Слова потерянные и найденные (fb2)

- Слова потерянные и найденные [litres] 638K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Елена Владимировна Первушина

Елена Первушина
Слова потерянные и найденные

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Предисловие

Можно собирать марки, значки или старые монеты. Я собираю билеты из музеев, в которых побывала, и слова. Самые разные: повседневные, происхождение и исходное значение которых мы уже не помним; забытые, те, от которых были без ума наши бабушки и дедушки; воскресшие и получившие вторую жизнь; новехонькие и блестящие, как никелевая монетка, а также пробирающиеся в наш язык тайно, окольными путями. Обе мои коллекции не занимают много места. Билеты лежат в большом альбоме для фотографий, а слова умещаются в голове, и иногда я рассказываю о них читателям журнала «Наука и жизнь»^[1].

К моему великому сожалению, я не филолог и не лингвист. Я писатель, и слова для меня — орудия труда. Каждое из них я рассматриваю прежде всего с такой точки зрения: когда и как я смогу использовать их в статье или книге. Но если я хочу, чтобы слова в тексте работали «на все 100 %», раскрыли весь свой потенциал, мне важно знать его, важно знать происхождение слов, то, в каком контексте они обычно употребляются, в какое новое окружение их можно вписать, чтобы они позволяли взглянуть на обсуждаемую проблему с неожиданной стороны и одновременно не звучали смешно и нелепо. Или наоборот, чтобы именно так они и звучали. Ведь таким образом может родиться острота или афоризм. Но для того чтобы правильно использовать слово, нужно сначала узнать всю его жизнь: как оно родилось, какие превращения претерпело, что означает в настоящее время.

«Только змеи сбрасывают кожи», — писал Николай Гумилёв. Но на самом деле язык тоже умеет менять свою «кожу» — словарный состав. И даже обновлять свой «скелет» — грамматические конструкции. Но язык не линяет, как змея, сбрасывая кожу целиком. Скорее это похоже на то, как меняется кожа человека — по одной клеточке (слову) за раз. А значит, в любой момент мы можем найти в живом разговорном языке и слова устаревающие, которые вот-вот забудутся, отойдут в область преданий, и слова новые, которые только входят в нашу речь, кажутся непривычными, а иногда даже «дикими», но наши дети уже с удовольствием пользуются ими, и, может быть, мы тоже скоро привыкнем к ним. Устаревшие слова мы, скорее всего, рано или поздно забудем, потеряем, как потеряли школьных друзей. Но если время от времени мы станем заглядывать в школьные альбомы (словари), то, может быть, в один прекрасный день захотим найти забытого друга в сети «Одноклассники», или ввернуть такое «ретро»-словцо в нашу речь там, где сочтем это уместным. А если мы поймем происхождение новых слов и догадаемся, зачем они пришли в наш язык, они, вероятно, уже не будут представляться такими нелепыми и безобразными.

Давайте на конкретных примерах проследим, как развивался наш язык на протяжении XVIII, XIX и XX веков и какие изменения происходят в нем прямо сейчас. Являются ли эти изменения критическими? Приведут ли они к гибели русского языка? Этот вопрос сейчас волнует многих. Я попыталась ответить на него, прекрасно понимая, что не может быть точного и окончательного ответа, когда мы имеем дело с таким глобальным явлением. Но язык — это моя работа, вернее, та среда, в которой я работаю (как подводники работают в воде, а летчики — в воздухе). И мне важно знать, «какая погода будет завтра», даже если этот прогноз окажется таким же предположительным и гадательным, как большинство метеопрогнозов. Вам интересно погадать вместе со мной? Тогда я приглашаю вас на страницы этой книги. Надеюсь, что, когда вы прочтете ее, у вас будет новый материал для размышлений, который позволит найти собственный ответ.

Глава 1
Поймем ли мы человека XVIII века?

Мне хотелось бы начать эту книгу как-нибудь красиво и торжественно. Наподобие того, как начинали классики. Например, так:

НЕ ЛѢПО ЛИ НЫ БЯШЕТЪ, БРАТІЕ, НАЧЯТИ СТАРЫМИ СЛОВЕСЫ ТРУДНЫХЪ ПОВѢСТІЙ О ПЪЛКУ ИГОРЕВѢ, ИГОРЯ СВЯТЪСЛАВЛИЧА?

Скорее всего, вы узнали начало (зачин) «Слова о полку Игореве». Вы проходили его в школе? Вам удалось прочитать весь текст на древнерусском языке? Вряд ли. По большей части школьники — кто раньше, кто позже — «сдаются» и переходят к переводу Заболоцкого или к любому из переводов «Слова…» на современный русский язык. (Всего их около 80.) Чтение статей об особенностях языка «Слова…» и тонкостях перевода — очень интересное занятие даже для тех, кто не является лингвистом или историком. Добавлю только, что, по-видимому, многие слова произносились не так, как нам сейчас привычно, и непривычная, «дореформенная», орфография, с использованием букв «ять», «i» и «твердого знака» на конце слов и между согласными пытается передать эти особенности. (В частности твердый знак раньше имел звучание и произносился как очень короткое «о».)

«Слово…» написано, предположительно, в конце XII века, и очевидно, что с тех пор русский язык сильно изменился. Но не станем углубляться так далеко в историю! Отступим всего на триста лет и посмотрим, как писали в те времена. Сможем ли мы, например, понять русский язык XVII века? Давайте попробуем!

В 1672 году царь Алексей Михайлович Романов устроил в подмосковном селе Преображенском для своего двора, а главное — для новой царицы, юной красавицы Натальи Кирилловны Нарышкиной, невиданное развлечение по европейской моде — театральное представление. Автором пьесы и режиссером стал живший тогда в Москве лютеранский пастор Иоганн Готфрид Грегори. Он собрал более шестидесяти подростков — детей служилых и торговых иноземцев — и обучил их театральной науке.

Пьеса называлась «Эсфирь, или Артаксерксово действо» и была рассчитана на десять часов игры. Некоторые монологи звучали как страстное признание в любви Наталье Кирилловне. Например, вот этот, с которым персидский царь Артаксеркс обращался к Эсфири:

О ЖИВОТА МОЕГО УТЕШЕНИЕ

И СЕРДЦА МОЕГО УСЛОЖДЕНИЕ!

СКОРБЬ БО В ГРУДЕХ МОИХ ПРЕБЫВАЕТ,

ЗАНЕ СИЛА МИ ОСКУДЕВАЕТ,

ЯКО ЖЕ СЕРДЦЕ МОЕ ЖЕЛАЕТ ИЗЪЯВИТИ,

КАКО ТЯ ДУШИ МОЕГО СЕРДЦА ИМАМ ЛЮБИТИ!^[2]

Окончания существительных и глаголов кажутся нам необычными, мы больше не используем вместо слова «жизнь» слово «живот», но в целом текст вполне «удобочитаем» и понятен без перевода.

Но рано радоваться! Прочтите-ка отрывок из мемуаров одного из сподвижников Петра князя Бориса Ивановича Куракина. Куракин, крестник царя Федора Александровича, старшего брата Петра, был его спальником (помогал царю готовиться ко сну и одеваться по утрам), входил в потешный Семеновский полк, участвовал в Азовских походах, а в 1696 году его направили в Италию для изучения морского дела, фортификации и математики. Вот что он рассказывал о своей влюбленности, пережитой во время путешествия:

«Въ ту свою бытность былъ инаморатъ славную хорошествомъ одною читадинку, называлася signora Francescha Rota, которую имѣлъ за медресу во всю ту свою бытность. И так был inamorato, что не могъ ни часу без нея быть, которая коштовала мнѣ въ тѣ два мѣсяца 1000 червонныхъ. И разстался съ великою плачью и печалью, аж до сихъ поръ изъ сердца моего тотъ amor не можетъ выдти и, чаю, не выдетъ, и взялъ на меморiю ея персону и обѣщалъ къ ней опять возвратиться…»^[3].

Пожалуй, без словаря не разберешь. Причем для расшифровки этих нескольких строчек понадобятся по меньшей мере три словаря. Из итальянско-русского мы узнаем, что innamorato означает «быть влюбленным», cittadino — «гражданин, горожанин», а в данном случае, видимо, «горожанка»; словарь крылатых слов латинского языка сообщит нам, что выражение in memorio означает «на память». А еще пригодится большой энциклопедический словарь, который скажет, что:

ПАРСУНА (искажение слова «персона») — условное наименование произведений русской, белорусской и украинской портретной живописи кон. XVI — начала XVII в., сочетающих приемы иконописи с реалистической образной трактовкой.

Видите, какая большая работа нам понадобилась для того, чтобы узнать, что, будучи в Италии, Борис Куракин влюбился в прекрасную итальянку Франческу Рота и взял на память ее портрет.

А вот как начинает князь сочинение «Гистория о царе Петре Алексеевиче»:

«В помощи Вышнего и в надеянии его святой милости продолжение веку моего и во исцеление от моей болезни, начинаю сей увраж давно от меня намеренный в пользу моего Отечества, Всероссийской империи и в угодность публичную, прося Вышнего, дабы благословил меня по моему желанию, ко окончанию привести» ^[4].

Мы готовы смириться с тем, что слово «история» Куракин пишет как «гистория», пытаясь передать ее написание по-латыни (historia), что вместо «в надежде на милость» (винительный падеж) он пишет «в надеянии милости» (родительный падеж), что он создает невиданное нами причастие — «давно от меня намеренный», которое не сразу и сообразишь, как перевести на современный русский язык. Но что еще за «увраж», который он начинает? А это снова проявилась любовь Куракина к иностранным словечкам! По-французски ouvrage означает «сочинение», «труд».

Правда, далеко не все русские люди в начале XVIII века уезжали за границу и не во всех головах варилась такая «языковая каша», как у Куракина. Сам Петр I строго выговаривал тем мастерам, которые начинали вставлять в свои донесения слишком много иностранных терминов. Одному из них он писал: «В реляциях твоих употребляешь ты зело много польские и другие иностранные слова и термины, за которыми самого дела выразуметь невозможно; того ради впредь тебе реляции свои к нам писать все российским языком, не употребляя иностранных слов и терминов». Однако, браня мастера, Петр, сам не заметив того, написал слово «реляция», пришедшее из латинского языка (relatio, от глагола referre — передавать), вместо исконно-русского слова «донесение».

Но, говоря по чести, прекратить заимствовать иностранные слова было не так просто, а порой и невозможно. По Петербургу в начале XVIII века ходил анекдот о переводчике, которому поручили перевести французскую книгу по садоводству. Бедняга промучился некоторое время и в конце концов покончил жизнь самоубийством, отчаявшись передать французские понятия по-русски.

Возможно степень «засорения» языка иностранными словами прежде всего зависела от обстоятельств жизни того или иного деятеля Петровской эпохи, от его биографии и склада характера. И даже не возможно, а вполне вероятно. Нам уже известно, что на князя Куракина огромное впечатление произвели его заграничные поездки и он до конца жизни не мог избавиться от полюбившихся иностранных словечек.

Но вот для сравнения отрывок из произведения другого биографа Петра Андрея Нартова. Речь идет о визите Петра в Англию:

«Апреля 12-го скрытно был государь в парламенте. Там видел он короля на троне и всех вельмож королевства, сидевших купно на скамьях. Прослушав некоторых судей произносимые речи, которых содержание государю переводили, его величество к бывшим с ним россиянам сказал: “Весело слышать то, когда сыны отечества королю говорят явно правду, сему-то у англичан учиться должно”» ^[5].

Немного непривычной покажется манера датировки письма — сначала указан месяц, затем день. Возможно, странно прозвучат слова «купно» и «сему-то» (этому-то), но в целом нам не придется звать переводчика и лезть в словарь, чтобы понять эту историю. На сей раз автор, Андрей Нартов, носил звание «царева токаря», работал с Петром в Летнем дворце и был в курсе подробностей повседневной жизни государя, слушал его рассказы и рассказы его ближайших друзей. Нартов не был дворянином, предполагается, что он происходил из посадских людей. Может быть, он просто не знал иностранных языков и потому не мог вставлять иностранные слова в свою речь? Нет! По поручению Петра Нартов побывал в Голландии, Франции и Англии, «приобретая знания в механике и математике». Может быть, свою роль сыграло то, что Нартов был почти на двадцать лет моложе Куракина? Он родился в 1693 году, а Борис Иванович — в 1676-м. А возможно, все дело просто в нашем восприятии, и в том, что слово «парламент» давно вошло в наш повседневный словарь и мы уже не воспринимаем его как иностранное, а со словом ouvrage этого не произошло? Меж тем «парламент» должно было звучать «чужеродно» не только для русских, но и для англичан. Ведь оно происходит от французского глагола parler — говорить.

Несомненно, что в XVIII веке в русский язык хлынул поток иностранных терминов, также как хлынул поток иностранных специалистов в Россию. Повседневная жизнь высшего света зримо «онемечилась»: костюмы стали европейскими, на открытых собраниях для лиц обоего пола — ассамблеях — танцевали европейские танцы, лакомились европейскими деликатесами и винами и курили европейские трубки. Но русский язык не погиб, не задохнулся под натиском немецких, голландских, французских, итальянских и английских слов. Он видоизменил и принял те из них, которые ему понравились, а другие — перевел. Так, старинное название местопребывания царя и царского двора, митрополита, архиерея или знатного боярина — «палаты» (от латинского palatium) постепенно было вытеснено исконно русским словом «дворец» (от «княжий двор»).

* * *

Язык любого человека зависит от времени, когда он жил, среды, где он родился, рос и учился. В современном мире на человека влияет не только язык его окружения, но и «официальный» язык, прежде всего телевидения, затем радио, газет, журналов и т. д., это приводит к некой унификации, формированию «литературной нормы» и пониманию, какие слова и выражения в каких ситуациях уместны. В XVIII веке такое «единое языковое поле» лишь начинало складываться и допускало довольно значительные отклонения.

Сознательно созданием нового русского литературного языка занялся Михаил Васильевич Ломоносов, выпустивший книги «Риторика» (1748) и «Российская грамматика» (1757). Сам Ломоносов изучал риторику на философском факультете Марбургского университета, потом читал лекции о «стихотворстве и штиле российского языка», будучи адъюнктом Санкт-Петербургской Академии наук и художеств.

В 1743 году, в разгар борьбы Ломоносова с иностранными профессорами Академии, ученый попал в тюрьму за нападки на коллег. Академики жаловались, что Михаил Васильевич «поносил всех прочих профессоров многими бранными и ругательными словами» и грозился своим оппонентам «поправить зубы».

Заключение длилось полгода. В это время Ломоносов и написал «Риторику», а после его освобождения книга была издана тиражом 527 экземпляров, которые разослали по книжным лавкам столицы.

Сам автор так объяснял цель своего труда: «Язык, которым Российская держава великой части света повелевает, по её могуществу имеет природное изобилие, красоту и силу, чем ни единому европейскому языку не уступает. И для того нет сумнения, чтобы российское слово не могло приведено быть в такое совершенство, каковому в других удивляемся. Сим обнадёжен, предпринял я сочинение сего руководства, но больше в таком намерении, чтобы другие, увидев возможность, по сей малой стезе в украшении российского слова дерзновенно простирались»^[6].

Книга оказалась востребованной, ее быстро распродали, и спустя четыре года Ломоносов подал в Канцелярию рапорт: «Понеже многие охотники почти ежедневно спрашивают и желают иметь у себя… «Риторики» на российском языке первого тома, которой ныне в Академической книжной лавке за употреблением в продажу уже давно не имеется, того ради сим представляю, дабы Канцелярия Академии наук благоволила приказать «Риторики» ещё потребное число для удовольствия охотников вновь напечатать». При жизни Михаила Васильевича книгу допечатывали еще дважды.

* * *

«Российская грамматика» опубликована в 1757 году тиражом в 1200 экземпляров. В предисловии Ломоносов приводит свою знаменитую притчу: «Карл Пятый, римский император, говаривал, что испанским языком с богом, французским — с друзьями, немецким — с неприятелем, итальянским — с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие испанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языков».

В главе, посвященной грамматическим правилам, Ломоносов пишет: «В правописании наблюдать надлежит, 1) чтобы оно служило к удобному чтению каждому знающему российской грамоте, 2) чтобы не отходило далече от главных российских диалектов, которые суть три: московский, северный, украинский, 3) чтобы не удалялось много от чистого выговору, 4) чтобы не закрылись совсем следы произвождения и сложения речений». То есть он пытался не ввести грамматику «сверху», а, наоборот, вывести ее правила из повседневной речи.

Но как отличить языковую норму от закрепившейся ошибки? Ломоносов рекомендует ориентироваться на происхождение слов: «Между буквами самогласными должно различать, во-первых, “а” от “я”, которые иногда в иностранных речениях без разбору употребляются: “италіанецъ” вместо “италіянецъ”, ”азіатецъ” вместо “азіятецъ”, ибо в именительном пишем: “Италія”, “Азія”». Вместе с тем, он отмечает, что «“Е” и “я” нередко заедино употребляются, особливо во множественном числе прилагательных пишут: “святые” и “святыя”. Сие различие букв “е” и “я” в родах имен прилагательных никакого разделения чувствительно не производит, следовательно, обоих букв “е” и “я” во всех родах употребление позволяется, хотя мне и кажется, что “е” приличнее в мужеских, а “я” в женских и средних. Но “тену”, “яму” вместо “тяну”, “ему” непростительны, и сожалетельно, что для избежания сих погрешностей не можно предписать других правил, кроме прилежного учения российской грамоте и чтения книг церковных, без чего и во всем российском слове никто тверд и силен быть не может».

Что же касается трех перечисленных диалектов, то Ломоносов отдает предпочтение московскому, но с некоторыми важными оговорками: «Московское наречие не токмо для важности столичного города, но и для своей отменной красоты прочим справедливо предпочитается, а особливо выговор буквы “о” без ударения, как “а”, много приятнее, но от того московские уроженцы, a больше те, которые немного и невнимательно по церковным книгам читать учились, в правописании часто погрешают, пишучи “а” вместо “о”: “хачу” вместо “хочу”, “гавари” вместо “говори”. Но ежели положить, чтобы по сему выговору всем писать и печатать, то должно большую часть России говорить и читать снова переучить насильно»^[7].

Еще Михаил Васильевич написал маленькую пьесу «Суд российских письмен перед разумом и обычаем от грамматики представленных», которую назвал «Лекарство от скуки и забот». Сюжет ее таков: на суд к Обычаю и Разуму приходит Грамматика — «боярыня… которая завсегда в алом платье с черными волосами ходит, и одно слово говорит десятью». Грамматика жалуется на то, что буквы ссорятся между собой, и просит рассудить их. В чем же предмет их спора? «Ѣ. говорит, что Е. выгоняет меня из «мѣста», «владѣния» и «наслѣдия», однако я не уступлю. Е. недоволен своим «селением» и «веселием», меня гонит из «утѣшенія». Е. пускай будет довольствоваться «женою», а до «дѣвиц» дела нет… Ф. жалуется, что Ѳ. отлучает его от «философов» и от «Филис»; пускай она остается с своим «Ѳокой», «Ѳадѣем» и «Ѳирсом». Ѳ. говорит, что я имею первенство перед Ф. у «Ѳеофана» и у «Ѳеофилакта», и для того в азбуке быть после его не вместо… С. и З. спорят между собою в предлогах» и т. д. За шуточными этими баталиями проглядывает продолжающееся «устроение языка», установление правил русской орфографии, которое не закончится и в следующем, XIX веке.

* * *

Важные положения Ломоносов сформулировал также в статье «Предисловие о пользе книг церковных в российском языке»^[8]. Ученый поделил слова русского языка на три группы. Первая — слова, общие для церковнославянского и русского языков, такие как: «бог», «слава», «рука», «ныне», «почитаю». Ко второй «принадлежат слова, кои хотя еще употребляются мало, а особливо в разговорах, однако всем грамотным людям вразумительны, например: отверзаю, господень, насажденный, взываю. Неупотребительные и весьма обветшалые отсюда выключаются, как: обаваю, рясны, овогда, свене и сим подобные. К третьему роду относятся, которых нет в остатках славенского языка, то есть в церковных книгах, например: говорю, ручей, которой, пока, лишь». То есть хорошо знакомые нам и прочно занявшие место в современном русском языке, чисто русские слова, не имеющие связи с церковнославянским языком.

Далее Ломоносов пишет: «От рассудительного употребления и разбору сих трех родов речений рождаются три штиля: высокий, посредственной и низкой. Первой составляется из речений славено-российских, то есть употребительных в обоих наречиях, и из славенских, россиянам вразумительных и не весьма обветшалых. Сим штилем составляться должны героические поэмы, оды, прозаичные речи о важных материях, которым они от обыкновенной простоты к важному великолепию возвышаются. Сим штилем преимуществует российский язык перед многими нынешними европейскими, пользуясь языком славенским из книг церковных.

Средний штиль состоять должен из речений, больше в российском языке употребительных, куда можно принять некоторые речения славенские, в высоком штиле употребительные, однако с великой осторожностью, чтоб слог не казался надутым. Равным образом употребить в нем можно низкие слова; однако остерегаться, чтобы не опуститься в подлость. И словом, в сем штиле должно наблюдать всевозможную равность, которая особливо тем теряется, когда речение славенское положено будет подле российского простонародного. Сим штилем писать все театральные сочинения, в которых требуется обыкновенное человеческое слово к живому представлению действия. Однако может и первого рода штиль иметь в них место, где потребно изобразить геройство и высокие мысли, в нежностях должно от того удаляться. Стихотворные дружеские письма, сатиры, еклоги и елегии сего штиля больше должны держаться. В прозе предлагать им пристойно описания дел достопамятных и учений благородных.

Низкий штиль принимает речения третьего рода, то есть которых нет в славенском диалекте, смешивая со средними, а от славенских общенеупотребительных вовсе удаляться, по пристойности материй, каковы суть комедии, увеселительные эпиграммы, песни; в прозе дружеские письма, описания обыкновенных дел. Простонародные низкие слова могут иметь в них место по рассмотрению».

Таким образом Ломоносов в числе прочего выделил живой разговорный язык «дружеские письма, описания обыкновенных дел» и подчеркнул, что этому языку противопоказана нарочитая возвышенность и стремление «говорить красиво», употребляя устаревшие церковнославянские слова. (Два века спустя Михаил Булгаков добьется яркого комического эффекта, когда в своей пьесе «Иван Васильевич» заставит режиссера Якина объясняться с Иваном Грозным на языке, который режиссер полагает церковнославянским. Помните: «Паки, паки, иже херувимы… Ваше величество, смилуйтесь!»… На что Иван Грозный отвечает: «Покайся, любострастный прыщ, преклони скверну твою главу и припади к честным стопам соблазненной боярыни!» Вполне возможно, что эта сцена показалась бы смешной еще во времена Ломоносова.)

* * *

Разумеется, один человек, даже такой талантливый, упорный и целеустремленный, как Ломоносов, не может разом изменить язык. Но русский язык продолжал развиваться сам собой, медленно приближаясь к той норме, которую многие лингвисты, филологи и литературоведы называют «языком Пушкина».

Посмотрите на приведенный ниже отрывок из памфлета старшего современника Пушкина Ивана Андреевича Крылова. Он кажется архаичным, не правда ли?

«СТУЖА, ДОЖДЬ И ВЕТЕР, СОЕДИНЯСЬ, САМЫЙ ЛУЧШИЙ ДЕНЬ ИЗО ВСЕЙ ОСЕНИ ДЕЛАЛИ САМЫМ НЕСНОСНЫМ ДЛЯ ПЕШЕХОДЦЕВ И СКУЧНЫМ ДЛЯ РАЗЪЕЗЖАЮЩИХ В ВЕЛИКОЛЕПНЫХ ЭКИПАЖАХ. ГРЯЗЬ ПОКРЫВАЛА ВСЕ МОСТОВЫЕ; НО ГРЯЗЬ, КОТОРАЯ СВОИМ ЦВЕТОМ НЕ ТАК, КАК ПАРИЖСКАЯ ДОГАДЛИВЫМ ФРАНЦУЗАМ, НЕ ПРИНОСИЛА НОВОЙ ДАНИ НАМ ОТ ЕВРОПЫ, А ДЕЛАЛА ТОЛЬКО МУКУ ЩЕГОЛЯМ, У КОТОРЫХ, КАК БУДТО В НАСМЕШКУ ПАРИЖСКИМ И ЛОНДОНСКИМ МОДАМ, ВЕТР ВЫРЫВАЛ ИЗ РУК ПАРАСОЛИ, ПОРТИЛ ПРИЧЕСКУ ГОЛОВ И ДАВАЛ ВОЛЮ ДОЖДЮ МОЧИТЬ ИХ КАФТАНЫ И МОДНЫЕ ПУГОВИЦЫ. ВСЕ ТОРОПИЛИСЬ ДОБРАТЬСЯ ДО ДОМОВ, И МНОГИЕ БРАНИЛИ СЕБЯ, ЧТО, ПОНАДЕЯСЬ НА КАЛЕНДАРЬ, ВЫШЛИ В ХОРОШИХ НАРЯДАХ».

И верно: этот памфлет под названием «Почта духов» написан Крыловым еще в 1789–1790 годах (автору было двадцать с небольшим лет). Если язык Крылова все же не показался вам достаточно старомодным, то оцените отрывок из написанного в те же 1789–1790 годы «Путешествия из Петербурга в Москву» Радищева:

«ОТУЖИНАВ С МОИМИ ДРУЗЬЯМИ, Я ЛЕГ В КИБИТКУ. ЯМЩИК ПО ОБЫКНОВЕНИЮ СВОЕМУ ПОСКАКАЛ ВО ВСЮ ЛОШАДИНУЮ МОЧЬ, И В НЕСКОЛЬКО МИНУТ Я БЫЛ УЖЕ ЗА ГОРОДОМ. РАССТАВАТЬСЯ ТРУДНО ХОТЯ НА МАЛОЕ ВРЕМЯ С ТЕМ, КТО НАМ НУЖЕН СТАЛ НА ВСЯКУЮ МИНУТУ БЫТИЯ НАШЕГО. РАССТАВАТЬСЯ ТРУДНО: НО БЛАЖЕН ТОТ, КТО РАССТАТЬСЯ МОЖЕТ НЕ УЛЫБАЯСЯ; ЛЮБОВЬ ИЛИ ДРУЖБА СТРЕГУТ ЕГО УТЕШЕНИЕ. ТЫ ПЛАЧЕШЬ, ПРОИЗНОСЯ ПРОСТИ; НО ВОСПОМНИ О ВОЗВРАЩЕНИИ ТВОЕМ, И ДА ИСЧЕЗНУТ СЛЕЗЫ ТВОИ ПРИ СЕМ ВООБРАЖЕНИИ, ЯКО РОСА ПРЕД ЛИЦЕМ СОЛНЦА. БЛАЖЕН ВОЗРЫДАВШИЙ, НАДЕЯЙСЯ НА УТЕШИТЕЛЯ; БЛАЖЕН ЖИВУЩИЙ ИНОГДА В БУДУЩЕМ; БЛАЖЕН ЖИВУЩИЙ В МЕЧТАНИИ. СУЩЕСТВО ЕГО УСУГУБЛЯЕТСЯ, ВЕСЕЛИЯ МНОЖАТСЯ, И СПОКОЙСТВИЕ УПРЕЖДАЕТ НАХМУРЕННОСТЬ ГРУСТИ, РАСПЛОЖАЯ ОБРАЗЫ РАДОСТИ В ЗЕРЦАЛАХ ВООБРАЖЕНИЯ».

Крылову было суждено прожить долгую жизнь — 76 лет, он видел, как Пушкин, трех царей — Павла, Александра и Николая, но еще успел застать и Екатерину и на семь лет пережить Пушкина. Одна из первых его басен нам хорошо известна. Это «Ворона и лисица», написанная в 1807 году. Помните, как она заканчивается?

ВЕЩУНЬИНА С ПОХВАЛ ВСКРУЖИЛАСЬ ГОЛОВА,

ОТ РАДОСТИ В ЗОБУ ДЫХАНЬЕ СПЕРЛО, —

И НА ПРИВЕТЛИВЫ ЛИСИЦЫНЫ СЛОВА

ВОРОНА КАРКНУЛА ВО ВСЕ ВОРОНЬЕ ГОРЛО:

СЫР ВЫПАЛ — С НИМ БЫЛА ПЛУТОВКА ТАКОВА.

И вот как Крылов писал в 1833 году:

«СЕНЮША, ЗНАЕШЬ ЛИ, ПОКАМЕСТ, КАК БАРАНОВ,

ОПЯТЬ НАС НЕ ПОГНАЛИ В КЛАСС,

ПОЙДЕМ-КА ДА НАРВЕМ В САДУ СЕБЕ КАШТАНОВ!» —

«НЕТ, ФЕДЯ, ТЕ КАШТАНЫ НЕ ПРО НАС!

ТЫ ЗНАЕШЬ ВЕДЬ, КА́К ДЕРЕВО ВЫСОКО:

ТЕБЕ, НИ МНЕ ТУДА НЕ ВЛЕЗТЬ,

И НАМ КАШТАНОВ ТЕХ НЕ ЕСТЬ!» —

«И, МИЛЫЙ, ДА НА ЧТО́ Ж ДОГАДКА!

ГДЕ СИЛОЙ ВЗЯТЬ НЕЛЬЗЯ, ТАМ НАДОБНА УХВАТКА.

Я ВСЕ ПРИДУМАЛ: ПОГОДИ!

НА БЛИЖНИЙ СУК МЕНЯ ЛИШЬ ПОДСАДИ.

А ТАМ МЫ САМИ УМУДРИМСЯ —

И ДО́СЫТА КАШТАНОВ НАЕДИМСЯ».

За сорок лет русский язык значительно приблизился к тому, что мы называем «современной литературной нормой», и, кажется, здесь действительно не обошлось без Пушкина.

* * *

Но и Пушкин стал Пушкиным не вдруг, не в тот момент, когда произнес свои первые слова и даже не тогда, когда написал первое стихотворение.

8 января 1815 года при переходе с младшего трехлетнего курса лицея на старший он читает на публичном экзамене «Воспоминания в Царском Селе», которые очень понравились Державину. И не мудрено. Это настоящая ода, написанная «высоким штилем», «как их писали в мощны годы, как было встарь заведено…»

С ХОЛМОВ КРЕМНИСТЫХ ВОДОПАДЫ

СТЕКАЮТ БИСЕРНОЙ РЕКОЙ,

ТАМ В ТИХОМ ОЗЕРЕ ПЛЕСКАЮТСЯ НАЯДЫ

ЕГО ЛЕНИВОЮ ВОЛНОЙ;

А ТАМ В БЕЗМОЛВИИ ОГРОМНЫЕ ЧЕРТОГИ,

НА СВОДЫ ОПЕРШИСЬ, НЕСУТСЯ К ОБЛАКАМ.

НЕ ЗДЕСЬ ЛИ МИРНЫ ДНИ ВЕЛИ ЗЕМНЫЕ БОГИ?

НЕ СЕ ЛЬ МИНЕРВЫ РОССКОЙ ХРАМ?

НЕ СЕ ЛЬ ЭЛИЗИУМ ПОЛНОЩНЫЙ,

ПРЕКРАСНЫЙ ЦАРСКОСЕЛЬСКИЙ САД,

ГДЕ, ЛЬВА СРАЗИВ, ПОЧИЛ ОРЕЛ РОССИИ МОЩНЫЙ

НА ЛОНЕ МИРА И ОТРАД?

