Ариман:Изгнанник (fb2)

- Ариман:Изгнанник (пер. Летающий Свин) (Ариман - 1) 4480K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джон Френч

Джон Френч
АРИМАН: ИЗГНАННИК

Генри Френчу

«Глупо говорить о жребии и судьбе. Время, причинность, наблюдатель и наблюдаемый — нам следует с осторожностью трактовать значение этих понятий. Мы считаем, что прошлое творит будущее, но так ли это? Может, судьба создается в попытке увидеть ее? Что, если бы мы не заглядывали в будущее? Как бы развивались события в таком случае?»

Азек Ариман, из заповедей Корвидов

WARHAMMER 40000^®

Сорок первое тысячелетие. Уже более ста веков Император недвижим на Золотом Троне Терры. Он — Повелитель Человечества и властелин мириадов планет, завоеванных могуществом Его неисчислимых армий. Он — полутруп, неуловимую искру жизни в котором поддерживают древние технологии, ради чего ежедневно приносится в жертву тысяча душ. И поэтому Владыка Империума никогда не умирает по-настоящему.

Даже в своем нынешнем состоянии Император продолжает миссию, для которой появился на свет. Могучие боевые флоты пересекают кишащий демонами варп, единственный путь между далекими звездами, и путь этот освещен Астрономиконом, зримым проявлением духовной воли Императора. Огромные армии сражаются во имя Его на бесчисленных мирах. Величайшие среди его солдат — Адептус Астартес, космические десантники, генетически улучшенные супервоины.

У них много товарищей по оружию: Имперская Гвардия и бесчисленные Силы Планетарной Обороны, вечно бдительная Инквизиция и техножрецы Адептус Механикус. Но, несмотря на все старания, их сил едва хватает, чтобы сдерживать извечную угрозу со стороны ксеносов, еретиков, мутантов. И много более опасных врагов.

Быть человеком в такое время — значит быть одним из миллиардов. Это значит жить при самом жестоком и кровавом режиме, который только можно представить.

Забудьте о достижениях науки и технологии, ибо многое забыто и никогда не будет открыто заново.

Забудьте о перспективах, обещанных прогрессом, о взаимопонимании, ибо во мраке будущего есть только война. Нет мира среди звезд, лишь вечная бойня и кровопролитие, да смех жаждущих богов.

ПРОЛОГ

Хаакон Серый Шторм поднялся на обледеневший склон хребта. Когда-то давно его доспехи были сине-серого цвета ледника. Теперь они потускнели, будто истертый от времени металл. Царапины и вмятины покрывали пластины брони, словно нити шрамов, а к выбоинам и бороздам цеплялись хлопья краски, яркими фрагментами напоминая о былых свершениях воина. Доспехи Хаакона заскрипели, когда он присел за кромкой гряды. Даже от самого незначительного движения его кожа немела, как будто боевая броня протестовала против холода. Хаакон замер и втянул стылый воздух. Воин был без шлема, и когда он запрокинул голову, морозный ветер убрал черные волосы у него с лица. Желтые глаза уставились в безоблачное синее небо, где сверкали ослепительно-яркие звезды. Хаакон выдохнул.

Он чуял ведьму.

Воин медленно снял с пояса секиру. Ее навершие расходилось двумя изогнутыми лезвиями полированного металла, по которым вились золотые драконы. Обмотанная кожей рукоять удобно легла в ладонь. Он поднес секиру к горлу, большой палец опустился на переключатель генератора силового поля. Кромки оружия заискрились на фоне кристаллической пыли химического снега.

Дальше кряж опускался к дороге из растрескавшегося от холода камня. По ней и шла ведьма. Хаакон снова принюхался. Ее вонь ощущалась невзирая даже на испарения, поднимавшиеся ото льда. Пот, подсохшая кровь и аромат, похожий на раздавленные розы и свежие испражнения: запах скверны, варпа. Варп изменял все, чего касался, и оно более не могло стать чистым. Ни этот мир, ни звезды, сияющие на солнечном небе, ни сам Хаакон. Однажды он спросил у рунического жреца, изменяется ли он, мог ли заразиться порчей во время охоты в мирах на краю Ока? Рунический жрец не нашелся, что ответить, но Хаакон понял правду. Он изменился. Его обоняние, и без того острое, теперь чуяло запах души. Казалось, его цель обрела собственное отражение в варпе, и охотник получил способность выслеживать добычу. Варп коснулся его. Он был осквернен, и останется таким навсегда, но его цель была по-прежнему чистой, и большего ему не требовалось.

Ведьма была уже ближе, ее запах усиливался с каждым медленным ударом сердец. С ней шли стражи, последователи ее мерзкого культа. Он чуял и их также. Их было десять. Воин чуял смазку на оружии и лезвиях ножей. Хаакон пришел в движение. Он стряхнул с себя снежную пыль, поднимаясь во весь рост. Выдохнул в последний раз, расслабив мышцы. Разум и тело стали одним целым, полностью сфокусировались на цели. Ведьма знала. Она могла лишь мельком увидеть его истинную добычу, но этого было достаточно. Ведьма пропиталась запахом изгнанника, и он собирался следовать за ним до самого конца.

А затем Фенрис отомстит.

Хаакон перескочил гряду. На один удар сердца он увидел под собой всю картину: десять фигур, стоящие кругом, их лица скрывались за начищенными до блеска масками в форме морд рептилий. В центре шла согбенная женщина в плаще из дубленой кожи. Воин заметил вытатуированные угловатые узоры, извивавшиеся всякий раз, когда ветер трепал плащ.

Затем Хаакон приземлился. Некоторые стражи обернулись и схватились за оружие. Другие кинулись наутек. Двоих он раздавил под ботинками. Первый удар секирой был горизонтальным, слева направо, наотмашь, мышцы слажено пришли в движение. Брызнула кровь. По доспехам забили лучи. Хаакон развернулся и нанес еще удар, разрубив человека от бронзового ошейника до паха. В лицо Хаакону брызнула красная влага. На самом деле он не видел, кого убивал. Каждый враг превратился в размытое движущееся пятно: проблески помятых доспехов, скрытого под звериной маской лица, украшенного бронзой лазерного оружия. Секира расколола череп и размазала мозг. Кровь под ногами плавила химический лед. Вокруг поднимался пар. Сгущающийся туман смешивался с запахом вывороченных внутренностей. Хаакон ударил снова.

Что-то попало ему в щеку. Кожу воина обожгло, и плоть вокруг раны начала неметь. Ведьма поднялась, сжимая вычурный бронзовый лазпистолет, нацеленный прямо в него. Кожа на ее хрупком черепе висела серыми мешками, а плащ из освежеванных лиц не мог скрыть изуродованное тело. Рука, державшая пистолет, дрожала. Хаакон заглянул в ее желтые, цвета топленого жира, глаза. Воин зарычал, и рана на щеке раскрылась, словно второй рот. Палец ведьмы крепче стиснул спусковой крючок.

Нога Хаакона врезалась ведьме в грудь. Удар расколол ей ребра и отбросил назад. Секира разрубила ей шею прежде, чем ведьма упала на землю. Хаакон замер, медленно втягивая воздух. Вокруг него валялись груды разрубленного мяса и склизких внутренностей, исходящие паром на морозном воздухе. Доспехи Хаакона блестели, испещренный шрамами серый цвет исчез под багрянцем. На мгновение его разум будто избавился от усталости, которая давно поглотила тело и душу. На секунду воин испытал радость. Но затем мимолетное чувство покинуло его, и жажда охоты вернулась вместе с болью уставших мышц. Он должен забрать то, ради чего пришел, пока труп не успел остыть.

Хаакон присел и подобрал голову ведьмы. Жидкие волосы спутались между пальцев, когда воин поднял ее к глазам. Он стиснул ладонь. Секунду череп сопротивлялся, а затем треснул, будто яйцо. Плоть внутри была покрыта желтыми нарывами и свернувшейся черной жидкостью. Хаакон поднес окровавленную массу ко рту и впился в нее клыками. Плоть была еще теплая и пахла воспоминаниями. С каждым укусом разум наполнялся впечатлениями, призрачными ощущениями и обрывками слов. Он ел до тех пор, пока череп не превратился в пустую скорлупу, и он не получил то, что нужно.

Его кожу вдруг защипало, когда Хаакон выронил череп. За спиной кто-то стоял.

Воин стремительно развернулся, секира превратилась в размытое острое пятно.

— Это я, брат, — прорычал голос.

Хаакон остановил удар, но не опустил секиру. На расстоянии вытянутой руки стоял человек. Он посмотрел на него знакомыми голубыми глазами. Змеиные символы предотвращения вились по серым доспехам, а с красных наплечников свисали нанизанные на нити заостренные зубы. Кое-где змеиные символы горели бледным светом. Хаакон узнал голос и лицо говорившего. Он знал, что ему следует опустить секиру, но частичка его желала довершить удар и посмотреть, как снег окропится свежей кровью.

— Хаакон, — произнес человек в сером. — Убери оружие.

Хаакон не опускал секиру.

— Оульф? — медленно проговорил Хаакон. Имя далось ему с трудом, онемение вокруг дыры в щеке перекинулось и на челюсть.

— Это я, — повторил человек. Хаакон сменил хватку на секире.

— Ты погиб в мире песка и жажды, — сказал Хаакон.

— Нет, брат, — ответил человек. — Убийство лишило тебя разума. Я не умер. Вспомни, — в глазах у Хаакона помутилось, и он мотнул головой, словно отгоняя мух. Оульф погиб, Хаакон помнил, как кровь рунического жреца пропитывала белый песок. Но вот он стоит перед ним…

— Нет, — сказал Хаакон, пошатнувшись. Кровавые воспоминания ведьмы еще кружились в голове, забивая мысли угасающими образами. Возможно, Оульф не погиб? Возможно, это был просто сон. Возможно, варп лишил его памяти.

Человек, который выглядел и говорил как Оульф, прошел мимо Хаакона и подобрал пустой череп ведьмы.

— Что она знала? — спросил человек, посмотрев в безжизненные глаза ведьмы, а затем снова на Хаакона. — Она знала, где найти изгнанника?

Хаакон закрыл глаза. Рана на щеке начинала гореть от боли. В голове росла тупая пульсация.

— Хаакон, — осторожно произнес человек. — Что она знала?

— Она встречалась с ним, — сказал Хаакон. Глаза стало жечь, ему с трудом удавалось говорить. — Но она не понимала, кто он. Изгнанник входил в банду… — воин сделал вдох, пытаясь устоять на ногах. Воспоминания ведьмы постепенно блекли: взгляд на поле боя, мимолетный взгляд назад, пара небесно-голубых глаз.

— В какую банду? — спросил человек и шагнул ближе. Хаакон снова потряс головой. — Брат, в какую банду он входил? Где она видела его?

Глаза Хаакона резко распахнулись, и его рука крепко стиснула рукоять секиры.

— Ты умер, — мягко сказал он. — Ты умер давным-давно, и я остался один.

Секира стремительно понеслась к человеку, носившему лицо Оульфа. Он отступил назад быстрее, чем кто-либо мог двигаться. Хаакон рубанул опять, и секира вонзилась человеку в грудь. Из раны заструился дым и черная кровь. Внезапно воин почуял запах пепла и опаленной плоти. Человек припал к земле, и Хаакон занес секиру для смертельного удара.

Лицо человека дернулось вверх. Посреди лба ярким красным цветом пылал третий глаз. Из легких Хаакона разом испарился воздух. Он будто горел изнутри. Лед, кровь и небо исчезли из поля зрения. Воин поднял секиру, но и она исчезла — в его руке остался лишь прах, и ему стало казаться, словно он падает. Вокруг взвихрился ветер, а мир стал осыпаться хлопьями пепла.

Череп Хаакона заполонила боль. Человек больше не походил на Оульфа, он превратился в черный огонь. На месте глаз полыхали две точки зеленого света. Хаакон шагнул вперед, из глотки вырвался вопль ярости и ненависти. Его руки исчезли в мощном вихре, когда он потянулся к глазам человека. Голову опять пронзила боль, и череп взорвался белым сиянием.

Хаакон открыл глаза. Он все еще выл, звук эхом разносился в кристаллических стенах зала. Воин лежал на каменном столе, наклоненном так, что голова находилась над уровнем ног. Цепи сковывали его запястья, горло и лодыжки. С него сняли доспехи, а кожа была покрыта спиральными символами, которые нанесли синими чернилами. По подбородку и груди стекали густые струйки крови вперемешку с желчью.

— Ты расскажешь, что узнал у ведьмы, — в поле зрения появился человек. Кожа у него была золотой, а глаза зелеными, без признаков белков и зрачков. На красных полированных доспехах красовались серебряные скарабеи, птицы и полулюди с шакальими головами. На наплечниках зашелестели полоски густо исписанных пергаментных свитков, когда человек шагнул вперед, сжимая в руке черный стеклянный нож. Позади него неподвижно высились два комплекта доспехов, из шлемов с высокими гребнями призрачным светом сияли глаза.

«Колдун», — подумал Хаакон. Ему мускулы непроизвольно напряглись. Колдун посмотрел на Хаакона и покачал головой.

— Ты расскажешь мне, — произнес он, и мягкие слова взбудоражили мысли Хаакона. В ответ воин посмотрел на колдуна и плюнул. Кислота в окровавленной слюне зашипела на нагруднике человека.

— Вы не сможете остановить нас, — прорычал Хаакон. — Мои братья отыщут его, а затем придут и за вами. Мы будем охотиться, пока вы не устанете, а когда вы ослабнете, мы порубим вас на куски и скормим сердца воронью.

Хаакон тяжело дышал, силясь разорвать оковы. Колдун покачал головой, словно сочувствуя ему.

— Ты не найдешь его, волк. Никто из твоего рода не найдет, — колдун сделал паузу и посмотрел на острие черного стеклянного кинжала в руке. — Вы не найдете его потому, что мы найдем его первыми. Мы, те, кто был ему братьями, найдем его, — он оторвал взгляд от кинжала, и Хаакон заметил в непроницаемых зеленых глазах колдуна нечто, что заставило его оскалиться. — Его судьба принадлежит нам, не вам.

— Лжешь.

— Не лгу. Твоя добыча на самом деле наша, и наша конечная цель намного важнее. Вы, псы, ненавидите нас, но мы, Братья Праха, были его братьями, его последователями, его друзьями. Он обманул нас, уничтожил и отправил в изгнание, — колдун приставил кинжал к горлу Хаакона. — Ты дашь то, что мне нужно, чтобы найти Аримана. Тебе не выстоять.

— Темные волны поглотят тебя, а поверх трупа застынет лед, — прорычал Хаакон, от прикосновения острия кинжала его мышцы напряглись. По шее закапала кровь.

— Ты способен противиться нашему искусству, твой род всегда этим славился. Но мне не потребуется ломать твой разум, — колдун медленно покачал головой. — Я должен поблагодарить тебя за то, что ты напомнил о существовании иных, менее утонченных путей к познанию.

Зрачки Хаакона расширились, и воин взревел, поняв, что последует дальше. Он продолжал реветь, когда кинжал пронзил шею. Колдун полоснул лезвием по горлу Хаакона прямо под линией челюсти. По каменному столу густо потекла кровь. Хаакон все еще ревел, когда колдун засунул руку в раскрытую рану и вырвал оттуда мягкую белесую железу.

Секунду колдун рассматривал окровавленный кусок мяса. Железа называлась прогеноидной и была источником генетического чуда, создавшего космических десантников. Она хранила память крови лучше, нежели человеческий мозг. Колдун медленно запрокинул голову, открыл рот и проглотил железу. Как и у Хаакона, его разум захлестнули воспоминания, словно кровь, капающая в чистую воду. Он пошатнулся. Затем нашел искомое: воспоминания о минувшем кровавом пиршестве, о теплой плоти из черепа ведьмы. Колдун потянулся разумом и схватил формирующееся воспоминание.

— Тер… — колдун силился произнести слово, которое обретало форму у него в голове. — Терзание, — произнес он и сплюнул густую кровь на пол. Колдун получил то, что требовалось. Это было имя, а имена обладали силой. С ним он мог выследить через эфир их хозяев, и оно еще на шаг приблизит его к своему зверю, своей добыче, как сказал бы Хаакон. Он отправит весть своему повелителю и остальным из Братства Праха. След изгнанника был отчетливым, и они оказались еще ближе к конечной цели.

Хаакон извивался на каменном столе, все еще живой, несмотря на перерезанное горло. Колдун достал меч и посмотрел воину в глаза.

— Спасибо, Хаакон Серый Шторм, — он занес оружие над головой. — Наше братство благодарит тебя, — произнес колдун и опустил меч на шею Хаакона.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Эмиссар судьбы

I
Терзание

«Умоляю, не отнимайте его. Я слаба, но молю, не отнимайте его у меня».

Палуба вздрогнула под ногами Карменты, пока она торопливо бежала по безмолвному «Дитю Титана».

«Я слишком слаба, — думала она. — Я заслужила это, но молю, верните моего ребенка».

Палуба снова содрогнулась. Кармента пошатнулась, приложилась о металлическую стену и сползла на пол. Полированные медные руки мелко задрожали, когда она попыталась подняться на ноги. Палуба дернулась, и женщина вновь растянулась на ней. Какую-то секунду она лежала, следя за данными, которые текли по матовому зеленому дисплею: «Дитя Титана» получал повреждения. Половина внешних отсеков в нижней части корпуса были открыты пустоте. Пожар охватил спинные орудийные палубы. Будь Кармента на мостике, соединенная с кораблем, то могла бы чувствовать каждое повреждение, как будто это было ее собственное тело. Вместо этого она узнавала о боли, которую испытывало «Дитя Титана», через длинный список поступающих данных. И все равно, даже сейчас она испытывала призрачную боль, просто поглощая информацию.

«Он остался один и истекает кровью». На мгновение ей показалось, будто из глаз закапали слезы, вот только она давным-давно их лишилась. Отсоединившись от корабля, Кармента смотрела на мир с помощью линз из ярко-зеленых кристаллов. Текло все больше данных. Вражеский корабль был уже близко, он приближался к ним, будто шакал к раненому зверю.

«Я теряю тебя, — мысли эхом звучали в разуме. — Не следовало оставлять тебя. Прости. Прости. Я слаба. Я заслужила это».

Другая часть ее разума, частичка, которая работала с холодной механической отчужденностью, непрерывно обрабатывала входящие данные. Нападавшие подходили на абордажную дистанцию. Их воины попадут на корабль через двадцать восемь минут.

«Нужно попасть на мостик». Кармента выдвинула со спины механодендриты и стала поочередно вбивать их в стену, пока не сумела подняться. Кибернетические щупальца взвыли, когда женщина выпрямилась во весь рост. По шее текло что-то теплое и влажное. Она подняла медную руку и провела ею по коже. Сенсоры в пальцах определили состав жидкости: кровь и смазка. Кармента потянулась чуть выше и нащупала трещину, идущую вдоль правой щеки из лакированной красной керамики. «Вот, должно быть, как плачет полумашина», — подумалось ей.

Кармента глубоко вдохнула и легкие с мерным пощелкиванием втянули в себя воздух. Старая привычка плоти, признак того, что она устала. Женщина устала, устала бежать, устала от жизни изгоя. Все это было не от хорошей жизни. На своем веку она слишком часто лгала и предавала. Часть Карменты хотела отключиться, позволить кораблю умереть, и ей вместе с ним. Но вместо этого она с гневным рыком отогнала мысль.

«Ты не убьешь нас, — прокричала она сама себе. — Ты не прикончишь нас, только не сегодня. Ты не сможешь отнять его».

Женщина опустила руки и сделала неуверенный шаг. Позвоночник прострелило резкой болью. Кармента чувствовала себя неимоверно уставшей, мысли будто заволокло беспросветной серой тучей. Ей нужно идти, нужно добраться до мостика. Женщине вдруг стало любопытно, где Астреос. Она попробовала вызвать его, но комм-связь вышла из строя. Неважно если враг окажется на борту, четыре космических десантника не сумеют защитить корабль.

Кармента медленно похромала по коридору, волоча за собой по полу потрепанную черную мантию.

Азек Ариман наблюдал с мостика «Кровавого полумесяца», как от корпуса безмолвного корабля откалываются куски остывающей брони. Изображение замерцало на треснувшем экране, а затем резко обрело фокус. Рядом свисали десятки других дисплеев, каждый из которых отображал одинаково неполный вид корабля, к которому они приближались. Мостик освещался только экранами, из-за чего сводчатый зал казался крошечным, будто пещера, сжавшаяся до круга света, который отбрасывал единственный огонек. Фоновый мрак на дисплеях укрывала пелена сизых газовых облаков, разделенных черным разломом, который походил узкий зрачок змеиного глаза. Звезды у его границ сияли режущим светом. Наблюдая за кораблем, Ариман то и дело непроизвольно поглядывал на далекий провал. За бессчетные века его знали под разными названиями, но сохранилось только одно: Око Ужаса.

Корабль, к чьему корпусу еще цеплялись энергии варпа, они совершенно случайно нашли на границе неисследованной системы. Сначала они были осторожны, и дали залп с дальней дистанции по безмолвному кораблю. Ответный огонь по ним не открыли, щиты не активировалась, а двигатели остались по-прежнему холодными. Он был воином, шестикилометровым перстом из гранита и стали. Вдоль бортов и хребта выступали жерла орудийных батарей. Но орудия хранили молчание, как будто корабль потерял волю к борьбе. Он был еще жив — сенсоры «Кровавого полумесяца» видели ярко светящиеся реакторы внутри корпуса. Они дали еще один залп, а затем пошли на сближение. Ответа все не было, и нетерпение изголодавшегося по убийствам Терзания стало нарастать.

Полумеханические звери громко ревели, проходя мимо рабов, прикованных к системам управления кораблем. То там, то здесь космические десантники Терзания собирались у утыканных шипами алтарей из кованого железа. Они звали себя «посвященными», словно поклонение жестокости придавало им некую таинственность. Это были ублюдки в цветах десятков отринутых жизней, неразличимых под отслаивающимися слоями ржавчины и засохшей крови. Всякий раз, когда они двигались в такт с напевом, об их доспехи гремели нанизанные на металлические нити человеческие зубы и фаланги пальцев.

В некоторых местах на палубе скапливалась кровь, и до Аримана доносились крики жертв, которых Терзание насаживало на железные алтари. В нескольких шагах перед собой он увидел одного из посвященных, скалящегося от нетерпения. Вместо зубов изо рта космического десантника торчали железные крючья. Другие посвященные завыли. Когда-то Ариман почувствовал бы отвращение при виде того, во что превратились космические десантники. Но сейчас, наблюдая за ними, он ровным счетом ничего не испытывал. Так уж он сильно отличался от них? Разве он не такой же раб и изменник, как и они?

— Хоркос, — произнесенное слово оторвало Аримана от раздумий. В глубоком, рокочущем голосе сквозило презрение. Он идеально соответствовал владельцу. Подняв глаза, Ариман увидел идущего к нему Гзреля. Каждый шаг властителя Терзания сопровождался щелчками и сипением, его лицо походило на иссохшую кожаную маску, края которой исчезали под воротом красной, цвета ржавчины, брони. Шум на мостике разом усилился, когда Терзание прокричало имя своего повелителя.

За Гзрелем следовала свита. Ему нравилось коллекционировать колдунов, сравнивать и оценивать их, словно драгоценные камни. Там был Ксиатсис в зеркальном шлеме, Коттадарон, тело и доспехи которого срослись настолько, что ему с трудом удавалось передвигаться, и, конечно, Марот. Самозваный прорицатель Терзания тонко улыбнулся, коснувшись содранной кожи на нагруднике. Марот был верховным магистром Гзреля. В прежние времена Ариман наверняка бы расхохотался от самонадеянности титула. Впрочем, в самом Мароте не было ничего забавного.

Ариман опустился на колено, когда Гзрель остановился перед ним. Доспехи заскрежетали и зашипели, подчиняясь велению тела. Они, как и все остальное, подходили той личности, которой он стал. Плечи его укрывали утыканные заклепками наплечники, броню скрывал пятнистый серый табард. На сгибе локтя Ариман держал опаленный до черноты шлем с носом-клювом. Он взял его у еще дымящегося, обгоревшего трупа, и с тех пор не перекрашивал. В Империуме этот тип шлема носил название «Корвус», что означает «ворон». «Черный вороний шлем для воина-падальщика», — подумал Ариман, впервые взяв его в руки. Лишь такой символизм он мог себе позволить, да и то ради того, чтобы не забывать, кем он был и кем стал.

— Я хочу наградить тебя, Хоркос, — из труб на спине Гзреля в такт со словами повалил густой красный пар.

— Мой лорд, — произнес Ариман, не отрывая глаз от палубы. Когда-то перед ним склонялись армии, а к словам прислушивались сами примархи. Но он собственной рукой разрушил это прошлое. Теперь он был лишь блеклой тенью, отбрасываемой яркими воспоминаниями. Поэтому Ариман, бывший главный библиарий Тысячи Сынов, ответил на ложное имя, преклонив колени перед недостойным властителем.

— Вот видите, — сказал Гзрель, и Ариман догадался, что он указывает на него колдунам. — Такой покорный, такой податливый, — краем глаза Ариман заметил, как Гзрель разжал заостренные пальцы. — Мне ведь не удалось так же легко подчинить тебя, Марот?

— Не настолько легко, лорд, — проурчал Марот. Гзрель хохотнул.

«Марот собирается убить его, — подумал Ариман. — Не сейчас, но скоро, он планирует лишить Гзреля жизни, а затем и трона», — Ариман видел намерения прорицателя так же отчетливо, словно тот кричал о них. Но никто из остальных колдунов этого не замечал. Неужели Марот успел вступить с ними в сговор, или они попросту не видели того, что видел Ариман?

— Но не тебя, Хоркос. Ты принимаешь подачки у меня из рук и облизываешь пальцы, — Гзрель остановился и острым пальцем приподнял подбородок Аримана. — Думаешь, меня радует твое смирение? Я считал, ты можешь стать лучше, но нет. Ты — побитая собака среди волков, Хоркос.

— Да, мой лорд, — Ариман не рискнул встретиться взглядом со Гзрелем. Вскоре придется бежать. При Мароте ему не будет иного места, кроме как в виде черепа на доспехах чемпиона. Когда-то он мог бы остановить Марота, отнять Терзание у Гзреля и обучить его всему, что знает сам. Для Аримана это не составило бы труда. Но он не Ариман. Он — Хоркос: грешник, изгой. Ему придется бежать, искать новое укрытие. Он даже не был уверен, обладает ли еще теми силами, которые некогда были такой же его неотъемлемой частью, как плоть. Казалось, часть его души превратилась в пустую оболочку.

«Возможно, поэтому они не видят, кто я на самом деле», — подумал Ариман. Долгие годы он не использовал свои силы на полную мощь, для некоторых это было целой жизнью. Поначалу он просто отрекся от них, но теперь спрашивал себя, не умерли ли они вместе с памятью об Аримане. Он до сих пор чувствовал варп и прикасался к нему, но теперь его сила походила скорее на угольки, оставшиеся от ревущего пламени. — «Они не видят грозную мощь потому, что ее больше нет. Покров слабости скрывает мое прошлое; они видят лишь практически сломленное создание, и их едва ли волнует, кем оно было прежде».

— Но я оставил тебя в живых, — продолжил Гзрель. — Зачем я продолжаю терпеть тебя, Хоркос?

— За мою службу, лорд, — ответил Ариман. Казалось, что даже в замках шлема он чуял вонь падали и железа, которая окутывала его лорда.

— За твою службу, — повторил за ним Гзрель. — А теперь я даю тебе возможность отплатить мне. У нас появилась добыча, а ты поможешь мне поймать ее, — Гзрель замолчал. — Пойдешь в первой волне атаки. Присоединишься к стае Кароза.

Ариман вспомнил Кароза, чемпиона Терзания, который сидел в цепях в одной из камер Марота и бормотал что-то самому себе, не в силах снять доспехи. Марот посеял нечто в душе Кароза, нечто, пожиравшее его изнутри. Ариман бросил взгляд на Марота. Прорицатель улыбнулся в ответ.

«Мне суждено погибнуть в этом бою», — подумал Ариман.

— Великая честь, — добавил Марот. Аура прорицателя была красной от злобы.

— Благодарю, мой лорд.

Гзрель отпустил подбородок Аримана.

— Я дарую эту честь тебе, Хоркос. Отплати мне за доброту, — Гзрель отвернулся и направился сквозь расступающиеся ряды рабов и шум Терзания, подготавливающегося к сражению.

— Я отплачу, мой лорд, — сказал Ариман, но его уже никто не слушал.

— Нужно отыскать ее. Мы в долгу перед ней. Наша клятва все еще в силе, — Астреос поочередно посмотрел на братьев. Они стояли кругом на перекрестке пяти коридоров возле двигательного отсека «Дитя Титана». Свет был настолько тусклым, что Астреос видел остальных трех воинов в виде монохромных статуй, их бронзовые доспехи посерели, а черты и шрамы на лицах превратились в затемненные овраги. Братья взглянули в ответ, их глаза походили на лунно-белесые диски света. Кадин покачал головой и отвел взгляд. Тидиас бесстрастно взирал на Астреоса. Кадар глядел так, словно в последнюю секунду решил промолчать. От Астреоса не укрылось, как рука Тидиаса дернулась к изрытому шрамами керамиту, где некогда на груди расправляла крылья аквила.

«Нарушь одну клятву, и остальные рассыплются следом», — подумал Астреос. Он вспомнил, как эти слова произносил Хадар, их старый капеллан. «Сердца воинов бьются как одно, — говорил он, — либо же раскалываются по кусочку за раз».

Год спустя капеллан погиб в пламени предательства.

«Они потеряны, — подумал Астреос, смотря на последних выживших из своего ордена. — Я не капеллан и не знаю, как вывести их из тьмы».

Он собирался заговорить, но вдруг палуба вздрогнула, и металлические стены зазвенели, словно колокол. С потолка посыпались хлопья ржавчины, придав воздуху железный привкус.

— Наконец-то ведьма убила нас, — прорычал Кадин.

— Еще одно попадание, нижний левый борт, ближе к носу, — заметил Кадар. Тидиас кивнул.

— Залп малой мощности. Похоже, противник проверяет, действительно ли мы так мертвы, как кажемся, — Тидиас на мгновение замолчал. — Они возьмут корабль на абордаж.

Все воины разом посмотрели на Астреоса.

«Они надеются на меня, — подумал он, — но у меня нет ответов». Астреос вполголоса проклял Карменту. Должно быть, техноведьма покинула мостик сразу после выхода из варпа. Она бросила их беззащитными, оставила дрейфовать на границе неизвестной звездной системы. После первого попадания Астреос попытался вызвать ее. На вокс-канале шипела статика, а когда воин потянулся в варп, единственным ответом ему стал смех ветра. Кадин был прав, женщина убила их, и все же они поклялись ей.

— Идем на мостик, — решил Астреос. — Если госпожа жива, она направится туда.

Он надел шлем, и его глаза озарились знакомым свечением тактических данных и сведений об окружающей среде. Воин потянулся за плечо и вынул меч. От прикосновения кристалл в сердце клинка запел у него в разуме. Соединившись с мечом, Астреос ощутил глубокое и привычное безмолвие. «Хоть что-то осталось прежним», — подумал он.

— А если враги выберут мостик главной целью? — спросил Кадар. Астреос снова посмотрел на них. Все они обыденно сжимали болтеры в руках, их лица были скрыты за тупыми носами шлемов. На мгновение воины вспомнили, кем были прежде.

— Тогда мы умрем, не нарушив клятву, брат.

Тридцать воинов Терзания заполнили тесный отсек абордажной торпеды. Ариман чувствовал запах протухшего мяса и пота. Он проверил магазин болтера и закрепил оружие на бедре. Воин поднял глаза. Прикованные к стенам извивающимися кабелями воины Терзания смотрели на него горящими взорами. В пульсирующем красном свете на доспехах некоторых из них блестела черная как смоль кровь. В дальнем конце отсека рычали и грызли железные ошейники и цепи горбатые рабы-звери. Эти звери, крупнее любого космического десантника, были когда-то рабами Терзания, но мутации обезобразили их тела. Жестокость Марота привела к последующим изменениям. По скользкой от пота коже зверей вились неровные татуировки, и Ариману казалось, будто мышцы и кости изменяют форму всякий раз, когда он смотрел на них. От одного вида тварей воин испытывал желание изрешетить их из болтера.

Металлический корпус торпеды заскрипел. Ариман услышал лязг цепей, которые начали подымать их в пусковую шахту. Торпеда зазвенела, словно гонг, когда за ними закрылся люк. Ему стало интересно, переживут ли они краткий перелет через пустоту. На мгновение воину в разум словно проник лучик света, как будто Ариман заглянул в щелку неплотно запертой двери. Но затем усилием воли он захлопнул ее. Все предсказания минувших дней, все постигнутые им знания оказались ложью, которая не принесла ему ничего, кроме пепла.

Ариман моргнул. Он почувствовал, как в варпе нечто огромное сдвинулось с места, словно акула, скользящая в темных водах. Ариман понял, что дрожит. Ему вдруг отчаянно захотелось выбраться из тесной, озаряемой красным светом абордажной торпеды. Ариман оглянулся на остальных воинов Терзания. Они будто застыли посреди движения. Его зазнобило. Вокруг Аримана кричал варп, ревя и беснуясь, будто циклон. Отсек стал покрываться изморозью. Кароз смотрел прямо на него, глазные устройства его рогатого шлема пылали слепящей синевой. Воин Терзания напрягал оковы, сжимая и разжимая руки на древке цепной глефы. Из носа его шлема сочились струйки густой окровавленной слизи.

+ Ариман, + голос казался отдаленным, будто крик, который эхом разносится по пещере из темнейших ее глубин. Ариман почувствовал холод. Он не мог пошевелиться. Отсек погрузился в молчание. Красное освещение перестало пульсировать. Все воины Терзания застыли на месте, за исключением Кароза.

— Кто ты? — спросил Ариман и тут же пожалел о своих словах.

Что-то захохотало голосом Кароза у него в разуме. Сердцебиение Аримана неконтролируемо участилось.

+ Судьба, Ариман, + произнес далекий голос. Свет в глазах Кароза сверкал синевой, словно новорожденное солнце. + Я судьба, которая настигла тебя. +

А затем лишь кромешная тьма и ощущение невесомого скольжения сквозь пустоту.

Абордажная торпеда врезалась в «Дитя Титана» ближе к хребтовой части. Мелтазаряд на ее острие детонировал прямо перед столкновением, превратив броню в расплавленный шлак. Торпеда ударила в образовавшуюся пробоину и вонзилась во внешнюю обшивку, а затем и во внутренности корабля. На секунду перед глазами Аримана все поплыло, уши наполнились визгом разрываемого металла.

«Я судьба, которая настигла тебя», — слова снова и снова звучали у него в голове. Наконец звук стих, и Ариман ухватился за похожие на змеи подвески. В острие торпеды, словно железный цветок, раскрылась штурмовая дверь. Внутрь отсека ворвался дым, когда подвеска втянулась назад в стену. Мутанты хлынули наружу первыми, разметав во все стороны звенья цепей. Они бросились вперед, от поступи когтистых лап задрожала палуба. Кароз и его стая рванулись следом. Воздух наполнило рычание цепных клинков. Ариман замер, пытаясь успокоиться, а затем последовал за ними.

Перед глазами раскинулся зал. Он увидел огромные, обмотанные цепями вороты, тянущиеся к потолку высоко над ними. Торпеда пробила стену зала, разметав по палубе оплавившиеся куски корабельной обшивки. Груды обломков были охвачены пламенем пожара. Всюду валялись трупы и ползущие на сломанных механических ногах сервиторы.

Стая Терзания шла впереди него, стреляя в дым. Ариман последовал за ними, отточенными движениями водя болтером. Силой воли он успокоил тревожные мысли и потянулся чувствами в варп. Как обычно, когда-то простое действие вызвало у него приступ тошноты. Он пустил разум через вентиляционные трубы и коридоры, словно луч света во мглу, создавая вокруг себя образ корабля. Абордажная торпеда попала в цель — они оказались возле мостика, как и предполагалось. Другие торпеды били чуть дальше по корпусу, чтобы остальные силы первой волны углубились внутрь корабля. Ариман вновь вернулся в настоящее.

+ Хоркос, + зазвучали мысли Марота в голове Аримана. + Лорд желает узнать диспозицию твоих сил. +

+ Мы вышли в трех палубах ниже мостика. Упорного сопротивления пока не наблюдается, но ближе к цели оно, вероятно, возрастет. +

+ Выдвигайтесь. +

Ариман застыл на месте, неуверенный, что ему только что померещилось. На мгновение, когда заговорил Марот, в мыслях будто зашептал еще один голос. Ариману показалось, будто он говорил ему повернуть назад.

+ Хоркос! + прикрикнула в его разуме мысль.

+ Будет исполнено, + произнес Ариман. Грубая мысль, сформированная из презрения и отвращения, стала единственным ответом Марота.

Ариману не потребовалось отдавать приказов своим воинам, которые уже пробирались через обломки к видневшимся вдалеке дверям. Он вспомнил, как шепот просил его повернуть назад. Ариман покачал головой и побежал на вой стаи.

Кармента остановилась. Зверь обернулся к ней. Его плечи напряглись, и женщина заметила, как собрались мышцы у него на ребрах. Двери на мостик ждали в противоположном конце полукилометрового коридора. Кармента как раз бежала к ним, когда впереди появился зверь. Создание медленно вышло в центр перехода, позвякивая разорванными цепями.

С того места, где следовало находиться его лицу, на женщину взирала безликая металлическая личина. Шею ему сжимал шипованый железный ошейник. Зверь возвышался над Карментой почти вдвое. Его тело покрывали татуировки, которые постоянно изменяли форму и цвет. У нее плыло перед глазами всякий раз, когда она пыталась рассмотреть их. Зверь задрожал. Карменте показалось, что он вот-вот закричит.

Создание поднесло трясущуюся руку к скрытому под маской лицу. Его ладонь раскрылась с лязганьем заостренных кончиков пальцев. Медленно, почти осторожно, он провел когтистыми пальцами по личине. Глубокие порезы наполнились кровью. Кармента оглянулась и заметила, как в широкий коридор выбегают другие фигуры. Воздух разорвали утробные крики, когда зал озарился оружейным огнем. На палубе у ее ног расцвели взрывы. Женщина почувствовала, как по металлическим конечностям застучали осколки.

Кармента перевела взгляд обратно на зверя. Что-то в ней изменилось. Внезапно она успокоилась, пришла в себя, как будто панике до этого поддался кто-то другой. Вот оно. Наконец-то все закончится. Ей не попасть на мостик. Внутренний голос кричал Карменте бежать, добраться до корабля, добраться до своего ребенка. Часть Карменты проклинала ее за слабость, но женщина продолжала стоять на месте. Казалось, паническое желание воссоединиться с кораблем принадлежало не ей, как будто дверь в ее разуме закрылась от голоса чужих мыслей, заключенных внутри. Слушая крики в своей голове, она чувствовала облегчение из-за того, что все скоро закончится, и она наконец освободится от «Дитя Титана».

Зверь молча кинулся в атаку, но женщине казалось, что она слышит его вопли, пока шаги создания стремительно звенели по металлическому полу.

«Ты погубила нас», — раздался голос в голове Карменты. Ее руки задрожали. Она чувствовала, как нечто внутри понукает ее броситься наутек. Женщина продолжала стоять на месте. «Ты погубила нас обоих», — прокричал голос.

«Нет, — подумала она. — Теперь я стану свободной».

Кармента сделала вдох, чтобы ответить. Ее голос был одним из немногого, что она решила не заменять механическими деталями. Отец говорил ей, что у нее прекрасный голос. Это единственное, что она помнила из его слов.

— Спасибо, — сказала женщина бегущему на нее зверю.

Едва существо достигло Карменты, как в него ударила молния. Она коснулась пальцев зверя и прошла по руке. Зверь пошатнулся, окутанный разрядом настолько ярким, что глазам Карменты пришлось почти полностью затемнить зрение. Кожа зверя пошла волдырями и начала отслаиваться. Металлическая маска засветилась, плоть по ее краям загорелась. Он взмахнул руками, будто пытаясь отогнать рой жалящих насекомых. В тот же момент в него угодили три разрывных снаряда, вырвав из тела куски плоти. Следующая очередь прошила личину и превратила его голову в осколки кости и алый туман. Зверь рухнул на пол и забился в судорогах, вокруг его тела начала растекаться кровь.

Кармента посмотрела туда, где виднелся вход в другой коридор. К ней мчался Астреос, за ним по пятам следовали трое его братьев. Светящиеся кабели и кристаллические ячейки ореолом озаряли его лицо. Изморозь покрывала наплечники доспехов и тянулась по рукам к острию меча. Братья еще стреляли, вгоняя болтерные снаряды в существ, которые приближались с другой стороны. Она заметила следы усталости на его непримечательном лице и капельку крови, запекшуюся в уголке рта. Воин что-то бормотал. Перед ним замерцал полог холодного света. Братья Астреоса замерли в позициях для стрельбы и залили коридор болтерным огнем.

— Беги, — крикнул Астреос. Из-за усталости и напряжения его голос обрел резкие нотки. Кармента посмотрела на него, но воин не сводил глаз со спектрального полога энергии на острие меча и приближающихся врагов за ним.

Она вспомнила лицо Астреоса, когда впервые его увидела: покрытое ледяной коркой, аура стазисного поля полностью обесцветила кожу. Какой-то импульс заставил ее подобрать выживших после кораблекрушения и рискнуть освободить их. Они могли попытаться отнять корабль, но Астреос и трое его братьев вместо этого вознаградили ее клятвой. Кармента никогда не спрашивала, от какой участи они бежали, а воины не нарушали обета. Это обещание оставалось в жизни женщины одним из немногих, которое осталось нерушимым.

— Беги, — повторил Астреос. — За ними следуют другие. Я чувствую их приближение. Если ты не сделаешь что-то, нам не выбраться.

Она хотела сказать, что все кончено и пути назад нет. Но затем в ее глазах зашипели статические помехи, а в разум хлынула орущая волна паники.

«Я не могу погибнуть, — подумала она. — Я не дам нам умереть. Не сейчас».

Вслед за накатившей волной эмоций еще один голос закричал от злости. Кармента уже не слушала его. Она бежала к мостику.

Что-то попало Ариману в плечо и взорвалось. Он падал, в голове нарастал пронзительный вой. Доспехи лязгнули, когда воин рухнул на пол. Системы шлема отключились, оставив его во тьме, наедине со звуком собственного дыхания. По правой руке текла густая липкая кровь. В ухе раздался треск, а затем шум битвы вернулся. Где-то неподалеку кричал Кароз. Прозвучала еще одна очередь и знакомый звук неравномерных разрывов.

«Болтерные снаряды, — Ариман мысленно потянулся и ощутил разумы нападавших, горячие, будто закованное в железо солнце. — Космические десантники, — подумал он. Не Терзание, но разумы космических десантников. — Желание Марота все же исполнится — я здесь умру».

А почему бы не закончить все здесь и сейчас? Он бежал и прятался, падал во тьму в течение целой жизни после своего изгнания, и ради чего? У него не осталось ничего, кроме праха и былых идеалов, а также пустой жизненной оболочки. Ему давным-давно следовало сгинуть.

«Я судьба, которая настигла тебя», — слова эхом разнеслись у него в голове, и Аримана внезапно охватил озноб, как будто воин заглянул в дверной проем и увидел, как на него в ответ смотрят глаза.

Дисплей шлема снова включился, дергаясь от вспышек выстрелов. В уголках экрана загорелись красные иконки повреждений. Ариман поднялся с палубы и посмотрел на гремящий бой. Длинный коридор уводил далеко вперед. Стены и потолок покрывали бронзовые плиты с налетом патины. Сквозь узкие окна высоко над головами тонкими нитями лился звездный свет. Двадцать воинов Терзания и их рабы-звери продвигались к высоким дверям в дальнем конце зала. Огонь освещал их силуэты. Вдалеке он заметил дульные сполохи болтеров. На глазах Аримана пару снарядов изрешетило одного из Терзания. Воин рухнул с расколотым нагрудником, сердца толчками выплескивали кровь наружу.

Из стаи раздался вопль Кароза, и чемпион бросился вперед. За ним по пятам следовали разрывы снарядов, но тот даже не замедлился. От доспехов поднимались черные кольца дыма. Сквозь замки шлема Ариман чувствовал запах железа. За телом мертвого раба-зверя присел космический десантник, ведя огонь по несущемуся вперед чемпиону. Снаряды вырвали из груди Кароза фонтан мяса и обломков брони.

Чемпион не остановился. Космический десантник продолжал стрелять, когда Кароз перепрыгнул труп и нанес удар сверху. Воин отшатнулся в сторону и зубья цепной глефы чемпиона выбили искры из палубы. Кароз истекал кровью, которая дымилась на воздухе. Воин выпрямился, и Ариман увидел, что его изодранные сердца продолжают биться во окровавленной ране в груди. Он рывком сорвал с себя шлем, явив лицо со слишком большим количеством глаз и ртов, чтобы оно могло принадлежать человеку.

Космический десантник медленно отступил назад и, бросив болтер, обнажил клинок. Кароз расхохотался всеми ртами на изменившемся лице и поднял глефу в насмешливом салюте. Космический десантник сделал выпад. Кароз тут же вогнал глефу ему в нагрудник и вдавливал до тех пор, пока зубья не вгрызлись в плоть воина.

Вдруг откуда-то сбоку в Кароза попал луч света. Он был настолько ярким, что опалял сетчатку и разум Аримана. «Психический огонь». Кароз отшатнулся, доспехи вперемешку с кожей закапали на палубу, словно смола. Ариман снова перевел взгляд на космических десантников, раскрыл чувства и увидел то, что ранее упустил из виду. Псайкер, боевой псайкер с настолько сфокусированным разумом, что тот походил на клинок. Как он не заметил его прежде? Воин напомнил ему что-то, что он давно потерял. Что-то должно случиться, то, что он чувствовал, давило на разум, даже когда Ариман старался оградиться от ощущений. Он двинулся вперед.

Стая Кароза ринулась вслед за чемпионом. Псайкер, который вышел против Кароза, выхватил клинок и разрубил того от горла до таза. Ариман мог ощутить удар: холодный ветер и прогорклое железо. Посвященный Терзания упал. Два оставшихся космических десантника обступили псайкера, стреляя по приближающейся стае. Еще двое из Терзания рухнули на палубу. Ариман был в дюжине шагов за ними. Он ощутил нарастающее биение в варпе, будто оживало чудовищное сердце.

А затем Кароз поднялся. Он встал с пола, словно кукла на ниточках. С его тела густыми ручейками стекала черная жидкость. В остатках обугленной головы распахнулся рот. Он ухмыльнулся, открыв ряд игольчатых зубов. В разверзнутой ране на груди извивалось что-то розовое и покрытое плесенью. Посреди пульсирующего сердца распахнулся глаз. Его зрачок сиял синевой полуденного неба.

Существо, которое было Карозом, взревело, и по всему его телу раскрылась тысяча ртов и глаз. Тень воина начала расти, пожирая слабый звездный свет, когда тело потянулось к потолку. Ариман ощутил, как размываются физические очертания коридора, будто исчезая за ревущим пламенем. Он увидел, как кровь на палубе затягивает коркой инея. Некоторые воины Терзания еще бежали, но многие падали на палубу, дергаясь в судорогах. Затем, не успев издать ни звука, все они исчезли в тени. Демон, который вселился в Кароза, стал вырисовываться все отчетливее. Свет псайкерского меча угас, будто задутая свеча. Ариман увидел лицо псайкера, бледное, окруженное психическим капюшоном. Воин продолжал крепко сжимать отключившийся меч.

Демон повернулся к Ариману и посмотрел на него тысячью пар глаз.

— Ариман, — произнес он, одновременно шепча и смеясь.

«Нет», — прокричал голос у него в разуме. Но он стих, когда его пронзила волна силы, неся с собою разноцветные воспоминания. Ариман почувствовал пыль равнины под Башней Магнуса, увидел своих братьев в тысяче вспышек прозрения: их плоть вырывалась из доспехов, тела растекались и затвердевали, словно в ночном кошмаре. Он увидел Ормузда, своего настоящего брата, давным-давно умершего. Затем воин увидел лицо, ему незнакомое, лицо с рогатым шлемом и глазами, горящим, словно умирающие звезды.

Ариман поднял руку, на ее пальцах танцевал свет. Его разум поднялся по узорам, которые он так тщился забыть.

Демон потянулся к Ариману.

+ Нет, + из руки Аримана вырвался язык белого пламени. На границах огня, словно взмахи крыльев, полыхнули мертвые слова и оккультные формулы. Они пронзили демона яркой стрелой. Существо пошатнулось, а затем пламя перекинулось на его окутанное тенями тело. Демон завопил и закричал голосами из воспоминаний Аримана: Ормузда, Лемюэля, Амона. Крики становились громче и громче, покуда тень не рассеялась со звуком, похожим на хохот ветра, завывающего на пыльной равнине.

II
«Дитя Титана»

Ариман почуял, что они сделали с пленником, прежде чем увидел своими глазами. Едва открылась дверь камеры, в нос ударил запах крови и сырого мяса. Они подвесили пленника за кожу. Свет обвитой проводами лампы придавал его болтающемуся телу желтоватый оттенок. Ржавые крючья пронзали ему спину, а кожа на руках была содрана до локтей. Обнаженная плоть сочилась бледной жидкостью, пытаясь исцелиться. Когда Ариман вошел в камеру, на него уставился затекший кровью глаз. Второй глаз ему вынули. По правой щеке из пустой глазницы текла кровь, еще две раны заживали на лбу пленника. Ариман заметил два металлических штифта, блестящих на грязном полу.

Гзрель передал пленника и его братьев Мароту. Прорицатель явно решил сломить тело космического десантника, прежде чем взяться за его дух. Нет сомнения, теперь кожа с рук пленника висела на доспехах Марота.

— Зачем пришел? — хрипло прорычал пленник. Ариман какое-то время молчал. Зачем он пришел? Гзрелю не очень хотелось, чтобы Ариман приближался к его последнему трофею, но Ариман настоял, и Гзрель уступил. Ему потребовалось пойти на ухищрение, которое было сопряжено с опасностью. Почему он так рискнул? Наверное, чтобы узнать, что пленник помнил о бое. Но теперь, рассматривая искалеченное и окровавленное лицо космического десантника, он спросил себя, был ли в его действиях иной мотив.

— Что ты помнишь? — задал вопрос Ариман. После появления демона к ним подтянулись Гзрель и остальное Терзание. Некоторые выжившие из стаи Кароза рассказывали о тени, похитившей чемпиона, и об огне, который изгнал ее. Гзрель предположил, что демона сжег пленник. Это деяние впечатлило повелителя Терзания, поэтому он решил сохранить жизнь ему и братьям. Он попросил космических десантников преклониться перед ним, но они остались стоять. Из-за отказа пленник и оказался в камере и лишился глаза.

Пленник скривился, на окровавленном лице блеснули белые зубы.

— Я помню смерть брата. Помню, как разорвалась его грудь. Помню вонь варпа. Помню тень, — Ариман заметил в глазах пленника блеск — его аура сверкала от ярости, гнева и силы, заключенных под изодранной волей. — Я помню, колдун.

Ариман кивнул.

«Он знает, — подумал Ариман. — Он видел и знает, кто я на самом деле».

Ариман пришел безоружным, но это не помешает ему заставить пленника замолчать. Его пальцы сжались, и Ариман ощутил, как мысль отыскала свой отголосок в варпе. Нет, подумал воин. Разум расслабился, и варп успокоился.

— Мой лорд желает, чтобы ты служил ему. Он чувствует в тебе большую силу.

— Ты ради этого сюда пришел, колдун? — и вновь Ариман ощутил ненависть в его словах.

— Я служу своему лорду, — произнес Ариман. — Ты псайкер, обученный, чтобы сражаться и нести разрушение. Он любит, чтобы псайкеры присягали ему на верность, а ты его заинтриговал.

Пленник напряг обнаженные мышцы, так что сковывавшие его цепи зазвенели. Там, где крючья пробили кожу, закапала свежая кровь.

— Твой лорд — раб лжи и гордыни, — вместе со словами у него изо рта потекла красная слюна. — Моя клятва принадлежит мне одному, и я никому не отдам ее.

— Бывают вещи и похуже.

— Думаешь? Для тебя — возможно, колдун. Ты боишься правды, мне даже не нужно смотреть тебе в лицо или слышать признание. Я же не боюсь правды, хотя она и убьет меня.

«Слова, которые раньше я и сам бы произнес», — подумал Ариман. — Но ты пока жив.

Из пленника вырвался тяжелый смех, от которого залязгали цепи.

— Да, я жив. Благодаря твоей лжи. Ты ждешь благодарности?

Ариман промолчал, а затем потянулся и снял шлем. Синие глаза на гладком, оливкового цвета лице встретились с уцелевшим оком пленника и опустевшей глазницей.

— Мой лорд считает тебя сильным, и это действительно так, — наконец сказал Ариман. Без шлема его голос звучал мягко и гулко.

— Я не предатель, и не стану служить твоему лорду.

— Ты не предатель, но это корабль изгнанников, — заметил Ариман, — а на тебе метка того, кому уже приходилось нарушать клятвы.

Конечно, на первый взгляд «Дитя Титана» не походил на корабль отступников, как «Кровавый полумесяц», но его также нельзя было отнести и к кораблям лоялистов.

— Я не нарушал клятв.

— Но ты здесь, изгой Империума, который создал тебя. Разве есть разница? — спросил Ариман. Пленник сплюнул, и окровавленная слюна зашипела, разъедая металлический пол.

— Для тебя, колдун, возможно, нет, — пленник уронил голову на грудь и закрыл глаз. Ариман кивнул — большего он от него не добьется. Воин развернулся и направился к двери камеры, подняв руку, чтобы постучать в окованную железом дверь, но внезапно остановился и оглянулся.

— Мне жаль твоего брата, — произнес Ариман. — Но двое других живы, хотя как долго это продлится, я сказать не могу.

Пленник поднял взгляд. Ариман заметил, как его стальная аура на мгновение смазалась, прежде чем вновь обрести твердость алмаза. Пленник едва заметно кивнул.

— Как тебя звать, колдун?

Ариман посмотрел на черный шлем в руке. Возможно, еще остались те, кто помнил его имя, но он больше не был Ариманом, и уже никогда не станет им снова.

— Я — Хоркос, — ответил он.

Пленник рассмеялся, но его смех оборвался хриплым кашлем.

— Очередная ложь. Не волнуйся. Ты спас мне жизнь. Лучше бы у меня не было такого долга, но я буду чтить его, и не раскрою твою ложь, — пленник остановился и глубоко вдохнул. — Меня зовут Астреос, и я возлагаю свое молчание на твою совесть.

Ариман молча вышел, оставив пленника висеть в полумраке.

Терзание превращало «Дитя Титана» в свою собственность. Путь Аримана обратно в покои занимал почти всю шестикилометровую длину корабля. На каждом шагу и повороте он видел все новые признаки того, как клыки Терзания глубже впиваются в беззащитный корабль. Они тщетно пытались пробудить системы «Дитя Титана», но это не помешало завладеть его душой. Стаи сервиторов и выпоротых рабов счищали следы бойни, оставшиеся после боя, но лишь для того, чтобы Терзание могло заменить их другими. В воздухе висел густой запах подгоревшей плоти и гари. На открытых палубах и в широких коридорах Ариман наталкивался на стаи Терзания, собравшихся вокруг жаровен и сваленных в кучу горящих трупов. В кострах горела плоть, и Терзание завывало подле них, пока кипели жир и кожа и грязными клубами разносился дым. Воины утробно выкрикивали и проливали на палубу черную жидкость.

Ариман обходил кричащие стаи на границе света от костров, стараясь не слушать вопли и не смотреть на силуэты, которые извивались среди дыма. То и дело ему приходилось сворачивать в сторону, избегая ангаров и трюмов, где собиралось Терзание. Он хотел очистить разум, обдумать беседу с Астреосом, осознать туманные выводы и опасения, которые собирались на задворках разума. Ментальные дисциплины, которые некогда были его неотъемлемой частью, помогали сохранять ясность разума, но больше Ариман не мог пользоваться подобным инструментом. Ему придется искать тихое место, и там он, возможно, обретет покой.

Покой ускользал от него. Даже в боковых коридорах и переходах в глаза бросались признаки изменяющейся участи «Дитя Титана». Казалось, на нем не было по-настоящему живого человеческого экипажа, одни только сервиторы, и Терзание помечало всех, кто ему встречался на пути. Те, у кого остались человеческие лица, были освежеваны, и теперь скалились Ариману влажными черепами, покрытыми мышцами и сухожилиями. Тем, у кого не было настоящих лиц, приколачивали кожу к визорам так, что их глаза-сенсоры смотрели через растянутые прорези для глаз и зияющие рты. Терзание привело с собой рабов с «Кровавого полумесяца», которые брели длинными вереницами, истекая гноем из ран на посеревшей коже. Большая часть рабов трудилась на «Кровавом полумесяце» всю жизнь. Ютящиеся в тесных отсеках, дышащие грязным, спертым воздухом и не видевшие настоящего солнечного света, они существовали, только чтобы работать. Жалкая участь, которая не станет легче на «Дите Титана». Мутанты-надзиратели уже расхаживали по переходам и нижним палубам, их покрытые вмятинами доспехи блестели от крови и были драпированы кожей тех, кто каким-то образом провинился перед их хозяевами.

Ариман видел подобное множество раз, как будто существовало ограниченное количество вариантов для расправы. Не единожды он убеждался в этой истине, становясь свидетелем тому, какая участь ждала не устоявших перед силами варпа. Самые низкие и примитивные создания всегда всплывали первыми и становились самыми сильными, будто нечистоты, вскипающие в раскаленном добела плавильном тигле.

«А что насчет меня? — подумал Ариман, торопливо шагая по украшенному колоннами отсеку. Здесь также горели костры и разносились песнопения. — Я пал так же низко, как и эти отбросы, может даже ниже — как я могу считать себя неизменившимся? Я ничем не лучше, чем они — их души поглощены яростью, а моя — гордынею. Мы одинаковы, отличались только пути нашего падения».

— Понравилась моя работа? — проурчал голос из теней. Ариман остановился. Задумавшись, он перестал смотреть, куда идет. Из-за обитой металлом колонны вышел Марот. Прорицатель довольно скалился, но никто в здравом уме не назвал бы это улыбкой. Одна его рука покоилась на навершии меча в ножнах, другой же играл четками с человеческими бабками. Костяшки тихо щелкали по бронированной перчатке. Ариман чувствовал в нем силу, прогорклую и насыщенную, словно дыхание демона.

— Твоя работа? — переспросил Ариман, хотя знал, что речь идет об Астреосе. Прорицатель улыбнулся, и продолжил щелкать костяшками.

— Я съел глаз, — объяснил он. — Ты знал, Хоркос, что когда-то считалось, будто если съесть глаз, можно обрести мудрость? — прорицатель пожал плечами, и наброшенная на плечи выдубленная кожа растянулась. — Поглядим, так ли это. Возможно, тебе захочется попробовать другой его глаз?

Ариман хранил молчание, почтительно склонив голову.

«Поедание глаза не дарует мудрость, глупец, — подумал он. — Ее обретает тот, кто отдает дар, а не принимает его».

— Что же касается остальных пленников… Если они не склонятся перед нами, посмотрим, что даст поедание чего-то большего, нежели просто глаз.

«Когда-то я бы открыл тебе все глубины твоего невежества», — разгневанно подумал Ариман, и ему пришлось приложить усилие, чтобы подавить злую мысль. Он был Хоркосом, клятвопреступником, смиреннейшим из отступников; у него не могло быть подобных мыслей.

— Да, повелитель, — ответил он. Марот хохотнул, и звук этот походил на шелест высохшей чешуи.

— Хорошо. Пошли со мной. Я хочу, чтобы ты оценил кое-что еще.

Аримана окутывала тьма, пока он следовал за Маротом. Спустя несколько минут Ариману удалось определить, что они идут в сторону внешней обшивки — коридоры становились все уже и холоднее, а противовзрывные двери все толще. В конечном итоге разреженный воздух уступил место вакууму, и им пришлось надеть шлемы. На таких кораблях, как «Дитя Титана», некоторые отсеки нарочно оставляли без обогрева и воздуха. Словно слои омертвелой кожи, эти холодные от касания пустоты секции обеспечивали защиту против повреждений и не нуждались в энергии.

Казалось, они шли по темному коридору по направлению к запертой двери, от которой у Аримана пощипывало кожу, а в воздухе внутри шлема витал невозможный здесь привкус меди. Он остановился, не сводя глаз с двери перед собой. За ней что-то находилось, что-то, излучающее злобу и голод, словно жар из домны.

— Ты чувствуешь? — спросил Марот, повернувшись к Ариману. Личина шлема Марота была изготовлена в виде пасти гончей, глаза которой зловеще пылали в сумраке. Ариман не сомневался, что за оскалом гончей Марот улыбался.

— Что там? — не шевельнувшись, спросил Ариман. Он начал огораживать свой разум, укрепляя дух пассивными слоями защиты.

— Войди и увидишь, — произнес Марот и шагнул к двери. Она была небольшой, усиленной толстыми металлическими балками. В красном свечении глаз Марота поверхность двери ярко переливалась. Ее покрывали выведенные грязью отметины: глаза, спирали, зубчатые буквы и крючковатые строчки, скрытые под темной замерзшей влагой. Для Аримана они были не больше, чем детскими каракулями. Марот протянул руку, активировал замок и открыл дверь.

За дверью царила тьма столь кромешная, что она казалась провалом в небытие. Ариман почувствовал запах гниющей плоти и застоявшейся воды, аромат лез ему в рот и нос, хотя в отсеке не было воздуха, который бы мог разносить его. Марот взглянул на него, призывно махнул рукой и шагнул внутрь. Ариман остался на месте. Все его естество кричало бежать, отвернуться от ждущей двери, но он не мог, ему нужно было войти. Марот не позволит ему выйти. Он сделал шаг и вошел в отсек.

Мрак. Секунду он не видел ничего, кроме пульсирующих на границе дисплея шлема иконок. Затем возникли очертания, озаряемые блеклым светом, хотя света здесь не было. Ариман заметил Марота, лицо прорицателя повернулось к нему, его глаза превратились в гаснущие угли на железной морде гончей. Другой силуэт парил в воздухе, его растянутые конечности крепились переплетением цепей к невидимым стенам. Тело прикрывали какие-то лоскуты, хотя Ариман все равно сумел разглядеть огромные мышцы и безошибочно узнаваемую фигуру космического десантника. Кожа на его руках была мертвенно-бледной и лишенной волос. Грудь покрывали грубые швы, скрывавшие рваную рану в мышцах и костях. Со штифтом на мясе свисали куски кожи с выжженными на них отметками, при взгляде на которые те начинали извиваться. Ариман ощутил во рту привкус желчи. Замерзшая фигура взирала на него черными провалами, где следовало находиться глазам.

— Разве не великолепно? — спросил Марот, его голос искажался шипением статики. Существо повернуло голову и уставилось пустыми глазами на прорицателя.

«Беги. Беги, глупец», — закричало нечто-то в голове у Аримана. Рот существа растянулся в широком оскале, открыв слишком много зубов. Черный язык облизал сверкающие игольно-острые зубы. Создание зашипело: звук, который невозможно издать в лишенном воздуха отсеке.

— Космический десантник, убитый Карозом, — выдохнул Ариман.

— Полагаю, его зовут Кадар. Да. Его тяжело ранило, но нить жизни еще не оборвалась, когда оно попало ко мне. Очень сильное существо, — Марот одобрительно кивнул. — Почти мертвая плоть служит отличным сосудом.

Ариман видел его — космический десантник походил на рукав из плоти, его душу отсекли, а тело превратили в кожаную маску. В скорлупе свернулся демон с черной как ночь сущностью, источая голод и злобу. Он был лишен разума и состоял из чистого инстинкта и устремления. Оковы, которые наложил на него Марот, удерживали создание в теле, словно насекомое на столе. Ариман неверно оценил прорицателя — он был невежественным и грубым, но приобрел и использовал многие познания, которые, как считал Ариман, Мароту не под силу постичь. Результатом же его трудов стало чудовище.

Ариман отвернулся от существа и заметил на себе взгляд Марота.

— Оно мое, и повинуется только мне, — произнес он.

«Он хотел, чтобы я увидел это, — подумал Ариман, — увидел силы, которыми он повелевает. Недостаточно того, что Марот управляет ими — другие должны узреть их и затрепетать, — он опустился на колено, зная, что этого от него ждут. Существо над ним зашипело. — Он воспользуется новым оружием, чтобы уничтожить Гзреля и прибрать Терзание себе. Неужели он привел меня сюда, чтобы испытать его мощь? Я стану первой жертвой?»

Марот дал Ариману еще какое-то время простоять на коленях.

— Поднимись, Хоркос.

Ариман встал и посмотрел Мароту в глаза.

«Нет, — подумал он. — Я его первый союзник».

— Теперь ты понимаешь, — произнес Марот и развернулся к двери. Ариман последовал за ним, чувствуя на себе пустой взгляд существа.

Ариман в одиночестве вернулся в новые покои. Гзрель отвел ему отдельное место, но оно было в равной мере и оскорблением, и наградой за службу. Одновременно огромное и тесное, оно было скорее не комнатой, а пустотой в структуре корабля. Одна стена исчезала во мраке над головой, покрытая заклепками и следами спайки. Другие стены сходились с ней под разными углами и на разной высоте. Через зал бежали трубы, как будто спешили к другим, более важным отсекам. Некоторые в высоту не уступали человеческому росту, другие были не толще пальца — они пучками вились по палубе и заполняли свободное пространство, словно лианы. Густой маслянистый дым поднимался от огней, которые Ариман разжег в чашах с машинным маслом. Отсек провонял запахом теплого металла, масляного дыма и затхлого воздуха. Пол был покрыт толстым слоем серой гари и пыли, приглушающим его шаги, пока он шел к круглому люку.

Ариман поднял глаза и вгляделся в сумрак за переплетением труб. Воздух, охладительная жидкость, топливо, вода и стоки, все проходило через эту всеми забытую дыру в корабле, который протянулся на шесть километров и мог вместить тридцать тысяч душ. Он находился в сердце корабля, но в самой заброшенной его части. Это должно было символизировать его место в Терзании, но сам он находил изоляцию почти приятной.

Ариман закрыл люк и отвернулся, в его движениях чувствовалась небольшая усталость. У него болела голова, присутствие скованного существа походило на ссадину в разуме. Он вспомнил об Астреосе, и ему стало интересно, станет ли тот хранить молчание?

Если он расскажет обо всем Гзрелю… лорд Терзания не поверит ему.

Возможно.

Лучше было заставить его замолчать.

Он снова покачал головой. Ему следовало подумать, все хорошо обдумать и вспомнить.

Ариман начал тихо произносить формулы, чувствуя, как знакомые звуки резонируют у него в разуме, и ощущая слабые сдвиги в эфире. Шепча, он не переставал ходить, каждым шагом выводя спиральные узоры. Он уже расположил лампы в нужных местах и зажег их, дабы подготовить путь. Всякий, кто посмотрел бы на них, не понял бы их значения. Узор, формируемый им, шаги и сосредоточенность разума создавали структуру в варпе, которая скроет комнату от всякого рода наблюдения. Ритуал строился на старых воспоминаниях, которые Ариман давным-давно оградил, но ему требовалось уединение.

Воздух стал густым, насыщенным — комната поплыла перед глазами, и он услышал звук, похожий на шорох песка по сухому камню. Затем, сделав последний шаг и произнеся последнее слово, комната резко приобрела четкость, и на нее опустилось безмолвие.

Он кивнул, как бы убеждая сам себя, и повернулся к запертому сундуку, который стоял в углу. В нос ударил аромат праха, стоило Ариману открыть заглубленный металлический диск. Внутри лежала белая ткань, накинутая поверх крупных предметов, очертания которых терялись под материей, словно здания в густом снегу. Ариман стянул ткань и посмотрел на то, что покоилось под ней.

Предметов было немного. Любой, кто посмотрел бы на них, принял бы их за старые безделушки, взятые с поля боя или из сожженного храма. Там находился жезл с серповидным наконечником с почерневшей, вздувшейся поверхностью и сломанной рукоятью; резной скарабей размером с человеческую руку, полированный камень растрескался и истерся; фрагмент из полированного металла в форме дубового листа. Рядом с ними лежал шлем, личина которого взирала на Аримана пустыми глазницами. Он был красным. От глаз до подбородка протянулась пластина из потускневшей бронзы, формируя похожую на плуг маску с двумя кристаллически-красными линзами. Под левыми глазом, будто следы от слез, пролегли плавные линии из черного лака. Изо лба поднимался раздвоенный бронзовый гребень. Шлем был грязным и помятым, словно его после боя оставили тускнеть под слоем пыли.

Ариман быстро взглянул на личину шлема, а затем потянулся и достал его из сундука. Он поднял его, уставившись в затянутые грязью линзы. Много раз Ариман спрашивал себя, зачем хранит его вместе с остальным мусором из прошлой жизни. Это было рискованно: еще могли остаться те, кто помнил Тысячу Сынов, кто мог узнать шлем, скарабея и сломанный жезл. Могли остаться даже те, кто вспомнит имя Аримана. Но это служило скорее напоминанием о том, кем он когда-то был и что натворил.

Конечно, это и было причиной, почему он продолжал хранить все эти предметы.

Он был не просто изгнанником, он предал и разрушил все, что составляло смысл его существования. Легион Тысячи Сынов нарушил указ Императора о запрете использования психических сил. Они пошли на это, думая, будто служат Империуму, создавшему их, и за этот проступок сожгли их родной мир. Немногим посчастливилось выжить, выдернутым из бушующего ада волей примарха, Магнуса Красного. Но спасла их сила демонов, и мир, в который они попали, находился в глубинах Ока Ужаса. На этой пыльной планете реальность и сила варпа смазывались и размывались. Граница между желаемым и истинным стерлась. Магнус, возвысившись до чего-то большего, нежели смертное существо, назвал их новый дом Планетой Колдунов. Оккультные силы Тысячи Сынов несказанно возросли, но с ними пришли также мутации и разложение плоти.

