Лучший телохранитель – ложь (fb2)

- Лучший телохранитель – ложь (пер. А. Л. Андреев) (Пол Мадриани - 10) 1737K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Стив Мартини

Стив Мартини
«Лучший телохранитель — ложь»

Во время войны правда так драгоценна, что ее всегда должен сопровождать телохранитель — ложь.

Уинстон Черчилль

Глава 1

Для наркокартеля Тихуаны этот человек был всего лишь городской легендой. Впрочем, полицейские тоже предпочитали петь под этот мотив. По данным федеральной полиции Мексики, человека, которого в многочисленных обзорах прессы было принято называть Мексиканский Палач, не существовало.

Если верить им всем, то убийца был просто плодом воображения людей в униформе, и только волны подросткового насилия, захлестнувшие зону наркоторговли близ границы, а не его знаменитые контракты с пятизначными цифрами, угрожали поднять в городе минимальные расценки на убийство.

Эти детки в самом деле были неграмотны, агрессивны и смертельно опасны. Они приезжали из бесплодных районов в Низине, из голодных поселков Синалоа, за вершинами Чиуауа. И всем им было нужно одно и то же: добиться лучшей доли или, если не получится, хотя бы просто выжить. Они ютились в полуразвалившихся морских контейнерах, и районы крытых толем трущоб, густо облепившие склоны холмов вокруг города, позволяли сводить концы с концами тем, кто стал для наркоторговцев поставщиком смертоносных услуг.

Достаточно было попасть в перекрестье такой сделки, чтобы некий юнец, имея в кармане только что полученные несколько тысяч песо и номер вашего водительского удостоверения, нашел вас повсюду. Молодняк передвигался по городу на мотоциклах, со спрятанными в штаны за спиной машинками Мак-10 с глушителем. Одной рукой они умудрялись управляться с рукояткой байка, в то время как другой им было достаточно для того, чтобы вышибить ваши мозги наружу из новенького уютного «лексуса».

Для этих новоявленных ковбоев Мексиканский Палач был не просто настоящим: они знали его под разными именами, но всем был знаком его бесшумный способ расправы со своими жертвами, всегда в ночное время. Он был подобен горному водопаду, извергающемуся из темноты и вымывающему свои жертвы со спокойного пляжа на берегу, чем-то вроде неожиданно нахлынувшей огромной волны, muerte liquida, или «жидкой смертью».

И этот факт ему тоже нравился. Это имя настолько импонировало его черному чувству юмора, что было время, когда он даже регистрировался под ним в отелях: «М. Ликида», впрочем не пренебрегая при этом присущей ему осторожностью. Находясь за границей, он следовал вариациям на ту же тему: например, в США пользовался кредитной картой на имя Дж. Уотерса.

Дом располагался на тенистой аллее, неподалеку от других больших и дорогих зданий. Многим из них больше подходило бы название «поместье». Тот из домов, о котором идет речь, был гадким утенком в своем семействе: он износился и явно нуждался в ремонте. А может, просто казался таким. Он стоял поодаль от дороги; до его изящных железных ворот оттуда было примерно двести футов. Дом нависал над Тихоокеанским шоссе и городком Дель-Map в Калифорнии. Отсюда открывался вид на раскинувшийся вдали океан, а днем можно было увидеть и пляж, расположенный примерно в миле отсюда.

Семифутовый забор, состоявший из сотен планок из анодированного металла, каждая из которых сверху заканчивалась остроконечной фигурной верхушкой, опоясывал частное владение. Казалось, он здесь совсем не к месту. Что за безумие возводить такую дорогую ограду вокруг раскинувшегося за ней ветхого строения.

Единственным просветом в заборе были главные ворота на улицу. Управление ими осуществлялось дистанционно. Ликида видел, как через них приезжает и уезжает машина владельца особняка. И каждый раз створки ворот автоматически открывались перед автомобилем и смыкались за ним. Ни охраны, ни собак внутри не было, посетители сюда почти не наведывались. Фактически за все часы наблюдения ему удалось увидеть только несколько машин доставки почты.

К самому забору электричество подведено не было. Там не было ничего похожего на небольшие желтые значки, указывавшие на наличие черных электрических проводов и табличек, предупреждавших посетителей не касаться забора. Только в Америке было принято сначала тратить многие тысячи долларов на установку дорогостоящей электрической системы безопасности, а потом предупреждать потенциальных желающих проникнуть через нее, чтобы не причинили себе вреда.

Ликида стремительным бесплотным призраком, не оставляющим даже тени, метнулся вдоль забора особняка и снова исчез в темноте.

Разбитая деревянная балюстрада выступала сзади из здания так, будто стремилась погрузиться как можно дальше в глубину сада. Косо повисли ставни на одном из высоких боковых окон. Похоже, они болтались на единственной петле. На крыше не хватало нескольких кровельных листов, а снаружи дом явно нуждался в покраске.

Мужчина улыбнулся, оценив человеческую изобретательность. Любой индивидуум, шатающийся по окрестностям с целью что-нибудь украсть, ни за что не остановится на этом жилище. Но люди, которые наняли Ликиду, снабдили его фотографиями дома как снаружи, так и изнутри, снимками прилегающей территории, а также планами расположения помещений. Киллер не знал, как они сумели все это раздобыть. Да это его и не беспокоило, поскольку информация была точной.

Бесшумной тенью он скользнул через линию кустов перед забором; при этом все его внимание было сосредоточено на том, чтобы нигде не коснуться металлического ограждения.

В прошлый раз он уже проверял забор на наличие контактных датчиков. Искал небольшой серый ящичек из пластика, от которого отходили бы провода. По проводам сигнал тревоги мог быть передан в дом и на внешнюю охранную систему. Теперь он снова, в третий раз проверял забор и землю под ним. До этого момента он был уверен, что нет никаких проводов и никакого передатчика, с которым они были бы связаны.

Система охраны территории полностью полагалась на разбросанные по двору, ближе к дому, датчики движения. Убийца успел обнаружить два таких датчика еще десять дней назад, в первый свой визит сюда. Посреди ночи он швырнул через забор несколько больших комьев земли. После каждого броска ждал, что произойдет. Наконец после нескольких попыток в доме загорелся свет. А еще через десять минут показался небольшой седан с эмблемой охранной фирмы на двери. Прибывшие осмотрели двор, но ничего не нашли. Датчики движения были настроены на пониженную чувствительность. Вряд ли они забили бы тревогу, если бы во дворе рядом с ними вздумалось приземлиться небольшой птице. А вот на хлопанье ее крыльев и колебание земли вокруг они, возможно, и отреагировали бы.

Больше недели после этого он занимался тем, что снимал датчики движения. Для этого ему пришлось прибегнуть к помощи более чем дюжины бездомных кошек, собранных в течение дня на улицах и аллеях в центре города. Ночью он перевез их сюда в картонных коробках в багажнике своей машины. Он приманивал кошек кошачьим кормом, небольшие комки которого швырял как можно дальше по направлению к дому. Затем через забор пускалась кошка.

Всякий раз в доме вспыхивали огни, а через несколько минут приезжала небольшая машина с охраной. Когда охранники видели кошку, они со смехом разворачивались и направлялись через сад к своей машине.

Еще через одну-две минуты в доме гасили свет.

Он проделывал это пять ночей подряд в предрассветные часы, пока наконец однажды ночью в доме не перестали зажигать свет. И охрана больше не показывалась. Датчики движения отключили совсем или, по крайней мере, до тех пор, пока они не будут перенастроены на больший вес. В человеческой натуре есть одна забавная черта, которая постоянно срабатывала в ущерб своим несчастным хозяевам.

Три дня назад, действуя в перчатках из-за забора, Ликида перекрыл большим листом магнолии пространство перед объективом единственной камеры, что контролировала участок перед домом. Он заботливо уложил лист на наклонный крюк, к которому крепилась камера, постаравшись создать впечатление, что тот оказался тут по воле притяжения земли или ветра.

Через три дня тот факт, что никто не удосужился убрать лист, подсказал ему то, что требовалось знать. Никто регулярно не следил за состоянием камер. Возможно, система постоянно получала сигнал, аналоговый или цифровой, не важно. И ее проверка предусматривалась только в случае инцидента. И теперь операторам придется наблюдать лишь сорванный лист.

Глава 2

Верхний кабинет был просторной комнатой высотой в два этажа со сводчатым потолком и тяжелыми балками. К узкому подиуму на втором этаже вела кованая винтовая лестница, выполненная в старинном стиле. Стены на обоих этажах были отделаны темными деревянными панелями и причудливыми деревянными шкафами с немногими выдвижными ящиками. Все ящики были закрыты. Каждый из них был снабжен карточкой в латунном держателе, на которой было написано, что именно хранится внутри. Таких ящиков насчитывалось несколько сотен. Именно с этого помещения Эмерсон Пайк начинал свой бизнес, вершину дела Пайков, вкладывая деньги в редкие монеты и драгоценные металлы. В последние несколько лет удача наконец стала ему улыбаться, особенно после падения рынка акций, когда богатые люди стали искать реальные возможности для надежного помещения капиталов.

В этот вечер он сидел за столом с гримасой раздражения на лице.

— Катя, пожалуйста. Перестань заворачиваться в портьеры. Сядь и отдохни или займись чем-нибудь другим.

— Чем другим? — Она бросила на него недовольный взгляд, но не стала выбираться из алькова в окне примерно в двадцати футах от него.

Кате все надоело. В последнее время единственное, о чем ей хотелось говорить, — это о том, как она вернется домой в Коста-Рику. Это было единственное, к чему она стремилась. Он надеялся, что во время сегодняшнего ужина, после той радости, которую она испытала, готовя классические коста-риканские блюда для нескольких друзей, ее сознание хоть на несколько часов отвлечется от этого. Но к сожалению, он ошибся.

Гости ушли, и сейчас Катя играла кашемировыми шторами ценой пять тысяч долларов, тянула их и оборачивала вокруг тела, как будто пыталась натянуть поверх одежды еще одно роскошное вечернее платье. На полных губках уроженки Латинской Америки застыла недовольная гримаска.

Для любого, кто обращал на это внимание, Катя Солаз была последним предметом обожания Эмерсона Пайка. Это была яркая девушка ростом около ста семидесяти сантиметров, с фигурой, способной заставить любого мужчину забыть о времени, ослепительно-черными волосами и играющей на чувственных губах улыбкой, которая заставляла мужские колени подгибаться. А еще ей было всего двадцать шесть лет, и она годилась ему во внучки.

Эта разница невольно привлекала к себе внимание в ресторанах каждый раз, когда им приходила мысль поужинать где-нибудь вне дома. Эмерсону нравилось демонстративно нарушать общепринятые правила, поэтому совместные ужины с Катей в ресторане стали для него самым большим наслаждением.

Ему нравилось сидеть в ресторане с ней рядом и дерзко улыбаться, затягивая в себя, как в черную галактическую дыру, все тайно бросаемые в их сторону осуждающие взгляды. Иногда ему удавалось вызвать панику, когда в качестве первого удара он завязывал беседу с кем-то из женатых мужчин, а затем вызывал атомный выстрел адреналина в сердце супруги, представив ее мужа Кате.

Но, как говорится, никакая хорошая погода не может уберечь от черных туч. В случае с Катей это было настроение. За ее живым и подвижным, как ртуть, темпераментом невозможно было уследить.

За последние пять недель Эмерсону приходилось так часто быть свидетелем этого, что он решил, будто успел прекрасно изучить все побудительные причины ее поведения. На самом деле он не имел об этом ни малейшего понятия. Эмерсон полагал, что в том совершенном мире, о котором мечтала Катя, женщина постоянно могла запустить обе руки в карманы мужчины. Она донимала бы его марш-бросками по магазинам, как кредитную карточку постоянно суют в щель ближайшего автомата.

На самом деле Катю его деньги не занимали вообще или интересовали очень мало, так как для того, чтобы жить, у нее было достаточно своих средств. Катя никогда не знала своего отца. Рядом с ней никогда в жизни не было мужчины старше ее по возрасту. Поэтому ей нравилось быть с Эмерсоном и ухаживать за ним. Но она приехала в Калифорнию не для этого, ее целью было получить образование. Катю интересовали колледжи и университеты штата. И пусть она не посещала подготовительные курсы, но все равно мечтала однажды стать обладательницей американского университетского диплома. И если бы Эмерсон вознамерился оказать ей в этом финансовую поддержку, девушка ничуть не была бы против.

У Эмерсона были свои причины привезти ее сюда, в свой дом. Никто из них и не помышлял о сексе или других утехах молодости. Катя была лишь куском сыра в мышеловке. Вот так просто обстояли дела.

Возможно, слово «просто» было здесь не вполне подходящим. Ведь в последнее время она стала задавать слишком много вопросов, большинство из которых сводились к одному-единственному: когда они снова вернутся в Коста-Рику?

Он пытался отвлечь девушку от этих мыслей, предлагая ей все новые и новые развлечения. Как он полагал, пока девушка веселится и улыбается, ей и в голову не придет просить об отъезде.

Для Эмерсона это стало испытанием его умения. Если бы ему пришлось уступить перед ее натиском, это было бы явным признаком того, что он начинает сдавать, предупреждением, что он потерял свое мастерство обделывать темные делишки, самым темным из которых всегда был обман.

— Что ты делаешь?

В это время она продолжала, извиваясь, закутываться в штору и настолько наклонилась вперед, что, казалось, ее вес, каким бы маленьким он ни был, вырвет карниз и обрушит ей на голову.

Эмерсон был почти уверен, что девушка оторвет штору.

— Они очень дорого стоят, — сказал он.

— Что?

— Шторы.

— Значит, я не стою их?

Он посмотрел на нее если не сердито, то с отеческим укором.

Катя ответила одной из своих озорных улыбок, когда у нее на щеках появлялись ямочки. Этим вечером она в полной мере использовала свое оружие.

Эмерсон был уверен, что внутри она смеется над ним. Два дня назад она вела себя точно так же, и точно так же мерцали ее глаза, когда во время просмотра фильма она снимала лак с ногтей на руках вместе с покрытием антикварного лакированного стола черного дерева ценой восемь тысяч долларов. Если Катя хотела, она могла располагать к себе, когда же ей что-то не нравилось, она обладала разрушительной силой стофутового пушечного ядра.

— Не помню, звонила ли ты домой сегодня? — спросил он.

— Да, я звонила домой сегодня, — передразнила она его певучим тоном. — Ты уже спрашивал меня об этом сегодня, и я ответила «да».

— Ничего. — Эмерсон был поглощен фотографиями, которые разбросал перед собой на столе.

— Почему тебя волнует, звоню ли я домой каждый день? Это не важно. Они не ждут моих звонков.

— Я думал, что твоя мать волнуется.

На ее лице появилось нечто среднее между раздражением и подозрением.

— Я не должна ни в чем отчитываться перед матерью. В конце концов, какое тебе дело до моей матери? Ты все время спрашиваешь меня, где она, когда собирается вернуться в Коста-Рику. Наверное, тебе следовало бы жить с ней.

— А что, это идея, — подзадорил девушку Эмерсон, — она такая же красотка, как и ты?

Катя предпочла пропустить вопрос мимо ушей.

— Я просто не хочу, чтобы она за тебя беспокоилась.

— Никто и не собирается обо мне беспокоиться. И еще, я ведь сказала тебе, что моей матери нет дома.

— Было дело. Так, значит, она все еще в Колумбии? — На самом деле именно это Эмерсон и хотел узнать.

— Я не знаю. Наверное.

— Но ты говорила, что она там.

— Ну и что?

— Как что? Тебе все равно, где находится твоя мать? Это не очень красиво. — Эмерсон, стараясь, чтобы это не выглядело чем-то необычным, продолжал выпытывать подробности, одновременно разглядывая одну из фотографий через увеличительное стекло.

Катю стали выводить из себя настойчивые расспросы Эмерсона о матери и его погруженность в фотографии.

На первых порах поездка в Соединенные Штаты приводила ее в восторг. Получение американской визы обычно длится месяцами, причем вовсе не обязательно ее вам дадут, но только не для Эмерсона. В понедельник он пригласил девушку посетить свой дом в Сан-Диего. Во вторник заполнил все нужные бумаги и попросил ее подписать их. К четвергу он успел съездить в американское посольство в Сан-Хосе и вернуться уже с готовой визой. Для Кати любой, способный на это, казался волшебником из детской сказки, добывающим золото из соломы. Если этот человек обладал такими связями, то, наверное, он мог бы помочь ей с поступлением в колледж или университет, рассуждала она.

Единственное беспокоило девушку: ее имя в визе было указано не полностью. Пайк при заполнении анкеты на американский манер указал только первое и последнее имя, проигнорировав фамилию матери, указанную в ее паспорте. Катя беспокоилась, что, поскольку виза была заполнена не совсем так, как было написано в паспорте, это могло помешать поездке. Но ничего подобного не случилось.

Если бы девушка попыталась снова вспомнить предшествовавшие поездке события, возможно, ей в голову пришли бы и другие, гораздо более подозрительные вещи. Приезжать сюда с ним было ошибкой.

Она видела, как он сидит за столом, похожий на скупца, занятого подсчетом денег. На столешнице были разбросаны монеты, некоторые в прозрачных пластиковых конвертиках, другие без них. Золото сияло в свете лампы. На утро у Эмерсона была запланирована встреча с клиентом. Ему нужно было подготовить для этого человека подборку монет. Но вместо этого он продолжал вглядываться в снимки, на этот раз через лупу.

Снимки были не его. Это были фото Кати, точнее, ее матери, которая позаимствовала фотоаппарат дочери на время одной из недавних поездок в Колумбию. На фотографиях были изображены родственники или друзья матери, Катя не могла сказать точно. Девушка никогда не видела этих людей. Очень давно, еще в детстве, она поняла, что у матери есть свои секреты, некий скелет, который та прячет в колумбийском шкафу, какие-то люди, о которых мать никогда не говорила, но которых иногда навещала. Когда Катя познакомилась с Эмерсоном, мать как раз в очередной раз была в Колумбии. Фото сохранились на цифровом чипе камеры. Эмерсон расспрашивал Катю о семье, просил показать на снимках мать, задавал другие вопросы, вполне невинные с ее точки зрения. Она не видела ничего плохого в том, чтобы показать ему эти снимки.

Она никогда не задумывалась о том, что те секреты могли быть чем-то серьезным, пока Эмерсон не распечатал снимки и не погрузился в их изучение. При этом он постоянно задавал ей вопросы, заставляя все глубже погружаться в подробности. Он знал что-то такое, чего не знала она.

— Ты выглядишь усталым. Тебе надо лечь, — сказала она.

Он продолжал вглядываться в фотографии на столе, зевая все чаще.

— Мне нужно закончить работу.

— Это можно сделать и утром. — Она наклонилась почти горизонтально, завернутая в штору, и чуть подпрыгнула, испытывая упругость кашемира и прочность карниза. Этот маленький трюк в духе цирка Дю Солей был проделан с целью подразнить Эмерсона и заставить его отвлечься от работы.

Не помогло. Он не реагировал на девушку, сосредоточив все внимание на изучении фотоснимков через увеличительное стекло.

Катя кипела от раздражения. Она начинала кое-что понимать. Они жили вместе уже почти три месяца, сначала в Коста-Рике, потом здесь. Каждую ночь они спали в одной постели, но он ни разу даже не прикоснулся к ней. К концу первой недели пребывания в Америке она стала подозревать, что единственной причиной того, что по ночам она находилась с ним в одной комнате, было то, что так ему было удобнее за ней следить. Сон пожилого человека чуток. Стоило ей пошевелиться или пойти в ванную, как он тут же просыпался. Она это чувствовала.

Были и другие мелочи, на которые девушка теперь обращала внимание. Если, когда они гуляли вместе, он видел проезжавших мимо или проходивших пешком полицейских, явно старался, чтобы они с Катей оказались от стражей порядка подальше. Она не была уверена, но ей казалось, что в таких случаях он уводит ее в другом направлении. Однажды она даже испытала его. Как-то днем они гуляли по аллее, и Катя увидела двух пеших патрульных. Она решила, что пойдет в их сторону, якобы направляясь в магазин, который располагался на той же аллее. Но не успела Катя сделать и трех шагов, как Эмерсон с такой силой схватил ее за руку, что позже на коже девушки проступили синяки.

Наконец, десять дней назад, случилось нечто, заставившее ее принять решение: пора бежать, и как можно скорее. Время от времени Эмерсон давал ей деньги, которые предназначались для ее матери. Когда девушка отправлялась в Америку, ей пришлось оставить временную работу. Это было что-то вроде молчаливой договоренности между ними, перед тем как они уехали из Коста-Рики. Они отправляли деньги с помощью службы «Вестерн Юнион» на имя приятеля Кати в Сан-Хосе, который должен был размещать их на ее банковском счете. Для отправки денег пользовались одной из кредитных карточек Эмерсона.

Но, отправляя деньги на юг, на родину Кати, Эмерсон никогда не давал ей денег на карманные расходы здесь, в Америке. Максимум, что лежало в ее кошельке, было двадцать долларов на непредвиденный случай или на покупку мелочей. Эмерсон знал, что здесь у нее не было банковского вклада и не было кредитной карты, то есть он был в курсе, что у девушки совсем нет денег. Возможно, он полагал, что ей не нужны собственные средства: ведь они все время проводили вместе.

Эмерсон купил ей ювелирные украшения, а Катя продала их, не поставив его в известность. Она очень старалась, чтобы он не узнал об этом. Ей удалось заложить драгоценности в центре города, пока у Эмерсона была встреча с клиентом. Обычно в таких случаях он оставлял ее сидеть в машине или отправлял на часок побродить по ближайшим магазинам. Но в тот раз она использовала свободное время, чтобы заложить драгоценности. Через пару дней Пайк обнаружил в ее кошельке квитанции от ювелира.

Сначала она боялась, что он рассвирепеет. Но ничего подобного не произошло. Казалось, он вообще не обратил на это внимания. Все произошло так, будто он ожидал от нее чего-то в этом духе.

Ее вывело из себя то, что он сделал после этого. Он забрал себе деньги, полученные за драгоценности. А затем он позволил ей отправить такую же сумму с помощью «Вестерн Юнион» домой, семье. Она, конечно, была благодарна ему за это, но в то же время все это привело ее в состояние крайнего недоумения. Почему он не разозлился? Конечно же ему не нужны были ее деньги. Он всегда щедро тратил их на нее во время совместных походов по магазинам. Иногда в течение дня он тратил на нее тысячи долларов. За ювелирные же украшения она получила чуть больше шестисот долларов. Зачем же он отобрал у нее эти деньги?

Чем больше она думала об этом, тем неспокойнее становилось у нее на душе. Единственным объяснением, которое приходило ей в голову, было то, что Эмерсон мог решить, будто Катя намеревалась воспользоваться теми деньгами для побега, купить на них билет домой, в Коста-Рику. Все это заронило в душе девушки первые семена того терзающего чувства, которое постепенно росло и росло, пока, наконец, полностью не вызрело в ее сознании. Она не осмеливалась говорить с ним об этом прямо, опасаясь его реакции. Сейчас она была далеко от дома. Он мог забирать ее с собой в город, когда ему заблагорассудится. Он позволял ей звонить домой, даже настаивал, чтобы она делала это. Если же она попытается сопротивляться, всему этому может прийти конец. Ее все возрастающие подозрения превратились в уверенность. Даже если она и была раньше гостьей Эмерсона, то теперь это не так. Как ни взгляни, но сейчас она стала его пленницей. Катя много раз слышала рассказы о молодых женщинах, которые отправлялись с состоятельными мужчинами в Азию или на Ближний Восток. Иногда случалось так, что родные больше ничего о них не слышали. Она знала, что бывало и такое.

После того как Эмерсон отобрал у нее деньги, Катя спрятала свой паспорт и визу в небольшую дорожную сумочку, сложив туда же белье и некоторые личные вещи. Она спрятала сумку под кроватью в одной из гостевых комнат, расположенных прямо под залом перед спальней хозяина. Теперь, если ему придет в голову обыскивать ее багаж, он не найдет ее документы. А без них, она знала, ей никогда не вернуться домой.

— В этот вечер ты ведешь себя до ужаса тихо. Что происходит за этими прекрасными глазами?

Его вопрос заставил девушку вздрогнуть. Он что, умеет читать мысли?

— Ничего. Я просто развлекаюсь, — ответила она.

— Я знаю, ты устала. Иногда я веду себя не как гостеприимный хозяин. Завтрашний день я хочу посвятить тебе. — Он снова зевнул. — Извини. Не понимаю, что со мной сегодня происходит. Завтра мы поедем куда-нибудь развлечься. После моей встречи утром.

— Как хочешь.

Катя поражалась той выносливости, которую сохранил этот мужчина в свои годы. Хотя он ведь выпил две чашки черного кофе. Но она надеялась, что теперь-то он отправится спать. Она потянулась и поправила лиф черного вечернего платья.

Пока Катя делала это, вялые пальцы Эмерсона плавным движением подтолкнули один из снимков на столешнице под лежащий там же журнал. Но девушка этого не заметила.

— Почему бы тебе не посмотреть какой-нибудь из своих фильмов? — спросил он.

— Мне надоело кино.

— Тогда примерь что-нибудь из новой одежды. Покажи мне, как она сидит на тебе.

— Ты говоришь так, как будто хочешь от меня избавиться. Наверное, ты устал, устал от меня.

Он посмотрел на нее сквозь слипающиеся веки:

— Как ты можешь так говорить? Иди сюда и составь мне компанию.

Он откатился на стуле от стола и хлопнул себя по коленке.

Эмерсону всегда удавалось вовремя включать в себе это очарование. Сейчас казалось, что он все меньше пользовался этим своим даром, как будто, не нуждаясь больше в этом, стремился сохранить энергию для чего-то более важного. По мере того как Катя стала узнавать его лучше, ей все чаще казалось, что почти всегда Эмерсон вел внутри себя какие-то расчеты.

Он сумел сохранить плотную шевелюру седых вьющихся волос. Глядя на него, никто не дал бы ему семидесяти двух лет. Когда он первый раз назвал ей свой возраст, она не могла ему поверить до тех пор, пока он не показал ей свое водительское удостоверение. Его тело было стройным, и для мужчины его возраста он имел мощную фигуру при росте почти шесть футов. Каждое утро он в течение часа делал зарядку на тренажере и занимался с гирями на нижнем этаже. У него были светло-синие глаза, на впалых щеках постоянно играл румянец. С лица, похожего на маску театра кабуки, не сходила кривая недоверчивая гримаса.

Кате казалось, особенно после приезда в Штаты, что им все чаще кто-то тайно управляет, будто бы множество маленьких демонов носятся внутри его, дергая за веревочки и вращая колесики.

Если он действительно ждал, что девушка бросится бежать через комнату, чтобы вспорхнуть ему на колени, он горько ошибался.

Она медленной походкой направилась к столу. Короткое вечернее платье плотно облегало изгибы молодого тела. Ее пятидюймовые каблуки медленно постукивали, как кастаньеты, ударяя по дереву пола. Она упала на один из покрытых чехлом стульев с высокой спинкой прямо перед ним и, вытянув длинные ноги, в упор посмотрела на него черными глазами.

Эмерсон снова подвинул свой стул к столу. Как он полагал, единственное, что могло бы заставить ее выйти из этого состояния, была очередная толстая пачка денег, снятая с одной из его кредиток. Это начинало сводить его с ума.

— Почему ты снова рассматриваешь эти снимки? — спросила она.

— Просто интересно.

— Интересно что?

— Мне интересна твоя семья.

— Почему?

— Потому что я люблю тебя и хочу все знать о тебе. — Он сам почти верил в то, что говорил.

— Да ну? Ты все время смотришь на эти фотографии и хочешь знать, кто эти люди. Ты расспрашиваешь меня о матери и ее семье. О том, как она приехала с Кубы и чем занимается в Колумбии. Ты задаешь слишком много вопросов для того, кому все это просто интересно.

— Если это тебя утомляет, я больше не буду.

— Я не знаю. Иногда я начинаю думать, что, может быть, мы встретились совсем не случайно.

— О чем ты говоришь?

Катя на миг задумалась и решила, что поступила неразумно, сделав последнее замечание.

— Просто я не понимаю. Что ты ищешь на этих фотографиях?

— Ничего, — ответил мужчина.

— Ты ничего не ищешь? Тогда напрасно теряешь уйму времени. Если ты скажешь мне, что тебе нужно, возможно, я сумею помочь. — Она снова пристально посмотрела на него блестящими темно-карими глазами.

— Ты ведь говорила, что не знаешь никого на этих фото? — спросил он.

— Это правда.

— Не важно. Нам нет причин спорить из-за этого.

Он поверил, когда Катя сказала, что не знает никого из людей на снимках и где были сделаны фото. Катя говорила, что никогда не была в Колумбии. Это было странно, так как, по словам ее матери, у нее там были родственники, которых она навещала не реже чем раз в год. Но, если верить Кате, она никогда не брала туда с собой ни ее, ни кого-либо из своих родных из Коста-Рики. Почему? Эмерсону казалось, что он знает причину. И эта причина была на фотографиях.

— Скажи мне правду, ты ищешь что-то или кого-то на этих снимках. Скажи мне, что именно? Может быть, если ты скажешь, я что-нибудь пойму. И смогу тебе помочь?

Катя была решительно настроена узнать, о чем идет речь. Она все больше чувствовала исходящую от Эмерсона угрозу себе, а может быть, и своей семье.

— Я уже сказал. Мне просто любопытно.

— Да. Потому что ты любишь меня. Ты хочешь знать все о моей семье, я помню, ты уже говорил.

Он пожал плечами:

— Все нормально. Не беспокойся об этом. Слушай, почему бы нам не пойти в видеозал и не посмотреть какой-нибудь фильм?

— Я не хочу смотреть фильм. — Она сидела на месте и чувствовала, как снова начинает медленно выходить из себя. — Я хочу знать, почему ты всегда рассматриваешь эти снимки. И не занимаешься чем-нибудь другим.

— Я уже говорил тебе. Послушай меня. Почему бы мне не отложить фотографии, если это расстраивает тебя? Я не буду больше на них смотреть. Они не имеют никакого отношения к тому, чем я занимаюсь. Мне жаль, что я вообще стал на них смотреть. Если это тебе неприятно, я больше не буду этого делать.

В чем же был секрет?

— Ты прав. Это не связано с твоим бизнесом, — сказала она. В ней проснулся южный темперамент.

Эмерсон почувствовал, как по комнате начал распространяться жар.

— Ты подсматриваешь за мной, лезешь в мою камеру.

Это был больной вопрос для Кати. Ведь Пайк забрал ее фотоаппарат и распечатал снимки без ее разрешения. А затем по ошибке положил камеру в такое место, где она не должна была ее обнаружить, прежде чем они уехали в Америку.

— Я никогда не говорила тебе, что ты можешь рыться в моих вещах и портить мою камеру.

— Я ведь купил тебе новую, когда мы приехали сюда, разве не так?

— Да, но тебе нечего копаться в моих вещах, не спросив меня об этом.

— Я хотел сделать тебе сюрприз, — оправдывался Эмерсон. Он придерживался этой версии с тех пор, как она застала его за разглядыванием снимков в компьютере. Он планировал приятно удивить ее, преподнеся в качестве подарка глянцевые фото членов ее семьи.

Но Катя не поддалась на такой примитивный обман. Действительно, ее мать делала фото, и на снимках могли быть какие-то из ее родственников, но она не знала ни одного из них. Она никогда не бывала в Колумбии, и она уже говорила об этом Эмерсону. Эти люди ничего для нее не значили, и Эмерсон знал это.

— И ты напечатал их, даже не спросив меня.

Чем больше она думала об этом, тем больше злилась. Он совал свой нос в дела ее семьи. Конечно, он отправлял им деньги, но все же он был чужим для них.

— Не злись, Катя.

— А ты не приказывай, как мне себя вести. Это не твои фотографии. Они принадлежат моей матери. Ты не имеешь права их трогать.

— Хорошо, хорошо. Они твои. Забери их. — Эмерсон откинулся в кресле и поднял руки, будто признавая, что сдается.

Катя мгновенно сгребла фотографии и отвернулась, собирая их в стопку.

Пайк не обращал на это внимания. Если, получив назад глянцевые кусочки отпечатанных снимков, она снова успокоится, что ж, прекрасно. Поскольку она не требовала удалить загруженные в его ноутбук файлы с фотографиями, какая ему разница? К тому же у него уже было заготовлено несколько цифровых копий. Переносной компьютер Пайка имел конфигурацию, подходящую для функционирования по всему миру. Достаточно было подключиться к сети Интернет. Еще перед тем, как начать путешествие на север, Пайк отправил цифровые изображения с Катиной камеры в лабораторию в штате Виргиния, где качество снимков улучшили, сделав их пригодными для тщательного изучения. Если все пойдет хорошо, со дня на день можно будет ожидать результатов.

Единственным снимком, который Катя не получила назад, был тот, который он потихоньку спрятал под журналом на столе. Этот снимок он увеличил и обрезал с него лишнее, чтобы лучше рассмотреть главное. Он догадывался, что на нем было изображено, хотя и не был уверен в этом до конца. Пользуясь программами, установленными на его компьютере, Пайк пытался улучшить качество изображения. Ему удалось получить лишь некоторые детали: линии и часть круга. Но из-за ракурса, который был выбран при фотографировании, сделать со снимком что-то еще оказалось невозможно. Ни одну из надписей или подробностей схем на фото нельзя было не только прочитать, но и просто рассмотреть. Но интуиция подсказывала Эмерсону, что именно там изображено и кто был старик, запечатленный на фото. Именно поэтому он снова и снова возвращался к тем фотографиям.

Катя стояла спиной к нему по другую сторону стола. По напряженной позе, в которой она застыла, он догадался, что девушка все еще находится во власти волны гнева.

Если ему не удастся погасить ее, Катя не станет спать с ним в эту ночь. А это, если мыслить логически, поставит его перед проблемой, как уследить за ней, не запирая, чтобы она не попыталась удрать. Если ответ из лаборатории подтвердит, что его догадки верны, девушка станет проблемой для кого-то другого. Но до этого он был намерен постоянно опекать ее. Она была частью генетической цепочки, и ее кровь была явно плотнее, чем вода.

Пайк подождал несколько секунд, затем поднялся со стула и медленно обошел стол, оказавшись за спиной девушки. Он положил руку ей на плечо, но Катя резким толчком сбросила ее.

— Катя, пожалуйста. Не сердись на меня. Я не знал, что расстраиваю тебя. Пожалуйста, прости.

— Я прощаю тебя, — сказала девушка, — когда мы поедем домой?

— Всего через несколько дней.

«Почему? — подумала она. — Чего он ждет?»

Какое-то время она вглядывалась в его лицо. Но было невозможно понять, что творилось там, на дне его глаз. Он мог пообещать ей что угодно, лишь бы удержать здесь, лишь бы успокоить. Он лгал, и она знала об этом.

Слезинка медленно скатилась по ее щеке, подобно тому, как ртуть скатывается вниз по куску шелка.

Глава 3

Оказавшись за забором, Ликида молниеносно спрыгнул в траву и скользнул в кусты рядом с домом. Теперь он был скрыт от любого, кто мог выглянуть во двор или прогуливаться вдоль оставшихся позади забора густых зарослей камелий. Прячась в их тени, он проскочил за дом. И остановился на полпути. Рукой в перчатке нащупал изрезанную глубокими бороздами поверхность из стеклопластика на том, что оказалось деревянными перилами лестницы. Вся внешняя часть дома, каждая его деталь сверху донизу, была сделана из изящного и стильного стекловолокна. Все эти детали были плотно подогнаны друг к другу явными мастерами своего дела. Тот, кто поработал над этим, наверняка прежде трудился в одной из студий Голливуда. Все это было сделано для того, чтобы создавать иллюзии.

Он поднялся на верхнюю ступень. Прежде на верхнем этаже в задней части дома он видел сломанную балюстраду. Она дополняла общее фальшивое ощущение неустроенности. Зазор в перилах по периметру этажа был покрыт светлым листом акрила, неким подобием щита, встроенным сюда в целях безопасности. Никто и не увидел бы его здесь, разве что специально приблизился бы к этому месту или заметил луч солнца в момент, когда тот падает на акриловый щит.

Ликиде потребовалось менее полминуты для того, чтобы достать из кармана набор отмычек и загнать штыри в цилиндр намертво прикрученного болта задней двери. Осторожно работая гаечным ключом и отмычкой, он подогнал штыри, расположив их в пустотах замка, а затем стал поворачивать цилиндр до тех пор, пока жестко прикрученный болт не сдвинулся с места и не открыл замок. Не прошло и минуты, как он уже находился внутри темной кладовой.

Ликида знал внутренний распорядок. Хозяин был холостяком. Горничная и кухарка приходили и уходили, никогда не оставаясь в доме надолго. Горничная приходила трижды в неделю и всегда покидала дом не позже четырех часов пополудни. Кухарка бывала в доме каждый день, появляясь незадолго до завтрака и уходя сразу же после ужина. Не было ни одного случая, когда она задерживалась позднее семи тридцати вечера.

Сейчас было чуть позже десяти часов вечера, и это означало, что в доме находятся только хозяин и его единственная гостья. Эта женщина также входила в контракт, но лишь потому, что была в доме вместе со стариком. Он знал о ней по фотографиям, сделанным фотоаппаратом с телескопическим объективом.

Присутствие женщины осложняло задание. Об обоих следовало позаботиться по отдельности, без шума и в разных комнатах. В противном случае убийца рисковал, что кто-то из его жертв сумеет добраться до телефона или до двери или, что было бы еще хуже, до заряженного пистолета. Никто не предупредил его о наличии в доме огнестрельного оружия, но он предпочел думать, что в доме мог быть один пистолет, а то и больше. Это было логично, принимая во внимание то рискованное ремесло, которым занимался хозяин дома.

Ликида замер, превратившись в каменное изваяние, прислушиваясь к звукам. Похоже, на кухне работал какой-то мотор, возможно, был включен вентилятор. В отдалении слышались голоса, приглушенные, почти неслышные. Он не был уверен, но создавалось впечатление, что разговаривали где-то наверху, на лестнице.

Он быстро заглянул через приоткрытую дверь на кухню. Там никого не было, но на столешнице стояли две грязные тарелки, десертные блюдца, вилки и кофейные чашки. Должно быть, обитатели дома решили перекусить в это позднее время. Источником шума, который он слышал из кладовой, была посудомоечная машина, которая продолжала мерно пыхтеть где-то неподалеку.

Несмотря на то что ближайший соседний дом располагался отсюда примерно в сотне шагов, Ликида низко пригнулся, чтобы быть ниже линии окон над раковиной. На столе в центре кухни он увидел то, что хотел, а именно тяжелый деревянный блок с гнездами, из которых торчали ручки восьми ножей. У убийцы был свой нож, складной, с острым как бритва лезвием. Но он предпочел бы воспользоваться подручными предметами, чтобы убийство выглядело так, будто оно произошло в результате нелепой оплошности преступника во время кражи со взломом.

Опустившись на одно колено, он пошарил рукой в перчатке по столешнице и попробовал на ощупь ножи. Он доставал их один за другим до тех пор, пока не остановился на десятидюймовом ноже шеф-повара. Нож имел острое лезвие волнистой формы и массивную деревянную ручку, что выделяло его среди своих собратьев. Когда трупы будут обнаружены, должно быть найдено и орудие убийства. По узору на металле убийца смог определить, что нож изготовлен из высокоуглеродистой стали. Он попробовал лезвие одним пальцем руки в перчатке. Кухарка, несомненно, следила за тем, чтобы нож всегда находился в отлично заточенном и отполированном состоянии.

Наконец убийца покинул освещенную яркими огнями с улицы кухню и направился в темноту холла в сторону гостиной, расположенной ближе к фасаду дома. Он запомнил по схеме, что лестница должна была находиться слева. Голоса сверху становились громче. Ему даже удалось разобрать несколько слов. Обитатели дома громко спорили. Женщина не кричала, но в ее голосе явственно ощущалось раздражение.

Ликида прислушался, пытаясь ухватить смысл разговора наверху. Наверное, поэтому он не предполагал увидеть горничную до тех пор, пока не обогнул угол и не оказался у нижних ступенек лестницы. С первого же взгляда на нее глаза убийцы широко распахнулись, став похожими на блюдца. Этой женщины не должно быть здесь! Повернувшись к нему спиной, она направлялась в другую сторону, вниз, к холлу и гостиной. Ликида замер на месте, а затем отклонился назад и попытался скользнуть обратно в темноту холла. Но в последнюю секунду, когда казалось, что это ему удастся, женщина внезапно обернулась и увидела его. Должно быть, почувствовала движение позади себя. На какие-то доли секунды застыла с выражением недоумения на лице и, вероятно, пыталась сообразить, кто или, скорее, что такое стояло перед ней. Появление Ликиды часто производило такой эффект. Он всегда носил легкий неопреновый костюм с капюшоном, который позволял при необходимости быстро удалять следы крови. Убийца мгновенно сократил дистанцию, и, прежде чем женщина успела вместе с выдохом испустить крик, его левая рука, затянутая в перчатку, зажала ее рот. Поток теплой крови рекой устремился из груди жертвы, стекая по ручке ножа и по неопреновой перчатке ныряльщика, надетой на правую руку Ликиды. По сильной пульсации крови убийца определил, что ему удалось перебить главную артерию. Он продолжал держать руку у рта жертвы до тех пор, пока колени женщины не подогнулись, а тело не забилось в конвульсиях.

— Подруга, что же ты делаешь здесь в этот час? — пробормотал он ей на ухо. Ликида убивал не потому, что имел необузданно жестокий характер, или из пренебрежения к человеческой жизни. Просто это была его работа. Он собирал жатву людских жизней, как фермер убирает свой урожай. Ведь ему платили за это. Если же случалось так, что чья-то жизнь попадала под его нож просто по капризу судьбы, он всегда сожалел об этом. Но такова была судьба тех, кому было суждено оказаться на его пути в неподходящий момент. Горничную привела к смерти сложная пространственно-временная коллизия.

Хромая судьба привела эту женщину в его руки. Он посмотрел ей прямо в глаза: ее зрачки были открыты, как линзы в камере. Всем весом она повисла на ручке ножа, не дававшей ее телу упасть. Убийца опустил тело на пол и вынул из него нож.

Глава 4

Глядя на Эмерсона, расположившегося за зеленым сукном стола, Катя думала только об одном. На столе было разбросано штук двадцать золотых монет разного размера и формы. Было видно, что некоторые из них явно отлиты вручную. Здесь были золотые эскудо из старых рудников майя в Перу, двадцатидолларовая монета «дабл игл» с корабля «Центральная Америка», затопленного у Восточного побережья США в 1857 году. Все это богатство сияло в мягких лучах света большой студии.

Утром он должен отправиться на встречу с клиентом в Ла-Джолла, местечко, расположенное в нескольких милях отсюда. Он намерен взять Катю с собой и заставить сидеть в машине, дожидаясь его возвращения. Он уже поступал так прежде. Если повезет, он вручит ей несколько долларов и отправит в поход по близлежащим магазинам. Но денег, которые он давал ей, ни в коем случае не хватило бы на дальнюю поездку.

Он уложил большую часть образцов монет, которые намеревался захватить с собой, в специально предназначенный для этого небольшой кейс, который стоял на полу у стола. Монеты были ценны уже тем, что были золотыми. Но для коллекционеров они стоили гораздо дороже. Эмерсон рассказывал ей об этом. Оставшиеся монеты, упакованные в два пластиковых конверта, лежали на столе возле телефона и узкого острого ножа для вскрытия конвертов, который по ошибке можно было принять за византийский кинжал. Но Катя точно знала из его рассказа, что кинжал подлинный. Клинок изготовлен из лучшей дамасской стали в XV веке, когда пал Константинополь. Три года назад на аукционе в Греции Эмерсон заплатил за этот кусок металла больше сорока тысяч долларов. Он хотел произвести впечатление на девушку, но единственный вывод, который она для себя сделала из его рассказа, заключался в том, что у Эмерсона Пайка денег было больше, чем он мог истратить.

— Мне жаль, что я вышла из себя, — сказала она, — прости меня. Я не знаю, почему так случилось. Должно быть, я просто устала.

Он зевнул в ответ.

— Да, конечно. Послушай, я собираюсь принять душ, чтобы хоть немного взбодриться и закончить с делами. А потом намерен пойти спать. Почему бы тебе тоже не пойти в постель? Я приду всего через несколько минут.

Он снова обнял Катю за плечи. На этот раз девушка не стала вырываться. Сейчас было не время выводить его из себя. Пусть он и впредь продолжает доверять ей.

Эмерсон наклонился и поцеловал ее в лоб, назвав дорогушей. Она ненавидела, когда он так к ней обращается.

Это напоминало ей о Твити, глупой желтой птичке из мультфильмов. Но все же девушка улыбнулась ему ослепительной улыбкой. Ведь притворяться умел не только он один.

— Да, ты прав, — сказала Катя, — я устала. Но сначала я хотела бы выпить стакан молока. Принести тебе что-нибудь?

— После ужина? Ты, должно быть, шутишь. Мой желудок набит битком. Я валюсь с ног, спать хочу. Но все было очень вкусно. Никогда не верь тому, кто скажет, что ты не умеешь готовить.

— Ладно.

Он снова зевнул, постоял немного на месте, потом с улыбкой посмотрел на нее.

По этому удовлетворенному взгляду Катя поняла, что Эмерсон решил, будто девушка снова у него в руках, по крайней мере на какое-то время. Пусть тешит в душе свое самолюбие, поздравляя себя с очередной выигранной битвой. Эмерсон решил, что не надо будет запирать Катю в отдельной спальне.

Катя повернулась и направилась прочь из студии, стуча каблуками по деревянному полу. Затем звук ее шагов заглушил ковер в холле. Эмерсон последовал за ней. Катя повернула к лестнице на первый этаж. Эмерсон пошел другой дорогой в сторону ванной хозяина, чтобы принять душ.

— Увидимся через пару минут, дорогуша.

— Хорошо. — Ей удалось сказать это преувеличенно бодрым тоном, наступив на горло своей гордости. И все же Катя боялась, что после кофе и душа Эмерсону снова удастся взбодриться. Ей предстоит провести без сна долгую ночь, пока она не убедится, что он заснул и не проснется, стоит ей только пошевелиться. А еще он может убрать монеты со стола и запереть их. Она спустилась на две ступени вниз, а затем вдруг остановилась и повернулась. Она ждала, когда Эмерсон исчезнет в длинном коридоре и войдет в хозяйскую ванную.

* * *

Несколько секунд Ликида простоял над телом горничной в десяти футах от лестницы. Затем он перешагнул через труп, тщательно следя, чтобы не оставить за собой кровавые следы, и задумался над ситуацией. Да, возникли некоторые затруднения, но не произошло ничего непоправимого, просто придется внести некоторые коррективы в первоначальный план, слегка изменив детали. По-прежнему было важно, чтобы власти поверили в ту версию, которую он намеревался им предложить. Он быстро прикинул ее в голове.

Потом на лестнице послышались женские шаги, стук каблуков по дереву, который затем утих. Только в последний момент убийца сообразил, что женщина просто ступила с деревянного пола на ковер, что она все еще продолжает довольно быстро передвигаться в его сторону. Она была прямо над ним, несколько в стороне, в верхнем коридоре у лестницы.

Он снова скользнул в темноту столовой, подальше от нижних ступенек лестницы, и осмотрелся. Если она увидит тело горничной прежде, чем ему удастся приблизиться к ней, пока она еще будет на ступеньках, все придется менять. Если ему придется гнаться за ней с окровавленным ножом вверх по лестнице, план можно будет смело выбросить в окошко. В этом случае придется поджечь дом, чтобы уничтожить все то, что могло бы послужить уликами против него. Если она закричит, а старик схватится за пистолет, то коронер на утреннем катафалке повезет его, Ликиды, тело, а не трупы хозяев.

Она показалась на площадке сверху, спустилась на пару ступеней вниз, а затем внезапно остановилась, как будто вспомнив о чем-то. Адреналин запульсировал в венах убийцы. Он был уверен, что она увидела тело. Он удобнее перехватил нож. Мысленно он уже мчался вверх по ступеням, как вдруг до него дошло: она ничего не заметила, она просто не смотрела в ту сторону. Все ее внимание было сосредоточено на чем-то, что находилось позади нее, выше по лестнице. Она постояла так две-три секунды, а затем так же внезапно, как появилась, исчезла, отправившись назад в сторону холла.

Он прождал почти двадцать секунд, уверенный в том, что вскоре она снова должна будет вернуться. Однако этого не произошло.

Он напряженно вслушивался, но не слышал ничего, кроме тишины. Затем раздался звук льющейся воды, дробно стучавшей по твердой поверхности где-то в глубине дома. Должно быть, включили кран в ванной или душ. Наверное, парочка устраивалась на ночь. Это упрощало ему задачу.

Убийца бесшумно вернулся в холл нижнего этажа рядом с кухней. С ножа на ковер в холле капала кровь, но это было не важно. Поскольку он пока не наступал на него, возвращаясь назад, и не собирался оставлять за собой следы наверху, пока все шло прекрасно.

Катя замерла на минуту на лестнице, а затем развернулась, снова направилась наверх и вошла в одну из гостевых комнат рядом с холлом. В темноте она извлекла из-под матраса дорожную сумочку, в которой хранились ее паспорт и виза. Она нащупала свои туфли на каблуках и сбросила их в сумку, а затем переоделась в свободные брюки на бедрах и блузку, обула кроссовки и надела куртку. Ей было невыносимо жаль бросать всю одежду и некоторые другие вещи, купленные для нее Эмерсоном, но теперь было не время думать об этом. Как бы то ни было, небольшая дорожная сумка была заполнена.

Когда она закончила, вода в душе, где находился Эмерсон, лилась в полную силу уже примерно пять минут. Девушка беззвучно прокралась в хозяйскую спальню. Она успела все тщательно продумать. Это был только первый этап ее плана. Сегодня днем ему пришлось ехать в банк за наличными. Она видела, как он пересчитывал банкноты, прежде чем положить их в карман брюк. Он оставил брюки на стуле. Катя достала из заднего кармана бумажник и быстро пересчитала деньги. Всего там оказалось двести шестьдесят долларов двадцатками и несколько более мелких купюр. Девушка облегченно вздохнула. В результате поиска в Интернете она уже знала, что этого хватит, по крайней мере, на первую часть ее путешествия. Она забрала все деньги и бросила пустой бумажник на кровать.

Катя сняла с пояса сотовый телефон Эмерсона, а затем с перекинутой через плечо сумкой направилась обратно в сторону холла. На этот раз она почти бежала. Катя нырнула в студию и направилась прямо к столу, сгребла в сумку все монеты, которые смогла обнаружить на столе. Захватила и те, что хранились в пластиковых конвертах, и тоже отправила в сумку.

Затем девушка схватила лист бумаги — именной бланк Эмерсона. Ее глаза скользнули по столу в поисках ручки, но ничего похожего там не оказалось. Это было очень типично для Эмерсона: на его столе было множество ненужных безделушек, но не нашлось ничего, чем можно было бы написать письмо. Девушка покопалась в своей сумке, вынула оттуда ручку и набросала короткую записку на испанском языке. Она знала: он поймет, что там написано. Но вряд ли содержание этой записки придется ему по душе:

«Я возвращаюсь домой в Коста-Рику. Мне пришлось взять несколько монет, но только для того, чтобы оплатить перелет. Пожалуйста, не пытайся следовать за мной. Я больше не хочу тебя видеть. Если ты появишься рядом, я обращусь в полицию».

Она подписала письмо заглавной буквой «К», бросила на записку ручку, а затем положила поверх записки для дополнительного веса византийский кинжал.

* * *

Ликида посмотрел в окно над раковиной на кухне, а затем проверил то, что ему пришлось увидеть. У него не было выбора. Ему придется двигаться очень быстро. Тот путь, по которому ему придется пройти, может сразу же привлечь внимание, если кто-то случайно окажется снаружи. Он обошел кухонную дверь и включил на кухне свет. Затем он быстро направился к раковине, тщательно смыл с ножа кровь, убедившись, что ее там совсем не осталось. Потом он смыл кровь с правой дайверской перчатки из неопрена, не снимая ее с руки, и с костюма в районе предплечья. Как только все это было сделано, он отступил от окна и вернулся в холл. Небольшим кухонным полотенцем он вытер перчатки, намокшую часть костюма, а потом и нож.

Миновав холл, он отправился вверх по лестнице, чтобы завершить свое дело.

Застегнув сумку, Катя выбежала из студии и направилась обратно по длинному коридору в сторону хозяйской спальни, в заднюю часть дома. Миновав дверь в спальню, она внезапно услышала, как Эмерсон выключил воду в душе. В любую секунду он мог выйти оттуда.

Девушка бросилась в конец коридора, к двери, которая вела к задней лестнице в гараж, расположенный внизу. Теперь ей нужно было еще только одно. Она придержала за собой дверь, чтобы та не издала стука, когда будет закрываться, а просто мягко защелкнулась. Затем настолько быстро и бесшумно, насколько позволяли резиновые подошвы ее теннисных туфель, бросилась вниз по ступеням.

Эмерсону еще нужно было одеться и причесаться, но все равно в любой момент он мог вернуться в спальню. Катя прекрасно успела изучить его распорядок. У нее, возможно, было еще от силы две минуты, а может, и нет. Предварительно она мысленно отрепетировала каждое свое движение. Она все тщательно обдумала. Это был ее последний шанс.

Глава 5

Ликида был примерно на пол пути наверх по лестнице, когда мерный шум льющейся воды где-то в задней части дома вдруг стих. Во внезапно установившейся тишине он застыл на месте, как замороженный. Ему показалось, что в этот момент он услышал что-то еще.

Это был отдаленный приглушенный звук, слабый и практически неощутимый. Он напоминал легкие шаги по толстому ковровому покрытию где-то в другом конце коридора наверху.

Одно движение — и очищенный от крови нож шеф-повара снова блестел в руке Ликиды. Он бросился вверх по лестнице, готовый в любой момент прыжком преодолеть расстояние до любого, кто окажется перед ним наверху. Там он замер на несколько секунд и прислушался. Послышался слабый скрип, а затем щелчок. Возможно, это был выключатель, который включили или выключили где-то в другом конце холла. А может быть, причиной было лишь то, что дом потихоньку проседал. Несколько секунд он вслушивался, а его взгляд устремился вверх, подобно лазеру. Больше не было ничего, ни единого звука. Просто тишина, установившаяся после постоянного плеска воды, сыграла с ним шутку.

Ликида добрался до верха лестницы и бросил быстрый взгляд вокруг. Ему был виден проход до конца зала. Длинный коридор был пуст. Убийца бесшумно направился туда, где, как он узнал из плана здания, находилась студия старика. Это был центр нервной системы дома, место, где хозяин вел свои дела. Он понял это по голосам, которые уже раздавались раньше из этого помещения. В студии все еще горел свет. Если только хозяева не оставили здесь свет на всю ночь, чего, впрочем, никогда не случалось прежде.

Он приблизился к двери в студию, той, что располагалась ближе к лестнице. На расстоянии примерно десяти футов безмолвно застыл перед входом, но внимательно обшарил помещение взглядом. За столом в дальнем конце комнаты не было ни души — ни старика, ни девушки. Если ангел смерти все еще на его стороне, эти двое сейчас должны были находиться в разных комнатах, чтобы он смог покончить с ними по отдельности, не создавая лишнего шума. Он вплотную приблизился к двери в студию и бросил быстрый взгляд внутрь. Комната была пуста, по крайней мере, так казалось с той позиции, которую он занимал. Правда, некоторые участки помещения были ему не видны.

Ликида внимательно осмотрел подиум, вернее, ту его часть, которая была видна из-за открытой двери. И снова не обнаружил никого. Он отважился шагнуть в холле к другой двери в студию, той, что располагалась около спальных помещений, находившихся дальше по коридору. Отсюда ему была видна остальная часть студии и подиума на ее втором этаже.

Катя прежде часто пользовалась ванной, расположенной рядом с гостевыми комнатами. Поэтому Эмерсон не удивился, когда, выйдя из душа, обнаружил, что в хозяйской ванной комнате никого, кроме него, не было. Он насухо вытерся полотенцем, оделся, а затем встал перед зеркалом над туалетным столиком, чтобы причесать все еще влажные волосы. Просто невероятно, насколько он устал этим вечером: гости к ужину, напряжение от общения с Катей, обильная еда на ночь. Он не привык ни к чему подобному, поэтому все это сыграло свою роль.

Эмерсон внимательно вгляделся в свое лицо и пробивающуюся на подбородке щетину, потом выключил свет и отправился в спальню.

Он надеялся, что Катя уже успела расчесать волосы и теперь лежит под одеялом. Поэтому, когда его ожидания не оправдались, уже примерно через секунду сознание успело зафиксировать произошедшее. Сегодня она готовилась ко сну дольше, чем обычно. В комнате ничего не изменилось за десять минут его отсутствия, разве что по-другому висят брюки на стуле.

Эмерсон открыл верхний ящик комода, вытащил пару трусов-боксеров, одновременно глядя назад через зеркало над комодом.

И тут он заметил еще одну вещь: свой собственный пустой бумажник, лежащий на брюках. Это вызвало у него всплеск адреналина. Внезапно ему стало не до сна.

Глава 6

Спустившись в гараж, Катя бесшумно открыла водительскую дверцу принадлежащего Эмерсону огромного «субурбана». Ей пришлось встать на подножку, чтобы добраться до козырька над рулевым колесом, к которому крепился пульт дистанционного управления с нужной девушке кнопкой. Она открывала калитку перед машиной. Катя много раз видела, как Эмерсон пользовался этим устройством для въезда и выезда.

Внезапно она услышала звук шагов наверху. Но Эмерсон находился в хозяйской ванной. Катя дотянулась до пульта над приборной панелью и схватила его. Затем бросила быстрый взгляд на другой пульт, но не решилась им воспользоваться. Ведь если она попытается открыть двери в гараж, Эмерсон наверху услышит это. Она тихонько шагнула с подножки машины. Боясь шума, так и оставила водительскую дверцу открытой.

Катя выскользнула из гаража через боковую дверь. Она оказалась в объятиях свежего ночного воздуха и побежала так быстро, как только ноги могли нести ее. Низко над землей плотной завесой стоял туман. Впервые девушку вдруг охватил страх. Меньше чем через минуту, прикрыв за собой механическую баррикаду ворот и молясь про себя, чтобы никто позади, в огромном доме, не услышал этого, Катя оказалась на улице.

Девушка стремительно бросилась прочь от дома, попутно выбросив пульт в заросли кустов в глубоком кювете у дороги. Она бежала не вниз по дороге, где светились огни Дель-Мара, а в противоположную сторону, вверх по холму, в темноту. Она была во власти страха, но ум ее не поддался испугу, и голова оставалась ясной. Она точно знала, что делает.

Когда Эмерсон выйдет из ванной комнаты и обнаружит в студии ее записку, он немедленно сядет в машину и примется ее искать. Отсутствующий пульт от дверей гаража задержит его всего на несколько секунд, которые потребуются ему для того, чтобы вручную набрать код на клавиатуре у ворот. Катя очень рассчитывала на то, что затем Эмерсон будет искать, повернув по дороге направо, в сторону городка Дель-Map и старого прибрежного шоссе. Ведь казалось очевидным, что беглянка должна была выбрать именно этот путь.

Потом Катя встанет у одного из домов, расположенных выше по улице, и вызовет такси по этому адресу, воспользовавшись телефоном Эмерсона. Прежде чем он сможет об этом догадаться, она будет уже в Сан-Диего, а он станет обшаривать в поисках ее все новые и новые места.

Ему все сразу стало ясно. Эмерсону не нужно было поднимать бумажник и заглядывать в него. По тому, как небрежно его бросили, Эмерсон догадался, что деньги, которыми тот был набит еще днем, исчезли. Мужчина не стал тратить времени даже на то, чтобы обуть тапочки. С босыми ногами он бросился через холл в студию.

— Катя! Катя!

В его голосе послышались неприятные нотки раздражения. Эмерсон был вне себя от бешенства, и злился он в основном на себя самого. Как мог он быть настолько туп! Ему надо было запереть ее, теперь-то он точно это знал! Он с грохотом влетел в гостевую комнату рядом с хозяйской ванной. Обычно именно здесь Катя готовилась ко сну. Но в комнате было темно и пусто.

Молниеносно Эмерсон подался назад в холл. Он пробежал через коридор в сторону студии и пронесся по лестнице к парадной двери. Выкрикивая имя девушки, Эмерсон кинул быстрый взгляд в студию через первую дверь. Кати не было видно, однако боковым зрением он успел заметить нечто другое, какую-то тень, стремительно метнувшуюся к другой двери, расположенной у лестницы наверху. Внезапно его осенило. Для того чтобы вернуться в Коста-Рику, Кате было недостаточно наличности, которую она взяла из его бумажника.

Эмерсон сразу же перешел на шаг, а затем внезапно остановился между лестничным маршем и студией. По лицу его пробежала ухмылка. Он облегченно перевел дыхание. Хладнокровие почти вернулось к нему. Он плотнее запахнул халат, заново перехватив его поясом, и спокойно направился в сторону студии. «Где деньги из моего бумажника?» Последний звук еще не успел вырваться из гортани, когда клетки мозга Эмерсона перестали повиноваться ему, сорвавшись в агонию. Острый как бритва нож шеф-повара на половину длины лезвия погрузился в левую почку старика. Посланный резким взмахом клинок перерезал орган, парализовав его владельца внезапным взрывом боли. Вокруг горла сомкнулась рука человека, слишком высокого, чтобы это была Катя. Но мозгу Эмерсона было уже не до того, чтобы анализировать случившееся.

Шок охватил каждую клеточку его тела. Самопроизвольные сокращения мышц выгнули спину дугой с такой силой, что ему самому был слышен хруст позвонков. Терзаемый настолько невыносимой болью, что ее не способно было представить человеческое сознание, Эмерсон Пайк не мог вдохнуть даже крохотный глоток воздуха, который позволил бы ему издать хоть один звук. Казалось, это никогда не кончится. Он дошел до того состояния, когда организм, не в силах выдержать муки, сам молит о смерти. Облегчение после той ужасной агонии пришло только тогда, когда черная пустота смерти сомкнулась вокруг него.

Глава 7

Иногда вы получаете знак судьбы в самый неподходящий для этого момент. Для меня таким знаком стала встреча с ней, стоящей у прилавка с бананами, в продуктовом отделе небольшого магазинчика в Дель-Маре, неподалеку от ипподрома. Это было в субботу утром, и я направлялся на ипподром, куда меня потащили приятели. С чашкой кофе в одной руке и маффином в другой я тщетно пытался отделить один банан от трех оставшихся. За этим занятием она меня и застала.

— Не могли бы вы помочь мне, сеньор? — Она стояла и смотрела на меня. Рост примерно пять футов шесть дюймов, на каблуках, с блестящими темными волосами, спадающими на плечи, и улыбкой, за которую не жалко было бы развязать войну. — Ах-х-х… — На мгновение она опустила взгляд, как бы собираясь с мыслями. — Вы не знаете… мм… у них есть плантейны? Вы знаете, что такое плантейн?

Должно быть, я уставился на нее с глуповатым видом. И не потому, что не понял вопроса.

«Плантейны», — произнося это слово, она пыталась помогать себе пальцами обеих рук, поднося их к уголкам рта. Ее полные губы, темноглазая красота навевали на меня мысли о Кэтрин Зета-Джонс, которая спустилась с большого экрана, чтобы поболтать со мной здесь, над гроздьями бананов. Наверное, она прочитал все на моем поглупевшем лице, потому что улыбнулась.

— Ах-х… Я не знаю.

Я не имел ни малейшего представления о том, что такое плантейн, но если бы мог изобрести этот предмет, сделал бы это в тот же момент.

Она была такая сияющая, абсолютно невинная, девушка, о которой вы мечтали в двадцать лет и которой никогда так и не коснулись, и не назначили ей свидания, поскольку это было всего лишь бесплотное видение. Единственное место, где вы могли бы встретиться с ней, — это мир ваших иллюзий. И в тот момент, когда вам покажется, что вы готовы ее коснуться, она вдруг танцующей походкой отправится в Голливуд или поспешит куда-то еще, выполняя контракт с модельным агентством. Какое ей дело до того, что ваше сердце готово разорваться?

Она взяла и подняла один из бананов.

— Похожий на этот, но больше по размеру. — Она развела руки примерно на полметра. — Habla espanol?

— Un росо. Достаточно только для того, чтобы ввязываться в неприятности, — ответил я.

Незнакомка улыбнулась. В ее улыбке было что-то волшебное. По тому, как девушка улыбалась, я сразу понял, что она уже не впервые видит это выражение растерянности на лице мужчины. Ее как бы окружали некие атомы невесомого эфира. Это должно было подействовать как предупреждение. Для нее же такая ситуация не была чем-то необычным, просто очередная муха попалась в ловушку.

— Мне нужны плантейны, чтобы приготовить несколько блюд. Через две недели мы принимаем друзей на ужин. Я готовлю для друзей, — сказала она.

— Вы и меня приглашаете?

Она посмотрела на меня, и в ее глазах мелькнул огонек.

— Не-ет. Ну, может быть. Но только если вы поможете мне найти плантейны.

Мы поговорили о том, что она собирается готовить. Она называла это типичным коста-риканским ужином. Спросила, понимаю ли я, о чем идет речь, но я не понимал.

— Знаете, я не уверен, что когда-либо видел эти, как их… плантейны здесь, в маленьком магазинчике. Наверное, вы могли бы найти их в одном из больших бакалейных магазинов в Сан-Диего.

— О нет, это есть очень далеко. — Лицо девушки стало грустным, но всего лишь на мгновение, пока ее легкий нрав не ухватился за другую мысль. Она втянула носом воздух, чуть наклонившись к большой картонной чашке в моей руке: — Кофе? Ум-м, пахнет вкусно. Как вас зовут?

— Пол. Пол Мадриани.

— О, очень красивое имя, Пол Мадриани.

Ее южноамериканский язычок выговаривал «д» и «р» с такой музыкальностью, какой я никогда прежде не слышал.

— Вы итальянец, верно?

— Да. И этот итальянец собирается позавтракать. — Удерживая банан, другой рукой я достал пакет. — Не хотите ли составить мне компанию?

Она посмотрела через плечо в направлении двери:

— Мой друг занимается бизнесом в одном из офисов на этой улице. Он вот-вот должен прийти. А ваш кофе очень хорошо пахнет. Думаю, что он и на вкус окажется приличным.

— Если вы захотите выпить кофе, то он не станет возражать. — Глядя на нее, я вдруг представил себе ревнивого парня, приставляющего к моей голове заряженный пистолет.

— Кому до этого дело? — Она наградила меня равнодушной улыбкой и взяла банан.

Завтракать так завтракать. Она прихватила еще и маффин, и мы направились к кассе. Выйдя из магазина, я купил ей кофе в киоске, и мы уселись за один из столиков под зонтиком.

— Вы знаете, найти здесь хороший кофе есть очень сложно. Мой друг… Иногда я думаю, что он сумасшедший. В его доме только растворимый кофе. Это сущая отрава. — Она заявила это так серьезно, что я улыбнулся. — Это есть правда. Я говорила ему. Не есть хорошо. У него casa grande, большой дом, и повариха. Мексиканка. — Она посмотрела вокруг и немного округлила глаза. — А растворимый кофе? Я говорила ему, что меня от него тошнит. Я спросила повариху о плантейнах. Она смотрит на меня, будто я сумасшедшая. И сказала, что в бананах полно стероидов. Она не будет их готовить. Она говорит, что не знает, как это делается. Очень упрямая женщина. Наверное, я ей не нравлюсь.

Я подсказал ей названия двух-трех самых крупных бакалейных магазинов в окрестностях и заявил, что ей не стоит тратить кучу времени, чтобы ехать в Сан-Диего в поисках того, что ей нужно. У нее не было ничего, на чем можно записать.

Я нашел в бумажнике свою визитку, залез во внутренний карман своего пальто и вытащил ручку. Вручил ее девушке, и она записала названия магазинов крошечными буковками на обратной стороне визитной карточки.

— Значит, вы не из Мексики? — Мне хотелось немного продлить беседу. Ответ очевиден, если вспомнить, что она собиралась готовить коста-риканские блюда.

— О, нет. Коста-Рика. Сан-Хосе, а до этого — Пурискаль. В горах. Вы бывали в Коста-Рике? — На секунду она оторвала взгляд от записки и посмотрела на меня.

— Нет, но я слышал об этой стране много хорошего. Наверное, там очень красиво.

— О да. Она есть прекрасна. Я люблю мою страну. Не могу дождаться, когда снова поеду туда.

— Как долго вы пробудете здесь?

— Точно не знаю. Я думала, что тридцать дней. Но может оказаться, что мне придется пробыть здесь дольше.

Она закончила писать и, перевернув визитную карточку, спросила:

— Что значит Мадриани энд Хине?

— Хайндс. «Мадриани энд Хайндс» — это юридическая фирма.

— А вы…

— Меня зовут Пол Мадриани.

— И вы abogado?

— Если слово «abogado» означает адвокат, то мой ответ «да». Я один из партнеров.

— Это впечатляет. Очень хорошо. — Она посмотрела на карточку и поблагодарила меня за нее. — О, ваше имя стоит и на ручке!

— Мы специально заказываем ручки с названием и адресом фирмы для клиентов.

— Понятно. Вы не будете против, если я оставлю себе и ручку?

— Конечно нет.

Она щелкнула ручкой, бросила ее в сумочку и снова посмотрела на визитную карточку, трогая кончиком пальца выбитые на ней буквы.

Мы еще немного поговорили. Она рассказала мне о своем друге и о его бизнесе, заключавшемся в торговле редкими монетами, о том, что он часто берет ее с собой в магазины. Сначала ей все это нравилось, но потом надоело, и теперь она скучает по своим родным. Затем девушка сменила тему и сама приступила к расспросам. Через десять минут она знала обо мне больше, чем некоторые из моих друзей, с которыми мы общаемся в течение нескольких лет. Она сыпала вопросами в стиле истинной уроженки Латинской Америки: где я живу, что делаю в Дель-Маре, женат ли я и т. д. Последний вопрос походил на проверку моего пальца на наличие кольца на нем. Узнав, что я вдовец, она выразила мне глубокие соболезнования и, не дав мне перевести дух, тут же поинтересовалась, есть ли у меня дети.

В ней было очарование настоящей невинности, и поток вопросов лился из нее естественно, как вода из источника.

— У меня есть дочь, — ответил я.

— Сколько ей лет?

— Она учится в колледже, и, насколько я могу догадываться, она лишь на несколько лет моложе вас.

— То есть вы считаете меня молодой?

— Как и большинство вещей в этой жизни, возраст является относительным понятием. В любом случае вы моложе меня.

— Ну почему все американские мужчины такие? — Баюкая чашку с кофе обеими руками, она пожала плечами. — Мне непонятно, почему все они говорят, что я молода, а они слишком стары.

— Может быть, оттого, что это правда.

— А какая разница? Ведь это совсем не важно, — сказала она, — как думаете, сколько мне лет?

— Ну нет, в такие игры я не играю.

— Какие игры? — Она посмотрела на меня непонимающим взглядом.

— В этой стране угадывание возраста женщины — прямая дорога навлечь на свою голову неприятности, — объяснил я.

Она улыбнулась:

— Не-ет, я не буду сердиться. Ну, пожалуйста, — и прежде, чем я понял, что происходит, наклонилась над столом и накрыла мою руку длинными пальцами с наманикюренными ногтями, — скажите мне.

Подобно калеке, у которого отняли ногу, я еще долго чувствовал присутствие ее руки после того, как девушка ее снова убрала.

— Ну скажите же. — Она улыбалась и бросала на меня кокетливые взгляды, похожие на двойные капканы.

— Ну откуда мне знать?

— Попробуйте догадаться.

— Я не знаю.

— Ну, давайте же. — Она поставила чашку и взяла в ладони мою руку. Ответ «нет» она явно не признавала.

— Дайте посмотреть. Двенадцать.

Она посмотрела на меня так, будто собиралась дать мне подзатыльник. Поэтому мне пришлось снова внимательно на нее посмотреть. Для этого она повернула ко мне лицо сначала одной, а потом и другой стороной.

— Гм, насколько я могу догадываться, вам может быть двадцать два года.

— О, вы снова шутите. — Она слегка надула губки.

— Я почти угадал?

— Не скажу.

— Нет, теперь вы должны сказать мне.

— Нет. — Она посмотрела на меня огромными темными миндалевидными глазами. То, как она сделала маленький глоток кофе, а потом посмотрела на меня поверх чашки внимательным оценивающим взглядом, подсказало мне, что, возможно, я ошибся на несколько лет, но ненамного.

— Наверное, там, в Коста-Рике, нашли источник молодости? — спросил я.

Она посмотрела на меня рассеянно:

— Простите?

— Ничего.

— Я знакома с несколькими адвокатами в Коста-Рике. В Сан-Хосе их множество. — Она посмотрела на мою визитную карточку. — Коронадо, где это?

— Ниже по побережью, совсем немного к югу отсюда. По другую сторону бухты Сан-Диего.

— Понятно. А какими именно юридическими делами вы занимаетесь?

— В основном это связано с судебными разбирательствами по уголовным делам.

— Правда? Это должно быть интересным. Вы, наверное, очень умный, раз занимаетесь такими вещами.

— Раз на раз не приходится. Иногда это интересно, иногда вызывает стресс, а иногда просто скучно.

— Итак, если у меня возникнут проблемы, я могу позвонить вам, — сказала она.

— Ну, теперь у вас есть номер моего телефона.

— Да. — Она положила мою визитную карточку в сумку вслед за ручкой.

Мы допили кофе. Мне нужно было бежать искать своих друзей. Мы попрощались. Это было почти две недели назад.

Глава 8

В то утро Катя уже не выглядела такой молодой и невинной. Улыбка исчезла с ее лица, как и озорной блеск из глаз. Но даже без макияжа, после трех почти бессонных ночей, проведенных в женском отделении государственной тюрьмы, она все же была потрясающе красивой.

Гарри Хайндс, мой партнер, настоял на том, чтобы поехать этим утром на встречу вместе со мной, может быть, для того, чтобы удостовериться в том, что она состоится, а может быть, хотел спасти меня от меня самого, я так и не понял до конца. Но похоже, что теперь Гарри решил сделать свою ставку во всех этих событиях. Новые трупы как бы призывали Гарри к оружию. В результате мы могли во всем этом увязнуть надолго.

Как ни странно это звучит, первым звонком вчера утром послужили удары в нашу дверь представителей полиции, а вовсе не Катин телефонный звонок. Среди прочих вещей при аресте копы обнаружили в ее сумочке мою визитную карточку. Это возбудило их любопытство. После убийства и ареста подозреваемой власти решили поинтересоваться, что я знал о преступлении и как моя карточка могла оказаться в ее сумочке еще до произошедшего, если, конечно, последовательность событий была именно такой, как предполагали в полиции.

Особенно их интересовало, была ли девушка когда-либо в моем офисе на законных основаниях, по делу. Я ответил «нет». Они спросили, приходилось ли мне бывать в доме в Дель-Маре, где она проживала с Эмерсоном Пайком. Я снова ответил отрицательно. То есть мы не связаны отношениями адвокат — клиент? Нет. Это открыло все шлюзы. О чем только они не говорили. Они хотели знать все подробности. Когда я рассказал почти фантастическую историю своего знакомства с Катей в магазинчике две недели назад и о нашем разговоре за кофе сразу же после этого, они, похоже, мне не поверили.

И это был единственный раз, когда встречались и разговаривали с ней? Да.

Конечно, тогда я не придал этому особенного значения. А потом было слишком поздно. Кто-то где-то проболтался представителям прессы, что визитная карточка известного адвоката такого-то была обнаружена в сумочке подозреваемой в убийстве. А затем об этом круглосуточно вещали все местные новостные каналы, повторяя душераздирающую историю об адвокате, который мог быть замешан в убийстве. И теперь Гарри хотел знать, что именно было известно копам. Это превратилось в игру в пятнашки между адвокатами, и было похоже, что в этот момент мне придется водить.

Поэтому этим утром мы занимались сопоставлением немногих известных нам деталей о том, как полиция штата Аризона задержала Катю в автобусе, в котором она направлялась в Хьюстон. Судя по сообщениям прессы, не подтвержденным официальными властями, Катю вычислили по сигналу мобильного телефона, который она украла у своего друга и сожителя, дилера на рынке монет, ныне пребывавшего мертвым вместе со своей горничной. Уже одно это было достаточно неприятным известием для того, чтобы впредь вы дважды подумали, стоит ли покупать бананы в магазинчике Дель-Мара в субботнее утро.

Должен признать, что я не связывал Катю с тем преступлением, пока в мою дверь не постучались полицейские. В этой части штата совершается так много преступлений, что еще одно убийство совсем не обязательно должно привлечь ваше внимание, даже если об этом трубят в вечерних новостях. Но когда копы ушли, я погрузился в газеты с тем, чтобы прочитать все, что печаталось в них, начиная с той ночи, когда был убит Эмерсон Пайк.

Завтра утром в присутствии государственного защитника Катя должна предстать перед судом по обвинению в двойном убийстве первой степени. И в настоящий момент я не уверен, что мы сможем ей помочь. Горы улик против нее кажутся неопровержимыми. Мы с Гарри заверили государственного защитника, что вовсе не собираемся наступать ему на пятки. Мы установили взаимоотношения адвокат — клиент лишь для того, чтобы оценить, сможем ли взяться за это дело. По одной из тех гнусных причин, за которые почему-то иногда любят хвататься адвокаты, государственный защитник был бы рад, если бы мы включились в процесс. Почему? Ну хотя бы потому, что в этом случае я не мог бы выступить свидетелем по этому делу.

Катин адвокат не мог точно знать, что его клиент мог сказать мне в день нашего знакомства и как этот вполне безобидный эпизод может быть расценен. Какие выводы сделает из этого обвинение, если я буду вынужден стоять на месте свидетеля? Может быть, это приведет к ассоциациям с другим пожилым человеком, пострадавшим по вине этой очаровательной юной обвиняемой. Самым лучшим способом уберечь от этого Катю было бы вовлечь меня в процесс. Как только я поговорю с ней как адвокат с клиентом, пусть даже на тему, имеющую самое отдаленное отношение к данному делу, привлечь меня для дачи свидетельских показаний будет запрещено. Скорее всего, обвинение не сможет использовать в качестве улики мою визитную карточку.

Катя, похоже, была рада видеть меня, хотя ее и удивил мой приход. Не знаю, почему ей не пришло в голову воспользоваться моей визитной карточкой и позвонить мне. Но я не стал спрашивать ее об этом.

— Думаю, нам следует начать с самого начала. Как вы оказались в автобусе? — спросил Гарри.

Конечно, на самом деле это было не совсем начало. Я бы первым делом спросил ее о том, как она познакомилась с Эмерсоном Пайком и как развивались их взаимоотношения. Но на какое-то время я предпочел передать инициативу Гарри.

— Если вы решили вернуться в Коста-Рику, то почему не самолетом? — продолжал Гарри. — Из Сан-Диего в южном направлении летают прямые рейсы.

— Я не могла, — сказала девушка, — первым местом, где Эмерсон стал бы искать меня, был аэропорт.

— Но Эмерсон Пайк был убит, — сказал Гарри.

— Я не знала об этом. Все, что я знаю, — это то, что, когда я покидала его дом, он все еще был жив, — при этом она посмотрела на меня, — поверьте мне, я знала, что он стал бы преследовать меня. И первое место, куда бы он направился, был аэропорт в Сан-Диего. Кроме того, у меня было недостаточно денег на билет на самолет.

— Давайте поговорим об этом, о деньгах, — продолжал Гарри, — на бумажнике Пайка, том, что полиция нашла на кровати, были обнаружены отпечатки ваших пальцев. Вы знаете об этом?

Она покачала головой, а затем сказала:

— Конечно же меня это не удивляет. Я взяла деньги из того бумажника. Я уже сказала полицейским, что мне нужны были деньги на это… как вы это назвали? На boleto.

— Билет, — подсказал я.

— Ha boose, — она говорила об автобусе, — только таким путем я могла бы сбежать от Эмерсона. Он не дал бы мне денег. И он не позволил бы мне уехать.

Гарри стоял от нее меньше чем в двух футах, всего в одном футе от стула, на котором она сидела, и смотрел на нее. Это была его излюбленная поза, когда он навещал кого-то в тюрьме и ждал правдивых ответов на свои вопросы.

— Почему же он не отпустил бы вас?

— Я не знаю, — она посмотрела на него и покачала головой, — но он не позволил бы мне уйти. Я его постоянно просила об этом. Но он даже не отвечал мне. Он говорил, что любит меня. Но я знаю, что это неправда.

Мой партнер кинул в мою сторону циничный взгляд. Гарри для себя все решил: старик и молодая женщина — трудно найти на земле другую причину произошедшего, имеющую более древние корни.

По молниям, мелькнувшим в глазах Кати, я понял, что она видит Гарри с его мыслями насквозь.

— Нет. Это не так, — сказала она. — Здесь что-то другое. Я уверена, что это как-то связано с фотографиями.

— Какими фотографиями? — спросил я.

В течение нескольких минут она рассказывала нам о фото, сделанных ее матерью в прошлом году в Колумбии, о том, как Эмерсон завладел этими снимками, после того как нашел их в ее камере. Она рассказала нам и то, что Пайк сам предложил ей совершить с ним поездку на север, в США, и погостить в его доме в окрестностях Сан-Диего, и о той чудесной ловкости, с которой он сумел получить для нее краткосрочную визу, будто бы по ее просьбе.

Гарри посмотрел на нее недоуменно:

— Сколько времени, вы говорите, заняло оформление визы?

— Три дня.

Гарри сделал пометку в блокноте.

— Это будет довольно легко проверить, — заявил он.

Катя рассказала нам о своей матери, которая, насколько она знала, до сих пор находилась в Колумбии, куда поехала навестить родственников. Эмерсон заставлял Катю звонить домой каждый день, чтобы проверить, не вернулась ли ее мать в Коста-Рику. Девушка была уверена, что Эмерсон не собирался отвозить ее в Коста-Рику до тех пор, пока мать не вернется туда, а может быть, и вовсе не собирался возвращать домой. Пленница Эмерсона Пайка. Наверное, это был для нее самый лучший способ защиты, а может быть, даже единственный.

— Почему вы не обратились в полицию или консульство Коста-Рики? — спросил я. — Если бы вы сделали это, то сейчас не находились бы в таком ужасном положении. Там бы вам помогли, вы же знаете.

Она робко посмотрела на меня:

— Я не была уверена в этом. Эмерсон был могущественным человеком. У него было много денег. У него могли быть друзья в полиции. Посмотрите, как быстро он сумел получить для меня визу на въезд в эту страну. — У нее на все были готовы объяснения, даже на то, почему она не удосужилась просто сделать два телефонных звонка.

— Он когда-нибудь обидел вас? — Погрузившись на самое дно, Гарри решил быстро вынырнуть обратно.

— Нет.

— Он когда-нибудь запирал вас или ограничивал в передвижении?

— Нет. Но мне кажется, он собирался сделать это. Если бы он знал, что я попытаюсь бежать.

— Но он ведь никогда не делал этого?

— Нет. Но он не позволял мне иметь наличные деньги. Как только он находил у меня деньги, тут же забирал их. А потом отправлял эти деньги моей семье в Коста-Рику. Я не могу объяснить это иначе, чем его попыткой успокоить моих родственников, а меня удерживать здесь против воли.

— Говорили ли вы ему, что хотите уехать домой в Коста-Рику?

— Практически каждый день. А иногда и по несколько раз в день.

— И как реагировал он?

— Он искал отговорки. На следующей неделе. В следующем месяце. Через две недели. А потом он менял тему разговора.

— Вы не думали о том, что следует пойти в полицию? — Гарри знал, что это будет первым вопросом, который задаст Кате сторона обвинения, как только она предстанет перед судом.

— Нет, но, если бы меня поставили в безвыходное положение, я бы сделала это. И он знал об этом.

— Эти снимки, — спросил я, — которые сделала ваша мать, почему они так его заинтересовали?

— Я тоже хотела бы знать это. Но он не говорил мне.

— Где теперь эти снимки?

Если верить Кате, снимки находились в полиции. В день, когда ее арестовали, они лежали в ее сумке. В ночь, когда она убежала, они повздорили с Эмерсоном из-за фотографий. Наконец, он вернул ей фото, и она сунула их в свою сумку перед тем, как выйти из дома.

— Настало время поговорить о сумке, — заявил Гарри, — что еще лежало в ней? — Гарри уже знал об этом, но хотел услышать, что скажет Катя.

— Вы имеете в виду золотые монеты и корешки квитанций из ломбарда? Я уже все им рассказала об этом. — Катя говорила о полиции и своих первых заявлениях ее представителям.

Ее план был прост. Когда она летела в Америку с Пайком, их самолет приземлился в Хьюстоне, где они пересели на другой рейс. Она знала, что может вернуться домой из этого города. Она знала и то, что денег, которые она позаимствовала в бумажнике Пайка в ночь его убийства, хватит на билет от Сан-Диего до Хьюстона. Улучив момент, когда Пайк не следил за ней, она нашла в Интернете расписание автобусов.

По словам Кати, золотые монеты она взяла со стола в студии Пайка, чтобы купить на них билет на самолет из Хьюстона в Коста-Рику.

Она не знала точно, сколько стоил такой билет. Но знала кое-что другое. Ей потребуется время на то, чтобы обратить монеты в наличные деньги. Если верить Кате, расписание автобуса давало ей это время. К тому же автобус позволял девушке увеличить расстояние между нею и Эмерсоном Пайком. Пока он станет искать ее в аэропорту, она уже будет далеко. Ей удалось сбыть несколько монет в ломбарде в маленьком городке на западе штата Аризона всего за несколько часов до того, как ее задержала полиция. В ее кошельке оставались квитанции ломбарда, которые лежали вместе с наличными. Когда Катю остановили полицейские, она решила, что ее арестовали за воровство.

Было ясно, что если кто-то и заслуживал тюрьмы, то это был владелец ломбарда. Катя понятия не имела о том, что она продает. Как установили эксперты, она заложила в ломбард редкие монеты стоимостью более тридцати тысяч долларов, получив за это чуть больше тысячи четырехсот, меньше, чем стоило само золото, из которого те монеты были изготовлены.

— А что случилось с остальными монетами? — спросил Гарри.

— Они были в моей сумке, — ответила девушка.

— Нет, я имею в виду оставшиеся двести восемьдесят шесть монет. Именно столько их пропало, по мнению полиции. Тех, что хранились в выдвижных ящиках. Тех самых, что вы взломали.

Катя недоуменно посмотрела на меня, затем снова на Гарри:

— Я и не приближалась ни к каким выдвижным ящикам. Зачем мне это было нужно? Я взяла только то, что лежало на столе сверху. Там было девятнадцать монет и еще двенадцать других, в пластиковых конвертиках. Я внимательно сосчитала в автобусе все монеты, что лежали у меня в сумке, пока никто не смотрел в мою сторону. Я уверена в том, что говорю. Я не брала никаких других монет.

По данным полиции, в ночь убийства Эмерсона Пайка из его студии пропали монеты на сумму полмиллиона долларов.

— Вы уверены, что не хотите подумать над ответом на этот вопрос? — спросил Гарри. — Куда вы могли деть остальные монеты?

— Да, уверена. — Катя посмотрела на него негодующе. — Я знаю, что я взяла и чего не брала. — Потом она умоляюще посмотрела на меня: — Но ведь это доказывает мою правоту, разве нет? Там был кто-то еще. К тому же у меня не было бы времени на то, чтобы взять что-то еще, даже если бы я захотела.

— Почему? — спросил я.

— Эмерсон был в душе. Я слышала, как льется вода. Я знала, что он может выйти в любой момент. У меня не было времени, чтобы взять что-то еще. Все, что я успевала сделать, — это схватить монеты со стола и написать записку. Я едва успела выскочить за дверь.

— О какой записке вы говорите? — спросил я.

Она посмотрела на меня в растерянности:

— Я уже говорила об этом в полиции. Я говорю о той записке, что оставила для Эмерсона на его столе. Я написала, что беру несколько монет, но ровно столько, чтобы мне хватило на то, чтобы вернуться домой в Коста-Рику. И попросила его не преследовать меня. Я написала, что, если он вздумает гнаться за мной, я пойду в полицию.

Это заявление заставило нас с Гарри переглянуться. У нас был список того, что обнаружили следователи на месте преступления, составленный полицией для государственного защитника, результат начала расследования. Гарри пробежал по списку, водя пальцем по строчкам вниз, от страницы к странице. Когда он закончил просматривать последнюю страницу, он взглянул на меня и покачал головой.

— Там не было записки, Катя. Полиция не нашла никакой записки, — сказал я ей.

— Я не понимаю.

— Говорил ли вам кто-либо, что именно обнаружили сыщики на месте преступления?

Она покачала головой. Катя была в полном неведении. Даже государственный защитник ничего ей не сказал.

— Они обнаружили тело Эмерсона Пайка на полу в студии. Вы знаете горничную?

Катя кивнула.

— Ее нашли зарезанной внизу. Тело обнаружили на ступеньках у столовой.

— Бедная женщина. В тот вечер Эмерсон попросил ее прийти поработать, — сказала Катя, — убрать после того, как я готовила ужин. Было уже поздно. Она не хотела приходить. Вы помните? — спросила она. — Плантейны.

— Да.

— В тот день я готовила ужин. Гости пришли, потом ушли. Было всего две пары. Эмерсон хотел, чтобы горничная сделала уборку. Я говорила ему, что это может подождать до утра. Но он не послушал меня и вызвал ее. — Она откинулась назад на тяжелом металлическом стуле, впервые осознав ужас того, что произошло.

Полиция опросила гостей, но, как отмечалось в отчетах, те ничего не знали.

— Там было четырнадцать выдвижных ящичков с монетами, — Гарри решил несколько ослабить напряжение, — замки на них были взломаны, и, как отмечается в отчетах полицейских, все монеты из ящиков пропали.

— Но я не брала их.

— Я знаю. — Гарри начинал верить ей. По-видимому, все дело было в том, что здесь было слишком много неопровержимых улик, когда все штрихи ложились один к другому. — И Пайк, и горничная были убиты ножом, который взяли на кухне внизу, — сказал мой партнер, — полиция нашла его. На оружии не было отпечатков пальцев. Кто бы ни воспользовался им, он вымыл и высушил его, а потом оставил на раковине. Там осталось всего одно небольшое пятно крови у рукоятки. Это называется уликой. Она совпала с кровью горничной.

— Я не понимаю, — сказала девушка.

— В полиции считают, что тот, кто убил Эмерсона, затем сбежал вниз по лестнице и наткнулся на горничную. Преступники, может быть, и не хотели убивать ее, но поддались панике. Им пришлось убить ее, чтобы скрыться.

— А какое отношение это имеет ко мне? Я не выходила из дома тем путем. Я вышла через гараж, под задней лестницей. Мне пришлось воспользоваться пультом из машины Эмерсона, чтобы открыть дверь.

— А как мы можем доказать это?

— Отпечатки моих пальцев. Они должны были остаться на двери гаража.

— К сожалению, ваши отпечатки можно найти по всему дому, — сказал Гарри, — ведь вы там жили несколько недель. Даже если бы мы нашли ваши отпечатки на задней двери, мы не смогли бы доказать, когда именно они были оставлены на этом месте. Это могло случиться и в ту ночь, и за две недели до этого.

Можно было заметить, как надежда умирала в Катиных глазах. Затем следующая вспышка.

— Пульт, — сказала она, — тот, что от двери напротив. Я выбросила его в кустах у дороги. Мы можем его найти. Это докажет то, что я была в гараже и в машине.

— Даже если мы его найдем, единственное, что мы сможем доказать этим, будет то, что вы действительно вышли из дома через гараж, — сказал Гарри.

Как и я, Гарри знает, что теория событий, последовавших за убийством, не всегда вписывается в жесткие рамки. Она в высшей степени пластична и дает преступнику целый ряд путей, следуя по которым он может попытаться избежать наказания. У обвинения сейчас уже возникли проблемы с уликами. И дело не только в орудии убийства — кухонном ноже, который, очистив, положили на видном месте, чтобы его там обнаружили. На передней двери не нашли отпечатков пальцев, только кровавые пятна у дверной ручки. И это вовсе не редкость для мест совершения кровавых преступлений. Даже в безумном стремительном бегстве преступники очень редко оставляют за собой четко различимые отпечатки. Это скорее исключение, чем правило.

И самое худшее. На теле Эмерсона Пайка были обнаружены две большие раны: одна из них, та, что на спине, и стала смертельной, вызвав шок и обильное кровотечение. Проблемой была вторая рана. Гарри пытался объяснить это Кате, похоже ошеломленной набором деталей, каждая из которых после движения по зловещему кругу неизменно указывала на нее как на виновную.

— Вторая рана, — объяснял Гарри, — нанесена уже после смерти, когда Пайк был уже фактически мертв. В полиции считают, что причиной ее нанесения стало состояние ярости, в котором пребывал убийца.

— Я не понимаю, — пробормотала девушка.

— Им нужно будет как-то объяснить присяжным, почему кто-то продолжал наносить удары ножом уже мертвому человеку.

— Это отвратительно. Тот, кто это сделал, просто loco, сумасшедший.

— Можно было бы надеяться на это, но вряд ли судья удовлетворится таким объяснением, — заявил Гарри, — они могут отнести это на счет ярости или адской ненависти, но факт сумасшествия придется доказывать нам. Наиболее вероятно то, что психиатры будут трактовать это как попытку отправить послание мертвецу, оставив торчать в его груди одну из самых любимых игрушек Пайка.

Гарри дал ей некоторое время переварить услышанное. Он молча стоял, наблюдая за ней, ожидая, не треснет ли ее защита, не выдаст ли она чем-то себя, услышав эти слова.

Она покачала головой и пожала плечами:

— Como se dice? Как перевести это слово?

— Психиатр, — пояснил я.

— Доктор, который лечит головы, — уточнил Гарри. — Вы должны понимать, что полиция обязательно пригласит одного из них в качестве свидетеля.

— Да. Я понимаю.

— Он может заявить присяжным, что, по его мнению, вторая рана явилась попыткой направить яростное послание Эмерсону Пайку уже после его смерти, как бы обвиняя его в том, что у него было слишком много денег. Что, возможно, убитый недостаточно делился ими со своим убийцей.

Она сидела, сдвинув брови, с растерянным выражением на лице. Даже если Гарри удалось затронуть в ней какие-то чувствительные точки, этого совсем не было заметно.

— Вы ничего не хотите нам сказать? — снова спросил Гарри.

Она помотала головой и посмотрела на меня.

— Ладно. — Гарри испустил тяжелый вздох. — Оружие, которое полиция извлекла из груди Эмерсона Пайка, представляет собой очень дорогой кинжал. Кстати, он использовал его для того, чтобы вскрывать конверты с почтой.

После этого лицо Кати просветлело.

— Да, я помню его. Он лежал на столе.

— Именно там вы видели его в последний раз? На столе?

— Да. — Но когда она сказала это, ее лицо снова помрачнело.

— На рукоятке кинжала полиция обнаружила несколько полустертых отпечатков пальцев, — сообщил Гарри, — догадываетесь чьих?

— Нет. Нет-нет. — Катя посмотрела безумным взглядом сначала на Гарри, а потом снова на меня. Она повторила слово «нет» много раз, как будто одного этого было достаточно для того, чтобы опровергнуть улики в виде кинжала и отпечатков пальцев на нем. Несколько секунд казалось, что она пытается восстановить дыхание. Одну руку она держала на уровне живота, как будто Гарри каждым своим словом заставлял ее легкие сжиматься и будто кузнечными мехами откачивал оттуда по унции воздуха.

— С вами все в порядке? — спросил я.

— Пожалуйста, я могу все объяснить. — Она подалась вперед и коснулась руки Гарри. Он отступил назад, за ее стул. — Вы все неправильно поняли. Послушайте меня, пожалуйста.

За тридцать лет адвокатской практики Гарри приходилось выслушивать всякое. Так почему бы не попробовать и сейчас?

— Да, продолжайте, пожалуйста.

— Да, действительно, я брала его в руки. Мне надо было сказать вам. Но я забыла.

— Кинжал? — переспросил Гарри.

— Да. Но это не то, о чем вы думаете. Я брала его, чтобы положить сверху на записку. Я говорила вам об этом, помните? В ту ночь я написала Эмерсону короткую записку, в которой говорила, что беру монеты, и просила не преследовать меня.

— Да.

— Я оставила ту записку на столе у Эмерсона в студии. Я взяла кинжал — он лежал на столе, — положила его сверху на записку, чтобы зафиксировать ее. Чтобы он точно ее увидел. Вот и все.

— Как пресс-папье.

— Да. — Она чуть из кожи не выпрыгнула, указывая на меня, когда я произнес это слово. — Совершенно точно. Я использовала его вместо пресс-папье. Вы понимаете? Вот так там оказались отпечатки моих пальцев.

Вы понимаете? — Девушка умоляюще посмотрела сначала на меня, потом снова на Гарри. — Вы ведь верите мне?

Гарри ненадолго задумался. Он остановил на ней долгий пристальный взгляд, от которого, должно быть, Катя чувствовала себя не в своей тарелке. Потом взглянул на меня поверх очков:

— Ну, что ты об этом думаешь? — Прежде чем я успел что-то сказать, Гарри сам сделал это за меня: — Пресс-папье для несуществующей записки, которую якобы кто-то оставил на месте преступления, но которую копы так и не нашли. — Он посмотрел на девушку с сардонической улыбкой: — Имеете ли вы представление о том, как поступили бы полицейские, если бы вы сказали им об этом в день своего ареста?

Катя тяжело сглотнула:

— Нет.

По выражению ее лица было видно, что, если бы Гарри сейчас сказал ей «подвергли вас казни на месте», она бы поверила ему.

— Они до сих пор смеялись бы, — закончил он, — вы понимаете, что это значит?

— Нет, — покачала она головой.

— Это означает, что иногда полиция не может знать, где правда, даже если только что услышала ее.

Глава 9

Алим Афунди всей душой стремился попасть в засушливые горы Загрос, откуда был родом и где находилась деревня его отца. Он думал о том, суждено ли ему когда-нибудь вновь побывать в отчем доме. Он знал, что никогда больше уже не увидит своих родителей. Они оба погибли два года назад в результате ошибочной атаки американских военных самолетов, когда ездили в гости к родственникам на границу с Ираком. Позже могущественные силы Сатаны назвали тот несчастный случай «косвенными потерями» и отнесли его к неизбежным, пусть и печальным издержкам миротворчества.

Поэтому-то Афунди и его товарищи и находились на другом континенте. Чтобы попасть туда, понадобилось пересечь полмира.

Прошел уже почти год с его побега из охраняемой американцами крепости в заливе Гуантанамо. Никто из них не имел и понятия о слове «Гуантанамо» до тех пор, пока вновь не обрел свободу. За те месяцы, что они провели в тюрьме, к ним не наведывались представители международной общественности или других организаций, которые занимались правами заключенных. Захватившие Афунди американцы пустили по тюрьме слух, что все они находились в американской метрополии, в месте, называемом Флоридой, окруженном болотами и кишащими акулами морями, что оттуда не было возможности вырваться домой.

Бежать отсюда пытались уже несколько раз, но, насколько знал Афунди, только ему и шести его товарищам сопутствовала удача, и они обрели свободу. Они разрезали колючую проволоку, сделали подкоп под ограждением, а затем долго брели по болотам, пока, наконец, обессиленные и потерявшие надежду, не наткнулись на группу вооруженных военных.

В отчаянии оттого, что, как он полагал, они снова попали в неволю, Афунди попытался убить себя, перерезав вены на запястье бритвенным лезвием. Но двое военных в зеленых мундирах спасли ему жизнь. Афунди узнал об этом позже, когда в больнице его навестил генеральный консул его страны. Там ему сказали, что спасшие его люди были кубинскими солдатами, а американская крепость-тюрьма была подобна острову в Карибском море. Если бы его товарищи по борьбе за свободу знали об этом, то, как полагал Афунди, они бросились бы на штурм укреплений вокруг американской территории, не обращая внимания на пулеметный огонь.

Несколько недель Афунди и его товарищи оставались гостями кубинского правительства. Их чествовали как героев, принимали как почетных гостей, ожидая, когда весть о попытке побега облетит весь мир. Но этого не произошло. Казалось, американцам было неловко признать свою неудачу, поэтому даже в собственной прессе они ничего не писали о побеге. Но Афунди считал, что кубинцы и правительство его собственной страны должны были рассказать о том случае миру. Однако, как ни странно, и этого не произошло.

Вместо этого через шесть недель после побега из Гуантанамо Афунди и его друзей с переводчиком погрузили в кубинский военный самолет, который взял курс на запад, увозя их с острова еще дальше от родного дома на встречу с союзниками, которые вели боевые действия в горах Колумбии. Повстанцы имели при себе двадцать миллионов долларов наличными, полученные от родного правительства. Им сказали ждать, пока не поступит приказ о выполнении новых задач. В ожидании же приказа им предстояло проходить необходимую подготовку вместе с представителями колумбийского народа. Еще с шестидесятых годов Революционные вооруженные силы Колумбии (ФАРК) контролировали небольшой участок территории страны, примыкающий к Тихому океану у Панамского перешейка.

За те месяцы, что Алим и его товарищи провели в Колумбии, они многому научились у своих гостеприимных хозяев из ФАРК. Организация действовала в стране, как правительство в изгнании. Неофициально ФАРК имели союзников как в родной стране Афунди, так и во многих других странах. Они были частью сложной международной сети, а также ряда организаций внутри страны. Связи ФАРК охватывали правительства практически всех континентов, с ними сотрудничали борцы за свободу таких организаций, как Талибан в Афганистане, а также наркокартели, деятельность которых, наряду с похищением людей с целью получения выкупа, позволяла ФАРК ощутимо пополнять свой бюджет.

Общаться с новыми друзьями было сложно, но для Алима и его людей трудность общения упрощалась общей целью, к которой стремились все, — желание уничтожить Великого Сатану, разрушить власть американского режима, освободить от его хватки раз и навсегда всех людей во всем мире. Алим был абсолютно уверен в том, что дьявол должен умереть за то, что ведет войны и вмешивается в дела других народов. Ирония судьбы была в том, что, развязав успешные войны за нефть на Ближнем Востоке, монстр должен встретить собственную судьбу в результате развязанной на его задворках войны наркотиков, о которой все уже забыли.

В восьмидесятых и начале девяностых годов американцы совместно с колумбийским правительством в течение десяти лет вели войну за то, чтобы убрать из страны представителей наркотрафика. Американцы преуспели лишь в том, что картели возникли в форме почти такой же мощной организации теперь уже на территории Мексики, почти рядом с их собственной границей, в местах, названия которых для Афунди было сложно даже просто произнести, в Тихуане и Сьюдад-Хуаресе.

Близость этих сил к огромным залежам денег, армии сил зла, что стояли во главе их, заставили Сатану попытаться заслонить себя от них.

Американцы взращивали новые посты прослушивания за границей с целью воскресить свою разведывательную сеть, набрать туда новых людей. Они использовали технологию прослушивания всех телефонных разговоров и считывания сообщений электронной почты. Но, даже имея все это, теперь они стали еще более уязвимы, чем прежде. Они не делали ничего для того, чтобы смягчить гнев миллионов людей, который мог вскоре воплотиться в нечто такое, чего не мог бы себе представить даже сам Сатана.

Отдельные элементы нового замысла уже стали осуществляться. Деньги, которые получали картели, делали свое дело. Они не знали, о доставке какого именно груза пойдет речь. Им говорили, что они сами будут пользоваться продуктом своего труда, как им заблагорассудится, после того, как продукт будет готов и доставлен к месту назначения. Теперь мексиканский картель был важнейшим элементом общего замысла.

И пока картель спасал как самого Афунди, так и его миссию. Он не знал, как долго это продлится. Проблема возникла в первую очередь из-за того, что Алим позволил появиться здесь, на территории ФАРК, женщине. Потому что старик был слаб и нуждался в ней. ФАРК посылали к нему докторов, но старику нужна была она, его дочь. Алим пребывал в отчаянии. Он сделал бы все, что угодно, лишь бы тот остался жить.

Сложности возникли из-за того, что человек, которому он поручил следить за ней, не выполнил свою работу, а также из-за того, что ей ни в коем случае нельзя было позволить уйти с их территории. Это было грубой ошибкой.

Все началось со спора. Когда старик сказал им, сколько времени все это займет, Афунди понял, что не сможет так долго ждать. Доктора уже сказали ему, что, по их прогнозам, старику осталось месяцев шесть — восемь, если вывезти его отсюда. Это было четыре месяца назад. Если он умрет, все будет кончено. Все знали об этом. Правительство Афунди прислало своих специалистов-техников, чтобы разобраться с проблемой на месте. Те решили, что у русского было больше информации и он владел технологиями, без которых осуществление всего замысла было безнадежным делом. Устройства безопасности, встроенные в схему с самого начала, невозможно было обойти, не обладая специальными знаниями об их строении.

В последовавшей после этого ссоре внимание Афунди и его людей, включая и того, кому было поручено наблюдение за женщиной, было настолько приковано к переводчику, которому они поручили доказать русскому, что большую часть работы они способны выполнить только в случае, если он точно укажет им, что делать, что никто не обратил внимания на женщину с ее камерой.

Несколько месяцев Алим просто не знал о проблеме. К счастью, у ФАРК были свои источники в Коста-Рике. Американский турист стал задавать вопросы и даже назвал фамилию Никитина. Алиму было достаточно узнать о возникновении некоторых юридических проблем и о том, что турист каким-то образом нашел фотографии, чтобы немедленно начать действовать.

У представителей картеля в Мексике было то, чего не было у Алима: возможность пересечь границу с помощью легальных документов якобы для ведения бизнеса, а также люди, которые имели подготовку для того, чтобы решить проблему.

Конечно, речь шла просто о наемнике, работающем за деньги, но он работал очень быстро, и, по крайней мере в настоящий момент, проект все еще оставался жив. Однако этот человек оставил за собой ниточку, представляющую собой опасность того, что, потянув за нее, можно будет распутать весь клубок. Это был настолько тонкий момент, что Афунди даже тревожился, когда ему не разрешили беспокоить по этому поводу старика или его дочь. Сейчас она жила здесь постоянно, хотя, насколько знал Афунди, пока еще не понимала этого. Теперь уже не будет больше телефонных звонков и поездок в Медельин. Поэтому и риск распространения опасной информации значительно уменьшился. Заняться оставшейся ниточкой должны были люди из картеля. Этим утром Афунди с помощью переводчика ставил им задачу: они должны закончить свое дело, и должны были сделать это быстро.

Ликида сидел за столиком открытого кафе на Оранж-авеню в Коронадо, за два квартала от офиса адвоката. Прихлебывая мелкими глотками капучино и погружая в пузырящийся напиток печенье, он прикидывал свои возможности.

Адвоката звали Пол Мадриани, а его фирма «Мадриани и Хайндс» попала в обзоры прессы днем раньше. Этим утром, попивая кофе, Ликида пытался выяснить для себя как можно больше подробностей. Как сообщалось в обзорах новостей, фирма подтвердила, что взялась представлять интересы женщины. Об этом писали все местные газеты и трубили телевизионные каналы в Сан-Диего. Двойное убийство в окрестностях городка Дель-Мар, ужасное место кровавого преступления, арест молодой женщины — все это было самыми главными новостями. Во всяком случае, для местной прессы. Если ему повезет и у него получится сработать быстро, на этом печальная история, произошедшая в Сан-Диего, закончится и никаких новых вопросов уже не возникнет.

Пока пресса и другие СМИ в своих обзорах ограничивались всего несколькими деталями того, как власти схватили ее в штате Аризона при попытке скрыться. Некоторые строили догадки относительно того, какие отношения связывали ее и пожилого мужчину; другие вообще предполагали, что она находилась в стране нелегально. Пресса связывала тему нелегальной иммиграции с историей безжалостного убийства. По мнению ее представителей, волна насилия из-за рубежей страны несла с собой угрозу для нив чем не повинных гринго, что становились ее жертвами. Конечно, они не могли не знать, что одна из жертв, горничная, сама была мексиканкой, и, насколько знал Ликида, у нее точно так же могли отсутствовать документы. Сегодняшние утренние газеты сообщали о том, что подозреваемая в убийстве женщина, как предполагалось, тоже была родом из Мексики или из Колумбии. Рано или поздно они докопаются до истины и поднимут шум вокруг ее костариканского происхождения. Работодатели Ликиды явно дали ему понять, что рассчитывали на то, что ему удастся покончить с проблемой прежде, чем она возникнет.

Он продолжал читать. На полстраницы ниже было напечатано интервью с братом убитой горничной. Тот рассказал репортерам, что его сестра не собиралась в злополучный вечер выходить на работу, но в самый последний момент ей позвонили и попросили об этом. Брат подвез ее к дому, где совершилось преступление, примерно в девять тридцать. Должно быть, Ликида едва успел разминуться с ними. Это раздосадовало его, но не настолько, чтобы он прекратил по кусочку откусывать печенье.

Он появился у ограды дома Пайка не раньше чем без четверти десять. Если бы он попал туда раньше и увидел горничную, подъезжающую к дому на машине брата, он отложил бы выполнение задачи.

По сообщениям прессы, брат вернулся к дому, чтобы забрать ее, около полуночи, после безуспешных попыток связаться с ней по сотовому телефону. Сама женщина тоже не звонила домой. Он позвонил в звонок у ворот, но никто не отозвался. Что он делал потом, было неясно, так как полиция проинструктировала мужчину не делать об этом заявлений прессе.

Некоторые подробности, в том числе и те немногие, которые удалось собрать репортерам новостей с места преступления, несколько отличались от фактов, известных Ликиде. Как обычно, власти опустили все важные детали следствия, описания улик на месте преступления, следов крови внутри дома, характер ранений у жертв и способ их нанесения. Единственной подробностью об орудии убийства была общая информация о том, что жертвы погибли от ножевых ранений, а также констатация факта, что одна из жертв была обнаружена на втором этаже, а вторая — на нижнем этаже дома.

Избавившись от старика, Ликида рассчитывал на то, что теперь он мог действовать свободно. Насколько можно было рассчитывать на то, чтобы привлечь внимание женщины и заманить ее в студию? Расправившись с Пайком, убийца специально создал шум, топая по полу, а потом стал ждать.

Когда это не сработало, он опрокинул в студии небольшой выставочный шкаф, в результате чего разлетелось его стекло и разбилось несколько кубков и других наград, а также сувениров, помещенных внутри деревянного корпуса.

Когда и на этот раз женщина не прибежала на шум, убийца стал подозревать, что она была глухой. Он принялся искать ее в комнатах на втором этаже, но так и не смог обнаружить. В тот момент Ликида был, как никогда, близок к состоянию паники.

Первой мыслью было, что женщина видела его и сумела скрыться, возможно спрыгнув с высоты второго этажа, где он ее застал. Если это так, то полиция должна была прибыть с минуты на минуту. Ликида стал покрываться потом. Он беспорядочно метался из одной комнаты в другую, обыскивая первые попавшие в голову участки дома. Потом он спустился в гараж и обнаружил дверцу машины открытой. Он проверил, на месте ли ключ зажигания. Его не было. Он подумал, что, возможно, женщина хотела воспользоваться машиной, но не смогла.

Затем убийца вдруг заметил, что боковая дверь из гаража во двор открыта. Женщина должна была скрыться через эту дверь, но он не побежал за ней. Если ей удалось добраться до телефона, скоро в дом должна прибыть полиция.

Ликида снова бросился вверх по лестнице. Если ему не удалось добраться до женщины, ему следовало срочно попытаться найти документы и сразу же трубить сигнал к отступлению. Он начал искать документы в том месте, где они, скорее всего, и должны были находиться, то есть в студии. Только тогда он обнаружил ту записку, что женщина написала Пайку. Она находилась ближе к краю стола, где лежала придавленная ручкой и богато украшенным ножом для открывания писем. Ликида поднимал записку, не касаясь ее. Его пульс упал до сорока ударов в минуту. Она не видела его. Она бежала от старика, захватив с собой несколько монет. Ликида опустился на стул за столом, чтобы восстановить дыхание.