Но в то же время письма Пушкина написаны «средним» и «низким стилем», и этот стиль приближается к нашей разговорной речи. Вот что, к примеру, пишет юный Пушкин в 1816 году, на последнем курсе лицея, Павлу Андреевичу Вяземскому:

«КНЯЗЬ ПЕТР АНДРЕЕВИЧ,

ПРИЗНАЮСЬ, ЧТО ОДНА ТОЛЬКО НАДЕЖДА ПОЛУЧИТЬ ИЗ МОСКВЫ РУССКИЕ СТИХИ ШАПЕЛЯ И БУАЛО МОГЛА ПОБЕДИТЬ БЛАГОСЛОВЕННУЮ МОЮ ЛЕНОСТЬ. ТАК И БЫТЬ; УЖ НЕ ПЕНЯЙТЕ, ЕСЛИ ПИСЬМО МОЕ ЗАСТАВИТ ЗЕВАТЬ ВАШЕ ПИИТИЧЕСКОЕ СИЯТЕЛЬСТВО; САМИ ВИНОВАТЫ; ЗАЧЕМ ДРАЗНИТЬ БЫЛО НЕСЧАСТНОГО ЦАРСКОСЕЛЬСКОГО ПУСТЫННИКА, КОТОРОГО УЖ И БЕЗ ТОГО ДЕРГАЕТ БЕШЕНЫЙ ДЕМОН БУМАГОМАРАНИЯ. С МОЕЙ СТОРОНЫ ПРЯМО ОБЪЯВЛЯЮ ВАМ, ЧТО Я НЕ НАМЕРЕН ОСТАВИТЬ ВАС В ПОКОЕ, ПОКАМЕСТ ХРОМОЙ СОФИЙСКИЙ ПОЧТАЛИОН НЕ ПРИНЕСЕТ МНЕ ВАШЕЙ ПРОЗЫ И СТИХОВ. ПОДУМАЙТЕ ХОРОШЕНЬКО ОБ ЭТОМ, ДЕЛАЙТЕ, ЧТО ВАМ УГОДНО — НО Я УЖЕ РЕШИЛСЯ И ПОСТАВЛЮ НА СВОЕМ»^[9].

Кстати, в том же письме Пушкин замечает: «Лицей (или Ликей, только, ради бога, не Лицея») — видимо, проблема с родовой принадлежностью заимствованных слов волновала русских и в XIX веке. Она не решена до конца и сейчас — смотри дискуссии о роде слов «кофе» и «интернет».

Даже в 17 лет Пушкин был еще слишком юн, чтобы реформировать русский язык, но мы видим, что язык потихоньку «реформировался сам», словно готовясь к приходу Пушкина. Разумеется, никакой мистики, просто Пушкин (на то он и гений) уловил направление, в котором развивается язык, и помог ему сделать несколько решительных шагов и стать таким, каким знали его Тургенев и Толстой, каким знаем мы.

* * *

В начале 1840-х годов еще один долгожитель, генерал, тайный советник и сенатор Александр Александрович Башилов садится писать мемуары, он старается писать их уже на языке нового времени, на языке своих детей и внуков, но архаизмы все равно «просачиваются» в его речь. Вот как он начинает свой труд:

«СТРАННО ПОКАЖЕТСЯ, ЧТО ЧЕЛОВЕК, НЕ ЗАНИМАВШИЙСЯ НИКОГДА НИКАКИМИ СОЧИНЕНИЯМИ, НИКАКИМИ ПОВЕСТЯМИ, ВЗДУМАЛ ИЗЛОЖИТЬ СВОЕ ЖИТЬЕ-БЫТЬЕ, СЛУЖБУ, ВОЯЖИ, И КОГДА ЖЕ? — НА 65-М ГОДУ СВОЕЙ ЖИЗНИ! ЕСЛИ Я НЫНЕ, ХОТЯ ВЕСЬМА ПОЗДНО И С ОСЛАБШЕЮ ПАМЯТЬЮ, РЕШИЛСЯ ЭТО СДЕЛАТЬ, ТАК ЭТО ПОТОМУ, ЧТО, ИМЕЯ ДЕТЕЙ, Я ЖЕЛАЛ ИМ ОБЪЯСНИТЬ, СКОЛЬКО ПОПРИЩЕ ДВОРЯНИНА ИНОГДА УСЛАДИТЕЛЬНО И СКОЛЬКО ИНОГДА ОНОЕ СОПРЯЖЕНО С НЕУДОВОЛЬСТВИЕМ. ЧЕГО В ЖИЗНИ И В СВЕТЕ НИ СЛУЧИТСЯ ОТ НЕРАЗМЫШЛЕНИЯ, ОТ СТРОПТИВОСТИ, ОТ ГОРЯЧНОСТИ, ОТ САМОНАДЕЯННОСТИ И ДАЖЕ ОТ САМОЛЮБИЯ, А ДЛЯ ТОГО КАК ВЕСЕЛО РАССКАЗАТЬ СВОИМ БЛИЗКИМ СЕРДЦУ НЕ ПОВЕСТЬ, А БЫЛОЕ — И ХОРОШЕЕ, И ХУДОЕ, И ДАЖЕ ПОЛЕЗНОЕ!..

…Я РОДИЛСЯ В 1777 ГОДУ АВГУСТА 31-ГО ДНЯ В ГОРОДЕ ГЛУХОВЕ, И ВОСПРИЕМНИК МОЙ БЫЛ ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ТУМАНСКИЙ, А ВОСПРИЕМНИЦА — БРИГАДИРША ФРЕЙГОЛЬЦ. ОТЕЦ МОЙ БЫЛ ТОГДА ГЛАВНЫМ НАЧАЛЬНИКОМ КОЛОНИЙ, А ПОТОМ ВИЦЕ-ГУБЕРНАТОРОМ В КИЕВЕ, НАКОНЕЦ ОБЕР-ПРОКУРОРОМ 3-ГО ДЕПАРТАМЕНТА СЕНАТА И ВПОСЛЕДСТВИИ СЕНАТОРОМ И КАВАЛЕРОМ СВЯТОГО РАВНОАПОСТОЛЬНОГО КНЯЗЯ ВЛАДИМИРА 3-Й СТЕПЕНИ. ЕГО ЗВАЛИ АЛЕКСАНДР ФЕДОРОВИЧ, И ОН БЫЛ ЖЕНАТ НА ХРИСТИНЕ ЛАВРЕНТЬЕВНЕ НЕЙДГАРДТ, И НАС БЫЛО ДОВОЛЬНОЕ ЧИСЛО ДЕТЕЙ. МЫ ЖИЛИ В ГОРОДЕ КИЕВЕ, В ПЕЧЕРСКОЙ ЛАВРЕ, В КАЗЕННОМ ДОМЕ, И ВОСПИТАТЕЛЬ МОЙ БЫЛ ЛЕЙПЦИГСКИЙ УРОЖЕНЕЦ ШАУФУС, ВПОСЛЕДСТВИИ ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ СТАТСКИЙ СОВЕТНИК И ГУБЕРНАТОР. ЗАКОНУ БОЖЬЕМУ УЧИЛ НАС ИЗВЕСТНЫЙ ПРОПОВЕДНИК ЛЕВАНДА. НЕ МОГУ ПОХВАСТАТЬ УЧЕНОСТЬЮ, А МОГУ ПОХВАЛИТЬСЯ ТЕМ, ЧТО Я БЫЛ МАЛЬЧИК РЕЗВЫЙ И БОЛЬШОЙ ШАЛУН. МНОГО РАЗ ЗА ЛЕНОСТЬ И ШАЛОСТИ БЫЛ Я ПРИВЯЗЫВАЕМ К ЛОМБЕРНОМУ СТОЛУ ЗА НОГУ И ДОЛЖЕН БЫЛ ЧИТАТЬ БИБЛИЮ; ЧАСТО Я ОБЕДЫВАЛ С ХЛЕБОМ И ВОДОЮ. НАКОНЕЦ РОДИТЕЛЬ МОЙ ПОВЕЗ МЕНЯ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, ГДЕ ПО ХОДАТАЙСТВУ КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА АНДРЕЕВИЧА БЕЗБОРОДКИ БЫЛ Я ПРИНЯТ В ПАЖЕСКИЙ КОРПУС, В ЦАРСТВОВАНИЕ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ II; ТОГДА МНЕ БЫЛО 15 ЛЕТ ОТ РОДУ»^[10].

Знаете, на что показались мне похожими эти строки? Конечно, на начало «Капитанской дочки» Пушкина! Хотя, по-видимому, мемуары Башилова написаны на несколько лет позже романа, Александр Сергеевич, несомненно, читал воспоминания других сверстников Александра Александровича и вдохновлялся ими. Помните?

«ОТЕЦ МОЙ АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ ГРИНЕВ В МОЛОДОСТИ СВОЕЙ СЛУЖИЛ ПРИ ГРАФЕ МИНИХЕ И ВЫШЕЛ В ОТСТАВКУ ПРЕМЬЕР-МАЙОРОМ В 17… ГОДУ. С ТЕХ ПОР ЖИЛ ОН В СВОЕЙ СИМБИРСКОЙ ДЕРЕВНЕ, ГДЕ И ЖЕНИЛСЯ НА ДЕВИЦЕ АВДОТЬЕ ВАСИЛЬЕВНЕ Ю., ДОЧЕРИ БЕДНОГО ТАМОШНЕГО ДВОРЯНИНА. НАС БЫЛО ДЕВЯТЬ ЧЕЛОВЕК ДЕТЕЙ. ВСЕ МОИ БРАТЬЯ И СЕСТРЫ УМЕРЛИ ВО МЛАДЕНЧЕСТВЕ.

МАТУШКА БЫЛА ЕЩЕ МНОЮ БРЮХАТА, КАК УЖЕ Я БЫЛ ЗАПИСАН В СЕМЕНОВСКИЙ ПОЛК СЕРЖАНТОМ, ПО МИЛОСТИ МАЙОРА ГВАРДИИ КНЯЗЯ Б., БЛИЗКОГО НАШЕГО РОДСТВЕННИКА. ЕСЛИ БЫ ПАЧЕ ВСЯКОГО ЧАЯНИЯ МАТУШКА РОДИЛА ДОЧЬ, ТО БАТЮШКА ОБЪЯВИЛ БЫ КУДА СЛЕДОВАЛО О СМЕРТИ НЕЯВИВШЕГОСЯ СЕРЖАНТА, И ДЕЛО ТЕМ БЫ И КОНЧИЛОСЬ. Я СЧИТАЛСЯ В ОТПУСКУ ДО ОКОНЧАНИЯ НАУК. В ТО ВРЕМЯ ВОСПИТЫВАЛИСЬ МЫ НЕ ПО-НОНЕШНЕМУ. С ПЯТИЛЕТНЕГО ВОЗРАСТА ОТДАН Я БЫЛ НА РУКИ СТРЕМЯННОМУ САВЕЛЬИЧУ, ЗА ТРЕЗВОЕ ПОВЕДЕНИЕ ПОЖАЛОВАННОМУ МНЕ В ДЯДЬКИ. ПОД ЕГО НАДЗОРОМ НА ДВЕНАДЦАТОМ ГОДУ ВЫУЧИЛСЯ Я РУССКОЙ ГРАМОТЕ И МОГ ОЧЕНЬ ЗДРАВО СУДИТЬ О СВОЙСТВАХ БОРЗОГО КОБЕЛЯ».

«Капитанская дочка» писалась как стилизация под мемуары XVIII века. Когда Пушкин хотел написать повесть о своих современниках, он начинал ее совсем по-другому. Вот как, к примеру, начинается «Пиковая дама»:

«ОДНАЖДЫ ИГРАЛИ В КАРТЫ У КОННОГВАРДЕЙЦА НАРУМОВА. ДОЛГАЯ ЗИМНЯЯ НОЧЬ ПРОШЛА НЕЗАМЕТНО; СЕЛИ УЖИНАТЬ В ПЯТОМ ЧАСУ УТРА. ТЕ, КОТОРЫЕ ОСТАЛИСЬ В ВЫИГРЫШЕ, ЕЛИ С БОЛЬШИМ АППЕТИТОМ, ПРОЧИЕ, В РАССЕЯННОСТИ, СИДЕЛИ ПЕРЕД ПУСТЫМИ СВОИМИ ПРИБОРАМИ. НО ШАМПАНСКОЕ ЯВИЛОСЬ, РАЗГОВОР ОЖИВИЛСЯ, И ВСЕ ПРИНЯЛИ В НЕМ УЧАСТИЕ».

Но главное: «связь времен» никогда не прерывалась, старики, сами того не замечая, учили новый язык, а дети и внуки с улыбкой слушали архаизмы и находили их очаровательными. Сверстникам Пушкина было интересно почитать про приключения своих дедов. Совсем не случайно он опубликовал «Капитанскую дочку» в одном из первых номеров «Современника», чтобы привлечь внимание к журналу.

* * *

Вы привыкли воспринимать язык как нечто незыблемое, навек застывшее в учебниках и словарях? Если это так, тогда это привычное убеждение должно постоянно опровергаться вашим же повседневным опытом.

Вы помните годы перестройки, когда условия жизни большинства россиян резко изменились и в язык хлынул поток новых слов?

Словом «челнок» стали называть не «маленькую лодку» и не «деталь ткацкого станка», а человека, который ездил за границу, покупал там одежду и другие товары и продавал их в России. «Зелень» теперь означала не только траву или кроны деревьев, а валюту, доллары, а российские рубли ласково звали «деревянными». Деньги можно было считать (правда, чаще — в мечтах) «лимонами» — миллионами и «арбузами» — миллиардами. А «забить стрелку» могли не только две банды, решившие поделить зоны влияния, но и два приятеля, которые хотели выпить кофе и обменяться новостями. А еще все понимали без долгих объяснений, что такое «ножки Буша», «фильтруй базар», «попасть на бабки», «чисто конкретно», «бумер» и «мерин», «попса».

Но прошло всего двадцать лет, и эти слова уже стали экзотикой, архаизмами. Зато в русском языке уверенно закрепились другие, ставшие популярными в конце девяностых — начале нулевых: «акционизм», «глянец», «ток-шоу», «блокбастер», а еще «праймериз», «четвертая власть», «гласность», «омбудсмен», «гуманитарная помощь» и т. д. Потому, что понятия, которые они обозначают, актуальны и в наши дни, их обсуждают, о них спорят, а значит, нам нужны и слова для того, чтобы называть их. И этот процесс изменения языка, пополнения словаря, появления новых идей, выраженных новыми словами, никогда не закончится. И каждый из нас волей-неволей принимает в нем участие.

Глава 2
От пословицы к поговорке. Как происходят изменения на «макроуровне»

Вы знаете, в чем разница между пословицей и поговоркой? Слова эти очень похожи, и не только приставками, но и корнями. «Пословица» происходит от существительного «слово», поговорка — от глагола «говорить» или от существительного «говор» — речь. Если опираться на «словарный состав», то эти слова должны означать одно и то же. Вот и Словарь синонимов приводит к слову «пословица» такие синонимы: «изречение», «поговорка», «афоризм». А к поговорке — «пословица», «побасенка», «прибаутка», «присловье», «присказка», «причет».

Но на самом деле это не так. «Пословица» и «поговорка» хоть и близки по значению, но все же существует важное различие, и многие словари его четко фиксируют.

Например, вот что сказано в словаре Ушакова^[11] о пословице:

ПОСЛО́ВИЦА, пословицы, жен. Краткое образное законченное изречение, обычно ритмичное по форме, с назидательным смыслом. «Русские пословицы лучшие и выразительнейшие из всех пословиц в мире». Достоевский.

А о поговорке:

ПОГОВО́РКА, поговорки, жен.

1. Принятое, ходячее выражение, обычно образное, иносказательное, не являющееся цельной фразой, предложением (чем отличается от пословицы, напр. ни пава ни ворона).

2. То же, что пословица (неточно).

3. только ед. Разговоры, толки (обл.). Была об этом погов.

4. Говор, произношение (обл.). «Ардатовца всегда по поговорке узнаешь». Даль.

5. Слово, часто вставляемое в речь кстати и некстати, напр. знаешь, значит, того и т. п. (прост.).

Итак, поговорка это чаще всего… неоконченная пословица. «В самом деле, — рассуждает говорящий, — зачем повторять еще раз то, что и так все давно знают? достаточно одного намека». Например, Александр Островский назвал одну из своих пьес «Не все коту Масленица». Он был уверен, что зрители без труда вспомнят окончание этой пословицы «будет и Великий пост» и поймут, что героями пьесы придется испытать какое-то разочарование, поплатиться за слишком легкомысленное отношение к жизни. Другая пьеса Островского называется «Не так живи, как хочется». Зритель XIX века должен был тут же вспомнить продолжение этой пословицы «а так живи, как Бог велит» и разобраться, в чем «мораль» пьесы.

* * *

Но случается, что со временем пословица, которая «попала под сокращение», забывается и поговорка начинает существовать сама по себе, отдельно от «породившей» ее пословицы.

Например, все знают поговорку «он — как собака на сене». Так говорят о человеке, который жадничает без причины, бережет что-то, что не принесет ему выгоды, и не хочет отдать другому, которому эта вещь могла бы пригодиться. И вот оказывается, что все это длинное объяснение русский язык «запаковал» в короткую и легко запоминающуюся пословицу: «Собака на сене, сама не ест, скотине не дает». Но, видимо, образ собаки на сене, которая свирепо охраняет собственную лежанку, оказался таким ярким, что часть пословицы с объяснением постепенно забылась и сохранилась лишь в сборниках русских пословиц.

А вот другая пословица: «Зная край, да не падай: оступишься — окунешься». Смысл ее понятен: на поступай опрометчиво, старайся предусмотреть возможные проблемы. Он настолько прозрачен, что «хвост» у этой пословицы постепенно «отвалился» и она превратилась в короткую поговорку-предупреждение — «зная край, да не падай». А то и просто: «знай край!» — дальше все и так поймут.

Еще одна пьеса «Бедность не порок», то есть не недостаток, не преступление. У этой поговорки есть разные варианты продолжения: «Бедность не порок, а большое несчастье», и «Бедность не порок, а вдвое хуже». Теперь каждый может посмотреть пьесу и решить, что имел в виду Островский. Сочувствовал ли он беднякам или упрекал их за лень и безалаберность, которые и довели их до нищеты.

А вот еще несколько пословиц, превратившихся в поговорки.

ЯЗЫК МОЙ — ВРАГ МОЙ, ПРЕЖДЕ УМА РЫЩЕТ, БЕДЫ СЕБЕ ИЩЕТ.

ВЕК ЖИВИ, ВЕК УЧИСЬ ЖИТЬ.

ГОЛОД НЕ ТЕТКА, ПИРОЖКА НЕ ПОДНЕСЕТ.

НА ЧУЖОЙ КАРАВАЙ РОТ НЕ РАЗЕВАЙ, ПОРАНЬШЕ ВСТАВАЙ ДА СВОЙ ЗАТЕВАЙ.

ПАЛКА О ДВУХ КОНЦАХ, ТУДА И СЮДА БЬЕТ.

ДУРАКАМ ЗАКОН НЕ ПИСАН, ЕСЛИ ПИСАН — ТО НЕ ЧИТАН, ЕСЛИ ЧИТАН — ТО НЕ ПОНЯТ, ЕСЛИ ПОНЯТ — ТО НЕ ТАК.

У СТРАХА ГЛАЗА ВЕЛИКИ, ДА НИЧЕГО НЕ ВИДЯТ.

ОДИН В ПОЛЕ НЕ ВОИН, А ПУТНИК.

МАЛ ЗОЛОТНИК, ДА ДОРОГ; ВЕЛИК ПЕНЬ, ДА ТРУХЛЯВ.

ГОРБАТОГО МОГИЛА ИСПРАВИТ, А УПРЯМОГО — ДУБИНА.

ПОПЫТКА НЕ ПЫТКА, СПРОС НЕ БЕДА.

НИ РЫБА, НИ МЯСО; НИ КАФТАН, НИ РЯСА.

Последняя пословица, может быть, требует пояснения. Кафтан — нарядная верхняя одежда светского человека или чиновника в XVIII — начала XIX века. Ряса — одежда монаха. То есть имелся в виду человек, так и не решивший, кем ему стать, или не добившийся успехов ни на том, ни на другом поприще.

Общее у всех этих пословиц, что они теряют свои «хвосты» легко, как ящерица, и так же легко без них обходятся. Мы без труда догадываемся, чем изречения могут закончиться, и концовка не прибавляет им практически никакого нового смысла. Поэтому когда-то ею легко пожертвовали, ради краткости и легкости запоминания.

Правда, бывает, когда поговорка сокращается до того, что понять ее смысл практически невозможно. Например, вы собираетесь что-то сделать и не уверены в успехе. Тогда вы можете пожаловаться: «Это еще бабушка надвое сказала!» Что за бабушка? Кому она это сказала? Но целиком пословица выглядит так: «Хорошо тому жить, кому бабушка ворожит. Бабушка гадала, надвое сказала, то ли дождик, то ли снег то ли будет, то ли нет!» Теперь нам понятно, что речь идет не просто о чьей-то бабушке, а о ворожее, гадалке, которая, как это принято у гадалок, не смогла сообщить ничего определенного и ее предсказание можно истолковать и так, и эдак. А из «хвоста» этой пословицы получилась еще одна поговорка.

* * *

Но есть поговорки, построенные «по принципу антитезы», то есть противопоставления. Они состоят из двух частей. Первая что-то утверждает, а вторая выворачивает это утверждение «наизнанку». Например:

ЛЮБИШЬ КАТАТЬСЯ, ЛЮБИ И САНОЧКИ ВОЗИТЬ.

МЕДЛЕННО ЗАПРЯГАЕТ, ДА БЫСТРО ЕДЕТ.

ДОВЕРЯЙ, НО ПРОВЕРЯЙ.

С МАСТЕРСТВОМ ЛЮДИ НЕ РОДЯТСЯ, НО ДОБЫТЫМ МАСТЕРСТВОМ ГОРДЯТСЯ.

ДЕНЬГИ — ХОРОШИЙ СЛУГА, НО ПЛОХОЙ ХОЗЯИН.

НЕ ТОЛЬКО ТОТ ВОР, КТО ВОРУЕТ, НО И ТОТ, КТО ВОРАМ ПОТАКАЕТ.

ОРЛАМ СЛУЧАЕТСЯ И НИЖЕ КУР СПУСКАТЬСЯ, НО КУРАМ НИКОГДА ДО ОБЛАК НЕ ПОДНЯТЬСЯ.

БАРАМ КОСИМ, А СЕБЕ ХЛЕБА ПРОСИМ.

ДЕРЖАЛСЯ АВОСЬКА ЗА НЕБОСЬКУ, ДА ОБА УПАЛИ.

БАРХАТНЫЙ ВЕСЬ, А ЖАЛЬЦЕ ЕСТЬ.

МЯГКО СТЕЛЕТ, ДА ЖЕСТКО СПАТЬ.

АБРОСИМ НЕ ПРОСИТ, А ДАДУТ — НЕ БРОСИТ.

Снова небольшое примечание: Абросим — простонародная форма имени Амброзий, мужского имени греческого происхождения, означающее «бессмертный». Впрочем, его значение не имеет отношения к содержанию пословицы, скорее всего, оно использовано лишь потому, что рифмуется с глаголами «не просит» и «не бросит».

Теперь представьте, что произошло бы, если бы у этих пословиц пропали «хвосты». Некоторые из них стали бы вовсе не понятными, некоторые утратили бы часть смысла, стали бы менее глубокими и точными. К счастью, этого не случилось. Зато нечто подобное произошло с другими пословицами, окончания которых забылись, и они превратились в поговорки, имеющие порой совершенно противоположное значение. Вот несколько примеров.

1) ШИТО-КРЫТО… А УЗЕЛОК-ТО ТУТ.

Обычно говорят (часто с упреком): «все было шито-крыто», то есть «все казалось в порядке, неприятные подробности не выплыли на свет». Но пословица утверждает, что скрыть правду, особенно неприятную, невозможно. Таким образом смысл пословицы противоречит смыслу «родственной ей» поговорки.

2) УМА ПАЛАТА… А КЛЮЧ ПОТЕРЯН.

«У него ума палата» — так говорят, когда хотят похвалить человека за его ум. Но пословица объясняет, что ум, которым человек не умеет пользоваться, который не может приложить к делу, не имеет большой цены.

3) ПЕРВЫЙ ПАРЕНЬ НА ДЕРЕВНЕ… А В ДЕРЕВНЕ ДВЕ ИЗБЫ.

Еще одна похвала, которая оборачивается насмешкой.

4) РЫБАК РЫБАКА ВИДИТ ИЗДАЛЕКА… А ПОТОМУ СТОРОНОЙ ОБХОДИТ.

Обычно, когда говорят, что «рыбак рыбака видит издалека», имеют в виду, что человек тянется к людям, похожим на него, со сходными вкусами и увлечениями. Но в полном виде пословица утверждает прямо противоположное: если один рыбак видит другого рыбака, он постарается отойти подальше, чтобы не испортить ни себе, ни ему клев.

А вот очень таинственная пословица.

5) ЧУДЕСА В РЕШЕТЕ — ДЫРОК МНОГО, А ВЫСКОЧИТЬ НЕКУДА.

Ее первая часть существует как поговорка и выражает просто удивление от чего-то. В таком виде она даже попала в Большой словарь русских поговорок. Статья, посвященная ей, выглядит так:

Чудеса в решете — Разг. Шутл. О чем-л. удивительном, невероятном, поражающем своей необычностью.

Но когда она предстает перед нами «в полном виде», то ситуация, описанная в ней, кардинально меняется, и становится не до смеха. Мы видим человека, попавшего в затруднительное положение, из которого, кажется, есть выход, и даже не один, но на поверку все эти выходы лишь иллюзия. (Дырок в решете много, но они слишком маленькие, чтобы в них проскользнуть.)

И еще несколько хорошо известных поговорок с неожиданной концовкой:

ДВА САПОГА — ПАРА, ДА ОБА ЛЕВЫЕ.

ДЕЛО МАСТЕРА БОИТСЯ, А ИНОЙ МАСТЕР — ДЕЛА.

ОТ РАБОТЫ КОНИ ДОХНУТ, А ЛЮДИ — КРЕПНУТ.

СТАРЫЙ КОНЬ БОРОЗДЫ НЕ ИСПОРТИТ, ДА И ГЛУБОКО НЕ ВСПАШЕТ.

ГОЛ КАК СОКОЛ, А ОСТЕР КАК ТОПОР.

ЛИХА БЕДА НАЧАЛО — ЕСТЬ ДЫРА, БУДЕТ И ПРОРЕХА.

ДОРОГА ЛОЖКА К ОБЕДУ, А ТАМ ХОТЬ ПОД ЛАВКУ.

ЗА БИТОГО ДВУХ НЕБИТЫХ ДАЮТ, ДА НЕ БОЛЬНО-ТО БЕРУТ.

ЗАЙЦА НОГИ НОСЯТ, ВОЛКА ЗУБЫ КОРМЯТ, ЛИСУ ХВОСТ БЕРЕЖЕТ.

НА СЕРДИТЫХ ВОДУ ВОЗЯТ, А НА ДОБРЫХ САМИ КАТАЮТСЯ.

НОВАЯ МЕТЛА ПО-НОВОМУ МЕТЕТ, А КАК СЛОМАЕТСЯ — ПОД ЛАВКОЙ ВАЛЯЕТСЯ.

ПЫЛЬ СТОЛБОМ, ДЫМ КОРОМЫСЛОМ, А ИЗБА НЕ ТОПЛЕНА, НЕ МЕТЕНА.

РУКА РУКУ МОЕТ, ДА ОБЕ СВЕРБЯТ (ЧЕШУТСЯ).

ПЬЯНОМУ МОРЕ ПО КОЛЕНО, А ЛУЖА — ПО УШИ.

* * *

Но вот вопрос: что произошло на самом деле — пословица «потеряла хвост» и превратилась в поговорку или кто-то решил придумать поговорке неожиданную концовку и сделать ее пословицей? Ответить на него очень трудно. Например, мне кажется, что изначально существовала пословица «Тише едешь, дальше будешь…», призывающая к осторожности, а потом кто-то, услышав ее, буркнул в раздражении: «…от того места, куда едешь!» Эта фраза понравилась, показалась меткой и остроумной, «пошла в народ» и получилась новая пословица. Звучит логично (по крайней мере, на мой взгляд), но как это доказать?

Лишь иногда мы можем поймать «переписчика» за руку. Это получается тогда, когда в качестве основы для пословицы или поговорки использована цитата, автор которой известен, а значит, нам известна и «авторская редакция» высказывания.

Вот хороший пример. Многие слышали такую поговорку: «В здоровом теле — здоровый дух». Ею украшают стены стадионов и спортивных залов и обычно толкуют ее так: «В здоровом, тренированном теле дух (психика) сам по себе становится здоровым и бодрым, здоровый человек мыслит ясно, у него хорошее настроение, он способен добиться выдающихся результатов, не только в спорте, но и в науке или искусстве». Может быть, своя правда в этих заключениях действительно есть, но…

Поговорка эта пришла к нам из латинского языка, где она звучит так: Mens sana in corpore sano. Даже человек, никогда не учивший латынь, догадается, что sano — означает «здоровый» (вы наверняка встречали этот корень с слове — «санитария»), sana — то же прилагательное, но в женском роде, а сорus (в падеже Ablativ — corpore) — это тело, в русском языке вместо слова «тело», «туловище» иногда используется слово «корпус», например про человека можно сказать: «Он подался всем корпусом вперед, чтобы не пропустить ни одного слова», а про скаковую лошадь: «Он обогнал соперников буквально на полкорпуса». И наконец корень mens встречается нам в слове «ментальный», то есть умственный. На самом деле на родной латыни это слово может означать, как «ум», «мышление», «рассудок», «благоразумие», «рассудительность», так и «образ мыслей», «настроение», «характер», «душевный склад», «душа», а еще «сознание», «совесть», «мужество», «бодрость», «мысль», «представление» или «воспоминание», «мнение», «взгляд», «воззрение», «намерение», «решение», «план», «желание», — то есть, по сути, всю совокупность умственной деятельности или психики. Можно переводить «в здоровом теле — здоровая душа», можно «в здоровом теле — здоровый ум» и так и так будет правильно.

В отличие от пословицы, создаваемой народом, у этого выражения есть конкретный автор. Весьма известный римский поэт Децима Юния Ювенала, живший на границе I и II веков нашей эры, пишет в одной из своих «Сатир»:

ÓRANDÚM (E)ST UT SÍT MENS SÁN(A) IN CÓRPORE SÁNO.

Слова, которые начинают строку, — Órandúm (e)st ut sít — означают «будем молиться», «надо молиться». То есть, по мысли Ювенала, «здоровый дух» не появляется в здоровом теле сам собой, к нему надо стремиться, о нем нужно просить богов. А для чего вообще не нужен? Ювенал отвечает (в переводе Д. Недовича и Ф. Петровского):

НАДО МОЛИТЬ, ЧТОБЫ УМ БЫЛ ЗДРАВЫМ В ТЕЛЕ ЗДОРОВОМ.

