Стихотворения. Поэмы (fb2)

- Стихотворения. Поэмы (БВЛ. Серия вторая - 98) 4177K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Николай Алексеевич Некрасов

Н. Некрасов
Стихотворения
Поэмы

^{1}

Корней Чуковский. Н. А. Некрасов

1

В одной из рукописей поэмы «Кому на Руси жить хорошо» Некрасов изображает деревенский пожар. Загорелась барская усадьба.

Дальше — еще три строки о пожаре, причем снова подчеркивается, что погода была очень тиха:

К горящему дому сбежались крестьяне, — очевидно, из ближайшей деревни. Пользуясь отсутствием ветра, они при желании могли бы без труда погасить это тихое пламя, но среди них не нашлось никого, кто выразил бы такое желание.

Как бы сговорившись заранее, крестьяне предпочли воздержаться от тушения пожара и до самого конца оставались пассивными зрителями. Молча, как будто в театре, они смотрели на горящее здание. Конечно, никто из них не осмелился высказать свою радость вслух, но была, говорит Некрасов,

Эти строки, недавно найденные среди рукописей Некрасова, так и не появились при его жизни в печати. Между тем для нас, для читателей, эти строки имеют особую ценность: здесь описывается подлинный случай, происшедший с родительским домом Некрасова. Дом загорелся от неизвестной причины (не от поджога ли?) «в ясную погоду при тихом ветре» и весь сгорел дотла, так как никому из крестьян не хотелось тушить пожар.

«Ведра воды не было вылито», — сказала мне одна баба». — вспоминает об этом пожаре Некрасов. «Воля божья», — сказал на вопрос мой крестьянин не без добродушной усмешки».

Дом был большой, двухэтажный. Здесь Некрасов провел свое детство, здесь жили когда-то его отец, мать, братья, сестры; и все же, узнав о пожаре, он обрадовался не меньше крестьян, так как тоже ненавидел этот дом и вместе с крестьянами желал ему гибели.

Казалось бы, как не любить то жилище, где прошло твое раннее детство! Сколько в нашей литературе существует поэтических книг, авторы которых с чувством любви и признательности вспоминают свои детские годы, проведенные в отцовских усадьбах! А Некрасов, глядя на свой родительский дом глазами закабаленных крестьян, отзывался о нем в своих стихах с отвращением.

воскликнул он в одном стихотворении.

И в другом повторил то же самое:

Не только отцовский дом был ненавистен Некрасову. Так же враждебно он относился и к отцовскому лесу, и к отцовскому полю, и даже к тому ручью, что протекал по отцовским лугам, ибо на все это он тоже смотрел глазами порабощенных крестьян. В знаменитом стихотворении «Родина», написанном задолго до пожара, поэт радостно приветствовал уничтожение и гибель этих отцовских владений:

Этот бор, эти нивы и пастбища, этот барский дом со всевозможными службами, среди которых были и конюшни, и псарня, и флигель для крепостных музыкантов, этот темный, тенистый сад с великолепными дубами и липами — все это принадлежало старинному роду Некрасовых. Здесь лето и зиму безвыездно проживала семья поэта. Здесь слушал он нянины сказки, здесь звучали песни его матери, о которых он с таким умилением вспоминал до конца своих дней, здесь семилетним мальчиком он начал писать стихи. Почему же такою страстною ненавистью возненавидел он эту родную усадьбу? Почему не жалобой, а каким-то победным весельем звучат его строки о том, что ее уже нет:

Либеральные авторы жизнеописаний Некрасова, стремившиеся изобразить его кротким «печальником горя народного», объясняли такие стихи жалостью к несчастным крепостным, которых в этой самой усадьбе жестоко обижал его отец. Но в том и заключается историческая заслуга Некрасова, что он ни разу не сделал порабощенный народ предметом этой оскорбительной жалости, не унизил ни его, ни себя какими бы то ни было «гуманствами», а полностью отождествил себя с ним и стал выразителем его боли и гнева. Стихами Некрасова впервые в истории заговорили о себе сами народные массы, пробуждавшиеся к революционному действию. Поэт с детства научился смотреть на помещиков глазами крепостных «мужиков». Их-то настроения и сказались в его стихах о сгоревшей отцовской усадьбе; их настроениями насыщено все его творчество. Вспомним, что было сказано Лениным по поводу письма Белинского к Гоголю, когда контрреволюционные публицисты пытались уверить, будто настроения масс не оказывали никакого влияния на прогрессивные идеи писателей.

«…Может быть, — писал Ленин, — по мнению наших умных и образованных авторов, настроение Белинского в письме к Гоголю не зависело от настроения крепостных крестьян? История нашей публицистики не зависела от возмущения народных масс остатками крепостнического гнета?»^[1]

То же «настроение крепостных крестьян», возмущенных и «крепостническим гнетом», и «остатками крепостнического гнета», выразилось в поэзии Некрасова. Зависимость некрасовского творчества от настроений трудящихся масс и сделала его народным поэтом. Некрасов понял, что его задача не в том, чтобы скорбеть о порабощенном народе и сокрушаться о его печальной судьбе, а в том, чтобы самому приобщиться к народу, сделать свою поэзию его подлинным голосом, его криком и стоном, воплощением его мыслей и чувств.

В ту пору на Украине был такой же народный поэт, который за несколько лет до Некрасова явился выразителем тех же народных стремлений и чувств, — Шевченко. Но Шевченко и сам был крестьянином, сам испытал на себе весь гнет крепостничества, а Некрасов, взращенный в прадедовском дворянском гнезде, — какую колоссальную работу должен был он произвести над собою, какую страшную ломку должен был пережить, чтобы сделать «мужицкие очи» своими и научиться глядеть на каждое явление тогдашней действительности — и на самого себя — этими «мужицкими очами»!

Здесь основное отличие Некрасова от всех других русских поэтов той эпохи. Жалеющих народ было много, но говорить от лица народа, от лица пробудившихся к протесту трудящихся масс умел в ту пору один лишь Некрасов.

В его поэзии народ постоянно выступает судьей, выносящим суровые приговоры врагам.

В поэме «Кому на Руси жить хорошо» перед этим грозным судьей предстают всевозможные Последыши, Оболт-Оболдуевы, Глуховские, Шалашниковы, Фогели. В «Железной дороге» — злодей Клейнмихель со всеми своими приспешниками. В «Размышлениях у парадного подъезда» — «владелец роскошных палат». Некрасов клеймит и казнит его именно от лица той «оборванной черни», которую этот сановник довел до обнищания и гибели.

Каким же образом могло случиться, что поэт, принадлежавший к дворянской среде, порвал со своим классом, возненавидел все то, чему служили поколения его предков, и, примкнув к самому крайнему — революционному — крылу молодой демократии, на всю жизнь ушел «в стан погибающих за великое дело любви»?

Для ответа на этот вопрос попытаемся вспомнить хотя бы в самых общих чертах важнейшие вехи его биографии.

2

Николай Алексеевич Некрасов родился 10 декабря 1821 года (по новому стилю) в украинском местечке Немирове, Винницкого уезда, Подольской губернии.

Его отец, Алексей Сергеевич, небогатый помещик, служил в то время в армии в чине капитана. Через три года после рождения сына он, выйдя в отставку майором, навсегда поселился в своем родовом ярославском имении Грешневе.

Сельцо Грешнево находится неподалеку от Волги, на равнине, среди бесконечных полей и лугов. Тут же, по соседству, густой лес. Хотя мальчику запрещали водиться с детьми крепостных, он пользовался всякой свободной минутой, чтобы тайком убежать к деревенским ребятам. Он участвовал во всех их затеях, удил с ними рыбу, купался в Самарке, уходил в лес за грибами, за ягодами, и вряд ли была в Грешневе такая изба, с жителями которой он не был бы близко знаком. Чтобы незаметно пробираться в деревню, он проделал в заборе отцовского сада лазейку.

Круг его деревенских знакомств уже в детстве был очень широк. Усадьба стояла у самой дороги, которая в ту пору была многолюдной и бойкой: она соединяла Кострому с Ярославлем. Отойдя на несколько шагов от усадьбы, мальчик встречался на этой дороге со всяким рабочим народом: с печниками, малярами, кузнецами, землекопами, плотниками, переходившими из деревни в деревню, из города в город в поисках работы. То были по большей части талантливые, бывалые люди. Будущий поэт с увлечением вслушивался в их «рассказы», «прибаутки» и «притчи»:

Водился мальчик и с рыбаками на Волге, убегал к ним из дому еще до рассвета:

Не мудрено, что уже в те ранние годы поэт до мельчайших подробностей узнал жизнь крепостного крестьянина и усвоил его богатую, образную, меткую, певучую речь. Впоследствии он не раз восхищался красотой и силой этой речи. Он утверждал, что крестьянам зачастую случается обмолвиться таким выразительным словом,

И разве мог бы он написать «Коробейников», «Крестьянских детей», «Мороз, Красный нос». «Кому на Руси жить хорошо», если бы не провел свое детство в такой непосредственной близости к родному народу! В детстве у него не было ни гувернанток, ни бонн. Его няня была крепостная крестьянка. Из его стихотворений мы знаем, с какой любовью он, маленький мальчик, слушал «рассказы нянюшки своей» — старинные русские народные сказки, те самые, что в течение многих столетий сказывались в каждой крестьянской семье каждому крестьянскому ребенку.

Любовь к полям и лесам своей родины, к ее «зеленому шуму» тоже впервые зародилась у него в те ранние годы:

В одном из своих стихотворных набросков он пишет, что грешневская природа милее ему всех прославленных зарубежных краев:

Горячим поэтическим чувством проникнуты написанные им родные пейзажи:

И едва ли поэт создал бы свои бессмертные песни о русской природе, если бы не сроднился с нею в первые же годы своей жизни. В поэмах «Саша», «Тишина», «Мороз, Красный нос» его восхищение красотою русских лесов и полей выражено с непревзойденной лирической силой:

Детские воспоминания поэта связаны, как мы только что видели, с Волгой:

«Благословенная река, кормилица народа!» — говорил он о ней.

Но здесь, на этой «благословенной реке», ему довелось испытать и первое глубокое горе. Как-то знойным летом он бродил у самой воды по раскаленным пескам и вдруг услышал какие-то стоны. Вдали показалась гурьба бурлаков, которые шли вдоль реки,

Они стонали от непосильной работы. Потрясенный, испуганный мальчик долго бежал вслед за ними и услышал, как один из них без всякой жалобы, очень спокойно сказал, что ему хотелось бы скорей умереть. Эти слова ужаснули Некрасова:

В этом впечатлительном мальчике уже тогда проявилась та «страстность к чужому страданию», без которой он не был бы великим поэтом.

говорил он в своих стихах о себе. Этот живой и, казалось бы, беззаботный дворянский подросток рано стал не по-детски задумываться над жестокостями окружающей жизни. Рано открылось ему «зрелище бедствий народных», к которому были так нечувствительны многие другие дворянские дети. Но не жалость, а протест вызывали в нем «народные бедствия». Уже тогда, при встрече с бурлаками, сказалась его действенная, боевая натура. Он не только «рыдал» над их мучительной долей, но тут же, на Волге, решил кинуться в бой, чтобы освободить их от гнета:

«Зрелище бедствий народных» не ограничивалось для него бурлаками. По той же дороге, которая проходила мимо усадьбы Некрасовых, — по знаменитой Владимирке — часто гнали под конвоем в Сибирь арестантов, закованных в железные цепи. Будущий поэт на всю жизнь запомнил «печальный звон — кандальный звон», раздававшийся на этой «проторенной цепями» дороге.

Еще одно горе довелось ему видеть в «золотую пору малолетства» — горе в родной семье. Его мать, Елена Андреевна, мечтательная, кроткая женщина, очень страдала в замужестве. Она была человеком высокой культуры, а муж у нее был невежественный, распутный, сварливый и грубый. Целыми днями Елена Андреевна оставалась в усадьбе одна, так как муж постоянно разъезжал по соседним помещикам; его излюбленными развлечениями были карты, попойки, псовая охота на зайцев. Он даже не пытался скрывать от жены и детей свои бесчисленные связи с крепостными крестьянками. Несчастная, глубоко оскорбленная женщина чувствовала себя как в тюрьме. Бывали такие дни, когда она, играя на рояле, целыми часами плакала и пела о своей горькой неволе. «Она была певица с удивительным голосом», — вспоминал впоследствии поэт.

С участием относилась она к принадлежавшим ее мужу крестьянам и нередко вступалась за них, когда тот угрожал им расправой. Но попытки обуздать его ярость не всегда удавались ей. Бывали случаи, что при этих попытках муж набрасывался и на нее с кулаками. Можно себе представить, как ненавидел его в такие минуты сын! «Дикарь», «угрюмый невежда», «деспот», «палач» — иного имени и нет в стихах Некрасова для этого семейного тирана.

Елена Андреевна хорошо знала мировую поэзию и часто пересказывала малолетнему сыну те отрывки из творений великих писателей, которые были доступны его пониманию. Через много лет он вспоминал в стихотворении «Мать»:

Кажется, не было другого поэта, который так часто, с такой благоговейной любовью воскрешал бы в своих стихах образ матери. Этот трагический образ увековечен Некрасовым в стихотворениях «Родина», «Мать», «Рыцарь на час», «Баюшки-баю» и других.

Он утверждал, что именно страдания матери побудили его написать столько стихов, протестующих против угнетения женщин («В дороге», «Убогая и нарядная», «В полном разгаре страда деревенская…», «Мороз, Красный нос» и другие).

Во всех этих произведениях любовь к угнетенным всегда сочетается с ненавистью к их угнетателям.

Еще в пору его детства эту ненависть чувствовали в нем все окружающие:

Таким образом, уже тогда наметилась в мальчике «правая ненависть» к «ликующим, праздно болтающим, обагряющим руки в крови». Уже тогда он испытывал приступы недетского гнева при всяком столкновении с ними.

Но, конечно, все это относится к более позднему детству поэта, к тому времени, когда из ребенка он становился подростком. А в первые годы жизни он ничем не отличался от сверстников. Как бы ни были тягостны те впечатления, которые угнетали его в отцовской усадьбе, их значение было осознано им лишь через несколько лет. Тогда же он, как и всякий ребенок, не вдумывался в них, не отягощал себя ими. В одном из стихотворений, посвященных воспоминаниям о матери, он прямо говорит, что ее горе было непонятно ему и что, когда она плакала, его, как и всякого мальчика, влекли к себе детские игры и шалости:

Эти слезы не остались бесследными, он вспоминал их всю жизнь, но это не значит, что он, говоря его же словами, не взял с «ликующего детства» всей «дани забав и радостей».

Так что глубоко не правы биографы, которые приписывают ему с первых же лет его жизни какое-то сплошное страдальчество. При всей своей ранней чуткости к горю угнетаемых людей он в детстве не чуждался ребяческих игр и радостей. Уже тогда проявилось в нем то душевное качество, которое он сохранил до конца своей жизни: воля, упорство, настойчивость. Обучаясь верховой езде, он то и дело падал с лошади, и был такой день, когда он упал восемнадцать раз подряд, но в конце концов добился своего: сделался хорошим наездником. С тех пор, по рассказу его сестры, он уже не боялся никаких лошадей и смело садился на бешеного жеребца.

Уже после его смерти Чернышевский, вспоминая о нем, говорил: «Он был великодушный человек сильного характера», «человек с сильной волей»^[2].

Добиться своего ценою любого подвига, любого труда стало с детства для него законом.

Но настоящее свое призвание нашел он не скоро. Много пришлось ему испытать неудач и тревог, прежде чем он вышел на прямую дорогу.

В 1832 году будущий поэт вместе со своим братом Андреем поступил в первый класс Ярославской гимназии. Единственное воспоминание, которое осталось в его поэзии от этих гимназических лет, полностью вместилось в две стихотворные строчки:

Один из гимназических товарищей Некрасова вспоминает: «В классах в то время секли; учителя иногда дрались…»^[3] Школьная дисциплина поддерживалась драньем за волосы, пощечинами, ударами линейкой по рукам.

Отец не хотел платить за обучение сына, ссорился с его учителями. Учителя были плохие, невежественные и поощряли тупую зубрежку. Среди них было много пьяниц. Естественно, что мальчик невзлюбил свою школу и учился очень неохотно. Гораздо больше увлекало его чтение. «В классах Некрасов, бывало, все сидит и читает»^[4], — рассказывает о нем тот же товарищ. Читал он что придется, главным образом тогдашние журналы. Сильное впечатление произвели на него ходившая в списках запрещенная ода Пушкина «Вольность» и поэма Байрона «Корсар» — о свободолюбивом и гордом мятежнике (в пересказе одного литератора). Ода «Вольность» сыграла, очевидно, немаловажную роль в духовном развитии Некрасова: он дважды вспоминает о ней в своих предсмертных записках. Судя по его черновикам, он даже пытался прославить эту оду в стихах:

Характерно, что эта ода оставила такой же глубокий след в биографии двух других народных заступников — Герцена и Огарева, которые познакомились с нею приблизительно в том же возрасте (см. «Былое и думы» Герцена, гл. II и IV).

В гимназии у Некрасова впервые обнаружилось призвание сатирика: мальчик стал писать эпиграммы на учителей и товарищей.

В 1837 году отец решил взять его из гимназии и отправить в Петербург, в Дворянский полк — так называлась тогда военная школа, отличавшаяся бессмысленной и грубой муштрой. Возможность поездки в столицу привлекала Некрасова, так как он уже несколько лет тайно писал стихи и мечтал напечатать их в столичных журналах.

В конце июля 1838 года шестнадцатилетний подросток после многодневного путешествия в ямщицкой телеге приехал в Петербург с тетрадью стихов и несколькими рублями в кармане. «За славой я в столицу торопился», — шутя вспоминал он в позднейших стихах, так как с детства решил сделаться во что бы то ни стало писателем.

Еще в деревне, когда он только собирался в Петербург, его мать, страстно желавшая, чтобы из него вышел образованный человек, не раз говорила сыну, что он должен поступить в университет.

В Петербурге Некрасов стал готовиться к университетским экзаменам и даже не сделал попытки поступить в ту военную школу, куда направил его отец. Узнав об этом, отец рассердился и послал сыну грозное письмо, где извещал, что не будет высылать ему денег, если он нарушит отцовскую волю.

Юноша гордо ответил отцу: «Если вы, батюшка, намерены писать ко мне бранные письма, то не трудитесь продолжать, я, не читая, буду возвращать вам письма».

Свою угрозу отец привел в исполнение. Поэт остался в столице без всяких средств. Он часто голодал, не имел пристанища, спал в ночлежных домах, целую зиму ходил без пальто. Но его влекло литературное поприще, и ради того, чтобы стать литератором, он обрек себя на голод и холод.

Вскоре Некрасов исполнил желание матери: в сентябре 1839 года поступил вольнослушателем в университет.

Некоторые его стихотворения были напечатаны в разных журналах, но за них почти ничего не платили, и он продолжал голодать. В 1840 году он с помощью друзей издал книжку своих полудетских стихов под заглавием «Мечты и звуки». Книжка не имела успеха. Она была не хуже и не лучше других книжек подобного рода, появлявшихся тогда в большом количестве. То же фразерство, те же приемы обветшалой романтики, те же «ангелы», «демоны», «рыцари», Гюльнары, Амариллы, Дианы, Роланды, «гурии», «вакханки» и т. д. Читавшему эти стихи было невозможно предвидеть, что автор их станет величайшим поэтом-реалистом, правдивым изобразителем русской действительности. Как и все молодые поэты, он подражал в своей книжке другим стихотворцам. «Что ни прочту, тому и подражаю», — вспоминал он впоследствии об этих ранних стихах. Кудрявым и напыщенным слогом перепевал он то Жуковского, то Баратынского, то Бенедиктова. Но если вспомнить, что написаны эти стихи шестнадцатилетним — семнадцатилетним подростком, вдали от культурной среды, придется признать их незаурядным явлением, потому что даже в их ритмах, в их дикции иногда проявляется темперамент большого поэта.

Неуспех книги не обескуражил Некрасова. Этот юноша, вышедший из праздной дворянской среды, оказался на диво неутомимым работником. В 1840 и 1841 годах он написал столько стихотворений, рассказов, сказок, фельетонов, критических заметок, рецензий, комедий, водевилей и т. д., сколько другому не написать во всю жизнь.

Вот краткий перечень написанного им в эти два года:

Повести и рассказы: «Макар Осипович Случайный», «Без вести пропавший пиита», «Певица», «Двадцать пять рублей», «Ростовщик», «Капитан Кук», «Карета», «Жизнь Александры Ивановны», «Опытная женщина», «Несчастливец в любви».

Театральные пьесы: «Великодушный поступок», «Федя и Володя», «Юность Ломоносова», «Утро в редакции», «Шила в мешке не утаишь», «Феоклист Онуфрич Боб», «Актер», «Дедушкины попугаи», «Вот что значит влюбиться в актрису!»

Стихотворения: «Провинциальный подьячий в Петербурге», «Мелодия», «Офелия», «Скорбь и слезы», «Баба-яга», «Сказка о царевне Ясносвете» — несколько тысяч стихов!

А сколько напечатано им в те же два года критических статей и рецензий!

Не разгибая спины, исписывал он десятки страниц своим быстрым, стремительным почерком. Недаром он сказал перед смертью, вспоминая свою голодную юность: «Уму непостижимо, сколько я работал! Господи, сколько я работал!»

Количество работ с каждым годом росло. В 1843–1845 годах Некрасов печатал стихи и статьи под псевдонимами: Перепельский, Пружинин, Бухалов, Иван Бородавкин, Афанасий Пахоменко, Назар Вымочкин, Ник. — Нек и другими. В его лице в русскую литературу вошел один из самых замечательных тружеников.

Но так мало платили поэту за его колоссальный труд, что и тогда он не спасся от нужды, хотя, казалось бы, одни его пьесы, поставленные в Александрийском театре и выдержавшие много представлений, должны были давать ему изрядный доход.

«Мне горько и стыдно вспоминать, — рассказывает о юном Некрасове известная артистка А. И. Шуберт, — что мы с маменькой прозвали его «несчастным».

— Кто там пришел? — бывало, спросит маменька. — «Несчастный»? — И потом обратится к нему: — Небось есть хотите?

— Позвольте.

— Акулина, подай ему, что от обеда осталось.

Особенно жалким выглядел Некрасов в холодное время. Очень бледен, одет плохо, все как-то дрожал и пожимался. Руки у него были голые, красные, белья не было видно, но шею обертывал он красным вязаным шарфом, очень изорванным. Раз я имела нахальство спросить его:

— Вы зачем такой шарф надели?

Он окинул меня сердитым взглядом и резко ответил:

— Этот шарф вязала моя мать…

Я сконфузилась»^[5].

Бедствовал он долго — пять лет. Эта печальная молодость, «убитая под бременем труда», оказала большое влияние на все его дальнейшее творчество, ибо, испытав на себе, каково живется бедноте в условиях унижения и рабства, он еще сильнее возненавидел ее притеснителей. Впервые критическое понимание действительности сказалось в его фельетонном стихотворении «Говорун», появившемся в 1843 году:

В том же году в одной своей прозаической повести он написал: «Я узнал, что… есть несчастливцы, которым нет места даже на чердаках и подвалах, потому что есть счастливцы, которым тесны целые дома».

В начале 1843 года или несколько раньше в жизни Некрасова случилось большое событие: он познакомился и близко сошелся с великим русским критиком, революционным демократом Белинским, который полюбил молодого поэта именно за его непримиримую злобу к «сильным и сытым» «счастливцам». Белинский подолгу беседовал с ним и открыл ему глаза на все злое и мерзкое, что совершалось вокруг. Некрасов понял, что ограбление трудящихся есть многовековая система, узаконенная государственным строем. Ему стало ясно, что все благополучие «сильных и сытых» основано на эксплуатации миллионов людей, закабаленных и крепостниками-помещиками, и нарождающейся в стране буржуазией. Слушая взволнованные речи Белинского, поэт впервые по-новому прочувствовал впечатления детства, вспомнил деспота-отца и страдалицу-мать, вспомнил горькую жизнь крестьян,

и решил посвятить все свое дальнейшее творчество борьбе за народное счастье.

«Ясно припоминаю, — рассказывал впоследствии Некрасов, — как мы с ним, вдвоем <с Белинским>, часов до двух ночи беседовали о литературе и о разных других предметах. После этого я всегда долго бродил по опустелым улицам в каком-то возбужденном настроении, столько было для меня нового в высказанных им мыслях… Моя ветреча с Белинским была для меня спасением»^[6].

Белинский требовал от современных писателей правдивого, реалистического изображения русской действительности — и, в меру цензурных возможностей, суда над нею, раскрытия ее зол и уродств. Под влиянием Белинского поэт обратился к реальным сюжетам, подсказанным ему подлинной жизнью, стал писать проще, без всяких прикрас, о самых, казалось бы, обыденных, заурядных явлениях жизни, и тогда в нем сразу проявился его свежий, многосторонний и глубоко правдивый талант художника-реалиста.

Впоследствии Некрасов неоднократно пытался прославить в стихах образ своего учителя. К числу таких попыток принадлежит и поэма «Несчастные», главный герой которой, революционный борец, как теперь установлено, списан поэтом с Белинского. В «Несчастных» воспроизводятся те оптимистические речи о русском народе, которые Некрасов слыхал от великого критика:

Поэт вполне разделял эту веру Белинского в чудотворные силы народа, в огромность его исторических судеб. Не раз повторял он в позднейших стихах, что русский народ — богатырь и что революционное служение народу есть наш патриотический долг:

Белинский первый пробудил это революционное сознание в Некрасове.

Не забудем, что как раз в те годы, когда Некрасов сблизился с Белинским, великий критик был охвачен ненавистью к «гнусной рассейской действительности». Он уже пришел к убеждению, что единственным путем, который приведет человечество к счастью, является социализм. «Я теперь в новой крайности, — писал он одному из друзей в 1841 году, — это идея социализма, которая стала для меня идеею идей, бытием бытия… Не будет богатых, не будет бедных, ни царей и подданных, но будут братья, будут люди»^[7]. Насколько было возможно по цензурным условиям, эту же «идею идей» Белинский пропагандировал в своих тогдашних статьях.

Он помог Некрасову найти самого себя, понять основные качества своего дарования, и после встречи с Белинским творчество молодого поэта определилось раз навсегда.

«В 1843 году я видел, — вспоминал о Некрасове один современник, — как принялся за него Белинский, раскрывая ему сущность его собственной натуры и ее силы»^[8].

Поэт до конца жизни остался благодарен учителю и всегда вспоминал те уроки, которые получил от него.

Через десять лет после смерти великого критика Некрасов писал: «Постоянно… имел я мысль сделать что-нибудь, чем бы я мог хоть немного воздать ему за все доброе, что он сделал для меня как мой духовный воспитатель, как человек, заметивший, полюбивший и руководивший меня в трудное время моей жизни».

Свое преклонение перед ним и его жизненным подвигом Некрасов выразил в таких произведениях, как «Памяти приятеля», «В. Г. Белинский», «Кому на Руси жить хорошо», и в следующем отрывке из «Медвежьей охоты»:

«Свобода, братство и равенство» были лозунгом французской революции 1789 года. Этими словами Некрасов попытался высказать в подцензурной печати, что Белинский учил его революционной борьбе.

3

Другим учителем Некрасова был Гоголь. Поэт всю жизнь преклонялся перед ним и ставил его рядом с Белинским. «Мертвые души», «Ревизор», «Шинель» были для него высшими образцами реалистического искусства. Гоголь, как и Белинский, в глазах Некрасова являлся «народным заступником», обличителем полицейско-самодержавного строя, «великим вождем» страны «на пути сознания, развития, прогресса». У Некрасова есть стихотворение о Гоголе, которое кончается такими строками:

«Любить, ненавидя» — этому научился Некрасов у своих великих наставников.

В тот же период он, раздобывшись кое-какими деньгами, начинает издавать под непосредственным руководством Белинского и при его ближайшем участии ряд альманахов, где страстно борется за гоголевское направление в искусстве.

В первом — двухтомном — сборнике, названном «Физиология Петербурга», он печатает свой замечательный очерк «Петербургские углы» — одно из первых по времени произведений гоголевской школы. В этом очерке он с тем же «смехом сквозь слезы», какой слышится в творениях Гоголя, изобразил жизнь городской бедноты, загнанной нуждою «на дно», в мрачный и зловонный подвал. Успех «Физиологии Петербурга» дал Некрасову возможность выпустить новый альманах, «Петербургский сборник» (1846), знаменующий окончательную победу гоголевского направления в русской литературе. В этом сборнике наряду с произведениями Белинского, Тургенева, Герцена, с «Бедными людьми» Достоевского были напечатаны такие стихотворения Некрасова, как «В дороге», «Пьяница», «Отрадно видеть, что находит…», «Колыбельная песня» и другие, окончательно определившие новаторский стиль его творчества.

Весь демократический лагерь — вся бурно растущая масса молодых разночинцев — отнесся к «Петербургскому сборнику» с горячим сочувствием. В стихах Некрасова эта молодежь ощутила отголосок своих собственных убеждений и чувств.

Властители дум молодой демократии — Грановский, Белинский, Герцен — приветствовали эти новые произведения Некрасова. До какой степени стихи «Петербургского сборника» были в духе тогдашней эпохи, видно хотя бы из того, что через два-три года после напечатания «В дороге» явились «Антон Горемыка» Григоровича, «Записки охотника» Тургенева, «Сорока-воровка» Герцена, воплощающие тот же протест против крепостной неволи крестьян. Вскоре Некрасов написал стихотворение «Родина», где этот протест сказался с особенной силой. Оно, по словам одного современника, привело Белинского в восторг. Белинский выучил его наизусть и послал в Москву своим приятелям.

«А каков Некрасов-то! — восклицал Белинский. — Сколько скорби и желчи в его стихе!» В кружке Белинского особенно привлекало к Некрасову то, что он был «человек из низов». Правда, по паспорту он числился дворянином, но его биография была типичной биографией бедняка-разночинца, и этим он был близок «плебею» Белинскому и тем широким читательским массам, которые шли за Белинским. Именно с этими массами Некрасов уже тогда ощущал свою кровную связь, и, когда какой-то критик из враждебного лагеря попытался напасть на него с позиций «чистого», салонного искусства, поэт горделиво ответил ему:

и тут же указал очень четко, к какому читателю обращено его творчество:

Эта «кипящая злоба» с каждым годом росла, так как она отражала в себе растущее негодование порабощенных крестьян. Именно с этого времени (с 1843–1845 годов) поэзия Некрасова стала питаться, по выражению Герцена, «свирепеющим океаном народа», то есть настроениями крепостного крестьянства, пробуждающегося к революционному действию. По заведомо уменьшенным официальным данным, в первое десятилетие царствования Николая I крестьянских восстаний происходило около шестнадцати в год, а в последнее десятилетие (именно в то, которое начинается 1845 годом) средняя годовая цифра поднимается уже до тридцати пяти, то есть увеличивается больше чем вдвое. «При этом… не только увеличивается число случаев крестьянских выступлений, но… крестьянские выступления принимают все более активный, все более решительный характер и захватывают все большую массу крестьянства»^[9]. Медленно, но верно в эти годы шла консолидация русского освободительного движения, которое после краха декабристского восстания многим казалось безнадежно заглохшим, но теперь возрождалось опять, на этот раз в кругах передовых разночинцев, плотью от плоти которых были и Белинский и Некрасов. Отражением растущего народного гнева явилось все творчество молодого Некрасова, заклеймившего в своих тогдашних стихах и помещиков («В дороге». «Родина»), и царских бюрократов («Колыбельная песня»), и типичных для той эпохи капиталистических хищников, этих новых врагов трудового народа («Современная ода»). Выступать в печати с такими стихами было тогда чрезвычайно опасно. Продажные писаки Фаддей Булгарин, Сенковский и Греч, эти раболепные холопы правительства, сплотили вокруг себя в своих журналах, альманахах, газетах обширную группу стихотворцев, романистов, публицистов, которые изо дня в день, отвлекая внимание читателей от ужасов окружавшей их жизни, восхваляли крепостнический строй как высшее воплощение государственной мудрости и всенародного счастья.

