Заветные русские сказки (fb2)

- Заветные русские сказки 1418K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Николаевич Афанасьев

Заветные русские сказки

Лисичка-сестричка и волк

Жил себе дед да баба. Дед говорит бабе:

– Ты, баба, пеки пироги, а я поеду за рыбой.

Наловил рыбы и везет домой целый воз. Вот едет он и видит: лисичка свернулась калачиком и лежит на дороге.

Дед слез с воза, подошел к лисичке, а она не ворохнется, лежит себе как мертвая.

– Вот будет подарок жене, – сказал дед, взял лисичку и положил на воз, а сам пошел впереди.

А лисичка улучила время и стала выбрасывать полегоньку из воза все по рыбке да по рыбке, все по рыбке да по рыбке. Повыбросала всю рыбу и сама ушла.

– Ну, старуха, – говорит дед, – какой воротник привез я тебе на шубу.

– Где?

– Там, на возу, – и рыба и воротник.

Подошла баба к возу: ни воротника, ни рыбы, и начала ругать мужа:

– Ах ты!.. Такой-сякой! Ты еще вздумал обманывать! – Тут дед смекнул, что лисичка-то была не мертвая; погоревал, погоревал, да делать-то нечего.

А лисичка собрала всю разбросанную по дороге рыбу в кучку, села и ест себе. Навстречу ей идет волк:

– Здравствуй, кумушка!

– Здравствуй, куманек!

– Дай мне рыбки!

– Налови сам, да и ешь.

– Я не умею.

– Эка, ведь я же наловила; ты, куманек, ступай на реку, опусти хвост в прорубь – рыба сама на хвост нацепляется, да смотри, сиди подольше, а то не наловишь.

Волк пошел на реку, опустил хвост в прорубь; дело-то было зимою. Уж он сидел, сидел, целую ночь просидел, хвост его и приморозило; попробовал было приподняться: не тут-то было.

«Эка, сколько рыбы привалило, и не вытащишь!» – думает он.

Смотрит, а бабы идут за водой и кричат, завидя серого:

– Волк, волк! Бейте его! Бейте его!

Прибежали и начали колотить волка – кто коромыслом, кто ведром, чем кто попало. Волк прыгал, прыгал, оторвал себе хвост и пустился без оглядки бежать.

«Хорошо же, – думает, – уж я тебе отплачу, кумушка!»

А лисичка-сестричка, покушамши рыбки, захотела попробовать, не удастся ли еще что-нибудь стянуть; забралась в одну избу, где бабы пекли блины, да попала головой в кадку с тестом, вымазалась и бежит. А волк ей навстречу:

– Так-то учишь ты? Меня всего исколотили!

– Эх, куманек, – говорит лисичка-сестричка, – у тебя хоть кровь выступила, а у меня мозг, меня больней твоего прибили; я насилу плетусь.

– И то правда, – говорит волк, – где тебе, кумушка, уж идти; садись на меня, я тебя довезу.

Лисичка села ему на спину, он ее и понес. Вот лисичка-сестричка сидит, да потихоньку и говорит:

– Битый небитого везет, битый небитого везет.

– Что ты, кумушка, говоришь?

– Я, куманек, говорю: битый битого везет.

– Так, кумушка, так!..

За лапоток – курочку, за курочку – гусочку

Шла лиса по дорожке и нашла ла́поток, пришла к мужику и просится:

– Хозяин, пусти меня ночевать.

Он говорит:

– Некуда, лисонька! Тесно!

– Да много ли нужно мне места! Я сама на лавку, а хвост под лавку.

Пустили ее ночевать; она и говорит:

– Положите мой лапоток к вашим курочкам.

Положили, а лисонька ночью встала и забросила свой лапоть. Поутру встают, она и спрашивает свой лапоть, а хозяева говорят:

– Лисонька, ведь он пропал!

– Ну, отдайте мне за него курочку.

Взяла курочку, приходит в другой дом и просит, чтоб ее курочку посадили к хозяйским гуськам. Ночью лиса припрятала курочку и получила за нее утром гуська.

Приходит в новый дом, просится ночевать и говорит, чтоб ее гуська посадили к барашкам; опять схитрила, взяла за гуська барашка и пошла еще в один дом.

Осталась ночевать и просит посадить ее барашка к хозяйским бычкам. Ночью лисонька украла и барашка, а поутру требует, чтобы за него отдали ей бычка.

Всех – и курочку, и гуська, и барашка, и бычка – она передушила, мясо припрятала, а шкуру бычка набила соломой и поставила на дороге.

Идет медведь с волком, а лиса говорит:

– Подите, украдьте сани, да поедемте кататься.

Вот они украли и сани и хомут, впрягли бычка, сели все в сани; лиса стала править и кричит:

– Шню, шню, бычок, соломенный бочок! Сани чужие, хомут не свой, погоняй – не стой!

Бычок нейдет.

Она выпрыгнула из саней и закричала:

– Оставайтесь, дураки! – а сама ушла.

Медведь с волком обрадовались добыче и ну рвать бычка: рвали, рвали, видят, что одна шкура да солома, покачали головами и разошлись по домам.

Лиса-повитуха

Жили-были кум с кумой – волк с лисой. Была у них кадочка медку. А лисица любит сладенькое; лежит кума с кумом в избушке да украдкою постукивает хвостиком.

– Кума, кума, – говорит волк, – кто-то стучит.

– А, знать, меня на повой зовут! – бормочет лиса.

– Так поди сходи, – говорит волк.

Вот кума из избы да прямехонько к меду, нализалась и вернулась назад.

– Что бог дал? – спрашивает волк.

– Початочек, – отвечает лисица.

В другой раз опять лежит кума да постукивает хвостиком.

– Кума! Кто-то стучится, – говорит волк.

– На повой, знать, зовут!

– Так сходи.

Пошла лисица, да опять к меду, нализалась досыта; медку только на донышке осталось.

Приходит к волку.

– Что бог дал? – спрашивает ее волк.

– Серёдышек.

В третий раз опять так же обманула лисица волка и долизала уж весь медок.

– Что бог дал? – спрашивает ее волк.

– Поскрёбышек.

Долго ли, коротко ли – прикинулась лисица хворою, просит кума медку принести. Пошел кум, а меду ни крошки.

– Кума, кума, – кричит волк, – ведь мед съеден.

– Как съеден? Кто же съел? Кому окроме тебя! – погоняет лисица.

Волк и кстится и божится.

– Ну, хорошо! – говорит лисица. – Давай ляжем на солнышке, у кого вытопится мед, тот и виноват.

Пошли, легли. Лисице не спится, а серый волк храпит во всю пасть. Глядь-поглядь, у кумы-то и показался медок; она ну-тко скорее перемазывать его на волка.

– Кум, кум, – толкает волка, – это что? Вот кто съел!

И волк, нечего делать, повинился.

Вот вам сказка, а мне кринка масла.

Лиса, заяц и петух

Жили-были лиса да заяц. У лисицы была избенка ледяная, а у зайчика лубяная; пришла весна красна – у лисицы растаяла, а у зайчика стоит по-старому.

Лиса попросилась у зайчика погреться, да зайчика-то и выгнала.

Идет доро́гой зайчик да плачет, а ему навстречу собаки:

– Тяф, тяф, тяф! Про что, зайчик, плачешь?

А зайчик говорит:

– Отстаньте, собаки! Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная, попросилась она ко мне, да меня и выгнала.

– Не плачь, зайчик! – говорят собаки. – Мы ее выгоним.

– Нет, не выгоните!

– Нет, выгоним!

Подошли к избенке:

– Тяф, тяф, тяф! Поди, лиса, вон!

А она им с печи:

– Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по заулочкам!

Собаки испугались и ушли.

Зайчик опять идет да плачет. Ему навстречу медведь:

– О чем, зайчик, плачешь?

А зайчик говорит:

– Отстань, медведь! Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.

– Не плачь, зайчик! – говорит медведь. – Я выгоню ее.

– Нет, не выгонишь! Собаки гнали – не выгнали, и ты не выгонишь.

– Нет, выгоню!

Пошли гнать:

– Поди, лиса, вон!

А она с печи:

– Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по заулочкам!

Медведь испугался и ушел.

Идет опять зайчик да плачет, а ему навстречу бык:

– Про что, зайчик, плачешь?

– Отстань, бык! Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.

– Пойдем, я ее выгоню.

– Нет, бык, не выгонишь! Собаки гнали – не выгнали, медведь гнал – не выгнал, и ты не выгонишь.

– Нет, выгоню.

Подошли к избенке:

– Поди, лиса, вон!

А она с печи:

– Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по заулочкам!

Бык испугался и ушел.

Идет опять зайчик да плачет, а ему навстречу петух с косой:

– Кукуреку! О чем, зайчик, плачешь?

– Отстань, петух! Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.

– Пойдем, я выгоню.

– Нет, не выгонишь! Собаки гнали – не выгнали, медведь гнал – не выгнал, бык гнал – не выгнал, и ты не выгонишь!

– Нет, выгоню!

Подошли к избенке:

– Кукуреку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи! Поди, лиса, вон!

А она услыхала, испугалась, говорит:

– Одеваюсь...

Петух опять:

– Кукуреку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи! Поди, лиса, вон!

А она говорит:

– Шубу надеваю.

Петух в третий раз:

– Кукуреку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи! Поди, лиса, вон!

Лисица выбежала; он ее зарубил косой-то и стал с зайчиком жить да поживать, да добра наживать.

Вот тебе сказка, а мне кринка масла.

Лиса-исповедница

Однажды лиса всю большую осеннюю ночь протаскалась по лесу не евши. На заре прибежала она в деревню, взошла на двор к мужику и полезла на насест к курам.

Только что подкралась и хотела схватить одну курицу, а петуху пришло время петь: вдруг он крыльями захлопал, ногами затопал и закричал во все горло.

Лиса с насеста-то так со страху полетела, что недели три лежала в лихорадке.

Вот раз вздумалось петуху пойти в лес – разгуляться, а лисица уж давно его стережет; спряталась за куст и поджидает, скоро ли петух подойдет. А петух увидел сухое дерево, взлетел на него и сидит себе.

В то время лисе скучно показалось дожидаться, захотелось сманить петуха с дерева; вот думала, думала, да и придумала: дай прельщу его.

Подходит к дереву и стала здоровкаться:

– Здравствуй, Петенька!

«Зачем ее лукавый занес?» – думает петух.