Тысяча Сынов стали превращаться в нечеловеческих существ, из-за варпа нестабильность их генетического наследия обрела новую силу. Доспехи сливались с плотью, моргавшую лишенными век глазами. Конечности превращались в когти или бескостные щупальца. Отточенные разумы становились горнилами безумия, которые кипели от штормов, созданных снами наяву. Некоторые видели в этом благословение, дар обитавших в варпе Великих Сил или очередную ступень на пути эволюции в полубогов. Ариман же видел в изменении то, чем оно было на самом деле: медленную гибель всего, чем они являлись, и отрицание того, кем они стремились стать.

В освещаемой пламенем комнате Ариман видел своих братьев по легиону так отчетливо, как будто они стояли перед ним. Он пытался спасти их, нашел других, и те согласились, что их легион оказался на грани уничтожения. Вместе они создали кабал и начали свою работу, подальше от глаза Магнуса. В число заговорщиков входили самые могущественные псайкеры из легиона колдунов. Их целью было, как обычно в случае Тысячи Сынов, изгнать тьму с помощью знаний. Под руководством Аримана они создали лекарство от мутаций, которые пожирали их легион. Они назвали его Рубрикой.

«Рубрика, — мысленно прокрутил он слово. — Монумент гордыне».

Он верил, что это сработает, что Рубрика прекратит изменения, уничтожавшая его легион. Но вместо этого он собственноручно убил своих братьев. Некоторые выжили. Другие превратились в духов и горстки праха, заключенных в доспехи, не более чем автоматы, отголоски, дабы напоминать ему о неудаче. Они стали Рубрикой. Магнус изгнал Аримана и его кабал с Планеты Колдунов. С того момента он перестал быть одним из Тысячи Сынов, перестал быть Азеком Ариманом. Он стал никем, призраком, доживающим свое наказание на окраинах ада.

С тех пор он не видел братьев, хотя слышал истории о колдунах и полководцах, которые могли быть только воинами Тысячи Сынов. Ариман знал лишь одного, кто еще мог оставаться в живых, да и то в самом общем смысле. Он мог оказаться последним, остальные же пали в бою, либо погибли от безумия, или еще хуже. Взглянув на личину пыльного шлема, Ариман вздрогнул. Однажды он умрет, и время окончательно похоронит память о нем.

«Нет, — он вспомнил о демоне, который произнес его имя. — Нет. Я пока не свободен. Кто-то помнит о моем существовании. Спустя все это время кто-то идет за мной».

Ариман затаил дыхание. Кожу под доспехами защипало от холода. Шлем из руки упал назад в сундук, и воин поднялся. Кто-то приближался. Хотя варп и застыл в неподвижности, он знал это. Уверенность походила на прикосновение руки к спине в кромешном мраке. Что-то отыскало его посреди океана варпа. Оно шло за ним. Ариман подумал о Планете Колдунов, о свете девятого солнца, льющемся на его открытые гримуары, о присутствии за спиной того, кому не следовало там находиться. В уме обрело очертания воспоминание.

«Нет, только не это», — подумал он, и мысль превратила его дыхание в холодный пар. Кончики пальцев покрылись инеем.

«Я судьба, которая настигла тебя», — Ариман встрепенулся и огляделся. Его взгляд заметался между переплетением труб и извивающимися тенями, которые отбрасывали костры. Ничего.

— Говори, — его голос дрогнул, необъятная комната будто проглотила слово. — Узами, кои сковывают это место, я приказывают тебе говорить.

Молчание.

Пламя встрепенулось и потускнело. Звук корабля, так похожий на сердцебиение, громче застучал в ушах. Ариман отступил назад. Он забормотал, фразы слетали из его уст, извлекаемые из самых глубин памяти. Все мысли о прошлом, искуплении и наказании исчезли. Его охватил инстинкт более древний, нежели любая легенда или знание, инстинкт человека, оказавшегося в лесу наедине с тьмой и волчьим воем.

Ручка на круглом люке начала крутиться. Воин услышал, как что-то скребется по металлу.

«Дайте мне вернуться к праху, — подумал он. — Дайте мне уйти на дно и исчезнуть. Пусть это станет моей судьбой, — но в разуме у него раздался еще один голос, отчетливый и циничный. — Но ты упорно продолжаешь цепляться за жизнь. Разве тебе не любопытно, почему?»

Ручка еще вращалась. Люк начал открываться, скрежеща на несмазанных петлях. Его руки оставались неподвижными, вокруг него бурлили посаженные на цепь бури эфирной энергии, лишь ждущие момента, когда их спустят.

— Ты тот, кого зовут Хоркос? — голос принадлежал женщине и доносился из щели в потрескавшейся маске, покрытой красным лаком. Ариман молчал, наблюдая за тем, как в отсек через люк вошла фигура. Она была высокой и двигалась с плавной грацией, которая напоминала ему пару кронциркулей, чертящих дуги на пергаменте. Ее тело скрывала рваная черная мантия с капюшоном, которая волочилась за ней по палубе. Выходящие у нее из спины механодендриты отпустили внешнюю ручку люка и втянулись обратно, словно змеи с металлической чешуей. На месте глаз у женщины оказалась светящаяся зеленая аугметика.

— Меня отправил твой повелитель, — сказала она, и от Аримана не укрылась горечь в ее словах. Он не двигался. Тело и форма не сковывали тех, кто познал таинства варпа или существ, им порожденным. — Он послал за тобой.

Женщина шагнула ближе, и тогда воин понял, что она не носила маску — растрескавшийся красный лак и был ее лицом. Еще он увидел у нее на шее железный ошейник. По его поверхности бежали неровные руны, чьи очертания размывались подсохшей в углублениях кровью. Это был рабский ошейник, застегнутый у нее на шее, пока был раскаленным. Руны явно были делом рук Марота, грубыми проводниками боли и обуздания. Ариман коснулся женщины своим разумом, ощутив резкие линии вживленной логики и кипящий под ними гнев.

— Меня отправили за тобой, — сказала она. В ее словах чувствовался вызов. Она не склонится так легко перед Терзанием. В ее голосе присутствовала властность, из-за которой Ариману померещилось презрение в ее искусственном взгляде. Но она не была техножрицей Марса, это он мог сказать с первого взгляда. Женщина была кем-то еще, очередным изгоем или отступником. Ариман собрал воедино обрывочные сведения, и догадался, кем она была, по крайней мере частично.

— Ты — техножрец, Кармента. Этот корабль принадлежал тебе, верно? — женщина не ответила. Механодендриты у нее на спине дернулись, словно отвечая на быстро подавленный импульс. — Тебе следует быть осторожной, — продолжил Ариман и присел, чтобы закрыть сундук. — Гзрель не любит гордецов, которые не служат ему. Ему по душе сломленные и послушные рабы.

— Тогда понятно, почему ты до сих пор жив, — она чуть не рассмеялась, но Ариман в ответ лишь покачал головой и поднял черный шлем. Большинство людей взирали на космических десантников со смесью трепета и страха, но она не выказывала ничего подобного. Для созданий вроде Гзреля и его Терзания любое иное поведение было опасным. Она либо научится, либо умрет.

— Ты знаешь, почему он зовет меня? — спросил воин, направившись к открытому люку.

— Нас засек еще один корабль, — ответила она. Ариман чуть не остановился от удивления. Если корабль прибыл из варпа, он должен был ощутить психическую волну, которую тот гнал перед собой, прорываясь обратно в реальность. Но не было ни сигнала тревоги, ни дрожи «Дитя Титана», который открывал огонь. Когда корабли встречались в здешних регионах, исход всегда решался кровью.

Кармента прервала молчание, словно частично почувствовав его незаданные вопросы.

— Это военный корабль, — произнесла она.

«Наверное, Гзрель нервничает», — подумал он. Терзание все еще пыталось пробудить «Дитя Титана», несмотря на то, что пленило его бывшую госпожу, а «Кровавый полумесяц» скорее был вором-падальщиком, нежели воином. Гзрель не станет рисковать трофеем в бою, в котором может не победить.

— Корабль поприветствовал нас и сообщил, что отправит эмиссара для переговоров с вашим лордом, — продолжила Кармента.

— Они хотят просто поговорить с нами?

— Они сказали, что ищут что-то и готовы щедро вознаградить за помощь, — Аримана внезапно зазнобило, но он не знал, почему.

— Он вызвал нас обсудить разумность принятия эмиссара? — спросил он, перешагнув люк следом за Карментой. Она издала низкий звук, который мог бы сойти за смех.

— Нет. Твой лорд согласился. Эмиссар уже тут.

На мгновение Ариману почудился хохот, угасающий в сумраке отсека, прежде чем люк с лязгом захлопнулся.

III
Визит

Аримана уже ждали. Гзрель решил встретить эмиссара в высоком сводчатом зале на выступающей палубе мостика «Дитя Титана». Когда-то это мог быть форум или палата собраний, но Терзание превратило его в тронный зал. У стен горели свечи из топленого человеческого жира, растекаясь озерцами по черному каменному полу. Они давали шипящий дымный свет, воняющий горелым мясом. С потолка на крючьях и ржавых цепях свисали мертвецы: ссохшиеся трупы, с натянувшейся на скалящихся черепах кожей; отрубленные головы, покрытые запекшейся кровью и мухами; бледные туловища, чьи конечности и головы отсекли точными ударами. На палубе красовался вырубленный в камне символ чаши с клыкастым ободом. В дальнем конце зала возвышался трон. Он стоял на ступенях из черного железа, в прошлом командное кресло имперского военного корабля, но теперь все его системы демонтировали, а металлический каркас задрапировали кожей представителей десятка инопланетных существ. Их же черепа были сложены на помосте возле трона, письмена и таинственные узоры покрывали пожелтевшие от времени черепные коробки.

Ариман вошел через боковую дверь, и Гзрель когтистым пальцем указал на место у подножья трона. Лорд нервничал, и напряжение висело в воздухе, словно статика перед началом шторма.

— Входи и становись возле нас, Хоркос, — прорычал Гзрель, и его доспехи изрыгнули дымные клубы. Остальные уже были в сборе. Ксиатсис и Коттадарон стояли на ступеньку ниже Гзреля, по обе стороны от своего лорда. Рядом с троном также находилась пара чемпионов, которые сжимали в руках цепные клинки, направленные остриями вниз. Марот стоял подле Гзреля, ступенью ниже, чтобы можно было склоняться над массивным подлокотником трона и нашептывать на ухо своему лорду. Ариман был последним и самым низшим в круге Гзреля, поэтому находился дальше всех от лорда.

Гзрель кивнул, всем своим видом выражая удовлетворение и нетерпение. Он собрал всех своих вассалов, дабы показать неизвестному эмиссару силу и величие.

— Остерегайтесь уловок, — рыкнул Гзрель. — Этот эмиссар — колдун.

— И он знал, что мы здесь, — добавил Марот. — Это беспокоит меня, мой лорд.

— Они пришли за нами, или встреча всего лишь случайность? — прохрипел Коттадарон.

— Вы должны узнать ответы, — сказал Гзрель и махнул когтистой рукой двум воинам Терзания, стоявшим по обе стороны от бронзовых дверей.

Внезапно Ариман ощутил за дверьми присутствие, которое сияло в варпе, будто скованная звезда. Оно обладало формой и структурой, очертаниями, которые были сотворены дисциплинами, знакомыми ему так же, как свои собственные руки.

Стража шагнула к дверям, их движения показались Ариману медленными, словно во сне. Он моргнул…

… ворон, поднимающийся с равнины из праха, красные капли, падающие у него с перьев, крылья поглощают солнечный свет…

Двери начали открываться. Ариман посмотрел на руки, в разуме все еще проплывали образы видения. По телу расползалось неприятное тепло, пощипывая кожу, наполняя рот тошнотой.

«Нет, — подумал он, и слово отчаянным криком разнеслось в голове. — Я не тот человек. Я проиграл».

Ему хотелось бежать, но он не мог пошевелиться. Ариман поднял глаза, когда широкие двери распахнулись настежь.

… ворон воспарил на ветру, взирая на него сапфировыми глазами…

В зал вошел человек. На нем был белый, словно высушенная кость, табард, доспехи — насыщено-красные с серебряной окантовкой. С бронзовой маски под полосатым багрово-белым гребнем взирали сверкающие зеленые глаза. На поясе висел меч. За человеком последовали еще две фигуры. Их доспехи также были красно-серебряные. По корпусам болтганов, которые воины прижимали к грудям, вились спиральные узоры из ляпис-лазури и слоновой кости. Они двигались, будто машины, остановившись в шаге от эмиссара и неподвижно застыв на месте. Ариман услышал тихий шепот, похожий на слова, произнесенные вне пределов слышимости.

По коже пробежался холодок. Ариман знал эти доспехи, мастерство, приложенное для их создания, и символизм, который направлял руку творца. Эмиссар был колдуном Тысячи Сынов, а двое последователей были не живыми воинами, а Рубрикой. Не живые, но лишенные дара смерти, они были оболочками с заключенными внутри призраками. Заметив пустые взгляды их шлемов, Ариман ощутил, как мир перед глазами погружается во тьму…

… Зал исчез, и на секунду он увидел ворона, парящего в горящем небе. Его карканье смехом раздавалось у него в ушах. «Я — судьба, Ариман. Я — поворот звезд и смерть времен…»

Ариман затаил дыхание, чтобы очистить разум, и перевел взгляд на троицу. Он чувствовал, как эмиссар мысленно скользит по залу, поочередно проверяя каждый разум. Ариман заставил себя подняться на высшие уровни контроля и сосредоточенности, остудив поверхностные мысли до бессмысленного шума статики. Он ощутил, как его коснулся разум эмиссара, и едва не вскрикнул, увидев лицо друга, которого считал давно мертвым.

«Толбек», — имя вспыхнуло у него в памяти, и, сконцентрировавшись, он узнал неприметные, характерные особенности его позы и телосложения. Адепт Пиридов давно отринутых традиций Просперо, Толбек одним из первых присоединился к кабалу Аримана. Он сыграл свою роль в создании Рубрики, которая уничтожила их легион, и разделил вместе с ним ссылку. С тех пор Ариман его не видел.

«Он жив, — со всплеском чувств подумал Ариман. — Я не один».

Он открыл рот, на языке уже крутились слова приветствия.

«Но зачем он здесь? Как он тут оказался?» — вопросы походили на острые осколки, и слова замерли сами собой. Ариман моргнул, и видение нахлынуло снова…

… стая воронов кружит вокруг него, их карканье становится все громче и громче…

Ариман попытался сохранить неподвижность, пока его разум кричал. Он тяжело дышал. Видение полоснуло мысли, словно бритва. Он не испытывал ничего подобного со времен изгнания. И это был еще не конец. Ариман чувствовал, как в голове растет давление. Услышал обрывки голосов, перед глазами поплыли туманные образы.

— Я пришел с миром, — голос Толбека был глубоким и гулким, наполненным властностью, но Ариман чувствовал в нем и презрение. Наверное, Гзрель его также почувствовал, либо заметил отсутствие титула и почтительного поклона. Лорд Терзания напрягся, и клинки когтей щелкнули о подлокотники.

— От кого ты пришел? — спросил Гзрель.

— Я говорю от имени Братства Праха, — произнес Толбек, и Ариман взглянул на Марота, увидев, как тот что-то торопливо шепчет на ухо Гзрелю.

— Не знаю такого, — ответил Гзрель. Ариман лихорадочно думал, перебирая вероятности, воспоминания и страхи. Он вспомнил пылающие глаза Кароза, обрывки видения во время захвата «Дитя Титана». Ариман провел целые жизни смертных людей, скрываясь от того, кем был, не ведая, что стало с братьями. Теперь прошлое настигло его, и он чувствовал исходящую от него угрозу, словно занесенный над головой меч.

«Почему не позволить ему обрушиться? Почему не дать судьбе оборваться здесь и сейчас?» — подумал Ариман.

«Потому что ты не веришь в судьбу, Ариман», — раздался голос у него в разуме, и Ариман не мог сказать, принадлежал ли он на самом деле ему.

— Если вы поможете нам в поисках, вас ждет большая награда, — сказал Толбек.

— Чем ты можешь вознаградить меня? — Гзрель указал на трон и прислужников.

— То, о чем ты даже помыслить не можешь, — мягко произнес Толбек, и Ариман заметил, как при этих словах в глазах Гзреля вспыхнула алчность.

— И что же ты ищешь? — спросил Гзрель, и Ариман отчетливо понял, что уже знает ответ. Это была не уловка пророчества или выхваченная из варпа истина, но он знал, и правда эта походила на холодную руку, стиснувшую его сердца.

— Мы ищем колдуна, — ответил Толбек.

Ариман невольно привел разум в состояние полной сосредоточенности. Он чувствовал спокойствие, старое предбоевое спокойствие, которого не испытывал за целую жизнь в изгнании. Ариман ощутил, как в мысли стекается варп. Давным-давно, во времена столь отдаленные, что они казались почти сном, Ариман постиг спираль Корвидов. То была дисциплина предсказания будущего, физической точности и ментального контроля. Так же она учила умению обращаться с клинком. Искусство убивать.

Гзрель захохотал и снова указал на прислужников.

— Их у меня достаточно, но они служат мне одному.

Ариман стягивал к себе варп, незаметно сплетая мысли в узоры, которые считал забытыми. Он чувствовал, будто давно запертые двери в разуме вновь отворились. Это походило на первый глоток воздуха после выныривания из морских пучин.

«Нет, — подумал Ариман. — Нет, я не стану». Но он не остановился. Ощущения, от которых Ариман оградился, вернулись, отринутые силы и способности снова напомнили о себе. Он почувствовал, как на восприятие накладывается варп.

«Остановись, пока не стало слишком поздно», — предупредил его собственный голос.

— Мы разыскиваем колдуна по имени Ариман, — сказал Толбек. Разум Аримана инстинктивно отреагировал на имя. Его ощущения ожили, заметив подергивание пальцев Толбека на навершии меча, услышав приглушенный рев варпа вокруг него, будто рокот океанических волн.

— Зачем он вам? — спросил Гзрель, его лицо расколола опасная улыбка. Взгляд Аримана уперся в Толбека, и он заметил, как его психический образ накрыла эфирная аура. Сила, громадная сила, сдерживалась, словно волна за дамбой. Толбек минуту молчал; Ариман заметил, как замерцала его аура.

— Чтобы свести счеты за предательство, — ответил он. Гзрель медленно кивнул, Марот снова зашептал ему на ухо. Ариман чувствовал разумы остальных собравшихся в зале: Гзреля — распухший от алчности, Марота — путаница из страха и гордыни, двух других колдунов Терзания — грязные комья сгущенных эмоций и угасающей силы. Он запомнил каждый из них.

— Что ты можешь о нем рассказать? — это был Марот, его хриплый голос гулко прозвенел в стылом воздухе. Толбек уставился на прорицателя изумрудным взором.

— Вижу, у вас нет искомого, — Толбек повернулся и сделал шаг к двери.

— Мне служит много колдунов, — бросил Гзрель, и Ариман услышал в голосе лорда желание и уязвленную гордость. — Может, ты захочешь услышать о награде, которая ждет тебя на моей службе?

— Не будь глупцом, — ответил Толбек, оглянувшись через плечо. — Я странствовал меж звезд в пустоте. Я разговаривал с теми, кто одной мыслью сотрет тебя в порошок. У тебя нет того, кого я ищу, поэтому я ухожу.

«Ложь», — подумал Ариман. Он чувствовал, как разум Толбека прочесывает корабль, пробуя разумы, выискивая. Ариман постарался превратить свой разум в зеркало, сделать мысли пустыми.

… проблеск черных крыльев, и красное солнце, катящееся по беззвездному небу…

Гзрель поднялся с трона. Стража у дверей активировала цепные клинки. Ариман ощутил волну в варпе, вокруг Марота взвился ветер, когда прорицатель утробным голосом зашептал фразы. Секундой позже Ксиатсис и Коттадарон также оказались в собственных спиралях невидимой силы.

Толбек оставался неподвижным и безмолвным, но для Аримана он стал громадой из алмаза и ревущего пламени. Палуба вокруг Толбека накалилась добела. Свечи расплавились в озерца блеклого жира. Ариман почувствовал, как в груди колотятся сердца. На мысли все сильнее давило видение. Перед глазами промелькнул образ красного солнца и черных крыльев. Он отогнал его. Казалось, голова вот-вот взорвется.

— Не позволяй гордыне завести тебя на путь, с которого не сможешь свернуть, — предостерег Толбек, его голос превратился в рев пламенного ада. — Пусть твои колдуны, если смогут, взглянут на тропы будущего. Они скажут, чем закончится эта встреча, — Марот резко оборвал напев — он дрожал, на его лице проступил пот. Прорицатель был напуган, Ариман отчетливо видел это. Гзрель остался на ногах, его пальцы сжались, но он промолчал. Огненная буря вокруг Толбека рассеялась. Пол покрылся трещинами, когда камень начал остывать.

Ариман не сводил глаз с Толбека. Разум все еще оставался в полной боевой готовности. Перед ним вспыхнул образ Толбека, который стоял на равнине красной планеты. Ариман вспомнил, как тот повернулся к нему, когда под встающим солнцем улеглась пыль. В тот миг воспоминания в глазах Толбека застыл страх.

Толбек замер, а затем медленно повернулся к Ариману. Лицо Аримана скрывал черный шлем с похожим на клюв носом, но он почувствовал взгляд Толбека так, словно тот был нацеленным на него дулом оружия.

— Ты, — произнес Толбек.

«Он знает», — подумал Ариман, почувствовав в Толбеке вспышку ненависти и подозрения, которую, впрочем, тот быстро подавил.

— Как тебя зовут, вороний шлем? — вопрос повис в воздухе. Гзрель обернулся к Ариману, слова были уже готовы слететь у него с уст. Марот не сводил глаз с Толбека, его рука потянулась к оружию. Цепи под потолком натянулись и залязгали. Внезапно варп странным образом успокоился.

+ Брат, + отправил Ариман.

+ Это правда ты, + ответил Толбек, и Ариман почувствовал в послании нотку удивления.

+ Зачем ты пришел? +

Разум Толбека затвердел, его мысли скрылись за возведенной стеной.

+ Ты должен пойти со мной. +

+ Зачем? +

Толбек не ответил. Сквозь твердыню разума Толбека Ариман заметил проблеск правды. Там была и злость, и скорбь, и горечь. Эмоции полыхнули, словно многоцветные огоньки, и в них ощущался привкус пепла.

+ Я не пойду с тобой, + отправил он. + Я не тот, кем был, и никогда не позволю себе снова им стать. +

+ Это не тебе решать. +

— Прости, брат, — произнес Ариман.

Из руки Толбека вырвалось пламя. Ариман замер от шока, омывшего его ледяной водой. Долю секунды он не мог поверить, что Толбек действительно напал на него.

«Он мой брат, — думал Ариман, чувствуя, как вокруг него туго свивается варп, ожидая лишь его команды, дабы обрести форму. Он будто опять начал ощущать позабытую конечность. — Обратного пути не будет, — пришла к нему мысль, и на границе сознания стали разворачиваться причинно-следственные тропы: старые, давно забытые прорицания Корвидов возвращались, словно насекомые на манящий свет.

Ариман оставался неподвижным, когда огонь добрался до него.

Он поднял руку.

Толбек рванулся к нему, сжимая клинок с ослепительно ярким лезвием.

Пламя угодило в руку Ариману и взорвалось.

Его разум превратился в застывшее острие посреди шторма. Ксиатсис рядом с ним поднял руку, направляя в нее энергию. Ариман почувствовал угрозу и мгновенно придал мыслям форму. Ксиатсиса оторвало от пола и разорвало на части. Во все стороны посыпались фрагменты брони и куски плоти. Один из посвященных Терзания возле Гзреля шагнул к Ариману, зубья его цепного меча взревели. Силой мысли Ариман окутал чемпиона кровавым облаком костяных осколков. Один кусок попал в глазную линзу, и чемпион упал, продолжая стискивать мертвой хваткой цепной меч.

Толбек сделал два шага к Ариману, из его руки рвалось пламя. Ариман разумом потянулся сквозь варп, схватил пламя и с усилием воли рванул на себя. Казалось, он вгрызается в мягкое мясо. Толбек закричал от удивления и боли. Пламя охватило Аримана, вращаясь, будто циклон, все ускоряясь и ускоряясь, с ревом пожирая воздух в зале.

Ариману хотелось рассмеяться. Он так долго отрицал свою силу, боялся дверей, которые она откроет, и уготованного ему будущего, но теперь судьба настигла его и страх исчез. Ощущение боя и могущества накатывало на него волнами эйфории. Он чувствовал, как эфир отвечает на веления его разума, формируясь по прихоти эмоций и мыслей. Ариман видел следующие несколько секунд в мельчайших деталях: выдох, срывающийся с губ Марота, вздымающийся меч Толбека, яркая кровь стражей на полу. И сквозь все эти образы скользили его собственные действия, словно бритва, рассекающая плоть. Как он мог вообще отказаться от такого? Годы страха и сомнений съежились до крошечной точки в разуме, когда Ариман воспарил над ними на божественных крыльях. Наконец так долго усиливающееся в голове давление взорвалось, и на мгновение зал исчез…

… и ворон рассмеялся, и земля ушла вниз по спирали, когда он вознесся к красному солнцу…

Ариман резко вернулся в настоящее. Толбек перешел в атаку, меч поднимался пылающим полумесяцем. Стражи Терзания у дверей двинулись вперед. Марот выдохнул, дрожа на месте, и Ариман ощутил, как от него густыми облаками исходит страх. Ариман придал мыслям новую форму, и Толбека объяла огненная буря. Он запылал, одежда начала обугливаться, доспехи засветились от жара. Толбек произнес слово, и его тело впитало в себя пламя, словно песок воду.

Несмотря на огромный вес, Гзрель оказался стремительным. Его когти потянулись к Ариману, молнии окутывали их кончики. Ариман бросил на Гзреля единственный взгляд, и когти выбили искры о невидимую стену.

Посвященный Терзания справа от Гзреля также пришел в движение, мысли воина походили на бурлящие пузыри инстинктов и ярости. Частичка разума Аримана обхватила мысли чемпиона и сжала их. Воин забился в судорогах.

… «Выше, выше», — звал ворон, и он чувствовал на теле тепло красного солнца, пока земля исчезала далеко внизу…

Страж у дверей выстрелил. Болтерный снаряд задел плечо Толбека и взорвался. Он даже не замедлился. Ариман ощутил, как Толбек отдал телепатический приказ, и увидел, как в глазах воинов Рубрики замерцал свет. Они развернулись к двери и открыли огонь. Пылающие болтерные снаряды прошили воздух и попал в стража Терзания. Пол оросился кровью. Страж закричал, из расколотой души на тело перекинулось синее пламя. Рубрика выстрелила снова, и огонь охватил голову второго стража. В пламени чувствовался ненасытный голод, пока оно обращало обоих воинов в серый пепел.

Когти Гзреля заскрежетали о кинетический щит Аримана, каждый удар грозил нарушить концентрацию колдуна. Он повернулся и взглянул на Гзреля, мимоходом заметив, как под его доспехами и плотью пульсирует кровь. В темной жидкости вращались искаженные варпом молекулы. Ариман одной лишь мыслью разорвал связывающие их узы. Гзреля начало трясти, а затем он взвыл и замолотил когтями по воздуху, рассыпая вокруг синие искры. Его лицо раздулось, изо рта хлынула горячая черная кровь. Вентиляционные трубы в доспехах стали плеваться и извергать отвратительную жидкость. С его лица отслаивалась плоть, но череп продолжал кричать, даже когда лорд Терзания упал.

Коттадарон наконец отреагировал. Искаженный колдун метнул раздвоенную черную молнию, которая прорезала кинетический щит Аримана во вспышке не-света. Тело пронзила боль, пробежав по нервным окончаниям и коже. На миг он чуть не утратил концентрацию. Ариман недооценил Коттадарона, но не совершит подобной ошибки дважды. Прямо за Коттадароном последний посвященный Терзания в судорогах бился на полу. Ариман еще удерживал его разум, и силой воли заставил воина подняться. Он задрожал от усилия, и с его губ сорвался крик. Чемпион, покачиваясь, встал на ноги и одним ударом снес Коттадарону голову с плеч. Ариман выдернул свой разум из головы чемпиона, и лишь затем безжизненное тело воина рухнуло обратно на палубу.

Толбек подступил еще на шаг, но Ариман видел только красный цвет, красный цвет смерти, красный цвет разбухшего солнца…

… солнце заполонило собою небо. Земля стала воспоминанием, забытым под ногами. Ворон превратился в темный силуэт на фоне солнца. «Смотри», — сказал ворон…

Толбек был уже в паре метров от Аримана, с каждым шагом расплескивая кровь по полу. Меч у него в руке посинел от жара. На опаленных доспехах потрескивали разряды молний.

Ариман смутно осознавал, что Марот прячется за троном. Он ощутил мысли прорицателя, в хватке его разума те походили на треснувшую сферу. Ариман потянулся и услышал вопль Марота.

Аримана охватила боль, неожиданная и острая. Казалось, словно дверь, давно запертая в душе, пыталась сломать замок. В разум вонзились образы перьев ворона и умирающих солнц, стараясь затянуть его обратно. Он отогнал их. Подняв руки ладонями кверху, Ариман стал ждать Толбека…

… поверхность красного солнца пошла трещинами, и он понял, что пламя было на самом деле морем лиц, и каждое из них кричало…

Меч сверкнул, опускаясь на голову Аримана.

Телекинетический удар был отчаянным и грубым, но действенным. Меч Толбека дернулся в сторону, и концентрация колдуна нарушилась. Ариман шагнул вперед, ладони сомкнулись на мече Толбека, когда воин пошатнулся. Толбек рванулся к нему, но Ариман заметил движение и силой разума повалил брата на пол. Затем он наступил на грудь Толбека и ощутил, как под ботинком что-то треснуло. Он сжимал меч Толбека, его исписанное символами лезвие еще пылало ярким пламенем. Толбек попытался встать. Ариман ударил разумом, жестокой силой разрушив обереги и ментальные щиты.

+ Кто тебя послал, брат? Как вы нашли меня? + разум Толбека выскользнул из его хватки. Ариман ощутил, как в мыслях Толбека что-то формируется, пока он впивался в них глубже, пытаясь отыскать правду. Колдун пробивал ментальные стены и разрубал структуры снов. Он был зол, а злость придавала ужасную силу. Толбек отступил, растворившись во тьме своего подсознания и унеся с собой правду. В застывшей реальности тронного зала погоня заняла менее двух ударов сердца.

+ Вернись к праху, брат, + позвал голос Толбека, и Ариман вдруг стал тонуть в море пепла. Разум Толбека сгорал и рвал себя на части, ускользая от телепатического вторжения Аримана. Смех Толбека перерос в рев бушующего ада.

Ариман едва успел выбраться из чужого разума. Доспехи Толбека раскололись, по их поверхности пролегли пылающие трещины. Затем броня полыхнула ослепительным светом и превратилась в расплавленный шлак и черную пыль. Аримана зазнобило, рот наполнился желчью и кровью. Он чувствовал, как сквозь него льется сила, вытекая через разум, а на мысли непреодолимо давит образ ворона и красного солнца. Барьеры в его голове и душе разрушились. Разум, столь долго не слышавший зова будущего, наполнился картинами невозможного. Его затянуло в видение, и он вознесся на крыльях ворона к небу цвета крови.

— Смотри, смотри, ты должен увидеть, — позвал ворон, летя к красному солнцу, и Ариман следовал за ним, невзирая на то, что от крыльев пошел дым. Ариман увидел. — Это ложь, я не должен слушать».

Он увидел воина под белым небом, облаченного в синий цвет и бронированного золотом с сапфирами. Воин потянулся и снял шлем. У Аримана перехватило дух. Глаза, взиравшие на Аримана, были синими, и они принадлежали ему самому. Образ улыбнулся его ртом.

+ Ты видишь, + произнес воин, и голос его принадлежал ворону.

— Я знаю тебя, демон, — прорычал Ариман.

+ Демон, + рассмеялся воин, но Ариман услышал хохот лишь в своей голове. + Когда-то ты бы сказал, что подобное слово — признак невежества. +

— Я помню, — ответил он. — Но тебе не обмануть меня.

+ Ты так уверен? + спросил воин, его смешок стал зовом ворона. + Ты называешь меня демоном, но что тебе известно о них? + образ перед Ариманом изменился, черты его лица расплавились, кристаллически-синие доспехи раскололись и начали создаваться заново, пока плоть приобретала новую форму. Из плеч существа вырвались крылья, перья на которых трепетали разными цветами. Тело его удлинилось, спина сгорбилась, конечности сломались. Из пальцев выросли тонкие когти, и по огромной фигуре потекли фрагменты сапфировых доспехов. Голова, взиравшая на Аримана, стала лишенной рта массой глаз.

+ Ты видишь, + сказало существо. + Ты помнишь этот путь, хотя избежал его. +

— Нет. Никогда, — дрожащим шепотом сказал Ариман. — Это ложь.

Существо рассмеялось у него в мыслях, и колдуна охватила ярость. Он видел истину варпа и демонов, называвших себя богами. Это все было ложью, ложью и соблазнами, а также абсолютным разрушением. Они были совратителями истины.

Его легион пал, его отец пал. Он бы утонул следом, не стань Ариман даже меньше, чем рабом, но он не поддастся лжи, как и раньше. Его кулак метнулся вперед, прежде чем Ариман понял, что делает. Он попал прямо в существо, и от места удара во все стороны побежали трещины. Зеркальные осколки просыпались дождем образов. Ариман поднял голову, чтобы закричать, но у него не оказалось рта, только глаза. Разум наполнился смехом ворона, и его закружило в космосе, тело разбилось на бессчетные осколки зеркала.

Он стоял над равниной из черного стекла. Под ним склонились тысячи фигур. В некоторых еще угадывались человеческие черты: голова на плечах, лицо с глазами и ртом. Но большинство уже превратилось в порождения ночных кошмаров. Истекающие слюной рты открывались и закрывались на телах, которые одновременно состояли из стекла и плоти. Руки извивались, сжимались и иссыхали. Громкие крики наполняли воздух.

Ариману пришлось смотреть, переводя взгляд с одного создания на другое, ища то, что, как он знал, должно быть здесь. Найдя его, Ариман уже не мог отвести глаз. На наплечнике каждой фигуры отчетливо был виден символ Тысячи Сынов.

+ Твои братья, + произнес вороний голос позади Аримана. + Или они — твои сыновья? +

Ариман промолчал. Его глаза все еще были прикованы к змеиному символу солнца на плече одной из фигур.

— Это ложь, — прошептал Ариман.

+ В самом деле? + раздался голос у него за спиной. + Время не стоит на месте, как и плоть, как и судьба, + голос прервался, и Ариман посмотрел вниз. Руки превратились в когти. Его пробрала дрожь, и он ощутил, как на спине зашуршали крылья. + Ты можешь править ими всеми, + произнес голос. + Ты можешь свергнуть отца и исправить все сотворенное им. +

— Рубрика…

+ Может быть исправлена. +

— Нет, — ответил Ариман. «Ты не должен слушать, — сказал он себе. Он отворил путь для сил, с пути которых давно сошел, и ложь варпа вновь отыскала его.

+ Да, все можно изменить, даже судьбу, которую ты создал для братьев, но в исправлении… + голос затих, когда Ариман посмотрел на созданий, бывших его братьями, его легионом.

— Нет, лучше прах.

+ Но так будет. Разве ты не видишь? + спросил голос, и мир изменился. Теперь он стоял среди существ, бывших его братьями. Влажная вонь плоти вызывала у него тошноту. Он почувствовал, как его конечности искажаются, кость становится мягкой как глина, а плоть превращается в слизь. Он попытался заговорить, назвать видение ложью, отринуть слова демона, но у него не оказалось рта. Он стал меньше, чем зверем, меньше, чем прахом.

+ Придут другие, Ариман, + сказал вороний голос у него в голове. Над ним и его братьями высился нефритовый столб, на котором стояла фигура в мантии костяного цвета и красных доспехах. Из висков и челюстей шлема фигуры торчали рога. + Другие пойдут путем, от которого отказался ты, + голос остановился, и образ взвихрился цветами и угасающими ощущениями. + Но тот, кто идет по этим путям, кто владыка судьбы, а кто жертва — то неизвестно. +

Его била дрожь. Где-то в иной реальности его била дрожь, а изо рта и носа текла кровь.

+ Судьба настигла тебя, Ариман, как ты того боялся и знал, + голос ворона начал слабеть, и он вновь ощутил привычную тяжесть доспехов. Ариман лежал на полу тронного зала. Он чувствовал на языке кислоту и кровь, а также пульсирующую за глазами ослепительную боль.

+ Помни, + хохотнул голос ворона, когда по полу тронного зала начала растекаться кровь и бесшумным снегом падать пепел.

IV
Клятвы

Мертвые братья наблюдали за ним. Двое воинов Рубрики оставались безмолвными и неподвижными. На их красные доспехи медленно оседали кусочки обуглившихся обломков. Свет в их глазах потускнел, став бледно-зеленым. Ариман смотрел на них, ожидая движения, признаков сознания. Тщетно. Он слышал, как заключенные в доспехи духи, сбитые с толку и полуслепые, пытаются найти путь. Без Толбека, который управлял ими, они были не более чем статуи.

Ариман оглянулся. Кровь все еще сочилась из груды порубленной плоти и доспехов. Бой с Толбеком и убийство Гзреля с его вассалами заняли меньше пяти ударов сердца. Ариману требовалось принять решение, и как можно быстрее. На борту «Дитя Титана» находилась по крайней мере еще сотня воинов Терзания, и куда больше на «Кровавом полумесяце». Вскоре они узнают, что случилось с их лордом, и когда это произойдет… Кроме того, корабль Толбека еще находился неподалеку, и его команда ждала вестей от своего повелителя.

Боль в голове Аримана нарастала, мышцы дрожали от последствий видения. Он попытался сосредоточиться. Воспоминания об увиденном и услышанном кипели в мыслях. Колдун стянул шлем и сплюнул на пол кровь вперемешку с желчью. В воздухе воняло разложением, обгоревшим мясом и выпотрошенными внутренностями. Он находился на вражеском корабле, еще больше противников ждало его в пустоте, и, кроме того, он устал, телом и разумом. Единственным преимуществом было то, что никто не знал о случившемся. Пока.

Тихое бульканье и вздох заставили его обернуться. Ариман напрягся, внезапно почувствовав еще одно живое существо в зале. Оно находилось недалеко от бронированных тел, сваленных у трона. Он шагнул ближе, стремясь подготовить истощенный разум к бою. Оказавшись в паре метров от трона, Ариман заметил фигуру и вспомнил, что убил не всех воинов Терзания в зале.

Марот свернулся калачиком на полу за троном. Его лицо было залито текущей из глаз кровью. Он подогнул ноги под себя, обхватив руками грудь. Ариман подошел ближе, и голова Марота резко дернулась. Кровоточащие глаза встретились с взглядом Аримана, и Марот издал шипящий вскрик. Ему не требовалось читать изодранную ауру колдуна, чтобы понять, что в нем что-то надломилось, а оставшееся было расколотым и разбитым вдребезги.

Космических десантников создали из обычных людей, из них ковали оружие. Их создали, дабы выдерживать телом и разумом то, что не под силу простым смертным, но Марот лишился этой силы, продавшись ради ничтожной власти и лжи. Он пожертвовал слишком многим, сам не понимая, что потерял. Вторжение Аримана в разум Марота сломило остатки его былой силы, и на краткий миг Азек почувствовал жалость к существу, в которое превратился этот воин-полубог.

Но затем Ариман вспомнил создание, заключенное в холодном отсеке «Дитя Титана», и пустой провал глазницы Астреоса. Ариман поднял руку, собирая остатки воли. На пальцах затанцевала потрескивающая синяя молния. Это будет акт милосердия. Сила нарастала, и он вспомнил смех ворона и видение битвы. Ариман заколебался.

Марот зарычал, но Ариман видел в глазах сломленного колдуна страх.

Энергия вокруг пальцев угасла. Марот удивленно моргнул, его начало трясти. Через секунду дрожь превратилась в низкий булькающий смех.

— Вставай, — тихо ответил Ариман. Марот продолжал смеяться, лежа на полу. Ариман поднял руку и пропустил через нее толику воли. Покрытый символами меч Толбека прыгнул ему в руку. Он схватил его, и внезапно острие оказалось у шеи Марота. Последний колдун Терзания замер, смех застрял у него в горле. — Ты не хочешь умирать, — произнес Ариман. — Теперь вставай, или я выколю тебе глаза и брошу на поживу твоим ночным кошмарам.

Марот поднялся, выглядя изможденным и сгорбленным, несмотря на доспехи. Он не сводил кровоточащих глаз с Аримана.

— Я сохраню свои глаза? — спросил он, и в его голосе чувствовалась дрожь безумия.

— Я не выколю их, и ты будешь жить, — сказал Ариман. Он посмотрел на неподвижных воинов Рубрики и запертые двери в зал. — Но сейчас ты пойдешь за мной и сделаешь то, что я скажу, — Марот посмотрел так, словно собирался оскалиться, будто к нему вернулось немного гордости. Но прорицатель снова встретился взглядом с Ариманом и улыбнулся, продемонстрировав порозовевшие от крови зубы.

— Куда мы идем, — Марот заколебался и облизал губы, — повелитель?

— Я тебе не повелитель, — ответил Ариман, направляясь к дверям. — И мы идем захватывать корабль.

Они быстро шли по «Дитю Титана». Ариман шагал следом за Маротом, чтобы всякий встречный увидел его на положенном месте. Марот постоянно дергался и что-то бормотал, и Ариману приходилось то и дело рычать угрозы ему в разум, чтобы колдун двигался с привычной властностью, когда они проходили мимо других воинов Терзания. Усталость пульсировала в висках Аримана всякий раз, когда он психически понукал Марота.

Азек взглянул на прорицателя, едва они миновали люк в заброшенный туннель. Изо рта Марота текла слюна, смешанная с зеленой желчью и кровью. Ариман ускорил шаг и психически подтолкнул Марота. Азек задался вопросом, осмелится ли кто-то войти в тронный зал. Большинство слишком сильно боится прогневить Гзреля, но кто-нибудь может удивиться, почему Марот расхаживает по палубам, в то время как его повелителя нигде не видно. С каждым мигом вероятность обнаружения становилась все большей, и когда воины Терзания поймут, что случилось, начнется бойня. Некоторые сочтут, что Марот решил свергнуть Гзреля, и попытаются отомстить за мертвого лорда. Другие предположат то самое, но увидят в это шанс самим захватить власть. В считанные мгновения создадутся группировки, и прольется кровь. Ариман видел подобное во многих бандах. Если бы Гзрель погиб в любое другое время, Ариман сомневался, что хоть кто-то из Терзания вообще бы выжил.

Они сбавили шаг, когда достигли отсека, который Гзрель превратил в тюрьму. Коридоры и небольшие каюты уже успели провонять испражнениями, освежеванной плотью и страхом. Здесь, у запертых противовзрывных дверей, стояли воины Терзания и сбившиеся в кучу надзиратели. Ариман телепатически рявкнул приказ Мароту, и тот подошел к ним с привычным презрением. Азек последовал за ним, легко сжимая в руке меч Толбека. Воины рычали уважительные приветствия, а рабы падали ниц, когда прорицатель проходил мимо.

Возле входа в камеры стоял еще один воин Терзания. Его звали Хогос, вспомнил Ариман. Массивного телосложения воин опирался на безмолвствующий цепной топор. Ариман видел искромсанную и изувеченную голову Хогоса — он потерял половину ее от зубьев оружия соперника. Простой, надежный и до жестокости дисциплинированный, Хогос был единственным, кому Гзрель доверял охранять эту дверь. Еще он был немым, и его разум походил на железную глыбу.

Ариман почувствовал, как разум Марота внезапно рванулся, и прорицатель с резким воем пошатнулся. Ариман застыл. Хагос поднял цепной топор. Зубья оружия оставались неподвижными.

У Аримана не оставалось выбора. Он потянулся разумом и обволок израненный дух Марота. Из-за напряжения у него перед глазами затанцевали огоньки, и ему пришлось побороть приступ острой боли. Он заставил Марота выпрямиться, открыл ему рот и вдохнул в разум слова.

— Ты смеешь угрожать мне? — выплюнул Марот и указал на изуродованное лицо Хагоса. — Я освежую тебя, а останки скормлю созданиям варпа.

Хагос опустил оружие. Ариман заставил Марота сплюнуть под ноги Хагосу, и страж склонил голову, когда они миновали люк.

В камере воняло. Без шлема Ариман чувствовал сворачивающуюся кровь и застоявшийся воздух. Астреос поднял на них глаза, и зрачок его оставшегося глаза сузился в точку, стоило ему только увидеть Марота. Ариман услышал, как за ними закрывается люк, и отпустил разум Марота. Прорицатель повалился на пол и начал стонать и извиваться. Ариман почувствовал головную боль и усталость, едва оборвал связь. На коже выступил пот, и ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы привести мысли в порядок.

Астреос смотрел на него с каменным лицом, его разум походил на закованную в осторожность твердыню.

— Я могу освободить тебя, — произнес Ариман. Астреос молчал, не сводя с него взгляда, словно оценивая возможность правдивость предложения.

— Как?

— Командование Терзания мертво, — ответил Ариман и увидел, как глаз Астреоса вспыхнул от удивления.

— От чьей руки?

— От моей, — признался Ариман. Астреос покачал головой, и сдерживавшие его цепи лязгнули.

— Ты сделал это не ради того, чтобы освободить меня.

— Нет, — Ариман выдержал взгляд Астреоса. — Но я освобожу тебя.

— Ради чего? — прорычал Астреос, и в его словах чувствовался смех. — Чтобы стать ручным зверьком нового лорда? Стать твоим?

— Чтобы ты мог спасти себя и братьев, — ответил Ариман, заметив, как аура Астреоса загорелась и взвихрилась от противоборствующих эмоций. Он надеялся, что верно оценил библиария-отступника и его план сработает. Если нет…

— Но какова цена, Хоркос? — прорычал Астреос, презрительно назвав Аримана его ложным именем.

— Ты дашь мне клятву и будешь следовать моему слову, — спокойно ответил Ариман. Астреос рассмеялся, из его легких вырвался громогласный рычащий смех, от которого залязгали цепи.

— Ты говоришь, что поверг своих хозяев, поэтому у тебя будет мало союзников и еще меньше времени.

— Мне нужен этот корабль, а воины Терзания на борту должны умереть. Для этого мне требуешься ты и твои братья, — Ариман видел, как Астреос мечется между противоборствующими инстинктами. — Я могу дать тебе больше, — произнес он и замер. — Я помогу тебе отомстить.

Астреос окинул его тяжелым взглядом и сплюнул на пол.

— Моя клятва и клятвы моих братьев не товар, который можно выменять.

Ариман медленно кивнул. Он знал, что все может прийти к этому и ему придется пойти на этот шаг. Ариману не хотелось этого делать, он уважал верность и стойкость Астреоса, но иного выбора у него не было.

— Отлично, — Ариман поднял меч Толбека. Колдун почувствовал, как кристалл в его сердцевине запел в одной тональности с разумом. Силой мысли Ариман вызвал холодный свет на лезвии клинка. Он воздел меч над головой, и Астреос неотрывно следил за ним взглядом, в свечении оружия непокорность превратила его лицо в безжизненный камень.

Ариман ударил, движение и мысль слились в одно целое. Астреос рухнул на пол. Марот взвизгнул из угла от звука разрубаемого металла.

— Теперь ты свободен, — произнес Ариман, разглядывая фигуру у своих ног.

— Будь ты проклят, — прошептал Астреос дрожащим от гнева голосом. Он остался стоять на коленях, остатки цепей свисали с запястий. — Будь ты проклят до скончания времен.

Ариман кивнул, затаив дыхание. Свечение меча отражалось от его глаз, и Азек повернулся к люку.

— Пошли, — тихо сказал он. — Ты должен отплатить за подаренную жизнь, — Астреос не сдвинулся с места. Он тяжело дышал, и Ариман чувствовал, как библиарий пытается взять верх над своей яростью.

— Ты получил мою клятву, колдун. Но за это ты мне кое-что должен, — Астреос поднял взгляд. — Назови свое имя.

— Меня зовут Азек Ариман.

Астреос кивнул, не проявив каких-либо эмоций или признаков, что узнал его.

— Нам потребуется госпожа корабля. Если твой безумный план сработает, она нам пригодится, — сказал Астреос и повернулся к Мароту. Прорицатель свернулся согбенным и грязным комком, облаченный в броню и выдубленную кожу. Марот хотел было что-то сказать, но не смог ничего из себя выдавить. При каждом движении его черные глаза метались в разные стороны.

— Он твой, — произнес Ариман, переведя взгляд с Астреоса на Марота. — Ты можешь не требовать мести, но я даю ее тебе, — Астреос поднялся на ноги и размял заживающие руки.

— Нет! Ты сказал, я буду жить, — заорал Марот, когда Астреос шагнул ближе.

— Сказал. Ты будешь жить, и я не выколю тебе глаза, — Ариман посмотрел на Астреоса. Марот замолчал, а затем улыбнулся, когда на него упала тень Астреоса.

— У твоего глаза вкус помета, которым ты, собственно, и являешься вместе со своими братьями, — прошипел Марот и облизал зубы. — Вы — братство полуслепых.

Он рассмеялся. Внезапно комнату захлестнула ярость Астреоса. Он наклонился, и его голые руки потянулись к голове Марота.

Ариман повернулся к двери. На краткий миг он закрыл глаза и увидел ворона, парящего на фоне красного солнца, и закутанную фигуру, взирающую на легион, от которого осталось даже меньше чем прах. Ариман так надеялся, что видение превратится в воспоминание, а потом и вовсе забудется. Возможно, он выжил, чтобы вечно терпеть это наказание. Но теперь Ариман избрал иной путь. Кто-то охотился на него, и судьба поймала его в свои когти. Он должен узнать, кто и почему. Впереди его ждал выбор и вероятности — Ариман видел это даже сквозь ложь демона. «Другие пойдут путем, от которого ты отказался», — сказал демон. Все демоны лгали, но Ариман чувствовал истинность этих слов так, будто всегда в них верил. Ничего другого ему не оставалось.

Ариман открыл глаза и вновь направил волю в клинок Толбека. Он рванул на себя люк и ударил в пространство за ним. Марот закричал.

Кармента остановилась посреди мрака, позволив безмолвию окутать ее саваном. Женщина медленно протянула руку и положила ее на трубу, идущую вдоль стены узкого коридора. Труба под медными пальцами завибрировала.

«Тихо, — подумала она. — Скоро я найду путь обратно. Найду. Обещаю».

Кармента была так близко к единению с кораблем, когда ее взяли в плен. Так близко, еще секунду и она смогла бы прогнать их со своего борта и превратить вражеский корабль в оплавленные обломки. Вместо этого ей пришлось наблюдать, как Терзание пытается захватить ее корабль. Они превращали палубы и трюмы в забитые внутренностями пещеры, наполненные дымом и криками умирающих. Одичавшие технопровидцы копошились во внутренностях ее корабля, словно крысы. Но, несмотря на осквернение, им не удалось пробудить «Дитя Титана». Корабль безмолвствовал, его системы спали. На краткий миг Кармента почувствовала то, что было похоже на отдаленное подобие улыбки. Им вовек не пробудить его, не без ее помощи, а они этого и не поняли. Терзание заковало ее в рабский ошейник, посчитав, что она лишь пилотировала корабль для Астреоса и его братьев. Если они и принимали Карменту во внимание, то лишь как существо, чьи познания об их трофее могут стать полезными. Она была благодарна за их глупость. Но все же им хватило ума запечатать мостик и приставить к нему охрану.

Ход ее мыслей нарушил звон металла о металл. Кармента оглянулась, но затем поняла, что это дрожит ее медная рука, а пальцы стучат по трубе. Она резко убрала руку. С каждым часом дрожь становилась сильнее.

Перед глазами резко вспыхнули данные. У нее до сих пор оставалась своеобразная связь с кораблем, тоненькая ниточка базовой информации, которая направлялась прямо в ее имплантаты. Через эту связь Кармента могла чувствовать тягучие сны «Дитя Титана» и осязать его боль. Каждая неуклюжая попытка Терзания пробудить корабль посылала болезненные уколы по всему ее телу. Поначалу такая связь была удобной, но теперь все явственнее давала почувствовать отсутствие настоящего единения — ее было достаточно, чтобы разделять боль, но недостаточно, чтобы успокоить ее. А еще Кармента была не вполне уверена в том, насколько ясным оставался ее разум.

В черепе расцвел яркий свет. Женщина остановилась и оперлась о стену.

Она не могла собраться с мыслями. На долю секунды Кармента запаниковала, разум и память неожиданно превратились в черный провал. Но затем ощущения и ясность мышления вернулись. Кармента огляделась. Она стояла посреди узкого, покрытого трубами коридора.

Лицо за треснувшей маской побаливало. Ей стало интересно, было ли это призрачное ощущение улыбки, но она не могла вспомнить, почему. Кармента коснулась стены. Металл казался неподвижным, но затем вздрогнул, когда очередная система вышла из строя. Мгновение Карменте казалось, словно она уже делала это прежде, но наверняка вспомнить не могла, да это было и не важно. Важно было то, что кто-то причиняет ей боль. Металл под пальцами опять завибрировал.

«Они умрут, — подумала Кармента. — Все они. Обещаю».

— Госпожа Кармента, — затрещал голос у нее в ухе. Женщина замерла. Голос говорил напрямую с ней, используя имплантированную ей в череп вокс-систему. Шифры для нее были известны лишь немногим.

Кармента зарегистрировала и опознала голос. Он принадлежал Астреосу, но в этом не было смысла. Воины Терзания бросили его в камеру, а вместе с ним и его братьев.

— Астреос, — ответила Кармента, словно перескочив из разума в вокс, минуя губы. Секунду она задавалась вопросом, был ли этот голос реальным или просто призрачным звуком, который всплыл в памяти. В голове зашипела статика, а затем раздался ответ.

— Мы свободны, и мы захватим корабль.

Но воцарилась тишина и статика, а затем раздался смех, который разнесся по воксу и по коридору. Карменте понадобился всего один удар механического сердца, чтобы понять, что смех принадлежал ей.

Они захватили корабль скорее убийством, нежели боем. Терзание было разбросано по всему «Дитю Титана», и они безжалостно уничтожали всякого, кого находили. Воины крались во тьме, Тидиас и Кадин двигались впереди Аримана и Астреоса. После того как последние заставили стражей умолкнуть, они забрали их доспехи и оружие. Броня плохо сидела, была в отвратительном состоянии и воняла, но все же работала. На первый взгляд они не отличались от посвященных Терзания, но обман быстро становился явным. По одному их виду Ариман мог заметить разницу. Пусть Астреос, Кадин и Тидиас выглядели как Терзание, но они двигались совершенно иначе. В каждом жесте воина Терзания чувствовалась неукротимость, словно каждый рывок был еле сдерживаемым ударом. Астреос и его братья действовали с отточенной дисциплинированностью, каждое их движение порождалось многолетней практикой и полной сосредоточенностью.

При встречах с Терзанием или рабами Ариман сеял смятение в их разумах. Тидиас, Кадин и Астреос выходили из теней, словно несущиеся к добыче волки. Их раны все еще заживали, но это ничуть не уменьшало их смертоносность. Они убивали ножами, вгоняя их в шеи или в глазницы. Из ран фонтаном била кровь, пока троица оттягивала конвульсивно дергающиеся трупы во мрак. Одноглазые братья не разговаривали, но от Аримана не укрылось, как они всякий раз останавливались, чтобы вынуть глаза очередному убитому. Двенадцать воинов Терзания и шестеро надсмотрщиков погибли к тому времени, как они достигли коридора, ведущего на мостик «Дитя Титана».

На вымощенном медью полу до сих пор оставались ожоги от изгнания Ариманом демона. Перед высокими дверьми ходило пятеро воинов Терзания. Ариман знал их. Как и тюремщик Хагос, они были немыми, их плоть — изжевана шрамами, а разумы походили на тусклое железо. Гзрель не доверял большинству последователей, и немые силачи были единственными, кому он позволял стеречь ценности. Ариман на краткий миг порадовался, что в своем высокомерии Гзрель никому не доверял охранять собственную жизнь.

Ариман шагнул к стражам. Пространство перед дверьми представляло собой полукруг из черного металла, по которому вились уложенные медью спирали. Потолок выгибался в скрытый тенью купол из бронекристалла. Звезды за ним слабо мерцали вокруг грязного свечения Великого Ока, многоцветные очертания которого вихрились на фоне безбрежной черноты. В таком освещении стражам потребовалось время, чтобы заметить Аримана. В руке он сжимал меч Толбека, сердцевина оружия пока молчала, но разум и тело воина были в полной готовности. В нем пульсировала усталость, но за время после освобождения Астреоса он постарался привести себя в состояние полной сосредоточенности. Ариман знал, что позже поплатится за это, если, конечно, им удастся выжить.

Стражи обернулись в его сторону. Ариман не остановился.

Один из стражей, должно быть, почувствовал что-то неладное, поскольку цепной меч в его руке зарычал. Ариман заметил, как в разумах остальных воинов вспыхнули сомнения и первобытные инстинкты. Стражи пришли в движение, начав обходить его с обеих сторон. Он сформировал мысль, позволил ей увеличиться и принять в эфире очертания. После долгого отрицания силы у него едва не кружилась голова.

— Откройте двери, — тихо произнес он. Голова немого стража перед ним дернулась в сторону, что можно было счесть за отказ.

Звук ревущих цепных мечей разорвал воздух. Ариман почувствовал, как замедлилось время, словно оно было его собственным сердцебиением. Разум походил на спокойную водную гладь. Колдун выдохнул, и вместе с выдохом вспыхнул клинок в руке.

Первый удар пришел спереди, цепной меч обрушился сверху, направленный ему в голову. Удар оказался стремительным, но недостаточно. Ариман резко ушел в сторону. Зубья проревели в дюйме от лица. Острие меча Аримана пронзило шею стражу. Брызнула ярко-красная кровь, когда Азек выдернул меч, чтобы парировать другой удар. Он увидел, как перед ним разворачивается вся схватка, переплетение вероятностей и его собственных движений гармонично сплелись в одно целое.

Меч в руке Аримана задрожал, встретившись с вращающимися зубьями. Ариман направил в сердцевину оружия свою ярость и почувствовал, как цепной меч врага разлетелся надвое. Азек тут же шагнул и развернулся, ударив по ноге еще одного стража. Широкий топор понесся к его голове, но колдун быстро уклонился. Он ударил ногой назад, ощутив, что попал противнику в грудь, потом рубанул влево. Меч вздрогнул, оборвав жизнь. Перед ним возник ствол поднимающегося пистолета. Ариман шагнул вперед и отрубил руку, сжимавшую оружие, после чего развернулся назад и вогнал клинок в пах стражу, который как раз поднимался с пола. Он слепо ударил снова, и все равно нашел уязвимое сочленение во вражеских доспехах. Ариман отступил вправо, уходя от удара, и ударил наотмашь, превратив череп в красную кашу, и…

… паутина будущего растворилась в настоящем. Секунду он ничего не ощущал, а затем его рука начала трястись. Ариман моргнул, и зал вновь стал отчетливым. Он стоял на коленях — вокруг него на полу лежали мертвецы. К нему шел Астреос, в его глазах металось беспокойство.

— Нам нужна техноведьма, — сказал Ариман, тяжело ловя воздух. — Она придет?

— Она уже здесь, — ответила Кармента.

Кармента словно вернулась в объятия матери, которой никогда не знала. Вокруг нее свилась колыбель из кабелей, подняв с палубы мостика. Осознание тела угасло. Умственные соединения связали ее с системами корабля. Она смутно понимала, что сделала вдох, когда биение плазменных реакторов стало ее собственным, когда кожа стала изрытым метеоритами железом, а взгляд — сенсорами, пронзающими пустоту. Разум и инстинкты мгновение противились, борясь с чуждыми им инстинктами и ощущениями «Дитя Титана». Затем они стали одним целым, корабль и его госпожа, их воля и чувства оказались скованными воедино. Казалось, она умерла и воскресла, будто погрузилась в ледяную воду, только чтобы обнаружить, что продолжает дышать. Нельзя управлять звездолетом подобным образом — его дух чересчур крупный и сильный, а разум пилота слишком слаб, чтобы раствориться в объятиях такой машины. Богохульство — вот как они это называли, величайшее прегрешение в греховной жизни. И все же для Карменты это было самое ценное, что она когда-либо знала.

Техноведьма ощутила знакомое ответное касание сервиторов и рокот пробуждающихся систем. Мысли заполонил фоновый гул бессчетных сигналов. Она увидела свои коридоры, залы и пусковые отсеки тысячью механических глаз. Наблюдая через линзы пикт-устройств, Кармента увидела свой мостик, расположенных ярусами сервиторов и когитаторы, окутанные красноватой дымкой. Она увидела того, кого называла Хоркосом, взиравшего на колыбель из спутанных кабелей, которые удерживали ее тело. По крайней мере ее человеческое тело. Он был лживым существом. Кармента переключилась между разными видами на его лицо. Лишенное эмоций, гладкое, с яркими глазами. Он был опасен, и к тому же лжец. Астреос называл его Ариманом, и он оказался далеко не слабаком, как она считала прежде. Кармента видела, как он за считанные секунды расправился с пятью воинами Терзания. Словно услышав ее мысли, он склонил голову — но, конечно, он никак не мог услышать ее. Хоркос был существом из плоти, а она… она стала железной богиней.

Кармента сосредоточилась, отсекая части разума, чтобы привести системы в готовность. Реакторы начали медленно набирать мощность. В генераторы поля хлынула энергия. Она была почти готова, и скоро станет действительно свободной. Кармента наблюдала за двумя другими кораблями, висящими неподалеку в пустоте. Казалось, их скованные духи заставляли ее рыдать от сочувствия и хохотать от презрения. «Кровавый полумесяц» был умирающим волком, его внутренности гнили, дух опустился до низменных инстинктов. Корабль, который доставил эмиссара, походил на клинок. Его орудия и двигатели уже были наготове, заметила женщина. Грубый вызов и заявление о своих намерениях. Так очевидно, так высокомерно. Она расширила свое сознание на корабельные системы, готовя десятки мелких и важных действий.

Осталось только одно дело.

«Эгион, — сказала она голосом, превратившимся в пульсацию данных. — Эгион, просыпайся. Время снова пришло».

В потоке данных, которые она ощущала, заворочался еще один разум. Он принадлежал не ей, но был с нею связан, и прошелестел по мыслям Карменты, словно прикосновение руки.

«Я спал, госпожа, — прозвучал ответ. Голос казался ей рокотом океанических волн, которые накатывают на утесы. — Мне снилось, что нас захватили враги. Я видел кровь, смерть и огонь меж звезд».

«Это был не сон, и теперь нам нужно бежать», — ответила Кармента.

«Снова бежать», — раздался голос, он все больше слабел и уставал от разговора.

«Да, и ты должен снова направлять меня», — она не видела Эгиона, в его башне отсутствовали сенсоры или пикт-глаза. Впрочем, она могла представить его таким, каким видела в последний раз: вытянутое серое тело, которое зависло в платье из меди, утыканное трубками жизнеобеспечения. У него не осталось настоящих глаз, в его рот была воткнута трубка, которая исчезала в горле. Он спал все больше и больше, его чувство времени и места сбивалось все сильнее каждый раз, когда она пробуждала его. Но он был ее навигатором, и прежде не подводил Карменту. Эгион провел ее через варп с разгневанными Механикус на хвосте. Когда они попали в бурю на границе Великого Ока, Эгион сумел вывести ее.

«Хорошо», — сказал навигатор, и Кармента почувствовала в умственно-импульсной связи его усталость.

«Спасибо», — поблагодарила она. Эгион не ответил, но женщина ощутила, как его разум соединился с управлением, с помощью которого он поведет корабль, когда они окажутся в варпе.

Где-то в мире плоти и воздуха Кармента перевела дыхание. Орудия, щиты и двигатели ждали ее приказов. Отцы кузни сделали «Дитя Титана» военным кораблем, и женщина вздрогнула от нетерпения. Энергия нарастала, сдерживаемая лишь ее волей. Она потратила мгновение, наблюдая за воинами Терзания внутри себя, за тем, как поработители и техноремесленники копошатся в ее системах. Корабль эмиссара, похожий на копье из красного железа, оставался неподвижным. Рядом с ней находился «Кровавый полумесяц», так близко, что она ощущала неровное биение реакторов, словно горячее дыхание на коже.

«Гори», — подумала Кармента, и мысль ее стала реальностью.

Из борта вырвались лучи плазмы. Она ощутила встряску, будто вырывающийся из легких воздух, когда выплеснула свой гнев в пустоту. По всему корпусу закрылись противовзрывные двери, запечатав Терзание вместе с рабами в трюмах и коридорах. Двигатели озарились сполохами пылающего газа.

Плазма ударила в щиты корабля эмиссара волной раскалено-синей энергии. «Кровавый полумесяц» не двигался, словно от шока утратив способность маневрировать. Кармента испустила приготовленный сигнал — приказ на простом коде.

— Нас предали, — твердилось в нем.

Секунду ответа не было, и Кармента уже задалась вопросом, не поняли ли те, кто остался на борту «Кровавого полумесяца», что сказанное ею — ложь. Но вдруг «Кровавый полумесяц» открыл огонь из всех батарей по кораблю эмиссара.

«Дитя Титана» уже пришел в движение, направляясь мимо «Кровавого полумесяца». Внутри охлаждались плазменные каналы, выпуская газ в комнаты и отсеки, в которых оказалось Терзание. Часть разума Карменты наблюдала, как они умирают, вопя в плавящихся доспехах. Технопровидцы Терзания, которые вмешались в работу ее систем, погибли как один. Их разом прошил разряд тока из оборудования, плавя бионику и поджаривая мясо. Женщина испытала радость при виде их смерти.

Корабль эмиссара стал разворачиваться, расталкивая обломки выходящими из строя щитами. «Кровавый полумесяц» рванул к нему, выпустив из носа рассеявшуюся волну торпед. «Дитя Титана» развернулся следом за «Кровавым полумесяцем», продолжая стрелять по кораблю эмиссара. Кармента следила за тем, как торпеды «Кровавого полумесяца» одна за другой угодили в корабль эмиссара. Корпус из красного железа прогнулся и вздулся от разрывов. Он завращался, его курс превратился в неконтролируемую спираль. «Кровавый полумесяц» начал извергать из себя штурмовые капсулы и абордажные корабли.

«Дитя Титана» продолжал вести огонь по вращающемуся кораблю эмиссара, пока не миновал двигатели «Кровавого полумесяца». Кармента одной лишь мыслью перевела огонь. Рокочущий залп обрушил щит двигателей «Кровавого полумесяца», и лучи турболазеров попали в вентиляционные шахты двигателя. Еще секунду «Кровавый полумесяц» двигался, а затем вдоль кормовой трети его корпуса расцвел взрыв. Корабль ушел в спираль, крича на «Дитя Титана» от неожиданности и гнева. Кармента не слушала — ее чувства захлестнул поток плазмы, когда «Дитя Титана» рванулось вперед.

Едва место боя превратилось в огонек угасающей энергии на фоне звезд, она активировала варп-двигатели. Как только психические энергии окутали «Дитя Титана», она позволила себе чуть расслабиться. Женщина почувствовала, как Эгион взял на себя управление, и ее мысли стали сонным гулом полей Геллера и систем жизнеобеспечения. Она снова сбежала, стала свободной, и этого было достаточно.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Путь лжи

V
Сыны Праха

Вокруг «Дитя Титана» вскипали облака психической энергии. Громадные лица, клыки, когти и глаза формировались за секунду до того, как растаять обратно. «Дитя Титана» шел по волнам, не в силах оторваться от них, прикладывая усилия, чтобы его не утянуло в сердце шторма. Окутанные искрящимся полем Геллера двигатели толкали его вперед.

Кадин и Тидиас спорили с Астреосом, пока за корпусом корабля бушевал шторм. Как и в случае с генетическими предками, их аргументами выступали клинки. Это была проверка на лидерство, как повелось со времени основания ордена. Испытание велось словом за слово, клинком за клинок, без доспехов. Лидеру, которому бросили вызов, мог помочь только его собственный разум и мастерство владения клинком. Какой прок от слов, если они не помогали в бою или исходили от слишком слабого, неспособного отстоять свои убеждения?

Астреос парировал рубящий удар в горло. Клинки встретились, скрежеща острыми кромками, и воин позволил боевому ножу Тидиаса соскользнуть вдоль меча до самой гарды. Брат тут же ударил кулаком в живот Астреосу. Библиарий почувствовал, как внутри что-то треснуло. Тидиас нанес удар еще дважды, каждый раз с силой молота попадая в одну и ту же точку. Астреос почувствовал вкус крови в собственном дыхании. Он врезал лбом прямо Тидиасу в лицо. Воин пошатнулся, но быстро восстановил равновесие и рванулся вперед, пытаясь высвободить нож. Астреос провернул меч так, что Тидиаса сбило с ног, едва он ухватился за нож. Воин упал на металлический пол, а затем попытался вскочить. Библиарий оставил на шее Тидиаса каплю крови и заглянул брату в глаза. В ответ на него уставились холодный серый глаз и пылающая индиговая линза, вставленная в литой медный крепеж.

— Я проиграл, — низко прохрипел Тидиас. По лицу воина текла кровь, следуя по линиям старых шрамов, которые пересекали его узкое лицо. Астреос медленно кивнул и убрал острие меча от горла Тидиаса.

В скрытом сумраком углу комнаты невесело хохотнул Кадин, после чего шагнул вперед. Как и Астреос, и Тидиас, он был облачен в свободный табард из серой ткани, его обнаженная рука бугрилась мышцами под сетью шрамов. Кадин был моложе Астреоса, но из-за шрамов, покрывавших его кожу, он казался обветренным и старым, словно дерево, которое пережило немало бурь. У него было широкое лицо, но черты терялись под блестящей гладкой кожей, оставшейся после полученных ожогов. Кадин легко сжимал короткий широкий меч, чье лезвие сверкало недавней заточкой. Клинок предназначался для ближнего боя, где ты мог увидеть страх и ярость в глазах врага, почувствовать запах крови, когда он умирал. В левой глазнице Кадина сверкала зеленая линза, щелкнувшая, когда воин сфокусировался. Кармента даровала каждому из них искусственный глаз, чтобы заменить те, которые отнял Марот. Астреосу почему-то не хотелось принимать свой, словно частичка его желала оставить опустевшую глазницу в качестве напоминания.