Он не мог с уверенностью сказать, сколько времени прошло с момента ее бегства. По его расчетам, с тех пор, как он видел ее в последний раз на площадке перед лестницей, глядя на нее снизу вверх, прошло не меньше десяти минут. Он попытался мысленно собрать воедино фрагменты того, что видел и слышал. Звук льющейся воды, должно быть, означал, что старик принимал ванну или душ. Ликида догадался, что женщина ударилась в бега, когда услышала эти звуки. Ей нужно было поторопиться, иначе он бы мог поймать ее.

Итак, дела шли не очень хорошо. Сначала горничная, а теперь еще и это. Убийца стал мысленно прикидывать, как он может выследить беглянку, вспоминать, когда должен быть следующий авиарейс в Коста-Рику. Он стоял в раздумье перед столом, на другой стороне которого лежала ее записка, как вдруг в его голову пришла мысль, что проблема исчезнувшей женщины и той внезапности, с которой она совершила бегство, могла быть решена отдельно.

Когда обнаружат два трупа и вызовут полицейских, те очень быстро сумеют сосчитать всех по головам и поймут, кого не хватает. Соседи, скорее всего, знают, что она жила в доме с Пайком. И повариха, конечно, знала об этом. И друзья Пайка были в курсе. Методом исключения, имея два трупа и одного исчезнувшего, можно было прийти к двум версиям: либо убийцы, покончив с остальными, взяли ее в заложники, либо она сама совершила убийство. Когда ее найдут, а найдут обязательно, факт ее бегства послужит основанием для того, чтобы ее тут же арестовали.

Он снова прикинул в уме варианты. Альтернативы не было. Единственным свидетельством в ее пользу была бы записка, но и здесь полицейские могли решить, что она написала ее, чтобы сбить их с толку. Власти должны будут прийти к очевидному заключению: либо здесь была ссора и смертельная схватка, либо она просто хотела денег. В любом случае это она убила Пайка и устранила горничную, появившуюся на ее пути. Ведь все улики будут говорить именно об этом.

Он поднялся со стула и обошел вокруг стола. Он уже дотянулся рукой до записки, когда вдруг что-то заставило его инстинктивно остановиться. Это был нож для бумаг, массивный кинжал, который лежал поверх записки.

Даже сейчас, сидя здесь, на улице, с чашечкой кофе, наблюдая за движением машин по широкой улице, неподалеку от адвокатской конторы, Ликида улыбнулся.

Тогда он сразу понял, что, взяв нож, чтобы положить его сверху на записку, она оставила на нем отпечатки пальцев. Он посмотрел на лезвие. Оно было очень острым и имело двустороннюю заточку. Женщина своими нежными ручками не станет брать кинжал за лезвие. Она возьмет его за изящную бронзовую рукоятку.

Все было очень просто. Он ухватил кинжал за лезвие рукой в перчатке, зажал между пальцами, а для того, чтобы надавить на него, воспользовался массивным томом. Он вогнал кинжал старику между ребер в верхней части груди. Было достаточно двух хороших ударов, и нож ушел по самую рукоятку. Он сгреб записку со стола, смахнув оттуда пластиковую ручку, которую ударом ноги отправил глубоко под стол. Это было не важно. Он сделал то, что хотел. Он сложил записку и сунул ее в карман.

Затем Ликида приступил к поиску документов. Он нашел то, что, как он полагал, было одним из них, но не был в этом уверен. Это был глянцевый снимок, который лежал на столе лицевой стороной вверх, однако был прикрыт журналом. Но снимок не совпадал с теми фото, которые ему описали, когда поручали это дело. Тем не менее мужчина чуть опустил молнию своего костюма спереди и поместил снимок в самодельную сумку емкостью примерно в одну кварту. Затем он снова повесил сумку на грудь и застегнул молнию комбинезона. Пусть они там сами решают, относится ли подобранное им фото к делу.

Затем убийца обыскал выдвижные ящики стола и два старинных деревянных шкафа с полками, которые стояли у стены позади. Он не пропустил ни одной папки. Нигде не было признаков каких-либо еще документов. Он снова осмотрел все в студии. Все ящички для монет были слишком маленькими для того, чтобы там можно было поместить фотографии размера восемь на десять дюймов.

Пришлось потратить еще несколько минут на осмотр спальни хозяина, единственного, помимо студии, места, где старик мог хранить снимки. Но ему снова не повезло. Мужчина заглянул в спальню, где девушка хранила свои вещи, частично в шкафу, частично сложенными в выдвижных ящиках бюро. Он прочесал там все. Документы не нашлись, зато обнаружилась ее камера. Она также числилась в списке вещей, которые он должен был изъять по указанию заказчиков. Камера хранилась в футляре вместе с дополнительным чипом памяти и запасным аккумулятором. Он забрал все это вместе.

Ликида прекратил поиск документов и вернулся в студию. Последней вещью, относительно которой он получил специальные инструкции, был переносной компьютер Пайка, а также любые другие носители информации, которые к нему прилагались. Компьютер стоял на столе с подключенным к нему флеш-устройством. Мужчина сложил компьютер и флешку. Затем нашлась работа и для его запасного ножа, прикрепленного ремешком к ноге. С его помощью Ликида взломал в студии более двадцати закрытых выдвижных ящиков и выгреб оттуда все, что напоминало золото, в большую полотняную сумку, специально для этого захваченную с собой. Когда сумка была наполнена золотыми монетами, компьютером со шнуром и устройством памяти, небольшой камерой, принадлежащей девушке, Ликида боялся, что днище сумки не выдержит веса своего груза. Он едва смог поднять ее.

Золото он взял, пользуясь оговоренным правом захватить из дома любую вещь из коллекции монет, которая будет ему интересна. Единственным условием было сделать так, чтобы никто в дальнейшем не смог найти следов пропавших монет. Полиция не сможет определить, сколько монет женщина взяла с собой и кто взломал ящички, где хранилась коллекция. Ведь полиции сейчас придется расследовать не кражу со взломом; они будут стараться как можно скорее раскрыть тяжкое преступление и в процессе расследования выведут его на пропавшую женщину.

На кухне внизу он еще раз вымыл нож и оставил его в раковине. И как завершающий штрих, он обозначил тонкую полоску кровавых следов, которая вела туда от тела убитой горничной. Для этого убийце пришлось воспользоваться собственным ножом, на кончик которого он зачерпывал кровь с трупа, а затем наклонял нож так, что кровь заполняла выемку у рукоятки. Он знал, что эксперты обнаружат эти следы, из чего полиция сделает вывод, что горничная была убита последней. Ликида также постарался перенести пятна крови с тела Пайка на одежду горничной, для того чтобы еще больше запутать следствие относительно очередности убийств. Небольшое кровавое пятно он оставил у входной двери в районе ручки. Сама дверь также оставалась полуоткрытой. Ликида же покинул дом той же дорогой, которой он попал туда, то есть через заднюю дверь, которую он тщательно закрыл за собой.

Через восемнадцать часов полицией штата Аризона была задержана женщина. Предприимчивый репортер одной из аризонских газет, зная о том, что подозреваемая взяла с собой какие-то монеты, взял интервью у владельца ломбарда, в котором она заложила их. Пока все шло отлично, по крайней мере, так думал Ликида.

Ликида никогда прежде особенно не переживал по поводу своей работы. Просто его работодатели были вечно чем-то недовольными людьми. Всегда сложно делать какие-либо выводы, если тебя нанимают убивать людей, но при этом почти никогда не объясняют за что.

Его убедили, что женщина была не самым главным звеном в этой работе. Ему сказали, что если ее не будет в доме в то время, когда он будет убивать Пайка, то такой вариант будет приемлемым. В этом случае ему следует сосредоточиться на том, чтобы отыскать и изъять документы и фотографии, если получится, и забыть о женщине. Ему сказали, что самым главным было убить Пайка и забрать у старика документы. Если Ликиде удастся найти еще и фотографии, то ему будет выплачено дополнительное вознаграждение.

Проблема состояла в том, что мужчина и женщина никогда не расставались. Ни один из них никогда не выходил из дома без другого. Именно поэтому убийца решил, что ему придется позаботиться сразу об обоих.

Но, по мнению работодателей, позволить женщине избежать смерти было одно, а устроить все так, чтобы ее обвинили в убийстве, — совсем другое дело. Его план подставить ее полиции для ареста не был одобрен.

Из прошлого опыта своей деятельности Ликида уяснил, что клиентам никогда не интересны извинения или ссылки на то, как трудно было выполнить работу. Если он запрашивал большие деньги за ее выполнение, значит, он знал, как ее следует сделать. Если ты провалил большой контракт, то ты не сдержал слова. И если ты подвел людей в высоких сферах, то рискуешь не только дальнейшей карьерой.

Этим утром, сидя в кафе за чашечкой кофе, он ждал послания. Все компьютеры в интернет-кафе оказались заняты. Ему приходилось ждать.

Ликида никогда не пользовался сотовой связью. Это было слишком опасно. Даже наследные лорды наркобизнеса, полагавшие себя бессмертными, встретили смерть, прилетевшую к ним с неба. Были обнаружены их обуглившиеся застывшие тела с оторванными ушами, но рядом с головой непременно плавилась одна из этих изящных пластиковых коробочек.

Поэтому Ликида завел себе более двадцати разных электронных адресов под вымышленными именами в свободных почтовых системах, таких как Hotmail, Yahoo, и десятке подобных. Лучшие и самые надежные из них управлялись зарубежными провайдерами из мест, где влияние американского правительства было ограниченным или, что еще лучше, несущественным. Он регулярно выходил на связь с нанимателями, а те слали ему ответные послания.

Он использовал каждый адрес всего по одному разу, после чего избавлялся от него, как от нижнего белья. Он менял провайдеров для того, чтобы правительственным структурам было сложнее обнаружить его, отследить перемещения или просто прочитать его почту. Для того чтобы замаскировать сообщения, он пользовался кодами, не теми, что заранее загружаются в домашний компьютер, а собственными. В том мире, в котором жил Ликида, паранойя быстро становилась частью жизни. Все знали, что ключи практически ко всем коммерческим системам кодирования всегда были в распоряжении американского правительства.

В Гвадалахаре Ликида нанял человека, который изобрел для него кодирующую программу с очень сложным алгоритмом. После этого тот человек уничтожил собственный ключ к программе, и теперь никто не смог бы взломать ее. Ликида точно знал это, так как он лично проследил за этим. Спустя полминуты он убил программиста, перерезав ему горло, а его офис сжег, предварительно залив каждый его дюйм бензином.

После убийства Пайка и исчезновения женщины на какое-то время наступило затишье. Но после известия об аресте женщины обстановка резко изменилась. Как сообщил Ликиде посредник, осуществляющий связь с теми большими людьми, что снабжали его работой, тот непрофессионализм, с которым было выполнено последнее задание, грозил в скором времени обернуться неприятными последствиями.

Ликиде не сказали, в чем, состояла проблема, но объяснили, что вскоре начнутся расспросы относительно Пайка и всего того, что с ним связано. Но Ликида практически ничего не знал о старике.

Он до сих пор не получил оплаты за документы Пайка. Все, что он обнаружил, было отправлено курьерской почтой вместе с компьютером старика.

Но самой большой проблемой, той, что заставляла его размышлять бессонными ночами о том, не будет ли вскоре объявлено вознаграждение за его собственную жизнь, был тот необъяснимый гнев, который вызвало у работодателей известие об аресте женщины. До сих пор было непонятно, была ли важна ее жизнь или нет. Если она являлась важной частью их плана, то почему его не предупредили заранее? Он позаботился бы о том, чтобы она ни в коем случае не смогла скрыться.

Ответ пришел в зашифрованном электронном сообщении через пять минут. Он прочитал его на экране одного из компьютеров кафе и загрузил его в программу-декодер в устройстве внешней памяти, которое было подсоединено к компьютеру через USB-порт. Затем он стер сообщение из почтового ящика на компьютере, места, где в случае опасности его будут искать в первую очередь. Ликида знал, что копии сообщения имеются и в других местах, как на самом компьютере, так и у различных провайдеров, через сети которых проходила его почта. Но все те копии были закодированы, и перехвативший сообщение все равно ничего не смог бы прочитать.

Но даже если бы кто-то все-таки расшифровал его, не зная, о чем именно идет речь, невозможно было бы понять смысл.

Ликида выдернул устройство внешней памяти из компьютера и вернулся к своему столику снаружи. Из рюкзака он вынул старенький нетбук размером с тонкую книгу. Кое-где поцарапанная, совсем не новая машинка никогда не соединялась с сетью Интернет или другими компьютерными сетями. В нетбуке полностью отсутствовали данные, за исключением основной операционной системы и единственной программы пользователя.

Ликида включил компьютер и запустил программу. Он вставил устройство внешней памяти в единственный USB-порт на задней панели машины и раскрыл сообщение. Несколько щелчков клавиш — и появился незашифрованный текст на испанском языке. Как обычно, он был кратким, и даже для самого въедливого читателя его смысл остался бы неясным.

«Проблема состоит в следующем. Посмотрите, сможете ли вы найти ее решение.

Вы выпустили на волю змею правосудия, позволив ей двигаться по сложному извилистому пути. У нее женская голова, но она обладает ячеистым зрением. Она ничего не видит, следовательно, не может нанести удар. Но опасайтесь ее мощно бьющего хвоста. Он способен свернуть горы, даже не понимая, что это такое, и обрубать ветки, не зная, куда они ведут. Она может заползти в те места, куда не следует. Решение: как прогнать змею?»

Это было не то, чего ожидал Ликида. Они не беспокоились о том, что женщина владеет информацией, которую может раскрыть. Она ничего не знала. Ее глаза ничего не видели. Он изучил послание и по тому, как была изложена задача, быстро выделил для себя главную проблему.

Из-за него женщина попала в место, куда не должна была попасть, а именно на скамью подсудимых в американском суде. Его работодателей волновало не то, что она могла рассказать, а то, какие выводы из этого сделают представители правосудия. Все сокрушающим на своем пути змеиным хвостом были неутомимые следователи и въедливые американские адвокаты, которые займутся делом женщины во время следствия и на суде.

В отличие от других событий на этот процесс невозможно было повлиять, сделать его более предсказуемым с помощью взятки. Убийство судьи здесь неизбежно стало бы событием, известным всей стране. Стоило застрелить одного адвоката, как на его место тут же придет другой, еще до того, как успеет остыть тело предшественника. Если ты становишься слишком заметным, молот американского федерального правительства обрушится на тебя. Ликида знал, что его собственные работодатели предпочтут убить его задолго до того, как такое случится.

Он глубоко вздохнул. Он не имел ни малейшего представления о том, что они намеревались предпринять, но, что бы там ни было, теперь они считали, что попали в рискованное положение именно из-за его прокола. Змея «могла заползти в такие места, куда ей не следовало попадать», — именно так формулировалась проблема. Он привел в движение процесс, который не мог бы контролировать ни он сам, ни его шефы.

Это был едва ли не самый крупный из его контрактов. Люди не платят такие деньги, не понимая, что все это очень важно для них и связано с риском высочайшей степени. Какие новые разоблачения могут последовать после этого, он не знал и не хотел знать.

Его разум в тот момент был занят тем, как составить электронное письмо, ответ на полученное послание. Змею убивают, отрезая голову.

Глава 10

Тот факт, что Катя сначала рассказала нам о записке, о том, как написала ее и оставила на столе Пайка, но не упомянула о кинжале, по мнению Гарри, был одним из весомых свидетельств в пользу того, что она говорила правду. «Подумай об этом», — заявил он.

В это утро я, Гарри и Герман Диггс, сыщик, к услугам которого мы прибегали в течение нескольких лет, находились внутри территории, ограниченной желтой полицейской лентой, где располагался дом Эмерсона Пайка, на возвышенности над городком Дель-Map. Герман с одним из частных детективов агентства, охранявшего дом, находился внутри дома в поисках новых улик на месте преступления. Еще один детектив в штатском и небольшого роста мужчина в полицейской форме стояли у главных ворот. В руках Гарри была папка с документами государственного защитника, в которой находились копии отчетов полиции и детективов, которые занимались расследованием дела с той роковой ночи и в течение нескольких последующих дней. Все это теперь было передано нам.

— Если она действительно вогнала тот кинжал в грудь Пайка, то я глотатель шпаг, — заявил Гарри. Он старался говорить тихим голосом, несмотря на то что полицейские находились слишком далеко от нас, чтобы что-то расслышать.

— Ты видел тот ее взгляд. Она ничего об этом не знала. Ничего не волновало ее, пока я не заговорил об отпечатках пальцев. Только тогда она поняла, что трогала ту проклятую штуковину, когда положила ее поверх записки.

Гарри проповедовал, как монах перед церковным хором. Цепь событий, которые предшествовали убийству и окружали его дурно пахнущими деталями… Я решил взяться за это дело задолго до того, как мы подошли к этому моменту. Катя напоминала мне дочь. Я представлял себе Сару, которая попала в подобные обстоятельства в чужой стране, и размышлял, нашелся ли бы кто-то, кто протянул бы ей руку помощи. Катя чувствовала себя попавшей в западню, и я знал об этом, в отличие от Гарри.

— Это ничего не значит, — сказал я.

— Знаю.

— Почему же ты молчишь?

— А тебе нужно услышать нечто такое, что окончательно убедило бы тебя? — Он одарил меня одним из своих знаменитых «фирменных» взглядов. — Этот чертов дом очень странный. Никогда не видел ничего похожего. Пока не подойдешь к нему вплотную, кажется, что он вот-вот завалится. Это место вызывает у меня нервную дрожь.

— То же самое говорила и Катя. Помнишь, как она обсуждала это с Эмерсоном? Он тогда проигнорировал ее замечание, заговорил о том, что здесь у него появляется странное чувство умиротворения, что она со временем тоже привыкнет к этому. Она тогда не поняла, что он имел в виду.

Было ясно, что Пайк специально строил этот дом так, чтобы не привлекать к нему внимания. Он не относится к постройкам, которые выглядят как бельмо на глазу. Посмотрев на этот дом один раз, вряд ли вы захотели бы взглянуть на него снова. Единственное, что отличало дом, — система безопасности, которая защищала его, когда хозяин был в отъезде, а такое происходило практически постоянно.

— Это судьба.

— Может быть.

— Так много всего, что я даже не знаю, с чего начать. О чем бы мы ни слышали, что бы ни читали или видели, теперь это не имеет значения, — сказал Гарри. — Так что, я думаю, дом соответствует своему расположению. Итак, мы должны поверить, что Катя в ярости ударила Пайка кинжалом, потом случайно натолкнулась на горничную внизу и убила и ее. Но тут ей взбрело в голову вымыть нож только для того, чтобы бросить его в раковине…

— Со следами крови на нем, — дополнил я.

— Да, все чисто, только одна кровь, как при переливании, и никакого смешения, — заметил Гарри. — Одним и тем же ножом она зарезала Пайка, а затем и горничную, однако на ноже мы нашли только следы крови горничной, но не Пайка.

— Надо думать, что она ополоснула и руки, пока отмывала нож, — сказал я.

Когда мы шли по траве сбоку от дома, Гарри посмотрел на меня лукаво.

— Отсюда вопрос: как в таком случае кровь попала на переднюю дверь? — спросил я. — Как сообщили из лаборатории, вся обнаруженная кровь принадлежит горничной, никаких признаков крови другой группы, хотя следы крови Пайка были обнаружены на одежде горничной.

На секунду он задумался об этом:

— Копы, возможно, скажут, что она дотронулась до двери, не заметив этого, а потом вернулась на кухню ополоснуть нож.

— Я понимаю. Итак, она взяла себя в руки, но внезапно забыла о кинжале в груди Пайка наверху с отпечатками ее пальцев на нем повсюду. При этом на рукоятке совсем не было крови, только отпечатки пальцев. И почему же она их не смыла?

— Ну, прежде всего потому, что и не думала убивать кого-то кинжалом. Это сделал совсем другой тип, — сказал Гарри, — это единственная разумная мысль из тех, что мы уже слышали.

— Для нас может быть и так.

На первый взгляд все эти незначительные детали, все эти мелкие несоответствия на месте преступления прокурор будет не в состоянии объяснить. В большинстве случаев можно быть уверенным в том, что, пока дело дойдет до суда, обвиняющая сторона найдет способ изящно оформить все эти мелочи и включить в дело.

— Мы оба знаем, что скажут на суде эксперты, — продолжал Гарри, — они будут настаивать, что убийца был трусливым глупцом. Что после убийства Катя запаниковала. И поэтому допустила эти глупейшие промахи: кровь на двери, кинжал в теле жертвы. Да здравствуют паника и глупость.

Все умозаключения Гарри звучали достаточно правдоподобно, чтобы обеспокоить меня. Присяжные также могут в это поверить.

Гарри смотрел в свои записи:

— Какое-то время полицейские считали, что найдут следы наркотиков, но их ожидания не оправдались.

Я посмотрел на него:

— Они нашли три или четыре небольших муслиновых пакета, связанных сверху бечевкой. Проверили то, что было в них. Это оказался корм для кошек.

— Ты сказал, таких пакетов было три или четыре?

Гарри перелистал несколько страниц отчета в поисках нужного места:

— На самом деле их было пять. Один из них оказался открытым. Более того, он был буквально растерзан, полагают, что это могла сделать кошка.

— У Пайка была кошка?

Гарри покачал головой:

— Насколько я знаю, нет. Никаких животных. Полиция должна была это проверить. И в их отчете нет ни слова о животных в доме. По словам знакомых Пайка, он более половины времени в году проводил путешествуя за границей. В основном в Латинской Америке, где, как я полагаю, бывал по делам своего бизнеса. Даже если бы у него было домашнее животное, ему пришлось бы пристраивать его где-нибудь.

— Давай-ка проверим это. Посмотри, есть ли записи о том, что у Пайка была кошка, от которой он потом избавился.

Гарри сделал пометку. Мы закончили нашу бесцельную прогулку по траве около дома и глянули на датчики движения, часть системы безопасности, что вышла из строя в ночь убийства.

— Нам известно расположение датчиков движения?

— Есть где-то здесь, — сказал Гарри, заглядывая в папку. Там нашелся и план прилегающей к дому территории, но недостаточно точный. Гарри не мог с уверенностью сказать, где именно располагался ближайший датчик. — Мне нужно проконсультироваться с детективами в доме. Дай мне секунду.

Гарри направился к воротам, у которых толпились полицейские.

Я же прошествовал к дому. Ветер колыхнул ровный ряд камелий, когда я проходил мимо, и вдруг что-то привлекло мое внимание. На мгновение ветром приоткрыло то, что было скрыто за одним из кустов. Это мог быть кусок ветоши или оберточной бумаги. Я видел, как нечто белое овальной формы мелькнуло в колыхавшейся листве. Приглядевшись, я заметил, что предмет испещрен пятнами кофейного цвета.

Несколько мгновений я размышлял о том, не следует ли позвать полицейского, чтобы он забрал мою находку. Однако, если я правильно понял, у экспертов уже было пять подобных предметов. Одним больше или меньше — не так важно.

Я огляделся. Мне был слышен голос Гарри, который еще не дошел до группы полицейских у ворот. Он махал руками и что-то говорил, приближаясь к ним. Я встал между мужчинами у ворот и кустом. Заслоняя им спиной обзор, подошел к кусту и сдернул предмет с того места, где он висел. Это был пакет, влажный от росы, горловину стягивала веревка. Взяв пакет в руки, я понял, что он тяжелее, чем можно было предположить. Внутри было что-то твердое, два или три предмета, которые на ощупь походили на камешки, завернутые во что-то более мягкое.

Внезапно я услышал, как Гарри разговаривает с кем-то на ходу, направляясь в мою сторону. Инстинктивно я протянул руку к боковому карману брюк и позволил маленькому пакету скользнуть туда, прежде чем снова вынул руку.

Гарри представил меня детективу. Я пожал протянутую мне руку. Еще через пару секунд детектив показал, где располагались два датчика. Один находился на дереве, другой — у клумбы в двадцати шагах.

— Но в ту ночь они не работали? — спросил я.

— Так написано в отчете. Его писал не я, — сообщил детектив.

— Как говорят ваши сыщики, охранная компания была вынуждена отключить их из-за неполадок в работе.

— Ну, если они так говорят…

— Вы знаете, когда отключили систему?

— Это не отмечено в отчете. Вам придется поговорить с представителями охранной фирмы.

Я поблагодарил его, и он отправился назад, к маленькому парню в синей форме у главного входа.

— Этот господин очень нам помог, — съязвил Гарри.

— Эксперты снаружи ничего больше не обнаружили?

— Насколько я знаю, нет. Никакой крови. Никаких следов обуви, хотя я сомневаюсь, что они искали так уж тщательно. Никаких свидетельств взлома, ничего подозрительного…

— За исключением охранной системы, которая не работала, — сказал я, глядя в сторону забора, туда, где менее чем в ста футах были размещены еще два датчика движения. — Нам кое-что известно. Убийца пришел этой дорогой, через забор, и, возможно, перелез через него там, где мы сейчас стоим. Он не стучал в парадную дверь, значит, насколько я могу догадываться, поднялся по этим ступеням. — Я кивнул в сторону площадки в задней части дома.

— Из-за камеры перед дверью.

— Точно.

Дом Пайка был оборудован системой безопасности с двумя уровнями защиты: датчики движения и камеры. В ту ночь все остальные камеры работали. Примерно до десяти тридцати они не зафиксировали ничего необычного. Затем наружные камеры перед домом запечатлели фигуру, бежавшую через двор к воротам. Это была убегавшая Катя. Было видно, как она воспользовалась пультом управления, чтобы открыть ворота, затем оставалась в кадре еще несколько секунд, после чего исчезла. Об этом говорилось в одном из отчетов. Единственной неработавшей камерой была та, что расположена с этой стороны дома. Ее объектив заслонял большой лист магнолии, по воле ветра застрявший каким-то образом перед линзами. По крайней мере, именно так пытался это обосновать полицейский, работавший под камерой.

Гарри посмотрел на камеру на столбе у забора позади нас:

— У нее большой объектив.

— Я сразу заметил это.

— А ты заметил, что на земле вокруг нас нет ни одного листа магнолии?

— Может быть, у Пайка был хороший садовник, — предположил я.

В течение секунды Гарри покусывал верхнюю губу, а затем прикрыл рукой глаза:

— Нет, дело не в этом. Для того чтобы получить лист, в вашем распоряжении должно быть дерево, — сказал он. — Ты видишь где-то рядом магнолию?

Гарри был ботаником-любителем, специалистом именно по деревьям. Сказать, что он знал о деревьях гораздо больше меня, значило не сказать ничего.

— Можешь мне поверить: если лист магнолии, которая закрыла объектив, принес ветер, это должно было быть что-то вроде урагана, который добрался до наших мест из соседнего округа.

— Ты уверен в этом?

— Я уверен и в том, что тот лист приехал сюда на автомобиле. У меня нехорошее предчувствие, — произнес Гарри, — из разряда тех, что посылает короткие покалывающие импульсы через то, что осталось от волос, в район позвоночника.

— Почему это?

— Наш друг, тот, что перепрыгнул забор и прошел этим путем, демонстрирует ненормальные наклонности искажать природу вещей, — заявил Гарри, — и почему-то это будит во мне страх.

Глава 11

Заказ на предоставление услуг прибыл с другого края страны. Заказчик находился от штата Виргиния примерно на таком же расстоянии, как Гавайи или Аляска. Но не это было самым странным. Лаборатория «Херрингтон» ежедневно выполняла работы в интересах клиентов, разбросанных по всему свету.

Направлением деятельности компании в течение более шестидесяти лет являлась специальная обработка фотоснимков, улучшение их качества и анализ изображений. Компания имела три филиала; при этом все они находились на Восточном побережье страны.

Первые тридцать лет своего существования компания зарабатывала себе на хлеб с маслом за счет правительственных контрактов, в основном военных, с министерством обороны, космическим агентством и различными разведывательными ведомствами. Лаборатория «Херрингтон» тогда специализировалась на работе с аэрофотоснимками и первыми фотографиями из космоса и анализе изображения. Значительная часть работ была засекречена. Компания нанимала в свои лаборатории большое количество бывших военных специалистов по анализу снимков и фототехников. Высшее звено управления компании поддерживало самые теплые отношения с представителями Пентагона.

В те времена для всякого знавшего о лаборатории «Херрингтон» ее название было почти синонимом федерального правительства. Были люди, среди которых встречались и представители прессы, искренне считавшие, что владельцем компании «Херрингтон» было правительство США, точно так же, как компания «Эр Америка» принадлежала ЦРУ.

В начале семидесятых положение вещей стало меняться. Секреты улучшения качества цифровой фотографии, те, что позволили передавать на землю изображения с других планет в самых ярких красках и с высокой контрастностью, стали подобны открытию огня. Здесь таился потенциал военного применения под самыми строгими грифами секретности. Могущественные силы в правительственных кругах не верили, что когда-нибудь этими секретами поделятся с теми, кто предлагал свои услуги на коммерческой основе. Мысль о том, что через десяток лет значительная часть этих технологий будет выставлена на магазинных прилавках, никак не приходила им в голову. Они были слишком заняты работой по созданию государственных компьютерных лабораторий и других объектов, и все попытки хоть в чем-то ограничить этих людей оказывались тщетны.

В конце концов лаборатория «Херрингтон» была вынуждена предложить свои услуги на свободном рынке корпорациям, представителям крупного бизнеса и тем немногим твердо стоящим на ногах людям, которые могли себе это позволить. К середине девяностых отход компании от Дяди Сэма в частный сектор завершился. Теперь в ее адрес редко поступали заявки от какого-либо из правительственных учреждений. «Херрингтон» процветал, как и прежде, но ориентация компании стала совершенно иной.

Именно поэтому прибывший из Калифорнии заказ заставил многих остолбенеть. Аналитик Орвилл Ханикатт узнал ту манеру, в которой он был выполнен. Такого он не видел уже несколько десятилетий, возможно, с окончания вьетнамской войны. Он знал, что именно по этой причине выполнять задание поручили ему. А еще потому, что от заказа явственно несло дерьмом. Почти три недели он перемещался от одного сотрудника к другому через один из серверов компании; при этом все, кроме Орвилла, дружно его проигнорировали. Корпоративная электронная переписка показала, что от заказа сумели увильнуть четыре аналитика, в один голос утверждавшие, что они перегружены другой работой.

Ханикатт относился к поколению последних динозавров, шестидесятидвухлетний мужчина, бывший специалист по военной фотографии армейской разведки, ставший ненужным военному ведомству и попавший в компанию в конце шестидесятых. Сейчас он уже мысленно отсчитывал последние дни до увольнения на пенсию. Наверное, короткий оставшийся ему срок работы и стал главной причиной того, что эта дрянь попала именно в его руки.

Постоянно циркулировавший внутри лаборатории ужасающий запах краски доводил до безумия. Маляр работал здесь уже две недели. Все свои работы он старался выполнять вне общих офисов и других общих помещений. Он старался наносить краску по вечерам, но запах держался весь день.

Некоторые из сотрудников стали явно демонстрировать ему свое раздражение, вызванное беспорядком, пластиковой пленкой на полу и занавесками вокруг столов, а также разбросанными повсюду упаковками красителя. Но главной причиной стал все же запах. В нарушение инструкции по безопасности сотрудники даже начали оставлять на ночь окна открытыми для того, чтобы проветрить помещения.

Ханикатт попытался отвлечься от этих мыслей, взявшись за проверку директории счетов заказчика в своем компьютере. Он искал имя Эмерсон Пайк и название его компании «Пайке пик», которое стояло рядом с подписью и электронным адресом заказчика в электронном письме. Ему было нужно найти номер счета заказчика, для того чтобы подготовить документы на оплату услуг компании, прежде чем приступить к работе. Такового в общем каталоге не оказалось. Значит, Эмерсон Пайк не был постоянным клиентом.

Ханикатт написал ему короткое электронное сообщение, в котором просил зайти на веб-страницу компании и либо заполнить форму, указав в ней номер банковского счета, либо сообщить информацию по кредитной карте, чтобы компания могла подготовить счет за услуги. Работа не будет начата до тех пор, пока не окажется выполнено одно из этих условий.

Но любопытство Ханикатта вызвали некоторые термины, которыми пользовался Эмерсон в своем электронном послании в адрес компании, в которое были вложены цифровые изображения. Эти понятия, касавшиеся технологии улучшения качества снимков, относились к прежним старым временам деятельности компании. Сейчас все эти слова стали анахронизмами, однако в свое время ими широко пользовались, выполняя работу в интересах разведки под высшим грифом секретности. Это заставило Ханикатта задуматься о том, кем же был Эмерсон Пайк. Поэтому, добавив в качестве постскриптума к письму еще две строчки, он запросил, не имел ли тот отношения к военному ведомству или государственному разведывательному учреждению. Если имел, то к какому именно. Такая информация позволила бы ускорить процесс.

Отправив свое сообщение, он вновь щелкнул клавишей, открыв приложенные изображения и отправив их на хранение и последующую обработку с помощью программного обеспечения компании. Теперь он мог одновременно рассматривать на большом плоском мониторе на своем столе все изображения. Здесь было семь фотографий, одну из которых неумело пытались увеличить, о чем, впрочем, заказчик сообщил в своем первом письме. Снимки выглядели совершенно обычными — банальные фото небольшой группы людей где-то на природе.

Фотографии не выглядели так, будто они были сделаны с помощью спрятанной на теле или где-либо еще скрытой камеры. Здесь не было ни слишком больших углов или фиксированной точки, с которой велась съемка. Снимавший явно принадлежал к той же группе людей, и похоже, что и он сам был запечатлен где-то на снимках. Однако при этом люди на фотографиях не позировали и не улыбались в камеру. Казалось, что они не замечали, что их фотографируют. По их жестам, движениям рук, изменениям положения тел, зафиксированным на фотографиях, Ханикатт понял, что все они оживленно беседовали между собой.

В группе было всего шесть человек; при этом только четверо попали в фокус на двух снимках. Все они стояли на открытом участке, а на заднем плане одной из фотографий было видно небольшое строение, очевидно жилой дом. Около дома стояли тяжелый деревянный стол и несколько стульев. Вокруг простирался лес. На двух фото Ханикатт сумел разглядеть на заднем плане широкую долину, а вдалеке — гористую местность.

На четырех снимках присутствовал всего один человек. Это был старик. Ханикатт не мог определить, сколько ему лет, но было ясно, что мужчина пожилой. Тот факт, что в центре каждого из снимков находился именно этот человек, дал Ханикатту понять, что он являлся объектом особого интереса того, кто делал фотографии. Он задал увеличение одного из изображений. Худощавая фигура старика, его тонкие ноги, жилистая шея, утомленное лицо заполнили экран. Ханикатт отрегулировал контрастность, смягчив резкие переходы между светом и тенью. Старик был одет в изношенный комбинезон с обрезанными у колен штанинами. Он выглядел неряшливым и оборванным. Если бы не внимательное выражение глаз, его можно было бы принять за жалкого бродягу. На его лице была недельная щетина, а обут он был в стоптанные кожаные ботинки из тех, что пылятся на армейских складах запасов на случай войны. Похоже, что под ботинками не было носков, а сама обувь выглядела слишком большой и тяжелой для таких хрупких и тонких ног.

Где бы ни были сделаны эти фотографии, в том месте должно было быть достаточно прохладно. Пожилой мужчина до самого горла застегнул молнию поношенной рабочей куртки военного образца. Еще один из изображенных на снимке мужчин кутался в одеяло, как индеец, набросив его себе на плечи. На всех были надеты свитера или куртки. Еще раз взглянув на тот снимок, Ханикатт подумал, что прохладная температура могла быть результатом того, что местность располагалась на большой высоте.

Он задумался о том, зачем кому-то могла взбрести в голову мысль истратить кучу денег на обработку обычных фотоснимков шестерых мужчин в поношенной одежде, собравшихся где-то в диких местах. Улучшение качества и увеличение фото до размеров постера, о чем просил Эмерсон Пайк в своем письме, обойдется ему в несколько тысяч долларов. Ханикатт как раз собирался закрыть компьютер и вернуть изображения на сервер, когда внезапно ему в глаза бросилось кое-что еще. Это было всего несколько букв в солнечных лучах, полустертая надпись на куртке старика. Она была написана кириллицей.

Ханикатт стал внимательно рассматривать лицо пожилого мужчины. Оно было усталым и изношенным, как продубленная кожа, но, вглядевшись, можно было убедиться, что старик прекрасно сохранился. Отсутствие лишнего жира, угловатость делали его почти нордическим. Оставшиеся волосы когда-то были светлыми и могли снова стать такими, если их вымыть. Теперь Ханикатт заметил, что мужчина со снимка резко отличался от своих спутников, которые все как на подбор имели ярко выраженную южную наружность и, скорее всего, являлись выходцами из Латинской Америки, Южной Европы или Ближнего Востока, определить это точно было очень сложно.

Ханикатт наклонился, взялся за мышь и мерцающим прямоугольником отметил на снимке участок с буквами на груди старика. Он запустил программу, увеличивающую это изображение практически до полного размера экрана. При этом разрешение упало настолько, что на участке осталось видным лишь неясное туманное пятно. Освещение было неважным, но теперь оказалось легко разобрать, что буквы действительно написаны кириллицей.

Ханикатт вернул изображение к его первоначальному размеру и стал танцующими движениями водить курсором компьютера в поисках новой цели. Но больше не оказалось ничего достойного внимания. Он выбрал следующий снимок и раскрыл его на мониторе. На этот раз старик располагался примерно на двадцать — двадцать два фута от объектива фотоаппарата и стоял, повернувшись вполоборота; при этом левую руку он поднял как бы в указующем жесте.

Ханикатт нашел то, что искал. Он увеличил изображение нашивки на плече. Ее цвета, как и краски на любом военном обмундировании, были приглушенными. Они затерлись по краям и выцвели от солнца по центру. Нашивка представляла собой изображение венка листьев овальной формы, внутри которого по центру располагался круглый щит. Позади щита перпендикулярно лезвием вверх был изображен меч и две перекрещивающиеся стрелы, пронзающие центр. На второй, меньшей нашивке внизу, стояли цифры «79».

Ханикатт взялся за клавиатуру и распечатал изображение. Потом он развернулся на кресле и внимательным взглядом скользнул по книжному шкафу сзади в поисках старой синей матерчатой папки. Ханикатт надеялся, что не успел выбросить ее во время одного из спонтанных решительных порывов навести порядок в делах перед тем, как уйти на пенсию.

Глава 12

Ликида взял в руки одну из золотых монет, из тех, что коллекционеры называют кругляшками. Это было отчеканенное вручную испанское эскудо. Он подбросил монету в воздух, поймал и постарался прочитать цифры и буквы на реверсе. Из небольшой книги, которую он захватил в доме Пайка в ночь убийства, он знал, что монета была отлита и отштампована в столице Перу Лиме примерно триста лет назад.

Он бросил монету в кипящий тигель, прекрасно понимая, что растворил несколько тысяч долларов, которые она стоила. Риск попасться при торговле крадеными монетами был слишком велик. Власти станут искать их даже в самом отдаленном медвежьем углу, поэтому убийца решил, что оставит себе только одну из них, ту, что стоила более чем сто тысяч долларов. Он просто не нашел в себе сил уничтожить это сокровище. Монета лежала на столе отдельно от остальных, которые Ликида продолжал методично бросать в тигель.

Ликида наедине со своим богатством находился в запущенной автомастерской в нескольких милях от городка Сан-Исидро в приграничном штате Тихуана. Это было прикрытие для подпольного бизнеса одного из его знакомых. В этом месте с краденых автомобилей снимали и перепродавали запчасти. Здесь же перебивали и идентификационные номера для машин, предназначенных для отправки какому-нибудь могущественному дельцу в Азии.

За несколько долларов хозяин вручил Ликиде ключи и разрешил ему воспользоваться мастерской в ночное время, когда она не работала.

Ликида стоял у стального кузнечного стола с кислородной горелкой в руке, с помощью которой он нагревал днище небольшого тигля. Лишь иногда он позволял себе воспользоваться ацетиленом для того, чтобы ускорить процесс. Он не хотел случайно разрезать емкость.

Примерно каждые две минуты он бросал в кипящую массу несколько монет. Чуть в стороне на другом столе лежали, остывая, исходящие жаром маленькие сияющие слитки. Убийца смотрел на них восхищенно, как будто это были только что испеченные булочки, которые положили остывать на подоконник. В то же время он начинал понимать справедливость поговорки, что богатство вовсе не обязательно делает человека счастливым. Ликида снова прибавил в горелке ацетилена и попытался осмыслить последнее туманное сообщение, полученное по электронной почте от хозяев с юга. Чуть раньше сегодня он расшифровал его с помощью своего портативного компьютера. Эти сообщения начинали сводить его с ума. Последним пришло еще одно яростно-взволнованное сообщение, где речь шла о новой работе, еще более срочной, чем предыдущая. Конечно, это означало, что он снова получит деньги. Ему давали имя и адрес, а также инструкции о том, что следует проделать после того, как работа будет выполнена. Хозяева нашли что-то в переносном компьютере Пайка, том, что Ликида забрал в ту ночь и почтой отправил на юг в коробке с пластиковым упаковочным наполнителем вместе с фотографиями со стола и фотоаппаратом той женщины.

Ликида проинформировал хозяев, что у него пока не было времени на то, чтобы обезглавить змею. Он просил, чтобы хозяева определились. Они ответили, что змея может подождать, и срочно посылали его в травелосити за билетом на самолет.

Вот уже в который раз Ликида размышлял о том, что убийство женщины, находившейся сейчас в женском отделении тюрьмы, становилось теперь делом, которое можно было возложить лишь на женские плечи. И если ты мужчина, которому однажды уже представлялась возможность выполнить эту работу, то теперь тебе следует встать в конец очереди и ждать.

Если бы та женщина находилась в мужском отделении тюрьмы, ее можно было бы убить хоть четырежды. Один звонок по номеру в Тихуане до девяти часов утра — и еще до полудня она свела бы все счеты с жизнью.

Но с женскими тюрьмами все обстояло иначе. В этом случае ему пришлось бы напрямую связаться с неким ангелом смерти, специализирующимся на самоубийствах, и все организовать. И Ликиде это совсем не нравилось. Одно дело убивать людей, чтобы выжить самому, и совсем другое — напрямую обращаться с инструкциями к какому-то идиоту внутри тюрьмы, особенно к женщине.

Если она переживала серьезные времена, она могла подвести Ликиду и сдать его всего лишь за небольшое послабление в режиме содержания. А если она попытается задушить змею и оторвать ей голову, то придется подробно обсудить план действий с ним. Ликида никогда не опускался ниже определенного уровня, как бы грязны ни были его руки. Это было против его религиозных убеждений.

Нет, придется сделать это за пределами тюрьмы, где-то на пути в здание суда.

К счастью, в округе Сан-Диего была всего лишь одна тюрьма, где содержались женщины, и она располагалась почти в двадцати милях от здания суда. Та женщина могла бы умереть от старости, прежде чем доберется туда на шерифском автобусе, разве что этот автобус по пути столкнется с поездом или с космическим кораблем.

Ликида уже жалел, что в ту ночь отвлекся на то, чтобы помыть нож. Если бы он бросился к ней по лестнице сразу же, как увидел, женщина сейчас находилась бы в приятной компании своих предков. А он, вместо того чтобы потеть над расшифровкой электронной почты и названивать в авиакомпанию, сидел бы с калькулятором и весами, пытаясь предугадать очередной скачок цен на золото.

Вдруг Ликида что-то вспомнил. Он прошел пару шагов к своей куртке, которая висела на вбитом в стену гвозде, сунул руку во внутренний карман и достал оттуда сложенный лист бумаги. Указательным и большим пальцами правой руки он тер сложенные листки бумаги до тех пор, пока не открыл их. Он посмотрел на бумагу, медленно взвешивая все возможные варианты, которыми мог бы воспользоваться в будущем, и возможности обернуть содержание написанного в свою пользу. Но ничего придумать так и не удалось.

Он взял листок за край, поднес к нему горелку и держал так, пока он не сгорел полностью, вплоть до шапки бланка. Пламя почти достигло кончиков его пальцев, когда он бросил бумагу. Кучка тлеющей золы, от которой поднимались вверх тонкие крупинки горячего пепла, поглотила последние следы послания Кати Эмерсону Пайку. Ликида наблюдал за тем, как последние из них остывали и падали облачками пыли на холодный бетонный пол.

Глава 13

— Вы сказали, что ваша первая встреча с Пайком была не случайной. Вы считаете, что он вас разыскивал. Почему?

Этим утром я приехал в Лас-Колинас в Санти, в женскую тюрьму округа, чтобы снова встретиться с Катей.

— У меня было такое ощущение, — ответила она. Катя сидела за столом в небольшой комнатке для встреч, запустив руки в волосы, которые сейчас выглядели запутанными и свисали прядями. Тюремное мыло и дешевый шампунь отняли весь их волшебный глянец. Катя говорила, что некоторые женщины-заключенные вызывают у нее опасения. Латинская Америка здесь представлена в основном выходцами из Мексики. Некоторые из этих женщин знакомы друг с другом много лет, еще со времен, когда входили в одни и те же уличные банды. Особое беспокойство Кати вызывает одна из них, здоровенная мексиканка со шрамом на лице, которая дружит с ее сокамерницей. Эти две подруги постоянно донимают Катю. Молодость и привлекательность девушки, ее принадлежность к иной культурной среде и попытки дистанцироваться от остальных, как это обычно бывает, сделали Катю объектом нападок и зависти.

Я спросил, не угрожает ли ей кто-либо из сокамерниц.

— Немного, — ответила девушка.

Я попытался объяснить ей, как это бывает, когда заключенные в тюрьме начинают заклевывать тех, кто сидит вместе с ними.

— Не знаю, что делать. Я боюсь.

— Я подумаю, что можно будет предпринять. Попытаюсь поговорить с кем-нибудь в управлении шерифа по делам заключенных.

Все это следует делать осторожно, не упуская из виду того, что происходит внутри тюрьмы. Иначе неправильная попытка вмешательства может еще больше ухудшить жизнь девушки.

— Но сейчас давайте вернемся к тому, как вы познакомились с Эмерсоном Пайком. Это ведь было в Коста-Рике?

— Я направлялась на учебу. Я учусь в университете в Сан-Хосе. Кроме того, немного подрабатываю моделью, чтобы иметь дополнительный заработок. Рекламирую в основном одежду и косметику. Мои фотографии, целый набор, вместе с моим именем можно найти на веб-странице модельного агентства. Эмерсон позвонил в агентство. Там он сказал, что хочет нанять меня, чтобы сделать фотосессию. По его словам, он намеревался создать дополнительную рекламу своей компании, занимающейся монетами, в нашей стране.

— Вы выполнили эту работу?

— Да, конечно. Он обещал заплатить за нее много денег, поэтому я охотно согласилась. Мои рекламные фото должны были появиться в газетах и журналах. Но я помню, что еще тогда мне все это показалось несколько странным.

— Что именно?

— Эмерсон понятия не имел, что именно ему было нужно, поэтому подбором фото занималось агентство. Они хотели фотографировать меня в бикини с кучкой золотых монет в каждой руке. Я тогда подумала, что это довольно странный способ привлечь инвесторов. Но Эмерсон не возражал, а кто я была такая, кого интересовало мое мнение? — горячо воскликнула Катя. — Но вообще-то это был первый знак. Я должна была понять.

— Понять что?

— Некоторые мужчины… — Катя замялась. — Иногда они приходят в модельные агентства. И это в основном американцы… — Она внимательно посмотрела на меня. — Извините.

— Ничего, все в порядке, продолжайте.

— Они… они нанимают моделей, просмотрев вебсайт. И платят за фотографии, которые им совсем не нужны: им нужно просто познакомиться с женщиной.

— Пайк нигде не воспользовался теми снимками?

— Нигде. И он никогда не использовал рекламу, связанную с пребыванием в Коста-Рике. Я не думала об этом до последнего времени. Он казался мне таким милым. Он пригласил меня на ужин. С ним было весело, он отлично умел развлекать.

Я спросил, что она имеет в виду.

— Лучшие рестораны и ночные клубы. Это продолжалось несколько недель. Я лучше узнала его, по крайней мере, мне так тогда казалось.

Кате было хорошо с этим человеком. Она познакомила его со своими друзьями и двоюродной сестрой, как раз приехавшей из Лимона, — словом, со всеми, кроме матери, которая тогда уехала в Колумбию навестить родственников.

— Ваша мать знает о вашем аресте?

— У меня не было возможности поговорить с ней. Ваш друг Гарри… ведь так его зовут?

— Так.

— Гарри собирался позвонить по телефону кому-нибудь из моих подруг и попросить написать домой моей матери. Он пробовал позвонить по мобильному телефону мамы, но никто не отвечал. Обычно она оставляет телефон выключенным, когда едет в Колумбию. Думаю, что она еще не вернулась.

— Да, Гарри говорил то же самое.

— Она захочет узнать, что происходит.

— Итак, вы думаете, что Пайк выбрал вас, потому что ему понравились ваши фотографии на сайте модельного агентства?

— Да, сначала я так и подумала. Но потом поняла, что все было по-другому. После того как познакомился с моими родственниками, он стал постоянно задавать вопросы. В первую очередь его интересовало, где моя мать.

— Но почему?

— Я не знаю. Это выглядело так, будто он хочет познакомиться с ней. Я сказала ему, что она сейчас в Колумбии. А он расспрашивал, что она там делает. Я сказала, что поехала в гости к родственникам. Его очень это заинтересовало.

— Он не говорил почему?

— Нет. Все, что он хотел знать, — это кем были мои родственники в Колумбии. Странно, не так ли?

— Пожалуй. Продолжайте.

— Я сказала ему, что не знаю их. И это действительно так. Это родственники моей мамы, но я никогда не видела их. Она упоминала о них иногда, но говорила мне, что они очень дальние и вряд ли они мне понравятся.

— А она не объясняла, почему они не должны были вам понравиться?

— Нет, никогда.

— А вы никогда ее не спрашивали об этом?

— Я полагала, что идет речь о каких-то проблемах.

— О проблемах с законом, хотите сказать?

— Это возможно, полагаю. Моя мать никогда не уточняла.

— Но вы так думаете?

— Я не знаю. Один из них очень стар, по крайней мере, так следует из ее слов. И она ездит туда, в основном чтобы позаботиться о нем.

— Так ваша мать родом из Колумбии?

— Нет, она родилась в Коста-Рике, как и я.

— А ваш отец?

— Его нет. Он умер, когда я была еще ребенком. Он тоже уроженец Коста-Рики.

— А как родственники вашей матери попали в Колумбию?

— Я не знаю. Как я уже сказала, она ничего мне об этом не говорила.

— Но Эмерсон продолжал расспрашивать вас об этом?

— Да, постоянно. В один из вечеров мы говорили об этом, и я вспомнила, что в моем фотоаппарате осталось несколько снимков моей мамы, тех, что она привезла с собой из последней поездки несколько месяцев назад. Он пришел в страшное возбуждение, настолько его это заинтересовало.

— Пайк?

— Да. Я еще подумала, что это забавно, и посмеялась над ним. Он захотел посмотреть на снимки. Но я сказала, что уже поздно. Мы как раз вышли из кино. Он заспорил — хотел посмотреть фото прямо сейчас. Тогда я взяла фотоаппарат и показала ему снимки.

— А что было дальше?

— Он все время спрашивал меня, кто запечатлен на фотографиях. Я сказала, что не знаю, кто эти люди. Наверное, это родственники моей матери. Она взяла у меня на время мой фотоаппарат. Она никогда не говорила, что на нем были снимки. Я сама нашла их, когда снова стала пользоваться им. Но ведь это, наверное, и были ее родственники? Кто же еще мог быть на тех снимках?

— А что делал Пайк после этого?

— Через несколько дней он сказал, что собирается вернуться в США и хотел бы взять меня с собой в гости. Он пригласил меня пожить в его доме в Сан-Диего.

— А вы хотели поехать с ним?

— Да, конечно. Почему бы нет? Но я сказала ему, что не могу сделать этого, так как у меня нет американской визы. Пайк сказал, что это не проблема. И, как я уже говорила, сделал для меня визу.

— Гарри занимается этим. Он пытается выяснить, как Пайку удалось получить визу так быстро, — сказал я.

— Да, но была и другая проблема. Эмерсон, должно быть, тогда очень торопился.

— Как это?

— Ну, он настоял на том, что сам заполнит за меня анкету для получения визы. Он сказал, что мне надо просто поставить свою подпись, а все остальное он заполнит сам, потому что так будет быстрее. Мне это не понравилось. Почему, интересно, он считал себя сообразительнее, чем я?

— И что произошло дальше?

— Я отдала ему свой паспорт, потому что нужно было списать оттуда информацию в анкету, но он неправильно записал мое имя, я тогда не заметила этого. Он просто заставил меня расписаться на бланке. Я хотела посмотреть, что Эмерсон написал, но он сказал, что очень торопится. Ему нужно было куда-то ехать, и он забрал бланк с собой. Он вернулся с визой, и мое имя было написано неправильно.

— Подождите, подождите… Вы хотите сказать, что не ездили вместе с ним в американское консульство и не присутствовали при рассмотрении вашего заявления?

— Так и было. Эмерсон сказал мне, что это не обязательно, он сам может обо всем позаботиться. Забрал мой паспорт с заявлением, и потом, как я говорила, в нем появилась виза.

— Но в ней было неправильно указано ваше имя. Он что, неточно его записал?

— Нет, он просто не дописал последнюю часть моей фамилии — Нитин. Я всегда пишу свое имя полностью: Катя Солаз-Никитин. Солаз — это фамилия моего отца, а фамилия моей матери — Никитин. Так было записано у меня в паспорте. И Эмерсон знал, что я всегда пишу фамилию полностью. Так мое имя было записано на сайте модельного агентства. Я тогда рассердилась, потому что, если бы он дал мне заполнить заявление самой, я все сделала бы правильно. Но он решил поступить по-своему. Он всегда во все вмешивался, даже если это не имело к нему никакого отношения.

— Просто чудачество, стремление все контролировать, — сказал я.

— Вот именно. — Она щелкнула пальцами.

— Но в конце концов, имя на анкете — это не проблема. Ведь вы благополучно въехали в страну?

— Лучше бы я сюда не попадала. — Катя посмотрела на унылую обстановку вокруг: бетонный пол, выцветшие стены в небольшой комнатке, где мы сидели под охраной помощницы шерифа, которая ждала за дверью.

— А что произошло между вами и Пайком потом?

— Когда мы приехали в его дом, все изменилось, — сказала девушка.

— Как изменилось?

— Эмерсон стал другим. Нервным, будто он все это время стерег меня. Я уже говорила вам о деньгах, о том, как он отобрал их у меня. Он обещал, что мы будем путешествовать, чтобы я смогла больше увидеть, но этого так и не произошло. Он продолжал покупать мне одежду, водить меня в клубы, но я бы не сказала, что это доставляло ему удовольствие. Он делал это, чтобы успокоить меня, чтобы я не просила его отвезти меня назад, в Коста-Рику. Затем я обнаружила, что, прежде чем приехать со мной сюда, он скопировал снимки из моего фотоаппарата в свой компьютер, ничего не сказав мне об этом. Эмерсон достал его из сумки, где тот всегда лежал, и не вернул на место. Поэтому позже я не смогла найти его в сумке.

— А где сейчас этот фотоаппарат?

— В доме моей матери в Коста-Рике.

— А те снимки из Колумбии, они все еще там?

— Да, насколько я могу знать. Я спросила его об этом.

— Пайка?

— Да. Я спросила у него, не удалил ли он снимки из фотоаппарата, когда копировал их к себе в компьютер, не спросив меня об этом.

— И что он ответил? Он не удалял те снимки?

— Он сказал, что нет, что все снимки на месте.

— И вы поверили ему?

— Я не знаю, — пожала она плечами.

— Есть в доме вашей матери телефон? Можем ли мы каким-то образом позвонить туда?

— Нет, у нее есть мобильный телефон, но она отключает его, когда уезжает в Колумбию.

Я дал Кате ручку и лист бумаги, на котором она написала адрес дома своей матери. Фактически это было описание маршрута к ее дому.

— У вас есть в Коста-Рике кто-нибудь из друзей или родственников, кто мог бы забрать фотоаппарат из дома и отправить его нам?

Она ненадолго задумалась, потом кивнула:

— Наверное, Лоренцо.

— А кто такой Лоренцо?

— Лоренцо Гоудас. Это друг нашей семьи. Но у него нет ключей от дома матери. И еще он, наверное, рассердится, когда узнает, что со мной произошло. Я представила ему Эмерсона в Сан-Хосе, и он не понравился Лоренцо. Лоренцо просил меня не доверять Пайку.

— Он не объяснил почему?

— Сказал, что Пайк слишком назойлив, что он задает слишком много вопросов. Просил меня быть осторожной. Надо было слушать, его.

Я записал имя и номер телефона этого человека, чтобы внести в краткий список контактов в Коста-Рике для Гарри. Я надеялся, что, может быть, этот Лоренцо сумеет связаться с матерью Кати.

— Вы сказали, что в Коста-Рике у Пайка был с собой компьютер, которым он воспользовался, чтобы скопировать те фотографии?

— Да, переносной.

— Полагаю, что, направляясь домой, в США, он не забыл захватить его с собой.

— Нет, конечно. Иначе как бы он распечатал снимки в своей студии? Те, что полиция изъяла из моей сумки.

Компьютер на месте преступления — это лучший друг полицейского. Именно эту вещь они стараются сразу же оттуда забрать. Но в нашем случае именно эта вещь исчезла.

— Вы не знаете, что случилось с компьютером?

— Что вы имеете в виду?

— Компьютер Пайка пропал. Полиция не нашла его в доме.

— Он стоял на столе в студии. Пайк держал его именно там. Он был там, когда я покидала дом в ту ночь.

— Вы в этом уверены?

— Уверена. Я видела его, когда оставляла на столе записку.

В одном из отчетов с места преступления говорилось, что для ведения бизнеса Пайк имел собственную веб-страницу. И беспроводная антенна для входа в Интернет, и принтер — все в студии оказалось на месте. Но компьютера не было.

В обычном случае это стало бы проблемой для этих ограниченных идиотов. Почти всегда ответ на то, что произошло в доме, можно было найти в компьютере — в электронной переписке или в адресах, которыми люди чаще всего пользуются в Интернете. Все это оставляет следы. Но сейчас, похоже, полицейских совсем не беспокоили эти вещи, возможно, потому, что у них была Катя и, как им казалось, целая гора улик против нее. Но обнаружить у Кати компьютер Пайка, как и исчезнувший тайник с монетами, полиция так и не смогла. И они никак не могли объяснить это исчезновение. Все те же мелкие вопросы, на которые нет ответов.

Как считала Катя, все сводилось к фотографиям.

Я спросил ее о матери, о том, не было ли у нее проблем с законом.

— Я знаю, о чем вы подумали, — нахмурилась Катя, — о том, что если моя мать ездит в Колумбию, то она каким-то образом связана с наркотиками.

По тому, как мучительно она выдохнула эту фразу, было видно, что тот же вопрос не дает покоя и ей самой.

— Нет, это не так. У нее никогда не было проблем подобного рода, и она никогда не стала бы заниматься этим. В противном случае я бы знала. Никто из моей семьи никогда не имел дела с наркотиками. Можете проверять, но вы ничего такого не найдете. Кроме того, я не думаю, что Эмерсон искал нечто связанное с наркотиками. Здесь что-то другое.

— Откуда вы знаете?

— Я не знаю. Я просто чувствую. Он искал что-то или кого-то, имеющего отношение к этим фотографиям. Вам нужно поговорить с моей мамой. Возможно, она все объяснит.

— Но как мне с ней связаться? У вас есть номер ее телефона в Колумбии?

Катя покачала головой:

— Я даже не знаю, где она остановилась. Обычно она звонит домой примерно раз в неделю.

— Откуда именно она звонит?

— Из Медельина.

Глава 14

В течение трех дней после того, как обнаружил и идентифицировал нарукавный знак, Орвилл Ханикатт колебался, стоит ли ему приступать к выполнению задания, полученного от Пайка. Он попусту потратил целый день, взяв выходной. У него накопилось больше месяца неиспользованного отпуска, который никто не оплатит ему при выходе на пенсию.

Для того чтобы разобраться с тем, что именно было на снимках Пайка, ему нужно было попасть в лабораторию в подвальном помещении, когда там никого не будет.

Такая возможность могла представиться только ночью. На нижнем этаже работал маляр. И никто не собирался дышать теми ароматами, которыми сопровождалась его работа.

Было уже далеко после полудня, примерно половина пятого. Он снова вошел в Сеть, чтобы проверить, не ответил ли Пайк на его письмо по поводу способа оплаты работы. Ответа не было. Ханикатт мог бы отправить клиенту еще одно напоминание и, если ответа не будет и на этот раз, просто закрыть вопрос. Но он не хотел этого.

Он задумался на минуту, а потом достал фотоснимок. Набрал номер сотового телефона, зарегистрированного на другом берегу реки, в округе Колумбия.

Ему ответил Фредди-младший.

— У тебя найдется для меня минута? — спросил Орвилл.

Младший сразу же узнал его голос. Десятки лет назад, когда оба были юными и глупыми, Фредди и Орвилл вместе трудились в военной разведке. Обычно они вместе пьянствовали, пока Фредди не женился и не завел детей, а Орвилл не постарел. Они делали одинаковую работу, и это сблизило их и помогло поддерживать отношения все эти годы. Только теперь пенсия Фредди была гораздо выше, чем у Орвилла. Он работал в судебной фотолаборатории ФБР.

— Что произошло? — спросил Фредди.

— Я хотел бы кое-что тебе показать.

— Валяй. — Фредди слушал его, но как-то очень рассеянно.

Орвилл рассказал ему об Эмерсоне Пайке и его фотографиях, о старике в военной робе и о нашивке семьдесят девятого полка, а также то, что Ханикатту удалось разузнать об этой части. Информации было совсем немного, всего несколько строк на одной из страниц старой матерчатой папки. Содержимое папки периодически обновлялось разведывательными службами США. Все это было еще до того, как наступил век компьютеров и цифровых технологий. Новая информация приходила время от времени обычной почтой.

Разведка, в особенности военная, всегда стремится быть в курсе перемещений войск других государств — номера частей и подразделений, места их постоянной дислокации. Материалы в папке Орвилла вот уже несколько десятков лет как устарели. Наверное, только поэтому ему удалось найти то, что он искал — изображение нарукавного знака, идентичного тому, что Ханикатт заметил на рабочей куртке, в которую был одет пожилой мужчина.

— Ты сейчас у компьютера? — спросил Орвилл.

— Да.

— Я отправляю тебе почту. Письмо пустое, но ты проверь два приложения.

Ханикатт отправил приятелю копию увеличенного изображения нарукавного шеврона и тот участок снимка, где была видна надпись над нагрудным карманом старой рабочей куртки военного образца буквами кириллицы. Из них можно было прочесть только две первые буквы: «Н» и «И».

— Письмо ушло, ты получишь его через минуту. — Орвилл с помощью компьютерной поисковой системы нашел русский алфавит и сумел прочесть первые две буквы надписи на английском языке — NI.

— Почему ты считаешь, что это важно? — спросил Фредди.

Орвилл пояснил, что, судя по данным разведсводки из старой папки, в начале шестидесятых годов русские провели реорганизацию своих ракетных бригад. Семьдесят девятая часть была одной из тех немногих, что просуществовали еще несколько лет. Она прекратила свое существование после следующей реорганизации, где-то между шестьдесят третьим и шестьдесят четвертым годами.

— Ну, значит, к кому-то попала русская армейская куртка старого образца, — предположил Фредди.

Голос его звучал равнодушно до тех пор, пока Орвилл не сказал ему, где именно за границей была расквартирована искомая часть. После этого повисло долгое молчание.

— Сколько, говоришь, лет этим снимкам? — спросил наконец Фредди.

— Я ничего такого не говорил, — отрезал Орвилл, — но мне в голову пришла та же мысль. Я подумал, что, возможно, кто-то отсканировал несколько старых фото. Но это не так. Все эти фото были сделаны четыре месяца назад, в один и тот же день, — продолжал Ханикатт. — Человек, отправивший их мне, прислал оригинальные копии в цифровом формате.

— А как, ты сказал, звали того парня?

— Эмерсон Пайк. — Ханикатт глубоко вздохнул и перешел к тому, ради чего и затеял весь этот разговор:

— Ты не мог бы помочь мне?

— А как?

— Запиши имя — Эмерсон Пайк.

— Полагаю, что слово «Пайк» пишется так же, как и произносится?

— Точно. У меня, конечно, нет даты его рождения или номера страховки. Судя по информации, которая содержалась в его письме, и манере изложения, он скорее уже в годах. Он проживает в Калифорнии, и, если судить по электронной подписи на его сообщении, город называется Дель-Map. Уверен, что, имея под рукой адрес и имя, ты сможешь вычислить номер его водительского удостоверения, где, конечно, имеется дата рождения. А располагая всей этой информацией, ты мог бы внимательно проверить этого человека. Мне это нужно.

— Что?

Орвилл переступил некую черту, и знал об этом. За несанкционированную подробную проверку информации о человеке с использованием базы данных министерства юстиции Фредди мог бы оказаться перед лицом больших неприятностей. И остаться без пенсии, даже не начав получать ее.

— Если ты не можешь сделать этого, просто скажи «нет».

— Нет, — отозвался Фредди.

— Послушай, сделай мне еще одно одолжение. Просто подумай, прежде чем говорить «нет».

— Я уже сказал «нет» и уже подумал об этом. Если я суну нос в базу данных ФБР, где приводится личная информация, такая как данные водительского удостоверения, и разглашу их без разрешения, ты знаешь, что тогда может произойти?

— Не имел случая убедиться, — ответил Орвилл.

— Они просто вышвырнут меня, а потом арестуют. И мне придется провести следующие полтора года в попытках объяснить федеральному судье, что я просто пытался сделать маленькое одолжение другу. Ну уж нет, спасибо. И знаешь, ты бы поостерегся даже просить меня об этом.

— Именно поэтому я звоню тебе на сотовый номер, — сказал Орвилл.

— Скажи мне, что ты пытаешься отыскать? По-твоему, у этого парня криминальное прошлое?

— Нет, полагаю, что тебе придется столкнуться с большими пробелами в его биографии, значительными периодами его жизни, куда, ты просто не получишь доступа. Возможно, тебе попадутся файлы без права их просмотра.

— Так ты думаешь, что этот человек — привидение?

— Это призрак на пенсии, — пояснил Орвилл.

— Тогда тем более этот чертов ответ будет «нет», — заявил Фредди.

— Послушай, что я тебе скажу. Существуют хорошие шансы, что мне удастся вытянуть из тех фото больше данных. Я занимаюсь этим.

— Как все это попало к тебе?

— Почтой. Он отправил снимки электронной почтой. Я не знаю, сам ли он делал эти фотографии или кто-то другой. Но что бы я ни раскопал, обязательно поделюсь с тобой, если ты мне поможешь. Возможно, здесь нет ничего такого, что заинтересовало бы ребят из твоей организации.

— Но если там нет ничего интересного, а я проведу полную проверку этого парня и кто-нибудь об этом узнает, что тогда? Даже если что-то обнаружится, ты думаешь, я смогу пойти к ним и просто сказать, что добыл для них интересную информацию? НЕТ.

— Спасибо, — сказал Орвилл.

— Всегда к твоим услугам.

— Послушай, если ты передумаешь и найдешь что-нибудь по этому парню, позвони мне. Я расскажу тебе, что еще мне удалось узнать.

— Давай где-нибудь выпьем, — предложил Фредди.

— Заметано. Ты только подумай. Это все, о чем я тебя прошу.

— Ты сумасшедший. Ну, будь здоров.

Ханикатт какое-то время слушал мертвую тишину в трубке. Потом он отключился и посмотрел на часы. Еще несколько минут — и сотрудники лаборатории внизу отправятся по домам до следующего дня.

* * *

Из-за запаха краски работать было невыносимо трудно. Но такова была цена, которую Ханикатту пришлось заплатить за то, что он решил поработать в фотолаборатории во внеурочное время. Маляр все еще был там.

В тот вечер он докрашивал небольшие комнатки офиса и рабочие помещения в подвале. Он был на рабочем месте с пяти часов, и если продолжит работать по обычному расписанию, то будет махать кистью до полуночи, потом уберет за собой, чтобы завтра вечером явиться сюда снова.

Сейчас, в лаборатории, Ханикатт мог взглянуть на присланные Пайком фотографии на специальном большом экране высокого разрешения. Фигурки людей на снимках достигли почти половины своей настоящей величины. Всего у него было семь отдельных цифровых изображений, шесть из которых были сделаны в один день четыре месяца назад. Единственным исключением была фотография, которую клиент пытался увеличить. Изображение было так сильно искажено, что это не имело смысла. По данным на цифровом снимке он не мог определить, когда фото пытались увеличить, но его открывали и редактировали за два дня до того, как пришло письмо от Пайка. Наверное, тогда Пайк понял, что у него не получится улучшить изображение, оставил эту затею и решил доверить обработку фотографий профессионалам.

Ханикатт знал из письма Пайка, что оригинал фото, часть которого пытались увеличить, находится среди других снимков. Но он не знал, какой именно из снимков послужил таким оригиналом. Придется потрудиться над каждым из шести фото.

Возможно, Пайк считал, что в лаборатории смогут поработать с неудачным увеличенным изображением, которое останется просто очистить. Но Ханикатт предпочитал работать с оригинальным изображением, а не с испорченной увеличенной копией Пайка. В этом случае он сможет воспользоваться специальными программами лаборатории, позволяющими максимально повысить качество снимка и добиться оптимального изображения. Хуже было то, что в увеличенном изображении, полученном от Пайка, отсутствовали ссылки на первоначальный файл, которые позволили бы быстро обнаружить его. Для Ханикатта снимок, часть которого Пайк увеличил, был не более чем белым смазанным пятном с несколькими темными линиями на нем. Ничто не могло помочь ему разгадать, какой же из снимков был предметом творчества Пайка. А без этого обнаружить его и найти на нем небольшой участок, который представлял для Пайка особый интерес, можно было только потратив массу времени. Это было все равно что искать один из кусочков головоломки в шести коробках, где они хранились.

Он посмотрел на цвета, на очертания белых пятен в увеличенном изображении и попытался представить себе, насколько мал был на цифровом фото тот участок, который старались увеличить.

На одной из фотографий там, где с краю располагался широкий камень-валун, лежал кусок белой материи. Это не то.

Один из людей на фото держал в руке кусок бумаги. Он был запечатлен на четырех снимках; при этом мужчина держал бумагу в разных положениях, тень и свет тоже падали на него по-разному. Ханикатт смог исключить два снимка после того, как внимательно рассмотрел их. Затем он использовал программу улучшения изображения и исключил еще два фото. Когда же, наконец, Ханикатт нашел то, что искал, он разобрался с происходящим на тех фотографиях, догадался о причинах бурной жестикуляции. Скрытый контекст заключался в предмете, который обсуждали люди на снимке, а закрывшийся затвор фотоаппарата удержал вытянутый палец мужчины от того, чтобы тот попал в нужную точку.

Люди на фотографиях не просто беседовали. Они яростно спорили. И если Ханикатт правильно догадался, речь шла о белом квадратном листке, закрепленном на доске около дома на некотором расстоянии от них. Именно этот документ пытался прочитать Пайк.

Ханикатт стал работать так быстро, как только мог. Увеличить разрешение и удалить блики было просто. А вот для того, чтобы добиться нужной резкости, требовалось использовать компьютерные программы. Когда изображение наконец стало четким, Ханикатт ясно увидел, что там была не одна, а несколько, может быть, десяток страниц. А то и все двадцать, он не мог сказать точно. Листы были большие, принимая во внимание размер доски, на которую они крепились. По прикидкам Ханикатта, они были около трех футов высотой и почти столько же шириной. Белое пятно на фотографии-оригинале выглядело гораздо меньшим, потому что фото было сделано под углом; при этом лист бумаги лежал на столе.

После того как улучшил качество изображений и увеличил их, Ханикатт видел, что все страницы документа были скреплены между собой в верхнем углу чем-то похожим на ленту. Угол, под которым был сделан снимок, не позволял прочитать текст на странице; были видны только строчки с прямыми и кривыми значками на них, как будто по поверхности бумаги скользили какие-то тени. В верхней части страницы находился хорошо видимый подробный чертеж.

С помощью специальной программы можно было попытаться воссоздать изображение на фотоснимке под меньшим и даже под прямым углом, как будто страница парит над столом и смотрит прямо на камеру. Проблемой было то, что точность и надежность сгенерированного компьютером «истинного изображения» с учетом всех параметров снимка-оригинала были бы далеко не идеальными. Параметры программы позволяли заново воссоздать портрет Моны Лизы, но для этого им требовалась определенная информации с оригинала. Если бы данных для того, чтобы совершить чудо и заполнить недостающие детали изображения, оказалось недостаточно, Ханикатт получил бы некую картину с огромными пустыми полями, испещренными точками. Но он зашел слишком далеко, чтобы остановиться на полпути. Он снова посмотрел на часы. Было уже начало девятого.

Ему пришлось потратить примерно сорок минут на то, чтобы настроить параметры программы, зато теперь у него появилось нечто пригодное для работы. Программа превратила изображение в заполненный рядами цифр экран. Ханикатт послал команду на широкоформатный принтер, установленный в другом помещении, откинулся на стуле, снял очки и прикрыл глаза. Он начинал злиться: было уже поздно, и пора отправляться домой.

Прошла почти минута, прежде чем за стеной заурчал мотор принтера. Ханикатт поднялся со стула и отправился через холл в соседнюю комнату. Не успел он включить свет, как наконечник острого как бритва стилета изо всей силы вонзился ему прямо в центральную часть желудка, на два дюйма ниже твердой грудинной кости. Восьмидюймовое лезвие прошло через диафрагму, его острие проникло глубоко в нижнюю секцию сердца.

Ликида придержал тело не более четырех-пяти секунд, пока колени Ханикатта не подкосились и тот не рухнул в конвульсиях на специально подстеленный кусок ткани. Держась за живот, Орвилл пытался удержаться на коленях, но Ликида ударом ноги опрокинул его на бок.

— Я уже подумал, ты никогда не отправишься в этот зал за распечаткой. Думал даже, что придется за тобой побегать. — Разговаривая с жертвой, Ликида одновременно подвинул тело на край и потянул вверх два угла подстеленной материи, готовясь завязать их узлом.

Веки Ханикатта дрожали. Он лежал на полу, его зрачки следили за всеми перемещениями убийцы, пока тот ходил вокруг. Кровь толчками била из желудка и пульсирующей аркой падала на ткань. Ханикатт пытался остановить ее руками, но ему это не удавалось. Это продолжалось примерно полминуты или даже меньше, пока Ликида, наконец, не закрепил ткань так, чтобы она впитывала всю кровь. Затем, последний раз брызнув фонтанчиком, кровотечение прекратилось. Когда Ликида посмотрел на тело Орвилла, глаза того остекленели, веки остались полуоткрытыми.

Ликида прибыл сюда в три часа пополудни. Он сразу же отправился к главной стойке лаборатории «Херрингтон» с конвертом, на котором было написано имя «Орвилл Ханикатт». Эти данные он получил от своих нанимателей в Колумбии, а те, очевидно, сняли эту информацию с электронного почтового ящика в компьютере Эмерсона Пайка. На конверте было написано: «Срочно. В собственные руки. Конфиденциально». Внутри был чистый лист бумаги. Затем Ликида вышел из офиса и сел в арендованную машину, припаркованную поблизости. Через полевой бинокль он наблюдал, как Ханикатта вызвали и как он направился к стойке, чтобы забрать конверт. Он имел возможность внимательно рассмотреть его и тогда, и во второй раз, когда тот вернулся и стал что-то сердито выговаривать служащему за стойкой, который указывал на дверь и пожимал плечами.

В конце дня Ликида ждал, когда Ханикатт выйдет из офиса. Когда этого не произошло, мексиканец-убийца понял, что тот задержался после рабочего дня. Позаимствовав из микроавтобуса маляра забрызганный краской комбинезон, он нейтрализовал самого маляра, работавшего в одном из помещений внизу. Было чуть больше семи часов. Он завернул убитого в пластиковую материю и на обнаруженной в подвале тележке для мусора откатил сверток с телом к микроавтобусу. Парковка перед лабораторией к тому времени практически опустела. Никто не обратил ни малейшего внимания на то, как человек в комбинезоне загрузил в автобус через заднюю дверь объемистый пластиковый сверток и заблокировал двери. Уметь использовать подручные средства было частью его профессии.

Он упаковал Ханикатта так же, как перед этим упаковал маляра. Для того чтобы быть уверенным, что ни капли крови не пролилось на пол, он взял еще два куска пластикового материала, а затем тщательно перевязал тюк веревкой.

Последнее, о чем следовало позаботиться, был компьютер убитого. Почти весь большой экран был покрыт какими-то цифрами, но кое-где попадались небольшие участки с изображением. Клиент оставил после себя именно то, что искал Ликида. Разве что за одним исключением: было не шесть фотографий, как сообщил ему наниматель, а семь. На секунду убийца задумался над этим, а потом снова посмотрел на лишнее изображение на экране. Он так и не понял, что оно собой представляло. Не проблема, ему не трудно будет уничтожить еще один файл.

Операционная система отличалась от той, которой пользовался убийца в своем компьютере. На всякий случай он записал название файла для того, чтобы, даже если сделает что-то неправильно и все изображения исчезнут с экрана, все равно смог бы вернуть их. Специальная программа была несколько сложнее, но он быстро научился находить путь к нужным файлам. Через пару минут он уничтожил все, в том числе и первое письмо от Эмерсона Пайка, и запрос данных на оплату, посланный в ответ Ханикаттом. Если на сервере было что-то еще, то для того, чтобы обнаружить эту информацию, потребовался бы специалист в области компьютеров.

Его заказчики там, далеко на юге, считали, что, поскольку никаких следов преступления в офисе не обнаружат, а тела жертв просто исчезнут, к тому времени, когда власти озаботятся пропажей этих лиц, это уже не будет иметь значения. Они просто пытались выиграть время. Это заставило Ликиду слегка насторожиться. Ведь что бы они ни делали, им все равно не удастся тянуть время бесконечно долго.

Он собирался избавиться от тел вместе с микроавтобусом, подогнав его к заранее выбранному на карте озеру. Но прежде предстояло сделать всего одну вещь. Он вернулся в комнату, где стоял широкоформатный принтер, взял распечатанный лист и, положив его на стол, посмотрел на изображение.

Ликида склонился над столом, его глаза быстро пробежали по распечатке. Там был изображен чертеж какого-то устройства, что-то похожее на внутренности стиральных машин, скрытые за металлической панелью, до которых можно добраться, отвинтив ее. Там были буквы, выглядевшие так, будто их написали наоборот, были пустые участки, словно кто-то прикрыл часть изображения чистыми листами. Единственное, что смог понять из текста Ликида, были какие-то цифры, но и в них зияли пропуски. Ничего не разобрать.

Затем он посмотрел на одну из частей головоломки. Она не относилась к фотографиям, которые он искал, и, как он понял, была дополнительным изображением, увиденным им прежде на экране. Люди там, на юге, ничего не знали об этой фотографии. Тут Ликида улыбнулся, думая, что они наверняка захотят на нее посмотреть. Он тщательно сложил большой лист бумаги и убрал в карман. Он, наверное, отправит его своим нанимателям, но не сразу.

Глава 15

Если я не ошибаюсь, этот узел затянул убийца. Я поддел его острием перочинного ножа, который взял из ящика своего письменного стола, и в течение минуты или даже дольше боролся с ним, пока мне не удалось его развязать. Разгадать тайну узла и заглянуть внутрь маленького муслинового пакетика вовсе не являлось для меня делом всей жизни, разве что найду внутри нечто важное, какую-то улику, которую не смогла обнаружить полиция. Я был почти уверен, что именно находится внутри, но хотел убедиться в этом собственными глазами.

Если бы Гарри знал об этом, он бы напомнил мне, что любопытство сгубило кошку. Но он только что вернулся с листом бумаги, где была записана часть опроса о том, не держал ли Пайк дома кошек. Как показали садовник и повариха, в доме не было никаких животных, по крайней мере, Пайк не держал таковых. Но садовник признал, что, когда он подстригал газон примерно за неделю до убийства, его газонокосилка переехала несколько небольших белых муслиновых пакетиков. Он запомнил это, потому что они громыхали, как куча камней, когда попадали туда.

Расстелив на столе чистый лист бумаги, я высыпал содержимое пакетика, который сорвал с куста около дома Пайка.

Внутри находились крохотные свернувшиеся листики, похожие на чайные, которыми они и оказались в действительности. Те сведения, которые мы не знаем, всегда можно почерпнуть из Интернета. Кошачья мята представляет собой разновидность чая. Иногда она используется и в качестве лекарства для людей (наверное, когда ее не применяют по прямому назначению — для того чтобы сводить котов с ума).

Но для меня сейчас интереснее было узнать, что же еще находилось внутри. Я поддел острием ножа мягкий комочек и обнаружил пять шестиугольных гаек, используемых при затягивании болтов. По моим прикидкам, их внутренний диаметр был три восьмых дюйма. Я понятия не имею, сколько они весили, но обязательно постараюсь узнать это прежде, чем начнется суд.

Кто бы ни был хозяином пакетика, он положил внутрь металлические гайки, чтобы сделать его тяжелее, чтобы пакетик можно было бросать на большое расстояние. Так даже датчики движения не мешали ему. Затем внутрь запускались кошки, которые помогли нейтрализовать охранную систему.

Гарри прочитал в рапорте полиции, что в руках полицейских было пять таких пакетиков. Еще один был у меня. Один Бог знает, сколько еще оказались раздавлены садовником и перемолоты газонокосилкой, прежде чем наступила ночь убийства, и сколько еще их до сих пор лежит около дома. Кто бы ни воспользовался этим средством, ему не откажешь в изобретательности и настойчивости. Он продолжал швырять внутрь крохотные пакетики до тех пор, пока не добился своего: срабатывание охранной системы стало настолько раздражать хозяина, что тот отключил ее.

Я ссыпал содержимое мешочка, в том числе металлические гайки, обратно и заново завязал его горловину тесемкой. Потом положил мешочек вместе с перочинным ножом в средний ящик стола. Еще один фрагмент головоломки. С самого начала в этом деле внутри головоломок возникали новые головоломки.

В начале недели во время нашей встречи в тюрьме Катя сказала мне нечто, продолжающее меня беспокоить, но я никак не мог вспомнить, что же именно.

Я побрел вниз в кабинет Гарри. Дверь была открыта, и, войдя, я увидел, что Гарри сидит за столом с карандашом в руке и работает. Он посмотрел на меня:

— Ты получил мою записку?

— Если ту, что по поводу Темплтона, то да. Есть еще плохие новости?

— Пока нет, но если в деле участвует этот коротышка, я бы на твоем месте держал ушки на макушке.

Ларри Темплтон, известный также как Кровавый Карлик, был назначен обвинителем на процессе над Катей. Несомненно, этот человек является самым ловким в достижении смертельных приговоров прокурором в округе, а может быть, и во всем штате. У меня не хватило бы пальцев на руках и ногах, чтобы сосчитать все известные судебные процессы, где он одержал победу. Наверное, вопиющей несправедливостью является тот факт, что блок смертников тюрьмы Сан-Квентин до сих пор не носит его имя.

— Держу пари, что он намерен поквитаться с нами за тот дуплет, — проворчал Гарри.

Мы не выступали против Темплтона со времен процесса «Народ против Руиса». Дело касалось убийства Мадлен Чепмэн, некоронованной королевы компьютерных программ. Убийство было совершено двумя выстрелами из пистолета; при этом пули легли рядом одна с другой на расстоянии не больше четвертака. В прессе то дело получило название «Процесс о дуплете».

— То, что Темплтон тогда не сумел покончить с Руисом, не значит, что он должен злиться на нас, — сказал я.

— Скажи это ему. Я думаю, что на спортивной карточке Ларри стояли бы определения «большой труженик» и «вечно второй». Подозреваю, что это связано со стремлением хоть как-то компенсировать свой физический недостаток, — заявил Гарри.

Темплтон страдал от болезни под названием гипохондроплазия, то есть малым ростом из-за недоразвитых конечностей. Его рост лишь немного превышает четыре фута, но это невозможно заметить, когда он стоит перед присяжными. Кажется, что вся мощь ума в этой лысой голове направлена на язык. Он научился извлекать преимущество из своей физической неполноценности. Он приковывает к себе внимание присяжных, и стоит расслабиться, как вы в результате этого циркового представления Ларри можете наполучать столько пинков, что вам останется единственное — отправиться попивать вино с сельтерской водой.

— Что у нас есть в деле Кати, я имею в виду, кроме полицейских рапортов?

— Не так много, только то, что мы получили от государственного защитника. Запрос на дополнительные исследования был отправлен в пятницу. Пройдет еще неделя, может, десять дней, прежде чем мы получим дополнительные данные.

— Я ищу копию Катиного коста-риканского паспорта и визы на въезд в США. По-моему, у нас были эти документы.

— Да, — сказал Гарри, — папка-скоросшиватель на полке позади тебя, третья сверху.

Я схватил папку, перевернул обложку и открыл механизм, позволяющий хранить листы бумаги или пластиковые папки, которые крепятся на два больших кольца.

— Вообще-то, — вспомнил Гарри, — у меня где-то здесь есть копии этих документов.

Когда я снова обернулся к нему, Гарри уже успел добраться до стеллажа с документами на краю стола и теперь держал в руках целую кипу бумаг толщиной примерно три дюйма. Это были документы, с которыми он работал именно в этот момент.

— Я обратился в Государственный департамент и попытался узнать, как Пайку удалось добиться получения визы. Конечно же они отправили меня в визовый отдел консульства. — Гарри облизал большой палец своей руки и стал перебирать документы сверху донизу в поисках нужных бумаг. — Я позвонил в консульство, но они не отвечают на вопросы по телефону. Нужен письменный запрос. Я уже отправил письмо. Когда речь идет о федеральном правительстве, мы должны пошевеливаться, — провозгласил Гарри. — А, вот и они. — Он достал один за другим три документа. — Копия моего письма, виза и паспорт Коста-Рики.

Все это Гарри вручил мне:

— А что ты ищешь?

— Я просто кое-что проверяю.

Сначала я изучил копию визы. Оригинал этого документа защищен от подделки голограммами. На фотокопии они видны как призрачный силуэт Линкольна на Капитолийском холме. Не было никаких сомнений, что и невидимые на копии секретные волоски здесь тоже присутствовали. Фото Кати — специальный снимок для паспорта — находилось с левой стороны. Выше стояла отметка «место выдачи», в данном случае Сан-Хосе, Коста-Рика. Ниже стояло ее имя, фамилия и вторая фамилия еще ниже.

Потом я проверил ее паспорт. Так вот о чем Катя говорила мне тогда в тюрьме! Именно это и вертелось все время в моей голове: фамилии на документах не совпадали. В паспорте ее фамилия звучала как «Солаз-Никитин», а на визе просто «Солаз». Это имя стояло и в обвинительных документах уголовного дела. Информация о преступнике заполняется в прокуратуре. Хотя здесь была обозначена и вторая фамилия: «также известная как Катя Солаз-Никитин». Раньше я не обратил бы на это внимания.

— Что ты знаешь о паспортах и визах? — спросил я у Гарри.

— Давай-давай, спрашивай. Я становлюсь экспертом в этих вопросах, — заявил он.

— Посмотри сюда. — Я положил перед Гарри копии двух документов, одну рядом с другой. — Обрати внимание на фамилии в каждом из этих документов.

— Да, это типично для латиноамериканских стран, сложные испанские имена. Видишь? — Гарри указал на копию паспорта. — Сначала, в первой строчке, идет первая фамилия, Солаз-Никитин, а потом за ней идет ссылка на три-четыре поколения предков. Она начинается фамилией отца, затем следует девичья фамилия матери, родовое имя деда, девичья фамилия бабки и так далее. Так о чем ты хотел сказать? — спросил Гарри.

— Почему фамилия Никитин не была указана в визе?

— Ну, возможно, она пропустила ее при заполнении анкеты-заявления. Иногда они так поступают, особенно если речь идет о поездке в Штаты.

— В том-то и дело. Катя не заполняла эту форму. Это сделал Пайк. И она сказала ему об этом. Он знал, что она пользуется фамилией Солаз-Никитин, потому что сам нашел ее под этой фамилией.

— Что ты имеешь в виду? — снова спросил Гарри.

— Пайк нашел Катю на веб-сайте модельного агентства. Она проходила в списках моделей как Катя Солаз-Никитин. Это действительно так. Я нашел сайт в Интернете. Пайк заявил в агентстве, что хотел бы сделать для своей компании рекламные снимки на территории Коста-Рики, и заплатил за фотосессию с участием Кати. Но он так ни разу и не воспользовался этими снимками и не проводил никакой рекламной кампании.

— Может быть, он просто передумал? — предположил Гарри.

— Или он нашел то, что искал, а именно способ познакомиться с Катей.

— Ты думаешь, он воспользовался модельным домом как средством заполучить ее?

— Нет, я думаю, что Пайк искал что-то в Интернете, но это была вовсе не фотография Кати. Это было ее имя, и смею предположить, что именно та часть имени, которую он намеренно опустил в заявлении на получение для нее визы.

Подумай над этим. Ты пытаешься привезти с собой в свою страну женщину. Заполняешь за нее заявление, списывая данные с ее паспорта. Посмотри сюда. — Я указал на копию паспорта, лежавшую перед Гарри на столе. — Вот она. Фамилия пишется через дефис, Солаз-Никитин, но Пайк опускает часть фамилии. Мне кажется, что логичнее было бы написать фамилию полностью, как указано в паспорте, для того чтобы данные документов совпадали и не было трудностей при прохождении службы иммиграции на территории США. Если же ты так не делаешь, у тебя есть причины не указывать эту часть фамилии в документе.

— Но если ты прав и он намеренно не написал часть фамилии, а в службе иммиграции заметили бы это, то при въезде у них должны были быть проблемы, — отметил Гарри.

— Не обязательно. Наверное, Пайк рассудил, что он может ловко перехитрить чиновников на паспортном контроле. Во-первых, потому, что в паспорте полно других имен, которые не были отражены в визе. А если бы это не сработало, он воспользовался бы тем объяснением, что ему пришлось срочно оформлять визу в первом попавшемся месте.

— То есть ты думаешь, что он даже никому не заплатил за это? — спросил Гарри.

— Я не знаю. Но не думаю, что он стал бы трясти бумажником в очереди к службе иммиграции в аэропорту, когда отовсюду смотрят камеры, вокруг находится множество клерков, а сзади напирает толпа людей.

— Я понял суть. Но зачем все-таки ему понадобилось опустить в заявлении вторую часть фамилии?

— Я сам думаю над этим вот уже два дня. Это вертелось в моей голове до тех пор, пока я сам не отбросил из ее имени среднюю часть «Солаз». Если ты никогда не видел этой женщины, а я собираюсь представить тебе некую особу под именем Катя Никитин, то что бы ты подумал?

— Русская! — вскричал Гарри.

— Посмотри. — Я взял с его стола карандаш и кусочек бумаги. — Здесь несколько способов написания этого имени на испанском языке: «Кати», «Катия» или «Катья». — Я положил бумагу так, чтобы Гарри мог прочесть, что на ней написано. — Но по-русски оно пишется только одним способом, а именно «Катя».

— Ну ладно, значит, отец ее матери русский? — спросил Гарри.

— И для матери Кати этот факт очень важен, раз она назвала дочь русским именем. Что это скажет тебе о ее матери?

— То, что, возможно, она поддерживает тесные отношения со своим отцом?

— В десятку. А теперь суммируем все это. Мамаша зависла в Колумбии, чтобы погостить у родственников, которых Катя никогда не видела. Родственника или родственников, которых, если судить по словам Кати, никто из семьи, кроме самой матери, не знает.

— Старик находится в бегах, — высказал догадку Гарри.

— Угу. Пайк увидел фотографии последней поездки матери, страшно заволновался и немедленно поспешил с Катей вон из страны в Штаты, откуда каждый день названивал ей домой, пытаясь выяснить, где мама и когда она вернется.

— То есть Пайк разыскивал мистера Никитина, предполагая, что дедушка все еще жив, — промолвил Гарри. — И ты полагаешь, Пайка из-за этого убили?

— Два убийства совершены так, будто это была плохо организованная кража. При Кате нашли золотые монеты и квитанции ломбарда, но никто не знает, где остальные монеты. А еще компьютер, тот нетбук, что не смогли найти полицейские в доме Пайка. Катя видела его. Он брал его с собой в Коста-Рику. Он пользовался им, чтобы скачать фотографии из Колумбии с фотоаппарата втайне от Кати. Вечером перед побегом из дома Катя видела компьютер на столе. И если это не Катя убила Пайка, она была на сто процентов права, поскольку убежала из того дома, буквально на один шаг опередив того, кто на самом деле совершил убийство.

— Дай мне папку, — попросил Гарри.

Он потянулся к папке с документами на полке, той самой, которую я минуту назад открывал. Я отдал папку ему, и Гарри быстро пробежался по документам. Наконец он нашел то, что искал.

— «Шесть фото размером восемь на десять», — прочитал мне Гарри. — Это опись изъятого у нее во время ареста в Аризоне. Эти снимки в ту ночь она отобрала у Пайка. При аресте они находились в ее сумке.

— Нам следовало сделать копии этих снимков вчера, — сказал я.

Глава 16

В шесть десять утра Зеб Торп был уже мокрым от пота. «Поторопись. Впереди целый день. Через двадцать минут встреча с директором. Это значит, что у тебя в запасе только десять».

Отставному полковнику морской пехоты Торпу, мужчине с грубыми чертами лица, было за шестьдесят. В то утро он уже успел получить столько адреналина, как будто только что пообщался тет-а-тет с Джорджем Паттоном и сжевал звезды с его шлема.

Являясь заместителем директора ФБР по вопросам национальной безопасности, он возглавлял сразу четыре службы: антитеррор, контрразведка, управление по делам разведки и управление по ОМП. Все они были либо только что созданы, либо реорганизованы в результате мер, принимаемых с целью укрепить безопасность в стране.

Сегодня впервые ему предстояло сыграть сольную партию, официально встретиться со своим боссом, последним руководителем ФБР, также недавно назначенным на эту должность. Затем, во второй половине дня, оба они должны были отправиться в Судебный комитет сената и попытаться уклониться от пуль и кирпичей, которые будут метать в них политиканы. Большинство из членов этого комитета лелеяли одну-единственную мысль — смешать бюро, и в особенности его нового директора, с дерьмом. Это был уже второй день, когда в сенатском комитете шли слушания по утверждению кандидатуры его босса, и Торп уже знал, что этот человек не выживет после таких пыток.

Вчера, еще до полуденного перерыва, члены комитета выбили из него фактически всю кровь, мозги и даже сопли. И эти люди принадлежали к президентской партии. Еще раньше они поставили его на колени мордой в пол, задав вопрос, почему после возвращения к себе в офис он не позвонил в Комитет по правам человека и не попросил совета, как бороться с преступлениями и терроризмом. Сегодня они вновь будут пытаться опрокинуть его, когда он предстанет перед крытым зеленым сукном столом свидетеля. Там они постараются как следует выпотрошить его перед тем, как позвонить в Белый дом и попросить прислать им следующую жертву.

Почему бы и нет! За последние полгода они уже дважды проделали это с другими кандидатами, и никто даже пальцем не пошевелил. Политика — это кровавый спорт. Работа директора стала похожа на вращающуюся дверь или на барабан внутри стиральной машины.

Что касается Торпа, то политические партии, оккупировавшие палату представителей и сенат, напоминали ему двух горилл — сиамских близнецов, у которых на двоих был всего один мозг. Вместе со своими спонсорами и партнерами с Уолл-стрит они целое десятилетие игрались с национальной экономикой, пытаясь загнать каждого из граждан страны в дом, который так и не смогли достроить. Когда же экономика была объята огнем, обрушив рынки и уничтожая целые отрасли промышленности, что в конечном счете должно было погубить в пламени пожара весь этот цирк, они втрое взвинтили государственный долг, надеясь сбить пламя с помощью денег.

Решив, как им казалось, эту проблему, неугомонные животные последние семь месяцев проводили в изысканиях способа упростить систему национальной безопасности с тем, чтобы посмотреть, что же будет дальше.

Подчиненные самого Торпа проводили внутриофисные опросы и заключали пари о том, сколько времени пройдет, пока некая группа не заставит пассажиров метро подышать газом зарин или не зажжет над каким-нибудь американским городом ядовитое облако гамма-излучения. В приступах сангвинического темперамента Торп даже стал позволять себе иногда размышлять над тем, почему до сих пор не ввели охотничий сезон на членов конгресса.

В это утро он пребывал в особенно омерзительном настроении, уткнувшись челюстью в выдвижные ящики своего стола. Отчасти это объяснялось тем, что в последнюю минуту в четко спланированный распорядок дня вмешался его помощник Раймонд Зинк. В это время в небольшой переговорной комнате в офисе Торпа находились он сам, руководители двух подведомственных управлений из четырех и Зинк.

— Мы полагаем, что у нас могут возникнуть проблемы, — заявил Зинк. — Эта информация получена от одного из наших аналитиков в фотолаборатории.

— Что вы имеете в виду, данные наблюдения со спутников?

— Нет, сэр. Некое частное лицо направило нашему аналитику какие-то фотографии, точнее, цифровые изображения.

Торп раскрыл папку, которая лежала перед ним на столе.

— Наш человек получил два увеличенных изображения. Все имеющие отношение к этому делу имена приведены в отдельном файле. Он заявил, что, по его данным, речь идет всего о шести фотографиях. Сначала эти снимки были отправлены на обработку в частную лабораторию неким джентльменом из Калифорнии. Ее служащий отправил два увеличенных изображения нашему сотруднику. И запросил у него секретные сведения из базы данных бюро, всю личную информацию о клиенте, все подробности, которые только сможет найти.

— Стоп! И вы хотите сказать мне, что наш сотрудник в лаборатории сделал это? — Торп не мог даже представить то море крови, которое останется на полу сенатского комитета, если там узнают об этом.

— Нет, — ответил Зинк.

Торп испустил глубокий вздох:

— Благодарю тебя, Господи, за те небольшие подарки, что ты иногда посылаешь нам.

— Тот наш сотрудник всегда отличался благоразумием. Но он был заинтригован, — продолжал Зинк, — взял снимок и попробовал поискать что-нибудь, связанное с ним, через Интернет. Он не надеялся на удачу, так как считал, что приятель, который отправил ему то изображение, тот техник из лаборатории, уже, наверное, его проверил. Но когда он набрал имя того джентльмена из Калифорнии, ну, парня, что прислал снимки в частную лабораторию, экран компьютера стал похож на машину для пинбола. Того человека звали Эмерсон Пайк.

— Что значит «звали»? — спросил Торп.

Зинк покачал головой:

— Распечатки из Интернета находятся в этой папке. Мы не знаем, почему техник из лаборатории не проверил в Интернете это имя, но тем не менее это факт. Либо если он провел проверку, то забыл упомянуть, что Эмерсон Пайк был убит в своем доме в Калифорнии, по всей вероятности, через несколько дней после того, как отправил фотоснимки в лабораторию для обработки и анализа.

Глава управления бюро по делам разведки Билл Бритен протянул Торпу небольшой, всего на полстраницы, отпечатанный текст:

— Посмотрите сюда. Здесь краткие данные об Эмерсоне Пайке. Мы распечатали только основные моменты его биографии, без подробностей, но и этого достаточно, чтобы получить полную картину.

Торп пробежал по тексту, потом поднял взгляд:

— Ну, хорошо.

— И еще один вызывающий любопытство факт, — продолжал Зинк. — Наш человек в лаборатории попытался найти своего друга из частной лаборатории, чтобы сообщить ему новости о том, что Пайк мертв. Когда он стал его искать, в лаборатории ему сказали, что тот не появляется на работе вот уже два дня после того звонка. И еще более тревожным является то, что его машина осталась припаркованной на стоянке, но никто не может объяснить, куда девался ее хозяин. Нашему парню сказали, что, если их сотрудник не появится до конца дня или не позвонит, они собираются позвонить в полицию, чтобы там проверили, не случилось ли чего. Но наш человек не стал дожидаться. Он рассказал обо всем одному из агентов. Итак, вчера, — рассказывал Зинк, — наш агент отправился в ту частную лабораторию «Харрингтон».

— Мне знакомо это место, — заявил Торп. — Оно расположено через реку, в штате Виргиния. Мы работали с ними по контракту много лет назад.

— Точно, — подтвердил Зинк. — Пропавший аналитик той лаборатории все еще не показался на работе. Полиция уже была там и собрала информацию о его контактах, в том числе о ближайших родственниках, то есть провела все принятые в отношении пропавших лиц процедуры. Наш агент попросил разрешения взглянуть на фотографии, присланные Эмерсоном Пайком. Какое-то время там пытались обойти эту просьбу, пока, наконец, кто-то из руководства лаборатории не дал на это согласие. Но проблема в том, что фото исчезли.

— Что?

— Тот начальник дважды просмотрел всю информацию в системе от и до, но так и не смог найти те снимки. После более чем часового погружения в систему их специалистов они пришли к выводу, что кто-то просто убрал снимки из памяти. Они нашли ссылки на Пайка и на фотографии на своем сервере, но система, вероятно, была настроена так, чтобы удалять приложения к входящему сообщению от клиента с целью сэкономить место. В результате там не осталось цифровых копий информации Пайка.

Торп снова посмотрел на лежащую перед ним папку:

— Не об этих ли снимках идет речь?

— Нет, — ответил Зинк. — Это те, что прислали на почту нашему сотруднику. Здесь только два увеличенных изображения того, что, как он сказал, было выделено на одном из цифровых снимков. Были еще фотографии, как говорит наш человек, всего шесть или семь, он не запомнил точно.

— И к сожалению, эти два фрагмента не содержат никакой информации о лицах или местности, где были сделаны снимки, — вступил в разговор Бритен. — Первое представляет собой нарукавную нашивку форменной куртки русской ракетной бригады. Мы получили подтверждение из Пентагона от службы военной разведки. Это старье.

— Что именно? Фото?

— Нет. Спецовка, — пояснил Бритен. — Наш сотрудник в фотолаборатории заявил, что его источник, который также является опытным и квалифицированным фотоаналитиком, уверял его, что снимки были сделаны примерно четыре месяца назад. Он не уверен, называл ли его друг точную дату. Он просто не запомнил.

— Продолжайте.

— Та ракетная часть русских относится к началу шестидесятых годов. Примерно в 1965 году, после Карибского кризиса, она прекратила существование. На втором увеличенном изображении, — продолжал Бритен, — была нашивка с именем над карманом. По словам источника, все с той же куртки. Прочитать можно только первые две буквы фамилии военнослужащего. Они написаны русскими буквами и на английском языке читаются как NI. А дальше идут документы, — закончил он. — Первая подборка помечена грифом «Строго секретно». Они были подготовлены комитетом Совета национальной безопасности. Большая часть бумаг датирована поздней осенью 1962 года и началом зимы 1963 года. Последний документ, полагаю, был подписан всего за шестнадцать дней до убийства президента Кеннеди. Там же находится ряд переводов документов советского военного командования и представителей их разведки, приобретенных ЦРУ в начале девяностых, после крушения Советского Союза. Документы-оригиналы относятся к периоду между октябрем и концом декабря 1962 года. В целях экономии времени мы сделали выжимку основных положений на одной странице. Да, я думаю, она тоже должна быть где-то здесь.

Торп очень быстро пробежал глазами краткий конспект.

— Подождите… подождите… — вдруг сказал он. — Помню, я что-то слышал об этом парне от мастодонтов из ЦРУ. Это, кажется, было лет тридцать назад. Легенды о Якове Никитине. Он был персоной, покрытой мраком. Советы позволили всплыть его имени после неразберихи с кубинскими ракетами. Значит, мы преследуем призрак. Не могу вспомнить, как же его тогда называли?

— Хранитель лжи, — подсказал Левеллин.

— Точно. — Торп щелкнул пальцами и указал на Левеллина: — Я всегда мог положиться на твою память, Герб.

— Это выражение, позаимствованное из знаменитой цитаты Черчилля, — продолжал Левеллин. — Там говорилось о том, что во время войны правда становится настолько драгоценной, что ее всегда должны сопровождать телохранители лжи.

— Да, тогда мы так и думали, — промолвил Бритен. — Но, как оказалось, и мы могли ошибаться. Те старые документы советской разведки из архивов КГБ, на которые ссылается краткая справка, что были приобретены после краха Советского Союза. Если верить им, фигура Никитина была реальной, как и его секреты.

— То есть вы хотите мне сказать, что Никитин и есть тот мужчина в форменной куртке с фото? — спросил Торп.

— Надпись на кармане, похоже, совпадает с первыми двумя буквами его фамилии, — подтвердил Бритен.

— Ну, хорошо. Предположим, что я поверил в это. Все очень интересно, но это старая история. Мы здесь говорим о 1962 годе, с тех пор прошло уже почти пятьдесят лет. Я хочу сказать, вполне возможно, что тот человек все еще жив. Но его дело, черт возьми, нет. Этого никак не могло случиться. — Торп посмотрел на Герба Левеллина, сидевшего за столом напротив: — Скажи, Герб, я ведь прав?

— Хотелось бы верить. При других обстоятельствах я не колебался бы ни минуты. Но боюсь, все не так просто.

— Ты шутишь.

— И не думаю.

Торп посмотрел на часы. На уроки физики уже не оставалось времени.

— Рей, сделай одолжение, сходи к моему секретарю. Пусть он позвонит в офис директору и скажет тому, что я буду на месте через пару минут. Я немного запаздываю.

Зинк быстро вышел из комнаты, чтобы выполнить распоряжение начальства.

— Герб, я начинаю склоняться к мысли, что ты не так уж и не прав, когда говоришь о том, что некоторые документы не имеют срока давности и должны храниться вечно. Позже мы вернемся к этой теме. Но я подозреваю, что даже если этот тип сейчас жив и если у него вообще что-то сохранилось, он, скорее всего, сидит где-то в инвалидном кресле.

— Я так не думаю, — парировал Левеллин.

— Ладно, поговорим об этом, когда у меня будет больше времени, — прервал его Торп. — Сейчас, как я полагаю, нам придется сражаться с ветряными мельницами здесь. И вообще, не следует забывать, что те старые советские документы могут быть просто дезинформацией. Во времена холодной войны этим не брезговала ни одна из сторон. Нужно было просто сочинить сказку, положить ее в соответствующую папку и позволить противнику добраться до нее. А потом мы тратим миллиарды долларов в поисках цветочков.

— А как насчет убийства Пайка и исчезновения того фотоаналитика? — напомнил Бритен.

В это время в комнату вернулся Зинк и прикрыл за собой дверь. В руке у него был лист бумаги.

— Ну, я не знаю, — ответил Торп. — Все это дело, конечно, плохо пахнет. Но единственное, что позволило нам связать убийство Пайка с именем того русского, — это догадки того пропавшего аналитика. Но и это слишком слабые аргументы. Мы докопались до связи с советскими документами пятидесятилетней давности.

— Не совсем так, — поправил Зинк. — Точнее, уже совсем не так. Посмотрите сюда. — И он вручил лист бумаги Торпу.

— Что это?

— Это ордер на арест подозреваемой в убийстве Пайка. Я дал указание своему секретарю, чтобы она нашла все, что предпринимается силами государственного правопорядка, любые данные, связанные с тем делом. И пока мы здесь сидели, на моем столе оказалось вот это. Подозреваемая является иностранной гражданкой, ее имя Катя Солаз. Она находится в нашей стране по паспорту Республики Коста-Рика. Судя по заметке моего секретаря, эта женщина жила с Пайком в момент, когда тот был убит. Но посмотрите еще раз на ее фамилию: одно из имен, которыми она пользовалась, звучит как Катя Солаз-Никитин.

Взглянув на имя, указанное на листе бумаги, Торп снова глубоко вздохнул:

— Вы уверены в этом?

— Да, я могу подтвердить. Ведь если полиция получила эти данные с листа заявки, они должны были свериться с чем-то — либо с паспортом, либо с водительским удостоверением.

— Распорядитесь, чтобы пара агентов из отдела в Сан-Диего отправилась в суд и как следует прошерстила там по этому поводу документы полиции. Сделайте это прямо сегодня. Скажите им, что нам нужно все, что там имеется, связанное с фамилией Никитин. Проверьте еще, не получили ли там дополнительной информации относительно личности подозреваемой, особенно касающейся ее семьи. Попытайтесь узнать, как она оказалась в Коста-Рике.

Пока Торп спешно выстреливал эти указания, Зинк и Бритен быстро делали пометки в блокнотах.

— Скажите агентам, чтобы они просмотрели все документы и опросили всех лиц, привлеченных полицией в качестве свидетелей. Пусть проверят и все, что было у женщины при аресте, и все улики, найденные на месте преступления, а также все принадлежащие ей вещи. Да, еще проверьте, нашла ли полиция в доме Пайка компьютер, один или несколько.

— Хорошее замечание. Почему мы не подумали об этом раньше? — заметил Бритен. — Может быть, сможем найти те цифровые фото, что Пайк послал в лабораторию. Кто знает? Что еще?

— Проинструктируйте агентов, чтобы они особое внимание сосредоточили на фотографиях. Пусть обратят особое внимание на фото старика в поношенной куртке защитного цвета, — продолжал Торп. — Если они найдут снимки, которые подходят под это описание, пусть забирают их и срочно звонят сюда. Я не хочу, чтобы эти фото вновь исчезли, если, конечно, мы не занимаемся сейчас напрасным трудом. — Он в очередной раз посмотрел на часы: — Проклятье! Мне нужно бежать, чтобы снова изображать из себя мальчика для битья, из которого пытаются выколотить дерьмо.

Торп собрал свои заметки и сгреб со стола папку.

— Рей, сверьтесь с моим рабочим графиком, давайте снова встретимся при первой же возможности, как только обнаружим в этом преступлении что-то серьезное. Да, Герб, нам с вами все еще нужно поговорить по поводу того приспособления.

Глава 17

Алим ждал в кустах на опушке леса возвращения одного из своих людей с нужной ему информацией. Тому человеку была поставлена простая задача: проследить за дочерью Никитина, куда бы она ни отправилась, когда выйдет из лагеря. Но сделать это не удалось. Именно поэтому фотографии отца, сделанные женщиной, на которых были запечатлены также и Алим с товарищами, оказались в компьютере того американца, а оттуда отправились в специальную фотолабораторию в Соединенных Штатах.

Первой мыслью Афунди было то, что дочь Никитина работает на американцев. Вместе с переводчиком он взялся за русского и забросал того вопросами.

Никитин уверял, что его дочери ничего не известно и что он хотел бы, чтобы так продолжалось и далее. Русский отлично знал о том, как опасно порой бывает знание. Он сказал Афунди, что его дочь знает единственное — много лет назад ее отец дезертировал из Советской армии. Она считала, что именно поэтому он и прячется.

Но Афунди это объяснение не удовлетворило. Если дезертирство из Советской армии было единственной причиной того, что Никитин скрывался, то почему он не вернулся назад, к семье, после того как Советский Союз прекратил существование? Естественно было бы, если бы дочь задавала отцу этот вопрос тысячи раз.

К тому времени Афунди понял, что он сам задает слишком много вопросов. В глазах Никитина он видел страх за дочь. Алим попытался успокоить старика, объявив все это недоразумением. Он похлопал старика по спине и сказал, чтобы тот не беспокоился: теперь все будет хорошо. Но на самом деле все было не так.