А лиса приступает с своими хитростями:

– Я тебе, Петенька, добра хочу – на истинный путь наставить и разуму научить. Вот ты, Петя, имеешь у себя пятьдесят жен, а на исповеди ни разу не бывал. Слезай ко мне покайся, а я все грехи с тебя сниму и на смех не подыму.

Петух стал спускаться ниже и ниже и попал прямо лисе в лапы.

Схватила его лиса и говорит:

– Теперь я задам тебе жару! Ты у меня за все ответишь; попомнишь, блудник и пакостник, про свои худые дела! Вспомни, как я в осеннюю темную ночь приходила и хотела попользоваться одним куренком, а я в то время три дня ничего не ела, и ты крыльями захлопал и ногами затопал!..

– Ах, лиса! – говорит петух. – Ласковые твои словеса, премудрая княгиня! Вот у нашего архиерея скоро пир будет; в то время стану я просить, чтоб тебя сделали просвирнею, и будут нам с тобой просвиры мягкие, кануны сладкие, и пойдет про нас слава добрая.

Лиса распустила лапы, а петух – порх на дубок.

Мужик, медведь и лиса

Пахал мужик ниву, пришел к нему медведь и говорит ему:

– Мужик, я тебя сломаю!

– Нет, не замай; я вот сею репу, себе возьму хоть корешки, а тебе отдам вершки.

– Быть так, – сказал медведь, – а коли обманешь – так в лес по дрова ко мне хоть не езди!

Сказал и ушел в дуброву.

Пришло время: мужик репу копает, а медведь из дубровы вылезает:

– Ну, мужик, давай делить!

– Ладно, медведюшка! Давай я привезу тебе вершки, – и отвез ему воз ботвы.

Медведь остался доволен честным разделом.

Вот мужик наклал свою репу на воз и повез в город продавать, а навстречу ему медведь:

– Мужик, куда ты едешь?

– А вот, медведюшка, еду в город корешки продавать.

– Дай-ка попробовать, каков корешок!

Мужик дал ему репу.

Медведь как съел:

– А-а, – заревел, – ты меня обманул, мужик! Корешки твои сладеньки. Теперь не езжай ко мне по дрова, а то задеру!

Мужик воротился из города и боится ехать в лес; пожег и полочки, и лавочки, и кадочки, наконец делать нечего – надо в лес ехать.

Въезжает потихонечку; откуда ни возьмись, бежит лисица.

– Что ты, мужичок, – спрашивает она, – так тихо бредешь?

– Боюсь медведя́, сердит на меня, обещал задрать.

– Не бось медведя, руби дрова, а я стану порска́ть; коли спросит медведь: «Что такое?» – скажи: «Ловят волков и медведей».

Мужик принялся рубить; глядь – ан медведь бежит и мужику кричит:

– Эй, старик! Что это за крик?

Мужик говорит:

– Волков ловят да медведей.

– Ох, мужичок, положи меня в сани, закидай дровами да увяжи веревкой; авось подумают, что колода лежит.

Мужик положил его в сани, увязал веревкою и давай обухом гвоздить его в голову, пока медведь совсем окочурился.

Прибежала лиса и говорит:

– Где медведь?

– А вот, околел!

– Ну что ж, мужичок, теперь нужно меня угостить.

– Изволь, лисонька! Поедем ко мне, я тебя угощу.

Мужик едет, а лиса вперед бежит; стал мужик подъезжать к дому, свистнул своим собакам и притравил лисицу.

Лиса пустилась к лесу и юрк в нору; спряталась в норе и спрашивает:

– Ох вы, мои глазоньки, что вы смотрели, когда я бежала?

– Ох, лисонька, мы смотрели, чтоб ты не спотыкнулась.

– А вы, ушки, что делали?

– А мы все слушали, далеко ли псы гонят.

– А ты, хвост, что делал?

– Я-то, – сказал хвост, – все мотался под ногами, чтоб ты запуталась, да упала, да к собакам в зубы попала.

– А-а, каналья! Так пусть же тебя собаки едят.

И, высунув из норы свой хвост, лиса закричала:

– Ешьте, собаки, лисий хвост!

Собаки за хвост потащили и лисицу закамшили.

Так часто бывает: от хвоста и голова пропадает.

Овца, лиса и волк

У крестьянина из гурта бежала овца. Навстречу ей попалась лиса и спрашивает:

– Куда тебя, кумушка, бог несет?

– О-их, кума! Была я у мужика в гурте, да житья мне не стало; где баран сдурит, а все я, овца, виновата! Вот и вздумала уйти куды глаза глядят.

– И я тоже! – отвечала лиса. – Где муж мой курочку словит, а все я, лиса, виновата. Побежим-ка вместе.

Чрез несколько времени повстречался им бирюк.

– Здорово, кума!

– Здравствуй, – говорит лиса.

– Далече ли бредешь?

Она в ответ:

– Куда глаза глядят! – да как рассказала про свое горе, бирюк молвил:

– И я также! Где волчица зарежет ягненка, а все я, бирюк, виноват. Пойдемте-ка вместе.

Пошли. Дорогою бирюк и говорит овце:

– А что, овца, ведь на тебе тулуп-то мой?

Лиса услышала и подхватила:

– Взаправду, кум, твой?

– Верно, мой!

– Побожишься?

– Побожусь!

– К присяге пойдешь?

– Пойду.

– Ну, иди, целуй присягу.

Тут лиса сметила, что мужики на тропинке поставили капкан; она привела бирюка к самому капкану и говорит:

– Ну, вот здесь целуй!

Только что сунулся бирюк сдуру – а капкан щелкнул и ухватил его за морду. Лиса с овцой тотчас убежали от него подобру-поздорову.

Звери в яме

Жил себе старик со старушкой, и у них только и было именья, что один боров. Пошел боров в лес желуди есть. Навстречу ему идет волк.

– Боров, боров, куда ты идешь?

– В лес, желуди есть.

– Возьми меня с собою.

– Я бы взял, – говорит, – тебя с собою, да там яма есть глубока, широка, ты не перепрыгнешь.

– Ничего, – говорит, – перепрыгну.

Вот и пошли; шли, шли по лесу и пришли к этой яме.

– Ну, – говорит волк, – прыгай.

Боров прыгнул – перепрыгнул. Волк прыгнул, да прямо в яму. Ну, потом боров наелся желудей и отправился домой.

На другой день опять идет боров в лес. Навстречу ему медведь.

– Боров, боров, куда ты идешь?

– В лес, желуди есть.

– Возьми, – говорит медведь, – меня с собою.

– Я бы взял тебя, да там яма глубока, широка, ты не перепрыгнешь.

– Небось, – говорит, – перепрыгну.

Подошли к этой яме. Боров прыгнул – перепрыгнул; медведь прыгнул – прямо в яму угодил. Боров наелся желудей, отправился домой.

На третий день боров опять пошел в лес желуди есть. Навстречу ему косой заяц.

– Здравствуй, боров!

– Здравствуй, косой заяц!

– Куда ты идешь?

– В лес, желуди есть.

– Возьми меня с собою.

– Нет, косой, там яма есть широка, глубока, ты не перепрыгнешь.

– Вот, не перепрыгну, – как не перепрыгнуть!

Пошли и пришли к яме. Боров прыгнул – перепрыгнул. Заяц прыгнул – попал в яму. Ну, боров наелся желудей, отправился домой.

На четвертый день идет боров в лес желуди есть. Навстречу ему лисица; тоже просится, чтоб взял ее боров с собою.

– Нет, – говорит боров, – там яма есть глубока, широка, ты не перепрыгнешь!

– И-и, – говорит лисица, – перепрыгну! – Ну, и она попалась в яму.

Вот их набралось там в яме четверо, и стали они горевать, как им еду добывать.

Лисица и говорит:

– Давайте-ка голос тянуть; кто не встянет – того и есть станем.

Вот начали тянуть голос; один заяц отстал, а лисица всех перетянула. Взяли зайца, разорвали и съели. Проголодались и опять стали уговариваться голос тянуть: кто отстанет – чтоб того и есть.

– Если, – говорит лисица, – я отстану, то и меня есть, все равно!

Начали тянуть; только волк отстал, не мог встянуть голос. Лисица с медведем взяли его, разорвали и съели.

Только лисица надула медведя: дала ему немного мяса, а остальное припрятала от него и ест себе потихоньку. Вот медведь начинает опять голодать и говорит:

– Кума, кума, где ты берешь себе еду?

– Экой ты, кум! Ты возьми-ка просунь себе лапу в ребра, зацепись за ребро – так и узнаешь, как есть.

Медведь так и сделал, зацепил себя лапой за ребро, да и околел. Лисица осталась одна. После этого, убрамши медведя, начала лисица голодать.

Над этой ямой стояло древо, на этом древе вил дрозд гнездо. Лисица сидела, сидела в яме, все на дрозда смотрела и говорит ему:

– Дрозд, дрозд, что ты делаешь?

– Гнездо вью.

– Для чего ты вьешь?

– Детей выведу.

– Дрозд, накорми меня, если не накормишь – я твоих детей поем.

Дрозд горевать, дрозд тосковать, как лисицу ему накормить. Полетел в село, принес ей курицу. Лисица курицу убрала и говорит опять:

– Дрозд, дрозд, ты меня накормил?

– Накормил.

– Ну, напои ж меня.

Дрозд горевать, дрозд тосковать, как лисицу напоить. Полетел в село, принес ей воды. Напилась лисица и говорит:

– Дрозд, дрозд, ты меня накормил?

– Накормил.

– Ты меня напоил?

– Напоил.

– Вытащи ж меня из ямы.

Дрозд горевать, дрозд тосковать, как лисицу вынимать. Вот начал он палки в яму метать; наметал так, что лисица выбралась по этим палкам на волю и возле самого древа легла – протянулась.

– Ну, – говорит, – накормил ты меня, дрозд?

– Накормил.

– Напоил ты меня?

– Напоил.

– Вытащил ты меня из ямы?

– Вытащил.

– Ну, рассмеши ж меня теперь.

Дрозд горевать, дрозд тосковать, как лисицу рассмешить.

– Я, – говорит он, – полечу, а ты, лиса, иди за мною.

Вот хорошо – полетел дрозд в село, сел на ворота к богатому мужику, а лисица легла под воротами. Дрозд и начал кричать:

– Бабка, бабка, принеси мне сала кусок! Бабка, бабка, принеси мне сала кусок!

Выскочили собаки и разорвали лисицу.

Я там была, мед-вино пила, по губам текло, в рот не попало. Дали мне синий кафтан; я пошла, а вороны летят да кричат:

– Синь кафтан, синь кафтан!

