что завтра обойдешься без «зефира».

– Трудно сказать. Точного расклада я еще не знаю, но если что, сразу позвоню.

– Я буду держать его наготове – на всякий случай.

– Хорошо. Вик, ты даже не знаешь, как выручил меня сегодня, я ценю твою помощь.

– Ну-ну, – скромно пробормотал он, беря меня под руку. – Не стоит даже думать об этом. Всегда рад тебе помочь.

– Благодарю… – сказал я, направляясь к выходу. Он по-прежнему держал меня под руку и семенил рядом.

– Если тебе надоест сидеть дома сегодня вечером, позвони, и я подыщу для тебя что-нибудь веселенькое…

«Эх, старина, вряд ли мне станет скучно сегодня вечером, и уж наверняка я не буду торчать в этой меблирашке».

– Буду иметь в виду, – сказал я, освобождаясь от его руки и переступая порог гаража.

Когда я открыл дверь нашей квартиры, Холидей сразу вскочила с дивана и двинулась ко мне. Руки она держала на бедрах, а лицо раскраснелось от злости – было видно, что она уже давно дожидалась этой минуты.

– Наконец-то явился! – выкрикнула она.

– Спокойнее, спокойнее.

Она схватила меня за плечи и горячо задышала прямо в лицо.

– В чем дело? Ты ищешь любой возможности смотаться.

– Пожалуйста, оставь меня, – попросил я. – Хватит с меня мелодрам, для одного дня слишком много.

– Я торчу тут одна, в этой вонючей дыре…

– Успокойся, пожалуйста. Я очень устал.

– Ах-ах! Он, видите ли, очень устал! От чего, позвольте вас спросить? Опять таскался с этой сучкой?

– Оставь это. Я потный и грязный, и у меня нет никакого желания продолжать скандал. – Я хотел стряхнуть ее руки с плеч, но мне это не удалось. Ее глаза горели мстительным огнем, а губы были плотно сжаты. – Не был я ни с какой сучкой. Единственная сучка, которая мне известна, – это ты. А я провел весь день с Мэндоном. Ей-богу.

Она фыркнула от возмущения и тут же влепила мне пощечину. Я поймал ее за руку и хлестко ударил по лицу, но ей этого показалось мало. В ее горле что-то забулькало, и она потянулась руками к моей шее. Следующим ударом мне удалось сбить ее с ног. Я задрал ее платье, умудрился оторвать от него лоскут, вытер лицо и швырнул в нее. Она лежала молча, вся кипя, и глаза ее все еще горели злобой. Я повернулся, вышел из гостиной и закрыл за собой дверь.

Черт побери, мне стало просто жалко себя. С этими взрывами ярости надо покончить. Она просто дикая самка, эта дамочка, надо вбить ей в голову основы приличного поведения, и скорее всего это придется делать кулаками…

Я оставил на комоде тридцать долларов – все, что оставалось от сорока, полученных от Мэндона. Те же две сотни, что я получил от Мейсона, очутились в часовом кармане моего пиджака. Я уже совсем было выложил пистолет на комод, потом в последний момент благоразумно решил удержать ее от такого соблазна, хотя если ей уж очень понадобится оружие, то рано или поздно все равно раздобудет. Так что я еще раз изменил свое решение и оставил пистолет на комоде рядом со стопкой мелочи, потом разделся и принял ванну. Мне нужно было подготовить себя к встрече с Маргарет Добсон, дочерью Эзры Добсона, эсквайра, из 4100 Уиллоу-Крик-драйв, экс-мэра, экс-губернатора, экс-сенатора, а ныне президента совета директоров компании «Уэтко стил», само упоминание имени которого наводило страх на полицейских и, вероятно, не на них одних.

Я удобно развалился в ванне, когда вошла Холидей. На ней были только шелковые трусики, чулки и туфли, а в руках она держала порванное мной платье. Холидей замерла на пороге, спокойно глядя на меня. От недавней вспышки ярости не осталось и следа. Она наклонилась и бросила его в ванну.

– Это тебе вместо коврика.

– В следующий раз, когда тебе захочется дать мне пощечину или что-нибудь в этом роде, сначала подумай немного. Мне это очень не нравится. Надеюсь, все кончено, но я тебя прощаю. Не стоит жалеть об испорченном платье, купим тебе дюжину других. Или больше, как сама захочешь.

Она молча повернулась и закрыла за собой дверь. Я повесил платье на край ванны, принял душ, вытерся полотенцем и отправился в спальню, где застал ее в раздумье разглядывающей деньги на комоде и мой пистолет. Странно, но меня это ни капли не испугало.

– А где Джинкс? – спросил я.

– Вышел.

– Куда?

– Не сказал.

– Тебе тоже прогулка не помешала бы.

– Ну, не всем же сходить с ума. А что это?

– Пистолет, неужели не видишь?

– Я имела в виду деньги. Откуда они?

Мне пришлось шаг за шагом пересказать ей события сегодняшнего утра, добавив, что деньги специально для нее, купить кое-что по мелочи.

– Взял у Мэндона, чтобы продержаться до завтра. Он что-то задумал…

– А что будет завтра?

– Точно не знаю, он пока темнит, но дело стоящее. – Я откинул одеяло и нырнул в постель. – Сегодня вечером я постараюсь выяснить, что у него на уме.

– Ты снова уходишь?

– К Мэндону…

– И куда вы направитесь?

– Точно не знаю. Я рассказал тебе все, что мог. Мэндон хочет обсудить со мной кое-какие вопросы.

– И что же именно?

– Ну, он сказал, что надо кое-что обсудить. Больше я ничего не знаю.

– Где же он тебя подберет?

Вопросов у нее было хоть отбавляй. Еще бы, целый день грызть ногти на диване, предаваясь своим фантазиям, и вот результат – полная обойма вопросов. Сегодня у меня уже не было ни малейшего желания снова становиться очевидцем проявлений ее бурного темперамента, и хотелось обставить свой уход тихо, естественно и незаметно.

– Давай присядем, – предложил я.

Она села на край кровати.

– Он не будет меня нигде подбирать. Мы встретимся… – В ее глазах снова мелькнула тень подозрения, а кроме того на ее лбу, в том месте, куда я ударил, багровела шишка размером с яйцо. У меня появилось желание поцеловать ее, принести свои извинения, приложить к голове холодное полотенце, но я знал, что с этой дамочкой нельзя так торопить события и мое раскаяние может вызвать только новые подозрения.

– Это чисто деловая встреча, – спокойно констатировал я. Именно так и нужно было себя вести: спокойно и без сантиментов. – Ничего особенного, если Мэндон хочет обсудить со мной детали своего плана. Нам же нужны деньги. Тебе не мешало бы приодеться, у меня тоже выбор не богат, нам уже пора сменить квартиру на более приличную. Если ты будешь мне верить и проявишь немного терпения, то скоро мы заживем на широкую ногу. На этот раз уж я своего не упущу, дело верное. Мы еще обставим этих олухов: Диллинджера, Нельсона, Бейкера и всю их компанию. Такое дело может подвернуться только раз в жизни…

Она почему-то отвернулась от меня, встала и отправилась в гостиную. О Господи, сегодня вечером отсюда просто так не уйдешь, скандал обеспечен. А я так старался, рассказал ей почти правдоподобную историю…

– Я сегодня весь день думала, – сказала она, оборачиваясь. – Ты мне уже все уши прожужжал о том, как все будет легко и просто. А тебе не кажется, что это обманчивая простота?

– Не понял.

– Уж слишком все просто. Все это.

Я с облегчением рассмеялся: так вот что ее беспокоило все это время! Дело вовсе не в ревности к незнакомой девушке, ее беспокоит наше следующее дело. Я вылез из-под одеяла и подошел к ней. Теперь мне будет полегче убедить ее в том, что она не права, и я чувствовал, что сегодня все в моей власти. Вчера я допустил серьезный промах, но сегодня совсем другое дело, на моей стороне факты, мой опыт, мое везение, мои предчувствия, они не могли меня обманывать.

– И что тебя смущает? – поинтересовался я.

– Все. С какой легкостью все происходит. Неужели ты этого не видишь?

– Нет, твои доводы ошибочны. Само по себе ничего не происходит. Просто мы делаем дело, работаем над ним изо всех сил. Порой делаем не только все возможное, но и невозможное тоже.

Она в ответ с сомнением покачала головой. Как мне убедить ее, что все происходит не по воле случая, не в результате каких-то совпадений, просто мы стремимся к цели и добиваемся своего?

– Ну ты же понимаешь, – сделал я еще одну попытку, – сколько нам пришлось покрутиться, чтобы все получилось…

– Весь день я сидела на этом диване и думала, весь день… – не унималась Холидей.

– Если ты будешь заниматься этим каждый раз, когда мне надо отправиться по делам, то закончишь свои дни в психушке. Самый опасный момент в этом деле был, когда копы зацапали нас здесь, и потом – когда они слушали запись. Теперь самое страшное позади, пора бы тебе это уже понять. Можешь немного развеяться или прогуляться. Знаешь, где я сегодня был? В полицейском управлении города. Именно там, в отделе инспектора Вебера. Мы с Мэндоном. Он что, тоже похож на ненормального? А ведь он тоже влез в это дело по уши, не так ли? Вот тебе и ответ. Этот парень держит нос по ветру, и будь в этом деле хоть один шанс из тысячи на поражение, Мэндон бы и пальцем не пошевелил. Ему есть что терять. Прежде чем к нам присоединиться, он всесторонне изучил это дело. Именно так – со всех сторон…

– Этот сукин сын продаст нас в любую минуту…

Нельзя было не согласиться, что тут она абсолютно права, хотя, возможно, ей просто не давала покоя их первая встреча, когда все ее попытки выставить себя напоказ оставили его равнодушным. Все ее уловки ни к чему не привели: ни расстегнутый халатик, ни изгибы ее роскошного тела… Даже стань он любовником Холидей, это воспоминание продолжало бы жечь ей душу.

– Конечно, продаст, если это принесет ему пользу. Лояльность – это вопрос удобства и прибыли. Пока козыри у нас на руках, он будет на нашей стороне. Мэндон приносит пользу нам, а мы – ему. Тебе пора это понять.

Она перестала покачивать головой, но на лице читалось такое недоверие, что вряд ли мои аргументы внесли хоть немного покоя в ее растревоженную душу. Больше мне сказать ей было нечего, и мы остались каждый при своем мнении…

Я подошел к ней и заключил в объятия. Холидей разжала губы, и я ощутил ее жаркое дыхание…

Глава 4

Табличка на радиаторе гласила: «Делейдж», – это был длинный приземистый автомобиль с красными дисками колес и обивкой салона из красной кожи. Он стоял перед коттеджем доктора Дариуса Грина среди мусорных куч у обочины и других машин, небольших и дешевых. Это можно было заметить даже при тусклом свете уличных фонарей. Я сразу догадался, чья это машина, намного раньше, чем заглянул в регистрационную карточку, прикрепленную возле рулевой колонки: Маргарет Добсон, 4100 Уиллоу-Крик-драйв. О Господи, а у этой дамочки с деньгами проблем не бывает, она неплохо упакована.

Ее авто красноречиво свидетельствовало об этом: правосторонняя рулевая колонка, отдельное водительское кресло, всевозможные циферблаты приборов и тумблеры на передней панели. Все надписи были на французском, а из замка зажигания торчал ключ. Я сел за руль и извлек его. Сейчас многие водители оставляли ключи в машине. Большинство из них просто забывали забрать их с собой, остальные делали это из-за самоуверенности и высокомерия, вот и она наверняка из тех же побуждений. Даже если машину украдут, та все равно застрахована, да и в любом случае никаких неудобств от этого не предвиделось: слуга тут же пригонит из гаража еще одну. Брелок на ключе был золотой, с инициалами «М.Д.» в виде вензеля, на кольце болтались еще несколько позолоченных ключей, фигурка святого Кристофера с теми же инициалами и некое приспособление, назначение которого было мне неизвестно. При ближайшем рассмотрении я обнаружил, что это складное увеличительное стекло размером чуть побольше серебряного доллара. Через него я рассмотрел свою находку повнимательнее и обнаружил еще одну надпись: «Четырнадцать каратов чистого золота, Картье». Да, сэр, это вам не дешевые побрякушки…

Я снова вставил ключ в замок зажигания и повернул. Раздался слабый щелчок, тогда я вернул его в прежнее положение и посмотрел в сторону коттеджа. Посетители все еще постигали основы космического сознания, хотя часы на панели уже показывали условленное время нашей встречи – половину десятого. А за окнами коттеджа не было видно никаких признаков оживления. Может быть, у меня еще оставалось время для небольшой прогулки?

– А почему бы и нет? – спросил я себя, поворачивая ключ зажигания. Потом проверил положение рычага коробки передач и выжал педаль стартера. Двигатель завелся почти мгновенно.

От неожиданности я выключил зажигание, вышел из машины и прошелся по улице. Ярдов сто прислушивался к отзвукам собственных шагов, и тут же оказался под кроной хлебного дерева. Все вокруг было тихо и пустынно; внезапно мне пришла в голову мысль, что Мэндон прав: человеческие рефлексы всегда чем-то обусловлены. Моя реакция была вызвана случаем, произошедшим много лет назад, только автомобиль был, конечно, другой марки. Эта глупая ситуация, почти животный рефлекс и мое знание его истинной причины заставили меня дать себе слово, что ничего подобного больше не повторится.

Я вернулся в машину с желанием прокатиться вокруг квартала. Даже если бы гул мотора стал похож на рев самолета, меня это уже не остановило бы, но как только я поравнялся с машиной, двери коттеджа распахнулись и на улицу повалили слушатели доктора Грина. Ну и ладно, мне не нужно лишний раз себе доказывать, что я преодолел свои страхи.

Тем временем люди разъезжались на своих колымагах, расходились пешком и степенно желали друг другу доброй ночи. Наконец на дорожке появилась и Маргарет Добсон, направляясь ко мне прямо через газон, и я снова увидел белизну ее кожи, обрамленную смоляной чернотой волос. У меня опять перехватило дыхание.

– Ну, – сказала она. – В чем дело? Снова запах духов?

– Это жестоко.

Она рассмеялась.

– Или ты боишься, что моя машина кусается? Почему так быстро заглушил двигатель?

– Ты услышала…

– Услышала? Да его слышали жители целого квартала, он довольно изрядно шумит. По правде говоря, я никогда не пользуюсь этой машиной вечером, если только не хочу кому-нибудь досадить, гоняя по его улице…

– И чем мы сегодня будем заниматься, портить настроение твоим друзьям?

– Это я уже сделала.

– А машина чертовски хороша. И скорость, наверное, соответствующая.

– Так и есть…

– Боюсь, что она у тебя долго не задержится, если будешь оставлять ключи в замке зажигания. – Я захлопнул за ней дверцу, обошел машину и уселся рядом. – Нет, такие люди, как ты, просто не хотят лишать воров работы…

– Я никогда ничего не запираю…

– А что же ты делаешь, каждый день меняешь машины?

– Что-то вроде того… – Она завела мотор, тот буквально взорвался, и мы тронулись. Машина производила столько шума, что, похоже, глушителя у нее просто не было. Про нее нельзя было сказать, что двигатель взревел и перешел на ровный гул, никаким гулом и не пахло.

– Ну и как прошел день? – поинтересовался я.

– Все как обычно, а у тебя?

– Не зря. Ничего определенного, но появились неплохие перспективы.

– Я очень рада.

– Спасибо. – Я наклонился к ней, стараясь уловить запах Huella de Noche, но безуспешно. Мне виден был ее бледный профиль, ее черные локоны, но все бесполезно, я не чувствовал знакомого аромата. Интересно почему…

Она почувствовала мой взгляд и улыбнулась в ответ.

– Просто интересно… – заговорил я, – почему ты не пользуешься косметикой?

– Потому что мне это не нравится. Кстати, у тебя есть какие-то планы на сегодняшний вечер?

– Только один – провести его с тобой, – прямо ответил я.

– Мне хочется где-нибудь просто поболтать. Нам есть о чем поговорить. Куда направимся?

– Только не за город.

– А мне казалось, тебе понравилось.

– До тех пор пока я не начал приводить в порядок свой пиджак, довольно хлопотное занятие…

Мы остановились на красный сигнал светофора, и она озорно заглянула мне в глаза:

– В следующий раз я захвачу с собой одеяло…

Все произошло так быстро, что у меня даже не было времени ни о чем спросить. Еще минуту назад мы ехали по улице, застроенной многоэтажными домами с квартирами для людей с туго набитым кошельком, и я блаженствовал на роскошном, красной кожи, сиденье автомобиля, размышляя о превратностях своей судьбы и о том, куда она меня еще занесет, прежде чем я найду свой конец, – и вдруг после резкого поворота мы оказались в гараже, расположенном в подвале жилого дома. У меня засосало под ложечкой, ведь мне померещилось, что это подвал Сити-Холла, набитый полицейскими машинами, и я стал ждать какого-то подвоха с ее стороны, но, осмотревшись, заметил два ряда роскошных лимузинов и понял, что полицейскими здесь и не пахнет. Двое служителей в униформе как из-под земли выросли у нашего авто.

– Добрый вечер, сэр, – приветствовал меня тот, что стоял слева.

– Добрый вечер, мисс Добсон, – сказал второй.

– Добрый вечер, – откликнулась сама мисс Добсон, в чьем голосе сквозили отчужденность и равнодушие.

Служитель распахнул дверцу с ее стороны, и она вышла из машины, а он уже вызывал лифт в нескольких шагах отсюда. Второй, очевидно, должен был запарковать машину и терпеливо придерживал дверцу, дожидаясь, пока я соизволю покинуть свое место. А когда мне удалось это сделать, на его лице отразилось нескрываемое удивление. В первый момент я подумал, что он меня с кем-то перепутал, и только тут заметил, что он смотрит не на меня, а на мой костюм, дешевый и изрядно помятый. Я весь вспыхнул от стыда и негодования и понял, что на его лице застыло вовсе не удивление – это был шок от того, что он увидел какого-то бродягу рядом с такой роскошной девушкой и в таком месте. Мне оставалось только быстро направиться к лифту, избегая встретиться глазами со вторым служителем, но его презрительный взгляд я чувствовал спиной. Двери лифта наконец распахнулись, и я смог укрыться от непрошеных зрителей.

– Спокойной ночи, мисс Добсон, – раздался у нас за спиной голос служителя.

– Добрый вечер, мисс Добсон, – сказал лифтер, удивленно поглядывая в мою сторону.

Я постарался пристроиться у него за спиной, этот цирк начинал меня порядком раздражать. Это был уже пожилой человек в серебристой униформе, и мне казалось, что и коврик на полу, и стены кабины тоже отливали серебром. Без всякой команды с ее стороны он остановил лифт на пятом этаже, распахнул двери и пожелал ей спокойной ночи. Мы быстро вышли из лифта, и тот снова стал спускаться в гараж, где эти три остолопа смогут вдоволь посплетничать на мой счет, не упуская случая перемыть кости и хозяйке квартиры.

Теперь уже вопросы были излишними, я и так понял, что мы направляемся в ее квартиру.

– А я-то думал, что ты живешь в доме на Уиллоу-Крик-драйв.

– Почему?

– Так было написано в регистрационной карте лимузина – в твое отсутствие я изучал салон.

– А… Иногда я, конечно, бываю и там, но чаще живу именно здесь.

– Великолепно. Роскошный дом. Я всегда могу определить, куда попал, по мине лакеев при моем появлении. Чем богаче дом, тем сильнее шок у этой публики.

Она весело рассмеялась и остановилась перед дверью квартиры, потом повернула ручку, мы вошли внутрь и оказались в небольшом холле с зелеными стенами.

– Оставь шляпу здесь… – посоветовала она.

Я повесил ту на крючок и занялся изучением своего отражения в зеркале. Передо мной стоял неухоженный мужчина в помятом, неопрятном костюме, который дополняла несвежая рубашка с грязным воротничком и десятицентовый галстук с распродажи, который становится жеваным после первой же попытки его завязать. А в этом роскошном доме я выглядел еще в сотню раз хуже, неужели девушка этого не понимала? Так какого черта заваривать всю эту кашу?

Пол в гостиной устилал пушистый белый ковер, а зеленые стены оттеняли белые шторы на окнах. Слава Богу, сквозь них меня здесь не увидят соседи. Мягкая мебель была обтянута красно-зеленым атласом, каминный набор снабжен ручками из слоновой кости, а настольные светильники, стилизованные под фарфоровые вазы, отбрасывали мягкий, приглушенный свет. Здесь все дышало роскошью и хорошо сочеталось с ее «кадиллаком» и «делейджем», золотым брелоком от Картье и позолоченными ключами. Единственной инородной деталью здесь был я…

– Больше всего в этой квартире мне нравится ее удобное расположение. Она всегда под рукой, а все остальные – за городом.

– Это очень удобно, – согласился я.

– Мисс Добсон… – раздался женский голос у меня за спиной.

Я чуть было не подпрыгнул от неожиданности. На пороге комнаты стояла женщина лет сорока с приятным лицом, в черном платье с маленьким белым передником.

– Звонил ваш отец.

– Спасибо, Джулия. В баре еще остался лед?

– Да, мисс Добсон. Он просил вас перезвонить ему сегодня.

– Хорошо, Джулия. Я вас больше не задерживаю…

– Да, мисс Добсон. Спокойной ночи. – И тут она посмотрела на меня. Я готов был провалиться сквозь землю, а на ее лице мне оставалось прочитать именно то, что я и ожидал.

– Не хочешь выпить?

– А ты?

– Пожалуй, да. Пошли в бар…

Это оказалось недалеко, бар примыкал прямо к гостиной – крошечная комнатка со все теми же зелеными стенами, зато вся мебель была обтянута красной кожей. За стойкой – четыре ряда зеркальных полок, уставленных разнокалиберными бутылками.

– Раньше здесь располагался туалет, а я превратила его в салун. – Она откинула крышку и прошла за стойку. – И теперь мне осталось только получить лицензию на торговлю спиртным, – рассмеялась Маргарет. – Скотч?

– Коньяк…

– Какой?

– Ну…

– Здесь с полдюжины сортов. Выбор небогат, но…

– Я предпочитаю «Деламейн».

– Такого у меня нет, – протянула она, окинув взглядом полки.

– Тогда сойдет «Реми Мартен».

– И этого тоже нет.

– Тогда мне все равно, – безразлично отозвался я.

– «Отард»?

– Ладно.

Она поставила передо мной бутылку коньяку и бокал, и пока что-то смешивала для себя, я плеснул себе немного коньяку.

– Я предпочитаю «Кэтти Сарк». – Она бросила в бокал несколько кубиков льда и подняла его. – За что будем пить?

– За лакеев.

– За лакеев, – провозгласила Маргарет.

Мы выпили, она вышла из-за стойки и присела в кресло у стены, а я повернулся к ней лицом. Маргарет потягивала свой коктейль и внимательно изучала меня сквозь стекло бокала.

– Думаю, ты будешь скучать по этому гнездышку…

– Скучать?

– Когда уедешь…

– И не собираюсь…

– Ты еще об этом не знаешь, но уехать ненадолго придется. Она скажет об этом завтра.

– Что она скажет? И кто это – она?

– Твоя служанка, Джулия. Разве ты не видела, как она на меня посмотрела? Ей захочется провести здесь полную дезинфекцию и, возможно, сжечь твою одежду.

– У тебя есть чувство юмора, – улыбнулась Маргарет, прикладываясь к бокалу.

– А что? – Я допил свой коньяк и взглянул на нее. – Что все это значит – социальный эксперимент? Нечто из области космического сознания?

– О чем ты?

– О нас, – спокойно ответил я. – Привести бродягу в эти роскошные апартаменты – зачем?

– Я здесь живу и хочу, чтобы ты был со мной.

– Разве тебя не волнует, что подумают ваши лакеи?

– Конечно, нет! Мои гости…

– Похоже, что рекорд все-таки принадлежит мне. Готов поспорить, никого подобного здесь еще не было.

– Тебя так волнует твой внешний вид? С ним что-то не в порядке?

– Тебе лучше знать, ты же на меня смотришь…

– В самом деле?

– Ничего страшного, продолжай. Ученым часто приходится наблюдать прелюбопытные экземпляры. Для того они и существуют. Это все в порядке вещей.

Она встала и подошла ко мне.

– У меня и в мыслях ничего подобного не было. Извини, если я невзначай тебя обидела. Я разглядывала тебя просто с удовольствием. После того, что произошло между нами, тебе разве не кажется, что я имею право получше тебя рассмотреть?

– Ну, слава Богу, теперь все ясно. И тебе, и вашим лакеям. Осталось только изучить меня под микроскопом.

– Ты слишком самолюбив.

– А я вчера предупреждал. Комплекс неполноценности. Теперь ты его видишь в действии. – Я поставил свой бокал на стойку. – Жуткая вещь…

– Зато ты знаешь, над чем надо работать, – не согласилась она. – Все можно изменить.

– Согласен, но для этого надо выбраться из этих лохмотьев. Дрянная одежонка для отбросов общества. Типичное американское барахло. Трехдолларовые туфли и костюмчик с конвейера. Я сменю его, когда смогу себе позволить носить вещи от Тила, Милбэнка и Хауза.

– И коньяк «Деламейн»… – тихо заметила она.

– И его тоже, – согласился я, закипая. – Тебе надо бы собрать сюда десяток ценителей, хотя это не совсем то слово, я хотел сказать – дегустаторов, поставить перед ними с десяток марок коньяка и посмотреть, кто из нас ошибется…

– Я не это имела в виду…

– Дамам вроде тебя вряд ли хватит мужества сказать начистоту то, о чем они думают.

– А нельзя нам просто поговорить по-дружески? Мне так много хочется тебе рассказать, мне так много надо тебе рассказать… И если ты перестанешь грубить, может быть, мы лучше поймем друг друга.

– Великолепно, – сказал я, отворачиваясь.

– Ты чувствуешь себя не в своей тарелке?

– Да.

– И хочешь уйти?

– Именно так я и сделаю. – Я встал.

– Мне очень жаль…

– Забудем об этом…

– Жаль, что вчерашний вечер уже не повторится…

– Мне тоже.