БОДРОГО ДУХА ПРОСИ, ЧТО НЕ ЗНАЕТ СТРАХА ПРЕД СМЕРТЬЮ,

ЧТО ПОЧИТАЕТ ЗА ДАР ПРИРОДЫ ПРЕДЕЛ СВОЕЙ ЖИЗНИ,

ЧТО В СОСТОЯНЬИ ТЕРПЕТЬ ЗАТРУДНЕНЬЯ КАКИЕ УГОДНО.

Мысль эта, по сути, очень «римская», видимо, показалась слишком мрачной, и в русский язык она вошла в урезанном виде, вполне подходящем для того, чтобы быть девизом спортсменов.

Другое известное выражение: «Человек человеку — волк», также пришло к нам из латыни. В комедии «Ослы» римского драматурга Плавта, были такие слова: Homo homini lupus est. Потом эту фразу процитировал философ Томас Гобс, и от него-то она стала известна всей просвещенной Европе. Позже, уже в советское время, эти слова были использованы для характеристики отношений в капиталистическом обществе, а отношения людей при социализме описывались фразой «Человек человеку — друг, товарищ и брат». Возможно, обе эти формулы грешат чрезмерными обобщениями. По крайней мере мне больше нравится полный вариант этой фразы, который можно прочесть в комедии Плавта: «Человек человеку волк, пока не узнают друг друга». Сказано мудро и без лишнего пессимизма.

А помните строки Блока из стихотворения «Незнакомка»?

А РЯДОМ У СОСЕДНИХ СТОЛИКОВ

ЛАКЕИ СОННЫЕ ТОРЧАТ,

И ПЬЯНИЦЫ С ГЛАЗАМИ КРОЛИКОВ

IN VINO VERITAS! — КРИЧАТ.

Какие начитанные пьяницы! Видимо, прилежно учились в гимназии, прежде чем пойти по скользкой дорожке! Перед нами снова латинское выражение. А целиком оно звучит так: in vino veritas, in aqua sanitas, или «в вине — истина, в воде — здравие». Пословицу эту, возможно, подарили римлянам греки, у которых в обычае было разбавлять вино водой, и варварский обычай пить вино неразбавленным их возмущал. Вполне логично, что пьяницы в придорожном ресторане, какими бы образованными они ни были, предпочли забыть вторую часть этого выражения.

А вот пословица, с которой нет ясности. Есть такая старая латинская пословица: Repetitio est mater studiorum — «Повторенье — мать ученья». (Можете сами поискать знакомые латинские корни.) Она существует и в такой редакции: «Повторенье — мать ученья, утешенье дураков (или — прибежище ослов)», то есть повторять пройденное хорошо, но если не двигаться дальше, в неизведанное, то рискуешь остаться дураком. В некоторых источниках эти слова называют «цитатой из Овидия», в других — «средневековой поговоркой». Как выглядела эта пословица изначально, кажется, не знает никто. По крайней мере Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений признается: «Есть ее другая, менее известная версия (возможно, это просто изначальный вид общеизвестной пословицы): “Повторенье — мать ученья, но и прибежище для лентяев”». Вы можете выбрать вариант, который вам больше нравится, а можете пробовать докопаться до истины, чтобы не чувствовать себя дураком.

* * *

Как бы там ни было, ясно одно: пословицы и поговорки не были выкованы в бронзе раз и навсегда. Они менялись так, как хотелось людям, которые их произносили. Нередко случалось, что уже «в исторический период» слова какого-нибудь известного мудреца, писателя и поэта становились пословицами.

Греки охотно цитировали по любому поводу Гомера и Гесиода, китайцы — Конфуция и Лао-дзы, римляне — Цицерона, Цезаря и, как нам уже известно, Плавта и Ювенала, французы «разбирают на цитаты» Мольера и Бальзака, англичане гордятся парадоксами Оскара Уайльда и меткими замечаниями Уинстона Черчилля. Русские писатели тоже одарили нас целым рядом афоризмов (афоризмами называют изречения, формулирующие в краткой форме какую-то идею, то есть по сути — те же пословицы, а само это слово происходит от греческого «афоризмос», то есть «определение»).

Вспомните знаменитую Пушкинскую фразу: «Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок». Кажется, до вмешательства цензуры она заканчивалась так: «А царям — так и урок».

А вот еще известные всем цитаты, ставшие афоризмами:

НЕ ГОНЯЛСЯ БЫ ТЫ, ПОП, ЗА ДЕШЕВИЗНОЙ;

БЫТЬ МОЖНО ДЕЛЬНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ И ДУМАТЬ О КРАСЕ НОГТЕЙ;

ОБЫЧАЙ — ДЕСПОТ МЕЖ ЛЮДЕЙ;

МЫ ВСЕ УЧИЛИСЬ ПОНЕМНОГУ ЧЕМУ-НИБУДЬ И КАК-НИБУДЬ;

ЧЕМ МЕНЬШЕ ЖЕНЩИНУ МЫ ЛЮБИМ, ТЕМ ЛЕГЧЕ НРАВИМСЯ МЫ ЕЙ;

НО ГРУСТНО ДУМАТЬ, ЧТО НАПРАСНО БЫЛА НАМ МОЛОДОСТЬ ДАНА;

ПРИВЫЧКА СВЫШЕ НАМ ДАНА, ЗАМЕНА СЧАСТИЮ ОНА;

ЛЮБВИ ВСЕ ВОЗРАСТЫ ПОКОРНЫ;

МЕЧТАМ И ГОДАМ НЕТ ВОЗВРАТА;

НАУКА СОКРАЩАЕТ НАМ ОПЫТЫ БЫСТРОТЕКУЩЕЙ ЖИЗНИ;

НЕТ ПРАВДЫ НА ЗЕМЛЕ, НО ПРАВДЫ НЕТ И ВЫШЕ;

ГЕНИЙ И ЗЛОДЕЙСТВО — ВЕЩИ НЕСОВМЕСТНЫЕ;

НАРОД БЕЗМОЛВСТВУЕТ.

А вот еще несколько цитат, менее популярных, однако заслуживающих, чтобы их помнили (они почерпнуты в основном из статей и писем или из малоизвестных произведений):

«МЫСЛЬ О ЗОЛОТОМ ВЕКЕ СРОДНИ ВСЕМ НАРОДАМ И ДОКАЗЫВАЕТ ТОЛЬКО, ЧТО ЛЮДИ НИКОГДА НЕ ДОВОЛЬНЫ НАСТОЯЩИМ И, ПО ОПЫТУ ИМЕЯ МАЛО НАДЕЖДЫ НА БУДУЩЕЕ, УКРАШАЮТ НЕВОЗВРАТИМОЕ МИНУВШЕЕ ВСЕМИ ЦВЕТАМИ СВОЕГО ВООБРАЖЕНИЯ»;

«ИСТИННЫЙ ВКУС СОСТОИТ НЕ В БЕЗОТЧЕТНОМ ОТВЕРЖЕНИИ ТАКОГО-ТО СЛОВА, ТАКОГО-ТО ОБОРОТА, НО В ЧУВСТВЕ СОРАЗМЕРНОСТИ И СООБРАЗНОСТИ»;

«ГОРДИТЬСЯ СЛАВОЮ СВОИХ ПРЕДКОВ НЕ ТОЛЬКО МОЖНО, НО И ДОЛЖНО; НЕ УВАЖАТЬ ОНОЙ ЕСТЬ ПОСТЫДНОЕ МАЛОДУШИЕ»;

«ГОВОРЯТ, ЧТО НЕСЧАСТИЕ — ХОРОШАЯ ШКОЛА; МОЖЕТ БЫТЬ. НО СЧАСТИЕ ЕСТЬ ЛУЧШИЙ УНИВЕРСИТЕТ. ОНО ДОВЕРШАЕТ ВОСПИТАНИЕ ДУШИ, СПОСОБНОЙ К ДОБРОМУ И ПРЕКРАСНОМУ»;

«ЗАВИСИМОСТЬ ЖИЗНИ СЕМЕЙНОЙ ДЕЛАЕТ ЧЕЛОВЕКА БОЛЕЕ НРАВСТВЕННЫМ»;

«ПЕРЕВОДЧИКИ — ПОЧТОВЫЕ ЛОШАДИ ПРОСВЕЩЕНИЯ».

Мрачный гений Лермонтова подарил нам несколько афоризмов (например: «И скучно, и грустно, и некому руку подать»…), свои пословицы породило творчество Толстого (и, пожалуй, самая известная среди них — «Все счастливые семьи счастливы одинаково, каждая несчастная семья несчастна по-своему»), обогатили «русский цитатник» и Достоевский («Красота спасет мир»), и Тургенев («О великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!»), и Чехов («Умный любит учиться, а дурак — учить»).

Несколько очень ярких фраз оставил Маяковский. Не только горькое признание: «Но я себя смирял, становясь на горло собственной песне», но и забавный гибрид из двух хорошо известных русских пословиц: «Не плюй в колодец, вылетит не поймаешь», и еще одну очень мудрую мысль: «Не ставьте точек над У, оно в этом не нуждается».

* * *

А еще свои, уникальные, если не пословицы, то поговорки есть в каждой семье. Они получаются из забавных оговорок детей и высказанных невзначай мудрых мыслей взрослых (или, наоборот, глупостей взрослых и мудрых мыслей детей), их начинают использовать как «цитаты». Вот, например, какие поговорки существовали в семье Льва Толстого.

Как-то маленький сын Льва Николаевича, Илья, побежал с фарфоровой чашкой в руках, зацепился ногой за порог, упал и разбил чашку. Когда родители стали говорить ему, что не нужно было так спешить, он расплакался еще горше, и закричал, что виноват не он, а архитектор, который сделал высокий порог. «С этих пор, рассказывает Илья, — поговорка „архитектор виноват“ так и осталась в нашей семье, и папа часто любил ее повторять, когда кто-нибудь старался свалить вину на другого».

Другая поговорка, которой семья снова обязана Илье, звучала так: «Делать для Прохора»: «В детстве меня учили играть на фортепьяно. Я был страшно ленив и всегда играл кое-как, лишь бы отбарабанить свой час и убежать. Вдруг как-то папа слышит, что раздаются из залы какие-то бравурные рулады, и не верит своим ушам, что это играет Илюша. Входит в комнату и видит, что это действительно играю я, а в окне плотник Прохор вставляет зимние рамы. Тогда только он понял, почему я так расстарался. Я играл „для Прохора“. И сколько раз потом этот „Прохор“ играл большую роль в моей жизни и отец упрекал меня им».

Людей любезных и церемонных, соблюдающих все правила поведения в обществе, в семье звали «муаровыми жилетами». (Муар — плотная шелковая или полушелковая ткань с волнообразными переливами.) Например, Лев Николаевич писал жене по поводу какого-то знакомого: «Что за муаровый жилет. Очень любезен, учтив, ровен со всеми и прост во всех смыслах; но, видно, честный, добрый, здравомыслящий человек, которому и по характеру, и по положению, и по богатству легко было быть честным».

А придуманная старшим братом Льва Толстого игра в «муравейных братьев» вышла за пределы семьи, стала широко известна русской публике, жадно ловившей любые подробности жизни «великого старца». Лев Толстой рассказывает об этой игре и о ее создателе — Николае Николаевиче Толстом: «Так вот он-то, когда нам с братьями было мне пять, Митеньке шесть, Сереже семь лет, объявил нам, что у него есть тайна, посредством которой, когда она откроется, все люди сделаются счастливыми, не будет ни болезней, никаких неприятностей, никто ни на кого не будет сердиться и все будут любить друг друга, все сделаются муравейными братьями. (Вероятно, это были моравские братья, о которых он слышал или читал, но на нашем языке это были муравейные братья.) И я помню, что слово „муравейные“ особенно нравилось, напоминая муравьев в кочке. Мы даже устроили игру в муравейные братья, которая состояла в том, что садились под стулья, загораживали их ящиками, завешивали платками и сидели там в темноте, прижимаясь друг к другу. Я, помню, испытывал особенное чувство любви и умиления и очень любил эту игру. Муравейное братство было открыто нам, но главная тайна о том, как сделать, чтобы все люди не знали никаких несчастий, никогда не ссорились и не сердились, а были бы постоянно счастливы, эта тайна была, как он нам говорил, написана им на зеленой палочке, и палочка эта зарыта у дороги, на краю оврага старого Заказа, в том месте, в котором я, так как надо же где-нибудь зарыть мой труп, просил в память Николеньки закопать меня».

Сейчас «Муравейными братьями» называют организацию для детей, существующую на базе музея «Ясная Поляна».

Я привожу эти фразы не потому, что они какие-то особенные, гениальные, толстовские, а только потому, что окружающие Льва Толстого люди потрудились их записать. В моей семье есть свои «крылатые выражения», понятные только посвященным, да и в вашей наверняка тоже. Потому что все мы не только «пользователи», но и авторы русского языка. Это налагает некую ответственность и одновременно дает большую свободу: для творчества, для игры и… для формулировки умных мыслей. Не забывайте этой свободой пользоваться!

Глава 3
Имя для друга, или Как рождаются слова

Вы помните уроки русского языка в школе, на которых проходили тему «Способы словообразования». Приставочный (бег — побег), суффиксальный (бег — бегун), приставочно-суффиксальный (бег — пробежка), бессуффиксный (бежать — бег), сложение (свет + представление = светопреставление), переход слова из одной части речи в другую (рабочий человек — рабочий завода), сращение (сильно действующее — сильнодействующее средство) и, наконец, образование омонимов (побег из тюрьмы — побег растения).

Когда мы в школе изучали эту тему, мне представлялись ряды клерков в серых халатах и белых нарукавниках, которые выводят перьями на длинных листах слова. Один: «Бежать — прибежать — подбежать — выбежать — сбежать — избежать» и т. д. Другой: «Бег — бегун — беглец — беготня — беженец». Следующий: «беглый (преступник) — беглый (огонь) — беглое чтение». А рядом кто-то пишет «свет — светильник — светлячок — свеча».

Ряды писцов уходят в бесконечность, и продолжается эта работа тысячи лет. Очень важная и очень… скучная.

Но на самом деле, конечно, нет никаких писцов, выводящих каллиграфическим почерком бесконечные ряды слов, чтобы попробовать все возможные сочетания приставок и суффиксов. Словообразование происходит гораздо проще и гораздо… веселее.

* * *

Представьте, что вы решили завести собаку или кошку. Как вы ее назовете? Простор для фантазии поистине безграничный. Можно выбрать любое понравившееся вам имя, как русское, так и иностранное. На свете немало псов Джеков, Диков, Джимов (помните у Есенина: «Дай, Джим, на счастье лапу мне!»?), Русланов или Тимуров, а одно время было модно называть собак породы боксер Тайсонами, в честь знаменитого американского боксера-профессионала Майка Тайсона. Кошка могла получить имя Афина или Анфиса, Алиса или Матильда, Мальвина или Марфа, Мура или Шура. Можно взять название любимой рок-группы, фирмы модной одежды, специи или напитка. Например, если человек любит пряности и шоколад, он может назвать собаку Пепер (перец) или Джинджер (имбирь), а кошку — Какао или Шоко. Или наоборот. А любитель астрономии назовет кошку Кассиопеей, а собаку Орионом. И они на него не обидятся! Правда, вам, скорее всего, придется объяснять знакомым, кого вы так назвали и почему. Или можно просто использовать слово, которое будет описывать какие-то черты вашего любимца: кошка Мурка (любит мурлыкать), кот Барсик (похожий на маленького барса), кот Снежок (белый, как снег), пес Верный, Джой (радость), Бонни (милый или милая) и т. д. Имя Шарик почему-то исключительно «собачье», хотя кошки и коты тоже бывают похожи на шарики, когда сворачиваются клубком или ставят шерсть дыбом. А вот Пушком или Рыжиком могут назвать и кота, и собаку, лишь бы он был пушистым или рыжим.

* * *

Но есть имена, услышав которые мы сразу понимаем, что речь идет о кошке или о собаке, даже если это специально не оговаривается. Например, если кто-то будет рассказывать: «Когда мы приехали на дачу, Дружок нам очень обрадовался», мы, скорее всего, подумаем о собаке, хотя и кот может быть верным другом. А вот когда герой фильма «Белое солнце пустыни» говорит: «И разленился я, как наш Васька на завалинке!» — мы понимаем, что он сравнивает себя с котом.

Кот Васька — знаменитый литературный персонаж. Он стал героем басни Крылова «Кот и повар», в которой наглый кот Васька, «слушает да ест» украденное жаркое, пока хозяин пытается воззвать к его совести. А в стихотворении Вадима Левина три кота, и все Васьки:

ШЛИ ПО КРЫШЕ ТРИ КОТА.

ТРИ КОТА ВАСИЛИЯ,

ПОДНИМАЛИСЬ ТРИ ХВОСТА

ПРЯМО В НЕБО СИНЕЕ!

…

СЕЛИ ВАСЬКИ НА КАРНИЗ,

ПОСМОТРЕЛИ ВВЕРХ И ВНИЗ,

И СКАЗАЛИ ТРИ КОТА:

— КРАСОТА!

Но почему кот Васька, а не Петька, не Сашка или не Мишка? Кажется, что это имя «прилипло» к котам случайно. Заглянем в «Словарь русских личных имен», составленный А. С. Суперанской, и узнаем, что имя «Василий» происходит от греческого прилагательного «басилейос» — царский, царственный, или от существительного «басилевс» — царь, монарх, правитель. Кот, развалившийся на завалинке (или на диване), действительно выглядит очень царственно, так что нам легко понять ход мыслей человека, впервые давшего такое имя своему любимцу.

* * *

А вот рассказ «Тёма и Жучка». А точнее, глава из романа Николая Георгиевича Гарин-Михайловского «Детство Тёмы», которую часто печатают как отдельный рассказ. Когда мы слышим ее название, то понимаем, что речь пойдет о мальчике Артёме (сокращенно Тёма) и о собаке Жучке. Это слово (а точнее, имя) даже зафиксировано в словарях как кличка собаки. Например, в словаре Ефремовой читаем^[12]:

Жучка — распространенная кличка дворовой собаки.

А словарь Ушакова напоминает нам, что имя «Жучка» может заменять в нашей речи само слово «собака»:

ЖУ́ЧКА, жучки, жен.

1. (Ж прописное). Распространенная кличка дворовой собаки.

2. Дворовая собака (разг. — фам.). «Какая-нибудь лохматая жучка, прикорнувшая перед зарей, лениво потягивается». Л. Толстой.

Обратите внимание, что имя «жучка» Толстой пишет с маленькой буквы. Он словно хочет подчеркнуть, что имеет в виду не какую-то конкретную Жучку, а просто дворовую собаку.

Когда мы читаем в стихах Иосифа Бродского о стране его детства: «И к звездам до сих пор там запускают жучек» (опять маленькая буква!), то понимаем, что речь идет о первых космических запусках в конце 50-х — начале 60-х годов, когда собаки служили «испытателями» ракетной техники. Хотя ни одна собака по кличке Жучка не участвовала в орбитальных полетах.

Но почему собаку зовут «Жучка»? Заглянем в словарь Владимира Ивановича Даля^[13]. Есть ли там это имя? Да, и оно встречается не само по себе, а в статье «жук».

Жучка — кличка черной собаки.

Итак, Жучка не всякая собака, а обязательно черная. Видимо, черная блестящая шерсть собаки напоминала людям, придумавшим это имя, спинку жука. Не случайно черный цвет с блеском в старину иногда называли «жуковым».

Впрочем, не все авторы словарей согласны с Далем.

Например, Макс Фасмер^[14] считает, что:

Жучка — маленькая собачка. Вероятно, от «Жужу». Едва ли родство со словом «жук».

Что ж, в XIX веке действительно было модно называть маленьких комнатных собачек Бижу (bijou — драгоценность, от того же корня происходит слово «бижутерия») и Жужу (от французского joujou — игрушка). У Крылова в басне «Две собаки» читаем:

ДВОРОВЫЙ, ВЕРНЫЙ ПЕС БАРБОС,

КОТОРЫЙ БАРСКУЮ УСЕРДНО СЛУЖБУ НЕС,

УВИДЕЛ СТАРУЮ СВОЮ ЗНАКОМКУ,

ЖУЖУ, КУДРЯВУЮ БОЛОНКУ,

НА МЯГКОЙ ПУХОВОЙ ПОДУШКЕ, НА ОКНЕ.

Но как имя комнатной собачки превратилось в имя дворового пса? Загадка!

* * *

Еще одно имя дворовой собаки — Трезор. Возьмем «Исторический словарь галлицизмов русского языка»^[15] (то есть словарь слов французского происхождения, вошедших в состав русского языка) и узнаем из него, что слово trésor по-французски означает «сокровище, драгоценность», и в XVIII веке оно вполне могло заменить эти слова. Например, про Александра Даниловича Меншикова, сподвижника Петра и первого губернатора Санкт-Петербурга, говорили, что он «приходов своих земель имел по полторасто тысяч рублев, также и других трезоров великое множество имел». Вроде бы логично назвать Трезором комнатную собачку, любимицу всей семьи, но сработала другая логика, а этим именем стали называть сторожевых собак. В разговорной речи это имя стало синонимом слова «охрана» — «на киностудию не попадешь — там такой трезор стоит». И когда поэт Клюев пишет о родной деревне: «Над тобой поплачет темень да трезор» — мы сразу представляем себе темную ночь и заунывный вой цепной собаки.

Может, и имя дворовой собаки «Жучка» появилось как антоним имени Жужу? Дома на подушках спит Жужу, а во дворе бегает беспородная Жучка?

Но время прошло, ассоциации с французским языком забылись, люди просто помнили, что Трезор или Жучка — это «собачьи» имена.

* * *

А помните такой забавный мультик «Бобик в гостях у Барбоса»? Сразу становится понятно, что речь идет о двух собаках, причем собаках, скорее всего, беспородных. Но что означают их имена?

Имя Бобик, вероятно, произошло от английского имени Бобби — уменьшительного от Роберта. Истории известен сэр Роберт Пиль, британский политик, бывший и министром внутренних дел, и премьер-министром. В 1829 году по его приказу была создана лондонская полиция — знаменитый Скотленд-Ярд. Очень скоро лондонских полицейских стали звать bobby в честь их создателя. Возможно, и наши отечественные Бобики названы в честь лондонских полицейских. «Словарь русского арго», то есть словарь жаргонизмов, приводит еще одно значение слова «бобик», не как имени собственного, а как нарицательного: «человек на побегушках; всеми презираемый, понукаемый человек». Логика такого «расширения значения» тоже вполне понятна.

А как же верный друг Бобика — Барбос? Он же — приятель Жужу, из басни Крылова… Происхождение этого имени не ясно. Его звучание напоминает сочетание итальянских слов Barba rossa — «рыжая борода». Такое прозвище носили сразу несколько исторических деятелей. Например, Фридрих I Барбаросса (1122–1190) — великий воин и полководец, король Германии и император Священной Римской империи. Другой — знаменитый Барбаросса — Арудж, — жил в XV веке и был сначала османским пиратом, а потом стал султаном Алжира. Третий — Хайреддин Барбаросса — был братом Аруджа и турецким флотоводцем. А еще так звали испанского разбойника из переводного французского романа «О храбром кавалере Евдоне и о прекрасной принцессе Берфе и гишпанском разбойнике Барбосе», перевод которого был популярен в России с начала XVIII века. Может быть, это имя дали собакам в честь одного из этих героев. А может, так стали называть рыжих собак.

Еще одно распространенное имя для дворовой собаки, также ставшее нарицательным, — Тузик. Происхождение его понятно: это уменьшительная форма от слова «Туз» — это слово пришло в Россию из немецкого или польского языка и по сей день означает высшую карту в масти. Из карточной игры, вероятно, пришло еще одно имя для собаки — «Валет». Это слово, скорее всего, имеет арабские корни, а во французском языке означает «личный слуга, кавалер, лакей, камердинер». Очень подходящая кличка для верного пса!

Но главное — эти имена (за исключением, пожалуй, «Валета») уже почти стали синонимами слова «собака». И если мы услышим детскую песенку:

«БОБИК ЖУЧКУ ВЗЯЛ ПОД РУЧКУ,

СТАЛИ ПОЛЬКУ ТАНЦЕВАТЬ,

А БАРБОСИК — ЧЕРНЫЙ НОСИК,

СТАЛ НА ДУДОЧКЕ ИГРАТЬ»

— сразу представим трех веселых собачек, хотя вообще-то собаки не играют на дудочке и не берут друг друга «под ручку», да и рук у них нет.

* * *

Бывает и так, что кто-то придумывает оригинальное имя для своей собаки, а потом эта собака прославится, станет известной всем, в ее честь начнут называть других собак, и ее имя превратится в типично собачье.

В Англии и в Америке таким именем стало «Лесси» — слово, которое на гэльском (шотландском) языке означает «девочка». После книги Эрика Найта «Лесси возвращается домой» и фильма, поставленного по ней, а потом еще целой серии фильмов и сериалов, о верной и умной колли по имени Лесси, это имя стало очень «модным», его давали многим овчаркам-колли (а еще фирме, выпускающей детскую одежду). Сейчас оно уже вышло из моды, но люди старшего поколения все еще помнят его и могут воскликнуть, увидев колли на улице: «Смотри, Лесси идет!» Кстати, в Америке Лесси была настолько популярна, что ее, как и Микки-Мауса, наградили звездой на Голливудской «Аллее славы». А самые свежие фильмы о Лесси вышли в 2003 и 2005 годах. Так что мы можем ожидать появления нового выводка колли и этим красивым именем.

В Советском Союзе такой знаменитой собакой стала немецкая овчарка по кличке Мухтар. Само по себе имя Мухтар — арабского происхождения и означает «избранный». Фильм «Ко мне, Мухтар!», сценарий которого был написан по мотивам повести Израиля Меттера, вышел в 1964 году. Он рассказывал о храбром псе, который помогал своему хозяину, лейтенанту милиции, бороться с преступниками. У Мухтара был прототип — реальный милицейский пес по кличке Султан, за десять лет службы поучаствовавший в пяти тысячах операций, задержавший более тысячи преступников и нашедший похищенного имущества на общую сумму в три миллиона рублей. Но его имя мало кому известно, а вот имя Мухтар, после того как фильм посмотрели почти тридцать миллионов зрителей, стало «модным» именем для овчарки. В настоящее время на экраны выходит ремейк знаменитого фильма — сериал «Возвращение Мухтара»^[16].

Но и Лесси, и Мухтар — это собаки «невсамделишные», никогда не существовавшие в реальности. А вот Джульбарс действительно существовал и действительно был героем. Пес минно-розыскной службы по кличке Джульбарс и во время Великой Отечественной войны обнаружил более 7 тысяч мин и 150 снарядов. 21 марта 1945 года за успешное выполнение боевого задания Джульбарс был награжден медалью «За боевые заслуги». 24 июня 1945-го он должен был участвовать в знаменитом Параде Победы на Красной площади. Но накануне Парада при выполнении боевого задания его ранили. Поэтому по площади его пронес на руках командир 37-го отдельного батальона разминирования майор Александр Мазовер. А после войны Джульбарс стал киноактером — его сняли в фильме «Белый клык». Так что слава, пришедшая к нему, была заслуженной. Но, вероятно, Джульбарса-сапера назвали в честь другой собаки, на этот раз вымышленной. В 1935 году на экраны страны вышел фильм, который так и назывался «Джульбарс». Он рассказывал о борьбе с басмачами в Средней Азии, и Джульбарс был храброй пограничной овчаркой. А кстати, что значит это имя? Оно тюркского происхождения и означает «следующий за барсом», «выслеживающий барса». Отличное имя для охотничьей собаки!

* * *

А что же собачьи клички могут рассказать нам о способах, с помощью которых язык обзаводится новыми словами? Сейчас очень редко можно встретить собаку по имени Шарик, Бобик или Жучка. Эти имена кажутся слишком банальными, «дежурными». Зато они уже вошли в наш язык (пока только в разговорную речь) как имена нарицательные. Мы помним, что словом «жучка» как синонимом слов «дворовая собака» пользовался еще Толстой, а слово «трезор» одно время было синонимом слова «охранник». Если кто-то пожалуется, что «устал как бобик», мы поймем без перевода, что он имел в виду. Эта фраза стала аналогом «устал, как собака». Может быть через несколько поколений наши потомки и вовсе забудут, что слово «бобик» когда-то было собачьим именем (и уж тем более не вспомнят об английских полицейских), а станут помнить только, что «бобик» — безответный трудяга, которому любой может приказать? Поживем — увидим.

А вот еще одно предположение. Благодаря сказке Эдуарда Успенского об умном мальчике Дяде Фёдоре, верном, но простодушном псе Шарике и ироничном коте Матроскине, всем хорошо известна фраза «Поздравляю тебя, Шарик, ты — балбес!» Можно сказать просто «Поздравляю тебя, Шарик!» — и ваш собеседник сам догадается, с чем вы его поздравляете. Может быть, через несколько поколений эта фраза забудется. А может, само слово «шарик» приобретет еще одно значение: «балбес, легкомысленный человек» — и в русском языке появятся новые омонимы «шарик — маленький шар» и «шарик — легкомысленный человек». Произошло же что-то подобное со словом «кулак», которое в 1920-х годах стало означать «крестьянин, наживающийся на чужом труде» (кулак-мироед). И со словом «кулачок», которое и в современном языке означает не только «маленький кулак», но «деталь передаточного механизма».

Кроме «Шарика из мультика», есть еще Шарик, герой повести Михаила Афанасьевича Булгакова «Собачье сердце». Тот самый, который ненадолго стал человеком и взял себе «родовую фамилию» Шариков. С легкой руки Булгакова, а особенно после отличного фильма, снятого по повести, фамилия Шариков стала означать «грубый, невоспитанный человек, кичащийся своим невежеством». Так же, как после басни Крылова «сон и моська» «моськой» стало модно называть не только собаку породы мопс, но и тщеславного человека, мечтающего привлечь всеобщее внимание, ничего особенного не делая. А еще от названия «моська» произошло грубое, насмешливое слово, которым называли человеческое лицо. Например, Иван Иванович Пущин оставил воспоминания о дне открытия Лицея. Среди всего прочего он наблюдал такую сцену между юным великим князем Константином Павловичем, его сестрой Анной и лицеистом Константином Гурьевым: «Константин Павлович у окна щекотал и щипал сестру свою Анну Павловну; потом подвел ее к Гурьеву, своему крестнику, и, стиснувши ему двумя пальцами обе щеки, а третьим вздернувши нос, сказал ей: “Рекомендую тебе эту моську. Смотри, Костя, учись хорошенько!”» В скобках заметим, что не один только Пущин жаловался на грубый нрав Константина Павловича.

Еще один пример подобного словообразования, который мы могли наблюдать воочию. Прошу прощения, за не самую аппетитную тему, но давайте вспомним об одноразовых детских подгузниках. Их изобрел в 1950-х годах инженер компании Procter & Gamble Виктор Миллс. В Америке они называются diaper, в Германии — Windel, в Англии — nappy (от слова napkin — пеленка, салфетка). В России же и в странах СНГ за ними закрепилось название «памперс», так как первые одноразовые подгузники, проникшие на российский рынок в 1990-х годах, выпускались фирмой Procter & Gamble под названием Pampers.