Все эти реакционные писаки набросились на Некрасова с яростной бранью. Царская цензура применила к нему свои инквизиционные меры. Грязный клеветник Фаддей Булгарин то и дело писал на ненавистного ему поэта доносы в так называемое Третье отделение (то есть в тайную полицию Николая I), утверждая, что Некрасов — «коммунист», который «страшно вопиет в пользу революции»^[10].

Но Некрасова не смутили ни доносы, ни ругань врагов, ни самоуправство цензуры. Окрыленный успехом «Петербургского сборника», он задумал еще одно, наиболее трудное и опасное литературное дело, для осуществления которого потребовалась вся его беспримерная смелость и весь его организаторский талант. Он задумал, в противовес ретроградной печати, поддерживавшей крепостнический строй, основать оппозиционный журнал, который, невзирая на цензурные строгости, ратовал бы за освобождение крестьян, за разрушение феодально-буржуазного строя.

В конце 1846 года Некрасов при поддержке друзей взял в аренду вместе с писателем Иваном Панаевым журнал «Современник», основанный Пушкиным. В «Современник» перешел из другого журнала Белинский со всеми своими приверженцами — молодыми передовыми писателями. Таким образом, в журнале Некрасова сосредоточились лучшие литературные силы, объединенные ненавистью к «проклятой рассейской действительности».

В «Современнике» первых двух лет были напечатаны «Кто виноват?», «Из записок доктора Крупова», «Сорока-воровка» Герцена. «Обыкновенная история» Гончарова, многие из тургеневских «Записок охотника», «Антон Горемыка» Григоровича, «Тройка», «Нравственный человек» Некрасова, стихи Огарева, статьи Белинского и другие произведения, заключавшие в себе резкий протест против тогдашнего строя.

Но в начале 1848 года, когда правительство Николая I, испуганное крестьянскими восстаниями и революцией во Франции, приняло крутые полицейские меры для борьбы с прогрессивными идеями, издание передового журнала стало делом почти невозможным. Наступила эпоха цензурного террора. По распоряжению царя был учрежден негласный комитет, контролировавший действия цензуры. «Темная, семилетняя ночь пала на Россию», — писал Герцен. Случалось, что больше половины рассказов, статей и романов, предназначенных для помещения в «Современнике», погибало под красными чернилами цензора. Нужно было спешить добывать новые статьи, которым зачастую грозила та же плачевная участь. Только такой необыкновенный работник, как Некрасов, мог столько лет нести это бремя. Когда «Современнику» пришлось особенно туго, поэт принялся вместе с А. Я. Панаевой, ставшей к тому времени его гражданской женой, за писание огромного романа «Три страны света» (1848–1849), над которым трудился по ночам, так как днем был занят журнальными хлопотами. Хотя этот роман был написан исключительно для того, чтобы заполнить опустошенный цензурой журнал и дать подписчикам непритязательное чтиво, к которому правительство не могло бы придраться, Некрасову и здесь удалось, правда на немногих страницах, выразить протест против гиблого строя и прославить духовную мощь русского крестьянина. «Ни в ком, кроме русского крестьянина, — писал он в восьмой части этого романа, цитируя записки своего героя Каютина. — не встречал я такой удали, такой отважности, при совершенном отсутствии хвастовства (заметьте, черта важная!), и, опять повторяю, такой удивительной насмешливости… Я много люблю русского крестьянина, потому что хорошо его знаю…». В дальнейших строках поэт утверждает, что всякий «в столкновении с народом увидит, что много жизни, здоровых и свежих сил в нашем милом и дорогом отечестве…».

Роман этот стоил Некрасову большого труда. «Я, бывало, запрусь, засвечу огни и пишу, пишу, — вспоминал он потом. — Мне случалось писать без отдыху более суток. Времени не замечаешь, никуда ни ногой, огни горят, не знаешь, день ли, ночь ли; приляжешь на час, другой и опять за то же».

Поразительно, как не надорвался он от такой тяжелой работы. У него заболели глаза, его каждый день трясла лихорадка. Чтобы составить одну только книжку журнала, он читал около двенадцати тысяч страниц разных рукописей, правил до шестидесяти печатных листов корректуры (то есть девятьсот шестьдесят страниц), из которых половину уничтожала цензура, писал множество писем сотрудникам, книгопродавцам, цензорам и порою сам удивлялся, что «паралич не хватил его правую руку».

Редактором он был превосходным. Журналов, подобных его «Современнику», до той поры не бывало в России. Достаточно сказать, что в качестве редактора Некрасов первый открыл дарования таких начинавших в разное время писателей, как Лев Толстой, Гончаров, Достоевский, Григорович и другие.

Некрасов стоял во главе «Современника» двадцать лет (1847–1866), и если бы он не написал ни одного стихотворения, он и тогда заслужил бы благодарную память потомства как величайший журналист своей эпохи.

Принимаясь за издание «Современника», Некрасов надеялся, что в этом журнале Белинский будет играть руководящую роль. Но Белинский был тяжко болен и через полтора года скончался. То была незаменимая потеря. «Современник» осиротел. Не было в тогдашней России другого писателя, который мог бы стать таким же «властителем дум» своего поколения, каким был Белинский.

Под гнетом изуверской цензуры «мрачного семилетия» журнал был вынужден временно затушевать и ослабить свои боевые тенденции. Некрасов, верный заветам Белинского, продолжал писать «гражданские» стихи («На улице», «Вино», «Вчерашний день, часу в шестом…» и другие), но они оставались в рукописи, и он даже не пытался посылать их в цензуру, так как знал наверное, что цензура запретит их. На первое место в «Современнике» выдвинулись такие сотрудники, как Дружинин, Анненков, Боткин, далекие от демократических масс, тяготевшие к «чистому искусству». Они не понимали и не ценили Некрасова. Он чувствовал себя среди них одиноким.

Так продолжалось до 1855 года, когда поражение царского правительства в Крымской войне обнаружило слабость кнутобойной монархии и несокрушимую мощь трудового народа. Крестьянские восстания умножились и приобрели небывалый размах. Николай I, к общему облегчению, скончался. Новое правительство с воцарением Александра II сочло себя вынужденным пойти на уступки. Громко заговорили о близком освобождении крестьян. Некрасовский «Современник» воспрянул. В стране стала явственно намечаться революционная ситуация.

Грозовая эпоха выдвинула двух великих писателей, вождей революционной демократии — Чернышевского и Добролюбова, учеников и продолжателей дела Белинского.

Некрасов угадал их дарования по первым же их статьям и предоставил им в своем «Современнике» руководящую роль.

С самого начала совместной литературной работы он дружески сблизился с ними и, вдохновляемый общественным подъемом, создал свои лучшие произведения. Начиная с 1855 года наступил расцвет его творчества. Он закончил поэму «Саша», поразившую читателей и яркостью живописи, и могучей лирической силой, и жгучим, злободневным сюжетом: поэма была направлена против так называемых «лишних людей», то есть либеральных дворян, выражавших свои чувства к народу не делами, а громкими фразами. Тогда же Некрасовым написаны такие стихи, как «Забытая деревня», «Школьник», «В больнице», «Тяжелый крест достался ей на долю…», «Поэт и гражданин», впервые раскрывшие перед читателями весь широкий диапазон его творчества. Он стал любимейшим поэтом демократической интеллигенции, которая именно в то «благодатное время» сделалась влиятельной общественной силой в стране.

Еще в начале пятидесятых годов Некрасов тяжело заболел. Болезнь поразила ею горло, он лишился голоса, сильно исхудал и стал кашлять. Ему казалось, что его дни сочтены.

писал он в то время одному из друзей. Его страдания выразились в стихотворениях «Умру я скоро. Жалкое наследство…», «Тяжелый год — сломил меня недуг…», «Замолкни, Муза мести и печали!..» и другие. В 1856 году он уехал лечиться в Рим, передав «Современник» в руки Чернышевского. То была его первая поездка за границу. На душе у него было так тяжело, что он чуть не бросился в море.

Понемногу силы его восстановились, он с новой страстью вернулся к труду, и в тридцать девять дней, не отходя от стола, создал поэму «Несчастные». Композиция «Несчастных» сложна и трудна: в сущности, вся поэма, за исключением немногих страниц, являет собой прихотливое чередование картин, стремительно бегущих одна за другой, и только такой силач, как Некрасов, мог привести эти картины к единству могучим дыханием своей темпераментной лирики. В широкую раму поэмы вместилась от края до края вся тогдашняя Русь, в ее наиболее типичных аспектах, и хотя Некрасов не скрывает, что страна в современный ему период истории «черна, куда ни погляди», но тут же всеми задушевными и светлыми образами поэмы внушает читателю, что неисчерпаемы силы, которые таятся в народе, и что — дай только срок! — эти силы преобразят и осчастливят Россию.

Когда Некрасов с таким увлечением работал в Риме над поэмой «Несчастные», в Москве вышло первое собрание его стихов («Стихотворения Н. Некрасова», 1856). Книга имела грандиозный успех — такой же, как в свое время «Евгений Онегин» и «Мертвые души». Все издание было раскуплено в несколько дней, и, так как спрос на книгу продолжал возрастать, вскоре появились ее рукописные копии, продававшиеся за удесятеренную цену. Книга вызвала большое возмущение в придворных и бюрократических кругах. Царский министр Норов, испугавшись ее популярности, запретил переиздавать ее вновь и предписал газетам и журналам не печатать о ней хвалебных рецензий. Особенно раздражено было правительство стихотворением «Поэт и гражданин», которое Чернышевский перепечатал из книги Некрасова на страницах «Современника». Над журналом нависла цензурная буря. Говорили, что Некрасову по возвращении в Россию угрожает заключение в Петропавловской крепости. Все это взволновало больного поэта, но он мужественно писал в Петербург П. В. Анненкову: «Хоть бы эти размеры <грозившего ему наказания> и точно были велики — я не ребенок; я знал, что делал»^[11], и Тургеневу через несколько дней: «Мы видывали цензурные бури и пострашней — при <Николае 1>, да пережили»^[12].

Причины успеха его книги понятны. К тому времени в русском обществе выдвинулись и заняли передовые позиции «новые люди»: разночинцы, демократы, страстно ненавидевшие дворянскую, помещичью Русь. Некрасов, единственный из русских поэтов, говорил о том, что было близко душе бедняка: о сырых подвалах, о тяготах подневольной работы, о ненависти к богачам-угнетателям, — и говорил таким языком, каким не говорили другие поэты, пусть и демократически «грубым», но родным этой новой читательской массе.

4

Приближалась эпоха шестидесятых годов. Еще за несколько лет до нее Некрасов окончательно пришел к убеждению, что у закабаленных крестьян, кроме таких явных, открытых врагов, как жандармы, царские чиновники, крепостники, кулаки, есть еще тайные враги, пожалуй, наиболее вредные: либералы дворянской формации, лицемерно объявляющие себя друзьями народа.

Некрасов был уверен, что путь частичных, половинчатых реформ, так называемый «мирный прогресс», который прославляют либералы, не только не принесет крестьянам никаких облегчений, но, напротив, сделает их рабство еще более тяжелым. Поэту было ясно, что, как бы громко ни кричали либералы о своих благожелательных чувствах к народу, их народолюбие — маска, под которой они скрывают свои корыстные интересы и цели. Резко отмежевавшись от представителей либерального лагеря, поэт стал разоблачать реакционный характер их деятельности, ибо хорошо сознавал, что спасение народа — в революции. Отсюда многочисленные сатиры поэта, клеймящие «народолюбцев» либерального лагеря, этих

К концу пятидесятых годов «Современник» поставил в центре своей политической программы борьбу с либералами. Борьба велась разнообразным оружием. Чернышевский громил их главным образом в своей публицистике, Добролюбов — в критических статьях, Некрасов — в поэмах, сатирах, эпиграммах, пародиях. В знаменитом диалоге «Поэт и гражданин» он ставил либеральных «мудрецов» на одну доску со «стяжателями и ворами»:

разговоры, в которых сказывается «презренная логика» этих людей, пытавшихся высокими словами о благе народа затушевать свою постыдную трусость^[13].

Борьбы с либералами Некрасов не прекращал до конца своей жизни. Либерал сороковых годов, по утверждению поэта, был еще «честен мыслью, сердцем чист», но не таков он стал в более поздний период. С омерзением изображает Некрасов либерала шестидесятых годов, этого «салонного якобинца», который только и делал, что выступал в великосветских гостиных и «говорил, говорил, говорил» о своих мнимых демократических чувствах:

Характерно, что в одном из черновых вариантов «салонный якобинец» именуется так: «Прогрессист, Чернышевский салонный» — то есть указывается, как далеко заходили эти лицемерные хищники в маскировке своих аппетитов.

Весь реакционный смысл либеральных речей раскрылся Некрасову в шестидесятых годах, когда в связи с реформами Александра II мелкое обличительство мелких общественных зол стало считаться в среде либералов великим гражданским подвигом. Пресловутая крестьянская реформа 1861 года привела либералов в восторг. Эту реформу они прославляли как великодушное благодеяние царя, якобы дарующего крестьянам свободу. Либеральные стихотворцы один за другим восклицали в либеральных журналах:

Но Некрасов, как и Чернышевский и другие революционные демократы, хорошо понимал, что эта «свобода» есть, в сущности, новая кабала для крестьян, и в противовес всем восторгам либерального лагеря написал в том же 1861 году:

подлинной свободы, которую завоюет народ, когда восстанет против своих угнетателей. А об этой ложной «свободе», так громко восхвалявшейся в либеральных кругах, Некрасов настойчиво спрашивал:

и в его вопросе уже заключался ответ, который в другом, позднейшем его стихотворении сформулирован еще более отчетливо:

Сделав «Современник» боевым органом революционной демократии, Некрасов привлек к нему молодых демократических писателей: Слепцова, Николая и Глеба Успенских, Помяловского. Решетникова, Елисеева, Антоновича и многих других. Писатели-дворяне, бывшие до той поры его сотрудниками, демонстративно ушли из журнала и сделались врагами поэта.

Порвать с этими писателями Некрасову было не так-то легко. Еще со времен Белинского он сблизился с ними за общей журнальной работой. С некоторыми из них его связывала давняя дружба. Тем больше чести ему, что служение народу он поставил выше своих личных привязанностей. Впрочем, бывали такие периоды, когда этот великий борец за революционное освобождение народа временно начинал тяготеть к либеральным воззрениям своих бывших друзей, и тогда, по его собственным словам, «у лиры звук неверный исторгала» его рука. По поводу подобных редких уступок Некрасова либеральным идеям Ленин в одной из своих статей указал, что хотя Некрасов порой колебался между Чернышевским и либералами, «но все симпатии его были на стороне Чернышевского»^[14].

Влияние «Современника» росло с каждым годом, но вскоре над журналом разразилась гроза.

В 1861 году умер Добролюбов, изнуренный непосильным трудом в тяжелых условиях цензурного гнета. Летом 1862 года был арестован и после заключения в крепости сослан в Сибирь Чернышевский. «Современник» остался без главных сотрудников и был приостановлен властями на несколько месяцев. Правительство, вступившее на путь мстительной расправы с «нигилистами» (так назывались тогда носители революционных идей), решило уничтожить ненавистный журнал.

Чтобы спасти «Современник», Некрасов решился на отчаянный шаг. Он выступил со стихами на официальном обеде в честь диктатора Муравьева Вешателя, от которого в значительной мере зависела судьба «Современника». Но этот поступок оказался напрасным: по приказу Александра II журнал был прекращен навсегда (1866 год).

Долго существовать без журнальной трибуны Некрасов не мог. Не прошло и двух лет, как он взял в аренду журнал «Отечественные записки» и пригласил в качестве одного из соредакторов М. Е. Салтыкова-Щедрина.

«Отечественные записки» под руководством Некрасова стали таким же боевым журналом, как и «Современник»; они следовали революционным заветам Чернышевского, в них впервые проявился во всей своей мощи сатирический гений Салтыкова.

Цензура жестоко преследовала «Отечественные записки», и Некрасову (вместе с Салтыковым) приходилось вести с ней такую же упорную борьбу, как и во времена «Современника».

5

Журнальная работа утомляла поэта, и он бывал поистине счастлив, когда ему удавалось вырваться из душного города куда-нибудь в деревенскую глушь. В деревне, среди крестьян, он чувствовал себя легко и привольно и забывал городские тревоги, особенно если при этом ему случалось хорошо поохотиться. Охота с детства была его любимейшим отдыхом. Захватив собаку и ружье, он на несколько дней уходил с кем-нибудь из местных крестьян побродить по лесам и болотам и возвращался домой с новыми силами, освеженный и бодрый. Охота была для него лучшим средством дружеского сближения с народом. Он говорил, что в деревне охотниками обычно бывают талантливейшие из русских крестьян.

Странствуя с ружьем из деревни в деревню, Некрасов попадал на сельские ярмарки, на крестьянские праздники, на сходы, на свадьбы, на похороны, знакомился с множеством деревенских людей, наблюдал их нравы и обычаи и жадно вслушивался в их непринужденные речи. С каждым годом он, если так можно выразиться, все больше и больше влюблялся в народ.

Эта любовь нашла наиболее яркое выражение в стихах, которые были написаны им летом 1861 года в деревне Грешнево, где он провел несколько месяцев в близком общении с крестьянами. Большинство этих крестьян он знал с детства. Они были товарищами его мальчишеских игр и потому каждое лето, когда он поселялся в деревне, встречали его как приятеля. Едва он въезжал за околицу Грешнева, он говорил ямщику:

Летние месяцы 1861 года, проведенные Некрасовым в Грешневе, можно приравнять к болдинской осени Пушкина: необычайный прилив творческих сил, могучая власть над своим вдохновением, которое уже не взрывается мгновенными вспышками, как это бывало с Некрасовым раньше, а горит ровным негаснущим пламенем изо дня в день, из недели в неделю. Самое количество стихов, созданных им в «грешиевское лето», свидетельствует о небывалом взлете его дарования. Сохранилась большая тетрадь, которую он вывез из Грешнева в 1861 году. Вся она исписана стихами, посвященными деревенской тематике, — лучшими стихами Некрасова. Здесь раньше всего самобытная, до сих пор сохранившая всю свою первозданную свежесть поэма «Крестьянские дети», в каждом слове которой чувствуется веселая и даже немного озорная улыбка. В мировой литературе едва ли существует другое стихотворение, где с таким благодушным сочувственным юмором воссоздавалось бы «обаяние поэзии детства», Повествуя о Савосях, Кузяхах, Корнеях и Глашках, поэт как бы сам приобщается к их ясному, гармоническому восприятию природы и жизни.

Правда, он здесь же разрушает гармонию напоминанием о том, что любому из этих детей «никто не мешает» погибнуть в любую минуту, что их жизнь находится под вечной угрозой со стороны душегубного строя, но эта скорбная мысль не окрашивает собой всей поэмы; ей отведено всего несколько строк.

Основная же тональность «Крестьянских детей» определяется той гениальной идиллией, которая органически входит в их текст и с давнего времени носит во всех хрестоматиях название «Мужичок с ноготок». Здесь вершина некрасовского мастерства. Читая этот короткий отрывок — всего двадцать стихов, — не знаешь, чему больше удивляться: лаконизму ли поэтической речи, благодаря чему каждое слово воспроизводимого здесь диалога насыщено таким огромным содержанием; мудрой ли простоте языка, делающей эти стихи доступными детским умам; или подспудной, но явственно ощутимой лиричности, которая проникает собою весь этот небольшой эпизод и придает повествованию о нем обобщенный характер восторженной песни о русском народе, у которого «привычка к труду благородная» начинается уже с шестилетнего возраста.

Этот мальчишка не «идет», не «бредет», не «шагает», но «шествует». «Шествует» — торжественное слово, никогда не применявшееся к походке детей. Так говорили обычно о какой-нибудь важной, напыщенной, помпезной особе. Одним этим словом Некрасов дает нам понять, как уважает себя «мужичок с ноготок» за то, что ему поручили такое серьезное дело. Потому-то и сказано о нем, что он ведет свою лошадь «в спокойствии чинном», то есть не суетится, не егозит, не подпрыгивает, как поступал бы при других обстоятельствах, а во всем подражает бородатым, степенным крестьянам, уважающим себя и свой труд. Когда незнакомый прохожий называет его с усмешкой «парнище», это наименование оскорбляет «мужичка с ноготок», так как оно подчеркивает, что он мал и годами и ростом. Поэтому он надменно отвечает обидчику: «Ступай себе мимо». А когда прохожий, желая во что бы то ни стало продолжить беседу, задает ему никчемный вопрос: «Откуда дровишки?» — он отвечает ему: «Из лесу, вестимо», и в этом «вестимо» слышится упрек вопрошающему: зачем же спрашивать о том, что и без разговоров понятно. Так уважает себя этот малолетний крестьянин, так великолепно умеет он постоять за себя и дать суровый отпор всякому, кто вздумает обидеть его.

Вековое рабство не растлило народа; чувство свободы и чести сохранилось даже в малолетних его представителях:

В следующем некрасовском стихотворении, «Похороны», написанном в том же Грешневе и тоже посвященном деревенской тематике, поэт уже не довольствуется изображением крестьян, хотя бы самым нежным и сочувственным, — он решается заговорить от их лица, воспроизвести в поэзии их подлинный голос:

Правда, он воспроизводил этот голос и раньше, хотя бы, например, в «Огороднике», но то была нарядная стилизация на основе фольклора, здесь же полное овладение стилем будничных, обыденных, ничем не приукрашенных, отнюдь не фольклорных крестьянских речей. Ближайшие же годы показали, что здесь было великое завоевание Некрасова. С этого времени он начал писать о народе не только для интеллигентных читателей, но и для самого народа, начал обращаться к народу на его языке. Первым произведением такого подлинно народного стиля были «Коробейники», созданные им тогда же, в «грешневское лето» 1861 года. Это — одно из совершеннейших творений Некрасова, где новаторская самобытность и смелость поэта сказались наиболее явственно. Самый ритм «Коробейников», хотя и внушенный народными песнями, но вполне оригинальный, «некрасовский», является находкой поэта, ибо не имеет никаких прецедентов во всей предшествующей русской словесности. Этот бойкий и задорный хорей в сочетании с протяжными дактилями (в рифмах нечетных стихов) впервые прозвучал в «Коробейниках». Не только идея поэмы, но самое ее звучание оказалось так близко народу, что некоторые ее строфы тогда же вошли в живой народный обиход и стали народной песней, которая в бесчисленных песенниках получила наименование «Коробочка».

Дактические рифмы, придающие звучанию поэмы такой глубоко национальный характер, вообще изобилуют в русских народных песнях. Эти рифмы труднее других, так как они требуют созвучия всех трех слогов, завершающих нечетные строки. В изобретении этих рифм Некрасов обнаружил искусство, до сих пор никем не превзойденное. Он распоряжается этими рифмами так непринужденно, легко и свободно, они так естественно входят в самую фактуру стиха, нигде не нарушая его идеально простого и четкого синтаксиса, что эта изощренная работа над словом остается для читателя почти незаметной: нигде не чувствуется ни малейшей натуги. Вообще «Коробейники» являются лучшим опровержением клеветнической выдумки реакционных эстетов, будто рифмы у Некрасова «бесцветны и бедны». Здесь, в «Коробейниках», рифмы кажутся даже слишком затейливыми («дома я» — «знакомое»; «скоро бы» — «коробы»; «понамотано» — «бьет оно»), и, если бы поэт не подчинял их могучей динамике ритма, они выделялись бы из текста своей чрезмерной изысканностью.

«Мастерство такое, что не видать мастерства» — эти слова Льва Толстого, сказанные по другому поводу, вполне применимы к поэме Некрасова. Мастерства не видно оттого, что оно заслоняется от сознания читателей и увлекательным, эмоциональным сюжетом, и яркой образностью крестьянских речей, и реалистической, жизненной правдой развернутых в поэме ситуаций, и, главное, глубокой народностью заключающихся в ней мыслей и чувств. В то время нередко считались народными такие повести, рассказы и стихи, в которых более или менее верно передавалась крестьянская речь да фотографически точно описывались различные детали крестьянского быта. Некрасов в своей поэме не ограничивается этими внешними деталями: народность его «Коробейников» раньше всего заключается в том, что здесь с изумительной поэтической силой воспроизведено самое миросозерцание народа, подлинно народное восприятие вещей и явлений, словно эту поэму написали сами крестьяне. Все изображенные в ней эпизоды, предметы и лица представлены здесь в таком виде, в каком они должны представляться Ваньке, Катерине и Тихонычу. Конечно, в характере этих людей есть немало отрицательных черт, объясняемых их темнотой, но в основном они человечны, талантливы, полны бодрого, житейского юмора, помогающего им нести свои тяготы, и отличаются несокрушимым душевным здоровьем.

Этим душевным здоровьем так и пышет героиня поэмы Катерина, деревенская «девка». Она первая в ряду тех «славянок», которых Некрасов возвеличил в позднейших стихах: младшая сестра величавой красавицы Дарьи, воспетой в поэме «Мороз, Красный нос», и Матрены Корчагиной, страдальческая биография которой дана в поэме «Кому на Руси жить хорошо».

Нравственная сила Катерины заключается в том, что она видит все свое право на жизнь в труде. Труд — норма ее бытия. Трудом определяется вся ее личность. Даже в пору своей первой влюбленности, когда она, как пожаром, охвачена страстью к «сердечному дружку», коробейнику Ваньке, она ни на миг не изменяет своему трудовому призванию: истерзанная ревностью, измученная страхом, что Ванька покинул ее, она все же не расстается ни с косой, ни с серпом:

И любовь этой труженицы раньше всего выражается в великодушной готовности облегчить своему будущему мужу его нелегкую жизнь, быть его помощницей и другом:

Ванька отвечает Катерине взаимностью, но чувство реализма заставляет поэта указать, что, по неписаному уставу тогдашней деревни, молодой коробейник в своих отношениях к этой беззащитной и самоотверженно-преданной девушке считает нужным иногда напустить на себя развязную грубоватость, заносчивость:

Но все это говорится для форсу, для поддержания мнимого «мужского достоинства», на самом же деле:

Не нужно забывать, что коробейники, изображенные здесь, еще не порвали своих связей с деревней. И Ванька и Тихоныч — типичные «пахари», уходящие из дому на временный промысел. Недаром в одном месте поэмы Некрасов называет их «мужичками». И мировоззрение у них типично крестьянское. Окрашивая этим крестьянским мировоззрением свою стихотворную повесть, Некрасов постоянно подчеркивает, сколько накипело в них злобы к угнетающему их жестокому строю. О причинах севастопольской кампании Тихоныч, например, отзывается так:

Как и все трудовое крестьянство, они от души ненавидят кровопийц-кулаков:

Та же ярая ненависть чувствуется в повествовании Тихоныча о волоките и кривде, господствовавших в тогдашнем суде: из-за ошибки бездушных чиновников некий Титушка, ни в чем не повинный, был брошен в тюрьму и томился в ней около двенадцати лет; когда же вышел наконец «на свободу», оказалось, что он дочиста обокраден, что у него нет ни семьи, ни жилья, и он запел свою страшную песню о доведенной до крайнего разорения России:

Словарь этой песни скуден: вся она состоит из бесчисленных повторений одних и тех же интонаций и слов, одного и того же мотива, и потребовалась гениальность Некрасова, чтобы из такой скудости создать бессмертную песню, потрясающую своей лирической силой.

В той же грешневской тетради есть еще одно крестьянское стихотворение Некрасова, озаглавленное «По дороге зимой». Это не что иное, как начало поэмы «Мороз, Красный нос», которую, оказывается, Некрасов начал писать в то самое лето 1861 года, когда были написаны им «Коробейники» и «Крестьянские дети». Так как то был год так называемого «раскрепощения» крестьян, крестьянство, естественно, привлекало к себе внимание всей русской общественности; о крестьянстве печатались сотни рассказов, стихотворений, трактатов, брошюр и статей, но все это в огромном своем большинстве давно уже покрылось архивною пылью, а поэма Некрасова «Мороз, Красный нос» все так же жива и свежа, как в первый день своего появления в печати, словно с тех пор не прошло больше ста лет.

Эта величавая поэма — самое зрелое произведение Некрасова. В ней — классическая стройность, соразмерность деталей, классическая строгость композиции. Ее повествовательный стиль постоянно стремится к песенному. По глубокому проникновению в жизнь крестьян она едва ли не превосходит все, что было сказано в поэзии о русской деревне. И, главное, всеми своими образами она говорит не то, что думают о народе другие, а то, что думает о себе сам народ. Вся она словно продиктована поэту народом. Каждое явление окружающей жизни представлено здесь именно таким, каким его чувствует и понимает народ. Здесь полное слияние художника с народными массами. Особенно рельефно это слияние выразилось в том «внутреннем монологе», который произносит героиня поэмы, когда бежит поздней ночью сквозь лесную чащу по безлюдной тропе, чтобы спасти своего гибнущего мужа. Поэт буквально преобразился в нее и на нескольких страницах поэмы (начиная с XIX главы по XXIV) говорит от ее лица и живет ее жизнью, такой одухотворенной, поэтичной и трогательной:

Выразительность этих лирических строф чрезвычайно усиливается благодаря причудливому многообразию ритмики, которая чуть не на каждой странице меняется здесь по нескольку раз в зависимости от душевного состояния женщины. Эта живая изменчивость ритмики — непревзойденное явление даже в поэзии Некрасова. Четырехстопные, трехстопные, двустопные дактили легко и свободно переливаются здесь из одной вариации в другую — в строгом соответствии с движением лирической темы…

Закончив это стихотворение, Некрасов стал исподволь готовиться к новому литературному подвигу — к созданию всеобъемлющей, монументальной поэмы «Кому на Руси жить хорошо». Он начал писать ее на сорок втором году жизни, в пору полного расцвета своего дарования.

Героем этой поэмы он избрал не какого-нибудь одного человека, а опять-таки весь русский народ, все многомиллионное «мужицкое царство», «кряжистую Корежину», «сермяжную Русь». Поэмы с таким широким охватом всех социальных слоев России еще не бывало в литературе.

С первого взгляда народная жизнь, изображенная в этой поэме, представляется очень печальной. Уже самые названия деревень — Заплатово, Дырявино, Разутово, Знобишино, Горелово, Неелово, Неурожайка тож — говорят о безрадостном существовании их жителей. И хотя одна из глав поэмы изображает деревенских счастливцев и даже носит название «Счастливые», но на самом-то деле, как выясняется из ее содержания, эти «счастливые» глубоко несчастны: замученные нуждою, больные, голодные люди. И сколько человеческих страданий в той части поэмы, где изображается жизнь крестьянки Матрены!

говорит эта крестьянка о себе. Вообще, когда читаешь первые главы поэмы, кажется, что на вопрос, поставленный в ее заголовке: «Кому на Руси жить хорошо?» — можно дать единственный ответ: каждому живется очень плохо, особенно же «освобожденным» крестьянам, о счастье которых Некрасов в той же поэме писал:

Некрасов начал поэму в 1863 году, вскоре после «освобождения» крестьян. Он очень хорошо понимал, что, в сущности, никакого освобождения не было, что крестьяне по-прежнему остались под ярмом у помещиков и что, кроме того,

Всеми своими образами поэма свидетельствовала, что в обнищавшей деревне назревает бурный протест, который рано или поздно приведет ее к революционному взрыву. Особенно рельефно выразилась эта тема в главе «Крестьянка» (1873), где поэт изображает Савелия, «богатыря святорусского», человека огромных душевных и физических сил, могучего представителя тех слоев трудового крестьянства, которые уже не желали мириться с помещичьим гнетом; мстя за обиды, нанесенные его односельчанам, он вместе с ними закапывает в землю ненавистного управителя Фогеля, и ни розги, ни сибирская каторга не могут смирить его гнев. В одном из первоначальных набросков к поэме Савелий вспоминает о том, как, находясь на поселении в Сибири, он расправлялся с жестоким начальством:

Создавая образ народного мстителя, Некрасов указывал читателю семидесятых годов, что в народе уже накопляются силы для борьбы за раскрепощение трудящихся масс.