Алима и небольшую группу его товарищей, с которыми он бежал из тюрьмы Гуантанамо, выбрали для этой работы не потому, что они были специально подготовленными для этого бойцами, и не потому, что обладали какими-то особыми навыками, необходимыми в этой операции. Выбор пал на них потому, что именно Алим донес нужную информацию в консульство своей страны на Кубе, а оттуда она поступила непосредственно к его правительству.

В ответ он получил устное послание, которое так и не было подтверждено письменно. Но все и так было ясно. Было важно соблюсти тайну, и не только для того, чтобы осуществить операцию. Все это было жизненно важным для того, чтобы республика продолжала жить и после того, как задание будет выполнено. Информацией владели только те, кто все знал с самого начала, и никто более, а именно Алим и его друзья, с которыми он успел ею поделиться. Все дальнейшие контакты даже с представителями правительства его собственной страны были строжайше запрещены.

Сначала Алиму досталась эта информация от другого старика, который принимал участие в прошлой войне. Он был кубинец по национальности и, как и старик русский, умирал.

Фиделя Кастро заинтересовала история человека, возглавившего побег из американской цитадели в Гуантанамо. А когда Фиделю что-то было интересно, он всегда получал ответы, точнее, другие добывали для него эту информацию. Как один из самых харизматичных вождей своего времени, Кастро знал, что ключом к поведению человека всегда является мотивация, и он пожелал узнать, что же все-таки двигало Алимом Афунди. Ему доложили, что родители Алима — отец, который был фермером, и мать, крестьянка, — оба погибли от американских бомб. Правительство США объявило тогда, что произошел несчастный случай. Орудия убийства, сброшенные с самолетов, взлетевших с палубы американского авианосца, который курсировал в Персидском заливе, каким-то образом преодолели несколько сот лишних ярдов за иракскую границу и упали на дом, который ошибочно был принят за один из аванпостов «Аль-Каиды».

Спустя несколько дней кубинский вождь пригласил Алима на обед в свою личную резиденцию. Кубинское правительство чествовало Афунди и его товарищей, как героев. Теперь Алиму сказали, что Кастро желает удостоить его личной беседы.

Фидель больше не был главой кубинского правительства. Он давно уже оставил этот пост из-за болезни. Его седая борода выглядела поредевшей и несколько усохшей, но глаза горели таким огнем, который Алиму довелось видеть лишь в жгучих фанатичных взглядах самых пламенных мулл его народа.

После еды гостю были предложены сигары и кубинский ром, от которых Алим вежливо отказался, поскольку это противоречило его религии. Весь вечер Кастро через переводчика развлекал гостя воспоминаниями о революции. Афунди был небогат и не имел хорошего образования, поэтому очень слабо разбирался в мировой истории. Он почти ничего не знал о революции на Кубе. Кастро, который привык стоять перед многотысячными аудиториями увлеченных слушателей, которого люди принимали, часами простаивая под обжигающими лучами палящего кубинского солнца, который наперед знал реакцию своих слушателей, неожиданно для себя заполучил во время обеда этого молодого человека с энергичным лицом. Разговаривать с ним было все равно что писать на чистой грифельной доске.

Кастро начал свой рассказ с самого начала, с неудачной попытки штурма казарм Монкада во времена его юности. Именно тогда он понял, что такое быть революционером. Он рассказал Алиму о том, как его с братом Раулем схватили и бросили в тюрьму, о том, как позже они отправились в Мексику, чтобы приобрести там опыт революционной борьбы. Он рассказал и о возвращении на остров с «армией», численность которой не достигала и сотни бойцов, об устроенной гвардейцами Батисты засаде, когда почти все его соратники были истреблены.

— Именно поэтому, если ты на войне, тебя никогда не оставляет чувство, что дыхание врага где-то рядом. Они дважды имели возможность меня убить, сначала в тюрьме, а потом в засаде, когда они не попали в меня, — сказал Кастро.

По мнению Алима, человек может быть старым или больным, но иногда он обладает такой силой духа, что все это просто не ощущается. В тот вечер они провели вместе почти двенадцать часов. И расстались намного позже того, как во дворе пропел петух и полоски солнца проступили в комнате через окно столовой, где сидели собеседники.

Ту ночь Кастро превратил в свой монолог. Алим сидел и вежливо кивал, улыбался, где это было нужно, и слушал, как переводчик пытался максимально доходчиво довести до него воспоминания и чувства своего вождя. Кастро говорил о Че и о захвате правительственного поезда с боеприпасами в Санта-Кларе, который решил судьбу Батисты, о том, как он, Фидель, ворвался в Гавану во главе своей армии. Он рассказывал и о поездке в Нью-Йорк, где выступал на трибуне ООН, о нападении на него в президентском номере отеля, об американском вторжении в заливе Свиней и о многочисленных попытках убить его, предпринятых американцами за эти годы.

Он рассказывал об американском ЦРУ, по указке которого его друга Че казнили в Боливии. Фидель говорил и о попытках американцев задушить революцию, ввергнуть в нищету народ страны путем введения экономического эмбарго, которое не снимают вот уже сорок лет. По словам Кастро, американцы так же действуют и против родной страны Алима.

Чем дольше длилась та ночь, тем отчетливее понимал Алим, что даже после выпитого рома Фидель пребывал в лучшей форме, чем его гость. К трем часам ночи Афунди умирал от усталости. Его мучительно тянуло в сон. При этом Кастро, казалось, совершенно не уставал. Алиму же было нужно постоянно демонстрировать знаки уважения к своему хозяину. К шести утра Алим уже не мог даже притворяться — он заснул.

Алим не знал, сколько времени прошло, прежде чем окрик Фиделя вырвал его из забытья. Он поднял тяжелую голову как раз в тот момент, когда Фидель собирался в очередной раз ударить сжатым кулаком по столешнице. Переводчик продолжал монотонно переводить поток речи Кастро: «…предательство доверившегося союзника перед лицом империалистической агрессии».

Голос Фиделя перешел в рев. В нем зазвучала ярость, заглушаемая чавкающими звуками в момент, когда кубинский вождь прикуривал очередную сигару. Фидель обернулся и сердито посмотрел на Алима.

Афунди чувствовал себя подавленным. Ему казалось, что, заснув, он смертельно обидел хозяина, принимавшего его. Но через несколько секунд, после того как прямо спросил об этом переводчика, он понял, что ошибался. Постепенно Алим снова стал улавливать отдельные мысли Фиделя, которые пропустил, задремав. Кастро говорил что-то о советских и российских ракетах, размещенных на кубинской территории для защиты страны. Было видно, что ярость Кастро не успела остыть даже по прошествии более чем сорока лет.

— Все кончилось тем, — говорил Фидель, — что те немногие русские, что остались верны революции, провели свою жизнь, спасаясь от собственного правительства в горах Колумбии. — Затем он посмотрел на гостя горящими глазами: — Именно из-за тех событий я пригласил вас сегодня сюда. Да, кстати, чуть не забыл. У меня есть подарок для вас и ваших друзей. Он невелик, всего лишь маленькое напоминание о вашем доме.

Кастро потянулся со стула к полке над своим столом и вынул оттуда газету. Алим сразу же узнал развевающееся знамя на титульной странице, большие буквы курсивом на фарси. Он узнал эту газету. Это было провинциальное издание, которое издавалось и распространялось в горном районе недалеко от его дома. Афунди не получал известий с родины уже почти два года.

— Газету доставили по дипломатическому каналу, — пояснил Фидель. Он бросил ее через стол Афунди. — Покажите ее вашим друзьям. Им нужно знать, что творится на родине.

Алим взял в руки газету и глотнул воды, пытаясь проснуться. Продолжая слушать, он попытался рассмотреть газету внимательнее.

После того как Фидель почти всю ночь рассказывал о своей жизни, ему понадобилось меньше пяти минут для того, чтобы перейти к сути.

Теперь можно было ясно почувствовать разницу между сентиментальным стариком, жизнь которого осталась в прошлом, рассказ которого усыпил Алима, и тем матерым волком, голос которого разбудил Афунди утром. Алим сразу же почувствовал это. Фидель рассказал ему о Никитине, о том, как они познакомились, о тех тайнах, что связывали обоих. Фидель считал, что это рука судьбы в критический момент привела к нему Алима и его друзей. Звезды сошлись так, что у него хватило сил донести послание из прошлого, а его русский друг все еще был в состоянии совершить то, что должен был сделать.

Пока Фидель говорил, Афунди держал газету на коленях, время от времени поглядывая в нее. Когда Фидель в очередной раз повернулся к графинчику с ромом, Алим снова бросил быстрый взгляд на газету, попытавшись рассмотреть последнюю страницу. Он увидел там фотографию огромного американского корабля. Сразу же после того, как он прочитал заголовок под фото, его глаза впились в снимок. В газете было написано:

«Американский боевой корабль «Рональд Рейган» вновь бороздит воды Персидского залива. Его самолеты продолжают безжалостно убивать беззащитных женщин и детей в городах и поселках во всем регионе. Неверные наносят удары по землям других народов, где Большой Сатана собирается навязать свою волю истинным правоверным во всем исламском мире».

К тому моменту, когда Фидель допил ром, Афунди снова смотрел на него, хотя его мысли были очень далеко.

— Я уверен, — говорил Фидель, — что, обладай правительство вашей страны достаточной дипломатичностью и временем, оно сумело бы оценить всю мудрость моего плана. И что вы сами поймете возможности, которые он сулит. Конечно, действовать придется с большой долей осторожности и осмотрительности. Но думаю, что вы уже знаете это, — закончил Фидель, — это большой шанс, подаренный вам и мне судьбой.

Судьба или нет, но сейчас у Афунди были проблемы. Старик русский снова заболел. Он жил со своей дочерью в домике из трех комнат. Один из докторов в то утро осмотрел его. Он сказал Алиму, что ничего серьезного не случилось, просто старик переутомился. Он слишком много работал, и ему нужно отдохнуть. Если повезет, он пролежит всего один или два дня. Но без него они не могли двигаться дальше.

Итак, появилась еще одна проблема, о которой следовало беспокоиться. Будто бы их и без того не хватало!

Алим увидел, как один из его людей бросился к нему, выпрыгнув из домика через заднее окно. В руках ничего не было, и это подсказало Афунди, что поиски не увенчались успехом.

— Ты не нашел?

— Нет. — Человек боялся дышать.

— Все внимательно осмотрел?

— Все ее сумки, всю одежду. И еще, я не видел это у нее в руках. А я внимательно наблюдал за ней все время. Думаю, что у нее этого просто нет.

— Ну и где тогда?

— Не знаю. Может быть, она забрала с собой, когда уезжала домой. Если это так, то, может быть, там, в Коста-Рике.

Афунди задумался на минуту. Вопрос был очень деликатным, и он не хотел бы поднимать его прямо или косвенно при русском или его дочери.

После убийства американца в принадлежавшем ему доме в Калифорнии и попытки убийства внучки Никитина человек из мексиканского картеля прислал им три вещи. Компьютер убитого, распечатанную фотографию, которую никто из них не опознал, а также маленький цифровой фотоаппарат в футляре из кожи розового цвета.

Афунди отправил киллеру указания найти фотоаппарат, потому что дочь Никитина сказала ему, что во время последней поездки в Колумбию она брала на время фотоаппарат дочери. Именно с помощью того фотоаппарата были сделаны снимки Никитина, Алима и его людей.

Когда Алим проверил фотоаппарат, присланный из Калифорнии, он не обнаружил в нем ничего, кроме снимков, сделанных там, в Калифорнии. Сначала он почувствовал облегчение, подумав, что оригиналы снимков, сделанных в Колумбии, удалили.

Но облегчение продолжалось недолго. В то утро через переводчика Алим попросил дочь Никитина помочь ему с новым фотоаппаратом, который он только что купил. Он показал женщине фотоаппарат из Калифорнии без розового футляра и без фотографий внучки русского. Она не узнала его. Сказала, что никогда прежде не видела ничего похожего. Этот фотоаппарат был намного новее, меньше размером и красивее, чем тот, который был у нее. Алиму стало ясно: фотоаппарат и, возможно, сделанные в Колумбии фотографии были где-то далеко.

Могло случиться так, что никто не найдет их до тех пор, пока не станет слишком поздно, но это означало, что снова приходилось полагаться на удачу.

Глава 18

Нам с Гарри успел порядком надоесть ежедневный путь в двадцать миль, который каждый раз приходилось проделывать, чтобы встретиться с Катей в женской тюрьме Санти. Но сегодня, похоже, Гарри не имел ничего против того, чтобы проделать его снова.

— Кажется, мы нашли одну из монет из студии Эмерсона, — сказал он мне, — и эта монета находилась не в Аризоне.

По словам Гарри, монета фигурировала в наследстве старика, умершего от сердечного приступа две недели назад. Поверенный в делах нашел монету в сейфе вместе с листком картона, на котором было написано, откуда она взялась. Карточка и монета находились в полиции.

— Только не говори мне, что в качестве продавца фигурировала Катя, — сказал я.

— Нет, если судить по записи, продавцом был человек по имени Джон Уотерс. Пока неясно, удалось ли установить его личность. Мне сказали, что люди Темплтона проверяют его.

— Проследи за этим.

— Конечно, — кивнул Гарри.

Когда этим утром мы прибыли в тюрьму, Катя поняла по выражению наших лиц, что возникла новая проблема. Мы заперлись в одной из маленьких комнаток для встречи адвокатов с клиентами.

— Что случилось? — спросила она.

— Я советую вам очень хорошо подумать, прежде чем вы ответите на несколько наших вопросов, — сказал я ей.

Она посмотрела на Гарри, а потом на меня:

— Скажите мне, что произошло.

— Были ли у вас проблемы со сном, когда вы жили с Эмерсоном Пайком в его доме?

— Иногда. Это был странный дом. Особенно в последнее время. Мне было страшно.

— Не принимали ли вы тогда что-нибудь, чтобы заснуть, какие-либо лекарства?

— Нет, — покачала она головой.

— Не брали ли вы когда-либо лекарства у господина Пайка? — спросил я.

Когда она повернулась и посмотрела на меня, ее глаза осветились внезапным пониманием того, что от нее хотят.

— Вы говорите о снотворных таблетках Эмерсона?

— Так вы знали что-то об этом?

— Вы хотите знать, не давала ли я Эмерсону лекарства, чтобы он заснул в ночь побега?

— А вы давали?

— Да.

— Черт. — Гарри отвернулся от нее, посмотрел на стену напротив и выдавил из груди несколько слов.

— Почему вы не сказали нам об этом? — спросил я.

— Не знаю… Я не думала, что это важно.

— Не важно! — Когда Гарри снова повернулся к ней, его голос звучал на полную октаву.

— Давай считать, что это был просто взрыв эмоций, — сказал я ему.

Когда Гарри посмотрел на меня, я кивком указал на дверь и на охрану, которая была снаружи:

— Мы ведь не хотим, чтобы они сообщили обо всем в офис коротышке с подробностями и комментариями.

— Как, черт возьми, это может быть не важным? — На этот раз Гарри почти шептал, но в его глазах все еще плескалась злость.

— Но Эмерсон умер не от лекарств. Вы сказали мне, что он был зарезан, — сказала Катя.

— Дело не в этом, — сказал я ей, — проблема в том, что вы не сказали нам и не сказали в полиции о том, что дали ему лекарство. Теперь у них в руках заключение токсикологов о том, что у Пайка в момент его смерти в организме была повышенная концентрация снотворного.

— И они располагают отпечатками ваших пальцев, которые нашли на бутылочке из-под лекарства, что находилась в его ванной, — добавил Гарри.

Выражение ее лица говорило само за себя.

— Нет-нет. Я не пыталась отравить его, если это то, о чем вы думаете. Я дала ему лекарство только для того, чтобы он уснул и я смогла убежать. Когда все это случилось, когда они меня арестовали и я узнала, что его зарезали, даже не подумала о том лекарстве. Я бы рассказала вам, если бы помнила об этом, если бы знала, что это важно.

— Мы можем все здесь биться об заклад, но я сомневаюсь, что в полиции придерживаются той же версии, — проговорил Гарри.

— Когда Эмерсон не заснул, отказался идти спать и вместо этого отправился в душ, я поняла, что лекарство на него не подействовало. Я подумала, что, наверное, доза была недостаточной. Поэтому, когда он пошел в душ, убежала. Я вижу, что вы не верите мне.

— Дело не в том, верим ли вам мы, — сказал я, — а в том, что предпримет обвинение, имея на руках данные токсикологической экспертизы и отпечатки ваших пальцев на бутылке от лекарств.

— Обвинение уже имеет кинжал с вашими отпечатками, а теперь еще это лекарство, — сказал Гарри. — Расскажите нам все. Больше никаких сюрпризов. Я хочу знать все и хочу услышать об этом прямо сейчас.

— Но я уже обо всем рассказала. Эмерсон никогда не выпускал меня из виду.

— Но он позволил вам в одиночку отправиться в бакалейный магазин, где мы с вами познакомились, — напомнил я.

— Это правда. Но это произошло только потому, что у него была встреча с клиентом всего в нескольких кварталах от того места. Он дал мне пару долларов и сказал купить продуктов к званому ужину, который я собиралась приготовить. Он знал, где я буду, знал, что не смогу убежать далеко. Каждый раз, когда ночью я вставала, он просыпался. Поэтому я и дала ему снотворное.

— Давали ли вы ему прежде, до той ночи, какие-нибудь лекарства? — спросил Гарри.

— Нет, никогда. Но в ту ночь я знала, что оно начало действовать. Я точно знаю, что его клонило в сон. Я сказала ему идти в постель, но он не послушал меня. Он продолжал трясти головой и потирать глаза. А потом собрался принять душ, который помог бы ему справиться с сонливостью, потому что у него еще много работы. У него всегда было много работы. Увидев, что он не засыпает, я поняла: если не убегу в ту ночь, мне никогда не выбраться оттуда.

— И что вы сделали, подмешали лекарство ему в еду? — спросил Гарри.

— Я добавила лекарство ему в кофе во время десерта. Я раскрошила две таблетки и высыпала этот порошок в кофе. Я дала ему кофе без кофеина в надежде на то, что он заснет. Помните, когда мы встретились впервые? — Она посмотрела на меня и улыбнулась. — Я сказала вам тогда, что человек, у которого я живу, никогда не держал в своем доме нормального кофе. Он всегда пил только плохой кофе.

— Да, я помню.

— Эмерсон не видел разницы. Я знала, что вкус того кофе так горек, что он даже не почувствует присутствия лекарства в напитке. Но я дала ему всего две таблетки. Если бы действительно хотела убить его, могла бы заставить его выпить весь флакон. Я знала, что две таблетки не повредят ему.

— А как насчет горничной, она была там? — спросил Гарри.

— Я ничего не знала о том, что она собиралась задержаться. Просто Эмерсон сказал мне, что позвонил ей. Я возразила, что в этом не было необходимости и я сама могла бы вымыть тарелки. Но он сказал «нет». Он хотел, чтобы это сделала горничная, и не желал ждать.

— Значит, когда узнали, что приедет горничная, вы уже успели дать Эмерсону те таблетки? — задал вопрос я.

— Так и было. Но я подумала, что это не проблема. Она должна была работать внизу, на кухне и в столовой. Когда Эмерсон начнет засыпать, я помогу ему дойти до постели, потом заберу свою сумку и паспорт, деньги из его кошелька и несколько монет из студии, ровно столько, сколько хватило бы на билет, и выйду через гараж. Горничная даже не узнала бы, что я вышла. А если мне повезет, то Эмерсон не проснется до самого утра. Так я думала тогда. Но он отказался идти спать. — Катя посмотрела на Гарри открытым взглядом. — Теперь я знаю, что, может быть, поступила неправильно. Это должно выглядеть очень плохо со стороны. Но тогда это было все, что я смогла придумать.

Поскольку дозировка лекарства была очень низкой, полицейские вскоре перестанут об этом думать. Это распространенное лекарство. Вполне естественным было бы предположить, что Пайк сам решил принять более сильную дозу, особенно с учетом того, что со временем его организм должен был выработать привыкание к этому виду лекарства. Но как только они увидят отпечатки пальцев Кати на бутылке, все эти домыслы сразу же вылетят у них из головы.

Сами по себе эти факты не казались мне такими уж катастрофическими, особенно если учесть многочисленные противоречившие одна другой собранные улики.

Меня беспокоило то, что Ларри Темплтон, с его искусством манипулировать уликами, был фактором, не поддающимся точному учету. Завтра, когда мы с Гарри встретимся с ним по другому поводу, попытаемся бросить взгляд на магический хрустальный шар коротышки.

Речь идет о визите вежливости. Мы не могли сказать с уверенностью, зачем Темплтон пригласил нас встретиться утром. Такое случается постоянно. Какой-то клерк положил что-то не в тот ящик для улик, поэтому пришлось искать нужную улику несколько дней. Похоже, на этот раз такой уликой оказались шесть фотоснимков, сделанных матерью Кати в Колумбии, отпечатки с которых были сделаны Эмерсоном Пайком. Эти снимки Катя забрала с собой в ночь его убийства, а потом в день ареста их отобрали полицейские.

Глава 19

— Мы должны согласиться с тем, что, пока нужный человек жив, его дело жизнеспособно, — заявил Левеллин.

Гербу Левеллину было слегка за сорок. Волосы цвета соль с перцем в беспорядке топорщились над очками в роговой оправе. Рубашки, рукава которых всегда были закатаны до костистых локтей, казалось, постоянно были в пятнах чернил, свежих и застарелых, из ручки, которая протекла в нагрудном кармане. В то утро этот человек встречался с Торпом в его угловом офисе в штаб-квартире ФБР.

— Объясните мне, как это могло получиться, — попросил Торп. — Я до сих пор сомневаюсь в вопросе по поводу сроков хранения. Везде, где я читал об этом, говорится: десять, максимум двадцать лет, после которых это еще можно использовать в качестве грозного оружия. И даже в этом случае эффект будет минимальным.

Торп хотел быть уверен, что знает, с чем имеет дело, прежде чем станет одним из звеньев цепи и вручит свою голову в чьи-то руки. При этом нужно было учитывать, что этому кому-то придется не по вкусу принесенная им весть, и особенно когда существовала вероятность, что он мог оказаться не прав. Действующий директор пал жертвой собственного оружия. Торп теперь не знал о том, как сейчас выглядит его непосредственный руководитель.

— В данном случае вы можете забыть все то, о чем читали, — заявил Левеллин. — И мне нелегко сказать это. Но имеет место особый случай.

— И что же в нем особого?

— Согласно отчетам, приведенным в русских документах, семьдесят девятая советская бригада имела в своем составе подразделение высококвалифицированных специалистов, которые могли полностью обслуживать изделия в полевых условиях. Кроме того, в каждом транспортном автобусе имелись многочисленные запасные части ко всем главным узлам. Здесь мы говорим об устройстве, более простом конструктивно, более надежном и неприхотливом в обслуживании. Все устройство могло поместиться в трюме небольшого судна. Как сообщается в документах, человек, которого мы ищем, был одним из командиров, которых специально обучали этому, и имел большой опыт в обслуживании подобных систем. Он должен знать, как их хранить, как обеспечивать их живучесть, как при необходимости обеспечить боеготовность.

— Это возможно? Неужели мог бы это сделать?

— Имея неограниченный запас запчастей, несомненно.

— А как насчет русских? Могут ли они вообще помочь нам чем-то? — спросил Торп.

— Госдепартамент вступил с ними в контакт. Как вы знаете, отношения у нас не самые лучшие. На международной арене, чтобы вывести себя из-под удара в случае, если что-то произойдет, они займут позицию, что все это — наследие советских времен, за которое они не несут ответственности. Неофициально они пытаются добыть схемы устройства и чертежи. Хорошо, если это им удастся, ведь речь идет о старой системе. Она устарела десятилетия назад и даже отдаленно не напоминает то, что сейчас есть у них в арсенале. Запасы их термоядерного оружия, способные смести все с территории двадцать квадратных миль, имеют внутри устройства имплозивного типа, где плутониевое ядро окружает обычное взрывчатое вещество. Бомба приводится в действие с помощью чрезвычайно сложной системы детонации. Нам известно лишь то, что значительная часть документации по оружию более старых типов, с которым сейчас приходится иметь дело, была отправлена в помойку после того, как наступил коллапс Советов. Это значит, что найти информацию будет почти невозможно.

— Итак, поправьте меня, если я не прав. Вы говорите мне, что причиной вашей обеспокоенности являются два пункта чрезвычайной важности: то, что этот человек до сих пор жив, а также то, что у него есть в наличии все необходимые запчасти для того, чтобы реанимировать это оружие.

— Верно.

— В течение примерно одного дня мы будем знать об этом человеке больше. А пока давайте поговорим о запчастях, — предложил Торп.

Торп и Левеллин отличались друг от друга настолько, насколько разными могут быть два человека. Левеллин был интеллектуалом из научно-информационной службы, ученым, в распоряжении которого находилось бесчисленное множество ученых умов, способных выполнить сотни задач и решить уравнение с десятками знаков после запятой в результате. Поэтому казался странным тот факт, что двух этих людей всегда тянуло друг к другу при возникновении любой сложной ситуации, будто каждый из них стремился своими качествами компенсировать некоторый недостаток их у другого.

— Давайте предположим на минуту, что у него нет этих запчастей. Он мог бы изготовить их?

— Это возможно, но проблематично. Существующие допуски по точности изготовления для таких деталей должны быть очень высоки. Ему потребовались бы инструменты и материалы, которые очень сложно приобрести. Даже при условии, что он обладает необходимым оборудованием, это все равно было бы проблематично. При отсутствии квалифицированной помощи я бы сказал, что его шансы на успех очень низки. Этот человек оружейник, а не техник по изготовлению деталей.

— Хорошо, — продолжал Торп. — Откуда нам известно, что у него есть запчасти?

— Из отчетов КГБ, — ответил Левеллин. — Нам известно, что этот русский, Никитин, прибыл на порог «Пункта один» Кастро во второй половине дня 28 октября.

— Извините, а что значит «Пункт один»? — переспросил Торп.

— Так назывался главный командный пункт, военный штаб кубинского правительства во времена ракетного кризиса. Кастро всегда имел привычку отправляться туда во времена опасности для страны.

— То есть Кастро имеет прямое отношение к этому?

— Мы не знаем точно, но нам следует учитывать возможность этого. Согласно отчетам КГБ, полученным из советских военных источников, когда русские прибыли на Кубу, Кастро находился в «Пункте один». Скорее всего, того русского пригласили внутрь цитадели. Он пробыл там чуть более часа. Что происходило внутри, с кем он встречался, с кем мог говорить — об этом в советских документах не упоминается.

— Должно быть, Кастро хотел прикрыть собственную задницу, — предположил Торп. — Вряд ли он хотел поссориться с Советами.

— Как и они с ним, — добавил Левеллин.

— То есть мы не знаем, имеют ли к этому отношение кубинцы.

— Да, не знаем, — ответил Левеллин.

— Продолжайте, давайте вернемся к вопросу о запчастях.

— Русского снова видели позднее, вечером того дня, 28 октября. На этот раз он находился в порту Мариэль. Оба раза, как днем в «Пункте один», так и вечером в порту Мариэль, он сидел за рулем большого советского автомобиля-фургона. Как сообщается в докладах советских военных, а позже и в отчетах КГБ, когда он прибыл в Мариэль, его сопровождал довольно значительный контингент кубинской охраны. По их оценкам, речь шла примерно о двух сотнях вооруженных солдат и как минимум о двух бронированных машинах. Понятно, что, если бы кубинцы этого не хотели, он не смог бы покинуть остров.

— То есть вы считаете, что, если бы русские пожелали захватить его, им пришлось бы вступить в перестрелку с войсками своих союзников, — предположил Торп.

— Верно. И, как говорится во всех докладах, в Москве не хотели этого. В тот момент они старались переиграть нас в той игре в гляделки.

— Тот грузовик, который вел русский, — продолжал Торп, — я полагаю, именно в нем и было все дело?

— Точно. Это был полностью оснащенный советский мобильный ракетный комплекс. Поданным отчетов КГБ, помимо самой ракетной системы, он имел полный комплект запасных частей к ней.

Левеллин протянул Торпу фотографию. Это было увеличенное и улучшенное изображение военных машин. Они выглядели как грузовики-тяжеловесы, выстроившиеся борт в борт у внушительного здания с крышей из рифленого железа в форме арки.

— Этот снимок был сделан с самолета ВМС США во время воздушной разведки 25 октября, за три дня до того, как русские убрались оттуда. Здание находилось в местечке Бехукаль. Здесь находились главные склады. Тогда мы не поняли этого, так как вокруг не было никаких защитных укреплений и отсутствовали войска. Очевидно, русские считали лучшей защитой обмануть противника, — пояснил Левеллин. — К тому же это увеличивало риск с точки зрения внутренней безопасности.

Машины здесь и здесь. — Левеллин показал на фотографию кончиком ручки. — Это тягачи, которые транспортируют мобильные ракетные комплексы. За рулем именно такой машины находился наш русский друг, когда ехал в «Пункт один», а затем в Мариэль. Отсутствие значительных сил охраны вокруг объекта, возможно, объясняет, как ему удалось угнать ее оттуда. Нам известно, что данный тип оружия уже был развернут. В частности, три таких комплекса были нацелены на Гуантанамо. Конечно, мы не знали об этом до девяностых годов. Система доставки находилась на тягаче и прицепе. Пуск ракеты осуществлялся с рампы.

— У него сейчас имеется одна из таких систем? — спросил Торп.

— Нет. Первоначально сконструированная система доставки была несколько усложненной. Она была большой по размеру и представляла собой слишком хорошо различимую цель. Разумеется, ему не захочется воспользоваться ею сегодня. Было бы гораздо проще доставить устройство на корабле или внутри грузового автомобиля.

— То есть вы хотите сказать, что если бы у него был грузовик, ракета и запчасти к ней, ему бы ничего больше не понадобилось для того, чтобы поддерживать ее в состоянии боеготовности.

— В основном это так. При работе с устройством пушечного типа нет необходимости иметь хитрые детонаторы. Мои люди все еще работают над этим, но, исходя из имеющихся данных, ему не понадобятся какие-либо запасные части за исключением тех, что у него есть. Кроме того, ему будет нужно немного свежего кордита, чтобы воспламенить снаряд под стволом, который можно приобрести практически в любом месте.

Торп испустил глубокий вздох и отклонился назад на стуле.

— Хорошо, итак, Советы отследили его путь в Мариэль. Что случилось потом?

— По данным советской разведки, кубинцы помогли ему погрузить машину на судно, зарегистрированное под либерийским флагом. Судно отправлялось в ту же ночь 28 октября. Русские намеревались потопить его с подводной лодки, но у них ничего не оказалось в том районе из-за блокады острова, начатой США. Они отозвали все свои подводные лодки в Центральную Атлантику, чтобы ослабить напряженность и избежать инцидентов с американцами. Главное то, что судно, машина и человек исчезли.

— Либерийское судно, — повторил Торп, — не сохранилось ли его название? Мы могли бы поднять судовые записи. Даже через сорок пять лет мы узнали бы, где судно причалило к берегу.

— Я уже думал над этим, — ответил Левеллин. — Сотрудники нашей разведки проверили копии советских документов. Похоже, что название судна сначала фигурировало в отчетах КГБ, но затем по каким-то неизвестным нам причинам было вымарано оттуда чернилами при редактировании советской стороной. Мы не знаем, почему это произошло.

— И конечно, не имея оригинала документа, мы не можем прочитать то, что было вымарано?

— Конечно.

— То есть мы не имеем представления о том, куда направился этот парень и где может сейчас находиться?

— Прежде чем мы сверились с документами КГБ, он был просто городской легендой, очевидно, одной из тех, с которыми приходилось сталкиваться Пайку. Мы говорили с людьми, с которыми Пайк работал до пенсии, и все они считают, что он верил в правдивость этой легенды. Даже после того, как вышел в отставку, по словам друзей, где бы ни находился, он всегда был в поиске. Похоже, он нашел то, что искал. Весь советский аппарат искал Никитина в течение почти тридцати лет, пока империя не развалилась. Но они так и не нашли его. То есть можно предположить, что в распоряжении русского имеются некоторые ресурсы.

— А еще он стар, — сказал Торп.

— Да. Но это, скорее всего, нам на пользу.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, я полагаю, что если он просидел над этим комплексом все эти годы, то зачем ему сейчас применять его? Если, конечно…

— Если что?

— Если только он не умирает и не сознает это. В этом случае ему придется либо применить оружие, либо примириться с фактом его потери.

— Значит, ему необходимо восстановить комплекс, прежде чем он умрет.

— Я считаю, что он нашел помощников. Он должен был нуждаться в них. Возможно, но маловероятно, что он сам смог бы организовать, перемещение изделия.

— Вы говорите о международных террористах? — уточнил Торп.

— Если существует план по использованию этого оружия, то речь может идти только о них, — заявил Левеллин. — Ни одно государство не захочет оставить свой след на подобном событии. А если даже какая-либо страна могла бы забрать оружие себе, не имея при этом возможности обслуживать его, то какая ему польза от этого? Через десять лет у них в руках останется куча ржавого хлама. Нет, к сожалению, желание иметь у себя на службе подобного динозавра может быть мотивировано одной-единственной целью: выпустить его на свободу и после того, как все услышат его рев, сделать заявление, которое услышал бы весь мир.

Оба собеседника понимали, что если обсуждать вопрос о возможных помощниках, то здесь не будет недостатка в кандидатах.

— Итак, вы уверены, что, если ему придет в голову использовать изделие, его не постигнет фиаско? — спросил Торп.

— В нашем мире всегда возможны исключения из правил, — ответил Левеллин. — Но я бы не слишком на это рассчитывал. Вспомните, что первое из подобных устройств мы даже не удосужились испытать. Просто отправили его через Тихий океан и сбросили. Вот насколько мы были уверены, что оно сработает.

— Вы убедили меня, — проговорил Торп. — Что собой представляет устройство, если говорить о его размерах?

— Вас интересует масса, размер или мощность оружия? — уточнил Левеллин.

— Меня интересуют все три параметра.

— Головная часть должна быть больше, чем хлебная корзина. К сожалению, у нас нет фотографии. Насколько я знаю, есть только фото одной из ракет, нацеленных на Гуантанамо, на пусковой площадке. Нам известно, что боеголовка располагалась в средней части фюзеляжа. Мы не можем с уверенностью сказать, каковы ее вес и размеры. Для ее перевозки можно использовать грузовик. Я полагаю, что небольшого грузовика с кузовом будет достаточно.

— Иными словами, речь идет об автомобиле, который можно нанять где угодно, — промолвил Торп.

— Точно.

— А мощность?

— Это мы знаем. Речь идет об аналоге нашего «Малыша», — сказал Левеллин.

— Вы шутите. Я думал, что здесь речь идет о тактическом оружии.

— Так и есть. И думаю, что здесь их принципом было «чем больше, тем лучше», — заявил Левеллин. — Нет, это почти то же самое. Более компактный образец, это несомненно, но того же типа и той же мощности, что и «Малыш», четырнадцать килотонн. И очень надежная система. Это я и хотел сказать. Мы испытывали «Толстяка», устройство имплозивного типа, а пустыне Нью-Мексико для того, чтобы быть уверенными, что оно сработает. Но устройство такого типа, как «Малыш», очень надежно. Его первым испытанием был тот живой спектакль над Хиросимой.

Глава 20

Черты лица Ларри Темплтона всегда напоминали мне портреты Ленина, которые таскали на демонстрациях в последние годы Советского Союза. Его лысая голова с бородкой, могучая нижняя челюсть и глубоко посаженные глаза почти повторяли тот запоминающийся образ.

В то утро, когда нас с Гарри проводили в его офис, Ларри сидел за столом, поэтому с первого взгляда трудно было догадаться о некоторой физической усеченности его тела: укороченная верхняя часть торса частично скрывалась грудами книг и цапок на его столе. Ларри положил ручку, которую держал в руке, поверх бумаг и, помогая себе жестами, пригласил нас войти:

— Джентльмены! Джентльмены! Заходите, пожалуйста, присаживайтесь. — Жестом широкой, как лопата, правой руки он указал нам на два предназначенных для клиентов стула. Вторая рука скрывалась под столешницей.

— Это похоже на гнездо порока. — Гарри и не думал шевелиться, разглядывая кабинет и загораживая мне проход.

От дверей под ногами посетителей к столу хозяина струилась персидская ковровая дорожка, которая соединялась с большим персидским же ковром под столом. Стол Ларри был сделан из массивного дуба «под старину». За этим сооружением восседал на специально заказанном стуле, как раджа перед своими придворными, сам Темплтон, которому очень не хватало подобающего его виду пышного тюрбана.

В углу у окна Ларри соорудил резную деревянную панель, насколько я разбираюсь в деревьях, из тика, с причудливыми узорами. Эстампы в рамках на стенах имели ярко выраженный экзотический восточный вид. На них изображались в основном шейхи в пышных головных уборах и изогнутые шумерские сабли.

Уголок Ларри в окружной прокуратуре не имел ничего общего с кабинетом государственного служащего. С самого начала он за свой счет кропотливо украшал свою норку.

— Мистер Хайндс, всегда рад вас видеть. Мистер Мадриани, как поживаете? Линда, вы можете идти. И закройте, пожалуйста, дверь. — Темплтон отпустил секретаршу, которая проводила нас в его кабинет.

— Единственный недостаток вашего кабинета — он очень напоминает штаб демократов в Нью-Йорке, — проворчал Гарри.

Темплтон поднес палец к губам, будто предупреждая Гарри не говорить, пока не закроется дверь. Потом, когда секретарша наконец вышла, он улыбнулся, извлек из-под стола вторую руку с сигарой и одарил нас одним из своих излюбленных взглядов — эдакий весельчак с сигарой, бровями домиком и лысиной.

— Доктор прописал мне одну сигару утром и еще одну днем, — заявил он.

— Так вот, значит, как вы дошли до жизни такой, — промолвил Гарри.

— Я знаю, что вы собираетесь сказать мне, Хайндс, что это они не дали мне вырасти. Если бы вы просыпались по утрам пораньше, мы могли бы посостязаться в беге.

— А как насчет посостязаться в баскетболе? Я бы дал вам фору. И даже разрешил бы встать на ролики.

— Я вижу, что вы, как всегда, снисходительны к физическим недостаткам других. — Темплтон откинулся на стуле и улыбнулся моему другу сквозь завесу табачного дыма. — Вы нисколько не изменились.

— Покажите мне здесь кого-нибудь с увечьями, и, так и быть, я пущу слезу, — парировал Гарри. — Но давайте не будем отвлекаться от темы. Я полагал, что в зданиях окружной администрации не курят и все такое.

— Они меня не спрашивают об этом, а я им ничего не говорю, — не полез за словом в карман Ларри. Он стряхнул пепел в один из открытых ящиков стола. — Я бы и вам предложил такую же, но эти штучки слишком дорогие.

— А нарушение запрета на курение, — повернулся ко мне Гарри, — это административный проступок или все-таки преступление?

— У меня нет опыта в таких делах, — ответил я.

— Вы поступаете правильно, хотя здесь речь идет всего лишь о мелком нарушении. А вот оскорбление маленьких — это уже серьезно, это федеральное преступление.

— Ну и как оно формулируется? — спросил Гарри.

— Я найду ссылку и отправлю вам. — Темплтон выбрался из-за стола и пожал мне руку. — Как же вас угораздило заполучить такого дерьмового напарника?

— Так уж выпало. — Я устроился в одном из кресел напротив Ларри. — Но похоже, вы преуспеваете.

— Нет недостатка в обвиняемых, если вы это имеете в виду. Сейчас просто невиданный урожай на них. — Он показал жестом на папки, небрежной стопкой лежавшие на столе. Занимая весь стол, они образовывали собой стену высотой в добрых два фута.

Гарри медленно вертелся на месте, осматривая новый, только что отремонтированный кабинет коротышки. К аромату сигары примешивался запах свежей краски. С той поры, как мы встречались в последний раз, дела Темплтона явно пошли в гору. Новый кабинет был вдвое больше старого, с окнами в углу.

Гарри внимательно изучил персидскую ковровую дорожку на полу; он даже поднял ее угол и прочитал этикетку компании-производителя.

— Вы что, сборщик налогов? — спросил Темплтон.

— Нет, но я слышал, что несколько таких давали в качестве взятки. Этот выглядит достаточно дорогим, чтобы сделать из него ковер-самолет.

— А я бы с удовольствием отправил вас на нем в окно для летных испытаний, — заявил Темплтон.

— Не сейчас, — парировал Гарри. — Только после того, как вы приведете сюда семь прекрасных танцовщиц под вуалями.

— Я дам вам координаты моего дизайнера, — пообещал Ларри.

— Не беспокойтесь. Он мне не по карману, — промолвил Гарри. — Просто скажите, где храните волшебную лампу. Может быть, мне стоит потереть ее, чтобы освободить одного из своих клиентов уже в ближайшие дни.

— Надеюсь, что не этого, — ответил Темплтон. — Потому что, если вы имеете в виду его, джинну придется запастись новой батареей. Иначе у него просто не хватит энергии.

— Все так плохо? — поинтересовался я.

Темплтон сделал затяжку, посмотрел в мою сторону и, выпустив кольцо дыма, медленно кивнул.

— Но это вы попросили нас о встрече, — напомнил я.

— Думаю, что нам следует вернуться к нашему делу.

Тон Гарри внезапно стал серьезным. Вальсирующей походкой он подошел к предназначенному креслу и опустился в него.

Темплтон подался вперед, скрестив короткие ручки на столе. Сигара все еще дымилась у него в зубах.

— Прежде чем продолжу, я обязан взять с вас слово, что ничего из сказанного сейчас не будет повторено за пределами этой комнаты. Вы даете слово?

Мы с Гарри переглянулись.

— О чем это вы говорите? — спросил я.

— Мне нужно ваше слово, — повторил он, вынув сигару изо рта.

— Это зависит от того, о чем вы собираетесь говорить, — заявил я. — Если вы сейчас скажете, что у вас есть неопровержимые улики, будто кто-то другой, а не наша клиентка сделала это, можете быть уверенным, что не успеете вы вдеть нитку в иголку, как я уже скажу кому-нибудь об этом.

— Нет-нет, я не хотел бы, чтобы между нами были недоразумения. Вы не услышите от меня, что ваша клиентка не совершала преступления. Согласно всем уликам, которых так много, что я готов назвать их неопровержимыми…

— Только, пожалуйста, постарайтесь не пугать нас, — перебил его Гарри, — а то я легко падаю в обморок.

— Я уже заметил. Итак, все сходится на вашей клиентке. Вы же знаете об отпечатках на кинжале, о данных токсикологической экспертизы, об отпечатках пальцев на флаконе с лекарством. А еще были и монеты, которые она прихватила, и квитанции из ломбарда в ее сумочке.

— А как насчет монеты, упомянутой в завещании? — вставил Гарри. — Ведь ее продавал мужчина. У вас есть что-нибудь на этого человека, Джона Уотерса?

— Без сомнения, имя вымышленное, — отрезал Темплтон. — Здесь все концы отрублены.

— Что вы хотите этим сказать? Вы уже проверяли это имя? — спросил я.

— Мы собираемся заняться этим. Но на вашем месте я не стал бы смотреть на меня, затаив дыхание. Она вполне могла передать монету кому-то еще. Или, может быть, во время убийства у нее в доме были сообщники. Фактом является то, что единственным человеком, который вступал в контакт с этим Уотерсом, был покупатель той монеты, а он мертв. Как сообщил душеприказчик, сделка оплачивалась наличными, поэтому мы не можем проследить, на какой счет переводились деньги. Как я сказал, все связи обрублены. Но давайте вернемся к данным токсикологов, — предложил Темплтон.

— А что, теперь вы собираетесь доказать, что она пыталась отравить его? — спросил я. — Я просто сопоставляю факты: судя по количеству лекарства в организме убитого, она просто пыталась усыпить его. При других обстоятельствах, если бы мы не располагали всеми этими уликами, я бы сказал, что следовало бы вести речь о менее тяжком преступлении, которое, если не принимать во внимание наш особый случай, вообще не считалось бы наказуемым деянием.

— Это было бы чертовски любезно с вашей стороны, — заметил Темплтон, — с учетом того обстоятельства, что убийство Пайка произошло при совершении другого преступления, а именно кражи. Если бы все ограничивалось этим, я приберег бы деготь для кого-то еще. Но мы не можем забывать о горничной. Здесь произошло несколько убийств. И с этим фактом очень трудно не считаться.

— Мы ни на минуту не забываем об этом, — заверил Гарри.

Темплтон посмотрел на нас обоих:

— Нет, либо Пайк проснулся, несмотря на то что она его усыпила, либо снотворное не подействовало. Мы не можем теперь точно установить это. Но произошло одно из двух, это понятно. Но в любом случае Пайк застал их во время совершения кражи, возможно, как раз тогда, когда они воровали его монеты. Они убили его, забрали его компьютер и, возможно, что-то еще из принадлежавших ему вещей. Сейчас мы не можем с точностью установить, что пропало из дома. Конечно, мы ищем, но кто с уверенностью скажет, найдем ли мы что-то еще?

— Вы постоянно говорите «они», — снова вступил в разговор я.

— Простите? — Темплтон внимательно посмотрел на меня.

— Вы сказали: «Они убили его».

— Ну да, — проговорил Темплтон. — Пока мы не поймали сообщника. Но обязательно поймаем его.

— Вы хотите сказать, что в дом проник кто-то еще? — уточнил Гарри.

— Ну конечно. А вы не знали об этом?

Гарри покачал головой.

— Сначала мы тоже думали, что все это она совершила одна, но пару недель назад узнали нечто новое.

— Нечто новое что? — спросил я.

— Кто бы это ни был, он проник в дом через заднюю дверь, — заявил Темплтон. — Похоже, ваша клиентка пыталась заранее оставить дверь открытой для своего сообщника, но, по-видимому, горничная заперла ее снова. На дверной ручке обнаружены отпечатки пальцев обеих женщин. Замок открывали отмычкой, так что ее сообщник, похоже, был подготовлен и кое-что умел. Мы обнаружили царапины на засове и на дверном замке.

Кроме того, мы побеседовали кое с кем из нанятого персонала и прочими свидетелями, которые знали вашу клиентку. Как оказалось, ее видели повсюду в Дель-Маре и в других местах. И всегда в присутствии мужчин, с которыми она мило беседовала. Рано или поздно мы найдем, кто это был.

— Что вы сказали? — спросил я.

— Ну, вы ведь видели эту женщину. Она великолепна. Поймай она меня в неподходящий момент, и кто знает, может быть, даже я не устоял бы и стал помогать ей.

— Она, конечно, довольно мила, но для общения с ней вам понадобилась бы лестница, — невежливо отметил Гарри.

— Давайте не будем переходить на личности, — примирительно заявил Темплтон. — Когда вы приведете ее в зал суда, можете нарядить ее хоть монахиней, но даже тогда, никто не станет отрицать, она останется чертовски привлекательной. И если мне удастся привлечь на свою сторону хотя бы половину состава окружного суда, я имею в виду мужскую половину, которые с юридической скрупулезностью подтвердили бы ее привлекательность, тогда я могу быть спокоен. Иначе я выйду из игры.

— Ну хорошо, она мила, — подтвердил я.

— Мила! — Голос Темплтона вдруг подпрыгнул вверх на целую октаву. — Ваш партнер, должно быть, просто дамский угодник. — Он посмотрел на Гарри: — Наверное, каждый вечер он идет на свидание с очередной красоткой, если единственное, что он может сказать о Кате Солаз, это только то, что эта девушка мила.

Он ждал, что я отреагирую на его реплику, но я не стал ничего говорить в ответ.

— Как я сказал, все свидетели дружно утверждают, что для этой девицы никогда не составляло проблемы подыскать подходящего мужчину для беседы. Ведь, если я только не ошибаюсь, именно так вы встретились с ней впервые?

Я поднял взгляд и увидел, что Темплтон уставился на меня горящими глазами.

— Что?

— В одном из полицейских отчетов я прочитал, как вы познакомились с мисс Солаз. Ведь именно она подошла к вам в бакалейном отделе и завела разговор?

— Да, — ответил я. Да и что мне оставалось сказать?

— И как она это сделала? Я имею в виду, как она обратилась к вам?

— Она что-то искала. Я уже не помню, что именно, — солгал я.

— Ни минуты не сомневаюсь в этом, — констатировал Темплтон.

— Здесь не было ничего такого, — попытался объяснить я.

— Правильно. И ваше сердце не стало отбивать марш, могу поручиться за это. Итак, если даже со своим адвокатом она познакомилась таким образом, то можете себе представить, как она подбирала себе и мужчин-исполнителей. Достаточно оставить немного меда в ловушке, и пчелы сами слетятся туда.

Кровь сильнее застучала у меня в висках, пока я выслушивал все эти подробности. Полицейские появились у дверей моего офиса с моей визитной карточкой, той самой, что они нашли в Катиной сумочке при аресте. Как-то утром я вручил ей эту карточку в бакалейном магазине городка Дель-Map. Полицейские спросили меня, являюсь ли я ее адвокатом. Если нет, то как моя карточка могла попасть к этой женщине? Я все им объяснил, и они уехали.

Если бы полицейским был нужен сообщник, они могли бы получить его в моем лице. Почему же они ни разу не спросили меня о том, имел ли я алиби в ночь убийства? Я стал судорожно копаться в памяти. Где же, черт возьми, я был в ту ночь? Внезапно мне захотелось в клочья разорвать свой календарь. Я ничего не мог припомнить.

Мы с Гарри сидели с каменными лицами, уставившись на сидевшего за столом напротив коротышку.

— Похоже, вы удивлены. — Хотя Темплтон не обращался прямо к кому-то из нас, мне казалось, что он смотрит именно на меня.

— В самом деле?

— Нет, в самом деле, вы ведь не думаете, что она могла совершить все это в одиночку?

— Думаю, что она вообще не совершала этого, — заявил я.

Темплтон не обратил на мою реплику внимания.

— Ей нужна была помощь, чтобы нейтрализовать камеру сбоку от дома, чтобы вывести из строя датчики движения. Вы ведь не надеетесь, что в данном случае мы поверим в совпадения? Черт возьми, она ведь не смогла бы в одиночку даже вынести все те монеты. Мы поинтересовались у специалиста, сколько примерно могли бы весить пропавшие монеты, и оказалось, что речь идет более чем о ста сорока фунтах. Это больше ее собственного веса. И это не считая личных вещей и тех монет, что она прихватила с собой. Нет, не может быть ни малейшего сомнения в том, что кто-то еще проник в дом с другой стороны, а когда они все закончили, ушли вместе.

Итак, все это объясняло, что могло случиться с большей частью коллекции монет и компьютером Пайка. В полиции считали, что все это забрал сообщник Кати.

— И существует большая вероятность, что тот, кто все это сделал, провел ее, — заявил Темплтон.

— Что вы имеете в виду? — поинтересовался я.

— Ну подумайте сами. Он скрылся с львиной долей монет, не оставил своего изображения на камерах наблюдения, когда проникал в дом и когда покидал его. Обратите внимание, что он отослал женщину через переднюю дверь, как раз там, где установлены камеры, которые продолжали работать. То есть он загнал ее в ловушку. И теперь у него в руках большая часть золота, а она ждет смертного приговора, оставшись при этом с пустыми руками, как мы с вами знаем.

Он обрушил все это на нас, как порцию горчичного газа.

— Ерунда, — вмешался Гарри. — Если то, что вы говорите, правда, она была бы вне себя от ярости. Не думаете ли вы, что она давно бы все нам рассказала?

— Возможно, у нее есть причины на то, чтобы молчать, — заметил Темплтон.

— Какие же? — поинтересовался Гарри.

— Я не знаю. Мистер Хайндс, почему бы вам самому не поговорить со своей клиенткой. Конечно же вы вправе использовать в ее защиту все имеющиеся в нашем распоряжении улики. Лично я считаю, что это ни на что уже не повлияет, — заявил Темплтон.

— Тогда скажите нам откровенно, что вы сами думаете об этом деле? — спросил Гарри.

— Конечно. Но есть еще одно дело. Именно поэтому я и пригласил вас сюда сегодня. Появилась новая проблема.

— Какая еще проблема? — спросил я.

— Можете дать слово, что сказанное мною не выйдет из этих стен?

Я посмотрел на Гарри. Тот кивнул.

— Продолжайте, — сказал я.

— Да, было бы неплохо, — присоединился ко мне Гарри.

— Если бы речь шла об обычном случае, я дал бы вам побарахтаться в течение нескольких недель в попытках оценить некоторые спорные факты и улики. Я мог бы создать у вас впечатление, что они просто случайно попали туда, где им не следовало находиться. Но все это было бы нечестно.

— И конечно, вы никогда не поступили бы таким образом.

— Конечно нет, — с достоинством ответил Темплтон.

— Вы что-то говорили о пропавших фотографиях, — напомнил Гарри.

— Я знаю, что этих снимков было шесть. Что эти снимки были обнаружены у вашей клиентки и запротоколированы полицией при ее аресте.

— И где же эти снимки? — поинтересовался я.

— В этом-то и состоит проблема.

— Только не говорите мне, что они были уничтожены, — настаивал я.

— Нет, по крайней мере, мы так не думаем.

— Что значит «мы так не думаем»? — взорвался Гарри. — Либо выкладывайте эти снимки, либо скажите нам, где они находятся.

— В том и состоит проблема, что я не могу сделать этого.

— И почему же? — спросил я.

— Я и об этом не могу вам сказать. Все, что я могу сделать, — это дать вам совет поскорее передавать дело в суд. Вспомните дело Брэди. Я не стану возражать, даю слово. И попытайтесь сделать в суде все, что сможете, чтобы выиграть процесс.

Дело Брэди против штата Мэриленд является классическим примером уголовного расследования. Согласно правилам Верховного суда США, представители правительства должны предоставить стороне защиты любые из имеющихся в распоряжении улик. Даже если такая улика сама по себе не может служить доказательством невиновности подсудимого, если защита считает, что она должна фигурировать в суде, штат должен представить эту улику.

— Лично я считаю, что эти снимки не имеют отношения к делу и ничего не значат, — продолжал Темплтон. — Трудно представить, как вы будете строить защиту на основе шести фотографий. Конечно, я не в курсе, о каких именно снимках идет речь. Может быть, вы могли бы просветить меня.

— Насколько я помню, дело Брэди является единичным случаем, — заявил Гарри. — У нас нет информации, которой вы могли бы воспользоваться.

— Я полагаю, что мы уже поделились некоторой информацией, — как ни в чем не бывало продолжал Темплтон. — И конечно, я уверен, вы имеете право взглянуть на те фотографии.

— Но почему бы вам просто не отдать их нам?

— Извините. — Коротышка был непреклонен.

— Ничего не понимаю, — сказал я ему. — Если вы считаете, что эти фото не имеют отношения к делу, то почему бы вам не опротестовать апелляцию к делу Брэди?

— Посмотрите это дело еще раз, и вы все поймете, — ответил Темплтон. — Это все, что я могу вам сказать. Никаким другим путем вы не сможете получить доступ к этим снимкам.

Глава 21

Возможно, кто-то другой отнесся бы к этому скептически, но Никитин был уверен, что, несмотря на минувшие сорок лет, устройство продолжало пребывать в прекрасном состоянии.

Условия его хранения давали Никитину право на такую уверенность. Советские ученые давно знали, что самую большую угрозу для ядерного устройства пушечного типа представляет окисление и коррозия металлических частей, а также постепенный распад оружейного урана при условии, что эти части подверглись долговременному воздействию находящегося в атмосфере кислорода и водорода.

Коррозия возникала в результате близкого контакта высокообогащенного урана и черных металлов, в данном случае высокоуглеродистой стали. Достаточно было бы отделить уран от стали и хранить их отдельно, с соблюдением мер безопасности. В случае с ураном его необходимо было бы поместить в герметичный вакуумный контейнер, который обеспечивал бы защиту от загрязнения и влаги. И тогда продолжительность жизни этого вида оружия можно было бы продлить практически до бесконечности.

Два элемента уранового заряда подкритической массы, сам снаряд и четыре кольца мишени, еще в Советском Союзе, прежде чем они отправились на Кубу, были настроены с безупречной точностью и хранились в отдельных контейнерах со свинцовыми стенками. Никто так ни разу их оттуда и не вынимал.

Никитин никогда не видел их, но он знал, что они были на месте, по результатам периодических проверок с помощью счетчика Гейгера, который подносился к вентиляционным отверстиям в свинцовых корпусах. Из результатов проверок он знал, что два отделенных друг от друга элемента устройства, изготовленных из оружейного урана, снаряд и мишень, не обладавшие по отдельности критической массой, достаточной для возникновения цепной реакции, при достижении нужной скорости в пушке соединятся под давлением. Результатом этого будут цепная реакция и взрыв.

Если все сработает правильно, в нужной последовательности, то срабатывание порохового детонатора, толкающего урановую пулю по стволу, приведет к возникновению вспышки света, гораздо более яркой и имеющей гораздо более высокую температуру, чем ядро Солнца. Причем все это произойдет буквально за доли секунды.

Части устройства можно было относительно легко собрать вместе при наличии нужных инструментов, защиты и, что наиболее важно, достаточно квалифицированных навыков обращения с захватами, необходимыми для того, чтобы расположить элементы в нужном положении, чтобы позже скрепить их болтами.

Для Никитина проблемой являлась именно эта последняя часть работы. Он чувствовал, что его руки почти парализованы. За последние несколько лет болезнь прогрессировала. Он знал, что уже не сможет управиться с металлическими клещами, чтобы зарядить пушку снарядом подкритической массы урана и ослабить кольца урановой мишени, чтобы обеспечить их движение к графитовым стержням, расположенным на выходе из ствола.

Никитин никому не говорил об этом, и в первую очередь Алиму и его друзьям. Он боялся того, что они могли сделать, если бы знали все это. Конечно, не с ним самим, а с его дочерью Мариселой.

По крайней мере, разумом, если не сердцем Никитин продолжал оставаться стойким воином. Но он знал, что Марисела боится, она была в ужасе от того, что могло случиться. Для ее безопасности он не посвящал дочь в детали. Но она была не глупа. Он даже не представлял, как много ей было известно. Во время последнего приезда она просила его уехать с ней, вернуться в Коста-Рику, где они могли бы поселиться вместе с ее детьми. Для Никитина это было странно. Впервые за последнее время ему действительно захотелось уехать. Но теперь было уже слишком поздно. Алим и его друзья прибыли с деньгами для повстанцев из ФАРК и для представителей мексиканских картелей. Алим знал об устройстве. Никитин оказался в западне.

Он не дорожил собственной жизнью. Вот уже столько лет целью его было выживать вместе с бомбой, и теперь это не имело для него значения. Но он любил Мариселу и не хотел, чтобы она пострадала.

Некоторое время он полагал, что Алим позволит ей уехать, вернуться домой к семье. Дважды он просил Алима разрешить, чтобы люди из ФАРК, которым тот доверял, отвезли ее домой. И дважды Алим отказывал. Никитин уже предупредил Мариселу, чтобы, если ей разрешат вернуться домой, она ни в коем случае никогда больше не возвращалась навестить его. Несмотря на то что эта мысль щемила ему сердце, он мог бы навсегда попрощаться с дочерью. Яков Никитин знал, что он уже практически мертв. Если он вскоре не умрет от старости, об этом позаботится Алим в момент, когда он перестанет быть полезным и его знания окажутся ненужным хламом.

Глава 22

Если считать изучение преступления наукой, его первым законом с точки зрения физики должен стать закон вероятности. Каждый из полицейских, занимающихся расследованием преступления, в первую очередь делает две вещи: определяет временные рамки, когда оно было совершено, а затем набрасывает на всех подозреваемых свою сеть, пытаясь подловить их, сопоставляя имеющиеся данные.

Если вы выполняли свои обязанности по службе, встречались с людьми по работе, находились в обществе других людей и в график вашего дня не входило нанесение ударов ножом Эмерсону Пайку, то ваше имя будет вычеркнуто из списка.

Когда эта работа будет выполнена, полицейские сосредоточатся на тех, что остались в списке подозреваемых. При этом в первую очередь будут прорабатываться люди, у которых, как у меня, не было алиби на тот вечер. Это, конечно, не очень скорый метод, но он работает.

Я просматривал график своих дел, как на работе, так и личных, файлы почты в своем смартфоне, мобильном телефоне, который я ношу на поясе. Там не было никаких заметок на вечер, когда был убит Пайк. Сплошная пустота. Я решил даже проверить свои телефонные звонки, посмотреть, не поступали ли мне вызовы из дома или с моего мобильного телефона в тот период, когда, как считает полиция, были совершены эти преступления. Речь шла всего о каких-то девяноста минутах, от девяти до десяти тридцати. Мне пришлось убедиться, что в это время моя жизнь протекала скучно. Я не смог найти ничего.

Некоторые люди пытаются исследовать свой компьютер: может быть, в это время они отправляли электронное послание другу. Я даже не стал делать этого. Если я не готовлюсь к слушанию очередного дела, то обычно просто читаю или смотрю фильм по кабельному телевидению. Моя дочь Сара сейчас далеко, в колледже. Я вдовец и живу один. И если только назойливый сосед не станет ломиться ко мне через окно, никак не смогу доказать, что в ту ночь находился дома.

— Ты слишком беспокоишься об этом, — сказал мне Гарри.

В этот день я сидел за рулем машины, направляясь через бухту по мосту из Коронадо в здание суда в центре. Гарри сидел на месте пассажира. Сославшись на дело Брэди, мы сэкономили себе много времени. Мы едем за Катиными фотографиями. Следует отдать должное Темплтону. Он оказался верен своему слову и не делал никаких попыток чинить нам препятствия.

— Ты не находишь странным тот факт, что копы ни разу не вернулись в мой дом и не спросили меня, что же я делал в ту ночь, где находился во время, когда было совершено преступление?

— Полицейские все чокнутые, — откликнулся Гарри. — Таков закон вселенной. Они, наверное, просто забыли. Один раз они поговорили с тобой. Может быть, они посмотрели в свои записи и решили, что у них есть уже все, что им нужно. Не пинай спящую собаку, — посоветовал он мне.

— Настоящая собака — это человек четырех футов ростом, и, когда я видел его в последний раз, он вовсе не спал. Темплтон ничего не забыл. И если детектив не вернулся в мой дом и не спросил меня об алиби, то это было потому, что коротышка запретил ему делать это.

— Почему же он сам не спросил об этом?

— Хотел бы я знать.

— Ты становишься параноиком, — заметил Гарри.

— И что значит болтовня Темплтона о том, что Катю окружала целая свита мужчин, что они следовали за ней повсюду, что она притягивала их, как магнит? А потом он как бы невзначай спрашивает о том, не так ли мы с ней познакомились.

— Это все потому, что коротышка пробует тебя на вкус. Он пытается посмотреть, что творится у тебя под шкурой, — сказал Гарри.

— Что ж, можешь сказать ему, что ему это удалось.

— Если ты так волнуешься об этом, проверь все операции со своей кредитной карточкой. Есть шанс, что в ту ночь ты куда-нибудь выходил и использовал кусок пластика, чтобы купить что-нибудь. Если там будет указано любое другое место, кроме Дель-Мара, мы можем отправить копию выписки Темплтону, и ты снова сможешь спать спокойно по ночам.

Я уже сделал это с нулевым результатом. Но я не стал говорить об этом Гарри, потому что у меня была более важная проблема.

— Забудь об этом, — посоветовал он. — Я не думаю, что тебе следует волноваться, так ведь?

Я посмотрел на пассажирское сиденье, где устроился Гарри:

— Ты пытаешься убедить меня или себя самого?

— Я имею в виду то, что сам ты знаешь, что ничего такого не делал.

— Это вопрос или заявление?

— Не пытайся поймать меня за язык. Ты сказал мне, что ничего не делал. Ты сказал, что вы поговорили один раз в бакалейном магазине, и я верю тебе. И давай на этом закончим. Давай считать, что с этим все ясно. Получи фото, посмотри, что на них, и может быть, мы сможем раскрутить маховик в обратную сторону. Кроме того, если тебе интересно мое мнение, то вся теория Темплтона насчет соучастника — это глупость. Ты можешь взять любой из фактов, которыми он оперирует, и трактовать его с точностью до наоборот. Можно разрушить его объяснения на основе той детали, что киллер зашел в дом через заднюю дверь, а Катя выбралась оттуда через гараж.

— Я согласен с тобой во всем, кроме одного. Присяжным не нравятся сценарии, где все подвешивается на везении и случаях приключений со счастливым концом. Теорию Темплтона о двух злоумышленниках будет продать гораздо проще.

Гарри ничего не ответил. На минуту в машине повисло молчание.

— И ты полагаешь, что особенно правдоподобной будет версия о Кате и ее сообщнике в лице собственного адвоката.

— Мы уже давно работаем вместе. Сейчас ты занимаешься интеллектуальными играми, — сказал я ему. — Можно задать тебе вопрос?

— Валяй.

— Что бы ты подумал, если бы я признался, что до убийства виделся с Катей больше чем один раз? — Я сосредоточился на дороге, но, когда проговорил это, заметил, как напрягся Гарри, повернув голову в мою сторону.

— Что ты сказал?

— Что я видел ее еще один раз, прежде чем Пайк был убит.

— Вот черт, — простонал Гарри.

— Я понимаю. Ничего не говори. Я не сказал об этом полицейским. И это одна из самых больших глупостей в моей жизни.

— Это похоже на дурной сон, — пробормотал Гарри.

Я бросил взгляд на Гарри и увидел, как тот потухшим взглядом уставился на дорогу, как будто пребывал в трансе.

— Ничего не случилось, — заявил я. — Это было во второй половине дня, примерно за неделю до тех убийств. Она позвонила мне в офис и сказала, что чуть позже собирается быть в Коронадо. Она сказала, что у ее друга какие-то дела, а она сама намерена поглазеть на витрины. Поинтересовалась, не желаю ли я пойти с ней куда-нибудь выпить. Мне было нечего делать, и я с удовольствием согласился. Почему бы и нет? Мы встретились в ресторане «Бригантина», напротив офиса, и пару раз заказали выпивку. Весь наш разговор продлился, наверное, минут сорок. И все. Она ушла, а я отправился домой.

— А почему ты не сказал об этом полицейским?

— Они не спрашивали меня об алиби, поэтому я посчитал, что им неинтересны подробности. Они просто проверяли информацию. Их интересовало, представлял ли я ее интересы, связывали ли нас отношения адвокат-клиент. Они хотели знать, как я с ней познакомился и о чем мы говорили. Можешь быть уверен, что они успели к тому времени поговорить об этом с Катей и все знали. Я рассказал им о нашей первой встрече, о том, как к ней попала моя карточка. Они спросили меня, видел ли я ее потом, разговаривал ли с ней, и я сказал «нет».

Гарри посмотрел на меня угрюмо.

— Тебе не надо ничего говорить. Я был глуп. Мне было ее жаль, одну, в чужой стране. Я видел, что она несчастна. Когда мы встретились в «Бригантине», она рассказала, что хотела бы вернуться домой в Коста-Рику, но мужчина, с которым она живет, не отпускает ее. Я посоветовал ей позвонить в консульство ее страны или в полицию. Они нашли бы способ отправить ее домой. Я сказал, что, если и после этого у нее будут проблемы, она может позвонить мне и я ей помогу. Если бы я рассказал об этом детективам, этого было бы достаточно для них, чтобы все повесить на нее. Они сразу вообразили бы, что она избрала другой способ для того, чтобы обрести свободу, что она легко отвергла самый простой законный путь к этому. Поэтому я ничего им не сказал. Теперь можешь пристрелить меня, — заявил я Гарри.

— Найди мне пистолет, — мрачно ответил он.

— Я посчитал, что это их не касается. Если им нужны улики, чтобы похоронить ее, пусть поищут их где-нибудь в другом месте.

Еще пару минут мы молча прислушивались к шелесту колес по шоссе. Я дал Гарри время переварить всю эту информацию. Положив руки на голову, он склонился к нижнему краю лобового стекла.

— У Кати не было сотового телефона, — заговорил Гарри. — Ей пришлось взять телефон Пайка, чтобы вызвать такси, когда она бежала из дома. Это значит, что когда она позвонила тебе в тот день насчет выпивки, то, скорее всего, сделала это со стационарного аппарата в доме Пайка.

— А у Темплтона должны быть записи телефонных вызовов, — сказал я. — Теперь я понял. Вот почему он все время дышал мне в ухо. Ему известно, что всего за несколько дней до убийства кто-то позвонил в офис адвоката. Он знает, что ты не был знаком с девушкой. Мы никогда не работали на Пайка, следовательно, и ему незачем было звонить нам. Значит, звонившей могла быть только Катя, а ее собеседником мог быть только я, ведь Темплтону было известно, что мы встречались прежде.

— Как вы оплачивали выпивку в «Бригантине»? — спросил Гарри.

— Догадайся с трех раз. Первые две версии можешь опустить, — ответил я.

— Кредитная карточка.

— В яблочко. Можно быть уверенным, что Темплтон отправил своих людей проверить все места, где я тратил деньги с момента нашего знакомства с Катей. При этом те повсюду размахивали фотографиями девушки и моей и спрашивали, не видели ли нас где-нибудь вместе.

— Итак, полицейские уже успели побывать в «Бригантине» и переговорить с барменом и официантками, — предположил Гарри.

— Может быть, следует съездить туда и тоже опросить их?

— Нет.

Это врезалось мне в голову, как сосулька, два дня назад, когда перед сном я обдумывал все то, что говорил Темплтон во время нашей встречи. Он считает, что я занялся делом Кати только по той причине, что мне не удалось проконтролировать ее, не дать полиции ее арестовать, успокоить девушку. Ведь если Катю осудят, кто ей поверит? Предлагая Гарри побеседовать с клиенткой, Темплтон, как он считал, пытался спасти ее. Он не был уверен насчет Гарри, но у него были все основания считать меня дьяволом.

Несомненно, у него на руках уже были данные относительно выплат с моей кредитной карточки и телефонных звонков с моего сотового телефона. Он мог получить эту информацию без моего ведома. И если я не ошибаюсь, он не думал откладывать в долгий ящик проверку моего рабочего графика. Мне было непонятно одно: почему он все еще медлит?

Глава 23

Когда во второй половине дня мы с Гарри входили в зал суда, Темплтон уже сидел в своем специально сконструированном для него кресле, которым пользовался только в суде. Оно возвышалось над столом, предназначенном для обвинителя. Это кресло было нужно коротышке именно из-за его высоты, а не потому, что было мобильным. Вокруг Темплтона собрались еще четыре человека: один из детективов отдела по расследованию убийств, какая-то женщина и еще двое мужчин, которые стояли к нам спиной. Все были одеты в темно-синие костюмы, костюмы мужчин были в тонкую полоску. На полу рядом с одним из них стоял вместительный портфель. Если только они не использовали этот портфель для физических упражнений, он был полон самого убойного материала для предстоящего сражения.

— Коротышка приволок с собой весь свой офис, — заметил Гарри. — А я-то подумал, что он, как и говорил, не станет прикладывать здесь особых усилий.

Места со стороны, предназначенной для публики, пустовали. Было занято всего два стула, на которых расположились два журналиста. Как ни странно, даже нашумевшее убийство не привлекает у нас много публики. Все знали, что сегодня приезда защитника не ожидается. Присутствие Кати тоже не было обязательным. Я сказал ей, что позвоню в тюрьму сразу же после окончания заседания.

Общение с Катей становилось проблематичным, особенно с учетом ненадежности телефонов в окружной тюрьме. Несколько недель назад подчиненные шерифа были застигнуты за подслушиванием переговоров клиента с адвокатом по местной телефонной сети. Копии этих переговоров были направлены в окружной суд. Вообще-то это было нарушением законов штата, но для того, чтобы привлечь виновных к ответственности, требовалось доказать, что это было сделано намеренно. Люди шерифа утверждали, что они просто перепутали линию прослушивания переговоров адвоката с клиентом с другой, на прослушивание которой департамент получил официальное разрешение. Все это было по вине сбоя в управляемой с компьютера системе прослушивания. За исключением разговоров с адвокатом, заключенные не имеют права на неприкосновенность личной жизни. Установка жучков и «случайное» подселение осведомителей на соседние койки всегда считались непременными атрибутами игры.

Независимо от того, на какие ухищрения могли пойти представители закона, несмотря на все их последующие объяснения, общение с Катей отныне становилось проблематичным. Единственный безопасный способ поговорить с ней — кому-то из нас с Гарри сесть в машину и проделать двадцать миль до тюрьмы Санти.

Мы с Гарри прошли по центральному проходу к открывающейся в обе стороны двери у возвышения перед скамейкой судьи. Женщина за столом обернулась, и я сразу узнал ее. Это была Ким Говард, государственный прокурор округа Южная Калифорния.

Мы с Гарри немедленно натянули на лица самые любезные улыбки, на которые были способны, и, стараясь не потерять их, продолжали двигаться вперед, переговариваясь между собой сквозь зубы.

— Что она здесь делает? — пробормотал Гарри.

— Не знаю.

Одного из репортеров, очевидно, интересовал тот же вопрос. Пользуясь тем, что женщина повернулась в его сторону, он перегнулся через ограждение и попытался завязать с ней разговор.

Она вежливо улыбнулась и кивком отшила его. Если я правильно понял по движению ее губ, она сказала журналисту, что пока не может обсуждать этот вопрос.

— Может быть, все дело в визе, — предположил Гарри.

За последние недели Гарри пришлось изображать собой нечто вроде шарика для пинг-понга, которым перебрасывались представители Госдепартамента и консульской службы в ответ на его попытки получить информацию о Катиной визе, о том, как Пайку удалось так быстро привезти ее в страну.

Как только Говард приглушенным голосом сообщила о нашем прибытии, находившиеся на прокурорском столе бумаги, как по мановению волшебной палочки, вдруг исчезли сначала в бумажную папку, а оттуда — в большой портфель на полу. К моменту, когда мы приблизились к стойке, где расположились представители обвинения, поверхность стола была девственно-чистой, и нас встретили лишь искренне дружеские улыбки.

Темплтон был похож на мышь, которая слопала кота.

— Думаю, что судья захочет заслушать сегодня все стороны.

Затем он с молниеносной быстротой представил нам свою армию, которая должна будет биться против нас:

— Думаю, вы знакомы с Ким Говард.

— Конечно. — Мы пожали друг другу руки.

Прокурор посмотрела на меня с улыбкой, затем быстро скользнула по мне взглядом сверху вниз. Наверное, так смотрели бы на мертвеца, которого почему-то до сих пор не удосужились похоронить. После этого заговорил Темплтон.

Он имеет честь познакомить нас с двумя людьми. Первый, тот, что был моложе и исполнял роль посыльного, таская портфель, был помощником прокурора из офиса Ким Говард.

Второй, тот, что постарше, флегматичный мужчина с седыми волосами и тяжелым взглядом свинцовых глаз над тонкими губами, слегка улыбнулся мне уголком рта при рукопожатии. Темплтон представил его как Джеймса Райтага, помощника генерального прокурора. Должно быть, Говард брала уроки у этого человека. Невозможно было даже предположить, о чем он мог думать. Для него все вокруг будто бы и не существовало.

— Помощник генерального прокурора — это довольно высокий уровень, — сказал я. — То есть я думаю, что вы не представляете какую-то из сторон?

— Я из Вашингтона. — Когда он говорил это, его губы чуть шевельнулись.

— Какое управление?

— Мы могли бы поговорить внутри. — Он имел в виду комнаты для заседаний. Кивком он указал на репортеров, которые, покинув свой загончик, пытались собрать визитные карточки, подобно хорошо тренированным тюленям, что выделывают разные трюки в надежде получить рыбу.

Похоже, что сегодня ни у кого не было с собой визитных карточек, поэтому репортерам пришлось открыть свои блокноты и долго переспрашивать, как же правильно пишется полное имя собеседника. Они указывали и на Райтага, спрашивая о его должности и о том, что он здесь делает. Видя перед собой столь важную группу людей, представляющих федеральное правительство, журналисты чувствовали, что им предстоит стать свидетелями интересного события. Похоже, единственными людьми в зале, которые оказались плохо информированными относительно предстоявшего, были мы с Гарри.

Темплтон выбрался из своего кресла на колесиках, встал позади него и начал толкать его вперед. Он направился к месту скопления людей за судейской скамейкой и оттуда — далее к комнатам для заседаний.

Мы с Гарри отстали от всей этой публики. Он наклонился ко мне и прошептал на ухо:

— Почему бы тебе не извиниться и не направиться в мужской туалет? А я пока схожу к судье и узнаю, что все это может значить. — Гарри был явно обеспокоен.

— Если бы Темплтон хотел арестовать меня, ему не были бы для этого нужны представители федеральных органов. И еще: судя по надписи здесь, нам должно повезти. — Я кивком указал на табличку на стене за дверью, на которой было написано: «Плато Квинн».

Направляясь через дверь в комнаты заседаний, Темплтон толкал свою тележку как раз к тому месту, где располагался стол Квинна. Затем, заняв место перед столом, он снова забрался в тележку и пригласил двух представителей прокуратуры и Райтага занять места по обе стороны от себя. Теперь нам с Гарри оставалось только устроиться на диванчике у задней стены рядом с «посыльным», который отвечал за «багаж» стороны обвинения.

Темплтон попытался начать разговор, но Квинн со своего места непререкаемым тоном приказал дождаться, пока все соберутся и рассядутся по местам, а дверь, наконец, закроют. Судья был высок и угловат. Он сидел в своем кресле за столом выпрямившись, как гвоздь. Его нос выдавался вперед под прямым углом, подобно клюву хищной птицы. Судья имел узкое лицо и был совершенно лыс. Квинн всегда напоминал мне орлана, изображенного на государственном гербе.

Наконец Темплтон приступил к представлению сторон. Он начал с окружного прокурора, но, прежде чем он дошел до имени женщины, Квинн неожиданно прервал его:

— Мистер Мадриани, мистер Хайндс. — Он посмотрел на нас с Гарри, сидящих, подобно сиротам, на диванчике, с задумчивым выражением на лице. — Рад снова видеть вас обоих. Надеюсь, у вас все в порядке.

— Ваша честь, ну что я могу на это сказать? Мы снова в этом зале суда, а это значит, что все не так уж плохо.

Он усмехнулся.

До настоящего момента судья на процессе над Катей все еще не был назначен. Но все предварительные материалы по делу были направлены только двум судьям, одним из которых был Плато Квинн. Нам с Гарри уже довелось участвовать в судебных процессах, которые он вел. С ним было невозможно играть в игрушки, поскольку в таких случаях Квинн демонстрировал въедливость, достойную придирчивого армейского сержанта. Участвовать в процессе, который вел этот судья, стоять перед ним и выстоять было все равно что выжить в реальном бою. И если по каким-то причинам федеральное правительство намеревалось надрать нам задницы, то лучшую кандидатуру, чем Квинн, которой можно было вручить в руки скребок, было бы очень сложно отыскать. Его не нужно было бы даже подталкивать вперед.

Едва Темплтон снова начал представлять свою команду, как Квинн опять перебил его:

— Может быть, я ошибаюсь. Поймите меня правильно. Я говорю это не потому, что не рад всех вас видеть. Но зачем здесь все эти люди? — Он уставился на коротышку. — Как я вижу из документов в этой папке, здесь находится запрос со ссылкой на дело Брэди, составленный представителями защиты, на который не поступило никаких возражений или распоряжений со стороны обвинения.

— Это так, — ответил Темплтон. — Окружной прокурор не видит причин для возражений, ваша честь.

— Ваша честь, позвольте мне.

Услышав голос Ким Говард, парень, сидевший на другом конце диванчика, открыл портфель и извлек оттуда толстую папку.

— Я думаю, что мы можем очень быстро покончить с этим, — продолжала Говард.

Она не глядя протянула руку назад. Ее ассистент вложил в ее руку папку, как бегун, передающий эстафетную палочку своему товарищу. Говард вынула оттуда три или четыре страницы и передала их судье.

— Здесь у меня распоряжение федерального суда округа Колумбия, согласно которому он берет на себя юрисдикцию по данному делу относительно рассмотрения шести фотографий, идентифицированных как материалы, полученные от стороны защиты в рамках настоящего дела «Народ штата Калифорния против Кати Солаз». Изъятие снимков федеральным судом выполнено на основании норм федеральной юрисдикции с ведома государственного суда по контролю за деятельностью внешней разведки США в округе Колумбия. Как вы можете убедиться, распоряжение было подготовлено и выдано окружным судом три дня назад.

— Мистер Мадриани, вы видели этот документ? — спросил Квинн.

— Нет, ваша честь. Мы впервые слышим о нем.

Говард подала знак, и ее помощник достал из портфеля две копии документа, одну для меня, другую для Гарри.

— Простите мое невежество, — продолжал Квинн, — но что означает суд по контролю за деятельностью внешней разведки США?

— Возможно, небольшая справка об этой организации содержится в данном документе. — Эту фразу произнес уже Райтаг.

— Да, Джим, полагаю, вы лучше других осведомлены об этом, — заметила Говард.

— Мне все равно, кто лучше осведомлен об этих бумагах. Я просто хочу знать, что происходит. — Квинн не любил, когда ему перебегали дорогу, даже если это сделал другой судья, который, как и он, носил мантию государственного суда.

— Согласно Акту от 1978 года о контроле деятельности органов внешней разведки, был образован специальный орган под названием федеральный суд по надзору за деятельностью органов внешней разведки США (СДВР). Кроме того, был создан специальный суд, который должен был заниматься апелляциями от СДВР, если таковые будут иметь место. В дальнейшем в закон были внесены изменения, но они касались только состава суда и численности его членов. Цели и задачи остались прежними.

— И в чем же они заключаются? — поинтересовался Квинн.

— Рассматривать обращения от федеральных организаций, направленные против агентов внешней разведки, заподозренных в ведении операций на территории США. Они называются исками к СДВР.

— Простите, — снова перебил его Квинн, — я помню, что мистер Темплтон уже представлял вас, но кто же вы на самом деле?

— Меня зовут Джеймс Райтаг, я помощник генерального прокурора и курирую вопросы, относящиеся к деятельности отдела национальной безопасности в сфере разведки министерства юстиции.

— Это всего лишь должность, — заявил Квинн. — В свете распоряжения федерального суда я не уверен в том, какова будет моя роль в этом деле. Надеюсь, что я все еще обладаю полномочиями в части, касающейся уголовного дела.

— Полагаю, да.

— Очень любезно с вашей стороны, — проговорил Квинн. — Итак, вы заявляете, что те фотографии, которые мистер Мадриани и его клиентка хотели бы рассмотреть на суде, представляют собой нечто относящееся к государственным секретам, не так ли?

— Вот именно, — подтвердил Райтаг.

— Мистер Мадриани, у вас есть что сказать по этому поводу? — Квинн посмотрел в мою сторону.

— Я не хотел бы обсуждать это, — настаивал Райтаг.

— Возможно, я что-то не так понял, — вмешался я. — Вы заявляете нам, что юрисдикция специального федерального суда ограничивается соблюдением контрольных данных, касающихся деятельности шпионов на территории Соединенных Штатов. Это так?

— Да, это так, — подтвердил Райтаг.

— А какое отношение к этому имеют эти шесть фотографий?

— Это секретная информация, и вы не имеете к ней доступа, — заявил Райтаг.

— Ваша честь, мы имеем дело с двумя убийствами, по которым скопилось очень много вопросов, на которые у нас нет ответов. У нас есть вопросы, относящиеся к одной из жертв, а именно к Эмерсону Пайку. Чем он занимался, как ему удалось заполучить визу и привезти нашу клиентку в США, ту самую визу, оформление которой обычно занимает месяцы? Но ему удалось получить ее в нашем консульстве в Коста-Рике за три дня. Известно ли вам что-нибудь об этом? — Последний вопрос я адресовал Райтагу.

— Извините, — проговорил он и покачал головой.

— Мы знаем, что Эмерсон Пайк был буквально поглощен данными фотоснимками, — теперь я обращался к судье, — и что эти фотографии были сделаны матерью подзащитной…

— Где? Где именно они были сделаны? — воскликнул Райтаг.

Я посмотрел на него:

— Если вас интересует обмен информацией, дайте мне копии фотографий и расскажите все, что вам известно. А я передам вам все имеющиеся у меня данные. Но при одном условии: это не должно подвергнуть мою клиентку риску преследования со стороны закона.

— Почему бы вам просто не сказать мне, где были сделаны снимки, — поинтересовался Райтаг, — в Коста-Рике? Это ведь была Коста-Рика, не так ли? Почему бы вам просто не рассказать нам, что вы узнали от клиентки? Ведь тогда мы могли бы очень быстро все выяснить.

— Полагаю, что вы ищете господина Никитина.

Это было сказано наугад, но сработало. Глаза Райтага чуть ли не вылезли из орбит, когда он повернулся ко мне.

— Что она вам сказала?

Еще более интересным был сконфуженный взгляд, брошенный им на Темплтона, который развернулся в своем чудо-кресле и посмотрел сначала на меня, а потом на Райтага. Что бы ни было известно федералам, они, очевидно, не сочли нужным поделиться информацией со своим приятелем-прокурором.

— Давайте поговорим с ней, — предложил Райтаг, — мы могли бы обеспечить ей защиту.

— От чего? От обвинений в убийствах? — переспросил я.

— Ни в коем случае, — вмешался Темплтон.

Райтаг подался вперед, поближе к Темплтону. Ким Говард склонилась к другому уху коротышки. Ее помощник немедленно вскочил со своего края кушетки и встал прямо за передвижным креслом прокурора, чтобы закрыть его от наших с Гарри взглядов. Все они сгрудились перед судейской кафедрой.

— Если вы хотите посовещаться несколько минут, одна из моих комнат в вашем распоряжении, — предложил Квинн. — А кстати, кто такой господин Никитин?

Темплтон поднял руку, как бы удерживая судью. Они шептались еще несколько секунд перед креслом Темплтона, пока тот, наконец, не проговорил:

— Ну хорошо, ваша честь. Я не вполне уверен, что понимаю суть здесь происходящего, но, возможно, существует решение, которое устроило бы всех нас. Именно этот вариант я хотел бы сейчас предложить. Конечно, мне придется оговориться, что прежде я должен буду посоветоваться со своим боссом, но думаю, что и он не станет возражать. Но у нас будет два условия.

Темплтон повернулся в кресле, чтобы посмотреть на меня, а помощник Говард сразу же отступил на свое место.

— Если она пойдет на сотрудничество, — Темплтон имел в виду Катю, — если она поделится информацией с правительством и если эта информация окажется полезной, — продолжал коротышка, — если выдаст своего сообщника, который помогал ей в доме Пайка, кем бы он ни был, то я буду ходатайствовать перед судом, чтобы он ограничился пожизненным заключением без права помилования.

— Мечтать не вредно, — отрезал я.

— Все это предполагает наличие сообщника, — вступил в разговор Гарри, — но как же, черт возьми, она сдаст вам кого-то, кто не существует в реальности?

— Ну, этого мы не узнаем, пока она сама не скажет нам об этом, не так ли? — предположил Темплтон. — Тем не менее я внес предложение, ваша честь, — Темплтон снова повернулся к судье, — и поскольку правосудие штата сделало свое предложение, которое я готов изложить письменно, его необходимо довести до подзащитной. Отвергать его не относится к компетенции адвокатов. Решение должна принимать сама подзащитная. Адвокаты могут консультировать ее, но они не вправе за нее решать. И я бы попросил во избежание недоразумений и путаницы, чтобы господа Мадриани и Хайндс присутствовали в момент, когда предложение будет разъясняться их клиентке. — Говоря это, Темплтон смотрел прямо на Гарри. — Я переведу это на испанский язык, чтобы она могла прочитать документ. Путь к спасению от смертного приговора — совсем не тривиальное дело.

— Отклоняется, — объявил Квинн, — вы передадите свое предложение господам Мадриани и Хайндсу.

— Будем рады передать его, — сказал я, — но могу заверить, что она отклонит его.

— Как вы можете быть уверенными в этом? — Темплтон снова развернулся и посмотрел на меня.

— Я знаю свою клиентку. И если вы соизволите вынуть голову из зада, то сможете увидеть дневной свет.

— Господин Мадриани! — вмешался Квинн.

— Простите, ваша честь, но были убиты двое людей. Кто-то проник той ночью в дом Эмерсона Пайка. Мы знаем об этом, потому что на замке задней двери дома остались следы взлома. Единственной причиной, почему убийца не забрал данные фотографии, является то, что они принадлежали матери подзащитной. Кате Солаз удалось добиться, чтобы Эмерсон Пайк вернул ей снимки в ту ночь, когда она бежала из его дома, в ночь убийства. Катя Солаз сумела выбраться из дома, буквально на один шаг опередив того, кто убил Пайка. Если бы этого не произошло, то сейчас она была бы мертва и фотографии исчезли бы.

— Ну да, и вы конечно же готовы поручиться за это, — заметил Темплтон. — Ваша честь, мы считаем, что это она убила Эмерсона Пайка с помощью сообщника. — Он снова повернулся к судье. — Вместе они обчистили дом, забрали монеты и компьютер потерпевшего.

— Если мотивом была кража, то почему они забрали только компьютер и часть монет? — спросил я.

— Потому что не смогли больше ничего унести, — заявил Темплтон. — Это называется физикой, а еще точнее, законом гравитации.

— Неправильно, — возразил я. — Компьютер изъяли, потому что в нем в цифровом виде хранились те самые фотографии. Разве вы не знали об этом?

Гарри выстрелил в меня взглядом исподлобья, будто призывая заткнуться.

— Ваша честь, это не было ограблением в общепринятом смысле этого слова. Кто бы ни явился в дом, чтобы убить, убийство было совершено из-за тех фотографий. Именно это было целью. Именно поэтому фотографии являются ключом к нашему делу.

— Что изображено на снимках? — поинтересовался Квинн.

— Спросите у них. — Я указал на Райтага.

— Не могли бы вы дать нам хотя бы подсказку? — спросил Квинн.

— Нет, сэр, — отрезал Райтаг.

— Я отвечаю за то, чтобы суд был честным, — напомнил судья.

— А в мои обязанности входит защита национальной безопасности, — парировал Райтаг.

— Найдите компьютер Пайка, и вы найдете убийцу, — вмешался я. — И это будет не моя клиентка.

— Тогда подскажите нам, где именно искать, — съязвил Райтаг.

— Похоже, что мы снова оказались там, где были с самого начала, — заявил Гарри. — У меня есть предложение.

Райтаг посмотрел на него:

— В чем оно заключается?

— Федеральное правительство имеет право контролировать деятельность большинства банков, не так ли?

— И что же мы должны предпринять в отношении какого-то из них?

— Нам известно имя — Джон Уотерс. Мы располагаем информацией, что мистер Уотерс получил сто тысяч долларов наличными в качестве оплаты за одну из принадлежавших жертве, Эмерсону Пайку, золотых монет. Возможно, это займет какое-то время, но не исключено, что господин Уотерс положил эту сумму на банковский счет в одном из американских банков. Вы можете проверить в своих компьютерах имя Джон Уотерс и убедиться, что будет обнаружено. Я имею в виду то, что для открытия счета в банке необходимо предъявить карточку социального страхования или данные налогоплательщика, не так ли?

Райтаг ненадолго задумался, потом сделал у себя пометку.

— Не думаю, что вы располагаете датой его рождения, — поинтересовался он.

— Но ведь речь идет о вымышленном имени, — насмешливо бросил Темплтон.

— Ну и что? — парировал Гарри. — Если кто-либо открыл в банке счет под этим именем, мы должны знать об этом. В интересах национальной безопасности. — Он посмотрел на Райтага.

— Я согласен с господином Мадриани в одном, ваша честь, — заявил Темплтон, — если мы найдем компьютер Эмерсона Пайка, мы обнаружим одного из убийц. Потому что второй уже находится в окружной тюрьме. Передайте наше предложение своей клиентке. — Он посмотрел на меня. — Скажите ей, что у нее появился шанс на жизнь. Это самое большее, на что она может рассчитывать. Посмотрим, что она на это скажет.

И он одарил меня зловещей улыбкой.

Глава 24

Вчера днем, положив трубку телефона, Катя поняла, что забыла поблагодарить Пола. Она почувствовала, что он или Гарри переговорил с руководством тюрьмы, потому что ее жизнь стала значительно легче.

Пол позвонил ей, чтобы рассказать, что произошло в здании суда, о спорах вокруг исчезнувших фотографий. Через несколько дней, сообщил он, им придется встретиться в суде. Им предстояло обсудить множество важных вопросов, ни об одном из которых нельзя было говорить по телефону. Кате предстояло поехать в здание суда, где в присутствии судьи в его кабинете они обсудят все это. При этом прокурор, будет ожидать результатов беседы в соседней комнате. Катя спросила, что произошло. Пол ответил, что все подробности при встрече, и на этом разговор закончился. Она пообещала себе, что не забудет поблагодарить его, когда они встретятся в суде.

Ее жизнь удивительно быстро изменилась к лучшему. Последние несколько дней, даже принимая во внимание ту драку в душевой комнате, все ее прошлые проблемы в тюрьме исчезли. Мексиканские чики, которые третировали Катю с самого первого дня пребывания там, в особенности та огромная женщина с рябым лицом и шрамом на щеке, оставили ее в покое и зализывали раны.

Катя с улыбкой размышляла об этом, направляясь через двор к зданию, где находилась ее камера.

Огромная мексиканка иногда бросала в ее сторону злые взгляды. Но когда Катя смотрела на нее, сразу же отводила глаза. У нее до сих пор не все в порядке было с носом. Она и ее друзья теперь держались на дистанции. Даже в общей комнате, куда Катя так долго избегала заходить, она теперь чувствовала себя свободно. Могла сколько угодно сидеть там и смотреть телевизор, не опасаясь, что ей придется бежать от кого-то из своих коллег-заключенных.

Катя понимала, что все это стало возможно благодаря Полу или Гарри. Они поговорили с кем-то в тюрьме, и одна из Катиных соседок по камере, подруга большой мексиканки, причина всех Катиных проблем, неожиданно была переведена в другую камеру. Вместо нее поселили другую латиноамериканку, Даниэлу Перес, которая заняла место над Катиной койкой.

Даниэла была родом из Колумбии и, как и Катя, оказалась в тюрьме в одиночестве, без подруг. Обычно выходцы из Коста-Рики относились к колумбийцам с опасением, помня о той волне насилия, с которой был связан колумбийский наркобизнес. Но Даниэла отчего-то казалась Кате другой.

Она была тихой и спокойной, всегда погруженной в себя. Но она никогда не забывала улыбнуться и поздороваться с Катей при встрече. И это было нетипично для обитателей тюрьмы. Улыбаться и вежливо разговаривать считалось здесь признаком слабости. Это превращало тебя в потенциальную жертву, подталкивало кое-кого к действиям.

Катя думала, как долго сумеет продержаться здесь Даниэла, если и с другими будет вести себя вот так, по-дружески. Рано или поздно она точно так же улыбнется и поздоровается с проходящей мимо большой мексиканкой или бандиткой-чикой.

Два дня Катя наблюдала за Даниэлой издали. Колумбийка была старше и выше и очень хорошо сложена. Каждый день она занималась в тренажерном зале. Но, хотя Даниэла и имела привлекательную внешность, Катя догадывалась, что на долю этой женщины выпала непростая жизнь. Сложно было определить, сколько же ей лет. Катя предполагала, что за тридцать.

На спине колумбийка носила огромную татуировку, которая продолжалась вплоть до локтя на левой руке: паутина, которая перекатывалась на ее коже, когда Даниэла поднимала тяжести в зале. Катя поражалась тому, какой большой вес могла поднимать эта женщина. Она совсем не выглядела сильной. Наверное, все дело было в технике, в том, как она владела своим телом. Многие женщины, даже те, что привыкли работать с тяжестями, удивлялись этому. Катя видела, как две из них заговорили с Даниэлой. Перебросившись с ними несколькими фразами, она пожала руку одной из них, и они вместе направились во двор гулять.

Все переменилось в тот день. Катя решила пойти принять душ. Обычно она делала это раньше, чтобы не встретиться в душевой с другими женщинами-заключенными. Из-за шума воды и струи, направленной в лицо, она не увидела и не услышала их. Большая мексиканка и две ее подруги зашли в общую душевую вскоре после нее. Все они были одеты в свитера и кроссовки. Несмотря на то что мексиканка была очень крупной, по крайней мере на пятьдесят фунтов тяжелее Кати, она никогда не ходила без сопровождения менее чем двух подруг.

Одна из женщин ощупала Катю сзади. Когда Катя обернулась, вздрогнула и попыталась прикрыться руками, все трое рассмеялись.

— Успокойся, мы не собираемся сделать тебе больно. Мы просто хотим немного позабавиться, — сказала великанша.

Когда она вышла вперед и попыталась прикоснуться к Кате, девушка отшатнулась. Тогда все трое принялись оскорблять ее. Они говорили, что женщины ее страны ничего не стоят, что костариканки спесивы, как павлины, что они привыкли выставлять свои тела на потеху гринго. Катя отвернулась и попыталась продолжить мытье.

— Ну-ка повернись ко мне лицом, сука. — Большая мексиканка обхватила Катю и вытолкнула ее из-под струи воды к кафельной стене, туда, где мексиканки могли общаться с ней, не боясь быть забрызганными. Две подруги большой мексиканки схватили Катю за руки и прижали их к стене. Великанша налила себе на руку немного мыла из флакона на полке и стала брызгать им в лицо и в глаза Кати.

— Оставьте ее в покое!

Глаза Кати горели. Она ничего не видела, но слышала этот голос. Он доносился откуда-то снаружи.

Неожиданно две женщины отпустили Катины руки. Она заскользила вдоль стены подальше от них, туда, где лилась вода. Смыв едкое мыло с глаз, сквозь желтый туман девушка разглядела Даниэлу, стоявшую у входа в душевую. На Даниэле были шорты, тюремная майка и кроссовки. Тело женщины блестело от пота: возможно, она вернулась с пробежки по двору.

— Почему бы вам не оставить ее в покое? — снова спросила Даниэла.

— Почему бы тебе не заниматься своими делами? — огрызнулась великанша мексиканка. — Или, может быть, ты хочешь, чтобы и тебе досталось?

— Я не думаю, что вас здесь достаточно для того, чтобы напугать меня, — заявила Даниэла.

— Ах вот как ты думаешь?

— Я знаю, что говорю.

Все произошло так быстро, что Катя не была даже уверена, действительно ли что-то видела.

Чувствуя резкий запах мыла, ощущая резь от него в глазах, она все же заметила, как одним молниеносным броском мускулистого тела Даниэла сократила дистанцию. Она приблизилась к ним так стремительно и с такой агрессией, что первым инстинктивным желанием мексиканок было отступить. Из-за этого одна из них, та, что стояла ближе всех к Кате, оказалась прямо под струей воды.

Женщины растопырили руки, готовые схватить Даниэлу. Но ее уже не было поблизости. Уклоняясь от их рук, она нырком бросилась вниз, на плитку пола. Одним мощным махом мускулистой ноги сбила с ног всех троих.

Катя запомнила тот звук. Звук падающих тел женщин, удар их голов о плитку пола напоминал ей звуки, которые издают кокосовые орехи, когда падают на бетон. Следующим, что увидела Катя, были три женских тела, лежащие спинами на покрытом мылом полу, и пытавшиеся, как в замедленной съемке, уползти прочь. Несколько секунд они так и лежали с открытым ртом, пытаясь прийти в себя.

Только одна из них попыталась встать — большая мексиканка, и это было ошибкой с ее стороны. Поднявшись с пола, с горящими злобой глазами-бусинками, она, опустив плечо, бросилась на Даниэлу.

Хитрая колумбийка сделала шаг в сторону, как тореадор отступает перед устремившимся на него быком. Даниэла ухватила мексиканку за волосы, когда та, не успев затормозить, проносилась мимо нее, и, придав ее движению новое направление, швырнула великаншу лицом прямо в плитку стены.

Катя вспомнила глухой удар и красную реку мексиканской крови, которая, смешиваясь с водой, стекала в дренажное отверстие.

Женщина пролежала на полу более минуты, пока ее подруги осмелились наконец помочь ей. И когда все же решились на это, старались далеко обходить Даниэлу.

Катя тогда подумала, что мексиканка мертва. Но Даниэлу, похоже, это нисколько не смутило. Для нее все произошедшее казалось нормальным ходом событий. Закон джунглей, царивший в тюрьме, не был для нее чем-то новым.

После того столкновения в душевой Катя и Даниэла провели вместе немало времени, гуляя и беседуя.

Даниэла рассказала Кате, что ее арестовали три дня назад в Сан-Диего по делу, связанному с наркотиками. Но разумеется, как и все заключенные в тюрьме, она говорила, что ни в чем не виновата.

Пол говорил Кате, что нельзя никому рассказывать о своем деле, и она следовала его совету. Даже когда Даниэла спросила Катю, за что она попала в тюрьму, Катя откровенно ответила ей, что адвокаты порекомендовали ей не обсуждать это ни с кем. Это было трудно, так как Катя сознавала, что своей вновь обретенной безопасностью и независимостью обязана новой подруге.

По вечерам после отбоя они играли в карты за небольшим столиком в камере. Даниэла обучила Катю нескольким новым играм. В этот вечер они в третий раз разыгрывали партию в джин-рамми, и перед Катей стоял сложный выбор, следует ли ей разыграть три или пять карт, когда она услышала звук катившейся мимо их камеры тележки. Катя повернулась, чтобы посмотреть. Это были чистые полотенца на следующий день.

— Я возьму, ты играй, — сказала Даниэла.

Она встала, прошла мимо и выглянула через толстое стекло двери наружу, туда, где заключенная из прачечной сложила стопкой два полотенца. Заключенная уже была готова сложить полотенца в металлическое устройство за дверью, похожее на большой почтовый ящик, когда в коридор спустился один из охранников-мужчин. Коротко остриженный, одетый в форму с нашивками сержанта на рукаве, он остановился у тележки и заговорил с заключенной. Даниэла не слышала, о чем шла речь, но, когда он потянулся к полотенцам, чтобы быстро осмотреть их, глядя в глаза заключенной-прачки, она почувствовала, что ее сердце вот-вот остановится. Охранники часто находили так наркотики и другую контрабанду.

Она прошла мимо, и заключенная из прачечной проводила ее презрительной ухмылкой. Потом она бросила два сложенных полотенца в прорезь ящика за дверью. Даниэла забрала их с другой стороны.

— Я положила пять карт, — сказала Катя.

— Секунду.

Даниэла бросила одно из полотенец на Катину койку, второе — на свой матрас. Сделав это, она запустила руку во внутреннюю складку полотенца и нащупала там ребристые края рукоятки. Сам предмет был ненамного больше по размеру, чем колода карт, которыми они играли. Пистолет «вальтер-ППК» был смертельной игрушкой. Это было все, что ей сейчас требовалось.

Яков Никитин больше не мог пытаться отдалить неизбежное. Алим развил неустанную деятельность. Он постоянно совещался с техническим специалистом, направленным к нему его правительством. Этот человек не был знаком с созданным русскими устройством, но достаточно знал об общей конструкции этого вида оружия, чтобы понять, что пришла пора приступать к сборке.

Ствол был чистым. Ржавчины не было, а бурые пятна окисла, появившиеся на металлических деталях, тщательно зачистили и удалили вручную с помощью ветоши. Затем последовало купание в легком машинном масле с целью удалить любые остатки шлифовальных материалов, с которыми не справилась материя.

Никитин наблюдал за всеми этими действиями. Сначала он инструктировал людей Алима, а затем контролировал их работу. Особое внимание он уделял внутренней поверхности гладкого пушечного ствола. Яков искал любые признаки неровности на металлической поверхности, все то, что могло бы послужить причиной снижения скорости снаряда в канале ствола. Требуемая начальная скорость снаряда должна была составлять тысячу футов в секунду, что примерно соответствовало скорости пули, выпущенной из американского пистолета 45-го калибра.

Даже несмотря на то, что сам снаряд никак не мог повлиять на начальную скорость, а длина ствола была менее трех футов, любое значительное снижение скорости могло бы привести к преждевременной детонации. Прежде чем две подкритические массы урана соприкоснутся, чтобы под давлением инициировать цепную реакцию, небольшой ядерный взрыв разорвет устройство на части. Иначе говоря, произойдет то, что физики долгое время называли пшиком. Последует выброс радиации, но ее будет немного, и окажется нетрудно произвести работы по очистке местности. Но само устройство будет утрачено, а миссия окажется проваленной.

Техник из группы Алима знал об этом. Но он не знал правильный порядок сборки устройства перед тем, как привести его в действие. Несколько раз он пытался получить эту информацию от Никитина. Но Яков дал ему несколько расплывчатых, вводивших в заблуждение ответов. Еще более затрудняла процесс необходимость перевода с русского на испанский и на фарси. Наконец тот человек прекратил свои попытки и что-то сказал Алиму. Никитина оставили в покое. И тогда он решил, что пришло время начать собственную игру.

Через переводчика он заявил Алиму, что у него есть два условия. И это были требования, а не просьбы. И если Алиму нужна бомба, он должен выполнить оба.

Когда его слова перевели на фарси, Яков видел, как глаза Алима превратились в две узкие щелки, а мускулы на его шее напряглись, подобно стальным проводам.

Во-первых, для окончательной сборки устройства Якову не потребуется помощь никого из людей Алима, в том числе специалиста-техника. Фактически он требовал убрать всех с места, где будет проводить последние работы.

Алиму это не понравилось. Он был взбешен и отчаянно пытался оспаривать это решение с помощью переводчика. Был момент, когда он схватился за пистолет и наверняка был готов убить упрямого старика.

Не успел Алим успокоиться, как Яков выдвинул второе требование. Дочь Никитина Мариселу следовало доставить в ее дом в Коста-Рике с помощью людей из ФАРК, которым Никитин доверял. ФАРК должны дать гарантии, что ни она, ни кто-либо из ее семьи никак не пострадает.

Лицо Алима снова загорелось злобой.

Но Никитин не желал идти на уступки ни по одному из своих требований. Причиной, по которой он не хотел использовать людей Алима, был языковой барьер. По крайней мере, так он это объяснил. Процедура подготовки устройства была опасной. Малейшая ошибка, и контакт двух подкритических масс урана может привести к полномасштабному ядерному взрыву или как минимум отравить радиацией огромный участок джунглей. Якову не нужны были ошибки, и он не нуждался в праздных наблюдателях, путающихся у него под ногами.

Он произведет сборку устройства сам, с помощью всего одного повстанца из организации ФАРК.

Не поставив об этом в известность Алима, Никитин уже подобрал себе такого человека. Ему было чуть больше двадцати лет, и он обладал самыми умелыми руками среди всех обитателей лагеря. Повстанец, как и сам Никитин, говорил на испанском языке. Если Алиму действительно нужна бомба, то он должен будет заплатить эту цену. Он практически не оставил персу иного выхода.

Пока Алим сердито переговаривался с техником, Яков бросил переводчику еще несколько коротких фраз. Он сказал этому человеку, что он и его помощник из ФАРК сами будут дергать дракона за хвост.

Потом он наблюдал за тем, как переводчик передает его послание. Он не смотрел на Алима. Он наблюдал за выражением лица специалиста-техника, который блестящими глазами навыкате неожиданно уставился на русского.

Яков не был силен в искусстве блефовать, но перед тем, как сделать решающую ставку, хотел бы верить в то, что в день, когда они будут собирать бомбу, техник Алима найдет самые убедительные причины, чтобы оказаться в Медельине, за несколько сотен миль отсюда.

Глава 25

Мы с Гарри очень хотели бы знать, почему, если Суд по надзору за деятельностью внешней разведки является настолько секретной организацией, функционеры, что дергают за ее рычаги, желают пригласить нас в комнату для заседаний в здании суда и рассказать нам о ней. Ответ, скорее всего, заключается в том, что представителям различных государственных структур зачастую нравится поливать друг друга дерьмом. Таковы игры бюрократов.

Первое, о чем мы позаботились, вернувшись в офис, была его очистка от всевозможных электронных устройств. Когда оборудование обнаружения было включено, прибор засветился, как рождественская елка. По окончании работ занимавшиеся этим специалисты пригласили нас с Гарри наружу, где спросили, хотели ли бы мы, чтобы все эти жучки были удалены. Посовещавшись с минуту, мы решили не делать этого. Всегда лучше точно знать, где находится дьявол. Стоило удалить всю эту электронику, и ее хозяева тут же найдут другой способ наблюдения, еще более изощренный.

Этим утром Гарри, как мы договорились, принес из библиотеки том с нужной нам информацией и с грохотом уронил его на стол передо мной.

— Можешь убедиться, — заметил он. — Том пятидесятый государственных кодексов США, номер ссылки 1803. Здесь приводится Акт о контроле деятельности органов внешней разведки. Как здесь написано, он был принят в 1978 году, а несколько лет назад, после принятия Акта патриотов, в него были внесены поправки.

Гарри зачитывал мне информацию со скрепленных степлером страниц. Часть данных он почерпнул из Интернета.

— Самые последние данные об этом публиковались четыре года назад. Только в тот год было выписано более восемнадцати тысяч ордеров; при этом отвергнуто всего четыре заявления. Кто бы мог подумать, что у нас так много шпионов? — патетически воскликнул Гарри. — Или, по крайней мере, слишком много резиновых штампов, которые так и хочется пустить в ход.

Послушай-ка вот это: «В связи с тем что речь может пойти об очень деликатных вещах, Суд по надзору за деятельностью органов внешней разведки является секретным учреждением. Его слушания проводятся в закрытом режиме. Несмотря на то что ведется запись всех судебных процессов, эти записи также являются закрытыми для публики. В связи с секретностью процессов обычно к ознакомлению с материалами Суда по надзору за деятельностью органов внешней разведки допускаются только представители государственных органов правосудия». Как это тебе? — поинтересовался Гарри.

— Ну, не знаю. Звездный кабинет? — предположил я.

— Скорее, Большое федеральное жюри, — поправил Гарри, — это одно и то же.

— Итак, у них в руках фотографии, и мы не имеем к ним допуска. Они знают, что были убиты два человека, возможно, из-за этих самых фотографий, но их это не интересует. Наверное, потому, что это выходит за рамки их служебных обязанностей.

— По крайней мере, ты можешь быть удовлетворен уже тем, что знаешь об этом. Видел бы ты его лицо! Темплтон знает о происходящем еще меньше, чем мы.

— Ты имеешь в виду его отношения с федералами?

— Вот именно, — подтвердил Гарри, — когда ты произнес имя Никитин, Райтаг взорвался, как сверхновая. Он почти растекся около коротышки, но Темплтон ничего не заподозрил. Отсюда вопрос: если все это настолько секретно, то почему Райтаг и компания собираются сесть с нами в совещательной комнате у Квинна и рассказать нечто обо всем этом?

— Ну, причина очевидна, — сказал я, — после того как мы апеллировали к делу Брэди, у них просто нет другого выхода. Им либо придется поступить так, либо стать свидетелями того, как Темплтон объявит на суде, что фотографии были изъяты из дела по распоряжению федерального правительства. В любом случае деятельность Райтага окажется засвеченной. А так они, по крайней мере, могут поговорить с нами и попытаться выудить у нас информацию, например, о том, где были сделаны снимки.

— Действительно. Они могли бы послать агентов ФБР к нам в офис с вопросами, но понимают, что здесь дело дохлое. Неприкосновенная информация! — воскликнул Гарри. — Все, что Катя сообщила нам, охраняется законом о неприкосновенности информации, которой обмениваются клиент и адвокат. И они никак не могут ее заполучить.

— Верно. Они могут оставить нас с тобой перед закрытыми дверьми Большого федерального жюри, но знают, что и там получат тот же ответ.

— Это правда. Ни один федеральный судья ничего не сможет предпринять в рамках закона против двух адвокатов только за то, что они отказываются нарушить закон о неприкосновенности информации, полученной адвокатом от клиента.

— Именно поэтому Райтаг и начал говорить о том, что намерен предложить Кате защиту, — сказал я. — Он просто ведет разведку боем.

— Если они предоставят ей защиту при условии, что ничего из сказанного ею перед Большим жюри не будет использовано против нее ни на одном уголовном процессе, она не сможет воспользоваться статьей пять и хранить молчание, — продолжал Гарри.