Практически та же история произошла и со словом «ксерокс». То, что у нас, в России, называют «ксероксом», то есть устройством для копирования документов, в Америке и Западной Европе просто copier — копия. В России же закрепилось название «ксерокс», которое является частью названия фирмы Xerox Corporation — американская компания, пионер массового выпуска копировальных аппаратов.

Иногда не имени собственному, а обычному слову придается новое значение. Такая история произошла в Германии во времена реформации. Мартин Лютер, который, собственно, и был основоположником церковной реформации, начал использовать в своих трудах слово der Beruf, которое обозначало «призвание» (от глагола rufen — звать) в значении «профессия». Этим он хотел подчеркнуть, что профессия — это не просто средство заработка, человек может быть призван к определенной работе по воле Бога. А сейчас слово der Beruf можно встретить в любом русско-немецком словаре, и оно будет означать именно «профессия, род деятельности, занятие» без всяких апелляций к высшим силам.

Конечно, мы хорошо знаем, что это не единственный способ, который приводит к появлению новых слов. И даже далеко не самый распространенный. Просто мне показалось, что он очень хорошо демонстрирует, что слова на самом деле рождаются в гуще жизни, и зачастую случайно.

* * *

Но вот другой пример, более известный, возвышенный и литературный. Фёдор Михайлович Достоевский рассказывает, как учился когда-то в Инженерном училище и они с однокурсниками придумали новое слово — «стушеваться». Об этом Фёдор Михайлович поведал в «Дневнике писателя»: «Кстати, по поводу происхождения и употребления новых слов. В литературе нашей есть одно слово: «стушеваться», всеми употребляемое, хоть и не вчера родившееся, но и довольно недавнее, не более трех десятков лет существующее; при Пушкине оно совсем не было известно и не употреблялось никем. Теперь же его можно найти не только у литераторов, у беллетристов, во всех смыслах, с самого шутливого и до серьезнейшего, но можно найти и в научных трактатах, в диссертациях, в философских книгах; мало того, можно найти в деловых департаментских бумагах, в рапортах, в отчетах, в приказах даже: всем оно известно, все его понимают, все употребляют. И однако, во всей России есть один только человек, который знает точное происхождение этого слова, время его изобретения и появления в литературе. Этот человек — я, потому что ввел и употребил это слово в литературе в первый раз — я. Появилось это слово в печати, в первый раз, 1 января 1846 года, в “Отечественных записках”, в повести моей “Двойник, приключения господина Голядкина”…

…Слово “стушеваться” значит исчезнуть, уничтожиться, сойти, так сказать, на нет. Но уничтожиться не вдруг, не провалившись сквозь землю, с громом и треском, а, так сказать, деликатно, плавно, неприметно погрузившись в ничтожество. Похоже на то, как убывает тень на затушеванной тушью полосе в рисунке, с черного постепенно на более светлое и, наконец, совсем на белое, на нет. Должно быть, в “Двойнике” это словцо было мною употреблено удачно в тех первых же трех главах, которые я прочел у Белинского, при изображении того, как умел кстати исчезнуть со сцены один досадный и хитренький человечек (или вроде того, я забыл). Потому так говорю, что новое словцо не возбудило никакого недоумения в слушателях, напротив, всеми было вдруг понято и отмечено. Белинский прервал меня именно с тем, чтоб похвалить выражение. Все слушавшие тогда (все и теперь живы) тоже похвалили. Очень помню, что похвалил и Иван Сергеевич Тургенев (он, верно, теперь позабыл). Хвалил потом очень и Андрей Александрович Краевский. Кроме этих существуют и еще лица, которые, я думаю, могут припомнить, что и они капельку поинтересовались тогда новым словцом. Но принялось оно и вошло в литературу не сейчас, а весьма постепенно и неприметно. Помню, что, выйдя в 1854 году в Сибири из острога, я начал перечитывать всю написанную без меня за пять лет литературу (“Записки охотника”, едва при мне начавшиеся, и первые повести Тургенева я прочел тогда разом, залпом, и вынес упоительное впечатление. Правда, тогда надо мной сияло степное солнце, начиналась весна, а с ней совсем новая жизнь, конец каторги, свобода!), — итак, начав перечитывать, я был даже удивлен, как часто стало мне встречаться слово “стушеваться”. Потом, в шестидесятых годах, оно уже совершенно освоилось в литературе, а теперь, повторяю, я даже в деловых бумагах, публикуемых в газетах, его встречаю, и даже в ученых диссертациях. И употребляется оно именно в том смысле, в котором я в первый раз его употребил.

Впрочем, если я и употребил его в первый раз в литературе, то изобрел его всё же не я. Словцо это изобрелось в том классе Главного инженерного училища, в котором был и я, именно моими однокурсниками. Может быть, и я участвовал в изобретении, не помню. Оно само как-то выдумалось и само ввелось. Во всех шести классах Училища мы должны были чертить разные планы, фортификационные, строительные, военно-архитектурные. Умение хорошо начертить план самому, своими руками, требовалось строго от каждого из нас, так что и не имевшие охоты к рисованию поневоле должны были стараться во что бы то ни стало достигнуть известного в этом искусства. Баллы, выставляемые за рисунки планов, шли в общий счет и влияли на величину среднего балла. Вы могли выходить из верхнего офицерского класса на службу превосходным математиком, фортификатором, инженером, но если представленные вами рисунки были плоховаты, то выставляемый за них балл, идя в общий расчет, до того мог уменьшить вам средний балл, что вы могли лишиться весьма значительных льгот при выпуске, например чина, а потому все старались научиться рисовать хорошо. Все планы чертились и оттушевывались тушью, и все старались добиться, между прочим, уменья хорошо стушевывать данную плоскость, с темного на светлое, на белое и на нет; хорошая стушевка придавала рисунку шеголеватость. И вдруг у нас в классе заговорили: “Где такой-то? — Э, куда-то стушевался!” — Или, например, разговаривают двое товарищей, одному надо заниматься: “Ну, — говорит один садящийся за книги другому, — ты теперь стушуйся”. Или говорит, например, верхнеклассник новопоступившему из низшего класса: “Я вас давеча звал, куда вы изволили стушеваться?” Стушеваться именно означало тут удалиться, исчезнуть, и выражение взято было именно с стушевывания, то есть с уничтожения, с перехода с темного на нет. Очень помню, что словцо это употреблялось лишь в нашем классе, вряд ли было усвоено другими классами, и когда наш класс оставил Училище, то, кажется, с ним оно и исчезло. Года через три я припомнил его и вставил в повесть».

Речь идет о повести «Двойник», в которой есть такая фраза: «Машинально осмотрелся кругом: ему пришло было на мысль как-нибудь, этак под рукой, бочком, втихомолку улизнуть от греха, этак взять да и стушеваться»^[17].

Как видно из этого отрывка, Достоевский вовсе не приписывает авторство именно себе, это коллективное творчество всех учеников. Они взяли глагол «оттушевывать» (кстати, надежно забытый с тех пор, как чертежники перестали пользоваться тушью), поменяли у него приставку и суффикс и получили новое слово, на радость себе и нам^[18].

Но Достоевский и его однокашники, разумеется, были не единственными «авторами русского языка». Еще в XVIII веке Михаил Васильевич Ломоносов, организуя изучение химии в России, счел необходимым обогатить наш язык такими словами, как «кислород», «кислота», «вещество», «преломление», «равновесие», предпочтя их латинским аналогам. А вот корни слов «градусник», «диаметр», «квадрат», «минус» он напрямую заимствовал из латинского языка, прибавив к ним славянские суффиксы.

Современник Ломоносова поэт Василий Тредиаковский ввел в наш обиход такие слова, как «искусство», «гласность», «общество», «достоверный», «вероятный», «беспристрастность», «благодарность», «почтительность», «недальновидность». А Карамзину приписывают перевод с иностранных языков и введение в повседневную речь слов «серьезный», «моральный», «эстетический», «эпоха», «момент», «цивилизация», а также нескольких очень важных русских «калек» французских слов «потребность», «усовершенствованный», «будущность», «промышленность».

* * *

Главная мысль, которую я хотела донести в этой главе, — словообразование стихийно. Его движущая сила — потребность наиболее точно описать окружающий мир, а значит — глубже познать его, но познать не только разумом, а и эмоционально, любовно. (С той же любовью, с которой вы придумываете имя щенку или котенку, поселившемуся у вас в доме.) Какое решение бессознательно примет большинство носителей языка, зачастую предсказать очень трудно. Например, русские пользователи решили, что их вполне устраивает слово computer и просто транслитерировали его в кириллицу: «компьютер». Термин «ЭВМ» (электронно-вычислительная машина) сейчас уже очень редко можно услышать в живой, разговорной речи. А финны убеждены, что им больше подойдет слово, описывающее деятельность этого аппарата, на их родном языке и называют компьютер tietokone — буквально «думающая машина». Многие европейские языки так и не смогли «решить для себя», что им больше нравится: родное слово или иностранное. По-немецки компьютер называется и der Computer, и der Rechner (считающая машина), по по-испански: computadora и ordenador, по-французски — computer и ordinateur, и т. д. Итак, каждый язык может пойти своим путем, а может и несколькими путями одновременно. Главное — он никогда не стоит на месте, всегда находится в поиске новых способов выразить наши мысли. Точнее, это мы находимся в поиске, и используем язык как орудие труда для достижения наших целей. И именно поэтому пользоваться им может быть так интересно.

Глава 4
«Уродился я несчастлив, бесталанлив», или Трудная и сладкая жизнь слова

Некоторые слова уходят из нашего живого разговорного языка, и их можно найти только в словарях, с пометкой «устаревшие», напоминающей надпись на надгробном памятнике. Почему так происходит? Иногда исчезают из повседневной жизни понятия, обозначаемые этими словами. Например, в первой главе поэмы Пушкина «Евгений Онегин» мы читаем:

НО ПАНТАЛОНЫ, ФРАК, ЖИЛЕТ,

ВСЕХ ЭТИХ СЛОВ НА РУССКОМ НЕТ.

Почему нет? Потому что эти детали костюма тогда еще только вошли в моду, и их названия русский язык заимствовал из французского. Сейчас уже никто не носит каждый день панталоны и фраки (фрак надевают очень редко по особым случаям), и у этих слов есть все шансы получить пометку «устаревшие». А вот слово «жилет», судя по всему, может рассчитывать на более долгую жизнь.

По крайней мере, большинству людей известно, что такое фрак и панталоны. А знаете ли вы, например, что такое «ферязь»? Вряд ли. Для того чтобы понять его значение, нужно обратиться к словарю. Большой толковый словарь русского языка под редакцией С. А. Кузнецова^[19] любезно сообщат нам, что ферязь — «старинная русская распашная одежда (мужская и женская) без воротника и перехвата в талии». Когда русские боярыни и боярышни носили шелковые и бархатные, расшитые золотыми узорами ферязи, это слово было повседневным и общеупотребительным. Сейчас оно нужно разве что театральным костюмерам или художникам (в ферязь одет, к примеру, Иван Царевич на картине В. М. Васнецова «Ковер-самолет»).

Бывает, что сам предмет не выходит из употребления, но его название заменяют другим словом, которое имеет более общее значение. Например, в «Словаре живого великорусского языка» Владимира Даля мы находим слово «варворка». Оно означает «кисточка, махровая подвесочка; подвеска у серьги, у паникадила». Это слово полностью исчезло из современного русского языка, потому что его с успехом заменили слова «кисточка» и «подвеска».

А бывает, что из двух значений слова остается только одно, более употребительное. Например, слово «бесталанный» в XIX веке означало «неудачник», «невезучий» и «лишенный таланта», «бездарный». В словаре Даля мы находим такую статью:

«БЕСТАЛАНТНЫЙ (франц.) — бездарный, недаровитый, с ограниченными дарованиями, способностями, или вовсе без них. Бесталанный человек, бесталанник м. бесталанница ж. кому нет талану, удачи; несчастный, неудачливый; горемыка, бедовик. Бесталанная моя головушка. Бесталанная година пала. Бесталанный да горемычный друг у друга не в зависти. Бесталанность ж. неудачливость».

Именно в этом значении слова «талан» — удача встречается в сказке Петра Павловича Ершова «Коньке-горбунке», где в финале горожане говорят Царь-девице:

ТВОЕГО РАДИ ТАЛАНА

ПРИЗНАЕМ ЦАРЯ ИВАНА!

В комментариях к сказке находим такое определение: «Талан — счастье, удача».

А в «Большом толковом словаре», который вышел почти веком позже, читаем:

«БЕСТАЛАННЫЙ 1. Разг. Неталантливый, бездарный. Бесталанный артист. 2. Трад. — нар. Несчастный, неудачливый, обездоленный. Бесталанная головушка (о таком человеке)».

Да и в песне, то ли записанной, то ли сочиненной Пушкиным, цитата из которой послужила названием этой главы, речь идет вовсе не о способностях героя, а о его несчастливой судьбе:

УРОДИЛСЯ Я НЕСЧАСТЛИВ, БЕСТАЛАНЛИВ:

ПРИНЕВОЛИЛИ МЕНЯ, МАЛЕШЕНЬКА, ЖЕНИЛИ;

МОЛОДА БЫЛА ЖЕНА, Я ГЛУПЕНЕК,

СТАЛ Я МОЛОДЦЕМ, ЖЕНА СТАЛА СТАРЕНЬКА…

То есть слово, которое Даль отмечает как «французское» (и действительно оно пришло из французского языка, где talent означает «дар, дарование»), в XX веке уже окончательно «обрусело» и из двух его возможных значений одно — «несчастливый», «неудачливый» — стало традиционным, то есть употреблялось в основном в исторических романах при описании народной жизни.

А другое — «бездарный», «лишенный таланта» — стало разговорным, то есть общеупотребительным.

* * *

А вот еще пример: в XIX веке в русском языке было два слова, называющие очень близкие понятия: «сласти» и «сладости». Кажется, они значат одно и то же: сладкую еду, лакомства.

Но вот поэт Николай Михайлович Языков пишет домой из деревни и упоминает о том, что любезная хозяйка дома, где он гостит, потчует его «сладостями и сластями искусственными, как-то варенье и проч.». То есть он различает сласти, которые нужно готовить, и сладости, то есть сладкие фрукты и ягоды.

Владимир Даль приводит в своем словаре примеры употребления обоих слов.

1) Сласть ж. сладость, сладкая пища, лакомство;

Не припася снасти, не жди сласти.

Эка сласть какая! (весьма вкусно)

Поесть всласть, брюху страсть.

Зажили было всласть, да пришла напасть!

Не в сласть, да в смак.

Одни сласти есть, горечи как узнаешь?

2) Сладость, то же; но более в значении услада, наслаждение, нега.

Сладость итальянских ночей воспета поэтами.

Сладость чистой совести.

Сладостное сознание исполненного долга.

То есть Языков, возможно, имел в виду, когда писал о «сладостях» наряду со сластями, именно радости, услады деревенской жизни: купание, катание верхом, прогулки.

Сласти любили сластены, а сладости — сладкоежки. Впрочем, Даль приводит в своем словаре такие народные слова из разных русских губерний: сластоежка (с пометкой: ярославское), сластеник (курское), сластёха (псковское). В Саратовской губернии сладкие лакомства назвали сластухами. А в Москве XIX века льстивых лицемерных людей звали сластец или сластиха.

Слово «сласти» было широко распространено в XIX веке. Вспомним снова «Конька-горбунка». Когда Иван перечисляет царю все, что ему нужно для поимки Царь-девицы, он не забывает попросить и:

…ЗАМОРСКОГО ВАРЕНЬЯ

И СЛАСТЕЙ ДЛЯ ПРОХЛАЖДЕНЬЯ.

Михаил Юрьевич Лермонтов пишет в предисловии к роману «Герой нашего времени»: «Довольно людей кормили сластями, пора дать им горькое лекарство».

А у Ивана Алексеевича Бунина в рассказе «Господин из Сан-Франциско» мы читаем: «Обеды опять были так обильны и кушаньями, и винами, и минеральными водами, и сластями, и фруктами, что к одиннадцати часам вечера по всем номерам разносили горничные каучуковые пузыри с горячей водой для согревания желудков».

Бунин написал свой рассказ в октябре 1915 года. А пятьдесят лет спустя, в 1963 году советский писатель Борис Тимофеев в книге «Правильно ли мы говорим» сетовал на то, что современные ему люди часто путают слова «сласти» и «сладости». Он объяснял: «Говорить надо “восточная сласть” (имея, конечно, в виду лакомство), а не “восточная сладость”, хотя последнее неправильное словосочетание широко вошло в нашу разговорную речь».

Понятно, желание писателя сохранить в памяти людей такое милое слово. Но язык живет по своим законам. И вот уже в словаре Ожегова встречается слово «восточные сладости» в значении «кондитерские изделия». А слова «сласти» там и вовсе нет, есть только глаголы «сластить» и «посластить» с пометкой «совр.».

А может, все же стоит не забывать насовсем сласти? Ведь тогда наша жизнь станет слаще, хотя бы на одно слово.

Глава 5
Езда в незнаемое. Как меняется словарный состав языка, и как этот процесс влияет на правописание?

«Поэзия — вся! — езда в незнаемое», — писал Владимир Владимирович Маяковский. Но ведь не только поэзия? Любое исследование, даже сделанное «дома на коленке», расширяет «границы нашего невежества»: мы движемся по новой территории, встречаемся с новыми фактами и закономерностями, и наш кругозор волей-неволей расширяется. Но если отправляться в путешествие, прежде всего нужно выбрать средство передвижения. Что может предложить нам русский язык?

В книге «Дневник путешествия в Лиссабон» Генри Филдинг замечает, что, возможно, первым путешественником был Адам, который «не успев обосноваться в Эдеме, разочаровался в своем жилище и отправился на поиски нового пристанища». Филдинг, скорее всего, шутит, мы помним, что Адам отправился в путешествие не по своей воле. Но ясно одно: средства передвижения были «в тренде» с тех пор, как человек изобрел колесо. И поэтому по названиям этих средств можно изучать историю. Как историю нашей и других стран, так и историю языков: и русского и иностранных. Историю влияний и заимствований, борьбы и примирений, а главное — историю строительства огромных Вавилонских башен — нашей речи, которые каким-то чудом умудряются стоять веками и тысячелетиями.

Вы хорошо разбираетесь в марках машин и с первого взгляда отличите «Мерседес» от «Фольксвагена», а «Пежо» от «Хонды»? Может быть, даже способны назвать год выпуска и модель. А наши предки так же легко разбирались в названиях конных повозок, и для них не составляло труда отличить линейку от кабриолета, а колымагу от брички. Мы же можем в шутку назвать старую, потрепанную машину «колымагой», но вряд ли догадаемся, в чем соль этой шутки. Давайте же посмотрим, как менялся с ходом лет словарный состав русского языка, описывающий средства передвижения.

* * *

А начнем мы… с середины. То есть с 1820-х годов, когда была написана «Энциклопедия русской жизни» — роман «Евгений Онегин».

В V главе «Евгения Онегина» мы читаем, что на именины Татьяны

СОСЕДИ СЪЕХАЛИСЬ В ВОЗКАХ, В КИБИТКАХ, В БРИЧКАХ И В САНЯХ.

Что такое «сани» мы все хорошо знаем. Что такое «кибитка» узнаем чуть позже. Для начала разберемся, что такое «возок». Просто синоним слова «повозка»? Нет! Заглянем в «Словарь забытых и трудных слов из произведений русской литературы ХVIII — ХIX веков», составленный Л. А. Глинкиной^[20]. Там читаем:

Возок — старинная крытая зимняя повозка на полозьях, с дверцами и окнами.

Ведут на двор осьмнадцать кляч, В возок боярский их впрягают. // Пушкин. Евгений Онегин //; [Петр Петрович: ] Глядь, ползет по дороге старый зеленый возок и лакей на запятках торчит. // Тургенев. Записки охотника.

Возок — очень старое средство передвижения, и не случайно Пушкин называет его «боярским», хотя Ларины, конечно же, не бояре, а провинциальные дворяне. Именно на таких возках разъезжали зимой бояре, боярыни и боярышни в допетровской Руси. Разъезжали степенно и неспешно, а порой «лихачили», проносясь по улицам Москвы с большой скоростью и грозя зазевавшимся прохожим. Надо думать, возок Лариных доверху был наполнен сундуками с одеждой и припасами, раз в него было запряжено целых «осьмнадцать кляч». И ехали они неспешно, так что «наша дева насладилась, дорожной скукою вполне».

Зато когда добрались до Москвы после семи суток утомительного пути, возок понесся.

ВОЗОК НЕСЕТСЯ ЧРЕЗ УХАБЫ.

МЕЛЬКАЮТ МИМО БУДКИ, БАБЫ,

МАЛЬЧИШКИ, ЛАВКИ, ФОНАРИ,

ДВОРЦЫ, САДЫ, МОНАСТЫРИ…

Вторая цитата, приведенная в словарной статье, взята из рассказа Тургенева «Петр Петрович Каратаев». В этом рассказе в возке разъезжает старая барыня:

«ГЛЯДЬ, ПОЛЗЕТ ПО ДОРОГЕ СТАРЫЙ ЗЕЛЕНЫЙ ВОЗОК,

И ЛАКЕЙ НА ЗАПЯТКАХ ТОРЧИТ… БАРЫНЯ, БАРЫНЯ ЕДЕТ!»

А в поэме Некрасова «Русские женщины» в возке отправляется в далекое и опасное путешествие в Сибирь к своему мужу-декабристу княгиня Екатерина Ивановна Трубецкая.

ПОКОЕН, ПРОЧЕН И ЛЕГОК

НА ДИВО СЛАЖЕННЫЙ ВОЗОК;

САМ ГРАФ-ОТЕЦ НЕ РАЗ, НЕ ДВА

ЕГО ПОПРОБОВАЛ СПЕРВА.

ШЕСТЬ ЛОШАДЕЙ В НЕГО ВПРЯГЛИ,

ФОНАРЬ ВНУТРИ ЕГО ЗАЖГЛИ.

САМ ГРАФ ПОДУШКИ ПОПРАВЛЯЛ,

МЕДВЕЖЬЮ ПОЛОСТЬ В НОГИ СТЛАЛ,

ТВОРЯ МОЛИТВУ, ОБРАЗОК

ПОВЕСИЛ В ПРАВЫЙ УГОЛОК

И — ЗАРЫДАЛ… КНЯГИНЯ-ДОЧЬ…

КУДА-ТО ЕДЕТ В ЭТУ НОЧЬ…

Еще одним старомодным средством передвижения были кибитки. Пушкин использует это слово тогда, когда хочет подчеркнуть, что действие происходит в прошлом, в XVIII веке. В кибитке отправляется в далекую крепость в Оренбургской степи Петруша Гринев — герой исторического романа Пушкина. Для XVIII века кибитка была вполне повседневным средством передвижения, не требовавшим дополнительных объяснений. В кибитке совершает свое знаменитое путешествие из Петербурга в Москву герой Радищева: «Отужинав с моими друзьями, я лег в кибитку. Ямщик по обыкновению своему поскакал во всю лошадиную мочь, и в несколько минут я был уже за городом». Обратите внимание на позу пассажира: в кибитке можно было путешествовать лежа, на дно для утепления кидали шкуры, а от дождя и снега ездока защищала крыша, сделанная из рогожи, натянутой на изогнутые дугой прутья. Поэтому неудивительно, что само слово «кибитка» происходит от арабского «кубба(т)» — «купол». На облучке же — то есть на обруче, скреплявшем переднюю часть кибитки, — сидел кучер, иногда лакей, а в романе Пушкина туда подсел еще и таинственный «дорожный», то есть Пугачев: «Дорожный сел проворно на облучок и сказал ямщику: «Ну, слава богу, жилье недалеко; сворачивай вправо да поезжай».

В XIX веке кибитка уже чаще напоминала о цыганах, об их экзотической дикой, вольной и степной жизни. Неслучайно в широко известном в свое время романсе Якова Полонского «Мой костер в тумане светит» героиня-цыганка, прощаясь, говорит:

НОЧЬ ПРОЙДЕТ, И СПОЗАРАНОК

В СТЕПЬ ДАЛЕКО, МИЛЫЙ МОЙ,

Я УЙДУ С ТОЛПОЙ ЦЫГАНОК

ЗА КИБИТКОЙ КОЧЕВОЙ.

Но провинциальные помещики и зажиточные купцы и крестьяне и наемные ямщики все еще пользовались кибитками даже в XIX веке. Вернемся к Пушкину, к знаменитой цитате из «Евгения Онегина», которую знают все, кто когда-нибудь учился в школе:

ЗИМА!.. КРЕСТЬЯНИН, ТОРЖЕСТВУЯ,

НА ДРОВНЯХ ОБНОВЛЯЕТ ПУТЬ;

ЕГО ЛОШАДКА, СНЕГ ПОЧУЯ,

ПЛЕТЕТСЯ РЫСЬЮ КАК-НИБУДЬ;

БРАЗДЫ ПУШИСТЫЕ ВЗРЫВАЯ,

ЛЕТИТ КИБИТКА УДАЛАЯ;

ЯМЩИК СИДИТ НА ОБЛУЧКЕ

В ТУЛУПЕ, В КРАСНОМ КУШАКЕ…

Кстати, дровни — это просто крестьянские сани для перевозки дров, сена, грузов и т. п.

Еще одно «историческое» средство передвижения — колымага. Оно казалось «неуклюжим» и «старинным» уже современнику Пушкина Владимиру Ивановичу Далю. В его «Словаре живого великорусского языка» есть такая статья:

КОЛЫМАГА — жен. (коло? колыхать?) карета, коляска, всякая барская повозка на летнем ходу; громоздкая или старинная карета, дормез вор., курск. повозка с верхом, длинная кибитка, тарантас; ниж. сноповая телега, сноповозка, рыдван.

Итак, «колымага» для Даля — это не какой-то конкретный вид экипажа (неслучайно он сравнивает ее и с кибиткой, и с тарантасом), а общее обозначение тяжелой, громоздкой, вышедшей из моды повозки.

Это слово пришло к нам из тюркских языков, где оно означало «накрытая пологом повозка, в которой едет невеста из знатной или богатой семьи, за которую выплачен калым». В XVI веке в Московской Руси «колымагами» стали называть закрытые экипажи с кожаными пологами, но в петровские времена, когда появились европейские карты, их тоже называли «колымагами». Колымаги XVI — начала XVIII века могли быть очень стильными и даже «дизайнерскими». В этом можно убедиться, побывав, к примеру, в Оружейной палате Московского кремля. В одном из ее залов выставлены несколько колымаг российского и английского производства. У одной их них кузов обит снаружи малиновым бархатом. Шляпки гвоздиков и серебряный узор из тесьмы в виде восьмиконечных звезд. Эту колымагу, принадлежавшую Никите Ивановичу Романову, двоюродному брату Михаила Романова, В. И. Суриков изобразил на картине «Утро стрелецкой казни». Другую колымагу подарил царю Борису Годунову в 1603 году король Англии Яков I Стюарт. В обивке ее использован красный итальянский бархат, а украшает повозку деревянная резьба и скульптура со сценами охоты и битвы христиан и мусульман.

Потом появились рессоры, смягчающие тряску, и название «колымага» закрепилось за старыми, безрессорными экипажами и стало насмешливым, уничижительным. Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона^[21] посвящает колымагам большую статью:

Колымага (стар.) — закрытый летний экипаж, обыкновенно назначавшийся для женщин и детей боярских и дворянских семейств. К. делались на высоких осях, иногда с лестницами, иногда же вовсе без ступеней. Внутри они обивались красным сукном или червчатым бархатом и закрывались по бокам суконными или шелковыми занавесами, иногда с дверцами в них. В эти дверцы вставлялись маленькие слюдяные окна, задернутые занавесками. Боковые занавеси пристегивались плотно к краям экипажа, так что даже ветер не мог распахнуть их. У некоторых бояр как К., так и каптаны (зимние экипажи) были весьма дорогие. Например, у Морозова К. снаружи обложена была золотом, внутри обита соболями высокого достоинства, с окованными серебром колесами. В К. впрягалась обыкновенно одна лошадь; сиденья в ней для кучера не полагалось: он ехал верхом или шел рядом с лошадью. По бокам боярскую К. сопровождали холопы-скороходы. Царицыну К. везли 12 лошадей белой масти; с ней сидели боярышни; сзади провожали ее придворные рабочие женщины и прислужницы, сидя на лошадях верхом по-мужски. При Алексее Михайловиче для хранения К. был построен на Пречистенке Колымажный двор, просуществовавший до половины XVIII в.

Знакомы были колымаги и Пушкину. Он вспоминает их в стихотворном послании другу — Соболевскому, отправляющемуся из Москвы в Новгород. Пушкин подробно рассказывает, каким путем следует ехать, где останавливаться и что спрашивать на обед:

КАК ДО ЯЖЕЛБИЦ ДОТАЩИТ

КОЛЫМАГУ МУЖИЧОК —

ТО-ТО ДРУГ МОЙ РАСТАРАЩИТ

СЛАДОСТРАСТНЫЙ СВОЙ ГЛАЗОК:

ПОДНЕСУТ ТЕБЕ ФОРЕЛИ —

ТОТЧАС ИХ ВАРИТЬ ВЕЛИ;

КАК УВИДИШЬ — ПОСИНЕЛИ,

ВЛЕЙ В УХУ СТАКАН ШАБЛИ.

ЧТОБ УХА БЫЛА ПО СЕРДЦУ,

МОЖНО БУДЕТ В КИПЯТОК

ПОЛОЖИТЬ НЕМНОГО ПЕРЦУ,

ЛУКУ МАЛЕНЬКИЙ КУСОК…

Но, разумеется, в просвещенном XIX веке далеко не все соглашались ездить на колымагах или рыдванах (такое название крупных, громоздких карет, происходит от польского слова rydwan — колесница), даже если на почтовых станциях их ждала уха из форели. Что ж, им было из чего выбирать.

* * *

Вернемся к именинам у Лариных. Почему некоторые из гостей приехали к ним на бричках? Дело ведь происходит зимой. А согласно словарю Ушакова:

БРИЧКА — легкая колесная повозка, иногда крытая.

На легкой повозке на колесах ездить по сугробам не очень-то удобно. Поэтому зимой летние экипажи могли ставить… на полозья и превращать их в некий гибрид кареты или брички и саней. В повести Достоевского «Дядюшкин сон» героиня «каталась по московским улицам в своей карете на полозьях». Надо думать, что помещики, которые приехали в гости к Лариным, поступили так же.

Но самая известная в русской литературе бричка — это, разумеется, бричка Чичикова, о которой Гоголь пишет: «Еще много пути предстоит совершить всему походному экипажу, состоящему из господина средних лет, брички, в которой ездят холостяки, лакея Петрушки, кучера Селифана и тройки коней, уже известных поименно». Кстати, во втором томе «Мертвых душ» действие происходило зимой, и Чичиков, сменивший свою бричку на коляску, приказал поставить ее на полозья.

Для дальних путешествий годились также тарантасы — еще одно весьма прогрессивное, созданное по последнему слову научной мысли конца XVIII — начала XIX века средство передвижения. Происхождение этого слова не ясно, но предполагают, что оно заимствовано из татарского языка. Основу конструкции тарантаса составляла длинная деревянная рама, уменьшавшая дорожную тряску. Рама эта называлась «дрогами», а в Сибири — «долгушами». На них ставился кузов из деревянных планок, обтянутых кожей, в котором можно было ехать сидя или полулежа.