Я думала: «Скинь кафтан», – взяла да и скинула. Дали мне красный шлык. Вороны летят да кричат:

– Красный шлык, красный шлык!

Я думала, что «краденый шлык», скинула – и осталась ни с чем.

Лиса и тетерев

Бежала лисица по лесу, увидала на дереве тетерева и говорит ему:

– Терентий, Терентий! Я в городе была!

– Бу-бу-бу, бу-бу-бу! Была так была.

– Терентий, Терентий! Я указ добыла.

– Бу-бу-бу, бу-бу-бу! Добыла так добыла.

– Чтобы вам, тетеревам, не сидеть по деревам, а все бы гулять по зеленым лугам.

– Бу-бу-бу, бу-бу-бу! Гулять так гулять.

– Терентий, кто там едет? – спрашивает лисица, услышав конский топот и собачий лай.

– Мужик.

– Кто за ним бежит?

– Жеребенок!

– Как у него хвост-то?

– Крючком.

– Ну так прощай, Терентий! Мне дома недосуг.

Лиса и журавль

Лиса с журавлем подружилась, даже покумилась с ним у кого-то на родинах.

Вот и вздумала однажды лиса угостить журавля, пошла звать его к себе в гости.

– Приходи, куманек, приходи, дорогой! Уж я как тебя угощу!

Идет журавль на званый пир, а лиса наварила манной каши и размазала по тарелке. Подала и потчевает:

– Покушай, мой голубчик-куманек! Сама стряпала.

Журавль хлоп-хлоп носом, стучал, стучал, ничего не попадает!

А лисица в это время лижет себе да лижет кашу, так всю сама и скушала.

Каша съедена; лисица говорит:

– Не обессудь, любезный кум! Больше потчевать нечем.

– Спасибо, кума, и на этом! Приходи ко мне в гости.

На другой день приходит лиса, а журавль приготовил окрошку, наклал в кувшин с малым горлышком, поставил на стол и говорит:

– Кушай, кумушка! Право, больше нечем потчевать.

Лиса начала вертеться вокруг кувшина, и так зайдет и этак, и лизнет его, и понюхает-то, все ничего не достанет! Не лезет голова в кувшин. А журавль меж тем клюет себе да клюет, пока все поел.

– Ну, не обессудь, кума! Больше угощать нечем.

Взяла лису досада, думала, что наестся на целую неделю, а домой пошла как несолоно хлебала. Как аукнулось, так и откликнулось!

С тех пор и дружба у лисы с журавлем врозь.

Лиса и рак

Лиса и рак стоят вместе и говорят промеж себя. Лиса говорит раку:

– Давай с тобой перегоняться.

Рак:

– Что ж, лиса, ну давай!

Зачали перегоняться. Лишь лиса побегла, рак уцепился лисе за хвост. Лиса до места добегла, а рак не отцепляется. Лиса обернулась посмотреть, вильнула хвостом, рак отцепился и говорит:

– А я давно уж жду тебя тут.

Колобок

Жил-был старик со старухою. Просит старик:

– Испеки, старуха, колобок.

– Из чего печь-то? Муки нету.

– Э-эх, старуха! По коробу поскреби, по сусеку помети; авось муки и наберется.

Взяла старуха крылышко, по коробу поскребла, по сусеку помела, и набралось муки пригоршни с две. Замесила на сметане, изжарила в масле и положила на окошечко постудить.

Колобок полежал-полежал, да вдруг и покатился – с окна на лавку, с лавки на́ пол, по́ полу да к дверям, перепрыгнул через порог в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, дальше и дальше.

Катится колобок по дороге, а навстречу ему заяц:

– Колобок, колобок! Я тебя съем!

– Не ешь меня, косой зайчик! Я тебе песенку спою, – сказал колобок и запел:

Я по коробу скребен,

По сусеку метен,

На сметане мешон

Да в масле пряжон,

На окошке стужон;

Я у дедушки ушел,

Я у бабушки ушел,

У тебя, зайца, не хитро уйти!

И покатился себе дальше; только заяц его и видел!..

Катится колобок, а навстречу ему волк:

– Колобок, колобок! Я тебя съем!

– Не ешь меня, серый волк! Я тебе песенку спою!

Я по коробу скребен,

По сусеку метен,

На сметане мешон

Да в масле пряжон,

На окошке стужон;

Я у дедушки ушел,

Я у бабушки ушел,

Я у зайца ушел,

У тебя, волка, не хитро уйти!

И покатился себе дальше; только волк его и видел!..

Катится колобок, а навстречу ему медведь:

– Колобок, колобок! Я тебя съем.

– Где тебе, косолапому, съесть меня!

Я по коробу скребен,

По сусеку метен,

На сметане мешон

Да в масле пряжон,

На окошке стужон;

Я у дедушки ушел,

Я у бабушки ушел,

Я у зайца ушел,

Я у волка ушел,

У тебя, медведь, не хитро уйти!

И опять укатился; только медведь его и видел!..

Катится, катится колобок, а навстречу ему лиса:

– Здравствуй, колобок! Какой ты хорошенький!

А колобок запел:

Я по коробу скребен,

По сусеку метен,

На сметане мешон

Да в масле пряжон,

На окошке стужон;

Я у дедушки ушел,

Я у бабушки ушел,

Я у зайца ушел,

Я у волка ушел,

У медведя ушел,

У тебя, лиса, и подавно уйду!

– Какая славная песенка! – сказала лиса. – Но ведь я, колобок, стара стала, плохо слышу; сядь-ка на мою мордочку да пропой еще разок погромче.

Колобок вскочил лисе на мордочку и запел ту же песню.

– Спасибо, колобок! Славная песенка, еще бы послушала! Сядь-ка на мой язычок да пропой в последний разок, – сказала лиса и высунула свой язык.

Колобок сдуру прыг ей на язык, а лиса – ам его! – и скушала.

Кот, петух и лиса

Жил кот с кочетком. Кот идет за лыками в лес и бает кочетку:

– Если лиса придет звать в гости и станет кликать, не высовывай ей головочку, а то унесет тебя.

Вот пришла лиса звать в гости, стала кликать:

– Кочетунюшка, кочетунюшка! Пойдем на гуменцы золоты яблочки катать.

Он глянул, она его и унесла. Вот он и стал кликать:

– Котинька, котинька! Несет меня лиса за крутые горы, за быстрые воды.

Кот услыхал, пришел, избавил кочетка от лисы.

Кот опять идет за лыками и опять приказывает:

– Если лиса придет звать в гости, не высовывай головку, а то опять унесет.

Вот лиса пришла и по-прежнему стала кликать. Кочеток глянул, она его и унесла. Вот он и стал кричать:

– Котунюшка, котунюшка! Несет меня лиса за крутые горы, за быстрые воды!

Кот услыхал, прибежал, опять избавил кочетка.

Кот опять скрутился идтить за лыками и говорит:

– Ну, теперь я уйду далеко. Если лиса опять придет звать в гости, не высовывай головку, а то унесет, и не услышу, как будешь кричать.

Кот ушел; лиса опять пришла и стала опять кликать по-прежнему. Кочеток глянул, лиса опять унесла его.

Кочеток стал кричать; кричал, кричал – нет, не идет кот.

Лиса принесла кочетка домой и крутилась уж жарить его. Тут прибежал кот, стал стучать хвостом об окно и кликать:

– Лисонька! Живи хорошенько своим подворьем: один сын – Димеша, другой – Ремеша, одна дочь – Чучилка, другая – Пачучилка, третья – Подмети-шесток, четвертая – Подай-челнок!

К коту стали выходить лисонькины дети, один за другим; он их всех поколотил; после вышла сама лиса, он и ее убил и избавил кочетка от смерти.

Пришли оба домой, стали жить да поживать да денежки наживать.

Кот и лиса

Жил-был мужик; у него был кот, только такой шкодливый, что беда! Надоел он мужику. Вот мужик думал, думал, взял кота, посадил в мешок, завязал и понес в лес. Принес и бросил его в лесу: пускай пропадает!

Кот ходил, ходил и набрел на избушку, в которой лесник жил; залез на чердак и полеживает себе, а захочет есть – пойдет по́ лесу птичек да мышей ловить, наестся досыта и опять на чердак, и горя ему мало!

Вот однажды пошел кот гулять, а навстречу ему лиса, увидала кота и дивится:

– Сколько лет живу в лесу, а такого зверя не видывала.

Поклонилась коту и спрашивает:

– Скажись, добрый молодец, кто ты таков, каким случаем сюда зашел и как тебя по имени величать?

А кот вскинул шерсть свою и говорит:

– Я из сибирских лесов прислан к вам бурмистром, а зовут меня Котофей Иванович.

– Ах, Котофей Иванович, – говорит лиса, – не знала про тебя, не ведала: ну, пойдем же ко мне в гости.

Кот пошел к лисице; она привела его в свою нору и стала потчевать разной дичинкою, а сама выспрашивает:

– Что, Котофей Иванович, женат ты али холост?

– Холост, – говорит кот.

– И я, лисица, – девица, возьми меня замуж.

Кот согласился, и начался у них пир да веселье.

На другой день отправилась лиса добывать припасов, чтоб было чем с молодым мужем жить; а кот остался дома. Бежит лиса, а навстречу ей попадается волк и начал с нею заигрывать.

– Где ты, кума, пропадала? Мы все норы обыскали, а тебя не видали.

– Пусти, дурак! Что заигрываешь? Я прежде была лисица-девица, а теперь замужня жена.

– За кого же ты вышла, Лизавета Ивановна?

– Разве ты не слыхал, что к нам из сибирских лесов прислан бурмистр Котофей Иванович? Я теперь бурмистрова жена.

– Нет, не слыхал, Лизавета Ивановна. Как бы на него посмотреть?

– У! Котофей Иванович у меня такой сердитый: коли кто не по нем, сейчас съест! Ты смотри, приготовь барана да принеси ему на поклон; барана-то положи, а сам схоронись, чтоб он тебя не увидел, а то, брат, туго придется!

Волк побежал за бараном.

Идет лиса, а навстречу ей медведь и стал с нею заигрывать.

– Что ты, дурак, косолапый Мишка, трогаешь меня? Я прежде была лисица-девица, а теперь замужня жена.

– За кого же ты, Лизавета Ивановна, вышла?

– А который прислан к нам из сибирских лесов бурмистром, зовут Котофей Иванович, – за него и вышла.

– Нельзя ли посмотреть его, Лизавета Ивановна?