— А если они возведут Китайскую стену вокруг обвинений в убийстве и не захотят поделиться информацией с Темплтоном, нельзя будет применить закон о защите. Итак, она снова оказывается на крючке, — сказал я.

— Конечно, если они намерены добиваться, чтобы Катя предстала перед Большим жюри, должны будут позволить ей переговорить с адвокатами, прежде чем сделают это, — сказал Гарри. — Мы не сможем вместе с ней присутствовать на процессе, но, несомненно, она сохранит за собой право на юридическую поддержку и в любой момент сможет посоветоваться со своими адвокатами.

— И это, конечно, их беспокоит, — продолжал я. — Единственным средством давления с их стороны может стать попытка обвинить ее в неуважении к суду или посадить, если она откажется давать показания. Но поскольку она и так уже в тюрьме, им придется смириться с тем, что мы собираемся рекомендовать ей сидеть тихо и ничего не говорить.

Если раньше они об этом не знали, то теперь им точно все известно.

— Да, а кроме того, — заметил Гарри, — таким образом она улучшит свои жилищные условия, переехав в пятизвездочный номер в федеральном исправительном учреждении.

Гарри снова посмотрел на меня, пожал плечами и перевел взгляд на потолок, будто бы намекая: способен ли ты думать о чем-то еще?

Я поднял вверх большой палец. Еще одно очко в плюс.

— Что меня еще беспокоит, это почему Темплтон настаивал на том, чтобы мы как можно скорее воспользовались ссылкой на дело Брэди. Почему бы нам не подождать? Он знает, что федералам придется выйти из тени и наложить на все свою лапу, как только мы это сделаем. Ты должен подумать над этим.

Если я не ошибаюсь, эта пикантная подробность заставит Райтага и его компанию срочно начать поиски веревки и дров с тем, чтобы сжечь на костре коротышку. Срочно сослаться на дело Брэди действительно было идеей Темплтона. Федералы получили снимки из дела, но вряд ли они сообщили ему, по какой причине это было сделано. Его, должно быть, сжигало любопытство, поэтому он и поспешил присоединиться к помешиванию варева в котелке, чтобы в дальнейшем попробовать его на вкус.

— Нам необходимо снова поговорить с Катей обо всем, и мы должны сделать это как можно скорее.

— Я уже договорился об этом, — сказал Гарри. — Послезавтра она приедет сюда утренним автобусом, на котором отправят обвиняемых. Мы не будем встречаться с Квинном до второй половины дня. Таким образом, у нас будет целое утро на то, чтобы побеседовать с ней и научить ее, как себя вести.

А это заставит Райтага потратить два дня на то, чтобы связаться со зданием суда и свить там свою сеть, готовясь к нашему разговору с клиенткой. Он будет очень разочарован, когда узнает, что имя Никитин так ни разу и не окажется произнесено. В то же время у нас появится возможность передать ей предложение Темплтона и доставить удовольствие судье, который должен будет убедиться в том, что она поняла все условия, прежде чем отвергнуть их. Гарри убежден, что это единственный способ убрать из-за моей спины Темплтона.

— А мы не можем заполучить ее раньше? Почему бы, скажем, не сделать это завтра? — поинтересовался я.

— Я уже пытался. Квинна не будет на месте, — ответил Гарри, — поэтому мы увидим ее не раньше, чем я сказал. Так, что еще? Чем еще займемся?

— Вернемся к самому началу. Итак, Пайк был убит из-за фотографий. Они все еще являются ключом к нашему делу. Мы отправимся за снимками.

— А как ты предлагаешь получить их?

Я посмотрел на часы. Было ровно десять тридцать утра, а в нашем сценарии образовался пробел. Мы уже проговорили все, что планировали. Однако я рассудил, что всегда полезно оставлять некоторые вопросы без ответов.

— Как насчет раннего ланча? — спросил я. — Почему-то сегодня я с самого утра чувствую голод. — И я подмигнул Гарри.

— Конечно, почему бы и нет?

Когда мы вышли из нашей комнаты для совещаний, Гарри повернул в сторону своего кабинета. Я схватил его за руку.

— Мне нужно надеть пиджак, — сказал он.

— Давай пройдемся немного.

Мы вышли из офиса через переднюю дверь в одних рубашках. Вместо того чтобы повернуть налево и пройти через небольшую площадь через арку к ресторанчику «Мигель Косина», мы повернули направо, вышли на заднюю улочку и пошли мимо мусорных контейнеров к небольшой калитке, через которую можно было попасть к парковке за зданиями.

— Что происходит? — спросил Гарри.

— Ты спросил меня, как я намерен добыть фотографии. Райтаг уверен, что только у него есть копии. Возможно, что это не так.

— Ты хочешь сказать мне, что сумел заполучить нетбук Пайка? — усомнился Гарри. — Я начинаю думать, что коротышка был в чем-то прав в отношении тебя.

— Нет, здесь дело не в компьютере. Но в тот день, когда я встречался с Катей в тюрьме, поскольку у тебя были какие-то другие дела, она сообщила мне нечто, но я не счел ее информацию важной. Она сказала мне, что ее фотоаппарат, тот самый, с которого ее мать делала снимки в Колумбии, находится в доме матери в Сан-Хосе. Сказала, что, насколько она знает, оригиналы снимков все еще оставались в фотоаппарате. Пайк сказал ей, что не удалял эти снимки из памяти, когда копировал их в свой компьютер.

— Ну, допустим, мы поверим ему, — сказал Гарри.

— У нас остается единственный выход: попытаться заполучить эти фото.

Глава 26

Если Герману Диггсу когда-либо приходилось напиваться до бессознательного состояния в баре, он, наверное, превращался в самый настоящий кошмар для вышибал. Хотя вы вряд ли сумели бы понять это, глядя на его улыбающееся лицо и блестящую лысину, когда в то утро он появился из-за угла моего офиса и постучал в дверь.

— Я слышал, у вас есть кое-что для меня, — заявил он.

Никогда не измерял рост Германа с помощью рулетки, но, когда он проходит в дверь, его фигура оставляет всего несколько дюймов пространства сверху и практически ничего по бокам. Герман наш сыщик. Это афроамериканец тридцати с небольшим лет, и его фигура напоминает кирпич. Сломанное в колледже колено положило конец мечтам Германа о карьере профессионального футболиста. Оно же наделило его легкой хромотой, хотя если вы попытаетесь обогнать его в беге, то вряд ли преуспеете в этом.

— Давай возьмем по чашке кофе, — предложил я.

Мы с Германом спустились в заведение Мигеля и расположились за небольшим столиком под сенью пальм в крохотном патио.

— Не думаю, что они уже открылись, — проговорил Герман.

— Мы с Гарри решили, что о некоторых вещах теперь лучше не говорить в офисе, — поделился с ним новостью я.

Герман ответил мне внимательным взглядом.

— У стен иногда бывают уши, — продолжал я.

— Кому такое могло бы понадобиться? — поинтересовался он.

— Тебе это будет неинтересно. Но советую быть аккуратнее в разговорах по телефону и вообще при обсуждении в своем офисе некоторых вещей, к которым мы сейчас перейдем. Сейчас мы с Гарри предпочитаем пользоваться обычными блокнотами и голубиной почтой. Не отправляй никаких сообщений электронной почтой, не оставляй голосовых сообщений на наших офисных или домашних телефонах. Мы найдем другой способ для связи. И забудь наши сотовые телефоны, содержание переговоров по ним сразу же станет общедоступной информацией.

— Федеральное правительство, — промолвил Герман.

Я кивнул.

— И что же вы натворили? Забываете платить налоги?

— Как у тебя со временем? — спросил я.

— У меня занято утро послезавтрашнего дня. Нужно будет присутствовать на суде по делу другого клиента. После этого я буду свободен несколько дней. Сколько моего времени тебе нужно?

— Это будет зависеть от того, насколько быстро ты сработаешь, и от того, сможешь ли найти то, что нам нужно. Речь идет о деле Солаз.

Я вынул из кармана брюк бумажник, раскрыл его и вытянул оттуда сложенную пополам тонкую полоску бумаги. Ту самую, что протянул Кате в тюрьме, чтобы она внесла туда адрес своей матери. В тот день я сложил ее и сунул в бумажник. Все время забываю переложить в папку. Наверное, отчасти из-за этого получилось так, что вопрос о фотоаппарате оказался упущенным.

— Это не номер улицы. В отличие от нас они распознают улицы не по номерам. Адрес написан по-испански. По нему ты найдешь нужный дом. Она указала все, что требуется, на этой бумаге.

— Коста-Рика, — догадался Герман.

— Как ты узнал?

— Это единственное место в Западном полушарии, где нет почтовой индексации, — сказал он. — Мне приходилось там бывать, уж я-то знаю. Какой город?

— Сан-Хосе.

— Никаких проблем.

Это характерно для Германа. Он знает центральную и южную части Западного полушария, как свою ладонь. Впервые мы встретились с ним в Мексике, по делу, которое превратилось в кровавую мясорубку. Вырвавшись из той заварухи, мы неожиданно поняли, что из всех окружающих нас людей только мы двое можем доверять друг другу.

— И что мне там искать?

— Фотоаппарат. Я не знаю ни как он выглядит, ни где может храниться в доме.

— Только фотоснимки или видео тоже?

— Только фото. Это должна быть автоматическая машинка, скорее всего, что-то очень компактное.

— Может, поговоришь с клиенткой и попытаешься получить более точное описание?

— Завтра мы увидимся с ней в камере здания суда. Уверен, что мог бы получить описание. Проблема в том, как это сделать, не привлекая к себе ушей целой толпы людей?

— Ты думаешь, они будут прослушивать комнату для свиданий с адвокатами в здании суда?

— Обязательно.

Герман издал долгий протяжный свист:

— И что же такого натворила эта леди? Помимо убийства, конечно?

— В том-то и состоит проблема, что мы не знаем. И я вовсе не уверен, что она что-то натворила.

— Попробуй общаться с ней записками.

— Не уверен, что она достаточно хорошо разбирается в письменном английском. А я не писал на испанском со школы.

— Попроси кого-нибудь заранее подготовить список вопросов на испанском языке, скажем, пусть он сделает это сегодня днем. Пусть она напишет ответы на испанском, а потом, получив их, ты попросишь сделать перевод.

— Неплохая мысль.

— И еще, пойми меня правильно: я не возражаю против поездки в Коста-Рику, но почему бы тебе не попросить ее позвонить кому-нибудь там, чтобы он поискал фотоаппарат?

— Я думал об этом. Если звонок будет сделан из тюрьмы, федералы сразу же узнают о существовании фотоаппарата. У ФБР, как правило, есть агенты при посольствах на местах. Если они опередят нас, то мы потеряем и фотоаппарат, и сами снимки. Во-вторых, если мы не ошиблись в наших предположениях, в фотоаппарате находятся снимки, которые могут сыграть в этом деле решающую роль. Пока неизвестно, можно ли доверять ее семье. Вдруг, если мы запросим фотоаппарат, снимки оттуда исчезнут. Мы считаем, что именно из-за этих снимков был убит Эмерсон Пайк. Поэтому осторожнее там, возможно, твоя поездка будет связана с риском.

— То есть ты хочешь сказать, что я получу дополнительную плату за риск?

— Будь осторожен. Может случиться так, что тебе придется отработать эти деньги. Дом в Сан-Хосе принадлежит матери подзащитной. Это она делала те снимки. Мы ничего о ней не знаем, помимо этого факта. Может быть, она тоже в игре. А может быть, просто посторонний наблюдатель. Вероятно, ее не окажется на месте. Мы не знаем. По словам Кати, больше в доме не может быть никого, они жили вдвоем с матерью, хотя, по ее словам, у нее есть друзья, которые были вхожи в их дом. По крайней мере, она говорила, что для них там можно оставить сообщение. Гарри позвонил одной из Катиных подруг и попросил ее оставить у дома записку для матери девушки на случай, если она там появится. Мать просили позвонить в офис адвокатам. Но с тех пор мы не получили ни слова. Исходя из этого мы предположили, что матери до сих пор нет дома. Я хочу сказать только то, что не могу ни за что ручаться, так что тебе следует оставаться начеку.

— Понял.

— И еще одна вещь: когда ты там будешь, оглядись хорошенько. Мы ищем следы человека по фамилии Никитин. Это дед нашей клиентки.

— Ты знаешь его имя?

— Нет. Я напишу этот вопрос в общем списке по-испански. С учетом того, что мы сейчас знаем, этот список будет очень длинным.

Глава 27

Ким Говард вошла в комнату в сопровождении главы управления ФБР по вопросам национальной безопасности Зеба Торпа. Они встретились в конференц-зале филиала ФБР в Сан-Диего, неподалеку от аэродрома и базы морской пехоты США в Мирамаре.

— Как прошел полет? — Джим Райтаг уже сидел за столом и просматривал расшифрованные донесения агентов.

— И не спрашивайте. — Торп бросил портфель на стол и стал снимать пальто.

— Кто-нибудь уже поставил в известность Белый дом? — спросил Райтаг.

— Мне сказали, что советник по национальной безопасности включил этот вопрос в повестку брифинга у президента вчера утром, — ответил Торп. — Президент потребовал докладывать ему каждое утро.

— Я только что начал просматривать обзоры шифрованных сообщений, переговоров, как офисных, так и по телефону, — сказал Райтаг. — Аналитики говорят, что их немного. К сожалению, мы запоздали со стартом. Все было бы по-другому, если бы мы получили разрешение работать и вести наблюдение на местах на несколько дней раньше.

— Мы делали, что могли, — парировал Торп. — Нам нужно было выбрать судью.

Торп был прав. Министерством юстиции выделялось одиннадцать судей, которые должны были работать в интересах Суда по надзору за деятельностью органов внешней разведки. Работая в тесном сотрудничестве, ФБР и министерство юстиции хорошо представляли себе, какой из судей без лишних проблем предоставит им необходимые полномочия и от какого можно было ожидать непредвиденных препятствий.

Райтагу и Торпу пришлось ждать почти две недели, пока выбор не был сделан в пользу нужного судьи. Затем в выходные второй недели, после того как большинство сотрудников специального суда разошлись по домам, они подготовили необходимые заявки и обратились к нужному судье.

Было сложной задачей убедить федерального судью дать разрешение фиксировать с помощью аппаратуры разговоры между адвокатами, а также между адвокатами и клиенткой, которая уже находилась за решеткой окружной тюрьмы.

Необходимость этого обосновывали тем, что Катя Солаз-Никитин могла быть иностранным агентом, работающим в интересах неизвестной державы. Она прибыла в США в компании отставного оперативника ЦРУ США Эмерсона Пайка. Потом, как считалось, она убила Пайка в его собственном доме в округе Сан-Диего. После этого в ход пошли старые документы советских времен, где имя Никитин упоминалось в связи с пропавшим ядерным боеприпасом. При этом использовались фотографии, сделанные матерью Кати, а также информация об исчезновении и возможном убийстве аналитика фотолаборатории в штате Виргиния. По фото удалось установить, что Никитин жив. Было также установлено его родство с Катей, которой он приходился дедом. Наконец, вся информация была суммирована. Аналитики пришли к выводу, что Эмерсон Пайк случайно узнал об организации, в которую входил Яков Никитин, и о ядерном устройстве, которое было в его распоряжении. Возможно, Никитин пытался доставить ядерное устройство в неизвестный пункт назначения на территории США, где планировал организовать террористический акт.

Судье сказали, что, по мнению представителей правительства США, Катя Солаз убила Эмерсона Пайка, чтобы заставить его замолчать. Она же изъяла у него фотографии для того, чтобы они не попали в руки сотрудников американских спецслужб. Тем самым она действовала как сообщница Никитина в выполнении его замысла по доставке ядерного боеприпаса на территорию США с целью организации террористического акта.

Судье сообщили, что представители спецслужб не заинтересованы в том, чтобы Кате Солаз были предъявлены обвинения в терроризме. Поскольку она уже находилась в заключении, эта женщина не сможет продолжать участвовать в террористическом заговоре. В то же время она является ценным объектом с точки зрения наблюдения. Государственные адвокаты заявили, что информация, которой обменивается мисс Солаз со своими адвокатами, может быть в дальнейшем использована в деле по обвинению ее в шпионаже или терроризме. При этом с учетом возможности того, что это способствовало бы появлению на американской территории ядерного устройства, представители спецслужб видят единственный выход в том, чтобы пренебречь уликами против мисс Солаз в пользу получения возможности обнаружить ядерное устройство. Они предпочли бы полностью отделить свою деятельность от дела по обвинению в убийствах. Никакие данные, полученные по государственному ордеру по надзору, не должны попасть в руки государственного обвинителя или представителей полиции. Тем самым будут исключены любые проблемы для представителей обвинения в деле об убийстве Эмерсона Пайка.

К этим условиям особый суд добавил еще одно собственное. Представители спецслужб могли вести запись переговоров между адвокатами обвиняемой или между адвокатами и их сотрудниками или агентами, но только в том случае, если эти переговоры относятся к делу Кати Солаз. Запись любых других переговоров в их офисе вести запрещалось, и вся подобная информация, если бы она попала в руки федеральных агентов, должна была рассматриваться как конфиденциальная. На этих условиях судья подписал соответствующие распоряжения, касающиеся аудиопрослушивания и записи телефонных переговоров.

Для Райтага и Торпа проблема состояла в том, что необходимые распоряжения были подписаны с большой задержкой. Например, вплоть до последней встречи Кати Солаз с ее адвокатами в тюрьме, где она содержалась, не было установлено ни одного устройства электронного контроля.

— Мы знаем, что фотографии сделала мать Солаз. Именно так было сказано в комнате заседаний в суде, — повторил Райтаг. — А если они знают об этом, то Мадриани и его партнер могут знать и о том, где были сделаны те фотографии.

— Ким говорила мне об этом в машине, когда мы ехали туда, — заявил Торп. — Но они не скажут об этом вам.

— Возможно, действуя таким образом, они хотели выторговать для себя уступки на процессе.

Райтаг не мог рассказать двум частным адвокатам — участникам уголовного процесса то, что знал он сам, из опасения, что они воспользуются этими данными публично. А информация касалась всплывшего где-то в Западном полушарии ядерного боеприпаса, который, скорее всего, находился в руках террористов. Именно поэтому и был убит Эмерсон Пайк. Но такие данные могли бы отвести подозрения от клиентки адвокатов. Кроме того, в результате их разглашения в стране разразилась бы паника. Каждый стал бы гадать, когда и где взорвется атомная бомба. Кроме того, даже если Райтаг и подозревал о реальной подоплеке в деле о гибели Пайка, у него не было веских аргументов в пользу этой версии. Темплтон собрал солидные доказательства против обвиняемой. К тому же у нее был мотив — деньги.

— Вы думаете, Солаз имеет отношение к устройству? — спросил Торп.

— Я не знаю, — ответил Райтаг.

— Если да, то она могла рассказать адвокатам о том, кто такой Никитин, — продолжал Торп.

— Если проанализировать то, что адвокаты говорили в комнате судьи, получается, что они знают очень много. Так ли это на самом деле, покажут только записи телефонных переговоров. В нашем распоряжении имеется только одна запись телефонного разговора между адвокатом Мадриани и Солаз. — Райтаг поднял стопку страниц и передал ее Торпу. — Вот она. Запись велась с сотового телефона адвоката. Он звонил ей в тюрьму. Она перезвонила ему. Это было сразу же после встречи в судейской комнате. Очень короткий разговор, ничего интересного. Он приберегает все до встречи с ней в суде завтра утром. Сказал ей, что не хотел бы говорить о делах по телефону.

— Думаете, он знает? — насторожился Торп.

— Я надеялся, что все будет сделано вовремя, и мы сможем прослушивать их, прежде чем они составят какой-либо официальный документ для получения фотографий. В этом случае нам не пришлось бы упоминать в суде особый суд и все связанное с ним. К сожалению, не получилось.

— Ну, если она предстанет перед Большим жюри, в этом для нас не будет ничего хорошего. — Окружной прокурор Ким Говард посмотрела на одну из записей. — Это было сделано вчера. Разговор между двумя адвокатами в офисе. Если мы вызовем ее по повестке Большого жюри и предложим иммунитет от любых обвинений в федеральных преступлениях, то скорее всего они посоветуют ей набраться наглости, держаться твердо и дождаться, пока федеральный судья не выдаст ей повестку за неуважение к суду.

— Именно этого я и опасаюсь, — подтвердил Райтаг. — Если мы не переговорим с прокурором и не предложим ему кое-какие материалы, имеющие отношение к убийству, ее адвокаты не пойдут на сделку.

— А как насчет прокурора? — спросил Торп. — Мы можем заставить его шевелиться?

— Прокурор сделал свое предложение, но проблема в том, что он предложил немного. Он считает, что один из адвокатов, этот Мадриани, связан с Солаз. Подозревает, что тот является сообщником в убийстве.

— Ты шутишь, — пробормотал Торп.

— Ни в коей мере.

— В таком случае как мы узнаем, что адвокаты не связаны с Никитиным? Какими именно уликами располагает прокурор?

— Пока не знаем. Мы не делимся информацией с ним, поэтому и он ничего не сообщает нам, — ответил Райтаг. — Здесь дело не должно рассматриваться под углом национальной безопасности. Нам пришлось держать государственного обвинителя в неведении для того, чтобы защитить эту точку зрения. Если мы позволим ему воспользоваться нашей информацией, то не станем больше препятствовать построенной им системе обвинения, в особенности сейчас, когда имеем полномочия особого суда о прослушивании разговоров между адвокатами.

— Что он собой представляет? — Торп хотел поподробнее узнать о прокуроре.

Райтаг рассказал о том, что Темплтон инвалид.

— Он известный прокурор и достаточно порядочный человек. Принимая во внимание то, что мы не сообщили ему почти ничего, полагаю, нам повезло, что он вообще согласился сотрудничать с нами.

— После того как вы прочитаете это, возможно, вам придется изменить свою точку зрения, — заметила Говард.

Зазвонил телефон на столе сбоку от нее. Она протянула Райтагу несколько страниц расшифровки телефонных переговоров, одновременно придвигая свое кресло поближе к телефону.

Несколько секунд Райтаг был поглощен чтением:

— Ах он сукин сын!

— Что там? — спросил Торп.

— Этот маленький недоносок, этот моральный пигмей нас продал!

— Что вы имеете в виду?

— Он рассердился на нас за то, что мы не захотели с ним разговаривать. Это Темплтон предложил защите предпринять официальные шаги для того, чтобы получить фотографии. Он сказал, что это нужно делать срочно. Наверное, он полагает, что сумеет выкурить нас из дела и предоставить им некоторые данные. Этот маленький негодяй! Это он вынудил нас приехать в суд, когда мы еще не обладали разрешением особого суда. Черт бы его побрал! — не мог успокоиться Райтаг.

— Может быть, следует сообщить ему все, что мы знаем? — предложил Торп. — Как только это дело начнет пованивать, федеральный суд сразу же прекратит заниматься им.

— Попробуй ему угодить, — сказал Райтаг, — если бы это не нарушало законов, я немедленно позвонил бы ему и передал содержание записи телефонных переговоров.

Говард повесила трубку и снова повернулась к столу:

— Она уже здесь. Я сказала, чтобы ее прислали сюда.

— Хорошо, — кивнул Райтаг.

Спустя пару секунд один из секретарей распахнул дверь в переговорную комнату. Вошла женщина в кроссовках и безрукавке. Ее волосы были растрепаны, и выглядела она несколько разгоряченной.

— Прошу извинить меня за внешний вид, — промолвила Даниэла Перес, — мне подумалось, что если бы я нарушила свой обычный распорядок физических упражнений и посещений душевой в тюрьме, это могло бы вызвать подозрения.

Торп, который единственный был в курсе задания женщины, представил ее присутствующим.

Настоящее имя Даниэлы было Карла Медериос. Она родилась в Панаме, в зоне Панамского канала, от матери-колумбийки и отца-американца. Ее отец был офицером инженерной службы, он погиб, когда девочке исполнилось пятнадцать лет, прямо у нее на глазах. Они ходили по магазинам в центре столицы, когда отец Карлы стал жертвой варварского нападения молодчиков из так называемых панамских бригад чести. Юнцы изрубили его на куски мачете, а потом тело долго волочили по улицам. Все это произошло за месяц до вторжения в Панаму американских войск и захвата ими Мануэля Норьеги.

Карла с матерью переехали в Колумбию. Там она оставалась до тех пор, пока не отправилась на учебу в один из колледжей в США.

Не было ничего удивительного в том, что девушка свободно говорила на испанском языке. Она с отличием окончила университет Пепердайн в Лос-Анджелесе. После учебы Карла четыре года отслужила в звании лейтенанта в батальоне рейнджеров. При этом два года пришлись на командировку в Афганистан. Именно на службе она отточила до виртуозности навыки владения телом и научилась, как следует обращаться с буйными в душевых комнатах.

Вернувшись с военной службы, Карла продолжила учебу в Университете штата Виргиния на факультете права. Девушка показала второй результат среди сокурсников по успеваемости.

Медериос отвергла предложения о работе с окладом, выражавшимся шестизначной цифрой, последовавшие от крупных адвокатских фирм из Нью-Йорка, Чикаго и Лос-Анджелеса. Вместо этого она поступила в школу агентов ФБР в Квонтико в штате Виргиния. Последние три года ей пришлось работать под прикрытием как в США, так и в других странах. Сейчас она считалась одним из самых многообещающих агентов-женщин в бюро. Именно поэтому на ее долю и выпало это задание.

— Агент Медериос, садитесь, пожалуйста, — предложил Райтаг, указав женщине на ближайший стул.

— У меня не так много времени, — сказала она.

— Где вы сейчас, по ее мнению? — спросил Торп.

— Я сказала ей, что у меня назначена встреча с моим адвокатом. После всего, что произошло, мне не хотелось бы ее обманывать, — ответила Медериос. — Она думает, что я в тюрьме, нахожусь в одной из комнат для встреч и переговоров. Завтра мы вместе едем в здание суда. Я бы предложила ей пройтись по магазинам и пообедать вместе, но у нас будет мало времени для этого. — Даже Райтаг улыбнулся шутке. — Она думает, что мне тоже надо в суд. Я посчитала, что смогу сесть с ней в автобус, где мы могли бы поговорить.

— Удалось ли вам что-то из нее вытянуть? — спросил Райтаг.

— Я старалась, как могла, — ответила Карла. — Позволила ей три дня подряд обыгрывать меня в джинрамми. Если бы вы видели нас вместе, то подумали бы, что я — это ее доберман на поводке, который грозно рычит, охраняя свои сосиски. Но она не хочет говорить о своем деле. Ее адвокат забил ее голову предостережениями о том, что людям в тюрьме не следует доверять.

— Это она сказала вам об этом? — заинтересовался Торп.

— Цитата из высказываний ее адвоката, — ответила Карла. — Он велел ей ни с кем не обсуждать свое дело, и она послушно выполняет его указания. Если послушать, что она говорит о нем, то этот человек разве что не ходит пешком по воде.

— Должно быть, речь идет о мистере Мадриани? — спросила Говард.

— Я не знаю фамилии. У нее два адвоката, которых она зовет Пол и Гарри.

— Когда она говорит о том, что он чуть ли не ходит по воде, похоже ли это на обычные отношения клиентки со своим адвокатом или здесь есть что-то, выходящее за рамки этих отношений? — продолжала Говард.

— Вы имеете в виду игры на троих со своими адвокатами? Теперь это было бы странно, — заметила Карла.

— Я говорю о Мадриани. Это Пол может быть вторым партнером. Не считаете ли вы, что между ней и ее адвокатом могут быть какие-то общие дела?

— Ну, вообще-то она говорит о нем без стеснения в груди.

— Держите руку на пульсе, — распорядился Райтаг.

— Я уверена в одном: она напугана. Не думаю, что прежде ей приходилось бывать в тюрьме. Она немного наивна. Если бы мне пришлось заниматься каким-то нечестным делом, я бы не выбрала ее в качестве партнера, обеспечивающего прикрытие.

— Может быть, все произошло не так, как принято считать, — вмешался Торп, — и убитый заманил ее сюда, не объясняя причин.

— Вы имеете в виду Пайка?

— Именно, — подтвердил Торп. — Когда она поняла, что что-то происходило вокруг тех фотографий, она достаточно много узнала о Никитине, что не могло не создать для нее проблем. Поэтому она потребовала вернуть ей снимки.

— И для этого в конце концов убила Пайка, не так ли?

— Возможно, — обронил Торп.

— Прокурор считает, что ей кто-то помогал, — заметила Говард.

— Как нам известно, она накачала Пайка лекарствами, — пояснил Торп. — Одному из наших агентов удалось заглянуть в отчет токсикологов. Так что она не такая безобидная овечка, какой кажется. Поэтому во сне всегда держите один глаз открытым.

— Я пыталась заставить Катю поговорить о ее деле, но…

— Забудьте о ее деле, — посоветовал Торп. — Заставьте ее поговорить с вами о ее жизни в Коста-Рике, о семье. О родителях, в особенности о матери. Поделитесь с ней интимными подробностями о своей собственной семье. Не рассказывайте правды. Придумайте что-нибудь. Посмотрите со стороны, что именно она вспоминает о своей жизни.

— Сейчас нам точно известно, что фотографии делала ее мать, — заметила Говард. — Нам нужно узнать, где именно делались снимки и где сейчас находится ее дед со стороны матери.

— Его зовут Яков Никитин, я читала материалы, — сказала Карла. — Если Катя действительно замешана в том, о чем вы думаете, она ни за что не расскажет мне о Никитине.

— Она может дать вам подсказку. Все будет зависеть от того, как она к вам будет относиться, — заметил Торп. — Если она снова попадет в неприятную историю и некому, кроме вас, будет выручить ее, она доверится вам.

— А это идея, — вклинился в разговор Райтаг. — Я думаю, что после той драки в душевой некоторые женщины могут питать к нашей подопечной не самые добрые чувства.

— И это еще слабо сказано, — улыбнулась Карла. — Именно поэтому мне понадобилось оружие. Мне совсем не улыбалась мысль обороняться против восьми или десяти этих разъяренных дамочек, если им удастся прижать меня в угол где-нибудь вдалеке от глаз охраны. Но если я выхвачу «вальтер», то мне придется уйти оттуда. Я буду раскрыта. Одно дело иметь самодельный пистолет, и совсем другое — ствол тридцать восьмого калибра с полным магазином.

— С учетом того, как вы одеваетесь, любопытно, где пистолет находится сейчас? — спросил Торп.

— Вам лучше не знать этого, — парировала Карла.

— Шериф не хотел, чтобы в его тюрьме оказался заряженный пистолет. Он заявил, что это противоречит законам штата, — продолжал Торп. — Он сказал мне, что если вас поймают с этим оружием, то это будет означать большие проблемы на мою задницу, ведь ни он, ни кто-либо из его подчиненных ничего об этом не знает, в том числе и тот охранник, что завернул его в полотенце для вас. Значит, если я потеряю пенсию, виноваты в этом будете вы.

— Semper fi, — процитировала Карла девиз морских пехотинцев. — Я всегда была уверена, что вы слишком долго служили в нашем корпусе, чтобы один из ваших солдат вдруг оказался лежать сиськами вверх в окружной тюрьме.

Говард смотрела на нее, широко раскрыв глаза.

— Простите меня за эти выражения, — извинилась Карла. — Я слишком долго работала под прикрытием.

Торп улыбнулся.

— Итак, к делу. — Райтаг пропустил мимо ушей последнюю часть разговора. — Солаз закрыта в тюрьме по обвинению в убийстве. Она сидит вместе с опасными бандитками, которые после потасовки в душевой с удовольствием угостили бы ее ударом ножа. И если вас не будет рядом, у нее появятся проблемы, не так ли?

— Я надеюсь, что вы позаботились об этом, — улыбнулась Карла.

— Конечно, — продолжал Райтаг. — Ей ничто не угрожает. Мы плотно опекаем эту женщину. Главный защитник, тот самый, что передал вам пистолет, на время вашего отсутствия дал ей специально какое-то поручение в тюремной больнице. Мы не допустим, чтобы с ней что-то случилось. Но в то же время нам нет никакого резона делать так, чтобы она забыла все свои страхи, которые нам только на пользу. Поступим вот как: скажите Солаз, что ваш адвокат связался с кем-то из своих знакомых в тюрьме. Он намерен перевести вас в другое место. Скажите ей, что речь идет о ферме для заключенных с более мягким режимом. Если вы были правы насчет нее и эта женщина никогда раньше не бывала в тюрьмах, она не будет знать разницы между такими заведениями. Объясните ей, что в подобные места отправляют заключенных, заслуживающих доверия, что находиться там гораздо лучше, чем в тюрьме. Скажите, что вы говорили со своим адвокатом, и тот считает, что есть возможность перевести туда Солаз вместе с вами. Проблема в том, что вашему адвокату понадобится много личной информации о ней и ее семье, для того чтобы начать нажимать на нужные рычаги. Поэтому пусть она не удивляется. Адвокату понадобится знать все места, где она проживала, откуда она родом, откуда родом ее близкие, все места, где жили и куда переезжали как минимум три поколения ее предков. Делайте записи. Вам предстоит узнать, не имел ли кто-то из ее родственников проблем с законом в какой-либо из стран проживания.

— Право перевода на ферму следует заслужить, — заметил Торп.

— Ну да, там сидят только владельцы платиновых карточек клуба «Дайнерс», — с усмешкой подтвердил Райтаг. — Вы должны знать все то, что она сама знает по рассказам родственников обо всем этом. Скажите ей еще, что правительство США обладает возможностями проверки информации, касающейся других стран, поэтому она должна быть максимально точной и откровенной в своих рассказах. Если ваш адвокат обнаружит в своих материалах нечто, о чем она не рассказала, то подумает, что она пытается что-то утаить, и ее исключат из списка кандидатов на перевод в учреждение с более мягким режимом содержания. В этом случае после того, как вы уедете, ей предстоит оказаться лицом к лицу с разъяренными женщинами, с которыми вы разделались в душевой комнате.

— А если она захочет обсудить это со своими адвокатами? — спросила Карла.

— Скажите ей, что этого делать нельзя. Потому что если она это сделает, то ее адвокат захочет переговорить с представителями тюремной администрации. А тогда и у вас, и у вашего адвоката будут большие неприятности. Заманите ее в ловушку, пусть она мечется между своими обязательствами по отношению к разным людям, — продолжал Райтаг. — Вы пришли ей на выручку, и она не захочет, чтобы у вас были неприятности. К тому же все, что от нее требуется, — это просто предоставить вам информацию о своей семье, а остальным вы займетесь сами. В противном случае ваши совместные игры в карты вскоре прекратятся. Если она сразу же не ознакомит вас со своим генеалогическим деревом, дайте ей день-два посмотреть на все эти злые лица вокруг, а потом скажите, что время уходит и вам нужна информация. Или однажды утром она может проснуться и не обнаружить вас рядом.

— А вы жестоки, — сказала Карла.

— Только так можно выжить в нашем суровом мире, — парировал Райтаг. — Думайте об этом в таком ключе. Как только она назовет имя дедушки Никитина и скажет, что он жив, вы можете брать ее за руку, вызывать охрану и выводить из тюрьмы. Агенты бюро заберут вас обеих в течение наносекунды, и мы поселим ее в частных апартаментах, принадлежащих правительству, где и сможем побеседовать с ней.

— Ну, если еще вспомнить, что день сменяется ночью, а каждые полчаса температура воздуха в Арктике все больше приближается к Сахаре… — задумчиво проговорила Карла.

— Ну, что я могу еще сказать? Наш мир — это опасное место, — поставил точку в разговоре Райтаг.

Глава 28

Ликида чувствовал себя уставшим. Почти неделю он провел с мексиканской стороны границы, собирая оружие и боеприпасы и наблюдая за военными играми в пустыне восточнее Тихуаны. На зубах до сих пор скрипел песок. Пока военные упражнялись, Ликида наблюдал за ними на расстоянии через линзы полевого бинокля.

Там находились семь стрелков, старшему из которых было двадцать два, и специалист по взрывчатым веществам, мужчина между тридцатью и сорока. Все сильные, в отличной физической форме.

Один из них, тот, что был взрывником по специальности, знал о присутствии Ликиды. Каждый день они встречались и обсуждали ход тренировки и подготовки молодежи. Молодые люди полагали, что всех их нанял взрывник. На самом же деле все: и люди, оружие и боеприпасы, и деньги за все это — были предоставлены работодателями Ликиды из Колумбии.

Первый день подготовки пролетел быстро. Обучить семерых рассыльных, как пользоваться дешевыми поддельными китайскими АК-47, заняло меньше чем полдня. Русские патроны к «Калашникову» обеспечивали высокую скорость полета пули, что позволяло ей проходить на своем пути все препятствия, за исключением керамических пластин бронежилетов. Две или, возможно, три цели могли иметь кевларовые жилеты, но вряд ли они будут одеты в боевую броню.

Еще два дня ушло на обучение обращению со взрывчатыми веществами. Все участники учились, как снаряжать и закладывать небольшие заряды, как пользоваться детонаторами и высокоскоростным детонационным проводом, если возникнет необходимость взрывать замки или прорываться через стальные лабиринты. Вообще-то все эти работы должен был выполнять специалист по взрывному делу, приятель Ликиды, но для дела было лучше, если каждый из участников будет знаком с основами этой специальности на случай, если главный специалист будет с самого начала выведен из строя — ранен или убит.

Последний день посвятили тому, что эксперты американской полиции называют силовым проникновением. В мире силовых подразделений спецслужб этому виду подготовки уделялось гораздо больше времени и внимания, но в предстоящем деле небольшая армия Ликиды будет обладать значительным преимуществом. В отличие от полиции они не собирались беспокоиться о спасении невиновных людей, которые могли бы при этом пострадать. Если даже они убьют при этом дюжину человек, это не будет иметь значения при условии, что перед тем, как выйти с объекта, им удастся отыскать того, кого нужно.

Для обучения они пользовались древним школьным автобусом, который Ликида приобрел на свалке старых машин в Тихуане. По его распоряжению машина была оттранспортирована оттуда в пустыню.

На всякий случай каждому из членов штурмовой группы вручили фотографию. Это было фото из полицейского дела полиции Мексики. На нем была изображена женщина, один из «мулов», что перевозили наркотики через границу в интересах тихуанского картеля. Со всех точек зрения это была мелкая рыбешка, недостаточно значительная для того, чтобы перевозить ее в здание суда в мини-автобусе шерифа. Ей был сорок один год. Ее арестовали в Сан-Диего и поместили на семь месяцев в тюрьму в Лас-Колинасе. Ликида знал, что в это утро она будет в автобусе. Тот, кому удастся добраться до женщины первым, должен был уничтожить ее двумя выстрелами в голову. И оставить рядом с телом около сиденья фотографию.

Настоящая мишень, фотографию которой Ликида заставил запомнить всех своих людей, должна была погибнуть якобы случайно в результате перестрелки. Она должна была умереть от выстрелов из пистолета охранника в автобусе, которому в свою очередь также предстояло стать жертвой гой перестрелки. Пока стрелки будут заниматься этим, взрывник должен был установить три заряда, соединенных протянутым вдоль панели в передней части автобуса детонационным шнуром, который предстоит протянуть от рулевого колеса к пассажирской двери. В результате передняя часть автобуса будет уничтожена, а вместе с ней ликвидировано любое записывающее устройство, на пленке которого могла быть зафиксирована последовательность событий.

Если все пойдет, как запланировано, исполнители акции покинут автобус менее чем за две минуты. Потом какое-то время они будут скрываться в специально снятом доме. Когда же страсти улягутся, эти люди смогут снова пересечь границу с Мексикой.

* * *

— Как думаешь, когда мы сможем уехать? — Катя говорила об особой ферме.

— Может быть, на следующей неделе, а может быть, еще раньше, — ответила Даниэла.

Сегодня автобус был больше чем наполовину пуст. В тюрьме на отправку собрали слишком мало людей для большого автобуса и слишком много для мини-вэна. Водитель и охранник все еще приковывали двух женщин к специальным стойкам под сиденьями, которые не давали заключенным продвигаться дальше, в глубь автобуса. Внутри практически не было окон, за исключением небольших вытянутых окошек на самом верху, у потолка, обеспечивавших приток света.

Кате, которая страдала клаустрофобией, все это не нравилось. Она сидела рядом с Даниэлой у стенки, там, где должно было быть окно. Девушки оказались в двух рядах от задней двери автобуса.

Катя не могла себе представить, что же она будет делать, лишившись своей подруги. Пока Даниэла не появилась в тюрьме, Катя постоянно испытывала страх. Теперь же перед ней снова замаячила перспектива вернуться к тем временам. Но она знала, что на этот раз все будет гораздо хуже.

Этим утром их с Даниэлой приковали друг другу цепью, закрепленной у пояса. Второй конец цепи крепился к металлической скобе, приваренной к полу за пустым сиденьем перед ними.

— Ты ведешь себя так, будто в первый раз едешь в автобусе, — сказала Даниэла.

Катя кивнула:

— Когда они вывели меня из здания суда, где впервые подвергли аресту, где я в первый раз увидела судью, они везли меня в тюрьму на заднем сиденье машины шерифа.

— Тебе повезло, — заметила Даниэла.

— Почему ты так думаешь?

— На заключенных-мужчин обычно надевают наручники, и их соединяют друг с другом общей цепью, которая крепится у всех на поясе. Иногда так же перевозят и женщин. — Даниэла знала, что это была обычная рабочая процедура. — А эти два охранника симпатичные ребята. Похоже, что они не собираются надевать на нас наручники, чтобы мы ехали так до самого суда.

— Позже, когда вернемся, мы могли бы поговорить, — сказала Катя. — Мне нужно написать все, о чем ты просила. Может быть, ты сумеешь мне помочь. Я не очень хорошо пишу по-английски. Я не хочу, чтобы ты уехала из тюрьмы в другое место без меня.

— Я и не поеду. — Даниэла видела, что Катя возбуждена и испугана.

— Думаю, я сделаю все, что тебе нужно. Моя мать, двоюродная сестра. Отец умер, значит, он не считается, ведь так?

— Так, — кивнула Даниэла. — Только живые родственники. Но тебе придется рассказать и о родителях своих родителей.

— Никаких проблем. Думаю, что мои адвокаты будут не против. Я уверена, что, если бы они знали, зачем я это делаю, сами предложили бы мне так поступить.

— Да, но я тебе сказала, что ты не должна обсуждать это с ними, — надавила Даниэла. — Ты поняла?

— Не буду. Обещаю, — сказала Катя. — Я никогда не сделаю ничего такого, что могло бы создать для тебя неприятности. Это будет нашим секретом, о котором знаем только ты и я.

— Я понимаю. Просто немного нервничаю.

— Ты уверена, что твой адвокат сможет сделать это? Я имею в виду перевести нас в то место для «почетных заключенных».

— Это ферма. — Даниэла просто лучилась от удовольствия, когда произносила это слово.

— Да, я поняла, ферма. Думаешь, у нас получится?

— Я уверена. — Даниэле не хотелось давать подобные обещания. Она сознавала, что, если Райтаг или Торп побудут с Катей наедине в течение хотя бы десяти минут, они, как и Даниэла, сразу же придут к пониманию того, что Кате Солаз ничего не известно об этой пропавшей атомной бомбе. Надо крепко сидеть на игле, чтобы, будучи террористом и планируя ядерную атаку, посвящать такого человека, как она, в свои планы. Конечно, оставалась еще возможность, что Катя знала, где находится ее дед, если тот все еще был жив. — Значит, ты всегда жила в Коста-Рике? — спросила Даниэла.

— Да. Я там родилась.

Водитель устроился на своем месте, охранник закрыл, а потом и запер на замок металлическую ячеистую перегородку, которая отделяла заключенных от водительского отсека. Водитель нажал кнопку на приборной доске, лязгнул гидравлический замок, и передняя дверь в салон автобуса захлопнулась. Охранник потянул за ручку, и четыре стержня из закаленной стали скользнули в пазы, заклинив тяжелую металлическую дверь.

— А твоя мать тоже родилась в Коста-Рике?

— Да.

Когда дизельный двигатель, заурчав, заработал, под сиденьями прокатилась дрожь. Через секунду автобус уже катил по дороге.

— Ну, тогда все должно быть очень просто, — продолжала Даниэла. — Ведь вся твоя семья, похоже, проживает в Коста-Рике. — Теперь она смотрела, клюнет ли Катя на эту приманку. Катя не клюнула. — А родители твоей матери? Они тоже родились в Коста-Рике?

— Нет, — ответила Катя. — Моя бабушка родилась на Кубе. А мой дедушка родился в России.

— Правда? — Даниэла с улыбкой повернулась в ее сторону. — Очень интересно. Где же они встретились?

— На Кубе.

— Очень романтично, — подыграла Даниэла. — Эти страны так далеко друг от друга.

— Да, наверное.

— А они, я имею в виду родителей твоей матери, до сих пор живы?

— Нет. Вернее, я не знаю точно.

— Не понимаю.

— Моего деда нет в живых. Он умер много лет назад. Насчет бабушки я не уверена.

— Как это?

— Это длинная история.

— А у нас полно времени. Все равно ехать далеко.

— Ну, мой дедушка… как вы говорите, когда кто-то давно не живет с вами?

— Стал чужим, отдалился.

— Вот именно. Он отдалился от нашей семьи много лет назад. Когда я была маленькой, всегда думала о своем деде как о паршивой овце.

— Почему же? — рассмеялась Даниэла.

— Потому что моя мать никогда не говорила о нем. Девочкой я спрашивала ее, а она всегда переводила разговор на что-то другое. Или находила для меня занятие. Я понимала, что много лет назад он, наверное, сделал что-то не так.

— Ты хочешь сказать, он совершил что-то противозаконное? — уточнила Даниэла.

— Нет-нет, я не это имела в виду. — Катя испуганно посмотрела на подругу. — То есть я надеюсь, что все это не будет препятствием для моего перевода на ферму, ведь так?

— Конечно же нет! — воскликнула Даниэла. — Единственное, чего они хотят, — это чтобы ты все описала очень правдиво и с подробностями. Они вовсе не собираются обвинять тебя в том, что могли совершить твои родители или родители родителей.

— Хорошо. Я хотела сказать, что, конечно, могло случиться, что он нарушил закон, но я так не думаю. Наверное, речь шла о чем-то другом.

— О чем же?

— Ну, я думаю, что у него могла появиться другая женщина, — уточнила Катя.

— Другая женщина? — переспросила Даниэла.

— Да, наверное. Или что-то еще более серьезное. Может быть, у моего деда был ребенок от той женщины.

— Ты так думаешь?

— Да. Это звучит глупо, но я знаю свою мать. Если бы вся его вина заключалась в том, что он нарушил закон, она давно бы простила его.

Даниэла снова захохотала.

Катя улыбнулась:

— Ты смеешься, а я однажды спросила ее, почему мы никогда не видели деда и она не хочет о нем говорить? Были ли у моего деда проблемы с законом? И знаешь, что она ответила?

— Нет, что же?

— Она сказала, что для ее отца законом была злая русская мать, та, что стала его повелительницей, подчинила себе всю его жизнь.

— Понимаю. И ты решила, что та ревнивая госпожа была другой женщиной, — проговорила Даниэла.

— Конечно. А что еще это могло быть?

Для Кати это высказывание сводилось к любовнице. Но для Даниэлы, которая, похоже, знала о Катином деде больше, чем сама девушка, все стало очевидным. Катя, которая в то время была еще ребенком, восприняла слова матери в несколько искаженном виде. Злая женщина, которая украла ее дедушку, была не русской матерью, а матерью-Россией. Никитин растратил свою жизнь в бездумном беге от советских властей, которые хотели убить его и вернуть себе ядерный боеприпас, а также от западных держав, которые старались захватить его из-за известных ему секретов.

— Наверное, ты права, — наконец заявила Даниэла. — Речь идет о женщине. Ты когда-нибудь видела его, я имею в виду твоего деда?

— Мама сказала мне как-то, что да, но я не помню, была очень маленькой.

— И теперь ты не знаешь, жив он или умер? — спросила Даниэла. — Это может стать проблемой.

— Но почему?

— Ну, потому что люди, с которыми работает мой адвокат, так или иначе узнают об этом. Я хотела сказать, что большинство людей знает, живы ли у них родители родителей.

Повисла длинная пауза. Даниэла дождалась, пока беспокойство полностью не овладеет Катей.

— Я полагаю, что, может быть, он жив, — сказала девушка. — Можно задать тебе вопрос? Путь это останется между нами.

— Конечно.

— Давай предположим, что мы укажем, будто он жив, и окажется, что мы были не правы. Давай предположим, что это не другая женщина, а нечто иное все эти годы удерживало его вдали от семьи.

— Допустим.

— Давай предположим, что я догадываюсь, где он сейчас может находиться. Поедут ли они за ним или передадут информацию правительству какой-то другой страны, чтобы там начали охоту на него?

— Ну конечно нет! — воскликнула Даниэла. — Эта информация предназначена только для твоего личного дела. Она никакого отношения не имеет к твоему деду. Может быть, там уже знают о том, кто он. У них в компьютерах должны быть эти данные.

— Понимаю.

Катя пронесла ту теорию о другой женщине через все свое детство. Потом же она была поколеблена Эмерсоном Пайком и его пристальным интересом к фотографиям из Колумбии. Какое-то время, еще до встречи с Эмерсоном, Катя подозревала, что старик на фотографиях мог быть ее дедом. Если она была права и только по этой причине Пайка заинтересовали те снимки, то все произошло не потому, что у дедушки была когда-то другая женщина. В глубине души, не желая сознаваться в этом самой себе, Катя подозревала, что с дедом связана какая-то более серьезная тайна. Именно поэтому она ничего не сказала своим адвокатам. Если ее мать все еще находилась с ним, а Катя рассказала бы о его местонахождении, это могло бы повредить матери.

— А может, ты знаешь о том, где он сейчас? — спросила Даниэла.

Катя посмотрела на нее, размышляя, должна ли она сообщать подруге что-то еще:

— Это всего лишь догадка, и, вероятно, я ошибаюсь.

— Ну и скажи мне, в чем состоит твоя блестящая догадка, — предложила Даниэла.

— Ну, если ты уверена, что они не отправятся за ним…

— Я поговорю со своим адвокатом и попрошу его обещать, что такого не произойдет и он абсолютно в этом уверен. Если же нет, то я попрошу его забыть эту часть информации и никому не передавать ее.

— Отлично, — сказала Катя. — Видишь ли, долгое время, вот уже несколько лет, моя мама ездит из Коста-Рики в твою страну.

— В США? — переспросила Даниэла.

— Нет. — Катя посмотрела на нее с несколько растерянным выражением лица. — Нет. Я имела в виду Колумбию.

— Ах, Колумбия, — воскликнула Даниэла, — ну, конечно!

— Ведь ты же приехала оттуда?

— Да. Дело в том, что за последние годы мне пришлось столько раз побывать в Соединенных Штатах, что я начала чувствовать, будто эта страна стала мне родной. Тебе знакомо это чувство?

— Да, я знаю. Я ненавижу его, — ответила Катя. — Я тоже хотела бы поскорее вернуться домой. Может быть, скоро мы обе уедем отсюда и я смогу приехать к тебе в Колумбию.

— Было бы здорово, — подхватила Даниэла. — Значит, твоя мама ездит в Колумбию регулярно?

— Иногда по два раза в год. И надолго остается там. Она была в отъезде и тогда, когда я поехала в США.

— В это время она была в Колумбии?

— Да.

— И что же она там делает?

— Она говорит, что ездит в гости к родственникам.

— У вас есть родственники в Колумбии?

— В том-то и дело, что я об этом ничего не знаю. Я никогда их не видела.

— Понимаю, — посочувствовала Даниэла.

— Мама говорила мне, что один из ее родственников в Колумбии очень стар, и ей приходится ездить туда, чтобы ухаживать за ним.

— Твой дедушка?

— Она никогда об этом не говорила, но кто еще это может быть?

«Яков Никитин находится в Колумбии», — подумала Даниэла и спросила:

— Когда она едет в Колумбию, то в какой город направляется?

— Она летает в Медельин.

— О, это прекрасный город, — заметила Даниэла.

— Но очень опасный. Там много наркоторговцев, — нахмурилась Катя.

— Ну, теперь их не так уж и много, — поправила ее Даниэла. — Я была там недавно. Город изменился. Как я понимаю, ты там никогда не была?

— Нет. Может быть, побываю когда-нибудь.

— Мы должны обязательно поехать туда вместе. А ты должна попросить мать взять тебя с собой к дедушке.

— Если она ездит к нему, то он живет не в Медельине, — сказала Катя.

— Но ты сказала, что она ездит в этот город.

— Да. Она летит до Медельина, а оттуда едет на автобусе. Я много раз спрашивала ее, но она отказывается называть мне место, в которое ездит. Но… — Катя замолчала и укусила себя за нижнюю губу в раздумье.

— И что?

— В прошлый раз я нашла в ее сумочке билет на автобус до места, которое называется Эль-Чоко. Я посмотрела в Интернете: оно находится на юге Колумбии, в провинции Нарнио.

— Ты хотела сказать, в провинции Нариньо? — уточнила Даниэла.

— Да, так она называется. Ты знаешь это место?

— Да.

— Ты была там когда-нибудь?

— Нет, — солгала Даниэла.

— Итак, есть это и еще мелочи, о которых упоминала моя мама за эти годы. Я знаю, что она останавливается в небольшом поселке у реки. Она рассказывала мне об индейцах, которые проплывают вверх и вниз по реке в выдолбленных каноэ. То есть это сельская местность.

— Рио-Тапахе? — предположила Даниэла.

— Где это?

Это название заставило Даниэлу испустить вздох.

— Это одна из самых больших рек в провинции Нариньо.

Даниэла была на Рио-Тапахе пять месяцев назад. Река впадала в Тихий океан где-то в отдаленном уголке на юго-западе Колумбии. Первые несколько миль воды контролировала колумбийская армия, да и то лишь потому, что ее патрули передвигались по реке на скоростных катерах, вооруженных пулеметами 50-го калибра, установленными в носовой части.

Эти речные флотилии катеров, которые называли пираньями, поставлялись правительством США с целью искоренить торговлю кокой, процветающую в бассейне реки выше по течению от поселка Эль-Чоко. Дальше этой точки не отваживались забираться даже солдаты колумбийской армии. На этих землях господствовала организация ФАРК. И если Катя была права, в этом месте скрывался и ее дед с оружием, мощности которого было достаточно для того, чтобы стереть с лица земли половину Манхэттена или город Вашингтон.

В то утро автобус задерживался. Ликида сложил локти на крыше здания, с которой наблюдал за окрестностями через полевой бинокль с линзами разрешением десять на пятьдесят. Он ощупывал взглядом улицы, расположенные по другую сторону шоссе. Ликида находился на самом верху заброшенного здания торгового центра, расположенного на шоссе номер шестьдесят семь, менее чем в двух милях от женской тюрьмы Санти.

В утренние часы пик машины двигались по шоссе буквально бампер в бампер. Чуть наискосок, как он видел, находился съезд на Проспект-авеню. Большой грузовик, один из тех, что нанял взрывник, уже находился на месте: он был припаркован как раз на обочине съезда, несколько ниже крутого поворота к шоссе. По обе стороны асфальтированной дороги съезд под углом спускался с одной стороны к неглубокому оврагу, а с другой — непосредственно к шоссе. Человек пешком мог бы легко преодолеть этот спуск, но тяжелая машина, такая как автобус или грузовик, попытавшись пересечь овраг, скатилась бы в него.

На расстоянии примерно ста футов от спуска, по другую сторону оврага, Ликида припарковал микроавтобус, на котором группа должна была отходить после завершения операции. Он арендовал его вчерашним утром по украденной кредитной карточке на имя, указанное в украденном водительском удостоверении. Микроавтобус был припаркован у дороги по Магнолия-авеню. Для того чтобы его люди быстро переправились через шоссе после выполнения задания, Ликида проделал дыру в ячеистом ограждении, отделявшем улицу от шоссе. В тени одного из деревьев, в овражке на ничейной территории, как раз между приподнятой площадкой у спуска и улицей, застыла одинокая фигура с вместительной спортивной сумкой.

Ликида видел, как к съезду свернули несколько машин. Они проезжали мимо одинокого грузовика и быстро вливались в общий транспортный поток на шоссе. Ликида занервничал. Если грузовик останется на площадке перед съездом значительное время, некоторые из ужаленных в одно место проезжающих мимо людей могли позвонить в дорожную полицию. Это было первое, чего он боялся. Если фейерверк начнется раньше, чем запланировано, водитель автобуса может заметить это и вместо того, чтобы спускаться к шоссе, вполне способен продолжить движение по мосту прямо и проехать над шоссе. Прежде чем люди Ликиды сумеют отреагировать, автобус будет уже далеко.

Все эти кошмарные мысли еще продолжали циркулировать в голове Ликиды, когда через линзы бинокля он заметил зеленое пятно. Сфокусировал изображение и увидел, как автобус службы шерифа втягивается в левый карман у шоссе, чтобы повернуть на Магнолия-авеню, и останавливается у светофора на выезде на проспект.

Ликида выхватил из кармана переговорное устройство, нажал кнопку и заговорил в микрофон:

— Esta aqui. Aqui. Он здесь. Здесь.

Не успели эти слова сорваться с его губ, как человек в лощинке, волоча за собой тяжелую спортивную сумку, бегом бросился вперед по крутому склону в направлении к верхнему краю площадки перед съездом. Добежав до верха, он положил сумку, растянулся на животе на спуске и стал ждать.

— Что случилось? — спросила Катя.

— Гм. Нет, ничего, — ответила Даниэла.

— Внезапно ты стала такой озабоченной.

— Да нет, ничего особенного. Просто мне захотелось, чтобы водитель прибавил скорости и мы поскорее приехали в суд и вышли на воздух.

— Тебе не нравится здесь, — поняла Катя. — Мне тоже. Автобус слишком закрытый. Отсюда ничего не видно. Им стоило бы врезать окна.

У Даниэлы были совсем другие причины для того, чтобы ей захотелось поскорее выбраться из автобуса. Как только ей удастся избавиться от Кати, она сразу же полетит к телефону и позвонит Торпу в штаб-квартиру бюро в Вашингтоне. Она скажет ему, чтобы он собрал как можно больше людей, как военных, так и гражданских, и забросил широкую сеть над районом в джунглях вокруг реки Тапахе в Колумбии. Она молила Бога, чтобы еще не было слишком поздно, чтобы Никитин с его бомбой все еще оставались там.

Глава 29

Ликида наблюдал за тем, как автобус пересек четыре полосы движения транспорта и с правого ряда повернул налево, на проспект. Неуклюжий автобус двигался медленно, как черепаха. Позади него образовалась очередь легковых машин, которые тоже пытались прорваться к съезду, но автобус блокировал им путь.

«Вот и приближается время фокусов, — сказал себе Ликида, пытаясь сдержать дыхание, — сейчас появится контроль движения автотранспорта».

Как только автобус выехал на узкий съезд, ему пришлось почти остановиться. Он спускался вниз, на выезд, со скоростью пятнадцать миль в час. В этот момент человек со спортивной сумкой выпрыгнул из травы на краю площадки. Держа руку поднятой, он встал за автобусом и остановил очередь машин позади него. Прежде чем водитель первой машины понял, что происходит, человек со спортивной сумкой швырнул небольшой сверток. Пакет из нейлона, покрытый графитовой пылью, подобно хоккейной шайбе, скользнул по мостовой под переднюю машину. Человек с сумкой развернулся и бросился бежать в другую сторону, вниз по съезду, к автобусу.

«Что за черт?» — Как только водитель начал поднимать ногу с педали тормоза, мощный взрыв сотряс его машину где-то посередине и поднял в воздух. От взрыва сдетонировал бензин в бензобаке. Спустя всего полсекунды изуродованные обломки упали на машину, стоявшую сзади. Гриб пламени взмыл вверх на тридцать футов и полностью охватил оба автомобиля.

— Теперь принято вот так останавливать движение на дорогах, — прокомментировал Ликида.

Он снова сфокусировал линзы бинокля, чтобы посмотреть вниз, туда, где по съезду двигался автобус. Разумеется, человеческая натура, как всегда, сыграла свою роль. Услышав взрыв, водитель автобуса посмотрел в боковое зеркало. Он увидел пламя и взлетавшие вверх машины, и человеческие инстинкты взяли верх. Он нажал на тормоз. Это заняло всего несколько секунд, но этого было достаточно. Автобус едва катился, а водитель продолжал смотреть в зеркало, когда перед ним внезапно вырос грузовик и перекрыл ему дорогу.

— Осторожно! — вскричал охранник.

К тому времени, когда водитель снова посмотрел вперед и понял, что происходит, было уже поздно. Съезд был блокирован, и у него совершенно не осталось пространства для маневра.

Пять наемников выскочили из кузова грузовика, еще двое появились из кабины. На всех были темные очки, лица скрывали шарфы. Держа автоматы в положении «на ремень» или у бедра, они стремительно двигались к кабине автобуса. Водитель попытался развернуть автобус, а охранник достал из кобуры пистолет. Взрывник со спортивной сумкой подбежал к автобусу сзади и, бросив под днище еще один заряд, растянулся на земле лицом вниз. В результате взрыва задние колеса автобуса взлетели вверх над мостовой на три фута. Все восемь задних колес на двойных осях были изорваны в клочья, трансмиссия вырвана. Когда, задняя часть автобуса снова оказалась на земле, машина превратилась в неподвижно стоявшую ловушку.

Несколько женщин на передних сиденьях громко кричали.

Взрывом Катю и Даниэлу сбросило с сиденья. Если бы не державшая их цепь и не вес падавшего автобуса, который резко швырнул их назад, на тонкую подушку сидений, причиняя боль в спине, девушки улетели бы на потолок.

Катя находилась в прострации. Она держалась руками за голову и смотрела сначала на потолок, а потом вертела шеей из стороны в сторону, чтобы убедиться, что ничего не сломала.

— А-а-ах… Что произошло?

— Не знаю. — Проговорив это, Даниэла услышала, как первые пули, как шарики для пинг-понга, застучали по металлической обшивке автобуса. К этому звуку добавился доносившийся откуда-то снаружи отчетливый треск «Калашниковых», работавших в режиме автоматического огня. — Ложись на пол, — приказала Даниэла Кате. Она уже держала в руке свой маленький «вальтер». Он был закреплен под тонким эластичным материалом сбоку от бюстгальтера. — Ложись на пол, — снова повторила женщина.

— Как? — закричала Катя. Она смотрела на цепь, которая крепилась к их поясам и соединяла девушек друг с другом. — Откуда ты взяла это? — Катя увидела в руке Даниэлы пистолет.

— Какая тебе разница? Просто опустись вниз, так низко, как только сможешь, за сиденьем.

Сцепленным одной цепью девушкам приходилось двигаться вместе в поисках укрытия. Их лодыжки были прикованы к металлической скобе, что не давало им возможности маневра. Единственной защитой служил тонкий слой обивки на сиденье впереди и еще более тонкий металлический лист, на котором он держался.

Первые очереди выстрелов прошли высоко; пули пробили две дыры в верхней части лобового стекла и продырявили металл над ним. Водитель и охранник были ошеломлены, когда увидели, что пуленепробиваемое стекло оказалось не способно остановить пули. Охранник нажал на кнопку микрофона у себя на плече и начал говорить в него.

— Нужна помощь. Огнестрельное оружие, взрывные устройства…

— Где вы находитесь?

Вторая очередь, выпущенная сразу всеми семью наемниками, пройдя слева направо, внезапно превратила лобовое стекло в кружевной узор, который иногда рисует на стекле мороз. Стекло осталось на месте, оно не разбилось, но через него больше ничего не было видно. Каждая из примерно пятидесяти выпущенных из автоматов пуль прошла через лобовое стекло и попала внутрь салона автобуса.

Один из штурмующих с автоматом наготове осторожно ступил на пассажирскую половину автобуса и заглянул в салон через толстое стекло двери. Истекающее кровью тело охранника навалилось на дверь изнутри. Спинка водительского кресла напоминала швейцарский сыр. Сквозь каждое отверстие, через которое вошла пуля, похожие на пузырьки пены, торчали кусочки обивки. Водитель в мокрых пятнах различного оттенка малинового цвета сполз в сторону двери, как изломанная кукла. Верхняя часть его тела располагалась перпендикулярно полу, руки свободно болтались, а нижняя часть осталась на месте, так как ее удерживали ремни безопасности.

Наемник резким движением вернул автомат на плечо и просигналил остальным, что путь свободен. Двое из них быстро сменили магазины. Для того чтобы не застрелить своих товарищей через стенки автобуса, вместо бронебойных они вставили в автоматы магазины с патронами, пули которых имели полый наконечник. Точность стрельбы больше не имела значения для нападавших. С этого момента все в автобусе должно было стать для них мишенью.

Двое других быстро заняли позиции позади автобуса, чтобы проследить, что никто не выпрыгнет из него на дорогу. Еще двое встали со стороны шоссе, чтобы наблюдать за тем, не спешит ли к автобусу подмога. И наконец, один стрелок наблюдал за Магнолия-авеню с другой стороны, контролируя направления подхода.

Взрывник достал из сумки готовое к действию взрывное устройство. Оно представляло собой комок синтетического материала, который выглядел как детская игрушка. Взрывник превратил его в подобие веревки толщиной примерно в один дюйм и длиной в двенадцать футов. Он встал у подножки двери в автобус и вдавил взрывчатку в металл. Менее чем за минуту он пометил таким образом всю бронированную дверь автобуса по периметру. Затем вставил в мягкий пластит один-единственный детонатор и вытащил предохранитель. Взрывчатка в районе детонатора задымилась, один из наемников, стоявший с этой стороны автобуса, сменил позицию и спрятался в укрытие. Еще через несколько секунд раздался громкий взрыв, и тяжелая металлическая дверь с грохотом сорвалась вниз. Ее не смогли удержать ни установленные изнутри толстые металлические петли, ни четыре толстых запорных болта.

Группа вторжения, два автоматчика, магазины которых были снаряжены патронами, пули которых имели полый наконечник, размахивая руками, чтобы разогнать дым и иметь возможность прицелиться, снова подготовили свои автоматы к стрельбе. Один из них схватил охранника на лестнице и отпихнул его тело на асфальт. Он наклонился над трупом, пытаясь добраться до руки убитого.

Взрывник попросил его достать ключ от проволочной перегородки внутри автобуса. Громила с пистолетом в руке вынул из-за пояса охранника связку, на которой болталось примерно двадцать ключей.

— Ладно, забудь об этом, — заявил взрывник. Снова сунув руку в сумку, достал оттуда еще один маленький заряд и поднялся с ним по ступенькам автобуса. Он подошел к металлической сетке и прикрепил прямо к стальному диску замка маленький мягкий комок.

Мужчина заметил, что сетка перегородки здесь и там была деформирована и прорвана; неровные куски проволоки свисали в нескольких местах прямо за водительским сиденьем. Наверное, сетка здесь была повреждена пулями нападавших. Две женщины, сидевшие на первых сиденьях внутри клетки для заключенных, были уже мертвы. Их головы откинулись назад, глаза и рты раскрылись, кровь стекала по сиденью на резиновый коврик под ногами, а оттуда — в проход. Мужчина внимательно посмотрел на трупы через сетку, но ни одна из них не была похожа на женщин, которых запомнили все участники группы. Взрывник продолжил устанавливать взрывчатку на замке перегородки.

Из задней части камеры для заключенных доносились крики и стоны. Одна из женщин за проволочной сеткой протягивала к нему сомкнутые руки, умоляя не причинять ей вреда.

Мужчина закончил установку взрывчатки, вдавил внутрь комка детонатор и плавным движением потянул на себя предохранитель.

Он выбежал из автобуса, толкая перед собой еще двух наемников, пока все трое не отбежали на несколько метров. Послышался резкий звук взрыва, за которым последовали новые крики и стоны внутри автобуса.

Взрывник жестами и кивком головы снова погнал автоматчиков внутрь автобуса. Сам он уже стал закрывать свою сумку. Из-за автобусной двери тянулся столб дыма. «Скорее!!!»

Два киллера снова стали разгонять руками дым и шагнули внутрь, чтобы закончить работу. Сначала им ничего не было видно. Передняя часть автобуса была наполнена бело-серой дымкой. Когда дым улегся, наемники увидели большую дыру в перегородке, там, где раньше был замок.

Они быстро прошли через проем и ступили в проход. Повсюду лежали тела женщин. Некоторые из них сползли в проход. Выжившие стонали и плакали. Один из киллеров держал в руке фотографию. В это время второй одну за другой брал женщин за волосы, и оба мужчины вглядывались в лица. Они работали рядом, плечом к плечу, начав с сидений с правой стороны. Затем переходили к сиденьям слева, постепенно продвигаясь в заднюю часть автобуса.

На полдороге мужчины остановились. Тот, что держал в руке фотографию, поднес ее поближе к лицу очередной жертвы. Второй, тот, что держал ее за волосы, покачал головой.

— Es ella! (Это она!) — сказал тот, у которого в руке было фото.

— No! — не согласился с ним второй.

Прежде чем он успел сказать еще хотя бы слово, его напарник с фотографией поднял пистолет охранника и выпустил пулю в голову женщины. Кровь жертвы брызнула на заключенную рядом и на стенку позади.

Звук выстрела и способ, которым он был сделан, привели Даниэлу в изумление.

— Что происходит? — Катя была прижата к Даниэле цепью на поясе, которая не давала им отстраниться друг от друга.

— Оставайся внизу и успокойся. — Даниэла оттянула назад затвор «вальтера», послав в патронник первый патрон. В маленьком пистолете их было всего шесть. Придется экономить боеприпасы.

Она хотела, чтобы киллеры подошли поближе, прежде чем она выстрелит. Если ей удастся положить одного из них в проходе в нескольких футах до нее, то, возможно, она успеет добраться до автомата, сдернуть его с плеч нападавшего и даже забрать запасной магазин, прежде чем в автобус ринутся остальные.

Где-то вдалеке она уже слышала звуки сирен. Это полицейские машины звуковыми и световыми сигналами пытались проложить себе путь в пробке.

Убив женщину, наемники стали продвигаться дальше. Они все так же тянули женщин за волосы и, не обнаружив цели, продолжали быстро идти по проходу в конец автобуса. Когда Даниэла украдкой бросила взгляд в их сторону через сиденья, им оставалось пройти еще шесть рядов. Еще три-четыре ряда, и она возьмет их на прицел, и тогда у нее, возможно, появится шанс.

Внезапно она услышала, как они снова заговорили. Один отчитывал второго, употребляя сленговые выражения на испанском языке: pendejo, dumbass. Даниэла снова посмотрела вперед через сиденья. Парочка держала за волосы еще одну женщину, к лицу которой они поднесли фотографию.

— Я говорил тебе, что та, другая, была не она. Рего usted tiene que ser el hombre. Но ты должен быть человеком.

— Ладно. Хватит!

Второй, тот, что стоял ближе к Даниэле несколько в стороне, в проходе, стал подносить пистолет к голове женщины. Плавным движением Даниэла соскочила в проход, потянув за собой Катю. Держа «вальтер» сразу двумя руками, вытянутыми вперед и сведенными вместе, она потянула спусковой крючок. Пуля попала человеку с пистолетом в левый висок. Его колени подогнулись, и, как мешок с картошкой, мужчина рухнул на пол.

Когда его тело падало, его напарник все еще держал женщину за волосы. Внезапно его глаза наткнулись на Даниэлу. Он отпустил голову, женщины. Та немедленно начала кричать. Мужчина попытался привести висевший у него на плече автомат АК-47 в положение для стрельбы. Его палец уже нащупал спусковой крючок, когда Даниэла выстрелила второй раз.

Звук выстрела был поглощен безумными воплями, которые издавали женщины. Взгляд мужчины остекленел, на лбу у него появилось небольшое красное пятнышко размером с булавочный укол. Потом пятнышко разрослось до диаметра карандаша. Он опрокинулся назад, хватаясь за стальные ручки над одним из сидений. Тело мужчины перевернулось, и он с грохотом упал лицом вниз на металлический пол в проходе.

Женщина все еще продолжала кричать во всю мощь своих легких. Переполнявшая ее истерика заставила забыть обо всем остальном.

— Иди за мной, — сказала Даниэла Кате.

Она попробовала идти вперед. Катя тянула ее в проход, но цепи на лодыжках ног ограничивали свободу передвижения.

Тогда Даниэла сама поползла по проходу вперед. Ей удалось проползти два или три фута, волоча за собой Катю. Она тянулась изо всех сил, пытаясь добраться до автомата первого убитого. Но длины цепи было недостаточно. Ей нужно было проползти еще хотя бы один фут. В отчаянной попытке она подалась вперед; Катя изо всех сил пыталась подталкивать подругу сзади. Женщина продолжала кричать.

— Заткнись. — Даниэла смотрела на нее. — Возьми автомат. Ты можешь дотянуться до него. Просто дай его мне. Это все, что ты должна сделать.

Но женщина даже не смотрела на нее. Ничто не могло остановить ее. Хаотичными движениями рук она сама себе оцарапала лицо. Ее душераздирающие крики заставляли кровь стынуть в жилах.

— Пожалуйста! — кричала Даниэла. — Потянись вперед и дай мне автомат! С тобой все будет в порядке. Если у меня будет автомат, я сумею их отогнать, — молила девушка.

Другая женщина, сидевшая на десять — двенадцать рядов впереди, выползла откуда-то из пространства между сиденьями, посмотрела на Даниэлу, дотянулась и схватила автомат второго убитого гангстера. Она держала автомат одной рукой.

Даниэла посмотрела на женщину и улыбнулась:

— Отлично! А теперь дай его сюда!

Женщина осторожно потянула автомат за наплечный ремень, чтобы снять его с плеча мертвого бандита.

— Попробуй дотянуться до сумки на другом плече. Там должны быть снаряженные магазины, — попросила Даниэла.

Женщина потянулась вперед и сняла с трупа и подсумок. Она заглянула внутрь, достала один магазин и протянула его так, чтобы увидела Даниэла.

— Отлично! — повторила Даниэла. — Дай мне сначала сумку. Потом — автомат.

Женщина смотрела на нее. Та, первая, продолжала пронзительно кричать.

— Как это работает? Мне нужно просто нажать на курок?

— Нет, не делай этого, — сказала Даниэла, — видишь рычажок с правой стороны над спусковым крючком? Поставь его в крайнее верхнее положение, пока он не будет направлен туда же, куда и ствол. Это поставит его на предохранитель.

Женщина нашла рычаг и потянула его вверх.

— Хорошо. А теперь давай автомат назад.

— Нет, — ответила женщина, — ты находишься слишком далеко сзади и не сможешь защитить нас оттуда.

— Смогу, — возразила Даниэла.

— Vamos. Apresurar. Поторапливайтесь. Что это там за шум? — Один из бандитов дважды или трижды ударил по автобусу. Он бежал по направлению к открытой двери. — Мы не можем здесь торчать весь день! — прокричал мужской голос.

— Брось мне его, — снова попросила Даниэла.

Женщина с автоматом в руке посмотрела на нее безумным взглядом. Когда она снова посмотрела на дверь, показалось, что она окаменела.

— Полиция может быть здесь в любую минуту.

Шаги слышались уже рядом с автобусом. Наконец, мужчина ступил внутрь.

— Почему так долго? Поехали. — Он посмотрел через проем в перегородке в сторону прохода. Первое, что он увидел, было два трупа, лежавшие на полу. Потом он увидел ствол автомата, направленный ему в грудь.

На мгновение женщина замешкалась. Потом она потянула спусковой крючок. Но ничего не произошло: она забыла вернуть вниз, в боевое положение, рычаг предохранителя. Даниэла потянулась к своему «вальтеру», но было уже слишком поздно. Она тронула спусковой крючок как раз в тот момент, когда раздалась оглушающая очередь «Калашникова», и повсюду в автобусе стал распространяться запах нитратов сгоревшего пороха.

Даниэла успела бросить только мимолетный взгляд на то, как фонтанчик пуль вонзился в грудь женщины, сжимавшей в руках автомат. Выстрелом женщину отбросило назад, оторвав от пола. На какое-то время автомат тоже завис в воздухе, будто там его поддерживала какая-то непонятная сила, пока, наконец, он не упал. Выстрелы швырнули безжизненное тело через сиденье, где оно ударилось о стенку. Даниэла лежала, распластавшись по полу, Катя — прямо за ней, пока бандит не опустошил в пассажирский отдел автобуса магазин автомата. Одна из пуль рикошетом отлетела от чего-то стального, а потом отскочила от пола.

Катя вздрогнула: она почувствовала, как что-то ударило Даниэлу.

Пуля попала женщине в верхнюю часть плеча, раздробив кость, и прошла всего в нескольких дюймах от головы. Наконец выстрелы затихли, и Даниэла подняла голову. Женщина, которая недавно кричала, неестественно прямо сидела на своем сиденье, уставившись куда-то далеко вперед. Стена автобуса позади нее больше напоминала решето. Но сама женщина осталась невредимой. Правильно говорят, что сам Бог защищает дураков, подумала Даниэла.

Стрелок отступил от клетки с заключенными. Даниэла видела, как он скользнул дальше, к лестнице. Потом она услышала клацанье: по-видимому, этот человек менял магазин в автомате. Он позвал своих друзей и приказал им идти в автобус. Похоже, что беды тех, кто находился внутри автобуса, еще не закончились.

— Если мы хотим выжить, мы должны двигаться, — сказала Даниэла Кате. Они ползли на коленях между сиденьями, волоча за собой цепь, которой были скованы их лодыжки. — Что бы ни случилось, старайся как можно ниже прижиматься к полу. Так тесно, как только сможешь.

— У тебя кровь, — сказала Катя.

— Я знаю. — Правая рука Даниэлы безвольно повисла. Комбинезон был в крови.

Вой сирен теперь слышался ближе, чем раньше. Судя по направлению звука, помощь спешила к ним со стороны шоссе.

— С нами все будет в порядке, — прошептала Катя. — Я уверена.

Они слышали приглушенные мужские голоса, переговаривающиеся между собой рядом с автобусом, совсем близко от двери. Бандитов охватила безумная спешка. Они хотели успеть скрыться с этого места. Потом Катя и Даниэла услышали выстрелы где-то позади автобуса.

— Если они снова войдут внутрь, появятся совсем ненадолго, — сказала она. — Автобус может быть заминирован. Очень важно оставаться на полу, так низко, как ты только сможешь. В дыму и неразберихе, может быть, они не увидят тебя. Если сумеешь пережить следующие пять минут, то с тобой все будет в порядке.

Катя посмотрела на нее. Глаза ее подруги казались далекими, они блестели, глядя на нее. Кровь, бившая из раненого плеча, пропитала почти всю верхнюю часть синего тюремного комбинезона. Катя потянулась вниз, к штанине своего комбинезона, и несколько раз резко дернула материал в районе шва, пока, наконец, тот не разошелся. Она быстро оторвала полосу в восемь дюймов, а потом продолжала терзать руками материю штанины до тех пор, пока та, наконец, не подалась. Она свернула ткань в виде компресса.

— Даниэла, нам нужно остановить кровотечение.

— Катя, ты должна знать. Меня зовут не Даниэла. Мое имя Карла Медериос…

— Мне все равно, — ответила девушка, — я знаю только то, что ты моя подруга. Моя единственная подруга.

Глава 30

— Мне не нужны извинения! — кричал Ликида. Он и взрывник разговаривали по переговорному устройству. — Немедленно в автобус!

Ликида видел, как по шоссе к месту происшествия быстро приближаются патрульные машины. Полицейским удалось разблокировать шоссе по обеим сторонам, так что дорога теперь была свободна. Две патрульные машины уже припарковались на мосту над шоссе. Из машин высыпали вооруженные пистолетами и автоматами полицейские и стали быстро занимать места за укрытиями с самым удобным для себя углом стрельбы.

Подразделения шерифа прибыли из тюрьмы и заняли отрезок дороги между Магнолия-авеню и проспектом. Они уже вели перестрелку с двумя бандитами, находившимися в верхней части съезда к шоссе.

Ликида не спешил предупреждать своих людей о невыгодных для них переменах в обстановке. Это только подорвет их моральный дух. Если они будут медлить и дальше, то дождутся прибытия подразделения спецназа.

— Как твои люди могли нарваться на выстрелы внутри автобуса? — спросил он. — Там были только охранник и водитель. Ты сказал мне, что оба убиты.

Он прислушивался еще минуту.

— Хорошо, ну и кто тогда убил твоих людей? Что значит — ты не знаешь? Твои люди что, боятся автобуса с женщинами? Тогда тащи в автобус собственную задницу и заканчивай то, зачем сюда пришел. А потом убирайся оттуда к черту. Добирайся до того дома, где вы должны отсидеться. Иначе никто не получит денег. Ты понял?

Ликида отшвырнул рацию и посмотрел в небо.

Они начали там размножаться, как комары. Всего десять минут назад их было два, а теперь над местом съезда на шоссе кружили сразу четыре вертолета местного новостного канала.

Как, черт возьми, этот инструктор, этот показушник собирался добраться до дома? Он даже не задумался о сопровождении с воздуха. Если бы Ликида не был осторожен, то он и сам рисковал стать героем телевизионного репортажа. Прибытие вертолетов заставило его отпрянуть от края крыши. Он затаился в тени между двумя громадами кондиционеров, продолжая через бинокль наблюдать за тем, что происходило внизу, у съезда к шоссе.

Он видел, как специалист по взрывам погнал вперед своих людей, по крайней мере тех двоих из них, что находились рядом с дверьми в автобус. Двое других находились чуть выше на съезде и сдерживали полицейских. Горящие машины успели превратиться в дымящиеся скелеты. Лишь изредка оттуда вылетал язычок пламени. Все вокруг было окутано черным дымом от сгоревшего в бензобаках топлива.

Последний солдат армии Ликиды находился как раз по эту сторону от автобуса. Растянувшись на земле, он время от времени посылал выстрелы в сторону полицейских, которые пытались подойти к автобусу со стороны шоссе.

Взрывник наконец закончил свою воодушевляющую речь. Он снова потянулся к своей волшебной сумке и, держа что-то в руках, направился в сторону автобусной двери. Секунду спустя он исчез внутри. Прозвучали два приглушенных выстрела. Как определил Ликида, стреляли из чего-то типа карманного пистолета, и еще через минуту взрывник снова показался из двери в автобус, держась за правое плечо. Потом автобус сотряс оглушительный взрыв, который выбил из него остатки лобового стекла и проделал огромную дыру в крыше. Из передней части автобуса повалил дым. Вооруженные автоматами наемники снова бросились на штурм, пока находившиеся внутри еще оставались под воздействием шока после взрыва. Автобус взорвался изнутри автоматными очередями. Через бинокль Ликида старался увидеть как можно больше подробностей.

Неожиданно перестрелка с новой силой вспыхнула в верхней части спуска к шоссе. Большой черный бронированный автомобиль вырвался по шоссе из-под моста и подъехал к автобусу сзади. Его стрелки через бойницы перестреливались с человеком Ликиды. Кто бы ни стрелял из полицейского автомобиля, они попали в цель, потому что через секунду бандит выронил автомат, а его руки бессильно раскинулись по земле.

Черный автомобиль, развернувшись по траектории в форме подковы, кратчайшим путем двигался в сторону съезда к шоссе по встречной полосе. Вот он остановился по другую сторону от припаркованного грузовика. Дверки распахнулись, и из машины выпрыгнули шесть человек в черной одежде и бронежилетах с короткими карабинами и автоматами МП-5 в руках. Они обежали грузовик и помчались вверх по съезду.

До Ликиды все еще доносились выстрелы из автобуса.

Один из людей в верхней части съезда стал отступать в направлении овражка на другой стороне дороги. На какой-то момент Ликида потерял его из виду, а когда поймал взглядом снова, они вместе с взрывником бежали к дорожке в сторону Магнолия-авеню, где был припаркован микроавтобус.

В это время стрельба у верхней части съезда снова усилилась. Ликида видел, как полицейские окружают оставшегося там единственного наемника. Еще три выстрела — и он упал. Спуск наполнился полицейскими, добравшимися сюда пешими, в то время как шесть их товарищей из бронированной черной машины подошли к двери в автобус.

Ликида поднес ко рту уоки-токи:

— Алло, алло!

С другого конца отозвался прерываемый потрескиванием голос.

— У вас есть контакт с ними? — Он спрашивал у взрывника, выходил ли тот на связь по своей рации с наемниками внутри автобуса. — Дело сделано?

— Да, — ответил мужской голос. — Она мертва.

— Вы уверены?

— Да, — снова ответил собеседник сквозь треск эфира.

— Прекрасно, — заключил Ликида.

Он видел, как взрывник, пролезая сквозь дыру в ограждении, одновременно говорил что-то в рацию. Сразу за ним двигался один из наемников, который оставил автомат в овражке, выбросив там же свои темные очки и шарф, скрывающий лицо.

Ликида видел, как трое полицейских-спецназовцев вошли в автобус. Через несколько секунд там возобновилась автоматная перестрелка. На этот раз она была короткой. Послышалось лишь несколько коротких очередей из МП-5, а затем все стихло.

Ликида снова навел бинокль на овражек. Взрывник и его молодой сообщник были уже в микроавтобусе. Они вырулили с бордюра и развернулись, чтобы не попасть на пересечение с проспектом, где было полно полицейских. Но прежде чем им удалось проехать примерно пятьдесят футов, навстречу им с боковой улицы вырулил второй сверкающий полицейский броневик, который перерезал беглецам дорогу. Находившиеся внутри спецназовцы, одетые и экипированные точно так же, как их собратья из первой машины, открыли двери броневика и, используя их как укрытие, навели на остановившийся микроавтобус стволы автоматов и пистолетов.

Ликида полез в карман, удивляясь про себя, что мог здесь делать тяжеловооруженный спецназ федералов. Кроме них, никто больше не имел на вооружении этих черных бронированных машин.

Достав из кармана небольшую металлическую коробочку, Ликида нажал маленькую кнопку на ней. Тотчас же на другой стороне шоссе появилась вспышка огня. Еще через секунду послышался взрыв, ударная волна которого дошла даже до убежища, где прятался Ликида, и гулко ударила по металлическим коробкам кондиционеров. Итак, компания «Авис» лишилась одной из своих сданных в аренду машин. На всякий случай Ликида сделал мысленно пометку, что в следующий раз при подобной работе не надо будет использовать так много C-4.

Глава 31

Джил Хаусер возглавлял группу детективов, расследовавших дело об убийствах, в которых обвиняли Солаз. В то утро он привязался с разговором к Темплтону как раз в тот момент, когда прокурор паковал бумаги в свой портфель и готовился выехать в здание суда.

— Только побыстрее, — торопил Темплтон. — Через десять минут и вы, и я должны будем присутствовать на встрече Квинна с Солаз.

— Да, я знаю, он хочет переговорить с ней о сделке. Но есть некоторые проблемы с уликами. Нам надо поговорить.

— Прямо сейчас?

— Не обязательно, но было бы хорошо иметь, чем надавить на них, если судья спросит, какие именно улики мы можем предоставить в его распоряжение в случае, если последует соответствующее прошение от подсудимой.

— Ну и какие проблемы? — спросил Темплтон.

— Например, кинжал, — ответил Хаусер. — Как мы объясним тот факт, что там повсюду отпечатки Солаз, но полностью отсутствует кровь на рукоятке? Если она сначала заколола его другим ножом, а, по данным экспертов, похоже на это, то на ее руках осталась кровь. Эта кровь должна была попасть и на рукоятку кинжала. Но рукоятка чиста: там ничего нет, кроме отпечатков ее пальцев.

— Что еще? — продолжал спрашивать Темплтон.

— Судмедэксперты обнаружили следы взлома на ящичках, в которых хранились монеты, в студии Пайка. Кто бы ни оставил их, он пользовался каким-то острым предметом. Они считают, что это был нож. Проблема в том, что следы от инструмента на деревянных ящиках вокруг замка, а также царапины на латуни самих замков не совпадают со следами ножа шеф-повара, которым убили Пайка, и с острием кинжала, который оставили в его теле. Эксперты осмотрели все остальные ножи на кухне. Согласно их отчету, на ноже должны были также остаться следы после того, как он использовался для взлома ящиков. Но ни на одном из ножей в доме таких следов не обнаружили, и ни один из ножей не совпадал с отметинами на дереве ящиков. То есть в деле должен быть еще один нож.

— Хорошо. Что-нибудь еще?

— Вы помните, что полиция не обнаружила нож при аресте Солаз в Аризоне?

— Да, я в курсе, — подтвердил Темплтон, — еще что-нибудь?

— Кровь вокруг замка на первом этаже, — ответил Хаусер. — Кровавые следы не были размазаны, их вытирали с помощью куска ткани. Так считают эксперты. Они обнаружили на двери кровавые пятна с частичками ткани, которые совпадали с обнаруженной на теле горничной. При этом, как это ни странно, получилось так, что все следы крови принадлежат именно горничной, следы крови Пайка полностью отсутствуют.

— Но на одежде уборщицы обнаружены следы крови Пайка, — вспомнил Темплтон.

— Да, но этим все и ограничилось. На входной двери такие следы отсутствуют, — продолжал Хаусер. — Если у вас на руках осталась кровь после убийства двух человек и вы находитесь в состоянии паники и стремитесь бежать из дома через переднюю входную дверь, то, прикоснувшись к двери, вы оставите там соответствующие следы. Как могло получиться, что на двери осталась только кровь горничной? Как вы объясните тот факт, что Солаз успела стереть свои отпечатки с входной двери, нашла время для того, чтобы смыть кровь и отпечатки своих пальцев с кухонного ножа, но забыла про собственные отпечатки на кинжале в теле Пайка?

— Может быть, она не забыла, — проговорил Темплтон, — может быть, кто-то еще обещал ей, что сам позаботится об этом. Кто-то, кто знал про место преступления и улики гораздо больше, чем она.

— Мадриани, — догадался Хаусер.

— Это может объяснить тот факт, почему аризонской дорожной полицией при аресте женщины не был обнаружен нож, которым вскрывали ящички с монетами. То же касается и компьютера Пайка и прочих пропавших монет. А еще того, почему она вышла из двери гаража прямо под объектив камеры наблюдения, в то время как тот, кто помогал ей, сумел пройти через боковой дворик там, где наблюдение отсутствовало, и скрыться через ограждение перед домом. Это объяснило бы многие вещи, не так ли? И кстати, я не очень верю в версию, что это Солаз воткнула кинжал в грудь Пайка.

— Но это же главная улика в ее деле, — проговорил Хаусер.

— Возможно, она держала нож для открывания писем в руках, но вы упустили кое-что, — пояснил Темплтон.

— И что же?

— Некоторую нестыковку в одной из деталей, которая появилась в деле позже, любезно предоставленная сотрудниками криминальной лаборатории. Вы читали книгу Дэвида Боуэрса «История золотой лихорадки в Калифорнии»?

— Нет.

— Я тоже, — улыбнулся Темплтон. — Как я сказал, сейчас не время заниматься тем, что вы называете внимательным чтением труда в тысячу пятьдесят пять страниц. Однотомное издание весит больше одиннадцати фунтов. Здоровая штука. И опять же, согласно экспертам, кто бы ни оставил кинжал в груди Пайка, он использовал именно эту книгу для того, чтобы забить туда клинок. Как вы себе представляете, чтобы малышка комплекции Кати Солаз с кинжалом в одной руке взяла в другую руку тяжелый том, которым воспользовалась как молотком?

— Ну, если вы об этом заговорили, я не могу себе этого представить, — признался Хаусер. — Когда вы узнали об этом?

— Вчера утром. Эксперты нашли странные зарубки на переплете книги при обследовании места преступления. И как оказалось, вмятины на обложке точно совпадают с контурами края рукоятки кинжала. Именно так действуют, когда намереваются сохранить отпечатки кого-то другого на рукоятке.

— То есть вы пока еще не доводили эти данные до защиты?

— Нет. Но конечно, рано или поздно я сделаю это, — ответил Темплтон.

— Должен сказать, что это заставляет больше сосредоточиться на втором игроке команды, — произнес Хаусер. Он имел в виду таинственного сообщника. — И можно быть уверенными в том, что, как только мы начнем говорить о нем, Мадриани выйдет вперед и сделает заявление, что обладает неопровержимыми уликами того, что все это сделал какой-то другой парень.

— И он будет прав, — заявил Темплтон. — Именно он сделал это. До того воскресенья он имел возможность тысячу раз договориться с ней. Возможно, она пригласила его в гости, рассказала ему о том, что было в доме, и, придя домой, он все точно подсчитал. Можете ли вы сказать, какова была стоимость пропавшего золота?

— Нет, — промолвил Хаусер.

— Там было что-то около ста сорока шести фунтов, цена которых могла составлять примерно два миллиона долларов, и это только за вес. Если бы вам приходилось оценивать те монеты с точки зрения коллекционера, ту цифру следовало бы умножить на три, а может быть, и на четыре. Вот что мне удалось узнать.

— Я бы сказал, что это достаточный мотив для совершения убийства, — признал Хаусер.

— Конечно, эти деньги были бы большим соблазном, чем терпеливое ожидание пенсии. У вас есть что еще сказать по этому поводу? — спросил Темплтон.

— Нет. Но мы и думать не можем о чем-то подобном, пока не получим разрешения затребовать учеты банковских расходов Мадриани. И не сможем говорить об этом открыто, пока не предстанем перед судом публично, пока не сможем провести открытое расследование. Может быть, вы могли бы связаться с федералами и хотя бы одним глазком взглянуть на то, как он тратил деньги.

— Он, конечно, не станет продавать золото и класть наличные на банковский счет, — промолвил Темплтон. — Слишком много денег и слишком много следов. Ему пришлось бы платить налоги и объяснять, откуда взялось все это неожиданное богатство. Если же он решился переплавить монеты, а я считаю, что именно так он и поступил, то спрячет золото где-нибудь в безопасном месте, где его невозможно обнаружить. А потом будет сидеть и ждать, пока все не успокоится.

— И все же слабо верится в то, что опытный адвокат, который хорошо знаком с работой экспертов и тысячу раз обсуждал ее результаты в суде, упустит так много мелочей, о которых нам теперь известно, — заявил Хаусер.

— Одно дело — изучать это в здании суда, в спокойной обстановке. И совсем другое — столкнуться со всем этим вживую, — назидательно произнес Темплтон. — Вы можете представить себе те безумные мысли, которые наполняют мозг после убийства? А здесь речь идет сразу о двух жертвах. И при этом все заслоняет блеск золота перед вашими глазами. Вот так и получилось, что он умудрился забыть там свою ручку. Шариковую ручку, которая и стоит-то всего центов тридцать и на которой указаны ваше имя и адрес. Мадриани вступил в борьбу с Пайком, и ручка оказалась на полу и закатилась под столик. Делайте выводы.

— Я все еще думаю, что вы должны разрешить нам допросить его по поводу всего этого, — сказал Хаусер.

— Чтобы он снова начал нам врать? Придумал новую историю? Когда вы беседовали с ним впервые, вы спросили, приходилось ли ему бывать в доме Пайка. Он ответил отрицательно. Вы спросили, бывала ли Солаз в его офисе. Он снова сказал «нет». Вы спросили, была ли встреча в бакалейном магазине единственной их встречей до того, как женщина была арестована, виделся ли он с ней или разговаривал? И что он ответил? Он сказал, что та встреча была единственной. Сейчас-то мы знаем, что они говорили по телефону по крайней мере один раз, что они пили вместе в ресторане в Коронадо напротив его офиса в тот же день. Он тысячу раз имел возможность сказать нам правду, но не сделал этого, — продолжал Темплтон. — Вы знаете, что скажет на это суд присяжных, как он отреагирует на то, что под столиком в кабинете Пайка оказалась его ручка? А еще можно поговорить с ними о деньгах.

— Нет, этого достаточно, — признал Хаусер. — Им и этого будет достаточно.

Внезапно дверь в кабинет Темплтона распахнулась. Кто-то из его коллег просунул туда голову.

— Сегодня что, день, когда можно входить без стука? — прорычал Темплтон.

— Ребята, вы слышали последние новости?

— Нет. Но уверен, что вы поделитесь ими с нами. — Темплтон пристально посмотрел на вошедшего.

— Кто-то только что совершил нападение на тюремный автобус, который следовал из женской тюрьмы Санти. Говорят, что водитель и охранник были убиты, повсюду дым и взрывы.

Темплтон выронил портфель на пол.

— По Си-эн-эн и «Фокс-ньюс» только что демонстрировали снимки с воздуха.

— Что они говорят? — спросил Темплтон.

— Журналисты обсуждают версию о попытке похищения из автобуса одной из заключенных. Район вокруг шоссе выглядит как поле боя.

Глава 32

Большая часть салона автобуса обуглилась. Большинство из присутствовавших на месте сотрудников службы шерифа и агентов спецназа ФБР видели подобное только на учебных фотографиях и фильмах о случаях нападения террористов на транспортные средства на Ближнем Востоке.

Никто еще не встречался с подобными случаями на американской территории. И во время тренировок предполагаемыми целями всегда являлись обычные городские автобусы, а не специальные защищенные тюремные транспортные средства. А такой случай был гораздо более серьезным. Ведь после того, как дверь в автобус была взорвана, никто из пассажиров не имел возможности убежать. Все они были прикованы к сиденьям. Длинная нескончаемая вереница машин скорой помощи выстроилась у съезда на шоссе, дожидаясь, пока судебные медики и полицейские работали с телами в салоне.

Подразделение саперов тщательно исследовало стоявший рядом грузовик на наличие бомб. Два агента ФБР получили серьезные ранения в результате взрыва микроавтобуса, и представители спецслужб стремились избежать новых потерь. Необходимо было разминировать грузовик, прежде чем убрать его с дороги и обеспечить доступ машин скорой помощи к месту происшествия.

— Я не знаю, сэр. — Один из агентов ФБР разговаривал по телефону с Торпом, который находился в Вашингтоне. — Они уже в автобусе и ищут обеих. Да, я понимаю. Поверьте, команда по освобождению заложников не могла бы ничего сделать. Они не выходили на связь с представителями властей, никто не выказывал интереса к тому, чтобы выдвигать какие-либо условия. Когда представители службы шерифа пытались связаться с ними по громкоговорителю из одной из машин, подъехавших к съезду, по ним просто открыли огонь. В тот момент, когда дверь в автобус была взорвана, они вошли в автобус и просто стали убивать людей. У нас не было шансов, нам пришлось идти на штурм.

Нет, судя по тому, что нам удалось установить, их было восемь человек. Да, сэр, к сожалению, все они погибли. При них не было никаких документов, никого не удалось идентифицировать. Они были в джинсах, в гражданской одежде. Таких людей можно было нанять где угодно. Но уже ясно, что они не имеют ничего общего с исламистами. Двое снаружи имели на телах татуировки, характерные для уголовников. Люди шерифа пытаются идентифицировать их по этим татуировкам. Боюсь, что вскоре мы узнаем, что все они не были местными, возможно, прибыли из-за границы.

Да, сэр, оружие китайское, автоматы АК военного образца. О взрывчатке мы пока точно не знаем. Мы считаем, что большая часть этих людей погибла при взрыве микроавтобуса, но нам предстоит исследовать следы, выявить состав и определить происхождение. Я бы сказал, что пока ясно одно: акция не имела идеологических целей. Она связана либо с наркотиками, либо здесь дело в ваших женщинах, которые были внутри.

— Выньте их отсюда. — Здоровяк сержант из службы охраны тюрьмы в Лас-Колинасе взял на себя руководство действиями в салоне автобуса. Это он два дня назад передал Карле миниатюрный пистолет.

— Служба расследований хотела бы, чтобы все оставалось на местах.

— Мне плевать. — Сержант повернулся к офицеру в куртке спецназа полиции. Он потерял двух товарищей — водителя, которого звали Джед, и охранника, поэтому был не склонен обсуждать этот вопрос.

— Здесь раненые, и я хотел бы, чтобы проход поскорее был расчищен. Возьмите людей и вынесете оттуда тела. — Он жестом указал на трупы наемников, загораживавшие проход.

— Сложите в стороне, чтобы не мешать проезду машин скорой помощи. Их могут осмотреть и там. И пусть они поторопятся и поскорее убирают отсюда грузовик.

— Они только что исследовали его на наличие взрывчатых веществ. Сейчас ищут ключи.

— Будем надеяться, что не получится, как с микроавтобусом, — проговорил сержант. — Проверьте их карманы, прежде чем выносить тела. Ключи могут оказаться там. Вот они, кстати. — Сержант протянул набор ключей одному из агентов ФБР. Ключи он нашел снаружи, возле одного из тел.

Агенты ФБР и полицейские старались поскорее снять с лодыжек и поясов раненых женщин браслеты цепей, чтобы отделить раненых от мертвых. Эксперты обследовали жертвы и сортировали тела. Полицейские уже знали, что большинство женщин на передних сиденьях мертвы. Те, кто не погиб от пуль, стали жертвами последнего взрыва, раздавшегося внутри. В результате взрыва в крыше автобуса образовалась дыра, были сорваны с мест четыре сиденья, которые валялись теперь у разбухших стенок салона.

— А что прикажете делать с этим? — Один из агентов держал в руках маленький пистолет «вальтер».

— Ну-ка дай его сюда. — Сержант забрал оружие, бросил пистолет на пол и пинком ноги отправил под тело одного из убитых бандитов. Теперь было ясно, что одной из женщин удалось вырвать ствол у наемника. Оставалось неясным, сколько бандитов ей удалось застрелить, под каким углом и на каком расстоянии велась стрельба. Этим, конечно, займутся судмедэксперты, ну и, может быть, кому-то удастся идентифицировать женщину, хотя это будет сложно после того, как тела уберут из автобуса.

Один из агентов возился с ключами. Вот он нашел нужный, повернул его и открыл замок на лодыжке одной из заключенных.

— Ключ должен подойти и к замку на поясе, — сказал сержант.

Через две секунды агент открыл и второй замок.

— Я знаю ее фамилию. Как ее имя? — спросил он у сержанта.

— Катя. Катя Солаз.

— Катя, послушай. Нам нужно вынести тебя из автобуса. Она сможет двигаться?

Катя видела, как шевелятся его губы, но не слышала ни слова, ни одного звука, только постоянный звон в ушах.

Один из медиков посмотрел на нее:

— Здесь сквозное ранение. Я перевязал рану. Не похоже, что она серьезная. Кроме того, она была контужена ударной волной после взрыва. Может быть, пострадали барабанные перепонки. Не знаю точно. Ее осмотрят более тщательно в машине скорой помощи. Проследите, чтобы ей пока не давали антидепрессантов. Думаю, что она сможет передвигаться, если вы ей поможете.

— Катя, слушайте, вам придется пройти с нами. Пожалуйста. — Агент взял ее за руки и попытался разжать ей кулаки.

Катя стала сопротивляться. Она пыталась драться, не хотела идти с ними. Кто были эти люди? Если они пришли помочь, то почему так поздно? Почему не могли прийти скорее? Она прислонилась головой к Даниэле, пытаясь вернуть ту к жизни, умоляя, чтобы ее подруга встала, открыла глаза и снова повторила Кате то, что говорила ей с самого первого момента их встречи — все с ней будет в порядке.

Агент прекратил попытки разжать объятия Кати с мертвой женщиной. А Катя прекратила борьбу с ним. Она посмотрела на полицейских с выражением мрачной решимости на лице. Затем кончиками пальцев вытерла кровь, убрала спутавшиеся волосы со лба Даниэлы и, крепко обняв тело подруги, стала покачиваться, сидя в проходе автобуса, будто находилась в трансе. Последнее, что помнила девушка, было, как Даниэла швырнула ее вниз и навалилась телом сверху, прежде чем обеих накрыла ослепительно-белая вспышка. Она помнила, как тяжелая копна блестящих волос подруги вдруг осветилась в той вспышке и стало невыносимо горячо. А потом все исчезло.

Она смотрела, как мужчины говорили друг с другом, но ничего не слышала. Оба кивали ей. Потом тот, что опустился перед ней на колени, попытался заговорить. А потом он что-то делал, наклонившись вперед. Мужчина пробовал ключи из набора, пока, наконец, не нашел тот, что смог открыть замок на лодыжке Даниэлы. Он убрал браслет с ее ноги и цепь с пояса. Прежде чем Катя поняла, что происходит, он поднял тело Даниэлы на руки, а потом подругу отняли у нее, потащив по проходу в глубь автобуса, в сторону двери.

Катя пыталась встать, но очень болела нога. Было такое ощущение, что она просто не может держать вес девушки. Подошел другой полицейский, склонился над ней, положил ее руку себе на плечо и легко поднял ее. Они шли по проходу за Даниэлой, затем вышли из автобуса. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как две девушки, сидя в автобусе, разговаривали о заветной ферме, о Катиной семье, о матери, которая все еще была в Колумбии. Катя знала, что Даниэла не сказала ей правды о том, кто она и что ей нужно. Но Кате было уже все равно. Они столько пережили вместе, их столько связывало, что ничто, даже смерть, не могло оборвать эту связь.

Глава 33

К тому времени, когда мы с Гарри приехали в университетский медицинский центр на Хиллкрест, нам уже дали разрешение на встречу с Катей. У департамента шерифа был договор с этим центром на медицинское обслуживание заключенных-женщин, и в то утро нижний этаж был буквально переполнен представителями закона. Здесь были люди из городской полиции, помощники шерифа и федеральные агенты, некоторые из которых даже не успели еще снять боевую амуницию.

Как только я назвал имя Кати, к нам подошел мужчина примерно тридцати пяти лет.

— Простите. Кто вы?

Он был одет в черные форменные брюки спецназа ФБР; сверху на нем была только футболка.

— А кто спрашивает? — осведомился Гарри.

— Агент Джон Шварц. — И он помахал перед нами удостоверением ФБР.

— Пол Мадриани, а это мой партнер Гарри Хайндс. Мы адвокаты мисс Солаз.

— У вас есть с собой какие-нибудь документы?

Мы с Гарри показали ему наши водительские удостоверения и карточки адвокатов штата. Кроме того, я подал агенту свою визитную карточку.

— Вряд ли ей сейчас захочется встречаться с кем бы то ни было.

— Можно узнать, где она сейчас находится? — спросил Гарри.

— В каком она состоянии? — добавил я.

— Она вне опасности, если вы это имели в виду. У нее рана мягких тканей ноги. Подробности можете узнать у доктора. Кроме того, она испытала шок, возможно, контузию и получила повреждение слуха после взрыва.

— Но вы сами видели ее? — снова спросил я.

— Я нес ее из автобуса. Подождите, пожалуйста, секунду.

Агент отступил от нас на несколько шагов, достал из кармана сотовый телефон и отошел еще дальше, набирая цифры номера. Наконец он остановился футах в двадцати, разговаривая с кем-то и одновременно бросая на нас с Гарри быстрые взгляды и изучая мою визитную карточку. Потом он посмотрел на меня и сделал мне знак приблизиться.

— Кое-кто хочет с вами переговорить, — сказал он, протягивая мне свой сотовый телефон.

— Алло.

— Мистер Мадриани, это Джим Райтаг. Агент Шварц проинформировал меня, что вы хотели бы увидеться с вашей клиенткой.

— Верно.

— Конечно, здесь все будет зависеть от доктора. Но я хотел бы проинформировать вас, что отныне она будет находиться под нашей защитой. Мы распорядились поместить ее в отдельной палате на верхнем этаже больницы, вне тюремных стен. Она все еще будет относиться к ведомству шерифа, но все время, пока она будет там находиться, при ней станут нести дежурство два инспектора. При необходимости они смогут обеспечить защиту вашей клиентке. У нас есть основания предполагать, что целью утреннего налета на тюремный автобус была мисс Солаз.

— А почему вы не говорите мне, с чем конкретно он был связан?

— Я сказал вам все, что мог. И еще одно: мы не внесли ее имя в список поступивших пациенток; когда мои люди выносили девушку из автобуса, они накрыли ее одеялом. Представители полиции согласились не сообщать прессе ее имя в числе выживших. Тот, кто пытался убить ее, возможно, не знает, что она выжила. И мы намерены поддерживать его в этом заблуждении, по крайней мере какое-то время. Мы уже предупредили представителей суда. Мне нужно знать, сможете ли вы пока воздержаться от комментариев прессе? Это необходимо для безопасности вашей клиентки.

— Понимаю. На какое время?

— Мы пока не знаем. Мы сообщим вам позже. Остальное вы можете узнать у ее доктора. Извините, это все, чем я могу быть вам полезен. — После этой фразы он отключился.

Я вернул телефон агенту:

— Спасибо.

Мы с Гарри, стирая пятки, прохаживались по нижнему этажу больницы. Иногда для разнообразия сидели на жестких деревянных скамейках там же. Так прошло почти два часа. Затем подошла одна из медсестер и сообщила нам, что доктор готов нас принять. Она провела нас по широкому коридору через пару дверей с электрическими замками, на которых была красная табличка с надписью «Реанимация».

Медсестра попросила сесть и подождать возле небольшого кабинета. Но прежде, чем мы уселись, в помещение ворвался молодой врач-интерн с дощечкой с зажимом под мышкой.

— Привет, меня зовут доктор Йоханссон. Как я понял, вы пришли к мисс Солаз?

В свою очередь мы тоже представились.

— Хорошей новостью является то, что с ней все будет в порядке. Плохая новость состоит в том, что она получила тяжелую травму. Здесь речь не идет о сломанных костях, внутренних кровотечениях, пулевом ранении мягкой ткани ноги и повреждениях некоторых мышц. Это все полностью излечимо и займет несколько недель. Потеря слуха, по нашему мнению, тоже временное явление.

— А сейчас она что, совсем не слышит? — спросил Гарри.

Доктор кивнул:

— Да, насколько мы можем судить. В результате контузии и удара взрывной волны у нее было небольшое кровотечение из носа и ушей. Был прорыв обеих барабанных перепонок, но это заживет. Обычно требуется около двух месяцев.

— А сейчас она может общаться? — спросил я.

— Вот в этом-то все и дело, — заявил доктор. — Мы не знаем. У нее явная контузия и травма центральной нервной системы после воздействия ударной волны. Сюда же примешивается и психологический компонент от всего того, что ей пришлось увидеть, после пережитого страха и потери подруги.

— Какой подруги? — спросил я.

— Очевидно, в автобусе она ехала с кем-то очень близким, с другой женщиной, которая, как считают в полиции, умерла у нее на руках. Мы не знаем точно. Как я понимаю, та женщина спасла ей жизнь. Но и здесь мы не уверены, что нам известны все подробности. Но независимо от этого вы можете себе представить, какой психологический и эмоциональный стресс пришлось испытать вашей клиентке. Проблема в том, что два этих фактора неотделимы друг от друга. Очень сложно сейчас точно сказать, насколько сильно она пострадала физически и насколько силен был психологический фактор. Только контузия от взрыва может воздействовать на нервную систему от часов или дней до недель. Все зависит от человека.

— Но она сумеет восстановиться?

— Думаю, что да. Это негативное влияние обычно не носит постоянный характер, разве что при многократном повторении травмирующих симптомов. Например, последовательных ударов по ушным раковинам при длительном бое. В нашем случае все было по-другому. Она должна выздороветь.

— Но вы не можете сказать нам, как долго займет процесс выздоровления? — спросил Гарри.

— Не могу дать вам никаких точных ориентиров. Ей понадобится много времени покоя и отдыха. В ближайшее время ее нельзя возвращать в тюрьму. Я бы сказал, что ей придется побыть здесь либо в другом учреждении, где обеспечен хотя бы минимальный уход, как минимум десять дней или две недели, а может быть, и дольше.

— То есть вы хотите сказать, — вмешался я, — что мисс Солаз в этот период не сможет оказать нам существенную помощь в организации ее защиты в уголовном деле.

— В данный момент она вообще не в состоянии с кем-то говорить.

— Из-за того, что она не слышит? — уточнил Гарри.

— Не только. Она пребывает в ступоре, что, вероятно, является результатом перенесенного шока. Мы собираемся провести магнитно-резонансное исследование и сделать еще ряд тестов. У нее ослабленная моторная реакция. Похоже, что она не в состоянии адекватно реагировать на внешние раздражители. Там, где требуется ее участие или взаимодействие, она не способна к этой работе. Как я сказал, скорее всего, это временно, но пока является абсолютным фактором. Если нужно, я готов предоставить вам письменное заключение.