Савелий не единственный богатырь на Руси. Он знает, что таких богатырей миллионы — все «мужицкое царство», «вся сермяжная Русь»:

Рядом с Савелием в поэме встают такие же величавые образы русских крестьян: Якима Нагого — вдохновенного защитника чести трудового народа, Ермила Гирина — деревенского праведника, проникнутого чувством социальной ответственности, и Матрены Корчагиной, сумевшей отстоять свое человеческое достоинство в условиях разнузданного произвола и рабства. Появление в народной массе таких нравственно сильных людей служило для поэта порукой будущей победы народа. Отсюда оптимизм поэмы:

Сознание этой нравственной «силы народной», предвещавшей верную победу народа, и было источником того бодрого чувства, которое слышится даже в ритмах поэмы Некрасова.

Поэма «Кому на Руси жить хорошо» писалась в течение нескольких лет, но в начале семидесятых годов Некрасова отвлекла от нее другая великая тема — декабристы.

До той поры в русской подцензурной печати о декабристском восстании не появлялось ни единого слова, за исключением лживых и клеветнических официозных отчетов. Но в 1870 году цензурный запрет был немного ослаблен, и Некрасов воспользовался первой возможностью, чтобы напомнить молодым поколениям о зачинателях революционной борьбы.

В поэме «Дедушка» он изобразил старика декабриста, который в маленьком внуке видит своего боевого наследника и завещает ему свою ненависть к народным врагам. Декабристы были духовными отцами Белинского, Герцена, Огарева, Чернышевского и множества безымянных героев, ушедших в сибирскую каторгу. Некрасов видел прямую преемственность между старыми борцами и новыми. Он хотел, чтобы подвиги декабристов вдохновляли на такие же подвиги революционную молодежь его времени.

Образы жен декабристов — особенно Трубецкой и Волконской — так волновали Некрасова, что, слушая, например, чтение записок Волконской, он, пожилой человек, плакал навзрыд, как ребенок. В 1871–1872 годах он написал об этих героинях поэму «Русские женщины». Ни в одном своем произведении не отразил он с такой прямотой клокочущую ненависть к самодержавному строю, к царю Николаю и его бессердечным приспешникам. Словно забыв, что в России существует цензура, он называл в этих стихах Николая «мстительным трусом», «мучителем», «палачом свободных и святых». В поэме было столько проклятий народным врагам, в ней чувствовалось столько благоговейной любви к декабристам, что в подлинном своем виде она могла появиться только после Октябрьской революции, а до той поры почти полстолетия печаталась с большими искажениями, с пропусками многих стихов. Но и в таком исковерканном виде она имела небывалый успех, и ее идейное влияние было огромно, особенно на передовую молодежь.

В первой части поэмы под видом сонного видения своей героини поэт изобразил восстание на Сенатской площади; то были первые стихи в подцензурной печати, трактующие эту запретную тему.

А поэма «Кому на Руси жить хорошо» так и оставалась незаконченной. В 1876 году, когда Некрасов снова вернулся к своей эпопее, у него уже не было сил, чтобы закончить ее. Он тяжело заболел. Врачи отправили его в Ялту, на берег моря. Но ему с каждым днем становилось все хуже. Некрасов знал, что болезнь смертельна, и потому трудился с неутомимым упорством. «Ведь каждый день может оказаться последним», — говорил он окружающим.

Новая часть поэмы была названа им «Пир — на весь мир». Ему хотелось во что бы то ни стало закончить ее, потому что он видел в ней свое завещание, свое последнее напутственное слово молодым революционным борцам. Середина семидесятых годов, когда писалась поэма, характеризуется новым подъемом освободительного движения в России. «Главным, массовым деятелем» этого движения был, по словам В. И. Ленина, разночинец^[15]. В поэме этот «главный, массовый деятель» представлен семинаристом Григорием Добросклоновым, которому Некрасов придал многие черты Добролюбова. Будущее Добросклонова, по словам Некрасова, трагично:

Но хотя ему угрожает сибирская каторга и ранняя смерть, он единственный истинный счастливец в поэме. Здесь-то и заключается настоящий ответ на поставленный Некрасовым вопрос о возможности счастья в тогдашней России: истинно счастливыми Некрасов считал тех самоотверженных борцов за народное благо, которые, подобно Добросклонову, видят в служении народу единственную цель своей жизни:

Оптимизм поэмы основан на твердой уверенности, что дело освобождения народа находится в верных руках. «Сила народная, сила могучая» — на эту могучую, «народную силу» и возлагал Некрасов все надежды. Подлинным призывом к беспощадной борьбе с насильниками звучит входящая в «Пир — на весь мир» притча «О двух великих грешниках», где говорится, что казнь тирана есть правое, священное дело.

Счастье отдельной личности — только в революционном служении народу. Таковы последние строки последней поэмы Некрасова. Мысль, высказанная в «Пире — на весь мир», была так дорога Некрасову, что он хотел возможно скорее обнародовать эти стихи. Но едва они появились в журнале, как цензура конфисковала журнал и заставила вырезать оттуда произведение Некрасова.

Для умирающего это было тяжелым ударом и увеличило его предсмертные страдания.

«Вот оно, наше ремесло литератора! — сказал он одному из докторов. — Когда я начал свою литературную деятельность и написал первую свою вещь, то тотчас же встретился с ножницами; прошло с тех пор тридцать семь лет, и вот я, умирая, пишу свое последнее произведение и опять-таки сталкиваюсь с теми же ножницами»^[16].

Кроме этой поэмы, Некрасов буквально на смертном одре создал целый цикл лирических стихов, где слышится та же тревога и боль о народе.

Поэт перенес мучительную операцию, которая лишь на несколько месяцев отсрочила смерть. Спать Некрасов мог только под сильным наркозом, страдания его были ужасны, и все же нечеловеческим напряжением воли он находил в себе силы слагать свои «Последние песни».

Когда читатели узнали из этих песен, что Некрасов смертельно болен, его квартира была засыпана телеграммами и письмами, где выражалась скорбь о любимом поэте.

В «Последних песнях» поэт говорил:

Прочтя эти грустные строки (напечатанные в «Отечественных записках» в январе 1877 года), студенты нескольких высших учебных заведений Петербурга и Харькова поднесли Некрасову приветственный адрес. В адресе они говорили:

«Тяжело было читать про твои страдания, невмоготу услышать твое сомнение «Да и некому будет жалеть»… Мы пожалеем тебя, любимый наш, дорогой певец народа, певец его горя и страданий; мы пожалеем того, кто зажигал в нас эту могучую любовь к народу и воспламенял ненавистью к его притеснителям. Из уст в уста передавая дорогие нам имена, не забудем мы и твоего имени и вручим его исцеленному и прозревшему народу, чтобы знал он и того, чьих много добрых семян упало на почву народного счастья»^[17].

Особенно растрогал больного прощальный привет Чернышевского, присланный из далекой Сибири в августе 1877 года. «Скажи ему, — писал Чернышевский одному литератору, — что я горячо любил его как человека, что я благодарю его за его доброе расположение ко мне, что я целую его, что я убежден: его слава будет бессмертна, что вечна любовь России к нему, гениальнейшему и благороднейшему из всех русских поэтов. Я рыдаю о нем. Он действительно был человек очень высокого благородства души и человек великого ума»^[18].

Умирающий выслушал этот привет и сказал еле слышным шепотом: «Скажите Николаю Гавриловичу, что я очень благодарил его; я теперь утешен; его слова мне дороже, чем чьи-либо слова…»^[19].

Умер Некрасов 27 декабря 1877 года (по новому стилю 8 января 1878 года). Его гроб, несмотря на сильный мороз, провожало множество народа. Перед гробом несли венки: «От русских женщин», «Некрасову — студенты», «Певцу народных страданий», «Бессмертному певцу народа» и другие. По воспоминаниям Г. В. Плеханова, в процессии участвовали революционеры (землевольцы и южнорусские «бунтари»), проживавшие в столице нелегально. Они несли венок «От социалистов». Вместе с ними вокруг этого венка сомкнулись и члены рабочих революционных кружков, которых к тому времени уже было немало на петербургских заводах и фабриках. «Бунтари» и землевольцы захватили с собой револьверы, твердо вознамерившись пустить их в дело, если полиция вздумает отнять венок силой.

Над гробом поэта говорили речи Ф. М. Достоевский. В. А. Панаев и — от лица землевольцев — молодой Г. В. Плеханов, который, не стесняясь присутствием тайной и явной полиции, подчеркнул революционное значение поэзии Некрасова.

6

В своих воспоминаниях о Некрасове один из его современников, хорошо знавший его в течение десятков лет, отзывался о нем так:

«Это был человек мягкий, добрый, независтливый, щедрый, гостеприимный и совершенно простой… человек с настоящею… русскою натурой — бесхитростный, веселый и грустный, способный увлекаться и весельем и горем до чрезмерности…»^[20]

Чудесные душевные свойства Некрасова отразились в его поэзии. Ее основной источник — сочувствие угнетаемым людям:

Эту свою заповедь Некрасов не нарушал никогда. Он называл свою музу «печальной спутницей печальных бедняков, рожденных для труда, страданий и оков». Он так и говорил о революции: «великое дело любви».

Но как бы ни были искренни и благородны убеждения Некрасова, он не мог бы воздействовать ими на многие и многие поколения русских людей, если бы был слабым, неискусным писателем, неумело владеющим поэтической формой.

В чем же заключалась великая художественная сила Некрасова?

Прежде всего в реализме, но не в том равнодушно-протокольном, фотографическом воспроизведении действительности, которое прикрывается иногда этим названием. Реализм Некрасова был лирически страстен, исполнен то яростной злобы, то порывистой нежности. В стихотворении «Элегия» поэт говорит о себе:

Здесь дана точная формула его реалистического отношения к миру. Изобразить или отразить современность — этого ему было мало, он жаждал преобразить, переделать ее. Его реализм был действенным. Это был реализм борца.

Обладая изумительной зоркостью к малейшим деталям окружающей жизни, он в то же время широко обобщал все свои сюжеты и образы. И его Савелий, «богатырь святорусский», и Матрена Корчагина, и Иким Нагой, и Последыш, и помещик Оболт-Оболдуев (в поэме «Кому на Руси жить хорошо»), и Агарин, и Саша (в поэме «Саша»), и Прокл, и Дарья (в поэме «Мороз, Красный нос»), и «рыцарь на час», и «филантроп» — все это не только индивидуумы, наделенные такими-то и такими-то личными качествами, но и обобщенные типы, представители той или иной категории людей. В лице Савелия и Матрены Корчагиной Некрасов дал монументальные образы, типичные для представителей дореформенного, крепостного крестьянства. В каждом из этих образов Некрасов запечатлел самую сущность данного социально-исторического явления: образы Савелия и Якима Нагого характеризуют собой пробуждение революционного протеста в забитой и темной крестьянской среде, образ Агарина — идейное банкротство дворянского либерализма сороковых годов, и т. д. Критический реализм Некрасова всегда был связан с социальной оценкой людей и событий. Вспомним хотя бы «Забытую деревню», «Размышления у парадного подъезда», «Железную дорогу».

Огромно разнообразие поэтических форм и жанров, которые были доступны Некрасову.

Одной из его наиболее излюбленных форм была форма песни. Ею Некрасов владел в совершенстве. Недаром он так часто называл свои стихотворения песнями: «Песня Еремушке», «Колыбельная песня», «Песня убогого странника». В них именно такая конструкция, такой ритмо-синтаксический строй, какие свойственны песням. Уже то, что многие стихотворения Некрасова — такие, как, например, знаменитая «Тройка», «Ой, полна, полна коробушка…» (из поэмы «Коробейники»), «Огородник», «Зеленый шум», «Катерина», «Было двенадцать разбойников…», — до сих пор поются как народные песни, свидетельствует о его мастерстве в области песенной лирики. Этим ценным даром песне-творчества обладали почти все крупнейшие поэты демократии: Шевченко, Кольцов, Никитин — в России, Беранже — во Франции, Роберт Бернс — в Шотландии. Влияние их поэзии на широкие массы в значительной мере обусловлено тем, что они были поэты-песенники. В литературе нет более могучего средства боевой пропаганды, чем песня. Недаром наши современные советские поэты Твардовский, Исаковский, Сурков и другие, в творчестве которых традиции Некрасова нашли свое дальнейшее развитие, так мастерски владеют формой песни.

Песни не единственный жанр поэзии Некрасова. Поэт был мастером стихотворных новелл, то есть фабульных, сюжетных повестей и рассказов, таких, как «Филантроп», «Секрет», «Саша», «Русские женщины», «Коробейники». Ни один из его современников не мог бы сравниться с ним в этом повествовательном жанре.

Таким же мастером был он в области глубоко интимной, хватающей за душу лирики. Вспомним хотя бы его гениальное стихотворение «Рыцарь на час», над которым рыдал Чернышевский.

И еще один жанр был доступен Некрасову: обличительная, грозная сатира, в которой ирония так часто сменяется то слезами обиды и боли, то взрывами неистовой ярости («Железная дорога», «Убогая и нарядная», «Размышления у парадного подъезда» и другие).

Так же мастерски владел он еще одним поэтическим даром: торжественной, патетической, ораторской речью. Этот жанр чрезвычайно далек от фольклора и, можно даже сказать, противоположен ему. Но диапазон некрасовской поэзии был так широк, что и в этой, казалось бы, чуждой Некрасову форме поэт создал такие шедевры декламационной, патетической речи, как «Родина», «Элегия», «Муза», «Страшный год», «Смолкли честные, доблестно павшие…» и многие другие. В этом жанре он прямой продолжатель Лермонтова, который вообще оказал сильное влияние на содержание и стиль его творчества.

Некрасов никогда не заботился о той внешней красивости, какая требовалась так называемой «чистой эстетикой». Многие формы его демократической речи нередко возмущали реакционных рецензентов и критиков, которые в журнально-газетных статьях часто называли его поэзию «вульгарной», «корявой». Они были намеренно слепы к его мастерству, к его смелой новаторской технике, к его изумительной песенной силе.

Но Некрасов умел презирать их суждения.

сказал он в поэме «Уныние», разумея под читателем-гражданином революционно настроенную, демократическую молодежь того времени.

Добролюбов писал в 1860 году от лица революционной демократии: «Нам нужен был бы теперь поэт, который бы с красотою Пушкина и силою Лермонтова умел продолжить и расширить реальную, здоровую сторону стихотворений Кольцова»^[21]. Из дальнейших его статей можно было понять, что этот поэт уже есть и что этот поэт — Некрасов.

В одном из своих писем Добролюбов говорил о Некрасове: «Любимейший русский поэт, представитель добрых начал в нашей поэзии, единственный талант, в котором теперь есть жизнь и сила»^[22].

Поэзию Некрасова высоко ценил В. И. Ленин. Н. К. Крупская сообщает, что, будучи в сибирской ссылке, Владимир Ильич «перечитывал по вечерам вновь и вновь»^[23] стихотворения Некрасова. Часто в статьях и речах Ленин подкреплял свои мысли некрасовскими стихами. Всякому, кто прочтет такие статьи Ленина, как «Памяти графа Гейдена» и «Еще один поход на демократию», станет ясно, что в глазах великого революционного вождя Некрасов был одним из народных заступников, разоблачителем «хищных интересов», «лицемерия и бездушия» командующих классов России. В тридцать пятую годовщину со дня смерти Некрасова газета «Правда» говорила о нем: «Если кто трудится и борется в надежде на лучшее будущее, какой бы черный и неблагодарный труд ни утомлял его к концу рабочего дня, нужен его душе и отдых, и светлый праздник мысли, и поддержка дружеского сочувствия… Пусть позовет он к себе Некрасова, пусть перечтет его страницы, полные горячей любви к человеку, — с этих страниц вольются в утомленную душу такое тепло и такая жажда иной, лучшей жизни, что захочется снова работать, снова бороться, снова отдавать свои силы черному дню настоящего во имя света завтрашнего дня…»^[24]

7

Некрасов владел русской речью с непревзойденным искусством. Его словарь богат, разнообразен и гибок. В основе его речи лежит тот же общенациональный словарный фонд, какой лежит в основе всей русской литературы — от Пушкина до нашей эпохи.

Опираясь на общенациональный язык, он с большим искусством воспроизводил стилистические особенности и оттенки речи, свойственные отдельным общественным группам, существовавшим в тогдашней России. Он давал в своих стихах социальные портреты людей средствами речевой характеристики. Прочтя, например, такое двустишие:

вы сразу услышите здесь голос крестьянина. И «взбутетеним», и «дубьем», и «мы-ста», и «холуй», и «горластый» — все эти слова в совокупности рисуют портрет говорящего; вы буквально видите этого разъяренного деревенского парня, которому его социальная среда подсказала те, а не другие слова для выражения пламенной ненависти.

Так же выразительна речь дворового, прошедшего в барской усадьбе долгую школу холопства:

С таким же совершенством Некрасов воспроизводит канцелярскую, чиновничью речь:

Такие слова, как «обстоятельства», «частию», «привели к заключению», заимствованные из казенных бумаг, стилистически окрашивают у Некрасова чиновничью речь, которую поэт начал воспроизводить еще в ранних стихах, относящихся к 1840–1845 годам.

Характерна в поэзии Некрасова и речь всевозможных церковников — от попа до мелкого дьячка:

Это типическая речь церковного служки, которая характеризуется не только такими словами, как «пажити», «вертоград», «благодушество», «земные цари» и т. д., но и своей интонацией, своим грамматическим строем.

Совсем другая окраска придана Некрасовым речи биржевиков, спекулянтов, банковских и железнодорожных дельцов.

говорит один из персонажей сатиры «Современники».

В каждом из этих случаев Некрасов производил строгий отбор слов и словесных конструкций для характеристики того или иного лица, являющегося типичным представителем определенного социального слоя. Особенно пристально изучал он в течение всей своей жизни народную речь. Он знакомился с нею не только «по наслуху», во время своих скитаний по русским деревням и селениям; он пристально читал всевозможные книги, где были собраны произведения устного народного творчества: песни, причитания, загадки, поговорки, пословицы и т. д. Следы этого изучения встречаются в его поэзии нередко. Например, та часть поэмы «Кому на Руси жить хорошо», которая носит заглавие «Крестьянка», в значительной мере основана на песнях олонецкой крестьянки Ирины Федосовой, собранных в 1872 году известным ученым Е. В. Барсовым («Причитания Северного края»). Так же пристально изучались Некрасовым фольклорные сборники Даля и Рыбникова. Встречая в фольклорном тексте какое-нибудь областное слово, не входящее в общенациональную речь, Некрасов почти всегда отвергал его и заменял таким, которое было доступно для всех.

8

В центре своей поэзии Некрасов поставил крестьянина. Больше всего стихов написано им о деревне. Поэт-реалист был далек от огульного восхваления крестьян: он видел их темноту, их забитость, порожденную тысячелетней неволей, и не скрывал от себя, что в их среде есть «великие грешники» — Глебы, Калистраты, Власы. Но именно потому, что Некрасов был органически связан с народными массами, он знал, как неисчерпаемы силы народа. Оттого-то таким оптимизмом проникнуты его вещие строки о том «широком пути», к которому «рано или поздно» пробьется талантливый русский народ:

О тех людях, что чуждаются народа и не видят его нравственных сил, он говорил как об отщепенцах и выродках:

В городе Некрасов увидел таких же бесчисленных тружеников, эксплуатируемых теми же верхами помещичье-буржуазного общества. Капиталистический город всегда изображался Некрасовым с точки зрения этих «униженных и оскорбленных» людей.

Но не только «грустную мечту» открыл Некрасов в городской бедноте, — он зорко подметил в ней «тайную злобу» и все растущий протест:

«Тайная злоба» городской бедноты впервые стала явной в поэзии Некрасова. «Злоба во мне и сильна, и дика», — писал он еще в 1845 году и громко выражал эту революционную «злобу», эту «святую ненависть» в течение всей своей творческой жизни.

В его «злобе» не было отчаяния. Он любил напоминать, что Петербург порождает не только эксплуататоров городской бедноты, но и бесстрашных борцов за народное счастье, отдающих все силы на разрушение того общественного порядка, при котором такая эксплуатация возможна. Обращаясь к Петербургу, он писал:

Этими строками он, несмотря на цензурные препятствия, стремился напомнить читателям, что в том же царском Петербурге возникли и Радищев, и декабристы, и петрашевцы, и Чернышевский, и несметное множество идущих за ними борцов.

Ни обнищание трудящихся масс, ни их беспросветное рабство не поколебали веры Некрасова в то, что они завоюют себе счастливое будущее, и всякий раз, когда он заговаривает об этом будущем счастье народа, его сумрачный стих становится неузнаваемо светел:

КОРНЕЙ ЧУКОВСКИЙ

Стихотворения
Поэмы

Современная ода

^{2}

1845

В дороге

^{3}

1845

Колыбельная песня

(Подражание Лермонтову)

^{4}

1845

«Я за то глубоко презираю себя…»

^{5}

1845

Родина

^{6}

1846

Огородник

^{7}

1846

Тройка

^{8}

1846

Нравственный человек

^{9}

1

2

3

4

1847

«Еду ли ночью по улице темной…»

«Еду ли ночью по улице темной…»

^{10}

1847

Вино

1

2

3

1848

«Вчерашний день, часу в шестом…»

^{11}

1848 (?)

«Поражена потерей невозвратной…»

^{12}

1848 (?)

«Я не люблю иронии твоей…»

1850

На улице

^{13}

1. Вор

2. Проводы

3. Гробок

4. Ванька

1850

«Блажен незлобивый поэт…»

^{14}

В день смерти Гоголя,

21 февраля 1852.

Муза
(«Нет, Музы ласково поющей и прекрасной…»)

^{15}

1852

За городом

1852

«Ах, были счастливые годы!..»

(Из Гейне)

^{16}

1852

Памяти приятеля

^{17}

1853

Филантроп

^{18}

1853

Отрывки
из путевых записок графа Гаранского

(Перевод с французского: Trois mois dans la Patrie. Essais de Poésie et de Prose, suivis d’un Discours sur les moyens de parvenir au développenent des forces morales de la Nation Russe et des richesses naturelles de et État. Par un Russe, comte de Garansky. 8 vol. in 4°. Paris. 1836 ^[25])

^{19}

1853

Буря

1853

В деревне

^{20}

1

2

3

1854

Несжатая полоса

^{21}

1854

Маша

1855

«Праздник жизни — молодости годы…»

^{23}

1855

«Я сегодня так грустно настроен…»

1855

Влас

^{24}

1855

В больнице

^{25}

1855

«Вино»

В. Г. Белинский

^{26}

1855

Свадьба

^{36}

1855

«Давно — отвергнутый тобою…»

^{37}

1855

Саша

^{38}

1

2

3

4

1855

Извозчик

1

2

1855

«Безвестен я. Я вами не стяжал…»

^{40}

1855

«Тяжелый крест достался ей на долю…»

^{41}

1855

Секрет

(Опыт современной баллады)

1

2

3

1855

На родине

^{43}

1855

Гадающей невесте

1855

«Влас»

Забытая деревня

^{44}

1

2

3

4

5

1855

«Замолкни, Муза мести и печали!..»

^{45}

1855

«Внимая ужасам войны…»

^{46}

1856

Княгиня

^{47}

1856

«Как ты кротка, как ты послушна…»

1856

Школьник

1856

«Я посетил твое кладбище…»

1856

Поэт и гражданин

^{49}

Гражданин

(входит)

Поэт

Гражданин

Поэт

Гражданин

Поэт

Гражданин

Поэт

Гражданин

Поэт

Гражданин

(читает)

Поэт

(с восторгом)

Гражданин

Поэт

Гражданин

Поэт

Гражданин

Поэт

1856

Прости

^{50}

1856

«В столицах шум, гремят витии…»

^{51}

1857

Тишина

^{52}

1

2

3

4

1857

Бунт

(Живая картина)

^{54}

1857

«Стихи мои! Свидетели живые…»

1858

Размышления у парадного подъезда

^{55}

1858

«Ночь. Успели мы всем насладиться…»

(Отрывок)

1858

Песня Еремушке

^{56}

1859

Убогая и нарядная

1

2

1859

«Что ты, сердце мое, расходилося?..»

^{57}

1860

«…одинокий, потерянный…»

^{58}

1860

«Убогая и нарядная»

На Волге

(Детство Валежникова)

^{59}

1

2

3

4

1860

Плач детей

1860

На смерть Шевченко

^{60}

1861

«Что ни год — уменьшаются силы…»

^{61}

1861

Свобода

^{62}

1861

Похороны

______

1861

Крестьянские дети

^{63}

Первый голос

Второй

Третий

Второй

Первый

Четвертый

Пятый

Шестой

Седьмой

Восьмой

Девятый

Пятый

Третий

(с испугом)

Четвертый

Третий

______

______

______

1861

Дума

^{64}

1861

Коробейники

Другу-приятелю Гавриле Яковлевичу

(крестьянину деревни Шоды

Костромской губернии)

^{65}

23-го августа 1861

Грешнево

Н. Некрасов.

I

Кумачу я не хочу,

Китайки не надо.

Песня

______

______

II

Зачали-почали

Поповы дочери.

Припев

деревенских торгашей

III

Уж ты пей до дна, коли хошь добра,

А не хошь добра, так не пей до дна.

Старинная былина

IV

Ай, барыня! барыня!

Песня

V

— Много ли верст до Гогулина?

— Да обходами три, а прямо-то шесть.

Крестьянская шутка

______

«Зеленый Шум»

VI

Только молодец и жив бывал.

Старинная былина

Песня убогого странника

______

______

1861

20 ноября, 1861

^{68}

1861

Зеленый Шум

^{69}

1862

«Литература, с трескучими фразами…»

^{70}

1862

«В полном разгаре страда деревенская…»

1862

Рыцарь на час

^{71}

(Утром, в постели)

1862

«Надрывается сердце от муки…»

^{72}

1863

Калистрат

^{73}

1863

«Благодарение господу богу…»

^{74}

I

II

III

1863

Орина, мать солдатская

День-деньской моя печальница,

В ночь — ночная богомолица,

Векова моя сухотница…

Из народной песни

^{75}

______

1863

Мороз, Красный нос

Сестре^{76}

^{77}

Часть первая
Смерть крестьянина

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

«В полном разгаре страда деревенская…»

X

XI

XII

XIII

XIV

XV

Часть вторая
Мороз, Красный нос

XVI

XVII

XVIII

XIX

XX

XXI

XXII

XXIII

XXIV

XXV

______

XXVI

XXVII

XXVIII

XXIX

XXX

XXXI

XXXII

XXXIII

XXXIV

XXXV

XXXVI

1863

Железная дорога

Ваня

(в кучерском армячке)

Папаша! Кто строил эту дорогу?

Папаша

(в пальто на красной подкладке)

Граф Петр Андреич Клейнмихель, душенька!

Разговор в вагоне

^{80}

I

II

III

IV

1864

Возвращение

^{83}

1864

Памяти Добролюбова

^{84}

1864

«Мороз, Красный нос»

Балет

Дианы грудь, ланиты Флоры

Прелестны, милые друзья,

Но, каюсь, ножка Терпсихоры

Прелестней чем-то для меня;

Она, пророчествуя взгляду

Неоцененную награду,

Влечет условною красой

Желаний своевольный рой…

Пушкин

^{85}

______

1866

«Ликует враг, молчит в недоуменье…»

^{91}

1866

«Умру я скоро. Жалкое наследство…»

(Посвящается неизвестному другу,

приславшему мне стихотворение

«Не может быть»)

^{92}

1867

Еще тройка

^{93}

1

2

3

4

1867

Генерал Топтыгин

^{94}

1867

Эй, Иван!

(Тип недавнего прошлого)

1867

Выбор

1867

Мать

^{95}

1868

«Не рыдай так безумно над ним…»

^{96}

1868

Дома — лучше!

1868

«Наконец, не горит уже лес…»

1868

«Душно! без счастья и воли…»

^{97}

1868

Дедушка

(Посвящается 3-н-ч-е)

^{98}

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

X

XI

XII

XIII

XIV

XV

XVI

XVII

XVIII

XIX

XX

XXI

XXII

1870

«Кому на Руси жить хорошо»

Дедушка Мазай и зайцы

^{100}

1

2

1870

Как празднуют трусу

^{104}

1870

Русские женщины

^{105}

Княгиня Трубецкая

Поэма в двух частях (1826 год)

^{106}

Часть первая

I

II

III

IV

V

VI

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Часть вторая

Княгиня

(входит в станционный дом)

Губернатор

Княгиня

Губернатор

Княгиня

Губернатор

Княгиня

Губернатор

Княгиня

Губернатор

Княгиня

Губернатор

Княгиня

Губернатор

Княгиня

Губернатор

Княгиня

Губернатор

Княгиня

Губернатор

Княгиня

Губернатор

Княгиня

Губернатор

Княгиня

Губернатор

Княгиня

Губернатор

Княгиня

Губернатор

Княгиня

Губернатор

Княгиня

* * *

* * *

Губернатор

* * *

Княгиня

Губернатор

Княгиня

Губернатор

Княгиня

* * *

Княгиня М. Н. Волконская

Бабушкины записки (1826-27)

^{111}

Глава I

______

Глава II

Глава III

______

Глава IV

______

Глава V

Глава VI

1871–1872

Три элегии

(А. Н. Плещееву)

^{122}

I. «Ах, что изгнанье, заточенье!..»

II. «Бьется сердце беспокойное…»

III. «Разбиты все привязанности, разум…»

1873

Утро

1874

Путешественник

^{124}

1874

Уныние

^{128}

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

X

XI

XII

XIII

XIV

XV

1874

Страшный год

(1870)

^{132}

1874

Отъезжающему

^{133}

1874

<Н. Г. Чернышевский>

^{134}

1874

Горе старого Наума

Волжская быль

^{135}

I

II

III

IV

V

VI

VII

1874

Элегия
(«Пускай нам говорит изменчивая мода…»)

(А. Н. Еракову)

^{138}

1874

Поэту
(«Где вы — певцы любви, свободы, мира…»)

(Памяти Шиллера)

^{139}

1874

«Смолкли честные, доблестно павшие…»

^{140}

1874

Вступление
к песням 1876—77 годов

^{141}

1876

Зине
(«Ты еще на жизнь имеешь право…»)

^{142}

1876

«Скоро стану добычею тленья…»

^{143}

1876

«Угомонись, моя муза задорная…»

1876

Музе
(«О муза! наша песня спета…»)

1876

Зине
(«Двести уж дней…»)

^{144}

1876

Друзьям

1876

Сеятелям

^{145}

1876

Молебен

1876

Отрывок
(«… Я сбросила мертвящие оковы…»)

^{146}

1877

«Дни идут… всё так же воздух душен…»

1877

«Мы вышли вместе… Наобум…»

^{147}

1877

«Есть и Руси чем гордиться…»

^{148}

1877

«Вам, мой дар ценившим и любившим…»

^{150}

1877

Горящие письма

^[47]

1877

Из поэмы: Мать

(Посвящается Елене Осиповне Лихачевой)

Отрывки

^{151}

I

II

III

Письмо

Варшава, 1824 год.

1877

Зине
(«Пододвинь перо, бумагу, книги!..»)

^{154}

1877

Поэту
(«Любовь и Труд — под грудами развалин!..»)

1877

Баюшки-баю

^{155}

1877

«Черный день! как нищий просит хлеба…»

^{156}

1877

Старость

1877

Ты не забыта…

^{157}

1877

Сон

^{158}

1877

«Великое чувство! у каждых дверей…»

1877

«О Муза! я у двери гроба!..»