– У! Котофей Иванович у меня такой сердитый: коли кто не по нем, сейчас съест! Ты ступай, приготовь быка да принеси ему на поклон; волк барана хочет принесть. Да смотри, быка-то положи, а сам схоронись, чтоб Котофей Иванович тебя не увидел, а то, брат, туго придется!

Медведь потащился за быком.

Принес волк барана, ободрал шкуру и стоит в раздумье: смотрит – и медведь лезет с быком.

– Здравствуй, брат Михайло Иваныч!

– Здравствуй, брат Левон! Что, не видал лисицы с мужем?

– Нет, брат, давно дожидаю.

– Ступай, зови.

– Нет, не пойду, Михайло Иваныч! Сам иди, ты посмелей меня.

– Нет, брат Левон, и я не пойду.

Вдруг откуда не́ взялся – бежит заяц. Медведь как крикнет на него:

– Поди-ка сюда, косой черт!

Заяц испугался, прибежал.

– Ну что, косой пострел, знаешь, где живет лисица?

– Знаю, Михайло Иваныч!

– Ступай же скорее да скажи ей, что Михайло Иваныч с братом Левоном Иванычем давно уж готовы, ждут тебя-де с мужем, хотят поклониться бараном да быком.

Заяц пустился к лисе во всю свою прыть. А медведь и волк стали думать, где бы спрятаться. Медведь говорит:

– Я полезу на сосну.

– А мне что же делать? Я куда денусь? – спрашивает волк. – Ведь я на дерево ни за что не взберусь! Михайло Иваныч! Схорони, пожалуйста, куда-нибудь, помоги горю.

Медведь положил его в кусты и завалил сухим листьем, а сам взлез на сосну, на самую-таки макушку, и поглядывает: не идет ли Котофей с лисою? Заяц меж тем прибежал к лисицыной норе, постучался и говорит лисе:

– Михайло Иваныч с братом Левоном Иванычем прислали сказать, что они давно готовы, ждут тебя с мужем, хотят поклониться вам быком да бараном.

– Ступай, косой! Сейчас будем.

Вот идет кот с лисою. Медведь увидал их и говорит волку:

– Ну, брат Левон Иваныч, идет лиса с мужем; какой же он маленький!

Пришел кот и сейчас же бросился на быка, шерсть на нем взъерошилась, и начал он рвать мясо и зубами и лапами, а сам мурчит, будто сердится:

– Мало, мало!

А медведь говорит:

– Невелик, да прожорист! Нам четверым не съесть, а ему одному мало; пожалуй, и до нас доберется!

Захотелось волку посмотреть на Котофея Ивановича, да сквозь листья не видать! И начал он прокапывать над глазами листья, а кот услыхал, что лист шевелится, подумал, что это – мышь, да как кинется и прямо волку в морду вцепился когтями.

Волк вскочил, да давай бог ноги, и был таков. А кот сам испугался и бросился прямо на дерево, где медведь сидел.

«Ну, – думает медведь, – увидал меня!»

Слезать-то некогда, вот он положился на божью волю да как шмякнется с дерева оземь, все печенки отбил; вскочил – да бежать! А лисица вслед кричит:

– Вот он вам задаст! Погодите!

С той поры все звери стали кота бояться; а кот с лисой запаслись на целую зиму мясом и стали себе жить да поживать, и теперь живут, хлеб жуют.

Напуганные медведь и волки

Жили-были на одном дворе козел да баран; жили промеж себя дружно: сена клок – и тот пополам, а коли вилы в бок – так одному коту Ваське. Он такой вор и разбойник, за каждый час на промысле, и где плохо лежит – тут у него и брюхо болит.

Вот однажды лежат себе козел да баран и разговаривают промеж себя; где ни взялся котишко-мурлышко, серый лобишко, идет да таково жалостно плачет. Козел да баран и спрашивают:

– Кот-коток, серенький лобок! О чем ты, ходя, плачешь, на трех ногах скачешь?

– Как мне не плакать? Била меня старая баба, била, била, уши выдирала, ноги поломала да еще удавку припасала.

– А за какую вину такая тебе погибель?

– Эх, за то погибель была, что себя не опознал да сметанку слизал.

И опять заплакал кот-мурлыко.

– Кот-коток, серый лобок! О чем же ты еще плачешь?

– Как не плакать? Баба меня била да приговаривала: «Ко мне придет зять, где будет сметаны взять? За неволю придется колоть козла да барана!»

Заревели козел и баран:

– Ах ты серый кот, бестолковый лоб! За что ты нас-то загубил? Вот мы тебя забодаем!

Тут мурлыко вину свою приносил и прощенья просил. Они простили его и стали втроем думу думать: как быть и что делать?

– А что, середний брат баранко, – спросил мурлыко, – крепок ли у тебя лоб: попробуй-ка о ворота.

Баран с разбегу стукнулся о ворота лбом: покачнулись ворота, да не отворились. Поднялся старший брат, мрасище-козлище, разбежался, ударился – и ворота отворились.

Пыль столбом подымается, трава к земле приклоняется, бегут козел да баран, а за ними скачет на трех ногах кот, серый лоб. Устал он и возмолился названым братьям:

– Ни то старший брат, ни то средний брат! Не оставьте меньшого братишку на съедение зверям.

Взял козел, посадил его на себя, и понеслись они опять по горам, по долам, по сыпучим пескам. Долго бежали, и день и ночь, пока в ногах силы хватило.

Вот пришло крутое крутище, станово становище; под тем крутищем скошенное поле, на том поле стога́ что города стоят. Остановились козел, баран и кот отдыхать; а ночь была осенняя, холодная.

«Где огня добыть?» – думают козел да баран.

А мурлышко уже добыл бересты, обернул козлу рога и велел ему с баранком стукнуться лбами. Стукнулись козел с бараном, да таково крепко, что искры из глаз посыпались; берестечко так и зарыдало.

– Ладно, – молвил серый кот, – теперь обогреемся, – да за словом и затопил стог сена.

Не успели они путем обогреться, глядь – жалует незваный гость мужик-серячок Михайло Иванович.

– Пустите, – говорит, – обогреться да отдохнуть: что-то неможется.

– Добро жаловать, мужик-серячок муравейничек! Откуда, брат, идешь?

– Ходил на пасеку да подрался с мужиками, оттого и хворь прикинулась; иду к лисе лечиться.

Стали вчетвером темну ночь делить: медведь под стогом, мурлыко на стогу, а козел с бараном у теплины.

Идут семь волков серых, восьмой белый – и прямо к стогу.

– Фу-фу, – говорит белый волк, – нерусским духом пахнет. Какой такой народ здесь? Давайте силу пытать!

Заблеяли козел и баран со страстей, а мурлышко такую речь повел:

– Ахти, белый волк, над волками князь! Не серди нашего старшего; он, помилуй бог, сердит! – как расходится, никому несдобровать. Аль не видите у него бороды: в ней-то и сила, бородою он зверей побивает, а рогами только кожу сымает. Лучше с честью подойдите да попросите: хотим, дескать, поиграть с твоим меньшим братишком, что под стогом-то лежит.

Волки на том козлу кланялись, обступили Мишку и стали его задирать. Вот он крепился, крепился, да как хватит на каждую лапу по волку; запели они Лазаря, выбрались кое-как, да, поджав хвосты, – подавай бог ноги!

А козел да баран тем времечком подхватили мурлыку и побежали в лес и опять наткнулись на серых волков. Кот вскарабкался на самую макушку ели, а козел с бараном схватились передними ногами за еловый сук и повисли.

Волки стоят под елью, зубы оскалили и воют, глядя на козла и барана. Видит кот, серый лоб, что дело плохо, стал кидать в волков еловые шишки да приговаривать:

– Раз волк! Два волк! Три волк! Всего-то по волку на брата. Я, мурлышко, давеча двух волков съел, и с косточками, так еще сытехонек; а ты, большой братим, за медведями ходил, да не изловил, бери себе и мою долю!

Только сказал он эти речи, как козел сорвался и упал прямо рогами на волка. А мурлыко знай свое кричит:

– Держи его, лови его!

Тут на волков такой страх нашел, что со всех ног припустили бежать без оглядки. Так и ушли.

Свинья и волк

Была старая свинья, не ходила никуда днем со двора; ночь пришла – свинья со двора сошла. Хозяйскую полосу миновала, в соседскую попадала; цветочки срывала, соломку бросала. Откуль взялся старый старичище, серый волчище, поднял хвостище, свинье челом отдал:

– Здравствуй, милая жена, супоросная свинья! Зачем шляешься и скитаешься? Здесь волк поедает овец.

Приходит свинье конец.

– Не ешь меня, волчинька, не ешь меня, серенький! Я тебе приведу стадо поросят.

– Не хочу мясца иного, хочу мясца свиного.

Взял волк свинку за белую спинку, за черную щетинку; понес волк свинку за пень, за колоду, за белую березу, стал свиные косточки глодать, свиных родителей поминать.

Волк и коза

Жила-была коза, сделала себе в лесу избушку и нарожала деток. Часто уходила коза в бор искать корму. Как только уйдет, козлятки запрут за нею избушку, а сами никуда не выходят. Воротится коза, постучится в дверь и запоет:

Козлятушки, детятушки!

Отопритеся, отворитеся!

А я, коза, в бору была;

Ела траву шелковую́,

Пила воду студеную́.

Бежит молоко по вымечку,

Из вымечка в копытечко,

Из копытечка в сыру землю!

Козлятки тотчас отопрут двери и впустят мать. Она покормит их и опять уйдет в бор, а козлятки запрутся крепко-накрепко.

Волк все это и подслушал; выждал время, и только коза в бор, он подошел к избушке и закричал своим толстым голосом:

Вы, детушки, вы, батюшки,

Отопритеся, отворитеся!

Ваша мать пришла,

Молока принесла.

Полны копытца водицы!

А козлятки отвечают:

– Слышим, слышим – не матушкин голосок! Наша матушка поет тонким голоском и не так причитает.

Волк ушел и спрятался.

Вот приходит коза и стучится:

Козлятушки, детятушки!

Отопритеся, отворитеся!

А я, коза, в бору была;

Ела траву шелковую́,

Пила воду студеную́.

Бежит молоко по вымечку,

Из вымечка в копытечко,

Из копытечка в сыру землю!

Козлятки впустили мать и рассказали ей, как приходил к ним бирюк и хотел их поесть.

Коза покормила их и, уходя в бор, строго-настрого наказала: коли придет кто к избушке и станет проситься толстым голосом и не переберет всего, что она им причитывает, – того ни за что не впускать в двери.