Астреос перевел дыхание. Они держали совет клинков вот уже шесть часов кряду. Комната для сражений представляла собой длинный и низкий трюм, зажатый между орудийной и двигательной палубой. У стен стояло оружие и доспехи — кое-что было разграблено Терзанием, но другое сверкало новизной. В клетях в углах трюма горел уголь, наполняя зал теплом, дымом и тусклым красным светом.

— Ты желаешь отдохнуть, брат, — произнес Кадин. Он мог улыбаться, но шрамы искривили его рот до неузнаваемости, а голос оставался холодным, как снегопад. Астреос покачал головой. Кадин кивнул.

Брат метнулся, стремительный, словно удар плети. Астреос инстинктивно поднял клинок и каким-то образом отразил удар. Кадин успел отступить и снова принялся кружить. Последовало еще два быстрых выпада, и Астреосу пришлось отшагнуть назад, когда широкое лезвие рассекло воздух там, где еще секунду назад находилась его нога.

— Ты доверяешь ему? — спросил Кадин, продолжая обходить его. Астреос следил за зелеными глазами брата, одним настоящим, а другим ложным, не обращая внимания на плавные движения клинка в руке Кадина.

— Нет, — ответил Астреос, пытаясь сосредоточиться на углах, под которыми могут последовать удары, пока в голове вскипали слова спора. Изображение в новой аугметике было почти идеальным.

Почти. Удар Кадина просвистел справа, библиарий едва успел заметить его. Астреос дернулся назад, и клинок рассек ему плечо.

— Ты дал ему нашу клятву, но не доверяешь ему, — прорычал Кадин. Библиарий сфокусировался на непрерывно движущейся фигуре брата. Ослабленной и медленной правой рукой он поднял меч.

— Ариман подарил нам жизнь, — спокойно ответил Астреос и нанес удар. Он бы разрубил Кадина от шеи до таза, если тот не успел вовремя уйти от удара, одновременно контратакуя. По правой руке Астреоса потекла кровь. Он даже не заметил рану. Будь это настоящий бой, библиарий наверняка бы незримо почувствовал бы ее, но совет клинка запрещал ему пользоваться своими силами наряду с доспехами. — Он освободил нас. Таков ход событий. Спасение требует верности.

Кадин сделал выпад, его лицо скривилось в волчьем оскале. Астреос поднял меч, чтобы парировать удар, но покрытый шрамами воин перекинул меч в другую руку. Настоящий удар прочертил алую ухмылку на левом бедре библиария. По ноге Астреоса разлилось онемение.

— Он колдун, — выплюнул Кадин, — ведьмак, который служит ложным силам, клятвопреступник.

— А кто мы, брат? — спросил Астреос.

«И что мне следовало сделать, брат? — вспыхнул у него в голове вопрос. — Он дал мне жизнь, и я должен отплатить за этот дар единственно возможным способом. Мы никто без данных нами клятв. Мы последние из братства, которое погибло из-за того, что другие нарушили свое слово, тогда как мы сдержали свое».

— Мы не нарушали клятв, — возразил Кадин, и Астреос заметил вспыхнувший гнев в настоящем глазе брата.

— И не нарушим сейчас, — ответил Астреос, но в голосе не чувствовалось уверенности. Его большая голова начала опускаться, плечи поникли. По руке и ноге текла кровь. Он походил на раненого и слабеющего медведя, вокруг которого кружил волк.

— Он изгой, — произнес Кадин.

— А мы разве нет? — Астреос попытался нанести удар, но он оказался слишком медленным, и Кадин, стремительно уйдя в сторону, порезал здоровую руку Астреоса. Внезапно библиарий крутанулся и сделал низкий выпад, ложная усталость испарилась в мгновение ока. Плоской частью меча он сбил Кадина с ног. Воин упал и почувствовал, как острие меча Астреоса прижалось к его груди, прежде чем он успел подняться.

— Решение за мной, — сказал Астреос. Кадин кивнул, и Астреос взглянул в дальний конец зала, откуда за ними наблюдал Тидиас. — Ариман получил нашу клятву, и это связывает нас. «Но чего ради, Ариман? От чего ты бежишь и что так торопишься найти?»

— А если он окажется недостойным нашей верности? — спросил Кадин, но Астреос отвернулся и прошел туда, где на стенных опорах висели бронзового цвета доспехи. В отблесках огненных клетей он видел, где с тусклой поверхности были стерты эмблемы и знаки почестей.

— Совет окончен, клинки все сказали, — ответил Астреос, повесив меч на стену и сняв первую пластину доспехов.

— А что с тем, который лишил нас глаз? — не отступал Кадин, поднимаясь с пола. Астреос приложил руку к правой глазнице и ощутил серебро и черноту, которые удерживали бледный кристалл его нового глаза. Он вспомнил свернувшегося на полу Марота, ослепленного и рыдающего кровавыми слезами. Как мог космический десантник превратиться в столь сломленное создание? Марот больше не был ни человеком, ни воином — он стал бормочущим существом, слишком озлобленным и исполненным ненависти даже для простой жалости.

— Нити его жизни держит Ариман, — произнес Астреос. Тидиас посмотрел на Кадина, но оба они промолчали. Астреос не смотрел на них.

На самом деле библиарий был согласен с братьями. Он ничего не знал об Аримане, кроме его силы и того, что на него охотились другие отступники. Но клятвы не нуждались в доверии. Этой истине его научил Империум. Астреос облачался в доспехи, одна за другой соединяя пластины, создавая над телом вторую, металлическую кожу. Когда-то ему бы помогали сервы, но это было в давно мертвом прошлом. Они молчали, и единственным звуком был скрежет керамита и металла. Наконец Астреос выпрямился, вновь закованный в бронзовую броню, и направился к запертым дверям зала.

— Куда мы идем? — спросил у него за спиной Кадин.

«Не знаю, брат. Не знаю, куда приведут нас клятвы», — вспыхнула мысль, но он так и не высказал ее, когда покинул отсек.

Тронный зал безмолвствовал, в нем воняло гнилью и пеплом. Свечи давно превратились в лужицы жира, и единственный свет исходил от треснувшей люмосферы, которую держал перед Ариманом сгорбленный сервитор. Труп Гзреля развалился на троне. Его кожу и броню успел покрыть сероватый грибок, превратив бывшего повелителя Терзания в бесформенную груду. Другие тела накрыл ковер белесых стеблей. Ариману казалось, они дергаются и покачиваются всякий раз, когда на них падал свет.

Глаза колдуна остановились на горке мягкого пепла в центре зала. Он лежал там же, где упал, в серой пыли угадывались очертания человеческого тела. Ариман подумал о Толбеке и на секунду закрыл глаза.

Когда «Дитя Титана» нырнуло в варп, Азека начали одолевать вина и гнев. Возможно, они таились в нем и раньше, приглушенные инстинктом самосохранения, притупленные эйфорией от владения силами, которые он долго отрицал. Ариман покинул мостик и затерялся в переплетениях коридоров, позволив разуму раз за разом прокручивать случившееся, видение, эмиссара, то, что он сделал и почему. Когда отвлечься не получилось, вернулось чувство вины, окутав его мысли, подобно грозовой туче. У него не получилось, он оказался слабым.

«Следовало позволить ему довести дело до конца», — подумал он, наблюдая, как сервитор с лязгом бредет по залу, и желтый свет люмосферы открывает все новые следы насилия и разложения. Среди мусора блеснуло что-то, похожее на полированный кристалл. Ариман подошел ближе и нагнулся. Тогда он понял, что это были остекленевшие и мертвые глаза, взиравшие с поросшего грибком лица Гзреля.

«Я колдун, — подумал Ариман, глядя ему в глаза. — Силы, которыми владею — это силы и демонов, и жестоких богов также. Нет высшего идеала, нет искупления знанием, — он испустил тяжелый вздох. По телу прокатился гнев, питающийся виной и в свою очередь усиливающий ее. — Я опять потерпел неудачу, я слаб и недостаточно силен, чтобы принять свою судьбу». На мгновение его посетила мысль найти ближайший воздушный шлюз и исчезнуть в шторме.

Ариман отвел глаза от пустого взгляда Гзреля, которого избегал с тех пор, как вошел в зал. Двое воинов Рубрики продолжали стоять на том же месте. Колдун чувствовал призрачные сущности в каждом доспехе, шепчущиеся на границе сознания. В том шепоте слышался гнев, словно яростный крик, рассеянный шквальным ветром. Ариман поднялся и, не отводя глаз, направился к ним.

Боевая броня воинов Рубрики была насыщено-багрового цвета, окаймлена серебром и увешана свитками папируса. Взгляд Аримана скользнул с одних доспехов на другие, отмечая незначительные детали и знаки, которые рассказывали о заключенном в металлической оболочке воине. Их было немного, но достаточно, чтобы понять, кем при жизни был воин Рубрики. С именем пришло лицо, голос и воспоминание о смешке и доброй улыбке. Воин Рубрики был лишь одним из легиона, но Ариман помнил имена и лица всех своих братьев.

Азек присмотрелся к доспехам, взирая не только глазами, но и разумом. По доспехам вились символы, местами выгравированные на поверхности керамита, кое-где проникая внутрь пластин и сочленений. Для взгляда Аримана они были похожи на цепи синего огня. Он чувствовал, как внутри доспехов бьются закованные души, словно хищники в клетке, почуявшие кровь тюремщика.

Медленно, неуверенно, он поднял руку и коснулся бронированными пальцами наплечника.

Холод охватил руку. Ариман попытался убрать ее, но недостаточно быстро. На запястье сомкнулся кулак воина Рубрики. Азек почувствовал, как под мощной хваткой прогнулись пластины доспехов, и оттуда разлилось тепло. Глаза воина Рубрики вспыхнули. Ариман хотел отстраниться, но воин стал подтягивать его к себе.

+ Ариман, + прошипел голос у него в голове. Колдун почувствовал в нем мольбу и гнев, они скрежетали, словно железо о камень.

— Я… — попытался заговорить он, но хватка усилилась. Сковывающие символы на доспехах воинов Рубрики сверкали все ярче и ярче. Рука Аримана горела от жара, там, где керамит в руке Рубрики прогнулся. Вторая рука схватила его за шею, оторвав колдуна от пола. Железные пальцы медленно начали сжиматься у него на горле.

+ Ариман, + снова произнес голос, и его шепот заглушил остальные мысли.

Он тонул, не мог дышать, ничего не чувствовал, ослеп. Он падал во вселенную тьмы и теней, проблесков будущего и разбитых воспоминаний. Не мог вспомнить, кем или почему он был. Помнил фигуру в красных доспехах, синее небо, подернутое пурпуром заходящего солнца. Бушевала битва, топор несся к его голове, и он уклонялся от удара, вгоняя собственный клинок в подбородок воину, который мог убить его. Кровь была настолько яркой и живой, что он почти чувствовал ее, когда та брызнула на его щеку.

Образ померк.

Куда подевалось видение? Что это было? Воспоминание из прошлого? Он был убийцей или убитым, его ли кровь блестела на солнце? Он попытался вспомнить видение, вернуть его, но… Какое видение? Было видение воспоминание, оно… Но он уже не мог его вспомнить.

Тьма.

Он попытался вздохнуть, но безуспешно. Он тонул, тьма окутывала его все сильнее, пока он продолжал вращаться, падая, падая без конца.

Где он? Имя, как его зовут? Он хотел закричать, но тонул в кромешном мраке. Его зовут…

— Я — Азек Ариман, — он почувствовал, как слова сорвались с уст. Тьма рассеялась в мгновение ока, и он снова смотрел в горящие зеленые линзы шлема с высоким гребнем. Пальцы продолжали смыкаться у него на горле. Ариман вспомнил падение секиры и кровь на солнце. Вспомнил попытку ухватиться за что-то, пока тонул в забытье. Вспомнил, как потянулся в поисках имени.

Он заглянул в глаза воину Рубрики и произнес имя, которое когда-то принадлежало ему.

— Гелио Исидор, — воин Рубрики замер, и Ариман с трудом втянул воздух в легкие. Колдун понял: он не просто превратил братьев в духов и прах, он разрушил их личности. С течением времени касание варпа изменило бы их плоть и поглотило разумы, но Ариман одним ударом уничтожил все, кем они были. Бронированные фигуры перед ним были просто пустыми оболочками, словно человеческий силуэт, выжженный на стене взрывом бомбы. Сыны Рубрики были не просто мертвы — сама их сущность была стерта.

«Я совершил это, — подумал он, — рассчитывая, что спасаю их, а на самом деле сделал даже хуже, чем если бы просто уничтожил». На него нахлынула волна тягостных чувств. Он потерпел крах и утянул за собой братьев. Знание не освободило разум, но лишь заковало его в гордыню и потащило во мрак. Азек посмотрел на пепел, оставшийся от Толбека.

«Судьба твоего брата — твоя судьба», — сказал демон в видении.

«Я должен знать», — подумал Ариман. Он мог закрывать глаза на прошлое и на судьбу того, что осталось от братьев, но это время прошло. Что-то вернулось из прошлого Аримана, дабы подтолкнуть его в будущее, которого он не желал видеть. Ему нужно узнать, кто и зачем. Решение далось ему нелегко. Кто-то заставил его пойти на подобное и теперь искажал уготованную судьбу. Он не поддастся.

Ариман посмотрел на державшего его воина Рубрики, и пожелал, чтобы тот освободил его, одновременно называя по имени.

+ Отпусти меня, Гелио Исидор. Отпусти, брат мой. +

Рука медленно опустилась, пальцы разжались один за другим. Ариман посмотрел на вторые доспехи, изучая опознавательные детали и оценивая заключенный внутри дух. Комплект оставался неподвижным, но колдун чувствовал, как дух рвется в оковах. На ум пришло его настоящее имя, и он прошептал его вместе с именем брата.

+ Гелио Исидор. Мабиус Ро. +

Оба доспеха разом повернулись к нему.

«Я не буду повелевать ими, — подумал он. — Когда-то они были моими братьями, и никогда не станут моими рабами».

+ Оставайтесь здесь, + послал Ариман и попятился к бронзовым дверям. Сервитор тяжелой походкой поплелся следом. Достигнув двери, колдун поднял руку, будто в прощании. Из трупов взвилось пламя, перекидываясь с одного мертвеца на другого, пока не запылал весь тронный зал. Воины Рубрики стояли среди ширящегося огня, на доспехах запузырилась и начала стекать краска. Ариман переступил порог толстой металлической двери и развел руки в стороны, чтобы запереть горящую комнату. Он посмотрел на два комплекта доспехов, которые постепенно превращались в почерневшие статуи среди бушующего пламени.

+ Спите, братья мои, + подумал Ариман, рывком закрыв двери. Братья неподвижно смотрели на него, пока двери не закрылись, и комната превратилась в раскаленную печь.

— Он предаст нас, — после этих слов Кадин остановился, чтобы увидеть реакцию Тидиаса. Ее не было.

Тидиас склонился над деталями разобранного болтера, его губы безмолвно шевелились, глаза оставались закрытыми. Он был без доспехов, в одной перепоясанной веревкой пепельно-серой робе. Детали сверкали свежей смазкой в свете наполовину сгоревшей свечи, которая парила на медном суспензорном диске. Комната была маленькой, Кадин едва мог вытянуться во весь рост. Потолок был низким, а ведущий внутрь люк — узким. Истертые до голого металла стены, на которых не осталось ни следа краски или даже ржавчины, были увешаны пергаментными свитками. В комнате не было ни кровати, ни тюфяка, лишь стальной пол и сваленное в углу снаряжение. Кадин чувствовал в слабо циркулирующем воздухе запах оружейной смазки и благовоний. Он неловко пошевельнулся. Ему не нравилась комната Тидиаса, он будто попал в воспоминания, которые предпочел бы забыть.

Губы Тидиаса замерли, и воин открыл настоящий глаз. Индиговая линза бионического ока мигнула, а затем ярко разгорелась. Он медленно перевел взгляд на Кадина.

— Клинки сказали свое слово, вопрос решен, — произнес Тидиас.

— Астреос…

— Возглавляет нас, — ответил Тидиас, его голос вдруг стал твердым, будто железо. В свете свечи он внезапно стал казаться старым, когда на его лицо упали глубокие тени. — Астреос возглавляет нас, и я последую за ним, как и поклялся, когда он вернулся, чтобы вывести нас из пламени, — он на мгновение замолчал. — Как поклялся также и ты.

— Но ты сомневаешься в решении, — ответил Кадин, его доспехи зажужжали, когда он указал на Тидиаса. — Я видел это на совете.

Тидиас едва заметно пожал плечами и перевел взгляд на детали, разложенные перед ним. Он осторожно потянулся и взял деталь, затем другую, его руки двигались все быстрее, и постепенно, сопровождаемый металлическими щелчками, стал формироваться болтган. Наконец, вставив предохранитель на место, Тидиас безмолвно произнес литанию, положил оружие и поднял глаза.

— У меня было право задавать вопросы, — сказал Тидиас и покачал головой. — Больше мне нечего сказать, брат.

Кадин сплюнул и отвернулся. Тидиас никогда ему особо не нравился. Они были братьями, последними из круга братства, но этого было недостаточно.

— Ты не веришь, что нам следует идти этим путем, — продолжил Кадин. Он почувствовал, как его губы скривились в оскале. Он отвернулся и ткнул в Тидиаса пальцем. — Я видел. Не лги мне, брат.

Тидиас не шевельнулся, но Кадин ощутил, как что-то изменилось, словно его брат напрягся.

— Ариман украл наши клятвы. Он проходимец, недостойный нашей верности.

— Дело решено, — повторил Тидиас, и в его голосе послышались ледяные нотки.

— Три, брат, — Кадин кивнул, проведя рукой по изрытой шрамами поверхности брони. — Три из тысячи. Вот куда завела нас гордость и пустые слова, — Тидиас оставался неподвижным, настоящий глаз и пылающая аугметика превратились в непроницаемое черное зеркало для взгляда Кадина. Секунду спустя Кадин облизал губы и продолжил. — Ты должен лучше всех нас понимать, что произойдет, если мы последуем…

— Последуем по единственному пути, который остался для нас, — произнес Тидиас.

— Если мы доверимся Ариману, он погубит нас! — не выдержал Кадин.

Тидиас громко и безрадостно рассмеялся, его голос наполнил комнату, словно рокот грома. Кадин замер от неожиданности.

— Нет, брат, — Тидиас покачал головой, и в его голосе больше не было смеха. — Нас погубили давным-давно. Мы стали никем тогда, когда не погибли в огне родного мира. Мы стали врагами всего, ради чего сражались.

Тидиас поднялся и повернулся, чтобы повесить болтер на стену. Кадин смотрел на него, не зная, что сказать.

— На самом деле прежних нас больше нет. Ты хочешь нарушить клятвы, снова сбежать, но это не спасет нас, брат.

Кадин открыл рот, но так ничего не смог из себя выдавить.

— Мы были рождены во тьме, но познали свет солнца, — голос Тидиаса остановил Кадина, когда тот положил руку на люк. — Теперь мы падаем, а солнце стало угасающим воспоминанием, — Тидиас замолчал, и Кадин повернулся к нему. Брат не смотрел на него, продолжая держать болтер. На миг он вспомнил, как Тидиас стоял на высочайшем шпиле крепости-монастыря, его плащ вился на ветру, пока ночное небо пылало в огне правосудия. — Я никогда больше не увижу того солнца, — тихо произнес Тидиас, — но умру, помня, что когда-то видел его.

Через секунду Кадин отвернулся и молча покинул комнату.

Ариман нашел Марота свернувшимся во тьме перед дверью, его шлем был закреплен на положенном месте, обрывки плаща из кожи покрылись изморозью. Он не искал сломленного колдуна, даже не намеревался наведаться в камеру со скованным демоном, но ноги сами привели его туда, словно некая пустота у него в душе тянулась к тишине и мраку. Когда Ариман понял, что оказался возле того места, где Марот держал плененного демона, Азек едва не повернул назад. Затем он услышал звук, тихое болезненное бормотание, которое донеслось до его разума, будто легкий ветерок. Секунду колдун неподвижно стоял, пытаясь уловить еще один шорох психического шума. Звук послышался снова, и он последовал за ним и обнаружил Марота, лежащего на пороге тюрьмы своего творения.

Ариман шагнул ближе и присел возле Марота.

— Я вернулся к нему, — сказал Марот, его голос стал влажным и шепелявым через внутренний вокс доспехов. — Я пришел, но не вижу его.

Ариман посмотрел в красное свечение линз Марота. За пылающими кристаллами не было глаз, лишь неровные провалы, оставленные Астреосом. Ариман подумал о километрах коридоров и переходов, которые пришлось одолеть прорицателю, чтобы попасть сюда.

— Как ты попал сюда?

Марот покачал головой и отодвинулся, словно пытаясь уйти от ответа. Ариман потянулся разумом.

Голова тут же наполнилась рычанием. Ариман отшатнулся. Казалось, будто внутри его черепа разверзлась огромная пасть. Он услышал скрежетание зубов и ощутил на поверхности мыслей жар кровавого дыхания. Разум резко свернулся, психические чувства вернулись за крепкие стены воли.

Звук заполонил все вокруг, становясь все громче. Это было не рычание, внезапно понял Ариман. Это был смех, смех хищника, заметившего жертву. Ариман посмотрел на покрытый рунами люк за лежащим Маротом. Прорицатель дернулся и издал звук, словно напуганное животное, но Ариман даже не взглянул на него. Замок на люке был разбит, и из щели пробивался черный луч. Кровь, стучавшая в ушах Аримана, замерзла.

Люк открылся, и мгла внутри выплеснулась в коридор. Присутствие существа обрушилось на него волной ощущений: привкус крови, боль от обжигающего кожу льда, чернота воды в пещерах, не видевших солнца. Психические пальцы стали шарить у него в мыслях, их прикосновение походило на воспоминание о ночном кошмаре, который пытался утянуть его в царство боли и темноты.

Ариман успокоил разум. От усилия колдун задрожал, но шепот стих, и аура существа умолкла до едва слышимого шороха. В руке Аримана оказался меч, хотя он даже не понял, когда успел достать его, руны на оружии пылали холодным светом.

— Оно ничего не сделало, — воскликнул Марот по воксу. — Я вернулся к нему, но не вижу.

«Как он нашел сюда путь, не имея глаз?» — вопрос эхом разнесся у него в голове, несмотря на волну ощущений, шедшую из открытого люка.

— Он хотел увидеть, — хохотнул Марот. — Я рассказал ему, что сделал с его братом, и он захотел увидеть его сильнее, чем мою кровь. Он смотрел за меня, вел меня, а я его: его глаза были моими глазами.

В зияющем пространстве за люком что-то шевельнулось. Ариман направил силу разума в меч, его воля потекла в лезвие оружия. Он шагнул вперед, во мрак. Вокруг него заклубилась тьма. Секунду он ничего не видел, а затем в свечении меча проступили очертания, линии и формы. Скованный демон находился здесь. Ариман чувствовал его присутствие даже без необходимости видеть его.

Астреос смотрел на существо, которое носило тело его брата. Он был в доспехах, его лицо скрывала ротовая решетка шлема. Болтер находился на бедренной пластине, меч же покоился в кожаных ножнах на поясе. Воин свободно держал руки вдоль тела, его пальцы были расслаблены и открыты. Ариман не опустил меч.

— Астреос? — спросил Ариман по воксу.

Космический десантник посмотрел на колдуна. Во мраке блеск его глазных линз походил на провалы, высеченные в ночи. Демон, заключенный в плоть Кадара, задергался в своих цепях.

+ Ты знал об этом, + послал Астреос, его мысленный голос походил на низкое, опасное волчье рычание. + Ты знал, и скрыл от меня? +

Разум Аримана закружился среди вероятностей, протягивая психические чувства так далеко, как только он осмеливался, пытаясь увидеть мысли Астреоса и понять, было ли у него на душе что-то еще. После медленного удара сердец Ариман выдохнул и заговорил.

+ Да, + только и сказал он. + Его создал Марот, но я сохранил его и не рассказал тебе. +

+ Что это такое? +

+ Своего рода демон. Могущественный, но его сила подобна голоду волка, а жажда направлена только на разрушение. Плоть — его носитель, сосуд для прогнившей души. +

+ Кадар… +

+ Он мертв, + послал Ариман. + Он умер еще до того, как это случилось. По крайней мере я надеюсь. +

+ Внутри должно что-то остаться от него. +

Ариман покачал головой.

+ Ничего, что хотело бы жить дальше. +

Астреос посмотрел на существо, и Ариман проследил за его взглядом. Оно взирало на них с тихим злорадством.

+ Должен быть способ. +

Ариман почувствовал, как по позвоночнику поползло что-то холодное, и вспомнил мертвые глаза воина Рубрики, смотревшие на него из горящего тронного зала.

— Это уже не твой брат. Это просто существо, не более чем оружие.

Астреос пришел в движение прежде, чем Ариман успел подумать. Библиарий оказался у него за спиной и сбил с ног так, что шея Азека застыла над мечом Астреоса. Ариман ощутил, как его окутал разум Астреоса, сила телекинетической хватки высекла искры с доспехов. Ариман застыл на месте, оградив разум.

+ Так вот почему ты сохранил его? + прорычал Астреос, его мысли острыми иглами закололи Аримана. + Чтобы у тебя было оружие, если мы обратимся против тебя и ты лишишься сил? +

«Почему я не рассказал ему? — задумался Ариман. — Почему не попросил Карменту отсечь эту часть корабля и выбросить ее в пустоту?»

Разум метался в поисках ответа. Все впустую. Казалось, Азек даже не думал о существе с тех пор, как Марот показал его, словно разум избегал воспоминаний о нем, подобно обтекающей камень воде. Как будто он забыл.

Астреос напрягся, и лезвие впилось в шейное сочленение доспехов Аримана. Он услышал шипение вытекающего воздуха. Мысли Азека заметались, а затем вдруг сошлись в единой точке. Он моргнул. Он мог убить Астреоса, даже сейчас, даже с клинком у горла, но лишился бы последнего союзника.

— Я никогда бы не воспользовался таким оружием, — ответил Ариман. — Его нельзя освобождать, — перед глазами замигало красное предупреждение о разгерметизации. Воздух и тепло вытекали по лезвию меча Астреоса, словно кровь из раны. — Но если есть способ обратить вспять сотворенное с твоим братом, я найду его. Обещаю.

Долгое мгновение комната оставалась неподвижной, кроме газа, выходящего из пробоины в доспехах Аримана, и цепей демона, которые будто дребезжали в такт с неспешным сердцебиением.

Астреос убрал клинок от шеи колдуна, и его хватка ослабла. Азек выпрямился.

+ Надежда, + послал Астреос. Ариман чувствовал, как из брешей в его разуме просачивается гнев. + Самая жестокая отрава. +

Азек проводил взглядом Астреоса, когда тот развернулся и без слов покинул отсек. После того как он исчез, колдун посмотрел на скованного демона, пройдясь взглядом по цепям и серой плоти лица, которое до сих пор так походило на Астреоса. Существо посмотрело в ответ, улыбка искривила краешек его рта. Оно облизало губы. Через секунду Ариман отвернулся и ушел вслед за Астреосом.

Кадин и Тидиас посмотрели на Астреоса, когда тот вошел в комнату для поединков. Угли в черных металлических клетях превратились в красную золу, люмосферы вдоль потолка разносили холодный свет в дальние уголки комнаты.

— Брат? — спросил Тидиас, оторвав взгляд от развернутого на полу листа пергамента. В руке он сжимал серебристое перо с влажным черным кончиком. Астреос заметил имя Кадара, то и дело проскакивающее среди рядков стихов на пергаменте. Воин почувствовал, как напряглось его лицо под пристальным взглядом Тидиаса. Он чувствовал себя так, словно старый воин взглянул ему прямо в душу, как будто виденное и слышанное им кричало из самого его естества.

— Брат? — повторил Тидиас, на этот раз голос прозвучал мягче, в нем чувствовалась забота. Кадин ходил по залу, рассекая воздух выключенным цепным мечом.

«Они видят это во мне, видят правду, бурлящую на поверхности, — подумал Астреос. Перед глазами вспыхнул образ Кадара, улыбающегося бритвенно-острыми зубами, и он вспомнил мертвенную черноту его пустых глаз. Библиарий почувствовал, как одновременно с участившимся сердцебиением растут его злость и боль. — Если я собираюсь им рассказать, то лучше всего сейчас». Он открыл рот, готовясь заговорить.

«Но они не поймут, — возразил голос в его голове. — Не поймут, почему ты позволил мертвому колдуну жить, почему цепляешься за малейшую надежду, будто Ариман сдержит слово».

Кадин на секунду взглянул на него, но затем покачал головой и отвернулся, подняв цепной меч, чтобы провести очередную серию ударов. Тидиас поднялся, не сводя глаз с лица Астреоса.

— Что случилось? — спросил Тидиас, шагнув к нему.

«Они должны увидеть. Я должен рассказать им. Они последние из моих братьев».

«Но вдруг они подумают, что Кадара уже не спасти, — спросил второй голос. — А если они скажут, что останки Кадара следует очистить пламенем? Если они не поверят в обещание Аримана?»

Астреос посмотрел на развернутый пергамент, в котором описывалась жизнь Кадара, его деяния, благодетели и немногочисленные неудачи: все, что делало его самим собой.

Астреос закрыл рот. Его лицо вновь стало спокойным, сердцебиение замедлилось, словно ледяная маска накрыла кожу и просочилась в вены. Библиарий покачал головой и заговорил тяжелым голосом.

— Мароту нельзя причинять вред, а приказам Аримана нужно следовать беспрекословно.

Тидиас бросил хмурый взгляд на Кадина. Цепной меч Кадина тихо шепнул, разрубив воздух, и замер. Теперь они оба смотрели на Астреоса — он ощущал их смятение и нечто еще, другое чувство, погребенное глубоко под поверхностными мыслями.

— Вопрос уже решен, — осторожно произнес Тидиас, посмотрев на Астреоса. — Клинки все сказали.

— Вы поклянетесь здесь и сейчас, — сказал Астреос и с удивлением услышал в своем голосе железный холод.

— Брат… — начал Тидиас.

— Клянитесь, — голос Астреоса прозвенел по длинной комнате. Секунду Кадин и Тидиас смотрели на него, а затем опустились на колени. Астреос услышал их голоса, но слова словно стихли, едва он посмотрел на склоненные головы братьев. Демон с лицом Кадара улыбнулся у него в разуме.

Кармента посмотрела на Аримана, когда тот вошел через круглый люк. Он успел сделать два шага, прежде чем взглянул в угол, где она ждала. Неужели она чем-то выдала себя? Женщина думала, что была бесшумной, но, возможно, он заметил ее присутствие другим способом. Возможно, колдун знал, что она здесь еще до того, как открыл люк. Кармента оставалась неподвижной, даже когда он уставился на ее треснувшую маску под рваным капюшоном.

Техноведьма моргнула, а затем поняла, что Ариман уже отступил от двери. Тогда женщина вспомнила, что не может моргать. Должно быть, не секунду оптические системы дали сбой. Когда она отсоединялась от «Дитя Титана», у нее часто возникали проблемы с аугметическими частями. С недавних пор они стали случаться все чаще и были с каждым разом все хуже. Колдун посмотрел на нее, Кармента проанализировала выражение лица колдуна и определила его как недоумение.

— Ты не соединена с кораблем, — заметил он. Кармента ожидала от него совершенно других слов. Люди, особенно космические десантники, не очень любили, когда посторонние вторгались в личное пространство. Она покачала головой, а затем прекратила.

— Прохождение через варп, оно… — женщина попытался подыскать подходящее слово, но не смогла найти ничего, что могло сравниться с лихорадочным ощущением от соединения с «Дитем Титана», пока корабль шел волнами варпа. Даже после кратковременных периодов единения или после выхода из варпа ее всю трясло, а из интерфейсных портов сочилась кровь. — Оно неприятное, — закончила она.

— Вполне вероятно, — произнес он, шагнув к чаше, чтобы наполнить ее маслом и поджечь.

— Как… — начала она, но колдун безрадостно усмехнулся.

— Я вижу многое, чего не могут другие, и многое, что мне не хотелось бы видеть, — он провел рукой над чашей, и из нее выплеснулось пламя. — То, что ты делаешь, это истязание духа великой машины. Так бы заявило твое техножречество, по крайней мере в мое время.

— Это не мое жречество, — выплюнула Кармента. Он бросил на нее взгляд, быстрая вспышка синих глаз, но тут же перевел взгляд обратно на огонь, танцевавший на поверхности масла.

— Конечно, нет, иначе ты бы не подчинила военный корабль своей воле и не стала странствовать с горсткой отступников на границе Великого Ока, — женщина услышала кошачий рык, а потом поняла, что он донесся у нее из горла. Механодендриты стремительно вырвались из плеч, выгнувшись, будто готовые к нападению змеи.

«Что происходит? — она чувствовала себя отстраненно, словно наблюдала за собой издалека. Руки Карменты дрожали от ярости, но она оставалась спокойной. — Нет, — пришла в голову мысль. — Часть тебя спокойна. Другая часть в объятиях гнева».

— Я не желаю тебе зла, — медленно проговорил Ариман. Его голос оставался совершенно уравновешенным. — И не хочу знать, почему ты стала отступницей. Я повидал достаточно, и могу догадаться об остальном. Я не отниму у тебя корабль, — колдун прервался. — Но ты идешь опасным путем и хочешь овладеть силами, которые способны уничтожить тебя. Разум не может существовать в подобном состоянии, разделенный двумя царствами, и оставаться единым целым. Плоть или машина, что-то должно победить.

«Я справлюсь», — подумала она.

— Я справлюсь, — сказала Кармента и поняла, что опять взяла себя в руки.

— Возможно, — Ариман пожал плечами. — Я не сужу тебя, госпожа. Есть пределы моего лицемерия, — он отвел взгляд, и по его лицу пробежало выражение, которое она не сумела понять. — Но ты права, у тебя нет причин доверять мне, — секунду колдун молчал, затем потянулся и провел бронированными пальцами над масляным пламенем, не сводя с них глаз, пока краска не стала чернеть и вздуваться пузырями. — Я не отниму твой корабль. Клянусь.

Кармента поверила ему, хотя не совсем понимала, почему. Усталость в его словах и манера держаться кое-что ей напомнили.

«Может, тебе просто хочется кому-то верить, — произнес голос в разуме. — Может, тебе нужно ему доверять».

— Прости, — сказала она, но остановилась. — Без тебя я не вернула бы корабль.

Ариман кивнул и посмотрел на нее так, словно не знал, что сказать.

— Ты бежал? — вдруг спросила Кармента. Колдун посмотрел на женщину. — Тогда то, от чего ты бежал, настигло тебя.

— Да, — ответил он, и ей показалось, будто она узнала уставшую улыбку на лице Аримана.

— А теперь? Что ты будешь делать?

Он пожал плечами.

— Попытаюсь узнать причину.

— Почему не бежать дальше?

Ариман отвел глаза и хотел было что-то сказать, но ответ словно умер у него на губах.

— Потому что боюсь того, что случится, если я снова отвернусь, — наконец сказал он. Кармента пристально всматривалась в него, ведьма в черном одеянии и синеглазый полубог.

— Я доставлю тебя куда нужно, — сказала она. Ариман склонил голову.

— Спасибо, — поблагодарил он.

Женщина усмехнулась. От этого ощущения все внутри нее похолодело. Она не смеялась много лет и не знала, почему это сделала сейчас.

— Но куда ты хочешь отправиться? Ты хотя бы знаешь, откуда начать?

— Да, — ответил он, снова посмотрев в огонь. — Я начну с прошлого.

VI
Пепел воспоминаний

Уединившись в своих покоях, Ариман закрыл глаза и погрузился в воспоминания. Ощущение собственного тела потускнело. Сердцебиение и дыхание почти остановились. Посторонние мысли исчезли, и его наполнила безмолвная чернота.

— Память — это машина, — Ариман вспомнил, как Пентей постукивал посохом из слоновьей кости по полу, будто подчеркивая каждое слово. Старый мудрец любил слушать свой голос, хотя с возрастом тот стал сухим. Пентей преподал Ариману и его родному брату первые уроки логики, философии и риторики, когда они были еще мальчишками на Терре. Ариман и Ормузд за глаза звали его пустынной ящерицей, но запоминали каждое оброненное им во время лекций слово. — Многие люди считают ее чем-то неизменным, — продолжал Пентей, утерев пот, скопившийся в морщинках на лице. — Они забывают и считают это естественным. Помнят бесполезные детали, сами не зная почему. Люди упускают из виду тот факт, что они отказались от одного из величайших устройств человеческого разума. Память — это знание, а знание — сила.

Ариман улыбнулся, припомнив те слова, и отправился к дворцу собственных воспоминаний. Сначала он словно шел по темному коридору, свет настоящего постепенно угасал вдали. Затем мрак рассеялся, и он оказался на белых мраморных ступенях под синим небом и ярким солнцем.

Азек отвернулся и поднял глаза. Дворец высился до самого неба, его белые стены сверкали в лучах света. Еще выше тянулись башни, расписные деревянные ставни были распахнуты настежь, впуская в сводчатые залы ветер. Конечно, дворец не существовал в реальности. Это была лишь конструкция, возведенная из миллионов обрывков воспоминаний, сложенных друг на друга: ступени символизировали его восхождение к Белому Храму на плато Ионус, небесная синева и тепло были родом с Просперо, а ветер разгонял воздух его детских лет.

От солнечного света его спина покрылась испариной. Здесь Ариман не носил доспехов, лишь воспоминание о простой белой мантии. Он шагнул вперед, отметив тепло камня под ногами. Такие детали играли немаловажную роль. Память зиждилась не просто на образах или словах, это было переплетение ощущений, привязанных к конкретной точке времени. Вспомнишь запах места, и ты увидишь его. Вспомнишь оттенок лепестков, и вспомнишь название самого цветка.

Ариман поднялся по ступеням к дверям и распахнул их настежь. В коридоре за ними царила прохлада. Через каждые несколько метров в потолке были видны облицованные зеркалами шахты. Красные, белые и синие ковры приглушали шаги, когда колдун направился внутрь. По обеим сторонам коридора располагались двери. Ни одна не походила на остальные — некоторые были из невзрачной пластали, словно попали сюда прямиком со звездолета или из бункера, другие были из дерева, стекла или начищенного до блеска металла. Только из этого коридора вели сотни дверей, во всем же дворце их насчитывались десятки тысяч. С каждым днем он рос в размерах, над более старыми и глубокими воспоминаниями возводились новые этажи и комнаты. Сейчас его разум добавил всюду тонкий слой пыли, что символизировало заброшенность.

Идя по коридору, Ариман размышлял над тем, что это место было еще одним символом его лицемерия. Он провел так много времени, скрывая и забывая, но дворец продолжал стоять, храня внутри воспоминания. Честно говоря, Азек и не думал разрушать его, хотя внутри находилось немало дверей, которых он ни разу не открывал с тех пор, как последний раз запер.

Из-за закрытых дверей доносились звуки. Он слышал голоса давно мертвых людей, обрывки разговоров и глухой рокот сражений. Часть Аримана хотела остановиться, зайти в каждую дверь и вспомнить хранящееся внутри прошлое. Но он продолжал идти дальше.

Первая дверь была из голого серого камня с простым серебряным кольцом в петле. Ариман долго разглядывал дверь. Ее он добавил последней. Колдун взялся за кольцо и потянул на себя. Дверь открылась, и Ариман шагнул внутрь.

Комната была открыта небу. Свет двух красных солнц коснулся лица Азека, и легкие наполнил сладкий, ароматный воздух. За арочными окнами до самого горизонта тянулись башни Планеты Колдунов. У стен стояли полки, поднимаясь от пола туда, где начиналось небо. На полках рядами выстроились белые мраморные сосуды с выгравированными на них золотыми надписями. Они были увенчаны отполированными и черными как смоль головами зверей. В центре комнаты на серебряно-обсидиановом плинте лежала раскрытая книга в черном переплете.

Долгое время Ариман стоял неподвижно. Затем он обвел взглядом полки, читая каждое имя, выведенное золотом. Изучив их все, колдун остановился взглядом на первом сосуде.

«Никтей», — прочел он. Можно начать отсюда. Ариман потянулся, взял сосуд и открыл крышку. Его окружили мерцающие фрагменты видений и звуков, словно быстро прокручиваемые в пиктере картинки. Сначала возникло лицо, которое на глазах у Азека стало меняться, старея и покрываясь шрамами от первого момента, когда он встретил Никтея будучи еще аспирантом, и до последней секунды. Затем обрывки переданных мыслей, потом времена разлуки. Он вспомнил сражения, в которых участвовал на заре Империума, и увидел, как царство Императора утонуло в пучине войны, а Никтей был рядом с ним.

— Это следует сделать. Я с вами, повелитель, — произнес Никтей, склонив голову и тем самым вступив в кабал. Затем Ариман увидел, как молодой адепт и друг распростерся в пыли перед Магнусом, моля прощение за содеянное ими. Воспоминания вдруг распались на небольшие фрагменты: рассказ, поведанный капитаном-отступником, слухи о колдуне, который воюет в банде легиона Повелителей Ночи, имя, мимолетно услышанное на рабовладельческих станциях Наара.

Наконец воспоминания подошли к концу, и Ариман взглянул на ряды сосудов. В каждом из них хранились воспоминания об одном из воинов Тысячи Сынов. Все они жили у него в памяти, пусть прошлое и покрылось трещинами за годы изгнания. Ариман никогда не проверял, как хранятся его воспоминания, а лишь добавлял к ним обрывочную информацию о том, что могло случиться с братьями. Он считал это своего рода наказанием. Наконец Ариман направился к следующему сосуду.

Закончив, колдун открыл глаза. Он весь дрожал, но получил то, что ему нужно.

— Ничего. Как и с остальными, — заметил Астреос.

Ариман не ответил. В разрушенную башню врывался ветер, неся с собой запах дождя. Колдун оглянулся, отмечая детали, пока разум воспринимал оставшиеся в варпе психические следы.

Конечно, на самом деле это была не башня, хотя она вполне подходила под описание. Они находились на звездолете. Полкилометра длиной, созданный в форме наконечника стрелы, корабль торчал из поверхности болотистой луны. Возможно, спутник притянул его к себе или, может, луна выросла из корабля, словно неконтролируемая раковая опухоль. Стены стали этажами, потолки — стенами, каждая поверхность была отмечена касанием варпа и тех, кто звал его домом. Расцветы бирюзовой ржавчины метровой толщины покрывали все перегородки и бойницы. С зубцов свисали белесые вуали грибка, мерцая в вечном сумраке болезненным зеленым светом. Напряженный позвоночник корабля изогнулся так, что походил теперь на кривой коралловый столб, растущий из покрытого водорослями дна.

Комната, в которой они стояли, располагалась в наивысшей точке башни. Разглядывая то, что от нее осталось, Ариман думал, что в прошлом это мог быть зал собраний. Открытое пространство опоясывали ступени, так что пол представлял собой широкий круг из покрытой вмятинами меди. Сквозь бреши в высоких стенах лил дождь. Боевой корабль, который доставил их сюда с «Дитя Титана», приземлился на широком выступе возле одной из пробоин. Тидиас и Кадин осторожно пробирались через обломки, сжимая болтеры в руках и осматривая руины.

— Здесь был бой, — сказал Тидиас, присев, чтобы провести пальцем по оплывшему краю неровной дыры в стене. Ариман кивнул. Он чувствовал в варпе вокруг башни угасающее касание смерти. — На этот раз трупов нет.

— Их превратили в пепел, который затем смыло дождем, — ответил Ариман, одновременно отфильтровывая психические следы. Варп, заразивший башню вместе со всей луной, осквернял его мысли, пока Ариман пытался понять смысл того, что его окружало. Колдун чувствовал дым горящих костей, густой и грязный. Перед мысленным взором появился нечеткий образ: медленно шагающие фигуры в красных доспехах и шлемах с высокими гребнями. Колдун дернулся, открыл глаза, и его взгляд остановился на пробоинах в стенах. Отголосок взрыва обдал его тело волной жара. Здесь обитали сотни воинов, которые собирали силы, прежде чем ринуться обратно в Око. Все они погибли меньше чем за час.

Ариман протянул руку, и с влажного пола поднялись обломки полуночно-синих доспехов. Он сосредоточился и почувствовал каждый осколок брони. Колдун махнул рукой, и фрагменты соединились в нагрудник космического десантника. Между паутиной трещин ему ухмыльнулся череп с крыльями летучей мыши.

— Повелители Ночи, — сказал Ариман. — Или отколовшаяся их часть.

Он опустил руку, и нагрудник развалился на части и посыпался на пол. Ариман повернулся и потянулся разумом сквозь руины, пытаясь найти след своего брата. Он был здесь, словно слабая боль под психической кожей башни. Его звали Мемуним. Он был адептом Раптора и хранителем печати Пятого дома Просперо. Ариман никогда не считал его своим другом, но Мемуним оставался верен, когда он знал его.

Еще он был двенадцатым братом, которого отследил Ариман, но обнаружил только то, что все они пропали. Кем стал Мемуним после изгнания? Перешел ли в услужение ничтожным и злым владыкам, или же его путь оказался куда темнее?

— Сколько еще? — поинтересовался Астреос.

Ариман посмотрел на библиария. Он удерживал его взгляд целую минуту. Азек понимал, что в конечном итоге дойдет до этого. Они странствовали по краю Ока несколько месяцев, оседлав границу шторма. «Дитя Титана» непрерывно содрогалось, навигатор Эгион молил об отдыхе. До сих пор им не удалось найти ни одного из братьев Аримана. Некоторые слухи на поверку оказались ложными, другие — верными, но по прибытию они находили либо следы резни, либо же те, кого они хотели найти, пропали без вести. Астреос беспрекословно следовал приказам Аримана, но с каждой неделей, проведенной на борту «Дитя Титана», раздражение отступника усиливалось.

— Пока я не найду ответ, — произнес Ариман.

— Какой ответ? — Астреос указал на выжженную комнату и дождь, падающий сквозь дыры в стене. — Здесь нет ничего, что дало бы ответ.

Астреос покачал головой и отвернулся.

— Этот хотя бы сражался, — тихо сказал Тидиас. Ариман посмотрел на него. Тидиас заметил это и пожал плечами. — Если это те охотники, которые пришли за тобой, должно быть, они предоставили тот же выбор. Пойди с нами или сражайся, — Тидиас наклонился и подобрал гильзу от болтерного снаряда.

— Пойди с нами или сгори, — прорычал Кадин возле оплавленной дыры в стене зала.

Ариман стянул психические чувства обратно. Здесь не было ничего, чего бы он не видел в других местах, где ему пришлось побывать за последние месяцы. К каждому его брату из Тысячи Сынов прибыл эмиссар, как Гзрель встретил Толбека, и те либо принимали предложение эмиссара, либо вступали в бой. Ариман подозревал, что многих пленили, а не убили, но наверняка сказать не мог. Колдун подошел к самому большому пролому и выглянул наружу. Дождь забарабанил по доспехам и потек по морщинам на лице. Они могли потратить смертную жизнь, выслеживая собратьев-изгоев, но он сильно подозревал, что в итоге они найдут лишь остывший пепел.

«Ты с самого начала знал, что найдешь, — подумал Ариман. Он вспомнил о слухах, не раз слышанных им в изгнании, единственный шаг, которого надеялся избежать. — Ты не хочешь найти ответы?»

Ариман посмотрел, как серая завеса дождя проходит по топям. Астреос, Кадин и Тидиас молча наблюдали за ним. Ему не нравилось решение, к которому он пришел — с самого начала поисков он не хотел идти на это.

— Еще один, — сказал Ариман и повернулся, чтобы увидеть, как трое отступников обменялись взглядами. — Еще одно путешествие. Но нам придется отправиться глубже в Око Ужаса, чем когда-либо прежде, — он бросил взгляд на Астреоса. — И тебе придется помочь мне, если мы хотим добраться туда живыми.

Лицо библиария оставалось непроницаемым, но по поверхностным мыслям пробежала рябь недовольства. Кадин и Тидиас без слов смотрели на брата. Наконец он склонил голову.

— Пойдем, — сказал Ариман, направившись туда, где под секущим дождем их ждал корабль.

— Кто они? — спросил Тидиас. Когда Ариман оглянулся, седовласый ветеран пожал плечами. — Колдуны, которых ты ищешь. Кто они?

Ариман молчал. Ему придется раскрыть кое-какую правду, ведь лишь узы верности связывали их вместе.

— Братья, которых я предал, — ответил Ариман и отвернулся.

+ Снова, + послал Ариман. Астреос сморгнул пот с настоящего глаза. В голове гудело, боль от металлической аугметики впивалась в лоб. Сидевший напротив Ариман изучал его немигающим взглядом.

Комната, которую они занимали, представляла собою заключенную в кристаллы и медь платформу на верхушке башни высоко на позвоночнике «Дитя Титана». Единственным источником света служили звезды и зловещего синюшного цвета сияние Ока Ужаса. Они сидели друг напротив друга в центре комнаты, в середине выведенных углем и маслом кругов. Ариман был в мантии кремового цвета, Астреос в сером табарде с багровой окантовкой. Они не двигались вот уже девять дней.

Астреос встретился взглядом с Ариманом, и разум библиария сформировал образ свечного огня.

+ Хорошо, + произнес Ариман. Астреос ощутил укол холода между глазами. Образ свечного пламени становился все более отчетливым. + Сейчас, + послал Ариман. Пламя разделилось и стало двумя огоньками. Астреос моргнул, и огни замерцали, один потускнел, второй стал ярче, а затем наоборот. Пламя вновь разделилось. Теперь четыре огонька мерцали в разном ритме. Астреос не дышал, кровь почти застыла в жилах.

Вдруг пламя разделилось опять, и опять, и опять, пока в разуме библиария не пылали тысячи огней. Волны ритма прокатывались по огненному полю, формируя все более быстрые и сложные узоры. Астреос крепко удерживал образ в мыслях. Узоры контролировал не он, но урок был не в этом. Ему следовало удерживать образ, пока Ариман произвольно менял его. Они учились разделять свои силы, становиться сильнее, сливаясь в один разум. По крайней мере так говорил Ариман. Астреос еще не был уверен, что доверяет ему.

Пламя исчезло. Перед внутренним взором осталось лишь поле золотых нитей, свивавшихся воедино, формируя образы из дыма и света: птица, машущая крыльями, скарабей, пожирающий солнечный диск, человек с шакальей головой и девятью руками, каждая держала яркий символ. Астреос перестал чувствовать тело. Граница между тем, что видел его разум, и тем, что представлял, будто видел, размылась, но он понимал, что если потеряет концентрацию, видение исчезнет. Библиарий чувствовал, как напрягается разум, словно сама душа перестраивалась заново. Он тренировал разум и способности ради войны и силы и обучал других тому же, но прежде он не знал ничего подобного. Это походило на горение, на радость дыхания после удушения, на смех и слезы.

Образ померк. Астреос открыл глаза. Его охватила ярость. Он хотел, чтобы ощущения вернулись, хотел чувствовать, как вселенная поет в унисон с его волей. Ариман не сводил с него глаз — они пылали, будто отблеск солнца на льду. По спине Астреоса пробежал холодок, и эйфория вмиг покинула его, оставив лишь холодную пустоту и привкус железа во рту.

— Что ты делаешь со мной? — спросил библиарий. Слова дались ему с трудом. Ариман едва заметно покачал головой, поднялся и подошел к вокс-рожку у единственной двери в комнату.

— Госпожа Кармента, — сказал Ариман. — Пожалуйста, разбуди Эгиона и приготовь корабль к переходу в варп, — ее ответ был коротким, и Ариман снова обернулся к Астреосу.

— Я сделал то, о чем говорил. Обучил тебя, чтобы наши разумы могли действовать в единстве, — произнес Ариман. — Мы направимся вглубь Ока Ужаса, следуя по извилистому пути. Мне придется оставаться на связи с Эгионом, пока он будет вести корабль. Поэтому мне нужно, чтобы ты одолжил свои силы.

— Нет, — не шевельнувшись, сказал Астреос. — Нет, ты сделал что-то еще.

Ариман пристально посмотрел на него.

— Твой разум похож на крепость, но здесь… — Ариман указал на изломанный зрачок Ока Ужаса. — Здесь варп везде. Мы дышим им. Прикасаемся к нему во время сна. Твой разум не устоит перед ним, когда мы окажемся в глубине Ока. Ментальная защита не поможет: она слишком груба и проста. Чтобы выжить там, куда мы должны отправиться, тебе следует научиться плыть по течению, а не стоять против него. То, чему я учу тебя, только начало.

— Я поклялся подчиняться тебе, а не становиться тобой.

— Ты должен, или погибнешь.

Секунду Астреос молчал. Он думал, что верит Ариману, а часть его души хотела достичь тех высот, к которым прикоснулась под наставничеством колдуна.

— Скажи, — произнес Астреос, его голос был холоден. — Братья, которых ты предал, верили тебе?

Ариман пристально посмотрел на него. Астреос не отвел взгляд. Наконец Ариман медленно вздохнул и неторопливо пошел к дверям.

— У нас пару часов до начала путешествия, — не оглядываясь, сказал Ариман. — Отдыхай. Тебе это потребуется.

Ариман в одиночестве шел по палубам «Дитя Титана». Для него это уже стало привычкой, способом избавиться от тревог. Его эффективность была ограничена. Перед ним безмолвно вились переходы. Где-то царила кромешная тьма, в других местах путь освещала слабая, аритмичная пульсация светосфер. Он проходил мимо безжизненных сервиторов, прислонившихся к стенам или рухнувших на пол. Все, на что смотрел Ариман, освещалось аурой, похожей на светящийся зеленый туман, который просачивается из-за границы зрения. У него был собственный ментальный привкус: прах и могильная земля. Переходы уводили все дальше — теперь вдоль стен, потолка и пола бежали изъеденные ржавчиной узкие трубы. Коридоры стали широкими и безмолвными, за исключением отдаленного гула, похожего на мерное сердцебиение.

Конечно, это его вина. Только его. Смерть Ормузда, изгнание с Планеты Колдунов, этот рок, который преследовал его и братьев-изгоев. Сам того не осознавая, он стал причиной, все причинно-следственные линии тянулись до того момента, как он сотворил Рубрику. Намерения и непонимание последствий ничего не значили. Ему не уйти от этого, и единственным способом решить проблему, было пойти на очередной риск, невзирая на ошибки прошлого. Ему придется использовать свои силы, чтобы найти ответы, но что дальше?

«Поиск ответа на этот вопрос не доведет до добра», — подумал Ариман, хоть и понимал, что эта мысль была не более чем слабой попыткой протеста. Он должен узнать. Тревога была лишь тем, что разум принимал за неизбежность.

«Все, к чему я прикасаюсь, рассыпается прахом, — подумал он. Колдун перестал замечать, куда идет и что видит вокруг. — Отвечать предстоит мне. Ни кому-то другому, ни высшей силе, а мне и только мне одному».

— Все возложено на костер гордыни и обращено в пепел, — пробормотал он теням.

— Правда, — затрещал голос у него за спиной. — Правда, правда. Так легко найти, так тяжело услышать.

Это был Марот. Прорицатель неуклюжей походкой вышел из теней. Без надлежащего ухода его доспехи шипели, а в некоторых местах на боевой броне виднелось что-то влажное. Марот был без шлема и постоянно водил руками по лицу, оставляя длинными ногтями следы на коже. То и дело он что-то бормотал и напевал про себя, словно успокаивал невидимого ребенка. Внутри сокрушенной оболочки Марота гнила душа, но каким-то чудом он все еще оставался в живых.

Ариман собирался отвернуться, когда Марот принюхался и повертел головой.

— Это ты, Хоркос? — плоть вокруг пустых глазниц успела отслоиться, обнажив желтую кость. — Да. Я вижу тебя. Ты ведь будешь служить мне, когда придет время, когда я захвачу власть? Да? — Марот выпрямился и, оскалившись, шагнул вперед.

Ариман думал сначала что-то сказать, затем — пронзить мечом шею создания. Он надеялся, что прорицатель уже умер, но не собирался убивать что-то настолько жалкое.

— Почему нет? — позвал Марот. — Разве заблуждения о благородстве до сих пор так важны для тебя, что ты должен оставить меня в живых лишь потому, что обещал? — Марот рассмеялся, и продолжал смеяться до тех пор, пока из горла не начал вырываться влажный хрип. — Ты никогда не думал, почему дал подобное обещание, или о том, насколько это смехотворно? Твоя проблема в жалости. Жалости, в сочетании с гордостью. Что, если я скажу, что хочу умереть, тогда это станет милосердием в твоих глазах?

Ариман шагнул вперед, выдвинув на дюйм клинок из ножен.

— Прекрасно, прекрасно, — Марот широко ухмыльнулся. — Осталось лишь ударить. Осталось лишь показать, что ты изменник и лжец.

Ариман покачал головой и повернулся в другую сторону. Ему придется полностью очистить разум, прежде чем пытаться вывести корабль к границе Империума.

— Умолкни и ползи отсюда.

— Увидимся, друг мой, — рассмеялся Марот за спиной Аримана.

«Госпожа, я не могу. Пожалуйста. Не могу. Только не снова», — слезно умолял Эгион. Ей это нравилось не больше, чем навигатору, но Ариман сказал, что это единственный путь, и она верила ему.

«Он не уничтожит нас, — подумала она. — Он обещал мне».

«Эгион, друг мой, ты должен. Я сказала мастеру Ариману, что мы отправимся туда, куда ему нужно, а я не могу идти по Великому Океану без тебя».

«Я видел сны, госпожа. Иногда, когда я просыпаюсь, мне кажется, что сны идут за мной по пятам. Иногда мне кажется, что они здесь, со мной, там, где я не могу их увидеть, — его голос оборвался, и на секунду Кармента ощутила его страх — он казался теплым, как перегревшаяся машина. — Я не хочу идти дальше в Око. Это неправильно, госпожа. Разве ты не чувствуешь? Нам не следует идти дальше, — долгое время Эгион молчал, и когда его голос снова вернулся, то звучал так, словно навигатор разговаривает скорее сам с собой, чем с ней. — Здесь тоньше. Реальность походит на дымку. Я могу видеть звезды, когда мы в варпе, и вижу варп, даже когда закрываю глаза. Я вижу его, когда сплю».

Кармента замерла. Она понятия не имела, о чем говорит Эгион. В «Дитя Титана» она чувствовала только грубую мощь и пульсацию систем.

«Сны живых не такие, как у машин», — подумала женщина.

— Ты должен сделать это, Эгион. Должен сделать ради меня.

Связь задрожала от импульса усталости и страха, но через секунду он чуть слышимо ответил.

— Как пожелаешь, госпожа.

Шесть часов спустя «Дитя Титана» вошел в варп. Работа двигателей и поля Геллера заняли мысли Карменты, когда та начала отнимать всю энергию реакторов. Она отключала соединения одно за другим, пока медленный, терпеливый рев корабля не стал единственным звуком, который могла слышать техноведьма. Он звучал успокаивающе.

Последнее, что услышала Кармента перед тем, как отключить прямую связь с Эгионом, стало бормотание навигатора.

— Словно огонь, — произнес он. — Словно миллион свечей.

VII
Оракул

— Прекрасное зрелище, — сказала Кармента, и ее голос эхом донесся из громкоговорителей, расположенных высоко на потолке мостика «Дитя Титана». Астреос обернулся и посмотрел на спутанный клубок кабелей, свисающий над командной кафедрой. Среди смазанных металлических катушек ему удалось разглядеть обмякшую и неподвижную руку техноведьмы. Библиарий задался вопросом, собиралась ли она произнести это вслух. Иногда ему становилось интересно, осознавала ли Кармента вообще, что делает. Он нахмурился. Клубок кабелей дернулся, когда женщина посмотрела на него так, будто почувствовала его взгляд и только потому зашевелилась. Астреос повернулся обратно к пикт-экранам, которые формировали колонну, вздымавшуюся до самого сводчатого потолка.

По экранам текли изображения космоса, показывая всем, куда вел их Ариман. Астреос увидел ярко-синее солнце, оно пылало в сердце системы, излучая холодное сияние. В пустоте плыли клубы блеклого газа. Они скручивались и смещались, когда «Дитя Титана» прорывался сквозь них. Временами Астреосу казалось, будто он видит очертания смотрящего на них лица или фигуры, но затем угол обзора или поток света изменялся, и они исчезали. Изображение, которое давал аугметический глаз, пестрило статическими помехами. Кожу покалывало. В ушах раздавался тихий звон, иногда слабевший, а иногда наоборот усиливающийся. Они проникли в Око Ужаса глубже, чем ему когда-либо доводилось заходить прежде. Библиарию казалось, будто под его кожей что-то шевелится, просачиваясь в кровь и мысли. Неужели так было всегда, даже на краю Ока? Неужели он перестал замечать прикосновение варпа?

Астреос понял, что кто-то говорит, и резко обернулся. Сзади стоял Ариман, вглядываясь в экраны, на его лбу проступили хмурые морщинки.

— Что? — переспросил он. Звон в ушах усилился. Ариман посмотрел на него.

+ Смотри, + подумал Ариман в черепе Астреоса. Библиарий дернулся от телепатического вторжения, а затем проследил за глазами Аримана, когда тот перевел взгляд на самый крупный из экранов. В клубах газа вырисовывалась планета. Астреос не знал, почему не заметил ее прежде. Она была огромной, поверхность покрывали спирали охряно-желтых и темно-красных оттенков. Неподалеку он различил и другие планеты, раздувшиеся сферы в полумраке. Они находились слишком близко друг от друга, чтобы считать их орбиты стабильными. Первая планета становилась все больше, и секунду Астреос не мог понять, растет ли это она или же корабль приближается к ней.

«Мы не должны двигаться с такой скоростью», — он почувствовал смешок Аримана в мыслях и усилием воли оградил разум.

— Прошу прощения, — сказал Ариман, после чего обернулся и посмотрел на гнездо Карменты. — Луна, госпожа. Полная остановка по достижении радиуса полета шаттла, — тогда-то Астреос и увидел ее, черную сферу, зависшую над желто-красной поверхностью планеты, одинокую луну, вращающуюся на орбите родительницы. Библиарий заметил слабый блеск там, где она сходилась с луной.

Астреос уставился на нее.

Он отправится к ней, должен отправиться к ней, он знал это, словно звон в ушах вдруг стал голосом на самой границе слуха, призывающим его прийти и посмотреть. Ариман повернулся, чтобы уйти с мостика, и Астреос направился за ним. Ариман остановился и взглянул на библиария:

— Мне не нужен телохранитель, Астреос. Я пойду один. Мне не причинят вреда.

Астреос бросил взгляд на скопление планет и клубы газа. На секунду он увидел око, крупнее газового гиганта, и луна была его зрачком. Затем воин вздрогнул, и видение исчезло.

— Откуда ты знаешь? — спросил он, но Ариман ничего не ответил.

Шаттл приземлился в пещере, разметывая клубы газа. Корабль был небольшим, с короткими крыльями, похожим на коробку, его серый фюзеляж был покрыт вмятинами и ржавчиной. В тесном пассажирском отсеке Ариман услышал, как пилот-сервитор скороговоркой пробормотал код, и ощутил дрожь машины, когда открылись замки и опустилась задняя рампа, явив за собою скрытый в тумане мир. Он вышел наружу. Из тумана сиял слабый синий свет. Руны атмосферной безопасности секунду мигали зеленым, потом погасли и вернулись в нерешительном янтаре.

Пол пещеры был черным и гладким, словно полированное стекло. Ариман заметил, как по нему заскользили отражения, стоило только шагнуть вперед. Вся луна представляла собой черную кристаллическую сферу, зависшую посреди космоса, ее поверхность была чистой и ровной, не считая круглого проема шириною в километр. Шаттл приземлился как раз туда, и снижался потом более часа. По крайней мере для Аримана это показалось часом. Колдун был не настолько наивным, чтобы думать, будто такие понятия, как время, были здесь абсолютными.

Он двинулся вперед, его шаги загремели по черному кристаллу. Спустя пару мгновений шаттл растворился в тумане. В слабом свечении проступили новые очертания. Ариман заметил стены из того же черного стекла, что и поверхность, по которой он шел. Из тумана появились белые каменные статуи. У некоторых, словно в приветствии, были подняты руки, другие выглядели до крайности удивленными. Одна как будто плакала. На него взирали высеченные в камне глаза, и казалось, словно они неотрывно следят за ним. Поток варпа был здесь таким сильным, что колдун уже не понимал, видит ли это своими глазами или же разумом.

«Я — паломник, — понял он. — Как древние поднимались по ступеням Парнаса, так и я пришел сюда, надеясь на откровение».

— История движется по кругу, — сказал однажды Магнус Красный. — На самом деле ничто не умирает. Символы древности меняются и перерождаются, открываются новые пути, которые уже давным-давно проторены.

Через некоторое время Ариман догадался, что попал в туннель. Когда он в очередной раз увидел стены, те оказались ближе, суживаясь к какой-то затерянной в тумане точке. И еще он был не один.

Колдун увидел первого из них, когда посмотрел в просвет, возникший в тумане. Фигура двигалась по потолку. У нее были тонкие конечности, суставы ног вывернуты наизнанку, как у птицы. Кожу между пластинами сапфировой брони покрывали наполовину сформировавшиеся перья. Существо держало алебарду с начищенным до серебристого блеска лезвием.

Ариман почувствовал, как его рука непроизвольно опустилась на рукоять меча. Существо остановилось и наклонило голову, пристально посмотрев на него. На лице заблестели фасетчатые сине-зеленые глаза. Оно не шевелилось, и через секунду Азек убрал руку с меча и пошел дальше. По пути Ариман заметил и других: высокие существа со шлемами в форме длинных птичьих клювов; согбенные фигуры, закутанные в желтые одеяния; приземистые многорукие создания в серебряной чешуйчатой броне. Некоторые плелись за ним в сумраке, двигаясь по стенам, полу или потолку. К нему никто не приближался, не пытался заговорить. Ариман шел словно много дней, не зная, близко ли уже от цели. Все это время его обдували ветры варпа, принося запах сухого песка и молний.

Наконец, когда Ариман уже стал задаваться вопросом, не движется ли по вечному кругу, он сделал шаг, и туман рассеялся. Азек моргнул. Он стоял у основания сферического зала, в котором мог бы поместиться боевой титан. Свет был резким и ослепительно-ярким, хотя у него не было конкретного источника, казалось, он исходил отовсюду. Черные стены зала были безликие и зеркально гладкие, но в них ничего не отражалось. Ариман не заметил дверей, а когда повернулся, не увидел входа, через который он вошел. Варп оставался совершенно спокойным. Из-за этого рука колдуна вновь легла на меч.

+ В этом нет нужды, + голос наполнил разум Аримана. Он почувствовал в послании нотки медоточивости, уверенность и веселье. Ариман не убрал руку с оружия.

+ Я ищу ответы, + волна звука накатила на него, заставив плоть под доспехами задрожать. Он слышал, как его собственный голос слабеющими отрывками повторяет те же слова.

— Ответы на вопросы…

— На вопросы…

— Вопросы…

+ Конечно, + произнес голос у него в голове. Позади Аримана ощущалось нечто чуждое, не присутствие, а скорее наоборот, отсутствие в разуме, словно тень, которую отбрасывает что-то, чего он не в силах увидеть. Колдун обернулся, сжимая меч в руке, символы на его лезвии полыхнули огнем. Свечение рассеялось, отразившись от черных зеркальных стен.

Меч накалился, боль спиралью вскружилась от руки к голове. Ариман вскрикнул и выпустил рукоять.

+ Я сказал, в этом нет нужды, + повторил оракул.

— Мне это совсем не нравится, — заметил Тидиас. Астреос проследил за взглядом брата на пикт-экраны. Тидиас и Кадин присоединились к нему на мостике, ожидая возвращения Аримана с черной луны.

— Нет, — согласился Кадин. — Выглядит пренеприятно.

Астреос нахмурился, всматриваясь в экраны. Заполнявшие пустоту облака газа истончились и потемнели, цвет изменился с бледно-синего на небесно-зеленый. Библиарий отвернулся. Голова болела с тех самых пор, как они прибыли в этом место, чем бы оно ни было. От взгляда на экран боль за глазами только усилилась.

— С тобой все в порядке, брат? — спросил Тидиас. Астреос кивнул, но рискнул еще раз бросить взгляд на экраны. Газовые облака стали теперь настолько плотными, что он не мог различить планет и звезд. Что-то казалось в корне неправильным.

— Госпожа, — позвал библиарий и услышал сухость в собственном голосе. — Госпожа Кармента.

Длинная пауза наполнилась шумом статики, а затем на мостике протрещал голос Карменты.

— Да, Астреос?

— Ты чувствуешь изменения в пустоте?

— Да, но мои сенсоры… — ее голос стих. — Работают не вполне удовлетворительно. Я собираюсь подвести нас ближе к луне.

Астреос кивнул. У библиария кружилась голова, он чувствовал себя так, будто его сейчас стошнит. Корабль завибрировал, и картинка на экранах начала медленно смещаться, когда «Дитя Титана» двинулся на сближение с луной.

— Смотри, — сказал Кадин. Астреос посмотрел, и боль в голове перекинулась и на шею.

Облака клубились в пустоте, уплотняясь болезненно-зелеными завихрениями. Неестественно зеленые молнии озаряли их изнутри и вспыхивали на поверхности. Астреосу казалось, будто кто-то пытается пробить кулаком ему затылок. Боль в голове вырвалась резким вскриком. Он увидел очертания, движущиеся под пологом облаков. Они становились все крупнее, но затем растворились, словно рыба, подплывающая ближе к поверхности, только чтобы вновь скрыться на глубине. Колени Астреоса подкосились, и он рухнул на палубу. Библиарий ничего не слышал. Перед глазами плясали огоньки. Крик в голове становился все выше и громче. Астреос попытался оградиться от него, но тот становился сильнее с каждой секундой. Он почувствовал, как кто-то поднимает его обратно на ноги.

— Я слышу их, — Астреос услышал собственный голос. — Они зовут. Они пришли за нами.

Оракул завис перед Ариманом, разведя руки в стороны, ладонями кверху. Он был облачен в доспехи, которые когда-то принадлежали космическому десантнику, но давным-давно стали чем-то иным. Броня была текучей, словно ртуть. Ариман видел в ее подергивающейся поверхности отражения несуществующих здесь вещей: закутанные фигуры, умирающие солнца, тянущиеся руки. Вокруг оракула трепетали многослойные одеяния, постоянно меняя свой цвет. Гладкий бронзовый шлем, без щелей для глаз, рта и носа, полностью закрывал его лицо. Вокруг оракула, словно планеты вокруг солнца, парили небольшие белые и синие сферы. Ариман пристальнее посмотрел на одну из сфер и увидел, как в ответ на него взирает синяя радужка и черный зрачок глаза.