— Да, если вам не сложно, — согласился Гарри, — это может понадобиться.

Доктор сделал запись на своей дощечке.

— Сейчас она вообще ни с кем не общается. Мы не можем вытянуть из нее ни одного слова. Офицеры, которые ее привезли, тоже говорят, что не могли с ней общаться.

— Мы можем на нее посмотреть? — спросил я.

— У нее есть здесь какие-то родственники?

— Нет, — ответил Гарри. — Ее близкие люди сейчас — это мы. Ее семья находится в Коста-Рике. У них нет ни американских виз, ни финансовых возможностей для того, чтобы приехать сюда.

— Это плохо. Иногда в подобной ситуации могут помочь члены семьи, когда они общаются с пациентом. Сейчас она находится под воздействием успокоительных средств умеренного действия. Мы привезем ее сюда ненадолго. Держитесь спокойно. Старайтесь находиться на одном месте, избегайте лишних движений. У вас всего две минуты, не больше. И не забывайте, что она вас не услышит. Она может узнать вас в лицо. Пройдите, пожалуйста, сюда.

Он вывел нас из комнаты и проводил через коридор мимо множества огороженных ширмами больничных коек, некоторые из которых были пусты, на других лежали пациенты.

За женщинами-заключенными, одетыми в синие тюремные комбинезоны, прежде чем они снова смогут вернуться в тюрьму, наблюдали трое охранников.

— Сколько раненых из автобуса было доставлено сюда? — спросил Гарри.

— Восемь.

— А сколько было отправлено в другие больницы? — поинтересовался я.

— Ни одной. Выживших было всего восемь человек. Погибло семнадцать, не считая водителя и охранника, а также нескольких нападавших. Полное безумие, — добавил доктор.

— Именно, — согласился я.

Через несколько шагов он указал нам рукой направление, будто регулировщик движения на дороге:

— Пожалуйста, подождите здесь одну минуту.

Он подошел к мужчине в серых свободных брюках, рубашке, галстуке и поношенном синем блейзере, который топорщился на поясе там, где висела кобура с пистолетом, и перебросился с ним несколькими фразами.

Мужчина располагался вблизи одной из кроватей, огороженных ширмой с задернутыми занавесками. Поговорив с доктором, он посмотрел на нас внимательным изучающим взглядом. Охраннику было за пятьдесят, он не вошел в число тех немногих, кому удалось сделать карьеру в его ведомстве. Наверное, он мало чем выделялся из числа своих сверстников, но ширина его плеч сразу же отбивала желание схватиться с ним врукопашную. Продолжая смотреть на нас, мужчина медленно жевал жвачку.

— И кто это такой, как ты думаешь? — пробурчал Гарри. — Парень в обувке от Cat’s Paw на толстой резиновой подошве. Я думал, эта модель вот уже несколько лет не выпускается.

— Да нет, они просто продали компанию службе американских инспекторов полиции, — поделился и я своими наблюдениями.

— Как думаешь, этот человек пытается работать под прикрытием?

— Нет. Думаю, что этот номер Райтаг поручил кому-то другому.

Гарри вопросительно хмыкнул.

— Посмотри, можем ли мы получить список семнадцати женщин, погибших в автобусе, потом сравни его с записями в суде, касающимися нерассмотренных уголовных дел и тех дел, по которым был вынесен приговор. Моя догадка состоит в том, что мы найдем одно имя из списка в автобусе, на которое в суде нет дела. Либо коронер внезапно недосчитается одного трупа в соответствующем списке.

— Подруга Кати из автобуса, — догадался Гарри.

— Угу.

Доктор поманил нас пальцем к себе. Он прошел через раздвинутые занавески. Туда же проследовали и мы с Гарри. Инспектор шествовал за нами.

Гарри начал поворачиваться, чтобы попросить всех удалиться и тем самым не мешать беседе клиентки с адвокатом, но я придержал его за запястье и указал вниз.

— Сегодня мы ни о чем не сможем переговорить по секрету, — прошептал я, кивая в сторону кровати.

Катя лежала на спине. Простыня была натянута до уровня груди. Глаза девушки были полуоткрыты. Во взгляде этих мерцающих глаз смешались шок и действие успокоительного. Лицо Кати было таким же белым, как простыни. Не оставалось сомнений, что сегодня и в ближайшие дни она ничего не вспомнит и никого не узнает.

Я медленно подошел к кровати и посмотрел на молодую женщину. Ничто в ней сейчас не напоминало ту оживленную беспечную девушку, которую я встретил когда-то, раздумывавшую над гроздью бананов в Дель-Маре. Всего за три месяца произошедшие события сумели выбить из нее жизнь и оставить от Кати лишь оболочку того, что было раньше.

Я дотронулся до ее руки, лежавшей поверх простыни. Она была холодна как лед. Я поднял ее руку и подержал в своих ладонях, пытаясь согреть.

На секунду ее глаза зажглись, а голова повернулась в мою сторону. Девушка пыталась посмотреть на меня. Но отрешенное, безжизненное выражение ее лица не изменилось.

— Я бы попросил вас больше не делать этого, — проговорил охранник.

— Простите? — Я посмотрел на него.

— Дотрагиваться до нее может только доктор и персонал больницы.

— И кто же это сказал? — вмешался Гарри.

— Я.

— Но нам сказали, что она остается в ведении шерифа, — недоуменно проговорил я.

— Так и есть.

— И где же ваш значок помощника шерифа? — настаивал Гарри.

— Мы просто помогаем выполнять его распоряжения, — отрезал охранник.

— Могу я осведомиться, на каком основании? Где документы, которые юридически обосновывают ваше присутствие здесь?

— Джентльмены, я просил бы вас избегать любых споров в этом месте, — перебил меня доктор.

— Простите, док, вы правы. И я не хотел бы, чтобы инспектор понял меня неправильно, будто бы я против его присутствия здесь. Проблема в том, что ни я, ни мой партнер не понимаем, что происходит, по какой причине здесь находятся представители федеральных служб.

— Я просто выполняю свою работу, — бросил инспектор.

— Я знаю. Но если есть причины считать, что моя клиентка все еще в опасности, мы хотели бы, чтобы нас поставили в известность, о какой именно опасности может идти речь. А в остальном мы только за то, чтобы вы находились на этом месте.

— Но мы бы не хотели задавать ей вопросы или просто общаться с ней в вашем присутствии, — проговорил Гарри, бросая косой взгляд на охранника.

— Я делаю свою работу. В данный момент она заключается в том, чтобы я присматривал за ней, — заявил федерал.

— Это хорошо. Это прекрасно, — согласился Гарри. — Если только вы не получили указаний накачать ее скополамином или подслушивать, что она будет говорить во сне, то у нас не будет проблем.

— Гарри, пожалуйста, — остановил я его.

— Ничего личного, — закончил Гарри.

— Похоже, что присутствие представителей спецслужб вызывает у вас пену у рта, — проговорил инспектор. — Я понимаю вас. У нас вечно эти проблемы с адвокатами.

— Но в этом случае все уже разрешилось, — заверил я его. — Доктор, могу я задать вам вопрос?

— Конечно.

— Вы не будете возражать, если мы воспользуемся услугами отдельного врача, который стал бы ее личным доктором и консультировался бы по вопросам о ее состоянии с местным персоналом? Кроме того, он мог бы снабжать соответствующей информацией и нас.

— Нет. Но сначала мне нужно будет решить этот вопрос в департаменте шерифа. В этом случае все решают они, но я не думаю, что кто-либо там будет против.

— Хорошо. В таком случае мы приставим к ней личного врача начиная с завтрашнего дня.

— Но сейчас, как я полагаю, нам следует оставить ее и дать ей отдохнуть, — заявил доктор.

— Разумеется. — Я бережно положил холодную Катину руку под простыню. После того как я отпустил ее, ресницы женщины снова моргнули и она посмотрела на меня. Я взял ее вторую руку и тоже укрыл ее. Потом потрогал ее лоб пальцами и, наклонившись к ее уху, прошептал:

— Катя, мы вернемся, обещаю вам.

— Она не слышит, — проговорил доктор.

— Я знаю. Hasta luego, Katia. До свидания, Катя.

Глава 34

По крайней мере, из Калифорнии пришли хорошие вести. Алим прочитал переведенное на фарси сообщение, поступившее электронной почтой. Оно было написано на испанском языке и отправлено из Сан-Диего во второй половине того дня. Как и все сообщения от мексиканца, письмо было зашифровано, но после расшифровки его смысл стал понятен: внучка русского мертва, поставленная задача выполнена.

Он отложил бумагу и с облегчением выдохнул. Теперь судебного процесса не будет. Расследование убийства американца прекратят. А вместе с ним уйдет и страх, что кому-то может взбрести в голову исследовать родственные связи Кати Солаз.

Таким образом, им удалось перекрыть возможный шум вокруг фотографий и невнятную возню старого американца, возможно одного из агентов Сатаны. Алим знал, что без помощи повстанцев из ФАРК ничего перечисленного выше добиться не удалось бы. Именно их человек в Коста-Рике был первым, кто предупредил о деятельности Пайка и о том, что тот завладел фотографиями, а заодно и внучкой Никитина.

— Будем отправлять ответное письмо? — спросил переводчик на фарси.

Они сидели в одной из маленьких хижин, которыми представители ФАРК пользовались для связи. Хижина находилась в гористой местности и была скрыта густой шапкой джунглей.

— Да. Дай мне немного времени подумать.

Переводчика прислало правительство страны Алима, и он был важной частью того вавилонского столпотворения, что находилось теперь в глубине джунглей. Этого человека выдернули прямо из университета за его умение говорить на фарси и на испанском. Это сочетание говорило о том важном значении, которое стало придаваться не только правительством Алима, но и другими государствами в регионе, не сумевшими выстоять в прямом вооруженном противостоянии с грозной силой, мягкому южному подбрюшью Большого Сатаны.

Какое-то время Алим ходил по узкому мостику дипломатии. Он не мог оттереть в сторону ФАРК, с представителями которых у русского установились хорошие, доверительные отношения. Никитин прожил с ними в джунглях не одно десятилетие. Но с каждым днем с ним становилось все сложнее иметь дело. Он продолжал отказываться собирать устройство до тех пор, пока его дочь благополучно не вернется в свой дом в Коста-Рике в сопровождении людей из ФАРК. Это грозило сорвать установленные для миссии Алима сроки. Он не мог больше ждать. К счастью, мексиканец теперь освободился, и ему можно было поручать следующее задание.

— Напишите ему, что для него есть работа, на этот раз в Сан-Хосе, в Коста-Рике.

Переводчик заскрипел карандашом по дощечке.

— Хорошо, господин.

— И еще одно… — Это было нечто такое, что беспокоило Алима в последнее время, один из бесконечно завязывающихся узлов. — Скажите ему, что он прислал нам из дома Пайка не тот фотоаппарат. Скажите ему, что, как считает дочь русского, в том, другом, фотоаппарате все еще могут оставаться оригиналы тех самых снимков. И последний раз она видела его в своем доме в Сан-Хосе. Мне нужен тот фотоаппарат и те снимки. Передайте ему, чтобы не выходил на связь с нами до тех пор, пока не получит их.

Алим вынул из кармана сложенный лист бумаги и передал его переводчику. Это был адрес Мариселы Солаз в Сан-Хосе. Алим взял его у Никитина для подготовки возвращения женщины домой, для того чтобы, прежде чем она попадет туда, агенты ФАРК могли убедиться в том, что за местом никто не ведет наблюдения.

Глава 35

Мы с Гарри побрели к парковке перед госпиталем, где оставили его машину.

— Пожалуйста, проконтролируй, чтобы тот, кого мы наймем в качестве доктора для Кати, пользовался здесь всеми правами, — проинструктировал я партнера. — Нам нужен практикующий специалист, у которого будет доступ во все отделения. Кто-то такой, кто сможет присматривать за ней. Позвони также в бюро по найму сиделок. Договорись о круглосуточном дежурстве в три смены. Пусть кто-то постоянно находится с ней в палате. Тогда, если федералы задумают допросить ее, мы, по крайней мере, будем знать об этом.

— Это дорого нам обойдется, — заметил Гарри.

— Ничего. Мы обсудим этот счет с Райтагом после того, как работа будет закончена.

— Я попытаюсь отыскать доктора-женщину. Наверное, с ней Кате легче будет пойти на контакт, — предложил Гарри. — А еще нужно постараться найти сиделку, которая могла бы говорить и писать на испанском языке. Когда Катя придет в себя, они могли бы общаться, переписываясь в блокноте.

— Неплохая мысль. Больше всего мне жаль, что мы не можем на нее давить с целью получить информацию о ее деде. Если бы у меня было больше времени, — вздохнул я.

— Ну, по крайней мере, она осталась жива, — подбодрил меня Гарри.

— Да, конечно. Но она недееспособна, и, видимо, надолго. А если она не в состоянии помочь нам, то и мы не сможем помогать ей.

— Если она придет в себя завтра, то в голове у нее будет сплошной ад и головная боль, — вздохнул Гарри.

— Найди время навестить ее, чтобы убедиться в этом. — На ходу я вынул из чехла на ремне сотовый телефон. Потом из кармана пиджака достал маленькую плоскую батарею к нему.

— Где ты будешь?

— Все зависит от времени, когда прибывает самолет. Возможно, в Коста-Рике.

— Что?

— Погоди минутку.

Нас с Гарри заставили вынуть батареи из наших мобильных телефонов. Теперь мы поняли, что в ФБР могли использовать сотовый телефон как обычный шпионский жучок. Получив разрешение на прослушивание телефонных разговоров, агенты бюро имеют право приказать компании-провайдеру включить телефон даже тогда, когда его владелец считает, что аппарат выключен. Они могут активировать динамик телефона и записывать частные разговоры владельца. ФБР умеет максимально использовать технологию снятия информации с мобильного телефона. А это означает, что каждый из нас постоянно находится под его пристальным оком. Единственный способ защиты — вынуть из аппарата батарею. Так что агенты ФБР правы: говоря по телефону, всегда следует помнить, что целый мир может подслушивать ваш разговор.

— Кому ты собираешься звонить?

— Герману. Он, наверное, сейчас дома и готовится вылететь сегодня вечером.

— Ты должен понимать, что это все равно что выступить на пресс-конференции.

— Знаю. — И я нажал на телефоне кнопку быстрого набора номера Германа.

Раздалось три гудка, затем голос на другом конце ответил:

— Алло.

— Герман, это Пол.

— Я знаю, кто это. Если ты хочешь поговорить, нам лучше встретиться, — ответил он.

— Все в порядке. Ты собрался?

На секунду он замешкался с ответом.

— Ты слышал меня?

— Да, я слышал. Я почти готов, — наконец ответил он.

— Отлично. Слушай, мне нужна твоя помощь. Первое: позвони и забронируй, пожалуйста, для меня билет в Коста-Рику, на один рейс с тобой, сегодня вечером. Я решил, что мы полетим вдвоем. Во сколько вылетает самолет?

На другом конце снова повисло молчание. Гарри смотрел на меня широко раскрытыми глазами.

— Герман, ты что, не слышишь?

— Слышу. — Он проговорил это таким тоном, будто обмочился.

— Так во сколько?

— В семь тридцать. Может, ты хочешь, чтобы я тебе еще что-нибудь сообщил?

Я заставил Германа назвать компанию и номер рейса. Потом я сказал ему, чтобы он ехал в наш офис, как только будет готов, захватив с собой вещи, поскольку обратно к себе в квартиру он уже не попадет. Но прежде, чем отправиться в аэропорт, нам придется заехать еще кое-куда. Потом я отключил телефон и вынул из аппарата батарею.

— Ну ладно. И что все это значит? — поинтересовался Гарри.

— Просто я хотел сообщить людям Райтага название авиакомпании и время вылета рейса, чтобы они ничего не перепутали.

— Не понимаю.

— Им придется приподнять занавес для нас с Германом, чтобы мы смогли вылететь из страны. А они сделают это только в том случае, если будут надеяться, что я приведу их к Никитину. Мы можем рассчитывать только на это. В противном случае никто из нас не покинет страну, можешь мне поверить, — объяснил я.

Я исходил из того, что в ФБР знали, что Герман работает на нас. А это означало, что они уже отыскали в файлах авиакомпании номер его паспорта. Как только он покажет свой паспорт у стойки регистрации, федералы узнают, куда он направляется. Они созвонятся со своими коллегами в пункте назначения и договорятся приставить к нашему путешественнику хвост. Мы уже говорили с Германом об этом. Он должен был прихватить с собой тот электронный прибор, с помощью которого мы могли бы обнаружить и убрать любые устройства слежения, которые представителям правительства вздумается установить на нашем багаже и одежде. Зная Германа, можно быть уверенным, что он сумеет мгновенно затеряться в толпе на людной улице или на рынке где-нибудь в центре Сан-Хосе.

— Ты думаешь, они будут отслеживать и твой паспорт?

— Я так считаю. Федералы или Темплтон, а может быть, и та и другая сторона. Меня пока не беспокоит Темплтон. Насколько я помню, безопасность страны и паспортный контроль находятся в ведении федерального правительства.

— Если за тобой следит и Темплтон и он узнает, что ты выехал из страны, будет вне себя от ярости, — заметил Гарри.

— Поцелуй его и попрощайся с ним за меня. Тебе придется остаться здесь и присматривать за Катей. Следи за тем, чтобы федералы не трогали ее. До тех пор, пока мы не будем знать, что происходит и какое она имеет к этому отношение, нам следует держать их на расстоянии.

— Кого ты имеешь в виду под этим «мы»? Ты же собираешься уехать, — напомнил Гарри.

— Ты слышал, что сказал доктор. Нет никакого смысла в том, чтобы мы оба сидели здесь и держали ее за руку, пока Темплтон будет выискивать все острые углы в этом деле, чтобы убить нашу клиентку.

Мы уже слишком много успели вложить в дело Кати — как финансов, так и душевных сил. Похоже, мы давно успели миновать точку невозврата.

— Ответы, которые нам нужны, находятся в Коста-Рике, на тех фотографиях, а еще где-то в Колумбии, где сейчас находится мать девушки. Кому-то из нас придется туда отправиться. Другой должен будет остаться и удерживать оборону форта, — сказал я.

— Отлично. Ты остаешься, а я еду, — предложил Гарри.

— Тебе нельзя.

— Почему же?

— Потому что, если ты уедешь, а Темплтону почему-то взбредет в голову арестовать меня, кто тогда будет осаживать федералов, беречь от них Катю?

По задумчивому взгляду Гарри я понял, что, хотя ему и не понравились мои доводы, возразить ему было нечего.

— Все верно! — наконец выдохнул он.

— Послушай, я вернусь через неделю. Короткая остановка в Коста-Рике, чтобы забрать фотографии. Потом мы избавимся от хвоста федералов, который приставит к нам Райтаг, и отправимся в Колумбию. В зависимости от того, что нам удастся узнать и что мы увидим на этих фото, может быть, мы решим, что дальше Герман отправится один. В этом случае я вернусь быстрее.

— А мне в это время предстоит увертываться от крошечных стрел, которыми будет осыпать нас из своей духовой трубки Темплтон, — проговорил Гарри. — И я не смогу даже пожаловаться тебе на жизнь, поскольку ты в это время будешь находиться в другом полушарии без телефона.

— Вовсе не обязательно. Возможно, я смогу решить этот вопрос.

— Как? С помощью жестяных банок и рогатки? — съязвил Гарри.

— С помощью кое-чего, о чем мне рассказал Герман. Именно об этом пункте нашей командировки я упомянул в разговоре с ним.

Глава 36

Я ощутил щемящее чувство жалости, оставляя Катю беспомощной в одиночестве, за тысячу миль от дома и семьи. Но, похоже, другого выхода не было. Представители правительственных спецслужб были уверены в том, что именно Катя была целью нападения на автобус, и это подтверждало наши с Гарри подозрения. Что бы там ни происходило на заднем плане, главным в деле об убийстве Эмерсона Пайка были оставшиеся без ответа вопросы вокруг фотографий из Колумбии. Пока мы не получим эти ответы, не сможем должным образом построить защиту Кати от обвинения в убийствах первой степени.

Перед тем как уехать из Сан-Диего, я позвонил своей дочери Саре, которая училась в колледже в другом городе, и, не сообщая подробностей, сказал ей, что уеду на несколько дней и со мной не будет связи, поэтому ей придется получать информацию через Гарри. Она засыпала меня вопросами, но я не смог ответить почти ни на один из них по телефону. Дочь напоминала мне Катю, те печальные обстоятельства, из-за которых я оказался втянут в это дело. Мысленно я сделал себе заметку навестить Сару по возвращении из поездки.

На соседнем сиденье Герман дремал под шум реактивных двигателей. Мы летели на юг и находились над Мексиканским заливом, в двух часах полета от Хьюстона, где нам пришлось провести ночь в отеле, прежде чем рано утром отправиться в аэропорт и сесть на утренний самолет в Коста-Рику.

Даже если мой паспорт и был на особом учете, нам никак не дали понять этого. Мы не пользовались особым вниманием ни службы безопасности аэропорта, ни представителей авиакомпании перед выходом на посадку. Мы с Германом дождались обычного в таких случаях объявления, предписывающего пассажирам встать в очередь и предъявить паспорта перед тем, как откроются двери в самолет. Два клерка авиакомпании сверили наши имена в паспортах с именами, указанными в билетах, и без всяких помех мы с Германом погрузились в самолет.

Сразу же после того, как самолет вылетел из Хьюстона, мы с Германом, как нам показалось, вычислили следовавших за нами двух агентов ФБР. Салон самолета был заполнен до последнего кресла. Уже закрывали дверь, когда в самую последнюю минуту двое мужчин в гражданской одежде, очевидно сотрудники авиакомпании, имевшие право на льготный перелет, с потертыми черными кожаными сумками, предъявив свои документы, направились в головную часть машины, где размещался экипаж.

Герман легонько толкнул меня локтем, когда один из них попросил бортпроводника показать ему список пассажиров. Мужчина взглянул на список, а потом стал смотреть в проход салона. Всего на одно мгновение он встретился со мной взглядом, после чего вернул список проводнику. Два агента дождались, пока дверь в самолет захлопнулась, потом прошли в переднее отделение, где заперлись в пилотской кабине.

До этого момента их коллеги в офисе ФБР в Сан-Диего, должно быть, сходили с ума. Это произошло из-за того пункта в нашей командировке, который нам с Германом нужно было посетить, прежде чем покинуть город, о чем мы договорились по телефону. Несомненно, они проследили за тем, как все мы, Гарри, Герман и я, отправились в небольшой магазин электроники в центре города, место, которое мы с Германом оговорили заранее.

В магазине мы с Гарри приобрели два новых сотовых телефона. У этих машинок было сложное название. Они назывались кодированными закрытыми аппаратами сотовой связи с квадратной рамочной антенной. Вместе с телефонами я получил один из двух приобретенных секретаршей чипов сотовой связи стандарта ATT, запрограммированных на международные звонки. Эти чипы поставили нам в аппараты сразу же в магазине.

В телефонных аппаратах использовались заранее запрограммированные алгоритмы кодирования. Ключи к кодам были длиннее, чем генетический код человека. После каждого звонка они менялись. Таким образом, расшифровка переговоров становилась невозможной даже с использованием самых мощных суперкомпьютеров. Правительство не обладало способом получить ключ к кодам, а значит, отсутствовала вероятность того, что третьей стороне удастся расшифровать сообщение. Как нам сказали, даже Агентство национальной безопасности не смогло бы подобрать шифр. Именно поэтому такие телефоны используют израильские военные.

Остается гадать, к чему катится этот мир, если даже ваше собственное правительство теряло возможность воткнуть трубку вам в мозг и выудить оттуда ваши мысли.

Гарри прикрепил свой телефон на шнурок, который повесил на шею. Он заявил, что теперь, даже когда хозяин аппарата находится в душе, никто не сможет заполучить его.

Мой же телефон на некоторое время перекочевал в портфель.

Через три часа полета я стал дремать, когда вдруг дверь в пилотскую кабину распахнулась. Еще через пару секунд оба находившихся в головной части самолета «сотрудника авиакомпании» вышли оттуда, захлопнув за собою дверь, и направились в туалет. Первый решил воспользоваться туалетом салона первого класса. Второму пришлось проделать длинное путешествие через проход.

Он приблизился, а затем и миновал мое сиденье. При этом мужчина бросил оценивающий взгляд на мой компьютер, который был открыт и стоял на откидном столике передо мной. Когда я поднял взгляд, он проверял обстановку, глядя на меня через плечо. Еще несколько секунд он шел по салону, а затем исчез в одном из свободных туалетов в хвосте самолета.

Не теряя времени, я выключил компьютер, отстегнул ремень безопасности и схватил свой портфель из отделения ручной клади над сиденьем.

Герман пошевелился, а затем тоже поднялся.

— Где мы? — зевнув, спросил он.

— Осталось лететь еще примерно час, — ответил я, сунул компьютер обратно в портфель и вынул оттуда свой новый сотовый телефон. Потом я сполз обратно на свое место, застегнул ремень безопасности, опустил приставной столик и положил на него посередине телефон. Этот аппарат несколько больше по размеру, чем обычный сотовый телефон, да и этот факт не привлечет внимания, если не рассматривать его специально.

К тому времени, когда агент направился по проходу в обратную сторону, я успел снова задремать, правда, всего лишь одним глазом, фиксируя другим лежавший передо мной телефон. Я почувствовал шаги агента за своей спиной. Когда он проходил мимо, я пошевелился в своем кресле. Через несколько секунд агент постучал в пилотскую дверь. Она открылась, и мужчина скрылся внутри.

Я толкнул локтем Германа.

— Я видел, — проговорил он. Герман обладает способностью видеть с закрытыми глазами.

Я протянул телефон ему:

— Припрячь его.

— Гм?

— Положи его в свой багаж на самое дно.

Телефон исчез в сумке Германа, которую он поставил под переднее сиденье.

— После приземления мы разделимся: ты возьмешь свой багаж и пойдешь проходить таможенный и иммиграционный контроль. Если тебя спросят о цели поездки, ты путешествуешь как турист. Мы встретимся перед зданием аэропорта. Если ты выйдешь первым, лови такси и жди меня. И наблюдай за всем, что происходит вокруг меня.

Через пятьдесят минут, как только колеса самолета коснулись земли в международном аэропорту города Сан-Хосе в Коста-Рике, Герман вскочил с кресла. В тот момент, когда самолет остановился на посадочной полосе и пилот отключил табло о необходимости пристегнуться ремнями безопасности, я вжался в свое кресло, давая Герману возможность первым ступить в проход. Когда салон самолета стал пустеть, я несколько замешкался, доставая свой багаж из отделения над креслами, в результате чего между мной и Германом образовалась очередь из нескольких человек.

Проходя через открытую дверь самолета, мы не заметили никаких признаков присутствия двух пассажиров-льготников из пилотской кабины. Я по-прежнему намеренно замедлял свое продвижение, поэтому, когда мы проходили таможенный контроль, Герман был уже далеко впереди меня. Мы прошли иммиграционный контроль, затем провели примерно десять минут по разные стороны багажной карусели, пока оттуда наконец не выкатились наши чемоданы. Герман поднял свой и проследовал через толпу к ленте транспортера с двумя большими рентгеновскими аппаратами перед выходом.

Я подождал, пока мой чемодан еще трижды не проедет по ленте карусели.

Я наблюдал за очередью перед рентгеновскими аппаратами. Ни один из чемоданов не был открыт, а крейсерская скорость их прохождения через аппарат заставляла сомневаться в том, что женщина-оператор вообще смотрела на экран перед ней.

Наконец Герман скрылся за дверью, ведущей к выходу из аэропорта.

Я позволил своему чемодану сделать еще один круг, затем взял его и тоже направился к машине. Я поставил на транспортер чемодан и портфель и стал наблюдать за тем, как оба они покатились внутрь.

Прежде чем я успел пошевелиться, кто-то тронул меня за плечо. Повернувшись, я оказался лицом к лицу с полицейским в форме, рука которого лежала на потертой рукоятке автоматического пистолета.

— Сеньор, пожалуйста, возьмите ваши вещи и следуйте сюда.

— Простите?

— Сюда, — он указал на дверь в нескольких шагах впереди, — с вашими вещами, пожалуйста.

Я взял свой большой чемодан на колесиках и портфель и пошел за полицейским.

После того как мы оказались внутри, дверь за мной заперли, и мне сказали, чтобы я положил свои вещи на стол посередине комнаты. Один из полицейских принялся обыскивать мои вещи, в то время как второй взял мой пиджак и стал методично обшаривать карманы. Потом он приказал мне вывернуть карманы брюк и положить их содержимое на стол. Я вынул несколько монет, ключи, бумажник и зажим для денег.

Один из полицейских ощупал меня в районе пояса и обнаружил под рубашкой пояс с деньгами. Он приказал мне отстегнуть его и тоже положить на стол. После того, как я сделал это, его коллега стал один за другим открывать кармашки на ремне, доставать и пересчитывать американскую валюту. Всего он насчитал девять с половиной тысяч долларов.

— Много денег, — проговорил страж порядка.

— Деньги на отпуск, — пояснил я.

Сумма не достигала десяти тысяч долларов, что потребовало бы задекларировать ее при пересечении границы страны. Полицейский тщательно уложил деньги обратно в кармашки пояса, который оставил лежать на столе.

Теперь уже оба стража порядка бросали друг на друга недоуменные взгляды. То, что им нужно было отыскать, находилось совсем не здесь.

— Сеньор, у вас есть сотовый телефон?

— Нет, насколько я помню. А что, в Коста-Рике иметь сотовый телефон считается нарушением закона?

Он не ответил.

— Одну минутку.

Один из полицейских скользнул за дверь. Второй остался ждать со мной. Примерно через пять минут вернулся его коллега.

— Сеньор, можете сложить вещи в чемоданы, — сказал он. — Вы свободны и можете идти.

— Благодарю.

Я упаковал вещи, снова закрепил на теле пояс с деньгами и заправил его под рубашку, надел пиджак и вышел за дверь. Выходя из помещения, я внимательно посмотрел на зеркальную дверь позади меня, отлично понимая, что подчиненные Райтага сейчас находятся за этой стеной, что они гадают, куда же мог пропасть мобильный телефон.

Снаружи, перед зданием аэропорта, ко мне стаей бросились водители такси, пытаясь оттеснить меня к диспетчерской будке, а оттуда — к своим машинам. Мне пришлось выдержать нешуточную борьбу с некоторыми из них, прежде чем я сумел проложить дорогу себе и своим вещам.

Прилагая все старания говорить как можно понятнее на своем скверном испанском языке, я попытался объяснить, что жду друга. Потом я почувствовал присутствие рядом Германа, который неповоротливым гигантом высился у машины такси футах в сорока.

Я пробился через толпу и бросил вещи в открытый багажник машины. Мы забрались внутрь: Герман сел впереди, я — на заднее сиденье, и мы поехали.

— Были проблемы? — спросил Герман.

— Они пытались зацепить телефон.

Герман полез в сумку, чтобы убедиться в том, что аппарат все еще там.

— Отдать его тебе?

— Подержи пока у себя. Когда приедем в отель, найдем место, где его спрятать.

Езда по шоссе напоминала дикое родео: водитель то нырял, та выныривал из потока, обгонял ряды медленно ползущих грузовиков и автобусов, лавировал среди легковых машин. Правая сторона, похоже, предназначалась для тихоходных мотоциклов.

Мы миновали промышленные районы, новые заводы с логотипами зарубежных компаний, европейских, американских и азиатских. Герман время от времени оглядывался, пытаясь разглядеть хвост. Потом он покачал головой: «Не могу распознать их, даже если они там есть».

Еще через полчаса мы оказались зажатыми плотным потоком машин, направлявшихся в сторону центра Сан-Хосе. Я заметил отсутствие указателей названий улиц и номеров домов. Улицы были наводнены пешеходами и торговцами, предлагавшими свои товары. Такси плавно повернуло направо, затем быстро свернуло налево, и мы оказались на широкой улице с односторонним движением в пять или шесть полос. Ни одна машина, как казалось, не держалась в одном ряду, все постоянно скакали с полосы на полосу в поисках более удобного, с точки зрения их водителей, положения. Мы проехали мимо детской больницы и большого белого собора с правой стороны. Еще через полмили оставили слева большую площадь. В центре площади находилось красивое здание колониальных времен под крытой медью крышей. Герман спросил водителя, что это за здание, и получил ответ, что это национальный театр.

Еще через несколько кварталов такси повернуло налево и, пересекая транспортный поток, въехало на узкую улицу, миновало несколько светофоров, прошло под старой бетонной эстакадой, а затем обогнуло еще одну площадь. Некоторые из зданий на боковых улочках представляли собой старые металлические конструкции, характерные для конца XIX века, когда главными культурами в регионе были фрукты и табак. Старые дома были в разном состоянии, некоторые отремонтированы, другие нет. Водитель жестом указал на большое желтое здание колониальных времен. Его окружала высокая изящная ограда из кованого железа. Он пояснил, что это знаменитая Каса Амарилья, или Желтый дом, где размещались офисы министерства иностранных дел страны.

Еще несколько минут наша машина лавировала среди множества узких улочек, после чего водитель повернул и остановился перед низким длинным зданием, перед которым протянулся такой же низкий желтый кирпичный забор с воротами и крыльцом под длинным зеленым навесом.

— Ваш отель, сеньоры, «Спортсменс лодж», — объявил он.

Мы с Германом не знали, какие комнаты ждут нас внутри. Гарри и я выбрали именно этот отель в центре города из-за его расположения. С помощью указаний на клочке бумаги, написанных Катей, карты центральной части Сан-Хосе и спутниковых снимков программы Google Earth мы смогли определить, что отель «Спортсменс лодж» располагается меньше чем в двух кварталах от дома, где жили Катя и ее мать. А там мы рассчитывали найти фотоаппарат со снимками из Колумбии, предполагая, что он все еще на месте, а если нам повезет, то и саму мать девушки.

После коротких расспросов мы узнали, что отель принадлежит гражданину США и предназначен для путешественников из нашей страны, которые хотели бы провести в столице Коста-Рики выходные. Здесь мы с Германом могли смешаться с прочими гостями и затеряться среди них, прежде чем нам удастся избавиться от слежки ФБР и исчезнуть, приступив к следующему этапу нашей поездки.

Мы забрали наши вещи из багажника, расплатились с водителем и направились внутрь здания отеля по длинному коридору с выложенным плиткой полом, по бокам которого располагались двери в номера. Коридор выходил в большой центральный двор-патио, крытый огромной стеклянной крышей и напоминающий эстрадную. Здесь располагался спортбар с огромными широкоэкранными телевизорами, на каждом из которых работал отдельный канал, передающий бейсбол или гольф из США, футбольные матчи из Европы и Латинской Америки.

Стойка портье напоминала небольшой киоск, внутри которого сидела миловидная девушка. Она осведомилась о наших именах, отыскала нашу бронь, внесла нас в список проживающих в отеле и, наконец, вручила нам ключи от комнат. Я спросил у девушки о спортзале, предположив, что он должен располагаться внизу. Она указала на участок в глубине здания и сказала, что лестница в спортзал находится там. Потом девушка вызвала портье, который забрал все наши вещи, за исключением сумки Германа, в которой лежал мой телефон.

— Как насчет пива? — спросил Герман. Он жадно смотрел в сторону бара на другом конце патио.

— Конечно.

Большинство гостей, похоже, были американцами, одетыми, как водится, в шорты и майки, джинсы и футболки. Среди них было несколько местных жителей и мексиканцев обоего пола. В одном из углов расположилась галдящая толпа спортивных болельщиков, наблюдавшая за играми, попутно опустошая емкости с напитками.

Я вручил портье чаевые и попросил его отнести багаж ко мне в номер. Мы с Германом заняли два стула с той стороны патио, где располагался бар.

На столе Гарри зазвонил телефон. Он снял трубку.

— Мистер Хайндс, на второй линии мистер Райтаг, — сообщила секретарша.

— Спасибо. — Гарри нажал на аппарате кнопку соединения со второй линией. — Мистер Райтаг, слушаю вас.

— Рядом с вами находится один из моих людей. Он располагает информацией, которая могла бы вас заинтересовать.

— А почему бы вам просто не передать ее по телефону? — Задавая этот вопрос, Гарри усмехнулся сам себе.

— Речь идет не о том, что я хотел бы обсуждать по телефону, — заявил Райтаг.

— Понимаю.

— Сейчас этот человек находится в «Бригантине», ресторане прямо напротив вашего офиса. Это афроамериканец, он одет в темно-синий костюм и клубный галстук в коричневую полоску. Его имя агент Сандерс. Если вы выйдете прямо сейчас, то сможете застать его там. — Прежде чем Гарри успел ответить, линия отключилась.

Гарри выбрался из-за стола, вышел из офиса и прошел через площадь к боковой двери в ресторан «Бригантина». Было уже слишком поздно для ланча и слишком рано для ужина, поэтому зал ресторана пустовал. Он обнаружил агента ФБР за столиком у окна. Мужчина держал скрещенные руки на большом конверте, который лежал перед ним на столе.

Гарри подошел, представился и присел за столик.

— Вы интересовались Джоном Уотерсом, — проговорил агент.

— Вам удалось что-то отыскать? — заинтересовался Гарри.

— Мы обнаружили шесть банковских счетов на его имя, все открыты в районе Сан-Диего. Но только один из этих счетов был открыт недавно, после предъявления нового номера идентификационной карточки. И именно на этом счете зафиксировано движение интересующей вас почти шестизначной суммы, как раз сразу же после убийства Эмерсона Пайка. Конечно, мы не можем с уверенностью сказать, что это именно тот, кто вам нужен, но есть еще одна любопытная вещь.

— Какая именно? — спросил Гарри.

— Вкладчик, этот мистер Уотерс, также депонировал банковскую сейфовую ячейку в том же банке. И произошло это в тот же день, когда был открыт счет.

— И что находится в этом сейфе? — поинтересовался Гарри.

— Не имеем ни малейшего представления.

— Что вы хотите этим сказать? Теперь, когда вы знаете об этом, вы можете проследить счет, заморозить его и получить разрешение на то, чтобы открыть сейф.

— У нас нет для этого законных оснований, — пояснил агент. — Вы просили у нас информацию, и мы предоставили ее вам. — Он подтолкнул конверт на столе в сторону Гарри. — Здесь номер счета и все, что вам может понадобиться. Конечно, все это может оказаться просто совпадением, просто безобидным вкладом. А в сейфе может лежать лишь документ, подтверждающий право на владение недвижимостью или страховой полис.

— Просто отлично, — вымолвил Гарри.

— Я хочу вам кое-что предложить, — продолжал агент, — но если вы скажете кому-то, что эта идея исходит от нас, мы будем все отрицать. Вы можете составить общее заявление, где будет говориться, что счет имеет отношение к сделке с монетой, а в сейфе хранится улика с места преступления.

— И на чем же будет основываться такое заявление? — воскликнул Гарри. — На моих личных наблюдениях?

— Подумайте над этим. Кто может подать на вас жалобу? На основе этого заявления вы подготовите повестку в суд. Желая выяснить, какое отношение имеет к вашему делу этот счет, вы можете получить разрешение суда заморозить содержимое банковского сейфа, после чего решение о его судьбе также должно будет приниматься в суде. Какие будут основания у стороны обвинения обжаловать такой шаг? Ведь они не являются владельцами счета и сейфа. Единственная заинтересованная сторона — владелец вклада.

— А ваш начальник Райтаг коварный человек, — промолвил Гарри.

— Именно поэтому ему и удалось выбиться в начальники, — парировал агент. — Когда владелец счета получит из банка уведомление о том, что его вклад арестован, он может явиться в суд и опротестовать решение. Если такое произойдет, вы убедитесь в том, что он не причастен к убийству Пайка.

— А если он не обнаружит себя? Если он направит своего представителя, который опротестует решение? — спросил Гарри.

— Тогда суд может задать ему вопрос, чьи интересы он представляет и что находится в сейфе. А если он вообще никак себя не проявит, что ж…

Итак, Райтаг хотел руками стороны защиты вытащить наружу Джона Уотерса. А федералы при этом смогут оставаться в тени, выставив вперед адвокатов. Все это совсем не понравилось Гарри. Если эта затея лопнет, а господин Уотерс подаст гражданский иск на возмещение ущерба в связи с потерей управления своими финансовыми средствами, ФБР и Райтаг нигде не будут засвечены. Но все же похоже, что это был единственный способ действовать, и он должен был сработать.

Глава 37

Черный спортивный автомобиль был припаркован у тротуара за углом, на боковой улочке, в двадцати футах от отеля «Спортсменс лодж» в Сан-Хосе. За рулем сидел один из «служащих авиакомпании», летевших по льготному тарифу. Через бинокль он увидел, как двое мужчин скрылись со своим багажом, пройдя через ворота к дверям в отель. Меньше чем через минуту две другие фигурки возникли из кустов в противоположном от входа в отель углу. Они быстро направились к машине. В руках одного из мужчин была небольшая туристская сумка.

Еще через несколько секунд второй агент ФБР открыл дверь со стороны пассажира и тоже влез в салон. Его местный коллега сел в машину через заднюю дверь.

— Вы сделали это? — спросил водитель.

— Обе комнаты, в потайных местах поставлены проводные прослушивающие устройства, закладки в телефоны, — отрапортовал пассажир.

— Теперь нам бы еще получить сотовый телефон, — проговорил водитель.

— Но если его не обнаружили таможенники, где он может быть?

— Он передал его своему другу, — догадался водитель. — Поэтому они и разделились.

— Если он оставит аппарат в номере, то завтра мы сможем добраться до него. За две секунды я сделаю так, что некоторые микросхемы выйдут из строя, а он подумает, что телефон просто сломался.

— А что делать, если они будут носить его с собой?

— Тогда, наверное, аппарат украдут, — вступил в разговор пассажир на заднем сиденье. — В Сан-Хосе туристов часто берут на мушку и грабят.

— Этот вопрос нужно обсудить, — заявил водитель. — В Вашингтоне найдут управу на адвоката, даже если он находится в Коста-Рике.

— Включи приемник, — попросил второй агент. — Нужно проверить, что там происходит.

— Дай им немного времени. Вряд ли они уже успели добраться до комнат, — возразил водитель.

Я и Герман выпили пиво, расплатились и ушли, оставив пустые бутылки на стойке бара. Пока мы пили, я обратил внимание на то, как служащий отеля прошел к лестнице в противоположной стороне с целым ящиком пива в руках. Как мне и сказала девушка на регистрации, эта лестница располагалась в глубине помещения и к ней вел проход через стеклянную дверь из коридора, где располагались номера, в том числе и наши с Германом.

Убедившись в том, что бармен и официантка заняты с клиентами, я жестом пригласил Германа следовать за собой и быстро направился в патио, туда, где находилась большая часть столиков бара.

Но вместо того, чтобы пройти через территорию бара к стеклянной двери, а оттуда — в комнаты для постояльцев в другом конце здания, мы быстро свернули направо и спустились по ступеням в подвальное помещение.

Здесь находились служебные комнаты и кладовая запасов для бара наверху. А в самом конце нашего пути мы наткнулись на массивную деревянную дверь с тяжелым засовом. Я потянул засов и открыл ее. Дверь вела к узкой дорожке, которая проходила за зданием отеля. На другой стороне улицы высилась металлическая ограда с тяжелым лиственным орнаментом в верхней части. Рядом с забором росли старые эвкалипты. По ту сторону забора растянулись плотные заросли кустарника. Там, если только данные изображений Google Earth были верны, находилась гигантская котловина, в которой располагался старый зоопарк.

Но сейчас меня больше интересовала мощеная дорожка, точнее, то, куда она ведет. Если фотографии и схемы нас не обманывали, мы с Германом должны будем пройти по дорожке до ближайшего перекрестка. Через несколько сот шагов нам нужно будет свернуть направо, на следующую маленькую улочку. Пройдя по ней примерно двести шагов, мы увидим слева дом, где жили Катя и ее мать, и если удача нам улыбнется, то разыщем в том доме фотоаппарат со снимками из Колумбии.

— Вечером, как стемнеет, проверим дом, — сказал я Герману. — Если ее матери все еще нет, окна должны быть темными. Захвати свои отмычки.

Он согласно кивнул. Я закрыл дверь. Мы направились назад. В верхней части лестницы нам пришлось переждать, пока барменша не повернется к нам спиной, чтобы обслужить очередного клиента. После этого мы быстро вернулись в помещение и чинно прошествовали через стеклянную дверь к нашим комнатам.

Отель представлял собой лабиринт соединенных между собой лестничными переходами зданий. Фасадная часть, где располагался центральный вход, была старой постройки. Здесь на двух этажах находились двадцать отдельных номеров, а на третьем этаже — двухкомнатный пентхаус.

С другой стороны в глубине здания к главному корпусу примыкала площадка, которая соединяла его со вторым трехэтажным зданием, расположенным на улочке позади той, что ведет к зоопарку, и еще одним небольшим отельным комплексом. Как мы узнали из рекламной информации, эта часть отеля была относительно новой.

Наши с Германом комнаты располагались в самой новой части отеля. Я открыл дверь в свой номер, и мы оба вошли туда, чтобы Герман мог забрать свои вещи. Комната была просторной, с высоким потолком, большой кроватью и мебелью, выполненной из твердых пород дерева.

— Я надеюсь, что это не единственный приличный номер в отеле, — заметил Герман.

— Хочешь со мной поменяться?

— Пока нет. Я еще не был у себя в номере.

Продолжая разговаривать, Герман раскрыл молнию на одной из своих сумок и вынул оттуда устройство, по размеру и форме похожее на сложенный карманный нож. На конце устройства имелась маленькая линза. Герман поднес устройство к глазам и начал сканировать помещение, каждую стену, висящие там картины, телевизор, а также стоявшие рядом с кроватью часы и телефон. Пока мы продолжали мило беседовать о погоде, отмечая отсутствие влажности в воздухе Сан-Хосе, он успел проверить и ванную комнату.

Прибор Германа назывался персональный детектор шпионов. Объектив, питание которого осуществлялось с помощью батарейки, позволял обнаруживать наличие микрокамер. Индикатор загорался красным светом при обнаружении даже отключенной камеры. Действие прибора основывается на том же принципе преломления лучей света, что и работа видеокамеры. Но в данном случае вместо того, чтобы захватывать изображение, он испускает пучки концентрированного света, которые при преломлении объективом камеры выдают ее местонахождение.

— В котором часу ты собираешься утром идти завтракать? — спросил я.

— Не знаю. Вообще-то я сегодня устал, — подыграл мне Герман. — Почему бы нам завтра не поспать подольше?

Герман покачал головой, подтверждая отсутствие в номере посторонней фотоаппаратуры, и сложил свой прибор обратно в сумку. Затем он приступил ко второму акту своего действа, вынув из сумки маленькое электронное устройство, предназначенное для выявления жучков. По размеру этот прибор похож на старый транзисторный приемник с короткой телескопической антенной. Его можно легко поместить в нагрудном кармане рубашки. В нем имеется сканер для обнаружения устройств, настроенных на передачу. Диапазон сканера перекрывает все частоты, на которых работают подслушивающие устройства. Герман выключил звук и настроил прибор на вибрацию и срабатывание светодиода-индикатора. Как выяснилось, номер успели нашпиговать приборами прослушки. Герман кивком указал и на телефон, подтверждая, что и там установлены жучки.

Это нисколько меня не удивило. Для того чтобы забронировать номера в отеле, мы пользовались кредитными карточками нашей фирмы, поэтому у Райтага было достаточно времени, чтобы заранее организовать работу своих сотрудников. Мы и впредь будем пользоваться нашими кредитными картами, пока находимся под наблюдением, но как только стряхнем ФБР со следа, сразу же перейдем на расчеты наличными. У Германа на теле имелся точно такой же, как у меня, пояс, в кармашках которого находилось девять с половиной тысяч долларов.

— Знаешь что… Пусть тот из нас, кто завтра утром проснется раньше, разбудит второго, — сказал я ему.

— Но только не раньше девяти, — закапризничал Герман.

— Мы можем сегодня поужинать внизу. Я слишком устал, чтобы идти куда-то вечером.

— Присоединяюсь к этому мнению, — подтвердил Герман.

Я написал ему записку на листке блокнота, который обнаружил на ночном столике у кровати: «Проверь холл и свой номер на наличие камер. Мы встретимся у моего номера в десять часов. Только действуй потише!» — последние два слова я подчеркнул.

— Позвони мне, когда захочешь спуститься на ужин. — Потом он взял в руку сотовый телефон и прошептал: — Я присмотрю за ним.

Я кивнул.

Герман вышел и закрыл за собой дверь.

Я включил телевизор, распаковал вещи и принял душ. Вытираясь полотенцем, позвонил портье и попросил разбудить меня в семь часов вечера. Потом нырнул под покрывало, убавил звук телевизора и задремал под приглушенные звуки испанской мыльной оперы, доносившиеся до меня откуда-то издалека.

Глава 38

Судный день наконец наступил. Яков Никитин заключил сделку с дьяволом, и теперь пришло время выполнять свои обязательства.

Ранним утром того дня Алим Афунди согласился, чтобы мужчина и женщина из числа повстанцев ФАРК, которых Никитин знал уже несколько лет, проводили его дочь Мариселу обратно в Медельин, а оттуда — домой в Коста-Рику.

Никитин поцеловал дочь на прощание. Она плакала. Женщина знала, что никогда больше не увидит отца. Яков вложил ей в руку сложенный лист бумаги и потребовал от нее обещания не читать записку прежде, чем она окажется дома, в Сан-Хосе. После того как прочитает ее, она могла бы поступить с ней по своему усмотрению.

Женщина посмотрела на него со слезами на глазах и кивнула.

Он улыбнулся, сказал, что любит ее, и поцеловал снова, на этот раз в лоб. Потом Яков смотрел, как она поднимается в кабину грузовика и устраивается на переднем сиденье. Он стоял на пыльной обочине и махал рукой вслед машине, которая увозила его дочь в безопасный мир, пока та не скрылась из вида.

Время скорби и слез кончилось. Теперь нужно было выполнить работу. После того как он разрешил Мариселе покинуть территорию лагеря, Афунди уступил Никитину в его требовании выделить в помощь при окончательной сборке устройства двадцатишестилетнего боевика ФАРК по имени Томас. При этом Алим выдвинул два условия. Первое: работа начнется немедленно, тем же утром. И второе: Никитин будет устно сообщать ему по рации о каждом своем шаге, общаясь через переводчика.

Русский согласился сразу же приступить к работе, но попытался оспорить второй пункт, поясняя свою несговорчивость тем, что не сможет кратко информировать Алима о ходе работы, это будет только отвлекать его и сделает процесс сборки еще более опасным. Но Алим настаивал, и Никитин в конце концов был вынужден согласиться.

Как он и подозревал, присланный в помощь Алиму эксперт по ядерному оружию попытался присоединиться к отправившимся рано утром на грузовике Мариселе и двум ее охранникам. Его оттеснил от грузовика один из людей Афунди. Технический специалист неуклюже ссылался на то, что ему нужно было кое-что закупить в Медельине. Но Алим объявил, что это «кое-что» может подождать. Он хотел иметь под рукой специалиста, способного ответить на технические вопросы, если таковые появятся у Алима в процессе сборки.

К десяти часам утра Никитин и его помощник-колумбиец Томас заперлись в деревянной хижине, где на большом столе перед ними были разложены детали и механизмы ядерного устройства пушечного типа.

У стены стоял еще один стол, снабженный тремя мощными пильными козлами. На нем лежали два тяжелых свинцовых контейнера. Корпуса контейнеров должны были защитить мужчин от радиации, источником которой были хранившийся в одном из контейнеров урановый снаряд и лежавшие во втором четыре урановых диска — мишени.

Первый этап, на котором шла сборка собственно устройства, был не более чем просто работой по сборке механизма. За исключением той части, где требовалась очень точная подгонка ствола пушки, его выполнение было не более сложным, чем установка мелких запчастей на автомобиль. На эту часть работы должно было уйти не более часа. Но она затянулась больше чем на два часа, так как Никитин должен был постоянно связываться по рации с Алимом и отвечать на бесконечный поток вопросов, которыми тот осыпал его через переводчика.

Никитин догадывался о том, что задумал Алим. Он посадил одного из своих людей записывать весь процесс работы для того, чтобы при необходимости в дальнейшем можно было с ней справиться и без помощи русского специалиста. Но он не учел одного: Никитин не собирался рассказывать ему все. Перс, конечно, узнает об этом не раньше, чем будет завершена предварительная сборка устройства.

Существовали некоторые специфические особенности рабочего процесса, касающиеся мер безопасности и последних приготовлений к применению, которые знал только Никитин. Яков не был намерен позволить им забрать устройство, которое он охранял десятилетиями, и взорвать его где-нибудь далеко без его на то согласия и участия. Алим и его люди смогут убить его только после акции, а не до нее.

Ядерные устройства пушечного типа, помимо того что они являлись самым элементарным и надежным видом ядерного оружия, считались и самым опасным оружием. И эта опасность происходила именно от простоты конструкции. Плутониевое ядерное устройство имплозивного типа, в отличие от боеприпаса, находившегося в распоряжении Никитина, хотя и обладало гораздо большей разрушительной мощью, требовало гораздо более усложненной и точной подгонки всех его элементов, с помощью которых достигалась критическая масса. Отказ или задержка в срабатывании любого из них делали атомный взрыв невозможным. В устройстве Никитина было достаточно выстрелить единственным снарядом подкритической массы, который сила взрыва обычного взрывчатого вещества разгоняла по стволу, в мишень, представлявшую собой более значительную (но тоже подкритическую) массу урана. При этом просто преждевременное срабатывание обычного заряда могло привести к полномасштабному ядерному взрыву.

Алим настаивал на том, что он лично должен был установить два элемента устройства. Во-первых, кордитовый заряд, для чего было необходимо просто убрать заглушку из задней части ствола и поместить туда кордит. А во-вторых, он хотел лично установить часовой механизм, при срабатывании которого пушка должна была выстрелить. Никитин предупредил Алима, что недавно приобретенный кордитовый заряд не следует помещать в пушку, за урановым зарядом, вплоть до самого последнего момента. Это можно будет сделать на месте, и справится с этим практически кто угодно. Фактически Яков не имел доступа к кордиту, который находился у Алима.

Помимо самопроизвольного полномасштабного ядерного взрыва следовало опасаться последствий неверно выполненного взрыва обычного вещества. В этом случае снаряд не наберет в стволе пушки достаточной скорости. Это могло произойти в результате силы притяжения, если снаряд будет неправильно установлен, кинетического удара, например, при транспортировке устройства. В действительности вероятность такого происшествия в случае с устройством Никитина была ничтожна, но он не собирался рассказывать об этом Алиму.

В атомной бомбе Никитина были предусмотрены устройства безопасности, в частности предохранительные компрессионные кольца, устанавливаемые вокруг снаряда как раз для того, чтобы жестко закрепить его в канале ствола, а также механический предохранитель, который фиксировал снаряд после его установки. Перед стрельбой этот предохранитель следовало дезактивировать, и только Никитину была известна точная последовательность необходимых для этого шагов.

Если снаряд установлен правильно и произведен выстрел из пушки, главной угрозой становилось нештатное срабатывание обычного заряда. Устройство может взорваться прежде, чем два урановых элемента соединятся, достигнув критической массы, что приведет к цепной реакции. При взрыве погибнут все, кто окажется рядом с боеприпасом. В зависимости от мощности взрыва, скорости ветра и других факторов все, кто находятся на расстоянии сотен или даже тысяч футов от устройства, получат смертельные дозы радиации.

Проблема заключалась в том, что все предохранительные устройства можно было установить только после того, как в нужном месте крепилась урановая мишень, а урановый снаряд помещался в гладкоствольную пушку.

И что было еще хуже, все эти работы требовали скорости и сноровки. Во время тренировки в дни своей юности Никитин проделывал все операции не менее чем восемь раз и каждый раз укладывался в норматив, составлявший около восьми минут.

Несмотря на то что Никитина и его помощника защищали специальные костюмы со свинцовой прокладкой, рукавицы, капюшон, щит-наличник и дыхательные аппараты, все это обеспечивало им лишь частичную защиту. Как только они вскроют свинцовые контейнеры с ураном, тела сразу же подвергнутся воздействию радиации.

По расчетам Никитина, у них будет чуть больше двадцати минут на то, чтобы закрепить болтами мишень, подготовить снаряд и зарядить пушку, установить все механизмы безопасности, а затем упаковать готовый боеприпас в контейнер со свинцовыми стенками. Если они замешкаются и работы займут больше двадцати пяти минут, то оба получат смертельную дозу радиации.

Никитин и его напарник четыре дня имитировали всю процедуру от начала до конца, используя вместо ствола пушки отрезок трубы, а вместо урановых зарядов — специально вырезанные куски дерева.

Якову нравился молодой помощник-колумбиец. В отличие от прочих своих соратников по ФАРК, давно забывших истинные цели своей борьбы и превратившихся в обычных торговцев наркотиками, Томас, как большинство молодых повстанцев, был ярым приверженцем революционных идеалов. Он не задумываясь пожертвовал бы своей жизнью, если бы был уверен, что это необходимо во имя победы революции. Он был бесстрашен, но не безрассуден.

Томас учился быстро и задавал толковые вопросы, из которых явствовало, что юноша представляет себе наиболее важные операции при подготовке устройства и весь риск, связанный с такой работой. Понимал он и то, что оба оператора были сильно ограничены во времени.

Собрав ствол и установив стальную плиту, которая должна была служить основанием для мишени, Никитин поставил на подоконник, прямо над двумя свинцовыми контейнерами, старенький будильник. Стрелки показывали ровно двенадцать часов.

Никитин говорил на испанском языке с русским акцентом, начисто убивавшим испанское раскатистое «эр».

— Я заведу будильник на двадцать минут. Когда зазвенит звонок или, если его не будет, когда минутная стрелка коснется цифры «четыре», ты, Томас, должен будешь бежать из этого домика так далеко, как только сможешь, независимо от того, закончили мы работу или нет. Ты понял меня?

— Да.

— Ты не будешь спорить со мной, что-то выяснять или задавать вопросы, просто убежишь. Понял?

— Да, сеньор, понял.

Они надели специальные костюмы и перчатки, накинули капюшоны и начали дышать через респираторы. Обычно на тренировках они надевали только костюмы и толстые перчатки. Эти перчатки очень осложняли работу с клещами, с помощью которых предполагалось поднимать, переносить и устанавливать на место подкритические массы урана.

Меньше чем через минуту оба мужчины почувствовали, как же тяжело работается в костюмах со свинцовыми прокладками. С помощью ключа-трещотки Никитин отвинтил четыре болта крышки первого свинцового контейнера. Рукой в перчатке он дотянулся до подоконника, взял будильник и снова установил стрелки на двенадцать часов, после чего вернул будильник на место. Потом он поставил контейнер на стол и поднял его тяжелую крышку.

Четыре элемента урановой мишени были похожи на свинцовые кольца разных размеров, уложенные сверху вниз латинской буквой «V».

Томас поднял клещи и взялся за верхнее кольцо. Легкой, уверенной походкой он подошел к столу и уложил кольцо на место. Это была нижняя часть будущей урановой мишени. Кольцо ровно легло на заранее подготовленную плиту из высокоуглеродистой стали.

Никитин пытался объяснить Алиму по рации, что они делают. Из-за надетого на него капюшона слова Якова плохо доходили до переводчика. Алим то и дело переспрашивал, требовал уточнений.

В это время Томас повторил операцию со вторым кольцом.

Никитин попытался рассказать и об этом. Немедленно последовал вопрос:

— Сколько еще осталось?

— Два, — ответил Никитин.

— Что вы сказали? Повторите.

— Установлено два диска мишени.

— Сколько осталось времени?

— Мне некогда смотреть на часы.

— Скажите примерно.

Никитин проигнорировал вопрос. Он заметил, что постоянно раздающиеся из рации крики нервируют Томаса. Если он уронит один из элементов мишени на пол, тот деформируется, и вся работа потеряет смысл.

Из-за отсутствия вентиляции он задыхался в своем костюме. Небольшое стеклянное окошко в шлеме, через которое он мог наблюдать за работой, стало запотевать.

— Что вы делаете сейчас?

— Послушай. У тебя может быть либо бомба, либо описание, как ею пользоваться. Выбирай, что тебе нужно, — заявил Яков.

Прошло несколько секунд, а потом переводчик проговорил:

— Афунди хочет идти к вам и сам понаблюдать за работой.

— Скажи ему, путь идет, если готов умереть, — отрезал Никитин.

Он выключил рацию и бросил ее на стол.

Поскольку Томас снова направился к контейнеру, Никитин понял, что осталось установить последний диск мишени. Колумбиец поднял кольцо щипцами и быстро положил его поверх других. Никитин поднял ключ и взял в руки два болта от пустого контейнера и две стальные шайбы. Через все урановые диски проходили небольшие отверстия. Их расположение точно совпадало с отверстием в стальном основании мишени. Теперь, после того как диски были уложены в нужном порядке, их можно было скреплять болтами.

Стараясь не касаться рукой в перчатке металла, Яков продел через шайбу один из болтов и опустил его в первое отверстие, а затем проделал ту же операцию и со вторым болтом. Ключом он тщательно затянул болты, помня при этом, что ни в коем случае нельзя слишком налегать на инструмент, чтобы не деформировать мягкий уран.

Когда операция была выполнена, он обернулся и посмотрел на часы. Самая важная часть работы все еще была впереди. Они потратили драгоценные семь минут, включая те, что ушли на пререкания с Алимом по рации.

Яков подошел ко второму контейнеру и стал отвинчивать болты. Меньше чем за минуту он снял с него крышку. В специальном углублении перед ним лежал снаряд, меньшая часть обогащенного урана.

Подошел Томас с щипцами, захватил и поднял снаряд. Он еще не донес его до верхней части контейнера, как вдруг цилиндрическое тело снаряда выскользнуло из щипцов и упало обратно в нишу, где лежало до этого.

Томас остановился и посмотрел на Никитина. Яков мог бы обругать юношу, но вместо этого он перехватил щипцы и сам аккуратно поднял снаряд из углубления. Никитин внимательно изучил изделие через стеклянное окошко в шлеме, вращая его в разные стороны, пытаясь рассмотреть возможные повреждения.

— Все в порядке, — сказал он.

Томас кивнул.

Никитин поместил урановый заряд обратно в контейнер, отдал щипцы Томасу, а себе взял другие, меньшего размера. Этим инструментом Яков поднял латунное кольцо и надел на него с внешней стороны по центру неопреновый уплотнитель.

Томас снова взялся за снаряд, на этот раз он держал щипцы обеими руками, чтобы не дать снаряду соскользнуть. Плотно удерживая деталь, он уложил ее на стол так, чтобы снаряд стоял вертикально, подобно ракете на стартовой площадке. Он придерживал снаряд у основания, чтобы не дать ему упасть, в то время как Никитин осторожно продевал через верхнюю часть латунное кольцо с уплотнителем.

Внешне снаряд выглядел так, будто имел идеально цилиндрическую форму, но на самом деле это было не так. Нижняя часть окружности была больше верхней. Поэтому кольцо, скользнув по снаряду вниз, остановилось, преодолев примерно две трети расстояния до днища снаряда. Яков с помощью все тех же щипцов проверил, плотно ли сидит кольцо. Кольцо невозможно было сдвинуть с места.

Он снова сверился с часами. Прошло уже шестнадцать минут. Никитин быстро поднял второе кольцо и таким же образом «нанизал» его на снаряд. На этот раз кольцо прошло лишь половину пути, прежде чем плотно село на металлический цилиндр.

Яков достал банку со смазкой, вскрыл крышку и с помощью небольшой щетки нанес тягучее прозрачное вещество на внешние неопреновые прокладки обоих латунных колец.

— Готов? — спросил он после этого. Он удерживал снаряд на столе малыми щипцами, в то время как Томас более надежно держал его большим инструментом. Никитин стоял перед ним так, чтобы держать снаряд как можно дальше от урановой мишени, которая была уже готова к использованию.

По отдельности ни одна из двух частей урана-235 не имела достаточной массы для достижения цепной реакции. Но если их поместить слишком близко друг от друга или, не дай боже, позволить им соприкоснуться, тут же последует ядерная реакция, сопровождающаяся смертельным выбросом радиации.

Томас продолжал удерживать снаряд вертикально на вытянутых руках, в то время как Яков взялся руками в перчатках за ствол пушки.

В этот момент двухфутовый пушечный ствол скользнул наружу на шарнире из закаленной стали. Когда снаряд окажется внутри ствола, он так же скользнет обратно и застынет в закрытом положении; при этом срез ствола будет почти касаться открытой чаши, форму которой имеет урановая мишень. Небольшой зазор между двумя подкритическими массами будет заполнен трехдюймовым диском из урана-238, выполняющим роль отражателя нейтронов, который сам не мог участвовать в реакции деления ядра и поэтому отталкивал бомбардирующие его нейтроны обратно к их источнику. Диск был тем единственным препятствием, которое не позволяет соединиться двум подкритическим массам обогащенного урана, даже если снаряд случайно раньше времени опустится вниз по стволу урановой пушки. Это было последнее устройство безопасности, которое Никитину предстояло удалить, прежде чем взвести бомбу для взрыва. Но сейчас диск-предохранитель невозможно было вставить на место, пока снаряд не займет нужное положение, а ствол не вернется в прежнюю позицию и не закроется.

Никитин посмотрел на часы. Потраченное время приближалось к девятнадцати минутам.

— Готов?

Томас кивнул.

— Давай!

Томас дотянулся щипцами и совместил край снаряда со срезом ствола пушки. Снаряд прошел в отверстие и опустился до отметки, ограниченной неопреновым уплотнителем, когда тот коснулся среза ствола. Томас попытался силой протолкнуть снаряд дальше. Щипцы заскользили по гладкому, мягкому урану.

— Не нужно! Прекрати! — предостерегающе крикнул Яков.

Томас оставил свои попытки.

— Ты фиксируешь его? Хорошо держишь?

— Да. Думаю, что да.

Неопрен поверх латунных колец был изначально предназначен для того, чтобы деформироваться под давлением снаряда внутри ствола. Но когда Яков посмотрел на снаряд, он вдруг понял, что первое кольцо, находившееся ближе к основанию снаряда, несколько перекосилось и теперь было надето на снаряд под небольшим углом.

— Ты сможешь достать его обратно? — спросил Никитин.

Обеими руками он схватился за трубу ствола, а Томас пытался вытянуть оттуда застрявший снаряд. Щипцы заскользили по поверхности цилиндра.

— Стоп! — скомандовал Яков. Он испугался, что если Томас вдруг упустит снаряд из щипцов, тот под собственным весом может скользнуть вниз, где находится урановая мишень. — Не толкай его, просто крепко держи, — сказал он. — Дай мне секунду, я только возьму инструмент.

Инструмент представлял собой стальной шомпол длиной два фута с изогнутым концом конической формы. Конец шомпола по форме как раз подходил к наконечнику уранового снаряда. С помощью этого инструмента Никитин мог захватить снаряд за его заостренный край. После этого можно было, пользуясь шомполом как рычагом, выровнять положение снаряда и, нажимая на него в одной точке, протолкнуть вниз по стволу. Затем им с Томасом меньше чем за полминуты предстояло запереть канал ствола, вытащить предохранительный диск и запереть полностью собранную урановую пушку в свинцовый контейнер. Его корпус был выполнен так, что он мог отражать излучение, которое выделяло устройство, для того чтобы оно не воздействовало на внешние электронные приборы, в том числе детонатор.

После того как контейнер будет закрыт, к бомбе можно безбоязненно подходить без всякого защитного комбинезона.

Поворачивая голову, через линзы защитного шлема Яков быстро пробежал глазами вокруг в поисках шомпола. Но он не видел его. Этим утром, перед тем как приступить к сборке, он вручил его одному из людей Алима и попросил через переводчика отнести инструмент в хижину, где ему предстояло работать. Этот идиот не выполнил поручение.

Никитин выглянул в окно. Он видел опустившегося на колени Алима, его техника, переводчика и сгрудившихся вокруг прочих приятелей Алима.

Яков схватил со стола рацию, включил ее и закричал в микрофон:

— Шомпол, который я дал твоему человеку этим утром! Где он? Он нам нужен!

Он видел через окошко, как переводчик переводил его послание Алиму и его людям. Афунди вскочил, повернулся и посмотрел на одного из них. Тот человек простер вверх ладони, пожал плечами и отрицательно покачал головой. Потом он неожиданно повернул голову направо и куда-то указал рукой. Никитин проследил за тем, куда показывала рука того человека: это было дерево примерно в тридцати ярдах от группы. К тому дереву и был прислонен двухфутовый шомпол.

— Скорее берите его и несите сюда! — прокричал Яков в рацию.

Он видел, как Алим посмотрел на своего подчиненного и указал ему на дерево. Тот отрицательно покачал головой. Он сделал два шага назад, развел руки в стороны. Он боялся нести инструмент в домик, где была радиация.

— Быстрее, — воскликнул Томас, — я не могу больше его держать!

Никитин застывшим взглядом смотрел, как Алим достает что-то из-за пояса. Из головы его соратника вдруг брызнуло красным. Секундой позже послышался звук выстрела, ноги мужчины обмякли, как резиновые, и он рухнул на землю. Алим быстро повернул пистолет в сторону следующего соратника по борьбе. На этот раз тот предпочел бежать к дереву так быстро, как только несли его ноги. Он схватил шомпол и рысью помчался к домику, как будто стремился выиграть олимпийское состязание.

Яков снова повернулся в сторону Томаса:

— Держись, не роняй его. Всего одну секунду. Он уже бежит.

— Быстрей! — прокричал в ответ Томас.

Никитин открыл дверь, выскочил наружу прямо в тяжелом свинцовом костюме и медленно побежал навстречу, чтобы встретить мужчину на полпути. Он был примерно в тридцати футах от домика, как вдруг услышал какой-то громкий шум и сзади его накрыла яркая вспышка пламени синевато-зеленого цвета. Мужчина, бежавший навстречу, попытался прикрыть от огня глаза свободной рукой, но было уже слишком поздно. Никитин сразу понял, что и Томас, и этот человек с шомполом в руке уже мертвы. Это было лишь вопросом времени. Он подумал, спасут ли его собственную жизнь тяжелый свинцовый костюм и то расстояние, которое спустя эти секунды стало отделять его от устройства, прежде чем дракон показал свой хвост.

Глава 39

Ровно в семь часов вечера мы с Германом встретились в крытом патио отеля, чтобы вместе пойти на ужин.

Герман уже успел проверить общий коридор перед нашими номерами. Там не было никаких признаков подслушивающих устройств или камер. Зато у себя в комнате Герман обнаружил все тот же полный комплект жучков, включая и тот, что был установлен в телефоне.

Герман принес сотовый телефон с собой. Он уже нашел место, где его прятать: это был участок стены за панелью кондиционера над кроватью в его номере.

Я провел несколько минут в переполненной части бара. Оттуда я позвонил Гарри в Сан-Диего, пряча один наушник в руке и прижимая второй к телефону.

Гарри сказал мне, что решил задержаться там, чтобы иметь возможность посетить Катю во второй половине дня, сразу после обеда. По его словам, действие успокоительного прошло, и Катя теперь выглядит так, будто почти пришла в себя. Но она, как и прежде, не может общаться. Гарри сумел найти врача-невролога, который должен был осмотреть девушку и в дальнейшем выполнять обязанности ее лечащего врача. Тот считает, что, помимо физической травмы, Катя страдает от сильнейшей депрессии. И как полагает доктор, с учетом всего того, что девушка успела перенести, это было совсем неудивительно. Гарри сообщил, что доктор лечит ее антидепрессантами, а полицейские проверяют каждую таблетку и вообще тщательно присматривают за Катей, прибегая к услугам персонала больницы.

— И если учесть, что Темплтон уверен, что это именно ты помог ей воткнуть нож в сердце Пайка, то думаю, что тебе не следует особенно винить их за это, — добавил Гарри.

— Я понимаю, что телефон кодирует нашу речь, но, наверное, все же нам лучше не слишком касаться в разговорах вопросов, связанных с деятельностью нашего правительства.

— Ну а как идут ваши дела? Вы нашли, что искали? — Гарри имел в виду Катин фотоаппарат и фотографии из Колумбии.

— Дай нам немного времени. Мы только что сюда приехали.

— Ты же сказал, что через неделю вернешься, — напомнил мне партнер.

— Я сказал, что очень постараюсь. Ты звонил ее матери на сотовый телефон?

— Да. Сегодня днем я звонил уже дважды. Я не понял сообщения на испанском языке, которое пришло мне в ответ. Но по содержанию оно в точности повторяет все предыдущие. Наверное, там говорится, что телефон выключен. Значит, ее все еще нет дома. Ты где? Судя по звукам, где-то на вечеринке.

— Я в отеле, в баре внизу.

— Так я и думал. Считай, что будешь должен мне отпуск, когда вернешься. Кстати, у меня здесь заминка с сиделкой для Кати, о которой ты говорил. В больнице согласны на доктора, но не дают мне определенного ответа по поводу сиделки. Они опасаются за надежность этого человека. Мне сказали, что если она напортачит, то во всем обвинят персонал больницы.

— И что ты им ответил?

— Я сказал, что сиделка просто будет находиться с Катей и держать ее за руку, беседовать с ней по-испански и не давать полицейскому приставать к девушке с расспросами, если он попытается сделать это. Я пообещал, что она не будет давать ей никаких лекарств и выполнять медицинские процедуры, по крайней мере не сразу.

— И что они?

— А что могут сказать эти медики? Им нужно посоветоваться с дирекцией, представители которой, в свою очередь, захотят посоветоваться с юристами. И в результате завтра к обеду нам скажут, что в этом вопросе нам отказано.

— Оставь эти пессимистические мысли, — строго заметил я. — Мы в любой момент можем переодеть потенциальную сиделку в обычную одежду и назвать родственницей. А если сиделка не согласится, можно найти женщину — частного детектива, которая говорит по-испански. Просто нам нужно, чтобы кто-то постоянно находился рядом с Катей в палате.

— Три смены в день? — усомнился Гарри. — Что-то слишком много родственников у девушки, которая находится в стране по въездной визе.

— Ну, мы же находимся в Южной Калифорнии, всего в десяти минутах езды от границы.

— Послушать тебя, так в течение недели Райтаг сможет сверить данные бюро по найму сиделок с файлами службы иммиграции. Дай мне подумать.

— Где ты сейчас находишься?

— Если тебе это действительно интересно, я стою под деревом у себя во дворе в нижнем белье.

— Ты шутишь?

— Если бы. Я дважды уже пытался дозвониться до тебя. Твой телефон был выключен. А когда позвонил ты, я был в туалете и решил, что лучше выйти из дома, поскольку половина федералов и так прислушивается к тому, как я пускаю газы или сливаю воду в туалете.

Я рассказал о том, что номера в отеле были нашпигованы жучками, и о том, как федералы пытались отобрать у нас сотовый телефон в аэропорту.

— Не отвлекайся от сути дела, — прервал меня Гарри, — ты сейчас там, внизу, в баре, и вокруг тебя — эти веселые вопли. А я стою в одних трусах в собственном дворике.

— Я просто прошу тебя поберечь свой сотовый телефон. При первой же возможности эти ребята постараются добраться до него.

— Ну, сейчас он висит на шнурке у меня на шее, — ответил Гарри. — Знаешь, мне в голову пришла одна мысль: мне сейчас даже не потребуется твоя помощь, чтобы послать Райтага куда-нибудь подальше. Я ведь могу сидеть с телефоном даже в переговорной комнате, и пусть они слушают то, что буду говорить я.

— В общем я понял, как ты несчастен. И буду должен тебе кучу времени, когда вернусь назад.

— Ты неправильно меня понял. Просто я хотел сказать, что, если ты не вернешься к следующему вторнику, агенты ФБР перекопают лопатами всю землю у тебя во дворе в поисках бочонка с костями Никитина, который, по их мнению, лежит там рядом с костями Джимми Хоффы. Так что если ты дорожишь своими тюльпанами, то сам постараешься вернуться поскорее.

— То есть ты хочешь сказать, чтобы я не тратил твое время на телефонные разговоры?

— Вот именно.

— Забавно. Давай свяжемся завтра в это же время. Будь на том же месте и не забудь надеть штаны, — сказал я.

— А ты не носи мобильник с собой.

Нажав кнопку на телефоне, я отключил аппарат. Еще не хватало, чтобы он зазвонил за кондиционером в номере Германа.

Мы поужинали и направились к нашим комнатам.

— Не забудь захватить свои отмычки.

— Они у меня с собой, — ответил Герман, — в кармане.

— Ровно в десять. Спрячь телефон обратно на случай, если у нас будут проблемы. Так будет надежнее.

У двери в мой номер мы разошлись. Двадцать минут мне удалось убить на душ, потом до девяти тридцати я сидел в кресле перед телевизором, выключив в номере свет и задернув шторы. Через каждые несколько минут я вставал и проверял, не появились ли новые машины на небольшой парковке позади отеля. Мне была видна только часть дороги, но узкая улочка, которая вела к зоопарку, была практически безлюдной. Наконец я услышал приглушенный звук, будто кто-то кончиками пальцев скребся в мою дверь. Я посмотрел на часы: ровно десять.

В одних носках, держа кроссовки в руках, я осторожно повернул ручку двери. Герман уже был в коридоре. Прислонившись спиной к стене, он завязывал шнурки на ботинках.

Я тихонько закрыл за собой дверь и встал у стены рядом с ним, надевая кроссовки. Не проронив ни слова, мы прошли через бар, спустились по лестнице к служебным помещениям и тихо вышли на боковую улочку, что вела к зоопарку.

С помощью кусочка липкой ленты Герман заблокировал язычок замка двери, а затем прикрепил несколько более плотных кусков той же ленты к двери выше и ниже язычка замка, чтобы плотно закрыть ее. На обратном пути ему придется отдирать ленту ножом, иначе снаружи эту дверь будет невозможно открыть.

Мы зашагали по улице.

— Надеюсь, ты знаешь, куда мы идем, — проговорил Герман.

— Думаю, что найду дорогу.

В записке, которую мне дала Катя, была обозначена больница, находившаяся в трех кварталах от отеля. Она называлась Calderon Guardia и могла служить ориентиром для всех тех, кто ищет дорогу в этом районе города. От нее мы, следуя указаниям в записке, должны были выйти на улицу, где располагался Катин дом. Далее следовало описание жилого района и дома девушки, обозначенного как «casa blanca, Segundo a la derecha» (второй дом направо, белого цвета). Здесь нужно было хорошо понимать систему расположения зданий, иначе даже представители службы доставки FedEx могли найти нужный адрес лишь при условии, что кто-то догадается насыпать хлебные крошки перед парадной дверью.

Преодолев примерно полквартала вдоль забора вокруг территории зоопарка, мы шагнули под пышную сень деревьев. Позади остался последний уличный фонарь, который горел как раз над зеленой дверью нашего отеля. Впереди нас была только темнота и экзотические звуки, которые раздавались из кустов за забором с левой стороны. Неожиданно совсем близко послышалось низкое хриплое рычание.

— Когда женщина за стойкой предупредила нас о том, что ночные путешествия могут быть небезопасными, я, честно говоря, подумал, что она имела в виду местных жителей, — засмеялся Герман, — а не какого-нибудь льва, что решит опробовать своими зубами мою берцовую кость только потому, что мы заблудились в зоопарке.

— Будем надеяться, что он находится по другую сторону ограды.

Герман вытащил из кармана крошечный фонарик, включил его и направил узкий луч света на дорожку перед нами, чтобы мы не свернули себе шею.

— Думаешь, свет его напугает?

— Я слышал, что они боятся огня.

— Огонь добывается с помощью спичек, а это он проглотит, даже не заметив.

— Я вовсе не боюсь, — продолжал Герман, — просто хочу пойти немного впереди тебя.

— Ты меня не обманешь. Я видел, что ты съел на ужин: два бифштекса и четыре яйца. Если этот несчастный зверь появится на дороге, мы оба знаем, кто из нас окажется съеденным, и, уверяю тебя, это буду не я. А еще мне не помешала бы звериная шкура перед камином в моем доме.

— Мы тут спорим, а на самом деле самые серьезные проблемы будут у агентов ФБР, — проговорил Герман. — Как они смогут объяснить, что два американских гражданина, один из которых к тому же адвокат, были запросто съедены львом прямо за отелем, а они не успели даже сфотографировать это событие?

— Да, ты прав. Может быть, нам следует выйти из тени и обратиться к ним за помощью?

— Как думаешь, они не будут ждать нас в доме?

— Кто знает?

Герман был прав. Райтаг в курсе, что Катина мать делала те фотографии. У него было достаточно времени для того, чтобы дать задание одному из своих людей, приписанных к посольству, найти ее дом и либо взять его под наблюдение, либо попытаться поговорить с матерью девушки.

— Но Гарри сказал, что ее сотовый телефон не отвечает, следовательно, Катина мать все еще находится в отъезде, — сказал я.

— Да. Но они могли поставить ее дом под наблюдение, особенно сейчас, когда знают, что мы с тобой находимся здесь и поселились всего в двух кварталах от дома девушки, — продолжал Герман.

— Нам придется держать ушки на макушке. Это все, что мы можем сделать.

В темноте, имея в качестве источника света лишь узкий луч карманного фонарика, мы почти десять минут искали то место, где потеряли дорогу. Нам пришлось трижды возвращаться назад.

То, что на спутниковых снимках поисковой системы казалось нормальным пересечением двух улиц, вовсе не было перекрестком.

Улица, на которой жила Катя, оказалась тупиком из-за ограды, проходившей примерно на тридцать футов выше уровня дороги, по которой шли мы с Германом. Попасть туда можно было, преодолев ряд неровных бетонных ступенек, довольно крутых и местами разрушенных. По ним нам было очень сложно прокладывать себе путь, особенно в полной темноте, с одним фонариком в руках.

Когда мы все же преодолели ступени, Герман погасил фонарик. Несколько секунд мы стояли в темноте и пытались разглядеть дома и машины на той улочке. В конце улицу освещали фонари.

На пути к предполагаемому дому, в котором, согласно имеющейся у меня схеме, проживала Катя, притаилась машина, припаркованная с другого конца улицы. Все было правильно: белое здание, второе с правой стороны, или, исходя из того, как мы стояли, второе слева. Я ясно видел тот дом. Фасад здания был залит светом от фонарного столба, расположенного напротив.

Но все дома в том квартале имели по бокам небольшие проходы, выходившие на улицу и заросшие кустарником и вьющимися растениями. Ширины проезжей части хватало для парковки только одной машины, поэтому некоторые жители оставляли свои авто в боковых проходах.

Я указал Герману на дом Кати.

— Я вижу. — Похоже, в тот момент Германа больше занимали многочисленные автомобили, припаркованные по обеим сторонам от начала до конца квартала.

Мы двинулись дальше.

Как только дошли до дома в другом конце квартала, я сказал Герману:

— Видишь первые ворота с аркой?

Герман стал приглядываться. К тому времени, как мы дошли до конца улочки, он, по-видимому, успел удостовериться, что все машины пусты.

Он повернул за угол направо, будто мы собирались пойти в другое место, и я последовал за ним.

Пройдя примерно десять футов, он остановился.

— Мне здесь не нравится. Слишком много света от того фонаря, — заявил он.

Я шагнул обратно за угол, чтобы убедиться в том, что Герман был прав. Вход в дом был освещен, как концертная сцена. Фонарь висел прямо над запертыми воротами перед парадным входом. Повернувшая в переулок машина или случайный прохожий сразу же увидели бы, что мы стоим перед домом или возимся с замком.

Я снова вернулся к Герману:

— Я не знаю другого способа попасть туда.

— Что ж, тогда придется работать быстро, — уверенно заметил Герман. — Ты умеешь свистеть?

— Что?

— Умеешь свистеть? Для этого нужно, как говорят дамы, просто сложить губы вместе и подуть.

Я попробовал. Но мои губы пересохли, и у меня ничего не вышло. Облизнув губы, я попробовал снова. На этот раз мне удалось издать тихий свист.

— Этого будет достаточно, — похвалил меня Герман. — Я хочу, чтобы ты оставался здесь. Если увидишь, как сюда едет машина или кто-то идет, свисти. И постарайся сделать это достаточно громко, чтобы я услышал. — Он достал из кармана небольшую пластиковую коробочку, открыл ее, выбрал нужную отмычку и еще какой-то тонкий изогнутый инструмент.

— А что, если кто-то появится на другом конце улицы, поднявшись по ступенькам? — спросил я.

— Нужно быть сумасшедшим, чтобы бродить здесь в потемках, — ответил Герман.

— Но мы только что пришли оттуда.

— Да, но местные не дураки, — улыбнулся Герман. — Просто не забудь свистнуть и постарайся сделать это погромче, чтобы я услышал.

И прежде чем я снова успел увлажнить свои губы, Герман нырнул сначала за угол, а потом и в боковой проход между домами. Я видел, как он пересекает улицу, направляясь прямо к дальнему ее краю, к нужному нам дому со створчатыми воротами. Он повернулся ко мне спиной и, сгорбившись, стал возиться отмычкой в замке.

Во всех латиноамериканских странах сталкиваешься с одной и той же проблемой: даже если там есть природный газ, они никогда не разрабатывают необходимую инфраструктуру, насосные станции и трубопроводы для того, чтобы доставить его хотя бы до внутреннего потребителя.

К счастью для Ликиды, на кухне, где он находился в тот вечер, была прекрасная новая газовая плита. Она соединялась с большим резервуаром с пропаном. Как прикидывал Ликида, там было не меньше тысячи галлонов. Баллон находился там, где когда-то был гараж, то есть в задней части дома. А это, как полагал Ликида, было не меньшим плюсом, чем наличие подвода к дому газа. А может быть, даже большим. Пропан горел быстрее и давал больше тепла, чем природный газ, следовательно, был более эффективным топливом. С ним меньше времени уходило на приготовление пищи и на другие вещи тоже.

А сейчас Ликида работал как раз над другими вещами. Он с легкостью выдвинул плиту и отключил газовый кран там, где газ подавался из стены. Он отвинтил гайку, обеспечивающую поддержание давления пропана по медной трубке к плите, и сейчас устанавливал в том месте небольшое устройство размером чуть больше колоды карт. С двух сторон оттуда выходили две четырехдюймовые медные трубки с уплотнительными прокладками. Один конец он подсоединил к ведущей из стены трубе, подающей пропан, а второй — к газовой плите. С помощью ключа он затянул соединение. Убедившись в том, что трубы подогнаны плотно, Ликида повернул кран и послушал, не слышен ли шум подающегося газа. Но было тихо. Он понюхал воздух: ничем не пахло.

Потом он потянулся наверх к небольшому блоку управления, на котором были установлены несколько кнопок, переключателей и даже небольшой тумблер в виде джойстика. Это устройство предназначалось для управления полетом моделей самолетов. Но сейчас Ликиду волновали только две кнопки на нем. Он нажал одну из кнопок и снова прислушался. На этот раз явственно послышался какой-то свист: это газ уходил через отверстие сбоку устройства, установленного Ликидой. Часть газа, проходя через отверстие сбоку устройства, превращалась в жидкость. Ликида снова нажал кнопку, и звук, сопровождавший утечку газа, прекратился. Он наклонился, вытер вытекшую жидкость и посмотрел на маленькое отверстие в устройстве. Никаких признаков утечки. Ликида улыбнулся: он снова хорошо выполнил свою работу.

Герман склонился над цилиндрическим замком в воротах. С помощью ключа он уже вытащил оттуда четыре шурупа и трудился над пятым, когда за спиной, из-за угла, откуда-то в конце квартала, вдруг раздался громкий свист.

— Черт! — прошептал Герман, сдерживая дыхание. Он посмотрел назад, одновременно удерживая в замке тонкий инструмент. Пол стоял на углу улицы и держал руку у себя на горле, показывая, что нужно все бросать и убегать. Еще через секунду сзади его осветил мощный свет фар.

Герман вынул из замка отмычку и ключ, положил руки в карманы и спокойным прогулочным шагом направился в обратную сторону, к углу, где стоял Пол. На секунду, когда машина проезжала мимо, уже почти шагнувший за угол Герман был ослеплен пучком приближающегося света. Машина замедлила ход, и водитель внимательно посмотрел на Германа. Затем машина поехала дальше. Потом автомобиль снова замедлил ход, и две металлические створки ворот в гараж дома, расположенного через один от Катиного, стали со скрипом распахиваться. Герман продолжал прогуливаться и наблюдать, как машина вплывает в гараж, а его створки также со скрипом закрываются.

К тому моменту Герман уже подошел к стоявшему на углу Полу.

— Черт! Я почти уже сделал это.

— Ты сам велел предупредить тебя.

— Я помню. Он так внимательно смотрел на меня, когда проезжал мимо. Не думаю, что у них здесь по ночам оживленное движение. В таких местах, как правило, все вымирает, — сказал Герман. — Лучше дать им пару минут, чтобы никто не пялился на меня в окно, когда я вернусь обратно.

Ликида устанавливал газовую плиту на место, когда услышал на улице шум. Он прекратил работу и прислушался. Мимо ехала машина, блики ее фар скользнули по окну в гостиной. Ликида оставил плиту в покое и направился к окну, которое находилось в шести или восьми шагах от площадки, где начиналась лестница в спальни на втором этаже. Вид скрывали колючие кусты, ветки которых пробивались даже через металлическую решетку на окнах снаружи.

Когда Ликида выглянул в окно, автомобиль уже исчез. Но, посмотрев в другую сторону, убийца обнаружил, как от дома удаляется какой-то мужчина. Это был огромный негр, лысый, словно шар, и с плечами, как у быка. Если это был костариканец, то он явно сидел на диете из каких-то сверхмощных стероидов.

Мужчина шел к проходу на другой стороне улицы. Ликида уже собирался отвернуться от окна, когда из-за угла вынырнул другой мужчина. Они стали разговаривать.

Ликида посмотрел на часы. Было без двадцати одиннадцать. Странное время для разговоров на улице, слишком поздно, чтобы люди возвращались после работы, и слишком рано, чтобы они встретились после закрытия баров. Когда Ликида снова посмотрел туда, мужчины исчезли.

Примерно минуту он думал об этом, а потом вернулся на кухню и поставил плиту на место. Ему нужно было еще раз проверить, что все было сделано правильно. Может быть, эта работа была лишней. Если все пойдет по плану, то утром, когда она вернется, у нее не будет шансов воспользоваться кухней. Он усыпит ее хлороформом еще у дверей. После этого положит на пол перед плитой, инсценируя несчастный случай. Ее кости будут обнаружены вперемешку с пеплом, возможно, они будут лежать под домом, куда остатки плиты провалятся после пожара. Никто и не подумает ничего другого.

В конце концов, здесь не США, где власти продолжают сотрясать воздух и тратить огромные деньги, просеивая все эти останки через различные сита в поисках причины взрыва газа. К тому же маленькая пластиковая коробочка успеет испариться, а ее металлические детали, как и все остальное, что останется от дома, превратятся в рухлядь и займут место в кузове мусорной машины.

Отложив в сторону ключ, Ликида надевал крышку на принесенную им с собой пластиковую коробочку с инструментами, когда вдруг снова услышал шум. Он опять выглянул в окно. На этот раз на улице не было никакой машины. Шум доносился откуда-то неподалеку, от входной двери. Он прислушался. И снова услышал шум.

Он положил коробку с инструментами в левый карман, вынул из другого кармана нож и нажал на нем кнопку сбоку. Из ножа показалось тонкое, острое как бритва лезвие.

Ликида неслышно пересек гостиную и прошел через столовую к входной двери. Там он прижался к стене у входа в маленькую уборную, которая находилась как раз напротив входной двери. Зажав нож в левой руке, Ликида стоял в нескольких дюймах от входа в дом, готовясь броситься вперед сразу же, как дверь откроется.

Кто бы это ни был, у него не было ключа. Он ковырялся отмычкой в замке снаружи от решетчатых ворот. За воротами перед домом находилось небольшое пространство, примерно четыре или пять футов. Когда этот человек откроет ворота, он сможет спокойно возиться с замком от входной двери, скрытый от посторонних взглядов.

Ликида осмотрел внутреннюю дверь. Она была достаточно прочной, сделанной из дерева каких-то твердых тропических пород, но замок и ручка двери были дешевыми и очень старыми. Они не продержатся дольше нескольких секунд. Ликида знал это точно, поскольку и сам попал сюда точно таким же способом.

На уровне глаз в двери было вырезано небольшое прямоугольное окошко, ничем не защищенное изнутри. Снаружи ее прикрывала только маленькая латунная решетка.

Ликида быстро выглянул наружу через эту дверку. Человек, склонившись над внешним замком, пытался открыть его. Ликида не видел его лица, но ему хорошо была видна лысина и широкие плечи. Это был тот самый негр, что отходил от дома через улицу. Ликида был уверен в этом.

Он отстранился от окошка и ненадолго задумался. Он прикидывал, насколько ему поможет его острый нож против этого здоровяка. Даже если его удастся убить, как избавиться от тела? Власти не будут слишком задумываться о судьбе женщины, которая сгорела в своем доме в результате несчастного случая с газом. Но тело неизвестного мужчины, которое обнаружат там же, неизбежно вызовет вопросы. И что делать еще с одним мужчиной, там, за углом? Был ли он все еще там? Если он должен был присоединиться к своему другу после того, как тот вскроет дверь, для Ликиды это будет перебор.

Он слушал, как острые металлические инструменты поскрипывают в замке снаружи. Если что-то предпринимать, нужно делать это прямо сейчас. Глаза судорожно обшаривали площадку перед здоровяком в надежде найти что-то, что могло бы его остановить. Однако он нашел нужное средство только после того, как наткнулся локтем правой руки на некую деталь на стене. Он быстро отошел от стены, повернулся и посмотрел вниз. Между входной дверью и дверью в ванную висела пластиковая коробочка, на которой горели два огонька. Ликида проскользнул в ванную и правой рукой проверил стену внутри. На стене не было выключателя. Ликида догадался, что выключатель справа, снаружи от двери в ванную, был предназначен для того, чтобы включать свет внутри. Второй выключатель, скорее всего, включал свет у входа. Во внутреннем пространстве перед входом отсутствовало отдельное освещение. Скорее всего, оно освещалось от стоявшего в углу торшера. Возможно, именно его включала вторая кнопка выключателя.

Ликида подался вперед и снова выглянул в окошко на входной двери. Как раз в этот момент внешний замок наконец сдался перед натиском пришельца. Ликида потянулся к выключателю и нажал кнопку.

— О, черт!

Ликида услышал, как что-то металлическое звякнуло о бетон дорожки снаружи. Затем послышались шаги мужчины, который удалялся от решетчатых ворот в дом.

Ликида улыбнулся. В панике здоровяк выронил свою отмычку. Он слышал шум резиновых подошв, удалявшихся в темноту, к ступеням в тупике на другом конце улицы.

Когда Ликида погасил свет перед входом и открыл переднюю дверь, мужчина уже исчез в темноте. Ликида слушал, как тот бежит, тяжело ступая огромными ногами. Он подождал несколько секунд, пока не стих звук шагов неизвестного. Потом выскользнул через ворота и ступил в боковой проход, туда, где горел уличный фонарь. Он посмотрел вниз, покопался в земле и выудил оттуда, зажав между пальцами, тонкую отмычку. Он выпрямился и посмотрел в другом направлении, туда, где раньше видел двух беседовавших между собой мужчин. Второй парень тоже исчез. Или, может быть, он скрывался за углом. Ликида считал, что он не смог бы далеко уйти. Если у них и была машина, то, скорее всего, она осталась с другой стороны, там, куда побежал здоровяк, испугавшись света. Инстинктивно он должен был побежать в наиболее безопасном направлении. А его другу теперь никак не удастся присоединиться к компаньону. Ликида отрезал ему путь к отступлению.

Он быстро пошел в дом. На этот раз он даже не озаботился тем, чтобы закрыть на замок или хотя бы просто прикрыть за собой ворота. Он вернется очень скоро.

Глава 40

Пока Герман работал с замком, я стоял на углу. Это заняло больше времени, чем я прикидывал, и мое внимание стало рассеиваться.

Осмотревшись, я вдруг понял, что здесь отсутствовали дворы, куда можно было нырнуть, или забор, через который я легко мог бы перепрыгнуть в случае, если все пойдет не так, как надо. Повсюду один рядом с другим высились дома. Было несколько боковых двориков с воротами и два высоких железных забора, но и те защищены сверху скрученной в спираль колючей проволокой.

Я огляделся и задумался о том, что, должно быть, здесь, в Коста-Рике, проблемы с безопасностью жилища. Вдруг я услышал голос Германа, из уст которого лился поток не вполне приличных выражений.

Оглянувшись, я увидел его убегающим от ворот. Развернувшись, он со всех ног понесся по улице прочь от меня, в темноту, к лестнице на другом конце.

Я не мог понять, что произошло. Моим первым инстинктивным желанием было последовать за ним. По-видимому, Герману все-таки удалось взломать замок, потому что, как я увидел, ворота перед домом были слегка приоткрыты. Вдруг показалась рука, которая придерживала решетчатые ворота изнутри.

Ничего не успев сообразить, я буквально влетел обратно за угол. Когда пришел в себя, то понял, что, лежа на животе, выглядываю из-за угла, держась за оштукатуренную боковую стену дома. Кто бы ни показался сейчас из того дома, он должен был оказаться между мною и Германом. Я никак не мог присоединиться к Герману, и мне негде было спрятаться.

Конечно, могло случиться, что те двое мужчин выбрали именно этот дом прямо под ярким светом фонаря для того, чтобы ограбить его той ночью. Но Ликида никогда не верил в совпадения. Наверное, благодаря этому он все еще был жив.

Для него существовал только один человек, которому было известно, что он находился в этом доме, — это его наниматель. Ликида посчитал нужным проинформировать нанимателя, что предыдущее задание не позволяет ему приступить к решению задачи с домом женщины в Сан-Хосе до вечера следующего дня. И его работодатель в Колумбии подтвердил получение этого сообщения.

Итак, я лежал на животе в боковом проходе, осторожно выглядывая из-за угла здания на противоположную сторону улицы, туда, где стоял Катин дом.

Мои мысли лихорадочно метались. Все, что я видел, была рука, которая схватилась за решетку ворот. Если она принадлежала женщине, то это могла быть Катина мать. Вполне возможно, что Гарри ошибся и она уже вернулась домой. Может быть, у нее просто неполадки с сотовым телефоном.

Если она выйдет на дорожку и я буду уверен, что это именно она, у меня появится возможность подойти к женщине и представиться ей. Ведь она могла уже от кого-то узнать, что ее дочь попала в беду на территории США.

Я надеялся, что ее английский окажется лучше моего испанского. И тут ворота вдруг распахнулись, и оттуда показался мужчина. С ног до головы его заливал яркий свет уличного фонаря. Мужчина смотрел в сторону темного края улицы, туда, где скрылся Герман.

Я продолжал внимательно его рассматривать, когда он вдруг повернулся и посмотрел прямо на угол дома, за которым я прятался. Я убрал голову, прижался к краю здания и затаил дыхание. Не знаю, видел ли он меня. Если нет, то только потому, что я прижимался к земле, а он смотрел выше. И все же по тому, как он повернул голову в мою сторону и обшаривал глазами окрестности, я понял, что он каким-то образом догадался о том, где я нахожусь.

Может быть, это был один из людей Райтага, но вряд ли. Если бы в доме расположились агенты ФБР, и, вероятно, в компании местных полицейских, они позволили бы Герману войти и уже потом постарались бы выяснить, кто он такой.

Катя никогда не говорила, что в доме проживали мужчины. Но кто же, черт возьми, был этот человек? Я решил попытать удачу. Вжимаясь подбородком в бетон, выглянул из-за угла правым глазом, стараясь, чтобы моя голова оставалась максимально незаметной для моего оппонента. Мужчина наклонился, поднимая что-то с земли. Потом он вдруг снова скрылся в доме, но не закрыл ворота, оставив их приоткрытыми, и это означало, что мужчина намеревался вернуться.

Я замер и попытался собраться с мыслями. Я понимал, что если тот человек пойдет в мою сторону, то легко обнаружит меня здесь, в переулке, где абсолютно негде спрятаться. Я попытался мысленно представить себе карту города, чтобы составить обратный маршрут к отелю.

Можно было развернуться и побежать по улице в обратную сторону. Улица хорошо освещалась. Повернув на следующем перекрестке направо и пробежав еще один квартал, я окажусь почти напротив центрального входа в отель. И если перед входом отеля будут дежурить агенты ФБР, они ни за что меня не упустят.

Можно было пойти в противоположном направлении, по другой стороне улицы, и миновать один квартал. Я точно знал, что именно ждет меня на этом пути: забор вокруг территории зоопарка и извилистая дорожка, которая идет вдоль него. Там темно, как в шахте, но если я пойду по той дорожке, то, сделав крюк, смогу выйти к лестнице на другом конце Катиной улицы, туда, где скрылся Герман. А стоит мне пройти еще несколько сотен шагов, и я окажусь перед зеленой дверью, черным ходом в нашу гостиницу.

Недолго думая я пронесся через улицу и нырнул за угол дома с другой стороны. На секунду я остановился, чтобы восстановить дыхание и попытаться отогнать мысль о том, что тот мужчина мог наблюдать все мои маневры через одно из окон дома.

Пока Ликида быстро двигался по кухне, доделывая всякую мелкую работу, в его голове безостановочно билась мысль о том, что человек, который скрывался в проулке, пытался установить его личность.

Конечно, сам по себе этот факт не был для него полной неожиданностью. Ликида никогда не доверял людям, на которых работал. Ведь они не были святыми и даже не состояли с теми в близком родстве. Они нанимали его для того, чтобы он убивал других людей, тех, кто стал для его нанимателей неугодными. Единственным оправданием здесь могло быть лишь то, что жертвы по большей части были не лучше тех, кто хотел от них избавиться. Конечно, само по себе это не давало ему возможности выставить свою кандидатуру в местный филиал Ротари-клаб. Кроме того, Ликида постоянно думал о том, что снова может наступить момент, когда и он сам станет для кого-то слишком неугодным лицом. Пока такое случалось всего дважды. А два сотрудника, которым поручили покончить с ним, теперь сами покоились в пустыне на севере Мексики. И найти их можно было только в том случае, если знаешь, где копать.

Ликида вовсе не был тупицей. Он понимал, что его могли попытаться ликвидировать, руководствуясь соображениями бизнеса, чтобы заставить замолчать, так как он знал слишком много, или, возможно, просто потому, что не хотели платить. Знай он это заранее, он мгновенно избавился бы от заказчика, вынашивающего подобные мысли. И все же он понимал их мотивы.

Но его нынешний клиент, человек из Колумбии, был совсем другим. У Ликиды имелись все основания не любить этого человека. Он был заносчив и не скрывал этого. Ликида видел, как переводчик пытался сделать речь своего хозяина менее оскорбительной, но это удавалось ему с трудом. На всех переговорах работодатель относился к Ликиде свысока. Он обвинил его в непрофессионализме за то, что тот потерял женщину в том доме в ту ночь. Он говорил, что Ликида еще более усугубил ошибку, допустив, что женщину арестовали по обвинению в убийстве человека, которого звали Пайк. Но в том, что женщина в ту ночь пустилась в бега, не было его вины. И все же работодатель так и не простил киллера, даже после того, как тому удалось устроить засаду на тюремный автобус и окончательно решить проблему.

Ликида закончил наводить в доме порядок и потянулся за двумя вещами, которыми решил заняться в последнюю очередь, — пультом дистанционного управления и фотоаппаратом женщины со снимками в нем. Он выполнил еще одно задание, которое, в чем киллер был уверен, так и не будет оценено нанимателем.

В поисках фотоаппарата ему пришлось заново обшарить дом, но он нашел его. Ну кто же оставляет камеру на полке в комнате для стирки? Он уже успел проверить снимки на экране фотоаппарата. Фото все еще были там, те самые, что он видел на экране компьютера в ту ночь, когда убил мужчину в фотолаборатории штата Виргиния. Он сделал все, о чем его просили, и сделал хорошо. А утром, когда вернется мать той женщины, ее будет ждать Ликида и его тщательно подготовленный сюрприз. О чем еще мог бы просить тот человек из Колумбии?

Тот человек не сумел оценить всей работы, что выполнил для него Ликида. Вот и сейчас он направил двоих своих людей, чтобы те разобрались с ним. Но Ликида преподаст ему урок, который тот не скоро забудет. Пока позволяло время, киллер поспешил в сторону входной двери и ворот в дом.

Я все еще находился за углом дома, пытаясь восстановить дыхание и определить расстояние отсюда до отеля. Наверное, до него была миля или чуть больше. Вдруг я услышал скрежет металлических ворот.

Незаметно посмотрел в ту сторону. Тот мужчина снова вышел наружу. Он стоял на коленях перед воротами. Рядом лежали какие-то предметы, но издалека мне не было видно, что именно.

У мужчины не было ключа. Он проделывал с замком то же, что и Герман, и, похоже, одновременно бормотал себе под нос. Я едва слышал его голос. Казалось, мужчина спорил с кем-то. Он точно не был агентом ФБР. И шансы на то, что речь идет о законопослушном госте, таяли по мере того, как я видел, что он копается в замке отмычкой, чтобы закрыть его. Не знаю, был ли он более искусным в обращении с ней, чем Герман, но мне пришлось признать: действовал он быстрее, что, вероятно, свидетельствовало о более богатой практике.

Вот он закончил работу и сложил инструменты в контейнер. Я стал оглядываться в поисках места, где можно спрятаться. Если он пойдет в мою сторону, у меня будут проблемы. Примерно в сорока футах позади меня, на бордюре была припаркована машина. Дальше простирались какие-то чахлые кусты. Вдоль улицы тянулась ржавая колея давно заброшенной железнодорожной ветки.

Я встал и когда снова бросился за угол, он уже закончил возиться с замком и тоже был на ногах. Он собрал лежавшие рядом с ним предметы, и, когда я уже принял решение, что пора пускаться наутек, мужчина вдруг зашагал в противоположном от меня направлении, вниз по улице. Я снова отступил за угол, сделал глубокий вдох и схватился за сердце. Гарри был прав: мне следовало оставаться дома.

Затем я вдруг понял, что, наверное, тот мужчина отправился вслед за Германом. Если это так, то он сделал это вовремя. Едва эта мысль пришла мне в голову, шумно завелся двигатель машины, и прежде, чем я посмотрел за угол, послышалось шуршание шин. Луч фар почти коснулся меня, скользнув по краю здания, за которым я прятался. Автомобиль покатил вверх по улице, прямо в мою сторону.

Я повернулся и так быстро, как только мог, побежал в сторону припаркованной у обочины машины. И все равно я понимал, что у меня нет шансов.

Когда я оглянулся, машина выехала за угол, не глуша двигатель. Время от времени водитель тормозил, останавливаясь, а затем рывками снова двигался вперед. Прежде чем нырнуть в канаву за припаркованной машиной, я успел разглядеть его голову сзади.

Те несколько секунд, которые он потерял, поехав в неправильном направлении, решили судьбу погони. К тому времени, когда он повернул в сторону моего убежища, я уже успел спрятаться в глубокой канаве, там, где дорога сворачивала вниз навстречу высокой обочине проулка. Лежа в полной темноте и глядя в узкий просвет между задними колесами и обочиной, я сумел рассмотреть его лицо. Он вглядывался в проулок, туда, где находилось мое убежище, потом посмотрел на машину, за которой я спрятался. Он долго изучал лобовое стекло, затем достал из кармана маленький фонарик и узким лучом света попытался осветить передние сиденья. Я приник к земле так плотно, как только мог, и постарался сделаться меньше и незаметнее, прячась за задними колесами.

Больше я не видел того мужчину, зато видел, как колеса его машины двигались в сторону перекрестка, приближаясь ко мне. Колеса медленно двигались вперед, хрустя гравием. Мне удалось даже услышать приглушенные звуки сальсы, которую играло радио в салоне автомобиля. Медленно я прополз на животе под машину. Он тут же проехал рядом с ней борт в борт.

Я оглянулся. Мои ноги уже успели скрыться под задним бампером, но я продолжал, извиваясь ужом, продвигаться вперед. Послышался легкий шум электромотора и шелест водительского стекла, которое поползло вниз. Шумные звуки сальсы заполнили улицу. Музыка скрывала все звуки, которые, должно быть, я издавал, двигаясь вперед под машиной.

Я знал, что делает водитель. Он обшаривает с помощью фонаря боковые окна машины, под которой я лежал, заглядывает внутрь, чтобы убедиться, что никто не спрятался внутри. Если бы я мог сделать так, чтобы все это происходило за пару кварталов отсюда! Тогда бы все эти манипуляции привели молодчика под прицелы оружия агентов ФБР. Почему-то я был уверен, что они заинтересовались бы этим типом.

Вот он проехал вперед еще на несколько дюймов. Через секунду окно закрылось, и звуки музыки затихли. Если он поедет дальше вперед и посмотрит в зеркало заднего вида или проедет до угла и там развернется, то я погиб. Он увидит меня распластавшимся под машиной при свете уличных фонарей.

Когда эта мысль пришла мне в голову, мужчина снова завел двигатель. Взвизгнули шины. Я почувствовал острый запах горелой резины. Автомобиль незнакомца с дребезжанием чуть подался вперед, после чего понесся задним ходом в обратном направлении. Вот он подъехал к началу Катиной улицы, сделал молниеносный поворот и быстро поехал в противоположную от меня сторону. Я видел, как он блеснул тормозными огнями на следующем перекрестке. Там он на несколько секунд снизил скорость, посмотрел в оба направления — направо, в сторону нашего отеля, и налево, туда, где находилась больница.

Тормозные огни погасли, и автомобиль понесся прямо, вниз по улице. Там дорога делала правый изгиб, за которым и исчезла машина.

Я выполз из-под машины. Не останавливаясь, чтобы привести в порядок одежду, метнулся в темноту и помчался в сени деревьев вдоль ограды вокруг зоопарка. Сердце бешено колотилось. Я повернул и всем весом упал на цепочку ограды. Затем восстановил дыхание и дальше пошел уже медленно, один по темной извилистой дорожке. Мне хотелось бежать, но я уже не мог. Здесь, в полнейшем мраке, под кронами деревьев, запросто можно было свернуть себе шею.

Я подходил к первому перекрестку, когда неожиданно увидел, как по улочке в мою сторону едет машина. Я поискал, где здесь можно было спрятаться. Вдоль забора, у сучковатого эвкалипта, рос невысокий кустарник. Я подошел к дереву и встал между его стволом и забором, наблюдая за передними фарами и стараясь сделать так, чтобы между мной и двойным лучом света от приближающегося автомобиля всегда находился ствол дерева.

Так было до тех пор, пока огни включенных фар не пронеслись мимо и я не увидел, что это было такси, и не заметил на заднем сиденье машины Германа, который, опустив стекло, смотрел на противоположную сторону улицы.

— Герман! Я здесь! — крикнул я, выходя из своего укрытия на улицу.

— Остановите здесь, — приказал Герман.

Водитель такси нажал на тормоз. Я обошел машину справа и сел на переднее сиденье.

— Вперед! — скомандовал я, и через секунду машина тронулась с места.

— Я ждал тебя наверху, на лестнице, — сказал Герман. — Я видел, как тот парень вышел наружу. Потом, когда он ушел, я наблюдал, как ты бежишь через улицу. Но я не знал точно, где тебя искать, поэтому решил, что лучше будет нанять такси. Он все еще в доме?

— Нет.

— Кто это был?

— Не знаю.

— Что ты видел?

— Это был визит ангела смерти, — проговорил я.

— Как это?

— Я видел его всего лишь одно мгновение. Он был за стеклом машины. Но это лицо я никогда не забуду. С одной стороны оно было рябым, но это не просто прыщи. Здесь что-то более страшное. Может быть, оспа или следы ожогов, не знаю точно.

— Забавно слышать это от тебя. Когда я возился с замком от ворот, у меня было какое-то очень неприятное чувство, будто кто-то подглядывал за мной, и не просто подглядывал. Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду.

— Понимаю.

Я не сказал об этом Герману, но я не смог более внимательно разглядеть лицо того мужчины, потому что мой взгляд был прикован к его глазам. Это трудно объяснить… Чтобы понять, нужно увидеть самому. В них было что-то похожее на отражение зла.

Мне уже приходилось встречаться с этим взглядом прежде. Будучи молодым прокурором в Капитол-Сити, я отправил обладателя похожего взгляда в тюрьму. Это был человек, который убивал много раз, и, как говорили доктора, ему нравилось это занятие. Он обязательно убил бы снова, выпади ему случай. Я помню, как через несколько лет я стоял перед камерой и смотрел через прозрачный пластик окна в комнату с металлическими стенами зеленого цвета. Я наблюдал за тем, как изгоняли демонов, которые постепенно уплывали из глаз Брайана Денли. Это происходило в газовой камере тюрьмы Сан-Квентин.

Глава 41

Урановый снаряд вдруг вырвался из рук и стал падать внутрь ствола. Томас инстинктивно вытянул вперед правую руку в перчатке и поймал его в полете. Но он не смог удержать снаряд на весу на вытянутой руке. Под действием веса снаряда его рука тоже падала вниз до тех пор, пока пальцы Томаса не оказались зажаты между тяжелым цилиндром и урановым телом, где должна была начаться реакция деления.

Томас потянул снаряд обратно и успел донести его до уровня груди, когда воздух в комнате вдруг взорвался ярким фиолетовым светом. Он пульсировал волнами других цветов, становясь иногда синим. Томас никогда прежде не видел такого. Жар становился невыносимым. Он жег руки молодого человека даже через рукавицы, но Томас был так захвачен великолепной игрой света, что не заметил этого. Но так же, как постепенно исчезало сияние возбужденных молекул воздуха, жар ослаблял его тело, которое заметно теряло силы.

Томас посмотрел вниз и понял, что держит обогащенный уран как раз напротив груди. Он тщательно уложил снаряд на стол, как можно дальше от мишени. Потом повернулся и вышел за дверь, туда, где стояли Никитин и другие мужчины.

Яков обратил на него внимание, когда Томас уже успел стянуть с лица защитный капюшон. По лицу градом лил пот. Во всем же остальном он выглядел прекрасно. Он казался оживленным, шутил и смеялся, как вратарь футбольной команды, который только что сумел отразить пенальти.

Он заверил Никитина, что снаряд не касался урановой цели. Он сумел избежать этого, но в процессе борьбы с весом снаряда прищемил пальцы.

Похоже, Томас просто не понимал природу синего свечения и того невыносимого жара, из-за которого от его защитного костюма до сих пор шли клубы пара. Он сказал Якову, что все в порядке, потом поднял правую руку, чтобы сбросить с нее перчатку.

Неожиданно он остановился, не успев завершить этот жест, и посмотрел на руку. От трех пальцев на ней не осталось ничего, кроме обуглившихся обрубков.

Яков подбежал к Томасу за мгновение до того, как тот рухнул на землю. Он уложил его на землю и помог освободиться от защитного костюма. Окликнул подчиненного Алима, того самого, что так и застыл с шомполом в руке, и попросил помочь. Но мужчина продолжал стоять на месте, качая головой.

Алим с оставшимися подчиненными по-прежнему продолжал прятаться за деревьями примерно в трехстах футах. Яков попросил человека с инструментом в руке надеть защитный костюм. Ему нужна была помощь. Видя, что мужчина его не понимает, Никитин показал жестами, что тот должен надеть костюм.

Молодой человек посмотрел на него, медленно покачал головой и попятился. Яков прокричал свою просьбу, повернувшись в сторону деревьев, и через пару секунд оттуда послышался повелительный голос Алима, говорившего что-то на фарси. Мужчина тоже посмотрел в сторону деревьев, потом с обреченным выражением на лице обернулся к Никитину и, наконец, неохотно ступил вперед и стал надевать костюм.

Никитин попросил переводчика, прячущегося в джунглях, чтобы тот перевел своему товарищу, что ему нечего больше бояться. Имея под руками все инструменты, Никитин может быстро и надежно собрать устройство. Эта работа займет всего несколько минут. Перевод последовал немедленно. Мужчина кивнул. Русский не стал говорить, что человек, который сейчас влезал в костюм, был уже мертвецом. Его тело успело получить от злого дракона такую дозу радиации, которую был не в состоянии выдержать ни один человеческий организм.

Мужчины вдвоем вошли в домик. Из-за радиации температура внутри поднялась настолько, что оставаться там можно было не более двух-трех минут.

Яков заставил напарника прочно фиксировать ствол пушки голыми пальцами, выглядывавшими через дыры в правой перчатке. Сам он с помощью щипцов поднял снаряд. Менее чем за минуту с помощью шомпола он надежно зафиксировал урановый заряд в нижней части ствола.

Еще полминуты потребовалось, чтобы вставить предохранительный диск, изготовленный из урана-238, исполняющего роль отражателя нейтронов, в специальное гнездо между краем ствола пушки и мишенью. Как только диск занял свое место, он тут же начал выполнять свою работу — отбрасывал свободные нейтроны от двух элементов устройства, выполненных из обогащенного урана, обратно к их источнику. Поток радиации мгновенно снизился. Никитин понял это по тому, как тревожно пощелкивавший на столе счетчик Гейгера вдруг стал вести себя гораздо спокойнее.

Предохранительный диск из урана-238 был прикреплен к проволоке из прочной стали. Эта проволока проходила через узкое отверстие в корпусе бомбы, надежно запирая диск на месте. Если бы кто-то попытался удалить диск, предварительно не повернув проволочный рычаг в направлении против часовой стрелки, хрупкая конструкция оказалась бы нарушенной, связь между диском и проволокой терялась, и бомба становилась бесполезной. Конечно, пушка выстрелила бы, взрыв кордита разрушил бы ствол и корпус бомбы, но цепной реакции не последовало. Даже радиоактивное заражение было бы минимальным, сводясь к непосредственному пространству рядом с бомбой.

Если же повернуть, а затем плавно потянуть на себя проволоку, диск скользнет из своего гнезда, освобождая снаряду путь к урановой цели.

Более сложной процедурой, чем удаление диска безопасности, была лишь операция по его замене, если бы в этом возникла необходимость. При закрытом корпусе устройства было невозможно увидеть ни сам диск, ни гнездо, в котором он располагался. Имея для манипуляции диском только проволоку, при его замене можно было полагаться лишь на метод проб и ошибок. Для такой работы требовались чуткие пальцы хирурга. Даже Никитин не был уверен, способен ли он до сих пор выполнять подобную операцию, хотя в молодые годы ему приходилось дважды проделывать ее на макетах.

После того как диск-предохранитель был установлен, менее чем за минуту бомба была упакована в свинцовый контейнер, становясь на какое-то время безопасной.

Когда мужчины вышли из домика, подчиненный Алима поднял капюшон и оскалился в улыбке. На его потном лице читалось выражение явного облегчения.

У Никитина не было возможности просчитать дозу радиации, которая была выделена при ионизации молекул воздуха, когда появилось то самое синее свечение. Но он точно знал, что и Томас, и этот улыбающийся парень, на которого он сейчас смотрел, были уже мертвы.

Старик русский просидел над кроватью Томаса четыре дня и пять ночей. И все это время ни он, ни даже доктора из ФАРК не могли ничего сделать для того, чтобы облегчить страдания молодого колумбийца.

Его жажду не смог бы утолить даже целый океан воды, имей он возможность его выпить. Юношу мучила тошнота, его постоянно рвало, он страдал кровавым поносом. Радиация уничтожала его организм изнутри.

Через три дня ногти на пальцах Томаса почернели. Его густая черная шевелюра осыпалась клочьями, и сиделке каждые несколько часов приходилось сметать волосы несчастного с его подушки в специальную коробку, которую в дальнейшем следовало поглубже закопать где-нибудь в укромном месте. Вокруг рта и глаз проступили глубокие язвы. Когда доктор поднял простыню, он увидел, что такие же кровавые язвы покрыли все тело больного.

Никитин не мог даже прикоснуться к юноше, опасаясь внести в раны инфекцию, хотя он и понимал, что надежды нет никакой. Конец был уже близок. На четвертый день началась жестокая лихорадка; это инфекция давала о себе знать похоронным звоном. Томас испытывал страдания при каждом вдохе, поскольку его дыхательные пути были воспалены, а легкие заполнены жидкостью. Сразу же после полуночи на пятый день у Томаса неожиданно начались конвульсии. Его спина выгибалась, подобно арке, как будто в теле была спрятана сжатая стальная пружина. Почти минуту его тело бросало по всей кровати, потом оно вдруг обмякло.

Яков заметил, что застывшее тело Томаса больше не пытается дышать. Ему не нужно было подтверждение от врача после проверки пульса или прослушивания стетоскопом изъеденной язвами груди Томаса в том, что молодой человек умер. Яков встал и прикрыл голову Томаса одеялом.

Вряд ли Томас успел осознать, что же он совершил. Но Никитину было ясно, что его быстрая реакция и ловкие пальцы предотвратили ядерную катастрофу, которая могла бы разразиться прямо здесь, в джунглях, убив их всех.

— Извините, но мистер Хайндс сейчас говорит по телефону с клиентом. Если вы подождете минуту…

— Офицер, если она снова попытается встать у нас на пути, арестуйте ее.

Гарри действительно говорил по телефону, но он узнал голос снаружи, за дверью в офис. Через секунду дверь распахнулась.

— Я свяжусь с вами позже, — проговорил Гарри.

Гарри еще не успел повесить трубку, а Темплтон уже стоял по другую сторону его стола. За его спиной высился дюжий мускулистый помощник шерифа в форме, а также один из детективов, занимающихся расследованием дела Кати. Рука детектива повисла в воздухе со свернутыми в рулон бумагами. Казалось, он держит в руках пистолет, который по приказу коротышки готов направить в грудь Гарри.

— Мы могли бы продолжить разговор попозже, я вам позвоню. Да, да… позвоню сегодня во второй половине дня. — Гарри повесил трубку.

Детектив швырнул документы на стол перед ним.

— К вашим услугам.

— Что это?

— Поищите ордер, — сказал Темплтон. — Принесите сюда одну из тех коробок. — Он обращался к кому-то невидимому, кто стоял за дверью.

Застывшая в проходе секретарша Гарри была буквально сметена в сторону могучей дланью одного из служителей закона, за которым шествовал еще один полицейский. Он катил перед собой что-то типа магазинной тележки, в которую были уложены плоские картонные коробки. Парочка принялась разгружать тележку и складывать коробки на полу. При этом они старательно укрепляли дно коробок с помощью упаковочной ленты.

— Почему бы вам не сказать мне, что здесь? — Гарри все еще стоял за столом, комкая в руке бумаги.

— Почитайте ордер, — объявил Темплтон. — Сержант, любую бумагу, где упоминается слово «Солаз», пакуйте в коробку и несите сюда для ознакомления. Если у вас возникнут вопросы, спрашивайте! Вы! — Он указал на другого служителя Фемиды. — Возьмите несколько из этих коробок и идите за мной! — И Темплтон прошествовал из офиса наружу.

Гарри, пытаясь одновременно читать документы, пошел за ним, присоединившись к колонне, что следовала в холл. Снаружи, в приемной, было еще трое помощников шерифа. Они сноровисто собирали в коробки папки с документами.

— Подождите, подождите… Что они делают? — спросил Гарри. — Они не имеют права доставать документы из ящиков.

— Если вы хотите, чтобы мы забирали документы вместе со шкафами и ящиками, а потом грузили их в грузовики, что ж, по мне, пусть будет так, — ответил Темплтон на ходу. — Я прошу вас удалить из офиса ваш персонал до тех пор, пока мы не соберем все. Потом они могут вернуться, — добавил коротышка.

— Почему бы вам не остановиться на секунду, чтобы мы могли об этом поговорить? — спросил Гарри.

— Время разговоров вышло.

Через открытую дверь Темплтон скользнул в кабинет Пола и, пошарив по стене, включил там свет.

— Вы можете начинать с этого стола, — кивнул он одному из полицейских. — Нет, нет. Теперь я думаю, что скорее поручил бы все это инспектору Хаусеру. Джил, забирай каждую папку. Вычисти здесь все. Вам, ребята, придется поработать со шкафами и полками здесь и снаружи, у секретарей. Не упускайте ни одной полки. Здесь везде должны быть документы. Кладите все в коробки, — приговаривал Темплтон. — Забирайте все.

Гарри все еще был поглощен чтением нескольких страничек приложения к ордеру на обыск. Он был подписан другим судьей, не Квинном.

— Одну минуту. — Гарри заметил, как один из полицейских начал выгружать с полок папки с бумагами. — В этих папках нет ничего, имеющего отношение к делу Солаз. А в ордере говорится только о деле Солаз.

— В таком случае вы получите документы назад, — заявил Темплтон. — Существует установленная процедура, утвержденная судьей, по которой содержание документов будет рассмотрено независимой командой.

— Ну и что же, черт возьми, вы понимаете под независимой командой? — поинтересовался Гарри.

— А вы не знаете?

— Прежде мой офис еще никогда не подвергался налету.

— Положите вот эти сюда. Да, вот те, высокие. — Темплтон проигнорировал вопрос Гарри. Он взялся руководить одним из рослых помощников шерифа, пытаясь загнать его на самые дальние полки, расположенные под самым потолком, так, будто речь шла об уборке и очистке потолков от паутины. — В независимую группу входит другой прокурор из моего ведомства и другой детектив из полиции, не Хаусер. Ни один из них не имеет отношения к делу Солаз. Они осмотрят все, что мы нашли, и решат, подпадают ли те или иные бумаги под действие ордера. Если это не так, вы получите документы назад. — Темплтон быстро взглянул на Гарри через плечо и подмигнул ему.

— Но в этих папках содержится важная переписка между адвокатом и клиентами, — заявил Гарри, — и эти клиенты не имеют никакого отношения к делу Солаз.

— Другой прокурор определит, является ли эта информация важной или нет. Если это так, то вы получите обратно и эти документы.

— После того, как их скопируют в вашем офисе?! — вскричал Гарри.

— Мы представляем закон, — патетически воскликнул Темплтон, — и меня шокирует ваше заявление!

— Думаю, что вы будете шокированы еще больше, когда я представлю ваше маленькое щуплое тельце на растерзание половины городских судей, которые получат соответствующие прошения о пересмотре дел или отводе судей в связи с тем, что вы подгребли под себя плоды нашей работы по этим делам. И пока это будет продолжаться, возможно, вы захотите также, чтобы мы позвонили главному прокурору и рассказали ему, чтобы он ожидал апелляций по любому из этих дел, по всем приговорам, что могут быть вынесены в течение ближайших четырех-пяти лет. Если ему повезет, то речь пойдет о требовании пересмотра всех этих дел. Вы сэкономите ему кучу времени.

— Думаю, что мы сможем перейти и через этот мост, когда приблизимся к нему. Офицер, возьмите… да, возьмите вот эти документы оттуда. — Темплтон упорно продолжал игнорировать Гарри.

— Так, значит, вы намерены все это провернуть? — снова спросил Гарри.

— Если вы не согласны, то в любой момент можете обратиться в суд, — парировал Темплтон.

— Можете не сомневаться, я так и поступлю.

— Но я хотел бы предупредить вас, что судью очень устраивает наше решение.

— Ни капли в этом не сомневаюсь. К тому же он часто работает на людей окружного прокурора, — сказал Гарри. — До этого ему приходилось только мечтать о подобных вещах.

— Я не знал об этом, — ухмыльнулся Темплтон. — В любом случае наша команда просмотрит все это и примет решение, что считать уликами, а что нет.

— Уликами чего? — В голосе Гарри послышались нотки сомнения.

— Да, правильно, я забыл, ведь вы еще не знаете. Извините. — В первый раз с тех пор, как он зашел в офис, Темплтон посмотрел на Гарри. — Вы можете обсудить по телефону или при личной встрече с вашим партнером, намерен ли он нанять себе адвоката на стороне или готов к тому, что его интересы будете представлять вы. Я не хотел бы давать вам никаких советов по этому поводу. Но если он желает, чтобы его интересы представляли вы, мы могли бы сэкономить время и предъявить вам прямо здесь и сейчас другие документы.

Гарри почти боялся спросить прямо:

— Какие именно документы?

— Давайте посмотрим. Речь идет об аресте по обвинению в двух убийствах первой степени, а также о пособничестве и соучастии, проникновении и взломе, краже в крупных размерах и заговоре с целью совершить все вышеперечисленное. Дайте подумать. Я не хотел бы что-либо упустить. Мы пока взвешиваем, предъявлять ли ему обвинения в противодействии правосудию. Я имею в виду то, как он совещался со своей подзащитной и руководил ее действиями: что сообщать, а что не сообщать.

— Но он же ее адвокат, — напомнил Гарри.

— Был, — отрезал Темплтон. — И я уверен, он не считал, что это помешает ему проделывать свои делишки. Конечно же я отношу сюда дело с автобусом.

— О чем вы говорите?

— Ходят слухи, что мишенью была именно ваша клиентка. Там все еще считают тела, но все поворачивается так, что ваш партнер имеет к этому отношение. Можете сказать ему, что в деле об автобусе он не сумеет спрятаться за определение об отношениях между адвокатом и клиентом. Он, конечно, может попытаться оспорить результаты работы прокуратуры, но я не думаю, что судья купится на это.

— Вы с ума сошли, — промолвил Гарри.

— В то же время, если мы привяжем его еще и к этому делу, вас ждет гораздо больший ворох бумаг, целый шлейф, — заявил Темплтон.

Гарри ловил на себе косые взгляды полицейских, столпившихся у стола.

— Ах да! Сегодня чуть позже мы готовы предъявить ордер на превентивный арест, для того чтобы придать делу несколько международную окраску.

Гарри остановился и посмотрел на Темплтона.

— Ну что, хотите позвонить ему и сообщить новости? — спросил Темплтон. — Будет лучше, если он услышит их от вас, чем прочтет в газетах. Или, может быть, он не умеет читать по-испански? Вы ведь знаете, где он сейчас? — Темплтон пристально смотрел на него, как бы ожидая, что Гарри смутится или выйдет из себя.

Когда этого не произошло, коротышка прибавил:

— Можете попробовать связаться с Коста-Рикой. По крайней мере, именно там приземлился рейс, указанный в его билете. Вам ведь было известно, что он направляется туда?

— Ну и что? Когда он улетал, речь еще не шла ни о каких ордерах, — парировал Гарри.

— Вы можете сейчас сообщить ему об этом. Посмотрите тогда, увидите ли его когда-нибудь еще. Кстати, вы не знаете, как ему удалось выбраться из страны с учетом того, что государством были наложены ограничения на его перемещения?

Гарри просто посмотрел на своего мучителя и сглотнул слюну.

— Ну и как?

— Нет.

Темплтон знал, что он лгал. Знал он и о том, что федеральное правительство нажимало на все кнопки и дергало за все рычаги. А коротышка рулил всем этим. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что происходит. Нужно было просто выпустить лошадь из конюшни и проследить за ней.

К утру он официально обратится в ФБР. Если они следили за Мадриани, то, узнав об ордере на арест, сразу же должны будут арестовать его. А потом государственные службы организуют его экстрадицию в Штаты. Если же агентам ФБР не удастся заманить Пола в свои сети и он ускользнет от них, федеральное правительство будет нести ответственность за свои действия в зале суда и вынуждено будет объяснить судье, чем были вызваны такие промахи со стороны секретных служб. Когда речь идет о нескольких убийствах, Темплтон будет прав в первую очередь, независимо от того, затронуты ли здесь вопросы национальной безопасности. Коротышка окажется на пьедестале и начнет давить всех вопросами типа: для чего вообще существует федеральное правительство и почему власти позволили убийце, на совести которого несколько жертв, спокойно покидать территорию страны и оставаться на свободе.

— Ларри, — находившийся по другую сторону стола Хаусер попытался привлечь к себе внимание Темплтона.

— Итак, вы собираетесь звонить ему или нет? — Темплтон требовательным взглядом уставился на Гарри.

— Если засобираюсь, я поставлю вас в известность, — ответил Гарри.

— Ларри. — Хаусер стоял, уставившись в раскрытый ящик письменного стола.

— Что? — рассерженно буркнул Темплтон, которому не понравилось, что его прервали.

— Думаю, что вам нужно увидеть это самому.

Темплтон обошел стол и встал рядом с Хаусером:

— Увидеть что?

— Посмотрите вот сюда, — показал Хаусер.

Сначала Темплтон не сказал ничего, по крайней мере вслух. Коротышка застыл в оцепенении, будто только что обнаружил в Саттере Милл настоящий золотой самородок.

— Я прошу всех выйти отсюда, — объявил он. — Прошу очистить офис, всем выйти наружу. И позвоните в криминальную лабораторию. И попросите прислать сюда машину прямо сейчас. Пусть пришлют двух специалистов, и еще скажите, что нам понадобятся фотографии.

— Что случилось? — спросил Гарри.

— Может быть, вы сможете помочь нам объяснить вот это? — переспросил Темплтон.

— Что именно? — Гарри начал обходить стол.

— Вот это. — Темплтон указывал на верхний выдвижной ящик стола Пола, где, как обычно, царил беспорядок: ручки, клочки бумаги, мелкие монеты, резиновая лента и катушка скотча в самом центре ящика. — Посмотрите сюда.

В течение секунды Гарри смотрел, куда ему указали. Он так побледнел, что, казалось, вся кровь отхлынула от его лица.

Темплтон схватил его за руку, будто пытаясь поддержать его:

— С вами все в порядке?

— Да, все нормально, все прекрасно. — Но было видно, что Гарри лжет.

— Я вижу, — промолвил Темплтон.

В тот момент Гарри и коротышка перешли на совершенно новый уровень общения, находящийся за гранью простого человеческого языка.

Те улики, которыми располагал Темплтон, не позволяли ему быть до конца уверенным в том, что партнер адвоката мог быть замешан в таком преступлении.

Но теперь перед ними в ящике стола лежала одна из коробочек с кошачьим кормом. Она была абсолютно идентична тем, что были найдены и сфотографированы полицией. Это был тот самый корм, с помощью которого преступник вывел из строя датчики движения в боковом дворике, через который в дом Эмерсона Пайка проник убийца.

Глава 42

Я только что закончил бриться и вышел из ванной, когда заметил, что кто-то подсунул под дверь моего номера в отеле конверт. Я наклонился, поднял и вскрыл его. Он был доставлен службой портье. Там была записка, где говорилось, что мистер Хайндс просит позвонить ему в Сан-Диего. Я понимал, что Гарри не стал бы звонить в отель по пустякам. Наверное, он попробовал дозвониться по мобильному телефону и обнаружил, что аппарат отключен.

Через несколько минут мы с Германом спустились в подвальное помещение отеля, туда, где располагались служебные помещения. Там почти никого не было, за исключением нескольких служащих, которые занимались стиркой. Я стал набирать номер, а Герман в это время наблюдал за лестницей.

Гарри ответил на звонок после первого же звукового сигнала. Даже не поздоровавшись, он заявил:

— Надеюсь, ты сидишь. Подожди секунду, я выйду наружу.

Я молча подождал несколько секунд, чтобы он мог выйти из офиса и наш разговор не был зафиксирован записывающими устройствами федералов.

— Что случилось?

— Сегодня утром Темплтон бросил против нас весь мир, — сказал Гарри. — Он совершил налет на офис и захватил все папки с документами по делу Кати. У него на руках ордер на твой арест.

Даже несмотря на то, что мы с Гарри уже обсуждали возможность того, что Темплтон может попытаться выдвинуть против меня обвинение, известие о том, что он действительно сделал это, чуть не выбило из меня дух.

— Где ты сейчас? — спросил Гарри.

Когда я не ответил, он переспросил:

— Ты все еще там?

— Да, здесь. — Я с трудом произносил слова.

— Ты все еще в отеле?

— Да… да. Мы здесь внизу, я и Герман.

— Собирайте вещи и выбирайтесь оттуда, — посоветовал Гарри. — Собирайтесь, рассчитывайтесь и уходите, но не через главную дверь. Оттуда можно выйти другим путем?

— Да. Расскажи, что происходит.

— Темплтон знает, что ты в Коста-Рике. Он пытается получить ордер на твой арест как на лицо, скрывающееся от правосудия. Как только такой ордер будет у него на руках, он спустит агентам ФБР распоряжение схватить тебя. Можешь мне поверить. Ты был прав: он приказал ограничить твои перемещения и следить, где ты предъявишь свой паспорт. А сейчас он взбешен тем, что ФБР позволило тебе ускользнуть. Он уже слил прессе часть информации, которая придется совсем не по вкусу Райтагу. Мне позвонил приятель. Эти новости уже есть в «Фокс-ньюс». Там говорится, что адвокат из Сан-Диего обвиняется в убийстве, о том, что ты скрываешься в Коста-Рике, и федералы преследуют тебя по пятам. Тебе нужно пошевеливаться.

— Но у него все еще очень скудный набор улик.

— Уже нет, после того как он нашел в ящике твоего стола коробочку с кошачьим кормом.

— Вот черт!

— Тебе придется обдумать свой ответ на вопрос, где ты его взял, — сказал Гарри. — Позже мы могли бы это обсудить.

— Я совсем забыл про него. Я нашел его в тот день, когда мы были в доме Пайка.

— Тебе нужно будет убедить в этом не меня, а кого-то другого, — ответил Гарри.

— Это была часть общих улик. Полицейские уже успели собрать свою коллекцию одинаковых маленьких белых мешочков. Я не думал, что еще один точно такой же может что-нибудь изменить.

— Ну да, а у коротышки в крови явно присутствует ДНК кошачьих, потому что он выглядел так, будто был готов сам впрыгнуть в ящик твоего стола и получить там оргазм, когда они обнаружили там эту коробочку. И еще одно: похоже, что у полицейских на руках имеется, кроме этой, другая улика.

— Какая именно?

— Помнишь, в прошлом году мы заказывали рекламные шариковые ручки из пластика? Их сделали к Новому году, чтобы вместе с календарями вручать клиентам.

— Да, припоминаю.

— Судмедэксперты обнаружили одну из таких ручек в студии в доме Эмерсона Пайка, под столом, когда они осматривали место преступления.

Повисла пауза, которую наконец решился нарушить Гарри:

— Ты еще здесь?

— Да.

— Как сказано в их отчете, ты заявил полиции, что никогда не бывал в доме Пайка и что ни Пайк, ни Катя никогда не бывали в нашем офисе. И теперь Темплтон умирает от желания узнать, как та ручка могла попасть туда.

Я лихорадочно обдумывал все эти новости.

— Сейчас у нас нет времени об этом говорить. Просто собери вещи и съезжай оттуда. Даже если тебя не арестуют агенты ФБР, это сделает полиция Коста-Рики. Вернись в дом Кати, найди фотоаппарат, добудь снимки и удирай. Сбрось хвост федералов и как можно скорее уезжай из Коста-Рики. Это твой единственный шанс.

— Мы с Германом хотели дождаться темноты и попытаться еще раз.

— Теперь ты не можешь позволить себе такую роскошь, — возразил Гарри. И он был прав.

— Понимаю. Послушай, я прошу прощения за тот предмет в ящике стола.

— Прибереги извинения на потом, — перебил меня Гарри. — Только не возвращайся сюда, не имея веских улик в нашу пользу. Иначе у вас с Катей практически нет шансов. Ты меня понял?

— Да.

— Они схватят тебя сразу же, как только ты окажешься на территории страны. И это в том случае, если они не успеют поймать тебя в Коста-Рике. Поэтому пошевеливайся.

— Как у нее дела?

— У Кати?

— Да.

— Не спрашивай, — вздохнул Гарри, — просто шевелись. Мне все равно, что ты сделал и почему ты сделал это, просто найди то, что тебе нужно. И позвони мне завтра.

— Гарри, послушай меня…

— Держи меня в курсе. Я хочу знать, где ты находишься. — Сразу же после этих слов Гарри отключился, и в трубке повисла тишина.

После того как он наблюдал за тем, как умирал Томас, Никитин решил, что, по крайней мере, должен использовать смертельное дыхание дракона себе на пользу. Это должно стать аргументом в окончательном решении его переговоров с Алимом.

Подчиненный Алима Афунди, тот самый, что принес шомпол, тоже заплатил за это собственной жизнью. Бедолага пережил Томаса на два дня. Он находился дальше от источника радиоактивного излучения, но в отличие от Якова не имел защитного комбинезона. Именно поэтому Яков и выбрал его в качестве помощника, чтобы завершить работу. Никитин понимал, что этот человек был мертв с того момента, как почувствовал на себе жар и увидел вспышку ионизированного пламени.

Алим хотел положить конец страданиям своего человека с помощью пули, но в ответ на это предложение в его маленьком отряде чуть было не возник настоящий бунт. Погибший собрат умирающего тоже входил в группу Алима, и теперь его люди могли посчитать, что их командир слишком часто стал прибегать к помощи оружия в качестве аргумента, подтверждающего его командирские полномочия. Убить еще одного своего соратника даже под предлогом избавления его от мучений означало возбудить в уменьшившейся группе мысли о восстании.

Теперь, когда бомба была собрана, Алиму требовалось отправить ее. Причем сделать это как можно скорее. А вместо этого приходилось сидеть со всеми и ждать, пока их товарищ умрет в страшных мучениях, смотреть, как из каждого отверстия его организма сочится кровь.

Никитин видел в глазах Алима нетерпение. Яков ничего не знал о предполагаемой цели удара, но понимал, что Алим выбивался из временного графика. За те недели, что он готовил заряд, Яков успел собрать кое-какие крохи информации у своих друзей из ФАРК и обдумать неясные намеки самого Афунди. Он знал, что заряд готовят к транспортировке, что, по крайней мере, часть пути он проделает морем, в специальном контейнере со свинцовыми стенками. Яков видел этот контейнер. Он был готов к отправке.

Он знал и то, что в городе Панаме контейнер перегрузят с небольшого каботажного судна на океанский корабль. Никитину сказали, что уже получен соответствующий факс от транспортной компании и что груз нужно было отправлять в течение трех дней. Это не оставляло Афунди времени. Если сегодня ночью этот человек не умрет, то Алим найдет другой способ очистить помещение импровизированного госпиталя, например придушит его с помощью подушки.

Никитин воспользовался моментом, чтобы появиться в дышащем смертью помещении, где лежал умирающий. Он посмотрел на переводчика и поманил его пальцем. Алим тоже встал и вместе с переводчиком приблизился к русскому.

— Я хочу через вас сделать для них сообщение, — сказал Никитин, показав жестом на людей Алима. — Скажите им, что сейчас в устройстве находится предохранительный механизм, который не даст ему взорваться до тех пор, пока этот механизм не вынут оттуда. Можете сказать им, что сейчас заряд полностью безопасен.

Переводчик шепотом перевел слова Якова Алиму, который в ответ кивнул и улыбнулся. Это была хорошая новость, которая могла успокоить товарищей, приглушить тот страх, который они испытывали, глядя на умирающего.

Переводчик громко объявил новость товарищам Алима. Четверо оставшихся в живых тоже кивнули, а на губах у троих из них появились неуверенные улыбки.

Никитин проговорил последнюю фразу своего заявления:

— Они должны понимать, что только я могу достать из заряда предохранительный механизм и что это может быть сделано только после того, как устройство будет доставлено к пункту назначения. В любом другом случае транспортировка устройства не будет безопасной. — Он ждал и смотрел на Алима.

На этот раз, выслушав перевод на фарси, Алим не улыбался. Он что-то резко сказал переводчику и жестами показал, что хочет обсудить этот вопрос наедине с Никитиным.

Но Яков отказался выходить за дверь:

— Скажи это им. — Его голос вырос на целую октаву и стал громче на несколько децибел.

Алим оглянулся и понял, что его люди смотрят на него. По их лицам было видно, что они понимают: что-то идет не так. Афунди посмотрел на переводчика. Его губы дрогнули и растянулись в узкую полоску. Он ничего не мог поделать. Русский загнал его в западню. Он кивнул. А потом молча слушал, как к голосу переводчика примешивается прерывистое дыхание их умирающего товарища. Люди Алима смотрели друг на друга, потом начали перешептываться. Алим шагнул в их сторону. Они говорили еще несколько секунд. Афунди с улыбкой шутливо потрепал одного из своих подчиненных по плечу. Ему нужно было налаживать отношения, они должны были помочь перевезти бомбу. Яков понимал это.

Перебросившись с товарищами несколькими фразами, Алим посмотрел на Никитина и сказал что-то на фарси.

— Они поняли то, что ты сказал, и принимают это, — проговорил переводчик.

Слова никак не соответствовали тем искрам ярости, что излучали в тот момент глаза Афунди. Но русскому было все равно. Он сыграл на суеверии подчиненных Алима. Те хотели, чтобы кто-то встал между ними и тем демоном, что метал синее пламя из домика в джунглях. Из тех троих, что находились вблизи демона, выжил только Никитин. Люди Алима были уверены, что дракон подарил русскому жизнь за то, что тот столько лет исполнял роль часового и хранителя его детенышей.

Глава 43

— И что я должен им сказать? — Торп разговаривал по телефону с Райтагом, который находился в министерстве юстиции, из штаб-квартиры ФБР. Ему уже успел позвонить репортер из Ассошиэйтед Пресс, который интересовался, правда ли, что адвоката из Сан-Диего разыскивают по обвинению в убийстве, что он прячется в Коста-Рике и агенты ФБР вот-вот его арестуют.

— А что вы уже сказали? — поинтересовался Райтаг.

— Я не ответил на звонок, просто попросил секретаршу сказать, что был занят.

— Не давайте им никаких комментариев, — проинструктировал его Райтаг, — скажите, что дело расследуется, а мы не можем комментировать дела, по которым ведется следствие.

— Ну, на какое-то время это их придержит, — промолвил Торп с сомнением, — но нам все равно нужно принимать решение. Возьмем его или будем продолжать следить за ним?

Райтагу понадобилось несколько секунд, чтобы обдумать это.

— Черт, нам нужно было вести себя более дипломатично по отношению к государственному прокурору.

— Мы могли бы ввести его в курс дела, рассказать о Никитине и его устройстве, — сказал Торп.

— Ну, теперь уже поздно. Темплтон успел поднять шумиху в прессе. Теперь они так просто не оставят все это. Даже если Темплтон вдруг резко пойдет на попятную, представители СМИ захотят узнать причину. Не бывает так, чтобы тому, на кого выписан ордер по обвинению в двух убийствах, просто так позволяли разгуливать на свободе, — добавил Райтаг.

— Мы можем сказать им, что все еще разыскиваем его, — предложил Торп.

— Не забывайте еще одно: власти Коста-Рики в курсе, что мы разыскиваем Мадриани. Пока еще они не знают за что, но рано или поздно станет известно, что мы держим его на поводке. Тогда все полетит к черту. И что будет, если ему удастся оторваться от слежки?

— Да, здесь вы правы, — согласился Торп.

— Вы знаете, где он находится сейчас?

— Мы на связи с нашими агентами там. Он все еще в своем номере в отеле. Этим утром его пока никто не видел. Несколько минут назад мы посадили нашего агента в ресторане отеля.

— Как я понимаю, ваши люди не знают, куда он может отправиться и что делает сейчас?

— Пока нет, — ответил Торп. — Мы получили информацию относительно дома другой подзащитной, этой Солаз. Один из наших местных агентов уточнил его расположение. Он находится всего в нескольких кварталах от отеля, где остановился Мадриани.

— Что ж, здесь четко прослеживается связь, — заметил Райтаг.

— Сегодня сразу же после девяти утра мы отправили туда нашего человека. Он позвонил в дверь, но никто не ответил. Мы уже проверяли это место, дом пуст. Ее матери там нет. Мы обратились к местным властям с просьбой хорошенько проверить эту женщину. Как оказалось, на нее ничего нет.

Несколько минут собеседники молчали.

— Итак, как скажете: что нам делать? — снова спросил Торп.

— Берите его, — ответил Райтаг после тяжелого раздумья.

— А как быть со вторым парнем?

— На него ордер не распространяется, — заметил Райтаг. — Не трогайте его, но следите за каждым шагом. Но с Мадриани тянуть больше нельзя.

— Мы можем подержать его там в течение нескольких дней, попытаться выбить из него информацию, пока он будет в коста-риканской тюрьме, — предложил Торп. — Если нам повезет и его адвокат не станет настаивать на немедленной экстрадиции, у нас будет какое-то время, прежде чем все вернется в законное русло.

— Я не хочу ничего знать об этом, — заявил Райтаг, — просто делайте, что необходимо.

Этим утром Ликида был так зол, что с трудом удержался от того, чтобы вцепиться в глотку женщине сразу же, как она появилась в доме. Вчера днем он попытался перевести деньги со своего счета в банке в Сан-Диего на имя Джон Уотерс и обнаружил, что счет заморожен. Каким-то образом адвокатам Кати Солаз удалось обнаружить его банковские счета. Как они это сделали, Ликида не знал. Не нужно было ему продавать ту монету. И что было еще хуже, адвокаты наложили лапу на золотые слитки, которые Ликида хранил в банковской сейфовой ячейке. Женщина из банка заверила его, что никто пока не открывал его сейф, но были назначены слушания в суде, куда должен был прибыть мистер Уотерс. Из этой ситуации не было выхода. Те, кто критиковал американскую банковскую систему, были правы: в ней царил полный беспорядок. На кой черт, спрашивается, вам нужен банк, если, чтобы получить даже собственные деньги, вам придется ограбить его?

Какое-то время он пытался отвлечься от этих мыслей: ведь ему следовало еще раз подробно обдумать каждый свой шаг после того, как женщина вернется домой. В основном он все уже обдумал. Но он не доверял своему заказчику из Колумбии. Ему следовало еще раз убедиться в том, что женщина появится в доме одна. Сопровождавших ее двух боевиков из ФАРК должны были задержать в Медельине до тех пор, пока он не закончит работу в Сан-Хосе.

Звонок в дверь прозвучал как гром среди ясного неба. Ликида в это время спокойно сидел на диване в гостиной и читал газету. Он ждал свою жертву, как паук караулит неосторожную муху.

Он знал, что это не могла быть хозяйка дома. Она бы вошла, воспользовавшись ключом. Ликида посмотрел на часы. Ее рейс из Медельина в Сан-Хосе с пересадкой в Панаме должен был приземлиться в аэропорту не раньше чем через сорок минут.

Ликида отложил газету и осторожно прокрался через гостиную к входной двери.

Кто бы там ни был, он вел себя беспокойно. Он снова позвонил в дверь, даже не дав предполагаемому хозяину времени на то, чтобы подойти к ней.

Яркий солнечный свет снаружи и почти полный мрак в доме позволили Ликиде без опасений посмотреть в глазок. У железных ворот стоял какой-то мужчина. На нем был темно-синий костюм и галстук в полоску. Это был высокий шатен с отлично выбритым лицом. Мужчина смотрел вниз, себе под ноги; пальцы правой руки гостя лежали на застегнутой пуговице пиджака.

Гость нетерпеливо оглядывался. Он снова и снова давил на кнопку звонка, как бы срывая на нем досаду за то, что никто ему не отвечает. Наметанный глаз убийцы сразу же определил, что этот человек представляет власти, но не местные. Что он здесь делает, раздумывал Ликида.

Незнакомец какое-то время молча постоял у двери, потом позвонил еще два раза:

— Ну же, отвечайте!

Ликида слышал, как визитер разговаривает сам с собой.

— Похоже, в доме никого нет. — На этот раз голос прозвучал откуда-то со стороны.

— Да, похоже на то! — прокричал человек куда-то через плечо.

— Ладно, пойдем.

Человек у ворот развернулся и зашагал прочь.

На цыпочках Ликида быстро прокрался в столовую и поднялся по лестнице на второй этаж. Оттуда он понаблюдал через окно, как незнакомец перешел на другую сторону улицы и сел на пассажирское сиденье припаркованного у обочины темного «таункара». Несколько секунд этот человек разговаривал о чем-то с водителем машины.

Ликида был уверен, что это не один из тех людей, что он видел в прошлую ночь, во всяком случае, не тот человек с отмычкой. Впрочем, он не был похож и на второго, того самого, которого Ликида видел стоявшим на углу улицы.

Неожиданно человек высунулся из машины и посмотрел наверх, в сторону дома.

Ликида отпрянул от окна, размышляя, не почувствовал ли этот человек, что в доме кто-то есть. Он стал лихорадочно обдумывать запасные варианты, искать другие способы покончить с женщиной несколько позже, а не сразу после ее прибытия из аэропорта, как вдруг завелся двигатель и хлопнула дверца машины.

Когда Ликида решился снова выглянуть в окно, большой черный седан уже на полной скорости мчался к перекрестку в конце улицы. Вот он повернул и через секунду исчез из вида.

Ликида стоял у окна и наблюдал за улицей в обе стороны.

На обочине было много припаркованных машин, особенно на противоположной стороне. Все они, похоже, были пусты. Ликида был уверен, что за домом не наблюдают. И все же на душе было неспокойно: слишком много нежданных гостей для дома, который пустовал.

Он снова бросил взгляд на часы. Потом спустился по ступенькам и через столовую прошел на кухню. С аккуратно разложенного куска материи он поднял небольшую стеклянную бутылочку коричневого цвета. Поднес пузырек к свету. Ликида уже дважды проверял его содержимое. Но он хотел быть уверенным в том, что внутри достаточно эфира для того, чтобы он мог выполнить свою работу.

Убедившись еще раз, что все в порядке, Ликида поставил пузырек обратно и принялся расхаживать по дому. Он надеялся, что самолет прибудет вовремя, что женщина, не дай бог, не опоздает на пересадку в Панаме.

Глава 44

— Сеньор, дайте мне две минуты, чтобы расставить своих людей по местам позади здания отеля. — Одетый в мундир лейтенант полиции Коста-Рики беседовал на английском языке со стоявшим рядом на улице агентом ФБР. Потом он говорил на испанском в микрофон, закрепленный на плече на его рубашке, передавая команды своим подчиненным, окружившим здание отеля «Спортсменс лодж».

— Не теряйте времени. Они все равно никуда не пойдут.

Один из агентов ФБР доставал из портфеля какие-то бумаги, сидя на заднем сиденье черной спортивной машины, припаркованной через дорогу от входа в отель.

Его собеседник проверил застежку кобуры пистолета «Зиг-Зауэр-357», потом, взявшись за рукоятку, вытащил оружие, оттянул назад и отпустил затвор, загоняя в патронник первый патрон из магазина.

— Сеньор?

— Да?

— Как думаете, он вооружен? Мои люди должны знать об этом.

— Насколько я знаю, нет. А, вы о моем пистолете? — понял агент. — Это просто привычка. Не думаю, что у них есть оружие. Я, конечно, не могу дать гарантий, но подозреваемый — адвокат по профессии.

— Адвокат?

— Да.

— Но он обвиняется в убийстве, — проговорил второй агент, сидевший в машине. — Скажите своим людям, что у него не должно быть шансов скрыться.

— А второй мужчина? Тот, большой?

— Второй — его сотрудник. По нашим данным, он частный детектив. Мы просто не хотим, чтобы он помог тому скрыться. На его арест нет ордера. Просто проследите, чтобы он не мешал нам. Когда все закончится, мы отпустим его.

— Он очень большой, — проговорил лейтенант.

— Да.

Лейтенант в мундире медленно отошел, прижимая руку к микрофону на плече. Потом он повернул голову и снова проговорил что-то в микрофон.

Через несколько секунд один из местных полицейских, дежуривший у главного входа в отель, поднял свое ружье двенадцатого калибра и зарядил один из двух стволов, загнав туда первый патрон. Оружие имело устрашающий вид, на месте, где обычно располагался приклад, у него находилась пистолетная рукоятка.

* * *

После того как я переговорил с Гарри, мы с Германом быстро упаковали свои вещи. Подождали внутри, за стеклянной дверью в бар, пока бармен не прошел на кухню. Потом прокрались в бар и прошли вниз по ступеням к зеленой деревянной двери, черному ходу в отель.

Нам не было необходимости останавливаться, чтобы оплатить счет. Вчера вечером мы подтвердили платеж по кредитным картам за пребывание, включая сегодняшнюю ночь. Так что, как мы полагали, хозяева отеля получат свои деньги.

Меньше чем через пять минут после разговора с Гарри мы шли по улице и тащили за собой багаж. Что ж, днем, по крайней мере, будет проще пройти к Катиной улице. У нас останется еще одна попытка завладеть камерой и снимками. Потом мне в любом случае нужно будет удирать. Мчаться в Колумбию, не тратя времени на раздумья. Как мы планировали, Герман будет околачиваться поблизости, возможно, дождется приезда матери Кати и снова попытается заполучить фотоаппарат, если будет уверен, что от этого будет толк.

В это утро лев в зоопарке больше не рычал. Наверное, он спал. А вот мне в эту ночь так и не удалось выспаться. В моем воображении постоянно всплывало лицо человека с оспинами.

— У меня пропала одна из отмычек, — проговорил Герман, — наверное, я выронил ее этой ночью.

Мы шли очень быстро, оба тяжело дышали.

— А ты сможешь открыть ворота без нее?

— Думаю, да. Мне придется, — ответил Герман. — Будем надеяться, что на этой улице немноголюдно. Если соседи заметят, чем мы занимаемся, они сразу же вызовут копов. Где бы оставить наши вещи?

— Я подумал, что можно будет спрятать их за то дерево у забора, где я скрывался прошлой ночью и где ты подобрал меня на такси.

— Хорошо, — проговорил Герман, — будем надеяться, что никто их не найдет.

Женщина приехала вовремя, как часы.

Когда она прошла через дверь с чемоданом и сумочкой в руках, Ликида ступил вперед из темной ванной комнаты, направляясь в сторону входа. Он прижал к ее рту и носу смоченную эфиром тряпку, а другой рукой обнял и оторвал жертву от пола. Женщина сопротивлялась не больше десяти секунд, прежде чем ее тело обмякло.

На всякий случай он подержал тряпку возле ее лица еще примерно десять секунд, чтобы убедиться в том, что жертва отключилась. Потом он отнес ее на кухню и уложил на пол рядом с плитой. После этого Ликида прошел обратно к двери и быстро посмотрел в сторону ворот. Женщина не успела их закрыть. Он оставил ее чемодан там, где он стоял, прямо у двери. Это будет выглядеть так, будто, вернувшись домой, она почувствовала запах газа, прошла на кухню, чтобы проверить, в чем дело, и боролась с утечкой пропана, пока не погибла в результате взрыва и пожара.

Ликида снова вернулся на кухню и уложил женщину так, чтобы все выглядело максимально натурально. Наверное, следовало поднять и бросить на пол тело жертвы, но убийца боялся, что соседи услышат шум через общую стену рядом с дверью и явятся сюда, чтобы проверить, что произошло.

Он отвинтил пробку с маленькой коричневой бутылочки, снял ее и снова смочил тряпку эфиром, вылив туда все содержимое пузырька. От запаха эфира Ликида почувствовал легкое головокружение. Он быстро завинтил пробку и положил мокрую тряпку на рот и нос женщине. Теперь можно было быть уверенным, что она не очнется, находясь под постоянным действием анестетика. Ликида использовал не хлороформ, а эфир, потому что эфир очень хорошо горел. К тому моменту, когда пожарные обнаружат тело, от тряпки ничего не останется.

Он сунул коричневый пузырек в карман, отступил на несколько шагов и снова проверил, как лежит на полу тело. Ликида хотел быть уверенным, что оно выглядело так, будто было отброшено силой мощного взрыва. Потом убийца взял лежавший сверху на шкафу пульт управления от модели самолета и нажал кнопку.

Завелся крошечный сервомотор, открывший клапан. Началась утечка пропана из плиты. Ликида уже погасил все конфорки, чтобы избежать случайностей, например преждевременного пожара, в результате которого все вокруг просто обуглилось бы. Несколько секунд убийца прислушивался. Убедившись в том, что утечка пропана идет с достаточной скоростью, он нажал еще одну кнопку, включая электронный таймер. Пока пропан заполнял нижнюю часть дома, часы начали отсчитывать время. Через двадцать минут крошечный электронный чип, управляющий таймером, пошлет искру, и случится взрыв, который разметет целый квартал.

Герман прав. При ярком свете дня возиться в замке отмычкой было равносильно тому, чтобы снять с себя всю одежду и разгуливать голышом. Первый же увидевший нас позвонит в полицию. Мы еще даже не подошли к кварталу, где жила Катя, а я уже начал потеть.

— Господи, не знаю… — проговорил Герман. — Мне все это не нравится. Мы так привлечем к себе внимание.

В это время на улице было припарковано гораздо больше машин. Еще хуже было то, что здание прямо напротив нужного дома, похоже, было офисом, и в это утро в нем кипела жизнь.

— Я не заметил этого ночью, — сказал Герман. — Нужно очень быстро решать, идти дальше или остановиться.

Нам оставалось пройти всего шагов тридцать до ворот Катиного дома, когда из здания напротив вышли две молодые женщины, одетые в синие спецовки. Женщины разговаривали и смеялись. Они переходили дорогу как раз напротив Катиного дома. Вдруг они остановились на полпути. Одна из них зажгла сигарету, а потом протянула зажигалку своей подруге, которая тоже закурила. Не успели они сделать по одной затяжке, как из здания вышли и присоединились к ним еще три женщины. Все были одеты в одинаковые синие спецовки.

— Здесь должны размещаться курсы по подготовке массажисток, — сказал Герман со вздохом.

Он прав. Сейчас у них перерыв в занятиях. Прежде чем мы успели подойти к воротам Катиного дома, трое женщин устроились на бордюре прямо под домом. Они смеялись и трещали на испанском языке без умолку.

— Есть идеи? — спросил я.

— Да, я попрошу у них шпильку для волос, чтобы вскрыть замок, — проворчал Герман.

Не говоря больше ни слова, мы пошли дальше, пока не оказались у ворот Катиного дома. Неожиданно Герман замедлил шаг.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — Он поднял голову и несколько раз с шумом принюхался. После этого он решительно направился к воротам.

— Я ничего не чувствую.

— Поверни нос в эту сторону, — посоветовал он.

Я послушался. За секунду до того, как мы приблизились к железным воротам, я тоже почувствовал запах.

— Здесь он чувствуется сильнее, — заметил Герман.

Он был прав. У входа, там, где пол был покрыт плиткой, запах был гораздо более отчетливым.

— Это пропан, — заявил Герман.

Сейчас несколько женщин смотрели в нашу сторону, будто пытаясь понять, что происходит.

Герман повернулся к ним:

— Здесь опасно. Уберите ваши сигареты. Уходите!

Женщины застыли на месте, глядя на него.

Герман стал размахивать руками. Женщины попятились, напуганные скорее видом самого Германа, чем его словами.

Герман попытался выудить из карманов свои отмычки. Я подошел к воротам и подергал небольшую ручку, заранее зная, что замок закрыт. Но ручка вдруг подалась, и ворота распахнулись.

— Здесь не заперто! — удивленно воскликнул я.

Я прошел через раскрытые ворота и подергал ручку двери. Тот же результат. Кто бы отсюда ни вышел последним, он забыл закрыть за собой дверь.

Когда дверь распахнулась, мы почувствовали, как через нее на улицу волнами выходят пары пропана. Я бросился внутрь дома, стараясь сдерживать дыхание. Герман бежал за мной. Вдруг я споткнулся обо что-то, зацепив его ногой, потом, пнув, отшвырнул этот предмет к стене, одновременно пытаясь удержать равновесие. Это был чемодан.

Зажимая рукой рот и нос, со слезящимися глазами, я пробежал через гостиную и посмотрел направо. Я увидел столовую, а за ней — кухню. Прямо из столовой наверх проходила лестница.

— Ты проверь внизу, а я поднимусь наверх! — прокричал Герман. Кашляя, он бросился наверх, перепрыгивая через ступеньки.

На кухне я вдруг увидел на полу тело. Что-то лежало там, где было лицо. Я подбежал к плите и понял, что именно отсюда происходила утечка. Здесь сильнее всего пахло газом.

Как будто во сне, я слышал грохот тяжелых шагов сверху, над головой. Герман или боролся с кем-то, или просто проверял комнаты.

Я попытался повернуть рукоятки на плите, думая про себя, что, должно быть, женщина забыла их закрыть. Но даже несмотря на то, что мои глаза слезились, я видел, что конфорки были выключены.

Наклонившись, я убрал тряпку с лица лежавшей на полу женщины, взял ее за руки и поставил на ноги. Ее тело вело себя, как свалившийся на меня тяжелый мешок. Я быстро взглянул ей в лицо. Не требовалось спрашивать, кто это такая. Сходство с Катей было поразительным. Крепко придерживая женщину одной рукой, другой я подхватил ее под колени и поднял на руки.

Она не была тяжелой. И все-таки меня шатало, я не мог твердо стоять на ногах, не мог дышать. Все, что мне удавалось, — это удерживать ее на весу. Передвигать ногами и идти обратно было для меня непосильной задачей.

Я сделал один шаг, потом другой. Вокруг меня будто сгустилась тьма. У меня оставалось только одно ощущение, будто все мое тело стало невесомым. Потом я почувствовал, как моя голова ударилась обо что-то, а затем все кончилось.

— И как же, черт возьми, им удалось удрать незамеченными? — Старший из агентов, тот, что раскладывал бумаги, был рассержен.

— Не знаю, — ответил его коллега.

Номер Мадриани был пуст. Ни одежды в шкафу, ни багажа, ничего в ванной комнате. Потом обнаружилось, что и в комнате его друга все было точно так же пусто.

— Вы уверены, что это те самые номера?

— Да, сеньор. — Один из служащих отеля все еще сжимал в руке ключ, которым только что открыл номера.

Постель на кроватях была примята, но все выглядело так, будто эти двое спокойно выехали из отеля. Но девушка за стойкой регистрации сказала полицейским, что двое мужчин не говорили, что собираются съезжать.

— Кто же их предупредил? — спросил старший.

— Спроси что-нибудь другое, — ответил его коллега.

— Пусть ваши люди прочешут все номера. Они должны быть где-то на территории отеля. Они не могли выбраться наружу, — отдавал распоряжения старший агент, теперь уже полицейским. Но лейтенант в форме не был уверен, что его слова соответствуют действительности.

— Постойте, — остановил он одного из своих подчиненных, прежде чем тот успел выйти из номера. — Я сомневаюсь, что мы имеем право беспокоить других гостей. Мне нужно получить разрешение от руководства. А вы уверены, что они были в отеле сегодня утром, что ночевали здесь прошлой ночью?

— Да, уверен! — Теперь агент решил выплеснуть раздражение на представителя полиции Коста-Рики. Если Мадриани и его компаньона не найдут затаившимися в какой-то щели, ему придется объяснять Торпу в Вашингтоне, как двое мужчин, один из которых был размером с небольшую гору, смогли незамеченными проскользнуть сквозь расставленную на них сеть.

— Лейтенант, не могли бы вы позвонить в аэропорт? Проследите, чтобы он не улетел из страны.

— Если вы дадите мне номер его паспорта, я посмотрю, что можно сделать.

— Он остался в папке в машине, — проговорил второй агент.

— Почему ты не достал его? — спросил старший.

— Что это такое? — Второй агент держал в руке небольшую латунную решетку, закрывавшую заслонку кондиционера.

— Где ты это взял? — спросил старший напарник.

— Она лежала на кровати под простыней.

Агент ФБР начал обшаривать глазами пол в поисках отверстия для вентилятора или кондиционера.

— Сеньор. — Лейтенант показал рукой на верхнюю часть стены, расположенную над спинкой кровати. Там зияло прямоугольное открытое отверстие воздухоотвода.

Лейтенант потянулся наверх и уставился на дыру в стене за панелью, откуда с помощью отвертки вывернули шурупы. Это явно сделали те, кто снимал металлическую решетку.

— Похоже, они прятали тут что-то. Может быть, они знали, что вы здесь.

Когда он проговорил это, все заметили, что в этой комнате раньше явно происходило какое-то движение, будто кто-то ее осторожно обыскивал. Это было нечто почти неуловимое. Невозможно было заметить, если не обращать на это особого внимания, что маленький канделябр над головой несколько покосился. Через секунду закрепленные под потолком кристаллы стекла с жалобным звоном рухнули вниз.

Глава 45

Они все делали неправильно. Колумбийский кофе был хорош, но самый ароматный кофе в мире выращивали в Коста-Рике. По мнению Ликиды, в сравнении с запахом кофе, приготовленного из свежеобжаренных зерен из Коста-Рики, знаменитый аромат кофе «Старбакс» ничего не стоил.

Он смаковал свою чашку и наслаждался пирожным, которое подала ему девушка, стоявшая за прилавком небольшого магазинчика кофе под названием «Frutas», когда в окнах расположенной через дорогу больницы Кальдерон Гуардия вдруг отразился быстро растущий огненный шар.

Даже через три квартала ударная волна взрыва выбила стекла во всех зданиях. Все посетители кафе под открытым небом бросились наружу, чтобы посмотреть, что произошло. Единственным, кто не сделал этого, был Ликида. Он знал, что вряд ли кто-то мог выжить после подобного.

— То есть вы хотите сказать, что потеряли их? — Торп почти рычал в телефонную трубку. Казалось, его слышат по всей Коста-Рике. — Как, черт побери, они смогли уйти? Вы же окружили здание. По крайней мере, так вы говорили. Подождите минуту. — Торп отвел от уха трубку телефона и ненадолго задумался. Потом он снова быстро поднес ее к уху. — Вы перекрыли аэропорт? Ну что же, хоть что-то вы сделали. Я позвоню в министерство юстиции и проверю, можно ли здесь, в Штатах, связаться с кем-либо, кто может надавить на правительство Коста-Рики, чтобы они проверили все стоянки. Без их помощи мы не сможем перекрыть все выходы. А вы в это время оторвете свои задницы от кресел и приступите к поискам. — Торп с грохотом отшвырнул трубку.

Получить поддержку на международном уровне оказалось не так просто. От правительства Коста-Рики уже стали поступать запросы типа: почему на поимку одного-единственного скрывающегося от правосудия гражданина США было необходимо выделить так много ресурсов? Конечно, речь шла о тяжком преступлении, предусматривающем в качестве наказания смертную казнь. Но силы полиции страны небезграничны, откуда взять погребное количество сотрудников? И наконец, почему американская сторона сама позволила этому человеку выехать за пределы США?

Торпу было известно, что наверху все еще не желали делиться второй частью этой истории, а именно рассказать о том, что где-то в Латинской Америке, возможно, находится неизвестно чей ядерный боеприпас. К тому же если некоторые в Белом доме считали эту информацию достоверной, то встречались и скептики, которые требовали неопровержимых улик.

Еще большей проблемой стал вопрос о Гуантанамо. Сильные мира сего стремились прикрыть свои задницы и поверить в жуткие слухи, которые передавались представителями разведки, о том, что бежавшие из тюрьмы преступники имеют какое-то отношение к этой атомной бомбе. То параноидальное упорство, с которым отстаивалась именно эта точка зрения, заставило высокопоставленных политиков скрыть завесой тайны любую информацию, имеющую отношение к делу Никитина. И хотя не было никаких доказательств причастности к делу радикалов с Ближнего Востока, в высших сферах правительства стало известно о бежавших из тюрьмы в Гуантанамо несколько месяцев назад семи заключенных. Все еще было неизвестно, остаются ли они до сих пор на территории Кубы или были отправлены к себе на родину. Как бы то ни было, администрация вовсе не горела желанием увидеть сюжет об этом по каналу Си-эн-эн.

Торп думал обо всем этом примерно две минуты, затем вновь поднял трубку телефона. Он набрал номер одного из разведывательных управлений, офис которого располагался ниже.

— Боб, это Зеб Торп. Я пытался связаться с тобой на прошлой неделе, после того брифинга, на котором мы решили установить наблюдение за Мадриани. Твои ребята еще зашли тогда в тупик, поскольку он стал пользоваться шифрованной телефонной связью.

— Да, я помню, что ты упоминал об этом. Не думаю, что с тех пор тебе улыбнулась удача на этом поприще, ведь так?

— Ты прав. Хочу задать тебе один вопрос. Давай забудем на минуту о взломе шифра в его телефоне. Как я полагаю, его телефонный аппарат отправляет и получает сигнал через ближайшую опору сотовой связи, как и любой прочий мобильный телефон.

— Да, разумеется.

— Можем ли мы в таком случае определить, что сигнал исходит именно от этих конкретных телефонных аппаратов?

Технарь-кудесник на другом конце провода был уверен, что ответ будет утвердительным. Любой сотовый телефон, когда включен, должен постоянно поддерживать связь с ближайшей вышкой-ретранслятором. Он делает это, периодически передавая сигналы роуминга, то есть время от времени выполняет что-то вроде электронного рукопожатия, что позволяет системе сотовой связи определять, какой из вышек лучше будет воспользоваться при передаче входящего или исходящего звонка с данного аппарата. Сигнал роуминга можно отследить, а по силе сигнала определить примерное местонахождение владельца телефона. А затем с помощью более точного оборудования и применяя метод определения треугольника сигнала можно определить и точное расположение объекта. Именно по этой причине лидерам мировых держав обычно не разрешается иметь при себе мобильные телефоны, а все переговоры служб их безопасности ведутся с использованием секретных частот радиосвязи.

— Итак, ты сможешь засечь его, если телефон будет включен. Ты уверен в этом? Хорошо. Последний вопрос: после того как ты определишь его местонахождение, можно будет забить его частоту помехами, чтобы они не могли больше разговаривать? Можно? А если я попрошу проделать это в городе Сан-Хосе, в Коста-Рике, сколько времени на это потребуется? Итак, сделай это, — заключил Торп, — и звони мне сразу же, как твои ребята определят его сигнал. Скажи им, чтобы они забили канал помехами, не давали им говорить, а потом сразу же предупреди меня.

Он отключил телефон, откинулся на спинку кресла и наконец позволил себе улыбнуться.

Все, что я чувствовал, была бетонная плита, лежавшая у меня на спине, огромный вес которой давил настолько сильно, что моя голова клонилась к коленям. Потом неожиданно плиту куда-то убрали с моих плеч и спины, и я снова смог позволить себе свободно вздохнуть.

— Оставайся здесь. — Я слышал голос Германа и чувствовал, будто идет снег и легкие снежинки хлопьями ложатся мне на руки, устилают пол под ногами.

Подняв голову, я понял, что падает вовсе не снег. Это пепел. Повсюду на улице валялись кусочки сгоревшего дерева, битое стекло и штукатурка.

Я обнаружил себя сидящим на обочине на другой стороне улицы, примерно в пятидесяти ярдах от Катиного дома. Посмотрев в сторону ее дома, я увидел, как пламя и черный дым валят из зияющей посреди улицы дыры, там, где раньше были крыша и фасад ее дома. Белые стены, точнее, то, что от них осталось, местами обгорели и почернели от копоти. Силой взрыва дверь была вырвана с петель; горящую, ее отбросило прямо к внешним железным воротам дома.

Я почувствовал какое-то движение за собой. Я все еще не мог прийти в себя и выйти из оцепенения. Я видел, как Герман возится с матерью Кати. Она лежала, вытянувшись на тротуаре, а рядом стояла ее сумочка. Герман пытался делать ей искусственное дыхание рот в рот, одновременно короткими толчками надавливал ей на грудь. Он так старался, что, наверное, мог сломать ей ребра.

Я попытался встать.

— Не вставай, упадешь! А у меня сейчас заняты руки. — В перерывах между искусственным дыханием и толчками на груди женщины Герман успевал давать мне указания.

— Со мной все в порядке, — заявил я.

— Ладно.

На улице столпились жители соседних домов, некоторые из них смотрели, как догорает дом. Небольшая группа людей собралась вокруг нас и наблюдала, как Герман трудится над телом женщины.

Какая-то из соседок спросила, не умерла ли она.

Другой голос ответил, что не знает.

Одна из женщин хотела помочь, но не знала, что ей делать. А у Германа не было времени, чтобы научить ее.

— Сейчас помогу тебе. — Я отказался от идеи встать и вместо этого откатился в сторону, а потом просто пополз на четвереньках.

Я склонился над телом женщины и начал, как это делал Герман, резкими толчками нажимать ей на грудь. Теперь Герман мог, не отвлекаясь, выполнять ей вентиляцию легких. Через несколько секунд мы услышали, что ее сердце ритмично забилось. Еще примерно через минуту она дернула ногами и зашлась в приступе кашля. Потом отвернулась в сторону, и ее стошнило.

Несколько женщин захлопали в ладоши и заулыбались.

Герман держал ее со своей стороны, наклоняя голову, пока у нее не прошло несколько спазмов. Он легонько похлопал ее по спине и сказал на ухо несколько слов на испанском, которые я не расслышал.

— Вот так, держи ее со своей стороны, — сказал он мне, — я не хочу, чтобы мокрота попадала ей в легкие.

Я продолжал держать женщину, а он направился через дорогу. Я видел, как он пнул горящую дверь, отшвырнув ее от ворот, укутав руку полой рубашки, взялся за металлическую ручку и открыл ворота. Потом он исчез в доме.

Женщина дважды глубоко вздохнула. Наконец повернула голову, посмотрела на меня и на отличном английском языке спросила:

— Кто вы?

— Вы мать Кати? — в свою очередь спросил я.

— Да. А вы?

— Мы друзья Кати из Америки. У нее сейчас большие неприятности, и ей необходима ваша помощь.

Она продолжала тяжело дышать, пытаясь справиться с недостатком кислорода.

— Какие неприятности?

— Нужно найти место, где мы могли бы поговорить, — сказал я, — не здесь.

Когда я оглянулся еще раз, Герман уже вышел из дома и направлялся в нашу сторону. Катина мать села на тротуаре. Повернувшись к одной из женщин, она заговорила на испанском, а потом повернулась ко мне:

— Это моя подруга. Она живет здесь недалеко. Мы можем пройти к ней в дом.

— Не думаю, что это хорошая мысль. — Герман на ходу успел услышать наш диалог. Кивком он показал налево, в направлении верхней части улицы.

Я тоже повернулся туда и сумел разглядеть людей в белых больничных халатах. Очевидно, они направлялись сюда из расположенного выше по улице госпиталя. Позади них я увидел полицейского на мотоцикле. Мужчина припарковал свою машину и сейчас пристраивал на сиденье шлем. В некотором отдалении раздались звуки сирен.

— Придется поискать для разговора другое место, — сказал я. — У вас есть друзья где-нибудь подальше отсюда?

Подумав немного, женщина ответила:

— Да. Есть кое-кто.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Герман.

— У меня болит голова, — пожаловалась она.

— Это от запаха газа, — объяснил Герман, — от этого всегда головные боли. А как с тобой? — повернулся он ко мне.

— Я в порядке.

Он достал из кармана и протянул мне носовой платок:

— Вот, возьми.

— Зачем?

— У тебя на голове кровь.

Пощупав рукой, я действительно нашел у себя на лице кровь, которая капала мне на плечо, прямо на рубашку. Я помню, как ударился о какой-то шкаф, прежде чем, теряя сознание, ринуться вон из кухни.

Я прижал носовой платок к ране на голове.

— Зачем ты возвращался в дом?

— Хотел посмотреть, можно ли было забрать оттуда ее вещи, — ответил Герман. — Но все сгорело. Выбираясь из дома, я прихватил ее сумочку, но это все, что я мог сделать, поскольку руки были заняты вами обоими.

— Мог бы оставить меня и прихватить чемодан, — пошутил я.

— Я думал об этом, — подхватил он, — но кто тогда оплатит мою работу? — Он наклонился ко мне: — Как думаешь, если я тебе помогу, ты сможешь стоять?

— Постараюсь.

Он отдал женщине сумочку. Мы взяли ее под руки с обеих сторон и помогли встать. Неожиданно все вокруг наполнилось звуками сирен. На перекрестке на другом конце улицы мелькнула красным первая пожарная машина, за которой следовали еще два мотоциклиста-полицейских на «сузуки».

Полицейские сразу же занялись наведением порядка на дороге. Толпа вокруг нас стала вдруг рассеиваться: теперь ее внимание было приковано к грузовику. Повернувшись к нам спиной, люди стали наблюдать, как оттуда высыпали пожарные и потащили за собой шланги.

Катина мать прошла несколько шагов и что-то сказала той женщине, которая предложила нам воспользоваться своим домом.

— Что она говорит? — спросил не расслышавший ее слов Герман.

— Я не знаю.

— Давай выбираться отсюда, — сказал он.

Через несколько секунд мы трое побрели вниз по улице, подальше от толпы. Когда мы подошли к ступеням в конце квартала, Герман прошел вперед и помог спуститься женщине.

Я задержался на одной из ступеней лестницы, держась на уровне улицы, и попытался убедиться, что нас никто не преследует.

Посмотрев назад, я увидел, как полицейский в темно-синем мундире разговаривает с кем-то из толпы, что прежде собралась вокруг нас на тротуаре. Женщина, к которой он обращался, жестами показала ему в противоположную сторону, не потрудившись даже повернуться к нему. Полицейский что-то сказал ей.

Она повернулась и указала на тротуар, где недавно сидел я. Потом вдруг застыла. Было видно, что женщина находится в явном затруднении. Она знала, где мы. Затем снова повернулась к полицейскому, и они продолжили беседовать. Не дожидаясь, пока полицейский оторвет взгляд от своего блокнота и посмотрит в нашу сторону, я бросился вниз по ступеням и нырнул в переулок, который проходил ниже уровня той улицы.

Глава 46

Никитин отправился спать, как обычно, в восемь часов. Но сегодня ему не спалось. Он поднял голову и посмотрел на часы. Его мучила мысль о том, что его могли обмануть. Десять дней назад один из его друзей из ФАРК показал ему факс. Это была копия коносамента одной из панамских компаний, занимающихся морскими перевозками. Она недавно поступила к нему по каналам ФАРК.

Коносамент представлял собой контракт о доставке одного грузового контейнера морем из порта Тумако на тихоокеанском побережье Колумбии в контейнерный терминал в Бальбоа, Панама, западнее входа в Панамский канал.

Приподнявшись на кровати, Никитин с беспокойством обдумывал тот факт, что, согласно коносаменту, транспортировка была запланирована на утро следующего дня. Крайний срок погрузки контейнеров был назначен на два часа ночи, а отправка судна — на четыре.

Расстояние от лагеря ФАРК в долине реки Тапахе до порта Тумако составляло более шестидесяти миль по прямой, около часа быстрой езды по скоростному шоссе. Но здесь не было никакого шоссе, только узкие дороги, проходившие через глубокие реки и горы. К тому же из-за того, что приходилось опасаться колумбийских военных патрулей, поездка могла занять больше чем целый день. И это при условии, что какой-нибудь из мостов через реку не окажется смытым потоком воды.

Когда ко второй половине дня за контейнером с ядерным устройством не прибыл грузовик, Никитин пришел к выводу, что содержавшаяся в факсе информация была ошибочной. Или, может быть, Алим вел с ним свою собственную игру.

Яков планировал свои действия исходя из того, что через тридцать шесть часов после выхода из бухты Тумако он вместе с бомбой окажется на территории Панамы. Он не знал, было ли это конечным пунктом. Но через одного из друзей из ФАРК ему удалось заполучить чип к сотовому телефону, действующий на территории Панамы. В джунглях Колумбии этот чип был бесполезен, но из Бальбоа, расположенного близ столицы Панамы, он мог бы подать сигнал по сотовому телефону. Средства на карте позволяли сделать короткий звонок с территории Панамы на сотовый телефон его дочери в Коста-Рике. Никитин предпринимал отчаянные попытки убедиться в том, что она в безопасности, ему хотелось в последний раз сказать ей, что он любит ее.

Это трехэтажное здание из бетона располагалось всего в двух кварталах от отеля «Спортсменс лодж». Но, вынужденные тащить с собой наши вещи и помогать матери Кати, Мариселе Солаз, мы смогли добраться до него, потратив на дорогу чуть ли не целый час. Мы познакомились на ходу. Я постарался как можно подробнее рассказать женщине обо всем, что касалось Кати, о том, что ее обвиняли в тяжких преступлениях, что она находится в больнице после покушения на ее жизнь.

Марисела сказала, что никогда не слышала имени Эмерсон Пайк, но после случившегося ее совсем не удивил тот факт, что кто-то покушался на жизнь дочери. Фотографии она сделала в Колумбии. И несмотря на то, что ее отец ничего не сказал ей об этом, была уверена, что люди, которых ей удалось снять, были опасны:

— Кто бы ни пытался убить мою дочь, это он попытался убить и меня.

— Вы его видели? Сможете его опознать? — спросил я.

— Нет. Но я могла бы опознать человека из Колумбии. И уверена, что это он отдал такой приказ.

— Какой человек?

— Я расскажу вам, когда придем на место.

Мы далеко стороной обошли наш отель, прошли еще несколько кварталов вверх по дороге, обогнули больницу, чтобы избежать встречи с полицией и людьми из ФБР, которые могли остаться рядом с нашим отелем.

Катина мать указала на многоквартирный дом впереди, похожий на постройки тридцатых годов. Это было серое бетонное здание, контуры которого повторяли кривизну улицы, с элементами ар-деко, с колоннами, украшенными выдавленным на них декоративным орнаментом, на фасаде.

— Желтое здание через дорогу за забором — это Желтый дом, ministerio внешних связей, как это перевести?

— Министерство иностранных дел.

— Да, точно. Мой друг живет на втором этаже в том доме через дорогу.

Теперь она шла впереди. Когда мы приблизились к железным воротам, она взялась за ручку и постучала ею в ворота, потом отступила на несколько футов назад к тротуару и прокричала, глядя наверх:

— Лоренцо, это Марисела, откройте дверь!

Несколько секунд никто не реагировал на голос. Она снова постучала в ворота. Наконец, голос наверху спросил:

— Кто там?

— Es Maricela у sus amigos. Впустите нас.

Свесившийся через пару секунд из окна мужчина походил на жителя Коста-Рики не больше, чем я.

— Где вы были? Я пытаюсь найти вас вот уже шесть недель! — воскликнул он. — У Кати неприятности.

— Я знаю, — ответила женщина, — пожалуйста, впустите нас.

— Сейчас, я только найду ключи. — Мужчина снова исчез внутри дома.

— Ваш друг американец, — понял я.

— Да, его зовут Ларри Гоудас. Здесь он зовет себя Лоренцо. Он из Калифорнии, из Кремниевой долины, — ответила она.

— Я знаю. — Мне было знакомо это имя из одного из наших разговоров с Катей в тюрьме. — Насколько я помню, Катя говорила, что это ваш друг.

— Да, я уверена, что она должна была рассказать вам о нем.

Лоренцо Гоудас фигурировал в коротком списке Гарри, где перечислялись возможные контакты, имена, которые назвала Катя. Эти люди могли бы помочь отыскать ее мать. Она рассказывала, как перед тем, как отправиться в Калифорнию, она познакомила Гоудаса с Эмерсоном Пайком. Гоудасу Пайк не особенно понравился. Если бы Катя послушалась его и осталась дома, с ней бы ничего не случилось.

Марисела рассказывала, что этот человек является профессиональным посредником. Он нашел свою нишу, обеспечивая связь между местными жителями и американцами, как живущими здесь, так и прибывающими сюда на время, и знакомство с ним было полезно для всех.

— Лоренцо живет здесь вот уже двадцать лет, не меньше, — говорила Марисела. — Он со всеми подружился и время от времени помогает окружающим. Все norteamericanos, вы ведь зовете их экспатриантами…

— Да.

— Все они знают его. Когда приезжают в город, идут к нему. Они зовут его мэром колонии гринго, а Катя зовет его сокращенно MOGG. Но не называйте его так. Катя так зовет его в шутку, но я вижу, что ему это не нравится.

Потом Марисела посмотрела на меня и улыбнулась такой же завораживающей улыбкой, как у ее дочери.

Мы услышали, как кто-то спускается по лестнице.

— А почему все зовут его мэром? — спросил Герман.

— Потому что он так долго живет здесь и знает так много людей. Если у вас проблемы, вам следует обратиться к Лоренцо, и он все решит или порекомендует кого-то, кто сможет это сделать.

Через секунду входная дверь распахнулась. Мы поздоровались с улыбающимся толстяком, обладателем сверкающей лысины. Его коренастый округлый торс был обнажен, на широкой груди виднелись редкие волоски.

Посмотрев на Мариселу, он сразу же перестал улыбаться.

— Вы выглядите так, будто больны. Что случилось?

— В моем доме был пожар. Пожалуйста, впустите нас.

— Конечно. — Он возился с огромной связкой ключей, пытаясь найти тот, что был от ворот. — Как это произошло?

— Я расскажу, когда мы войдем.

Он продолжал свою борьбу со связкой, потом выронил ее на землю.

— Чертовы ключи, — проговорил мужчина, наклоняясь, чтобы поднять их. Выпрямившись, он виновато посмотрел на Мариселу. — Простите за грубость.

Через решетку ворот он искоса бросил нам с Германом шаловливый взгляд.

— Пожалуйста, быстрее, — попросила женщина, — мне нужно в ванную комнату.

Наконец он нашел нужный ключ и открыл дверь.

Марисела стрелой бросилась вперед нас по цементным ступеням изогнутой в виде спирали лестницы.

— Что я могу сказать? Любой друг Мариселы является и моим другом. — Мужчина коротко улыбнулся, будто бы стараясь убедить нас в произнесенной мантре о том, что имя Мариселы для него равноценно имени любого другого человека, которого она знает. — Извините меня за мой вид. Сегодня у меня день стирки и не оказалось под рукой свежей рубашки. Поэтому вам придется лицезреть стирающееся белье и любоваться моим голым телом.

Мы с Германом улыбнулись. Гоудас обладал природным обаянием своего в доску парня. Ему легко удавалось создавать такое впечатление, даже будучи по пояс обнаженным.

— Простите за вторжение. Меня зовут Пол, а это Герман.

— Мне нравится больше всего, когда люди сразу же называют друг друга просто по имени. — Он пожал нам руки и посмотрел на наши дорожные сумки.

— Надеюсь, это не выглядит так, будто мы рассчитываем у вас поселиться, — успокоил хозяина Герман.

— Не волнуйтесь об этом. Входите. Я уверен, что Марисела рассказывала вам обо мне. Ведь я — местная достопримечательность.

Он закрыл за нами ворота, а потом и входную дверь.

— Нам рассказали все, кроме того, как вы стали Лоренцо, — сказал я.

— Это все потому, что мисс Ослепительная Коста-Рика любит играть с единственным волоском на моей груди. Именно благодаря ей я стал Лоренцо Великолепным. Если вас интересует что-то еще, не стесняйтесь, спрашивайте. У меня целая куча забавных историй, — ответил он.

Медленно поднимаясь по крутым ступеням с нашими сумками, мы с Германом от души посмеялись.

— А теперь расскажите мне, что случилось.

Вскоре после полуночи демоны наконец прекратили свои пляски в его голове и Якову удалось заснуть. Сон был глубоким и здоровым, хотя старик не мог точно сказать, сколько тот длился.

Внезапно его разбудили раздавшиеся сверху звуки, которых он никогда прежде не слышал. Глубокий мерный стук, становившийся все громче и громче, сотрясал избушку все сильнее. Это был вертолет. Наверное, колумбийская армия обнаружила лагерь.

Никитин выскочил наружу; неожиданно прямо в глаза ему ударил луч света.

— Вставайте. Мы уходим.

Яков заслонился от яркого света рукой и посмотрел на собеседника. Это был переводчик Алима. Он опустил фонарь.

— Одевайтесь. Все вещи оставьте здесь. Ничего не нужно брать с собой. Вам дадут все, что нужно. Поторопитесь. — Переводчик стоял прямо перед дверью в жилище Никитина и ждал. — Скорее!

Под оглушающий шум винтов вертолета Яков принялся натягивать брюки. Он посмотрел на часы: было чуть больше трех часов утра.

Никитин надел и застегнул рубашку. Он снова начал искать глазами часы, но не увидел их.

— Поскорее!

Он схватил ботинки и куртку, потом нырнул под кровать, чтобы захватить заранее собранную сумку. Запустив руку в сумку, он убедился, что небольшая пластиковая коробочка сотового телефона была на месте. Также на ощупь он отсоединил от аппарата шнур зарядного устройства и переложил телефон в карман брюк. Потом он достал зарядное устройство, которое было включено в розетку в стене у кровати.

— Быстрее! Что вы там делаете? — Переводчик вошел в домик.

— Я ищу носки.

— Бросьте. У нас нет времени. Обувайте ботинки прямо так. Пошли.

Мужчина стоял и наблюдал, как Никитин натягивает ботинки на босые ноги. Яков уже много лет не носил носков. Но ему нужно было время, чтобы забрать зарядное устройство к телефону. Теперь приходилось оставлять его здесь и молить Бога, чтобы заряда батареи хватило на звонок дочери.

Он вышел за дверь и вслед за переводчиком направился по дорожке между домиками. Некоторые из повстанцев ФАРК уже успели захватить свои «Калашниковы» и теперь двигались в том же направлении. Вертолеты над лагерем внушали страх. Их всегда использовали, чтобы напасть на лагерь или чтобы обмануть бойцов ФАРК. Как раз недавно на них погрузили заложников, как сказали представителям ФАРК, чтобы перевезти их в другой лагерь. На самом же деле заложники были освобождены.

Огромная птица все еще находилась на земле. Яков слышал, как медленно, с мягким шумом вращаются ее лопасти, разгоняя воздух над хижинами лагеря. Когда Никитин огибал угол последнего домика, он вдруг понял, что Алим выжидал так долго, чтобы отправить контейнер вертолетом.

Это был не простой вертолет. Яков и прежде видел такие машины, но на расстоянии нескольких миль. Оттуда трудно было правильно судить об их размере. Громадный Сикорский «Скайкрейн» предназначался для того, чтобы покрывать большие расстояния, транспортируя редкие массивные деревья экзотических твердых пород из недоступных речных долин. Яков слышал рассказы и о том, что в утробе таких монстров перевозились и гораздо более ценные грузы, такие как тысячи фунтов кокаина, которые транспортировались неведомо куда.

Вблизи стоящий на земле гигантский вертолет был похож на огромную стрекозу. Его семидесятидвухфутовые лопасти и два мощных газотурбинных двигателя обеспечивали подъем полностью снаряженного танка на высоту почти десять тысяч футов. Вертолет мог менее чем за два часа полета перенести его на двести миль и аккуратно вернуть на землю. Яков заметил, что этот вертолет отличался от виденных им ранее машин данного типа. Там, где обычно было пустое пространство, теперь висели два больших внешних топливных бака.

Никитин увидел Алима, стоявшего недалеко от вертолета. Размахивая обеими руками, он указывал на транспортный контейнер примерно в сотне метров, на небольшой поляне между деревьями.

Два члена экипажа в оранжевых комбинезонах тянули подъемные канаты под брюхом машины. Длина этих канатов составляла как минимум сто футов. На них, подобно маятнику, контейнер будет раскачиваться под фюзеляжем огромного вертолета.

— Сюда. — Переводчик стукнул Якова по плечу, подталкивая его от вертолета в сторону контейнера, где уже ждали четыре оставшихся в живых боевика из группы Алима. Когда они подошли, один из боевиков широко распахнул дверь в контейнер. Жестами он приказал Никитину забираться внутрь.

Деревянный ящик, в который было упаковано ядерное устройство, был уже на месте. Его прикрепили к полу посередине. Бомба не была тяжелой. Она весила меньше, чем прозванная «Малышом» атомная бомба, сброшенная на Хиросиму в Японии в конце Второй мировой войны. Но она не уступала, а, может быть, даже превосходила в разрушительной силе ее легендарную предшественницу. За те годы, что прошли после войны, как Советский Союз, так и США сделали все, чтобы уменьшить размер и вес головной части.

Самыми тяжелыми были свинцовые стенки контейнера, мера безопасности, принятая, скорее для обеспечения скрытности транспортировки, чем для защиты находившихся рядом людей. Никитин говорил Алиму, что в этом не было необходимости, но Афунди не верил ему. Боеголовку, в которой использовался обогащенный уран, более примитивную, менее мощную, обнаружить было сложнее, чем устройства имплозивного типа, внутри которых находился оружейный плутоний. Гамма-лучи и излучаемые урановым экраном нейтроны можно было засечь только на очень маленьком расстоянии, от двух до четырех футов. Более важным было время, необходимое для того, чтобы рассчитать число излучаемых урановой бомбой заряженных частиц, после которого аппаратура контроля поднимала тревогу. Это время могло составлять от нескольких минут до часов. А любое транспортное средство, на котором предполагалось переправить устройство за границу, с ее постами контроля, в любом случае будет тихоходным.

Яков стоял у открытой двери и смотрел на ящик. Один из подчиненных Алима бросил в контейнер три большие сумки. Потом он подтолкнул Якова по направлению к двери. Когда Никитин вошел внутрь, он жестами приказал ему опуститься на пол. Яков сел, прислонившись спиной к стене контейнера и уперев ноги в деревянный ящик. Посмотрев на дверь, он увидел там Афунди, который смотрел на него с фальшивой улыбкой на лице.

Алим собрал свои вещи. Он знал, что больше уже не вернется в этот лагерь. Вместе с вещами он упаковал газету, которую подарил ему Фидель в то утро в Гаване, и маленький компьютер Эмерсона Пайка. Он подумал: почему бы нет? Компьютер больше не нужен тому мертвому американцу.

Через несколько мгновений Алим, четверо его подчиненных и переводчик присоединились к Якову. Переводчик вручил Никитину две небольшие белые таблетки.

— Что это?

— Драмамин, помогает от укачивания. Поверьте, они вам понадобятся.

Никитин проглотил таблетки.

Кто-то закрыл дверь снаружи. Яков слышал скрежет металла, когда стальной штырь застопорил запор двери, закупорив всех внутри тяжелого металлического ящика. Переводчик включил фонарь. Все уселись и приготовились ждать.

Глава 47

На следующее утро Ликида прочитал в местной газете краткий репортаж с места пожара. Одна жертва, женщина, установить ее личность не представляется возможным до прибытия ближайших родственников.

Во второй половине дня, упаковав свой багаж для возвращения в Мексику, по дороге в аэропорт Ликида снова отправился на то место. Он припарковал машину и прогулочным шагом пошел вниз по улице, к тупику. Все уже почти привели в порядок, за исключением сгоревшего дома, третьего по счету от перекрестка. Кто-то успел вывезти осколки стекла и мусор. На воротах перед домом красовался висячий замок, наверное, для того, чтобы случайные зеваки не упали в образовавшуюся на месте взрыва глубокую яму с обуглившимися краями.

Через провалы окон с выбитыми стеклами Ликиде с улицы было хорошо видно то, что осталось от дома — практически только внешние стены. Вся внутренняя часть полностью разрушилась. Видно, старое дерево хорошо горело.

В бейсболке с эмблемой нью-йоркской команды «Янки» и больших солнцезащитных очках, Ликида неторопливо перешел на тротуар по другую сторону улицы. Держа руки в карманах, он созерцал творение своих рук. Если бы у него была камера, он непременно сделал бы снимки и отправил их своему заказчику. Проклятый погонщик верблюдов вечно был недоволен.

Ликида миновал разрушенный дом и прошел три следующих здания. Там он увидел женщину, которая из шланга поливала растения в своем маленьком дворике. Он улыбнулся и обратился к ней на испанском языке:

— Добрый день.

— Здравствуйте, — ответила она и улыбнулась в ответ.

— Какой ужас! — Он смотрел на сгоревший дом.

— Да, здесь был очень сильный пожар. А взрыв прогремел на весь квартал.

— В самом деле?

— О да. Газ, — пояснила женщина. — Именно поэтому я не держу его в своем доме. Это слишком опасно. Только электричество. Огонь был такой высоты, что сгорели даже телефонные провода. — Она указала на телефонную линию, которая проходила по столбам вдоль улицы.

— Надеюсь, никто не пострадал.

— Ну, с одной дамой случился сердечный приступ, — ответила женщина.

— Вы имеете в виду ту женщину, что жила в этом доме? — Ликида удивился тому, что от хозяйки дома осталось достаточно, чтобы суметь определить, где у нее было сердце.

— Нет-нет, это была не Марисела, а ее соседка. Ей было за восемьдесят. Наверное, на нее так подействовал взрыв. Нет, той женщине, что жила в доме, повезло. Она спаслась.

Ликида буквально застыл на месте, повернувшись к женщине.

— Студентки из школы массажисток рассказывали, что видели двоих мужчин, которые все в дыму выскочили из того дома. Им удалось попасть вовнутрь, и один из них вынес ее как раз до того, как раздался взрыв.

Ликида ничего не ответил. Он просто стоял и смотрел, как женщина продолжает поливать цветы.

— Она была ранена? — наконец вымолвил он.

— О да, когда они ее вынесли, она была без сознания.

— Значит, она сейчас находится в больнице?

— Нет. Один из них, тот, что вынес бедняжку, очень крупный мужчина, сумел привести ее в чувство. Прямо здесь, на тротуаре. — Она показала на улицу. — Это было просто чудо. Когда он ее вынес, я была уверена, что Марисела мертва. И второй мужчина, его друг, тоже был не в лучшем состоянии.

— Как он выглядел? — спросил Ликида.

— Я же сказала, он был очень большой. Чернокожий.

Ликида сразу же все понял.

— А что случилось с Мариселой?

— Вы с ней знакомы?

— Нет, я слышал, как вы только что назвали ее по имени.

— Ну, по-моему, она ушла с этими мужчинами.

— То есть это были ее друзья?

— Вряд ли. Они были иностранцы. Я никогда прежде их не видела. По-моему, это американцы.

— Тот чернокожий мужчина, как вы сказали, был очень большой?

— Очень. Очень большой.

— Он был лысым? У него была лысина?

— Так вы его знаете?

— Нет, но мне кажется, я видел его где-то по соседству.

— Ну, тогда, может быть, я ошиблась, и они были местными. Я предложила им отдохнуть в моем доме, но она решила идти в дом Мэра.

— Она знакома с мэром Сан-Хосе?

— Нет, — улыбнулась женщина. — Это шутка. Этого человека зовут Лоренцо, и он ее друг. Здесь некоторые зовут его Мэром американской колонии, потому что он знает всех и все. Он живет в нескольких кварталах отсюда, вон там. — Она указала рукой куда-то в сторону центра города.

Ликиде очень хотелось узнать у нее полное имя этого Лоренцо, а еще лучше, чтобы она показала его дом на карте и сказала, подведен ли туда пропан. Но продолжать задавать вопросы означало возбудить в женщине подозрения.

Вчера вечером, после того как она благополучно попала в дом Лоренцо, Марисела наконец полностью осознала, сколько несчастий обрушилось на ее плечи. В изнеможении она упала на кушетку в дальней комнате и проспала всю ночь. На следующее утро она проснулась только к полудню.

— Должен сказать, Марисела, что я не доверял ему, — заявил Гоудас, — и пытался предупредить Катю. Но она не хотела слушать меня. — Речь шла об Эмерсоне Пайке. — Он задавал слишком много вопросов. Кто-нибудь будет пиво?

Герман поднял руку:

— Я с удовольствием выпил бы бутылочку.

— А вы?

— Я — нет, — ответил я.

Мы собрались за обеденным столом, чтобы перекусить тем, что нашлось у Гоудаса, — цыпленок с рисом и черные бобы. Похоже, хозяин дома любил готовить. После того как мы провели под крышей его дома всего одну ночь, я не мог судить о нем с полной определенностью. В этом человеке присутствовала какая-то шутовская харизма. Создавалось впечатление, что он привык жить на стыке двух разных культур. Трудно сказать, что думала о нем Марисела.

Он нырнул головой в холодильник, вынул оттуда две бутылки «Империала», смахнул с них крышки и протянул одну Герману, одновременно делая большой глоток из другой.

Лоренцо двигался неторопливо, но очень уверенно. Уже через минуту после того, как мы ступили на порог его дома, он нашел в нем место для каждого. Обитатель одной из соседних квартир в доме оказался в отъезде. У Мэра были ключи от его жилья, и он заявил, что тот человек не станет возражать, если кто-то воспользуется им. В последнюю ночь мы с Германом отправились на боковую в другую квартиру, где спали на кровати и раскладушке. Это было не совсем удобно, но мы получили пристанище на несколько дней, пока не определимся, как нам действовать дальше. А это в значительной степени зависело от того, что нам удастся узнать от Мариселы.

В это утро я кратко рассказал ей о злоключениях Кати в Калифорнии. Мы поговорили о фотографиях из Колумбии, о пристальном интересе со стороны Пайка к этим снимкам, о его убийстве. Она хотела понять, какую роль во всем этом сыграл Пайк. Я честно сказал, что мы не знаем об этом точно. Я не рассказывал женщине об агентах ФБР и о том, что сам нахожусь под угрозой ареста по обвинению в соучастии ее дочери. Я просто сказал ей, что мы были заинтересованы в том, чтобы заполучить снимки из ее дома. Но, к сожалению, теперь они погибли в результате пожара в доме.

Она рассказала, что на фото был запечатлен ее отец, а с ним другой человек по имени Алим и несколько его последователей, которые, как считала женщина, виновны и в покушении на ее жизнь, и в пожаре.

Когда я спросил, где были сделаны те снимки, Марисела не смогла ответить на это определенно. Она сказала, что всегда добиралась до места сначала на местном автобусе, а потом ее подбирали на своей машине те люди. От поселка до деревушки в джунглях, где жил ее отец, было довольно далеко. На это уходил почти целый день, а иногда и больше, в зависимости от состояния дорог в горах. Марисела говорила, что обычно она спала большую часть пути и почти не обращала внимания на окружающую местность.

— Почему вы считаете, что в том, что произошло в вашем доме, виноват Алим? — спросил Гоудас.

— Я уверена в этом, — ответила Марисела. — Это зловещий тип. Мой отец был уверен, что он не захочет, чтобы я благополучно добралась до дома. Поэтому он специально попросил мужчину и женщину, которым доверял, чтобы они проводили меня до Сан-Хосе. Когда мы приехали в аэропорт Медельина, кто-то прислал им сообщение, в котором говорилось, что у них дома что-то произошло и они оба должны срочно туда вернуться.

— Итак, вы уверены, что во всем виноват Алим? — снова спросил Гоудас.

— А кто же еще?

— А чем там занимается ваш отец? — продолжал расспросы Мэр.

— Извините, но часть информации об этом может быть секретной, — вмешался я, — поскольку она связана с делом, по которому ведется расследование. Я понимаю, что мы свалились вам на голову без предупреждения, и прошу прощения за это, но, если можно, хотел бы попросить вас дать нам несколько минут для того, чтобы мы могли все обсудить втроем.

— Да, конечно, простите, — сказал Гоудас. — Я не понял сразу. У вас есть сколько угодно времени. Мне нужно идти поработать в студии. Позовите меня, если понадоблюсь.

— Спасибо.

Он вышел в холл, потом скрылся в студии и закрыл за собой дверь.

— Спасибо вам, — сказала Марисела. — Лоренцо хороший человек, но он имеет привычку лезть в чужие дела.

— Я заметил, — ответил я. — Вы сказали, что Алим и его люди не говорят по-испански.

— Верно.

— Вы можете предположить, откуда они?

— Назвать страну я не могу, а регион — по-моему, это Ближний Восток. Несколько раз в день они становились на колени и молились, повернув голову на восток.

— То есть они мусульмане, — догадался я.

— Я думаю, да.

Марисела рассказала нам с Германом, что ее отец всегда был очень скрытным. Когда она была ребенком, он надолго исчезал из ее жизни. Он отказался рассказать ей, чем занимается в Колумбии. Она не допускала и мысли о том, что его работа была как-то связана с наркотиками. Единственное, что она знала, было то, что какой бы ни была конечная цель этой работы, она близилась к завершению. Именно поэтому он отправил ее домой. Он предупредил, что намерен и сам вскоре покинуть территорию Колумбии и никогда не возвращаться. Ей ясно дали понять, что она навещала отца в последний раз.

Мысль о том, что они никогда больше не увидятся, и последние события в ее доме совершенно разбили ее эмоционально.

Добиться от женщины каких-либо подробностей оказалось невозможно.

Мы коротко обсудили то, что она видела, когда была в том лагере. Там было много людей, в основном молодых мужчин, некоторые из которых были почти детьми, и женщин в форме. Многие были с автоматами. Марисела считала, что это не солдаты регулярной армии, следовательно, речь шла о повстанцах. Она знает, что в Колумбии уже давно идет революция. Ее отец знал многих из этих людей, и никто из них не представлял для него угрозу, за исключением Алима с его друзьями.

Неожиданно она, выпрямившись, застыла в кресле:

— Боже мой, я совсем забыла. — Она встала и принялась рыться в карманах брюк, будто искала ключ или что-то другое.

— Что случилось?

— Это… он дал мне это. Надеюсь, что я не потеряла ее. После пожара и всего этого я просто о ней забыла. — Она быстро и тщательно проверяла каждый карман.

— О чем вы говорите? — спросил Герман.

— Это просто записка. — Наконец она нащупала что-то в правом переднем кармане. Она сунула туда руку, и когда вынула ее обратно, в ней был зажат маленький сложенный листок бумаги. — Слава богу. — Она вздохнула с облегчением, отвернулась на минуту и, пройдя к столу, развернула записку. Послание было написано от руки на половинке стандартного бумажного листа. Прочитав, Марисела снова повернулась к нам.

Мы с Германом переглянулись.

— Если там есть что-то, что поможет Кате, мы должны знать об этом, — заявил я.

Прочитав записку, женщина опустила руки, все еще крепко сжимавшие бумажный листок. Когда она посмотрела на нас, по ее щекам текли слезы.

— Какой сегодня день?

— Среда, — ответил Герман. — А что случилось?

— Нет, я хотела спросить, какое сегодня число?

Он посмотрел на часы:

— Двенадцатое.

Она снова глубоко вдохнула и выдохнула:

— Значит, у нас еще есть время.

— Время на что? — спросил я.

Она посмотрела на меня:

— Мой отец заставил меня пообещать, чтобы я никому об этом не говорила. Но никто из нас тогда не знал, что может случиться. Я не могу даже предположить, кому, кроме Алима, понадобилось меня убить. А если он пытался убить меня, то, наверное, он хотел также убить Катю и ее друга. Как его звали?

— Эмерсон Пайк.

— Я думаю, что, если бы мой отец все это знал, он бы согласился, чтобы я рассказала вам то, что знаю сама. Может быть, у нас будет последняя возможность поговорить с ним. В записке говорится, что он постарается позвонить мне.

— Когда? — спросил Герман.

Она протянула ему записку:

— Он пишет, что собирается быть в Панаме. Но не указывает, с какой целью.

Неожиданно на ее лицо легла тень.

— Что случилось? — спросил я.

— Он не сможет до меня дозвониться.

— Но почему?

— Потому что единственный телефон, по которому он может связаться со мной, — это сотовый. А он оставался в доме.

Глава 48

Буквально через несколько минут людей Алима стало укачивать. Болтаясь в темном контейнере, освещаемом только лучами карманного фонаря, под грохот огромных винтов двигателей, Никитин видел, как они один за другим отходили подальше от деревянного ящика, чтобы избавиться от содержимого желудка.

Алим пытался кричать на них, но это было бесполезно. Люди ничего не могли с собой поделать. Воздух в металлическом контейнере был спертым, а постоянное движение в замкнутом пространстве дезориентировало слух даже после того, как был принят драмамин.

Яков закрыл глаза, сложил руки на коленях, а голову примостил на руках, чтобы хоть как-то контролировать себя. Меньше чем через пять минут он потерял сознание.

Алиму надоели окружавшие его слабаки. Одного из них он убил выстрелом в голову в тот день, когда они почувствовали на себе дыхание дракона, за то, что тот дважды пытался бросить товарищей и бежать из лагеря. Он смотрел на то, как еще двоих, скорчившихся на полу у деревянного ящика, выворачивает наружу. Вставил в свой автомат полностью снаряженный изогнутый магазин. Там было тридцать патронов. Он бы перестрелял их здесь же, если бы не нуждался в них в ближайшие несколько дней.

По другую сторону от ящика переводчик и двое братьев пытались встать на ноги. Бледные лица двоих юношей были почти пепельного цвета, они тяжело дышали. Но по крайней мере, они хоть старались. Алим схватил еще один автомат, зарядил его и подал одному из них. Взяв в руки еще один автомат и магазин, он посмотрел вниз на русского, который, растянувшись, лежал на полу. Алим пнул его ногой, чтобы убедиться, что тот потерял сознание, и только после этого позволил себе отойти от объемистой сумки с незаряженным оружием. Он зарядил еще один автомат и отдал его второму брату. Потом он приказал всем отдыхать, но не забывать присматривать за русским.

Полет должен был продлиться долго. Алим знал, что благодаря внешним подвесным бакам «Скайкрейн», радиус действия которого обычно составлял триста миль, сможет преодолеть почти две тысячи миль полета, значительная часть которого пройдет над океаном. Им предстояло лететь десять часов до места встречи, а потом в течение еще четырех дней добираться до пункта назначения. Они будут на месте, прежде чем кто-либо успеет понять, что происходит.

Афунди толкнул рукой переводчика, и два человека заняли место между деревянным ящиком и стеной, у которой на полу лежал Никитин. Переводчик приподнял у русского веки, сначала на одном глазу, потом на обоих сразу. При свете фонаря он осмотрел зрачки, а потом проверил у русского пульс.

— С ним все в порядке, — сказал переводчик.

Меньше всего они хотели перемудрить с дозировкой. Доктор картеля из Тихуаны очень точно определил необходимое количество вещества. Для этого нужно было знать вес и возраст жертвы, а также то, будет ли «лекарство» приниматься вместе с алкоголем.

В некоторых кругах эти таблетки знали под наименованием «мексиканский валиум». В США он считался одним из самых популярных наркотиков, парализующих память жертвы. При употреблении в нужном количестве проглотивший наркотик выпадал из реальности на несколько часов. Если тщательно подбирать дополнительные дозы, человека можно было продержать в бессознательном состоянии в течение нескольких дней. А когда жертва придет в себя, она ничего не будет помнить.

* * *

В тот вечер Марисела, Герман и я тщательно, строчка за строчкой, исследовали записку Никитина, надеясь найти там крупицы дополнительной информации. Женщина пообещала отцу сохранить содержание записки в тайне. Но поскольку ее дочь оказалась в беде, она была уверена, что отец на ее месте сделал бы все, что было в его силах, чтобы помочь ей.

Гоудас в другой комнате, дверь в которую была закрыта, работал за компьютером. Усевшись за обеденный стол, мы тихо переговаривались.

— Он не указал здесь названия судна, — говорил Герман, — но каким-то образом он знает, что будет в порту Бальбоа в Панаме через два дня. Он не сообщил точное время, но написал, что позвонит.

Содержание большей части записки носило личный характер. Для Мариселы было очень больно обсуждать ее. Все говорило о том, что Никитин намеревался позвонить дочери из Панамы, чтобы сказать ей последнее «прощай». Записка была не очень многословной, но весь тон сообщения был пронизан именно этим. У того, кто внимательно читал записку, создавалась твердая уверенность, что независимо от того, что произойдет, русский не ждал, что он сумеет пережить эти события.

— Ну зачем ему нужно было работать с такими людьми? — спрашивала Марисела. — Он не выносил Алима, я же видела.

— Может быть, у него просто не было выбора, — заметил я.

— Я совершенно не понимаю вот эту часть послания, — вмешался Герман. — Что такое contender? — Он указал на испанское слово в записке. — У русского очень неразборчивый почерк. Здесь говорится, что contender готов. Вы знаете, что это может означать? — Герман смотрел на Мариселу.

Она отрицательно покачала головой.

— А как это слово применяется в испанском языке? — спросил я. — Что означает contender? Может быть, противник? Тогда, возможно, речь идет об Алиме?

— Нет, — ответила Марисела, — это слово пишется одинаково на испанском и английском языках и обозначает одно и то же. Это что-то типа конкурента. — Она наклонилась и очень внимательно посмотрела на записку. — Ах! Он здесь пишет contenedor^[1]. Как же это перевести? — Марисела посмотрела на пол и стены, будто бы в поисках английского эквивалента слова, а потом проговорила: — Контейнер. Он пишет, что контейнер уже готов.

— Что за контейнер? — удивился Герман.

— Если его отправляют в Панаму морем, должно быть, речь идет о грузовом контейнере, — догадался я.

— Это может иметь смысл, — согласился Герман. — Когда вы были там, у отца, вы видели поблизости грузовой контейнер? Это такой большой металлический ящик размером примерно с небольшой грузовик.

Она покачала головой:

— Отец не разрешал мне ходить по территории лагеря. Он не хотел, чтобы я видела, что там происходило.

— Итак, с учетом всего этого, нам остается всего лишь узнать о том, что находится в этом контейнере, — подвел черту я.

— Ну, похоже, что это и есть тот самый вопрос ценой шестьдесят четыре тысячи долларов.

Реплика раздалась прямо за моей спиной. Когда я повернулся на стуле, Мэр стоял в проходе с папкой с бумагами в одной руке и ручкой в другой. Похоже, некоторое время он прислушивался к нашему разговору.

— Мне пришлось подслушать, чтобы помочь вам. Я знаю, что порт Бальбоа является крупнейшим транспортным перевалочным пунктом. Там находится большой контейнерный терминал. Я знаю об этом, потому что мне приходилось иметь к этому некоторое отношение. Я занимался установкой электронных акустических систем для сети небольших отелей, и мой поставщик отправлял мне груз из-за границы, который должен был проходить таможню, через этот порт в Панаме. Не знаю, помните ли вы, но несколько лет назад был большой шум в связи с тем, что китайское правительство вело переговоры с Панамой о покупке контейнерного терминала. Это стало чрезвычайно болезненной темой из-за близости Панамского канала.

— Я помню, — подтвердил Герман. — Та сделка состоялась?

— Откровенно говоря, я не уверен в этом, — ответил Гоудас. — Как я понимаю, вы пытаетесь отследить контейнер?

— Возможно, — подтвердил я, — мы пока не знаем точно.

— Из Колумбии в Бальбоа?

— Может быть.

— Не хочу быть навязчивым, но я знаком с человеком, который работает в Пунтарене, это порт на тихоокеанском побережье здесь, в Коста-Рике. Если хотите, я позвоню ему и спрошу, сможет ли он помочь.

Казалось, что у Гоудаса есть знакомые повсюду. Такой был род деятельности, который он для себя выбрал. Я очень надеялся, что в круг его знакомых в Коста-Рике еще не успели просочиться слухи об ордере на мой арест.

— Но это может оказаться просто потерей времени, — заметил я.

— Именно поэтому я здесь, — заявил Гоудас.

— Вы так любезны, — проговорила Марисела.

— Дайте мне несколько минут. — И он снова исчез за дверью своей студии.

— Как долго он слушал наш разговор, как вы думаете? — спросила Марисела, переводя дыхание.

— Не знаю. Достаточно долго, чтобы узнать, что мы говорим о грузовом контейнере.

Похоже, доверие, которое Марисела испытывала к Гоудасу, имело границы. Одно дело было попросить у него приютить нас у себя дома, и совсем другое — рассказать ему о том, где находится ее отец. Было понятно, что в некоторой степени оба пользовались услугами друг друга. Ценой дружбы Гоудаса была информация. Вопрос состоял в том, как он ею воспользуется. Проблема заключалась в том, что мы с Германом не могли остановиться в отеле, не рискуя попасть под арест. Поэтому все, что нам оставалось, было воспользоваться услугами Гоудаса и быть благодарными ему за гостеприимство.

Мы посмотрели на дверь в студию, чтобы убедиться в том, что теперь она закрыта.

— Может быть, это прозвучит слишком оптимистично, — тихо проговорил Герман, — но существует возможность, что роль вашего отца в том, чем они занимались там, в Колумбии, выполнена. Может быть, они просто отпустят его. Может быть, поэтому он и направляется в Панаму.

— Но зачем им было пытаться убить меня и при этом отпускать моего отца? — спросила Марисела.

— Да, здесь вы правы, — признал Герман.

— Нет, когда отец перестанет быть им полезным, они просто убьют его. И если он едет в Панаму, это значит, что они берут его с собой, потому что он все еще им нужен. Ему стоило большого труда заставить их отпустить меня. Он не говорил мне, но я-то знаю. Если до него дойдут известия, что они сделали с Катей и как пытались убить меня, я гарантирую, что он не станет больше помогать им.

— Пока мы можем прекратить обсуждать это, — сказал Герман. — И все-таки что же там, как вы думаете? — Он посмотрел на меня.

— Где?

— Что находится внутри контейнера?

— Все пункты совпадают. Специальный суд при силовом ведомстве, небольшая группа неизвестных откуда-то с Ближнего Востока, контейнер, приготовленный к отправке, ФБР, открывшее для нас зеленый свет, чтобы иметь возможность наблюдать за нами по всей Центральной Америке. А самое главное, лицо Райтага, когда я упомянул имя Никитина. Я думаю, мы все уже догадались, о чем идет речь, просто боимся произнести это вслух.

— Да, но как бы узнать точнее, что это: химическое, ядерное или биологическое оружие? — спросил Герман. — И является ли это чем-то серьезным или просто нечто, слепленное любителем на своей кухне за ночь?

— Для меня мучительно все это знать, но все же я благодарна вам обоим.

— За что? — спросил я.

— За то, что кто-то наконец произнес вслух то, о чем я так долго думала. То, чего я боялась так много лет. Это все равно что проснуться после кошмарного сна. Вы понимаете?

— Так вы знали? — поразился я.

— Нет. Но я подозревала. Как я могла поделиться своими опасениями с кем-то еще, особенно с теми, кого люблю? Как и вы, я пыталась думать о других вариантах. Я думала, что, может быть, он украл очень много денег. Может, он убил кого-то. Я думала и о наркотиках. Но отметала все эти версии одну за другой. Когда он начал работать над этим, когда появились Алим и его люди, я все поняла. И, отвечая на ваш вопрос, — она повернулась к Герману, — я не думаю, что речь идет о вещи, которая, как вы сказали, была изготовлена на кухне за ночь. Я думаю, что это нечто серьезное, то, чем мой отец владеет уже много лет. Я уверена, что именно поэтому он скрывался все это время.

— И что же это?

— Я могу только догадываться.

— Тогда поделитесь с нами своими догадками, — настаивал Герман.

— Моя мать умерла много лет назад. Большую часть своей жизни она прожила в Коста-Рике. Но родилась она на Кубе. А мой отец, как вам известно, по национальности русский.

После этого она рассказала такое, что я понял: мы с Гарри зря потратили время на то, чтобы задавать Кате не те вопросы. Мы полностью сосредоточились на ее деде и никогда не спрашивали о бабушке, о том, откуда она была родом.

— Когда они поженились, у него уже были проблемы с собственным правительством, от которого он скрывался. Это все, что мне известно, — добавила Марисела.

— Где они познакомились? — спросил я.

— На Кубе.

— Ваш отец был там вместе с советскими военными?

— Да.

— В какое время?

— В начале шестидесятых.

Мы переглянулись с Германом. Все стало понятно.

— Можно исключить из списка химическое и биологическое оружие, — промолвил он.

— Катя знала что-нибудь об этом? — спросил я.

— Она не знала даже, что ее дед жив. Много лет назад я сообщила ей, что он умер. Так хотел он сам.

Какое-то время мы сидели молча. Потом Герман посмотрел на меня:

— Ты сейчас думаешь о том, чтобы позвонить Райтагу и посвятить его в курс дела, не так ли? Давай-ка выйдем с тобой на минуту.

Герман извинился перед Мариселой, и мы вышли из квартиры на лестничную площадку.

— Мы отбились от команды, — заявил я ему, — у нас нет ничего, чтобы заниматься всем этим.

— Но фактически ничего не изменилось, — не согласился Герман. — Могу поклясться, что все это уже известно Райтагу и его людям. Единственное, что пока удерживает его от того, чтобы схватить нас, — это те фотографии отца Мариселы. Можешь угадать с трех раз почему.

— Наверное, потому, что правительственным службам и так известна история Никитина. И конечно, она засекречена. Они намерены проследить за нами, найти его и то, что у него там есть, а потом избавиться от всего этого разом.