Владимир Сологуб в рассказе, который так и называется — «Тарантас», восторженно замечает: «Но что за тарантас, что за удивительное изобретение ума человеческого!.. Вообразите два длинные шеста, две параллельные дубины, неизмеримые и бесконечные; посреди них как будто брошена нечаянно огромная корзина, округленная по бокам, как исполинский кубок, как чаша преждепотопных обедов; на концах дубин приделаны колеса, и все это странное создание кажется издали каким-то диким порождением фантастического мира, чем-то средним между стрекозой и кибиткой».

Если на кузове экономили, то вместо тарантаса получились просто дроги — длинная телега без кузова, состоящая из передка и задка, соединенных длинными продольными брусьями. Конечно, ездить на дрогах было тряско, так путешествовали люди небогатые, крестьяне или мещане. На дрогах ехал из родного Таганрога по приазовской степи юный Антон Чехов со своим отцом. В рассказе «Красавица» читаем: «Маша со скрипом отворила нам ворота, мы сели на дроги и выехали со двора». Но чаще на дрогах везли на кладбище покойников. У Некрасова в «Забытой деревне»:

НАКОНЕЦ ОДНАЖДЫ СЕРЕДИ ДОРОГИ

ШЕСТЕРНЕЮ ЦУГОМ ПОКАЗАЛИСЬ ДРОГИ:

НА ДРОГАХ ВЫСОКИХ ГРОБ СТОИТ ДУБОВЫЙ,

А В ГРОБУ-ТО БАРИН; А ЗА ГРОБОМ — НОВЫЙ.

СТАРОГО ОТПЕЛИ, НОВЫЙ СЛЕЗЫ ВЫТЕР,

СЕЛ В СВОЮ КАРЕТУ — И УЕХАЛ В ПИТЕР.

* * *

Конечно, говоря о транспорте XVIII и XIX века, нельзя обойти молчанием карету. Это слово итальянское (carreta), оно происходит от латинского слова carrus — повозка. В Европе первые кареты появились еще в XV веке, в Россию проникли в первой половине XVIII века уже значительно усовершенствованными.

Отличительные черты кареты — закрытый кузов, колеса, расположенные не под ним, а вынесенные вперед и назад, что позволяло смягчать толчки, и дополнительные амортизаторы — пружины (в начале XVIII века), а затем и рессоры. Часто передние колеса кареты закреплялись на поворотном круге, что помогало ей лавировать на узких дорогах.

Кареты императорской семьи были очень нарядными: увенчанными короной, украшенными резьбой и живописными вставками, их покрывали бронзой или позолотой, в окна вставляли зеркальные стекла. Такие кареты принимали участие в коронационных торжествах. Дорожные кареты «оформлялись» гораздо проще, главными требованиями к ним были прочность, вместительность и удобство. Были также придуманы приспособления, которые задерживали вращение колес кареты на спусках — прообраз современных тормозов. Во второй половине XIX века на колеса карет стали надевать каучуковые шины.

Для любителей комфорта в дороге также подходит «дормез». Это карета для далеких путешествий, в которой можно лежать. И название на это намекает: dormir по-французски «спать».

* * *

Но многим хотелось иметь легкий, стремительный экипаж. И такие существовали. Можно было, например, превратить крестьянские дроги в легкие дрожки. Конструкция их очень проста: та же длинная деревянная рама без крыши и с самым простым сиденьем, рассчитанным на двух человек. Получалась очень легкая повозка, которая позволяла ехать быстро, используя всего одну лошадь, а не шестерых, как в стихотворении Некрасова. На дрожках, конечно, было невозможно отправляться в далекие путешествия, зато они отлично подходили для поездок по городу. Именно дрожки велит закладывать городничий в «Ревизоре», когда спешит в гостиницу вместе в Добчинским, на встречу с таинственным «инкогнито». Но поместиться на них могут только двое. А приезжего из Петербурга хочется увидеть всем.

БОБЧИНСКИЙ. И Я, И Я… ПОЗВОЛЬТЕ И МНЕ, АНТОН АНТОНОВИЧ!

ГОРОДНИЧИЙ. НЕТ, НЕТ, ПЕТР ИВАНОВИЧ, НЕЛЬЗЯ, НЕЛЬЗЯ! НЕЛОВКО, ДА И НА ДРОЖКАХ НЕ ПОМЕСТИМСЯ.

БОБЧИНСКИЙ. НИЧЕГО, НИЧЕГО, Я ТАК: ПЕТУШКОМ, ПЕТУШКОМ ПОБЕГУ ЗА ДРОЖКАМИ. МНЕ БЫ ТОЛЬКО НЕМНОЖКО В ЩЕЛОЧКУ-ТА, В ДВЕРЬ ЭТАК ПОСМОТРЕТЬ, КАК У НЕГО ЭТИ ПОСТУПКИ…

Название этих повозок, возможно очень древнее и происходит от англосаксонского слова dragan, которое означает «тянуть».

* * *

Другие виды легких экипажей привозили из Европы вместе с названиями, заимствованными из европейских языков. Например, кабриолет.

КАБРИОЛЕТ (фр. cabriolet). Легкий, щегольской экипаж о двух колесах; одноколка.

Так объясняет это слово «Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка», изданный под редакцией А. Н. Чудинова в 1910 году^[22]. Достоинством кабриолета было то, что править им мог сам пассажир и кучер был не нужен, что позволяло прогуливаться и болтать без свидетелей. Недостатком — неустойчивость. Недаром Владимир Иванович Даль приводит такие народные названия кабриолета: «беда, опрокидка, брыкушка, брыкалка». Но кажется, такая неустойчивость совсем не смущала ездоков в XIX веке. Вот отрывок из письма императора Николая I: «Погода у нас отличная. Сегодня вечером была небольшая гроза и славный дождик, после которого мы с Мама проехали в кабриолете». Матушка Николая, императрица Мария Федоровна, была женщиной весьма почтенной и церемонной, но все же не побоялась садиться в кабриолет. В кабриолете возил брата Левин, герой романа «Анна Каренина».

А еще кабриолетом в XVIII веке могли называть небольшое легкое кресло с изогнутыми локотниками, ножками и округлой спинкой, а также… женские шляпки особого фасона с полями только спереди, стянутыми с боков лентами. А в XX веке этим словом стали называть кузова легкового автомобиля с откидывающим верхом.

Кроме того, были линейки. Не те линейки, которыми сейчас пользуются школьники на уроках геометрии, а длинные дрожки, на которых сидели боком или верхом (на такой линейке, называемой еще «катками», едут на охоту Левин со своими гостями в той же «Анне Карениной»). Потом к линейкам стали приделывать длинные скамьи по обе стороны и навесы от дождя. Пассажиры в таких линейках сидели спинами друг к другу, зато могли любоваться окрестностями. Вероятно, ездить на линейке было не очень удобно, зато туда могла поместиться сразу большая компания.

А вот ландо — щегольской экипаж, но в нем было всего четыре места. Ландо было разновидностью коляски, его название происходило от немецкого города Ладно.

В поэме «Поездка на маневры» Василий Андреевич Жуковский описывает комическую ситуацию, в которую попала компания, решившая с шиком прибыть на военные маневры:

УЖЕ ШЕСТОГО ПОЛОВИНА,

ШЕСТОГО СОРОК ПЯТЬ МИНУТ:

ПОЭТ ВЗДЫХАЛ, А ДАМЫ ЖДУТ.

ВОТ УЛЫБНУЛАСЯ СУДЬБИНА —

И ТРИ ЛАНДО С КОЛЯСКОЙ ТУТ!

ВСЕ РАДОСТНО ПЕРЕКРЕСТИЛИСЬ;

САДЯТСЯ… СЕЛИ… ЧТО Ж? ПОМЧАЛИСЬ?

НЕТ, С НОВОЙ ВСТРЕТИЛИСЬ БЕДОЙ:

ОДИН ЗАДОРЛИВЫЙ ЛАНДО

ВДРУГ ЗАУПРЯМИЛСЯ РАСКРЫТЬСЯ;

…

И ЧУТЬ ТРАГИЧЕСКОЙ РАЗВЯЗКИ

В СЕМ ФАРСЕ НЕ УВИДЕЛ СВЕТ:

ЧТОБ ДАМАМ УГОДИТЬ, ПОЭТ

ПОЛЕЗ НЕЛОВКО ИЗ КОЛЯСКИ,

И ТАК СЕБЯ ЗАТОРОПИЛ,

ЧТО ПРИ НЕЛОВКОСТИ ПРОВОРНОЙ

ЕДВА, С ОТВАГОЙ СТИХОТВОРНОЙ,

СЕБЕ ОН ШЕЮ НЕ СЛОМИЛ, —

А ВСЕ ЛАНДО НЕ ОТВОРИЛ!

На чем еще могли кататься модники? На шарабане! Это забавное слово пришло к нам из французского языка. Сhar à bancs — «повозка с деревянными скамьями». Так называли коляску с поперечными сиденьями в несколько рядов. Герои «Анны Карениной» катаются «в новеньком шарабане на крупном вороном рысаке».

Название еще одной разновидности легкой коляски — двухместной с открытым верхом, как бы намекало на то, что ездить в ней рискованно. Ее назвали «фаэтоном», и это слово происходило от имени героя греческих мифов, сына бога солнца Гелиоса, который захотел править колесницей отца, он не удержал коней и разбился. Недаром волнуется герой фельетона русского драматурга Федора Алексеевича Кони (отца прославленного юриста Анатолия Федоровича Кони):

ФАЭТОН У ВАС ЗАБАВНЫЙ!

НО СПОКОЙНА ЛИ ЕЗДА?

А ЧЕТВЕРКИ ТАКОЙ СЛАВНОЙ

НЕ ВСТРЕЧАЛ Я НИКОГДА.

На фаэтон были похожи пролетки — легкие открытые четырехколесные двуместные экипажи. Их название говорит само за себя: оно родилось из очень выразительного глагола «пролетать». Поэт серебряного века Валерий Брюсов пишет в стихотворении «Раннее утро»:

Я ЗНАЮ ЭТОТ СВЕТ, НЕУМОЛИМО ЧЕТКИЙ,

И СЛИШКОМ РЕЗКИЙ СТУК ПРОЛЕТКИ В ТИШИНЕ,

ПРЕД ОКНАМИ КОНТОР ЖЕЛЕЗНЫЕ РЕШЕТКИ,

ПУСТЫННОСТЬ УЛИЦЫ, НЕ ДЫШАЩЕЙ ВО СНЕ.

И хотя нам никогда не доведется кататься в пролетках, мы можем понять чувства поэта, ощущение раннего утра, когда каждый звук разносится далеко и ясно и только подчеркивает тишину еще спящего города. А будет ли это стук колес пролетки о булыжную мостовую или шорох шин по асфальту, в конце концов, не так уж важно.

* * *

Замечательно то, что в названии старинных средств передвижения все звуки слышны четко и невозможно ошибиться в их написании. Разве что по поводу «дормеза» можно засомневаться, но достаточно вспомнить о его происхождении от глагола dormir, который в первом лице единственного числа настоящего времени имеет форму je dors — «я сплю», и вы не ошибетесь в написании этого слова, как не ошибались в нем дворяне XIX века, хорошо знавшие французский язык. Кстати, если проспрягать этот глагол, то найдется и форма dormez — «вы спите». Любезное обещание, не правда ли?

Затруднения могут возникнуть также с «коляской». Кажется, коварный звук «а» в первом слоге никак не удается поставить под ударение: колесо, колесница, все не то! Стоп! Есть же слово «двуколка» — двухколесная повозка. Это название происходит от того же слова «колесо», что и «коляска». Значит, оно является проверочным и может подсказать нам, что в первом слоге слова «коляска» должна стоять буква «о». А если мы захотим углубиться «во тьму веков», то Этимологический словарь русского языка подскажет, что слово «колесо» происходит от общеславянского kolo (в родительном падеже kolese) и означает «круг, круговорот».

Но это мелочи. А вот названия более современных средств передвижения могут вызвать затруднения если не у нас, то у наших детей. Нет, скорее всего, они без труда поймут, что означает то или иное слово. Но как его грамотно написать?

* * *

Помните «человека рассеянного с улицы Басейной» из детской поэмы Корнея Чуковского? Как он спрашивал у вагоновожатого:

ГЛУБОКОУВАЖАЕМЫЙ

ВАГОНОУВАЖАТЫЙ!

ВАГОНОУВАЖАЕМЫЙ

ГЛУБОКОУВАЖАТЫЙ!

ВО ЧТО БЫ ТО НИ СТАЛО

МНЕ НАДО ВЫХОДИТЬ.

НЕЛЬЗЯ ЛИ У ТРАМВАЛА

ВОКЗАЙ ОСТАНОВИТЬ?

Он, конечно, все перепутал. И немудрено: «трамвай» и «вокзал» являются словарными словами, для них в русском языке нет проверочных, и их правописание полагается запоминать. А есть ли другой путь? Есть! Понять, каково происхождение слова. Тогда велика вероятность, что станет ясно и как его писать. Мы уже проделали подобную штуку с «дормезом». Попытаемся еще раз?

Возьмем для начала слово «трамвай». Словарь Ушакова рассказывает нам, что название пришло к нам из английского языка, и происходит от двух слов: «tram» — вагон или вагонетка и «way» — путь. Первые трамвайные линии были построены в 80-х годах XIX века. Возможно, «трамваями» сначала назвали вагонетки в шахтах, которые тоже ездили по рельсам, а позже это слово стало обозначать городской пассажирский транспорт. Теперь вам достаточно вспомнить короткое английское слово, которым обозначали вагонетку, и вы уже никогда не напишете не только «трамвал», но и «транвай».

В словаре Даля слово «трамвай», мы не найдем. А вот слово «вокзал» есть, но найти его не так просто, потому, что Даль пишет его так: «воксалъ» — и поясняет, что это слово происходит из английского языка и означает «сборная палата, зал на гульбище или сходбище, где обычно бывает музыка». И авторы первой половины XIX века использовали его именно в таком контексте. Например, в одном из лицейских стихотворений Пушкина мы можем прочесть:

ПРОЛЕТЕЛО СЧАСТЬЯ ВРЕМЯ,

КАК, ЛЮБВИ НЕ ЗНАЯ БРЕМЯ,

Я ЖИВАЛ ДА ПОПЕВАЛ,

КАК В ТЕАТРЕ И НА БАЛАХ,

НА ГУЛЯНЬЯХ ИЛЬ В ВОКЗАЛАХ

ЛЕГКИМ ЗЕФИРОМ ЛЕТАЛ.

Слово «вокзал», по-видимому, происходит от названия увеселительного заведения Воксхолл-Гарденз, находившегося на южном берегу Темзы. Одна из версий происхождения его названия — от фамилии владелицы — некой Джейн Вокс. Но есть и другая: до первой четверти XVIII века заведение называлось «Фоксхоллом» (Fox-hall), то есть «лисий зал».

Были такие заведения и в Москве, и Пушкин, вероятно, бывал там еще до поступления в лицей. Например, он мог побывать «в вокзале» на Таганке, который славился своими балами и маскарадами.

Достопримечательностью Павловского парка стал вокзал, где играл оркестр, выступали Иоганн Штраус и Федор Шаляпин. Туда часто приезжали члены царской семьи, что делало его еще более притягательным для отдыхающих. А стоял этот концертный зал у последней станции первой российской железной дороги, которую как раз продлили от Царского Села до Павловска. Видимо, именно поэтому со временем слово «вокзал», потеряв свое первоначальное значение «увеселительное заведение», приобрело новое, современное — «железнодорожная станция». В стихотворении Осипа Мандельштама, написанном в 1921 году, эти два значения вливаются в одно:

ОГРОМНЫЙ ПАРК. ВОКЗАЛА ШАР СТЕКЛЯННЫЙ.

ЖЕЛЕЗНЫЙ МИР ОПЯТЬ ЗАВОРОЖЕН.

НА ЗВУЧНЫЙ ПИР В ЭЛИЗИУМ ТУМАННЫЙ

ТОРЖЕСТВЕННО УНОСИТСЯ ВАГОН:

ПАВЛИНИЙ КРИК И РОКОТ ФОРТЕПЬЯННЫЙ.

Я ОПОЗДАЛ. МНЕ СТРАШНО. ЭТО — СОН.

И Я ВХОЖУ В СТЕКЛЯННЫЙ ЛЕС ВОКЗАЛА,

СКРИПИЧНЫЙ СТРОЙ В СМЯТЕНЬИ И СЛЕЗАХ.

НОЧНОГО ХОРА ДИКОЕ НАЧАЛО

И ЗАПАХ РОЗ В ГНИЮЩИХ ПАРНИКАХ —

ГДЕ ПОД СТЕКЛЯННЫМ НЕБОМ НОЧЕВАЛА

РОДНАЯ ТЕНЬ В КОЧУЮЩИХ ТОЛПАХ…

Правописание же слова осталось прежним, и теперь достаточно вспомнить фамилию англичанки Джейн Вокс или английское название лисички, как вы сразу поймете, что в этом слове может быть только буква «о», но никак не «а».

* * *

Но вернемся к нашему рассеянному, который «прибежал на перрон» (название происходит от французского слова perron — «крыльцо» и пишется с двумя буквами «р»), «сел в отцепленный вагон» и стал ждать. Чего? В 30-е годы ХX века, когда была написана поэма, по российском дорогам ходили как паровозы, так и электровозы, поэтому назовем более общее слово: «локомотив». В начале его три безударных гласных «о», которые так и хочется заменить на «а». Но мы никак этого не можем сделать, потому что это слово происходит от латинского LocomОtion — движение. Если вы запомните его, то в правописании по крайней мере одного «о», не ошибетесь, а остальные безударные гласные легко тоже легко сохранить в памяти, поскольку они пишутся так же. Кстати, один из первых паровозов, построенный Джорджем и Робертом Стефенсонами в 1825 году, так и назвался: Locomotion № 1.

Еще один исторический анекдот связан со словом «паровоз». Помните знаменитую песню Михаила Глинки на слова Нестора Кукольника?

ДЫМ СТОЛБОМ — КИПИТ, ДЫМИТСЯ

ПАРОХОД…

ПЕСТРОТА, РАЗГУЛ, ВОЛНЕНЬЕ,

ОЖИДАНЬЕ, НЕТЕРПЕНЬЕ…

ПРАВОСЛАВНЫЙ ВЕСЕЛИТСЯ

НАШ НАРОД.

И БЫСТРЕЕ, ШИБЧЕ ВОЛИ

ПОЕЗД МЧИТСЯ В ЧИСТОМ ПОЛЕ.

Возможно, в школе вы также узнали, что, когда была построена первая железная дорога, локомотивы, ходившие по ней, называли не «паровозами», а «пароходами». Но вот вопрос посложнее: как в то время называли пароходы, то есть суда на паровом двигателе?

Их называли «пироскафами»! Это слово содержит два греческих корня: pyr — огонь, skaphos — судно. В 1830 году Пушкин в своей незаконченной повести писал: «Уже воображал себя на пироскафе. Около меня суетятся, прощаются, носят чемоданы, смотрят на часы. Пироскаф тронулся: морской, свежий воздух веет мне в лицо; я долго смотрю на убегающий берег»…

Но уже в словаре Даля читаем: «пароход — судно, движимое парами, посредством лопаточных колес или винта с лопастями». Слово «пироскаф» так и не закрепилось в нашем языке. А два его корня остались! Но первый встречается разве что в слове «пиромания» — страсть к разжиганию огня. А вот корень «скаф» мы можем услышать в слове «скафандр» — разработчики ракетно-космической техники рассматривали скафандры как индивидуальный космический корабль.

Три слова: «пароход», «паровоз» и «электровоз» построены одинаково: они состоят из двух корней с соединительным гласным «о». Подобрать проверочные слова не удастся, нужно запомнить, что не бывает соединительного гласного «а».

А в каком вагоне ехал наш рассеянный? В купейном или плацкартном? Мы этого не знаем. Зато знаем, что «плацкартный вагон» происходит о слова «плацкарта». В Большом энциклопедическом словаре^[23] читаем:

«ПЛАЦКАРТА, — ж. [нем. Platzkarte] Ж.-д. билет с указанием на право занятия определенного места в поезде дальнего следования».

Видимо, русским пассажирам было слишком сложно выговаривать немецкое слово Platz — «место» и они стали проглатывать букву t. А потом и вагон, в который покупали билеты с заранее обозначенными местами стали называть «плацкартным». Альтернативой ему был так называемый общий вагон, где можно было занимать любое свободное место.

Те, кто побогаче, могли взять билет в купе. Это слово происходит от французского глагола couper — «отделять». Большой толковый словарь рассказывает нам, что иногда «купе» также назвали закрытый кузов легкового автомобиля с двумя дверями. В XIX веке можно было прокатиться в «карете-купе». Увидеть такую карету, в которой ездили дети императора Александра II, можно в Московском историческом музее.

Еще одно важное «железнодорожное» слово — «семафор». Тот же Большой толковый словарь сообщает: «Семафор — сигнальное устройство в виде столба с фонарями и подвижными вверху крыльями, устанавливаемое на железнодорожных путях для подачи сигналов по движению поездов». Возможно, на этом месте кому-то захочется закричать: «Ага! Вы говорили нам, что соединительного гласного «а» не бывает, а вот она, перед вами!» Он будет неправ. В этом слове вообще нет соединительной гласной, она попросту не нужна. Потому что оно происходит от греческих слов «sēma» — знак и «phorós» — несущий. (Если вы бывали в Крыму, то вспомните, что крайний южный мыс этого полуострова так и называется: Форос, и на нем когда-то был маяк.) А вот в «светофоре» соединительный гласный есть, и как раз «о».

Вы видите, что даже трудности, которые встречаются в орфографии русского языка, не случайны. Они не вписываются в правила потому, что подчиняются другим правилам. И порой приходится проводить настоящее расследование, чтобы установить, почему слова поступают именно так, а не иначе. Но вы же помните, что любое путешествие в новые места расширяет кругозор? Даже если оно происходит во «внутреннем пространстве» словарей, справочников и нашего «речевого опыта».

Глава 6
Во что бы поиграть, или «Жаргонизмы» и «диалектизмы»: мусор или сокровища?

Во многих профессиях или занятиях используются специальные слова, понятные лишь профессионалам. Никого не удивит, что особый язык, особенный словарь есть у моряков и программистов, компьютерщиков и врачей, юристов и актеров… Часто эти слова не входят в официальный словарь, а образуют внутренний, локальный язык, употребляемый только в рамках определенной профессии или рода занятий. Такие слова называют жаргонизмами, и относятся к ним пренебрежительно, как к «недословам», придуманным только для ускорения и упрощения рабочих процессов и не применимым в литературной речи. А ведь есть еще воровской жаргон, которым пользуются преступники и молодежный сленг, придуманный, кажется, специально для того, чтобы позлить предыдущее поколение. И если в словаре мы встретим рядом со словом пометку «жаргонизм», нам сразу станет ясно: приличные люди так не говорят.

Но так ли на самом деле?

Согласно справочнику «Литература и язык»^[24]:

Жаргони́змы

(франц. jargon), разряд «пассивной» лексики, к которому относятся слова, используемые обособленной группой людей, объединенных по социальному признаку. Объединяющим признаком может служить возрастная категория, профессия, общественный класс. Слова этого разряда, обычно немногочисленные, составляют особый «язык» социальной группы, по использованию которого ее члены опознают равных себе (напр., такую роль исполняет молодежный сленг). Иногда эти слова могут сосуществовать в специфическом «языке» группы наряду с терминами (так, определенное соотношение жаргонизмов и терминов характерно для профессионализмов) или составлять «тайный язык», используемый для общения в условиях конспирации (таковы арготизмы, разновидностью которых является «феня» — язык воровского сообщества и деклассированных элементов). В литературе жаргонизмы ограниченно применяются при изображении речи представителей подобных социальных групп.

Но на самом деле мы уже пользуемся многими жаргонизмами. Они стали частью повседневной речи, и мы настолько к ним привыкли, что перестали клеймить меткой «разг.», или «простореч.», или «жарг.» в словарях.

* * *

Особые слова придумывают не только люди разных профессий. Вы в детстве играли во дворе? А у вас были свои словечки для названия любимых игрушек и игр? Можно собрать эти названия со всей страны и составить словарь. Причем легко может оказаться так, что далеко не все слова из этого словаря будут вам знакомы и понятны без перевода, хотя сама игра может быть вам хорошо известна.

Но начнем с очевидных вещей. Футбол, гандбол, баскетбол, волейбол. Эти названия пришли из английского языка. Они состоят из корня «бол» (ball) — мяч и еще одного корня, показывающего, что с этим мячом в игре делают. Футбол — пинают ногами, гандбол — бьют руками, баскетбол — забрасывают мяч в корзину, волейбол — наносят удары с размаху (от volley — «удар с лету», а еще «залп из орудия»). А еще есть пушбол. В него играют большим мячом. Очень большим — в человеческий рост. Каждая из команд пытается закатить его в ворота. Иногда в пушбол играют всадники, заставляя лошадей толкать мяч. Как легко догадаться, название игры происходит от слова push — толкать.

А что такое «софтбол», который иногда упоминают в американских кинофильмах («Он был тренером по софтболу в нашей школе»)? Это разновидность бейсбола, когда игра происходит на площадке меньших размеров, а мяч крупнее и более мягкий, и имеет более низкую скорость полета. В результате софтбол менее травматичен, чем «настоящий» бейсбол, и предъявляет меньшие требования к физической форме игроков (когда он был придуман в конце XIX века его называли kittenball — «мячик для котят» и даже mushball — «мяч, набитый кашей»). Что же касается самого классического бейсбола, то, как легко догадаться, от английских слов «base» — база и «ball» — мяч.

Еще одна очень популярная игра — хоккей. В ее названии отсутствует слово «мяч». Но само значение слова «хоккей» не очень понятно. Иногда его выводят из языка индейцев мохауков, где «хогий» означает «больно». Менее экзотичная версия говорит, что это слово родственно французскому hoquet, что означает изогнутый пастуший посох. У хоккея множество разновидностей. Среди них хоккей с мячом (в англоязычных странах он называется bandy — «перекидывание мячом»), хоккей на траве или «на полу» (так называемый indoor hockey), хоккей на роликах (англ. roller hockey, hardball hockey или rink hockey), хоккей на пляже и даже… подводный.

Можно перекидываться мячом и в воде. Эта игра всем хорошо известна, она называется water polo — водное поло. С water все понятно. А вот что значит слово «поло»? Эту игру англичане привезли в Европу из Индии в XIX веке. В Индии она назвалась «човган» (чабан?). Игроки сидели на лошадях и гоняли мяч по полю клюшками (пастушьими посохами?). В Англии эта забава быстро вошла в моду среди аристократов, и ее стали называть polo (происхождение этого слова не ясно). Под названием «конное поло» она была включена в программу II Олимпийских игр, проведенных в 1900 году в Париже. Когда появилась игра в воде с мячом, ее по аналогии назвали «водным поло». Но это далеко не самый экзотический вид поло. В Индии для привлечения туристов играют в поло на слонах, в Монголии — на яках. Можно играть в поло и на каноэ или на каяках — маленьких подвижных лодках. Такой вид поло был изобретен в Англии в 70-х годах ХX века и называется Canoe polo, или Kayak polo, по-русски «каунполо».

Но мы с вами забыли еще одно название игры, в котором содержится корень ball!

Пейнтбол (от английского Paintball — шар с краской) — игра, в которой участки стреляют друг в друга из пневматических пушек желатиновыми шариками с краской, разбивающимися при ударе о препятствие и окрашивающими его.

И в каждой игре, безусловно, существовал свой набор терминов и свой жаргон, который позже стал всеобщим достоянием. Никто сейчас не будет сетовать на то, что слова «гол», «голкипер», «форвард», «матч», «тайм» и т. д. — иностранные и не понятны «простым людям», не футбольным болельщикам. Благодаря популярности этой игры, они стали знакомы и понятны всем, даже тем, кто не знаком с английским языком и ни разу не досмотрел до конца футбольный матч.

Кроме того, в английском и русском языках (да и вообще в любой стране, где есть футбольные фанаты) существует неформальный футбольный. Это еще не официальный язык, а даже в какой-то мере «антиязык», «контр-язык» (например, если верить «Википедии», предмет, поднятый с земли и использованный в качестве оружия в драке — камень, бутылку, палку, — болельщики называют «аргументом»). Но время идет и, может статься, скоро некоторые слова из этого жаргона войдут в «высокую речь» — в официальный русский язык. Мне, например, показалось очень «перспективным» словечко «глорихантер», сокращенно «глор» (от английского словосочетания glory húnter — «охотник за славой»), — болельщик, начавший поддерживать какой-либо клуб из-за его успехов или популярности в СМИ. Но делать какие-то прогнозы в области развития языка, вероятно, проще социологам.

* * *

Рука об руку с жаргонизмами идут диалектизмы. Это тоже элементы «локальных языков», «локальные слова», но локальные уже в прямом смысле — распространенные в определенной местности. Они тоже считаются признаками «сниженной», «разговорной» речи, и если и применяются в «высокой литературе», но лишь для создания «колорита». Неслучайно синонимы этого слова — «вульгаризм», «провинциализм». Кому захочется быть провинциальным и вульгарным? Вот мы и стараемся пореже употреблять диалектизмы. Но всегда ли мы можем их распознать?

Вот определение из «Краткого понятийно-терминологического справочника по этимологии и исторической лексикологии»^[25]:

Диалектизм — диалектная особенность (слово, фонетическое или грамматическое своеобразие), отмечаемая в литературной речи. Может быть неизжитой приметой родного говора у лиц, не вполне овладевших литературной нормой, или сознательно используемым средством стилизации. Термин «диалектизм» нередко неправильно употребляется в значении «диалектное слово (само по себе, безотносительно к функционированию в литературной речи)».

Итак, диалектизм — это не просто диалектное слово, а употребленное не к месту, там, где его не должно быть, в высокой литературной речи. Но всегда ли мы можем безошибочно определить, что это слово — диалектное и в речи культурных людей ему не место?

* * *

Вернемся к детским играм и их названиям. «Прятки» — здесь сразу все понятно. В этой игре нужно прятаться. «Прятаться» — слово общелитературное, никакой не жаргонизм и не диалектизм. Вроде все нормально.

А вы играли в детстве в «ляпки»? Конечно, и наверняка не раз! В них играют так: выбирают водящего, который должен гоняться за остальными игроками, а догнав, легонько ударить по плечу и сказать: «На тебе ляпку!» Тогда тот в свою очередь становится водящим. «Это же пятнашки!» — скажете вы. Да, верно. Но сто лет назад в Олонецкой и Вяткой губерниях эту игру назвали ляпками. Это название записали и сохранили для нас этнографы, изучающие детские игры. (Бывают же такие замечательные профессии!) Однако оно так и не стало повсеместным и общеупотребительным, а осталось диалектизмом, требующим дополнительных пояснений^[26]. Совсем другая судьба ждала слово «пятнашки».

Название «пятнашки» понятно без перевода. Человека касаются рукой, словно оставляя на его одежде воображаемое пятно. (Если руки давно не мыли, то пятно может получиться и не воображаемым.) «Пятнашками» эту игру называли в Архангельской, Нижегородской, Оренбургской, Тверской, Санкт-Петербургской губернии. Но люди периодически переезжают с места на место, а после 1917 года миграция населения в России резко усилилась. Семьи везли с собой детей, дети привозили названия игр, и вскоре «в пятнашки» стали играть и в Эстонии, и в Казахстане, и в Киргизии, и на Камчатке. А потом это название вошло в официальные словари. Например, в словарь Ушакова (1935–1940 гг.):

ПЯТНА́ШКИ, пятнашек, ед. нет (разг.). Детская игра, по правилам которой нужно попадать мячом в бегущего партнера или же, догоняя, коснуться его рукой; то же, что салки.

Заметьте, у слова есть пометка «разг»., но нет «диал.», нет и указаний того, в каких районах оно в ходу. Оно уже стало «общероссийским». А в словаре Ожегова (1949 год) нет уже и пометки «разг».

ПЯТНАШКИ, — шек. Детская игра, в к-рой один из участников бегает, бросая в других мячом или, догнав, касается рукой, салки. Играть в пятнашки.

Слово стало «полноправным».

* * *

А что такое ляпки? Догадаться тоже несложно. В «Словаре живого великорусского языка» Владимира Ивановича Даля находим слово «ляпать», которое означает «шлепать, хлопать, бухать, бить плашмя»… а в переносном смысле «говорить что-то глупое». Сразу же, кстати, становится понятным, что имеют в виду, когда говорят о бумаге, или стекле, или чашке, «заляпанной грязными пальцами». Значение «испачкать» есть и у слова «запятнать». Когда дети пятнают друг друга в игре, это весело, но когда кто-то пытается запятнать репутацию другого человека, рассказывая о нем небылицы, выставляющие жертву в дурном свете, то той не до шуток.

А во Владимирской губернии играли не в пятнашки и не в ляпки, а в «ловишки». Название это тоже легко расшифровать: оно происходит от слова «ловить». «Изюминкой» этой игры было то, что тот, которого поймали, тоже становился ловцом. Поэтому последнему самому увертливому и ловкому игроку приходилось труднее всего: за ним гонялись всей компанией. А всего во всех уголках России существовало около 40 названий для этой игры.

Еще одно название пятнашек — «салки». Расшифровать его сложнее. Отгадку можно найти в «Толковом словаре» Ушакова. Вот что там написано:

САЛИТЬ.

1. Пропитывать, намазывать салом, жирным веществом. || перен. Пачкать, загрязнять (простореч.).

2. (сов. осалить). В разных играх (в салки, в лапту) — ударять рукой или мячом (убегающего участника игры), то же, что пятнать…

Руки любого человека смазаны так называемым кожным салом — выделениями из сальных желез. Коснувшись кого-то рукой, можно его «осалить» как в прямом смысле — «испачкать салом», так и в переносном — запятнать, сделать водой. Вроде все понятно. Но тут же перед нами новая загадка: а что за лапта, которую упоминают в тексте?

* * *

Здесь нам снова поможет Владимир Иванович Даль. В «Словаре живого великорусского языка» читаем:

ЛАПТА — лопасть; плосковатая вещь, к одному концу пошире; палка, веселко, которым бьют мяч, и сама эта игра: игроки, при двух матках, делятся на две половины; одна в городе, другая в поле: в первом один подает мяч, другой бьет лаптой; в поле ловят его с лету, и тогда город продан; если нет, то ударивший бежит взад и вперед, до черты поля, и его… пятнают, салят мячом; если попадут, то город взят, и горожане идут в поле.

Вам ничего не напоминает это описание? Конечно же, это знаменитая американская игра бейсбол! Бейсбол, в свою очередь, напоминает английский крикет. (Английские филологи полагают, что название игры происходит от древнеанглийского cricc или cryce, означавшего «костыль» или «посох», но существует и еще несколько версий, объясняющих происхождение этого слова.)

Видимо, такие игры, в которых по мячу нужно бить не рукой, а палкой, были распространены в Средние века по всей Европе. Историки нашли французский манускрипт 1344 года, в котором было изображение священника, играющего в игру, напоминавшую бейсбол. В Англии первые свидетельства об игроках в крикет относятся к 1598 году. А при раскопках в Новгороде археологи обнаружили старинный мяч и биту для лапты. Находка относится к XIV веку.

В один прекрасный день кому-то пришло в голову, что если лопатку выскоблить, оставив только деревянную кромку, а центр ее перетянуть жилами, то попасть по мячу будет легче. Так родилась игра в теннис (от французского глагола tenir — держать, ловить). Потом кто-то решил приделать к мячику перья, чтобы тот лучше летал. Так появилась игра «в волан», позже ставшая бадминтоном. В XVI веке теннис был любимой игрой французских королей. Именно в королевском зале для игры в теннис депутаты французского парламента принесли торжественную клятву не расходиться до тех пор, пока не будет создана конституция королевства. Так зал, созданный для игр на досуге, стал колыбелью Великой Французской революции.

Что же касается бадминтона, то историки считают, что англичане позаимствовали эту игру у индийцев, которые назвали ее «пуна». Одним из горячих поклонников ее был герцог Бофорт, который учил британских кавалеров и дам играть в волан в своем поместье Бадминтон-хаус. Оно и дало новое название игре.

* * *

Еще одна очень веселая игра, которую, кажется, знают все, это чехарда. Играют в нее очень просто: один из игроков нагибается, а другой старается перепрыгнуть через него. В чехарду играют дети на картине Питера Брейгеля Старшего, написанной в конце XVI века, а вообще, чехарду, кажется, знали еще древние греки, и Платон с Аристотелем могли играть в нее, когда были маленькими.

Что же касается происхождения названия этой игры, то оно гораздо сложнее и непонятнее, чем ее правила. Вот что пишет Макс Фасмер в «Этимологическом словаре русского языка»:

Чехарда́ диал. чегарда́, севск. (Преобр.), шигарда́, донск. (Миртов). Древняя форма не установлена достоверно; ср. еще блр. чекорда «ватага детей, куча поросят» (см. че́карь). Все известные этимологии неудачны, напр. сравнение с нем. Нöсkеr «горб», hосkеn «сидеть согнувшись, на корточках» (Горяев, ЭС 413), точно так же — сопоставление с греч. σκαπέρδα «игра во время Дионисий» (Грот, Фил. Раз. 2, 517). См. че́хор. [Скорее всего, из че-харда /че-гарда, где че (*kе-) — усилит. именная приставка местоим. происхождения.

Но замечательно другое. Это слово приобрело также переносное значение. И вот в словаре Ушакова (к примеру) мы уже читаем:

ЧЕХАРДА́, чехарды, мн. нет, жен.

1. Игра, в которой играющие поочередно прыгают через своих партнеров, стоящих в согнутом положении или на четвереньках. Играть в чехарду.

2. перен. Частые изменения в чем-нибудь, создающие неустойчивое и запутанное положение (разг. неод.). Министерская чехарда (частая смена министров).

* * *

В отличие от «взрослых» игр, в которых все просто и понятно, детские пестрят загадками. Например, известный детский врач и педагог XIX века Егор Арсеньевич Покровский описывал детскую игру, которая называется… «Шкракобушка». Играют в нее так: «собирается группа мальчиков, один из них отделяется и спрашивает кого-нибудь из оставшихся:

— ГДЕ ТЫ БЫЛ?

ТОТ ГОВОРИТ:

— НА МЕЛЬНИЦЕ.

— ЧТО ДЕЛАЛ?

— МУКУ МОЛОЛ.

— ЧТО ВЫМОЛОЛ?

— КОПЕЕЧКУ.

— ЧТО КУПИЛ?

— КАЛАЧИК.

— С КЕМ СЪЕЛ?

— С ТОБОЙ!

— КТО КРОШКИ ПОДБИРАЛ?

Спрашиваемый отвечает: “Он!” — указывая при этом на кого-нибудь из мальчиков.

После этого все разбегаются от указанного мальчика, со словами: “Шкракобушка, шкракобушка!” Он же старается поймать кого-нибудь из них, и если это ему удается, то делаются шкракобушками двое, и т. д., пока не переловят всех оставшихся».

Понятно, что это снова догонялки. Но что за таинственная шкракобушка? Этого никто не знает. Возможно, это название происходит от глагола «скрести», «соскребать» (крошки с земли), в некоторых диалектах принимающего форму «шкрябать». Очень может быть, что это словцо придумали сами дети, сначала как дразнилку, а потом включили в свою игру.

Но шкракобушка далеко не самый таинственный персонаж, который появляется в детских играх. Что вы скажете, к примеру, о «штандере»?

В «штандер» играют так: выбирают водящего, встают в круг, водящий — в центре. Он подбрасывает мяч как можно выше и называет имя любого игрока. Тот выбегает из круга и старается поймать мяч, а прежний водящий занимает освободившееся место. Если новому водящему не удалось поймать мяч, то, как только мяч касается земли, игроки начинают разбегаться. Водящий должен подобрать мяч и крикнуть «Штандер!» Тогда все замирают на том месте, где их застала команда. Дальше можно играть по-разному.

Иногда водящий просто пытается «осалить» игрока мячом, а тот не может убегать, но зато может уворачиваться, присаживаться, если мяч летит высоко, подпрыгивать — если он летит низко. Если водящему, не сходя с места, удается попасть в игрока, то тот становится водящим. Если не удается, то игра начинается с начала.

В другом, менее спортивном, но более веселом варианте игры после того, как все замирают, водящий выбирает любого игрока, до которого ему нужно будет добросить мяч. При этом водящий должен сказать, сколько и каких шагов ему нужно сделать, чтобы достичь цели. Шаги бывают «гигантские», «человеческие», «лилипутские», «зонтики» (повороты), «утиные» (шаги вприсядку), «лягушачьи» (прыжки) и т. д. Водящий проходит заданные шаги. Если он рассчитал правильно и может коснуться выбранного игрока мячом, то он выиграл. Если нет — он бросает мяч. Игрок, имя которого назвали, пытается увернуться от мяча или поймать его — тогда он выиграет. Если ему это не удается, он становится новым водящим.

Но что значит волшебное слово «штандер», после которого все замирают? Писатель-сатирик Виктор Шендеровича, считает, что название получилось от немецкого Stand hier! — «Стой тут!», «Остановись!» Историки же и фольклористы еще не высказали своего мнения на этот счет.

Как появляются такие «игровые словечки», можно увидеть на примере еще одной игры: «бабушкины репетузы». Другое название этой игры — «бабушкины панталоны». Играют в нее так: все становятся или садятся в круг, и водящий начинает задавать вопросы. Что бы он ни спрашивал — «Что вытащил из воды, когда ловил рыбу?», «Что ты надеваешь в школу?», «Что ты видел в музее?» — нужно отвечать только: «Бабушкины панталоны». Проигравшим считается тот, кто первым засмеется. А тот, кому до самого конца удалось сохранить невозмутимое выражение лица, считается победителем.

С панталонами все ясно. Но откуда взялись «репетузы»? Вероятнее всего, кому-то слово «панталоны» показалось непонятым, и он заменил его на более знакомые «рейтузы», а потом то ли по ошибке, то ли ради смеха их переделали в «репетузы», и игра стала еще веселее. Так или иначе, но мы снова видим, что слова могут изменяться в угоду человеческой фантазии, застывать на короткое (относительно вечности) время в той неправильной форме, которую придумала какая-то компания, становиться частью «внутреннего языка», а потом или исчезать бесследно, или оставаться в словарях и книгах фольклористов нам на радость.

* * *

Мы в детстве играли в похожую на «Бабушкины репетузы» игру и называли ее «Винегрет». Правила были такие: сначала игроки шептали друг другу на ухо какое-то слово, а потом нужно было ответить на заданный тебе вопрос именно этим словом. Получалось забавно:

— НА ЧЕМ ТЫ ПРИЕХАЛ СЮДА?

— НА БАТОНЕ.

— ЧТО ТЫ ЕЛ НА ЗАВТРАК?

— СОБАКУ.

— ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ ПОЛУЧИТЬ НА ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ?

— ДВОЙКУ.

Если слово случайно подходило и фраза оказывалась осмысленной, то сказавший ее сам становился водящим и должен был придумывать каверзные вопросы.

«Но при чем тут “винегрет”? — спросили бы нас люди, жившие в XVIII веке во Франции. — Ведь vinaigre на нашем языке означает «уксус», а винегрет — это всего лишь острая салатная заправка».

Но мы-то с вами знаем, что за прошедшие два века слово «винегрет» в русском языке успело поменять значение.

Владимир Иванович Даль, к примеру, дает слову «винегрет» такое определение:

ВИНЕГРЕТ

франц. окрошка, но без квасу, а с приправою уксуса, горчицы и пр., холодное, смесь всячины.

Далее, как рассказывает Николай Иванович Еропкин, автор «Исторического словаря галлицизмов русского языка», в начале XIX века (1817 год) Иван Михайлович Долгоруков ставит в Москве, в своем домашнем театре, комедию «Дурылом», которую написал сам. В ней один из героев жалуется, на кого-то:

ЧТО ЧАСТО ПОДАВАЛ ИЗ ПРОМОЗГЛЫХ ОН КОТЛЕТ,

В ЛАМПАДНОМ МАСЛЕ ВСЕМ ПЛАВУЧИЙ ВИНЕГРЕТ.

А другой персонаж возражает:

НЕПРАВДА! — ВИНЕГРЕТ БЫЛ КУС НАИПРИЯТНОЙ,

ИЗ РАЗНЫХ ТОНКИХ МЯС, И ОЧЕНЬ ДЕЛИКАТНОЙ.

Тут надо помнить, что «котлетами» в то время назывались не блюда из рубленого мяса, а кусок мяса на кости (чаще всего на ребрышках).

Похоже, речь идет о мясном салате или чем-то вроде «мясной тарелки», «мясного ассорти», сбрызнутом уксусной заправкой. Подтверждает это предположение цитата из кулинарной книги «Новой поварской книги» Н. В. Госса, которая вышла в 1865 году: «Отделить от костей мясо, остающейся разной жаркой живности, как-то: телятины, баранины, говядины, поросенка, гуся, индейки, какой-либо дичи и проч., изрезать небольшими кусочками; потом изрезав тоненькими ломтиками вареного картофеля, свеклы, очищенных свежих или соленых огурцов, все это уложить рядами сверх мяса и обсыпать сверху того мелкокрошеными яйцами; наконец сбив хорошенько ренского уксусу, горчицы, прованского масла и немного соли облить этой смесью винегрет на блюде. В винегрет можно класть (если есть и кому угодно) нарезанные штучками моченые яблоки, сливы, крыжовник, каперсы, оливки, отварные белые грибы, соленые грузди и рыжики»^[27].

Описанное блюдо больше всего напоминает хорошо известную холодную закуску советских времен «Селедка под шубой», только на сей раз «под шубой» оказалось мясо. Но другие кулинарные книги рекомендуют делать винегрет из жареной рыбы, украшенной сверху свеклой, картофелем, солеными огурцами, лимонами, каперсами, маслинами «и, если случится галантир (желе), облить им самый верх, нарезав тонких пластинок или нарубив ножиком, обсыпать». В любом случае свекла служила лишь украшением, наряду с другими овощами, и оттеняла вкус мяса или рыбы.

Знаменитый «доктор Пуфф», а точнее писатель Владимир Одоевский, издавший под псевдонимом кулинарную книгу, приводит рецепт винегрета, который мог бы смело есть любой вегетарианец. Блюдо включает в себя свеклу, картофель, сельдерей, вареные бобы, чечевицу, слоеные огурцы, моченые яблоки, соленые грибы и мелко нашинкованную капусту. Заправляют его тем же соусом, который нам хорошо знаком: из провансальского масла, горчицы и уксуса. Итак, в кулинарных книгах XIX века винегретом названы самые разные блюда, украшенные свеклой и политые соусом из растительного масла, горчицы и уксуса.

И наконец Елена Молоховец в знаменитой книге «Подарок молодым хозяйкам», изданной в 1914 году, приводит определение винегрета, уже почти полностью совпадающее с нашими представлениями об этом блюде, — «холодное кушанье в виде смеси мелко нарезанных овощей (куда обязательно входит свекла, иногда рыба или мясо), приправленное растительным маслом, уксусом и т. п.».

Но винегрет это не только еда! Еще в XIX веке у этого слова появилось и переносное значение: смесь, чего-то разнородного, разнообразного; мешанина, путаница. Например, один из мемуаристов пишет в 1800 году: «В обществах соединение всех быть не может, ибо один дурак, другой умник, иной гордец, иной подлец; какое же тут выйдет соединение всех? Непременно — винегрет, где с картофелем вишни, каперсы, оливки, огурчики, рыжики грибки и прочее; тут не сыщешь ничего в хаосе салатника»^[28]. А журналист Осип Иванович Сенковский в фельетоне «Личности», опубликованном в альманахе «Северная пчела» 1833 году, жалуется на то, что написал статью о дураках и тут же все читатели, принявшие это на свой счет, вызвали его на дуэль:

«НО ВОТ, СЛАВА БОГУ, ВСЕ УШЛИ. ТЕПЕРЬ СОСЧИТАЕМ, СКОЛЬКО ЗАПИСАЛОСЬ ПРОТИВНИКОВ. РАЗ, ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ… ТЬФУ, ПРОПАСТЬ! ДВЕ ТЫСЯЧИ ПЯТЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕМЬ ЧЕЛОВЕК!.. И ВСЕ ОНИ, КАК БУДТО УСЛОВИВШИСЬ, НАЗНАЧИЛИ ОДИН И ТОТ ЖЕ ДЕНЬ И ЧАС ДЛЯ РАСПРАВЫ СО МНОЮ!.. КАК ЖЕ БЫТЬ?.. А НАДОБНО ДРАТЬСЯ СО ВСЕМИ! ПРАВИЛА ЧЕСТИ ТРЕБУЮТ ТОГО НЕПРЕМЕННО. ПОСТОЙТЕ! Я РАЗДЕЛАЮСЬ С НИМИ ПРЕКРАСНЕЙШИМ ОБРАЗОМ. ВЫСТРОЮ ИХ В КАРЕ: ДЕВЯНОСТО ВОСЕМЬ РЯДОВ В ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ ШЕРЕНГ; ЭТО ВЫЙДЕТ РОВНО… 2587 ДУРАКОВ. БУДЕМ СТРЕЛЯТЬСЯ. ВЕДЬ ОНИ МЕНЯ ВЫЗЫВАЮТ НА ДУЭЛЬ, А НЕ Я ИХ?.. СЛЕДСТВЕННО, Я ИМЕЮ ПРАВО СТРЕЛЯТЬ В НИХ ПЕРВЫЙ.

ЕДУ ТОТЧАС НА ЗАВОД Г. БЕРДА И ЗАКАЗЫВАЮ СЕБЕ ПАРОВОЕ РУЖЬЕ ПЕРКИНСОВА ИЗОБРЕТЕНИЯ, ИЗ КОТОРОГО ВЫЛЕТАЕТ ПО ТЫСЯЧЕ ПЯТЬСОТ ПУЛЬ В МИНУТУ. ОНО УСТРОЕНО НА ШПИЛЕ И, ВОРОЧАЯСЬ, ОПИСЫВАЕТ КОНЦОМ СВОИМ ЧЕТВЕРТЬ КРУГА. ПРОУЧУ ЖЕ Я ЭТИХ ГОСПОД!.. УВИДИТЕ, КАКУЮ СЕЧКУ, КАКОЙ ВИНЕГРЕТ СДЕЛАЮ Я ИЗ ДУРАКОВ! В ОДИН ЗАЛП НЕ ОСТАНЕТСЯ НИ ОДНОГО ИЗ НИХ В ЖИВЫХ»^[29].

И наконец Ушаков приводит такое определение винегрета, полностью совпадающее с нашими ожиданиями:

ВИНЕГРЕ́Т, винегрета, муж. (от франц. vinaigrette от vinaigre — уксус). Приготовляемое с уксусом или без него холодное кушанье из смеси изрезанных на кусочки овощей, яиц, мяса, рыбы.

|| перен. Смесь разнородных предметов, мешанина, всякая всячина (разг. шутл.).

Вот еще одна иллюстрация творческой работы языка.

* * *

Разумеется, жаргон или сленг программистов и специалистов по информационным технологиям богат и разнообразен. Некоторые слова относятся к «тайному языку избранных» и для неспециалиста непонятны. Другие же легко проникают в нашу повседневную речь и даже в словари. Например, слово «мышь», «мышка». Мне как-то попался анекдот про внука и бабушку. Внук жалуется: «Моя бабушка начала заговариваться. Она говорит, что мышка — это грызун, а ссылка — это то, куда царь отправил декабристов». Сейчас новое значение слова «мышка» известно не только многим пенсионерам, его знают и словари. Например, «Толковый словарь русского языка»^[30], вышедший под редакцией Д. В. Дмитриева в 2003 году, объясняет нам, что

1. Мышкой ласково называют домашнюю или дикую мышь.

2. Мышкой называют компьютерный манипулятор, мышь, которая служит для управления компьютером.

А слово «геймер» (от английского game — игра) вошло (правда пока еще с пометкой «разговорное») в словарь Т. Ф. Ефремовой.

Ге́ймер — м. разг. Увлеченный специалист в области компьютерных игр.

В «Новом словаре иностранных слов»^[31], вышедшем в 2009 году, есть слово «геймпад».

Геймпад (англ. gamepad) — игровой пульт, тип игрового манипулятора для управления игрой с помощью двух рук, которые управляют игрой с помощью кнопок пульта.

А вот слова «геймплей» — возможности, которые представляет игра, игровой процесс с точки знания игрока, пока еще нет ни в одном словаре, кроме «Википедии»^[32].

Слово «гейминг» есть в «Словаре синонимов»^[33], оно названо синонимом понятий «вредная привычка» и более узкого — «игровая зависимость». А слово «геймить» — «играть» — до сих пор является жаргонизмом и в словари не включено.

Слово «кликать» (от английского а click — щелчок) в значении «нажимать клавишу (на компьютерной мыши)» есть в «Словаре компьютерного сленга»^[34], существующего, кажется, только в виде интернет-странички, что, в принципе, логично.

Кроме того, его можно найти практически во всех «традиционных» словарях в значении «звать» («Стал он кликать золотую рыбку»).

В «Словаре компьютерного сленга» можно найти и слово «банить», с распространением компьютерных сетей ставшее частью живого, разговорного языка:

Банить

1) запрещать (пользователю участвовать в обсуждениях или включаться в игру).

Забанили его за пост с порнографией, а сам пост до сих пор остался;

2) исключать сайт из индекса поисковой системы.

В словаре почему-то не указано, что это слово происходит от английского глагола to ban — запрещать, налагать запрет, ссылать, высылать, выгонять, исключать из сообщества.

В «Словаре компьютерного сленга» и в «Словаре синонимов» можно найти слово «мапа» (от англ. a map) — карта или уровень игры. Но еще нет слова «кикать» — исключать (от англ. a kick — пинок), которое не надо путать с «кликать».

Кстати, это же слово можно найти и в словаре Даля:

КИКАТЬ, кикнуть, кигикать, кричать ки, о птице. Кичет лебедь белая, песен.

| твер., пск. плакаться, горевать. Киканье ср. птичий крик. см. кивыкать.

Но, скорее всего, это просто совпадение, сложно представить себе, что эти слова не связывает общее происхождение.

Разумеется, целый ряд жаргонных слов описывает действия игроков во время игры: «пушить» (push — натиск) — прорываться с боем, «рашить» (rush — порыв — атаковать очень быстро), «баннихопить» (bunny — кролик, to hop прыгать) — ускорение с помощью постоянных прыжков (применялось в игре Quake, известной также под именем «Квака»), «байбекнуться» (от слов to bay — покупать, back — назад) — «выкупиться», «быстро воскреснуть» — купить быстрое возрождение на поле боя в игре Dota («Дота»), «гриндить» (to grind шлифовать, растирать, выполнять однообразную работу) или «фармить» (от a ferm — ферма) — повторять попытки раз за разом, когда вероятность получить что-то очень мала и/или задача очень сложна.

Другие слова описывают отношения между игроками: «агрить» (to anger — злить) — провоцировать на атаку, «агриться» — сердиться или поддаваться на такую провокацию; «фидить» (to feed — кормить) — целенаправленно проигрывать, «тибаг» (от tea-bag — чайный пакетик) — в шутерах приседать над трупом противника, выражая ему презрение.

Станут ли эти слова когда-нибудь частью литературного русского языка? Не знаю. (Я бы «поставила» на слово «фармит» — оно очень выразительное и аналог ему в русском языке подобрать сложно, а потребность в нем ощущается). Но я уверена в одном: они никогда не разрушат его, как не разрушили его слова «лапта» и «салочки», «футбол» и «баскетбол», «теннис» или «бадминтон». Язык либо найдет им место в своем словаре, либо заменит синонимами или кальками.

* * *

Понятно, что если в игру играют, то ее название сохраняется в живом языке.

Но вот что интересно: одни забытые игры остались в словарях, хоть и с пометкой «устаревшие» (пятнашки, лапта), а названия других если и можно найти, то только в книгах прошлого века (ляпки, шкаракобушка), и они на наш слух звучат как несомненные диалектизмы. От чего это зависит? От того, насколько широко было распространено название игры? Или от того, во что успели поиграть в детстве авторы того или другого словаря?

А во что играли вы? В «Море волнуется»? Или в «Белки на дереве, собака на земле»? А «В тише едешь, дальше будешь» или в «Съедобное — несъедобное»? В «Картошку» или в «Светофор»? Рассказываете ли вы об этом своим детям? Они пробовали играть в эти игры? Им понравилось?

Глава 7
Искусство сокращать. Как аббревиатуры становятся частью речи

В объявлениях, афишах, газетных статьях нам часто попадаются сокращения. Нередко мы можем их услышать и в повседневных разговорах. И обычно для нас не составит труда понять, о чем идет речь. Например, вам понятно, о чем говорится в этих предложениях?

«СТУДЕНТЫ ВУЗОВ МГИМО И МГУ СМОТРЕЛИ ФИЛЬМ БИ-БИ-СИ О СОЗДАНИИ ООН».

«МЫ ИДЕМ НА СТАДИОН ЦДК — БОЛЕТЬ ЗА ЦСКА».

«МОИ ДЕТИ ХОДЯТ В ДК ПО ПОНЕДЕЛЬНИКАМ И СРЕДАМ. ДОЧЬ — В КРУЖОК ЮНКОРОВ, СЫН — В КРУЖОК ЮННАТОВ».

«ДЕВОЧКА НАПИСАЛА ЗАМЕТКУ В СТЕНГАЗЕТУ О ТОМ, КАК ЕЕ КЛАСС ХОДИЛ НА ЭКСКУРСИЮ НА ВДНХ».

«МЫ ВСЕЙ СЕМЬЕЙ ЛЮБИМ ГУЛЯТЬ В ЦПКИО. В ВОСКРЕСЕНЬЕ МЫ ТАМ ВСТРЕТИЛИ НАЧАЛЬНИКА ОТДЕЛА НАШЕГО РОНО. ОН ТОЖЕ ГУЛЯЛ С ВНУКАМИ».

Если бы я писала этот текст для иностранцев, изучающих русский язык, то мне пришлось бы снабдить эти фразы множеством сносок, которые поясняли бы:

вуз — сокращение от слов «высшее учебное заведение»;

МГИМО — Московский государственный институт международных отношений;

МГУ — Московский государственный университет;

Би-би-си — BBC, британская общенациональная общественная телерадиовещательная организация, ее название происходит от английских слов British Broadcasting Corporation — «Британская вещательная корпорация», в настоящее время чаще всего употребляется сокращение ВВС, но и написание Би-би-си тоже не противоречит правилам русского языка;

ООН — Организация Объединенных Наций, международная организация, созданная для поддержания и укрепления международного мира и безопасности, развития сотрудничества между государствами, в этом случае используется сокращение от русского перевода, «родное» название этой организации UN, от английского United Nations;

ЦДК — Центральный дом Красной Армии;

ЦСКА — Центральный спортивный клуб Армии;

ДК — дом культуры;

юннат — юный натуралист;

юнкор — юный корреспондент;

стенгазета — стенная газета;

ЦПКиО — Центральный парк культуры и отдыха;

роно — районный отдел народного образования.

Но мы уже видели эти и подобные сокращения много раз, и даже если не всегда помним их расшифровку, то хотя бы примерно знаем, что они означают.

Такие сокращения встречаются на нашем пути довольно часто. Если они для нас привычны, мы произносим их не задумываясь. Но если слышим их в первый раз, то можем и удивиться. Например: ГНИИХТЕОЗ, ГНУВНИВИПФиТ или НИИЧАВО. Что это такое?

Сокращенные слова также называют аббревиатурами. Это название происходит от латинского слова «brevis» — «краткий».

Но главное: как следует писать сокращенные слова? Почему слово «роно» состоит из маленьких букв, а ДК — из больших? Но прежде давайте поймем, как аббревиатуры могут образовываться.

* * *

Сокращать слова можно по-разному.

Самый простой способ: не дописывать их. Останавливаться в тот момент, когда уже понятно, чем слово закончится. Например: «и т. д.» (и так далее); «и т. п.» (и тому подобное); «и др.» (и другие), «и пр.» (и прочие); «см.» (смотри); «ср.» (сравни) и, конечно же, «напр.», то есть «например». Этот способ сокращения известен давно. Например, в книгах и письмах XIX века можно встретить пометку — etc, что означает Et cetera — в переводе с французского «и другие», «и тому подобное», «и так далее».

А небезызвестный Александр Христофорович Бенкендорф возглавлял Третье Отделение Собственной Е. И. В. канцелярии. Сокращение «Е.И.В.» означало «Его Императорского Величества» — до 1917 года все три этих слова писались с большой буквы.

Можно взять первые слоги слов, участвующих в словосочетании, и «слепить» из них новое слово. Например, «юнкор» — «юный корреспондент», «юннат» — «юный натуралист», «стенгазета» — стенная газета, «пединститут» — педагогический институт, «Мосэнерго» — Московская энергетическая компания. Такой тип сокращений также был в XVIII и XIX веках. Их любили военные, предпочитавшие выражаться коротко и ясно: «форт» (фортификационное сооружение), «эсминец» (эскадренный миноносец), «линкор» (линейный корабль), «самолет» и т. д.

Но особенно они стали популярны в начале XX века, после революции 1917 года. Тогда появились слова «фининспектор» — финансовый инспектор (тот самый, с которым решил поговорить о поэзии Маяковский), «комсомол» — коммунистический союз молодежи, «райком» — районный комитет (Коммунистической партии), «обком» — областной комитет, «цехячейка» — цеховая ячейка (все той же Коммунистической партии), «рабкрин» — рабоче-крестьянская инспекция, «рабфак» — рабочий факультет, курсы, которые подготавливали рабочих к поступлению в высшие учебные заведения, и пугающий «шкраб» — школьный работник. Некоторые пионеры так увлекались этим, что начинали создавать свои сокращения. Например, сокращали имена учителей, и Николай Петрович Ожегов становился «Никпетожем», а вместо «спасибо» говорили «довам» — «доволен вами». Об этих «языковых экспериментах» рассказывает Николай Огнев в повести «Дневник Кости Рябцева».

— НУ, ДОВАМ, — СКАЗАЛ Я НА ПРОЩАНЬЕ.

— ЭТО КАК ЖЕ ПОНИМАТЬ? — СПРОСИЛ НИКПЕТОЖ.

— ДОВОЛЕН ВАМИ, ЭТО ВМЕСТО «СПАСИБО». СПАСИБО — ЭТО ВЕДЬ «СПАСИ БОГ» И, ЗНАЧИТ, РЕЛИГИОЗНОЕ.

— НУ, РАНО ВЫ НАЧАЛИ КОВЕРКАТЬ РУССКИЙ ЯЗЫК, — С НЕУДОВОЛЬСТВИЕМ СКАЗАЛ НИКПЕТОЖ. — И ТАК СЕЙЧАС КОВЕРКАЮТ БОЛЬШЕ, ЧЕМ НАДО.

— Я НЕ ТОЛЬКО КОВЕРКАЮ, НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ, А И СОЗДАЮ.

— НУ, СОЗДАНИЕ НЕВАЖНОЕ, — СКАЗАЛ НИКПЕТОЖ, И МЫ РАЗОШЛИСЬ.

Тогда казалось, что постепенно из этих сокращений возникнет новый язык, который будет отражать новую, коммунистическую реальность. Отчасти это оказалось правдой. От слов «комсомол», «райком», «рабфак» образовались слова «комсомолец», «райкомовец», «рабфаковец», называющие людей, живущих в этой новой реальности. И вот уже Владимир Маяковский пишет «Рассказ о Кузнецкстрое и людях Кузнецка», а Михаил Светлов — стихотворение «Рабфаковке». А дальше в наш язык вошли «комсомольские стройки», газета «Комсомольская правда» и город в Хабаровском крае Комсомольск-на-Амуре.

И наконец, можно взять только первые буквы от слов, входящих в словосочетание. Получится новое слово — «нэп» — новая экономическая политика, «вуз» — высшее учебное заведение, БАМ — Байкало-Амурская магистраль, МГУ — Московский государственный университет и т. д.

* * *

Как же грамотно писать аббревиатуры? Давайте разбираться по порядку.

Прежде всего: общепринятые сокращения вроде «и т. д.» и «и т. п.». Их пишут с маленькой буквы, обозначая сокращенные слова точкой. Часто такие сокращения применяют на картах и в справочниках. Например: «р. Москва», «г. Москва», «о. Сахалин». Правило сокращения здесь очень простое: слова нельзя сокращать на гласную, если она не начальная в слове, и на «ь». Например: «карельский язык» может быть сокращено: «к. я.», «кар. яз», «карельск. яз».

Далее сложносочиненные слова, вроде «комсомола», «пединститута» и «стенгазеты». Они пишутся слитно и с маленькой буквы. И склоняются, как обычные существительные: «вступить в комсомол», «написать в стенгазету», «окончить пединститут» и т. д. Последнее слово, кажется, так и не прижилось окончательно в русской литературной речи, зато вполне уместно в речи разговорной.

Далее — аббревиатуры, превратившиеся в имена нарицательные (то есть обозначающие не конкретный предмет, а целую группу предметов. Они пишутся маленькими буквами, если и читаются так же, как пишутся. Например: «вуз», «роно», «дот» (долговременная огневая точка). Но здесь есть и исключения — в русском языке закрепились названия «ГЭС», «ГРЭС», «АЭС», хотя их звучание и совпадает с написанием. А иногда жесткого правила нет, язык позволяет писать так, как кажется правильным именно вам: «НЭП» и «нэп», «ЗАГС» и «загс».

Но если в названии учреждения или организации хотя бы первое слово пишется с большой буквы, то и вся аббревиатура, будет состоять из прописных букв. Например: МИД (Министерство иностранных дел), ОВИР (Отдел виз и регистрации), ТЮЗ (Театр юного зрителя), ООО (Общество с ограниченной ответственностью). Обратите внимание: в отличие от графических сокращений (типа «и т. д.»), после букв, составляющих аббревиатуры инициального типа, точки не ставятся.

Те же слова, аббревиатуры, которые произносятся «по буквам», также по буквам и пишутся: ГБДД (гибэдэдэ — Государственная инспекция безопасности дорожного движения), КВН (кавээн — Клуб веселых и находчивых), МВД (эмвэдэ — Министерство внутренних дел), ВДНХ (вэдээнха — Выставка достижений народного хозяйства). Кстати, каждое из этих названий начинается с большой буквы, так что есть еще один повод писать их прописными.

Теперь имена собственные, то есть обозначающие какие-то конкретные учреждения или государственное образование. О них мы уже все знаем. Эти слова начинаются с большой буквы, а значит, пишутся так: «СССР» (Союз Советских Социалистических Республик — имя собственное, которое содержит большие буквы, да к тому же еще и произносится по буквам), РФ (Российская Федерация — то же самое), ТАСС (Телеграфное агентство Советского Союза), ООН (Организация Объединенных Наций), ОБСЕ (Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе); МХАТ (Московский Художественный академический театр), БДТ (Большой драматический театр), МГИМО (Московский государственный институт международных отношений), МГУ (Московский государственный университет), ВАЗ (Волжский автомобильный завод), БАМ (Байкало-Амурския магистраль). Если в состав аббревиатуры включается предлог или союз, его можно писать с маленькой буквы: ЦПКиО (Центральный парк культуры и отдыха). Аббревиатуры, состоящие из двух самостоятельно употребляющихся инициальных аббревиатур, являющихся названиями разных организаций, пишутся раздельно, например: «ИРЯ РАН» (Институт русского языка Российской академии наук). То же правило работает и для слов, составленных из отдельных слогов: в случае если словосочетание в полном виде пишется с прописной буквы, то слово также должно начинаться с нее: Госдума, Генштаб, Госсовет и т. д.

При склонении аббревиатур, состоящих из больших букв, окончания пишутся только строчными буквами без дефиса или апострофа: «продукция ВАЗа», «совещание в МИДе», «пьеса поставлена МХАТом», «мы работаем на БАМе».

Но от сокращений могут образоваться новые слова: ЧК — «чекист», БАМ — «бамовец», ОМОН — «омоновец» и т. д. Эти новообразования воспринимаются уже как полноправные слова, они пишутся со строчной буквы и склоняются как обычные существительные.

И еще одна деталь: слова-аббревиатуры имеют тот же род, который имело «главное» существительное в исходном словосочетании. Поэтому в названии фильма «ТАСС уполномочен заявить» допущена ошибка. ТАСС — это агентство, а значит нужно было писать «ТАСС уполномочено заявить».

А что если мы столкнулись с аббревиатурой, образованной из названий букв иноязычного алфавита? Тогда первая буква каждого названия прописная, причем сами названия соединяются дефисом: «Би-би-си», «Си-эн-эн».

А вот заимствованные (без перевода на русский язык) звуковые аббревиатуры иностранных языков пишутся прописными буквами: НАТО (North Atlantic Treaty Organisation — Организация Североатлантического договора), ЮНЕСКО (United Nations Educational, Scientific and Cultural Organization — Организация Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры).

Если же у вас возникнут вопросы о том, как именно следует писать ту или иную аббревиатуру, можно обратиться к специальному словарю сокращений и аббревиатур. Их издано немало. Вот некоторые из них.

Словарь вошедших в обиход сокращенных названий. Владивосток, 1924.

Словарь русских и литовских сокращений / Сост. Г. Ф. Фейгельсонас, В. Петраускас, Е. Розаускас, В. Ванагас. Вильнюс, 1960.

Алексеев Д. И., Гозман И. Г., Сахаров Г. В. Словарь сокращений русского языка / Под ред. Б. Ф. Корицкого. М., 1963; 2-е изд. М., 1977; 3-е изд. / Под ред. Д. И. Алексеева. М., 1983; 4-е изд., стереотип. М., 1984.

Новичков Н. Н. Словарь современных русских сокращений и аббревиатур: Около 12 000 сокращений и аббревиатур. Париж; Москва, 1995.

Новый словарь сокращений русского языка: Около 32 000 сокращений / Под общ. ред. Е. Г. Коваленко. М., 1995.

Новые сокращения в русском языке. 1996–1999 / Под ред. И. В. Фаградянца. М., 2000.

Фадеев С. В. Тематический словарь сокращений современного русского языка: Около 20 000 сокращений. М., 1998.

И наконец, что же значит это страшное слово ГНИИХТЕОЗ? Всего-навсего: Государственный научно-исследовательский институт химии и технологии элементоорганических соединений (почему эта аббревиатура состоит только из больших букв — догадайтесь сами). ГНУВНИВИПФиТ — Государственное научное учреждение Всероссийский научно-исследовательский ветеринарный институт патологии, фармакологии и терапии (вам понятно, почему буква «и» маленькая?). А вот НИИЧАВО — это Научно-исследовательский институт чародейства и волшебства — место действия знаменитого фантастического романа братьев Стругацких «Понедельник начинается с субботу», к сожалению, никогда не существовал в реальности.

Глава 8
Этот ужасный интернет! Гибель языка или его новое качество?

Одно небольшое предупреждение вначале: мир интернета и социальных сетей поистине безграничен, а я в основном сталкивалась только с его русскоязычной частью, да и то с весьма узким ее сегментом. Поэтому данную главу я писала, опираясь на свои впечатления и, разумеется, могла упустить (и, скорее всего, упустила) какие-то важные аспекты проблемы сетевого общения. Так что заранее прошу извинить за неизбежную неполноту и буду очень рада, если вы захотите меня просветить в каких-то вопросах, связанных с «электронным общением». Как известно, не ошибается только тот, кто ничего не делает, а глупых мыслей и идей не бывает только у того, кто вообще не думает. Итак…

* * *

Будущее всегда выглядит не так, как представлялось нам, когда мы еще жили в прошлом. В детстве, когда я с удовольствием читала фантастические романы-утопии, часто думала о том, какой будет жизнь в XXI веке.

Станем ли ли мы летать на личных «авиетках»? Или обзаведемся крыльями? Будем ли мы разговаривать по браслетам и сможем ли связаться друг с другом из любой точки планеты? А может, у нас будут видеофоны? В Центральном музее связи имени А. С. Попова я могла увидеть действующую модель видеофона, и мне казалось, что будущее уже не за горами.

Правда, я смутно подозревала, что в XXI веке коммунизм еще не наступит, но, в конце концов, если я уже 15 лет прожила при социализме, то что мне мешало прожить еще намного, постепенно приближаясь к коммунизму?

Единственное, что меня беспокоило, я не всегда могла прочесть те книги, которые хотела (и поэтому, в частности, мне с трудом представлялось счастливое будущее, в котором предстоит жить). Я жила в Ленинграде, дома имелось приличное книжное собрание, да и вокруг, в школе и в микрорайоне, было достаточно библиотек и книжных магазинов. Но фантастика всегда оставалась дефицитом. Иногда удавалось получить абонемент на книгу в обмен на сданную макулатуру, так я приобрела несколько очень приятных томиков сказок, но абонементы на фантастику мне почему-то не попадались.

Приходилось покупать ее втридорога у книжных спекулянтов, которые стояли в условных местах рядом со станциями метро и исподтишка показывали приклеенный к изнанке куртки список. Можно было ткнуть в него пальцам, тогда спекулянт исчезал на некоторое время, а потом возвращался с вожделенным томиком «Мастера и Маргариты» или «Трудно быть богом» братьев Стругацких. Книгу спекулянты могли оценивать в 20, 30, а то и 40 рублей (при зарплате 120–150), но «оно того стоило». Еще мне сказочно повезло: мой отец был одним из тех самых книжных спекулянтов, и благодаря этому я получала «дефицитные книги» из рук в руки (тогда я не задавалась вопросом, откуда берутся книги, которые мой отец потом продает).

Не волновал меня и другой вопрос: а почему так получается? Почему в школе нам говорят, что книгу надо любить, так как она — источник знаний, и в то же время припасть к этому источнику так трудно и дорого? В конце концов у нас «самая читающая страна в мире», а значит, книг просто не может хватать на всех, как не хватает мяса без костей (о его существовании я узнала только в начале нулевых), удобных зимних сапог, которые не нужно разнашивать (до сих пор чувствую в ногах «фантомные боли», когда вспоминаю об этой обуви), детских пальто, в которых можно легко поднять руку так, чтобы следом за ней не поднималось все пальто (существование зимних круток — еще одно мое открытие времен перестройки) и просто красивой, удобной одежды. Мода меня тогда не слишком волновала, журналы «Пионер» и «Костер» приучали нас с презрением относиться к «мещанству» и «вещизму», но удобную и красивую одежду я любила, как и интересные книги.

Сейчас меня очень трогает одна сцена в романе «Хищные вещи века» братьев Стругацких. Его главный герой по фамилии Жилин приезжает из Советского Союза, где уже победил коммунизм, на «загнивающий запад». И неожиданно встречает продавца книг. Соотечественники этого продавца, разумеется, относятся к его товару с пренебрежением (их больше интересует секс, наркотики и криминал), и он влачит жалкое существование. Совсем не так реагирует Жилин: «Я увидел книги. Здесь были великолепные книги. Был Строгов с такими иллюстрациями, о каких я никогда и не слыхал. Была “Перемена мечты” с предисловием Сарагона. Был трехтомник Вальтера Минца с перепиской. Был почти весь Фолкнер, “Новая политика” Вебера, “Полюса благолепия” Игнатовой, “Неизданный Сянь Шикуй”, “История фашизма” в издании “Память человечества”… Были свежие журналы и альманахи, были карманные Лувр, Эрмитаж, Ватикан. Все было… Я схватил Минца, зажал два тома под мышкой и раскрыл третий. Никогда в жизни не видел полного Минца. Там были даже письма из эмиграции»…

Тогда, в конце 80-х — начале 90-х мне были знакомы и абсолютно понятны чувства Жилина и я даже не задавалась вопросом: неужели в мире светлого будущего, в мире «Полудня», книги все еще останутся в дефиците и их нельзя будет просто заказать на дом, как еду или одежду. Видимо, братья Стругацкие тоже не могли представить мир без книжного дефицита, поэтому они просто не увидели логической неувязки в этой сцене. Но невозможность получить книгу, которая тебя заинтересовала, прямо «здесь и сейчас» в конце концов придавала жизни некую остроту. Люди же ходят на охоту и на рыбалку! А ты охотишься за книгами: азарт, дух соревнования, сладость победы, «без труда не вытянешь рыбку из пруда» и т. д. и т. п.

Гораздо хуже было другое: некоторые книги нельзя было достать нигде. Ни за какие деньги. Причем не только «антисоветские» книги и сочинения идеологов фашизма. Нет, речь шла о совершенно, на мой непросвещенный взгляд, невинных книгах, которые, казалось, просто забыли издать. Например, из буквально «крышесносного» романа Джона Рональда Руэла Толкиена «Властелин колец» («крышесносного» потому, что он фактически открыл всему миру новый жанр — фэнтези) издали только первую часть, а вторую и третью мы смогли прочитать лишь после начала перестройки. Я читала обзор американской фантастики, который был опубликован в альманахе «На суше и на море» и в котором автор сетовал, что четвертый роман «из цикла Фрэнка Херберта о песчаной планете Дюне» не так хорош, как три предыдущих и не пользуется такой популярностью. Читала и недоумевала: где бы достать хотя бы три первых, хороших, романа этого самого Херберта? Кстати, в том же альманахе (правда, несколькими годами раньше) опубликовали рассказ Мюррея Лейнстера «Исследовательский отряд», который произвел на меня очень сильное впечатление. Потом я узнала, что он входит в цикл «Колониальная служба», и мне, разумеется, сразу захотелось прочесть другие тексты из этого цикла. Но их почему-то никто не перевел и не издал. Подспудное ощущение, что я лишаюсь чего-то, что могло бы доставить мне (и не только) много радости и никому не принесло бы вреда, становилось все сильнее. О существовании таких романов, как «Мы» Евгения Замятина, «1984» Джорджа Оруэлла или «О дивный новый мир!» Олдоса Хаксли, да и вообще о существовании самого жанра антиутопия, я тогда просто не знала, а потому и не испытывала фрустрации от невозможности их прочитать.

* * *

Кстати, если вы читали «Хищные вещи века», вы помните, что Жилин привозит с собой в чемодане? Пишущую машинку! Ведь он собирается писать роман! Повесть написана в 1964 году. Почему-то даже гениальные визионеры (люди, способные увидеть облик будущего) братья Стругацкие не догадались, что в мире, который они описывают, где существует «БВИ» — «большой всепланетный Информаторий», где людей окружают киберы, не придумают какое-то более совершенное устройство для создания и размножения текстов.

Рассказ Стивена Кинга «Всемогущий текст-процессор» вышел в 1983 году (и был почти сразу же, по меркам того времени, переведен на русский язык и опубликован в журнале «Знание — сила» № 8–9 за 1987 год в переводе А. Корженевского). В этом рассказе персональные компьютеры, хотя еще довольно примитивные, предназначенные только для набора и печати текстов уже описываются как объективная реальность. Правда, у Стивена Кинга текст-процессор еще и исполняет желания, но ведь на то и фантастика! Сам автор позже писал, что идея пришла ему в голову после того, как он сам купил себе текст-процессор для работы.

Как и Стивен Кинг, и многие жители нашей планеты, поначалу я тоже использовала ПК как пишущую машинку. Собственного компьютера у меня тогда не было, я ходила в гости к одному своему приятелю «продвинутому пользователю» и набивала на его компьютере свои рассказы, чтобы отнести их в литературную студию, которую я тогда посещала. По-настоящему персональный компьютер у меня появился только вместе с мужем (с ним мы познакомились в той самой студии). И оказалось, что компьютер — это не только устройство для набора текстов и для математических расчетов, он таит в себе множество интригующих возможностей.

Разумеется, история каждой социальной сети заслуживает книги, и даже не одной. И эти книги наверняка уже написаны и еще будут написаны маститыми социологами. Я же просто собираюсь поделиться своим скромным опытом общения в социальных сетях, и сделанными во время этого общения наблюдениями. Так что все, что будет написано ниже, сугубо IMHO (если не знаете расшифровку этой аббревиатуры, вы найдете ее в следующем разделе).

* * *

Прежде всего, с помощью компьютера можно было слушать музыку. Мы покупали диски «на Крупе» (рынок у ДК имени Крупской) и на рынке рядом со станицей Звездная и ночи напролет слушали Quins и Луиса Армстронга. Потом оказалось, что на компьютере можно не только писать, но и читать. Появился диск «Библиотека в кармане», и я была просто поражена тем, какое количество еще не прочитанных произведений теперь в моем распоряжении. Там была вся классика, кроме того, вся классика фантастики (которую переводили и издавали со страшной скоростью), плюс множество еще не изданных произведений наших российских авторов. Большая часть их, разумеется, была «голимая графомань», но попадались и очень приличные, свежие и оригинальные произведения. А потом мы открыли для себя мир социальных сетей.

Первой сетью, с которой мы познакомились, была «ФИДО». «Википедия» подсказывает мне, что эта сеть (полностью и по-английски FidoNet) создана в 1984 году американским программистом — Томом Дженнингсом для передачи сообщений с его BBS на BBS его друга Джона Мэдила. Тогда мы об этом еще ничего не знали и не были знакомы с «Википедией», но новое развлечение нам понравилось, и ближе к полуночи мы начинали нетерпеливо поглядывать на часы. Дело было в том, что передача информации в ФИДО осуществлялась по телефонным кабелям в ночное время, когда стоимость телефонных звонков снижалась. Как только наступала полночь, мы бросались к компьютеру, запускали модем, и он начинал дозваниваться «боссу», который собирал и хранил нашу почту. И все пользователи (пойтны) нашего узла начинали делать то же самое. Поэтому в телефонной сети возникало некоторое столпотворение, и было обидно, когда твой модем только-только уцепился за линию, но коннект неожиданно срывается и тебе приходится ждать снова. Однако через некоторое (порой достаточно продолжительное) время почта была скачана. Наступало время читать ее и писать ответы.

Переписка в ФИДО все еще сильно напоминала обычные письма, отправляемые от одного адресата к другому. Но были и важные отличия. Кроме личной переписки существовала еще и переписка в конференциях, посвященных каким-то темам (например, «кошки» — su.cats, «дети» — ru.baby, «кухня» — su.citchen и т. д). Пометка ru. означала что конференция действует только в пределах России, su. — Soviet Union — СНГ.

Если письма могли просматривать все пользователи, могли написать свои ответы, благодаря чему тема ветвилась и порождала множество локальных обсуждений. Поэтому быстро появился обычай цитировать письмо, на которое ты отвечаешь. Так письма — чем дальше, тем больше — начинали из монологов превращаться в диалоги. Для примера вот, навскидку, короткий диалог из su.cats, посвященный целесообразности наказания кошек:

SA>> СДЕЛАННОГО. У СОБАК И КОШЕК НЕТ ТАКОЙ ПАМЯТИ КАК Y НАС. ЕСЛИ

SA>> НАКАЗАТЬ ЕЕ ПОЗЖЕ ЭТОГО ВPЕМЕННОГО ИНТЕPВАЛА, ОНА ПPОСТО НЕ

SA>> ПОЙМЕТ, ЗА ЧТО ЕЕ НАКАЗЫВАЮТ:(

MG> IMHO ПОНИМАЮТ, Т. К. ЕСЛИ НАБЕДОКУРЯТ, ТО ВСТРЕЧАЮТ ХОЗЯЕВ

MG> НЕОХОТНО, В ТУ КОМНАТУ НЕ ИДУТ ИЛИ ПРОСТО ПРЯЧУТСЯ, И МОРДЫ

MG> ВИНОВАТЫЕ, ОСОБЕННО ЕСЛИ К МЕСТУ ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПОДВЕСТИ.

ОЙ. ПРИХОЖУ НЕДАВНО ДОМОЙ — АСЬКА КАК-ТО СТРАННО СЕБЯ ВЕДЕТ. HА РУКИ НЕ ИДЕТ,

НО ПЕЧАЛЬНО ПОЕТ ДЛИННЫЕ ЖАЛОБНЫЕ ПЕСНИ. И ХОДИТ ВОКРУГ НОГ. ПОТОМ ПОДВЕЛА МЕНЯ К ТУАЛЕТУ И ЗАОРАЛА БЕЗУМНЫМ ГОЛОСОМ. ЗАХОЖУ. ВИЖУ: НА КОВРИКЕ НАКАКАНО. ЗАРАЗКА

РЯДОМ ХОДИТ, НОЕТ. НАЧИНАЮ РУГАТЬ. ПОДХОДИТ К КОВРИКУ, ПРИЖИМАЕТ ГОЛОВУ К ПОЛУ,

ВЫСТАВЛЯЕТ ПОПУ ВВЕРХ, НУ, НАКАЗЫВАЙ, ТИПА. ПО ПОПЕ.;-)

ПОСЛЕ ПОМЫВКИ КОВРИКА И ЕЕ ВАННОЧКИ (ПОСУДА, ПО ВСЕМУ, ЕЙ ПОКАЗАЛАСЬ

НЕДОСТАТОЧНО ЧИСТОЙ), АСЬКА ГОРДО СХОДИЛА В НЕЕ, МЯВКНУЛА И НАЧАЛА СКАКАТЬ КАК

НИ В ЧЕМ НЕ БЫВАЛО. ЕЩЕ КАК ОНИ СООБРАЖАЮТ.

SA — это автор первого письма (его могли звать, например Sergej Abramov). Значок «>>» указывает на «глубину цитирования».

MG — подписчик конференции, который ему ответил (в данном случае — некая Mila Ganina). Кстати, в начале письма она употребила очень распространенный в ФИДО мэм (фразеологизм) IMHO, который означал in my humble opinion — «по моему скромному мнению».

И наконец текст ниже — это ответ другой подписчицы на письмо Милы Ганиной. А о чем там речь шла вообще? На этот вопрос отвечает строчка в «шапке» письма: «Subj: Пpовода». Subj, как легко догадаться, это Subject — тема письма. К сожалению, архив конференции у меня сохранился не полностью, и сейчас уже невозможно установить, что именно сделал тот самый кот, с которого все началось, с теми самыми проводами. Впрочем, догадаться несложно.

Еще одна деталь письма, вам, вероятно, хорошо знакома. Это так называемые смайлики, обозначающие эмоции. Да, они появились «еще в прошлом веке»! И цель их была все та же — приблизить письменную речь к живому общению, добавить мимики в переписку.

Можно было обратиться и ко всем участникам конференции сразу. Для этого в «шапке» письма, в графе TO нужно было написать All. Так как потребность играть является одной из базовых у высших млекопитающих, в частности у человека, этот способ обращения ко всем сразу породил мем «не подскажет ли всезнающий All», то есть All был персонифицирован как некий коллективный разум подписчиков конференции.

Была еще одна стандартная рубрика в самом конце Origin, она позволяла проявить оригинальность и также становилась полем для игр. Иногда в Origin помещали какие-то личные данные: в su.cats — имена кошки, в ru.baby имя и возраст детей, но в ходу были и цитаты, и какие-то забавные шутки, вроде: «Расстрелять за недостатком улик», «Это Конан! Смерть ему! Или нам…», «Повелитель! Меня убили! У меня осталось четыре жизни!», «иЗвиНиТЕ зА неРОвнЫй ПочЕРк», «Сам себе модератор» и т. д. Ни в «бумажных» письмах, ни в устной речи ничего подобного Origin-у я не смогла найти. Кажется, ближайший его аналог — это девизы на рыцарских гербах.

Электронная почта давала возможность использовать клише для начала и конца письма. Эти фразы могли быть стандартными, например Hi! в начале, Bay! или Hello и Best wishes в конце, а также позволяли проявить оригинальность, сделав надпись или нарочито старомодной — «Здpав буди, бояpин…», «Hа сём позвольте откланяться, господа» или подчеркнуто неформальной — «О, All! Как поживаете?» «Хаюшки!» и т. д.

Разумеется, в конференциях часто вспыхивали споры и часто их участники не стеснялись в выражениях. Поэтому для наведения порядка ввели должность модератора, который имел право наказывать слишком расходившихся подписчиков блокируя («баня») их на неделю, две или месяц, в зависимости от тяжести прегрешений. Но прежде он рассылал предупреждения, которые выглядели вот так «+». Если подписчик набирал три плюса, он получал «бан». Поэтому, когда атмосфера во время обсуждения накалялась, кто-нибудь обычно предупреждал: «Сейчас придет модер с плюсометом и всех забанит». Практика модерирования существует и сейчас в некоторых открытых конференциях «Живого журнала», но «плюсометы», кажется, уже сданы на склад.

Новое пространство общения порождало новый речевой этикет. В ФИДО было не принято обращаться друг к другу на «Вы», более того, это считалось оскорблением. А хорошим тоном было сразу же переходить на «ты», что подчеркивало единство подписчиков FidoNet.

Безусловным недостатком ФИДО было то, что ответа приходилось ждать сутки. Но этот недостаток легко превращался в достоинство: было время внимательно прочитать письмо собеседника, продумать свои аргументы. В общем и целом ФИДО было местом неспешного, но основательного общения, обмена монологами с некоторыми элементами диалога.

* * *

В начале нулевых все большую популярность стала завоевывать новая социальная сеть ЖЖ, или «Живой журнал». Забавно, но это слово я впервые услышала… из репродуктора. В маленьком дачном кафе исполняли новый хит:

НО ЛЮДИ ВСЕ УЗНАЛИ,

ЛЮДИ ВСЕ УЗНАЛИ!

НАВЕРНО ПРОЧИТАЛИ

В МОЕМ «ЖИВОМ ЖУРНАЛЕ»…

А уже через пару недель я стала юзером (пользователем ЖЖ) с никнеймом (псевдонимом) elpwevushina. ЖЖ создавался уже на основе интернета, то есть в основном кабельной сети. Можно было подключаться к нему и через телефон (поначалу мы так и делали, пока в нашем районе не протянули кабели и не появилось большое количество интернет-провайдеров, наперебой предлагавших свои услуги.

Такая «сращенность» с интернетом давала большие возможности: скорость связи, возможность находиться онлайн в любое время и оперативно отвечать на письма, простота организации ссылок.

Второй особенностью ЖЖ была возможность анонимности для тех, кто в ней нуждался. Я выбрала себе никнеймом свою фамилию с инициалом (потому что в сети уже был юзер pervushina), а в качества юзерпика — свою фотографию. Но могла бы выбрать любое имя, и даже любое слово из любого языка.

Третьей особенностью было наличие индивидуальной странички, которой ты сам подбирал оформление и девиз, и она становилась своего рода твоим дневником или «журналом одного автора» (что-то подобное делал на бумаге Достоевский, на рубеже XIX и XX веков). В своем ЖЖ можно было помещать статьи по теме, которая была интересна тебе и твоим подписчикам-френдам, картинки или ссылки на интересные ресурсы, а можно просто записывать свои мысли и делиться переживаниями.

Пожалуй, именно тогда я впервые обратила внимание на пренебрежение правилами орфографии, а главное — пунктуации. Разумеется, ошибки были и в ФИДО, но мне кажется, что их было меньше, потому что у людей было больше времени перечитывать свои письма и исправлять. (Но, возможно, мне это только кажется.)

Теперь же посты писались, как говорили когда-то японцы, «вслед за кистью» (точнее, может быть «вслед за курсором»), и отправлялись в сеть «в чем мать родила», без редактуры. В ЖЖ легко можно было встретить такой, к примеру, рецепт:

ХОРОШЕНЬКО ПЕРЕМЕШИВАЕМ МИКСРОМ: СМЕТАНУ, МАЙОНЕЗ, СОДУ И ЯЙЦА

ДОБАВЛЯЕМ МУКУ И СНОВА МЕШАЕМ ТЕСТО ПО КОНСИСТЕНЦИИ ПОЛУЧАЕТСЯ КАК НА ОЛАДЬИ

ОТДЕЛЬНО СМЕШИВАКМ: САХАР, ТВОРОГ И ВАНИЛИН

БЕРЕМ СКОВОРОДКУ БЕЗ РУЧКИЮ ВЫЛИВАЕМ ТЕСТО

НА ТЕСТО СТОЛОВОЙ ЛОЖКОЙ ВЫКЛАДВАЕМ ТВОРОГ

ТВОРОГ ДОЛЖЕН ЛЕЖАТЬ НЕ СПЛОШНЫМ СЛОЕМЮ А ПОРЦИЯМИ НА НЕКОТОРОМ РАССТОЯНИИ ДРУГ ОТ ДРУГА — ТАК ТЕСТО ПОДНИМЕТСЯ ЛУЧШЕ

СВЕРХУ ПОЛИВАЕМ МАЛИНОВЫМ ВАРЕНЬЕМ

СТАВИМ В ДУХОВКУ, РАЗОГРНТУЮ ДО 180 ГРАДУСОВ, НА 20–25 МИНУТ

ПИРОГ ЛУЧШЕ ПОДАВАТЬ ОСТЫВШИМ

Видно, что автор, скорее всего, грамотный и знает знаки препинания (правда с двоеточиями он погорячился). Просто ему было лень давить на клавишу «шифт», чтобы пропечатывать большие буквы, а еще ему почему-то было лень ставить точки и исправлять опечатки. Но главное, я уверена, что все, кто прочел этот рецепт, прекрасно его поняли и смогли повторить.

Эта манера письма неожиданно напомнила мне о моей бабушке. Она родилась в 1905 году, училась три месяца в сельской школе (зимой, когда ее помощь не требовалась на полевых работах) и с грехом пополам научилась читать и писать. При этом она, разумеется, очень любила писать письма в деревню сестре Антонине. Выглядели они примерно так:

ЗДРАВСТВУЙ ДОРОГАЯ ТОНЯ

КАК ТЫ ЖИВЕШЬ КАК ТВОЕ ЗДОРОВЬЕ МОЕ ПОКА НИЧЕВО НЕ ЖАЛУЮСЬ У НАС ВСЕ ХОРОШО ЛЕНА ПРОШЛА В ПЕРВЫЙ КЛАСС И ПОЛУЧАЕТ ПЯТЕРКИ

Надо думать, что тетя Тоня все понимала и получала большое удовольствие от этих писем. То есть коммуникация не была нарушена ни в первом, ни во втором случае, несмотря на недостаток знаков препинания.

Потом я и большая часть моих друзей переместились из ЖЖ в Facebook, где уже не было анонимности, стало меньше длинных постов, больше красивых картинок и стало сложнее следить за ветками дискуссий в комментах. Потом некоторые мои друзья ушли из Facebook в Twitter, где сообщения стали еще короче и появилось емкое словечко «твитнуть», подчеркивающее кратковременность действия, требовавшегося, чтобы написать сообщение и отправить его в сеть. (В ЖЖ обычно говорили «запостить».)

Кстати, один анекдот «в тему». Некая дама был возмущена, когда руководство «Твиттера» прислало рекламное письмо ей и другим пользователям, в котором сообщало им, что отныне они могут обозначать своих друзей в «Твиттере» как «собака-фамилия». Дама гордо ответила, что ее друзья не собаки, и она отписывается от «Твиттера» в знак протеста. Скорее всего, рекламщики имели в виду знак @ и сообщали, что имена подписчиков «Твиттера», содержащие этот знак, например @Ivanov, будут являться гиперссылками, которые приведут на страничку этого подписчика. То есть они хотели не оскорбить даму и ее друзей, а рассказать им о новых возможностях социальной сети. Печальный пример взаимного непонимания.

Что я выяснила за время своих странствий по социальным сетям? Что манера письма в них чем дальше, тем больше «сдвигается» от письменной речи к устной. Точнее было бы, наверное, назвать ее «письменной устной речью», своеобразным «потоком сознания», фиксацией своих мыслей на бумаге, без редактуры. Устная речь, в принципе, допускает большее количество речевых ошибок, повторений, пропусков, неловких выражений — такова плата за спонтанность, за живое общение. «Письменная устная речь» опирается на доверие к читателю (как и устная — на доверие к слушателю), на то, что он постарается понять правильно и «закрыть глаза» на речевые недостатки и неточности. Конечно, периодически это доверие оказываются обманутым, или рассказчик заходит слишком далеко в своей свободе изложения, и его речь становится непонятной. Но все же без этого доверия было бы невозможно непринужденное общение.

Но одновременно с послаблениями к грамотности в сетевом общении растут требования к верифицируемости информации. Все чаще можно встретить требование пруфлинка — ссылки на независимый источник информации (например, на статью или книгу), подтверждающую твои слова.

Любая тенденция, разумеется, порождает противотенденцию. И в интернете растет количество заведомо ложной информации, авторы которой прекрасно знают, что пишут неправду. Электронные СМИ публикуют «фейковые» новости не только 1 апреля, но и круглый год. Причем не всегда с целью обмануть своекорыстно читателей, а просто ради их развлечения.

И, разумеется, интернет-авторы совершают так же много «искренних» фактических ошибок, как и авторы «бумажной литературы». Но из-за отсутствия редактуры и корректуры эти ошибки чаще доходят до читателя.

Пожалуй, пора уже сформулировать принцип «презумпции недостоверности информации». Выглядеть он может так: «любая сообщаемая информация по умолчанию должна считаться неверной, пока не представлены доказательства, которые слушатель сочтет убедительными». Вы согласны с этим принципом? По вашему мнению, он облегчил или усложнил бы общение в интернете?

* * *

Буквально два слова о так называемом олбанском, или падонкаффском языке. Два слова не потому, что тема не заслуживает долгих разговоров, а как раз потому, что она заслуживает отдельного обсуждения, и это обсуждение в среде лингвистов и филологов уже началось, и стоит, наверное, просто помолчать и послушать, прежде чем окончательно формулировать собственное мнение. И все же несколько слов, снова «сугубо IMHO».

«Олбанский» родился как «парад национальной гордости», когда некий англоязычный подписчик одной конференции выразил удивление по поводу комментов, написанных кириллицей, и заявил, что официальным языком интернета является английский, на котором должно писать комменты, чтобы «все нормальные люди» их понимали. В ответ его обвинили в том, что он оскорбляет гордый «олбанский язык» и забросали комментами «Учи олбанский». Эта формула прижилась, и ее стали вспоминать в тех случаях, когда возникало подозрение, что к русскому языку относятся недостаточно уважительно. Здесь интересно, что высказать напрямую свои патриотические чувства комментаторы не решились, они не смогли всерьез защищать «великий и могучий русский язык» (видимо, издержки слишком массивного патриотического прессинга в школе). В то же время, защищая карнавальный, шутовской «олбанский язык», они не рисковали выглядеть «слишком серьезными» и тем не менее могли выразить свою обиду. Этот эпизод прекрасно иллюстрирует мысль основоположнику науки о мемах — меметики, Ричарду Докинзу, что если мем не «отзывается» в коллективном сознании, то его забывают. Мем «олбанский язык» оказался востребован для обозначения тех чувств, назвать которые «прямой речью» было неудобно, и поэтому он прижился.

Падонкаффский жаргон, работающий по принципу фонематического письма — «как слышится, так и пишется», с прибавлением некоторых «нефонематических» искажений и большой дозы нецензурной лексики — появился несколько позже. Он создавался искусственно, как явление контркультуры. (История их создания интересна, но здесь, пожалуй, не место ее рассказывать, тем более что это уже сделал, и сделал блестяще, лингвист Максим Анисимович Кронгауз в книге «Самоучитель олбанского»^[35], к которой и отсылаю любопытствующих.)

Язык, заявленный как предельно неформальный и именно поэтому оказавшийся жестко формализованным (что логично). Фразы-формулы «аффтар, выпей йаду», «В Бабруйск, жывотнае!», «афтар жжот» — вылетают стремительно, как «пароль — отзыв». Что же они должны маркировать? Что сообщать слушателю?

Во-первых, что перед нами осознанный эпатаж. Эпатаж — очень старый прием, его изобрели не сегодня и не вчера, а, кажется, «еще древние греки» или «уже древние греки» (еще один мем, знакомый всем, кто учился в школе). Традиции эпатажа бережно поддерживали английские денди, Пушкин, ходивший с длинным ногтем, Лермонтов, который вызывающе вел себя в светском обществе. Своими эпатажными выходками славились и Игорь Северянин, и футуристы во главе с Маяковским, Александром Крученых и Велемиром Хлебниковым. Прелесть эпатажа состоит в том, что тот, кто негодует, попадает в ловушку — демонстрируя ожидаемую реакцию, свою узколобость и отсутствие чувства юмора.

Во-вторых, жаргонные слова в принципе маркируют собой неформальное общение, то, что человек является «своим среди своих» и ему нет нужды казаться умнее или утонченнее, он всем и так известен, он уже получил должный статус, симпатию и доверие.

В-третьих, неграмотное написание парадоксальным образом должно подчеркивать, что автор настолько твердо знает, «как надо правильно», что не боится написать неправильно. (Кронгауз отмечает, что для того, чтобы пользоваться падонкоффским жаргоном, «надо быть не только очень грамотным человеком, но и очень внимательным и педантичным».) Кроме того, он уверен, что его собеседник: 1) поймет смысл его послания, 2) уловит иронию (которую вообще-то очень сложно уловить на письме, если не ставит соответствующие смайлики).

В-четвертых, жаргонные слова восполняют некоторый дефицит эмоций в «высоком стиле». Литературная речь может показаться немного холодной, там принято называть эмоции, а не показывать. Неслучайно поэты Серебряного века, такие как Пастернак, Маяковский или Марина Цветаева, тоже стремились расшатать традиционный синтаксис, именно для того, чтобы выпустить эмоции на свободу.

Нам с вами далеко до гениальности словотворчества Цветаевой или Пастернака (да и до силы их эмоций, если на то пошло), но мы тоже что-то чувствуем и порой хотим этими чувствами поделиться. И в этот момент мы можем прийти к выводу, что фраза: «Я хочу эти туфли вотпрямщас» звучит эмоционально насыщеннее, чем «Я хочу эти туфли прямо сейчас» и «Я хочу купить эти туфли сейчас», а выражение «я его просто люблюнимагу» сочетает в себе как признание силы чувств, так и иронию над этими чувствами, в отличие от вполне серьезного признания «я не могу не любить его».

Интересно, что сказал бы, к примеру, мастер сарказма Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, если бы ему довелось прочесть один из текстов падонкафф. Например, вот этот, процитированный Кронгаузом.

МЕНЕСТЕРСВО АБРОЗАВАНИЙА

ПРЕКАС № 116 ОТ 28 АКТИБРЯ 2005

(О РИФОРМИ РУСКАВА ЙАЗЫКА)

ФСВЯЗИ С ПЛАНОВЫМ САКРОЩЕНИЕМ ФЕНОНСИРАВОНИЙА АБРОЗАВАННИЙА И ИСТЕСТВЕННОЙ ЫВАЛЙУЦЫЕЙ РУСКАВА ЙАЗЫКА ПРЕКАЗЫВАЮ:

1. ФСЕ ПРАВЕЛА РУСКАЙ АРФАГРАФИИ И ГРОМАТЕКИ — В БОБРУЙСК

2. ФСЕ УЧЕПНИКИ РУСКАВА ЙАЗЫКА И ЛЕЙТЕРОТУРЫ — ФТОПКУ

3. ФСЕМ УЧЕТИЛЯМ РУСКАВА ЙАЗЫКА И ЛЕЙТЕРОТУРЫ ШКОЛ И ВУЗОВ — ВЫПЕТЬ ЙАДУ

4. ДОЛЬНЕЙЖЕЕ РОЗВИТЕЕ РУСКАВА ЙАЗЫКА ПАРУЧИТЬ ЭНСТЕТУТАМ НИИ… И НИИ…

5. ФСЕ ПИШУТ КАК ИМ ХОЧЕЦЦА И ПРУЦЦА

МЕНИСТР АБРОЗАВАНИЙА, АЦЦКИЙ СОТОНА ___________ /УДАФФ КОМ/

Так возмутился бы Салтыков-Щедрин или улыбнулся?

Но оба эти «языка» уже можно назвать «условно мертвыми», мода на них прошла, и теперь его употребляет только ограниченная группа интернет-пользователей, и то больше по старой памяти.

И еще. (Или, если угодно, «исчо».) Падонкаффский жаргон — это далеко не первая попытка «расщепления или убийства языка», характерно, что каждую из таких попыток язык с завидной толстокожестью не замечает, потому что его главная задача — помогать обмениваться мыслями, а все языковые эксперименты если и помогают этому, то в очень узком сегменте. Вы вряд ли скажете продавцу в магазине: «Прадай мне малака, жывотнае!» А он вряд ли вам ответит: «Лол. Кек». Потому что ваша задача сделать заказ, а его задача — выполнить его. А вот услышать «Лол, кек», от вашего сына-подростка, который не настроен сейчас выслушивать ваши нотации, вполне реально, но это не проблема «порчи языка».

* * *

Но одновременно с осознанной порчей языка нельзя не заметить стремления к его очищению и «возвращению к Розенталю». Это стремление принимают в современном интернете самые разные формы. Здесь и грозная группировка граммар-наци, деятельность которой описана (скорее всего, не без активного участия самих «героев») в такой, к примеру, фейковой новости, опубликованной однажды в уже далеком 2010 году на сайте smixer.ru:

ОЧЕРЕДНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ НА НАЦИОНАЛЬНОЙ ПОЧВЕ ПРОИЗОШЛО СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ В МОСКВЕ ВОЗЛЕ ТОРГОВОГО ЦЕНТРА «ЕВРОПЕЙСКИЙ». КАК СТАЛО ИЗВЕСТНО SMIXER.RU, ТРОЕ НЕИЗВЕСТНЫХ ИЗБИЛИ МОЛОДОГО НАЦИОНАЛИСТА ЗА НАРУШЕНИЕ ПРАВИЛ ОРФОГРАФИИ И ПУНКТУАЦИИ ВО ФРАЗЕ «РОССИЯ — ДЛЯ РУССКИХ».

Я НАПИСАЛ МАРКЕРОМ НА СТЕНЕ «ЕВРОПЕЙСКОГО» ЛОЗУНГ «РОССИЯ ДЛЯ РУССКИХ», — РАССКАЗАЛ НАШЕМУ КРИМИНАЛЬНОМУ КОРРЕСПОНДЕНТУ ПОТЕРПЕВШИЙ, 20-ЛЕТНИЙ И. ИВАНОВ. — ТУТ КО МНЕ ПОДБЕЖАЛИ ТРИ ЗДОРОВЫХ ПАРНЯ, СТАЛИ ИЗБИВАТЬ МЕНЯ И ОРАТЬ: «ПОЧЕМУ „РОССИЯ“ СО СТРОЧНОЙ, ГДЕ ТИРЕ, ИМБЕЦИЛ? ТЫ НЕ РУССКИЙ, ЧТО ЛИ?»

КАК СООБЩИЛИ В УВД ЗАПАДНОГО ОКРУГА МОСКВЫ, ПО ГОРЯЧИМ СЛЕДАМ ПРЕСТУПНИКОВ УДАЛОСЬ ЗАДЕРЖАТЬ. ИМИ ОКАЗАЛИСЬ ВЫПУСКНИКИ ФИЛОЛОГИЧЕСКОГО ФАКУЛЬТЕТА МГУ ИЗ РАДИКАЛЬНОЙ ГРУППИРОВКИ «НАЦИОНАЛ-ЛИНГВИСТЫ МОСКВЫ», КОТОРАЯ БОРЕТСЯ ЗА ЧИСТОТУ РУССКОГО ЯЗЫКА.

«МЫ НЕНАВИДИМ ТЕХ, КТО РОДИЛСЯ В РОССИИ, НО ПО-СВИНСКИ ОТНОСИТСЯ К НАЦИОНАЛЬНОМУ ЯЗЫКУ, НЕГРАМОТНО ГОВОРИТ И ПИШЕТ, — ЗАЯВИЛ НАШЕМУ КОРРЕСПОНДЕНТУ ОДИН ИЗ ЗАДЕРЖАННЫХ. — ТОТ ТИП, КОТОРЫЙ ПОЛУЧИЛ ОТ НАС ПО РОГАМ, ЗАСЛУЖИЛ СВОЕ. ЗАЧЕМ РОССИИ ТАКИЕ НЕУЧИ? ВСЁ, НА ЧТО ОНИ СПОСОБНЫ, ЭТО БЛЕЯТЬ ВСЕМ СТАДОМ „РАСИЯ ВПИРЁТ“. ОН ПРАВИЛ ПУНКТУАЦИИ ДАЖЕ НА УРОВНЕ НАЧАЛЬНОЙ ШКОЛЫ НЕ ЗНАЕТ. СЛОВАРНЫЙ ЗАПАС СКУДНЫЙ. НЕ МОГ ОН ЯМБА ОТ ХОРЕЯ, КАК МЫ НИ БИЛИ, ОТЛИЧИТЬ».

(За ссылку на новость очередное спасибо Кронгаузу).

И вполне мирные, честные и серьезные сайты вроде Грамота. ру (http://gramota.ru/) и Академик (https://lingvostranovedcheskiy.academic.ru), где можно найти словари и ответы филологов о том, как грамотно писать то или иное слово или фразу. Интернет содержит также большое количество материалов по подготовке к урокам или экзаменам по русскому языку для всех классов средней школы, которыми не зазорно воспользоваться и взрослым, подзабывшим школьную программу. Что в очередной раз иллюстрирует тот простой тезис, что третий закон Ньютона, даже в его грубой и не совсем верной формулировке «Сила действия равна силе противодействия», применим не только в физике.

* * *

В заключение несколько слов, как я надеюсь, слов примирения. В социальные сети пишут не какие-то «монстры из виртуальной реальности», а те же самые люди, которых мы встречаем на улицах, в метро, в учреждениях, и даже иногда дома. Может быть, они чуточку более раскованны и меньше заботятся о нормах приличия, может, они в восторге от анонимности (которой, кстати, в интернете становится все меньше), может, им нравится примерять на себя новые маски, но тогда пусть тот, кто не любит маскарады и ни разу в жизни не сказал бранного слова (или просто слов, о которых потом жалел бы) бросит в них камень. Уж во всяком случае это буду не я.

Ненормативную, грубую речь мы можем услышать и в реальной жизни, а в интернете натолкнуться на удивительно умного и интересного собеседника. И, как правило, люди стараются писать грамотно по одной простой причине: они хотят, чтобы их понимали. Получается у них или нет — это уже другой вопрос. Но большинство ошибок, затрудняющих понимание, получаются не тогда, когда человек нарочно коверкает слова (как раз для того, чтобы их коверкать нужно знать, как писать правильно), и не тогда, когда впопыхах пропускает букву или заменяет ее другой. Во многих текстовых редакторах есть встроенная опция проверки грамотности, и она всегда подскажет пишущему, что он ошибся. Проблема, на мой взгляд, в другом. В школе нас учили писать грамотно (то есть не то, что мы слышим) и расставлять знаки препинания на нужные места (которые зачастую совсем не очевидны). Однако нас нечасто учили излагать свою мысль так, чтобы она была понятна не только нам, чтобы мы не говорили чего-то смешного и нелепого, сами того не желая. С таким косноязычием я часто сталкивалась, когда читала произведения молодых писателей, выложенные в интернете или каким-то другим способом представленные как мишень для критики. Это проблема мне кажется очень важной, и я написала о ней отдельную книгу, которую назвала: «Думай, что говоришь!»^[36] (разумеется, на эту тему написано уже много книг, как отечественных, так и англоязычных, но мне показалось важным поделиться своим опытом, прежде всего опытом участия в обсуждениях произведений начинающих авторов, когда речевые ошибки и трудности понимания чужой речи становятся особенно наглядными).

Недавно я слышала выступление некоего филолога, который сетовал, что многие электронные письма начинаются со слов «Здравствуйте, Иван Иванович», или «Добрый день, Иван Иванович», или даже «Доброго времени суток, Иван Иванович», а все эти варианты звучат невежливо и даже грубо. Как же, по его мнению, нужно начинать письма? Филолог приводил в пример официальные письма XIX века, которые положено было начинать со слов «Милостивый государь, господин граф» или «Сударь мой, Иван Иванович». К счастью, он не рекомендовал напрямую современным «письмоводителям» пользоваться этими формулами: их легко принять за иронию, а смайлик, обозначающий «я серьезен», у нас, к сожалению, не в ходу. Филолог советовал начинать первые три письма к незнакомому человеку «Уважаемый Иван Иванович!» А начиная с четвертого писать «Дорогой Иван Иванович!» Слушая его речь, я подумала: «Какое счастье, что этот филолог не жил в XIX веке и не стоял над Пушкиным, когда тот писал письма Наталье Николаевне!» Я чувствую некоторое смущение, читая письма Пушкина невесте или жене, но раз уж мы пустили их «в оборот», то какая радость прочесть, например: «Здравствуй, женка, мой ангел», вместо рекомендованного филологом: «Уважаемая Наталья Николаевна!» и даже «Дорогая Наташа!»

А теперь серьезно. Письма, все равно какие, экзотические бумажные или обычные электронные, бывают официальными и неофициальными. Если вам нужно написать официальное письмо, то лучше всего взять то руководство по деловой переписке, которому вы доверяете, и надеяться, что ваш адресат доверяет тому же руководству и сочтет ваше письмо в высшей степени грамотным и учтивым.

Если же вы пишете неофициальное, частное письмо, то лучше всего, наверное, доверять своей интуиции. Для меня, например, будет очень трудно воспринять как оскорбление пожелания здоровья или доброго дня, и поэтому я, наверное, буду продолжать так писать, даже после того, как получила выговор от филолога. И буду надеяться, что если обижу кого-то таким обращением, то он найдет в себе силы мне об этом написать. В конце концов, для чего мы пишем письма, как не для общения, в том числе и для того, чтобы обсуждать неприятные темы, поправлять друг друга и учить друг друга обращаться к собеседнику так, чтобы это обращение его радовало?

Кстати, интернет — это сеть. Поэтому по правилам русского языка слово «интернет» должно быть женского рода (помните пример с ТАСС?). Вы готовы? Вот то-то!

Вместо послесловия

В последней главе книги «В погоне за русским языком» я допустила ошибку, написав: «Знаменитый роман Льва Николаевича Толстого “Война и мир” в изданиях до 1917 года печатался под названием “Война и мiръ”, то есть не “война и мирная жизнь”, а “война и общество”, что, конечно, соответствовало той идее, которую вкладывал в это произведение автор». Я слышала эту историю с детства, и мне не пришло в голову проверять ее, она казалась мне само собой разумеющейся, как тот факт, что роман описывает войну 1812 года и реакцию русского общества на эти события.

Я была неправа и должна попросить прощения. Название «Война и мiръ» было на обложке лишь одного из многочисленных дореволюционных изданий романа, а именно — издания 1867 года. Но до печати этот вариант названия так и не дошел. При чтении корректуры Толстой зачеркнул его и написал поверх — «Война и мир». Еще раз это написание через i мелькнуло в издании 1913 года, но это, кажется, была просто опечатка.

Но была и «Война и мiръ»! Именно так называлась поэма Маяковского в издании 1912–1917 годов. В этой поэме, посвященной войне, которую мы сейчас называем Первой мировой, а пропаганда начала ХX века звала Второй отечественной, Маяковский говорит, что война вовсе не «триумф народного духа», а слепая бойня, в которую люди вовлечены вопреки своим интересам.

Досталось в этой поэме и Толстому:

РОССИЯ!

РАЗБОЙНОЙ ЛИ АЗИИ ЗНОЙ ОСТЫЛ?!

В КРОВИ ЖЕЛАНЬЯ БУРЛЯТ ОРДОЙ.

ВЫВОЛАКИВАЙТЕ ЗАБИВШИХСЯ ПОД ЕВАНГЕЛИЕ ТОЛСТЫХ!

ЗА НОГУ ХУДУЮ!

ПО КАМНЮ БОРОДОЙ!

Впрочем, мысль о том, что война — жестокая бойня и что она приобретает осмысленность только тогда, когда враг оказывается на пороге твоего дома, была близка и Толстому. Неслучайно в начале третьего тома «Войны и мира» он писал: «Совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые в этот период времени люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления»…

А в статье 1894 года «Христианство и патриотизм» он описывает войну так: «И, заглушая в своей душе отчаяние песнями, развратом и водкой, побредут оторванные от мирного труда, от своих жен, матерей, детей — люди, сотни тысяч простых, добрых людей с орудиями убийства в руках туда, куда их погонят. Будут ходить, зябнуть, голодать, болеть, умирать от болезней, и, наконец, придут к тому месту, где их начнут убивать тысячами, и они будут убивать тысячами, сами не зная зачем, людей, которых они никогда не видали, которые им ничего не сделали и не могут сделать дурного».

Разве не перекликаются его слова со словами Маяковского?

СЛЫШИТЕ!

КАЖДЫЙ,

НЕНУЖНЫЙ ДАЖЕ,

ДОЛЖЕН ЖИТЬ;

НЕЛЬЗЯ,

НЕЛЬЗЯ Ж ЕГО

В МОГИЛЫ ТРАНШЕЙ И БЛИНДАЖЕЙ

ВКОПАТЬ ЗАЖИВО —

УБИЙЦЫ!

И УСЛЫШАВ ЭТИ СТРОКИ:

ХОРОШО ВАМ!

А МНЕ

СКВОЗЬ СТРОЙ,

СКВОЗЬ ГРОХОТ

КАК ПРОНЕСТИ ЛЮБОВЬ К ЖИВОМУ?

ОСТУПЛЮСЬ —

И ПОСЛЕДНЕЙ ЛЮБОВИШКИ КРОХА

НАВЕКИ КАНЕТ В ДЫМНЫЙ ОМУТ.

Толстой, возможно, не захотел бы под ними подписаться, но обнял бы поэта. А может быть, и нет. Люди непредсказуемы — Толстой учил нас и этому тоже.

Если из этой истории можно извлечь урок (а из лимона сделать лимонад), то он, наверное, будет заключаться вот в чем: нельзя «верить на слово» детским воспоминаниям. Ребенка легко обмануть, да он и сам может легко обмануться, без посторонней помощи. Но можно решить и так: любая ошибка способна послужить поводом для новой радости. Вроде той, которую испытывала я, рассказывая вам о Льве Толстом и Маяковском. Мы живем в постоянно меняющемся мире, говорим на постоянно меняющемся языке, и если что и остается стабильным, то это радость от новых открытий и встреч со старыми друзьями.

Примечания

1

Российский и советский ежемесячный научно-популярный иллюстрированный журнал широкого профиля. Основан в октябре 1934 года. В послевоенный период тираж журнала был одним из самых высоких в Советском Союзе, например в 1980 году он составлял 3 млн экземпляров (один номер). После распада СССР тираж резко сократился и в 2000-е годы упал до менее чем 50 тыс., а первый номер 2019 года насчитывает 28 тыс. экземпляров. — Прим. ред.

(обратно)

2

См.: Державина О. А., Демин А. С., Ромодановская Е. К., под ред. Робинсона А. Н. Первые пьесы русского театра. М.: Наука. 1972. С. 209.

(обратно)

3

Куракин Б. И. Жизнь князя Бориса Ивановича Куракина, им самим описанная. 1676–1709 // Архив кн. Ф. А. Куракина. — Т. 1. Спб., 1890. С. 278.

(обратно)

4

Петр Великий. Воспоминания, дневниковые записи, анекдоты. СПб. «Пушкинской фонд», 1993.

(обратно)

5

Там же.

(обратно)

6

М. В. Ломоносов. Краткое руководство к риторике на пользу любителей сладкоречия. М. В. Ломоносов. Полное собрание сочинений. Том седьмой. Труды по филологии (1739–1758 гг.). М., Л., Издательство Академии наук СССР, 1952.

(обратно)

7

М. В. Ломоносов. Российская грамматика. М. В. Ломоносов. Полное собрание сочинений. Том седьмой. Труды по филологии (1739–1758 гг.). М., Л., Издательство Академии наук СССР, 1952.

(обратно)

8

Ломоносов М. В. Предисловие о пользе книг церьковных в российском языке // М. В. Ломоносов. Избранные произведения. Л.: Советский писатель, 1986.

(обратно)

9

Переписка А. С. Пушкина. В 2 т. Т. 1 М.: Художественная литература, 1982.

(обратно)

10

Башилов А. А. Молодость Башилова. (Записки о временах Екатерины II и Павла I.) // Заря, 1871. — Декабрь.

(обратно)

11

Толковый словарь русского языка / Под ред. Д. Н. Ушакова. — М.: Гос. ин-т «Сов. энцикл.»; ОГИЗ; Гос. изд-во иностр. и нац. слов., 1935–1940 (4 т.).

(обратно)

12

Ефремова Т. Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. — М.: Русский язык, 2000.

(обратно)

13

Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. Том 1 / В. И. Даль. — 6-е изд. стер. — М.: Дрофа, Русский язык-Медиа, 2011.

(обратно)

14

Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. / Пер. с нем. и доп. Трубачёва О. Н. — М.: Прогресс, 1964–1973.

(обратно)

15

Епишкин Н. И. Исторический словарь галлицизмов русского языка. М.: ЭТС, 2010.

(обратно)

16

Сериал представляет собой трилогию: «Возвращение Мухтара», «Возвращение Мухтара — 2» и «Мухтар. Новый след». В прокате с января 2004 года. В 2009 году сериал «Возвращение Мухтара — 2» получил специальный приз на Международном фестивале детективных фильмов Detectivefest, а в 2015-м — главную статуэтку в номинации «Теленовелла»; «Мухтар. Новый след» стал финалистом «ТЭФИ-201 8» в номинации «Дневной телевизионный сериал». — Прим. ред.

(обратно)

17

Достоевский Ф. М. Дневник писателя. В 2 т. М.: Книжный Клуб 36.6, 2011.

(обратно)

18

В настоящее время у слова также есть значение «Оробеть, смутиться, прийти в замешательство»: стушеваться перед начальством. — Прим. ред.

(обратно)

19

Большой толковый словарь русского языка. СПб.: Норинт, 1998.

(обратно)

20

Словарь забытых и трудных слов из произведений русской литературы ХVIII — ХIХ веков. Оренбург: Оренбургское книжное издательство, 1998.

(обратно)

21

Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон. 1890–1907.

(обратно)

22

Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. СПб.: Издание книгопродавца В. И. Губинского, Типография С. Н. Худекова, 1894.

(обратно)

23

Большой энциклопедический словарь. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Норинт, 2004.

(обратно)

24

«Литература и язык. Современная иллюстрированная энциклопедия». М.: Росмэн, 2006.

(обратно)

25

«Краткий понятийно-терминологический справочник по этимологии и исторической лексикологии». М.: Российская академия наук и Институт русского языка им. В. В. Виноградова, 1999.

(обратно)

26

Материал о народных детских играх приведен в книге: Покровский Е. А. Детские игры преимущественно русские. М.: Типография В. Ф. Рихтера, 1895.

(обратно)

27

Винегрет, история рецепта // http://www.art-eda.info/vinegret-istoriya-i-recepty.html

(обратно)

28

Башилов А. А. Молодость Башилова. (Записки о временах Екатерины II и Павла I.) // Заря, 1871. — Декабрь.

(обратно)

29

Сенковский О. И. Сочинения Барона Брамбеуса. М.: Советская Россия, 1989.

(обратно)

30

Толковый словарь русского языка. М.: Астрель: АСТ, 2003.

(обратно)

31

Новый словарь иностранных слов: 25 000 слов и словосочетаний. М.: Азбуковник, 2003.

(обратно)

32

Слово зафиксировано также на Орфографическом академическом ресурсе «Академос». — Прим. ред.

(обратно)

33

Словарь синонимов ASIS. Тришин В. Н. 2013.

(обратно)

34

Словарь компьютерного сленга. https://comp_slang.academic.ru/

(обратно)

35

Кронгауз М. А. Самоучитель олбанского. М.: АСТ. Corpus, 2013.

(обратно)

36

Первушина Е. Думай, что говоришь! Заметки пользователя. Маленькие секреты больших писателей. М.: Эксмо, 2019.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Глава 1 Поймем ли мы человека XVIII века?

Глава 2 От пословицы к поговорке. Как происходят изменения на «макроуровне»

Глава 3 Имя для друга, или Как рождаются слова

Глава 4 «Уродился я несчастлив, бесталанлив», или Трудная и сладкая жизнь слова

Глава 5 Езда в незнаемое. Как меняется словарный состав языка, и как этот процесс влияет на правописание?

Глава 6 Во что бы поиграть, или «Жаргонизмы» и «диалектизмы»: мусор или сокровища?

Глава 7 Искусство сокращать. Как аббревиатуры становятся частью речи

Глава 8 Этот ужасный интернет! Гибель языка или его новое качество?

Вместо послесловия