^{159}

1877

Кому на Руси жить хорошо

^{160}

Пролог

Часть первая

Глава I
Поп

______

Глава II
Сельская ярмонка

______

______

Глава III
Пьяная ночь

______

Глава IV
Счастливые

______

______

______

______

Глава V
Помещик

______

Крестьянка
(Из третьей части)

555555555

Пролог

Глава I
До замужества

______

Глава II
Песни

Матрена

Странники

(хором)

Матрена

Странники

(хором)

______

* * *

Хор

* * *

Хор

* * *

Хор

______

Глава III
Савелий, богатырь святорусский

Глава IV
Дёмушка

Глава V
Волчица

______

Глава VI
Трудный год

Глава VII
Губернаторша

Глава VIII
Бабья притча

Последыш
(Из второй части)

I

II

III

______

Пир— на весь мир
(Из второй части)

Посвящается

Сергею Петровичу Боткину^{214}

Вступление

I. Горькое время — горькие песни

Веселая

______

Барщинная

______

Про холопа примерного — Якова Верного

______

II. Странники и богомольцы

О двух великих грешниках

III. И старое и новое

Крестьянский грех

______

Голодная

______

______

______

Солдатская

Клим

Солдат

Клим

Солдат

Клим

Солдат

Клим

Солдат

IV. Доброе время — добрые песни

______

Соленая

______

______

______

Бурлак

______

Русь

V

1863–1877

Алфавитный указатель произведений

«Ах, были счастливые годы!..» — 75.

«Ах! что изгнанье, заточенье!..» (Три элегии) — 361.

Балет — 255.

Баюшки-баю — 402.

«Безвестен я. Я вами не стяжал…» —124.

В. Г. Белинский — 97.

«Благодарение господу богу…» — 211.

«Блажен незлобивый поэт…» — 71.

Бунт — 149.

Буря — 84.

«Бьется сердце беспокойное…» (Три элегии) — 362.

«Вам, мой дар ценившим и любившим…» — 392.

В больнице — 94.

В деревне — 85.

В дороге — 54.

«Великое чувство! у каждых дверей…» — 406.

Вино — 66.

Влас — 91.

«Внимая ужасам войны…» — 131.

Возвращение — 253.

«В полном разгаре страда деревенская…» — 203.

«В столицах шум, гремят витии…» — 144.

Вступление к песням 1876—77 годов — 385.

«Вчерашний день, часу в шестом…» — 68.

Выбор — 275.

Гадающей невесте — 128.

«Где вы — певцы любви, свободы, мира…» (Поэту) — 384.

Генерал Топтыгин — 269.

Горе старого Наума — 373.

Горящие письма — 393.

«Давно — отвергнутый тобою…» — 102.

20 ноября, 1861 — 200.

«Двести уж дней…» (Зине) — 388.

Дедушка — 280.

Дедушка Мазай и зайцы — 293.

«Дни идут… всё так же воздух душен…» — 390.

Дома — лучше! — 279.

Друзьям — 389.

Дума — 180.

«Душно! без счастья и воли…» — 279.

«Еду ли ночью по улице темной…» — 64.

«Есть и Руси чем гордиться…» — 392.

Еще тройка — 267.

Железная дорога — 249.

Забытая деревня — 129.

За городом — 74.

«Замолкни, Муза мести и печали…» — 130.

Зеленый Шум — 201.

Зине («Двести уж дней…») — 388.

Зине («Пододвинь перо, бумагу, книги!..») — 402.

Зине («Ты еще на жизнь имеешь право…») — 386.

Извозчик — 121.

Из поэмы: Мать — 393.

Как празднуют трусу — 297.

«Как ты кротка, как ты послушна…» — 133.

Калистрат — 210.

Княгиня — 131.

Колыбельная песня — 56.

Кому на Руси жить хорошо — 407.

Коробейники — 181.

Крестьянские дети — 173.

«Ликует враг, молчит в недоуменье…» — 265.

«Литература, с трескучими фразами…» — 202.

«Любовь и Труд — под грудами развалин!..» (Поэту) — 402.

Мать — 277.

Маша — 88.

Молебен — 389.

Мороз, Красный нос — 215.

Муза («Нет, Музы ласково поющей и прекрасной…») — 72.

Музе («О муза! наша песня спета…») — 388.

«Мы вышли вместе… Наобум…» — 391.

На Волге — 160.

«Надрывается сердце от муки…» — 209.

«Наконец, не горит уже лес…» — 279.

На родине — 127.

На смерть Шевченко — 169.

На улице — 69.

«Не рыдай так безумно над ним…» — 278.

Несжатая полоса — 87.

«Нет, Музы ласково поющей и прекрасной…» (Муза) — 72.

«Ночь. Успели мы всем насладиться…» — 153.

Нравственный человек — 63.

Огородник — 60.

«… одинокий, потерянный…» — 160.

«О муза! наша песня спета…» (Музе) — 388.

«О Муза! я у двери гроба!..» — 406.

Орина, мать солдатская — 212.

Отрывки из путевых записок графа Гаранского — 81.

Отрывок («…Я сбросила мертвящие оковы…») — 390.

Отъезжающему — 372.

Памяти Добролюбова — 254.

Памяти приятеля — 76.

Песня Еремушке — 153.

Плач детей — 168.

«Пододвинь перо, бумагу, книги!.,» (Зине) — 402.

«Поражена потерей невозвратной…» — 68.

Похороны — 171.

Поэт и гражданин — 135.

Поэту («Где вы — певцы любви, свободы, мира…») — 384.

Поэту («Любовь и Труд — под грудами развалин!..») — 402.

«Праздник жизни — молодости годы…» — 90.

Прости — 143.

«Пускай нам говорит изменчивая мода…» (Элегия) — 382.

Путешественник — 364.

«Разбиты все привязанности, разум…» (Три элегии) — 362.

Размышления у парадного подъезда — 150.

Родина — 58.

Русские женщины — 298.

Рыцарь на час — 204.

Саша — 103.

Свадьба — 101.

Свобода — 170.

Секрет — 125.

Сеятелям — 389.

«Скоро стану добычею тленья…» — 387.

«Смолкли честные, доблестно павшие…» — 385.

Современная ода — 53.

Сон — 405.

Старость — 404.

«Стихи мои! Свидетели живые…» — 149.

Страшный год — 371.

Тишина — 144.

Три элегии (I. «Ах! что изгнанье, заточенье!..»; II. «Бьется сердце беспокойное…»; III. «Разбиты все привязанности, разум…») — 361.

Тройка — 62.

«Ты еще на жизнь имеешь право…» (Зине) — 386.

Ты не забыта… — 404.

«Тяжелый крест достался ей на долю…» — 124.

Убогая и нарядная — 156.

«Угомонись, моя муза задорная…» — 387.

«Умру я скоро. Жалкое наследство…» — 266.

Уныние — 365.

Утро — 363.

Филантроп — 76.

«Черный день! как нищий просит хлеба…» — 404.

<Н. Г. Чернышевский> — 372.

«Что ни год — уменьшаются силы…» — 170.

«Что ты, сердце мое, расходилося?..» — 159.

Школьник — 133.

Эй, Иван! — 272.

Элегия («Пускай нам говорит изменчивая мода…») — 382.

«Я за то глубоко презираю себя…» — 57.

«Я не люблю иронии твоей…» — 69.

«Я посетил твое кладбище…» — 134.

«… Я сбросила мертвящие оковы…» (Отрывок) — 390.

«Я сегодня так грустно настроен…» — 90.

Примечания

1

В. И. Ленин, О «Вехах». — Полное собрание сочинений, т. 19, стр. 169.

(обратно)

2

<Заметки о Некрасове>. — Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. 1, М. 1939, стр. 753, 748.

(обратно)

3

Горшков, Воспоминания. — В кн.: В. Евгеяьев, Н. А. Некрасов, М. 1914, стр. 70.

(обратно)

4

Там же, стр. 66.

(обратно)

5

«Моя жизнь. Воспоминания артистки А. И. Шуберт», СПб. 1911, стр. 48.

(обратно)

6

А. Я. Панаева, Воспоминания, М. 1956, стр. 291–292.

(обратно)

7

Письмо к В. П. Боткину от 8 сентября 1841 г. — В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. 12. М. 1956, стр. 66, 71.

(обратно)

8

Письмо П. В. Анненкова к М. М. Стасюлевичу от 20 февраля 1878 г. — «М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке», т. 3, СПб. 1912, стр. 352.

(обратно)

9

«Крестьянская реформа 1861 года», М. 1937, стр. 49.

(обратно)

10

«Былое», 1906, № 10, стр. 283.

(обратно)

11

Н. А. Некрасов. Полн. собр. соч., т. 10, М. 1952, стр. 307.

(обратно)

12

Там же, стр. 308.

(обратно)

13

Знаменательно, что В. И. Ленин, цитируя в своих статьях Некрасова, чаще всего приводил те стихи, где поэт шельмует либералов (см., например: В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 12, стр. 301; т. 14, стр. 240; т. 20, стр. 124; т. 23, стр. 17; т. 24, стр. 41, 42 и др.). До Ленина целые поколения критиков, даже сочувствовавших поэзии Некрасова, упорно не хотели заметить этих антилиберальных позиций поэта, определявших собою революционную сущность всего его творчества.

(обратно)

14

В. И. Ленин, Еще один поход на демократию. — Полное собрание сочинений, т. 22, стр. 84.

(обратно)

15

См. В. И. Ленин, Из прошлого рабочей печати в России. — Полное собрание сочинений, т. 25, стр. 94.

(обратно)

16

Н. А. Белоголовый, Воспоминания и другие статьи, М. 1897, стр. 451.

(обратно)

17

В. Евгеньев-Максимов, Студенческая депутация у больного Некрасова (По неизданным воспоминаниям ее участника). — «Книга и революция», 1921, № 2 (14), стр. 55.

(обратно)

18

Письмо к А. Н. Пыпину, 14 августа 1877 г. — Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. 15, М. 1950, стр. 88.

(обратно)

19

Там же, стр. 920 (письмо А. Н. Пыпина к Н. Г. Чернышевскому, 5 ноября 1877 г.).

(обратно)

20

И. А. Панаев, Воспоминания. — «Литературное наследство», т. 49–50, кн. I, М. 1949, стр. 537–538.

(обратно)

21

Стихотворения Ивана Никитина. — Н. А. Добролюбов, Собр. соч., т. 6, М.—Л. 1963, стр. 168.

(обратно)

22

Н. А. Добролюбов, Собр. соч., т. 9, М.—Л. 1964, стр. 440.

(обратно)

23

Н. К. Крупская, Что нравилось Ильичу из художественной литературы. — «Н. К. Крупская об искусстве и литературе», Л.—М. 1963, стр. 35.

(обратно)

24

«Правда», 1912, 25 декабря.

(обратно)

25

Три месяца в отчизне. Опыты в стихах и прозе, сопровождаемые рассуждением о мерах, способствующих развитию нравственных начал в русском народе и естественных богатств Российского государства. Сочинение россиянина, графа де Гаранского. Восемь томов в четвертую долю листа. Париж, 1836 (франц.) — Ред.

(обратно)

26

Любчики — деревенские талисманы, имеющие, по понятиям простолюдинок, привораживающую силу.

(обратно)

27

Общеизвестная народная шутка над бурлаками, которая спокон веку приводит их в негодование.

(обратно)

28

Кашпировы, Зюзины. — Крестьяне, беседуя между собою об известных предметах и лицах, редко употребляют иную форму выражения.

(обратно)

29

Бычки — небольшие отрывочные тучки (Яросл. губ.).

(обратно)

30

Ухалица — филин-пугач (grand-duc).

(обратно)

31

Так народ называет пробуждение природы весной.

(обратно)

32

Известная народная игра, называемая: сеять мак. Маковкой садится в середине круга красивая девочка, которую под конец подкидывают вверх, представляя тем отряхиванье мака; а то еще маком бывает простоватый детина, которому при подкидывании достается немало колотушек.

(обратно)

33

Хмелем и хлебным зерном осыпают молодых в знак будущего богатства.

(обратно)

34

Хозяева английского магазина.

(обратно)

35

Известные модистки.

(обратно)

36

См. «Деяния российских полководцев и генералов, ознаменовавших себя в достопамятную войну с Франциею в 1812—15 годах». С.-Петербург. 1822 года, Часть 3, стр. 30–64. Биография генерала от кавалерии Николая Николаевича Раевского.

(обратно)

37

См. соч. Жуковского, изд. 1849 года, том I, «Певец в стане русских воинов», стр. 280:

Факт, о котором здесь упоминается, в «Деяниях» рассказан следующим образом, часть 3, стр. 52:

«В сражении при Дашкове, когда храбрые Россияне, от чрезвычайного превосходства в силах и ужасного действия артиллерии неприятеля, несколько поколебались, генерал Раевский, зная, сколько личный пример начальника одушевляет подчиненных ему воинов, взяв за руки двух своих сыновей, не достигших еще двадцатилетнего возраста, бросился с ними вперед на одну неприятельскую батарею, упорствовавшую еще покориться мужеству героев, вскричал: «Вперед, ребята, за царя и отечество! я и дети мои, коих приношу в жертву, откроем вам путь!..» — и что могло после сего противостоять усилиям и рвению предводимых таким начальником войск. Батарея была тотчас взята».

Этот факт рассказан и у Михайловского-Данилевского (т. I, стр. 329, изд. 1839 года) с тою разницею, что, по рассказу Данилевского, дело происходило не под Дашковой, а при Салтановке, и при этом случае упомянут подвиг шестнадцатилетнего юнкера, ровесника с Раевскими, несшего впереди полка знамя при переходе через греблю под убийственным огнем; и когда младший из Раевских (Николай Николаевич) просил у него знамя, под предлогом, что тот устал: «Дайте мне нести знамя», — юнкер, не отдавая оного, отвечал: «Я сам умею умирать!» Подлинность всего этого подтверждает и генерал Липранди, заметка которого (из дневника и воспоминаний И. П. Липранди) помещена в «Архиве» г. Бартенева (1866 года, ст. 1214).

(обратно)

38

Наша поэма была уже написана, когда мы вспомнили, что генерал Раевский и по возвращении из похода, окончившегося взятием Парижа, продолжал служить. Мы не сочли нужным изменить нашего текста, так как это обстоятельство чисто внешнее; притом Раевский, командовавший корпусом, расположенным близ Киева, под старость действительно часто живал в деревне, где, по свидетельству Пушкина, который хорошо знал H. Н. Раевского и был другом с его сыновьями, занимался, между прочим, домашнею медициной и садоводством. Приводим, кстати, свидетельство Пушкина о Раевском в одном из писем к брату:

«Мой друг, счастливейшие минуты в жизни моей провел я посреди семейства почтенного Раевского. Я в нем любил человека с ясным умом, с простой, прекрасной душой; снисходительного, попечительного друга, всегда милого, ласкового хозяина. Свидетель екатерининского века, памятник 12-го года, человек без предрассудков, с сильным характером и чувствительный, он невольно привяжет к себе всякого, кто только достоин понимать и ценить его высокие качества».

(обратно)

39

Зинаида Волконская, урожденная кн. Белосельская, была родственницей нашей героине по муже.

(обратно)

40

Quatre Nouvelles. Par M-me La Princesse Zénéide Wolkonsky, née P-sse Bélosselsky. Moscou, dans l’imprimerie d’Auguste Semen. 1819 ^[66].

(обратно)

41

См. стихотворение Д. В. Веневитинова, изд. A. Пятковского. СПб. 1862 («Элегия», стр. 96):

Пушкин также посвятил З. В<олконс>кой стихотворение (1827 год), начинающееся стихом:

(обратно)

42

Юрзуф — очаровательный уголок южного берега Крыма — лежит на восточной оконечности южного берега, на пути между Яйлою и Ялтою. Заметим здесь, что во всем нашем рассказе о пребывании Пушкина у Раевских в Юрзуфс не вымышлено нами ни одного слова. Анекдот о шалости Пушкина по поводу переводов Елены Николаевны Раевской рассказан в статье г. Бартенева «Пушкин в Южной России» («Русский архив» 1866 года, ст. 1115). О друге своем кипарисе упоминает сам Пушкин в известном письме к Дельвигу: «В двух шагах от дома рос кипарис; каждое утро я посещал его и привязался к нему чувством, похожим на дружество». Легенда, связавшаяся впоследствии с этим другом Пушкина, рассказана в «Крымских письмах» Евгении Тур («С. -Петербургские ведомости» 1854 года, письмо 5-е) и повторена в упомянутой выше статье г. Бартенева.

(обратно)

43

(«Онегин» Пушкина)

(обратно)

44

Обоз с серебром.

(обратно)

45

Собака.

(обратно)

46

Лошадь.

(обратно)

47

Исправленное — прежнее стихотворение.

(обратно)

48

Кукушка перестает куковать, когда заколосится хлеб («подавившись колосом», говорит народ).

(обратно)

49

Крутая радуга — к вёдру; пологая — к дождю.

(обратно)

50

Обычай.

(обратно)

51

Во время последней вечеринки, или порученья, с невесты снимают волю, то есть ленту, которую носят девицы до замужества.

(обратно)

52

Первое катанье на санях.

(обратно)

53

Деревенский колодец.

(обратно)

54

Полуимпериалы.

(обратно)

55

Взято почти буквально из народного причитанья.

(обратно)

56

Примета: если мать умершего младенца станет есть яблоки до Спаса (когда они поспевают), то бог, в наказание, не даст на том свете ее умершему младенцу «яблочка поиграть».

(обратно)

57

Если младшая сестра выйдет замуж ранее старшей, то последняя называется бракованной.

(обратно)

58

Комета.

(обратно)

59

Примета: не надевай чистую рубаху в рождество: не то жди неурожая. (Есть у Даля.)

(обратно)

60

Стоги.

(обратно)

61

Копны.

(обратно)

62

Могила.

(обратно)

63

Подбегало — человек нетутошний, пришлый, приписавшийся к деревне.

(обратно)

64

Тизенгаузена.

(обратно)

65

Примета: чтоб иметь хорошую память, нужно есть сорочьи яйца.

(обратно)

66

Четыре повести княгини Зинаиды Волконской, урожденной княжны Белосельской. Москва, в типографии Августа Семена. 1819 (франц.). — Ред.

(обратно)

67

Том составлен А. М. Гаркави.

(обратно)

Комментарии

1

В настоящий том включены избранные стихотворения и поэмы Н. А. Некрасова[67]. Произведения поэта расположены в хронологической последовательности, без разграничения по жанрам. Такое разграничение было бы искусственным, так как многие произведения (например, «Горе старого Наума», «Тишина», «Железная дорога», «Филантроп», «Балет», «Крестьянские дети» и многие другие) можно отнести и к жанру стихотворений, и к жанру поэм.

В конце тома помещена поэма «Кому на Руси жить хорошо» — произведение, над которым поэт, по многочисленным свидетельствам его друзей, работал до самых последних дней жизни и которое, по существу, является его поэтическим завещанием.

Вступительная статья к тому принадлежит перу выдающегося советского поэта, писателя и ученого Корнея Ивановича Чуковского (1882–1969), многие годы посвятившего изучению и пропаганде некрасовского наследия. Его замечательный труд «Мастерство Некрасова» был удостоен в 1962 году Ленинской премии.

Публикуемая статья при жизни автора в последний раз была напечатана в качестве предисловия к «Полному собранию стихотворений в трех томах» И. А. Некрасова («Библиотека поэта», изд. 2-е, Л. 1967). При этом автор пересмотрел текст своей статьи, внес в него ряд изменений, уточнений. В настоящем издании статья К. И. Чуковского печатается по тексту «Библиотеки поэта».

Примечания к тому также принадлежат перу К. И. Чуковского. Впервые они были опубликованы в Полном собрании сочинений Н. А. Некрасова (тт. 1–3, М. 1948–1950) и впоследствии со многими дополнениями и уточнениями были перепечатаны в Собрании сочинений Н. А. Некрасова в восьми томах (тт. 1–3, «Художественная литература», М. 1965). В составлении ряда примечаний к этому изданию принимал участие А. М. Гаркави.

В настоящем томе примечания К. И. Чуковского (при участии А. М. Гаркави) печатаются с некоторыми сокращениями.

До Октябрьской революции стихи Некрасова в течение шестидесяти лет печатались с большим количеством цензурных искажений. Благодаря длительной и упорной работе советских текстологов большинство искажений устранено, а также опубликованы новые тексты, не печатавшиеся ранее по цензурным причинам.

Тексты стихотворений и поэм Н. А. Некрасова печатаются по изданию: Н. А. Некрасов, Собрание сочинений в восьми томах, тт. 1–3, «Художественная литература», М. 1965.

(обратно)

2

Современная ода (стр. 53). — Подлинным началом своей литературной деятельности Некрасов считал «Современную оду». Это было первое стихотворение, помещенное в «Отечественных записках» (1845, № 4) не под псевдонимом, а с подписью: «Н. Не — в».

Стихотворение «Современная ода» самим своим заглавием было полемически противопоставлено стихам, уводившим читателя от мрачной крепостнической действительности. Именно такой животрепещущей, злободневной тематики требовал в то время от поэзии Белинский. В 1845 году он писал: «Всякая поэзия, которой корни не в современной действительности, всякая поэзия, которая не бросает света на действительность, объясняя ее, — есть дело от безделья, невинное, но пустое препровождение времени, игра в куклы и бирюльки, занятие пустых людей…» (В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. IX, 1955, стр. 40).

(обратно)

3

В дороге (стр. 54). — В подцензурной печати было немного таких смелых протестов против рабства крестьян, как в настоящем стихотворении.

Когда Некрасов прочитал «В дороге» Белинскому, критик «обнял его и сказал чуть не со слезами в глазах: «Да знаете ли вы, что вы поэт — и поэт истинный?» (И. И. Панаев, Литературные воспоминания, 1950, стр. 249). В своем отзыве о стихах, помещенных в некрасовском «Петербургском сборнике», Белинский писал в 1846 году: «Самые интересные из них принадлежат перу издателя Сборника, г. Некрасова. Они проникнуты мыслию; это — не стишки к деве и луне; в них много умного, дельного и современного. Вот лучшее из них — «В дороге» (В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. IX, М. 1955, стр. 573).

А. И. Герцен тоже высоко оценил это стихотворение. В письме к Тургеневу от 26 мая 1857 года Некрасов вспоминал: Герцен «был первый после Белинского, приветствовавший добрым словом мои стихи (я его записочку ко мне, по выходе «Петербургского сборника», до сей поры берегу!)».

(обратно)

4

Колыбельная песня (стр. 56). — Смелая сатира Некрасова (по мотиву лермонтовской «Казачьей колыбельной песни») подверглась травле со стороны реакционной печати. Когда «Колыбельная песня» впервые появилась в «Петербургском сборнике» (1846), Фаддей Булгарин представил в III Отделение донос, где писал, что Некрасов — «отчаянный коммунист», который «страшно вопиет в пользу революции» («Былое», 1906, № 10, стр. 283).

Тринадцатого февраля 1846 года начальник III Отделения А. Ф. Орлов сообщал возглавлявшему цензурное ведомство министру просвещения графу С. С. Уварову: «Сочинения подобного рода, по предосудительному своему содержанию, не должны бы одобряться к печатанию» («Книга и революция», 1921, № 2 (14), стр. 37). Через десять лет «Колыбельная песня» была перепечатана в «Стихотворениях» Н. Некрасова, но подверглась новому цензурному запрету, и поэт смог вновь поместить ее лишь в пятом издании «Стихотворений» (1869), в разделе приложений: Юмористические стихотворения 1842–1845 годов.

(обратно)

5

«Я за то глубоко презираю себя…» (стр. 57). — Здесь впервые намечена Некрасовым характеристика так называемых «лишних людей», к изображению которых поэт не раз возвращался впоследствии (см. стихотворения «Саша», «Медвежья охота», «Самодовольных болтунов…» и т. д.).

Перед смертью Некрасов, по свидетельству С. И. Пономарева, сделал пометку на полях своей книги: «… Написано во время гощения у Г<ерцена>. Может быть, навеяно тогдашними разговорами» («Стихотворения» 1879, т. IV, СПб., стр. XXI).

(обратно)

6

Родина (стр. 58). — Стихотворение это, прочитанное Белинским в рукописи, привело критика в «совершенный восторг, — вспоминает И. И. Панаев. — Он выучил его наизусть и послал его в Москву к своим приятелям…» (И. И. Панаев, Литературные воспоминания, Л. 1950, стр. 249). В одном из фрагментов своей автобиографии поэт сообщает, что Белинскому понравились в этих стихах «задатки отрицания» (то есть социального протеста). По словам Некрасова, с большим сочувствием отнесся к этому стихотворению и Тургенев. «Я много писал стихов, по так написать не могу, — сказал Тургенев, — мне нравятся и мысли, и стих» (см. «Автобиографические записи»).

Сохранилась копия этого стихотворения, написанная рукой Герцена.

В одной из рукописей «Родина» посвящена В. Г. Белинскому.

(обратно)

7

Огородник (стр. 60). — В 1859 году в Главном управлении цензуры рассматривалась книга «Стихотворений» Некрасова. По мнению одного из цензоров, в «Огороднике», как и в некоторых других произведениях Некрасова, «изображается в слишком мрачных красках быт русского народа вообще, особенно в отношениях крестьян к помещикам». Другой цензор причислил «Огородника» к тем стихотворениям Некрасова, которые, «по демократическому направлению, посеевающему вражду между государственными сословиями», подлежат «непременному исключению» (В. Е. Евгеньев-Максимов, Некрасов как человек, журналист и поэт, М.—Л. 1928, стр. 232–234).

В «Огороднике» поэт впервые обращается к форме народной песни.

(обратно)

8

Тройка (стр. 62). — «Тройка» Некрасова — чудесная вещь. Я ее читал раз десять», — писал Огарев Грановскому (Н. П. Огарев, Избранные социально-политические и философские произведения, т. II, М. 1956, стр. 395).

Вскоре после появления «Тройки» в печати она вошла в народные песенники.

(обратно)

9

Нравственный человек (стр. 63). — В письме к Тургеневу от 19 февраля 1847 года Белинский сообщал о «Нравственном человеке»: «Некр<асов> написал недавно страшно хорошее стихотворение. Если не попадет в печать (а оно назначается в 3 №), то пришлю к Вам в рукописи. Что за талант у этого человека! И что за топор его талант!» (В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. XII, М. 1956, стр. 336).

(обратно)

10

«Еду ли ночью по улице темной…» (стр. 64). — По поводу этого стихотворения Тургенев писал Белинскому 26 (14) ноября 1847 года: «… Скажите от меня Некрасову, что его стихотворение в 9-й книжке <«Современника»> меня совершенно с ума свело; денно и нощно твержу я это удивительное произведение — и уже наизусть выучил» (И. С. Тургенев, Письма в тринадцати томах, т. I, М.—Л. 1961, стр. 264).

Кружок Белинского был от этого стихотворения в восторге. «… Когда Некрасов в первый раз прочитал в их кружке только что написанное им «Еду ли ночью…», то все так были потрясены, что со слезами на глазах кинулись обнимать поэта» (Л. Ф. Пантелеев, Воспоминания, М. 1958, стр. 223).

Так же высоко ценил это стихотворение Писарев. «Кто способен написать стихотворения: «Филантроп», «Эпилог к ненаписанной поэме», «Еду ли ночью по улице темной», «Саша», «Живя согласно с строгою моралью», — тот может быть уверен в том, что его знает и любит живая Россия…» — писал он в 1861 году (Д. И. Писаре в, Сочинения, т. I, М. 1955, стр, 196).

Цензура сочла это стихотворение «безнравственным», «подрывающим основы религии». Цензор Волков доносил министру народного просвещения А. С. Норову в рапорте от 14 ноября 1856 года: «Нельзя без содрогания и отвращения читать этой ужасной повести! В ней так много безнравственного, так много ужасающей нищеты!.. И нет ни одной отрадной мысли!.. Жаль, что муза г. Некрасова одна из самых мрачных и что он все видит в черном цвете… Как будто уже нет более светлой стороны?» (В. Е. Евгеньев-Максимов, Некрасов как человек, журналист и поэт, М.—Л. 1928, стр. 224–225).

Чернышевский в письме к жене из Вилюйска от 15 марта 1878 года говорил про это стихотворение, что оно — из тех, «которые останутся долго прекраснейшими из русских лирических пьес… Оно первое показало: Россия приобретает великого поэта» (Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. XV, М. 1950, стр. 210).

(обратно)

11

«Вчерашний день, часу в шестом…» (стр. 68). — Это стихотворение, первое, в котором Некрасов обращается к своей Музе, говорит о назначении и роли поэта и поэзии. Некрасов неоднократно возвращался к образу гордой, страдальческой Музы.

писал Некрасов в своем последнем стихотворении за несколько дней до смерти («О Муза! я у двери гроба!..», 1877).

Стихи были записаны Некрасовым в альбом О. Козловой, жены дипломата и переводчика, со следующим пояснением: «Не имея ничего нового, я долго рылся в моих старых бумагах и нашел там исписанный карандашом лоскуток… Я ничего не разобрал (лоскуток, сколько помню, относился к 1848 году), кроме следующих осьми стихов:

Извините, если эти стихи не совсем идут к вашему изящному альбому. Ничего другого я не нашел и не придумал. 9 ноября 1873 г., СПб., Ник. Некрасов». Возможно, стихотворение предназначалось для цикла «На улице» (1850), но по цензурным соображениям опубликовано не было.

(обратно)

12

«Поражена потерей невозвратной…» (стр. 68). — К этим стихам Некрасов сделал примечание: «Умер первый мой сын — младенцем — в 1848 году» («Стихотворения» 1879, т. IV, СПб., стр. XXIII).

(обратно)

13

На улице (стр. 69). — В этом цикле стихотворений Некрасов дает острые бытовые зарисовки социальных драм большого города.

Последняя строка стихотворения «Ванька»:

воспроизводит слова из статьи А. И. Герцена «Капризы и раздумье»: «За каждой стеной мне мерещится драма…» (А. И. Герцен, Собр. соч. в тридцати томах, т. II, М. 1954, стр. 80–81). «Капризы и раздумье» появились впервые в «Петербургском сборнике» Некрасова (1846).

(обратно)

14

«Блажен незлобивый поэт…» (стр. 71). — Некрасов высоко ценил творчество Гоголя — «честного сына своей земли». «… Это благородная и в русском мире самая гуманная личность, — писал он Тургеневу 12 августа 1855 года. — Надо желать, чтоб по стопам его шли молодые писатели в России».

Стихотворение написано на смерть Гоголя (21 февраля 1852 года).

При печатании стихотворения в «Современнике» цензура не разрешила указать, что оно относится к Гоголю. Но в 1855 году Чернышевский обошел этот цензурный запрет и использовал строки Некрасова для прославления автора «Мертвых душ». «… Никогда, — писал Чернышевский, — «незлобивый поэт» не может иметь таких страстных почитателей, как тот, кто, подобно Гоголю, «питая грудь ненавистью» ко всему низкому, пошлому и пагубному, «враждебным словом отрицанья» против всего гнусного «проповедует любовь» к добру и правде» (Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. III, М. 1947, стр. 21–22).

(обратно)

15

Муза (стр. 72). — Строфа «Музы», где говорится о свирели, построена на контрасте с пушкинским обращением к Музе в стихотворении «Наперсница волшебной старины…», очевидно знакомом Некрасову в рукописи (в печати оно появилось лишь в 1855 году).

(обратно)

16

«Ах, были счастливые годы!..» (стр. 75). — Перевод стихотворения Гейне «Госпожа Забота» («Frau Sorge») из книги «Романсеро» (1851).

Строки:

(у Гейне этого образа нет) были запрещены цензурой как «кощунство».

(обратно)

17

Памяти приятеля (стр. 76). — Стихотворение написано Некрасовым к пятой годовщине со дня смерти Белинского. Поэт не называет его по имени, так как цензурой в то время запрещено было упоминать о Белинском в печати. Говоря, что критик остается «незнаем», Некрасов имел в виду именно цензурный запрет. На странице, где было напечатано это стихотворение (издание 1873 года), — карандашная запись Некрасова: «Известно, что о Белинском нельзя было слова пикнугь» («Стихотворения» 1879, т. IV, СПб., стр. XXXIV).

(обратно)

18

Филантроп (стр. 76). — В 1846 году в высших бюрократических и придворных кругах Петербурга возникло благотворительное Общество посещения бедных. Членами Общества были министры, графы, князья, великосветские дамы и др.; попечителем был герцог Лейхтенбергский. Реакционная печать восхваляла это Общество в таких выражениях: «Всюду является оно, чтобы поднять на ноги упавшего, отереть слезу плачущего, накормить алчущего, напоить жаждущего и утешить страждущего» («Библиотека для чтения», 1855, № 4, отд. VII, стр. 112–113).

На самом же деле «филантропия» богатых и праздных, проповедовавшая терпение, смирение и покорность, не только не спасала нуждающихся, но нередко способствовала их гибели. Об этом и говорит в своей сатире Некрасов.

В письме к Тургеневу от 17 ноября 1853 года Некрасов писал: «Посылаю тебе «Филантропа»… Этой вещи я не почитаю хорошею, но дельною…»

(обратно)

19

Отрывки из путевых записок графа Гаранского (стр. 81). — Статский советник Е. Волков в отчете о книге «Стихотворений» Некрасова 1856 года писал министру народного просвещения А. С. Норову по поводу «Записок графа Гаранского»: «Нет сомнения, что автор имел благую цель при сочинении этих отрывков; но едва ли она будет достигнута!.. Надо спросить у крестьян, что скажут они, если кто-нибудь из них прочтет эти отрывки? Наверное, можно предположить, что тот не засмеется!., а скажет вместе с автором: «Жаль, дремлет русский ум», — и предлагаемую автором «сатиру» примет, пожалуй, за другое слово» (В. Е. Евгеньев-Максимов, Некрасов как человек, журналист и поэт, М.—Л. 1928, стр. 224). Полностью эта сатира стала известна читателям только в советское время. Во всех изданиях до 1927 года после строк:

следовали точки, отмечавшие цензурный пропуск. Было выброшено девять строк — о расправе разгневанных крестьян с угнетателем-помещиком.

(обратно)

20

В деревне (стр. 85). — Многие современники воспринимали это стихотворение как политическую сатиру. Так, строки:

были поняты как явный намек на Крымскую войну, вскрывшую бессилие николаевской монархии.

В письме к Тургеневу от 11 января 1857 года Герцен писал, что оно — «прелесть» (А. И. Герцен, Полн. собр. соч. в тридцати томах, т. XXVI, М. 1962, стр. 69). Тургенев оценил это стихотворение еще раньше. В письме к С. Т. Аксакову от 31 мая 1854 года он говорил, что Некрасов «написал несколько хороших стихотворений, особенно одно — плач старушки-крестьянки об умершем сыне» (И. С. Тургенев, Письма в тринадцати томах, т. II, М.—Л. 1961, стр. 223).

(обратно)

21

Несжатая полоса (стр. 87). — Раздумья о тяжелом положении русского крестьянина перемежаются с мыслями о личной судьбе поэта. Тот же образ «сеятеля» снова возникнет у Некрасова в стихотворении «Сон», написанном за месяц до смерти (1877):

(обратно)

22

Станица. — Это слово сам Некрасов объяснил в письме к одному учителю: «… с детства слышал его в народе, между прочим, в этом смысле: птицы летают станицами; воробьев станичка перелетела и т. п.» («Стихотворения» 1879, т. IV, СПб., стр. XXXVII).

(обратно)

23

«Праздник жизни — молодости годы…» (стр. 90). — Вскоре после появления этих стихов в печати Н. Г. Чернышевский писал поэту:

«Вы говорите:

Вам известно, что я с этим не согласен. Свобода поэзии… в том, чтобы не стеснять своего дарования произвольными претензиями и писать о том, к чему лежит душа. Теперь: тяжелый и неуклюжий стих. Тяжестью часто кажется энергия, поэтому говорят, что стих Лермонтова тяжелее стиха Пушкина… В чем состоит неуклюжесть Вашего стиха, я решительно не понимаю. У Пушкина есть много стихов негладких — что ж из того следует? Ровно ничего» (Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. XIV, М. 1949, стр. 314, 315).

(обратно)

24

Влас (стр. 91). — Одно из первых произведений русской поэзии, в котором обличается деревенский кулак.

По словам А. Я. Панаевой, прототипом Власа послужил Некрасову старый крепостной его отца (см. А. Я. Панаева, Воспоминания, М. 1956, стр. 373).

(обратно)

25

В больнице (стр. 94). — Судя по черновикам, было первоначально задумано как вступление в поэму «В. Г. Белинский». Согласно этому раннему замыслу, умирающий в подвале «бедный и честный писатель» обращался перед смертью к молодым литераторам с горячим призывом отдать все силы на служение народному благу:

Дальше следовало поэтическое изложение заветов Белинского. Эти строки были перенесены Некрасовым (в сильно переработанном виде) в поэму «В. Г. Белинский».

(обратно)

26

В. Г. Белинский (стр. 97). — Некрасов написал эту поэму вскоре после смерти Николая I, весной 1855 года, когда казалось, что наступит некоторое облегчение цензурного гнета. Но имя Белинского по-прежнему оставалось под запретом, и когда Чернышевский в том же 1855 году начал в «Современнике» цикл своих «Очерков гоголевского периода», ему пришлось называть Белинского «автором статей о Пушкине» и другими иносказательными именами.

Поэма была впервые напечатана в Лондоне в 1859 году, в герценовской «Полярной звезде» (кн. 5). Но в подцензурной печати она при жизни поэта в России появиться не могла.

Биография Белинского в общем изображена в поэме верно. Сам Белинский вспоминал: «… Отец меня терпеть не мог, ругал, унижал, придирался, бил нещадно и площадно — вечная ему намять!» (В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. XI, М. 1956, стр. 512).

Но есть у Некрасова и отступления от биографической правды: со смертью «лекаря» Белинский не «остался мал»: ему было двадцать пять лет, когда умер его отец. Точно так же неверно, будто Белинский был выгнан из университета,

Белинский был изгнан за политический радикализм (официальный предлог исключения: «неуспешность» в занятиях). Доказывать «права о рождении» Белинскому пришлось гораздо позже — в 1843 и 1844 годах (В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. XII, М. 1956, стр. 193, 218, 244).

(обратно)

27

Стр. 98. Не удостоенный патентом… — Здесь: не получивший диплома об окончании университета.

(обратно)

28

И оставался целый век недоучившимся студентом… Один ученый человек колол его неоднократно таким прозванием печатно… — Историк М. П. Погодин писал в «Москвитянине», что Белинский не имеет никакого образования, что это «гений-самоучка, которые у нас растут, как грибы, ежегодно между студентами, не оканчивающими курса», и проч. (Н. Барсуков, Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. VIII, СПб. 1894, стр. 495).

(обратно)

29

Пришла охота прожектеру… — Имеется в виду А. А. Краевский, издатель журнала «Отечественные записки», в котором Белинский принимал ближайшее участие с 1839 по 1846 год.

(обратно)

30

Стр. 99. Лишь два задорных поляка на первом плане в ней шумели… — Вся наиболее влиятельная петербургская пресса была сосредоточена тогда в руках реакционных писателей: О. И. Сенковского и Фаддея Булгарина. Первый стоял во главе беспринципного журнала «Библиотека для чтения», второй был редактором полуофициозной газеты «Северная пчела».

(обратно)

31

Уж новый гений подымал тогда главу свою меж нами… — Речь идет о Н. В. Гоголе.

(обратно)

32

Стр. 100. Но поднялась тогда тревога в Париже буйном… — Имеется в виду февральская революция 1848 года и провозглашение республики во Франции.

(обратно)

33

Палач науки Бутурлин… — Д, П. Бутурлин состоял председателем секретного комитета, учрежденного Николаем I в 1848 году для высшего надзора за действиями цензуры. Пользуясь диктаторской властью, «бутурлинский комитет» жестоко душил печать, и главным образом «Современник» Некрасова.

(обратно)

34

«Закройте университеты»… — После революции 1848 года во Франции Николай I принял крутые меры, чтобы помешать распространению революционных идей. В числе этих мер намечалось закрытие университетов. Поэтому всякая статья, восхвалявшая университеты, воспринималась Бутурлиным как неповиновение властям. В «Современнике» 1849 года (№ 3) появилась именно такая статья, и, когда Бутурлин донес о ней Николаю, она вызвала гнев царя.

(обратно)

35

Стр. 101. Чем том истории твоей… — Речь идет об одной из книг Д. П. Бутурлина: «Военная история походов России в XVIII столетии», СПб. 1819–1823; «История нашествия императора Наполеона на Россию в 1812 году», чч. 1–2, 2-е изд., СПб. 1837; «История смутного времени в России в начале XVII в.», чч. 1–3, СПб. 1839–1846.

(обратно)

36

Свадьба (стр. 101). — Неоднократно указывалось, что сюжеты стихотворений «Свадьба» и «Забытая деревня» заимствованы Некрасовым у английского поэта Джорджа Крабба (1754–1832). Но по яркой эмоциональности, по богатству красок, по свободе интонации оба стихотворения Некрасова глубоко самобытны. Еще до знакомства с творчеством Крабба Некрасов написал стихотворение «Встреча», которое явилось первоначальным вариантом «Свадьбы».

(обратно)

37

«Давно — отвергнутый тобою…» (стр. 102). — В письме от 30 июня — 1 июля 1855 года Некрасов спрашивал Тургенева: «Скажи — понравятся ли тебе эти стихи:

К***

Это тоже ярославское произведение».

Тургенев отвечал: «Стихи твои «К***» просто пушкински хороши — я их тотчас на память выучил» (И. С. Тургенев, Письма в тринадцати томах, т. II, М,—Л. 1961, стр. 295).

(обратно)

38

Саша (стр. 103). — Поэма «Саша» появилась в печати одновременно с тургеневским «Рудиным» в первой книжке «Современника» за 1856 год. В содержании обоих произведений много сходных черт. В «Современнике» и в первом издании «Стихотворений Н. Некрасова» поэма была посвящена И… у Т… ву (то есть Ивану Тургеневу). Через несколько лет после появления поэмы Н. Г. Чернышевский в статье «Русский человек на rendez-vous» (1858) поставил Агарина в один ряд с безвольным героем тургеневской «Аси» и Бельтовым из романа Герцена «Кто виноват?», считая их поведение характерным для всего либерального дворянства.

Н. А. Добролюбов в статье «Что такое обломовщина?» (1859) тоже причислил Агарина к разряду так называемых «лишних людей», на которых обломовщина наложила «неизгладимую печать бездельничества, дармоедства и совершенной ненужности на свете» (Н. А. Добролюбов, Собр. соч. в девяти томах, т. IV, М.—Л. 1962, стр. 328, 329).

(обратно)

39

Извозчик (стр. 121). — Как в Грязной стоял… — Грязная — улица в Петербурге, где были извозчичьи дворы.

(обратно)

40

«Безвестен я. Я вами не стяжал…» (стр. 124). — Одно из многих стихотворений, в которых поэт обращается к своей Музе (см. стихи «Вчерашний день, часу в шестом…», «Музе», «О Муза! я у двери гроба!..» и др.); написано в 1855 году, когда Некрасов считал себя еще «безвестным», хотя в то время был уже автором «Тройки», «Огородника», «Псовой охоты», «Колыбельной песни» и др. Лишь после выхода своей первой книги (1856) он имел возможность убедиться, что он самый популярный из современных ему русских поэтов. «О книге моей пишут чудеса, — голова могла бы закружиться, — сообщал поэт из-за границы Тургеневу 6/18 декабря 1856 года. — … Неслыханная популярность, успех, какого не имел и Гоголь!..»

В заключительной строке после «И» во всех дореволюционных изданиях следовал ряд точек: цензура сняла слово о Музе, умершей под кнутом.

(обратно)

41

«Тяжелый крест достался ей на долю…» (стр. 124). — Стихотворение имеет автобиографический характер: в 1855 году болезнь Некрасова так обострилась, что он не сомневался в близости смерти (см. его духовное завещание, написанное около этого времени: Н. А. Некрасов, Полн. собр. соч. и писем, т. XII, М. 1953., стр. 65–66).

Редактор посмертного издания «Стихотворений» Некрасова высказал предположение, что здесь изображается мать поэта. Чернышевский отметил ошибочность этого мнения: «… Дело идет о совершенно иной женщине, о той, любовь к которой была темой стольких лирических пьес Некрасова» (то есть о А. Я. Панаевой) (Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. I, М. 1939, стр. 750).

М. П. Краснов, литературный секретарь Чернышевского, сообщает, что незадолго до смерти Чернышевский в разговоре с ним назвал это стихотворение «лучшим лирическим произведением на русском языке» («Литературное наследство», т. 49/50, М. 1946, стр. 602).

(обратно)

42

Секрет (стр. 125). — Имею и Анну с короною… — Анна с короною — один из высших орденов в царской России.

(обратно)

43

На родине (стр. 127). — Это стихотворение Некрасов цитирует в своих автобиографических заметках. «Судьбе угодно было, — пишет он, — чтобы я пользовался крепостным хлебом только до 16 лет, далее я не только никогда не владел крепостными, но, будучи наследником своих отцов, имевших родовые поместья, не был ни одного дня даже владельцем клочка родовой земли… Я когда-то написал:

Написав этот стих еще почти в детстве, может быть, я желал оправдать его на деле».

(обратно)

44

Забытая деревня (стр. 129). — Стихотворение вызвало возмущение в правительственных и придворных кругах. Цензору Бекетову, пропустившему эти стихи (а также «Поэта и гражданина» и «Отрывки из путевых записок графа Гаранского»), был объявлен строжайший выговор. Чиновник особых поручений Волков доносил министру народного просвещения Норову (14 ноября 1856 года): «Видимая цель этого стихотворения — показать публике, что помещики наши не вникают вовсе в нужды крестьян своих, даже не знают оных и вообще не пекутся о благосостоянии крестьян. Некоторые же из читателей под словами «забытая деревня» понимают совсем другое… Они видят здесь то, чего вовсе, кажется, нет, какой-то тайный намек на Россию…» («Книга и революция», 1921, № 2(14), стр. 39).

По словам Златовратского, в 50-х годах у Добролюбова при обыске искали запрещенные стихи, какими, например, считалась тогда «Забытая деревня» Некрасова (Н. Н. Златовратский, Воспоминания, М. 1956, стр. 325).

«Забытая деревня» была высоко оценена Герценом (А. И. Герцен, Собр. соч. в тридцати томах, т. XXVI, М. 1962, стр. 69).

(обратно)

45

«Замолкни, Муза мести и печали!..» (стр. 130). — Посылая стихотворение П. В. Анненкову, Тургенев писал 9 декабря 1855 года: «Некрасов уже более трех месяцев не выходит — он слаб и хандрит по временам, — но ему лучше — а как он весь просветлел и умягчился под влиянием болезни, что из него вышло — какой прелестный, оригинальный ум у него выработался — это надобно видеть, описать этого нельзя. Прилагаю вам стихотворение, написанное им вчера — и еще далеко не обделанное. Посмотрите-ка!.. Последние восемь стихов поразительны» (И. С. Тургенев, Письма в тринадцати томах, т. II, М.—Л. 1961, стр. 328–330).

Тургенев ошибался, полагая, что стихи написаны восьмого числа, так как уже седьмого В. П. Боткин имел возможность прочитать их в Москве и тогда же написал поэту: «Стихи твои крепко огорчили меня — а какие прекрасные стихи! Из лучших твоих стихов. Только ты клевещешь на себя, говоря:

Не знаю я, насколько ты можешь ненавидеть, — но насколько ты можешь любить — я это чувствую. Я не знаю другого сердца, которое так же умеет любить, как твое, — только ты любишь без фраз и так называемых «излияний» («Голос минувшего», 1916, № 9, стр. 176–177).

(обратно)

46

«Внимая ужасам войны…» (стр. 131). — Написано под впечатлением Крымской войны. Эта война отразилась в нескольких стихотворениях Некрасова: «14 июня 1854 года», «Тишина», «Коробейники», «Пир — на весь мир». Кроме того, в «Современнике» была напечатана его рецензия на книжку Ив. Ваненко «Осада Севастополя, или Таковы русские».

Некрасов и сам одно время стремился на боевые позиции. «Хочется ехать в Севастополь. Ты над этим не смейся. Это желание во мне сильно и серьезно…» — писал он Тургеневу 30 июня 1855 года.

Возможно, непосредственным толчком к написанию стихотворения послужило знакомство с рассказом Л. Н. Толстого «Севастополь в августе 1855 года». Отдельные главы рассказа Толстой читал Некрасову еще 27 декабря 1855 года (Н. Н. Гусев. Летопись жизни и творчества Льва Николаевича Толстого. 1828–1890, М. 1958, стр. 104). Рассказ глубоко взволновал Некрасова, и по поводу гибели Володи Козельцова (героя рассказа) поэт писал в «Заметках о журналах за декабрь 1855 и январь 1856 года»: «Володе Козельцову суждено долго жить в русской литературе, может быть, столько же, сколько суждено жить памяти о великих, печальных и грозных днях севастопольской осады. И сколько слез будет пролито и уже льется теперь над бедным Володею! Бедные, бедные старушки, затерянные в неведомых уголках обширной Руси, несчастные матери героев, погибших в славной обороне! вот как пали ваши милые дети…» Стихотворение Некрасова, перекликающееся по содержанию с этими «Заметками…», было напечатано одновременно с ними в № 2 «Современника» за 1856 год.

(обратно)

47

Княгиня (стр. 131). — Стихотворение написано под впечатлением смерти графини А. К. Воронцовой-Дашковой (1818–1856) и основано на действительных фактах.

Упоминая в «Княгине» о «строфах небрежных русского поэта», Некрасов имел в виду стихотворение Лермонтова «К портрету» (1840), посвященное Воронцовой-Дашковой.

(обратно)

48

Школьник (стр. 133). — Архангельский мужик — М. В. Ломоносов, вышедший из крестьян Архангельской губернии.

Еще в ранней молодости Некрасов написал пьесу в стихах «Юность Ломоносова».

Цензор Волков «долгом поставил обратить внимание его высокопревосходительства» на стихотворение «Школьник», так как «здесь автор хочет доказать, что великие и гениальные люди преимущественно могут выходить только из простого народа» («Книга и революция», 1921, № 2 (14), стр. 39).

(обратно)

49

Поэт и гражданин (стр. 135). — Стихотворение относится к тому времени, когда борьба представителей революционно-демократического направления в искусстве с приверженцами так называемой «чистой эстетики» была в полном разгаре (1855–1856); оно явилось своего рода манифестом молодой революционной демократии.

В основу «Поэта и гражданина» положены идеи Белинского, которые пропагандировал тогда «Современник» главным образом в статьях Чернышевского («Очерки гоголевского периода» и др.). Это стихотворение сыграло огромную роль в борьбе разночинцев 60-х годов за подлинное революционно-демократическое искусство.

Стихотворение «Поэт и гражданин» Некрасов писал долго. Первоначальный набросок нескольких строф из монолога Гражданина был опубликован в № 6 «Современника» за 1855 год под названием «Русскому писателю». Еще несколько строф из монологов Гражданина было напечатано в некрасовских «Заметках о журналах за февраль 1856 года» (в № 3 «Современника» за 1856 год). Но и летом 1856 года Некрасов все еще продолжал напряженно работать над поэмой. «Пишу длинные стишищи и устал», — сообщал он Тургеневу 27 июня 1856 года.

Некрасов торопился закончить «Поэта и гражданина», чтобы ввести его (в качестве предисловия) в книгу своих «Стихотворений», уже прошедшую через цензуру.

Когда эта книга вышла из печати (в октябре 1856 года), поэт находился за границей; фактическим редактором «Современника» был Чернышевский. Сообщая читателям о выходе книги, он целиком перепечатал в журнале стихотворение «Поэт и гражданин» (вместе с «Забытой деревней» и «Отрывками из путевых записок графа Гаранского»).

Это вызвало цензурную бурю, о которой Чернышевский через много лет вспоминал: «Беда, которую я навлек на «Современник» этою перепечаткою, была очень тяжела и продолжительна» (Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. I, М. 1939, стр. 752). Начались репрессии и против журнала, и против книги Некрасова. 19 декабря 1856 года министр внутренних дел С. С. Ланской разослал всем губернаторам секретный циркуляр «О неперепечатывании стихотворений Н. Некрасова».

(обратно)

50

Прости (стр. 143). — Перед отъездом за границу Некрасов жил на даче в Ораниенбауме. 30 июля 1856 года он написал Тургеневу: «Погода скверная. Сижу один на даче и даже не выхожу из комнаты, трусость напала, как бы не расхвораться. Вчера сложил стихи, которые по краткости прилагаю.

Что это — изрядно или плохо? По совести, не умею определить…» Стихи обращены к А. Я. Панаевой, с которой поэт намеревался встретиться за границей после недолгой размолвки.

(обратно)

51

«В столицах шум, гремят витии…» (стр. 144). — В 1857 году либеральная интеллигенция обеих столиц шумно ликовала по поводу намечавшихся правительством «великих реформ». В столичных журналах стали печататься такие статьи, которые после недавних строгостей николаевской цензуры казались обывателям смелыми. На деле же все оставалось по-прежнему. Л. Н. Толстой, вернувшийся в то время из-за границы, писал (18 августа 1857 года): «В Петербурге, в Москве все что-то кричат, негодуют, ожидают чего-то, а в глуши то же происходит патриархальное варварство, воровство и беззаконие» (Л. Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 60, М. 1949, стр. 222).

Об этом и написано стихотворение Некрасова.

Оно было предназначено для «Современника», но цензор Мацкевич дал о нем следующий отзыв: «… Стихи эти содержат в себе двойной смысл, который цензурный комитет не может себе вполне объяснить». «Благоусмотрением» Главного управления цензуры стихотворение было запрещено. Впервые появилось в печати лишь в издании «Стихотворений» 1861 года.

(обратно)

52

Тишина (стр. 144). — Некрасов, вынужденный лечиться, пробыл за границей десять месяцев. В поэме сказалась та радость, которую он испытал при возвращении из Рима на родину в июне 1857 года. Враги поэта обвиняли его в ту пору в недостатке патриотизма. На эту-то «укоризну» врагов он и ответил в «Тишине»:

Третья глава «Тишины» написана Некрасовым еще в Риме в декабре 1856 года как отдельное стихотворение, посвященное закончившейся незадолго до того Крымской войне.

(обратно)

53

Стр. 147. Молчит и он. — Имеется в виду Севастополь.

(обратно)

54

Бунт (стр. 149). — Возможно, что «Бунт» написан под впечатлением кровавой расправы с крестьянами, учиненной рязанским губернатором Новосильцевым в селе Мурмине в июне 1857 года. Корреспонденция об этой расправе была напечатана Герценом в «Колоколе» (1858, л. 10).

Дата написания устанавливается предположительно. В 1876 году Некрасов безуспешно пытался провести этот «Отрывок» через цензуру. При жизни Некрасова опубликован не был.

(обратно)

55

Размышления у парадного подъезда (стр. 150). — Однажды Некрасов из окна своей квартиры увидел, как от дома, где жил министр государственных имуществ М. Н. Муравьев (получивший впоследствии прозвище Вешателя за кровавое «усмирение» Польши в 1863 году), дворники и городовой прогоняли крестьян-просителей. Это послужило толчком к написанию «Размышлений у парадного подъезда».

Можно предположить, что в образе «владельца роскошных палат» отразились черты военного министра николаевской эпохи А. И. Чернышева. Весной 1857 года Некрасов видел его, доживавшего свои дни на курорте в Южной Италии. Именно к нему относятся строки Некрасова: «Созерцая, как солнце пурпурное…» (см. Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. I, М. 1939, стр. 754). В течение пяти лет стихотворение не могло появиться в русской подцензурной печати и ходило по рукам в многочисленных списках. В 1860 году его напечатал Герцен в «Колоколе» без подписи автора, с примечанием: «Мы очень редко помещаем стихи, но такого рода стихотворение нет возможности не поместить» («Колокол», 1860, л. 61, стр. 505–506). Популярность «Размышлений у парадного подъезда» в кругах передовой молодежи была очень велика. Заключительные строки, начиная стихом «Назови мне такую обитель», сделались любимой студенческой песней.

Стих «Иль, судеб повинуясь закону» — вынужденная уступка цензуре. По словам Чернышевского, первоначально была написана другая строка, более резкая (Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. 1, М. 1939, стр. 754). Исследователям до сих пор не удалось восстановить эту строку.

(обратно)

56

Песня Еремушке (стр. 153). — Эта песня, появившаяся во время революционного подъема 60-х годов, стала боевым лозунгом молодого демократического поколения. Добролюбов, посылая ее другу, писал: «Милейший! Выучи наизусть и вели всем, кого знаешь, выучить песню Еремушке Некрасова, напечатанную в сентябрьском «Современнике»… Помни и люби эти стихи: они дидактичны, если хочешь, но идут прямо к молодому сердцу, не совсем еще погрязшему в тине пошлости. Боже мой, сколько великолепнейших вещей мог бы написать Некрасов, если бы его не давила цензура!» (Н. Г. Чернышевский, Материалы для биографии Н. А. Добролюбова, т. I, М. 1890, стр. 534).

«Песня Еремушке» была искажена цензурой. Из того же письма мы знаем, что в 14-й строфе слово «равенство» было заменено словом «истина», а в строфе 17-й вражда «к угнетателям» — враждою «к лютой подлости».

Молодежь 60-х годов восторженно приняла «Песню Еремушке» Некрасова. В романе Чернышевского «Что делать?» эту песню поет хор молодежи (гл. 5).

(обратно)

57

«Что ты, сердце мое, расходилося?..» (стр. 159). — Враги революционно-демократической поэзии Некрасова распространяли клеветнические вымыслы о жизни и деятельности поэта. Стихотворение «Что ты, сердце мое, расходилося?..» является ответом Некрасова этим клеветникам. По воспоминаниям одного современника, Некрасов выступил с этим ответом публично:

«Большой зал Дворянского собрания был битком набит. С благотворительной целью давался вечер при участии известных писателей. Появление каждого из них восторженно приветствовалось публикой. И только когда на эстраду вышел Николай Алексеевич Некрасов, его встретило гробовое молчание. Возмутительная клевета, обвившаяся вокруг славного имени Некрасова, очевидно, делала свое дело. И раздался слегка вздрагивающий и хриплый голос поэта «мести и печали»:

Что произошло вслед за чтением этого стихотворения, говорят, не поддается никакому описанию. Вся публика, как один человек, встала и начала бешено аплодировать. Но Некрасов ни разу не вышел на эти поздние овации легковерной толпы…» («Звезда», 1902, № 51, стр. 6).

(обратно)

58

«…одинокий, потерянный…» (стр. 160). — На странице книги, где было напечатано это стихотворение, Некрасов перед смертью написал на полях: «Навеяно разладом с Тургеневым в 1860 г.» («Стихотворения» 1879, т. IV, СПб., стр. LV).

Тургенев долгое время был другом Некрасова, ближайшим сотрудником «Современника». Но когда в 60-х годах в русском обществе выдвинулась новая сила — разночинцы, когда некрасовский «Современник» стал выразителем идей Чернышевского, Добролюбова и других революционных демократов, Тургенев, как и большинство писателей, принадлежавших к либеральному кругу, порвал с «Современником» и стал относиться к Некрасову как к политическому врагу. Некрасов, не отступая от своих идейных позиций, мучительно переживал утрату друга своей юности. Эти переживания и отразились в стихотворении «… одинокий, потерянный…».

(обратно)

59

На Волге (стр. 160). — Стихотворение имеет автобиографический характер.

По поводу того места поэмы, где изображается разговор бурлаков, Чернышевский писал:

«Однажды, рассказывая мне о своем детстве, Некрасов припомнил разговор бурлаков, слышанный им ребенком, и передал; пересказав, прибавил, что он думает воспользоваться этим воспоминанием в одном из стихотворений, которые хочет написать. Прочитав через несколько времени пьесу «На Волге», я увидел, что рассказанный мне разговор бурлаков передан в ней с совершенною точностью…» (Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. I, М. 1939, стр. 753).

По первоначальному замыслу, стихотворение «На Волге» должно было составить первую часть большой поэмы «Рыцарь на час». Замысел остался невыполненным. Некрасов написал только первую и четвертую части («На Волге» и «Рыцарь на час»).

(обратно)

60

На смерть Шевченко (стр. 169). — Великий украинский поэт Тарас Григорьевич Шевченко скончался 26 февраля 1861 года. В стихотворении, написанном под свежим впечатлением его смерти, Некрасов вспоминает о той расправе, которую учинило над украинским поэтом царское правительство.

Шевченко был арестован в 1847 году. Среди его бумаг были обнаружены революционные стихи («Сон», «Кавказ»), а также карикатуры на Николая I. Царь сам руководил следствием и сослал поэта в Орскую крепость солдатом, запретив ему писать и рисовать. Лишь в 1858 году сосланный поэт получил разрешение вернуться в столицу, где он сблизился с кружком «Современника» — с Чернышевским, Добролюбовым, Михайловым. В некрасовском журнале появлялись переводы стихов Шевченко, а также сочувственные статьи о его жизни и творчестве.

Стихотворение «На смерть Шевченко» долго находилось под цензурным запретом.

(обратно)

61

«Что ни год — уменьшаются силы…» (стр. 170). — В этом стихотворении содержится резко отрицательный отзыв о крестьянской реформе 1861 года. В последнем четверостишии — намек на жестокое подавление крестьянских восстаний весной 1861 года (см. об этом: Корней Чуковский, Собр. соч. в шести томах, т. 4, М. 1966, стр. 694).

(обратно)

62

Свобода (стр. 170). — Написано вскоре после «раскрепощения» крестьян.

Подлинное отношение Некрасова к крестьянской «свободе» сказалось в горьких строках, ради которых написано все стихотворение:

Но чтобы эти строки могли появиться в печати, Некрасов сопроводил их «оптимистическими» стихами о том, какое счастье ожидает детей освобожденных крестьян. И хотя картина счастливого будущего крестьянства завершается вполне трезвой концовкой («В этих фантазиях много ошибок…»), все же стихотворение в целом производило впечатление вполне цензурного (см. об этом: Корней Чуковский, Собр. соч. в шести томах, т. 4, М. 1966, стр. 710–711).

(обратно)

63

Крестьянские дети (стр. 173). — Как помечено в автографе, стихотворение было написано 14 июля 1861 года. Первоначальное заглавие в автографе — «Детская комедия». В первой публикации было посвящено Ольге Сократовне Чернышевской (О. С. Ч — ской).

(обратно)

64

Дума (стр. 180). — Это стихотворение было напечатано через несколько месяцев после крестьянской реформы, когда трагедия безработицы стала реальной угрозой для многих «освобожденных» крестьян.

(обратно)

65

Коробейники (стр. 181). — Некрасов посвятил поэму своему товарищу по охоте, крестьянину Гавриле Яковлевичу Захарову. Возможно, Захаров и подсказал Некрасову сюжет «Коробейников». Сестра поэта сообщала в своих мемуарных заметках, что «Коробейников» Некрасов написал в деревне, воротившись с охоты («Литературное наследство», т. 49/50, М. 1946, стр. 177).

Вскоре после опубликования «Коробейников» Чернышевский воспользовался включенной в их текст «Песней убогого странника» для пропаганды идей крестьянской революции (Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. VII, М. 1950, стр. 874).

Эту же песню процитировал и Герцен в «Колоколе» от 1 февраля 1862 года (А. И. Герцен, Собр. соч. в тридцати томах, т. XVI, М. 1959, стр. 28).

Начало поэмы (первые 24 строки) широко известно как народная песня «Коробушка» (или «Коробочка»).