+ Ты нашел его? Ты понял его? + произнес оракул. Мысленный голос был спокойным и не расцвеченным эмоциями, он казался почти музыкальным. Ариман покачал головой, не понимая сути вопросов и задаваясь вопросом, должен ли.

— Это ты, Менкаура? — спросил Ариман, осмотрев серебристое тело оракула. Он чувствовал, как в его мыслях кружатся психические ощущения оракула. Было бы проще общаться мысленно, но что-то заставило его отказаться от подобного контакта с существом.

Оракул кивнул.

— Утекло много воды, — сказал Ариман.

+ С тех пор, как мы видели друг друга? После изгнания? + Ариман вспомнил молодого воина с заостренными чертами лица в одеянии новиата Корвидов, затем эпистолярия Тысячи Сынов в змеином шлеме, а после — сгорбленную фигуру, читающую книгу в свете девяти солнц Планеты Колдунов. На секунду он заметил, как лицо из воспоминаний отразилось на серебряной поверхности доспехов Менкауры. + Неужели я так сильно изменился? + спросил оракул.

— Ты изменился.

+ Это с какой стороны посмотреть. +

— У меня есть вопросы.

+ А у кого их нет? + оракул обернулся, будто посмотрев в другую сторону своим незрячим лицом, парящие вокруг него глаза одновременно уставились на Аримана. + Конечно, тебе придется уплатить цену. Подношение. +

Ариман промолчал. Менкаура, Оракул Многих Очей — за время изгнания ему приходилось пару раз слышать это имя, которое срывалось с уст колдунов и бормотали те, кого коснулись демоны. Он всегда удивлялся и опасался того, был ли Менкаура, о котором ходили слухи, его бывшим братом. Теперь Азек знал, что парившее перед ним существо уже не было его братом, не в истинном смысле — он стал кем-то большим, чем просто смертным, превратившись в нечто, чего в первую очередь следовало опасаться, а только затем уже доверять. «Я мог избрать такой путь, — подумал он. — У меня была возможность раскинуть свой разум во времени, видеть все, даже то, чего еще не случилось. Я мог продать себя за подобные знания».

Ариман вздрогнул и ощутил успокаивающий запах воздуха в легких.

+ После ответов я задам тебе один вопрос. Ты правдиво ответишь на него. Он и станет ценой. +

Ариман кивнул.

— Я готов на такое подношение.

Оракул повернулся к нему и опустился на землю. Его ноги коснулись плавно изгибающегося пола. Он сделал два шага и остановился на расстоянии вытянутой руки от Аримана. Упавший меч лежал между ними.

+ Спрашивай, и я отвечу. +

Ариман открыл рот, но вопрос оказался не тем, который он собирался задать.

— Что с тобой случилось?

В мыслях Аримана заскрипел смех оракула. Он почувствовал тяжесть лет, которые казались тысячелетиями, тысячелетиями, прожитыми как эоны.

+ Время, брат мой. Выбор. Время и выбор все меняют. Как тебе прекрасно известно. +

Ариман подумал о девятом солнце, которое катится по небосводу Планеты Колдунов, об остальном легионе, который окружает его вместе с кабалом в огнях рассвета. Тогда он в последний раз видел Менкауру, стоявшего среди тех, кому Ариман не доверял в достаточной степени, чтобы посвятить в заговор.

— Мне жаль за то, что я сделал с тобой, за то, что сделал со всеми вами.

Оракул склонил безликую голову.

+ Ты просишь прощения, или тебе жаль того, что ты потерпел неудачу? + оракул покачал головой. + Тебя не касается, во что я превратился, Ариман. Твой грех в том, что ты не видишь границ своей силы. Даже в отчаянии ты берешь всю горечь и ошибки на себя, принимаешь больше, чем тебе отведено. +

— Я уничтожил легион.

+ Ты так думаешь? Это был твой выбор? +

— Только мой.

И вновь Ариман ощутил смешок оракула в своем разуме.

+ Судьба — это паутина, которая связывает всех, Ариман. Каждый выбор порождает тысячи вероятностей, эти вероятности вызывают следующие, и так до тех пор, пока начало и конец становятся неотличимыми друг от друга. +

Ариман почувствовал, как в разуме формируются образы, пока он воспринимал послание. Колдун увидел золотые нити, тысячи, десятки тысяч, миллионы нитей, вплетенных в ткань времени, накладывающихся и сплетающихся у него на глазах. Разум Азека инстинктивно отшатнулся, а затем зажегся от трепета. Величественное зрелище. Он видел последствия деяний малых и больших, все они были связаны между собой и сыпались, подобно падающим картам. Потрясающе и прекрасно. Казалось, он вернулся обратно домой. Ариман погрузился в образ, следуя за нитями последствий, желая увидеть их до конца. Но каждый раз, стоило ему потянуться к ним, связи менялись, рвались и множились. Колдун обернулся, не видя больше ничего другого. Он должен увидеть, чтобы понять. Азек полетел сквозь золотую сеть, услышал шелест крыльев и смех воронов.

— Нет! — крикнул он. Образ потускнел, пока от него не осталось ничего, кроме угасающего воспоминания о пылающей сети. Оракул медленно кивнул.

+ Моя судьба могла стать твоей, мои знания — твоим проклятьем. Возможно, если бы ты не создал Рубрику, ты стал бы таким, как я. Возможно, другие стояли бы перед тобой и спрашивали, что ты видишь. +

— Как низко ты пал.

+ Все мы пали, брат. +

— Я бы не совершил такой выбор, как ты.

Оракул пожал плечами, жест оказался плавным и нечеловеческим.

+ Но ты пришел обсудить не эти вопросы. +

— Что станет с нашим легионом?

+ Очередной вопрос, который ты не собирался задавать, + Ариман не шевелился, неотрывно смотря на оракула. Секунду спустя тот повернул голову и посмотрел вверх. Движение было именно таким, как если бы он заглянул вдаль, обдумывая ответ, и от движения безликой головы у Аримана мурашки побежали по коже. + Легион умрет. Он станет даже меньше, нежели прахом. Оставшиеся превратятся в таких же, как я, более существ, нежели воинов, которыми некогда были. Со временем никто не вспомнит о нас, мы станем воспоминанием, затерянным в глубинах истории. +

— Ты это видишь?

+ А ты нет? + мысленный голос оракула прервался. + Ты был нашим провидцем, Ариман. Был повелителем Корвидов. Ты обучал всех нас. Что я могу сказать тебе такого, чего не сумел бы узнать ты сам, если бы захотел? Почему ты сам не посмотришь на течения будущего? Неужели настолько сильно не доверяешь себе, что не осмеливаешься? — глаза вокруг оракула перестали кружиться. Каждый из них неподвижно застыл в воздухе, взирая на Аримана. + Или ты смотрел, но побоялся увидеть больше? +

— Отвечай.

+ Все будет так, как я сказал. Или может быть. Будущее словно бриллиант, вероятности — это грани, на которые можно взглянуть по-разному. Легион может закончить так, как сказал я, или бессчетными другими способами. Он может выжить, может воспрянуть. Ты знаешь это. Кое-что ты и сам видел, + Ариман вспомнил видение, шепот ворона. «Время не стоит на месте, как и плоть, как и судьба», — говорил тогда он.

— Смутное пророчество бесполезно.

+ Такова их природа, мой учитель. Ты спросил потому, что хотел услышать опровержение уже известной тебе правды. +

— Ты забыл все мои уроки, — ответил Ариман, его голос стал ровным и холодным.

+ Действительно? И все же ты здесь. Спроси себя, что ты действительно желаешь знать: правду или ложь, которая простит тебе твой выбор? +

— Вопрос — не ответ.

+ Ты знаешь, что это не так, + оракул замолчал, и двое смотрели друг на друга, пока секунды тянулись в оглушительной тишине. + Давай. Задавай настоящий вопрос, который пришел спросить. +

— Огонь, — приказала Кармента, и «Дитя Титана» содрогнулось. Экраны вспыхнули белым и рассеялись пиксельным снегом перед глазами Астреоса. Еще секунду назад перед глазами были только клубящиеся облака, которые неслись вперед, чтобы окутать их. Бело-желтый газ ударил о корпус «Дитя Титана», словно испытывая его на прочность. Кармента открыла огонь мгновением позже, хотя цели не было видно.

— Покажи, что происходит, — крикнул Кадин.

Мостик опять вздрогнул. Кармента не ответила. Воющие голоса ворвались в разум Астреоса, вызывая вспышки многоцветной боли за глазами. Он чувствовал себя так, словно вот-вот упадет снова. Крики в голове переросли в вопль. Библиарий попытался оградиться от них, но его сила воли походила на песок, который пытался сдержать прилив.

Прилив. Астреос вспомнил холодный взгляд Аримана и бесконечные дни тренировок. Он вспомнил то спокойствие, то, как погружался в безмятежность, как его разум воспарял над потоком.

Он еще стоял. Палуба теперь вибрировала от постоянного грохота, пока «Дитя Титана» раз за разом давал залп из орудий. Пикт-экраны вновь обрели четкость, и Кадин с Тидиасом смотрели на них. Мглу озаряли сполохи орудий, прокатываясь вразнобой с молниями, прочерчивающими облака газа. Среди них проступали очертания, словно движущиеся тени, отбрасываемые существами с кинжальными крыльями и телами. Одно промелькнуло перед пикт-оком, и Астреос услышал крик в своем разуме.

— Почему они не нападают? — спросил Тидиас.

— Что? — прорычал Астреос, посмотрев на брата. В голове немного прояснилось, но ему приходилось прилагать усилия, чтобы экранировать разум от воплей. Тидиас не сводил глаз с экрана. Кадин, стоявший рядом с ним, кивнул.

— Кем бы они ни были, они настроены недружелюбно, но просто наблюдают, — пробормотал Кадин.

Астреос перевел взгляд обратно на экран.

— Что они делают? — спросил Тидиас.

«Дитя Титана» сильно вздрогнул, и пикт-экран мигнул, когда бортовой залп расцветил облака неоново-оранжевым. В голову Астреоса вонзился вой, и библиарий вскрикнул от боли. На этот раз он походил на искаженный мучением смех. В нем ощущалось презрение.

Бибилиарий чувствовал холод. Вопли в голове вдруг стали знакомыми. Он понял, что это такое. Астреос уже слышал, как люди издавали подобные крики, и слушал, как в ночи завывают хищники, прокрадываясь мимо деревьев.

— Они ждут, — тихо сказал библиарий. Во рту пересохло. — Они ждут добычу.

— За мной охотятся, — тихо сказал Ариман.

+ Правда, но не вся. +

— Толбек искал меня, чтобы убить или поставить перед кем-то на колени, — Ариман прервался, но оракул не шевельнулся и не заговорил. — Кому он служил? Кто охотится за мной?

+ Многие охотятся за тобой, Ариман, + произнес оракул, покачав головой. + На каком бы мире не перевернуть камень, там всегда найдется тот, кто хочет поймать тебя. +

— Кому служил Толбек?

+ Ты и сам знаешь. Ты знал еще до их прибытия. Знал, когда они пришли за тобой. Когда тебя загнали в угол, ты уже знал, кто придет за тобой. +

— Нет, — сказал Ариман, но услышал в своем голосе дрожь неуверенности. В разуме возникло лицо. Мрачное, серьезное, постаревшее от сомнений и тревог, лицо друга, которого он убедил пойти за собой к провалу.

+ Толбек служил Амону. +

— Амон, — имя зацепилось за язык, проскользнув в разум, и Ариман не был уверен, назвал ли его первым. Оракул медленно кивнул.

+ Кто же еще? Его тяжелее всего убедить, он больше всех сомневается, он из наиболее верных примарху, не считая тебя. Амон шел за тобой, верил тебе, позволил себе поверить в твою мечту. Это доверие привело его к разрушению всего, что было для него самым ценным. Он сжег свои надежды из-за того, что доверился тебе. +

Ариман понял, что смотрит на меч, лежащий на черном полу. Его взгляд скользнул по перекрестью в форме птицы с огненными крыльями и навершию с красным камнем посередине. Это был меч Толбека, меч, который поднял против него брат.

— Месть, — тихо сказал Ариман.

+ Я не могу заглянуть в его разум и предсказать, чего он желает достичь, но он продолжает мечтать. Ты даровал ему высокомерие достаточное, чтобы определять познания, невзирая на знаки судьбы. Он обрел знания и силу. Если придется, он возьмет штурмом Планету Колдунов и бросит вызов самому Двору Изменения. +

— Почему? — спросил Ариман. — К чему он стремится? Зачем ему нужен я, если не просто ради мести?

+ Тебе придется самому найти ответ на этот вопрос. +

— Ты не знаешь ответа? — спросил Ариман, но оракул продолжил, словно не расслышав его.

+ Есть выбор. Будущее раздроблено. Я вижу, как линии судьбы исчезают во тьме, и не вижу их окончания. Легион может умереть окончательно. Я вижу пути, ведущие к такому исходу, с большей ясностью, нежели другие. Но есть и другие окончания, другие пути. +

Ариман посмотрел вверх. В голове раздалось эхо вороньего смеха.

— Ты знаешь это? Ты видел?

+ Мне это сказали. +

— Кто?

+ Не могу сказать. +

— Не можешь или не хочешь?

+ И то, и другое, + в голосе Менкауры слышалась непреклонность, и оракул начал подниматься ввысь.

— Подожди, — сказал Ариман. — У меня есть другие вопросы.

+ Нет. Пока нет. +

— Но есть ведь иной путь, путь спасения легиона?

+ Возможно, + Ариман увидел образ Менкауры, который еще в бытность молодым новиатом с кривой усмешкой смотрел на него из учебного круга. + Всякое пророчество — результат взаимодействия вероятного и парадоксального. Ничто не точно, пусть даже кажется, что все уже предрешено. +

Ариман невольно улыбнулся:

— Мои слова, — образ Менкауры у него в разуме улыбнулся шире. — Спасибо, что напомнил.

Ариман кивнул и поднял меч с пола. Колдун вложил его обратно в ножны, голова гудела от мыслей и вероятностей. Он отбросил мечтания, которыми уничтожил Тысячу Сынов. Невзирая на цену, он не мог повернуть назад, не сейчас.

«Но, — раздался голос из круговорота мыслей и чувств. — В действие все привел ты. Цепь событий не закончилась на Рубрике. Твое проклятье живет дальше, и ты все еще не осмеливаешься встретиться с ним. Ты сбежал и позволил своему легиону умереть, потому что ошибся».

Скрывая сферический зал, вокруг него заклубился туман. Ариман пошел в него, позволив ему окутать себя.

+ Мое подношение, Ариман, + голос оракула отчетливо разнесся у него в мыслях, но казался далеким, словно звучал откуда-то издали. + Я получу свое подношение. +

Ариман повернулся и посмотрел на поднимающуюся фигуру, которая когда-то была его братом и учеником.

— Задавай свой вопрос, — сказал Ариман. Оракул продолжил вознесение, его очертания будто рассеивались в сгущающемся тумане.

+ Почему ты не дал себе умереть после изгнания? +

Кожу Аримана защипало. Он вспомнил о жизни, проведенной на границе Ока Ужаса, когда не позволял себе быть тем, кем он был, постоянно ожидал смерти, которая никак не шла к нему. Подумал о том, что придется делать сейчас.

«Судьба создается из путей, которыми не пошел», — подумал Ариман.

— Потому что во мне еще живет надежда, старый друг, — сказал он в туман, бросив последний взгляд на оракула. Затем колдун повернулся и зашагал прочь.

— Шаттл, — произнесла Кармента. — Он возвращается.

На мостике царила тишина. Кадин посмотрел на Астреоса. Тидиас наблюдал за экранами, которые сейчас показывали только клубящуюся массу болезненных облаков за корпусом. Крики исчезли из разума Астреоса за секунду до слов Карменты.

— Где он? — спросил библиарий.

— Только что покинул поверхность луны.

Астреос уже пришел в движение. Кадин и Тидиас последовали за ним секундой позже.

Варп поднялся навстречу Ариману. Секунду его разум безмятежно парил среди стеклянного спокойствия луны оракула, а в следующий миг пошатнулся под напором энергии. Стены отсека замерцали и стали прозрачными. Вокруг шаттла вскипели бледные облака, словно сворачивающееся молоко. Резкие крики защипали уши и вонзились в мысли. Образ шаттла задрожал между твердым состоянием и прозрачностью. Ариман заметил что-то в облаках, что-то, скользящее на штормовых ветрах.

В тумане появились темные силуэты. Крики теперь доносились отовсюду сразу, заполняя его разум и уши. Колдун высвободился из подвески и поднялся на ноги. Пол отсека оставался твердым, но Ариман мог видеть сквозь металл, как будто он был из стекла.

Одна из теней подлетела ближе и потянулась к нему. Ариман увидел тень когтей за секунду до того, как они разорвали ткань реальности. Из раны полился красно-зеленый свет, когда когти расширили ее. Ариман видел, как в пространстве по ту сторону отверстия, повисшего среди клубящихся облаков, переливается свет и цвета. Крик превратился в одну высокую, атональную ноту. Колдун почувствовал, как поднимаются волосы, словно от воздействия статики.

Медленно, почти осторожно, существо вылезло наружу. Оно остановилось, присев на краю реальности, и повело головой. Когда создание зашевелилось, пластины брони замерцали маслянистой радугой цветов. На теле бугрились округлые органические наросты, словно ржавчина на железе, оставленном в черной воде. Вдоль прыжкового ранца на плечах выступали бледные шипы.

Ариман слышал о подобных существах, космических десантниках, отдавшихся варпу и остроте клинков. Если они как-то и называли себя, то этого никто не знал, но остальные именовали их когтями варпа.

Существо пошевелило когтями-ножами. В двигателях на спине вспыхнул бледно-зеленый огонь. Оно посмотрело на Аримана красными глазами и прыгнуло, подняв за собой клубы пара. Следом за ним начали появляться еще четыре раны.

Из тумана выступала громада изрытого шрамами железа. Створки противовзрывных дверей широко распахнулись, готовые впустить шаттл внутрь. Двигатели корабля взревели, и его корпус вновь приобрел былую непроницаемость, отгородившись от шторма.

А затем шаттл зазвенел, словно гонг, и его крутануло. Аримана сбило с ног, мир перед глазами закружился. Вокруг посыпались искры, когда обшивка корпуса отогнулась в сторону. Секунду существо глядело на Аримана, а затем прыгнуло.

Когти встретились с кинетическим щитом Аримана в сполохе света и звука, который походил на удар молнии. Существо отскочило назад, вонзив конечности в противоположную стену. Оно зашипело. Ариман почувствовал, как шаттл начинает разворачивать. До него донесся скрежет других когтей, рвущих обшивку.

Существо ринулось в новую атаку. Разум Аримана запылал. Из глаз колдуна вырвался раскаленный добела луч. Тварь закричала, и Ариман почувствовал, как теряет контроль над варпом. Он не успел удивиться, как когти вонзились ему в живот. Они пробили доспехи и проникли в податливую плоть. У Аримана было достаточно времени, чтобы отметить, какие же они холодные, казалось, он проглотил лед. Затем существо врезалось в него всем телом и повалило на палубу.

Шаттл вновь развернулся, и Ариман почувствовал, как его вдавило в доспехи, когда сила притяжения попыталась оторвать колдуна от пола. Существо ударило другой рукой и закрепилось на палубе, пригвоздив Азека. Колдун взглянул на него. В ответ на Аримана посмотрели красные глазные линзы существа. Оно находилось так близко, что Ариман видел дымок, тянущийся из дыхательной решетки его шлема.

«Я не умру здесь», — подумал колдун. Он сосредоточился на своем теле, успокаивая нервные окончания и мышцы. Ариман будто нырнул в воду. Он ощутил в себе когти. Увидел скопление молекул, костей и мышечных связок, которые символически вращались перед внутренним взором, и с помощью мысли изменил увиденное.

Кожу защипало, и она онемела. Кровь замерзла, органы стали затвердевать, кость обрела прочность металла. Ариман ощутил, как остановились сердца. Личину возвышающегося над ним существа рассекла широкая влажная трещина.

— Жив, — прошипел коготь варпа. — Жив. Да, — существо облизало зубы черным языком. — Не весь. Нет.

Оно отстранилось и попыталось выдернуть из Аримана когти. Он даже не почувствовал этого. Был только ледяной вихрь варпа, текущий в крови и костях. Существо взвыло и попробовало снова высвободиться. Когти держались прочно, будто угодив в камень. Ариман улыбнулся под шлемом. Времени оставалось немного, он не мог поддерживать изменение своего тела бесконечно.

Существо распахнуло рот и снова взревело. Ариман ударил растопыренными пальцами в открытую пасть. Коготь варпа пошатнулся. Ариман сжал кулак, вцепившись в мягкое мясо в горле. Колдун разделил разум на два мысленных потока — одна часть продолжала дышать камнем и превращать плоть в сталь, тогда как другая начала жечь. Существо забилось в судорогах, по броне ото рта побежали пылающие трещины. Разум Аримана заскреб по тому, что осталось от души существа — она выглядела иссохшей и прогнившей, словно кровь, загустевшая в черное желе в мертвом сердце. Краем глаза Ариман заметил, как увеличиваются в размерах зубастые противовзрывные двери. У него не было времени, чтобы даже пошевелиться.

Астреос сделал шагов десять по ангару, когда шаттл задел противовзрывные двери. Происходящее разворачивалась перед ним с неспешной медлительностью, пока он с братьями бежал вперед. Шаттл перевернулся, стабилизаторы сорвало. Во все стороны разлетелись обломки брони. Из корабля хлестало топливо, которое тут же сгорало в вырывающемся из развороченной кабины воздухе. За миг до столкновения из шаттла выскочили огромные фигуры. Когда-то они были космическими десантниками. Астреос различил очертания силовых доспехов под слоями наростов, похожих на зараженные кораллы. Зеленые струи огня толкнули их во тьму под потолком. Третий упал вместе с остальными обломками, после удара об палубу из тела брызнули капли темной жидкости.

Еще один отпрыгнул слишком поздно. Прежде чем он успел уйти в сторону, обломок крыла настиг его и разрубил надвое.

«Он мертв», — с холодной уверенностью подумал библиарий. Самый крупный кусок фюзеляжа скользил по палубе, высекая искры. Астреос узнал в нем часть пассажирского отсека. Казалось, на него наступил титан. Никто внутри не смог бы выжить.

Пара уцелевших существ развернулась и кинулась вниз. Кадин и Тидиас опустились на колени, подняли болтеры и одновременно открыли огонь. В воздухе следом за первым существом одна за другой появились цепочки разрывов. Пикируя, создание завопило, его настоящий голос смешался с криком изголодавшейся души.

Астреос, шедший на шаг вперед братьев, обнажил меч и бросился к обломкам. Вторая тварь упала на покореженный фюзеляж и принялась неистово кромсать металл, будто пытаясь достать нечто, погребенное внутри.

Библиарий услышал крик и оглянулся. Первое существо поднималось назад в воздух на столбе бело-зеленого огня. В когтях у него бился Кадин. Тидиас стоял на земле, ствол его болтера непрестанно дергался, пока воин пытался прицелиться. Астреос сбился с шага.

Истекая темной жидкостью, существо, державшее Кадина, поднялось выше. Библиарий видел, что Кадин продолжает сжимать болтер трясущимися руками. Существо закричало, и Астреос почувствовал в вопле радость охотника. Кадин извернулся и прижал дуло болтера к телу создания. Оружие взревело. Гильзы дождем посыпались на палубу. Затем из спины когтя варпа вырвалась очередь разрывов. Существо выпустило воина за мгновение до того, как зеленый огонь из ранца превратился в огромный раскаленный шар. Астреос не увидел, как Кадин упал на палубу.

Существо перед библиарием издало победный вой. Астреос не сводил с него глаз, сокращая расстояние. Коготь варпа разметал остатки корпуса и присел среди обломков. В ливне выстрелов его черные доспехи блестели разводами машинного масла и крови. У его ног что-то шевелилось. Тогда Астреос и заметил протянутую руку, которая словно пыталась отогнать тварь.

Существо поднялось во весь рост. Когда-то оно было космическим десантником, но теперь его доспехи больше походили на больной коралл. Тварь развела руки. Когти на его пальцах были белые как кость. Оно запрокинуло угловатую голову, и Астреос услышал в разуме бессловесный победный вой.

Существо заметило библиария за мгновение до того, как острие клинка пронзило его левый глаз и вырвалось из затылка. От удара рука Астреоса вздрогнула, и он быстро сосредоточился на ядре клинка. Существо рухнуло на обломки шаттла и билось в судорогах до тех пор, пока не угасли электрические разряды.

Астреос снял шлем. Внешние створки закрылись, но воздух пока оставался разреженным. Его губы скривились. От трупа у его ног несло горелым мясом и гнилыми фруктами. Библиарий повернул голову туда, где из обломков пытался выбраться Ариман. Невероятно, но колдун выжил, его доспехи были пробиты, но на нем самом не было ни царапины. Астреос пригнулся, чтобы оттащить погнутые металлические балки в сторону, но затем остановился.

— Когда придешь в себя, думаю, настанет время для кое-каких ответов.

VIII
Рубрика

Ариман поднял голову. Все взгляды были обращены на него. Тидиас стоял у стены, скрестив руки на груди, его оружие было прикреплено к бедренным пластинам доспехов. Кармента ждала в углу, подобно неподвижной тени в рваной черной мантии. Кадин сидел на толстой трубе, краем глаза наблюдая за Ариманом. Пурпурный синяк и вздувшаяся плоть покрывали большую часть лица Кадина, а из-за сломанных костей под ним космический десантник казался даже менее человечным, чем обычно. Астреос стоял у круглого люка, ведущего в комнату Аримана. Колдун не мог избавиться от чувства, словно он попал на суд. Конечно, по-своему так оно и было.

«Они злы, — подумал Ариман, — и в глубине души боятся того, во что я их втянул».

Только разум Карменты оставался безмятежным. На самом деле он был тревожно пустым, как будто часть его просто оградилась от остального мира. «Корабль пожирает ее человечность», — подумал Ариман. Временами женщина казалась человеком в большей степени, чем любой техножрец, с которым ему приходилось встречаться, но затем вдруг становилась отстраненной или дезориентированной. Ариман перевел взгляд назад на троицу космических десантников. Все они были заблудшими и сломленными созданиями, но он нуждался в них, и их верность не потерпит ничего, кроме правды. Азек сглотнул и понял, что у него пересохло во рту. Он не ожидал, что все случится подобным образом.

Колдун отвернулся, ощутив грубую выделку залатанной мантии. После боя и крушения корабля его доспехи нуждались в длительном ремонте, прежде чем он сможет надеть их снова, но когда с Аримана сняли броню, кожа чудом оказалась не поврежденной.

— Словно камень, — сказала тогда Кармента. Некоторые участки плоти до сих пор оставались холодными и нечувствительными, но это пройдет.

Он провел рукой по лицу. Голова еще болела, да и сам Ариман нуждался в отдыхе, но Астреос не будет ждать его ответов.

— Меня зовут Азек Ариман, — начал колдун.

— Ты нам так и сказал, — напомнил Астреос. Ариман не обратил внимания на то, что его перебили.

— Когда-то я был главным библиарием легиона Тысячи Сынов. Я сражался вместе с примархами и видел Императора во времена Великого крестового похода. Нас предали, и мы в свою очередь предали Империум.

— Но за тобой пришли не агенты Империума, — просто заметил Кадин.

— Нет. Их подослал один из моих братьев.

— Почему? — вопрос принадлежал Тидиасу, в его голосе не чувствовалось эмоций. Ариман посмотрел на него.

— Существа, которых он послал, охотятся через варп. Возможно, они учуяли мой запах. Может, тот, с кем я встретился на луне, предал меня.

— Я не об этом спрашивал, — произнес Тидиас. Спокойное обвинение в словах едва не заставило Аримана улыбнуться.

— Если хочешь понять, придется посмотреть самому, — ответил Ариман.

— О чем ты? — спросил Кадин, бросив взгляд на Астреоса.

— Я могу спроецировать свои воспоминания в ваши разумы. Вы увидите, с чего все началось.

По лицу Кадина было видно, что он готов возразить.

— Хорошо, — согласился Астреос. Ариман взглянул на Карменту.

— Госпожа?

Она ничего не сказала.

— Я не стану проникать в ваши разумы, а просто покажу вам частичку своей памяти, — Ариман пожал плечами. — Все ответы там, если вы захотите увидеть.

После долгой паузы Кармента кивнула. Тидиас склонил голову, когда Ариман взглянул на него. Кадин пристально посмотрел на братьев, сплюнул, но после все же кивнул.

— Отлично, — сказал Ариман и закрыл глаза. Он еще видел комнату, ее образ прослеживается в мельчайших подробностях перед мысленным взором. Детали стен, освещения и труб медленно потускнели, а затем исчезли в черноте. Он увидел образы Карменты, Тидиаса и Кадина, застывшие в удивлении. — Пошли, — позвал колдун, затем повернулся и направился по туннелю к давно запечатанной двери в свои воспоминания. — Узрите это моими глазами.

Дворец тянулся к синему небу, мрамор нагрелся от солнца, шпили сияли белым светом на фоне яркой синевы небес. Ариман поднялся по ступеням и миновал дверь. Он чувствовал остальных, идущих следом, но не оглядывался. Азек не позволил им разговаривать — здесь, в его разуме, они станут немыми свидетелями, но их мысли скребли в тишине, и дрожь изумления и зачарованности сотрясала залы. Никто прежде не входил во дворец его воспоминаний, и мысль о том, что другие разумы шли рядом в прохладных тенях прошлого, оставляла странное чувство, словно он лишился кожи. Ветерок, задувавший в распахнутые окна, нес едва уловимый запах дыма, и Ариман задавался вопросом, что бы это могло означать в свете того, что он намеревался сделать.

Каменная дверь с серебряным кольцом сопротивлялась его прикосновению, проскрежетав по полу, когда он открыл ее. Шагнув внутрь, Ариман почувствовал, как взгляды остальных заскользили по полкам с мраморными сосудами, пока не достигли окна и вида на Планету Колдунов. Их разумы стихли один за другим, когда они узрели башни и девять солнц, катящихся по небосводу.

Ариман подошел к книге, лежавшей на плинте в центре комнаты. Стараясь не глядеть на записанные в ней слова, он раскрыл ее — от страниц исходил жар, как будто бы они горели.

— Воспоминания здесь, — произнес Ариман.

Их присутствие стало ближе, паря на границе зрения. Ариман опустил глаза. Страницы книги начали переворачиваться, словно подхваченные метелью — символы и слова стали размываться и виться по пергаменту. Зал исчез. Вокруг них взвихрились образы и ощущения, а затем промелькнули мимо. Другие оставались рядом, видя то же, что и он, чувствуя касание прошлого.

Он увидел Амона, стоящего на вершине башни, а за ним еще больше шпилей, уходящих вдаль блестящим в ночи лесом серебра и сапфиров.

— Мы уверены? — спросил Амон. — Иного пути нет?

— Нет, — ответил Ариман.

Он снова увидел кабал, выросший с помощью бессчетных пактов и тайных уз. Увидел, как все больше воинов из Тысячи Сыновей становятся существами бесконечно изменчивых форм. Увидел момент, когда все уже было готово, когда последние компоненты были собраны, и более не осталось преград между ним и завершением его великого труда, его Рубрики.

— Время пришло, брат, — произнес Амон. Ариман ощутил воспоминание о последнем вздохе, который сделал в тот миг. Воздух пропах дымом, он был насыщен благовониями и сухим, железным запахом ветра, дующего с равнин.

Затем воспоминание о Рубрике ударило в него, словно молния, пробуравив мысли, подобно штормовому ветру. Он никогда не стремился обрести силу богов, но в тот миг увидел каждого из Тысячи Сынов, раскинувшихся под ним мерцающими огоньками душ. Он увидел каждый отросток на их конечностях и цвет их душ. Ариман стал ими всеми. Все полусформировавшиеся мысли и ощущения принадлежали ему — он стал Менкаурой, внезапно переставшим видеть книгу перед собой. Стал Зебулом, застывшим на месте, когда чешуйчатой рукой поднимал синий кристаллический шар. Стал Кетуилом, глаза которого заросли плотью, а сотня языков вырывалась из рассекавших доспехи ртов. Он стал эпицентром урагана, средоточием тысячи застывших разумов и замерзших сердец. Их разрушенные мечты, их чаяния, их сила были у него в руках, будто пригоршня ручейной воды. Ариман тянулся дальше и дальше, ощущение, лишенное времени, бесконечное, но тонкое, как стеклянные нити.

Даже в воспоминаниях величественность момента едва не захлестнула Аримана. На секунду он осознал, что где-то очень далеко его реальное тело вздрогнуло, а из уголков глаз потекла кровь. Затем миг стал прошлым, и за ним последовали другие мгновения.

Он увидел, как его братья выходят из пылевых облаков, поначалу один, за ним другой и еще один, сливаясь в один поток, словно трупы, всплывающие из илистой воды. Из них сыпался прах, в каждом тлели угольки души, но не более. Воспоминание походило на лед, сковавший позвоночник Аримана.

— Что мы натворили? — спросил Амон треснувшим, словно иссушенная земля, голосом.

Ариман не ответил. У неудачи не было ответа.

Мерцание образов застыло, будто прах, летящий на стихающем ветру. И вот возник он, образ, такой размытый и изменчивый, что даже память Аримана не могла удержать его: очерченный огнем силуэт человека, в золотом свете вокруг него кружило бессчетное множество глаз, поющих тысячью голосов. Сам же он походил на увечного калеку с покрытой перьями кожей и слепыми провалами глазниц.

— Отец, — произнес Ариман, и образ превратился в великана с медной кожей, облаченного в бронзовые доспехи. Из широких плеч выросли оперенные крылья, а руки сжали посох с навершием в форме сферы. Грива красных волос окаймляла нахмуренное лицо с единственным синим оком. В воздухе запахло жженой кровью и благовониями.

+ Ответь мне, такое ли спасение ты искал? + спросил Магнус Красный.

— Я доволен, — выдавил из себя Ариман. Образ Магнуса кивнул.

+ Ты — лучший из моих сыновей, всегда им был, + проговорил Магнус, и мыслью изгнал Аримана меж звезд, словно прах, унесенный ветром с вытянутой ладони.

После того как Ариман открыл глаза, в комнате царило молчание. Целую минуту перед глазами угасающим образом оставалось воспоминание о Магнусе. Кадин вздрогнул, на его лице блестел пот. Тидиас лишь взглянул на Аримана и отвернулся. Кармента не шевелилась, но, чуть шатаясь, покачала головой. Астреос смотрел на Аримана, его бионический глаз казался тусклым рядом с настоящим. Ариман слабо улыбнулся.

— Вот почему, — сказал он.

— А тот, кто отправляет охотников и эмиссаров? — спросил Тидиас, все еще не смотря на Аримана.

— Амон, — ответил Ариман. — Мне следовало догадаться раньше. Из всех, кто вступил в мой кабал, его убедить было сложнее всего, — на лице Аримана промелькнула грустная улыбка. — Всегда преданный, всегда прав в любом споре.

Азек посмотрел на Астреоса, но библиарий-отступник оставался неподвижным.

— Почему сейчас?

Ариман удивленно оглянулся. Кадин пристально смотрел на него, хмурое выражение лишь заставляло шрамы на лице казаться еще глубже.

— Прошло ведь столько времени, почему он пришел за тобой сейчас? Почему не раньше? И зачем преследовать остальных изгоев?

Ариман медленно кивнул.

— Не знаю. Поначалу я думал, это просто месть, но теперь я понимаю, что это не совсем так. Амон может жаждать мести, но он слишком умен для таких банальностей, — колдун устало улыбнулся. — Наш легион не привычен к столь узким масштабам.

— Так ты теперь будешь искать ответы?

Ариман почувствовал в словах напряжение. Честно говоря, он еще не думал над следующим шагом, но когда пришло время решать, Азек понял, что ответ мог быть только один.

Он напряженно кивнул. Кадин долго смотрел на него, а затем, не оглядываясь, направился к люку. Секунду спустя Тидиас последовал за ним. Астреос бросил на Аримана последний твердый взгляд, прежде чем переступить порог и закрыть за собой люк.

— Хотелось бы тебе, чтобы этого никогда не случалось?

Ариман вздрогнул от голоса. Колдун едва не забыл, что Кармента стояла в углу комнаты. Она шагнула вперед, механодендриты теребили мантию, словно это были подсознательные движения нервных рук.

— Хотелось бы? — повторила женщина.

«Да, — подумал Ариман. — Мне бы хотелось не прислушиваться к шепоту сердца. Некоторые могли бы назвать этот шепот надеждой, но это было высокомерие. Высокомерие знания, которое полагает, что безгранично, но не видит пропасти у своих ног».

— Не уверен, — наконец ответил он.

Кармента покачала головой, словно пытаясь избавить от шума в ушах. Секунду Азек задавался вопросом, спросит ли она еще что-то, но затем техноведьма пошла к люку и открыла его.

— Спасибо, — сказала она и вышла, спиной ощущая смущенный взгляд Аримана.

IX
Мертвый космос

Ариман осознал, что стоит у двери темной камеры летевшего вслепую «Дитя Титана». Колдун бродил по палубам много часов. Сервиторы с машинных палуб расступались у него на пути, в их чернильно-черных глазах отражались светящиеся зеленые линзы шлема, пока полулюди наблюдали за тем, как он проходит мимо. Азек шел по запертым коридорам вдоль хребтовой части корабля и не видел ничего, кроме пыли, которая, падая, слабо мерцала в свете глазных линз. Он искал Марота, стремясь выяснить, жив ли еще сломленный прорицатель либо же свернулся калачиком и испускает дух в какой-то темной дыре. Ариман начал поиски спонтанно, бессмысленная задача должна была помочь ему принять решение, но Марот куда-то запропастился, а решение все еще тяжелым камнем висело на душе.

«Почему сейчас? Почему он пришел за тобой сейчас?» — вопросы непрерывно крутились у него в голове с тех самых пор, как Кадин задал их. Должна быть причина, по которой других изгоев схватили или убили. Он вспомнил, как Толбек сказал ему пойти с ним, и существо, прошипевшее: «Живой. Да». Амон хотел схватить Аримана живым.

Он вспомнил, как в живот ему вонзились когти. Живым хотя бы разумом, если не всем телом.

Ариман обдумывал вероятности, но без информации они все казались бессмысленными.

— Предположения — это область воображения, — однажды сказал ему Магнус. — Сомнения не относятся к знаниям.

У Аримана были только предположения, а также единственный способ добыть знание: варп. Колдун пришел к таким выводам, блуждая по кораблю, а затем остановившись в морозной тьме перед прочной, усиленной оберегами двери. Секунду он размышлял над тем, не тревоги ли направляли его шаги. От этой мысли у него мурашки пошли по коже, но все же он заставил себя переступить порог.

Скованный демон уже смотрел на него, когда Ариман вошел в камеру. У Азека было такое чувство, будто тот наблюдал за ним еще до того, как колдун оказался внутри. Существо выглядело недружелюбно, но цепи и оковы крепко удерживали его на месте.

— Кадар, — произнес Ариман, и слово глухо зазвенело внутри шлема.

Демон улыбнулся и издал звук, похожий на хрип в груди умирающего человека. Ариман почувствовал, как похолодела его кожа, словно онемевшая от прикосновения льда.

Азек не собирался приходить сюда, но сейчас ему представился шанс кое-что узнать.

— Я ищу ответ, — сказал Ариман. Здесь не было воздуха, который мог бы переносить звуки, но колдун не сомневался, что демон услышал его. Он склонил голову сначала в одну, а затем в другую сторону. — Ты ответишь? — Существо замерло. Ариман чувствовал, как в прочных узах бьется голод.

+ Есть. +

Ариман одновременно услышал слово ушами и разумом. Рот и горло наполнились запахом раскаленного железа, и ему вдруг захотелось кусать, рвать и заглатывать. Существо заскрежетало зубами, и Ариман понял, что непроизвольно подражает ему. Он опустил на незваные инстинкты мысленные обереги и заставил свой голос звучать твердо.

— Узами, сковывающими тебя, я приказываю говорить.

Существо заметалось, словно от удара. С цепей, которые удерживали его, стал откалываться лед. Оно зарычало, из его рта вырвался почерневший язык. Ариман ощутил разочарованную ярость и понял, что не дождется ответа. Демон был духом голода, живущим только ради пожирания смертной плоти и не ведающим ни о чем, что требовалось узнать Азеку. Ариман так и думал. Марот сотворил мощные, но безыскусные оковы, ему не хватило мастерства пленить более сильного демона.

Ариман повернулся к двери, чувствуя, как голод демона обгладывает защиту его разума. Ему придется сделать то, чего он больше всего надеялся избежать. Выйдя из комнаты, Азек услышал, как оболочка демона что-то зашипела ему вслед.

Мертвая станция висела в непроглядной черноте. Астреос наблюдал за тем, как постепенно вырисовываются ее части, словно у древней развалины, выхваченной лучом света в глубинах океана. Тусклый, болезненный звездный свет высвечивал углы станции и шпили. Она походила на неровную полусферу, верхнюю поверхность усеивали башни и купола, тогда как из изогнутого брюха густым лесом топорщились мачты и сенсорные пузыри.

Астреос моргнул, и изображение свернулось в угол дисплея шлема. Перед глазами появилась бронзовая пещера десантного отсека. Справа от библиария по погрузочной рампе бродили сервиторы, в последний раз проверяя готовность корабля. Слева, по обе стороны от неброских металлических сундуков, которыми был заставлен весь пол отсека, безмолвными рядами сидели остальные сервиторы. Кадин и Тидиас находились напротив него. Глаза их шлемов неотрывно следили за библиарием, но он знал, что оба воина рассматривают мертвую станцию.

Им потребовалось несколько недель, чтобы добраться сюда. Навигатор Эгион, заключенный в амниотический кокон, сумел довести «Дитя Титана» до границы Ока. Поле Геллера здесь трещало, будто парус на крепком ветру. Теперь они сидели в уцелевшем боевом корабле, ожидая результатов сенсорного сканирования. Астреос посмотрел на братьев; в них ощущалось незримое, напряженное спокойствие, словно они были не более чем пустыми доспехами. Конечно, он не рассказал им, зачем они прибыли в этот участок мертвого космоса. Ариман поведал правду Астреосу, когда они вышли из варпа, но сам библиарий решил ничего не говорить Кадину и Тидиасу.

«Это из-за того, что ты догадываешься об их реакции, — раздался голос сомнения у него в голове, — или потому, что если скажешь об этом вслух, оно станет явью? — Библиарий вспомнил Кадара, свисающего на цепях, и демона, ухмыляющегося в его пустом взоре. — Так все и начинается. Одна ложь растет из другой, пока ты уже не сумеешь вспомнить изначальную правду». Но Астреос все равно ничего не сказал.

Он снова бросил взгляд на станцию, моргнул, и изображение вновь заполнило весь дисплей. Когда-то на ней обитали десятки тысяч людей, но они давно умерли, и древняя громадина стала безмолвной, темной и холодной. По картинке было сложно судить о ее размерах, но масштабы и цифры, мигавшие на краю экрана, подсказывали, что станция была более пятидесяти километров в диаметре. По сравнению с ней «Дитя Титана» был крошечной рыбешкой, подплывающей к туше левиафана. Они приближались к станции на минимальной скорости. Госпожа Кармента, соединенная с кораблем, держала большую часть энергии в резерве на случай, если ее придется перенаправить на двигатели или орудия. Наблюдая за увеличивающейся станцией, Астреос не мог избавиться от чувства, что они были чужаками, которые вторглись в логово спящего зверя.

— Она заброшена? — спросил Кадин по воксу.

— Похоже на то, — ответил Астреос, не сводя глаз с подсвечивающегося изображения станции.

— Она была имперской, — тихо добавил Тидиас. — И погибла в результате нападения — посмотри на плазменные ожоги в нижних отсеках.

Астреос уже успел заметить характерные вздутия и гладкие подпалины на броне. По станции велся огонь из плазменных орудий, предназначенных для разрушения кораблей. Кроме того, были и иные признаки сражения: поваленные и уничтоженные башни, рваные пробоины где-то с сотню метров шириной, застывшие облака мусора, отражающие звездный свет и похожие на кристаллический песок. Даже без следов боя Астреос понял, что от станции осталась лишь пустая оболочка, он знал это с необъяснимой, но твердой уверенностью.

— Ее уничтожило нечто сходное по размерам, — заметил Тидиас. — Оборонительные батареи, генераторы щитов — их бы хватило, чтобы отразить нападение боевого корабля.

— Но не хватило, — проворчал Кадин и перевел взгляд с изображения на Астреоса. — Почему мы здесь?

— Это была астропатическая ретрансляционная станция, — объяснил библиарий. Он не сводил глаз со статуи, вздымавшейся над башнями станции: ангел с распростертыми на фоне звезд крыльями и тянущимися во мрак руками. Его бронзовой кожи не коснулась ржавчина, фигура оставалась целой. Но взгляд библиария привлекло ее лицо. Кто-то выбил глаза плазменными выстрелами. Астреос невольно поднес руку к глазной линзе с искусственным оком. — Здесь сотни астропатов просеивали имматериум, вылавливая послания и направляя их дальше. Но затем Око разрослось и поглотило ее.

— Зачем искать подобное место? — с презрением процедил Кадин. — И как мы узнали о нем?

— Потому что я помог его уничтожить, — Ариман поднялся по рампе и шагнул в отсек корабля. На нем были те же доспехи, в которых он служил Терзанию, но сейчас они стали синими. Под свежей краской виднелись следы старых боевых повреждений. Светлый табард скрывал торс колдуна, а гладкая кожа на лице в тусклом освещении приобрела оттенок полированного дерева. — Я был здесь, когда это место погибло, и видел, как убивают команду, а астропатов живьем сжигают на кострах, — он сделал паузу и взглянул на Кадина. — Их крики все еще слышны в варпе. Бессчетное множество посланий и разумов истончили границу между мирами.

— Так вот зачем мы здесь? — выплюнул Кадин, и Астреос ощутил кипящую в брате злость.

— И все же нас ждет долгий путь, — спокойно произнес Ариман. Астреос чувствовал исходящее от Аримана самообладание, словно холод от обледеневшей стали. Колдун сел рядом с Астреосом и опустил магнитную подвеску. С шипением гидравлики и возросшим давлением погрузочная рампа начала закрываться. Корабль вздрогнул, когда ожили двигатели.

— К чему? — спросил Кадин низким, разгневанным голосом.

— К тому, что я должен сделать.

Кармента наблюдала, как шаттл покинул ее борт. Где-то далеко она выдохнула и дернулась в своей колыбели из кабелей.

«Нет, — подумала женщина, — не мой борт, а корабельный». Шаттл вылетел из «Дитя Титана», его двигатели становились все ярче, набирая скорость. «Я должна разделять нас, пусть даже всего на пару часов. Мне нужно отдохнуть, но не сейчас». По словам Аримана, им следовало оставаться наготове: быть готовыми бежать, готовыми сражаться, готовыми к чему-то, о чем он не хотел ей говорить. После стычки у черной луны его тревоги были понятны, но женщина была соединена с кораблем на протяжении многих недель, и связь начинала сказываться на ней.

После опьянения боем и внезапного побега пришло чувство крайней усталости с привкусом железа. В подобные моменты Кармента была слабее всего, а когда она слабела, «Дитя Титана» глубже проникал в ее разум. Женщина просыпалась после выхода из варпа, не в силах вспомнить: кто она и где находится. С возвращением памяти ее наполняли шепот оружия и ощущение пощелкивающего оборудования. Хуже были моменты, когда Кармента, глубоко слившись чувствами с кораблем, вдруг понимала, что ее разум выбрасывало в тело. Она висела в переплетении интерфейсных кабелей, не в состоянии пошевелиться. Паника накатывала на женщину волнами, пока тело не воссоединялось с разумом. Она нуждалась в связи с кораблем, но иногда ненавидела его, будто пьяница, уставший от пьянства.

Но у нее не было времени для отдыха.

Техноведьма следила за боевым кораблем, пролетавшим под брюхом станции. Где-то, на границе сознания, ее пальцы задрожали. Она опять просканировала станцию ауспиком и авгуром глубинного поиска. Кармента прошлась по неровной поверхности станции, прослушивая с помощью мультиспектральных антенн. Ни движения, ни тепловых пятен — лишь карманы воздуха, пойманные внутри суперструктуры, словно пузыри в затонувших обломках. Станция превратилась в труп, пустую оболочку. Карменте вдруг захотелось бежать, включить двигатели и нырнуть назад в черноту. Она начала медленно облетать станцию, обводя сенсорами пустоту. Где-то далеко задрожало ее почти позабытое тело.

Боевой корабль проник на станцию через рваную дыру в подбрюшье. Из носа и крыльев шаттла вырвались яркие белые огни. Почерневшие решетки и скрученный металл отбросили тени в гигантскую пещеру. Корабль заскользил вперед, орудиями на носу и в бортах выискивая цели. Когда-то здесь находились многочисленные трюмы и склады, но взрывы смешали их в одно целое, пробив пол и стены, тем самым создав громадную каверну.

Ариман безмолвно сидел в отсеке корабля. Меч Толбека покоился у него на коленях, а красные линзы шлема безучастно вглядывались в пустоту. В недавно покрашенной броне и шлеме колдун походил на статую. Варп был тихим, словно стоячая вода вокруг полузатопленных обломков. Но тишина эта нисколько его не успокаивала.

Ариман разумом тянулся в мертвый космос, который вцепился в кости станции, мягко исследуя его, ощущая, как в его чувствах крутятся обрывки реальности. Воспоминания были покрыты кровью и окутаны криками, которые всплывали в разуме. Азек был на станции много десятилетий назад, когда Братство Тьмы очистило его от жизни. После себя они оставили лишь слой рваных шрамов над глубокой раной. Варп был неподвижным, но неподвижность эта походила на лед, который вот-вот пойдет трещинами.

Колдун вернулся обратно в тело. Остаточные образы и ощущения все еще покалывали поверхность его мыслей. Он моргнул и оглядел отсек. Ариман не включал улучшенное зрение доспехов, и единственный свет исходил от глазных линз Астреоса, Тидиаса и Кадина, горевших, словно угли в сумраке. Он и трое других космических десантников находились ближе всего к рампе. Дальше отсек был заполнен сервиторами. Они сидели вдоль стен, их луковицеобразные шлемы качались и тряслись от каждого маневра корабля. Сервиторы не сдвинутся с места, пока не поступит приказ. Воспоминание о руке воина Рубрики, сжимающей запястье, всплыло в мыслях, но затем опять угасло.

— Посадочная зона идентифицирована, — раздался по воксу ровный голос сервитора-пилота.

— Отлично, — сказал Ариман. — Приземляйся.

— Как пожелаете, — ответил сервитор. Вой двигателей усилился, когда корабль скользнул мимо переплетения решеток и сел на разбитую платформу. Магнитные шасси с грохотом закрепилось на палубе.

Кадин уже поднял магнитную подвеску и сжимал болтер в руках. Внутренняя связь доспехов безмолвствовала, но Ариман разумом услышал боевой обет Кадина, похожий на шепот молитвы. Тидиас, сидевший возле брата, оставался собранным, его мысли походили на ровную пульсацию боевой сосредоточенности. Астреос шевельнулся и посмотрел на Аримана.

Азек поднялся и, держа меч наготове, направился к штурмовой рампе. Астреос встал, легко стиснув собственный клинок.

— Теперь ты нам расскажешь, что нас ждет? — поинтересовался Кадин.

— Я не уверен, — произнес Ариман. Он ощутил презрение в мыслях Кадина, но ничего не сказал.

Высокий вой двигателей продолжал сотрясать боевой корабль, пилот-сервитор не выключал их, чтобы улететь при малейшем признаке опасности. Поршни опустили люк, и воздух с шипением вырвался из отсека во внешнюю тьму. Дисплей шлема Аримана замигал, оживая, и мир перед его глазами окрасился пронзающим тьму монохромным цветом. Руны, сообщающие о вакууме и наличии гравитации, начали пульсировать красным на границе зрения. Загорелись янтарные маркеры угрозы. Колдун вышел из люка и почувствовал, как магнитные подошвы ботинок закрепились на платформе, после чего Ариман направился вперед. Секунду ему казалось, будто доспехи идут сами по себе, а он лишь пассивный наблюдатель, находящийся внутри. Азек покачал головой и увидел, как Астреос прошел мимо, направляясь туда, где широкая платформа сходилась со стеной каверны. Кадин и Тидиас догнали библиария и разошлись в стороны, попутно изучая пещеру. Ариман последовал за ними.

— Все спокойно, — сообщил Тидиас, и Ариман услышал резкий визг статики. Колдун дошел до стены, окружавшей платформу, словно утес над прибрежным песком, затем остановился и посмотрел на корабль. Из носа и крыльев все еще светили белые огни, но лишенная воздуха тьма пещеры словно проглатывали их без остатка.

— Выгрузка, — приказал он по закрытому каналу. Ему ответил очередной вой искажения. Секунду колдун задавался вопросом, услышали ли его, а затем сервиторы стали спускаться по рампе корабля. Они шли неуклюжей цепочкой, облаченные в костюмы из вулканизированной резины, их лица были скрыты под толстыми медными куполами. Попарно они несли серые металлические сундуки.

— Я нашел дверь, — сказал Астреос искаженным от статики голосом. Ариман повернул голову и подождал, пока на визоре не появится маркер местоположения Астреоса.

— Оставайся на месте, — приказал Ариман и направился к маркеру Астреоса. Колдун обнаружил библиария припавшим на колено и наблюдающим за проемом в стене каверны. В дверь без труда смог бы проехать сверхтяжелый танк, черный провал очерчивали зубья противовзрывных створок, отъехавших внутрь стен.

— Не нравится мне это, — заметил Кадин, приблизившись к ним сзади. Он также выжидающе посмотрел на дверь, водя болтером вслед за взглядом. — Ни энергетических показателей, ни признаков жизни или движения, как будто станцию вычистили.

Воин посмотрел на Аримана.

— Что вы сделали с этим местом?

— Они… — начал было Ариман, но замолчал. Он был здесь, помогал им. Это была не его затея, но Азек приложил руку к ее исполнению. Колдун вспомнил Братство Тьмы, руны, пылавшие на доспехах полуночного цвета, когда они на цепях спускали астропатов в костер. Те все кричали и кричали, пока их языки не обугливались. С тел стекал жир. В огне проступали фигуры, утягивавшие псайкеров в угли. На станции обитали сотни астропатов, и костер горел много дней. Братство Тьмы в блестевших от крови доспехах наблюдало из теней, шепча молитвы к ночи, и Ариман стоял среди них.

«Вспомни, кем ты был и как низко пал», — прозвучал голос у него в мыслях, и на мгновение ему почудился шелест вороньих крыльев.

Ариман покачал головой и отвернулся от Кадина. Его разум заскользил вдоль стен и проник за дверь. Колдун потянулся чувствами сквозь металл и безвоздушное пространство, они растекались по темным переходам и пробовали застоявшийся воздух за запертыми дверями. Он казался стылым, как будто Ариман плыл в черной воде под ледяной коркой. Его разум задрожал. Это было столь же просто, как проводить рукой по гладкому песку или ощущать древесный дым на зимнем ветру.

Тьма стала давить на мысли; каждый дюйм станции выглядел обесцвеченным, лишенным жизни, эмоций и мыслей. Азек остановился. Мог ли он ошибиться, было ли это место тем самым, которое он искал? Узнать можно было лишь одним способом. Колдун позволил своему разуму выйти за пределы реальности и раскрыл чувства перед измерением за…

… переплетение цветов и света, распадающихся, формирующихся заново, отражающихся и режущих глаза, которых у него не было.

Тело, запах испражнений, роз, приглаженных перьев.

Тени накладывались одна на другую, как масло, смешивающееся с кровью и расплавленным золотом.

Фигура взирала на него глазами цвета янтаря, и на растущем лице расцветала ухмылка. Она рассмеялась. Теперь на него смотрело множество лиц и тысяча глаз.

Руки. Бледные, мягкие руки, касающиеся густеющей черной воды.

Запах пепла и мочи, холод льда и липкость засохшей крови…

В легкие Аримана ворвался воздух. Колдун почувствовал, как по коже стекает пот. Секунду перед глазами стояло остаточное изображение, яркий оттиск трясущихся рук, которые тянулись из вихря цветов. Колдун попытался шевельнуться, но доспехи воспротивились, а на миг его охватила паника. Он умер в доспехах, оказался в плену железной хватки, обреченный вечно падать, вечно тонуть. Как его легион, как братья, которых он уничтожил.

— Ариман, — услышал он торопливый и охрипший голос Астреоса.

Азек снова попробовал пошевелиться, и на этот раз доспехи подчинились. Перед глазами прояснилось. На дисплее горели синие предупредительные иконки биоритма. Он потерял сознание, и доспехи остановились, не позволив ему упасть. Колдун повернул голову. Платформу вокруг него покрыла толстая корка изморози, подбираясь к стене и двери каверны.

Астреос с обнаженным мечом стоял в пяти шагах от Аримана. Меч сиял зеленоватым светом, ореолом очерчивая его голову. Тидиас и Кадин стояли немного поодаль, но болтеры обоих воинов были опущены. Ариман снова потряс головой. В горле пересохло, а голос оказался надтреснутым, когда он заговорил.

— Как долго? — спросил Азек, слыша, как в шлеме эхом разносятся слова, а вокс скрежещет и шипит в ухе. Тидиас бросил взгляд на Астреоса. Библиарий медленно опустил меч, и свет вернулся обратно в лезвие. Тидиас опустил болтер. Кадин не шевельнулся.

— Две секунды. Я почувствовал, — ответил Астреос. Тишину заполнил треск статики. — Что бы ты ни сделал, я это почувствовал.

Ариман кивнул, но ничего не сказал.

Колдун лишь хотел изучить варп, но вместо этого его разум проломился за завесу реальности. Перемещение разума в варп было непростой задачей, требовавшей определенного ритуала и внимания. Оно не могло пройти настолько легко, подумал Ариман. Он просто пробился туда. Азек вспомнил, как во время встречи с Толбеком в него хлынула сила, неприкрытую радость, легкость от обладания мощью, которой прежде ему не приходилось испытывать. Но все было не так просто.

Он медленно шагнул к двери. Каждая мышца его тела дрожала, во рту все еще ощущался вкус горелого сахара и прокисшего молока. Ариман снова потянулся разумом, пробуя варп вокруг них. Его чувства хотели вырваться вперед, воспарить в истонченной варпом реальности, но здесь подобное было опасно. Использование силы без необходимого баланса и контроля было сопряжено с опасностью. Ему следовало помнить об этом, и на миг он задался вопросом, что заставило его поступить так чуть ранее.

Процессия сервиторов поравнялась с ними, от их магнитных шагов платформа вибрировала. Ариман оглянулся на Астреоса и двух его братьев.

— За мной, — бросил он и переступил порог. Астреос бросил взгляд на братьев и последовал во тьму.

Кадин неотрывно следил за Ариманом, пока они шли по безмолвным коридорам станции. Колдун умел убивать, Кадин видел это, но он вел себя скорее как лорд, чем воин. Ему уже приходилось видеть таких прежде, высокомерие завело их так далеко, что чувствовалось в каждом слове и жесте. Это было клеймо для тех, кто был в состоянии уничтожить кого угодно и нарушить незыблемую клятву ради истины, которую могли видеть лишь они. Орден Кадина погиб из-за подобных людей. Теперь он поклялся идеалам, которые могли погубить его.

Космические десантники свернули в другой переход. Прямой и узкий, казалось, он тянется в бесконечность. Кадин оглянулся. Процессия сервиторов шла в десяти шагах позади. Он моргнул-щелкнул на дисплее шлема, чтобы включить инфракрасное зрение. Тепло, исходящее от тел сервиторов, переливалось в спектре от белого до темно-синего. Воин переключился обратно на зеленое сияние ночного зрения и перевел взгляд на туннель. Астреос и Ариман были впереди, их местоположение подсвечивалось зелеными рунами.

Его взгляд задержался на Астреосе. Библиарий менялся. Кадин видел это — в нем до сих пор таились ярость и непокорность, но появилось нечто еще, что-то, о чем, возможно, даже не догадывался и сам библиарий. Астреос еще придерживался прежних традиций, но они стали орденом троих, и старые обеты постепенно угасали в глазах Кадина. Они нарушили свои клятвы и поплатились за это кровью. Они были воинами, цеплявшимися за жизни, которые им следовало давно отдать. А теперь их верность получил новый повелитель.

Ариман на мгновение остановился. Колдун повернул голову. Кадин застыл на месте и на секунду встретился с ним взглядом. Но затем Азек отвернулся и пошел дальше. Кадин последовал за колдуном, не сводя с него глаз. На его доспехах развевались полосы пергамента, паря в условиях нулевой гравитации. Кадин видел, как Ариман прикреплял их к броне перед погрузкой на корабль. Воин не мог прочесть текст, написанный на пергаментах, как и понять слов, которые бормотал колдун, когда красным воском прикреплял их к синим доспехам. Очередной секрет, который их спаситель держал при себе, но Кадин ничего другого и не ожидал.

Клятвы. У всех были клятвы, как сказал Астреос, но Кадин видел, как раз за разом нарушались все их былые обеты.

«Мы предатели, — подумал он. — Мы зовем свои обеты священными, как в те времена, когда нас была тысяча. Но они ушли».

Руна, отмечавшая Аримана, пульсировала зеленым. Зеленым. Зеленым, который означал безопасность. Зеленым, который означал друга. Руна перекрасилась в янтарный, окаймленный красным. В ухе Кадина завизжал сигнал тревоги. Он знал, что это значит: болтер последовал за его взглядом, прицелившись в спину Ариману. Сигнал предупреждения стал громче. Воин моргнул-щелкнул, чтобы отключить сигнал, но не отвел глаз.

«Мы пали. Нет больше высшей цели, ради которой стоит сражаться. Только доверишься кому-то, и мы все покойники».

Палец на спусковом крючке напрягся. Внутри шлема вновь раздался сигнал предупреждения. Кадин сосредоточился на фигуре Аримана и увидел путь болтерного снаряда, место попадания, вторичные точки прицеливания.

«Осталось только выживание».

Кадин моргнул на руну прицеливания и перевел ее в режим угрозы. Перед глазами расцвел багрянец.

«И мы выживаем в одиночку».

Ариман остановился и повернулся. Кадин замер. Над правым глазом Аримана выскочила красная руна прицеливания. Кадин смотрел, не отрываясь. Ариман оставался совершенно неподвижным, держа руки по бокам и не пытаясь достать оружие. Астреос остановился в шаге перед колдуном и также оглянулся.

— Что-то не так? — голос библиария затрещал по воксу. Ариман склонил голову, все еще не сводя красных глазных линз с Кадина.

Колдун медленно покачал головой.

— Нет, ничего, — ответил Ариман и пошел дальше. Астреос еще удар сердца глядел на Кадина, но затем обернулся и последовал за Ариманом. Кадин не шевелился. Перед глазом все еще мигала красная руна прицеливания. Но потом он сморгнул ее и последовал за ними.

Они добрались до хорового зала спустя четыре часа. На каждом шагу их путешествия Ариман ощущал затылком враждебный взгляд Кадина. В воине клокотала горечь, Ариману не требовалось читать разум Кадина, чтобы знать это. Недоверие таилось внутри Кадина, подобно червям в гнилом мясе. От этого чувства было невозможно избавиться, лишь приостановить, на мгновение ослабить.

«Он прав, что не доверяет мне», — подумал Ариман.

Небольшую дверь в хоровой зал окаймляла каменная арка. Из ее поверхности выступали шипы, кости и ангельские крылья, а стоило Азеку переступить порог, как на него уставился резной череп. Внутри царил кромешный мрак, и на дисплее шлема зашипел статический туман, пока авточувства пытались проникнуть сквозь пелену сумрака.

— Дайте свет, — приказал Ариман. Он ощутил, как Астреос, Тидиас и Кадин заняли позиции по обе стороны двери. Ариман безрадостно улыбнулся. Здесь не было угрозы, по крайней мере такой, от которой помогло бы рассредоточение. К нему подошли сервиторы, бормоча подтверждение приказа. Большинство из них позже придется уничтожить. Шепот этого места проникнет в остатки их разумов. Ариман удивлялся, что они до сих пор функционируют.

Сервиторы примагнитили сундуки к палубе и откинули тяжелые крышки. В первом сундуке хранились светосферы, которые они зажгли и подняли в безвоздушную тьму, где те и остались вращаться. Когда комната осветилась, Ариман поднял глаза. Над ними высились подвесные каменные террасы. Каждую из них окружали зеленые колонны, сверкавшие кристаллическими вкраплениями в виде различных фигур. Здесь стоял ангел, закрывший лицо руками; там — военный святой с мрачным лицом, окаймленным погнутым медным нимбом; а еще старуха с закрытыми глазами и зашитым ртом, с кривым посохом в руках и змеей, обвившей плечи.

Комната была не такой, какой он ее помнил. Казалось, тишина и тьма скрыли прошлое пеленой. Ариман помнил крики, взиравшие на костры статуи с нижних ярусов, чья резная кожа почернела от гари. Пламя отбрасывало на стены пляшущие тени. Валили клубы подсвечиваемого огнем дыма, который из серого стал оранжево-красным.

Но шрамы остались. Длинные цепи и грубые металлические рамы все еще свисали с верхних ярусов, металл деформировался от жара. Астропаты кричали, продолжали кричать, даже когда огонь наполнял их легкие.

Колдун посмотрел на растрескавшийся пол. Он был выложен мозаикой из кристаллов и отполированного камня. Когда астропаты собирались на террасах, на них из центра комнаты взирало великое око. От него к стенам зала спиралью вились образы святых и различные символы. Образ исчез, плитка расплавилась и слилась в сплошной вихрь цветов. На краю пола Ариман увидел лицо, черты которого еще угадывались. Его чело украшал венец, и оно смотрело на Азека с безмятежным выражением, совершенно не подходившим выгоревшему залу.

Колдун ощутил приближение Астреоса. Мысли библиария скрывали осторожность и сомнения, из трещин в броне его разума сочились вопросы. Но кроме странной неуверенности было нечто еще.

«Он меняется, — подумал Ариман. — Я меняю его. Делаю из него то, что нужно мне: ученика, союзника, который будет стоять подле меня. Знает ли он, что я делаю, понимает ли, куда это может его завести?»

— Что дальше? — спросил Астреос.

— Отправь Тидиаса и Кадина охранять коридор к кораблю, — произнес Ариман. Вокс исказил его слова. Колдун чувствовал, как за границей зрения вихрится варп. Он реагировал на их присутствие, на свет разумов и танец мыслей.

— Охранять? Здесь никого нет, — Астреос указал на тени, собравшиеся в углах хорового зала.

Ариман молча подошел к оставшимся черным сундукам и открыл крышку первого. Внутри тускло заблестела бронзовая чаша размером со штормовой щит. От ее центра к ободу спиралями шли круги и символы. Ариман поднял чашу, попутно разглядывая знаки. Азек проинструктировал Астреоса насчет кое-чего, что предстояло сделать, но не поведал всего, он никогда бы не произнес этого вслух. Астреос не расспрашивал, но вопросы и сомнения кипели на границе его мыслей вот уже много дней.

— Я думал, мы пришли сюда за ответами, — раздался за спиной голос Астреоса.

— Вот почему мы здесь, — ответил Ариман и повернулся к центру комнаты.

— Но почему именно тут? Варп очень близок. Я чувствую это, как и ты. Место не благоприятное. Оно похоже на рану в реальности.

Ариман подошел к центру оплавленного пола и взглядом оценил положение относительно стен. Осторожным движением Ариман отпустил чашу. Она повисла в лишенном гравитации пространстве и, мерцая, завращалась. У двери, прислушиваясь, ждали Тидиас и Кадин. Мысли Азека плавно заскользили по комнате, пока не коснулись разума Астреоса.

+ Ты знаешь, Астреос, знаешь, почему мы здесь, + отправил он. Библиарий вздрогнул, но ответил.

+ Ты хочешь провести ритуал. +

+ Нет, + ответ Аримана рассек мысль Астреоса, словно нож, разрезающий сухожилия. Колдун поднялся и взглянул на чашу для жертвоприношений. Библиарий напрягся и шагнул вперед, подсознательно проведя рукой по мечу. Тидиас и Кадин просто ждали, не слыша обмена мыслями между двумя псайкерами. + Мы не проводим ритуал, + продолжил Ариман, но замолчал. + «Удержит ли его новая и ни разу не испытанная клятва?» + Мы здесь для призыва. +

Астреос оставался неподвижным. Его рука легла на рукоять меча, и он посмотрел на Аримана.

— Отправь остальных охранять коридор, как я приказал, — затрещал по воксу голос колдуна. Он ощутил, как от Астреоса исходят эмоции, кругами расходясь по эфиру, подобно камням, брошенным в беспокойные воды. Затем библиарий выпрямился.

— Как пожелаешь, — произнес Астреос и склонил голову.

Ариман проследил, как Астреос отправил к стене очередной кубок. В хоровом зале теперь вращалось девяносто девять кубков на разной высоте от пола. Каждый был из обожженной черной глины и шириной не превышал его ладонь. На дне кубков лежали замороженные кристаллы благовоний. Ариман оглянулся, запоминая детали, сравнивая каждый предмет и его расположение с образом у себя в голове. Черные чаши парили так, что создавали форму многослойного полиэдра. Белые свечи разместили на растрескавшемся полу в виде многорукой спирали. Чаши и свечи соотносились друг с другом, с комнатой, с трещиной и сплавившейся паутиной на полу. Ариман не упустил ни одной детали. Случайностей в образе не было, он представлял собой архитектуру его намерений, ставшей реальностью. Колдун посмотрел вниз, туда, где в самом центре вращалась бронзовая жертвенная чаша. Над ней парил атам, свет из люмосфер падал на серебряное лезвие и заставлял тени танцевать в покрывавших его символах. Зал походил на натянутую барабанную кожу, готовый резонировать в ответ на намерения и волю тех, кто находился в его стенах.

Ариман медленно коснулся атама. Тот завращался с медлительностью сердцебиения.

+ Я готов, + послал Астреос.