Только что ушла коза, волк прибежал к избе, постучался и начал причитывать тоненьким голоском:

Козлятушки, детятушки!

Отопритеся, отворитеся!

А я, коза, в бору была;

Ела траву шелковую́,

Пила воду студеную́.

Бежит молоко по вымечку,

Из вымечка в копытечко.

Из копытечка в сыру землю!

Козлятки отперли двери, волк вбежал в избу и всех поел, только один козленочек схоронился, в печь улез.

Приходит коза; сколько ни причитывала – никто ей не отзывается. Подошла поближе к дверям и видит, что все отворено; в избу – а там все пусто; заглянула в печь и нашла одного детища.

Как узнала коза о своей беде, села она на лавку, зачала горько плакать и припевать:

– Ох вы, детушки мои, козлятушки! На что отпиралися-отворялися, злому волку доставалися? Он вас всех поел и меня, козу, со великим горем, со кручиной сделал.

Услышал это волк, входит в избушку и говорит козе:

– Ах ты, кума, кума! Что ты на меня грешишь? Неужли-таки я сделаю это! Пойдем в лес, погуляем.

– Нет, кум, не до гулянья.

– Пойдем! – уговаривает волк.

Пошли они в лес, нашли яму, а в этой яме разбойники кашицу недавно варили, и оставалось в ней еще довольно-таки огня.

Коза говорит волку:

– Кум, давай попробуем, кто перепрыгнет через эту яму?

Стали прыгать.

Волк прыгнул, да и ввалился в горячую яму; брюхо у него от огня лопнуло, и козлятки выбежали оттуда да прыг к матери.

И стали они жить да поживать, ума наживать, а лиха избывать.

Волк-дурень

В одной деревне жил-был мужик, у него была собака; смолоду сторожила она весь дом, а как пришла тяжелая старость – и брехать перестала. Надоела она хозяину; вот он собрался, взял веревку, зацепил собаку за шею и повел ее в лес; привел к осине и хотел было удавить, да как увидел, что у старого пса текут по морде горькие слезы, ему и жалко стало: смиловался, привязал собаку к осине, а сам отправился домой.

Остался бедный пес в лесу и начал плакать и проклинать свою долю. Вдруг идет из-за кустов большущий волк, увидал его и говорит:

– Здравствуй, пестрый кобель! Долгонько поджидал тебя в гости. Бывало, ты прогонял меня от своего дому; а теперь сам ко мне попался: что захочу, то над тобой и сделаю. Уж я тебе за все отплачу!

– А что хочешь ты, серый волчок, надо мною сделать?

– Да немного: съем тебя со всей шкурой и с костями.

– Ах ты, глупый серый волк! С жиру сам не знаешь, что делаешь; таки после вкусной говядины станешь ты жрать старое и худое песье мясо? Зачем тебе понапрасну ломать надо мною свои старые зубы? Мое мясо теперь, словно гнилая колода. А вот я лучше тебя научу: поди-ка да принеси мне пудика три хорошей кобылятинки, поправь меня немножко, да тогда и делай со мною что угодно.

Волк послушал кобеля, пошел и притащил ему половину кобылы.

– Вот тебе и говядинка! Смотри, поправляйся.

Сказал и ушел.

Собака стала прибирать мясцо и все поела. Через два дня приходит серый дурак и говорит кобелю:

– Ну, брат, поправился али нет?

– Маленько поправился; коли б еще принес ты мне какую-нибудь овцу, мое мясо сделалось бы не в пример слаще!

Волк и на то согласился, побежал в чистое поле, лег в лощине и стал караулить, когда погонит пастух свое стадо. Вот пастух гонит стадо; волк повысмотрел из-за куста овцу, которая пожирнее да побольше, вскочил и бросился на нее: ухватил за шиворот и потащил к собаке.

– Вот тебе овца, поправляйся!

Стала собака поправляться, съела овцу и почуяла в себе силу. Пришел волк и спрашивает:

– Ну что, брат, каков теперь?

– Еще немножко худ. Вот когда б ты принес мне какого-нибудь кабана, так я бы разжирел, как свинья!

Волк добыл и кабана, принес и говорит:

– Это моя последняя служба! Через два дня приду к тебе в гости.

«Ну ладно, – думает собака, – я с тобою поправлюсь».

Через два дня идет волк к откормленному псу, а пес завидел и стал на него брехать.

– Ах ты, мерзкий кобель, – сказал серый волк, – смеешь ты меня бранить? – и тут же бросился на собаку и хотел ее разорвать.

Но собака собралась уже с силами, стала с волком в дыбки и начала его так потчевать, что с серого только космы летят. Волк вырвался да бежать скорее: отбежал далече, захотел остановиться, да как услышал собачий лай – опять припустил.

Прибежал в лес, лег под кустом и начал зализывать свои раны, что дались ему от собаки.

– Ишь как обманул мерзкий кобель! – говорит волк сам с собою. – Постой же, теперь кого ни попаду, уж тот из моих зубов не вырвется!

Зализал волк раны и пошел за добычей. Смотрит, на горе стоит большой козел; он к нему, – и говорит:

– Козел, а козел! Я пришел тебя съесть.

– Ах ты, серый волк! Для чего станешь ты понапрасну ломать об меня свои старые зубы? А ты лучше стань под горою и разинь свою широкую пасть; я разбегусь да таки прямо к тебе в рот, ты меня и проглотишь!

Волк стал под горою и разинул свою широкую пасть, а козел себе на уме, полетел с горы как стрела, ударил волка в лоб, да так крепко, что он с ног свалился. А козел и был таков!

Часа через три очнулся волк, голову так и ломит ему от боли. Стал он думать: проглотил ли он козла или нет? Думал-думал, гадал-гадал.

– Коли бы я съел козла, у меня брюхо-то было бы полнехонько; кажись, он, бездельник, меня обманул! Ну, уж теперь я буду знать, что делать!

Сказал волк и пустился к деревне, увидал свинью с поросятами и бросился было схватить поросенка; а свинья не дает.

– Ах ты, свиная харя! – говорит ей волк. – Как смеешь грубить? Да я и тебя разорву, и твоих поросят за один раз проглочу.

А свинья отвечала:

– Ну, до сей поры не ругала я тебя; а теперь скажу, что ты большой дурачина!

– Как так?

– А вот как! Сам ты, серый, посуди: как тебе есть моих поросят? Ведь они недавно родились. Надо их обмыть. Будь ты моим кумом, а я твоей кумою, станем их, малых детушек, крестить.

Волк согласился.

Вот хорошо, пришли они к большой мельнице. Свинья говорит волку:

– Ты, любезный кум, становись по ту сторону заставки, где воды нету, а я пойду, стану поросят в чистую воду окунать да тебе по одному подавать.

Волк обрадовался, думает: «Вот когда попадет в зубы добыча-то!» Пошел серый дурак под мост, а свинья тотчас схватила заставку зубами, подняла и пустила воду. Вода как хлынет, и потащила за собой волка, и почала его вертеть. А свинья с поросятами отправилась домой: пришла, наелась и с детками на мягкую постель спать повалилась.

Узнал серый волк лукавство свиньи, насилу кое-как выбрался на берег и пошел с голодным брюхом рыскать по лесу. Долго издыхал он с голоду, не вытерпел, пустился опять к деревне и увидел: лежит около гумна какая-то падла.

«Хорошо, – думает, – вот придет ночь, наемся хоть этой падлы».

Нашло на волка неурожайное время, рад и падлою поживиться! Все лучше, чем с голоду зубами пощелкивать да по-волчьи песенки распевать.

Пришла ночь; волк пустился к гумну и стал уписывать падлу. Но охотник уж давно его поджидал и приготовил для приятеля пару хороших орехов; ударил он из ружья, и серый волк покатился с разбитой головою. Так и скончал свою жизнь серый волк!

Медведь

Жил-был старик да старуха, детей у них не было. Старуха и говорит старику:

– Старик, сходи по дрова.

Старик пошел по дрова; попал ему навстречу медведь и сказывает:

– Старик, давай бороться.

Старик взял да и отсек медведю топором лапу; ушел домой с лапой и отдал старухе:

– Вари, старуха, медвежью лапу.

Старуха сейчас взяла, содрала кожу, села на нее и начала щипать шерсть, а лапу поставила в печь вариться.

Медведь ревел, ревел, надумался и сделал себе липовую лапу; идет к старику на деревяшке и поет:

Скрипи, нога,

Скрипи, липовая!

И вода-то спит,

И земля-то спит,

И по селам спят,

По деревням спят;

Одна баба не спит,

На моей коже сидит,

Мою шерстку прядет,

Мое мясо варит,

Мою кожу сушит.

В те поры старик и старуха испугались. Старик спрятался на полати под корыто, а старуха на печь под черные рубахи.

Медведь взошел в избу; старик со страху кряхтит под корытом, а старуха закашляла. Медведь нашел их, взял да и съел.

Медведь, собака и кошка

Жил себе мужик, у него была добрая собака, да как устарела – перестала и лаять и оберегать двор с амбарами. Не захотел мужик кормить ее хлебом, прогнал со двора. Собака ушла в лес и легла под дерево издыхать. Вдруг идет медведь и спрашивает:

– Что ты, кобель, улегся здесь?

– Пришел околевать с голоду! Видишь, нынче какая у людей правда: покуда есть сила – кормят и поят, а как пропадет сила от старости – ну и погонят со двора.

– А что, кобель, хочется тебе есть?

– Еще как хочется-то!

– Ну, пойдем со мною; я тебя накормлю.

Вот и пошли. Попадается им навстречу жеребец.

– Гляди на меня! – сказал медведь собаке и стал лапами рвать землю.

– Кобель, а кобель!

– Ну что?

– Посмотри-ка, красны ли мои глаза?

– Красны, медведь!

Медведь еще сердитее начал рвать землю.

– Кобель, а кобель! Что – шерсть взъерошилась?

– Взъерошилась, медведь!

– Кобель, а кобель! Что – хвост поднялся?

– Поднялся!

Вот медведь схватил жеребца за брюхо; жеребец упал наземь. Медведь разорвал его и говорит:

– Ну, кобель, ешь сколько угодно. А как приберешь все, приходи ко мне.

Живет себе кобель, ни о чем не тужит; а как съел все да проголодался опять, побежал к медведю.

– Ну что, брат, съел?

– Съел; теперича опять пришлось голодать.

– Зачем голодать! Знаешь ли, где ваши бабы жнут?

– Знаю.