– Нет, правда, – спокойно продолжала она. – Те чувства, которые я испытала вчера, мог дать только Браманда, и это могло быть ниспослано только судьбой. Ей было угодно, чтобы это случилось вчера. А сегодня я, ничтожная песчинка, хотела повторения, – Маргарет невесело улыбнулась, – но дилетантам это не под силу. – Она подняла свой бокал: – За ученицу Великого Чародея…

Сначала мне показалось, что она несет такую же чушь, как и многие девушки ее возраста, так сказать, небольшое представление для театра одного актера с единственным зрителем, рассуждения о воле рока за бокалом дешевого джина. Но неожиданно я понял, что все это не нарочитая игра, а настоящие искренние чувства. То, что произошло вчера на заросшем склоне под кроной векового дуба, было не просто совокуплением, а каббалистическим действом, затронувшим потаенные струны ее души. Да, она была дилетанткой в эзотерической философии дока Грина и Бог знает кого еще… «Убирайся отсюда, подонок, и чем скорее, тем лучше». Тут я почувствовал дрожь во всем теле, и мне стало ясно, что вчерашний вечер и для меня стал не очередным приключением, а чем-то большим, захватившим меня целиком…

Я выключил освещение и вернулся к ней. Неясный свет, пробивавшийся из соседней комнаты, выделял лишь контуры ее тела. Я ее обнял. Маргарет закрыла глаза, вся напряглась и сжала кулаки. Она замерла и почти не дышала, совсем как прошлой ночью. Перед моими глазами было ее бледное лицо, оттененное черными как смоль волосами, и тут я почувствовал запах Huella de Noche…

Меня охватил первобытный страх, пробудивший чувство самосохранения далеких предков, и я проснулся. Слышен был какой-то шум, движения, запах чужака заполнил мои ноздри, я открыл глаза и лихорадочно пытался вспомнить, куда бросил свой пиджак с пистолетом в кармане.

Кто-то зажег свет, и я увидел крупного лысого мужчину лет под шестьдесят, в синем костюме. Он пытался разбудить Маргарет и не обращал на меня никакого внимания. Тут я заметил свой пиджак на спинке стула и осторожно попытался спустить ноги с кровати, чтобы добраться до него.

– Полегче, сынок, – раздался голос из глубины комнаты. Говорил один из двух мужчин, стоявших у самой двери. Они стояли, не снимая шляп, и очень смахивали на полицейских, хотя и были в штатском.

– Миджи, дорогая, Миджи… – повторял лысый холеный мужчина, и тут я сообразил, что это ее отец.

Маргарет что-то пробормотала в полусне и открыла глаза. Потом быстро села в кровати, прикрывая простыней обнаженное тело.

– Тебе не следовало этого делать, отец…

– Все из-за того, что ты не ответила на мой звонок. – В его голосе чувствовалось напряжение. Он протянул ей халат: – Оденься. Уберите его отсюда. – Это уже копам.

Они молча двинулись ко мне.

– Останови их, – спокойно приказала Маргарет.

– Уберите его, – раздраженно повторил он.

– Подождите! – запротестовала она. – Это же смешно! Отец… я хочу представить тебе моего мужа, Поля Мэрфи. Это мой отец, Поль…

«О Господи, спаси меня и помилуй!»

У Эзры Добсона отвисла челюсть.

– Муж? Ты вышла замуж? Когда?

– Вчера… вечером. Мы хотели сообщить тебе эту новость за завтраком, но…

– О Господи, – пробормотал он шепотом, и я понял, что она его остановила. Мне стало легче. Чем это закончится, я еще и не подозревал, но по крайней мере можно было обдумать сложившееся положение.

– Будь добр, отправь своих людей, – попросила Маргарет.

Кивком он указал им на дверь. Так же молча те удалились.

– В самом деле, отец, иногда ты принимаешь слишком поспешные решения. И делаешь это довольно неуклюже. Что может Поль подумать о нашей семье…

Она ободряюще улыбнулась мне, сознавая, что отец расценит это как извинение за его бестактность. Маргарет держалась превосходно, ее стрелы ложились точно в цель, и она знала, куда направить свой следующий выпад. Ушедшая парочка производила впечатление крутых ребят, и я рад был, что все так кончилось. Хотя мне нетрудно было предположить, что они со мной могли сделать, но я точно знал, чем это грозило им, а в тот момент, когда Сити-Холл был у меня в кармане, подобные стычки в мои планы не входили.

– Признаю, что мы были не правы, – продолжила Маргарет. – Не следовало так спешить. Возможно, это был минутный порыв, но никаким скандалом уже ничего не изменишь.

Эзра Добсон нехотя бросил халат на постель.

– Я не понимаю тебя, просто не понимаю. – Он покачал головой.

– Не вини его, Поль. Это целиком моя ошибка.

– Как и моя, – согласился я.

– Кто еще об этом знает? – Было видно, что Эзра Добсон пришел к какому-то решению.

– Клерк, судья… – неуверенно начала Маргарет.

– И жена судьи, она была свидетельницей, – нашелся я.

– Больше никто?

– Нет.

– Когда это произошло?

– Несколько часов назад.

– Где?

– За пределами штата.

– Они знали, с кем имеют дело?

– Думаю, нет.

– Так вот почему ты подписалась «М. Добсон», – изобразил я удивление. – Не хотела, чтобы тебя узнали…

– Да, ты прав, – подыграла она.

– А я-то думал… – сказал я, входя в роль.

Старик задумчиво изучал что-то на потолке спальни.

– Какого черта вам понадобилось для этого выезжать из штата?

– Нам не хотелось ждать трех дней, положенных здесь на принятие решения.

– Что значат три дня для такого шага? Три дня! Как давно вы знакомы?

– Не надо, отец. Неужели мы не сможем обсудить это несколько позже? Я тебе все объясню.

Он мрачно кивнул:

– Да, мы еще многое обсудим. А сейчас собирайся, я заберу тебя с собой.

– Не надо, отец. Поверь мне, так будет лучше.

– Ты отправишься со мной, даже если для этого мне придется снова позвать Зумбро и Скотта. А теперь одевайся!

– Не надо, отец. Поверь…

Я удивленно посмотрел на нее. По-моему, это был самый лучший выход из создавшегося положения. Неужели она этого не понимала? Если сейчас начнется ссора, то трудно было предугадать, к чему она может привести.

– Думаю, твой отец прав. Поезжай с ним домой, а завтра мы все обсудим.

– Маргарет, – старик становился явно нетерпеливым, – ты собираешься одеваться или нет?

– Нет! – почти крикнула она. – Послушай меня, подобные конфликты у нас бывали и раньше, и еще один нам совершенно не нужен. Все, что мне нужно было, я тебе уже объяснила. Или ты заберешь своих людей и уйдешь отсюда, или им придется вынести меня силой, но тогда об этом тебе придется жалеть всю оставшуюся жизнь. Ты терпеть не можешь скандалов, а я разбужу добрую половину дома…

Ее глаза сверкали от ярости.

– Я жду тебя сегодня к завтраку, – сказал он, направляясь к выходу. – Мне хотелось бы попросить тебя об одной любезности: никому не говорить о своем замужестве до нашего разговора.

– Хорошо, отец…

Эзра Добсон вышел из спальни. Маргарет вскочила с кровати и, на ходу натягивая халат, бросилась вслед за ним. Мне были непонятны ее намерения, да я и не пытался разгадать их… Мне оставалось только встать, собрать одежду и отправиться в ванную комнату одеваться, повторяя себе, что если удастся выкарабкаться из этой истории, то я навсегда поставлю крест на реанимации теней моей прошлой жизни. Мои размышления прервал легкий стук в дверь.

– Ты здесь? – раздался ее голос.

– А где мне еще быть?

– Все кончилось. Они ушли…

Я поправил свою одежду, перебросил пиджак через левую руку так, чтобы облегчить доступ к пистолету в кармане, и открыл дверь. Она встретила меня коротким смешком – я был в носках и одном ботинке.

– Куда это ты так спешишь?

– Убраться отсюда подальше.

– Я составлю тебе компанию.

– Спасибо большое, я и так почувствовал себя не в своей тарелке, когда здесь запахло жареным.

– Особенно, когда ты предложил мне отправиться с ним домой и стал на его сторону.

– «Стал на его сторону»? Господи, как ты только могла подумать такое? Я только хотел избежать открытого столкновения. Откуда мне знать, на что он способен ради тебя.

– Мне это известно получше тебя, – примирительно сообщила она. – Ты думаешь, я не знаю, как управляться с собственным отцом…

– Ну, теперь-то мне это известно, – вынужден был признать я.

– Подожди, я быстро оденусь, и нам пора отправляться.

– Мы еще куда-то собираемся? – Я уже по горло был сыт ею. – И куда же, позволь спросить?

– Оформить наш брак. Разве ты забыл?

– Ну как можно забыть такое.

– Теперь нам осталось только уладить некоторые формальности.

– Какие формальности?

– Получить свидетельство о регистрации брака.

– Зачем?

– Надо же оформить наши отношения.

Я удивленно уставился на нее, но не обнаружил ни тени иронии, напротив, она выглядела абсолютно серьезной и явно собиралась сделать то, о чем говорила.

– Мы и так уже все оформили, – запротестовал я. – Все, что мне хочется, – это подальше убраться отсюда. С этой минуты я просто пылаю любовью к природе и никогда больше не буду жаловаться на испачканный пиджак.

– А что будет со мной, когда я предстану перед своим отцом без мужа?

– Это твои проблемы. У тебя еще будет масса времени поразмыслить об этом. Как я заметил, ты иногда быстро соображаешь, даже слишком быстро…

– Нам просто необходимо пожениться, – настаивала она.

– Нет уж, извините, – рассмеялся я, направляясь в спальню в поисках своего ботинка.

– Неужели тебе непонятно, что нам нужно пожениться? – не отставала она.

– Ты ведешь себя как ненормальная. Ничего не знаешь обо мне – кто я, откуда, что собираюсь делать – и даже не интересуешься этим.

– Это не имеет никакого значения, тем более сейчас, – возразила Маргарет.

– Но имеет значение для твоего отца. Богатые люди очень щепетильны в подобных вещах…

Что я мог ответить на его расспросы? Ну уж не правду, во всяком случае. А сколько могла продержаться моя ложь? Его ищейки вывернут всю мою подноготную наизнанку, и я снова окажусь в бегах…

– Это просто необходимо сделать, – не уступала она. – Иначе отец будет считать меня дрянью, которая может улечься в постель с первым встречным. А это уже вопрос морали, который он мне никогда не простит.

– Что он там простит или нет, меня абсолютно не волнует, – огрызнулся я.

– А если я скажу ему, что ты соблазнил меня, обещая жениться, а потом передумал? Ведь тогда последствия будут для тебя куда серьезнее, чем на первый взгляд. Особенно если ты собираешься остаться в этом городе…

Я чуть не рассмеялся ей в лицо. Было ли это для меня сюрпризом? На что еще я мог надеяться? «Кадиллаки», золотые побрякушки от Картье ничего не меняют. А если хвост увяз…

– Да, – согласился я. – Твой отец в этом городе может доставить массу неприятностей человеку, который ему несимпатичен.

– В этом многие могли убедиться, – подтвердила она.

Я был у нее в руках, дело даже не в женитьбе, просто я был целиком в ее власти. Или на меня натравят их ищеек. У меня засосало под ложечкой при одной мысли, что снова придется пуститься в бега. Но это послужит мне хорошим уроком. Все эти чертовы воспоминания до добра не доведут, хватит копаться в своем прошлом и оживлять призраков… Ну что же, придется выбросить Сити-Холл из кармана, поставить его на место и бросить прощальный взгляд на его сияющую башню. Будут еще другие города, и у каждого есть свои хозяева, и если хорошо пошевелить мозгами, то еще не один Сити-Холл поместится в твоем кармане. Ведь если я нашел зацепку в одном городе, то ничто не помешает мне раскопать ее и в другом. Старость мне пока не угрожала, вся жизнь была впереди. Прежде чем сядет солнце, я уже буду на пути в Аризону. Где-то еще прохлаждались Диллинджер и Кларк, может быть, мне удастся прибиться к ним, пока не заведу собственное дело. Может быть, я отправлюсь в Калифорнию, где-то там были Нельсон и Ван Мэтр – этот мусор, но через них можно было выйти на полицию. Можно было использовать в качестве приманки Холидей. У нее было чертовски аппетитное тело…

– Зачем рисковать и портить отношения с отцом? – прервала мои размышления Маргарет. – Брак сыграет на руку каждому из нас – и тебе, и мне. Даже моему отцу. Ведь он думает, что это было минутным увлечением. Так что ничего страшного. Отец может все понять и простить. Он просто аннулирует брак, и на этом все кончится.

– Аннулирует? – удивился я.

– Конечно. Для него это просто. – Теперь пришел черед удивиться ей.

– Меня это не устраивает.

– Не думай, что тебе придется жить со мной. Отец сделает все за несколько минут. Он очень богатый человек. Деньги могут все… И с немалой выгодой для тебя. Деньги еще никому не мешали, не так ли?

Расторжение брака было для меня тайной за семью печатями, и возможность получить на этом какой-то навар просто не приходила мне в голову.

– Деньги мне никогда не мешали.

– Кроме того, у меня тоже есть небольшая сумма…

– Что значит «небольшая»?

– Десять тысяч да двадцать пять от отца…

– Тридцать пять, – подытожил я. – И сколько же раз в неделю ты можешь себе такое позволить?

Она хлестко ударила меня по лицу. Моя рука автоматически уже готова была пойти в ход, как я снова заметил необычную белизну ее лица…

– Ну и где же мы поженились? Далеко отсюда?

Она покусала нижнюю губу.

– Миль семьдесят пять.

– Тогда одевайся… – сказал я.

Глава 5

Мэндон оторвал взгляд от брачного свидетельства.

– Почему она подписалась «М. Добсон»?

Он аккуратно сложил его и вернул мне.

– Почему ты не доверил это дело мне? Ведь я твой адвокат. Почему ты хотя бы не проконсультировался у меня заранее?

– О чем было говорить? Нужно было поскорее выпутаться из этой истории. Самое простое – жениться на ней.

– Эта спешка обошлась тебе тысяч в шестьдесят пять, не меньше, – огорчился он. – Шестьдесят пять кусков, потерять такую сумму! За этот документ я мог бы выжать из него не меньше сотни, а ты согласился на тридцать пять. О Господи! Всего тридцать пять…

– Чтобы ты так не сокрушался, скажу тебе, что и этого я с них не возьму, – утешил я его.

– Что?

– Только то, что я сказал. Расторжение брака не будет стоить ему ни цента.

– В самом деле?

– Уверяю тебя.

– Хватит меня подкалывать, – огрызнулся он.

– У меня и в мыслях ничего подобного не было. Просто будет так, как я сказал. Ни паршивого цента ему это стоить не будет. Я и так легко отделался…

– Легко отделался? – Его брови немедленно поползли вверх, похоже, Мэндон начинал сердиться. – Идиот паршивый! Кретин! Да знаешь ли ты, кто такой Эзра Добсон? У него миллионов как… Люди всю жизнь надеются на случай, а тебе в руки, прямо в руки, свалилась такая удача, а ты… Ведь это стоит целого состояния!

– Давай немного пораскинем мозгами. Остынь, пожалуйста, а я пока подожду.

– И думать тут нечего. У тебя на руках товар, который ему нужен. Тридцать пять тысяч – это для него карманные деньги, так, на сигареты…

– Я тоже об этом подумал… сначала. А потом мне не составило труда еще минут десять поразмышлять на эту тему – именно столько ты затратил на это дело, но у меня еще было время по дороге в городишко, где мы оформляли брак, туда и обратно. И все это время я думал, думал…

– Господи, ты просто сошел с ума, – покачал головой Мэндон, не находя места своим рукам. – Холидей была права, да и Вебер тоже. Ты – сумасшедший.

– Ага, с того самого дня, как лиса укусила меня в задницу, – взорвался я. – Добсон слишком крупная рыба, можно запросто подавиться.

– Что ты мелешь? У тебя есть товар, и он его хочет купить. Цена его устраивает, очень маленькая, кстати, никакого подвоха или двойной игры.

– Она согласна на это, а не он…

– Да какая разница!

– Может быть, никакой, а может, и нет. Я не в таком положении, чтобы рисковать. То, что висит на мне, раз шесть позволит поджарить мои потроха. Есть еще одна причина, но я не могу ее пока сформулировать. Пораскинь своей башкой, Чероки, мне будет тяжело с ним тягаться, и он прекрасно знает это.

– Говорю тебе, он заплатит, – настаивал Мэндон.

– И что тогда? Он на этом остановится? Думаешь, такой человек позволит сосать из него денежки первому встречному? Ты же сам знаешь, что нет. Он спустит с цепи своих ищеек, и мне опять придется удариться в бега. Я и так всю жизнь в бегах. Я устал ночевать в придорожных канавах, пить из луж, чистить зубы пальцем, бродить в лохмотьях, жрать всякую дрянь и вздрагивать при первом же появлении полицейского. Нет, сэр, с меня хватит! Я тихо лягу на дно, не потревожив ни единого цента в его кармане. Эти призрачные перспективы не про меня…

Он встал из-за стола, направился к комоду и глотнул воды из цветастого кувшина. Мэндон определенно был уверен, что я сошел с ума, но спорить на эту тему мне уже не хотелось. В конце концов, он был юристом, любая сделка приносила ему выгоду, ну а лай собак за спиной придется услышать мне…

– Ты как ураган, просто смерч какой-то. Шаровая молния. Как ты только ухитрился вляпаться в такую историю? В городе девок пруд пруди, а тебе этого мало, и ты находишь себе именно эту.

– Сам удивляюсь.

– Ну хватит. Заканчивай эту историю и выбрось ее из головы. Пора бы уже заняться делом. Да что с тобой? – внезапно заметил он. – Ты что, опять дрожишь?

– Дрожу? – И только тут я заметил, что меня просто трясет. Как в ознобе.

– О Господи! Так ты его боишься?

Ну как я мог объяснить ему, чтобы он понял, какие найти слова…

В приемной офиса Толайтми и Такеля было переговорное устройство, по которому девушка доложила о моем появлении. Тяжелая стеклянная дверь отворилась, и из нее вышла дородная дама лет сорока – сорока пяти, которая проводила меня в кабинет мистера Толайтми, который был похож скорее на библиотеку.

Мистер Толайтми оказался рослым и худощавым мужчиной, высокий, туго накрахмаленный воротничок плотно облегал его шею, и во всем его облике было что-то антисептическое.

– Проходите, мистер Мэрфи, – бодро приветствовал он меня. – Мистер Добсон и его дочь присоединятся к нам с минуты на минуту. Курите?

Он раскрыл хрустальную шкатулку для сигар и предложил ее мне.

– Благодарю вас, я курю сигареты.

Тогда адвокат взял со стола такую же зажигалку, несколько раз щелкнул, но пламя упорно отказывалось вспыхнуть. Он нервно рассмеялся и извлек из кармана золотую зажигалку «Данхилл», от которой я и прикурил. Вскоре дверь кабинета открылась, и в комнате появился сам мистер Эзра Добсон с дочерью. Его суровый вид и серый строгий костюм контрастировали с веселеньким голубым галстуком, завязанным бантом. На Маргарет был строгий деловой костюм. В отличие от отца она поздоровалась со мной:

– Доброе утро, Поль…

– Доброе утро, – сказал я, уговаривая себя, что все дело уложится в считанные минуты и я снова обрету желанную свободу…

– Курите, – предложил вежливый мистер Толайтми, но они отказались.

Адвокат поставил на место хрустальную шкатулку и вопросительно посмотрел в мою сторону.

– Насколько я понимаю, мистер Мэрфи, вы выразили желание разрешить создавшуюся ситуацию?

– Да, – подтвердил я.

– Вы согласны подписать прошение о расторжении этого брака?

– Да.

– Вы готовы – гм – поклясться, – тут он снова откашлялся, – что вы и мисс Добсон не вели совместной жизни, как муж и жена?

Я бросил взгляд на Маргарет. Она смотрела мне прямо в глаза.

– Да.

Он кивнул и нажал кнопку вызова. Еще одна дверь кабинета отворилась, и появилась чопорная и аккуратная секретарша с каким-то предметом в руках.

– Будьте любезны, подпишите вот здесь, – обратился он ко мне, подвигая лист бумаги и протягивая ручку. – Здесь… – Тут он указал мне строку, и я подписал.

Секретарша подошла ближе, и мне стало понятно, что этим предметом была нотариальная печать.

– Теперь вы, Маргарет…

Маргарет подошла и подписала эту же бумагу. Адвокат сразу передал ее секретарше, которая тут же поставила печать и свою подпись. Затем мистер Толайтми поднял со стола чек и протянул его мне:

– Полагаю, что это и есть оговоренная сумма.

Чек был выписан лично Эзрой Добсоном на сумму 35 000 долларов. Я развернул его, на отрывной части было написано:

Перевод от Эзры Добсона

Описание Счет Сумма

Расторжение брака с Маргарет Добсон 401 $35 000,00

Перед оплатой отделить отрывную часть.

Мистер Толайтми передал мне аккуратный документ в голубой обложке:

– Это ваша отказная. Она подтверждает, что вы с этого момента и далее оставляете дальнейшие притязания на собственность Эзры и Маргарет Добсон. Зачитать ее вам?

– Нет.

– Перед подписанием вы имеете право досконально ознакомиться с ее содержанием.

Я перевел взгляд с мистера Толайтми на Эзру Добсона, тот был мрачен, в то время как Маргарет оставалась абсолютно безразличной.

– Я подписываю его. – Я наклонился к столу, взял ручку и подписал. – Это все, что мне нужно было сделать?

– Да…

Мне оставалось только положить чек обратно на стол и повернуться к Эзре Добсону.

– Я не нуждаюсь в этих деньгах, мистер Добсон, и, так же как и Маргарет, сожалею о нашем поступке. Это было с нашей стороны просто ребячеством. Заверяю вас в своем почтении. Прощай, Маргарет…

Потом я положил на чек свидетельство о нашем браке и вышел…

Часть третья

Глава 1

Один из парней был совсем коротышкой, зато двое других сложены как боксеры-средневесы. Они появились из парадного, причем коротышка тащил сумку, и направились к стоянке за пять домов отсюда, где стоял их черный «бьюик». Коротышка сел на переднее сиденье рядом с шофером, дремавшим за рулем, а средневесы устроились на заднем. Они тронулись и лениво вырулили на проезжую часть улицы.

Подобная ситуация повторялась еще раз шесть в разных частях города: в табачном магазине, пивном баре и четырех роскошных парадных. Причем везде эта процедура проходила по одному и тому же сценарию: приезд, время, которое они тратили на инкассацию, выход. Сумки всегда носил коротышка, единственной деталью, которая варьировалась, были сами сумки, хотя выбор цвета был невелик – от черного до коричневого. Семь остановок – семь сумок в кабине.

Мы сидели в машине Мэндона и ждали, пока «бьюик» оторвется на полквартала, и только тогда я приказал Джинксу следовать за ним. – Мы и так уже болтаемся у него на хвосте больше двух часов, – процедил Джинкс, запуская мотор. – Если мы и дальше будем тянуть с этим делом, то они наверняка скоро вернутся в свою контору…

– Ты слышал, что сказал Чероки? Они занимаются этим делом уже давно, и ни одного нападения. Они обросли жирком, стали самоуверенны и беззаботны. Для них все стало прогулкой, и даже если будем весь день вплотную таскаться за ними, то вряд ли им удастся понять, в чем дело. Толстые, беззаботные свиньи…

– И семь сумок, набитых деньгами, – сказал Мэндон.

– Как ты считаешь, сколько там может быть?

– Много. Роумер принимает ставки на скачки, проходящие по всей стране, и выплачивает выигрыши. Ты же знаешь, как люди любят ставить на лошадей…

– Ну а все-таки?

– Трудно сказать. Может, пятнадцать, а может, и пятьдесят. Весь букмекерский бизнес целиком у него в руках.

– А разве ты у него не в доле?

– Ни цента, ни единого цента. Никто не входит с ним в долю, потому эти сумки так набиты деньгами.

Я знал, что он лжет. На этот счет у меня были свои подозрения. Именно от него он получил вчера телефонограмму в своей конторе. Чероки расстроился, когда увидел имя отправителя. Да, и когда перезвонил ему, его трудно было назвать веселым по одной-единственной причине – Роумер взял его за горло. А уж как Мэндон оживился, когда решил его немного потрясти. Пусть думает, что никто ничего не заметил…

Я продолжал следить за черным «бьюиком», стараясь улучить самый удобный момент для захвата. Но выбор был явно невелик, все его остановки были в очень оживленных местах, и за все время он ни разу не свернул на тихую улочку. Обтяпать это дело, не привлекая внимания, вряд ли удастся.

– Ну и что ты думаешь, Джинкс?

– Пахнет мокрым делом, – отозвался он.

– Похоже на то. Тебе это тоже понятно? – повернулся я к Мэндону. – Ты же видишь, какая здесь ситуация. Может, лучше заглянем к ним прямо в контору? Уж там-то у них оседает весь навар. Может быть, именно там собака зарыта?

– Ты ошибаешься. Там у них народу больше, чем на этой улице… Конечно… если бы ты внимательно выслушал мое предложение сегодня утром…

– А я не стал…

– О чем это вы? – заинтересовался Джинкс.

– Ни о чем. Та идея была еще хуже.

Мы приближались к торговому району, количество транспорта заметно возросло, и «бьюик» свернул за угол.

– Держаться за ним? – спросил Джинкс.

– Оставь его. Мы и так уже целый день таскаемся за этой колымагой. Я устал и хочу добраться до постели.

Мы поехали прямо через перекресток, но вскоре нам дорогу перегородили две машины. Одна из них была полицейской и принадлежала службе контроля движения, другая была запаркована в красной зоне да еще умудрилась въехать бампером на пешеходную дорожку. Один из копов вылез из машины и выписывал квитанцию штрафа.

Мы с Мэндоном оценили ситуацию почти одновременно, я понял это по довольной ухмылке, которая появилась у него на лице.

– Какой смысл иметь связи и не использовать их? Совсем вылетело из головы, что мы можем рассчитывать на помощь полиции.

– Вот и ответ на твой вопрос.

– Да, он оказался, как и все гениальное, прост. Свяжись с Вебером…

– Поехали ко мне, Джинкс, – распорядился Мэндон.

– Зачем? – возмутился я. – Вон там забегаловка, Джинкс оставит машину на первой стоянке и встретит нас у прилавка с содовой.

– Пошли. – Я открыл дверцу.

Мэндон нехотя вылез, и мы зашагали через дорогу.

– Веберу это не понравится, – заметил Чероки.

– Это уже его проблемы.

– Придется делиться…

– Звони ему и немедленно… – бросил я на ходу и направился к стойке с содовой.

Продавец за сатуратором разливал какой-то напиток. Он показался удивительно знакомым.

– Что это? – заинтересовался я.

– Вишневая шипучка… – отозвался продавец.