+ Отлично. + Ариман взял атам, парящий над жертвенной чашей. + Начинаем. +

Х
Призыв

Никогда прежде Кадин не знавал такой тьмы. И дело было не в том, что он ничего не видел, ведь он на самом деле мог видеть; дело в том, что мрак будто давил ему на глаза. Чернота окутывала все тяжелой пеленой. Предметы возникали в зеленом поле зрения, иногда очень близко, и воин не мог поверить в то, что не заметил их раньше. Он невидяще смотрел вперед, делал очередной шаг и спотыкался об оборудование или толстые лианы кабелей. Пару раз Кадин оглядывался на те объекты, которые миновал, но не видел ничего, кроме мрака и шипящей зеленой статики.

Давным-давно Кадин родился во тьме мира, о котором сейчас помнил лишь он да его братья. Все они там родились. В пещерах, куда не проникал ни солнечный, ни звездный свет, он научился чуять воздушные течения и ориентироваться по запаху, прикосновению и звуку. Когда они пришли за ним и вознесли к свету, он не забыл тьму. Тьма стала ему отцом и матерью. Так учили капелланы, и Кадин понимал скрытую в словах мудрость. Он был тьмой, а тьма была им. Но здесь, в коридорах мертвой станции, освещенных лишь режимом ночного зрения, Кадин вспомнил мглу, которая иногда поднималась из глубин мира его рождения. Вспомнил мрачные глубины пещер, где биение сердца было единственным, что он слышал и чувствовал. Немало воды утекло с тех пор, как воин последний раз вспоминал об этом.

— Ничего, — произнес он в вокс и услышал потрескивающее эхо собственного голоса.

— Понял тебя, — раздался голос Тидиаса, такой же напряженный и, как обычно, сдержанный, несмотря даже на плохую связь. — Угроз нет.

Они патрулировали коридоры около часа, по приказу Астреоса охраняя обратную дорогу на корабль. Воины ходили в одиночестве, объединенные только воксом и локационными рунами, пульсирующими на ретинальных дисплеях. С самого начала Кадин ничего не видел, не слышал и не ощущал, но происходящее ему все равно ничуть не нравилось. Внутри шлема раздавалось лишь собственное дыхание и гул доспехов. Эти звуки должны были внушать спокойствие, ведь он жил с ними так долго, что без доспехов чувствовал себя так, словно лишился руки. Но во тьме коридоров знакомые звуки казались чуждыми, как будто принадлежали кому-то другому.

— В этом нет необходимости, — заметил Кадин, свернув в покрытый клепаными плитами туннель. На стенах виднелись следы выстрелов, на полу валялись болтерные гильзы, но они были такими же старыми и холодными, как и остальная станция. — Сигналов угрозы нет, потому что здесь вообще ничего нет.

— Мы должны патрулировать, — ответил Тидиас, и Кадин словно увидел, как он пожал плечами. — Так захотел Астреос.

— Так захотел колдун, — оскалился Кадин. Коридор перед ним исчезал вдали. Он переключился на инфракрасный режим зрения, и коридор превратился в кромешно черное холодное пространство. Воин повернулся, посмотрел под ноги и увидел, как отпечатки его следов из зеленых становятся синими. Щелкнул вокс.

Щелкнул вокс, но Кадин слышал только шипение статики.

— Возвращаюсь на главный маршрут, — вдруг сказал Тидиас. Во мраке Кадин согласно кивнул.

— Принято. Начинаю осмотр ближайших туннелей, — Кадин выключил вокс и повернулся к зеву ближайшего коридора. Воин вдруг остановился и застыл на месте.

На полу перед ним были видны участки тепла, их края переливались желтым и зеленым. Они вели в промозглую тьму коридора, куда воин как раз собирался пойти. Самый дальний оттиск сливался с льдистым холодом. Ближайший переливался ярко-красным. Он находился прямо перед ним, и его форма угадывалась даже в размытых очертаниях теплового следа.

Отпечаток ноги.

Кадин моргнул, когда его дисплей стал выбелено-зеленым.

В дюйме от его лица вспыхнула пара глаз.

Кадин открыл огонь, и сполох болтера испарил матово-черные глаза и бледную кожу. Он отступил назад и выстрелил снова. На дисплее шлема вскипела статика. За туманом искажения что-то двигалось, что-то бледное и с гибкими конечностями. Воин дал короткую очередь, вслепую паля перед собой.

Дисплей опять начал обретать фокус, став ярким и четким. Перед ним ничего не было. Он открыл вокс-канал.

В шлеме заорал голос. Кадин крепче сжал болтер. Он втянул воздух, чтобы крикнуть.

Тишина.

Коридор был темным и пустым. Моргнув, воин переключился на инфракрасное зрение. Лишь холодная чернота. Он посмотрел на руки. Дуло болтера еще горело желто-белым цветом после недавнего использования. Кадин поднял глаза.

Тьма. Кромешная тьма: мрак пещер из детства. Отчего-то он знал, что если снова посмотрит вниз, то не увидит своего оружия, пусть даже Кадин чувствовал его тяжесть.

Коридор исчез. Воин остался один. Сердца в груди бились с давно позабытым учащенным ритмом.

Кадин медленно обернулся.

Ариман медленно задышал, повторяя в уме напев. Колдун оставался совершенно неподвижным, разведя руки в стороны ладонями кверху. Его глаза были закрыты, но он ощущал Астреоса, стоящего по другую сторону вращающейся жертвенной чаши. Из рук вырывался ведьмовской свет, окутывая ладони и растекаясь по доспехам.

Не переставая вести напев, Ариман ощущал, как Астреос следует за ним, его воля пела в более упрощенной гармонии. Колдун чувствовал старание библиария, натужное дыхание и то, как его кожа покрывается потом. Ариман подготовил Астреоса так, как только сумел, но песня эта состояла не из звуков и слов: она походила на реку смыслов и связей, слова сливались с символами, с цветами и ощущениями, каждый из которых создавался мыслью с точно выверенной скоростью. Колдун и библиарий созидали напев, который также творил сам себя, с каждым мгновением раскручиваясь по широкой спирали, сплетая собственные образы. Если бы какое-нибудь живое существо находилось в хоровом зале, они бы ощутили его, услышали бы, увидели бы, как оно плывет перед глазами и переливается разными цветами. То была музыка сфер, первобытный язык созидания и разрушения, ревущее пламя бытия. И оно безмолвствовало.

Ариман видел, как варп разрастается у него в разуме, словно огонь, пожирающий сухой лес. Варп захлестнул ощущения, подавил физические чувства. Колдун слился со своей плотью, биением сердца, течением крови, а также пространством вокруг него, каменными стенами и мерцанием светосфер. Азек почувствовал, как размываются твердые границы реальности, когда законы, удерживающие зал вместе, начали ослабевать в такт с его пульсом.

Ариман медленно открыл глаза. Светосферы над головой разлетелись ливнем осколков. Стоявший напротив него Астреос дрожал.

+ Открой глаза, + послал Ариман. Глаза Астреоса за линзами шлема открылись. + Готов? +

Астреос кивнул, и испытанная от движения напряженность перетекла по психической связи в Аримана, вспыхнув перед глазами звездами боли. Колдун посмотрел на руку, выпрямил пальцы и вытянул ее над вращающейся бронзовой чашей. Телекинетическим прикосновением он открыл синюю перчатку и стянул с ладони. Плоть, оказавшись в холоде безвоздушного пространства, побелела. В ушах зазвенел сигнал тревоги. Ариман сосредоточился на атаме в другой руке. Его мысли стали похожими на зеркало, со спокойным безразличием отражая усиливающуюся бурю эфирной энергии.

«Кровь. Все сводится к крови», — подумал он. Таков порядок вещей, был, есть и будет. Колдун услышал стон Астреоса. Ветры начали размывать очертания зала. Возле Азека зажглась свеча, невероятно, но ее пламя замерцало в вакууме. Затем загорелась другая, и еще одна. Левая рука покрылась изморозью, поднимающейся от атама. Сервиторы у стен комнаты начали дергаться и биться в судорогах. Их тела заискрились. Откуда-то издалека донеслось воронье карканье. Плоть на обнаженной руке посинела от холода. Ариман почуял запах озона и благовоний.

+ Сейчас, + подумал он и вонзил атам в ладонь.

Кровь пузырьками разлетелась во все стороны. Она приняла форму шариков густого красного цвета, блестящих в свете свечей. Ариман не почувствовал боли, лишь тупой зуд. Все вдруг стало безмолвным и неподвижным, словно вокруг него опустилась кристаллическая стена. Была только кровь, вырывающаяся из раны под собственным давлением. В давно забытых ритуалах чародеев и мистиков это мгновение носило множество названий. Это был момент равновесия, наивысшего контроля. Колдун разжал губы, когда назвал имя, пришедшее из глубин памяти. Слова сорвались с его уст, и парящие шарики крови начали вращаться. Последняя фраза раздалась со звуком, похожим на треск хрящей. Ариман услышал крик Астреоса.

— Ты призван, — взревел Ариман, и слова эхом разнеслись в безвоздушном сумраке. По всему залу из парящих чаш вырвалось пламя. Комната заполнилась дымом и звуками. Он услышал крики, вопли умирающих, которых опускали в костер его памяти. Парящая масса крови воспламенилась. Бронзовая чаша засияла, испаряя покрывшую ее корку инея и разметывая его по залу. Затем чаша упала, а кровь, забрызгав бронзу, фонтаном ударила вверх и замерзла.

Ариман отступил назад и выхватил меч. Астреос пошатнулся и заскреб рукой в поисках своего клинка. Свечное пламя поднялось выше, плавящийся воск потек вверх. Свет попал на застывшую кровь, и ее тень легла на почерневшие стены зала. Ариман взглянул на очертания и замер. На стенах танцевали силуэты оперенных крыльев и непомерно длинных конечностей.

Застывшая кровь начала расти, словно ветви на дереве. Она пульсировала, увеличивалась, обесцвечивалась и запекалась, приобретая очертания вен, мышц и костей. Сформировались плечи. Предплечья. Руки. Голова. Разверзлось блестящее мясо ротовой полости, из которой раздался стон от боли рождения. От звука забившегося сердца содрогнулся зал. На плоть стала наслаиваться кожа. Наконец фигура встала во весь рост, держа руки по бокам, ее обнаженная плоть подергивалась, обретая резкость. Появились веки и сомкнулись над закрытыми глазами. Из головы выросли волосы, темной волной упав на плечи. Фигура улыбнулась, показав белые зубы, и открыла глаза. Они оказались цвета желтого янтаря, а зрачки походили на черные провалы.

— Ариман, — выдохнула фигура, и ее голос задребезжал звуками мертвого ветра и распавшихся прахом костей.

Сенсоры на спине Карменты повернулись, когда она обогнула станцию. Ее орудия и двигатели болели, напряжение из-за постоянной готовности заполняло остальную часть сущности женщины. Она продолжала кружить, прислушиваясь к сигналам, наблюдая в ожидании движения.

Ничего. Здесь ничего нет. И вновь она проверила работу авгуров, ища энергетические метки Аримана, Астреоса и их сопровождения. Они исчезли, едва корабль приземлился на станции. Кармента даже не могла связаться с кораблем. Ведьма могла отправить еще одно судно, пилотируемое сервитором и соединенное с нею мысленной связью. Но нет, Ариман ясно дал ей понять, что этого делать не следует.

— Жди, — сказал он. — Если все пойдет наперекосяк, ты поймешь.

Но она ждала, и чем дольше ждала, тем сильнее задавалась вопросом, может ли тишина кричать еще громче. Следует ли ей отправить еще один шаттл? Следует ли ей сбежать или открыть огонь?

Нет, она подчинится. Она будет и дальше ждать в тишине.

«Госпожа», — донесся мысленный голос. Кармента частью своего сознания отвлеклась от наблюдения за станцией и изменила свой голос для того, чтобы он стал понятен человеческому разуму.

«Эгион», — произнесла она. Навигатор бодрствовал, готовый направлять ее, если появится необходимость в побеге.

«Я что-то вижу, госпожа», — сказал Эгион дрожащим голосом.

Где-то далеко, где Кармента была окутанной кабелями плотью, ее зазнобило.

«Что ты видишь?» — спросила она, постаравшись придать голосу спокойствие.

«Я вижу это, даже когда закрываю око», — сказал он, и мысль, которая принесла с собой голос, была настолько слабой, что Кармента едва осознала ее смысл. Женщина поняла, что если бы стояла рядом с навигатором, то услышала бы его стон.

«Скажи, что ты видишь», — попросила она. Волна эмоций накрыла умственно-импульсную связь дымкой из благоговения и страха, так что казалось, будто техноведьма наблюдает за выражением на лице человека, который смотрел ей через плечо.

«Безмолвие, госпожа. Я вижу только безмолвие».

«Я не понимаю, Эгион».

«Я смотрел, всего раз, и теперь это все, что я вижу», — его голос начал слабеть.

«Эгион…»

«Безмолвие, госпожа, варп безмолвен, он темен и спокоен. Он никогда таким не бывает. Никогда».

«Почему…»

«Он ждет, госпожа, — из последних сил выдавил из себя Эгион. — Я вижу это, чувствую. Знаю. Он ждет».

Конечно, демон явился в облике его брата. Ариман протяжно вздохнул, посмотрев в лицо Ормузду. Это был образ его настоящего брата, не тот, каким он был, перед тем как брат умер, и даже не тот, когда Ормузд стал воином Тысячи Сынов, но тот, который помнил Ариман: молодой, неизмененный, человеческий. Но, естественно, это был вовсе не Ормузд, и даже не человек.

— Я повелеваю и сковываю тебя целью, ради которой призвал тебя, — провозгласил колдун, и демон ухмыльнулся, услышав эти слова, пусть даже в зале отсутствовал воздух, способный переносить звуки. — Этими мечами я приковываю тебя к месту и к моей воле, — Ариман острием клинка указал на демона. Астреос с другой стороны круга повторил движение. Демон вздрогнул, но затем оскалился и склонил голову.

— Рад снова видеть тебя, брат, — произнес он глубоким и резонирующим голосом.

— Ты не мой брат, — спокойно ответил Ариман.

— О, разве? — демон склонил голову набок и уставился в пол. Ариман чувствовал, как тот мысленно испытывает оковы, подобно вору, изучающему замок. Ему не освободиться — Ариман был уверен в своей работе. Он мог приказать демону изменить облик, стоило того пожелать, но не собирался этого делать, допрос такого создания походил на танец лжи и воли.

— Ты — существо варпа, воплощение лжи и обмана, — сказал колдун и ударил демона толикой силы воли. Сгусток силы импульсом пересек зал. Демон упал, словно по нему хлестнула плеть. По коже пошли черные трещины, из которых закапала вязкая желтая жидкость. Он тяжело задышал, с десятка языков сорвались проклятья. Демон будто сделал вдох, и трещины на коже затянулись. Потирая челюсть, он с нескрываемым удивлением посмотрел на Аримана.

— Ты хочешь снова увидеть, как умирает Ормузд?

Даже не успев задуматься, Ариман ощутил, как от разума откололся еще один осколок силы. Демон вновь рухнул на пол, с него хлопьями стала отслаиваться кожа. Под ней проступило что-то, похожее на матово-черные перья мертвой вороны. Демон, хныкая и рыдая, подтянул колени к груди. Гладкая кожа снова закрыла раны, и он поднялся, подобострастно кивая.

— Прости. У тебя есть вопросы, — произнес демон, смотря на Аримана. — Ведь так? — он наклонил голову. — Вот почему я здесь, вот почему ты призвал меня?

— Девятью сотнями слов я призываю тебя отвечать, — произнес Ариман. Демон неискренне и пронзительно рассмеялся.

— Как официально, Ариман, — демон обернулся к напряженному Астреосу, который стоял с обнаженным мечом, а затем оглянулся на Аримана. — Это твой ученик? На что ты обрек его, Ариман? Или это очередная попытка искупления? — демон запрокинул голову и будто глубоко вдохнул через нос. — Скольких смертных ты помог здесь сжечь? — он повернулся назад к Астреосу. — Тебе стоит спросить у него.

От Аримана не укрылось, как вздрогнул Астреос, но скалящийся демон уже повернулся к колдуну, в его глазах плясало упоение. — Вот зачем ты вернулся? Рыдать над своими грехами?

Ариман промолчал. Демон пожал плечами.

— Я ищу сведения, — сказал Ариман. Демон будто вздохнул. — Я ищу сведения об Амоне.

— Еще один, за чье доверие ты отплатил предательством, — заметил демон, и теперь он больше не ухмылялся, но стоял с торжественным видом, опустив руки.

— Меня разыскал брат. Его звали Толбек. Он хотел привести меня к Амону. Я пытался найти других изгнанников из моего легиона, но все они оказались либо мертвы, либо примкнули к Амону, — Ариман на мгновение замолчал, но демон не пошевелился и не заговорил. — Ты знаешь, о чем я говорю?

— Да, — ответил демон и закатил глаза. — Конечно, я знаю, о чем ты говоришь. Мы все только и делаем, что присматриваем за тобой, ведь жалкие ошметки твоего легиона стали теперь нашей единственной заботой.

— Почему он ищет меня? Что ему нужно?

Слова хлестнули по демону, словно настоящий удар. Существо вздрогнуло, на краткий миг контуры его тела размылись, но затем вновь обрели четкость. Демон тяжело задышал и сплюнул черную слюну.

— Я не могу сказать, — произнес демон. Ариман поднял руку, и от его отвращения существо повалилось на колени.

— Ты скажешь мне.

— Я не могу, потому что не знаю, — захныкал демон.

Ариман вытянул руку и сжал кулак. Демон рухнул со звуком хрустящих костей и лопающихся сухожилий. Он свернулся на полу, держась за голову и раскачиваясь вперед-назад.

— Это скрыто как от моих глаз, так и от глаз всего нашего рода, — демон посмотрел на него сквозь пальцы, царапающих кожу. По костяшкам текла черно-желтая кровь. — Тебе следует быть польщенным, Азек. Чтобы скрыть от тебя правду, понадобились такие силы, что это почти честь, — он улыбнулся, его желтые глаза взметнулись на Аримана. — Почти.

Колдун хотел было что-то сказать, но демон заговорил первым.

— Но ты хочешь узнать причину его ненависти? — его губы скривились, словно от наслаждения. — Это я знаю.

Азек увидел, как демон облизал зубы и губы.

«Потому что я уничтожил их и погубил надежду, которую им обещал», — подумал Ариман.

Демон закивал.

— Потому что ты был прав, — заявило существо. По спине Азека пробежался холодок. — Потому что ты видел правду, но потерпел неудачу. Вот почему.

Мгновение Ариман ничего не мог сказать, и просто смотрел в желтые глаза демона. Затем колдун встряхнулся и спросил то, что пришло ему в голову, пока наблюдал за воплощением демона.

— Перед прибытием Толбека ко мне явился один из твоего рода, — сказал колдун, вспомнив образ ворона и свет, горящий в глазах Кароза. — «Я судьба, которая настигла тебя», — так он сказал.

— Я ничего об этом не знаю.

Ариман кивнул. Другого ответа он и не ждал. Отношения между созданиями Хаоса были столь же сложными, как и непостоянными. Существовало бессчетное множество демонов, каждый из них являлся фрагментом чуждого сознания, называемого некоторыми Богами Хаоса. Боги по своей воле порождали демонов и уничтожали их. Демонические существа делились на ранги в соответствии со своими силами. Ниже всех находились создания, которые охотились за душами мертвых, подобно волкам, и не имели сознания, за исключением инстинктов охоты и пожирания. Они были меньшими слугами, солдатами и помощниками, которые стекались по призыву своих богов. Над ними стояли высшие хоры, а также принцы, которые из простых смертных возвышались до служения своему богу. Демон, который сейчас стоял перед Ариманом, был князьком пантеона Хаоса, существом, которое некогда могло быть смертным, освободившимся от уз плоти. Часть имени, которое давным-давно узнал колдун, позволило ему призвать и сковать демона, дабы тот ответил на вопросы.

— Каким путем мне нужно пойти, чтобы обрести истину? — допытывался Азек.

— Путем лжи, — ответил демон. Он сел, сгорбившись, его спина мерно поднималась и опускалась в такт дыханию. Кожа выглядела бледной и липкой, мышцы под ними ослабели. Колдун замер. Через узы, связывающие его с демоном, он чувствовал, как сущность порождения варпа бьется, словно выброшенная из воды рыба, умирающая на воздухе, которым не может дышать.

— Где я могу узнать ответ? — спросил Ариман, и демон дернулся от вопроса. Теперь он дрожал и засовывал тонкие, как кости, пальцы себе в рот. «Он распадается», — подумал Ариман. Форма и дух существа перетекали из физического мира обратно в великий океан варпа.

— У самого Амона, — произнес демон. — Никто больше не даст тебе ответ.

«Конечно, конечно, но чего еще я ожидал? Что Амон уже не такой сильный колдун и стратег, как прежде?»

— Где он? — настаивал Ариман. — Отвечай. Ты должен сказать.

Демон зарычал, оскалив черные гниющие зубы, и покачал головой.

— Я покажу тебе, — произнесло существо и протянуло худую руку. Ариман не шевельнулся. Демон был скован его волей, но прикосновение к нему, соединение с ним ослабит узы. Большой риск. — Я не могу лгать тебе. Ты знаешь, что твои оковы не позволят мне солгать.

«Я должен узнать. Я зашел так далеко. Должен узнать».

— Времени мало, Ариман. Если хочешь узнать, тогда я должен показать тебе тот путь, который ты ищешь, — колдун посмотрел на вытянутую ладонь демона. Астреос по другую сторону шагнул к нему. Ариман потянулся и коснулся руки демона.

Пальцы сомкнулись на запястье колдуна. По руке расползся холод, и его уши наполнились хохотом.

— Спасибо, Ариман. Спасибо, — произнес демон, и от радости в его голосе Аримана наполнило отвращение. В разуме возник образ из формул, метафор и ритуалов — путь сквозь звезды и космос, а также невероятность. — Я говорю правду, это и есть тот путь. Я дарую его тебе, Ариман, вот только ты не увидишь окончания этого пути.

Ариман попытался убрать руку, отступить назад, но не смог. Варп и физическое пространство накладывались друг на друга, словно пара пикт-каналов. Демон начал разрастаться в имматериуме, став змеей, покрытой горящими перьями. Она обвилась вокруг Азека спиралью огня. В физической реальности демон еще оставался в обличье его брата, который взревел от радости. Демон шагнул к нему, и Ариман ощутил, как узы раскололись и превратились в яркие сверхновые, расцветающие у него в черепе. Колдун понял свою ошибку. Это была ловушка, которая лишь ждала момента, чтобы захлопнуться.

Он призвал и сковал демона, но под теми оковами скрывались другие, которые связывали существо на еще более глубоком уровне. Кто-то уже пленил демона ради иной цели, кто-то, догадавшийся, на что Ариман может пойти, чтобы получить ответы. Азек призвал демона, но тот служил не ему.

Боевая броня Аримана накалилась докрасна в хватке демона. Кожа под доспехами пошла волдырями. Свечи на полу взмыли в воздух, воск расплавился в мгновение ока. Чаши с благовониями рухнули на пол. Осколки черного фарфора полетели к потолку. Сервиторы, стоявшие возле стен, взорвались, разлетевшись шариками алого тумана. Зеленая шаровая молния врезалась в стену. Ариман увидел, как на границе эфирного света из теней возникают громадные силуэты. Очертания раздулись тысячами голодных ликов и тянущихся рук.

Демон посмотрел на него. Он более не походил на Ормузда, он более не походил ни на что, даже отдаленно напоминающее человека. Из бледной кожи вырвались рваные черные крылья. Демон потянулся когтистой лапой и коснулся лба Аримана. Металлический шлем погнулся и раскололся. Со всех сторон закричали сигналы о нарушении целостности доспехов. Воздух в шлеме стал пахнуть гнилым мясом и теплым железом. Ариман направил мощь разума в демона, пытаясь собраться с силами, но демон все сильнее свивался вокруг его души.

— Я буду свободным, — прошептал демон, и шепот этот разнесся эхом, усиливаясь и меняясь, пока не заполнил уши Аримана. Колдун попытался забрать руку, но та двигалась слишком медленно, и рот демона распахивался все шире и шире. — Я отдам твой разум повелителю и стану свободным.

Сила Аримана угасала. Он потерпел поражение. Он был никем, еретиком и глупцом, чьи желания превысили его возможности, духом, которому следовало уже давным-давно рассыпаться прахом.

Демон заорал, и внезапно его хватка ослабла. Он крутанулся, молотя когтями, его спина выгнулась дугой. Из груди существа вышло острие меча Астреоса. Из раны выплеснулись кровь вперемешку с гноем.

Стоявший позади демона Астреос выпустил рукоять меча. Тени за библиарием двигались, формируя силуэты конечностей, щупалец и зубастых пастей. Плечи Астреоса содрогались, толстая корка льда трещала на доспехах всякий раз, когда он шевелился. Библиарий посмотрел на Аримана и послал одно-единственное слово.

+ Бежим. +

XI
Варп-пролом

«Нужно бежать», — закричал Эгион.

Карменту объял ужас, но его ощущала не только она одна. Эгион орал ей в саму душу, его страх просачивался по мысленно-импульсной связи. Пламя двигателей замерцало и погасло. Звезды и мрак расплылись перед сенсорами, которые служили ей глазами.

«Не бросай меня, — застонала она. — Пожалуйста, не бросай меня».

Двигатели «Дитя Титана» закашлялись и умолкли. Корабль теперь двигался лишь по инерции, станция с каждой секундой увеличивалась в размерах.

«Держись за меня, — умоляла Кармента. — Что-то идет за нами, за всеми нами. Не бросай меня».

Тело в колыбели из кабелей забилось в конвульсиях. Ее стошнило маслом и кровью сквозь ротовую прорезь в лакированной маске. Она ушла в дрейф, разум отделился от тела. Голоса нашептывали ей, рассказывая о давно забытом, о тьме трудового блока, о прерывистом вращении вентилятора, о неровном свете, падающем на тело человека, который свернулся на грязном матрасе. Он дернулся и натужно задышал. Его глаза открылись. Кармента подумала, что человек смотрит на нее, но ничего не видит. В комнате пахло мочой, грязью и ржавчиной, женщина и не помнила этого. Как она могла забыть? Это было не воспоминание, а реальность. Она не была «Дитем Титана». Ее зовут Кармента. Она была просто девочкой, смотрящей на лицо отца и наблюдающей за тем, как по его щеке стекает кроваво-розовая слюна. Под ниткой слюны были видны служебные татуировки в форме шестеренок.

Воспоминание угасло.

«Я теряю контроль», — подумала ведьма.

«Оно здесь, — закричал по каналу Эгион. Кармента почти видела, как он дергается в баке с амниотической жидкостью, испражняясь и истекая кровью от паники. — Оно здесь, нужно бежать. Бежать».

«Нет. Нужно…»

«Нужно бежать», — повторил он, и вместе с криком явилось видение его ужаса.

Женщина увидела то же, что и он. Кармента словно смотрела на отражение в дрожащей воде, формы и образы искажались в тот же миг, едва техноведьма успевала их заметить. Она прозревала сквозь серые стены станции, сквозь сами звезды. Там шевелились силуэты, громадные и самых разных форм. Их тела покрывала чешуя и разноцветные струпья. Они ждали, едва сдерживая свой голод.

Кармента закричала машинным голосом. По всему «Дитя Титана» взорвалась проводка, распыляя газ и сгорающее топливо. Плазменные реакторы то глохли, то вспыхивали энергией. Она чувствовала, как дергается ее тело в колыбели из кабелей. Двигатели еще работали, но Кармента их не чувствовала. Она теряла контроль над «Дитем Титана». Ее корпус дрожал, словно кожа на ледяном ветру. Ужас Эгиона захлестывал ее человеческим страхом, и корабль пытался избавиться от нее. Карменте придется оборвать связь с Эгионом, или он погубит их.

Женщина с усилием вернулась в связь. Ее разум вновь слился с «Дитем Титана», протаранив корабельные системы и волоча за собой обрывки поврежденного кода и неверных данных. Техноведьма вцепилась в мысленно-импульсную связь и в этот миг увидела его.

Он парил в баке, взбалтывая амниотическую жидкость своими недоразвитыми конечностями. Из тела поднимались струйки свежей крови. Трубки для питания и вывода испражнений вырвались изо рта и разъемов в спине. По сравнению с крошечным тельцем его голова казалась гротескно большой, с молочно-белыми от слепоты глазами и зашитым ртом. Открытый глаз во лбу безумно вращался при виде зрелища за кристаллическими стенами комнаты.

«Пожалуйста», — взмолился он.

Кармента отключила связь, и видение комнаты навигатора исчезло. Медленное биение ее наполненного плазмой сердца пульсацией отдавалось по всему безмолвно зависшему в пустоте телу. Затем двигатели «Дитя Титана» взревели. По венам потек огонь, и ей захотелось вдруг бежать, бежать без оглядки. Но она повернулась к мертвой станции.

— Ариман, — закричала она электронным голосом.

Ариман не сбежал. Каменные стены зала и сводчатые ярусы плавились. Стоявший перед ним демон выгнулся, и из него вырвалась струя черной жидкости. Пронзивший его меч стал накаляться. Астреос отшатнулся, его ладони дымились. Демон рванулся, разметав во все стороны горящие капли крови, и его тело расплескалось бескостным озерцом плоти. Из теней, словно сгустки дыма, явились другие демоны. Из сумрака выплавились тела, покрытые тощими мышцами и потрескавшейся кожей. Ариман увидел белесые глаза, когти и ряды зубов-крючьев в истекающих слизью пастях.

Внутри Аримана клокотала усталость. Перед глазами все начало расплываться. Крики и клекот царапали мысли. Колдуну казалось, что он падает в черную шахту. Азек сделал шаг назад. Мышцы болели, как будто он непрерывно сражался многие недели.

Из растущей толпы шагнул демон. У него была вытянутая лисья голова, кожа туго обтягивала горбатое тело с тонкими мышцами. Он сделал медленный шаг, пристально смотря на Астреоса и Аримана черными глазами. Колдун увидел, как напряглись ноги существа. Демон прыгнул. Остальные его собратья, собравшиеся позади, хлынули сплошной волной. Астреос начал разворачиваться к прыгнувшему демону, но слишком медленно. Когти вцепились в наплечник библиария до того, как тварь приземлилась.

+ Ложись, + крикнул колдун. Астреос упал на пол. Телекинетическая волна ударила в демона и отбросила его в брызгах черной слизи. Другие демоны отшатнулись. Ариман бросился к Астреосу и рывком поднял его на ноги за миг до того, как демоны пришли в себя и ринулись дальше. Перед глазами плясали яркие пятна, кожа казалась липкой. Прежде чем воины успели сделать шаг, их обступили демоны. Ариман услышал, как по его доспехам заскребли когти. Кругом были видны лишь зубы и глаза. Кислотное дыхание затуманивало линзы. Колдун почувствовал, как что-то острое пронзило сочленение доспехов на ноге. Дисплей шлема осветился предупреждением о нарушении целостности доспехов.

+ Астреос, + позвал он, и потянулся к разуму библиария. Секунду разум Астреоса противился, а затем открылся. Их воли слились воедино, и Ариман почувствовал, как усталость уходит прочь. Он наспех сформировал мысль и услышал ее отголосок в разуме Астреоса.

Вокруг воинов развернулся силовой купол. Демонов смело с пола и разметало во все стороны. Куски глины, металла и костей поднялись сплошным облаком. Ариман ощутил миг совершеннейшего спокойствия. Почувствовал каждую пылинку и обломок на границе расширяющей телекинетической сферы. Колдун изменил форму мысли, и Астреос последовал его примеру. Обломки разлетелись волной выкашивающей шрапнели. Демоны, угодившие под взрыв, рухнули изодранными грудами. Путь к двери был расчищен.

Спокойствие прошло так же быстро, как и появилось. Колдун ощутил, как прогибается разум Астреоса. В стене его воли возникли трещины. Они бросились к двери.

Демоны последовали за воинами, хлынув в открытый проем, словно рой насекомых. Коридор перед ними покрывался коркой изморози. В металлических плитах разверзались трещины, горящие синим светом. Ариман покатился кубарем, когда магнитные подошвы ботинок не смогли закрепиться на полу. Колдун слепо вытянул руку и, почувствовав, как она ударилась обо что-то прочное, без раздумий ухватился. Он со всего маху приложился о какую-то твердую поверхность. Его тряхнуло, из легких вышибло воздух. Азек не знал, держится ли за стену, потолок или пол. По дисплею текли непонятные руны. Ариман повернулся, пытаясь определить направление, куда им бежать. В разуме царила пустоту. Он чувствовал, как в ушах стучит кровь. Что-то ударило его по руке, и колдун обернулся, занося меч. В дюйме от личины его шлема светились глазные линзы Астреоса. Библиарий закрепился на стене коридора.

+ Куда дальше? + послал Ариман, но Астреос вытянул руку, указывая.

«Нет», догадался Ариман. Не указывая. Целясь.

Болт-пистолет выстрелил. Мимо плеча Аримана бесшумно пронеслась струя пламени. Колдун обернулся, продолжая держаться правой рукой. Разрыв болтерного снаряда на мгновение осветил мрак. Проход позади них заполонила живая стена ртов и тянущихся когтей. Ариман поднял меч и закрыл глаза. Он погрузился в свою душу, призывая резервы концентрации, которые хранил взаперти так долго, что почти позабыл о них.

+ Сжечь, + послал колдун, и с острия клинка вырвалось пламя. Лезвие засияло от жара. Огонь объял разум Аримана, неся с собой ярость и направляя ее в нужное русло. Огонь попал в демона с множеством размахивающих рук и прожег его насквозь. Азек повел пламенем в сторону, пронзая существ яркими молниями. Некоторые создания разделялись на несколько меньших тел, которые секунду парили в смертной слизи своего родителя, прежде чем поплыть дальше. Другие демоны взрывались многоцветным паром.

Ариман дрожал, его кожа стала липкой и влажной. В разуме пылали формулы-образы, заглушая остальные чувства. Он чуял дым и ощущал, как легкие покалывает от жара. Где-то рядом с ним перестал стрелять Астреос.

Нужно идти. Ариман отпустил пламя. Оно не угасло. Огонь продолжал литься из острия меча, вырываясь сквозь разум и тело. Колдун не мог остановить его, не мог избавиться от силы, которую сам же и призвал. Горящий образ в его разуме становился все ярче и сложнее, засасывая мысли и ощущения, подобно урагану. Рука, сжимавшая меч, накалилась. Пальцы пронзила боль, но Азек не мог разжать их — он мог лишь смотреть, как из трещин в его душе вскипает огонь. На коже вздулись волдыри. Ревущий огонь заполонил разум. Колдун не мог остановиться. Не мог вспомнить, из-за чего все началось.

«Я — Азек Ариман», — раздался голос из глубин разума. Старый голос, забытый и отверженный.

«Нет, — заорал он на мысль, которая уже начала обугливаться. — Нет, это не я. Он потерпел поражение. Мечта погибла, и я пал».

Сила исчезла, схлынув обратно в разум. Ариман открыл глаза. Копье жара висело в вакууме до сих пор, словно неоновое пятно, остывая и перетекая из синего в пурпурный цвет. Вдалеке еще виднелась дверь в хоровой зал, окаймленная пульсирующим кроваво-красным свечением. Глобулы слизи и обрывки кожи парили в полумраке. На глазах колдуна из парообразной жижи начали формироваться аморфные очертания розового цвета. Он увидел, как из твердеющего на глазах вещества вылезли и разжались пальцы, заканчивающиеся присосками.

Ариман повернулся к Астреосу. Библиарий уже летел по коридору, отталкиваясь от стен, пола и потолка. Ариман последовал за ним. Мимо колдуна с шипением пронесся луч слепящего света и проплавил дыру в стене. Азек обернулся, когда демон закричал и выстрелил снова. Существо ползло по вздувшейся решетке пола. Лицо, выступавшее из самого тела, раскалывал надвое широкий рот, из которого то и дело вырывался толстый язык, облизывающий губы. На коже демона переливались сине-желтые огни, озаряя голод в глазах-блюдцах. Шесть конечностей шевелились с бескостной проворностью, подтягивая создание все ближе.

Ариман расширил сознание, охватывая стены коридора. Тут же выступил пот, который затем застыл каплями. Окутанное телекинетической сетью тело колдуна подлетело в центр перехода. Давление усиливалось, словно натянутая тетива. Металл стен начал прогибаться. Колдун чувствовал себя так, словно в голову ему пекло полуденное солнце. Перед ним, оттолкнувшись от потолка, закрутился Астреос. Азек накрыл библиария своим разумом. Астреос сопротивлялся, оттолкнув колдуна панической волной воли. Головная боль Аримана становилась невыносимой.

+ Подчинись, + закричал Ариман и почувствовал, как сопротивление иссякло. Он высвободил силу своего разума, когда к нему потянулась пламенная рука демона. Ариман и Астреос выстрелили одновременно, словно лучники. Туннель позади них разорвало на части. Боль в голове колдуна полыхнула ярким сполохом. Во все стороны разлетелись осколки металла, наполовину сплавленные или превращенные в серую пыль, пока воины летели в ждущую тьму.

Двигатели включились на полную мощность, и Кармента ощутила, как «Дитя Титана» начало кидать и трясти. Противоборствующие силы встряхнули ее кости, и женщина закричала от боли. Охладительная жидкость затапливала трюмы, из разорванных труб выливалось машинное масло, ее коридоры наполнились кислотным газом и паром. Тут же упали защитные переборки, и техноведьма почувствовала, как некоторые ее части онемели. «Дитя Титана» продолжал двигаться. Железный утес станции вырисовывался среди статических помех на сенсорах так близко, что Карменте казалось, будто к ней можно притронуться. Затем сенсоры отключились, и женщина ослепла.

«Нет, нет, нет, — думала она, — только не это, только не слепота, — Кармента осталась одна и ничего не чувствовала. — Нет, только не это, я не из плоти. Лишь плоть может умереть. Я — металл и машина. Я — «Дитя Титана».

В ее разум хлынули данные, и механические глаза открылись вновь. Как раз вовремя, чтобы она увидела, как от станции что-то отделяется.

Металлический лист шириной в добрую сотню метров откололся от задней стены станции и взмыл вверх, подобно панцирю огромной черепахи, выплывающей из грязи. Следом за ним поднялись зловещие энергетические щупальца. Под панцирем создания скрывались конечности из мусора, клешни из покореженного металла и плавники из разорванной стали. Тупоносую голову, глядевшую на «Дитя Титана», формировали погнутые орудийные турели. Глаза походили на громадные провалы, из которых вытекал расплавленный металл. Кармента посмотрела в те бездонные пропасти и узрела в них смерть.

Существо взревело, и невозможный звук разнесся по космосу. Кармента открыла огонь. Узкое пространство между нею и станцией озарилось сполохами плазменных батарей и турболазеров. Создание прыгнуло. За ним, искрясь, словно снег под звездным светом, вскружились обломки. Из-под панциря развернулись крылья из смятого металла. Кармента никак не могла взять в толк, что происходит. Она промахнулась. Существо постепенно набирало скорость.

Нет, оно летело в лишенной воздуха пустоте. Шелестящие взмахи крыльев заполонили ее сенсоры. Женщина приготовилась выстрелить опять и ощутила гул заряжающихся конденсаторов, а затем вибрацию, когда за макроснарядами закрылись казенники.

Подняв облако испещренных кратерами обломков, из станции вырвалось еще одно существо и метнулось в пустоту, а следом еще и еще.

Кармента дала залп. Существа исчезли в разрывах снарядов с плазменными боеголовками. Каждый выстрел был раскаленным, расплавленным яростным воплем.

Существа прорвались сквозь адский шторм, покрасневшие от жара и с широко распахнутыми пастями. Кармента почувствовала холод, холод железа в вечной ночи. Она успела выстрелить еще раз до того, как волна горящих тварей преодолела ее щиты и погрузила когти в корпус.

Разум Аримана прогнулся, мысли стали медленными и неповоротливыми. Теперь они скорее катились кубарем, чем летели через станцию, отскакивая от стен, полов и потолков. Дисплей шлема Аримана отключился, ожил и снова выключился. Колдун слышал, как воздух с шипением вытекает из доспехов. Он понятия не имел, направляются ли они к своему кораблю и сколько им еще добираться до него.

Азек врезался шлемом в косяк открытой противовзрывной двери. Из глаз посыпались искры. От удара он едва не лишился сознания, но понесся дальше. Теперь, когда телекинетическая проекция исчезла, его тащило по одной лишь инерции.

Астреос поймал его, когда Азек пролетал мимо. Библиарий закрепился ботинками на стене и схватил Аримана за руку. Колдун попытался было что-то сказать, но у него шатались зубы, а на языке чувствовалась кровь. Перед глазами клубилась тошнотворная светящаяся мгла.

+ Куда дальше? + спросил Астреос. Колдун попытался ответить, но затем покачал головой. Библиарий подтянул Азека ближе, так, чтобы его лицо отчетливо проступило перед размытым зрением Аримана. + Который путь? + снова послал Астреос. Колдун изо всех сил старался понять, о чем толкует библиарий. + Они идут. +

Ариман оглянулся и, невзирая на цветную пелену и вспышки света перед глазами, попробовал сосредоточиться. На него глядели три двери, три пустых провала, уводящих во тьму. Конечно, они шли этой дорогой. Или нет? Его мысли текли, будто патока. Он не мог вспомнить и не был уверен в том, какая дверь ведет к боевому кораблю, даже если это было жизненно важно. Астреос тряс колдуна все сильнее. Азек поднял руку, чтобы оттолкнуть его, но движение вышло вялым и слабым. Ариман перестал парить в сторону коридора, из которого они только что выбрались. Стены дрожали, словно в такт с нарастающей приливной волной.

+ Куда? +

+ Я не знаю, + послал Ариман.

Конец коридора озарился вспышкой, стены прогнулись, словно змеиные внутренности. Астреос отпустил Аримана и поднял болт-пистолет. Свет выплеснулся наружу, к ним потянулись когтистые и рогатые тени. Ариман понял, что продолжает сжимать меч. Колдун попытался поднять клинок, но от движения лишь закружился в невесомости.

Из-за его спины вырвалась неровная полоса огня. Демонов смело со стены фосфорно-яркими разрывами. Ариман оглянулся. Переход осветился еще одной очередью пламени. Из-за спины, стреляя на ходу, вышла фигура в доспехах цвета тусклой меди, с каждым шагом магнитами закрепляя себя на полу. В ухе Аримана ожил вокс.

— Идите в центральную дверь. Сто метров, затем налево и еще пятьдесят метров, — в голосе Тидиаса не чувствовалось эмоций, но Ариман ощутил в разуме воина сосредоточенность.

— Где Кадин? — крикнул Астреос. Тидиас едва заметно покачал головой, шагнул к демонам и дал очередь по широкой дуге. Ариман видел, что все его мысли заняты стрельбой.

— Не знаю, — ответил Тидиас, выстреляв снаряды. Он шагнул вперед и за один вдох извлек израсходованный магазин, перезарядил болтер и снова открыл огонь. Коридор перед ним полыхал, на стенах и полу горел фосфексный и оксигенный гель. Ариман видел, как за завесой огня пятятся демоны, словно волки на границе света факелов. — Последний контакт с ним был перед тем, как станция… — Тидиас не сумел подобрать слов, но он мог и не продолжать.

Ариман посмотрел на центральную дверь, а затем на Астреоса.

— Идите, — бросил Тидиас. — Я их задержу.

«Надолго ли?» — подумал Ариман, но оттолкнулся в сторону указанного коридора.

— Идите, — повторил Тидиас, и Ариман оглянулся. Астреос не сдвинулся с места. — Иди, брат.

— Мы стоим друг за друга, — прорычал Астреос. На его кулаках заплясали блеклые молнии, и Ариман почувствовал, как библиарий пытается вытянуть из варпа энергию.

— Нет, — отрезал Тидиас. — Ты никогда не понимал других, — он вел огонь короткими очередями, шагая вперед, чтобы постоянно изменять угол обстрела. С каждым сполохом пламени демоны подступали все ближе, вспышки вновь и вновь высвечивали конечности, глаза, руки и зубы. Тидиас бросил мимолетный взгляд на Астреоса:

— Ты уйдешь, а я останусь. Это мой выбор.

Библиарий секунду молчал, а затем оттолкнулся и полетел к двери. Ариман пересек порог перед ним. Они направились в ждущую тьму, а сзади них продолжали вспыхивать выстрелы.

Они двигались без оглядки, от усталости не разбирая дороги, паря и ударяясь о стены, пока наконец не добрались до пещеры, где стоял их корабль. Перед ними расширяющимся облаком парили куски плоти, металла и отстрелянные гильзы. Ариман оттолкнулся от дверного косяка. Ему навстречу поднялись остывающие жерла орудий. Сенсорные диски отправили опознавательные сигналы, и помятые доспехи колдуна тут же ответили. Орудия остановились. Не в силах замедлить или направить полет, Азек с громким лязгом врезался в тупое крыло корабля. Он схватился за него, чтобы не улететь в непроглядную тьму пещеры. Мгновением позже Астреос ударился о хвост и едва не сорвался.

Ариман медленно пополз по крылу. Рампа все еще была открыта, и сумрак десантного отсека освещал тусклый красный свет. Колдун уже начал подниматься по рампе, когда увидел ждавшую внутри фигуру.

Тидиас прекратил стрелять. Магазин опустел. Коридор перед ним был залит огнем, языки ярко-белого фосфекса плясали в черных глазах приближающихся демонов. Воин выпустил болтер, и последним касанием отправил оружие в стремительно уменьшающееся пространство, разделявшее его и противников. Космический десантник достал нож и пистолет. Демоны не останавливались. Тидиас навел болт-пистолет, и перед глазами вспыхнули красные прицельные руны. Он открыл огонь, без раздумий переводя оружие с одной цели на другую. Демоны падали один за другим. Тела взрывались, подобно раздувшимся кожаным мешкам. Рот и нос забились запахом гниющего мяса и специй. Тидиас отряхнулся и продолжил стрелять. Счетчик снарядов в уголке глаз постепенно приближался к нулевой отметке.

Болт-пистолет умолк. Демоны были уже в пяти шагах, их плоть мерцала в отблесках пламени. Воин ринулся на них. Нож привычно лежал в руке, словно теплое воспоминание.

Он нарушил свои клятвы Империуму. Другие, уже давно мертвые, не соглашались с этим, но в глубине души Тидиас всегда это знал. Они пали, и падут еще глубже. Лучше закончить все сейчас, как воин, который еще помнит, что такое честь.

Из толпы вырвался демон, и по спирали понесся к Тидиасу. Из обрубка тела вились длинные руки, а кроваво-розовую кожу покрывали сотни крошечных ртов. Тидиас рванулся вперед, пригнулся и всадил в него нож. Воин прорезал пустотелое существо, и из него невесомой нитью брызнула черная жидкость. По его ноге заскребли длинные когти. Воин наугад ударил ногой, почувствовал, как во что-то попал, и пнул снова. Нечто, чего Тидиас не заметил, впилось ему в левый бок. В ушах зазвенел аварийный сигнал. По внутренней поверхности доспехов потекла кислота. Космический десантник ударил существо с широким ртом и вращающимися глазами. Удар разрубил его надвое. Теперь сигнал выл уже непрерывно. Тидиас глубоко вдохнул и ощутил, как во рту скапливается влага. Воин занес нож и ударил снова, прежде чем в него вонзился кривой коготь, и внутренности Тидиаса высыпались в холодный вакуум.

Ариман замер. Человек сидел, развалившись, на скамье. Вокруг его неподвижного тела висели красные кристаллы крови. Он был в доспехах, погнутая бронзовая поверхность тускло мерцала в неярком освещении. Воин был наполовину скрыт в тени, но было видно, что от его рук и ног остались лишь окровавленные обрубки. Нечто вырвало целые куски из его груди. Колдун увидел обнаженные ребра, выступающие из раны. Ариман шагнул вперед. Он начал тянуться своими чувствами, пытаясь обнаружить пульсацию жизни в привалившейся фигуре. Едва он это сделал, как разум наполнился хором криков и теплой дымкой тошноты.

Астреос залетел в отсек, еще не видя человека.

+ Пошли, + послал он. Ариман собрался ответить, но голос остановил его.

— Брат? — проскрежетал он по воксу. Фигура на полу зашевелилась и с неуклюжей медлительностью повернула голову. Она еще оставалась в шлеме, но глазные линзы были серыми и отключенными. Библиарий застыл на месте. — Это ты, Астреос.

Это был Кадин, его голос превратился в хриплое бормотание из-за свернувшейся в горле крови. Он попытался шевельнуться, но это скорее было похоже на жалкое подергивание.

— Брат, я ничего не вижу, — сказал Кадин, с каждым словом из его горла доносился влажный хрип. Астреос быстро подошел к нему и присел.

— Это я, — сказал Астреос. — Ты с нами, брат, с тобой все будет хорошо. — Кадин закашлялся, и Ариман услышал в том звуке скрежет трущихся друг об друга костей.

— Лжец, — ответил Кадин. — Где Тидиас?

Астреос ничего не ответил, и секунду спустя Кадин слабо кивнул.

— Нужно уходить, — прорычал библиарий. Словно в ответ на его слова, корабельные орудия открыли огонь. Ариман почувствовал, как от отдачи содрогнулся корпус корабля. За открытым люком тьму разорвали стробирующие вспышки. Колдун направился в переднюю часть десантного отсека, на ходу переключая вокс в режим трансляции.

— Взлетаем! — он понятия не имел, жив ли еще пилот-сервитор, работает ли еще его разум, но все равно выкрикнул приказ. — Взлетаем немедленно!

В ответ он услышал поток машинного кода. Через секунду включилась внутренняя гравитация корабля, и рампа начала подниматься. В сужающуюся щель Ариман мельком заметил, как парящих и скачущих демонов разрывает орудийным огнем. Корабль вздрогнул и оторвался от платформы. В десантный отсек стылым туманом потек воздух. Орудия все еще стреляли, и когда активировались двигатели, машину снова тряхнуло. Ариман схватился за поручень.

Корабль рванулся прочь из пещеры, ускоряясь на ярких конусах огня. Демоны ворвались на платформу и сиганули в пустоту следом за ним. В машину полетели лучи трупного света и разряды потрескивающей энергии. Некоторые вонзились в металл, разъедая проводку и топливные шланги. Тяжелые болтерные установки, содрогаясь, поливали существ огнем.

Ариман попытался найти в захлестывавшей его усталости точку безмятежности. Раны Кадина оттаивали, и на палубу закапала кровь. Астреос что-то бормотал умирающему воину, одной рукой поддерживая шлем брата.

Машина содрогнулась от очередного попадания, и внутрь посыпались искры. Отсек наполнился вонью горящей проводки и раскаленного металла. Ариман оградился от окружающей действительности и направил сознание в пустоту за корпусом. В его разуме сформировалась мысль в форме кристаллического льда, и тот, подобно оболочке, мгновенно затвердел вокруг корабля. Еще одна молния ударила в крыло, и Ариман ощутил, как его оберег секунду держался, а потом лопнул. Колдун выдохнул и сморгнул кровавые слезы.

+ Астреос, + послал он. Библиарий резко поднял голову. Ариман почувствовал, как от него горящими волнами исходит ярость. + Нужна помощь. +

Вместо ответа Астреос лишь потянулся и стянул шлем. Его кожа была бледной, на лбу блестел ожог. Библиарий уставился на Аримана, настоящий блеклый глаз с черным зрачком и электрическое зеленое око аугментики сверлили его тяжелым взглядом.

+ Мы умрем, если ты не поможешь, + послал Ариман. Астреос оглянулся на изжеванные останки брата. Из ран, не переставая, струилась кровь. + Мы все умрем, и шансы Кадина растают с нами. +

Тяжелые болтеры снаружи корпуса отстреляли последние снаряды. Словно почуяв слабину, демоны хлынули вперед. Боевой корабль петлял и дергался, уходя от вспышек радужной энергии. Невидимые удары терзали крылья, кидая машину из стороны в сторону. Ариман услышал резкий скрежет корпуса. Их время подходило к концу. Он оглянулся на Астреоса.

+ Давай, + снова послал колдун, заключив в приказ все, что знал о Астреосе. Библиарий был человеком со многими именами — тем, что ему даровал орден, именем, с которым он родился, но успел позабыть, именем, данным ему наставником, и номером, который ему присвоили на Черном корабле, когда его забрали с мира рождения. В приказе были все эти имена, и послание попало в него с силой настоящего удара. Астреос пошатнулся, но устоял, скривившись от боли и гнева. Ариман остался неподвижным.

Библиарий замер, стиснув кулаки. Корабль снова нырнул. Астреос хотел было что-то сказать, но так и не произнес того, что намеревался.

Кадин воспарил над палубой, сопровождаемый треском костей, который был похож на пистолетные выстрелы. По стенам и полу расползлась изморозь. Раны Кадина сковал кровавый лед. Голова воина поднялась последней. На Аримана уставились темные глазные линзы.

Азека зазнобило. Далекие крики демонов в голове вдруг зазвучали подобно смеху. Нет, он все неверно понял. Он вспомнил, что корабельные орудия еще оставались раскалено-красными, когда приближался к ним. Колдун посмотрел на раны Кадина и вспомнил, как в безвоздушной тьме увидел кровь вперемешку с мясом. Демоны не гнались за ними, они были среди них.

— Я ничего не вижу, — сдавленным голосом произнес Кадин.

Половина корпуса «Дитя Титана» полыхала. Кармента знала это, но ничего не чувствовала. Ее пустотные щиты упали. С бортов и носа отслаивались куски оплавившегося шлака. По ней ползали существа, вгрызаясь и срывая бронированные плиты, размягченные жаром дыхания. Ведьма наполовину ослепла, но еще видела боевой корабль, который метался в паре сотен метров от нее. Он был уже близко, но кружил, будто раненая птица. В одном из функционирующих посадочных отсеков с палубы поднялся огромный лихтер. Команда сервиторов пробормотала подтверждение ее приказа. Противовзрывные двери распахнулись, и лихтер вылетел в пустоту.

Кадин продрейфовал к Ариману. От доспехов, на которых затвердела морозная корка, валил пар. С культей ног свисали обрывки кожи. Раны Кадина затягивались на глазах у Аримана, новая плоть заполняла изжеванные дыры.

Астреос метнулся к Кадину. Голова раненого воина дернулась, и телекинетическая волна отбросила библиария в стену. От удара тот перекувыркнулся в воздухе, но снова бросился в атаку. Кадин отлетел в сторону и плетью из энергии ударил его в грудь. Ариман услыхал сухой треск расколотого керамита. Астреос согнулся пополам, и прежде чем воин упал на палубу, демоническая сила метнула его через весь отсек. Воин мешком рухнул на металлический пол, из трещин в доспехах начала струиться кровь.

Кадин перевел взгляд на Аримана.

«Нет, — подумал колдун. — Это уже не Кадин».

Теперь он видел: в плоти Кадина, словно паразит, поселился демон, извивающийся в его крови и костях, подобно рогатой цепи. Отступать было некуда. Колдун попытался призвать силу, но та ускользала из его рук, будто веревка, подхваченная ветром. Демон у него в голове издал скорбный смешок. Азек не мог пошевелиться. Он чувствовал, как его схватили невидимые руки, не позволяя сдвинуться с места. Демон поднял руку Кадина. Из рваного обрубка вытянулся длинный коготь из замерзшей крови. Аккуратно, почти осторожно, демон приложил кончик к линзе левого глаза Аримана. Демон чуть нажал когтем. Кристалл глазной линзы треснул. В левый глаз Аримана хлынул морозно-синий свет. Он не мог отвести взгляд от игольного острия, которое медленно двигалось к его зрачку.

+ Кадин, + произнес Ариман и ощутил, как израсходовал последнюю толику силы. Коготь замер. Демон взревел от ярости, звук вырвался из забитых кровью легких космического десантника. + Кадин. Я сковал твою плоть и подчиняю тебя твоей кровью. +

Демон пошатнулся, а корабль продолжало крутить и трясти. Ариман направил свою волю в Кадина. Демон пока не целиком подчинил его. Но только пока. Демон использовал воина в качестве носителя, но добился этого грубой силой. Еще оставалась частица разума и тела Кадина, которую ему не удалось покорить.

В эту зияющую брешь Ариман и направил остатки своей воли. Он сделал это без особых изысков, врезав по демону кувалдой грубой силы. Азек почувствовал, как остатки души Кадина даровали ему свою мощь. Демона вырвало, и горжет Кадина треснул, когда красноватая желчь выплеснулась на грудь. Похищенное тело забилось в судорогах, ударяясь о стены. Колени Аримана подкосились. Его тело стало далеким воспоминанием. Хватка демона, вцепившегося в Кадина, начала слабеть, а затем исчезла. Демон выгнулся дугой. Тело воина засияло, словно раскаленная домна. Вокруг него стал плавиться лед, превращаясь в пар прежде, чем попадал на палубу.

Затем колдун почувствовал, как в тело Кадина проникла иная сущность. Она была холодной и черной, словно вода из пещерных глубин. Демон, который боролся за плоть Кадина, исчез под накатившей волной.

Ариман ощутил, как новая сущность прикоснулась к его собственному разуму. Азеку показалось, словно в него вонзились ледяные шипы, и шок привел колдуна обратно в чувство.

Новое существо, облаченное в дрожащее тело Кадина, шагнуло к нему. Очертания воина размылись, как будто его накрыла тень. Какой-то миг он походил на дыру в полотне мироздания.

Новоприбывший протянул руки Кадина и, взяв Аримана за голову, оторвал его от палубы. Он чувствовал, как существо смотрит на него, в него. Колдун взглянул в ответ.

— Нет, только не ты, — прохрипел Ариман. — Это не можешь быть ты.

+ Забудь, + сказала тень. Ариман моргнул.

Он узрел расширяющиеся облака света, которые спиралью извивались к точке исчезновения. Его тело похолодело, разум оцепенел. Он не мог думать. Где-то за пределами чувств Ариман истекал кровью. Мир погрузился в безмолвие. Он не был уверен в том, дышит ли еще.

Он не мог вспомнить, кто он. Его объяла теплая тьма.

Он ничего не видел.

XII
Изменение

Ариман пробудился внезапно, на смену пустоте ощущений пришла боль и тошнота. Его глаза были открыты, но он ничего не видел. Колдун попытался поднять руки, чтобы коснуться лица, но они не шевельнулись.

— Объект пришел в сознание, — произнес машинный голос, и он вздрогнул от неожиданности. Уши наполнились громким звоном, и Ариман сумел расслышать лязг и скрежет шестеренок.

— Удалите дермальный слой, — сказал другой голос. Он принадлежал женщине. Ариман узнал ее резкий тон. — Начните с лица.

— Кармента? — спросил он. Что-то острое укололо его в лоб и опустилось до середины лица.

— Да, Ариман, — он почувствовал, как что-то дернуло за кожу, и глаза ужалил яркий свет. Он моргнул, мгновение оставаясь незрячим, как и прежде. Затем мир начал приобретать размытые очертания и неразборчивые цвета. — Ты жив.

Колдун повернул голову. Он был без доспехов, прикован к вертикальной рампе в длинном зале, исчезавшем в черноте. Со свисающего над ним ворота лился свет. Стены и потолок были матово-красными, и по истертому металлическому полу тянулся узкий желоб. Ариман чувствовал запах антисептиков, машинного масла и примитивных, но сильных болеутоляющих. Рядом с ним стоял согбенный сервитор, изучавший его многочисленными зелеными линзами. Его грязно-белый халат, лохмотьями волочащийся по полу, был покрыт бурыми разводами. Сервитор снял с кожи Аримана целый дюйм ткани, похожей на бледный жир. Перед ним стояла Кармента, ее покрытое трещинами лицо из красного лака было склонено набок. Азеку показалось, что она выглядела уставшей, но он не мог сказать, почему.

— Ты пробыл без сознания шесть дней, — сказала Кармента, отвечая на незаданный вопрос. — Получил обширные внутренние повреждения, переломы костей и ожоги, потерял много крови, — она шагнула вперед и механодендритом взяла из пальцев-бритв сервитора снятый слой кожи. Ариман заметил в мягкой ткани прожилки капилляров. — К счастью, твое тело исцелилось практически само. Слой синтетической кожи для того, чтобы не допустить рубцевания. Ты выглядел так, будто тебя сварили заживо.

Ариман посмотрел за слепящий круг света. Он заметил металлические остовы и ящики, гнезда с механическими руками под потолком, металлические цистерны, соединенные с вьющимися по полу трубами.

— Значит, ты не только ремесленник, но и биологис? — спросил он.

— Когда-то баловалась. Это один из последних подобных сервиторов.

— Очень полезный.

— Едва ли. То немногое, что мне известно о твоем виде, только подтвердило, как мало я могу сделать. Твое спасение заключено в твоем же теле.

Ариман кивнул. Должно быть, его раны оказались такими серьезными, что он впал в исцеляющую кому. Когда ощущения вернулись, колдун понял, что на полное восстановление ему потребуется еще какое-то время. Эфирные чувства также казались блеклыми и неповоротливыми, словно его разум накрыло смертельным туманом. Воспоминания о последних мгновениях боя на корабле походили на неразборчивые, смазанные пятна. Он тряхнул головой. Он жив, «Дитя Титана» цел, и пока этого достаточно.

— Где мы? — поинтересовался он.

— В глубоком космосе, — Кармента помолчала. — Нас крепко потрепало. Надеюсь, оно стоило того.

— Астреос?

— Жив, — женщина кивнула. — Как и ты, он получил обширные физиологические травмы. Он все еще в коме, из которой ты только что вышел. Кадину повезло еще меньше. Я не уверена, что с ним произошло, и вообще, почему он до сих пор жив.

Размытые воспоминания Аримана резко приобрели отчетливость. В уставшие вены хлынул адреналин. Колдун ощутил, как в ответ взбугрились поврежденные мышцы. Азек вдруг осознал, что его конечности прикованы к металлическому каркасу, его запястья и лодыжки удерживали толстые прорезиненные оковы. Силой мысли он заставил их со скрипом согнуться. Азек шагнул на пол.

— Где он? — прорычал Ариман.

— Он без сознания, погружен в сангвинарный бак, — осторожно ответила Кармента. — Я не знаю, проснется ли он вообще, — колдун посмотрел на нее, и, должно быть, нечто в его взгляде настолько потрясло ее, что ведьма шагнула назад, выставив перед собой руки и механодендриты. Ариман попытался успокоиться.

— Изолируй его, — сказал он. — Перекрой всю связь с местом, где он находится, и отмени все протоколы доступа. Пусть все остается так до тех пор, пока я не увижу его, — Кармента не сдвинулась с места. — Он представляет опасность для корабля, для всех нас.

— Правда? — будь у нее губы, Ариман не сомневался, она бы скривилась. — Калека без сознания, живущий лишь благодаря баку, представляет опасность? Думаешь, я не знаю, что ты уже держишь на корабле монстра? Существо, сотворенное твоим ручным зверьком, Маротом, — она вперила в него взгляд, ее бионические глаза лучились холодом.

— Делай, как велено, — отрезал он. Техноведьма дернулась и быстро отступила от него. «Она осталась человеком, — подумал колдун. — Сломленная и полубезумная из-за машины, которую хочет укротить, но она до сих пор чувствует и боится», — Ариману потребовалось некоторое время, чтобы придумать уместный ответ. — Прости за случившееся, госпожа.

— Мой корабль, ты едва не уничтожил мой корабль, а теперь говоришь, что Кадин опасен, — ее голос дрожал, механодендриты нервно подрагивали. — Кое-где продолжаются пожары. Половина корабля превратилась в руины: системы, орудия, двигатели. И все ради того, чтобы получить ответы?

Ариман взглянул на нее в ответ. Когда-то он знал многих техножрецов и адептов Механикум. С тех пор как он попал в Око, ему приходилось встречаться с теми, кто поддался варпу. Все они, как казалось Азеку, со временем становились холоднее, отчужденнее, все сильнее напоминая машины. Это была форма безумия, предполагал колдун, наваждение, в котором растворялось все. Но что касается Карменты, чем крепче она сливалась с кораблем, тем более раздробленными и примитивными становились ее эмоции, тем сильнее проявлялась человеческая часть; а то, что осталось, превращалось… во что?

— Мы отыщем ресурсы, а возле Ока есть места, где можно отремонтировать корабли. Даже таких размеров.

Женщина покачала головой — странное сочетание механической точности и человеческой усталости.

— Эгион мертв, — бесцветным голосом сказала Кармента. И Ариман вдруг понял, что она имела в виду: «Дитя Титана» уже не выберется из пустоты. Он сможет прыгнуть в варп, но без навигатора корабль будет неуправляемым, способным только на короткие прыжки, после чего ему придется выходить обратно в реальность. Они будут идти наугад, и даже самое маленькое путешествие займет вечность. Хуже того, они находились на границе Ока Ужаса, в регионе, который уже захлестывали нестабильные варп-феномены и штормы. Пусть они еще живы, но Кармента обречет всех на гибель, если попытается отправиться в путь. Для того, кто в некотором смысле еще оставался человеком, она держалась хорошо.

— Как он умер? — спросил Ариман после небольшой паузы.

— Точно не знаю, — сказала Кармента, и в ее голосе появилась нотка, которую колдун не смог объяснить. — Быть может, это место сгубило его. Возможно, он умирал еще до прибытия к станции, — женщина отвернулась, покачав головой, и с лязгом шагнула к краю зала. — Мы сбежали, как только подобрали вас. Некоторые… существа еще оставались на моем корпусе. Мне пришлось стряхнуть и сжечь их, — техноведьма остановилась, в ее голосе чувствовался гнев. — Я уничтожила некоторые части корпуса. Причинила вред собственному кораблю. Эгион кричал все время, что мы пробыли в варпе. Затем он просто замолчал, нас выбросило сюда, и он умер.

Ариман посмотрел на Карменту, и та, прихрамывая, сделала еще шаг. Ее угольного цвета мантию пятнала подсохшая кровь, и Азек чувствовал, как при ходьбе нагреваются ее сервосистемы. Она что-то скрывала от него, но колдун сдержался и не стал влезать в ее мысли. Он и так требовал от женщины слишком многого.

— Где мы сейчас? — спросил Ариман. Кармента не остановилась и даже не оглянулась.

— Во время перелета Эгион обезумел. Не знаю, как работают его собратья, но полагаю, что в конце он занимался не навигацией, а просто бежал в ужасе.

— Куда?

Кармента замерла и медленно обернулась к Ариману. В тусклом освещении трещины в ее маске походили на следы кровавых слез.

— Домой, Ариман, — сказала она. — Он хотел сбежать домой.

Ариман смотрел через бронехрустальный купол на Кадийские Врата — мерцающие точечки, разбросанные по безбрежной черноте космоса, замаранной тошнотворными цветами. Конечно, вратами они были лишь в абстрактном смысле. Система, превращенная в крепость, охраняла единственный стабильный путь из Ока Ужаса в Империум. Существовали и другие пути в Око, но все они были изменчивыми и опасными, их было сложно отыскать, и они вполне могли погубить любого, кто все же нашел их. Любому крупному флоту, желавшему войти или покинуть Око, сначала необходимо было миновать Кадию, так по крайней мере утверждалось. Планету, населенную миллионами солдат, опоясанную космическими твердынями, окруженную военными флотами. Любой, кто стремился прорваться мимо нее, должен был обладать либо невероятной мощью, либо же носить обличье друга. Вновь и вновь армии отступников пытались одолеть Кадию, но всякий раз терпели поражение.

— Навстречу свету, — мягко сказал стоявший подле него Астреос. Ариман бросил взгляд на библиария.

«Нет, — подумал он. — Уже не библиария. Аколита, ученика. Моего ученика».

Астреос все еще носил одежду, в которую его облачили сервиторы, пока он спал и исцелялся. Его лицо и предплечья покрывали блестящие ожоговые шрамы, растительность на голове исчезла. Каждый его вдох доносился вместе с хрустом и треском несросшихся костей. Ариман чувствовал отголоски стихающей боли в теле Астреоса всякий раз, когда смотрел на него.

Они стояли под широким медно-кристаллическим куполом высоко на хребтовой части «Дитя Титана». Под ними в неровном звездном свете сверкал настоящий корабельный лабиринт. Вдоль корпуса корабля тянулись черные раны, похожие на огромные следы от укусов. Кое-где из пробоин продолжали вытекать газ и жидкость. Газ превращался в туман, который висел над переборками и орудийными башнями, подобно дыму над горящим городом. Корабль уже много дней неподвижно стоял на месте. За это время успел очнуться Астреос, Кармета как могла починила корабль, и Ариман раздумывал, что делать дальше. Конечно, он знал. Возможностей у них оставалась совсем немного, но это не делало их менее опасными или более приятными.

Спустя некоторое время Астреос обернулся к Ариману.

— Навигатор бежал к единственному свету, который видел, и он привел его сюда, — произнес Астреос, влажно хрипя с каждым словом. — Все рожденные в свете существа бегут к нему, когда напуганы. Лишь грызуны прячутся в норах.

Ариман удивленно приподнял брови и посмотрел обратно на звезды. Астреоса тяготили мрачные думы с тех самых пор, как он пробудился из исцеляющей комы. Ариман улавливал блеклые и туманные мысли пару раз, когда изучал разум ученика. Поначалу Ариман принял их за фатализм, ему казалось, что судьба двух его генетических братьев сломила дух Астреоса, но это было не так: он просто смирился, сдался перед чем-то холодным и темным внутри себя.

— Я не был ближе к Империуму с тех пор, как…

— Как предал его, — закончил вместо него Астреос. Ариман секунду молчал. Он ясно помнил каждый свой день, но то, сколько времени миновало с тех пор, как он скрылся в Оке, ускользало от него. Времени как такового в Оке не существовало: словно визуальный обман, оно изменялось в зависимости от того, где находился человек и как долго смотрел.

— Да, — согласился он.

— Что случилось на станции? Почему погиб мой брат?

— Он погиб потому, что я совершил ошибку.

— Всего одну?

Ариман выдержал взгляд Астреоса и кивнул.

— Демон, которого я призвал, уже был скован чужой волей. Мой призыв вытянул его в реальный мир, но получить над ним контроль я не смог.

— Это была ловушка.

— Кто-то предугадал мои действия.

— Амон?

— Думаю, да, но врагов у меня хватает, — пожал плечами Ариман и повернулся, чтобы взглянуть на «Дитя Титана» до самого его далекого носа.

— Я хочу разбудить Кадина, — заявил Астреос. Ариман медленно вздохнул. Он знал, что это случится — неизбежные шаги, которые ему следовало предпринять, чтобы идти дальше. Азек мог приказать бросить Кадина в плазменную топку, а пепел рассеять в пустоте.

— Это было бы неразумно, — через минуту отозвался колдун.