– Ну, пойдем; я подкрадусь к твоей хозяйке и ухвачу из зыбки ее ребенка, а ты догоняй меня да отнимай его. Как отнимешь, и отнеси назад; она за то станет тебя по-старому кормить хлебом.

Вот ладно, прибежал медведь, подкрался и унес ребенка из зыбки. Ребенок закричал, бабы бросились за медведем, догоняли, догоняли и не могли нагнать, так и воротились; мать плачет, бабы тужат.

Откуда не́ взялся кобель, догнал медведя, отнял ребенка и несет его назад.

– Смотрите, – говорят бабы, – старый-то кобель отнял ребенка!

Побежали навстречу. Мать уж так рада-рада.

– Теперича, – говорит, – я этого кобеля ни за что не покину!

Привела его домой, налила молочка, покрошила хлебца и дала ему:

– На, покушай!

А мужику говорит:

– Нет, муженек, нашего кобеля надо беречь да кормить; он моего ребенка у медведя отнял. А ты сказывал, что у него силы нет!

Поправился кобель, отъелся.

– Дай бог, – говорит, – здоровья медведю! Не дал помереть с голоду, – и стал медведю первый друг.

Раз у мужика была вечеринка. На ту пору медведь пришел к собаке в гости:

– Здорово, кобель! Ну как поживаешь – хлеб поедаешь?

– Слава богу! – отвечает собака. – Не житье, а масленица. Чем же тебя потчевать? Пойдем в избу. Хозяева загуляли и не увидят, как ты пройдешь; а ты войди в избу да поскорей под печку. Вот я что добуду, тем и стану тебя потчевать.

Ладно, забрались в избу. Кобель видит, что гости и хозяева порядком перепились, и ну угощать приятеля. Медведь выпил стакан, другой, и поразобрало его. Гости затянули песни, и медведю захотелось, стал свою заводить; а кобель уговаривает:

– Не пой, а то беда будет.

Куды! Медведь не утихает, а все громче заводит песню. Гости услыхали вой, похватали колья и давай бить медведя; он вырвался да бежать, еле-еле жив уплелся.

Была у мужика еще кошка; перестала ловить мышей и ну проказить: куда ни полезет, а что-нибудь разобьет или из кувшина прольет. Мужик прогнал кошку из дому, а собака видит, что она бедствует без еды, и начала потихоньку носить к ней хлеба да мяса и кормить ее. Хозяйка стала присматривать; как узнала про это, принялась кобеля бить; била, била, а сама приговаривала:

– Не таскай кошке говядины, не носи кошке хлеба!

Вот дня через три вышел кобель со двора и видит, что кошка совсем с голоду издыхает.

– Что с тобой?

– С голоду помираю; потуда и сыта была, покуда ты меня кормил.

– Пойдем со мною.

Вот и пошли. Приходит кобель к табуну и начал копать землю лапами, а сам спрашивает:

– Кошка, а кошка! Что – глаза красны?

– Ничего не красны!

– Говори, что красны!

Кошка и говорит:

– Красны.

– Кошка, а кошка! Что – шерсть ощетинилась?

– Нет, не ощетинилась.

– Говори, дура, что ощетинилась.

– Ну, ощетинилась.

– Кошка, а кошка! Что – хвост поднялся?

– Ничего не поднялся.

– Говори, дура, что поднялся!

– Ну, поднялся.

Кобель как бросится на кобылу, а кобыла как ударит его задом; у кобеля и дух вон! А кошка и говорит:

– Вот теперича и впрямь глаза кровью налились, шерсть взъерошилась и хвост завился. Прощай, брат кобель! И я пойду помирать.

Коза

Сидит козел да плачет: он послал козу за орехами; она пошла и пропала. Вот козел и запел:

Нет козы с орехами,

Нет козы с калеными!

Добро же, коза! Пошлю на тя волки.

Волки нейдут козы гнать:

Нет козы с орехами,

Нет козы с калеными!

Добро же, волки! Пошлю на вас медведя.

Медведь нейдет волков драть,

Волки нейдут козы гнать:

Нет козы с орехами,

Нет козы с калеными!

Добро же, медведь! Пошлю на тя люд.

Люди нейдут медведь стрелять,

Медведь нейдет волков драть,

Волки нейдут козы гнать:

Нет козы с орехами,

Нет козы с калеными!

Добро же, люди! Пошлю на вас дубье.

Дубье нейдет людей бить,

Люди нейдут медведь стрелять,

Медведь нейдет волков драть,

Волки нейдут козы гнать:

Нет козы с орехами,

Нет козы с калеными!

Добро же, дубье! Пошлю на тя топор.

Топор нейдет дубье рубить,

Дубье нейдет людей бить,

Люди нейдут медведь стрелять,

Медведь нейдет волков драть,

Волки нейдут козы гнать:

Нет козы с орехами,

Нет козы с калеными!

Добро же, топор! Пошлю на тя камень.

Камень нейдет топор тупить,

Топор нейдет дубье рубить,

Дубье нейдет людей бить,

Люди нейдут медведь стрелять,

Медведь нейдет волков драть,

Волки нейдут козы гнать:

Нет козы с орехами,

Нет козы с калеными!

Добро же, камень! Пошлю на тя огонь.

Огонь нейдет камень палить,

Камень нейдет топор тупить,

Топор нейдет дубье рубить,

Дубье нейдет людей бить,

Люди нейдут медведь стрелять,

Медведь нейдет волков драть,

Волки нейдут козы гнать:

Нет козы с орехами,

Нет козы с калеными!

Добро же, огонь! Пошлю на тя воду,

Вода нейдет огонь лить,

Огонь нейдет камень палить,

Камень нейдет топор тупить,

Топор нейдет дубье рубить,

Дубье нейдет людей бить,

Люди нейдут медведь стрелять,

Медведь нейдет волков драть,

Волки нейдут козы гнать:

Нет козы с орехами,

Нет козы с калеными!

Добро же, вода! Пошлю на тя бурю.

Буря пошла воду гнать,

Вода пошла огонь лить,

Огонь пошел камень палить,

Камень пошел топор тупить,

Топор пошел дубье рубить,

Дубье пошло людей бить,

Люди пошли медведь стрелять,

Медведь пошел волков драть,

Волки пошли козу гнать:

Вот коза с орехами,

Вот коза с калеными!

Сказка о козе лупленой

Коза рухлена, половина бока луплена!.. Слушай, послушивай! Жил-был мужик, у него был зайчик. Вот и пошел мужик на́ поле; тут увидал он: лежит коза, половина бока луплена, а половина нет. Мужик сжалился над нею, взял ее, принес домой и положил под сарай. Пообедав и отдохнув немножко, вышел он на огород, и зайчик с ним. Тут коза из-под сарая в избу пробрала́сь и там крючком заперлась.

Вот зайчик захотел поесть и прибежал к дверям избы; хвать лапкой – дверь заперта!

– Кто там? – спрашивает зайчик.

Коза отвечает:

– Я – коза рухлена, половина бока луплена; выйду – все бока повыбью!

Зайчик с горем отошел от двери, вышел на улицу и плачет. Навстречу ему бирюк.

– Что ты плачешь? – спросил бирюк.

– У нас в избе кто-то, – сказал сквозь слезы зайчик.

А бирюк:

– Иди со мною, я выгоню!

Пришли к дверям.

– Кто здесь? – спросил бирюк.

Коза затопала ногами и сказала:

– Я – коза рухлена, половина бока луплена; выйду – все бока повыбью!

Вот они и ушли от двери. Зайчик опять заплакал и вышел на улицу, а бирюк убежал в лес. Навстречу зайцу идет кочет:

– Что ты плачешь?

Зайчик ему сказал.

Вот кочет и говорит:

– Иди со мною, я выгоню!

Подходя к двери, зайчик, чтобы устрашить козу, кричит:

– Идет кочет на пятах, несет саблю на плечах, идет душу губить – козе голову рубить.

Вот подошли; кочет и спрашивает:

– Кто там?

Коза по-прежнему:

– Я – коза рухлена, половина бока луплена; выйду – все бока повыбью!

Зайчик опять со слезами ушел на улицу. Тут подлетела к нему пчелка, суетится и спрашивает:

– Кто тебя? О чем ты плачешь?

Зайчик сказал ей, и пчелка полетела к избе. Тут она спросила:

– Кто там?

Коза отвечала по-прежнему. Пчелка рассердилась, начала летать круг стенок; вот жужжала, жужжала и нашла дырочку, влезла туда да за голый бок и жальнула козу рухлену и сделала на боку пухлину. Коза со всего маху в дверь – и была такова!

Тут зайчик вбег в избу, наелся-напился и спать повалился. Когда зайчик проснется, тогда и сказка начнется.

Зимовье зверей

Шел бык лесом; попадается ему навстречу баран.

– Куды, баран, идешь? – спросил бык.

– От зимы лета ищу, – говорит баран.

– Пойдем со мною!

Вот пошли вместе; попадается им навстречу свинья.

– Куды, свинья, идешь? – спросил бык.

– От зимы лета ищу, – отвечает свинья.

– Иди с нами!

Пошли втроем дальше; навстречу им попадается гусь.

– Куды, гусь, идешь? – спросил бык.

– От зимы лета ищу, – отвечает гусь.

– Ну, иди за нами!

Вот гусь и пошел за ними. Идут, а навстречу им петух.

– Куды, петух, идешь? – спросил бык.

– От зимы лета ищу, – отвечает петух.

– Иди за нами!

Вот идут они путем-дорогою и разговаривают промеж себя:

– Как же, братцы-товарищи? Время приходит холодное: где тепла искать?

Бык и сказывает:

– Ну, давайте избу строить, а то и впрямь зимою позамерзнем.

Баран говорит:

– У меня шуба тепла – вишь какая шерсть! Я и так прозимую.

Свинья говорит:

– А по мне хоть какие морозы – я не боюсь: зароюся в землю и без избы прозимую.

Гусь говорит:

– А я сяду в середину ели, одно крыло постелю, а другим оденуся, – меня никакой холод не возьмет; я и так прозимую.

Петух говорит:

– И я тож!

Бык видит – дело плохо, надо одному хлопотать.

– Ну, – говорит, – вы как хотите, а я стану избу строить.

Выстроил себе избушку и живет в ней.

Вот пришла зима холодная, стали пробирать морозы; баран – делать нечего – приходит к быку:

– Пусти, брат, погреться.

– Нет, баран, у тебя шуба тепла; ты и так перезимуешь. Не пущу!

– А коли не пустишь, то я разбегуся и вышибу из твоей избы бревно; тебе же будет холоднее.