– Налейте и мне…

Вишневая шипучка! Первая газировка, которую я попробовал. Это было в Ноксвилле. Мы с дедом ездили на ярмарку. Он продал пять свиней. Вишневая шипучка…

– Его нет, – сообщил Мэндон.

– И когда его ждут?

– Точно никто не знает, но я попросил передать, чтобы он позвонил мне в контору.

– Будем ждать…

Продавец поставил передо мной стакан с шипучкой.

– Хочешь пить? – спросил я Мэндона.

– Что там у тебя?

– Воспоминания детства. Я сентиментален.

– Мне коку… – бросил Чероки продавцу.

Появился Джинкс.

– Его нет на месте. Чероки попросил ему перезвонить.

– Ты думаешь, он позвонит? – засомневался Джинкс.

– Скажи ему.

– Позвонит, – заверил Мэндон.

– Мне тоже кока-колу, – заказал Джинкс.

Я допил свою шипучку. О Господи, моя первая газировка…

– Надо кое о чем условиться, – объявил я. – Через час я вернусь в нашу квартиру, и надо будет объяснить Холидей, почему меня не было этой ночью. Придется сочинить правдоподобную историю, чем мы с Чероки занимались все это время…

– Холидей тоже надо будет кое-что объяснить, – заметил Джинкс. – Она тоже там не показывалась…

– Что?

– Квартира всю ночь была полностью в моем распоряжении, – уточнил он.

– И где же ее носило?

– Не знаю. Она ушла в одиннадцать и больше не появлялась.

– И с кем же Холидей провела эту ночь?

– С Рисом, я полагаю…

– С этим копом?

– Да. Она объявила, что собирается прогуляться. Я вышел через черный ход и видел, как ее подобрала машина. Похоже, что за рулем сидел Рис.

– Сукин сын…

– Прелестно, – вклинился в нашу беседу Мэндон. – Ты наизнанку выворачиваешься, чтобы достать для нее денег, а она тем временем…

Да какое ей дело до всех нас? Теперь мне уже стало совсем ясно, что это за штучка. Стоит только минут на пять отлучиться, как ее уже надо вытаскивать из чужой постели. И зачем притворяться, что меня это удивляет? В какой-то момент она мне очень нравилась, хотя вряд ли можно было ожидать другого от человека, который столько просидел на диете и первая, кого он встретил, стала для него больше чем просто женщиной. В этом случае его не за что винить, но рано или поздно первое очарование проходит, как наркотический дурман, и он начинает замечать, что другие женщины отнюдь не хуже. Так стоит ли беспокоиться из-за такой чепухи?

Чтобы отпереть дверь квартиры, мне пришлось поставить один из пакетов на пол. Стоило мне только немного приоткрыть ее, как из ванной раздался голос:

– Это ты, Джинкс?

– Да, это я…

Я поднял пакет и вошел в квартиру, захлопнув дверь ногой. Затем прошел в спальню и остановился у двери. Мадам восседала в ванной.

– Привет… – весело сказала она.

– Добрый день.

– Что у тебя там?

– Так, ерунда всякая…

– Есть что-нибудь для меня?

– В следующий раз…

Когда я свалил все покупки на постели и принялся их разбирать, Холидей, растираясь полотенцем, уже вышла из ванной. Капли воды на ее теле были очень похожи на весеннюю росу на кленовых листьях. Ее тело было просто великолепным. Я даже замер, прислушиваясь к себе, но ни Семь чудес света, ни Эльдорадо передо мной не появились.

– Я смотрю, ты привел свою голову в порядок, как и хотел.

– Да, еще и шампунь купил, но ты этого упорно не хочешь замечать.

– Я даже запах его чувствую, – возразила Холидей. – А что в этих свертках?

– Так, ерунда разная…

– Должно быть, ухлопал кучу денег. – Голос ее звучал почти дружелюбно. И вообще все в ее облике говорило об этом…

– Это еще только начало, – заверил я.

– Откуда столько денег? Провернул выгодное дельце?

– Нет.

Она присела на край кровати и открыла коробку с рубашками.

– Может, ты не станешь капать на мои новые сорочки?

Холидей положила все на место.

– Не надо быть таким занудой, и не злись на меня.

– А я и не злюсь. Лучше приготовь что-нибудь перекусить, я очень голоден. Молоко найдется?

– Конечно, – протянула она.

Я сразу же отправился на кухню, разыскал бутылку молока, налил себе в стакан и даже не заметил, как она вошла следом.

– Хочешь спросить меня о чем-нибудь?

– О чем? – Я повернулся к ней лицом.

Из одежды на ней было только полотенце, повязанное вокруг бедер.

– О прошлой ночи…

Я сделал вид, что задумался и не понимаю, к чему она клонит.

– Хочешь, чтобы я поинтересовался, где ты была?

– Да.

Ничего не мог с собой поделать. Вчерашняя ситуация повторялась с точностью до наоборот, даже полотенце… Сознавала ли она это? Наверное, все-таки нет.

– А почему я должен тебя расспрашивать? Ведь это будет означать, что мне не все равно.

– Так оно и будет, если ты узнаешь, с кем я была…

– Мне это и так известно.

– С кем же?

– С Рисом.

– Уж не Джинкс ли тебе рассказал? – Похоже, она даже не удивилась моей осведомленности.

– Вот именно.

– Значит, он следил за мной, – холодно заметила Холидей.

– Вовсе нет. Просто у вас желание прогуляться появилось почти одновременно. Банальное совпадение. И он увидел тебя. Еще одно совпадение. Может, ты приготовишь что-нибудь поесть?

– Не злись на меня, Ральф.

– Поль.

– Ты можешь не дуться?

– О Боже. Да не злюсь я на тебя. Мне абсолютно все равно. Просто у тебя слишком велик аппетит. И тебе просто подвернулся под руку коп. И этим копом оказался Рис…

– Мне необходимо было узнать, о чем вы говорили вчера, вот и все. Просто не могла поверить, что дело выгодное.

Интересно, что она смогла выяснить у этой свиньи?

– Ну и что же тебе удалось выяснить у этого мерзавца?

– Зря ты о нем так думаешь. Он гораздо сообразительнее, чем тебе кажется…

– Знаю-знаю. Мэндон мне все уши прожужжал, какой сметливый этот парень, Вебер, а теперь ты убеждаешь меня, какой умный у него подручный. И какой же сметливой тебе надо будет стать, чтобы понять, что ты попала в мясорубку?

– Ну, положим, ему это известно, да и мне тоже. Я просто хотела извиниться за то, что сомневалась в тебе. Теперь это меня не беспокоит…

– Великолепно. А теперь приготовь что-нибудь поесть.

– Мне хочется, чтобы ты знал, что между нами ничего не было.

– О да, конечно…

– В самом деле. Клянусь могилой своего отца.

– Великолепно.

Она мрачно посмотрела в мою сторону:

– Теперь я об этом просто жалею.

– Трудно было бы найти другого парня, с которым у тебя столько общего.

– Буду знать… – недобро процедила Холидей.

– Кстати, будь с ним поосторожней. Он постоянно жует зубочистку. Не ровен час глаз может выколоть.

Мне оставалось только вернуться в спальню и закончить с распаковкой покупок.

Рубашки были, конечно, не от «Брук бразерз», но неплохая имитация (до первой стирки, конечно), а галстуки явно не от Шарве, шнурки на ботинках не стягивали кожаные накладки вплотную (это позволяло экономить материал, хотя большинству американцев было на это наплевать). Носки и трусы тоже были не лучшего качества, но все это было свежим… Пару новых костюмов надо было немного подогнать по фигуре, и продавец обещал, что как только портной закончит работу, их доставят прямо на дом. Потому мне пришлось для надежности его подмазать.

– Твой суп готов, – крикнула Холидей. – Принести, или ты поешь на кухне?

– Ты хочешь сказать, что у меня есть выбор?

– Конечно. – В ее голосе снова появились дружелюбные нотки. – А разве ты не думаешь, что и о тебе надо заботиться?

– Особенно последнее время. И именно потому я поем на кухне.

– Хорошо. Тогда мне удастся приготовить тебе постель, и ты сможешь отдохнуть. Вряд ли тебе удалось хоть немного поспать этой ночью.

– Нельзя сказать, чтобы мне доставило удовольствие спать вместе с Джинксом.

– Ну вот и отлично. Твой суп готов, а потом ты сможешь немного вздремнуть.

– Ты ударила по мне вниманием и заботой.

Она с улыбкой посторонилась, и я направился к столу.

Тарелка с грибным супом была уже на столе, рядом с вилкой, ложкой, нарезанным хлебом и новым стаканом молока. Я помешивал ложкой суп и размышлял над тем, что такого мог ей сообщить Рис, после чего она перестала сомневаться во мне. Неужели о том, что теперь у меня весь Сити-Холл уже в кармане…

– Ты неплохо приоделся, – вывел меня из раздумий ее голос.

– По крайней мере все новое. Кроме того, я купил себе пару новых костюмов.

– В самом деле?

– Коричневый и синий. Их пришлют позже…

– Сегодня?

– Да.

– Быстро…

– Там не так уж много работы. У меня неплохая фигура.

– Думаю, ты с нетерпением ждешь возможности переодеться во все новое.

– Еще бы. Если то, что на мне, прислонить к стене, оно будет стоять само по себе. Через пару дней мы сможем себе позволить гораздо больше – ты можешь потерпеть пару дней?

– Похоже, вы с Мэндоном неплохо обсудили свои дела вчера вечером.

– Вчера был знаменательный день. Но прежде чем мы пойдем на дело, надо будет посоветоваться с Вебером.

– И когда же?

– Надеюсь, ждать придется недолго. Я жду известий с минуты на минуту.

Пока я заканчивал с супом, она сидела рядом и уютно улыбалась.

– Еще? – предложила Холидей.

– Спасибо. Это мне поможет продержаться до ужина.

Она собрала посуду и поставила ее в раковину. Я отхлебнул молоко из стакана.

– Ты можешь мне рассказать об этом деле?

– Сначала Вебер должен его одобрить.

– Но если тебе это нужно, ты добьешься своего.

– Естественно, но есть некоторые детали, которые надо обсудить.

– Звучит заманчиво.

– Крупное дело.

– И когда же вы собираетесь его провернуть?

– Может быть, и завтра.

– Еще молока?

– Нет, спасибо.

– Тебе лучше немного вздремнуть…

– Об этом я и мечтаю: ванна и свежая постель.

Я встал и помог ей подняться со стула, и она вежливо улыбнулась в ответ.

– Как будто мы не знакомы друг с другом.

– Остается только надеяться, что мы сможем хорошо относиться друг к другу.

– Всегда?

– Зачем столько, хотя бы некоторое время…

Я пропустил ее вперед.

– Хочешь, я приготовлю тебе ванну?

– Буду очень признателен.

Она отправилась в ванную комнату, а я стал складывать вещи в ящики комода. Все они были страшной дешевкой, такие рекламируют в дешевых журналах. «Потерпи еще немного, и настанет время…»

Я повернулся за носками и почти наткнулся на нее. Она собрала галстуки и носки и положила их на комод, а в руках у нее оставался маленький сверток.

– Как будто свинцовый.

– Забавно, но это действительно так и есть. В нем патроны и с полдюжины обойм с новыми пружинами.

– Пружины? – удивилась она. – Для чего?

– Своим вопросом ты заставляешь меня раскрыть профессиональные секреты преступного мира.

Я взял у нее сверток и извлек из него новую обойму.

– Видишь эту площадку вот здесь, это штатель. Он отправляет в ствол патроны после каждого выстрела. А теперь смотри. – Я заполнил обойму патронами. – Видишь, как сжата эта пружина после снаряжения обоймы? Она постоянно находится в напряжении. Тебе это понятно?

– Да.

– Вставляем обойму в пистолет, и он уже готов к стрельбе. Предположим, оружие не используется две или три недели. Пружина постоянно находится в сжатом состоянии. Наступает минута, когда им начинают пользоваться. Первые два-три выстрела проходят нормально, но потом может случиться осечка из-за того, что пружина от постоянного напряжения ослабевает. Вот самое уязвимое звено в автоматическом оружии – слабая пружина. Если ты собираешься постоянно им пользоваться, ей нужно давать отдых или же своевременно менять на новую. Автоматическое оружие никогда не подведет, если, конечно, уметь им пользоваться. Большинство людей не обращают на эту мелочь никакого внимания. Ты удивлена?

– Конечно, я об этом и не подозревала. Но ты как-то говорил, что не разбираешься в оружии.

– Я просто пошутил.

Она улыбнулась, а я наклонился, поцеловал ее в шею и начал раздеваться. Потом я прошел в ванную комнату и проверил температуру воды. На пороге появилась Холидей с моими брюками в руках.

– Это ты тоже купил? – спросила она, перебирая пальцами золотую цепочку.

– Да.

– И эту медальку?

– Это не медаль, это знак.

– Знак?

– Знак «Фи-Бета-Каппа». Купил на барахолке цепочку, и продавец приладил к ней этот знак.

– Он твой?

– Конечно, не тот, что я получил в свое время, но они все одинаковы.

– А-а, – протянула она. – Так вот на что он похож…

– Ты никогда его не видела?

– Может быть, и видела, но мне это ни о чем не говорило.

Я улыбнулся и залез в ванну. Мне не хотелось уточнять, что он означает, и о том, что признание моих схоластических достижений получением этого было неизбежно.

– Так ты действительно «Фи-Бета-Каппа»…

– В самом деле я не шучу.

– Ты закончил Йель или Гарвард?

– Нет, чтобы получить его, это не обязательно, хотя в этом бывает трудно убедить выпускников Йеля и Гарварда…

Холидей присела на край ванны и положила мои брюки на колени.

– Понимаешь, я только сейчас поняла, что почти ничего не знаю о тебе. Где ты учился?

– Какое это имеет значение…

– Ты что, стыдишься этого?

– Я – нет, вот если только колледж. Я уверен, что моя карьера будет зависеть не от этого. Важно только одно, мне самому захотелось выбрать этот путь. Я не рос в трущобах с алкоголиком-отцом и матерью-проституткой. Мне ненавистно наше общество не потому, что оно меня не приняло и толкнуло на путь преступлений, как других. Не стоит выставлять напоказ мое безжизненное тело, призывая весь мир посмотреть на то, что сделала со мной жестокость нашего общества. Знаешь, что я сделаю, когда у меня появятся деньги? Закажу у Картье золотой браслет с пластинкой, как у автогонщиков, вот только гравировка на нем будет другая. «Не стоит изображать из меня жертву обстоятельств. Все это сделал только я, и я один».

– Самолюбия у тебя на троих хватит.

– Это точно.

– Ральф Коттер – это твое настоящее имя?

– Меня зовут Поль Мэрфи.

– С сегодняшнего дня.

– Со вчерашнего.

– Я имела в виду твое настоящее имя.

– Что это может изменить?

– У тебя есть родные?

– Нет.

– А ты говорил, что у тебя брат в Нью-Йорке.

– Да, и еще сестра.

– В Нью-Йорке?

– Понятия не имею. Ее след давно затерялся.

– Странно, что ты знаешь, где твой брат, и ничего не знаешь о сестре. Кажется, все должно быть наоборот…

– Ты не знаешь моего брата.

– А хотелось бы. Интересно было бы познакомиться с самым честным человеком в мире.

– Смешно, но это правда.

– Должно быть, так, ведь это ему ты отослал ту запись. Что он с ней будет делать?

– Какое твое дело?

– Просто любопытно…

Я сел в ванне.

– Зачем тебе это?

Она рассмеялась и отвела взгляд. Смех мне показался каким-то вымученным и искусственным.

– Ну, в этой записи есть и мой маленький интерес. Мне тоже светит обвинение в убийстве. Или ты забыл, что произошло на тюремной ферме? Просто хотелось узнать, как с ним связаться, если что-нибудь случится с тобой…

– Если со мной что-нибудь произойдет, тебе не придется извещать его об этом. Все произойдет само по себе, как по звонку будильника…

– Ну хоть скажи мне, чем он занимается? – не унималась Холидей.

– Ты просто прелесть. «Тебе принести, или ты будешь кушать на кухне? Я приготовлю тебе ванну. Кому ты отправил эту запись?» И все такое. Тебе следует быть осторожнее, ты слишком спешишь.

– Что? – удивилась она.

– Твой новый приятель горит нетерпением узнать, кому я отправил запись, не так ли?

– Как ты только можешь так говорить?

– Рис и Вебер. Это они придумали эту штуку прошлой ночью, разве я не прав?

– Ты хочешь сказать…

– Да.

– Ты не можешь так думать обо мне…

– Приготовь мне постель.

– Послушай, Ральф…

– Поль.

– Клянусь тебе, Поль, могилой своего отца…

– Неужели тебе трудно приготовить мне постель?

Она встала и повернулась ко мне.

– Неужели ты мог подумать, что…

Я сорвал с вешалки полотенце и хлестнул им ее по лицу.

– Я, кажется, просил приготовить мне постель.

– Почему ты такой подозрительный? – запричитала она, выбегая из ванной…

Глава 2

Мэндон подобрал меня с Джинксом на углу возле дома около восьми часов. Рядом с ним за рулем сидел Хайнес.

– Тебя просто не узнать. Одет с иголочки, – приветствовал он меня.

– Это только начало. Как поживаешь, Хайнес? – А про себя я подумал, что пора бы ему уже научиться себя вести – выходить из машины и открывать перед людьми двери.

Негр повернул голову и окинул меня безразличным взглядом, но я-то знал, что он готов взорваться в любую секунду. От него всегда веяло каким-то холодом. «Сукин сын, я продырявлю твое черное брюхо, если ты захочешь наброситься на меня…»

– Где мы встретимся с Вебером? – спросил я Мэндона.

– В управлении…

– Ты обрисовал ему наше дело, хотя бы в общих чертах?

– Это не телефонный разговор. Боюсь, что и при личной беседе результат может быть отрицательным.

– Посмотрим.

– Он может появиться поблизости…

– Он может появиться, или его заставят это сделать. Выбор будет за ним.

– Не стоит наседать на него. Здесь надо действовать деликатнее. Предоставь это дело мне.

– Ты слышал, Джинкс? Это тебя тоже касается.

– Слышу, – подал голос Джинкс.

Мэндон повернулся к нам лицом:

– Да что с тобой происходит?

Джинкс насупился.

– Ты разве не слышал? Джентльмен интересуется, что с тобой происходит.

– Ничего, – огрызнулся Джинкс.

– Никогда не приходилось видеть столько чувствительных натур сразу. Какого черта вы на меня дуетесь?

– Ты слышишь? – снова обратился я к Джинксу. – Он хочет знать, почему ты такой сердитый.

Джинкс демонстративно отвернулся к окну.

– Он ревнует меня к обновке, – резюмировал я.

– А что ему мешает купить такую же? Если он подождет до вечера, мы ему справим не хуже.

– Этот человек спрашивает, можешь ли ты потерпеть до вечера?

– Черт побери, – наконец не выдержал Джинкс. – Меня совершенно не интересует, на что он тратит свои баксы. А вот деньги, на которые клюнул Вебер со своим подручным, принадлежали мне. Если у нас будет что делить, я хочу свою долю.

– Я никак не могу ему втолковать, что у нас не было никаких поступлений, – наклонился я к Чероки. – Я их просто занял.

– Это правда, Джинкс, – подтвердил Мэндон.

– Джозеф, – поправил я.

– Я ссудил ему эти деньги, Джозеф…

Он повернулся ко мне и неожиданно понял, что мое тряпье стоит гораздо больше тех сорока долларов, которые он мне одолжил. Я купил их на те две сотни, что занял у Вика Мейсона, когда собирался встретиться с Маргарет Добсон, но мне не хотелось все это им объяснять, да и для Джинкса это ничего не изменит. Тем более мне было абсолютно наплевать на его чувства. Пусть думает что хочет… Я не собираюсь долго быть с ним в одной упряжке…

– Разве это дорога в Сити-Холл? – поинтересовался я.

– Нет, конечно, да мы туда и не собираемся, – отозвался Мэндон.

– Но ты же говорил, что мы встретимся у него в управлении?

– В одном из его отделений.

– И сколько же таких?

– Несколько, – отрезал Мэндон.

Это отделение помещалось на третьем этаже восьмиэтажного здания. Мы проигнорировали лифт и стали подниматься пешком. Так предложил Мэндон, не без подсказки Вебера, конечно. В этом старом здании лестница была обшарпанной и грязной. В кабинетах горел свет. Мэндон подвел нас к одной из них, с табличкой: «Союз вкладчиков, инкорпорейтед». Рядом была еще одна дверь с такой же табличкой, но с дополнением: «Приемная. Вход 306». Он просто постучался в нее, безо всяких ухищрений или условного стука. Через некоторое время дверь нам открыл Рис.

Молча улыбнувшись, закрыл за нами дверь. На этот раз на нем был белый костюм с темными пятнами пота под мышками. Зубочистки во рту у него почему-то не было. В костюме спортивного покроя и с сигаретой в зубах у письменного стола стоял Вебер. Вокруг стола было несколько стульев, а под потолком лениво крутился вентилятор.

– Надеюсь, я не заставил вас далеко ехать, – приветствовал он нас.

– Нет, конечно, – отозвался Мэндон.

– Садитесь, пожалуйста, – предложил Рис.

Мы расселись вокруг стола, и только Джинксу пришлось еще раз повторить, что надо сделать. Наконец и он уселся рядом со мной.

– Мне показалось, что лучше нам обсудить эту проблему подальше от лишних глаз, – начал Вебер. – Чероки, почему ты не мог хотя бы в общих чертах рассказать обо всем по телефону?

– Я-то мог все сообщить тебе и по телефону, но только ты не хотел этого.

– Ну ладно. Что там у вас?

– Прежде всего, Чарли, – начал Мэндон издалека, – я хотел бы тебя сразу предупредить, что мы не просто ухватились за первое, что нам подвернулось под руку. Дело довольно опасное, но риска никакого. Мы вполне можем его провернуть.

– С вашей помощью, – вставил я.

Он бросил на меня косой взгляд, но тут же снова сосредоточил все свое внимание на Чероки.

– Трупы будут?

– Да.

– Кто же это?

– Инкассаторы Роумера.

– Роумера? – недоверчиво протянул тот и переглянулся с Рисом. – С чего это вы выбрали таких клиентов?

– Они перевозят крупные суммы денег… – пожал плечами Мэндон.

– Да, денег у них хватает, но еще не было ни единой попытки ограбления. И знаете почему? Без стрельбы тут никак не обойдется, но и все равно дело весьма сомнительное.

– Думаете вы первые, кому пришла в голову эта идея? – поддержал его Рис.

– Но мы будем первыми, кто сделает это, – заверил я их.

– Предположим, что вы за это возьметесь, – сказал Вебер, – но поднимется такая пальба, что весь город встанет на дыбы. Это уже пахнет террором.

Я только улыбнулся в ответ и повернулся к Мэндону:

– Пожалуй, надо ознакомить джентльменов с нашим планом, и все сразу станет на свои места.

– Вот и сделай это, – буркнул Чероки.

– Ничего подобного не будет, никакой перестрелки и затяжной пальбы на улице. Я это гарантирую.

– И как вам это удастся? Не собираетесь же вы прибегнуть к помощи гипноза? – поинтересовался Вебер.

– Вот для этого-то нам и потребуется ваша помощь, инспектор.

– В чем же она будет заключаться? – спросил Рис.

– Нам потребуется полицейская форма, полицейская машина и патрульная машина дорожной службы.

Вебер стряхнул пепел со своей сигареты прямо на пол.

– Хочешь сказать, что вы будете действовать под видом полицейских?

– Именно.

Он переглянулся с Мэндоном.

– Забавный мальчик, – резюмировал инспектор.

– Я вам гарантирую, никакой пальбы не будет. Мы захватим их врасплох и без борьбы.

– Да, сэр. Он просто комик, – сказал Вебер Чероки.

– Нам просто необходима машина патрульной службы, полицейская форма и пара настоящих полицейских, – твердо настаивал я.

– О Господи, Чероки, объясни ему, что у меня с Роумером соглашение, – рассердился Вебер.

– Если посмотреть на дело с этой точки зрения, то нам нельзя трогать ни банки, ни федеральные службы, ни всех, с кем у вас заключено соглашение. И что же нам останется?

– С Роумером у меня соглашение, – настаивал Вебер. – Что будет, если инкассаторы расскажут ему, что их выпотрошили сотрудники полиции? Как ты думаешь? Он не успокоится, пока я не представлю ему на опознание всех сотрудников управления. Послушай, Чероки, можно было ожидать, что этот парень совсем не хочет пошевелить мозгами, но у тебя-то есть голова на плечах…

– Инспектор, – перебил я его, – почему вы считаете, что инкассаторы смогут ему что-нибудь рассказать?

Похоже, он все еще не понял, к чему мы клоним.

– Расскажут, еще как расскажут. Надо же им будет как-то оправдаться. Можно подкупить одного, ну двух, но не четверых…

– Вся четверка будет молчать как рыбы, и даже подкупа не потребуется.

Теперь до них наконец дошло. В наступившей тишине Вебер и Рис посмотрели друг на друга.

– Каким образом вы хотите провернуть это дело? – наконец нарушил молчание инспектор.

– Все очень просто. Самое сложное – это замести следы. Ни машина, ни тела инкассаторов не должны быть обнаружены. Этот вопрос еще надо проработать, но к завтрашнему дню у меня будет ответ и на это. – Я услышал, как тяжело вздохнул Рис, но все внимание я сосредоточил на Вебере. У того даже губы побелели. – Поверьте, инспектор, если бы я не был уверен в успехе, то не взялся бы за это дело. Все пройдет очень тихо, и никаких следов не останется.

– Четверо здоровых парней исчезают неизвестно куда… Пойдут слухи…

– Слухи – это еще не доказательство, – поддержал меня Мэндон.

– Если все пройдет гладко, никто ничего не докажет, – неожиданно встал на мою сторону Рис.

Я бросил на него удивленный взгляд и даже кивнул в знак одобрения. Почему-то мне раньше казалось, что у него не было собственного мнения.

Вебер продолжал сидеть за столом, уставившись в одну точку. Я знал, о чем он сейчас думает.

– Понимаю, инспектор, что подозрение так же опасно для вас, как и свидетельство против вас. Но никто ничего не заподозрит. Они просто исчезнут. Роумер будет считать, что ребята смылись, прихватив выручку.

– Он в это никогда не поверит…

– А почему бы и нет? Такое уже не раз случалось, а возможно, и он сам сталкивался с такими вещами. Эти ребята молиться на него должны, что ли? Он же не святой Франциск.

– Как ты считаешь, какая у них выручка?

– Об этом надо спросить у Мэндона.

– Минимум пятнадцать кусков.

– О Господи! – выдохнул Вебер. – Четыре трупа из-за пятнадцати кусков…

– Если быть точным, то и «бьюик» тоже должен исчезнуть. А он стоит больше, чем эти четыре ублюдка, вместе взятые.

Вебер только пожал плечами.

– А что вы хотели от нас? Чтобы мы ограбили соседнюю аптеку, ближайшую бензоколонку или же отняли у старушки кошелек?

– Это скорее по вашей части, – огрызнулся он, – а то у вас одни убийства на уме…

– С каких это пор вы стали таким щепетильным?

– Не будем ссориться, – подал голос Джинкс.

– Ладно, ребята, не время выяснять отношения, – согласился с ним Чероки.

– Заткнитесь вы все! – взорвался я. – Хватит делать из меня идиота! В этом-то и состоит твоя основная ошибка. Именно поэтому ты и влез по уши в это дерьмо. Я такой же профессионал, как и ты. Думаешь, я буду убиваться по этим рожам? Не больше, чем ты, когда вытрясешь из кого-нибудь все до последнего цента, да еще пустишь ему в спину пулю, чтобы меньше трепался…

Рис заметил, что обстановка накаляется, отступил назад, и его правая рука скользнула в карман за оружием.

Джинкс мгновенно укрылся за столом, а на лице Мэндона отразилось искреннее удивление. Я рассмеялся Рису в лицо.

– Хватит дурака валять. Шеф и так видит, какой ты герой…

– Убери этого сумасшедшего отсюда, Чероки, и постарайся внушить ему хоть каплю здравого смысла, – заговорил Вебер.

– Пошли, Ральф, – нервно попросил меня Мэндон.

– Поль, – поправил я его.

– Хорошо, Поль. Черт побери, пошли…

– Одну минуту. – Я повернулся к столу. – Теперь уже можно выходить, Джозеф.

Джинкс медленно взгромоздился на свой стул.

– Послушай, Чероки, успокойся. Попробуем договориться еще раз. Почему каждый раз, когда мы собираемся вместе, поднимается столько шума? А тут еще и оскорбления пошли в ход…

– Ты сам в этом виноват, – заметил инспектор.

– Что делать, я тоже не питаю к вам дружеских чувств, – самодовольно изрек я, – но от этого ничего не изменится. Вряд ли мы когда-нибудь подружимся. У нас друг к другу чисто профессиональный интерес, и пока наше сотрудничество будет приносить прибыль, нам надо ладить друг с другом. Хотя для меня оно значит гораздо больше, чем для вас. Если вы поймете это, то вам будет понятнее и мое поведение, за которое я приношу свои извинения.

Вебер уставился на меня немигающим взглядом, а Рис вынул руку из кармана.

– У меня и в мыслях не было подвергать опасности ваше сотрудничество с Роумером. Всем известно, что не стоит резать курицу, несущую золотые яйца. Это дело основано на полном отсутствии улик и зацепок…

– У нас здесь тихо, и все счастливы, – отозвался инспектор, – и я, и все ребята вокруг прекрасно ладим, газеты нас не беспокоят, и никто не хочет перемен. Нам не надо никаких подозрений и недомолвок, а тем более никто не хочет резни…

– Ну ладно, инспектор, ваша лояльность очень трогательна, но что вас действительно волнует, так это отсутствие следов, когда инкассаторы исчезнут вместе с машиной, разве не так?

– Рано или поздно их обнаружат и начнут разнюхивать, сопоставлять…

– Ни малейшего шанса, иначе я не взялся бы за это дело. Выслушайте меня сначала, а потом уже делайте выводы.

– И что же вы собираетесь предпринять? – спросил Рис.

– Вопрос остается открытым, но уже завтра я смогу на него ответить. По-моему, это справедливо, – обратился я к Веберу.

– Хорошо, – согласился инспектор, – но прежде всего вы посоветуетесь со мной.

– Обязательно, – заверил я его.

– Ты мне отвечаешь за это, Чероки, – сказал он Мэндону.

– Да.

– Тогда до скорого… – Я встал и зажег сигарету.

Рис проводил нас до двери.

– Ты неплохо провел время с Холидей прошлой ночью? – поинтересовался я на прощание.

Он ничего не ответил.

– Тебе следует хотя бы позвонить ей. У нее появилась масса новой информации: адреса, фамилии и все такое…

Мы спустились вниз, Мэндон пару раз порывался заговорить со мной, но раздумал. Так молча мы и вышли на улицу.

Хайнес поджидал нас, не выходя из машины, и даже не пошевелился, чтобы открыть дверь изнутри.

– Почему ты не научишь его вести себя как полагается, ему что, лень дверь открыть, что ли? – сказал я Мэндону.

– Ради Бога, хватит нравоучений.

Он открыл дверь, и вся троица на этот раз уселась на заднем сиденье. Хайнес с безразличным видом ждал указаний.

– Куда отправимся? – спросил меня Мэндон.

– На квартиру. Надо забрать Холидей.

– Холидей? С какой стати?

– Вознаградим ее преданность. Немного музыки и танцев. Сегодня у нас праздник…

– Вернемся на то место, где мы подобрали их сегодня, – сказал Мэндон Хайнесу.

Негр завел мотор, и мы тронулись.

– Нам некогда тратить время на вечеринки, – саркастически изрек Мэндон. – Нам еще надо кое-что обдумать.

– Я и так об этом думаю, аж холодный пот прошиб.

– Послушай меня, дружок. Вебер не тот человек, которым можно помыкать…

– Кастрированный гигант.

– Однажды ты убедишься, что это совсем не так.

– Неужели? – Я повернулся к Джинксу: – Встряхнись и успокойся. Этот парень и не собирался стрелять.

– Сукин сын… – пробормотал он в ответ.

Я рассмеялся:

– Рано или поздно ты поймешь, что это совсем не так.

– Неужели? – бросил он, отворачиваясь.

Играл оркестр Генри Хальстеда. Музыка была приятной, хотя и не по моему вкусу, но ритм вполне подходил для танцев. Это был ресторанный танцевальный оркестр, и мне хватило первых восьми тактов, чтобы понять: эта команда лучшая из тех, что мне приходилось слышать за последнее время. Они играли неплохие мелодии, а ритм соответствовал движениям человеческого тела. Когда мы вошли, звучало «Я танцую со слезами на глазах», танцевальная площадка была переполнена, а свет притушен.

Метрдотель подвел нас к столику рядом с эстрадой. Пожалуй, даже слишком близко.

– А у вас нет ничего подальше от оркестра?

– Нет, сэр. – Он был сама любезность. – Мне очень жаль, но пока ничего другого предложить не могу. Возможно, позднее…

– А как насчет вон того столика? – продолжал настаивать я.

– Очень сожалею, сэр…

– Нас устроит и этот, – согласился Мэндон.

Метрдотель усадил за столик Холидей, мы с Чероки тоже заняли свои места и стали изучать предложенное меню. Тем временем появился бой и стал накрывать на стол.

– Мы бы хотели поужинать, – обратился я к метрдотелю.

Бой начал собирать салфетки.

– Оставь их на месте, – сказал я ему.

Бой вопросительно взглянул на метрдотеля, тот кивнул, он положил их на место и стал разливать воду. Метрдотель знаком подозвал официанта и удалился.

– Мне кажется, я бы не отказалась от хорошего сандвича, – сказала Холидей.

– Большой сандвич для леди, – заказал я официанту.

– …бурбон и кока-колу, – закончила она.

– Бурбон и кока-колу? – удивился я. – У тебя испорченный вкус, первый раз слышу о таком сочетании…

– Но я так хочу.

– Сегодня тебе позволено все, – согласился я. – Бурбон и кока-колу для леди.

– А что вы закажете себе? – спросил официант.

– Коньяк, – ответил я.

– А вы будете кушать? – спросил я Чероки.

– Кофе, – сказал Мэндон.

Официант кивнул.

– Кстати, насчет коньяка, постарайтесь разыскать «Деламейн».

– Хорошо, сэр, «Деламейн».

Мэндон осмотрелся вокруг.

– Неплохой оркестр, – одобрительно заметил он.

– Чероки и сам музыкант, – сказал я Холидей.

– В самом деле? – удивилась она.

– Не совсем так…

– Он скромничает, – перебил я его. – Он барабанщик. Ты бы видела, сколько в его комнате всяких ударных инструментов.

– Это был мой гонорар, – улыбнулся Мэндон. – Один парень таким образом расплатился со мной…

Я взглянул на Холидей. В неясном свете маленькой настольной лампы ее лицо смотрелось совсем по-иному, она была скорее похожа на добродетельную домохозяйку и преданную жену: полосатый фартук, корзинка для покупок, магазины… Ну, Маргарет Добсон осталась в далеком прошлом, незаживающей раной моей памяти, а Холидей, вот она, только руку протяни. Верная и преданная, по крайней мере пока ты рядом…

– Не хочешь потанцевать? – предложил я.

Она утвердительно кивнула.

– Извинишь нас, Чероки?

– Валяйте, разомните ноги, – напутствовал он.

Я помог ей встать и проводил до танцевальной площадки. Мы начали танцевать, стараясь держаться подальше от эстрады. Она оказалась отличной партнершей и отвечала на каждое мое движение.

– Ты отлично танцуешь.

– Спасибо за комплимент, – ответила Холидей. – И ты тоже.

– Я же был когда-то… – Мне оставалось только прикусить язык. У меня чуть было не вырвалось, что раньше я играл в оркестре.

Она убрала голову с моего плеча и заглянула мне в глаза:

– Ты был когда-то – кем?

– Я был когда-то заядлым танцором, – нашелся я.

– Я сама была без ума от танцев.

Мы скользили по краю площадки, лавируя между танцующими. Она не просто хорошо танцевала, она была великолепной партнершей.

– Как хорошо… – прошептала она.

– И это только начало, – пообещал я.

– Плохо, что Джинкс не составил нам компанию…

– Кому плохо?

– Ему. Уж я-то знаю, что значит торчать в этой квартире в полном одиночестве.

– Сам виноват. Не стоит расточать на него свою симпатию.

– У меня и в мыслях не было.

– Тогда хватит распускать нюни.

– Меня он совершенно не волнует.

Зато волнует меня. И ты, и он тоже.

– Он все еще злится из-за денег, которые я потратил на одежду. Думает, что от него что-то скрывают. Зануда. Не будем портить себе настроение такими разговорами…

– А как прошло с Вебером? Удалось договориться?

– Не говори глупостей, ведь я сам занялся этим вопросом.

«Я танцую со слезами на глазах» закончилась, отзвучал заключительный аккорд, раздались аплодисменты публики, оркестр сделал перерыв, а танцующие разошлись по своим местам.

Я взял Холидей под руку и повел к нашему столику. Она выглядела оживленной и почти счастливой. Весело улыбаясь, Холидей слегка погладила мою руку. Я тоже улыбнулся ей и в ответ слегка сжал ее пальцы. На этот раз она казалась совершенно искренней…

Напитки уже были на столе, и Мэндон успел выпить добрую половину своего кофе.

– Вы совершенно правы, не стоит пить кофе холодным. Это удивительная гадость, хуже не придумаешь…

– Я же не знал, сколько времени вы будете танцевать, – ответил он, даже пальцем не шевельнув, чтобы помочь Холидей занять свое место за столиком. Подобная мысль скорее всего в его голове даже не промелькнула. Как же можно было ожидать хороших манер от его черного слуги, если у хозяина они начисто отсутствовали?

Я усадил Холидей за столик, присел рядом и принялся за свой коньяк.

– За все хорошее… – провозгласил я, поднимая рюмку.

Мэндон лишь кисло кивнул в ответ, и только Холидей поддержала мой тост. Я пригубил коньяк, поискал глазами официанта и сделал ему знак рукой.

– Не тот год?

– Даже не тот сорт.

– Неужели такое возможно, – процедил Чероки.

– Да, сэр, – обратился ко мне официант.

– Я заказывал «Деламейн».

– Это и есть «Деламейн», сэр…

– Это «Мартель», – перебил я. – Принесите мне «Деламейн».

– Извините, сэр, но…

– Не будем спорить…

– Да, сэр, я заменю, – согласился он, ставя рюмку на поднос.

Мэндон высокомерно посмотрел на меня. Похоже, это его забавляло.

– Какого черта… – разозлился я. – Я прилично одет, это первоклассный ресторан, мне нужно только то, за что я плачу.

– А ты уверен, что знаешь, чего хочешь?

– Можешь не сомневаться. – Я повернулся к Холидей: – Ну и как на вкус эта фантастическая смесь?

– Довольно вкусно. Вот попробуй…

Та оказалась тошнотворно-приторной.

– Какая гадость. Где ты приучилась пить эту дрянь?

– В Техасе. Я жила там пару лет, и мы обычно пили эту штуку во время игры в мяч, отливали полбутылки кока-колы, доливали туда бурбон и приносили с собой на игру. А уже на шестой подаче трудно было сказать, то ли мы в мяч играем, то ли пускаем воздушного змея…

– Каким ветром тебя занесло в Техас?

– Я влюбилась в спортивного журналиста. Уехала к нему и собиралась выйти за него замуж.

– А я и не знал, что ты была замужем.

– А я и не была. У него было две цели в жизни: продвинуться по работе и переспать со всеми бабами в городе. Жениться на мне у него никогда не хватало времени. Все, чему он научил меня, – это плакать в подушку. Забавный парень, иногда просто замечательный, с налетом гениальности.

– И что же с ним стало?

– Уехал в Голливуд, я думаю. Стал статистом или чем-нибудь в том же духе.

– Мы вас не утомили? – обратился я к Мэндону.

– Я ловлю каждое ваше слово, – заверил Чероки.

Появился официант с подносом:

– Простите, сэр. Это действительно оказался «Мартель». – В его голосе звучали нотки уважения. – Ваш «Деламейн», сэр.

Я усмехнулся Мэндону, вдохнул аромат коньяка и слегка пригубил рюмку. Это был настоящий «Деламейн».

– Все в порядке, сэр? – спросил официант.

– Великолепный коньяк. Благодарю вас.

– Спасибо, сэр, – сказал он, уходя.

– Извините меня за чопорность, – повернулся я к Мэндону.

– Ну… Это добавляет еще один штрих к вашему портрету, вы тонкий ценитель…

– Хватит, Чероки. Я и так прилагаю колоссальные усилия, чтобы сохранить скромность. Перестаньте льстить, а то я расцвету, как розовый бутон.

Он что-то проворчал в ответ и отхлебнул свой кофе. Я потягивал коньяк и улыбался Холидей, которая сосредоточенно поглощала свою смесь. Тут меня словно осенило. Я по-прежнему продолжал рассматривать лица людей, сидящих за столиками, прислушиваться к приглушенному гомону голосов в ресторане, но мне стало ясно: проблема подержанного «бьюика» с четырьмя трупами решена.

– Извините, – сказал я, отставив коньяк и вставая.

Мои спутники были настолько удивлены переменой в моем поведении, что наблюдали все происходившее молча.

Я вышел в коридор и узнал у посыльного, где находится телефон, разменял деньги у клерка, зашел в будку и стал искать в справочнике телефон гаража Мейсона. Уже через минуту на другом конце провода кто-то снял трубку, и я спросил Мейсона.

– Его здесь нет, – ответил голос.

– Где его можно разыскать?

– Трудно сказать… А кто его спрашивает?

– Поль Мэрфи, – представился я. – А кто у телефона… Нельс? Его спрашивает тот самый парень, что брал у вас «зефир», помнишь меня?

– Конечно.

– Если тебе неизвестно, где его можно разыскать, то дай мне номер его домашнего телефона.

– Эй-а-шесть-один-восемь-один-два.

– Эй-а-шесть-один-восемь-один-два, – повторил я. – Хорошо. Спасибо, Нельс…

Я набрал новый номер. Ответа не последовало. После шести или семи гудков я повесил трубку и снова позвонил в гараж.

– Нельс, его домашний телефон не отвечает. Может, у тебя есть хоть какая-то идея, где его можно поискать?

– Ни малейшей.

– Он звонит тебе по вечерам?

– Очень редко. Хотя есть тут одно злачное местечко, в котором он иногда бывает. «Персидская кошка».

– Спасибо.

Я повесил трубку и снова занялся справочником… В «Персидской кошке» трубку сняли почти мгновенно.

– Вы не могли бы сказать, Вик Мейсон сейчас у вас или нет?

– Кто?

– Вик Мейсон, у него еще нога искалечена.

– Да, я знаю его, но не могу сказать, здесь он или нет.

– Узнайте у швейцара.

– Не вешайте трубку, я постараюсь что-нибудь выяснить… – сказано было без всякого энтузиазма.

Вскоре к телефону подошел швейцар, но и он не смог сообщить мне ничего вразумительного. Я повесил трубку и вернулся за столик. Холидей и Чероки за ним не было. Оркестр уже снова собрался на эстраде и наигрывал «Тело и душу», а площадка была заполнена танцующими. Решив, что они отправились танцевать, я уселся за столик и стал поджидать своих спутников, чтобы потом отправиться в «Персидскую кошку».

Официант перегнулся через плечо и положил передо мной счет.

– Дама и джентльмен сказали, что вы оплатите счет, сэр…

– А где они сами?

– Ушли, сэр.

– Куда?

– Они этого не сказали, сэр… Они очень торопились.

– Черт побери.

– Они только сказали, что вы будете рады уплатить по счету…

– Радости мало, но я сделаю это, – проворчал я, вынимая из кармана десятидолларовую банкноту. – Этого достаточно?

– О да, сэр. Большое спасибо…

Я залпом допил коньяк и вышел из ресторана.

– Скажите, вы не видели мужчину средних лет с симпатичной девушкой? Они только что выходили отсюда. Невысокий мужчина с густыми бровями? Их должен был ждать зеленый «крайслер» с цветным парнем за рулем?

– Это ваши спутники?

– Да.

– Они уехали пару минут назад.

– Вы не слышали, что они говорили шоферу?

– Нет, сэр.

– Вызовите мне такси.

Швейцар вынул из кармана небольшой свисток, подул в него и сделал жест рукой в белой перчатке. Уже через миг у входа остановилось такси. Швейцар предупредительно открыл дверцу и получил за это четвертак. Черт с ними, и с Холидей, и с Мэндоном…

– Куда отправимся, сэр? – прервал мои размышления голос шофера.

– В «Персидскую кошку».

Он повернулся и внимательно посмотрел на меня.

– Вы не знаете, где это находится?

– Знаю, – ответил водитель.

«Персидская кошка» находилась в торговом районе (всего в нескольких кварталах от гаража Мейсона, как оказалось впоследствии), в окружении публичных домов и угрюмых зданий из красного кирпича, погруженных сейчас в темноту. Тускло освещенная улица была пустынна; иногда сюда долетал шум проходящего транспорта, который с трудом можно было услышать через открытое окно в машине.

Такси остановилось, и водитель распахнул дверцу. Из глубины заведения доносились приглушенные голоса, смех и музыка. Я расплатился и вскоре оказался в холле, задрапированном багровыми шторами с двумя цветными фотографиями обнаженных женщин в натуральную величину. Мне сразу стал понятен удивленный взгляд шофера, и я уже не питал никаких иллюзий по поводу репутации этого заведения.

Вход вел в полутемный зал, забитый посетителями с музицировавшим оркестром из трех-четырех человек. Спертый воздух в помещении напоминал вонючий подвал с тараканами. Я немного постоял в нерешительности, но желание немедленно увидеть Мейсона взяло верх, и я решительно шагнул вперед. Из-за шторы появился мужчина в костюме евнуха с накрашенными глазами, снял цепь с крючка и спросил:

– Один?

Я узнал этот голос. Он принадлежал швейцару, с которым мне недавно пришлось говорить по телефону. Теперь он казался мне неприятным и визгливым.

– Один? – снова спросил евнух.

– Один, – подтвердил я.

Он убрал цепь и пропустил меня внутрь.

– Посмотрим, что мы можем сделать для вас… – сказал он, потирая подбородок и раздумывая, к какой категории посетителей меня отнести.

– Я недавно говорил с вами по телефону, – прервал я его размышления. – Мне был нужен Вик Мейсон. Он еще не появился?

– А-а, – протянул швейцар. – Вы его друг?

– Что-то вроде партнера по бизнесу. Так он здесь?

– Да, – улыбнулся он в ответ, вешая цепь на место. – Идите за мной…

И я пошел. Мне никогда не приходилось видеть столь разношерстной толпы.

Это было их убежище, и они сидели за столиками, на столиках, стояли в проходах, толпились на пятачке перед эстрадой. Воздух был буквально пропитан запахом дешевой косметики, приторно-слащавым ароматом разврата. Только здесь они могли себе позволить быть самими собой. Протискиваясь через эту разноголосую смеющуюся толпу, я сделал неожиданное открытие. Предубеждение и отвращение, которое владело мной еще несколько секунд назад, куда-то исчезли. Нас роднило нечто сумрачное, таившееся в глубине души; всех этих людей объединяла гомосексуальность, но во мне эти чувства остались неразбуженными. Нет, наше сходство было скорее в нашем отличии от других людей, в особенностях нашей психики… Они были изгоями и жили в своем узком, замкнутом мирке, у меня же все было наоборот, им хотелось отгородиться от внешнего мира, я хотел покорить его насилием…

– Ай да сукин сын! – раздался голос Мейсона. – Вы только посмотрите, кто к нам пожаловал…

За столиком на четверых втиснулось человек шесть. Из горлышка оплетенной бутылки торчала зажженная свеча, ее неровный свет отражался в расставленных на столе стаканах.

– Можно тебя на минутку, Вик?

– Может быть, может быть, – рассмеялся он. – Садись, выпьем. – Мейсон заерзал на стуле, стараясь освободить мне местечко.

– Это крайне важно, Вик…

– Да садись ты, ради Бога! – прошепелявил он. – Ребята, это Поль Мэрфи.

– Привет, – сказал я, и за столиком настороженно закивали. Трое из сидевших были совсем юнцами в рубашках с воротничками явно не по размеру, повязанных цветастыми, безвкусными галстуками. Рядом с Мейсоном сидела женщина лет тридцати с мужеподобным лицом, а в самом углу втиснулся мужчина. Это был Рей Пратт – один из полицейских, дежуривших у него в гараже в тот день, когда искали Джинкса. Он был в штатском.

– Эй, Лоррейн! – крикнул Мейсон мужчине в костюме евнуха.

– Что тебе нужно?

– Выпивку для меня и моих друзей.

– Не надо так орать… – огрызнулся тот. – Я вышибала, а не официант. Если хочешь выпить, позови официанта.

– Тогда пришли его ко мне, – настаивал Мейсон.

Лоррейн исчез в толпе.

– Спасибо, Вик. Мне не хотелось бы беспокоить тебя в такое время, но это для меня очень важно. Не мог бы ты мне уделить минутку?

– Ну хорошо… – сказал он, протискиваясь из-за стола.

– До скорого… – попрощался я с его приятелями.

Мы остановились только в холле у фотографий с обнаженными дамами.

– Вик, – сказал я спокойно, – нам подвернулось неплохое дельце.

– Кому нам?

– А то ты не знаешь. Но мне нужно кое-что выяснить у тебя. Как ты думаешь, смог бы ты на пару дней достать трейлер без водителя?

– Трейлер? – задумчиво повторил Мейсон. – На кой черт он тебе сдался?

– Он мне просто необходим. Подумай, чем бы ты мог мне помочь.

– Есть тут одно местечко…

– Без водителя. Он нам не нужен.

– Собираетесь заняться перевозкой автомашин?

– Нам нужно отвезти только одну. Мы хорошо оплатили твои услуги. Так ты сможешь нам помочь?

– Постараюсь…

– С какой вероятностью?

– Думаю, смогу. Только для тебя. Но точно скажу только завтра утром.

– Ты можешь точнее?

– Крепко тебя заело, – заметил он.

– Вот именно. Я сегодня смогу наконец заснуть спокойно, если ты мне это гарантируешь.

– Сделаю все возможное, но точно скажу тебе не раньше половины девятого.

– Так ты уверен или нет?

– Да.

– Ну спасибо, Вик, очень тебе признателен. – Я похлопал его по спине. – Теперь я смогу спать спокойно.

– Пошли отметим это дело.

– Мне нужно отдохнуть, Вик, третьи сутки на ногах, может, удастся уснуть сегодня. Увидимся утром.

Я снова похлопал его по спине и вышел на улицу…

В ресторане отеля все еще наигрывал оркестр Генри Хальстеда. Я заказал комнату, сразу заплатил по счету, и коридорный провел меня в номер. Он отпер дверь, зажег свет, обследовал ванную комнату, приоткрыл окно, зашторил его, обследовал постель и посмотрел на меня.

– И это все, сэр? – спросил он.

– Да, спасибо, – сказал я, протягивая ему полдоллара.

– А вы уверены, что больше ничего не потребуется, – подмигнул он мне, улыбаясь во весь рот.

– Уверен. По крайней мере сегодня мне больше ничего не нужно.

Он повернулся и вышел. Откуда ему было знать, что впервые за последние годы в моем полном распоряжении оказалась спальня, и никто мне не был нужен. Я наслаждался уединением и свободой.

Оставалось только приготовить себе ванну, предупредить портье, чтобы позвонили мне в семь тридцать, и насладиться своим уединением. К черту всех этих Чероки и Холидей. Подождем до завтрашнего утра…

Глава 3

Еще не было и восьми, а я уже стучал в гараж Мейсона.

– Ну, что там слышно насчет трейлера?

– Я связывался с одним. Они не дают трейлер на один день, то есть вы можете пользоваться им один день, но заплатить должны за три.

– А что насчет водителя? Можно обойтись без него?

– Без водителя.

– Это просто великолепно! – оживился я. – Видит Бог, это прекрасно!

Он посмотрел на меня с серьезным видом:

– Это что-то вроде кражи?

– Вы что, за болвана меня держите? Когда я смогу получить его?

– Об этом я не узнавал, только спросил, есть такая возможность или нет.

– О Боже, – простонал я. – Тебе же было известно, что это очень важно!

– Ну ты же ничего толком не объяснил. Я думал, что…

– Ты можешь снова позвонить туда? Я заберу его сегодня, хоть сейчас.

Вик снял трубку и набрал номер.

– Алло, я хочу переговорить с Рафферти. – Он помолчал с полминуты, а потом сказал: – Рафферти, это снова Вик Мейсон, по поводу трейлера. Когда я мог бы его забрать?.. Сегодня утром? Это неплохо. Доставьте его ко мне… – Он немного помолчал. – Да-да, я знаю, семьдесят пять за три дня, за минимальный срок: – Мейсон попрощался и повесил трубку.

– Отлично, – похвалил я его.

– Так ты объяснишь мне, в чем дело?

– Надо еще кое-что выяснить. Потом расскажу подробнее, – заверил я.

– У меня тоже есть что сдать напрокат.

– Я хочу снова взять «зефир». Он на месте?

– А где ему еще быть? Неужели ты думаешь, что на нем снова отправились на тюремную ферму?

Я только улыбнулся в ответ.

– Придержи его для меня.

Он вышел из конторы, а я стал звонить домой Мэндону. После нескольких гудков трубку сняли.

– Алло, – послышался недовольный голос.

– Чероки?

– Кто это?

– Поль.

– Поль? Поль…

– Да-да, тот самый парень, от которого вы сбежали вчера вечером и который уплатил по счету…

– Ах да, тонкий ценитель коньяка. И куда же ты делся?

– Это длинная и захватывающая история. А теперь послушай, у меня все на мази, но нужно пошевеливаться. Я хочу встретиться с тобой у Вебера в кабинете в девять тридцать…

– Минуточку, – прервал он меня, – мы же не знаем его распорядка. Его может просто не оказаться на месте…

– Ну, это уже твое дело присмотреть за этим.

– Хорошо, – недовольно проворчал он. – Сделаю все, что смогу.

Потом я позвонил на квартиру. Дабл-ю-и-четыре-шесть-два-четыре-семь. Мне ответил Джинкс.

– Ну как, сынок?

– Где ты, черт побери?

– В центре города. Холидей дома?

– Спит еще.

– Ну и пусть дрыхнет. Встретимся на улице минут через пятнадцать.

– Что случилось?

– Потом расскажу, и постарайся не разбудить Холидей, – сказал я и повесил трубку.

В глубине гаража Мейсон крутился возле «зефира».

– С ним все в полном порядке, – повернулся он ко мне. – А ты вчера произвел впечатление на пару ребят.

– Они еще слишком молоды для меня.

– Чем они моложе, тем легче их научить – вот мой девиз, – фамильярно заметил Мейсон.

Я обошел «зефир», чтобы залезть в салон.

– Еще увидимся, – постарался я сказать как можно спокойнее.

От соседней машины отделился человек.

– Так вот в чем дело, Вик. Просто бензонасос не работает.

Это был один из охранников Эзры Добсона. Тот, что собирался выволочь меня из спальни его дочери. Он уставился в мою сторону, и у меня засосало под ложечкой. Мейсон заметил, как мы пялимся друг на друга.

– Поль, познакомься с моим двоюродным братом, Тео Замбро. Это Поль Мэрфи, Тео…

– Привет, – процедил Замбро.

– Здравствуй… – Я пожал ему руку.

– Ты должен сказать ему спасибо, – напутствовал меня Мейсон. – Если бы не он, то тебя бы здесь не было…

Теперь мне все стало понятно. Двоюродный брат. Это Замбро достал для Холидей автомат, с которым она появилась на тюремной ферме.

– Ральф Коттер, – пояснил ему Мейсон.

– Ну и ну! – удивленно выдохнул Тео.

«И какого черта у меня дыхание перехватило?» – спрашивал я себя. Еще один продажный коп. Тем временем он пытался связать в одно целое меня, тюремную ферму, эпизод в спальне и Маргарет Добсон, но по лицу было видно, что это ему удавалось с трудом.

– Ну… – выдавил он из себя. – Пока болтаешься без дела?

– Да вроде никто не давал мне ценных указаний. Еще увидимся, – сказал я, залезая в салон.

Машина завелась почти мгновенно, и я тронулся к выезду из гаража. Замбро и Мейсон помахали мне вслед.

Интересно, к чему может привести эта встреча.

Джинкс поджидал меня около дома. Я уступил ему место за рулем.

– Поведешь машину сам.

– Что случилось? – лениво поинтересовался он, занимая место шофера.

– Мы начинаем работать. Ты не потревожил Холидей, когда сматывал удочки?

– Она еще спит.

– Хорошо. Еще одна перебранка, и я готовый клиент для психушки. Вчера я сообразил, что именно с ней не в порядке.

– И что же?

– Она была влюблена в спортивного журналиста.

– Ну и что?

– Этот шрам у нее останется навсегда. Любовь к спортивному журналисту никогда не изгладится в ее памяти, понял? А теперь едем в Сити-Холл.

– Сити-Холл?

– В офис к Веберу. В убежище нашего далай-ламы.

– Ты наконец что-то придумал?

– Ты же меня знаешь, Джинкс.

– Так скажи.

– Не к спеху. Лучше вспомни, есть ли поблизости такое место, где можно было бы спрятать этот «бьюик» часов на шесть-семь. И без всякого риска, чтобы ни одна живая душа его не увидела…

Глава 4

Я миновал дверь с табличкой «Отдел по расследованию убийств», остановился у входа в личный кабинет инспектора Вебера и постучал.

– Войдите, – раздался из-за двери голос.

Я открыл ее, и мы с Джинксом вошли. Вебер сидел за столом. На его лице было обычное выражение недовольства и раздражения. Справа от него на стуле сидел Мэндон, а Рис стоял, скрестив на груди руки, спиной к окну.

– Доброе утро, – вежливо приветствовал я его как можно более нейтральным тоном, но от этого неудовольствие нашего далай-ламы только возросло. По растерянному виду Чероки можно было понять, что он уже получил солидную нахлобучку. Я ободряюще улыбнулся ему и подошел к столу.

– Ну, теперь, похоже, дело проясняется, инспектор? – поинтересовался я.

– Похоже на то, – отрывисто выдохнул он.

– Теперь решение этой проблемы у меня в кармане. – Я облокотился о край стола. – Вик Мейсон достал мне трейлер, он уже в нашем распоряжении.

– Какой еще трейлер? – не понял Вебер.

– Такая штука для перевозки автомобилей. Должно быть, хоть раз они попадались вам на глаза. Грузовик тянет платформу, на которой обычно транспортируют машины. Там есть еще откидные полозья для въезда. Все очень просто.

Он переглянулся с Рисом и облокотился руками на стол, и я понял, что основная идея им в целом понятна.

– Мы спрячем «бьюик» до темноты и ночью вывезем его на трейлере в укромное местечко.

– В какое? – спросил Рис, приближаясь вплотную к столу.

– На один из мостов через реку – детали можно уточнить, – затем спихнем его с платформы прямо на середине реки, и все будет шито-крыто…

Какое-то время Вебер рассматривал полированную крышку стола, переваривая эту информацию, затем выпрямился и бросил на меня косой взгляд:

– А что будем делать со всей четверкой?

– Мне казалось, что этот вопрос мы уже решили.

– И все-таки…

– Против природы не пойдешь, джентльмены. Вам, наверное, приходилось видеть, как ястреб делает круг и пикирует на куропатку?

Вебер с Рисом переглянулись, но никто из них не произнес ни слова. На некоторое время в комнате воцарилась гнетущая тишина.

– Мне неприятно об этом говорить, – прервал я затянувшееся молчание, – но все остается по-прежнему.

– Это означает, что в машине будет четыре трупа, – тяжело вздохнул Вебер.

– Естественно.

– Когда намечаете провести операцию? Точное время?

– Между тремя и четырьмя часами, точнее, после трех тридцати. Иначе все теряет смысл.

– От «бьюика» будете избавляться около полуночи?

– Да.

– Все это время у нас на руках будет автомобиль, полный трупов, это восемь-девять часов. Где ты собираешься его держать все это время?

– Это мы обсудим с Джозефом, он же знает здесь каждый переулок, не так ли?

Джинкс утвердительно кивнул.

– Найти такое место – это не проблема. Все дело в том, сможем ли мы достать полицейскую форму для меня и Джозефа.

– Мне это не нравится. «Бьюик» с такой начинкой на платную стоянку не поставишь. Все слишком рискованно. В четыре машина исчезнет, а уже к пяти Роумер забьет тревогу.

– Ну и что? Он же в первую очередь обратится к вам. Неужели вы сразу же поставите весь отдел на ноги?

Ему это даже в голову не пришло. Какой болван! О Господи, неужели я должен всегда и за всех думать?

– Придется блокировать мост, пока будем сбрасывать машину с платформы, – поморщился Вебер.

– Минуточку! – оживился Рис. – Зачем нам прятать машину, блокировать мост и вся эта нервотрепка. Здесь неподалеку есть заброшенная каменоломня, Холт-Тернпайк, это совсем рядом. Она футов триста глубиной. Почему бы этим не воспользоваться?

– А что нам может дать этот заброшенный овраг? – прервал я его.

– Да ведь он же полон воды, той же, что и в реке, только гораздо глубже ее. Намного безопаснее сразу доставить этот груз туда, чем таскаться с ним по всему городу, да еще эта проблема с мостом…

Пожалуй Холидей, права: он гораздо сообразительнее, чем кажется на первый взгляд. Это неплохо. По крайней мере пока.

Я посмотрел на инспектора. Впервые с начала нашей беседы на его губах заиграла улыбка…

Глава 5

В три двадцать пять Пратт припарковал полицейскую машину дорожной патрульной службы, сине-белый «форд» с мотором «меркьюри» у обочины неподалеку от магазина модной одежды Гарольда. Рядом с ним на переднем сиденье был Дауни, а мы с Джинксом расположились на заднем. Все четверо были в полицейской форме. К потолку машины были прикреплены два автомата и автоматическое ружье. У Джинкса в ногах стояла сумка с нашей гражданской одеждой, в которую мы облачимся после операции, а в нее перекочует содержимое инкассаторских сумок, минимум семнадцать тысяч долларов. Сами сумки останутся в «бьюике» вместе с их хозяевами.

Все сидели молча. Пратт курил и бросал на меня косые взгляды: переваривал нашу последнюю встречу в «Персидской кошке». С того момента как я сел в машину было видно, что ему немного не по себе, но я ни словом, ни взглядом не дал ему повода вспоминать об обстоятельствах нашей встречи. Дауни повернул голову и посмотрел на меня:

– Думаешь эти ребята не догадаются сменить маршрут? Что, если они здесь уже были раньше?

– Ничем не могу помочь, придется предпринять еще одну попытку. Но я не думаю, чтобы они изменили маршрут. С какой стати? Мысль о нападении им и в голову не придет. Они работают по одному и тому же графику, потеряли всякую осторожность, заплыли жирком и стали слишком самонадеянными. Еще раз проиграем ситуацию: мы с Джинксом подойдем к ним и предложим проехать на стоянку, если они откажутся (а так скорее всего и будет), выпишем штрафную квитанцию. После некоторых препирательств мы уложим их на месте.

– Это тебе не мелкие воришки, – заметил Пратт. – Они тертые ребята.

– Я слышу голос инспектора Вебера, – усмехнулся я. – Видали и не таких… Как только мы с Джинксом сядем в машину, следуйте за нами. Я заставлю их направиться в сторону заброшенной каменоломни тем же путем, каким мы приехали оттуда.

– Они сразу поймут, в чем дело, если им придется ехать в сторону от Сити-Холл, – заметил Дауни.

– Я беру это на себя. Просто держитесь за нами. Если события примут крутой поворот, мне придется уложить водителя. «Бьюик» потеряет управление и остановится. Тогда вы довершите дело из автоматов. Все ясно?

Все дружно закивали.

– Вы получили инструкции от Вебера, все должно пройти без сучка без задоринки. Вести только прицельный огонь.

В глаза бросилось бледное лицо Джинкса.

– Успокойся. – Я протянул ему сигарету. – Все пройдет нормально. Игра стоит свеч…

Я не слишком переживал на его счет – серьезного сопротивления со стороны ребят Роумера не ожидалось. Джинкс мне был нужен скорее для декорации.

Он пару раз жадно затянулся и тронул меня за локоть. Мимо проезжал черный «бьюик» с инкассаторами, я проводил его взглядом. Наконец он остановился, та же троица вылезла из машины и направилась в магазин.

Дауни отстегнул автомат и поставил между коленями. Мне это понравилось. Хладнокровный парень и пунктуален до мелочей. Пратт запустил двигатель.

– Ну, наш выход, – сказал я Джинксу.

Мы вышли из машины, и Дауни захлопнул за нами дверь.

Джинкс последний раз затянулся и выбросил сигарету. Мы переглянулись. Немного скован, а в остальном все нормально… Я подошел к опущенному стеклу со стороны водителя, Джинкс держался немного поодаль. Шоферу было лет сорок, его уши больше походили на цветную капусту, а нос был сломан. Он равнодушно окинул меня взглядом.

– Вы поставили машину в неположенном месте.

– Ну и что? – буркнул он.

– Это нарушение правил дорожного движения.

– Какая разница?

Я подошел еще ближе, теперь мне стали отчетливо видны шесть инкассаторских сумок на переднем сиденье. «Не меньше пятнадцати штук, – шевельнулось у меня в голове. – Что за бестолочи – отправиться сопровождать вдвоем одного инкассатора с сумкой и бросить шесть на попечение одного шофера. Ну и порядки у этого Роумера. Да, ребята, вы стали слишком беззаботными…»

Я вынул из кармана карандаш и блок штрафных квитанций.

– Предъявите ваше водительское удостоверение.

– У меня его нет.

– Еще одно нарушение. Вам должно быть об этом известно.

Вся троица двинулась в обратный путь к машине. Коротышка шел впереди с сумкой и заметил меня, только уже сидя в машине. Ему было около тридцати.

– Что тебе нужно? – спросил он.

– Имя водителя. Я собираюсь выписать на него штраф.

– Займись своим делом, коп, – посоветовал он.

Двое охранников уже расположились на заднем сиденье. Один из них опустил стекло и выглянул наружу.

– Какого черта?

– Стоянка в неположенном месте, отсутствие водительских прав…

– Просто умора, – прокомментировал мои действия коротышка.

– Мы останавливаемся здесь каждый день, парень, – раздался голос с заднего сиденья.

– Но это нарушение правил движения.

– Ну-ну, – угрожающе процедил коротышка.

– Мы работаем на Роумера, парень, – попытался уладить дело второй охранник.

– Это машина Роумера, – подтвердил водитель.

– Я новичок в полиции и не слышал ни о каком Роумере, но все равно это дела не меняет, правила для всех одни.

– Послушай, парень, – попытался урезонить меня второй, – тебе нравится твоя работа? Не хочешь вылететь из полиции? Тогда дуй отсюда…

Ко мне присоединился Джинкс.

– Ребята хамят, – сказал я ему.

– Помнишь, что сказал сержант? В случае неповиновения тащите всех в участок… – нашелся он.

– Послушайте, остолопы, – заговорил водитель, – хватит ломать комедию, здесь вам ничего не обломится. Идите откуда пришли…

– Придется забрать их, – заявил я.

– Конечно, – подтвердил Джинкс.

– Черт вас подери, – взорвался коротышка.

– Заткнись, Сид, – сказал второй. – Парни, вы этого не сделаете. Нас просто отпустят, а у вас будут крупные неприятности…

Я ухмыльнулся Джинксу:

– Сержант говорил, многие так грозятся… Пересядьте на переднее сиденье, – приказал я второму. – Если сержанту захочется вас отпустить, то это уже его личное дело.

– Только накликаете на свою голову неприятностей, – настаивал он.

– Я просто выполняю свою работу. Садитесь вперед.

– Чертов вымогатель!

– Да пошли они куда подальше, – заверещал Сид. – Поехали, Раш.

Раш повернул в замке ключ зажигания. С тех пор как вся троица уселась в машину, он, пожалуй, впервые подал признаки жизни и проявил навыки осмысленных действий.

– Стой, – взорвался я. – А ну быстро давай на переднее сиденье, ты…

Сид пробормотал что-то неразборчиво, но второй охранник резко оборвал его и пересел на переднее сиденье. Мы с Джинксом протиснулись на заднее. Слева от меня остался еще один средневес, здоровенный бугай лет тридцати пяти.

– Знаешь, где находится полицейское управление? – поинтересовался я.

– Знаем, черт побери, хорошо знаем, – огрызнулся Сид.

– Вот туда-то мы и направимся.

– Трогай, Раш.

Раш запустил двигатель, выжал сцепление, и мы тронулись. Я рискнул бросить быстрый взгляд назад. Пратт и Дауни отъехали от обочины…

– Парни, вы слишком серьезно относитесь к своей работе, – начал второй охранник.

– Мы только выполняем приказ.

– Ну, скоро вы получите новые указания.

– Если вы поладите с сержантом, то все будет отлично, – сказал я.

– Если вы ладите с вашим сержантом, то это ваше дело, – огрызнулся Сид. – Мы не возимся с такой мелкой сошкой. Роумер может даже Вебера поставить на место…

– Заткнись, Сид, – оборвал его второй.

– Порядок есть порядок, – как ни в чем не бывало провозгласил я.

Раш следовал привычным маршрутом. Улица была забита машинами, мы доехали до следующего перекрестка и свернули налево. Вскоре дорогу нам перегородили два грузовика с плакатом «Осторожно! Работают люди! Земляные работы!».

Рабочие вгрызались в дорожное полотно отбойными молотками, которые издавали такой шум, что расслышать за ним что-либо было просто невозможно. Я посмотрел на парня возле себя, который все это время молчал как рыба. Его глаза были широко открыты, губы сжаты. Тут меня словно кольнуло: он еще не был уверен, но уже стал догадываться… Я выхватил пистолет из кобуры и прикончил его двумя выстрелами в живот. Его губы дернулись, и он упал на меня.

Грохот стоял такой, что в первый момент никто ничего не понял. Потом обернулся Сид. Он просто оцепенел. Подобное изумление можно ожидать от человека, у которого на глазах гора мгновенно провалилась сквозь землю.

– Ну хорошо, сукины дети, руки за голову! – приказал я.

Второй охранник медленно повиновался, а Сид заерзал, пытаясь дотянуться до оружия, и тут же получил рукоятью пистолета по затылку.

– Руки за голову, – повторил я угрожающе.

Он слегка застонал и сложил руки на голове.

– Держи руки на руле! – гаркнул Джинкс на водителя.

Наконец мне удалось левой рукой отпихнуть от себя мертвеца. Тот съехал на пол. На улице продолжали грохотать пневматические отбойные молотки. На всякий случай я добил его выстрелом в голову.

– Вам это даром не пройдет, – простонал Сид.

– Старая песня, – сказал я, перезаряжая пистолет…

Мы спихнули «бьюик», полный мертвецов и пустых инкассаторских сумок, с крутого откоса, в полете машина перевернулась и ударилась крышей об воду. Некоторое время металлический монстр лежал кверху брюхом, подняв четыре колеса-лапы. Потом салон стал заполняться водой, машина начала крениться набок и скрылась под водой.

Ни следов, ни крови, ни свидетелей (кроме нас, конечно).

Дело было чистым, как снега Эвереста. Где-то за зарослями тополей жил город, белоснежная башня Сити-Холла возвышалась над ним как символ чистоты и могущества. Единственное, что нарушало вселенский покой и тишину вокруг, – это рвотные позывы у Пратта…

Глава 6

Наша добыча составила пятьдесят одну тысячу триста четыре доллара. Мы пересчитали ее за закрытой дверью личного кабинета инспектора Вебера в Сити-Холл. Вебер, Рис, Пратт, Дауни, Джинкс и я, работы хватило всем. Потом разделили на три части: одну получил инспектор со своими людьми, вторую – я с Джинксом, и еще одна часть досталась Мэндону. Всем по семнадцать тысяч сто долларов.

– Ну, ребята, – сказал я полицейским, – на этот раз мы сработали неплохо.

Из своей стопки я отсчитал пять сотенных купюр для Мейсона: двести баксов составлял мой долг и еще триста за трейлер, который так и не понадобился. Оставшиеся деньги завернул в газету и передал Джинксу. Доля Мэндона тоже была завернута в газету. Я взял этот сверток и повернулся к Джинксу:

– Отвезешь меня в контору Мэндона, а нашу долю заберешь домой.

Он бросил сверток в сумку и направился к выходу.

– Джентльмены, – напутствовал я оставшихся в кабинете, – по-моему, наше сотрудничество начинает приносить неплохой доход…

В приемной конторы Мэндона оказалась только одна блондинка, самая молодая.

– Проходите, мистер Мэрфи, вас ждут… – сразу же сказала она.

Я миновал барьер и постучал в дверь его кабинета. Та тут же отворилась, и я увидел Мэндона с погасшей сигарой в зубах. Он сразу заметил сверток и бросил настороженный взгляд на свою секретаршу, которая не обращала на нас никакого внимания. Не дожидаясь приглашения, я прошел внутрь.

– Остынь, – посоветовал я.

Чероки наконец закрыл дверь и повернулся ко мне.

– Как прошла операция? – выпалил он.

– Нормально. – Я похлопал по свертку. – Как ты думаешь, сколько мы взяли?

– Понятия не имею.

– Ну все-таки.

– Штук двадцать.

Я рассмеялся:

– Черт побери, твоя доля ненамного меньше. Здесь семнадцать.

– О Господи!

– Семнадцать тысяч и немного мелочи – это твоя доля. – Я бросил пакет на стол.

– Уму непостижимо! – простонал Мэндон, разворачивая сверток.

– Это еще только начало, – заверил я. – Кстати, дележка была абсолютно справедливой. Там присутствовали Вебер, Рис, Джинкс и ваш покорный слуга.

– Я и так тебе верю. – Он похлопал меня по плечу.

– Знаю…

– Все прошло гладко? – наконец улыбнулся Чероки. К нему постепенно возвращалось самообладание.

– Неплохо задумано, хорошо сработано плюс немного везения. – Тут я вспомнил грохот отбойных молотков и того парня на заднем сиденье. Он мог доставить массу неприятностей. Все произошло как нельзя вовремя. – Ты отменил мой заказ на трейлер?

– Да, я звонил Мейсону.

– Он не очень разорялся по этому поводу?

– Только до тех пор пока я не сказал, что все будет оплачено. Его буквально распирало от любопытства.

– Хуже старой бабы, – взорвался я. – Кстати, идею насчет заброшенной каменоломни подал Рис. Мы сильно заблуждались на его счет, сметливый парень. Иметь с ним дело гораздо лучше, чем с Вебером, об этом надо подумать.

– Почему не оставить все, как есть? Пока все идет неплохо…

– Дело терпит, я просто думаю о будущем. Ты же видишь какой он зануда, каждый раз дело доходит чуть не до драки.

– Но ты же доказал ему, на что способен. В следующий раз он станет сговорчивее.

– Посмотрим. Не хочешь присоединиться к нам? Я обещал Холидей отметить это событие. Разопьем бутылочку «Лакрима Кристи».

– Или шампанского?

– И шампанского, – подтвердил я. – Традиционный напиток победителей.

– Ты заслужил это, – расчувствовался Чероки. – Но на сегодняшний вечер прошу на меня не рассчитывать. Увидимся завтра утром.

– Не знаю, не знаю. Завтра я собирался заняться кое-какими покупки и подыскать приличную квартиру. Мне уже осточертела наша захудалая меблирашка.

– Еще парочка таких дел – и ты сможешь купить свою собственную, – посоветовал Мэндон.

– Я уже подумывал об этом.

Он одобрительно кивнул.

– У нас подобралась неплохая команда – ты да я.

– Осталось только достать тебе оружие и взять на дело, – ухмыльнулся я.

Чероки весело рассмеялся, провожая меня.

– Еще увидимся, Спот.

Похоже, ему понравилось, что я вспомнил его кличку, он даже просиял. Я кивнул и вышел из кабинета.

Мейсон заметил меня, когда я еще вылезал из такси, и сразу заковылял навстречу. Он был в брезентовых рукавицах, а на шее болтались защитные очки.

– Почему ты не забрал трейлер? – сразу спросил он.

– Произошла небольшая задержка, и нам пришлось это дело отложить.

– А Мэндон сказал, что все отменяется.

– Ну отменяется, временно. Однажды он нам еще понадобится…

– Ничего не пойму. То у тебя не было сил и часа вытерпеть, а теперь тебе уже ничего не нужно.

– Спонтанное поведение – один из симптомов мании величия. Я же сказал тебе: возникли некоторые осложнения.

Он недоверчиво рассматривал меня.

– Так что же все-таки произошло?

Я вытащил из кармана пять сотен:

– Вот. Здесь мой долг, аренда трейлера, плата за его простой и за моральный ущерб. Остаток отнеси на прокат «зефира». Он мне будет нужен еще несколько дней…

Мейсон снял рукавицы и взял деньги, подмигивая мне правым глазом.

– Так дельце выгорело, – догадался он.

– Черт возьми, – огрызнулся я, – думаешь ты единственный, кто может ссудить мне немного денег?

– Неплохая ссуда. Так что это было за дело? – не унимался он.

– Старый сплетник, – улыбнулся я. – Ты собираешься сегодня в «Персидскую кошку»?

– Может быть…

– Мы с Холидей сегодня кутнем и, может быть, проведаем тебя там.

«Лакрима Кристи» в винных магазинах было в изобилии. На полках с шампанским стояли бутылки половинные, и обычные, и даже двойные «Магнумы», но «Джеробаума» не было. А я искал «Джеробаум». И только в четвертом магазине, именовавшемся «Эпикуреец», удалось разыскать желаемое. Я заставил продавца завернуть его в белую шуршащую бумагу и перевязать красной лентой. Кроме того, были куплены три фужера, и над ними проделали ту же операцию. Шофер такси удивленно разглядывал мои покупки.

– Что это за свертки?

– Подарок самому себе. Жена родила мне сына.

– Подарок самому себе? Она родила, а вы купили себе подарок?

– Каждый раз, когда она рожает, я делаю себе подарок.

– Может быть, в этом что-то есть, – неуверенно протянул он.

Да и что я мог ему сказать? Просто я предвкушал нашу встречу с Холидей. Тень, омрачавшая наши отношения, исчезла раз и навсегда. Прежние призраки меня больше не потревожат. Бледное лицо с черными волосами осталось лишь воспоминанием о ночном кошмаре… Я был счастлив.

Уже наступали сумерки, когда я подъехал к дому. Некоторые магазины, как люди, которые не доверяют расписанию и прибывают на станцию за час до отправления, уже зажгли огни в витринах. Автобусы забиты были людишками, спешившими домой с работы. У некоторых в руках тоже были свертки и пакеты. Интересно, что они празднуют?

Когда я отпер дверь и вошел, Джинкс и Холидей сидели на диване, а между ними лежали пачки долларов. Она сразу вскочила и, широко улыбаясь, направилась ко мне.

– Что это у тебя в свертках?

– Вино.

– Впервые вижу такую большую бутылку.

– Это «Джеробаум». Я видывал и побольше.

Я расставил на столе фужеры и водрузил бутылку.

– А это что? – удивилась Холидей.

– Фужеры. Из них пьют шампанское…

– Не стоило тратиться, у нас же есть стаканы на кухне.

Холидей, Холидей, ну просто ребенок. Что на уме, то и на языке.

– Нельзя пить шампанское из кухонного стакана, – укорил я ее. – Ты самая нецивилизованная пьяница, которую я только встречал.

Я обнял ее и поцеловал. Она ответила мне тем же. Джинкс тупо уставился на эту сцену. У него за ухом торчал карандаш, а на коленях лежал лист бумаги.

– Я готова целыми днями сидеть дома и ждать, когда вы с Джинксом принесете увесистую пачку денег, – прошептала Холидей мне на ухо. – Мы уже все поделили…

Все еще в обнимку мы подошли к дивану. Деньги были разложены ровными пачками из ста-, пятидесяти-, двадцати-, десяти- и пятидолларовых банкнот. На листе у Джинкса было отмечено количество купюр каждого номинала.

– Все сходится? – съязвил я.

– Не будь таким занудой, – отозвался Джинкс.

– Это я-то зануда?

– Вечно ты нарываешься на ссору.

– О Господи! И кто бы говорил! Да что с тобой сегодня?

– Я имею полное право сосчитать эти деньги, – набычился Джинкс.

– А кто спорит? Я просто спросил: все ли сошлось?

– Я знаю, что ты имел в виду, – не унимался он.

– А, чтоб мне провалиться! Я прихожу счастливый, как младенец, хочу отпраздновать вместе это дело – и вот награда: я должен выслушивать твои упреки…

Холидей положила руку мне на плечо и заглянула в глаза:

– Ты знаешь, сколько приходится на каждого?

– Приблизительно.

– Приблизительно? – хмыкнул Джинкс. – Да он сосчитал все до последнего цента.

– По пятьдесят семь сотен на каждого.

– Отвяжись ты от меня! – рявкнул я на Джинкса. – Это еще только начало, – повернулся и поцеловал Холидей.

Пусть еще позлится немного, ему это пойдет только на пользу. Я мог целовать ее открыто, а ему приходилось украдкой.

– Может, все-таки займемся шампанским? Джинкс, где здесь можно раздобыть лед?

– Я знаю, где стоит холодильник. Этого достаточно?

– К черту холодильник. Нам нужно ведерко со льдом. Фунтов шестьдесят по крайней мере. Мы начнем отмечать это событие здесь, и одному Богу известно, где мы сегодня можем оказаться.

– Я знаю, где сегодня окажусь. У себя дома, – буркнул Джинкс.

– Может, ты сначала принесешь нам лед? – попросила Холидей.

Он скорчил кислую гримасу.

– Черт с ним! Я сам добуду лед. – Я освободился из объятий Холидей и снял трубку.

– Алло, вы мне не подскажете, где можно раздобыть лед? Фунтов пятьдесят?

– Так много? Здесь есть магазин на углу Трэкс и Юниверс-стрит.

– Это далеко?

– Нет, сэр, всего пара кварталов.

– Благодарю вас. – Я повесил трубку.

Все это время Джинкс пересчитывал свою долю. Он заметил мой взгляд.

– Свою часть я забираю сразу…

– Вижу.

– Будут возражения?

– Действуй.

Я смотрел, как он стал отсчитывать банкноты, постоянно сверяясь с листочком. Позади меня Холидей срывала бумагу с бутылки. Наконец он взял в руку сотенные купюры.

– Тридцать этих и сорок тех, – сказал он, указывая на полусотенные. – Еще тридцать пять двадцаток, и это составит пятьдесят семь сотен. Будешь пересчитывать?

Джинкс встал и начал распихивать деньги по карманам.

– Теперь можно и за льдом сходить, – сказал он.

– Не стоит беспокоиться.

Холидей засмеялась от удовольствия и как куклу взяла на руки большую бутылку.

– Ну, – протянула она, – такой дозы нам на месяц хватит.

– Ты еще удивишься, как быстро она кончится. Стоит только начать.

– Пятьдесят фунтов, я не ослышался, – засобирался Джинкс.

– Не надо. – Я повернулся к Холидей. – Это не сухое шампанское. Я купил его для тебя. Большинство женщин предпочитают сладкие сорта.

Джинкс схватил меня за локоть:

– Так я сбегаю за льдом, а?

В любой другой день я сразу вмазал бы ему по физиономии, но сегодня у меня не было желания продолжать склоку. Сегодня был мой праздник, и не только потому, что мы провернули удачное дельце – было еще что-то, не менее важное для меня.

– Руку отпусти!

– Ну хорошо, если ты так ко мне относишься…

– Именно так, сукин ты сын, – бросил я, выходя…

Я опустил в щель автомата монету и по желобу загрохотала пластина льда, аккуратно упакованная в коричневую вощеную бумагу. Еще одна монета – и я уже относил в «зефир» пару свертков коричневого цвета.

Стояла великолепная ночь. Улицы и автобусы были почти пусты. Работяги уже сидели по домам… Я знал четверых, которые уже никогда не вернутся домой с работы. Роумер, наверно, уже голову сломал, раздумывая, куда они запропастились. Успел ли он связаться с Вебером? Я надеялся, что Вебер сможет заморочить ему голову…

В дверь квартиры я постучал ногой. Открыла Холидей.

– Давай помогу.

– Джинкс ушел?

– Да.

– Отлично. Будем праздновать вдвоем. Только ты и я.

Я отнес лед на кухню, бросил в раковину и сорвал бумагу.

– Господи, – простонал я, – совсем забыл про шило для колки льда.

– Воспользуйся ножом, – посоветовала Холидей.

– Придется. – И я принялся за дело.

А оно продвигалось очень медленно. Проклятый нож все время гнулся и вот-вот грозил совсем сломаться.

– Долго нужно охлаждать шампанское?

– Не больше часа, какая разница? Все надо сделать по правилам. – Я бросил свое занятие и обнял ее. – В эту ночь надо все делать по правилам. Медленно и приятно…

Я только слегка коснулся ее губ своими, улыбнулся и снова принялся за работу.

– Вот это по мне. Было бы неплохо каждый вечер начинать бутылкой шампанского, а заканчивать его бутылочкой хорошего коньяка.

– Может быть, может быть…

– Завтра купим целую корзину, еще кое-что из одежды и подыщем себе новые квартиры. Хорошо, если они окажутся в одном доме…

– Ты хочешь сказать, что мы будем жить отдельно?

– Вот именно.

Холидей нахмурилась.

– Так вот оно что… а я-то думаю, почему ты себя так странно ведешь…

– Странно?

– Все эти шуры-муры, все должно быть по правилам и все такое.

– Зачем ты так говоришь?

– Отдельные квартиры…

– Ну что в этом странного, просто немного личной жизни, и все.

– А здесь у тебя не было личной жизни?

– Зачем ты злишься?

– Я не злюсь.

– Вот и хорошо. Просто у нас одна постель, одна ванная… Мне не хочется запираться каждый раз, когда я в нее захожу, вот и все.

– А ты и не запирайся. Я что, мешаю тебе, когда ты в ванной?

– Не в этом дело, просто я хочу иметь отдельную квартиру.

– Выгоняешь меня?

– О Господи, – простонал я.

– Я тебя вытащила из той вонючей тюряги, а ты при первой же возможности меня выгоняешь…

– Зря я сказал тебе все это. Забудь. Будем считать, что я ничего не говорил.

– Как хочешь. – Она вышла из кухни, а я отшвырнул проклятый нож и бросился следом.

Холидей стояла у дивана спиной ко мне и пересчитывала деньги.

– Какого черта ты взялась за это?

Она даже не обернулась.

– Половина тут моя, и я ее забираю.

Я подошел и положил ей руку на плечо.

– Что с тобой происходит?

– Прежде чем я уйду, я хочу забрать свою долю.

– Ради Бога, хватит злиться. Что это с вами сегодня? Мы же собирались отпраздновать удачу, разве ты забыла? Я вот еще что придумал…

Подойдя к телефону, я снял трубку.

– Алло? Я вам только что звонил. Не могли бы вы соединить меня с отелем «Сен Шале».

Холидей все еще отсчитывала деньги, спиной ко мне. Я прикрыл трубку рукой.

– Сегодня они тебе не понадобятся.

– Отель «Сен Шале», – раздался в трубке женский голос.

– В каком зале играет оркестр Хальстеда?

– В Блоссом-рум, сэр.

– Соедините меня, пожалуйста.

– Блоссом-рум, – послышался мужской баритон.

– Могу я поговорить с метрдотелем?

– Я у телефона, сэр.

– Как вас зовут?

– Джордж, сэр.

– Послушайте, Джордж, это Поль Мэрфи. Могу я заказать ужин на двоих к половине девятого?

– Да, мистер Мэрфи.

– Проследите, чтобы на столике были цветы. До скорого, Джордж.

Холидей все еще считала деньги. Мои действия оставили ее совершенно равнодушной.

– Ты не будешь возражать, если я сам выберу для тебя платье на сегодняшний вечер?

Она промолчала. Насвистывая веселенький мотивчик, я отправился в спальню и открыл шкаф. Вся ее одежда разместилась на паре вешалок. Не густо…

– Холидей! – позвал я.

Ответа не последовало.

– Холидей!

И только тишина в ответ. Я подошел к двери спальни.

– Холидей!

Я вошел в спальню и подошел к ней. Она все еще считала деньги.

– Послушай!

– Заткнись!

Я обхватил ее плечи. Ее руки были полны денег.

– Черт тебя побери! – огрызнулась она, стараясь освободиться из моих объятий.

Я встряхнул ее за плечи, деньги посыпались у нее из рук.

– Послушай! Я был самым счастливым парнем на свете, просто не мог дождаться, когда встречусь с тобой. Дорога назад закрыта для меня навсегда. Мосты сожжены, и ты можешь делать со мной все, что захочешь… Холидей!

Ни слова в ответ.

– Холидей!

Она опустилась на колени и принялась собирать деньги.

– Иди ко мне.

Холидей медленно встала, в одной руке она держала газету с моей долей, свои деньги она зажала под мышкой.

– Что ты собираешься с ними делать? – наконец спросила она.

– Взять.

Я подошел к комоду, открыл ящик и положил их среди своих рубашек.

– Мне хотелось самому выбрать тебе наряд на сегодняшний вечер. Но у тебя с этим делом не густо… Завтра мы купим тебе какую-нибудь обновку, что-нибудь сексуальное. А что бы ты надела сегодня?

– Вот это. – Она сняла с вешалки цветастое платье. – Как ты считаешь, сойдет?

– Ты заслужила гораздо большего. Завтра этот шкаф будет ломиться от нарядов.

В этот момент кто-то постучал в дверь.

– Джинкс, – сказал я. – Куда ему без нас.

– Со временем мы от него избавимся, – заметила Холидей, – но не выходи из себя сегодня, не надо затевать свару.

– Устроить скандал в такой вечер? Мой первый вечер, когда я по-настоящему чувствую себя свободным?

Стук повторился, и я отправился открывать. На пороге неожиданно появился Мэндон.

– Как раз кстати, мы только что собрались откупорить бутылочку.

– Почему никто не подходит к телефону? – начал он прямо с порога.

– Какой еще телефон? Не было ни одного звонка.

– Не морочьте мне голову. Он не мог не звонить. Чем это вы тут заняты, что даже на звонки не отвечаете? Одевайся, мне надо поговорить с тобой…

– Говори с ним прямо здесь, – раздался голос Холидей из спальни.

– Тебя это не касается, – грубо оборвал ее Чероки.

– Меня касается все, что касается его, – сказал она, появляясь в прихожей.

– Оставим это, – нахмурился Мэндон. – Одевайся, да поживее.

Холидей сложила руки на груди и с ненавистью уставилась на адвоката.

– Чертов сукин сын, ты не имеешь права так со мной разговаривать.

– Не заводись. О Господи, только не сегодня. В такой вечер… – попытался я ее успокоить.

– Хватит болтать, у меня очень мало времени. Я предупреждаю тебя, очень мало, – сказал Мэндон деревянным голосом.

Лицо его сразу приняло озабоченное выражение.

– Что случилось? – заволновался я.

– Много чего…

Чероки нельзя было назвать невротиком, и мне стало как-то не по себе. Роумер? Вебер? Где мы могли допустить ошибку?

– Я вернусь через пару минут, – бросил я, одеваясь.

Когда Мэндон открывал дверь, Холидей схватила его за плечо.

– Я устала от всего этого. Все время какая-то возня за моей спиной. Я иду с вами.

Чероки со злостью стряхнул ее руку и оттолкнул в сторону. Холидей зашевелила губами, собираясь собрать слюну, чтобы плюнуть ему в лицо.

Одним прыжком я встал между ними.

– Если ты посмеешь, я сверну тебе шею. Поверь, я это сделаю. Прекрати истерику.

Холидей закусила губу и зло глянула мне в глаза.

– Оставайся здесь. Я скоро вернусь.

Мне с трудом удалось догнать Мэндона только на улице, у самой машины. Он открыл дверцу и кивком предложил мне лезть внутрь.

– Сначала нам нужно где-то заправиться, – бросил он Хайнесу, усаживаясь рядом. – Эта сука начинает мне действовать на нервы. Пора тебе от нее избавиться, так не может долго продолжаться.

Слуга запустил двигатель.

– Не обращай на нее внимания, – попытался я его успокоить. – Да что, собственно, произошло? Мы где-то прокололись?

Мэндон забился в угол салона и сверлил меня взглядом из-под своих необъятных бровей.

– Если у тебя есть мозги, должен сам догадаться, в чем дело.

– Но черт побери, что же все-таки случилось?

– Я скажу тебе что. Сегодня меня разыскала та девушка…

– Девушка? Какая еще девушка?

– Маргарет Добсон.

– Маргарет Добсон? И это все?

– А тебе этого мало?

– Ты хочешь сказать, что затеял всю эту кутерьму только из-за того, что тебя навестила Маргарет Добсон? О великий Боже! Я-то думал, это связано с нашей операцией, что мы где-то допустили серьезный промах… Мне начинает казаться, я переоценил твои умственные способности.

– Она искала тебя, – бесстрастно констатировал адвокат.

– Ну и пусть ищет. Между нами все кончено. Отступных я не взял, мы расстались как цивилизованные люди: ни упреков, ни сожалений…

– Даже слишком цивилизованные… Лучше бы ты взял эти деньги, как я советовал, и все тихо бы закончилось. Но нет же, ты испугался его ищеек и решил уйти красиво. Хочешь быть умнее всех. А теперь случилось именно то, чего ты больше всего боялся: его ищейки разыскивают и тебя, и меня. Вот так-то, мальчик.

– Зачем? – изумился я.

– Она ищет тебя, вот зачем.

– На кой черт я ей понадобился? У нас все кончено, и никаких претензий.

– Она хочет предложить тебе работу, вот зачем. Непыльная такая работенка, с перспективой. Не ты ли говорил ей, что мечтаешь заняться серьезным делом?

– Может быть, и так, но это было сказано между делом. Мы только познакомились, надо же мне было о чем-то говорить.

– А теперь ты делаешь открытие, что если знакомиться со всеми, кто подвернется под руку, то рано или поздно одна из этих дамочек привяжется к тебе.

– Привяжется ко мне? Она?

– Так она сказала.

– И только ради этого ты вытащил меня из дому, чтобы рассказать всю эту чепуху? Оторвал меня от празднования нашей удачи, поссорил с Холидей и теперь несешь бог весть что с важным видом.

– Если ты немного попридержишь свой язык, – тут он шумно высморкался в носовой платок величиной с полотенце, – я скажу тебе, почему у меня такой важный вид.

– Давай, только побыстрее. Меня дома ждет девушка и большая бутыль шампанского.

– Боюсь, им придется подождать. Когда ты не взял чек на тридцать пять тысяч у Эзры Добсона, то произвел на него неизгладимое впечатление. Подобного с ним уже давно не случалось. Каждому от него что-нибудь нужно: деньги, протекция и тому подобное. Это он еще способен понять и оценить, а твой отказ от тридцати пяти тысяч переварить трудно. Ему потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя и обрести дар речи, но к тому времени ты уже исчез и вернуть тебя не смогли.

Он обсудил это с дочерью. Твой отказ ее совсем не удивил, кстати. Она знала твой гордый и благородный характер, видите ли. Так или иначе, ей удалось убедить в этом и его. Теперь они вдвоем пекутся о твоем будущем. Приятная, непыльная работенка…

– Весьма польщен, но работа мне не нужна. Надеюсь, ты сумел им это объяснить?

– Я сказал ей, что у тебя и так блестящая перспектива. Она, зная мою репутацию, не поверила.

– Ну и что же мне делать?

– Все очень просто: скажи ей об этом сам.

– Нет, – отрезал я.

– Придется, – безапелляционно заметил он.

– Пошли вы все к черту.

– Я обещал, что ты позвонишь в течение часа, он уже истекает.

– Ты с ума сошел.

– Все, что тебе нужно, – это встретиться с ней и сказать «нет». У тебя нет выбора… – Он подался вперед и заглянул мне в глаза. – Ты опять весь дрожишь. В чем дело?

– Ни в чем.

– Ты, часом, не заболел?

– Нет.

– Тогда в чем дело? Чего тебе бояться?

Как и что я мог ему объяснить? Я и сам не понимал, что со мной происходит, но встречаться с ней мне не хотелось. Обратной дороги нет, все кончено.

– Я не хочу иметь с ней ничего общего.

– Слушай, – снова нахмурил он свои знаменитые брови, – я обещал ей, что разыщу тебя в течение часа, или это сделают за меня его ищейки. А они могут поставить на ноги всю полицию. Стоит ему только пальцем шевельнуть…

– Это мы быстро уладим, – заверил я.

– И не пытайся. Они вывернут наизнанку все меблированные комнаты в городе. Им же известно, что ты снимал квартиру где-то в центре.

Машина свернула к заправочной станции и остановилась под навесом. Служащий бензоколонки направился в нашу сторону.

– Полный бак, сэр? – обернулся Хайнес.

– Полный бак, и закрой, пожалуйста, окно. – Он снова повернулся ко мне: – Неужели тебе непонятно? Тебя найдут, даже если ты ударишься в бега. Зачем ставить под удар наш союз, не проще ли сказать ей «нет»?

Это вопрос жизни и смерти. Давай позвони ей. – Он протянул мне листок бумаги с номером. – Она ждет.

Почему я весь дрожу? Тени прошлого больше не тревожат меня. Так почему же я весь как в лихорадке?

Я вырвал листок у него из рук и пошел к телефону…

Глава 7

Такси остановилось прямо у бронзовых ворот, шофер вышел и открыл передо мной дверь.

– Подождите меня здесь.

Дорога к дому заняла бы у меня целую вечность, но из маленькой будки у ворот появился охранник:

– Мистер Мэрфи?

– Да, это я.

– У вас есть с собой документы?

– Мисс Добсон ждет меня, разве этого не достаточно?

– Разве у вас нет с собой водительского удостоверения или чего-нибудь в том же духе?

– Может быть, это… – Я протянул ему разрешение на ношение оружия.

Он посветил фонариком, удовлетворенно кивнул и повернулся к будке.

– Все в порядке, Крис! – крикнул он, и я заметил там еще одного человека, который нажал кнопку на стене. Бронзовые ворота медленно распахнулись.

– Поезжайте прямо, потом свернете направо, – нагнулся он к водителю, усаживаясь рядом.

– Вы проверяете всех гостей этого дома?

– Только тех, кого мы не знаем, но мы обычно не сопровождаем до самого дома, такой приказ получен только сегодня.

– И что причиной?

– Беспорядки на фабрике… Здесь направо, – сказал он шоферу.

– Что за беспорядки?

– Не знаю, сэр.

Мы остановились перед домом, я вышел и расплатился с водителем. Охранник остался в машине.

– Доброй ночи, – пожелал он.

– Доброй ночи, – отозвался я.

Что меня ожидало внутри? Видимо, какая-то формальная процедура, уж в этом я был совершенно уверен. Мне не удалось по телефону условиться с ней о встрече с глазу на глаз, и уж тем более не в этом доме. Ее родителю приспичило со мной встретиться, несмотря на волнения на его заводах, и мне пришлось явиться именно сюда. Деваться некуда, придется быть галантным и внимательным с владельцем этой роскоши и уладить дело как можно скорее. Так сказать, последний штрих, видит Бог, самый последний…

Я нажал на бронзовую кнопку, и дверь немедленно отворилась. На пороге стоял дворецкий, на вид ему было не меньше шестидесяти.

– Мистер Мэрфи? – Фамилию он произнес с британским акцентом.

– Да.

– Мисс Добсон ждет вас, сэр.

Я вошел в дом. Черно-белый мраморный пол устлан был восточными коврами. Справа устремилась вверх винтовая лестница, стена напротив вся была увешана портретами, каждый с индивидуальной подсветкой. Дворецкий запер дверь и замер рядом.

– У меня нет шляпы, – бросил я, взглянув на протянутую ко мне руку.

– Сюда, пожалуйста.

Не успели мы пройти и нескольких шагов, как в стене открылась дверца и из маленького лифта появилась Маргарет. На этот раз она была в юбке и свитере. Но по-прежнему черные как смоль волосы оттеняли бледное лицо.

– Поль! – воскликнула она. – Я так рада тебя видеть!..

«Хватит трястись, – сказал я себе, – это ваша последняя встреча, заключительный штрих, не больше».

– Привет, Маргарет.

– Рашинг, – повернулась она к дворецкому, – скажите отцу, что мы ждем его в баре.

– Да, мисс Маргарет, – эхом отозвался тот и куда-то исчез.

– Как мило с твоей стороны, что ты пришел, – защебетала Маргарет, держа меня под руку и увлекая из холла. – Я потратила уйму времени, чтобы разыскать тебя.

Она обвила мою шею руками и улыбалась как доброму другу после долгой разлуки. Мы оказались в комнате, больше похожей на зал ресторана: банкетные столы, стулья, обтянутые зеленой и красной кожей, а за огромной стойкой бара широко улыбался бой-филиппинец в белой униформе. На столах были лампы, сделанные из винных бутылок, атмосфера в комнате дышала теплом и уютом, а в воздухе разливался тонкий аромат. Мне показалось, что это помещение создавалось для совсем другого дома и тут оказалось по нелепой ошибке.

– «Кэтти Сарк» с содовой, Рафаэль, – бросила Маргарет слуге-филиппинцу. – А что будешь пить ты?

– Мартини с водкой.

– Водка? – неуверенно переспросила она. – У нас есть водка, Рафаэль?

– Да, мисс.

– Садись, Поль, – пригласила Маргарет. – Хочешь закурить?

– Нет, спасибо, – вежливо отказался я.

Она примостилась на краешке обитого медью кофейного столика, сдвинув в сторону несколько журналов, шкатулку с сигаретами и пару пепельниц, а я уселся на зеленом кожаном диване.

– Я рада, что дурное настроение ты оставил за дверью. Голос твой звучал по телефону так раздраженно… Мне, наверное, не стоило обращаться к Мэндону?

– Нет, конечно, нет, – вежливо ответил я.

– Я просто терялась в догадках, ведь твоего адреса-то я не знала. Где ты живешь?

– В норке под стенкой, – улыбнулся я.

– Здесь какая-то тайна, да? Док Грин не хотел мне ничего сообщить про Мэндона, тот, в свою очередь, не хотел ничего говорить о тебе, а ты отказываешься назвать свой адрес…

– Но ты же нашла меня.

– Но какой ценой! Я просто рвала и метала от злости, мне казалось, что ты уехал из города.

– Это единственное, в чем можно быть абсолютно уверенным: из города я никуда не уезжал.

Появилась служанка с серебряным подносом, уставленным канапе и стопкой льняных салфеток. Мы взяли с него по канапе и по салфетке, после чего она поставила поднос на стол и удалилась. Тут же подошел филиппинец с нашими напитками.

– Попробуй, – предложила Маргарет.

Я отхлебнул из бокала.

– Отлично, Рафаэль, – похвалил я слугу, который тут же расплылся в широкой улыбке и исчез за стойкой.

Раздался звук шагов, и из холла появился мужчина примерно моих лет, весьма похожий на Эзру Добсона. Приветливо улыбаясь, он сразу направился к нам.

– Входи, Джонас, – сказала Маргарет. – Это Поль Мэрфи. Мой брат, Джонатан…

Я встал.

– Привет, – сказал он, пожимая мне руку.

– Добрый вечер.

– Рафаэль. – Он сделал знак слуге. – Сидите, сидите! О Боже, в этом доме хорошие манеры наблюдаются только у слуг.

– Прекрати свои шуточки!

– Не надо на меня сердиться, дорогая, – сказал он несколько язвительно и придвинул Маргарет поднос с канапе. Та выбрала пару, сложила их вместе и отправила в рот. Затем он предложил его мне. Я снова удовольствовался всего одним, и Джонас последовал моему примеру. Этот стриженный под ежика парень определенно понимал толк в одежде. На нем был пиджак из шотландского твида на три пуговицы, рубашка от «Брук бразерс» модели «поло» с цветастым шелковым галстуком, серые фланелевые брюки, коричневые кашемировые носки и белые полуботинки на красных рифленых подошвах, какие именуются англичанами теннисными туфлями и стоят не меньше пятидесяти долларов за пару. Он брезгливо отряхнул пальцы, и Рафаэль тут же подскочил с полотенцем, которое так и держал перед ним, пока тот вытирал руки.

Потом принес ему выпивку и ушел на место.

– Салют! – Джонатан поднял бокал, и мы выпили.

Я заметил, что крайние пуговицы на рукавах его пиджака были расстегнуты. Это был самый шикарно одетый сукин сын из всех, кого я когда-либо знал. Я даже знал, где он учился. Это было видно сразу.

– Принстон? – поинтересовался я.

– Да.

Вопрос мой его ни капли не удивил.

– А как ты мог узнать? – заинтригованно спросила Маргарет.

– Просто догадался, – соврал я.

– Ну, ты усядешься наконец? – спросила она брата.

– В самом деле, в самом деле… Хоть я и опоздал, но случаи подобные очень редки, мистер Мэрфи…

– Поль, – подсказал я.

– Джонатан, – ответил он тем же, потягивая из своего бокала. – Да, сэр. Очень редко моя сестра приводит в дом человека, который может говорить по-английски.

– Джонатан! – резко оборвала она.

Он рассмеялся, не обратив на ее возмущение ни малейшего внимания.

– Обычно это какие-нибудь йоги или выходцы из Ост-Индии с жидкими бороденками, шарлатаны всех мастей в бурнусах или… – Он наконец взглянул на нее. – Как именуется твое последнее помешательство? Космическая философия?

– Космическое сознание, – улыбнулся я в ответ. Если все в этом доме испытывают удовольствие от насмешек, я составлю им компанию. У меня были для этого веские причины.

– Вот именно, – отозвался он. И тут глаза его округлились. – О Боже! Только не говорите, что вы тоже…

– Совсем не то, что вы думаете. Я прочитал это на дверях дома, пока дожидался Маргарет. Хочу заметить, что солидарен с вами в этом вопросе.

Он энергично кивнул и повернулся к сестре:

– Знаешь, этот человек может оказать на тебя положительное влияние. – Тут Джонатан снова обратился ко мне: – Я много раз пытался убедить ее, что увлечение всякой мистической дрянью до добра не доведет. Рано или поздно дело кончится палатой для умалишенных. Вот что бывает, когда у женщины слишком много свободного времени и ей нечем себя занять. Ей надо вести здоровый образ жизни. Загореть хотя бы. Она же смахивает на привидение.

– Ты хочешь, чтобы я стала похожа на тебя? Послушать тебя, так ты просто образец делового человека. Жесткий распорядок дня, каждая секунда заполнена работой. С десяти до двенадцати отрабатываются удары для гольфа, с двенадцати до часу – ленч, затем до пяти сама игра, с пяти до шести снова отработка ударов, с шести до восьми – коктейли, после восьми – вечеринки и приемы…

– Зато я веду здоровый образ жизни и часто бываю на воздухе, много тренируюсь и в этом месяце уже дошел до плюс одного.

– Это означает, что ты продолжаешь проигрывать деньги, – уколола она его.

– Это гораздо лучше, чем финансировать таинственные псевдонаучные общества, которые буквально липнут к тебе как мухи на мед. Я-то по крайней мере могу надеяться когда-нибудь получить свои деньги назад…

Это уже перестало походить на добродушное подтрунивание друг над другом. Маргарет ерзала на кофейном столике, на ее лице появилась краска смущения. Все это явно доставляло брату удовольствие.

– Ну, плюс один – это довольно неплохо, – сказал я.

– Да, – согласился он. – Не так много людей может позволить себе уделять этой игре столько времени. Я работаю над ударами, стараюсь. Еще лет пять я посвящу себя целиком гольфу, и если удача так и не повернется ко мне лицом, все брошу и пойду разливать сталь…

– Он мечтает выиграть национальный чемпионат для любителей, – усмехнулась Маргарет.

– Кто об этом не мечтает? Это очень почетный титул. Почти как чемпион Британии среди любителей. Я бы и сам не прочь…

– Дело сложное. Как только Боб Джонс закончит свои выступления, Лоусон-младший выйдет из тени. У подножия вершины спортивного Олимпа всегда тесно. А вы тоже играли?

– Давно не практиковался, – скромно ответил я. – Да и то большую часть времени подавал мячи и носил клюшки для Джона Хатчисона.

– В самом деле? – воскликнул Джонатан. – Хороший был игрок, не правда ли?

– Один из лучших.

– И давно вы в городе?

– Уже неделю…

– Чем занимаетесь?

– Пока присматриваюсь к страховому делу.

Он переглянулся с Маргарет.

– Не стоит спешить с окончательным выбором. Есть занятия и поинтересней…

– Любое занятие станет интересным, если достичь в нем заметных успехов. – Маргарет не смогла отказать себе в удовольствии уколоть его самолюбие. Он натянуто рассмеялся в ответ. Привстав, она жестом дала понять Рафаэлю, что пора повторить.

– Без меня, без меня, – запротестовал Джонатан, вставая. – Я обещал сегодня забрать Марту пораньше, а мне еще надо переодеться… Между прочим, вы не останетесь сегодня на ужин?

– Нет, – ответила Маргарет.

– Я так и думал. Почему бы вам не присоединиться к нам в клубе? Провести время среди нормальных людей.

– Эти твои вечно пьяные друзья и есть нормальные люди?

– Надо только встретить их раньше, чем они надерутся. По крайней мере ты покажешь им, что встречаешься с нормальным человеком, который говорит по-английски и время от времени приводит в порядок свою прическу. – Он протянул мне руку. – Рад был с вами познакомиться, Поль. Если я вас больше сегодня не увижу… Давайте пообедаем завтра вместе…

– Даже если я займусь страховым делом…

– Даже если так…

– Благодарю вас, Джонатан.

Он помешкал немного, проходя мимо Маргарет.

– Постарайся довести это дело до конца, – напутствовал он ее почти дружелюбно.

– Я и не знал, что у тебя есть брат, – сказал я после его ухода.

– Не люблю хвастаться.

– Неплохой парень.

– Да, ты прав. Вот только немного одномерный…

– При такой экипировке можно себе позволить некоторую одномерность. Я сам бы не возражал.

Она придирчиво окинула меня взглядом.

– Ты и так отлично выглядишь. – Маргарет обошла столик и присела ко мне на диван. – Расскажи мне про Мэндона. Давно ты с ним знаком?

– Мэндон? Да нет, не очень.

– Ты познакомился с ним уже в городе?

– Вот именно.

– Он – твой адвокат, верно?

Я понятия не имел, что он мог ей наплести, но отрицать некоторую связь между нами не было смысла.

– Да, – признал я.

– Именно поэтому ты разыскал доктора Грина в тот вечер. Ты разыскивал Мэндона?

– Да.

– А ты знал, какая у него репутация?

– И какая же?

– Хуже не бывает…

Я приложился к своему бокалу.

– Не совсем понимаю, что ты хочешь сказать?

– У него обширные контакты с уголовным миром…

– Кто тебе это сказал?

– Ну, если один юрист плохо отзывается о коллеге…

– Ты имеешь в виду мистера Голайтли?

– Это очень конфиденциальная информация…

– Конечно-конечно, – согласился я.

– Все его дела на грани криминала, а может быть, и за ней.

– Ты меня удивляешь!

– Это правда. Никогда бы этого не сказала, не будь абсолютно уверена. Сегодня, когда я просила его помочь мне найти тебя, предложила ему деньги за эту услугу. У меня было с собой только двадцать долларов, но он взял и это! Представь себе!

Он и не сказал мне об этом! Десятка из этой суммы по праву принадлежит мне. Сукин сын, надуть меня хотел…

– Ну, возможно, он счел эту сумму гонораром. Ты же знаешь, как они щепетильны в таких вопросах…

– Понятия не имею, но я не хочу, чтобы ты с ним имел что-нибудь общее. Если у тебя есть какой-то бизнес, то им должен заниматься Фред Голайтли. Это надо сделать немедленно.

– Немедленно?

– Да, ведь ты же собираешься работать на моего отца.

– По-моему, в разговоре по телефону я ясно дал тебе понять, что об этом не может быть и речи.

– Ты не можешь лишить нас возможности загладить свою вину, – надулась Маргарет.

– Вы ни в чем передо мной не виноваты.

– Не каждый в силах отказаться от шанса поработать на моего отца.

– Я знаю.

– Только ты мог на такое решиться… Но это будет не просто работа. Ты ему очень понравился…

– Конечно, – признал я.

– У него к тебе особый интерес. Стоит только начать работать в компании, он быстро поможет тебе сделать карьеру.

– Послушай, Маргарет, – остановил я ее излияния, – я и так знаю, что у тебя самые лучшие намерения, и мне это льстит. Но почему не оставить все на своих местах? Я не хочу работать в компании, и мне не нужна его помощь. У меня своя дорога…

– В любом случае отец хочет и может тебе помочь. Ведь сам факт, что ты ему интересен, уже имеет большое значение. Его слово здесь играет большую роль. В любом бизнесе. Даже по всей стране…

– Ах да, я совсем забыл. Непоколебимый Титан. Колосс Родосский…

– Ну можешь ты хоть на минуту отнестись к нему без предубеждения? Неужели так трудно просто внимательно выслушать его и оценить сделанное предложение? Оставь на время свои комплексы в покое… У него их тоже хватает, особенно после того напряжения, которое он испытал за сегодняшний день. Пожалуйста, будь осторожен…

Конечно, буду, ведь я знаю, с кем имею дело. Если человек весь день был в напряжении, как сжатая пружина, то рано или поздно она выпрямится. Надо быть особенно осторожным. Это был единственный человек в мире, чье терпение сегодня подвергалось таким нечеловеческим нагрузкам. У меня же ничего подобного не было, ведь я целый день провалялся на диване, слушая от нечего делать Бинга Кросби. Единственное, что от меня сейчас нужно было, – это удержаться от смеха.

– Будь с ним поласковее, – проворковала она. – Таким, каким я тебя знаю. Ты обещаешь?

На пороге появился Рашинг.

– Мистер Добсон ожидает вас, мисс Маргарет.

– Благодарю, Рашинг, – сказала она, поворачиваясь ко мне. – Захватим с собой наши бокалы, и не вздумай с ним спорить. У него для тебя приятный сюрприз.

Мы вышли в холл и направились к дверям столовой. Рашинг уже дожидался нас и сразу закрыл их за нами. При свете настенных бра я заметил двух слуг, накрывавших на стол.

Маргарет постучала в большую дубовую дверь, затем отворила ее, и мы прошли в библиотеку. Стены комнаты были сплошь уставлены книгами. Посреди нее за массивным дубовым столом восседал сам Эзра Добсон. Он поднялся и пошел нам навстречу.

– Похоже, что ты все-таки разыскала его, – сказал он дочери и протянул мне руку. – Итак, Мэрфи, наши пути снова пересеклись…

– Похоже на то, – ответил я, пожимая его руку.

– На этот раз, я надеюсь, встреча будет более приятной. Извините, что заставил вас ждать. Миджи, дорогая, оставь нас наедине.

– Но, папа, я уже взрослая, – запротестовала она.

– Дорогая, – устало произнес он, – мне нужно поговорить с Полем наедине.

– Отец! – продолжала настаивать Маргарет.

– Дорогая… – почти умоляюще попросил ее мистер Добсон.

Так вот в чем дело, именно потому она и избегает его… Маргарет бросала на меня отчаянные взгляды, ей было страшно оставлять меня наедине с ним и с моими комплексами.

– Не надо, – попросил я. – Послушайся своего отца. Все будет хорошо.

– Да, Поль, – неожиданно согласилась она. – Я переоденусь и буду ждать вас в баре.

Маргарет повернулась к двери.

– Дорогая, – попросил ее Эзра Добсон, – пусть бой приготовит Полю выпить и принесет сюда.

– Да, папа, – сказала она, закрывая за собой дверь.

– Вы оказываете на Миджи хорошее влияние.

– Простите?

– Она слушается вас с полуслова.

– Ну… – пожал я плечами.

– Присаживайтесь. Еще раз извините, что заставил вас ждать, но у меня с трех часов голова идет кругом. Эти ублюдки объявили забастовку.

– Это плохо, – посочувствовал я.

– Очень плохо, особенно для них. Всего через неделю они будут рады даже куску хлеба. Я уже поднял на ноги всю полицию и вызвал национальную гвардию. У них есть опыт в таких делах. Кроме того, все местные патриотические организации поддержат меня…

«Гром и молния… Настоящий хан, я чувствую, как дрожит земля от твоей тяжелой поступи. Из своего шелкового шатра на персидских равнинах, о, Блистательный, с охотничьим соколом на руке ты следишь за голубыми куполами Самарканда. Дни его сочтены…»

– Вам приходилось иметь дело с профсоюзами? – прервал он мои размышления.

– Нет.

– А сколько вам лет?

– Тридцать.

– Возраст Джонатана. У него, кстати, тоже нет никакого опыта общения с профсоюзами. Вы видели его?

– Да, в баре.

– Именно, – сказал он с усмешкой. – Там с ним легче всего поладить.

Он поставил свой бокал на серебряный поднос и налил виски из хрустального графина.

– Можно взглянуть?

– Конечно.

Массивный графин из прозрачного хрусталя венчала шестидюймовая пробка. Я повернул его в руке, и тысячи полированных граней засверкали бриллиантами. Подобной красоты мне встречать еще не доводилось.

– Это лучшее из всего, что мне приходилось видеть. – Я вернул графин на место.

– В самом деле? Не столь уж многие люди замечают это.

– Великолепная работа. Наверное, это Стигель.

Эзра Добсон даже замер от удивления, так и не поднеся бокал ко рту.

– Вы знаете такие вещи? Еще никто мне не говорил об этом. Это входит в сферу вашего бизнеса?

– Нет, – отмахнулся я, – у нас когда-то был набор для специй подобной работы. Я рассматривал клеймо и разбил его, еще ребенком…

– И вас выпороли…

– Этому помешала моя бабушка…

Он добродушно улыбнулся:

– В том и состоит великая миссия наших бабушек: спасать подрастающее поколение от ненужной жестокости бытия. Вам повезло, я свою бабушку не помню…

Я оторвался от графина, всколыхнувшего во мне лавину воспоминаний.

– Я могу подарить вам его, – предложил магнат.

– Ни в коем случае! – вырвалось у меня.

Я уже сожалел, что затеял весь этот разговор. А все из-за девушки с мертвенно-бледным лицом. Духи, привидения, тревожные тени далекого прошлого. Пора положить конец этому фетишизму.

– Спасибо, но я не могу принять такой подарок…

В дверь постучали, и без всякого приглашения со стороны хозяина дома в комнате появился Рашинг с серебряным подносом в руках. На нем стоял бокал мартини и чаша со льдом.

– Поставьте сюда, – приказал мистер Добсон.

Рашинг водрузил поднос на стол, добавил в мартини лед, тщательно перемешал, забрал мой недопитый бокал и вышел.

– Да, нелегко было вас разыскать… – вздохнул Эзра Добсон, поднимая свой бокал.

– Я с радостью избавил бы вас от хлопот, но мне показалось, что все кончено.

– И мне тоже. Я уже потерял надежду, что Миджи сможет встретить человека, который бы заинтересовал ее.

– Уверяю вас, что я не ставил своей целью покорить ее сердце.

Он отхлебнул из бокала и отечески посмотрел на меня.

– Даже если это была просто поза, вы не могли бы произвести большее впечатление. Ваше безразличие к деньгам…

– Честно говоря, до сих пор я отношусь с почтением к презренному металлу. Вы меня неправильно поняли, мне безразличны только ваши деньги.

– Хорошая тактика, – кивнул Эзра Добсон. – Очень хорошая…

Сукин сын…

– Единственно возможная тактика общения с дочерью человека вашего калибра. – Я поднял свой бокал мартини. – К сожалению, мне так и не удалось вас убедить, что я не претендую ни на одну из ваших милостей – ни на деньги, ни на дочь, ни на теплое местечко и непыльную работенку. Я очень занят, мистер Добсон, и если вы меня извините…

Я поставил свой бокал на поднос, кивнул ему на прощание и собрался уходить.

– Не стоит так спешить. У меня тоже дел невпроворот, – остановил он меня.

– Не спорю, и дела у вас поважнее. Но если вы заставите кого-нибудь подождать, то он будет только польщен, а мои клиенты в этом случае выходят из себя.

– Так передайте им, что вы действуете от моего имени.

Королевское высокомерие настоящего сукина сына.

– Думаете, это уладит дело?

– Уверен. Послушайте, Мэрфи, я пригласил вас сюда поговорить о своей дочери, Миджи. Выслушайте меня еще пару минут. Бог знает, сколько их у меня еще осталось… А тут еще забастовка такого масштаба… – Эзра сделал еще один глоток виски. – Кроме всего, у меня есть еще и дочь, чье будущее для меня далеко не безразлично. Все претенденты на ее руку добиваются одного – денег, и поэтому очень зависимы. С Миджи этот номер не пройдет, ей нужен человек, которого она будет уважать. Стоит только попасть в зависимость от ее прихотей, и с вами все кончено…

– Она молода, и у нее все впереди, – заверил я.

– Я не могу ждать. Мы слишком отдалились друг от друга. Вы должны понимать это.

– Что понимать?

– Вы встречались с ней две недели и должны знать это. Ее интерес ко всему сверхъестественному, к этим факирам и шарлатанам, меня пугает. Это разрушает ее личность. Может быть, вам удастся пробудить ее от этого сна.

О Боже, опять эта тягомотина!

– И вы хотите поручить это дело мне? – перебил я его излияния.

– Вот именно.

– А вам не кажется, что сначала этот вопрос нужно было обсудить с ней самой?

– Именно потому вы здесь и находитесь…

– Но вы же ничего обо мне не знаете. Я могу оказаться женатым человеком, вором, убийцей, да кем угодно!

– Утопающий хватается за соломинку. Меня сейчас не волнует ваше прошлое. Всему свое время. Меня беспокоит моя дочь. И для меня важно то, что она думает о вас…

– Весьма польщен оказанной мне честью, но не уверен, что смогу вам помочь.

Он снова приложился к своему бокалу.

– Мое имя и положение могут весьма помочь честолюбивому человеку.

– В этом у меня нет никаких сомнений.

– Тогда вам понятно, что я могу не только помочь…

– И это для меня не секрет… – Я старался держать себя в руках, но лицо выдавало меня с головой. Проклятый сукин сын! – Но по какому праву вы распоряжаетесь моей судьбой? Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое!

– Вы однажды уже женились на ней, – заметил он.

– Мы просто хватили лишнего. Я понятия не имел, с кем имею дело.

– Теперь это вам известно…

– Мне ничего от вас не нужно. Оставьте меня в покое.

Эзра Добсон лениво перекатывал свой бокал в ладонях.

– И как вы оцениваете свое безразличие к моему состоянию? Может ли эта сумма ограничиться миллионом долларов?

Я обхватил руками спинку стула и удивленно посмотрел на него. Мне трудно было поверить в серьезность его предложения.

– Начнем именно с этой суммы, один миллион долларов. Никаких вопросов, копания в грязном белье, никакой ответственности. Мне нужно только ваше слово, что вы сделаете все от вас зависящее, чтобы вернуть ее к нормальной жизни. И если вы преуспеете…

Это не было реальностью. Это не могло быть правдой. Просто какие-то страницы из дешевого бульварного чтива.

– Один миллион долларов наличными… – снова произнес он.

Деньги, его влияние и Маргарет, мой зыбкий мостик в мое беззаботное прошлое…

– Нет. Простите, но я должен откланяться и пожелать вам спокойной ночи.

Я вежливо кивнул и, не дожидаясь ответа, направился к выходу.

– Прежде чем вы покинете стены моего дома, я хочу, чтобы вы видели это…

Я обернулся. Эзра Добсон достал что-то из ящика стола и протянул мне. К моему удивлению, это оказалось просто листом бумаги и к чеку никакого отношения не имело.

Это было ходатайство о расторжении брака, которое я подписал.

– Когда я понял, как к вам относится моя дочь, то не дал ход этой бумаге. Так что вы все еще женаты, Поль.

В комнате повеяло холодом. Характерный аромат Huella de Noche будоражил воспоминания. Мертвенно-бледное лицо появилось перед моими глазами…

– Тщательно обдумайте мое предложение и завтра дайте мне знать о своем решении, – раздался его голос откуда-то издалека. Ноги не слушались меня, мой взгляд был прикован к холодным переливам света в гранях хрустального графина. Я собрался с духом и вышел из комнаты…

У самого выхода я едва не столкнулся с двумя полицейскими. Это были Вебер и Рис. Мне пришлось посторониться, чтобы дать им пройти. По лицу инспектора было трудно судить о его эмоциях. Только легкий прищур глаз выдавал удивление. Я сделал вид, что все происходящее меня не касается, и полностью сохранял самообладание, хотя в форме эту парочку я увидел впервые.

– Мистер Джонатан хотел бы с вами побеседовать, сэр, – обратился ко мне Рашинг. – Если вы минуту подождете, то… – Он быстро направился к двери библиотеки и постучал. – Полиция, сэр.

– Проводите их ко мне, – раздался голос Эзры Добсона, а уже через минуту он приветствовал их в библиотеке. – Привет, Чарли…

Рашинг закрыл дверь, и все стихло.

– Рашинг? – послышался голос молодого Добсона.

– Да, сэр.

– Мистер Мэрфи еще здесь?

– Да, сэр.

– Проводите его ко мне…

Будь проклят тот день, когда я сбежал с тюремной фермы. Там у меня по крайней мере были мечты о нормальной жизни…

– Сюда, пожалуйста.

Я оказался в салоне, заполненном спортивными трофеями, фотографиями, книгами и прочей ерундой.

– Заходите… – пригласил Джонатан. – Чувствуйте себя как дома. С вами все в порядке?

– Да-да, спасибо.

– Тогда перестаньте дрожать. Хотите выпить?

– Нет, спасибо.

– Родни, – позвал он, – принесите бензидрин.

Он провел меня в громадную спальню с камином и гигантской кроватью. Появился Родни. В руках у него был стакан с водой и пузырек с таблетками.

– Выпейте пару, – предложил Джонатан. – Я уже заканчиваю переодеваться, Родни.

Тот поклонился и вышел. Я вытряхнул из пузырька две таблетки, отправил их в рот и запил водой.

– Ну вот и отлично, – сказал он. – Присаживайтесь. Немного не по себе? – Он улыбнулся. – Миллион наличными – это не шутка.

Опять эти слова… Проклятый графин…

– Так я правильно его понял?

– Да.

– Вы знали об этом.

– Знал? Это была моя идея… – Он снова исчез в туалетной и появился уже в голубой рубашке от «Брук бразерз» и в черных туфлях.

– Это ваше предложение?

– Да, Милдред предложила полмиллиона, а я настоял на целом.

– Милдред?

– Маргарет, Миджи. Ее настоящее имя Милдред. Она сменила его. Нумерология. Одна из ранних стадий ее увлечения мистикой.

– Я не знал об этом.

– Вообще-то мы довольно забавная семейка, – сказал он, присаживаясь на край кровати. – Хотя, пожалуй, мне не следовало говорить об этом.

– Я этого не переживу. От одной мысли…

– Да бросьте! Что значит для него миллион? У него их не меньше сотни, а за нее он ничего не пожалеет. Отец слишком к ней привязан. – Он покончил со шнурками на ботинках и печально посмотрел на меня. – И я тоже, несмотря на все наши раздоры. Ей нужна помощь, причем очень срочная, время не терпит. Может быть, вы сможете ей помочь. Хотелось бы надеяться, что наш выбор себя оправдает.

Я отрицательно покачал головой.

– Это самое непостижимое решение, которое только можно придумать. Вы обо мне не знаете совсем ничего и все же предлагаете миллион долларов. Как такое можно понять? Подобным вещам не место в этой жизни…

– Жизнь сама диктует свои условия. Вы нужны Миджи. Мы уже перепробовали все, что могли. Довольно забавно, но мне кажется, что вам вдвоем это удастся. Конечно, сегодня, когда мы обсуждали эту проблему, я действовал наугад. Но сейчас мне кажется, что она права. Вам не пришлось долго препираться с родителем?

– Да нет, у нас была продолжительная беседа. Ее нарушил только приход полицейских.

– Ах да! Забастовка, будь она неладна. Да, она пока не подозревает о нашей истинной цели. Вам нужно действовать осторожно – увезти ее куда-нибудь на отдых, отправиться путешествовать. Но она не должна догадываться.

– От всего этого за милю несет идиотизмом, – не выдержал я. – Все так глупо…

– Миллион долларов – довольно серьезная вещь…

– Я просто поражен…

– Есть вещи гораздо более важные. Вы вернете Маргарет психологическую устойчивость, она должна чувствовать безопасность, душевный комфорт. Это может оказаться под силу только вам…

– Полагаете, мне можно опрокинуть рюмочку?

– По-моему, это просто необходимо. Повторить то же самое?

– Да, прямо сейчас.

– Пройдемте в мой «офис», – ухмыльнулся он.

Я пошел за ним и оказался в ванной комнате, которая ненамного уступала спальне. В углу комнаты расположился небольшой бар. Джонатан нашел бутылку джина «Хаус оф Лордз».

– Только не джин, – запротестовал я.

– А мне показалось, что вы пили мартини…

– Водку-мартини.

– Водка! О Боже, мне придется позвонить в бар…

– Не надо, сойдет и джин.

– Я достану водки. Это займет не больше минуты.

– Джин – это прекрасно.

– В самом деле?

– Я не шучу.

Он налил джин в бокал, протянул мне, и я выпил одним глотком. Приятное тепло разлилось по жилам.

– Самое смешное, – сказал я, – что никто до сих пор даже не поинтересовался моим мнением о Маргарет. Или это не имеет значения?

– Ну и что же вы думаете?

– Лучше не надо…

– Повторить?

– Нет, спасибо, – сказал я, внимательно рассматривая его одежду. – А в вас чувствуется стиль.

– Вам нравится прилично одеваться?

– Да, – сознался я, – только мне никогда не удавалось себе позволить ничего подобного.

– Ну теперь это не проблема. Вы будете выглядеть на миллион долларов, – улыбнулся Джонатан. – Если хотите, то завтра мы вместе навестим Пиго. Он уже в городе.

– Пиго?

– Это человек Пила из Лондона.

– Ах да! Обувь…

– Раза два в году он появляется в этом городе.

– С большим удовольствием составлю вам компанию, – поблагодарил я его за любезность.

– Пора проверить, собралась ли Миджи? Нам уже пора.

– Куда? – удивился я.

– В клуб. Миджи согласилась присоединиться к нам. Вам пора уже познакомиться со всей бандой моих приятелей. – Он озабоченно посмотрел на меня: – Ведь вы не заняты сегодня вечером?

– Свободен, как птичка, – улыбнулся я.

Глава 8

Клуб находился всего в нескольких кварталах от дома Добсонов. Это было громадное здание в колониальном стиле, его залитый светом прямоугольник контрастировал с темной хвоей мохнатых елей. Шуршание шин машины Джонатана сменилось легким скрипом, когда мы съехали с шоссе на обсаженную пирамидальными тополями дорогу, посыпанную гравием. Сквозь их строй в отраженном свете можно было рассмотреть поле для гольфа, окутанное туманом микроскопических брызг дождевальных установок; через опущенное стекло машины долетал запах мокрой травы. Потом послышался приглушенный смех, невнятные обрывки фраз, звуки музыки: в здании царила оживленная атмосфера веселой вечеринки…

Вроде той, что бывала в нашем старом клубе осенними субботними вечерами после того, как футбольная команда выигрывала матч, а когда стали выпускниками и победы были редкими, то мы отмечали каждый тачдаун, а однажды даже тачдаун одного из игроков нашей команды за своей линией. Именно эта вечеринка оказалась самой веселой и запомнилась больше всех… Мое сердце учащенно забилось в предвкушении радостного веселья, ощущение восторга на миг коснулось моей души, как крылья зимородка с легким всплеском на мгновение погружаются в спокойную гладь уединенного озерца – и вновь полет в ослепительной синеве неба.

Вот это по мне, черт возьми, действительно по мне. Я смогу это сделать, он заставил меня, но мне это по силам. Мифы и воспоминания отступят перед силой интеллекта. Эдип мертв…

Мы остановились перед самым входом, белоснежный шатер которого украшала красная эмблема клуба (мне уже доводилось видеть ее на многочисленных трофеях Джонатана). Служитель в белой униформе, отделанной красным кантом, и с такой же эмблемой на нагрудном кармане отогнал машину, а пожилой мужчина в такой же униформе распахнул перед нами входную дверь.

– Добрый вечер, мисс Добсон, добрый вечер, мистер Добсон, – сказал он. – Мисс Уэст ожидает вас в гриль-зале ресторана.

– Благодарю вас, Уильям, – ответил Джонатан. – Похоже, что веселье в самом разгаре…

– Приятная компания, сэр, – заметил Уильям. – Люди веселятся от души. Рад вас снова видеть у нас, мисс Добсон…

– Спасибо, Уильям, – тихо отозвалась она.

Я взял ее за руку, и Джонатан повел нас мимо раздевалки к лестнице, спускавшейся в ресторан.

Гриль-зал был как две капли воды похож на гриль-зал любого загородного клуба, разве только намного просторнее большинства из них. Стены украшали оленьи рога, чучела рыб и другие охотничьи трофеи, повсюду были развешаны карикатуры на членов клуба. Зал заполнен был веселой, хорошо одетой публикой. Когда мы достигли последних ступеней лестницы, нас заметила высокая блондинка с распущенными до плеч волосами. Она помахала нам рукой и стала пробираться сквозь толпу. В одной руке она держала старомодный бокал.

– Привет, Маргарет.

– Привет, Марта.

– Хорошенькое дельце, – начал Джонатан, – я заезжаю за тобой, как мы условились, а тебя и след простыл. Подойди поближе… – Он нежно взял ее за руку. – Позвольте мне представить вам Марту Уэст…

– Привет, – сказала она.

– Здравствуйте, – отозвался я.

Она улыбнулась Джонатану:

– Я надеюсь, ты не очень на меня сердишься. Мне не удалось даже забежать домой переодеться, я засиделась за бриджем, пытаясь остаться при своих.

– Тебе это удалось?

– Нет.

– Тогда я действительно сержусь. – Он коснулся бокала в ее руке. – И сколько мы проиграли?

– Только две…

– Что, мы так и будем стоять или все-таки присядем? – спросил Джонатан.

– У меня есть столик, – сообщила Марта. – А возможно, и был…

Джонатан взял ее под руку и стал продираться сквозь толпу, которая хлынула из бара, как пена морская со скалистого утеса. По многочисленным приветствиям, часто фамильярным, можно было понять, что он знаком почти со всеми. Многие из них знали и Маргарет, но здоровались с ней гораздо холоднее, как бы выполняя неприятную формальность. Я понял, что имел в виду ее брат, когда говорил, что она в клубе редкий гость. Уж очень было заметно по их поведению, что они считают ее не только посторонней, но и некоей диковиной. На ее лице появилась тень досады и раздражения.

– Неужели все так плохо? – спросил я.

– Гораздо хуже, – ответила она довольно громко.

Я ободряюще улыбнулся, понимая, какая нелегкая задача выпала на мою долю. Но мне это по силам, черт тебя подери, сукин сын. Потом мне захотелось поразмышлять о своем миллионе долларов, но я не осмеливался. В конце концов пришел к мысли, что ничего страшного не случится, если немного пораскинуть мозгами на эту тему, подобная наглость была мне привлекательна. И я снова стал предвкушать свою встречу с вожделенным миллионом. Мне было страшновато рассмотреть эту проблему целиком, и я осторожно повернул ее к себе одной гранью. Где-то в уголке сознания появился страх, но это был уже не панический ужас, и я сказал себе: «Ну вот видишь? Мифы и воспоминания пасуют перед силой интеллекта…»

Марта подвела нас к крошечному круглому столику в углу зала, мы расселись и заказали коктейли, все, кроме Маргарет. Она предпочла имбирный эль. Здесь царила музыка: ведь мы сидели у дальней стены, как раз напротив прохода в танцевальный зал, где играл оркестр. Музыканты были хорошо сыграны, но музицировали скорее по обязанности: искры Божьей в их игре не чувствовалось.

– Ну, Маргарет, – сказала Марта, – очень рада снова видеть тебя здесь.

По глазам Миджи можно было понять, что с ее языка готово сорваться довольно едкое замечание. Я наградил ее ледяной улыбкой, и она одумалась.

– Должна заметить, здесь мало что изменилось…

Марта и Джонатан заметили мои усилия, и он мне одобрительно кивнул. Должно быть, его спутница поняла, что ей удалось избежать весьма неприятной стычки, хотя я был уверен, откровенного хамства она бы себе не позволила. В пользу этого свидетельствовал вопрос к Джонатану, прозвучавший даже несколько смущенно.

– Если говорить о переменах, что за обращение к членам клуба ты затеял?

– Ну, – ответил он, – это просто дела…

– Неужели они плохо ведут дела клуба?

– В общем, неплохо, но я считаю, что этот состав совета директоров нашего клуба далеко не единственная команда, которая может справиться с этой задачей. Мне опротивело год за годом получать бюллетень для голосования с девяткой неизменных фамилий. Почему у нас нет выбора, ведь можно вносить в бюллетень двадцать одну фамилию или хотя бы четырнадцать, а голосовать только за девятерых. Знаешь ли ты, сколько лет эта девятка держится в неизменном составе? Десять лет, и все время эти реликтовые ископаемые брюзжат и стонут по любому поводу, но никогда нога ни одного из них не ступала на поле для гольфа. Перед смертью они могли бы подыскать для себя какое-то другое занятие. Нам нужна свежая кровь…

Официант принес заказанные напитки. Я даже не взглянул на Маргарет, ведь мне и так было ясно, что за мина у нее на лице. Джонатан понимал, что стоит ему прекратить свои излияния, как Миджи может испортить все дело.

– Тем не менее я сам не стремлюсь занять кресло в правлении, – рассмеялся Джонатан, поднимая бокал. – За все хорошее…

– И новый состав правления, – поддержала его Марта.

– И новый состав, – отозвался Джонатан.

Только мы все выпили за это, как загорелый мужчина лет тридцати пяти в полотняном пиджаке и серых фланелевых брюках похлопал его по спине и радостно затараторил, протягивая руку:

– Джимми! Вот в эту ладонь ты должен положить не меньше пятидесяти фишек…

– Привет, Джек, – сказал Джонатан. – Ты знаешь этих людей…

– Конечно. Привет.

– Это Поль Мэрфи. Джек Кейси.

– Привет, – откликнулся Джек, пожимая мне руку. Затем снова повернулся к Джонатану: – Пятьдесят фишек, ведь ты сегодня даже не показался. – Обернувшись к нам, он разъяснил: – Оставляю на ваш суд. Я беру его за пятьдесят фишек. Сегодня он так и не появился. Так должен он мне или нет?

Джонатан снова рассмеялся.

– Я был сегодня очень занят. Небольшое совещание с родителем…

– Мой Бог! Только не говори мне, что ты собираешься заняться делами.

– Разговор был на совсем другую тему…

– Какое облегчение, – сказал Кейси. – Я рассчитываю на тебя, чтобы оплатить сиделку и садовника. И кое-что еще, просто чтобы доказать, что я люблю тебя не только из-за денег. – С этими словами он вытащил бумагу с текстом обращения. – Уже шестьдесят подписей…

– Замечательно, Джек, – сказал Джонатан, рассматривая бумагу. – Я надеюсь, ты объяснил этим джентльменам, что подпись под этой бумагой автоматически ставит их вне закона.

– Я и сам заметил это. С одним из этих артритиков-директоров мне сегодня посчастливилось столкнуться в раздевалке. Он предпринимал единственно доступный ему моцион от карточного стола до… ну сами понимаете куда. Так он даже не заговорил со мной.

– Мы их очень расстроили…

– Да, сэр. Я слышал, Равенсвуд собирается подать в отставку.

– И не рассчитывай на это, – заметил Джонатан. – Когда такое ничтожество облекается властью, он никогда не откажется от нее, если только ее не отобрать.

Он сложил и вернул лист бумаги.

– Действуй в том же духе…

Кейси убрал список в карман.

– Еще увидимся, – бросил он и исчез.

– Я надеюсь, что не слишком скоро, – тихо сказала Марта.

– Полностью с тобой согласна, – поддержала ее Маргарет. – В конце концов, Джонатан, здесь не время и не место проводить совещания.

– Извините, – смутился он. – Поэтому я даже не предложил ему выпить. Хотелось поскорее избавиться…

– Уж ты старался изо всех сил, – заметила Маргарет, в ее голосе явно слышались нотки недовольства и раздражения.

Джонатан внимательно посмотрел на сестру, а потом повернулся к Марте:

– Почему бы вам с Полем немного не потанцевать?

Марта кивнула и, в свою очередь, поинтересовалась у меня:

– Как вы на это смотрите?

– С удовольствием, – откликнулся я.

Мне осталось только помочь ей встать со стула, и мы направились в соседний зал.

– Вы одноклассник Джонатана?

– Нет, я знакомый Маргарет.

– У-у, – почти простонала она.

– Я заметил, вы делали все, что могли…

– Благодарю вас.

Мы вошли в круг танцующих, зазвучала мелодия «Заглуши свои страдания мечтой». Тенор выводил припев, старательно подражая Мортону Дауни. Марту нельзя было назвать хорошей партнершей, как многие женщины-спортсменки она не умела расслабиться во время танца и была излишне напряженной. Но она была миловидной, приятной и со вкусом одетой.

– Вы превосходно танцуете, – похвалила она.

– Почти не танцевал долгое время, но когда-то я так же фанатично увлекался танцами, как Джонатан гольфом.

– А вы знаете, сколько времени Джонатан проводит на поле для гольфа?

– Ну, может быть, и не с таким упорством, но я много работал над собой.

– Заметно. Вы приняты у них в доме?

– Что-то вроде того. Мой отец в молодости был другом его отца.

– Здесь или в Вашингтоне?

– В Вашингтоне.

Пора было уже начать строить фундамент своей легенды…

– Вы сюда надолго?

– Думаю, навсегда…

Она подняла голову и улыбнулась, от танца и коктейлей ее щеки загорелись румянцем. Я заметил, что у нее очень красивая грудь.

– Хорошо. Тогда это не последняя наша встреча. Вы родились в Вашингтоне?

– В Мэриленде.

– Я знаю, это на юге.

– Проклятый акцент…

– Он очень мил.

– Вы и в самом деле так считаете?

– Да.

«Сукин сын, это как раз для тебя. Веселые, приятные люди, дружески настроены и просто очаровательны, это как раз мой мир. Эдип умер. В качестве зятя Эзры Добсона я без всякой борьбы за право подняться выше уровня посредственности сразу приобрету и престиж, и положение в обществе. Ну и подумаешь, на Маргарет бросают любопытные взгляды. С этим можно справиться. Где же еще мое слабое место? В качестве ее мужа и зятя Эзры Добсона мои фото будут появляться в газетах, но отпущенные усы и железный тыл послужат надежным прикрытием. Вот это карьера! Еще никто в истории человечества не брал такую вершину одним скачком…»

– Кажется, вы отвлеклись, – послышался голос Марты.

– Извините, эта мелодия напомнила мне…

– Она разбила ваше сердце?

– Никакой романтики. Просто она напомнила мне о Миссисипи.

– Миссисипи? Где это?

– Я знаю где и могу найти с завязанными глазами. Однажды провел там целое лето на строительстве…

Кто-то тронул меня за плечо. Джонатан. Мы с Мартой остановились.

– Мне казалось, я смогу удержать ее, – сказал он, – но лучше все-таки тебе поговорить с ней.

– Что-нибудь серьезное?

– Ей просто надоело, вот и все. Хочет уйти.

– Но мне казалось, она сама предложила пойти сюда.

– Да, это так, но теперь она изменила свое решение. Поговори с ней.

– Может быть, лучше сделать это мне самой? – предложила Марта.

– Нет, – возразил он, – пусть лучше Поль.

– Конечно…

Я вернулся к нашему столику. Маргарет даже не взглянула в мою сторону.

– Может, выпьем чего-нибудь?

Она повернулась ко мне:

– Не стоит обращаться со мной как с ребенком.

– У меня и в мыслях не было. Просто хочу предложить лекарство от скуки. Почему бы тебе не выпить?

– Нет желания.

– Тогда предлагаю немного потанцевать. Если ты расслабишься, все может показаться не таким уж унылым. Послушай…

Оркестр заиграл «Я сдаюсь, дорогая».

– Хорошая мелодия. Пойдем… – Я слегка тронул спинку ее стула, как бы предлагая присоединиться ко мне. Наконец она встала, я взял ее за руку, и мы направились в соседний зал.

– Неужели ты не понимаешь, что мы и минуты не оставались наедине с тех пор, как уехали из дома?

– Ты не права, но к чему такая спешка? У нас еще будет впереди множество таких минут…

Она выжидающе посмотрела на меня:

– Именно об этом я и хотела поговорить. О чем вы беседовали с отцом?

– Не надо сейчас об этом. У нас еще хватит времени…

Я увлек ее за собой, и мы присоединились к танцующим парам. Тут меня ожидал сюрприз, который сразу же занял одно из первых мест в длинном списке приятных происшествий, случавшихся в моей жизни. Она оказалась великолепной партнершей, пожалуй, самой лучшей из всех, что у меня были. Маргарет двигалась в такт музыке, как бы пропуская ее сквозь себя и наполняя новым содержанием. Ее грациозность просто восхищала. Странно, она никогда не ассоциировалась у меня с танцами…

– Ты увлекалась хореографией?

– Немного…

– Заметно. Продолжаешь?

– Нет.

– Считай, что мы уже возобновили занятия.

Тут я замолчал, не желая говорить ей, как она великолепно танцует. Сейчас Маргарет могла и не поверить в мою искренность.

– Так что сказал тебе отец?

– Не здесь…

Она остановилась у открытой стеклянной двери.

– Ну давай же потанцуем. Это было так прекрасно…

– Я хочу поговорить с тобой, – настаивала она.

– Ты прекрасно танцуешь. Без шуток, у тебя просто талант.

– Оркестр будет играть до утра, – не уступала Маргарет.

Я толкнул дверь, и мы оказались на открытой веранде. Вдали мерцали городские огоньки, и у меня промелькнула мысль о Холидей и тех других, которые ждали… Да, это дело мне по силам. Холидей и Джинкса придется убрать, а возможно, и Мейсона с его братцем тоже. Надо будет обезопасить себя от малейшей угрозы шантажа. С Мэндоном я управлюсь, а Вебера и Риса прижму так, что и пикнуть не посмеют. Ну а если они начнут упорствовать в своих заблуждениях, у меня всегда под руками будет ацетиленовая горелка, которая оставит от них только жалкую кучку шлака. В моем новом доме места для них хватит…

Мы спустились по каменным ступеням и вышли на усыпанную гравием дорожку, обсаженную циниями. Несколько рабочих приводили в порядок тренировочное поле для гольфа, подстригали траву. Неподалеку, на самом краю поля, стояла скамья.

– Можем поговорить здесь, – предложил я.

– Мне знакомо местечко получше, – настояла она.

– Мы успеем до ужина?

– Это же ресторан. Еду здесь можно заказать в любой момент.

Дорожка спускалась по склону, позади осталось поле для гольфа, обсаженное по краю циниями, и теперь мы шли вдоль невысокого бетонного бортика, требовавшего капитального ремонта. Но местный распорядитель работ мало отличался от своих коллег и предпочитал торговать цементом, вместо того чтобы пустить его в дело.

– И где же это место?

– Там внизу. У нас еще много времени…

– Я подумал…

Она обняла меня за талию, и мы пошли, все удаляясь в темноту от освещенного здания клуба. Потом через мостик высотой не больше фута перешли на другую дорожку, отделенную от первой мелкой, поросшей травой канавкой. Темнота все плотнее обступала нас, и звуки музыки стали едва различимы в наступающей тишине.

А мы все шли… Где-то вдалеке слышалось мерное жужжание дождевальной установки, но в глубине сознания я почувствовал что-то неладное. Еще несколько шагов, и я понял, в чем дело.

Воздух вокруг должен быть наполнен влагой, а этого не было. Мне оставалось только убедить себя, что ничего подобного быть просто не может, а я нарочно нагнетаю страх, чтобы заставить себя вернуться назад. Но зачем? Какой же я после этого мужчина?

И все-таки воздух был сухой, без единого намека на водяную пыль. Я вовсе не старался напугать себя, черт побери, все именно так и было.

Мы остановились.

– Давай вернемся, – попросил я.

– Немного впереди есть озеро и раскидистый дуб на берегу.

– Давай не будем сегодня впадать в меланхолию, – предложил я.

– Ты чем-то напуган?

– Напуган? Нет, я ничего не боюсь.

– Тогда зачем ты носишь с собой оружие?

Ее рука оказалась в моем кармане.

– Это же мой пистолет.

– Зачем он тебе?

– Все вполне законно. У меня есть разрешение на ношение оружия.

– Так зачем?

– Самозащита.

– От кого?

– От угрозы ограбления, мне часто приходится носить с собой крупные суммы денег.

– Это не единственная причина, не так ли?

– Ты ошибаешься.

– Давно он у тебя?

– Дня два, не больше…

Это было ложью. Я таскал с собой оружие еще со школьной скамьи. И только теперь понял, зачем мне это было нужно. Это была частица моего прошлого, и с этим надо было кончать.

Она посмотрела на меня, и я увидел ее глаза, ее губы, белизну ее лица, подчеркнутую чернотой волос, которую не замечал при ярком свете, но здесь, в темноте, не разглядеть этого было невозможно. Я снова почувствовал запах Huella de Noche и понял, что именно потому не чувствовал влажности воздуха. Дом готов был для новых посетителей…

До чего дойдет это бесконечное самокопание; и как глубоко ты раскопаешь, прежде чем сможешь остановиться? Что еще скрывается в глубине твоего подсознания?

Она взяла мою руку и увела меня в темноту, сомнамбулическую черноту молодых посадок бука. Моя рука дрожала, с каждым шагом во мне просыпались детские страхи, вот я миновал яблоню, коптильню, с крыши которой случайно упал и разбился насмерть мой младший брат (даже в том, что это была случайность, я не был уверен, мы играли на ее покатой крыше, играли…), покосившийся курятник и, наконец, оказался у сарая с распахнутыми воротами, мое сердце дрогнуло, как парус под порывом сильного ветра, и холодный воздух наполнил мои легкие, и все мое существо подсказывало, что этого не может быть в действительности. Это была галлюцинация, эмбриональный фрагмент моей памяти, сознание и подсознание шли параллельно, как дорожки, по которым мы пришли сюда, они не пересекались, но были нераздельно связаны друг с другом. Это был символ, полет фантазии, а я вытянул руку и потрогал его. Оказалось – дерево.

Именно там все и началось, у сарая. Мне было года полтора, а может быть, два. Я шел с бабушкой, но тогда я считал ее своей матерью. Мне осталось неизвестным, что случилось с моими родителями. Бабушка всегда носила широкую черную юбку, волочившуюся по земле. Край ее всегда был испачкан грязью (эта юбка – одно из моих самых ранних воспоминаний). В тот вечер, пока я ждал ее у сарая, мне послышалась громкая возня в конюшне поблизости, мычание и рев, потом деревянные жерди загона рухнули, я упал и закричал от ужаса. В следующую минуту меня накрыли складки ее широкой юбки, которой она попыталась защитить меня… все это было довольно невинно, но потом превратилось в некое подобие игры. Когда дедушка хотел меня наказать за очередную шалость, я находил убежище в этих складках. Он никогда не догадывался, где я прячусь, и даже не пытался искать меня там…

Я рос и становился старше, меня стали занимать некоторые вещи, но мне удалось узнать об этом, только когда мне исполнилось шесть или семь лет. Я понял причину беспокойства животных. Тогда мне довелось увидеть, как моя бабушка с ветеринаром кастрировали барана…

И теперь передо мной предстали события того страшного дня, когда бабушка взяла меня с собой на пикник, посадив к себе на седло. Мы отдохнули на траве, а когда она встала и пошла к роднику, я закричал и, притворяясь страшно напуганным, побежал к ней на четвереньках и все время кричал, потом спрятался в складках ее юбки и стал щупать ее ноги. Тогда она отпрянула назад и сердито прокричала, что дедушка накажет меня за это, он побьет меня, он сделает со мной то же самое, что сделали с бараном. Я был смертельно напуган, а она продолжала выкрикивать свои угрозы. Тогда я оттолкнул ее, и она упала и продолжала угрожать. Мне на глаза попался большой камень, я поднял его и ударил ее по голове, просто чтобы она перестала кричать на меня, я не хотел убивать ее… Всю дорогу домой я бежал без оглядки. «Она умерла, – сказал я, – умерла. Упала с лошади, когда та понесла, и умерла». Никто, кроме меня, так и не узнал правды.

Кругом стоял лес, и это было там. Это было там, у сарая, и он продолжал стоять как сама неизбежность. Вот что скрывалось в темных закоулках моей памяти; эта девушка, это привидение, Алекто – неутомимая преследовательница, рожденная из капли крови Урана, упавшей на землю. Она снимала слой за слоем, скрывавшие мои воспоминания, пока они не стали явью, и не было преграды между моим взглядом и бездной ужаса, переполнявшей меня; я громко закричал от страха, все вокруг почернело, я упал и пополз к ней, стараясь укрыться под ее широким платьем…

– Не бойся, – услышал я ее голос.

Это было возле конюшни. Эти лошади, они еще дикие и сломали загон. Мне показалось, что они скачут на меня.

– Конюшня? Лошади? – послышался ее удивленный голос.

Тогда я увидел склонившуюся надо мной Маргарет. Я оглянулся в поисках сарая и увидел старую будку.

– Ты просто потерял сознание. Что-то напугало тебя.

– Да, – согласился я.

Она помогла мне подняться.

– Мне уже лучше, – сказал я. – Извини за всю эту суматоху.

– Суматоху?

– Ну я же кричал. Прошу, извини.

– Ты не кричал. Ты просто подошел к будке и упал…

Она крепко держала меня за руку.

– Скамейка здесь рядом. Вон там, у озера, видишь?

– Да, – отозвался я. – Вижу.

– Ты можешь идти? С тобой все в порядке?

– Могу. Все нормально.

– Ты уверен?

– Как никогда.

– Тогда тебе это больше не понадобится…

Она размахнулась, и через секунду я услышал всплеск.

Это был мой пистолет. Нет, он мне больше не понадобится…

Я взглянул на нее.

– Я ухожу, – сказал я. – Я ухожу.

– Я иду с тобой.

– Нет…

– Да.

– Отпусти мою руку.

Она крепко сжала мои пальцы.

– Пожалуйста, дай мне попытаться помочь тебе.

– Я уже убил тебя однажды. Не заставляй меня убивать тебя снова…

Она выпустила мою руку, и я шагнул в темноту…

Часть четвертая

Я открыл дверь квартиры и вошел.

В гостиной никого не было. Дверь в спальню была закрыта. На полу валялись осколки разбитого «Джеробаума», в воздухе пахло шампанским.

На пороге спальни появилась Холидей.

– Ну… – протянула она. – Наконец-то вернулся…

– Я пришел забрать свои деньги. Я ухожу.

– В самом деле?

– Я не останусь здесь ни на минуту.

– Неужели?

– Да.

– С этой женщиной, в ее «кадиллаке»…

– Один. Я ухожу один…

Я прошел в спальню. Дверь в ванную была закрыта. Мне показалось, что оттуда доносился какой-то шорох. Кто там? Мэндон? Джинкс? Хайнес? Подойдя к комоду, я забрал свою долю. За мной следом появилась Холидей.

– И куда же мы собираемся?

– Какое это имеет значение?

Она бросила на кровать какой-то крошечный предмет. Это была стреляная пуля.

– Сувенир на память.

– Что это?

– Пуля.

– Пуля?

– Если посмотришь через лупу, то увидишь на ней засохшие мозги моего брата.

Я поднял глаза. У нее в руках был старый револьвер тридцать восьмого калибра, с которым я бежал с тюремной фермы.

– Ее извлекли из его головы. Обычная процедура, – процедила она.

– О чем ты?

– Вот о чем. Сравни их…

Она бросила мне еще одну. Моя рука потянулась за пистолетом. Но его не было… Моя нимфа бросила его в озеро.

– Кобетт! – позвала Холидей.

Из ванной вышел Кобетт в одном нижнем белье.

– Скажи ему.

– Эта пуля убила Токо. И она была выпущена из этого револьвера. Вчера прошла баллистическая экспертиза…

Так вот в чем дело…

– Это нелепая случайность…

Холидей медленно поднимала револьвер.

– Иди в ванную, Кобетт, – приказала она.

– У вас здесь подобралась теплая компания. Ты, Мэндон и Джинкс. Оставьте меня в покое.

– Большая шишка. «Фи-Бета-Каппа». Хозяин, – бормотала Холидей.

– Не делай этого. Тебе же будет хуже. Мой брат – сенатор, он большой человек в Нью-Йорке. Стивен Си Эпперсон. У него хранится та запись. Если я не позвоню в ближайшее время, он пустит ее в ход. Дай мне уйти, и все будет нормально. Клянусь! Тут все вывернуто наизнанку. Федеральные агенты поставят на ноги весь город.

Ты понимаешь, что будет с тобой, Джинксом, Мэндоном и остальными…

В ответ она только ухмыльнулась.

Она Тисифона. Тисифона, Алекто… Но где же третья? И была ли третья?

В отчаянном броске я попытался выбить оружие у нее из рук, но не успел.

Пуля встретила меня еще на полпути.

Мне не было больно.

Из револьвера снова вырвалось пламя, но и на этот раз я ничего не почувствовал. Потом еще и еще…

Я уже ничего не видел и не слышал, и только медленно погружался во тьму бездонного чрева, из которого мне уже не выбраться…

Примечания

1

Третий органон (лат.).

(обратно)

2

След ночи (исп.).

(обратно)

Флибуста

Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? Скажи будущему – прощай (fb2)

Хорас Маккой Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? Скажи будущему – прощай