Вскоре после первой публикации Некрасов напечатал «Коробейников» в дешевом издании, «назначающемся для народа».

(обратно)

66

Стр. 184. Вишь, вы жадны, как кутейники… — Кутейники — народное презрительное название служителей церкви.

(обратно)

67

Стр. 196. Пред зерцалом, в облачении… — Зерцало — трехгранная призма с государственным гербом наверху и наклеенными по сторонам указами Петра I о судопроизводстве; зерцало стояло на столе в каждом судебном учреждении.

(обратно)

68

20 ноября, 1861 (стр. 200). — По словам Некрасова, написано в день похорон Добролюбова. Через полтора месяца, 2 января 1862 года, когда петербургские студенты устроили поминки по Добролюбову, Некрасов выступил с чтением стихов Добролюбова и кратким словом о нем.

«…Мы во всю нашу жизнь не встречали русского юноши, столь чистого, бесстрашного духом, самоотверженного, — сказал он. — Наше сожаление о нем не имеет границ и едва ли когда изгладится. Еще не было дня с его смерти, чтоб он не являлся нашему воображению то умирающий, то уже мертвый, опускаемый в могилу нашими собственными руками. Мы ушли с этой могилы, но мысль наша осталась там и поминутно зовет нас туда и поминутно рисует нам один и тот же неотразимый образ».

Вслед за этим поэт прочитал стихотворение «20 ноября, 1861».

(обратно)

69

Зеленый Шум (стр. 201). — Образ «Зеленого Шума» взят Некрасовым из украинского фольклора (см.: М. А. Максимович, Собр. соч., т. II, Киев, 1877, стр. 479).

(обратно)

70

«Литература, с трескучими фразами…» (стр. 202). — Краткая характеристика той атмосферы, которая отразилась в этом стихотворении, дана в статье В. И. Ленина «Гонители земства и Аннибалы либерализма». В. И. Ленин ссылается на статью Л. Пантелеева «Из воспоминаний о 60-х годах». Не принимая ложных выводов этой статьи, Ленин приводит из нее следующие «интересные факты о революционном возбуждении 1861–1862 гг. и полицейской реакции»: «К началу 1862 г. общественная атмосфера была до крайности напряжена; малейшее обстоятельство могло резко толкнуть ход жизни в ту или другую сторону. Эту роль и сыграли майские пожары 1862 года в Петербурге. … Было объявлено нечто вроде военного положения»… По делам о поджоге введен военно-полевой суд. Приостановлены на восемь месяцев «Современник» и «Русское слово», прекращен «День» Аксакова, объявлены суровые временные правила о печати… правила о надзоре за типографиями, последовали многочисленные аресты политического характера (Чернышевского, Н. Серно-Соловьевича, Рымаренко и др.), закрыты воскресные школы и народные читальни… закрыт даже Шахматный клуб…» (В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 5, стр. 29).

(обратно)

71

Рыцарь на час (стр. 204). — «Рыцарь на час» является частью большой автобиографической поэмы с одноименным названием, не осуществленной Некрасовым. От этого замысла сохранилось лишь два отрывка: «На Волге (Детство Валежникова)» и настоящее стихотворение.

Называя революционный лагерь «станом погибающих за великое дело любви». Некрасов, очевидно, имел в виду многочисленные политические аресты 1861–1862 годов (М. Л. Михайлова, В. А. Обручева, Н. Г. Чернышевского, Н. А. Серно-Соловьевича, Д. И. Писарева и др.).

Это наводит на мысль, что стихотворение было написано не в 1860 году, как считалось до недавнего времени, а в 1862 году, в обстановке усиливавшейся правительственной реакции.

Ниже приводится первоначальный вариант «Рыцаря на час»:

Двадцать четвертого мая 1862 года Некрасов набросал приведенные строфы (вместе с некоторыми другими) на листе почтовой бумаги и послал их томившемуся на каторге революционеру М. Л. Михайлову. Стихи отвезла Л. П. Шелгунова, как раз в ту пору направлявшаяся к Михайлову в Сибирь.

Известно, что вернувшийся из ссылки Н. Г. Чернышевский, читая это стихотворение вслух, «не выдержал и разрыдался» («Литературное наследство», т. 49/50, М. 1946, стр. 602).

(обратно)

72

«Надрывается сердце от муки…» (стр. 209). — Начало стихотворения, где говорится о «барабане, цепях, топоре», явилось откликом на события 1862–1863 годов (см. примечания к стихотворениям «Литература, с трескучими фразами…» и «Мороз, Красный нос»).

(обратно)

73

Калистрат (стр. 210). — В 60-х годах, когда крестьянская тематика заняла в поэзии Некрасова господствующее место, он создал цикл народных песен: «Дума» (1861), «Калистрат» (1863) и др. Тема большинства этих песен — безысходная крестьянская нужда.

В конце 1863 года революционер-каракозовец И. А. Худяков попытался использовать «Калистрата» для политической агитации среди крестьян, включив его в сборник для народного чтения. Но цензура запретила эту перепечатку «Калистрата» (см.: А. Гаркави, Некрасов и цензура. — «Некрасовский сборник», II, М.—Л. 1956, стр. 456).

(обратно)

74

«Благодарение господу богу…» (стр. 211). — Дорога, изображенная здесь, — знаменитая Владимирка, по которой гнали арестантов в Сибирь. Последние строфы посвящены арестованному революционеру, которого отправляют на каторгу в сопровождении жандарма. Стихотворение написано в 1863 году, когда правительство Александра II усилило репрессии против революционеров. В том же году — после польского восстания — по Владимирке прошли тысячи польских повстанцев.

(обратно)

75

Орина, мать солдатская (стр. 212). — В основу поэмы положены подлинные факты: в царской армии дисциплина поддерживалась бесчеловечными карами, виновных в нарушении устава засекали нередко насмерть. Сестра поэта сообщала впоследствии: «Орина, мать солдатская, сама ему (Некрасову. — К. Ч.) рассказывала свою ужасную жизнь. Он говорил, что несколько раз делал крюк, чтобы поговорить с ней, а то боялся сфальшить» («Литературное наследство», т. 49/50, М. 1946, стр. 178).

Эпиграф взят из народной песни.

(обратно)

76

Мороз, Красный нос (стр. 215). — Поэма написана в 1862–1863 годах, когда правительство Александра II, испуганное нарастающим революционным подъемом, усилило репрессии против передовой демократии.

Воспользовавшись паникой, вызванной петербургскими пожарами 1862 года, власти приостановили некрасовский журнал «Современник», арестовали Чернышевского, заключили в крепость Писарева. Были объявлены суровые правила о печати, о надзоре за типографиями и др. Польское восстание 1863 года было использовано самодержавием для дальнейшей полицейской расправы с оппозиционной интеллигенцией.

Но и в то мрачное время Некрасов сохранил веру в грядущее торжество народа. Всеми величавыми образами поэмы Некрасов свидетельствует, что, как бы ни была в ту пору мучительна крестьянская жизнь, сами крестьяне так мужественны, так богаты духовными силами, их быт, несмотря ни на что, так устойчив и крепок, что нет на свете такого врага, которого они не могли бы сокрушить в борьбе за свою свободу.

(обратно)

77

Стр. 215. Сестра Некрасова, которой посвящена поэма, — Анна Алексеевна Буткевич (1823–1882).

(обратно)

78

Стр. 228. Ходебщик сергачевский Федя… — Ходебщик — вожак дрессированного медведя.

(обратно)

79

Стр. 231. Но — чу! заунывные пени…. — Пени — жалобы, стенания.

(обратно)

80

Железная дорога (стр. 249). — В стихотворении использованы подлинные факты, относящиеся к постройке Николаевской (ныне Октябрьской) железной дороги между Петербургом и Москвой (1843–1851). Строителем дороги считался «главноуправляющий путями сообщения» граф П. А. Клейнмихель (1793–1869), известный своей жестокостью. За полгода тяжелой работы землекопы получали на скудных «казенных харчах» 17 рублей 50 копеек (то есть меньше трех рублей в месяц); у них не было ни одежды, ни обуви; приказчики обсчитывали их; когда же они выражали свое недовольство, их наказывали плетьми.

Конечно, не только Николаевская дорога строилась при помощи таких жестоких принудительных мер. Во второй половине 50-х годов, в царствование «либерального» Александра II, обращение с рабочими не стало мягче (см. статью «Опыт отучения людей от пищи». — Н. А. Добролюбов, Собр. соч. в девяти томах, т. VII, М.—Л. 1963, стр. 438–439).

Некрасов представил в цензуру «Железную дорогу» в мае 1864 года; печатать ее было запрещено. Когда же в 1865 году он, воспользовавшись «освобождением» «Современника» от предварительной цензуры, поместил поэму на страницах журнала, министр внутренних дел объявил «Современнику» второе предостережение, то есть поставил журнал под угрозу закрытия.

«Железная дорога» оказывала сильное революционизирующее влияние на молодежь 1860–1870 годов. В 1873 году группа народников выпустила в Женеве «Сборник новых песен и стихов», назначавшийся для революционной агитации среди крестьян; в сборник была включена и «Железная дорога», снабженная особым предисловием. В предисловии примечательны строки, посвященные несчастным рабочим, замученным на постройке дороги: «Мы припомним их всех, когда придется сводить счеты с царями и барами».

(обратно)

81

Стр. 252. Видел я в Вене святого Стефана… — Святой Стефан — собор в Вене, памятник средневекового зодчества.

(обратно)

82

Или для вас Аполлон Бельведерский хуже печного горшка?.. — Некрасов перефразировал слова Пушкина:

(обратно)

83

Возвращение (стр. 253). — Вероятнее всего, стихи сложились по дороге в Карабиху, куда Некрасов приехал осенью 1864 года после поездки за границу (весною и летом того же года).

(обратно)

84

Памяти Добролюбова (стр. 254). — Эти стихи были написаны к трехлетию со дня смерти Добролюбова.

Создавая стихотворение, посвященное памяти покойного друга, Некрасов, по его собственным словам, «старался выразить тот идеал общественного деятеля, который одно время лелеял Добролюбов» («Стихотворения» 1879, т. IV, стр. LXVII).

Восклицание поэта:

В. И. Ленин поставил эпиграфом к некрологу «Фридрих Энгельс» (В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 2, стр. 5).

Впервые было опубликовано в «Современнике» (1864, № 11–12) с пропуском строк 18–25 и с некоторыми цензурными искажениями (так, слова: «для свободы» были заменены — «для отчизны»). Вместо заглавия были поставлены три звездочки, под ними в скобках — «Отрывок» и следующий эпиграф из стихотворения Добролюбова «Милый друг, я умираю…»:

(обратно)

85

Балет (стр. 255). — По первоначальному замыслу Некрасова, «Балет» должен был составить одну из частей его большого цикла «О погоде». В «Современнике» стихотворение имело подзаголовок: «Сатира 9».

Сатира построена на резком противопоставлении бессмысленной праздности социальных верхов и бедственного положения крестьян.

В «Балете» дано описание одного из спектаклей, поставленных в Мариинском театре в 1866 году. В программу спектакля входил в числе других и псевдонародный танец «Мужичок».

(обратно)

86

Стр. 256. И мышиный жеребчик (так Гоголь молодящихся старцев зовет)… — См. «Мертвые души» (т. I, гл. VIII).

(обратно)

87

Стр. 261. Не все ж читать вам Бокля!.. — Бокль (1821–1862) — английский ученый, автор «Истории цивилизации в Англии».

(обратно)

88

Стр. 262. Петипа (Суровщикова) М. С. — характерная танцовщица.

(обратно)

89

Стр. 263. Бернарди Рита — итальянская певица.

(обратно)

90

Стр. 264. Вот бы Роллер нам их показал!.. — А. А. Роллер (1805–1891) — декоратор петербургских театров.

(обратно)

91

«Ликует враг, молчит в недоуменье…» (стр. 265). — В период правительственного террора, после неудавшегося покушения Д. Каракозова на Александра II (4 апреля 1866 года), Некрасов, желая спасти «Современник» от гибели, принял участие в официальном чествовании М. Н. Муравьева («Вешателя»). Судьба журнала в значительной мере зависела тогда от Муравьева, облеченного диктаторской властью для борьбы с нараставшей в стране революцией. Поэт почувствовал, что допустил непоправимую ошибку, и в тот же вечер написал стихотворение «Ликует враг, молчит в недоуменье…», в котором жестоко осудил свой поступок.

(обратно)

92

«Умру я скоро. Жалкое наследство…» (стр. 266). — Пытаясь спасти «Современник» от угрожавшего ему закрытия, Некрасов прочел в Английском клубе стихотворное послание Муравьеву-Вешателю, от которого зависела судьба журнала (см. примечание к стихотворению «Ликует враг, молчит в недоуменье…»). Глубочайшие переживания поэта, связанные с этим поступком, отразились и в настоящих стихах. Цитируя их, В. И. Ленин писал: «Некрасов по той же личной слабости грешил нотками либерального угодничества, но сам же горько оплакивал свои «грехи» и публично каялся в них:

Не торговал я лирой, но бывало,

Когда грозил неумолимый рок,

У лиры звук неверный исторгала

Моя рука…

«Неверный звук» — вот как называл сам Некрасов свои либерально-угоднические грехи» (В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 22, стр. 84).

Стихотворение является ответом на анонимное послание, полученное поэтом 3 марта 1866 года от «Неизвестного друга». Ответ был написан Некрасовым через год, в феврале 1867 года.

Незадолго перед смертью поэт, готовя новое издание своих стихотворений, написал возле слов «Неизвестному другу»: «Не выдуманный друг, но точно неизвестный мне… Где-нибудь в бумагах найдете эту пьесу, превосходную по стиху. Ее следует поместить в примечании» («Стихотворения» 1879, т. IV, стр. LXXIII).

Вот эти стихи:

НЕ МОЖЕТ БЫТЬ

(Н. А. Некрасову)

Автором стихотворения «Не может быть» была О. В. Мартынова (Павлова) («Некрасовский сборник», II, М, —Л. 1956, стр. 501–507).

(обратно)

93

Еще тройка (стр. 267). — На тройках в сопровождении жандармов отправляли в Сибирь политических ссыльных. В ту пору, вскоре после неудавшегося покушения Д. Каракозова на Александра II (1866 год), такие «тройки» стали обычным явлением.

Стихотворение пользовалось большим успехом в среде революционно настроенной молодежи, читалось на студенческих сходках (В. Засулич, Воспоминания, М. 1931, стр. 27).

(обратно)

94

Генерал Топтыгин (стр. 269). — Третье стихотворение из цикла «Стихотворения, посвященные русским детям». Цикл состоял из стихотворений: I. Дядюшка Яков, II. Пчелы, III. Генерал Топтыгин.

(обратно)

95

Мать (стр. 277). — Подготовляя незадолго до смерти новое издание стихотворений, Некрасов написал на полях той страницы своей книги, где была напечатана «Мать»: «Думаю — понятно: жена сосланного или казненного…» («Стихотворения» 1879, т. IV, стр. LXXVII). В литературе было высказано предположение, что здесь изображается О. С. Чернышевская.

По свидетельству Г. В. Плеханова, эти стихи «заучивались наизусть русскими революционерами» (Г. В. Плеханов, Литература и эстетика, т. II, М. 1958, стр. 196).

(обратно)

96

«Не рыдай так безумно над ним…» (стр. 278). — «Навеяно смертью Писарева и посвящено М. А. Маркович», — написал поэт на своем экземпляре стихов («Стихотворения» 1879, т. IV, стр. LXXVII). Д. И. Писарев утонул в Дуббельне (ныне — Дубулты, Латвийской ССР) 4 июля 1868 года. Его гражданская жена, известная писательница Мария Александровна Маркович (Марко Вовчок), была потрясена этой смертью. 7 августа Некрасов прислал ей стихи «Не рыдай так безумно над ним…» с такой запиской:

«Только Вам, Мария Александровна, решаюсь покуда дать это стихотворение. Писарев перенес тюрьму не дрогнув (нравственно) и, вероятно, так же встретил бы эту могилу, которая здесь разумеется; но ведь это исключение — покуда жизнь представляет более фактов противоположного свойства, и потому-то и моя мысль приняла такое направление. Словом — Вы понимаете, так написалось».

К последним двум строкам стихотворения Некрасов сделал примечание: «Пословица эта не выдумана. Ее можно найти в сборнике пословиц Даля». Он имел в виду книгу В. Даля «Пословицы русского народа», где в отделе «Счастье — удача» приводится такое изречение: «У счастливого умирает недруг, у бессчастного — друг» (М. 1957, стр. 63).

(обратно)

97

«Душно! без счастья и вол и…» (стр. 279). — Чтобы несколько ослабить революционное звучание стихотворения и провести его через цензуру, Некрасов вводит подзаголовок: «Из Гейне». Но перед смертью поэт зачеркнул эту строчку и написал: «собственное» («Стихотворения» 1879, т. IV, стр. LXXVII).

(обратно)

98

Дедушка (стр. 280). — В 1856 году был объявлен манифест об амнистии сосланным в Сибирь декабристам. С любовью встречало передовое русское общество вернувшихся из ссылки изгнанников. В Москве очень тепло принимали престарелого декабриста Сергея Григорьевича Волконского. И когда в конце 1865 года Волконский умер, герценовский «Колокол» откликнулся некрологом, где говорилось: «Мир праху твоему, благородная, почтенная жертва гнусного самодержавия, из любви к отечеству променявший генеральские эполеты на кандалы каторжника…» («Колокол», 1866, № 212).

Есть основания предполагать, что С. Г. Волконский отчасти послужил прототипом для героя поэмы Некрасова. Не только наружность Волконского, но и некоторые его привычки и душевные качества были приданы «дедушке»: влечение к простому народу, склонность к земледелию, тяготение к ручному труду. Но на этом и кончается сходство «дедушки» с С. Г. Волконским, который, как писал о нем И. С. Аксаков, вернулся в Россию «умудренным и примиренным, полным горячего, радостного сочувствия к реформам нынешнего царствования…» («День», 1865, №№ 50 и 51). А в поэме некрасовский герой завещает юному внуку свою ненависть к самодержавному строю и призывает его продолжать ту борьбу, которая была начата декабристами. Правда, в первых строфах поэмы в лице «дедушки» изображен декабрист, будто бы примирившийся с жестоким режимом, искалечившим всю его жизнь.

говорит он в IV строфе. В VIII и IX строфах отмечается, что «дедушка» верит в либеральные реформы 60-х годов («Скоро вам будет нетрудно, будете вольный народ!», «Скоро дадут им свободу» и т. д.). Но из дальнейшего содержания поэмы явно следует, что видимость примирения героя с окружающим злом необходима была для дезориентации цензуры и что на самом деле «дедушка» далек от примирения с действительностью. Особенно ярко воплощена эта мысль в XVII строфе, в четверостишии, которое при жизни Некрасова не могло быть опубликовано из-за цензуры:

Для понимания поэмы исключительно важно и указание Некрасова (в письме к В. М. Лазаревскому от 9—10 апреля 1872 года), что «дедушка» «выведен нераскаявшимся».

Скрытая идея поэмы выражена также в повествовании «дедушки» о забайкальской деревне Тарбагатай (ныне город в Бурятской АССР). Факты, относящиеся к этой необыкновенной деревне, поэт заимствовал из «Записок декабриста» А. Е. Розена, вышедших в Лейпциге в 1870 году. Рассказывая о благополучии тарбагатайских крестьян, Некрасов называет это благополучие «чудом» — до такой степени невероятной и невозможной казалась ему в тогдашних условиях счастливая крестьянская жизнь. Причина этого «чуда», по мысли Некрасова, заключается в том, что, за дальностью расстояния от центров, тарбагатайцы в своей «страшной глуши» были свободны от всяких административных воздействий и благодаря этому, по выражению поэта, обладали «землей и волей». Так как слова «земля и воля» были боевым лозунгом революционеров 60— 70-х годов, надо думать, что эти слова вложены Некрасовым в уста декабриста отнюдь не случайно.

Как показывает пометка в автографе, поэма была написана за короткий срок: 30 июля — 8 августа 1870 года.

Посвящена поэма «3-н-ч-е», то есть Зинаиде Николаевне, жене поэта (о ней см. прим. на стр. 676).

В настоящем издании вводим текстовую поправку: в IX строфе вместо «Волю да землю им дали» (как было до сих пор во всех изданиях) печатаем «Землю да волю им дали» (по автографу поэта), поскольку порядок слов был изменен, очевидно, лишь из цензурных соображений (чтобы затушевать лозунг «земля и воля»).

(обратно)

99

Стр. 290. Пел он о славном походе — о вступлении русских войск в Париж в 1814 году, в эпоху наполеоновских войн. В этом победоносном походе участвовал и С. Г. Волконский.

(обратно)

100

Дедушка Мазай и зайцы (стр. 293). — Стихотворение из цикла «Стихотворения, посвященные русским детям» (1870). В цикл входило также стихотворение «Соловьи».

По поводу «Дедушки Мазая и зайцев» М. Е. Салтыков-Щедрин писал Некрасову 17 июля 1870 года: «Стихи Ваши прелестны» (Н. Щедрин (М. Е. Салтыков), Полн. собр. соч., т. XVIII, М. 1937, стр. 228). 25 ноября того же года он писал о Некрасове поэту А. М. Жемчужникову: «Есть у него несколько готовых детских стихотворений (прелестных)…» (там же, стр. 230).

(обратно)

101

Стр. 293. В августе, около «Малых Вежей»… — деревня в бывшей Мисковской волости Костромской губернии.

(обратно)

102

Стр. 294. Начал частенько Мазай пуделять… — стрелять мимо, делать промахи в стрельбе…

(обратно)

103

Спичку к затравке приложит — и грянет!.. — Затравка — запал, часть старинного ружья, куда клали порох.

(обратно)

104

Как празднуют трусу (стр. 297). — При жизни Некрасова стихи эти не могли быть напечатаны по цензурным условиям: в них Некрасов с особой резкостью выразил свое отрицательное отношение к крестьянской реформе.

В 1876 году Некрасов сделал безуспешную попытку опубликовать стихотворение в газете «Новое время», что явствует из его письма от 1 мая 1876 года к редактору этой газеты А. С. Суворину: «…В пьесе «Как празднуют трусу» — первый стих исправьте так: «Время-то есть, да писать нет возможности». Первоначальный вариант этого стиха неизвестен.

(обратно)

105

Русские женщины (стр. 298) — В 1826 году декабристы были сосланы в Сибирь на каторжные работы. Вскоре за некоторыми из них добровольно последовали их жены: А. Г. Муравьева, Е. И. Трубецкая, Е. П. Нарышкина, А. В. Розен, М. Н. Волконская и др. «Жены сосланных в каторжную работу, — писал о них впоследствии Герцен, — лишались всех гражданских прав, бросали богатство, общественное положение и ехали на целую жизнь неволи в страшный климат Восточной Сибири, под еще страшнейший гнет тамошней полиции» (А. И. Герцен, Собр. соч. в тридцати томах, т. VIII, М. 1956, стр. 59).

Николай I, опасаясь, что подвиг этих самоотверженных женщин вызовет сочувствие к сосланным, принял жестокие меры, чтобы помешать их намерению: он запретил им брать с собою детей, осудил их на вечную разлуку с родными, отнял у них право вернуться в Россию; на станциях женам декабристов не давали лошадей, их запугивали всякими ужасами, заставили подписать отречение от прежних прав, Жизнь этих женщин в Сибири была тяжела; некоторые из них (в том числе Е. И. Трубецкая) там и погибли.

Создавая свою поэму, Некрасов использовал многочисленные документальные материалы. Кое-какие фактические сведения он мог почерпнуть из официальных источников («Материалы по делу о декабристах», СПб. 1826; книга М. А. Корфа «Восшествие на престол императора Николая 1», СПб. 1857). На некоторые исторические труды об эпохе декабристов Некрасов сам сослался в примечаниях к «Княгине М. Н. Волконской» (см. стр. 359–360). Одним из главных источников «Княгини Трубецкой» явилась книга А. Е. Розена «Записки декабриста», вышедшая на русском языке в Лейпциге в 1870 году. Поэт опирался также на рукописные источники. Работая над поэмой «Княгиня М. Н. Волконская», он использовал рукописные «Записки» М. Н. Волконской, хранившиеся в архиве ее сына.

Вообще Некрасов проявлял большой интерес к материалам о декабристах. Несомненно, что ему были известны статьи о декабристах, появившиеся в конце 1860-х и начале 1870-х годов в «Отечественных записках», «Русском архиве» и других журналах. В частности, его внимание, очевидно, привлекла богатая фактическими данными статья С. В. Максимова «Государственные преступники» («Отечественные записки», 1869, № 10). Вероятно, дошли до Некрасова и материалы о декабристах, публиковавшиеся в «Колоколе» и «Полярной звезде», а также статья Герцена «La conspiration russe de 1825» («Русский заговор 1825 года»), напечатанная отдельной брошюрой в Лондоне в 1858 году. Немало сведений о декабристах поэт мог почерпнуть из устных рассказов Н. А. Белоголового, М. С. Волконского, Д. И. Завалишина и др. Известно также, что Некрасов «штудировал» рукописные материалы о декабристах, хранившиеся в архивах М. И. Семевского, П. И. Бартенева и др.

Тщательно изучив исторические материалы, Некрасов проявил полную самостоятельность в политической концепции поэмы, в оценке людей и событий. Он писал свою поэму не как историк, а как публицист: ему важно было установить живую, преемственную связь между декабристским восстанием и революционным движением 70-х годов. Критика неоднократно указывала, что Некрасов воспроизвел в своих героинях черты, которые сближали их с передовыми женщинами современной ему эпохи. «Героини его, — писал А. М. Скабичевский, — мыслят, говорят и действуют совершенно подобно тому, как бы стали мыслить, говорить и действовать лучшие и образованнейшие женщины того же круга в наше время» («Отечественные записки», 1877, № 3, стр. 10). Говоря о княгине Трубецкой:

Некрасов приписал ей взгляды демократов-семидесятников. Образы некрасовских героинь были особенно близки революционной молодежи того времени, которая не могла не соотносить их со своими настроениями, делами и задачами.

Интересно недавно высказанное предположение, что, избрав женщин героинями своей поэмы, Некрасов по-своему откликнулся на процессы революционерок конца 1860-х и начала 1870-х годов (А. Д. Дементьевой, В. В. Александровской и др.), а также на подвиг женщин, добровольно отправлявшихся в ту пору в ссылку за своими мужьями-революционерами. Возможно, что именно эти обстоятельства побудили Некрасова «уже в гранках напечатанной поэмы заменить прежнее заглавие «Декабристки» на более обобщенное — «Русские женщины» (Н. В. Осьмаков, Поэзия революционного народничества, М. 1961, стр. 33–34).

Все это свидетельствует о политической актуальности поэмы.

Тема «Русских женщин» занимала творческое воображение Некрасова в течение целого ряда лет, но основная часть работы над поэмой была выполнена в сжатые сроки.

«Княгиню Трубецкую» Некрасов написал очень быстро. Всю зиму 1871 года поэт энергично собирал материалы, а летом уехал работать в Карабиху. Друзья присылали ему туда материалы для «Трубецкой» («Архив села Карабихи», М. 1916, стр. 235). Как показывают датирующие пометки в рукописи, наиболее интенсивно шла работа в июле 1871 года. 8 июля Некрасов сообщил Краевскому, что надеется закончить поэму о Трубецкой к 1 августа, но уже 23 июля были написаны последние строки, судя по дате на автографе. Правда, в первой редакции «Трубецкая» была несколько короче.

«Княгиню М. Н. Волконскую» Некрасов писал в Карабихе летом 1872 года. 10 июля он сообщал своему другу А. Н. Кракову: «… Я затеял большую работу — и усердно писал; теперь начинаю видеть берег, думаю, что недели в две кончу: вещь будет, кажется, недурная. Сюжет вертится все там же — около Сибири.» Он кончил поэму раньше, чем предполагал, на что указывают даты в рукописи: «17 июля 1872», «21 июля».

Двадцать девятого марта 1873 года Некрасов писал П. В. Анненкову, что, если бы не «цензурное пугало, повелевающее касаться предмета только сторонкой», он работал бы и дальше над этой темой. И действительно, в том же году он набросал подробный план новой задуманной им поэмы о декабристках. Согласно этому плану, главы о Трубецкой и Волконской должны были занять в поэме скромное место пролога; все десять глав дальнейшего повествования должны были изобразить жизнь этих самоотверженных женщин в Сибири, причем в качестве главной героини поэмы Некрасовым намечалась Александра Григорьевна Муравьева, умершая в Петровской тюрьме после нескольких лет жизни в Сибири (см. Н. А. Некрасов, Полн. собр. соч. и писем, т. III. М. 1949, стр. 398–399). Очевидно, Некрасов долго не оставлял мысли создать цикл поэм о страдальческой жизни декабристов в Сибири, потому что и через три года после окончания «Русских женщин» обращался к декабристу М. А. Назимову с просьбой доставить ему сведения о коменданте Лепарском («Архив села Карабихи», М. 1916, стр. 165). Но «цензурное пугало» помешало осуществить эти замыслы.

Из-за того же «цензурного пугала» Некрасову пришлось сильно исказить текст «Русских женщин» при публикации.

Особенно пострадала «Княгиня Трубецкая». Напечатать ее полностью было тогда немыслимо, потому что в ней с чрезвычайною резкостью сказалась ненависть к самодержавному строю, к Николаю I и к его приближенным. Закончив «Трубецкую», Некрасов тотчас же начал «смягчать» ее, выбрасывая «дерзкие» строки, которых оказалось очень много.

«Думаю, что в том испакощенном виде <…> цензура к ней придраться не могла бы», — писал он Краевскому в марте 1872 года. Действительно, «Трубецкая» была очень «испакощена».

Некоторые приспособленные к цензуре стихи вызывали у читателей мысли, прямо противоположные тем, какие были в доцензурном тексте: например, в рукописи у Некрасова было сказано о декабристах:

а напечатано было:

Помимо текстовых искажений Некрасов применил и другие средства, чтобы провести «Русских женщин» через цензуру. Так, «Княгиню Трубецкую» он в журнальной публикации снабдил особым примечанием с целью доказать, будто поэма вполне «цензурна». Примечание гласило:

«С издания манифеста Александра II, от 26 августа 1856 года, в нашей литературе начали появляться время от времени (а в последние годы и довольно часто) материалы для изучения эпохи, к которой относится настоящий рассказ. Перечитывая эти материалы, автор постоянно с любовию останавливался на роли, выпавшей тогда на долю женщин и выполненной ими с изумительной твердостью. Если на самое событие можно смотреть с разных точек зрения, то нельзя не согласиться, что самоотвержение, выказанное ими, останется навсегда свидетельством великих душевных сил, присущих русской женщине, и есть прямое достояние поэзии.

Вот причина, побудившая автора приняться за труд, часть которого представляется теперь публике. Хотя минуло уже почти полвека со времени события, однако автор счел за лучшее вовсе не касаться его политической стороны, — да это и не входило в пределы задачи, как увидит читатель. Точки вместо некоторых строф поставлены самим автором, по его личным соображениям. Авт<ор>» («Отечественные записки», 1872, № 4, стр. 577).

Одним из заслонов от «цензурного пугала» должен был служить и «Эпилог», который Некрасов написал для «Трубецкой», готовя ее к печати. Здесь он указывал, что сюжет его поэмы не зависит от положительной или отрицательной оценки восстания («как ни смотри на драму тех времен»), что не декабристы интересуют его, а только их самоотверженные жены и что, стало быть, поэма далека от политики. Ввиду того что вскоре после этого он, как указано выше, изложил те же ложные доводы в особом примечании к поэме, надобность в этих строках «Эпилога» отпала. Дальнейшие строки тоже оказались излишними: в них поэт уведомляет читателя, что Трубецкая не является единственной героиней поэмы:

Надобность в этом предуведомлении исчезла, едва только появилась «Волконская». Нельзя было говорить «быть может» и «когда-нибудь» о том, что уже осуществилось на деле.

Дальше в «Эпилоге» было сказано, будто подвиг Трубецкой выше подвига остальных декабристок:

И эти строки тоже не могли сохраниться в окончательном тексте после того, как Некрасову стали более ясны образы других «русских женщин»: через год (в вышеупомянутом плане цикла поэм) он уже называл «самым лучшим перлом» из всех декабристок А. Г. Муравьеву.

Таковы те причины, по которым, как мы полагаем, «Эпилог» был изъят Некрасовым из текста «Трубецкой» и вообще не был напечатан при жизни поэта.

Главным образом для того, чтобы отвлечь внимание цензурного ведомства от тех страниц, где трактуется декабристская тема, написаны, по-видимому, и пространные примечания к «Княгине М. Н. Волконской», посвященные подвигам генерала Раевского, характеристике Зинаиды Волконской и пребыванию Пушкина в Гурзуфе.

И все же, несмотря на все вынужденные уступки цензуре, подлинный смысл поэмы был понят многими читателями. Революционно настроенная молодежь встретила «Русских женщин» восторженно.

В феврале 1873 года, через месяц после того, как «Княгиня М. Н. Волконская» появилась в печати, Некрасов писал своему брату Федору Алексеевичу: «Моя поэма «Кн. Волконская», которую я написал летом в Карабихе, имеет такой успех, какого не имело ни одно из моих прежних писаний. <…> Литературные шавки меня щиплют, а публика читает и раскупает».

«Литературными шавками», «щипавшими» поэта, были реакционные критики В. П. Буренин и В. Г. Авсеенко («Санкт-Петербургские ведомости», 1873, № 27, «Русский мир», 1873, № 46).

Об огромном успехе «Русских женщин» свидетельствует вся современная Некрасову пресса. Например, А. М. Скабичевский несколько позднее писал: «…Я никак не могу припомнить ни одного художественного произведения, вышедшего в последние десять лет в нашей печати, которое произвело бы на публику такое сильное и цельное впечатление…» («Отечественные записки», 1877, № 3, стр. 9).

В литературе есть свидетельства, что Некрасов был склонен недооценивать свое произведение. «Лучше всех я понимаю <…> — говорил он в беседе с А. Г. Степановой-Бородиной, — что не совладал с таким чудным сюжетом, как «Русские женщины», и что хотел я сказать многое, но у меня не вышло».

Собеседница горячо перебила его:

«Не говорите никогда так при мне о «Русских женщинах», Николай Алексеевич, мне больно слышать, как вы клевещете на себя. Нет, по-моему, тот истинный поэт, у кого вылились такие дивные строки!»

И она продекламировала отрывок поэмы, в котором изображается свидание Волконского с женой в руднике.

«Я кончила, захлебываясь от слез, — продолжает Степанова-Бородина, — и это так тронуло Некрасова, что он протянул мне обе руки и сказал: «Нет, вы правы, пока мои стихи будут вызывать такие чувства у людей, они будут истинной поэзией!» («Литературное наследство», т. 49/50, М. 1946, стр. 587–588).

(обратно)

106

Стр. 298. Княгиня Екатерина Ивановна Трубецкая (1801–1853; урожденная графиня Лаваль). — Ее муж — князь Сергей Петрович Трубецкой (1790–1860), полковник лейб-гвардии Преображенского полка — за участие в заговоре декабристов был приговорен к бессрочным каторжным работам. В 1826 году Трубецкая последовала за сосланным мужем в Сибирь, где и умерла.

(обратно)

107

Стр. 307. Знакомый с бурями француз, столичный куафёр… — очевидно, свидетель событий французской революции 1789–1794 годов. Куафер — парикмахер.

(обратно)

108

Какой-то бравый генерал… — Михаил Андреевич Милорадович (1771–1825).

(обратно)

109

Стр. 314. Там люди редки без клейма… — В царской России до 1863 года на лицах каторжников выжигались особые знаки или буквы (клейма).

(обратно)

110

На воле рыскают кругом там только варнаки… — Варнаки — беглые каторжники.

(обратно)

111

Стр. 322. Княгиня Мария Николаевна Волконская (1805–1863) — дочь известного героя Отечественной войны генерала Н. Н. Раевского. В 1825 году вышла замуж за Сергея Григорьевича Волконского (1788–1865). О С. Г. Волконском см. прим. к поэме «Дедушка».

(обратно)

112

Стр. 323. Цветы с могилы сестры-Муравьевой… — Александра Григорьевна Муравьева (урожденная Чернышева) последовала за мужем Никитой Михайловичем Муравьевым в Сибирь, где и умерла в 1832 году.

(обратно)

113

Стр. 336. Сестра моя, Катя Орлова. — Екатерина Николаевна Орлова (1797–1885) — старшая дочь генерала Раевского, жена декабриста Михаила Федоровича Орлова.

(обратно)

114

Стр. 339. Сестра Зинаида — княгиня Зинаида Александровна Волконская (1792–1862), урожденная княжна Белосельская-Белозерская, родственница Марии Волконской по мужу, красавица, блестяще образованная, поэтесса, новеллистка, композитор, певица. На литературно-музыкальных вечерах в ее доме бывали все наиболее известные писатели и артисты того времени. О посвященных Зинаиде Волконской стихах Веневитинова и Пушкина см. прим. Некрасова (наст. том, стр. 360).

(обратно)

115

Они уважали, любили ее и Северной звали Коринной… — Коринна — героиня одноименного романа французской писательницы де Сталь (1766–1817).

(обратно)

116

В салонах Москвы повторялась тогда одна ростопчинская шутка… — Федор Васильевич Ростопчин (1763–1826) — видный сановник, второстепенный литератор; демагог и крайний реакционер.

(обратно)

117

Стр. 340. Все вечером съехалось к Зине моей… — Вечер у З. А. Волконской в честь уезжавшей в Сибирь М. Н. Волконской состоялся 26 декабря 1826 года.

(обратно)

118

Поэт вдохновенный и милый… — Дмитрий Владимирович Веневитинов (1805–1827).

(обратно)

119

Стр. 344. Но мир Долгорукой еще не забыл, а Бирона нет и в помине. — Княгиня Наталия Борисовна Долгорукова (1714–1771), дочь фельдмаршала Б. П. Шереметева, в 1730 году последовала в ссылку в Сибирь за своим мужем И. А. Долгоруковым, подвергшимся репрессиям за участие в дворцовом заговоре; в 1739 году И. А. Долгоруков был казнен; Н. Б. Долгорукова окончила жизнь монахиней. Эрнст Иоганн Бирон (1690–1772) — фаворит императрицы Анны Ивановны, назначенный после ее смерти регентом; отличался беспощадной жестокостью. В сопоставлении Долгоруковой и Бирона содержится скрытый намек на М. Н. Волконскую и ее гонителя Николая I.

(обратно)

120

Мне царь «Пугачева» писать поручил… — «Историю Пугачева» Пушкин написал не по поручению царя, а по собственному побуждению. В своих «Записках» М. Н. Волконская рассказывала, что Пушкин сообщил ей в Москве о намерении приняться за этот труд; начал же он работу над «Историей Пугачева» лишь в 1833 году, то есть, много позже встречи с Волконской.

(обратно)

121

Стр. 350. Отец Иоанн, что молебен служил… — Отец Иоанн — священник Петр Громов, переведенный впоследствии на Петровский завод.

(обратно)

122

Три элегии (стр. 361). — Все три элегии обращены к А. Я. Панаевой; написаны в разные годы.

Еще в 1855 или 1856 году Некрасов набросал четверостишие, которое (в переработанном виде) впоследствии явилось концовкой первой из «Трех элегий»:

Окончательную редакцию «Трех элегий» мы относим к 1873 году или к началу 1874 года.

Алексей Николаевич Плещеев (1825–1893), которому посвящены эти стихи, — поэт, сотрудник «Современника», впоследствии секретарь «Отечественных записок». В 1849 году Плещеев был арестован за принадлежность к кружку Петрашевского и сослан рядовым в 1-й Оренбургский линейный батальон. Освобожденный в 1858 году, он сблизился с Чернышевским и Добролюбовым.

(обратно)

123

Стр. 362. Повторяю стансы страстные, что сложил когда-то ей. — К Панаевой обращены следующие стихотворения: «Давно — отвергнутый тобою…», «Прости» и др.

(обратно)

124

Путешественник (стр. 364). — Написано 13 июля 1874 года. Посылая стихотворение около этого времени в редакцию «Отечественных записок», Некрасов писал критику А. М. Скабичевскому, что оно является откликом на «новейшие события». Поэт имел в виду происходивший в то время в Петербурге процесс «долгушинцев», обвинявшихся в распространении революционной литературы среди крестьян.

А. В. Долгушин и его товарищи (А. Васильев, И. Папин, Н. Плотников) не встретили понимания со стороны крестьян. Стихи:

представляют собой точный пересказ тех речей, с которыми выступили на процессе крестьяне-свидетели (А. Гаркави, Н. А. Некрасов и революционное народничество, М. 1962, стр. 14–16).

(обратно)

125

Стр. 364. В городе волки по улицам бродят, ловят детей, гувернанток и дам… — В то время волки, судя по газетным известиям, свирепствовали во многих захолустьях России (Корней Чуковский, Собр. соч. в шести томах, т. 4, М. 1966, стр. 687).

(обратно)

126

Люди естественным это находят, сами они подражают волкам — В середине 70-х годов в связи с усилением правительственного террора производились многочисленные аресты. Рыскавшие по всей России жандармы сравниваются здесь с голодными волками.

(обратно)

127

Прусский барон, опоясавши выю… — Прусский барон, относящийся с бездушным презрением к русским крестьянам, впервые заклеймен Некрасовым еще в «Медвежьей охоте» (1867) в образе фон дер Гребена, который утверждал, что «сам бог» (!) заградил русскому народу «пути к развитию». Таких баронов было тогда много: по словам Бисмарка, никак не меньше двухсот тысяч пруссаков находилось тогда в пределах России. Большинство из них не имело оседлости и принадлежало к числу «путешественников» (см. об этом: О. Ломан, Усадьба Н. А. Некрасова Чудовская Лука. — «Некрасовский сборник», I, М.—Л. 1951, стр. 259).

При жизни Некрасова стихотворение напечатано не было. В упомянутом выше письме Некрасов сообщал, что намеревается со временем опубликовать «Путешественника» в собрании своих сочинений. Это намерение не было осуществлено, очевидно, из-за цензурных препятствий.

(обратно)

128

Уныние (стр. 365). — Пометки в автографе показывают, что «Уныние» написано 5—13 июля 1874 года.

(обратно)

129

Стр. 365. Сгорело ты, гнездо моих отцов!.. — Речь идет о пожаре, уничтожившем дом и усадьбу Некрасовых в Грешневе.

(обратно)

130

Стр. 369. Отава — трава, выросшая на месте скошенной в том же году.

(обратно)

131

Стр. 370. И царственно уселся на стожар. — Стожар — шест, воткнутый в землю в середине стога для его устойчивости.

(обратно)

132

Страшный год (стр. 371). — Отклик на разгром Парижской коммуны во время так называемой «кровавой недели» — с 21 по 28 мая 1871 года, когда версальскими войсками были расстреляны тысячи коммунаров. Говоря об этой зверской расправе буржуазии с первой диктатурой пролетариата, Карл Маркс в статье «Гражданская война во Франции» писал: «Чтобы найти что-либо похожее на поведение Тьера и его кровавых собак, надо вернуться к временам Суллы и обоих римских триумвиратов. Те же хладнокровные массовые убийства людей; то же безразличное отношение палачей к полу и возрасту жертв; та же система пыток пленных; те же гонения, только на этот раз уже против целого класса; та же дикая травля скрывшихся вождей, чтобы никто из них не спасся; те же доносы на политических и личных врагов; та же равнодушная зверская расправа с людьми, совершенно непричастными к борьбе. Разница только в том, что римляне не имели митральез, чтобы толпами расстреливать обреченных, что у них не было «в руках закона», а на устах слова «цивилизация» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 17, изд. 2-е, стр. 360).

Желая скрыть от цензуры подлинную тему стихотворения, Некрасов указал в подзаголовке дату франко-прусской войны (1870). Многие исследователи приняли этот подзаголовок за дату написания, между тем как первые черновые наброски стихотворения относятся к более позднему времени (предположительно, к 1872 году). (См. об этом: И. Власов, Некрасов и Парижская коммуна. — «Литературное наследство», т. 49/50, М. 1946, стр. 397–428.) Окончательная редакция текста относится к 1874 году.

(обратно)

133

Отъезжающему (стр. 372). — Стихотворение обращено к И. С. Тургеневу, который жил в 70-х годах за границей и бывал в России лишь наездами. В рукописи под стихотворением авторская дата: 23 июля 1874 года; в этом году Тургенев прибыл в Россию в конце апреля и уехал 20 июля.

(обратно)

134

<Н. Г. Чернышевский> (стр. 372). — Когда Некрасов писал это стихотворение (1874 год), Чернышевский, приговоренный правительством Александра II к семи годам каторжных работ и «поселению в Сибирь навсегда», находился в вилюйской тюрьме.

В «Воспоминаниях о Некрасове» народник П. Безобразов (Григорьев) приводит свой разговор с поэтом в мае 1875 года. «Вот вы говорите в ваших статьях, — сказал Некрасов, — о моих характеристиках Белинского, Добролюбова, Писарева. У меня есть еще портрет Чернышевского… Хотите, я вам прочту его?»

Я просил. Он как-то по-детски встал, покачался на одном месте и прочел мне стихи:

Некрасов читал нараспев, заунывно и певуче. Я попросил у него позволения записать стихи» («Правда», Женева, 1883, № 16).

В «Отечественных записках» и в «Последних песнях» (1877) стихотворение печаталось под заглавием «Пророк (Из Барбье)» и без последней строфы. Подзаголовок «Из Барбье» был вызван, по-видимому, желанием Некрасова скрыть от цензуры связь этого стихотворения с русской действительностью. Судя по черновикам, поэт вначале намеревался выдать стихотворение за перевод из Байрона, потом — из Ларры.

Поскольку совершенно очевидно, что в стихотворении изображен Н. Г. Чернышевский, в советских изданиях было принято новое заглавие — «Н. Г. Чернышевский («Пророк»)».

По новейшим данным, Некрасов не хотел сохранять в заглавии слово «Пророк». Незадолго до смерти, подготавливая к печати новое издание своих сочинений, Некрасов распорядился печатать это стихотворение вовсе без заглавия (см. А. Гаркави, Новые материалы о Н. А. Некрасове. — «Ученые записки Калининградского пединститута», вып. I, 1955, стр. 56).

В то же время сохранился экземпляр книги Некрасова «Последние песни», где поэт зачеркнул старый заголовок и написал: «Памяти Чернышевского». Но так как Чернышевский был жив, Некрасов перечеркнул слово «Памяти» и написал: «В воспоминание о Чернышевском» («Литературное наследство», т. 49/50, М. 1946, стр. XXV).

Как видно, Некрасов хотел назвать в заглавии имя Чернышевского, но не сделал этого из опасения цензуры. Поскольку точная формулировка заголовка остается неясной, мы печатаем стихотворение под редакторским заглавием: <Н. Г. Чернышевский>.

(обратно)

135

Горе старого Наума (стр. 373). — Некрасов и раньше обличал деревенского кулака-эксплуататора (см., например, стихотворение «Влас», 1855). В 70-х годах кулачество сделалось массовым бедствием. И если Влас, «кащей-мужик», ощутил свое прошлое как непрощаемый грех, то для Наума ограбление крестьян служит источником гордости.

(обратно)

136

Стр. 373. Вблизи — «Бабайский» монастырь, село «Большие Соли»… — Бабайский, точнее Николо-Бабаевский, монастырь находился вблизи Грешнева, имения Некрасовых. Там же — посад «Большие Соли».

(обратно)

137

Стр. 374. Здесь «паузятся» барки. — Паузятся — перегружаются.

(обратно)

138

Элегия («Пускай нам говорит изменчивая мода…») (стр. 382). — В «Элегии», как и во многих других произведениях Некрасова этой поры («Ночлеги», «Горе старого Наума» и др.), воплощена мысль о бедствиях народа и после крестьянской реформы.

Стихи: «Пора идти вперед», «…каждый в бой иди», — правильно воспринимались тогдашним читателем как призывы к революционному действию.

Двадцать девятого августа 1874 года Некрасов писал А. Н. Еракову: «Посылаю тебе стихи; так как это самые мои задушевные и любимые из написанных мною в последние годы, то и посвящаю их тебе, самому дорогому моему другу».

(обратно)

139

Поэту («Где вы — певцы любви, свободы, мира…») (стр. 384). — В сборнике «Последние песни» было напечатано с подзаголовком «Памяти Шиллера». Некрасов написал его осенью 1874 года к 115-й годовщине со дня рождения великого немецкого поэта по мотивам биографии Шиллера, а также его произведений «Художники» («Die Künstler») и «Певцы минувшего времени» («Die Sänger der Vorwelt»).

(обратно)

140

«Смолкли честные, доблестно павшие…» (стр. 385). — Стихотворение вызвано разгромом Парижской коммуны в 1871 году. Под «доблестно павшими» поэт разумел коммунаров, расстрелянных войсками версальского правительства. Как видно из автографа, первоначальное заглавие стихотворения — «Современная Франция» — было зачеркнуто и заменено подзаголовком «с французского».

Через несколько лет поэт переадресовал стихотворение русским революционерам. Когда в Петербурге происходил «процесс пятидесяти» (с 21 февраля по 14 марта 1877 года), тяжело больной Некрасов переслал подсудимым эти стихи. В. Н. Фигнер получила их через Е. П. Елисееву (жену Г. З. Елисеева — соредактора Некрасова по «Отечественным запискам»). Рукопись стихов получил и другой подсудимый — рабочий II. А. Алексеев, произнесший на суде горячую революционную речь. Стихи эти (в ту пору еще не напечатанные) распространялись во множестве списков. В 1877 году во время «процесса пятидесяти» над Россией тоже носился «вихорь злобы и бешенства», в ней тоже «смолкли… голоса одинокие, за несчастный народ вопиявшие», в нее тоже слетались «кровожадные птицы» и сползались «ядовитые гады». Очевидно, Некрасов, вручая это стихотворение студентам, посетившим его в феврале 1877 года, желал, чтобы оно было воспринято именно так.

(обратно)

141

Вступление к песням 1876 — 77 годов (стр. 385). — В 1876 году Некрасов неизлечимо заболел. Предсмертные страдания поэта отразились в цикле стихов, названных им «Последние песни».

Как справедливо отметил В. Е. Евгеньев-Максимов, «основная особенность лиризма Некрасова… сказавшаяся… и в «Последних песнях», — это отсутствие сколько-нибудь резко обозначенной грани между личным и гражданским… Гражданское, общественное воспринимается и переживается, как интимно-личное» («Некрасовский сборник», I, М.—Л. 1951, стр. 47–48).

Известен отзыв Чернышевского об этих песнях: «На днях я перечитал его от доски до доски… Неотразим! Взять хотя бы «Последние песни». Он ведь только о себе, о своих страданьях поет, но какая сила, какой огонь! Ему больно, вместе с ним и нам тоже» («Литературное наследство», т. 49/50, М. 1946, стр. 602). Весною 1877 года предсмертные стихотворения были собраны в книге «Последние песни».

(обратно)

142

Зине («Ты еще на жизнь имеешь право…») (стр. 386). — Зина — жена Некрасова, Зинаида Николаевна. Ее подлинное имя Фекла Анисимовна Викторова. Ей посвящена поэма «Дедушка», 12 февраля 1874 года Некрасов подарил ей собрание своих стихотворений, надписав на титульном листе: «Милому и единственному другу моему Зине» («Литературное наследство», т. 49/50, М. 1946, стр. 187).

Женился на ней Некрасов уже во время предсмертной болезни. После его смерти она уехала из Петербурга. Умерла в Саратове в 1915 году.

(обратно)

143

«Скоро стану добычею тлень я…» (стр. 387). — Когда в «Отечественных записках» (1877, № 1) появилось это стихотворение, оно встретило ряд откликов в современной печати. Таковы, например, стихи, напечатанные в журнале «Неделя» (1877, № 5):

(обратно)

144

Зине («Двести уж дней…») (стр. 388). — Написано 4 декабря 1876 года во время предсмертной болезни Некрасова, когда Зинаида Николаевна (см. выше примечание к стихотворению «Зине») самоотверженно ухаживала за больным. «По истечении этих двухсот дней и ночей, — рассказывал современник, — она из молодой, беленькой и краснощекой женщины превратилась в старуху с желтым лицом и такою осталась» (П. М. Ковалевский, Стихи и воспоминания, СПб. 1912, стр. 297).

(обратно)

145

Сеятелям (стр. 389). — Хотя революционный смысл этих стихов по цензурным соображениям был сильно затушеван их аллегорической формой, он не ускользнул, однако, от представителей враждебного лагеря. Воинствующий реакционер М. Де-Пуле писал вскоре после смерти Некрасова: «Что же нужно?.. Знание, образование, — говорит поэт. Так, но какое? «Разумное, доброе, вечное!» — говорит он сеятелям знания на ниву народную. Кто же эти «сеятели»?… Те тати и разбойники, которые развращают народ, вносят смуту в его душу…» («Русский вестник», 1878, № 5, стр. 341–342).

(обратно)

146

Отрывок («…Я сбросила мертвящие оковы…») (стр. 390). — Стихотворение выражает страстную жажду революционного подвига, которую высказывала в 70-х годах русская разночинная молодежь.

«Оплошными врагами» именуются здесь представители правительства Александра II.

(обратно)

147

«Мы вышли вместе… Наобум…» (стр. 391). — Незадолго до смерти Некрасов, подготовляя новое собрание сочинений, сделал попытку приспособить к требованиям цензуры свое давнишнее стихотворение «Ты как поденщик выходил…», написанное в 1861 году и обращенное, по всей вероятности, к Герцену. В то время нечего было и думать о напечатании этого текста, и он остался в бумагах поэта. Стремясь придать стихотворению легальный характер, Некрасов в 1877 году переработал его, смягчил в нем наиболее резкие строки и переадресовал его И. С. Тургеневу.

Сохранились две рукописи этого нового варианта. На одном листе рукою поэта отмечено: «Тургеневу (писано в 1860 году, когда разнесся слух, что Тургенев написал «Отцов и детей» и вывел там Добролюбова)». На другом листе: «Т — ву (писано собственно в 1860 году, к которому и относится. Теперь я только поправил начало)». Эти пояснительные надписи нельзя считать заглавиями.

(обратно)

148

«Есть и Руси чем гордиться…» (стр. 392). — 6 декабря 1876 года на Казанской площади в Петербурге состоялась массовая политическая демонстрация. На ней с яркой речью выступил Г. В. Плеханов. Прославляя Чернышевского и других революционных борцов, Плеханов сказал: «Всем одна участь: казнь, каторга, тюрьма. Но чем больше они выстрадали, тем больше им славы. Да здравствуют мученики за народное дело!» Стихи Некрасова, написанные в честь политических борцов, погибших или погибавших в то время на каторге, перекликаются с речью Плеханова и, возможно, созданы под ее впечатлением (см. А. Гаркави, Н. А. Некрасов и революционное народничество, М. 1962, стр. 18–20).

(обратно)

149

Вестминстерское аббатство — старинная лондонская церковь, где погребены выдающиеся писатели, художники, ученые, полководцы. «Вестминстерским аббатством» Некрасов с горькой иронией называет сибирские рудники, в которых царское правительство заживо хоронило лучших людей России.

(обратно)

150

«Вам, мой дар ценившим и любившим…» (стр. 392). — В начале 1877 года у Некрасова возникло намерение издать сборник своих новых стихов под названием «В черные дни». На первой странице поэт предполагал напечатать посвящение «Друзьям-читателям»: «Вам, мой дар ценившим и любившим…» Вскоре, однако, Некрасов дал своей книге другое заглавие: «Последние песни». В эту книгу посвящение «Друзьям-читателям» включено не было. Когда к больному явилась депутация студентов с приветственным адресом от четырех высших учебных заведений (см. вступительную статью к тому, стр. 41), он прочитал студентам это стихотворение и подарил им его на память. Студенты вставили листок бумаги, на котором оно было написано, в рамку и повесили в университетской библиотеке.

(обратно)

151

Из поэмы: Мать (стр. 393). — Мать поэта, Елена Андреевна (урожденная Закревская), скончалась в селе Грешнево 29 июля 1841 года. С чувством благоговения и нежности Некрасов вспоминал о ней во многих стихах («Родина», «Несчастные», «Рыцарь на час»). Еще в конце 50-х годов он задумал большую поэму о матери; сохранились черновые наброски («Увижу ли уединенный сад…», «О мать моя, о чем же ты грустила…»). Несколько позже, в первой части второго издания своих «Стихотворений» (1861), Некрасов напечатал отрывок «Начало поэмы» («В насмешливом и дерзком нашем веке…»), который заканчивался стихом:

Через восемь лет, в издании 1869 года, он опубликовал другой отрывок (в 17 строк):

Закончена поэма не была. Несмотря на физические страдания, поэт в 1877 году снова принялся за работу, но поэма так и осталась в отрывках, не связанных композиционно. Впоследствии он написал над ее заглавием: «Некоторые из отмеченных здесь точками мест можно восстановить только по корректурам, в некоторых же местах поставлены точки из-за недостатка связи в отрывках».

В июне 1877 года он записал в дневнике: «…Из страха и нерешительности и за потерею памяти я перед операцией испортил в поэме «Мать» много мест, заменил точками иные строки».

Е. О. Лихачева, которой посвящена поэма, — писательница, автор ряда работ по женскому вопросу.

(обратно)

152

Стр. 395. …мог еще увидеться с тобой, и опоздал… — Некрасов жил в Петербурге, когда умерла мать. Он приехал на родину через несколько дней после ее смерти.

(обратно)

153

Стр. 397. Талька — моток ниток.

(обратно)

154

Зине («Пододвинь перо, бумагу, книги!..») (стр. 402). — Милый друг! Легенду я слыхал… — Недавно высказано мнение, что речь идет о легенде, которая легла в основу притчи «О двух великих грешниках» из поэмы «Кому на Руси жить хорошо» («Русский фольклор», VII, М.—Л. 1962, стр. 97).

(обратно)

155

Баюшки-баю (стр. 402). — Некрасов продиктовал это стихотворение своей сестре 3 марта 1877 года.

После 3 марта в здоровье поэта произошло резкое ухудшение. Он записал в дневнике: «Недуг меня одолел, но муза явилась ко мне беззубой, дряхлой старухой, не было и следа прежней красоты и молодости, того образа породистой русской крестьянки, в каком она всего чаще являлась мне и в каком обрисована в поэме моей «Мороз, Красный нос». Я пожалел, что я не выдержал:

Летом на Черной речке он вспомнил о «Баюшки-баю» и отметил в дневнике:

«14-го июня. — Буду писать, что приходит в голову; надо же убивать время… Сибиряки обнаружили особенную симпатию ко мне со времени моей болезни. Много получаю стихов, писем и телеграмм. Было две с двумя десятками подписей. Я хотел сделать на это намек в стихотворении «Баюшки-баю» — и было там четыре стиха:

да побоялся, не глупо ли будет. А теперь этого вопроса решить не могу и подавно».

Художник И. Н. Крамской, писавший в то время портрет Некрасова, рассказывал П. М. Третьякову: «… Какие стихи его последние, самая последняя песня 3 марта «Баюшки-баю»! Просто решительно одно из величайших произведений русской поэзии!» (А. П. Боткина, Павел Михайлович Третьяков в жизни и искусстве, М. 1951, стр. 98).

Стихи о «людской злобе», нанесшей поэту обиду, относятся, вероятно, к цензуре, которая незадолго до того запретила печатать «Пир — на весь мир».

(обратно)

156

«Черный день! как нищий просит хлеба…» (стр. 404). — Написано весною 1877 года. Первоначально в четвертом стихе не было упоминания о цензорах. Оно появилось при таких обстоятельствах. По случаю пасхи цензура отложила рассмотрение книги «Последние песни». «Брат был очень расстроен, — вспоминает А. А. Буткевич, — выход книги отсрочивался на три недели. «Для меня, — говорил он, — это целая вечность, когда каждый день может быть последним» («Литературное наследство», т. 49/50, М. 1946, стр. 172).

Чтобы ускорить выход книги, Некрасов решил обратиться к председателю цензурного комитета с письмом, где просил, невзирая на праздники, частным образом просмотреть и разрешить его «Песни». Но когда письмо было написано, он, по словам сестры, передумал посылать его: «Не хочу я у них ничего просить. Пусть будет как будет». На столе лежали только что записанные мною стихи «Черный день». Брат взглянул на них: «поправь, пожалуйста, там, напиши: «друзей, врагов и цензоров» (там же).

(обратно)

157

Ты не забыта… (стр. 404). — Цензор Лебедев доносил в комитет, что Некрасов в этом стихотворении «желает освятить идею самоубийства (!), так как не только прощает девушке, покусившейся на свою жизнь, ее поступок, но видит в нем поучение другим и могилу ее называет великой…» («Голос минувшего», 1918, № 4–6, стр. 104).

Цензор оказался не в состоянии понять, что Некрасов видел величие этой девушки в самоотверженном служении революционному делу.

(обратно)

158

Сон (стр. 405). — Страдания Некрасова во время его предсмертной болезни были так велики, что приходилось ежедневно прибегать к наркозу. Лишь на несколько минут, между двумя приемами опия, он чувствовал некоторое просветление и стремился использовать это короткое время для писания стихов.

В стихотворении «Сон» есть несколько строк об одуряющем влиянии наркоза, которое мешает поэту творить:

(обратно)

159

«О Муза! я у двери гроба!..» (стр. 406). — По свидетельству сестры Некрасова, это стихотворение «было последним, которое он написал…» («Стихотворения» 1879, т. IV, стр. CV).

(обратно)

160

Кому на Руси жить хорошо (стр. 407). — Великая поэма Некрасова, подлинным героем которой является русский народ, была начата вскоре после крестьянской реформы 1861 года.

Эта реформа, как известно, обманула ожидания крестьян и не только не принесла им обещанных благ, но, напротив, сделала их положение еще более бедственным. «…Крестьяне, — писал В. И. Ленин, — были ограблены вдвойне: мало того, что у них отрезали землю, их заставили еще платить «выкуп» за оставленную им и всегда бывшую в их владении землю, и притом выкупная цена земли была назначена гораздо выше действительной ее цены. <…> Крестьян заставили платить не только за свою землю, но и за свою свободу. <…> «Освобожденный» от барщины, крестьянин вышел из рук реформатора таким забитым, обобранным, приниженным, привязанным к своему наделу, что ему ничего не оставалось, как «добровольно» идти на барщину» (В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 4, стр. 429–430).

Обманутую, обобранную реформой крестьянскую Русь и решил показать в своей поэме Некрасов. Открыто высказать порицание реформе было невозможно но цензурным условиям; но уже из первых строк его поэмы можно было понять, что странникам не удастся найти ни единого счастливца в этих печальных местах, самые названия которых говорят о беспросветной крестьянской нужде:

Чтобы скрыть от цензуры, что подлинная задача поэмы заключается в разоблачении бесплодности либерального реформизма, Некрасов изобразил дело так, будто он и в самом деле стремится дознаться, счастливы ли в России министры, помещики, чиновники, попы и купцы.

Некрасову незачем было допытываться, есть ли счастливцы на верхах дворянско-буржуазного общества, ибо еще в ранней молодости он пришел к убеждению, что благополучие этих верхов находится в обратной зависимости от благополучия трудящейся массы. «Я узнал, — писал он в одной из своих юношеских повестей, — что есть несчастливцы, которым нет места даже на чердаках и в подвалах, потому что есть счастливцы, которым тесны целые домы» («Жизнь и похождения Тихона Тростникова»). Вообще самое слово счастливец для Некрасова часто синоним представителя привилегированных классов («Но счастливые глухи к добру», «Жилища счастливцев мира» и т. д.).

Счастье «сильных и сытых» было для него вне сомнения. Так что, задавая вопрос: «Кому живется весело, вольготно на Руси?» — он отнюдь не намеревался решать этот — давно для него решенный — вопрос, а воспользовался им для того, чтобы показать, как глубоко несчастен народ, «облагодетельствованный» пресловутой реформой.

В разоблачении грабительского характера буржуазных реформ и заключается подлинный замысел эпопеи Некрасова, и только для маскировки этого замысла поэтом была выдвинута проблема благополучия купцов, помещиков, священников и царских сановников, которая в действительности не имела отношения к сюжету. Даже когда (в одном из набросков поэмы) странники разбирают вопрос, счастлив ли встреченный ими исправник, вся их беседа приводит к тому, как мучительна жизнь крестьян, находящихся во власти исправника. То же самое — при встрече с попом: хотя он рассказывает о своей жизни, едва ли не главное место в его речах занимает описание крестьянской нищеты.

В главе «Помещик» опять-таки наиболее существенным для подлинной некрасовской темы является вывод, что распавшаяся цепь крепостничества ушибла не только дворян, но и крестьян:

Только однажды — на всем протяжении поэмы — странники находят возможность открыть истинную цель своих странствий:

то есть признаются, что на самом-то деле их занимает вопрос об их собственном, «мужицком» благоденствии. В черновике эта тема выдвигается еще более рельефно:

И уже то обстоятельство, что в своих долгих скитаниях странники так и не нашли этой «дороженьки», является одним из показателей подлинного отношения Некрасова к сюжету поэмы. Недаром он неоднократно подчеркивает, что в «раскрепощенной» России принцип распределения богатств остался в основе тот же. Яким Нагой в поэме говорит:

Последняя строка, не печатавшаяся в дореволюционных изданиях и обнаруженная в рукописи Некрасова, является верным ключом ко вступительным главам поэмы.

Изображая невыносимую жизнь крестьян, Некрасов указывал, что их долготерпение уже дошло до предела и что только революционным путем они могут завоевать свое счастье:

Потому-то одним из главных героев поэмы является Савелий, «богатырь святорусский», человек титанических сил, выступающий в роли беспощадного народного мстителя. Чтобы образ Савелия мог появиться в легальной печати, Некрасову пришлось ограничиться одним-единственным эпизодом его участия в кровавой расправе с жестоким управителем Фогелем. Но, судя по некрасовским рукописям, поэт намеревался изобразить в тех же главах еще несколько подобных деяний «богатыря святорусского». Так, в одном из первоначальных набросков поэмы Савелий, рассказывая о своих скитаниях в безлюдной сибирской тайге, вспоминает между прочим такой эпизод:

Очевидно, речь идет о сожжении живьем каких-то представителей власти.

Некрасов с глубоким сочувствием отмечал эти одинокие взрывы стихийного народного гнева, так как они, по его убеждению, свидетельствовали, какие могучие силы протеста и классовой ненависти уже успели накопиться в народе. Выявлению этих скрытых сил и посвящены три первые части поэмы.

Но к тому времени, когда Некрасов принялся за работу над четвертой частью («Пир — на весь мир»), к середине 70-х годов, в деревню хлынула разночинная передовая молодежь для революционного служения народу. Начался новый подъем освободительного движения. Он и определил собою ту новую тему, которая наметилась в поэме Некрасова. — тему «народного заступника», ведущего революционную работу в крестьянской среде. В связи с этим совсем по-новому ставит Некрасов и проблему счастья. Из множества лиц, изображенных в поэме, единственный счастливец — сын дьячка Григорий Добросклонов, в сердце которого, как говорит поэт,

Эти стихи овеяны боевым пафосом. Речь идет здесь о революционном служении народу, что подтверждается и другим стихотворным отрывком, обнаруженным в одной из некрасовских рукописей:

Эти строки дают достаточно ясное представление о том, каково было подлинное служение Григория Добросклонова его любимой «вахлачине». Благодаря им приобретает многозначительный смысл и восклицание Григория:

Это тот идеал, в осуществлении которого молодой разночинец Григорий видел единственную цель своей жизни, и хотя этот путь обрекал его на сибирскую каторгу и раннюю смерть, он, по мысли Некрасова, был обладателем наивысшего счастья, какое только было возможно в России для демократической интеллигенции 70-х годов. Об этом счастии выразительно сказано в заключении главы «Пир — на весь мир»:

«Пир — на весь мир» отличается от прочих частей поэмы более отчетливо выраженной революционной направленностью. Поэтому он подвергся наиболее строгим цензурным репрессиям.

По словам цензора Н. Е. Лебедева, поэт выставил в этом произведении «в самых мрачных красках всевозможные страдания мужика, весь ужас прежнего рабского его положения и весь безграничный произвол помещичьего права <…> Рисуемые поэтом картины страданий, с одной стороны, и произвола — с другой, превосходят всякую меру терпимости и не могут не возбудить негодования и ненависти между двумя сословиями…» («Голос минувшего», 1918, № 4–6, стр. 97).

Председатель Санкт-Петербургского цензурного комитета А. Г. Петров предупредил редакцию, что ноябрьская книжка «Отечественных записок» за 1876 год, в которой должен был появиться «Пир — на весь мир», будет немедленно подвергнута аресту, если «Пир…» не будет изъят. Для Некрасова, уже безнадежно больного, это было тяжелым ударом. По словам его сестры, он «послал за цензором Петровым и битых два часа доказывал ему всю несообразность таких на него нападков. Он указывал на множество мест в предшествовавших частях той же поэмы, которые, с точки зрения цензоров, скорее могли бы были подвергнуться запрещению; разъяснял ему чуть не каждую строчку в новой поэме, то подсмеиваясь над ним ядовито, то жестоко пробирая и его, и всю клику. <…> Петров пыхтел, сопел и отирал пот с лица, как после жаркой бани, и только по временам мычал отрывистые фразы: «Да успокойтесь, Николай Алексеевич», или: «Вот поправитесь, переделаете — тогда и пройдет» («Литературное наследство», т. 49/50, М. 1946, стр. 174–175).

Переделав «Пир — на весь мир» и устранив некоторые из стихов, вызвавших нападки цензуры (в том числе песни «Веселую», «Барщинную» и «Солдатскую»), Некрасов предпринял новую попытку напечатать поэму, причем в песню о «доле народа» вставил в угоду цензуре две строчки, прославляющие Александра II:

В то время Некрасов получил от Ф. М. Достоевского ошибочную информацию, будто профессор В. В. Григорьев, начальник Главного управления по делам печати, считает возможным печатание «Пира…». Поэт обратился к Григорьеву с письмом, где просил отменить запрещение цензора.

«Я, — говорил он в письме, — принес некоторые жертвы цензору Л<ебедеву>, исключив солдата и две песни, но выкинуть историю о Якове, чего он требовал под угрозою ареста книги журнала, не могу, — поэма лишится смысла. Уродливости, до которых доведено крепостное право, с тем и приведены, чтобы ярче выделить благодеяние отмены его. Неужели поэма подлежит искажению за то, что в ней есть мрачные песни и картины, относящиеся к крепостной эпохе? Но зато в ней есть и светлые перспективы. Решение зависит от Вашего превосходительства. Я же, признаюсь, жалею и тех мест, на исключение которых согласился, — я сделал это против убеждения».

Григорьев, очевидно, не согласился с таким истолкованием поэмы, и «Пир — на весь мир» остался под цензурным запретом.

Но в январе 1881 года, то есть через три года после смерти Некрасова, Салтыков-Щедрин, воспользовавшись временным облегчением цензурного гнета, снова представил эту главу в цензуру. На посту начальника Главного управления по делам печати находился сменивший Григорьева Н. С. Абаза, который и выразил готовность дать разрешение на печатание главы. «Пир — на весь мир» снова был представлен тому же цензору Лебедеву, и на этот раз Лебедев не возражал против публикации. «Пир…» появился в февральской книге «Отечественных записок» 1881 года со всеми купюрами и прочими искажениями, которые, как уже говорилось, сделал сам Некрасов в надежде провести свою поэму через цензуру.

Сестра поэта, увидев в корректуре стихи в честь Александра II («Славься…» и т. д.), сообщила Салтыкову, что они были написаны «покойным братом со скрежетом зубов, — лишь бы последнее дорогое ему детище увидело свет», и просила вычеркнуть их из журнала. Но Салтыков не мог исполнить ее просьбу: «во-первых, потому, что поэма уже отпечатана, а во-вторых, и потому, что она в этом виде была у Абазы» (письмо М. Е. Салтыкова к Н. К. Михайловскому от 3 февраля 1881 г. — Н. Щедрин (М. Е. Салтыков), Полн. собр. соч., т. XIX, М. 1939, стр. 190–191).

В том же 1881 году появилось в издании сестры поэта первое однотомное собрание «Стихотворений Н. А. Некрасова», и туда вошел «Пир — на весь мир» с теми же цензурными искажениями. «Слава» Александру II осталась и в этом издании. Нужно ли говорить, что она находилась в резком противоречии со всем содержанием поэмы: недаром в знаменитой притче «О двух великих грешниках» тогдашняя передовая молодежь почуяла призыв к революции.

Характерно, что цензура не усмотрела ничего криминального в этой притче о кровавой расправе с тираном и пропустила ее беспрепятственно. Цензуру сбили с толку два обстоятельства: во-первых, «древняя быль» была вложена в уста благочестивого странника и окрашена церковным колоритом: во-вторых, в лице жестокого тирана был выведен польский помещик. Цензура, поощрявшая (после польского восстания 1863 года) отрицательное отношение к полякам, не заметила, что в пане Глуховском не было ничего такого, чем, в отношении жестокости, он мог бы отличаться от любого из русских помещиков.

Равным образом, стремясь провести «Пир — на весь мир» через цензуру, Некрасов так исказил текст поэмы и так сильно затушевал свою подлинную мысль о служении народу, что порой создавалась иллюзия, будто под этим служением он разумеет мирную просветительно-благотворительную работу народолюбивого интеллигента в деревне и что он зовет молодежь именно к этой работе:

Церковной фразеологией этой песни и обрамляющих ее стихов («грех», «бренные блага», «печать дара божьего», «соблазн», «ангел милосердия», «раб страсти», «демон ярости») еще усиливается ложное представление о том, будто речь идет здесь о христианском милосердии к ближним. Но это, конечно, не так. Подлинный смысл того, что понимал Некрасов под словами «служение народу», полностью вскрывается не только в тех «бесцензурных» стихах, которые приводились выше, но и в песне Григория «Русь» (появившейся в легальной печати вскоре после смерти поэта):

«Эта неисчислимая рать» — миллионы восставших крестьян. Только в то счастье и верил Некрасов, которое будет завоевано ими. Именно об этом «воплощении счастия народного» говорится в последней строке, завершающей «Пир — на весь мир».

Мысль Некрасова была угадана передовыми читателями. Показательно, что в 1902 году появилась революционная прокламация, начинавшаяся стихами из песни «Русь» (см. «Дневник А. С. Суворина», М. — Пг. 1923, стр. 286–287).

Поэма «Кому на Руси жить хорошо» осталась незаконченной, но едва ли можно сомневаться, что в ее дальнейших частях Григорию Добросклонову была бы предоставлена автором одна из ведущих ролей.

Образ Гриши Добросклонова, находящего свое счастье в служении народу, был создан Некрасовым в период революционного подъема 1870-х годов и во многом обусловлен этой эпохой. В образе воплощены черты передовых деятелей того времени: целеустремленность, самоотверженность, готовность принести личные интересы в жертву общему делу. Этому нисколько не противоречит указание сестры Некрасова А. А. Буткевич (со слов самого поэта), что прототипом Добросклонова был Н. А. Добролюбов («Литературное наследство», т. 53/54, М. 1949, стр. 190): очевидно, в образе Гриши воплощены черты, общие для Добролюбова и семидесятников. Что же касается деятельности Григория, которая показана в поэме, то она типична именно для 1870-х годов. Григорий изображен в кругу крестьян в деревне («вахлачине»). Он сочиняет и распевает песни, зовущие народ на революционную борьбу. Создав образ Добросклонова, Некрасов высказал убеждение, что замечательные борцы за народное дело выйдут из самого народа. В песнях Гриши выражена вера в грядущую победу народной революции (см. А. М. Гаркави, Н. А. Некрасов и революционное народничество, М. 1962, стр. 25–26).

Семеро странников, перечислением которых начинается поэма «Кому на Руси жить хорошо», именуются в ее первых строках «временнообязанными». Это дает основание думать, что поэма начата не позднее 1863 года, так как в более поздний период этот термин очень редко применялся к крестьянам. Кроме того, в одном из первоначальных вариантов пятой главы первой части («Помещик.») имеются строки:

О ссыльных поляках помещик не мог говорить ранее 1863 года, когда правительство Александра II, подавляя польское восстание, сослало несколько тысяч поляков в Сибирь.

А так как под главою «Помещик», замыкающей первую часть, имеется поставленная автором дата — 1865 год, можно думать, что до 1864 юда была произведена (с перерывами) та подготовительная черновая работа, которая предшествовала самым ранним вариантам поэмы и не нашла отражения в сохранившихся рукописях: выработка ее общего сюжетного плана, ее ритма и стиля, а в 1864–1865 годах — окончательная работа над ее первой частью.

Впрочем, возможно, что первоначальный период определяется более ранней датой, на что указывает, например, стихотворение «Зеленый Шум» (1862), где впервые нашел применение тот созданный Некрасовым богатый и сложный ритмический строй, своеобразно связанный с фольклорной традицией, который лег в основу всей поэмы.

Остальные даты таковы:

«Последыш» — 1872.

«Крестьянка» — 1873.

«Пир — на весь мир» — 1876–1877.

Как указывает пометка Некрасова в автографе, «Пир — на весь мир» был написан в сентябре — октябре 1876 года. Однако известно, что работу над «Пиром…» поэт продолжал и позднее (Н. А. Белоголовый, Воспоминания, М. 1897, стр. 451). Заново (после цензурного запрета в ноябре 1876 года) подготавливая «Пир…» к печати, Некрасов вносил многочисленные вынужденные искажения и одновременно подвергал поэму стилистической правке.

Даты многих глав «Крестьянки» указаны в авторских рукописях:

«Пролог» — Висбаден, 17/29 июля 1873 г.

«Песни» и «Савелий, богатырь святорусский» — Диепп, 26 июля.

«Дёмушка» — Висбаден и Париж, июль.

«Волчица» и «Трудный год» — Диепп, 3 августа.

«Губернаторша» и «Бабья притча» — Диепп, 7 августа.

Под полным текстом «Крестьянки» в наборной рукописи — дата: «12 ноября ночью».

Работа над поэмой «Кому на Руси жить хорошо» не была завершена. Незадолго до смерти Некрасов говорил: «Одно, о чем сожалею глубоко, это — что не кончил свою поэму «Кому на Руси жить хорошо» («Литературное наследство», т. 53/54, М. 1949, стр. 190). В задуманных, но не написанных частях поэмы он собирался рассказать, в частности, о встречах странников с чиновником, купцом, министром и царем. До нас дошли лишь разрозненные, по преимуществу конспективные записи, относящиеся к этим встречам.

(обратно)

161

Стр. 407. Семь временнообязанных… — Крестьяне, которым в 1861 году была дарована «воля», были обязаны работать на своих прежних помещиков до 1863 года; в 1863 году были выработаны особые уставные грамоты, определявшие, какую плату за свой земельный надел должен платить государству каждый «освобожденный» крестьянин. Считалось, что когда крестьяне станут уплачивать этот налог, они из «временнообязанных» перейдут в разряд «крестьян-собственников».

(обратно)

162

Стр. 418. Ой, избы, избы новые! Нарядны вы, да строит вас не лишняя копеечка, а кровная беда!.. — Речь идет об избах, построенных после пожара (см. гл. «Пьяная ночь»).

(обратно)

163

Стр. 421. Какой ценой поповичем священство покупается… — Попович, окончивший семинарию, мог получить место умершего или уволенного священника лишь в том случае, если женился на его дочери (см., например, «Очерки бурсы» Н. Г. Помяловского, гл. III, «Женихи бурсы»).

(обратно)

164

Стр. 422. О ком слагаете вы сказки балагурные, и песни непристойные, и всякую хулу?.. — Строки о неуважительном отношении русского крестьянства к служителям культа тесно связаны с соответствующим местом знаменитого письма Белинского к Гоголю: «… Неужели же и в самом деле Вы не знаете, что наше духовенство находится во всеобщем презрении у русского общества и русского народа? Про кого русский народ рассказывает похабную сказку? Про попа, попадью, попову дочь и попова работника» (В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. X, М. 1956, стр. 215).

(обратно)

165

Стр. 425. Законы, прежде строгие к раскольникам, смягчилися, а с ними и поповскому доходу мат пришел. — Раскольники строго преследовались царским правительством. Раскольники давали православному духовенству обильные взятки за то, что оно в своих отчетах начальству свидетельствовало, будто те выполняют обряды государственной церкви. Но начиная с 1864 года всеми делами о раскольниках стала ведать гражданская власть.

(обратно)

166

Никто не вышьет воздухов… — Воздухи — вышитые платки, которыми в православных церквах покрываются «священные» сосуды.

(обратно)

167

Стр. 429. Лишь на Николу вешнего… — 22 мая (9 мая по старому стилю).

(обратно)

168

Стр. 432. Гляди, куда деваются крестьянские шлыки… — Шлыки — шапки.

(обратно)

169

Десятка штофных лавочек… — Штофные лавочки — ларьки, торгующие водкой.

(обратно)

170

Трех постоялых двориков, до «ренскового погреба»… — Ренсковый погреб — подвальное помещение, где торгуют виноградными винами.

(обратно)

171

И ширится и дуется подол на обручах! — Подол на обручах — модная женская одежда 60-х годов прошлого века, кринолин, широкая юбка на стальных обручах, придававших ей вид колокола.

(обратно)

172

Стр. 433. Что половодье вешнее стоит до Петрова! — Петров день — 12 июля (29 июня по старому стилю).

(обратно)

173

Косули, грабли, бороны… — Косуля — соха.

(обратно)

174

Стр. 434. Шлеями, новой обувью, издельем кимряков. — Кимряки — кустари-сапожники из села Кимры (ныне город Кимры, Калининской области).

(обратно)

175

Стр. 436. С Лубянки — первый вор! — Оптовая торговля лубочной литературой в Москве производилась главным образом на Лубянке (ныне улица Дзержинского).

(обратно)

176

Спустил по сотне Блюхера, архимандрита Фотия, разбойника Сипко, сбыл книги: «Шут Балакирев» и «Английский милорд»… — Блюхер (1742–1819) — прусский фельдмаршал, участник битвы при Ватерлоо в 1815 году. Архимандрит Фотий (1792–1838) — один из вдохновителей реакционной политики Александра I. Сипко — преступник, судившийся в 1860 году за изготовление фальшивых ассигнаций. Балакирев — придворный шут Петра I; «Шут Балакирев» — название книжки, где собраны о нем анекдоты. «Английский милорд» — «Повесть о приключениях английского милорда Георга», сочинение Матвея Комарова, впервые напечатано в 1782 году.

(обратно)

177

Стр. 438. Хожалому, квартальному не в бровь, а прямо в глаз! — Хожалый — рассыльный при полиции.

(обратно)

178

Стр. 441. Кричит священник сотскому верхом, с казенной бляхою. — Сотский — выборный от крестьян, выполнявший мелкие полицейские обязанности.

(обратно)

179

Стр. 446. По кочам, по зажоринам ползком ползет с плетюхами… — Зажора, зажорина — подснежная вода в яме. Плетюха — большая корзина.

(обратно)

180

Стр. 451. Что счастие не в пажитях… — Пажить — луг, пастбище.

(обратно)

181

Стр. 452. Весь вертоград Христов! — Вертоград — сад, виноградник. «Вертоград Христов» — рай.

(обратно)

182

Стр. 455. Что режу пеунов — Пеуны — петухи.

(обратно)

183

Стр. 457. Я дома в Белоруссии с мякиною, с кострикою… — Кострика — древесина льна и конопли.

(обратно)

184

Досыта у Губонина дают ржаного хлебушка… — Петр Ионыч Губонин, железнодорожный магнат, который любил повторять о себе, что он «вышел из недр народа», что он «русский мужик», «наш брат русак», и т. д. Сын крепостного крестьянина, Губонин начал свою карьеру с подрядов на каменные работы, был откупщиком; разбогател во время железнодорожной горячки 1860-х годов.

(обратно)

185

Стр. 459. Пришел Ермило с прочими в палату на торги. — Палата — Казенная палата, орган министерства финансов, ведавший государственным имуществом и строительной частью.

(обратно)

186

Стр. 464. Тот ни строки без трешника, ни слова без семишника… — Трешник — копейка серебром. Семишник — две копейки серебром.

(обратно)

187

Прожженный, из кутейников… — Кутейники — насмешливое прозвище служителей церкви.

(обратно)

188

Стр. 465. Что в деннике с веревкою… — Денник — сарай.

(обратно)

189

Стр. 468. До сей поры неведомо ни земскому исправнику… — Земский исправник — начальник уездной полиции.

(обратно)

190

Сам государев посланный… — Ко времени объявления «воли» в разные губернии были командированы свитские генералы и флигель-адъютанты с широкими полномочиями по усмирению недовольных крестьян.

(обратно)

191

Стр. 470. Венгерка с бранденбурами — короткая куртка, расшитая шнурами.

(обратно)

192

Стр. 477. Борзовщики — охотники, стерегущие зверя с борзыми собаками.

(обратно)

193

А там, в лесу, выжлятники ревели… — Выжлятник — охотник, который водит, напускает и сзывает свору гончих.

(обратно)

194

Стр. 482. Да глупые посредники… — Посредники — мировые посредники, на которых возложено было упорядочение отношений между «освобожденными» крестьянами и помещиками. В большинстве случаев защищали интересы помещиков.

(обратно)

195

Стр. 497. В день Симеона — 14 сентября (1 сентября по старому стилю).

(обратно)

196

Наянов обрывала я… — Наян — нахал.

(обратно)

197

Стр. 498. Обграют черны вороны… — Обграять — оглушить криком.

(обратно)

198

Стр. 499. Да гарнитуру синего! — Гарнитур (правильно: гродетур) — плотная шелковая ткань.

(обратно)

199

Стр. 510. Я сам страшней сохатого… — Сохатый — здесь: старый сильный медведь.

(обратно)

200

Стр. 513. Под Варною убит… — во время русско-турецкой войны 1828 года при взятии крепости Варна (на Черном море).

(обратно)

201

Стр. 519. По поженкам… — Пожня — место покоса.

(обратно)

202

Стр. 528. В рот яблока до Спаса не беру. — Спас — народное название церковного праздника («Преображения господня») 19 августа (6 августа по старому стилю). Есть яблоки до Спаса считалось грехом.

(обратно)

203

Стр. 544. Торговцы-колотырники… — Колотырник — мелочный торговец.

(обратно)

204

Стр. 545. Чей памятник? — «Сусанина» — памятник Ивану Сусанину в Костроме.

(обратно)

205

Стр. 552. У гроба Иисусова молилась… — Гроб Христа, по христианской легенде, находится в Иерусалиме.

(обратно)

206

На Афонские всходила высоты… — Афон — гора в Греции, на которой расположен известный монастырь.

(обратно)

207

В Иордань-реке купалася… — Река Иордан в Палестине — место, связанное с евангельскими легендами о жизни Иисуса Христа.

(обратно)

208

Стр. 553. Петровки — время поста перед Петровым днем. Петров день — 12 июля (29 июня по старому стилю).

(обратно)

209

Стр. 556. Шапка белая, высокая, с околышем из красного сукна — общедворянская форменная фуражка.

(обратно)

210

Стр. 562. Установили грамоту… — Уставная грамота — документ, определявший правовые отношения между помещиками и крестьянами, «освобожденными» манифестом 1861 года.

(обратно)

211

Стр. 563. Явилось «Положение»… — «Общее положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости», законодательные акты об «освобождении» крестьян.

(обратно)

212

Стр. 564. И посади фалетуром… — Фалетур (правильно: форейтор) — верховой, правящий передней лошадью при запряжке цугом.

(обратно)

213

Стр. 568. С хазового конца… — Хазовый (казовый) — конец ткани, вытканный особенно чисто, оставляемый в куске сверху, напоказ.

(обратно)

214

Стр. 587. Сергей Петрович Боткин (1832–1889) — профессор медицины, знаменитый терапевт, лечивший Некрасова.

(обратно)

215

Стр. 597. Сам на долгушке свезет до сестры… — Долгушка — повозка.

(обратно)

216

Стр. 600. Прасол — скупщик, посредник между крестьянином и купцом.

(обратно)

217

Стр. 604. Ложка… с рукой благословляющей… — деревянная ложка, на конце которой вырезаны пальцы, дающие благословение; такие ложки продавались во многих монастырях.

(обратно)

218

Стр. 605. Быль афонскую… — В 1821 году афонские монахи приняли участие в восстании греков против турок. Они были разбиты турками. Всего погибло около четырех тысяч монахов.

(обратно)

219

Стр. 611. Ачаков — Очаков, турецкая крепость на Черном море, взятая русскими войсками в 1788 году.

(обратно)

220

Стр. 614. Пещур — котомка для хлеба.

(обратно)

221

Стр. 618. Прогнали, как сквозь строй! — Эпизод с Егоркой Шутовым — истинное происшествие. А. А. Буткевич вспоминает: «В 74 году я провела лето с братом <…> в селе Карабихе. Не могу сказать наверно, сам ли исправник или один из акцизных чиновников рассказывал при мне брату о крестьянине-шпионе, который возбудил подозрение в мужиках тем, что, ничего не делая, одевался щеголем и имел всегда деньги, — вот они и добрались откуда и, сообразив, что эта за птица, заманили его в лес и избили. Мужик-шпион убрался из своей деревни, но всюду, где он появлялся, его били по наказу» («Литературное наследство», т. 53/54, М. 1949, стр. 190).

(обратно)

222

Райком кормился дедушка… — Раек — деревянный ящик с передвижными картинками, на которые смотрели сквозь круглые стекла. Хозяин райка, раешник, сопровождал показывание картин своеобразной стихотворной речью.

(обратно)

223

Стр. 619. А коли семь-то рубликов платить, так черт с тобой! — В 1868 году проездной тариф на железной дороге был сильно повышен.

(обратно)

Оглавление

Корней Чуковский. Н. А. Некрасов

Стихотворения Поэмы

  Современная ода

  В дороге

  Колыбельная песня

  «Я за то глубоко презираю себя…»

  Родина

  Огородник

  Тройка

  Нравственный человек

  «Еду ли ночью по улице темной…»

  Вино

  «Вчерашний день, часу в шестом…»

  «Поражена потерей невозвратной…»

  «Я не люблю иронии твоей…»

  На улице

    1. Вор

    2. Проводы

    3. Гробок

    4. Ванька

  «Блажен незлобивый поэт…»

  Муза («Нет, Музы ласково поющей и прекрасной…»)

  За городом

  «Ах, были счастливые годы!..»

  Памяти приятеля

  Филантроп

  Отрывки из путевых записок графа Гаранского

  Буря

  В деревне

  Несжатая полоса

  Маша

  «Праздник жизни — молодости годы…»

  «Я сегодня так грустно настроен…»

  Влас

  В больнице

  В. Г. Белинский

  Свадьба

  «Давно — отвергнутый тобою…»

  Саша

  Извозчик

  «Безвестен я. Я вами не стяжал…»

  «Тяжелый крест достался ей на долю…»

  Секрет

  На родине

  Гадающей невесте

  Забытая деревня

  «Замолкни, Муза мести и печали!..»

  «Внимая ужасам войны…»

  Княгиня

  «Как ты кротка, как ты послушна…»

  Школьник

  «Я посетил твое кладбище…»

  Поэт и гражданин

  Прости

  «В столицах шум, гремят витии…»

  Тишина

  Бунт

  «Стихи мои! Свидетели живые…»

  Размышления у парадного подъезда

  «Ночь. Успели мы всем насладиться…»

  Песня Еремушке

  Убогая и нарядная

  «Что ты, сердце мое, расходилося?..»

  «…одинокий, потерянный…»

  На Волге

  Плач детей

  На смерть Шевченко

  «Что ни год — уменьшаются силы…»

  Свобода

  Похороны

  Крестьянские дети

  Дума

  Коробейники

    I

    II

    III

    IV

    V

    VI

  20 ноября, 1861

  Зеленый Шум

  «Литература, с трескучими фразами…»

  «В полном разгаре страда деревенская…»

  Рыцарь на час

  «Надрывается сердце от муки…»

  Калистрат

  «Благодарение господу богу…»

  Орина, мать солдатская

  Мороз, Красный нос

    Часть первая Смерть крестьянина

    Часть вторая Мороз, Красный нос

  Железная дорога

  Возвращение

  Памяти Добролюбова

  Балет

  «Ликует враг, молчит в недоуменье…»

  «Умру я скоро. Жалкое наследство…»

  Еще тройка

  Генерал Топтыгин

  Эй, Иван!

  Выбор

  Мать

  «Не рыдай так безумно над ним…»

  Дома — лучше!

  «Наконец, не горит уже лес…»

  «Душно! без счастья и воли…»

  Дедушка

  Дедушка Мазай и зайцы

  Как празднуют трусу

  Русские женщины

    Княгиня Трубецкая

      Часть первая

      Часть вторая

    Княгиня М. Н. Волконская

      Глава I

      Глава II

      Глава III

      Глава IV

      Глава V

      Глава VI

  Три элегии

    I. «Ах, что изгнанье, заточенье!..»

    II. «Бьется сердце беспокойное…»

    III. «Разбиты все привязанности, разум…»

  Утро

  Путешественник

  Уныние

  Страшный год

  Отъезжающему

  <Н. Г. Чернышевский>

  Горе старого Наума

  Элегия («Пускай нам говорит изменчивая мода…»)

  Поэту («Где вы — певцы любви, свободы, мира…»)

  «Смолкли честные, доблестно павшие…»

  Вступление к песням 1876—77 годов

  Зине («Ты еще на жизнь имеешь право…»)

  «Скоро стану добычею тленья…»

  «Угомонись, моя муза задорная…»

  Музе («О муза! наша песня спета…»)

  Зине («Двести уж дней…»)

  Друзьям

  Сеятелям

  Молебен

  Отрывок («… Я сбросила мертвящие оковы…»)

  «Дни идут… всё так же воздух душен…»

  «Мы вышли вместе… Наобум…»

  «Есть и Руси чем гордиться…»

  «Вам, мой дар ценившим и любившим…»

  Горящие письма

  Из поэмы: Мать

  Зине («Пододвинь перо, бумагу, книги!..»)

  Поэту («Любовь и Труд — под грудами развалин!..»)

  Баюшки-баю

  «Черный день! как нищий просит хлеба…»

  Старость

  Ты не забыта…

  Сон

  «Великое чувство! у каждых дверей…»

  «О Муза! я у двери гроба!..»

  Кому на Руси жить хорошо

    Пролог

    Часть первая

      Глава I Поп

      Глава II Сельская ярмонка

      Глава III Пьяная ночь

      Глава IV Счастливые

      Глава V Помещик

    Крестьянка (Из третьей части)

      Пролог

      Глава I До замужества

      Глава II Песни

      Глава III Савелий, богатырь святорусский

      Глава IV Дёмушка

      Глава V Волчица

      Глава VI Трудный год

      Глава VII Губернаторша

      Глава VIII Бабья притча

    Последыш (Из второй части)

    Пир— на весь мир (Из второй части)

      Вступление

      I. Горькое время — горькие песни

      II. Странники и богомольцы

      III. И старое и новое

      IV. Доброе время — добрые песни

      V

Алфавитный указатель произведений