Бык думал, думал:

«Дай пущу, а то, пожалуй, и меня заморозит», – и пустил барана.

Вот и свинья прозябла, пришла к быку:

– Пусти, брат, погреться.

– Нет, не пущу; ты в землю зароешься и так прозимуешь!

– А не пустишь, так я рылом все столбы подрою да твою избу уроню.

Делать нечего, надо пустить; пустил и свинью. Тут пришли к быку гусь и петух:

– Пусти, брат, к себе погреться.

– Нет, не пущу. У вас по два крыла: одно постелешь, другим оденешься; и так прозимуете!

– А не пустишь, – говорит гусь, – так я весь мох из твоих стен повыщиплю; тебе же холоднее будет.

– Не пустишь? – говорит петух. – Так я взлечу наверх, всю землю с потолка сгребу; тебе же холоднее будет.

Что делать быку? Пустил жить к себе и гуся и петуха.

Вот живут они себе да поживают в избушке. Отогрелся в тепле петух и зачал песенки распевать. Услышала лиса, что петух песенки распевает, захотелось петушком полакомиться, да как достать его? Лиса поднялась на хитрости, отправилась к медведю да волку и сказала:

– Ну, любезные куманьки, я нашла для всех поживу: для тебя, медведь, быка; для тебя, волк, барана, а для себя петуха.

– Хорошо, кумушка, – говорят медведь и волк, – мы твоих услуг никогда не забудем! Пойдем же, приколем да поедим!

Лиса привела их к избушке.

– Кум, – говорит она медведю, – отворяй дверь, я наперед пойду, петуха съем.

Медведь отворил дверь, а лисица вскочила в избушку. Бык увидал ее и тотчас прижал к стене рогами, а баран зачал осаживать по бокам; из лисы и дух вон.

– Что она там долго с петухом не может управиться? – говорит волк. – Отпирай, брат Михайло Иванович! Я пойду.

– Ну ступай.

Медведь отворил дверь, а волк вскочил в избушку. Бык и его прижал к стене рогами, а баран ну осаживать по бокам, и так его приняли, что волк и дышать перестал.

Вот медведь ждал, ждал:

– Что он до сих пор не может управиться с бараном! Дай я пойду.

Вошел в избушку, а бык да баран и его так же приняли. Насилу вон вырвался и пустился бежать без оглядки.

Кочет и курица

Жили курочка с кочетком, и пошли они в лес по орехи. Пришли к орешне; кочеток залез на орешню рвать орехи, а курочку оставил на земле подбирать орехи: кочеток кидает, а курочка подбирает.

Вот кинул кочеток орешек, и попал курочке в глазок, и вышиб глазок.

Курочка пошла – плачет. Вот едут бояре и спрашивают:

– Курочка, курочка! Что ты плачешь?

– Мне кочеток вышиб глазок.

– Кочеток, кочеток! На что ты курочке вышиб глазок?

– Мне орешня портки раздрала.

– Орешня, орешня! На что ты кочетку портки раздрала?

– Меня козы подглодали.

– Козы, козы! На что вы орешню подглодали?

– Нас пастухи не берегут.

– Пастухи, пастухи! Что вы коз не берегете?

– Нас хозяйка блинами не кормит.

– Хозяйка, хозяйка! Что ты пастухов блинами не кормишь?

– У меня свинья опару пролила.

– Свинья, свинья! На что ты у хозяйки опару пролила?

– У меня волк поросеночка унес.

– Волк, волк! На что ты у свиньи поросеночка унес?

– Я есть захотел, мне бог повелел.

Смерть петушка

Ходят курица с петухом на поповом гумне. Подавился петушок бобовым зе́рнятком. Курочка сжале́лась, пошла к речке просить воды.

Речка говорит:

– Поди к липке, проси листа, тогда и дам воды!

– Липка, липка! Дай листу: лист нести к речке, речка даст воды, воду нести к петушку – подавился петушок бобовым зернятком: ни спыши́т, ни сдыши́т, ровно мертвый лежит!

Липка сказала:

– Поди к девке, проси нитки: в те́ поры дам ли́ста!

– Девка, девка! Дай нитки, нитки нести к липке, липка даст ли́сту, лист нести к речке, речка даст воды, воду нести к петушку, – подавился петушок бобовым зернятком: ни спыши́т, ни сдыши́т, ровно мертвый лежит!

Девка говорит:

– Поди к корове, проси молока; в те́ поры дам нитки.

Пришла курочка к корове:

– Корова, корова! Дай молока, молоко нести к девке, девка даст нитки, нитки нести к липке, липка даст ли́сту, лист нести к речке, речка даст воды, воду нести к петушку, – подавился петушок бобовым зернятком: ни спыши́т, ни сдыши́т, ровно мертвый лежит!

Корова говорит:

– Поди, курочка, к сенокосам, попроси у них сена; в те́ поры дам молока.

Пришла курочка к сенокосам.

– Сенокосы, сенокосы! Дайте сена, сено нести к корове, корова даст молока, молоко нести к девке, девка даст нитки, нитки нести к липке, липка даст ли́сту, лист нести к речке, речка даст воды, воду нести к петушку, – подавился петушок бобовым зернятком; ни спыши́т, ни сдыши́т, ровно мертвый лежит!

Сенокосы говорят:

– Поди, курочка, к кузнецам, чтобы сковали косу.

Пришла курочка к кузнецам:

– Кузнецы, кузнецы! Скуйте мне косу, косу нести к сенокосам, сенокосы дадут сена, сено нести к корове, корова даст молока, молоко нести к девке, девка даст нитки, нитки нести к липке, липка даст ли́сту, лист нести к речке, речка даст воды, воду нести к петушку, – подавился петушок бобовым зернятком: ни спыши́т, ни сдыши́т, ровно мертвый лежит!

Кузнецы сказали:

– Иди, курочка, к лая́нам, проси у них уголья; в те́ поры скуем тебе косу.

Пришла курочка к лая́нам:

– Лая́на, лая́на! Дайте уголья, уголье нести к кузнецам, кузнецы скуют косу, косу нести к сенокосам, сенокосы дадут сена, сено нести к корове, корова даст молока, молоко нести к девке, девка даст нитки, нитки нести к липке, липка даст ли́сту, лист нести к речке, речка даст воды, воду нести к петушку, – подавился петушок бобовым зернятком: ни спыши́т, ни сдыши́т, ровно мертвый лежит!

Дали лая́на уголья; снесла курочка уголье к кузнецам, кузнецы сковали косу; снесла косу к сенокосам, сенокосы накосили сена; снесла сено к корове, корова дала молока; снесла молоко к девке, девка дала нитки; снесла нитки к липке, липка дала ли́сту; снесла лист к речке, речка дала воды; снесла воду к петушку: он лежит, ни спыши́т, ни сдыши́т, подавился на поповом гумне бобовым зернятком!

Курочка

Жил-был старик со старушкою, у них была курочка-татарушка, снесла яичко в куте под окошком: пестро, востро, костяно, мудрено! Положила на полочку; мышка шла, хвостиком тряхнула, полочка упала, яичко разбилось.

Старик плачет, старуха возрыдает, в печи пылает, верх на избе шатается, девочка-внучка с горя удавилась. Идет просвирня, спрашивает: что они так плачут?

Старики начали пересказывать:

– Как нам не плакать? Есть у нас курочка-татарушка, снесла яичко в куте под окошком: пестро, востро, костяно, мудрено! Положила на полочку; мышка шла, хвостиком тряхнула, полочка упала, яичко и разбилось! Я, старик, плачу, старуха возрыдает, в печи пылает, верх на избе шатается, девочка-внучка с горя удавилась.

Просвирня как услыхала – все просвиры изломала и побросала. Подходит дьячок и спрашивает у просвирни: зачем она просвиры побросала?

Она пересказала ему все горе; дьячок побежал на колокольню и перебил все колокола.

Идет поп, спрашивает у дьячка: зачем колокола перебил?

Дьячок пересказал все горе попу, а поп побежал, все книги изорвал.

Журавль и цапля

Летала сова – веселая голова; вот она летала, летала и села, да хвостиком повертела, да по сторонам посмотрела, и опять полетела; летала, летала и села, хвостиком повертела да по сторонам посмотрела... Это присказка, сказка вся впереди.

Жили-были на болоте журавль да цапля, построили себе по концам избушки. Журавлю показалось скучно жить одному, и задумал он жениться.

– Дай пойду посватаюсь на цапле!

Пошел журавль – тяп, тяп! Семь верст болото месил; приходит и говорит:

– Дома ли цапля?

– Дома.

– Выдь за меня замуж!

– Нет, журавль, нейду за тя замуж; у тебя ноги долги, платье коротко, сам худо летаешь, и кормить-то меня тебе нечем! Ступай прочь, долговязый!

Журавль, как не солоно похлебал, ушел домой.

Цапля после раздумалась и сказала:

– Чем жить одной, лучше пойду замуж за журавля.

Приходит к журавлю и говорит:

– Журавль, возьми меня замуж!

– Нет, цапля, мне тебя не надо! Не хочу жениться, не беру тебя замуж. Убирайся!

Цапля заплакала со стыда и воротилась назад. Журавль раздумался и сказал:

– Напрасно не́ взял за себя цаплю; ведь одному-то скучно. Пойду теперь и возьму ее замуж.

Приходит и говорит:

– Цапля! Я вздумал на тебе жениться: поди за меня.

– Нет, журавль, нейду за тя замуж!

Пошел журавль домой.

Тут цапля раздумалась:

– Зачем отказала? Что одной-то жить? Лучше за журавля пойду!

Приходит свататься, а журавль не хочет.

Вот так-то и ходят они по сю пору один на другом свататься, да никак не женятся.

Жадная старуха

Жил старик со старухою; пошел в лес дрова рубить. Сыскал старое дерево, поднял топор и стал рубить. Говорит ему дерево:

– Не руби меня, мужичок! Что тебе надо, все сделаю.

– Ну, сделай, чтобы я богат был.

– Ладно, ступай домой, всего у тебя вдоволь будет.

Воротился старик домой – изба новая, словно чаша полная, денег куры не клюют, хлеба на десятки лет хватит, а что коров, лошадей, овец – в три дня не сосчитать!

– Ах, старик, откуда все это? – спрашивает старуха.

– Да вот, жена, я такое дерево нашел – что ни пожелай, то и сделает.

Пожили с месяц; приелось старухе богатое житье, говорит старику:

– Хоть живем мы богато, да что в этом толку, коли люди нас не почитают! Захочет бурмистр, и тебя и меня на работу погонит; а придерется, так и палками накажет. Ступай к дереву, проси, чтоб ты бурмистром был.