— Неразумно было бы отказать, — сказал Астреос, его голос оставался спокойным, но мысли рычали от гнева. — Ты обещал спасение для Кадара, но лишь отнял у меня еще одного брата, — затем эмоции исчезли, и мысли Астреоса скрылись за знакомым гулом экранированного разума.

«Он быстро учится», — подумал Ариман.

Колдун посмотрел на ученика. Его лицо оставалось спокойным, эмоции — сдержанными и спрятанными под слоями подсознательных барьеров. Он мог уничтожить Астреоса и сжечь Кадина, даже не дав тому проснуться.

Он мог поступить так, но тем самым потерять немногих обретенных союзников.

«Необходимость — матерь ошибки».

— Хорошо, — сказал Ариман.

Секунду Астреос смотрел на него, а потом кивнул.

— Когда он проснется, мы пойдем за тобой, и ты выполнишь свое обещание.

Ариман криво усмехнулся.

— Это новая клятва?

Астреос поджал губы.

— Если ты того хочешь, — он остановился и бросил взгляд на далекий огонек Кадии. — Ты ведь хочешь продолжить? После всего случившегося ты собираешься найти Амона.

— Да, — ответил Ариман. — Демон показал, как найти его.

— Ты веришь в то, что тебе показали, пусть даже Амон и сковал его для службы себе? — Астреос покачал головой.

— Ему не воспрещали показывать, где находится Амон.

— Ты не думал, что Амон этого и добивается: ловушка внутри ловушки, чтобы заманить тебя?

Ариман не ответил. Он уже размышлял над тем, что сведения демона могли быть ловушкой, или ложью, или и тем и другим, но отступать было поздно. Он должен узнать.

Астреос снова покачал головой, но теперь в движении чувствовалось усталое смирение.

— Как ты последуешь по этому пути? Нас осталось четверо, а еще корабль без проводника.

— У нас есть проводник, — сказал Ариман. — Некоторое время нас могу вести я.

— Куда?

Ариман посмотрел туда, где посреди безмятежной ночи мерцала Кадия.

— Туда, где мы похитим навигатора.

Кадин, подвешенный на длинных отполированных цепях, плавал в баке крови. Сам бак представлял собой оббитый железом контейнер вдвое выше человеческого роста, расположенный в центре зала из клепаной бронзы, изгибавшегося к куполообразному потолку. Сквозь иллюминаторы в стенках бака виднелась красная жидкость. Возле них располагались дисплеи, по грязным потрескавшимся стеклам которых текли светящиеся синие символы. Воздух в зале был влажным и теплым.

Астреос наблюдал за тем, как закрепленные над баком машины медленно заглатывают цепи. Он принюхался: в воздухе запахло кровью, резким железным привкусом, который заглушил даже вонь машинного масла и ржавчины. Первой над гладкой поверхностью поднялась голова его брата. Сервиторы срезали с Кадина шлем, чтобы подсоединить к его голове и шее копну инъекционных трубок и биопроводов. Кожа, видневшаяся под слоем подсыхающей крови, была бледно-серой и туго обтягивала череп. Спиралевидные метастазы покрывали его макушку и тянулись по впавшим щекам. Его глаза были закрыты, из открытого рта текла кровь. Астреос смотрел, не отрываясь. Его, все еще облаченного в окровавленную мантию, вдруг пробрал озноб. Часть его хотела отвернуться, но он не мог.

— Он в наркотической коме, — сказала стоящая рядом Кармента. Она оглянулась на Аримана. Колдун оставался неподвижным, не сводя глаз с появляющегося из бака Кадина, не снимая руки с навершия меча. — Доза, необходимая для того, чтобы держать его в бессознательном состоянии, очень большая, и… — женщина замолчала, поймав на себе взгляд Астреоса. Тот кивнул, не понимая, почему ведьма перестала говорить, и снова посмотрел на вершину бака.

Наконец появилось остальное тело Кадина. Астреос услышал собственный вздох, но при этом не заметил, как воздух покинул легкие. Доспехи на плечах и груди Кадина потемнели и оплавились. Края изодранного керамита вонзились в плоть. Его правая рука оканчивалась под локтем, левая — ниже плеча. От ног, которые вскоре возникли, остались лишь изуродованные куски мяса, висящие на раздробленных костях.

Ворот, залязгав шестеренками, остановился, а затем качнулся вперед. Он стал медленно опускать Кадина, пока тот не оказался вровень с Астреосом. С воина текла кровь, капая на пол и образовывая темные озерца. Библиарий поднял руку и медленно вытянул открытую ладонь. Доселе неподвижный Ариман чуть заметно шевельнулся. Рука Астреоса коснулась наплечника Кадина.

— Брат, — тихо произнес Астреос.

— Он не может ответить. Он получил тяжелые ранения, и мы продолжаем вводить успокоительное в его организм.

+ Брат, + послал Астреос, сфокусировав послание на тлеющих угольках сознания, которое он ощутил в разуме брата.

+ Его уши и разум закрыты, + послал Ариман, и от вмешательства колдуна Астреос почувствовал прилив гнева. + Он в бездне. Даже если он очнется и заговорит, то уже не будет твоим братом, + с посланием пришло тепло успокаивающего чувства, словно дружеская рука на плече. + Поверь мне. +

— Уберите успокоительное, — сказал Астреос. Кармента бросила взгляд на Аримана. — Разбуди его, — прорычал он.

Секунду Кармента стояла на месте, а затем шагнула к баку и ввела код на небольшой панели управления. Издалека донесся механический щелчок, и трубки, подсоединенные к Кадину, задергались. На пол закапала свежая кровь.

Астреос ждал крика, думая, что Кадин очнется, словно ребенок после ночного кошмара. После нескольких минут молчания и неподвижности, библиарий снова повернулся к Карменте. Она пожала плечами, слабо дернув механодендритами.

— Он был тяжело ранен, а мои познания в биологии Адептус Астартес в лучшем случае можно назвать ограниченными.

Астреос уже собирался дать резкий ответ, когда краем глаза заметил движение. Он быстро оглянулся и встретился с глазами Кадина. Астреос замер. С глазами. У Кадина было два глаза. Их радужки были ярко-зелеными, с черными зрачками-щелками. Аугментики не было, лишь новая, гладкая кожа.

— Брат, — влажно прохрипел Кадин и улыбнулся. Внезапно из его рта хлынула кровь, и Астреос отшатнулся. Механодендриты Карменты развернулись в мгновение ока. Лишь Ариман оставался неподвижным, не снимая расслабленную руку с меча. Кадин закашлялся и сплюнул на палубу сгусток крови.

— Кровь в легких, — отметил Ариман.

— Итак, — сказал Кадин. — Собираетесь ли вы освободить меня?

Астреос пристально посмотрел на брата. Голос Кадина превратился в искаженное рычание, могильное эхо прежнего тона. И глаза…

— Я не убью вас, — произнес Кадин, переводя взгляд с Астреоса на Аримана и Карменту. Он улыбнулся. — Даю слово.

— Ты… ранен, брат, — сказал Астреос.

— Я заметил, — губы Кадина обнажили сломанные и зазубренные зубы. Он так ни разу и не моргнул. Астреос посмотрел на плоть и доспехи брата. Теперь, когда с Кадина стекла кровь, библиарий видел участки кожи, которая выглядела исцеленной, уродливые узлы шрамов в прорехах доспехов. Его взгляд упал на разбитый керамит и пласталь, ярко блестевшие там, где их разрубило. За исключением тех мест, где они словно размягчились и исказились: как будто срослись поверх плоти, исцелившись.

— Ты…

— Его нет. Погляди сам, — Кадин дернул подбородком в сторону Аримана. — Или спроси у своего лорда-шарлатана, если не хочешь смотреть.

— У тебя нет половины тела.

— Аугментика, брат, — Кадин повернулся к Карменте. Астреосу показалось, что та задрожала. — Ты ведь можешь установить ее? И мне понадобятся доспехи, хотя не думаю, что смогу снять эти. Придется тут поработать.

Секунду Астреос раздумывал над тем, стоит ли позволить колдуну усыпить Кадина снова. «Даже если он проснется и сможет говорить, он не будет твоим братом», — сказал Ариман в воспоминаниях.

«Возможно, ему лучше умереть, — подумал Астреос. — Но тогда я стану последним, и какая мне будет разница?»

— Ты не дашь мне умереть, брат, — сказал Кадин, не глядя на него, а затем медленно обернулся к Астреосу и посмотрел на него зелеными глазами рептилии. — Тебе не хватит духу, — Кадин мотнул подбородком на Аримана. — А ему нужен ты, поэтому он не убьет меня, хотя и должен.

Руки Астреоса непроизвольно сжались в кулаки, на лице отчетливо проступили шрамы. Это был не его брат, он понял это в тот миг, как Кадин заговорил, но ему следовало узнать, что осталось от его души. Медленно, неуверенно, он потянулся сознанием в разум Кадина.

Он словно погрузил руку в открытую рану. Астреос ощутил текстуру рваных мыслей, прорехи, где когда-то были воспоминания и убеждения. Их остатки свисали переплетением обрывков. Больше там ничего не было, вместо демонического разума, угнездившегося на развалинах, зияла уродливая дыра. Астреос разорвал связь и встретился взглядом с братом. Кадин улыбнулся, и улыбка походила скорее на гримасу.

Ариман шагнул к Астреосу.

— Так чего ты хочешь? — холодным, ровным голосом спросил он.

— Конечно, следовать за тобой, Ариман, — ответил Кадин и сплюнул сгусток крови и кислоты на палубу.

— Делай, как он говорит, — сказал Ариман Карменте. — Постарайся восстановить его.

Астреос собирался что-то сказать, но Ариман уже исчез в дверях. Библиарий перевел взгляд обратно на своего брата, не до конца сформировавшаяся мысль еще крутилась в голове.

Кадин ухмыльнулся Астреосу, и из уголков его рта заструилась густая кровь.

Кадин услышал Марота прежде, чем увидел. Тихий кашель проржавевших сервоприводов и запинающийся вой доспехов колдуна следовали за Кадином, пока он шел через глубокие и безмолвствующие отсеки «Дитя Титана». Он ходил с тех самых пор, как Кармента закончила работу, с того времени, как его создали заново.

Он закрыл глаза и услышал скрип доспехов, теперь уже ближе, между рядами машин у него за спиной. Кадин открыл глаза и узрел монохромный, лишенный теней мир. Поршни на ногах шипели и дергались всякий раз, когда он делал шаг. Кармента сделала свою работу, закрыв пласталевые конечности ошметками его тела. В некотором смысле эти дополнения были более удивительными, чем остальные изменения: его новые глаза, уверенность в том, что он не сможет снять с себя доспехи, даже если попытается, что мир, который он видел, осязал и вдыхал, казался столь же мертвым, как гололитическая проекция.

Его разум более не был единым целым: Кадин чувствовал в сознании прорехи и пустоты, словно призрачное ощущение потерянной конечности. Эмоции и мысли более не составляли единое целое, а его память превратилась в месиво из дыр и обрывочных фрагментов. Целые части былой жизни куда-то исчезли, а некоторые казались настолько нереальными, как будто его жизнь принадлежала кому-то другому. Он не знал, что все это значит, и, что еще хуже, не был уверен, что его это заботит.

Кадин попробовал языком воздух. Он оказался теплым от статической пульсации тысяч кабелей и трубок, вьющихся по всему залу. Царила почти кромешная тьма, но коридор перед ним освещался желтоватым монохромным светом, словно у него из-за спины лился грязный лунный свет. Кадин всегда мог видеть во тьме, это был первый дар мира, который породил его, а впоследствии и генетического семени, создавшего его заново. Но теперь все тени будто испарились. Вновь и вновь он закрывал глаза, просто чтобы ощутить прикосновение настоящей тьмы.

Кадин не знал, что случилось с аугментическим глазом, на лице не осталось и следа, лишь гладкая кожа и кость вокруг глазницы, из которой на мир взирало новое око. Он медленно задышал. Его дыхание все еще пахло кровью, ощущавшейся железом на языке. На миг ощущение захлестнуло его, и во мгле за глазами он не чувствовал ничего, кроме потока густой крови по коже, внутри вен, в легких и во рту.

Слух заполнило слабое шипящее дыхание, такое близкое, словно доносилось прямо у него под ухом. Кадин развернулся и рывком вытащил Марота из укрытия в машинной нише. Поршневые пальцы заскребли по раздробленному керамиту и сомкнулись на горжете.

Кадина захлестнула ярость, подобная грозовой туче. Ярость сотрясала его, словно крик бога. Он вспомнил, как колдун с улыбкой подался к нему, с его лица капала кровь.

— Твой глаз пахнет слабостью, — сказал он. — Как у твоих братьев.

И пока все, о чем мог думать Кадин, было падение Кадара, в его легкие тек холодный воздух. Ярость переросла в безмолвный крик, слившийся с металлическим скрежетом смыкающейся хватки.

А затем вдруг — ничего, лишь бездонная пустота, растекающаяся до самых границ его мыслей, подобно черному зеркалу. Он посмотрел на извивающегося в его хватке Марота. Из решетки-громкоговорителя прорицателя донесся утробный смех.

— Ты не убьешь меня, Кадин, — сказал он.

— И почему ты так думаешь? — Кадин неотрывно глядел на него, продолжая стискивать горжет доспехов Марота. Незрячие линзы шлема в виде морды гончей замигали.

— Потому что мы с тобой родичи, — прошипел Марот. Он скреб ногами, пытаясь обрести опору, и цеплялся за руку Кадина. — Вот почему я искал тебя. Мы теперь одинаковы.

Настала очередь Кадина рассмеяться.

— Я тебе не родич, — пальцы сомкнулись крепче, и воин услышал, как что-то в шее Марота что-то захрустело. — Ты рыскаешь во тьме. Ищешь себя, но ничего не найдешь.

Другой рукой Кадин схватил запястье Марота. Он медленно провернул кулак и услышал, как треснула броня и захрустели кости под ней. Марот закричал, пронзительный звук эхом разлетелся вдоль рядов оборудования, после чего превратился в хриплое бульканье. Кадин напрягся, чтобы вырвать руку из сустава. Поршни в руках пришли в движение.

— Скажи, что чувствуешь тот же гнев, что и прежде, — произнес Марот, и теперь в его голосе не слышалось ни веселья, ни безумия, а лишь усталость, от которой Кадин застыл, будто изваянный из камня. — Скажи, что ты помнишь, что значит ненавидеть, и знать, почему. Скажи, что не чувствуешь бездну в своей душе.

Кадин превратился в статую. Марот кивнул, словно соглашаясь с ним.

— Она будет расти. Да, будет. Ты будешь купаться в крови, лишь чтобы попытаться вспомнить, что значит чувствовать хоть что-нибудь. Будешь убивать и жечь все, что когда-то ценил, и поймешь, что оно ничего не стоит. Бездна отнимет все. Я знаю. Вот почему я искал тебя, вот почему я здесь.

Марот покачал головой, и на миг Кадину показалось, будто с зеркальной палубы на него смотрит Тидиас.

— Мы падаем все ниже, — сказал Тидиас, — и солнце стало для нас тусклым воспоминанием.

Рука Кадина напряглась, а затем он выдохнул и бросил Марота на пол. Он посмотрел на сломленное создание, которое когда-то было человеком, затем космическим десантником, а теперь это было просто существо. Кадин смотрел, как Марот прикасается к треснувшим доспехам, будто животное, зализывающее раненую лапу. Кадин более не видел в нем силы воина, не видел гордости от обладания генетическим семенем и традиций, которые когда-то составляли сущность Марота. Он видел только грязные доспехи, прикрывающие тело, в котором не осталось ничего, кроме стремления выжить.

— Мы с тобою — пустые дети бездны, — произнес Марот и выжидающе покачал головой. Кадин еще секунду смотрел на него, а потом развернулся, чтобы уйти. Мгновение спустя Марот пополз на звук шагов.

Ариман вздрогнул. Из глаз текла кровь, длинными коричневыми потеками засыхая на щеках. На коже блестел пот, рот онемел от многодневного повторения одних и тех же фраз.

«Но здесь не существует дней, — подумал он. — Ни дней, ни ночей. Лишь неспешный поток мыслей и эмоций, подъем, вращение и падение, словно глубинные течения океана, словно ветры Терры, словно покачивание леса».

Он понял, что потерял бдительность, и следующая ритуальная фраза почти слетела с уст. Колдун заставил себя вернуться к выученному наизусть образу и уравнял сердцебиение с ритмом слов, исходящих из пересохшего горла.

Он сидел на металлическом полу обзорной башни, откуда с Астреосом взирал на Кадийские Врата. Черные железные створки скрывали вид из кристаллического купола. Единственным звуком было мерное дыхание. Над ними висел блестящий серебряный круг, чья поверхность подрагивала от отраженного света иного мира. Ариман смотрел в зеркальную гладь, наблюдая за тем, как там формируются образы, и анализируя многочисленные символизмы.

+ Уменьшить энергию двигателя на две пятых. Дать нам дрейфовать шесть секунд, а затем продолжать идти прежним курсом, + из-за послания на его руках и груди выступил пот. Ариман почувствовал, как Кармента приняла сообщение, и ощутил, как в ответ потускнели двигатели «Дитя Титана». Астреос молча сидел напротив него и направлял свою силу в разум Аримана. Но даже с такой поддержкой предсказание маршрута до Кадийских Врат до предела истощало волю колдуна.

Они преодолевали относительно короткие расстояния, по крайней мере в условиях реального пространства. Но в варпе расстояние ничего не значило. Мысль, эмоция, воображение и сны были здесь куда реальнее, чем материальные объекты. Настоящий навигатор мог глядеть прямо в царство нереального и прозревать его течения. Ариман понимал, что его потуги не более чем блеклая тень тех способностей. Там, где навигатор видел варп таким, каким он есть, Азек видел лишь эхо, улавливаемое ритуалом и интерпретированное символьным языком. Это было столь же грубо, как и попытки древних предсказывать будущее по клубам дыма, или сродни тому, как сыплется песок из руки ребенка.

Но все равно Ариману требовалась вся сила разума, чтобы избегать рифов и штормовых течений варпа, прежде чем корабль не наскочит на них. Колдун не моргал с тех самых пор, как они вошли в варп. Он не мог — одно упущенное мгновение, и им конец.

Внезапно в предсказательном зеркале изменились световые образы различных оттенков, и колдун ощутил, как дрогнул его разум. От живота поднялась волна дезориентации и тошноты, но он поборол ее, сосредоточившись на игре образов и цветов. Ариман всеми силами пытался понять, что видит. Затем, без предупреждения, он все понял.

+ Выходим. Быстро, + мысль вырвалась из его разума, и секундой позже Азек ощутил исчезающее ощущение под кожей, когда «Дитя Титана» вынырнуло обратно в реальное пространство. Ариман не двигался, в разуме все еще крутились вычисления, подобно шестеренкам, которые раскручивала сдавленная пружина. В предсказательном зеркале переливались свет различных оттенков.

— Мы совершили переход, — раздался голос Карменты по вокс-громкоговорителю. Ариман не моргнул. Его сознание угасло — разум действовал механически, пока вел корабль. На полированном серебре зеркала возникло очертание, словно тень, отбрасываемая сквозь туман.

«Что это? Что я вижу?» — мысли в голове Аримана возникали одна за другой, но мгновение ритуала уже прошло, и на него стала надвигаться чернота. Его глаза закрылись, и он осел на пол. Зеркало упало на пол и разбилось.

Ариман лежал на каменном полу и видел тени, похожие на людей, мягкие голоса твердили ему забыть.

Он открыл глаза несколько часов спустя и увидел звезды, взирающие на него из-за кристалла. Астреоса нигде не было. Колдун поднялся, перед глазами вспыхивали яркие звезды. Хромая, он подошел к вокс-громкоговорителю и включил его.

— Ариман? — в голосе Карменты чувствовалась усталость.

— Где мы?

— Мы остановились в реальном пространстве, — из динамиков вокса затрещала статика, а затем техноведьма продолжила. — Я вижу Кадию, Ариман. Мы достаточно близко, чтобы я видела свет ее звезды.

— Хорошо, — сказал Ариман, придя в движение. Он устал, но им следовало подготовиться. Для сомнений и снов больше не было времени.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
В прах возвращенный

XIII
Часовой механизм

— Сигнал. Неустойчивый. Вероятно, имперский. Минимальный расход энергии. Дополнительные энергетические показания свидетельствуют об орудийном огне, а также повреждениях поля и корпуса, — сервитор завершил монолог и умолк. На округлой командной платформе «Владыки человечества» инквизитор Селанда Иобель, поджав губы, зарегистрировала отчет. Неожиданно, но в Оке Ужаса, даже на его окраинах, другого ждать и не приходилось. Им придется решать, как поступить, и притом быстро. Ее это нисколько не радовало — как правило, за поспешные решения позже приходилось жалеть.

Они двигались курсом к Кадии, вот уже пару недель ее звезда сияла перед ними в реальном космосе. Никто, даже авгурная миссия Инквизиции, не выходил из варпа вблизи Кадии, по крайней мере если надеялся выжить. Поэтому «Владыка человечества» шел в пустоте, подобно морскому страннику, возвращающемуся в порт после шторма. Иобель хотела снова увидеть систему-крепость, не жить в постоянной тревоге, избавиться от хроноловушки и позволить себе отдохнуть. Но больше всего ей хотелось снять чертовы доспехи. Пластины покрывала пламенно-красная краска, по их поверхности линиями из черного железа расходились очертания ангельских крыльев, лучистых звезд и голов хищных птиц. Женщина поерзала в кресле, подсознательно пытаясь размять затекающие мышцы. Она не снимала боевую броню уже несколько недель и начинала чувствовать себя так, как будто ее все время стискивала чья-то рука. Но выбора у нее не было. Каждый член команды носил доспехи — так предписывала необходимость.

Иобель обернулась к двум своим соратникам. Инквизитор Эрионас восседал на медном троне, над ребризером, скрывавшим нижнюю часть его лица, виднелись лишь закрытые глаза. Он носил грифельно-серые доспехи, нагрудник которых напоминал освежеванные мышцы. Несколько толстых кабелей соединяли трон с когитационными колоннами, пронзавшие центр зала управления. Иобель заметила за веками Эрионаса игру света. Инквизитор не подал виду, будто слышал доклад, но она знала, что это так — от него ничто не ускользало. Рядом с ней в кресле из полированной кости сидела Малькира. Естественно, троны несли в себе опостылевший символизм. Трон же самой Иобель был серебряным, но притом ничуть не удобнее. Справа от каждого из тронов сидели согбенные фигуры, черты которых скрывали красные одеяния, расшитые священными именами.

Прежде чем заговорить, Малькира, как обычно, зашлась кровавым кашлем.

— Следует проигнорировать его, — Иобель взглянула на Малькиру и встретилась с черными глазами инквизитора, сверкающими на обтянутом кожей черепе. — Наше время на исходе.

Малькира постучала по хроноловушке, вмонтированной в нагрудник ее перламутрово-белых доспехов. Механизм за округлой кристаллической крышкой тихо жужжал. Иобель бросила взгляд на медный корпус своего устройства, следя за движением цифр, выгравированных на серебряных и медных шестеренках.

— Ты права, — произнесла Иобель.

— Конечно, права, — резко сказала Малькира и снова закашлялась. Ритмичный стук систем жизнеобеспечения, установленных в доспехах старухи, стал громче. — Риск слишком велик, если сейчас сойдем с курса. Всего пару недель, и данные будут в безопасности.

— Меня убеждать не нужно, — заметила Иобель.

— Нет, — вдруг сказал Эрионас. Иобель и Малькира одновременно посмотрели на него. Он не пошевелился, его глаза оставались закрытыми. — Нужно сойти с курса и провести расследование.

Его голос затрещал через встроенную в ребризер вокс-решетку.

— Глупость, — оскалилась Малькира, сверкнув серебряными зубами.

— Нет, — в голосе Эрионаса не чувствовалось эмоций. Иобель приходилось слышать, как тем же голосом он приказывал уничтожить целые города. — Это возможность. Я изучил данные со сканеров. Корабль необычной конструкции. Я полагаю, он явно имперский. Судя по данным психооккулюма, он побывал глубоко в Оке. И все же на макроуровне в нем отсутствует влияние варпа. Потрошение его хранилищ данных сможет многое сказать.

— Или мы погибнем, так и не достигнув безопасности, — сплюнула Малькира.

— Мы здесь не ради безопасности, — напоминание Эрионаса повисло в тишине.

Конечно, он прав, Иобель не собиралась этого отрицать. Они участвовали в авгурной экспедиции, их корабль отправили в Око для сбора сведений о его природе и текущем состоянии. Информация и знания, которые они собирались доставить в хранилища, были бесценными. Это был взгляд в лицо врага, способный предупредить их о растущих угрозах или выявить его слабые стороны.

Подобные экспедиции были сопряжены с крайней опасностью, а вероятность нападения или жестокой гибели считались меньшим из рисков, которые им грозили. Око само по себе отравляло душу и тело. В Оке энергия и материя варпа накладывались друг на друга, а физические законы истончались и исчезали. На границах Ока между двумя мирами еще оставалась тонкая прослойка реальности, но в его сердце царило безумие. Даже короткое путешествие туда могло закончиться осквернением.

«Владыку человечества» создали специально для подобных странствий. На каждой пластине и заклепке корпуса были выгравированы молитвы и обереги. Вдоль всего остова шли психические рассеиватели и нуль-генераторы. Любой отсек корабля можно было изолировать и затопить нервно-паралитическим газом, если системы зафиксируют вторжение. Большая часть команды состояла из сервиторов, а почти весь человеческий экипаж спал в стазисе до тех пор, пока в них не появится необходимость. Всех, кроме троих инквизиторов, по прибытии в Империум ждала казнь. Слишком велик риск осквернения. Люди знали об этом, но продолжали служить. Поэтому Иобель испытывала замешательство и восхищение всякий раз, когда смотрела в лица обреченному, но верному долгу экипажу.

Но варп не только мог осквернить, он также искажал до неузнаваемости время. Экспедиция могла провести в Оке всего пару месяцев, но вернуться на Кадию спустя тысячи лет, либо через пару секунд после отбытия, либо вообще в прошлом. Не было совершенно никаких гарантий того, что для обитателей корабля время шло одинаково. Поэтому каждый член команды носил хроноловушку, а другие подобные устройства были встроены в структуру корабля. Ловушки оценивали течение времени объекта и его подверженность субстанции варпа, рассекая ее миллионами щелчков шестеренок.

— У нас нет времени, — предупредила Малькира, постучав по своей хроноловушке. Иобель ощутила слабый гул собственной ловушки, пославшей едва заметную дрожь по доспехам.

— Неверно. Временное искажение уменьшается, сейчас мы в пределах допустимой нормы. Мы приближаемся, отправляем исследовательскую команду, возвращаемся и продолжаем путь к Кадии. Туда и обратно, как говорят солдаты, — Эрионас прервался, будто радуясь применению такой фразы. — Мы и так много рисковали, почему бы не рискнуть еще раз?

Малькира фыркнула. Спустя пару секунд они оба повернулись к Иобель.

Она знала, что все закончится именно так.

— Согласна, — сказала она. — Мы осторожно все изучим, — Малькира нахмурилась и прошипела приказы сервиторам и команде. Иобель почему-то была уверена, что за маской ребризера Эрионас улыбался.

«Дитя Титана» парил в пустоте, мягко вращаясь в оси прерывистых координат. Вокруг корпуса висели серые облака газа и распыленной жидкости, которые медленно расширялись, подобно горячему дыханию в холодном ночном воздухе.

— Это неразумно, — произнес Астреос и бросил взгляд на Карменту. Она не обратила на него внимания. Женщина была соединена с колонной кабелей и легко могла отодвинуть происходящее в трюме на задний план. Интерфейс был неполным, этого не позволяли местные системы, поэтому она находилась в своем сознании, но слышала рокочущие сны «Дитя Титана» и могла прикоснуться к его сердцу. Это успокаивало, словно понимание того, что рядом с тобой во сне кто-то есть. Корабль дремал, из ран в пустоту вытекала энергия и мусор. Даже контролируя ровное сердцебиение «Дитя Титана», Кармента чувствовала в его дреме сбои.

— Имперский корабль идет наперехват, — сказал Ариман, неподвижно стоя на коленях. — Вариантов у нас немного.

Он снова был в доспехах. Лазурная краска отражала яркий свет, лившийся с потолка. Белый табард скрывал его грудь, ниспадая до самых ног. С наплечников свисали пергаментные свитки, покрытые незнакомыми Карменте письменами. Вокруг колдуна извивалась спираль, изгибы и плавные символы которой были вырезаны в палубе мелта-резаком. Она покрывала весь трюм — пару сотен метров металлического пола. На нанесение спирали ушло несколько дней, и все это время Ариман трудился в одиночку. Кармента увидела, как белый огонек резака вспыхнул, а потом исчез.

— Мы можем не пережить повреждений, — заметил Астреос. Как и Кармента, библиарий стоял на помосте в футе от палубы.

— В противном случае мы точно не уцелеем, — произнес Ариман. Астреос хотел было что-то сказать, но в последний момент решил промолчать. Его доспехи походили на броню Аримана, но Кармента не могла избавиться от чувства, что это временно, как будто синяя краска на покрытой вмятинами боевой броне в любой момент осыплется, явив под собою старую бронзу.

«Они оба правы, — подумала Кармента. — Этот план может погубить всех нас, но иного выхода нет».

Ждать, пока заинтересовавшийся корабль не подойдет достаточно близко. Вывести из строя его двигатели внезапным орудийным залпом. Затем Ариман, Кадин и Астерос возьмут на абордаж обездвиженный корабль и заберут необходимое. Потом снова бежать. На словах все просто, но исход слишком сильно зависел от случая и удачи, поэтому Карменте совершенно не нравился подобный риск, особенно из-за способа, с помощью которого Ариман собирался попасть на свою жертву.

«Он убьет нас, — сказал внутренний голос. — Сколько раз у него едва это не получилось. Он — наша погибель».

Вздрогнув, Кармента отогнала страхи. По крайней мере в одном им повезло. Они могли месяцы или даже целые годы ждать корабля, который пройдет достаточно близко, чтобы заметить их и решить подойти поближе. На самом деле прошло всего несколько недель.

— Имперский корабль приближается и передает сигнал приветствия, — она чувствовала, как по системам «Дитя Титана» скребут шифрованные коды. Сигналы казались агрессивными, будто вызов, брошенный стоящим в тени человеком.

«Они правильно делают, что опасаются», — подумала техноведьма.

— Почему они приветствуют нас? Мы ведь для них пустой остов, — спросил Астреос.

— Они ищут выживших и смотрят, есть ли реакция активных систем, — сказала женщина.

— Если они поймут, что корабль не настолько безжизненный, как кажется…

— Не поймут, — она готовилась в течение всех этих недель, настраивая системы и оборудование, чтобы те работали с прерывистым ритмом, а внешний вид «Дитя Титана» был никак не иллюзией. После стычки возле мертвой станции «Дитя Титана» был именно тем, как он выглядел — наполовину разрушенный корабль, изуродованный боевыми повреждениями, едва не разваливающийся на куски. Всякий раз, когда Кармента соединялась с кораблем, она чувствовала ранения, похожие на затяжную лихорадку, и отсоединялась с эмпатическими ранами на теле и повреждениями аугметики. Впервые она начала бояться связи со своим кораблем, и ее не покидало ужасное чувство, что «Дитя Титана» изголодался, и голод этот вселял страх.

Астреос заворчал и отвернулся, обводя взглядом высеченную Ариманом спираль.

— Это сработает? — ровным голосом спросил он. Ариман поднял взгляд, его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах появился блеск, когда он посмотрел на Астреоса.

— Нельзя сказать наверняка, — ответил колдун. Библиарий встретился с взглядом Аримана, удерживал его несколько секунд, а затем опустил глаза и кивнул.

— Ты, как всегда, умеешь успокоить, — произнес Кадин. Он смотрел на высеченный Ариманом образ, изучая символы и линии, будто запоминая каждую деталь, читая их. Астреос, заметила она, предпочел находиться по другую сторону платформы от своего брата. Они не обменялись и словом с тех пор, как вошли в трюм.

Им так и не удалось снять доспехи с уцелевшей плоти Кадина, как и перекрасить почерневшие пластины. Кармента установила требуемую аугментику. Хотя бы это ей удалось, пусть и с тревожной легкостью. Плоть Кадина стала нарастать на металлических частях. Теперь его руки оканчивались клешнями с тремя иглами из блестящей стали. Ноги же сгибались в обратную сторону и шипели на каждом шагу. За спиной магнитно крепились болтер и обоюдоострый цепной меч.

Кармента ощутила дрожь от нового сигнала приближающегося корабля, который засекли сенсоры «Дитя Титана». Женщина отвлеклась от происходящего, когда часть все еще пробуждающегося корабля начала взламывать шифры сигнала. В сигнале приветствия что-то было, нечто, сокрытое в сплетении кода…

Шифр открылся.

Техноведьма потрясенно моргнула. Она угодила в ловушку, окутанная коконом из мягкого мяса, соединенным со слабым металлом. Она не чувствовала касание пустоты к своему корпусу. Не чувствовала биения плазменного ядра. Женщина запаниковала. Она не могла пошевелиться. Кармента не понимала, что с ней случилось. Ее плоть начала изменяться. Она не понимала, почему. Она…

Кармента вдохнула и пошатнулась на платформе. Из кабелей, которые соединяли ее с «Дитем Титана», посыпались искры. Мгновение женщина не чувствовала ничего, кроме панического треска техники, ожившей с неконтролируемыми спазмами. В трюме замерцал свет. Корпус заскрипел. Где-то на корабле в спящие системы хлынула энергия.

— Что происходит? — Ариман вскочил на ноги. Кармента выплюнула шипящий из-за статики машинный код, чувствуя, как резкие звуки скребут горло. Она покачнулась, и механодендриты слепо замолотили по воздуху. Ариман бросился к платформе. Одно из металлических щупалец дернулось в его сторону, но он силой мысли оттолкнул его.

— Что… — начал он.

— Корабль, — выдохнула Кармента. — Он боится, пытается приготовиться к бою или бежать, — свет мигал все быстрее, будто учащенное сердцебиение. — Приближающийся корабль… — женщина почувствовала, как мир вокруг нее содрогнулся. — Это не просто имперский корабль. Это Инквизиция.

— Множественные энергетические вспышки, — брякнул сервитор, подсоединенный к сенсорным системам. — Боевая тревога.

Иобель услышала сказанное, и уже надевала шлем. Командный неф «Владыки человечества» залило красным светом. Выходы перекрыли противовзрывные двери. В воздухе затрещала статика, когда активировался нуль-генератор. Поле погасило ее психические ощущения, и на Иобель накатила волна тошноты.

— Ловушка, — прошипела Малькира позади нее. Киберхерувим с коваными медными крыльями опустил на голову старухи шлем-купол. Тот закрылся с шипением выравнивающегося давления.

— Этого мы пока не знаем, — спокойно ответил Эрионас. — Возможны иные варианты.

— Энергетический поток цели изменился, — произнес сервитор. — Щиты спорадически активны. Двигатели включаются.

К плечу Иобель подлетел серебряный сервочереп. В крошечных металлических руках он держал болтган. Иобель приняла оружие, почувствовав, как активировался дисплей прицеливания в шлеме, когда она прикоснулась к сработанному из золота корпусу.

— Если это не ловушка, то какое еще может быть объяснение? — спросила она, бросив взгляд на Эрионаса.

— Корабль-цель открывает огонь, — сказал сервитор.

— Это уже несущественно, — ответил Эрионас. Его глаза открылись, и две яркие стеклянные сферы оглядели затопленную красным светом комнату. — Всем орудиям — приготовиться к стрельбе.

Ариман ощутил, как вздрогнул корпус. Попадания снарядов, рассудил колдун. Он повернулся к Карменте. Женщина дрожала, пытаясь удержаться на ногах, по ее черной одежде плясали искры.

— Как далеко вражеский корабль?

— Не могу сказать, — выдохнула она.

— Ты должна. Как далеко?

— Они еще не достигли оптимальной дальности для стрельбы.

Ариман кивнул. Все было так, как он и думал, а значит, дела их плохи. Кораблю следовало быть ближе, намного, намного ближе.

— Возьми корабль под контроль, — прорычал Азек и повернулся к Астреосу. — Астреос, Кадин, сюда, — он потянулся в разум библиария, едва тот ступил на палубу.

+ Восходим, + послал он, и его сознание обрело идеальную сосредоточенность. Казалось, мысли Астреоса резонируют в унисон с его собственными. Он начал сплетать набирающие силу мысли, отправлять отдельные их фрагменты в свободный полет. Выжженная в палубе фигура засветилась, из центра, в котором стояли воины, вырвался огненно-оранжевый свет. Сила в разуме колдуна воззвала к символам, и они ответили ему. Ариман почувствовал, как накопившаяся энергия взревела от голода, который в одиночку ему не насытить.

+ Давай, + послал он Астреосу и поднял руки. Его разум коснулся сознания библиария и соединился с ним.

Азека словно пронзило молнией. «Дитя Титана» исчез, и разум Аримана воспарил в космос, подобно пламенеющей комете.

— Ускориться. Продолжать вести огонь, — приказ Эрионаса разнесся над гулом оборудования и голосов. — Испепелить его.

Иобель наблюдала за действиями команды. Трон и палуба дрожали в унисон с отдачей сотен орудий.

— Попадания прицельные, — промурлыкал Эрионас. Иобель поняла, что тот отслеживает поток информации от канониров. — Нужно приблизиться, чтобы разрушить корабль, но уничтожение будет полным.

— Ты так уверен? — спросила Малькира, встроенный в шлем громкоговоритель лишил ее голос былой насмешливости.

— Да, — ответил Эрионас. — Придется полностью уничтожить его, пока не окажемся в радиусе огневого поражения.

Иобель поняла, что кивает, но не потому, что была согласна со словами Эрионаса. Ее кожа казалась иссохшей. На языке чувствовался горький металлический привкус. Что-то пошло не так. Хроноловушка на груди начала крутиться быстрее.

«Им следовало развернуться и оставить обломки корабля на волю судьбы, следовало идти к Кадии. Следовало…»

Иобель оборвала нить размышлений. Ее глаза были закрытыми, дыхание и сердцебиение — ровными. Она успокоила сознание, пытаясь увидеть образы в круговерти эмоций и ощущений. На борту «Владыки человечества» она была единственным псайкером. Ее способности были слабым, практически не развитым талантом, но в тот момент она поняла, что что-то пошло совсем не так. Чувство походило на нарастающую волну давления перед бурей.

— Что-то грядет, — ее голос оставался холодным, но сама Иобель дрожала от страха.

— Что… — начал Эрионас, но в тот момент Иобель ощутила, как нечто врезалось в ее разум с мощью приливной волны. Мостик взорвался воплем машин, сервиторов и людей. Хроноловушки по всему кораблю зашипели, когда их шестеренки неистово закрутились.

Астреос, несмотря на закрытые глаза, все видел. Видел Аримана, который, вытянув руки, стоял справа от него, его психическая форма почти растворилась в ослепительно-ярком свете. Видел Кадина с холодным, бесстрастным лицом. Ариман произнес еще одну фразу, и мир превратился в очертания со слишком многими измерениями, кружившимися, словно подхваченные ветром листья. Палуба под ногами исчезла, хотя библиарий продолжал ее чувствовать. Их окружили звезды. Астреосу не нужно было смотреть на Аримана, чтобы видеть его: разум колдуна пылал, будто солнце, впитывая в себя весь свет, становясь ярче и ярче. Звезды вращались, скручиваясь в изломанные радуги на фоне пустоты. Лишь трое воинов оставались неизменными, лишь они оставались неподвижными, все иное пребывало в движении. Они скользили в пустоте, взирая на звезды, словно рыбы, смотрящие на небо из морской пучины.

Вдруг перед ними возник громадный силуэт. Черный корабль, иззубренный, покрытый вмятинами от звездной пыли, но прорезавший пустоту сквозь завесу кружащихся звезд. Его окружал огонь, изливающийся из зубчатых бортов. Они ринулись к нему. Астреос ощутил, как они во что-то врезались. Словно разбили стекло. Они попали внутрь корабля. Библиарий увидел, как вокруг стали появляться очертания. Прозрачные, стеклянные образы стен, дверей и труб. А затем воины оказались в реальности ревущих сирен и звука рвущегося металла.

XIV
Пленник

С хриплым вдохом Сильванус вышел из наркотической комы. Обычные глаза резануло аварийным освещением. Кресло, в котором покоилось его тело, задрожало, когда он выгнул спину, и его пальцы заскребли по черной коже. Мужчину стошнило слизью из пустого желудка. Мужчина почувствовал, как в тело хлынули пробуждающие лекарства, химическим потоком смывая дрему. Его сердце прерывисто колотилось.

Он стал выдергивать из себя трубки, оканчивающиеся иголками. Стоило ему пошевелиться, как из мест уколов засочилась жидкость. Перед глазами все плыло, аварийное пробуждение еще затуманивало зрение, но это было неважно. Ему требовалось добраться до наблюдательного купола. На корабле ввели режим боевой готовности — это единственная причина, по которой Сильвануса могли разбудить таким образом. Значит, на корабль вторглись, либо же они столкнулись с угрозой первого уровня. Ему предстояло управлять кораблем, когда тот перейдет в варп.

Сильванус попробовал побежать, но ноги подкосились, и он тяжело рухнул на палубу. Воздух вышибло из легких. Мужчина задыхался, распластавшись на полу.

«Ты дурак, Сил, — подумал он, затем поднялся на колени, но почувствовал, что ему нужно еще раз опорожнить желудок. — Дурак, раз думал, что это хорошая затея, и дурак, потому что вообще согласился».

Мгновение спустя, пока он пытался унять головокружение, его стошнило снова.

Из угла каюты донесся лязг огромного стража. Сильванус встретился с машиной взглядом и попытался ухмыльнуться.

Страж встал над ним, глядя сверху вниз через скопление светящихся красных линз. Его тело очертаниями напоминало человеческую фигуру, покрытую лакированными зелеными пластинами брони. Находящийся где-то внутри металлического корпуса лоботомированный разум следил за ним. Руки-орудия сервитора зашипели, полностью заряженные и готовые в любую секунду открыть огонь. Стражу предстояло защищать его, но также и убить в случае, если навигатора осквернит варп.

Сильванус протянул руку вверх, к стражу. Из бока сервитора выдвинулась подвижная конечность с многогранными сканирующими линзами. Сенсорный луч скользнул по обнаженному телу Сильвануса, он ощутил его прикосновение, словно пощипывание статики. Когда сканирование завершилось, страж неуклюже отступил назад, оставив Сильвануса лежать на полу с все еще слабо поднятой рукой.

— Тоже рад тебя видеть, — только и сказал мужчина.

Навигатор замер, глубоко вдохнул и наконец поднялся на ноги. Казалось, будто в голове произошел взрыв. Он пошатнулся, на краткий миг порадовавшись отсутствию в комнате зеркал; что-то ему подсказывало, что выглядит он не лучшим образом.

Сильванус был высоким, как все из его рода, и необычайно коренастым, впрочем, это означало, что мяса у него немногим больше, нежели у скелета. Образ довершали кожа молочно-белого цвета и алые глаза. За исключением пары все еще торчащих трубок, на нем была только черная шелковая повязка, расшитая серебряной нитью. Полоска ткани закрывала его лоб, а ее концы свисали между плечами. Под плотным шелком на физический мир слепо взирало третье око.

Бормоча вполголоса проклятия, Сильванус натянул через голову синюю шелковую мантию. Ткань липла к подсыхающей крови и местам уколов. В нос лез аромат цветов, и он ощущал на языке странный металлический привкус — еще одно последствие экстренного пробуждения. Они держали его в наркотической коме, когда он не пилотировал корабль или не готовился к навигации. Очередная мера предосторожности, разработанная для минимизации риска потери корабля в Оке. Сильванус рассмеялся, когда ему поведали об этом, но они не поняли шутки.

Он похромал в дальний конец комнаты к черной металлической двери. Из ее центра взирало золотое око, встроенное в лучащееся солнце из оранжевого топаза. Подходя к двери, Сильванус поднял левую руку. Яркое солнце и эмблема ока разделились перед ладонью, и дверь разъехалась в стороны.

За ней располагался лифт, стены которого были облицованы черным камнем. Он шагнул внутрь и подождал, пока страж не войдет следом. Мгновение спустя дверь закрылась, и лифт пулей рванул вверх. Вслушиваясь, как цепи тянут их в обсерваторию высоко в хребтовой части «Владыки человечества», Сильванус Эшар, навигатор-прим дома Эшар, задавался вопросом, что же послужило причиной тревоги, разбудившей его. После мимолетного раздумья он решил, что на самом деле не хочет знать ответ.

Ариман ощутил ударную волну, когда обрушилась психическая защита имперского корабля. Осколки невидимых барьеров закружились в варпе, словно разбитые кристаллы. Нуль-генераторы по всему кораблю выгорели, а серебряные обереги оплавились и горячими слезами стекли по стенам. У колдуна закружилась голова, ее переполняли образы проносящихся мимо звезд. Воины достигли цели, ритуал перемещения удался, но сейчас, всего через несколько ударов сердца, они погибнут, если он потерпит неудачу.

Азек закрыл глаза и очистил разум от посторонних мыслей. Пульсация крови походила на океанические волны, слабые и сдержанные. Он чувствовал, как расслабились мышцы, и его доспехи повторили движение следом за ними. Поверх всего парил он, лишенный мыслей разум, с бесконечным выбором и неуправляемой вероятностью. Ариман чувствовал, как плоть пронизывают ощущения, привлекая его внимание, крича, чтобы он отдал им власть над своим разумом и телом. Азек держался. Полусформировавшиеся мысли шли сквозь него, подобно облакам в синем небе. Он позволил им пройти.

Его сердца гулко стукнули.

Он не делал этого уже долгое время. Даже когда за ним пришел Толбек, он сражался скорее инстинктивно. Но сейчас все будет иначе.

Ариман позволил полностью вернуться ощущениям психического «я». Его разум принялся выискивать дисбаланс в химии тела. Ему следовало обрести равновесие. Чтобы достигнуть боевого состояния, все должно находиться в идеальном равновесии. Ариман осознал, что припал на одно колено — голова склонена, словно в молитве, кончики пальцев упираются в палубу.

Азек поднялся и открыл глаза.

Вокруг него продолжали падать обломки. Ариман видел, как рваные куски металла медленно вращаются среди обрывков горящего пергамента. Стены прогнулись наружу и накалились от невыносимого жара, будто в них угодил кулак титана. Стоявший рядом с ним Астреос все еще выпрямлялся, его рука тянулась к рукояти меча. Кадин был в шаге от него, там же, где находился в трюме «Дитя Титана». Их окутывало красное свечение, пойманное в момент, когда оно перестало стробировать и потускнело. Потолок скрывала дымка, вырывавшаяся из вентиляции. Колдун почувствовал в нем токсины, в каждой его частичке таился смертоносный потенциал. За спинами воинов скапливался мрак, перед ними возвышалась клепаная металлическая дверь. Из центра литеры «І» с тремя полосками из черного мрамора на Аримана взирал пожелтевший череп. Колдун не узнал символ.

Сердца ударили снова.

Мысли, причинно-следственная связь и логика встали обратно на положенные места, будто шестеренки часового механизма. Вот что значило быть магистром храма Тысячи Сынов, вот чего так и не сумел постичь Империум: сила без равновесия — ничто. Причинность, уравновешивающая силу, воля, уравновешивающая страсть, хладнокровие, уравновешивающее ярость.

Ариман ощутил, как библиарий тянется в варп, стягивая силу, подобно тонущему человеку, который пытается вдохнуть воздух. Глупо, опрометчиво, несбалансированно. Варп склонялся перед волей, но находящемуся в равновесии разуму и телу он давал возможность воспарить. Ариман ждал. Он был готов, его разум сосредоточен, процесс шел с идеальной точностью. Колдун расширил границы сознания. По коридору с другой стороны двери к ним бежали люди.

Кадин сделал шаг, гидравлика аугметических ног, заменяющих мышцы, сжалась. Дверь перед ними оставалась закрытой.

Ариман изваял образ мысли и формулы, поместив их на чистый лист разума, словно хирург, который раскладывает лезвия на серебряном подносе.

Он готов.

Сердца сделали еще удар.

Нога Кадина опустилась на палубу. Лицо Аримана залил красный свет, когда он телепатически отдал команду.

+ Ложись. +

Астреос нырнул на пол. Кадин дернулся и попытался отмахнуться от приказа, уже летя в стену коридора.

Из глаз Аримана выплеснулся огонь. Воздух, взревев, начал закипать. Раскаленный добела луч врезался в дверь и пробил ее, словно копье — жир. Потекший металл вырвался расплавленным цветком. Дыра в двери расширилась, выгибаясь наружу, становясь все ярче и ярче.

Ариман ощутил присутствие разумов за дверью: четырнадцать еще были живы, один угасал, десять уже погибли. Его телекинетический удар попал в дверь и рассеял обломки конусом расплавленного металлического ливня. Укрывшихся в коридоре солдат смело волной давления. Некоторые, стоявшие вдалеке, сохранили самообладание и открыли огонь. В пылающую брешь понеслись выстрелы.

Ариман двинулся вперед. Холодный свет последовал за ним, окутывая его тело, спиралью свиваясь вокруг колдуна, словно незримый ветер. Солдаты продолжали стрелять, когда он шагнул в брешь. Лазерные лучи и простые снаряды вспыхивали, сталкиваясь с мантией из света, и начинали кружиться, формируя все ускоряющуюся колонну. Ариман продолжал идти, циклон стал засасывать обломки с палубы, разрастаясь, становясь все быстрее и быстрее, начиная пылать, когда фрагменты раскрошились в песок. По его поверхности затрещали молнии. Ариман чувствовал, как его разум удерживает каждую частичку.

Колдун подошел двери. Навстречу ему понеслась волна огня. Ариман высвободил циклон, и тот ринулся вперед.

Шторм обрушился на солдат и разорвал их в клочья. Он понесся дальше, обгладывая стены коридора до сверкающего металла и забрызгивая их красной жидкостью. Ариман двинулся следом, его глаза оставались закрытыми, а разум направлен вперед, изучать корабль, осязать и охотиться, подобно спущенной с поводка гончей.

Иобель поднялась на ноги. По внутренней стенке шлема текла кровь. Она стянула шлем и утерла ее.

— Аварийный протокол… — запротестовала Малькира, когда Иобель глубоко вдохнула. В зале управления витала вонь перегоревшей проводки и перегревшихся машин. Иобель чувствовала кровь на губах. Голова болела так, будто ее кто-то пытался вскрыть. Хроноловушка на груди выла, ее шестеренки крутились быстрее, чем она успевала уследить за ними.

— Умолкни, — сказала она и сплюнула на пол. Малькира затихла. Иобель не видела ее лица и задавалась вопросом, не могла ли старая карга умереть от шока.

— У нас вторжение второго уровня, — надтреснутым монотонным голосом произнес Эрионас.

— Первого, — поправила его Иобель. В груди что-то влажно щелкнуло. Она закашлялась и ощутила на языке кислый привкус железа. В момент удара, когда началось вторжение, она кое-что заметила. Нечто маячило в ее восприятии, подобно ссадине. Впечатление души, которая прорвала их психическую защиту, словно рука, разорвавшая сладкую вату. Спокойствие — скрытый за силой разум, который руководил разрушением, был спокойным. — Это вторжение первого уровня.

— Откуда ты знаешь? — спросила Малькира.

— Потому что я единственный псайкер на корабле, — она поочередно взглянула на каждого инквизитора. Палуба вздрагивала в такт с огнем макроорудий. — Я ощутила, что случилось. Это он — и он знает, что мы видели. Он пришел за нами.

Разум Аримана кружил вокруг «Владыки человечества». Это была его мыслеформа, образ разума и души, спроецированный в варп. Азек все еще стоял в темном коридоре, но разум его был призрачной летящей птицей. Чувства скользили по туннелям, проходили сквозь металл, таранили защищенные оберегами двери. В разуме мелькали чувства и образы: запах масла, грохот ботинок по плитчатому полу, рев сирен. Он подмечал каждую деталь, выстраивая в голове цельную карту. Азек расширил сознание, истончив его до слоя восприятия и инстинктов. Физическая сущность угасла до призрачно-тонкого впечатления, разумы превратились в свечи, горящие в тумане материи. Когда колдун воспарил, то почувствовал кристаллические очертания психических оберегов и пустоту куполов нуль-полей. Он пролетел мимо, проникая сквозь бреши, подобно воде, капающей сквозь трещины в стекле.

Там: разум, не похожий на все остальные. Он был искажен, словно дерево, выращиваемое особым образом. Ариман почувствовал очертания измененного строения мозга: сознание навигатора.

Разум Аримана мгновенно вернулся обратно в физическую оболочку. Широкий перекресток перед ним был красным и скользким от мяса вперемешку с искореженными фрагментами брони. Над ними на сводчатом потолке кружилась метель из шестеренок. Часовые механизмы были повсюду, тысячи устройств самых разных размеров прорезали ткань времени мириадами щелчков, словно боясь потерять неоцененный момент. Весь корабль был построен на паранойе, покрытый едва постижимой защитой. От этого колдуну захотелось рассмеяться.

Кадин прокладывал путь сквозь группу солдат в багровом облачении. Астреос наблюдал за братом, его психосиловой меч ярко сверкал в руке, свежая синяя краска на доспехах уже оказалась покрыта шрамами, подпалинами и брызгами клейкой красной пленки. Ариман не видел лица библиария, но его разум излучал холод. Азек не представлял, что это могло означать, и у него не было времени искать правду. Он потянулся в разум Астреоса и показал ему путь к навигатору.

+ Иди, + послал он Астреосу. + Кадин защитит меня. Быстрее. +

Астреос кивнул и направился в переход, который вел к вершине хребтовой части корабля. Ариман посмотрел ему вслед. Разумом колдун потянулся назад, ощущая связь с ритуальным кругом, выведенным на палубе в трюме «Дитя Титана». Она все еще была там, ожидала на краю сознания, путеводная нить сквозь тьму. Ариман поднялся в воздух, вокруг него засверкали молнии, когда его обняли телекинетические руки. Врата в эфир разверзлись, подобно оку во тьме. Они походили на огонь, на лед, на поцелуй стали и запах пыли в сухом воздухе.

+ Быстрее, + послал он снова. + Я не смогу долго удерживать путь обратно. +

Сильванус рывком поднялся на ноги. В груди гулко колотилось сердце. Он обернулся, подняв руки, чтобы защититься от удара.

Ничего.

Стоявший возле стены страж развернулся в грудной секции и вопросительно посмотрел на него кристаллическими глазами. Сильванус тяжело дышал, на него все еще накатывали волны страха. Там ничего нет. Комната обозрения была в том же состоянии, как и тогда, когда он начал медитацию, звуки корабля приглушались толстой синей тканью, которая покрывала пол и стены. Вокруг царила тишина, за исключением его неровного дыхания.

Навигатор покачал головой и провел рукой по ткани, скрывавшей его третье око. Оно болело. Сильванус лежал на покрытой бархатом плите посреди комнаты, погрузив разум в гипнотическое состояние, необходимое для начала навигации. Он творил образы, готовя разум к восприятию варпа. Затем что-то проникло в его сознание, скрыв мысли, подобно огромной крылатой тени, затмившей солнце, и навигатор понял, что вскочил на ноги, а в венах клокочет адреналин.

Сильванус снова оглянулся, напрягая все чувства, чтобы увидеть то, что ему померещилось. Взгляд поочередно упал на каждый предмет интерьера: серебряные створки над куполом, драгоценные камни, вправленные в каждое углубление роскошного пола, дверь, отделанная полированным деревом, которая вела к шахте лифта. Все было точно так же, как всегда, так, как и должно быть.

Сердцебиение постепенно начало замедляться. Сильванус глубоко вдохнул и оглянулся на терпеливо ждущего стража.

— Ты ничего не заметил? — Сервитор-охранник склонил голову, а затем отвел взгляд. — Похоже, что нет.

В комнате раздался звук рвущегося металла. Сильванус замер. Звук повторился, разнесшись эхом, подобно звону разбитого колокола. Навигатор уставился на дверь. Неужели они вздрогнули? В другом конце комнаты страж начал разворачиваться, становясь выше, когда поршни на его ногах стали удлиняться. Пластины брони сместились, увеличивая объем тела. Сервитор направил оружие на дверь лифта, и Сильванус заметил, как их силовые катушки запульсировали энергией. В воздухе запахло озоном.

— Отступите. За. Мою. Позицию, — произнес страж мертвым механическим голосом. Сильванус понял, что впервые услышал его речь. Он кивнул и направился к нему.

Едва навигатор сделал шаг, как ощутил дрожь мягкого пола. Сильванусу как раз хватило времени, чтобы упасть на пол, когда дверь исчезла в реве испаряющегося дерева и взрывающейся стали. Комнату затопило пылью и дымом. Сильванус рухнул на пол и свернулся калачиком. Он ничего не слышал, в ушах стоял лишь приглушенный рев. Страж открыл огонь, и дым рассекли лучи энергии.

В тумане возникла фигура. Громадная, облаченная в доспехи. Страж развернулся и успел пару раз выстрелить, прежде чем Сильванус зажмурился. Мимо него промелькнули синие энергетические звезды, опалив сетчатку. Бронированная фигура подняла руку. Лучи энергии ударили в стену золотого света, и комната исчезла в ослепительно-белом сиянии. Сильванус заметил отблеск тупоносого шлема и доспехов, прежде чем его глаза закрылись.

Космический десантник. Библиарий. Когда навигатор открыл глаза, и в них ударила буря света и ярости, он понял, что его шансы на выживание минимальны.

Страж снова вел огонь, меняя позицию превратившимися в размытое пятно поршневыми конечностями. Туман прочертили новые энергетические лучи. Библиарий увернулся, из-за скорости перемещения очертания стали почти неразличимыми. Лучи так и не попали в него, но закружились вокруг воина на неоновых орбитах. Страж переместился, пластины брони поднялись над телом, когда орудия принялись рассеивать скопившееся тепло.

Библиарий остановился. Захваченные лучи энергии вспыхнули плетью звездного света. Страж рванулся в сторону, но недостаточно быстро. Лучи попали ему в грудь и прожгли ее до самого нутра. Мгновение страж просто стоял и дергался, пытаясь поднять оружие, а из груди лился расплавленный металл. Затем сервитор упал со звуком отключающихся механизмов. Библиарий направился вперед.

Страж стремительно поднялся и прыгнул. Даже полумертвый, он по-прежнему оставался быстрым. Страж врезался в библиария прежде, чем тот успел увернуться, и сбил его с ног. Оба упали на пол. Металл заскрежетал по керамиту. Сервитор попытался воспользоваться оружием, но рука воина сомкнулась на стволе. Навигатор заметил, как рука стража задрожала от напряжения. Из разорванных гидравлических кабелей на пол захлестало масло.

Рука библиария начала сгибаться, и ствол орудия стража засветился. Воин застонал. По его доспехам заплясали дуги цвета индиго, распространяя вслед за собой изморозь. Страж взмыл в воздух, напрягая конечности в невидимых оковах. В комнате запахло бурей, электричеством и холодным железом. Библиарий мгновенно вскочил на ноги, выхватывая меч. Его лезвие загорелось, подобно отблеску солнечного света в разбитом стекле.

Голова стража развернулась, машинные глаза уставились на Сильвануса. Он произнес звук, который мог бы сойти за начало слова. Меч разрубил сервитора надвое.

Секунду он продолжал парить в воздухе, его конечности вдруг оцепенели, на пол пролились масло и кровь. Затем он упал. Масло, пропитавшее ткань на полу, загорелось. Библиарий направился к ширящемуся пламени.

«О, Бог-Император», — только и подумал Сильванус. Он видел, как по доспехам библиария расползаются подпалины. Он видел космических десантников и прежде, пилотировал корабли военных флотов, сопровождавших многие ордены. Сильванус был не из тех, кто знал об Адептус Астартес только по историям. И знание это ничуть его не успокаивало.

Библиарий остановился, его зеленые глаза посмотрели на Сильвануса. Меч космического десантника дымился призрачной энергией. По лезвию вились выгравированные золотые змеи, а с гарды скалились гончие. Сильванус не мог отвести глаз от клинка. Библиарий приглушенно зарычал, звук донесся из решетки громкоговорителя, подобно отдаленному грому. Спустя секунду Сильванус понял, что этот звук на самом деле был безрадостным смехом.

— Ты будешь жить, навигатор, — произнес космический десантник и оторвал Сильвануса от пола.

— Шпиль навигатора атакован! — выкрикнул Эрионас за секунду до того, как сервитор повторил его слова.

— Нам конец, — сказала Иобель, но Эрионас ее не слушал. Его сверкающие глаза метались туда-сюда, будто в глубоком сне, стремительно читая потоки данных. — Он уничтожит то, что мы знаем.

— Это не он, — сплюнула Малькира. — Не может быть. Как он мог здесь оказаться?

— Страж более не активен, — произнес Эрионас. — Навигатора следует считать погибшим.

— Это не имеет значения, — сказала Малькира. — Мы движемся к Кадии в реальном пространстве. Потеря навигатора не основная опасность.

— А если нам придется прыгать в варп? — Иобель не смотрела на двух инквизиторов. Она обводила взглядом зал. «Владыка человечества» еще вел огонь по вражескому кораблю, сближаясь для убийства. Орудийные офицеры и авгурные сервиторы выкрикивали об изменениях угла подхода цели и расположения орудий. Другие пытались отследить продвижение вторгшегося противника. Это оказалось далеко не простой задачей — тот наступал крайне агрессивно, сметая сопротивление и прорываясь сквозь сдерживающие барьеры. И все это время хроноловушки несихронно вертелись, отсчитывая потенциальное осквернение каждого инквизитора.

«Так много неопределенных исходов, — подумала она. — Так много вероятностей, в которых мы — просто еще один мертвый корабль, дрейфующий на границе Ока».

Это было нечто хуже, чем проклятье смерти — это было поражение. Иобель медленно кивнула и проверила, висит ли ее силовая булава еще за спиной. Инквизитор подняла болтган с подлокотника трона и передернула затвор. Она лично следила за тем, как создается каждый снаряд в его обойме. Девять тысяч стихов отвращения покрывали каждую гильзу письменами, которые были тоньше человеческого волоса. Наконечник каждого снаряда был отлит из терранского серебра и наполнен пылью, опавшей с самого Золотого Трона. Она направилась к выходу.

— Ты не должна уходить. У нас протокол изоляции, — раздался голос Малькиры у нее за спиной.

— Что ты творишь? — отозвался Эрионас.

— Я собираюсь убить то, что идет за нами, — не оглядываясь, ответила она. — «Пока осталась надежда», — подумала Иобель. Женщина повернулась и посмотрела на неподвижных соратников, восседающих на тронах. Затем поочередно перевела взгляд на фигуры в красных одеяниях, которые сидели у подножия каждого трона.

— Я возьму серафимов, — сказала она.

Малькира покачала головой. Иобель заметила, как усиливается гнев старухи, покалывающий на границе ее психического восприятия. Эрионас какое-то время не шевелился, но потом кивнул.

— Иехоил, — произнесла она. Существо рядом с его троном выпрямилось. Оно двигалось с покорной медлительностью, но под тканью одежды Иобель видела бугрящиеся мышцы. Оно застыло на месте, выжидая.

— Мидраш, — позвала Иобель, и вторая согбенная фигура поднялась рядом с ее пустующим троном. Обрубок головы, скрытый под капюшоном, обернулся к ней.

Иобель посмотрела на Малькиру. Старуха потянулась и сняла шлем. Она посмотрела на Иобель настоящими глазами, а затем похлопала по хроноловушке на груди.

— Время почти на исходе. Еще немного внутри Ока, и мы не сможем вернуться.

Иобель кивнула.

Малькира продолжала смотреть на нее, а затем оскалила серебряные зубы.

— Арвенус, — произнесла она. Фигура у ее трона поднялась.

Иобель развернулась и шагнула к запертой двери. Следом за ней направились и закутанные фигуры.

+ Торопись, + мысль Аримана грубо ворвалась в разум Астреоса. Он не удосужился ответить, но прибавил скорости. На его руке практически висел полубессознательный, стонущий от боли навигатор, еле волочивший ноги следом. Астреос не останавливался. Неважно, что навигатору больно. Главное то, что он жив.

Меч Астреоса все еще был обнажен, горящий клинок поддерживался силой воли библиария. Он чувствовал аромат битвы внутри разума, запах криков и паники крепчал с каждым шагом. Астреос обогнул угол, и на него обрушились свет и звуки сражения. Тела валялись алыми грудами. Куски мяса лежали в черных лужах, в которых отражались вспышки пламени. Надо всем этим парил Ариман. Под колдуном протянулся варп-туннель назад на «Дитя Титана» — застывший разряд молнии, распахнутый, словно зев. За проемом, невообразимо далеко, кружились цвета. При одном взгляде на них кожу прошибал липкий кислотный пот.

Встроенные в потолок у него над головой хроноловушки взорвались. Пылающие шестерни размером с танковые колеса посыпались на палубу. Библиарий понял, что остановился. Где-то на границе зрения он увидел окровавленного и исходящего паром Кадина. Вопли и крики вокруг воина казались приглушенными, словно проходили сквозь воду. Лежащий на полу Сильванус застонал и дернулся, как будто ему снился кошмар. Астреос не мог отвести глаз от открывшего варп-туннеля. Медленно, словно бредя по песку, он потянул навигатора за собой.

Астреос был уже на полпути к варп-туннелю, когда с треском молний и металла из тьмы возникли серафимы.

— Мекруриас! — Иобель на бегу выкрикнула слово активации. Три фигуры в мантиях рванули вперед. Под капюшонами в немом реве распахнулись рты. Инжекторы наркотиков стали впрыскивать в кровь агрессию и ускорители реакции. На коже взбугрились вены. Красные мантии сгорели, когда включились силовые плети. Дергаясь, существа сорвались на бег. За пять шагов они обогнали Иобель. Нуль-ограничители отключились, и инквизитор едва подавила инстинкт броситься в противоположную сторону.

Серафимы светились в оскверненном варпом воздухе — кольца-обереги под их кожей были покрыты письменами и символами на давно мертвых языках. Когда-то они были простыми людьми, которых забрали Черные корабли. Затем их взяла Инквизиция и перековала ради новой цели. Все их помыслы направили в убийственную ярость. Большую часть времени агрессию сдерживали успокаивающие шлемы, но когда измененных активировали с помощью ритуальных слов, то проявлялась их истинная сущность. Экклезиархия называла этот процесс аркофлагелляцией, но серафимы были созданиями высшего порядка. Каждый из них был парией, душой без души, существом, которое не отбрасывало тени в варп, неприкасаемым для его сил. Когда серафимы рванули по коридору, их оглушающее присутствие ударило в вихрь варповской энергии подобно морской волне, схлестнувшейся с лавовым потоком.

Ариман ощутил присутствие серафимов, и его воля ослабла. Глаза колдуна резко открылись. Радужный свет варпа озарял перекресток. Азек почувствовал, как за спиной, готовый обрушиться, дрожит варп-туннель, когда серафимы притупили силу разума колдуна. На другом конце туннеля он увидел трюм «Дитя Титана», такой близкий, но с каждой секундой отдаляющийся. Воздух прочерчивали многоцветные молнии, змеясь по трупам и бронзовым стенам. Астреос находился в другом конце зала, сжимая безвольную фигуру в грязной синей мантии.

+ Иди. В портал. Быстро, + послал Азек, с каждым словом ощущая, как угасает его воля, и варп-туннель начинает закрываться. Серафимы были все ближе, их согбенные фигуры превратились для Аримана в размытые тени. Астреос поднял навигатора, словно мешок, и побежал. В разуме Азека вопила пустота серафимов. Они походили на черные дыры, засасывающие реальность в воющее безмолвие. Там, где Ариману следовало видеть пламя душ, он зрел лишь бездну. Азек словно умирал от удушья, будто из легких вышибло весь воздух. Колдун заметил женщину в огненно-красной броне.

Астреос был уже в шаге от варп-врат. Он остановился, поднял меч и метнул в серафимов молнию. Та сорвалась с острия меча, но растаяла на полпути. Сила Аримана утекала, подобно воде сквозь песок. Библиарий остановился, острие меча задрожало и опустилось.

+ Иди! + крикнул Ариман. Астреос обернулся и бросился в портал. Ариман поднял глаза, когда первый серафим перескочил груду трупов, его движения казались рваными, словно сбоящий пикт-канал. Колдун увидел, как с гнилых зубов серафима свисают нити слюны, а на тугих мышцах пульсируют вены. Существо прыгнуло, поджав под себя ноги и воздев увенчанные плетьми руки над головой. Ариман смотрел, не в силах пошевелиться. Он застыл, оцепенел.

Кто-то огромный врезался в серафима. Существо содрогнулось, по плетям затрещала энергия. На него приземлился Кадин и цепным мечом разрубил серафима прежде, чем тот успел подняться. Кровь россыпью рубинов забрызгала лицо космического десантника. Он обернулся, занося цепной меч, чтобы блокировать плети второго существа. Силовые бичи обмотали клинок, облизав его молниями. Секунду зубья меча пытались прокрутиться, а затем клинок заклинило. Ариман увидел, как Кадин упал, его лицо превратилось в месиво из порубленного мяса. Падая, он утащил серафима с собой, сомкнув вокруг его горла металлическую руку.

Третий серафим все еще бежал к Ариману, пригнув стальное лицо к окровавленной палубе, напрягая мышцы, чтобы прыгнуть на последних, разделявших их метрах. Колдун ощутил, как истончается варп-туннель. По его коже пробежал холодок, голова пульсировала в такт с сердцебиением. Затем Азек заметил движение позади серафима.

Ее лицо было бледным, кожа — цвета снегопада. Гибкое тело скрывали оранжево-черные доспехи. Ариман увидел заколки с серебряными головками, удерживающие ярко-рыжие волосы над головой. Она смотрела на него, прямо на него. У нее были синие глаза. Колдун ощутил нечто знакомое в этом взгляде, искру чего-то, пробившегося сквозь паралитический морок серафимов. Узнавание, страх, триумф, кружение наполовину сформированных мыслей, которые исходили из ее разума. Она подняла болтган, и ее глаза встретились с его мертвым взглядом.

Третий серафим прыгнул.

Врата за спиной Аримана смялись.

В трех шагах от него Кадин с ревом поднялся на ноги, сжимая в руке голову серафима.

Женщина открыла огонь.

Ариман заметил вспышку и силой разума оградил себя от снаряда.

Плечо Кадина врезалось ему в грудь.

Ариман упал, но пола не коснулся.

XV
Тайны

Из мрака послышались голоса. Некоторые из них показались Ариману знакомыми, но были ли они голосами, или же мыслями? Принадлежали ли эти мысли ему?

— Несем урон…

+ О, Бог-Император, о, святой Боже… +

— Он истекает кровью.

«Откуда она меня знала? Как она могла меня знать? Что ей было известно?»

+ Поворот на три четверти. Квадрат 657 через 754, ускориться. +

— О, Бог-Император.

— Заткнись.

«Судьба пришла за тобой, Ариман».

+ Я умру. О, Трон, о, Трон, о, Трон… +

— Госпожа Кармента?

«Я пал жертвой собственной гордыни».

— Он без сознания.

+ Направить энергию по каналу альфа 101721. +

— Прямое попадание. Они прямо за нами.

+ Отказ щитов… невозможно перезарядить… отказ щитов… +

«Это была ошибка. Мне жаль. Не стоило и начинать. Прости, брат».

— … сознания…

+ … нам не выбраться… +

— Прыгаем в варп.

«Аполлония. Все из-за Аполлонии».

— В ране осталась шрапнель.

«Нет, это один из девяти. Один из Пятнадцатого. Сын Магнуса. Сны о порабощенных мирах кричат его имя».

— Если не поведешь нас, мы все умрем здесь.

+ Трон, я хочу жить… +

— Хорошо.

— Прыгай в варп. Сейчас же.

… умрем… прыгаем… приближается… потеря крови… бог… госпожа… закончи… прыгай…

Белый. Ярко-белый солнечный свет на чистой бумаге.

Все застыло. Ариман посмотрел на руку. Обнаженная. Он сжал кулак. Пальцы двигались, но он ничего не ощущал. Кругом царило безмолвие — шепот мыслей на границе восприятия, приливы варпа в разуме, шум ощущений — все исчезло.

«Я отрезан, — понял Ариман. — Я в ловушке внутри себя. Что-то блокировало части моего мозга и тела».

Был выстрел. Он вспомнил вспышку болтера и чувство того, как падает в обрушивающийся варп-туннель.

«Да, — догадался он. — Меня ранили».

Снаряд пробил слабое сочленение подмышкой и попал в тело. Секунду спустя Кадин бросил его обратно в варп-туннель.

Боли не было, только внезапное оцепенение, когда его тело изолировало само себя. Затем пришло второе чувство, чувство того, что он погрузился в глухое забвение. В его кровь, в его тело проникло нечто, и каждый удар сердца разгонял его дальше по венам. Оно отсекло его связь с варпом. Голоса были последними угасающими криками из опускающейся тьмы. Ариман понял это с отстраненной уверенностью.

Он оглянулся. Белизна была везде, но теперь до самого горизонта протянулся шахматный каменный пол. Азек вновь повернул голову. Его взгляд встретился с длинным коридором. Колдун увидел солнечный свет, льющийся сквозь арочные окна.

«Это дворец моих воспоминаний, — понял Ариман. — Мой разум вернулся в то место, которое существует только внутри него».

Азек медленно поднялся и сделал шаг. Дверей не было, лишь гладкий камень. Ариман пошел дальше.

«Ты, возможно, умираешь, — подумал он. — Ты хотя бы знаешь, сколько здесь пробыл?»

Коридор тянулся в бесконечность. Ариман обернулся, посмотрел в другую сторону и замер.

По обе стороны коридора появилось две двери. Он узнал только одну из них. Дверь справа от него была небольшой и деревянной, с вырезанной на ней стайкой птиц, поднимающейся к солнцу. Дверь была старой, одной из первых, которую он разместил во дворце воспоминаний и не открывал с тех пор. Он шагнул к ней, но заколебался и оглянулся.

Вторая дверь была обсидиановой, отполированной до зеркального блеска, но без ручки и петель. Раньше он ее не видел.

«Что за ней?»

Ариман шагнул ближе и увидел, как по масляно-черной поверхности скользнуло отражение. Он непроизвольно поднял руку и вытянул пальцы, чтоб коснуться черного камня. Азек застыл на месте. Его отражение исчезло. Вместо этого колдун снова увидел вспышку выстрела и отблеск света в глазах женщины в доспехах. Его разум рванул вперед, когда снаряд вылетел из ствола, словно рука, скребущая по иссушенной земле, прежде чем исчезнуть в накативших волнах. Разум женщины был открытым, ужас и триумф момента оставили ее без защиты. Ариман коснулся ее мыслей, когда в него попал болтерный снаряд, и увидел часть секретов, которые женщина таила в себе.

«Это дверь тайн».

Его рука потянулась вперед, затем опять остановилась. Он оглядел коридор. Других дверей, за исключением обсидиановой и резной деревянной, не было.

Ариман долгое время стоял неподвижно. Наконец он толкнул черную дверь и увидел то, что нашли инквизиторы в Оке Ужаса.

Зрачки Аримана расширились. Колдун глубоко вдохнул. По губам заструилась свежая кровь. Кармента замерла, ее механодендриты поднялись над открытой раной.

— Не шевелись, — сказала она и увидела, как его глаза сфокусировались на ней. Он перестал двигаться. Техноведьма попыталась расслабиться, сосредоточиться на лезвиях и щупах внутри раны. В его груди еще оставались осколки. Она доставала их из изодранной плоти уже несколько часов кряду. Женщина медленно убрала механодендрит, сжимавший кусок окровавленного серебра. Глаза Аримана сфокусировались на осколке.

— Где мы? — прохрипел он.

— В реальном пространстве, — сказал Астреос у нее из-за спины. Кармента заметила, как глаза Аримана переметнулись на него. Колдун кивнул, но зажмурился от внезапно нахлынувшей боли. Его кожа была липкой, а от кровопотери стала холодно-серого цвета.

«Он умирает, — подумала женщина, затем обернулась и бросила осколок в стеклянный цилиндр. На дне лежало уже с десять кусочков. — Может, оно и к лучшему, — раздался новый голос у нее в голове. — Он вновь и вновь подводит нас к краю гибели. Рано или поздно он заведет нас слишком далеко, и мы погибнем».

— Нужно увидеть навигатора, — сказал Ариман и начал подниматься с отполированной металлической плиты. Трубки, отсасывавшие кровь из открытой раны, отсоединились и забрызгали красными каплями его обнаженную кожу. Ариман поморщился, его лицо затвердело.

— Мои доспехи, — едва открыв рот, сказал он. — Принеси их.

— В ране остались осколки, — сказала Кармента. Ариман медленно перевел взгляд на нее.

— Знаю, — в уголке его губ выступила бусинка крови. — Я их чувствую. Они похожи ни иглы в моем разуме. Тебе не удалить их все. Два застряли возле сердца, — он тяжело дышал. — Закрой рану.

— Если я не достану их… — начала Кармента.

— Они могут убить меня, но не сейчас, и мне нужно это время, — он перевел взгляд с Астреоса на Карменту. — Закрой ее, затем принеси доспехи и приведи навигатора. Нужно многое подготовить.

Секунду спустя она кивнула и начала прижигать рану. В горло полез запах обугливающейся плоти, идущий от инструментов.

— Куда мы отправляемся? — спросила она, закрыв края раны.

— Туда же, куда и прежде: к моему брату. К Амону.

Глаза Аримана вдруг засветились, и Кармента почувствовала себя потрясенной сильнее, чем за все годы бегов. Астреос не двигался, но она ощущала, что тот ждет.

— После всего, что… — начал Астреос.

— Корабль, с которого мы похитили навигатора, был не просто странствующим паломником. Он заходил в Око, выглядывая тайны. Их мистики прочли знамения о восходящей в Оке силе, которая стягивает войска под свои знамена.

Ариман замолчал, и Кармента заметила, как на краткое мгновение что-то заменило боль в его глазах.

— Откуда ты знаешь? — спросила техноведьма, прежде чем успела остановить себя.

— Я видел это в разуме женщины, что подстрелила меня, — Ариман коснулся края раны в боку. Его пальцы стали красными. Он уставился на собственную кровь.

— Что они нашли? — тихо спросил Астреос.

— Пепел войны.

Библиарий нахмурился.

— В Оке непрерывно бушует война. Ты сам мне это говорил: бесконечная война за власть, за ресурсы.

— То был новый вид войны — на уничтожение, — Ариман поднял взгляд, и его глаза расфокусировались. — В варпе остались глубокие шрамы. Вихри разрушения кричат имена тех, кто сотворил их. Демоны рыскают по руинам адских миров, раздавленных, словно переспелые фрукты. И все это последствия лишь одного сражения.

— Какого сражения?

Лицо Аримана стало похоже на маску из мертвенно-серой кожи.

— Падение Планеты Колдунов. Окончательная гибель моего легиона.

— Это уже случилось? — осторожно спросил Астреос.

— Пока нет, — Ариман покачал головой. — Время — не река, по которой мы плывем к единому окончанию. Оно состоит из множества потоков. Одни текут быстрее, другие медленнее. Если ты находишься в своем ручье, то и видишь только свое время, но в варпе ты способен перемещаться между ними. Корабль может войти в варп и вернуться до того, как отбыл, или появиться спустя века, которые для команды прошли как часы. Такое уже случалось. В Оке потоки времени изломанные и запутанные: моменты будущего и прошлого сплелись воедино.

— Значит, это случится, — сказал Астреос.

— Возможно.

— Как оно может не случиться, если уже произошло в будущем?

— Знание — сила, знание меняет все. Я знаю, а значит, могу изменить происходящее, — улыбка Аримана была холодной как снег. — Я никогда не верил в судьбу.

— Амон, — после долгого молчания сказал Астреос. — Это ответ, который ты искал. Вот зачем Амон проводит сбор: он готовится к этой войне.

Ариман не ответил.

«Он что-то недоговаривает, — подумала Кармента. — Очередной секрет, который он держит при себе».

— Пророчество, — сказал Ариман, его голос внезапно наполнился обреченностью. — Проблески будущего не лишены изъянов. Если веришь им, попадешь в ловушку. Игнорируешь, и они утащат тебя назад. Пророчества издавна преследовали меня, и в конечном итоге все же привели к крушению.

— Есть войны, от которых мы должны бежать, — произнес Астреос.

Ариман покачал головой. Он выглядел старше и более уставшим, чем Кармента когда-либо видела его.

— Нет. Я не покорюсь судьбе.

«Даже если это тебя убьет, — подумала Кармента. — Даже если это принесет нам погибель».

Ариман взглянул на нее, и женщине показалось, словно он услышал ее мысли.

— Ты не можешь этого сделать.

Слова повисли в воздухе. На секунду Карменте показалось, что их невольно произнесла она, но затем Астреос повторил:

— Ты не можешь этого сделать, Ариман.

Техноведьма посмотрела на него. Его лицо было твердым и неподвижным, как камень. Он покачал головой, и его доспехи тихо заурчали, повторяя легкое движение.

Ариман молча поднялся на ноги. На миг он закрыл глаза и пошатнулся, но затем резко выпрямился и неподвижно застыл на месте. Кармента вдруг подумала, что колдун стал похож на бронзовую статую, облитую кровью. Его глаза медленно открылись.

— Я должен, — мягко сказал Ариман. Астреос, не проронив больше ни слова, вышел. Кармента видела лишь кровь, медленно скапывающую с металлической плиты.

Глубина пропасти между верностью Империуму и предательством не входила в список того, о чем когда-либо задумывался Сильванус. Конечно, он знал о варпе — знал о нем столько, сколько во всем Империуме известно было лишь горстке избранных. Варп был причиной его существования, он давал ему цель и смысл.

Без варпа он был просто мутантом с третьим глазом на лбу. Навигатор знал о скверне варпа, демонах и том, как их привлекали слабости смертных. Сильванус видел реальность за секретами, взирая прямо в неукротимый океан сердца варпа. Его проверяла Инквизиция, но обнаружила лишь то, что уже и так знала: разум навигатора был неординарным, очень стойким и не поддающимся соблазнам. Но они не учли того, что хотя Сильванус и обладал стойким характером, но он не был самоубийцей. Риск был точно просчитанным вычислением, игрой, в которой был по крайней мере какой-то шанс на победу. Столкнувшись с неизбежностью смерти, он предпочтет остаться в живых. Склонившись перед новым повелителем, Сильванус понял, что это стало переломным моментом в его верности Империуму.

— Встань, — голос был глубоким и резонирующим. Сильванус покорно поднялся, пытаясь не скрежетать зубами, когда оставшиеся после похищения ссадины болью отозвались в теле. Стоявшая над ним фигура была космическим десантником. Взгляд Сильвануса пробежал по синим доспехам, отметив вмятины и боевые повреждения, скрытые под слоем краски. Навигатор посмотрел вверх и встретился с синими глазами. Он вздрогнул. Это случилось прежде, чем он успел взять себя в руки. Они были ярко-синими, словно поймавшие свет сапфиры. Но удивил его не цвет глаз, а их полнейшая неподвижность.

— Я — Ариман.

Сильванус опять поклонился, отчасти от того, чтобы не смотреть в эти недвижимые глаза.

— Сильванус… — начал он, но по комнатушке разлетелся низкий гулкий смешок.

— Я тебя знаю.

Навигатор подумал, что Ариман скажет еще что-нибудь, но за словами последовала тишина. У него вдруг появилось необоримое желание вздрогнуть.

— Лорд…

— Я не лорд. Может, когда-то им и был, но уже нет.

Молчание затянулось. Сильванус сглотнул и вперил взгляд в пол. На спине выступил пот, и выданная ему пропыленная одежда вдруг показалась невероятно колкой. Было такое ощущение, что если он подымет взгляд, то увидит, что синие глаза Аримана все так же неотрывно смотрят на него.

— Я хочу, чтобы ты вел корабль.

— Я и так…

— Я хочу, чтобы ты вел его в конкретное место.

Сильванус подождал, а затем случайно взглянул вверх. Ариман склонил голову набок, все еще не сводя с него глаз, выжидая. Навигатор заметил в уголке рта Аримана каплю засохшей крови.

Сильванус закусил губу. Момент истины — если он не сделает того, чего хочет Ариман, тогда от него не будет пользы, и навигатор не сомневался, едва в нем отпадет необходимость, он умрет. Случайная мысль, впрочем, тут же подавленная, подсказала, что такой выбор его злит. Он улыбнулся, но понял, что это скорее гримаса, улыбнулся шире, и осознал, что улыбаться предателю из космических десантников было все равно что скалиться тигру.

— Да, да, конечно, — закивал Сильванус. — У вас имеются навигационные данные места? Карты, лоции, шифры?

Ариман медленно покачал головой.

— Тогда как, мой лорд… — Сильванус закашлялся, пытаясь скрыть оговорку. — Как я поведу вас туда?

— У меня есть для тебя маршрут, — сказал Ариман и поднял руку. Сильванус вздрогнул, когда бронированные пальцы опустились ему на голову. Кожу защипала статика. Навигатор внезапно ощутил, что вот-вот случится нечто очень неприятное. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но в тот миг весь мир исчез, и в его разум хлынул маршрут.

Он обрушился волной света и звука. Навигатор услышал музыку и увидел, как из золотых нитей света формируются образы. Почуял жженый сахар и услышал стихающие голоса, которые походили на бессмысленную песню, созданную из всех чувств. Сильванус чувствовал, как она проникает в его сознание — обрывки образов, обдирающиеся, будто нити на шипах.

Чувство длилось секунду. Оно длилось вечность. В какой-то момент Сильванус закричал.

Затем все прошло, и он понял, что лежит на полу, дрожа. Сверху на него смотрел Ариман, его глаза походили на две синие звезды.

— Ты видишь маршрут и проведешь нас туда, — сказал Ариман.

Сильванус попытался заговорить, сказать, что все понял, но сумел только кивнуть.

XVI
Сбор

Издали сбор походил на россыпь драгоценных камней, поблескивающих на бархатном поле. Лишь когда расстояние сократилось — медленно, очень медленно, — звезды превратились в огненные капли плазменных двигателей. Десятки, может даже сотни кораблей вращались вокруг единого центра. Ариман словно наблюдал за огнями города с ночного неба, но здесь же каждым зданием был корабль.

Вот стали видны углы башен и турелей. В центре находился корабль, много крупнее всех остальных. Его корпус, цвета красного железа, суживался к носу, словно острие. С его подбрьюшья свисали минареты и кристаллические купола, а из хребта в пустоту вздымался город из серебряных башен. Корабль знавал и другие названия, но для Аримана он навсегда останется «Сикораксом».

— Многовато кораблей как для мертвого легиона, — проворчал Астреос. Ариман отвел взгляд от увиденного. Библиарий отвлек его лишь отчасти, другая половина его разума вращалась вокруг последовательности мыслей и образов, направляя энергию в круги и линии, нацарапанные сервиторами Карменты на каждой внутренней поверхности корабля. Колдун был сосредоточен на этом, и еще над попыткой отстраниться от тупой боли в боку.

— Я думал, уцелела всего горстка твоих генетических братьев? — спросил Астреос и пожал плечами. Его движение излучало презрение. Оно напомнило Ариману Кадина.

— Уцелела всего горстка, — спокойно ответил колдун и перевел взгляд назад на изображения, зависшие на пикт-экранах. — Многие остались на стороне моего отца.

Азек увидел зернистое изображение похожего на трезубец корабля, корпус которого мерцал, будто инкрустированный драгоценными камнями, а потом посмотрел на другой: гранд-крейсер с широким носом из клепаного железа и полуночно-синим корпусом.

— Не все они из истинных Тысячи Сынов. На зов Амона откликнулись и другие. Отступники и осколки других легионов и орденов.

— Они знают, чего хочет Амон?

Ариман покачал головой.

— Тогда почему они ответили на его зов?

— Ради силы, — вздохнул Ариман, продолжая подмечать корабли различных банд — названия одних он знал, многих — нет. — Это царство пылает силой. Остальные корабли — это падальщики, которые надеются поживиться за счет возвышения Амона. Их не волнует, какова его цель, а только то, что они могут согреться от его жара.

— Смотри, там еще, — сказал Астреос, кивнув на экран, который полыхнул статикой, а затем показал изображение двух длинноносых кораблей, выскользнувших из варпа. Многоцветные энергии срывались с их корпусов, пока за ними закрывалась рана в черной ткани космоса. Библиарий снова посмотрел на Аримана.

— Ты уверен, что они не засекут нас?

Ариман кивнул, не отрывая взгляда. Скоро Кармента отключит подачу энергии. Двигатели остынут, и корабль будет идти по одной инерции, такой же черный и холодный, как окружающая его пустота. Внешние трюмы обрастали льдом, а разум Аримана продолжал работать, формулы в его сознании подпитывали напев, скрывавший присутствие корабля от чужих разумов. Выцарапанный на костях корабля Знак Тутмоса расширил свое назначение далеко за пределы изначальной идеи. Азек вспомнил, как Магнус защищал этим знаком собрания внутреннего круга, скрывая их беседы от разумов и взоров других. То, как его теперь использовал колдун, сильно отличалось от того, как это выглядело в прошлом.

«Необходимость меняет все», — подумал Ариман.

— Еще час, потом затемняем корабль, — сказал он.

Астреос кивнул и вышел, оставив Аримана наблюдать за тем, как флот его брата становится больше и ближе.

На корабль опустилась тьма, а с ней пришел и холод. Когда Ариман подошел к двери в личные покои, то отметил, как на краю дисплея шлема вспыхнули предупреждения о низкой температуре. Единственным источником освещения были его глазные линзы. Колдун миновал сервитора, двигавшегося с упрямой медлительностью. Обнаженную плоть его рук и лица покрывали темные отметки и следы ожогов. Азек слышал, как скрипят замерзающие механизмы. Сначала прекратилась циркуляция воздуха, а оставшийся загустел, в нем образовались частички льда от влаги, выделяемой при дыхании. Кругом царило безмолвие и неподвижность, будто остывающая кровь в трупе после того, как его сердце ударилось в последний раз.

«Мы сами стали похожи на покойников», — подумал Ариман, вновь ощутив кровь и серебро. Он больше не чувствовал осколков в груди, но ощущал, как их яд иссушает разум.

Азек потянулся к люку и распахнул его со скрежетом замерзшего железа. Внутри царил кромешный мрак, и дисплею шлема пришлось создать схематичные очертания тускло-зеленого цвета. Тут стояли чаши с маслом для освещения, там — койка для сна, а здесь — сундук. Ариман подошел к нему, на миг засомневался, после чего решительно отбросил крышку. Предметы лежали точно так же, как он их оставил. Колдун опустился на колени и взял золотого скарабея. Азек медленно вдохнул, ощутив на ладони тяжесть драгоценности. Ариман почувствовал, как в сердце что-то шевельнулось, в памяти проросли зерна симпатических воспоминаний.

«Там были горящие пирамиды из стекла. Там были очертания зверей в серых доспехах, бредущие по озерам черной воды. Там были…» — Ариман отсек воспоминания. Он не хотел этого видеть снова. Воспоминания не могли преподать ему новый урок, кроме урока боли.

Азек посмотрел внутрь сундука. Оттуда на него взирал шлем. Его запыленные линзы казались черными, а знаки под каждым глазом походили на следы, оставленные слезами. Ариман замер, и рука остановилась на полпути к сундуку.

«Правильно ли я поступаю?» — всплыла мысль. Колдун ощутил сомнение, волну бесконечных вопросов. Он едва мог вспомнить, кем был до Рубрики. Нет сомнения, просто уверенность в своем высокомерии.

Ариман коротко рассмеялся, и звук промозглым эхом разнесся по каюте. Теперь оно навеки останется его частью, раной, которая никогда не заживет.

«Я должен был прийти, ибо несу ответственность. Я не могу скрыться от этой правды, как далеко бы не убежал».

Азек коснулся бронзовой личины шлема, подождал, но воспоминания так и не пришли, как не было и наплыва откровений, лишь твердость пыльного металла под пальцами.

«Разве имею я право осуждать то, что делает Амон?»

Ариман вспомнил незамутненную чистоту веры, что он поступает верно. Надежда. Золото глупца, поблескивающее на длани жестокой судьбы. И все же… все же…

Шлем казался таким легким. Он даже не понял, что взял его. С него слетела пыль, рассыпавшись зеленью перед усиленным взором колдуна.

«Пророчества и видения могут ошибаться. Я могу ошибаться, — слова демонов, оракулов, лиц, возникающих во снах и видениях, всплыли в памяти.

«Ты помнишь этот путь, пусть отказался от него…

Другие отважатся пойти путем, который не решился торить ты. Так предначертано…

Судьба настигла тебя, Ариман, и ты знал, что это произойдет…

Легион умрет. Он станет меньше, нежели прахом, в который его обратила Рубрика…

Я вижу, как пути выбора тонут во мраке, и не вижу их окончаний…

Может быть другой способ. Путь не просто выживания, но надежды, восстановления, искупления…

Выбор есть».

Он поднял шлем выше, пока не увидел в пыльных линзах отражение своих глаз.

Газ с шепотом превратился в замерзшее облачко, когда Ариман отсоединил шлем и по коже мерзлыми пальцами стал ползти холод. Он взял другой шлем и развернул его. Колдун почувствовал, как губы покрываются ледяной коркой. Шлем поднялся над головой и опустился на место с шипением выравнивающегося давления. Первый вдох принес с собой пыль и привкус песка. Дисплей шлема мигнул, пробуждаясь. Перед глазами потекли бирюзовые, янтарные и красные пиктограммы. Ариман повернул голову, вновь видя мир в ярко-белых очертаниях. Он почувствовал спокойную уверенность.

«Я в ответе за случившееся, — подумал Азек, выходя из отсека. — Я всегда был в ответе. Хорошо это или плохо».

Рано или поздно они с кем-нибудь столкнутся, не сомневалась Кармента. Либо это, либо их кто-то обнаружит. Это был только вопрос времени, и с каждой наносекундой вероятность все глубже соскальзывала в бездну уверенности. «Дитя Титана» проник в самое сердце собирающегося вражеского флота. Щиты корабля были опущены, реакторы слабо тлели, а сенсоры потребляли так мало энергии, что женщина почти ослепла. Там были сотни кораблей. Она прокладывали курс мимо них, но без энергии Кармента дрейфовала по одной лишь инерции, не в силах маневрировать, просто мертвый кусок металла.

На ее пути возникла пара крейсеров. Одно мгновение их там не было, а уже в следующее они оказались так близко, что техноведьма почувствовала волну жара их двигателей. Она казалась крошечной в сравнении с ними. В прошлом они, возможно, принадлежали Империуму, но характерные черты этого давно исчезли. Бронзовые корпуса были изжеваны боевыми шрамами, словно лица гладиаторов. Они топорщились многоярусными надстройками в виде лиц, и Кармента ощутила, что из их ртов выжидающе торчат орудия.

Кармента ощутила, как сквозь нее потекли вычисления, подсчитывающие ускорения и векторы. Бронзовые корабли становились все ближе. Скоро ей придется отключить двигатели. Но ее реакторы были практически мертвы. Вычисления продолжали виться спиралью, пока корабли неумолимо подходили ближе.

Ей нужно включить реакторы. Да, это единственный выход. Разбудить реакторы и вновь позволить своему сердцу биться. Позволить ему ожить. Она была парализована, задыхалась в пустоте, словно затупленная железная стрела, брошенная в забвение.

«Ты не переживешь этого, — раздался голос в ее душе. — Мы здесь умрем. Все будет утрачено. Мы станем неподвижными призраками. Разбитыми. Разъединенными».

Крейсеры скользнули мимо, так и не столкнувшись с ней.

Где-то далеко она натужно дышала. Кармента чувствовала, как бешено колотится ее сердце. Она попыталась успокоить его, но кровь ревела все быстрее и быстрее.

Еще один корабль пролетел рядом с ней, его двигатели обожгли наполовину ослепшие сенсоры. Вычисления риска вновь закричали в ее сознании. Техноведьма замерзала, она ослепла, и не переживет этого безумства.

Ей нужно проснуться, нужно… Она должна…

«Ариман толкнул нас на эту глупость, — вновь заговорил голос. — Ему нельзя доверять. На этот раз мы точно не выживем».

«Что я могу сделать? Что я должна сделать?»

Ответ пришел не в виде слов. Она вспомнила прибытие флота Механикус, появившегося в ночном небе над миром ее рождения. Железо скрыло звезды. Кармента вспомнила огромные цилиндры десантных капсул с титанами, падающие сквозь атмосферу, подобно кулакам богов. Информационные каналы наполнились обрывками слов и фрагментами данных, криками умирающих машин. Женщина смотрела и слушала, как гибнет ее клан, как умирает приютивший их мир. Тогда она поняла, что делать, что должна сделать ради «Дитя Титана». Они кричали на нее, когда Кармента бежала: потоки разбитого машинного кода, шифры злости, боли и отчаяния. Она слушала их, пока те не стали слишком слабыми. Кармента знала, что все они погибли. Клан мистиков, связанных со своими машинами, исчез, обвиняя ее в измене. Все ненавидели ее в те последние мгновения, в этом техноведьма не сомневалась. Но она выжила, и ее вторая половина, железное существо пустоты с пламенным сердцем, также уцелело.

Ее объяло спокойствие. Осторожно, неспешно Кармента перевела энергию из сенсоров на мачты связи. Ее хватит лишь на сигнал, не громче бормотания, но этого будет достаточно, чтобы спасти ее.

— Я — «Дитя Титана», — сказала она шепотом сигнального кода, — и я должна поговорить с лордом Амоном.

XVII
Тьма

— Ариман? — механический голос Карменты тихо раздался у него в ухе. «Шепот», — подумал он.

— Да, госпожа? — Азек как раз направлялся в покои Астреоса, но остановился. В голосе Карменты что-то было, интонация, которую он различил даже невзирая на безжизненную модуляцию слов. Конечно, техноведьма была соединена с кораблем. В некотором смысле Кармента пользовалась его голосом.

— Подойди на командную палубу.

Колдун понял, что что-то не так. Нечто расцвечивало даже холодные механические слова. Их обнаружили? Они уже в самом сердце собирающегося воинства Амона. Что-то могло заметить их присутствие. Может, психическая маскировка дала сбой. Нет, тогда бы он знал. Но что еще могло вызвать у Карменты такое напряжение?

— Что случилось? — спросил он.

— Ты должен увидеть это сам, — только и ответила Кармента.

Во тьме космоса, выстроившись треугольником, скользили три «Грозовых орла». Каждый был выкрашен в артериальный цвет, но в пустоте они казались черными. Рассеянный звездный свет высвечивал многочисленные ряды пиктограмм, высеченных на их корпусах, каждый символ был не больше фаланги пальца. Закрылки кораблей были украшены гравировками золотых перьев, развернутых в подражании крыльям настоящих хищных птиц. Свет не выдавал их приближения, и огни двигателей пылали холодным синим цветом, который не под силу заметить обычным взором. Они не видели того, куда направляются, но это было и не важно. Они следовали за сигналом, который импульсом пронесся сквозь пустоту.

Когда перед ними возник корабль, «Грозовые орлы» были уже так близко, что им пришлось резко закладывать вираж, чтобы избежать столкновения. Корабли пронеслись над опаленным и изрытым шрамами корпусом, идя на зов сигнала. Они свернули к мостику, выступавшему из верхнего корпуса, будто кулак. По пути миновали пробоины размером с танк, зиявшие в толстых плитах брони. Даже с расстояния в пару метров корабль казался мертвым. Только путеводный сигнал свидетельствовал об обратном.

Створки посадочного отсека приветственно открылись. «Грозовые орлы» скользнули в проем и зависли над металлической палубой. На краткий миг двигатели окутались облачками белесого тумана. Рампы в фюзеляжах каждого корабля начали опускаться. На палубу в совершенном единстве вышли бронированные фигуры, скрытые слабым освещением и рассеивающимся туманом.

Последними сошли три фигуры. Поверх красных доспехов каждой из них были накинуты серебряно-синие одеяния. Над шлемами вздымались широкие гребни — один напоминал кобру, другой венчала двойная змея, а третий представлял собой диск, сработанный в виде лучащегося солнца. Фигура с головой кобры несла посох, увенчанный черной сферой. На поясах двух других висели кривые мечи-хопеши.

Из теней приплелся сервитор. Это было горбатое, жалкое существо с плотью, иссохшей до медно-хромового цвета механической части тела. Он остановился в шаге от бронированных фигур и поклонился, будто тряпичная кукла, повалившаяся на пол.

— Приветствую, — произнес сервитор голосом, похожим на треск искрящейся проводки. Три фигуры переглянулись. — Госпожа «Дитя Титана» просит вас следовать за мной.

Сервитор обернулся и потащился вперед. После секундной паузы фигуры и их безмолвная свита двинулись следом.

Астреос отыскал Кадина в центральном коридоре. Некоторое время он обдумывал, следует ли рассказать ему о судьбе Кадара. Плохо вентилируемый воздух в ядре корабля еще сохранял остатки тепла, но света больше не было. Астреос выследил брата по звуку, в тишине прислушиваясь к гулу силовых доспехов и шипению гидравлики. Его брат был облачен в доспехи, шлема не было, взгляд устремлен прямо перед собой. В призрачно-зеленом свете ночного зрения глаза Кадина сверкали, словно драгоценные камни в солнечных лучах. В трех шагах от него прихрамывал Марот, хихикая и бормоча. Его вокс-установка и решетка громкоговорителя то и дело включались и выключились. Астреос ощутил, как при виде сломленного колдуна в нем закипает гнев.

— Брат, нам нужно поговорить, — позвал его Астреос.

Кадин, не оборачиваясь, шел дальше.

— Как мило, что ты меня до сих пор так называешь.

— Ты мой брат, всегда им будешь.

Кадин наклонил голову, обернулся к Астреосу, а потом с тонкой улыбкой отвел взгляд.

— Как трогательно.

Марот продолжал хихикать, звук доносился одновременно и из громкоговорителя, и из вокса, как будто смеялись сами доспехи.

— Умолкни, — выплюнул Астреос. Марот перевел взгляд с библиария на Кадина. Астреос знал, что за личиной шлема колдун ухмыляется.

— Ничего не осталось, ничего не осталось, — проурчал Марот. — Ни его братьев, ни его чести, ни его души, — Марот постучал по линзам шлема. — Лишь один глаз, чтобы он видел, сколько потерял.

Астреос мгновенно пришел в движение. Его нога врезалась в грудь Марота с треском металла по керамиту. Колдун ударился в стену коридора, и Астреос оказался рядом с ним быстрее, чем тот успел соскользнуть на пол. Ярость прокатилась по библиарию раскаленным докрасна облаком. Он видел только осколки своего прошлого и обрывки всего, что так пытался сберечь. Он потерпел неудачу, с каждой попыткой Астреос неизменно терпел поражение. Марот забулькал, утробные звуки донеслись из сломанных остатков решетки его громкоговорителя. Астреосу показалось, будто колдун все еще смеется. Библиарий поставил ногу на грудь Мароту, когда тот попытался встать.

— Оставь его, — сказал Кадин. Астреос не сводил взгляда с Марота, видя лишь того, кто обратил Кадара и забрал глаза его братьев.

— Нет, Ариман обещал, — утробно закричал Марот, выплевывая кровь вперемешку с выбитыми зубами.

Астреос взревел и еще раз ударил Марота ногой в грудь. Мысли наполнялись видениями тела Кадара, взирающего на него пустыми провалами глаз.

Библиарий остановился, тяжело дыша. В ушах звенело от гнева. Астреос хотел ударить снова, дать выход злости, но издал только протяжный, неровный вздох.

— Ты теряешь себя, брат, — сказал Астреос, кивнув на лежащего Марота. — Позволил ему следовать за собой, словно псу. После того, кем он был, что сделал…

— Нет, Астреос, — голос Кадина был тихим, но он пронзил библиария, словно холодный нож. — Я давным-давно потерял себя, как и ты.

— Нет, мы еще…

— Имеем честь? Астреос, ты давно отказался от нее. Я не тот, кем был, как и ты. Разве кодиций Астреос поступил бы так? — Кадин бросил взгляд на Марота, который не оставлял попыток подняться с пола. — Мы изменились и изменяемся. Тех, кем мы были, уже нет, — Кадин на секунду замолчал. Его хриплый голос казался уставшим. — У нас есть только Ариман. И мы, как псы, идущие за ним следом.

Астреос хотел было возразить, но не нашел слов. Ярость прошла. Внезапно он ощутил себя пустым, чувство словно исходило из него и пронзало насквозь.

«Нет, — подумал он. Клокотавшая внутри него пустота была там с тех самых пор, как корабли Инквизиции и воинов в сером открыли огонь по их родному миру. Он не смотрел на свои руки, но знал, что они дрожат. — Что мне делать? Кто я теперь? Что мне делать?»

А потом новое ощущение врезалось в Астреоса, словно морозная тень, скрывшая солнце, будто свет, о котором он не подозревал, вдруг угас. Библиарий резко поднял голову, оглядываясь в поисках источника сверхъестественного холода. Опустилось безмолвие.

— Что это было? — спросил Кадин. Астреос посмотрел на брата. Кадин вглядывался в тени в конце коридора. Библиария пробрала дрожь.

— Не знаю.

— Тьма, она здесь, — Марот, тряся головой, по стене поднялся на ноги. Затем он резко повернул голову к Астреосу. — Ты не видишь?

Астреос моргнул, включая дисплей шлема, и открыл вокс-канал.

— Ариман, — единственным ответом стало шипение статики. Он переключил канал. — Госпожа Кармента.

Тишина.

Астреос взглянул на брата. Кадин кивнул. Они сорвались на бег, на ходу доставая оружие. За ними, бранясь вполголоса, последовал и Марот.

Ариман остановился возле входа на мостик. Колдун что-то почувствовал, нечто слабое и далекое, будто движение под поверхностью темной воды или быстро спрятанную лампу. Азек обернулся, оглядел тени в коридоре. Ничего. Просто чувство. Но еще давно он постиг одну истину — все вокруг имеет значение.

Он отслоил часть разума. Рука опустилась на рукоять меча. Ариман подождал, но ничего так и не случилось. Колдун повернулся назад к двери и прижал руку к отпирающему механизму. Дверь отъехала в стену. Он замер.

Тьма. За дверью его ждала кромешная тьма. Ни мигания системных огней, ни даже слабого люминесцентного огонька глаз сервиторов. Ариман что-то ощутил, крошечный изъян в мыслительном процессе. Он что-то упустил из виду. Нет, он видел что-то краем ока, нечто, изгибавшее свет и тень вокруг себя, нечто, скрывавшееся вне поля зрения. Колдун внезапно понял, как устал, и ощутил отраву психического серебра у себя в груди.

Волосы на руках встали дыбом, спину защипала статика.

Он ощутил телекинетическую волну за мгновение до того, как она ворвалась в зал и оторвала его от пола. Тьма испарилась, как будто отдернули занавес, чтобы показать солнце. Внезапно он ощутил рядом с собой присутствие других разумов. Они ярко горели, вокруг, подобно ураганным ветрам, ревела сила.

Ощущения и эмоции смазались, когда его закружило в воздухе: тепло, холод, гнев, тяжесть тела, тянущая вниз гравитация, мигающие иконки угрозы, напряжение пальцев, еще сжимавших меч, выложенные на полу золотые спирали. Колдун почувствовал, как пальцы другого разума впились в мысли, разрывая спокойствие, словно нож, обрезающий нити. Он стал барахтаться в болоте паники, а потом, потом…

Его разум замерз, стал кристаллическим, каждая мысль, чувство и эмоция застыли, когда его закружило в воздухе. Войска Амона попали на «Дитя Титана». По меньшей мере трое псайкеров. Очень сильные. Еще Рубрика, двадцать четыре воина. Азек ощутил все это за один медленный удар сердца.

Он рухнул на пол. Реальность происходящего резко вернулась обратно. Ариман вскочил на ноги и мгновенно поднял меч, блокировав направленный в голову удар. Там, где столкнулись два клинка, полыхнул свет. Колдун заметил красные доспехи, костяного цвета мантия и золотой шлем с гребнем в виде солнечного диска. Из золотого шлема вырвалась энергия, коснувшаяся разума Азека, словно тепло солнца. Ариман сместился в сторону, отвел вражеский клинок и рубанул по золотому шлему.

Его там не оказалось. Воин возник рядом с ним, развернувшись так быстро, что Ариман не сумел предугадать его движения. Он начал реагировать, но слишком медленно. Удар попал ему в плечо. Керамит запылал желтым светом в том месте, где его рассек клинок. Меч стремительно взметнулся обратно.

Ариман отступил назад, и колдун в золотом шлеме ударил снова. Пылающее острие меча закричало, оставив широкий порез у него на груди. Ариман поднял ногу и пинком отбросил колдуна от себя. В голове кружилось, разум пытался обратить волю в силу, пока вокруг пенился варп. Колдун чувствовал серебро и железо.

На границе зрения возникли еще две фигуры в мантиях. Их движения казались медленными, почти небрежными. Первый поднял посох. В воздух вырвалась молния. Ариман почувствовал ее за миг до того, как заметил вспышку. Молния разбилась в считанных дюймах от его тела. Ослепительные лучи заземлились в пол. Ариман почувствовал, как задрожал щит, когда молния поползла по его пылающей поверхности.

Азек попытался найти точку спокойствия посреди бури в разуме, отыскал ее, и вдруг вокруг вдруг все стихло и замедлилось. Колдун с золотым шлемом все еще разворачивался позади него. Он коснется пола менее чем через секунду. Стоявший перед Ариманом колдун с посохом и шлемом с гребнем-коброй делал шаг, цвет его ауры перетекал из кристаллически-синего в мутно-красный, пока он пытался перефокусировать свою силу. Еще один колдун слева от него двигался к Азеку, сжимая в обеих руках изогнутый хопеш. Позади них он увидел воинов Рубрики. Они окружали зал, болтганами целясь в ее середину, оставались при этом безмолвными, наблюдая и выжидая.

Ариман опустил незримый щит, и его объяли молнии. Колдун с посохом задрожал, пытаясь блокировать вытекавшую из него силу. Ариман вобрал молнии в себя, поглощая их и излучая вовне. Комнату озарила слепящая вспышка. Трое колдунов пошатнулись.

Разум Аримана покинул тело. Его мыслеформа была созданием чистой психической энергии, огромной чернокрылой птицей о двух головах, глаза ее — окна в домну. Физический зал размылся, когда Азек воспарил над своим материальным телом.

Колдуны замерцали, затем их разумы также взметнулись, за их мыслеформами закружились пологи из света и тени. Они изменились, восходя в варп, из хищных птичьих тел расправились крылья, открылись рты, запылали клыки, подобно смерти звезд. Они казались насмешкой над падшими ангелами из легенд, сотворенными из ярости и силы.

Мыслеформа Аримана в виде ворона закаркала и обрушилась на пламенеющих ангелов. Мыслеформы схлестнулись в сверхновой вспышке цветов и света. Кристаллический купол у них над головами раскололся. По стенам зала поползла изморозь. Ариман ощутил, как его мыслеформу полосуют зубы и когти, вырывая полосы из крыльев. Эту битву вели лишь разумы, мыслеформы были не более чем проекциями в варпе, но это не делало ее менее опасной. В физической реальности Ариман истекал кровью.

Когти сомкнулись на одной из ангельских мыслеформ. Она забилась в мощной хватке, меняя очертания — сначала змеиные, затем чешуйчатые и бугрящиеся плотью. Ариман ухватился крепче и взмыл выше, не выпуская из когтей мыслеформу колдуна. Под ними закружились золотистые капли эфирной крови. Где-то в физическом мире они прошли сквозь корпус «Дитя Титана». Звезды и огни двигателей походили на тусклые отблески на границе сознания.

+ Тихо, брат, + прошептал Азек и стиснул когти, впившись в плоть мыслеформы. Она закричала, когда ее тело раскрылось. Ариман отпустил. Мыслеформа выпала из когтей. Она раскололась, ее субстанция разлетелась светящимися обрывками. Мыслеформа Аримана достигла пика и сорвалась вниз. Две головы сомкнули клювы на остатках разваливающейся мыслеформы.

Разум Аримана захлестнули чувства и воспоминания, когда его рот наполнила эфирная кровь. Киу, так звали колдуна. Киу, аколит Рапторов. Киу, всегда молчащий, пока с ним не заговоришь, который кричал теперь разумом и душой. Азек выплюнул содрогающуюся мыслеформу Киу. В зале далеко под ними колдун с гребнем-змеей рухнул на пол.

Навстречу ему поднимались две другие мыслеформы. Ариман взревел, и рев стал пламенем. Мыслеформы разлетелись в стороны. Одна приняла форму кошачьего хищника, из спины вырвались две пары крыльев, мех замерцал цветами снега и угля. Другой извивался в полете, его длинное тело переливалось сине-золотой чешуей, крылья стали прозрачной шкурой. Ариман расправил крылья и встретил их, выставив перед собою когти. Они врезались друг в друга. Колдун почувствовал, как зубы рвут его плоть и крылья. Из его реального тела потекла кровь. Боль пронзила Аримана. Он слепо ударил, чувствуя, что слабеет. Ариман падал, не нырял, вертясь в крепких объятиях с противниками, с каждой секундой он терял концентрацию и силы.

«Нет, — подумал он. — Я не закончу вот так, только не от рук братьев».

Азек отдался боли, позволил ей хлынуть в сознание. Очертания мыслеформы-ворона начали гореть. Черные перья охватило яркое пламя. Мыслеформа покрылась трещинами, по всему телу открылись пылающие разломы. Боль усиливалась, выжигая остальные мысли и ощущения.

Мыслеформы колдунов взревели. С них стала слезать кожа. Эфемерная плоть обуглилась и стала распадаться. Они били и вгрызались, раздирая мыслеформу Аримана, хотя она и так уже пошла трещинами от невыносимого жара.

Разум Аримана заполонила яркая белизна. Он терял свою сущность, разум распадался в варпе, одновременно поглощая себя. Азек начал чувствовать, что забывает свое имя, как вихрь ощущений охватывает его. Он превратится в тускнеющий свет, одинокий и всеми забытый. Необходимо было закончить бой, он должен был закончить его сейчас.

Его воля пронзила боль. Тело птицы расплавилось и стало горящей сферой. Мыслеформы колдунов обвились вокруг нее и завопили, когда погрузили свои когти и зубы в жидкую поверхность. Вдруг сфера раскрылась. Мыслеформы вцепились в горящие чешуйчатые отростки. Ариман чувствовал, как они дергаются и вырываются, когда его мыслеформа стала сжиматься все туже.

Пока разумы колдунов трепыхались в его хватке, их движения становились все слабее. Он сжал сильнее, полностью окутав их разумы своей волей, хотя и чувствовал, как на него накатывает усталость. Ариман поддерживал свою проекцию в варпе не дольше секунды реального времени, но даже этого дорого ему обошлось. На задворки мыслей вкралась тьма, словно ночь, приходящая после дня. Две мыслеформы задрожали, дернулись в последний раз и обмякли.

На него накатило густое облако истощения. Оно вскипело внутри Аримана, затягивая его, словно волны темного океана. Его воля дрогнула. Затем пришли боль и усталость, отрезая сознание от варпа. Его мыслеформа стала тускнеть — змеиная сфера распалась, размотавшись, будто клубок горящей веревки. Ариман почувствовал, как сознание перетекло обратно в тело.

Он лежал на каменном полу, меч валялся неподалеку. Вокруг него безмолвно стояла Рубрика, напряженно, но неподвижно. Ариман попытался вдохнуть, но закашлялся и понял, что рот полон крови. Доспехи внутри тоже были все в крови. Колдун чувствовал, как она покрыла его тело, будто вторая кожа. Азек перекатился на бок и начал подниматься. Но вдруг ноги и руки вспомнили симпатические удары и укусы, и боль плетью хлестнула его. По телу прокатилась лихорадочная дрожь, он пошатнулся. Зал и пол покрыла изморозь. Осколки кристаллического купола смешались с льдинками. Под ободом он увидел Киу и двух других колдунов. Те не шевелились.

Воины Рубрики смотрели, как он поднимается, их неподвижные глаза пылали зеленым светом. Его уши наполнились шепотом, пробивающимся сквозь туман истощения. Ариман медленно повернулся, глядя меж наблюдающих глаз. Рубрика не шевелилась. На полу слабо дернулся один из колдунов. Азек нагнулся за мечом.

Затем он почувствовал дрожь ткани реальности, словно камень, брошенный в воду.

Он схватил меч и снова выпрямился. Дисплей шлема пульсировал предупреждениями о ранах. Кровь все не останавливалась. В глазах потемнело, на границе зрения зашевелились светящиеся черви. Колдун сделал вдох и почувствовал, как к горлу подкатила кровь. Как он ни старался собрать волю воедино, она рассеивалась. Ариман поднял глаза.

Посреди зала зависла золотистая частица света. Он ощущал и слышал разумом, как бурлит варп, будто вода в водовороте. Частица света увеличилась, словно пузырь. Посреди нее закружились звезды и ночь.

«Конечно», — подумал Азек. Он увидел очертания, три нечеткие человеческие фигуры, мерцавшие, словно в мареве. — Я глупец. Следовало догадаться, что происходит». Он попытался собрать силу воли в кулак. Поднял меч. Символы на лезвии потускнели. Воины Рубрики сделала шаг вперед, подняв оружие.

Звездная сфера раздулась, и очертания фигур стали четче.

Он потерпел поражение, упустил самую логичную причину, почему Амон не явился лично, пока Ариман был еще силен. Поскольку это было глупо, а Амон, за исключением одного раза, когда поверил Азеку, никогда не вел себя глупо.

Теперь фигуры уже можно было различить: две носили белые мантии и красные доспехи. Из шлемов поднимались изогнутые рога, которые удерживали золотые диски. Третья фигура была в синих шелковых одеяниях поверх доспехов. С наплечников щерились рогатые черепа, каждую алую пластину брони покрывали пожелтевшие пергаментные свитки. В руках воин сжимал серебряный посох, увенчанный символом змеиного солнца. Из короны, висков и щек шлема с ничего не выражающей личиной выступали рога. Глаза, взиравшие на Аримана из-за узких глазных прорезей, выглядели словно тлеющие угли.

Фигуры вышли из цветного водоворота звезд. Ариман попытался сделать шаг, но мышцы уже не слушались его. К горлу подступала кровь, не давая дышать. Колдун пошатнулся, затем припал на колено. Фигуры следили за ним, не приближаясь, но и не отступая. Ариман не сводил глаз с третьей. Он чувствовал присутствие новоприбывших, твердый самоконтроль и сила походили на солнечный свет, заключенный в стиснутом кулаке. Но третья фигура сияла ярче, чем все остальное в зале.

+ Амон, + послал Ариман, и от усилия у него все поплыло перед глазами. Фигура в рогатом шлеме кивнула, а затем взглянула на спутников.

+ Помогите ему встать, + послал Амон. Аримана охватила дрожь. Много воды утекло с тех пор, как он в последний раз слышал этот разум. Он невольно улыбнулся.

Спутники Амона приблизились к колдуну с обеих сторон. Оба носили мечи-хопеши на поясах и пистолеты на бедрах. Ариман вдохнул, пытаясь собрать в разум силу и сбалансировать ритмы тела. Если он сфокусируется, то сможет залечить раны, сможет… сможет…

Руки схватили его и рывком подняли с пола. В глазах помутилось. Он услышал, как выпал его меч. Он не чувствовал рук. Не чувствовал ничего. Мир сворачивался в себя. Ветры эфира погустели от праха. Спокойный и мягкий голос Амона последовал за ним в пучины пылевой тучи.

+ Рад тебя видеть, Ариман. +

Кармента наблюдала за происходящим всеми своими глазами. Внутренние сканеры и пикт-линзы видели, как Ариман приблизился к двери на мостик, затем остановился. Взрыв света и статики, который заскреб по ее чувствам. Техноведьма ощутила, как в ней вскипело искажение и порченый код, когда она заметила невероятно быстрые движения. Потом пришло спокойствие и треск энергии по корпусу. Секунду спустя один из противников Аримана упал на пол, словно кукла с обрезанными ниточками. За ним последовали двое других. Наконец она увидела, как пытается встать сам Ариман.

«Я правильно поступила, — подумала она. — У меня не было выбора. Он бы уничтожил нас. У меня бы отняли дитя. Я правильно поступила».

Фигура в синей мантии, которая, видимо, была Амоном, появилась из разреженного воздуха. Кармента смотрела, как двое его помощников подняли Аримана на ноги. Никто не сказал ни слова: ни Ариман, ни Амон, ни кто-либо из безмолвствующих космических десантников, которые окружили их.

«Я правильно поступила».

Она попыталась отогнать мысль, но та прилипла к ней, будто засохшая кровь к руке.

Кармента увидела, как Ариман обмяк в хватке космических десантников. Тот, кто должен был быть Амоном, повернулся к двери командного мостика.

— «Дитя Титана», — позвал он, и женщина отметила, что его голос был властным и спокойным, даже добрым. — Дело сделано.

Он сделал паузу и посмотрел прямо в одно из ее пикт-очей.

— Ты свободна. — Амон отвел взгляд, и нечто безмолвное прошло межу ним и космическими десантниками, которые стояли вдоль стен. Колдун смотрел на Аримана, поняла она, который висел, будто утопленник, на руках двоих аколитов. — Но за предательство нет пощады.

Амон обернулся и снова посмотрел в пикт-линзы. Его глаза вспыхнули. Кармента попыталась отключить визуальный канал, но не сумела. Он вглядывался в нее через пикт-око, его глаза пылали все ярче и ярче. Она чувствовала, как взор буравит ее, обнажая слои машинного кода. Женщине хотелось кричать, бежать. Она почувствовала, как конечности запутались в колыбели кабелей. Кармента не ощущала остальных частей тела: реакторов, двигателей и орудий более не было. Осталась только связь с пикт-каналами, которые она не могла выключить. Она почувствовала, как внутри что-то горит, вскипает что-то жидкое и жизненно-важное.

Тело Карменты судорожно забилось в колыбели. Из техноведьмы хлынула кровь, вскипая в венах и забрызгивая пол, когда Амон отвел от нее взгляд.

+ Покой, «Дитя Титана», + прошептал Амон. + Покойся с миром. +

Амон повернулся, и убийственная мысль погасла. Мысли казались загустевшими и грязными. Но это было необходимо — акт равновесия, не злости. Техножрица предала возложенное на нее доверие Аримана, а за любое предательство приходится платить. Никому не под силу определять пределы чьих-либо убеждений, это он понял еще давно. В любом случае, он поступил милосердно. Амон прикоснулся к разуму, который называл себя «Дитя Титана», и почувствовал его уродства, обрубки самоистязания и искажений. Он посмотрел на окружавших его воинов Рубрики, ощутил, как осколки их разумов пронеслись вихрем у него в мыслях. От них веяло прахом. Да, лучше краткая боль, а затем покой, чем то, во что превратился корабль вместе с его госпожой.

Амон взглянул на Забайю и Сиамака, державших безвольное тело Аримана. Ментальным щелчком он направил разум и поднял Аримана над полом. Еще одним мыслещупальцем подобрал его меч. Амон повертел его, заметив отметки и красную птицу, взметавшуюся из золотого пламени на перекрестье: меч Толбека. Значит, Толбека больше нет. Он почувствовал, как что-то шевельнулось в разуме, тусклую пульсацию чего-то изголодавшегося и ослабевшего. «Еще один», — подумал Амон и посмотрел на Аримана. Он выпустил меч.

+ На корабле еще двое безмолвных братьев, + послал он Забайе и Сиамаку. + Я чувствую их. Толбек привел их, на них его метка. Идите по их запаху. Верните их нам. Затем предайте корабль огню. +

Оба аколита поклонились и удалились. Амон кивнул в ответ и отвернулся. В воздух позади него на телекинетических подушках поднялись бессознательные тела Киу и двух других колдунов. Колдун пробормотал череду имен и приказов, и воины Рубрики выстроилась по бокам. Он вернется на «Сикоракс» на «Грозовом орле», оставив Забайе и Сиамаку для возвращения еще один корабль.

Амон вышел из зала, а у него за спиной, словно марионетки на ниточках, летели четыре неподвижных тела. Воины Рубрики двинулась слитным шагом, шепча слова из расколотых воспоминаний.

+ Скоро, братья мои, + послал Амон. + Скоро. +

XVIII
Имена

Астреос почувствовал присутствие врагов еще до того, как увидел их. Он бежал к мостику, Кадин следом за ним, металлический грохот ботинок отражался от палубы. Позади них хромал Марот, хрипя и бормоча что-то под нос. Затем нечто прикоснулось к разуму библиария, что-то, походившее на бегущее по телу насекомое. Он замер. Кадин остановился и посмотрел на него, в его змеиных глазах читался вопрос.

Астреос покачал головой. Теперь он чувствовал это: разумы-близнецы, работавшие в полной гармонии, тянущиеся сквозь варп, словно лучи прожекторов. Он ощутил их мысли. В первую секунду ему показалось, что это Ариман. Разумы-близнецы формой походили на Аримана, как будто их изваяла та же рука, но в них ощущались различия, изъяны и намек на слабость. Впрочем, они были мощными. Мощными и незнакомыми.

Он скользнул разумом в последовательность мыслей и почувствовал, как варп ответил ему, стягивая тени и смятение, подобно изодранному плащу. Разумы исчезли, скрывшись в темной складке варпа. Астреос посмотрел на Кадина. Глаза его брата светились в сумраке. Воин кивнул Астреосу, как будто почувствовал и догадался, что и почему сделал библиарий.

— Да, брат, — сказал Кадин. — Поохотимся.

Сильванус принял таблетки, чтобы уснуть. Найденное им снотворное оказалось слабым, к тому же его было явно недостаточно. Он немного вздремнул, но покой, которого Сильванус так жаждал, был нарушен снами о зверях из света и огня, несущимися сквозь звездную пустоту. Он проснулся, чувствуя, как к горлу подкатывает желчь. Навигатор вздрогнул и сдержанно поблагодарил божество, которое позаботилось, чтобы ему не стало дурно прямо во сне, учитывая его удачу, вполне могло статься и так.

«Владыка человечества, до чего тут холодно».

Ему выдали пустотный костюм для защиты от холода, но Сильванус почему-то был уверен, что им не пользовались уже долгое время, а последний носивший его человек за ним не ухаживал. Свернувшись на подгнивающем тюфяке, он задрожал и поднес руки к глазам. Пальцы наткнулись на стекло визора. Навигатор вновь проклял свою участь.

Дело не в том, что он желал покоя, ему просто хотелось отстраниться от всего, превратить реальность в безликий сон. Сильванус согласился вести корабль, конечно, согласился, он видел достаточно, чтобы осознавать, что в смерти нет ничего соблазнительного. Но чем обернется его попытка выжить? Что с ним может случиться? И пути назад больше нет, он превратился в отступника, союзника слуг безымянных сил варпа.

«Но, — прошептал внутренний голос, — разве ты не знал, что Инквизиция не оставила бы тебя в живых после завершения задания?»

Навигатор открыл глаза. Из потолка небольшой комнатушки на него взирал одинокий огонек. Комната была маленькой, почти камерой. Она находилась у самого мостика, что-то вроде кубрика для команды, когда на корабле, кроме сервиторов, работали люди. Сильванус подумал о том, чтобы снять шлем, но затем решил этого не делать. Воздух в костюме пропах его дыханием, но навигатор чувствовал, что оно вряд ли будет лучше запаха его каюты.

Он скатился с чрезмерно мягкого тюфяка и неуверенно поднялся на ноги. В голове гудело. Он все еще видел образы светящихся зверей, рвавших друг друга. Это было не очень хорошо. Руки стали ватными, Сильванус медленно вдохнул, затем подождал, ожидая, что видения рассеются. Даже спустя минуту он видел их по-прежнему отчетливо.

— О, нет, — пробормотал навигатор, направившись к закрытому люку. Он распахнул его и бросился в сторону мостика. Что-то случилось, и будь они еретиками или нет, им следовало знать. События в варпе на что-то указывали. Обычные люди, как правило, просто бы отмахнулись, считая их дурными снами, легким недомоганием, совпадением. Но Сильванус, как прим одного из величайших домов навигаторов, провел немало лет, постигая отличия между обычным и зловещим. Уже мчась вперед, он очень, очень надеялся, что ошибается.

Два колдуна достигли бронзовых дверей и поняли, что нашли искомое. Им потребовалось больше усилий, чем они ожидали, чтобы отыскать психические следы двух воинов Рубрики. Голоса и образы в их разумах неотступно следовали за ними, пока они шли по кораблю. Пару раз казалось, будто по коридорам за ними кралось чье-то сознание. Они тянулись к нему, но оно испарялось под их внутренними взорами. Корабль прогнил до основания, психические следы цеплялись к его стенам, словно лоскуты кожи к черепу.

Они одновременно прижали руки к бронзовой двери. С другой стороны до них донеслось приглушенное бормотание воинов Рубрики, столь слабый психический звук, что он походил скорее на шепот. Колдуны не стали переглядываться. Чтобы понять друг друга, они не нуждались в словах или банальных психических сообщениях. Забайа и Сиамак были близнецами редчайшего из видов. Другие близнецы могли обладать одинаковыми чертами, у них же были одинаковые разумы. Их сознания переплетались, накладывались через психическую связь такой глубины, что в некотором смысле их разумы были единым целым.

Распахнув двери, колдуны почувствовали в зале еще одно присутствие. Это неважно, ведь после пленения Аримана на корабле не осталось никого, кто мог бы угрожать им.

Внутри царил мрак, стены покрывала копоть. Колдуны смотрели с помощью усиленного зрения шлемов и внутреннего взора. На полу густым слоем лежал пепел. Каждая поверхность была опалена до черноты. Они увидели колонны, покрытые затвердевшими потеками металла. С потолка свисали черные цепи с покореженными от жара звеньями. Лицом к дверям стояли двое воинов Рубрики, ставшие угольно-черными от копоти. Огонь полностью очистил зал, но они остались, неживые, неспособные умереть, безмолвствующие, словно чего-то ожидающие. Но внимание Забайи и Сиамака привлек оплавленный трон в другом конце зала.

На троне сидела фигура. Это был космический десантник, или по крайней мере когда-то им был; но по тому, как он повел головой, чтобы посмотреть на них, близнецы поняли, что благородства и силы адептус астартес в нем более не осталось. Он приплелся к трону из ведущей в зал боковой двери, оставляя за собой длинные следы в густом пепле.

— Если я расскажу вам, вы сохраните мне жизнь? — спросил Марот. Его шлем в форме морды гончей склонился набок. Близнецы промолчали, но силой мысли подняли Марота с трона.

+ Гелио Исидорус. +

+ Мабиус Ро. +

Имена эхом разнеслись в разумах близнецов. Воины Рубрики вздрогнули, из сочленений посыпались хлопья копоти, когда они обернулись, поднимая оружие.

— Вас обманули, — закричал Марот. Пальцы воинов Рубрики сжались на спусковых крючках болтеров. — Вы здесь умрете.

Воины Рубрики замерли. Сиамак отступил от брата. За маской шлема он улыбался.

— И как же?

— А вот так, — ответил Кадин, выходя из теней с уже ревущим цепным мечом.

На мостике было тихо. Слишком тихо. Сильванус медленно шел вперед. Он привык к звукам кораблей, к тому, как они вибрировали механической жизнью; «Дитя Титана» же казался мертвым. Конечно, так оно и было, ведь были отключены все системы, кроме самых основных, чтобы Ариман мог сотворить то потрясающее колдовство. Но сейчас корабль выглядел другим, словно труп, который еще секунду назад дышал. К навигатору подкрадывалось ужасное чувство, что в этом он прав.

Как только Сильванус оказался на мостике, то сразу заметил, как вокруг тихо, поэтому стал двигаться с неуклюжей осторожностью. Он вошел через дверь, расположенную глубоко в системных ямах. На любом другом корабле за рядами-ущельями машин и пультов с сервиторами ходили бы техноадепты и флотские офицеры. Судя по всему, ни одна живая душа не посещала глубинные части мостика «Дитя Титана» уже с сотню лет. Навигатор крался мимо рядов безмолвствующей техники, освещая фонарями костюма покосившихся на своих постах сервиторов. Сильванус нечаянно задел одного из них, и тот повалился на пол, мертвая плоть отвалилась от металлических деталей. Навигатор уставился в наполненные проводами разъемы в черепе сервитора, и у него возник новый и неприятный вопрос: «Как этим кораблем управляли раньше?»

Пару ударов сердца он глядел на давно мертвого сервитора, затем пошел дальше, переступая извивающиеся по полу кабели. По пути Сильванус отметил, что стеклянные пульты-дисплеи покрыты сажей.

Он начал подниматься по спиральной лестнице к главной контрольной платформе, когда услышал звук падающих капель. Поначалу навигатор подумал, что это искажение в звуковом канале его костюма. Он стукнул по шлему. Звук резанул уши, затем стих. Сильванус услышал звук снова: далекое, но отчетливо слышимое в тишине мостика падение капли. Он почувствовал, как ускоряется сердцебиение. Дыхание затуманило стекло визора, пока Сильванус медленно поднимался по ступеням. Теперь навигатор отчетливо слышал неравномерное «кап, кап, кап».

Командная платформа представляла собой вытянутый металлический язык, выступавший из массивных противовзрывных дверей в дальнем конце зала. Сильванус видел подобные структуры на других кораблях, но над ними доминировал трон капитана, а также подиумы, амвоны и кафедры старшего командного состава. На «Дите Титана» они были демонтированы.

Теперь казалось, что звук капель доносится отовсюду. Навигатор медленно поднял руку и отстегнул шлем. Тот снялся с низким шипением. Холод ужалил лицо, и Сильванус почувствовал, как стала замерзать влага на коже. Фонари костюма высвечивали облачка пара, которые вырывались у него изо рта. В воздухе висел густой запах грязи, смешанный с загустевшим маслом. Навигатор вслушался.

Кап.

Он направился к центру платформы, освещая ее конусом света.

Кап.

Блеснула влага. По платформе разлилась широкая лужа. Сильванус присел и протянул к ней руку. С перчатки потекла темно-красная масляная струйка.

Кап.

Он увидел, как капля упала на поверхность лужи. От точки падения разошлась рябь. Он поднял глаза, и свет последовал за его взглядом.

— Трон Терры.

Астреос рванул вперед, когда в него попал луч света, от жара полыхавший синим цветом. Библиарий почувствовал мощь пламени за мгновение до того, как отразил его силой мысли.

«Сосредоточенность, спокойствие», — таков был девиз Аримана. Астреос ударил мыслью чистой силы. Сиамак едва успел поднять ментальный щит. Но библиарию этого времени хватило, чтобы сделать еще один размашистый шаг и выхватить психосиловой меч. Сиамак обнажил собственное оружие и парировал удар Астреоса. Грохот от скрестившихся в яркой вспышке клинков эхом разлетелся по залу.

В двух шагах от Астреоса взмахнул мечом Кадин. Забайа ушел в сторону, но слишком медленно уворачивался от клинка. Цепные зубья задели его правую руку чуть ниже локтя, вырвав влажные куски плоти. Кадин воспользовался инерцией удара и, взревев бионикой, что есть силы нанес рубящий удар. Левая рука Забайи взметнулась, и в грудь Кадину врезалась молния.

Кадин рассмеялся, когда на его доспехах затанцевала молния. Цепной меч ударил в шлем Забайи, разрубив золотой диск с рогами и с ревом впившись в керамит. Забайя всем своим весом навалился на воина. Кадин пошатнулся. Колдун произнес одно-единственное слово и стал огнем. Его плоть и доспехи исчезли, превратившись в темные очертания неистового ада.

Бледное лицо Кадина рассекла улыбка.

— Как мило, — произнес он, замахнувшись цепным мечом. Зубья клинка начинали плавиться, встретившись с языками пламени. Кадин выпустил рукоять за секунду до того, как удар достиг своей цели. Его правая рука погрузилась в огонь, механические пальцы раскалились от жара, сомкнувшись на голове колдуна. Кадин рванул в сторону, его тело, взревев поршнями, пришло в движение. Забайю развернуло в воздухе, огонь погас, за ним следом хлестнула кровь. Из остывающих пальцев Кадина выпали наполовину расплавленный шлем и голова колдуна.

Сиамак пошатнулся, когда умер его брат-близнец. Астреос шагнул вперед, занося меч для смертельного удара. Сиамак упал, подняв в воздух облако пепла, в его разуме звенела паника. Астреос уже собирался добить его, как услышал телепатические приказы, прошептанные Сиамаком двум воинам Рубрики. Послание было обрывистым, словно надрывный крик, исполненный ярости и смятения.

Воины Рубрики открыли огонь. Астреос поднял руку. Пылающие снаряды разорвались прямо перед его пальцами. По силовому куполу расползлись розово-синие огни. Библиарий почувствовал, как пламя вгрызается в щит, и рассмеялся от захлестнувшей его ярости.

Сиамак поднялся с пола, с его доспехов осыпался сухой пепел. Двое воинов Рубрики шагнули вперед, не переставая вести огонь. Астреос почувствовал, как трещит его ментальный щит. Пламя от взрывающихся снарядов гудело, словно в нетерпении. Он ощутил, как Кадин справа от него прыгнул, из его рта вырвался боевой клич — но медленно, слишком медленно. Сиамак, весь покрытый пеплом, шагнул ему навстречу. В его руке пылал меч. Воины Рубрики посмотрели на Астреоса потемневшими от копоти глазами. Библиарий опустил щит.

+ Гелио Исидорус. Мабиус Ро, + сформировал Астреос в разуме имена и послал их грубым приказом.

Воины Рубрики замерли, их пальцы застыли на спусковых крючках. Сиамак пошатнулся. Астреос ощутил его шок. Кадин врезался в колдуна прежде, чем тот успел опомниться, раскаленный от жара кулак попал в его лицевой щиток. Колдун рухнул, откатился в сторону и попытался встать. Через расколотую линзу шлема библиарий заметил ярко-синий глаз. Кадин изо всех сил ударил ногой, раздавив шлем и череп под ним.

На зал опустилась тишина. Астреос посмотрел на брата, но Кадин отвернулся, изучая обломки цепного меча. С трона у дальней стены зала скалился Марот.

— Я же говорил, вы здесь умрете.

Сильванус поднял глаза. Из тьмы свисало переплетение кабелей. Некоторые были толщиной с его руку, другие походили на серебряные нити, все они свивались вместе, словно джунглевые лианы. Из кабелей торчала обнаженная рука. Она выглядела так, будто ее сварили. С кончиков пальцев слетали черные капли. Чуть выше Сильванус заметил багровую маску Карменты, безвольно лежащую на изгибе толстого кабеля. Ее глаза смотрели на него — слепые дыры на растрескавшемся лице. Он увидел разъемы, где кабели соединялись с черепом, из них вытекали гной вперемешку с густой кровью.

Навигатор услышал стон, оглянулся по сторонам, и только затем понял, что звук исходит от него самого. Легкие горели от холода. Сильванус закашлялся, почувствовав, как к горлу подкатывает желчь. Его стошнило, он рухнул на четвереньки, и продолжал блевать, даже когда все содержимое желудка уже блестело на палубе.

До него донесся звук, похожий на щелканье ветра в трубах. Он поднял взгляд и сглотнул. Из темных провалов глаз Карменты на него взирал слабый огонек. Сильванус не мог пошевелиться, ему оставалось только смотреть в ответ. Пальцы на руке техноведьмы слабо дернулись, разбрызгав по луже черные капли. Свет в ее глазах начал пульсировать, и навигатор снова услышал ее дыхание.

Он медленно поднялся, не сводя взгляда с ее глаз. До нее можно было дотянуться. Сильванус протянул руку. Его перчатка коснулась пальцев женщины. Он открыл рот.

Тело Карменты свело судорогой. Из ран потекла кровь. Гнездо кабелей задрожало. По всему мостику задергались сервиторы, аугментика заискрилась. На экранах вспыхнула статика. Сильванус почувствовал запах раскаленного металла и горящей проводки. Густой воздух сотряс утробный крик. Навигатор тут же включил вокс и закричал в открытый канал.

— Помогите, кто-нибудь. Помогите, — спустя пять секунд Кармента успокоилась, и кровь стала капать снова.

XIX
Покой

Ариман моргнул, когда на его лицо из открывшейся двери упал свет. На ярком фоне колдун увидел силуэт. Азек поднял голову и прищурился.

От слабого движения над головой лязгнули цепи. Его заковали, догадался колдун. Руки и ноги были в адамантиновых оковах. Толстые цепи тянулись от запястий к потолку, удерживаемые под его весом в натянутом состоянии. Другие цепи соединяли его лодыжки с массивными кольцами в белом мраморном полу. Конечно, доспехи с него сняли, оставив в грубой тунике без рукавов. Мышцы болели, разум казался онемевшим. Из незажившей раны в боку сочилась розоватая жидкость. Где-то за пределами комнаты бурлил варп, словно океан за стеклом. Под полом гудели генераторы нуль-поля, по всей камере вились обереги, вырезанные на каждом камне и звене цепи. В камере царила тьма и безмолвие варпа. Здесь Ариман был не более чем человеком из плоти и крови.

Фигура вошла внутрь, дверь закрылась, и камера снова погрузилась во мрак. Ариман услышал размеренное дыхание. Во тьме вспыхнул свет, когда зажглась свеча, и ее пламя разгоралось все сильнее. Свет озарил контуры доспехов человека со свечой и отбросил тень на его гладкое лицо.

— Вот, — произнес Амон. — Теперь хотя бы будет светло.

Ариман встретился взглядом с Амоном, его глаза казались почти черными.

— Я не буду тебе помогать, — заявил Ариман. Амон слабо улыбнулся, подошел к стене и вставил свечку в подсвечник. Затем обошел комнату, зажигая другие свечи, пока озерца света не прогнали тени. Ариман смотрел, как Амон зажег последнюю свечу справа от двери.

— Ты помнишь свет Просперо? — Амон остановился, не сводя глаз с усиливающегося пламени. — Солнце, поблескивающее на пирамидах, свет утренней зари, ползущий по земле и морю. Иногда мне кажется, я больше не увижу такого рассвета, — он обернулся и посмотрел на Аримана с той же печальной улыбкой. — Но, может, это всего лишь воспоминание.

Ариман молчал, вспоминая город, сверкающий под ярким небом, и стены пирамид, которые обратились в озера солнечного света.

— Долгое время я хотел вернуться туда и увидеть, что осталось, — Амон кивнул, подойдя ближе к Ариману, а затем покачал головой. — Странно, не так ли? Нас сотворили воинами, дабы мы стояли отдельно от остального человечества. Разве мы может быть сентиментальны? — он остановился в шаге от Аримана. — Но затем я понял, что свет существовал только в моих воспоминаниях. Если бы я коснулся пепла и увидел разрываемое штормами небо, воспоминания бы погасли. И что тогда осталось бы от Просперо?

Ариман выдержал взгляд Амона.

— Прошлого не изменить, брат, — мягко произнес Ариман. Амон перевел взгляд на свет, ютящийся на границе комнаты.

— Вот так все заканчивается. Ты ведь знаешь это?

— Брат, то, к чему стремишься…

— К чему я стремлюсь? — Амон покачал головой. — Ты считаешь, будто все понимаешь, — он глухо рассмеялся. — Ты не меняешься, Ариман. Мы — мертвый легион. От нас осталось лишь эхо и дергающиеся трупы. Ты об этом мечтал? Ради этого заставил нас бросить вызов отцу?

Ариман посмотрел Амону в глаза.

— Я ошибался.

— Ты уничтожил нас, а твоя мечта оказалась обманом, — голос Амона оставался спокойным, но Ариман чувствовал кипящие внутри него чувства. — Возможно, ты прав, возможно, нельзя обратить вспять содеянное Рубрикой, но я хочу не этого, брат. И не последую за тобой в мечты. Именно так все закончится, а не начнется заново.

Ариман почувствовал, как внутри него все застыло. Он вспомнил мертвые миры, которые видел в вероятном будущем.

«Они станут меньше чем прахом…»

— Ты не можешь уничтожить легион, — сказал Ариман, услышав, как дрожит его голос.

— Но уничтожу, брат. Может, ты считал, что я мечтаю о восстановлении легиона или прощении нашего отца. Это тщетные надежды, и они ведут нас лишь на путь лжи. Нам конец. Пути назад больше нет, как и прощения за содеянное, но все может завершиться, и, возможно, мы обретем покой. Ты уже разрушил нас. Я же спасу нас единственно возможным способом.

— Рубрика сохранит легион. Наши братья не живут, но они не могут умереть, — над Ариманом лязгнули цепи.

— Я сокрушу Рубрику. Обращу против самой себя, — Амон печально кивнул. — Ты показал, что столь великое изменение возможно, и если ты можешь переделать легион, то сможешь и обратить его менее чем в прах.

— Он остановит тебя, — выплюнул Ариман.

— Магнус? — Амон рассмеялся, и взгляд Аримана впился в лицо брата. Тот недоверчиво покачал головой. — Неужели за все прошедшие годы тебе не приходила мысль, что Рубрика — плод его усилий? Ты действительно считал, будто он не знал, чем мы занимались? Что он не понимал, какую разруху на нас навлек? Думаешь, он не мечтал о конце?

Ариман чувствовал себя так, словно Амон ударил его.

— У тебя не выйдет, — сказал он, но почувствовал в своем голосе слабость. Амон вздохнул.

— Получится, — произнес он. — Даже если мне придется сжечь половину Ока Ужаса и стереть в пыль Планету Колдунов, чтобы найти способ, я сокрушу твою Рубрику и позволю наконец умереть нашему легиону.

— Амон…

— Я думал, что в конце ты придешь ко мне. Даже подталкивал тебя к этому. Когда ты пережил моих охотников, я понял, что ты догадаешься, зачем они пришли за тобой, — в его глазах была грусть, понял вдруг Ариман, грусть и жалость. — Даже сломленный, ты остаешься Ариманом, повелителем Корвидов, главным библиарием Тысячи Сынов. Ты все еще достаточно горд, чтобы полагать, будто как-то сможешь изменить будущее, что твои знания и понимание глубже, чем в действительности, что ты сможешь изменить ход судьбы. Ты сказал, что ошибался, что Рубрика была ошибкой, но под той ложью, которой ты успокаиваешь себя, до сих пор горит высокомерие. Ты не изменился, брат.

— Амон… — Ариман в смятении покачал головой.

— Почему ты не пользовался Рубрикой? — неожиданно спросил Амон. — Ты мог попытаться обратить ее против нас, когда мы пришли за тобой. Почему же не использовал?

Ариман вспомнил пепельную равнину и Магнуса, разрывающего живую статую, которая была Артаксерксом. Вспомнил крики призрака, когда доспехи треснули, а затем срослись обратно.

— Они мои братья, а не рабы.

— Ты сделал их рабами. — Амон отвернулся и посмотрел в сумрак, скрывавший потолок. — Тебе следовало использовать их, это было бы по крайней мере честно, друг мой. Это бы показало, что ты понимаешь, кто ты есть на самом деле.

Слова будто отодрали струпья, давно покрывавшие разум Аримана. Амон прав. Он позволил себе поверить в ту ложь, которая однажды уничтожила его. Он был ничем, всего лишь стихающим отголоском поражения.

— Помоги мне. Расскажи все, что знаешь о Рубрике, — произнес Амон. — Даруй своим братьям покой. Ты увидишь, как все закончится, и сможешь сам обрести покой.

«Судьба, — подумал Ариман. — Судьба наконец пришла».

— Давай же. — Ариман почувствовал руку Амона на плече. — Я прощаю тебя. Помоги закончить то, что ты начал, брат. Расскажи мне.

Ариман вспомнил башни Планеты Колдунов, неповоротливые тени, бредущие из стихающей бури, мертвенный свет в их глазах.

«Мне жаль, братья», — сказал он тогда.

Ариман поднял голову. Он посмотрел в глаза Амону, небесная синева встретилась с ночной тьмой. Колдун кивнул.

Амон открыл рот, и из него потекли слова, длинные последовательности слогов, которые будто резонировали в комнате. Ариман почувствовал, как отключились обереги, и его снова омыл великий океан варпа. Когда его разум снова воссоединился с великой и таинственной силой вселенной, Азеку показалось, что он услышал мысленный смех, похожий на довольное карканье ворона. Амон не сводил с него глаз. Ариман чувствовал, как вокруг него выжидающе парит разум брата.

Он закрыл глаза, запрокинул голову и отворил двери, которые давным-давно были запечатаны в коридорах его разума. Оттуда выплеснулась Рубрика во всех ее подробностях: каждый ритуал, каждый источник, каждое изменение и миг прозрения. Она приняла форму сконцентрированного кристалла памяти. Ариман подержал его.

Он мог воспротивиться. Амон отключил обереги, сила вернулась к нему, он мог бороться, мог… Он открыл глаза. Амон бесстрастно взирал на него. «Наш легион наконец умрет…»

Ариман коснулся разума брата. Тот казался теплым, словно голос давно потерянного друга. Между ними потекли воспоминания, всего на миг, но Ариману показалось, будто он заново пережил те времена глупости. Затем Амон открыл глаза и кивнул. Он отвернулся, бормоча слова и формулы. Свечи погасли, Ариман ощутил, как вокруг него снова поднялась клетка из оберегов, прервав звук варпа, и в комнате снова воцарилась тишина. Амон направился к двери, и та открылась перед ним. В комнату снова хлынул яркий свет. Амон постоял у двери, а затем оглянулся на Аримана.

— Спасибо тебе, — произнес Амон и оставил Аримана одного во тьме.

XX
Все оружие

Наконец-то отступники прибыли на его зов. Сильванус оглянулся, услышав, как по палубе грохочут их шаги. Они вышли на мостик, заляпанные кровью и покрытые пеплом. Их было пятеро: тот, кого называли Астреос, за ним получеловек Кадин, а также горбун по имени Марот, замыкали же шествие двое космических десантников в опаленных до черноты доспехах и шлемах с высокими гребнями. Навигатор заметил зеленый блеск под гарью, покрывавшей их глазные линзы. От урчания силовых доспехов вибрировали кости. Воины остановились у края подсохшей лужи крови и масла и посмотрели на гнездо кабелей и проводов. Сильванус встретился взглядом со светящимися линзами тупоносого шлема Астреоса. Навигатор невольно вздрогнул.

— Она жива, — произнес он, чувствуя, как пересохло у него во рту. — Думаю, по крайней мере она…

Какое-то время назад Кармента перестала шевелиться, но Сильванус держал ее дергающуюся руку и пытался разговаривать с техноведьмой, пока зеленый свет в ее глазах то тускнел, то мерцал. Навигатор не знал, что сказать. Он заметил, что Астреос пристально смотрит на покрывшиеся волдырями пальцы Карменты. Сильванус отвернулся и встретился взглядом со змеиными глазами Кадина. Отступник глядел на него так, как кошка могла бы смотреть на вероятную жертву. Тот, кого называли Марот, хихикнул. От одного подобного звука, исходящего из уст космического десантника, Сильванусу внезапно захотелось убраться отсюда как можно дальше.

— Снимите ее, — проскрежетал голос Астреоса из решетки шлема. Кадин сделал шаг вперед, и Сильванус заметил сполох ножа. Гнездо кабелей разорвалось, осыпав всех искрами. Тело техноведьмы упало и закачалось над палубой, удерживаемое кабелями, которые были подключены к нему. Секунду она покачивалась, будто сломанная кукла. После второго удара ножа Кадина женщина рухнула на палубу прежде, чем Сильванус успел поймать ее. Навигатор опустился на колени и сжал ее голову в руках. Пропитанная кровью одежда липла к наполовину механическому телу.

— Ей нужна помощь, — выдохнул Сильванус. — Она…

— Она предатель, — ответил Астреос. Сильванус посмотрел на космических десантников. Все они глядели на него. Он перевел взгляд на Карменту. С тех пор как его вынудили стать навигатором «Дитя Титана», он встречал ее всего несколько раз. Женщина ему не нравилась, но она продолжала цепляться за жизнь слабеющими вдохами, и никто не заслуживал участи угаснуть во тьме, не получив шанса на спасение.

— Почему она предатель? — спросил он, пытаясь скрыть дрожь в голосе. Астреос промолчал, и Сильванус ощутил, как грохочущая в мышцах кровь твердит ему бежать без оглядки. Затем космический десантник едва заметно кивнул.

— На корабль высадились враги, мы нашли в ангаре один из их боевых кораблей, — он указал на Карменту. — Она предала нас. Иначе они не сумели бы попасть на борт.

— Она еще жива.

Астреос перевел взгляд на Карменту.

— Где Ариман?

— Ариман, — прохрипела техноведьма. Она попыталась пошевелиться, и ее ноги заскребли по скользкой от крови палубе. Астреос опустился на колени и склонился над женщиной, при этом его лицо оказалось в считанных сантиметрах от Карменты и Сильвануса.

— Где он?

— Ариман, — снова произнесла Кармента, и ее голова дернулась, вырвавшись из ладоней Сильвануса, а тело скользнуло на пол.

— Отвечай, — приказал Астреос, и в его голосе послышалось что-то холодное и беспощадное.

— Амон, — выплюнула Кармента, закашлявшись грязной кровью. — Амон.

Кадин вышел вперед, в его руке все еще блестел нож.

— Закончим это, — прорычал он. Сильванус напрягся.

— Нет, — сказал Астреос. Кадин замер. Библиарий снял шлем. Лицо под ним оказалось не более дружелюбным, чем прямые черты личины шлема: на месте правого глаза был серебряный кристалл, левый скрывался в тени нависающей, исполосованной шрамами брови. Что-то в выражении уставшего лица напомнило Сильванусу старого волка, изможденного, но все еще опасного. Лицо искажали противоборствующие чувства, словно накатывающие океанические волны. Кожу Сильвануса защипало, и внезапно он почувствовал в воздухе статический разряд. Кармента перестала дергаться, дыхание женщины оставалось слабым, но равномерным. Ее взгляд упал на Астреоса.

— Ариман сам будет судить ее за предательство, — произнес библиарий и поднялся.

— Она умирает, — заметил Сильванус.

— Пока нет, — ответил Астреос.

Навигатор почувствовал, как Кармента шевельнулась в его руках. Ее ноги заскребли по полу, затем она перекатилась и поднялась на четвереньки. Сильванус услышал, как механические легкие втягивают и выдыхают воздух. Техноведьма медленно встала. На это было больно смотреть, и дважды она едва не упала. Первый раз Сильванус попытался поддержать ее, но женщина оттолкнула его руку. Наконец она выпрямилась. Одежда висела на ней алым рваньем. Механодендриты безжизненно повисли за спиной. Последней поднялась ее голова, и Сильванус заметил, что свет в ее глазах стал тверже.

— Плоть. Слаба, — прохрипела она. — Но. Я. Не. Плоть, — Кармента остановилась и втянула в себя воздух со звуком, который опроверг только что сказанное ею. — Я. Дитя. Титана.

Сильванус вздрогнул. Она говорила глухим монотонным голосом машины.

Астреос оглянулся на Кадина.

— Она нам нужна, — произнес он. — Правосудие свершится, но позже.

— Зачем она нам? — спросил Кадин.

— Чтобы захватить «Сикоракс».

Марот с бульканьем рассмеялся. Сильванус с раскрытым ртом посмотрел на космического десантника. Он видел целый флот вокруг капитального корабля Амона, а размер только этого военного корабля потрясал воображение.

— Как? — прорычал Кадин.

— Всем имеющимся оружием, — ответил Астреос.

— Кадар.

Имя вырвалось у Астреоса прежде, чем он успел остановить себя. Тьма окутала его глаз и проникла в разум, стоило ему только посмотреть на скованного демона. Существо висело в центре переплетающихся цепей. Из-за изморози его кожа казалась белой, а пустой взор буравил Астреоса с того самого момента, как он шагнул в отсек. Библиарий услышал, как позади него Марот рухнул на колени. Сломленный колдун бормотал и шептал, словно мать над младенцем. Кадин отказался заходить внутрь.

— Брат. — Астреос остановился и тяжело сглотнул, задаваясь вопросом, слышит ли его Кадар. — Прости меня.

— Не делай этого, — сказал Кадин.

Сердца Астреоса почти перестали биться, спокойствие растеклось по разуму, став зеркалом, которое отражало силу варпа. Учение Аримана никогда ему не нравилось, оно было не по душе библиарию, будто оружие, созданное для чужой руки.

До этого момента. Его разум поднялся по уровням сосредоточенности, вероятности, хранившиеся на них, стали разворачиваться перед Астреосом. Существо перед ним походило на сгусток холодного звездного света, облеченного в кожу. Библиарий видел и чувствовал узы, окружавшие и удерживавшие существо на месте. Астреос коснулся их разумом. Скованный демон вздрогнул, и цепи задрожали.

— Узами, сковывающими тебя, я призываю тебя служить мне, — демон ухмыльнулся, обнажив иглоподобные зубы. Звенья цепей стали лопаться. По воксу раздался вопль Марота.

— Ты не знаешь, чего это будет стоить, — Кадин застыл перед Астреосом, его змеиные зеленые глаза не моргали.

— Я должен, — сказал он. Кадин закрыл глаза и покачал головой.

— Ради клятвы?

— Ради клятвы.

Кадин заглянул ему в глаза и отвернулся.

— Помни это, брат.

— Я приковываю тебя к себе, — прозвенели слова в варпе. Демон дернул головой из стороны в сторону, но его пустые глаза продолжали буравить Астреоса. В мысли библиария проникло чувство багряного голода. Астреос почувствовал кровь на оскаленных зубах.

— Я приковываю твое существование к своей душе.

На теле демона стала таять изморозь, красными каплями скапывая на палубу.

— Я приковываю твою волю к своей, — цепи, которые удерживали демона, раскололись. Он взмыл, извиваясь и дергаясь, словно череда изображений из сбоящего пикт-канала. Астреос ощутил, как часть уз треснула, но его разум тут же сотворил их заново, приковав существо к своему сознанию. Демон спазматически дернулся, его тело задрожало, будто плеть. Затем он замер, и на него, подобно плащу, опустилась сумеречная мгла.

Астреос поманил его. Скованный демон поплыл вперед. Марот замолчал. Демон оскалился.

+ Есть, + произнес демон в разуме Астреоса. Библиарий дернулся от ощущения мысли. Он все еще чувствовал во рту кровь, ощущал голод существа. Его пасть открылась и безмолвно закрылась. + Есть, + прорычал демон опять, и библиарий понял, что его челюсть также двигается.

— Ты поешь, — пообещал Астреос.

XXI
Обновление

Багровый «Грозовой орел» покинул «Дитя Титана» и отправился в длинный перелет к центру собирающегося флота. Десяток бортовых сенсоров засек его, опознал в нем корабль Амона и отвел глаза. «Сикоракс» ждал его, поэтому палуба ангара была открыта, чтобы принять возвращающееся дитя. Боевой корабль приземлился среди подобных ему: суда больших и меньших размеров, багровые, сверкающие в слепящем белом освещении. Вокруг них ходили техноремесленники, осматривая корпуса, подсоединяя или отсоединяя трубки и кабели, не переставая при этом бормотать приглушенными ухающими голосами. Их лица скрывались под птичьими масками из покрытой патиной меди, следом за ними волочились охряные одеяния. Они принадлежали к кираборам, клану совращенных техноремесленников. Их мастера поклялись служить великому колдуну Амону и ухаживать за его оружием. Подобную службу кираборы считали благословением многоокого бога и взирали на колдунов, которым прислуживали, со страхом и трепетом. Едва увидев влетевший корабль, они обратили внимание на отметки, опознали в машине транспорт личных аколитов Амона и направились к нему.

Под носовой частью «Грозового орла» опустилась рампа. Двое кираборов шагнули вперед, затем остановились. Из отсека появилась фигура. Она была в красных доспехах, и техноремесленники узнали рогатый гребень и диск на макушке шлема — знак одного из аколитов-близнецов Амона. И шлем, и доспехи были покрыты трещинами и вмятинами. Вышедший замер и посмотрел на ждущих техноремесленников, затем пошел вперед. За ним следовали двое воинов Рубрики в очерчиваемых резким светом угольно-черных доспехах. Кираборы переглянулись, вполголоса ухая и пощелкивая. Остальные техноремесленники стали пятиться, некоторые бросали непонимающие взгляды на космического десантника в красных доспехах. Многие видели аколитов-близнецов всего раз, да и то издали, но знали, что они были неразлучны: куда шел первый, туда следовал и второй. Но сейчас он был один.

Бормотание становилось громче. Все больше и больше людей по всему отсеку отрывались от своих дел, а некоторые стали отступать к выходам. В стенных нишах начали пробуждаться орудийные звери, на их мускулистых конечностях зажужжало оружие. Их тела были покрыты бронзовыми пластинами, а головы представляли собой обрубки клепаного металла с асимметричными скоплениями многоцветных дальномеров. Они двинулись вперед, не сводя взоров с космического десантника, который все так же спокойно шагал по палубе. По вокс-сети «Сикоракса» стали пульсировать сообщения низкого уровня тревоги. Из командных узлов пришли запросы о более подробной информации. Космический десантник остановился и окинул взглядом смыкающееся кольцо орудийных зверей.

Где-то последовательность проверок и вопросов достигла критического уровня. Вдалеке заревели сирены. Орудийные звери напряглись. Космический десантник оглянулся на «Грозовой орел» и сказал чистым уверенным голосом:

— Начали.

Астреос сорвался на бег. Воины Рубрики позади него подняли болтеры. Он почувствовал в разуме их призрачные движения. Существа перед ними были высокими, горбатыми, куски меди и бронзы, сплавившиеся с покрытой спиральными татуировками плотью. Одним мановением разума библиарий насчитал двадцать четыре противника и ощутил, как их грубые мыслительные процессы за удар сердца переключились из вызова в режим угрозы.

Орудийные установки взревели. Потоки огня сосредоточились на нем. Астреос даже не замедлился. Его разум заново создал реальность вокруг себя. Время остановило ход. Воин ощутил, как снаряды прошли сквозь него, но показались ему не более чем булавочными уколами. Он был призраком, мерцающим между материальным и иллюзорным состоянием. Искры от рикошетов посыпались на палубу под ногами.

+ Огонь, + послал библиарий. Воины Рубрики подчинились. Орудийный зверь взорвался, его плоть и кровь сгорели прежде, чем он упал на палубу. Стоявший возле него техноремесленник превратился в бирюзово-розовый факел. На поясе Астреоса висел изогнутый хопеш, свой же меч он крепко сжимал в руке. В другой руке рявкнул болт-пистолет. Еще один зверь упал с кровавым кратером вместо головы. Остальные продолжали вести огонь, заваливая палубу гильзами от снарядов.

На посадочной палубе завопили ревуны. В глаза Астреосу ударил стробирующий желтый свет, а затем библиарий ворвался во вражеские ряды, вмиг оказавшись среди орудийных зверей. Существо перед ним как будто догадалось, что он не собирается останавливаться, и попыталось отступить назад. Меч разрубил его от плеча до пояса, и Астреос почувствовал, как лезвие обагрилось теплой кровью. На палубу пролилась розоватая жидкость. Библиарий, не сбавляя скорости, ушел от первого удара и крутанул мечом по дуге низом. Второй орудийный зверь повалился на пол с обрубленными по колени ногами. Он продолжал стрелять в воздух, пытаясь встать на кровавые обрубки. Остальные звери поворачивались, пытаясь прицелиться в оказавшегося среди них библиария.

Астреос поднял руку, и из ладони вырвалась волна телекинетической энергии. Орудийные звери и мусор взмыли в воздух. Некоторые существа стреляли, даже разлетаясь в стороны. Шальная пуля угодила в топливный шланг, и ввысь взметнулся красный гриб пламени. Орудийные звери упали на палубу с треском ломающихся костей. Техноремесленники кинулись к противовзрывным дверям, которые уже начали опускаться. Из ниш в дальнем конце отсека появилась очередная группа орудийных зверей.

По рампе «Грозового орла» поползла тень. Она скользила по палубе и фюзеляжу боевого корабля, словно дыхание ледяной ночи. Из десантного отсека машины появился скованный демон. Он полетел вперед, двигаясь с безмятежной медлительностью. Уцелевшие орудийные звери заметили присутствие демона и приготовились снова открыть огонь. В его сторону рванула буря снарядов, вокруг существа вспыхнула сфера молний, и красный свет аварийных огней растворился в ослепительной белизне. Воздух наполнился сладким запахом цветов и вонью протухшего мяса. Хлестнули молнии, и один из техноремесленников разлетелся на куски. Молнии метнулись дальше, от тела к телу, толстыми нитями извиваясь по металлическому перекрытию палубы.

Существо взревело в разуме Астреоса, и библиарий едва подавил злобный вой, который рвался у него из горла. Перед глазами поплыли призрачные образы, мысли бурлили. Он ощутил, как утратил сосредоточенность и в правое плечо что-то врезалось. Астреос пошатнулся, взял себя в руки и уклонился от следующего удара. Орудийный зверь, израсходовав весь боезапас, врезался в него, размахивая руками из металла и плоти, будто дубинами. Библиарий мысленно потянулся в грудь зверю и раздавил его сердце. Тот рухнул на пол неподвижной грудой мышц.

Воины Рубрики уже стояли возле него, расстреливая любого орудийного зверя, который пытался подняться с палубы. Астреос оглянулся на «Грозовой орел». Оттуда вышел Кадин вместе с Сильванусом, который поддерживал полусогнутую Карменту.

+ Готова? + послал он, и Кармента с трудом кивнула. Он передал сообщение Кадину: + Отведи ее, куда нужно. +

Кадин не стал подтверждать приказ, а просто направился к машинной башне, вздымавшейся посреди отсека. Кармента и Сильванус поплелись следом, стараясь держаться у него за спиной, словно укрываясь от сильного ветра. Астреос заметил, как искрят доспехи Кадина.

Времени оставалось немного: в лучшем случае пару минут, в худшем — несколько десятков секунд. Амон и его слуги вскоре придут. Против них шансов у крошечной группы не было. Астреос улыбнулся под шлемом, указал мечом, и очередного орудийного зверя захлестнуло пламя. Кожа существа обуглилась, мышцы сварились, он пошатнулся и упал. Надежды почти не осталось.

Зависший слева от него демон поплыл вперед. Вырвавшиеся из его тела молнии поползли по корпусу боевого корабля с убранными крыльями. Соединенные с машиной топливные шланги воспламенились, и корабль взлетел на грязно-масляном столбе пламени. Астреос ощутил жар даже через доспехи. Библиарий бросился в сторону, когда корабль свалился обратно на палубу. Расцвел второй взрыв, и под потолком отсека расползлось красно-черное облако.

Астреос поднялся на ноги. На посадочной палубе, окутанной дымом и пламенем, царил настоящий ад. Вокруг валялись груды почерневших тел, оружейный огонь то и дело прочерчивал дым. На глазах библиария очередной разряд слепящей белой молнии рассек дым. До него донесся мысленный хохот демона. Воины Рубрики шагали сквозь пламя, синхронно поворачивая головы и болтеры и открывая огонь по целям, которых Астреос не видел.

+ Давайте, + послал он. Вокс затрещал, и в его ухе послышался голос Кадина.

— Не сработает брат. Она упала, когда подключилась к машинам. Мы…

— Я. Здесь. Библиарий, — прозвучал по воксу голос, состоящий из треска статики и щелчков механизмов. Он грохотом прогудел в черепе Астреоса.

+ Бери его, + послал он и магнитно закрепился на палубе.

К нему бросился орудийный зверь с отрубленной левой рукой. Астреос оценил расстояние до противника. Не успеет.

Сирены стихли. Свет в ангаре померк. На мгновение, до того как дисплей его шлема успел компенсировать, библиарию показалось, будто он смотрит на танец пламени и теней в пещере глубоко под землей. Затем Астреос почувствовал, как вздрогнула палуба. Со скрежетом начали открываться внешние противовзрывные двери. Огонь встретился со звездным светом, взревел ветер. Секундой позже отключилось сдерживающее атмосферное поле. Из открытых настежь дверей вырвалось облако пламени и дыма. По палубе покатились тела. Живые молотили руками и ногами, когда их стало выбрасывать в бескрайнюю ночь за корпусом «Сикоракса». Затем ветер прекратился, и Астреос оказался в черной тишине. Библиарий двинулся вперед, и демон вместе с воинами Рубрики пошли следом. Астреос потянулся и коснулся разума Карменты.

+ Найди Аримана, госпожа. Найди его и сохрани нам жизнь. +

Силам на борту «Сикоракса» потребовалось три минуты, чтобы осознать масштаб угрозы, с которой они столкнулись. Из лож в глубинах «Сикоракса» выдвинулись когорты стражей Кирабора в бронзовой броне. Колдуны вдохнули приказания в сотни воинов Рубрики, и они безмолвно двинулись коридорами корабля, раздавался лишь мерный грохот ботинок по палубе.

В высокой башне на хребте «Сикоракса» Амон получил сообщение от одного из членов своего внутреннего круга и вышел из медитации. Он успел сделать пять шагов, когда «Сикоракс» начал содрогаться.

Первыми тряску ощутили машинные ремесленники кирабора. Подсоединенные к кораблю кабелями и сетями полуметаллической плоти они забормотали и закричали. Они почувствовали, как чье-то присутствие несется по системам корабля, словно выплывшая из морских глубин акула. Оно ширилось, будто яд, захлестывая одну второстепенную систему за другой, пока не хлынуло в управление целых отсеков корабля.

«Сикоракс» вот уже тысячу лет плавал в лишенных света глубинах Ока Ужаса, и варп успел извратить его корпус и сердце так, что корабль стал по-настоящему живым существом. Каждая капля крови, пролитая на его палубах, каждый тревожный сон членов команды, каждый бой, где ему приходилось сражаться, впитались в его кости. Он стал гордым существом с разумом высшего хищника, но оказался не готов к тому, что в его системы проникло черное облако. Оно распространялось по оборудованию, шифр-рабам и инфоячейкам, между изолированными отсеками «Сикоракса», и расширялось даже тогда, когда корабль попытался остановить его. И все время, повергая системы и уничтожая защиту, оно кричало имя.

«Дитя Титана», — ревело облако, словно взывая к отмщению за мертвеца.

По всему кораблю переборки блокировали войска, идущие к месту вторжения. Воздуховоды плазменного реактора заполняли отсеки пылающим, сверхнагретым газом. Внешние отсеки открывались в открытый космос. Аварийные люки последовательно распахивались, создавая прямые коридоры из глубин «Сикоракса» в холодную пустоту. В считанные минуты после того, как зазвучали аварийные системы, умерли сотни рабов, машинных ремесленников, воинов и существ-дронов. Они погибли, протягивая руки к оружию; погибли в темноте, не успев даже проснуться; погибли, бормоча молитвы богу судьбы, который предал их.

«Сикоракс» реагировал, будто зверь, впивающийся в свое тело, которое изнутри пожирали паразиты. Он активировал оборонительные турели в коридорах, заполненных рабами из команды. Корабль терял мощность и гравитацию, отключались системы жизнеобеспечения. Безвоздушная тьма поглотила мостик, и человеческая команда умерла от удушья. По корпусу пробегали электрические разряды, дугами прочерчивая стены и пол.

Только Тысяча Сынов целеустремленно шли по кораблю. Колдуны прожигали закрытые переборки раскаленным до синевы пламенем и преодолевали препятствия, словно бесплотные призраки, двигаясь навстречу врагам. За ними медленно маршировали сотни воинов Рубрики, будто статуи из красных доспехов с зелеными, холодными и покорными глазами.

После ухода Амона Аримана охватило холодное спокойствие. Он вновь скользнул в свой разум и пошел по дворцу воспоминаний. Царившая там тишина казалась нереальной даже для него. Шаги эхом разносились по коридорам, по которым он не ходил уже долгое время. Он слышал, как в двери скребутся старые воспоминания. Время от времени Азек останавливался, и до него доносились голоса давно сгинувших друзей. Иногда рука дергалась, чтобы отворить дверь, но что-то его останавливало, и он шел дальше. Ариман бродил до тех пор, пока не оказался перед маленькой дверью. Резные птицы спиралью поднимались к солнцу. В углублениях собралась пыль. Во дворце можно было отыскать и более старые двери, но эту он не открывал с тех пор, как запер ее. Азек нерешительно замер, а потом толкнул ее. Дверь бесшумно открылась.

За ней протянулся широкий балкон, с которого открывался вид на засушливую пустыню, а также небо, поделенное на безоблачную синеву и охряные штормовые тучи. На краю балкона, болтая ногами, сидел мальчик, теплый ветерок играл с его волосами. Он подбрасывал камушек и, не глядя, ловил его. Временами мальчик закрывал глаза, и камень зависал в воздухе. Мальчик выглядел не старше десяти лет, но когда он посмотрел на Аримана, в его лице почувствовалась серьезность, которая заставляла его казаться старше. Глаза мальчика были ярко-синими. Он улыбнулся.

— Привет, Азек, — сказал он, и камушек, зависший перед ним, упал в ладонь. Ариман улыбнулся.

— Ормузд, — произнес Ариман и увидел, как воспоминание о его родном брате отвернулось, закрыло глаза и подбросило в воздух еще один камушек. Темный отполированный водой овал завис и начал медленно поворачиваться перед закрытыми глазами Ормузда.

Ариман присел рядом с братом. Он понял, что уже не в доспехах, а в одной светло-синей тунике, вроде той, что носил Ормузд в его воспоминании. Азек посмотрел на своего близнеца. Юное лицо было зеркальным отражением его собственного. Он помнил каждый жест и слово той их встречи. Когда-то он задавался вопросом, почему. Позже, после смерти Ормузда, он думал, что понял причину. Но теперь, снова смотря на брата, Ариман понял, что ошибался.

— Перестань, — сказал Ормузд, не открывая глаз. — Ты отвлекаешь меня.

— Прости, — ответил Ариман и посмотрел на горизонт. Грязная желтая туча становилась все больше, пожирая синеву неба. На ее границе полыхнула молния. Теплый ветерок дохнул на Аримана, и он почуял в воздухе грозовой разряд. Азек нахмурился.

— Шторма ведь не было, — заметил он.

— Что? — переспросил Ормузд с ноткой раздражения в голосе.

— Шторма не должно быть. Это воспоминание о том дне, когда мы были еще послушниками Пятнадцатого легиона. В тот день шторма не было.

Ормузд пожал плечами. Его лицо было гладким, не отмеченным теми шрамами, которые появятся позже. Ариман почувствовал, как его губы скривились в слабом подобии улыбки; в определенном смысле он смотрел на собственное лицо — они ничем не отличались друг от друга, не считая того, что в моменты раздумий или тревоги лоб Аримана морщился. В тот день Азек был обеспокоен, в голову лезли мысли о том, что с ними могло случиться, и невольно он раз за разом возвращался к ним. Ормузд знал это, как знал всегда.

— Все будет хорошо, Аз, — произнес Ормузд. Ариман моргнул, затем посмотрел на брата, как тогда, в воспоминании. Тогда он что-то сказал, какой-то испуганный пустячный вопрос.

— Перестань, — повторил Ормузд. — Ты всегда думаешь о самом плохом исходе.

— Прости, — сказал Ариман и вспомнил, что то же самое произнес и в прошлом.

— И перестань извиняться, — Ормузд закрыл глаза и позволил парящему камушку упасть в ладонь. — Ты не можешь просто порадоваться? Подумай, кем мы можем стать, чему мы можем научиться, что можем сделать, — он бросил на Аримана резкий взгляд. — Ты снова видел сны?

Конечно, он видел. Ариман всегда видел сны, и еще в детстве они, как правило, имели свойство сбываться. Ормузд тяжело вздохнул.

— Ты ведь знаешь, они не обязательно должны становиться явью, — голос брата стал глубоким, как всегда, когда он собирался сказать нечто очень важное. — Говорить о судьбе глупо.

— Ты никогда не мог удержаться от цитирования, — усмехнулся Ариман.

— Выбирать и творить судьбу надлежит нам одним. Если нам предначертано особенное будущее, то только потому, что мы выбрали его, — Ормузд торжественно кивнул, словно ребенок, вещающий истину. Затем он ухмыльнулся. — В любом случае с нами все будет хорошо, — он бросил взгляд на Аримана, и в его взгляде появилось пылкость. — Я прослежу за этим, Аз.

Ариман промолчал. Он отвернулся от брата и посмотрел на шторм, пеленой закрывший небо. Синева исчезла, солнечный свет стал мутным и грязным. Начался дождь, сначала несколько капель, затем больше, пока небеса не разверзлись, и по дюнам хлынули потоки воды. Ариман глубоко вдохнул. Шторма в тот день не было, но он помнил, что в воздухе пахло бурей.

— Хотел бы я, чтобы ты был прав, — сказал Ариман после длинной паузы. Внезапно он понял, что не помнит сказанного его братом. — Я дошел до конца. Лучше было бы, если бы мы даже не начинали… если бы я не начинал. Но теперь все закончится.

— Нет.

Ариман стремительно обернулся. Ормузд смотрел на него, широкие синие глаза брата улыбались, по лицу стекали капли.

— Что ты сказал? — дождь поглотил звук его голоса. На мгновение мир озарился вспышкой молнии.

— Нет, Азек, — Ормузд улыбнулся, а затем расхохотался в бурю. — Еще не конец.

Ариман почувствовал, как дрожит земля. Он ничего не видел сквозь пелену дождя. Гром заставил его вздрогнуть.

Азек поднял голову и узрел тьму, когда камера содрогнулась снова. Удерживавшие его цепи залязгали. Сердце бешено колотилось. В ушах раздавался металлический стон. Пол и стены пылали, вившиеся по камню руны и знаки стали слишком яркими, чтобы смотреть на них. Оковы на лодыжках обжигали кожу. Шум становился все сильнее. Ариман начал чувствовать, как внутри и снаружи черепа нарастает давление.

Дверь взорвалась шквалом раскаленного металла. Ариман ощутил, как варп захлестнул его разум, будто приливная волна. Голова закружилась, и он увидел, как в пылающую рану, где прежде была дверь, шагнула фигура. Человек был в красных доспехах, шлем принадлежал Тысяче Сынов, в каждой руке он сжимал по мечу — изогнутый хопеш и прямой клинок, покрытый узором из золотых змей. Ариман узнал его — то, как человек двигался, говорило о нем едва ли не громче, как если бы он кричал свое имя.

+ Ариман, + послал Астреос, шагнув к нему. Позади библиария парил скованный демон, подрагивая из-за оплетавших его темных нитей не-света. В двери появились фигуры еще двух воинов Рубрики, подобных каменным стражникам. Их доспехи были угольно-черного цвета. Внутри Аримана все похолодело. Астреос занес меч и рубанул. Ариман заметил пронесшееся по дуге лезвие, ощутил силу удара и полнейшую сосредоточенность, пылавшую на кромке. Цепи над головой Аримана лопнули, и колдун рухнул на пол. Он увидел, как Астреос снял шлем и посмотрел на него.

Ариман взглянул на парящего демона. Из его пальцев выступали длинные костяные лезвия-иглы, с кончиков которых капала кровь. Лицо скованного демона скривилось в акульей улыбке.

— Что ты наделал? — выдохнул Ариман. Астреос вложил меч в ножны и мрачно улыбнулся.

— Выполнил клятву, — произнес он.

Они бежали по коридорам, покрытым серебром и ляпис-лазурью, исписанным словами на языках давно позабытого человеческого прошлого. Освещение пульсировало. Они бежали то во мраке, то в ярком свете. Босые ноги Аримана шлепали по палубе, цепи, все еще свисавшие с запястий и лодыжек, звенели следом. Из рваной раны в боку сочилась кровь. Астреос двигался впереди него, целясь из болт-пистолета в каждую пульсирующую тень. Демон следовал за ними, от его присутствия по стенам потрескивали дуги темной энергии. Колдун слышал, как тот шипит у него в мыслях. В разум пытались пробраться и другие — он чувствовал, как они тянутся к ним через варп, преследуя их, будто гончие.

«Мои братья, — подумал Ариман. — Я снова бегу».

При их приближении двери и люки отворялись и закрывались у них за спинами. Иногда они не открывались, тогда Астреос что-то бормотал и сворачивал в другом направлении.

Мысли библиария были холодными, полностью сосредоточенными на дороге, но распределенными по десятку умственных процессов, которые работали словно единый механизм. В другое время Ариман бы гордился им. Но сейчас его разум оцепенел.

«Почему я бегу? Что я хочу сохранить? Жизнь, прожитую на задворках, существование без какой-либо цели, ради очередного вдоха?»

Они вбежали в широкий коридор, его скрытый за трубами потолок исчезал над головами. В дальнем конце перехода им навстречу открылась клыкастая дверь. Воздух был разрежен, уровень давления и кислорода оставался низким. Сердца Аримана старались компенсировать нехватку воздуха, но колдун чувствовал, что бежать становится все сложнее. Грудь горела от острой и резкой боли, дыхание было влажным от крови.

Он чувствовал, что охотники уже рядом, стягивают вокруг них петлю.

+ — Ариман, — + крик был как звуковым, так и психическим посланием. Он почувствовал, как бронированная рука сомкнулась у него на локте. Ариман обернулся и встретился взглядом с Астреосом. — Пошли, — прорычал библиарий, таща его за собой, но колдун воспротивился.

«Они мои братья, — Ариман остановился посреди коридора. Астреос оглянулся на него, и скованный демон также замер. Ариман посмотрел на оковы, все еще свисавшие с рук. По металлу спиралью вились символы, наполовину расплавленные и искаженные, но еще различимые. — Я не побегу. Не снова».

Он повернулся.

«Я буду сражаться с судьбой, даже если это уничтожит меня».

В тридцати шагах за ним часть стены стала оранжево-белой. Она вздулась, будто волдырь на обожженной коже, а затем взорвалась брызгами расплавленного металла.

Из пылающей бреши появился десяток воинов Рубрики. Они шагали неспешно, их красные доспехи в тусклом свете казались почти черными. Ариман почувствовал, как стукнуло сердце. Он моргнул и на мгновение увидел их под красным солнцем, выходящими из пылевого облака. Воины Рубрики подняли болтганы, двенадцать черных стволов взирали на него, словно глаза мертвецов, словно…

«…красное солнце в змеином ореоле. Парящий ворон, его крылья — темный силуэт на фоне огня.

— Твоя судьба, Ариман, — прозвучал голос, сотворенный из рева солнца и карканья птицы. — Твоя судьба наконец пришла. Твоя судьба. Твой выбор…»

Его разум будто отделился от тела, Азек будто взирал на происходящее издалека, с другого конца воспоминания.

«… солнце становилось все больше. Клокочущая красная поверхность заполонила собою мысленный взор. Он чувствовал жар солнца, ярость его ядра. Он видел отдаленную точку, которая была силуэтом ворона…

— Был только этот выбор… — прокаркал ворон».

Воины Рубрики открыли огонь.

Астреос, застонав, накрыл себя и Аримана куполом энергии. Щит покрылся волдырями от попаданий, по поверхности разлился многоцветный огонь. Астреос содрогнулся, словно каждый выстрел, попадавший в щит, бил в его тело.

Скованный демон полетел вперед, из его глаз вырвалась черная молния и попала в воинов Рубрики. Коридор исчез в сполохе, обратив свет в тень, а тьму в ослепительный свет. Три воина Рубрики рухнули на пол, из трещин в их доспехах посыпался прах. На секунду огонь ослаб.

Проход наполнился низким рычанием, словно соединяющиеся воедино осколки стекла, словно метель, проносящаяся по сожженным городам. Прах на палубе начал затекать обратно в воинов Рубрики. Они медленно встали, из пробоин в доспехах вились черви зеленого света. Воины Рубрики шагнули вперед и вновь открыли огонь. Демон зашипел, будто кот, и отпрянул.

Астреос повернулся к Ариману.

— Беги, — прохрипел библиарий. Из его глаз текла кровь.

«… красное солнце заполнило его душу. Разум ослеп. Он слышал только ворона.

— Нет ничего, чего нельзя было бы изменить. Ничего, что нельзя было бы обратить вспять знанием и желанием им владеть. Ты знаешь это, и знал это всегда…»

Ариман поднял глаза. Его движения были медленными, такими медленными. За куполом щита с медленной целеустремленностью шагали воины Рубрики. Астреос, содрогаясь, свалился на пол. В разреженном воздухе повис запах жженого сахара. Один из воинов Рубрики вышел вперед, сжимая болтер в одной руке. Ствол оружия походил на рот, что вот-вот промолвит последнее напутствие. Он был в шаге от Аримана.

«…равнина праха пред черными стеклянными горами, красное солнце, встающее, дабы озарить рассвет кровью. Глаза братьев выжидающе смотрят на него.

— Ты подвел их, — прокаркал ворон. — Ты это избавление искал?

— Магнус, — крикнул Ариман, почувствовав возле себя биение крыльев. — Отец, это ты?

— Нет, — рассмеялся ворон.

— Что ты такое?

— Ты знаешь мое имя, — каркнул ворон».

Ариман посмотрел в ствол оружия. Его разум был ясным. Все замедлилось до неспешного биения пульса. Это было не отточенное спокойствие боя, не безмятежность медитации, а нечто совершенно иное: кульминационный момент, острая кромка времени. Азек чувствовал, как палец воина Рубрики начинает сжиматься на спусковом крючке.

— Нет, — произнес Ариман.

Палец Рубрики напрягся. Воин подался вперед, словно идя против сильного ветра. Дуло застыло на расстоянии ширины пальца от глаза Аримана.

+ Нет, + разошелся из него импульс приказа и омыл сомкнувшиеся вокруг них ряды. Палец воина Рубрики замер. Ариман посмотрел на остальных. Все они полностью застыли. Он мысленно произнес их имена и услышал, как ему ответили мертвые голоса.

Астреос, от которого волнами исходила усталость, бросил на него взгляд. Ариман присел и помог ему подняться. Астреос посмотрел на неподвижных воинов Рубрики.

+ Что это? +

+ Это начало, + послал Ариман.

Кадин ждал, крепко сжимая болтер в грубых металлических руках. Царила тишина, но он понимал, что это вряд ли хороший знак. Воин, стоявший на машинной башне, шевельнулся и почувствовал, как затрещал и осыпался сковавший его доспехи лед. В ангарном отсеке было холодно и темно, словно в могиле.

«Он станет нашей могилой», — подумал он. Янтарные маркеры прицеливания двигались следом за взглядом, который метался между закрытыми входами в ангар. Системы шлема придавали всему морозное свечение. Кармента рядом с ним напряглась. Кадин посмотрел на нее. Из под ее одежды к разъемам в башне под ногами вились кабели. С тех пор как на ангарный отсек опустилась тьма, женщина иногда слабо дергалась. Сильванус сидел возле нее, его глаза оставались закрытыми за освещенным визором пустотного костюма. Время от времени вокс на секунду включался, и Кадин слышал, как мужчина стучит зубами.

— Умолкни, — прорычал он. Навигатор бросил на него недоуменный взгляд.

— Что?

— Твои зубы издают шум.

— Я замерз.

Кадин пожал плечами.

— Не моя проблема. А вот шум — да.

Судя по лицу навигатора, он собирался что-то сказать, но затем кивнул и стиснул зубы. Пять секунд спустя мужчина задрожал. Кадин кивнул и вернулся к наблюдению за ангарной палубой.

Глаза резануло светом. В одном из закрытых входов ширилось красное свечение, будто румянец по щекам. Кадин поднял болтер. Руны прицеливания загорелись красным.

— Что происходит? — спросил Сильванус.

Кадин промолчал. Дверь теперь стала ярко-оранжевой.

— Что… — начал Сильванус. Дверь взорвалась. Капли раскаленного металла разлетелись по полу. Сквозь пылающую брешь в вакуум ангарной палубы ворвался воздух и, встретившись с холодом пустоты, превратился в дыхание белого тумана.

Кадин начал поливать открытый участок огнем. Сквозь разрывы снарядов шагали фигуры, силуэты в громоздких доспехах, двигавшиеся с медленной целеустремленностью. Красная руна прицеливания легла на одну из фигур, и Кадин всадил в нее три снаряда. Фигура пошатнулась и упала. Взгляд воина переместился на следующего противника, и он выстрелил снова. Через брешь вошло пятеро, но позади Кадин видел еще. Он подсчитал, что сможет удерживать их две минуты, затем врагам понадобится еще три, чтобы дойти до башни.

И тут Кадин увидел, как первая фигура, которую он свалил, поднялась с пола. В остывающую брешь входили новые воины. Он рассмотрел красные доспехи, поблескивающие будто свежая кровь. В тот момент взорвалась вторая дверь.

— Что происходит? — закричал Сильванус.

— Мы готовимся умереть, — ответил Кадин, дав еще одну очередь.

Когда Ариман вошел в ангарную палубу, его кожа побелела от холода. Азек увидел, как из машинной башни вырывается болтерный огонь. Астреос шел слева от колдуна, обнаженные мечи сияли морозным огнем. Справа сквозь проплавленную в противовзрывной двери дыру шагали воины Рубрики и колдуны. Позади Аримана след в след шагала его собственная Рубрика.

Тьму прочертили полосы огня, похожие на пролившуюся в пространстве радугу. Скованный демон парил перед ними, окруженный ореолом молний. Он поднимался все выше, с тела срывались лучи мрака. Огонь рванул ему навстречу, разорвав молниевую ауру. Демон закричал и задергался, словно птица с перебитым крылом. Ариман продолжал идти к центру ангарного отсека. Оружейный огонь перевели на него, но колдун мыслью отразил его. Сила текла сквозь него и лучилась ореолом синего пламени. Это было так просто, как будто все это время он был полуслепым и только сейчас начал видеть.

Ариман увидел Кадина, стоявшего на мостике на вершине башни и ведущего болтерный огонь. Кармента лежала на полу возле него. От нее вились кабели, которые исчезали в панели доступа и каналов передачи данных. Сильванус, зажмурившись, сидел рядом с ней.

Ариман остановился. Теперь он стоял в центре ангара, у основания башни, откуда до сих пор продолжал стрелять Кадин. Вокруг него, лицом наружу, выстроился десяток воинов Рубрики Аримана. Мысленно колдун заставил их прекратить огонь. В метре от них на невидимом барьере плясали разрывы. Астреос с мимолетной тревогой бросил взгляд на Аримана. Войска Амона заполнили ангар, сотни воинов Рубрики окружали их нерушимой стеной.

+ Это сработает? +

Ариман улыбнулся.

Он посмотрел на собравшуюся в ангаре армию Рубрики. Азек произнес их имена, и они прокатились по варпу, будто мелодия. Другие разумы поднялись ему навстречу, но он вплел волю в песнь имен. Варп походил на текущую сквозь него огненную реку. Воины Рубрики перестали стрелять.

Астреос посмотрел на Аримана так, словно прежде никогда не видел его по-настоящему.

+ Это еще не конец, + послал Ариман и почувствовал, как колдуны, которые стояли за рядами воинов Рубрики, отступили в ужасе от того, что только что случилось. Их было тридцать шесть. Хорошее число, все они были сильны, но недостаточно.

Воздух загустел, в нем почувствовалась статика и запах озона. Ариман ощутил, как воля тридцати шести колдунов ворвалась в варп. Огромные обломки развороченной техники поднялись в воздух, словно на невидимых цепях. Ариман кивнул так, словно это его впечатлило.

Обломки полетели в него. Его разум потянулся и вонзился в каждый кусок искореженного металла. Азек почувствовал их вес, размеры и движение атомов внутри них. Он сформировал мысль, которая вспыхнула в варпе, будто искра зажигания. Обломки исчезли на лету, рассыпавшись по палубе дождем металлического песка.

+ Довольно, + прозвенела в варпе мысль. Опустилось безмолвие. В необъятный зал вошло новое сознание, оно горело, словно новорожденная звезда, и сверкало яростью. + Ариман, + мысленный голос Амона заставил задрожать варп.

Ариман повернулся на голос. Тысяча светящихся глаз воинов Рубрики повернулись вместе с ним. Воины разделились, создав коридор к высоким дверям в дальнем конце ангара.

+ Ты говорил, они не твои рабы, + засмеялся мысленный голос Амона. + Я думал, твои убеждения тверже. Как прискорбно, ведь в них было столько чести. +

Амон шел вперед. Его посох стучал по покрытой гарью палубе в такт со звуком шагов.

+ Я не могу позволить тебе уничтожить наш легион, + послал Ариман, его голос раздался в каждом живом разуме внутри зала и далеко за его пределами. Он пронесся сквозь «Сикоракс» и флот собравшихся в пустоте кораблей, и его услышали все. + Ты пал, Амон. Позволил отчаянию ослепить надежду. Я понимаю это, знаю причину, но это путь лжи. Есть другой путь. +

Паривший над Ариманом скованный демон вдруг закричал и, будто комета, стал падать. Амон воздел посох. Из него вырвалось размытое пятно белого света, раздался звук разбитого стекла, демон рухнул на пол, извергая дым и замерзающую кровь. Астреос, который стоял позади Аримана, упал, словно от удара топором. Из его рта выплеснулась кровь, и Ариман почувствовал треск костей.

Амон опустил взгляд, продолжая идти между неподвижными рядами воинов Рубрики. Его шелковые одеяния колыхались с каждым неспешным шагом.

Ариман обернулся, когда возле него раздался низкий болезненный рык. Астреос пытался подняться с палубы. В его глазницах скапливалась кровь, руки и ноги скребли по полу, пытаясь найти опору. Ариман опустился и положил руку на плечо библиария.

— Отдыхай, мой друг, — тихо произнес он. — Отдыхай. Вы выполнили свою клятву. Ты мне уже не нужен.

Азек бросил взгляд на пригнувшегося за хранилищем данных Кадина, на неподвижную Карменту возле его ног и посмотрел на приближающегося Амона.

— Но мне нужен твой меч, — сказал он и, поднимаясь, взял меч из руки Астреоса. Клинок казался ему непривычным, лезвие с выгравированными змеями лежало мертвым грузом. Мысленным импульсом Азек оживил его кристаллическое ядро. Золотые змеи загорелись и стали извиваться вдоль лезвия.

Амон остановился в девяти шагах от Аримана. Вокруг изогнутых рогов его шлема и навершия посоха переливался ореол света. Азек ощутил, как усиливается глазное давление от заключенной внутри Амона силы.

+ Ты без доспехов, + послал Амон.

+ Небольшая помеха, + ответил Ариман. Текущую из раны в боку кровь больше ничего не сдерживало, и он чувствовал, как серебряные осколки движутся с каждым ударом сердец.

+ Я бы дал тебе хорошую смерть, не тот конец, которого ты заслуживаешь, но последний дар от друга, + Ариман почувствовал в мыслях грустную улыбку.

+ Все должно быть именно так, + послал Ариман, поднимая меч Астреоса. Цепи на его запястьях зазвенели. + Должно быть. Вся сила — это ритуал. И это тоже ритуал, Амон. Судьба решится мечом в центре круга, на глазах у всех.

+ Как всегда, учишь, + рассмеялся Амон настоящим смехом, заскрежетавшим в стылом воздухе.

Ариман взял меч обеими руками, его пальцы сомкнулись на обмотанной вокруг рукояти коже. Разум колдуна был чист: ни ритуальных образов мыслей, ни строения силы на спусковом крючке его души. Только момент ожидания, растягивающийся медленными ударами сердец.

Из глаз Амона вырвалось белое пламя. Ариман встретил его стеной силы. Огонь рассеялся между ними. Ариман почувствовал, как пламя захлестнуло его разум, затем колдун опустил щит, вобрал огонь в свою душу и изверг обратно.

Огонь окутал Амона и впитался в его тело, будто вода в песок. Ариман поднял меч и шагнул вперед. Он чувствовал путь удара, каждый прием, каждое намерение. Азек рубанул мечом. Посох Амона завращался, змеиное солнце на навершии косой устремилось к его ногам. Ариман встретил удар мечом, почувствовал, как на плечах трещат мышцы. Полусвернувшаяся кровь с новой силой хлынула из раны в боку, и позвоночник прострелила боль от серебра. Колдун провернул запястье, дав посоху пронестись мимо, и развернул меч, приготовившись к новому удару.

Амон, вращая посохом, отступил. Из его разума выскользнула бритва невидимой силы и оставила кровавую полосу на руках Аримана. Внезапно его руки стали липкими от крови. На одежде расцвело багряное пятно. Колдун рванулся вперед, движение, клинок и разум слились в одну точку. Посох и меч встретились во вспышке сверхновой. Ариман пошатнулся, и его разум на мгновение открылся.

Амон мысленно вышел из тела и врезался в сознание Аримана прежде, чем тот успел прийти в себя. Он походил на грозовое облако чистой энергии, озаряемое изнутри прожилками красного огня. Ариман упал и выронил меч. Разум Амона пронесся по сознанию Аримана, прожигая пламенеющие полосы. Ослепительный огонь захлестнул нервные окончания Аримана и заполнил голову. Азек горел изнутри, телом и душою. Ярко-холодная боль опаляла грудь. Он почувствовал серебро на языке и ощутил, как острые осколки заскользили к сердцам. Неужели он пошел на слишком большой риск? Неужели его ждет поражение?

С конечностей стоявшего над Ариманом Амона раскрутился огонь. Свет в ангаре померк. Амон становился все выше и выше, превращаясь в фигуру из жара и черного забытья. Колдун поднялся на ноги, затем воспарил в воздух. Ариман чувствовал во рту запах жженого мяса. Язык покрывался волдырями, вены сковывал красный лед. Азек поднял глаза на силуэт Амона.

+ Ты станешь таким же, какими сделал нас, + голос Амона заполонил разум Аримана. + Прахом. +

Ариман, содрогаясь всем телом, медленно покачал головой.

+ Рубрика, + голос Аримана был ясным и холодным. + Ты был прав насчет Рубрики. Теперь она часть Тысячи Сынов. И вплетена в наши сущности, + Амон замер, и Ариман увидел, что он наконец понял. + Рубрика течет сквозь каждого из нас, связывает нас, поддерживает нас, + Амон попытался вырвать свой разум из сознания Аримана, но безуспешно. + И ее сила в моих руках. +

Финальные слова Рубрики, которая была древней еще до того, как человечество научилось мечтать, слетели с губ Аримана. Амон услышал их и закричал, становясь все ярче и ярче. Ариман больше не видел ангар, а только черную пустоту и призрачный силуэт Амона в золотом свете. Пылающие нити соединяли их вместе, стягивая все ближе и ближе, пока Амон бился в их путах.

+ — Амон, — + словом и мыслью произнес Ариман.

Крик Амона разлетелся по всему ангару, становясь все громче и громче.

+ Нет. Ты не можешь, + зазвенел в голове Аримана голос Амона. Стала подниматься буря, свиваясь в ураган вокруг пылающей фигуры Амона.

Вокруг него вспыхнул белый свет. Ариман почувствовал последний вздох брата, когда его плоть превратилась в прах, словно раскаты грома на пустынном горизонте.

Доспехи Амона распались, детали отсоединились друг от друга, рассеяв серый прах по ревущему ветру.

Вихрь охватил Аримана и оторвал от палубы. Колдуна окружили детали доспехов Амона, соединяясь над его обнаженным телом. Затем, по одной пластине за раз, они опустились на кожу. Наконец на голову Аримана опустился рогатый шлем Амона. Колдун увидел мир, покрытый строками данных и с наложенными аурами, истекающими из варпа. Азек опустился обратно на пол.

Все глаза, как живых, так и мертвых, неотрывно следили за ним. Разумы живых колдунов дрожали на грани нерешительности. Мертвые просто ждали.

Ариман почувствовал свой язык, успокаивающееся биение сердец, едва заметное движение мышц. Он на секунду прикрыл глаза.

«Вот и все, — подумал он. — Теперь только один путь — вперед».

Ариман воздел руки. Из палубы вырвалось пламя. С доспехов каждого воина Рубрики и колдуна начала отслаиваться красная краска. Клочья закружились в пламени. Отполированные серебряные пластины брони долгое мгновение, поблескивая, отражали огонь, словно горящее масло. Затем пламя посинело, и серебряные доспехи стали цвета прозрачного сапфира. Ариман посмотрел на ряды синих доспехов. Где-то на задворках разума раздалось карканье ворона.

Азек медленно опустился на колени и склонил голову.

— Простите, братья мои, — он поднял глаза. Прорези шлема полыхнули холодным светом. — Теперь мы начнем заново.

ЭПИЛОГ

Несмотря на огромные размеры мостика «Сикоракса», на нем царила тишина, нарушаемая лишь тихими механическими щелчками и шепотом отдаваемых приказов техноремесленников кирабора. Посреди нефа мостика парил прорицательский кристалл — сфера диаметром с рост Аримана. Он пел в разуме колдуна, будто стеклянный колокол, по которому били серебряным молотом.

Образы сражений затуманивали глубины кристалла. Ариман наблюдал за тем, как корабль с корпусом в виде наконечника копья вращается на фоне далеких звезд. Его двигатели то и дело пытались включиться. Из пробоин вырывался горящий пар. Он вел огонь, поливая мертвую пустоту рваными полосами света, но ни во что не попадая. Вдруг в умирающий корабль угодила макро-боеголовка. Образ в кристалле захлестнула белизна, когда снаряд сдетонировал. Корабль разорвало на части, каждая из которых горела, исчезая во мраке, словно брошенный в колодец факел.

Разум Аримана отдалил образ, и видение в сфере расширилось. Лазерные лучи прочерчивали пустоту, звезды терялись среди разрывов торпед. Он видел построения сходящихся кораблей, которые рассекали пустоту и кружили вокруг добычи. На секунду его внимание привлекла вспышка плазменного взрыва высокой массы. Кто-то сможет сбежать, это неизбежно. Но от судьбы не уйдешь, в этом колдун не сомневался.

Большая часть собравшегося флота Амона перешла на сторону Аримана. Другие — нет. Горстка отступников и несколько банд полукровок ответили на его призыв к покорности орудийным огнем. Другие сбежали. Ариман отправил единственный приказ: выследить их.

«Подобная необходимость порождает чудовищ», — подумал Азек. Но это было необходимо, до конца пути, по которому они теперь шли, их еще ждало много крови и разрушений. К сожалению, это была пустая трата сил, но ничего уже не изменить. Большинство банд, откликнувшихся на пламя Амона, не видели проблемы в том, чтобы поклясться в верности новому лорду. Ариман поморщился.

Из Тысячи Сынов лишь две группы отказались преклонить перед ним колени. Калитиедес, лорд ордена колдунов из полудюжины легионов, бежал первым. «Второй круг» не открыл огонь, но и не ответил на зов Аримана, забрав с собой два десятка его братьев. Он отпустил их, приказав своим охотникам преследовать другие цели.

Ариман отвернулся от кристалла, и образ в сфере затуманился. Кармента сидела на командном троне, ее плоть и аугментацию скрывала широкая мантия из красного бархата. Голова техноведьмы была опущена, глаза тускло светились из-под капюшона. По палубе вились кабели, ползли по трону и исчезали в складках ее одежды. Они гудели и жужжали, заставляя ныть зубы. Женщина не вставала с тех пор, как ее отсоединили от машинной башни в ангарном отсеке. Одно это едва не убило ее. Но Ариман не волновался — этого следовало ожидать.

— Госпожа, — отчетливо произнес он и шагнул к командному трону. Женщина медленно подняла голову. Под капюшоном зажегся зеленый свет, постепенно становясь ярче. Из скрытого рта послышалось нарастающее жужжание машинного кода. Она замолчала. Ариман услышал хрип, а затем техноведьма вздрогнула.

— Ты хочешь сказать, что я буду жить, — сказала Кармента запинающимся монотонным голосом.

— Кто сейчас говорит: «Дитя Титана» или Кармента?

— А кто отвечает: Хоркос или Ариман?

Он рассмеялся, и ему стало интересно, было ли это шуткой.

— Это была шутка, — сказала Кармента, словно прочитав его мысли. — Неудачная.

Он кивнул, затем снял рогатый шлем. Азек сделал вдох, отметив странный запах корицы, который, казалось, повсюду следовал за кираборами.

— «Дитя Титана» будет уничтожен перед нашим отбытием, — осторожно сказал он.

— Перед отбытием флота, — пропела Кармента, неожиданно резко подчеркнув последнее слово. — Какой тебе теперь прок от остова корабля?

— Это…

— Место воспоминаний и оставленного прошлого, — механические глаза Карменты встретились с взором Аримана. — Пусть горит.

— Теперь ты будешь «Сикораксом», — сказал колдун и окинул взглядом мостик, указывая на бронзовые и серебряные приборы, бесшумно снующих техноремесленников. Кармента издала пульсирующее пощелкивание кода, а затем медленно покачала головой.

— Нет. «Сикоракс» будет мной, — она прокашляла последовательность чисел. — Достойное наказание.

В воздухе повисло молчание.

— Зачем? — спросила женщина. — Зачем прощать мое предательство?

Ариман устало улыбнулся.

— Мы все должны надеяться, что предательство можно простить, — сказал он и отвернулся.

Когда шаги Азека стихли вдалеке, Кармента кивнула. Ее голова опустилась, свет в ее глазах потускнел, и техноведьма продолжила бормотать сонную песнь машине.

— Его нужно уничтожить, — заявил Кадин, когда за скованным демоном захлопнулись серебряные двери. Горельефы разверзшихся в крике морд горгулий покрывали створки, их щеки и глаза были испещрены рунами. Собравшиеся перед дверями аколиты в синих одеяниях начали бормотать, руны загорелись и поползли по серебру, заключая силу демона внутри.

— Нельзя, — ответил Астреос. Он увидел, как последний оберег загорелся янтарным светом. Ему хотелось отвернуться, но он продолжал неотрывно смотреть на двери. Наблюдая за тем, как демона сковывают и запечатывают в камере, он чувствовал, как присутствие существа угасает в его разуме. Но связь оставалась, она всегда будет с ним. Он понимал это. — Мы с ним скованны навеки. И где-то внутри той оболочки еще может таиться Кадар.

Кадин покачал головой и отвернулся от дверей. Тишину узкого коридора на краткий миг нарушил звук поршней и шестеренок. Доспехи Кадина все еще были почерневшими и покрыты шрамами. Он отказался перекрашивать их. Астреос подумал, что они были похожи на потрескавшуюся кожу. Доспехи же библиария были синими, на сгибе руки он держал шлем с высоким гребнем. На наплечнике свернулась огненная змея.

— Оно того стоило? — спросил Кадин. Астреос промолчал и также отвернулся от дверей. Они зашагали прочь, отбрасывая тени в желтоватом свете стеклянных лампад, свисавших с потолка.

Воины миновали небольшую дверь, ведущую в корабль. Они шли по коридорам и залам, которые были наполнены странными лицами и еще более странными голосами, и не разговаривали друг с другом до тех пор, пока не оказались у обзорного экрана в корпусе корабля, который, будто огромное око, следил за звездами. Воины остановились. За кристаллом на них в ответ посиневшим немигающим взором глядело Око Ужаса.

— Что дальше? — после долгой паузы спросил Кадин. Астреос не отводил взгляда от Ока. Он думал о том, что поведал ему Ариман.

— Война, Кадин, — произнес Астреос и тяжело вздохнул. — Война против судьбы.

Марот торопливо шел по коридорам «Сикоракса». Его доспехи шипели в унисон с тяжелым хриплым дыханием. Иногда он останавливался, чтобы нащупать дорогу, или принюхивался через нос шлема. Марот проходил мимо писцов, аколитов-посвященных, воинов-рабов и техноремесленников. Многие смотрели ему вслед, но никто не осмеливался бросить сломленному колдуну вызов или встретиться взглядом с безглазыми дырами в шлеме. Существо, ибо его больше нельзя было назвать космическим десантником, несло на себе клеймо лорда Аримана, и жизнь его принадлежала ему одному.

Отыскав нужный коридор и дверь, Марот довольно хохотнул. Кучка сервов в желтых одеяниях поспешно уступила дорогу. Лишь когда они оказались за пределами видимости, он поднес руку к двери и забормотал. Дверь была небольшой, нарочито скромной, но если бы кто-то увидел, как он снимает с нее обереги, то не просто удивился бы. Оставшийся за спиной узкий коридор был освещен оранжевым светом лампад.

Когда дверь позади него закрылась, Марот выпрямился и пошел дальше. Он двигался в полной тишине. Если бы в безмолвствующем коридоре был кто-то еще, он бы заметил, что фигура будто слилась с тенью, и что при ее прохождении пламя усиливалось и вспыхивало зелено-синим цветом ледникового льда.

Марот остановился возле серебряной двери и издал звук, похожий на уханье ночной птицы. Горгульи на двери зарычали в бессловесной злобе, а руны на их глазах зажглись синим светом, но тут же безучастно погасли. Колдун поднял руку и толкнул дверь.

Повелитель ждал его, закованный в цепи. Скорлупа его психической оболочки была белой как мрамор. Демон улыбнулся. Он всегда улыбался. Дверь за Маротом закрылась. Он посмотрел на лицо, принадлежавшее когда-то смертному по имени Кадар. Колдун бы рассмеялся, но он редко когда смеялся по-настоящему. Он не видел в этом смысла.

— Наши усилия увенчались успехом, — произнес повелитель голосом, похожим на треск льда на темной воде.

— Да, — ответил Марот. — Увенчались, владыка.

Благодарности

Книга всегда больше писателя. За словами на странице стоит множество людей, которые, сознательно или нет, подталкивают, уговаривают или открыто помогают продвигать повествование за границу между мечтой и реальностью. Эта книга — не исключение.

Лиз за то, что я дошел до конца, не заблудившись по пути.

Кристиану Данну, потому что книга — это не только писатель, но и редактор.

Грэму МакНиллу за то, что подставил свои могучие плечи.

Эду Брауну, Колин Гудвин, Тревору Ларкину, Энди Смайлли и Крису Райту, за поддержку и отзывы.

И всем остальным, кто так или иначе помогал.

Спасибо.

Об авторе

Джон Френч — писатель и независимый гейм-дизайнер из Ноттингема. Для Black Library он написал множество рассказов, новеллы «Судьбоплет» и «Багровый кулак», и грядущий роман «Ариман: Изгнанник». Также он работает над играми во вселенной Warhammer 40,000 в жанре RPG. Когда выдается время, свободное от раздумий о темных тропах и гибельных сущностях, способных разрушить реальность и пространство, Джон любит порассуждать о том, почему эта затея не так уж и плоха, выставляя свои легионы предателей на игровой стол.

Оглавление

WARHAMMER 40000®

ПРОЛОГ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Эмиссар судьбы

  I Терзание

  II «Дитя Титана»

  III Визит

  IV Клятвы

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Путь лжи

  V Сыны Праха

  VI Пепел воспоминаний

  VII Оракул

  VIII Рубрика

  IX Мертвый космос

  Х Призыв

  XI Варп-пролом

  XII Изменение

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ В прах возвращенный

  XIII Часовой механизм

  XIV Пленник

  XV Тайны

  XVI Сбор

  XVII Тьма

  XVIII Имена

  XIX Покой

  XX Все оружие

  XXI Обновление

ЭПИЛОГ

Благодарности

Об авторе