— Верно, — похвалил Герман. — И почему только люди не могут вовремя понять, что их задница вот-вот может загореться.

— И ты считаешь, что если я позвоню Райтагу и все ему расскажу, то вызову у него лишь приступ скуки. Потому что все, что ему нужно, — это просто узнать, где все это находится.

— Да, я так полагаю. И если он узнает, что этой информации у тебя нет, он просто арестует тебя и отдаст Темплтону. А если ты попытаешься рассказать об этом суду присяжных, коротышка объявит, что это просто твои фантазии. И он будет прав, потому что существуют жесткие правила работы с уликами. Нет, не имея твердых доказательств, нельзя даже упоминать ни о чем подобном. — Герман имел все основания для того, чтобы так говорить, поскольку ему не раз приходилось присутствовать на заседаниях суда, и он не понаслышке знал о том, что так происходит.

— И все же я больше не вправе впутывать тебя в это, — заявил я.

— Ну, тогда мне следовало бросить тебя вчера в той коптильне, — усмехнулся он. — Я уже замешан в этом. Послушай меня. По поводу мысли позвонить Райтагу: должен предупредить тебя, что, пока мы не раздобудем новой информации, игры с телефоном могут стать для тебя смертельными.

— Пока меня обвиняют только по двум убийствам. Если мы пойдем дальше, туда, где маячит ядерный гриб, они смогут значительно пополнить этот счет.

— Да, но сейчас у нас нет ничего, — продолжал убеждать меня Герман. — Подумай над этим. Если федералы сумеют поймать Никитина, Алима и его бандитов, допустим, вместе с уликами, если мы не окажемся рядом, это будет означать, что у нас ничего и не было за душой. Они поставят штамп «секретно» на дело о бомбе и упрячут все концы в воду, прикрываясь туманными рассуждениями об интересах национальной безопасности. Все окажется аккуратно упаковано в сейфах в каком-нибудь подвале. А ты и Катя окажетесь за решеткой по делу о вторжении в чужое жилище с убийством. И почему-то мое сердце не готово радостно забиться от предчувствия, что кто-то из федералов вдруг выступит вперед, поднимет руку и объявит, что у них где-то вдруг случайно залежалась достоверная информация о том, что преступление совершили не вы. С точки зрения правительства, оно просто потеряет еще одну овцу, с которой иногда можно стричь налоги. Ведь Катя является иностранкой. В тюрьмах сидит полно народу, не совершавшего того, в чем их обвиняют. И после каждого анализа ДНК появляются новые претенденты на эти места. Проблема в том, что наша система правосудия на самом деле не имеет ничего общего со справедливостью.

После этого долгого спича Герман глубоко вздохнул.

— Не стоит так лакировать свои мысли, — огрызнулся я, — скажи, что ты думаешь на самом деле.

— Ладно, я уже сделал все, что мог. — Он улыбнулся.

— А я думал, что афроамериканцы по определению во всем согласны с нашим правительством, — съязвил я.

— Что ж, тогда можно смело говорить, что ты мыслишь не стереотипами, — ухмыльнулся мой товарищ. — Нам пора вернуться в дом.

— Кто такой этот Райтаг? — спросила нас Марисела сразу же, как мы вернулись за стол.

— Потом, — отмахнулся Герман.

Мы ничего не сказали о ФБР, о том, что меня обвиняют в пособничестве в убийстве Пайка. По обоюдному соглашению для нас с Германом эта тема стала закрытой. Мы не были уверены в том, что она согласится продолжать помогать нам, когда узнает, что меня обвиняют по одному делу с ее дочерью.

— Проблема в том, что у нас, как и у него, отсутствует главная деталь головоломки, а именно местонахождение всего этого. Итак, куда мы можем отправиться отсюда?

— Мне кажется, мы должны ехать в Панаму, — заявил Герман.

— На вашем месте я не стал бы этого делать. — Гоудас снова появился позади нас с блокнотом в одной руке и ручкой, которую вертел, в другой. Он успел уловить лишь последнюю часть разговора.

Как оказалось, его друг в Пунтарене был настоящим кладезем информации.

— Он занимается контейнерными перевозками со всего мира, — сообщил Гоудас. — Как он сообщил, любой контейнерный груз из юго-западной части Колумбии, с побережья Тихого океана, должен прибыть в Панаму из пункта, который называется Тумако. По его данным, в течение ближайших четырех дней из Тумако в Бальбоа прибудет всего одно судно под названием Mariah. Сегодня утром оно вышло из Тумако, а послезавтра должно прибыть в порт Бальбоа.

— Это то, что нам нужно! — вскричал Герман. — Его-то мы и ищем.

— Но есть одна проблема, — невозмутимо продолжал Мэр, — судно Mariah вышло из Тумако пустым. Никаких грузов. Предполагается, что оно загрузится в Бальбоа. Между Тумако и Бальбоа нет других морских портов, где оно могло бы причалить по пути. Но есть интересная деталь. Согласно записям в Бальбоа, первоначально предполагалось, что Mariah должно было доставить туда один грузовой контейнер, который в дальнейшем предполагалось перегрузить на другое судно. Итак, пока неизвестно название этого второго корабля.

Марисела покачала головой, на ее лице отразилось сомнение:

— Я ничего не понимаю.

— Вы хотите знать, как судно может выйти из Тумако пустым и прибыть в Панаму с контейнером на борту? — спросил Гоудас.

— Вот именно.

— Колумбийская магия, — пошутил он. — Как говорит мой партнер в Пунтарене, в Колумбии нет ничего невозможного. Таинственный контейнер могут подхватить прямо в море, или они могут сделать не предусмотренную фрахтом остановку в какой-нибудь бухте на побережье. А еще он сказал, что Mariah может совсем не дойти до Бальбоа.

— Как?

— Мой друг объяснил, что контрабандисты часто стараются запутать транспортную документацию. Они могут объявить один пункт назначения и идти в другой, подготовить фальшивый коносамент на груз. Иногда по пути они даже меняют название судна. Они регистрируют контейнерную перевозку, указывают все необходимые данные. В это время другое судно может стоять в сухом доке или вообще находиться где-нибудь в другом порту на краю света. На несколько дней они используют название такого судна. Если все это спланировано заранее, существуют бумаги с указанием судна и места назначения, никто не задаст вопросов, если этот корабль вовремя придет в порт выгрузки. А если в качестве порта погрузки будет указано место, которое обычно не используют контрабандисты, официальные представители порта прибытия даже не станут особенно рьяно проверять груз. Таможня вычтет свои сборы, и не успеете вы опомниться, как контейнер будет загружен в грузовик и отправится куда-то еще.

— То есть, если судить по вашим разъяснениям, — вмешался Герман, — таким образом, мы не сможем узнать, где сейчас находится Никитин или его контейнер?

— Значит, естественно предположить, что он сейчас может находиться в любой точке на нашем голубом шарике, — подтвердил Гоудас. — Это то, что относится к плохим новостям. К хорошим новостям относится то, что к завтрашнему дню у нас будет больше информации. Если к этому времени данные о контейнере всплывут в привязке к другому судну, которое действительно будет его перевозить, а послезавтра Mariah действительно придет в Бальбоа, можно будет считать, что здесь действительно планируется рокировка, и в конце концов мы будем знать настоящий пункт назначения.

— А что мы будем делать до этого? — спросил Герман.

— На вашем месте я бы присел и взял еще бутылочку пива, — посоветовал Гоудас.

— Этот человек читает мои мысли.

Герман рассмеялся, потом неуклюже выбрался из кресла, что извинительно для мужчины ростом шесть футов четыре дюйма. Он положил руку на плечо Гоудаса, отчего Мэр стал казаться ниже.

— Я хотел бы спросить кое-что еще. Мне бы не хотелось этого делать, но мы больше никого здесь не знаем. А вы так любезны. — Герман снова был в своем амплуа.

Гоудас улыбнулся:

— Чем могу служить?

— Пол и я боимся, что прокурор по делу Кати, узнав, что мы направляемся сюда, пустил по нашему следу пару частных детективов. И если мы хотим добыть информацию, которую сможем использовать в суде, нам нужно будет избавиться от слежки. Мы не смогли бы сделать это, если бы путешествовали по собственным паспортам. Уверен, что вы должны знать в этом городе кого-то, кто смог бы быстренько изготовить для нас пару надежных паспортов.

— Американских или каких-то еще? — На лице Гоудаса не дрогнул ни один мускул.

— На этих американских документах слишком много голограмм, сложности с бумагой и тому подобное, — задумчиво проговорил Герман. — Пусть лучше это будут канадские паспорта.

— И когда они вам понадобятся?

— Вчера, — выпалил Герман.

— Тогда это вам дорого обойдется.

Герман вопросительно посмотрел на меня.

— Что ж, спишем это на накладные расходы.

Глава 49

Как только мерный гул лопастей вертолета сменил тональность, Алим почувствовал, что стальная коробка контейнера задрожала. Он проснулся оттого, что двигатель стал работать еще более шумно, а по ощущениям в желудке смог определить, что они снижаются. Он сверился с часами, потом вскочил, схватил автомат и потянулся к туристской сумке, откуда выудил подсумок с четырьмя снаряженными магазинами.

Алим повесил подсумок на плечо и бросил мимолетный взгляд на ручные гранаты, что лежали на дне сумки. Подумав, он решил не брать их. Снова посмотрел на Никитина, скорчившегося на полу. Поза русского не изменилась с тех пор, как они проверяли реакцию его зрачков.

Быстро передвигаясь вдоль стенок контейнера, Алим переступил через одного из своих соратников, забывшегося глубоким сном, и пинками разбудил другого, который съежился, как побитая собака.

Афунди наклонился над ним и приказал:

— Возьми автомат и заряди его. Будешь охранять контейнер и русского. Если что-то произойдет с тем или другим, я отрежу твою голову, а тело скормлю акулам. Ты меня понял?

Человек испуганно кивнул.

— Шевелись, — проговорил Алим.

Мужчина развернулся на четвереньках и, не вставая, направился к сумке на полу.

Алим прошел дальше, к двум братьям, и ткнул одного из них в плечо стволом автомата, чтобы разбудить. Почувствовав движение, второй брат тоже проснулся. Жестом Алим приказал им встать рядом с собой. Сам он в это время развернул лист бумаги и положил его поверх деревянного ящика. Он показал на схему на бумаге, потом на одного из братьев. Тот кивнул. Он понял, что должен сделать.

Алим снова жестом указал на чертеж и кивнул второму брату. Тот тоже наклонил голову.

— Как мне сказали, здесь будет всего семь целей. Но мы должны убрать всех. Если кому-то удастся убежать, в их распоряжении окажется слишком много мест, где можно спрятаться. Если эти люди будут в красных рубашках, не стреляйте. Вы поняли?

Оба согласно кивнули.

Прежде они два дня тренировались, готовясь к этому событию. Но теперь их стало меньше. Что ж, значит, им просто придется двигаться быстрее. Алим достал из подсумка и подал каждому из братьев по запасному магазину с тридцатью патронами.

— Стреляйте короткими очередями и не забывайте считать патроны.

Всем казалось, что снижение машины никогда не кончится. В один из моментов они даже зависли на несколько минут. Потом вертолет снова набрал высоту, развернулся и сделал круг. Центробежная сила превратила контейнер в бешеную карусель. Трое мужчин стояли посередине контейнера, вцепившись в края деревянного ящика, они старались удержать равновесие и не упасть на металлический пол. Им пришлось лететь внутри железной коробки, потому что вертолет не мог сесть на палубу судна, зато он мог поставить туда свой груз. А потом, когда сообщники откроют стальные двери, они должны будут быстро рвануться наружу и взять все под свой контроль.

Они почувствовали, как вертолет сначала медленно подал вперед, потом завис на месте, а тяжелый грузовой контейнер покачивался на стальных тросах, подобно гигантскому маятнику. Наконец металлическая коробка резко ударилась о поверхность внизу. Одного из братьев свалило с ног, а Алим ударился плечом о тонкую свинцовую пластину, прикрученную к боковой стенке контейнера. Он быстро пришел в себя и побежал к двери. Они услышали, как вертолет-гигант завис прямо над крышей контейнера, вокруг послышались громкие мужские голоса. После этого наверху раздался скрежет стальных канатов, и еще через несколько секунд по удаляющемуся гулу двигателей сидевшие внутри контейнера поняли, что вертолет улетает прочь.

Алим оттянул назад затвор автомата, который под действием возвратной пружины вернулся обратно, одновременно послав в патронник первый патрон. Судя по дважды раздавшемуся рядом одному и тому же лязгающему звуку, братья сделали то же самое.

Они прислушивались к тому, как поднимается вверх стальной стержень, запирающий дверь контейнера.

Алим щелкнул предохранителем и сдвинул его флажок в среднее положение, в режим автоматического огня.

Как только он сделал это, в проеме двери показался смуглый худощавый мужчина в красной футболке и рваных заношенных шортах, который, подперев дверь плечом, настежь распахнул ее.

На секунду яркий свет с палубы корабля ослепил Алима и его соратников, замерших в черном провале контейнера. Затем периферийным зрением один из братьев уловил какое-то движение. Толстяк в поношенной одежде бежал откуда-то из темноты с занесенным над головой огромным мачете к человеку в красной футболке. Подчиненный Афунди повернул ствол автомата и выстрелил прямо от бедра. Первая очередь прошла слишком высоко, она выбила искры из стальной балки сверху цели, примерно в двадцати футах позади него.

Мужчина изменил траекторию своего пути и взялся за стальную дверь. Алим опустил створ своего АК и нажал на спусковой крючок. Пули в стальной оболочке смели коротышку; тот упал, как тряпичная кукла. Одна из пуль попала в мачете и вырвала его из рук мужчины, который теперь корчился на палубе.

Минус один. Осталось шестеро.

— Вперед, — скомандовал Алим.

Двое братьев бегом бросились из контейнера наружу, на палубу. Афунди повернулся к переводчику. Тот прятался за деревянным ящиком, в котором лежало устройство. Алим указал на человека в красной футболке:

— Спроси его, взяли ли они под контроль мостик?

Переводчик проговорил что-то на испанском языке, дождался ответа и перевел его Алиму:

— Он сказал, что они контролируют мостик и держат капитана. Временно вывели из строя антенну.

Это означало, что судно не имело радио и спутниковой связи, по крайней мере, до того, пока Алим и его люди не отремонтируют антенну.

— Отлично. — Алим выскочил наружу и при свете вечернего освещения побежал к носовой части корабля. Он чувствовал, как палуба покачивается под ногами. Несмотря на то что все, что находилось за оградой палубы, погрузилось в темноту, Алим чувствовал работу мощного двигателя, который толкал корабль против ветра.

Посмотрев назад, Алим услышал выстрелы, короткие автоматные очереди, раздающиеся откуда-то со стороны рулевой рубки. Он нырнул в проем одной из стальных дверей, который вел с грузовой палубы к надстройке судна. Медленно он пробирался по коридору к середине корабля, открывая по дороге двери в каждую каюту и щелкая выключателями, проверял, не прячется ли там кто-нибудь.

Афунди почти миновал обширные кладовые, как вдруг неожиданно раздавшаяся на палубе над головой автоматная очередь заставила кого-то, затаившегося в дальнем углу, пошевелиться. Он сдвинул флажок предохранителя еще на одно деление вниз, поставив оружие на одиночный огонь, и дважды выстрелил в сторону стальной переборки.

Раздавшийся оглушительный металлический грохот заставил две мужские фигуры вскинуться из-за ряда пятидесятигаллоновых бочек, высоко вскинув руки. Оба были худощавые, небольшого роста, темнокожие. Один из них ниже пяти футов. Он был одет в замасленную безрукавку. Короткие всклокоченные черные волосы, казалось, росли в разные стороны на его маленькой округлой голове. Единственное, что в этом человеке казалось огромным, — это его глаза, взгляд которых был прикован к стволу автомата в руках Афунди. Как определил Алим, мужчины, скорее всего, были родом с Филиппин или из Юго-Восточной Азии. Судно было зарегистрировано в Панаме, но его экипаж был нанят с бору по сосенке там, где это обходилось дешевле.

Сначала Алим собирался положить обоих там же, где они стояли, но, прежде чем открыть огонь, сумел разглядеть надпись на тех самых бочках, за которыми стояли эти люди. Он не сумел прочитать буквы, но узнал на бочках международный значок, обозначающий «огнеопасно».

Кивком и стволом автомата он сделал мужчинам знак двигаться к двери.

Подняв руки, они повиновались. Когда все вышли из отсека, Алим погнал пленников к грузовой палубе. После того как все трое появились на палубе, более высокий мужчина оглянулся, будто бы пытался догадаться, куда идти дальше, вперед или назад, к корме. Кивком Алим приказал им встать к перилам, а сам сдвинул предохранитель в положение для автоматической стрельбы.

Услышав характерный щелчок, более высокий из мужчин попытался сбежать. Но не успел азиат сделать и пары шагов, как автоматная, очередь догнала его. Пули пронзили спину и грудь мужчины. Мертвое тело упало на палубу.

Его товарищ более маленького роста так и застыл с поднятыми руками, стоя к Алиму спиной.

Алим, все мысли которого были заняты чашечкой кофе, чуть сместил ствол и опустошил магазин автомата.

Колени матроса подогнулись, от тела полетели куски ткани, хлынула кровь.

Испытывая эмоций не больше, чем охотник, только что подстреливший утку, Афунди отвернулся от изрешеченного пулями тела даже прежде, чем оно перестало биться в конвульсиях. Машинально он перезарядил оружие и аккуратно положил пустой магазин в подсумок. Затем он снова направился во внутренние помещения судна, прикидывая, не попадется ли ему еще дичь.

Глава 50

В это утро мы с Германом вышли из такси в центре города. Я надел мягкую парусиновую тропическую шляпу, которую захватил с собой еще из дома, и темные очки. Поля шляпы я опустил низко, почти до самых глаз.

Человеку по прозвищу Мэр пришлось потратить почти целый день, прежде чем он сумел разыскать кого-то, кто смог бы изготовить для нас паспорта в отведенные нами жесткие временные рамки.

Перед тем как мы покинули квартиру Гоудаса, я попытался позвонить Гарри в офис с нашего сотового телефона. Гарри ответил, и мы успели перекинуться парой фраз, как вдруг внезапно связь прервалась. Я трижды попытался позвонить снова, но всякий раз происходило одно и то же. По мнению Германа, все дело было в толстых бетонных стенах в квартире, где мы остановились. Он назвал наше жилище пещерой летучих мышей. Я успел сказать Гарри, что с нами все в порядке, и пообещал позвонить позже.

Мы прошли два квартала по Центральному проспекту, пешеходной улице, которая тянется примерно на полмили, пересекая самый центр Сан-Хосе. Мэр направил нас в небольшой магазинчик, где копировали документы и выполняли работы с фотографиями. Он позвонил хозяину, который уже ждал нас.

Пока мы прокладывали себе дорогу через толпы людей, гуляющих прямо посреди улицы, я чувствовал себя чуть ли не голым. Ордер Темплтона был выписан на то, чтобы арестовать меня, но я больше боялся, что агенты ФБР опознают Германа. К тому же его фотографии наверняка были розданы местным полицейским. Даже в толпе он выделялся сам и своей статью мог служить ориентиром для того, чтобы обнаружить и его спутника.

Мы нашли магазинчик, пройдя примерно полквартала, и быстро свернули туда с улицы. Девушке за прилавком мы назвали имя Лоренцо Гоудаса, и через несколько секунд высокий стройный мужчина с тонкими усиками и тяжелыми веками сделал нам знак следовать за ним. Он провел нас в заднюю комнату и сразу же закрыл дверь.

Потом он повернулся и посмотрел на меня:

— Как ваше имя, сеньор?

— Мы друзья Лоренцо, — сказал я.

— Мне нужны более точные данные.

— Это действительно необходимо? — поинтересовался я.

— Да.

Тогда я показал мужчине свое водительское удостоверение.

Он достал из кармана лист бумаги, развернул его и сверил написанное там с данными моих документов.

— Хорошо. А вы, сеньор?

Герман последовал моему примеру.

— Отлично. Мистер Гоудас сказал, что они потребуются вам сегодня.

— Верно.

— Он назвал вам сумму?

— Нет.

Мужчина слегка улыбнулся:

— Это должны быть наличные. Я беру только наличными.

— Сколько? — уточнил Гериман.

— По две с половиной тысячи долларов за каждый, — ответил мужчина.

— Пять штук. Но это слишком круто, — заметил Герман.

— Но они нужны вам срочно. Конечно, вы можете попытаться найти кого-то еще, кто сделал бы эту работу для вас за меньшие деньги, — ответил мужчина.

— Нет, мы поручим эту работу вам, — вмешался я, — но она должна быть сделана хорошо.

— Я всегда делаю свою работу хорошо. Никто еще никогда не жаловался. Все страницы правильно сброшюрованы, а обложки моих паспортов вы не отличите от настоящих. Печать и оформление, как вы сами сможете убедиться, прекрасного качества.

— Как много вам понадобится времени? — спросил я.

— Подождите минутку. — Он пошел к двери, потом остановился. — Вам ведь нужны канадские, не так ли?

— Совершенно верно, — подтвердил Герман.

— Знаете, за десять тысяч я мог бы отдать вам два французских паспорта: подлинная бумага, настоящие обложки и оформление.

— По-вашему, я похож на француза? — язвительно спросил Герман.

Хозяин магазинчика молча посмотрел на него и вышел из комнаты, оставив нас с Германом за закрытой дверью.

— Будет интересно, если сейчас сюда заявится полиция Коста-Рики и арестует нас за мошенничество с паспортами, — заметил Герман.

— Тогда коротышка будет рад оказать им международную поддержку, — признал я. — А интересно, сколько денег с этой сделки попадет в карманы Ларри?

— Не знаю точно, но можешь быть уверен, что услуга ДТГ должна стоить дорого, — заявил Герман. — По крайней мере, так было в Мексике, когда я жил там.

— А что такое ДТГ? — поинтересовался я.

— Доставка тупых гринго, — расшифровал Герман. — Ты заметил, что Мэр не поверил в мою ложь о том, что за нами следят люди прокурора и поэтому нам нужны новые паспорта. Он сразу же перешел к сути дела.

— Но это не было ложью.

— В моей интерпретации это было именно вранье.

— Так ты думаешь, что он поверил нам? — спросил я.

— Думаю, он даже не слушал меня, — продолжал Герман, — в его голове сразу включился калькулятор. И он работал так громко, что заглушал все прочие звуки, когда в уме пытался высчитать стоимость паспортов. Конечно, у него неплохое пиво. Но я не рекомендовал бы останавливаться у него еще на одну ночь.

— Ну, в сравнении с местной тюрьмой я присвоил бы его отелю четыре звезды, — признался я. — Вопрос в том, сможет ли он на местной информационной бирже узнать для нас то, что нам нужно.

— Ты имеешь в виду Mariah?

— Для начала да.

Судно Mariah пока еще не прибывало в порт Бальбоа в Панаме. А как говорил Гоудас, оно уже должно было быть там. Это значит, Что либо Никитин будет добираться туда как-то по-другому, либо информация на записке Мариселы была ложной и он совсем не собирается быть в Панаме.

— Гоудас говорил, что, возможно, судно отправилось куда-то в другое место, — сказал Герман.

Нашей главной надеждой было найти фотоаппарат Кати со снимками из Колумбии. Мы могли бы предъявить их в суде, назвать тех, кто был сфотографирован, и объяснить присяжным, по какой причине был убит Пайк. В случае если нам это не удастся, мы рассчитывали найти мать Кати в надежде на то, что она сумеет вывести нас на важные улики или лично засвидетельствовать то, чем ее отец занимался в Колумбии. Тот факт, что она ничего не знала, означает, что нам не удалось выполнить ни одну из двух задач.

— Меня беспокоит одна вещь, — проговорил я.

— Только одна? Тогда дела не так уж плохи, — пошутил Герман.

— Как Гоудас узнал, что контейнер будет отправлен из юго-западной части Колумбии?

— Что? — Герман в недоумении посмотрел на меня.

— Помнишь, как он вошел в комнату после того, как позвонил своему другу в Пунтарену? Он обрушил на нас целый фонтан информации. Но первое, о чем он объявил, было, что любой контейнер, отправленный с юго-запада Колумбии, скорее всего, пойдет из места, которое называется Тумако. Как он мог узнать, что контейнер должны были отправить именно с юго-запада этой страны?

На секунду Герман задумался, а потом заметил:

— Очень легко. Он знал, что Марисела обычно летала туда и обратно из города Медельин.

— Я тоже думал так же, пока не посмотрел на компьютере Гоудаса на карту Колумбии. Город Медельин вовсе не находится на юго-западе страны. Скорее он расположен где-то около центральной части. Марисела рассказывала, что она ехала из Медельина до какой-то маленькой деревушки, куда за ней приезжали на грузовике и везли до места, где находился ее отец. Она не говорила, сколько времени занимала поездка в автобусе, зато упоминала, что путь на грузовике занимал почти целый день и что она почти не помнит дороги, чему лично я не верю.

— Думаешь, она врет? — оживился Герман.

— Не стоит забывать, что она пытается защитить своего отца. Но все это не снимает вопроса, откуда у Гоудаса информация о том, в какой части страны живет ее отец.

— А если он ошибается, — продолжал Герман, — то все, что он нам сказал, ничего не стоит.

— Я не говорил, что он ошибается. Марисела не поправила его, когда он все это говорил. И можешь мне поверить, сама она тоже ничего ему не сообщала.

— Интересный вопрос, — задумался Герман. — Может быть, вернувшись обратно, нам следует прямо спросить его об этом?

Я кивнул:

— Это напомнило мне еще кое-что. Где Марисела?

— Она ушла рано утром, — вспомнил Герман, — и отправилась к себе домой посмотреть, может быть, там удастся что-нибудь спасти. Она рассчитывала найти свой телефон. Через час она вернулась и сказала, что там не осталось ничего, кроме пепла. Потом она взяла такси и поехала в телефонную компанию. Она говорила, что компания называется EESAY. Сказала, что купит новый аппарат и попытается получить старый номер. Она все еще надеется поговорить с отцом по телефону.

— Она хорошая дочь.

— Гоудас считает, что она только зря теряет время. Ее старый телефон работал в стандарте GSM. Чип вышел из строя. Ларри сказал, что не существует способа привязать старый номер к новому чипу. Может быть, он сам когда-то пытался сделать то же самое. Он объяснил, что определенные телефонные номера уже зашиты в чипах, когда телефонная компания покупает их у производителя. То есть, если чип утерян, номер восстановить невозможно.

— Мы должны более внимательно присматривать за ней. Она бродит в одиночестве по всему городу. Помнишь, что сказал Райтаг про Катю в больнице после той бойни в автобусе? Будет лучше, если тот, кто пытался ее убить, будет думать, что она погибла.

— А что Марисела будет делать, когда мы уедем?

— К счастью, когда ты спас от огня ее сумочку, там лежал ее паспорт. Она пока не знает об этом, но, может быть, будет лучше, если она отправится с нами? Здесь все будет зависеть от того, куда отправимся мы.

Не успел я закончить фразу, как дверь в маленькую комнату распахнулась. Я обернулся в нехорошем предчувствии, ожидая увидеть полицейских. Но это был человек с усами, который держал в руках коробку из-под обуви, накрытую крышкой с надписью «Канада».

Он поставил коробку на стол и снял с нее крышку. Она была полна паспортов с черной обложкой с пропечатанными поверх герба страны буквами «КАНАДА». Ниже по-английски и по-французски было написано слово «паспорт». Все надписи были сделаны золотистыми чернилами.

— Сначала вы мне заплатите, а потом выберете для себя имена, любые из тех, что есть в коробке, — объявил усач. — Мы сфотографируем вас, сделаем нужные записи и поставим штамп Коста-Рики, разрешающий временный въезд на территорию страны. Это базовый пакет документов.

— За пятьсот долларов мы сделаем дополнительную работу, а именно проставим штампы въезда и выезда четырех других стран по вашему выбору, искусственно состарим паспорта, примяв их и поставив туда несколько пятен. Кроме того, мы пропустим ваши документы через пресс.

— Это что еще за пресс? — раздраженно поинтересовался Герман.

— Мы прогладим их с паром. Это поможет создать впечатление, что вы совершили множество поездок, держа документы в карманах брюк. Я бы рекомендовал вам пройти эту дополнительную обработку, так как в этом случае паспорт гораздо больше похож на настоящий.

— Давайте называть вещи своими именами, — заявил Герман. — Итак, мы можем заплатить по две с половиной тысячи долларов и получить ваш базовый комплект, что является прямым путем в городскую тюрьму. Либо можем заплатить по три тысячи и получить за это документы, по которым сможем покинуть территорию Коста-Рики. Я правильно вас понял?

— Вы сами сказали это.

Пока Герман торговался с усатым мужчиной, я повернулся спиной и нащупал под рубашкой пояс с наличными. Когда я повернулся обратно, в руке у меня было пятьдесят купюр по сто долларов. Я положил деньги на стол. Мужчина завороженно смотрел на деньги. Видеть «зелень» вживую всегда лучше, чем просто рассуждать о деньгах.

В другой руке у меня было еще триста долларов.

— Можете не гладить документы и не ставить на них пятна. Но вы поставите на наши паспорта по четыре дополнительных штампа на въезд и выезд. И получите за это еще три сотни. Если вы не согласны, мы уходим.

При других обстоятельствах я не стал бы на него давить. Но поскольку мы не могли больше пользоваться нашими кредитными и дебетовыми карточками без риска оставить за собой следы, как в истории с дорожкой из хлебных крошек, наличные для нас самих стали насущной необходимостью.

— Но это очень важно — помять документы и придать им такой вид, будто ими давно уже пользуются, — настаивал он.

— Я и сам могу пролить на паспорт кофе, — заявил Герман. — И уверяю вас, если я посижу на нем, после этого моя задница придаст им столь необходимую примятость. Хотите, дайте мне любой паспорт, и я продемонстрирую это.

— Берите деньги или давайте откажемся от сделки, — поддержал я своего компаньона. — В конце концов, можете сказать Мэру, что мы остановились на базовом варианте. К тому же в этом случае он ничего не узнает о дополнительных трех сотнях баксов.

Он посмотрел мне в глаза, будто пытался прочесть там, насколько я тверд в своем решении. Так и не поняв этого, он снова посмотрел на деньги.

Я начал собирать купюры со стола.

— Хорошо. Договорились, — наконец согласился он.

Глава 51

Примерно сорок минут Ликида разъезжал на своей машине по Сан-Хосе, не удаляясь более чем на три-четыре квартала от сгоревшего дома. Убийца нацепил бейсболку и огромные темные очки.

Он попробовал остановиться у небольшого отеля неподалеку и, раскрыв окно со стороны пассажира, спросил у охранника, не знает ли тот человека по имени Лоренцо и по прозвищу Мэр американской колонии, который проживает где-то поблизости.

Охранник улыбнулся и покачал головой:

— Никогда не слышал о таком.

Ликида поблагодарил и поехал дальше по улице. Он обратился с тем же вопросом к пешеходу примерно в одном квартале от отеля и получил тот же ответ. Похоже, та женщина со шлангом ошиблась. Мэра американской колонии знал далеко не каждый в этом городе.

Ликида проехал мимо старого здания в колониальном стиле с надписью «Hotel Vesuvio» на фасаде над навесом. Он доехал до конца квартала и уже стал поворачивать налево, когда увидел, как двое седых гринго в сандалиях и шортах переходят улицу прямо перед ним. На мгновение он даже опешил. Неужели один из них и есть сам Мэр?

В уме убийца быстро сочинил для себя историю-прикрытие. Он подъехал к мужчинам и, подняв стекло в машине, в очередной раз обратился к прохожим:

— Простите, я ищу человека, который живет неподалеку. Его зовут Лоренцо. Я не знаю его фамилии, но друзья называют его Мэром американской колонии.

— Вы, наверное, имеете в виду Ларри Гоудаса, — ответил один из мужчин.

— Вы с ним знакомы?

— Да, он живет неподалеку, на этой улице. — Человек наклонился к окну. — Поезжайте прямо через следующий перекресток. После того как проедете еще квартал, нужно будет свернуть направо. Если вы припаркуете машину сразу после поворота, то окажетесь напротив Желтого дома, большого здания желтого цвета, его невозможно не заметить. Ларри живет в многоквартирном доме прямо через дорогу, это будет слева от вас. Второй этаж.

— Спасибо, — поблагодарил Ликида.

— Еще один способ найти его — зайти после четырех в бар в отеле «Спортсменс лодж». У Ларри там персональный стул, на котором выгравировано его имя, — рассмеялся гринго.

Ликида тоже улыбнулся в ответ, поднял стекло в машине и поехал дальше. Но вместо того, чтобы следовать инструкциям, полученным от незнакомца, он свернул на следующем перекрестке и, проехав примерно полквартала, припарковал машину.

Потом он просто сидел, меряя глазами пространство. На улицах Сан-Хосе асфальт был уложен во столько слоев, что полотно дороги изгибалось, подобно радуге. Если подъехать слишком близко к обочине, машина может просто скатиться с нее в кювет, образовавшийся по другую сторону. В целях безопасности Ликида припарковал арендованную машину примерно за три фута от тротуара.

Он закрыл машину и пошел пешком через улицу. Миновав еще один квартал, заросший деревьями и густым кустарником, аркой нависавшими сверху, он увидел справа большое желтое здание. Это был дом, построенный в колониальном стиле еще во времена плантаторов. Сразу же за ним располагался современный офисный центр в стиле модерн, который, как будто по ошибке, попал в чуждую для него эпоху. Территория в форме буквы «Г» была отгорожена от окружающего мира высоким железным забором с заостренными наконечниками наверху.

Пройдя еще немного вдоль забора в сторону желтого здания, Ликида обнаружил ворота, рядом с которыми находилась будочка для охраны. Внутри территории был припаркован с десяток «мерседесов», «лексусов» и других дорогих машин. Между Желтым домом и новым зданием в стиле модерн непрерывным потоком курсировали мужчины в черных костюмах и галстуках с кейсами в руках и женщины в обтягивающих фигуры нарядах, некоторые из которых несли в руках папки с бумагами. Для Ликиды это обилие охраны в униформе, могущественных чиновников и дорогих автомобилей означало только одно — офис высокопоставленных представителей правительства.

Будка охранника находилась прямо через дорогу от здания, в одной из квартир в котором, по словам словоохотливого гринго, проживал Лоренцо.

Ликида ненадолго замедлил темп, чтобы оценить ситуацию. Движение автомобилей на улице было редким. Тихая узкая дорожка, отделяющая серый многоквартирный жилой дом от правительственного комплекса, сворачивала влево почти перед входом в апартаменты. Ликида решил, что ничем не рискует, прогулявшись вдоль дорожки и осмотрев все более внимательно.

Он прошел до конца квартала, перешел на другую сторону улицы и остановился прямо перед подъездом жилого дома. Затем, свернув направо, прошелся по узкой дорожке, которая делала поворот прямо перед домом. Возможно, существовал и другой вход в жилое здание, с тыльной стороны, за углом, где он мог бы открыть замок отмычкой и не привлекать к себе внимания охранника в будке напротив.

Он подходил к подъезду, когда послышался металлический лязг. Ворота перед парадным подъездом неожиданно распахнулись. Они совершенно загородили проход перед Ликидой. Человек, который вышел из подъезда, не заметил его. Они почти столкнулись.

— Простите меня. — На мгновение он замешкался и повис на воротах, продолжая загораживать проход.

Ликида улыбнулся и тоже извинился. Потом он прошел через раскрытые ворота прямо в здание, будто бы был одним из жильцов:

— Спасибо.

— Не за что, — ответил мужчина. Он закрыл ворота снаружи одновременно с тем, как мексиканец закрыл за собой дверь в подъезд. Но Ликида был доволен: не стоит смотреть в зубы дареному коню.

Площадка перед входом была маленькой, вообще здание напоминало башню с лестницей из бетона, которая по спирали поднималась выше. Ликида быстро взбежал на второй этаж. Теперь ему ничего не будет стоить найти нужную квартиру. Лестница шла дальше и выше, но на этом этаже была только одна дверь, которая вела в одну квартиру.

Ликида осторожно подошел к ней и так же осторожно приложил ухо к полупрозрачному слуховому окну в верхней части. Если никого не окажется дома, у него будет возможность за несколько минут проверить это место, убедиться в том, что он правильно определил квартиру, и поискать там следы присутствия женщины. Он прислушивался, пытаясь определить, не разговаривают ли и не ходят ли внутри, за дверью, одновременно поглаживая набор отмычек в кармане.

«Амора» представляла собой каботажное грузовое судно, но оно имело вместительные топливные баки, что делало его пригодным и для дальних рейсов. Поскольку сейчас судно выполняло порожний рейс в Гватемалу, где должно было взять на борт груз леса, на борту находился лишь минимум команды. Баки были доверху заполнены дешевым дизельным топливом из Венесуэлы, которое играло роль балласта. Когда-то судно было спроектировано как грузовой корабль, совершающий рейсы в районе Великих озер. Поэтому все надстройки, включая рубку управления, были несколько вынесены вперед, в носовую часть.

Общее водоизмещение судна составляло менее трехсот тонн. Это означало, что оно не имело международного кода идентификации по системе, сокращенно называемой AIS. Эта система позволяла обнаруживать местоположение и идентифицировать крупные корабли с помощью спутников, в какой бы точке океана они ни находились. Через каждые две минуты эта информация передавалась по радио на сверхвысоких частотах. Первоначально задуманная как средство снижения риска столкновений, теперь эта система все чаще применялась в целях противостоять международному терроризму и растущему числу актов пиратства.

Еще раньше Алим скоординировал свои действия с руководством картеля в Тихуане. В Колумбии на борт «Аморы» в качестве членов экипажа взошли двое боевиков картеля. Вооруженные пистолетами, они вывели из строя радио и захватили капитанский мостик незадолго до того, как на борт был принят контейнер.

Около полуночи Алиму и двум его боевикам удалось загнать в угол последнего из членов команды. А к часу ночи тела мертвых, обмотанные для утяжеления цепями, были сброшены за борт, а палубы начисто вымыты из шлангов.

В живых оставался только капитан, которого Алим держал на мушке до тех пор, пока судно не придет к точке рандеву с другим кораблем. Там его сменит шкипер, который тоже работает на картель. Туда же прибудет сменный экипаж. И только после этого капитану предстоит присоединиться к своей команде, которая нашла вечный покой под грузом цепей в глубинах моря.

«Правительство Коста-Рики начинает проявлять беспокойство. Его члены задают много вопросов. Они в недоумении, почему ФБР прилагает столько усилий по делу о задержании одного-единственного лица».

Джеймс Райтаг сидел за столом в своем вашингтонском офисе и, разговаривая по телефону, одновременно изучал рапорт, поступивший от агентов Торпа в Сан-Хосе.

— Послушайте, Джим, дайте нам еще один день, и мои люди возьмут их. Мы уже близко. — Торп на другом конце линии пытался выторговать для себя дополнительное время.

— В Госдепартаменте и Белом доме начинают нервничать, — прервал его Райтаг. — От властей Коста-Рики поступают жалобы на то, что американские агенты пользуются в стране средствами электронного слежения, не ставя об этом в известность и не получая разрешения правительства Коста-Рики. Они грозят обратиться к нашему послу с официальной дипломатической нотой, в которой будут заданы все эти неудобные вопросы. К тому же они намерены апеллировать к международной прессе. В Белом доме хотят поскорее покончить со всем этим.

— Моими людьми дважды за последние двое суток был зафиксирован слабый сигнал телефона Мадриани. Они уверены: еще один выход на связь, и они обнаружат его. Вы смотрели их рапорт?

— Я как раз сейчас просматриваю его, — ответил Райтаг.

— Дом принадлежал дочери Никитина. Как рассказали соседи, двое мужчин забрали ее как раз перед теми событиями. По описанию эти люди похожи на Мадриани и его спутника. После пожара все трое, дочь Никитина, Мадриани и его друг, исчезли с той улицы. Это значит, что, если мы задержим Мадриани, мы тем самым выйдем и на эту женщину. А если это она делала те фото, то должна знать, где сейчас находится Никитин.

— Но кто же, черт возьми, тогда взорвал ее дом? — спросил Райтаг.

— Вот в чем состоит загадка, — ответил Торп. — Я чувствую это. Что-то происходит. Дело близится к концу. Пусть кто-то скажет этим ребятам в Белом доме, что, если они сейчас перекроют нам кислород, это может кончиться тем, что им самим позже придется ответить на ряд очень неприятных вопросов.

Глава 52

Яков проснулся от шума мощного дизельного двигателя, стук которого раздавался неподалеку. Он лежал лицом вниз, из угла рта стекала струйка слюны. То, что было похоже на серую холщовую простыню и край смятой наволочки и находилось в нескольких дюймах от его лица, вдруг обрело четкость и стало почти белого цвета. На материале были пятна, которые выглядели и пахли как моторное масло или смазка для двигателя.

Почему-то он чувствовал страшный голод. Громкое урчание в животе соперничало с шумом дизельного двигателя. Никитин попытался вспомнить, когда он ел в последний раз. Это был обед в общей столовой. Поскольку он никогда не переедал, ему вполне тогда хватило немного цыпленка, картошки, очень скромной порции салата и хлеба.

Он начал шевелиться, потом закрыл глаза руками. Никитин чувствовал, что его голова сейчас была похожа на готовый взорваться арбуз. По ярким солнечным лучам он догадался, что было утро, но не появилось никаких мыслей относительно того, где же он находился.

Он вспомнил, как проснулся на койке у себя в домике, яркие слепящие лучи света в глаза и огромные лопасти вертолета, молотившие воздух на площадке. Еще ему виделся большой стальной контейнер с широко распахнутой дверью, которая вот-вот грозилась поглотить его.

Так Яков пролежал, наверное, несколько минут. Но как он ни старался, он все равно не мог вспомнить ничего из случившегося после того, как ступил внутрь грузового контейнера. Он вспомнил, что видел какой-то деревянный ящик, что опирался спиной на железную стенку. Потом смутно всплыло лицо Алима, его холодный зловещий взгляд, как шевелились его губы, когда он что-то говорил ему. Никитин никак не мог понять, было ли все это реальностью или просто кошмарным видением.

Он коснулся голого запястья и понял, что на нем не было часов. Вспомнил, как пытался найти их в сумке под кроватью, когда ему помешал сделать это переводчик. Потом неожиданно Яков нащупал в кармане брюк твердую пластиковую коробочку сотового телефона. Значит, телефон все еще был при нем. Яков облегченно вздохнул и помассировал пальцами виски. Он закрыл глаза и стал бороться с головокружением.

Постепенно туман в голове рассеялся, и глаза смогли сфокусироваться на помещении, в котором он находился, на окружающей обстановке. Голова продолжала кружиться, к тому же Якова не оставляло ощущение движения. Через небольшое круглое окошко в стене проникал луч солнечного света, который тоже двигался, как и тонкие марлевые занавески над окном. Постепенно ему удалось привести мысли в порядок, он вспомнил про порт Тумако и понял, что находится на корабле, но как долго это продолжалось?

Яков попытался сесть. Он поднял налившиеся свинцовой тяжестью ноги и опустил их на пол. Неудивительно, что они казались такими тяжелыми, ведь он все так же был обут в свои ботинки. Со скрипом, помогая себе руками, он поднял тело и наконец, сумел сесть прямо на краю койки. Кровь застучала в голове, рванула к желудку.

Две или три минуты Никитин не мог пошевелиться. Потом, собравшись с силами, посмотрел на дверь. Чувство тошноты вдруг перебило аппетит.

Яков поднялся и осторожно направился к раковине в небольшой ванной комнате. Он ополоснул лицо водой, потом проверил телефон в кармане на наличие сигнала. На небольшом экранчике горела надпись «Не обслуживается». Часы на экране показывали 11.22. Значит, был почти полдень. Никитин не помнил, существует ли разница в часовых поясах между лагерем в Колумбии и Панамой.

Яков попытался открыть дверь в каюту, но обнаружил, что она заперта. Он попробовал опустить четырехконечный штурвал рукоятки замка, плотно заблокировавшего дверь. Ему так и не удалось сдвинуть его с места. Наверное, кто-то подпер ручку двери снаружи. Он вернулся в ванную, схватил оловянную кружку и колотил ею в стальную дверь, пока через несколько секунд та не распахнулась. На пороге стоял один из людей Алима с автоматом, направленным на Никитина.

* * *

Пока его под прицелом автомата конвоировали вдоль палубы, Яков пытался обнаружить в море хоть какие-то признаки наличия неподалеку твердой земли. Но повсюду был лишь открытый океан. Он попытался понять, сколько времени может пройти до тех пор, пока судно придет в Панаму. Он лихорадочно выискивал в уме способы, как бы ускользнуть от своих соглядатаев и позвонить Мариселе или, возможно, просто сбежать. Но сначала ему нужно убедиться в том, что его дочь в безопасности. Ему нужно будет попросить ее скрыться, бежать подальше от своего дома. У нее были родственники в городе Лимон, на побережье Карибского моря. Он убедил бы ее бежать туда и спрятаться. А если ему повезет и он останется в живых, то позже попытается ее разыскать.

Он прошел мимо членов команды, которые занимались своими делами, но не узнал никого из них. Эти люди с любопытством смотрели на него. Похоже, никого не удивляло, что человек, который шел позади Якова, держал в руках автомат. Поскольку рядом с матросами никакой охраны не было, Яков понял, что Алиму удалось каким-то образом перекупить моряков частной компании или набрать собственную команду.

Когда они подошли к надстройке в носовой части судна, конвоир тычком автомата отправил Никитина к трапам. Они прошли через четыре палубы и попали на мостик, где человек Алима снова толкнул Якова в направлении открытой двери в рулевую рубку.

Внутри он увидел, как Алим через переводчика беседует с каким-то человеком. Все смотрели на небольшой экран монитора, прикрепленного на консоли рядом с рулевым колесом. Еще один член экипажа держал штурвал корабля.

Никитин не понимал, о чем говорил Алим. Но когда переводчик перевел его слова на испанский язык, он сообразил, что эти люди пытались определить точное местонахождение корабля с помощью навигационной системы GPS.

Капитан, по-видимому, был латиноамериканцем, но по диалектным словечкам, которые он использовал в своей речи, Яков понял, что этот человек не был родом из Колумбии или Коста-Рики. Он не мог точно различить акцент, но подумал, что моряк, наверное, мексиканец.

А еще через секунду он получил ответ на так мучавший его вопрос относительно расстояния до Панамы: капитан посмотрел на экран и через переводчика объявил, что меньше чем через сутки они должны прибыть к месту назначения.

Похоже, Алим был очень доволен последней новостью. После этого Афунди переключил внимание на Якова. Он осведомился о его самочувствии. Яков сказал в ответ, что ему будет значительно лучше, если его перестанут держать под прицелом автомата. А в остальном он чувствует себя вполне прилично, разве что ощущает сильный голод.

Алим что-то сказал переводчику. Тот в свою очередь приказал капитану связаться с камбузом и попросить приготовить для Никитина что-нибудь из еды и питья.

Потом Афунди снова повернулся к русскому и спросил через переводчика, была ли у Никитина возможность каким-то образом проверить бомбу. Яков ничего не помнил об этом, но Алим пояснил, что контейнер транспортировали очень грубо, особенно когда его ставили на палубу корабля. Тот факт, что Афунди свободно говорил о грузе в присутствии капитана и других моряков, подсказал Никитину все, что он хотел знать о команде судна. Несомненно, они были наняты за хорошую плату.

— И как бы я сумел проверить устройство? Всю ночь я был заперт.

Алим приказал проверить бомбу и доложить немедленно, если будут обнаружены какие-то проблемы.

— Когда планируется прибытие в Панаму? — спросил Никитин.

Выслушав перевод, Алим уставил на него змеиные глазки, потом зловеще ухмыльнулся и заговорил.

— Он спрашивает, почему вы решили, что мы идем именно в Панаму?

— Скажите ему, что так говорит моя интуиция. Во мне течет частичка цыганской крови, — ответил Яков.

Алим рассмеялся. Этому русскому удалось сохранить чувство юмора.

Но Алим веселился не только поэтому. Никитин не мог этого знать, но благодаря внешним топливным бакам, а также из-за того, что Якова продержали в каюте в бессознательном состоянии почти четверо суток, им удалось уйти от побережья Панамы почти на две тысячи миль. Сейчас судно находилось где-то у мыса Сан-Лукас, всего в сорока двух милях от побережья мексиканского полуострова Баха. К полудню послезавтрашнего дня они встанут на причал в доке международного грузового терминала в Энсенаде в Мексике, всего в шестидесяти милях от южной границы США.

— Скажи ему, пусть проверит бомбу. Если она не повреждена, я хочу, чтобы он немедленно ее взвел. Пусть приготовит все, кроме кордитового заряда, который я установлю сам, и таймера, который я тоже установлю лично. Начиная с этого момента устройство должно быть готово к использованию. — Афунди хотел, чтобы Яков снял предохранительное устройство.

Никитин подождал перевода и ответил:

— Не сделаю этого, пока не буду знать цель.

— Цель тебя не касается, — рассвирепел Алим.

— Касается, если ты рассчитываешь транспортировать бомбу в собранном виде. Ты ведь не хочешь везти ее под днищем корабля.

Выслушав перевод, Алим посмотрел на Якова зловещим взглядом, но ничего не сказал.

— Скажите ему, что я не намерен взводить бомбу, пока не узнаю, как и куда ее будут перевозить, — повторил Никитин.

Афунди проигнорировал вопрос и обратился к переводчику на фарси:

— Когда мы ожидаем телефонного звонка?

Переводчик посмотрел на часы:

— В любую минуту. Фактически он уже немного запаздывает.

— Я не хочу, чтобы он находился в рубке. — Взглядом Алим указал на Никитина. — Скажи ему, чтобы шел проверять устройство. Пусть убедится, что там нет повреждений. И доложит об этом. — Потом Афунди повернулся к человеку с автоматом: — Смотри за ним внимательно. А когда он проверит, снова закрой его в каюте. Ты лично отвечаешь за это.

Как только он закончил говорить, раздался звонок с закрепленного на консоли мобильного телефона.

— Уберите его отсюда.

Ларри Гоудас работал на компьютере у себя в квартире. Потом он поднес к уху трубку телефона и заговорил в микрофон:

— Да, это так. Он оба раза провалил задание. На вашем месте я потребовал бы у него вернуть деньги, если, конечно, вы уже успели ему заплатить.

Гоудас выслушал ответ.

— Ну, этот человек умнее, чем я ожидал, — сказал он в трубку. — Откуда я знаю? Потому что вчера днем я обедал с матерью, той самой, которая должна была быть разорванной на куски и сгореть вместе с домом днем раньше. Она была здесь вместе с адвокатом ее дочери, той самой Кати, внучки Никитина, женщины, что сбежала из дома Пайка, а потом чуть не была убита в автобусе. Сейчас она находится в больнице Сан-Диего, где быстро приходит в себя. Слушайте, когда все это кончится, я пошлю ему DVD с мультфильмом о Дорожном Бегуне. Там есть персонаж, который очень похож на него. Его имя Уайл Э. Койот. Наверное, они родственники с тем мексиканцем, что вы наняли.

Да, тебе нужно самому посмотреть это, чтобы понять и оценить.

Послушай, не… не нужно беспокоиться. Скажи ему, что я уже обо всем позаботился. Прямо сейчас я отправляю их в командировку. А когда они вернутся, сообщу несколько только что поступивших новостей и отправлю на несколько дней отдохнуть в Панаму. Сколько времени вам будет нужно?

Он подождал, выслушав ответ.

— Никаких проблем. Могу поручиться за больший срок, если это понадобится. Да, сейчас возьму бумагу и ручку. Не хочу доверять это компьютеру. Одну секунду.

Глава 53

На минуту он шагнул в сторону.

Убрав трубку телефона, переводчик посмотрел на Алима.

— У тебя есть связь с этим мексиканцем? — Алим говорил о Ликиде.

— Да, электронной почтой. Каждый раз я отправляю сообщения на разный адрес.

— Хорошо. Отправь ему сообщение и скажи, что если он хочет получить свои деньги, пусть приедет на встречу с нами в Тихуану, к югу от американской границы. Там его дом. И он должен чувствовать там себя в безопасности. Скажи ему, что мы собираемся рассчитаться с ним золотом и наркотиками, поэтому не можем, как обычно, просто перевести деньги через банк. И поскольку речь пойдет не о наличных, он получит гораздо больше, чем стоимость этих товаров на рынке.

Скажи ему, что сам удивлен этим предложением, поскольку мы никогда и ни к кому не обращались с подобным прежде. Дай ему координаты склада и скажи, чтобы он был там завтра во второй половине дня. В полдень мы должны прийти в порт, поэтому назначь встречу на четыре часа. И предупреди, пусть не опаздывает.

— Он снова на связи. — Переводчик снова поднес трубку к уху. — Хорошо. Договорились, — сказал он своему собеседнику. — Через несколько минут мы отправим факс с капитанского мостика. Да, у нас есть номер факса этого брокера по контейнерным перевозкам в Пунтарене. Мы ведь уже обо всем с ним договорились?

Переводчик подождал ответа.

— Хорошо. В нашем факсе мы сообщим ему название судна, регистрационный номер контейнера и расчетное время прибытия в порт Энсенада. Груз в контейнере будет обозначен как запчасти к оборудованию. Пусть брокер подготовит необходимые таможенные документы и направит их в мексиканскую таможню в Энсенаде. Информацию я сейчас продиктую, запишите ее. Мы хотим, чтобы она была у вас, для того чтобы вы имели возможность довести дело до конца. И проследите, чтобы он все сделал сегодня же. Это очень важно.

Переводчик продиктовал данные и подождал, пока его собеседник повторит их.

— Все правильно.

Алим прошептал переводчику:

— Скажи ему, что мы собираемся отправить ему копию того факса отдельно, как напоминание. Мы не можем позволить себе ни малейшего шанса на ошибку.

Если документы своевременно не прибудут на место, мексиканская таможня может задержать груз, а потом при проведении его тщательного досмотра внутри контейнера обнаружится спрятанная ядерная боеголовка. Если это произойдет, миссию Алима можно будет считать законченной, и пусть тогда проникшие в гениталии таможенников гамма-частицы навсегда и гарантированно лишат их возможности воспроизведения потомства.

— Послушайте, последняя услуга с зачисткой этой мексиканской грязи обойдется вам в дополнительную сумму, — объявил Гоудас. В уме он уже подсчитывал откат в виде тридцати тысяч долларов, который получит от брокера в Пунтарене. — Поскольку вы отказываетесь от его услуг, у вас не должно быть сложностей с доплатой мне. — И он запросил дополнительные семьдесят пять тысяч долларов. В конце концов, это были всего лишь деньги, и кто знал, выпадет ли ему еще когда-нибудь такой шанс?

В ответ никто и не думал ему возражать.

— Знаете, наверное, лучше будет округлить эту сумму, скажем, до ста тысяч, — продолжал Гоудас. — Кстати, думаю, вы должны это знать. Мне удалось подслушать разговор адвоката с его другом. Они пытались догадаться, насколько мощной является ваша бомба и сколько радиоактивных осадков выпадет после ее взрыва. С учетом того что я держу язык за зубами, по крайней мере до того, как все это произойдет, думаю, я заслужил этих денег.

С самого начала Мэр не совал свой нос в то, каким грузом ему приходится заниматься. Его делом было предоставлять различного рода услуги. Но теперь, после того как Марисела и адвокат дали ему в руки рычаг воздействия на своих работодателей, Гоудас никогда в жизни не отказался бы от того, чтобы получить столь ценный подарок.

— Я знал, что вы меня поймете, — заявил Гоудас. — Да-да, вы можете отправить эти деньги банковским переводом на мой обычный номерной счет. Я бы не стал ждать и сделал бы это еще сегодня. Это послужит для меня дополнительным стимулом еще и в том, чтобы я не забыл продолжить работу с брокером. Хорошо. Прекрасно. Ну, желаю удачи. И берегите себя. — Он повесил трубку, похлопал в ладоши и рассмеялся. Он даже позволил себе изобразить нечто вроде джиги вокруг стула.

Все еще танцуя, он прошел в кухню и щелкнул кнопкой электрочайника, одновременно доставая французскую кофе-машину. Потом, когда Гоудас подошел к небольшой комнате-кладовой, чтобы достать с верхней полки бутылку амаретто, он неожиданно столкнулся лицом к лицу с человеком, которого никогда прежде не встречал.

Прежде чем Мэр успел хоть что-либо сообразить, Ликида стремительно нанес ему сильнейший удар в область желудка, у самой диафрагмы. Затем провернул острое как бритва лезвие ножа в области правой нижней камеры сердца.

— Итак, ты зачистил эту мексиканскую грязь, — прошипел Ликида.

Гоудас смотрел на него стекленеющим взглядом.

— Уайл Э. Койот, говоришь? Бип-бип, чертова задница!

Ликида навалился на рукоятку ножа и снова провернул ее, пока не наткнулся на то, что искал. Из разорванной аорты хлынула кровь, и тело Мэра с грохотом рухнуло на пол.

— Пока я вижу грязь только на полу в твоей кухне.

Мозг Ликиды был все еще полон мыслей о мести, обширный список тех, с кем он рассчитается, возглавлял самонадеянный араб. Последним в списке был адвокат, тот самый, что вмешался и спас женщину из горящего дома. Ликида вспомнил черного мужчину, того самого здоровяка, которого видел в дверях дома, и его спутника, расплывчатую фигуру за углом здания, которого пытался той ночью найти на той улице.

— Так вот кто это был, — произнес Ликида вслух, адресуясь к себе самому.

Он вспомнил, как сидел на широком проспекте перед офисом адвоката, вспомнил его имя на документах — Мадриани. Он помнил, что имя звучало для него несколько странно, почти музыкально. Но сейчас его переполняли волны ярости, особенно при мысли о том, что, возможно, этот человек помешал ему и в нападении на тюремный автобус, чтобы спасти дочь женщины.

Ликида наклонился и обыскал карманы Гоудаса. Он достал оттуда ключи от квартиры. Потом мексиканец обошел тело, быстро смыл кровь с рук и вымыл в раковине кинжал. Он высушил руки и поднял записку с информацией по грузу, которую обнаружил рядом с чайником на кухне. Ликида все еще читал записку, когда услышал металлический скрежет внизу, у ворот.

Герман открыл ворота запасными ключами Гоудаса, и мы вошли. Мы решили, что соберем вещи, заберем Мариселу и отправимся искать другое жилище, где будем решать, что делать дальше. С новыми паспортами на руках мы снова могли останавливаться в отелях, правда с условием, что будем расплачиваться наличными. Мы поднялись по лестнице к квартире Гоудаса, дверь в которую Герман открыл другим ключом.

— Это мы! — крикнул Герман, когда я закрыл за нами дверь.

— Нам нужно пройти наверх и собрать вещи, — сказал я ему.

— Как думаешь, должны ли мы сказать Мариселе, чтобы она тоже собиралась?

Мы с Германом шептались в прихожей.

— Мы скажем ей, прежде чем уйти отсюда. Я не хотел бы, чтобы она решила посоветоваться об этом с Гоудасом. Он может попытаться убедить ее не ехать с нами.

Герман кивнул:

— Где он?

— Не знаю. Может быть, в своей студии.

Я отправился гуда, чтобы рассказать Мэру, что с паспортами все нормально, но не обнаружил его там.

— Пол! Иди сюда! — Голод Германа, послышавшийся из соседней комнаты, подсказал мне, что случилось что-то ужасное.

По дороге на кухню я видел только огромную фигуру Германа, застывшую на месте. Он смотрел куда-то вниз, на пол. Я увидел тело Гоудаса в крови только после того, как переступил порог кухни.

— Не стоит даже пытаться проверить его пульс, — заметил Герман. — Посмотри на его глаза.

Герман медленно шагнул назад от тела и прошел в сторону выдвижных ящиков у раковины. Потянув один на себя, он выдвинул его. В то же время его глаза постоянно наблюдали за обеими дверьми в кухню. Герман быстро взглянул в раскрытый ящик и достал оттуда большой кухонный нож. Другой он протянул мне.

— Давай проверим комнаты, — предложил он. — Будем держаться вместе. Если он нападет на меня, просто воткни в него нож и бей его столько раз, сколько успеешь, не раздумывая. Сможешь?

Я кивнул.

Несколько минут мы пробирались из комнаты в комнату, пока не проверили всю квартиру. Кто бы ни убил Гоудаса, он исчез. Исчезла и Марисела. Не было признаков ее присутствия здесь, как не было и записки от женщины.

— Как думаешь, он мог захватить ее с собой? — спросил Герман.

— А зачем ему делать это сейчас, если прежде он уже пытался убить ее? Это не имеет смысла. Но он мог бросить ее тело где-то еще.

Эта мысль дошла до нас обоих одновременно. Мы бросились через дверь.

Я остановился и сорвал с крючка ключ. Герман бегом помчался по лестнице в другую квартиру. Я закрыл за собой дверь на ключ, чтобы никто туда не проник и не обнаружил там труп и кровь на полу.

Я надеялся, что Марисела прячется в другой квартире, выше по лестнице. Я молил Бога, чтобы убийца, кем бы он ни был, не нашел ее там и не бросил в квартире лишь мертвое тело.

Когда я добежал по лестнице до двери в квартиру, Герман уже успел открыть ее другим ключом, который достал из кармана и броситься внутрь, в комнаты. Он стоял в гостиной, качая головой.

— Ее здесь нет, — проговорил он.

— Ты проверил все комнаты?

— Я смотрел. Ее там не было.

Мы снова, более тщательно проверили все помещения, заглядывая в каждый уголок. Проверили даже под кроватью, в холодильнике, как обычно поступают герои фильмов ужасов. Ничего.

Мы закрыли дверь и снова пошли вниз.

— Когда она отправилась в телефонную компанию? — спросил я.

— Не знаю, по-моему, было начало десятого, — ответил Герман.

— Она не может все еще быть там.

Но, не имея телефона для связи, мы не могли в этом удостовериться.

— Что будем делать? Мы не можем здесь оставаться.

— Да. Нам нужно собрать вещи.

— Как думаешь, следует ли нам все почистить там, внизу? — спросил Герман.

— Ты говоришь о теле?

— Нет, я говорю о наших отпечатках и обо всем, чего мы могли касаться.

На секунду я задумался.

— Нет. Если мы это сделаем, то уничтожим все следы, которые мог оставить киллер. Кроме того, два дня в ограниченном пространстве типа квартиры означают, что следы нашего присутствия там сейчас можно обнаружить повсюду. Мы не сможем убрать все эти следы.

— Согласен.

И все же Герман вынул нож из моей руки и вытер рукоятку и лезвие краем рубашки. В это время я ключом открывал дверь в квартиру Гоудаса.

Не успели мы войти, как услышали звонки телефона в студии. Мы с Германом переглянулись, потом я, рванув с места, побежал на звук. Не знаю, как долго звонил телефон, но, пока я бежал к аппарату, включился автоответчик.

Я стоял и слушал, надеясь, что смогу хотя бы услышать сообщение. Но вместо этого после долгого гудка включился факс на столе. Машина выплюнула единственный лист бумаги и отключилась.

— Кто это был? — Герман успел сложить ножи обратно в ящик и теперь стоял позади меня.

— Не знаю. Это был факс.

Я взял лист и начал читать, но текст был написан на испанском языке. Герман тоже изучал содержание факса, заглядывая туда через мое плечо.

— Черт возьми! — вскричал он. — Вот и ответ на твой вопрос, как Гоудас сумел узнать, откуда будет отправлен контейнер. Смотри. — Герман показал пальцем на лист. — Название судна вовсе не Mariah. Оно называется «Амора». Здесь есть расчетное время прибытия в пункт назначения, даже номер контейнера. И имя внизу: «А. Афунди. Имя — Алим».

— Но почему? Это какая-то бессмыслица.

— Это копия факса, отправленного брокеру на контейнерном терминале. Они хотели, чтобы Гоудас проследил за всем. Из того, что я сумел прочитать, видно, что это он свел их с брокером. Как ты сказал, его бизнесом была продажа информации.

— Так вот как они узнали о Пайке и о том, что у того были фотографии. Но пока это все еще непонятно. Если им была нужна его помощь, почему они убили его?

— Не знаю, — ответил Герман. — Зато я теперь знаю, куда нам следует отправиться.

Я посмотрел на часы.

— Какая разница во времени между этим городом и Энсенадой?

— Все так же, как у нас, — ответил Герман. — Здесь время устанавливается на один час позже.

Тут я услышал, как внизу лязгнули ворота, и послышался голос:

— Лоренцо, это я. Впусти меня.

Это была Марисела. Я подбежал к небольшому двустворчатому окну до пола, которым заканчивался узенький балкон, и высунул наружу голову:

— Оставайтесь там, мы сейчас спустимся.

— Лоренцо был прав: они не смогут дать мне мой старый номер телефона. Не знаю, что делать, — сказала она.

— Просто подождите внизу.

Я не потрудился даже закрыть окно.

— Давай заберем вещи. — Тут я увидел телефонную книгу на полке в кухне. — Подожди секунду. Как сказать по-испански «чартерный рейс»?

Герман задумался.

— Ладно, выбрось это из головы. — Я забрал книгу с собой. — Не забудь захватить сумочку Мариселы.

— Зачем?

— Потому что в ней лежит ее паспорт.

Глава 54

Шагая к своей машине, Ликида уже знал, что араб вот-вот пришлет ему электронное письмо, в котором назначит место встречи, где якобы оплатит его услуги. Что ж, Ликида был готов к этой встрече. Но она произойдет там, где решит он сам, и в удобное для него время.

Его больше не волновал вопрос о том, что он должен был убить ту женщину, по крайней мере, на этот момент это было не так важно.

Теперь в его списке фигурировали только двое: человек по имени Афунди, решивший избавиться от него, и адвокат, который постоянно мешал ему в последнее время.

Продолжая пребывать в ярости, Ликида был совсем не склонен к тому, чтобы тщательно соблюдать правила дорожного движения на дорогах Сан-Хосе. Трогаясь с места парковки, он не удосужился посмотреть в зеркало заднего вида. В результате его машина подрезала автомобиль какой-то женщины, которая резко затормозила и подала громкий сигнал.

Ликида показал ей в окно палец и, оставляя след резиновых покрышек на асфальте, стремительно помчался в сторону аэропорта. В уме он уже прикидывал, в какой из городов на севере Мексики он отправится, чтобы оказаться как можно ближе к порту Энсенада.

Говорят, что, имея достаточно денег, вы можете купить все. Сейчас нам с Германом предстояло на себе проверить эту мысль. Сидя на заднем сиденье маленького красного такси, мы выруливали на шоссе с широкого проспекта, который назывался бульвар Колумба. Задние амортизаторы машины были настолько изношены, что мы физически ощущали каждую кочку или выбоину на дороге от копчика и по всему позвоночнику.

Мы с Германом молча пересчитывали оставшиеся в наших поясах наличные, а Марисела смотрела на нас с пассажирского сиденья впереди. Мы не сказали ей, что Лоренцо убит. Просто сообщили новые данные о возможном местонахождении ее отца, подчеркнув, что сейчас не до подробностей, но позже мы обо всем расскажем.

— Думаю, у нас не хватит денег, — с сомнением произнес Герман. — Нам нужно будет преодолеть не меньше двух с половиной тысяч миль, а может, и больше.

Когда мы с Германом выехали из Штатов, у нас было при себе девятнадцать тысяч долларов на двоих, которые были спрятаны в двух поясных ремнях. Из них пять тысяч триста нам пришлось потратить на два паспорта. Оставалось еще тринадцать тысяч семьсот. Моя кредитная карточка наверняка была заблокирована федералами, и я не смог бы воспользоваться ею при всем желании. Конечно, Герман мог использовать свою кредитку, но на ней был установлен лимит две с половиной тысячи долларов, и конечно же каждое движение денег на ней будет отслеживаться.

— Несколько лет назад я резервировал для моего клиента чартерный рейс из Мексики, и он обошелся тогда в двенадцать штук. И нам не приходилось тогда лететь так далеко, — вспомнил Герман.

— Для того чтобы узнать это, нужно попытаться, — ответил я.

— Сеньор, вот-вот будет поворот, и мне нужно знать, сворачивать или ехать прямо.

— Дайте нам минутку, — попросил Герман.

— Сегодня регулярные рейсы на север идут только в Штаты. Марисела не может попасть туда без визы, даже если речь идет о транзите. И еще один вопрос: ты действительно хочешь попытаться пересечь границу Штатов с этими штуками? — Я похлопал по фальшивым канадским паспортам, лежавшим на сиденье рядом со мной.

— Сворачивайте, — скомандовал Герман.

Водитель пересек три полосы движения под сопровождение, наверное, клаксонов каждого из автомобилей, который сейчас ехал по городу. Потом он свернул направо на короткий съезд с автомагистрали и начал кружить по узким улочкам. Я попросил у Германа сотовый телефон и набрал номер Гарри. Последнее время я пытался дозвониться до него уже несколько раз. Наверное, в этом районе просто был плохой сигнал сети.

Когда Гарри ответил, я держал в руке факс из квартиры Гоудаса.

— Где ты был, черт возьми? Я пытаюсь тебе дозвониться вот уже два дня! — закричал он в трубку.

Я сказал, чтобы он взял в руки лист бумаги и записал то, что я сейчас продиктую. Теперь, когда мы узнали содержание факса, мы с Германом решили, что нет больше смысла скрывать эту информацию от федеральных властей.

— Подожди, пока я выйду, — попросил Гарри.

— Ты в офисе?

— А где еще мне быть, черт возьми!

— Тогда просто оставайся там, тебе не понадобится ручка. Просто повторяй все, что я сейчас тебе скажу.

— Ты понимаешь, что собираешься сделать?

— Да, сейчас мы говорим со всем миром, — успокоил я его. — Я хочу, чтобы ты связался с Райтагом и передал ему следующую информацию. Давай, говори это вслух.

— Ты хочешь, чтобы я связался с Райтагом и передал ему следующую информацию.

— Оружие уже в пути и находится на борту судна.

— Какое оружие? — удивился Гарри.

— Не важно, просто повторяй за мной.

Он повторил мои слова вслух.

— Название судна… — Но прежде, чем я успел произнести слово «Амора», связь прервалась. — Алло! Алло! Черт!

Когда я снова начал набирать номер, водитель пришпорил такси и погнал его по каким-то ухабам, ямам и глухим улочкам, будто это было здесь национальным видом спорта. Нас с Германом резко отшвырнуло назад на сиденье.

На столе зазвонил телефон. Торп поднял трубку:

— Алло.

— Директор Торп, это Боб Мендес.

— Да, Боб, у вас что-то ко мне?

— Думаю, что да. Мы точно засекли сигнал сотового телефона. Звонок был сделан из района, который называется Павас.

— Где это?

— Это пригород, всего в нескольких милях севернее Сан-Хосе. Похоже, что Мадриани и второй человек находились в движении. У нас были сложности, когда мы пытались локализовать сигнал из центра. Были какие-то помехи. Потом мы вспомнили, что сверху на здании министерства иностранных дел Коста-Рики располагается комплекс антенн. Мы перехватывали их сигналы и по ошибке глушили.

— Сигналы из министерства?

— К сожалению, да.

Торп поморщился.

— Не волнуйтесь, мы не будем включать это в отчеты, — успокоил его Мендес. — Хорошая новость заключается в том, что теперь мы сумели определить местонахождение сотового телефона. Мощность сигнала падала, поэтому время от времени мы его теряли. Он находился в движении, но сейчас, как кажется, остановился на месте. Методом треугольника мы определим его местонахождение. Близко к тому району находятся наши агенты и силы местной полиции. Я думал, вы захотите об этом знать.

— Прекрасно. У вас есть связь с вашими агентами?

— Да.

— Хорошо. Тогда скажите им вот что. Существует вероятность, что вместе с Мадриани и его спутником находится женщина. — Торп потянулся рукой к бумагам на своем столе, пока наконец не нашел нужную. — Ее имя Марисела Никитин-Оса де Солаз. Агенты в Коста-Рике установили ее полное имя по официальным документам, когда поняли, что Марисела выжила после взрыва в ее доме. Ее видели с Мадриани и Германом.

Скажите своим агентам, что абсолютно необходимым является, чтобы власти Коста-Рики задержали ее для выяснения некоторых вопросов. И еще скажите, чтобы ей обеспечили полную безопасность. Мы знаем, что уже имела место попытка покушения на ее жизнь. И передайте, что министерство юстиции и Госдепартамент сейчас готовят документ, в котором просят власти Коста-Рики дать нам возможность допросить ее. Пока неясно, даст ли это результат. Она — гражданка Коста-Рики. Скажите своим агентам, что, если власти страны отпустят ее, я распорядился держать ее под круглосуточным наблюдением. Вы меня поняли?

— Да, сэр.

— А если она попытается уехать из страны, все равно следите за ней.

— Одну секунду, — прервал его Мендес, — поступила какая-то информация.

На секунду он переключился на разговор с кем-то еще. Торп слышал приглушенные голоса в трубке. Затем Мендес заговорил снова:

— Они находятся менее чем в миле от места, где был отслежен сигнал, вы останетесь на связи?

— Да, я побуду на линии.

Глава 55

Любой риелтор скажет, что все определяется местоположением объекта. Для нас в этом смысле очень удобно было то, что Коста-Рика располагается практически в центре американского континента, являясь как бы его хребтом.

Аэропорт пригорода Павас по размеру меньше, чем международный аэропорт Сан-Хосе, который называется Хуан Санта-Мария. Он обслуживает внутренние рейсы, а также бюджетные туры на побережье страны. В этом же аэропорте можно заказать чартерные рейсы с использованием самой разнообразной техники, от маленьких пропеллерных самолетиков до современных реактивных машин, как мы сегодня успели узнать.

Обычно невозможно даже пытаться заказать чартерный рейс из Сан-Хосе в Северную Мексику дешевле чем за тринадцать штук. Но то ли из-за общего плохого состояния экономики страны, то ли благодаря ее выгодному расположению в этот день это вдруг стало возможно. В последние дни рейсы с юга часто были полупустыми, поэтому по радио то и дело передавали объявления для желающих улететь таким рейсом о наличии нескольких мест на борту, естественно с большими скидками.

Сегодня повезло и нам. «Гольфстрим» уже стоял на взлетной полосе. Самолет направлялся из Панамы в Лос-Анджелес с посадкой в Мехико, чтобы взять на борт еще двух пассажиров.

По сигналу на табло для чартерных рейсов мы прошли к стойке регистрации, где быстро удостоверились в том, что на борту уже сидели четверо пассажиров. Наше путешествие на север обошлось нам чуть больше одиннадцати тысяч на троих.

— Интересно, нам дадут здесь что-нибудь перекусить? — осведомился Герман.

Я бросил на него убийственный взгляд.

— Мне просто любопытно, — не унимался мой напарник, придав своему лицу самое глупое выражение. — Завтрак был довольно давно.

— На борту есть буфет. — Человек за стойкой работал на компьютере. Он даже не посмотрел в нашу сторону и поэтому не мог увидеть широкую улыбку счастья, которой озарилась физиономия Германа.

— Видишь, иногда стоит задавать вопросы. Надеюсь, что и пиво у них здесь есть, — прошептал он мне на ухо.

Мужчина за стойкой бегло проверил наши паспорта только для того, чтобы прочитать наши имена и внести их в компьютер. Потом он махнул рукой чиновнику местной службы иммиграции, расположившемуся в нескольких футах от нас, и тот так же быстро проштамповал наши документы выездными визами и вернул их нам. Первой прошла Марисела, которую мы намеренно выставили в авангарде за ее безупречный испанский. Кроме того, в присутствии женщины и мы с Германом вызывали бы меньше подозрений.

Никогда раньше не думал, что фальшивый канадский паспорт позволит мне сэкономить на билетах до мексиканской территории пять штук зеленых. Не было никаких посадочных талонов. Багаж нам пришлось волочить за собой по бетонной площадке. Когда мы втроем поднялись в самолет, увидели роскошные кожаные кресла, которые можно было вращать в разные стороны и раскладывать. Четверо других пассажиров стояли в центре салона у стола. Оттуда доносилось чавканье и звон стаканов.

Они повернулись к нам с широкими улыбками, поприветствовали вновь прибывших и стали представляться. В моей голове промелькнуло: «Привет, я Пол. Разыскиваюсь как международный преступник. Ах да, извините за кровь на руках, просто не было времени ее отмыть».

Конечно, я ничего этого не сказал. Я просто назвал новым друзьям свое новое канадское имя. Я еще не придумал, чем мой вымышленный персонаж зарабатывает себе на жизнь. Но я был уверен, что меня спросят об этом. Я взял у Германа свой сотовый телефон, отошел в хвост самолета и в последний раз попытался дозвониться до Гарри.

— Мы засекли их! — прокричал Мендес.

— И женщину тоже? — переспросил Торп.

— Если она с ними, то да, и ее тоже возьмут через несколько секунд.

— Что это значит? Или он у вас в руках, или нет, — рассердился Торп.

— Агенты как раз сворачивают на эту улицу. Им осталось меньше ста футов до источника сигнала. Они уверенно отслеживают его, сейчас просто пройдут по нему и возьмут всех, — заверил Мендес.

— Вы контролируете происходящее?

— Что значит — это была другая станция? — Мендес разговаривал с кем-то еще. Торп слышал на другом конце линии множество возбужденных голосов. — Что?

— Что происходит? — переспросил Торп.

— Сэр, произошла небольшая накладка. Мы принимаем какие-то сигналы, которые не можем идентифицировать. Должно быть, неполадки на станции. Сигнал передается одновременно на три разные станции. Что? С какой скоростью?

— Что там происходит?! — прокричал Торп. — Говорите.

— Наши операторы говорят, что сигнал снова удаляется. Тот, у кого находится телефон, сейчас движется со скоростью примерно сто сорок узлов.

— Что-что?

— Это примерно сто шестьдесят миль в час.

— Я знаю, что такое этот чертов узел! — прокричал Торп.

— Скорее всего, он летит в самолете.

— У нас есть какие-нибудь военные объекты в том районе? Я имею в виду станции обнаружения, что-то, что может засечь его с помощью радара?

— Я не знаю.

— Так узнайте. И еще: свяжитесь с диспетчерским пунктом аэропорта и узнайте, можно ли вернуть этот рейс. Полиция Коста-Рики должна иметь такие полномочия. — Торп швырнул трубку телефона с такой силой, что весь аппарат с грохотом опрокинулся на пол. Тогда он вскочил и пинком ноги отправил злосчастную технику еще дальше.

Большую часть жизни Никитин посвятил тому, что хранил бомбу и готовил ее к выполнению задачи. В молодости устройство служило делу революции. То, что Хрущев не смог использовать его по назначению и не поделился этой мощью с кубинскими товарищами, привело Никитина в ярость. Революция в его представлении была идеалом, чистым и незапятнанным. Яков никогда не предавал свою страну. Наоборот, это ее руководители отказались от дела революции. И несмотря на все долгие годы, которые он был вынужден скрываться, Яков Никитин в душе оставался солдатом.

Но сейчас он был стар, чувствовал себя в тупике. Он продолжал жить только для того, чтобы снова побыть с дочерью, снова увидеть ее, поговорить с ней, обнять ее. Ему хотелось встретиться со своей внучкой Катей, которую он видел лишь однажды, когда та была совсем крошкой. Но он вел о ней долгие разговоры с Мариселой, задавал бесконечные вопросы, рассматривал ее фотографии. Все это теперь было потеряно, осталось там, в его домике в военном лагере. В ту ночь, когда Марисела уехала оттуда, он плакал, как ребенок. Что-то сломалось в нем. Он боялся за нее и не мог дождаться, когда же снова сможет поговорить с ней по телефону.

Сейчас он балансировал по краю между долгом и желанием сбежать.

Никитин знал, что сделка с Алимом невозможна. Попытаться пойти на нее означало накликать скорую смерть. Разве можно договориться с дьяволом? Как только Алим будет знать, что бомба готова к применению, он вынет пистолет, и жизнь Якова оборвется. Бывали моменты, когда старик ловил себя на мысли, что готов убить этого человека, однако ему ни разу не пришло в голову воспротивиться применению бомбы.

Отказаться от этого означало предать все, чему он посвятил все эти годы. Ради этого он отказался от своей семьи. Бомба, конечно, не могла заменить ему детей, но временами он чувствовал, как в ней бьется жизнь, зародыш новой революции.

Какое-то время он изыскивал в голове способ, как выполнить свой долг и суметь снова увидеть дочь. И понял, что ему нужно было время.

Яков стал осматривать бомбу через раскрытую боковую стенку деревянного ящика, будто бы проверяя устройство на наличие внешних повреждений, как распорядился Алим.

Никитин солгал ему. Бомбу можно было транспортировать, ничего не опасаясь. Предохранительное устройство было разработано с большим запасом прочности. Ведь в качестве средства доставки боеголовки можно было использовать самолет МиГ без экипажа или крылатую ракету, запускаемую с рампы, примерно так же, как запускались ракеты-снаряды «Фау-1». При этом гравитация и кинетические удары воздействовали бы на боеголовку при запуске с силой в три-четыре раза большей, чем это было бы при столкновении или любом другом происшествии при транспортировке.

Предохранительное устройство предотвращало спонтанное возникновение цепной реакции при случайном выстреле устройства пушечного типа. Но такое почти не могло произойти при отсутствии заряда кордита в стволе пушки в казенной части. А последнее мог допустить только полный идиот, ведь подрывной заряд следовало устанавливать непосредственно перед применением устройства.

Для Никитина наличие предохранителя в устройстве имело единственную цель: оно делало его незаменимым и, следовательно, позволяло сохранить жизнь. У старика было и еще одно преимущество: только он мог определить, задействован механизм предохранения взрыва или нет.

— Он хочет знать, нет ли где-либо повреждений.

Неожиданно раздавшийся за спиной голос заставил Никитина вздрогнуть. Он оглянулся и увидел нависшее над ним лицо переводчика, который стоял в ярких солнечных лучах прямо около открытой двери контейнера.

— Нет, похоже, что все в порядке. Просто мне нужно проверить еще несколько деталей.

— А потом можно будет доложить ему, что устройство находится в рабочем состоянии? Вы уверены?

— Да, уверен. — Яков разговаривал из ящика, не выглядывая наружу. Не услышав дальнейших комментариев, он высунул голову и увидел удаляющуюся фигуру переводчика примерно в двадцати футах от себя. Тот шел по палубе в обратном направлении, в сторону мостика.

Никитин снова повернулся к бомбе. С помощью взятого у переводчика карманного фонарика он проверял, чтобы специальный желобок к предохранительному проводу был уложен правильно, на четверть поворота, девяносто градусов в направлении по часовой стрелке. Проверив это, он взялся за провод и повернул его против часовой стрелки до тех пор, пока предохранительный желобок не стал проходить прямо напротив.

Очень осторожно, чтобы не прервать хрупкую связь между проводом и предохранительным диском, Яков освобождал провод, ослабляя его по направлению к себе, пока на нем не показалась нарисованная тонкая красная линия, прямо рядом с устройством. Теперь диск был освобожден, и его можно было доставать из ствола пушки. Он хранился в отдельном контейнере, прикрепленном изнутри к корпусу бомбы. Повторная установка предохранителя в стволе потребовала бы как знания всех параметров установки, так и безупречно искусной работы рук, навыков, которые Никитин, как он думал, вполне мог растерять за эти годы.

Яков вынырнул из ящика, закрыл деревянную стенку и плотно закрепил ее винтами.

Он выполнил свой долг солдата и подготовил бомбу к применению, хотя и не собирался пока информировать об этом Алима. Лучше всего было бы в самый последний момент послать ему сообщение или передать весть с кем-либо другим. Сам Яков теперь мог бы спокойно бежать и присоединиться к семье. Если, конечно, он сумеет найти способ, как это сделать.

Глава 56

На борту самолета «Гольфстрим» имелось множество разнообразных вещей, но, к сожалению, отсутствовала телефонная связь. Второй пилот, который заметил, как я пытался поговорить с Гарри при взлете, велел мне выключить телефон. Его сигнал может помешать работе бортовой аппаратуры.

Через час после взлета пассажиры расселись по местам. Две другие пары опустились в свои кресла и приготовились к длительному путешествию. Мы с Германом, расположившись в хвостовой части, пытались объяснить Мариселе, с чем ей пришлось бы столкнуться, если бы она вернулась в квартиру Лоренцо.

Сначала она не верила, что он мертв, а потом, когда наконец смирилась с этой мыслью, принялась обвинять себя в том, что привела к двери его дома киллера.

— Вы не поняли, — объяснил я. — Лоренцо снабжал их информацией за деньги. — И я показал ей факс.

Когда она прочитала текст, ее взгляд остался прикованным к имени, написанному внизу.

— Да, так и есть. Я помню. Я слышала только один раз, но его имя действительно Афунди. Я точно слышала его. Просто не могла вспомнить раньше. Но почему? Зачем было Лоренцо работать на них?

— Причина является старейшей в этом мире, — пояснил Герман, — деньги.

— Хотите сказать, что за несколько долларов он продал жизнь Кати?

— Возможно, он не знал, что они собираются убить ее. Но не думаю, что не знал о том, что ждет Пайка после того, как он указал на него.

— А как он нашел таких людей? — спросила женщина.

— Он имел дела с теми же людьми, с которыми общался и ваш отец, — сказал я.

— Да, но у моего отца не было выбора.

— Независимо от причин результат может быть одним и тем же. Но нам нужна ваша помощь.

— В чем?

— Мы не знаем в лицо ни Алима, ни вашего отца. Мы должны найти их и проследить, где находится контейнер, не дожидаясь, когда власти остановят их. Если мы этого не сделаем, очень много людей умрет. Вы понимаете?

Она не ответила, а просто посмотрела мне в глаза:

— Я не верю в то, что мой отец способен сделать что-то подобное.

— Возможно, как вы говорите, у него нет выбора. Если это так, то мы сделаем все, чтобы помочь ему обрести свободу.

Она снова посмотрела на меня, потом кивнула в знак согласия:

— Тогда я помогу вам.

— Прекрасно.

Через три часа мы приземлились в аэропорту города Мехико, где должны были сойти первые пассажиры. Я сказал пилоту, что мой сотовый телефон неисправен, и спросил его, можно ли отправить сообщение по бортовому радио моему другу в Сан-Диего. Естественно, я не мог ничего говорить о бомбе. В этом случае у парня наверняка глаза вылезли бы на лоб, а я немедленно оказался бы под арестом.

Вместо радио пилот протянул мне свой мобильный телефон. Я взял его и прошел в хвост салона, чтобы никто не слышал наш разговор.

Рабочий день уже кончился. Офис наверняка был закрыт, поэтому я открыто позвонил на обычный сотовый номер Гарри. Если бы у меня был номер телефона Райтага, я позвонил бы сразу ему.

Гарри не отвечал. Не уверен, что он вообще продолжал носить свой сотовый телефон с собой. Гарри ненавидит копов. А зная о том, что его подслушивают агенты спецслужб, он наверняка предпочел бы спустить аппарат в сортир.

Тем не менее я оставил ему сообщение, чтобы он нашел Райтага и рассказал ему о бомбе. Я написал название судна «Амора» и расчетное время прибытия в порт Энсенада. Надеюсь, что федералы прослеживают все звонки.

Потом я позвонил Гарри домой. И снова ответа не было. И снова я оставил то же сообщение, теперь уже на его домашнем телефоне. Это было все, что я мог сделать, по крайней мере на тот момент.

По пути домой, в Северную Мексику, Ликида метался туда-сюда по всему полушарию, как мячик для пинг-понга. Из Сан-Хосе он долетел до Хьюстона, где пересел на рейс в Сан-Диего. Отсюда он больше не делал попыток продолжить полет в южном направлении. Он арендовал машину, а потом зашел в одно из мест, которые посещал очень часто, — круглосуточный магазин услуг сети Интернет на выезде из Нэшенел-Сити.

Ликида заказал кофе латте и сел за компьютер, чтобы проверить электронную почту. Он с нетерпением искал послание араба, чтобы прочитать его ложь как можно скорее. Ликида знал, что кофе и наглая ложь этого представителя племени тряпичноголовых и смуглолицых заставят его взбодриться и помогут ему держаться в форме, пока он не пересечет границу.

Он чувствовал себя вполне сносно. Несколько часов убийца провел в полудреме, попутно обдумывая, как поступит со своим заказчиком. Ему было интересно, есть ли у этого человека семья, и если да, то сколько готовы заплатить за ухо или часть носа своего родственника его близкие с Ближнего Востока. Он мог бы предложить им скидку и продавать клиента частями, на вес. Ликида мечтал о том, что, может быть, ему удастся захватить араба живым и спрятать где-нибудь в уединенном месте. В этом случае он сможет гарантировать этому человеку единственное — тот будет умирать очень медленно.

Наконец Ликида смог расслабиться. Судя по записке, которую он забрал из квартиры мертвого критикана — любителя мультфильмов из Сан-Хосе, у него было еще достаточно времени до того, когда нужно будет встречать судно в порту Энсенада. Оно не прибудет на место где-то до полудня завтрашнего дня.

Он сосредоточился на экране компьютера и подождал секунду, пока по экрану не побежали бесконечные строки адресов его электронных доменов. Потом он прошел вниз через накопившиеся сообщения, пока наконец не обнаружил то, что искал.

Ликида открыл сообщение и увидел текст, из которого явственно следовало, что араб снова лжет. Сообщение было полно фальшивых похвал за отлично выполненную работу. За это заказчик хотел бы вознаградить его ценным имуществом, а именно золотом и легко реализуемыми на рынке наркотиками, с помощью которых можно было купить даже луну на небе. Но, поскольку курьерская служба «Федэкс» вряд ли возьмется за доставку героина и прочей «дури», а ее транспорт не обладает достаточной грузоподъемностью, чтобы загрузить все те горы предназначенного ему золота, Ликиде придется забрать товар лично. Они просили извинения за доставленные неудобства, но надеялись, что партнер их поймет.

Ликида испытывал чувство досады по отношению к провайдеру почты, услугами которого решил воспользоваться сегодня. Если бы их тестер дерьма работал правильно, то каждое слово сообщения должно было быть подчеркнуто, взято в кавычки и источало бы сейчас прямо с экрана брызги коричневого.

Переводчик араба дал ему даже адрес в Тихуане, где Ликида мог бы найти трейлер, чтобы тащить вновь обретенное сокровище домой. Он напомнил, чтобы мексиканец не опаздывал и был на месте завтра ровно в четыре часа. Иначе душегубы, работающие на этого араба, потребуют переплаты за сверхурочные, мрачно пошутил про себя Ликида.

Он переписал адрес, стер запись в компьютере, допил кофе и посмотрел на часы. Он размышлял, не будет ли поздно встретиться с одним из своих «снабженцев» и разжиться некоторым оборудованием, то есть не лег ли его поставщик спать. Потом, приняв решение, он расслабился и подумал: в конце концов, это станет ясно после того, как он позвонит в дверь.

А если ему не откроют, услышав звук дверного звонка, он прибегнет к помощи пожарной сигнализации.

Глава 57

Было почти десять часов вечера, когда наш роскошный «Гольфстрим» выпустил нас из своего чрева в аэропорту, который находился всего в нескольких милях южнее порта Энсенада. Менее чем через десять минут мы получили багаж, прошли таможню и иммиграционную службу. Единственный заспанный чиновник лениво посмотрел на наши вещи, потом поискал свободные места в наших паспортах, быстро проставил там нужные штампы и поздравил нас с прибытием на территорию Мексики. Мы взяли такси и провели ночь в небольшом прибрежном отеле, расположенном у живописной стоянки судов, на входе в залив. Для Мариселы мы взяли отдельный номер, а сами с Германом устроились вдвоем, чтобы не тратить лишних денег. Наша наличность уменьшилась еще почти на семьсот долларов. Конечно, в качестве последнего средства я всегда мог попробовать воспользоваться своей кредитной карточкой, пусть даже был почти уверен, что Темплтон распорядился заблокировать ее.

Следующим утром мы встали очень рано и отправились завтракать в небольшой ресторан на той же набережной. Большинство магазинов и учреждений все еще не работало. Но мы наткнулись на открытый рынок, что было очень кстати.

Я снова вскрыл нашу кубышку, и мы потратили чуть больше сотни долларов на покупку сумки, некоторых предметов одежды для Мариселы и еды. Со времени пожара Марисела успела купить себе только немного мелочей по дороге в телефонную компанию в Сан-Хосе.

Когда мы вернулись в отель, я выглянул из окна нашего номера и обратил внимание на небольшие лодки и катера, что выстроились стройной линией у плавучих доков снаружи. За ними слева находилось здание морского вокзала, длинный бетонный док которого в этот момент был абсолютно пуст.

С другой стороны, примерно в миле от нас, находился международный грузовой терминал. Он располагался на дамбе между гаванью и открытым океаном. По моим грубым расчетам, мы находились примерно в восьмидесяти милях южнее Сан-Диего.

К докам был пришвартован для разгрузки огромный, размером с небольшой город, контейнеровоз. Высоко возвышающееся над водой судно было уже почти пустым. На площадке под открытым небом, подобно стальным жирафам, высились силуэты четырех громадных подъемных кранов, которые переносили контейнеры. Один из них глубоко погрузился в недра корабля. Вот он поднял оттуда сразу два контейнера и поставил их на площадку дока. Меньшие по размеру передвижные краны катались взад-вперед по верфи, поднимая грузы и устанавливая их на грузовики, выстроившиеся в очередь, чтобы забрать нужные материалы и отвезти их на предприятия на север.

— Который час? — спросил я Германа, потому что мои часы остановились.

— Десять сорок, — ответил он.

Гарри уже должен был получить мои сообщения. Райтаг, вероятно, сейчас собирает силы, пытается связаться с полицией Мексики и договаривается о том, что наши агенты вскоре начнут действовать за южной границей.

— Если в факсе содержится точная информация и судно прибудет вовремя, — сказал Герман, — у нас осталось меньше чем полтора часа. Есть идеи, как ты собираешься сделать это?

— Ты не забыл прихватить свой бинокль?

— В сумке, — ответил Герман.

— Дашь мне попользоваться им?

— Конечно. — Герман запустил руку в сумку и выудил небольшой цейссовский четырехкратный бинокль, который вручил мне.

Оттуда, где стоял, даже через полевой бинокль я вряд ли смог бы разобрать изогнутую надпись названия на контейнерном судне. Но все же мне было видно, что это была не «Амора».

— Я уверен в одном: нам следует найти место, откуда лучше видно. Нужно упаковать вещи и подготовиться к отъезду. И еще: давай возьмем Мариселу и немного прогуляемся.

Мы отошли от воды примерно на два квартала, потом прогулялись вдоль главного канала до моста. Мы свернули направо и пошли по дорожке к причалу для круизных кораблей. К моменту когда мы подошли туда, контейнерное судно успели разгрузить; два буксира толкали его от причала в гавань.

По пути нам попалась скамейка, на которую мы все втроем и уселись, приготовившись ждать.

Марисела наблюдала через стекла бинокля, как буксирные суда очень осторожно, легкими толчками подталкивали контейнеровоз к середине канала. Они помогали развернуть пустой корабль. Еще через десять минут судно по дуге направилось в открытое море; его массивные винты вспенивали воду под кормой. Через каких-то пять минут контейнеровоз в сопровождении двух буксиров по обоим бортам был уже далеко от пристани.

Я вспомнил, что, может быть, следовало снова попытаться дозвониться до Гарри. Но не мог придумать, как это сделать.

Оба буксира отошли от большого судна, но не вернулись в порт. Они так и остались покачиваться на воде примерно в двух милях от нас. Напрягая глаза, я разглядел какую-то новую точку у горизонта с нашей стороны.

— Там что-то есть. — Герман тоже заметил движение.

— Да, я вижу.

— Можно посмотреть в бинокль?

Марисела отдала бинокль Герману.

Примерно десять секунд, а может и дольше, он всматривался в линзы бинокля, пытаясь лучше навести фокус.

— Это грузовое судно. С виду идет порожним, но точно сказать пока не могу.

— Почему мне не доложили? — спрашивал Райтаг. Он стоял рядом со столом и хриплым голосом кричал в трубку телефона. — Ну и что, что я был на совещании?! Значит, вы должны были вызвать меня оттуда. Мне плевать на то, что агенты полагают, что все это неправда. Да, я знаю, знаю. Я в курсе, что Мадриани и его партнер знали о том, что мы прослушиваем их. Ну и что, даже если они пытаются вести с нами свою игру. Все равно я должен знать. Кто-нибудь удосужился проверить эту информацию? Что я говорю? — Его голос вырос на целую октаву. — Я говорю, известно ли нам что-либо о том, должно ли судно под названием «Амора» вот-вот прибыть в порт Энсенада? Ну так узнайте! И сразу же позвоните мне! — прокричал Райтаг в трубку.

Он даже не удосужился нажать кнопку отбоя, просто нажал кнопку второй линии и набрал другой номер. Он подождал несколько секунд и, когда его собеседник взял трубку, проговорил:

— Зеб, это Джим, вы слышите меня? Вчера вечером приборы прослушивания в доме партнера Мадриани засекли телефонный звонок. Никто не ответил, поэтому звонивший оставил сообщение. Он назвался Полом. По словам агентов, голос был похож на голос Мадриани. Он просил партнера позвонить мне и сказать, что бомба находится на борту корабля. Название судна, по словам звонившего, «Амора», и оно должно было вскоре причалить в порту Энсенада в Мексике. Уже сегодня. Они не сочли нужным доложить мне об этом, зная, что и сам Мадриани, и его партнер в курсе, что в офисе поставлены жучки, а телефоны прослушиваются. Агенты уверены, что это какой-то трюк.

Почему? Потому что вчера во второй половине дня был еще один телефонный звонок. Предположительно он поступил на сотовый телефон адвоката с кодирующим устройством, поэтому агенты не могли слышать, о чем шла речь. Но, судя по тому, что было зафиксировано подслушивающим устройством в офисе, партнер как будто использовал свой обычный телефон, чтобы обвести наших людей вокруг пальца. Он прямо в микрофон орал о том, что знает нечто важное, возможно просто повторяя информацию, услышанную по сотовому телефону. А потом разговор по его мобильному аппарату был прерван… Зеб, Зеб, вы где? Я подумал, что вы отключились, — проговорил Райтаг. — Итак, что же случилось?

И Райтаг прослушал долгое объяснение о засечке сигнала методом треугольника, о постановке помех. Казалось, от излишних подробностей у него вот-вот пойдет носом кровь. Он все еще старался усвоить все эти детали, когда вдруг в дверь вошел секретарь и передал ему написанную от руки записку.

Он читал ее, одновременно выслушивая поток извинений. Торп писал:

«Все подтвердилось. Судно «Амора» было зарегистрировано в Панаме, в настоящее время находится в контейнерном терминале порта Энсенада, Мексика. Сообщил агент М. Труфолд».

— Зеб, оставьте это. Заткнитесь и слушайте…

* * *

Мы спокойно сидели на скамейке и смотрели, как судно «Амора» прокладывает себе путь к каналу. Оно было гораздо меньше того контейнеровоза, что примерно час назад вышел из порта. И теперь это судно победно скользило по воде. Когда корабль повернулся к нам кормой, чтобы преодолеть волнолом, я увидел, что на его борту около самой кормы находится один-единственный контейнер.

— Думаешь, это оно? — спросил Герман.

— Скорее всего, да. Разве что под палубой у него есть еще контейнеры, — сказал я.

Я скользнул взглядом через бинокль в другую сторону, надеясь увидеть там скопище полицейских машин, которые потоком устремляются в порт. Но мне были видны только грузовики, увозившие контейнеры в сторону проходившего вдоль берега шоссе, которое вело в Тихуану и дальше, к границе.

— Можно мне тоже посмотреть? — спросила Марисела. Наверное, она увидела на борту судна что-то знакомое.

Я протянул ей бинокль. Она поднесла его к глазам, навела фокус, посмотрела в сторону корабля и через секунду сказала:

— Это он!

— Ваш отец? — переспросил я.

— Нет, Алим, — поправила меня женщина. — Он там, на трапе. На самом верху. — И она вернула мне бинокль.

Я настроил его и посмотрел, куда она сказала. Худощавый темноволосый мужчина, одетый в белое, стоял у лестницы с мостика и собирался спуститься. Я успел хорошо рассмотреть его, пока он поднимался на главную палубу и наконец исчез в двери одной из надстроек судна.

— Вы уверены, что это он? — решил уточнить я.

— Да. Я узнала бы это лицо везде. Но где же отец? — И она снова потянулась за биноклем.

Я отдал его ей. Потом я повернулся к Герману:

— Если контейнер уже стоит на палубе, его разгрузка с судна не займет много времени. Если они сумеют погрузить его в автомашину, а потом пройдут таможню и отправятся своим путем, мы их потеряем окончательно. Ты не видишь, нельзя ли нам подобраться к ним каким-то образом?

Герман повернулся и осмотрел территорию позади нас.

— Все обнесено забором. Но параллельно каналу идет улочка, по которой мы можем пройти прямо туда.

— Тогда тебе придется выйти на дорогу и поискать такси. Подъезжай на нем к улице, что идет вдоль канала, и жди нас там. Мы с Мариселой останемся здесь и будем наблюдать. Может быть, мы увидим ее отца. К тому же нельзя упускать из виду контейнер. Так что жди нас там.

Герман бегом пустился выполнять указание.

Когда я снова посмотрел в сторону судна, два буксира уже успели помочь ему пришвартоваться к грузовому доку, стоявшему как раз у него на пути. Мне показалось, что никто не стал даже дожидаться, пока судно будет надежно пришвартовано канатами. К нему уже направлялся большой кран, который должен был поднять контейнер с палубы.

Марисела внимательно осматривала судно с носа до кормы, пытаясь найти какие-то признаки нахождения на нем ее отца.

Казалось, не прошло и минуты, а контейнер уже завис в воздухе, поднятый с судна краном. Гигантский хобот крана повернулся вокруг своей оси, и контейнер исчез где-то внизу, на причале, по другую сторону от корабля.

— Нам нужно идти, — сказал я Мариселе.

— Но где же мой отец? — растерянно спросила она.

— Может быть, он находится на другом борту судна или в надстройке, а может быть, в одной из кают. Не исключено, что он уже успел сойти на причал.

Она с беспокойством посмотрела мне в глаза. Или его уже убили, говорил ее взгляд. Но она не сказала этого вслух.

— Мы больше не можем ждать, — продолжал я убеждать ее. — Нам нужно сесть в такси, забрать из отеля вещи и ехать туда. — Я указал рукой в сторону дороги, что бежала вдоль побережья, а дальше должна была выйти на большое шоссе, ведущее в северном направлении. — Потому что если мы потеряем их сейчас, то никогда не сможем найти снова.

И мы пустились бежать вдоль дорожки к каналу.

Глава 58

— Поблагодарите их от нашего имени. Сколько подразделений они направляют туда? — Торп слушал, делая ручкой пометки в блокноте на столе.

Райтаг внимательно прислушивался. Они заперлись в оперативном центре в недрах здания ФБР. Здесь в их руках сосредоточились все нити, связывающие их с местом событий; их распоряжений ожидала целая армия агентов и технических сотрудников, склонившихся над компьютерами и ведущих переговоры по телефону.

— Кто-нибудь может сказать, сколько времени пройдет, пока они прибудут на место? — Торп дважды махнул перед лицом Райтага ладонью с растопыренной пятерней: десять минут. — Вы предложили им подключить группу по чрезвычайным ситуациям, связанным с угрозой применения ядерного оружия?

В эту группу входили ученые, инженеры американского департамента энергетики. Они были специально обучены действовать в обстановке, возникшей в результате чрезвычайной ситуации вследствие случайного или намеренного радиоактивного заражения, в любой точке земного шара.

Торп покачал головой и поморщился. Очевидно, правительство Мексики, по крайней мере на этот момент, отказалось от помощи специалистов.

— А они вообще понимают, что может свалиться им на голову?

— Хорошо, держите меня в курсе. — И он повесил трубку. — Туда направлены тридцать подразделений полиции. Кроме того, мексиканское правительство привлекает военных, которые должны будут блокировать территорию порта. Проблема в том, что контейнер мог уже покинуть территорию терминала. Об этом станет известно не раньше чем через пятнадцать — двадцать минут. До этого нам остается только ждать.

— Вы не правы, — отрезал Райтаг. — Свяжитесь с директором службы национальной безопасности. Обрисуйте ему обстановку и передайте наши рекомендации немедленно перекрыть границу. На всем промежутке от Сан-Исидро и к востоку от Аризоны. Скажите ему, что необходимо закрыть эти участки прямо сейчас. Никто не должен проскочить. Ни одной машины, не важно, легковой или грузовой, пока мы не будем знать, где сейчас эта штука и как ее остановить. И еще скажите им, чтобы обязательно проинструктировали наших людей на границе, чтобы все они ждали, с чем им придется иметь дело.

— Как только мы перекроем границу, об этом узнает пресса. Это просочится во все новости. И если устройство все еще находится в порту, там, в Мексике, если мексиканцы сумеют найти его, Белый дом оторвет вам голову, случись так, что люди узнают, как близко они были от очередного одиннадцатого сентября или даже хуже того, — возразил Торп.

Он был прав. Для того чтобы поймать эту штуку в сеть, слишком много представителей спецслужб пришлось бы посвятить в детали, рассказать им, что именно следует искать.

— Позже эти умники из Белого дома сумеют придумать подходящую историю, которую мы сможем скормить представителям прессы. Больше мы не можем позволить себе прятать голову в песок. Я беру на себя всю ответственность. А что, если мексиканцам не удастся остановить это?

У Торпа не было ответа на этот вопрос.

Когда мы добежали до канала, Герман уже сидел в такси и ждал нас. Мы с Мариселой упали на заднее сиденье. Герман на испанском языке давал указания водителю.

Даже с заднего сиденья машины я пытался поймать в бинокль контейнер. Отсюда было довольно далеко до воды, к тому же «Амора» загораживала вид. Но мне открывалась часть дороги из порта, на которой уже скопилась очередь из грузовиков, медленно направлявшихся к шоссе.

— Там была странная зеленая тень, — сказала вдруг Марисела. Как выяснилось, она говорила о контейнере. — На одной из сторон у него была какая-то надпись.

Я понял, что она была права. И тут я вдруг увидел контейнер, который уже успели поднять на грузовик. Но пока наше такси огибало какое-то здание слева, он пропал из вида.

— Как думаешь, будем заезжать в отель за вещами? — спросил Герман.

— Сейчас не до этого. Мы не можем терять время.

Мне снова удалось увидеть контейнер на платформе грузовика, который двигался через территорию порта. Машина находилась всего в сотне футов от ворот в порт, где стоял охранник в форме, который проверял машины и делал отметки на документах. Если бы мы только могли попасть туда! Мы бы остановили их!

— Герман, скажи, чтобы он пристроился за ним, иначе мы потеряем машину, когда она будет проезжать через город. Если он выйдет на шоссе и куда-нибудь свернет, мы уже не сможем найти его снова.

Герман что-то сказал водителю. Тот что-то пробурчал в ответ.

— Он говорит, что будет давить педаль до пола, — перевел Герман.

— Отлично! Будем надеяться, что отсюда и до того места, куда пойдет грузовик, будет достаточно подъемов. Ведь мы не успеем перехватить его на выезде.

Мы проделали широкую петлю, объезжая территорию порта слева и направляясь туда, где дорога от портовых сооружений выходит на шоссе.

Когда я в очередной раз поднес к глазам бинокль, грузовик с контейнером пропал. Значит, он уже выехал из порта. Там, где дорога поворачивала направо и поднималась вверх, я увидел, что нужный нам грузовик шумно поднимается в гору примерно в четверти мили впереди нас. Он сумел обойти другую машину, небольшой крытый грузовик с подъемной дверью сзади, который, по всей видимости, был так тяжело загружен, что едва-едва двигался на подъеме.

Герман пальцем указал водителю куда-то и потом что-то сказал ему. Тот перестроился в правую полосу и снизил скорость. Шоссе было оборудовано по общепринятым в мире стандартам: по две полосы в каждом направлении с разделительной посередине. Поворачивать можно было только там, где в разделительной полосе был специальный разрыв.

Между нами и машиной с контейнером двигалось несколько других автомобилей. Водитель спросил, нужно ли обгонять их. Герман приказал ему не приближаться к грузовику, постоянно держать между нами несколько машин, но ни в коем случае не терять грузовик с контейнером из виду.

Пока мы медленно поднимались по дороге, находившиеся впереди нас несколько машин успели рвануться вперед. Примерно через десять минут мы оказались сразу же за тяжелогруженым крытым грузовиком, которым пытались прикрыться, чтобы не стало слишком заметно, что мы преследуем контейнеровоз.

Герман сказал что-то водителю, и тот ответил.

— Он спрашивает, как далеко мы собираемся ехать, — перевел он.

— Скажи, что это будет видно, когда мы будем на месте.

Похоже, ответ не удовлетворил водителя. Он начал многословные объяснения с Германом.

— Он говорит, что останется в Росарите и не поедет дальше на север, — продолжал переводить Герман. — По его словам, в это время суток движение назад из Тихуаны слишком плотное, и он не хочет терять деньги.

— Скажи ему, что мы готовы оплатить его время.

— Ты становишься слишком расточительным, — пробурчал Герман. — Может быть, сначала нам следует еще раз пересчитать наши средства, чтобы посмотреть, сколько у нас осталось.

— У нас около шести сотен. За эти деньги мы могли бы ехать до самого Сан-Франциско.

— Должен сказать тебе одну вещь. Если они пересекут границу, он не сможет ехать дальше. Не имеет права, разве что у него есть виза и страховка. Та же проблема будет и у Мариселы. Ты же будешь арестован, как только сунешься туда. — Сказав это, Герман посмотрел на меня и подмигнул.

Потом мы оба повернулись к Мариселе. Но она так внимательно высматривала что-то через боковое окно, буквально прилипнув лицом к стеклу, что, похоже, даже не слушала, о чем мы говорим.

— Если они попытаются пересечь границу, кто-то из нас должен бежать в здание, где сидит пограничный патруль, чтобы те остановили машину, — сказал я Герману.

— Это, конечно, означает, что бежать придется мне, поскольку тебя там сразу же определят в казенный дом, — согласился он.

* * *

Через полчаса после поворота на Эль-Дескансо шоссе превратилось в автостраду, и водитель сказал, что мы приближаемся к Росарите. Сразу же после этого идущий впереди грузовик подал сигнал правого поворота, собираясь съезжать с дороги.

Герман приказал водителю снизить скорость. Мы поехали медленнее. Я снова посмотрел вперед и вдруг почти запаниковал, так как не увидел впереди машины с контейнером. Потом я посмотрел на съезд с дороги и заметил, что контейнеровоз тоже готовится съезжать, продолжая двигаться впереди нашей машины-прикрытия.

— Направо, направо! — вскричал Герман.

Водитель такси резко подал вправо и, чуть не врезавшись в грузовичок сзади, сумел-таки пристроиться в очередь на поворот. Водитель злился и что-то сердито втолковывал Герману по-испански, позабыв о руле и жестикулируя обеими руками, пока мы неуклюже сворачивали в пригород Росариты. Мы съехали с шоссе и оказались на грязных городских улицах.

Я не понимал, о чем говорил водитель, но чувствовал, что он мечтает избавиться от Германа и нас.

— Знаешь, у меня такое чувство, что эти двое едут вместе. — Не обращая внимания на водителя такси, Герман говорил о контейнеровозе и втором грузовике.

Я надеялся, что наше путешествие подходит к концу. Может быть, машины впереди все-таки остановятся где-нибудь на ночлег.

— Герман, у тебя с собой сотовый телефон?

— Да.

— Проверь, есть ли там сигнал.

Он достал аппарат, включил его и, немного подождав, покачал головой:

— Ничего.

Немного отстав от грузовиков перед нами, мы медленно катились вперед по пыльной немощеной улице, когда вдруг увидели, что обе машины въехали на заправку компании «Пемекс». Водитель крытого грузовика выбрался из кабины и отправился к заправке. Контейнеровоз проехал чуть дальше и остановился на широкой площадке перед небольшим магазинчиком при заправке. Все выскочили из машины, и было похоже, что они собираются воспользоваться туалетом.

— Мой отец! — вдруг закричала Марисела. — Это он! — Ее лицо светилось радостью, когда она показала рукой на мужчину впереди.

— Где?

— Там мой отец! — Марисела потянулась к двери, и, прежде чем я успел остановить ее, она уже бежала вперед по обочине дороги.

Я еще не успел пошевелиться, как Герман рванулся вперед.

Я тоже попытался выйти, но водитель схватил меня за руку.

Я понял, что он желает получить свои деньги.

Когда мне удалось выглянуть наружу, Герман уже успел поймать Мариселу и тащил ее к каким-то кустам у дороги.

Я расплатился с водителем и, как мог, на ломаном испанском и с помощью жестов попросил его подождать. Через несколько секунд я уже был в тех же кустах, где прятались Герман и Марисела.

— Что с вами? — пытался вразумить женщину Герман. — Вы хотите, чтобы нас всех здесь убили? Я уже не говорю о тех нескольких тысячах, которым придется разделить нашу участь. Не теряйте рассудка!

Марисела смотрела так, будто была готова расплакаться.

— С ней все будет в порядке. Успокойся. Просто она переволновалась. Она не знала, жив он или мертв. И когда увидела его, — я пожал плечами, — она сорвалась, просто переутомилась.

Герман медленно покачал головой, потом глубоко вздохнул. Он извинился и убрал руки с плеч Мариселы.

Мы продолжали беседовать, как вдруг я услышал за спиной звук заводившейся машины. Не успел я оглянуться, как наше такси обогнало припаркованную крытую машину и, развернувшись, поехало по пыльной улице в противоположном направлении.

— Отлично! — гневно прокричал Герман. — Он сбежал от нас. Что мы теперь будем делать?

Времени на обдумывание и разговоры не было.

— Оставайся здесь и следи за ней!

Я вышел из кустов и так быстро, как только мог, направился вдоль обочины по направлению к заправке в конце квартала. Если мы сейчас потеряем грузовик, то уже не сможем снова отыскать его. Конечно, нас могли убить, но был ли у нас выход? Мне никогда прежде не приходилось делать ничего подобного, но прежде я никогда и не попадал в такие ситуации. Иногда мы сами себе удивляемся: вот на что способен адреналин в крови!

Когда я подошел к заправке, снаружи оставался только один человек, который присматривал за обеими машинами. В пустой бак платформы продолжали подавать бензин. Тот парень нарезал круги вокруг грузовика с контейнером. Он проверял, хорошо ли закреплен контейнер на рельсах грузовика, куда обычно устанавливается подобный груз.

Все остальные все еще находились внутри мини-маркета. Когда я снова посмотрел туда, где стояла цель нашего путешествия, мужчина исчез из вида, по-видимому, находился с другой стороны от контейнера.

Тут я заметил, что кузов крытой машины открыт. Я подергал рукоятку и осторожно сдвинул шторку вверх, ровно настолько, чтобы можно было ползком втиснуться внутрь. Оказавшись там, я еще немного приподнял шторку, чтобы Герман мог заметить это с другого края улицы. Придерживая ее одной рукой, другой я помахал моим друзьям, чтобы они присоединились ко мне, и сделали это не мешкая.

Не успели они приблизиться, как я услышал голоса, доносившиеся со стороны мини-маркета. Говорили на иностранном языке, но не на испанском. Я помахал рукой, и Герман с Мариселой снова спрятались в кустах у дороги.

Тихонько опуская шторку, я заметил небольшой кусок дерева прямо за дверью. Я подложил его вниз, чтобы внешний запор не мог опуститься туда до конца и, закрыв замок, запереть меня внутри.

Через несколько секунд голоса стали громче, по-видимому, их обладатели были совсем рядом. Я слышал, как кто-то вынул из бака машины заправочный пистолет и повесил его обратно на колонку. Потом двери в кабину открылись и снова закрылись. Поблизости завелся дизельный двигатель контейнеровоза, а еще через секунду — второго грузовика.

Я стоял, придерживая высоко над головой заднюю дверь, и искал взглядом Германа. Он наблюдал за мной из кустов. Большим пальцем, как голосующий на дороге, я указал на другую сторону улицы.

Герман быстро подхватил Мариселу за руку, и они бегом устремились через улицу к стоявшему там старенькому грузовичку-пикапу и спрятались за ним.

Конечно, это было рискованно, но я предположил, что все эти люди свернули с трассы просто для того, чтобы заправиться, а это означало, что они снова будут выруливать на главное шоссе.

Я услышал, как контейнеровоз с шумом стал разворачиваться перед платформой, чтобы снова выехать с пыльной улочки на шоссе. Машина, в которой теперь находился я, тоже развернулась вслед за первым грузовиком. Я продолжал придерживать дверь, пока моя машина с грохотом ерзала туда-сюда на тесной улице, съезжая с дороги в грязь.

Водитель в очередной раз под рев двигателя, терзая рычаг, переключал передачу, когда из-за припаркованного пикапа показался Герман. На плечах у него сидела Марисела. Не успел «мой» грузовик разогнаться и до десяти миль в час, как он швырнул Мариселу ко мне в кузов. Все, что я мог сделать, — это попытаться затормозить ее падение одной рукой и частью корпуса, поскольку другой рукой мне приходилось придерживать дверь для Германа. Через секунду и он находился рядом со мной.

Я посмотрел на Мариселу. В ответ она с улыбкой взглянула на меня. С ней все было в порядке. Мы с Германом осторожно опустили дверь, и я снова подсунул в паз внизу кусок дерева.

В темноте мы еле-еле могли разглядеть друг друга, но никто впереди не мог бы увидеть или услышать нас: этому мешали рев двигателя и шум колес по дороге.

— Давайте устраиваться удобнее, — предложил Герман. Он сдернул тяжелую материю, покрывавшую сверху какой-то деревянный ящик, стоявший в передней части кузова, принес ее к нам и, свернув вдвое, постелил на пол, чтобы все мы могли сесть на нее.

Я перевел дыхание: все еще не верилось, что нам удалось совершить такое. Мы ведь были на волосок от того, чтобы рискнуть всем.

Глава 59

— Так получается, они не знают, куда направился грузовик? — спросил Райтаг.

Торп покачал головой:

— Как говорят наши агенты, мексиканская полиция очень старалась развязать им языки. Они захватили капитана и еще двоих в трюме и сейчас дают им уроки поведения на допросах инквизиции. — Торп говорил о команде судна, капитане и матросах, которые оказались на борту «Аморы» вместо настоящего экипажа, первоначальный состав которого, за исключением двух матросов, нанятых в Колумбии, целиком исчез. — Сейчас нам известно только то, что последний состав команды судна поголовно связан с картелем Тихуаны. Большинство из них настоящие матросы или, по крайней мере, имеют опыт такой работы. К ним обратились люди из картеля, которых они знали, с предложением привести корабль в порт. Они заявили мексиканским властям, что больше ничего не знают. Когда им показали фотографии, сделанные дочерью Никитина, они опознали Никитина как одного из тех, кто был на борту, а также еще троих или четверых мужчин, которые также фигурировали на тех снимках. Все члены сменного экипажа утверждают, что не имеют представления о том, чем занимался Никитин и что вообще было в контейнере. Мы получили подробное описание контейнера, его размер и цвет. Это двадцатифутовик светло-зеленого цвета. Кроме того, один из матросов дал нам часть цифр на номерах грузовика. Он принадлежит мексиканской коммерческой компании, и мексиканские власти сейчас пытаются выяснить, кто хозяин предприятия и куда может следовать машина. Кроме того, с ним движется еще одна машина, крытый грузовик. Один из матросов показал, что эту машину арендовали, но он не помнит ни названия компании, ни номера. И еще одна любопытная вещь.

— Какая именно? — живо спросил Райтаг.

— Некоторые из членов команды считают, что русский был пленником. Как они говорили, его тщательно охраняли и большую часть времени он был заперт в одной из кают.

— Думаете, он действует под давлением? — поинтересовался Райтаг.

— Кто знает…

— А как насчет тех других, что были вместе с ним?

— Все иностранцы. Один из них разговаривал на испанском и еще на каком-то языке. Похоже, он исполнял роль переводчика. Матросы говорили, что не могут назвать второй язык. Еще они уверяют, что не слышали ничего из переведенных разговоров. Представители мексиканских властей не верят этому. Они считают, что кто-то обязательно бы хоть что-то услышал. Поэтому они собираются продолжить допросы капитана и матросов.

Райтаг глубоко вздохнул и на минуту задумался. Когда он снова заговорил, перешел почти на шепот, так что никто из сидящих за компьютерами и телефонами людей не мог ничего услышать.

— Я не хотел бы, чтобы этот вопрос вошел в протокол, — проговорил он, — но заставили ли наши мексиканские коллеги этих людей заниматься серфингом?

«Серфинг» был эвфемизмом понятия «погружение в воду». Этот способ добиться признательных показаний считается пыткой и повсеместно осуждается, но опыт говорит, что, когда время дорого, это было единственным надежным способом извлечения информации, причем очень быстрым. Зачастую достаточно двух минут.

— Должно быть, этот метод слишком утонченный для мексиканцев, — признался Торп. — По сообщению нашего агента, который находился на месте событий, капитана кольцами и зажимами подсоединили к автомобильному аккумулятору. Каждую минуту через его соски и другие части тела пропускали электрический ток. Потом ему давали отдохнуть, но ровно столько, чтобы он не слишком светился. Даже если он что-то и знает, то все равно не признается. Похоже, мексиканцы собираются заниматься этим всю ночь. Если это так, то им следует позаботиться о посменной работе и дополнительных аккумуляторах.

— Проблема в том, что если команда не знает, куда отправился грузовик, то все эти болевые ощущения заставят моряков давать ложные показания. А это значит, что нас могут отправить туда, куда даже не все птицы отваживаются летать, — проговорил Райтаг. — Кстати, что у нас происходит там, на границе?

— Вы спрашиваете, что, кроме огромной транспортной пробки? — переспросил Торп. — По последним данным, мы сосредоточили там двести дорожных патрульных. Еще сто находятся на пути туда. Специалисты-ядерщики уже развернули пост в Сан-Исидро. Мы предполагаем, что, поскольку этот пограничный пункт является ближайшим, скорее всего, они попытаются пересечь границу именно здесь. Мы перебрасываем туда патрули с востока, даже из Юмы. Нам переданы два отряда спецназа ФБР, а подразделение «Дельта» направляет две группы своих лучших снайперов, но, как нам сказали, никто не должен об этом знать. Кроме того, мы подтягиваем сюда наши собственные подразделения по освобождению заложников.

— При чем здесь освобождение заложников? — удивился Райтаг.

— Таково было предложение одного из наших командиров тактического звена. Он считает, что группы освобождения заложников особенно хорошо подготовлены к действиям внутри транспортных средств, в основном автобусов. Эти люди пытались освободить из того автобуса агента Медериос и других женщин. Если мы сумеем определить местонахождение контейнеровоза, мы используем их в качестве наконечника копья для того, чтобы пробиться к контейнеру. А за ними пойдут специалисты группы по ядерному оружию, которые попытаются обезвредить устройство.

— Итак, все, что нам осталось, — это просто найти его, — проговорил Райтаг. Он спросил, какое оборудование направлено на границу с целью обнаружения заряда.

— В том-то и проблема, — пожаловался Торп. — В настоящее время никакая аппаратура обнаружения не дает данных о приближающемся объекте. И как считают люди из группы специалистов-ядерщиков, скорее всего, здесь мы ничего так и не узнаем. Я говорил по этому поводу с Левеллином, он со мной согласен. Он говорит, что взрывчатое вещество в бомбе — это обогащенный уран, к тому же этот материал хорошо экранирован, так что любое наше оборудование здесь почти бесполезно. С его помощью мы, скорее всего, довольно легко смогли бы обнаружить плутоний. Но для того, чтобы засечь урановую бомбу, аппаратура должна находиться практически рядом с устройством, не далее чем в трех-четырех футах от него, иначе она ничего не увидит. Кроме того, чтобы получить надежные данные, этот период должен быть достаточно длительным.

— То есть Никитин с дружками должны сесть рядом с нами и подождать, — усмехнулся Райтаг.

— Мы можем использовать термоизображение, — продолжал Торп. — Нужно будет искать какие-нибудь материалы аномально высокой плотности, например свинец, который используется при экранировании. Тем самым мы значительно сузили бы количество потенциально подозрительных транспортных средств. Но и здесь проблема в том, что, как мы знаем, бомба пока находится по ту сторону границы. А мексиканское правительство не очень-то хочет, чтобы мы использовали эту аппаратуру.

— Но почему?

— Они боятся, что, когда мы засечем их, Никитин и его соратники взорвут этот чертов заряд и вся Тихуана превратится в один большой кратер.

— Но тогда они избавятся от картеля, — заметил Райтаг.

— Нет, тогда мы избавимся от картеля. А им это не особенно и нужно. Тем более сейчас, когда цены на нефть идут вниз и вся их экономика растет только за счет этого. Половина заводов по ту сторону границы сейчас не работает. Как они называют эти штуки? — попытался вспомнить Торп.

— Maquiladoras, — подсказал Райтаг.

Глава 60

В конце девяностых политиканы, жаждущие положить в карман лишний миллион долларов за свою болтовню, приняли концепцию глобальной экономики. Они объединились с бизнесменами из Китая и производителями из Мексики, в результате чего вдоль южной границы США появилась зона, где перестали действовать ограничения на движение товаров.

Американские политиканы торговали своей страной, объясняя это тем, что придерживаются концепции информационной экономики. Как оказалось, нам больше не было необходимости в производстве и в тяжелой промышленности, поскольку мы могли продвигать словеса и питаться сентенциями. Они продали за границу целые секторы производства, после чего начали торговать и интересами среднего класса.

В результате начался бум в таких забытых богом местах, как порт Энсенада. Меньше чем через два года огромные объемы грузовых перевозок сместились от причалов Лос-Анджелеса и Сан-Диего в Северную Мексику. Китай начал поставлять в порты вдоль мексиканского побережья океаны дешевых комплектующих, большая часть которых затем направлялась на предприятия на северной границе, которые назывались maquiladoras. Там из комплектующих собирали готовые товары, которые всплывали на американском рынке, куда попадали на грузовиках мексиканских транспортных компаний.

Это была беспроигрышная игра, если вам нужно было купить дешевый телевизор, собранный из иностранных деталей, или политика, который будет защищать ваши интересы. Но для тех, кому однажды пришлось работать на подпольных фабриках или водить грузовики, чтобы заработать себе на хлеб, все это было концом дороги.

Больше десяти лет maquiladoras процветали, пока и для них не настали трудные времена. Они стали жертвами собственного успеха. Очень сложно продать даже дешевые телевизоры миллионам американцев, которые лишились работы.

Ликида улыбнулся собственным мыслям, блуждая по пустому зданию и пытаясь понять, почему тряпичная голова решил встретиться с ним именно здесь. Он попал внутрь, открыв отмычкой простенький замок задней двери в здание. Помещение было огромным, с извилистыми проходами и высокими дверями. Наверное, так и выглядел знаменитый Ноев ковчег изнутри.

Как и все подпольные заводы, этот располагался в промышленной зоне, совсем рядом с границей США. По ту сторону находились обширные пустынные участки американской земли, которую охраняли патрули с собаками. Мексиканцы же порой ставили свои заводы прямо в приграничных районах. Местность по обе стороны границы была засушливой пустыней, испещренной ущельями и холмами. Американская приграничная территория была слабо освоена, здесь в основном располагались склады и парковки для грузовиков. И конечно, повсюду были разбросаны контрольные пункты пограничников. Из-за экономического спада некоторые склады по обе стороны границы пустовали; вся инфраструктура, связанная с ними, как бы затаилась в ожидании лучших времен.

Ликида потел в длинном пальто. Но пальто было необходимо ему, чтобы скрыть некий тяжелый предмет, который он прятал под ним. Ликида посмотрел на часы. Он прибыл на место за два часа до назначенного времени. Свою машину он припарковал в нескольких кварталах и пришел сюда пешком. Своим ранним визитом он рассчитывал сделать сюрприз работодателю.

Сегодня немного раньше он побывал в порту Энсенада. Заняв наблюдательный пост на холмике над шоссе, Ликида понаблюдал за портом. Он видел, как полицейские облепили судно. На корабле было так много людей в форме, что, казалось, он вот-вот утонет под их тяжестью.

Понаблюдав некоторое время за судном в мощный бинокль, Ликида пришел к выводу, что Афунди сумел скрыться. Было видно, что полицейские все еще искали кого-то или что-то. Вдоль причала было припарковано множество полицейских машин. У некоторых были открыты капоты и отсутствовали аккумуляторы. Наверное, шефу полиции Тихуаны придется обратиться в компанию «Делько», чтобы потом отправить весь этот транспорт по гаражам.

Мысли Ликиды все еще были полностью заняты событиями в порту, когда он вдруг услышал шум снаружи, перед зданием склада. Это со стороны огороженной парковки с шумом подрулил тяжелый грузовик. Мексиканец стремительно метнулся к двери и осторожно посмотрел в ту сторону, откуда доносился шум. Кто-то открывал главные ворота, выходившие на улицу. У ворот стояли большой контейнеровоз и еще один крытый грузовик меньшего размера, из тех, что сдаются в аренду.

Ликида еще несколько секунд следил за тем, как мужчина открыл и снял замок с цепочки, а потом распахнул створки ворот. Оба грузовика въехали в ворота и покатились в сторону склада. Ликида отступил к лестнице в дальнем углу здания и поднялся наверх, туда, где было что-то вроде узкого мостика. Распластавшись на нем, убийца мог хорошо видеть все происходящее внизу, в свою очередь оставаясь незаметным. Он устроился удобнее, снял свое длинное пальто, потом пристроил его и хранившийся под ним сверток рядом с собой.

Через пару минут кто-то снаружи открыл огромную подъемную дверь, которая тоже была незаперта. Механизм двери был устроен таким образом, что мужчина мог управлять ею одной рукой до тех пор, пока кузов грузовика не оказался прямо напротив распахнутой чуть ли не до крыши двери.

Ликида вдруг подумал, не наблюдал ли кто-либо из здания за его приходом. Он точно знал, что камер внутри склада не было. Он бы заметил. Но незапертая дверь удивила и насторожила его.

Уже через минуту обе машины были внутри. Ликида почувствовал запах дизельного топлива, который доходил даже до балкончика, на котором он прятался. Потом двигатели заглушили, и из двух кабин вниз спрыгнули четверо мужчин: трое из арендованного грузовика и еще один с водительского места контейнеровоза. Пятый остался стоять, оттягивая рукой веревку, с помощью которой удерживал огромную подъемную дверь, будто собирался вот-вот снова закрыть ее. Но он не сделал этого. Он так и простоял несколько минут, как будто поджидал еще кого-то, а трое его товарищей переговаривались, отойдя в сторону. Ликида ничего не понимал из их разговора. Это был какой-то чужой язык. Еще один человек стоял рядом с арендованным грузовиком и, казалось, был полностью погружен в собственные мысли. Он был не похож на других из этой компании. Он был старше, имел светлые волосы, и, хотя Ликида и не очень хорошо видел его сверху, ему показалось, что этот мужчина выше остальных.

Еще через несколько минут в раскрытую дверь с шумом влетела третья машина; на этот раз это был темный седан, водитель которого тут же резко затормозил.

Мужчина у двери потянул за веревку, и дверь с визгом поползла вниз, с грохотом ударилась о бетонный пол. Только теперь мужчина вставил запорный болт в гнездо, надежно блокируя дверь изнутри.

Из машины выбрались еще двое, и теперь их стало всего шестеро: трое, что стояли и разговаривали на своем языке, человек в дверях и двое вновь прибывших, не считая старика, который продолжал в одиночестве неспешно прогуливаться теперь уже около кузова крытого грузовика. Остальные сбились в одну группу в некотором отдалении от него.

Ликида наблюдал, как группа из пяти человек собралась небольшим кружком около контейнеровоза. Говорил один, похоже вожак. Остальные прислушивались к его словам. Языка, на котором он говорил, Ликиде никогда прежде слышать не приходилось. Он понимал, что, скорее всего, тот говорит на арабском, и, должно быть, он и есть тот самый босс-наниматель из Колумбии. Несмотря на языковой барьер, по тону лидера Ликида понял, что тот выкрикивает команды, обращаясь к своим подчиненным. Мексиканцу хорошо был виден этот человек.

Ликида потянулся к соседней плите, развернул пальто и вытащил оттуда две детали, хранившиеся отдельно. Появившееся после сборки в руках наемного убийцы оружие чем-то напоминало антураж космических фильмов. Оно было снабжено глушителем размером с выхлопную трубу, прикрепленным к срезу ствола, и магазином патронов калибра 5,56 мм, который присоединялся к нему рядом с пистолетной рукояткой, в районе подмышки стрелка. Под стволом оружие было снабжено еще одним странно выглядевшим устройством, а сверху имело небольшой оптический прицел.

Преимущество компактного автомата перед полноценной армейской моделью было и в том, что без глушителя его длина лишь немного превышала двадцать дюймов.

Он подвинул к себе оружие, продолжая наблюдать за сборищем внизу.

Старик-одиночка, прогуливающийся за крытым грузовиком, очевидно, заметил, что с ним что-то не так. Он подошел к двери-лифту и потрогал тяжелый засов. Вероятно, дверь оказалась незапертой. Он немного приподнял ее, а потом застыл рядом, как будто примерз к этому месту.

Афунди снова выкрикнул что-то, и тут один из его спутников разразился тирадой на прекрасном испанском языке. Он приказал человеку за кузовом грузовика отойти оттуда и стоять так, чтобы его было видно. Испаноговорящий террорист отделился от группы своих товарищей и тоже направился за грузовик.

Прежде чем он подошел туда, старик опустил створку двери и, обежав машину, быстро приблизился к нему, держа что-то в протянутых руках и показывая это тому, что говорил по-испански: «Ничего страшного, просто в дверь попал кусок дерева. Я уже все исправил, и теперь все в порядке».

Тот, к кому он обращался, секунду стоял на месте, глядя на старика, потом прошел мимо него за грузовик и осмотрел его. Тот, что был выше ростом, следовал за ним по пятам.

Ликида слышал лязг металла: это толстяк гремел засовом кузова машины, проверяя, нормально ли запирается дверь.

Эти двое все еще стояли за кузовом грузовика, когда главарь неожиданно отделился от основной группы и тоже направился в их сторону. К этому времени толстяк уже успел убедиться, что с замком все в порядке. Он шагнул назад, навстречу своему вожаку, что-то объясняя ему. Потом оба вернулись к своим товарищам, с которыми минуту назад так живо что-то обсуждали.

Ликида уже подумывал о том, что можно было бы прихлопнуть Афунди прямо здесь, на месте, но решил, что это будет слишком просто. К тому же это вылилось бы в перестрелку с остальными в позиции лежа на узком мостике, а это было ему совсем не по вкусу. Лучше он подождет, пока они направятся наружу. Тогда мексиканец сумеет расправиться со всеми поодиночке да так, что никто не сможет даже понять, откуда их настигают негромкие хлопки выстрелов через глушитель.

Беседа внизу продлилась еще пару минут. Потом Афунди вручил двум своим товарищам лист бумаги и что-то им сказал. Указывая на лист, он как будто отдавал какие-то распоряжения. Те кивнули, один из них захватил лист бумаги, и оба направились к легковой машине. Но они не сели в нее, а просто взяли с заднего сиденья два автомата.

Афунди сказал что-то одному из них, указывая на дальнюю стену здания. Его подчиненный послушно отправился в указанном направлении. В это время вдруг завелся дизельный двигатель контейнеровоза. Ликида посмотрел в этом направлении. Он видел, как туда забрался еще один боевик. Закрыв за собой дверь кабины, он чего-то ждал, не глуша двигатель. Еще трое, в том числе и тот высокий, который казался чужаком в этой компании, забрались в кабину арендованного грузовика, после чего заработал и его мотор.

Ликида размышлял, куда они могли бы поехать. По зданию поползли столбы дыма. И тут вдруг открылась еще одна подъемная дверь на другом краю здания. Она управлялась мощным электромотором. Ликида посмотрел туда и понял, что дверь не была металлической. Похоже, она была обшита толстым слоем бетона. Дверь переходила в несущую стену, под которой дальше вниз вела наклонная плита.

Когда дверь подняли полностью, Ликида увидел, что за ее проемом бетонный пол резко уходит вниз. Через пару мгновений оба грузовика прошли в проем и спустились вниз по пандусу, а потом и совсем исчезли в синем дыму выхлопных газов. Постепенно рев их двигателей становился все глуше, пока наконец не затих совсем.

Глава 61

Потратив миллионы долларов, полученных от правительства своей страны, Алим мог наконец насладиться достигнутыми результатами. Картелю потребовалось примерно семь месяцев, чтобы приобрести два здания, по одному на каждой стороне границы, провести необходимые инженерные работы, прорыть туннель и обшить его стены изнутри стальной арматурой и бетоном.

Это была очень тонкая операция. Зная, что патрульные и таможенные службы США внимательно наблюдали за тем, что происходит на мексиканской стороне границы, что резкий рост объема перевозок и количества транспорта заставит их насторожиться, представители картеля приобрели именно тот транспорт, который прежде принадлежал данному промышленному предприятию. Эти грузовики отвозили с места работ над туннелем выработанный грунт; они же подвозили туда стройматериалы. Если бы кто-то решил проследить объем перевозок на объекте, он не увидел бы ничего подозрительного: там работали те же машины с прежней интенсивностью, как будто здесь, как и раньше, кипела производственная деятельность. Люди картеля сумели замазать ладони некоторых городских чиновников, и работами на этом предприятии совершенно перестали интересоваться: никто даже не заглядывал на стройку.

Обязанности в совместном предприятии Афунди и людей картеля распределялись следующим образом: основная часть полученных Алимом средств ушла на финансирование строительства туннеля. Люди картеля контролировали строительство. После завершения работ Алим получал право на эксклюзивное пользование объектом в течение тридцати дней, после чего все сооружения передавались картелю, который в дальнейшем создаст на этом участке коридор для движения наркотиков. И этот коридор будет действовать так долго, как долго удастся хранить объект в тайне. Туннель располагался всего в нескольких сотнях футов от аэропорта Тихуаны. Его длина составляла примерно триста ярдов. С мексиканской стороны здание подходило к границе менее чем на сто футов. Подземную часть туннеля между зданиями по обе стороны границы, шестидесятифутовая полоса которой контролировалась многочисленными датчиками тепла, движения и вибрации, невозможно было обнаружить сверху, так как толстые бетонные стены делали всю эту аппаратуру бесполезной. Алим мысленно улыбнулся, вспомнив, что разработку всего проекта картель поручил бывшему инженеру департамента транспорта штата Калифорния, хотя, разумеется, этот человек не имел ни малейшего понятия о том, где именно будет строиться объект и как он будет использоваться.

Меньше чем через минуту грузовики вновь показались на поверхности. Теперь они находились внутри здания на территории США. Его группе не пришлось даже утруждать себя тем, чтобы открывать двери, выходить из здания и двигаться по дорогам штата Калифорния.

Алим посмотрел на часы. Как это ни удивительно, они все еще действовали по графику. Было чуть больше трех часов дня. Как сообщали обзоры новостей, празднества начнутся не раньше пяти часов.

Никитин не знал об этом, но Алим уже установил кордитовый взрыватель и поставил таймер срабатывания на пять часов. Русский столько времени провел в джунглях, что понятия не имел о высокотехнологичных приспособлениях, которые успели изобрести в его отсутствие. К одному из таких приспособлений относилась и крошечная камера размером с карандаш, которую Алим установил внутри деревянного ящика и через которую наблюдал, как Яков извлекал из устройства предохранитель. Теперь бомба была взведена, и русский больше не нужен Афунди. Он мог убить его в любой момент, но решил приберечь это удовольствие на потом.

Дым выхлопа еще не успел осесть внутри здания, когда Ликида уже взял на красную точку прицела первого из двоих людей, которых Афунди оставил, чтобы наблюдать за зданием. Он потянул спуск, и вокруг головы обреченного стража, куда вошла пуля с ртутным наконечником, тут же появился нимб темно-красного цвета.

Его товарищ ничего даже не заметил. Повернувшись спиной к убийце, он улыбался. Он показывал рукой на открытый туннель и уже развернулся, чтобы поделиться радостью увиденного чуда с коллегой, когда следующий выстрел разнес ему голову. Пуля эксплозивного типа, прежде чем глубоко вонзиться в бетонный пол позади убитого, вырвала большой кусок кости из его черепа.

За несколько секунд Ликида спустился вниз по лестнице. Он поднял лист бумаги, который Афунди оставил своим подчиненным. Это была распечатка карты Сан-Диего с обозначенным на ней маршрутом движения по различным автомагистралям. Один из населенных пунктов на карте был помечен черным маркером. Ликиде не нужна была эта карта. Он прекрасно знал это место. Он был там всего несколько месяцев назад. Но когда он более внимательно посмотрел на северную часть маршрута, почти в самом его конце, он так и не смог понять, что же, черт возьми, происходит.

Он подумал о припаркованном в полумиле отсюда автомобиле, который арендовал, чтобы добраться сюда, и решил, что компания «Авис» сумеет как-нибудь сама разыскать свою машину. Человек, у которого во время полета из Хьюстона Ликида сумел выкрасть бумажник, где хранилась кредитная карточка и водительское удостоверение, наверное, будет неприятно удивлен, получив счет за пользование машиной. Мексиканец обшарил карманы убитых и нашел в брюках одного из них ключи от небольшого синего седана. Он прыгнул на водительское сиденье и через пару секунд исчез в той же кроличьей норе, чтобы, как и Алиса, посмотреть, куда она ведет.

Мы не имели ни малейшего представления о том, где находимся. Герман, распластавшись на животе, пытался перочинным ножом открыть замок, закрытый снаружи. Пользуясь экраном моего бесполезного сотового телефона, он крошечным лезвием ковырял дверь снизу.

Мы чувствовали, что первые несколько минут наша машина совершала разные маневры: сначала она резко пошла вниз, потом где-то застряла. Примерно десять минут мы ехали, делая частые остановки и снова трогаясь с места. Наконец двигатель зазвучал ровно, и скорость выровнялась, будто мы двигались по шоссе.

Наконец Герман бросил свои попытки что-то сделать перочинным ножом.

— Бесполезно, — объявил он. — Слишком короткое лезвие. Но хорошей новостью является то, что вы оказались правы насчет вашего отца. — И он посмотрел на Мариселу серьезным взглядом. — Он явно действует по принуждению. Это видно по тому, как он вел себя, как ничего не сказал, когда закрыл дверь и тем самым спас нас. А иначе я не знаю, как насчет вас, но мы с Полом сейчас были бы уже мертвы.

Марисела казалась подавленной. Наверное, она до сих пор пребывала в шоке после того, как ее отец оказался позади грузовика. Если кто-то удивился больше, то это был сам Никитин. По взгляду, которым он посмотрел на дочь, я понял, что он был готов умереть за нее. В общем, мы могли быть уверены в том, что он о нас знает, пусть даже сами мы ничего не знаем ни о том, где находимся, ни о том, куда направляется наш грузовик.

— Они поймали сигнал с сотового телефона Мадриани, — сообщил Торп, ввалившись в командный центр.

— Где? — спросил Райтаг.

— В Сан-Диего.

— Что?

— Служба разведки засекла его две минуты назад. Они не могут сказать точно, но похоже, что сигнал идет откуда-то из квадрата 1–5. Это находится строго на юг от Сан-Диего.

— Но как, черт возьми, им удалось туда попасть?

— Мы не знаем.

— Он не может быть вместе с Никитиным, — проговорил Райтаг.

Торп пожал плечами:

— Как и я, вы можете только догадываться об этом.

На минуту Райтаг задумался.

— Отзовите боевые группы от границы, — распорядился он.

— Должны ли мы также открыть и пункты перехода?

— Нет. Просто заберите оттуда подразделения спецназа, группу специалистов-атомщиков и снайперов группы «Дельта». Поднимите по тревоге группу по спасению заложников и проинформируйте их, что они могут скоро понадобиться. Определите точно, откуда шел сигнал. Дайте дорожной полиции описание контейнера и сообщите им ту часть номера грузовика, что нам известна. Распорядитесь, чтобы эта информация была доведена до каждого патрульного. Если машина будет обнаружена, распорядитесь, чтобы ее ни в коем случае не останавливали, а просто отслеживали ее движение. Надо только точно узнать, где же они сейчас находятся.

Глава 62

Сидя посередине на сиденье коммерческого грузовика с откидной дверью, Никитин наблюдал за названиями населенных пунктов, мимо которых они проезжали: Чула-Виста, Нэшенел-Сити. Он никогда не видел такого плотного движения на дорогах. Его мысли метались: он думал о том, как освободить Мариселу, которая, как оказалось, ехала в кузове машины, и кто были те двое мужчин, что ее сопровождали. Но сейчас он ничего не мог сделать: с одной стороны был прижат переводчиком, который вел грузовик, с другой стороны сидел Алим.

Его голова была так занята всеми этими мыслями, что он даже не заметил, как машина скользнула в правый ряд шоссе. Когда Никитин поднял взгляд, он понял, что они едут очень быстро по дорожке, которая шла параллельно шоссе, но почему-то была отделена от него невысоким разделительным заграждением. Другой грузовик, на котором стоял контейнер, все еще мчался по шоссе и, казалось, вовсе не собирался съезжать с него.

Яков слегка толкнул локтем переводчика.

— Не волнуйся, — успокоил тот его.

— Вы собираетесь доверить этим двум людям в грузовике задачу по подготовке бомбы к применению?

Переводчик что-то сказал Алиму на фарси. Тот ответил, и переводчик перевел его слова Якову:

— Кордитовый заряд и таймер уже установлены.

Никитин оцепенел.

— Но предохранитель все еще не снят, — сказал он своим спутникам.

— Сделай одолжение и прибереги свою ложь для кого-нибудь другого, — перебил его переводчик. — Мы видели, как ты его снял.

Яков знал, что это невозможно. Он не мог поверить, что кто-то мог проследить, как он работал в темном контейнере, к тому же находясь внутри деревянного ящика.

— Куда едет грузовик? Что является целью? — спросил Никитин.

Переводчик что-то сказал Алиму, который в ответ улыбнулся, но ничего не ответил.

Второстепенная дорога неожиданно сделала уклон влево и стала проходить поверх шоссе. Яков выглянул в правое окно и увидел, как машина с контейнером продолжает двигаться по шоссе вперед в транспортном потоке. Вскоре она исчезла из вида.

Теперь Никитин знал, что больше не нужен Алиму. Время Якова подошло к концу. И если Афунди обнаружит в кузове грузовика Мариселу, он убьет ее, ни на секунду не задумываясь. Ее единственной надеждой оставался Яков. Отчаянно размышляя над тем, как спасти дочь, Никитин сознавал, что должен сделать это, пока сам еще оставался в живых.

Теперь Торп и Райтаг получали указания из еще более высокой инстанции. Директор службы внутренней безопасности сейчас находился на командном пункте и смотрел на экран компьютера. Одновременно он следил за картинкой на огромном мониторе, куда изображение передавалось с борта военного вертолета. Машина зависла на высоте четырех тысяч футов, высоко над шоссе, по которому перемещался контейнер.

Дорожный патруль сумел засечь машину, когда она находилась севернее Сан-Диего, и теперь сопровождал ее на дистанции более двадцати миль, до тех пор пока грузовик не оказался в районе крупной базы морской пехоты США на тихоокеанском побережье Кемп-Пендлтон. Здесь бесконечные ряды жилых построек Южной Калифорнии сменились тысячами акров бесплодных холмистых пустошей.

Подразделения полиции перекрыли движение по шоссе в нескольких милях впереди, там, где их пока еще не могли видеть находившиеся в грузовике два боевика Алима. Движение по извилистой дороге постепенно замедлялось, пока не остановилось совсем. Другие подразделения перекрыли движение в южном направлении. По обе стороны от шоссе, на расстоянии трехсот футов от машины с контейнером, на вертолетах были развернуты две группы снайперов команды «Дельта». Боевики Алима были раздосадованы неожиданно застопорившимся движением. Они так ничего и не успели понять, продолжая перебрасываться раздраженными репликами, когда вдруг стекла окон машины разлетелись вдребезги. Каждый одновременно получил в голову по пуле калибра 7,62 мм под винчестерский патрон. Окровавленные тела сползли к центру сиденья.

Большинство из водителей вокруг ничего не заметили, даже когда приглушенные звуки выстрелов донеслись до их ушей.

Буквально через считаные секунды по команде полицейских патрулей движение по шоссе было восстановлено для всех, за исключением остановившегося грузовика. Перед машиной было очищено пространство примерно на пять миль, и рядом с грузовиком высадились специалисты по ядерному оружию и подразделение ФБР по освобождению заложников.

— Сработали как по часам. — Торп улыбнулся и хлопнул рукой по столу.

Все наблюдали на большом экране, как два офицера ФБР в защитной экипировке черного цвета подошли к контейнеру сзади. Еще двое подошли к машине с другой стороны. Они проверили тела двух боевиков в кабине. Оба были мертвы. Но агенты продолжали искать что-то вроде дистанционного взрывателя или механизма управления устройством в контейнере из кабины. Ничего подобного так и не нашли.

Агенты в черном, находившиеся за грузовиком, не пытались вскрыть дверь в контейнер. Вместо этого один из них выполнил какие-то манипуляции вокруг петель двери, а потом сунул туда что-то, что на экране было похоже на шнур. На самом деле это была портативная камера с автономным источником света, установленная на тонком гибком проводе.

Агент продолжал манипуляции с проводом, вращая линзы камеры в разных направлениях.

— В центральной части контейнера стоит что-то похожее на деревянный ящик, — прозвучал искаженный помехами голос. Его обладатель говорил по радиостанции, сигнал которой передавался на командный пункт в Вашингтоне. — Похоже, на стенках контейнера установлены свинцовые экраны. Пока не могу сказать точно.

— Подождите секунду. Дайте посмотреть. — Один из специалистов группы атомщиков подошел к монитору переносного компьютера «Панасоник», куда передавалось изображение с миниатюрной камеры. — Поверните линзы еще немного. — Он снял с лица маску и посмотрел на экран внимательнее. — Да, здесь действительно свинцовые экраны, — подтвердил техник. — Подождите секунду, нужно убедиться, что от двери туда не идут провода дополнительных детонаторов.

Агент продолжал вращать линзы камеры. Второй человек склонился за ним над компьютером, ощупывая взглядом каждую точку на экране, куда поступало изображение с крошечной камеры, исследовавшей контейнер изнутри.

— Не вижу никаких проводов. Там только что-то вроде большого деревянного ящика на полу в самом центре. Никаких проводов или чего-то еще, что соединяется с ним, не видно. Что еще тут искать? — Агент ждал указаний своих начальников из группы по чрезвычайным ситуациям.

Еще один специалист из этой группы подошел к ним со счетчиком Гейгера, пытаясь определить наличие радиационного излучения.

— Не так уж и много. Чуть выше обычного фонового тона.

— Каким должно быть устройство инициации заряда? — спросил первый агент, тот, что расположился у компьютера.

— Наверное, здесь должен быть таймер, — предположил его коллега.

— И как он может выглядеть?

— Скорее всего, он внутри ящика и отсюда его не видно.

— И что же тогда делать? — настаивал агент.

Торп и Райтаг жадно наблюдали за большим экраном и прислушивались к разговору в динамиках, который передавался на командный пункт.

Трое членов группы по чрезвычайной обстановке собрались вместе в нескольких шагах от агентов.

— Может быть, попробовать увезти его отсюда? Поднять большегрузным вертолетом, а потом сбросить в море, туда, где поглубже?

— Если бы это был плутоний, я бы согласился. Но для урана это неприемлемо. Соленая вода может заполнить зазор между двумя подэлементами оружейного урана в устройстве пушечного типа и инициировать цепную реакцию. В результате мы получим частичный или полномасштабный ядерный взрыв, а прибрежный ветер разнесет радиоактивные осадки по всей Южной Калифорнии.

Третий собеседник согласился с этим мнением.

— Кроме того, они могли установить там и барометрический детонатор. Он может сработать вместе с таймером или самостоятельно при попытке поднять устройство. Тогда нам придется иметь дело с воздушным взрывом.

Все они знали, что это такое. Бомба «Малыш» была специально сконструирована таким образом, чтобы над Хиросимой в конце войны произошел воздушный атомный взрыв. В результате взрыва на высоте менее двух тысяч футов были зафиксированы огромные разрушения на самой обширной площади.

— Это значит, что необходимо демонтировать устройство на месте, — наконец сказал один из троих.

— Думаю, что это будет наилучшим вариантом из всех имеющихся у нас наихудших.

Наконец все пришли к соглашению.

— Пошли за инструментом, — предложил один из троицы.

Уже были отданы распоряжения убрать всех на расстояние не меньше двух миль в каждом направлении, включая все подразделения дорожной полиции. На месте остался только вертолет поддержки, на котором была установлена камера, через которую Торп, Райтаг, директор службы внутренней безопасности и все сотрудники командного центра видели на большом экране все, что происходило на месте остановки грузовика. Вертолет завис на высоте примерно четверть мили, наблюдая за обстановкой через мощный телескопический объектив видеокамеры.

— Почему бы вам, ребята, не отправиться туда, где безопасней? — спросил один из агентов. — Нет никакого смысла в том, чтобы все мы оставались здесь. Я и сам смогу открыть дверь.

— Две мили туда, две мили обратно — на это у нас нет времени, — отказался руководитель группы по чрезвычайным ситуациям. Он уже успел достать и надеть специальный защитный костюм, сброшенный с вертолета в сумке вслед за приземлившимися специалистами. — Кроме того, если здесь будет полномасштабный ядерный взрыв, то все это не будет иметь особой разницы. Если у нас ничего не получится, то я хотел бы, чтобы вы, все ваши люди и оставшиеся члены моей группы укрылись за бетонным разделителем полос движения.

Никто не стал спорить. Торп и Райтаг видели, как еще двое специалистов группы надели защитные костюмы. Оставшаяся пара присоединилась к агентам, которые спрятались за бетонным разделителем.

В задней части контейнера было две двери с мощными запорами наверху и внизу. Каждый запор отпирался отдельной ручкой. Закрыть или открыть их можно было, потянув или, наоборот, нажав на эти ручки.

Старший группы специалистов-ядерщиков взялся за одну такую ручку контейнерной двери.

— Вы готовы? — обратился он к коллегам.

— Да, можете действовать.

Он потянул ручку вверх, освобождая тяжелый металлический штырь из паза в верхней части контейнера.

— Готово. Один открыт. Нужно опустить второй.

Он взялся за вторую ручку снизу.

— Почему-то этот не хочет открываться. — Мужчина снова схватился за ручку, напрягая мышцы спины и тяжело дыша.

Он снова попытался протолкнуть ее вниз. Безуспешно.

— Чертова железка…

— Осторожнее, не нужно слишком сильно нажимать на нее, — посоветовал ему товарищ.

— На контейнере видны несколько вмятин. Скорее всего, она просто погнулась.

На этот раз он налег на рычаг всем своим весом. Штырь начал выходить из гнезда.

— Готово, — наконец сообщил мужчина.

Когда старший группы увидел несколько сотен фунтов стального листа, усиленные свинцовыми пластинами, он невольно сравнил контейнер с ракетной пусковой установкой. И тут вдруг внезапно ударила вспышка взрыва, которая снесла дверь контейнера с петель. Она же отбросила изломанное человеческое тело на пятьдесят ярдов ниже по шоссе. Рядом, разбрызгивая блестки искр, на асфальт шлепнулась покореженная дверь.

Через секунду ударная волна с шумом обрушилась на камеру и на вертолет, зависший в четверти мили от взрыва. На несколько секунд изображение прервалось.

— О нет! — вскричал Райтаг.

Когда на камере снова появилось ясное изображение, все увидели, что из открытого контейнера валит дым и огонь. Другой край силой взрыва выгнуло дугой. Задние колеса грузовика отвалились, одно из них загорелось.

— Принесите огнетушитель… с пеной. И срочно направьте туда машину скорой помощи.

На месте происшествия царил хаос. Два агента ФБР выпрыгнули из-за своего бетонного убежища и побежали к распластавшейся на шоссе фигуре. Двое специалистов команды ядерщиков двигались в ту же сторону, но очень медленно: мешали сковывающие движение защитные костюмы. Вот они подошли к изувеченному контейнеру. Один из них держал в руках счетчик Гейгера.

— Что там на приборе?

— Ничего, всего чуть выше нормального фона.

— Этого не может быть, ведь защитный экран нарушен взрывом.

Двое мужчин скрылись в дыму, окутавшем заднюю часть контейнера.

Все в командном центре застыли в молчании, впившись глазами в огромный экран, откуда доносились голоса, передаваемые по системе связи.

Еще через две секунды специалисты вынырнули из дыма.

— Обычное взрывчатое вещество, — проговорил один из них. Он снял с себя шлем. Камера зафиксировала, как с его лица градом катится пот. — Что-то вроде «Семтекс», или C-4, или какая-то другая синтетика, не могу сказать точнее.

Все услышали завывание сирены «скорой помощи», которая мчалась по шоссе к месту происшествия.

Вокруг того, что осталось от деревянного ящика, был зафиксирован повышенный фон радиации, но самого устройства там не оказалось.

Глава 63

Отделившись от контейнеровоза, второй грузовик проехал примерно милю и оказался около большой арки моста, в бухте под которым скопилось множество яхт и больших судов. Машина продолжала мчаться вперед на полной скорости в плотном транспортном потоке. Вот она въехала на мост, движение по которому осуществлялось в две полосы в каждом направлении, разделенные бетонным заграждением.

Сквозь легкую дымку Яков увидел перед собой то, что показалось ему настоящей Страной чудес. Слева под мостом растянулись огромные пляжи с белым песком, в уютных бухточках рядом с которыми нашли приют множество шикарных яхт, бригантин и других экзотических судов.

Прямо впереди простиралось нечто, что можно было принять за остров, если бы не бесконечная песчаная гряда, которая таяла в туманной дымке в океане с южной стороны. Сразу же за мостом местность была покрыта буйной растительностью. Это был настоящий оазис высоких пальм и величественных эвкалиптов. Потом Никитин увидел поле для гольфа, хотя и не знал, что это было оно. Вдалеке широкой полосой синел Тихий океан. А справа от этого великолепия песчаного побережья лежало фантастическое нагромождение многослойных свадебных тортов, огромное скопление деревянных крыш различной формы, образующих круг около самого величественного купола, над которым реял огромный американский флаг. Это был отель «Коронадо», место, где когда-то снимался знаменитый фильм «Некоторые любят погорячее»^[2].

Но все это ничего не значило для Алима. Расположившись на сиденье рядом с русским, он думал только об одном. Направо, примерно в двух милях отсюда, Алим видел огромную плоскую громаду корабля, которую медленно буксировали к причалу. В это время четыре пожарных судна выстреливали ввысь мощными разноцветными струями воды, образовывавшими искусственные арки красного, белого и синего цвета. Это был момент, которого Афунди ждал с того самого утра в Гаване, когда сидел рядом с Фиделем за покрытым скатертью обеденным столом и закрывающимися после бессонной ночи глазами и впервые увидел фотографию этого авианосца, который американцы называли «Рональд Рейган». На борту именно этого чудовища гнездились те самолеты, что убили отца и мать Алима.

Месяцами он анализировал полученную от товарищей по оружию информацию, поступавшую со всего мира. Друзья отслеживали перемещения корабля-монстра из океана в океан. В Гаване собирали сообщения газет, разговоры в блогах на различных сайтах Интернета — все, что касалось местонахождения авианосца и кораблей сопровождения.

В лагере в Колумбии Алим жадно ловил новости, как капитан Агаб^[3], который ждал вестей об огромном белом ките. Ему не давала покоя и была отвратительна сама мысль о том, что, как писала пресса, корабль успеет зайти в порт базирования, пополнить запасы, а затем снова уйти в море, прежде чем бомба будет готова к применению.

Но, как говорил ему в то утро Кастро, на свете действительно существовало такое понятие, как судьба. Где-то далеко в Тихом океане разразился тайфун, и огромный авианосец, который возвращался домой, был вынужден отклониться от курса в сторону Филиппин. Как писали американские пропагандисты, корабль и сопровождавшая его дьявольская флотилия получили приказ использовать свои самолеты для доставки потерпевшим от стихийного бедствия жителям островов продуктов, питьевой воды и медикаментов. Конечно, они лгали, как всегда лгут американцы, но Алиму было все равно: ведь прибытие корабля домой все равно откладывалось.

Наконец десять дней назад он получил последнее донесение о том, что «Рейган» снялся с якоря со своей стоянки на Филиппинах. Два матроса, проводившие ту ночь на берегу острова Себу в объятиях своих подружек, пообещали девушкам позвонить из Сан-Диего, как только корабль войдет в порт, и сообщили дату, когда авианосец должен вернуться домой.

После более шести месяцев, проведенных в море, команда из пяти с половиной тысяч моряков — больше, чем погибло в здании Торгового центра одиннадцатого сентября, — ждала, когда корабль причалит к берегу. Тысячи членов семей, друзей и подруг толпились на пирсе, под огромной тенью гиганта. И это если не считать корабли ударной группы, скопившиеся сейчас в гавани, все эти ракетные крейсеры, эсминцы, фрегаты и вспомогательные суда, а также авиакрыло самолетов, которые уже приземлились на аэродроме ВМС в Норт-Айленде.

Один ядерный взрыв в гавани натворил бы такое, по сравнению с чем события в Пёрл-Харборе показались бы детскими игрушками. Еще хуже для американцев, которые, похоже, питались силой своих поверженных противников, будет то, что на этот раз им не на кого будет обрушить свою месть. Ведь они не смогут определить, кто же этот враг, земля, с которой можно будет поквитаться, удовлетворить желание отомстить. Им придется зализывать раны и сокрушаться о несправедливости этого мира, но никто не обратит внимания на эти жалобы.

Когда грузовик проезжал через мост и дальше, мимо отеля «Коронадо», Алим видел перст судьбы в том, что в будущем великие державы можно будет разрушать руками отдельных людей, таких как он сам.

Имея всего одну единицу оружия в кузове своего грузовика, сейчас они способны нести смерть и разрушения в таких масштабах, которых еще не знала история. Если когда-то пистолет уравнял всех мужчин, то теперь последним средством противостоять угнетению людей во всем мире станет ядерный террор. Это было начало новой эры, и открыть ее собирался именно он, Алим Афунди.

Глава 64

Когда машина стала замедлять ход, я посмотрел на Германа. Может быть, грузовик просто попал в пробку или притормаживал перед светофором. Наконец машина остановилась совсем, потом стала двигаться задним ходом. Мы чувствовали, что заднюю часть тяжелого грузовика стало заносить вправо.

— Он собирается встать на парковку, — догадался Герман. Он поднялся и направился к задней части кузова.

Водитель завершил маневр. Грузовик вдруг слегка дернулся, останавливаясь. Герман пошатнулся, но удержался на ногах. И тут водитель заглушил двигатель.

— Мне это не нравится, — пробормотал Герман.

Впереди, в водительской кабине, мне послышались голоса, но я не мог понять, о чем шел разговор.

Марисела посмотрела на меня большими темными глазами. Потом она попыталась что-то сказать, но, приложив палец к губам, я попросил ее не шуметь. Теперь, когда двигатель больше не работал, те, кто сидели впереди, могли слышать нас так же, как и мы их.

Герман снова вынул сотовый телефон и включил его, чтобы зажегся свет. Потом, улегшись на живот, он снова принялся орудовать своим карманным ножом. Его движения были неторопливыми и спокойными, но на лице застыло выражение отчаяния.

— А что же у нас тогда есть по тому, другому грузовику, который люди из картеля называли арендованным? — задал вопрос Райтаг.

— Ничего. Никаких данных, чтобы отследить его, — признался Торп.

— И где же эта чертова машина может быть сейчас?

— У водителей грузовиков было больше трех часов с того времени, как они отъехали от судна в порту Энсенада, и до момента, когда их засек дорожный патруль штата Калифорния на шоссе у Пендлтона. Они могли избавиться от устройства на любом участке этого пути, — рассуждал Торп.

— Меня все еще мучает вопрос, как им удалось пересечь границу? — проговорил Райтаг.

— Теперь уже поздно рассуждать об этом. — В дверь ворвался директор службы внутренней безопасности в сопровождении трех высокопоставленных военных. — Сейчас проблема состоит в том, как вывезти максимальное количество людей из района Большого Сан-Диего. Президент только что говорил по телефону с губернатором и мэром города. Он согласен с тем, — директор взглянул на часы, — что ровно через двадцать две минуты ему следует выступить с заявлением по местному телевидению. Местные власти начинают работать по плану срочной эвакуации. Мы отменяем все авиарейсы в аэропорты Сан-Диего. Мы перекроем все подъезды к городу по шоссе. Все полосы автострад будут работать только в направлении на выезд. Мы используем автобусы, поезда и все, что может двигаться, для того чтобы вывезти людей из этого района. Пусть люди ничего не берут с собой, абсолютно ничего, кроме самих себя и детей.

— И вы получите такую гигантскую пробку, которой даже представить себе не можете, — проговорил Райтаг. — Кроме того, как узнать, не перегрузили ли они бомбу на другую машину? Может быть, сейчас она следует отсюда в восточном направлении.

— Нам следует исходить только из того, что нам точно известно. А по последним имеющимся у нас данным, она находится именно в районе Сан-Диего.

Пока они спорили, один из подчиненных Торпа просунул голову в дверь:

— Сэр, вас к телефону, вторая линия.

Торп развернулся в кресле и, схватив телефон, который стоял позади него на столике, бросил в трубку:

— Торп слушает. Да. Да. Где?

Все разговоры в комнате вдруг стихли.

— Вы определили точное местонахождение? Можете сбросить данные сюда и вывести их на экран? Сделайте это немедленно!

Торп повесил трубку и снова повернулся к остальным.

— Что случилось? — спросил директор.

— Мадриани вернулся в город. Мои люди снова перехватили сигнал его сотового телефона. На этот раз в Коронадо.

— Это не там, где, как вы говорили, расположен его офис? — спросил директор.

— Именно там, — подтвердил Торп.

— Тогда он, может быть, просто едет домой.

— Нет, — не согласился Райтаг. — Если он здесь, то на это у него есть причина, и это вовсе не стремление поскорее попасть домой. Граница была закрыта, не так ли? Плотно закрыта. И мы не можем объяснить, как грузовой контейнер сумел проскочить через нее?

— Верно, — согласился директор.

— Мадриани звонил партнеру на его домашний телефон, зная о том, что он прослушивается. Он просил партнера позвонить мне в офис и сообщить о судне, которое идет в порт Энсенада. Значит, он отслеживает движение устройства. Каким-то образом к нему попала эта информация. И он пытался передать ее нам.

— Ну, если только он не пытается заставить нас идти по ложному следу, — вмешался Торп. — В контейнере не было бомбы, верно?

— Да. Она оказалась во втором грузовике, — сказал Райтаг, — и Мадриани знает об этом. Если он шлет нам сигналы со своего телефона, то на это есть причина. Ведь у нас есть ордер на его арест, полиция ищет его в аэропортах, а граница перекрыта. Итак, задайте себе вопрос: как ему удалось попасть в страну?

Торп что-то быстро писал у себя в блокноте. Но когда он закончил и поднял взгляд, на его лице отразилось понимание сказанного.

— Правильно, — продолжал Райтаг. — Так же, как сюда попал грузовой контейнер. Мадриани либо преследует этот второй грузовик, либо сам находится в этой машине, где бомба.

Через секунду замерцал большой монитор на стене и малый экран в комнате для совещаний. Все взгляды устремились на изображение тихой улицы недалеко от набережной в Коронадо, полученное с помощью спутника.

— Вот он! — крикнул один из военных.

На экране было довольно четкое изображение грузовика сверху, в желто-оранжевых тонах.

Тишину снова нарушил телефонный звонок. Торп опять поднял трубку.

— Да, мы видим его. У вас есть адрес? — Торп что-то быстро записал в блокноте. — Быстро передать информацию всем группам в квадрате 1–5. Скажите им, пусть берут специалистов по атомному оружию группы NEST, снайперов группы «Дельта» я, максимально возможное количество наших людей из группы по спасению заложников. Посадите всех в вертолеты и как можно скорее доставьте на место. Дайте им описание грузовика и попробуйте направить им изображение со спутника, чтобы они смогли увидеть машину вживую.

Один из военных попытался привлечь к себе внимания Торпа:

— Спросите у них, можно ли уменьшить фокус изображения? Нужно увидеть более подробно местность вокруг машины, чтобы мы знали, где придется действовать.

Торп передал сообщение, и через несколько секунд на экране появилось изображение в меньшем масштабе. Были хорошо видны подробности местности вокруг, в том числе часть территории порта. В ту же секунду офицер, глаза которого были прикованы к экрану, воскликнул:

— О боже! Только не это!

Глава 65

Алим открыл пассажирскую дверь и спрыгнул на обочину дороги. Он молча сделал знак Никитину следовать за ним.

Улица находилась в спокойном жилом районе, который когда-то представлял собой остров. Этот район и сейчас назывался Норт-Айленд, но узкую полоску воды, что когда-то отделяла этот остров от города Коронадо, засыпали военные, когда перед Второй мировой войной было принято решение создать здесь базу ВМС.

Улица имела по одной полосе движения в каждую сторону. Машин почти не было, так как она прямо примыкала к воротам военно-морской базы. По обе стороны улицы стояли богатые дома. На восточной стороне, где был припаркован грузовик, они напоминали поместья: фасад каждого дома смотрел на бухту Сан-Диего, кое-где перед домом у частных причалов стояли большие катера. На тротуарах было почти пусто, можно было встретить лишь редких местных жителей, решивших выйти выгулять собаку. Деловая часть города и магазины располагались в трех милях к югу отсюда, вдоль бульвара Оранж, у отеля «Коронадо».

Все движение автотранспорта было сейчас сосредоточено в нескольких кварталах западнее, у главных ворот базы, где вставал на причал авианосец «Рональд Рейган». Эта местность оставалась практически пустынной.

На Афунди был белый комбинезон с молнией впереди, одежда, которую обычно носили маляры или грузчики мебели. В брюках комбинезона было два больших кармана, которые сообщались с карманами его широких брюк, надетых под комбинезон. В правом кармане у Алима лежал пистолет «вальтер», ствол которого он направил на Никитина, когда русский спрыгнул с машины.

Алим что-то сказал переводчику, который приказал Якову пойти и встать за грузовиком сзади. Русский немедленно выполнил это требование, оставив Алима и переводчика продолжать разговор между собой.

Обойдя машину и встав у кузова, Яков внимательно посмотрел на засов, закрывающий заднюю подъемную дверь. Он оглянулся и убедился в том, что Алим целиком поглощен разговором с переводчиком. Никитин понял, что другого шанса у него не будет. Нужно было решаться: теперь или никогда. Он осторожно отступил от обочины к двери в машину, тихонько открыл засов, также беззвучно приподнял дверь настолько, чтобы разглядеть, что происходило внутри кузова.

Прежде чем его глаза привыкли к темноте, Герман приставил к его горлу лезвие своего перочинного ножа. Я зажал рукой рот Мариселы, чтобы не дать ей крикнуть или что-то сказать. Потом я повернул ее голову к себе и поднес указательный палец к своему рту.

Она кивнула, и я отпустил, ее.

Молча она подползла к отцу, пока не оказалась перед его лицом, и что-то тихо прошептала ему на ухо по-испански. Она отвела руку Германа с ножом от горла отца, потом повернулась и сделала мне знак, чтобы я следовал за ней, потом подала такой же знак Герману. Я быстро пополз вперед.

К тому времени Марисела соскользнула через отверстие в двери шириной примерно два фута. Герман придержал дверь, пока Никитин помогал дочери вылезти из кузова. Подхватив, он увлек ее под машину. Потом из кузова вылез я и, наконец, Герман, которому досталась роль замыкающего.

Через секунду, так и не вымолвив ни слова, мы втроем лежали на животах на асфальте под машиной. По дюйму мы медленно ползли вперед, чтобы никто, остановившись около двери в кузов за грузовиком, не мог увидеть наших ног.

Я чувствовал жар, исходивший от проходивших по трубам к глушителю выхлопных газов, слышал шумы, которые издавали остывающие металлические части двигателя.

Герман лежал под грузовиком со стороны водителя, я — справа, а Марисела находилась между нами. Все мы вжались в уличный асфальт. Мне была видна обувь какого-то человека, стоявшего на тротуаре со стороны пассажирской двери. Его левая нога была так близко от меня, что, постаравшись, я мог бы потрогать ее своей правой рукой, не прекращая дюйм за дюймом двигаться ползком в сторону кабины.

Неожиданно я почувствовал, как кто-то коснулся моей левой руки. Я поднял голову и повернулся к Мариселе, которая тоже смотрела на меня в упор. Она шевелила губами, пытаясь что-то мне сказать, но я не мог разобрать слов. Потом она указала рукой на кузов грузовика. Я тоже посмотрел на днище, но ничего особенного там не заметил. Потом ее губы шепнули «мой отец». Это я понял. Потом она схватила меня за руку и прошептала мне слово «бомба» и снова указала рукой туда, на днище машины. Значит, отец предупредил ее, что бомба находилась внутри машины. Деревянный ящик!

Яков осторожно опустил дверь кузова и уже собирался закрыть его, когда вдруг услышал скрежещущий голос Алима, доносившийся со стороны борта машины.

Афунди вдруг понял, что Яков исчез. Через мгновение водительская дверь тоже открылась, и оба боевика окружили русского, подойдя с противоположных сторон от машины.

Переводчик вертел в руках закрытый навесной замок. Покачивая головой и улыбаясь, он уставился на русского.

Афунди с пистолетом в руке прищуренными глазами тоже смотрел на Якова. Потом его взгляд вдруг переместился на открытый засов двери в кузов. Он оттолкнул Якова в сторону и распахнул дверь. Направив пистолет внутрь, осмотрел кузов и большой ящик. Потом его взгляд сфокусировался на пространстве рядом с деревянным ящиком, прямо за кабиной машины.

Алим уже собирался забраться в кузов, как вдруг его пальцы нащупали что-то, лежавшее рядом с металлическими направляющими двери внизу. Он ощупал углубление перед рельсами направляющих и нашел там маленькую коробочку сотового телефона. Секунду он смотрел на нее, потом повернулся к Якову.

— Он хочет знать, откуда это взялось, — спросил переводчик.

Никитин посмотрел на Алима, потом снова взглянул на телефон у того в руке.

— Скажи ему, что это мое. У меня их два, — сказал он.

Потом Никитин потрогал рукой передний карман брюк, будто собираясь показать, где у него хранится второй телефон.

Через секунду переводчик уже обыскивал его карманы. Алим вспыхнул и изо всех сил ударил русского по лицу тыльной стороной руки, в которой был зажат пистолет. Краем короткого ствола «вальтер» распорол на щеке Якова, под глазом, глубокую рану примерно около дюйма длиной. От удара русский упал на землю.

Прежде чем переводчик наклонился, чтобы поднять его, Никитин сам вскочил на ноги. Двое боевиков удивились быстроте его реакции. Обливаясь кровью, русский выкрикивал в сторону Алима ругательства на своем языке.

Алим швырнул оба телефона на асфальт и, растоптав, превратил их в груду осколков пластика и металла. Потом сказал что-то на фарси.

— Он хочет знать, кому ты звонил, — перевел его спутник.

— Скажи ему, что я хотел позвонить дочери, чтобы убедиться, что она жива, но мы так и не зашли в Панаму, поэтому я не смог с ней связаться.

Слушая перевод, Алим глазами пожирал Якова. Потом он улыбнулся:

— Скажи ему, что его дочь мертва. Я приказал убить ее в Сан-Хосе, и она умирала медленно, вопя от боли.

— Не нужно, — возразил переводчик, — у нас нет на это времени.

— Скажи ему! — настаивал Алим. Он наводил ствол пистолета то на переводчика, то обратно на Якова, дожидаясь, пока переводчик закончит говорить.

Глаза Никитина налились бешенством, но все его чувства, казалось, откатывались от Алима, будто, вода. Жестом тот приказал Никитину лезть в кузов грузовика. Переводчик поднялся следом за ним, а Алим сопровождал каждое движение русского стволом пистолета.

Алим посмотрел на часы, проверяя время. Переводчик сунул закрытый замок в задний карман брюк; из левого кармана быстро достал наручники и подтолкнул Никитина к головной части грузовика, в укромное место, где вряд ли кто-то из проезжающих или проходящих мимо заметил бы его. Потом переводчик защелкнул на запястье русского одно из колец наручников.

Алим продолжал посматривать на часы, потом оглянулся в поисках синего седана. Двое братьев, которым было поручено разобраться с мексиканцем, уже должны были находиться здесь.

Переводчик достал из кармана несколько клочков ваты, скатал их в один комок и засунул Якову в рот. Потом клейкой лентой заклеил глаза и рот русского.

С плотно заклеенным ртом Никитину пришлось отчаянно бороться с тем, чтобы не подавиться ватой. Дышать теперь можно было только носом. Лишившись возможности видеть, Яков, чтобы не потерять равновесие и не упасть, был вынужден виснуть на крепежных рельсах кузова машины.

Теперь Алим тоже взобрался в кузов. Из внутреннего кармана брюк он достал отвертку, снял с ее помощью доску с боковой стенки деревянного ящика и проверил работу электронного таймера.

Это устройство было заказано в Швейцарии, потом технические специалисты в родной стране Алима несколько модифицировали его и отправили через океан кубинской дипломатической почтой. Это был портативный таймер, применяющийся в промышленных целях, размером примерно с сотовый телефон. Внутри корпуса находилась небольшая электронная плата с установленным на ней цифровым чипом-таймером. От платы были выведены два провода, которые соединялись с электродетонатором, который, в свою очередь, был помещен в кордитовый заряд, установленный в казенной части пушки ядерного устройства.

Модернизация устройства таймера заключалась в том, что теперь в его схеме имелась петля — предохранитель от вмешательства извне. Если бы кто-то попытался прервать проводное соединение с детонатором, а также попробовать внести изменения в сеть или повредить плату, это привело бы к немедленному срабатыванию взрывателя.

Алим проверил установленное время, потом в очередной раз посмотрел на свои часы. Через семнадцать минут, если только кто-то вручную не изменит установленное время, электрическая цепь сомкнется и подаст сигнал на подрыв кордитового заряда в стволе пушки бомбы. В мгновение ока огненный шар температурой выше Солнца испепелит все в радиусе примерно мили, включая авианосец, тысячи моряков и их семьи, собравшиеся у причала. На месте эпицентра взрыва возникнет кратер, куда хлынет океанская вода.

Он держал портативный таймер в руке и выглядывал из грузовика в поисках этих идиотов, двух братьев в синем седане, которые почему-то опаздывали.

У Алима с переводчиком было бы достаточно времени, чтобы оказаться на безопасном расстоянии от места взрыва, только в том случае, если их заберет отсюда автомобиль. В противном случае Афунди придется изменить установленное на таймере время. Он стоял в раздумье, не отводя взгляда от часов, сверяя их показания с данными на электронных часах таймера, и видел, как одна за другой отсчитываются драгоценные секунды.

— Где вы? — Торп сидел у компьютера в наушниках и через микрофон разговаривал с пилотом одного из вертолетов.

— Нам осталось еще шесть минут лета, — доложил пилот. — Я уже вижу впереди залив Мишин-Бей.

Всего в полете было четыре машины: по одной для групп снайперов, на двух других летели специалисты-ядерщики и группы спецназа по освобождению заложников. На то, чтобы проинструктировать вертолетчиков, собрать всех на борт и погрузить туда же оборудование, ушло больше времени, чем рассчитывал Торп.

План действий был точно таким же, как для обезвреживания грузового контейнера: сначала перебросить к месту действия снайперов и вывести из строя всех, кто находится вблизи грузовика. При этом все надеялись, что никто из них не имеет возможности привести в действие бомбу. Затем в дело вступит группа освобождения заложников, которая проникнет в грузовик и будет обеспечивать безопасность специалистам по ядерному оружию. Те появятся в последнюю очередь и займутся непосредственно бомбой. Правда, теперь им предстоит работать без командира: всего несколько минут назад объявили, что на пути в госпиталь он умер прямо в вертолете.

Райтаг прохаживался позади Торпа, заглядывая через его плечо на экран монитора. Там было видно изображение с камеры, фиксирующей стремительный полет вертолетов на низкой высоте на юг, в сторону Коронадо.

— Скажите им, чтобы они не забыли, что там находится Мадриани, — попросил Райтаг.

— Простите, — ответил Торп, — но у нас уже нет времени на то, чтобы идентифицировать цели, сортировать и отделять их друг от друга. Если Мадриани находится рядом с грузовиком, можете считать, что он мертв. У нас будет всего десять — пятнадцать секунд, когда будет действовать фактор тактической внезапности. После этого все может полететь к чертям. Мы должны изолировать этот грузовик. Дайте мне секунду! Можете соединить меня с командиром группы по ядерному оружию? — спросил он.

Через несколько секунд по рации заговорил еще один голос.

— Прервите меня, если у вас нет времени, но у меня вопрос, — начал Торп.

— Говорите.

— Если там установлен электронный взрыватель, есть ли какие-то шансы поставить помехи, чтобы не дать ему сработать?

— Мы думали над этим, — ответил собеседник, — ответ утвердительный в том случае, если электронный взрыватель имеет беспроводное соединение. Ранее мы уже запрашивали пару переносных скрэмблеров ЕА-6, чтобы поработать с ними у контейнера. Они ставили помехи на всем диапазоне радиочастот, включая те, что используются в сотовой связи. Они снова сделают это в Коронадо. Но есть шансы, и они велики, что детонатор срабатывает по сигналу, поданному по проводам, и там стоит аналоговое устройство, препятствующее вмешательству в работу электрической цепи. Это означает, что если мы попытаемся поджарить их электронику, то существует риск тем самым заставить устройство сработать.

— Понял, — ответил Торп. Он получил огромное количество информации в ответ на секундный вопрос. — Удачи вам!

Еще несколько минут назад, выбираясь из грузовика спиной к Никитину, я не представлял, где мы находимся. Теперь мир сжался для меня до участка в несколько футов асфальта под грузовиком. Я испытывал очень странные чувства: лежа под грузовиком, я размышлял о жизни, о том, как она коротка, и одновременно прислушивался к приглушенным голосам наверху, в кузове грузовика. А в это время перед глазами у меня как будто сработало чувство дежавю, стояли знаменитые ворота, через которые я проезжал, наверное, тысячу раз. И тут я понял, где нахожусь. Я был дома.

Открытые ворота на цепи и небольшая будка охранника примерно в ста ярдах от них были одним из въездов на территорию базы ВМС Норт-Айленд. Она располагалась меньше чем в миле от моего дома.

Я мог легко дойти туда пешком. Чуть больше мили было отсюда до моего офиса. Посмотрев на часы, я подумал, что Гарри, наверное, сейчас находится там. О боже! Единственным утешением для меня было то, что моя дочь Сара сейчас далеко отсюда, в школе.

Несомненно, каждый время от времени задумывается о том, какие мысли будут у него в голове в момент смерти. Что касается меня, то я давно твердо знал, что это будут воспоминания о Саре.

— Туда! — крикнул Алим. Чуть не выронив таймер, он показывал в направлении себе за спину, там, где зияла открытая дверь грузовика.

Он увидел, как в двух кварталах от них в их сторону направляется синий седан.

Алим посмотрел на таймер и сверился с часами. Пока у них было достаточно времени, при условии что они уедут отсюда на машине. Они пересекут мост и направятся на юг, к границе. Мысленно он держал в голове весь маршрут, что выведет их к заветному зданию по эту сторону границы и к туннелю. Даже если успеют проехать всего полдороги, они будут уже далеко от зоны поражения взрыва. А как только попадут в здание, а оттуда в туннель, тут им уже ничто не сможет помешать. Через несколько дней Алим уже вернется в горы Загрос в своей родной стране и народ будет чествовать его как героя.

Алим снова обернулся, ожидая, пока синий седан подъедет поближе к грузовику. Но машина не приближалась. Он снова увидел ее в некотором отдалении, на улице. Эти идиоты решили припарковать машину у тротуара в двух кварталах отсюда. Они что, ослепли? Они не видят грузовик? Афунди громко выругался.

— Джамал! — окликнул он переводчика, который стоял наготове около грузовика.

Тот просунул голову в открытую дверь.

— Сходи за ними. Скажи им, чтобы подъезжали сюда, и поскорее!

Переводчик пустился бежать изо всех сил, насколько позволяло тучное тело человека, давно пережившего свою молодость.

Алим в который уже раз посмотрел на часы, потом отсоединил провода. Он даже не потрудился снова поставить на место деревянную доску боковой стенки ящика. Он быстро шагнул к двери, спрыгнул с грузовика и потянул вниз откидную дверь кузова. Закрыв ее на засов, Алим полез в карман в поисках замка и вдруг вспомнил, как Джамал вертел его на пальце.

Когда Алим посмотрел в его сторону, переводчик был уже в квартале от него. Он покачал головой и шагнул к кабине. Открыв пассажирскую дверь, Алим достал из кабины свои вещи. Потом выудил из-за сиденья большую спортивную сумку, в которой хранил автомат, три запасных магазина и две бутылки воды.

Он сделал глоток прямо из горлышка, взял обе сумки и направился прочь от грузовика. Синий седан не двигался с места. Кроме того, Алим больше не видел Джамала; его не было ни рядом с машиной, ни на тротуаре улицы.

Афунди покачал головой, бросил быстрый взгляд на незапертый багажник грузовика и торопливо зашагал по улице в ту сторону, где стояла синяя машина.

Глава 66

Я отполз под грузовиком чуть в сторону, чтобы посмотреть, что творится рядом, когда вдруг понял: мы остались одни.

Я видел, как тот человек, вскинув на плечи две сумки, шагает прочь и находится уже довольно далеко от нас.

— Герман!

— Да!

— Вылезай. Здесь никого нет. Думаю, они ушли.

Мы выползли из-под грузовика с левой стороны. Двигаясь в сторону кабины, пригнулись, чтобы нас никто не заметил со стороны улицы.

Мы дождались, пока тот человек отойдет от машины примерно на квартал, а потом бросились к подъемной двери в машину.

Герман рванул дверь вверх, а мы с Мариселой забрались внутрь. Герман влез туда за нами и прикрыл за собой дверь, но не закрыл ее полностью.

Он оставил несколько дюймов просвета, достаточно, чтобы мы с Мариселой смогли освободить ее отца. Никитин был прикован к металлической раме, которая шла вдоль кузова машины изнутри.

Марисела сняла липкую ленту с его рта и глаз, а я попытался придумать, как можно освободить его руку.

Как только кляп вынули, русский стал выкрикивать своей дочери какие-то команды на испанском языке.

— Что он говорит? — спросил я Германа.

Она о чем-то спорила с ним.

— Он просит ее уходить. Он хочет, чтобы мы все бежали отсюда. Он говорит, что мы должны бежать как можно быстрее.

Я посмотрел вниз и увидел, что на одной из стенок ящика не хватает доски, опустился на колени и заглянул внутрь. Там находился небольшой металлический контейнер, чуть меньшего размера, чем сам ящик.

— Спросите его, — я посмотрел на Мариселу, — спросите его, можно ли как-то остановить это?

Герман отчаянно пытался найти что-то, чем можно было подпереть дверь, будто это хоть как-то могло помочь мне.

Она задала ему вопрос, и время, пока он отвечал, показалось мне вечностью.

— Он говорит, что здесь есть предохранитель, провод с этой стороны металлического контейнера внутри ящика. Но это все равно не сулит нам ничего хорошего. Это остановит большую бомбу, но маленький взрыв все равно будет. Он говорит, что мы должны бежать прямо сейчас.

— Но должен же существовать способ, как это остановить, — убеждал я ее. — Спросите еще раз. Скажите ему, что мы не уйдем, пока не остановим это.

Она заговорила снова, он стал с ней спорить, кричать на нее. Она дотянулась до его руки и попыталась освободить его; по лицу женщины текли слезы. Вдруг он проговорил что-то гораздо более спокойным голосом, заглянув через плечо в деревянный ящик.

— Он говорит, что из металлического контейнера, с передней стороны, ближе к верхней части, наружу выходит трубка. Из нее должны быть видны два провода. Вы видите их?

Я посмотрел, куда он говорил, но ничего не увидел. Внутри ящика было слишком темно, особенно при опущенной дверке кузова.

— Мне нужно больше света.

— Смотри внимательней! — сказал Герман и распахнул дверь кузова на всю высоту.

Внутрь хлынул поток света. Я разглядел оба провода и черную металлическую трубку. К концам проводов была прикреплена маленькая зеленая плата размером не больше чем игральная карта.

Алим не понимал, что происходит. Он успел уже пройти полдороги от грузовика к седану, но нигде не видел двух братьев. Зато на пассажирском сиденье был виден Джамал, который смотрел куда-то вниз, себе на колени. Алим прекрасно видел его даже при полуденном солнечном свете, который отражался от лобового стекла.

С наплечными ремнями двух тяжелых сумок Афунди поднял руки, подавая сигнал машине, чтобы она подъехала ближе и подобрала его. Но Джамал даже не смотрел в его сторону. Его внимание было занято чем-то другим.

Если он и дальше будет передвигаться с такой скоростью, то дорога до машины займет столько времени, что Алиму и остальным придется ехать обратно к грузовику и перепрограммировать таймер, чтобы у них в распоряжении осталось достаточно времени отъехать отсюда на безопасное расстояние. Думая об этом, Алим машинально обернулся и бросил быстрый взгляд в сторону грузовика, потом снова стал смотреть на ожидавшую его машину.

Он продолжал шагать к седану, когда вдруг до него дошел смысл того, что он увидел. Тогда он остановился, повернулся и внимательно посмотрел на заднюю часть кузова. Дверь была открыта!

Алим бросил сумки на тротуар, раскрыл молнию одной из них и достал оттуда автомат Калашникова с двумя снаряженными магазинами. Он вставил магазин, дождавшись характерного щелчка, передернул затвор, досылая первый патрон в патронник. Афунди не стал откидывать приклад, потому что так автомат легче было спрятать.

Алим попытался подать сигнал Джамалу, который все еще сидел, развалившись на переднем сиденье, будто читал что-то. Алим в душе уже лелеял мысль застрелить этого ублюдка, а потом при первой же возможности отрезать головы двум братьям.

— Кажется, я вижу. — Пальцами я прощупывал провода, пока они не скрылись в трубке.

Никитин сказал дочери что-то еще.

— Он говорит, что это казенная часть ствола пушки. Там есть пробка…

Она что-то сказала отцу по-испански, после чего тот поправил ее.

— Он говорит, что это заглушка, — снова сказала женщина. — Эта заглушка привинчена к концу ствола там, где туда подходят провода. Вы видите ее?

Герман тоже подошел к ящику и сместился в сторону так, чтобы не заслонять свет. Он потянул за крепежный рельс, к которому было пристегнуто запястье Никитина, в надежде, что сумеет освободить русского, а тот поможет мне.

Я нащупал рукой два тонких провода, проследил за ними и обнаружил, что они исчезали в крошечных устройствах, похожих на пробку с резьбой. Это и была заглушка, которая привинчивалась к стволу. На ощупь металл был теплым. Я не стал даже думать о том, чем вызвано это тепло. Ногтем пальца я почувствовал, что примерно четверть резьбы заглушки выходит за срез края ствола пушки.

— Да, я даже нащупал ее рукой, — ответил я.

Она передала мои слова своему отцу, который с беспокойством смотрел куда-то назад, через плечо, пока Герман дергал стальной рельс, пытаясь его освободить.

Он сказал дочери еще что-то.

— Он говорит, что если вам удастся отвинтить заглушку, то вы сможете потянуть на себя провода, которые соединяются с чем-то там еще… Я не понимаю этого слова, — перевела она.

— Это детонатор.

Внося это уточнение, Герман продолжал что есть силы дергать металлическую раму. Потом ему пришлось ненадолго остановиться, чтобы перевести дух.

— Он говорит, что это электронный детонатор, который подсоединен к заряду кордита. А это значит, что тебе может оторвать руки по локоть. Конечно, если заряд там, в пушке, пройдет, куда надо, ты можешь уже не беспокоиться об этом.

— Отец говорит, что, если достать оттуда малый заряд, пушка не станет работать. А если мы сумеем выбросить малый заряд за дверь, то при его взрыве никто не пострадает.

Я снова проследил за проводами и снова нащупал заглушку ствола пушки. Верхняя часть заглушки имела шестиугольную форму, как головка гигантского болта. Если бы у меня был большой накидной ключ, с его помощью, возможно, я сумел бы ее отвинтить. Я попытался повернуть заглушку, но она не трогалась с места.

Два небольших вертолета МН-6 «Ночной охотник» приближались к месту событий на высоте двух тысяч футов со снайперами на борту, которые должны были проверить прилегающую территорию. Полет шел в режиме, когда шум винтов был максимально приглушен.

С помощью приборов обнаружения инфракрасного излучения «птицы» вели поиск теплокровных организмов сначала вокруг машины, потом в ее кабине.

Две или три минуты они кружили над целью, но источники тепла были обнаружены только в кузове. Исследовав его через тонкие пластиковые стенки, они выявили внутри четыре человеческие фигурки и большой неодушевленный предмет, который тоже излучал тепло. Предмет располагался в передней части кузова по центру, рядом с кабиной машины.

Пока снайперы облетали местность, более просторный вертолет «Блэкхок» со специалистами по ядерному оружию на борту приземлился на одном из перекрестков, который полиция специально расчистила от людей и машин для этих целей. Прихватив объемистые сумки, специалисты попросили представителей полиции посадить их в патрульные машины и доставить на место. С собой у них были только пояса с самыми необходимыми инструментами для того, чтобы исследовать бомбу. Как только пустой вертолет взлетел, освободив импровизированную площадку, на его место тут же сел другой, с группой спецназа по освобождению заложников.

Оба отряда помчались в восточном направлении, к заливу Сан-Диего, где находился злосчастный грузовик, припаркованный в двух кварталах от места посадки вертолетов.

Находящиеся в воздухе снайперы запросили разрешения открыть огонь по целям в грузовике прямо через пластик кузова. Ответ последовал мгновенно: ни в коем случае. Слишком много было случайных факторов, которые могли привести к срабатыванию устройства: случайное или намеренное приведение в действие детонатора, неточный выстрел или рикошет и т. д.

Сложив приклад автомата, Алим расстегнул молнию комбинезона и спрятал оружие под одеждой. Правая рука его лежала на рукоятке; один палец касался переводчика огня, который стоял в положении для автоматической стрельбы.

Афунди перешел на другую сторону улицы, где его скрывала тень деревьев, и медленно направился в сторону грузовика. Пройдя примерно полквартала, он остановился под деревьями, за припаркованной машиной.

Длинная тень позади грузовика мешала ему разглядеть, что же происходило в кузове.

Алим посмотрел на часы и понял, что уже находится очень близко к точке невозвращения. Ему следовало либо бросить все, бежать к легковой машине и на полной скорости ехать через мост, либо любым способом проникнуть в кузов и сменить установки таймера. Нужно было выбирать. Единственное, чего он не мог больше себе позволить, — это стоять и ждать.

Глава 67

Герман наконец понял, что ему нужен какой-то рычаг. Он поднял и осмотрел деревянную доску из боковой стенки ящика. Этот материал был тяжелым, как железо, и почти таким же прочным.

Он подсунул доску под стальную раму в нескольких дюймах от того места, где к ней был прикован Никитин, уперся ногами в стену кузова и надавил на рычаг изо всех сил. Шайба и болт, удерживавшие эту часть рамы кузова снаружи, оказались внутри машины, пробив пластик. Герман взялся за свободный конец рамы и отогнул его назад. Через секунду Яков был свободен.

Марисела бросилась к отцу и попыталась обнять его. Она хотела стереть кровь с его лица, но старик сразу же опустился на колени и пополз к раскрытому ящику.

Я освободил ему место, понимая, что если кто-то и способен выполнить эту работу, то это был русский. Мне было видно, как он протянул руку к стволу пушки и взялся пальцами за заглушку, пытаясь повернуть ее. Его лицо кривилось от боли, на пальцах лежала металлическая пыль. Герман выпрыгнул из кузова и побежал к кабине, чтобы поискать там какие-нибудь инструменты, но только напрасно дергал обе двери, которые оказались закрыты. Потом он стал колотить по стеклу, надеясь разбить его, но сделать это ударами кулаков оказалось невозможно. Через несколько секунд он вернулся к нам и покачал головой.

— Дайте мне попробовать, — попросил он.

Я тронул Никитина за плечо и указал на Германа. От этого силача могло быть больше пользы. Русский отступил от ящика, и его место занял Герман. Он пытался вывинтить заглушку, но она, казалось, была прикручена намертво. Никто из нас не смог ее вывернуть, и нигде поблизости не оказалось подходящего рычага.

— Спросите, что случится, если мы потянем за провода? — задал я вопрос.

Марисела перевела его отцу, который в ответ быстро помотал головой. Я не стал дожидаться перевода. По его лицу сразу стало понятно, что это была не лучшая идея.

— Осторожно с проводами, — попросил я Германа.

Когда Алим вышел из своего укрытия и уже направился было в сторону грузовика, разрывающий уши шум, донесшийся сверху, заставил его снова нырнуть в тень деревьев. В небе стремительно пронесся вертолет, который сделал полукруг над грузовиком, а потом полетел дальше, взяв курс прямо на авианосец.

В первое мгновение Алим подумал, что, наверное, это был один из участников праздника в порту, но через минуту перед одним из домов по соседству появился человек в черной форменной одежде с оружием в руках. Другой прикрывал его, заняв позицию чуть поодаль. Оба человека приближались к грузовику с одной стороны. Неожиданно совсем рядом появился еще один вертолет, который завис в небе не больше чем в пятидесяти ярдах от того места, где затаился Афунди. Шум лопастей и рев турбины двигателя заглушили все другие звуки вокруг. Это дало Алиму шанс, на который он так надеялся.

Он достал из-под комбинезона автомат, откинул приклад и перевел переводчик огня вниз, в положение для одиночной стрельбы. Алим тщательно прицелился и нажал на спуск. Он увидел, как один из людей в черном упал на землю в десятке футов от грузовика. Он быстро сместил ствол автомата и взял под прицел его напарника, которого свалил так же быстро.

Шум двигателя и винта вертолета полностью заглушили звуки выстрелов, и Алиму удалось избавиться еще от двух фигур в черном. Теперь асфальт за грузовиком оказался усеянным телами.

— Откуда он взялся? — спросил один из снайперов.

— Не знаю. — Оба были сбиты с толку. — Он мог спрыгнуть из кузова машины.

Элемент неожиданности, а вместе с ним и инициатива были утеряны. Поступил приказ отходить, и через несколько секунд вертолет, заглушив звук винтов, исчез из вида над заливом.

Увидев, как прямо за открытой дверью грузовика валится на землю человек в форме, я сначала подумал, что он просто споткнулся. Но когда поднялся и выглянул наружу, понял, что он больше не шевелится. Глядя, как падают еще двое, я понял, что кто-то стреляет в них, но мы не слышим выстрелов из-за шума вертолета.

Марисела тоже увидела, что произошло, и бросилась к двери. Я схватил ее за руку и оттащил назад.

Никитин позади меня покачал головой. Потом из ящика вынырнул Герман и сказал:

— Бесполезно. Нужно что-то, чем мы могли бы повернуть его.

Я прижал Мариселу к дальней стене кузова и приказал ей оставаться там и не шевелиться. Ее отец подошел к ней, а я вместе с Германом склонился над раскрытым ящиком.

— Есть идеи? — прошептал я.

— Нет. — В глазах Германа я увидел страх. Единственным положительным аспектом всего этого было то, что когда все произойдет, это случится так быстро, что никто из нас не успеет даже ничего почувствовать.

Если бы у меня был телефон, я мог хотя бы позвонить Саре и попрощаться.

Неожиданно шум винтов вертолета стих, и я услышал жалобный крик Мариселы, которая звала меня по имени. Обернувшись, я увидел, как она показывает в сторону, за грузовик. Там был виден ее отец, который быстро бежал куда-то прочь от машины.

На карачках я бросился к двери и свесился с борта грузовика, лежа на животе. Пытаясь стать по возможности самой маленькой мишенью, я видел, как русский подбежал к одному из тел, распростертых за машиной на асфальте. Он склонился над трупом и пытался нащупать что-то на теле, на поясе.

— Я держу его на прицеле. Даете зеленый свет?

— Убирайте его, — распорядился Торп.

Снайпер нажал на спусковой крючок. Сила отдачи ударила его в плечо, когда пуля вылетела из ствола.

* * *

Когда он поднялся и повернулся ко мне, я наконец увидел, что он держит в руках. Никитин бросился бежать обратно. В два прыжка он домчался до грузовика, его глаза встретились с глазами дочери, и он швырнул нам в кузов какой-то тяжелый предмет. Не успел он это сделать, как в верхнюю часть его тела, в районе груди, вошла пуля, и на месте попадания расплылось пятно темно-красного цвета.

На металлический пол кузова с лязгом упал ключ. Я слышал, как Марисела с пронзительным криком попыталась броситься мимо меня к двери. Она отчаянно рвалась к отцу, тело которого вытянулось на асфальте. Не вставая с колен, я схватил ее и потащил назад, к дальней стенке кузова машины.

Когда вертолет постепенно исчез над заливом, Алим забросил автомат и запасной магазин в кусты и побежал к Джамалу, который так и остался сидеть в припаркованном неподалеку седане.

Перебегая улицу, Афунди избавился от двух тяжелых сумок, ремни которых все еще оттягивали его плечи. Не было времени. Компьютер Пайка и полученная от Кастро газета не стоили того, чтобы ради них умирать.

Он подбежал к синей машине. Запыхавшись, забрался на водительское сиденье.

— Почему ты не подобрал меня? — Тут Афунди посмотрел туда, где должен был быть ключ зажигания. — Где ключи?

И тут он увидел полоску крови на рубашке Джамала и остановившийся безжизненный взгляд.

Ликида с заднего сиденья потянулся к Алиму и прижал к его лицу смоченную эфиром тряпку. Алим хотел достать из кармана пистолет, но было слишком поздно.

* * *

Услышав звук выстрела, который убил Никитина, Герман с первого взгляда понял, что произошло. Через секунду он уже помогал мне справиться с Мариселой. Он поднял ее и оттащил назад, в затемненную часть кузова. Я пополз по полу за шестидюймовым гаечным ключом, который отец Мариселы добыл, пожертвовав жизнью. Еще через две секунды я уже нырял в провал деревянного ящика.

Я нащупал металлическую заглушку и установил нужный зазор на накидной части ключа, пока тот не лег плотно вокруг шестиугольной головки заглушки. Потом я потянул ключ на себя. Но заглушка все еще не желала сдвигаться с места. Я потянул снова, уже сильнее. Потом понял, что пытаюсь повернуть головку не в том направлении. Тогда я стал давить на рукоятку ключа в другую сторону. Она не двигалась. Я боролся с заглушкой, напрягая все мышцы, но без видимого результата.

— Нужна моя помощь? — спросил Герман.

— Не-ет, — прохрипел я. И тут заглушка сдвинулась с места. Я повернул ее на четверть оборота, потом стал отворачивать руками. Отбросив в сторону ключ, я давил на нее пальцами, стараясь не касаться проводов. Наконец заглушка оказалась в моей руке.

Очень осторожно я приподнял ее над краем ствола, почувствовал исходившее изнутри тепло и быстро убрал руку с заглушкой от пушки. Теперь вся конструкция оказалась разобранной, в ней больше не было заглушки с проходящими через нее проводами. С одного края к проводам был подсоединен электронный детонатор. К другому краю была прикреплена небольшая зеленая плата с таймером.

Я быстро взял все это в руку и, вскочив, побежал к открытой двери в машину. Спрыгнув с грузовика, я отбросил устройство как можно дальше от себя на улицу.

Я кричал во всю мощь легких:

— Детонатор извлечен, бомба больше не опасна!

Меньше чем через минуту прогремел взрыв силой примерно как у MD-80, что соответствует около четверти фунта динамита. Там, куда я выбросил детонатор, вырос фейерверк разрыва.

Через несколько секунд федеральный агент на патрульной машине с рацией приказал всем нам выходить из грузовика с поднятыми руками. Нас окружили люди в боевом камуфляже и заставили лечь на землю.

Агенты вскочили в грузовик и сгрудились вокруг деревянного ящика в кузове.

Полицейские держали нас на мушке, пока их коллеги обшаривали наши карманы, ощупывали и охлопывали наши тела и руки.

Марисела вырывалась, пытаясь подбежать к телу своего отца. Тогда один из полицейских придавил ее спину коленями, заставив женщину уткнуться лицом в асфальт, а двое его коллег с одинаковыми могучими фигурами заломили ей руки за спину и надели на них наручники.

— Не трогайте ее, — попытался я заступиться за женщину.

— Заткнись, — последовал лаконичный ответ, и я получил чувствительный удар стволом автомата по спине.

Ликида повернул ключ зажигания и завел машину. Принимая во внимание всю неразбериху вокруг грузовика в двух кварталах отсюда, кто обвинил бы сотрудников правопорядка в том, что они не обратили внимания на то, как маленький седан синего цвета резко рванул с тротуара, развернулся и направился в сторону моста Коронадо?

Глава 68

Я решил отдохнуть несколько дней, пока не уляжется шум. К этому времени федералы успели переправить устройство в безопасное место для изучения, по завершении которого намеревались разрядить его и избавиться от заряда. В прессе и других СМИ так и не было упомянуто никаких подробностей случившегося.

Президент решил отложить свое обращение по телевидению еще на полчаса: он планировал потратить их на более подробное изучение проблем эвакуации города. За это время заряд успели разрядить, и необходимость в чрезвычайном сообщении отпала. Никто из более десяти тысяч человек, собравшихся в тот день на военно-морской базе, так и не узнал, насколько близко все они находились от Армагеддона. Впрочем, точно так же, как и тысячи тех, кто проживал в Коронадо или на другой стороне залива, в Сан-Диего.

Через считаные дни после события правительственные эксперты, физики и специалисты по системам вооружений оценили примерную мощность устройства Никитина и принялись сыпать цифрами. По их оценкам, с учетом того, что расстояние от гиганта авианосца, стоявшего у причала, до эпицентра ядерного взрыва в районе припаркованного грузовика составило бы чуть больше полумили, корабль находился в зоне полного уничтожения.

Все, что располагалось в радиусе одной мили от эпицентра, должно было быть полностью разрушено ударной волной и пожарами, вызванными световым излучением. В этой зоне не смогло бы выжить ни одно живое существо, находящееся на поверхности земли или моря. Те, кто мгновенно не обратился бы в пепел, погибли бы от удушья из-за нехватки кислорода, поскольку весь кислород сгорел бы в пламени взрыва, или получили бы смертельную дозу радиации.

В радиусе двух миль погибло бы большинство людей, находящихся на открытой местности, вне укрытий. Пожары охватили бы большую часть деревянных построек, которые были бы уничтожены огнем в результате разогрева воздуха после взрыва.

Те же, кому удалось бы выжить, были бы уничтожены радиацией, некоторые немедленно, другие же — в течение более продолжительного периода.

Большая часть города Коронадо осталась бы лежать в руинах. Кроме того, ударная волна, не имея перед собой никаких препятствий, преодолела бы водную поверхность залива и опустошительным ураганом пронеслась бы по прибрежной полосе Сан-Диего. Преодолев залив, радиация заразила бы большую часть и этого города и его пригородов. Чудесные пляжи Южной Калифорнии с очаровательными голубоглазыми блондинками, все то, что видит в своих снах обыватель, навсегда канули бы в Лету.

Но для Пола Мадриани и Кати Солаз самым важным, как ни парадоксально это звучит, была вовсе не бомба. То, что их спасло, было найдено на той же улице, неподалеку.

В кустах у одного из зданий в полуквартале от грузовика с бомбой полицейские обнаружили брошенный автомат Калашникова китайского производства с запасными магазинами к нему. Баллистическая экспертиза показала, что из этого оружия были убиты три федеральных агента и еще двое получили ранения. Во всех этих людей стреляли сзади, когда они подходили к грузовику.

Отпечатки пальцев, обнаруженные на оружии, пропустили через компьютер с федеральной базой данных, и вскоре они были идентифицированы. Они принадлежали мужчине по имени Алим Афунди, имя которого уже сообщила властям Марисела Солаз. В досье на этого человека говорилось, что он не принимал прямого участия в боевых действиях, был задержан в Афганистане и переправлен в исправительное заведение США в заливе Гуантанамо на Кубе. Он и несколько других заключенных бежали. Их так и не удалось обнаружить. Предполагалось, что они погибли на болотах или в море недалеко от базы.

Еще более важной была находка небольшой сумки, обнаруженной на асфальте по другую сторону от места, где подобрали оружие. Внутри находился компьютер, принадлежавший Эмерсону Пайку, одной из жертв двойного убийства в городке Дель-Map несколько месяцев назад. Отпечатки пальцев Афунди были обнаружены и на компьютере, и на изображениях фотографий на жестком диске. Они полностью соответствовали отпечаткам пальцев, снятых с этого человека в Гуантанамо.

После того как Яков Никитин погиб, а его устройство было благополучно обезврежено, федеральные власти больше не имели оснований скрывать информацию об этих снимках. Теперь, когда был обнаружен переносной компьютер, который в ночь убийства находился в доме жертвы, с отпечатками пальцев, которые, вне всяких сомнений, принадлежали Афунди, а также неоспоримые факты совершения этим человеком и других преступлений, у государственных обвинителей оставалось мало шансов.

Через десять дней после событий в Коронадо заместитель окружного прокурора Лоренс Темплтон, не утруждая себя бюрократическими формальностями, зашел в комнату судьи Плато Квинна и, не делая никаких заявлений на публике, подписал отказ от обвинений в двойном убийстве в доме Эмерсона Пайка, выдвинутых ранее против Кати Солаз и Пола Мадриани.

Катя и Марисела вернулись в Коста-Рику, где начали новую жизнь. Здоровье Кати пошло на поправку, поэтому ее выпустили из больницы под присмотр матери. Воссоединение с матерью было лучшим лекарством для девушки, которая недавно потеряла подругу в кровавой бойне в автобусе службы шерифа. Еще большей утратой было то, что Яков Никитин никогда не увидит внучку, а она его. Но теперь она, по крайней мере, могла узнать о нем из рассказов женщины, любившей его больше всего на свете, — его дочери Мариселы.

Что касается Гарри, он наконец простил мне те глупости, которые я вольно или невольно совершил, например то, что сразу не рассказал ему о кошачьем корме в ящике моего стола и о моей второй встрече с Катей в ресторане «Бригантина». Как всегда, плоды всего этого пришлось пожинать Гарри, и я всегда буду ему благодарен за это.

Дело Кати Солаз изменило мою жизнь. Никогда прежде для меня не было так важно правосудие, никогда больше я не нуждался в нем так остро. Не знаю, почему все произошло именно так. Говорят, что тот, кто побывал на пороге смерти, зачастую использует выпавший ему второй шанс, чтобы заново осмыслить прежние ошибки. Некоторые уходят в спиритизм, другие ищут смысл того, что осталось от их существования на земле. Поиск такого смысла стал целью и для меня.

Глава 69

К вечеру Ликида уже был около авторемонтной мастерской, где недавно плавил золото, довольно сомнительного заведения, принадлежащего его другу. И пусть сейчас он не собирался выплавлять золотые слитки, предстоящая работа радовала его ничуть не меньше.

Следуя принятой у ацтеков церемонии, он приковал араба цепью к стальной балке под потолком так, чтобы ногами пленник касался пола. Он раздел свою жертву, оставив только трусы, связал ему лодыжки, которые привязал к наковальне весом примерно восемьдесят фунтов. Ликида ходил вокруг Алима с ножницами для металла в руках, испытывая стойкость Афунди и одновременно пытаясь отыскать так называемые «карманы боли», небольшие участки, которые можно обнаружить только после применения железных игл.

С заклеенным лентой ртом и широко раскрытыми глазами Алим с ужасом наблюдал, как мексиканец подбрасывал вверх стальной прут и прогревал сварочный аппарат.

Ликида ступил вперед и пару раз ударил Алима, а потом с улыбкой наблюдал за его танцем на цепи. Ночь обещала быть длинной, и Ликида решил насладиться каждой ее минутой. Лучше могло бы быть лишь в том случае, если бы на другом конце цепи в качестве противовесов болтались бы еще адвокат и его партнер.

Мадриани спас ту женщину в Сан-Хосе. Скорее всего, он же был виноват в провале нападения на тюремный автобус. Но больше всего Ликида был зол на Мадриани за то, что тот лишил его золота, того, что было бы для убийцы небольшим жизненным подспорьем после того, как придет время отойти от дел.

После того как Джон Уотерс не появился на заседании суда, власти распотрошили депонированный сейф и нашли там самодельные золотые слитки. Об этом писали во всех газетах.

Через некоторое время, когда в Коронадо все несколько утихло, они наконец удосужились взвесить найденное. Как писали в прессе, вес слитков почти точно совпал с весом монет, похищенных у Эмерсона Пайка из студии. Теперь у властей в руках был след, который мог вывести их к личности убийцы Пайка, называющего себя Джоном Уотерсом. К счастью, они не располагали снимками с камер наблюдения банка, так как с того момента, когда был открыт счет, утекло слишком много времени. Но все это уже не относилось к деятельности адвокатов. К тому же в день, когда он арендовал сейф, Ликида был хорошо замаскирован, надел седой парик, чтобы казаться старше.

И все же с тех пор он стал плохо спать по ночам. Ему все время слышался дьявольский гудок из мультфильма про Дорожного Бегуна. А еще к нему стал являться огромный негр, которого он видел той ночью перед домом в Сан-Хосе, и адвокат, человек на углу улицы, которого он искал, но не смог найти.

Как полагал Ликида, все они: Мадриани, его партнер Гарри Хайндс и частный сыщик Герман Диггс — были ходячими мертвецами. Он уже начал изучать их привычки и распорядок дня. Ему нужно будет ухитриться схватить их как-нибудь в перерыве между очередными заказами, потому что он снова превратился в бедняка. Но это будет приятная работа. Все они были уже внесены в особый список Ликиды, а у человека, которого в Тихуане знали как Мексиканского Палача, была очень хорошая память.

Примечания автора

Ядерная боеголовка и кубинская предыстория

Эта история была основана на реальном историческом факте.

Фигурирующая в ней боеголовка является устройством мощностью четырнадцать килотонн, которое устанавливалось на старых советских крылатых ракетах ФКР. Ее разрушительная мощь была примерно той же, что и у американской бомбы «Малыш», сброшенной в августе 1945 года на Хиросиму.

Во время кубинского ядерного кризиса президент Джон Ф. Кеннеди знал о том, что на Кубе находятся и боеголовки для ракет R-14 и R-12, которые относились к классу баллистических ракет среднего и дальнего радиуса действия. Мощность этих боеголовок составляла соответственно одну и две мегатонны. Но эти боеголовки так и остались на борту судна «Александровск» и никогда не были разгружены и развернуты на кубинской территории.

Но еще одним смертельным секретом было то, что на острове находились примерно сто тактических ядерных боеголовок, каждая из которых была способна полностью разрушить крупный город. В течение тридцати лет после этого в США и понятия не имели о таком огромном количестве тактического ядерного оружия, развернутого на острове в 1962 году. Эти данные не публиковались до начала девяностых, когда пал Советский Союз.

В октябре 1962 года Кеннеди привел американские войска в состояние боеготовности. По тревоге были подняты и морские пехотинцы в Кемп-Пендлтоне, штат Калифорния, которых предполагалось направить на захват острова Куба. Большая часть этих войск была уже переброшена во Флориду, откуда должно было начаться вторжение. Если бы президент отдал приказ о начале вторжения, то, как мы сейчас знаем, из-за отсутствия полноценных разведывательных сведений о наличии у русских на Кубе мощных ядерных средств всем десантным кораблям американцев пришлось бы на себе испытать ядерный кошмар.

Сорок четыре боеголовки к ракетам ФКР прибыли в порт Ла-Исабела на Кубе утром 25 октября 1962 года, вскоре после того, как президент Кеннеди объявил о морской блокаде острова.

Ракеты ФКР представляли собой тактическое ядерное оружие малого радиуса действия. Средствами доставки должны были служить своеобразные крылатые ракеты, модификации самолетов МиГ с уменьшенной дальностью действия, примерно около ста миль. По мере того как напряжение нарастало, после объявления США морской блокады и в связи с возможной агрессией против острова, ФКР и боеголовки к ним были переброшены в провинцию Ориенте, где их предполагалось использовать против американской базы в Гуантанамо, а также для отражения высадки на Кубу американских войск с моря.

После того как кризис миновал, во всем мире объявили, что к Рождеству 25 декабря 1962 года все русское ядерное оружие будет вывезено с острова Куба. Но сейчас стало известно, что это была неправда и на острове, по крайней мере, еще некоторое время находилось какое-то количество тактического ядерного оружия. Известно также, что это оружие стало предметом долгого спора между кубинским диктатором Фиделем Кастро и советским премьером Никитой Хрущевым. Кастро хотел, чтобы тактическое ядерное оружие оставалось на Кубе. Он надеялся, что рано или поздно оно перейдет под контроль кубинских властей. Кроме того, в нем Кастро видел гарантию того, что США в дальнейшем откажутся от попыток захватить Кубу. Но Хрущев помнил тот факт, что во время Карибского кризиса Кастро просил его нанести по Штатам превентивный ядерный удар, так как считал, что в выигрыше окажется та сторона, которая начнет первой. Советский лидер опасался, что если Кастро получит в свои руки ядерное оружие и нанесет им удар по территории США, то Советский Союз окажется втянутым в полномасштабную ядерную войну. В некоторых источниках говорится, что Хрущев после этих переговоров убрал с Кубы все ядерное оружие, хотя там и не называются сроки и даты.

После завершения кризиса Кеннеди настаивал на проверке на местах: американские и международные специалисты должны были посетить хранилища советского ядерного оружия на Кубе, чтобы убедиться, что ракеты и боеголовки к ним были вывезены с территории острова. Но из-за продолжавшихся трений между американской и советской сторонами такая поездка так и не состоялась. Американской стороне пришлось полагаться на данные воздушной разведки и фотоснимки.

И все же американские официальные лица так ничего и не узнали о тактическом ядерном оружии. Когда большие ракеты дальнего радиуса действия и боеголовки к ним были погружены в специальные вагоны, а потом и на корабли, которые взяли курс на Советский Союз, там решили, что все оружие массового поражения было вывезено с острова. Сейчас мы знаем, что это не соответствовало действительности.

В ноябре 1963 года Кеннеди был убит. Ходили слухи, что свою роль в его смерти сыграли интриги советской и кубинской сторон. В 1964 году Никита Хрущев был смещен с должности. Большую роль в этом сыграл факт потери им авторитета перед лицом международной общественности в результате Карибского ракетного кризиса.

Дерганье дракона за хвост

Выражение «дергать хвост дракона» приписывают физику Ричарду Фейнману, сотруднику лаборатории в Лос-Аламосе со времен проведения самых первых экспериментов и последующих успешных испытаний ядерного устройства. В то время физики участвовали в экспериментах по выявлению критической массы, то есть массы обогащенного урана, подлежащей процессу ядерного деления, близкой к критической, когда начнется цепная реакция. Эти опыты (очень сырые и в дальнейшем остановленные, так как они оказались слишком опасными) предполагали перемещение двух частей обогащенного урана вблизи друг друга с целью измерения выделяемой радиации. Доктор Фейнман назвал эти эксперименты «дерганьем спящего дракона за хвост» из-за того, что любая ошибка в движении рук могла стать роковой.

На самом деле, при испытаниях имели место два инцидента в августе 1945 года и в мае 1946 года, когда двое ученых, Гарри Даглиан и Луис Слотин, получили смертельные дозы радиоактивного излучения. В обоих случаях в экспериментах использовалось одинаковое ядро массой 6,2 кг (примерно 14 фунтов) плутония, которое впоследствии назвали «чертовым ядром».

Из-за этих несчастных случаев все последующие эксперименты планировались гораздо более тщательно.

Слотин при проведении эксперимента по инициированию реакции деления атомного ядра поднес друг к другу две полусферы крайне реактивного плутония в бериллиевой оболочке. При этом полусферы не соприкасались. 21 мая 1946 года после ряда успешно проведенных экспериментов металлическая отвертка, которая использовалась для контроля того, что оба полушария отделены друг от друга, случайно соприкоснулась с ними и обеспечила контакт между ними. Свидетели произошедшего рассказывали о «синем огненном зареве и волне жара, которая пошла из помещения». Это произошло из-за ионизации самого воздуха комнаты. Жара была невыносимой, а яркость вспышки оказалась выше, чем у солнца в весенний день. Все находившиеся в комнате на себе испытали последствия того эксперимента «с внесением внутрь металлического предмета». Как говорили, Слотин заслонил других ученых собственным телом. Он умер через девять дней после этого и был похоронен в Виннипеге, в Канаде.

Угроза наркокартелей

Сегодня трудно переоценить угрозу, исходящую от наркокартелей Мексики, в основном тех, что базируются в провинциях Тихуана, Хуарес и Синалоа. В восьмидесятых и начале девяностых годов американское правительство объявило войну наркобаронам Колумбии. В те времена Мексика была просто частью системы транспортировки наркотиков. По ее территории наркотики из Колумбии нелегально переправлялись в США.

Но после смерти колумбийского наркобарона Пабло Эскобара и разгрома картелей в провинциях Кали и Медельин этот преступный теневой мир просто переместился еще ближе к южным границам США. В последние годы он еще более окреп и, по слухам, включил в себя огромные сегменты государственной власти и спецслужб Мексики, как это два десятилетия назад происходило в Колумбии. Было бы глупо утверждать, что наша страна обладает иммунитетом против пагубного влияния сложившейся по соседству системы.

Новые картели сосредоточились вокруг городов Тихуана, Нуэво-Ларедо и Хуарес. На этих территориях ежедневно гибнут люди в непрекращающейся войне за то, кто будет контролировать торговлю наркотиками. Неудивительно, что эти картели имеют устойчивые связи с террористическими группами с Ближнего Востока, так как «Аль-Каида» и прочие организации получают значительную часть своих денежных средств, которые тратят на проведение террористических операций, за счет афганских маковых полей. Как считается, они активно взаимодействуют со своими коллегами из теневого мира.

Также широко известно и то, что в прошлом представители наркокартелей для нелегальной доставки наркотиков на территорию США широко использовали туннели. Большое количество таких «сооружений» было оборудовано на границе между Мексикой и США. Во времена когда американская экономика находится в состоянии упадка, а обороты от нелегальной торговли наркотиками, наоборот, растут, и картели уже имеют в своем распоряжении целые частные армии, вооруженные автоматическим оружием и гранатометами, угроза этой силы становится еще более явной. Недавно командир базы американских ВМС в Кемп-Пендлтоне запретил вверенному ему личному составу посещать город Тихуана, поскольку, по его мнению, это место является слишком опасным для отдыха и туризма. Американские морские пехотинцы могут спокойно отправляться в Багдад и Афганистан, но им запрещено без специального разрешения пересекать мексиканскую границу. Это само по себе является свидетельством растущей угрозы, притаившейся у южной границы США.

Примечания

1

Contender — противник (англ.); contenedor — контейнер (исп.).

(обратно)

2

В советском прокате — «В джазе только девушки».

(обратно)

3

Капитан Агаб — герой романа Германа Мелвилла «Моби Дик».

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Глава 55

Глава 56

Глава 57

Глава 58

Глава 59

Глава 60

Глава 61

Глава 62

Глава 63

Глава 64

Глава 65

Глава 66

Глава 67

Глава 68

Глава 69

Примечания автора