Взял старик топор, пошел к дереву и хочет под самый корень рубить.

– Что тебе надо? – спрашивает дерево.

– Сделай, чтобы я бурмистром был.

– Хорошо, ступай с богом!

Воротился домой, а его уж давно солдаты дожидают:

– Где ты, – закричали, – старый черт, шатаешься? Отводи скорей нам квартиру, да чтоб хорошая была. Ну-ну, поворачивайся!

А сами тесаками его по горбу да по горбу. Видит старуха, что и бурмистру не всегда честь, и говорит старику:

– Что за корысть быть бурмистровой женою! Вот тебя солдаты прибили, а уж о барине и говорить нечего: что захочет, то и сделает. Ступай-ка ты к дереву да проси, чтоб сделало тебя барином, а меня барыней.

Взял старик топор, пошел к дереву, хочет опять рубить; дерево спрашивает:

– Что тебе надо, старичок?

– Сделай меня барином, а старуху барыней.

– Хорошо, ступай с богом!

Пожила старуха в барстве, захотелось ей большего, говорит старику:

– Что за корысть, что я барыня! Вот кабы ты был полковником, а я полковницей – иное дело, все бы нам завидовали.

Погнала старика снова к дереву: взял он топор, пришел и собирается рубить. Спрашивает его дерево:

– Что тебе надобно?

– Сделай меня полковником, а старуху полковницей.

– Хорошо, ступай с богом!

Воротился старик домой, а его полковником пожаловали.

Прошло несколько времени, говорит ему старуха:

– Велико ли дело – полковник! Генерал захочет, под арест посадит. Ступай к дереву, проси, чтобы сделало тебя генералом, а меня генеральшею.

Пошел старик к дереву, хочет топором рубить.

– Что тебе надобно? – спрашивает дерево.

– Сделай меня генералом, а старуху генеральшею.

– Хорошо, иди с богом!

Воротился старик домой, а его в генералы произвели. Опять прошло несколько времени, наскучило старухе быть генеральшею, говорит она старику:

– Велико ли дело – генерал! Государь захочет, в Сибирь сошлет. Ступай к дереву, проси, чтобы сделало тебя царем, а меня царицею.

Пришел старик к дереву, хочет топором рубить.

– Что тебе надобно? – спрашивает дерево.

– Сделай меня царем, а старуху царицею.

– Хорошо, иди с богом!

Воротился старик домой, а за ним уж послы приехали:

– Государь-де помер, тебя на его место выбрали.

Не много пришлось старику со старухой нацарствовать; показалось старухе мало быть царицею, позвала старика и говорит ему:

– Велико ли дело – царь! Бог захочет, смерть нашлет, и запрячут тебя в сырую землю. Ступай-ка ты к дереву да проси, чтобы сделало нас богами.

Пошел старик к дереву. Как услыхало оно эти безумные речи, зашумело листьями и в ответ старику молвило:

– Будь же ты медведем, а твоя жена медведицей.

В ту ж минуту старик обратился медведем, а старуха медведицей, и побежали в лес.

Сказка о Ерше Ершовиче, сыне Щетинникове

Ершишко-кропачишко, ершишко-пагубнишко склался на дровнишки со своим маленьким ребятишкам; пошел он в Кам-реку, из Кам-реки в Трос-реку, из Трос-реки в Кубенское озеро, из Кубенского озера в Ростовское озеро и в этом озере выпросился остаться одну ночку; от одной ночки две ночки, от двух ночек две недели, от двух недель два месяца, от двух месяцев два года, а от двух годов жил тридцать лет.

Стал он по всему озеру похаживать, мелкую и крупную рыбу под добало подкалывать. Тогда мелкая и крупная рыба собрались во един круг и стали выбирать себе судью праведную, рыбу-сом с большим усом:

– Будь ты, – говорят, – нашим судьей.

Сом послал за ершом – добрым человеком и говорит:

– Ерш, добрый человек! Почему ты нашим озером завладел?

– Потому, – говорит, – я вашим озером завладел, что ваше озеро Ростовское горело снизу и доверху, с Петрова дня и до Ильина дня, выгорело оно снизу и доверху и запустело.

– Ни вовек, – говорит рыба-сом, – наше озеро не гарывало! Есть ли у тебя в том свидетели, московские крепости, письменные грамоты?

– Есть у меня в том свидетели и московские крепости, письменные грамоты: соро́га-рыба на пожаре была, глаза запалила, и понынче у нее красны.

И посылает сом-рыба за сорогой-рыбой. Стрелец-боец, карась-палач, две горсти мелких молей, туды же понятых, зовут сорогу-рыбу:

– Сорога-рыба! Зовет тебя рыба-сом с большим усом пред свое величество.

Сорога-рыба, не дошедчи рыбы-сом, кланялась. И говорит ей сом:

– Здравствуй, сорога-рыба, вдова честная! Гарывало ли наше озеро Ростовское с Петрова дня до Ильина дня?

– Ни вовек-то, – говорит сорога-рыба, – не гарывало наше озеро!

Говорит сом-рыба:

– Слышишь, ерш, добрый человек! Сорога-рыба в глаза обвинила.

А сорога тут же примолвила:

– Кто ерша знает да ведает, тот без хлеба обедает!

Ерш не унывает, на бога уповает.

– Есть же у меня, – говорит, – в том свидетели и московские крепости, письменные грамоты: окунь-рыба на пожаре был, головешки носил, и понынче у него крылья красны.

Стрелец-боец, карась-палач, две горсти мелких молей, туды же понятых (это государские посыльщики), приходят и говорят:

– Окунь-рыба! Зовет тебя рыба-сом с большим усом пред свое величество.

И приходит окунь-рыба. Говорит ему сом-рыба:

– Скажи, окунь-рыба, гарывало ли наше озеро Ростовское с Петрова дня до Ильина дня?

– Ни вовек-то, – говорит, – наше озеро не гарывало! Кто ерша знает да ведает, тот без хлеба обедает!

Ерш не унывает, на бога уповает, говорит сом-рыбе:

– Есть же у меня в том свидетели и московские крепости, письменные грамоты: щука-рыба, вдова честная, притом не мотыга, скажет истинную правду. Она на пожаре была, головешки носила и понынче черна.

– Щука-рыба! Зовет рыба-сом с большим усом пред свое величество.

Щука-рыба, не дошедчи рыбы-сом, кланялась:

– Здравствуй, ваше величество!

– Здравствуй, щука-рыба, вдова честная, притом же ты и не мотыга! – говорит сом. – Гарывало ли наше озеро Ростовское с Петрова дня до Ильина дня?

Щука-рыба отвечает:

– Ни вовек-то не гарывало наше озеро Ростовское! Кто ерша знает да ведает, тот всегда без хлеба обедает!

Ерш не унывает, а на бога уповает:

– Есть же, – говорит, – у меня в том свидетели и московские крепости, письменные грамоты: налим-рыба на пожаре был, головешки носил, и понынче он черен.

Стрелец-боец, карась-палач, две горсти мелких молей, туды же понятых (это государские посыльщики), приходят к налим-рыбе и говорят:

– Налим-рыба! Зовет тебя рыба-сом с большим усом пред свое величество.

– Ах, братцы! Нате вам гривну на труды и на волокиту; у меня губы толстые, брюхо большое, в городе не бывал, пред судьям не стаивал, говорить не умею, кланяться, право, не могу.

Эти государские посыльщики пошли домой; тут поймали ерша и посадили его в петлю.

По ершовым-то молитвам бог дал дождь да слякоть. Ерш из петли-то да и выскочил; пошел он в Кубенское озеро, из Кубенского озера в Трос-реку, из Трос-реки в Кам-реку. В Кам-реке идут щука да осетр.

– Куда вас черт понес? – говорит им ерш.

Услыхали рыбаки ершов голос тонкий и начали ерша ловить. Изловили ерша, ершишко-кропачишко, ершишко-пагубнишко! Пришел Бродька – бросил ерша в лодку, пришел Петрушка – бросил ерша в плетушку.

– Наварю, – говорит, – ухи, да и скушаю.

Тут и смерть ершова!

Байка о щуке зубастой

В ночь на Иванов день родилась щука в Шексне, да такая зубастая, что боже упаси! Лещи, окуни, ерши – все собрались глазеть на нее и дивовались такому чуду.

Вода той порой в Шексне всколыхалася; шел паром через реку, да чуть не затопился, а красные девки гуляли по берегу, да все порассыпались.

Экая щука родилась зубастая!

И стала она расти не по дням, а по часам: что день, то на вершок прибавится; и стала щука зубастая в Шексне похаживать да лещей, окуней полавливать: издали увидит леща, да и хвать его зубами – леща как не бывало, только косточки хрустят на зубах у щуки зубастой.

Экая оказия случилась в Шексне!

Что делать лещам да окуням? Тошно приходит: щука всех приест, прикорнает.

Собралась вся мелкая рыбица, и стали думу думать, как перевести щуку зубастую да такую торовастую. На совет пришел и Ерш Ершович и так наскоро взголцил:

– Полноте думу думать да голову ломать, полноте мозг портить; а вот послушайте, что я буду баять. Тошно нам всем тепере в Шексне: щука зубастая проходу не дает, всякую рыбу на зуб берет! Не житье нам в Шексне, переберемтесь-ка лучше в мелкие речки жить – в Сизму, Коному да Славенку; там нас никто не тронет, и будем жить припеваючи да деток наживаючи.

И поднялись все ерши, лещи, окуни из Шексны в мелкие речки Сизму, Коному да Славенку.

По дороге, как шли, хитрый рыбарь многих из ихней братьи изловил на удочку и сварил забубённую ушицу, да тем, кажись, и заговелся.

С тех пор в Шексне совсем мало стало мелкой рыбицы. Закинет рыбарь удочку в воду, да ничего не вытащит: когда-некогда попадется стерлядка, да тем и ловле шабаш!

Вот вам и вся байка о щуке зубастой да такой торовастой. Много наделала плутовка хлопот в Шексне, да после и сама несдобровала: как не стало мелкой рыбицы, пошла хватать червячков и попалась сама на крючок.

Рыбарь сварил уху, хлебал да хвалил: такая была жирная! Я там был, вместе уху хлебал, по усу текло, в рот не попало.

Терем мухи

Ехал мужик с горшками, потерял большой кувшин. Залетела в кувшин муха и стала в нем жить-поживать. День живет, другой живет. Прилетел комар и стучится: