Сатурналии (fb2)

- Сатурналии (пер. Витольд Титович Звиревич) 1659K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Амвросий Феодосий Макробий

Макробий Амвросий Феодосий

Сатурналии

Ambrosius Theodosius Macrobius. Convivia Saturnalia

Памяти Михаила Яковлевича Сюзюмова

Neque solum [doctores] vivi atque praesentes studiosos discendi erudiunt atque docent, sed hoc idem etiam post mortem monumentis litterarum assequuntur.

Cicero

От переводчика

Краткое содержание "Сатурналий" Макробия, изложенное переводчиком

Книга первая

Книга вторая

Книга третья

Книга четвертая

Книга пятая

Книга шестая

Книга седьмая

Примечания

От переводчика

Макробий - позднеантичный автор (V в. н. э.). Среди прочего до нас дошло его довольно объемистое сочинение под названием "Сатурналии", написанное в жанре "философского пира".

Традиция такого рода философских сочинений начинается с "Пиров" Ксенофонта и Платона (V-IV вв. до н. э.). В сравнении с произведениями, написанными в форме философского ("сократического") диалога, создателями которого также были оба названных автора, использование сюжета пира давало больше возможностей привлечь внимание читателя: какое застолье без беседы на самые разнообразные темы и шуток?!

Краткий очерк истории этого рода философских или, скорее, общекультурных сочинений читатель найдет в комментарии А. Ф. Лосева к "Пиру" Платона. {1} Мы же обратим внимание только на то, что Макробий, не скрывая того, пользовался материалами своих предшественников, например Плутарха, и поэтому в "Сатурналиях" можно встретить соответствующие заимствования. В предисловии к своему труду, который он посвятил сыну Евстахию, Макробий писал: "И что бы ни было добыто мной в различных свитках либо на греческом, либо на латинском языке... пусть это все будет тебе запасом знания и как бы [запасом] из неких закромов учености... и если бы когда-нибудь возникла нужда в истории... или в припоминании замечательного высказывания или деяния, [все] это было бы тебе легко найти и позаимствовать" (1. Предисловие, 2).

{1 См.: Платон. Соч. : в 3 т. М. 1970. Т. 2. С. 513-514.}

Данный перевод возник из обычных занятий латинским языком. Но автор надеется, что его труд будет полезен читателю, пока не появится перевод, выполненный филологом, и напоминает об interpretis elogium: DOVERIAI-NO-PROVERIAI.

Перевод с латинского и греческого сделан по изданию: Macrobius. Leipzig : Teubner, 1970. Vol. 1. К сожалению, я не смог получить перевод "Сатурналий" на каком-нибудь из новых языков, {2} а также исторический комментарий А. С. Бенджамина ко второй книге {3} и другие разного рода работы для наведения справок, что, конечно, очень бы способствовало совершенствованию перевода.

{2 Например: Macrobe. Ocuvres complиtes. Paris, 1845; 1854.}

{3 Benjamin A. S. An historical commentary on the second book of Macrobius’ Saturnalia. Pennsylvania, 1955.}

Стихи взяты в переводах Н. И. Гнедича ("Илиада"), П. А. Шуйского ("Одиссея"); В. Брюсова и С. М. Соловьева, С. Ошерова ("Энеида", которая цитируется без указания названия с обозначением только номера книги и стиха); С. Шервинского ("Буколики" и "Георгики"), Ф. А. Петровского ("О природе вещей"). Все другие случаи использования стихотворных переводов оговорены в соответствующих примечаниях.

Поскольку названные (и неназванные) авторы переводов не учитывали, естественно, контекста Макробия, постольку в них вносились изменения, чтобы они соответствовали тому, о чем пишет Макробий. Кроме того, цитаты у Макробия нередко очень урезаны и поэтому их приходилось дополнять, чтобы сделать понятными читателю. Такие дополнения стоят в квадратных скобках.

Мы стремились к тому, чтобы представить в художественных переводах филологов цитируемые Макробием фрагменты несохранившихся произведений латинских и греческих поэтов и писателей, но осуществить это в полной мере нам не удалось, и потому мы были вынуждены делать собственные переводы тех или иных отрывков.

Особенности перевода заключаются в том, что мы старались, насколько это было возможно, воспроизвести язык оригинала, а не просто и вольно передать смысл написанного Макробием. Поэтому при переводе делались разного рода вставки. Эти вставки - дополнения переводчика, не обусловленные передачей грамматических форм, отмечены в тексте квадратными скобками; в круглые скобки заключены слова на языке (и в падежных формах) оригинала, необходимые для понимания перевода, а также номера строк переведенных стихов, в случае если они расходятся с оригиналом; встречающиеся в тексте лакуны отмечены многоточием в угловых скобках. Звездочкой обозначены слова, которые выделил курсивом издатель; исключения, предлагаемые издателем, взяты в фигурные скобки. Греческие слова и фразы выделены при переводе и транскрибировании курсивом. Необходимые пояснения представлены в виде примечаний, а также в виде словаря.

Краткое содержание "Сатурналий" Макробия, изложенное переводчиком

Книга первая

Предисловие

(1-16) Цель написания труда. Разнообразие собранного материала и его упорядочение. Извинение за возможное несовершенство латинского языка. Реплика М. Катона в отношении А. Альбина по этому поводу.

Глава 1

(1-7) Пролог, в котором излагается сюжет произведения; говорится об особенностях застольных бесед и выведения персонажей диалога.

Глава 2

(1-14) Разговор Деция с Постумианом, подводящий к изложению содержания произведения.

(15-20) Начинается рассказ Постумиана о встрече в доме Претекстата. Первая тема беседы: начало праздника Сатурналий.

Глава 3

(1-16) Цецина Альбин рассказывает о границах суток у римлян и других народов, а также о частях римского "гражданского" дня.

Глава 4

(1-27) Сервий объясняет существование различных окончаний одного и того же падежа слова "Сатурналии", а также другие случаи употребления некоторых слов.

Глава 5

(1-17) Авиен возражает против использования старинных слов, но Претекстат уличает в этом его самого на примере употребления им слова "тысяча", и затем следует длинный рассказ о сочетаниях и склонении этого слова у различных авторов. В конце Претекстат предлагает продолжить беседы на следующий день, а Симмах - позвать новых гостей: Флавиана, Постумиана и Евстафия. Последнего он сравнивает с тремя философами: академиком Карнеадом, перипатетиком Критолаем и стоиком Диогеном, отправленными в составе афинского посольства в Рим. Согласившись с этим, гости расходятся.

Глава 6

(1-30) Начинается первый день встречи в доме Претекстата. На вопрос Авиена о происхождении имени Претекстата последний рассказывает историю тоги претексты, использование названия этой одежды в качестве собственного имени, а также историю некоторых других прозвищ.

Глава 7

(1-37) Приходят новые гости: Евангел, врач Дисарий и философ-киник Хор. Следует характеристика Евангела как неприятного человека и признание того, что число гостей теперь соответствует числу Муз и Граций. Хор просит объяснить, почему римляне в отличие от египтян так славят Сатурна. Авиен предлагает ответить Претекстату, который в длинной речи рассказывает, каким образом в Италии сложилось поклонение Сатурну и был установлен праздник в его честь. Эта речь прерывается небольшим замечанием Альбина Цецины, который проводит аналогию между Компиталиями и Сатурналиями в части отказа от человеческих жертвоприношений.

Глава 8

(1-12) Завершается рассказ о Сатурне: его храме, имени, смысле сказаний о нем.

Глава 9

(1-18) Следуют всякие истории о соправителе Сатурна - Янусе.

Глава 10

(1-24) Возвращение Претекстата к Сатурналиям. Повествуется о числе дней праздника и сопутствующих им иных торжествах: Ларентиналиях, Опалиях и т. д. - с соответствующими историями.

Глава 11

(1-50) Евангел упрекает Претекстата за то, что он считает богоугодными общие обеды господ и рабов в Сатурналии и признает религиозным праздник Сигиллярий. В длинном рассуждении Претекстат обосновывает гуманное отношение к рабам и празднование Сигиллярий.

Глава 12

(1-39) В ответ на просьбу Аврелия Симмаха Претекстат излагает историю римского календаря, сопровождая свой рассказ всякого рода комментариями, в том числе астрологическими, историческими и др.

Глава 13

(1-21) Продолжение истории римского календаря.

Глава 14

(1-15) Объяснение реформы Юлия Цезаря в отношении римского календаря.

Глава 15

(1-22) Хор высказывает недоумение относительно римского счета дней месяца по календам, нонам и идам. Претекстат обобщает все сведения по этому вопросу.

Глава 16

(1-44) Продолжается рассказ Претекстата о днях месяца с многочисленными и разнообразными комментариями, особенно пространными в отношении нундин. Глава завершается похвальным словом Евстафия, сделавшим кое-какие дополнения к сказанному Претекстатом.

Глава 17

(1-70) Под воздействием слов Евстафия, который сравнил солнце с Либером, а луну с Церерой, Авиен просит Претекстата рассказать о том, почему солнце почитают под самыми различными именами. Следует разъяснение этого вопроса, в котором основное место занимает длинный рассказ об Аполлоне в качестве солнечного божества.

Глава 18

(1-24) Далее Претекстат говорит о том, что Аполлон - это Либер, т. е. поясняет тождество Либера и солнца.

Глава 19

(1-18) Затем следует отождествление Либера и солнца с Марсом, Аполлона - с Меркурием.

Глава 20

(1-18) Повествователь переходит к связи Эскулапа со змеей, которые, в свою очередь, роднятся с солнцем и Аполлоном. Затем устанавливается близость Геркулеса и Сараписа к природе солнца.

Глава 21

(1-27) Рассматривается следующее имя солнца - Адонис. Пару с ним составляет Венера - земля. От этой пары рассказчик переходит к новым парам: Аттис и Мать богов, Осирис и Исида, а затем - к Хору и к представлениям египтян о солнце. В заключение следует указание на созвездия зодиака как выражающие природу солнца.

Глава 22

(1-8) В этой главе речь возвращается к божествам, связанным с солнцем: к Немесиде, Пану, Сатурну.

Глава 23

(1-22) Продолжается данная тема теперь уже в рассуждении о единстве солнца и Юпитера с упором на представления ассирийцев.

Глава 24

(1-25) После завершения речи Претекстата Евангел высказывает сомнение в отношении ссылок на Вергилия. Разворачивается полемика между Евангелом и Симмахом вокруг авторитета Вергилия. Затем Симмах предлагает присутствующим высказаться о достижениях Марона. Следуют замечания Веттия. Флавиана. Евстафия и др. Приход слуги, объявляющего о времени обеда, прерывает обсуждение. Претекстат предлагает перенести его на утро и приглашает гостей к столу. Флавиан объявляет, что ждет присутствующих у себя на следующий день.

Книга вторая

Глава 1

(1-16) Авиен в конце обеда сравнивает застолье присутствующих с пиром у Агафона, описанным Платоном, и сетует на отсутствие веселья. Симмах предлагает литературную забаву: рассказывать о шутках известных людей древности.

Глава 2-7

Следуют повествования о разного рода остротах и шутливых историях.

Глава 8

(1-15) В связи с подачей вторых блюд Флавиан заводит речь о пирогах. Затем Евангел предлагает попить вина. В ответ на его предложение Евстафий произносит речь о правилах винопития, установленных Платоном, и завершает выступление изложением взглядов Аристотеля относительно удовольствий.

Книга третья

Глава 1

(1-8) Рассказывается, как Эней очищается с помощью омовения и окропления для совершения священнодействий небесным и подземным богам.

Глава 2

(1-17) Исследуются слова, используемые Вергилием при описании священнодействий: porricerc - "бросать", reus - "ответчик", аrа - "жертвенник", vitulari - "ликовать". Последнему слову уделяется большое внимание.

Глава 3

(1-12) Описываются используемые Вергилием понятия священного к нечестивого, святого и благочестивого.

Глава 4

(1- 13) Обсуждается вопрос об использовании Вергилием наименований божественных мест (святилища) и самих божеств (самофракийских богов, пенатов к др.).

Глава 5

(1-11) Речь идет об упоминании в поэме Вергилия различных священнодействий и жертвоприношений.

Глава 6

(1-17) Следует продолжение темы жертвоприношений и почитания Аполлона Прародителя и Геркулеса Победителя.

Глава 7

(1-8) Комментируются строки "Буколик" (4, 43-44) и "Энеиды" (10, 419-420) в отношении их пророческого и религиозного содержания.

Глава 8

(1-14) Рассматривается наименование Венеры богом, а не богиней. Затем следует комментарий к имени Камиллы, персонажа "Энеиды", и рассуждение о том, что такое обычай.

Глава 9

(1-16) Описывается обычай римлян обращаться к вражеским богам и обещать города врагов в дар подземным богам.

Глава 10

(1-7) Перепалка между Евангелом и Претекстатом о том, знал ли Вергилий, какого животного приносят в жертву Юпитеру.

Глава 11

(1-10) Евангел продолжает задавать вопросы Претекстату о правильности высказываний Вергилия по поводу жертвоприношений.

Глава 12

(1-10) Следуют новые критические выпады Евангела на ту же тему и опровержения Претекстата. Глава обрывается на очередном замечании Евангела.

Глава 13

(1-16) Утраченнная часть текста содержала, по-видимому, начало беседы па новую тему, вероятно, в связи с упреком Хора о малости увеселений у нынешних римлян в сравнение с древними. Хору отвечал, как кажется, Цецина Альбин. Сохранился отрывок его рассказа о любви к щегольству и роскоши известного оратора Квинта Гортензия и о роскошествах других знаменитых римлян: Метелла Пия и Лентула.

Глава 14

(1-15) В ответ на замечание Фурия Альбина о недостаточности сведений о морских припасах предков Цецина предлагает ему продолжить рассказ. Но свое повествование о старине Фурий начинает с рассказа об отношении прежних поколений к танцам, пению и актерам.

Глава 15

(1-10) Фурий возвращается к рассказу о римских пристрастиях к рыбе.

Глава 16

(1-18) Продолжение темы о рыбных яствах: восхищение римлян красной рыбой и тибр-ской рыбой-волком.

Глава 17

(1-18) Здесь Фурий переходит к истории законов против расточительности.

Глава 18

(1-14) В связи с принесенным десертом беседа плавно переходит на лакомства: орехи и фрукты. Сначала Сервий рассказывает о названиях орехов.

Глава 19

(1-6) Рассказ Сервия о наименовании фруктов.

Глава 20

(1-8) Завершается рассказ о фруктах, после которого все расходятся, чтобы на следующий день встретиться в доме Симмаха.

Книга четвертая

Глава 1

(1-5) Книга, возможно, начиналась рассказом Евсевия о том, как Вергилий изображает различные человеческие состояния.

Глава 2

(1-11) Установка второй главы: показать через характер речи персонажей Вергилия выражение негодования и сочувствия.

Глава 3

(1-16) Рассматривается чувство сострадания, выражаемое в отношении различных возрастов, а также с помощью указания на место события и его длительность.

Глава 4

(1-26) Продолжение темы: переживания, создаваемые за счет указания на обстоятельства происходящего.

Глава 5

(1-12) Представлены "общие места" возбуждения пафоса в соответствии с принципом подобия (пример, сравнение, образ).

Глава 6

(1-24) Перечисляются различные и весьма многочисленные риторические фигуры, способные порождать переживание читателя. Глава обрывается лакуной.

Книга пятая

Глава 1

(1-20) На основании предыдущего рассказа Евсевия (см. книгу четвертую) присутствующие признают Вергилия оратором и просят сравнить его с Цицероном. Евсевий отказывается от этого, но выдвигает тезис о том. что Вергилий соединил в своей речи все возможные виды красноречия, и затем доказывает его.

Глава 2

(1-17) Евангел выражает сомнение в том, что Вергилий мог знать греческих риторов. Ему возражает Евстафий, приводя примеры того, как Вергилий использовал греков в своем произведении.

Глава 3

(1-19) Начиная с этой главы Евстафий путем сравнения показывает, какие строки Вергилий заимствовал у Гомера.

Глава 4

(1-13) Продолжается последовательное цитирование сходных мест из первой книги "Энеиды" и поэм Гомера.

Глава 5

(Й-Й4) Следует цитирование второй книги.

Глава 6

(1-15) Приводятся схожие описания бедствий Энея и Одиссея, а также некоторые места из четвертой книги и соответствующие им стихи Гомера.

Глава 7

(1-16) Переход к пятой книге. Подборка стихов о состязаниях. Разные примеры из тестой книге (о похоронах и другом).

Глава 8

(1-12) Следует подборка мест из седьмой и восьмой книг.

Глава 9

(1-15) Места из девятой книги.

Глава 10

(1-13) Переход к десятой книге и одиннадцатой.

Глава 11

(1-30) Теперь Евстафий показывает расхождения и соответствия в стихах Вергилия и Гомера, снабжая их комментариями.

Глава 12

(1-13) Иллюстрации из равно красивых, по мнению Макробия, стихов Вергилия и Гомера.

Глава 13

(1-41) Приводятся примеры стихов, в которых Вергилий уступает Гомеру.

Глава 14

(1-16) Рассмотрены варианты гекзаметра у Вергилия, а также случаи подражания другим приемам изложения у Гомера: вставка в рассказ обращения ко второму лицу, эпизодов из прошлого героев и др.

Глава 15

(1-19) Рассматриваются "каталоги" союзников в поэмах Гомера и Вергилия.

Глава 16

(1-14) Продолжение рассмотрения "каталогов". Затем указываются расхождения между Вергилием и Гомером по разного рода моментам.

Глава 17

(1-20) Глава начинается с показа того, как важен пример Гомера для Вергилия. Затем говорится об использовании им греческих слов.

Глава 18

(1-21) Речь переходит к малоизвестным заимствованиям Вергилия из "греческой учености".

Глава 19

(1-31) Говорится о знакомстве Вергилия с творчеством греческих трагиков. В этот рассказ вплетена пространная история богов Паликов.

Глава 20

(1-18) Комментарий к заимствованиям Вергилия из греческих авторов, который сводится большей частью к пояснению топонима "Гаргара".

Глава 21

(1-19) Содержит объяснение наименований греческой утвари, присутствующих в стихах Вергилия.

Глава 22

(1-15) Говорится о разного рода заимствованиях из греков у Вергилия: имен, выражений и др. Конец книги завершается сентенцией Евстафия: вполне понять Вергилия можно, только опираясь на греческую ученость.

Книга шестая

Глава 1

(1-65) Претекстат констатирует, что Евстафий показал заимствования Вергилия у греков, и предлагает Фурию и Цецине высказаться о том, как Вергилий использовал староримских писателей. Фурий начинает повествование об этом.

Глава 2

(1-34) Продолжается сопоставление сходных мест из стихов Вергилия с отрывками из произведений других поэтов для показа его латинских источников.

Глава 3

(1-9) Фурий доказывает, что даже Гомера Вергилий использовал через посредство римских поэтов.

Глава 4

(1-23) Фурий передает слово Цецине. Тот предлагает рассказать о присутствии в стихах Вергилия отдельных слов, в том числе иностранных, взятых им у предшествующих поэтов.

Глава 5

(1--15) Цецина переходит к эпитетам старых поэтов, которые присутствуют в стихах Вергилия.

Глава 6

(1-20) Цецина собирается говорить о фигурах речи у Вергилия, но передает слово Сервию для изложения этой темы. Следует выступление Сервия.

Глава 7

(1-19) Авиен просит Сервия объяснить некоторые выражения Вергилия. Сервий выполняет просьбу.

Глава 8

(1-23) Сервий отвечает на новые вопросы Авиена, касающиеся Вергилия.

Глава 9

(1-13) Продолжение предыдущей беседы.

Книга седьмая

Глава 1

(1-25) Обсуждается вопрос об уместности и возможности философствовать на пирах.

Глава 2

(1-16) Авиен просит Евстафия рассказать о специфике философского расспрашивания и порицания на пирах. Евстафий начинает с рассказа о том, как и кого следует спрашивать.

Глава 3

(1-24) Евстафий переходит к описанию насмешливых порицаний (скомм) и делает вывод о нежелательности их использования на пирах, предлагая заменить их рассмотрением каких-либо вопросов.

Глава 4

(1-33) Претекстат поддерживает Евстафия и предлагает врачу Дисарию рассмотреть вопрос, какая пища легче для переваривания и что подходит для здоровья: умеренность или страсть к еде. Следует речь Дисария.

Глава 5

(1-33) После реплик Евангела и Симмаха Евстафий по их просьбе приводит доводы против положений речи Дисария.

Глава 6

(1-21) Флавиан ставит вопрос о природе вина и сам отвечает на него. Затем Дисарий комментирует мнение Аристотеля о пьянстве старух.

Глава 7

(1-20) В ответ на реплику Симмаха о холоде женской природы Хор доказывает тезис, что природа женщин горячее мужской. Симмах возражает ему. Затем следует его вопрос Дисарию о винном сусле и ответ последнего.

Глава 8

(1-15) Фурий Альбин спрашивает Дисария, почему трудно переваривается рубленое мясо. Затем задает вопрос о переваривании толстых кусков мяса. После этого Цецина Альбин выясняет действие на тело горчицы и перца, а затем расспрашивает о свойствах вина в Египте и восприятии движения горячей воды и воздуха.

Глава 9

(1-27) Вопросы начинает задавать Евангел: об ощущениях кружащегося человека; о частях тела, лишенных чувствительности.

Глава 10

(1-14) Евсевий спрашивает о признаках старческого возраста: седине, лысине, сухости. В ходе ответа Дисария возникает тема влажности женщин и скопцов.

Глава 11

(1-9) Присутствующие уговаривают Сервия задать вопрос. Он спрашивает о причине краски стыда и радости, бледности от страха.

Глава 12

(1-38) Авиен хочет вернуть разговор к застолью и спрашивает о причинах сохранности соленого мяса, скорой порчи вина без осадка, признания наилучшими свежего меда и старого вина, ухудшения вкуса вина и улучшения вкуса масла при их хранении; о том, почему наилучшим считается мед нижний, вино серединное, а масло верхнее; почему по-разному воспринимает питье голодный и сытый; почему питье умеряет голод, а еда не умеряет жажду; почему приятнее утоление жажды, чем голода; почему скорее насыщается жадно поглощающий пищу, чем спокойно поедающий; почему горячая пища не обжигает рот и живот, а обжигает руку; о вреде питья из талого снега; почему вино не замерзает; почему сладкое кажется более сладким в холодном виде.

Глава 13

(1-27) Вопросы задает Хор: почему голодные больше хотят пить, чем есть? почему принято носить кольцо на безымянном пальце левой руки? почему пресная вода лучше отмывает грязь, чем морская? Ответ Дисария на последний вопрос вызывает возражение Евстафия.

Глава 14

(1-23) Затем Евстафий спрашивает, почему предметы в воде кажутся большей величины. После объяснения Дисария, ссылающегося на Эпикура, Евстафий критикует эпикурейское учение об истекающих образах и предлагает иную концепцию зрительных ощущений.

Глава 15

(1-24) Дисарий характеризует речь Евстафия как вторжение в сферу, чуждую философии, из-за чего порождаются ошибки в толковании тех или иных вопросов, и приводит в качестве примера Платона, допустившего грубую ошибку при вторжении в сферу медицины (анатомии). Евстафий встает на защиту философии вообще и в частности анатомических представлений Платона.

Глава 16

(1-34) Евангел спрашивает о том, яйцо ли было раньше или курица. Дисарий отвечает. Затем следует просьба объяснить, почему солнечный свет не вызывает гниения мяса, а лунный вызывает, и объяснение Дисария. Наконец, Евстафий уточняет объяснение Дисария, рассказывая об особенной природе солнечного и лунного света. На этом заканчивается сохранившийся текст "Сатурналий".

Книга первая

"Сатурналий", [сочинения] светлейшего и сиятельнейшего мужа Амвросия Феодосия Макробия, [рассказывающая о] первом дне застолий

(Предисловие, 1) Много разного приготовила нам, сын Евстахий, в этой жизни природа! Но она не связала нас крепче никакой [другой] привязанностью, чем [привязанность] к тем, кто нами рожден. И она пожелала, чтобы главная наша забота состояла в их воспитании и образовании, так что родители не могут ни от чего другого испытать столь много радости, как от исполнения [их] задумок, и столь много печали, если бы вышло по-другому. (2) Отсюда проистекает [то], что и мне ничто не кажется более значительным, чем твое обучение. Наставляя [тебя в том], что короткие пути следует предпочесть долгим кружениям, и не допуская никакой задержки при его завершении, я не ожидаю, чтобы ты продвинулся [в нем] только посредством того, об изучении чего ты сам ревностно заботишься, но тоже замышляю собрать для тебя [кое-что]. И что бы ни было добыто мной в различных свитках либо на греческом, либо на латинском языке - когда ты уже был произведен на свет или [еще] до того, как ты родился, - пусть все это будет тебе запасом знания, и как бы [запасом] из неких закромов учености, [так что], и если бы когда-нибудь возникла нужда в истории, которая укромно сокрыта от народа в рядах книг, или в припоминании замечательного высказывания или деяния, [все] это было бы легко тебе найти и заимствовать.

(3) И не беспорядочно, словно в кучу, мы сваливаем достойное упоминания. Но разнообразие различных запутанных со временем вопросов, рассеянных [повсюду] писателями, упорядочено в [виде] некоторого тела так, чтобы [то], что мы без распределения и беспорядочно отметили для памяти, пришло в порядок наподобие связи членов [тела].

(4) И ты не ставь мне в вину, в случае если то, что я позаимствую из разнообразных книг, я стану излагать часто теми же самыми словами, какими о том рассказывают сами сочинители, потому что настоящий труд обещает [тебе] не показ красноречия, а гору необходимого для изучения [материала]. И тебе следовало бы [это] благосклонно принять, в случае если бы ты знакомился со стариной, то [ли] из наших [речей] благодаря [их] ясности, то [ли] доподлинно из собственных слов древних, так как они предоставили [нам] все [то], что следовало рассказать или сообщить о них.

(5) Ведь мы должны некоторым образом подражать пчелам, которые летают [повсюду] и собирают [сок] цветов; затем они распределяют и разделяют по сотам [все], что они приносят, и превращают разнообразный сок [в сок] одного вкуса при помощи некоторого смешения и благодаря свойству своего духа. (6) Мы тоже [все], что ни отыскиваем благодаря разнообразному чтению, соединяем с помощью способа изложения [таким образом], чтобы, распределяя это самое, расположить [его] по порядку. Ведь в душе лучше сохраняется различенное; и само различение не без некоторой переделки, вследствие которой создается [определенная] общность, сплетает разные отрывки по потребности одного вкуса таким образом, что, даже если бы нечто было явно откуда-то заимствовано, с очевидностью признают, что [оно] все же является иным, чем [то], откуда заимствовано. Мы видим, что то [же самое] природа совершает в нашем теле без всякого нашего усилия. (7) [Действительно], до тех пор пока пища, которую мы принимаем, сохраняется в своем [первоначальном] состоянии и плавает в [желудке] нерастворенная, плохо отягощенному желудку. Но когда она из того, что было, изменилась [в другое], только тогда она переходит в [жизненные] силы и в кровь. То же [самое] давайте представим в отношении того, чем питаются [умственные] способности, чтобы не допустить остаться нетронутым [всему тому], что вбираем [в себя], чтобы оно не было [нам] чужим. Но пусть оно перерабатывается в некий порядок, иначе может войти [лишь] в память, [а] не в ум.

(8) Из всего мы собираем [нечто], из которого созидается единое, как одно число составляется из единиц. Это создает наш дух. Он скрывает все, к чему способен. Однако показывает [то] самое, что [уже] совершил. Как, [например, те], кто составляет благовонные мази, прежде всего заботятся [о том], чтобы [то], что будет смешиваться, лишалось [своего] собственного запаха. Ясно, что они намерены смешать соки всех пахучих веществ в единый запах. (9) Ты знаешь, из сколь многих голосов состоит хор. Однако из всех [голосов] создается один. Есть там у кого-нибудь [голос] высокий, у кого-нибудь - низкий, у кого-нибудь средний. К мужчинам присоединяются женщины; между [ними] располагается свирель. И при этом отдельные голоса там не слышны, [а] раздаются [голоса только] всех [вместе], и из разноголосья получается стройное пение. (10) Таким [же, как это стройное пение], я считаю этот настоящий труд. Много представлено в нем наук, много наставлений, примеров [из] многих веков, но [все они] объединены в одно [сочинение]. В них, если ты не пренебрегаешь тем, что тебе уже известно, и не уклоняешься [от того], что [тебе еще] неизвестно, ты найдешь много [такого], что стоило бы или прочитать ради удовольствия, или прочитать ради воспитания, или запомнить ради пользы. (11) Ведь этому труду, я думаю, не присуще ничего, либо бесполезного для познания либо трудного для восприятия, но [присуще] все, благодаря чему твой ум стал бы более живым, память - более крепкой, речь - более искусной, беседа - более безупречной, лишь бы только нам, некогда появившимся под другим небом, помогла склонность к латинскому языку. (12) Если же у кого-нибудь случайно иногда будет время и желание это познать, [то] мы хотим, чтобы они беспристрастно и благосклонно приняли [то], что они отыскали и получили, даже если бы в нашей речи не обнаружилось приятности врожденного римского говора.

(13) Но, право, неосмотрителен я, который, [сказав так], нарвался [тем самым] на учтивое порицание, сделанное некогда Марком Катоном в отношении Авла Альбина, который был консулом вместе с Луцием Лукуллом. (14) Этот Альбин описал римские деяния на греческом языке. В начале своей истории он выразил то мнение, что никому не следует на него сердиться, если бы что-нибудь в этих книгах было написано немного нескладно или недостаточно изящно. "Я ведь, - говорит он, - римлянин, рожденный в Лациуме, и наречие греков нам весьма чуждо". И поэтому он просил извинения и снисхождения в случае плохой оценки [книги], если бы что-нибудь [в ней] было ошибочным. (15) Когда это прочитал Марк Катон, он сказал: "Ну, Авл, ты изрядный пустомеля: больше желаешь отвести вину, чем от вины освободиться, ведь мы обыкновенно ищем извинения или [тогда], когда мы заблуждались как недальновидные, или [тогда], когда мы допустили неповиновение приказанию повелевающего [лица]. [Вот] я [и] спрашиваю, кто заставил тебя сделать то, за что ты просил бы извинения, прежде чем [это] совершил?"

(16) Теперь, как бы в виде некоего пролога, мы расскажем об основании, которое мы дали этому труду.

(1 , 1) [Как-то] в Сатурналии собираются у Веттия Претекстата {1} первые лица римской знати и другие ученые [люди] и отводят свободное время в праздники достойному собеседованию, устраивая у себя пиры по взаимной приязни и не расходясь с них, кроме как на ночной покой.

{1 О персонажах «Сатурналий» см.: Петрова М. С. II. Персонажи «Сатурналий» и Макробий Феодосии // Диалог со временем : альм, интеллектуальной истории. М., 2001. Вып. 6. С. 177-184.}

(2) И вот на всем протяжении праздников, занимая лучшую часть дня серьезными рассуждениями, они [и] во время обеда ведут застольные беседы, так что все дневное время занято учеными и изящными сообщениями о чем-нибудь. Но за столом беседа становится [уже настолько] веселее, что содержит больше игривости, меньше строгости. (3) Ведь как у других, кто описывал трапезы, так [и] в том [известном] "Пире" Платона присутствует не разговор обедающих о каком-либо серьезном предмете, но разнообразное и изящное описание Купидона. Именно в нем Сократ не подавляет и [не] запутывает противника, как обычно, затруднительными вопросами, а, [напротив], пытавшимся подловить [его] дает пример [того], что лучше отшутиться, увильнуть и отступить, чем только оспаривать. (4) Ибо на пиру надлежит вести речи как безукоризненные благодаря [их] целомудренности, так и желанные из-за [их] приятности. Но все же более основательным будет утреннее обсуждение, что приличествует и ученым и преславнейшим мужам. И притом не станут [же одни только] Котты, Лелии и Сципионы рассуждать о значительнейших вещах в книгах прежних [сочинителей] до тех пор, пока будет римская литература, а Претекстатам, Флавианам, Альбинам, Симмахам и Евстафиям, {2} у которых есть схожая слава и не меньшая доблесть, не позволят говорить о чем-либо таким же образом.

{2 Перечислены некоторые из участников застольных бесед в дни Сатурналий. [Как и в оригинале «Сатурналий», мы пишем название этого праздника с прописной буквы.]}

(5) Пусть и мне не будет в укор, если у кого-либо из тех, кого свела сходка, зрелый возраст наступил позднее века Претекстата. [На] что [уж] диалоги Платона составлены согласно общепризнанным свидетельствам, [но] ведь [и] Парменид настолько старше Сократа, что отрочество того едва захватило его старость, и все же между ними идет спор о весьма трудных вопросах. [И] Сократ начинает известный диалог, устроив спор с Тимеем [и с теми], кого, как известно, не было в то самое время. (6) Да и Парал и Ксантипп, отцом которых был Перикл [и] которых гораздо раньше сгубила известная дурной славой афинская чума, рассуждают у Платона вместе с Протагором, задержавшимся в Афинах в [свой] второй приезд. Следовательно, [как] нам говорит пример Платона, не требуется, чтобы годы [жизни] встречающихся [людей] были строго согласованы.

(7) Но чтобы легче было показать и отметить [то], что было сказано всеми [участниками встречи у Претекстата], мы ввели Деция, выведывающего у Постумиана, какая именно это была беседа и между кем. И чтобы нам более не препятствовать желаниям читателя, разговор Деция и Постумиана сделает теперь известным и [то], какое у этого собеседования было начало, и [то, в каком] порядке оно происходило.

(2 , 1) [Деций]: "Что касается меня, настроившегося на твой приход и па спокойнейшее время для совещания, [эти] праздники, которые занимают большую часть месяца, посвященного Янусу, - [очень] кстати. Ведь в иные дни, которые являются подходящими для обсуждения тяжб, почти никогда нельзя найти ни одного часа, чтобы ты либо не защищал дела своих подопечных в суде, либо [не] изучал [их] дома. Ныне же, [в праздники], - ведь я знаю, что ты не притворно, а всерьез свободен - я прихожу [к тебе] с просьбой, если [это] удобно, поведать о том, что [и] тебе самому, насколько я понимаю, приятно, а мне [же, поведав об этом], ты весьма бы угодил. (2) Но спрашиваю я у тебя, во-первых, о том, был ли ты на торжестве, возобновляемом с непрестанным веселием на протяжении довольно многих дней, и, [во-вторых, о том], что ты рассказывал о той беседе, о которой говорят среди первых [людей государства] и которую превозносят величайшими похвалами? О ней я бы [и] от отца услышал, если бы он, отбывший из Рима после тех пиров, не задержался в Неаполе. Но недавно я был среди неких [людей], восхищающихся силой твоей памяти, многократно воспроизводящей по порядку все, что тогда было сказано".

(3) [Постумиан]: "Одно [только] то, Деций, - как ты и сам, насколько позволяет твоя молодость, мог видеть и слышать от [своего] отца Альбина - казалось нам наилучшим на всем пути жизни, чтобы я, поскольку была бы возможность отдохнуть от защитительных речей при тяжбах, способствовал какой-нибудь встрече и собеседованию образованных и тебе подобных людей. (4) Ведь хорошо воспитанный человек нигде не может отдохнуть ни с большей пользой, ни более достойно, чем в какой-либо благоприятной обстановке ученого и непринужденного разговора и учтивых вопросов и ответов.

(5) Но о каком же это пире [ты спрашиваешь]? Или же не следует сомневаться, что ты говоришь о том [пире], который недавно был у Веттия Претекстата с участием ученейших [людей] из знати и прочих и [который], перемещающийся затем [в дома] к другим [участникам пира], разнообразила приятная перемена [места его проведения]?"

[Деций]: "Я [и] иду [к тебе] спросить об этом самом [пире] и хотел бы, чтобы ты изложил [мне], какой это был пир. Вследствие исключительной приязни к тебе всех [участников пира], я не думаю, чтобы ты от него уклонился".

(6) [Постумиап]: "Я хотел бы, конечно, чтобы это не было в отношении их, как я думаю, неблагодарностью. Но так как в те дни мне было нужно изучить многие дела друзей, я, приглашенный тогда на обед, ответил, что это для меня время размышления, [а] не еды, и убедил, чтобы они поискали другого [человека], никаким занятием сильно не увлеченного и свободного от забот. (7) И так было сделано. Претекстат велел, чтобы вместо меня был приглашен речистый и образованный муж Евсевий, выдающийся ритор среди греков - [причем], все признали это в наш век, - достаточно знающий латинскую науку".

(8) [Деций]: "Так откуда [же] тебе известно то, что ради устройства жизни было столь приятно и учтиво, как я [теперь от тебя] слышу, преподано и упорядочено в отношении обильнейших примеров деяний и содержания разнообразных учений?"

(9) [Постумиан]: "Когда в день [зимнего] солнцестояния, что последовал за праздниками Сатурналий, в которые проводились эти пиры, свободный от судебных забот, в весьма веселом [расположении] духа я был дома, в этот [день] пришел Евсевий вместе с немногими из своих приверженцев и тотчас сказал с улыбкой на лице: (10) "Признаю, Постумиан, что я премного тебе благодарен, как за прочее, так [и] за то, что ты, испросив позволения у Претекстата, уступил мне место на обеде. И так я понимаю, что не только твоя занятость, но [и] сама еще удача сопутствует и помогает, чтобы ты сделал мне что-нибудь приятное".

(11) "Хочешь ли ты, - спросил я, - возвратить нам то, что столь благодарно и столь охотно признаешь долгом, и этот наш досуг, которым [нам] очень редко приходится пользоваться, провести [как бы] на том [пире], чтобы [нам] показалось, будто мы сейчас находимся среди тех, среди кого ты находился тогда?"

(12) "Я сделаю, как ты хочешь, - ответил он. - Расскажу же я тебе не о пище или питье, хотя они и были там весьма обильны, [однако] без излишества, а возвращусь душой, насколько смогу, [к тому], что они наговорили за столько дней или на пирах или, в немалой степени, помимо обеда".

(13) Когда я это выслушал, мне показалось, что я приблизился к жизни тех, кого мудрецы называли блаженными. И вот [то], что было сказано накануне, [после того] как я [словно] бы поприсутствовал среди них, было удостоверено, когда ко мне заглянул Авиен, и я все [это] доверил записи, чтобы забвение ничего не унесло. Если [же] ты высказываешь [желание] услышать об этом от меня, [то] не думай, что хватит одного дня для повторения [того], что было сказано за столько дней".

(14) [Деций]: "Стало быть, Постумиан, он рассказал, какая и между кем или с чего возникла беседа? В таком случае я, [твой] неутомимый слушатель, наготове". (15) Тогда он начал рассказ.

Когда склоняющимся к вечеру днем, за которым предстояло последовать сатурнальному празднику, Веттий Претекстат получил возможность собраться дома с [друзьями], выражающими [на то свое] желание, туда пришли Аврелий Симмах и Цецина Альбин, весьма близкие как по возрасту, так и привычкам и увлечениями. Их сопровождал Сервий, недавно объявленный учителем среди словесников, [человек] удивительной учености и вместе с тем приятный в [своей] скромности, с направленным в землю взором и как бы стремящийся быть незамеченным. (16) Когда [Претекстат] увидел их, он двинулся навстречу, ласково поприветствовал и сказал, повернувшись к Фурию Альбину, который тогда случайно пришел вместе с Авиеном: "Желаешь ли ты, мой Альбин, чтобы о том предмете, о котором между нами начал завязываться разговор, мы пообщались с теми, кто, ты видишь, весьма кстати пришел и кого мы по праву назвали бы светочами нашего общества?"

(17) "Почему бы мне не желать [этого] больше всего? - говорит Альбин. - Ведь [ни] о чем другом, [кроме] как о научных вопросах, не может быть привлекательного разговора ни для нас, ни для них".

(18) И когда они уселись, тогда Цецина [промолвил]: "Что бы это ни было, мой Претекстат, но я не должен сомневаться (хотя до сих пор так и не знаю [ничего толком]), что оно является значительнейшим по определению, так как и вам доставило повод для собеседования, и мы приглашены в нем поучаствовать".

(19) [На это Претекстат ответствовал]: "Как тебе надлежало бы знать, между нами была та беседа, в которой мы говорили [о том], когда начинаются Сатурналии, то есть обсуждали [то], когда берет начало завтрашний день, так как завтрашний день даст начало праздникам, посвященным Сатурну. (20) Мы затронули [лишь] кое-что немногое при этом обсуждении. Но так как хорошо известно, что ты отыскиваешь [все], что бы ни скрывалось в книгах, - возможно, ты отвергнешь это из-за [своей] скромности - я хочу, чтобы ты вынес на [всеобщее] обозрение [все], что ты выведал и понял относительно исследуемого нами [начала Сатурналий]".

(3 , 1) Тогда Цецина [говорит]: "Так как от вас, кто вовлекает меня в эту беседу, ничего из всего [того], что разработано в старину, ни незнание не скрывает, ни забывчивость не утаивает, я считаю излишним распространяться среди знатоков об известном. Но чтобы никто не думал, будто я недооцениваю достоинств [нашего] совещания, я обращусь [к тому] немногому, что подскажет мне [моя] слабая память". После того как он увидел, что все приготовились слушать и настроились [на это], он начал так: (2) "Марк Варрон в книге "Человеческие дела", в которой он написал [также] о днях, говорит: "Считается, что люди, которые рождены с середины ночи до середины ближайшей ночи, [то есть] в эти двадцать четыре часа, рождены в один день". (3) Кажется, что этими словами он провел такую черту раздела дней [рождения]: [тот], кто рожден после заката солнца до середины ночи, [рожден] в тот [день], за которым последовала ночь; напротив же, [тот], кто рождается в последующие шесть часов ночи, рожден в тот день, который рассвел бы после этой ночи.

(4) [О том] же, что афиняне иначе рассматривают [границы дня], Варрон также написал в этой же самой книге. Они говорят, что весь тот промежуток времени от заката солнца до вновь заходящего солнца является одним днем. Вавилоняне, далее, по-другому [считают]. Одним днем они называют промежуток [времени] от взошедшего солнца до его же начинающегося [нового] восхода. А умбры говорят, что одним и тем же самым днем является [время] от полудня до следующего полудня. (5) "Но это, - говорит Варрон, - слишком [уже] несообразно. Ведь днем рождения того, кто у умбров родился в шестом часу календ, должна будет считаться и половина [дня] календ и [тот день], который будет после календ, вплоть до шести часов этого дня".

(6) А [то], что римский народ считает отдельные дни [именно] так, как Варрон сказал, - от середины ночи до середины ближайшей [ночи], доказывается многими доводами. Ведь одни римские священнодействия суть дневные, другие - ночные. И те, которые являются дневными <...> время с шести часов наступающей ночи отдается ночным священнодействиям. (7) Также обряд и обычай птицегадания учит тому, что имеет место то же самое соблюдение [сроков дня]. Ведь должностные лица, поскольку им надлежит в течение одного дня и за птицами наблюдать и сверх того исполнить то, чему предшествовало птицегадание, наблюдают за птицами после полуночи и исполняют [подсказанное знамением] после восхода солнца, и [при этом] считается, что они гадали но птицам и исполняли [указанное] в один и тот же день. (8) Кроме того, когда народные трибуны, которым не разрешается отсутствовать в Риме ни одного полного дня, уезжают после полуночи и возвращаются после [зажжения] первого светильника до середины наступающей ночи, не считается, что они отсутствовали [весь] день, так как они, возвратившись раньше шести часов ночи, какую - то часть его проводят в городе.

(9) Я также читал, что правовед Квинт Муций обыкновенно говорил, что женщина, которая собиралась бы прервать [срок наступления зависимости от мужа] за четыре дня до наступающих январских календ, не является прервавшей [этот срок] по закону, так как она начала жить у мужа на основании бракосочетания с январских календ. Ибо не могло пройти трех ночей, в течение которых она должна бы была отсутствовать у мужа для прерывания [срока зависимости] согласно [Законам] двенадцати таблиц, {3} потому что последние шесть часов третьей ночи принадлежали бы [уже] другому году, который начался с календ.

{3 См.: Законы XII таблиц. IV, 4 // Хрестоматия по истории Древнего Рима. М., 1987. С. 29; Бартошек М. Римское право. М., 1989. С. 214, 316, 322.}

(10) Вергилий тоже изображает это самое [понимание дня], намеком и иносказательно выразив смысл старинного распорядка, как [это] приличествовало человеку, занимающемуся стихотворчеством:

Росистая ночь полпути пролетела.

Веет уже на меня коней восхода дыханье [5, 738 - 739].

Этими словами он напоминает, что день, который римляне назвали гражданским, начинается с шестого часа ночи. (11) Тот же поэт в шестой [книге] как бы нарисовал, когда начинается уже ночь. Потому что ведь он сказал:

Долго беседа их шла; между тем на алой четверке

Мира срединную ось миновала в эфире Аврора [6, 535 - 536].

Затем вдохновенный стихотворец добавил:

Близится ночь, пролетают часы в бесполезных стенаньях! [6, 539].

Так самый наблюдательный [поэт] описал начало дня и ночи согласно гражданским определениям.

(12) Этот [гражданский] день разделяется так. Начальное время дня зовется поворотом от полуночи [к утру]; затем - петушиным; потом - тихим, когда и петухи умолкают, и люди в ту пору еще отдыхают; далее - рассветным, то есть [временем], когда начинает распознаваться день; после этого [время называется] утром, когда день становится ясным.

(13) Утром (mane) же [это время дня] названо или [потому], что исход света начинается от подземных [богов], то есть от манов, или, что кажется мне более верным, от пожелания [человеку в это время дня] boni nominis (всего доброго). Действительно, и ланувийцы говорят "mane (доброе)" вместо "bono", как [и] у нас противоположным [слову "bono"] является [слово] "immane (недоброе)" вместо "nоn bono", как, [например, в выражениях] "недобрый (immanis) зверь" или "недобрый (immane) поступок" и [во всем] прочем этого рода.

(14) Далее - [время] от утра к полудню, то есть к середине дня. Затем, уже позднее, время называется закатным и вскоре - последним времечком, то есть завершающим временем дня, как [это] выражено в двенадцати таблицах [законов]: "...пусть заход солнца будет крайним сроком (судоговорения)". {4} (15) Потом [следует] вечер (vespera), [название] которого было заимствовано от греков. Ведь они называют [это время] хеспера от [вечерней] звезды Геспер. Отчего и Италия именуется [у греков] Гесперия, потому что расположена в направлении захода [солнца]. С этого времени говорят о [поре] первого светильника, потом - засыпания, после этого - о глубокой [ночи], когда отсутствует подходящее время для исполнения дел. Таково разделение гражданского дня, сохраненное римлянами. (16) Таким образом, будущей ночью, когда настанет [ее] середина, будет начало Сатурналиев, в отношении которых существует обычай начинать [их празднование] завтра днем".

{4 Законы XII таблиц. I, 9. Перевод дан по указ. изд. С. 27.}

(4 , 1) Тут, когда все похвалили память [Цецины] Альбина, как кладовую старины, Претекстат, видя Авиена, [что-то] нашептывающего Фурию [Альбину], говорит: "Что же это [такое], мой Авиен, сказанное [только] одному Альбину, ты хотел бы утаить от других?"

(2) Тогда тот [во всеуслышание ответил]: "Задет-то я [последним] суждением Цецины: и [хотя] я знаю, что наука не впадает в такую ошибку, однако мои уши поразила новизна слов, когда он предпочел лучше сказать "будущей ночью (noctu futura)" и "завтра днем (die crastini)", чем сказать "в будущую ночь (futura nocte)" и "завтрашним днем (die crastino)", как [это] соответствует правилам. (3) Ведь [слово] "ночью (noctu)" является не именем [существительным], а наречием. Далее, [слово] "будущая (futura)", которое есть имя [прилагательное], не может сочетаться с наречием. И несомненно, что между [словами] "ночью (noctu)" и "в ночь (nocte)" существует такое [различие], какое существует между [словами] "днем (diu)" и "в день (die)". И опять же [слова] "в день (die)" и " завтра (crastini)" находятся не в одном и том же падеже, а ведь только один и тот же падеж соединяет имена [существительное и прилагательное] в такого рода высказывании. Напоследок я желаю узнать, почему мы больше склоняемся говорить "Сатурналиев (Saturnaliorum)", чем "Сатурналий (Satumalium)"".

(4) Так как Цецина при этом молчал улыбаясь, Симмах спросил Сервия, что же он об этом думает, [и тот] сказал: "Хотя в этом собрании, не менее уважаемом вследствие учености, чем вследствие благородства, мне больше пристало учиться, чем учить, я все же подчинюсь решению [его] распорядителя и, во-первых, углублюсь в [слово] "Сатурналии", [а] потом [и] в другие [слова], в которых присутствует не столь новизна речи, [сколь ее] былое.

(5) Кто говорит "Сатурналий", [тот] основывается на правилах: ведь имена [существительные], которые допускают дательный [падеж] множественного [числа] на окончание - bus, никогда не позволяют, чтобы родительный [падеж] этого же числа увеличивал [слово] на [один] слог, оно имеет или столько же [слогов], как, [например, в словах] "monilibus - monilium (ожерельям - ожерельев)", "sedilibus - sedilium (сиденьям - сиденьев)", или бывает на один слог меньше, как, [например, в словах] "carminibus - carminum (песнопениям - песнопений)", "liminibus - liminum (границам - границ)". Так вот, правильнее [говорить] "Сатурналиям - Сатурналий (Saturnalibus... Satumalium)", чем "Сатурналиев". (6) Но кто говорит "Сатурналиев", [тех] поддерживает пример великих мужей. Ведь и Саллюстий три раза говорит "Вакхапалиев (Bacchanaliorum)", и Мазурий во второй [книге] "Летописей" говорит: "День Виналиев (Vinaliorum) посвящен Юпитеру, [а] не Венере, как некоторые думают". (7) И как [пример] я привел бы в доказательство даже самих грамматиков. Веррий Флакк в той книжечке, которая называется "Сатурн", говорит: "Дни Сатурналиев даже у греков считаются праздничными". И в той же самой книге заявляет: "Я полагаю, что понятно написал об установлении Сатурналиев". Также Юлий Модест [в книге] "О празднествах" говорит: "Празднества Сатурналиев". И в той же самой книге сообщает: "Антиец относит Нуму Помпилия к изобретателям [праздника] Агоналиев (Agonaliorum)".

(8) Однако я, обеспокоенный, стараюсь узнать, можно ли это мнение защитить каким-нибудь доводом. Разумеется, поскольку грамматику не чуждо держаться заодно с себе подобными, я попытаюсь с помощью предположений отыскать [то], что отклонило этих [грамматиков] от общепринятого высказывания, так что они предпочитали говорить "Сатурналиев" вместо "Сатурналий".

(9) И, во-первых, я полагаю, что [грамматики] желали, чтобы эти имена, которые суть [имена] праздничных дней среднего [рода] и лишены единственного числа, отличались по виду от тех имен, которые образуют и то и другое число. Ведь "Компиталии (Compitalia)", и "Вакханалии (Bacchanalia)", и "Агоналии (Agonalia)", и "Виналии (Vinalia)" и остальные им подобные суть имена праздничных дней и они употребляются [только] во множественном [числе]. И если ты употребишь их в единственном числе, - то есть они станут уже не существительными, а прилагательными, которые греки называют эпитетами, - ты не обозначишь того же самого, если не прибавишь [слово] "праздник", как, [например], Вакханальный (Bacchanale) праздник, Атональный (Agonale) праздник и остальное [тому подобное]. (10) Итак, грамматики были настроены произвести разделение в родительном падеже, чтобы исключить из этого [третьего] склонения название торжественного дня, зная, что часто у некоторых имен [существительных] хотя дательный [падеж] получается на -bus, родительный [падеж] тем не менее оканчивается на -rum, как, [например, в словах]: domibus - domorum (домам - домов), duobus - duorum (двум - двух), ambobus - amborum (обоим - обоих). (11) Также и когда слово "viridia (зелень)" принимают вместо прилагательного, образуют родительный [падеж] на -um, как, [например], viridia prata - viridium pratorum (зеленые луга - зеленых лугов); но когда же мы хотим обозначить саму зелень, мы говорим [уже] viridiorum, [а не viridium]: "formosa facies viridiorum (красивый вид зелени)", - ибо тогда слово "viridia (зелень)" выступает в роли существительного, [а] не прилагательного. (12) Однако прежде допустимо было [использовать] этот родительный [падеж], так, [например], Азиний Поллион часто употребляет [слово] "vectigaliorum (налогов)" [вместо "vectigalium", притом] что многие говорили "vectigal (налог)", а не "vectigalia (налоги)". Но хотя мы и говорим:

Щит (ancile) священный держа [7, 188], -

все же [до нас] дошло и [слово] "anciliorum", [а не только "ancilium"].

(13) Итак, следует понять, что различие [окончаний родительного падежа] так же не занимало предков, как и [то], чтобы столь точно, как по плотничьей линейке, выверять имена праздничных дней. Ведь мы находим, что и другие [имена], помимо названий торжественных дней, склонялись таким же образом, как показало предшествующее изложение: [это] - viridiorum (зелени), и vectigaliorum (налогов), и anciliorum (щитов). (14) Впрочем, я обнаруживаю, что сами имена праздников склонялись у предков согласно правилу, если притом Варрон говорит, что день Фералий (Feralium) называется от [обряда] приношения (a ferendis) кушаний на могилы. [Ведь] он не сказал [день] "Фералиев (Feraliorum)". И в другом месте он говорит "Флоралий (Flora - Hum)", [а] не "Флоралиев (Floraliorum)", так как обозначает не Флоральские (Florales) игры, но сам праздник Флоралий (Floralia). (15) Также Мазурий во второй [книге] "О фастах" утверждает: "День Либералий (Liberalium) называется понтификами Марсовым состязанием". И в той же [самой] книге он не говорит [день] "Лукариев (Lucariorum)", [а говорит]: "эту ночь и следующий за тем день, который является [днем] Лукарий (Lucarium)". И многие также говорили "Либералий (Liberalium)", [а] не "Либералиев (Liberaliorum)". (16) Откуда следует признать, что предки были снисходительны к множеству [окончаний слова] из-за разнообразия [в произношении]: [например], они говорили "exanimos (бедыханных)" и "exanimes", "inermes (безоружных)" и "inermos", "hilaros (довольных)" и "hilares", и поэтому пусть будет позволено говорить "Сатурналий" и "Сатурналиев", хотя одно произношение защищает правило вместе с авторитетом говорящего, а другое подтверждает только авторитет, по [зато авторитет] многих [так говорящих].

(17) Остальные же слова, которые показались нашему Авиену новыми, должны быть подтверждены свидетельствами предков. Ведь Энний - даже если кому-нибудь кажется, что его не следует упоминать ввиду весьма утонченной изысканности нашего века, - сказал в своих стихах "ночью глубокой (noctu concubia)":

Галлы, ночью той глубокой в крепость пробравшись,

Ранили стражей тогда и покрыли их кровью все стены.

(18) В отношении этого места следует отметить, что он не только сказал "ночью глубокой", но еще и "той ночью (qua noctu)". И это [выражение] он употребил в седьмой [книге] "Летописей". [И] в третьей их [книге] он также очень ясно сказал:

Ночью (noctu) к гибели Этрурия будет близка.

Также и Клавдий Квадригий в третьей [книге] "Летописей" [пишет]: "Сенат же собирался с ночи (nocte), [а] глухой ночью (noctu) они отправились домой". (19) Не будет лишним, я думаю, упомянуть в этом месте еще и о том, что децемвиры в [Законах] двенадцати таблиц употребили "nох (ночью)" вместо "noctu", что также весьма необычно. Слова эти такие: "Если совершивший в ночное время кражу убит (на месте), то пусть убийство (его) будет считаться правомерным". {5} Надо отметить еще и то, что от того [местоимения], которое является [местоимением] is (он), они образовывали в винительном падеже не [форму] eum, а [форму] im.

{5 Законы XII таблиц. VIII, 12. Перевод дан по указ. изд. С. 32.}

Впрочем, и [выражение] "завтра днем (diecrastini)" произнесено ученейшим мужем не без влияния предков, у которых был обычай употреблять то "diequinti (пятым днем)", то "diequinte" в качестве наречия, признаком чего является [то], что второй слог, который по природе удлиняется, когда произносят одно только [слово] "die (днем)", сокращается. {6} (21) Но как мы [уже] сказали, последний слог этого слова пишется то через [букву] е, то через [букву] /. Это было обычным у предков, так что они большей частью неразборчиво пользовались этими буквами в конце [слов], как, [например], [в словах] "praefiscine" и "praefiscini" - "без преувеличения", "proclive" и "proclivi" - "покато". (22) Приходит еще на ум строчка того [известного] Помпониана. Она - из ателланы, которая озаглавлена "Мевия":

{6 В слове die звук «е» долгий (di?), а в слове diequinti — краткий (di?quinti).}

Шестой уже день, когда совсем не ел: в четвертый день (diequarte) мне б лучше сдохнуть с голода.

(23) Таким же образом говорили "diepristine (вчера)", что обозначало "днем прошлым (die pristino)", то есть в [день] предыдущий. Ныне это [слово] произносят "pridie (накануне)", перевернув порядок соединения [слов], как бы [говоря] "pristino die (в прошлый день)". (24) И не отпираюсь я, что [выражение] "die quarto (четвертого дня)" вычитано у предков, но [при этом] обнаруживается [то], что оно употреблено в отношении свершившегося [события, а] не будущего. Ведь Гней Матий, человек высокоученый, [так] говорит в "Мимиямбах" - тогда как мы говорим "nudius quartus (четыре дня назад)" - в этих [вот] стихах:

Четвертым днем (die quarto) прежде, как точно вспоминаю,

Кувшин домашний он разбил единственный.

Итак, нужно различать, что "die quarto (четвертого дня)" мы говорим именно о прошедшем, a "diequarte (на четвертый день)" - о будущем.

(25) Но чтобы не казалось, что мы ничего не сообщили о [слове] "diecrastini (завтрашним днем)", в моем распоряжении этот [вот] Целиев [пример] из второй книги "Историй": "Если ты хочешь дать мне конницу и сам следовать за мной вместе с прочим войском, то я позабочусь, чтобы на пятый день (diequinti) тебе на Капитолии был приготовлен обед"".

(26) Тут Симмах говорит: "Твой Целий и [этот] рассказ, и [это] слово взял из "Начал" Марка Катона, у которого написано так: "Тогда начальник конницы обещал повелителю карфагенян: "Пошли со мной конницу в Рим: на пятый день (diequinti) тебе на Капитолии будет приготовлен обед"".

(27) И [затем молвил] Претекстат: "Я считаю, что кое-что для доказательства обычая предков [так говорить] дают также слова претора, которыми он по обычаю предков привычно объявляет праздники Компиталии: "На девятый день (dienoni) у римского народа квиритов будут Компиталии!""

(5 , 1) Тогда Авиен, глядя на Сервия, говорит: "Курий, и Фабриций, и Корунканий, стариннейшие мужи, или еще более древние, чем они, те три близнеца Горации беседовали со своими [современниками] ясно и понятно. И не [словами] аврунков, или сиканов, или пеласгов, которые, говорят, первые поселились в Италии, они разговаривали, но словами своего времени. Ты же так, как будто бы говорил ныне с матерью Эвандра, хочешь напомнить нам слова, вычеркнутые [из памяти] уже многими поколениями, к которым ты причислил даже выдающихся мужей, чью память обогащает продолжительный опыт бесед. (2) Впрочем, вы упоминаете, что древность вам нравится, потому что она честная, и воздержанная, и умеренная. Так давайте жить согласно прежним нравам, [но] говорить нынешними словами. Ибо я всегда держу в памяти и в сердце то, что написано Гаем Цезарем, мужем превосходного дарования и благоразумия, в первой книге "Аналогии": "Как будто бы опасности - я буду избегать редкого, а также непривычного слова". (3) В конце концов, есть тысяча таких слов, которые хотя и бывали на устах влиятельного в прошлом человека, однако были отброшены и отвергнуты последующим поколением. Множество их я бы мог ныне привести, если бы время уже приближающейся ночи не напомнило нам о неминуемом расставании".

(4) "Прошу добрых слов, - возразил, как обыкновенно, со свойственной [ему] убедительностью Претекстат, - и давайте не будем надменно разрушать уважение к приверженцу наук о древности, любовь к которой даже ты, [Авиен], как бы ни старался прятать, [еще] больше показываешь. Ведь когда ты говоришь "есть тысяча слов", чем отдает твоя речь, если не самой стариной? (5) Пусть Марк Цицерон сохранил в речи, которую составил в защиту Милона, таким образом написанное: "[Неужели, оказавшись] перед имением Клодия, - а в этом имении с его несоразмерно огромными подвалами легко могла находиться тысяча сильных людей", {7} - [а] не [так написанное]: "могли находиться [тысяча сильных людей]", {8} - что обыкновенно обнаруживается в менее тщательно написанных книгах; [пусть] и в шестой [речи] против [Марка] Антония [оставил таким образом написанное]: "Кто когда-нибудь был найден в этой толкучке менял, кто записал бы за Луцием Антонием {9} выплаченную тысячу монет?"; {10} пусть также Варрон, человек того же [самого] века, [что и Цицерон], в семнадцатой [книге] "Человеческих дел" сказал: "Очень много - тысяча и сто лет", {11} все же уверенность в таком согласовании [слов] они заимствовали исключительно из примеров предшественников. (6) Ведь Квадригий в третьей [книге] "Летописей" так написал: "Там уничтожается тысяча людей". И Луцилий в третьей [книге] "Сатур" [пишет]:

{7 Цицерон. Речь в защиту Тита Анния Милона. XX, 53 // Цицерон. Речи : в 2 т. / пер. В. О. Горенштейна. М., 1962. Т. 2. С. 237.}

{8 Отсюда становится понятным, почему о выражении Авиена «есть тысяча слов» Претекстат говорит как об отдающем стариной: он употребил грамматическое согласование (в числе) сказуемого и подлежащего, как и Цицерон, а не «согласование по смыслу» (constructio ad sensum): «суть тысяча слов», в котором подлежащее стоит в единственном числе, а сказуемое — во множественном.}

{9 Луций Антоний — младший брат Марка Антония.}

{10 Здесь, по-видимому, также подразумевается возможная замена на constructio ad sensum: mille nuramum... expensos (?) — выплаченные тысяча монет.}

{11 И здесь тоже противопоставление грамматического согласования (mille et centum annorum est — есть тысяча и сто лет) допустимому constructio ad sensum: mille et centum annorum sunt — суть тысяча и сто лет.}

Тысяча станет шагов до Салернских врат от причала. {12}

{12 Перевод Е. Рабинович. См.: Римская сатира. М., 1989. С. 351, фрагм. 18 (124). «Тысяча шагов» — римская миля ? 1,5 км.}

(7) В другом же месте он даже осуществил склонение этого слова ["тысяча"]. Ведь в пятнадцатой книге он говорит так:

Пусть и обгонит его, хоть тысячей дальше шагов он,

Резвый кампанский скакун, но если длиннее дорога,

Всякий отстанет конь - да так, словно путь у них розный. {13}

{13 Перевод Е. Рабинович изменен по контексту Макробия. См.: Там же. С. 365, фрагм. 12(506).}

Также в книге девятой [он пишет]:

Тысячей ты монет нажиться можешь на сотню. {14}

{14 Перевод Е. Рабинович также изменен. См.: Там же. С. 359, фрагм. 12 (327).}

(8) Он сказал "тысячей шагов" вместо "тысяча шагами" и "тысячей монет" вместо "тысяча монетами" и ясно показал, что [слово] "тысяча" и именем [числительным] является, и в единственном числе употребляется, и даже принимает творительный падеж, и его множественным [числом] является [форма] "тысячи". (9) Полагают ведь, что [слово] "тысяча" [соответствует] не греческому слову хилиа [тысяча], {15} но [слову] хилиас [тысяча]. И как [греки говорят] "одна хилиас" и "две хилиадес", так [и наши] предки говорили "одна тысяча" и "две тысячи" {16} согласно точному и прямому смыслу [слова]. (10) И послушай, [Авиен], неужели этих столь ученых мужей, подражанием которым хвалятся Марк Цицерон и Варрон, ты хочешь лишить права выбора в комициях слов и как шестидесятилетних стариков будешь сбрасывать с моста? (11) Много об этом мы [еще] бы порассуждали, если бы время не принуждало вас против вашего желания покинуть [меня, тоже] не желающего [этого]. Но хотите ли вы, чтобы [и] следующий день, который все в большинстве тратят на игральную доску и камешки, мы провели в этих [вот] рассудительных разговорах с рассвета до времени обеда [и] также [провели бы] сам обед, не изобилующий питьем, не перегруженный кушаньями, но благопристойный благодаря ученым обсуждениям и взаимным рассказам [друг другу] из прочитанного? (12) Так ведь мы воспринимаем праздники, полные приятности в сравнении с любым делом: не [чем-то] расслабляющим душу, как говорится, - ибо "расслаблять, - считает Мусоний, - значит как бы терять душу", - но [чем-то] немного ее успокаивающим и развлекающим приятными и достойными бесед занимательными вопросами. Если вы это [мнение] разделяете, [то своим] приходом сюда вы сделали бы самое приятнейшее моим богам - пенатам".

{15 Этот вариант греческого слова «тысяча» уже имеет форму множественного числа (в данном случае — множественное число среднего рода).}

{16 duo milia — букв, «две тысяч». В отличие от русского языка, здесь иное согласование: оба слова стоят в именительном падеже множественного числа (milia — это множественное число от mille (тысяча) — тысячи). То же самое мы имеем в согласовании слов «duae чйлйЬдет» (две тысячи).}

(13) Тогда Симмах [сказал]: "Ни один [человек], который посчитает себя достойным этого собрания, не пренебрежет этим товариществом или самим распорядителем сходки. Но чтобы ничто не вызывало желания завершить встречу, я считаю, что на эту самую встречу и застолье нужно пригласить Флавиана, который - насколько [же] он, пожалуй, превосходнее [своего] отца Венуста, удивительного мужа! - не менее отмечен приятностью нрава и основательностью жизни, чем богатством глубокого образования; и вместе с ним Постумиана, который прославляет форум достойными [речами] защитника; и Евстафия, который является таким [знатоком] во всякого рода философии, что может один подражать дарованиям трех философов, о которых разнесла славу наша древность. (14) Я говорю о тех [философах], которых афиняне некогда послали к сенату упрашивать, чтобы он уменьшил откуп, который установил их городу за опустошение Оропа. Этот откуп был почти в пятьсот талантов.

(15) Этими философами были: Карнеад из Академии, стоик Диоген, перипатетик Критолай, которые, как говорят, каждый в отдельности, рассуждали ради похвальбы в самых знаменитых местах города [Рима] при большом стечении людей. (16) Как сообщают, Карнеад обладал речью напористой и быстрой, Критолай - ученой и изящной, Диоген - размеренной и рассудительной. Но введенные в сенат, они воспользовались переводчиком - сенатором Целием. А этот наш [философ Евстафий], постигнув все направления [философии] и последовав за более достойным, единственный среди греков применяет все эти виды речи, а среди нас является столь надежным переводчиком для себя [самого], что [даже] не знаешь, на каком языке он более легко и красиво выполнил бы [нашу] просьбу поразмышлять [о чем-нибудь]".

(17) Все одобрили суждение Квинта Аврелия [Симмаха], в котором он отметил достойных товарищей. И когда они таким образом условились об этом, вышли вместе от Претекстата, [а] затем разошлись, возвратившись каждый в свой дом.

(6 , 1) На следующий день утром к дому Веттия [Претекстата] прибыли все: среди них [и те, кого] он [уже] собирал накануне. Когда их впустили в библиотеку, в которой их ожидал Претекстат, он сказал: (2) "Я вижу, что у меня будет славный день: и вы присутствуете, и обещали быть те, кого было решено пригласить к участию в нашем собрании. Только одному Постумиану показалась более важной, [чем наше собрание], работа по подготовке защитительных речей. Вместо него, отказавшегося [прийти], я пригласил ритора Евсевия, знаменитого и в греческой науке, и в красноречии и убедившего всех, чтобы с восходом дня они предоставили себя в наше распоряжение, ибо именно сегодня не дозволено исполнять никакие общественные обязанности: кажется, что в этот день наверняка [нет] ни одного [человека], одетого в тогу или трабею, в плащ (paludatus) ли, либо в претексту (praetextatus)".

(3) Тогда Авиен - поскольку у него было обыкновение перебивать [собеседника] - говорит: "Когда ты, Претекстат, произносишь имя, священное для меня и государства, среди названий одежды, у меня возникает не шуточный, как я считаю, вопрос. Ведь так как [названия] одежды: тога, или трабея, или плащ, - не нашли никакого применения [в качестве] собственного имени, я спрашиваю тебя, почему только от этого одного одеяния, претексты, древние образовали [собственное имя "Претекстат"], {17} или, [точнее, я спрашиваю тебя], каково происхождение этого имени?"

{17 «Претекстат» — означает «одетый в претексту».}

(4) Опоздавшие к началу беседы Флавиан и Евстафий, пара, известная [своей] дружбой, и пришедший немного позже Евсевий [еще] более оживили собрание и уселись после взаимных приветствий, пытаясь узнать, о чем же шла речь.

(5) После этого Веттий говорит: "Что касается [меня], ищущего поддержки, [то] вы прибыли очень кстати. Ибо наш Авиен ставит передо мной вопрос об имени ["Претекстат"] и так настаивает [пояснить] его возникновение, как будто бы от него можно требовать доказательства происхождения, [как от человека]. Ведь так как нет ни одного [человека], который звался бы собственным именем Тогат, или Трабеат, или Палудат, он требует вынести на обсуждение [то], почему имеется [собственное] имя "Претекстат". (6) Но так как и на двери Дельфийского храма написано и одному из числа семи мудрецов принадлежит точно такое же изречение: "Познай самого себя", - что же я о себе [самом] знаю, если [даже] имени [своего] не знаю? Поэтому мне нужно сказать о его возникновении и истоках.

(7) Тулл Гостилий, третий правитель римлян, когда были побеждены этруски, первый постановил, чтобы в Риме пользовались курульным креслом, и ликторами, и расшитой тогой, и [тогой] претекстой, которые были знаками [отличия] этрусских должностных лиц. Однако претексту в то время [еще] не носили в детском возрасте, ибо она была, как [и] остальное, что я перечислил, почетной одеждой. (8) А потом Тарквиний Древний - сын коринфского изгнанника Демарата, о котором некоторые сообщают, что его прозвали Лукумоном, {18} третий [по счету] от Гостилия правитель [Рима], пятый [по счету] от Ромула - справил триумф, одержав победу над сабинянами.

{18 Лукумон — название старейшин, управлявших городами-государствами Этрурии.}

Во время этой войны он на собрании [народа] и похвалил, и одарил золотой буллой и претекстой своего сына четырнадцати лет от роду, отмечая не по летам храброго мальчика наградами мужества и почета, потому что он в рукопашной [схватке] поразил врага. (9) Ведь как претекста была украшением магистратов, так булла - [украшением] получающих триумф, они выставляли ее напоказ, заключив внутрь средства, возможно, считавшиеся весьма действенными против зависти. (10) Отсюда [был] введен обычай, что претекста и булла передавались в пользование знатных мальчиков в качестве намека и пожелания приобрести доблесть, подобную [доблести] того, кому эти подарки достались в ранние годы.

(11) Другие думают, что тот же [самый Тарквиний] Древний, с искусством предусмотрительного правителя упорядочивавший [общественное] положение граждан, ввел среди преимущественных прав также наряд благородных мальчиков и постановил, чтобы патриции, по крайней мере те, чьи отцы исполняли курульную магистратуру, {19} пользовались золотой буллой вместе с тогой, к которой пришивается (praetexitur) пурпурная кайма. (12) Остальным же [мальчикам было] позволено пользоваться только претекстой, притом [мальчикам], включая тех, чьи родители получали бы в коннице надлежащую плату. Однако вольноотпущенникам ни одним законом не позволялось пользоваться претекстами, и совсем мало [это дозволялось] чужеземцам, у которых не было никаких тесных связей с римлянами. (13) [Только] позже претекста была предоставлена также сыновьям вольноотпущенников, о причине этого сообщает авгур Марк Лелий. Он рассказывает, что во Вторую Пуническую войну дуумвиры вследствие многих чудесных явлений по решению сената обратились к Сивиллиным книгам и, когда они были просмотрены, возвестили на Капитолии, что нужно вознести моления и совершить лектистерний из собранных пожертвований, так что деньги на это дело давали также вольноотпущенницы, которые пользовались длинным одеянием. (14) Итак, молебствие было совершено в то время, как свободнорожденные мальчики и также [сыновья] вольноотпущенников, а впрочем, и девушки, имеющие живых отца и мать, произносили заклинание, из-за чего [было] позволено, чтобы сыновья вольноотпущенников, которые были рождены только от законной матери семейства, также носили тогу претексту и на шее лорум вместо украшения из буллы.

{19 То есть должности консула, претора и курульного эдила, которые имели право на так называемое курульное кресло — складное кресло, выложенное слоновой костью.}

(15) Рассказывает [еще] Веррий Флакк, что когда римский народ страдал от чумы, ответ [оракула] был [такой], что это случилось потому, что богов рассматривали [сверху]. Город был встревожен, так как изречение не понимали. А было так, что в день цирковых игр мальчик разглядывал сверху, из столовой [комнаты], торжественное шествие и рассказывал отцу, в каком порядке он видит расположенные в коробе колесницы сокровенные святыни. Так как отец сообщил сенату об имевшем место поступке, было решено, чтобы закрывали помещения на [пути] следования торжественного шествия. И таким образом была укрощена зараза. Мальчик же, который прояснил неопределенность изречения [оракула], получил позволение пользоваться тогой претекстой.

(16) [А] самые знающие древность [люди] сообщают, что при похищении сабинянок одна женщина по имени Херсилия, изо всех сил цеплявшася за дочь, [была] похищена вместе [с ней]. Ромул отдал ее в жены какому-то Госту из латинской земли, отмеченному добродетелью, который бежал под его покровительство, и от нее родился мальчик прежде, чем какая-либо другая из сабинянок произвела потомство. Потому что он первым был рожден на чужбине (in hostico), мать нарекла его Гостом Гостилием, а Ромул удостоил его золотой буллы и отличия в виде претексты. Ведь сообщают, что он, когда созвал похищенных [сабинянок] для утешения, обещал дать значительный дар ребенку той [женщины], которая первой родила бы римского гражданина.

(17) Некоторые [же] думают, что благородным мальчикам [было] предписано привязывать к булле на груди изображение сердца, смотря на которое, они считали бы себя людьми, только если бы проявляли сердечность. И тога претекста, [некоторые думают], [была] дана им [для того], чтобы сообразно с красным цветом пурпура ими руководило благородное чувство стыдливости.

(18) [Итак], мы сказали, откуда [в Риме появилась] претекста; прибавили [к этому] и [рассказ] о причинах, по которым, считают, она [была] предоставлена отрокам. Теперь в немногих [словах] надо изложить, на каком основании [название] этого одеяния вошло в употребление [как семейное] имя.

(19) Раньше у сенаторов был обычай входить в курию вместе с одетыми в претексту сыновьями. [Как-то] в сенате, когда какое-то очень важное дело было перенесено на следующий день, постановили, чтобы это дело, которое обсуждалось, никто не разглашал, пока оно не будет решено. (20) [Однако] мать мальчика Папирия, который вместе со своим родителем был в курии, спрашивает сына, что же [такое] делали в сенате отцы. Мальчик отвечает, что он должен молчать и что об этом не дозволено говорить. [От этого] женщина еще более стремится выведать [у него]: таинственность дела и молчание мальчика подстегивают ее желание к расспросам. Итак, она добивается [ответа] еще настойчивей и требовательней. (21) Тогда мальчик, так как мать напирает, решается на забавный и веселый обман. Он говорит, что в сенате обсуждалось, что более полезно и лучше для государства: чтобы один [муж] имел двух жен или чтобы одна супруга была у двух [мужей]. (22) Когда она это слышит, ужасается в душе, поспешно выходит из дома, сообщает [об этом] другим матронам, и на следующий день к сенату стекается огромная толпа матерей семейств. Плача и умоляя, они просят, чтобы лучше [уж] одна [женщина] становилась супругой двух [мужчин], чем один мужчина - супругом двух женщин. (23) Входящие в курию сенаторы удивлялись [тому], что это за разнузданность [такая у] женщин и что значило бы это требование, и побаивались этой бесстыдной выходки застенчивого пола как немалой странности. (24) [Но] мальчик Папирий устраняет [это] общее смятение. Выйдя на середину курии, он рассказывает, что мать настойчиво хотела узнать [о деле в сенате], и он сам для матери сочинил [эту шутку]. (25) Сенат оценивает верность и находчивость мальчика и принимает решение, чтобы мальчики, кроме одного этого Папирия, не входили в курию вместе с отцами. И [еще] этому мальчику, по возрасту носящему претексту, ради почести указом [сената] [было] дано прозвище "Претекстат" за умение отговориться. (26) Это прозвище потом удержалось в имени нашей семьи. Таким же образом были названы [и] Сципионы: Корнелий, который [своего] тезку - отца, лишенного зрения, направлял вместо посоха, был прозван Сципионом {20} и передал это имя потомкам. Так [и] твой Мессала, Авиен, назван по прозвищу Валерия Максима, который был прозван Мессалой, после того как взял Мессалу, знаменитейший город Сицилии. (27) И неудивительно, что из прозвищ зародились [семейные] имена, ведь от собственных имен были образованы прозвища, как, [например], от [родового имени] "Эмилий" - [прозвище] "Эмилиан", от "Сервилий" - "Сервилиан"".

{20 Scipio — греч. палка, посох, жезл (ср. скипетр); лат. — baculum. }

(28) Тут добавил Евсевий: "Мессала и Сципион, как ты сообщаешь, получили прозвища - один за добросердечие, другой за доблесть. Я хочу, чтобы ты сказал, откуда взялись [прозвища] "Скрофа" и "Асина", которые являются прозвищами незаурядных мужей, но кажутся скорее оскорбительными, чем почетными".

(29) Тогда тот [ответил]: "И не уважение, и не порицание, но случай породил эти имена. Ведь прозвище "Асина" было дано Корнелиям, потому что старший [из] рода Корнелиев, когда он [то ли] приобретал поместье, [то] ли отдавал дочь жениху и от него по установленному обычаю требовались поручители, привел на форум ослицу (asinam), нагруженную деньгами, как бы в качестве залога вместо поручителей. (30) Тремеллий же был прозван Скрофой из-за такого случая. Этот Тремеллий был в поместье вместе с челядью и детьми. Его рабы, схватив заблудившуюся соседскую свинью (scropha), режут [ее]. Сосед, созвав сторожей, обходит все кругом, [но] нигде не может [ее] отыскать. И [тогда] он обращается к владельцу [поместья с просьбой], чтобы ему возвратили скотину. Тремеллий, который узнал об [этом] деле от управителя, помещает тушу свиньи под покрывала, поверх которых ложится [его] жена, [и] разрешает соседу поиск. Когда [дело] дошло до спальни, он произносит слова клятвы [о том], что в его усадьбе нет никакой свиньи: "Кроме этой [вот], - говорит - которая лежит на покрывалах", - [и] показывает на ложе. Эта забавнейшая клятва дала Тремеллию прозвище "Скрофа"".

(7 , 1) Пока об этом говорили, один из прислуги, которому было поручено пропускать желающих навестить господина, сообщает, что прибыл Евангел вместе с Дисарием, который тогда в Риме, казалось, превосходил [всех] прочих, преподаваших искусство врачевания. (2) Хмурым выражением лица большинство из сидящих показало, что прибытие Евангела мешает хорошему [проведению] досуга и мало соответствует [их] мирному собранию. Ведь он был [человеком] язвительно - насмешливым, с дерзко-нахальной речью, наглым и пренебрегающим неприязнью, которую он вызывал по отношению к себе [своими] словами, повсюду сеющими ненависть, так как не выбирал выражений. Но Претекстат, поскольку он был в отношении всех [людей] равным образом благожелательным и снисходительным, повелел посланным навстречу, чтобы их пропустили. (3) Их, [уже] входящих, сопровождал кстати подоспевший Хор, муж, одинаково крепкий телом и духом, который начал заниматься философией после бесчисленных побед среди кулачных бойцов и, став последователем учения Антисфена, и Кратета, и самого Диогена, заслужил славу среди киников.

(4) А вошедший Евангел, после того как встретил такое возвышенное собрание, говорит: "Случай ли привел к тебе, Претекстат, всех этих [людей] или что-нибудь более значительное, ради чего, по необходимости удалив свидетелей, вы согласно уговору сошлись, собираясь поразмышлять? Если это так, как я полагаю, [то] я скорее уйду, чем приобщусь к вашим тайнам, от которых я избавлюсь по [собственной] воле, хотя судьба сподобила [меня] ворваться [к вам незваным]".

(5) Тогда Веттий, хотя и был неизменно стоек относительно того, что касается душевного спокойствия, все же несколько возмущенный столь резким заявлением, сказал: (6) "Если бы ты, Евангел, поразмыслил или обо мне, или об этих светочах безупречности, [то] не предполагал бы между нами никакой такой тайны, которая не могла бы быть известна или тебе, или даже простонародью, потому что я и [сам] помню, и не считаю кого-либо из этих [присутствующих] не знающим того священного предписания философии, что с людьми следует говорить так, как будто [это] слышат боги, [а] с богами - говорить так, как будто [это] слышат люди. Вторая часть этого правила завещает, чтобы мы не добивались от богов [того], в чем было бы неприлично признаться людям, что мы [этого] хотим. (7) Мы же сошлись, чтобы и священным праздникам честь оказать - и притом избежать праздничного безделья, - и обратить досуг в полезное занятие, намереваясь посвятить весь день ученым сообщениям, собираемым как бы вскладчину. (8) Ведь если благочестие на протяжении священных праздников никак не будет препятствовать отведению ручьев, если божеские установления и право допускают окунать овец в целебный поток, [то] почему считают, что почтение к благочестию не дозволяет уважаемое занятие науками в святые дни? (9) Но так как какой-то из богов пожелал присоединить к нам именно вас, посодействуйте, если соблаговолите, провести нам день за общими и беседой, и обедом [так], чтобы ими - [чего] я намереваюсь добиться - были довольны все, кто сегодня присутствует [здесь]".

(10) Тогда тот [сказал]: "Вступать в беседу незваным [гостям] вовсе не считается неприличным. Но врываться по собственному желанию на приготовленное для других пиршество, даже [на пиршество] к брату, - [об этом] и у Гомера упомянуто не без порицания. {21} И смотри не подумай слишком [уж] горделиво, что к тебе прибыли [целых] три Менелая, хотя [даже] к такому знаменитому царю, [как Агамемнон], прибыл [всего лишь] один [Менелай]".

{21 У Гомера говорится, что на угощение к своему старшему брату Агамемнону «Атрид Менелай добровольно пришел и незваный» (Ил. 2, 408).}

(11) После этого, стараясь поддержать Претекстата, все [стали] просить и ласково приглашать к товарищескому общению особенно настойчиво и больше всего Евангела и [лишь] изредка вошедших вместе с ним. (12) Между тем Евангел, смягченный просьбой всех [присутствующих], говорит: "Я думаю, вам известна книга из "Менипповых сатур" Марка Варрона, которая озаглавлена "что-нибудь да принесет тебе вечеря", {22} в которой он ограничивает число обедающих согласно тому правилу, чтобы [их] было и не меньше, [чем] Граций, и не больше, чем Муз. [А] я вижу, что вас здесь [как раз] столько, если исключить распорядителя пира, сколько Муз. Зачем же вам нужно [еще кого-то] прибавлять к [этому] совершенному числу [гостей]?" (13) И Веттий [в ответ на это] говорит: "Ваше присутствие позволит нам соединить [вместе] и Муз и Граций: [вполне] оправдано, что они встречаются на празднике главы всех богов". {23}

{22 Об этой главе «Менипповых сатур» М. Варрона говорится во второй книге «Сатуралий» (2.8, 2).}

{23 Подразумевается Сатурн.}

(14) Итак, когда они уселись, Хор, глядя на Авиена, которого он имел обыкновение по-дружески посещать, сказал: "При почитании этого Сатурна, которого вы называете главой богов, ваши обряды отличаются от [обрядов] благочестивейшего племени египтян. Ведь те не принимали в святилища храмов ни Сатурна, ни [даже] самого Сараписа вплоть до кончины Александра Македонского. [Но] после него, подавленные самовластием Птолемеев, они были вынуждены принять также [и] этих богов для поклонения по обычаю александрийцев, у которых их особенно почитали. (15) Однако они повиновались власти таким образом, что совершенно не нарушили правила своего богослужения. Ведь так как египтянам никогда не дозволялось умилостивлять богов скотом или кровью, но только молитвами и курением [благовоний] - а этим двум пришельцам жертвы надлежало приносить согласно обычаю, - их святилища поместили вне границ [городов], чтобы и те священнодействия торжественного обряда кровопролитием почтить, и притом не осквернить убийством скота городские храмы. Таким образом, ни один город Египта не принял внутрь своих стен святилище и Сатурна, и Сараписа. (16) Одного из этих богов, [Сараписа], я знаю, вы [также] приняли с трудом и насилу, но Сатурна вы прославляете среди прочих [богов] даже с величайшим почтением. Итак, если нет ничего [такого], что препятствовало бы мне это знать, [то] я хочу, чтобы [оно] было вынесено на обозрение".

(17) Тут Авиен, возлагая на Претекстата [исполнение] желания вопрошающего [Хора], молвит: "Хотя все присутствующие имеют вес в соответствующей науке, однако единственно Веттий, осведомленный о всех священных обрядах, может открыть тебе, [Хор], и возникновение поклонения, которое воздается этому богу, и причину торжественного праздника [в его честь]". Хотя Претекстат попытался переложить это на других, все потребовали от него, чтобы [он] сам изложил [этот вопрос]. (18) Тогда, при наступившем молчании, он начал так: "Мне кажется допустимым выносить на обозрение не то возникновение Сатурналий, которое относится к сокровенной природе божественности, но [то], которое излагается в смешении со сказочными [повествованиями] или открывается природоведами народу. Ведь не допускается рассказывать о таинственных и проистекающих из источника [самой] истины учениях. А если кто-нибудь [и] постигнет эти [учения, то ему] повелевают скрывать [их] внутри круга осведомленных [людей]. Отсюда пусть наш Хор вместе со мной рассмотрит [то], что дозволено знать.

(19) Этой страной, которую ныне зовут Италия, управлял Янус. Он, как передает Гигин, следуя Протарху Траллийскому, владел этой землей наравне с [ее] коренным жителем Камесом, разделив власть так, что страну стали называть Камесена, [а] город - Яникул. (20) Потом правление было передано одному Янусу, который, полагают, получил два лица, чтобы видеть [то], что было впереди (ante), и то, что за (post) спиной. Это, без сомнения, следует отнести к предусмотрительности и хитрости царя, который, [таким образом], и прошедшее знал, и будущее предвидел. [Будущее и прошедшее] почитаются у римлян как [богини] Антеворта и Постворта, самые подходящие, надо думать, спутницы божественности. (21) Итак, этот Янус, когда пригласил в гости прибывшего на кораблях Сатурна и, обученный им умению обрабатывать поля, улучшил тот дикий и грубый образ жизни, [который был] до знакомства со злаками, предложил ему участие в управлении. (22) Когда он первым же стал чеканить деньги, то выразил уважение к Сатурну тем, что с одной - то стороны [монеты] велел оттискивать изображение собственной головы, а с другой - корабля, чтобы тем [самым] увековечить память о Сатурне среди потомков, так как тот прибыл [в Италию] на корабле. Что деньги были отчеканены [именно] таким образом, сегодня подтверждает и азартная игра, когда мальчишки, бросая денарии вверх, кричат во время игры - свидетеля древности: "Головы!" - или: "Ладьи!" (23) Что они совместно и дружно правили и общими стараниями основали по соседству города, кроме Марона, который повествует:

Имя Яникул сему, а тому - Сатурния имя [8, 358], -

показывает также [и] то, что потомки посвятили им два соседних месяца: декабрь [был] священным даром Сатурну, [а] январь имел имя другого.

(24) Когда Сатурн вдруг исчез, Янус задумал увеличить ему почести. во-первых, всю землю под своей властью он назвал Сатурновой вотчиной. Затем [для него], словно для бога, он учредил жертвенник месте со священнодействиями, которые назвал Сатурналиями. На столько [вот] веков Сатурналии превосходят возраст римской столицы! Он приказал также, чтобы Сатурна почитали величественным богослужением как создателя лучшей жизни. Доказательством [этого] служит его изображение, к которому Янус присоединил серп - знак жатвы. (25) Этому богу приписывают прививки черенков, и выращивание плодов, и знания всего плодоносящего всякого рода. Также киренцы, когда совершают ему богослужение, увенчиваются свежими смоквами и посылают друг другу пироги, считая Сатурна создателем меда и плодов. Римляне еще зовут его Унавоживатель, потому что он первый поднял плодородие полей благодаря навозу. (26) Времена его правления относят к самым счастливым из-за изобилия всего и потому, что тогда еще не разделяли [людей] по [их] состоянию на рабов и свободных. Это можно заметить потому, что в Сатурналии рабам предоставляется полная свобода.

(27) О другой причине Сатурналий сообщают так. Как некоторые передают, Геркулес, разгневанный, потому что стадо [коров Гериона] оказалось без охраны, оставил в Италии кое-кого [из] своих спутников, наказав, чтобы они оберегали от набегов свой жертвенник и храм. Итак, они, заняв высокий холм, так как их тревожили разбойники, назвали себя Сатурновыми детьми: таким именем, ["Сатурнов"], звался этот самый холм. И так как они думали, что защищены именем и поклонением этому богу, считается, что они учредили [праздник] Сатурналий, чтобы само соблюдение провозглашенного праздника призывало грубые души соседей к большему уважению святыни.

(28) И [еще] я знаю о таком [вот] случае, который относится к Сатурналиям. Когда, как упоминает Варрон, изгнанные из своих мест пеласги устремились в далекие земли, многие [из них] стеклись в город Додону и, будучи неуверенными, в каких бы им местах остаться, получили ответ [Додонского оракула] такого рода:

Ищущие, ступайте в Сатурнову землю сикелов

И аборигинов к Котиле, {24}где носится остров.

{24 Кутилии — сабинский город к северо-востоку от Рима.}

С ними смешавшись, десятую часть Фебу пошлите,

Головы [дайте ] Аиду, и мужа отправьте к отцу.

И когда, получив прорицание, они после многих блужданий прибыли в Латий, заметили в Кутилийском озере выросший остров. (29) Действительно, обширнейшая дернина - [то] ли она была твердой [землей, то] ли болотной тиной, сплетенной, когда завершилось [ее] уплотнение, кустами и деревьями в лесные заросли, - носилась круглый год по бросающим [ее] волнам, [так] что из этого произошло еще и поверье про [остров] Делос, который, с высокими горами, с огромными полями, тем не менее перемещался по морям. (30) Итак, когда было обнаружено это чудо, они [тотчас] поняли, что [им] предсказаны [прорицателем именно] эти места, и, разорив скицилийских поселенцев, заняли [их] область, после чего, согласно ответу [оракула], посвятили десятую часть добычи Аполлону и воздвигли святилище Диту и жертвенник Сатурну, праздник которого назвали Сатурналии.

(31) И так они долго верили, что человеческими головами задабривают Дита, а Сатурна - жертвами мужей, следуя предсказанию, в котором были [слова]:

Головы [дайте ] Аиду, и мужа (фота) отправьте к отцу, -

сообщают, что Геркулес, возвращающийся позднее со скотом Гериона через Италию, посоветовал их потомкам, чтобы они заменили неприятные жертвы приятными, принося Диту не головы людей, а восковые изваяния, искусно сделанные похожими на человеческий облик, и почитая Сатурновы жертвенники не закалыванием мужа, а зажженными светильниками, потому что [слово] фота означает не только "муж", но и "светильники". {25} (32) Отсюда взял начало обычай посылать [друг другу] свечи в [праздник] Сатурналий.

{25 Греч. ц?фб — это асс . sing, от о ц?т — человек и асс . pl. от ф? ц?т — свет.}

Другие считают, что свечи посылают не иначе как потому, что при этом правителе мы были выведены из безрадостной и мрачной жизни как бы к свету и [к] знанию благодетельных искусств. (33) Также я нахожу в сочинениях то, что народный трибун Публиций - так как многие по случаю Сатурналий бессовестно требовали из-за жадности подношений от клиентов, и это бремя отягощало очень бедных - вынес [решение, чтобы] очень богатым посылали только свечи".

(34) Тут Альбин Цецина добавил: "Какое изменение жертвоприношения ты, Претекстат, ныне припомнил, [такое же изменение] я нахожу повторяющимся затем в Компиталиях, когда на перекрестках по [всему] городу проводились игры, восстановленные, надо думать, Тарквинием Гордым для ларов и Мании согласно ответу [оракула] Аполлона, которым было предписано, чтобы за головы [ее] умилостивляли головами. (35) И довольно долго соблюдали то, что за спасение близких закалывали детей для богини Мании, матери ларов. После свержения Тарквиния консул Юний Брут постановил, что этот род жертвоприношений надлежит отправлять по-другому. Он приказал умилостивлять [ее] головками чеснока и мака, чтобы [это] в известной степени совершалось согласно изречению Аполлона, упоминавшему о головах, устранив, стало быть, злодейство приносящего несчастье жертвоприношения. И было решено, чтобы опасность, если бы та грозила семьям, устраняли изображения Мании, подвешенные перед дверьми [у] каждого в отдельности [дома], и сами игры назвали "Компиталии" от перекрестков (compitorum) дорог, на которых они проводились. Впрочем, продолжай дальше".

(36) И [тогда] Претекстат [продолжил]: "Хорошо и удачно было сказано об улучшении жертвоприношений. Но из тех причин, которые были приведены относительно происхождения этого праздника, явствует, что Сатурналии старше города Рима, тем более что Луций Акций сообщает в своих "Летописях", что это празднество началось в Греции раньше, [чем существовал] Рим, в таких [вот] стихах:

(37) Большая греков часть Сатурну и славной Афине

Многие жертвы несут, называя их Кронии часто,

И день этот празднуют: ведь и в полях и по городам все

Рады пиру веселому и рабов ублажают

Каждый своих. От них перешел и к нам тот обычай,

Чтобы вместе рабы пировали и господа.

(8 , 1) Теперь нужно немного сообщить о самом храме бога. Я нахожу, что Тулл Гостилий, когда он дважды получил триумф за [разгром] альбанцев, трижды - за сабинян, по обету посвятил храм Сатурну, и тогда впервые в Риме [были] установлены Сатурналии, сколько бы ни писал Варрон в шестой книге, которая является [книгой] "О священных строениях", что сооружаемый храм Сатурна разместил на форуме царь Луций Тарквиний, а диктатор Тит Ларций освятил его в Сатурналии. Не заставляет меня отступить и [то], что пишет Геллий, будто сенат постановил построить храм Сатурна и будто к этому делу был приставлен военный трибун Луций Фурий. (2) [Ведь Сатурн] получает жертвенник еще прежде [постройки] Сенакула. Там богослужение совершается по греческому обряду, с обнаженной головой, потому что считают, что оно изначально совершалось так впервые пеласгами, [а] потом [и] Геркулесом. (3) Что же касается храма Сатурна, римляне решили, чтобы он стал казначейством, потому что в [то] время, когда [Сатурн] проживал в Италии, в ее пределах не было совершено ни одной кражи или потому что при нем ни у кого не было ничего личного:

Даже значком отмечать иль межой размежёвывать нивы

Не полагалось. Все сообща добывали [Георг. 1, 126].

Потому в нем [и] помещались общие деньги народа, [что] при [Сатурне] всё у всех было общее. (4) Присовокупил бы я [и то], что на крыше храма Сатурна расположены Тритоны с [трубами] - раковинами, потому что рассказ о нем, [то есть Сатурне], является для нашего века ясным и как бы сладкозвучным, а прежде [считался] невнятным, и темным, и непонятным, о чем свидетельствуют хвосты Тритонов, спущенные до земли и [в нее] погруженные. (5) А Веррий Флакк говорит, что он не знает причины, почему самого Сатурна представляют в путах, но таким образом внушает мне читать Аполлодора. [Тот же] рассказывает, что [изображение] Сатурна опутывают шерстяной веревкой и развязывают через год к дню праздника, то есть в месяце том декабре, и что поэтому есть поговорка, что у богов шерстяные ноги. [Этими] же [путами Сатурна] обозначается [то], что в десятый месяц пробивается к жизни одушевленное в утробе семя, которое, [однако], удерживается мягкими путами природы, пока оно не прорывается на свет.

(6) Затем он является также Кроном и Хроносом. Ведь насколько мифографы растаскивают Сатурна по [разным] сказаниям, настолько фюсики призывают к какому-то подобию истины. Они повествуют, что он отрезал срамные части [у] отца Неба и бросил в море, благодаря чему [была] сотворена Венера, которая приобрела имя Афродита от пены [семени], {26} из которой она образовалась. (7) Они хотят, чтобы вслед за тем поняли, что времени не существовало, так как был хаос, если только время есть некоторое измерение, которое исчисляется по вращению неба. Поэтому считается, что именно им рожден Крон, который, как мы [уже] сказали, есть Хропос. (8) И хотя с неба стекали семена [для] зарождения всех вещей после [возникновения] неба, и из тех семян складывались всеобщие начала, которые создавали миру полноту. Когда мир был завершен во всех своих частях и составляющих, тогда в определенное время был положен предел выходу семян с неба для составления [всеобщих] начал: ведь они уже были полностью сотворены. Способность же порождать бесконечное потомство из влаги была отдана Венере, чтобы все [животные] рождались посредством соития самца и самки.

{26 Пена — греч. ?цсьт.}

(9) Согласно сказанию об отрубленных срамных частях, наши назвали его также Сатурном от [слова] came, которое обозначает мужской член, [то есть] как бы Сатунном. Откуда возникло мнение, что сатурнами [были] названы также сатиры, потому что они были склонны к похоти. [А] серп, считают, [был] придан именно ему потому, что время все [как бы] косит, срезает и отсекает. (10) Рассказывают, что этот [Сатурн] обычно глотает своих детей и их же обратно изрыгает, посредством чего обозначается [то], что он есть время, от которого все [своим] чередом рождается, уничтожается и из него заново возрождается. (11) Он же [сам был] низвергнут сыном. [А] что иное это, как [не то], что стареющие времена отбрасываются теми, которые были рождены после [них]? Связан же он потому, что времена соединены посредством некоторого закона природы, или потому, что все плоды связывают поочередно какими-нибудь веревками и узлами. (12) Ведь и сказания настаивают, что серп [Сатурна] упал в Сицилию, потому что эта земля является, пожалуй, в высшей степени плодородной.

(9 , 1) И так как мы упоминали, что вместе с Сатурном правил Янус - но о Сатурне уже было сказано, что [о нем] думают мифографы, что фюсики, - также о Янусе мы вынесем на обозрение [то], что [о нем] преподносится теми и другими.

(2) Мифографы сообщают, что в правление Януса дома всех [людей] были защищены благочестием и святостью, и что поэтому ему были назначены божеские почести, и ему же за заслуги [были] посвящены входы и выходы зданий. (3) Также Ксенон Италийский передает, что Янус первым в Италии устроил храмы богам и установил обряды священнодействий. [И] поэтому он заслужил вечной первоначальной молитвы в священнодействиях. (4) Некоторые считают, что он называется двуликим, потому что знал прошедшее и предвидел будущее.

(5) А фюсики причисляют его к богам с помощью внушительных доказательств [его] божественности. Ведь они вещают, что один и тот же Янус является и Аполлоном и Дианой, и утверждают, что в нем одном запечатлено и то и другое божество. (6) Ведь, как сообщает также Нигидий, у греков почитается Аполлон, который зовется Привратный, и его жертвенники они часто устраивают перед своими воротами, показывая, что он лично повелевает входами и выходами. Также Аполлон нарекается у них Агюйевс наподобие управляющего городскими дорогами, ибо агюйи они называют дороги, которые находятся внутри помериев. Диане же как Трехдорожной [богине] они предоставляют владение всеми дорогами. (7) Впрочем, [и] у нас имя Януса, которое является сходным [с именем] "Привратный", показывает, что он предводительствует всеми дверями (ianuis). Ведь он изображается и с ключом, и [с] палкой наподобие и сторожа всех ворот, и управителя [всех] дорог. (8) [Так], Нигидий вещал, что Аполлон - [это] Янус, и Диана - [это] Яна, если приставлена буква D, которая часто прибавляется к букве I ради удобства [при устранении зияния, как, например, в словах]: reditur (возвращается), redhibetur (отдается), redintegratur (пополняется), - и [им] подобных.

(9) Некоторые хотят, чтобы Януса представляли солнцем и вследствие этого двойником, кем-то вроде владеющего той и другой небесной дверью, чтобы он, восходя, выпускал день, заходя, закрывал [его]. И [еще они хотят], чтобы [к нему] первому взывали, когда справляется священнодействие какому-нибудь богу, чтобы через него открылся подход к тому [богу], которому приносится жертва, как если бы [он] через свои ворота сам пересылал к богам просьбы молящих. (10) Далее, и его изображают большей частью держащим в правой руке [знак] числа триста, а в левой - [числа] шестьдесят пять, чтобы показать измерение года, которое является преимущественным делом солнца.

(11) Другие считали, что Янус - это мир, то есть небо, что он [был] назван от [слова] "eundo (хождение)", потому что мир вечно eat (идет), пока движется по кругу, и, из себя беря начало, в себя [же] возвращается. Откуда и Корнифиций в третьей книге "Значений слов" говорит: "Цицерон именует [его] не Янусом (Ianum), а Енусом (Eanum) от [слова] "eundo (хождение)". (12) Отсюда и пунийцы, выставляя в священнодействиях его изображение, приделывали [к нему] змею, изогнутую в круг и кусающую свой хвост, чтобы показать, что мир и из себя самого взращивается, и в себя [самого] возвращается. (13) И у нас он смотрит на четыре стороны, как показывает его изображение, привезенное из Фалерий. В той книге "О богах", которую составил Гавий Басе, двуликий Янус представляется наподобие верхнего и нижнего привратника, то есть четырехликим, как бы охватившим благодаря [своему] величию все области [мира]. (14) Также в древнейших песнях салиев [о нем] поется: "Бог богов". Еще и Марк Мессала, товарищ Гнея Домиция по консульству и также авгур в течение пятидесяти пяти лет, так начинает [речь] о Янусе: "Он все создает и им же управляет. Он связал тяжелую и стремящуюся в глубину, распадающуюся сущность и природу воды и земли и легкую, бегущую в бездонную высь [сущность и природу] огня и воздуха, расположив вокруг [них] небо. Эта величайшая сила неба соединила две несхожие сущности".

(15) В священнодействиях мы зовем [его] также "Янусом Двуобразным, Янусом Отцом, Янусом Юнонием, Янусом Сеятелем, Янусом Квирином - Копьеносцем, Янусом Открывающим и Запирающим". (16) Почему мы зовем [его] "Двуобразным", мы сказали уже выше; "Отцом" [мы его зовем] подобно богу богов; "Юнонием" - подобно владеющему наступлением не только месяца января, но [и] всех месяцев - во власти же Юноны находятся все календы, - откуда и Варрон в пятой книге "Божественных дел" пишет, что Янусу посвящены двенадцать жертвенников соответственно такому же [числу] месяцев [года]. "Сеятелем" [мы его называем] от посева, то есть от потомства человеческого рода, которое сеет Янус - творец; "Квирином-Копьеносцем" [называем] как зачинателя войн - по [имени] копья, которое сабиняне зовут "курин"; "Открывающим и Запирающим" - потому что в войну проходы его [храма] открываются, а во время мира - закрываются. Излагается же такая причина этого обстоятельства.

(17) Когда в Сабинскую войну, которая была начата из-за похищенных девушек, римляне поспешили закрыть ворота, которые были у основания холма Виминала, позже названного Януалом вследствие исхода [боя], потому что враги устремились в [эти] самые [ворота]. После того как ворота были закрыты, они вскоре открылись сами собой. И когда это же [самое] случилось снова и в третий [раз], у порога встали многочисленные вооруженные стражи, потому что они не могли закрыть [ворота]. И когда с другой стороны [холма] разгорелась ожесточенная битва, вдруг разнеслась молва, что наши разбиты Татием. (18) По этой причине римляне, которые наблюдали за входом, испуганные, побежали. И когда сабиняне [уже] намеревались ворваться через открытые ворота, из храма Януса через эти ворота хлынуло великое множество горячих [потоков], бурлящих волнами, и многие отряды врагов погибли, или обожженные кипящим [потоком], или поглощенные быстрым водоворотом. Впоследствии [было] решено, чтобы двери [храма] отворялись во время войны, когда бог как бы выступает на помощь городу. Это о Янусе - [всё].

(10 , 1) А в Сатурналии - [об этом мы скажем], чтобы нам возвратиться к Сатурналиям, - считалось нечестивым предпринимать войну, греховным - требовать в эти же [самые] дни наказания преступника.

(2) У наших предков Сатурналии ограничивались одним днем, который был четырнадцатым днем до январских календ. Но после того как Гай Цезарь прибавил к этому месяцу два дня, их начали праздновать в шестнадцатый день [до календ]. из-за этого обстоятельства, - так как народ не знал, каков же истинный день Сатурналиев, и некоторые праздновали [Сатурналии] в день, вставленный Гаем Цезарем, а другие - по старому обычаю, - было решено, чтобы Сатурналии исчислялись несколькими днями, хотя и у древних было мнение, чтобы Сатурналии проходили в семь дней, если только следует называть мнением [то], что подкрепляется надежными источниками. (3) Ведь замечает Новий, отличнейший писатель ателлан:

Семь как прежде дней Сатурналий жданных приходят.

Также Муммий, который после Новия и Помпония восстановил надолго заброшенное искусство ателланы, говорит: "Как многое наши предки установили хорошо, [так и] это - наилучшим образом: из-за сильного холода они сделали Сатурналии семидневными". (4) Впрочем, Маллий утверждает, что те, кто как выше мы сказали, защищал себя именем Сатурна и благочестием, установили праздничные дни числом три и назвали [их] Сатурналиями, "откуда и Август, - говорит он, - последовав мнению об этом деле в судебных законах, приказал, чтобы праздники сохранялись в течение трех дней".

(5) Мазурий и другие уверяли, что Сатурналии праздновали один день, то есть в четырнадцатый [день] до январских календ. Их мнение подтверждает Фенестелла, рассказывая, что девушка Эмилия была осуждена за 15 [дней] до январских календ. Если бы Сатурналии проводились в этот день, [то] он, конечно, не сказал бы об [этом] случае. (6) Затем он прибавляет: "За этим днем следовали Сатурналии". Потом [еще]: "А на следующий день, который был за 13 [дней] до январских календ, девушке Лицинии [было] приказано рассказать о деле". Тем [самым] он показывает, что 13-й [день] до календ является [уже] будничным. (7) В двенадцатый же [день] бывают праздники богини Ангеронии, в честь которой жрецы совершают богослужение в святилище Волупии. Веррий Флакк утверждает, что она называется Ангеронией, потому что, будучи умилостивленной, устраняет угнетенное состояние (angores) и тревоги души. (8) Мазурий прибавляет, что изображение этой богини с повязкой и печатью на устах помещено, кроме того, на жертвеннике Волупии, потому что [те], кто скрывает свои боли и печали, приходят благодаря добродетели терпения к величайшему наслаждению (voluptatem). (9) Юлий Модест говорит, что священнодействие этой богине совершается потому, что римский народ, когда [ей] была принесена жертва по обету, был избавлен от болезни, которая называется удушьем (angina).

(10) В одиннадцатый же [день] до календ праздники посвящены ларам, которым претор Эмилий Регилл во время войны с Антиохом дал обет устроить храм на Марсовом поле. (11) Хочется рассказать, что в десятый [день] до календ бывают праздники Юпитера, называемые Ларентиналиями, о которых существуют примерно такие мнения. (12) Сообщают, что в правление Анка смотритель храма Геркулеса, отдыхающий в праздники, развлекал бога игральными косточками таким образом, что сам выполнял бросок за него и себя, прибавив условие, чтобы побежденный расплачивался едой и шкурой (scortoque).

(13) Итак, поскольку Геркулес вышел победителем, бог вместе с едой закрыл внутри храма известнейшую в то время распутницу (scortum) {27} Акку Ларентию, и она, когда возвращалась [из храма] домой, разнесла на следующий день слух [о том], что после ночи с богом она приняла обет воспользоваться первым же предоставившимся удобным случаем [для замужества]. (14) И так случилось, что [ее], вышедшую из храма, вскоре окликнул [молодой человек] Карутий, плененный ее красотой. Уступившая его желанию и взятая [им] в жены, она после кончины мужа стала владелицей всего его имущества, и когда [в свою очередь] отходила [в мир иной], назвала [своим] наследником римский народ. (15) И поэтому она была погребена [царем] Анком в Велабре, знаменитейшем месте города [Рима], и для нее же было установлено торжественное священнодействие, чтобы таким образом через жреца-фламина приносить жертву ее богам манам, и [эти] праздники [были] посвящены Юпитеру, потому что древние считали, что души даются Юпитером и после смерти опять возвращаются к нему.

{27 Слово scortum имеет два основных значения: шкура, кожа и развратник, развратница.}

(16) Катон пишет, что Ларентия, разбогатевшая благодаря доходу от блуда, после своей кончины оставила римскому народу поля: Турцисское, Семурийское, Линтирийское и Солинийское, - и поэтому [была] удостоена великолепного погребения и чести ежегодной паренталии. (17) Макр в первой книге "Историй" утверждает, что супруга Фаустула, Акка Ларентия, была кормилицей Ромула и Рема. В правление Ромула она [была] выдана замуж за какого-то богатого этруска Карутия и получила наследство [от] мужа. Потом она оставила его Ромулу, которого воспитала, и им из благочестия [были] установлены [для нее] паренталии и праздничный день.

(18) Итак, из всего этого можно вывести, что и Сатурналии были один день и что их праздновали исключительно в четырнадцатый [день] до январских календ. В этот день, устроив пиршество, у храма Сатурна провозглашали Сатурналии. Ныне этот день в пределах Сатурналий считается Опалиями, так как первый [день] празднества равным образом был посвящен Сатурну и One. (19) Верили, что богиня же эта Опа [была] супругой Сатурна, и потому в этот месяц празднуют Сатурналии и также Опалии, так как считают, что Сатурн и его жена являются создателями как плодов, так [и] злаков. Итак, когда уже собран весь урожай [с] полей, эти боги почитаются людьми подобно творцам обустроенной жизни. (20) Некоторые также убеждены, что они являются небом и землей, и что Сатурн, чье происхождение - от неба, назван от [слова] "satu (сев)", и земля, [с] помощью (оре) которой приобретается питание [для] человеческой жизни, [названа] Опой от [слова] "ореrе - труд", при посредстве которого рождаются плоды и злаки. (21) Молитвы с обетами этой богине произносят сидя и с усердием касаются земли, показывая [тем самым], что смертным надлежит уважать землю [как] саму мать. (22) Филохор рассказывает, что первым в Аттике жертвенник Сатурну и One установил Кекроп, и почитал этих богов как Юпитера и землю, и постановил, чтобы отцы семейств, когда уже повсюду собраны и злаки, и плоды, угощались вместе с рабами, с которыми они вынесли тяготы труда при уборке поля. Восхищается ведь бог уважением рабов, зрелищем труда. Отсюда проистекает [то], что, согласно чужеземному установлению, мы совершаем священнодействие этому богу, обнажив голову.

(23) Я считаю, мы уже доказали, что Сатурналии [сначала] праздновали обыкновенно в течение одного дня, то есть в четырнадцатый [день до] календ, но потом они [были] расширены до трех дней: во-первых, из-за дней, прибавленных Цезарем этому месяцу; затем по распоряжению Августа, которым он простановил праздновать Сатурналии в течение трех дней. Таким образом, начатые в шестнадцатый [день], они завершаются на четырнадцатый [день], которым раньше они обычно ограничивались. (24) Впрочем, прибавленное [к Сатурналиям] празднество Сигиллярий распространяет общественное гулянье и благочестивое ликование на семь дней".

(11 , 1) Тогда Евангел говорит: "Я не в состоянии вынести того, что наш Претекстат при [всем] блеске его дарования и наличии красноречия пожелал в предыдущей речи предписать ради почитания какого-то бога, чтобы рабы обедали вместе с господами, как если бы, право, боги заботились о рабах или какой-нибудь разумный [человек] допустил бы оскорбление своего дома столь мерзким обществом. Или теперь [вот] он пытается приписать Сигилляриям, которые [своими] глиняными фигурками доставляют забаву все еще ползающим детям, служение богопочитанию и, потому что он считается первым из набожных [людей], примешивает [сюда] уже кое-что и от суеверия. Право, как будто нам было бы не дозволено когда-нибудь да не поверить Претекстату".

(2) Тут, хотя все ужаснулись [словам Евангела], Претекстат, улыбаясь, [сказал]: "Прошу, Евангел, считай меня суеверным и не достойным веры, если убедительное рассуждение не докажет тебе верности того и другого положения. И так как, во-первых, мы говорим о рабах, [я спрашиваю], в шутку или серьезно ты, [Евангел], думаешь, что есть род людей, который бессмертные боги не удостаивают ни своей заботой, ни [своим] приглядом? Или ты, случайно, не выносишь того, чтобы рабы были в числе людей? Итак, послушай же, какое негодование по поводу истязания раба потрясло небо.

(3) Так вот, в четыреста семьдесят четвертом году после основания Рима Автроний Максим перед началом представления прогнал через ристалище своего избитого и привязанного к рогатине раба. Негодующий по этому поводу Юпитер повелел некоему Аннию во сне, чтобы тот известил сенат, что ему не понравился исполненный жестокости поступок. (4) [Но так как] он умолчал, внезапная смерть поразила его сына, а после вторичного возвещения за то же самое нерадение теперь уже сам [Анний] был разбит скоротечной дряхлостью тела. Только тогда, по совету друзей, он был доставлен на носилках в сенат и доложил [обо всем]. И едва [его] речь завершилась, без промедления [у него] восстановилось хорошее здоровье, [и он] вышел из курии на своих ногах. (5) Итак, по решению сената и [по] Мениеву закону к тем цирковым [представлениям] был прибавлен день ради умилостивления Юпитера и он был назван "инставратиций" не от греческого имени рогатины - ставрос, как кое - кто думает, но от [слова] "возобновление", как кажется Варрону, который считает, что [слово] "instavrare" означает "обновлять вид (instar novare)".

(6) Ты видишь, [Евангел], до какой заботы о рабе снизошел высший из богов. Откуда же у тебя столь большое и столь пустое важничание по отношению к рабам? Как будто они не состоят и не взращиваются из тех же самых начал, что и в тебе, и не впитывают тот же самый дух из того же самого источника? (7) Намерен ли ты задуматься над тем, что те, кого ты подчиняешь себе по своему праву, возникли из тех же самых семян, наслаждаются под тем же самым небом, точно так же живут, точно так же умирают? Да, они - рабы, но притом люди. Да, они - рабы, но притом рабы, как и мы, если поразмышлять над тем, что столько же удачи отпущено одним, [сколько и] другим. Ты можешь считать его свободным таким же образом, каким образом он [может считать] тебя рабом. Разве ты не знаешь, что какое-то время была в рабстве Гекуба, какое-то - Крез, какое-то - мать Дария, Диоген, даже сам Платон? (8) Наконец, почему мы так страшимся слова "рабство"? Да, [некто] - раб, но [раб] по необходимости, и может быть [человеком] со свободной душой. Да, раб, [но] это [имя] оскорбит в том случае, если бы ты назвал им того, кто таковым не является. [Но кто не раб]? Один является рабом похоти, другой - жадности, третий - честолюбия; все вместе - [рабы] надежды, все - [рабы] страха. И определенно нет более мерзкого рабства, чем своеволие. (9) Однако мы попираем оказавшегося под ярмом, наложенным Фортуной, словно [какого-то] жалкого и презренного [человека], а [то ярмо], под которое мы сами подсовываем свои шеи, мы не позволяем порицать. (10) Ты найдешь среди рабов какого-нибудь богатенького деньгами [раба], ты найдешь [среди свободных какого-нибудь] господина, запечатлевающего поцелуй на руках иных рабов в надежде на прибыль. Поэтому я буду оценивать людей не по судьбе, а по нравам. Ведь каждый сам создает себе нрав, положение же человека определяет случай. Сколь ни глуп тот, кто, собираясь купить коня, осматривает не самого коня, а его чепрак и удила, еще глупее тот, кто думает, будто человека нужно оценивать или по одежде, каковая только обволакивает нас, или по положению. (11) Не дело, мой Евангел, искать друга лишь на форуме и в курии. Если бы ты очень постарался, то нашел бы [друга] и дома. Ты только обходись с рабом кротко и ласково и извлеки из нашей беседы этот совет. Ведь и наши предки, стремясь отвратить от господ любую ненависть и от рабов всякое поношение, назвали господина отцом домочадцев, а рабов - домочадцами. (12) Пусть твои рабы, поверь мне, лучше чтят тебя, чем боятся. Тут кто-нибудь скажет, будто я низвергаю господ с их высоты и некоторым образом призываю рабов [надеть] шапку [свободы], {28} но я, напротив, сказал, что они должны больше чтить [господ], чем бояться. Кто так думает, тот забывает, что немало для господ того, чего достаточно богам. Кого чтят, того еще и любят. (13) Не может ведь любовь смешиваться со страхом. Отчего, ты думаешь, появилась эта очень нехорошая поговорка, в которой утверждается, что столько у нас врагов, сколько рабов? Они не являются [нашими] врагами, но мы делаем [их] таковыми, когда крайне высокомерны, злоречивы, жестоки к ним, и [нередко] от забавы мы переходим к ругани, так как [то], что не отвечает [нашему] желанию, возбуждает гнев и бешенство. (14) Ибо у себя дома мы принимаем обличие самодержцев и желаем поупражняться [в этом] на рабах, не потому, что [так] подобает [делать], а потому что дозволено. Я уж обхожу прочие виды издевательств, [но] есть [такие господа], которые, пока они распухают от изобилия стола и ненасытности, разрешают окружающим рабам [лишь] двигать губами, но при этом не позволяют, чтобы они говорили. Любое бормотание обуздывается розгами, и даже нечаянные [разговоры] не избавляют от побоев. Кашель, чихание, сопение оплачиваются большим страданием. (15) Таким образом, бывает, что те [рабы] оговаривают господина, кому не позволяли говорить при нем. А те [рабы], у которых не только в присутствии господ, но [даже] с [ними] самими бывают беседы, чей рот не зашивали, готовы за господина подставить шею и принять на свою голову грозящую опасность. На пирах они говорили, но при пытках молчали.

{28 Pilos (греч., лат. pilleus): круглый или конусообразный головной убор из войлока, меха или шерсти; у греков и римлян его носили ремесленники и прочий простой люд, но не рабы (Lexicon der AntiKe. Leipzig, 1982. S. 434).}

(16) Ты хочешь, чтобы мы рассмотрели добродетели, обнаруживаемые в груди раба? Первым тебе [на ум] пришел бы [случай с] Урбином. Когда он, приговоренный к казни, спрятался у реатинца, а тайник был выдан, один из рабов, надев его красивое кольцо и одежду, лег вместо господина в спальне, в которую бросились преследователи, и подставил шею вошедшим воинам, и принял удар под видом Урбина. Впоследствии оправданный Урбин соорудил ему памятник с высеченной надписью, которая рассказывала о такой великой заслуге.

(17) Эсоп, вольноотпущенник Демосфена, соучастник прелюбодеяния, которое [его] покровитель совершил с Юлией, [даже] подвергаемый истязаниям очень долго упорствовал, чтобы не предать [своего] покровителя, пока Демосфен сам не признался, так как дали показания другие соучастники. (18) И чтобы ты не считал, будто [только] одним [рабом] легко может быть скрыта тайна, [напомню], что никакого рода пытки не заставили вольноотпущенников указать на Лабиена, спрятанного с их помощью. А чтобы кто-нибудь не сказал, будто вольноотпущенники обязаны [хранить] верность скорее в благодарность за полученную свободу, чем по [своему] нраву, узнай о добродетельности раба к господину, проявленной даже в том случае, когда его самого наказал господин. (19) Итак, подвергнутого проскрипции и в одиночку бежавшего ночью Антия Рестиона, в то время как другие [рабы] расхищали его добро, настиг раб-кандальник с клейменым лбом, так как после осуждения господина он был отпущен благодаря милосердию посторонних [людей]. Он убедил [Рестиона] не бояться его, осознавшего, что его притеснение нужно приписать судьбе, [а] не господину, и поддержал скрывавшегося своим услужением. (20) Затем, когда он узнал, что приближаются преследователи, задушил старика, которого предоставил случай, и бросил его в приготовленный костер. Запалив [костер, раб] прибежал к тем, которые разыскивали Рестиона, говоря, что осужденный сам себе избрал наказание, казнив себя гораздо суровее, чем он мучил сам. И благодаря такой верности Рестион был спасен.

(21) Так же и Цепиона - его толкали на убийство Августа, - когда он был осужден после раскрытия преступления, раб отнес в ящике к Тибру и привез в Остию; оттуда ночной дорогой привел на Лаврентинское поле к усадьбе отца. Затем спутник [Цепиона] неприметно укрыл гонимого господина в Неаполе среди обломков какого-то судна, и его, схваченного центурионом, не смогли ни платой, ни угрозами склонить [к тому], чтобы он предал [своего] господина.

(22) И хотя Азиний Поллион с горечью осуждает патавианцев, потому что они сносили [в общий котел] имущество и оружие, предложив рабам, которые предали бы своих господ, - а господа из-за этого попрятались - награду вместе со свободой, известно, что никто из рабов, соблазняемых наградой, не предал своего господина.

(23) Послушай, [Евангел], у рабов [есть] не только верность, но и исключительная природная изобретательность в выдумках. Когда [кольцо] осады охватило Грумент, рабы, покинув [свою] госпожу, перебежали к врагам. Затем, когда город был захвачен, они, сговорившись, совершили нападение на дом и выволокли хозяйку, выражением лица грозя [ей] наказанием, а голосом вещая [всем] встречным, что наконец им дана возможность покарать жестокую госпожу. И, схватив ее, как бы для казни, исполненные послушания и благочестия, спасли [ее].

(24) Усмотри, [Евангел], в этом [вот] случае еще и величие духа, предпочитающего смертельный исход бесчестию. Гая Веттия Пелигна Италийского, схваченного его [же] полками с целью выдать Помпею, убил его раб. А [потом] он порешил себя, чтобы не пережить [своего] господина. (25) Гая Гракха, бежавшего с Авентина, пока была [хоть] какая-то надежда на спасение, защищал, как мог, неразлучный спутник [его], раб Евпор, или, как некоторые передают, Филократ. Потом, вспоров внутренности, он испустил дух над [Гракхом], умершим от раны. (26) Самого Публия Сципиона, отца [Публия Сципиона] Африканского, раненного, когда он сражался с Ганнибалом, раб посадил на коня и, покинув прочих [раненых], одного доставил в лагерь.

(27) Мало того, что [рабы] защищают живых господ. [Но] как [не сказать о том], что сочувствие в отношении их проявляется [и] в совершении мести? Ведь раб царя Селевка, когда он стал рабом его приятеля, убившего [прежнего] господина, пронзил [того], обедавшего, в наказание за [убитого] господина. (28) Как [не сказать о том], что у одного раба были, я знаю, две добродетели, которые и среди благородных считаются единственно славными: опыт в осуществлении власти и величие души, признающей ничтожество власти? (29) Итак, правителем регийцев был Анаксилай Мессенский, который основал Мессану в Сицилии. Умирая, он решился поручить [своих] малых детей рабу Микифу. Тот свято осуществлял опеку и так мягко употреблял власть, что регийцы не считали недостойным быть под управлением раба. Затем, когда дети Анаксилая вошли в возраст, он передал [им] и имущество, и власть. Сам [же], взяв немного прогонных [денег], уехал в Олимпию, где состарился в глубоком спокойствии.

(30) Немалому [числу людей] известно, что оказавшиеся в рабстве служили также и на [пользу] общества. Во время Пунической войны, когда не могли набрать [войско], рабы, обещавшие, что они будут воевать вместо господ, были приняты в число граждан и названы добровольцами, так как они по собственному почину пожелали этого. (31) Еще когда римляне были побеждены при Каннах, они вооружили восемь тысяч купленных рабов; и хотя гораздо дешевле можно было выкупить пленных [граждан], государство предпочло довериться рабам в столь великом бедствии. Да и после урона, понесенного у Тразимена вследствие известного поражения, именно вольноотпущенники были приведены к присяге. (32) В Союзническую войну двенадцать когорт, набранных из вольноотпущенников, показали достойную упоминания доблесть. Мы знаем, что Гай Цезарь, когда он набирал воинов на место выбывших, взял рабов у [своих] друзей и удачно использовал их [ратные] труды. Цезарь Август собрал в Германии и Иллирике многочисленные когорты вольноотпущенников. В эти [когорты] вошли добровольцы.

(33) Но я не думаю, чтобы это, [о чем я говорю], касалось только нашего государства. Борисфениты смогли сдержать врага, когда [на них] напал Зопирион, освободив рабов, предоставив гражданство чужеземцам и сделав новые записи [долгов]. (34) Так как осталась только тысяча пятьсот лакедемонян, которые были в состоянии носить оружие, Клеомен Лакедемонский набрал девять тысяч воинов из отпущенных [на волю] рабов. [Точно] так же афиняне дали свободу рабам, когда истощились государственные средства.

(35) Но чтобы ты, [Евангел], не считал, будто доблести существуют только у рабов мужского пола, возьми [для примера] весьма достопамятный поступок служанок и ты не найдешь [ничего] более полезного для государства, чем он, [даже] в [деяниях] какой-нибудь знати. (36) Что на июльские ноны приходится праздничный день служанок, настолько известно всему народу, что не могут быть неизвестны ни возникновение, ни причина торжества. Ведь в этот день Юноны Капитолийской свободные [женщины] и служанки на равных священнодействуют под фиговым деревом в память о благодетельной доблести, которая пробудилась в душах служанок ради сохранения достоинства государства.

(37) Так вот, после захвата города, хотя галльское нашествие было остановлено, государство тоже было доведено до [крайней] слабости. Соседи, искавшие случай покорить римский народ, выбрали себе диктатора Постумия Ливия Фиденатия, который, послав предупреждение сенату, потребовал, чтобы ему были выданы матери семейств и девушки, если [римляне] хотят сохранить остатки своей общины. (38) И в то время как отцы - [сенаторы] пребывали в тяжелом раздумье, служанка по имени Тутела, или Филота, пообещала, что она [и] вместе [с ней] другие служанки пойдут к врагам под видом [своих] хозяек. Облаченные в платья матерей семейств и девушек, они были отданы врагам на верную погибель при плаче [всех] провожающих. (39) После того как служанки были размещены Ливием в лагере, они позвали мужчин на большой пир, притворившись, что у них праздник. Усыпив [пьяных мужчин, служанки] подали римлянам знак с фигового дерева, которое было вблизи стана. (40) Когда [римляне] благодаря внезапному набегу взяли верх над [врагами], сенат, помня о благодеянии, повелел отпустить всех служанок, дал им приданое из казны и разрешил носить платья, в которых они тогда оказались полезными [государству. А] сам день нарек Капротийскими нонами, по [названию] той смоковницы, с которой [римляне] получили знак, обеспечивший победу, и учредил священнодействие, отмечаемое ежегодным торжеством, при котором в память о ранее бывшем деянии применяется молочко, которое течет из смоковницы.

(41) Впрочем, природа раба пригодна и к философствованию. Федон из Сократовой когорты - настолько [близкий] товарищ и Сократа, и Платона, что Платон назвал его именем ту [известную] божественную книгу о бессмертии души, - был рабом по облику, но с природой свободного [человека]. Говорят, что сократик Кебет освободил его по увещеванию Сократа и помог в изучении философии. Впоследствии он стал известным философом, и его весьма изящные речи о Сократе читаются [всеми]. (42) Было немало еще и других рабов, которые впоследствии стали славными философами. Среди них - тот [самый] Менипп, на чьи книги равнялся в [своих] сатурах Марк Варрон, которые иные [люди называют] "Киническими", сам [же] он называет [их] "Менипповыми". Впрочем, и Помпил, раб перипатетика Филострата, {29} и раб Зенона Стоика, который звался Персеем, и [раб] Эпикура, имя коему было Мюс, прожили свой век не безвестными философами. Киник же Диоген [сам] пошел продаваться в рабство, [а это] возможно благодаря свободе. (43) Когда Ксениад Коринфский захотел его купить и осведомился, какую науку он знает, Диоген сказал: "Я знаю, [как] повелевать свободными людьми". Тогда Ксениад, удивленный его ответом, купил [его], и [тут же] отпустил [на свободу], и, вручая ему своих сыновей, сказал: "Прими моих свободных {30} [людей], которыми ты можешь повелевать".

{29 Предлагается читать «Теофраст», в связи с чем издатель замечает: sed potuit Macrobius dormitare (см.: p. 52, 1). [Первая цифра означает страницу издания текста Макробия, вторая — строку в подстрочнике.]}

{30 В оригинале игра слов: «liberi» означает и «дети» и «свободные».}

(44) О знаменитом же философе Эпиктете, который тоже был рабом, память настолько свежа, чтобы [это] могло быть забыто среди [прочего], стершегося [из памяти]. (45) Ведь распространяются две его строчки, написанные о себе [самом], из которых ты узнал бы ту тайну, что вовсе не ненавистны богам [те люди], кто в этой жизни борется с разнообразными бедами, но есть скрытые причины [бед], до которых смогла добраться [лишь] любознательность немногих [людей]:

Раб Эпиктет я, что получил увечное тело.

Также и нищенство: Ир и любимец богов.

(46) Как я думаю, [теперь-то] ты признаешь доказанным [то], что не следует спесиво презирать [человека] рабского звания, так как и Юпитера коснулась забота о рабе; и известно, что многие из рабов отличались [как] верные, предусмотрительные, храбрые [люди], даже [как] философы. Теперь надо немного рассказать о Сигилляриях, чтобы ты не считал, что я поведал скорее о достойном осмеяния, чем о священном.

(47) Эпикад сообщает, что после убийства Гериона, когда победитель Геркулес вел [его] стадо через Италию, построив в [то] время мост, который ныне зовется Свайным, он пустил по реке изображения людей по числу товарищей, которых [его] лишили превратности путешествия, чтобы они, принесенные течением воды в море, как бы возвратились в отеческие места вместо тел скончавшихся. И с той поры среди священнодействий сохранился обычай создания таких изображений. (48) Но мне более верным кажется то возникновение этого [обычая], о котором несколько раньше я не преминул сообщить. [Напомню, что] пеласги, после того как более подходящее толкование [предсказания] объяснило, [что слово] "головы" означает не [головы] живых [людей], но [их] глиняные [изображения], и значение [слова] фотос - не только "человек", но также и "свет", начали лишь зажигать для Сатурна восковые свечи и приносить в святилище Дита, примыкающее к жертвеннику Сатурна, какие-то восковые фигурки вместо голов своих [соплеменников]. (49) Согласно этому [было] завещано посылать [друг другу] в Сатурналии восковые свечи, и изготовлять [с помощью] гончарного искусства фигурки (sigilla), и покупать [их], выставленных на продажу. Их люди делали искупительной жертвой Сатурну как Диту за себя и своих [близких]. (50) Начатое в Сатурналии такое торговое празднество занимает семь дней, которые хотя [все] были свободными, но не все праздничными. Ведь мы показали, что в промежутке, то есть в тринадцатый [день до] календ, [был] присутственный [день], и это доказали другими подтверждениями те, кто более полно передал подсчет месяцев и дней года и [их] порядок, установленный Гаем Цезарем".

(12 , 1) И хотя он хотел [на этом] закончить речь, Аврелий Симмах подкинул [ему новый вопрос]: "Собираешься ли ты, Претекстат, в столь [же] приятной речи порассуждать также о годе - прежде чем ты испытал бы досаду в отношении спрашивающего, - если кто-нибудь из присутствующих не знает или [того], как он был устроен у древних, или [того], по [каким] более определенным правилам он был впоследствии обновлен? Мне кажется, что ты сам возбудил души слушателей к изучению этого [своим] рассуждением о дополнительных днях месяца". Тогда тот прибавил [все] остальное, так поведя речь: (2) "Определенная величина года всегда была только у одних египтян. У других народов [величина года] разнилась из-за несходного числа [дней в нем, но] сходной ошибки. И чтобы мне удовлетвориться сравнением обычая немногих областей [Греции, скажу, что] аркадцы устраивали свой год из трех месяцев, акарнанцы - из шести, остальные греки исчисляли [свой] собственный год тремястами пятьюдесятью четырьмя днями.

(3) Неудивительно, что при таком разнообразии у римлян по совету Ромула тоже некогда был свой год, устроенный из десяти месяцев. Этот год начинался с марта и состоял [из] трехсот четырех дней: шесть месяцев, то есть апрель, июнь, секстилий, сентябрь, ноябрь, декабрь, были по тридцать дней, а четыре [месяца] - март, май, квинтилий, октябрь - по тридцати одному [дню]. У них и сегодня ноны бывают на седьмой [день, тогда как] у прочих [месяцев] - на пятый [день]. (4) От ид же [в месяцах], имеющих [ноны] на седьмой [день], календы [следующего месяца] отодвигались к семнадцатому дню, а [от ид в месяцах], имеющих [ноны] на пятый [день], начало календ [следующего месяца] отходило к восемнадцатому [дню]. (5) Это упорядочение [года] принадлежало Ромулу, который первый месяц года посвятил своему родителю Марсу. [То], что этот месяц года был первым, доказывается и тем, что от [этого] самого [месяца] пятым (quintus) [месяцем] является квинтилий, и непосредственно [следующие за ним месяцы] именовались по [их порядковому] числу. (6) В первый день этого же [месяца] на жертвенниках Весты зажигали новый огонь, чтобы в начале года опять заботиться о сохранении обновленного огня. С наступлением этого же самого месяца в куриях, как и в регии, и в домах жрецов, старые лавры заменяли новыми лаврами. В этом же самом месяце и общественным, и частным образом идет священнодействие в [честь богини] Анны Перенны, чтобы можно было благополучно прожить год и дальше существовать. {31} (7) В этом месяце выдавали плату учителям, которую [им] задолжали за прошедший год; совершались ауспиции [относительно созыва] комициев; откупали подати; и матери семейств предлагали рабам обеды, как [это делали] в Сатурналии [сами] господа: те [предлагали рабам обеды], чтобы в начале года с почетом пригласить рабов для выражения милости, [а] эти - [чтобы] воздать, так сказать, благодарность за совершенную работу.

{31 Последние слова раскрывают значение имени древнеиталийской богини весны, которое можно перевести как «вековечный (долговечный, вечный) год», а букв, «год за годом» (annus и per + annus (annus per annum)). Эти же слова «чтобы дозволено было благополучно прожить (аnnаrе) год и дальше существовать (реrеnnareque)» (аnnаrе perennareque commode liceat) в словаре И. X. Дворецкого (Латинско-русский словарь. М., 1976. С. 75) характеризуются как молитва Анне Перенне.}

(8) Второй месяц он именовал апрелем, [произнося звук "п" в этом слове] с предыханием, как некоторые считают, [то есть] как бы "афрелем", от [слова] "пена", которую греки называют афрон, {32} откуда, думают, вышла Венера. {33} И утверждают, что замысел Ромула был таков: первый месяц назвать [именем] своего отца Марса, [а] второй - [именем] матери Энея Венеры, [чтобы] они, от кого возник римский народ, - так как и сегодня в священных обрядах мы зовем Марса отцом, [а] Венеру - прародительницей - охраняли главным образом истоки года. (9) Другие думают, что Ромул, или вследствие очень глубокой мудрости, или вследствие попечения некоего божества, так расположил первые месяцы [года], чтобы за месяцем, посвященным Марсу, по большей части губителю людей, как [о нем] пишет знаток природы Гомер:

{32 Греческий звук, обозначаемый буквой ц, римляне воспринимали как звук «пх» и соответственно транскрибировали, т. е. слово «апрель» (aprilis), образованное от слова ?цсьн (в латинской транскрипции — aphron), будет писаться, как aphrilis.}

{33 Здесь указание на то, что Венера — это Афродита, т. е. вышедшая из пены — афрон ; и месяц апрель (афрель) назван от пены.}

Бурный Арей, истребитель народов, стен сокрушитель (Ил. 5, 31), -

следовал [месяц], посвященный Венере, чтобы она, подобно благодетельнице, смягчила его ярость. (10) Ведь и в двенадцати созвездиях зодиака, из которых отдельные [созвездия] считаются жилищами определенных божеств, первое созвездие Овна предназначено Марсу, следующее затем [созвездие], то есть [созвездие] Тельца, приняло Венеру. (11) И [созвездие] Скорпиона на прямо противоположной [стороне зодиака] было разделено между тем и другим богом. И считают, что само [это] разделение [созвездия Скорпиона] не лишено божественного смысла, так как [его] задняя часть, вооруженная жалом наподобие мощнейшего дротика, является жилищем Марса, а переднюю часть [созвездия, для] которой у греков есть имя "Дзюгос", [а] мы зовем [ее] Весами, получила Венера, которая как бы ярмом (iugo) {34} уз связывает супружества и скрепляет содружества.

{34 Слово «весы» в греческом языке образуется на основе представления (образа) коромысла (весов) — жхгьт, а в латинском — на основе представления о самом весе (взвешивании) — libra. Но коромысло — это также и ярмо (греч. жхгьт — точное лат. iugum), поэтому Венера, занимающая созвездие Весов, соединяет супругов ярмом.}

(12) Однако Цингий в этой [своей] книге "О знаменательных днях", которую он оставил [после себя], утверждает, что некоторые по неопытности думают, будто древние назвали месяц апрелем от [имени] Венеры, {35} так как на протяжении этого месяца предками не было установлено [в честь] Венеры ни одного праздничного дня и ни одного памятного священнодействия, и даже в песнопениях салиев Венере не воздается никакой хвалы, как [воздается] прочим небожителям. (13) С Цингием соглашается также Варрон, утверждая, что даже при царях у римлян не было ни латинского, ни греческого имени Венеры и что поэтому месяц [апрель] не мог называться от [имени] "Венера". (14) Но так как почти до весеннего равноденствия {36} небо является мрачным и затянутым тучами, да и море закрыто [для] плавающих, также сама земля покрывается или водой, или изморозью, или снегами, и [так как] все это открывается в весенний, то есть в этот месяц, также деревья и [все] прочее, что содержит земля, начинает обнаруживать себя в побегах, - поэтому нужно согласиться, что [этот] месяц заслуженно зовется апрелем, [то есть] как бы аперилем - [открывающим], {37} подобно тому как у афинян этот же самый месяц зовется цветущим от того, что в это время все вокруг расцветает. (15) Однако Веррий Флакк не отрицает, что потом в эти дни [было] установлено, чтобы матери семейств совершали священнодействие [в честь] Венеры. [Впрочем], причину этого дела следует опустить, потому что в этом месте [она] некстати.

{35 То есть Афродита. См. примеч. 32 и 33.}

{36 В оригинале: aequinoctium — букв, «равноночие».}

{37 Здесь слово «апрель» (Aprilis) производится от слова aperio (открывать); подразумевается: после «зимнего покрова».}

(16) Третьим [месяцем] Ромул расположил [месяц] май, о названии которого между знатоками существует большое разногласие. Ведь Фульвий Нобилиор говорит в перечнях знаменательных дней, которые он положил в храм Муз Геркулеса, что Ромул, после того как оп разделил народ на старших (maiores) и младших (iuniores), чтобы одна часть [народа] оберегала государство [своим] советом, [а] другая - оружием, назвал в честь той и другой части этот [месяц] маем, [а] следующий месяц - июнем. (17) Есть [и такие знатоки], которые напомнили бы, что этот месяц перешел в наши списки знаменательных дней от тускуланцев, у которых даже ныне бог, который является Юпитером, зовется Маем - из-за [своей] громадности и величавости (maiestate). {38}

{38 Имя Юпитера «Май (Maius)» означает «очень большой»: maior, maius — сравнительная степень к magnus — большой.}

(18) Цингий считает, что [этот] месяц назван по [имени] Майи, которую он объявляет женой Вулкана, и [при этом] пользуется доводом, что жрец Вулкана совершает священнодействие [в честь] этой богини в майские календы. Но Пизон говорит, что жена Вулкана зовется Майестой, [а] не Майей. (19) Другие настаивают [на том], что имя [этому] месяцу дала мать Меркурия Майя, доказывая [это тем], что в этом месяце все торговцы священнодействуют равным образом [в честь] Майи и Меркурия.

(20) Некоторые, с кем соглашается Корнелий Лабеон, утверждают, что эта Майя, богослужение которой справляется в месяце мае, является землей, получившей это имя ["Майя"] вследствие [ее] огромности (magnitidine), и зовется в священнодействиях как Великая Мать; и отсюда они получают также подтверждение своего мнения, потому что ради нее закалывают беременную свинью, которая является отличительной жертвой земле. И они говорят, что Меркурий потому присоединяется к ней в богослужениях, что голос рождающемуся человеку дается при касании земли, а [в то же время] мы знаем, что Меркурий считается властелином голоса и речи. (21) Знаток - [им] является Корнелий Лабеон - утверждает, что этой Майе, то есть земле, под именем Благой богини [был] посвящен храм в майские календы и что из самого тайного обряда священнодействий можно узнать [то], что Благая богиня и земля являются одним и тем же. В книгах жрецов она, одна и та же, провозглашается Благой [богиней] и Фавной, Опой и Фатуей. (22) Благой [богиней она провозглашается] потому, что является причиной всех благ в нашей жизни; Фавной - потому что способствует (favet) всякой пользе живущих; Опой - потому что [благодаря] ее помощи {39} устойчива жизнь; Фатуей, от [слова] "fando (говорить)", - потому что, как мы сказали выше, неговорящие (infantes) [младенцы], родившись, подают голос не раньше, чем [они] коснутся земли. {40}

{39 Здесь употреблено слово auxilium — помощь, содействие и т. д., но тот же самый ряд значений имеет и слово ops, о чем и говорит имя богини «Опа» и описание ее функции — быть помощницей в жизни людей.}

{40 Имя Фатуи здесь объясняется через глагол for — говорить. Поэтому оказываются однокоренными имя Фатуи и слова fando (герундий от for) и дети (infantes — причастие от in-for — не говорить), т. е. дети — это «немые» (infantes), пока они не коснулись Земли — Фатуи; коснувшись, они становятся fames — говорящими.}

(23) Есть [и те], кто сказал бы, что эта богиня имеет власть Юноны, и потому ей дан в левую руку царский жезл. Одни уверяют, что она же [является] Прозерпиной и что богослужение ей совершается [с закланием] свиньи, потому что свинья съела посев, который Церера даровала смертным. Другие - что [она является] Гекатой Хтонией; беотийцы уверяют, что [она] - Семела.

(24) А также говорят, что она же [является] дочерью Фавна и [что она] противилась воле отца, [настолько] заблудшего в своем любострастии, что он еще и избивал [ее] миртовой палкой, хотя она уступила желанию отца, принужденная им [к этому] и без помощи вина. [Ведь] уверяют, что отец все же превратил дочь в змею и сошелся с нею. (25) Относительно всех этих [мнений] приводятся такие [вот] свидетельства, [а именно], что нельзя держать в храме миртовую палку; что поверх ее головы простирается виноградная лоза, [с помощью] которой отец как раз и пытался ее обмануть; что вино в ее храм обыкновенно вносится не под своим именем: сосуд, в котором вино подается, именуется ульем, а [само] вино называется молоком; и змеи в ее храме кажутся одинаково и неустрашающими, и непугающими.

(26) Некоторые считают, что [она] - Медея, потому что в ее храме присутствует весь род трав, из которых предстоятели [храма] изготавливают по большей части лекарства, и потому что в ее храм не позволяется вводить мужчину из-за несправедливости, которую [она] вынесла от неблагодарного мужа Ясона. (27) У греков эта [богиня] зовется женской богиней, о которой Варрон сообщает, что [она] - дочь Фавна, до того стыдливой, что она никогда не выходила за [пределы] гинекея, и имени ее в общественных местах не было слышно, и мужчин она никогда не видела, да и мужчины ее не видели, из-за чего они и не входят в ее храм. (28) Вследствие [некоторым образом] сходного [обстоятельства] и женщинам в Италии не дозволяется участвовать в таинствах [в честь] Геркулеса, потому что томящемуся от жажды Геркулесу, когда он вел быков Гериона через поля Италии, женщина ответила, что она не может дать [ему] воды, так как [тогда] отмечали день богини женщин, и из-за этого обстоятельства мужчинам было непозволительно [чего-либо] вкушать. Поэтому, намереваясь совершить священнодействие, Геркулес запретил женщинам присутствовать [на нем] и приказал блюстителям священнодействий Политию и Пинарию, чтобы они не пускали тех [на богослужение].

(29) Так вот, случай с наименованием [месяца мая], благодаря которому мы рассказали о [богине] Майе, что она же [самая] является и землей, и Благой богиней, позволил нам сообщить о Благой богине все, что мы узнали.

(30) За маем следует июнь, названный [так] или по [младшей] части народа, как мы выше сказали, или, как полагает Цингий, потому, что прежде он звался у латинов юнонием и под этим именем давно был внесен в фасты уарицийцев и пренестинцев, и наши предки, как говорит Нис в заметках о фастах, долго сохраняли это название месяца. Но потом, когда были потеряны некоторые буквы из [слова] "юноний", [месяц] стал именоваться июнем. Ведь и храм Юноне Монете был посвящен в июньские календы.

(31) Некоторые считали, что [этот] месяц [был] назван июнем по [имени] Юния Брута, который первым был выбран консулом Рима, потому что в этот месяц, то есть в июньские календы, после свержения Тарквиния он, по обету, совершил на Целиевом холме священнодействие богине Карне. Они уверяют, что эта богиня предводительствует человеческими жизненными [силами]. {41} (32) В общем, у нее просят, чтобы она сохранила здоровыми печень, и сердце, и все, что находится внутри плоти. И потому, что он показал себя способным улучшить государственный строй благодаря доброте сердца, из-за сокрытия которой он считался грубым, {42} он почтил храмом эту богиню, которая предводительствует жизненными [силами человека]. (33) Жертву ей приносят бобовой кашей и салом, потому что ими подкрепляют главным образом телесные силы. Ведь и июньские календы народ зовет бобовыми, так как в этот месяц зрелые бобы считаются божественными.

{41 Имя этой богини и образовано от слова саrо, camis — мясо, плоть, тело.}

{42 Объяснение фамилии (cognomen) Луция Юлия Брута: грубый, бесчувственный — brutus.}

(32) [Затем] следует [месяц] июль, который согласно порядку [месяцев у] Ромула назывался по счету квинтилием, потому что начало года принадлежало марту, и он сохранил [свое] имя даже после [введения] предложенных Нумой января и февраля, хотя [и] видели, что он является уже не пятым [месяцем], а седьмым. Но потом он был назван июлем в честь диктатора Юлия Цезаря, когда консул Марк Антоний, сын Марка, внес закон, чтобы в этот месяц за четыре дня до квинтилиевых ид был объявлен [месяц] июль.

(33) Далее располагается [месяц] август, который прежде звали секстилием, пока он не был переименован в честь Августа по решению сената, слова которого я [здесь] присовокупляю: "Так как в месяце секстилии император Цезарь Август и первое консульство начал, и трижды входил в город с триумфом, и с Яникула [были] выведены легионы, и искали его руководства и покровительства, да и Египет в этот месяц был возвращен под власть римского народа, и конец гражданским войнам был положен в этот месяц, и [так как] по этим причинам этот месяц есть и был счастливейшим для этой державы, сенату угодно, чтобы этот месяц звали августом". Также [было] проведено всенародное решение по этому самому делу по предложению народного трибуна Секста Пакувия.

(34) Месяц сентябрь сохраняет свое первоначальное название, [хотя] Домициан присвоил ему имя Германика, а октябрю - свое имя. (37) Но когда было решено соскоблить недоброй [памяти] имя [Домициана] со всех медных или каменных [досок], также и [эти] месяцы были избавлены от применения [к ним] данного тираном названия. После этого осторожность прочих принцепсов, опасающихся неблагоприятных последствий [ввиду этого] зловещего предзнаменования, [позволила] сохранить прежние имена [для] месяцев от сентября до декабря.

(38) Такая величина года была определена Ромулом, который, как выше мы уже сказали, установил, что год должен иметь десять месяцев, а дней - триста четыре, и так расположил месяцы, что четыре из них содержали по тридцати одному дню, а шесть - по тридцать. (39) Но так как это число [дней года] не соответствовало ни бегу солнца, ни фазам луны, иногда случалось [то], что в летние месяцы приходил холод и, напротив, в зимние [месяцы] приходила жара. Когда это случалось, разрешали использовать столько дней без какого-либо обозначения месяца, сколько отводилось на это время года, чтобы вид неба соответствовал текущему месяцу.

(13 , 1) Впрочем, следовавший [за Ромулом] Нума, поскольку он мог узнать [об этом] при [нашем] хмуром небе и в непросвещенный век только от даровитого учителя или потому, что, возможно, был сведущ в [астрономических] наблюдениях греков, прибавил пятьдесят дней, чтобы год растянулся на триста пятьдесят четыре дня, за которые, он думал, совершается двенадцать пробегов луны [между новолуниями]. (2) И потом к этим, прибавленным им пятидесяти дням он добавил [еще] другие шесть [дней], взятых от тех шести месяцев, которые имели [по] тридцать дней, то есть от одного [месяца] по одному [дню]. И эти сложенные пятьдесят шесть дней он разделил на два новых месяца, равных по числу [дней]. (3) И из [этих] двух [месяцев] предыдущий он нарек январем и пожелал, чтобы он был первым [месяцем] года, как месяц двуликого бога, оглядывающий конец прошедшего года и предвидящий начало будущего. Следующий [месяц] он посвятил богу Фебрию, который, уверяют, [является] владыкой очищений. Гражданам было необходимо очищаться в этот месяц, в который он постановил воздавать должное богам манам.

(4) Затем ближайшие приверженцы годичного устройства Нумы продолжали исчислять свой год столькими же днями и столькими же месяцами, как было угодно Помпилию. Впрочем, в отличие [от Нумы Помпилия], они чередовали месяцы в количестве тридцати одного и тридцати [дней]. (5) Немного позже, так как эту тайну природа прятала вплоть до Пифагора, Нума в честь нечетного числа прибавил [к году] один день, который отдал январю, чтобы таким образом в году, как [и] в отдельных месяцах, кроме одного февраля, сохранялось нечетное число [дней]. Ведь если бы [все] двенадцать месяцев, каждый из которых отдельно насчитывал четное или нечетное число [дней], создавали бы четное количество [дней], то один [месяц], устроенный с четным числом [дней], создавал общее нечетное количество [дней]. (6) Тогда январь, апрель, июнь, секстилий, сентябрь, ноябрь, декабрь насчитывали по тридцати одному дню и ноны имели на пятый [день], а иды во всех [этих месяцах] считались в семнадцатый день до календ. (7) Март же, май, квинтилий и октябрь имели каждый отдельно по тридцать дней. Ноны в этих [месяцах] были на седьмой [день], а иды в каждом [из них] сходным [же] образом считались за семнадцать дней вплоть до следующих календ. Но февраль сохранил [свои] двадцать восемь дней, словно бы с поминальными дарами сошлось и уменьшение, и четное число [дней]. {43}

{43 Намек на то, что месяц февраль посвящен богу Фебрию (Фебрий — этрусский бог подземного царства, а также один из эпитетов Плутона), богу поминовения мертвых, очистительных жертв (жертвоприношений). Здесь также присутствует, возможно, какая-то числовая (пифагорейская?) символика: четное (несовершенное) число дней февраля и их уменьшение (гибель?) в сравнении с предшествующими месяцами.}

(8) Так как, значит, римляне, из-за этого разделения [года у] Помпилия, считали собственный год, как греки, по движению луны, они по необходимости установили и дополнительный месяц [согласно] обычаю греков. (9) Ведь греки обратили внимание [на то], что они необдуманно устроили год из трехсот пятидесяти четырех дней, - потому что из движения солнца, которое обходит зодиак за триста шестьдесят пять дней с четвертью, было очевидно, что в их году недостает одиннадцати дней с четвертью, - они придумали, произведя расчет, вставные [дни] и добавляли в каждый восьмой год девяносто дней, из которых составляли три месяца по тридцать дней. (10) Греки сделали это, потому что было затруднительно и нелегко вставлять в каждый год одиннадцать с четвертью дней. Поэтому они предпочли умножить это число на восемь и вставить девяносто дней, которые получаются, если бы одиннадцать дней с четвертью сложили восемь раз, при распределении [их] на три месяца, как мы сказали. Эти дни они называли дополнительными, а месяцы - вставными.

(11) Итак, римляне тоже решили подражать этому порядку, но необдуманно, ибо ведь от них ускользнуло [то], что один день, как выше мы упоминали, они прибавили к числу [дней] греческого [года] в честь нечетного числа. из-за этого через восьмилетие не могли сойтись число и порядок [дней года]. (12) Но когда об этом заблуждении еще не ведали, девяносто [дней] на протяжении восьми лет они, по примеру греков, считали, так сказать, дополнительными {44} днями, и они с помощью четырех вставок выравнивали [количество дней] в одни годы [прибавлением] двадцати двух дополнительных [дней], в другие [годы] - двадцати трех. Но в каждый восьмой год набегало восемь лишних дней из-за [того] одного [дня], на который, [о чем] мы уже говорили, число [дней] полного года у римлян превосходило [число дней] греческого [года].

{44 Понятие о дополнительных днях выражено по-гречески и по-латински словами, имеющими пересекающиеся, частично совпадающие значения: ?ресвбЯнпнфбт (1.13, 10) и superfundendos — от ?ресвбЯнпнщ и superfundo — разливаться, растекаться, выходить за пределы и т. п.}

(13) Когда это заблуждение уже было осознано, ввели такой [вот] способ исправления [ошибки]. В каждое третье восьмилетие они так распоряжались вставляемыми днями, что вставляли не девяносто, а шестьдесят шесть [дней], уравновесив те двадцать четыре дня, которые они накопили за столько лет сверх числа [дней] греческого [года]. (14) Для каждой вставки месяца был предназначен февраль, так как он был последним [месяцем] года, что они сделали также из-за подражания грекам. Ведь и [те] вставляли лишние дни в последний месяц своего года, как сообщает Главкипп, который написал о священнодействиях афинян. (15) Правда, в одном они отличались от греков. Ведь те [вставляли дни] после окончания последнего месяца, римляне [же] вставляли [дни] не по завершении февраля, а после его двадцать третьего дня, то есть уже совершив Терминалии. [Лишь] затем, после вставки, они присоединяли оставшиеся пять дней месяца февраля. Я думаю, [что это делалось] по старинному обычаю их благочестия, чтобы в любом случае март следовал за февралем. (16) Но так как часто выходило, что нундины выпадали то на первый день года, то на ноны - а то и другое считалось опасным для государства, - было придумано средство, чтобы устранить это. Это [средство] мы откроем, если прежде покажем, почему опасались нундин или в первые календы [года], или в ноны любого [месяца]. (17) Ведь всякий раз, когда в начале года наступал день, который был предназначен [для] нундин, в тот год были печали из-за несчастных случаев, и это мнение более всего было подкреплено Лепидовым бунтом. (18) В ноны же сходка множества [людей] считалась нежелательной, так как римский народ, даже после изгнания царей, больше всего праздновал этот день нон, который он считал [днем] рождения Сервия Туллия. Хотя было неясно, в каком месяце родился Сервий Туллий, но постановили, что он все же был рожден в ноны, поэтому праздновали все ноны из-за [такой их] прославленности. Итак, [те], кто определял дни, тревожась, чтобы образовавшееся в нундины скопление [людей] ничего не замышляло из-за тоски по царю, позаботились отделить ноны от нундин.

(19) Отсюда тот день, который, мы говорили, является избыточным для года, был передан в ведение тех, кто заведовал фастами, чтобы они вставляли его, когда пожелали бы, и они поместили его в середину Терминалии или вставного месяца для того, чтобы отвести столпотворение нундин от внушающего подозрение дня [нон]. И некоторые из древних сообщили именно о том, что у римлян был не только [вставной] месяц, но также и вставной день. (20) Но [о том], когда он впервые был вставлен, сообщают по-разному. Макр Лициний относит начало этого к Ромулу. Антиец во второй книге настаивает, что это изобрел Нума Помпилий ради священнодействий. Юний {45} упоминает, что первым вставил [день] царь Сервий Туллий, которым, [как это] кажется Варрону, [были] установлены и рыночные дни. (21) Тудитан в третьей книге "[О] начальствующих лицах" сообщает, что о вставке [дня] народ запрашивали [те] десять мужей, которые к десяти таблицам [законов] прибавили [еще] две. Кассий пишет о тех же самых деятелях. Фульвий {46} говорит, что это сделал консул Маний Ацилий в пятьсот шестьдесят втором году от основания города [Рима], вскоре после начала Этолийской войны. Но Варрон с помощью [сохранившейся] записи доказывает то, что был древнейший закон, вырезанный на медном столбе консулами Луцием Пинарием и Фурием, согласно которому [к году] приписывался вставной месяц. {47} Этого, сказанного о первоистоках дополнения [года], было бы, [пожалуй], достаточно.

{45 Под «Юнием» издатель разумеет М. Юния Гракхана (см.: Macrobius. Leipzig, 1970. Vol.2. P. 174).}

{46 Издатель указывает на Фульвия Нобилиора (Ibid. Р. 171).}

{47 Lex Pinaria — Furia (472 г. до н. э.): для согласования гражданского года с солнечным вставляли раз в четыре года mensis intercalaris (Бартошек М. Римское право. С. 194).}

(14 , 1) Правда, было время, когда из-за суеверия было отменено всякое дополнение [года]. Впрочем, иногда по благосклонности жрецов, которые ради откупщиков умышленно предписывали продлевать или сокращать [число] дней года, происходило то увеличение, то сокращение [числа] дней [года], и из-за такого наблюдения [за днями] возникло состояние большой неразберихи,

(2) После этого Гай Цезарь привел в устойчивый и определенный порядок все это шаткое и переменчивое непостоянство времен [года] благодаря старательному писцу Марку Флавию, который предложил диктатору так записывать отдельные дни, что и порядок их весьма легко можно было обрести, и, когда он был [уже] обретен, сохранять [его] определенное состояние. (3) Итак, Гай Цезарь, намереваясь приступить к введению нового устройства [года], использовал все дни, которые до тех пор могли создавать путаницу, и поэтому было сделано [так], что последний неупорядоченный год растягивался на четыреста сорок три дня. После этого, подражая египтянам, единственным знатокам всех божественных дел, он потребовал приспособить год к числу [дней обращения] солнца, которое совершает [свой] ход [по зодиаку] за триста шестьдесят пять дней с четвертью. (4) Ведь как лунный год является месяцем, потому что луна расходует на обход зодиака немного меньше [времени], чем месяц, так и солнечный год нужно исчислять тем числом дней, которые [солнце] проводит [в движении], пока не вернется к тому созвездию, из которого [оно] выступило, откуда [солнечный] год зовется возвращающимся и считается долгим, тогда как лунный год полагают коротким. (5) Оба эти [признака] Вергилий отразил [в стихе]:

Солнце свой круг пролетело меж тем и год завершило [3, 284].

Отсюда и Атей Капитон считает, что год (annus) [был] назван от круговращения времени, потому что предки имели обыкновение вместо [предлога] "circum (вокруг)" ставить [предлог] "an (около)", как, [например, пишет] Катон в "Началах": "Пахарь [поворачивает] около межевого знака", то есть "вокруг межевого знака", и [как нередко] говорится "ambire (обходить)" {48} вместо "circumire (окружать)".

{48 В латинском языке приставка amb- (an-) означает «кругом, вокруг, около».}

(6) Итак, Юлий Цезарь, [согласно] многолетнему наблюдению, прибавил сверх того десять дней, чтобы год образовывали триста шестьдесят пять дней, за которые солнце обходит зодиак, и чтобы учесть четверть [дня], постановил, чтобы в четвертый именно год жрецы, которые имели попечение о месяцах и днях [года], вставляли один день в тот, стало быть, месяц и [в то его] место, в какое также вставлялся месяц у предков, то есть за пять последних дней месяца февраля, и он посчитал, что его нужно именовать високосным [днем]. {49} (7) Десять же дней, которые, мы сказали, [были] им прибавлены, он распределил в таком [вот] порядке. В январь, секстилий и декабрь он вставил по два дня, в апрель же, июнь, сентябрь, ноябрь - по одному. Но месяцу февралю он не прибавил и дня, чтобы не изменять благоговению в отношении подземного бога. И марту, маю, квинтилию, октябрю он [тоже] сохранил прежний состав [дней], потому что [в них] было достаточно полное число [дней], то есть по тридцати одному дню. (8) И ноны они имели в седьмой день, как Нума установил, потому что Юлий [Цезарь] ничего в этих месяцах не переменил. Но январь, секстилий, декабрь, к которым Цезарь прибавил по два дня, хотя и стали иметь после него по тридцати одному дню, однако сохранили ноны в пятый день, и от их ид следующие календы отодвигаются на девятнадцатый [день], потому что он не пожелал вставлять [те] дни, которые прибавил, ни раньше нон, ни раньше ид, чтобы новой отсрочкой не разрушить святость нон и ид, которая [уже] была в установленном дне. (9) Впрочем, и не тотчас после ид пожелал он вставить [дни], но, чтобы не нарушалось провозглашение любых праздников, отвел [этим] дням - пришельцам место после завершения праздников каждого месяца. Из этих дней, о которых мы говорим, он отдал: январю - именно четвертый и третий [день] до февральских календ, апрелю - шестой [день] до майских календ, августу - четвертый и третий [дни] до сентябрьских календ, сентябрю - третий [день] до октябрьских календ, ноябрю - третий [день] до декабрьских календ и декабрю - четвертый и третий [день] до январских календ.

{49 Високосный (bisexrus) — букв, «дважды (bi) шестой (sexrus)», так как день вставлялся 24 февраля, за шесть дней до мартовских календ, и получалось два шестых дня (вставной и день 24 февраля) до календ.}

(10) Таким образом получилось, что из-за добавления приданных дней - так как все эти месяцы, к которым он прибавил дни, прежде этого упорядочивания имели календы следующего месяца, приходящиеся на семнадцатый [день после ид], - те [месяцы], которые получили два [дня], имели отступление календ [следующего месяца] на девятнадцатый [день после ид, те] же [месяцы], которые [получили] один [день, имели отступление календ следующего месяца] на восемнадцатый [день после ид]. (11) Однако порядок праздников каждого месяца был сохранен. Так, если в каком - нибудь [месяце] торжественный или праздничный день был третий [по счету] от ид и о нем возвещали в шестнадцатый день [до календ, то] даже после увеличения дней был сохранен тот же порядок и его отмечали в третий день от ид, хотя из-за увеличения [дней] о нем возвещали уже не в шестнадцатый день [до календ], а в семнадцатый, если [добавлялся] один [день], или в восемнадцатый день, если были прибавлены два [дня]. (12) Ведь потому он вставил новые дни ближе к концу каждого месяца, что там завершались все праздники, которые были в месяце, и все прибавленные им дни он обозначил присутственными [днями], чтобы дать больше простора [судебным] делам, и не только [не установил] ни одного неприсутственного [дня], но [даже] не установил и какого-нибудь комициального [дня] из [числа] прибавленных [дней], чтобы прибавление [дней] не увеличило притязаний должностных лиц.

(13) Таким образом, когда размеры [года] были доведены до величайшей точности, Цезарь объявил гражданский год установленным, поместив для обзора [соответствующее] распоряжение. И если бы жрецы не сотворили новой ошибки из самого усовершенствования [года, то едва ли] ошибка [в исчислении года] могла бы сохраняться столь долго. Ведь хотя день, который составляется из четвертей [суток], надлежало вставлять, когда был завершен каждый четвертый год, прежде чем начался бы пятый год, они вставляли [этот день], когда четвертый [год не только] не был завершен, [а лишь] начинался. (14) Это заблуждение длилось тридцать шесть лет, в каковые годы были вставлены двенадцать дней, хотя нужно было вставить [только] девять дней. Но эту вот ошибку, обнаруженную с [большим] запозданием, исправил Август, который приказал, чтобы двенадцать лет были прожиты без вставного дня, чтобы те три дня, которые прибавились за тридцать шесть лет из-за греха жреческой поспешности, были поглощены следующими двенадцатью годами, так как [в это время] не вставляли ни одно дня. (15) После этого он приказал, чтобы согласно распорядку Цезаря один день вставлялся в начале каждого пятого года, и в кратком изложении доверил весь этот порядок медной доске для вечного сохранения".

(15 , 1) После этого Хор говорит: "День - то этот вставной, с необходимостью помещаемый прежде чем начался бы пятый год, согласуется с наукой Египта, матери [всех] искусств. Но не представляет никакой трудности [вставить его] при устройстве их месяцев, которые имеют по тридцать дней, и поэтому, когда завершаются двенадцать месяцев, то есть когда прожиты триста шестьдесят дней, тогда они между августом и сентябрем добавляют к своему году остальные пять дней, присоединяя по прошествии каждого четвертого года вставной [день], который образуется из четвертей [суток]. (2) Однако здесь, [у вас], счет [дней] идет не [просто] от первого к последнему дню месяца при непрерывном нарастании, но после календ направляется к нонам; оттуда, я слышу, удаляется к каким-то идам, потом, если я не ошибаюсь, опять [идет] к следующим календам, как вот ныне ты нам сообщил. Я хотел бы знать, что все это значит? (3) Я не надеюсь, что смогу понять названия, которые у вас даются отдельным дням: одни [дни] вы называете фастами и разными [иными] именами - другие [дни]. Я признаюсь, что [ничего] не знаю о ваших нундинах, относительно которых выражается столь огромная, столь значительная озабоченность. И мне, чужеземцу, не следует стесняться этого незнания, а у тебя, Претекстат, и [римскому] гражданину не стыдно было бы поучиться".

(4) Тогда Претекстат говорит: "Не только тебе, Хор, так как ты по происхождению египтянин, но даже нам, кто имеет римское происхождение, не следует, я думаю, стыдиться доискиваться [того], что считали достойным разыскания все древние. Ведь исследование вопроса о календах, нонах и идах и о соблюдении различных праздников занимало бесчисленных сочинителей, и поэтому мы в сокращении сводим воедино [то], что было сказано всеми [ими] об этом.

(5) Так как Ромул упорядочивал устройство собственного государства благодаря только [своему] уму, острому [от природы], но не облагороженному учением, он избрал началом каждого месяца тот день, в который случалось бы показаться новой луне. (6) Поскольку [же] не всегда выходит [так], что она постоянно появляется в один и тот же день, - по определенным причинам она имеет обыкновение показываться то позже, то раньше - случалось, что предшествующему месяцу доставалось больше дней, когда она появлялась позже, или меньше, когда [она появлялась] раньше. И [уже] первый [такой] случай подсказал постоянный порядок исчисления [дней] для каждого отдельного месяца. Таким образом, было сделано, что одни [месяцы] получили тридцать один [день], другие - двадцать девять. (7) Однако было решено, чтобы во всех месяцах иды начинались в девятый день со дня нон, и было установлено, чтобы между идами и следующими [за ними] календами должно насчитываться шестнадцать дней. Потому более длинный месяц между своими календами и нонами приобретал те два дня, на которые он увеличивался. Отсюда в одни [месяцы] ноны образует пятый день от календ, в другие - седьмой. (8) Но Цезарь, как мы выше сказали, оберегая установленные священнодействия, не пожелал изменять ноны и в тех месяцах, которым он прибавил но два дня, поэтому, будучи осмотрительным, он включил свои дни богослужения после завершения праздников всего месяца.

(9) Итак, в прежние времена, до того как фасты вопреки воле отцов - сенаторов] были переданы писцом Гнеем Флавием для ознакомления всех [людей], па младшего жреца возлагалось поручение, чтобы он наблюдал первое появление новой луны и сообщал об увиденном верховному жрецу. (10) И таким образом, когда верховным и младшим жрецом отправлялось священнодействие, тот же [самый] жрец, созвав (calata), то есть собрав народ на Капитолий возле курии Калабры, которая является ближайшей к домику Ромула, извещал, какое число дней было от календ до нон, и именно [ноны] в пятый день он провозглашал словом "кало", сказанным пять раз, [а ноны] на седьмой день - [тем же самым словом], повторенным семь раз. (11) Слово же "каль", то есть [глагол] "скликаю", является греческим, и [потому] этот день, который был первым из этих называемых (calarentur) дней, решили именовать календы. {50} Отсюда и самой курии, к которой скликали [людей], было дано имя Калабра, и войску (classi) [дано такое имя], {51} потому что в него скликался весь народ. (12) Но потому [еще] младший жрец сообщал о числе дней, которые оставались до ион, созывая [людей], что за новой луной следовало [то], что в день нон в город [Рим] стекались сограждане, которые были на полях, намереваясь услышать от верховного жреца о начале праздников и узнать [о том], что нужно делать в этом месяце.

{50 На основании сказанного происхождение слова «календы» можно объяснить примерно так: «называемый (от кбл?, calo) первым день до нон».}

{51 Classis — от calo (звать, созывать и т. п.) будет соответствовать словам «войско», «ополчение», «рать», т. е. «созванный народ». См.: Бартошек М. Римское право. С. 59. Ср.: «Кличет царь другую рать» (А. С. Пушкин).}

(13) Откуда некоторые полагают провозглашенные ноны началом как бы нового соблюдения [сроков], хотя бы потому что от этого дня до ид всегда насчитывается девять дней; [и] как будто у этрусков ноны считались очень значительными [днями], потому что они в каждый девятый день приветствовали своего правителя и советовались [с ним] относительно собственных дел. (14) В дальнейшем от этрусков, у которых этот день зовется "итис", было взято имя [дня] ("иды"). [Слово] же "итис" они толкуют [как] верность Юпитера. Ведь так как мы воспринимаем Юпитера творцом света (lucis), откуда и салии поют [о нем] "Люцетий" в [своих] песнях, и критяне зовут [его] "Зевсом - днем", также [и] сами римляне называют [его] "Диеспитер" как отца дня (diei patrem), (15) этот день [ид] по праву зовется верностью Юпитера, свет которого не кончается с заходом солнца, он распространяет блеск дня и ночью посредством светящей луны, что обычно всегда случается в полнолуние, то есть в середине месяца. Итак, день, который лишен даже ночных теней, они назвали надежностью Юпитера, [с использованием] этрусского имени ["итис"], откуда и [сама] древность посвятила все иды соблюдению праздников Юпитера.

(16) Другие считают, что иды [были] названы [сначала] "виды" от [слова] "видение", потому что в этот день видят полную лупу, [но] вскоре буква "в" была утрачена, подобно тому как, напротив, мы, прибавив букву "в" [к тому слову], которое греки произносят "идеть" (идейн), выговариваем [его] "видеть" (videre). Некоторым представляется, что иды [были] названы от греческого слова, как бы от [слова] эйдос, потому что в этот день лупа показывает [свой] полный облик. {52} Есть [и такие], кто считает, что иды [были] названы от овцы - идулы, которую этим именем зовут этруски и [которую] жрец приносит в жертву Юпитеру во все иды. (17) Нам же представляется подлинным такой смысл слова ["иды"]: идами мы зовем день, который разделяет месяц [пополам]. Ведь на этрусском языке [слово] "iduare" {53} означает "делить", откуда vidua (вдова) [есть] как бы valde idua, то есть насильно разделенная, или viro vidua, то есть с мужем разделенная.

{52 Греч. е?дпт — вид, облик и т. п.}

{53 Из последующего разъяснения (1.15, 17) слову idulis (ovis idulis) можно придать смысл «разделяемый», «разделываемый» (разделяемая, разделываемая жрецом овца).}

(18) Но как все иды [были] посвящены Юпитеру, так все календы - Юноне, [что] подтверждает и мнение Варрона и жрецов. Это также сохраняют в отеческих богослужениях лаврентийцы, которые и имя [этой] богине дополнили согласно обрядам, называя [ее] календарной Юноной, да и во все календы от месяца марта до декабря молятся этой богине в день календ. (19) В Риме во все календы, кроме [того], что младший жрец в курии Калаб - ре совершает богослужение Юноне, еще и верховная жрица, то есть жена верховного [жреца], во дворце [Нумы] приносит в жертву Юноне свинью или овечку. От ее [имени], мы [уже] сказали [об этом], также Янус был прозван Юнонием, потому что считается, что тому богу приписано наступление всякого [дня], [а] этой богине - все дни календ. (20) Ведь так как наши предки блюли начало месяцев с восхода луны, они по справедливости присудили календы Юноне, считая луну и Юнону одним и тем же, хотя бы потому что луна движется через воздух, откуда и греки нарекают луну Артемис, то есть аэротомис (режущей воздух), оттого что она рассекает воздух, а Юнона является повелительницей воздуха. Заслуженно, [стало быть], они посвятили этой богине начало месяцев, то есть календы.

(21) И того бы я не пропустил, что они посчитали календы, ноны и иды священными [днями], то есть требующими воздержания от устройства свадеб. Ведь эти дни, кроме нон, являются праздничными. А применять к кому-нибудь силу в праздники является [делом] неправедным. Потому и избегают свадеб, что на них в отношении девушки применяется сила. Но Варрон сообщает, что опытнейший в жреческом праве Веррий Флакк говорит об обычае, что в праздники [вроде] бы разрешалось чистить старые ямы, [а] новые делать права не было, [и] что потому праздники являются удобными для замужества больше вдовам, чем девушкам. (22) [Тогда] кто-нибудь подбросит [вопрос]: "Почему же в ноны, если [этот] день не является праздничным, запрещается свадебное торжество"? Причина этого также находится на поверхности. Ведь первый день свадьбы посвящается [девичьей] стыдливости, а па следующий же день невесту нужно доставить в дом, чтобы [над ней] начиналась власть мужа, и совершить богослужение, все же следующие дни либо после календ, либо после нон или ид в равной [мере] являются несчастливыми, потому и говорили, что ноны являются неподходящими для свадеб, чтобы невеста на следующий день [после нон] либо не положила начало независимости в браке от мужа, либо [не] принесла жертву в неблагоприятный [день], в который нечестиво отправлять священнодействия.

(16 , 1) Но так как течение [беседы] привело нас к упоминанию дней [месяца], нужно немного сказать также о том, что содержит вопрос нашего Хора. (2) [И] как Нума распределил год на месяцы, так каждый месяц - на дни, и все дни провозгласил или праздничными, или будничными, или смешанными. Праздничные [дни] были посвящены богам; будничные предоставлены людям для управления частными и общественными делами; смешанные [дни] являются общими [днями] богов и людей.

(3) В праздничные [дни] бывают священнодействия, пиршества, игры, отдых; в будни [бывают] [дни] присутственные, [дни] собраний, отсроченного [суда], вызова [в суд], войны; смешанные [дни] делятся внутри себя, [а] не относительно другого, ибо в некоторые часы тех дней судоговорение является благочестивым, в некоторые [же] - нечестивым. Ведь когда закалывается жертва, говорить нечестиво; [а] между [ее] закланием и возложением [на жертвенник говорить] разрешается; [и] опять, когда ее сжигают, [говорить] не разрешается. Итак, следует более пространно порассуждать о разделении праздничных и будничных дней. (4) Священное торжество бывает или когда исполняются священнодействия богам, или когда день отмечается посвященными богам пиршествами, или когда проводятся игры в честь богов, или когда соблюдаются праздники.

(5) Общественных же праздников есть четыре рода. Ведь они суть или постоянные, или подвижные, или чрезвычайные, или нундины. (6) Постоянные [праздники] являются общими у всего народа, имеют определенные и установленные дни и месяцы и отмечены в фастах благодаря постоянному соблюдению. Среди них преимущественно сохраняются Агоналии, Кармен - талии, Луперкалии. Подвижные [праздники] суть [те], которые ежегодно возвещаются начальствующими лицами или жрецами либо в [заранее] определенные, либо, даже в [заранее] не определенные дни, как, [например], Латины, Семептивы, Паганалии, Компиталии. Чрезвычайными [праздниками] являются [те], которые властным решением назначают консулы или преторы. Нундины - [это праздники] жителей сел и деревень, в которые они собираются по личным делам или намереваясь запастись товарами.

(7) Есть, кроме того, собственные праздники семей, как, [например], [праздники] семьи Клавдиев, или Эмилиев, либо Юлиев, либо Корнелиев, если [только] каждая семья соблюдает какие-нибудь собственные праздники по обычаю домашнего торжества.

(8) Существуют [торжественные обряды у] отдельных [людей], как, [например], празднование [дней] рождений и успехов, а равно похорон и искупительных жертв. Также в [глазах] предков соблюдал праздники [тот], кто называл бы по имени Салюс, Семонию, Сейю, Сегетию, Тутилину. Равным образом жреческая жена, сколько бы раз она [ни] услышала гром, пребывала праздной, пока не умилостивила бы богов. (9) Да и жрецы утверждали, что праздники оскверняются, если совершается какое-нибудь дело, когда они [уже] провозглашены и назначены. Кроме того, верховному жрецу и жрецам не разрешалось в праздники видеть [то], что совершается [какое-нибудь] дело, [и] потому они возвещали через глашатая, чтобы ничего такого [рода] не затевалось, и пренебрегающий [этим] требованием подвергался пене. (10) Впрочем, утверждали, что тот, кто, будучи неблагоразумным, совершил бы что-нибудь в такие дни, должен, кроме пени, принести искупительную жертву свиньей. [Однако] жрец Сцевола удостоверял, что благоразумный способен избежать наказания, а Умброн [даже] отрицал, что оскверняется тот, кто совершает дело, или относящееся к богам, или ради священнодействий, или принадлежащее к насущной жизненной пользе.

(11) Затем Сцевола, получивший запрос, чем разрешалось заниматься в праздники, ответил: [тем], что, будучи упущенным, нанесло бы ущерб. Поэтому если бы в яму упал бык, и отец семейства, приложив труды, освободил бы его, [то] не считалось бы, что [он] осквернил праздники. И тот не [осквернил праздники], кто укрепил из-за угрожающего обвала сломанное бревно для подпирания кровли. (12) Откуда и Марон, опытный во всех науках, зная, что овцу моют или [ради] очищения шерсти, или ради избавления от парши, уведомлял, что в том случае разрешается в праздники окупать [в воду] овцу, если бы это делалось по причине лечения:

Блеющих стадо овец погружать в целебную реку [Георг. 1. 272].

Ведь прибавлением [слов] "в целебную" он показывает, что [это] допустимо делать только лишь ради отвращения болезни, а не из-за выгоды по причине очищения шерсти.

(13) Это [сказано] о праздничных [днях] и [тех], которые после того начинаются [и] которые зовутся еще неприсутственными. Теперь мы скажем о будничных [днях] и [тех], которые за ними приходят, то есть о присутственных [днях, днях] собраний, отсроченного [суда], вызова [в суд], войны. (14) Присутственные [дни] суть [те], в которые претору позволяется говорить три торжественных слова: "Предоставляю, объявляю, присуждаю". {54} Противоположным этим [дням] являются неприсутственные дни. [Дни] собраний - это [те], в которые разрешается собирать народ. А в присутственные именно [дни] можно заниматься [лишь судебными делами] согласно закону, собирать [же] народ нельзя. [Но в дни] собраний можно [сделать] то и другое. [Дни] отсроченного [суда - такие], в которые можно оглашать обязательство [явиться в суд; дни] вызова [в суд] - это [те], которые устанавливаются для суда с [ответчиком] против иностранца, как [пишет] а "Куркулионе" Плавт,

{54 Юридическая формула, которой претор официально выражал свои права и функции.}

В день тяжбы с чужеземцем ли... {55}

{55 Плавт . Куркулион, 5. Перевод А. Артюшкова несколько изменен, чего требовал текст Макробия. См.: Плавт Т. Комедии. М., 1997. Т. 2. С. 162.}

Чужеземцем он тут обозначает по старому обычаю иностранца.

(15) [Дни] войны я не стал бы отделять от установленных правом [дней], если только установленные законом [дни] суть [те] непрерывные тридцать дней, {56} в которые, когда граждане [уже] призваны [на собрание], на крепости помещалось знамя красного цвета. А [собственно дни] сражений - это все [те дни], в которые [правом] дозволено начинать сражение или вызвать [па это] врага. (16) Ведь когда начинается [праздник] Латиар, то есть торжество Латин, а равно в дни Сатурналий, да и когда разверзается земля, непозволительно предпринимать сражение, (17) потому что не подобало начинать войну ни во время Латин, в которые некогда всенародно было скреплено перемирие между римским народом и латинами, ни в праздник Сатурна, который, считается, правил без какого-либо военного мятежа, ни когда разверзается земля, потому что [в это время] провозглашалось священнодействие [в честь] отца Дита и Прозерпины, и [потому что] считали, что лучше для того же сражения, если закрыта глотка Плутона. (18) Откуда и Варрон так пишет: "Когда земля разверзается, как бы открывается дверь [жилища] мрачных и подземных богов. Потому [в это время] является богопротивным не только начинать бой, но даже принимать решение по военным действиям и отправлять войско, отвязывать корабль, приводить жену с целью нажить детей".

{56 Установленные правом дни (dies iusti) — это, видимо, срок (месяц) до осуществления принятого народным собранием (центуриатными комициями) решения о начале войны. Ср.: Бартошек М. Римское право. С. 203 (Legis actio per manus iniectionem).}

(19) Что касается созыва мужей, предки избегали еще и [тех] дней, которые были бы отмечены неблагоприятными явлениями, избегали также и праздников, как пишет Варрон в книгах о жрецах: "Не следует в праздники созывать мужей; [а] если [кто-нибудь их] созвал, [то] пусть [ему] будет кара". (20) Однако нужно знать, что у римлян была свобода выбора дня для сражения в том случае, если они сами вступали в войну. И когда они получали

[ее], никакой день не препятствовал, чтобы защищать или свое благо, или достоинство государства. Да и какова уместность соблюдения [дня сражения], когда не остается возможности выбора? (21) Но притом наши предки считали, что нужно во всех [делах] остерегаться следующих [за праздниками] дней, которые они называли даже черными, как бы несчастливыми согласно [этому] названию. Однако некоторые звали эти же [дни] нечистыми, вроде как для смягчения [грубости] имени. О причине их [такого названия] сообщают Геллий в пятнадцатой книге "Летописей" и Кассий Гемина во второй книге "Историй".

(22) В триста шестьдесят третьем году от основания города [Рима] военными трибунами Виргинием Манлием, Эмилием Постумием и их товарищами [было] доложено в сенате, что было из-за [того], что в течение нескольких лет государство было очень ослаблено. И [тогда] по распоряжению отцов - сенаторов было] приказано, чтобы в сенат для осведомления о богослужениях пришел прорицатель [по внутренностям животных] Луций Аквиний. (23) Он сказал, что военный трибун Квинт Сульпиций, намереваясь сражаться против галлов у [реки] Аллии, {57} совершил богослужение ради [победного] сражения на следующий день после квинтилиевых ид [и] что точно так же столкновения у [реки] Кремеры {58} и во многие другие годы и [во многих других] местах кончались [для римлян] плохо после священнодействия, справленного на следующий день [после праздника]. (24) Тогда отцы - [сенаторы] приказали, чтобы о таких богослужениях доносили коллегии жрецов и чтобы жрецы постановили, что следующие за всеми календами, нонами, идами дни должны считаться черными, чтобы эти дни не становились ни [днями] сражений, ни очистительными, ни [днями] собраний. (25) Впрочем, и жрец Фабий Максим Сервилиан в двенадцатой книге отрицает, что в черный день следует поминать родителей, потому что тогда необходимо также призывать Януса и Юпитера, которых негоже называть по имени в черный день. (26) Многие также избегают четвертого дня до календ, или нон, или ид как злополучного дня. [О нем] обыкновенно спрашивают, [не] было ли передано какое-нибудь знамение относительно его соблюдения. Но мы не нашли ничего написанного касательно этого дела, кроме [того], что сообщает в пятой [книге] "Летописей" Квинт Клавдий, будто ужаснейшее несчастье Каннской битвы совершилось в четвертый день до секстилиевых нон. (27) Варрон, [напротив], замечает, что совершенно не имеет отношения к военному делу [то], является ли день присутственным или неприсутственным, но что это относится только к частным делам.

{57 В сражении с галлами у реки Аллии (приток Тибра) в IV в. до н. э. римляне потерпели поражение. См.: Ливии Т. История Рима от основания города. V, 38-39. М., 1989. Т. 1.С. 266-267.}

{58 У реки Кремеры (тоже приток Тибра) во время войны с Вейями (V в. до н. э.) был истреблен отряд Фабиев (см.: Ливии Т. История Рима. II, 50. Т. 1. С. 105).}

(28) [То] же, что я назвал нундины праздниками, может быть оспорено, потому что пишущий о праздниках Тит не отнес дни нундин к праздникам, но назвал [их] только празднично отмечаемыми [днями]; и потому что Юлий Модест утверждает, что на запрос авгура Мессалы к понтификам, считаются ли дни римских нундин и нон праздниками, они ответили, что нундины не считаются праздниками; и потому что Требатий в первой книге "Богослужений" пишет, что в нундины должностное лицо может отпускать [на свободу] и назначать суд. (29) Однако Юлий Цезарь, напротив, в шестнадцатой книге ''Предзнаменований" отрицает, что в нундины можно созывать сходку, то есть собирать народ, и потому в римские нундины нельзя устраивать [народные] собрания. Корнелий Лабеон в первой книге "О фастах" повествует, что нундины являются праздниками. (30) Причину же этого разнообразия [взглядов] усердный читатель найдет у Грания Лициниана во второй книге. Ведь он утверждает, что нундины являются праздниками Юпитера, поскольку во все нундины жена жреца во дворце [Нумы] обычно приносит в жертву Юпитеру барана. Но Гортензиевым законом [было] установлено, чтобы они были присутственными [днями], чтобы селяне, которые приходили в город [Рим] ради участия в нундинах, улаживали свои споры. Ведь в неприсутственный день претору не дозволялось провозглашать [ведение дел]. (31) Итак, [те], кто называет [нундины] праздниками, ограждаются от [обвинения во] лжи, ссылаясь на старину; кто противоположно думает, [тот] черпает оправдания из уважения к поколению, которое следовало [этому] закону.

(32) Некоторые приписывают их возникновение Ромулу, о котором, как утверждает Тудитан, упоминают, что он, разделив власть с Титом Татием, прибавил к установленным священнодействиям и [жреческим] товариществам также нундины. (33) Однако Кассий говорит, что нундины устроил Сервий Туллий, чтобы в город с полей приходили [люди] с намерением рассматривать городские и сельские дела. Гемин сообщает, что день нундин начали отмечать уже после изгнания царей, потому что многие делали жертвоприношение Сервию Туллию в нундины, [лишь] когда в народе возобновилась о нем память. С этим соглашается также Варрон. (34) Рутилий пишет, что римляне учредили нундины, чтобы селяне именно восемь дней занимались трудом на полях, а на девятый день, оставив деревню, приходили в Рим для торговли и принятия законов и чтобы более многочисленному народу докладывать о постановлениях и решениях, которые выставляли [на срок] до дня третьей нундины, {59} и их легко узнавали отдельные [граждане] и все в совокупности. (35) Откуда также [был] выведен обычай выставлять законы па время до третьей нундины. Поэтому у соискателей должностей было обыкновение приходить на собрание [народа] в нундины и становиться на холме, откуда их лично могли бы видеть все [граждане] вместе. Но все это стали делать очень небрежно и позже упразднили, после того как многие начали выходить к народу также в промежутке между [двумя] нундинами. (36) Есть также у римлян богиня Нундина, названная [так] по девятому дню (nono die) новорожденных, который считается освятительным. Освятительным же является день, в который детям устраиваются смотрины и они получают имя. Впрочем, девятым этот [день] является [только] для мальчиков, [а] для девочек - восьмым.

{59 В день третьей нундины кончался срок со дня объявления законопроекта (promulgatio legis) и происходило голосование (см.: Бартошгк М. Римское право. С. 262,316).}

(37) После того как было истолковано устройство года и месяцев, я думаю, наш Хор обладает [знанием] о названиях дней и [их] соблюдении, о чем он [и] спрашивал. И хотел же бы я знать, да неужели было бы [возможно такое], чтобы разумный уроженец [берегов] Нила {60} и сосед племени, владеющего многочисленными [землями], надсмехался над этим порядком римского деления [месяца] или [все же] признал бы, что этрусский Тибр {61} тоже почерпнул кое-что из своих наук".

{60 Так выражено то обстоятельство, что Хор — египтянин.}

{61 Tuscus Thybris — здесь, очевидно, равно Tebricola — житель берегов Тибра, т. е. римлянин, сам Претекстат.}

(38) [Тут] прибавил Евстафий: "Не только наш Хор, муж основательный и выдающийся, но и никто другой, как я считаю, не мог бы быть столь легкомысленным в суждении, чтобы он, кому очень большую приятность доставила и цепкая память и ясная речь повествующего, не одобрил столь безукоризненный, как говорят "[вплоть] до ногтей", порядок римского года. И если это упорядочение [года] избежало неодобрительной насмешки, [то это] и неудивительно, [ибо] для него [именно] из Египта [и] был взят образец [для] окончательного исправления [длительности года]. (39) Ведь как Юлий Цезарь из египетских наук выведал о движениях созвездий, о чем он оставил не лишенные учености книги, так [и] это тоже он заимствовал из того же [самого египетского] наставления, так что растянул время окончания года согласно ходу солнца. (40) Древние же поселенцы Латия - потому что тогда еще не было возможности учиться у Египта, [да и] какое - либо путешествие в него было им недоступно, - последовали греческому обычаю в исчислении дней месяцев, так что обратный счет [дней], когда число [дней] переходило от большего к меньшему, заканчивался при возвращении [назад]. (41) Ибо мы так говорим: десятый день, затем девятый и потом восьмой, как обыкновенно говорили афиняне: десятый и девятый [день] убывающего [месяца]. (42) Также когда Гомер пишет:

Месяц - один не пройдет, другой еще не наступит [Од. 14, 162], -

о чем ином он говорит, если не о ты убывающем [месяце], исчисление которого, понемногу уменьшающегося, прекращается при названии следующего [месяца], и [не] о том наступающем [месяце], который ведет за собой множество [дней], наследуя предыдущему [месяцу], идущему к исчезновению?

(43) Об этом пишет и ваш мантуанский Гомер, понимая, что "наступает" {62} говорят о том. к чему приближаются:

{62 Используемое здесь слово stare (стоять) полностью соответствует употребленному выше у Гомера причастию ?уфЬменпн (в переводе — «наступающий») от глагола ?уфзмй — ставить; таким образом, получается как бы перекличка Гомера и Вергилия.}

Каждому свой положен предел [10, 467], -

чем обозначает, что наступает последний день, к которому как бы идут через все [дни]. (44) Тот же [самый] поэт, знаменитый [своей] ученостью и равно уважительностью, зная, что прежде римляне упорядочивали времена года согласно бегу луны, а впоследствии - согласно [ходу] солнца, [но] сохраняя уважение к мнению того и другого поколения, говорит:

Вы. что по кругу небес ведете бегущие годы,

Либер с Цецерой благой [Георг. 1,6], -

обозначая в этом обращении вожатыми года как солнце, так [и] луну".

(17 , 1) Тут [не удержался уже] Авиен: "Много и часто я обдумывал [наедине] с собой то, отчего бы [это] было, что мы почитаем солнце то [как] Аполлона, то [как] Либера, то под другими разнообразными именами. И так как божества пожелали, чтобы ты, Веттий Претекстат, был глашатаем всего священного, прошу [тебя], продолжай разъяснять мне смысл великого разнообразия в именах одного божества".

(2) Тогда Веттий [продолжил]: "Не думай, мой Авиен, будто сообщество поэтов, когда они рассказывают о богах, не заимствует основу по большей части из святилищ философии. Ведь то, чтобы они соотносили с солнцем почти всех богов, поскольку они находятся под небом, советует [им] не пустое суеверие, но священная наука. (3) Если же солнце является вождем и управителем светил, как представлялось древним, и оно единственное предводительствует блуждающими звездами, а пути звезд соответственно [их] могуществу устанавливают, как кажется некоторым, или знаменуют, как представлялось Плотину, ход человеческих дел, то необходимо, чтобы мы признали солнце, которое подчиняет себе управителей наших [дел, то есть звезды], творцом всего, что совершается вокруг нас. (4) И как Марон, когда говорил об одной Юноне:

божество оскорбилось какое [1, 8], {63} -

{63 Перевод изменен по контексту Макробия.}

показывает, что разные действия одного бога должны считаться за разные божества, так различные способности солнца дали имена богам. Откуда главы мудрецов провозгласили, что одно [есть] все.

(5) Итак, ту способность солнца, которая ведает прорицанием и попечительством, назвали Аполлоном; [а та способность солнца], которая является творцом речи, получила имя Меркурия. Ведь потому что речь истолковывает скрытые мысли, Гермес был назван свойственным [ему] именем от [слова] герменевейн (толковать). (6) (Солнцу принадлежит способность, которая [заведует] пользой; у него же есть действие, которое заведует плодами). {64} И отсюда зародились названия (как будто) других богов, которых доверительное и тайное учение относит к солнцу, и чтобы из-за такой скрытности [наше] объяснение не оказалось непристойным, давайте спросим мнение древних [философов] об отдельных [богах].

{64 Издатель текста делает с связи с этим такое примечание: virtus — praeest uncis inclusi utsensu carentia ([слова] «virtus... praeest» я заключил в скобки как лишенные смысла) (р. 82, 24-25).}

(7) Многочисленные толкования, вереницу которых я хотел бы продолжить, относят имя Аполлона к солнцу. Платон пишет, что солнце названо Аполлоном от ту апопаллейн таc актинас, то есть от бросания лучей, [как стрел]. Хрисипп [пишет, что солнце названо] Аполлоном как сущее не из многих (поллон) и низших составляющих огня, ибо первая буква [его] имени имеет значение отрицания, или потому что оно существует только одно, а не во множестве (поллой). Да ведь и латинский язык назвал его солнцем (solem), потому что только одно (solus) оно имеет такую яркость. (8) Спевсипп [пишет, что солнце названо Аполлоном], потому что его сущность состоит из многих [отдельных] огней: хос бпь поллон усион пюрос авту сюнестотос. Клеанф [пишет, что солнце названо Аполлоном], потому что оно совершает восходы то из одних (ab aliis), {65} то из других поясов [земных] местностей: хос an аллон кай аллон топон mac анатолас пойумену. (9) Корнифиций полагает, что Аполлоном оно названо от анаполейн (возвращаться), то есть потому, что в кружении мира, которое греки называют полон, вследствие поворота [его] тело несется назад к восходу. Другие считают, что оно именуется Аполлоном как аполлюнта (губящее) живые существа, ибо оно лишает души и истребляет живые существа, когда причиняет гибель неумеренностью тепла, (10) как [пишет] Еврипид в "Фаэтоне":

{65 Здесь следует обратить внимание на сходство звучания греческих слов ?р’ ?ллщн, от которых и производится имя Аполлона, и латинских ab aliis.}

Солнце из струй золотых, меня сразившее!

Люби громко кличут тебя: "Аполлон!"

Также [и] Архилох [пишет]:

И ты. владыка Аполлон, виновников

Отметь и истреби, как истребляешь ты . {66}

{66 В стихах Еврипида и Архилоха при объяснении имени солнца «Аполлон» используется созвучие имени с глаголом «губить» (?рьллхмй): ?рюлеубт («погубил») — у Еврипида; ?ллх’ («истреби») и ?ллэейт («истребляешь») — у Архилоха. Стихи Архилоха даются в переводе В. В. Вересаева (см.: Эллинские поэты. М., 1963. С. 220).}

(11) Наконец, [и] больных ожогами называют пораженными Аполлоном а ударенными солнцем. И так как действиям солнца подобны действия луны в [оказании] помощи и [причинении] вреда, поэтому женщин, мучимых известными [месячными] болями, называют пораженными луной и [также] пораженными Артемидой. (12) Поэтому изображения Аполлона иногда украшаются луком и стрелами, чтобы через посредство стрел постигали силу испускаемых лучей, (как [об этом] есть у Гомера): {67}

{67 Дополнение издателя: supplevi (р. 84, 14).}

После постиг и народ, смертоносными прыща стрелами [Ил. 1, 51].

(13) Также он является радетелем общенародного благополучия, которое, считается, солнце доставляет одушевленным существам посредством умеренности [тепла]. А так как он чаще дарует исцеление и реже от него бывает гибельная напасть, потому на изображениях Аполлон несет в правой руке Граций, в левой [же] - лук со стрелами, ибо к вреду он менее склонен, а благо дарует более подходящая рука. (14) Отсюда следует [то], что ему же приписывается способность врачевания, потому что умеренное тепло солнца служит избавлению от всех болезней. Ведь считают, что Аполлон как апелавнонта (отгоняющий) болезни, назван как бы Апеллоном. (15) Это мнение, соответствующее также латинскому выражению [его] имени, позволило нам не переводить имя этого бога, чтобы ты воспринимал Аполлона apellentem (отгоняющим) зло. Его [и] афиняне зовут Защитником от зла. Ну а жители Линда почитают Аполлона Чумного, названного этим прозвищем после закончившегося мора. Эта же слава спасающего и лечащего бога поддерживается также и в наших [римских] священнодействиях. Ибо и девушки - весталки так взывают [к нему]: "Аполлон-врач, Аполлон Пеан!"

(16) Итак, потому что у этой звезды, то есть у солнца, есть два величайших действия: одно благодаря некоторому умеренному теплу поддерживает жизнь смертных, другое из-за определенной направленности лучей посылает иногда гибельную напасть, - [их] обозначают особенными выражениями, и это вот те самые два [его] прозвища относительно каждого действия в отдельности - Иэий и Пэан. Эти прозвища соответствуют тому и другому действию: [прозвище] Иэий появляется от иастхай, то есть от оздоровления, а Пэан - от павейн, то есть прекращения мук, и наоборот, [прозвище] Хиэий [появляется] от хиенай, [то есть] от метания [стрел]:

(смертоносными прыща стрелами), {68}

{68 Издатель считает, что эти слова нужно исключить: «sed haec verba вЭлпт — ?цйеЯт delenda censeo: sunt enim e superioribus (85, 1) temere repetita» (p. 86, 5-6), так как ранее этот стих Гомера (Ил. 1,51) уже приводился в 1. 17, 12.}

и [прозвище] Пэан - от пайейн, [то есть] от нанесения ударов. (17) Затем, считали, что, когда умоляют, чтобы было дано здоровье, произносят "ио Пэан", через букву эта, то есть "ты лечишь, Пэан"; когда же говорят "хие Пэан", через букву эпсилон с придыханием [у] первой буквы, этим обозначают, что молитвой высказывается враждебное [отношение] к кому-нибудь: "бале Пэан", то есть "[стрелы] мечи [с] нанесением ударов". Сообщают, что этим восклицанием воспользовалась Латона, когда она побуждала Аполлона, чтобы он стрелами уничтожил силу Пифона. Природоведческий смысл этого я изложу в соответствующем месте.

(18) Этот возглас, то есть "хие Пэан", подтвердил, говорят, Дельфийский оракул, когда в правление Тесея афиняне искали поддержки [этого] бога против амазонок. Ибо ведь он повелел намеревающимся идти на войну называть его защитником и призывать этими самыми словами. (19) В четырнадцатой книге "О богах" Аполлодор пишет об Иэии -солнце, что так называется Аполлон от стремления и полета по небосводу, потому что солнце непреодолимо несется по [небесному] кругу. (20) Но Тимофей [пишет] так:

Свод тот небесный извечно и всюду

Светлыми полнишь ты, солнце, лучами.

Стрелами против врагов их направив,

О хие Пэан, со своей тетивы.

(21) Этого же самого бога, выделяющегося целительными делами, называют Целителем, {69} то есть покровителем здоровья, как пишет Гомер:

{69 Целитель — П?лйпт. В данном случае это слово надо, видимо, производить от глаголов п?лщ («to be whole or sound»; см.: Liddel H. G., Scott R. A Greek — English lexicon. Oxford, 1996), п?льпмбй — «рубцеваться, заживать» и т. д. Мы делаем это примечание потому, что есть еще слово п?лйпт (п?лпт) — «гибельный» (от ?ллхмй — «губить»).}

Будь же здоров [Од. XXIV, 402].

Лсандрий пишет, что милетцы приносят жертвы Аполлону Целителю за свое здоровье. Ферикид сообщает, что Тесей, когда отправлялся на Крит к Минотавру, дал обед Аполлону Целителю и Артемиде Ценительнице за спасение и свое возвращение. (22) И неудивительно, что оба [его] действия отмечаются разными именами, так как мы узнаем, что [и] другие боги также оцениваются и по действию и по имени из-за [наличия] противоположного в одном и том же двойственном деле, как, [например, оценивается] Нептун, которого называют в одних [случаях] Землеколебателем, то есть движущим землю, в других - Оберегателем, то есть поддерживающим [ее]. Также и Меркурий и будит и усыпляет души или глаза людей, как считает поэт:

Жезл берет он. которым у смертных, [по воле всесильной,

Сном ] смыкает он очи [Ил. XXIV, 343 - 344].

(23) Откуда и Аполлона, то есть солнце, мы чтим [под] прозвищами, обозначающими то спасение, то напасть, так как ведь напасть, которая посылается им посредством бед, означает, что этот бог открыто сражается за добрых [людей]. (24) Отсюда проистекает, [например, то], что у сицилийского мыса Пахина с исключительным благочестием прославляется Аполлон Ливийский. Ведь когда ливийцы, намереваясь вступить в Сицилию, направили отряд [кораблей] к этому мысу, Аполлон, которого там почитали, призванный поселенцами [на помощь], был назван Ливийским, после того как наслал на врагов мор и почти ко всем [им], охваченным [напастью], подкралась смерть.

(25) Нашими [римскими] летописями тоже подтверждается подобная великая сила этого [самого] бога. Ведь когда в Риме по предсказанию прорицателя Марция и при Сивиллином песнопении справлялись игры [в честь] Аполлона, народ, призванный к оружию из-за внезапного нападения врага, кинулся на него, и в это время стало видно, что на противников несется туча стрел. И она обратила врага в бегство, а победителей - римлян привела к зрелищу спасительного бога. Отсюда думают, что игры [были] установлены по причине сражения, [а] не мора, как некоторые считают. (26) Впрочем, существует еще одно основание этого [последнего] мнения, что солнце тогда сверкает на самой верхушке нашего обиталища. Ведь на летнем направлении находится [созвездие] Рака, и когда солнце [туда] приходит, [его] лучи не наклонно, но, посланные сверху, прямым свечением освещают нашу, умеренную [в отношении тепла местность]. Откуда некоторые считали, что бога тогда более всего умилостивляют [игры] Аполлинарии, [учрежденные] ради смягчения жары. {70} (27) Однако я нахожу в сочинениях, что эти победные игры были установлены не по причине [сохранения] здоровья, как [о том] упоминают некоторые составители летописей. Ведь, согласно Сивиллиным книгам, эти игры были учреждены в Пуническую войну по совету децемвира Корнелия Руфа, который из-за этого был прозван Сивиллой, а потом, после сокращения имени, первым [из рода Корнелиев] начал зваться Суллой. {71}

{70 Чрезмерный летний зной здесь представлен как причина эпидемических болезней.}

{71 Чтобы превращение прозвища «Сивилла» в «Сулла» было более понятным, укажем, что Sulla получается от Sibylla при выпадении слога ib: Syllа, при том что буквы «у» и «и» близки по произношению.}

(28) С другой стороны, сообщают, что в предсказаниях прорицателя Марция, чьи два свитка были принесены в сенат, была найдена такая запись: "Римляне, если вы хотите изгнать врага со [своих] полей, язву, которая долго [уже] ходит среди племен, [то] я считаю, что нужно посвятить Аполлону игры, чтобы они радушно справлялись [в честь] него каждый год. При проведении этих игр пусть председательствует тот претор, который передаст высшую власть народу; пусть децемвиры совершают священнодействия по греческому обряду. Если вы будете делать это правильно, [то] вы всегда будете в радости, и государство сделается лучше: ведь этот бог будет уничтожать ваших врагов, которые опустошают ваши поля". (29) Вследствие этого предсказания, после того как ради уважения один день был потрачен на божественные дела, [было] принято сенатское решение, чтобы децемвиры попросили Сивиллины книги с целью лучше осведомиться о проведении игр [в честь] Аполлона и правильном совершении богослужения. Когда стало известно, что в них нашли то же [самое], отцы-[сенаторы] посчитали, что нужно учредить и проводить игры [в честь] Аполлона и давать па это дело претору двенадцать тысяч медной монетой и два жертвенных животных покрупнее, а децемвирам [было] предложено, чтобы они совершали жертвоприношение этими вот животными по греческому обряду: Аполлону - быком, украшенным золотом, и двумя белыми козами с позолотой; Латоне - украшенной позолотой коровой. Народу [же было] велено смотреть игры на ристалище, надев венки. (30) Таково, [как] преимущественно передают, возникновение Аполлоновых игр.

Теперь давайте покажем на основании еще других имен этого бога, что Аполлон и солнце являются одним и тем же.

(31) Он зовется Локсий, как отмечает Энопид, потому что [солнце] отправляется по кривому (локсон) кругу, двигаясь от заката на восход, то есть потому что [оно] продвигается по кривому кругу от заката к восходу. Или, как пишет Клеанф, [он зовется Локсием], так как [оно] движется по путям винта: ведь и они являются кривыми (локсай), [то есть] потому что [оно] продвигается по искривленному пути, или потому что оно, будучи на юге, испускает на нас, северных существ, косые (локсас) лучи, или потому что посылает на нас с юга боковые лучи, так как мы являемся по отношению к [нему] самому северянами. (32) Делием его зовут от превращения всего в ясное (дэла) и явное благодаря свету, [то есть] потому что освещение показывает все ясно. (33) Фебом он называется, как утверждает Корнифиций, из-за фойтан (скитания) против воли, [то есть] потому что [солнце] движется по принуждению. Однако большинство считает, что [он был] назван Фебом, то есть ясным и светлым, из-за облика и блеска. (34) Также [его] называют Фанетом - от файнейн (свечения) и Фанеем, так как [солнце] является [всегда] новым (файнейтай неос), [то есть] потому что солнце ежедневно обновляется. Вергилий [пишет]:

Утром уже новым [Георг. 3, 325].

(35) Камерницы, которые населяют остров, посвященный Солнцу, приносят жертвы Аполлону Аэйгенету, чтобы солнце вечно рождалось (аэй гигпестхай) и вечно рождало (аэй геннан), то есть потому что оно, восходя, рождается и потому что само все рождает [путем] обсеменения, питания, взращивания, укрепления и увеличения.

(36) Мы слышали о многих основаниях имени Аполлона Ликийского. Стоик Антипатр пишет, что Аполлон назван Ликийским от левкайнестхай (ясности) {72}всего, когда светит солнце. Клеанф замечает, что Аполлона назвали Ликийским, потому что как волки (lupi) {73} хватают скот, так он сам тоже похищает влагу [своими] лучами. (37) Прежние из греков называли первый свет (lucem), который предшествует восходам солнца, люкэн - от [слова] левку (белесый). Они и сегодня называют эту [пору] времени люкофос (белесым светом). (38) Об этом времени стихотворец пишет так:

{72 Для прояснения сходства прозвища Аполлона и слова, его объясняющего, приведем их корни: Lyc- и лехк- (в лат. транскрипции leyc-).}

{73 Ликийский (Lycius) — от слова «волк» (греч. лэкпт; лат. lupus).}

Не было утро еще. но седели уже сумерки ночи [Ил. VII, 433].

Тот же Гомер [говорит]:

Прежде ж обет сотвори луконосцу ликийскому, Фебу [Ил. IV, 101],

потому что обозначает люкэн (рождающего свет), то есть [того], кто при своем восходе рождает свет (lucem). Ведь блеск лучей, издали и на обширном пространстве предшествующий приближающемуся солнцу и понемногу уменьшающий мрак темноты, рождает свет. (39) И кажется немаловажным, что римляне, как и многое другое [взяли] из греческого [языка], так и [слово] lucem (свет) образовали от [слова] люкэ. Стариннейшие [из] греков называли год также люкабанта - [путем], проходимым (байноменоп) и измеряемым светом (люку), то есть солнцем. (40) Свидетельством же [того, что] солнце зовут люкон, является Ликополитанская община Фиваиды, которая с равным благоговением поклоняется Аполлону и также волку, то есть люкон, почитая в [облике] того и другого солнце, потому что это животное похищает и истребляет все подобно солнцу и побеждает мрак ночи, различая многое [благодаря] остроте глаз. (41) Некоторые считают, что даже сами волки (люкус) названы от люкэ, то есть от первого света, потому что эти звери больше всего почитают это время удобным для похищения скота, которого, за ночь проголодавшегося, перед рассветом выгоняют из стойл на пастбище.

(42) Аполлона называли Отцовским не вследствие принадлежности [его] культа одном роду или общине, но как виновника порождения всех вещей, потому что солнце, иссушив влагу, предоставило всему основание для зарождения, как говорит Орфей:

Умный наказ отцовский и заботливый разум.

Откуда мы также зовем отцом Януса, почитая солнце под этим именем.

(43) Пастушеским Аполлона прозвали не из-за пастушеской службы и сказки, на основе которой воображают, будто он пас скот царя Адмета, но потому что солнце пасет все, что порождает земля. (44) Отсюда [его] воспевают [как] пастуха не одного рода [скота], но всякого скота, как говорит Нептун у Гомера:

Ты. Аполлон, у него, как наемник, волов круторогих

Пас [Ил. XXI, 448 - 449].

И также у того же [самого] поэта он значится пастухом кобылиц:

Сам Аполлон воспитал на зеленых лугах пнерийских

Сих кобылиц, разносящих в сражениях ужас Арея [Ил. II, 766 - 767].

(45) Кроме того, у камиренцев есть храмы [Аполлона] Эпимелия как пастуха овец; у наксосцев - Поймния; и также [у них] почитается бог Арноком, а у лесбийцев - Напай. {74} И у разных общин существуют многие [другие] прозвища [Аполлона], относящиеся к [его] службе бога - пастуха. Вот почему он признается надзирателем и поистине пастухом вселенского скота.

{74 Эпимелий ? Овечий (м?лпн — мелкий скот, овца, коза); Поймний ? Стадный, Пастуший (от рпЯмнйпн — стадо, рпймЮн — пастух); Арноком ? Бараньеволосый, т. е. с кудрявыми, курчавыми волосами (?сньт — баран, кьмз — волосы); Напай ? Лесной (нЬрз — нагорный лес).}

(46) Аполлон называется Элелевс - от элиттестхай (вращения) [солнца] вокруг земли, потому что кажется, что [оно] вечным движением как бы катится вокруг земли, как описывает Еврипид:

О солнце, коней ты гонишь, пламя вращая (хейлиссон), {75}

{75 Еврипид. Финикиянки, 3. В поэтическом переводе И. Анненского эта связь не была бы видна:

О Гелиос, среди небесных звезд

Просекший путь для кобылиц летучих

И золотом горящей колесницы!

(Финикиянки, 1-3 // Еврипид. Трагедии. М., 1980. Т. 2. С. 147 ), — поэтому нам пришлось переводить самим, учитывая контекст Макробия.}

или потому что, собрав (сюналистхентос) много огня, оно обходит [землю], как считает Эмпедокл:

Сгрудившись [аналистхейс ] в кучу, оно обхватывает великое небо. {76}

{76 Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989. Ч. 1. С. 367, ? 337 (В41).}

Платон [именует его] от сюналидзейн (соединения) и собрания людей, когда оно восходит, потому что восходящее [солнце] сводит людей на сходку. {77}

{77 В «Кратиле» (409а) Платон пишет: «Это имя, возможно, дано ему от его восхода (halios), когда люди собираются на сходку (halidzein)» (пер. Т. В. Васильевой). См.: Платон. Соч. : в 3 т. М., 1968. Т. 1. С. 449.}

(47) Златовласым Аполлон называется из-за блеска лучей, которые зовут золотистыми волосами солнца, откуда [его именуют еще] и Длинноволосым, потому что лучи никогда не могут оторваться от источника света. Также [его называют] Сребролуким, потому что образуется как бы какой-то лук белого и серебристого цвета, появляющийся в верхнем изгибе небосвода. Из этого лука лучи сверкают подобно стрелам. (48) Сминтхей он именуется, потому что [солнце] мчится (тхей) кипящее, [то есть] потому что оно летит пылающее. Карней [он] - так как горящее [солнце всегда] воспринимается новым (кайоменос хоратай неос), то есть потому что оно, раскаленное своим жаром, всегда остается новым, хотя все горящее истощается. Также Аполлон [называется] Киллай, потому что [солнце] совершает движение слева (кинэсейс лайас) [направо], двигаясь к нам всегда с юга. (49) Аполлон [как] приносивший дожди (тейс омбрус) - Тюмбрай, потому что он является богом - тучегонителем. Аполлон - Дружественный, потому что его появляющийся приятный свет мы приветствуем с самым дружеским расположением.

(50) Пифий Аполлона [зовут] не от певсеос (вопрошания) {78} [его], то есть не от запрашивания мнения оракулов, [как] считают фюсики, но от пйфейн (порчи), то есть [от] гниения, чего никогда не совершается без силы тепла. (51) Итак, считают, что отсюда он [был] назван Пифий, хотя греки сказывают, будто это имя дано богу после убийства змея. Однако эта сказка не расходится с познанием природных тайн, что будет ясно, если коснуться повествования, которое рассказывают о рождении Аполлона, и несколько раньше я пообещал, что намерен [об этом] рассказать. (52) Говорят, что Юнона противодействовала Латоне, ожидающей рождения Аполлона и Дианы. И когда роды прошли, к колыбели богов проник змей, которого звали Пифон, и Аполлон, [несмотря] на ранний возраст, сразил чудовище стрелами.

{78 Чтобы читателю была яснее связь между словами «Пифий(ский)» и «совет» (ре?уйт), укажем, что ре?уйт — одно из производных глагола рхниЬнпмбй (будущее — реэупмбй).}

(53) Изучающая природу наука показывает, что [это] нужно понимать следующим образом. Ведь после хаоса, когда смутная безобразность впервые начала представать в образах вещей и в первоначалах и [когда] земля, пока еще влажная сущность, [как] бы качалась из-за зыбкого и неустойчивого основания, вследствие понемногу усиливающегося горнего жара и истекающих оттуда на нее огненных семян создались, думают, здешние звезды, и притом солнце, охваченное величайшей силой жара, [удержалось] в высях [неба], луна же, отягощенная некоторой природной теплотой, более влажной и как бы [свойственной] женскому полу, заняла нижние [части], словно бы солнце состояло больше из отцовской сущности, луна - из материнской. (54) Если же фюсики хотят, чтобы Латона считалась землей, которой Юнона мешала родить божества, о которых мы говорили, [то] эта [последняя] есть воздух, который, тогда еще влажный и тяжелый, препятствовал эфиру, чтобы блеск светил сиял сквозь густоту воздушной влаги как бы ради успеха неких родов. (55) Но победила настойчивость божественного провидения, которое, верят, пособило родам. Поэтому на острове Делосе с надлежащим благоговением посещают для укрепления доверия к сказанию храм Провидения, который называют храмом Промысла [богини] Афины. (56) Так как говорят, что они [были] рождены на острове, нам кажется, будто они появились из моря. Потому [и] этот остров зовется Делос, что восход и как бы рождение светил делает все дела (ясным), то есть делает ясными просторы.

(57) Но существует [также] следующее естествоведческое учение об убийстве змея, как [о том] пишет стоик Антипатр. Ведь испарение еще влажной земли, уходя в [небесные] выси и возвращаясь оттуда, после того как нагрелось, в недра [земли] наподобие смертоносной змеи, разрушало все силой гниения, которое возникает исключительно из тепла и влаги. И так как сгущение тумана должно было закрыть само солнце, казалось, что [он] некоторым образом затмевает его свет. Однако когда в конце концов [он] был уничтожен, высушенный божественным жаром лучей, как бы изрешеченный падающим стрелами, сочинили сказку о змее, убитом Аполлоном. (58) Есть и другое мнение об убитом змее. Ведь хотя движение солнца никогда не отклоняется от линии эклиптики, все же путь солнца изгибается вверх и вниз вроде змеиного извива, и какое-то [его] отклонение должно было переменить направление ветров. (59) Откуда Еврипид [пишет]:

Огнем порожденный змей

Пролагает путь родам четырем

Времен, впрягающий в оглобли

Богатства повозку с /подами.

Итак, под этим названием небесного пути выражали [то], что солнце, когда [оно] завершило свой бег, погубило змея. Отсюда возникла сказка об убийстве змеи. (60) Именем же стрел обозначается только испускание лучей, которые представляются наиболее длинными в то время, в какое весьма высоко [стоящее] солнце завершает годовой бег в самые длинные дни летнего солнцестояния. Поэтому [оно] называется Хекэболос и Хекатэболос - издали (хекатхен) бросающим (баллон) лучи, [то есть] беспрестанно посылающим па землю лучи из самого отдаленного и самого высокого [своего] положения.

(61) О [его] прозвище "Пифий" могло бы хватить [уже] того [известного], если бы не заявляло о себе следующее основание этого же имени. Ведь когда солнце совершает летний солнцеворот в созвездии Рака, в котором находится предел самого длинного дня и откуда [его] отступление ведет к уменьшению [долготы] дней, в это время [оно] называется Пифием как пиматон феон (к пределу бегущее), то есть пробегающее последний путь. (62) Это же [самое] имя подходит ему и [тогда], когда представляют, что оно проделало последний пробег самого короткого дня, вступая опять в [созвездие] Козерога. И потому напоминают, что в том и другом созвездии, когда проделан годичный путь, Аполлон одолел дракона, то есть [проделал] свой извилистый путь. Это мнение сообщил в [своих] "Этимологиях" Корнифиций. (63) С другой стороны, этим двум созвездиям, которые зовут вратами солнца, Раку и Козерогу, имена достались потому, что рак - живое существо идет назад и вбок, и тем же [самым] образом солнце в этом созвездии начинает совершать боковое отступление. У пасущейся же козы [есть], кажется, такая привычка, что она на пастбище устремляется высоко [на холмы]. Но [ведь и] солнце в [созвездии] Козерога начинает снизу возвращаться в высь [неба].

(64) Аполлона зовут [еще] Парным, потому что он сам проявляет парный облик своего божества освещением и показом вида луны. Ведь из одного источника света парной звездой он освещает [в] пору дня и ночи. Откуда и римляне почитают солнце под именем и [в] образе Януса [с] наименованием [его] Аполлоном Парным. (65) Дельфием Аполлона зовут потому, что он показывает [то], что является темным, [благодаря] яркости света, [то есть его так зовут] из-за показа неясного (дэлун афанэ), или, как угодно Нумению, [из-за того, что его считают] одним и одиноким. Ибо [Нумений] утверждает, что в древнем языке греков один называется дельфон. Откуда и брат, говорит он, зовется адельфос, [то есть] как бы уже "не одинокий".

(66) Кроме того, гиерополитанцы, которые принадлежат к племени ассирийцев, передают все действия и способности солнца в образе одного-единственного бородатого изваяния и называют его Аполлоном. (67) Его широкое лицо обрамлено остроконечной бородой. На голове высится корзинка. Изваяние покрыто [нагрудным] панцирем; правая [рука] держит прямо стоящее копье с помещенной наверху небольшой статуей [богини] Победы; левая протягивает изображение цветка; и с высоты плеч спину покрывает горгонина накидка, окаймленная змеями. Рядом орлы воспроизводят подобие полета; перед ногами находится женское [погрудное] изваяние, {79} правая и левая [руки] которого являются очертаниями женщин; змей обвивает их извилистыми кольцами. (68) Отрощенная борода означает, что сверху на землю испускаются лучи. Золотая корзинка, вытянутая в высоту, указывает на выси эфира, откуда, думают, происходит вещество солнца. Благодаря изображению копья и панциря он приобретает облик Марса, далее в нашей беседе мы покажем, что он же [самый] и есть солнце. [Богиня] Победа свидетельствует, что все [вместе] подчинятся могуществу этой звезды. Образ цветка свидетельствует о процветании того, что этот бог засевает, порождает, питает, взращивает, доводит до созревания. (69) Женское изображение - это образ земли, которую сверху освещает солнце. Две одинаковых женских фигурки - [руки], которыми [оно себя] обхватывает, обозначают совместно служащие [ей] вещество и природу; а изваяние дракона показывает извилистый путь звезды. Орлы ввиду высочайшей скорости полета показывают высоту [положения] солнца. (70) Горгонино одеяние дано [ему потому], что Минерва, которую мы признаем его покровительницей, является способностью солнца, как и Порфирий свидетельствует, что Минерва есть способность солнца, которая предоставляет рассудительность человеческим умам.

{79 Дополнение «погрудное» связано с тем, что этот образ означает землю (см. ниже: 1. 17, 69), и известно такое же изображение богини Геи на Пергамском алтаре (Мифологический словарь. Л., 1961. С. 68-69).}

Потому ведь напоминают, что эта богиня порождена головой Юпитера, то есть произведена из высшей части эфира, откуда происходит солнце.

(18 , 1) То, что мы сказали об Аполлоне, можно также считать сказанным о Либере. Ведь Аристотель, который написал "Богословие", убеждает многими разными доводами, что Аполлон и Либер-отец есть один и тот же бог. Даже и у лигуров, говорит он, во Фракии есть храм, посвященный Либеру, из которого раздаются пророчества. В этом святилище оракулы, приняв много крепкого вина, словно бы испив воды у Кларосца, начинают предсказывать. (2) Также у лакедемонян в священнодействиях, зовущихся Гиацинтиями, которые справляют для Аполлона, увенчиваются плющем по вакхическому обряду. (3) Равным образом беотийцы, [даже] помня, что Парнасская гора посвящена Аполлону, все же почитают на ней же и Дельфийский оракул и Вакхические пещеры, [как] посвященные одному богу. Откуда на одной и той же горе отправляется богослужение и Аполлону и Либеру-отцу. (4) Это подтверждают и Варрон и Граний Флакк, об этом также учит [и] Еврипид:

Дионис, что оленя шкурой и тирсами

Украшенный, среди деревьев пляшущий.

С Парнаса прыгает.

(5) На этой Парнасской горе через год проводятся Вакханалии, где, как утверждают, замечают и частые сходки сатиров и в большинстве [случаев] слышат [их] собственные голоса, и также до людских ушей часто доносятся удары кимвалов. (6) И чтобы никто не думал, что Парнасская гора посвящена разным богам, также Еврипид, указывая, что Аполлон и Либер являются одним и тем же богом, пишет в "Ликимнии":

Вакх господин и лавролюбец, с лирой Пэан Аполлон.

К этому же мнению [склоняется] Эсхил:

Вещун Феб. вакхант - бог. чей лоб вокруг овил плющ. {80}

{80 Перевод М. Л. Гаспарова. См.: Эсхил. Трагедии. М., 1989. С. 269, 10? (341).}

(7) Но хотя после того как раньше [уже] было подтверждено то, что Аполлон и солнце есть одно и то же, и после того как потом было сказано, что [оно] само есть Либер-отец, который является Аполлоном, нет никакого сомнения, что солнце и Либер-отец должны считаться одним и тем же божеством, все же это, безусловно, будет [еще] подкрепляться весьма убедительными доводами. (8) Ведь в священнодействиях сохраняется то соблюдение благочестивого таинства, что солнце, когда оно пребывает в верхней, то есть в дневной, полусфере, зовется Аполлоном, когда - в нижней, то есть ночной, считается Дионисом, который есть Либер-отец. (9) Также Либера-отца делают в изваяниях частично детского возраста, частично - юношеского. Кроме того, с бородой, также в виде старца, как [в образе] того, кого греки [называют] Бассареем, так [и в образе того], кого они называют Брисеем, и [в том виде], как [его] славят неаполитанцы в Кампании, называя Хебон. {81} (10) Эти же различия возрастов относятся к солнцу: оно считается младенцем в зимнее солнцестояние, [в виде] какового египтяне выносят [его] в определенный день, потому что тогда, в самый короткий день, оно считается дитятею и ребенком. Затем же, когда после весеннего равноденствия наступает прибавление [дня], оно соответствующим образом и обретает силы подрастающего [ребенка] и украшается юношеской внешностью. Потом его самый зрелый возраст в летнее солнцестояние показывает наличие бороды, в каковое время [день] достигает своего высшего увеличения. Затем из-за уменьшения [дня] бог наделяется четвертым обликом, как бы старческим.

{81 Бассарей — эпиклеса Диониса — Вакха; происходит от названия одежды вакханок «бассара». Брисей — Либер — «Податель даров» (?) от (?) всЯищ — одарять (в частности). Хебон (Гебон) — прозвище Либера (Диониса) «Юный», «Отрок», «Возмужалый» (?в?н — причастие от ?в?щ — быть в юношеском возрасте, быть возмужалым).}

(11) Равно и во Фракии, мы слышали, одним и тем же считается солнце и Либер, которого там прославляют пышным богослужением, называя Сабазием, как пишет Александр, и на Зилмисском холме находится посвященный этому богу храм круглой формы, крыша которого имеет отверстие посередине. Округлость храма показывает вид этой звезды, и высокая крыша пропускает свет, чтобы явствовало, что солнце все освещает, испуская свет с высокого верха, и потому, что все целиком становится зримым, когда оно восходит. (12) Также Орфей, желая, чтобы солнце было [ясно] постигнуто, говорит среди прочего:

Плавя дивный эфир, недвижный, прежде уж сущий,

Свет дает божествам, чтоб вид прекраснейший видеть.

Ныне Фанет пресветлый его прозывают и также Дионис,

Эвбулей и правитель, ясный тоже Антавгес.

Разно разные люди его на земле называют.

Первый явился в лучах, {82}был назван Дионис затем,

{82 Под «первым» подразумевается, видимо, Фанет.}

Чтоб пребывать уже на широком Олимпе бескрайнем.

Имя. переменившись, обрел. Ведь у каждого имя

Всякого рода есть мере согласно и времени ходу.

(13) Он назвал солнце Фанетом - от фотос и фанеру, то есть от света и освещения, потому что, созерцая все, оно всем видно. Дионис - оно, как считает сам прорицатель, от динейстхай и периферестхай, то есть потому что оно движется по кругу. (14) Клеанф пишет, что оно так названо от [слова] "дианюсай (совершить)", потому что оно в ежедневном полете от восхода до заката совершает небесный бег, создавая день и ночь. (15) Фюсики [называют] Дионисом ум Зевса (Диос нус), они говорят, будто солнце является умом мира. Мир же называется небом, которое они зовут Юпитером. Поэтому Арат, намереваясь говорить о небе, замечает:

С Зевса мы бы начали.

(16) Римляне называют его Либером, потому что оно является свободным (liber) и странствующим, как утверждает Невий:

Солнце, странствуя, огненные вожжи

Отпускает к земле и крепко вяжет.

(17) Также в Орфеевых стихах оно называется Эвбулеем и показано хранителем доброго совета. {83} Ведь если советы рождаются от разумного постижения, а разумом мира, считают писатели, является солнце, от которого на людей изливается начало разумения, то думают, что солнце по заслугам [считается] подателем доброго совета. (18) [О том], что солнце является Либером, Орфей открыто вещает в таком стихе:

{83 Эвбулей — по-гречески «Благосоветчик».}

Гелиос. коему имя Дионис ими дается.

И этот именно стих весьма понятен, а тот [вот стих] того же [самого] пророка очень труден:

Зевс и Лид - одно, и Гелиос тож и Дионис.

(19) Убедительность этого стиха обосновывается оракулом Аполлона Кларосского, в котором солнцу дается также другое имя. В тех самых священных стихах оно называется среди прочего Яо. Ведь Аполлон Кларосский, будучи спрошен, кто из богов должен считаться [тем], которого зовут Яо , так возвестил:

(20) Таинство знающим средство от боли скрыть повелело.

Ест же знанье невелико и слабый умишко.

Ты назначаешь бога Яо быть из всех самым крайним:

В зимнюю пору Аид есть, с весны же началом - тут Зевс,

Летом - Эелиос, осенью уж - Яо роскошный.

(21) Сути этого оракула и толкований божества Яо, которым обозначается Либер-отец и солнце, последовал Корнелий Лабеон в книге, у которой название "Об оракуле Аполлона Кларосского". (22) Также и Орфей, показывая, что Либер и Солнце являются одним и тем же [самым] богом, так пишет о его наряде и одежде в священнодействиях Либералиях:

Это все, венчанное весной нарядной, свершает

Плоть божества - подобие всюду славимого солнца.

Прежде всего же, с лучами пылающими сравнимый.

Плащ на нем был накинут багряный, подобный огню:

Сверху оленья привязана пестрая длинная

Шкура: на правом мощном плече - пятнистая зверя -

Образ неба святого складно исполненных звезд.

Сверх уже шкуры оленя наброшен пояс весь в злате.

Грудь окружая сиянием, знак он несет превеликий.

Что. поднимаясь в свечении из пределов земли.

Ты бросишь златые лучи на поток океана.

Будет свет несказанный сверху в смеси со влагой,

Засверкает в водоворотах, вращаясь по кругу.

Пред божеством. Под грудью же пояс неизмеримый

Круг океана являет, чудо великое кажет.

(23) Отсюда и Вергилий, зная, что Либер-отец есть солнце и Церера - луна, и они вместе управляют, по - вашему, плодородием почвы и созреванием плодов или ночной прохладой и дневной жарой, пишет:

[Либер с Церерой благой!] Через ваши деяния почва

Колосом тучным смогла сменить Хаонии желудь [Георг. 1, 7].

(24) Тот же поэт затем учил на лишенном святости примере, что солнце истинно есть творец плодородия, когда писал:

Пользу приносит земле опалять истощенную ниву,

[Пусть затрещавший огонь жнивье легковесное выжжет] [Георг. 1, 84 - 85], -

и остальное. Ведь если [даже] огонь, примененный благодаря изобретению людей, предоставляет многообразную помощь, [то] что следует [тогда] приписать эфирному теплу солнца?

(19 , 1) То, что сказано о Либере-отце, показывает, что Марс - он же и солнце, поскольку многие, доказывая, что есть один бог, связывают Либера с Марсом. Откуда Вакх называется Убийственным, каковое [имя] находится среди собственных имен Марса. (2) У лакедемонян почитается также изображение Либера-отца, наделенного копьем, [а] не жезлом. Но и когда он держит жезл, что иное он несет, как [не] прикрытый дротик? Его острие скрывает обвивающий плющ, что показывает необходимость обуздывать порывы к войне посредством неких уз терпения. Ведь плющ имеет способность опутывать и обвязывать. Также и жар вина, подателем которого является Либер-отец, часто возбуждает людей вплоть до воинственного неистовства. (3) Итак, из-за сродной пылкости действия того и другого решили, что Марс и Либер есть один и тот же бог. Римляне уж точно удостаивают обоих па - именования отца, называя одного Либер-отец, [а] другого - Марспитер, то есть Марс-отец (pater). (4) Отсюда Либер-отец признается также способным к [ведению] войн, потому что его объявили первым устроителем триумфа. Так как, следовательно, Либер-отец есть также и солнце, а Марс - также и Либер-отец, кто стал бы сомневаться, что Марс является солнцем? (5) Еще аккитаны, испанское племя, с величайшим благоговением почитают изображение Марса, украшенное лучами, называя [его] Нетоном.

(6) И верно выводит [заключение] наука о природе, что боги - родоначальники небесного тепла больше отличны по именам, чем на деле и по существу: вот и жар, посредством которого дух горячит и возбуждает одних к гневу, других к мужеству, иногда - и временному безумию, по причине которых даже возникают войны, назвали Марсом. Поэт раскрывает его суть, прибегая к сравнению с огнем:

Свирепствовал [Гектор ],

Словно Арей, сотрясатель копья, или огонь истребитель [Ил. XV, 604 - 605].

В итоге нужно сказать, что действие солнца, от которого [возбуждается] кипение духа, от которого возбуждается жар в крови, называется Марсом.

(7) [О том] же, что Меркурий признается солнцем, выше [уже] было доложено при [общем] одобрении. Еще и оттого явствует, что Аполлон и Меркурий истинно есть одно и то же, что у многих народов звезда Меркурия именуется Аполлоном и что Аполлон предводительствует Музами, [а] Меркурий наделяет [людей] речью, что является [также] назначением Муз. (8) Есть также много свидетельств, кроме этого, что Меркурия принимают за солнце. Во-первых, [то], что изображения Меркурия украшаются огненными крыльями, каковое обстоятельство показывает стремительность [движения] солнца. (9) Ведь так как мы знаем, что способность разумения [была] названа Меркурием - так мы понимаем [его наименование] от [слова] герменевейн (истолкование), {84}- а солнце - это мировой разум, быстрота же ума является величайшей, как говорит Гомер:

{84 Здесь имеется в виду тождество имен «Меркурий» и «Гермес», так как имя «Меркурий» производится от греческого «толковать» — ?смзнеэейн (см. выше: 1. 17,5).}

[Мчатся у них суда ], как на крыльях, как мысль [человека ] [Ол. VII, 36], -

поэтому Меркурий, как бы сама сущность солнца, украшается крыльями. (10) Очень ясно выделяют этот признак египтяне, изготавливающие оперенные изображения самого солнца, цвет которых у них не одинаков. Ведь они изготавливают одно [изображение] темного вида, [а] другое - светлого. Светлое они зовут верхним, а темное - нижним. Имя же нижнего дается солнцу, когда оно совершает свой бег в нижнем полушарии, то есть в зимних созвездиях [зодиака]; [а] верхнего - когда оно обходит летнюю часть зодиака. (11) Существует эта же присказка [и] относительно Меркурия, [но] в другом пересказе, когда он считается служителем и вестником [при общении] между верхними и нижними богами.

(12) Сверх того, его называют Аргоубийцей, [но] не потому, что он одолел Аргуса, который, сообщают, наделенный множеством глаз, обходя [дозором], сторожил по повелению Юноны дочь Инаха Ио, соперницу этой богини, превращенную в корову, а [потому, что] в этом рассказе Аргус - это небосвод, усеянный блеском звезд, в которых заключается, кажется, какой-то образ небесных глаз. (13) С другой стороны, решили, что небо называют Аргусом из-за яркости и скорости [движения, по-гречески] - пара то левкон кай тахю. И кажется, что он осматривает землю сверху (египтяне, когда хотят обозначить се иероглифическими буквами, употребляют изображение коровы). Так вот, этот круговорот неба, украшенный огнями звезд, тогда считается погубленным Меркурием, когда солнце в дневное время, затмевая звезды, как бы уничтожает [их], силой своего света отнимая у смертных их созерцание.

(14) Большинству изваяний Меркурия, наделенных только головой и напряженной мужской плотью, придается также очертание четырехгранного столба, каковой образ означает, что солнце является головой мира и родителем вещей и что вся его сила состоит не в служении каких - то отдельных членов, но исключительно в разуме, седалище которого находится в голове. (15) Четыре стороны [столба] делаются с тем же [самым] умыслом, с каким Меркурию придана четырехструнная [форминга]. Ведь это число означает либо столько же стран света, либо четыре смены времени, из которых складывается год. Или [четыре струны придается] потому, что область зодиака разделена на два равноденствия и два солнцестояния, [подобно тому] как лира Аполлона, [состоящая] из семи струн, убеждает, что столько [же есть] движений небесных сфер, управителем [над] которыми природа поставила солнце. (16) [То], что солнце почитают в [образе] Меркурия, ясно также из [наличия] у него жезла, который египтяне изображали в виде соединенных змей, самца и самки. Эти змеи в средней части своего изгиба связаны узлом, который зовут [узлом] Геркулеса, а их передние части, согнутые в круг гак, что ротики прижаты [друг к другу], завершают очертание круга; и после узла [их] хвосты отклоняются к ручке жезла и украшаются крылышками, вырастающими из той же [самой] части ручки. (17) Изображение жезла египтяне связывают также с рождением людей, которое называется генесис, напоминая, что существует четыре бога-защитника рождающегося человека: Даймон, Тюхэ, Эрот, Ананко. И они хотят, чтобы два первых бога считались солнцем и луной, потому что солнце - это создатель духа, тепла и света, творец и хранитель человеческой жизни, и поэтому полагают, что Даймоп это бог рождающегося; луна - Тюхэ, так как является покровительницей тел, которые подвержены разнообразным случайностям; Любовь обозначается поцелуем; Неизбежность - узлом. (18) Зачем прибавляются крылышки, было разъяснено уже выше. Изгиб змей в изображениях этого рода избран преимущественно потому, что путь той и другой звезды [является] извилистым.

(20 , 1) И так как изображения Эскулапа и Здоровья относят к природе солнца и луны, к ним присоединяется змея. И Эскулап является целительной силой, приходящий к душам и телам смертных от сущности солнца. Здоровье же произошло от лунной природы. От него получают поддержку тела одушевленных существ, укрепленные несущей здоровье умеренностью. (2) Итак, к их изображениям потому присоединяются образы змей, что они показывают [то], что человеческие тела, погибающие как бы из-за непрочности кожи, снова крепнут, достигая прежней силы, [подобно тому] как снова крепнут змеи, каждый год сбрасывая старую кожу. Кроме того, образ змеи имеет отношение и к самому солнцу, потому что солнце всегда как бы от некоторой дряхлости самого предельного снижения возвращается на надлежащую высоту, как к силе юности. (3) С другой стороны, [то], что змея находится среди особых изображений солнца, показывает также образование [ее] имени, потому что она была названа от [слова] деркейн, {85} то есть [от слова] "видеть". Ведь сообщают, что эта [наша] змея весьма подобна природе данной звезды зорким и недреманным оком, и потому змеям поручают охрану сокровищ храмов, святилищ, оракулов.

{85 Чтобы была понятна не видная в нашем переводе связь имени «змея» с глаголом дЭскейн — «зреть, глядеть», укажем, что «змея» — греч. дсЬкщн.}

(4) Но [то], что Эскулап является тем же [самым, что] и Аполлон, признают не только оттого, что верят, будто он от него рожден, по [и оттого], что ему приписывается еще и сила прорицания. Ведь в книгах, которые имеют название "О богах", Аполлодор пишет, что Эскулап управляет прорицаниями и толкованиями примет. (5) И [это] неудивительно, поскольку наука врачевания и [наука] прорицания являются сотоварищами. Ибо врач предчувствует, что будет или подходящим, или неподходящим для тела, так как Гиппократ [его] учит, что врачу надлежит знать о больном "и настоящее, и прошедшее, и будущее", {86} то есть

{86 Гиппократ. Прогностика, 1. Пер. В. И. Руднева. См.: Гиппократ. Этика и общая медицина. СПб., 2001. С. 184.}

Все, что было и есть и что в грядущем случится [Георг. 4, 393].

Это соответствует прорицаниям, из которых известно

[все ], что минуло, что есть и что будет [Ил. I, 70].

(6) Да и Геркулес не отчужден от солнечной природы, так как Геркулес есть та мощь солнца, которая предоставляет человеческому роду доблесть для уподобления [его] богам. И не считай, что он, лишь родившись от Алкмены возле беотийских Фив, уже с самого начала [был] назван Геркулесом. Нет. он был удостоен этого величания и почтен этим именем после многих [других] и самым последним, потому что безмерной отвагой заслужил звание бога, управляющего мужеством. (7) Впрочем, бог Геркулес почитается, притом благоговейно, и близ Тира, но египтяне чтят его самым благочестивым и величественным богослужением и сверх того уважают память [о нем], которая у них уходит в весьма далекое прошлое. (8) Думают, что и гигантов он сам уничтожил, потому что на стороне неба была как бы доблесть богов. Надо думать, гиганты были не чем иным, как нечестивым родом людей, отвергающим богов и потому замыслившим прогнать богов с небесного местопребывания? (9) Их ноги изгибались змеиными завитками, что означает, что они не мыслили ничего правильного, ничего высокого, [поэтому] и течение всей их жизни ведет в преисподнюю. От этого рода солнце потребовало должной расплаты [при помощи] силы губительного жара.

(10) И в самом деле, [то], что Геркулес является солнцем, ясно даже из [его] имени. Ведь что иное значит [имя] Гераклес, если не герас, то есть воздуха, {87}красота (клеос)? Далее, какая другая красота есть у воздуха, кроме сияния солнца, с заходом которого [сияние] скрывается в глубине мрачных мест? (11) Кроме того, исполнение священнодействий у египтян посредством разнообразных обрядов утверждает многостепенную мощь бога, подавая знак, что этот [наш] Геркулес у всех и среди всех [людей] является солнцем (гелион). (12) Немаловажное доказательство [этого] берется также из деяний, совершенных в других землях. Ведь когда Терон, царь ближней Испании, подвигся в [своем] безумии на захват храма Геркулеса, вооружившись отрядом кораблей, гадитанцы на военных судах выступили против. И битва продолжалась с равным военным счастьем до того, [пока] царские корабли внезапно [не] обратились в бегство и [не] сгорели, одновременно охваченные нежданным огнем. Весьма немногие из врагов, которые остались [в живых], будучи захваченными, показали, что они представлялись себе львами, превосходящими корабли гадитанского отряда, и что вдруг их корабли [были] сожжены посланными лучами, [такими], какие изображаются на голове Солнца.

{87 В латинском языке слово «воздух» — аеr имеет греческое происхождение. Таким образом, полное созвучие: ?сбкл?т — это ?сбт, т. е. aeris клЭпт.}

(13) Прилегающий к тому же Египту город, который хвалится своим основателем Александром Македонским, относится к Сарапису и Исиде с уважением на грани восторженного поклонения. Однако свидетельствуют, что все это поклонение под [знаком] его имени посвящается солнцу: [ведь] они либо приделывают еще корзинку к его голове, либо присоединяют к [его] изваянию еще изображение трехглавого животного. (14) Средней и притом же самой большой головой оно воспроизводит образ льва; с правой стороны возвышается голова ласкающейся собаки кроткого вида; левая же часть шеи оканчивается головой хищного волка. И эти лики животных связывает своим завитком змея, головой обращенная к правой [руке] бога, которая удерживает чудовище. (15) Итак, голова льва указывает [на] настоящее время, потому что его состояние непосредственной действительности между прошедшим и будущим является исполненным мощи и стремительности. Но и прошедшее время обозначается головой волка, потому что память о свершившихся делах похищается и уносится [временем]. Также и изображение ласкающейся собаки обозначает исход будущего времени, относительно которого нас ласкает надежда, пусть она [и] неясная. Кому же служат [сами] времена, если не собственному творцу? Его макушка, украшенная корзинкой, показывает и высоту звезды, и возможность [ее] вместилища, потому что все земное приходит к нему, пока влечет испущенное тепло.

(16) Узнай теперь [о том], что [вроде] бы вещал оракул о солнце, или Сараписе. Ведь Сарапис, которого египтяне провозгласили величайшим богом, будучи спрошен Никократом, царем киприотов, каким он считается среди богов, этими [вот] стихами восстановил потревоженную набожность царя:

(17) Бог я есмь, чтобы знали, такой, о ком бы сказал я:

Неба порядок - это глава, живот мой - море,

Ноги мои земля суть; достигли уши эфира;

Ясный же глаз - блестящий свет солнца.

(18) Из этих [строк] явствует, что природа Сараписа и солнца является единой и неделимой. Исида, которая есть или земля, или природа вещей, подвластная солнцу, прославляется совместным богослужением. Отсюда все тело богини бугрится обширными грудями, потому что совокупность всего вскармливается питанием либо земли, либо природы вещей.

(21 , 1) [В том], что Адонис тоже является солнцем, не станут сомневаться, если будет рассмотрено верование ассирийцев, у которых издавна процветало величайшее почитание Венеры Архитиды и Адониса, которого ныне придерживаются [и] финикийцы. Ведь и природоведы почтили именем Венеры верхнюю полусферу земли, часть которой мы населяем; нижнюю же полусферу земли они назвали Прозерпиной. (2) Итак, делают вывод, что у ассирийцев или финикийцев она [является] скорбящей богиней, потому что солнце, двигаясь ежегодно по двенадцати созвездиям [зодиака], вступает и в нижнюю часть полусферы, так как из двенадцати созвездий зодиака шесть считаются верхними, шесть - нижними. (3) И когда оно находится в нижних [созвездиях зодиака] и потому делает дни короче, думают, что богиня плачет, так как солнце как бы отправлено в объятия временной смерти и задержано Прозерпиной, которую мы называем божеством нижнего круга земли и антиподов. И наоборот, хотят верить, что Адонис возвращается к Венере, когда солнце, преодолев шесть созвездий [зодиака] нижнего ряда, начинает освещать полусферу нашего круга [земли] вместе с увеличением света и дней. (4) Впрочем, передают, что Адонис [был] убит вепрем, выражая в этом животном образ зимы, потому что косматый и свирепый зверь предпочитает влажные, грязные и покрытые изморозью места и кормится собственно зимним плодом - желудем. Итак, зима является как бы раной солнца, которая уменьшает для нас и его свет, и тепло, а недостаток того и другого оказывается для одушевленных [существ] смертью.

(5) На ливанской горе, [где помещается] изваяние этой богини, она изображена с покрытой головой, вид ее печален, она подпирает лицо рукой с платком. И смотрящим кажется, что [у нее] льются слезы. Этот образ, кроме [того], что [он] есть [образ] плачущей богини, как мы сказали, является также [образом] земли в зимнюю пору, в каковое время она, закрытая облаками, лишенная солнца, замирает, и источники, как бы глаза земли, весьма обильно истекают [водами, как слезы богини], и поля в это время при их обработке показывают печальный лик своего опустения. (6) Но когда солнце поднялось из нижних частей земли и переходит границы весеннего равноденствия, увеличивая день, тогда Венера становится радостной и прекрасной: пашни зеленеют посевами, луга - травами, деревья - листьями. Потому наши предки называли апрель месяцем Венеры.

(7) Подобным образом [и] фригийцы, хотя были изменены предания и исполнение священнодействий, блюдут, чтобы точно так же представляли Матерь богов и Аттиса. (8) Ведь кто бы стал оспаривать, что Мать богов считается землей? Эта богиня едет на львах, животных, мощных [своим] напором и пылом, каковая природа свойственна небу, чьим охватом удерживается воздух, который несет землю. (9) Солнце же в облике Аттиса украшает свирель и посох. Свирель показывает упорядочивание переменчивого дуновения, потому что ветры, в которых нет никакого постоянства, берут надлежащую природу от солнца. Посох подтверждает власть солнца, которое всем управляет. (10) Отсюда можно также заключить, что в таких обрядах используется, с другой стороны, превосходное знание о солнце, потому что по их обычаю, когда завершен спуск [Аттиса в преисподнюю] и закончилось выражение скорби, в восьмой день до апрельских календ славят наступление веселья. Этот день они называют Хилариями. {88} В это время солнце впервые делает день дольше ночи.

{88 Хиларии — празднества в честь Кибелы (= Матери богов); название происходит от греч. hilaris — веселый, радостный (?лбсьт).}

(11) Также, при разных наименованиях богослужения, [его] почитают у египтян, когда Исида оплакивает Осириса. И нет в [том] тайны, что и Осирис - это не что иное, как солнце, и Исида есть не что иное, как земля или природа вещей, (как мы сказали), и то же [самое] восприятие Адониса и Аттиса в египетском богослужении также приводит к чередованию печали и веселья вследствие перемен [в] годичном действии [солнца]. (12) Как утверждают египтяне, этот Осирис является солнцем. [И] сколько раз они хотят выразить [это] своими иероглифическими буквами, [столько раз] они вырезают жезл, и на нем запечатлевают изображение глаза, и этим знаком указывают на Осириса, обозначая [тем самым], что этот бог является солнцем и все озирает, величественный благодаря царской власти, потому что древность провозглашает солнце глазом Юпитера.

(13) У них же Аполлон, который является солнцем, зовется Хором, от него и двадцать четыре часа (horae), составляющие день и ночь, получили имя, и четыре поры, которые заполняют годичный круговорот [солнца], называются хорай. (14) Также египтяне, желая освятить изваяние в облике самого солнца, изобразили [его] со стриженой головой, но с правой [ее] стороны оставили волосы нетронутыми. Сохраненные волосы показывают, что солнце никогда не остается в недрах природы; а снятые волосы, так как сохраняется [их] корень, показывают, что эта звезда даже в [то] время, в которое она нам не видна, имеет основу нового появления, как волосы. (15) Этим же изображением обозначается и время, в которое свет становится непродолжительным, когда солнце, как бы сбрив ростки [волос] и оставляя [только их] скудный пучок, идет к наименьшей продолжительности дня, которую предки назвали зимним солнцестоянием, именуя [его] brumale (зимним) из-за brevitate (сокращения) дней, то есть [по-гречески] брахю эмар (короткий день). Опять появляясь из этих тайников или теснин, как бы вырастая в летней полусфере [зодиака, он] увеличивается в росте, и тогда считается, что солнце уже достигло своего царства.

(16) Кроме того, египтяне поместили в зодиаке, в той части неба, в которой солнце в годичном беге больше всего пышет сильным жаром, животное - льва и называют созвездие Льва жилищем солнца, потому что им кажется, что это животное получает [свою] сущность от природы солнца. (17) во-первых, [так кажется], потому что [оно] превосходит [других] животных [своим] напором и пылом, как солнце превосходит [другие] звезды. И еще лев силен грудью и передней частью тела и слаб задними лапами. Равно и сила солнца возрастает в первой части дня до полудня или в первой части года - от весны к лету [и] затем, слабеющая, снижается к закату, который [есть конец] дня, или к зиме, которая, считают, является последней частью года. И также его узнают по широко раскрытым и горящим глазам, поскольку солнце разглядывает землю широко раскрытым и горящим оком, взором пристальным и внимательным. (18) И не только Лев, но также все вообще созвездия зодиака по праву относятся к природе солнца. И очень я расположен к тому, чтобы начать [свой рассказ] с Овна. Ведь он по шесть зимних месяцев остается на левой стороне [зодиака] по правую сторону от [точки] весеннего равноденствия, подобно тому как и солнце с того же [самого] времени обходит правую полусферу, в остальную часть [времени] - левую. (19) Потому и Аммона, которого ливийцы считают богом - заходящим солнцем, изображают с бараньими рогами, благодаря которым это животное весьма сильно, подобно тому как солнце [сильно] лучами. Ведь и у греков баран (криос) называется от кара (голова).

(20) А [то], что Телец относится к солнцу, различным образом показывает египетское богопочитание. [Итак, его относят к солнцу] или потому, что возле Гелиополя весьма почитают быка, посвященного солнцу, которого именуют Мневисом; или потому, что в городе Мемфисе быка Аписа избирают образом солнца; или потому, что в городе Гермонтисе, в величественном храме Аполлона почитают посвященного солнцу быка, именуя [его] Бакис, [и бык этот] выделяется чудесами, соответствующими природе солнца. (21) Ведь утверждают, что он в отдельные часы меняет цвета, и говорят, что он поднимает дыбом шерсть противу потомства вопреки природе животных. Откуда считается, [что он является] как бы образом солнца, блистающего в противоположной части мира.

(22) Близнецы же, о которых думают, что они [оба] живы при смерти одного из них, что обозначают иное, если не одно и то же [самое] солнце, то опускающееся в глубины мира, то поднимающееся на предельную высоту мира? {89} (23) [И] что иное, кроме пути солнца, показывает Рак [своим] передвижением вбок, которому выпал жребий никогда не ходить прямо по дороге, но всегда - поперек нее,

{89 Близнецы — это Диоскуры, Полидевк (Поллукс) и Кастор. Согласно мифу, Зевс сделал их созвездием Близнецов, или утренней и вечерней звездой, что символизирует смену жизни и смерти, света и тьмы.}

Чтобы вращался по ней наклонных знаков порядок [Георг. 1, 239].

И преимущественно в этом созвездии солнце, склоняясь, начинает с верхнего пути устремляться теперь вниз. О Льве уже было сказано выше.

(24) А Дева, которая несет на руке сноп, что [есть], как [не] солнечная сила, которая заботится о плодах? И потому считают, [что она является] Справедливостью, которая единственная обеспечивает [то], что созревающие плоды идут на пользу людям.

(25) Скорпион в целом, в котором находятся [и] Весы, представляется природой солнца, которое коченеет зимой. Когда та оканчивается, и он своей силой отводит жало назад, природа не несет никакого ущерба из-за зимнего окоченения.

(26) Стрелец, который из всего семейства зодиака является самым нижним и последним, перерождается из человека в зверя, притом в своей задней части членов [тела], как бы сброшенный с верхних [мест зодиака] в нижние. Стрелу же он выпускает, чтобы указать, что жизнь всего целиком сохраняется благодаря лучу солнца, даже идущего из самой нижней части [зодиака].

Козерог, возвращая солнце из нижних частей [зодиака] в выси, кажется, подражает природе козы, которая, пока пасется, всегда настойчиво стремится к вершинам вздымающихся скал.

(27) [А] разве Водолей не показывает саму силу солнца? Ведь с чего бы дождь падал на землю, если бы жар солнца не тащил влагу в выси, истечение которой дождем является [очень] обильным?

В конце вереницы [созвездий] зодиака расположены Рыбы, которые, как прочие, посвящаются солнцу, в чем проявляется не их собственная природа, но могущество [этой] звезды, от которой дается жизнь не только воздушным и земным живым существам, но также [и] тем, обитание которых, окутанное водами, как бы спрятано от взора солнца. [Однако] сила солнца является такой, что оно посредством проникновения [в глубины] оживотворяет даже скрытое [под водой].

(22 , 1) И чтобы возвратить речь к многообразному могуществу солнца, [я спрашиваю], что иное есть Немесида, которую почитают вопреки гордыне, как [не] могущество солнца, природа которого является такой, что оно затмевает [все] сверкающее и скрывает [его] от взора, а [то], что пребывает в темноте, освещает и показывает взору?

(2) Пан, которого [у нас] зовут Инуем, при той внешности, которая его отличает, сам дает понять сведущим [людям], что он является солнцем. (3) Этого бога жители Аркадии чтят, называя [его] владыкой вещества, желая обозначить [его] не хозяином лесов, {90} а властелином всей целиком вещественной основы [мира]. Сила этого вещества составляет сущность всех тел, пусть это будут либо божественные, либо земные [тела]. (4) Итак, рога Инуя и длинная спускающаяся борода показывают природу света, благодаря которой солнце освещает и округлость верхнего неба, и нижние [области]. Гомер так возвещает об этом:

{90 В определении Пана «владыка вещества» используется греческое слово ?лз, которое означает и silva (лес) и materia (вещество). С точки зрения современной истории философии, здесь показан источник появления философской категории «материя».}

[... Денница Тифона прекрасного ложе ]

Бросила, свет вожделенный неся и бессмертным и смертным [Ил. XI, 1 - 2].

Что значили бы свирель или посох [Пана, то] мы описали выше, [говоря] о внешности Аттиса. (5) Есть такое объяснение, почему он имеет козьи ноги: потому что вещество, которое дается для всякой сущности, так как солнце распределяет [его, уже] создав для себя божественные тела, определено для первоначала земли. (6) Ноги этого животного были избраны также для созвездия этой оконечности [зодиака], потому что оно и земным было, и, однако, всегда стремилось при выпасе к [горным] высям, подобно тому как солнце кажется [находящимся] на горах и когда оно посылает сверху на землю лучи, и когда оно поднимается. (7) Думают, что Эхо, любовь и отрада этого Инуя, не доступна ничьим глазам, потому что обозначает гармонию неба, которая является подругой солнцу, так сказать, управителю всех сфер, от которых она рождается, и, однако, никогда не может быть воспринята [нашими] чувствами.

(8) [И] чем иным должен считаться сам Сатурн, который является создателем времен, - и потому при перемене буквы зовется Кронос, почти что Хронос, - если не солнцем, так как утверждают, что вереница составляющих частей [неба] разделена счислением времени, сделана видимой светом, стянута вечной связью, различаема зрением, каковое все показывает деяние солнца?

(23 , 1) Кажется, что и сам Юпитер, царь богов, не отдален от природы солнца, но ясные указания учат, что Юпитер и солнце суть одно и то же. Ведь когда Гомер пишет:

Зевс громовержец вчера к отдаленным водам Океана

С сонмом богов на пир к эфиопам отшел непорочным;

Но в двенадцатый день возвратится снова к Олимпу [Ил. I, 423-425], {91} -

{91 Перевод изменен, чего требовал контекст Макробия.}

(2) Корнифиций утверждает, что под именем Юпитера [тут] мыслится солнце, которому волны Океана служат как бы кушаньем. Потому ведь, как утверждают и Посидоний и Клеанф, ход солнца не отклоняется от области, которую называют жаркой, что близ [нее] самой бежит Океан, который и огибает и разделяет землю. Да [и] согласно утверждению всех фюсиков, тепло питается влагой. (3) Ведь в описании: "С сонмом богов... отшел", - подразумеваются звезды, которые вместе с ним в ежедневном повороте неба несутся к [своим] заходам и восходам и вместе с ним же питаются влагой. Богами (теус) ведь созвездия и светила называются от [слова] теейн, то есть бежать, потому что они всегда пребывают в беге, или от [слова] теорейстхай (созерцать). (4) Прибавляет [еще] поэт: "Яо в двенадцатый... снова", - обозначая число не дней, а часов, за которые они возвращаются к восходу в верхней полусфере.

(5) К этому же [самому] мнению ведут наш ум также эти [вот] слова из "Тимея" Платона: {92} "Великий предводитель на небе, Зевс, на крылатой колеснице едет первым, все упорядочивая и обо всем заботясь. За ним следует воинство богов и демонов, выстроенное в одиннадцать отрядов, - одна только Гестия tie покидает дома богов". Он хочет, чтобы в этих вот словах под именем Юпитера понимали великого вождя в небе - солнце, посредством крылатой колесницы показывая скорость [этой] звезды. (6) Ведь потому что [оно], в каком бы ни находилось созвездии, превосходит все созвездия, и звезды, и богов - хранителей созвездий, кажется, что [оно] предводителем шествует впереди всех богов, [притом] все устраивая и упорядочивая, и [что] потому как бы его войском считаются прочие боги, распределенные по одиннадцати видам созвездий, потому что [оно] само, в каком бы созвездии ни находилось, занимает место двенадцатого созвездия. (7) Он соединяет также имя демонов с именем богов, или потому что боги являются даэмонес, то есть знающими будущее, или, как Посидоний пишет в книгах, название которых "О героях и демонах", потому что природа у них из эфирной основы, созданной и делимой, или [по-гречески] из дайомену, то есть [из] сгораемого, или из дайомену, то есть [из] разделяемого. (8) [То] же, что он прибавляет: "Одна только Гестия не покидает дома богов", - означает, что она, о которой мы слышим, является землей, потому что она одна остается неподвижной внутри дома богов, то есть внутри мира, как считает Еврипид:

{92 На самом деле это слова не из «Тимея», а из «Федра» (246е-247; пер. А. Н. Егунова). См.: Платой. Соч. : в 3 т. М., 1970. Т. 2. С. 182.}

И мать земля! Тебя Гестией мудрые

Меж смертных кличут, средь эфира замершей.

(9) Отсюда также доказывают, почему следовало бы думать о солнце и Юпитере, когда в одном месте говорится:

Зевсово око все видит, всякую вещь примечает. {93}

{93 Гесиод. Работы, 267. Пер. В. В. Вересаева. См.: Эллинские поэты. С. 150.}

А в другом:

Гелиос. видящий все и слышащий все [в поднебесной ] [Ил. 3, 277], -

откуда [и] установлено, что того и другого нужно считать одной и той же силы.

(10) Также [и] ассирийцы в городе, который называется Гелиополем, с величайшими торжествами почитают солнце под именем Юпитера, которого именуют Зевсом Гелиополитом. Изображение этого бога было взято из египетского города, который и сам назывался Гелиополем, когда у египтян правил Сенемур (или Сенеп), и куда впервые оно было перенесено благодаря Опии, послу царя ассирийцев Делобора, и египетским жрецам, главой которых был Партемет, и долго сохраняемое у ассирийцев, было передано потом в Гелиополь. (11) Почему же так [было] сделано и на каком основании [оно было] отправлено из Египта в те места, где ныне находится, после того как прибыло, и [почему оно] почитается больше по ассирийскому обряду, чем по египетскому, [о том] говорить я воздержался, потому что [это] не относится к нынешнему предмету [речи]. (12) Но [то], что он [Зевс] является тем же [самым] Юпитером и солнцем, распознается как из самого обряда священнодействий, так [и] из [его] облика. Ведь золотое изваяние с безбородой наружностью стоит в положении возничего с плетью в поднятой правой [руке], левая [рука] держит молнию и колосья, каковое все показывает соединенную мощь Юпитера и солнца.

(13) Святость этого храма распространяется также на ведовство, что относится к способности Аполлона, который также является солнцем. Ведь изображение гелиополитанского бога несут на носилках, как несут изображения богов на торжестве цирковых игр, и [к нему] подходят большей частью знатные [люди] провинции с бритой головой, очищенные воздержанием в течение долгого времени, и направляются [при этом] божественным духом, [а] не своим решением, но [тем], благодаря чему бог вдохновляет несущих [носилки], как, [например], мы видим, что у [города] Антия воздвигаются изображения Фортун, чтобы они давали ответы [вопрошающим]. (14) Советуются с этим богом и находящиеся далеко [от города], послав запечатанные записки, и он отвечает письменно по порядку на то, что содержится [в записках], прибавив совет. Так и император Траян, намереваясь вступить с войском в Парфию из этой [ассирийской] провинции, так как [его] друзья самого стойкого благочестия, которые постигли осведомленность этого вот божества, призывали, чтобы он посоветовался об исходе начатого дела, поступил согласно римскому благоразумию, скорее ради испытания достоверности богопочитания, чтобы под [этим] случайно не скрывалась человеческая хитрость: и он в первый раз послал запечатанные записки, на которые хотел бы получить письменный ответ. (15) [Отвечая ему], бог повелел принести бумагу, и ее чистую запечатать, и послать, хотя жрецы остолбенели при деянии такого рода. Ведь они не знали содержания записок. Траян [же] принял их с величайшим восхищением, потому что сам тоже пообщался с богом пустыми письмами. (16) Тогда [уже] в других составленных и запечатанных записках он спрашивал, возвратится ли он в Рим после завершения войны? [В ответ] бог повелел, чтобы из почитаемых в храме даров принесли центуриатский жезл, и, разрубив на части, покрыли платком, и затем вынесли. Исход дела стал очевиден после кончины Траяна, когда [его] кости были доставлены в Рим. [И] действительно, обломками [костей был явлен] вид останков, [а] картиной [кусков] жезла было выражено обстоятельство [его] будущей кончины.

(17) И чтобы [наша] речь не блуждала по именам отдельных богов, послушай, что думают о могуществе солнца ассирийцы. Ведь богу, которого они почитают [как] высшего и величайшего, они дали имя Адад. Истолкование этого имени дает значение "один - единственный". (18) Итак, они почитают его как могущественнейшего бога, но присоединяют к нему богиню Адаргатис и им двум отдают всю власть [над] всеми вещами, считая [их] солнцем и землей и повествуя о их могуществе, отличаемом посредством всяких изображений, не с помощью множества имен, но с помощью знаков, которыми они снабжаются, обозначая многообразное превосходство двойственного божества. (19) Сами же знаки говорят о делах солнца. Ведь и замечательное изваяние Адада узнают по наклоненным [вниз] лучам, которыми показывают, что сила неба находится в лучах солнца, которые испускаются на землю. Изваяние Адаргатис отмечено отклоненными по направлению вверх лучами, [этим] показывается, что [все], что ни рождает земля, взращивается силой посланных лучей. (20) Под этим же [самым] изваянием находятся изображения львов, показывающие, что она является землей, тем же [самым] образом, каким фригийцы представляли, что Мать богов, то есть земля, едет на львах.

(21) Потом и теологи указывают, что мощь солнца относится к вершине всех сил. Они указывают на это в священнодействиях весьма краткой молитвой, говоря: "О солнце - всевластитель! [Ты] душа мира, сила мира, свет мира! " (22) И Орфей свидетельствует, что солнце является всем, в таких стихах:

Внемли, вращающий круг далекого вихря лучистый.

Вечно бегущий в кружениях небесных,

Зевс и Дионис пресветлый, моря отец и земли,

Солнце, родитель всего, блестящее всюду, златое!

(24 , 1) Когда Претекстат завершил на этом [свою] речь, все, обратив к нему лица, выдали оцепенением [свое] восхищение. Затем стали хвалить: один - [его] память, другой - ученость, все [вместе] - набожность, утверждая, что он является единственным, знающим скрытую природу богов, что он один только и может постигнуть божественное благодаря уму и высказать благодаря дарованию [оратора]. (2) Между тем Евангел говорит: "Право, я удивляюсь, что можно было постичь действие стольких божеств. А когда бывает беседа о божественном, [вы] стремитесь [к тому], чтобы по каждому отдельно [божеству] призывать в свидетели нашего Мантуанца, [а не] к тому, чтобы [она] происходила, как думается, с обсуждением [его высказываний]. (3) Неужели бы я поверил, что он, хотя [и] сказал "Либер с Церерой" {94} вместо "солнце и луна", поместил это не из-за подражания другому поэту, слыша, что так говорят, [но] почему [так] говорят, не сведущий? (4) Пожалуй, как греки превозносят все свое до бесконечности, мы тоже хотим, чтобы философствовали даже наши поэты, хотя сам Туллий, который не меньше преподавал науку философствования, чем [науку] речи, сколько раз рассуждает или о природе богов, или о судьбе, или о прорицании, [столько раз] умаляет [ту] славу, которую он приобрел благодаря красноречию, вследствие неискусного изложения вопросов".

{94 См. выше: 1. 18,23.}

(5) Тогда [высказался] Симмах: "О Цицероне, Евангел, который [сейчас] не подлежит осуждению, мы потом подумаем. Теперь [же], потому что у нас хлопоты с Мароном, ответь - ка, я прошу, считаешь ли ты труды этого поэта пригодными только для наставления детей или признаешь, что в них присутствует [и нечто] другое, более глубокое? Ибо мне кажется, что ты до сих пор так произносишь Вергилиевы стихи, как мы, будучи мальчиками, распевали их, когда [нам] читали наставники".

(6) "Напротив, - [ответил Евангел], - так как мы, Симмах, были мальчиками, мы восхищались [им] без рассуждения, да и видеть [его] недостатки [нам] было недоступно и из-за наставников, и из-за возраста. Однако кто вообще будет бесстыдно их отрицать, когда он сам [в них] сознавался. Ведь он, умирая, завещал свое творение огню. Что [же] заботило [его], кроме предотвращения урона своей славы в [глазах] потомства? И заслуженно. (7) Ибо он стыдился будущих суждений о себе, в случае если бы прочитали просьбу богини, {95} вымаливающей для сына оружие у мужа, которому она была женой, но узнала, что она не от него прижила дитя, или [в случае] если бы обнаружилось много иного очень постыдного или в словах, то греческих, то варварских, или в самом построении сочинения".

{95 См.: Вергилий. Энеида. 8, 383.}

(8) И так как все ужаснулись [слов] говорящего, Симмах присовокупил: "Такова вот, Евангел, слава Марона, что ее не увеличивают ничьи похвалы [и] не умаляет ничье порицание. Впрочем, то, что ты бранишь, может защитить кто угодно из плебейской когорты грамматиков, [и] пусть не ищут в таких оправданиях [поэта] несправедливости в отношении нашего Сервия, который, по моему мнению, превосходит ученостью прежних наставников. Но я спрашиваю, [не] кажется ли, что хотя тебе и не понравилось мастерство стиха у такого [большого] поэта, но понравилась [его] ораторская жилка, которая в нем же весьма сильна?"

(9) Сперва Евангел встретил эти слова смехом. Затем обронил: "О Геркулес! Остается наконец объявить Вергилия [еще] и оратором. И [это] неудивительно, так как ваша угодливость привела его и к философам".

(10) "Если ты держишься того мнения, - сказал Симмах, - будто Марон не мыслит ни в чем, кроме поэтического мастерства, - [и] хотя ты отказал ему же даже в этом звании - [все же] послушай, что он сам повествует о разнообразной учености своего произведения. Ведь письмо самого Марона, в котором он обращается к Августу, начинается так: (11) "Право, я получаю от тебя многочисленные записки", - и ниже [продолжается]: "Если бы, клянусь Геркулесом, у меня было ныне [что-нибудь], достойное твоих ушей, [то] я охотно послал бы [тебе кое-что] именно из моего "Энея". Однако [это] такая незавершенная вещь, что мне кажется, будто я приступил к такому труду чуть ли не по недостатку ума, так как ради этого труда я отдаюсь также другим и притом гораздо более превосходным занятиям". (12) И эти слова Вергилия подтверждает богатство содержания [его труда], которое упускают почти все малообразованные словесники, так как грамматику не позволяется знать ничего сверх истолкования слов. Таким образом, эти [вот] милые люди установили для себя некоторые пределы и как бы какие-то рубежи и заклятия [для] знания, за которые если бы кто-нибудь осмелился выйти, [то] следовало бы считать, что он заглянул в храм богини, которой устрашаются мужчины. (13) Однако мы, кому простодушная Минерва не к лицу, не допустили бы, чтобы были скрыты сокровенные глубины внушающего благоговение сочинения, но, [напротив], позволили бы открыть для посещения [его] покои, отыскав благодаря попечению учителей доступ к скрытым смыслам [произведения]. (14) И чтобы не казалось, что я один хочу все [это] охватить, я обещаю показать самые сильные риторические находки или представления в Вергилиевом труде, но [и] у Евсевия, красноречивейшего из ораторов, я не отнимаю суждения об ораторском искусстве Марона, которое он очень хорошо сможет исследовать благодаря учености и опыту обучения. Всех остальных, кто [здесь] присутствует, я настоятельно просил бы как бы в складчину принести [все то], что каждый из вас особенно отметил для себя относительно дарования Марона".

(15) Эти слова удивительным образом вызвали оживление у всех присутствующих, и никто, проникаясь желанием послушать других, не подумал, что и его [самого] вправе попросить о том же самом одолжении. Итак, воодушевленные взаимным поощрением, они легко и охотно согласились [высказаться], и все, смотря на Претекстата, просили, чтобы он первым объявил свое мнение, в то время как прочие вознамерились следовать [в речах] порядку, в котором [им] случилось сидеть [за столом]. (16) И [тогда] Веттий [начал]: "Так вот, среди всего, из чего вырастает слава Марона, я, усидчивый читатель, восхищаюсь тем, что он, словно преподававший понтификальное право, ученейшим образом сохранил его во многих и различных частях своего труда, и я предсказываю, [даже] если бы беседа не дошла до такого [важного] рассуждения: быть [тому], чтобы нашего Вергилия признали верховным жрецом".

(17) После него Флавиан говорит: "У нашего поэта я нахожу такое знание авгурального права, что его возвысило одно только это свидетельство, [даже] если бы оставили [в стороне его] ученость в других науках". (18) Затем высказался Евстафий: "Больше всего я похвалил бы [то], сколько [много] он, лукавый, как бы занимаясь другим [делом], перевел из греков то посредством искусного притворства, то посредством явного подражания, если бы меня не охватило очень большое восхищение от астрологии и всей философии, которую он, расчетливый и рассудительный, никоим образом [за это] не порицаемый, рассыпал по своему произведению".

(19) Сидящий по другую сторону Претекстата Фурий Альбин и [сидящий] возле него Цецина Альбин, оба хвалили у Вергилия страсть к старине, один в стихах, Цецина в [обычных] словах. (20) Авиен [же] изрек: "Я не позволю себе осмелиться провозгласить какое-нибудь одно из Вергилиевых достоинств, но я более удачно выскажусь, выслушав [все], что вы ни скажете, если что-нибудь из этого мне или покажется примечательным, или уже показалось [таковым]. Совсем недавно вы упомянули, что следует потребовать от нашего Сервия, чтобы он, безусловно величайший из всех словесников, сделал известным [все], что ни покажется [нам] темным". (21) Когда это было сказано и понравилось всем собравшимся, Претекстат сказал, так как увидел обращенные к нему лица всех [присутствующих]: "Потому что философия является даром богов и наукой наук, надо уважить [ее правом] вступительного слова, в связи с чем Евстафий мог бы припомнить, что ему [всегда] уступали первое место при обсуждении, когда шло изложение всякого разного. За ним последуешь ты, мой [дорогой] Флавиан, чтобы я и отдохнул, слушая вас, и после некоторого молчания восстановил силы, чтобы говорить".

(22) Между тем раб - управитель прислуги, забота которого или возжигать [огонь у] пенатов, или складывать припасы и управлять исполнителями домашних дел, напоминает господину, что челядь [уже] по обычаю отобедала в честь ежегодного торжества. (23) Ведь в этот праздник благочестивые дома прежде [всего] почитают слуг, наставив кушанья словно по потребности господина, и только затем обновляется убранство стола для отцов семейств. Итак, проскальзывает [в комнату] начальник прислуги, чтобы [объявить] о времени обеда и позвать господ. (24) Тогда Претекстат [и говорит]: "В таком случае [нам] следует отложить [обсуждение] нашего Вергилия до лучшей части дня, чтобы отвести для рассмотрения [его] поэмы по порядку раннее утро. Ныне [же] час нам напоминает, чтобы этот стол удостоился вашей чести. Но Евстафий и вслед за ним Никомах пусть помнят, что за ними сохраняется в завтрашнем обсуждении обязанность вступительного слова".

(25) И [тотчас] Флавиан [сказал]: "По принятому уже правилу я встречаю вас, чтобы на следующий день мои пенаты хвалились, что они счастливы принимать такое общество". Так как все были с этим согласны, [то] в великолепном расположении духа пошли на обед, [притом что] каждый припоминал и обдумывал разное из того, о чем они общались между собой. {96}

{96 Парижская рукопись XI в. кончается словами: «Завершена первая книга “Сатурналий”. Начинается вторая» (р. 132, 21).}

Книга вторая

(1 , 1) Тут, как только достаточное количество еды заставило [их] чувство меры передохнуть от кушаний и застольное веселье поднялось благодаря маленьким чашам [с вином], Авиен сказал: "Хорошо, а также мудро наш Марон одним и тем же стихом при замене немногих слов описал [и] шумливое, и трезвое застолье. Ведь когда при царском убранстве [стола] излишество [в питье] приводит обыкновенно к шуму, он говорит:

После того, как первый покой средь еды... [1, 723].

Когда же герои садятся, отстранив еду, он не указывает на покой, так как шум [еще] и не наступил, но [говорит]:

После того, как голод, едой утоленный... [1, 216]. {1}

{1 Требование выразить шум после питья и тишину после еды одной строкой при замене немногих слов трудно выполнимо. Это не очень-то заметно и в приведенных строчках. Поэтому дадим более развернутые цитаты:

Кончили все пировать; убирают столы челядинцы,

Емкий приносят кратер, до краев наполняются кубки.

Шум по чертогам течет, и возгласы в воздухе реют(1, 723-725).

Голод едой утолив и убрав столы после пира,

Вновь поминают они соратников... (1, 216-217).}

(2) [А] этот наш пир, который вобрал и скромность героического века, и приличие нашего [и] на котором [присутствует и] умеренная пышность, и нескаредная бережливость, я не усомнился бы не только сравнить с пиром [у] Агафона, при всем великолепии слога Платона, но и [даже] предпочесть [ему]. (3) Ведь сам распорядитель [нашего] застолья [Претекстат] и в нравственном отношении не ниже Сократа, а в государственных делах [уж подавно] успешнее [этого] философа. [И] вы, остальные присутствующие, больше [других] выделяетесь приверженностью к доблестям, чтобы кто-нибудь додумался сравнивать вас с комическими поэтами и с Алкивиадом, который был силен только в непотребствах, а также с другими участниками этого многолюдного пира".

(4) "Я прошу добрых слов, - заметил Претекстат, - что касается только уважения достоинства Сократа. Ибо кто не согласился бы предпочесть находящихся здесь светил [науки] тем, кто был на том пире [у Агафона]? Но тебе - [то], Авиен, зачем нужен этот пример [с пиром у Агафона]?"

(5) "[Он нужен мне], - отвечает [Авиен], - так как [известно, что] при [всей] их сосредоточенности нашелся [тот], кто попросил впустить артистку, чтобы девушка, сверх меры гибкая, умело возбуждала соблазн [у] философствующих прелестным пением и чарующей пляской. (6) Там было искушение сделать это, чтобы отпраздновать победу Агафона [в соревновании поэтов], [а] мы [даже] богу, чей это праздник, {2} воздаем честь без капельки [хоть] какого-нибудь веселья. И я [хорошо] знаю, что ни грусть, ни мрачный вид не ведут к добру вас, [как] и того Красса, о котором Цицерон пишет, чтобы весьма удивить, что он, [чему] свидетель Луцилий, смеялся [лишь] однажды в жизни".

{2 Бог — это Сатурн, в честь которого назван праздник Сатурналий (17-25 декабря), в дни которого и состоялся пир, описываемый Макробием.}

(7) Когда [в ответ] на это Претекстат сказал, что зрелищные развлечения не привычны для его пенатов и [их] не должно ставить выше столь важного собрания, Симмах поддержал [его словами]: (8) "Так как

В сатурналии, в самый лучший праздник, {3}

{3 Катулл , XIV, 15. Пер. А. Пиотровского (см.: Валерий Катулл, Альбий Тибулл, Секст Проперций. М, 1963. С. 35).}

как утверждает веронский стихотворец, нам не следует ни отвергать удовольствия, как врага, подобно стоикам, ни полагать в удовольствии высшее благо, подобно эпикурейцам, давайте придумаем увеселение, лишенное игривости, и, если я не ошибаюсь, я нашел [его в том], чтобы мы по очереди передавали друг другу шутки стародавних и знатных мужей, выбранные из многих книг. (9) Пусть эта литературная забава и умная шутка будет у нас вместо колючего песка и босого плясуна, произносящего бесстыдные и неприличные слова, принимающие личину стыдливости и скромности. (10) И это занятие казалось древним достойным и заботы, и увлечения. И я тут же перво - наперво обращаю [ваше] внимание на двух [людей]: сочинителя комедий Плавта и витию Туллия, о которых, красноречивейших, старина поведала, что они оба превосходили прочих [людей] еще и в приятности шуток. (11) Притом Плавт был [настолько] знаменит в этом деле, что после его смерти по обилию шуток признавали, что комедии, [создатель] которых был не известен, все же принадлежат Плавту.

(12) А кто не знает, насколько силен был в этом деле Цицерон? Он даже озаботился прочесть книги своего вольноотпущенника, которые тот составил о шутках патрона. [Впрочем], кое - кто думает, что они принадлежат [ему] самому. Кто также не знает, что его, консуляра, неприятели зовут развязным шутом? Ватиний даже поместил это в своей речи. (13) И если бы [это] не было долгим, я сообщил бы [вам], в каких тяжбах он одерживал победу благодаря шуткам, хотя защищал весьма виновных ответчиков, вот, [например], Луция Флакка, ответчика за получение незаконных денег, он избавил от очевиднейших обвинений благодаря удачной шутке. Эта шутка не вставлена в [записанную] речь ["За Луция Флакка"]. Она известна мне из книги Фурия Бибакула и упоминается среди его прочего острословия.

(14) А это словечко ["острословие"] я употребил не случайно, [но] сделал [это] намеренно. Ведь шутки в этом роде наши предки называли острословием. Свидетель [этого] - все тот же Цицерон, который так рассуждает во второй книге писем к Корнелию Непоту: "Итак, хотя все, что мы сказали бы, [это] были бы высказывания, наши [предки] предпочитали, чтобы то, что мы высказали бы забавно, и кратко, и остро, называлось особенным именем "острословие". {4} Это [говорит] Цицерон. А Новий и Помпоний нередко именуют шутки краснобайством.

{4 См.: Чернявский М. Н. Теория смешного в трактате Цицерона «Об ораторе» // Цицерон : сб. ст. М, 1959. С. 142; passim — другие ссылки на Макробия.}

(15) Также имел обыкновение метко пошутить известный Марк Катон Цензор. Пример этих [острословов] оградил бы нас от неприязни, даже если бы мы поддразнивали наших [современников], но так как мы передаем остроты в отношении давних [людей], нас в любом случае защищает сама внушительность виновников [шутки]. Итак, если вы одобряете [мою] находку, давайте поочередно рассказывать [друг другу], побуждая нашу память, [то], что кому-нибудь придет на ум из таких острот".

(16) Всем понравилось придуманное нехмельное увеселение. И они настояли, чтобы Претекстат, начиная согласно [своему] положению, подал [в этом] пример. (2 , 1) Тогда он [начал так]: "Я хочу передать остроту врага, впрочем, [врага], [давно] побежденного, воспоминание о котором вызывает ликование [у] римлян. Весьма забавно пошутил Ганнибал Карфагенский, бежавший к царю Антиоху.

(2) Эта шутка была такого вот рода. Антиох показывал на поле огромные полки, которые он подготовил, намереваясь вести войну с римским народом, и выстраивал пехоту, расцвеченную серебряными и золотыми значками. Он выводил также [боевые] колесницы с серпами, и [боевых] слонов с башенками, и конницу, сверкающую удилами и чепраками, ожерельями и бляхами. И царь, исполненный тщеславия от созерцания столь великого и столь украшенного войска, смотрит на Ганнибала и говорит: "Считаешь ли ты, что всего этого достаточно для римлян?" (3) Тогда пуниец, обыгрывая слабость и робость его великолепно вооруженных воинов, отвечает: "Я думаю, что римлянам этого вполне достаточно, даже если они самые алчные [люди]". [И] впрямь ничто не может быть сказано [в данном случае] ни столь изящно, ни столь язвительно. [Ведь] царь спросил о численности своего войска по сравнению [с римлянами], [а] Ганнибал оценил воинов как [будущую] добычу [римлян]".

(4) Флавиан добавил: "У древних было священнодействие, которое звалось придорожным. В том [священнодействии] был обычай: если что-нибудь из кушаний оставалось, уничтожать [это] огнем. Отсюда у Катона есть шутка. Так вот, о некоем Альбидии, который проел свое добро и совсем недавно потерял в пожаре построенный у дороги дом, который у него [еще] оставался, он сказал: "Что съесть он не смог, то сжег"". {5}

{5 В оригинале что-то вроде аллитерации (или консонанса): quod comesse (съесть)... id combussisse (сжечь). Реминисценцию этой остроты см.: Русский литературный анекдот конца XVIII — начала XIX века. М., 2003. С. 28-29.}

(5) Затем [высказался] Симмах: "Мать Марка Брута, Сервилия, так как получила от Цезаря, выставляющего на торги добро [осужденных] граждан, дорогое поместье за небольшие деньги, не избежала такого красного словца Цицерона: "Так вот, чтобы вы лучше были осведомлены о купленном: Сервилия приобрела это поместье, хотя была дана [всего] треть (tertia) [его стоимости]". Ведь [надо знать, что] у Сервилии была дочь Юния Терция (Tertia), жена Гая Кассия, и в то время диктатор развлекался как с матерью, так [и] с дочерью. {6} Тогда общество в пересудах и насмешках порицало разнузданность старого прелюбодея, чтобы зло не стало столь значительным".

{6 Об этой шутке Цицерона см.: Светоний Г. Божественный Юлий, 50 // Светоний Г. Жизнь двенадцати Цезарей. М., 1993. С. 21. Слова Симмаха содержат намек на то, что убийцы Цезаря Брут и Кассий имели на то и личные мотивы.}

(6) После него [выступил] Цецина Альбин: "Как-то на тяжбе [своего] приятеля Плапк спросил неприятного свидетеля, так как хотел его опровергнуть, каким занятием он себя содержит, поэтому что знал [его как] сапожника. Тот по - городскому учтиво ответил: "Я обрабатываю галлу". Это считается сапожным средством, [название] которого [Планк] ловко обратил в упрек в прелюбодеянии. Ведь Планк слышал дурное в отношении замужней Мевиг. Галлы".

(7) [За Цеципой] выступил Фурий Альбин, [рассказавший следующее]: "Дошло [до нас], будто людям, спрашивающим, что делал Антоний после Мутинского бегства, его приближенный ответил: "[То], что [делает] собака в Египте: пьет и бежит". [Он сказал так], поскольку известно, что собаки в тех краях, напуганные нападением крокодилов, пьют на бегу". {7}

{7 Это — изречение Биона. См.: Диоген Лаэртский . О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов, IV, 51.М., 1979. С. 199.}

(8) Затем Евстафий: "Так как среди первых [встретившихся] Публий увидел зловредного Муция, по обыкновению очень угрюмого, он сказал: "Или Муцию выпало что-то нехорошее, или кому-то [другому] что-нибудь хорошее"".

(9) Далее [рассказ продолжил] Авиен: "Фауст, сын Суллы, так как его сестра Фульвия в одно и то же время имела двух любовников: сына сукновала и [какого-то] Помпея по прозвищу Пятно, сказал: "Удивляюсь, что у моей сестры есть пятно, хотя она имеет сукновала"". {8}

{8 Грязное платье отдавали чистить валяльщику (сукновалу). См.: Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М, 2001. Т. 2. С. 28; Т. 3. С. 476.}

(10) Тут Евангел [уже выступил]: "У Луция Маллия, который считался лучшим живописцем в Риме, Как-то обедал Сервилий Гемин и сказал, увидев его неказистых сыновей: "[Очень уж] не одинаково [хорошо] ты, Маллий, лепишь и рисуешь". На что Маллий ответил: "Леплю - то я в потемках, [а] рисую на свету"". {9}

{9 См.: Русский литературный анекдот... С. 32.}

(11) Потом заговорил Евсевий: "Демосфен, [увлеченный] молвой о Лайде, наружности которой дивилась тогда [вся] Греция, пришел [к ней], чтобы самому овладеть восхитительным предметом любви. Когда [же] он услышал, что цена одной ночи - половина таланта, удалился, сказав: "Я не покупаю за столько, чтобы [потом] не сожалеть "".

(12) Между тем, так как Сервий молчал из-за [своей] скромности, хотя [принятый] порядок обязывал его [говорить], Евангел сказал: "Если ты, грамматик, желаешь молчать о таковом, чтобы казаться оплотом пристойности, [то] выставляешь всех нас бесстыдными. С другой стороны, ни твоя, ни Дисария или Хора строгость не будет свободна от клейма гордыни, если бы вы не захотели подражать Претекстату и нам".

(13) Тогда Сервий, после того как увидел, что молчание больше недопустимо, настроил себя на [шаловливую] вольность подобного [рода] повествования. Он рассказал: "Так как Каниний Ребил был консулом только один день (die), Марк Отацилий Пифолай сказал: "Прежде [только] жрецы [диаль - ные избирались], [а] ныне [и] консулы дневальные (diales) избираются"". {10} (14) [Тут] и Дисарий, не ожидая более упрека в молчании, поддержал <...> (15) После него сказал уже Хор: "Я приношу вам двустишие Платона, с которым он вроде бы выступал в юности, так как в этом самом возрасте он пробовал играть в трагедиях:

{10 Острота основана на двойном значении слова dialis: «юпитеров» (диал — жрец Юпитера) и «однодневный». Чтобы и для русского уха это звучало хоть каким-то подобием шутки, мы и предложили такой довольно-таки искусственный перевод через некоторое созвучие слов. О консулах-«однодневках» см.: Тацит К. История. III, 37 // Тацит К. Соч. : в 2 т. Л., 1969. Т. 2. С. 114.}

Душу свою па устах я имел, Агафона целуя.

Словно стремилась она переселиться в него". {11}

{11 Перевод Л. Блуменау (см.: Греческая эпиграмма. СПб., 1993. С. 40. ? 3 : Агафону).}

(16) Когда от этих [стихов] возникло веселье, и все расслабились в сдержанном смехе, и обдумывали то, что было принесено отдельными [рассказчиками] из вкусных блюд прежнего остроумия, Симмах говорит: "Эти строчки Платона, чьей прелести или краткости ты изумляешься, читал, я помню, переведенные па латинский настолько растянуто, насколько наш [язык] считается обыкновенно более кратким и сжатым, чем язык греков. (17) И, как я полагаю, [вот] эти слова:

Вот губы, чуть разжатые.

Нежно мальчика целуют,

И вздоха цветик свежего

Я с тропки рву открывшейся.

С раной, с болью душенька

Бег свой в рот направила,

И в глотку - двери выхода,

И разом в губы мальчика -

Путь перехода ровненький,

Чтобы выпорхнуть, несется.

И если вдруг бы длительным

Поцелуй бы получился,

То в жаре страсти огненной

Чрез зубы вышла б душечка.

И делу быть тут дивному:

Я бы мертвым сделался.

Чтобы выжить в мальчике вновь.

(3 , 1) Но я удивляюсь, что все вы умолчали о шутках Цицерона, в которых он был самым толковым, как и во всем [прочем]. И если [вам] угодно, [то] я так сообщу об остротах Цицерона, какие [мне] доставит память, как служитель храма возвещает ответы своего божества". Затем, когда все настроились слушать, он начал так: (2) "Когда Марк Цицерон обедал у Дама - сиппа и тот сказал, выставив посредственное вино: "Пейте это фалернское. Ему сорок лет", - он ответил: "Для [своего] возраста оно хорошо сохранилось". (3) А также он [тотчас] спросил, так как увидел своего зятя Лентула, человека малого роста, опоясанного длинным мечом: "Кто [же это] привязал моего зятя к мечу?" (4) И для брата, Квинта Цицерона, он не поскупился в отношении похожей колкости. Когда он увидел в той провинции, которой тот управлял, огромных размеров - а сам Квинт был малого роста - его изображение со щитом, нарисованное согласно обыкновению по грудь, сказал: "Половина моего брата больше, чем он весь [целиком]".

(5) В консульство Ватиния, которое он исполнял [всего] несколько дней, повсюду распространялась замечательная по непринужденности шутка Цицерона. "Великое чудо, - сказал он, - произошло в год [избрания] Ватипия, потому что при этом консуле не было ни зимы, ни весны, ни лета, ни осени". Затем он ответил Ватинию, вопрошающему, отчего он затруднился прийти к нему, недомогающему, домой: "Я хотел прийти в твое консульство, да ночь мне помешала". С другой стороны, казалось, что Цицерон мстит ему, так как он помнил, что ответил ему Ватиний, когда он хвастался [тем], что был возвращен из ссылки на плечах государства: "Так с чего [же] бы ты [тогда] корячился?" {12}

{12 Varices. Цицерон говорит о своей тяжелой походке в речи против Ватиния (III, 8). У него было(?) варикозное расширение вен (varix).}

(6) Тот же Канипий Ребил, который был консулом [только] один день, как уже сообщил [о том] Сервий, когда взошел на ростры, он равным образом [и] вступил в почетную должность консула, и сложил [ее]. Поэтому Цицерон воскликнул, радуясь всякому случаю для удачной шутки: "[Исключительно] умозримым является [наш] консул Каниний". И затем [еще добавил]: "Ребил достиг [единственно] того, чтобы [о нем] спрашивали, вместе с какими консулами он был консулом". Кроме того, он не преминул сказать: "Каниний у нас - [единственно] бодрствующий консул: он в свое консульство [ни одного] сна не увидел". {13}

{13 Эта шутка о бдительности Каниния присутствует в письме Цицерона. См.: Цицерон. Письма. М. ; Л., 1951. Т. 3. С. 220-221 (DCXCVI), 584-585.}

(7) Шуток Цицерона не терпел Помпей, [о котором] распространялась эта [вот] его острота: "Право, кого мне избегать, я знаю; за кем следовать, не знаю". {14} Когда он прибыл к Помпею, то ответил тем, кто говорил, что он поздно пришел: "Ничуть не поздно я прибыл, ибо не вижу здесь ничего, находящегося в готовности". (8) Затем он ответил Помпею, спрашивающему, где был его зять Долабелла: "[Он был] вместе с твоим тестем". {15} И так как Помпей наградил перебежчика - [галла] римским гражданством, он воскликнул: "О прекраснодушный человек! Он обещает галлам чужое гражданство, [а] нам не может вернуть наше". Поэтому кажется оправданным ответ Помпея: "Я желаю перехода Цицерона к врагам, чтобы он нас боялся".

{14 Цицерон был противником Цезаря и в то же время утратил веру в Помпея. См.: Цицерон. Письма. М. ; Л., 1950. Т. 2. С. 227-228 (CCCXXXVII), 450.}

{15 Тестем Помпея был Цезарь.}

(9) Так и на Цезаря [словно бы] скалила свои зубы язвительность Цицерона. Ведь спрошенный впервые после победы Цезаря, {16} почему он ошибся в выборе [сильной] партии, ответил: "Меня обмануло ношение [тоги]", - подшутив над Цезарем, который так окутывался тогой, что ходил как бы обессилевший, волоча [ее] край, так что [еще] Сулла, будто провидец, сказал Помпею: "Берегись этого мальчика, плохо накинувшего [тогу]". {17}

{16 Победа Цезаря — окончательный разгром помпеянцев в битве при Мунде (Испания) в 45 г. до н. э.}

{17 Предостережение Суллы о плохо подпоясанном юнце см.: Светоний Г. Божественный Юлий. 45, 3.}

(10) Далее, когда Лаберий, удостоившись от Цезаря в конце игр золотого кольца, проследовал для просмотра [представления] на пустую скамью в четырнадцати [всаднических рядах], {18} в то время как [каждый] римский всадник был унижен и прямо - [таки] оскорблен, Цицерон обратился к проходящему и ищущему места Лаберию: "Я бы тебя посадил, если бы не сидел в тесноте", - одновременно и ему изъявляя презрение, и [вместе с тем] подшутив над новым сенатом, численность которого Цезарь умножил сверх дозволенного. Но не безнаказанно [он пошутил], ибо Лаберий ответил: "Удивительно, если даже ты, имеющий обыкновение сидеть на двух стульях, сидишь в тесноте", - упрекнув Цицерона в легкомыслии, {19} из-за которого наилучший гражданин [Рима] незаслуженно имел дурную славу.

{18 В театре всадникам отводилось четырнадцать рядов.}

{19 Подразумеваются, видимо, колебания Цицерона между Помпеем и Цезарем.}

(11) Также в другой раз Цицерон открыто осмеял легкомыслие Цезаря при выборе в сенат. Ведь когда гость [Цицерона] Публий Маллий упрашивал его, после того как многие [из присутствующих] удалились, чтобы он устроил его пасынку звание декуриона, тот сказал: "В Риме, если ты хочешь, он будет [его] иметь; в Помпеях [это] нелегко устроить". (12) И эта [вот] его колкость не осталась втайне. Как-то [его] поприветствовал некий Андрон, житель Лаодикеи. Когда он расспросил [его] и разузнал о причине прибытия, - а тот ответил, что он прибыл послом к Цезарю по вопросу об освобождении [своего] отечества, - так выразился о всенародном рабстве: "Если ты преуспел [в этом, то] и от нас будь послом". (13) В нем бурлила исходящая шутками и [вместе с тем какая-то] мрачная язвительность, как это явствует из письма к Гаю Кассию, ненавистнику диктатора: "Я хотел бы, чтобы ты пригласил меня на обед в мартовские иды; не было бы никаких остатков. Теперь ваши остатки мучат меня". {20} Цицерон также весьма забавно подтрунивал над [своим] зятем Писоном и Марком Лепидом".

{20 «Обед» — это убийство Цезаря; «остатки» — Марк Антоний и его сторонники. Перевод и комментарий В. О. Гореншейна (см.: Цицерон. Письма. Т. 3. С. 361 (DCCCXVIII), 630.}

(14) Когда Симмах еще говорил и, как казалось, многое [еще] намеревался сказать, Авиен встревая, как это обыкновенно бывает в застольных разговорах, сказал: "И Август Цезарь в колкостях этого рода [был] не менее силен, чем кто-либо, и, возможно, чем Туллий. И если вы пожелаете, я готов поведать что-нибудь из того, что сохранила память". (15) И [тут] Хор [говорит]: "Брось, Авиен, пусть Симмах доскажет остроты Цицерона о тех, кого он уже назвал по имени, и [тогда] более уместно последует [то], что ты хочешь сообщить об Августе".

(16) После того как Авиен замолчал, Симмах [продолжил]: "Цицерон, я говорю, так как его зять Писон имел мягкую походку, а дочь - стремительную, сказал дочери: "Ходи, как мужчина". {21} И так как Марк Лепид сказал в сенате господам сенаторам <...>, Туллий заключает: "За столько я не образовал бы сходносклоняемого". {22} Впрочем, продолжай, Авиен, чтобы я дольше не задерживал тебя, жаждущего высказаться".

{21 Употребляемое здесь слово vir означает также «муж», так что шутка подразумевает несоответствие походки мужа мужской походке.}

{22 Понятно, что в отсутствии слов Лепида сделать «шутливый» перевод остроты Цицерона затруднительно.}

(4 , 1) И тот [начал]: "Август Цезарь, говорю, любил шутки, однако при полном уважении достоинства и стыдливости, и чтобы [при этом] не пасть до [уровня] шута. (2) Он написал трагедию "Аякс" и уничтожил ее, потому что [она] ему не понравилась. После этого сочинитель трагедий Луций Варий спросил его, что совершил его Аякс. И он ответил: "Он полег ради кольчуги". {23} (3) Также Август, так как некто робкий подносил ему прошение и то протягивал руку, то отводил [ее], сказал: "Ты думаешь, что даешь асс слону?" (4) А также, так как Пакувий Тавр просил у него конгиарий и говорил, что люди повсюду уже болтают, будто он дал ему немалые деньги, [Август] сказал: "Да ты [этому] не верь". (5) Другого [человека], отстраненного от командования конным отрядом и притом еще требовавшего жалованье и утверждавшего: "Не ради наживы я прошу дать его мне, но чтобы казалось, будто по твоему решению я получил слишком мало и тогда сложил [с себя] должность", - он сразил такой остротой: "Ты при всех утверждай, что [его] получил, а я не стану отрицать, что [его] дал".

{23 Ахейский герой Аякс Телемонид покончил с собой от обиды, что ему не присудили доспехи Ахилла.}

(6) Известна его же учтивая шутка в отношении Херенния, юноши, предававшегося порокам. Так как [Август] приказал выслать его из лагеря, и тот, упрашивая [оставить], обратился [к нему] с такой мольбой: "Как [же] я возвращусь в родные места? Что я скажу своему отцу?" - Он ответил: "Скажи [ему], что я тебе не понравился". (7) [А] [воина], раненного в походе камнем и обезображенного значительной раной на лбу, но [уж] слишком превозносящего свои дела, он мягко пожурил так: "Все же, когда ты побежишь, - сказал, - никогда не оглядывайся назад". (8) [И также] Гальбе - который вел его дела и чье тело было обезображено горбом - часто говорящему: "Поправь меня, если ты что-нибудь осуждаешь", - ответил: "Я могу тебя поучать, исправить не могу".

(9) Так как многие [люди] получали оправдание [в суде], когда обвинителем был Север Кассий, и [так как] зодчий форума Августа долго оттягивал осмотр сооружения, он пошутил: "Я хотел бы, чтобы Кассий обвинял и мой форум". (10) Так как Веттий выпахал памятник отцу, Август сказал: "[Вот] это - поистине почтить память отца!" {24} (11) Так как он услышал, что среди мальчиков - двухлеток, которых приказал истребить в Сирии царь иудеев Ирод, оказался его сын, сказал: "Лучше [уж] быть свиньей Ирода, чем [его] сыном".

{24 Шутка построена на том, что среди значений слова colere есть значения «возделывать, обрабатывать землю, пашню» и «почитать, поклоняться».}

(12) Также Август, потому что признал Мецената своим, отбросив жеманный и велеречивый склад речи, очень часто показывал себя таким [же свойским] в письмах, которые писал к нему, и в пику осуждению многословия, которое тот иной раз сохранял в переписке, в дружеском письме к Меценату многое обратил в шутку: "Здравствуй, эбен [ты] мой [из] Медуллии, эбур из Этрурии, лазерпиций арретинский, алмаз северный, жемчуг тибрский, смарагд Цильниев, {25} яшма игувийцев, берилл Порсены, карбункул [из] Адрии, [и], чтобы мне [уж] закончить совсем, припарочка распутниц".

{25 Сам Меценат происходил из этого этрусского рода Цильниев.}

(13) [Однажды] кто-то встретил его обедом, довольно бедным и как бы повседневным: ведь он не отказывал почти никому, кто его приглашал. Уходя тогда после еды, небогатой и без какой-либо [красивой] посуды, он шепнул говорящему "прощай" только это: "Не думал, что я настолько знаком с тобой". (14) Так как он жаловался на темный [цвет] тирского пурпура, который приказал купить, продавец сказал [ему]: "Подними [ткань] повыше и посмотри". [Тут Август] разразился такой шуткой: "Что? Я стану прогуливаться по крыше, чтобы римский народ говорил, что я хорошо одет?" (15) Своему номенклатору, на забывчивость которого он [обыкновенно] жаловался, вопрошающему: "Неужели ты поручаешь [мне дело] па форуме?" - сказал: "Возьми рекомендательные списки, так как ты там никого не знаешь".

(16) Что касается Ватиния, он изрядно прыгал в своем раннем возрасте. [В старости] разбитый подагрой, он хотел однако выглядеть [так], будто недуг уже преодолел, и хвалился, что он проходит тысячу шагов. Цезарь [Август] сказал ему "Я не удивляюсь [этому]. Дни-[то] [твои] куда как долгие". (17) Когда ему сообщили о значительной величине долга, которую скрыл какой-то римский всадник и которая возросла в двести раз [за время], пока он жил, [Август] приказал купить ему на распродаже [имущества этого всадника] постельный тюфяк и для изумляющихся [этому] решению прибавил такое соображение: "Тюфяк, на котором он мог [спокойно] спать, хотя столько был должен, нужно приобрести для [безмятежного] сна". (18) Не следует упускать его высказывание, которое он сделал в честь Катона. Случайно он зашел в дом, в котором [когда-то] обитал Катон. Затем, так как Страбон в угоду Цезарю [Августу] дурно отозвался о непреклонности Катона, сказал: "Всякий, кто не пожелает, чтобы существующее состояние государства подвергалось изменениям, является хорошим и гражданином и человеком". [Таким образом] он совсем нешуточно и Катона похвалил и о себе [самом] позаботился [в том отношении], чтобы никто не стремился осуществлять нововведения [в государстве].

(19) [Впрочем], в отношении Августа я обыкновенно больше изумляюсь [тому], какие шутки он переносил, чем [тому], какие он сам произносил, потому что большей похвалы заслуживает терпимость, чем [само] красное словцо, так как она позволяет весьма невозмутимо переносить каким-либо образом даже [нечто] более неприятное, чем шутки. (20) Известна язвительная шутка какого-то провинциала. В Рим прибыл [молодой человек], очень похожий на Цезаря [Августа], и обратил на себя [внимание] всех ротозеев. Август приказал привести к нему [этого] человека и спросил [его], представшего перед глазами, таким образом: "Скажи мне, юноша, была [ли] когда-нибудь твоя мать в Риме?" Тот отрицал [это] и, не сдержавшись, прибавил: "Но [зато] мой отец часто [бывал]". (21) Поллион, так как Август написал на него фесценнины, - [а это было] во времена триумвиров - сказал: "Но я молчу. Не легко ведь написать [фесценнины] на того, кто может объявить [тебя] вне закона". (22) Римский всадник Курций, утопающий в роскоши, на пиршестве [у] Цезаря [Августа] взял тощего дрозда и спросил, позволит ли он отпустить [его]. Принцспс ответил [вопросом па вопрос]: "Почему бы не позволить?" [Тогда] тот немедленно выбросил [дрозда] в окошко. (23) Август заплатил долг какого-то любимого сенатора, не спросив у него [и] начислив в сорок раз [больше занятого]. Но тот вместо выражения благодарности написал ему только [вот] это: "[А] мне ничего [ты не заплатил]". (24) Его вольноотпущенник Лиципий обыкновенно приносил приступающему к делам патрону много денег. Последовав этому обычаю, он пообещал сто [монет] по записке, в которой часть добавленной пометки о нехватке денег продолжалась сверху, хотя внизу пустовало место. Воспользовавшийся случаем, Цезарь [Август] своей рукой, старательно заполнив [оставшийся] промежуток и достигнув сходства букв, присоединил к прежнему [числу] другое, [увеличившее его] на сто, и получил [у него] удвоенное количество, так как вольноотпущенник не подал виду. После этого он, когда было начато другое предприятие, мягко упрекнул Цезаря [Августа] за его поступок, передав [ему] такую записку: "Приношу тебе, господин, для расходов на новое дело [то], что [тебе] померещится".

(25) Удивительна и похвальна также выдержка Августа - цензора. Прин - цепс обвинял [какого-то] римского всадника, будто бы он преуменьшил свои средства. Но тот прилюдно доказал, что он [их] [даже] преувеличил. Вскоре он вменил ему же в вину, что он при заключении брака не следовал законам. Тот [в ответ на обвинение] сказал, что у него есть жена и трое детей. [И] затем прибавил: "Впредь, Цезарь, когда ты ведешь следствие о честных людях, поручай [его] [тоже] честным [людям]". (26) Еще он перенес не только своеволие, но и сумасбродство [некоего] воина. В какой-то [своей] усадьбе он проводил беспокойные ночи, так как его сон нарушал непрестанный крик совы. [Один] воин, опытный в птицеловстве, поймал сову и принес [ее Августу] в надежде на огромную награду. Похвалив [воина], император приказал дать [ему] тысячу [мелких] монет. [Недовольный], тот дерзко сказал: "Я очень хочу, чтобы [она] жила", - и отпустил птицу. Как не удивиться [тому], что строптивый воин ушел, [так и] не рассердив Цезаря? (27) Ветеран, так как в указанный ему день он отвечал по иску, пришел в приемную к Цезарю [Августу] и просил ему помочь. Тот без задержки дал защитника, которого выбрал из своего сопровождения, и поручил ему тяжущегося. [И тут] ветеран гаркнул: "Но я-[то], Цезарь, когда ты подвергался опасности в Актийской битве, не искал [себе] заместился, а сам [лично] сражался за тебя", - и открыл глубокие рубцы. Цезарь [Август] покраснел и [сам] пошел [в суд] в качестве защитника, чтобы не показаться не только высокомерным, но еще и неблагодарным. (28) Среди обеда он был восхищен оркестрантами работорговца Торония Флакка и одарил их зерном, хотя в отношении других музыкантов был щедр на деньги. И их же Тороний потом так соответственно оправдал перед Цезарем Августом, не обнаружившим [их] на обеде: "Они у мельницы находятся".

(29) Величественным возвращался [Август] после Актийской победы. Среди приветствующихся подбежал к нему [человек], держащий ворона, которого он научил говорить: "Да здравствует Цезарь, победитель император!" Изумленный Цезарь [Август] купил любезную птицу за двадцать тысяч сестерциев. Товарищ [этого] затейника, которому ничего не досталось от тех щедрот, твердил Цезарю, что у того есть [еще] и другой ворон. Он упросил его, чтобы [затейника] заставили принести [птицу]. Принесенный [второй ворон] произнес слова, которым он научился: "Да здравствует победитель император Антоний!" Ничуть особенно не раздраженный, [Август] повелел, чтобы тот поделился дарованным с приятелем. (30) Поприветствованный подобным [же] образом попугаем, Август приказал купить [и] его. Подивившись также на [приветствие] сороки, он ее тоже выкупил [у хозяина]. [Этот] пример побудил бедного сапожника обучать ворона точно такому же поздравлению. Сильно утомленный, он имел обыкновение часто говорить молчащей птице: "Пропали [даром] труд и затраты". Как-то ворон все же начал выговаривать подсказанное приветствие. Проходя мимо и услышав его, Август ответил: "Дома у меня достаточно таких поздравителей". [Но] у ворона осталось в памяти и то, что он обычно слышал от жалующегося господина, так что он присовокупил: "Пропали [даром] труд и затраты". При этом Цезарь [Август] засмеялся и приказал купить птицу [за столько], за сколько до этого он не покупал ни одну [другую птицу]. (31) Спускающемуся с Палатия Цезарю [Августу] [какой-то] гречишка обычно протягивал какую-нибудь воздающую почести эпиграмму, но часто безуспешно. И [когда] Август увидел, что он опять намеревается сделать то же самое, то нацарапал на листе своей рукой короткую греческую эпиграмму [и] затем послал [ее гречишке], идущему ему навстречу. Тот по прочтении стал хвалить, выражая восхищение и голосом, и мимикой. После чего подошел к креслу [Августа], достал, опустив руку в тощий кошелек, несколько денариев, чтобы дать их принцепсу. [Все это] сопровождали такие слова: "Клянусь твоим счастьем, Севаст! Если бы я имел больше, больше бы дал". Когда последовал общий смех, Цезаря [Август] позвал казначея и приказал насчитать гречишке сто тысяч сестерциев.

(5 , 1) [А] вы хотите, чтобы мы поведали о каких - нибудь остротах еще и его дочери Юлии? Впрочем, если меня не сочтут болтливым, я хочу прежде немного сказать о свойствах [этой] женщины, чтобы кто-нибудь из вас не посчитал серьезным и поучительным [то], что она говорила". И при общем одобрении, чтобы приступить к затеянному, он так начал [рассказ] о Юлии: (2) "Она достигла [уже] тридцати восьми лет - время зрелости, клонящейся к старости, в случае если бы сохранился здравый ум. Но она злоупотребляла снисходительностью и судьбы, и отца, хотя любовь к наукам и значительное образование, что в том доме было доступно, [и], кроме того, кроткое человеколюбие и совсем не жестокая душа все же снискали [этой] женщине огромное расположение к изумлению [тех], кто равно знал [ее] пороки и [их] столь большое разнообразие.

(3) Не раз отец предупреждал [ее], однако придерживаясь в разговоре [середины] между снисходительностью и суровостью, [чтобы] она соблюдала меру в роскошных нарядах и [в числе] глазеющих [по сторонам] провожатых. Когда же он пригляделся к куче внуков и [их] сходству [с Агриппой], как [только] представил [себе] Агриппу, покраснел [от стыда], что сомневался в пристойности [своей] дочери. (4) Поэтому Август тешил себя [тем], что у [его] дочери веселый, с виду дерзкий нрав, но не отягощенный пороком, и хотел верить, что такой [же] в старшем [поколении] была Клавдия. Поэтому он сказал друзьям, что у него две избалованные дочери, которых он вынужден переносить, - республика и Юлия.

(5) Она пришла к нему в очень неподобающем одеянии и натолкнулась на хмурый взгляд отца. На следующий день она изменила покрой своего наряда и обняла повеселевшего отца, так как [ее одежда] обрела строгость. И он, который накануне сдерживал свою печаль, [теперь уже] не смог сдержать радость и сказал: "Насколько более достоин одобрения этот наряд на дочери Августа!" [И все же] Юлия не упустила [случая] сказать в свою защиту: "Сегодня-то я оделась для отца, а вчера одевалась для мужа". (6) Известно [о ней] и другое. На представлениях гладиаторов Ливия и Юлия обратили на себя [внимание] народа [из-за] несходства [их] свиты: тогда как Ливию окружали основательные мужчины, ту обступила толпа юношей, и притом развязных. Отец указал [ей на это] в записке, чтобы она поняла, насколько [велика] разница [в свите] у двух первых женщин [государства]. [В ответ] она изящно написала: "Вместе со мной и они состарятся".

(7) Соответственно, по достижении зрелого возраста у Юлии начали появляться седые [волосы], которые она убирала по обыкновению тайно. Как-то внезапный приход отца застал врасплох парикмахерш [Юлии]. Август не подал вида, что заметил на их одежде седые [волосы], и, потянув время в разных разговорах, перевел беседу на возраст и спросил дочь, какой бы она предпочла быть по прошествии нескольких лет: седой или лысой. И так как она ответила: "Я предпочитаю, отец, быть седой", - он так упрекнул ее за обман: "Почему же [тогда] эти [твои парикмахерши] столь поспешно делают тебя лысой?"

(8) Также когда Юлия выслушала [одного] откровенного друга, убеждающего [ее], что она сделает очень хорошо, если возьмет себе за образец отцовскую бережливость, она сказала: "Он забывает, что он - Цезарь, [а] я помню, что я - дочь Цезаря". (9) И так как наперсники [ее] безобразий удивлялись, каким [это] образом она, сплошь и рядом допускавшая обладание собой, рожала детей, похожих на Агриппу, сказала: "Ведь я никогда не беру пассажира, если корабль не загружен". (10) Близкое [по теме] высказывание [принадлежит] Популии, дочери Марка. кому-то удивляющемуся, почему иные звери - [самки] никогда не желают самца, кроме [как тогда], когда они хотели бы стать оплодотворенными, она ответила: "Потому что они звери".

(6 , 1) Но я хотел бы возвратиться от женщин к мужчинам и от игривых шуток - к пристойным. [Так вот], знаток права Касцелий пользовался уважением за необыкновенно изысканное остроумие и благородство. Но особенно стала известной такая его шутка. Ватиний, забросанный народом камнями, когда он устраивал гладиаторские состязания, добился [того], чтобы эдилы объявили: пусть никто не позволяет себе бросать на арену [ничего], кроме фруктов. Случайно спрошенный в эти дни кем-то [о том], считается ли сосновая шишка фруктом, Касцелий ответил: "Если ты намерен бросить [ее] в Ватиния, [то] она, [без сомнения], фрукт". (2) Затем, передают, он [так] ответил купцу, спрашивающему [его], каким образом ему разделить корабль с компаньоном: "Если ты разделишь корабль, [то его] не будет ни у тебя, ни у [твоего] компаньона".

(3) О славном красноречием Гальбе, которого портило телосложение, как я раньше сказал, распространяли [такое] высказывание Марка Лоллия: "У дарования Гальбы неподходящее обиталище". (4) Над тем же Гальбой очень едко посмеялся грамматик Орбилий. Орбилий выступил свидетелем против [какого-то] обвиняемого. Гальба, умолчав о его занятии, спросил его, чтобы сбить с толку: "Чем из искусств ты занимаешься?" [На что] он ответил: "Я обыкновенно растираю горбы на солнце".

(5) Так как Гай Цезарь приказал выдать [всем] другим, кто забавлялся вместе с ним мячом, по сто сестерциев [и лишь] одному Луцию Цецилию - пятьдесят, тот сказал: "За что? [Разве] я играю одной рукой?"

(6) Рассказывали, что Публий Клодий был разгневан на Децима Лаберия, потому что он не подарил ему, просящему, мим. [В ответ] [Лаберий] сказал, обыгрывая [кратковременное] изгнание Цицерона: "Что более обременительное ты можешь мне сделать, кроме [того], чтобы я сходил в Диррахий и вернулся?" (7 , 1) Но так как немного раньше и Аврелий Симмах, и теперь я, мы [оба], упомянули о Лаберий, [и] если мы [еще] как-либо сообщим о его и Публилия острословии, [то] и малопристойного приглашения мимов на пир избежим, и все же воспроизведем [ту] оживленность, которую они вызывают, когда присутствуют [на пиру].

(2) Лаберия, римского всадника, [человека] непоколебимого свободолюбия, Цезарь соблазнил пятьюстами тысячами [сестерциев], чтобы он вышел на сцену и сам исполнил мимы, которые пописывал. Однако властелин, не только если бы он соблазнял, но и если бы [даже] просил, [всегда] принуждает, о чем принужденный Цезарем Лаберий и [сам] свидетельствует в прологе [мима] в этих [вот] стихах:

(3) Необходимость, коей силы гнет крутой

Избегнуть много кто хотел, да не сумел,

Зачем почти до крайних мук меня гнетешь?

Меня, кого тщета и подкуп никогда,

Ни страх, ни сила вкупе или мнение

Подвигнуть в юности к лукавству не могли,

Вдруг в старости легко сколь речь принудила

С душой широкой мужа превосходного.

Без крика, вкрадчиво, спокойно сказанная?

Ведь сами боги отказать ему не могут.

Так снес бы он, чтоб отказал я, человек?

Хотя безгрешно шестьдесят лет пронеслись,

Я, римским всадником очаг оставив,

Домой вернусь уж мимом. В этот день, наверно.

Один прожил я больше, чем прожил до этого.

Фортуна, вместе в зле, в добре безмерная,

Желаешь если ты оценкой творчества

Вершину славы нашей видную разрушить,

Зачем, когда я члены крепкие имел,

Народу, мужу видному мог послужить,

Не гнула, чтобы, гибкого, меня проверить?

Теперь меня ты бьешь? Чего несу на сцену?

Пристойность вида или звание мое,

Отвагу духа или слово звучное?

Как силы дерева плющ губит вьющийся.

Меня так душит старость лет объятием.

Покойника лишь имя сохраняю я.

(4) Также и в самом действии [мима] он вслед за этим отомстил за себя, как мог, выведя образ [раба] Сира, который, как бы избитый плетьми и вырывающийся, взывал:

Вперед, квириты, волю мы теряем!

И немного позже прибавлял:

Боится многих пусть тот, кого боятся многие.

(5) При этих словах весь народ повернул головы к Цезарю, показывая, что этой колкостью заклеймено его властолюбие. (6) из-за этого он обратил [свою] милость на Публилия.

Этот Публилий, родом сириец, когда [еще] мальчиком был отдан под покровительство [одного] господина, услуживал ему не менее остротами и умом, чем красотой [тела]. Когда тот случайно увидел своего раба, больного водянкой, лежащим на площадке, и вопрошал, что он делает на солнце, [Публилий] ответил: "Он нагревает воду". Затем когда за обедом ради шутки был поднят вопрос, какой же досуг был бы вынужденным, [и] кто-то предположил нечто неподходящее, он сказал: "[Это] - подагрические ноги".

(7) За это и другое он [был] отпущен на свободу и с очень большой заботой обучен. Так как он сочинял мимы и при огромном одобрении [зрителей] начал давать [их] в городах Италии, он [был] доставлен в Рим во время [устроенных] Цезарем игр. Он вызвал всех, кто тогда выступал на сцене с написанным, состязаться с ним, после чего [участники] были распределены согласно времени [выступления]. И без единого возражающего он превзошел всех, в том числе и Лаберия. (8) Об этом посмеивающийся Цезарь оповестил таким образом:

Хвалю тебя, Лаберий: побежден ты Сиром", {26} -

{26 Шутливая похвала проигравшему связана с тем, что Сир (сириец) — это и упомянутый выше персонаж мима Лаберия и этноним Публилия: получается, что его победил не просто Публилий, а его собственный герой, который был призван осудить Цезаря, а оказался мстителем за него. Возможен еще и такой подтекст: в лице Сира Лаберий победил сам себя.}

и тотчас дал Публилию пальмовую ветвь, а Лаберию - золотое кольцо вместе с пятьюстами [тысячами] сестерциев. Тогда Публилий говорит уходящему Лаберию:

Писатель, с кем тягался, поддержи того как зритель!

(9) Но и Лаберий тут же в следующем послании новому миму поместил эти [вот] стихи:

Не могут первыми быть все раз навсегда.

Когда к ступени высшей славы ты придешь,

Не устоишь: скорее рухнешь, чем всходил.

Упал я, упадет другой: обща ведь слава.

(10) Сообщают, что забавны и пригодны для общего применения также изречения Публилия. Из них я едва помню такие отдельные строчки:

(11) Оказывая благодеяние достойному, получаешь его сам.

Переноси, а не обвиняй то, чего не можешь изменить.

Кому дозволено больше, чем то справедливо, желает больше дозволенного.

Приятный спутник в дороге заменяет коляску.

Постыдна бедность, порожденная тщеславием.

Плач наследника - смех под маской.

Часто оскорбляемое терпение обращается в ярость.

Бесстыдно обвиняет Нептуна вторично потерпевший кораблекрушение.

В чрезмерных спорах теряется истина.

Часть благодеяния - любезный отказ в просимом.

Так обращайся с другом, как если бы считал, что он может стать врагом.

Перенося старые несправедливости, поощряешь новые.

Никогда нельзя победить опасность без опасности. {27}

{27 Публилий С. Сентенции / пер. Е. М. Штаерман // Вестн. древней истории. 1982. ? 1.С. 233-252. Если пронумеровать строки перевода Е. М. Штаерман (к сожалению, не указано, каким изданием она пользовалась, и не сделана нумерация строк), то строки, приводимые Макробием, в его последовательности будут иметь такие номера: 49, 165, 106, 90, 935, 196, 184, 583, 344, 388, 246, 557, 369. Надо заметить, что Е. М. Штаерман не стала переводить эти строчки как стихотворные.}

(12) Но так как однажды я [сам] вышел на сцену для чтения [стихов], нам не следует обходить [вниманием] актера Пилада, который был знаменит в своем деле во времена Августа и благодаря [хорошему] обучению подвигнул [своего] ученика Хюла на притязание равенства [с наставником]. (13) Впоследствии народ разделился в [своем] предпочтении того или другого. И когда Хюл сопровождал движениями песню, в конце которой были [слова] [о] "великом Агамемноне", Хюл как бы обмерял [его], высокого и дородного. Пилад не вынес [этого] и прокричал с места: "Ты делаешь [его] большим, [а] не великим!" (14) Тогда парод потребовал, чтобы он показал в движениях ту же [самую] песню, и когда он дошел до [того] места, которое осудил [в исполнении Хюла], он изобразил думающего [человека], решив, что ничего более не соответствует великому вождю, чем думать за всех. {28} (15) Хюл исполнял [роль] Эдипа, и Пилад [вот] таким возгласом исправил небрежность в движениях исполняющего: "Ты видишь!"

{28 В этой связи см. начало «Долонии» (Гомер. Илиада. X, 1-4).}

(16) Когда [Пилад] выступил в [роли] обезумевшего Геркулеса, и некоторым показалось, что он не сохраняет походку, подобающую актеру, он, сняв маску, упрекнул смеющихся: "Глупцы, я [ведь] изображаю движения помешанного!" (17) Согласно этому преданию, он и стрелы - [то] направил в народ. Этот же [самый] образ он исполнял в столовой комнате согласно повелению Августа, он [также] натянул лук и пустил стрелы [в присутствующих]. И Цезарь [Август] не рассердился, что он был у Пилада на том же самом положении, на каком [и] римский народ. (18) Передавали, что этот [Пилад] изменил обычай той грубой пляски, которая процветала у предков, и ввел [в нее] прелестное обновление. Спрошенный Августом, что [именно] он привнес в пляску, [Пилад] ответил [словами Гомера]:

Звук свирелей, цевниц, шум народа. {29}

{29 Римейк перевода Н. И. Гнедича (см.: Гомер. Илиада. X, 13), подходящий для нашего контекста и соответствующий греческому оригиналу.}

(19) Когда он услышал бурное негодование Августа из-за расхождения мнения народа относительно состязания, состоявшегося между ним и Хю - лом, то ответил: "И ты. басилевс, бываешь неблагодарным! Предоставь им самим заниматься нами!"".

(8 , 1) Когда это было сказано и поднялось веселье, так как [все] хвалили прекрасную память и прелесть остроумия Авиена, слуга придвинул вторые блюда. (2) И [тут] Флавиан [говорит]: "Многие, как я считаю, расходятся в отношении их с Варроном, который в той великолепнейшей Менипповой сатуре, которая озаглавлена "что-нибудь да принесет тебе вечеря", удалил из вторых блюд пироги. Но я прошу [тебя], Цецина, нриведи - ка ты сами слова Варрона, если они задержались у тебя по милости [твоей] крепкой памяти". (3) И [Цецина] Альбин сказал: "[То] место [из сатуры] Варрона, которое ты предлагаешь мне привести, содержит примерно такие слова: "Есть лакомства преимущественно медовые, есть не медовые: ведь у сладкого - ненадежное товарищество с пии(еварением". [Слово] же "лакомство" означает все виды вторых блюд. Ибо то, о чем греки говорили "пирожки" или "сладости", наши предки называли "лакомства". {30} Также вина послаще - [это] можно найти в очень старых комедиях - вообще назывались этим словом: "Эти лакомства Либера"".

{30 30 Содержание этой сатуры по А. Геллию см.: Римская сатира. М., 1989. С. 396-397.}

(4) И [сейчас же] Евангел [заметил]: "Давайте, прежде чем нам надлежит подняться, предадимся вину, что мы сделаем по примеру Платонова указания, который считал, что [оно] - какой-то трут и огниво наклонностей и доблести, [в случае] если бы дух и тело человека горели от вина". (5) Тогда Евстафий говорит: "К чему ты клонишь, Евангел? Или ты считаешь, что Платон советовал без разбора пить вина и скорее не одобрял, [чем одобрял], очень приятное и достойное угощенье среди маленьких чаш, которое совершалось бы при каких-либо воздержанных распорядителях и управителях пиров? И что именно это небесполезно для [настоящих] мужчин, он решает в первой и второй [книге сочинения] о законах.

(6) Ведь он считал, что благодаря и упорядоченным, и приличествующим перерывам между питьем [вина] души оправляются и оздоравливаются, чтобы восстановить служение трезвости, и воспрянувшие, немного повеселевшие, они становятся способнее для нового осуществления намерений. И вместе с тем если внутри у них находятся какие-нибудь заблуждения чувств и влечений, которые, впрочем, скрывает достойная уважения стыдливость, [то] все это открывается без тяжелого испытания благодаря свободе, обретенной с помощью вина, и становится более поддающимся исправлению и излечению. (7) И это еще Платон там же говорит, что не следует отвергать опыт такого рода против устранения вредного действия вина и что достаточно достоверно не известно о каком-либо всегда вполне воздержанном и умеренном [человеке], который не был бы испытан самыми [настоящими] опасностями заблуждений и соблазнами наслаждений. (8) Ведь [и тот], кому были бы неизвестны все радости и прелести пиров, и [тот], кто в них был бы всецело опытен, если бы его к участию в наслаждениях этого рода однажды привело желание или случай, или подтолкнула бы необходимость, вскоре размягчается и увлекается, и его ум и дух не способны устоять. (9) Итак, нужно выступить и как в каком-то строю врукопашную сражаться с доставляющими наслаждения вещами и с этой [твоей] дозволенностью вина, чтобы обороняться против них не бегством и не отступлением, но защищать умеренность и воздержанность силой и постоянным присутствием духа и соразмерным употреблением [вина]. И вместе с тем, разгорячив и согрев дух [вином], мы помогли бы [ему], если бы в нем было что-нибудь от холодной печали или сковывающей застенчивости.

(10) Но так как мы упомянули об удовольствиях, [надо заметить, что] Аристотель учит [о том], каких наслаждений следовало бы остерегаться. Итак, у людей есть пять чувств - греки называют их ощущениями: осязание, вкус, обоняние, зрение, слух, через которые удовольствие достигает души или тела. (11) Из всех них постыдным и негодным становится неумеренное удовольствие. Но при том самым мерзким из всего, как считали мудрые мужи, бывает удовольствие, наиболее похожее на чрезмерное [наслаждение] от вкуса и также от осязания. И тех, кто более всего отдавался этим двум наиболее страшным порочным наслаждениям, греки называли словами "несдержанные" или "распутные"; мы называем таких [людей] беспутными или неумеренными. (12) Мы видим, что лишь эти два удовольствия от вкуса и осязания, то есть [наслаждение] от пищи и [дела] Венеры, являются общими

у людей со зверями. Поэтому считается, что и среди [домашней] скотины и [диких] зверей есть какие-нибудь [особи], плененные этими удовольствиями. Другие [удовольствия], возникающие на основе трех остальных чувств, принадлежат исключительно людям.

(13) Слова философа Аристотеля насчет этого дела я выношу на обозрение, чтобы обнародовать то, что столь славный и значительный муж думает об этих непристойных удовольствиях: (14) "Не потому ли они называются необузданными, что переходят [меру] во врожденном удовольствии от осязания или вкуса? Кто [переходит границу] в любовных утехах, {31} [тех называют] распутными. Кто же в пище - обжорами. Из этих [наслаждений] пищей у одних - удовольствие па языке, у других же - в горле. Поэтому-то Филоксеи и хвастал, будто имеет журавлиное горло. И потому, что врожденные удовольствия от этих чувств являются общими у нас с другими животными, подчинение [им] является [самым] постыдным из всех существующих [подчинений]. Например, не потому ли плененного этими вот [наслаждениями] мы порицаем и называем необузданным и распутным, что его подчиняют [себе] эти наихудшие удовольствия? Впрочем, из существующих пяти ощущений другие животные наслаждаются только двумя [чувствами]. Остальными же [ощущениями] они либо совсем не наслаждаются, либо изведывают [от них удовольствие] каким-то случайным [образом]".

{31 31 Здесь употреблено слово ф? ?цспдЯуйб — от «Афродита», богиня любви (ср. 2.8, 12, где использовано слово «Венера» как олицетворение любви).}

(15) Итак, кто бы, имея хоть какой-нибудь человеческий стыд, [стал] радоваться этим двум наслаждениям соития и обжорства, которые являются общими у человека со свиньей и ослом? (16) Ведь Сократ говаривал, что многие люди потому хотят жить, чтобы есть и пить, он [же хочет] пить и есть, чтобы жить. А Гиппократ, муж божественной учености, думал по поводу любовного соития так, будто это какой-то вид ужаснейшей болезни, которую наши назвали комициальной. Ведь передаются эти [вот его] собственные слова: "Соитие - это маленькая падучая"". {32}<...>

{32 В ряде рукописей подписано: «Завершена [книга] первого дня пиров “Сатурналий” Макробия...» (р. 160). Строго говоря, сбор у Претекстата был еще накануне Сатурналий (вечером) (см.: 1.2, 15), а его продолжение и обед приходятся на первый день Сатурналий (см.: 1.5, 17). Поэтому место первой и второй книги можно определить так: они охватывают канун и первый день Сатурналий.}

Книга третья

(1 , 1) "<...> оскверненного, так как он знал, что запятнан немалой кровью:

В руки, родитель, возьми святыни и отчих пенатов;

Мне их касаться грешно: лишь недавно сраженье и сечу

Я покинул, и мне текучей прежде струею

Должно омыться [2, 717 - 720].

(2) Также после похорон кормилицы Кайеты, куда он, отплывая, направляется, как [не] к той области, через которую

...поток, отрадный для взора

...струит Теберин...

В море... [7, 30 - 32],

чтобы тотчас, на самом пороге Италии, омытой речной волной, он смог с наибольшей непорочностью

... порядок блюдя... Фригийскую матерь,

Бога Идейского... [7, 138 - 139]

призвать? (3) [Не] для того ли он, намереваясь посетить Эвандра, потому что ожидал найти его отправляющим священнодействия Геркулеса, плывет через Тибр, чтобы, очистившись для священнодействий, он мог находиться среди гостей?

(4) И сама Юнона жалуется не столько потому, что Энею удалось против ее воли прибыть в Италию, сколько потому, что он завладел желанными водами Тибра, {1} так как она знала, что он, очищенный этой рекой, может, согласно обряду, совершать жертвоприношения даже ей [самой], а она совсем не желала, чтобы он ей молился.

{1 См.: Энеида. 7, 303-304: «От меня и от моря в устье желанном / Тибра укрылись они!»}

(5) Так как мы представили, согласно Вергилиеву наставлению, очищение, относящееся к священнодействиям в честь небесных богов, давайте теперь посмотрим, какую особенность обычаев тот же поэт проследил и в отношении поклонения подземным богам. (6) Установлено, что намеревающийся совершить священнодействия ради небесных богов очищается посредством омовения тела. Когда же нужно приносить жертвы подземным [богам], считается достаточным, чтобы [его] только окропили. Итак, о священнодействиях в честь небесных [богов] Эней говорит:

... и мне текучей прежде струею

Должно омыться [2, 719 - 720].

(7) Но Дидона, после того как устроила священнодействия подземным богам, просит:

Милая няня, найди сестру мою Анну, скажи ей,

Чтобы тело себе окропила водою проточной [4, 634 - 635]. {2}

{2 Перевод С. Ошерова не дает терминологического различия в описании очищения перед совершением службы небесным и подземным богам и в этом отношении несколько изменен. Очищение при почитании небесных богов — омовение — подлинник передает глаголом abluere — смывать, омывать и существительным ablutio — омовение. Очищение при почитании подземных богов — окропление — оригинал выражает глаголом spargere (aspergere) — разбрызгивать, кропить и существительным aspersio (aspergo) — опрыскивание, окропление.}

И в другом месте [Вергилий говорит]:

Мнимой Авериа водой кропит обильно чертоги [4, 512].

(8) А также, когда сообщает, что Мизена предают могиле, [пишет]:

Он же, {3} с чистою водой обошедши спутников трижды.

{3 Кориней — один из спутников Энея.}

Всех окропил [6, 229 - 230].

Впрочем, и когда он говорит, что Эней намерен посвятить Прозерпине ветвь [дерева], так [это] преподносит:

Там за порогом Эней окропяет свежей водою

Тело себе [6, 635 - 636].

(2 , 1) Особое же значение слов у этого поэта является [теперь] столь знакомым, что наблюдения такого рода в отношении Вергилия уже перестают быть заслугой; да и никакими [словами] он не пользовался более точно, чем словами, сопровождающими священнодействия или жертвоприношения. (2) И, во-первых, я {4} не хотел бы пропустить то [место "Энеиды"], в отношении которого многие заблуждаются:

{4 Как предполагают, это речь Претекстата (см. выше).}

... и в соленые волны

Брошу мясо... [5, 237 - 238], -

считая, что Вергилий не сказал "положу" о возлагаемом мясе [жертвы, а сказал "брошу"], потому что прибавил [слова] "в волны". Но [это] не так. (3) Ведь и по учению гаруспиков и по указанию понтификов это слово ["бросаю"] является общепринятым у приносящих жертву, [например], Вераний так изложил обсуждение этого слова из первой книги Пиктора: "Пусть они бросают внутренности [жертвы], пусть приносят [их] богам на жертвенники, или подставку, или жаровню, или туда, куда должно приносить внутренности [жертвы]". (4) Итак, [слово] "бросать", [а] не [слово] "класть" является надлежащим словом при жертвоприношении, и так как Вераний сказал "на подставку, или жаровню, или туда, куда должно приносить внутренности [жертвы]", вместо подставки и жаровни нужно воспользоваться морем, потому что говорится о жертвоприношении морским богам. (5) Ведь [от лица Коринея] он восклицает:

Боги, владыки морей, по чьим плыву я просторам!

На берег выйду едва - и тельца белоснежного в жертву -

Вам принесу, исполняя обет, и в соленые волны

Брошу мясо его, и вином совершу возлиянье! [5, 235 - 278].

Эти [стихи] уведомляют, что внутренности [жертвы] согласно обряду можно было бросать в море, [а] не класть.

(6) Встану ответчиком я пред алтарем!

Этот возглас является надлежащим в священнодействиях, так что [словом] "ответчик" называется [тот], кто, приняв обет, вверяет себя божествам; [словом же] "приговоренный" [называется тот], кто уже исполнил данные [божеству] обеты. Но нет нужды, чтобы я много вещал об этом, так как ученейший муж Евстафий несколько раньше [уже] изложил эту часть [вопроса] более полно.

(7) Бывает, что глубокую мысль этого поэта часто находят в одном слове, которое [простой] народ посчитал бы сказанным случайно. Ведь во многих местах мы читаем, что не могла бы одна только речь умилостивить [богов], если бы тот, кто умоляет богов, не прикасался бы также к жертвеннику руками. (8) Поэтому Варрон в пятой книге "Божественных [дел]" говорит, что [слово] "жертвенники (aras)" сперва произносилось asas, потому что совершающие жертвоприношение были вынуждены держать сосуды. А кто сомневался бы, что сосуды обыкновенно держат за ручки (ansis)? Итак, при замене букв [слово "жертвенники"] начали произносить aras, как, [например], прежде говорили "Валезии" и "Фузии", ныне [же] говорят "Валерии" и "Фурии". {5}

{5 Весь этот параграф — хороший пример исторической грамматики латинского языка, имеющий отношение к явлению ротацизма: переходу s между гласными в г.}

(9) Все это поэт изложил в этом [вот] стихе:

Этой горячей мольбе алтарь обнявшего сына

Внял всемогущий... [4, 219 - 220].

Разве не подумал бы ты, что сюда прибавлено о внемлемом [богом], не потому, что он только говорил, но потому, что он [еще] и за жервенпик держался? И также [это имеет место], когда он замечает:

Так он Сивиллу молил, к алтарю прикасаясь рукою [6, 124].

И так еще [в стихах]:

"Вы, божества, и огни алтарей, которых касаюсь,

Мне свидетели... [12, 201 - 202], -

он показывает ту же самую силу слова вследствие обхвата [жертвенника]. (10) И притом поэт, столь глубокого ума, сколь [и] прелестного дарования, так истолковал некоторые из старинных слов, которые, он знал, относятся исключительно к области священнодействий, что [даже] при изменении звучания слова [его] понимание оставалось неизменным.

(11) Так вот, в первой книге жреческого права у Пиктора помещено это [вот] слово "ликовать (vitulari)". О значении этого слова Титий так сообщает: "Ликовать - [это] значит радоваться с пением песен". Варрон тоже сообщает в пятнадцатой книге о божественных делах таким образом: потому что жрец имеет обыкновение ликовать в каких-либо священнодействиях, греки называют это "пэанствовать ".

(12) Сколь немногими словами ученая изысканность Марона выразила эти столь многие особенности толкования:

... и поют, ликуя, пеаны! [6, 657].

Ведь если "ликовать" - [это] значит радоваться с пением песен, то есть "пэанствовать", то неужели превосходное объяснение слова не сохранено в [выражении Вергилия] "пение радостного пэана "?

(13) И чтобы нам подольше задержаться на этом слове ["ликовать" (vitulari)], [напомним, что] в книге о богах, которую сочинил Хюлл, он сообщает, что богиню, которая ведает радостью, зовут Витула. (14) Пизон утверждает, что [словом] "витула" называется победа. Относительно этого он приводит то доказательство, что на следующий день [после] июльских нон, после победы, когда дело было благополучно завершено, хотя накануне этруски обратили народ (populus) в бегство (fugam) - отчего [июльские ноны] называются Популифугия, - согласно определенным священнодействиям совершается ликование (vitulatio). (15) Некоторые считают ее имя ["Витула"] почитаемым, потому что она могущественна в поддержании жизни (vitae tolerandae), потому, говорят, этой богине [также] совершают жертвоприношение за плоды, так как плодами поддерживается человеческая жизнь. Откуда мы знаем, что такое бывает? [Мы знаем об этом], потому что Вергилий пишет:

Сам приходи, когда витулой я воздам за плоды [Букол. 3, 77]. {6}

{6 Перевод С. Шервинского («Сам приходи, когда телку забью для праздника жатвы») потребовалось значительно переделать, так как он не соответствует тому, о чем говорит Макробий. Последний использует слово virula в значении ликования (или богини радости Витулы) от глагола vitulari, а не в значении «телка».}

Как бы он сказал "витула" вместо "ликование (vitulatio)", [если бы не то], о чем мы высказались выше, что [это] имя присуще священнодействию, совершенному вследствие радости? (16) Однако мы бы напомнили, что в этом случае следует употреблять творительный [падеж]:

... когда витулой (vitula) я воздам за плоды,

то есть когда я воздам благодарение богу не овцой, не козой, а ликованием (vitula); [иначе выражаясь], он как бы сказал: "когда я принесу в жертву за плоды ликование (vitulam)", что значит "когда я воздам благодарение богу ликованием (vitula)".

(17) Энея он показывает жрецом и на основании сообщения о его трудах. Ведь жрецам была предоставлена возможность заносить на доски упоминания о совершенных деяниях, и это они называют летописями и притом великими, так сказать, составленными великими жрецами. Откуда от лица Энея он провозглашает:

Летопись наших трудов не успеешь выслушать за день [1, 373].

(3 , 1) И так как среди установлений жрецов он больше всего исследует то, что [такое] священное, что [такое] оскверненное, что [такое] святое, что [такое] благочестивое, нужно разузнать, применял ли [эти слова] Вергилий согласно [их] собственному определению и притом сохранил [ли] по своему обыкновению особое значение каждого своего слова.

(2) Как сообщает Требатий в первой книге [сочинения] о богослужениях, священным является [все], "что ни касалось бы богов". Учитывая это определение, поэт почти всегда упоминает [о] богах [там], где он называет священное (sacrum):

Правя у моря обряд (sacra), я мать молил Дионею,

С нею бессмертных других [3, 19].

Также:

Жертвы (sacra), что я начала готовить стигийскому богу [4, 638].

Равным образом:

... [Тотчас] справляет обряд (sacra)... и приносит

В жертву... [па алтарь] твой, царица бессмертных [8, 84 - 85].

(3) Почти все соглашаются [с тем], что оскверненным (profanum) является то, что оказалось бы вне трепетного отношения, словно удаленное подальше от священного места и от благочестия. Примеру такого значения [оскверненного] он следовал, так как говорил о роще и входе в преисподнюю, [о] том и другом священном:

Чуждые таинствам (profani), прочь! Немедля рощу покиньте! [6, 259].

(4) К тому, что Требатий называет собственно оскверненным, относится [все то], что из благочестивого или священного было обращено в человеческую потребность и собственность. Это [положение] поэт соблюдает очевиднейшим образом, когда пишет:

Сжалься, о Фавн, я молю, и ты Земля всеблагая,

Крепче держите копье, если чтил я ваши святыни,

Те, что ныне войной осквернило пришлое племя! [12, 777 - 779].

Ведь он сказал:

Но без вниманья к тому, что священным дерево было,

Тевкры срубили [его]... [12, 770 - 771].

Отсюда он показывает собственно оскверненное, которое из священного [предмета] сделалось обыкновенным приспособлением для человеческих дел.

(5) Как также сообщает Требатий в десятой книге [сочинения] "О богослужениях", "святым (sanctum) иногда является то же [самое], что является священным, и то же [самое], что [является] благочестивым; иногда [же чем-то] иным, то есть и не священным, и не благочестивым". (6) Ко второй разновидности [святого] относится [вот]это:

К вам с непорочной (sancta) душой я сойду, не запятнанной гнусной

Этой виной... [12, 648 - 649].

Ибо не священное или благочестивое поддерживало душу этого [Турна], которую он пожелал объявить святой, то есть непорочной, как в этом [стихе]:

... О супруга святая,

Счастье, что ты умерла... [11, 158 - 159],

в котором он выразил почитание чистоты непорочной супруги. Оттого и законы - святые (sanctae), что они не должны подвергаться порче вследствие святой неотвратимости (sanctione) наказания. (7) А это [вот место] относится к первому определению понятия о святом, то есть что оно есть не что иное, как священное и благочестивое:

Вдруг привиделось нам, что венцом вкруг головки ребенка

Ровный свет разлился... [2, 682 - 683].

И немного после [этого]:

Трепет объял нас и страх: спешим горящие кудри

Мы погасить и водой заливаем святые огни [2, 685 - 686].

Ведь здесь святые [огни] мы будем понимать как священное, потому что они случились по воле богов. Также [и в стихах]:

... И ты, святая пророчица - дева,

Вещая, дай [троянцам] осесть... [6, 65 - 66], -

не иначе как священной он называет [ту святую], которую он воспринимал и пророчицей, и преисполненной божества, и жрицей.

(8) Остается, чтобы мы [вместе] с Вергилием сообщили [о том], что является благочестивым (religiosum). Сервий Сульпиций передает, что благочестием названо [то], что вследствие некоторой святости является отдаленным и отделенным от нас, названным почти [что] от [слова] "оставлять" (relinquendo), подобно тому как от [слова] "смиряться (carendo)" [названо] благоговение (caeremonia). (9) Соблюдая это [понимание], Вергилий пишет:

Есть близ Царейской реки прохладная роща густая, -

Издавна чтима она как святыня [8, 597 - 598], -

и [далее] добавляет, чтобы тем [самым] выразить особенность благочестия:

ее окружают

Склоны крутые холмов, темнохвойной елью поросших [8, 598 - 599], -

каковое обстоятельство как бы делало рощу скрытой от людей в их повседневной жизни. И чтобы показать заповедное (relictum) место, он не только говорит о затрудненности досуга, но и прибавляет [слова] о святости [этого места]:

[Рощу и празднество в ней], как гласит преданье, Сильвану,

Богу пашен и стад, в старину посвятили пеласги [8, 600 - 601].

(10) Согласно Помпею Фесту, "благочестивыми (religiosi) являются [те], кто различает [то], что необходимо исполнять, и [то], чего следует избегать". Отсюда Марон утверждает:

... Ручьи отводить благочестье (religio)

Не запрещало... [Георг. 1, 269].

Но [то], о чем он говорит "отводить", есть не что иное, как чистить. Ведь в праздничные дни разрешается чистить старые грязные ручьи, [а] прокапывать новые не разрешается.

(11) В [этом] беглом обзоре нужно отметить и то, чем он и сам пренебрег, как бы проходя мимо значения одного слова. Ведь так как овец обыкновенно моют по двум причинам: или чтобы лечить чесотку, или чтобы очищать шерсть, - согласно жреческому праву предусматривается, чтобы не разрешалось мыть овец в праздничные дни ради очищения шерсти, а разрешалось, [только] если нужно смыть грязь во время лечения. (12) Потому среди дозволенного он перечислил также [вот] это:

В реку блеющих стадо овец погружать... [Георг. 1, 272].

Если бы он высказал [только] это, то он [бы] смешал дозволенное и запретное, но он, прибавив [к реке определение] "целебная", выразил основание дозволенного мытья [овец].

(4 , 1) Жреческим попечением является также давать наименования священным местам согласно соответствующему признаку. Поэтому давайте расследуем, что, собственно, жрецы называют святилищем и как Вергилий воспользовался этим наименованием.

(2) В восьмой книге "Божественных дел" Варрон рассуждает, что одни считают святилищем [то], где, помимо комнаты, есть площадка, добавленная ради богов, как, [например], [она] есть во Фламиниевом цирке Юпитера Статора, другие - [то] место, в котором было освящено изображение бога. И [еще] он прибавил, что подобно тому как [то] место, к которому прикрепили свечу (candelam), называется подсвечником (candelabrum), так [и то место], в котором поставили [изображение] бога (deum), называется святилищем (delubrum). (3) Из вышенаписанного Варроном мы можем понять, что он преимущественно одобряет то - он по своему обыкновению поместил это в конце, - что святилище стало называться от освященного изображения бога.

(4) Однако же Вергилий строго следовал тому и другому пониманию [святилища]. Намереваясь назвать святилище, - [а] мы хотели бы начать с последнего [положения] - он соблюдал, чтобы [в название] включались или собственные имена богов, или те, которые присваиваются богам:

Оба дракона меж тем ускользают к высокому храму (delubra) [2, 225].

И чтобы затем назвать изображение [бога], он присовокупил:

[Быстро] ползуг [напрямик] к твердыне Тритонии грозной,

Чтобы под круглым щитом у ног богини укрыться [2, 226 - 227].

И также:

Храмы (delubra) богов в этот день, что для нас, несчастных, последним

Был... [2, 248].

(5) Но и то мнение о площадке [в святилище], которое Варрон высказал сначала, он не опустил:

В храмы (delubra) [сестры] идут, к алтарям [припадают], о мире

Молят... [4, 56].

И затем:

Или к обильным идут алтарям - предстать пред богами [4, 62].

Ведь что значит [слово] "идут (spatiatur)", как [не то, что] проходят отрезок (spatio) протяженного пути? Это [слово] с предусмотрительным прибавлением [слов] "к алтарям" указывает на площадку, усроенпую для богов. Итак, он выявляет скрытое, по своему обыкновению словно бы выражая другое.

(6) Также и относительно собственных богов римлян, то есть пенатов, этому произведению [Вергилия] свойственна [некоторая] заслуживающая внимания проницательность. Ведь в девятнадцатой книге "О богах" Нигидий ведет разыскание [о том], были ли богами - пенатами троянцев Аполлон и Нептун, которые, говорят, воздвигли для них стены [города], и перенес ли Эней их [почитание] в Италию. И Корнелий Лабеон то же [самое] полагает [в сочинении] "О богах - пенатах". Этому мнению следует Марон, когда говорит:

Молвив так, он заклал богам почетные жертвы:

Бык - Нептуну и бык - тебе. Аполлон пышнокудрый [3, 118 - 119].

(7) Во второй [книге] "Человеческих [дел]" Варрон рассказывает, что [почитание] богов - пенатов перенесли из Самофракии во Фригию, а [почитание] Энея - из Фригии в Италию. Но какими являются боги - пенаты, [того] Варрон в уже упомянутой книге не излагает. (8) Однако [те], кто очень тщательно ищет истину, говорили, что пенаты являются [теми богами], благодаря которым мы можем дышать, благодаря которым мы имеем тело, благодаря которым мы обладаем разумной душой. С другой же стороны, [они говорили], что срединный эфир является Юпитером, Юноной же - нижний воздух вместе с землей, а Минервой - верхняя оконечность эфира. И [при этом] они пользуются [тем] доказательством, что сын Демарата Коринфского Тарквиний, тайно обученный самофракийским верованиям, соединил в одном храме и под одной крышей [выше] упомянутые божества. (9) Кассий же Гемина рассказывает, что самофракийских богов и тех же [самых] пенатов римлян зовут [по-гречески] теус мегалус, теус хрэстус, теус дюнатус. {7} Зная это, наш [стихотворец] провозглашает:

{7 Греч, иеп?т мегЬлпхт, иеп?т чсзуфпэт, иеп?т дхнбфпэт — боги великие, боги добрые (полезные), боги сильные (могучие).}

Сына [везу] и друзей, великих богов и пенатов [3, 12], -

что выражает [греческое] "теус мегалус".

(10) Но и когда все эти имена вышеназванных божеств он сохраняет в отношении одного [божества], он, без сомнения, подтверждает [свое] знание. Ведь когда он говорит:

Прежде всего поклонись божеству великой Юноны [3, 437], -

он называет [ее в соответствии с греческим] "тэн мегалэн" ; [а когда он говорит]:

Веселящий нас Вакх, Юнона благая, пребудьте [1, 734], -

[и еще]:

[Чтобы] владычицы мощной [гнев одолеть]... [3, 439], -

"тэн хрэстэн" [ее назвал] "тэн дюнатэн" [согласно греческим именам].

(11) Тем же [самым] именем он назвал и Весту, которая является [божеством] из числа пенатов или, определенно, их спутницей. [Это] очевидно настолько, что и консулы, и преторы или диктаторы, когда занимают должность, совершают в Лавинии богослужение пенатам и равным образом Весте. (12) Да и Вергилий, после того как сказал от лица Гектора:

Троя вручает тебе пенатов своих и святыни [2, 293], -

затем прибавил:

Вымолвив так, своею рукой выносит он Весту,

Вечный огонь и повязки ее из священных убежищ [2, 296 - 297].

(13) В книге, которую Гигин написал о богах - пенатах, он присовокупил, что их называют отчие боги. Но Вергилий и это не оставил незамеченным:

Отчие боги! Спасите мой род, мне внука спасите! [2, 702].

И в другом месте:

И отчих пенатов [2, 717].

(5 , 1) И не меньше, чем в отношении знания богов, он простирает свое рвение в отношении применения священнодействий. Ведь так как Требатий в первой книге [сочинения] "О богослужениях" наставляет, что есть два рода жертвоприношений: один - [тот], при котором волю бога узнают по внутренностям [животных]; другой - [тот], при котором богу посвящается душа [животных], откуда гаруспики даже называют эти жертвоприношения "духовными", - Вергилий в своем произведении показывает тот и другой род [жертвоприношений]. (2) И притом первым - тот [род жертвоприношений], который волю божеств указывает по внутренностям [животных]:

... в жертву заклав по обряду ярок отборных [4, 57].

И вскоре [после этого]:

... и с жадностью смотрит

В грудь отверстую жертв, угадать стараясь приметы [4, 63 - 64].

(3) Другой упомянутый [род жертвоприношений], при котором жертва называется духовной, потому что [богу] посвящается только ее душа, он показывает, когда слагает [стихи о том], что победитель Энтелл приносит в жертву Эриксу быка. Ведь чтобы исполнить духовную жертву, он воспользовался самим словом ["душа"]:

Лучшую душу тебе взамен Дарета принес я,

Эрикс! [5, 483 - 484].

И чтобы обозначить данные обеты, он заявляет: "Я исполняю", - потому что собственно говорится об обете [богам], и чтобы показать исполненное для богов, он отмечает [это], говоря:

Вздрогнул бык и упал, наповал убитый ударом [5, 481].

(4) Нужно также посмотреть, показывает ли он и упомянутую духовную жертву [в стихах]:

Кровью ветры смирить, заклав невинную деву,

Вам. данайцы, пришлось, когда плыли вы к берегу Трои, -

Кровью должны вы снискать возврат и в жертву бессмертным

Душу аргосца принесть [2, 116 - 119].

Ведь он поместил [здесь] и [слово] "душу", то есть наименование жертвы, и [слова] "в жертву иринесть", которые означают, что божество умилостивили, совершив священнодействие. (5) Среди этих самых жертв - или духовных, или вопрошаемых [по внутренностям] - некоторые являются [такими], которые называются неподъяремными, то есть [такими], которые никогда не были укрощены или впряжены в ярмо. О них наш стихотворец также упоминает таким [вот] образом:

В жертву теперь принеси из ярма не знавшего стада

Семь быков молодых и столько же ярок отборных [6, 38 - 39].

И чтобы яснее выразить [смысл слова] "неподъяремные", он прибавил:

... столько ж телиц, чья шея ярма не знавала [Георг. 4, 540].

(6) Слово "исключительные" в священнодействиях также является не поэтическим эпитетом [жертвенных животных], но жреческим наименованием. Ведь Вераний наставляет в "Жреческих вопросах", что исключительными названы жертвенные животные, которые, будучи предназначенными для священнодействия, исключаются из стада; либо [они названы так], потому что их, как преподносимых божествам, выбирают вследствие [их] исключительного вида. Он пишет:

Самых роскошных быков четырех, отменпейшей стати [Георг. 4, 538], -

где выражением "роскошных" показывает, что они являются исключительными, [а выражением] "отменнейшей стати" - что их выбирают [по этому признаку].

(7) Амбарвальной жертвой, как объясняет Помпей Фест, является [животное], "которое но случаю богослужения обводят вокруг полей [те], кто совершает [это действо] ради урожая". Упоминание об этом священнодействии он делает в "Буколиках", где говорится об апофеозе Дафниса:

Так - до скончанья веков, моленья ль торжественно будем

Нимфам мы воссылать иль поля очищать тоже будем [Букол. 5, 74 - 75].

Здесь [слово] "очищать" означает "обходить". Ведь отсюда очевидно, что и имя жертвы получилось от обхода полей. {8} Да и в первой книге "Георгик" [то же сказано]:

{8 Слово «амбарвальная (ambarvalis)» составлено из двух слов: amb — вокруг и arvum — поле, пашня.}

Трижды пускай зеленя обойдет благосклонная жертва [Георг. 1, 345].

(8) [Притом] священнодействующие соблюдали, чтобы [жертва] - если жертвенное животное, которое вели к полям, сопротивлялось и показывало, что оно подводится к жертвенникам против воли, - отменялась, так как думали, что ее подносят против желания бога. [Относительно] же [той жертвы], которая, будучи доставленной [к жертвеннику], оставалась бы спокойной, считали, что она приносится в соответствии с волей божества. Отсюда наш [поэт пишет]:

Пусть приведенный за рог козел предстанет священный [Георг. 2, 395].

И в другом месте:

Там на алтарь бычок с золочеными рожками ляжет [9, 627].

(9) [И] до такой степени он основывает все благочестие на священнодействиях, которые надлежит воздавать богам, что из-за враждебного отношения [к ним] называет Мезенция ненавистником богов. {9} И в самом деле [вовсе] не потому, как кажется Асперу, он был назван ненавистником божеств, что без оглядки на богов вел [себя] преступно по отношению к людям. К тому же он гораздо больше говорил это о Бусириде, которого, много более жестокого, он сдержанно назвал [всего лишь] недостойным похвалы. (10) Но истинную причину позорнейшего имени [Мезенция] внимательный читатель может найти в первой книге "Начал" Катона. Ведь он пишет, что Мезенций приказал рутулам, чтобы они подносили ему первинки, какие подносили богам; и что все латины так взывали под страхом подобного приказания: "Юпитер, если тебе больше по сердцу, чтобы мы давали их тебе, чем Мезенцию, сделай ты нас победителями!" (11) Итак, потому что он требовал себе божеские почести, заслуженно назван Вергилием ненавистником богов. Отсюда эта [вот] справедливая насмешка жреца:

{9 По поводу этого см.: Энеида. 10, 773-736 и примеч. в кн.: Вергилий. Собр. соч. СПб., 1994. С. 462.}

... вот первины войны, вот тирана доспехи [11, 15], -

чтобы обозначить вооружение, сорванное с него из-за указанной дерзости, за которую он понес наказание.

(6 , 1) Следует восхищаться ученостью этого поэта в отношении наших и в отношении чужих священнодействий. Ведь не без причины Эней, когда прибыл на Делос, не заколол ни одной жертвы, разве лишь когда уезжал, было совершено богослужение Аполлону и Нептуну. (2) Ведь установлено, как уведомляет во второй книге "Об устроителях" Клоатий Вер, что на Делосе есть жертвенник, у которого жертву не убивают, но почитают бога только торжественной молитвой. Слова Клоатия таковы: "Есть на Делосе жертвенник Аполлона Прародителя, на котором ни одно животное не приносят в жертву. Передают, что Пифагор поклонялся ему, как не оскверненному насилием".

(3) Итак, поэт показывает, что тот [жертвенник], которому поклонялся Эней, является жертвенником Прародителя, поскольку жрец, вступивший в храм, не совершив никакого жертвоприношения, тотчас начинает моление, и чтобы выразительнее назвать Прародителя, [взывает]:

Знаменье дай нам, отец... [3,89].

(4) Однако, когда он затем жертвует быка Аполлону и Нептуну, мы понимаем, что [это было] сделано, конечно, у другого жертвенника, и справедливо он называет [его] выше только лишь отцом, потому что там [жертвоприношение] является особенным, а ниже - [уже] Аполлоном, потому что [оно] является обычным.

(5) Об этом жертвеннике упоминает и Катон [в сочинении] о воспитании детей в этих [вот] словах: "Все это кормилица делала с вербенами и тубами без жертвы, как [это делают] у жертвенника Аполлона Родителя на Делосе".

(6) Из этого самого ряда, я полагаю, не следует упускать [и то], почему он сказал, что храм выстроен "на старинной скале". Велий Лонг говорит [об этом]: "[Это] является перенесением эпитета: ведь он хочет сказать о старости храма". За ним последовали многие другие толкователи, но не [настолько] внимательно, чтобы обозначить возраст здания. (7) Эпаф же, весьма начитанный муж, отмечает в семнадцатой книге, что в какое-то время в Дельфах произошло [то], что прежде священный и неприкосновенный храм был ограблен и сожжен, и прибавляет, что многие города и ближайшие острова около Коринфа [были] поглощены землетрясением; Делос [же] ни до этого, ни после этого не был затронут этой неприятностью, по всегда остается на одной и той же скале. (8) Также Фукидид уведомляет о том же [самом] в третьей книге "Истории". Таким образом, неудивительно, если он, объявляя остров навсегда защищенным с помощью святости, говорит, что для [его] величия из [всех] мест ему подошла несокрушимая прочность скалы его же [самого], то есть острова.

(9) [И] как [Вергилий] сохранил особенность Аполлона Родителя в обращении "отец", так же [и] Геркулеса он уважил именем победителя:

... у порога сказал: "Сюда входил победитель -

[Сын громовержца]..." [8, 362].

(10) В четвертой книге "Божественных [дел]" Варрон считает, что Геркулес был назван победителем, потому что он победил одушевленные [существа] всякого вида. В Риме же есть два храма Геркулеса Победителя: один - у Тройных ворот, другой - на Воловьей площади. (11) Мазурий Сабин по-другому излагает причину этого названия [Геркулеса] во второй книге [сочинения] "О достопамятных [вещах]". Он говорит: "[Некто] Марк Октавий Херрен, будучи в ранней молодости свирельником, после того как разочаровался в своем занятии, повел торговлю и, удачно завершив дело, пожертвовал десятину Геркулесу. Впоследствии, так как он также продолжал заниматься этим, совершая плавания, окруженный [морскими] разбойниками, весьма храбро сражался и вышел победителем. Во сне Геркулес уведомил его, что он [был] спасен благодаря его помощи. На испрошенном у должностных лиц месте Октавий посвятил ему храм и изваяние и, вырезав [на нем] буквы, назвал [его] Победителем". Итак, он дал эпитет богу, чтобы соединить им повесть о прежних победах Геркулеса и воспоминание о недавней истории, которая дала основание для нового римского посвящения.

(12) И не без основания в том же месте [Вергилий] сказал:

... Пинариев дом хранит Геркулеса святыни [8, 270].

Ведь некоторые сообщают, что Большой жертвенник, когда он воспламенился от пожара по соседству [с ним, был] спасен Пинариями, и потому Вергилий назвал дом Пинариев стражем святыни. (13) Вразрез [с этим] Лспер говорит [о] "Потитиях, {10} которые, соблазнившись наградой от Аппия Клавдия, показали святыни государственным рабам". (14) Но Вераний в той книге "Жреческих [дел]", которую он сочинил о молебствиях, повествует, что Геркулес предписал Пинариям, чтобы они приходили последними, уже после того, как съели завтрак и завтракающие омыли руки, чтобы впоследствии [они] сами или потомки [их] не отведывали ничего из посвящаемой ему десятины, но собирались бы только лишь ради служения, [а] не еды; итак, [они] наподобие служителей называются стражами святыни. (15) Как сам Вергилий [пишет] в другом месте:

{10 На жреческих родах Пинариев и Потитиев лежали обязанности жрецов Геркулеса у Большого жертвенника. См.: Энеида. 8, 268-285 и далее.}

Тривией посланный страж, восседала Опис в ту пору [11, 836].

[Эта] б[огиня] является служительницей. [И] разве лишь случайно он назвал стражем ее, которая удалилась и держалась [вдали] от святынь, {11} поскольку в другом месте он сам [написал]:

{11 В пояснение данного места мы можем сказать только то, что с цитируемой и комментируемой Макробием строки (11, 836) начинается рассказ, как Опис выполнила поручение Дианы и отомстила за смерть ее жрицы Камиллы. А завершается он строчкой: «Опис меж тем вознеслась на крылах к высотам Олимпа» (11, 867).}

Пусть устрашая воров и пернатых серпом деревянным,

Гелеспонтийский Приап бережет их своим попечеиьем [Георг. 4, 110 - 111].

Здесь, во всяком случае, он обозначил стража как защитника от птиц и воров. (16) [И в словах]:

Вымолвив так, повелел он снова кубки расставить,

Яства подать и гостей усадил на сиденья из дерна [8, 175 - 176], -

не является пустопорожним [то], что он сказал "на сиденья". Ведь есть надежное наблюдение, что в священнодействиях Геркулеса вкушают сидя. И Корнелий Бальб в восемнадцатой книге "Истолкований" сообщает, что соблюдали [то], чтобы у Большого жертвенника не устраивали лектистерний. (17) В этом же [самом] месте следят [за тем], чтобы все совершали священнодействия с обнаженной головой. Это делается [для того], чтобы никто в храме не подражал одеянию бога, ибо он сам находится там с покрытой головой. Варрон утверждает, что это - греческий обычай, потому что либо [Геркулес] сам, либо [те], которые установили Большой жертвенник, будучи оставленными им [в Италии], священнодействовали по греческому обряду. Это более пространно дополняет Гавий Басе. Он говорит, что на самом деле это делается потому, что Большой жертвенник был установлен раньше прибытия Энея в Италию, который застал этот обряд покрытия головы [бога].

(7 , 1) Не лишено глубины также [и] то, что небрежно передается толпой читающих [Вергилия]. Ведь так как он говорил о сыне Поллиона, прибавил [и] то, что предусмотрел для своего повелителя:

Сам, по желанию, баран то в пурпур нежно - багряный,

То в золотистый шафран руно перекрашивать будет [Букол. 4, 43 - 44].

(2) В книгах же этрусков сообщается, что властителю предвещается удача во всех делах, если приведут это животное необыкновенного цвета. Кроме того, есть книга Тарквития, переписанная из "Тусского толковника примет". Там находится [следующее]: "Если овца или баран будут покрыты [шерстью с пятнами] пурпурного или золотистого цвета, [то они вместе] с великой удачей умножают награды предводителю войска и народа, [а] народ в славе увеличивает потомство и делает [его] весьма счастливым". Таким образом, он мимоходом пророчит повелителю благосостояние такого рода.

(3) Также отдельными словами из жертвенного обряда он обозначает, как слетевшему с [небесной] выси можно будет, например, отсюда повернуть [обратно]:

Парки [на сына тотчас] наложили руку и [в жертву]

Копьям Эвандра [его] обрекли (sacrarunt) [10, 419-420].

Ведь [все], что ни предназначено богам, называется посвященным (sacrum). Но душа не может прийти к богам, если не будет свободна от бремени тела, что может произойти только лишь с [его] смертью. Так вот, он уместно делает Алсза посвященным [богам], потому что [тот] был намерен идти навстречу [копью]", {12} (4) И при этом он воспроизводил своеобразие и человеческого и божественного права. Ведь вследствие наложения [парками] руки он обозначил выражение права собственности [на что-либо], а в слове "посвящение" вместил уважение к божественному праву. (5) Кажется, что в этом месте [поэмы] он сообщает не пустое об участи тех людей, которых законы велят посвятить определенным богам, потому что я хорошо знаю, что кому-то кажется удивительным [то], что было право убивать посвященного человека, хотя считалось нечестивым осквернять другие святыни. (6) Этому есть такая причина. [Наши] предки не допускали, чтобы какое-нибудь посвященное животное находилось в их пределах, и отгоняли к владениям богов, которым [оно] было посвящено. Души же посвященных людей, которых греки называют живущими, {13} [они] считали, предназначены богам. (7) Итак, насколько же они не колебались пргонять от себя [животное], которое не могло быть послано к самим богам, настолько они желали, чтобы посвященные души, которые, они думали, можно послать на небо, шли туда как можно скорее, лишившись тела. (8) Об этом обычае рассуждает также Требатий в девятой книге "О богослужениях", пример которого я опустил, чтобы не быть [чересчур] услужливым. Кому по сердцу читать [самому, тому] довольно, чтобы были указаны и сочинитель и очередность свитка.

{12 См.: Энеида. 10,420-425.}

{13 Жьбнбт от (?) жЬщ — жить; предлагается также чтение жщг?нбт (р. 181) от (?) жщпгпнЭщ (жщпгпнЭщ) — рождать живое, животворить.}

(8 , 1) Неверным пересказом чего - нибудь, [о] чем [Вергилий] сообщил с величайшим знанием, мы унижаем [его] достоинство. Как, [например], некоторые читают:

Вниз я бегу и, богиней ведом, средь врагов и пожаров

Двигаюсь... [2, 632 - 633]. -

(2) хотя он ученейшим образом сказал "богом ведом", [а] не "богиней". Ведь и Атериан подтверждает [такое] чтение [стиха] у Кальва:

и могучего бога Венеру, -

[а] не "богиню [Венеру]". Также на Кипре есть ее изображение с бородой, но в женской одежде, с жезлом и мужской стати, и считают, что [она], одна и та же, является мужчиной и женщиной. (3) Аристофан называет ее Афродитом. Левин говорит еще и так: "[Есть], стало быть, поклоняющийся Венере как благодетельному [богу, неважно], женщина ли [она] или мужчина, равно и благодетельная ночная звезда". Также Филохор в [сочинении] "Аттика" утверждает, что она же самая является луной, и мужчины совершают ей священнодействие в женской ожежде, [а] женщины - в мужской, потому что она же самая считается и мужчиной и женщиной.

(4) Также и это [вот] сказано Вергилием со знанием богослужения:

Пала она с высоты, в поднебесье с жизнью расставшись [5, 517]. {14}

{14 О подстреленной голубке. См.: Энеида. 5, 485-518.}

Ведь так как [в сочинении] "Об особенностях богов" Гигин говорил о светилах и звездах, он считает, что в жертву им должны приносить пернатых. Таким образом, Вергилий искусно высказал [то], что душа пернатых осталась у тех божеств, которым она была отдана ради [их] умилостивления.

(5) И не допускает он, чтобы имя у нее, {15} которое могло быть наскоро придуманным, было ничтожным:

{15 Речь идет о деве-воительнице Камилле, которой покровительствует Диана. См.: Энеида. 11, 430-433, 498-833. См. также примеч. в кн.: Вергилий. Собр. соч. С. 463-164.}

Касмиллы - матери имя

Чуть изменив, назвал [в честь нес младенца] Камилллой [11, 542 - 543].

(6) Ведь Статий Туллиан в первой книге [сочинения] "О названиях вещей" пересказывает слова Каллимаха, что туски зовут Меркурия Камиллом, каковым словом они обозначают прислужника богов. Откуда Вергилий утверждает, что Метаб назвал дочь "Камиллой", стало быть, прислужницей Дианы. (7) Вот и Пакувий, так как говорил о Медее, [написал]:

Здравствуй, гостья, служка (Camilla) неба, путникам желанная!

Римляне также называли камиллом и камиллой знатных и [еще] не повзрослевших мальчиков и девочек - прислужников жриц и жрецов.

(8) Не подобает пропускать также и такое его наблюдение. Он говорит:

Всть обычай один в Гссперийском Лации; прежде

Свято его блюли города альбанцев, а ныне

Рим державный блюдет, [начиная Марсовы брани] [7, 601 - 603]. {16}

{16 В тексте место этих строк не указано (см.: р. 183). Оно отмечено только в указателе во втором томе (Macrobius . Vol. 2. Leipzig, 1970. P. 182).}

(9) Варрон [в сочинении] "Об обычаях" говорит, что обычай состоит в суждении ума, за которым должна последовать привычка. Юлий Фест в тринадцатой книге [труда] "О значении слов" говорит: "Обычай есть дедовское установление, относящееся к богослужениям и обрядам предков".

(10) Таким образом, Вергилий следовал тому и другому сочинителю, во-первых, именно Варрону, так как тот сказал, что обычай предшествует, [а] привычка следует, [и] он [сам], после того как сказал "Есть обычай", присоединил [слова] "его блюли города альбанцев", "а ныне Рим державный блюдет", посредством чего показал стойкость привычки. (11) И так как Фест писал, что [обычай] относится к обрядам, Марон также уведомлял об этом, прибавляя [слово] "свято":

Свято его блюли города альбанцев.

(12) Итак, обычай предшествовал, почитание обычая следовало, что являлось привычкой: и тут вот он дополнил определение Варрона. Затем прибавлением [слово] "свято" он показывает, что обычай причислен к обрядам, что утверждал Фест. (13) Это же он соблюдает и в двенадцатой книге [поэмы], когда говорит:

Учрежу я обрядов священных

Чин... [12, 836 - 837], -

в которой явно показывает, что обычай является обрядом священнодействий. (14) Впрочем, в этих стихах он следовал также и правде истории:

Есть обычай один в Гесперийском Лации

и так далее. Ведь [она] сохранила последовательность правлений, так как первыми правили латины, затем альбаны и затем римляне. Потому он сперва сказал "Есть обычай один в Гресперийском Лации", и после этого - "Свято его блюли города альбанцев", и затем прибавил "а ныне Рим державный блюдет".

(9 , 1) Все отсюда ушли, алтари и храмы покинув,

Боги, чьей [волей всегда] держава наша стояла [2, 351 - 352].

Это слово относится и к старейшему обычаю римлян, и к таинственнейшим священнодействим. (2) Ведь известно, что все города находятся под защитой какого-нибудь бога и что у римлян был тайный и многим неведомый обычай: когда они осаждали вражеский город и верили, что ныне он может быть взят, вызывали [из него] с помощью определенного заклинания опекающих [этот город] богов, или потому что они не верили, что в противном случае город можно взять, или [потому что] считали нечестивым держать богов в плену, в случае если бы [город] точно можно было [взять]. (3) Потому ведь и сами римляне желали, чтобы были неизвестны ни бог, под защитой которого находится город Рим, ни латинское имя самого города.

(4) Впрочем, имя бога - то помещено в некоторых книга древних [писателей], пусть между собой и несогласных, и потому исследующим старину известно все, что о нем предполагают. Ведь одни верили, что [это] Юпитер, другие - что [это] Луна; есть [и такие], кто [верил, что это] Ангерона, которая, прижав палец к устам, требует молчания; иные же, чья уверенность мне кажется очень основательной, говорили, что [это] Она Сеятельница. (5) Имя же самого города было неизвестно даже ученейшим [людям], так как римляне боялись, что они сами равным образом тоже подвергнутся вражескому заклинанию, которое они часто совершали против вражеских городов, в случае если бы было обнародовано имя их оплота.

(6) Однако [это обстоятельство] нужно рассмотреть, чтобы оно не смутило нас тоже, потому что некоторые ошибочно считают, что [всего лишь] одним заклинанием и богов из какого-нибудь города вызывают, и само государство обрекают [на гибель]. Ведь я отыскал в пятой книге "Таинственных дел" Саммоника Серена то и другое заклинание, которое, по его словам, он нашел в старинной книге какого-то Фурия. (7) Заклинание же, с помощью которого вызывают богов, когда город находится в осаде, является таким: "Если [есть] бог, если есть богиня, под защитой у которых находится народ и Карфагенское государство, [то] больше всего вас, тех, кто принял [на себя] защиту этого города и народа, я и прошу, и умоляю, и добиваюсь от вас милости, чтобы вы покинули народ и Карфагенское государство, оставили жилища, священные храмы и город, (8) и ушли из них, и внушили этому народу, государству страх, ужас, беспамятство, и, выйдя [из города], пришли ко мне и к моим [согражданам] в Рим, и [чтобы] наши жилища, священные храмы, город были вам весьма желанны и приятны, и [чтобы] вы стали предводителями и для меня, и [для] римского народа, и [для] моих воинов, чтобы мы знали и понимали [будущее]. В случае если вы так поступите, [то] я обещаю, что для вас будут устроены храмы и игры". (9) При этих самых словах нужно совершить жертвоприношение и представить свидетельство внутренностей в отношении будущего.

Города же и [вражеские] войска обрекаются [на гибель] постольку, [поскольку] божества уже вызваны [из города], но только одни диктаторы и военачальники могут обрекать [на гибель] такими [словами]: (10) "Отец Дит, Вейовис, Маны или каким [еще] другим именем следует вас назвать, чтобы вы все [вместе] наполнили этот город Карфаген и войско, о котором, полагаю, я говорю, трусостью, ужасом, страхом, и чтобы [тех], кто выставит против полков и нашего войска щиты и копья, это войско, этих врагов и этих людей, их города, поля и [тех], кто обитает в тех местностях и областях, полях и городах, вы увели [с собой], лишили вышнего света, и чтобы войско врагов, их города и поля, о которых, полагаю, я говорю, эти города и поля, их головы и жизни, обреченные [на погибель] и проклятые, вы взяли [себе] согласно тем законам, по которым всякий раз обрекались [на погибель] именно враги. (11) И этих заложников я отдаю [в жертву] за себя, за честь и службу мою, за римский народ, войска и наши полки, чтобы вы позволили мне и моей чести и службе, полкам и нашему войску, [тем], кто присутствует при свершении этих деяний, быть в полной сохранности. В случае если бы вы сделали это таким образом, чтобы я знал, чувствовал и понимал, [то] тогда, кто бы пи исполнял этот обет, где бы ни исполнял, пусть он будет по правилу исполнен [жертвой] трех темных овец. [Тебя], мать-Земля, и тебя, Юпитер, я [в том] заверяю!" (12) Когда он называет [мать]-3емлю - касается руками почвы; когда называет Юпитера - поднимает руку к небу; когда говорит, что принимает обет, - касается руками скота.

(13) Я же нашел, что в древности [были] отданы по обету [подземным богам] такие города: Стонии (?), Фрегсллы, Гавии, Вейи, Фидены. Это - [города] внутри Италии. Кроме того, Карфаген и Коринф, да и многие войска и города врагов: галлов, испанцев, африканцев, мавров и других племен, о которых рассказывают старинные летописи.

(14) Итак, отсюда [и] бывает [то], о чем, как следствии этого рода вызова и ухода божеств, говорит Вергилий:

Все отсюда ушли, алтари и храмы покинув.

Боги [2, 351 - 352].

И еще прибавляет, чтобы обозначить [их] опекающими [государство]:

чьей [волей всегда] держава наша стояла [2, 352].

(15) И чтобы, кроме вызова [богов], показать также и силу заклинания, в котором, как мы сказали, призывают преимущественно Юпитера, он добавляет:

...но все жестокий Юпитер

Отдал [врагам] [2, 326 - 327].

(16) [Не] кажется ли вам [теперь], что [вся] глубина [слов] Марона не может быть понята без знания божественного и человеческого права?"

(10 , 1) [И] тут, из-за того что все по сердечному согласию стали сравнивать ученость и поэта и рассказчика, Евангел кричит, что он долго терпел и что [ему] не следует больше молчать, а надо выставить на обозрение промахи Вергилиевого незнания. (2) "И мы, - говорит он, - некогда получали удар розгой, и мы усвоили услышанное о жреческом праве. И из того, что нам известно, будет установлено, что Марон не знал этой науки права. (3) Разве сказал бы он когда-нибудь:

... и быка приносил Юпитеру в жертву [3, 21], -

если бы знал, что жертвовать этому богу быка запрещено, или если бы изучил [то], что изложил Атей Капитон? Ему принадлежат такие слова из первой книги о правилах священнодействий: "Итак, не разрешается приносить Юпитеру жертву быком, боровом, бараном". (4) А Лабеон в шестьдесят восьмой книге указал, что быка жертвуют только Нептуну, Аполлону и Марсу. Так вот, твой жрец не знает, у каких жертвенников что закалывают, хотя это известно служителям храма, да и творения древних не умолчали [об этом]".

(5) Улыбнувшись [в ответ] на это, Претекстат [сказал]: "Если ты хочешь пообщаться с Вергилием [насчет того], кому из богов приносят жертву быком, [то] он сам тебя, [Евангел], поучит [стихами]:

Бык - Нептуну и бык - тебе, Аполлон пышнокудрый [3, 119].

(6) Ты видишь, [Евангел], в произведении поэта слова Лабеона? Так вот, как одно [было сказано] учено, так другие изящно. Ведь он показал, что бог не был удовлетворен, [и] потому последовал [стих]:

Страшно сказать - явилось очам небывалое чудо [3, 26].

(7) Итак, обращая взор в будущее, [Эней] совершил противную [обычаю] жертву. Однако и [Вергилий] знал, что эта ошибка является искупимой. Атей ведь Капитон, которого ты, [Евангел], поместил на острие [схватки] против Марона, прибавил такие слова: "Если кто-нибудь случайно совершит [жертву] Юпитеру быком, [то] пусть он даст искупительную жертву". Таким образом, учиняется дело, пожалуй, не нечестивое, а [скорее] непривычное; и не незнание присутствует, но он [этим] как бы подготавливал место для последующего чуда".

(11 , 1) [После этого] Евангел присовокупил: "Если [таким] исходом оправдывается недозволенное, [то] прошу [тебя, Претекстат], скажи, какое последовало чудо [тогда], когда [Вергилий] предлагал делать возлияние Церере вином, что запрещается всеми священнодействиями? [Ведь им сказано]:

С перебродившим вином молока замешай ты и меду [Георг. 1, 344].

(2) О том же, что Церере не возливают вино, считал необходимым поучать даже Плавт, который писал в "Кладе":

[Стафила]. Цецерину, что ль, свадьбу будем праздновать?

[Стробил]. А что?

[Стафила]. Да ничего не вижу винного. {17}

{17 Плавт Т. Клад, 345-355. Пер. А. Артюшкова; см.: Плавт Т. Комедии. М, 1987. Т. 1.С. 162.}

(3) Но этот ваш фламин и понтифик совершенно не знает как [того], что возливают [в жертву], так [и того], что закалывают, и в восьмой [книге] "Энеиды" также не избегает сходной ошибки в отношении возлияния:

Гости, взывая к богам, над столом творят возлиянье [8, 279], -

так как, согласно обычаю, они должны были бы делать возлияние не па стол, а на жертвенник".

(4) [Тогда] Претекстат говорит: "Чтобы ответить тебе сначала на последний вопрос, я признаю, что ты справедливо спросил о возлиянии, сделанном па стол. И [еще] больше [бы] ты, [Евангел], увеличил значительность затруднения, если бы отметил Дидону, возливающую на стол сходным [же] образом:

Молвила так и, на стол пролив почетную влагу,

[...коснулась... губами чаши священной] [1, 736 - 737].

(5) Ведь и Терций, который много рассуждал об обрядах священнодействий, говорит, что это место входит в его исследование, и, однако, у него осталось недоумение [по этому поводу] даже при отыскании [его] причины. Я же обнародую [то], что мне известно благодаря наставнику - чтению. Так, в Папи - риевом [своде] права ясно сказано, что вместо жертвенника впереди может стоять освященный стол. (6) [Папирий] говорит: "Как, [например], в храме Юноны Популонии есть священный стол". Ибо ведь [из находящегося] в святилищах одно принадлежит к сосудам и священной утвари, [а другое] - к украшениям. [То], что принадлежит к сосудам, имеет назначение утвари, с помощью которой всегда совершаются священнодействия. Среди этих вещей первое место занимает стол, на котором располагают кушанья, и возлияния, и пожертвования. Украшениями же являются щиты, венки и всякого рода дары. Притом их и не посвящают в то время, в какое освящают храмы, однако же стол и жертвеннички обыкновенно освящаются в тот же [самый] день, в который [освящают] сам храм. Откуда стол, освященный согласно этому обычаю, имеет назначение жертвенника в храме и [служит] священным предметом трапезы [богов]. {18}

{18 Возможно, имеется в виду использование стола при лектистернии («божьей трапезе»), во время которого изображения богов расставляли на подушках перед накрытым столом.}

(7) Так вот, у Эвандра - то совершается законное возлияние, ибо [оно делается] у того стола, который, во всяком случае, был освящен согласно обычаю богослужения вместе с Большим жертвенником, и в священной роще, посреди самих священнодействий, во [время] которых они обедали. {19} В пиршестве же Дидоны, о котором известно, что оно было только царским [пиром, и] даже не священным, у [обычного] человеческого стола в столовой, [а] не в храме, потому что возлияние было не богослужебным, но [обычно] применяемым, он сделал [так], что возлила [вино] только одна царица, в положении которой [нет] никакой необходимости соблюдения [обычая], а [есть] значительная при [ее] власти вседозволенность в [его] применении. {20}

{19 См.: Энеида. 8, 268-288.}

{20 См.: Энеида. 1, 723-740.}

(8) Но, однако, наш [поэт] пишет:

Гости, взывая к богам, над столом творят возлиянье [8, 279], -

потому что он знал, что это правильно делается всеми, совместно обедающими в храме, и [потому] упомянул, что [это] совершено сидящими за одним освященным столом. (9) В отношении же этого стиха:

С перебродившим вином молока замешай ты и меду [Георг. 1, 244], -

я бы завершил [дело] немногими [словами], потому что его порицают незаслуженно. Ведь поэт, приверженец изящности равным образом в ученых предметах и в словах, зная, что Церере делают возлияние медовым вином, прибавил: "С перебродившим вином замешай ты и меду", - говоря именно [то], что вино созревает, когда [оно] начинает делаться медовым. (10) Ведь таким образом здесь он сказал о приятном вине, каким в другом месте он говорит о смягченном:

[Медом] смягчают [таким] вкус терпкий вина молодого [Георг. 4, 102].

Но ты не станешь отрицать, что [это] является общеизвестным, потому что в двенадцатый день до январских календ [жертвоприношение] Геркулесу и Церере совершают супоросой свиньей, хлебами, медовым вином".

(12 , 1) [По поводу этого Евангел сказал]: "Удачно, клянусь, ты, Претекстат, напомнил о Геркулесе, в отношении священнодействий которого этот ваш поэт допустил двойную ошибку [в таких вот стихах]:

Салии с песней меж тем окружают жертвенник дымный, -

Тополя ветви у всех вкруг висков обвиваются мягко [8, 285 - 286].

Ведь он приписал Геркулесу и салиев, которых древние предназначали только лишь Марсу, и называет венки из тополя, хотя у Большого жертвенника головы обвязывают одним только лавром, а не [какой-нибудь] иной листвой. (2) И на голове городского претора мы видим лавровый венок, когда он совершает богослужение [в честь] Геркулеса. Теренций Варрон также свидетельствует в той сатуре, которая называется "О громе", что у предков было обыкновение обещать Геркулесу десятину и не пропускать десяти дней, "чтобы устроить [на нее] угощение, а народ в лавровых венках, не участвующий в складчине, отправлять почивать"". {21}

{21 Учтен перевод М. Л. Гаспарова. См.: Римская сатира. М., 1989. С. 411.}

(3) "Неужели здесь есть двойная ошибка? - спрашивает Веттий. - Но я утверждаю, что Вергилий не заблуждался ни в том, ни в другом. Теперь давайте как можно побыстрее скажем о виде листвы [для венков]. Известно, конечно, что священнодействующие у Большого жертвенника ныне увенчиваются лавром. Но этот обычай берет начало много позже основания Рима, после того как на Авентине начал зеленеть лавр, о чем Варрон наставляет во второй книге "Человеческих [дел]".

(4) Итак, для совершающих [обряды] с ближайшего холма берут лавр, который предоставил подходящий случай. Но наш Марон правильно вспомнил о тех временах, когда Эвандр отправлял священнодействия у Большого жертвенника [еще] до основания города и воспользовался тополем, во всякому случае

Алкиду приятнейшим [Букол. 7, 61].

(5) Салиев же он предназначает для Геркулеса согласно содержанию очень потаенного учения, потому что этот бог и у жрецов считается тем же, что и Марс. (6) И [это] весьма разумно подтверждает мениппея Варрона, которая называется "Этот другой Геракл". В ней, так как он говорил о непобедимом Геркулесе, признал, что он же является и Марсом. Халдеи также зовут звездой Геркулеса [ту], которую все остальные [народы] называют [звездой] Марса. (7) Кроме того, есть книга Октавия Херсенния, которая называется "О салийских священнодействиях тибуртиев". В ней он наставляет, что салии, назначенные для Геркулеса, совершают [обряды] в определенные дни и после птицегадания. (8) Также ученый муж Антоний Гнифон, школу которого после трудов на форуме часто посещал Цицерон, признает, что салии приданы Геркулесу, в том свитке, в котором обсуждает, что является отверстием, потому что вход в святилище - маленький. Этим словом ["отверстие"] пользовался также Энний.

(9) [Так вот], тот и другой [его как бы] промах, который Подвергся обсуждению, опровергнут с помощью достойных, как я думаю, сочинителей и прочих рассуждений. Если [же] где - нибедь есть [еще нечто] другое, что нас волнует, [то] давайте вынесем [это] на обозрение, чтобы именно сопоставление [мнений] развеяло наше [заблуждение], [а] не заблуждение Марона".

(10) Тогда Евангел [спрашивает]: "Неужели, Претекстат, тебе никогда не приходило на ум, что Вергилий, как говорят, заблуждался в отношении всего неба, так как его Дидона совершала богослужение ради бракосочетания? Ведь он говорит:

Молят, в жертву заклав по обряду ярок отборных

Фебу, Лиэю - отцу и дающей законы Церере [4, 57 - 58], -

и как бы спохватившись, прибавляет:

Прежде же всех - Юноне, что брак меж людьми освещает [4. 59]..." {22}

{22 Между стихами в конце 12-й главы и началом 13-й главы текст явно утрачен (лакуна), на что указывают и пометки в самих рукописях (см.: р. 192, 13).}

(13 , 1) "Послушайте и слова Марка Варрона из третьей книги [сочинения] "О сельском хозяйстве", который, так как он рассказывал о выкармливании павлинов в поместье, так пишет: "Говорят, что первым подал их на авгурском обеде Квинт Гортензий. Это [дело], исполненное тогда скорее роскошно, чем с жестокостью, хвалили добропорядочные люди. Вскоре многие, последовав за ним, подняли их цену [так], что их яйца продаются по пяти денариев, [а они] сами легко [продаются] по пятидесяти". (2) Вот вещь не только удивительная, но еще и пристойная, чтобы яйца павлинов, которые сегодня [продаются], я бы сказал, не очень дешево, а [то] и вообще не продаются, продавать по пяти денариев! (3) Этот Гортензий настолько привык поливать свои платаны вином, что во [время] какого-то дела, которое он предпринимал вместе с Цицероном, настойчиво потребовал от Туллия, чтобы [тот] вместе с ним сменил место беседы, ибо он хотел обязательно уйти в дом, чтобы самому подлить вино платану, который он посадил в тускуланском [поместье].

(4) Но, пожалуй, Гортензий, муж к тому же, по [общему] признанию, изнеженный и применяющий всяческие украшения в одежде, не соответствует своему поколению. Ведь он заботился о нарядности одежды, и чтобы [на нем] хорошо сидел плащ, он разглядывал себя в зеркале, так прилаживая тогу на теле, что изящный запах удерживал складки, уложенные не как попало, но со старанием, и [ткань], ниспадающая полукругом благодаря [ее] расположению, обвивала грудь. (5) Как-то, когда он шествовал наряженный, товарищ, встретившись с ним в узком [проходе], нарушил при случайном столкновении стройность [складок] тоги, и он посчитал [это] преступлением потому, что складка на его плече изменила положение, и назначил товарищу день [ответа] за оскорбление.

(6) Итак, оставив его, я перехожу {23} к мужам, получившим триумф, которых, победителей племен, подчинила [себе] роскошь. И как я могу умолчать о Гургите, прозванном [так] из-за промотанного наследства, {24} потому что он уравновесил пороки молодого возраста отличиями последующей доблести? [А] в какую западню роскоши и высокомерия попал Метелл Пий из-за непрерывной череды успехов? И чтобы мне долго не тянуть, я предлагаю [вам эти вот] самые слова Саллюстия о нем: (7) "И Метелла, спустя год возвратившегося в Дальнюю Испанию с великой славой, по дорогам и с крыш всяких [строений] разглядывали сбегающиеся отовсюду мужчины и женщины. Квестор Гай Урбин и другие [лица], когда пригласили его на обед, узнав [о его] желании, сверх римского обычая и даже [обычая всех] смертных, позаботились об украшении зданий коврами и предметами [искусства] и об изготовлении подмостков для выступления актеров. (8) По направлению к самому знаменитому храму [была] рассыпана земля и разное другое вместе с шафраном. Кроме того, то на него, сидящего, возлагала венок принесенная на решетке [машина в виде] изваяния Победы с встроенным [в нее] звучанием раскатов грома; то [ему], приходящему [в храм], курили ладаном, как будто богу. (9) Тога [у него], возлежащего большей частью [рядом] с дружочком, была расшитая; кушанья же - самые изысканные не только во всей провинции, но [даже и] за [пределами] морей; [были у него] многие, неизвестные прежде виды птиц и зверей из Мавритании. из-за подобных вещей он утратил немалую часть [своей] славы и больше всего [утратил ее] у старых и почтенных мужей, считающих [все] это высокомерным, вредным, недостойным Римской державы". Это [вот сказал] Саллюстий, суровейший обличитель чуждой [римлянам] роскоши и цензор.

{23 Судя по началу 14-й главы (3. 14, 1), 13-я глава содержит рассказ Цецины Альбина о роскоши знаменитых римлян прошлого. Видимо, это его ответ на упрек киника Хора в роскоши их пиршества (см.: 3. 13, 16).}

{24 Слово gurges означает «пьяница» и «мот». Здесь — это прозвище представителя какого-то патрицианского (?) рода.}

(10) Поймите, что роскошь присутствовала в среде самых важных лиц [государства]. Так вот, я сообщаю [вам] о бывшем в далекую старину обеде жреца, который описан в четвертом указателе известного Метелла, великого понтифика, в следующих словах: (11) "За девять дней до сентябрьских календ, в каковой день Лентула посвятили во фламины Марса, дом был украшен, обеденные комнаты уставлены ложами из слоновой кости. В двух столовых комнатах возлежали понтифики Квинт Катул, Марк Эмилий Лепид, Децим Силан, Гай Цезарь <...> верховный жрец, Публий Сцевола, Секст <...> Квинт Корнелий, Публий Волумний, Публий Альбинован и авгур Луций Юлий Цезарь, который посвятил его [во фламины Марса]. В третьей столовой [находились] девушки - весталки Попилия, Перпенния, Лициния, Арринция, и жена [его] самого, фламинка Публиция, и его теща Семпрония.

(12) Обед был такой. [Еще] до обеда [подали] морских ежей, свежих устриц пелорид, сколько они пожелали бы, спондилов, дрозда на спарже, откормленную курицу, сковородку устриц пелорид, каштаны темные, каштаны светлые. [И] опять [подали] спондилов, глюкомарид, бекасов, седло коз и кабанов, откормленную птицу, обкатанную в муке, бекасов, мурексов и багрянок. За обедом [подавали] сосцы [свиньи], передние части кабаньих голов, сковородку рыбы, сковородку сосцов, уток, вареных чирков, зайцев, жареную откормленную птицу, кисель, пиценские хлебы".

(13) Где уж тут порицать роскошь, когда обед понтификов был полон столь многих [блюд]? А сами [эти] виды съестного как [не] назвать извращенными? Ведь Титий, поддерживая Фанниев закон, {25} укоряет свое поколение, потому что к столам подносят троянскую свинью, которую, словно беременную начиненной [в нее] другой живностью, они называли так потому, что известный троянский конь был наполнен вооруженными [людьми]. (14) Даже того требовала невоздержанность глотки, чтобы и зайцев откармливали, чему свидетель Варрон, который в третьей книге [сочинения] "О сельском хозяйстве", так как [она] рассказывала о зайцах, так пишет: "Недавно также [было] принято то, чтобы [их] откармливать. По этой причине [их], пойманных в заказнике, запирают в клетках и, ограничив местопребывание, превращают в упитанных".

{25 Фанниев закон (161 г. до н. э.) прописывал затраты на пиры (см.: Бартошек М. Римское право. М., 1989. С. 188).}

(15) Если кому-то кажется удивительным то, что в то время [было] принято откармливать зайцев, о чем пишет Варрон, [то] пусть он узнает [и] другое, достойное великого изумления, [а именно то], что откармливали [даже] улиток, о чем также сообщает Варрон в той же самой книге. Кто захочет [об этом] прочитать, [тому] я указал, где ему надлежало бы отыскать [эти] самые слова.

(16) И не говорю я ныне, что нас нужно предпочесть или противопоставить тем поколениям, но я ответил упрекающему [нас] Хору, утверждая, как дело [и] обстоит, что у них было больше заботы об увеселениях, чем у нас".

(14 , 1) [Тут] Фурий Альбин, сведущий в древности не меньше, чем Цецина, присовокупил: "Удивляюсь я, Альбин, - говорит он, - что ты не поведал [о том], сколь великое было в те [века] изобилие морских припасов, бывших по обыкновению предметом [их] страсти, в сравнении с которым ты мог бы показать величайшую скромность наших пиров". И Цецина [на это] говорит: "Вынеси - ка ты на обозрение [то], что узнал по этой вот части на ложе [для чтения]. Ты ведь больше всех силен в преданиях старины".

(2) И Фурий приступил [к рассказу] таким образом: "Старину - то мы всегда должны почитать, если мы рассудительны. Ведь [она] - это те поколения, которые и кровью, и потом создали эту державу, и [этому] содействовало не что иное, как множество [их] доблестных качеств. Однако нужно признать, что при этом изобилии [их] доблестей то время не было лишено также и пороков, иные из которых были исправлены [уже] при нашем поколении благодаря скромности нравов. (3) И хотя я настроился сказать о роскоши того времени в отношении морских припасов, но так как [нас] убеждают, что для подтверждения нашего исправления одно должно преподноситься вслед за другим, я не отказываюсь [говорить] о рыбах, однако сначала сообщу о другом непотребстве, которого, я напоминаю, ныне мы лишены.

(4) Скажи же, ты, Хор, который укоряешь нас древностью, помнишь [ли] ты, что видел у чьей - либо столовой комнаты или плясунью, или плясуна? А ведь среди тех [поколений] пляски жаждали даже почтенные [люди]. Так вот, между двумя Пуническими войнами - чтобы мне начать с того времени, которое было наилучшим в отношении нравов, - свободнорожденные [дети], да что я говорю "свободнорожденные", - [даже] дети сенаторов ходили в школу танцев и там, беря трещотки, учились плясать. (5) Я [уж] молчу [о том], что матроны также не считали пляску постыдной. Но даже среди порядочных [матрон] их увлечение пляской еще недавно, вплоть до усовершенствования искусства [пляски], не вызывало озабоченности. Ведь почему Саллюстий замечает: "[Семпрония] играла на кифаре и плясала изящнее, чем подобает приличной женщине" {26} ? И притом сам [он] укорял Семпронию, не потому, что [она умела] плясать, но потому, что она чересчур хорошо умела [плясать].

{26 Саллюстий Г. О заговоре Каталины. 25, 2. Пер. В. О. Горенштейна. См.: Сал-люстий Г. Соч. М., 1981. С. 16. Семпрония — сторонница Каталины, жена Децима Юния Брута, мать убийцы Цезаря Децима Юния Брута Альбина.}

(6) Свидетелем, что действительно сыновья знатных [отцов] и, о чем грешно [даже] говорить, также дочери - девушки причисляли упражнение в пляске к [самому] привлекательному, является Сципион Эмилиан Африканский, который так описывает это в речи против судебного закона Тиберия Гракха: (7) "Они учатся постыдным призрачным вещам, вместе с непристойными плясунами, [с] самбукой и псалтерием они идут в школу актеров, где учатся петь, а этим, решили наши предки, позорно увлекаться благородным [людям]. Идут, я говорю, благородные девушки и мальчики в школу плясунов среди непристойных танцовщиков. Когда мне кто-нибудь рассказывал об этом, мне не могло прийти на ум, что благородные люди учат этому своих детей. Но когда меня привели в школу плясунов, я весьма непосредственно и достоверно увидел в этой школе среди тех пятидесяти мальчиков и девушек, что один мальчик с буллой не менее двенадцати лет, сын соискателя [должности], - отчего мне весьма жалко стало государство - пляшет с трещотками. Такую пляску из приличия не смог бы сплясать [даже] бесстыдный молодой раб". (8) Ты видишь, как печалился [Сципион] Африканский, потому что он увидел пляшущего с трещотками сына соискателя [должности], то есть кандидата, которого даже тогда, когда он должен был оградить себя и своих [близких] от всего мерзкого, надежда и расчет [отца] на получение должности не смогли удержать, чтобы он не совершал [того], что, увы, не считалось позорным.

Впрочем, выше [Сципион] сетовал, что большая часть знати посещает эти бесстыдства. (9) Так, Марк Катон не колеблясь называет важного сенатора Целия "праздношатающимся" и "любителем фесценнин" и в таких выражениях говорит [о том], что он устраивает танцы: "Он сходит с мерина, чтобы затем устраивать танцы, рассыпать шуточки". И в другом месте против него же [он пишет]: "Кроме того, он поет [там], где [ему] заблагорассудится, иногда читает греческие стихи, произносит шутки, изменяет голос, устраивает танцы". (10) Такое [говорит] Катон, которому кажется, как вы видите, что даже петь - не [дело] серьезного человека, что, [однако], не причислялось у других [людей] к постыдному, и говорят, будто Луций Сулла, человек столь [великого] рода, пел весьма недурно.

(11) Впрочем, Цицерон служит доказательством [того], что актеров не рассматривали как бесстыдных [людей]. Всякий знает, что он настолько близко общался с актерами Росцием и Эсопом, что защищал их имущество и интересы благодаря своей ловкости [в судебных делах]. Это вместе с многим другим открывается также из его тогдашних писем. (12) Есть [ли] кто-нибудь, кто не читал бы ту [его] речь, {27} в который он уперекает римский народ [за то], что он приходил в смятение, когда Росций жестикулировал? И достаточно точно установлено, что он имел привычку соревноваться с [этим] самым актером [в том], смог ли бы тот выразить какое - либо высказывание различными жестами, а [он] сам произнести [его] с помощью разнообразных слов благодаря богатству языка. Это обстоятельство склонило Росция к такой уверенности в своем искусстве, что он написал книгу, в которой сравнивал красноречие с актерством. (13) [Это] - тот Росций, который был весьма любезен Луцию Сулле и был пожалован этим диктатором золотым кольцом. С другой стороны, [у него] была такая привлекательность и известность, что только он один, без товарищей, получил из казны тысячу денариев [в виде] дневного вознаграждения. (14) Известно, что также Эсоп, благодаря равному мастерству, оставил сыну двадцать миллионов сестерциев.

{27 Речь Цицерона в защиту Секста Росция из Америи. См.: Цицерон. Речи : в 2 т. М., 1962. Т. 1.С. 5—43.}

Но что я говорю об актерах, когда Аппий Клавдий, муж-триумфатор, который вплоть до.старости был [жрецом]-салием, заслужил славу [за то], что лучше всего приплясывал среди [своих] товарищей-[жрецов]? (15) И прежде чем я отойду от [рассказа о] пляске, я добавлю, что в одно и то же время у трех знатнейших граждан было не только влечение к пляске, но также, если угодно богам, [была] сноровка [в танцах], которой они гордились, [а именно] - у бывшего консула Габиния, недруга Цицерона, потому что Цицерон еще и открыто возражал ему; и у Марка Целия, мужа, замеченного в беспорядках, которого защищал тот же [самый] Цицерон; {28} и у Лициния Красса, сына того Красса, который был убит в Парфии.

{28 См.: Там же. Т. 2. С. 155-180.}

(15 , 1) Однако [о том], что [пора] перейти от [рассказа о] пляске к [рассказу об] излишестве морских припасов, мне напомнило имя [семьи] Лици - ниев, о которых достаточно известно, что они были прозваны Муренами, потому что восхищались этой рыбой. (2) Это мнение разделяет Марк Варрон, утверждая, что Лицинии [были] названы Муренами таким же образом, каким был прозван "Ората" [Гай] Сергий, потому что самыми любимыми у него были рыбы, которых называют аураты. (3) [Это] - тот [Гай] Сергий Ората, который первым имел бани с душем, первым устроил устричные отмели в Байях. первым присудил наилучшие вкусовые качества лукринским устрицам. Был же он из поколения того красноречивого Луция Красса, который, [о чем] извещает также и Цицерон, слыл довльно суровым и мрачным [человеком].

(4) И, однако, этот Красе, муж - цензорий - ведь он был цензором вместе с Гнеем Домицием, так как считался красноречивым больше других и был первым среди славнейших людей, - однако и он, одетый в черное, оплакал, как дочь, мертвую мурену в пруду своего дома. (5) И это не осталось незамеченным, ибо [его] товарищ в сенате Домиций предъявил ему [обинение за] это как безобразное преступление. И Красе не устыдился это признать, но сверх того цензор даже похвалился, если только [подобное] угодно богам, заявляя, что он совершил благочестивейшее и душевное дело.

(6) Пруды же, весьма наполненные ценнейшими рыбами, держали те римские благороднейшие принцепсы, Лукулл Филипп и Гортензий, которых Цицерон называет рыбозаводчиками. Еще и такое есть сообщение, которое Марк Варрон приводит в книге о сельском хозяйстве, [что] Марк Катон (который потом погиб в Утике), так как по завещанию Лукулла был оставлен наследником, продал рыб из его пруда за сорок тысяч [?сестерциев].

(7) А мурен для прудов нашего города доставляли из самого Сицилийского пролива, который отделяет Регий от Мессены. Ибо уверяют, что там благодаря богатствам [пролива] находятся, Геркулес свидетель, как [самые лучшие] угри, так и наилучшие [мурены]. И те и другие [рыбы] из этого места по-гречески называются "плоты", [а] по-латински - "флуты", потому что они, плавая на поверхности {29} при высоко стоящем солнце, нагретые, перестают извиваться и нырять в воду, и таким образом становятся легкой добычей. (8) И если бы я захотел перечислить, сколь многие и великие сочинители прославляли мурен из Сицилийского пролива, [это] пришлось бы делать долго. Но я [все же] привел бы [то], что Марк Варрон сказал в книге, которая называется "Галл, или Об удивительном": "Папирий говорит, что в Сицилии мурен-флут также ловят рукой, потому что они из-за [своей] тучности плавают в верхних слоях воды". (9) Это [рассказывает] Варрон. Но кто бы стал отрицать, что у тех, кто приобретал роскошные дары столь далекого моря, была жадная и, как утверждает Цецилий, зубастая глотка?

{29 Здесь, по-видимому, греческому слову рлщфьт — плавающий (от рлющ — плавать) и латинскому слову fluto — плавать придается значение «плавать на поверхности».}

(10) И эта рыба, хотя и завезенная из чужих краев, не стала редкостью в Риме. Плиний является свидетелем, что диктатор Гай Цезарь, так как давал народу триумфальные обеды, взял по весу у Гавия Хиррия шесть тысяч мурен. Известно, что усадьба этого Хиррия, пусть и не обширная или просторная, [была] из-за [рыбных] садков, которые он держал, выставлена на продажу за четыре миллиона сестерциев.

(16 , 1) И красная рыба, которую для богатых вскармливают моря, не избежала пристрастий того века. И чтобы стало ясно, что имя этой рыбы встречалось [уже] во Вторую Пуническую войну, знайте, что ее упоминал Плавтот лица нахлебника в пьесе, которая называется "Баккария": {30}

{30 Васса (Ьаса) — ягода, плод, жемчужина. Тогда название комедии «Баккария» может означать «комедия о ягодах». О названиях комедий Плавта и их переводе на русский см.: История римской литературы. М., 1959. Т. 1. С. 65, примеч. 1.}

(2) Кто смертный есть, таким одаренный роком некогда.

Как ныне я, брюху кого несут столь лакомства?

Хоть рыба красная до этого в море вот пряталась,

Теперь я ее зубами, руками сам опять отправляю в убежище.

(3) И чтобы [этот] сочинитель не оказался очень малозначительным свидетелем, узнайте благодаря ревнителю [добродетели] Цицерону, в каком почете была эта рыба у известного Публия Сципиона Африканского и Нумантин - ского. [Это] такие слова в диалоге Цицерона "О судьбе": (4) "Когда вот Сципион был у себя близ Лаверния и вместе с [ним был] Понтий, Сципиону по случаю принесли красную рыбу, которая очень редко ловится, да и является рыбой, как считают, благородной среди лучших. Но так как Сципион пригласил [и] одного и другого из тех, кто пришел его поприветствовать, и казалось, что он намерен пригласить еще многих, Понтий говорит [ему] на ухо: "Подумай, Сципион, что ты делаешь. Такая красная рыба бывает у немногих людей".

(5) И я не отрицаю, что во времена Траяпа эта рыба не была в большой цене, согласно свидетелю Плинию Секунду, который так пишет в "Естественной истории", говоря об этой рыбе: "Ныне [она] совсем не в чести, чему я вот удивляюсь, так как она очень редко попадается при ловле". (6) Но это пренебрежение [к красной рыбе] сохранялось недолго. Ибо во времена прин - цепса Севера, который являл строгость нравов, Саммоник Серен, для своего века муж [очень] ученый, так как писал для своего правителя и вел речь об этой рыбе, предпослал [ей] слова Плиния, которые выше я изложил, и [еще] сам прибавил таким образом: (7) "Плиний, как вы, [повелитель], знаете, дожил вплоть до времен императора Траяна. И несомненно [то], о чем он говорит, что эта рыба в его времена была совсем не в чести. [Это] верно им сказано. Но [о том], что у древних она была в цене, я оповещаю при наличии свидетельств, тем более, что на обедах, я вижу, ей возвратили милость, как бы восстановив [ее] в правах. Ведь я, когда бываю на [вашем] священном обеде благодаря вашей благосклонности, обращаю внимание [на то], что эту рыбу вносят слуги в венках в сопровождении свирельщика. А величайший исследователь природы Нигидий Фигул показывает, что является верным то, что Плиний сообщает о чешуе красной рыбы. В четвертой книге его [сочинения] "О животных" сказано так: отчего прочие рыбы - с чешуей, идущей водном направлении, [оттого] красная рыба - [с чешуей], идущей в обратном направлении". (8) Это [написал] Саммоник, который при восхвалении пира своего повелителя показывает непристойность [действа], сообщая о почете, которым пользовалась [эта] рыба, так что [ее] вносили [слуги] в венках под напев свирели, как будто [это] какое-то шествие божества, а не [доставка] любимого блюда.

(9) Но чтобы мы меньше удивлялись [тому], что красная рыба обыкновенно оценивается очень дорого, Азиний Целер, муж-консуляр, как сообщает тот же Саммоник, купил одну [рыбу]-краснобородку за семь тысяч сестерциев. По этому обстоятельству тем более можно судить о расточительности [людей] того века, ибо Плиний говорит, что в его времена нелегко [было] отыскать [рыбу]-краснобородку, которая превышала бы весом два фунта. А ныне мы повсюду видим [краснобородку] и большего веса и цен этих безумных не знаем. (10) И эта [их] ненасытность не сдерживалась запасами своего моря. Ведь начальник отряда кораблей Оптат, зная о [рыбе]-скаре, настолько на италийских берегах неизвестной, что у нас нет даже и латинского имени этой рыбы, выпустил в море между Остией и побережьем Кампании невероятное множество [рыб]-скаров, привезенных сюда в судах-садках, и удивительным и необычным способом посеял рыб в море, как какие-нибудь плодовые растения в землю. И [он] же, так как стремился при этом к достижению общественной пользы, прилагал в течение пяти лет старания [к тому], чтобы в случае если бы кто-нибудь среди других рыб нечаянно поймал скара. тотчас возвращал его в море целым и невредимым.

(11) Чего мы поражаемся [тому], что вожделеющее обжорство того века раболепствовало перед морской живностью, когда в великом, я бы сказал - даже величайшем, почете у роскошествующих [людей] была также тибрская [рыба]-волк и вообще все рыбы из этой реки? (12) Почему же они так считали, я не знаю. Но что [это] было [так], показывает также Марк Варрон, который, перечисляя, что наилучшее для жизни рождается в каких-либо частях Италии, отдает пальму первенства тибрской рыбе в одиннадцатой книге "Человеческих дел" в следующих словах: "Самое лучшее для жизни приносят:

Кампанское поле - зерно, Фалернское - вино, Казинское - масло, Тускулан - ское - смокву, Тарентинское - мед, [река] Тибр - рыбу".

(13) Это Варрон [сказал], разумеется, о всех рыбах этой реки. Но среди них, как я выше говорил, особенное место занимает [рыба]-волк, и именно та, которую можно поймать между двумя мостами. (14) На это указывают как многие другие, так и Гай Титий, муж поколения Луцилия, в речи, в которой он поддержал Фанниев закон. Я потому излагаю его слова, что они будут свидетельством не только о [рыбе]-волке, пойманной между двумя мостами, но также, несомненно, представят всем нравы, следуя которым, жили тогда многие. Ведь описывая расточительных людей, приходящих хмельными на форум для обсуждения [дел], он так пишет [о всем том], о чем они имели обыкновение между собой беседовать: (15) "Они увлеченно играют в кости, намазавшись благовониями, окруженные развратниками. Когда наступает десять часов, они велят позвать мальчика, чтобы он пошел на место комиция поспрашивать, что было совершено на форуме, кто советовал, кто отговаривал, сколько триб одобряло, сколько возражало. Затем они [сами] отправляются к месту комиция, чтобы тяжбу [в суде] не решили пристрастно. {31} Пока они идут, не остается ни одной амфоры в переулке, которую они бы не наполнили: ведь [мочевой] пузырь у них полон вина. (16) Они приходят в коми - ций и с суровым видом приказывают говорить. У кого есть дело, [те] рассказывают; судья требует свидетелей, [а] сам идет помочиться. Когда он возвращается, заявляет, что он все слышал, требует дощечки [для письма], смотрит записи, от вина с трудом поднимает веки. Они идут в совет. Там [у них] такая [вот] речь: "Какое мне дело до этих болтунов? Отчего бы нам лучше не попить медовины, сметанной с греческим вином, съесть жирного дрозда и хорошую рыбу, настоящую [рыбу]-волка, которая была поймана меж двух мостов?"

{31 Здесь употреблено юридическое выражение litem suam faciant (букв, «они делают спор своим собственным»), которое означает «принимать решение по спору с нарушением закона при злом умысле». См.: Бартошек М. Римское право. С. 172, 402 («Iudex»). Там же приводится такое определение формулы iudex qui litem suam fecit: «Считается, что тогда судья делает спор своим, когда он высказывает мнение исходя из злонамеренной уловки в ущерб закону» (перевод наш).}

(17) Это [рассказывает] Титий. Но и остроумный и язвительный поэт Луцилий показывает, что он знает эту отличного вкуса рыбу-[волка], которая была поймана между двумя мостами, и называет ее как бы лакомкой - лизоблюдом, подразумевая, что она возле самого берега гонялась за навозом. Собственно же лизоблюдами звали [тех], кто облизывал блюдечки, так как последним приходил к жертвенной трапезе Геркулеса. (18) У Луцилия есть такие стихи:

Кто бы чего пи желал отведать, велит он доставить:

Этому жирных несут каплунов и вымя свиное,

Ну, а тому - меж Тибрских мостов добытое яство. {32}

{32 Перевод Е. Рабинович. См.: Римская сатира. С. 368.}

(17 , 1) Долго было бы [рассказывать], если бы я захотел перечислить, сколько ради [удовлетворения] чревоугодия было у них придумано утвари благодаря изобретательности и изготовлено благодаря старанию. И без сомнения, это была причина, по которой народу предлагалось столь [большое] число законов об обедах и расходах [на них] и [из-за чего] начали давать распоряжения, чтобы завтракали и обедали при открытых дверях. Таким образом, когда глаза граждан стали свидетелями [происходящего], был положен предел расточительности. (2) Первым же из всех [законов] об обедах перед народом предстал Орхиев закон, который внес по решению сената народный трибун Гай Орхий на третий год [после того], как цензором стал Катон. Содержание этого [закона] я опускаю, так как оно [очень] пространное. В итоге же он определял число пирующих.

(3) Это и есть Орхиев закон, о котором вскоре в своих речах кричал Катон, потому что к обеду звали больше [гостей], чем предусматривалось предписанием этого [закона]. И так как возникла необходимость в новом законе, спустя двадцать два года от [принятия] Орхиева закона, в пятьсот восемьдесят восьмом году после основания Рима, согласно мнению Геллия, был дан Фанниев закон. (4) Об этом законе Саммоник Серен сообщает таким образом: "Фанниев закон святейшего Августа предстал перед народным [собранием] при полном согласии всех сословий, и его [внесли] не преторы или трибуны, как и большинство других [законов], но сами консулы по совету и мнению добропорядочных [граждан], так как государство терпело урон из-за роскоши пиров больше, чем можно подумать. Ведь дело дошло до того, что поддавшись чревоугодию, многие благородные мальчики торговали своим целомудрием и свободой; многие из римского народа приходили пьяные от вина в комиций и хмельные подавали советы относительно блага государства". (5) Это [поведал] Саммоник. Суровость Фанниева же закона в том превосходила Орхиев закон, что [в последнем] число обедающих ограничивалось на более высоком пределе и, согласно ему, кому-нибудь одному разрешалось расходовать свои средства на нескольких [сотрапезников]. А Фанниев [закон] даже издержкам установил меру в сто ассов, откуда поэт Луцилий по своей обычной веселости зовет [его] "стоассовым".

(6) За Фанпиевым законом спустя восемнадцать лет последовал Дидиев закон. Выла двойная причина его внесения: первая и важнейшая - чтобы вся Италия, [а] не один только город [Рим], сдерживалась законом о расходах [на пиры], так как италики считали, что Фанниев закон был написан не для них, а только для городских граждан; затем - чтобы карами закона сдерживались не одни только [те], кто давал бы завтраки или обеды с очень большими тратами [на них], но также и [те], кто был бы на них зван и точно [на них] присутствовал.

(7) После Дидиева [закона] Публием Лицинием Крассом Великолепным был выдвинут Лициниев закон, для внесения и одобрения которого оптима - ты приложили столько старания, что постановлением сената было приказано, чтобы его утвердили сразу, раньше третьей нундины, только лишь обнародовав. Таким образом, все [его] соблюдали, как бы уже одобренный мнением народа. (8) Закон же этот при некоторых изменениях во многом совпадал с Фанпиевым [законом]. Ибо при его внесении влияние нового закона было достигнуто путем ослабления боязни старого закона таким образом, клянусь Геркулесом, каким было сделано в отношении самих двенадцати таблиц, [из] которых, когда древностью начали пренебрегать, то, что предусматривалось этими законами [двенадцати таблиц], точно так же перешло в другие [законы] под именами вносивших [их граждан]. (9) Впрочем, суть Лициниева закона [та], что в календы, ноны, римские нундины каждому разрешалось в отдельные дни тратить на еду только тридцать ассов. Что же касается прочих дней, которые не были определены [в законе], было установлено, чтобы [к столу] не подавали вяленого мяса больше, чем весом в три [фунта], и соленой [рыбы] весом в фунт, и [того], что родилось на земле, [на] лозе или дереве.

(10) Я вижу, что [вас] терзает. Так [это] - признак трезвомыслящего века, [спросите вы], когда такого рода предписанием законов ограничивается трата на обеды? [Нет, это] не так. Ведь законы о расходах [на пиры] вносятся отдельными [гражданами], чтобы исправлять пороки всего общества. И если бы оно не имело весьма дурные и самые распущенные нравы, [то] совершенно не было бы надобности для внесения законов. Есть старинная пословица, она гласит: хорошие законы рождаются из дурных нравов.

(11) За этими [законами] следует Корнелиев закон, а именно [закон] о расходах, который внес диктатор Корнелий Сулла. В нем не запрещалось великолепие пиров и не устанавливалась мера чревоугодия, но [была] назначена меньшая цена вещам - и каким вещаем, боги благие, и сколь изысканным и почти неведомым видам вкусных вещей! И каких притом рыб и какие [лакомые] кусочки он называет, и однако установил па них меньшие цены! Я осмелился бы сказать, что дешевизна съестного подстрекала желания людей к приготовлению множества закусок, и чреву могли потакать даже [те], кто был при малых средствах.

(12) Я открыто скажу, что думаю. Мне кажется, что весьма раскошест - вующим и расточительным [является тот], кому на обедах будут подавать [всего] этого столько [много], да притом дарового. Итак, [нынешний] век настолько соответствует всяческой умеренности, что большинство тех вещей, которые описываются сулланским законом, пусть [он и] всенародно известен, никто из нас не узнал даже благодаря [моему] повествованию.

(13) После смерти Суллы консул Лепид внес закон, а именно [закон] о пище, - ведь Катон называет законы о расходах [законами] о пище.

Потом, по прошествии нескольких лет, дошел до народного [собрания] другой закон, когда [его] внес Антий Рестион. Этот закон, хотя он был самым лучшим, все же сделали бесполезным, притом что [его] никто не отменял, неистребимость роскоши и сильное влечение к порокам. О подателе же самого закона Рестионе сообщают то, достойное памяти, что он, пока жил, после этого не обедал вне [дома], чтобы не стать свидетелем пренебрежения законом, который он сам внес ради блага государства.

(14) К этим законам я бы причислил распоряжение, объявленное [Марком] Антонием, который позже был триумвиром, если бы считал достойным предоставить Антонию место среди сдерживающих расходы [на роскошь], траты которого на обед, обыкновенно производимые, были превышены стоимостью одной жемчужины, употребленной [в питье его] женой Клеопатрой.

(15) Ведь когда Антоний хотел получить Египетское царство - [а] он подносил своей глотке и зубам все, что рождалось в море, или на земле, или даже в воздухе, считая рожденным для насыщения его пасти, и из-за этого обстоятельства лишился власти в Риме, - [его] жена Клеопатра, которая считала почетным быть побежденной римлянами, но не [их] роскошью, бросила [им] вызов, обещая, что она может израсходовать на один обед десять миллионов сестерциев. (16) Это показалось Антонию удивительным, и он, не склонный медлить, настаивает на [исполнении] обещания, будучи уважен посредником Мунатем Планком, которого избрали судьей столь почетного состязания. На другой день Клеопатра, испытывая Антония, устроила действительно великолепный обед, которому Антоний, однако, не удивлялся, ибо ведь он узнавал все, что подавалось из повседневных припасов.

(17) Тогда царица, улыбаясь, потребовала чашу, в которую налила немного крепкого уксуса и торопливо опустила туда жемчужину, вынутую из одного уха, и всосала ее, быстро растворившуюся, так как такова природа этого камня. И хотя, совершив это, она победила соответственно обещанию, так как ведь сама [эта] жемчужина без [всякой] натяжки стоила десять миллионов сестерциев, однако же была готова поднести руку и к жемчужине в другом ухе, если бы строжайший судья Мунатий Плапк своевременно не объявил Антония побежденным.

(18) Какой же величины была сама [эта] жемчужина, можно было заключить из того, что [та жемчужина], которая осталась, после того как царицу победили и взяли в плен, была доставлена из Египта в Рим и разрезана, и из одной жемчужины сделали две и, как [жемчужины] изумительной величины, приладили к изображению Венеры в храме, который называется Пантеон".

(18 , 1) Когда Фурий еще говорил, принесенные лакомства при второй перемене блюд дали начало новой беседе, ибо Симмах, касаясь рукой орехов, сказал: "Я хотел бы услышать от тебя, Сервий, какая причина или источник породили разнообразие стольких названий для орехов, или отчего, хотя столь много фруктов называют этим одним именем "фрукт", они бывают, однако, в отдельности разными как по вкусу, так и наименованию. И я хочу, [чтобы] прежде ты поведал об орехах [то], что приходит тебе на память от непрестанного чтения".

(2) И Сервий [начал так]: "Считается, что этот [вот] грецкий орех (iuglans), согласно мнению некоторых, назван от [слова] "удовольствие (iuvando)" и от [слова] "желудь (glande)". Правда, Гавий Басе в книге о значении слов сообщает следующее: (3) "Дерево грецкого ореха (iuglans) было названо соответственно [наименованию] "желудь Юпитера" (Iovis glans). Ведь так как у этого рода дерева [такие] орехи, которые более приятны на вкус, чем желудь, те древние, которые считали [этот орех] превосходным и похожим на желудь, а само дерево достойным бога, назвали этот плод желудем Юпитера (Iovis glandem), который ныне при сокращении букв [этого наименования] называется грецким (inglans)". (4) А Клоатий Вер в книге о происходящих от греков [словах] упоимнает [о нем] так: "[Слово] "грецкий орех (iuglans)" - [у него начальная буква] D пропущена - [это], так сказать, "желудь бога (Diuglans)", то есть "желудь Зевса", как говорит Теофраст: "К горным же [растениям принадлежит то] особенное, что не растет на равнинах, [например], фисташка, дуб, липа, земляничное дерево, орехи и желудь Зевса". {33} Его греки еще называют царским.

{33 Учтен перевод и пояснения М. Е. Сергеенко. См.: Феофраст. Исследование о растениях. 3. 3, 1. М., 1951. С. 77-78; 543 (Указатель ботанических названий).}

(5) Этот [наш] абеллянский или пренестинский орех, что одно и то же, - с дерева, которое называется ореховым (corylus) [и] о котором Вергилий говорит:

Да не сажай меж лоз ореха... [Георг. 2, 299].

С другой стороны, близ Пренестинской области есть племя людей, которых зовут карситанами от [греческого слова] карюон - [орехи], о чем упоминает Варрон в логисторике, который называется "Марий, или О судьбе", откуда, думают, [пошло название] "пренестинские орехи". (6) И у Невия в комедии "Вещун" есть такое:

Кто вчера с тобой был?

Из Пренёсты гость да ланувийский.

Обедом оба были прилично кормлены:

Покушать дана свиная матка одному,

Другому щедро орехи с гор подносятся.

Этот же орех греки зовут понтийским, [то есть] каждая народность дает этому ореху имя по местности, в которой он очень обильно родится.

(7) Каштановый орех, о котором Вергилий [пишет]:

[Бледных плодов для тебя нарву я с пуховым налетом].

Также каштанов... [Букол. 2, 25], -

зовется [еще] и гераклейским. Ведь ученый муж Оппий в книге, которую он сочинил о лесных деревьях, так пишет: "Этот гераклейский орех, который некоторые именуют каштановым, и равным образом понтийский орех, и также [те орехи], которые называются царскими желудями, дают плоды и цветы сходным образом в то же самое время, в какое [дают и] греческие орехи".

(8) Теперь нужно сказать, каков греческий орех". И говоря это, он одновременно вынул из чашки миндаль и показал [его]. [Затем продолжил]: "Греческий орех - это [тот], который называется [также] и миндалем (впрочем, этот же [самый] орех зовут [еще и] тасосским). Свидетель [тому] - Клоатий, он в четвертой книге "Греческих устроителей" утверждает: "Греческий орех [- это] миндаль". Атта же в "Молебствии" говорит:

Орех от греков

И мед прибавь, сколь хочешь много.

(9) Хотя время зимы у нас губительно [для] мягкого ореха, однако мы не оставим [его] без упоминания, потому что разговариваем об орехах. Плавт таким образом упоминает о нем в "Башмачке":

Орех мясистый.

Сказал он, над крышей дома сверху нависает.

(10) Так вот, Плавт только называет, но не выражает [того], чем является мягкий орех. Л он является персиком, который [так] повсюду зовут и разумно называют [еще] мягким орехом, потому что он мягче, чем все другие орехи. (11) Достойным защитником этого положения является самый широко образованный муж Свей в идиллии, которая называется "Сельская еда". Ведь когда он говорит о садовнике, готовящем деревенское кушанье, [и], между прочим, [о том], что он туда кладет, и [что] кладет [именно] этот плод, он описывает такими словами:

(12) Частью их <...> теперь смешал он,

Частью персики, которые так называют

В силу того, что те, кто вместе с тем государем,

Именем Александр Великий, в сраженьях и битвах

Против персов стояли, потом, отгула вернувшись.

Эту породу деревьев в греков милых пределах,

Людям плоды несущих, они рассадили.

Мягкий то орех - никто не заблуждался бы в этом.

(13) Тарентским зовут орех, который столь мягок, что разламывается, будучи едва сжатым. О нем так сказано в книге Фаворина: "В отношении того, что некоторые называют овец и орехи тарентскими, которые [собственно] суть терентские, [а не тарентские], от [слова] "терен", которое на языке сабинян значит "морской гребень", Варрон в первой [книге сочинения] "К Либону" считает, что отсюда также был назван [род] Теренциев". В такую ошибку, можно заметить, впадает даже Гораций, который замечает:

...а гребень морской - из Тарента! {34}

{34 Гораций . Сатиры. 2. 4, 34. Пер. М. Дмитриева. См.: Гораций . Собр. соч. СПб., 1993. С. 268.}

(14) Сосновый орех дает нам такие ядра, которые прикрыты [чешуйками]. [Как пишет] в "Куркулионе" Плавт:

Орешка хочешь - надо скорлупу разбить. {35}

{35 Куркулион, 56 (55). Пер. А. Артюшкова. См.: Плавт Т. Комедии. Т. 2. С. 166. В используемом нами издании «Сатурналий» вместо Curculio ошибочно стоит Cis-tellaria (название другой пьесы Плавта).}

(19 , 1) И так как мы видим, что фрукты присоединены к лакомствам, после орехов следует порассуждать о видах фруктов. Пишущие о сельском хозяйстве таким образом разделяют орехи и фрукты, что орехами называют всякий плод, который снаружи покрыт [чем-то] твердым, а внутри содержит [то], что пригодно для еды; фруктом же [они называют то], что снаружи содержит [то], что пригодно для еды, а [нечто] твердое заключает внутри. Согласно этому определению, персик, который поэт Свей выше причисляет к орехам, следует больше причислять к фруктам.

(2) Предпослав это [рассказу], надо [теперь] перечислить виды фруктов, {36} которые Клоатий так тщательно перечисляет в четвертой книге "Греческих устроителей": "Есть же такие виды фруктов: америйская фига, лимон, слива-зимовка, груша, сладкое маттийское [яблоко], круглое <...> скороспелое, гранат, персик, квирийское [яблоко], {37} красное скавдийское, лесное, айва скантийская, тибур {38} верийский".

{36 Трудность перевода здесь и в других аналогичных местах вызвана тем, что слово malum употребляется и для обозначения плодов вообще, которые мы сейчас называем фруктами, а также и ягодами, и для обозначения определенного вида плодов-яблок и айвы. См.: Катон. Земледелие. 7, 3. М.; Л., 1950. С. 14; 140, примеч. 6.}

{37 В тексте: Quirianum prosivum. Словарь И. X. Дворецкого не содержит этих слов.}

{38 В словаре И. X. Дворецкого этого слова нет.}

(3) Ты видишь, что среди фруктов Клоатий поместил персик, который сохранил название своего [места] происхождения, хотя уже давно является плодом нашей земли. В отношении же лимона Клоатий пишет так же, как и Вергилий, что он является персидским плодом:

[Мидия горький сок доставляет с устойчивым вкусом], -

Плод благодатный... [Георг. 2, 126 - 127], -

и так далее. (4) И чтобы никто не сомневался, что это [именно] о лимоне Вергилий сказал ["Плод благодатный"], послушайте, что говорит Оппий в книге о лесных деревьях: "Таким же образом лимонное дерево и персиковое: одно вырастает в Италии и в Мидии - другое". И немного после, говоря о лимоне, добавляет: "Он же является самым душистым, вследствие чего, помещенный среди одежды, убивает моль. Он также считается противодействующим ядам, потому что, растертый вместе с вином, оберегает пьющих благодаря очистительному действию своих сил. Но в Персии лимоны произрастают в любое время [года]: ведь [пока] одни [плоды] собирают, другие между тем созревают". (5) Ты видишь, что здесь и лимон назван, и все [его] признаки указаны, которые в связи с ним назвал Вергилий, хотя он [и] не произнес слово "лимон". Да и Гомер, который называет лимон тхюон, указывает, что [этот] плод является душистым:

... огонь... пылал, лимона

Запах... разносился [Од. V, 59 - 60]. {39}

{39 Перевод П. А. Шуйского изменен в соответствии с контекстом Макробия, а именно слово «фимиам» (иэпт) заменено на «лимон» (иэпн).}

И Оппий замечает, что лимон кладут среди одежды, [и] то же [самое] отмечает Гомер, когда говорит:

...нарядив в лимоном пропахшее платье [Од. V, 264]. {40}

{40 В переводе П. А. Шуйского вместо слова «благовонное» поставлено «лимоном пропахшее». В оригинале — ихюдеб.}

И поэт Невий в "Пунической войне" пишет: "пахнущая лимоном одежда".

(6) [А] эти груши, которые отличаются многочисленным разнообразием имен. Ведь тот же Клоатий так описывает их названия: "Анициева тыквообразная [груша] с усиками, [груша]-цервиска, каменная, крустумерийская крупная, греческая, лоллиева, ланувийская лавровая, латерезийская душистая, милетская миртовая, невиева круглая, преция красная, сигнийская, туллиева, титиева тимьяновая, турраниева лучшая скороспелая, мушмула поздняя, осенняя поздняя, секстилиева поздняя, тарентская поздняя, валериева поздняя".

(20 , 1) И сухие фиги напоминают нам, чтобы мы перечислили виды фиг, тем более что [все] тот же Клоатий наставляет нас относительно этого, как [и всего] другого [прочего]. Таким вот образом он со своей обычной тщательностью перечисляет различные фиги: "Африканская беловатая камышевидная, асинастра, {41} темная болотная, августова дважды плодоносящая, карийская скороспелая белая, черная; хиосская белая, черная; кальпурниева белая, черная; тыквообразная твердокожая исполинская, ливиева желтая, {42} мелкая желтая марсийская, нумидийская серая, помпейская скороспелая, телленская темная".

{41 В словаре И. X. Дворецкого слово asinastra отсутствует.}

{42 В словаре И. X. Дворецкого слова ludia не имеется. Перевел как lutea.}

(2) Следует знать, что белая фига - из сулящих счастье деревьев, черная, напротив, - из сулящих несчастье. Тому и другому учат нас жрецы. Пишет ведь Вераний [в сочинении] "О жреческих изречениях": "Считают, что сулящие счастье деревья - это дуб, каменный дуб, пробковое дерево, бук, ореховое дерево, рябина, белая фига, грушевое дерево, яблоня, виноградная лоза, слива, кизил, крушина". (3) А Тарквиций Приск в "Указателе деревьев" уточняет: "Те деревья, которые находятся под покровительством нижних и скрывающихся богов, называют сулящими несчастье. [И] надлежит предписать, чтобы сжигали крушину, кроваво - красный папоротник, темную фигу и [те деревья], которые приносят черную ягоду и черные плоды, и также [дуб]-остролист, лесную грушу, иглицу, {43} ежевику и терновник, у которых плоды уродливые и чудовищные".

{43 Pruscum я перевел как ruscum (ruscus) по словарю И. X. Дворецкого.}

(4) Какая же [причина] того, что у достойных [писателей] мы находим [то], что фигу отделяют от [других] фруктов будто не фрукт? [Вот] Афраний в "Кресле" [перечисляет]:

Зелень, фигу, гроздь и фрукт.

Да и Цицерон в третьей книге "Домохозяйства" пишет: "И не сажает он лозу, и не взращивает тщательно [того], что было посажено: [потому] у него нет маслины, фиг, фруктов". (5) Но необходимо знать [то], что из всех [фруктовых] деревьев не цветет одна только фига. Считается, что она [цветет] собственно молочком [из] фиг. Фиги, которые не созревают, называются поздними. Греки называют их зимними фигами. Маттий [пишет]:

Средь тысяч фиг вы поздней не увидите.

И немного после он добавляет:

Возьми текущие млеком фиги поздние.

И Постумий Альбин в первой [книге] "Летописи" [повествует] о Бруте: "Он ел с медом поздненькие фиги - [и] по этой причине сделался глупым и тупым (brutum)".

(6) Перечисляют затем такие виды маслин: "Африканская изжелта-белая, {44} аквилийская, александрийская, египетская высокая, годная для заготовки; лициниева, орхада, дикая, павсия, мелкая продолговатая, саллентинская, сергиева, термутийская", - подобно тому как существуют такие [вот] виды винограда: (7) "Аминейский, - [названный], надо думать, по области [разведения], ибо Аминейские [поля] были [там], где ныне находится Фалерн, - ослиный темный, белянка, абена, пчелиный, апициев с крупными ягодами, - или. как говорят греки, с крупными гроздьями, {45}- жесткокожий дикий, черная псития, маронийский, мареотийский, нументийский, преция, прамния, псития, покрытая пушком; родосскии, венечный, венукула, пестрый, заячий"". {46}

{44 Albigerus перевел как albicerus.}

{45 В тексте лат. bumamma — с крупными ягодами и греч. впэмбуипт — с крупными гроздьями не только сходны по звучанию, но и имеют абсолютно сходное буквальное значение — коровье вымя.}

{46 О сортах винограда см.: Колумелла. О сельском хозяйстве. 3, 2, 1-28 // Катон, Варрон, Колумелла, Плиний. О сельском хозяйстве. М. ; Л., 1937. С. 158-161. Свой перевод мы попытались, насколько сумели, скорректировать по тексту Колумеллы.}

(8) Между тем Претекстат [молвил]: "Я хотел бы [и] дальше слушать нашего Сервия, но время напоминает нам об отдыхе, чтобы с восходом светила мы насладились красноречием Симмаха в его доме". И тогда [все] разошлись. {47}

{47 В двух рукописях за этими словами следует: «Завершена [книга] Макробия... второго дня пиров» (р. 216).}

Книга четвертая

(1 , 1) <...> [Евсевий произносит]:

"Будто не внемля ему, и стояла, в лице не меняясь,

Твердая, словно кремень иль холодный мрамор марпесский.

И, наконец, убежала стремглав, не простив, не смирившись [6,470 - 472].

Также и в этой строке присутствует волнение (pathos):

Тотчас я обомлел, и голос в горле пресекся [2, 744].

Впрочем, и полное изнеможение Дарета изображается [через его] облик:

(2)... (у него подгибались колени,

Кровь лилась по лицу, голова болталась бессильно,

Вместе с кровавой слюной изо рта он выплевывал зубы) [5,468 - 470].

Также кратко он показывает замешательство его товарищей:

... и [друзья] по зову [Энея]

Шлем получили и меч... [5, 471 - 472], -

подобно не имеющим намерения по [собственному] почину взять дар, потому что [это] было утратой скромности. И того же рода это [вот]:

... от щек, [пылающих жаром],

Искры летят, и в безумных глазах огонь полыхает [12, 101 - 102].

(3) И в описании изможденного вида [коня, так] как [оно] в целом является описанием мора у Фукидида, есть и [такое]:

Падает бедный, забыв и труды, и траву луговую,

Конь, любимец побед... [Георг. 3, 498 - 499], -

и [такое]:

... не горяч и не холоден капает

Пот с поникших ушей, - ледяной перед самою смертью [Георг. 3, 500 - 501].

(4) Среди [изображаемых] переживаний (pathe) есть и стыд, как у Деифоба:

Страшные эти следы прикрывал [рукою] дрожащей;

[Друга с трудом лишь узнал Эней] и окликнул печально [6, 498 - 499].

(5) И скорбь передается состоянием [человека], как у матери Эвриала:

Выпал челнок у нее, опрокинулась с пряжей корзинка.

Вон выбегает она... [9, 476 - 477].

И Латин, потому что удивляется,

...внимал неподвижно,

...блуждая задумчивым взглядом [7, 249 - 250].

И Венера, так как намеревается спросить,

Грустная, слезы в глазах блестящих... [1, 228].

И Сивилла, так как безумствует,

... в лице изменялась, бледнея,

Волосы будто бы вихрь разметал... [6, 47 - 48].

(2 , 1) Давайте теперь рассмотрим, каким настроем речи выражается страсть (pathos). И, во-первых, давайте поищем, что в отношении такой речи предлагает риторическое искусство. Надо ведь, чтобы страстная речь приноравливалась к [выражению] либо негодования, либо сочувствия, которые греки называют состраданием и негодованием. Одно из них необходимо обвинителю, другое - ответчику. И необходимо, чтобы [обвинитель] резко начинал [речь], так как для сильно негодующих не подходит начинать [ее] кротко. (2) Потому Юнона у Вергилия начинает так:

... Для чего нарушить молчанье

Ты вынуждаешь меня...? [20, 63 - 64].

И в другом месте [говорит]:

...Уж мне ль отступить, побежденной? [1, 37].

И еще в одном месте:

О, ненавистный народ! О, моей непокорная воле

Воля судьбы их! [7, 293 - 294].

И Дидона [также] ...молвит:

"Хоть неотмщенной умру - но умру желанною смертью" [4, 659 - 660].

И она же

...стонет...:

"Внемли, Юпитер!" [4, 590 - 591].

И Приам

...воскликнул...:

"Пусть за злодейство тебе и за дерзость преступную [боги...

Всем, что ты заслужил, воздают]..." [2, 535 (534 - 535, 537)].

(3) И таким должно быть не только начало, но вся речь [должна] представляться страстной, если [ее] можно [такой] сделать, и благодаря кратким предложениям и частным изменениям [речевых] оборотов она должна как бы нестись по волнам запальчивости.

(4) Итак, пусть будет нам в качестве примера одна Вергилиева речь [Юноны]:

О, ненавистный народ! [7, 293].

Начинается [она] с восклицания (ecphonesi), затем следуют короткие вопросики:

...Ужель не могли они пасть на сигейских

Бранных полях? Или в рабство попасть?

Иль сгореть в подожженной Трое? [7, 294 - 296].

Потом следует преувеличение (hyperbole):

Но нет, средь огня и средь вражеских толп находили

Выход они! [7, 296 - 297].

Далее - притворство (ironia):

Или сила моя, быть может, иссякла,

И успокоилась я, неустанной враждою пресытясь? [7, 297 - 298].

(5) Вслед за тем [она] жалуется на свои напрасные поползновения:

Нет и средь волн я осмелилась гнать лишенных отчизны

Беглых фригийцев, по всем морям им ставя преграды! [7, 299 - 300].

После этого [следует] второе преувеличение:

Сил, чтобы тевкров сломить, не хватило и морю и небу [7, 301].

Начиная отсюда появляются жалобы:

Чем зияющий зев Харибды, и Сцилла, и Сирты

Мне помогли? [7, 302 - 303].

(6) Затем присоединяется рассказ о более скромной [особе, чем она], чтобы возрастала страстность [речи]:

...Но ведь Марсу силы достало

Диких лапифов сгубить... [7, 304-305].

Особа более скромная, разумеется, [а] потому следует такое:

Я же, царица богов, {1} супруга Юпитера... [7, 308].

{1 В оригинале противопоставление более прямое: Марс — «малая (minor) особа»; Юнона — «великая (magna) супруга».}

Далее, после того как она привела также оправдания, {2} с каким пылом богиня сказала:

{2 Видимо, имеется в виду предыдущая строчка (7, 307): «Так ли была велика Каледона вина и лапифов?»}

Все, [что могла испытать], испытала, [ничем не гнушаясь] [7, 309].

И она не произнесла: "Я не в состоянии погубить Энея", а [сказала]:

Но победил троянец меня! [7, 310].

(7) Потом она настраивает себя на причинение [ему] вреда, и, что свойственно [любому] гневающемуся, даже если она не надеется, что [это] можно исполнить, все же намерена препятствовать [ему]:

Если небесных богов не склоню - Ахеронт я подвигну.

Пусть не дано мне Энея лишить грядущего царства,

[Пусть Лавинии рок, предназначивший деву пришельцу.

Будет незыблем], {3} - но я могу замедлить свершенье,

{3 В тексте, приводимом Макробием, этих слов нет.}

Вправе я истребить у царей обоих народы [7, 312 - 315 (316)].

(8) После этого она напоследок злорадствует, что охотно делают [все] разгневанные:

Дева! Приданым твоим будет рутулов кровь и троянцев [7, 317 (318)], -

и дальше, переходя к обоснованию [такого будущего, она говорит] в соответствии с предшествующим:

... Не только

Дочь Киссея на свет родила горящее пламя [7, 319-320]. {4}

{4 За этой строкой следует: «Также рожден и тобой, Венера, для Трои воскресшей / Новый Парис и второй губительный свадебный факел» (7, 321-323). Таким образом, сравнивается Парис («горящее пламя»), сын Гекубы («Дочь Киссея»; см.: Вергилий. Собр. соч. СПб., 1994. С. 455), поступок которого — похищение Елены — привел к Троянской войне, и Эней («Новый Парис и второй губительный... факел»), сын Венеры, который получил в жены дочь царя Латина Лавинию после жестокой войны латинян и троянцев с рутулами, которой желала и которую устроила Юнона, называя ее жертвы «приданым» Лавинии (7, 317 (318)).}

(9) Ты видишь, насколько часто [он] изменял и разнообразил речь [Юноны] многочисленными [словесными] оборотами. [Ведь], так как гнев является кратковременным безумством, он не в состоянии растянуть одно чувство [гнева] на [всю] речь [Юноны].

(10) Присутствуют у него и речи, возбуждающие сострадание. [Например], Турн [обращается] к Ютурне:

Брата ль несчастного ты прозреваешь жестокую гибель? [12, 636].

И также, когда он возбуждает [в себе] ненависть [к врагам] из-за павших за него друзей, [говорит]:

Звал нас на помощь Мурран, на моих глазах умирая [12, 638].

(11) И равным образом [он сказал], так как подчинился своей несчастной судьбе, чтобы ему, побежденному, была пощада:

Ты победил. Побежденный, к тебе на глазах авзонийцев

Руки простер я [12, 936 - 937], -

то есть я - [де] менее всего хотел бы, [чтобы] они [видели]. [Есть] еще и просьбы других, молящих о жизни, [например, Нигера]:

Ради тебя, ради тех, кто тебя родил столь могучим [10, 597], -

и так далее.

(3 , 1) Давайте теперь, исходя из состояния [человека], скажем о чувстве [жалости], которое появляется по отношению и к людям зрелого возраста, и к дряхлым, да и по отношению к прочим [возрастам], следующим [друг за другом]. [Вергилий] умел так искусно описывать, что чувство сострадания возникало по отношению к любому возрасту. (2) [Итак], в отношении младенчества:

Тут же у первых дверей [он плач протяжный услышал]:

Горько плакали здесь младенцев души... [6, 427(426 - 427)].

(3) В отношении детства:

Отрок несчастный бежит от неравного боя с Ахиллом [1, 475].

И еще:

...и Юла, к отцу протянувши [2, 674],

чтобы опасность для малыша [Юла] не менее вызывала жалость, чем для [Энея]-сына, и также:

и живы ль еще супруга Креуса,

Мальчик Асканий? [2, 597].

И в другом месте:

... малолетнего Юла погибель [2, 563].

(4) В отношении молодости тоже:

Их на глазах у отцов унес огонь погребальный [6, 308].

И еще:

Щеки цвета румян, и на теле юноши бледность [12, 221]. {5}

{5 Строки с такимими словами в переводе С. Ошерова нет. Есть строка с похожим содержанием: «Так у царевны в лице с белизной боролся румянец» (12, 69).}

(5) В отношении старости:

...пожалей несчастного Давна [12, 934].

И также:

Сзади влачится Алет, {6} удрученный годами и горем [11, 85].

{6 В тексте Макробия — Алет (Aletes); в русском переводе напечатано «Акет».}

И [это еще]:

Пылью седины свои осыпав... [10, 844].

(6) И в отношении судьбы человека он возбуждает то сочувствие, то возмущение. Сочувствие [он вызывает так]:

После того как властителем он земель и народов

Азии некогда был. [Лежит па прибрежье троянском,

Срублена с плеч голова]... [2, 556 - 558].

И Синон [говорит]:

...[покуда...

Силу имел Паламед], - и у нас хоть немного, но были

Слава, почет... [2, 88 - 90].

И [также сказано]:

...[Простерт Галез престарелый]...

(Всех [справедливей] он был и богаче в краю

Авзонийском... [7, 535, 537].

(7) Возмущение же [судьбой видно] в словах Дидоны:

...Ужель надо мной посмеется пришелец? [4, 591].

Ибо она умело преувеличивает свою обиду из-за пренебрежения [со стороны] Энея. И Амата [говорит Латину]:

Дочь неужели отдашь ты, отец, изгнанникам - тевкрам? [7, 359].

И Нуман [кричал]:

[В третий раз не стыдно ли] вам, завоеванным дважды,

[Вновь за валами сидеть и от смерти стеной заслоняться]?

Вам ли, фригийцы, [у нас отнимать невест наших с бою]? [9, 598 - 600].

(8) [Вергилий] вызывает чувство (pathos) сострадания к увечьям [человека]:

[Слишком уж я зажился,..]

С той поры как родитель богов и людей повелитель

Молнией дунул в меня и огнем коснулся небесным [2, 647 - 649].

И в другом месте [сказано]:

Раны на месте ноздрей безобразно зияют [6, 497].

И о Мезенции [он говорит]:

[И. промолвив], на ногу больную встал он... [10, 856 - 857].

И [о Пандаре рассказывает]:

[Мозгом обрызган доспех], головы половина склонилась

Вправо к плечу, и влево к плечу склонилась другая [9, 754-755].

И еще [говорит]:

[Голову, Тимбср], тебе [мечом Эвандра] отсек он,

Правая [прочь от плеча] отлетела рука у Ларида [10, 394 - 395].

И, [наконец]:

...[Гектор

...когда влек его...

...Ахилл, был черен от крови и пыли];

Мертвые вспухли стопы от ремней, сквозь раны продетых [2, 270 - 273].

(9) Часто [Вергилий] пробуждает чувство жалости [к человеку], описывая его местонахождение:

С той поры, как в лесах по заброшенным норам звериным

Жизнь я влачу... [3, 646].

И [затем]:

[Я же, безвестен и сир], по Ливийским пустыням скитаюсь [1, 384].

И [еще]:

Мы же уходим - одни к истомленным жаждою афрам,

К скифам другие; дойдем, пожалуй, до быстрого Окса [Букол. 1, 65].

(10) И [делает он] это превосходно и немногими [словами, например]:

Гектора трижды влачит Ахилл вкруг стен илионских [1, 483], -

то есть [вкруг] стен отчизны, которые [тот] сам защищал, за которые в течение десяти лет успешно сражался.

(11) И такое [он пишет]:

Мы из отчизны бежим... [Букол. 1,4].

И [далее]:

Гавань, и берег родной, [и поля, где Троя стояла],

Я покидаю в слезах [3, 10].

И [затем]:

[В небо глядел и] родные края вспоминал, умирая [10, 782].

И [еще]:

...Мимант под Лаврентом лежит, позабытый [10, 706].

И [вот еще]:

Был в Лирнессе твой дом, а могила - в полях под Лаврентом [12, 547].

(12) И чтобы показать, что Агамемнон был бесчестно убит, он прибавил [о] месте [его гибели]:

Пал на пороге родном от руки [жены нечестивой] [11, 267].

И это [вот еще он пишет о местах гибели]:

[Смерть латинян и здесь настигает на самом пороге]

Крепких отеческих стен, и среди домов безопасных

[Всадники гибнут от ран] [11, 881 - 883].

(13) Священное же место особенно возбуждает чувство [сострадания к убитым]. Показывая место [убийства] Орфея, он вызывает более сильную жалость:

Между божественных жертв и оргий Вакха ночного

[Там растерзали его и останки в степи разметали] [Георг. 4, 521].

И относительно разорения Трои [говорится подобным же образом]:

[Всюду - вдоль улиц], в домах, у дверей заповедных святилищ -

[Груды тел неподвижных лежат, во прахе простертых] [2, 364 - 365].

(14) Также насколько священное место сделало более вызывающим сочувствие пленение и унижение Кассандры:

[Видим]: из храма влекут, из священных убежищ Минервы [2,403].

И в другом месте:

Падает [первым Кореб] к алтарю копьеносной богини [2, 425].

(15) И Андромаха, так как говорила об умерщвлении Пирра, [сказала], чтобы выразить ненависть к [его] убийце:

...[Орест] застиг внезапно [Пелида]

И на Ахиллов алтарь его поверг бездыханным [3, 331 - 332].

И [также] Венера, жалуясь Нептуну, когда из-за гнева Юноны [корабли] Энея швыряет в море, вызывает более сильную ненависть, говоря о [их] местонахождении:

[Страшную смуту она подняла

...призвав на помощь Эоловы бури],

В царство вторгшись твое [5, 790 - 792].

(16) Он часто пробуждал переживание и в зависимости от времени [события, например]:

...[многих, объятых

Первым предательским сном, тут убил Диомед...

...увел горячих коней], не успевших

С пастбищ троянских травы и воды из Ксанфа отведать [1, 470 - 472 (473)].

[Да] и Орфей достоин сочувствия из-за длительного страдания:

[А Эвридика меж тем в стигийской ладье холодела].

И как преданье гласит, подряд семь месяцев долгих

[Он под высокой скалой...

Плакал]... [Георг. 4. 506 - 509].

И Палипур [тоже вызывает жалость из-за долгих испытаний]:

[Нот свирепый меня три долгих ночи ненастных

Гнал по безбрежным морям]. На расвете четвертого утра

[С гребня волны] увидал я вдали Италии берег [6, 355 - 357].

И Ахеменид [о том же говорит]:

Трижды меж лунных рогов пространство заполнилось светом

[С той поры, как в лесах по заброшенным норам звериным

Жизнь я влачу]... [3, 645 - 647].

И [еще сказано о долговременных скитаниях троянцев]:

Лето седьмое пошло с тех пор, как разрушена Троя,

[Семь уже лет по земле, по морям средь скал неприступных

Бродим под звездами мы]... [5, 626 - 628].

(4 , 1) Часто у него волнение возникает в связи с обстоятельствами дела. Поистине ведь обстоятельства дела открывают много [такого], что дело кажется или отвратительным, или порождающим жалость, как [показывает] Цицерон [в речи] против Верреса, к которому родители обращались с целью погребения умерщвленных в тюрьме [детей]. {7} Ведь в этом случае недостойно было не столько [просто] понуждать к запросу или требовать денег, сколько [понуждать к запросу или требовать денег именно] в силу данного обстоятельства. (2) И [также] Демосфен, когда жалуется кому-то, что обманут Мидием, усиливает неприязнь [к нему] вследствие обстоятельства дела. "Он обманул судью, - говорит он, - который беспристрастно решил дело между мной и им".

{7 См.: Речь против Гая Верресса (Кн. 5 : О казнях). XLV, 119 // Цицерон. Речи : в 2 т. М., 1962. Т. 1.С. 145.}

(3) Вот и Вергилий часто превосходно возбуждал переживание в этом отношении. "Простерт Галез престарелый", - говорит он [7, 535]. Само по себе это не является достойным жалости во время войны. Но он приводит обстоятельство [гибели Галеза]:

В миг, когда вышел вперед, чтобы стать посредником мира [7, 536].

(4) Также в другом месте [сначала сказано]:

Пал он, несчастный...

Затем он добавляет вызывающее жалость обстоятельство:

приняв за другого смертельную рану [10, 781], -

так как копье было послано в другого [человека].

(5) И так как он полагал, что Паламед [был] бесчестно убит, [говорит]:

Ложно его обвинив по наветам напрасным в измене

Из-за того, что войну порицал он, пеласги безвинно

Предали смерти его... [2, 83 - 85].

(6) И Эней, чтобы показать обоснованность своего страха, хорошо изложил причину [этого]:

Страшно за ношу мою и за спутника страшно не меньше [2, 729].

(7) Так что? Какая приводится причина [того], что Япиг жил "незнаменитым" из-за презиравшихся прочими [людьми] занятий, как пишет поэт? {8} [А приводится такая причина]:

{8

...врачеванья приемы

Все изучить, чтоб в тиши заниматься скромным искусством (12, 396-397).}

Япиг, желая продлить отца одряхлевшего годы,

Силу трав предпочел узнать... [12, 395 - 396].

(8) И того же рода [слова о Лавзе]:

... [Не по силам] тебе, безрассудный,

[То, на что ты дерзнул], ослепленный сыновней любовью! [10, 811 - 812].

(9) Ведь [именно] это обстоятельство сделало его достойным сочувствия даже у врагов. А какую причину приводит Эней, когда побуждает похоронить убитых? [А вот такую]:

...[Наградите последним подарком

Храбрые души друзей], своею кровью добывших

Родину новую нам [11, 24-26].

(10) Также [он] показывает и возмущение, исходя из обстоятельств, как, [например], при этом [описании быка, побежденного соперником]:

Стонет, свой помня позор, победителя помня удары

Гордого, - и что любовь утратил свою без отмщенья [Георг. 3, 226 - 227].

(11) И это [вот, сказанное] с учетом обстоятельств, находится в зависимости от раздражения негодующего [человека]:

...Не одних лишь коснулась Атридов

Эта печаль, {9} и дозволена месть не одним лишь Микенам [9, 138 - 139].

{9 «Эта печаль» — похищение Елены троянцем Парисом.}

И [также] это:

...[квадриги...

Меттия лживого рвут] - чтоб держал ты слово, альбанец! [8, 642 - 643].

И это все [тоже]:

Этот над родиной власть за золото продал... [6, 621].

Или убит был зато, что бесчестил брачное ложе [6, 612].

[Или, богатства нажив]... близким

Не уделял ничего... [6, 611].

(12) Ради возбуждения чувства он не упустил и те два места, которые риторы называют [общими местами] в отношении способа [действия] и [воздействующего] вещества. Способ [действия] имеет место, когда я говорю: "Он убил открыто или тайно". (13) [Воздействующее] вещество имеет место, когда [я] говорю: "Он убил с помощью железа или отравы". Демосфен возбуждает ненависть к Мидию посредством способа [действия] - он [был] побит котурном. Цицерон [же - к] Верресу, когда рассказывает, что какой-то голый [человек] был привязан им к статуе. {10}

{10 См.: Речь против Гая Верресса (Кн. 4 : О предметах искусства). XL, 86 // Цицерон. Речи : в 2 т. Т. 1. С. 88-89.}

(14) Вергилий не менее ясно, [чем они, говорит о подобном]:

...влечет к алтарю он

Старца, который скользит в крови убитого сына [2, 550 - 551].

И [далее]:

Меч он [заносит и в бок] вонзает по рукоятку [2, 553].

(15) И [вот] это все [ниже тоже] имеет отношение к способу [действия]:

...коршун ему терзает бессмертную печень

Клювом - крючком... [6, 597 - 598]. -

и так далее. И [еще]:

Камень черный висит над тенями и держится еле,

Будто вот - вот упадет [6, 602 - 603].

(16) Но и сострадание он часто возбуждает в зависимости от способа [действия], как, [например], в отношении Орфея:

[Там растерзали его] и останки в степи разметали [Георг. 4, 522].

И такое:

[В день, когда] ветры, напав, и корабль и мужей потопили [6, 336].

И [затем]:

Катят камни одни, [у других распятое тело

К спицам прибито колес] [6, 616 - 617].

И [далее]:

Заживо жертвы свои он привязывал путами к трупам [8, 485].

И в "Георгиках" при описании болезни [сказано]:

Смертных исход различен бывал: [огневица сначала

Жилы сушила, потом несчастным корчила члены] [3, 482 - 483], -

и так далее.

(17) Впрочем, у риторов и [воздействующее] вещество возбуждает волнение [слушателя в отношении описываемого события], [например], Цицерон ропщет, что [в тесном помещении был] устроен костер из сырых поленьев, и [некто], запертый там, задохнулся от дыма. Ведь это есть [общее место] в отношении вещества, потому что один воспользовался дымом в качестве вещества для убийства, так же как другой - кинжалом, а третий - ядом, и потому из-за этого возникло острейшее переживание. Также он делает и [тогда], когда негодует, что римский гражданин [был] забит плетьми.

(18) Это же [самое] ты найдешь [и] у Вергилия, [например]:

Но всемогущий Отец из туч густых огневую

Бросил в безумца стрелу - не дымящий факел сосновый [6, 592 - 593], -

и так далее. [Здесь], с одной стороны, он изысканно высмеял вещество одного светоча, с другой же стороны, в соответствии с действительно сжигающим веществом другого [светоча], он выразил гневность [Юпитера].

(19) И вот мы перечислили [те] отдельные [места], благодаря которым у риторов создается переживание [и] чем, мы показали, воспользовался Марон. Но иногда ради усиления переживания Вергилий в отношении одного случая пользуется двумя и больше соединенными [вместе общими] местами. (20) как, [например], в отношении Турна [он пользуется общими местами] в зависимости от возраста:

...над родителем сжалься

Старым... [12, 43 - 44], -

[и] от местонахождения:

...который теперь грустит о сыне в далекой Ардее... [12, 44 - 45].

(21) И относительно Кассандры [он пользуется местами]: в зависимости от способа [действия]:

[Видим]... влекут... [2,403];

внешности человека:

Деву, Приамову дочь, Кассандру; волосы пали

[На плечи ей]... [2,404 - 405];

местонахождения:

...из храма... из священных убежищ Минервы [2, 403].

(22) И относительно Агамемнона [используются общие места]: в зависимости от связи с родиной:

Сам властитель Микен... [11, 266];

судьбы:

...предводитель могучих ахейцев [11, 266];

неотвратимости:

[Пал]... [от руки] жены... [11, 267];

местонахождения:

[Пал] па пороге родном [11, 267];

в зависимости от обстоятельств:

Прелюбодей заманил... [11,268].

(23) Также он имеет обыкновение создавать волнение незаметно и как бы посредством ограничения, когда об обстоятельстве, которое порождает сострадание, не говорится явно, но [его] можно домыслить, как, [например], когда Мезенций говорит:

...лишь теперь я воистину ранен! [10, 850].

Что же иное следует из этого уразуметь, как [не то], что этой глубокой раной является потеря сына?

(24) И опять он же [говорит]:

...[Но меня] погубить ты

Только этим и мог! [10, 879 - 880].

Но и здесь, разумеется, надо принять, что "погубить" означает потерять сына.

(25) И Ютурна, когда жалуется, потому что [ей] запрещается помочь брату, [говорит]:

Нет, я бессмертна! [Но что мне будет по-прежнему мило,

Брат, без тебя?] [12, 882 - 883].

(26) Что же следует? [А следует то, что] жизнь в скорби не является бессмертием. Это имеет, как я сказал, смысл ограничения, и искусно введено поэтом.

(5 , 1) Есть в риторическом искусстве еще такие [общие] места для возбуждения переживания, которые высказываются по поводу [какого-нибудь] обстоятельства и являются удобными для порождения волнений. Из них первым является [место], имеющее подобие [с обстоятельством]. У него есть три вида: пример, сравнение, образ. по-гречески [это звучит так]: парадейгма, параболэ, эйкон. (2) Согласно примеру Вергилий [пишет]:

Некогда маны жены повел Орфей за собою,

Сильный фракийской своей кифарой и струн благозвучьем;

Поллукс, избавив ценой половины бессмертья от смерти

Брата, вперед и назад приходит этой дорогой;

Шел здесь Тесей и Алкид [6, 119 - 123].

(Мог ведь герой Антенор, ускользнув из рук у ахейцев) [1. 242].

Все ведь это вызывает сочувствие [к Энею], так как кажется незаслуженным, что ему отказывают [в том], что было дозволено другим. (3) Далее, смотри, за счет чего он усиливает неприязнь [к ним]:

Некогда маны жены повел Орфей за собою.

[В данном случае] имеются неравные обстоятельства: там - маны супруги, здесь - отца; там - [намерение] вывести, здесь - видеть.

Сильный фракийской своей кифарой...

Тут он вышучивал его дарование.

(4) Поллукс, избавив ценой половины бессмертья от смерти

Брата, вперед и назад приходит этой дорогой.

Здесь уже указан способ [действия], ибо проходить многократно - это больше, чем [проходить] один раз.

Шел здесь Тесей и Алкид.

Он не допустил [ничего], чтобы умалить или возвеличить выдающихся лиц, но то, что в них было отличительного, он относит к [Орфею], чтобы [у него] с ними было общее:

Но и я громовержца потомок! [6, 123].

(5) Похожим является и это, [сказанное] для [пробуждения] негодования. Что именно? [А то, что] утверждает Юнона:

...Но ведь сил достало Палладе

Флот аргивян спалить... [1, 39 - 40].

Конечно, это значительнее - [быть] победительницей флота, чем остатков бегущих [троянцев]. {11} Затем [он] умаляет основание [ее поступка]:

{11 Ср.: «беглых фригийцев» (7, 300).}

...[асамих потопить их в пучине

Всех] за вину одного Оилеева сына Аякса? [1, 40 - 41].

Насколько [же он] умаляет [его], что сказал "вину", потому что [это] слово является [обозначением] незначительного проступка; и "одного", потому что [одного человека] можно легко простить; и "безумного", {12} чтобы и проступка-[то] не было!

{12 В переводе С. Ошерова слово «обезумевшего», точнее «безумства» (furias), опущено.}

(6) И в другом месте:

...Но ведь Марсу силы достало

Диких лапифов сгубить... [7, 304 - 305].

[Здесь] ты видишь такие же приметы: "род", {13} да и еще и "дикий". Затем другой пример:

{13 Слово «род» в переводе С. Ошерова отсутствует.}

...и Диане разгневанной отдал

Сам родитель богов Каледон на расправу старинный [7, 305 - 306].

"Старинный" [он говорит], чтобы прибавить ей больше почета вследствие древности [города]. Потом [он] умаляет основание [деяния] и в том и в другом [случае]:

Так ли была велика Каледона вина и лапифов? [7, 307].

(7) Благодаря же сравнению, так как это больше подходит для поэта, он возбуждал переживание, когда хотел вывести или жалкого, или остервенелого [человека]. Жалкого [он выводит] так:

...[Орфей]...

[Плакал]...

Так Филомела, одна, в тени тополевой тоскуя,

[Стонет, утратив птенцов]... [Георг. 4, 503, 509, 511 - 512].

...[Дидоиа]

.......

[Стала метаться]...

Так тиада [летит]... призывая [к началу]

Буйных празднеств ночных... [4, 296, 300 - 301].

...[кладут... отважного юноши тело].

Сам он подобен цветку, что рукою девичьей сорван [11, 67 - 68].

[Есть] и другие будоражищие чувства сравнения, в которых присутствует достойный жалости [человек]. (8) Что же [говорится] при [возбуждении] гнева?

[Рыщет Тури и в стене неприступной ищет прохода];

Так, пытаясь попасть за ограду полной овчарни,

Рыщет [за полночь] волк... [9, 58 - 60].

И также:

...[Змеи...

К Лаокоонту ползут...

Вопль... подъемлет несчастный], -

Так же ревет...

...раненый бык, убегая от места закланья [2, 212, 213, 222 - 224].

И многое другое подобное найдет [тот], кто ищет.

(9) И образ, который является третьей частью [общего места], имеющего подобие [с обстоятельством], [очень] подходящ для возбуждения чувств. Он имеет место [тогда], когда или описывается облик отсутствующего человека, или вообще придумывается [телесный облик], которого не существует. Вергилий умело делал и то и другое. (10) Прежде [всего покажем] это в отношении Аскания:

Вижу в тебе лишь одном я образ Астианакса:

Те же глаза, и то же лицо, и руки, и кудри! [3, 488 - 489 (489 - 490)].

Придумывает же он, когда говорит:

...[он пел и о Нисовой Сцилле, чье] лоно,

Снега белей, говорят, опоясали чудища, лая [Букол. 6, 74-75].

(11) Впрочем, предыдущий облик передает сострадание, этот - ужас, то есть предыдущий возбуждает милосердие, второй - страх, как [сказано] в другом месте:

(12) В рваной одежде своей, ликуя, Распря блуждает,

Ходит следом за ней с бичом кровавым Беллона [8, 702 - 703], -

и также все то, что он сказал о Молве. Но и это [выражено] весьма страстно:

[Век жестокий... смягчится

... войны проклятые двери

Прочно железо замкнет]; внутри нечестивая ярость,

Связана сотней узлов, восседая на груде оружья,

Станет страшно роптать, свирепая, с пастью кровавой [1, 291, 293 - 296].

(6 , 1) Мы сказали [о возбуждении чувств] на основании подобия [каких-либо обстоятельств]. Теперь давайте - ка скажем о волнении, вызванном поэтом посредством уменьшения значительности [того или иного обстоятельства]. Ибо ведь когда что-нибудь выдвигают [вперед], потому что [оно] само по себе является [весьма] значительным, [а] затем показывают, что [оно] менее значительно, чем то, что мы хотим усилить, [тогда], без сомнения, пробуждается безграничное сострадание. (2) Как [вот] это:

Всех счастливей одна Приамова дева, {14} которой

{14 Поликсена, дочь Приама, принесенная в жертву на могиле Ахилла после падения Трои (Вергилий. Собр. соч. СПб., 1994. С. 444).}

Жертвою пасть по приказу пришлось на вражьем кургане,

Возле Троянской стены [3, 321 - 323].

во-первых, потому что он сказал: "Всех счастливей", он сравнил ее [с другими]. Затем он поместил описание места: "на вражьем кургане", показал способ [действия]: "Жертвою пасть по приказу", что является не менее горестным. Итак, [все] это нужно понимать таким образом: хотя на вражеском кургане, хотя приказали умертвить, все же она более счастлива, чем я, {15} потому что "Никому не досталась по жребыо" [3, 323]. (3) Похожим является и это:

{15 «Я» — это Андромаха, которая несчастна, потому что ей пришлось разделить чужое ложе после гибели Гектора и падения Трои. См.: 3, 320 сл.}

Трижды, четырежды тот блажен, [кто под стенами Трои

Перед очами отцов в бою повстречался со смертью!] [1. 94 - 95].

И нечто [подобное] он говорит в связи с Пасифаей:

Дочери Прета и те по-коровьи в поле мычали [Букол. 6, 48], -

[но] затем, чтобы показать, что это менее значительно, [он продолжает]:

Все же из них ни одна не пошла на постыдное ложе

Скотского брака... [Букол. 6, 49 - 50].

(4) Что, [а] это [вот] не является весьма волнующим в сравнении с менее значимым [случаем]?

...[Анхиза - отца утратил я]...

Ни прорицатель Гелен, - хоть много невзгод предсказал он, -

Горя этого мне не предрек, ни даже Келено.

[Это - последняя скорбь]... [3, 709, 712 - 714].

Что мы здесь подмечаем, кроме [того], что все, что он вытерпел, показалось ему менее значительным, чем смерть отца?

(5) Некоторые отрицали, что [какое-нибудь] обстоятельство может быть усугублено в сравнении с более значительным. Однако Вергилий изящно провел это в отношении Дидоны:

...[поникла она от удара смертельного]...

Кажется, весь Карфаген иль старинный Тир под ударом

Вражеским рушится в прах... [4, 664, 669 - 670].

Ведь он сказал, что не меньшей была печаль из-за смерти одной [Дидоны], чем если бы был разрушен весь город, что, без сомнения, было бы очень значительным [случаем]. И Гомер также сделал:

...[Повержен божественный Гектор!

...раздавалися вопли]...

...как будто... высокий

Весь Илион от своих оснований в огне рассыпался! [Ил. 22, 394, 409-411].

(6) Есть у ораторов и такое [общее] место, удобное для возбуждения чувств, которое говорит о несбывшейся надежде. Его часто применял Вергилий:

Мы же - потомство твое, нам чертог небесный сулил ты [1, 250], -

и так далее. И Дидона [сетует]:

Если бы только, сестра, ждала я горе такое.

Легче бы все я снесла [4. 419 - 420].

(7) Эней [говорит] об Эвандре:

Верно, он и сейчас надеждой тешится тщетной.

Небу обеты творит... [11,49 - 50].

И это [вот еще]:

...пришлец, завладевший

Нашей землицей, - чего никогда я досель не боялся, -

"Это мое, - нам сказал, - уходите, былые владельцы!" [Букол. 9, 2 - 4].

(8) Однако я нахожу, что кто-нибудь может возбудить чувство и вследствие того, что он уже осуществил [свои] чаяния, как, [например], Эвандр:

Знал я, как сильно влечет к неизведанной славе отважных,

Знал, как отрадно хвалу стяжать, сражаясь впервые! [11, 154 - 155].

(9) Ораторы говорят о гомеопатии, всякий раз как волнение рождается из-за сходства переживаний, как [вот] у Вергилия:

...[Но если родителя горе

Может тронуть тебя, то молю я - ведь старцем] таким же

Был и отец твой Анхиз... [12, 932 - 934].

И [еще]:

[Я молю об одном: не покинь моей матери старой!

...Всколыхнулись души дарданцев,

Пролили слезы мужи, и всех обильней - Асканий]:

Образ сыновей любви об отце [напомнил и сердце]

Сжал... [9,284, 292 - 295].

И [вот еще]:

[Я обомлел]...

Милого образ отца мне представился [в это мгновенье,

Ибо я видел, как царь, ровесник ему, от удара

Страшного дух испустил] [2, 559 - 562]. {16}

{16 Мы приводим эти строчки, так как у издателя, видимо, ошибочно указана строка (660) вместо 560 (см.: р. 235).}

И Дидона [также говорит]:

...[мне известны бедствия Трои]

........

Бедствий таких же сама я изведала много: повсюду

Нас Фортуна гнала... [1, 623, 628 - 629].

(10) Есть и такое [общее] место для возбуждения чувств, когда речь обращена или к неодушевленным [вещам], или к бессловесным [существам]. Этим [общим] местом часто пользуются ораторы. И то и другое очень волнующе излагал Вергилий устами Дидоны:

...Вы, одежды [и ложе], - отрада

[Дней], когда бог и судьба [мне отраду узнать] разрешили! [4, 650 - 651], -

или Турн:

[Сжалься, о Фавн, я молю], и ты, Земля всеблагая,

Крепче держите копье... [12, 777 - 778].

И также в другом месте:

...Ты всегда безотказно внимала,

Пика, моим мольбам! [12, 95 - 96].

И еще:

Долго, мой Реб, - если есть для смертных долгие сроки, -

Мы зажились [10. 861 - 862].

(11) Волнение в [речах] ораторов создает также [выражение] сомнения, которое греки называют сторэсис. Ведь [тебе], или огорчающемуся, или гневающемуся, свойственно сомневаться [в том], что ты делаешь. [Например]:

...[Дидона твердит]...

Что ж мне делать? Опять, женихам на посмешище прежним,

[Мужа искать]... [4, 533 - 534].

(12) И это [вот он говорит] об Орфее:

Что было делать? Как быть, коль похищена дважды супруга? [Георг. 4, 504].

И [также] о Нисе:

Что предпринять? С оружьем напасть и отбить [Эвриала]?

Хватит ли сил? [9, 399 - 400].

И Анна взволнованно [кричит]:

Плачь мой с чего мне начать? [Ты не хотела]

Спутницей [взять и меня]... [4, 677 - 678].

(13) У риторов и свидетельство об увиденном [тоже] создает переживание [у слушателя]. Вергилий следовал этому таким образом:

Сам Эней, увидев Палланта лик побелевший

И на гладкой груди от копья авзонийскую рану,

[Слез не мог удержать]... [11, 39 - 40].

(14) И то [еще Вергилий пишет]:

Тотчас крови струя пропитала одежду... [10, 819].

И [также]:

...[изрыгая]

Крови потоки в песок и корчась в муках предсмертных [11, 668 - 669].

И [это вот]:

...[увидел он... Эрифилу], -

Раны зияли на ней, нанесенные сыном свирепым [6, 445 - 446].

И [еще]:

Головы были мужей, оскверненные гноем кровавым [8, 197].

И [вот]:

[Меч... впился в...] Эвриала.

Тело прекрасное кровь залила... [9, 432 - 433].

И, [наконец]:

...[плотью людей Циклоп насыщается]...

Видел я сам, как двоих из наших [спутников сразу

Взял он огромной рукой]... [3, 623 - 624].

(15) Создает волнение [и] гипербола, то есть преувеличение, посредством которого выражается или гнев, или добросердечие. Гнев - когда, [например], случается, мы говорим: "Ему следовало [уже] тысячу раз пропасть пропадом!" Такое есть [и] у Вергилия:

Казнью любой у меня самого пусть бы отняли душу [10, 854].

Сочувствие - когда он говорит:

Даже пуиийские львы о твоей кончине стенали,

Дафнис... [Букол. 5, 27].

(16) Кроме этого от преувеличения рождается или любовная или другого рода страсть:

[Пусть я горше тебе покажусь сардонийского сока]

............

Ежели мне этот день не кажется длительней года [Букол. 7, 41, 43].

И это [вот], в частности:

...подожжет пучину морскую

Турн скорей, чем священный мой лес [9, 115 - 116].

И [еще]:

[Волю не сломит мою], - пусть бы даже в потопе смешались

Волны и суша... [12, 204 - 205].

(17) Волнение вызывает [также] восклицание, которое у греков называется экфонесис. Изредка оно делается от лица поэта, иногда от [лица того] самого, кого он выводит говорящим. (18) [И это вот] - именно от лица поэта:

Мантуя, слишком, увы, и Кремоне близкая бедной [Букол. 9, 28].

Что бы потомки о нем ни сказали - он будет несчастен [6, 822].

[В память] о горькой любви... [10, 188], -

и другое [тому] подобное. (19) От лица же другого [говорится]:

[Что вспоминать о жестоких делах]...

О, если бы их на него самого обрушили боги! [8, 483 - 484].

И [далее]:

...О боги, если о мести

К вам взывать не грешно - за бесчестье грекам воздайте! [6, 529 - 530].

И [еще]:

(Землю избавьте скорей, о боги, от этой напасти!) [3, 620].

(20) Противоположна этому обороту [речи] апосиопэсис, то есть педого - варивание. Ведь как в том случае мы говорим о чем-нибудь с восклицанием, так в этом случае мы что-либо недоговариваем, рассчитывая, что слушатель все же может понять. (21) Его же он находит [подходящим] преимущественно для гневающихся, как, [например], Нептуна:

Вот я вас! А теперь пусть улягутся пенные волны [1, 135].

И Менесфея:

...победить я не тщусь в состязанье

(О, если б так! Но Нептун пусть пошлет, кому хочет, победу) [5, 194 - 195].

И Турна:

Но когда бы хоть след в нас остался доблести прежней! [11, 415].

А в "Буколиках" [Дамет отвечает Меналку]:

Знаем мы, кто тебя... - козлы - то недаром косились! -

В гроте священном каком... а резвые нимфы смеялись! [Букол. 3, 8 - 9].

(22) Но в отношении Синона благодаря этому приему недоговаривания возникает и чувство жалости:

[Не успокоился он], покуда помощь Калханта...

Но для чего я вотще вспоминаю о прежних невзгодах? [2, 100 - 101].

(23) Волнение рождается и от повторения, которое греки называют эпанафора, когда предложения начинаются с одних и тех же слов. Отсюда Вергилий [пишет]:

Но Эвридику еще уста охладевшие звали,

Звали несчастную - ах! - Эвридику, с душой расставаясь,

И берега далеко по реке: "Эвридика!" - гласили [Георг. 4, 525 - 527]. {17}

{17 Эпанафора в оригинале:

...Eurydicen vox...

a miseram Eurydicen!

Eurydicen toto...}

И это [вот]:

Пел, отрада-жена, о тебе у волны, одинокий.

Пел при рождении дня и пел при его угасанье [Георг. 4,465 - 466]. {18}

{18 Эпанафора в оригинале:

te dulcis... te solo...

te veniente... te decedente...}

И это [еще]:

Рощ Ангитийских листвой и Фуцина стеклянной волною,

Влагой озер оплакан ты был [7, 759 - 760]. {19}

{19 Эпанафора в оригинале:

te nemus... te Fucinus

te liquidi...}

(24) Эпитимэсис, то есть порицание, и само [по себе] содержит страсть.

Это имеет место [тогда], когда мы отвергаем упреки теми же [самыми] словами:

Медлит Эней в неведенье бед, - пусть медлит он дольше! [10, 85]". {20}

{20 В трех рукописях прибавлено: «О складе речи Вергилия» (р. 239).}

<...>

Книга пятая

(1 , 1) После этого, так как Евсевий ненадолго умолк, все стали шепотом единодушно говорить между собой, что не меньше, чем поэтом, Вергилия нужно считать оратором, у которого обнаруживается и такая [значительная] выучка говорить, и столь тщательное соблюдение риторического искусства. (2) И [тут] Авиен говорит: "Я хочу, чтобы ты, превосходнейший из учителей, сказал мне, если мы соглашаемся, так как [это] необходимо, что Вергилий был оратором, [и] если бы кто-нибудь теперь захотел следовать искусству речи, [то] больше ли он преуспел бы [в этом] благодаря Вергилию или благодаря Цицерону?"

(3) "Я понимаю, чего ты затеваешь, - сказал Евсевий, - чего добиваешься, во что пытаешься меня втянуть: в то, надо думать, во что я меньше всего хочу [быть втянутым], - в сравнение Марона и Туллия. Ведь ты спросил с намеком, кто из них более выдающийся [оратор], поскольку сравнивать [их], притом по необходимости, большей частью будет [только] тот, кто сам во многом превосходит [других]. (4) Но я хочу, чтобы ты ослабил ради меня это [твое] сильное и безмерное принуждение, потому что [никто] из нас не [осмелился бы] устраивать между ними такую тяжбу, [да] и я не осмелился бы показаться приверженцем такого рода решения в отношении той или другой стороны. Поэтому я осмелюсь сказать лишь то, что дар слова Мантуанца является многосторонним и многообразным и охватывает любой вид речи. А вот у вашего Цицерона - одна [только] особенность красноречия: оно - пространное, и страстное, и обстоятельное. (5) [В совокупности] же природа ораторов не является простой и единой: этот растекается [словами] и велеречив; тот, напротив, стремится говорить кратко и сжато. какой-нибудь незатейливый [оратор], и простой, и рассудительный, любит некую умеренность речи; другой, витиеватый, резвится в цветистой речи. При таком столь [великом] несходстве всех [ораторов] лишь один Вергилий создал [свое] красноречие из всех видов [речи]".

(6) [На это] Авиен ответил: "Я хотел бы, чтобы ты весьма ясно показал мне эти различия [в красноречии] на примере [отдельных] лиц".

(7) [Тогда] Евсевий говорит: "Есть четыре рода речи: пространная, в которой господствует Цицерон; краткая, в которой царствует Саллюстий; простая, которую приписывают Фронтону; витиеватая и цветистая, в которой когда-то [блистал] Плиний Старший, а ныне блистает наш Симмах, [оратор], не слабее никого из древних. Но [только] у одного Марона ты обнаружишь [все] эти четрые рода [речи вместе]. (8) Ты хочешь услышать его, говорящего с такой [великой] краткостью, что сама [эта] краткость не может [уже] быть больше уменьшена и ограничена? [Так послушай]:

...и поля, где Троя стояла... [3, 11(10)].

Вот [как] в весьма немногих словах он опустошил величайший город, уничтожил [его], не оставил от него даже и развалин! (9) Ты хочешь, чтобы об этом [же] самом он сказал [теперь] весьма пространно? [Например, так]:

День последний пришел, неминуемый срок наступает

Царству дарданскому! Был Илион, троянцы и слава

Громкая тевкров была, - но все жестокий Юпитер

Отдал врагам; у греков в руках пылающий город! [2, 324 - 327].

(10) О Илион, обитель богов, дарданцев отчизна!

Стены, что славу в бою обрели! [2, 241 - 242].

Кто о кровавой резне той ночи страшной расскажет?

Хватит ли смертному слез, чтобы наши страданья оплакать?

Древний рушится град, паривший долгие годы [2, 361 - 363].

Какой родник, какая река, какое море [разливаются] столь [многими] потоками, сколь [многими] словами изливается этот [поэт]?

(11) Теперь я даю место [вот] этому простому роду красноречия:

Вдруг, вперед пролетев и медлительный строй обогнавши.

Двадцать отборных бойцов на конях за собой увлекая,

К лагерю Турп подскакал. Фракий в яблоках белых

Мчит его конь, и золотом шлем горит красногривый [9, 46 - 49 (47 - 50)].

(12) [Но] с каким изяществом, насколько цветистой речью, так как он [этого] пожелал, преподносится также [вот] это:

Некогда бывший жрецом Кибелы и ей посвященный,

Бился меж тевкров Хлорей, блиставший доспехом фригийским.

Мчит его взмыленный конь в чепраке из кожи, обшитой.

Словно перьями, сплошь чешуей позолоченной медной;

Сам Хлорей, облаченный в багрец и пурпур заморский,

С рогом ликийским в руках, посылает гортинские стрелы;

<...>

Вышита туника вся и покров, одевающий бедра [11, 768 - 773, 777].

(13) Однако же эти [виды речи] были разделены [в приведенных примерах] между собой. Ты же хочешь видеть, каким образом сам Вергилий соединяет эти четыре рода красноречия и из всего разнообразия [речей] создает [их] наипрекраснейшую соразмерность? [Так смотри]:

(14) Пользу приносит земле опалять истощенную ниву,

Пусть затрещавший огонь жнивье легковесное выжжет.

То ли закрытую мощь и питанье обильное земли

Так извлекают, иль в них бывает пламенем всякий

Выжжен порок и, как пот, выходит ненужная влага.

Или же множество пор открывает и продухов тайных

Жар, которыми сок восходит к растениям юным,

То ль, укрепляясь, земля сжимает раскрытые жилы,

Чтобы ни частый дождь, ни сила палящего солнца

Не погубили семян, ни Борея пронзительный холод [Георг. 1, 84 - 93].

(15) Вот [тебе] род красноречия, которого ты не найдешь нигде в другом месте, в котором [нет] ни безудержной краткости, пи несносной болтливости, ни бесцветной простоты, ни велеречивой пышности [речи].

(16) Кроме того, есть два склада речи, различные из-за несходного права [ораторов]. Один является убедительным и основательным. Его приписывают Крассу. Вергилий пользуется им, когда Латин наставляет Турна:

Воин, великий душой! Насколько всех превосходишь

Дерзкой доблестью ты, настолько мне подобает

Все обдумать... [12, 19], -

и так далее. (17) Другой [склад речи], противоположный этому, - зажигательный, и прямолинейный, и выражающий неприязнь. Им пользовался Антоний. И не безосновательно ты потребовал бы от Вергилия этого [склада речи]. [Вот его пример]:

...Не такие недавно

Речи ты вел! Так умри! Расставаться братьям не гоже! [10, 599 - 600].

(18) Разве ты не видишь, что красноречие различается из-за различия самих [ораторов]? Мне кажется, что его - то Вергилий с усердием [и] не без некоторой предусмотрительности сделал смешанным, благодаря чему он подготовил себя к успехам во всем, и что он предусмотрел это с помощью не человеческой, но божественной способности, и притом он подражал не кому иному, как самой природе, матери всех вещей; он приводил ее как [пример] согласия разнозвучного в музыке. (19) Ведь если бы ты стал тщательно созерцать сам мир, [то] нашел бы большое сходство того божественного и этого поэтического труда. Ибо как красноречие Марона является всеохватным в сравнении с обычаями всех [других ораторов, а именно] оно является то немногословным, то пространным, то простым, то цветистым, то всем вместе, иногда спокойным или бурным, - так [и] сама земля здесь обильна полями и лугами, там вздыблена лесами и холмами, тут иссушена песками, в другом месте напоена родниками, [а в некоторой] части омывается огромным морем. (20) Простите и не слишком порицайте меня [за то], что я сравнил Вергилия с природой. Ведь [и мне] понятно [то] самое, [что он стоит] ниже [природы], даже если бы я сказал, что он один соединил различные склады [речи] десяти витий, которые процветали в аттических Афинах".

(2 , 1) Тогда Евангел, притворно улыбаясь, говорит: "Хорошенькое дело! Ты сравниваешь с богом - творцом поэта из мантуанской деревни, о котором я сказал бы, что он вовсе не читал [тех] греческих витий, упоминание о которых ты сделал. Откуда же у венета, рожденного деревенскими родителями, воспитанного среди лесов и кустарников, столь тонкое знание греческих сочинений?"

(2) И [в ответ на это] Евстафий говорит: "Пожалуйста, не думай, Евангел, будто кто-нибудь из греков почерпнул даже у лучших сочинителей такое богатство греческой учености, какое мастерство Марона и отыскало, и внесло в его произведения. Ибо помимо того огромного богатства философии и астрономии, о чем мы рассуждали выше, {1} есть немало другого, что он взял у греков и присоединил к своим песнопениям словно прирожденное им".

{1 См.: Cameron A. Macrobius, Avienus, and Avianus // The Classical Quaterly. 1967. Vol. 17, ? 2. P. 395, где сказано, что доклад Евстафия о философии и астрологии у Вергилия исчез в лакуне.}

(3) [Тут] и Претекстат сказал: "Просьба к тебе, Евстафий, чтобы ты пожелал сообщить нам также об этом, насколько [у тебя] хватило бы [столь] внезапно востребованной памяти". [Затем и] все [остальные], поддерживая Претекстата, стали призывать Евстафия к выступлению. [И] он начал так:

(4) "Неужели вы думаете, что я намерен говорить о том, что повсюду известно, [а именно о том], что он взял себе [в качестве] примера пастушеского сочинения Феокрита, сельского - Гесиода; и [о том], что в [тех] самых Теоргиках" признаки непогоды и ясной погоды он заимствовал из "Явлений" Арата, или [о том], что он почти дословно списал у Писандра разрушение Трои вместе с его Синопом, и деревянным конем, и всем [остальным] прочим, что составляет вторую книгу ["Энеиды"]?

(5) Этот [Писандр] выделяется среди греческих поэтов [своим] сочинением потому, что, начиная с бракосочетания Юпитера и Юноны, он свел в один ряд собранные всевозможные повествования, которые через все последующие века дошли вплоть до поколения самого Писандра, и из отдельных разрозненных событий создал единый свод. В этом сочинении среди прочих повествований был также рассказ об уничтожении Трои подобным образом. Благодаря достоверному переводу этого [рассказа] Марон [и] воссоздал у себя [в поэме] падение Илионского града.

(6) Впрочем, и эти, и подобного [рода] песенки для детей я опускаю. Но далее, разве не позаимствовал [он] для себя у Гомера [даже] саму "Энеиду": во-первых, скитание - из "Одиссеи", затем из "Илиады" - сражения? [И] хотя у Гомера прежде завершилась Илионская война, [а] затем [уже] возвращающемуся из Трои Улиссу выпало скитание, у Марона, напротив, плавание Энея предшествовало боям, которые [лишь] после этого велись в Италии, потому что порядок событий изменил и строй произведения. (7) Опять [же] в первой [книге "Илиады"] Гомер, так как хотел вывести Аполлона враждебным по отношению к грекам, придумал [для этого] повод в виде обиды [его] жреца. [А] этот подготовил кучу предлогов [для того], чтобы вывести Юнону недружественной в отношении троянцев.

(8) И [также] я не буду с великой тщательностью излагать то, пусть [даже оно], как я считаю, не вполне исследовано, о чем он оповестил [уже] с первой строки, [а именно то], что он намерен вести Энея от берегов Трои:

[Битвы и мужа пою], кто в Италию первым из Трои -

Роком ведомый беглец - к берегам приплыл Лавинийским [1, 1 - 3 (1 - 2)].

[Но там], где он приступает к повествованию, он ведет корабли Энея [уже] не от Трои, а от Сицилии:

Из виду скрылся едва Сицилии берег, [и море

Вспенили медью они], и радостно подняли парус [1, 34 - 35].

(9) Это все он сплел из гомеровых нитей. Ведь тот, избегая в поэме сходства с историками, правило которых - начинать с начала событий и вести непрерывное повествование вплоть до конца, сам, согласно поэтической науке, начал с середины событий и [только] потом возвратился к [их] началу.

(10) Итак, скитание Улисса он начал описывать [с отплытия] от троянского побережья, но впервые он от своего лица изображает его плывущим с острова Калипсо и приводит к феакам. Там, на пиру [у] царя Алкипоя, [Улисс уже] сам рассказывает, каким образом прибыл из Трои к Калипсо. После [посещения] феаков поэт [снова] от собственного лица описывает плавание Улисса обратно на Итаку.

(11) Подражая ему, Марон ведет Энея от Сицилии [и], описывая его плавание, приводит [затем] в Ливию. Там, на пиру Дидоны, Эней [уже] сам повествует о плавании до Сицилии из Трои и завершает одним стихом [то], что уже пространно описал поэт:

Плыл я оттуда, когда меня к вам боги пригнали [3, 715].

(12) После Африки поэт также опять от своего лица описал путь отряда кораблей вплоть до самой Италии:

В это же время Эней продолжил свой путь неуклонно [5, 1].

(13) Так что, [спросите вы], и все Вергилиево произведение устроено как бы по какому-то зеркальному отображению сочинения Гомера? И действительно, [отдельные] обстоятельства - кто захочет, [тот] пусть сравнит строки того и другого [поэта], - описаны с удивительным подражанием [так], что Венера подошла на место Навсикаи, дочери Алкиноя; сама же Дидона воспроизводит образ царя Алкиноя, оживляющего застолье. (14) Соответственно он касается также Сциллы, и Харибды, и Кирки, и для стад Солнца изображает острова Строфады. И [у того и другого] пришедший за советом обитателей преисподней направляется к ним в сопровождении жреца. Там Палинур [соответствует] Эльпенору. Впрочем, и недружественному Аяксу [соответствует] недружественная Дидона, и советам Тиресия соответствуют предостережения Анхиза. (15) [Есть у него] еще сражения [по примеру] "Илиады"; и совершенно научное описание ран; и два перечисления войск; и изготовление оружия; и разнообразные развлекательные состязания; и заключенный между царями и нарушенный [затем] договор; и ночная вылазка; и посольство, доставляющее отказ от Диомеда по примеру [отказа] Ахилла; и рыдание над Паллантом, как [над] Патрок - лом; и перебранка [между] Дранком и Турном, как [между] Ахиллом и Агамемноном (ведь и там и здесь один думал о своем благополучии, [а] другой ~ об общем); единоборство Энея и Турна, как Ахилла и Гектора; и пленники, там предназначенные для тризны Патрокла, [а] здесь - [для тризны] Палланта:

...Рожденных в Сульмоне

Юных бойцов четверых и вспоенных Уфентом столько же

В плен живыми берет, чтобы в жертву манам принесть их,

[Вражеской кровью залить костра погребальное пламя] [10, 517 - 520].

(16) Поэтому также в соответствии с гомеровским Ликаоном, который, схваченный среди отступающих, прибег, что неудивительно, к мольбам [о пощаде], и все же Ахилл не пожалел [его] из-за страдания по павшему Патроклу, сходной участью в гуще схватки был наделен Маг, [о чем сказано так]:

...[торговаться о выкупе поздно],

Выкупы Турн отменил, когда отнял он жизнь у Палланта.

.........

[Вымолвив... клинок погрузил ему в горло] [10, 532 - 533, 535 - 536].

(17) Но и глумление Ахилла над [этим] самым Ликаоном, уже убитым, переносится Мароном на Тарквита. Тот восклицает:

Там ты лежи, [между рабами]! [Ил. 21, 122], -

и так далее. И этот ваш [тоже]:

[Воин грозный], лежи отныне здесь! [10, 557], -

и так далее.

(3 , 1) И если вы хотите, чтобы я передал [вам] и сами стихи [Вергилия], почти дословно переведенные [из Гомера, то], хотя [моя] память ныне [и] не подсказывает всех [стихов], я приведу [те], которые мне вспомнились. [Итак]:

(2) Жилу привлек до сосца и до лука железо пернатой [Ил. 4, 123].

С какой краткостью очень богатый [греческий] язык изложил все действие! Впрочем, ваш [поэт] сказал то же, хотя воспользовался сложным предложением:

...[лук напрягала фракийская нимфа];

Долго сгибала его, пока не коснулись друг друга

Рога концы и стрелы острие руки не коснулось

Левой, а правая в грудь, отводя тетиву, не уперлась [11, 859 - 862].

(3) Тот пишет:

...никакая другая

Больше земля не виднелась, одно лишь море да небо [Од. 12, 403 - 404].

[Этот]:

...и нигде уже

Видно не стало земли - только небо и море повсюду [3, 192 - 193].

(4) [Тот]:

Темные волны, подобно горе, {2}окружили лежавших,

{2 В переводе П. А. Шуйского ошибочно напечатано «подобно реке».}

...кругом нависая [Од. 11, 243 - 244].

[Этот]:

...[Наподобье]

Согнутых скал поднялись и застыли недвижные волны [Георг. 4, 360 - 361]. {3}

{3 Подчеркнем близость (буквальные совпадения) греческого и латинского текстов в оригинале, так как в переводах это совпадение не столь тесное,

к?мб... кхсфщиЭн = curvata... nuda;

п?сей ?упн = in molis faciem;

рбсЯуфбфп ? circumstetit.}

(5) И о Тартаре тот говорит:

... [Тартар ],

Столько далекий от ада, как светлое небо от дола! [Ил. 8, 15 - 16].

[Этот]:

Тартара темный провал, что вдвое до дна его дальше,

Чем от земли до небес, до высот эфирных Олимпа [6, 578 - 579].

(6) [Тот]:

И когда питием и пищею глад утолили [Ил. 1, 469].

[Этот]:

Только лишь голод гостей утолен был лакомой пищей [8, 184].

(7) [Тот]:

Дал [Пелейону] одно, а другое владыка отринул [Ил. 16, 250].

[Этот]:

Феб услышал его, и душой половине молитвы

Внял он, но ветрам велел половину другую развеять [11, 794 - 795].

(8) [Тот]:

Будет отныне Эней над троянцами царствовать мощно,

Он. и сыны от сынов, имущие поздно родиться [Ил. 20, 307 - 308].

[И этот]:

Будут над всею страной там царить Энея потомки,

Дети детей, а за ними и те, кто от них народится [3, 97 - 98].

(9) [Тот говорит]:

... У него ослабели колени.

Также и сердце [Од. 5, 297 - 298].

И в другом месте:

[Храбрый ] Аякс ужаснулся и к брату [младому воскликнул] [Ил. 15, 436]. {4}

{4 В связи с приводимой Макробием строкой: Л?бт д’ ?ссЯгзуе кбуйгнЮфпйп реуьнфпт, — издатель указывает на два места Илиады: 8, 330 («[Сын Телемонов], Аякс, не оставил падшего брата») и 15, 436, которое мы избрали и цитируем, хотя ни одно из них в переводе точно ей не соответствует, выражая ее содержание только в совокупности, так как она значит: «Аякс ужаснулся упавшему брату (= когда брат упал)».}

Этот из двух [строк] сделал одну:

Тело Энею сковал внезапный холод [1, 92].

(10) [Тот]:

Мощная в бронях, защитница града, Паллада Афина!

Дрот сокруши Диомедов и дай, о богиня, да сам он

Ныне, погибельный, грянется ниц перед башнею Скейской! [Ил. 6, 305 - 307].

[Этот]:

Ты, что оружьем сильна, о Тритония, браней владыка!

Мощной рукой сокруши копье врага, чтобы пал он

Возле высоких ворот, чтобы сгинул разбойник фригийский! [11, 483 - 485].

(11) [Тот]:

... [несытая бешенством Распря ]

.........

В небо уходит главой, а стопами по долу ступает [Ил. 4, 440, 443].

[Этот]:

...[Молва]...

Ходит сама по земле, голова же прячется в тучах [4, 173, 177]. {5}

{5 Эта строчка может быть отнесена и к великану Ориону, как указывает издатель, в 10, 767: «Шествовал сам по земле, голова же пряталась в тучах».}

(12) Тот пишет о сне:

[Скоро сон непробудный спустился к нему на ресницы ].

Сладкий, глубокий, всего наиболее сходный со смертью [Од. 13, 79 - 80].

Этот изобразил [его так]:

...[забылся на ложе]

Сладким, глубоким сном, безболезненной смерти подобным [6, 521 - 522].

(13) [Тот]:

Скипетром сим я клянуся, который ни листьев, ни ветвей

Вновь не испустит, однажды оставив свой корень на холмах.

Вновь не прозябнет, - на нем изощренная медь обнажила

Листья и кору, - и ныне который ахейские мужи

Носят в руках судии, уставов Зевсовых стражи [Ил. 1, 234-238].

(14) [Этот]:

Так же, как этот жезл (был жезл в руке его правой)

Тени не даст никогда, не оденется легкой листвою,

После того как, в лесу со ствола материнского срезан,

Соков лишен, потерял под ножом он и кудри и ветви,

Некогда сук, но теперь рукой искусной оправлен

В медный убор и вручен отцам народа латинян [12, 206-211].

(15) А теперь, если угодно, я отхожу от сличения переведенных [Вергилием] стихов [Гомера], чтобы однообразный рассказ не породил отвращения из-за пресыщения [стихами] и [чтобы] беседа обратилась к [чему-нибудь] другому, не менее подходящему для нынешнего случая".

(16) [Однако] Авиен сказал: "Прошу, [Евстафий], продолжай исследовать все [то], что он извлек из Гомера. Ведь нет ничего приятнее, чем слушать [стихи] двух исключительных поэтов, говорящих об одном и том же. Хотя одинаково невозможными считаются эти [вот] три [вещи]: похитить молнию [у] Юпитера, или палицу [у] Геркулеса, или стих [у] Гомера, - потому что, даже если бы это могло произойти, все же никому другому не подобает бросать молнию, кроме Юпитера, биться дубиной, кроме Геркулеса, воспевать [то], что воспел Гомер, он благодаря переводу удачно вставил в свое произведение [то], что высказал предыдущий поэт, [так] что думают, будто [это его] собственное. Стало быть, согласно просьбе всех [присутствующих], сделай - ка ты, [пожалуйста, так] - если ты, [конечно], пожелаешь, - чтобы этому [нашему] собранию было сообщено [все], что ни заимствовал наш поэт у вашего".

(17) "Так давай [сюда] Вергилиев свиток, - говорит Евстафий, - так как, просматривая его отдельные места, я буду быстрее вспоминать о гомеровских стихах". И когда по распоряжению Симмаха слуга принес из библиотеки желаемую книгу, Евстафий наудачу развернул [ее], чтобы посмотреть стихи, которые [ему] предоставил случай, и говорит: (18) "Смотрите - [ка, тут сказано о] гавани на переходе с Итаки к городу Дидоны:

Место укромное есть, где гавань тихую создал,

Берег собою прикрыв, островок: набегая из моря,

Здесь разбивается зыбь и расходится легким волнением.

С той и другой стороны стоят утесы; до неба

Две скалы поднялись; под отвесной стеною безмолвна

Вечно спокойная гладь. Меж трепещущих листьев - поляна,

Темная роща ее осеняет пугающей тенью.

В склоне напротив, средь скал нависших таится пещера,

В ней - пресноводный родник и скамьи из дикого камня.

Нимф обиталище здесь. Суда без привязи могут

Тут на покое стоять, якорями в дно не впиваясь [1, 159 - 169].

(19) [Гомер так же описывает гавань на Итаке]:

В крае Итаки есть гавань одна, что давно уж зовется

Именем Форкина, старца морского; в бухте два мыса,

Как нависшие скалы стоят, образуя ту гавань

И защищая извне от высокой волны, от свирепой

Бури; внутри суда многоместные могут держаться

Даже без якоря, лишь доберутся к месту стоянки.

Выше над гаванью там длиннолистную видишь маслину.

Возле маслины - пещера прекрасная, темная, нимфам

Тем посвященная, коих зовут наядами также [Од. 13, 96 - 104]".

(4 , 1) И так как Авиен попросил, чтобы он не разрозненно, но с [самого] начала по порядку отмечал [совпадения], тот, перебрав листы до конца, начал так:

(2) "Дал тебе [Эолу. - В. З. ] власть родитель богов и людей повелитель

Бури морские смирять или вновь их вздымать над пучиной [1, 65 - 66].

[Так же у Гомера]:

Ибо Кронид поручил ему управленье ветрами:

Мог дуновенье он прекратить и поднять по желанью [Од. 10, 21 - 22].

(3) Дважды семеро нимф, блистающих прелестью тела,

Есть у меня, но красой всех выше Деиопея.

Я за услугу твою тебе отдам ее в жены [1, 71-73].

[С этим сходно]:

Шествуй; тебе в благодарность юнейшую дам я Хариту;

Ты обоймешь накопец, назовешь ты своею супругой

[Ту Пазифею ]... [Ил. 14,267 - 269].

(4) Бедствие Энея, когда Эол бушует, вместе с ободрением вождя, клянущего свое положение, списано с бедствия и ободрения Улисса, в котором место Эола занимает Непутун. [Всех этих] стихов, потому что их [весьма] много у того и другого [поэта], я не привожу. Кто захочет [их] собрать, [пусть тот] начнет с такого стиха:

Вымолвив так, он [Эол. - В. З. ] обратным концом копья [ударяет

В бок пустотелой] горы, - [и ветры уверенным строем

Рвутся в отверстую дверь и несутся вихрем над сушей] [1, 81 - 83].

И [вот] у Гомера из пятой [книги] "Одиссеи":

Кончив, он [Посейдон. - В. З. ] тучи собрал, взволновал многорыбное море,

[В руки трезубец схватив, им ударил: ужасные вихри

Всяких ветров пустились ]... [Од. 5, 291 - 293].

(5) [Еще сходные места по порядку]:

...[Эней... не сомкнувший

Глаз во всю ночь], поутру, лишь забрезжил рассвет благодатный,

Все решил разузнать: куда их забросило ветром,

Кто владеет страной (невозделано было прибрежье) -

Люди иль звери. - и спутникам тотчас поведать [1, 305 - 309].

Третий день совершша едва пышнокудрая Эос,

В руки тогда захватил я [Одиссей. - В. З. ] копье и меч заостренный,

К месту высокому быстро пошел, не удастся ль оттуда

Видеть дела человека и голос услышать, быть может?

(6) Нет, я здесь не видал и не слышал сестер твоих, дева, -

Как мне тебя называть? Ты лицом не похожа па смертных,

Голос не так звучит, как у нас. Ты, верно, богиня, -

Или Феба сестра, иль с нимфой крови единой [1, 326 - 329].

Смертная ты иль богиня, тебя на коленях молю я!

Если одна из богинь, живупцих на небе широком,

С дочерью Зевса владыки сравню я тебя, с Артемидой,

С нею больше всего по величию, виду, осанке! [Од. 6, 149 - 152].

(7) Если с первых причин начать рассказ мой, богиня,

Летопись наших трудов не успеешь выслушать задень.

Прежде чем Веспер взойдет и ворота Олимпа запрутся [1, 372 - 374].

...Да и кто об этом все рассказал бы!

Если бы ты пять или шесть круговратных годов оставался

Здесь и расспрашивал, сколько всего испытали там бедствий [Од. 3, 113(114) - 115(116)].

(8) Воздухом темным тогда окружила Венера идущих,

Облака плотный покров вкруг них спустила богиня,

Чтоб ни один человек пи увидегь, пи тронуть не мог их

Иль задержать по пути и спросить о причине прихода [1, 411-414].

К городу тою порой Одиссей приближался. Афина.

Доброе в мыслях придумав, его окружила туманом,

Чтобы из смелых феаков никто его не обидел

Словом насмешливым, чтобы при встрече не выведал, кто он? [Од. 7, 14 - 17].

(9) Так на Эврота брегах или Киифа хребтах хороводы

Водит Диана, и к ней собираются горные нимфы:

Тысячи их отовсюду идут за нею, - она же

Носит колчан за спиной и ростом их всех превосходит

(Сердце Латоны тогда наполняет безмолвия радость), -

Так же, веселья полна, средь толпы выступает Дидона [1, 498 - 503].

(10) Как Артемида богиня, спускаясь с высоких Тайгетских

Гор иль с горы Эриманта, из лука стрелы пускает

В быстрых оленей, вепрей, своей наслаждаясь охотой;

Зевсовы дочери - нимфы лесные следуют вместе,

Игры ведут, хороводы, Латона же, радуясь, смотрит:

Голову держит и лоб Артемида выше всех прочих.

Все хоть прекрасны, легко распознать между ними богиню, -

Девушка так Навсикая среди остальных выделялась [Од. 6, 102 - 109].

(11) Встал пред народом Эней: божественным светом сияли

Плечи его и лицо, ибо мать сама даровала

Сыну кудрей красоту и юности блеск благородный,

Радости гордый огонь зажгла в глазах у героя.

Так слоновую кость украшает искусство, и ярче

Мрамор иль серебро в золотой блистают оправе [1, 588 - 593].

(12) Тою порой Эвринома успела уже Одиссея

Вымыть в собственном доме его и маслом натерла.

Сверху накинула чистый хитон и плащ превосходный.

Голову тут озарила ему красотою Афина,

Ростом сделала выше, сильнее, густые пустила

Волосы на голове, гиацинту подобные цветом.

Словно когда серебром покрывает золото мастер

Славный - Гефест и Паллада Афина его обучили

Всяким искусствам, и он прекрасные делает вещи, -

Голову, плечи ему озарила такой же красою [Од. 23, 153 - 162].

(13) ...Троянец Эней перед вами,

Тот, кого ищете вы, из Ливийского моря спасенный [1, 595 - 596].

Это - действительно я, перенесши множество бедствий,

В год лишь двадцатый вернулся домой, в отцовскую землю! [Од. 21, 207 - 208].

(5 , 1) Смолкли все, со вниманьем к нему лицом обратившись [2, 1].

Рек, - и молчанье глубокое все аргивяне хранили [Ил. 7, 92].

(2) Боль несказанную вновь испытать велишь мне, царица!

[Видел воочию я], как мощь Троянской державы -

Царства, достойного слез, - сокрушило коварство данайцев [2, 3 - 5].

О, басилея! Ответить подробно тебе затрудняюсь.

Ибо небесные боги послали мне множество бедствий [Од. 7, 241 - 242].

(3) Многих дивит погибельный дар безбрачной Минерве

Мощной громадой своей; и вот Тимет предлагает -

С умыслом злым иль Трои судьба уже так порешила -

В город за стены ввести коня и в крепость поставить.

Капис и те, кто судил осмотрительней и прозорливей,

В море низвергнуть скорей подозрительный дар предлагают,

Или костер развести и спалить данайские козни,

Или отверстье пробить и тайник в утробе разведать.

Шаткую чернь расколов, столкнулись оба стремленья... [2, 31 - 39].

(4) ... [троянцы втащили коня деревянного сами ].

Там стоял он, вокруг безрассудно враги совещались.

Строили разные планы. Троякие были советы:

Иль безжалостной медью пробить это брюхо пустое.

Или. втащив на вершину высокую, сбросить с утеса.

Или как славную жертву богам в Плионе оставить.

Этот последний совет привести в исполненье решили:

Им предназначено было погибнуть, как только притащат

В город большого коня деревянного, в коем засели

Лучите из аргивян, троянцам несущие гибель [Од. 8, 504 - 513].

(5) Солнце меж тем совершило свой путь, и ночь опустилась,

Мраком окутав густым небосвод, и землю, и море [2, 250 - 251].

Пал между тем в Океан лучезарный пламенник солнца.

Черную ночь навлекая на многоплодящую землю [Ил. 8, 485 - 486].

(6) ...Как жалок па вид и как на того не похож был

Гектора он, что из битвы пришел в доспехах Ахилла

Или фригийский огонь на суда данайские бросил [2, 274 - 276].

О! несравненно теперь к осязанию мягче сей Гектор,

Нежели был, как бросал на суда пожирающий пламень! [Ил. 22, 373 - 374].

(7) ...[с ними подходит]

Сын Мигдона Кореб: на этих днях лишь явился

Юноша к нам, полюбив безрассудной любовью Кассандру.

Прибыл на помощь как зять к Приаму он и к фригийцам [2, 341 - 344].

(8) Офрионея сразил кабезийца, недавнего в граде,

В Трою недавно еще привлеченного бранною славой.

Он у Приама Кассандры, прекраснейшей дочери старца,

Гордый просил без даров, но сам совершить обещал он

Подвиг великий: из Трои изгнать меднолатных данаев.

Старец ему обещал и уже за него согласился

Выдать Кассандру, - и ратовап он, на обет положася

(9) Яростью я их зажег. И вот, точно хищные волки

В черном тумане, когда ненасытной голод утробы

Стаю вслепую ведет, а щенки с пересохшею глоткой

Ждут по логовам их, - мы средь вражеских копий навстречу

Гибели верной бредем по срединным улицам Трои,

Сумрачной тенью своей нас черная ночь осеняет [2, 355 - 360].

(10) Он устремился, как лев - горожитель, алкающий долго

Мяса и крови, который, душою отважной стремимый.

Хочет, на гибель овец, в их загон огражденный ворваться:

З хотя пред оградою пастырей сельских находит,

С бодрыми псами и с копьями стадо свое стерегущих.

Он, не изведавши прежде, не мыслит бежать от ограды:

Прянув во двор, похищает овцу либо сам под ударом

Падает первый, копьем прободенный из длани могучей [Ил. 12, 299 - 306].

(11) Так же, случайно ступив, в колючем терновнике путник

Вдруг потревожит змею - и с трепетом прочь он стремится,

Видя, что гад поднялся и свирепо раздул свою шею.

Так отступил Андрогей, когда нас узнал, устрашенный [2, 379 - 383].

Словно как путник, увидев дракона {6} в ухцелиях горных.

{6 ДсЬкщн по-гречески — змея; также баснословный змей.}

Прядает вспять и от ужаса членами всеми трепещет,

Быстро уходит, и бледность его покрывает ланиты, -

Так убежавши, в толпу погрузился Троян горделивых

Образом красный Парис, устрашаясь Атреева сына [Ил. 3, 33 - 37].

(12) ...[ярится]

[Пирр]...

Так выходит па свет, напитавшись травой ядовитой,

Змейка: зимой холода под землей ее долго держали;

Юностью ныне блестя и сбросив старую кожу,

Скользкую спину она извивает и грудь поднимает

К солнцу опять, и трепещет язык раздвоенный в пасти [2, 469 - 475].

Словно как горный дракон у пещеры ждет человека,

Трав ядовитых нажравшись и черной наполняся злобой,

В стороны страшно глядит, извиваяся вкруг над пещерой, -

Гектор таков, несмиримого мужества полный, стоял там [Ил. 22, 93 - 96].

(13) ...[стражей свалив, разлились по дворцу, словно волны].

С меньшей силой поток вспененный, прорвавши плотины,

Натиском волн одолев на пути стоящие дамбы,

Бешено мчит по лугам и по нивам стремит свои волны,

Вместе со стойлами скот унося [2, 495 - 499].

Словно река наводненная в поле пезапная хлынет,

Бурно упавшая с гор, отягченная Зевсовым ливнем:

Многие дубы иссохшие, многие древние сосны

Мчит и, крутящаясь, ил свой взволнованный в море бросает, -

[Так устремился и все взволновал Теламонид ]... [Ил. 11,492 - 496].

(14) Трижды пытался ее [Креусу. - В. З.] удержать я, сжимая в объятьях.

Трижды из сомкнутых рук бесплотная тень ускользала,

Словно дыханье легка, сновиденьям крылатым подобна [2, 792 - 794].

Трижды я к ней [Антиклее. - В. З.] устремлялся, душа призывала к объятьям;

Трижды из рук моих материнская тень ускользаю;

Острой жалостью больше еще омрачилося сердце [Од. 11, 206 - 208].

(6 , 1) Другие бедствия Энея здесь и Улисса там [описаны] в многочисленных стихах обоих [поэтов]. Но [оба] они начинают об этом так. [Этот]:

Вышли едва лишь суда в просторье морей... [3, 192].

Тот:

Остров покинули мы, и, когда никакая другая

... [земля не виднелась ]... [Од. 12, 403 - 404].

(2) [И далее поочередно]:

Мальчик!...

Дар прими: пусть руки мои тебе он напомнит [3, 486 - 487]. {7}

{7 В оригинале сходство больше (прямее, буквальнее), чем в переводе: manuum tibi quae monumenta mearum sint = упй... ?уфщ, мн?м’ ‘ЕлЭнзт чейс?н.}

Этот многожеланный подарок...

Милый, тебе; возьми о работе Елены на память [Од. 15, 125 - 126] .

(3) Нот напряг паруса; по волнам пробегаем вспененным,

Путь направляем, куда поведут нас ветер и кормчий [3, 268 - 269].

Снасти различные все приготовив на судне глубоком.

Сели мы: ветер и кормчий направили судно по морю [Од. 11,9 - 10].

(4) Справа Спилла тебя там ждет, а слева - Харибда:

Трижды за день она поглощает бурные воды,

Море вбирая в провал бездонной утробы, и трижды

Их извергает назад и звезды {8} струями хлещет.

{8 Sidera; в русском издании (Вергилий. Собр. соч. СПб., 1994) напечатано «зведы».}

Снилла в кромешной тьме огромной пещеры таится,

Высунув голову в щель, корабли влечет на утесы.

Сверху - дева она лицом и грудью прекрасной,

Снизу - тело у ней морской чудовищной рыбы,

Волчий мохнатый живот и хвост огромный дельфина.

Лучше Пахипатебе обогнуть тринакрийского меты,

По морю дольше идти, от прямого пути отклониться,

Чем хоть раз увидать безобразную Сциллу в обширном

Гроте ее между скал, оглашаемых псами морскими [3, 420-432].

(5) [Теперь] Гомер о Харибде:

...поглощаю морскую

Влагу соленую грозно Харибды божественной пропасть.

После, когда извергала обратно, кругом клокотало

С шумом ужасным, как будто в котле над огнем разожженным:

Брызги пены высоко взлетали на оба утеса.

Снова когда поглощала соленую влагу морскую,

Все у нее, казаюсь, внутри клокотало, вокруг же

Грозно ревело, внизу казаюсь земля, словно берег

Темный. Спутники были объяты ужасом бледным [Од. 12, 235 - 243].

(6) Гомер о Сцилле:

Лает страшная Сцилла, живущая в этой пещере:

Как у щенка молодого становится голос у Сциллы;

Злое чудовище все же она: никому не на радость

Видеть ее. даже богу, когда он встретится с нею.

Ног двенадцать у Сциллы уродливых и безобразных,

Шесть очень длинных затылков у ней, а над каждым затылком

Страшная есть голова; в три ряда у чудовища зубы

Крепкие, частые, смерть несущие черную людям.

Скрыта до половины она в пещере глубокой;

Выставив головы все наружу из пропасти страшной.

Ими на месте ловит, утес оглядев с вожделеньем.

Ловит дельфинов и всяких чудовии/, каких только схватит:

Множество шумная их Амфитрита питает во влаге [Од. 12, 85 - 97].

(7) Вижу в тебе лишь одном я образ Астианакса:

Те же глаза, и то же лицо, и руки, и кудри! [3, 489 - 490].

Та ж - у него голова, такие же волосы сверху,

Взгляды такие же глаз и такие же руки и ноги [Од. 4, 149 - 150].

(8) Трижды в пространстве меж скал раздавалось стенанье утесов,

Трижды пена, взлетев, орошала в небе светила [3, 566 - 567].

...снизу под нею Харибда священная, воду

Темную жадно глотая, затем из себя выпускает

Три раза в день [Од. 104 - 106]. {9}

{9 В оригинале большая словесная близость: ter... dedere

ter... vidimus...

фс?т... ?нЯзуйн... фс?т д’ ?нбспйвде?.}

(9) [Жжет Дидону огонь... бродит]

...Словно стрелой уязвленная дикая серна;

В рощах Критских пастух, за ней, беспечной, гоняясь,

Издали ранил се и оставил в ране железо.

Сам не зная о том; по лесам и ущельям Диктейским

Мечется серна, неся в боку роковую тростинку [4, 68 - 73].

(10) ...[Одиссея узрели... ходили

Окрест героя враги, как... волки]

Окрест еленя рогатого, коего муж звероловец

Ранил из лука стрелой; от него избежал быстроногий

Мчася, доколе вращачись горячая кровь и колена;

Но когда его мощь одолела стрела роковая.

Хищные волки его. между гор растерзав, пожирают [Ил. 11, 473 - 479].

(11) Так он [Юпитер Меркурию. - В. З. ] молвил, и сын, готовый исполнить немедля

Волю отца, золотые надел сандалии тотчас

(Крылья на них высоко над землей и над гладью морскою

Носят повсюду его с быстротой дуновения ветра);

После взял он свой жезл, которым из Орка выводит

Тени бледные бог иль низводит их в Тартар угрюмый,

В сон погружает людей и спящим глаза отверзает.

Вот средь клубящихся туч пролетел он, жезлом погоняя Ветры [4, 238 - 246].

(12) Так произнес, - и ему [Зевсу. - В. З. ] повинуется Гермес посланник:

Под ноги вяжет прекрасную обувь, плес ни цы златые.

Вечные; бога они над влажною носят водою,

И над землей беспредельною, быстро, с дыханием ветра;

Жезл берет он, которым у смертных, по воле всесильной,

Сном смыкает он очи или отверзает у спящих;

Жезл сен приняв, устремляется аргоубийца могучий [Ил. 24, 339 - 345].

(13) ...[просьбам... не внял он [Эней. - В. З .]

................

Так нападают порой на столетний дуб узловатый

Ветры с альпийских вершин: то оттуда мча, то отсюда,

Спорят они. кто скорей повалить великана сумеет.

Ствол скрипит, но хоть лист облетает с колеблемых веток.

Дуб на скале Нерушимо стоит: настолько же в недра

Корни уходят его. насколько возносится крона [4, 439. 441 - 446].

(14) [грянулся оземь Эвфорб ]...

Словно как маслина Орево, которое муж возлелеял

В уединении, где искипает ручей многоводный.

Пышно кругом разрастается; зыблют ее, прохлаждая,

Все тиховейные ветры, покрытую цветом сребристым;

По внезапная буря, нашедшая с вихрем могучим,

С корнем из ямины рвет и по черной земле простирает [Ил. 17, 50, 53 - 58].

(15) Чуть лишь Аврора, восстав с шафранного ложа Тифона,

Зарево первых лучей пролила на земные просторы [4, 484 - 485].

Рано, едва лишь Денница Тифона прекрасного ложе

Бросила, свет вожделенный неся и бессмертным и смертным [Ил. 11, 1 - 2]. {10}

{10 В цитате Макробия есть третья строка: ??т м?н кспкьрерлпт ?кЯднбфп р?убн ?р’ б?бн, — которая отсутствует в переводе З. И. Гнедича. Но она-то как раз и показывает сходство строк Вергилия и Гомера: ?кЯднбфп р?убн ?р’ б?бн = sparge-bat... terras; ??т м?н кспкьрерлпт нашло соответствие в Tithoni croceum... cubile.}

(7 , 1) Только лишь вышли суда в открытое море и берег

Скрылся из глаз, - куда ни взгляни, лишь небо и волны, -

Над головой беглецов собралась дожденосная туча.

Бурей и тьмою грозя, и волна поднялась в полумраке [5, 8 - 11].

Остров покинули мы. и, когда никакая другая

Больше земля не виднелась, одно лишь море да небо.

Темную тучу тогда над судном нашим глубоким

Поднял Кронной; и вот потемнело широкое море [Од. 12, 403 - 406].

(2) [Чашами] пьет он вино и взывает к духу Анхиза,

Маны великого вновь с берегов зовет Ахеронта [5, 98 - 99].

Черпая [кубком двудонным ] вино [из сосуда златого ],

[Окрест костра ] возливач и лицо орошач им земное,

Душу еще вызывая бедного друга Патрокла [Ил. 23, 219 - 221].

(3) ...[Клоант]...

Панцирь из легких колец золотых, в три слоя сплетенный,

В дар получил: тот панцирь Эней совлек с Демолея,

Под Илионом его победив у вод Симоента [5, 250, 259 - 261].

Дам ему [Эвмслу. - В. З. ] латы, которые добыл я [Ахиллес. - В. З. ] с Астеропея.

Медные; их оконечность литая струя окружает

Олова светлого; будет сен дар Эвмела достоин [Ил. 23, 559 - 562].

(4) И состязание по бегу {11} похоже у того и другого [поэта]. И потому что у них обоих [оно] представлено в многочисленных стихах, [пусть] читатель [сам] найдет [одно] место, подобное [другому] месту. [А] начало [его] таково:

{11 По-видимому, начиная с предшествующего (третьего) параграфа этой главы, где говорится о награждениях Клоанта и, соответственно, Эвмела, Макробий приступает к подборке стихов, рассказывающих о разного рода состязаниях, так как Клоант получает награду в состязании гребцов (гребных судов), а Эвмел — в соревновании колесниц. При этом слово cursorum переведено нейтрально: «по бегу», так как дальше следуют примеры начала соревнований бегунов и бега колесниц.}

Так он [Эней. - В. З. ] сказал - и встают на места бегуны и, по знаку

Разом [сорвавшись, летят]... [5,315 - 316].

... [колесницы ]...

Стали порядком; межу [им далекую на поле чистом ]

Царь Ахиллес указа! [Ил. 23, 357 - 359].

(5) Состязание кулачных бойцов начинается у этого [так]:

Встали тотчас на носки и высоко подняли руки [5, 426].

У того [так]:

Так опоясавшись оба, выходят бойцы на середину.

Разом один на другого могучие руки заносят [Ил. 23, 685 - 686].

(6) Если бы ты захотел сравнить состязающихся [в стрельбе] стрелами, ты найдешь такие зачины [у] того и другого [поэта]:

Следом вызвал Эней всех, кто хочет в стрельбе состязаться [5, 485].

Сын же Пелеев для лучников темное вынес железо [Ил. 2, 850].

(7) [И в других случаях] будет достаточно сказать о зачинах [тех] мест, где присутствует длинное повествование, чтобы читатель [сам] нашел [то], что за ними следовало.

(8) Так он сказал, и как легкий дымок, растаял в эфире.

Вслед ему молвил Эней: "От кого ты бежишь? И куда ты

Так поспешаешь? Ужель даже сына обнять ты не вправе?" {12}

{12 После этих строк в переводе С. Ошерова следует:

Так он сказал и огонь оживил, под золою уснувший

Жертвенной полбой алтарь пергамского Лара осыпал

И перед Вестой седой воскурил благовонья обильно.

В цитате же Макробия за ними следуют еще две строки, которые мы и привели. У издателя — это все один сплошной текст (по крайней мере, он дает лишь одно указание: 5, 740). В переводе же С. Ошерова эти две строки находятся в шестой книге.}

Трижды пытался отца удержать он, сжимая в объятьях, -

Трижды из сомкнутых рук бесплотная тень ускользала [5, 740 - 742; 6, 700 - 701].

Фак изливалась она. Умилившись душою, хотел я

Матери призрак умершей схватить в объятья руками:

Трижды я к ней устремлялся, душа призывала к объятьям;

Трижды из рук моих материнская тень ускользала;

Острой жалостью больше еие омрачилося сердце [Од. 11, 204 - 208].

(9) Погребение Палинура изображено так же, как погребение Патрокла. Одно начинается [так]:

[Сложен высокий костер] из дубовых стволов и смолистых

Веток [6, 214 - 215].

Другое - этак:

Взяв топоры древорубиые в руки [и верви крутые.

Воины к рощам пускаются ] [Ил. 23, 114-115].

И в другом месте:

Быстро сложили костер, в ширину и в длину стоступенный [Ил. 23, 164].

(10) А насколько похожи [памятные] знаки [на] том и другом [погребальном] кургане!

Благочестивый Эней, курган высокий насыпав,

Сам возложил на него трубу, весло и доспехи,

Возле подножья горы, что доныне имя Мизена

Носит и впредь сохранит его на догие годы [6, 232 - 235].

Тело когда сгорело с доспехами мертвого вместе,

Мы насыпан/ холм над могилой его и воткнули

Крепкое сверху могилы весло - [об умершем на память ] [Од. 12, 13 - 15].

(11) Смерть и брат ее Сон [на другом обитают пороге] [6, 278].

Там со Сном повстречался, братом возлюбленным Смерти [Ил. 14, 231 ].

(12) Сладостным светом дневным и небом тебя заклинаю.

Памятью старца - отца и надеждой отрока Юла, -

Мне избавление дай: отыщи Ведийскую гавань {13} [6, 363 - 365].

{13 Между словами «Мне избавление дай» и «отыщи Ведийскую гавань» в цитате Макробия расположены строки:

...his invicte malis, aut tu mihi terram

inice, namque potes...}

(13) Именем близких твоих, оставшихся дома, молю я,

Ради супруги с отцом, воспитавших тебя с малолетства.

Именем сына молю Телемаха, живущего дома. -

Знаю ведь я. что отсюда, из дома Аида, уехав.

Снова к острову Эи направишь корабль соразмерный:

Там обо мне не забудь и без погребенья и плача,

Я умоляю, меня не оставь, как на остров приедешь.

Чтоб повода даже для гнева богов не явилось;

Фруп мой сожженью предай с моими доспехами вместе.

Холм погребачьный насыпь возле берега моря седого

Мужу жалкому, чтобы и в будущем знали потомки.

Просьбу другую исполни: весло водрузи над могилой.

Коим при жизни я греб, находясь меж друзьями живыми [Од. 11. 66 - 78].

(14) Видеть мне было дано и Земли всеродящей питомца

Тития: телом своим распластанным занял он девять

Югсров: коршун ему терзает бессмертную печень

Клювом - крючком и в утробе, для мук исцеляемой снова,

Роется, пищи ища, и гнездится под грудью высокой,

И ни на миг не дает отрастающей плоти покоя [6, 595 - 600].

(15) Тития видел я там. Земли знаменитого сына:

Он по земле распростерся на целые девять пелетров.

Коршунов пара сидела на нем по бокам, пожирая

Печень, внутри перепонку клевала.

Не мог отогнать он

Их рукой: обесчестил когда-то он прежде Латону,

В Пифу идущую через луга Панопеи широкой [Од. 11, 576 - 581].

(16) Если бы сто языков и столько же уст я имела.

Если бы голос мой был из железа, - я и тогда бы

Все преступленья назвать не могла и кары исчислить! [6, 625 - 627].

Всех же бойцов рядовых не могу ни назвать, ни исчислить.

Если бы десять имел языков я и десять гортаней.

Если б имел неслабеющий голос и медные персн [Ил. 2, 488 - 490].

(8 , 1) С берега львиный рык долетает гневный: ярятся

Звери и рвутся с цепей, оглашая безмолвную полночь;

Мечется с визгом в хлеву свиней щетинистых стадо,

Грозно медведи ревут, завывают огромные волки, -

Все, кого силою трав погубила злая богиня [Цирцея. - В. З. ],

В диких зверей превратив и обличье отняв человека [7. 15 - 20].

Те за лесом жилище нашли на возвышенном месте,

Дом из камней, хорошо полированных, нимфы Цирцеи.

Горные волки и львы перед домом прекрасным лежали;

Снадобья злого им дав. - Цирцея их заколдовала [Од. 10, 210 - 213].

(2) Что вам нужно? Зачем, какой гонимы нуждою

Вы чрез столько морей к берегам пришли Авзонийским?

Сбились ли вы с пути, принесла ли вас непогода

(Бури нередко пловцов застигают в море открытом) [7, 197 - 200].

Кто вы, гости? Откуда по влажной приплыли дороге?

Иль по делу какому, иль рыщете вы безрассудно.

Словно пираты морские, которые рыщут повсюду.

Жизнью играя своею, насилья чиня чужеземцам? [Од. 3. 71 - 74].

(3) Так средь туч дождливых лебедей белоснежная стая

С пастбищ обратно летит и протяжным звонким напевом

Все оглашает вокруг, и ему Азийские вторят

Топь и поток [7, 699 - 702].

Их племена, как птиц перелетных несчетные стаи,

Диких гусей, журавлей иль стада лебедей долговыйных

В злачном Азийском лугу, при Каистре широкотекущем.

Вьются туда и сюда и плесканием крыл веселятся,

С криком садятся противу спящих и луг оглашают [Ил. 2, 459-463].

(4) В поле летела она по верхушкам злаков высоких,

Не приминая ногой стеблей и ломких колосьев,

Мчалась и по морю, путь по волнам пролагая проворно,

Не успевая стопы омочить в соленой пучине [7, 808 - 811].

Бурные, если они по полям хлебородным скакали,

Выше земли, сверх колосьев носилися, стебля не смявши;

Если ж скакали они по хребтам беспредельного моря,

Выше воды, сверх валов рассыпавшихся, быстро летачи [Ил. 20, 226 - 229].

(5) Мясо с бычьих хребтов вкушают Эней и троянцы,

Также и части берут, что для жертв очистительных нужны.

Только лишь голод гостей утолен был лакомой пищей,

Начал владыка Эвандр... [8, 182 - 185].

Но Аякса героя особо хребтом бесконечным

Сам Агамемнон почтил, повелитель ахеяи державный.

И когда питием и пни/ею глад утолили,

Старец в собрании первый слагать размышления начал,

[Нестор]... [Ил. 7, 321 - 325].

(6) В скромных палатах Эвандр был разбужен благими лучами

Утра и песнею птиц, что под низкою кровлей гнездились.

Старец с ложа восстал, облачился туникой белой,

Голени плотно обвил ремнями тирренских сандалий.

Перевязь через пречо с мечом тегейским повесил,

Шкуру пантеры подняв, покрывавшую левую руку.

Тут же к нему подбежали два пса, сторожившие двери.

Рядом пошли, пи на шаг от хозяина не отставая [8, 455 - 462].

(7) Сын дорогой Одиссея, уже поднявшийся с ложа,

В платье облекся и меч наостренный на плечи подвесил.

К сильным ногам подвязал подошвы прекрасные снизу:

..........

Быстро пошел он на площадь, {14}копье медноострое взявши:

{14 Мы вставили слова «на площадь» вместо «туда же» в соответствии с цитатой Макробия: в? ?’ ?мен е?т ?гпсЮн.}

Шел не один он: собаки проворные следом бежали [Од. 2, 2 - 4, 10 - 11].

(8) Если бы сделал меня, воротив минувшие годы.

Вновь Юпитер таким, каким под Препестой сразил я

Строй передний врагов и шиты их сжег, победитель;

Этой отправил рукой я владыку Эрула в Тартар,

Хоть при рожденье ему Ферония - мать даровала -

Страшно сказать - три души и три доспеха носил он;

Трижды его пришлось убивать - но этой рукою

Три души я исторг и сорвал с него столько же доспехов [8, 560 - 567].

(9) Если бы ныне, о Зевс, Аполлон и Паллада Афина!

Молод я был, как в те годы, когда у гремучего брега

Билася рать пилиян и аркадян, копейщиков славных,

Около фейских твердынь, недалеко от струй Иардана

Вспыхнуло сердце во мне, на свою уповая отвагу,

С гордым сразиться, хотя между сверстников был и я младший.

Я с ним сразился. - и мне торжество даровала Афина!

Большего всех и сильнейшего всех я убил человека!

В прахе лежач он, огромный, сюда и туда распростертый.

Если бы так я был млад и не чувствовал немощи в силах.

Скоро противника встретил бы шлемом сверкающий Гектор! [Ил. 7, 132 - 135, 152 - 158].

(10) Так же средь звездных огней увлажненный водой Океана

Блещет в ночи Люцифер, больше всех любимый Венерой,

Лик свой являя святой и с неба тьму прогоняя [8, 589 - 291].

Но, как звезда меж - звездами в сумраке ночи сияет,

Геспер, который на небе прекраснее всех и светлее [Ил. 22, 317 - 318].

(11) "Вот он, обещанный дар, искусством создан Вулкана,

Можешь ты вызвать теперь из надменных лаврентцев любого

Без колебаний на бой, не страшась и отважного Турна".

Молвив так, обняла Киферея любимого сына

И положила пред ним под дубом доспех лучезарный.

Рад богини дарам и горд великою честью,

Смотрит и смотрит Эней, и очей не может насытить,

Вертит подолгу в руках и со всех сторон озирает [8, 612 - 619].

(12) "Встань и прими, Пелейон, от Гефеста доспех велелепиый,

Дивный, какой никогда не сиял вкруг рамен человека".

Так произнесши, Фетида на землю доспех положила

Пред Ахшшесом; и весь зазвучал он, украшенный дивно,

Вздрогнули все мирмидонцы; не мог ни один на доспехи

Прямо смотреть, отвратились они; Ахилесс же могучий

Только взглянул - и сильнейшим наполнился гневом: ужасно

Очи его из - под веждей, как огненный пыл, засверкали.

С радостью взяв, любовачся он даром сияющим бога [Ил. 19, 10 - 18].

(9 , 1) Неба краса! Кто тебе повелел на облаке легком

К нам на землю слететь? [9, 18 - 19].

Кем ты, бессмертная, вестницей мне послана от бессмертных? [Ил. 18, 182].

(2) ...Не одних лишь коснулась Атридов

Эта печаль... [9, 138 - 139].

Или супруг непорочных любят от всех земнородных

Только Атрея сыны? [Ил. 9, 340 - 341].

(3) Кто же из вас, отборная рать, со мною решится

Эту преграду взломать и ворваться в трепещущий лагерь? [9, 146 - 147].

Конники Трои, вперед, разорвите ахейскую стену

И на их корабли пожирающий пламень бросайте! [Ил. 12, 440-441].

(4) Сделаем дело свое мы на славу; отдайте же вечер

Отдыху вы и веселью, мужи, перед завтрашней битвой [9, 157 - 158].

Ныне спешите обедать, а после начнем нападенье.

Каждый потщися и дрот изострить свой, и щит уготовить [Ил. 2, 382 - 383].

(5) Так он промолвил в слезах и снял свой меч золоченый, -

Выкован был этот меч Ликаоном, искусником киосским,

Он же и ножны к нему из слоновой вырезал кости.

Нису Мнесфей отдает мохнатую львиную шкуру,

Сняв ее с плеч, и верный Алет с ним меняется шлемом [9, 303 - 307].

(6) Быстро доспехи надев, друзья уходят - и всюду,

Вплоть до ворот, где стоит караульный отряд, пожеланья

Счастья сопутствуют им. И Асканий... [9, 308 - 310].

(7) Несторов сын, Фразимед воинственный, дал Диомеду

Медяный нож двулезвийный (свой при судах он оставил),

Отдач и щит; на главу же героя из кожи валовой

Шлем он надел, но без гребня, без блях, называемый плоским,

Коим чело у себя покрывает цветущая младость.

Вождь Мерион предложил Одиссею и лук и колчан свой,

Отдал и меч; на главу же надел Лаэртида героя

Шлем из кожи; внутри перепутанный часто ремнями,

Крепко натянут он был, а снаружи по шлему торчали

Белые вепря клыки, и сюда и туда воздымаясь

В стройных, красивых рядах; в середине же полстью подбит он [Ил. 10, 255 - 265]

(8) Вышли друзья, в ночной темноте через рвы перебравшись.

Двинулись к стану врагов, и себе на погибель, и многим

Рутулам. Видят они: на траве лежат италийцы,

Скованы сном и вином; над рекою в ряд колесницы

Дышлами кверху стоят; меж колес и разбросанной сбруи

Люди вповалку лежат, и кувшины с вином, и оружье.

Нис говорит: "Пора нам дерзнуть! Сам случай зовет пас!

Здесь нам идти. Но чтоб нас враги врасплох не застигли,

В спину вонзив нам мечи, - сторожи, назад озираясь,

Я же расчищу твой путь, проложу тебе шире дорогу" [9, 314 - 323].

(9) Сами пустились вперед, чрез тела и кровавые токи.

Скоро достигли идущие крайнего стана фракиян.

Воины cnaiu, трудом утомленные; все их доспехи

Пышные подле же их, в три ряда в благолепном устройстве

Сложены были, и пара коней перед каждым стояла.

Рез посреди почивал, и его быстроногие кони

Подле стояли, привязаны к задней скобе колесницы.

Первый его усмотрев. Одиссей указал Диомеду:

"Вот сей муж. Диомед, и вот те самые кони.

Кони фракийские, коих означил Долон умерщвленный.

По начинай, окажи ты ужасную силу: не время

С острым оружием праздно стоять. Иль отвязывай коней.

Иль мужей побивай ты; а я постараюсь об конях" [Ил. 10, 469-481].

(10) Все же не мог он свою отсрочить гибель гаданьем [9, 328].

По и гаданием он не спасся от гибели черной [Ил. 2, 859].

(11) Вот и Аврора, восстав с шафранного ложа Тифона,

Зарево первых лучей пролила на земные просторы [9, 459 - 460].

Рано, едва лишь Денница Тифона прекрасного ложе

Бросила, свет вожделенный неся и бессмертным и смертным [Ил. 11, 1 - 2].

(12) Все [то, а именно], что мать Эвриала при страшной вести выпускала из рук челноки и пряжу, что она, рыдающая и рвущая [на себе] волосы, выбегала за стены [города] и строй мужей, что она изливала печаль в жалобных воплях, он [целиком] взял от [гомеровской] Андромахи, оплакивающей смерть мужа. {15}

{15 Макробий здесь не приводит стихи, а просто указывает на сходство описания страдания матери Эвриала (9, 475^480) и Андромахи (Ил. 22, 447-448, 460 сл.).}

(13) Истинно [вам говорю]: фригиянки вы, не фригийцы! [9, 617].

Слабое, робкое племя, ахеянки мы, не ахейцы! [Ил. 2, 235].

(14) Где у вас другие дома, где стены другие?

Как же один человек, от подмоги отрезанный валом.

Граждане, мог пролить безнаказанно в городе вашем

Столько крови и в Орк низринуть юношей лучших?

Трусы! Не стыдно ли вам и не жаль несчастной отчизны,

Древних наших богов и великого духом Энея? [9, 782 - 787].

(15)Други. данаи герои, бесстрашные слуги Арея!

Будьте мужами, о други. вспомните бранную доблесть!

Может быть, мыслите вы, что поборники есть позади нас?

Или стена боевая, которая нас оборонит?

Пет никакого вблизи укрепленного башнями града.

Где защитились бы мы, замененные свежею силой.

Мы на троянских полях, перед войском троян твердобраниых,

К морю прибиты стоим, далеко от отчизны любезной!

Наше спасение в наших руках, а не в слабости духа! [Ил. 15, 733 - 741].

(10 , 1) Стрелы их чаще летят. Так весной к потокам Стримона

В небе плывут журавли, окликая друг друга протяжно,

Между мятущихся туч уносимые Нотом попутным [10, 264-266].

[Трои сыны устремляются... с криком ]

.............

Крик таков журавлей раздается под небом высоким.

Если, избегнув и зимних бурь и дождей бесконечных,

С криком стадами летят через быстрый поток Океана [Ил. 3, 2 - 5].

(2) Шлем горит на челе, пламенеет грива на гребне,

Выпуклый щит золотой посылает огненный отсвет, -

Так в прозрачной ночи среди звезд алеет зловеще

Пламя кровавых комет или Сириус всходит, сверкая,

Жажду с собой принося и поветрия людям недужным,

Жаром зловредным своим удручая широкое небо [10, 270 - 275].

(3) Первый старец Приам со стены Ахиллеса увидел,

Полем летяи/его, словно звезда, окруженного блеском;

Словно звезда, что под осень с лучами огнистыми всходит

И, между звезд неисчетных горящая в сумраках ночи

(Псом Ориона ее порицают сыны человеков).

Всех светозарнее блещет, но знаменьем грозным бывает;

Злые она огневицы наносит смертным несчастным, -

Так у героя бегущего медь вкруг персей блистала [Ил. 22, 25 - 32].

(4) Каждому свой положен предел. Безвозвратно и кратко

Время жизни людской...

..............

...судьба уже призывает

...и близок конец ему отмеренной жизни [10, 467 - 468, 471 - 472].

Мрачный Кронион! Какие слова ты, могучий, вещаешь?

Смертного мужа, издревле уже обреченного року,

Ты свободить совершенно от смерти печальной желаешь?

..............

По судьбы, как я мню, не избег ни один земнородный

Муж, ни отважный, ни робкий, как скоро на свет он родился [Ил. 16, 440 - 442, 488 - 489].

(5) "Тенью Анхиза тебя заклинаю, надеждами Юла:

Ради отца моего, ради сына жизнь подари мне!

В доме высоком моем серебра чеканного много,

Золота много лежит в издельях и слитках тяжелых,

Скрыто в земле. Решится не здесь победа троянцев,

Воина жизнь одного для исхода войны безразлична".

Так он сказал, и ему Эней на это ответил:

"Золото и серебро, которыми ты похвалялся.

Для сыновей сбереги: торговаться о выкупе поздно,

Выкупы Тури отменил, когда отнял он жизнь у Палланта.

Так же решают и Юл, и Анхиза родителя маны".

Вымолвив, голову он откинул Магу, схватившись

Левой рукою за шлем, и клинок погрузил ему в горло [10, 524 - 536].

(6) "Даруй нам жизнь, о Атрид! И получишь ты выкуп достойный.

Много в дому Антимаха лежит драгоценностей в доме;

Много и меди, и злата, и хитрых изделий железа.

С радостью выдаст тебе неисчислимый выкуп родитель,

Если услышит, что живы мы оба. в плену у данаев".

Так вопиющие оба, царя преклоняли на жалость

Ласковой речью; но голос не ласковый слух поразил им:

"Если вы оба сыны Антимаха, враждебного .мужа.

Что на сонме троянам совет подавал Менелая,

В Трою послом приходившего с мудрым Лаэртовым сыном.

Там умертвить, а обратно его не пускать к аргивянам, -

Се вам достойная мзда за презренную злобу отцову!"

Рек - и могучим ударом Пизандра сразил с колесницы.

В грудь он копьем пораженный, ударился тылом о землю.

Спрянул с коней Гнпполох; и его низложил он на землю.

Руки мечом отрубивши и голову с выей отсекши;

И. как ступа, им толкнутый, труп покатился меж толпищ [Ил. 11, 131 - 147]

(7) Если несытый лев, что у хлева высокого рыскал,

Движимый голодом злым, заметит проворную серну

Или высокие вдруг рога оленя увидит,

Страшно разинет он пасть, ощетинит гриву, ликуя,

К теплой добыче прильнет и терзает ее, омывая Кровью клыки.

Так же в гущу врагов Мезенций ринулся быстрый [10, 723 - 729].

(8) Радостью вспыхнул, как лев, на добычу нежданно набредший.

Встретив еленя рогатого или пустынную серну;

Г ладный, неистово он пожирает, хотя отовсюду

Сам окружен и ловцами младыми, и быстрыми псами:

Радостью вспыхнул такой Менелай, Александра героя

Близко узрев пред собой; и, отмстить похитителю мысля [Ил. 3, 23 - 28].

(9) Он устремился, как лев - горожитель, алкающий долго

Мяса и крови, который, душою отважной стремимый,

Хочет, на гибель овец, в их загон огражденный ворваться;

II хотя пред оградою пастырей сельских находит,

С бодрыми псами и с копьями стадо свое стерегущих.

Он. не изведавши прежде, не мыслит бежать от ограды;

Прянув во двор, похищает овцу либо сам под ударом

Падает первый, копьем прободенный из длани могучей. -

Так устремляла душа Сарпедона, подобного богу.

На стену прямо напасть и разрушить забрача грудные [Ил. 12, 299 - 308].

(10) Слезы обильной струей орошают доспехи и землю [11, 191].

Вкруг орошался песок, орошались слезами доспехи [Ил. 23, 15].

(11) Сам неистовый Турн снарядился в битву поспешно:

Панцирь чешуйчатый свой, горящий красною медью.

Он надел, застегнул на ногах золотые поножи,

К поясу меч привязал и, виски не покрыв еще шлемом,

С крепости вниз он сбежал, золотым окруженный сияньем [11, 486-490].

(12) Так произнес, - и Патрокл воружался блистающей медью.

И сперва положил он на быстрые ноги поножи

Пышные, кои серебряной плотно смыкались наглезной;

После поспешно броню надевал на широкие перси,

Звездчатый, вкруг испещренный доспех Эакнда героя;

Сверху набросил на рамо ремень и меч среброгвоздный,

С медяным клинком; и щит перекинул огромный и крепкий;

U/лем на главу удалую сияющий пышно надвинул,

С конскою гривою; гребень ужасный над ним развевался.

Взял два крепкие дрота, какие споручнее были [Ил. 16, 130 - 139].

(13) [Весь он поник]...

Так пурпурный цветок, проходящим срезанный плугом,

Никнет, мертвый, к земле, и на стеблях склоняют бессильных

Маки головки свои под напором ливней осенних [9, 434 - 437].

Словно как мак в цветнике наклоняет голову набок.

Пышный, плодом отягченный и крупною влагой весенней, -

Так он голову набок склонил, отягченную ишемом [Ил. 8, 306 - 309].

(11 , 1) И это вот [все] надо предоставить суду читателей, чтобы они сами оценили, что им надлежит думать относительно сопоставления того и другого [поэта]. Но если бы ты спросил совета у меня, [то] я не буду отрицать, что Вергилий иногда очень существенно перерабатывал [Гомера] при переводе, как, [например], в этом месте:

(2) [Всюду работа кипит у тирийцев]...

................

Так по цветущим полям под солнцем раннего лета

Трудятся пчелы: одни приплод возмужалый выводят

В первый полет; другие меж тем собирают текучий

Мед и соты свои наполняют сладким нектаром.

Те у сестер прилетающих груз принимают, а эти,

Выстроясь, гонят стада ленивых трутней от ульев:

Всюду работа кипит, и от меда плывут ароматы [1, 423, 430-436].

(3) Словно как пчелы, из горных пещер вылетая роями,

Мчатся густые, всечастно за купою новая купа;

В образе гроздий они над цветами весенними вьются

Или то здесь, несчетной толпою, то там пролетают, -

Так аргивян племена, от своих кораблей и от кущей.

Вкруг по безмерному брегу, несчетные к сонму тянулись

Быстро толпа за толпой; и меж ними, [пылая], летела Осса... [Ил. 2, 87 - 94].

(4) Ты видишь, что пчелы описаны Вергилием трудолюбивыми, [а] Гомером - порхающими: один изображает [их] мельтешение и одно лишь разнообразие полета, другой [же] - усердие в прирожденном умении.

(5) [Однако] в этих вот стихах Марон выступил [просто] очень добросовестным переводчиком:

О друзья! Нам случилось с бедой и раньше встречаться!

Самое тяжкое все позади: и нашим мученьям

Бог положит предел; вы узнали Сциллы свирепость,

Между грохочущих скал проплыв; утесы циклопов

Ведомы вам; так отбросьте же страх и духом воспряньте!

Может быть, будет нам впредь об этом сладостно вспомнить.

Через превратности все... [1, 198 - 204] -

и так далее.

(6) О дорогие друзья, мы бедствий терпели довольно

Всяких и раньше, и это не большее зло, чем в пещере.

Где нас когда-то запер циклоп, жестокий насильник.

Даже оттуда спаслись мы: вам замысел хитрый и доблесть

Я показал, - всегда вы, надеюсь, будете помнить [Од. 12, 208 - 212].

(7) Для товарищей Улисс припомнил одно бедствие: надежду на избавление от нынешнего зла дает исход подобного [же] случая. Затем он очень туманно сказал:

...всегда вы. надеюсь, будете помнить [Од. 12, 212].

Тот [же сказал] очень ясно:

Может быть, будет нам впредь об этом сладостно вспомнить [1, 203].

(8) Впрочем, и то, что ваш [поэт] прибавил [к этим словам], делает утешение очень убедительным. Ведь он воодушевлял своих [спутников] не только примером избавления [от опасности], но и ожиданием будущего счастья, обещая за эти труды не только тихие места, но и царства. {16}

{16 Макробий имеет в виду продолжение выше процитированного стиха:

Через превратности все, через все истытанья стремимся

В Лаций, где мирные нам прибежища рок открывает:

Там предначертано вновь воскреснуть троянскому иарству (1, 204-206).}

(9) Желательно рассмотреть также эти стихи:

...[падает... Троя],

Будто с вершины горы, беспощадным порублен железом,

Ясень старый, когда, чередуя все чаще удары

Острых секир, земледельцы его повергнуть стремятся,

Он же стоит до поры, и трепещущей кроной качает,

И наконец, побежден глубокими ранами, с тяжким

Стоном рушится вниз, от родного хребта отрываясь [2, 625 - 631].

Пал он, как падает дуб или тополь серебрянолистный.

Или огромная сосна, которую с гор древосеки

Острыми вкруг топорами ссекут, корабельное древо [Ил. 13, 389 - 391].

[Вот] с [каким] великим старанием ваш [поэт] изобразил трудность рубки древесного исполина, а у Гомера дерево рубят без всякого труда.

(10) А Палинур уже встал, незнакомый с праздною ленью;

Чутко воздуха ток и веянье ветра он ловит,

Бег наблюдает светил, в молчаливом небе скользящих.

Влажных созвездье Гиад, Арктур, и двойные Трионы,

И Ориона с мечом золотым - он всех озирает [3, 313 - 317].

Сел, искусно стал руль поворачивать, путь направляя.

Сон Одиссею совсем на глаза не спускался: с Плеяд он

Гпаз не сводил, с Волопаса, какой погружается поздно,

С Арктоса, что называют Большой Медведицей, Возом:

Воз, вращаясь на месте, стоит, Орион охраняя [Од. 5, 270 - 274].

(11) Кормчий, который осматривает небо, должен часто поворачивать голову с целью определить благоприятную погоду по различным участкам неба. Это изумительно и как бы красками живописал Марон. Действительно, он написал о частых поворотах головы Палинура, спрашивающего совета у созвездий, потому, что Арктур находится на севере, а Телец, в котором пребывают Гиады, да и Орион находятся в южной области [неба]. (12) "Арктур", - он говорит - [и] вот [Палинур] вглядывается в северную часть [неба]; затем: "Влажных созвездье Гиад", - [и] вот [тот] поворачивается к югу; "двойные Трионы", - [тот] обращает взор опять к северным [частям неба]; [говорит]: "И Ориона с мечом золотым - он всех озирает", - [и тот] вновь поворачивается к югу. Впрочем, и [самим] словом "озирает" [Вергилий] показывает непостоянство [положения человека], часто поворачивающегося туда - сюда.

(13) Гомер выводит своего кормчего, один раз наблюдающего Плеяды, которые находятся в южной области [неба], другой раз - Волопаса и Арктоса, которые пребывают на северном [конце небесной] оси.

(14) Нет, не богини ты сын, и род твой не от Дардана,

Кручи Кавказа тебя, вероломный, на свет породили,

В чащах Гирканских ты был тигрицей вскормлен свирепой! [4, 365 - 367].

Немилосердный! Родитель твой был не Пелей благодушный,

Мать не Фетида; но синее море, [угрюмые скалы

Миру ] тебя породили... [Ил. 16, 33 - 35].

(15) В целом Вергилий хулил не только рождение [своего героя], как [делал] тот, кому он следовал, но еще и [его] как бы звериное и дикое взращивание. Ибо он прибавил о своем [Энее]:

В чащах Гирканских ты был тигрицей вскормлен свирепой! -

очевидно, потому, что в привитии нравов большое значение имеют врожденные свойства кормилицы и природа молока, которое, скормленное с нежностью и примешанное к все еще свежему семени родителей, образует из этого двойственного сгущения единую врожденную сущность. (16) Отсюда предусмотрительная природа, создавая сходство детей и родителей именно вследствие вскармливания, сделала [так], чтобы вместе с самим плодом в изобилии появилось питание. Ведь после того как кровь, эта мастерица, изладила, а также вскормила в их внутренностях все тело, она, когда уже наступает время родов, поднимаясь к верхам материнского тела, белеет в составе молока, чтобы у детей была та же самая кормилица, которая [ранее] была [их] создателем. (17) Так как сила и природа семени имеют способность к образованию сходства тел и душ, поэтому не впустую верят, что природные свойства и особенные качества молока имеют не меньшую способность к тому же самому делу. (18) И [это] замечено не только у людей, но также и у скота. Ведь если, случается, козлята вскармливаются молоком овец или ягнята - молоком коз, то твердо установлено, что почти всегда у одних шерсть становится более жесткой, у других - волос более мягкий.

(19) Также в ухудшении или улучшении природных свойств деревьев и плодов весьма большое значение и могущество принадлежит воде и земле, которые питают какую - то [сущность] самого семени, которое сеют. И ты часто видишь, что плодоносное и развесистое [дерево], если [его] пересаживают на другое место, чахнет от соков худшей земли. Итак, осуждая нравы, Вергилий прибавил то, чего не было у Гомера.

(20) ...[с места рванулись

Все корабли]...

Так не мчится стремглав, пожирая пространство ристалищ,

Парных упряжек чреда, вылетая из-за решетки,

Так не рвутся вперед, сотрясая извилистый повод,

К самому крупу коней наклоняясь с бичами, возницы [5, 139 - 140, 144-147].

[Стали веслами воду они бороздить ]...

Словно коней-жеребцов четверка помчалась по полю.

Двинулась с места сразу вперед под ударами плетки,

Быстро свершая путь, от земли высоко отделяясь [Од. 13, 78, 81 - 83].

(21) Греческий поэт упоминает только бегущих коней, когда [их] подгоняет плеть, хотя нельзя сказать более изящно, чем [то], что он прибавил: "[от земли ] высоко отделяясь", - благодаря чему выразил, сколь великую силу бега смогла дать [им] природа. (22) Марон же описал и колесницы, устремляющиеся из-за ограды, и бегущие [мимо] поля, преодолеваемые с удивительной скоростью, и, взяв у Гомера краткий зачин о биче, он изобразил возниц, трясущих извивающимися подводьями и клонящихся вперед с бичами, нависая [над лошадьми]: и ни одной части колесницы он не оставил неотмеченной, чтобы у него было полное описание состязания.

(23) [Буйствует, гневом гоним], - так порой, когда с треском пылает

Хворост и медный котел окружает шумное пламя,

В нем начинает бурлить огнем нагретая влага,

Пенится, словно поток, и дымится, и плещет, как будто

Тесно ей стало в котле, и клубами пара взлетает [7, 462-466].

[Бог на реку обратил разливающий зарево пламень ].

...........

... [клокотали прекрасные воды ].

Словно клокочет котел, огнем подгнетенный великим.

Если он, вепря огромного тук растопляя блестящий.

Полный ключом закипит, раскаляемый пылкою сушью, -

Так от огня раскачялися волны, вода клокотача [Ил. 21, 349, 361 - 365].

(24) Греческие стихи содержат упоминание о медном котле, вскипающем на большом огне, и все [это] самое место украшают такие слова: "Полный ключом закипит", - ибо так изящно он изобразил клокочущие воды, возникающие во всех частях [котла]. (25) В латинских стихах описана вся красота [этого] дела, [описан] шум пламени, но если тот говорит: "Полный ключом закипит", [этот говорит о] клокочущей от жара влаге и дымящейся реке, изобилующей пеной и бушующей изнутри, ибо, не находя подобного значения в одном слове, {17} он возместил [то], чего недоставало, богатым разнообразием описания. После всего [сказанного] он прибавил:

{17 Видимо, Макробий имеет в виду слова рЬнфпиен ?мвплЬдзн, которые являются наречным выражением «повсюду в кипении»; в приводимом переводе оно передано как «Полный ключом закипит».}

...и плещет, как будто

Тесно ей стало в котле... -

чем выразил [то], что по обыкновению всегда происходит от избытка подведенного тепла. Итак, хорошо чувствуется красота [звучания] поэтической трубы, изображающей все [то], что происходит при этом деле.

(26) Отперли створы ворот, что охране их вверены были,

И зазывают врагов, на отвагу свою полагаясь,

Сами же, встав за стеной, словно башни, справа и слева,

Ждут с мечом, и горят в высоте их гривастые шлемы.

Так на двух берегах, высоко над водою бегучей,

Там ли, где Пада поток иль где Атез отрадный струится,

Пышные кроны свои к небесам два дуба вздымают.

из-за широкой реки головой друг другу кивая [9, 675 - 682].

(27) Оба они пред высоковзды.мавшеюсь башней стояли:

Словно на холмах лесистых высоковершинные дубы,

Кои и ветер и дождь, ежедневно встречая, выносят.

Толстыми в землю корнями широкоразметными вросши, -

Так и они, на могучесть рук и на храбрость надеясь,

Мчавшегось Азия бурного ждали, незыблемо стоя [Ил. 12. 131 - 136].

(28) Греческие воины, Полипет и Леонтей, стоят перед воротами и, неподвижные, как крепкие деревья, ожидают наступающего врага Азия. Греческое описание - только до сих пор. (29) Вергилиево же [описание] показывает, что Битий и Пандар вдобавок открывают ворота; что они намереваются выйти навстречу врагу, потому что он при наступлении искал случая овладеть укреплениями; что из-за этого они будут во власти врагов. И он то называет близнецов - героев башнями, то описывает [их] сверкающие блеском гребней [шлемы]; он не пренебрег и уподоблением [их] деревьям, как [и] тот, но описал это пространнее и красивее. (30) И не стал бы я отрицать, что [и] это [вот] сказано Мароном более изящно, [чем Гомером]:

Тотчас же тяжкий покой, железный сон опустился,

Очи Орода застлав навеки тьмой непроглядной [10, 745 - 746].

Там, по земле распростершися, сном засыпает он медным [Ил. 11, 241].

(12 , 1) В некоторых [других стихах] у обоих [поэтов] присутствует почти равный блеск, как, [например], в этих [стихах]:

...летят от копыт горячие брызги

Алой кровавой росы, и песок стал от крови зыбучим [12, 339 - 340].

...забрызгаюсь кровью

Снизу медяная ось и сверху скоба колесницы [Ил. 11, 534 - 535].

(2) ...и ярко блестит [доспех], сверкающий медью [2, 470].

Медяный блеск шишаков, [как огонь над глазами] горящих [Ил. 13. 341].

(3) ...семена огня высекают [6, 6].

Искры огня сберегая... [Од. 5,490].

(4) Словно слоновая кость, погруженная в пурпур кровавый [12, 67].

Так, как слоновая кость, обагренная в пурпур женою [Ил. 4, 141 ].

(5) ...Если должен проклятый достигнуть

Берега и корабли довести до гавани, если

Воля судьбы такова и Юпитера цель неизменна, -

Пусть войной па него пойдет отважное племя,

Пусть изгнанником он, из объятий Аскания вырван,

Бродит, о помощи всех моля, и жалкую гибель

Видит друзей, и пусть, на мир согласившись позорный,

Не насладится вовек ни властью, ни жизнью желанной:

Пусть до срока падет, пусть лежит на песке не зарытый [4, 612 - 620].

(6) Выслушай, о Посейдон, темнокудрый земли колебатель!

Если я сын твой, моим называться отцом ты гордишься, -

В отчую землю приехать не дай никогда Одиссею,

Сыну Лаэрта, - в доме своем на Итаке .живет он.

Если же судьбою ему назначено милых увидеть.

В дом прекрасный вернуться, в свою отцовскую землю, -

Пусть вернется, но пусть потеряет своих спутников раньше.

Судно в чужой стороне, а в отчизне встретит несчастье! [Од. 9, 528 - 535].

(7) Плыл вдоль берега флот, минуя царство Цирцеи,

Где меж дремучих лесов распевает денно и нощно

Солнца могучая дочь и, в ночную темную пору,

В пышном дворце, засветив душистый факел кедровый,

Звонкий проводит челнок сквозь основу ткани воздушной [7, 10 - 14].

(8) Дальше затем зашагал и явился к пещере глубокой,

Где пышнокудрая нимфа жила, и застал ее дома.

Яркий огонь, в очаге разведенный, пылал, фимиама

Запах и кедровых дров разгоревшихся вдаль разносился;

Нимфа голосом чудным внутри распевала в пещере.

Ткача, станок обходя, челнок золотой направляя [Од. 5, 57 - 62].

(9) ...[Геленор]; рабыней Ликимнией был он

Тайно рожден меонийцев царю и послан под Трою;

Права он не имел похваляться пышным оружьем [9, 546 - 547 (545 - 547)].

Буколион же был сын Лаомедона, славного мужа.

Старший в семействе, но матерью тайно, без брака рожденный [Ил. 6, 23 - 24].

(10) Но умирающий вдруг: "Кто бы ни был ты, победитель, -

Молвил, - недолго тебе ликовать без отмщенья осталось!

Ждет тебя та же судьба, и на той же равнине падешь ты!"

С гневом в душе, но смеясь, отвечал Мезенций: "Умри же!

А обо мне родитель богов и людей повелитель

[Пусть, что захочет, решит]!" [10, 739 - 744].

(11) Слово последнее молвлю, на сердце его сохраняй ты:

Жизнь и тебе на земле остается не долгая; близко,

Близко стоит пред тобою и Смерть и суровая Участь

Пасть под рукой Ахиллеса, Закова мощного внука [Ил. 16, 851 - 854].

И в другом месте:

По к нему, и к умершему, сын быстроногий Пелеев

Крикнул еще: "Умирай! А мою неизбежную смерть я

Встречу, когда ни поитет громовержец и вечные боги!" [Ил. 22, 364-366].

(12) Белого лебедя так или зайца кривыми когтями

Мощный хватает орел, громовержца стрелы носящий,

Так из овчарни порой от протяжно блеющей ярки

Марсов уносит волк ягненка. Рутулы с громким

Криком бросаются в брешь: одни засыпают землею

Рвы... [9, 563 - 568].

(13) С места, напрягшися, бросился, словно орел небопарный,

Если он вдруг из-за облаков сизых на степь упадает,

Нежного агнца иль зайца пугливого жадный похитить, -

Гектор таков устремился, махая ножом смертоносным [Ил. 22, 308 - 311].

(13 , 1) И потому не нужно Вергилию стыдиться, если бы даже [он] сам признал себя менее значительным, чем Гомер; я бы сказал [теперь о том], в каких [стихах], мне показалось, [он] более прост, чем [тот] сочинитель.

(2) ...голову снес умолявшему тщетно,

Долгую речь оборвав, и упавшее теплое тело

[Навзничь он повернул]... [10, 554 - 556].

Эти две строки переведены из этой [вот одной]:

Быстро, еще с говорящего, в прах голова соскочила [Ил. 10, 457].

Взгляни [на изображенную здесь] безмерную скоротечность [усекновения главы], когда [даже еще] живо тело, к чему Марон [так и] не смог приблизиться в [своей] попытке [перевести].

(3) [И] с каким блеском Гомер запечатлел в состязании колесниц одну упряжку, немножечко опережающую, и другую, почти [как] привязанную [к ней] в ходе преследования?

[Тросские кони ]...

Жарким дыханьем широкий хребет нагревали герою

И, на плечах Адметида лежа головами, летели [Ил. 23,378, 380 - 381].

А [как] тот?

Молчит их пена, кропит дыханье несущихся сзади [Георг. 3, 111].

(4) [Еще] более восхитительным у того же пиита является [образ] скорости [Одиссея], догоняющего опередившего [его соперника] при состязании бегунов:

[Так Одиссей за Аяксом близко бежал: беспрестанно ]

Следом в следы ударял он, прежде чем прах с них ссыпется [Ил. 23. 763 - 764].

У этого же стиха - такой смысл: если бежать по пыльной земле, [то там], где бегущий отрывает ногу от земли, без сомнения, виден отпечаток; и притом еще пыль, которая была поднята ударом ноги, оседает на след быстрее, чем мысль. (5) Итак, божественный поэт замечает, что [тот], кто догонял, настолько приблизился, что наступал на след опередившего, прежде чем на него оседала пыль. А что пишет этот ваш [поэт], желая запечатлеть то же [самое обстоятельство]? [Всего лишь]:

[Мчится проворный] Диор, наступая Гелиму на пятки [5, 324].

(6) Посмотри и на эту красоту [выражения] Гомера:

Так и заснул [на земле ], согнув исполинскую шею [Од. 9, 372].

Этот [же ваш] пишет:

...[Циклоп] головой поник, [усыпленный

Чистым вином]... [3, 631(630)].

(7) Если угодно, давайте сравним еще эти стихи:

Их колесницы летящие то до земли прикоснутся.

То высоко, отраженные, взбросятся [Ил. 23, 368 - 369].

...[ось, разогревшись],

Их, пригнувшихся, [мчит], а порой вознесенных высоко;

[что-то их гонит вперед] - и несутся в пустое пространство [Георг. 3, 108 - 109].

(8) Голову держит и лоб Артемида выше всех прочих [Од. 6, 107].

...[Диана]...

...ростом их всех превосходит [1, 499, 501].

(9) Вы, божества, - вездесущи и знаете все в поднебесной [Ил. 2, 485].

Сами вы помните все и поведать можете, девы [7, 645].

(10) Вопль, повергающий в дрожь, до звезд подьемлет несчастный, -

Так же ревет и неверный топор из загривка стремится

Вытрясти раненый бык, убегая от места заклаиья [2, 222 - 224].

Он, испуская свой дух, застонет, как вол темночелый

Стонет, кругом ачтаря геликийского мощного бога

Юношей силой влекомый, и бог Посидон веселится [Ил. 20, 403-405].

(11) Рассмотрев здесь содержание того и другого [стиха], какое различие ты заметишь? А и того [уж] не мало, что [Гомер], красиво говоря о быке, приведенном для священнодействия, вспоминает и об Аполлоне: "[Стонет ], кругом алтаря геликийского мощного бога... [влекомый ]". Впрочем, и о Нептуне он упомянул: "и бог Посидон веселится". [О том] же, что жертвоприношение быком совершается преимущественно этим двум [божествам], свидетельствует [даже] сам Вергилий:

Бык - Нептуну и бык - тебе, Аполлон пышнокудрый [3, 119].

(12) Так, если буйным огнем, раздуваемым яростно бурей,

Вдруг займутся поля иль поток стремительный горный

Пашни - работу быков - и посевы тучные губит,

Валит леса и влечет за собой, - пастух изумленный,

Став на вершине скалы, отдаленному шуму внимает [2, 304 - 308].

Словно как хищный огонь на нерубленый лес нападает;

Вихорь крутящийся окрест разносит его, и из корней

С треском древа упадают, крушимые огненной бурей, -

[Так под руками героя Атрида главы упадали ] [Ил. 11, 155 - 158].

(13) Веял по бранному полю, подобный реке наводненной,

Бурному в осень разливу, который мосты рассыпает;

Бега его укротить ни мостов укрепленных раскаты.

Ни зеленых полей удержать плотины не могут,

Если внезапный он хлынет, дождем отягченный Зевеса;

Вкруг от него рассыпаются юношей красных работы, -

Так от Тидида кругом волновались густые фаланги [Ил. 5, 87 - 93].

А [Вергилий] испортил [эти] два сравнения [Гомера], стремясь сделать одно единственное и извлекая отсюда огонь, оттуда бурный поток, и не достиг великолепия ни того, ни другого [сравнения].

(14) Так иногда срывается вихрь, и встречные ветры

Борются: Нот, и Зефир, и Эвр, что радостно гонит

Коней Зари; и стонут леса, и свирепо трезубцем

Пеной покрытый Нерей до глубин возмущает пучины [2, 416 - 419].

(15) Словно два быстрые ветра волнуют понт многорыбный,

Шумный Борей и Зефир, кои, из Фракии дуя,

Вдруг налетают, свирепые: вдруг почерневшие зыби

Грозно холмятся и множество пороста хлещут из моря [Ил. 9, 4-7].

И в другом месте:

Словно два ветра, восточный и южный, свирепые спорят,

В горной долине сшибаясь, и борют густую дубраву;

Крепкие буки, высокие ясени, дерен користый

Зыблются, древо об древо широкими ветвями бьются

С шумом ужасным; кругом от крушащихся треск раздается, -

Так аргивяне, трояне, свирепо друг с другом сшибаясь,

Падали в битве; никто о презрительном бегстве не думал [Ил. 16, 765 - 771].

Тот же [самый] недостаток и здесь, которого [Вергилий] не избежал, явно составляя одно сравнение из двух греческих.

(16) Ветер попутный догнал корабли, с кормы налетевший [3, 130].

... [богиня ], послала попутный

Ветер, надувший нам паруса темиоиосого судна [Од. 11, 6 - 7 (7 - 8)].

О чем наш [поэт] сказал "сзади судна", {18} [о том] ваш говорит достаточно красиво "с кормы налетевший". Однако [сколь] превосходны эпитеты, которые столько [раз] и так удачно наш [Гомер] прилагал к ветру.

{18 Тут вполне понятное расхождение между цитатой Макробия и переводом П. А. Шуйского. Буквально приводимые Макробием строки (6-7) значат: «нам опять сзади темно-синего судна она послала попутный ветер, хорошего товарища, надувающего паруса».}

(17) Кровью и плотью людей Циклоп насыщается злобный.

Видел я сам, как двоих из наших спутников сразу

Взял он огромной рукой, на спине развалившись в пешере;

...[тела их] о скалы

Он раздробил... [3, 622 - 626].

С места вскочив, протянул могучие к спутникам руки.

Ими двух ухватил, как щенят, и ударил их оземь:

Мозг, по земле разливаясь, потек, орошая пещеру.

Их на куски раздробив, себе приготовил он ужин,

После пожрал их, как лев, на горах воспитавшийся: мясо.

Внутренность съел без остатка и кости затем мозговые.

С горьким плачем руки свои простирали мы к Зевсу [Од. 9, 287 - 294].

Марон поместил сухое и краткое повествование о совершенном [циклопом]. Гомер, напротив, примешал [к нему] страсть и уравновесил ненависть к жестокости [циклопа] печалью повествования.

(18) Видела там я и двух сыновей Алоэя огромных,

Что посягнули взломать руками небесные своды,

Тщась громовержца изгнать и лишить высокого царства [6, 582 - 584].

... [родила ]...

Отоса. равного богу, другого с ним Эфиалыпа:

Жирная их земля вскормила, двух великанов;

Славному лтиь Ориону они красотой уступали.

Девятилетние были по девять локтей шириною.

Выросли в тридцать шесть локтей высотой оба брата;

Даже бессмертным богам угрожали они. похваляясь

Виться на них идти, на Олимп войну принести им:

Оссу пытались они взгромоздить на Олимп, а на Оссу

Пелнй. лесами покрытый, чтоб легче до неба добраться [Од. 11, 308 - 316].

(19) Гомер дал размеры величины [их] тел в высоту и в ширину и описал [их] члены кружевом слов. Ваш [поэт] говорит об "огромных телах" и ничего сверх [этого] не прибавляет, не пожелав назвать [точные] размеры [тел]. Тот изобразил попытку безумного нагромождения гор при [их] составлении [друг на друга]. Этому [же] было довольно сказать "посягнули взломать небесные своды". Если бы ты сравнил [это] место с [самыми] последними словами [Гомера, то] нашел бы [тогда] различие не в пользу [Вергилия].

(20) Так под ветром сперва покрывается белою пеной

Море, потом все сильней и выше вздымаются волны,

И, наконец, до небес глубокая плещет пучина [7, 528 - 530].

Словно ко брегу гремучему быстрые волны морские

Идут, гряда за грядою, клубимые Зефиром ветром;

Прежде средь моря они воздымаются; после, нахлынув.

С громом об берег дробятся ужасным, н выше утесов

Волны понурые плещут и брыз.жут соленую пену [Ил. 4, 422 - 426].

(21) Тот вместе с морским волнением описывает сначала и прибрежные валы, [а] этот [ваш] едва касается этого. Затем, о чем тот пишет "Прежде средь моря они воздымаются", для того [же самого] Марон использует [слова]: "Понемногу вздымается море". {19} Тот описывает, что волны, нарастая, изогнувшись вверху, ударяются в берега и разбрызгивают клочья собравшейся пены, чего более выразительно не запечатлело бы ни одно [другое] описание. Ваш [же поэт] поднимает море из [самой] пучины вплоть до эфира.

{19 Расхождение между цитатой Макробия (подлинником) и переводом С. Ошерова.}

(22) Молвив, поклялся Отец рекой стигийского брата,

Черным потоком смолы и обрывом над пропастью мрачной

И головою кивнул, сотрясая Олимпа громаду [9, 104 - 106].

Рек, и во знаменье черными Зевс помавает бровями;

Быстро власы благовонные вверх поднялись у Кронида

Окрест бессмертной главы, и потрясся Олимп многохолмный [Ил. 1, 528 - 530].

И в другом месте:

[Будьте свидетели мне ]...

Стикса подземные воды, о вы, величайшая клятва,

Клятва ужасная даже бессмертным... [Ил. 15, 36 - 38].

(23) Фидий, будучи спрошен, когда он изваял Юпитера Олимпийского, с какого образца он перенял божественное изображение, ответил, что он нашел первообраз Юпитера [как раз] в этих трех строчках Гомера:

Рек, и во знаменье черными Зевс помавает бровями:

Быстро власы благовонные вверх поднялись у Кронида

Окрест бессмертной главы, и потрясся Олимп многохолмный, -

а именно соединил общие черты лица Юпитера с [такими же] бровями и волосами. [Однако] вы видите, что Вергилий пропустил и то и другое. [Но] он разумно не умолчал об Олимпе, сотрясавшемся от величественного кивка [Зевса]; клятву же он заимствовал из другого места Гомера, чтобы этим дополнением возместить несовершенство [своего] перевода.

(24) Юность лишь первым пушком ему отметила щеки [9, 181].

Бороду лишь впервые носившего в возрасте лучшем [Од. 10, 279].

Пропустив [слова о] прелести начинающейся возмужалости - "в возрасте лучшем", - он сделал написанное по-латински менее привлекательным.

(25) Словно как загнанный зверь в кольце охотников плотном,

Чуя верную смерть, в исступленье несется на копья,

Чтобы единым прыжком одолеть частокол из рогатин,

[Юноша в гущу врагов устремился]... [9, 551 - 554].

Против него Ахилесс устремился, как лев истребитель.

Коего мужи - селяне решался убить непременно.

Сходятся, весь их народ: и сначала он. всех презирая.

Прямо идет: но едва его дротиком юноша смелый

Ранит, - напучась он к скоку, зияет; вкруг страшного зева

Пена клубится; в груди его стонет могучее сердце;

I 'невно косматым хвостом по своим он бокам и по бедрам

Хлещет кругом и себя самого подстрекает на битву;

Взором сверкает и вдруг, увлеченный свирепством, несется

Пли стрельца растерзать, или в толпище первым погибнуть. -

Так поощряла Р спида и сила и мужество сердца

Противостать возвышенному духом Энею герою [Ил. 20. 164 - 175].

(26) Вы видите, что латинское сравнение сокращено до такой скудности, что не может быть ничего более бесцветного; греческое [сравнение], напротив, наполнило [описание] великолепия настоящей охоты обилием и слов и обстоятельств. Так вот, при таком различии [этих сравнений], для того чтобы [их] сопоставлять, надо чуть ли не покрыться краской стыда.

(27) Также троянская рать с латинской ратыо схватилась,

Грулью в грудь, нога к ноге противники бьются [10, 360 - 361].

Фак шишаки и щиты меднобляшные сомкнуты были;

Щит со щитом, шишаке шишаком, человеке человеком [Ил. 16, 214 - 215].

Какое различие [между] тем и другим отрывком, [о том] я предоставляю судить читателю.

(28) Словно как бурый орел, пролетающий в небе высоком,

В лапах уносит змею, вонзая в спину ей когти;

Ранена, в корчах она извивает гибкое тело.

Дыбом встает чешуя, шипенье несется из пасти.

Тянется вверх голова, но смиряет строптивого гада

Птица клювом кривым и взметает воздух крылами. [Гак...

Мчится... Тархон]... [1 1, 751 - 758].

(29) Ров перейти им пылавшим, явилася вещая птица.

Свыше летящий орел, рассекающий воинство слева.

Мчащий в когтях обагренного кровью огромного змея:

Жив еще был он. кружился и брани еще не оставил;

Взвившись назад, своего похитителя около выи

В грудь уязвил; и. растерзанный болью, на землю добычу.

Змея, отбросил орел, уронил посреди ополченья;

Сам же. крикнувши звучно, понесся по веянью ветра [Ил. 12, 200 - 207].

(30) Вергилий сообщает об одной только добыче орла и не обращает [внимания на] знамение гомеровского орла, который появился слева, запрещая побеждающим [троянцам] наступать, и, получив от пойманного змея укус, бросил из-за боли добычу, и, совершив благоприятное предзнаменование, улетел с клекотом, свидетельствующим о печали: всем этим был дан знак о сомнительности победы. [Однако], так как пропущено то, что давало душу сравнению, в латинских стихах осталось как бы [одно] бездыханное тело.

(31) ...[Молва]...

Жмется робко сперва, по потом вырастает до неба,

Ходит сама по земле, голова же прячется в тучах [4, 173, 176 - 177].

... [Распря ]

Малая в самом начале, она пресмыкается; после

В небо уходит главой, а стопами по долу ступает [Ил. 4, 440, 442 - 443].

Гомер сказал, что Распря, то есть соперничество, начинается с малого и потом при усилении вырастает вплоть до неба. (32) Марон также сказал это о Молве, но [сказал] несообразно [с положением дела]. Ведь не является равнозначным возрастание распри и молвы, потому что распря, даже если бы она дошла вплоть до взаимных опустошений и войн, по-прежнему является распрей, и та, которая возросла, остается той же самой. Но молва, когда она безмерно распространяется, перестает отныне быть молвой и становится уже известным событием. Ведь кто бы назвал молвой какое-нибудь событие, известное [на пространстве] от земли до неба? Затем он не смог сделать равнозначным и само сравнение. Тот сказал о небе, [а] этот - о воздухе {20} и тучах.

{20 Слова in auras С. Ошеров перевел как «до неба»; Макробий, видимо, считает, что in auras Вергилия не равнозначно п?сбн? Гомера.}

(33) Не сравнивать же всего, что [Вергилий] переписал у [греческого] сочинителя, было то основание, что он хотел включить в каждую часть своего произведения подражание какому-нибудь месту из Гомера и, однако, не смог сравниться с известной божественностью [гомеровских стихов] при помощи [только] человеческих усилий, как, [например], в том месте, которое я прошу оценить сообща при нашем общем обсуждении.

(34) После того как Минерва придала своему сражающемуся Диомеду огненное свечение, и среди сечи с врагами в защиту воина выступает сияние [его] головы и даже плеч:

Пламень ему от щита и шелома зажгла неугасный [Ил. 5, 4]. {21}

{21 Словам (пересказу) Макробия больше соответствует строка: «Пламень подобный зажгла вкруг главы и рамен Диомеда» (Ил. 5, 7).}

(35) Восхищенный сверх [всякой] меры, Вергилий воспользовался этим неумеренно. Ведь он таким образом говорит о Турне:

...на шлеме колышется красная грива,

Мечет молнии медь щита [9, 731 - 732 (732 - 733)], -

и слагает то же [самое] об Энее:

Шлем горит на челе, пламенеет грива на гребне,

Выпуклый щит золотой посылает огненный отсвет [10, 270 - 271].

Настолько некстати это помещено здесь, ясно, потому что Эней еще и не сражался, но только объявился, прибыв на корабле. (36) В другом месте [он пишет]:

Шлем украшает его Химера с гривой тройною,

Дышит огнем ее пасть, как жерло кипящее Этны [7, 785 - 786].

Что же до того, что Эней любуется оружием, недавно доставленным от Вулкана и разложенным на земле, [то об этом сказано]:

...[озирает]

С грозной гривою шлем и [с клинком], как пламя, горящим [Меч]... [8,619 - 621].

(37) Вы хотите узнать о желании [Вергилия] использовать другие [стихи Гомера]? Захваченный блистательностью [того] отрывка, [о] котором мы [уже] упоминали выше:

Рек, и во знаменье черными Зевс помавает бровями:

Быстро власы благовонные вверх поднялись у Кронида

Окрест бессмертной главы, и потрясся Олимп многохолмный. -

(38) он с запозданием [тоже] захотел выразить равное почтение рекущему Юпитеру. Ведь хотя и в первом свитке, и в четвертом, и в девятом Юпитер говорит, не вызывая трепета, [но], наконец, после перебранки Юноны и Венеры

...[всемогущий Отец]...

Начал, и, внемля ему, небожители смолкли в чертоге,

В страхе глубины земли и выси небесные смолкли.

Стихли Зефиры и зыбь улеглась на море безбурном [10, 100 - 103], -

словно он был [уже] не тем, кто немного раньше говорил, не встречая какую-либо покорность всего мира. (39) Похожее несоответствие есть [и] в [применении] весов тем же [самым] Юпитером, что он заимствовал из этого места:

Зевс распростер, промыслитель, весы золотые [Ил. 22, 209].

Ведь так как Юнона уже сделала предсказание о Турне:

Ныне же храбрый вступил с судьбой в неравную битву.

Паркой назначенный срок и десница врага уже близки [12, 149 - 150], -

и было [уже] объявлено, что Турн непременно погибнет, с запозданием, но все же

Сам Юпитер меж тем, уравняв между чашами стрелку,

Взял весы и на них возложил противников судьбы [12, 725 - 726].

(40) Впрочем, это и тому подобное нужно Вергилию простить: из-за безграничного увлечения Гомером он переходит [всякую] меру. И в самом деле, он, который во всей своей поэзии пользовался преимущественно одним этим первоначальным образцом, не мог показаться ни в чем худшим. Он зорко всматривался в Гомера, чтобы соревноваться не только с его мощью, но и простотой, с [его] силой речи и величием умолчания. (41) Отсюда [у него] - многообразное величание разных лиц среди его героев, осюда - введение богов, отсюда - влияние сказаний, отсюда - естественное выражение страстей, отсюда - приверженность воспоминаниям, отсюда - возвышенность сравнений, отсюда - звучность страстной речи, отсюда - блестящее завершение отдельных событий.

(14 , 1) Вергилию также настолько свойственно подражание сладкоречивому Гомеру, что он подражал и изъянам в [его] стихах, которые кое - кто невежественно отвергает. Я говорю о тех [стихах], которые греки называют [стихами] с кратким слогом в начале, с краткими слогами в середине, с лишними слогами. Он, одобряя героический слог, {22} не избегает также и таких [стихов]. (2) [Например], есть у [него] самого [стихи] с кратким слогом в начале:

{22 Героический слог (heroicus stilus) — гексаметр (согласно греч. чтению).}

Бухает таран в врата... [11, 890].

Петлями среди глухих стен вился путь... [5, 589].

И тому подобное. {23} (3) [Стихи] же, [по-гречески называемые] лагарой, которые в середине имеют краткие слоги вместо долгих, [такие]:

{23 Здесь представлен ? ?кЭцблпт [?оЬмефспт] — букв, «безглавый (обезглавленный)», т. е. не имеющий первого долгого слога, гексаметр. В первом примере Макробия начало стиха: arietat in portas... (11, 890). Схема: UUUU| — | —

Второй пример Макробия с началом стиха: parietibus texrum caecis iter... (5, 589). Схема: UUUU| — — | — — |UUU

Признаком акефалического гексаметра в этих примерах является «распущенный» (по С. И. Соболевскому) дактиль или спондей в первой стопе. Нужно ли это учитывать в переводе? С. Ошеров оставляет первую стопу трехсложной (дактиль — UU): «В крепкие...» (11, 890); «Был лабиринт...» (5, 589). Но мы, чтобы хоть как-то представить именно акефалический гексаметр, перевели первую стопу как четырехсложную.}

...и в крепких балок преграды [11, 890].

Старец Латин собранье и важный замысел свой... [11, 469]. {24}

{24 В этих примерах представлен ? лбгбс?т [?оЬмефспт], т. е. гексаметр с краткими (букв, «впавшими, опавшими») слогами в середине стиха. Первый пример: ...et duros obice postes.

Схема: — | — — |UUU| —U

Признаком лагарического гексаметра в первом примере будет, по-видимому, триб-рах (UUU) в пятой стопе. Если это так, то к такому же виду гексаметра можно отнести ранее приведенную строку 5, 589 (см. примеч. 23), где также присутствует трибрах в четвертой стопе.

Второй пример: concilium ipse pater et magna incepta Latinus.

Схема: — UU| — U|UU — | — — | —UU | —U|

В этом примере указанием на лагарический гексаметр будет, скорее всего, «распущенный» спондей в третьей стопе. В обоих примерах это не влияет на ритмику русского перевода, так как та и другая стопа (UUU и UU — ) одинаково передается дактилем. Однако непосредственно использовать перевод С. Ошерова не представилось возможным, потому что первый пример — это вторая часть акефалического гексаметра, а стих во втором примере разнесен С. Ошеровым по трем разным строчкам.}

(4) Гиперкаталектические [стихи] - это [стихи] длиннее [обычных] на [один] слог. [Например]:

...чтоб тотчас же полностью [6, 33].

И также:

...вино ли варит медовое [Георг. 1, 295].

И:

Глет сребра с природной серой вместе смешаны [Георг. 3, 449].

И еще:

...ягода дикая [Георг. 2, 69]. {25}

{25 ? ?рескбфблзкфйк?т [?оЬмефспт], иначе (по С. И. Соболевскому) акаталек-тический, т. е. «несокращенный», стих, отличается полной последней стопой (полный дактиль — UU) и что и видно из примеров Макробия. С. Ошеров и С. Шервинский это обстоятельство не учитывают, и гексаметр в их переводах всегда каталектический, т. е. с неполной последней стопой (трохей — U), поэтому воспользоваться их переводами в полной мере не удалось, в связи с чем перевод в некоторых случаях получился чисто формальный, бессодержательный.}

(5) Есть у Гомера стихи, похожие на [какие-то] упрощенные и невыразительные [стихи], ничем не отличающиеся от [обычного] употребления речи. Эти как бы по-героически безыскусственные [стихи] он также полюбил. [Например]:

Конский табун захватили мы, сто пятьдесят светломастных

Всё кобылиц... [Ил. 11,680 - 681].

Все побеждает Амур, итак - покоримся Амуру! [Букол. 10, 69].

Непогребенным лежать на песке чужбины ты будешь [5, 871].

(6) Есть [у него и] прелестные повторения [слов], которых [Вергилий тоже] не избегает:

...как юноша с сельскою девой:

Юноша, с сельскою девою свидясь, беседуют мирно [Ил. 22, 127 - 128].

Даже и Пан, пред аркадским судом со мной состязаясь,

Даже и Пан пред аркадским судом пораженье признал бы [Букол. 4, 58 - 59].

(7) Также он признавался в подражании гомеровским определениям, поскольку был [ими] восхищен. [Например]:

...счастчивым родившийся, смертный блаженный! [Ил. 3, 182].

...медью одеянных; выпуклобляшные...

...щиты... [Ил. 4, 448 - 449].

Панцирей, вновь уясненных... [Ил. 13,342].

...Посидон чериовласый [Ил. 13, 563].

...воздымателя облаков Зевса [Ил. 5, 631].

Горы, покрытые лесом, и шумные волны морские [Ил. 1, 157].

Черные... бобы... [Ил. 13, 589].

И [еще есть] тысяча такого рода выражений, которыми, как звездами, сверкает разнообразное великолепие божественного песнопения. (8) На это ваш [поэт] откликается:

...Голод, злобный советчик [6, 276].

...заветную ветку [6, 141].

...Бриарей сторукий... [6. 287].

Прибавь [к этому] и "дымную тьму" [8, 255], и [все другое], что находит прилежный читатель почти в каждом стихе.

(9) Часто Гомер среди повестования обращает речь как бы к кому-то [другому]:

[Снова да паи оружьем покрылись и вспыхнули боем ].

Тут не увидел бы ты Агамемнона, сына Атрея,

Дремлющим... [Ил. 4, 222 - 224].

И еще:

[Скиптра в деснице своей ни назад, ни вперед он не двигал.

По незыбно держал, человеку простому подобный ].

Счел бы его ты разгневанным мужем или скудоумным [Ил. 3, 218 - 220].

(10) И этого Вергилий не пропустил:

[Плыть не терпится всем].

К морю, ты видишь, бегут, со всех стекаются улиц [4, 400-401 ]. {26}

{26 В перевод С. Ошерова вставлено, согласно смыслу примера Макробия, слово cemas, которое переводчик опустил.}

И также:

...[Актийскую битву

Выковал бог на щите]; ты видишь: Марсовы рати,

Всю Левкату заняв... [8, 675 - 677]. {27}

{27 Перевод изменен: вставлено пропущенное слово videres.}

И вот:

[Дальше от берега мчат корабли]; ты сказал бы - поплыли

[Горы]... Циклады сдвинулись... [8,691 - 692].

И, [наконец]:

[И веселятся], напрасно, ты видишь, стараясь намокнуть [Георг. 1, 387]. {28}

{28 То же самое: вставлено videas.}

(11) Также божественный тот песнопевец надлежащим образом согласует события, либо недавно совершившиеся, либо давно, с порядком своего повествования: и [чисто] исторического изложения избегает, не расставляя по порядку [то], что было совершено, и все же не отнимает у нас знакомства с былым.

(12) [Еще] до того как разгневаться, Лхилл разрушил Фивы, город [в] Азии, и многие другие [города], однако произведение Гомера начинается с гнева Ахилла. Таким образом, чтобы мы узнали [то], что было совершено прежде, об этом составляется своевременный рассказ:

Мы на священные Фивы, на град Этионов ходили;

Град разгромили, и все. что ни взяли, представили стану [Ил. 1, 366 - 367].

И в другом месте:

Я кораблями двенадцать градов разорил многолюдных;

Пеший одиннадцать взял на троянской земле многоплодной [Ил. 9, 328 - 329].

(13) Также, чтобы мы знали, с каким предводителем суда греков прибыли к незнакомому им побережью Трои, он [уместно] добавляет, когда обращаются с запросом {29} к Калхасу:

{29 В нашем издании — форма quereretur; мы перевели как quaerererur по смыслу ситуации в «Илиаде».}

[Мудрый, ведач он все ]...

И ахеян суда по морям предводил к Илиону

Даром предвиденья, свыше ему вдохновенным от Феба [Ил. 1, 70 - 72].

И сам Калхас рассказывает о знамении, которое пришло отплывающим [к Трое] грекам от разорителя воробьев змея. [Исходя] из него, было объявлено, что [греческое] войско будет находиться в неприятельской стране десять лет. {30} (14) В другом месте старик [Нестор] - [а] это возраст болтливости и любви передавать [всякие] рассказы - извещает о старинных делах:

{30 См.: Ил. 2, 295-332.}

Я уже древле видал знаменитейших вас {31}браноносцев [Ил. 1, 260 - 261(260)], -

{31 Перевод, нам кажется, не сразу понятен. В оригинале: ?г? ?сеЯпуйн ?Эрес ?м?н ?ндсЬуйн ?мЯлзуб — «я водил знакомство с более славными мужами, чем вы». В переводе Н. И. Гнедича «вас» — это genetivus comparationis. Но как в русском, так и в греческом языке он применяется при сравнительной, а не превосходной степени: «я водил знакомство с мужами знаменитее вас». Нестор рассказывает о прежних легендарных людях-богатырях, противопоставляя их нынешним греческим воинам.}

и так далее. И в другом месте:

Если бы так я был млад и не чувствовал немощи в силах [Ил. 7, 157]. -

и следующее [за этим].

(15) Вергилий самым успешным образом состязался [с ним] во всяком таком роде [повествования]. [Например]:

Помню я: некогда сын владыки Лаомедонта

Ехал к сестре Гесионе Приам... [8, 157 - 158].

И также:

Помню доныне, как Тевкр в Сидон явился однажды [1, 619].

И еще:

[Если бы сделал меня, воротив минувшие годы,

Вновь Юпитер таким], каким под Пренестой сразил я

Строй передний врагов... [8, 561(560 - 563)].

И, [наконец], целая повесть о преступлении и наказании Кака [8, 193 - 267].

(16) И о древнейшем он не умолчал, так как, будучи подражателем своему кумиру, не мог не поведать и о [том] самом для нашего ознакомления [с ним]:

Ибо в тот час. когда Кикн, о любимом скорбя Фаэтоне [10, 189]. -

и [далее] тому подобное.

(15 , 1) Где же [в поэме] перечисляются союзники [Энея] - каковое [перечисление] греки называют каталогом, - [там] он, попытавшись подражать этому своему кумиру, кое в чем немножечко отступил от Гомеровой основательности. (2) во-первых, [укажем], что Гомер, пропустив Афины, и Лакеде - мон, и даже сами Микены, откуда был [родом] руководитель [греческого] войска, поместил в начале своего перечня [союзников] Беотию не за какое-то достоинство [этой] местности, но потому что выбрал себе для начала перечисления самый известный мыс [Ил. 2, 494 сл.], (3) продвигаясь от которого, он описывает близлежащее то во внутренних областях страны, то в приморских; откуда вновь и к тому и к другому расположению граничащих местностей обращается искусство описывающего, как бы проделывая [этот] путь. И он не допускает, чтобы в его книге из-за какого-нибудь перескакивания нарушалась последовательность [греческих] областей, и продолжая в соответствии с обычаем путешествующих, он возвращается [туда], откуда удалился. И таким образом оканчивается [все], что ни охватывает его перечисление.

(4) Вергилий, напротив, не сохраняет никакого порядка при упоминании областей [Италии], но, перескакивая, нарушает очередность местностей. Сначала он ведет [читателя] к [городам] Клузий и Коссы Массийские [10, 163 сл.]; за этим следует Абант, сопровождаемый отрядом из Популонии и с [острова] Ильва; следом за ними Пиза послала Азила ([то, что] она находится в отдаленной части Этрурии, слишком [хорошо] известно, чтобы [это] было нужно [особенным образом] отмечать). Откуда он затем идет назад к [городам] Цере, и Пирги, и Гравински, местам, весьма близким к городу [Риму], которым он дал в предводители Астира. Отсюда [уже] Кинир уводит его к [берегам] Лигурии, Окн - к [городу] Мантуя. (5) Но и в списке союзников Турна [7, 641 сл.], если бы ты захотел бегло обозреть расположение [названных] местностей, ты не найдешь [того], что он следовал порядку соседства областей.

(6) Далее, [среди] всех, кого Гомер перечисляет в каталоге, идущих па битву он упоминает либо с благоприятным, либо с несчастливым предсказанием, и когда он хочет сказать о павших, которых не включил в каталог, он называет имя не [отдельного] человека, а [всего] воинства, и всякий раз. когда он хочет указать на многочисленные убийства, он говорит о свершенной [кровавой] человеческой жатве, искусно и не включая сверх каталога в [боевой] строй никакого определенного человека, и не удаляя [из него].

(7) Однако ваш Марон пренебрег тщательностью этого [гомеровского] обзора. Ведь в [описании] войны он и пропускает названных в каталоге, и называет других, прежде не названных. [Сначала] он сказал, что под предводительством Массика пришел тысячный отряд юношей,

...покинувших стены

Козы и Клузия... [10, 167 - 168].

Затем Турн взбегает на корабль:

Прибыл на нем из Клузийской земли владыка Осиний [10, 655], -

какового Осиния он прежде никогда не называл, и теперь получается нелепость, будто владыка служит воином под [началом] Массика. (8) Кроме того, ни Массик, ни Осиний совершенно не появляются на войне; да и те, о ком он говорит "храброго Гиаса с храбрым Серестом" [1, 612], {32} также "Аквинул", и "Мавортий, Гемон" [9, 684 - 685], {33} и "отважный Умброн" [7, 752 (751)], и "Шел сражаться и ты, Ипполита отпрыск прекрасный, Вирбий" [7, 761 ( - 762)], не удостоились никакого места среди отрядов сражающихся посредством упоминания или о [их] славе, или позоре. (9) <...> Антион, а также Купавон и Кинир, знаменитые благодаря сказаниям о Кикне и Фаэтоне [10, 185 сл.], не оказывают никакого воздействия на битву, хотя совсем неизвестные Алез и Сакратор [10, 352, 411, 747], и прежде не названный Атин [11, 869] участвуют в ней.

{32 У С. Ошерова — Сергест.}

{33 У С. Ошерова — Аквикол и Маворс.}

(10) Затем в отношении тех, кого он называет по имени, у [него] самого часто бывает беспечная путаница. В девятой [книге сказано]:

...убил Азил Коринея [9, 571].

Потом, в двенадцатой [книге], Кориней поражает Эбуза:

Вот Кориней, на бегу с алтаря головню подхвативший,

Бросил Эбузу ее, для удара занесшему руку,

Прямо в лицо [12, 298 - 300].

(11) Так, и Нуму, которого загубил Нис [9, 454], после этого [губит] Эней:

...погнался...

...за Нумой лихим... [10, 561 - 562].

В десятой [книге] Эней поражает Камерта [10, 562], а в двенадцатой - Ютурна:

...приняв обличье Камерта

..........

[В гущу бойцов замешалась]... [12, 224, 227].

(12) Камилла убивает Хлорея в одиннадцатой [книге] [11, 768 (769) сл.], [а] Турн - в двенадцатой [12, 363]. {34} [Еще] я спрашиваю, братья ли Палипур Иасид [5, 843] и Иапиг Иасид? Гиртакидом является Гиппокоонт [5, 492], и Нис - [тоже] Гиртакид:

{34 Упрек Макробия не совсем понятен, так как Камилла, собственно, только гонится за Хлореем, и тут-то ее убивает Аррунт. Да и в предыдущем параграфе прямо не говорится, что именно Нис убил Нуму.}

[Нис, неудержный в бою, у ворот стоял в карауле,

Сын Гиртака; его охотница Ида послала

В путь за Энеем]... [9, 176 - 178]. {35}

{35 Вставка этих строк — наша. Издатель сохраняет строку рукописи «...убил Азил Коринея» (9, 571), которая уже встречалась выше, но заключает ее в квадратные скобки (р. 308: uncis inclusi). Издатель сообщает также о предложении Яна (Lu-dovicum Ian) заменить ее строкой «comitem Aeneae quern miserat Ida». Сам он выносит это предложение на суд читателя (diiudicabit lector). Я рассудил в пользу Яна.}

(13) Впрочем, двое [вполне] могли иметь одно имя. Где же в таком случае известная гомеровская осмотрительность? Так как у него были два Аякса, он говорит то "Теламонов ЭаппГ [Ил. 2, 528], то "[сын] Оилея, быстрый Эант" [Ил. 2, 527], и также в другом месте [говорит]: "Мы, равносильные, мы, соименные" [Ил. 17, 720], - и не перестает разделять по [отличительным] признакам [тех], кого он объединяет [одним] именем, чтобы не заставлять читателя строить догадки относительно различения имен.

(14) Затем Вергилий постарался в своем каталоге избежать досады [читателя], от чего Гомер в некотором смысле не уберегся, так как часто повторял один и тот же оборот [речи при перечислении]:

Град Аспледон населявших... [Ил. 2, 511].

...за [священною ] живших Эвбеей [Ил. 2, 536 (535)].

В Аргосе живших [мужей ], населявших Тиринф... [Ил. 2, 559].

Град населявших великий, лежащий меж гор Лакедемои [Ил. 2, 581]. {36}

{36 В оригинале «один и тот же оборот», конечно, заметнее: все вышеприведенные строки имеют одинаковое начало: п? д’ (п? ф’)... е?чпн (?чпн) — «которые вот (они же) обитали в (населяли)...»}

(15) Он же разнообразит упоминания [воинов при перечислении], как бы избегая недостатков [стиха] или обвинений [со стороны читателя]:

Первым... на бой из Тирренского края

...суровый вышел [Мезенций] [7, 647 - 648].

...сын... Лавз... рядом с ним... [7, 649].

Следом... по лугам в колеснице, пальму стяжавшей [7, 655].

Следом два близнеца... [7, 670].

...создатель твердынь пренестинских [7, 678].

...Мессам, укротитель коней... [7, 691].

...потомок древних сабинян [7, 706].

...Агамемнона [друг]... [7. 723].

...служитель богов из Маррувия...

Прибыл... [7, 750].

Шел... Ипполита отпрыск... [7, 761]. {37}

{37 Все эти примеры — начало строк, что в переводе не во всех случаях представлено.}

(16) кто-нибудь, возможно, считает, что это [Вергилиево] разнообразие [при перечислении] следует предпочесть известной [Гомеровой] простоте [стиха]. Однако Гомеру некоторым образом к лицу это повторение [оборотов речи], оно является соответствующим духу древнего поэта и подходящим для перечисления, потому что, намереваясь собрать в [одном] месте сплошь только имена, он не изменял себе и не мучил [себя] по мелочам отказом от [своего] слога ради расцвечивания каждого [из упоминаний], но придерживался обычая считающих, перечисляя расположенных словно в строю [воинов], что делается не иначе, как путем называния чисел. (17) И все же [там], где нужно, он замечательно разнообразит [строки] об именах вождей:

Вслед ополчеиья фокеян Схедий предводил и Эпистроф [Ил. 2, 517].

Локров Аякс предводил. Оилеев сын быстроногий [Ил. 2, 527].

Вслед их Нирей устремлялся с тремя кораблями из Сима [Ил. 2, 671].

(18) А [вот] это длинное перечисление у Гомера:

В Кноссе живущих мужей, в укрепленной стеками Гортине.

Ликт населявших, Милет и град белокаменный Ликаст,

[Ритий обширный ] и Фест... [Ил. 2, 646 - 648], -

и так далее, восхищенный Марон так выразил, что я чуть ли не сказал об этом: изящно перевел. (19) В качестве примера этого подходит данное [место] Вергилия:

...[движется войско],

Плотною тучей поля покрывая: выходят аврунки,

Древних сиканцев отряд, и аргивян, рутулов славных

Вслед - из Лабиция рать, со щитами цветными сакраны,

Те, кто долины твои, Тиберин, и Нумиция берег

Пашут священный и плуг ведут по холмам рутулийским,

Иль по Цирцейским горам, или там, где нивами правит

Анксур - Юпитер... [7, 793 - 800], -

и прочее.

(16 , 1) Каждый из них в своем каталоге после повествования о серьезных делах или об именах [вождей и народов] прибавляет сказание в очень прелестных стихах, чтобы взбодрить дух читателя. (2) Среди перечисления названий областей и городов Гомер отводит место сказаниям, чтобы они изгоняли утомление [от] пресыщения [названиями]:

Птелеос, Гелос и Дорион, место, где некогда Музы,

Встретив Фамира Фракийского, песнями славного мужа,

Дара лишили: идя от Эврита, царя эхалиян,

Гордый, хвалиться дерзал, что победу похитит он в песнях.

Если и Музы при нем воспоют, Эгиоховы дщери.

Гневные Музы его ослепили, похитили сладкий

К песням божественный дар и искусство бряцать на кифаре [Ил. 2, 594 - 600].

(3) И в другом месте:

Сих предводил Тлиполем, копьеборец, гибельный в битвах,

Силы Геракловой сын, рожденный с младой Астиохой,

Взятой героем в Эфире, у вод Селлекса, когда он

Многие грады рассыпал питомцев Зевсовых юных.

Сей Тлиполем лишь возрос в благоеозданном доме Геракла,

Скоро убил, безрассудный, почтенного дядю отцова [Ил. 2, 657 - 662], -

и остальное [прочее], благодаря чему он увлекал приятностью [стиха].

(4) Вергилий, последовав в этом [отношении] за [своим] кумиром, повествует в первом каталоге то об Авентине [7, 655 сл.], то об Ипполите [7, 765], а во втором у него есть сказание о Кикне [10, 189 сл.]. И таким образом, вплетенная [в каталог] прелестная [история] избавляет повествование от пренебрежительного отношения [со стороны читателя]. (5) Это же [самое] он с высочайшим изяществом сделал также во всех книгах "Георгик". Ибо после наставлений, каковое дело по [своей] природе является [довольно] тягостным, он, чтобы восстановить настроение и внимание читателя, завершил каждую книгу включением извне привлеченной истории: первую [книгу] - [рассказом] о признаках погоды [Георг. 1, 351 сл.], вторую - [повествованием] о похвальное(tm) деревенской жизни [Георг. 2, 458 сл.]. А третья [книга] завершается на повальном море скота [Георг. 3, 478 сл.]. Концом четвертой [книги] является небесполезная повесть об Орфее и Аристее [Георг. 4, (315 сл.), 454 сл.]. Таким образом, в любом произведении Марона обнаруживается подражание Гомеру.

(6) Все свое творение Гомер настолько наполнил поучениями, что отдельные его изречения в устах всех [людей] звучат вместо пословиц:

По совокупно всего не дают божества человекам [Ил. 4, 320].

Должно гостей принимать, но задерживать их не годится [Од. 15, 74].

Меру во всем соблюдай [Гесиод. Работы, 692 (694)].

Хуже [отцов ] большинство [детей ] [Од. 2, 277].

Нет, ненадежны всегда ручательства за ненадежных! [Од. 8, 351].

Разума тот не имеет, кто мериться хочет с сильнейшим [Гесиод. Работы, 209 (210)].

(7) [Есть у него] и другое [подобное], что выражается в виде изречений. И у Вергилия ты не безуспешно отыскал бы это [же самое], [например]:

...не все человеку доступно [Букол. 8, 63].

Все побеждает Амур... [Букол. 10, 69].

...труд неустанный

Все победил... [Георг. 1. 145 - 146].

Так ли гибель страшна? [12, 646].

Каждому свой положен предел [10,467].

Хитрость и храбрость

В битве с врагами равны! [2, 390 - 391].

Что тут земля припесег и в чем земледельцу откажет [Георг. 1, 53].

...проклятая золота жажда! [3, 57].

(8) И тысяча таких изречений, чтобы мне [больше] не докучать преподнесением известного, или [уже] находится на устах отдельных [людей], или [легко] попадается [на глаза] при направленном внимании читателя.

[Но] кое в чем [Вергилий], не знаю, случайно ли или по своей воле, отклоняется от гомеровского образа мыслей. Гомер совсем не желал знать [богини] Удачи, которую он зовет судьбой, и настолько предоставляет все направлять одному только предопределению, что это имя [богини] не называется [словом] "удача" ни в одной части гомеровского свитка. Напротив, Вергилий не только признавал [богиню Удачи] и упоминал [о ней], но именно ее даже наделял всемогуществом. И еще философы, которые ее называют, решили в отношении ее, что она ничего не может [совершить] своей силой, но является помощницей предопределения или провидения. (9) И в сказаниях или в повествованиях (historiis) он иногда также поступает [вопреки Гомеру], У Гомера Эгеон помогает Юпитеру [Ил. 1, 403]. Марон в [своих] стихах восстанавливает его против Юпитера [10, 565 сл.]. [У него же] отпрыск Долона Эвмед, славный в бою, похож на отца отвагой и силой [12, 346 сл.], хотя у Гомера Долон [вовсе] не воинственен [Ил. 10, 374 сл.]. (10) Гомер не приводит никакого упоминания о суде Париса. Стихотворец также сообщает, что Ганимед не [был] похищен Юпитером как соперник Юноны, но [был] принят на небо богами как божество, чтобы служить на Юпитеровых попойках [Ил. 20, 232 - 235]. (11) Вергилий [же] упоминает, что столь великая богиня [Юнона] огорчилась, будучи побежденной на суде Париса вроде как из-за [своей] внешности - что для любой женщины является оскорбительным - и что из-за сожительства Катамита [с Юпитером] она набросилась на весь его род [1, 25 сл.].

(12) Иногда он так хитро подражает своему источнику, что изменяет одно только расположение списанного оттуда места и достигает [того], что [оно] кажется как бы другим. (13) Гомер некоторым образом сочиняет, что сам отец Дит, испуганный сотрясением земли, выпрыгивает [из преисподней] с огромным волнением и восклицает:

В ужас пришел под землею Аид, преисподних владыка;

В ужасе с трона он прянул и громко вскричал, да над ним бы

Лона земли не разверз Посндон, потрясающий землю,

И жилищ бы его не открыл и бессмертным и смертным,

Мрачных, ужасных, которых трепещут и самые боги [Ил. 20, 61 - 65].

(14) Марон расположил это не в порядке повествования, а [в порядке] сравнения, чтобы показалось, что [это - нечто] другое:

[Новый провал обнажил глубины темной пещеры], -

Так разверзает порой напор неведомой силы

Пропасть в толще земной, и богам ненавистное царство

Взору является вдруг в глубине зияющей бездны,

И от проникших лучей трепещут бледные маны [8, 242 - 246].

Это [вот] еще он похитил скрытым образом. Ведь тот сказал, что боги живут без трудностей - "мирно живущие боги" [Ил. 6, 138], он также сказал об этом, [но] самым неявным образом:

С жалостью смотрят на них из чертогов Юпитера боги;

Тяжко невзгоды людей и гнев напрасный им видеть [10, 758 - 759], -

чего, разумеется, сами [они] лишены.

(17 , 1) [То], что Гомер помогал Вергилию, в высшей степени ясно из того, что он оказался в затруднении при сочинении нового обстоятельства, когда необходимый ход событий потребовал от Марона помещения [рассказа о] начале войны, чего не было у Гомера: ведь он сделал для себя началом [произведения] гнев Ахилла, который приключился только в десятый год войны. (2) [И вот] он сделал причиной возмущения случайно раненого оленя [7, 476 сл.]. Но [там], где это выглядит легковесным и слишком ребяческим, он преувеличивает негодование поселян, чтобы их порыв был достаточен для [начала] войны. Однако не следовало, чтобы войну, по [ее] истокам господскую, начинали рабы Латина, и в особенности обслуживающие царскую конюшню, потому что они хорошо знали, так как [царю] были преподнесены кони и запряженная колесница, что [он] заключил договор с троянцами. (3) [И] что же? Величайшую из богинь [он] спускает с неба [7, 286, 620]; величайшую из фурий извлекает из Тартара [7, 322 (323), 51 1]; как на сцене, разбрасывает змей, порождающих неистовство [7, 346, 376]; заставляет царицу не только выйти из [своих] покоев почтенной матроны, но и принуждает к беготне посреди города; и не удовлетворенная этим, она устремляется в леса, призывая остальных матерей в ватагу беснующихся; хоровод, некогда благопристойный, [теперь] кликушествует во славу Вакха, и справляются безумные оргии.

(4) Что дальше? Я бы очень хотел, чтобы Марон и по этой части заимствовал у своего кумира или у какого-нибудь другого из греков [то], чему бы он стал следовать. [И] не зря я сказал "у другого", потому что не из одного [вида] виноградных гроздьев он сделал себе вино, но удачно использовал для своего произведения [все], достойное подражания, что ни нашел. [Притом] настолько [использовал], что четвертую книгу своей "Энеиды" почти целиком составил из четвертой [книги] "Аргонавтов", сочинителем которой является Аполлоний, перенося на Дидону и Энея безмерную любовь Медеи к Ясону. (5) [И все] это он изложил настолько искуснее [своего] источника, что история пылкой Дидоны, которую весь мир [хоть и] признал вымышленной, на протяжении [уже] стольких веков сохраняет, однако, видимость истинной и настолько живет в устах всех [людей] как правдивая, что живописцы, и ваятели, и [те], кто производит тканные картины, едва ли не больше всего пользуются ей как основой при создании изображений, словно единственным прелестным повествованием. И не менее она прославляется непрестанными и танцами, и песнями актеров. (6) Красота [этого] повествования была настолько значительна, что все, осведомленные о непорочности финикиянки и хорошо знающие, что царица наложила на себя руки, чтобы не нанести ущерба [своей] порядочности, все же снисходительны к [этому] сказанию и, подавляя внутри сознания верность истине, предпочитают, чтобы вместо правды прославлялось [то], что вливает сладость вымысла в человеческие сердца.

(7) [Теперь] давайте рассмотрим, соприкасался ли он и с Пиндаром, которого Флакк считает недоступным для подражания. И притом [то] незначительное и мелкое, что он у него взял, я опускаю, но хочу сообщить вам об одном месте, которое он соблазнился почти заново переписать, потому что оно достойно [того], чтобы у нас возникло желание рассмотреть его достаточно основательно. (8) Так как он захотел соревноваться со стихотворением Пиндара, которое было сложено о природе и пламени горы Этны, он выбрал выражения и слова, [свойственные] его слогу, чтобы именно в этом отношении стать более необычным и более возвышенным, чем даже сам Пиндар, которого ценили за чрезвычайно искусное и витиеватое красноречие. И чтобы сделать именно вас самих судьями того, о чем я говорю, я прочитаю, насколько я помню, стихотворение Пиндара, которое относится к горе Этне:

(9) [Этна], чьи недра -

Чистейший поток неподспудного огня,

Чьи потоки

Хлещут в белый день вачачи пара,

А в ночах

Красное пламя с грохотом катит скалы к просторам пучин.

Это от ползучего чудища

Бьет ввысь страшная Гефестова струя, -

Диво на взгляд, диво на слух. {38}

{38 Пиндар. Пифийская ода. 1, 40-50 (20-30). Пер. М. Л. Гаспарова. См.: Пиндар, Вакхилид. Оды; Фрагменты. М., 1980. С. 59.}

(10) Теперь послушайте стихи Вергилия, чтобы сказать, что начал он вернее, чем завершил:

Бухты огромной покой никогда не тревожат там ветры,

Но громыхает над пей, словно рушась, грозная Этна:

То извергает жерло до неба темную тучу -

Дым в ней, черный как смоль, перемешан с пеплом белесым, -

И языками огня светила высокие лижет,

То из угробы гора изрыгает огромные скалы,

С силой мечет их ввысь, то из недр, бурлящих глубоко,

С гулким ревом наверх изливает расплавленный камень [3, 570 - 577].

(11) В начале [стихотворения], следуя истине, Пиндар сказал, как было дело, и что при этом видят глаза, [а именно, то], что среди дня Этна дымится, [а] ночью пылает. Вергилий же, пока [он] трудится над отысканием трескучих и звонких слов, смешивает то и другое время [суток], не сделав никакого различия [между ними]. (12) И также знаменитый грек прекрасно сказал, что из глубины вырываются вспышки огня, и текут парящие ручьи, и в пространства моря несутся красно - желтые и крутящиеся извивы пламени словно какие-то огненные змеи. А этот ваш [поэт], желая перевести "вал багрового дыма", грубо и бесвкусно нагромоздил темную тучу черного как смоль дыма и белесого пепла; также [он] назвал языками огня [то], что тот - струями, - тяжеловесно он переложил [Пиндара] и слабо. (13) Право, даже неизъяснимым является то, что он сказал, будто дымится темная туча черного как смоль дыма и белесого пепла. Ведь обыкновенно не дымится и не является темным [то], что является белесым, если только он не сказал в общеупотребительном [смысле] и неудачно "белесый" вместо "раскаленный [до бела]", [а] не вместо "светлый". Ведь "белесый" образовано, надо думать, от [слова] "белизна", [а] не от [слова] "жар". {39} (14) О том же, будто извергаются и вылетают скалы и они же самые тотчас расплавляются, и грохочут, и клубятся под ветром, это и Пиндаром не написано, и молва до ушей не доносила, и является самым невероятным из всего [того], что называется чудесами.

{39 Используемое здесь слово candens мы даем в переводе С. Ошерова — «белесый». Сопоставление слов «белизна» и «жар» в латинском языке имеет не только смысловое основание, но и в некотором роде — фонетическое: «белизна» — candor, а «жар» — calor.}

(15) После этого судите о часто используемых [им] словах греческого языка, к которому он охотно прибегал, [например]:

...Улисс {40} проклятый... [2, 762];

{40 Греческим словом здесь является имя Одиссея в его латинской форме. }

...[меж] берлогами {41} диких животных [Букол. 10. 52];

{41 Использовано слово греческого происхождения — spelaeum (пещера, логово).}

...[о строенье] дедаловых {42} зданий [Георг. 4, 179];

{42 Прилагательное daedalus — «искусный, искусно сделанный» образовано от имени Дедала, строителя критского Лабиринта, само имя которого значит «художник».}

...твердыни Родопы...

[Кручи] Пангейских высот...

[Плакали] геты, и Гебр, и Орифия [с ними] актейка {43} [Георг. 4, 461 - 443].

{43 Родопа — горная цепь на севере Греции (во Фракии); Пангейские высоты — горы во Фракии; геты — фракийское племя; Орифия — дочь актейского (афинского) царя, супруга ветра Борея.}

И:

(16) [Так] тиада [летит], когда, призывая к началу

Буйных празднеств ночных, [выносят из храма святыни]

И в Киферонских лесах вакхический клич раздается {44} [4, 302 - 303 (301 - 303)].

{44 Тут греческими словами являются: «тиада» — вакханка; «трехлетние (trieterica) празднества (orgia) Вакху» (не все они вошли в перевод С. Ошерова); «Киферон» (гора).}

И:

Нет, не спартанки краса Тиндариды, {45} тебе ненавистной [2, 601].

{45 Тиндарида — Елена, дочь спартанского царя Тиндара.}

И:

Также и вы [для селян сюда] приходите, о девы дриады! [Георг. 1, 11 (10)]. {46}

{46 Кроме дриад, здесь еще упоминается Фавн (его имя не вошло в перевод С. Ошерова).}

И также:

...собираются горные нимфы {47} [1, 500 (499)].

{47 В оригинале приводится их имя — ореады.}

И еще:

В танце бьют круговом {48} стопой [о землю другие] [6, 644].

{48 «Танец круговой» — в тексте греческое слово choreas.}

И:

(17) ...нимфы милетскую пряли

Пряжу окраски густой стекольно - зеленого цвета.

Дрима была там, Ксанфо, Лигейя была с Филодокой...

..........

Там и Низея была, Спио, Кимодока, Талия {49} [Георг. 4, 334 - 337 (334 - 338)].

{49 Кроме прочих греческих слов, которые видны и при переводе, здесь присутствует еще одно греческое слово hyalis — стекло.}

И:

[Галис погиб, а за ним] Ноэмон, Алькандр и Пританий [9, 767 (766)].

И:

[Пел] Амфион и Диркё на том Аракинфе Актейском [Букол. 2, 24].

И еще:

[Сын] Ино Палемон и Главка хор седовласый [5, 823].

(18) У Парфения - этим греческим грамматиком воспользовался Вергилий - есть строка:

Главку, и Нерею, и Ино Меликерту.

[И] он пишет:

[Чадо] Ино Меликерт, Панопея и Главк - беотиец! [Георг. 1, 437].

И также:

...и проворное племя Тритонов [5, 824].

И еще:

...[плещутся]... дельфины {50} [5, 822].

{50 В оригинале употреблено слово cete — «крупные морские животные».}

(19) Да и греческими склонениями он увлекается настолько, что говорил "Mnesthea" вместо "Mnestheum", {51} подобно тому как он сам в одном месте [сказал]:

{51 То есть употребил греческий винительный падеж вместо латинского. Где именно в «Энеиде» это имеет место, издатель не указывает.}

...и брату Мнесфею [10, 129].

И [в то же время] предпочел сказать согласно греческому склонению "Orphi" вместо "Orpheo", {52} как, [например]:

{52 Макробий приводит примеры того, что Вергилий применяет дательный падеж то латинского (Mnestheo, Orpheo), то греческого (Orphi) языка.}

...[был обучен] -

Каллиопеей Орфей (Orphi), {53} а Лин Аполлоном прекрасным! [Букол. 4, 57].

{53 В переводе С. Ошерова падеж имени Орфея (именительный) не совпал с оригиналом (дательный).}

И также:

Граждане! Видели мы Диомеда (Diomeden)... [11, 243], -

так как греческий винительный [падеж] таких существительных оканчивается на "en". Ведь если кто-нибудь думает, что он сказал по-латински "Diomedem", [то] в стихе будет утрачена правильность размера. {54}

{54 Макробий опирается на то правило латинского стихосложения (чтения стихов), что окончание слова на гласную и m (em — в данном случае) подвергается элизии перед гласной следующего слова, и, таким образом, один слог выпадает.}

(20) Наконец, все свои песнопения он предпочел озаглавить по-гречески: "Буколики", "Георгики", "Энеида", - образование названий которых не свойственно правилам латыни. {55}

{55 Помимо того, что сами слова «Буколики», «Георгики», «Энеида» — греческие, Макробий, возможно, имеет в виду то, что эти названия (Bucolia, Georgica) имеют вид, типичный для названий сочинений греческих авторов. Например, «Физика» (Ф? цхуйкЬ) Аристотеля.}

(18 , 1) Впрочем, до сих пор [речь шла] о том, большая [часть] чего известна всем, [а] кое-какая - [лишь] некоторым из римлян. [Теперь] я перехожу к тому, что, извлеченное из недр греческих сочинений, никому не известно, кроме [тех], кто усердно черпал [сведения] из греческой учености. Ведь этот [ваш] поэт был обучен насколько тщательно и старательно, настолько [же и] скрытно и как бы тайком, так что многое перевел, [но] откуда оно было переведено, трудно понять.

(2) В начале "Георгик" он помещает такие стихи:

Либер с Церерой благой! Через ваши деяния почва

Колосом тучным смогла сменить Хаонии желудь

И обретенным вином замешать Ахелоевы чаши! [Георг. 1, 7 - 9].

(3) Что касается этих стихов, то толпа грамматиков не объясняет своим ученикам ничего сверх того - [а это] подготовлено трудами Цереры, - что люди отказались от древнего образа жизни и воспользовались зерном вместо желудей и что Либер, создатель [виноградной] лозы, предоставил для человеческого питья вино, к которому примешивалась вода. Почему же Вергилий, хотя он хотел, чтобы [при этом] подразумевалась вода, назвал могущественнейший поток Ахелой, никто или не спрашивает, или совсем не подозревает, что [в этом] заключается нечто весьма поучительное. (4) [Но] мы, исследовав это очень глубоко, замечаем, что ученый поэт сказал [таким образом], как покажет пример, согласно обычаю древнейших греков, у которых в значении собственно воды предполагался Ахелой, и притом не без основания, ибо причину этого также донесли [до нас] с [большой] заботливостью. Но прежде чем я изложу [эту] причину, я покажу, согласно свидетелю - древнему поэту, то, что распространился такой обычай говорить вместо какой угодно воды "Ахелой". (5) Древний комедиограф Аристофан в комедии " Кокал" так пишет:

Тошнит меня, оттого что невмочь

Утробное вино.

В котором нет Лхелоя! {56}

{56 Аристофан. Кокал. 271 (365). Пер. М. Л. Гаспарова. См.: Аристофан. Комедии; Фрагменты. М., 2000. С. 868.}

Тяжело мне, говорит он, от вина, к которому не была примешена вода, то есть от чистого вина.

(6) Почему же имели обыкновение так говорить, показывает известнейший сочинитель "Истории" Эфор во второй книге в таких словах: "С одной стороны, только живущие поблизости приносят жертвы [своим] различным водам, но с другого стороны, случилось [так], что все люди почитают одного (Ахелоя не под общим именем вместо особенного), {57} превращая особенное имя "Ахелой" в общее [наименование вод]. (7) Ведь воду вообще, что является общим именем, мы называем Ахелоем от этого особенного имени. Но что касается других наименований, мы часто называем общие [имена] вместо особенных, именуя афинян эллинами, а лакедемонян пелопоинесцами. Впрочем, относительно этого вопроса мы не можем назвать ничего более основательного, чем прорицания из Додоны. (8) Ведь почти во всех них бог обыкновенно наставляет [людей] приносить жертвы Ахелою, так что многие подражают изречениям бога, соблюдая, вследствие прорицания, обычай называть Ахелоем не реку, текущую через Акарнанию, а всякую воду вообще. Доказательством же [является то], что мы имеем обыкновение так говорить, обращаясь к божеству, ибо чаще всего мы называем Ахелоем воду в клятвах, и в молитвах, и в жертвоприношениях, каковое все касается богов".

{57 В примечании издатель указывает на то, что одни предлагают это место исключить, другие считают, что тут лакуна (см.: р. 321). Мы перевели это место, изменив число существительных (и прилагательных соответственно), т. е. вместо пх фпът кпйнпът ьньмбуйн ЬнфЯ фюн йдЯщн перевели как п? ф? кпйн? ?ньмбфй ?нф? фп? ?д?пх; при этом, нам кажется, у слов, заключенных в скобки, появляется некоторый смысл.}

(9) Можно ли более ясно доказать, что древние греки обычно говорили "Ахелой" вместо какой бы то ни было воды? Ведь и Вергилий весьма учено утверждает, что Либер-отец смешал вино с Ахелоем. Хотя для этого дела свидетелей достаточно, так как мы [уже] передали слова сочинителя комедий Аристофана и историка Эфора, однако мы пойдем дальше. Ведь Дидим, несомненно самый образованный из всех грамматиков, изложив [ту] причину, о которой выше сказал Эфор, присовокупил также другую [причину] в таких словах: (10) "Но лучше сказать о том, что люди, вследствие того что Ахелой является самой старшей из всех рек, просто называют его именем все [речные] потоки, воздавая ему честь. По крайней мере, Агесилай в первом повествовании объявит, что Ахелой старше всех рек. Ибо он сказал: "Океан женится на Тефии, своего сестре; от них рождаются три тысячи рек, но Ахелой самая старшая из них и больше всего почитается".

(11) Пусть этого вполне достаточно для доказательства древнего обычая, в силу которого была привычка говорить таким образом, что Ахелой считался общим именем всякой воды, однако к этому будет прибавлен также еще пример [из] Еврипида, знаменитейшего сочинителя трагедий, который также грамматик Дидим изложил такими словами в тех книгах, какие он написал о трагедийном слоге: (12) "Еврипид утверждает в "Гипсипиле", [что] Ахелой [ - это] вся вода. Говоря о воде, находящейся очень далеко от Акарнании, в которой есть река Ахелой, он молвит:

Аргосцам покажу я воды Ахелоя. {58}

{58 ДеЯощ м?н ?сгеЯпйуйн ?чел?пх?ьпн. Издатель при этом указывает на стих «Андромахи» (167), который выглядит так: фехчЭщн чес? уреЯспхубн ?челцпх дсьупн (...[aus golden] Krugen mit / der Hand des Acheloos Nap versprengen...). См.: Euripides. Tragodien. В., 1975. Tl. 2. S. 310-311. В переводе И. Анненского: «...водою / Проточною из урны [золотой] / [Мой дом] кропить руке твоей придется» [Еврипид. Трагедии. М., 1998. Т. 1. С. 237).}

(13) Есть в седьмой книге такие стихи, в которых перечисляются герникские ополченцы и их знаменитейший, каким он тогда был, город Анагния:

...Анагния тучная кормит

Их, чей Амасен отец. Не у всех оружие оных,

Звон колесниц и щитов не звучит; но многие мечут

Белого комья свинца, другие держат во дланях

По два копья, да и волчьей шкуры рыжие шлемы

Им как покров головы; нагие следы оставляют

Левой ногой, а правая кожей сырою покрыта [7, 684 - 690].

(14) Нигде до сих пор, насколько мне известно, я не нашел [того], чтобы в Италии был такой обычай: идти на войну с одной ногой обутой, с другой - босой. Но благодаря заслуживающему доверия писателю я сейчас извещу [вас о том], что такая привычка была у некоторых из греков.

(15) В отношении же этого обстоятельства можно [лишь] изумляться основательности этого [вашего] поэта, заметной далеко не [всякому]. Так как он прочитал, что герники, (которым принадлежит Анагния), происходят от пеласгов и названы так по [имени] некоего пеласга, своего вождя, которого звали Герник, он приписал герникам, которые являются древними переселенцами из [страны] пеласгов, обычай, который он извлек из [обычаев] Этолии.

(16) И Юлий Гигин во второй книге [сочинения] о городах многословно доказывает, что именно Герник, коренной пеласг, был вождем у герников. Славнейший же писатель - /77/?сггык Еврипид показывает, что у этолийцев был обычай идти на войну, обув только одну ногу. В его трагедии, которая называется "Мелеагр", выведен вестник, описывающий, в каком одеянии был каждый из вождей, которые собрались для ловли кабана. (17) Об этом есть такие стихи:

На щите Теламоиа - орел золотой,

Защита от зверя; к гроздьям главу повернул.

Саламином он правит, увитым лозой.

Аталанта, Киприде противна, собак

И стрелы имеет. Острой секирой двойной

Анкей потрясал, аркидец. А Фестия же

Сыновья - без обувки на левой ноге.

На другой же - подошва, колено легко

Чтоб поднять: этолийцев обычай таков.

(18) Вы видите, что Марон весьма тщательно сохранил слова Еврипида? Ведь тот замечает:

без обувки на левой ноге.

И Вергилий ту же [самую] ногу назвал босой:

босою левой ногою

Пыль попирают они [7, 689 - 690].

(19) По той именно причине, чтобы вы еще больше признали [научные] занятия наших [римлян], мы не смолчим о том, известном весьма немногим, за что Аристотель укорял Еврипида. Он настаивает, будто Еврпипид не знал того, что у этолийцев - то не левая нога босая, а правая. [Так как] мне не подтвердить [этого] лучше, [чем он сам], как бы я ни старался, я приведу слова самого Аристотеля из удачной книги о поэтах, которую он написал. В ней, высказываясь о Еврипиде, он говорит так: (20) "Сказывают, что Еврипид вывел сыновей Фестия, имеющими необутой левую ногу. Ведь он говорит, что

Они - без обувки на левой ноге.

На другой же - подошва, колено легко

Чтоб поднять,

что является обычаем, всецело чуждым этолийцам. Ибо левую [ногу] они обували, а правую разували. Нужно ведь иметь облегченной начинающую [шаг ногу ], а не идущую вслед". (21) Пусть это так, однако вы видите, что Вергилий пожелал воспользоваться писателем Еврипидом, а не [философом] Аристотелем, ибо я менее всего поверил бы [в то], что этого не знал столь тщательно обученный муж. Еврипида же он предпочел по праву: ведь ему свойственно основательное знакомство с сочинителями греческих трагедий, о чем можно составить мнение или из предшествующего [рассказа], или из того, что еще будет сказано.

(19 , 1) В четвертой книге в описании смерти Элиссы он утверждает в этих [вот] стихах, что у нее был отрезан волос:

И еще волос златой Просёрпиной с темени не был

Снят у нее и глава не взята была стигийским Орком [4, 698 - 699].

Затем посланная Юноной Ирида отрезает у нее волос и относит к Орку. (2) Этот рассказ Вергилий сочиняет не без основания, хотя иначе считал ученейший муж Корнут, который приложил к этим стихам примечание такого рода: "Неизвестно, откуда эта история, что у умирающих следует отрезать волос. Но он, в соответствии с поэтическим обычаем, привык некоторым [образом] выдумывать, как, [например, рассказ] о золотой ветви". Это [сказал] Корнут. (3) Но мне стыдно, что такой муж, весьма сведущий также в греческих науках, не знал самого знаменитого повествования Еврипида "Алкеста".

(4) Ведь в этом повествовании на подмостки выводится Орк, носящий меч, которым он отрезает волос [у] Алкесты, и говорит так:

[Так много слов и даром ]... И жена

В Аидов дом сойдет... Я к ней приближусь

И до нее мечом коснусь... а чьих

Мой черный меч волос коснется, ада

Уж посвящен властительным богам. {59}

{59 Еврипид. Алкеста, 73-77. Пер. И. Анненского. См.: Еврипид. Трагедии. М., 1980. Т. 1.С. 9.}

(5) Показано, как я думаю, за кем последовав, Вергилий ввел рассказ об обрезании волоса. Греки же называют [это отрезание волоса] "очищаться", [то есть] посвящать богам, откуда ваш поэт говорит от лица Ириды:

"... [Несу] эту жертву я Диту

По повеленью, тебя ж разрешаю от этого тела".

[Это промолвив, десницей отсекла волос, и тут же

Весь ее пламень пропал, и в воздух душа отлетела] [4, 702 - 705].

(6) Теперь, так как я доказал большую часть всего, о чем сказал выше, заручившись мнением трагиков, я отмечу также то, что извлечено [им] из Софокла. (7) Так вот, в четвертой книге Вергилий изображает Элиссу, после того как ее покинул Эней, прибегающую вроде как к пророчествам и заклинаниям священнослужителей и вещуний, и среди прочего говорит о приворотных травах для утоления любви, которые срезали медными серпами.

(8) Разве не достойно исследования то, откуда пришли на ум Вергилию медные серпы? Итак, я предложу [сперва] Вергилиевы стихи, а затем [стихи] Софокла, с которыми соревновался Марон.

(9) Применены, при луне серпами медными жаты,

Свежие травы с молочным соком черного яда [4, 513 - 514].

Трагедия же Софокла даже выносит в название то, что мы исследуем: ведь она озаглавлена "Собиратели кореньев". В ней он описывает Медею, срезающую вредоносные травы, отвернувшись, чтобы [ей] самой не быть убитой силой [их] вредного запаха, и выливающую также сок трав в медные кувшины, а сами травы срезающую медными серпами. (10) Стихи Софокла таковы:

Отвращая свой взор от работы руки.

Она сок мутно - белый, стекающий с ран

Ядовитого зелья, в сосуд медяной

Осторожно приемлет...

И немного после:

А в ларцах сокровенных хранятся пучки

Ею срезанных трав.

Их она с причитанием громким <в ночи>.

Обнаженная, медным ссекала серпом. {60}

{60 Софокл. Зельекопы (Режущие коренья). 30 (536) // Софокл. Драмы. М., 1990. С. 384.}

(11) Это [вот написал] Софокл. Без сомнения, благодаря этому сочинителю Вергилий привнес [в свои стихи] медные серпы.

Вообще же, множество медных [предметов] обыкновенно применяются в богослужении. Есть много доказательств [этого], и больше всего в тех священных обрядах, в которых желали кого-нибудь приворожить, иль проклясть, или, наконец, изгнать болезни. (12) Я [уже] молчу о том Плавтовом [стихе], когда он замечает:

Знаком мне недуг, медь и грохот.

И [о том], что в другом случае [пишет] Вергилий:

... [за звонким]

Шумом куретов, за [их] громозвучной последовав медью [Георг. 4, 150 - 151].

(13) Но изложу я слова Грания, мужа пытливейшего и ученого, который во второй книге [сочинения] об Италии пишет таким образом: "Итак, прежде и этруски имели обыкновение пользоваться медным лемехом, когда основывали города. В их Тагетовых священнодействиях, да и в сабинских, я обнаруживаю ножи из меди, которыми брились жрецы". (14) Получился бы долгий [разговор], если бы я после этих слов Грания захотел рассмотреть, каким образом древнейшие из греков во многих местностях имели обыкновение применять звучание [кимвалов] из меди как нечто самое сильнодействующее. Ио для [решения] нынешней задачи нам было бы достаточно уведомить, что медные серпы [были] введены [у] Марона по примеру греческого сочинителя.

(15) В девятой книге Вергилий поместил такие стихи:

Сын Аркснта стоял в роскошных доспехах, в хламиде,

Пестрой расшитой иглой, иберским пурпуром блеща,

Зраком прекрасен; он был Аркентом родителем прислан,

Взросший около струй симетийских, у матери в роще,

Где Палика алтарь, утучненный и миротворный [9, 581 - 585].

(16) Какой этот Палик бог или, скорее, какие [это] боги Палики - ведь [их] двое, - я не нашел, в чем я уверен, совершенно ни у одного латинского писателя, однако Марон откопал эту историю в самых сокровенных сочинениях греков. (17) Ведь, во-первых, как река Симет, которую он упомянул в этих стихах, находится в Сицилии, так и богов Паликов чтут в Сицилии. Первым из всех поведал о них в [своих] сочинениях трагик Эсхил, муж, как бы тоже сицилийский, и также выразил в своих стихах толкование их имен, которое греки называют этимопогиа. Но прежде чем я изложу стихи Эсхила, надо кратко растолковать историю Паликов.

(18) Есть в Сицилии река Симет. Нимфа Талия, забеременевшая в объятьях Юпитера, из-за страха перед Юноной пожелала, чтобы около этой [реки] для ее [укрытия] разверзлась земля. [Так и] свершилось. Но когда пришло время созревания младенцев, которых она носила в чреве, земля раскрылась, и появились два ребенка, вышедшие из чрева Талии, и были названы "Палики" от [выражения] "вновь приходить" (палин хикёстхай) - так как они, прежде погруженные в землю, вновь оттуда возвратились.

(19) И недалеко оттуда находятся озера, небольшие, но безмерно глубокие, всегда клокочущие из-за родников, которые [местные] обитатели называют кратерами, и наделяют именем Деллов, и считают их братьями Паликов, и они находятся в величайшем почете, и особенно подлинная и действенная [их] божественная сила обнаруживается при требовании [давать] возли них клятвы. (20) Ведь когда исследуется достоверность отрицаемой кражи или дела какого-нибудь [другого] рода и от подозреваемого требуется клятва, тот и другой уходят к кратерам, [подальше] от любого [возможного] воздействия людей, прежде выслушав поручителя со стороны [того] лица, которое намеревается дать клятву, относительно соблюдения того, чего потребовали бы, в случае если бы [он] признал исход [дела]. (21) Там, призвав божество [этого] места, дающий клятву свидетельствовал [о том], в чем он клялся. [И дело в том], что он уходил невредимым, если поступил честно; но если клятву произносили с нечистой совестью, [то] ложно поклявшегося лишали затем жизни в озере. Это обстоятельство таким образом представляло поклонение братьям, что кратеры - то звали неумолимыми, а Паликов - умолимыми.

(22) И без прорицаний не остается храм Паликов. Ведь так как Сицилию опустошил неурожайный год, сицилийцы, предупрежденные божественным ответом Паликов, справили определенное священнодействие какому-то герою, и изобилие [плодов] возвратилось. В благодарность за это сицилийцы принесли к жертвеннику Паликов все виды плодов. из-за этого изобилия [даров] сам жертвенник был назван тучным. (23) Это - вся история о Пали - ках и их братьях, которая находится только лишь в греческих сочинениях. Из них Марон [и] черпал не меньше, чем из латинских. Но то, о чем мы сказали, следует [теперь] подтвердить [убедительными] примерами.

(24) У Эсхила есть трагедия, которая озаглавлена "Этна". Так как в ней он говорил о Паликах, он писал таким образом:

- Какое ж имя нарекут им смертные?

- Зевс повелит их звать: святые Паликн.

- По праву ли такое наречение?

- Да, ибо дважды изойдут из тьмы на свет. {61}

{61 Эсхил. Этеянки (Этна). 191 (6) // Эсхил. Трагедии. М., 1989. С. 302. Можно думать, что этимологию имени Паликов Макробий почерпнул из этих стихов Эсхила, где есть слова рЬлйн г?с ?кпху’. Это соответствует параграфу 18-му данной главы, в которой имя «Палики» производится от слов рЬлйн ?кЭуибй, т. е. «Палики» значит «вновь приходящие».}

Это [написал] Эсхил. (25) Каллий же в седьмом повествовании о сицилийских делах пишет так: "Эрика отстояла от Гелы почти на девяносто стадиев; является надежно укрепленным местом и <...> давно возникшим городом сицилийцев. Случилось, что близ него находятся и [так] называемые Деллы. Это - два кратера, которые сицилийцы называют братьями Паликов. [В] них имеет место выход пузырей, подобный кипению".

(26) До сих пор [повествовал] Каллий. Полемон же в книге, которая озаглавлена "Об удивительных реках в Сицилии", рассуждает таким же образом: "Палики, [так] именуемые у местных, считаются туземными богами. У них есть братья - невысокие кратеры. Священнодействующим следует подходить к ним [свободными] от всякого греха и [плотского] сношения и еще [от] какой-либо пищи. (27) От них же доносится тяжелый запах серы, вызывающий у стоящих поблизости страшную тяжесть в голове. А вода в них - мутная и цветом весьма похожа на белесую землистую грязь. Она также волнуется, вихрясь и бурля, [наподобие того], каковы водовороты на поверхности кипящей воды. Говорят, что у этих кратеров и глубина бесконечная, так что [в них] исчезали и быки, [туда] попавшие, и повозка, влекомая мулами, и также рухнувшие [в них] пасущиеся [животные].

(28) Из [всех] очистительных [обрядов у людей], вызванных [в суд], самым важным является клятва. Приводящие к присяге, держа записочку, подсказывают присягающим [то], в чем они желали бы [дать] клятвы; дающий же клятву, потрясая ветвью, увенчанный, неопоясанный и в одном только хитоне, касаясь кратера, произносит {62}клятву. (29) И если он был правдив в произнесенных клятвах, [то] возвращался домой невредимым; клятвопреступник же, пойдя против богов, погибал. Когда такое случается, поручители обещают жрецам сделать [следующее]: если произойдет что-нибудь [подобное] вновь, они берут [на себя] очищение священного участка [от греха]. Близ этого места паликенцы основали город, названный Палика [по имени] этих божеств [Паликов]".

{62 В тексте дЯейуйн (издатель помечает «vulg.»). Мы перевели в единственном числе.}

(30) Это [написал] Полемон. Но и Ксенагор в своем третьем повествовании о прорицаниях в [отдельных] местностях пишет таким образом: "из-за неплодородия земли сицилийцы принесли жертву какому-то герою Педиократу, {63} так как [это] повелело им прорицание от Паликов, и после воз - вращения изобилия плодов они наполнили жертвенник Паликов многими дарами ".

{63 Имя героя объясняет основание принесения ему жертвы; оно составлено из слов: редЯпн — равнина, поле, нива + ксЬфпт — сила, власть, могущество.}

(31) Завершено, я считаю, и подтверждено подходящими примерами разъяснение отрывка Вергилия, который ваши словесники и темным - [то] не считают, удовлетворяясь [тем, что] сами знают и ученикам внушают, что Палик - [это всего лишь] имя какого-то бога. Каков же сам [этот] бог, отчего он таким образом назван, [того] они, как не знают, так [и] знать не хотят, потому что и не подозревают, где они могут [это] отыскать, будучи почти не сведущими в чтении по-гречески.

(20 , 1) Не оставим мы незатронутыми и те стихи, которые есть в первой [книге] 'Теоргик":

Влажных молите вы лет, а зим молите бездождных,

О земледельцы! Хлеба веселят, коль зима не без пыли;

Нива обильна. Таким урожаем и Мизия вряд ли

Может хвалиться, такой не дивится и Гаргара жатве! [1, 100-103].

(2) Здесь мысль не только кажется очень темной и выраженной немного более туманно, чем свойственно этому поэту, но и заключает в себе достойный внимания вопрос, происходящий из памятников греческой старины, [а именно], что это за Гаргары, которые, думал Вергилий, являются образцом плодородия.

(3) Итак, эти Гаргары находятся в Мизии, которая является областью Геллеспонта. Но у имени и места есть двойное значение. Ведь этим именем называется и вершина горы Иды и поселение под той же [самой] горой. (4) Гомер так показывает обозначение вершины:

Он устремлял их на Иду, зверей многоводную матерь,

К Гаргару [холму] [Ил. 8, 47 - 48].

Согласиться, что здесь Гаргар понимается как высочайшее место горы, подает знак и само содержание, ибо говорит о Юпитере. (5) Но и в другом месте [это] более явно выражается тем же [самым] свидетелем Гомером:

... Кронион

Спал на вершине Гаргара {64} [Ил. 14, 352 - 353].

{64 Перевод З. И. Гнедича изменен: вместо «на вершине Идейской» мы поставили «на вершине Гаргара», что соответствует и назначению цитаты Макробия, и оригиналу, где сказано: ?н? ГбсгЬсщ Ячксщ.}

И Эпихарм, старейший поэт, в сочинении, которое озаглавлено "Троянцы", так высказался:

Царственный Зевс живет на Иде. Гаргар там снежный.

(6) Из этого отчетливо явствует, что Гаргарами зовется вершина горы Иды.

(7) [Теперь] же я перечислю [тех], кто называл Гаргарами город. Известнейший писатель историй Эфор отмечает в пятой книге: "Недалеко позади Асса находится город Гаргары". И не только Эфор, но также старинный писатель Филеад в той книге, которая озаглавлена "Азия", так [о нем] упоминает: "После Асса находится город по имени Гаргары; [около] него располагается [город] Антандр". (8) Сообщают также о книге элегий Арата, в которой поэт таким образом пишет о каком-то Диотиме:

Плачу я о Диотиме, что живет на утесах,

Детям жителей Гаргара "альфа", "бета" толкуя.

Из этих стихов стало известно даже название граждан, потому что они именуются [в них] гаргарейцами. {65} (9) Таким образом, так как установлено, что Гаргары следует понимать то как вершину горы, то как город, расположенный под той же [самой] горой, Вергилий говорит не о высокой горе, но о городе.

{65 В этом пояснении мы точно передали то, что в стихах перевели как «жители Гаргары»; в оригинале: ГбсгбсЭщн (gen. pi. от Гбсгбсе?т) — «Гаргарейцев», т. е. надо было бы перевести «детям Гаргарейцев».}

Однако давайте исследуем, почему он полагал Гаргары местом, богатым плодами. (10) Достаточно известно, что и вся - то эта Мизия считалась богатой пашнями именно из-за влажности почвы. Откуда и Вергилий в вышеназванных стихах, так как сказал "влажных [молите вы] лет", добавил "Таким урожаем и Мизия вряд ли / Может хвалиться", как бы говоря: всякая область, которая имела бы подходящую влажность, будет иметь [плодородность], равную плодородности полей Мизии. (11) Впрочем, [и] Гомер, когда говорит "на Иду многоводную", обозначает влажное поле, лежащее под горой. Ведь [слово] "многоводная" означает "изобилующая источниками". Эти Гарграры были настолько богаты плодами, что [тот], кто хотел бы выразить большое количество чего - нибудь, вместо "безмерное множество" произносил "Гаргары". (12) Свидетель [тому] Алкей, который в "Трагикомедии" {66} пишет так:

{66 Кщм?дпфсбгщдЯб мы перевели как название произведения комедиографа Алкея Митиленского (см.: Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. С. 70).}

Встречал я многих, стремящийся с поля

На праздник; примерно числом их двадцать.

Взираю сверху - гаргары {67}людей кругом.

{67 Здесь и в следующей строке Аристомена мы написали «гаргары» как имя нарицательное (в оригинале — собственное).}

Как вы видите, [имя] "Гаргары" он явно поместил вместо [слова] "множество". И точно также [говорит] Аристомен в "Преданиях":

В отечестве нашем гаргары мужей.

(13) А сочинитель комедий Аристофан, с присущим ему остоумием, пытается выразить бессчетное множество с помощью слова, составленного из [слов] "песок" и "Гаргары". Ведь в пьесе "Ахарняне" он отмечает:

А горя - больше, чем песку на дне морском. {68}

{68 Аристофан. Ахарняне, 3. Пер. С. Апта. См.: Аристофан. Комедии. М., 1983. Т. 1.С. 9.}

Впрочем, [слово] "много - как - песчинок" {69} часто применял в своих "Мениппеях" Варрон, в частности вместо [слова] "много". Но Аристофан присоединяет [к нему слово] "гаргара" {70} для обозначения несметного множества.

{69 Слово шбммбкьуйб образовано по форме числительного «сотни»; по звучанию к нему ближе всего числительное пятьсот — ренфбкьуйпй. Поэтому это слово можно, пожалуй, перевести «сотен-как-песчинок» (шЬммпт — песок). Ср.: «Сыны Израилевы были числом, как песок морской» (Ап. Павел. К римлянам, 9, 102, 27).}

{70 Слово, образованное Аристофаном, — шбммбкпуйпгЬсгбсб, будет, таким образом, уже означать «несметно-много-как-песчинок».}

(14) Итак, соответственно этому, смысл данных стихов такой: потому что существует надлежащий порядок года, когда зима является безоблачной, лето же дождливым, плоды вырастают наилучшим образом. Это же необходимо [и] полям до такой степени, что без него и эти по природе плодороднейшие поля Мизии не будут соответствовать мнению о [их] плодородии, которое имеет место в отношении их.

(15) К Мизии он прибавляет [названные] по имени Гаргары, потому что этот город, расположенный у самых нижних оснований горы Иды, орошается стекающей оттуда влагой, и может показаться, что [ему] не очень нужны летние дожди. (16) В этом месте [рассказа] в подтверждение того, что влажными являются не одни только Гаргары по соседству с горой, но и поля всей Мизии, можно привлечь [как] свидетеля Эсхила:

О ты, Каик, и вы, потоки Мисни!.. {71}

{71 Эсхил. Мисийцы. 126 (143) // Эсхил. Трагедии. С. 292.}

(17) [Итак], мы сказали [о том], что в этом отрывке он заимствовал у греков. Кроме того, давайте присоединим ради развлечения и чтобы было ясно, что ваш Вергилий отовсюду заимствовал для себя красоты [речи] старинных [писателей], то, о чем он [вот] это сказал:

Хлеба веселят, коль зима не без пыли [Георг. 1. 101].

(18) Ведь в книге стариннейших песнопений, которая [была] составлена раньше всего [того], что было написано латинами, находится такая старая сельская песня:

Зимою пыльной, весенней грязью, будешь, юноша, косить ты хлеба.

(21 , 1) Названия бокалов Вергилий большей частью помещает греческие, [такие] как кархесии, как кимбии, как канфары, как скифосы. О кархесиях он пишет таким образом: {72}

{72 Здесь и далее присутствующие в переводе слова «чаша», «кубок» и т. п. заменены на соответствующие греческие названия.}

Возьми кархесий вина меотийского

И возлиянье соверши Океану [Георг. 4, 380 - 381].

И в другом месте:

Чином творя возлиянье, два здесь кархесия чистого Бакха [5, 77].

И о кимбиях:

Мы же приносим кимбии, млеком вспененные теплым [3. 66].

И о канфаре:

Тут же тяжелый висел и капфар на ручке потертой [Букол. 6, 17].

О скифосах:

И священный скнфос наполнил десницу [8, 278].

(2) Какого же вида эти [бокалы] или кто их сделал, упоминаний [о том] никто не разыскивает, удовлетворившись знанием, что есть бокалы всякого рода. И именно о скифоеах и о канфарах, привычных для народа названиях, надлежало [бы] сказать [только в том случае], если бы они ушли [в прошлое]. Однако я не понимаю, почему в отношении [названий] кархесиев и кимбиев, которые, возможно, ты [и] отсыкал бы когда-нибудь у латинян, - но [даже] у греков они весьма редки - [ни у кого] не возникает нужды исследовать [то], что значили бы [сами] по себе [эти] новые и чужеземные имена.

(3) Кархесий же - [это] бокал, известный только лишь у греков. Его упоминает Ферекид в книгах историй, утверждая, что Юпитер дал в дар Алкмене золотой кархесий как награду за сожительство [с ней]. Однако Плавт пренебрег непривычным словом и пишет в пьесе "Амфитрион", что [ей была] дана патера, {73} хотя вид того и другого бокала чрезвычайно различен. (4) Ведь патера, так как и само слово служит знаком, {74} является плоским и открытым [бокалом]; а кахесий - высокий и суженный вокруг средней части, с ручками средней величины, идущими с верху до низу. (5) Впрочем, Асклепиад, муж, среди греков исключительно ученый и въедливый, считает, что кархесий [были] названы по [имени] корабельной [снасти]. Ибо он пишет, что нижняя часть корабельного паруса зовется пяткой, часть около середины называется шеей, верхняя же часть именуется "кархесий", {75} и оттуда в ту и другую сторону паруса продолжается то, что зовут рогами. (6) И не только один Асклепиад упоминает об этом бокале, но и другие блистательные поэты, как, [например], Сапфо, которая замечает:

{73

Чашу вот возьми...

Я тебе дарю, Алкмена.

См.: Плавт Т. Амфитрион, 534, 536 // Плавт Т. Комедии. М., 1987. Т. 2. С. 466. Согласно Макробию, чаша здесь — patera.}

{74 Слово patera является однокоренным со словом patens (открытый; pateo — быть открытым), немного может быть сближено с planus (плоский).}

{75 КбсчЮуйпн — верхняя часть мачты с валиком, к которому прикрепляются канаты.}

И, кубки [кархесий. - В. З. ] приняв, все возлиянья творили. {76}

{76 Перевод по книге: Эллинские поэты VIII—III вв. до н. э. М., 1999. С. 326, фрагм. 8 (141).}

Кратин в "Дионисоалександре" [говорит]:

Какой наряд имел? Покажет это мне

Увитый посох, также пестрый кархесий.

В пьесе, которая озаглавлена "Тира", Софокл [говорит]:

Средненький накрыт

Обед: хлеб кругом, да еще кархесий. {77}

{77 Отметим, во-первых, что у издателя стоит Ф?сщ вместо Фхс?. Во-вторых, что таким образом мы перевели fr. Nauck 594:

рспуф?нбй мЭузн

фсЬрежбн ?мцЯ у?фб кб? кбсчЮуйб (см. р. 338).

Перевод по новейшим изданиям фрагментов произведений Софокла очень сильно отличается по содержанию от того, что приводит издатель «Сатурналий». Он звучит следующим образом:

<Явились> змеи посреди стола,

К блюдам и чашам винным подползая.

См.: Софокл. Тиро. (361) (660) // Софокл. Драмы. С. 426.}

(7) Этого [довольно] о кархесий, [слове], латыни неизвестном и употребляемом только [в] Греции. Но и кимбиев в вашей речи ты не обнаружишь, ибо [о них] сообщали [лишь] немногие из греков. Известнейший сочинитель комедий Филемон отмечает в "Привидении":

Вина без смеси кимбий Рода выпила.

(8) Анаксандрид, также создатель комедий, [пишет] в пьесе "Деревенщина":

Без примеси воды он, пьющий, кимбии

За вас опрастывал.

Упоминал о нем и Демосфен в речи, которая является [выступлением] против Мидия: "...едущий верхом из эвбейской Аргуры [и] имеющий [при себе] хланиды и кимбии, которые забрали сборщики налогов".

(9) Эти же кимбии, как указывает образ, [заключенный в] самом имени, [были] уменьшительно названы от [слова] "кимба", потому что и у греков, и у нас, [многое] у них заимствующих, [кимба] - это разновидность судна. И я разумно обратил [ваше] внимание на многие виды бокалов у греков, названных от [предметов] корабельного дела, как, [например], кархесий, [о чем] я выше поведал, как эти кимбии - бокалы, вытянутые в длину и похожие на корабли.

(10) Упоминает об этой чаше весьма ученейший муж Эратосфен в письме Агетору Лакедемонскому такими словами: "Они установили для богов кратер, не серебряный и не каменный, но из кости. И всякий раз как его наполняли бы, они, выпивая за богов, поочередно черпали вино погружаемым [в него] камбием". (11) [Но] были [и такие], кто вроде бы считал, что кимбий назван от [имени] киссибия вследствие выпадения [среднего слога]. О киссибии же - хотя я умолчу о Гомере, который упоминает об этом бокале, поданном киклопу Улиссом, - вспоминают [и] многие [другие], и некоторые [из них] утверждают, что киссибий - это, собственно, бокал из плюща, то есть кисса [по-гречески]. (12) И притом Никандр Колофонский в первой [книге] "Этолийских [дел]" так пишет: "В священнодействии Зевса Дидимейского совершаются возлияния киссу, откуда старинные кубки зовут киссибий". Впрочем, и Каллимах упоминает об этом бокале:

Он, как и я, не терпел манеру хлестать по-фракийски -

Вобу с вином не мешать, малый киссибий любил. {78}

{78 Перевод О. Смыки (с изменениями). См.: Каллимах. Икос. 19 (178) // Эллинские поэты VIII—III вв. до н. э. С. 298.}

(13) Кто же полагает, что киссибием называется бокал, сделанный из плюща, - вроде как, если [по-гречески], киссиновый - опираются, кажется, на пример Еврипида, который так пишет в "Андромеде":

Пастухов народ бредет большой.

Несущий чашу плющевую с молоком.

Покой от их трудов - лозы прекрасный сок.

(14) Это [сказано] о кимбии. [Теперь], поскольку выше мы сказали, что канфар является и видом бокала и [видом] судна, [это] следует подтвердить примерами. И [канфар] как бокал - вещь известная даже от самого Вергилия, который весьма удачно предназначает [этот] особенный бокал Либера-отца Силену. Но мы должны показать, как мы выше пообещали, что его по обыкновению также представляют в виде судна. (15) [Так], Менандр [сказал] в "Судовладельце":

Пришел, избегнув бездны он Эгейской,

И нами любимый, о Стратон, и кстати.

О сыне, столь счастливом и спасенном,

И золотом канфаре баю я тебе.

О каком?

О судне. Бедный, ты меня не понимаешь!?

(16) [Перейдем к скифосу]:

И священный скифос наполнил десницу [8, 276].

Скифос настолько является бокалом Геркулеса, насколько канфар - бокалом Либера-отца. Старинные ваятели не без основания делали [изваяния] Геркулеса с бокалом, а иногда [изображали его] шатающимся и пьяным, не только потому, что считают, что этот герой был любителем выпить, но также потому, что существует древнее предание, будто Геркулес, плывший на бокале, как на корабле, преодолел бесконечные моря. (17) Но и о том и о другом обстоятельстве позвольте мне привести [лишь] немногое из греческой древности. И давайте я умолчу [о том], что этот герои был многопьющим, о чем повсюду известно: это - не темный вопрос, потому что и Эфипп в "Бусириде" выводит Геркулеса, так говорящего:

Не знаешь меня, тиринфийца, родом бога

Из греков? Вечно пьяные, они и споры

Ведут о разном. Их за то винят всегда.

(18) Есть также рассказ [о том], что около Гераклеи, основанной Геркулесом, было какое-то, совсем почти неизвестное племя людей по имени киликраны, образованном от [слова] килик, каковой вид бокала мы называем "калик", изменив одну букву.

(19) [О том] же, что Геркулес приехал на Эритею, то есть приплыл на остров [у побережья] Испании на бокале, и Паниасий, выдающийся писатель [среди] греков, рассказывает, и Ферекид является сторонником [того же]. Я не склонен приводить их слова, потому что они ближе к сказанию, чем к истории. Но я думаю, что Геркулес переплывал [через] моря не на бокале, а на корабле, у которого было название "скифос", так [же], как выше мы утверждали, что канфор, и кархессий, и кимбии, произведенные от [названия] кимб,все это - наименования кораблей.

(22 , 1) Иногда Вергилий заимствует также [собственные] имена из древнейших повествований греков. Вы знаете, что одну из спутниц Дианы зовут у него Опис. Это имя, пожалуй, повсюду считается опрометчиво данным или даже придуманным не знающими [того], что хитрый поэт пожелал приписать прозвище, которое было предназначено самой Диане старинными греческими писателями, ее спутнице. (2) Впрочем, Вергилий так описывает:

В горних чертогах меж тем Латония так обращалась

К Опии быстрой, одной любимой деве подруге

В свите священной ее, и из уст печальные гласы

Так издавала... [11, 532 - 535].

И ниже:

Тривии страж, между тем, уж давно на горных вершинах

Опия [дева сидит]... [11, 836 - 837].

(3) [Итак], он говорит, что Опис - спутница и подруга Дианы. Но послушайте, откуда взял это имя Вергилий, который, как я [уже] сказал, похитил эпитет самой богини и приложил к ее подруге.

(4) Превосходный поэт Александр Этолийский в книге, которая озаглавлена "Музы", сообщает, с каким старанием эфесский народ, так как Диане был посвящен храм, позаботился, пообещав награды, чтобы бывшие тогда даровитейшими поэты сложили разнообразные песнопения в [честь] богини. В этих стихах Опис была названа не спутницей Дианы, а самой Дианой. (5) Говорит же он, как я сказал, об эфесском народе [следующее]:

Он ведь, прослышавший точно о том. что грекам известен

Славный тот Тимофей, песен знаток и кифаред,

Терсандра сын, дозволил славному мужу за тысячу

Снглов тех золотых дивную ту самую

Опис в гимне воспеть, богиню стрел быстролетящих.

Там. в Кенхреях, дом почетный имеет она.

И затем:

И Лепюннды богини вспомнил дела забытые.

(6) [Из этого] явствует, если я не ошибаюсь, что Опис [здесь] названа Дианой и что он перенес это имя на ее спутницу из-за [своей] чрезмерной учености.

(7) [Возьмем еще стихи]:

Все оттуда ушли, алтари и храмы покинув,

Боги, [которыми царство держалось] [2, 351 - 352].

Отчего Вергилий такое сказал, ни один [человек] не старается узнать. Однако установлено, что он заимствовал [это] у Еврипида, который в пьесе "Троян - ки" выводит Аполлона это [вот] говорящего, когда Троя была захвачена:

Я покидаю славный Илион. {79}

{79 Еврипид. Троянки, 25. Пер. С. Шервинского. См.: Еврипид. Трагедии. Т. 2. С. 567.}

Эти стихи показывают, откуда Вергилий присвоил [выражение], что боги ушли из уже взятого города.

(8) И это, о чем [тут] он говорит, не обходится без влияния греческой старины:

Иова сама с облаков быстролетное пламя метнула [1, 42].

Ведь Еврипид выводит Минерву, требующую от Нептуна ветров [как оружия] против греческих кораблей и говорящую, что он должен [это] сделать, потому что [так уже] поступил Юпитер, от которого [она] получила молнию для противодействия грекам.

(9) Вергилий не допускает того, что Пан заманил Луну в высокую рощу подношением белоснежной шерсти, высказываясь [об этом так]:

Редкостным белым руном - коль тому позволительно верить [Георг. 3, 391], -

и так далее. В отношении этого места Валерий Проб, превосходнейший муж, замечает, что он не знает, к какому сочинителю он отнес бы эту историю или сказание. (10) Я удивляюсь, что такой муж уклонился от [отыскания] этого. Ведь источник этой истории - поэт Никандр, которого Дидим, самый образованный из всех грамматиков, и какие есть, и какие будут, называет любителем сказаний. Зная это, Вергилий [потому и] присовокупил: "коль тому позволительно верить", - [и] таким образом, признает, что он обратился к сочинителю, склонному к сказаниям.

(11) В третьей книге ["Энеиды" обыкновенно] бегло читают [один стих], а откуда [он], возможно, переведен, узнать не пытаются. [Вот он]:

То, что Фебу отец всемогущий, а мне - Феб-Аполлон

Предвозвестили... [3, 251 - 252], -

и прочее. (12) Что касается таких мест, то грамматики, оправдывая свою неосведомленность, приписывают эти находки больше дарованию, чем учености Марона, и не говорят, что он заимствовал [их] от других, чтобы не быть вынужденными называть источники. Но я утверждаю, что именно в этом [стихе] он следовал ученейшему поэту Эсхилу, самому выдающемуся сочинителю трагедий, (13) который в пьесе, озаглавленной на латинском языке "Жрецы", восклицает:

Благопоспешны будьте! Зевс, отец богов,

Свои влагает Локсию вещания. {80}

{80 Эсхил. Жрецы. 53 (86) // Эсхил. Трагедии. С. 275.}

И в другом месте:

[Вступил четвертым ] Локсий [во святилище ]

Пророком Зевса: отчее [вещает сын]. {81}

{81 Эсхил. Эвмениды, 18-19 // Там же. С. 162.}

(14) Разве [не] стало ясно, что [именно] оттуда Вергилий взял [то], что Аполлон пророчествует об изрекаемом ему Юпитером? Неужели вы [не] убедились, что Вергилий не может {82} быть понят и тем, кто не постиг звучания латинской речи, и тем, кто не усвоил греческую науку с предельной полнотой?

{82 У издателя стоит поп potest, что не соответствует возможному здесь accusative cum infinitivo, тем более что далее в этой фразе в аналогичном случае стоит nес... posse. Поэтому мы посчитали non potest за non posse.}

(15) Ведь если бы я не боялся вызвать [у вас] отвращение, я мог [бы] наполнить [целые] свитки [сведениями] о том, что он перенес [к себе] из основательнейшей учености греков. Однако [и уже] сообщенного будет достаточно для доверия изложенным вопросам". {83}

{83 После этих слов издатель приводит то, что прибавлено к ним в рукописях: «Он завершает [книгу] о том, что Вергилий взял от греков. О том, что Марон перенял от старых латинских [поэтов, последует]» (р. 345).}

Книга шестая

(1 , 1) Тут Претекстат говорит: "Дивным образом Евстафий изложил [нам то], что Вергилий включил в свои песнопения из греческой древности. Но мы помним, что высокоученейшие мужи среди всех [людей] нашего поколения, Фурий и Цецина Альбины, обещали, что они сообщат [о том], что Марон заимствовал также из древних римских писателей. Теперь время напоминает, что [пора это] сделать".

(2) И так как всем было угодно то же [самое], тогда Фурий Альбин [стал говорить]: "И хотя я боюсь, что, намереваясь показать, как много наш Вергилий преуспел благодаря чтению древних [римских писателей] и какие от всех [них] взял красоты или какие из разных [сочинений] украшения ради изящества своих песнопений, дам повод для порицания или невежественным, или злонамеренным [людям], осуждающим использование чужого таким [великим] мужем и не понимающим, что это - плод чтения, что [он] подражает тому, что ты одобрил бы у одних [поэтов], и тому, чем больше всего восхищался бы в высказываниях других, чтобы путем уместного заимствования извлечь для себя какую-нибудь пользу, что часто делали и наши, [заимствуя] как у греков, так и у своих, и выдающиеся из греков, [перенимая] у своих.

(3) И хотя я умалчиваю об иноплеменниках, я в состоянии пространно поведать [вам], как много брали друг у друга сочинители всех в совокупности старинных книг. Однако я покажу это, если у вас будет желание, в другой раз, улучив [подходящее] время. Теперь [же] я предложу [лишь] один пример, которого будет вполне достаточно для доказательства [того], что я утверждаю. (4) Так, сочинитель тогат Афраний говорит в той тогате, которая озаглавлена "Компиталии", вежливо отвечая обличителям, будто бы он многое взял от Менандра:

Признаюсь, не только у него я брал,

Но у людей из Лация,

Поскольку всякий, что мне сгодилось бы, имел,

Чего я лучше сделать, считал я, едва смогу.

(5) Так что, если это совокупное и общее [литературное] достояние, предоставленное всем поэтам и писателям, должно быть взаимно использовано, кто вменил бы в вину Вергилию, если бы он заимствовал что-нибудь у более древних [сочинителей] ради своего совершенствования? [Напротив], по этому поводу к нему даже нужно питать уважение, потому что благодаря препесению кое-чего из них в свое произведение, которое останется навечно, он содействовал [тому], чтобы всецело не изгладилась память о старинных [писателях], к которым, как показывает нынешний образ мыслей, мы начинаем относиться уже не только с пренебрежением, но даже с насмешкой. (6) Наконец, вследствие обдуманного заимствования и меры в подражании, он добился [того], чтобы мы или предпочитали, чтобы [то] чужое, что мы прочитали у него, принадлежало бы ему, или восхищались [тем], что [оно] лучше звучит тут, чем [там], где было рождено.

(7) Итак, во-первых, я скажу [о том], какие [отдельные] строки он взял из других [поэтов] или частично, или почти полностью; после этого [я скажу] о целых отрывках, перенесенных [им] с каким-нибудь небольшим изменением, или об [одних] мыслях, переписанных таким образом, что ясно, откуда они, [или о] других, измененных, [но так], что все же их происхождение не оставалось незамеченным; после этого я покажу, что кое-что из того, что заимствовано от Гомера, не сам [он] взял из Гомера, но сначала [это] заимствовали оттуда другие, и [только уже затем] он перенял [это] от тех, кого, без сомнения, он читал. (8) [Так вот, Вергилий]:

Движется между тем небосвод, с Океана встает ночь [2, 250].

Энний в шестой книге:

Движется между тем небосвод в огнях великих.

(9) Ось на плече он вращает, на коей горящие звезды [4, 482].

Энний в первой [книге]:

Небо который вращает, на коем блестящие звезды.

И в третьей:

В небо глянул он, в коем блестящие звезды.

В десятой:

Ночь потом пришла, с нею горящие звезды.

(10) Мощный родитель богов и всех людей повелитель

В звездный сзывает чертог [10, 2 (2 - 3)].

Энний в шестой [книге]:

Мощный родитель богов и всех людей повелитель

С сердцем своим говорит.

(11) Место есть, что зовут Гесперии именем граи [1, 530].

Энний в первой [книге]:

Место есть, что зовут Гесперией смертные люди.

(12) Также и ты, о Тибр, отец с потоком священным [8, 72].

Энний в первой [книге]:

Ты, Тиберин - отец, с твоим потоком священным.

(13) Верность дай и прими. У нас есть крепкие в брани

Груди... [8, 150 - 151].

Энний в первой:

Верность дай и прими и больше крепкий союз упрочи.

(14) И непогожая ночь луну в облаках укрывала [3, 587].

Энний в первой [книге]:

Хоть непогожая ночь небесный тот свет укрывала.

(15) Ты однако же мне заплатишь горячею кровью [9,422 - 423 (422)].

Энний в первой [книге]:

Волей своей, клянусь, ни один не сделает этого,

Кроме тебя; а мне заплатишь горячею кровью.

(16) ...бегут, оружье схватив, отовсюду

Яростные поселяне [7, 520 - 521].

Энний в третьей [книге]:

Так как силы сдали, то стоят и бросают

Копья; бегут, оружье схватив, отовсюду.

(17) Всех напряжением сил [за себя] подвизается [каждый] [12, 552].

Энний в четвертой:

Всех напряжением сил подвизаются римляне с лестниц. {1}

{1 Для сохранения соответствия выражения «summa nituntur opum vi» с использованным переводом В. Брюсова пришлось удлинить на несколько слогов эту и последнюю строки Энния, содержащие данное выражение.}

И в шестнадцатой:

Царствуя, цари и гробницы, и статуи жаждут;

Ищут славы: всех напряжением сил подвизаются.

(18) И великой войны со мной разверните картину [9, 528].

Энний в шестой [книге]:

Кто могуч развернуть войны великой картину?

(19) Мой исполняйте приказ немедля; с нами - Юпитер [12, 565].

Энний в седьмой:

Больше счастья вам нет - ныне с нами Юпитер.

(20) Все нападают на град, во сне и в вине погребенный [2, 265].

Энний в восьмой [книге]:

Ныне враг вином укрощен и сном успокоен.

(21) Крик встает до небес, и все [повернули] латины

[Взоры] [11, 745 (745 - 746)].

Энний в семнадцатой [книге]:

Крик встает до небес, поднявшись от тех и других.

(22) Топотом звонких копыт потрясается рыхлое поле [8, 596].

Энний в шестой:

Нумидийцы следят: трясется ль земля под копытом.

Также в восьмой [книге]:

Их настигает он; сотрясает копыто всю землю.

Также [и] в семнадцатой:

Скачет ездок верхом: трясет копыто топотом землю.

(23) Тот, кто единый для нас медлением восстановил все [6, 846].

Энний в двенадцатой [книге]:

Тот человек для нас медлением восстановил все. {2}

{2 При сохранении здесь и ниже однотипности перевода (пер. В. Брюсова) ритмика стиха в переводе расходится с оригиналом Энния.}

(24) Пал он на рану свою, на нем загремели доспехи [10, 488].

Энний в шестнадцатой:

Пал он, и тут же на нем загремели доспехи.

(25) [Вергилий]:

И уже первая новым кропила сиянием земли

... [Аврора] [4, 584 (583 - 584)].

Лукреций во второй [книге]:

Утром, когда от зари по земле разольется сиянье [144].

(26) Пламенный тянется путь и, длинный, во мраке белеет [Георг. 1, 367].

Лукреций во второй [книге]:

Огненный след за собой оставляют на своде небесном [207].

(27) ...среди облаков двоятся разорванных вспышки [3, 199].

Лукреций во второй [книге]:

[И] вырываясь из туч, то туда, то сюда [постоянно]

[Перебегают] огни [214 (214 - 215)].

(28) ...подобие битв устроял он [5, 674].

Лукреций во второй [книге]:

Всюду по полю снуют, представляя примерную битву [324].

(29) ...и тени лишившихся света [Георг. 4. 472].

Лукреций в четвертой [книге]:

...когда часто мы видим фигуры

Страшные призраков тех, кто лишен лицезрения света [35 - 36].

(30) ...устрашенный, мрачно взирая,

Вспять возвращается [9, 794 - 795 (793 - 794)].

Лукреций в пятой [книге]:

Зоркий, свирепый дракон, обвивающий телом огромным [33]. {3}

{3 Чтобы читателю было виднее сходство данных строк Вергилия и Лукреция (в переводах оно не очень заметно), поясняем, что в оригинале сходные слова звучат так: Asper accrba tuens — угрюмый, мрачный, взирающий (взирая).}

(31) [Вновь Вергилий]:

... [кропила сиянием земли],

Желтую опочивальню Тифона покинув, Аврора [4, 585].

Фурий в первой [книге] летописи:

Тут Океана меж тем Аврора спальню покинув.

(32) Что за народ здесь живет? Что за дикая родина сносит

Нрав подобный людей [1, 539 - 540].

Фурий в шестой [книге]:

Что за народ здесь живет? Сатурна отпрыск ты честный?

(33) Разную сеет молву и так [по рядам] возглашает [12, 228].

Фурий в десятой [книге]:

Разную сеют молву и многое знают.

(34) Кличет по именам и прогнанных в бой возвращает [11, 731].

Фурий в одиннадцатой [книге]:

Кличет по именам: приказов время приходит, -

Напоминает.

Затем ниже:

Речью пылкой он горячит и укрепляет

Души к ратной борьбе и взбодренных в бой возвращает.

(35) [Снова Вергилий]:

Музы, поведайте вы: не все человеку доступно [Букол. 8, 63].

Луцилий в пятой [книге]:

Старшим он был: не всякому всякое дело под силу. {4}

{4 Перевод Е. Г. Рабинович. См.: Римская сатира. М., 1989. С. 355.}

(36) Смотрят по всем сторонам. А тот еще, разъяряясь,

[Бросил второе копье] [9, 416].

Пакувий в "Медее":

Смотрим по всем сторонам, страх нас сковывает.

(37) Путь ускоряют они начатый; с тихим журчаньем

[Ель смоляная скользит по отмелям] [8, 90].

Свей в книге пятой:

Катят волны, несут желанное с тихим журчаньем.

(38) Ныне тебе не сбежать. Идем, на все я согласен [Букол. 3, 49].

Невий в "Троянском коне":

Ныне тебе не сбежать: моей рукой ты погублен.

(39) Продал за золото сей отчизну и предал владыке

Сильному; установлял и сменял за плату законы [6, 621].

Варий [в сочинении] "О смерти":

Продал сей Латий чужим инородцам, пашни квиритов

Отнял; установлял и сменял за плату законы.

(40) ... [лишь бы]

Из драгоценности пить и спать на сарранском багрянце [Георг. 2, 506 (505 - 506)].

Варий [в поэме] "О смерти":

Чтобы на пурпуре спать и пить из тяжелого злата.

(41) Мчитесь, благие века! - сказали своим веретенам

... [Парки] [Букол. 4, 46].

Катулл:

Быстро крутитесь нить прядущие,

Вы, веретена.

(42) Счастлива, - ах, я была б слишком счастлива, если бы только

Наших вовек берегов не касались дарданов кили! [4, 657 - 658 (656 - 657)].

Катулл:

Мощный Юпитер, о если б тогда,

В прежнее время,

К берегу кносскому не прикоснулись

Кили кекропов.

(43) ...мощные кости и мышцы

Он обнажил... [5,422 - 423].

Луцилий в семнадцатой [книге]:

...мощные кости и мышцы

Приданы человеку.

(44) [Тотчас] вливает покой [Асканию Венера] в члены

Мирный... [1, 691 - 692].

Фурий в первой [книге]:

...и по груди нежный сон разливает.

И Лукреций в четвертой [книге]:

Ну, а теперь, каким образом сон овевает покоем

Тело...

[Не многословно тебе объясню] [907 - 909].

(45) ...и вод текучих просторы [6, 724].

Лукреций в шестой [книге]:

[бьет] по пучине и водным равнинам? [405].

(46) [Кто...обойдет]...

...Иль обоих, две молнии брани.

Кто Скипионов... [6. 841 - 843].

Лукреций в третьей [книге]:

И Сципион, эта молния войн и гроза Карфагена [1034].

(47) [Вкус указание дает очевидное], привкусом горьким

Жалостно рот искривив [любого, кто пробовать станет] [Георг. 2, 246 - 247].

Лукреций во второй [книге]:

...[полынь или же]...

[Тысячелистник] уста нам кривят отвратительным вкусом [400 - 401].

(48) В виде таком, говорят, витают призраки мертвых [10, 641].

Лукреций в первой [книге]:

Так что как будто бы мы иль воочию видим, иль слышим

Тех, кого смерть унесла и чьи кости объяты землею [134 - 135].

Отсюда - и это [у] Вергилия:

...[земля]...

Та, что Анхиса отца объемлет лоном останки? [5, 30 - 31].

(49) [Призрак предстал]; свой лик взнося, дивным образом бледный[1, 354].

Лукреций в первой [книге]:

Но только призраки их удивительно бледного вида [123].

(50) И обливалось тогда все тело потом холодным [3, 175].

Энний в шестнадцатой [книге]:

С тела всего тогда пот льется хладный у труса.

(51) Ель смоляная скользит по отмелям [8, 91].

Энний в четырнадцатой [книге]:

Киль просмоленный скользит, вверх вздымает ударом волну.

(52) ...[бушует...

Копий летящих гроза], и град громыхает железный [12, 283 - 284].

Энний в восьмой [книге]:

Копья сыплют вои: тучей град железный.

(53) ...быстробежная пика

сверху задела за шлем [и гребни на нем взволновала] [12, 492 - 493].

Энний в шестнадцатой [книге]:

Быстролетная пика гребень собой задела.

(54) ...[на высоком]

Тот возвышаясь коне, кипит; все оружия ищут [7, 624 - 625].

Энний в шестой [книге]:

Гонит блеяших он баранов; все оружье ищут.

(55) Каждому тяжко смотреть па него, нелегко говорить с ним [3, 621]

Акций в "Филоктете":

Ты не смог бы его ни видеть, ни изречь ему.

(56) Или добычею я похваляться буду богатой,

Или со славой умру [10, 449 - 450].

Акций в назидании [из] "Сражения":

Трофей вот несу я с мужа храброго;

Меня б сразил, - не стыдно быть таким поверженным.

(57) [Это во-первых]; несчастным если Фортуна Синона

Сделала, лживым пускай и хвастливым не сделает, злая! [2, 79 - 80].

Акций в "Телефе":

Мои Фортуна царство и блага

Похитить смогла, но вырвать доблесть не смогла.

(58) Доблести, отрок, учись у меня и трудам неустанным,

Счастью - увы! - у других [12, 435 - 436].

Акций в нравоучении [из] "Сражения":

С отвагой дружен будь, с удачей не дружи.

(59) ...Нет, нет, ни Юнона царица

Или Сатурний отец на то не посмотрит спокойно [4, 371 - 372].

Акций в "Антигоне":

И боги не правят, нет;

И бога, на деле, царь, глава всех, чтить не хочет.

(60) Пленным в плену почему бы не быть? И в Трое спаленной

Мужей не сжечь? [7, 295 - 296].

Энний в десятой [книге], так как говорил о Пергамах, [молвит]:

Ни умереть на полях Дардании им не случилось,

Ни в плену быть, ни сгореть в огне сожженной Трои.

(61) Также и много других, коих темная слава сокрыла [5, 302].

Энний в "Александре":

Многие тут подходят, имя чье затмила бедность.

(62) Смелых Фортуна хранит! [10, 284].

Энний в седьмой [книге]:

Храбрым мужам дана всяким фортуна.

(63) .. .вновь на горнах мечи отцовские правят [7, 636]. {5}

{5 После этой строки в цитате Макробия следует (637-я): et curvae rigidum falces conflantur in ensem (и кривые серпы переплавляются в прямой меч). Такой строки в переводах В. Брюсова и С. Ошерова нет.}

Лукреций в пятой [книге]:

Мало - помалу затем одолели мечи из железа,

Вид же из меди серпа становился предметом насмешек [1293 - 1294].

(64) Ясные были питьем родники и с течением быстрым

Реки [Георг. 3, 529 - 530].

Лукреций в пятой [книге]:

А к утолению жажды источники звали и реки [945].

(65) Плоды собирает он, дар доброхотный

Нив и ветвей [Георг. 2, 500 - 501].

Лукреций в пятой [книге]:

Чем наделяли их солнце, дожди, что сама порождала

Вольно земля, то вполне утоляло и все их желанья [937 - 938].

(2 , 1) После [приведения] стихов, переписанных [Вергилием] из других [поэтов] или целиком, или частично, или с переменой каких - нибудь слов, как бы окрашенных другим цветом, теперь возникло [у меня] желание сопоставить [одни] отывки с [другими] отрывками, чтобы ты, словно в зеркале, увидел, из чего они образованы.

(2) Не сомневаюсь я в том, как трудно все это словами

Преодолеть и почтенность придать невысоким предметам.

Но увлекает меня к высотам пустынным Парнаса

Некая нежная страсть. Мне любо на этих нагорьях

Там, где ничья колея не вилась до криницы Кастальской [Георг. 3, 289 - 293].

(3) Лукреций в первой [книге]:

Я не таю от себя, как это туманно, но острый

В сердце глубоко мне тирс вонзила надежда на славу

И одновременно грудь напоила мне сладкою страстью

К Музам, которой теперь вдохновляемый, с бодрою мыслью

По бездорожным полям Пиэрид я иду, по которым

Раньше ничья не ступала нога [922 - 927].

(4) Возьмите и другое место Марона и сопоставьте с тем [местом], откуда он брал, чтобы обнаружить те же самые приемы и почти сходный слог того и другого места. Вергилий:

Пусть из кичливых сеней высокого дома не хлынет

К ним в покои волна желателен доброго утра

И не дивятся они дверям в черепаховых вставках [Георг. 2, 461 - 463].

И затем:

Верен зато их покой, их жизнь простая надежна.

Всем - то богата она! У них и досуг и приволье,

Гроты, озер полнота и прохлада Темпейской долины,

В поле мычанье коров, под деревьями сладкая дрема, -

Все это есть. Там и рощи в горах, и логи со зверем;

Трудолюбивая там молодежь, довольная малым [Там же. 467 - 472].

(5) Лукреций в книге второй:

...[и не против воли природы],

Если в хоромах у нас не бывает златых изваяний

Отроков, правой рукой держащих зажженные лампы,

Чтобы ночные пиры озарять в изобилии светом;

И серебром не сверкают дома, и златом не блещут,

И не гудят под резным потолком золоченым кифары;

Люди же вместо того, распростершись на мягкой лужайке

На берегу ручейка, под ветвями высоких деревьев.

Скромными средствами телу дают усладительный отдых,

Если к тому ж улыбается им и погода, и время

Года усыплет цветами повсюду зеленые травы [23 - 33].

(6) Гибнет вол, - и ни тени дубрав, ни мягким лужайкам

Не оживить в нем души, ни речке, которая льется

По полю между камней, электра чище [Георг. 3, 520 - 522].

Лукреций во второй [книге]:

[Сирая мать...

...возвращается...

К стойлам знакомым в тоске по утраченном ею теленке].

Нежные лозы, трава, орошенная свежей росою,

И глубоко в берегах текущие реки не могут

Ей утешение лать и отвлечь от заботы нежданной [355, 359 - 363].

(7) Вид же и почти все черты [этой] самой чумы, которая есть в третьей [книге] "Георгик", извлечены из описания чумы, которое находится в шестой [книге] Лукреция. Ведь Вергилиево [описание] начинается [так]:

Там - когда-то беда приключилась от порчи воздушной,

Людям на горе жара запылала осенняя люто,

Смерти весь род предала животных домашних и диких [Георг. 3,478 - 480].

[Описание] же Лукреция начинается таким образом:

Этого рода болезнь и дыханье горячее смерти

В кладбище некогда все обратили Кекроповы земли,

Жителей город лишив и пустынными улицы сделав [6, 1138 - 1140].

(8) Но поскольку все место [о чуме у] того и другого [поэта] излагать достаточно долго, я выберу что-нибудь [такое], из чего явствовало бы сходство близких [друг другу] описаний. Вергилий пишет:

Жаром пылают глаза, в груди глубоко дыханье

Выхода ищет и стон прерывистый слышен, икота

Долгая мучит бока, из ноздрей же черная льется

Кровь и шершавый язык стесняет забухшее горло [Георг. 3, 505 - 508].

(9) Лукреций:

Прежде всего голова гореть начинала от жара,

И воспалялись глаза, принимая багровый оттенок;

Следом за этим гортань, чернея глубоко, сочилась

Кровью, и голоса путь зажимали преградою язвы;

Мысли глашатай - язык затекал изверженной кровью,

Слабый от боли, в движеньи тяжелый, шершавый на ощупь [6, 1145 - 1150].

(10) Вергилий говорит:

Перед кончиной сперва появляются признаки эти [Георг. 3, 503], -

и выше он сообщил также, какие признаки передавали бы [это]:

[Конь...

...копытами бьет]; не горяч и не холоден, каплет

Пот с поникших ушей, - ледяной перед самою смертью.

Шкура, суха и жестка, противится прикосновенью [Там же. 499 - 502].

(11) Лукреций говорит:

Много еще и других появлялось признаков смерти:

Путались мысли, и ум от унынья и страха метался.

Хмурились брови, лицо становилось свирепым и диким,

Слух раздражен был, и шум раздавался в ушах, не смолкая,

Делалось частным дыханье, а то затяжным или редким,

Шея покрыта была лоснящейся влагою пота.

В жидких и скудных плевках соленая, цвета шафрана,

С хриплым кашлем слюна с трудом выделялась из горла [6, 1182 - 1189].

(12) Вергилий молвит:

Пользу приносит тогда введенье при помощи рога

Соков Ленея: одно их лишь это от смерти спасало.

Вскоре для них и вино обратилось в погибель [Георг. 3, 509].

Лукреций молвит:

Верных, пригодных для всех одинаково, средств не имелось.

То, что давало одним возможность живительный воздух

Полною грудью вдыхать и взирать на небесные выси,

Гибелью было другим и на верную смерть обрекало [6, 1226 - 1229].

(13) Вергилий замечает:

Мало того - бесполезна была и пастбищ замена.

Стало искусство во вред; и врачи уступили болезни [Георг. 3, 548 - 549].

Лукреций:

И передышки болезнь не давала совсем. В изнуреньи

Люди лежали. Врачи бормотали, от страха немея [6, 1178 - 1179].

(14) Вергилий говорит:

...пернатым

Стал даже воздух и тот неблагоприятен; свергаясь,

С жизнью своей расстаются они в подоблачной выси [Георг. 3, 545 - 547].

Лукреций говорит:

Впрочем, в те страшные дни ни из птиц ни одна не решалась

Вовсе туда прилетать, ни свирепые дикие звери

Не покидали лесов. Большинство, от болезни страдая,

Околевало тогда [6, 1219 - 1222].

Не кажется ли вам, что части этого описания [чумы у Вергилия] проистекают из одного источника?

(15) Но давайте снова сравним [теперь уже] другие места. [Вергилий]:

...принято другим, облившись братскою кровью,

Милого дома порог сменить на глухое изгнанье [Георг. 2, 510 - 511].

Лукреций в третьей [книге]:

Кровью сограждан себе состояния копят и жадно

Множат богатства свои, громоздя на убийство убийство,

С радостью лютой идут за телом умершего брата [70 - 72].

(16) [Вергилий]:

Многое времени ход и труд коловратного века

К лучшему переменил: над кем издевалась Фортуна,

Тех посещает опять, водворяя на прочное место [11, 425 - 427].

Энний в восьмой [книге]:

Много проводит дней иной на войне,

И опять его случай счастливый находит.

Не всегда за каждым всюду следует счастье.

(17) Юноша редкой души, насколько сам выдаешься

Яркою доблестью ты, настолько же мне подобает

Дать советы и все превратности страшные взвесить [12, 19 - 21].

Акций в "Антигоне":

Поскольку ты в этом положенье, знаю я,

Постольку даю тебе совет, Антигона: будь осторожна ты!

(18) О Дардании светоч! Надежда вернейшая тевкров! [2, 281], -

и так далее.

Энний в "Александре":

О брат Гектор, светоч Трои!

Что так тебя, с твоим столь избитым телом,

Бедный, или кто тебя так притащил к нам, ожидающим?

(19) Повод и кругом езда - от пелефронийцев лапифов,

И на коня, и с копя научивших наездника прыгать

В вооруженье, сгибать непокорные конские ноги [Георг. 3, 115 - 117].

Варий [в книге] "О смерти":

Тот его укротитель, с гибким кнутом, не пускает,

Если он хочет бежать, но, взнузданного усмиряя,

Учит полем скакать и объезжает неспешно.

(20) Дафнисом пусть любовная страсть овладеет, какая

Телку томит, - и она по лесам и чащобам дремучим

Ищет быка, у реки под зеленой ложится ольхою,

В муках своих позабыв от спустившейся ночи укрыться [Букол. 8, 85(84) - 88 (87)].

Варий - [в] "О смерти":

Будто гортпнский пес, лесной долиной бегущий,

Если оленя он старого лежку выследить смог,

Злится, что пусто там, и с лаем следом несется;

Запахи тонкие он настигает в воздухе чистом.

Ни ручьи ему не мешают, ни крутизна

Гор, {6} и не думает он от поздней ночи укрыться.

{6 Здесь мы следовали предложению издателя поставить culmina вместо perdita (р. 362: culmina vel tale aliquid libenter reponam).}

(21) ...И мать тебя к погребенью

Не снарядила, глаза не закрыла, не вымыла раны [9, 486-487].

Энний в "Кресфонте":

Даже тела кровавые влагой омыть и бросить ком землицы

Не позволено мне, и не смыли слезы жалкие их кровь соленую.

(22) Петь же он начал о том, как в пустом безбрежном пространстве

Собраны были земли семена, и ветров, и моря

Жидкого также огня; как зачатки эти. сплотившись,

Создали все; как мир молодой из них появился.

Почва стала твердеть, отграничивать в море Нерея,

Разные формы вещей принимать начала понемногу.

Земли дивятся лучам дотоль неизвестного солнца [Букол. 6, 31 - 37].

(23) Лукреций в пятой [книге], где он рассуждает о неупорядоченной слитности мира, [говорит]:

Ни светоносного круга высоколетящего солнца

Не различалось тогда, ни созвездий великого мира

И ни морей, ни небес, ни земли, ни воздуха так же,

Как ничего из вещей, схожих с нашими, не было видно.

Был только хаос один и какая-то дикая буря.

Врозь разбегаться затем стали разные части, со сходным

Сходное в связи входить и мир разграничивать стало,

Члены его разделять и дробить на великие части [432 - 439].

(24) И ниже:

Стало тогда от земли отделяться высокое небо,

Стали моря отходить, обособившись водным пространством,

И выделяться огни стали чистые в дальнем эфире [446 - 448].

И [еще] ниже:

Это ведь все состоит из семян и круглее и глаже [455].

(25) [Вергилий]:

Конь роковой на крутые скачком когда Пёргамы прибыл

И, отягченный, принес доспешного воина в брюхе [6, 515 - 516].

Энний в "Александре":

...ведь мощным

Прыжком одолеет конь тот, военных полный,

Чтоб они разрушили, выйдя, Пергамы.

(26) Тут всемогущий отец, обладающий властью верховной,

Начал - при слове его чертог богов замолкает.

И содронулась земля, эфир безмолствует горний,

Стихли Зефиры тогда, волну успокоило море [10, 100 - 103].

Энний в "Сципионе":

Неба мир огромный в тишине безмолствовал,

И Нептун свирепый буйным дал волнам улечься.

Солнце путь коням закрыло, быстроногим в беге,

Встало быстрых рек теченье, ветра нет в деревьях.

(27) В лес многолетний идут, зверей в высокие кровы;

Падают пихты, звучит под секирами частыми падуб,

Бревна из ясеня колют они и щепкие дубы

Клиньями и отрывают от гор огромные ильмы [6, 179 - 182].

Энний в шестой [книге]:

Между высоких деревьев идут; топорами срубая,

Мощные рушат они дубы, повергается падуб,

Ясень, ломаясь, трещит, и высокие падают ели,

Стройные сосен стволы сокрушают; и вся загудела

С грохотом громким кругом лесов густолиственных чаща. {7}

{7 Перевод Ц. А. Петровского. См.: История римской литературы. М., 1959. Т. 1. C. 88. Для интересующегося читателя заметим: здесь употреблен архаический родительный падеж единственного числа: silvai frondosai (дифтонг ai вместо ае).}

(28) Так враждебные ветры, порой, при рухнувшей буре,

Борются: Зефир, и Нот, и Эвр, что на конях Эоя

Весело мчится [2, 416-418].

Энний в семнадцатой [книге]:

Ветры схватку ведут, когда дыхание Австра

И Аквилон, нагоняющий дождь, чье веянье встречно,

Борются, чтоб поднять большое море волнами.

(29) Все же, хоть тягостный труд и людьми и волами приложен

Был к обработке земли, однако же наглые гуси...

[Делу в ущерб] [Георг. 1, 118 - 119, 121].

Лукреций в пятой книге:

Все ж зачастую и то, что трудом добывается тяжким,

Даже когда на полях зеленеть и цвести начинает, -

Иль непомерно палит раскаленное солнце с эфира,

Или же вдруг истребляют дожди, или иней холодный,

Или же ветры гнетут, поднимаясь неистовым вихрем [214 (213) - 218 (217)].

(30) Есть [и] другие места многих стихов, которые Марон перенес в свой труд из древних [сочинений] с небольшими изменениями слов. И так как долго переписывать многочисленные стихи из одного и другого [поэта], я отмечу старинные книги, чтобы тот, кто захочет при чтении сравнить, подивился сходству мест [из стихов Вергилия с другими поэтами]. (31) В первой [книге] "Энеиды" описывается буря, и Венера жалуется при Юпитере на опасности [для] сына, и Юпитер утешает ее, [обещая] процветание [Энея] в будущем. Это место целиком заимствовано у Невия из первой книги "Пунической войны". Ведь там Венера, так как троянцы страдают от бури, жалуется Юпитеру, и [тогда] следуют слова Юпитера, утешающего дочь надеждой на будущее. (32) Так и место о Пандаре и Битии, открывающих ворота [9, 672 сл.], взято из пятнадцатой книги Энния, который привел [в ней рассказ о том], что два истрийца во [время] осады вырвались за ворота и совершили разгром осаждающего [город] врага.

(33) И не удерживается он [также] от заимствования у Туллия, лишь бы только отовсюду набрать украшения [в свои стихи]:

О, великий молвой и большой делами троянский

Витязь, [какими тебя до небес вознесу похвалами]? [11, 124-125].

Ведь о том говорит [Вергилий], что Эней превзошел свою славу храбрыми делами, хотя во многих случаях слава является большей, чем дела. В "Като - нс" Цицерона данный смысл содержится в таких словах: "Случилось [так], что в отношении его - в отношении большинства это обычно бывает наоборот - все казалось более великим благодаря делам, чем молве; это происходит не часто, [особенно] в ожидании ознакомления [с делами, чтобы] глаза побеждали уши". (34) Также:

Следом за ним, но следом только с большим промежутком [5, 320].

Цицерон в "Бруте": "Итак, после двух величайших ораторов - Красса и Антония - следовал Луций Филипп, однако следовал на очень большом расстоянии". {8}

{8 Цицерон . Брут. 47, 173. Пер. И. П. Стрельниковой. См.: Цицерон. Три трактата об ораторском искусстве. М., 1972. С. 290.}

(3 , 1) Есть у Вергилия кое-что, каковое, думают, он перенес из Гомера, но я стану утверждать, что это заимствовано от наших сочинителей, которые первыми перенесли это из Гомера в свои песнопения. [И] это притом является курганом Гомеровой славы, потому что и [они] благодаря соединенным усилиям, так как многие очень старались, соперничая с ним, совершили [большой] труд. [И все же]

Он, как над морем скала, что недвижна, противится оный [7, 586].

(2) Гомер говорит о бое храброго Аякса:

Боле Аякс не выдержал: стрелы его удручали.

Зевсова мощь побеждала героя и храбрость дардаицев.

Быстро разивших: ужасный кругом головы его светлый

Шлем, поражаемый, звон издавал; поражали всечастно

В шлемные выпуски медные; шуйца Аякса замлела.

Крепко державшая щит переметный; но с места

Мощного сбить не могли, принуждавшие тучею копий.

Часто и сильно дышал Теламонион; пот беспрерывный

Лился ручьями по всем его членам; не мог ни на миг он

Вольно вздохнуть: отовсюду беда за бедой восставала [Ил. 16, 102 - 111].

(3) Это место Энний в двенадцатой [книге] использует для [описания] боя трибуна Гая Элия в таких стихах:

Словно как дождь на трибуна отовсюду слетаются стрелы:

Щит прокололи, бренчит вместе с ним от копейных ударов

Медный шишак, но не может никто проколоть его тело.

Целые тучи он копий ломает и прочь отрясает.

Тело его покрывается потом и сильно томится,

Некогда даже вздохнуть ему: истряне снова бросают

Быстрые стрелы рукою в него, все его разжигая. {9}

{9 Перевод В. И. Модестова. См.: История римской литературы. Т. 1. С. 82. }

(4) Так и Вергилий с большим чувством сочинил этот вот отрывок об окруженном Турне:

...[Турн отступил]...

Вот уже ни щитом, ни дланью бороться не может

Юноша; копьями он со всех сторон осыпаем.

Вкруг висков его шлем пустой гудит непрерывным

Звоном, и твердая медь, изнуряема камнями, гнется.

Гривы па голове растрепались; щит от ударов

Стонет; копье за копьем бросают трои и первым

Молниевержец Мнесфей. Тогда по телу струится

Пот холодный везде, разливаясь черным потоком;

Сперло дыханье и дрожь сотрясает ослабевшие члены [9, 805 - 814].

(5) Гомер пишет:

Щит со щитом, шишаке шишаком, человеке человеком

Тесно смыкался [Ил. 13, 131 - 132].

Фурий в четвертой [книге] летописи:

Люди, ноги, мечи теснят взаимно друг друга.

У Вергилия:

С мужем сцепляется муж, и нога наступает на ногу [10, 361].

(6) У Гомера есть [строки]:

... [бойцов... не могу... исчислить ].

Если бы десять имел языков я и десять гортаней [Ил. 2, 488 - 489].

Следовавший ему поэт Гостилий во второй книге об истрийской войне замечает:

Если б языков мне

Сотню кто даровал, голосов и столько же ртов...

Вергилий пишет:

Будь у меня хотя б сто языков и сто будь гортаней [6, 625].

(7) В этих [вот] словах представлено гомеровское описание бегущего коня:

Словнь конь застоялый, ячменем раскормленный в яслях.

Привязь расторгнув, летит, поражая копытами поле:

Пламенный, плавать обыкший в потоке широкотекущем.

Пышет, голову кверху несет: вкруг рамен его мощных

Грива играет; красой благородною сам он гордится;

Быстро стопы его мчат к кобылицам и паствам знакомым [Ил. 6, 506 - 511].

(8) Отсюда Энний извлек [следующее]:

Тут, подобно коню, который, отъевшийся в стойле,

Силы набрался и прочь, порвав свою привязь, несется

Вдаль по простору полей, по земляным пастбищам тучным.

Грудь высоко подняв; он гривой густой потрясает

И, разгоревшись, уста орошает белою пеной. {10}

{10 Перевод Ф. А. Петровского. См.: Там же. С. 89.}

Вергилий [вторит]:

Привязь порвав, наконец, из стойла так выбегает

[Конь на свободу лихой]... [11, 492 - 493], -

и прочее [далее].

(9) Пусть никто не считает старых поэтов ничтожными из-за того, что их стихи кажутся нам шероховатыми. Ведь один только слог Энниева века нравился ушам, и последовавшее поколение долго трудилось, чтобы [еще] больше тешились этим очень изящным слогом. Но я не препятствую далее Цецине, чтобы и он сам сообщил [нам о том], о чем он помнит, что Марон перенес [к себе] из древних".

(4 , 1) Тогда [стал говорить] Цецина: "В зависимости от стихов или отрывков, сколько бы [их] Марон [ни] отыскал для себя у древних, Фурий, как я помню, порассуждал о ряде и старых и новых сочинителей. Я [же] попытаюсь показать, что этот ученейший пиит весьма удачно судил и об отдельных словах древних [писателей] и включил в свое произведение выбранные [им] слова, которые он воспроизводит с небрежностью старины, чтобы [они] казались нам новыми, (2) как вот, [например, слово] "соприсущая" {11} вместо "недружественная" и "неприязненная". Можно подумать, что поэт по своей воле захотел создать для себя новое слово? Но это не так. Ведь он утверждает:

{11 Addita. В данном случае мы даем перевод этого слова по В. Брюсову (см. стихотворную строчку Вергилия, цитируемую ниже).}

...соприсущая тевкрам Юнона

Не отойдет никогда... [6, 90 - 91],

то есть привязанная и вследствие этого неприязненная. [Однако] это уже [давно] сказал Луцилий в четырнадцатой книге такими стихами:

Если начальника мне, чтоб меня изводил, не навяжут,

Будет неплохо: вот он мне в печенку въедается, право! {12}

{12 Фрагмент 469. Пер. Е. Рабинович (см.: Римская сатира. С. 369). «Не навяжут» — в оригинале: non... siet addirus.}

(3) [Пусть... не хлынет]

К ним в покои волна желателей доброго утра [Георг. 2, 461 - 462].

Красиво [сказано] "хлынет волна" и по - старинному, ибо [и] Энний пишет:

Тибра - реки поток, уже нахлынувший в море.

Потому и ныне мы говорим "вомитории" [о проходах] {13} в зрительных помещениях, из которых люди, [сначала] скучившись, [затем] расходятся по сиденьям.

{13 Слово vomitoria, обозначающее проход в зрительном помещении, образовано от глагола vomo, который в цитированных выше строчках Вергилия и Энния переведен «хлынет (vomit)» и «нахлынувший (vomit)». Таким образом, название прохода «вомитория» связано с нахлынувшим в него народом, с наплывом зрителей.}

(4) [Но] безвкусно помещать [в стихи слово] "ток" как [обозначение] движения и какого-нибудь хода, как, [например]:

...течет Тибр Лидийский током неспешным [2, 782].

Впрочем, [это слово] и древним является, ибо Энний пишет в пятой [книге]:

Эта река течет по городу током неспешным.

(5) Это [еще] он пишет:

Пусть затрещавший огонь [жнивье легковесное] выжжет [Георг. 1, 85].

Не новое он использовал слово ["трещать"], но первым [его] поместил в шестой [книге] Лукреций:

[Ибо ничто]...

И не трещит запылав, как Феба Дельфийские лавры.

Часто гремят, наконец, и рушатся с грохотом громким [154-155 (154 - 156)].

(6) ...щетинится поле широко

Копий железом... [11,601 - 602].

Удивительно [это слово] "щетинится". Но и Энний в четырнадцатой [книге пишет]:

Войско стойкое щетинится копьями всюду.

И в "Эрехтее":

Щит подьемлют и щетинят копья.

И в "Сципионе":

Поле копьями сверкает и щетинится.

Но еще раньше [их] всех Гомер [сказал]:

Грозно кругом щетинилось {14}ратное поле от копий [Ил. 13, 339].

{14 В соответствии с контекстом Макробия перевод Н. И. Гнедича несколько изменен: вместо «зачернелося» мы поставили «ощетинилось (щетинилось)». Это соответствует подлиннику: глагол ?цсйоен, который был переведен «зачернелося», имеет также значение «подниматься дыбом, щетиниться (цсЯуущ, цсЯффщ)».}

(7) ...блистает под светом трепещущим море [7, 9].

"Трепещущий свет" является выражением согласно образу самой действительности. Но первым [так сказал] в "Меланиппе" Энний:

В свете трепещущем так белеют земля и ложбины.

И Лукреций в шестой [книге]:

Кроме того, и от солнца лучей будоражится влага

И, с нарастанием дня, разрешается трепетным зноем [874 - 875].

(8) ...серебристый высится тополь

Возле пещеры, шатром заплетаются гибкие лозы [Букол. 9, 41].

Есть [такие], кто посчитал бы, что словно "шатер" взято Вергилием из [какого-то] источника, так как Варрон в десятой книге "Божественных дел" сказал: "Некоторым должностным лицам в городе дозволен такой род шатра". И Цицерон в пятой [книге] "О законах" [пишет]: "Так как солнце, по - видимому, лишь немного склонилось за полдень, а эти молодые деревья еще не дают достаточной тени в этом месте, то не спуститься ли нам к реке Лирис и не обсудить ли нам то, что еще остается рассмотреть под шатром вон тех ольховых деревьев?" {15} Подобным образом [сказано и] в "Бруте": "[Он вышел не из палатки воина], а из шатра ученейшего Феофраста". {16}

{15 Перевод В. О. Горенштейна (см.: Цицерон. Диалоги. М., 1966. С. 149-150). В этом переводе мы заменили «под тенью» на «под шатром», что диктует контекст Макробия. Словом «шатер» во всех предыдущих цитатах (Вергилия и Варрона) переведено слово umbraculum. Это же слово присутствует и в отрывке Цицерона, который перевел В. О. Горенштейн.}

{16 Цицерон. Брут. 9, 37. Пер. И. П. Стрельниковой. В нем также заменены слова «из тенистых приютов» (umbraculis) на «из шатра». См.: Цицерон. Три трактата... С. 262.}

(9) Пересекают {17} поля олени поспешно, и стадо

{17 Заменено слово «перебегают».}

Пылью окутано, в бегстве теснится [и с гор поспешает] [4, 154-155].

Это "пересекают" он замечательно использует вместо "переходят". Так и Лукреций [говорит] во второй книге:

Всадники скачут вокруг и в натиске быстром внезапно

Пересекают поля, потрясая их топотом громким [329 - 330].

Да и Цицерон отмечает: "Пестский и Вибонский [заливы] мы пересекли при попутном ветре", {18} то есть перешли.

{18 Перевод В. О. Горенштейна (см.: Цицерон. Письма. М. ; Л., 1951. Т. 3. С. 313 (DCCLXXX); 615, примеч. 2). Перевод изменен точно по цитате Макробия.}

(10) Ей подражая, отряд с коней оставленных наземь

Легким движеньем скользнул... [11, 500 - 501].

Так [же] Фурий [говорит] в первой [книге]:

Раной тяжелой вконец ослабленный, он поводья

Лошади кинул и соскользнул на землю; доспехи

Медные звук глухой издавали.

(11) Почва стала твердеть, отграничивать в море Нерея [Букол. 6,35].

Поражает наши уши это слово "отграничивать" как новое, но первым [использовал его] Лукреций в пятой [книге]:

Врозь разбегаться затем стали разные части, со сходным

Сходное в связи входить и мир разграничивать стало [437 - 438].

(12) ...Пастуху полагается, Титир,

Тучных овец пасти и петь негромкие песни! [Букол. 6, 4].

[Слово] "негромкие" искусно употреблено вместо "тихие и нежные". Так же и Афраний [выражается] в "Девице":

В словах немногих

Негромкой речью, грустная, ответила:

Сказала, что спать она не хочет.

Также у Корнифиция [читаем]:

Негромкой речью мне лепечущей...

(13) Но это [слово] употребил Помпоний в ателлане, которую озаглавливают "Мартовские календы".

"Голос сделай ты негромким, чтоб женщины как бы казались

Речи". - "Вели внести подарок ты.

Возглас издам тут я тоненький и звонкий".

И ниже:

Даже теперь скажу негромко.

(14) ...[вдоль] скал восстающих Пахина

Мы проплываем [3, 699 - 700].

Если бы [слово] "восстающие" было употреблено согласно [нынешней] привычке [говорить, то оно] воспринималось бы [как] "возрастающие [в размерах]"; если [бы] "восстающие" [употребили бы] согласно нормам древних [писателей, то оно воспринималось бы как] "впереди выступающие", как, [например], в другом месте он пишет:

...и ногою выступив левой,

К битве готовиться... [10, 588 (587)].

(15) Впрочем, и Сизенпа во второй [книге] сказал: "И [все] ближе они к боевому успеху и ради этого, прикрывшись выставленными щитами, наперебой сбрасывают руками камни на врагов". И в той же [самой] книге [он продолжает]: "Дуб был старым и огромным деревом, которое, выставив кругом ветви, покрывало очень большую часть возвышенного места". И Лукреций в третьей [книге пишет]:

Как ни громадны его распростертого тела размеры [987].

(16) Зрелую сосну в лесах густых повалить. {19}

{19 Издатель не указал местонахождение этой строки нив тексте, ни в указателе, поэтому мы не смогли воспользоваться имеющимися переводами.}

Это выражение о зрелой сосне он взял у Катона, который советует: "Когда ты будешь выкапывать сосновое [дерево], извлекли [его] при убывающей луне, после полудня, без южного ветра; зрелым же [оно] будет тогда, когда будет созревшим его семя". {20}

{20 См.: Катон. Земледелие. 31,2: «Когда будешь корчевать вязы, пинии, орехи, то выкапывай их и все остальные деревья на лунном ущербе, после полудня, когда нет южного ветра. Дерево пора резать, когда семена на нем созреют» (пер. М. Е. Серге-енко). — Катон. Земледелие. М. ; Л., 1950. С. 27-28.}

(17) Внедрял он в свое произведение и греческие слова. Но не первым он отважился на это: ведь он наследовал смелость старых сочинителей.

(18) ...вниз с потолков золотых свисают лампады [1, 726].

[Это подобно тому], как [и] Энний Говорит в девятой [книге]:

Лампад двенадцать огней.

И Лукреций в пятой [книге]:

Да и ночные, смотри, светильники наши земные -

Лампы висячие... [295 - 296 (294 - 295)].

Луцилий в первой [книге]:

Словно как чванились мы, сказав "клиноподы" и "лихны"

Вместо "изножья для лож" и "светильники"... {21}

{21 Перевод Е. Г. Рабинович (см.: Римская сатира. С. 348). Слово «лихпы» другие переводчики, которых мы цитировали до этого, передают словом «лампады» и «лампы».}

(19) И [о том], о чем он сказал:

...и звездным эфиром

Не [было] небо светло... [3, 585 - 586], -

первым сказал Энний в шестнадцатой [книге]:

Свет той порой

Гаснет, и медленно красный эфир весь покрыл океан.

И Юлий в "Тевтранте":

Чрез эфир, огнем горящий, льется свет повсюду.

(20) ...искусная Кирка [7, 282], {22} -

{22 Слово «обманная» в переводе В. Брюсова заменено на «искусная». В строке Вергилия и ниже, Лукреция, употреблено греческое слово daedala — искусная, умелая, а также хитрая.}

[говорит], потому что [еще раньше] Лукреций сказал:

...земля - искусница [1, 7; 228].

(21) Гудят им в ответ леса на выском Олимпе [Георг. 3, 223], {23} -

{23 Издатель ошибочно указал 4-ю книгу. Здесь и ниже в строке Лукреция Макробий считает глагол reboo, видимо, греческого происхождения (или родственным греческому глаголу), так как есть глагол впЬщ — шуметь, реветь, издавать звук.}

[он написал], потому что [это слово] есть у Лукреция:

И не гудят под резным потолком золоченым кифары [2, 28].

(22) Впрочем, этой свободой [в отношении греческих слов] древние пользовались очень широко, Марон - довольно сдержанно, так как ведь они говорили и "пауза" [вместо "остановка"], и "махэра" [вместо "нож"], и "асотиа" [вместо "разврат"], и "малакэ" [вместо "нежная"], и другое [тому] подобное.

(23) Пользовались древние также и пуническими, и оскскими словами, в подражание которым Вергилий [тоже] не отвергал чужеземные слова, как, [например], в этом [стихе]:

Тур лесной... особливо [Георг. 2, 374].

Ведь слово "тур", которым обозначают диких быков, является галльским.

...рога же изогнуты, уши мохнаты [Георг. 3, 55].

"Изогнутые", то есть обращенные назад на себя, - это чужеземное слово. И, пожалуй, на этом основании мы образовали также [слово] "свод". {24}

{24 Изогнутый — camur; свод — camara.}

(5 , 1) Есть у Вергилия также много эпитетов, которые, думают, сочинены [им] самим; но я покажу, что и они извлечены [им] из древних. Одни из них являются простыми, как, [например], "Шествующий" [для Марса], "Раз - мягчитель" [для Вулкана]; другие - сложные, как, [например], "Лукодержа - тель" [для Аполлона], "Лозосеятель" [для Либера]. Но я прежде сказал бы о простых [эпитетах].

(2) "...распоясанных афров... Мульцибер [изобразил]..." [8, 724]. {25}

{25 Мульцибер — «Размягчитель».}

Мульцибер - это Вулкан, потому что он является огнем и все размягчает и плавит. Акций в "Филоктете":

Эй, Мульцибер,

Доспехи трусу ты произвел в трудах.

И Эгнатий в первой книге о природе вещей:

Также и Мульцибер сам, возносящий в неба высоты... {26}

{26 Вторая строка, согласно указанию издателя, испорчена: осталось одно слово contingunt — они касаются, соприкасаются.}

(3) ...ни козы - бодуньи

Скоком цветков [не сомнут]... [Георг. 4, 10 - 11].

Лукреций во второй [книге]:

Нежное стадо козлят с голосами дрожащими также

Знает рогатых своих матерей; и бодливый ягненок [-

Матки блеянье своей] [367 - 369].

(4) Величайшей смелостью могло бы показаться то, что он говорит в "Буколиках":

Жидкого также огня [Букол. 6, 33],

вместо "ясного" или "светлого" либо вместо "текучего" и "разливающегося", если бы первым не воспользовался этим эпитетом Лукреций в шестой [книге]:

Также еще и по той причине подвижно - летучий

Блеск золотистый огня слетает жидкого наземь [205 - 206 (204 - 205)]. {27}

{27 Вторая строчка цитаты изменена с целью поставить слово «жидкого» вместо «текучего».}

(5) Достойной является подстановка [слова] "едкий" вместо "горький", как, [например]:

... [вика росла]... с едким лупином [Георг. 1, 75]". {28}

{28 Слово «горьким» заменено на «едким».}

Так и Энний [говорит] в четвертой книге "Сабинянок":

Ни горчицы едкой не отведал,

Ни головки лука.

(6) [Выражение] "зайцы ушастые" [Георг. 1, 308] Марон применил не первым, [в этом] он следует Афранию, который в прологе [пьесы] говорит от лица Приапа:

Везде они вещают:

Отцом ушастым будто я рожден. Нет этого.

(7) И хотя я [и в этом случае] прибавляю [хорошо] придуманное, [то], что пишет Вергилий:

В час, как она возлагает дары на алтарь воскуренный [4, 453], -

Лукреций уже сказал во второй [книге]:

Так у святилищ богов, разукрашенных, часто теленок

Падает пред алтарем, в дыму воскуренном заколот [352 - 353]". {29}

{29 В переводе слово «фимиама» заменено на «воскуренном».}

(8) ...благочестивый,

...Лукодержатель... [3, 75 - 76].

Этим эпитетом пользовался Невий во второй книге "Пунической войны":

Следом [-] стрел владыка, тот Лукодержатель великий,

В Дельфах выросший, святой, Пифийский Аполлон.

Также в другом месте:

Держащая лук, ты стрелами

Сильна богиня.

Да и Гостий [говорит] во второй книге "Истрийской войны":

Дива Минерва, также победитель Аполлон

С луком в руках, Латоний.

(9) Фавну... лесожителю... [10, 551].

Невий в первой книге "Пунической войны" [так же сказал]:

Лесожители и к войне негодные.

Акций в "Вакханках":

Лесожители, глядя на места чуждые...

(10) Парусолетное море [и суши простор] озирая [1, 224].

[И] Ливии в "Елене" [тоже]:

Ты прошел моря, те парусолетные, голубые.

Энний в четырнадцатой [книге]:

Издали видят они: идут под ветром враги на

Парусолетных судах.

Также [и] в "Андромахе":

С высоты схватил корабль парусолетный.

(11) Лоз насадитель, кривой под образом серп сохранивший [7, 179].

[И] Акций в "Вакханках" [тоже]:

О Дионис,

Ты благой отец, создатель лоз, Семелой

Рожденный, Эвхий!

(12) ...и уже благотворная Феба

На колеснице ночной {30} [объезжала средину Олимпа] [10,215].

{30 Перевод не передает своеобразия эпитета: в оригинале noctivagus — не просто «ночной», но «бродящий в ночи».}

Эгнатий - в первой книге о природе вещей:

Звезды ночные скользят вниз, и росистая Феба,

Место свое отдав светилам верхним, уходит.

(13) ...Ты [заклал], необоримый, [рукой] двоетелых

Тучерожденных [кентавров Гилея и Фола] [8, 293 - 294].

Корнифиций в "Главке":

Погубить кентавров двутелых.

(14) И козлоногий скот на траве без присмотра какого [3, 221].

Пакувий - [то же] в "Павле":

Величава ходьба у скота козлоногого.

Акций в "Филоктете":

Козье, топча копытами. {31}

{31 В данном случае нам пришлось использовать точное значение слова caprigenum — козий (букв, козьего рода), которое мы ранее, вслед за В. Брюсовым, переводили «козлоногий».}

Также [он] в "Минотавре":

Семенем был он рожден бычьим или людским?

(15) Удачно Вергилий воспользовался и такими эпитетами: " летящее железо" [4, 72 (71)] вместо "стрела" и "облаченное тогою племя" [1, 282] вместо "римляне", - одним из которых пользовался Свей, другим - Лаберий. Ведь Свей говорит в пятой книге:

И крылатая пика летящая.

И Лаберий в "Эфебе":

Свободу и решимость люда в тогах просишь ты возвысить.

Также ниже:

И нашим усильем так была расширена власть

Носящих тогу.

(6 , 1) Так как [на меня] нахлынуло нечаянное воспоминание, я перечислю, если вам будет желательно, также обороты [речи], которые он заимствовал из старины. Однако я хочу, чтоб теперь Сервий сказал [о том], что он подметил у Вергилия образованное [им] самим, [а] не взятое у древних [писателей], притом примененное внове, даже с поэтической дерзостью, но надлежащим образом. Ведь [нашему] римскому дарованию при [его] ежедневном повествовании об этом [самом] вдохновенном поэте необходимо иметь наготове знание [для] таких заметок". Всем понравился выбор заместителя [Цецины] на последующую [часть беседы], и они стали поощрять Сервия, чтобы он рассказал [им о том], что нахлынуло на него.

(2) Тот начал так: "Этот достойный вдохновенный певец при помощи различного образования то слов, то [их] смыслов добавил латыни немало прелести. Такого рода - [вот] это:

... [пара упряжных

........

Родом от тех знаменитых, которых обманная Кирка]

От подмененной матки, отца обокрав, сотворила [7, 280, 282 - 283], -

[то есть, она] как бы сама совторила [тех], кому он назначил родиться. {32}

{32 В значении «сотворила» (creaverit) и «родиться» (creari) здесь употреблен один и тот же глагол сгео: в действительном залоге — «творить», в страдательном — «родиться».}

(3) [Народ бежит]...

.. .к местам, еще не остывшим

После недавней резни... [9, 454 - 456].

[Это - его выражение], так как "место, не остывшее после резни" сказано внове. И [еще он говорит]:

Так он сказал, и полки отошли по приказу в равнину [10, 444], -

вместо того, что [обычно выражают словами] "отошли, получив приказ". И [также]:

[Теням загробным, чья] кровь костра обрызгает пламя [11, 82], -

[хотя] она, конечно, проливается из убитых.

(4) [Он написал]:

С первой денницей богам воздавал, победитель, обеты [11, 4], -

вместо "[то], что было обещано богам". [Еще]:

... [я тебя умоляю]...

...меня [защитить] и предать погребению с сыном [10, 905 - 906].

[А] другой сказал бы:

...меня [защитить] и придать покойнику - сыну.

И [также]:

[Ириду ниспосылает Юнона Сатурния с неба]

.........

Та, ускоряя свой путь, по дуге из тысячи красок

[Быстрой слетает стезей]... [5, 606, 609 - 610], -

то есть по дуге тысячи красок. {33} (5) И [затем]:

{33 Замечание Сервия, возможно, надо понимать так: Вергилий употребил ablativus qualitatis (mille coloribus arcum), в то время как более обычным был, по-видимому, genetivus qualitatis (arcum mille colorum), поскольку Сервий поясняет выражение Вергилия именно через него. В переводе это различие не выражается, так как у нас определением служит только родительный падеж существительного.}

Тут добычу одни, что снята с убитых латинов,

Пламени предали... [11, 193 - 194], {34} -

{34 Слова «В пламя бросают» в переводе В. Брюсова мы заменили на «Пламени предали», чтобы это соответствовало комментарию Сервия: в строке Вергилия стоит «пламени» (igni), а Сервий поясняет это как «в пламя» (in ignem); поэтому для комментария Сервия мы использовали замененные слова В. Брюсова «в пламя бросают». В комментарии Сервия можно видеть и такой момент: видимо, употребление глагола conicio с существительным с предлогом (coniciunt in ignem) было более распространенным, чем с существительным в дательном падеже (coniciunt igni).}

вместо "в пламя [бросают]". И [вот еще]:

... [Энтелл стоит]...

Телом удара и взором бдительным лишь избегая [5, 437 - 138].

[Тут у него присутствует] "удара избегая" вместо "[от удара] уклоняясь". И [далее]:

Белые очи когда смежил умираюший старец [10, 418], -

вместо "от старости слабые".

(6) ...и под сводами дупел, в деревьях [Георг. 4, 44], -

[здесь читаем] вместо "в пустотах". И [затем]:

Гнусный морщинами лоб избраждает... [7, 417].

"Избраждает" сказано не слишком [удачно], но [все же] красиво.

...трижды [витязь троянский]

Лес [огромный] к нему обращает на медном покрове [10, 886 - 887]. {35}

{35 Пояснение: Эней подставляет щит, в который воткнулось много («лес») копий.}

[Тут - "лес"] вместо "копья". А [в другом месте]: "стада... супруг" [Букол. 7, 7] вместо "козел". (7) И насколько красивы эти [вот выражения]: "гора вод" [7, 105], "копий / Сев" [3, 46 (45 - 46)], "град... железный" [12, 284], как, [например], у Гомера:

Каменной ризой одет, злополучий толиких виновник [Ил. 3, 57].

И [это тоже]:

...ларами

Вскисшей... Цереры [8, 181 - 182].

И [еще]:

...ни очи, ни груль не приемлют

Ночи [4,530 - 531 (529 - 530)].

И [затем]:

...и звук голосов отражается эхом [Георг. 4, 50].

И [далее]:

...и молят там мира

У алтарей [4, 56 - 57].

И [наконец]:

...начал мало - помалу Сихея

Уничтожать... [1, 720 - 721].

(8) Также он часто удачно помещает [одни] слова вместо [других] слов:

Страшные хари надев из долбленой коры... [Георг. 2, 387].

"Хари" [употреблено] вместо "личины". И [также]:

Где меж ветвями сверкал, несоцветный им, золота отблеск [6, 204].

[Но] что же такое отблеск золота или каким образом отблеск сверкает? Однако он все же красиво использовал [это слово].

...и таким же ветвь лиственеет металлом [6, 144]. {36}

{36 Речь идет о дереве с золотым суком на пути в подземное царство.}

Как хорошо он применил [выражение] "лиственеет металлом"! (9) И [тоже вот]:

...с молочным соком черного яда [4, 514].

<...> к черному приложить имя молока? И [еще]:

Также у тех, у кого на Мезенция гнев справедливый [10, 714 (716)].

Обычным [является оборот речи] "пребывать в ненависти к кому-нибудь", [но] "быть в гневе [на кого-нибудь]" - это находка Марона.

(10) [Иногда] он также начинает говорить о двух [действующих лицах], а [затем] останавливается на одном:

Едут цари между тем: в колеснице четвероконной

Телом огромный Латин... [12, 161 - 162], -

как, [например], у Гомера:

Есть два утеса: один достигает широкого неба

Острой вершиной, одетый всегда туманною тучей [Од. 12, 73].

И [еще]:

Тотчас [разит] Арсилоха и Бута, два тела огромных

В полчишс тевкров: копьем она Бута сзади пронзила [11, 690 - 691], -

и так далее.

(11) Бедному брату помочь, признаюсь, я склонила Ютурну [12, 813],

хотя обыкновенно говорится "я предложила Ютурне". {37} И [вот также]:

{37 Сервий говорит о том, что Вергилий употребил грагол suadeo с винительным падежом (Iururnam suasi), тогда как обычно его употребляют с дательным (Iurumae suasi).}

Город, что я создаю, он - ваш [1, 573].

И [это вот]:

Тех, кого ты взрастить пожелал в надежде на племя,

С самых младенческих дней окружи особливой заботой [Георг. 3, 73 - 74], -

[он сказал] вместо "приложи к ним".

(12) Делает он, [кроме того], весьма красивые повторы:

...Ни Пипд не задерживал вас, ни вершины Парнаса,

[Ни Аганиппа]... [Букол. 10, 11 - 12].

О, какою же вам, какою наградою, мужи,

Можно за подвиг воздать? [9, 252 - 253].

...ты видел,

Турн на каком красовался коне и в каких был доспехах [9, 269 (268 - 269)].

(13) И его вводные [предложения] не являются праздными:

Если не движет тебя благочестья подобного образ.

Ветвь тогда, - и явила ветвь, что скрывала под платьем, -

Эту признай! [6, 405 - 107].

Как этот скипетр, - в руках в то время скипетр держал он, -

[Он ведь не даст] никогда ни зелени мягкой, [ни тени] [12, 206 - 207].

(14) И весьма изящен [у него] такой переход [речи], когда он внезапно обращал слова к [тому] самому, о ком говорил:

[они воспевают

Дел Геркулеса хвалы]...

Как разрушил войной города цветущие, Трою

И Эхалию; как по воле враждебной Юноны

Пред Еврисфеем царем он тысячу подвигов трудных

Взял на себя: "Ты [заклал], необорный, [рукой] двоетелых

Тучерожденных [кентавров]..." [8, 287 - 288, 290 - 294], -

и остальное [прочее].

(15) А это [вот] прерывание [речи]:

Я вас! Но лучше сначала смирить возмушенные волны [1, 135], -

заимствовано [им] от Демосфена: "Яо для меня это... не хочу уж сказать какого-нибудь недоброго слова в начале своей речи; между тем он обвиняет меня из тщеславия". {38}

{38 Демосфен . За Ктесифона о венке, 3. Пер. С. И. Радцига. См.: Демосфен. Речи. М, 1954. С. 213.}

(16) Это же - как поэтическое негодование:

[Кудри златые вырвав], "Юпитер! - молвила - едет

Он отсюда!"... [4, 590 (589)].

Это [вот - ] сожаление:

О Отчизна! Пенаты, спасенные тщетно из боя! [5, 632].

А это - беспокойство:

Быстро железо сюда и с оружьем лезьте на стены.

Враг подходит! [9, 37 - 38].

И [еще - ] жалоба:

Нис, неужели меня в товарищи славного дела

Ты не возьмешь? [9, 199 - 200].

(17) [Притом] что [есть] и такое [вот] придумывание новых смыслов [слов], как, [например]:

и подложные копья [2, 422];

и

... [мазать стрелу] и железо напитывать ядом [9, 773];

[еще:]

[О земледельцы]! Плодов смягчайте грубость уходом [Георг. 2, 36];

и

Дикость пропала б у них [Георг. 2, 51];

[также:]

...[копье]... глубоко

[В теле] засело [ее], напоенное девичьей кровью [11, 803 - 804], -

[сказано так], как у Гомера [ - ] о копье:

... [дрот ]...

...горящий насытиться телом... [Ил. 21, 167 - 168].

(18) И [далее]:

Будет и плод вырождаться, забыв о сочности прежней [Георг. 2, 59];

и

...коркою льла потоков обуздывать струи [Георг. 4, 136];

[также:]

Перемешав и цветы колокассий с аканфом веселым [Букол. 4, 20];

и

...Жжет пламень бессильные кости

Между тем, и под грудью жива безмолвная рана! [4, 66 - 67];

[это:]

...таится меж деревом влажным

Пакля, медленный дым изрыгая [5, 681 - 682].

(19) И, [наконец]:

...и собак по воздуху лай раздается [5, 257];

[также:]

И, из чеканной урны, отец Инах, льющий реку [7, 792];

[затем:]

Впившись в жилы, и [так, врага уязвив], издыхают [Георг. 4, 238], -

и всякого [разного] он наговорил о пчелах [Георг. 4, 176 сл.], когда вел речь об [их] сходстве с отважными мужами, - вставил [в рассказ] также [их] обычаи, и занятия, и рои, и сражения, и, чего уж более, [даже] назвал [их] квиритами. (20) Мне не хватит дня, если бы я захотел проследить все, [вновь] образованное Вергилием; но [уже] в том, что было сказано, прилежный читатель [сам] приметит все подобное".

(7 , 1) Так как Сервий такое сказал, Претекстат, видя Авиена, нашептывающего [что-то] Евстафию, говорит: "Чего б [тебе], Евстафий, не оказать поддержки застенчивому [и] доброму юноше Авиену и самому объявить нам [то], что он шепчет".

(2) [В ответ] Евстафий говорит: "Он уже давно жаждет спросить [у] Сервия многое о Вергилии, объяснение чего относится к обязанности толкователя сочинений, и [только] выбирает подходящее время, чтобы [интересующее его] из темного и сомнительного для него сделалось более определенным с помощью очень ученого [человека]".

(3) И Претекстат, [в свою очередь], говорит: "Одобряю [тебя], мой Авиен, [за то], что ты не терпишь, чтобы то, в чем ты сомневаешься, оставалось от тебя скрытым. Потому давайте попросим ученейшего учителя, чтобы он позволил тебе позаниматься с ним, потому что в [таком] общении будет продвижение [вперед к тому], что ты жаждешь услышать. Только ты дольше не мешкай указать Сервию путь рассуждения о Вергилии".

(4) Тогда Авиен, повернувшись всем [телом] к Сервию, говорит: "Скажи - ка ты, прошу, величайший из ученых, какова [причина того], что Вергилий, хотя он всегда был страшно разборчивый в словах, применяемых [в воздаяние] за благопристойность или [за] гнусность дела, беспечно и небрежно поместил [одно] слово в этих строках:

...[Сцилле, чье] лоно,

Снега белей, [говорят], опоясали чудища, лая;

Как Одиссея суда [в пучину она] зашвырнула [Букол. 6, 74-76]. {39}

{39 Слово «заманила» заменено на «зашвырнула», так как иначе возникло бы расхождение с комментарием Сервия и оригиналом, в котором используются разные формы одного и того же глагола veho (см. примеч. 42).}

Ведь слово "зашвырнуть" относится к легкой и маленькой неприятности и не подходяще для столь гнусного случая, так как люди были внезапно схвачены и растерзаны свирепейшим чудовищем. (5) Но и [нечто] другое этого же рода я обнаружил [в стихах]:

...жестокого кто Эврисфея,

Кто и Бузирида жертв непохвалыюго ныне не знает? [Георг. 3, 4 - 5]. {40}

{40 Слово «ненавистный» заменено на «непохвальный», что обусловлено контекстом рассуждений героев Макробия и соответствует буквально слову inlaudarus.}

Ведь это слово "непохвальный" является не подходящим для выражения отвращения к преступнейшему человеку, который не [только] недостоин похвалы, но достоин отвращения и проклятия всего человеческого рода, потому что он имел обыкновение приносить в жертву людей всех племен. (6) Впрочем, мне кажется, что и эти [вот] слова не соответствует Вергилие - вой точности [выражения]:

...и тунику в злата чешуйках [10. 314]. {41} -

{41 Комментарий Сервия к этому замечанию Авиена (см. ниже) побуждает нас использовать такое значение глагола squaleo, как «быть чешуйчатым». Поэтому в переводе С. Шервинского «шитую золотом» мы перевели как «златочешуйчатую», а слову squalor придали, соответственно, значение «шероховатость, шершавость (чешуек)».}

ибо не подобает говорить "в злата чешуйках", так как неровность шершавых [чешуек] противоположна [ровному] блеску и сиянию золота".

(7) И [после этого] Сервий [начал говорить]: "Относительно слова "зашвырнуть" можно, я думаю, ответить таким образом. Слово "зашвырнуть" является [здесь] подходящим и образовано, очевидно, от того [слова], которое означает "тащить"; {42} в нем уже присутствует [представление] о каком-то принуждении [со стороны] чужой воли, ибо не является независимым [тот], кого тащат. [Слово] же "швырять", которое было от него произведено, является, без сомнения, [обозначением] очень грубого принуждения и перемещения. (8) Ведь собственно [о том], кого несут, и хватают, и сюда и туда таскают, говорят, что его швыряют, подобно тому как [слово] "щупать" является более точным и более сочным, чем [слово] "трогать", от которого оно, без сомнения, было произведено; {43} и [слово] "метать" является гораздо более смачным и выразительным, чем [слово] "бросать", от которого это слово произведено; {44} также [слово] "трясти" - более грубое и более резкое, чем [слово] "колебать". {45}

{42 В стихах Вергилия и в комментарии Сервия представлен один и тот же глагол veho (тянуть, тащить, влечь и т. д.), но в разных формах: у Вергилия в интенсивной форме vexo — швырять (vexasse — его inf. perfecti), а у Сервия в обычной форме veho (vehere — его inf. praesentis). Поэтому Сервий и говорит, что vexasse — от слова vehere.}

{43 Тахо (щупать) является усиленной формой глагола tango (трогать). }

{44 Глагол iactare (метать) — интенсивная форма глагола iacere (бросать). }

{45 Quassare (трясти) — интенсивная форма глагола quatere (колебать).}

(9) Потому что [теперь] в народе обычно не говорят так, что кого - [то] зашвыривают дымом, или ветром, или пылью, поэтому должны были исчезнуть истинное значение и сущность [этого] слова, сохраненные древними, которые высказывались прямо и точно, так, как подобало [говорить]. (10) Есть [такие] слова из речи Марка Катона, которую он написал об ахейцах: "И когда Ганнибал землю италийскую разорял и расшвыривал". Катон назвал [здесь] Италию расшвырянной Ганнибалом, поскольку нельзя было бы отыскать пи одного вида бедствия, или свирепости, или лютости, которого в то время не претерпела бы Италия. (11) [И] Марк Туллий [писал] в четвертой [речи] против Верреса: "Веррес же так обобрал и разграбил его, как его не мог расшвырять враг, который даже во время войны уважает святыни и обычаи, а [могли лишь] морские разбойники - варвары". {46}

{46 Цицерон. Речь против Г. Вереса («О предметах искусства», 4. 55, 122). Пер. В. О. Горенштейна. См.: Цицерон. Речи : в 2 т. М., 1962. Т. 1. С. 100. Речь идет о храме Минервы в Сицилии. Согласно принятому нами переводу глагола vexo, слово «опустошить» заменено на «расшвырять».}

(12) Относительно же [слова] "непохвальиый" возможно, кажется, ответить двояко. Один [ответ] - такого рода: не существует ни одного какого-нибудь [человека] столь испорченных нравов, чтобы он иногда не делал или [не] говорил чего - нибудь [такого], что можно было бы похвалить. Поэтому употребляется наподобие пословицы этот древнейший стих:

Часто и глупый муж надлежащее скажет вполне.

(13) Но ведь [и] тот, кому во всяком деле и во всякое время отказывают в похвале, является нспохвальным и среди всех [людей] наихудшим и самым дурным, и подобно тому как избавление от всякой вины делает [человека] безвинным, а безвинный является подобием совершенной добродетели, также тогда и непохвальный является пределом крайней низости. (14) Так и Гомер обыкновенно изрядно хвалит, не называя добродетели, но отрицая пороки. [Как] вот это:

полетели несвоевольиые [кони ] [Ил. 5, 366]. {47}

{47 Так как перевод Н. И. Гнедича не согласуется с логикой Макробия, слово «послушные» заменили на «несвоевольные» (так и в оригинале — п?к ?кпнфе).}

И также [вот] это:

Тут не увидел бы ты Агамемнона, сына Атрея,

Дремлющим, или трепещущим, или на брань неохотным [Ил. 4, 223 - 224].

(15) Эпикур тоже сходным образом определил высшее удовольствие [как] устранение и избавление от любого страдания в таких словах: "Предел степени удовольствия - исключение всякого безрассудного удовольствия". В том же [самом] смысле Вергилий назвал немилой стигийскую топь [6, 438 сл.]. Ведь как он отвергал непохвального из-за лишенности похвалы, так [же он отвергал] неприятного из-за {48}лишенности привлекательности.

{48 Макробий употребляет со словом уфЭсзуйт то предлог кбфЬ, то per.}

(16) Другим способом непохвального определяют так: "хвалить" на старо - [латинском] языке означает "именовать" и "называть"; таким образом, говорят, что в гражданских делах хвалят поручителя, что значит "называют по имени"; непохвальный является, следовательно, как бы безвестным, то есть никогда не называемым по имени, подобно тому как некогда общим советом [греков] Азии было решено, чтобы никто ни в какое время не называл имя того, кто поджег храм Дианы Эфесской.

(17) Из того, за что [ты] укорял [Вергилия], остается третье, [а именно то], что он сказал "тунику в злата чешуйках". Но это означает обилие и густоту золота, втканного в виде чешуек. Ведь "быть чешуйчатым" сказано из-за частоты и неровности чешуек, которые видны на коже змей или рыб.

(18) На это обстоятельство указывают другие [поэты], и этот [наш] поэт:

...[коня]... его ж покрывала

Шкура в застежках златых и медночешуйчатых перьях [11, 770 - 771].

И в другом месте:

Панцирь надел он уже рутулийский, на коем торчало

Множество медных чешуи... [11, 487-488].

[Вот и] Акций так пишет в "Пелопидах":

Чешуйки змея тусклым золотом и пурпуром

Покрыты.

(19) Итак, все, что бы ни было утыкано и усеяно чем-нибудь, чтобы вызвать у смотрящих страх [своим] необычным обликом, [о] том говорили, что [оно] чешуйчатое, [как страшная змея]. Так вот, большое нагромождение неровностей в негладких и чешуйчатых телах называется шершавостью. Вследствие многократного и постоянного употребления в таком значении это слово настолько было принижено, что "шершавость" начали говорить уже не о чем ином, как об одних нечистотах".

(8 , 1) "Я благодарен за исправление, - говорит Авиен, - потому что недолжным образом думал о весьма удачных высказываниях. Но мне кажется, что в данном стихе [все же] чего-то недостает:

Сам, с Квиринальским жезлом и трабеей малой одетый [

Пик] восседал... [7, 187 - 188].

Ведь если мы соглашаемся, что [в нем] ничего не отсутствует, [то] получается, что [Пик] одет жезлом и трабеей, {49} что весьма нелепо, так как ведь жезл - это короткая палка, которой пользуются авгуры, искривленная в [своей] наиболее толстой части, и я не понимаю, каким образом он мог бы казаться одетым жезлом".

{49 В латинском оригинале беспредложная конструкция: Qurinali liruo... sucinctus trabea, — поэтому формально получается «одетый жезлом и трабеей».}

(2) [На это] Сервий ответил: "Это сказано так, как, по большей части, обычно говорят посредством опущения [слов], как, [например], когда говорят, что Марк Цицерон - человек великого красноречия и Росций - актер высокого изящества. {50} Это [предложение], и то и другое, является неполным и незавершенным, однако ведь воспринимается как полное и завершенное.

{50 Эллипсис тут, видимо, в том, что в обороте nom. cum. inf. пропущен глагол esse, а также употреблен abl. qualit.}

(3) Как, [например], Вергилий [пишет] в другом месте:

Бута, любимца побед, с огромным телом... [5, 372], {51} -

{51 Здесь также abl. qualit. — букв, «огромным телом» = огромного тела.}

то есть имеющего огромное тело; и также [еще] в одном месте:

На середину он два безмерной тяжести кеста

Ринул [5, 401-402]"; {52}

{52 Сокращение за счет abl. qualit.}

и подобным же образом:

Своды ее высоки и темны от запекшейся крови [3, 618]. {53}

{53 В тексте (см. р. 389, 6) местонахождение стиха не обозначено. Есть указание в Index scriptorum. См.: Macrobius. Leipzig, 1970. Vol. 2. P. 180. И тут в оригинале abl. qualit.: domus... dapibusque cruentis — букв, «дом кровавых пиршеств».}

(4) Значит, таким должно представляться [и] это высказывание: "Сам, с Квиринальским жезлом", то есть держащий квиринальский жезл. Весьма мало удивительным было бы то, если бы было сказано так: "Пик был с квиринальским жезлом", - подобно тому как мы говорим: "изваяние было с огромной головой". И с другой стороны, [в предложениях часто] отсутствуют [связки] "есть", и "являлся", и "был" при [сохранении] изящности [высказывания и] без ущерба для [его] смысла.

(5) Но так как было упоминание о жезле, не следует пропускать [того, о чем], на это мы обращаем [ваше] внимание, могут спросить, [а именно] - от дуды ли называется авгурский жезл [рожком] или дуда от жезла авгуров была названа рожком. {54} Ведь и то и другое - одинакового вида и одинаково искривленное в верхушке. (6) Но если, как кое - кто думает, дуда была названа рожком из-за звучания согласно такому стиху Гомера:

{54 На русском языке нам не удалось передать то, что в латинском языке одно слово liruus означает одновременно и авгурский жезл и рожок.}

Рог заскрипел [Ил. 4, 125], -

необходимо, чтобы авгурская палка из-за сходства с дудой называлась рожком. И Вергилий пользуется этим же словом вместо дуды, как, [например], здесь:

Он в сраженья вступал, и рожком и копьем знаменитый [6. 167]"". {55}

{55 «Трубой» заменено на слово «рожком».}

(7) [Тут] Авиен прибавил: "Мне недостаточно ясно, что значат [слова] "Бегство ускорьте" [1, 13 7. {56} Ведь бег мне кажется противоположным завершенности, {57} отчего прошу, научи ты меня, что следует думать относительно этого выражения".

{56 Место этой строки в тексте не указано (см. р. 389, 24). Она указана в Index scriptorum. См.: Macrobius. Vol. 2. P. 130. Ссылка на нее в тексте сделана лишь задним числом на р. 390, 10.}

{57 Смысл замечания Авиена состоит, нам кажется, в следующем. Слова «ускорьте» (maturate) и «законченности» (maturitati) одного корня и выражают представление об ускорении и созревании (завершении). Поэтому словам «Бегство ускорьте» можно придать значение «Бегство завершите», на что, по нашему мнению, и намекает Авиен.}

(8) И Сервий [сказал]: "Нигидий, человек, блистающий в знаниях всех славных наук, говорит: "Своевременно - это и не очень рано, и не очень поздно, но что-то среднее и соразмерное [между ними]". Хорошо Нигидий [выразился] и точно. Ведь и среди злаков, и среди плодов спелым зовут [то], что не жесткое и не кислое, не осыпавшееся и не слишком мягкое, но развившееся в свое время и в меру. (9) Это Нигидиево толкование божественный Август выразил двумя греческими словами. Ибо сообщают, что он имел обыкновение и в беседах говорить, и в письмах писать "поспешай медленно", посредствм чего напоминал, чтобы при свершении дела совместно применялась и поспешность усердия и медлительность основательности, из каковых двух противоположностей возникает завершенность [дела].

(10) Так вот, и Вергилий выводит Нептуна, повелевающего ветрам отступить, чтобы они и столь быстро уходили, словно бежали, {58} и также соблюдали умеренность в [своем] веянии, отступая, так сказать, своевременно, то есть в меру. Ведь он беспокоится, чтобы они при самом отходе не навредили кораблям, возвращаясь с чрезмерным порывом будто посредством бегства.

{58 Речь идет об отрывке: «Нептун... / Зефира с Эфром к себе призывает и так говорит им: / "Бегство ускорьте и так своему возвестите владыке"» [1, 125, 131, 137].}

(11) Вергилий также весьма умело разделил как вполне противоположные два эти [вот] глагола "исполнять своевременно" и "спешить" в данных стихах:

Если холодным дождем задержан в дому земледелец,

Многое, с чем бы спешить пришлось под безоблачным небом,

Выполнить можно [Георг. 1, 259 - 261].

(12) [Итак], хорошо и изящно он разделил эти вот два глагола. Ведь и при подготовке деревенских дел можно вовремя успеть в дождливую погоду, так как по необходимости есть досуг; в ясную же [погоду] необходимо спешить, так как наступает [удобное] время [для сбора урожая].

(13) Когда нужно здраво обозначить [то], что сделано весьма вынужденно и очень поспешно, более правильно говорят, что это сделано преждевременно, чем своевременно, как, [например], сказал Афраний в тогате, название которой "Объявление":

Власть хватаешь, урвав не вовремя ее, созревшую (praecocem).

В этом стихе следует обратить внимание [на то], что он говорит [о созревшем] praecocem, [а] не praecoquem. Ведь правильный [именительный] падеж этого [слова] не praecoquis, но ргаесох".

(14) Тут Авиен опять спрашивает: "Хотя Вергилий, - говорит он, - защищал своего Энея, как благочестивого во всех отношениях, от соприкосновения с ужасным зрелищем возле подземных [мест] и предоставил ему больше слушать стоны виновных, чем видеть сами мучения, но охотно привел [его] на сами поля благочестивых, почему в этом стихе все же показывает ему часть мест, в которых содержались нечестивые [души]:

Перед преддверием самым Орка в отверстиях первых

[Плач и ложа свои поместили мстящие Думы] [6, 273 - 274]?

Ведь [тот], кто видит преддверие и отверстия, без сомнения, уже войдет внутрь самого помещения; или о слове "преддверие" нужно думать что-нибудь другое, [это] я желаю знать".

(15) На это Сервий [ответил]: "Есть большое количество слов, которыми мы всюду пользуемся и все же определенно не указываем [на то], что они значили бы согласно [своему] истинному собственному значению, подобно тому как "преддверие", слово в разговорах нередкое и обычное, однако не все, кто легко им пользуется, его верно толкуют. Ибо думают, что преддверие - это передняя часть дома, которую называют атрий. (16) Но ученейший муж Гай Элий Галл в книге о значении слов, которые относятся к гражданскому праву, говорит, что преддверие не находится в самих строениях и [является] не частью строений, но пустым местом перед дверью, через которое имеется доступ и подход к дверям помещения с улицы. Ведь саму дверь [дома] отделяла от улицы промежуточная площадка, которая была пустой.

(17) [Относительно] смысла у этого слова в дальнейшем отыскивается обычно многое, но [то], что написано у достойных сочинителей, будет не стыдно вынести по порядку на обозрение.

(18) [Одни полагают, что] частица ve, [имеющаяся в слове "vestibulum (преддверие)"], обозначает как бы нечто непохожее: то увеличение, то уменьшение. Ведь [если взять слова] "vetus (старый)" и "vehemens (бурный)", то одно образовано [для обозначения] значительного возраста и [притом] сокращено; {59} другое [выражает] чрезмерную пылкость и силу духа. {60} [Слова] же "vecors (бессердечный)" и "vesanus (безумный)" означают лишение разумности или сердечности. (19) Но выше мы сказали, что те, кто в древности строил просторные дома, обычно оставляли перед дверью пустое место, чтобы оно было посередине между дверьми дома и улицей. (20) На этом месте останавливались [те], кто приходил поздравлять хозяина данного дома, прежде чем их пропускали; [таким образом], они и на улице не стояли, и внутри здания не находились. Итак, в соответствии с этим пребыванием на открытом месте и как бы какой-то стоянкой (stabulatione), преддвериями (vestibula) были названы места, где останавливалось множество приходящих, прежде чем их впускали в дом.

{59 Видимо, возникновение слова verus понимается как слияние ve-aetas — > verus со значением aetatis magnitude}

{60 Vehemens производится из ve-mens (или из ve-vi-mens).}

(21) Другие, соглашаясь, что преддверия есть то самое, о чем мы сказали, не соглашаются, однако, в отношении понимания [этого] слова. Ибо они относят [его] не к тем, кто приходит, но к тем, кто дожидается в доме, так как они там никогда не стоят, но лишь для прохода идут по этому месту, выходя и возвращаясь.

(22) Итак, [слово "vestibulum"] следует понимать [как образованное] или посредством [частицы] увеличения, согласно первым [толкователям], или посредством [частицы] уменьшения, согласно вторым. Впрочем, установлено, что преддверием называется площадка, которая отделяет дом от улицы. Отверстия же, [которые тоже упомянуты в стихе], - это узкий путь, по которому направляются с улицы к преддверию. (23) Следовательно, Эней, когда видит отверстия и преддверие жилища нечестивых, не находится внутри жилища и не оскверняется отвратительным и недостойным соприкосновением с [этими] жилищами, но [только] видит с дороги места, расположенные между дорогой и жилищами нечестивых".

(9 , 1) [И вновь] Авиен говорит: "[Как-то] я спросил одного из толпы грамматиков, что [такое] двузубые жеровенные животные, и тот ответил, что двузубыми являются овцы, и затем прибавил [определение] "шсрстонос - ные", чтобы более точно указать на овец. (2) Пусть будет [так], говорю я, что овцы называются двузубыми. Однако, говорю [ему], я хочу знать, какое основание [применения] этого эпитета в отношении овец. И он, ничуть не замешкавшись, говорит: "Овцы называются двузубыми, потому что имеют только два зуба". Где на земле, спрашиваю тебя, - говорю я - ты видел, чтобы овцы когда-нибудь имели от природы только два зуба? Ведь это - знамение, [если дело обстоит так], и нужно позаботиться о совершении очистительных жертвоприношений. (3) Тогда он, взволнованный и раздраженный, говорит мне: "Ты спрашивай лучше о том, о чем следует спрашивать у грамматика, ибо [я сам] расспрашиваю пастухов о зубах овец". Я посмеялся шутке человека-пустомели и покинул [его]. Но тебя-[то] я спрашиваю [об этом] как знатока самой природы слов".

(4) Тогда Сервий [говорит]: "В отношении числа зубов, о котором тот [грамматик] высказал мнение, мне нет нужды [его] порицать, так как ты уже сам [его] осмеял, но следует позаботиться, чтобы не закралось то [мнение], будто "двузубые" - это эпитет овец, так как выдающийся сочинитель ател - лан Помпоний написал в "Заальпийских галлах" [вот] это:

Тебе, Марс, обешаю жертву, если только вернусь,

Двузубым вепрем.

(5) Публий же Нигидий в книге, которую он составил о внутренностях [жертвенных животных], пишет, что двузубыми (bidentes) называются не только овцы, но все двухлетние жертвенные животные. И, однако, он не сказал, почему они так называются. (6) Но в примечаиях, относящихся к жреческому праву, я прочитал, что они сперва звались bidennes (двухлетними) с излишне вставленной буквой "d", как [это] часто бывает. Так, [например], вместо "reire (возвращаться)" говорят redire, и вместо "reamare (возлюбить)" - "redamare", и [говорят еще] "redarguere (опровергать)", [а] не "rearguere". Ведь при устранении зияния двух гласных [звуков между ними] обыкновенно помещается буква "d".

(7) Итак, сперва они были названы bidennes как бы biennes (двухлетними), но при длительном использовании в речи произношение bidennibus (двухлетние) исказилось [и получилось] bidentes (двузубые). Однако Гигин, который хорошо знал жреческое право, написал в пятой из [тех] книг, которые сочинил о Вергилии, что двузубыми называются жертвенные животные, которые в [определенном] возрасте имели два более высоких зуба, по которым устанавливали, что они перешли из меньшего возраста в больший".

(8) [И] опять Авиен спрашивает о таких [вот] стихах:

Повод и кругом езда - от пелефропийцев лапифов,

И на коня, и с коня научивших наездника прыгать

В вооруженье, сгибать непокорные конские ноги [Георг. 3, 115 - 117], -

почему Вергилий перенес выучку коня на наездника? "Ведь известно, - [говорит он], - что прыгать и сгибать ноги свойственно коню, [а] не наезднику".

(9) "Добро, - говорит Сервий, - этот вопрос возник у тебя из-за нерадения [в] чтении старинного [писателя]. Ведь потому что наше поколение [уже] далеко ушло от [века] Энния и [от] всего старинного собрания книг, мы не знаем многого [из того], что не укрылось бы [от нас], если бы чтение старинных [писателей] было для нас привычным. Ибо все древние сочинители называли верховым как человека, сидящего на коне, так и коня, потому что он перевозил человека, и они говорили "скакать" не только о человеке, но также [и] о коне. (10) [Вот и] Энний говорит в седьмой книге "Летописей":

С силой большой затем четырехногий всадник и слои

Сами бросились [в бой].

Есть ли какое - [нибудь] сомнение [в том], что он в этом месте назвал верхового самим конем, так как приложил к нему эпитет " четвероногий"?

(11) Так, и "equitare (скакать)", каковой глагол выведен из существительного "equities (верховой)", {61} употреблялся, [когда речь шла] и о человеке, пользующемся конем, и о коне, движущемся с человеком. Ведь и Луцилий, муж, весьма знающий латинский язык, говорит в этом стихе, что скачет конь:

{61 Мы оставили латинское слово в том падеже, в каком оно стоит в оригинале, чтобы между глаголом и существительным было больше сходства по звучанию.}

Скачет, видим мы, копь и нас обгоняет споро.

(12) Следовательно, и у Марона, который был почитателем древней латыни, таким образом нужно понимать [и это]:

научивших наездника прыгать

В вооруженье [Георг. 3. 116 - 117], -

то есть они научили коня перевозить человека:

сгибать непокорные конские ноги [Георг. 3, 118]".

(13) [И тут] Авиен предложил [новый вопрос]: "[Вот стихи]:

...когда здесь, из бревен истесан кленовых,

Конь уж стоял... [2, 112 - 113].

Хотел бы я знать относительно изготовления коня, случайно ли или намеренно он назвал этот род дерева? Ведь хотя поэтической вольности свойственно помещать один [какой-нибудь вид] дерева вместо любого [другого], однако же Вергилий обычно не любит [подобной] беспечной вольности, но [сообразуется] с точным значением в отношении предмета или имени [путем тщательного отбора]". {62} <...>

{62 Последняя фраза обрывается (лакуна). Я дополнил ее по одной из рукописей (см. р. 395, 5) словами electione servire, в отношении которых издатель заметил: поп hercle male.}

Книга седьмая

(1 , 1) Когда, после еды, уже [были] убраны первые блюда, и унесенное сменяют очень маленькие бокалы, Претекстат говорит: "Пища, когда ее принимают, обыкновенно делает [людей] молчаливыми, а питье - разговорчивыми. Но мы и среди питья молчим, словно такого рода пир обречен обходиться без серьезных и даже философских бесед".

(2) И [тогда] Симмах [спросил]: "Действительно ли ты, Веттий, считаешь так, что философии надлежит быть на пирах, а не располагаться в своих святилищах как некой взыскательной и весьма почтенной матери семейства и не путаться с Либером, товарищи которому - буйства, так как ей самой свойственна такая скромность, что не допускает в храм ее отдохновения не только бесстыдства слов, но даже [бесстыдства] мыслей? (3) Пусть нас поучит хотя бы чужеземное наставление и воспитание, почерпнутое у парфян, которые обыкновенно приходят на пиры вместе с наложницами, [а] не с супругами, так как одних [считается приличным] и повсюду водить, и даже развлекаться [с ними], других [же] ради защиты [их] целомудрия подобает видеть только уединенными дома. (4) Неужели бы я посчитал, что философию нужно вести [туда], куда стыдилось заходить [даже] риторическое искусство и общедоступное знание? Ведь греческий вития Исократ, который первым заставил слова, [бывшие] прежде вольно [расположенными], течь по правилам, отклонил просьбу, когда товарищи по пиру просили [его], чтобы он вынес на обозрение что-нибудь из родника своего красноречия. Он сказал: "Чего требует настоящее место и время, [в том] я не искусен; в чем [же] я искусен, [то] не подходит ни для настоящего места, ни для [теперешнего] времени"".

(5) К этим [словам] Евстафий [прибавил]: "Я одобряю твое высказывание, Симмах, в котором ты чтишь философию, которую считаешь величайшей [наукой], с таким благоговением, что думаешь, будто ей следует поклоняться только внутри ее святилища. Но если из-за этого она будет изгнана с пиров, [то] далеко отсюда уйдут и ее питомцы. Я говорю о порядочности и умеренности не менее, чем о благочестии вместе с трезвостью. Ибо о какой из них я бы сказал, что она менее уважаема, [чем другие]? Таким образом, получается, что удаление с такого рода сходок хора этих матрон предоставило бы свободу на пирах одним [лишь] сожительницам, то есть порокам и грехам.

(6) Но пусть не случится [и того], чтобы философия, которая в своих рассуждениях возвышенно вещает о застольных обычаях, сама убоялась пиров, как будто она не смогла бы на деле защитить то, о чем обыкновенно учит на словах, или не сумела соблюсти меру, границы которой она сама установила во всех делах человеческой жизни. Да ведь и не затем я приглашаю философию к столу, чтобы она сама себя умеряла, ибо ее наука - наставлять умеренности во всем.

(7) Итак, поскольку я располагаю как бы судейским решением в отношении тебя, [Симмах], и Веттия, именно я открываю двери столовых [комнат] для философии, но обещаю [при этом], что она будет среди [нас] такой, что не превзойдет меры в знакомом ей и ее спутникам управлении [пиром]".

(8) Тут Фурий сказал: "Так как наше поколение назвало тебя, Евстафий, единственным приверженцем философии, тебя просят, чтобы ты сам возвестил нам о правилах ведения [застолья], которые ты передаешь ей на пиру".

(9) И Евстафий [продолжил речь таким образом]: "Я думаю, что, во-первых, она намерена вместе с ними определить задатки присутствующих сотрапезников, и если обнаружит в пирующем товариществе многих сведущих [в ней людей] или, по крайней мере, ее почитателей, [то] позволит вести беседу о себе, потому что как немногие согласные буквы, рассеянные среди многих гласных, легко поддаются [произношению], так и немногие неопытные [в философии люди], веселящиеся в товариществе опытных [в философии людей], либо говорят согласно [с ними], если могут, либо пленяются [ей], слыша о такого рода предметах. (10) Если же многие [пирующие] чужды наставлениям этой науки, [то] она предпишет немногим мудрым, которые будут среди [них], скрыть ее, чтобы редкое благородство [этой науки] не оскорбляла весьма шумливая братия, но позволит, чтобы звучала дружеская болтовня ради большей части [присутствующих]. (11) И это - одна из доблестей философии, потому что философ временами не менее философствует в молчании, чем в разговоре, тогда как оратора хвалят не иначе как за говорливость. Следовательно, немногие ученые [люди], которые будут [на застолье], настолько вольются в сообщество необразованных товарищей при непотревоженном и покоящемся внутри них знании истины, что [у тех] исчезнет всякое подозрение о несоответствии [между ними].

(12) И неудивительно, если ученый [человек] сделает [то], что когда-то сделал Писистрат, правитель афинян. Так как он не получил от своих сыновей одобрения, подавая надлежащий совет, то поэтому был в ссоре с детьми, но когда узнал, что это стало причиной радости для соперников, ожидающих, что из-за этого раздора в доме правителя может произойти обновление [власти], сказал, созвав [всех] граждан, что он, конечно, рассердился на сыновей, не покоряющихся отцовской воле, но [что] потом ему [стало] очевидно то, что отцовскому добросердечию более соответствует, чтобы [он] сам согласился с мнением детей. Итак, пусть граждане знают, что потомство правителя единодушно с отцом. С помощью этой придумки он отнял надежду у покушающихся на покой правителя.

(13) Таким образом, во [всех] случаях жизни и особенно в пиршественном веселии нужно с совершенной безупречностью приводить к единому согласию все, что кажется несовместимым. Так, на пиршестве у Агафона, потому что он пригласил Сократа, Федра, Павсания, Эрисимаха, так, на том обеде, который Каллий дал ученейшим мужам, - я говорю о Хармаде, Анти - сфене и Гермогене и прочих им подобных - не слышалось ни одной речи, кроме философской. (14) Однако же на обедах [у] Алкиноя и Дидоны, располагающих почти исключительно к забавам, были поющие под кифару: на одном Иопад [1, 741], на другом - Фемий; и плясуны - мужчины присутствовали [на пиру] у Алкиноя; и Битий у Дидоны, черпающий вино таким образом, что [непрестанно] отпивал его [из бокала] из-за чрезмерного перелива. [И] если бы кто-нибудь или среди феаков, или у пунийцев перемешал вырвавшиеся [у него] речи о мудрости с пиршественными рассказами, разве бы он и не нарушил прелесть, присущую тем собраниям, и [не] вызвал бы вполне справедливо смех по отношению к себе? Итак, первым ее наставлением будет оценка сотрапезников.

(15) Затем, когда она увидит, что ей открывается случай [высказаться], она не станет среди кубков говорить о самых своих глубинных тайнах и не станет поднимать запутанные и мучительные вопросы, но [поднимет вопросы] именно полезные и притом легкие. (16) Ведь как среди тех, у кого род занятий - плясать на общих обедах, если кто-нибудь задирает товарищей, чтобы более успешно упражняться в беге или в кулачном бою, [то] его изгонят как никчемного при одобрении [всего] товарищества, так [и] способным следует философствовать за столом [только тогда], когда возможно, чтобы [надлежащую] меру [частей содержимого] в кратере с влагой, рожденной для веселья, создавала примесь не только Нимф, но также и Муз. (17) Ведь если, как [это] необходимо признать, на всякой сходке следует или молчать, или говорить, [то] давайте зададимся вопросом, молчание ли или подходящий разговор был бы приличен на пирах. Ибо если среди еды всегда следует молчать так, как молча судят члены ареопага в аттических Афинах, [то и] не нужно больше спрашивать, должно или нет философствовать за обедом. Но если пиры не будут безмолвными, [то] зачем запрещать достойный разговор, когда беседа допустима, так как слова веселят пирующих больше, чем сладость вина?

(18) В самом деле, если бы ты глубже вник в сокровенную мудрость Гомера, [то тебе стало бы ясно, что] тем смягчающим средством, которое Елена смешала с вином:

Скорбь отгонявшее зелье, забыть заставлявшее горе [Од. 4, 221], -

была не трава, не сок из Индии, но подходящий рассказ, который склонил к веселью гостя, забывшего о печали. (19) Ибо она в присутствии сына повествовала о славных деяниях Улисса:

Подвигов сколько муж могучий свершил и исполнил [Од. 4, 271 (242)]. {1}

{1 Из-за такого расхождения строк, указанных издателем (271) и в переводе А. П. Шуйского (242), привожу греческий текст: п?пн кб? ф?д’ ?сеое кб? ?флз кбсфес?т ?нЮс = сколько совершил и испытал могучий муж.}

Следовательно, она взбодрила душу сына описанием отцовской славы и его отдельных отважных свершений и, таким образом, была убеждена, что к вину было примешано средство против печали.

(20) Ты говоришь, зачем это философии? Напротив, нет ничего столь отвечающего мудрости, чем беседы [на пиршестве], учитывающие место и время, оценку персон, сделанную при обозрении [присутствующих]. (21) Ведь одних будут возбуждать приведенные примеры доблестей, других - "[примеры] благодеяний, некоторых - умеренности, так что даже [те], кто поступал иначе, услышав о такого рода [примерах], часто исправляются. (22) А философия будет таким образом принуждать безрассудных, опутанных пороками, если и это позволяет течение беседы на пиршествах, каким образом Либер принуждает [таких] жезлом с острием, скрытым под обвивающем [его] плющом, потому что она не настолько считает [себя] цензором на пиршестве, чтобы открыто обличать пороки [присутствующих]. (23) Однако подвластные им будут сопротивляться, и такое будет возмущение [у] пирующих, что кажется, будто они приглашены по предписанию такого рода:

...дела закончив, тело предайте

Неге, о мужи - бойцы, и назавтра сражения ждите [9, 157 - 158].

Или как Гомер короче и выразительнее сказал:

Ныне спешите обедать, а после начнем нападенье [Ил. 2, 381].

(24) Следовательно, если возник удобный случай для законного порицания, [то] философ выражает [его] так, чтобы оно было и скрытым, и успешно воздействовало. Что [же] удивительного [в том], если мудрец принудит безрассудных, как я сказал, - хотя иногда он порицает так, что порицаемый, [не подозревая этого], веселится - и покажет силу философии, не высказывающей ничего нескладного, не только в своих собеседованиях, но также и в расспросах? (25) Итак, пусть ее не чуждается ни одно достойное дело или служба, ни одна сходка. Она приноравливается [к ним] таким образом, что повсюду оказывается настолько необходимой, что ее отсутствие становится как бы непозволительным".

(2 , 1) И Авиен [на это] сказал: "Мне кажется, что ты вводишь две новые науки: [науку] расспрашивать и также, пожалуй, [науку] порицать, чтобы вызвать у тех, ради кого затевается разговор, настроение разного рода, так как за порицанием, даже справедливым, всегда следует печаль. Поэтому прошу [тебя], изложи более пространно в [дальнейшем] повествовании то, чего ты коснулся [лишь] слегка".

(2) "во-первых, я хочу, - говорит Евстафий, - чтобы ты понимал, что я сказал не о том порицании, которое имеет вид обвинения, но [о том], которое является подобием насмешки. Греки называют ее скоммой - [насмешкой], не менее, пожалуй, неприятной, чем обвинение, [в случае] если бы она прозвучала некстати; но мудрый выскажет ее таким образом, что она будет не лишена приятности.

(3) А относительно расспрашивания я бы ответил тебе прежде [всего следующее]: [тот], кто хочет быть приятным расспрашивающим, спрашивает о том, на что спрошенному легко отвечать, и [также о том], что, он знает, тот изучил благодаря усердным занятиям. (4) Ведь всякий, кого приглашают вынести свою ученость на [общее] обозрение, радуется, потому что никто не хочет скрывать [то], что он изучил, особенно если знание, которое он вместе с немногими [другими] благодаря прилежанию приобрел, ему было знакомым, а многим - неизвестным, как, [например, знания] из астрономии или диалектики и прочих подобных [наук]. Ибо кажется, что они обретают плод [своего] прилежания тогда, когда получают случай обнародовать [то], что они изучили, без признака бахвальства, которого лишен [тот], кто [сам] не навязывается, но [кого] приглашают, чтобы он поведал [о чем-нибудь]. (5) [И] напротив, появляется великое огорчение, если бы ты в присутствии многих [людей] спросил кого-нибудь [о том], чего не исследовала [даже] самая лучшая наука. Ведь [тогда] он вынужден или отрицать, что он [это] знает, каковое [обстоятельство] они считают крайним уроном [для их] уважения, или отвечать наобум и наудачу, чтобы вверить себя [случайным образом] истинному либо ложному исходу [ответа], откуда часто рождаются всходы невежества, а каждую свою такую постыдную неудачу [он] ставит в вину спрашивающему.

(6) И конечно, [те], кто прошел моря и земли, и радуются, когда их спрашивают о неизвестном многим положении земель или [о] морском заливе, и охотно отвечают, и описывают то словами, то [чертежной] палочкой [разные] места, считая достославным представить глазам других [то], что они видели сами.

(7) [А] что [же] полководцы или воины? Они постоянно горят желанием рассказать о своих подвигах и, однако, помалкивают из-за опасения [быть обвиненными] в самомнении. Разве они, если бы их пригласили поведать об этом, не посчитали бы [это] выплаченным им вознагражданием за труд, полагая наградой [себе] рассказ среди желающих [послушать о том], что они совершили? (8) Но этот род повествования настолько имеет какой-то привкус [собственного] прославления, что если бы случайно присутствовали завистники или соперники, то они заглушили бы шумом и, предлагая другие повествования, мешали бы рассказывать о том, что обыкновенно приносит похвалу рассказчику.

(9) Также весьма охотно вызывается рассказать о минувших опасностях и полностью прошедших бедах [тот], кто [их] уже пережил, но [другой], кого до сих пор хоть малость не отпускают [эти] самые [опасности и бедствия], дрожжит при воспоминании [о них] и страшится рассказывать. [И] потому Еврипид выразил [это так]:

Приятно воспомнить беды уже спасенному.

Ведь он вставил [слово] "спасенному с целью показать, что удовольствие от повествования начинается после окончания несчастий. И ваш поэт, вставляя [слово] "некогда", не говорит ничего дургого, кроме [того], что после пережитых несчастий, в будущем, воспоминание об оконченных трудах доставляет удовольствие:

Может быть, некогда нам будет радостно вспомнить и это [1, 203].

(10) Но я бы не стал отрицать, что есть виды бедствий, вспоминать которые, даже [уже] окончившиеся, не хочет [тот], кто [их] перенес, и, будучи спрошенным [о них], мучается не меньше, чем [тогда], когда он пребывал в самих несчастьях, как, [например, тот], кто испытал [побои] палачей и телесные пытки; как [тот], кто перенес тяжелые утраты [близких], или [тот], кому было сделано цензорское порицание. Поостерегись [их] спрашивать, чтобы не казалось, что ты принуждаешь [их вспоминать].

(11) Если ты можешь, [то] многократно побуждай к повествованию того, кто был благосклонно встречен при произнесении [его имени]; или [того], кто достойно и успешно исполнил обязанности посла; или [того], кто ласково и приветливо был принят повелителем; или если он только один из всего почти состава кораблей, захваченных морскими разбойниками, спасся благодаря либо сообразительности, либо силе, потому что даже [и] долгое повествование о таких событиях с трудом утоляет желание рассказчика.

(12) Радует, если бы ты предложил кому-нибудь рассказать о нежданном счастье его приятеля, в отношении чего [тот] сам [еще] не решил, говорить ли [ему об этом] или молчать то [ли] из-за боязни прослыть хвастуном, то [ли из-за боязни] вызвать зависть. (13) [Л того], кто наслаждается охотой, пусть спрашивают об обходе леса, об окружении логовищ, об исходе охоты. Если [на пиру] присутствует набожный человек, дай ему вдоволь порассуждать [о том], благодаря каким наблюдениям [примет] он получил бы поддержку богов, сколь велика для него польза от обрядов, и - так как [набожные] ценят тот род вероисповедния, что не молчит о благодеяниях божеств, - прибавь, поскольку [они сами] хотят [этого], что и они считаются приятелями богов.

(14) Если же [на пиру еще] и старик присутствует, у тебя есть случай, благодаря которому можно показать, что ты очень ему посодействовал, если спросил его даже [о том], что его совсем не касается. (15) Зная это, Гомер сделал [так], что Нестору предлагают одновременно какую - то кучу вопросов:

Нестор Нелид! Всю правду скажи, ничего не скрывая.

Как убит Агамемнон, широковластный владыка?

Где ж Менелай находился?

..............

Разве что в Аргосе не был... [Од. 3, 247 - 250 (247 - 249, 251)].

Столько поводов поговорить он собрал, задавая вопросы, чтобы удовлетворить зуд старческой [болтливости]. (16) И Вергилиев Эней, целиком отдавая себя, благодарного, [в распоряжение] Эвандра, предоставляет ему различные поводы [для] повествования. И ведь не о чем-то одном или другом он расспрашивает, но

...[обо всем] вопрошает весело, слышит

О старинных мужах преданья [славные] [8, 311 - 312].

И о сколь многом повествовал Эвандр, увлеченный умными вопросами".

(3 , 1) Говорящего это [Евстафия] поддержало одобрение всех [присутствующих]. Но затем Авиен добавил: "Всех вас, кто, ученейшие из ученейших, [здесь] присутствует, я просил бы [о том], чтобы из уважения к вам Евстафий вдохновился открыть [то], что он немного раньше сказал о скомме".

И так как все [его] к этому подстрекали, он начал сплетать [слова]: (2) "Кроме [слова] псогос, то есть обвинение, и кроме [слова] диаболэ, которое значит "поношение", есть у греков [еще] другие два слова - лойдориа и скомма, для которых я и латинских-[то] слов не нахожу, если бы [только] по случайности ты не сказал, что лёдория - это упрек и прямое посрамление; скомму же я почти бы назвал приукрашенной насмешкой, потому что она часто прикрывается лукавством и учтивостью, [так] что звучит одно, [а] ты понимаешь другое. (3) И однако, она не всегда доходит до язвительности, но иногда приятна и тем, по отношению к кому она высказывается. Этот род [насмешек] применяет больше всего мудрец или другой [какой-нибудь] учтивый [человек], особенно посреди еды и выпивки, когда легко вызвать вспышки гнева [у пирующих]. (4) Ведь как стоящего у обрыва сталкивает даже легкое прикосновение, так [и] даже маленькая обида приводит в неистовство или упившегося вином, или [только] подвыпившего. Итак, на пиршестве нужно предусмотрительно воздерживаться от скоммы, потому что она содержит в себе скрытую издевку. (5) Ведь насколько прочнее прилипают такие остроты, чем прямые лёдории, - подобно тому как угловатые крючки втыкаются крепче, чем прямые острия, - потому что остроты этого вида больше всего вызывают смех [у] присутствующих, который, словно [какой-то] род [общего] одобрения, усиливает обиду.

(6) Лёдория же есть, [например, высказывание] такого рода: "Разве ты опозорен, потому что торговал соленой рыбой?" А скомма, о которой мы часто говорили, что это - скрытое посрамление, [например], такова: "Мы помним [время], когда ты утирал нос рукой". Ведь хотя здесь и там сказано об одном и том же, лёдория, однако, означает то, что [некто] был открыто подвергнут укоризне и упрекам; [а] скомма - то, что [он] иносказательно [подвергся упрекам]. (7) Октавий, который считался по рождению благородным, говорит читающему [вслух] Цицерону: "Не слышу я [того], что ты говоришь". [На это] он ответил: "Определенно у тебя очень дырявые уши". Это сказано ему потому, что согласно происхождению Октавия называли ливийцем; у [ливийцев же] существует обычай прокалывать ухо. (8) И тому же [самому] Цицерону, так как он не пускал на сиденье Лаберия, говоря: "Я пустил бы тебя, если бы мы не сидели в тесноте", - тот язвительный мим отвечает: "Да и то, [ведь] тебе привычно сидеть на двух стульях", - делая такому [великому] мужу упрек в шаткости [его] верности. Впрочем, и [то], что Цицерон сказал: "Если бы мы не сидели в тесноте", - было скоммой, [направленной] против Гая Цезаря, который столь многих [людей] без разбора назначал в сенат, что их не могли вместить четырнадцать скамей. {2} (9) Итак, от такого рода [насмешек], которые полны поношений, мудрецу нужно воздерживаться всегда, прочим [же людям] - на пиру.

{2 Этот сюжет (эпизод) повторяют параграфы второй книги (2. 3, 10-11). Четырнадцать рядов — скамьи, которые отводились в театре всадникам-(? сенаторам).}

(10) [Но] есть другие скоммы, менее колкие, словно укус беззубого зверя, как, [например, та, которую] Туллий высказал в отношении консула, который исполнял [свою] консульскую должность только один день: "Обычно бывают жрецы диальные, [но] теперь у нас есть [еще и] консулы дневальные". {3} И о нем же [добавил]: "Наш консул - [из всех] самый бодрствующий: он в свое консульство [ни одного] сна не увидел". {4} И ему же, укоряющему [его], потому что он к этому консулу не пришел, говорит: "Я шел, да ночь мне помешала". {5} (11) Эти и подобные [им насмешки] содержат больше изящной шутливости, меньше язвительности, чем, [например, шутки] о некоторых телесных недостатках, вызывающие или небольшое огорчение, или [совсем] никакого, как, [например], если бы ты говорил о чьей - нибудь лысине или о носе, либо искривленной осанке, либо Сократовой сутулости. Ведь насколько [все] это относится к маленьким неприятностям, настолько [же -] к очень легким огорчениям.

{3 Раньше эта шутка приписывалась М. Отацилию Пифолаю (см. 2. 2, 13 и примеч. 7).}

{4 См. 2.3, 6 и примеч. 10 к этому месту.}

{5 См. 2. 3, 5.}

(12) Напротив, попрек в потере глаза не обходится без возникновения раздражения [у окривевшего]. Ибо царь Антигон казнил Теокрита Хиосского, которого [прежде] поклялся пощадить, из-за [такой] скоммы, высказанной [Теокритом] о нем. Ведь когда он, вроде как подлежащий наказанию, был доставлен к Антигону [и] когда предстал пред его очами, ответил друзьям, утешающим его и сулящим надежду [на спасение]: "Знать, вы говорите мне о несбыточной надежде на здоровье". Но Антиох - [то] был лишен одного глаза, и [поэтому] неприятная такая шутка некстати лишила балагура света [дня]. (13) И не стал бы я отрицать, что даже философы иногда прибегали к этому роду скоммы, чтобы выразить свое негодование. Ибо когда вольноотпущенник царя, недавно возвысившийся благодаря вновь нажитому богатству, собрал философов на пир и, подшучивая над их пустячными изысканиями, сказал, что он желает знать, почему из черных и белых бобов получается приправа одного цвета, философ Аридик, досадуя [на его слова], ответил: "[Лучше] ты разъясни нам, почему [это] и от белых и от черных плетей появляются одинаковые рубцы".

(14) Есть скоммы, которые внешне имеют вид порицания, но между тем не задевают слышащих [их], в то время как они же изводят, если бы [их] высказывали виновному, как, напротив, есть [и такие], которые имеют вид похвалы, а душа слышащего [их] наполняется обидой. (15) Сначала я хочу сказать о первом роде [скомм]. Луцилий <...> Квинт, претор, недавно возвратился из провинции, не разоренной благодаря [его] высочайшей бескорыстности [при исполнении] должности претора, чему бы ты изумился, [учитывая] времена Домициана. Так как он, будучи больным, говорил другу, что у него холодные руки, тот, сияя улыбкой, замечал: "Но ведь ты совсем недавно погрел их на [управлении] провинцией". Квинт рассмеялся и был позабавлен [этими словами]; ибо [он был] совершенно свободен от подозрений в хищениях. Напротив, если бы это сказали знающему за собой дурное и вспоминающему о своих хищениях, [то] услышанное [его] бы раздосадовало. (16) Сократ шутил, [а] не насмехался, вызывая Критобула, юношу известной красоты, на сравнение [его] наружности [со своей]. {6} Определенно [и ты бы шутил], если бы говорил несметно богатому мужу: "Ты должен пригласить к себе своих заимодавцев"; или если [бы ты говорил] чересчур щепетильному [человеку]: "Тебе благодарны [все] блудницы, потому что ты награждал их с' непременной щедростью". И тот и другой [при этом] повеселятся, зная, что эти слова не тяготят их совесть.

{6 См.: Ксенофонт. Пир, 5 II Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. М., 1993.}

(17) С другой стороны, есть [такие скоммы], которые подтрунивают под видом похвалы, немного раньше я выделил [их]. Ведь если я скажу весьма робкому человеку: "Ты сравним с Ахиллом или Геркулесом"; или известному [своей] несправедливостью мужу: "Я предпочитаю тебя Аристиду в том что касается справедливости", - [то], без сомнения, и тот и другой звучащие похвалой слова отнесет к намеку на порицание.

(18) Одни и те же скоммы могут одних и тех же [людей] то веселить, то обижать в зависимости от различия присутствующих лиц. Есть ведь [насмешки], которые мы охотно могли бы выслушать, если бы их бросили нам в присутствии друзей, но мы не желали бы, чтобы какая - нибудь скомма высказывалась о нас, когда присутствуют жена, либо родители, либо учителя, если бы только [это] случайно не была такая [скомма], которую охотно приняла бы их [взыскательная] оценка; (19) как, [например], если бы кто-нибудь подшучивал над юношей в присутствии родителей или учителей, что он может помешаться из-за непрерывного бодрствования и ночного чтения; или в присутствии жены - что он поступал бы глупо, считая себя преданным жене и не усматривая какой-либо прелести [в других] лицах. Ведь такие [шутки] наполняют весельем и тех, о ком их высказывают, и присутствующих.

(20) Способствует скомме и положение высказывающего [ее], когда он находится в тех же самых обстоятельствах, [например], если [один] бедняк осмеивает другого за бедность; если [один], рожденный в безвестности, [вышучивает другого], рожденного в безвестности. Ведь тарсиец Амфий, так как сделался из садовника вельможей и сказал что-то о [своем] друге, вроде как безродном, потом еще и прибавил: "Но и мы из тех же [самых] семян", - и [тем] в равной мере всех развеселил.

(21) Однако [и] упомянутые откровенные скоммы наполняют веселием того, о ком они высказываются, если бы ты, [например], порицал отважного мужа словно расточающего свое здоровье и готового умереть за других; или если бы ты упрекал щедрого [человека], потому что он расходует свое имущество, меньше заботясь о себе, чем о других. Таким образом и Диоген обычно хвалил своего наставника Антисфена Киника, как бы порицая [его]. "Именно он, - заявлял [Диоген], - сделал меня из богатого нищим и заставил обитать в [тесной] бочке вместо просторного дома". Впрочем, он сказал это лучше, чем если бы сказал [так]: "Я благодарен ему, потому что именно он сделал [меня] философом и человеком совершенной добродетели".

(22) Итак, хотя у скоммы одно имя, действия ее различны. Потому у лакедемонян среди прочих установлений правильной жизни Ликургом был введен также такой род упражнений, чтобы юноши учились и [сами] высказывать скоммы без язвительности, и от других переносить остроты по отношению к себе, и если кто-нибудь из них впадал в негодование из-за такого рода острословия, [то] ему не позволялось в дальнейшем высказывать [скоммы] о другом [человеке].

(23) Следовательно, мой Авиен, так как ты видишь - ибо нужно наставлять тебя с молодости, которая настолько восприимчива, что [быстро] схватывает подлежащее изучению, - так как ты видишь, я говорю, что весь род скомм является двойственным, я советую: возреживайся - ка ты от этого рода острословия на пирах, на которых веселье подстерегает гнев, и лучше или предлагай обычные для пира вопросы, или сам [их] распутывай. (24) Этот род [застольных вопросов] древние не считали столь [уж] пустячным, [так] что и Аристотель кое-что об [этом] самом написал, и Плутарх, и ваш Апулей, и не следовало бы пренебрегать тем, о чем столько философствующих проявило заботу".

(4 , 1) И [тут] Претекстат [сказал]: "Почему этот род вопросов предлагается только молодому [поколению], хотя он приличествует и этому [нашему] стариковскому возрасту? Так что, давайте все, кто [здесь] присутствует, поболтаем на [этой] пирушке о чем-нибудь [для нее] подходящем, и не только о еде, но если [случится, то] и о природе тела или о [чем-нибудь] другом, особенно в присутствии нашего Дисария, чье искусство и науку можно отнести в большей [части] к этому роду вопросов, и бросим жребий, если угодно, чтобы каждый по порядку предлагал вопрос, какой он считает нужным разъяснить".

(2) Здесь все согласились предоставить вступительное слово Претекста - ту, упрашивая, чтобы, так как он сам [первый] начал, для [всех] остальных был установлен пример этого [рода застольных] вопросов согласно направлению обсуждения.

(3) Тогда он говорит: "Я спрашиваю, какая пища из двух является более легкой для переваривания: простая или разнообразная, потому что мы видим, что многие выбирают последнюю [и лишь] некоторые - первую. И есть [еще] при этом высокомерная, и непримиримая, и как бы хвастающая умеренность; [а] желание [поесть], напротив, хочет казаться привлекательным и обходительным. Следовательно, так как одна является взыскательной, [а] другое неразборчивым, я хотел бы узнать, что [из них] более подходяще для сохранения здоровья. И [для этого] не нужно долго искать толкователя, так как [среди нас] присутствует Дисарий, который понимает [в том], что пригодно для человеческих тел, не меньше, чем сама природа, творец и кормилица этого устройства. Итак, мне хочется, чтобы ты, [Дисарий], сказал, что советует врачебная наука по поводу того, о чем спрашивают".

(4) "Если бы со мной, - говорит Дисарий, - по этому вопросу советовался кто-нибудь из толпы несведущих [людей, то] я, чтобы наставить его, ограничился бы указанием на домашних животных - простые души больше пленяются примерами, чем умозаключениями, - которые гораздо здоровее людей, так как им дается простая и однообразная пища, [да] и среди [них] самих болезни охватывают тех, которым, чтобы они сделались упитанными, скармливают приготовленные и разнообразные кусочки [пищи] с какими-нибудь приправами. (5) И впредь он не сомневался бы [в том], после того как заметил бы здоровье, обычное для животных, употребляющих простую пищу, что и среди них же болеют [те], которые получают корм разнообразного состава, потому что установлено, что этот род [животных] страдает несварением [желудка] не столько от обилия корма, сколько от [его] разнообразия. (6) Может быть, я [еще] более убедил бы его [в этом] с помощью другого примера, чтобы он увидел, что ни один из врачей при лечении больных никогда не был столь дерзко небрежным, чтобы давать испытывающему лихорадку разнообразную, а не простую пищу. И притом установлено, сколь легкой для переваривания является однородная пища, что ему [и] подходит, особенно когда [его] природные силы ослаблены. (7) И третий пример помог бы [его убедить, а именно тот], что разнообразия пищи нужно избегать так, как обычно избегают разнообразного вина. Ведь кто бы сомневался, что тот, кто употребляет различные вина, впадает в быстрое опьянение, еще не выпивши [обычно] потребляемого количества.

(8) С тобой же, Веттий, кому единственному удалось овладеть вершинами всех наук, следует толковать, не столько используя примеры, сколько используя рассуждения, которые невозможно от тебя утаить, [хотя] бы я помалкивал о них.

(9) Несварения [желудка] случаются либо из-за качества [желудочного] сока, в который низвергается пища, [в случае] если бы она не соответствовала влаге, которая заполнила тело, либо из-за обилия самой пищи, когда природных сил [тела] не хватает на то, чтобы все, сложенное [в желудке], переварить. И, во-первых, давайте посмотрим на качество [желудочного] сока.

(10) [Тот], кто принимает простую пищу, легко узнает, какой сок или вредит, или помогает его телу, так как [этому] учит опыт. Ведь он и не сомневается, обладателем качеств какой пищи он стал, потому что принимал [только] одну [пищу]. И бывает, что легко устраняется вред, причина которого понятна. (11) [Тот] же, кто питается разнообразной едой, получает различные качества из-за многообразия соков [пищи]; и жидкости, рождающиеся из разнообразия вещества [пищи], не согласуются [между собой] и не создают разжиженной и чистой крови, в которую они превращаются вследствие деятельности печени, и переходят в сосуды непереработанными. Отсюда - источник болезней, которые рождаются из-за несогласованности противодействующих жидкостей. {7}

{7 Дисарий придерживается гуморальной (umoris — жидкость) теории происхождения болезней.}

(12) Далее, так как не у всего, что имеется для еды, одна природа, не все [и] одинаково переваривается: одно [переваривается] быстрее, другое - медленнее; и, таким образом, случается, что нарушается порядок последующих разделений [пищи]. (13) Ибо у пищи не одно разделение - чтобы она питала тело, она претерпевает четыре разделения, из которых одно знают все, даже тупые, [а] другие постигает более сложное рассуждение. Чтобы это стало ясным для всех, мне нужно несколько подробнее рассказать [о] причине [этого].

(14) У нас есть четыре способности, которые приняли [на себя] управление питанием; одна из них называется спускающей, которая тянет вниз приготовленное съестное с помощью челюстей. Ведь как [иначе] она проталкивала бы столь густое вещество через теснины глотки, если бы его не поглощала более потаенная сила природы? (15) Но для того чтобы поглощенное не проходило бы, не задерживаясь, через все тело по пронизывающим [его] отверстиям, вплоть до низа, и [не] извергалось бы таким, каким было принято, но ожидало бы необходимого для здоровья действия разделения, существует вторая способность, которую греки называют удерживающей, потому что она - держательница [поглощенного]. (16) Третья [способность], потому что она изменяет пищу из одного в другое, назвается изменяющей. Ей угождают все [другие способности], потому что именно она отвечает за разделение [пищи].

(17) У живота же есть отверстия, из которых [одно], расположенное вверху, принимает проглоченное и складывает в мешок живота. Это - желудок, который заслуживает название отца семейства, как бы единолично управляющего всем живым существом, ибо, если он заболевает, жизнь находится в опасности вследствие нарушения хода пищи; ему, словно бы обладающему разумом, природа предписала желать или не желать. Спущенное же ниже внедряется в прилегающие кишки, и [уже] оттуда имеется путь для извергаемого. (18) Итак, в животе совершается первое разделение [пищи] благодаря изменяющей способности, обращающей в сок все, что было воспринято, осадок которого - это отбросы, которые выпадают, когда нижнее отверстие [живота] через посредство кишок отдает [их], и [это] извержение обеспечивается действием четвертой способности, имя которой - извергающая.

(19) После того как пища преобразуется в сок, тут уж наступает работа печени. Печень же - это сгущенная кровь и обладает природным теплом потому, что превращает в кровь произведенный [из пищи] сок, и как первым разделением пищи является [ее] обращение в сок, так вторым - превращение сока в кровь. (20) Тепло печени распределяет его по трубочкам сосудов для направления во все свои части, та часть [сока], которая самая холодная из [всего] разделенного, переливается в селезенку, которая сама настолько является обиталищем холода, насколько печень - жара. (21) Ведь потому все правые части [тела] более сильные, а левые - более слабые, что первыми управляет тепло собственной плоти, последние [же] ослабляются от прикосновения холода, охватывающего расположенное слева.

(22) А в сосудах и жилах, которые суть вместилища крови и духа, совершается третье разделение [пищи]. Ибо они некоторым образом очищают воспринятую кровь, и [то], что в ней есть водянистого, сосуды переливают в [мочевой] пузырь, светлую же, и чистую, и питательную кровь они доставляют отдельным частям всего тела, и получается так, что хотя пищу принимает только живот, его пропитание, рассеянное через все в совокупности проходы частей [тела], питает также кости, и костный мозг, и ногти, и волосы. (23) И это есть четвертое разделение [пищи], которое совершается в отдельных частях [тела], в то время как [то], что дано каждой части, становится питанием для [этой] самой части. И все же у этой, столько раз очищенной [пищи] имеются свои отбросы, которые, когда все части [тела] находятся в свойственном [им] состоянии здоровья, проходят через потаенные отверстия; (24) если же каким-нибудь образом [какая - нибудь] часть тела заболела, [то] в [нее] саму, так сказать более ослабленную, попадает то остаточное, что мы назвали отбросами, и отсюда появляются причины болезней, которые врачи обыкновенно называют отеками. (25) Ведь если количество [этого] остаточного сока становится избыточным, [то] его отталкивает от себя та часть тела, которая вполне здорова, и он, без сомнения, стекает в ослабевшую [часть], которая не имеет сил [его] отталкивать, и чужой [сок] растягивает [то] место, в которое он попал, и отсюда порождаются боли. Итак, это является тройной причиной либо подагры, либо какой угодно [другой] болезни из-за скопления [сока], то есть: множество влаги, крепость части [тела], отталкивающей от себя [влагу], и ослабленность [другой части], принимающей [ее].

(26) Так как мы объявили, что в теле совершаются четыре разделения [пищи], из которых одно исходит из другого, и если предшествующему [разделению что-нибудь] мешает, [то] не происходит [и] никакого последующего действия, давайте целенаправленно возвратимся к тому первому разделению, которое совершается в животе, и [тогда] откроется, какое препятствие [разделению пищи] возникает из-за разнообразного питания.

(27) Ведь у разнородной пищи - разная природа, и есть [такая пища], которая разделяется быстрее, есть [и такая], которая - медленнее. Когда, следовательно, первое разделение превращает [пищу] в сок, [то], что было превращено [в сок] раньше, пока другое очень медленно превращается, скисает, потому что все воспринятое [животом] обращается [в сок] не одновременно; и это также мы часто чувствуем при отрыжке. (28) Как влажные дрова, которые, когда [их] охватывает огонь, выделяют из себя пар, так и то другое, у которого медленное разделение, тоже, когда подступает природный огонь, испускает пар, пока очень медленно переваривается, при этом не исчезает и ощущение вырывающегося наружу [воздуха].

(29) Простая же пища не имеет противодействующей задержки, пока она [вся] одновременно обращается в простой сок, и никакое [ее] разделение не нарушается, пока все [разделения] не наступают [сами по] себе согласно установленной размеренности перемен.

(30) Но если кто-нибудь не считает достойным - потому что [нет] ничего более нетерпеливого, чем невежество, - слушать эти доводы, полагая, что разделению пищи препятствует исчключительно [ее] количество, и не хочет рассуждать о [ее] качестве, [то] даже [и] в этом [случае ему] открывается, что причиной болезней [является] разнообразное питание. (31) Ведь разнообразные блюда получают разные приправы, которые вызывают [большую] прожорливость, чем [это] необходимо природе, и отсюда бывает нагромождение [съеденного], так как из-за зуда желания набирают [себе] очень обильно или, по крайней мере, от каждого [блюда] понемногу. (32) Отсюда Сократ обыкновенно советовал избегать тех кушаний и напитков, которые вызывают желание [есть] сверх утоления жажды и голода. И притом еще разнообразие пищи отвергается из-за того, что оно наполнено удовольствием, которого следует остерегаться занятым и ученым [людям]. Да и что столь противоположно друг другу, сколь [противоположны] доблесть и наслаждение? (33) Но я даю [только] пример для рассуждения, чтобы не казалось, будто я осуждаю этот самый пир, на котором мы находимся, потому что он все же разнообразен [едой], хотя является умеренным [в питье]".

(5 , 1) Несмотря на [то, что] это, при благосклонном одобрении, понравилось Претекстату и остальным, Евангел воскликнул: "Ничто так недостойно терпеть, как [то], что греческая болтовня пленяет наши уши, и мы вынуждены соглашаться с гладкими выражениями, захваченные плавностью речи, которая, чтобы добиться доверия, действует на слушателей тиранически. (2) И так как мы не считаем [себя] равными [Дисарию] в этих лабиринтах речи, давай, Веттий, уговорим Евстафия сообщить нам противоположные допущения в споре, которые могут быть высказаны в защиту разнообразной пищи, чтобы враждебная речь подчинилась его оружию, и грек перехватил бы у грека эти рукоплескания, словно бы ворон ворону глаз выклевал".

(3) И [тут] Симмах [говорит]: "Очень [уж] язвительно потребовал ты, Евангел, увлекательного дела. Ведь [мы], со своей стороны, [должны, конечно], дерзать, [чтобы] дело, которое принесло бы полезное развлечение, было раскрыто так обстоятельно и изящно; но мы не должны добиваться этого, как бы подсиживая даровитых [людей] и испытывая ненависть к славным сочинениям. (4) Не отрицаю, что и я тоже мог бы спеть нечто наподобие палинодии. Есть ведь риторическая игра, где общие положения толкуются в ту или другую сторону путем чередования [речей] отыскивающих [доводы]. Но так как о греческих изобретениях, [которые] однажды перешли от греков к другим [народам], лучше повествуют [они сами], мы все просим тебя, Евстафий, чтобы, столкнув мысли и доводы Дисария с противоположными, ты восстановил в целостности утраченную красоту пиров".

(5) Тот, долго отклоняя от себя [это] поручение, когда [все же] уступил уговорам стольких убеждающих [его] знаменитостей, идти наперекор которым не следовало, сказал: "Я собираюсь объявить войну двум мне самым дружественным [особам] - Дисарию и воздержанности, но так как вашей волей, словно постановлением претора, [мне] дарована свобода выбора, я объявлю [себя], потому что [это] необходимо, заступником обжорства.

(6) Вначале ум нашего Дисария почти пленил нас примерами, больше замечательными, чем достоверными, как [это] будет показано. Ведь он утверждает, что домашние животные пользуются простой пищей, и потому здоровье у них нарушается труднее, чем у людей. Но я докажу, что и то и другое ложно. (7) Ибо и не простое у бессловесных животных питание, и не более далеки болезни от них, чем от нас. [Об этом] особенно свидетельствует разнотравье лугов, на которых пасутся [стада] и на которых находятся равномерно горькие и сладкие травы; одни, напитанные теплым соком, другие - холодным, [так] что никакая кухня не может приготовить столько [всего] разнообразного, сколько разнообразия в травах произвела природа. (8) Всем известен Эвполид, имевший [признание] среди сочинителей древней комедии. В пьесе, которая озаглавлена "Козы", он выводит коз, гордящихся изобилием их пищи:

(9) Кормимся мы кустарником всем: и сосны, и падуба с арбутом, -

Нежные побеги отгрызая; кроме них же, молочай,

И ракитник, также еще шалфей душистый и тис многолистиый,

И маслину, ясень, фисташник, елку и дуб, и вереск, и плющ,

Иву, кист и бук, палинур, коровяк, тимьян,чабрец, асфодель.

Неужели это вам представляется простой пищей, когда перечисляется столько либо деревьев, либо кустарников, не менее различных соком, чем именем?

(10) [В том] же, что болезни охватывают людей не легче, чем домашних животных, меня поддерживает свидетель Гомер, который сообщает, что чума началась с домашних животных, когда болезнь, прежде чем она смогла проникнуть в людей, обрушилась на более легко охватываемый [ею] скот. (11) Да и краткость жизни служит знаком [того], какая [большая] слабость [здоровья] у бессловесных животных. Притом как можно сравнивать годы [жизни] человека [с годами жизни] тех, знакомство с которыми бывает у нас [лишь] при [их] использовании? Если бы только ты не обратился к тому сказочному, что говорят о воронах и воронах. Но мы видим, что они зарятся па всякую падаль и высматривают всяческие семена, отыскивают плоды деревьев. Так что прожорливость их [ничуть] не меньше [того], что слухи разносят о[их] долголетии.

(12) Второй [его] пример, если я хорошо помню, [тот], что врачи обыкновенно подают больным простую пищу, [а] не разнородную. Хотя вы даете ее, как я думаю, не как более легкую для разделения, но как менее желаемую, чтобы ослабить желание есть из-за неприязни к однообразному питанию, потому что вроде как из-за слабости [больному] не хватает природной силы для переваривания многого. Поэтому если бы кто-нибудь из больных очень сильно просил даже [этой] самой простой [пищи], вы отбираете [се] у [него], все еще желающего [есть]. Потому вам для [осуществления] такого замысла требуется [уже] не качество [пищи], а [ее] мера.

(13) [В том], что ты, [Дисарий], советуешь отвергнуть разнообразие в еде, как [и] в питье, заключается [какая-то] скрытая уловка, потому что [то и другое] прикрывается взаимным сходством. Но [ведь] одна сущность у питья [и] совсем другая - у пищи. Кто же когда-нибудь, съевши много, тронулся умом, что случается при выпивке? (14) Наполнивший пищей желудок или живот отягощается, налившийся вином делается подобным безумному, я думаю, потому, что густое вещество пищи, остающейся в одном месте, ожидает осуществления разделения, и лишь после него, измельченное, едва заметно спускается в части [тела]; питье, как сущность более легкая, вскоре устремляется вверх и поражает мозг, который размещен в верхушке [головы], вследствие рассеивания горячего испарения. (15) И потому избегают разных вин, чтобы то, что является быстродействующим на голову, не нанесло ущерба [этому] обиталищу рассудительности сколь внезапным, столь [и] разнородным жаром. [И в том], что нужно так же опасаться разнообразия пищи, не убеждает ни одно сравнение, ни одно рассуждение.

(16) В том же рассуждении, [Дисарий], в котором ты, благодаря прекрасной и разносторонней речи, растолковал порядок разделений [пищи], все то, что сказано о природе человеческого тела, нисколько и не мешает изложению вопроса, и красиво сказано, не отрицаю. С тем только я не согласен, будто различные соки, ты говоришь, возникшие от разнообразия пищи, несовместимы с телами, так как сами тела составлены из противоположных качеств. (17) Мы состоим из теплого и холодного, из сухого и влажного. Но простая пища выделяет из себя сок одного качества. Притом мы знаем, что подобное вскармливается подобным. [Тогда] скажи, прошу, чем питаются три других качества тела? (18) Но [тому], что отдельное [качество] захватывает для себя свое подобие, - свидетель Эмпедокл, который пишет:

Сладкое к сладкому, горькое к горькому стало стремиться.

Кислое с кислым сошлось, теплота с теплотой сочеталась . {8}

{8 Перевод Я. М. Боровского. См.: Плутарх. Застольные беседы, 4, 663.}

(19) Впрочем, я часто слышу [и] тебя, [Дисарий], с восхищением передающего слова твоего Гиппократа: "Если бы человек был [нечто] одно, [то] он не болел бы; но он болеет, следовательно, он не является [чем-то] одним". {9} Итак, если человек - не одно, [то он и] не должен однообразно питаться.

{9 Гиппократ . О природе человека, 2. Я перевел точно по тексту, приводимому Макробием (или издателем). Принятый сейчас текст отличается, видимо, от того, что приводит Макробий, второй частью фразы. Это следует из переводов В. И. Руднева (см.: Гиппократ. Этика и общая медицина. СПб., 2001. С. 127) и А. В. Лебедева (см.: Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989. Ч. 1. С. 563).}

(20) Ведь и бог, устроитель всего, пожелал, чтобы воздух, которым мы окружены и дышим, имел не простое качество, так что он или всегда холоден, или [всегда] нагрет, и не к постоянной сухости он его приговорил, потому что не мог питать одним качеством [вохдуха] нас, составленных из четырех перемешанных [качеств]. Поэтому он сделал весну теплой и влажной; лето является сухим и теплым; осень - сухой и холодной; зима является влажной и равным образом холодной. (21) Так и начала, которые суть наши первоисточники, и сами из различного состоят и нас [из него] питают. Является ведь огонь теплым и сухим; воздух - влажным и теплым; вода, соответственно, - влажной, но холодной; земля - холодная и, равно, сухая. Почему тогда ты, [Дисарий], толкаешь нас к однообразной пище, хотя ни в нас, ни вокруг нас, ни в том, из чего мы состоим, нет единообразного?

(22) То же, что пища в желудке скисает или иногда парит, ты хочешь приписать [ее] разнообразию и, чтобы мы [этому] поверили, вещаешь, должно быть, что тот, кто пользуется разнообразной пищей, либо всегда это испытывает, либо тот, кто принимает простую пищу никогда [этого] не испытывает Пели же и [тот], кто наслаждается богатым столом, не считает это недугом, и [тот], кто ораничивает себя однородной пищей, часто претерпевает [это же самое], чего ты не одобряешь, [то] почему ты приписываешь это [скисание и парение пищи ее] разнообразию, а не исключительно перееданию? Ведь и прожорливый испытывает муку несварения от простой [пищи], и умеренный при разнообразной [пище] наслаждается благополучием [хорошего] пищеварения. (23) Но, ты скажешь, сама неумеренность рождается из разнообразия пищи, так как вкус возбуждает и подстрекает к принятию большего [количества пищи], чем необходимо. (24) Опять я возвращаюсь к тому, о чем я уже сказал, что несварение [желудка] происходит от [несоблюдения] меры [в еде, а] не от [ее] качества. Меру же [даже] и в отношении сицилийских или азий - ских кушаний соблюдает [тот], кто владеет собой, переходит [ее] не владеющий собой, если даже питается одними оливками или овощами. И тот богатый, если он придерживался умеренности, настолько полон здоровья, насколько нездоровым становится тот, для кого пища - одна соль, если бы он с жадностью набрасывался на это самое.

(25) Наконец, если разнообразие в том, что мы принимаем [внутрь], ты считаешь вредом, [то] почему лекарства [в виде] питья, которые вы вливаете в человеческие внутренности через рот, вы составляете, смешав столь противоположные и противодействующие [вещества]? (26) К соку мака вы примешиваете молочай, мандрагору и другие травы, вызывающие озноб, сочетаете [это] с перцем, но не отказываетесь и от причудливой [животной] плоти, вкладывая в бокал яички бобров и ядовитые тела гадюк, к которым примешиваете [все], чем ни кормит Индия, что ни привозится из трав, которыми плодовит Крит. (27) Итак, хотя для охраны жизни лекарства делают то, что [и] пища, поскольку те ее возвращают, эта поддерживает, почему для них ты стараешься приготовить разнообразие, [а] ее приговариваешь к скудости однообразия?

(28) После всего [этого] ты, [Дисарий], набрасываешься на удовольствие со [всей] строгостью возвышенной речи, так как наслаждение всегда враждебно доблести и, презрев умеренность, впадает в излишество. Впрочем, чего достигает сам оставивший [себя] без еды и питья, кроме изнуряющего голода и жажды? [Он достигает того], что от того и другого получает удовольствие. Следовательно, наслаждение, скорее [всего], не по самому своему понятию является порочным, но в зависимости от способа осуществления становится либо нравственным, либо порицаемым. (29) Недостаточно, если удовольствие [только] оправдывают и совсем не хвалят. Ибо пища, которую вкушают с наслаждением и проглатывают с желанием, поглощается животом с великой жаждой. И пока [он] страстно наслаждается, быстро се переваривает, чего таким же образом не случается с пищей, которую отправляют [в живот] без всякого желания. Зачем же ты клянешь разнообразие [пищи] словно путь к обжорству, хотя здоровье человека - [это] полниться желаниями, при участии которых он слабеет и приближается к гибели? (30) Ведь как кормчие пролетают по морю при попутном ветре, даже если бы он был слишком сильным, убавляя паруса до очень малого размера, и [таким образом] сдерживают [его] порыв, когда он очень сильный, но утихнувший [ветер вновь] подняться заставить не могут, так и желание, когда оно возбуждается и нарастает, сдерживается кормилом разума, [а] если оно однажды ослабевает, живое существо погибает.

(31) Итак, если мы живем благодаря пище, а пищу выбирает исключительно желание, то при мысли о разнообразии [пищи] нам нужно постараться, чтобы оно всегда возбуждалось, так как наготове разум, которым оно удерживается в границах умеренности. (32) Однако [вроде] бы вы упомянули, что я присутствую на приятном пиршестве, [а] не на тягостном; [да] и не настолько я допускаю разнообразие [пищи], чтобы одобрять роскошь, когда требуют летом снега, а зимой роз, и обходят все потаенные места лесов, и бороздят чужеземные моря, между тем стараются больше ради бахвальства, чем использования. Так вот [и] получается, что все же именно роскошь является нравственным недугом, тогда как соблюдаемая умеренность не подрывает здоровья вкушающих [разнообразную еду]".

(33) Любезно выслушав это, Дисарий говорит: "Ты, Евстафий, предан диалектике, я - врачеванию. [А тому], кто захочет выбрать, [чему] должно следовать, опыт посоветует применение и научит [тому], что более полезно здоровью".

(6 , 1) После этого Флавиан [заметил]: "И других вот врачей [я] слышал, всегда говорящих то самое, что вино нужно относить к теплому [веществу]; да и Евстафий ныне, так как касался причин пьянства, упомянул о жаре вина. Однако мне, часто обдумывающему это с [самим] собой, показалось, что природа вина ближе холоду, чем теплу, и я выношу на [ваше] обозрение [то], что склоняет меня к обсуждению этого, чтобы у вас было мнение относительно моей оценки.

(2) Вино, поскольку [этому] соответствует мое мнение, является как холодным по природе, так [и] бывает восприимчивым к теплу или даже желающим [его], когда приближено к [чему-нибудь] теплому. Ведь и железо при осязании бывает холодным:

медь холодную стиснул зубами [Ил. 5, 7 (75)],

но если оно выносится на солнце, то нагревается, и тепло - пришелец вытесняет [его] природный холод. Давайте исследуем, убедит ли [нас] рассуждение, что это так.

(3) Вино либо попадает во внутренности при питии, либо прикладывается [к телу вместе с] припарками с целью поухаживать за внешностью. Когда его наливают на кожу, [от того], что оно является холодным, не отпираются и врачи, однако во внутренностях они объявляют [его] горячим, потому что оно спускается [уже] не таким, но нагревается, смешавшись с теплым [внутри]. (4) Я хочу, чтобы они определенно ответили, зачем бы им подносить больному вино при истощении желудка ради восстановления сил посредством [его] стяжения, если бы оно своим холодом не укрепляло истощенное и [не] стягивало расслабленное? И так как при истощенном желудке, как я сказал, они не применяют ничего теплого, чтобы до крайности не возросло [его] истощение, они не удерживают [больного] от питья вина, превращая благодаря такому лечению изнеможение в крепость [тела].

(5) Я дам [и] другой пример проникающего в вино тепла. Ведь в случае если кто-нибудь, не зная, выпьет волчий корень, я не отрицаю, что он обыкновенно лечится поглощением большого количества неразбавленного вина, ибо оно, влитое во внутренности, притягивает к себе тепло и уже как бы горячее противодействует холодной отраве. Если же волчий корень сам дается для питья, будучи растертым с вином, [то] выпивающего [его уже] не спасает от смерти никакое лечение, (6) ибо тогда вино, холодное по природе, из-за его смешения [с волчьим корнем] увеличивает холод отравы и уже не нагревается во внутренностях [человека], потому что оно проникает в плоть не свободным, а смешанным с другим и даже превращенным в другое.

(7) Да и изнуренным чрезмерной потливостью или послаблением живота они дают вино, чтобы при той и другой болезни оно сдерживало выделения. Страдающего бессонницей врачи натирают холодным: то соком мака, то мандрагорой или [тому] подобным, среди чего есть и вино. Ведь с помощью вина обычно восстанавливается сон, что является свидетельством именно [его] врожденного холода. (8) Далее, все теплое возбуждает Венеру, и взращивает семя, и благоприятствует размножению; выпив же много неразбавленного вина, мужчины становятся в соитии очень ленивыми, да и [семя] сеют непригодное для зачатия, потому что излишество вина как холодною делает семя худосочным и слабым.

(9) И также очевиднейшее подтверждение моей оценки дает то, что с пьяными случается то же [самое], что и со слишком озябшими, ибо они становятся дрожащими, оцепеневшими, бледными, и их члены и части [тела] сотрясаются толчками прерывистого дыхания. Одна и та же [бывает] у тех и других вялость тела и косноязычие. Также у многих, как от сильного холода, так [и] от излишнего вина, случается та болезнь, которую греки называют паралич. (10) Посмотрите также, какие виды лечения применяются к пьяным. Разве не велят [им] ложиться под многие покрывала, чтобы подкрепить ослабевшее тепло [тела]? И не ведут [ли] их в горячие купальни? Не поднимают [ли] у них тепло тела согреванием из мазей? (11) Наконец, [одни из тех], кто часто бывает пьяным, быстро стареют, другие прежде наступления соответствующего возраста отмечены или лысиной, или сединой, которые происходят исключительно от недостатка тепла [в теле].

(12) [А] что холоднее уксуса, который является испорченным вином? Ведь только он [один] из всех [видов] влаги неистово подавляет возрастающее пламя, когда он с помощью своего холода побеждает жар [этой] стихии. (13) И мимо того я не прохожу, что из древесных плодов холоднее те, чей сок подобен вкусу вина, как, [например], либо обыкновенные яблоки, либо гранаты, либо плоды айвы, которые Катон назвает котонами.

(14) Я захотел сказать о том, что часто волновало и будоражило меня, рассуждающего с [самим] собой, потому, что пожелал вынести на обозрение [то], что, я считаю, нужно знать о вине. Впрочем, я не пренебрегаю [и] необходимым мне советом, ибо я обращаюсь к тебе, Дисарий, чтобы ты завершил [то], что, представляется мне, нужно исследовать. (15) Помню, читал я у греческого философа - если не ошибаюсь, это был Аристотель - в книге "О пьянстве", которую он сочинил, что [молодые] женщины редко впадают в пьянство, часто - старухи; но о причине этой частоты и этой редкости [пьянства] он [ничего] не прибавил. И так как этот вопрос целиком относится к природе тел, знать которую - обязанность твоего, [Дисарий], и старания, и рода занятий, я хочу, чтобы ты открыл причины [этого] явления, о котором он сказал в связи с предметом [своего] размышления, если ты, конечно, согласен с философом".

(16) Тогда тот [ответил]: "Правильно и об этом [говорит] Аристотель, и о прочем. И не могу я не согласиться с мужем, с открытиями которого согласна и сама природа. Женщины, говорит он, редко пьянствует, часто - старухи. Это мнение наполнено двойным смыслом, и один вытекает из другого. Ибо, как только мы узнаем, что он защищает женщин от [обвинений в] пьянстве, мы тотчас понимаем, что он последовательно подвергает такому [обвинению] старух. Ведь женское тело и тело старушечье наделены противоположной природой. (17) У женщины очень влажное тело. Это подтверждает и нежность кожи, и [ее] гладкость, особенно - постоянные очищения, посредством истечения избавляющие тело от влаги. Поэтому выпитое вино, попадая в столь обильную влажность, теряет свою силу и становится весьма разбавленным и с трудом поражает обиталище ума, потому что его крепость ослабела. (18) Но [еще] и то суждение помогает истине, что женское тело, подверженное частым очищениям, пронизано многими отверстиями, чтобы быть открытым для прохода влаги и предоставлять [ей] пути, истекающей при выходе выделений; через эти отверстия быстро происходит испарение вина.

(19) Напротив, у старух тело сухое, что показывает грубость и морщинистость кожи. Откуда этот возраст и для наклонов очень затруднителен, что [также] является признаком сухости [тела]. Внутри их вино не испытывает противодействия враждебной влаги, со [всей] своей нетронутой силой держится за сухое тело и вскоре овладевает местами, которые позволяют человеку быть рассудительным. (20) Нет никакого сомнения [в том], что тела старух являются также плотными, и потому в очень плотных членах [их тела] закрываются даже сами естественные проходы, и когда вино поглощено, [его уже] не затрагивает никакое испарение, оно [все] целиком поднимается к самому обиталищу ума. (21) Тут случатся [то], что и здоровые старики страдают бедами пьяных: дрожанием членов [тела], косноязычием, болтливостью, вспышками гнева, - [всему], чему столь подвержены пьяные юноши, подвержены и трезвые старики. Итак, если они испытывают легкое воздействие вина, [то] они не получают эти беды [пьяных вновь], но [лишь] усиливают [те], которыми они были уже [давно] охвачены с учетом [их] возраста".

(7 , 1) После того как все одобрили рассуждение Дисария, Симмах прибавил: "Насколько представлены все доказательства редкости женского пьянства, которые нашел Дисарий, настолько же пропушено им одно [доказательство], что из-за чрезмерного холода, который есть в их теле, выпитое вино охлаждается и так ослабевает, что его сила, которая хиреет, не в состоянии вызвать [в теле] никакого тепла, от которого возникает опьянение".

(2) По [поводу] этого Хор [сказал]: "Право, Симмах, ты ошибочно думаешь, что природа женщин является холодной; если ты пожелаешь, я легко докажу, что она горячее мужской [природы].

(3) Природная влага в теле, когда возраст минует детство, делается более плотной и способствует росту волос. Потому тогда и лобок, и щеки, и другие части тела покрываются [пушком]. Но в женском теле из-за тепла, иссушающего эту влагу, получается недостаток волос, и потому тело сохраняет постоянную гладкость и нежность. (4) И является в [женщинах] этим [самым] признаком тепла избыток крови, природа которой - жар. Он отводится посредством частых очищений, чтобы не сжег тело, если бы охватил [его]. Так кто может назвать [их] холодными, когда они полны тепла, потому что они полны крови?

(5) Затем, хотя в нашем веке [уже] не существует никакого обычая сжигания скончавшихся людей, однако чтение [книг] учит, что в то время, когда считалось, что огнем воздается честь мертвым, если случалось сжигать совместно много тел, [то] исполнители похорон обыкновенно прибавляли к десяти телам мужчин по одному женскому [телу], и с помощью [этого] одного [тела, уже] по [самой своей] природе как бы пламенного и потому быстрого - рящего, пылали [и] другие [тела].

(6) Таким образом, и древним было известно о теплоте женщин. И так как тепло всегда служит причиной порождения, я не умолчу [и] о том, что девочки потому быстрее становятся способными к деторождению, чем мальчики, что бывают многократно теплее. Ведь и согласно общему праву, двенадцать лет у девочки и четырнадцать у мальчика определяют возраст созревания. (7) Что еще? Разве мы не видим, что женщины, когда сильный холод, довольствуются незначительной одеждой и не закутываются во множество покрывал так, как обыкновенно [закутываются] мужчины, надо думать, благодаря [их] природному теплу, противодействующему холоду, который приносит воздух?"

(8) На это Симмах, улыбаясь, отвечает: "Наш Хор искусно пытается казаться оратором из кинической [среды], который направляет на [доказательство] противоположного [те] соображения, с помощью которых можно доказать холодную [природу] женского тела. Ведь [то], что они не покрыты волосами, как мужчины, является недостатком тепла. Ибо тепло есть [то], что создает волосы, откуда и у скопцов они отсутствуют, чья природа - ни один [человек] не отрицал бы [этого] - холоднее, чем у мужчин. Да и в человеческом теле [волосами] покрываются те части, в которых присутствует больше тепла. Гладким же женское тело является, будучи как бы уилотненным [его] природным холодом, ибо плотность следует за холодом, [а] гладкость - за плотностью. (9) А [то], что они часто очищаются, - это признак не избыточной, но дурной жидкости. Ибо [то], что извергается, является непереваренным и сырым, и истекает словно [нечто] нездоровое, и не имеет обиталища, но изгоняется природой наподобие вредного и более холодного. Это [мнение] весьма одобряют, потому что женщинам случается также мерзнуть, когда они очищаются, откуда считают, что вытекает нечто холодное и [оно] не остается для уничтожения в том же [самом] живом теле, так сказать, из-за недостатка тепла.

(10) [То], что женское тело радовало горячих мужчин, было [следствием] не [его] теплоты, но [самой] плоти, пышной и подобной маслу, потому что им [самим этого] не досталось из-за теплоты [их природы]. (11) [Л то], что они вскоре понуждаются [природой] к деторождению, является [свойством] не [их] сильной теплоты, но [их] более слабой природы, [наподобие того] как мягкие плоды созревают быстрее, твердые - позднее. Но если ты хочешь понять истинное значение тепла при деторождении, [то] обрати внимание на то, что мужчины гораздо дольше сохраняются для деторождения, чем женщины для родов, и пусть это будет тебе несомненным доказательством либо холода, либо тепла у того или другого пола. Ведь одна и та же способность быстрее уничтожается в более холодном теле, дольше сохраняется в более теплом. (12) [И то], что они терпеливее мужчин переносят холодный водух, обусловливает этот [их] собственный холод: ведь подобное радуется подобному. И холод потому не заставляет дрожать их тело, что действует привычка [к их] природе, которую они получили очень холодной.

(13) Но об этом пусть каждый судит отдельно, как пожелает. Я же стою перед выбором задать вопрос, и [о том], что я считаю достойным знать, я спрашиваю у того же [самого] Дисария, моего друга, безмерно приятного и весьма ученого как в отношении [всего] прочего, так и в отношении того, [о чем я хочу спросить].

(14) Недавно был я в своей тускуланской [усадьбе], когда [там] собирали созревший виноград для ежегодного празднества. [При этом] случалось видеть, что рабы, смешавшись с селянами, черпают сусло либо из выжимок, либо из [него], самого по себе текущего, и, однако, опьянению не поддаются. [И] особенно я изумлялся этому в отношении тех [рабов], которых, я знал, толкает к безрассудству [даже] небольшое количество вина. [Так вот], я спрашиваю, какое мнение о сусле допускает, что [от него] бывает или небольшое опьянение, или [вообще не бывает] никакого?"

(15) [В ответ] на это Дисарий [говорит]: "Все сладкое быстро насыщает и не поддерживает к себе длительного влечения, а на место удовлетворения приходит отвращение. Ведь вино является сладким, когда оно молодое; когда оно созревает, становится скорее приятным, чем сладким. (16) Свидетелем, что у этих двух вещей есть различие, определенно является Гомер, который пишет:

Медом сладким еще и вином [их поила ] приятным [Од. 20, 69], -

ибо ои назвал мед сладким, а вино приятным. Таким образом, сусло, когда оно еще и не является приятным, но только лишь сладким, не допускает из-за некоторого отвращения, чтобы его выпивали столько, сколько было бы достаточно для опьянения. (17) [И еще] я прибавляю другое, [то], что, согласно мнению природоведения, сладость до того препятствует опьянению, что врачи вызывают рвоту у тех, кто выпивает большое количество вина, опасное [для жизни], и после рвоты подносят [им] хлеб, намазанный медом, против паров вина, которые остались в жилах, и таким образом сладость защищает человека от зла пьянства. Следовательно, потому [и] не опьяняет сусло, в котором находится только сладость.

(18) Но из [этого] надежного мнения исходит и то, что сусло, [будучи] из смеси воздуха и воды, является тяжелым и благодаря своему весу быстро опускается в кишки и вытекает, не остается в местах, подверженных опьянению, но, спустившись, оно, без сомнения, сохраняет в человеке оба свойства своей природы, из которых одно находится в воздухе, другое - в сущности воды. (19) Однако воздух - то, как бы равно тяжеловесный [в смеси с водой], опускается в нижние [места тела], а природа воды не только сама [по себе] не толкает к безрассудству, но и, если и засела где - нибудь в человеке сила вина, ослабляет ее и уничтожает. (20) [О том] же, что вода находится в сусле, утверждают хотя бы на основании того, что оно, когда стареет, делается меньше по объему, по сильнее по крепости, потому что после испарения воды, которой оно смягчалось, остается только одна природа вина вместе с ее неограниченной крепостью, не смягченной какой-либо примесью удаленной влаги".

(8 , 1) После этого Фурий Альбин [говорит]: "Я тоже, ради личного участия, не оставлю непотревоженным нашего Дисария. Скажи - ка, я прошу, какая причина делает затруднительным для переваривания рубленое [мясо] - оно, названное "нарубленным" от [слова] "нарубка", удержало потом [это] имя, которое имеет ныне, при утрате буквы "н", {10} - хотя столь тщательное измельчение много способствовало будущему перевариванию, и [все], что было у мяса неудобоваримого, оно уничтожало и создавало из его многих частей единое целое".

{10 В оригинале это выглядит таким образом: isicium (рубленое) ? insicium (нарубленное) ? insectio (нарубка).}

(2) И Дисарий [стал отвечать]: "Оттого этот род пищи с трудом переваривается, что ему заранее, о чем [и] ты думаешь, подготовлено переваривание. Ведь нежность [мяса], которую дает измельчение, делает [то], что [оно] втекает в жидкую пищу, которую находит в середине живота, и не задерживается у оболочки живота, от тепла которой успешно идет переваривание. (3) Так и [нечто], недавно измельченное и приготовленное [для варения], плавает, когда [его] босают в воду. Из этого, понимают, что [оно], проделывая то же [самое] во влаге живота, ускользает от неизбежности переваривания, и настолько переваривается там с запозданием, насколько медленнее приготовляется [то], что [размягчается] паром воды, чем [то], что размягчается огнем. Наконец, пока [оно] очень настойчиво измельчается, в него проникает много воздуха, который должен быть прежде использован в животе, чтобы лишь затем усваивалось [то], что осталось от уже чистого мяса".

(4) "Также [и] это мне не терпится узнать, - [вновь] говорит Фурий, - в чем причина [того], что иное мясо, очень толстое, переваривается легче, чем тонкое? Ведь хотя быстро варят куски говядины, при варении колючих рыб испытывают затруднения".

(5) "Что касается таких [кусков], - говорит Дисарий, - виновником этого является немеренная сила тепла в человеке, которая, если присваивает подходящее вещество, [то] страстно вступает [с ним] в схватку и быстро истребляет его в борьбе; измельченное [вещество] она то упускает как незаметное, то превращает скорее в прах, чем в сок, как, [например], огромные дубы превращаются в светящиеся огнем куски углей, [а] солома если попадает в огонь, [то] от нее вскоре остается [то], что представляется одним только пеплом. (6) Для тебя есть [еще] и такой сходный пример, что очень мощный жернов большие зерна перемалывает, те [же], которые маленькие, оставляет нетронутыми; ель или дуб вырывает сильный ветер, [а] камыш не ломает ни одна буря".

(7) И хотя Фурий, восхищенный умом повествующего, хотел спросить [еще] о многом, [вперед] устремился Цецина Альбин: "У меня тоже есть желание немного пообщаться со столь красноречивой ученостью Дисария. Скажи, прошу я тебя, какова причина [того], что горчица и перец, если они приложены к коже, вызывают [ее] повреждение и пронзают [отдельные] места, будучи же проглоченными, не наносят плоти живота никакого повреждения?"

(8) И Дисарий говорит: "И острые, и жгучие пряности изъязвляют поверхность [тела], к которой прикладываются, потому, что в их неослабленной силе, без смешивания с другим, они применяются во вред; но если они приняты в чрево, то сила их ослабляется приливом брюшной жидкости, вследствие чего они становятся очень разбавленными, [и] затем теплом живота превращаются в сок раньше, чем они могли бы навредить как неослабленные".

(9) [Тогда] Цецина [вновь] подбросил [вопрос]: "Пока мы говорим о тепле, вспоминается мне то, что я всегда считал достойным исследования, [а именно то], почему в Египте, который самый жаркий из других областей, вино рождается не теплого, но, я сказал бы, почти холодного свойства?"

(10) На это Дисарий [ответил]: "По опыту тебе, Альбин, известно, что воды, которые черпают или из глубоких колодцев, или из родников, парят зимой, летом становятся холодными. Это бывает не по [какой] иной причине, кроме [той], что холод, когда воздух, который течет вокруг нас, нагревается вследствие смены времен [года], опускается в глубины земли и воздействует на воды, источник которых находится в глубине; и напротив, когда воздух приносит зиму, тепло, уходя в нижние области [земли], производит испарение вод, зарождающихся в глубине. (11) Таким образом, то, что всюду чередовалось вследствие разнообразия времен [года], в Египте, воздух которого всегда горячий, является постоянным. Ведь холод, устремляясь в глубину [земли], внедряется в корни виноградных лоз и передает такое [же] свойство соку, рождающемуся из них. Потому вина жаркой области лишены тепла".

(12) "Наше обсуждение, - говорит Альбин, - посвященное [вопросу о] тепле, с трудом переходит к другим [вопросам]. Следовательно, скажи - ка, я прошу, почему [тот], кто входит в горячую воду, меньше обжигается, если он не двигается; но если он приводит воду в движение своими действиями, [то] чувствует очень большой жар, и столь часто она жжет сильнее, сколь часто ее вновь приводят в движение?"

(13) И Дисарий говорит: "Горячая [вода], которая прильнула к нашему телу, вскоре вызывает очень приятное ощущение или потому, что она привычна для кожи, или потому, что восприняла от нас холод; движение же постоянно направляет к телу [все] новую и новую воду, и постоянное обновление [воды] усиливает чувство жара, так как утрачивается привычка, о которой немного раньше мы сказали".

(14) "[Но] почему же [тогда], - вопрошает Альбин, - летом, когда теплый воздух движется порывами, он добавляет не тепла, а холода? Ведь и при этом по той же [самой] причине движение должно было бы увеличивать жар".

(15) "Не одна и та же сущность, - говорит Дисарий, - у тепла воды и воздуха. Ведь у той более плотное тело, а густое вещество, когда движется, своей совокупной силой охватывает поверхность, к которой оно придвигается; воздух вследствие движения рассеивается по ветру и, сделавшись более разреженным, становится по [своему] действию дуновением. Затем, как только дуновение удаляет то, что окружало нас, - а вокруг нас было тепло, - остается, следовательно, [то], что действие доставляет пришельца - ощущение холода, после того как посредством дуновения было удалено тепло".

(9 , 1) [Тут] Евангел прерывает продолжающееся обсуждение и говорит: "Я [тоже] потревожу нашего Дисария, даже если он будет удовлетворять спрашивающего теми своими маленькими и подобными капелькам ответами. (2) Скажи, Дисарий, почему [те], кто быстро кружится вокруг [себя], испытывают головокружение и темноту в глазах, потом [даже] падают, если продолжают [кружение], в то время как никакое другое движение тела не вызывает этого с неизбежностью?"

(3) На это Дисарий ответил: "Существует семь движений тела. Ибо оно или идет вперед, или уходит назад, или поворачивается направ и налево, или передвигается вверх и вниз, или вращается вокруг [оси]. (4) Из этих семи движений в божественных телах находится, я утверждаю, одно только круговое, которым движется небо, которым [движутся] звезды, которым движутся прочие первоначала. Земным существам в основном привычны названные шесть [движений], иногда присуще и седьмое [движение]. Но первые шесть [суть] как прямолинейные, так и безвредные. Седьмое, то есть [движение], которое создает круговращение, из-за частых поворотов сотрясает и закупоривает жидкостью головы железу души, которая доставляет душу к мозгу, так сказать, управляющему всеми ощущениями тела.

(5) Железа души есть то, что, обвивая мозг, доставляет силу отдельным чувствам. Она есть то, что дает крепость жилам и мышцам тела. Поэтому, сотрясаемая кружением и одновременно сдавленная болтающейся жидкостью, она бездействует и прекращает свою службу. (6) Отсюда у тех, кто вовлекается в кружение, слух притупляется, зрение слабеет; затем, так как жилы и мышцы не получают от нее, как бы изнемогающей, никакой силы, все тело, которое ими поддерживается и укрепляется, уже покинутое своими подпорками, катится к гибели.

(7) Но против всего этого тем, кто при таком движении часто вращается, помогает привычка, которую опыт объявил второй природой. Ибо железа души мозга, о которой немного раньше мы сказали, привыкшая к этому [состоянию], для нее уже не новому, не страшится этого [вида] движения и не прекращает своего служения [телу]. Потому для привычных [людей] даже такое воздействие является безвредным".

(8) "Напутано тут тобой, Дисарий, я думаю, и, если я правильно соображаю, теперь ты никак не вывернешься. Ведь и иных твоих товарищей по [врачебному] искусству я часто слушал, и тебя самого [слышал], говорящего, что в мозге не находится ощущение; что, как кости, как зубы, как волосы, так и мозг пребывает без ощущения. Истинно ли это, что вы обыкновенно говорите, или ты опревергаешь [это] как ложное?"

(9) "Истинно", - ответил тот.

"Так вот, теперь ты приперт [к стенке, - обрадовался Евангел]. - Как же я соглашусь с тобой, будто в человеке есть что-нибудь неощущающее, кроме волос, потому что [в этом] нелегко убедить? Впрочем, [ответь], почему все ощущения, [о чем] несколько раньше вы говорили, управляются мозгом, хотя, [как] ты сам признаешь, в мозге нет ощущения? Можно ли оправдать такое опасное противоречие или [такое] поразительное непостоянство вашей речи?"

(10) И Дисарий, улыбаясь, сказал: "Сети, в которых ты меня держишь, окутав, слишком редкие, чересчур широкоячеистые. Так вот, Евангел, ты увидишь, что я без труда вырвусь из них.

(11) Установление природы [таково], что чувствительностью не обладает или слишкое сухое, или чересчур сырое. Кости, зубы вместе с ногтями и волосами столь плотны вследствие чрезмерной сухости, что становятся непроницаемыми для воздействия души, которое доставляет ощущение. Жир, костная мякоть и мозг настолько пребывают в состоянии разжиженности, а также рыхлости, что то же самое воздействие, которое не принимает сухость, эта [вот] рыхлость не удерживает. (12) Поэтому ощущение не может находиться как в зубах, ногтях, костях и волосах, так и в жире, костной мякоти и мозге. И как стрижка волос нисколько не наносит боли, так будет отсутствовать всякое чувство боли, если режут зуб, или кость, либо жир, либо мозг, либо костную мякоть.

(13) Но мы видим, скажешь ты, что люди мучаются и болью зубов, и когда кости рассекаются с помощью [врачебных] приспособлений. Кто отпирается, что это верно? Впрочем, пусть режут кость; мучение причиняет оболочка, которая расположена у кости, в то время как претерпевает рассечение. Когда рука врача пронзает ее, кость вместе с костным мозгом, который она содержит, уже не чувствует рассечения, подобно волосам. И когда бывает зубная боль, испытывает [неприятное] ощущение не кость зуба, а мясо, которое окружает зуб. (14) Ведь и ноготь, насколько он выступает вне мяса вследствие роста, обрезается без [какого-либо] ощущения. [Тот же], который примыкает к мясу, уже создает боль, если его обрезают, не из-за его [собственного тела], но из-за тела его местонахождения, подобно тому как волос не испытывает боли, пока его срезают поверх [кожи]. Если [же] его вырывают, [то болезненное] ощущение он воспринимает от мяса, которое покидает. И мозг, при прикосновении к которому либо терзают человека, либо частенько [даже] губят [его], приносит [человеку] боль не в силу своей [собственной] чувствительности, но [из-за чувствительности] его покрова, то есть оболочки.

(15) Итак, мы сказали [о том], что бывает в человеке без ощущения, и было указано [то], какая причина это создает. Оставшаяся часть моего долга - [сказать] о том, почему мозг, хотя не имеет чувствительности, управляет ощущениями. Но если я смогу, коснусь того, что нуждается в разъяснении.

(16) Чувств, о которых мы говорим, пять: зрение, слух, обоняние, вкус и осязание. Они существуют либо [как] телесные [чувства], либо в связи с телом и родственны одним бренным телам, ибо ощущение не присуще ни одному божественному телу, душа же сама божественнее всякого тела, даже если бы оно было божественным. Так вот, если достоинство божественных тел несовместимо с ощущением, свойственным [исключительно] тленным [телам], то душа гораздо более величественна, чем [то тело], которое нуждается в ощущении. (17) Но чтобы человек образовался и стал одушевленным живым существом, необходима душа, являющаяся светочем тела. Притом она светит в [своем] обиталище, а обиталище ее - в мозге, ибо шаровидная и спускающаяся к нам с высоты сущность завладела верхней шаровидной частью в человеке, и она обходилась без ощущения, которое не является необходимым для души. (18) Но так как [ощущение] необходимо живому существу, она помещает в полостях мозга железу души для своих действий. Природа этой железы души такова, что она и привносит ощущения [в тело], и управляет [ими].

(19) Итак, из этих полостей, которые наши древние называют чревом мозга, рождаются семь парных связок жил. Сочини для них [какое-нибудь] латинское название, какое ты сам захочешь. Мы же называем [это] парной связкой жил [тогда], когда две жилы вместе выходят и заканчиваются в определенном месте [тела]. (20) Так вот, семь парных связок жил, рождающихся из чрева мозга, исполняют назначение трубочек, ведущих чувствотворную железу души согласно природному установлению к некоторым своим местам, чтобы внедрить ощущение в близкие и далеко расположенные члены живого существа.

(21) Стало быть, первая парная связка таких жил достигает глаз и дает им познание образов и различение цветов; вторая парная связка внедряется в уши, благодаря ей они воспринимают звуки; третья соединяется с ноздрями, и возникает способность обоняния; четвертая завладевает небом, благодаря которому судят о вкусах; пятая своей силой наполняет все тело, ибо любая часть тела различает мягкое и колючее, холодное и горячее. (22) Шестая, идущая от мозга, добирается до желудка, которому весьма необходимо ощущение, чтобы домогаться [того], что отсутствует, выталкивать лишнее и умерять самого себя, [находясь] в воздержанном человеке. Седьмая парная связка жил внедряет ощущение в спинной мозг, который для живого существа является тем, чем для судна [является] киль; и он до того замечателен [своей] пользой и значителен, что назван врачами длинным мозгом.

(23) Затем из него, как из [головного] мозга, рождаются различные движения, служащие доблести посредством трех предустановлений души. Тремя же [предустаиовлениями души] являются [те], которые тело живого существа восприняло вследствие предусмотрительности души: чтобы жить, чтобы жить надлежащим образом и чтобы ему обеспечивалось бессмертие путем появления наследников. (24) Ради этих трех предустановлений, как я сказал, действие души передается по [всему] спинному мозгу. Ведь сердцу, и печени, и службе дыхания, каковое все относится к жизни, силы доставляются из позвоночных проходов, о которых я сказал. Так же жилам рук, ног или других частей [тела], посредством которых живут надлежащим образом, оттуда доставляется доблесть; и чтобы обеспечивать появление наследников, жилы из того же спинного мозга направляются к сраму и матке, чтобы те исполняли свое дело.

(25) Таким образом, ни одна часть тела человека не обходится без железы души, которая расположена в чреве мозга, и без помощи спинного мозга. Поэтому получается так, что ощущение все же исходит во все тело от мозга, хотя сам мозг лишен ощущения".

(26) "Прекрасно! - сказал Евангел. - Наш гречишка так пространно излагает нам вещи, скрытые в тайнике природы, что нам кажется, будто все то, что он описывает речью, мы видим глазами. (27) Но теперь я уступаю [слово] Евстафию, чьим случаем спросить я воспользовался".

[А] Евстафий [и говорит]: "Пусть либо Евсевий, либо другие, кто ни пожелает, возьмут [на себя] труд задать вопрос. Мы [уж] вступим потом, при полном утомлении [спрашивающих]".

(10 , 1) "Следовательно, - вступает Евсевий, - придется мне с тобой вести беседу, Дисарий, о [том] возрасте, в дверь которого мы оба почти уже стучимся. Когда Гомер называет стариков "с седыми висками" [Ил. 8, 518], я спрашиваю, согласно ли поэтическому обычаю он хочет по части обозначить всю голову, или по какому-нибудь [иному] основанию он обозначает седины преимущественно этой части головы?"

(2) И Дисарий [ответил]: "Божественный тот поэт и это [обозначил] мудро, как [и все] остальное. Ведь передняя часть головы более влажная, чем затылок, и оттуда обычно часто начинается седина".

"Но если передняя часть [головы] более влажная, - возражает тот, - почему [тут] образуется лысина, которая поражает [голову] исключительно из-за сухости [волос]?"

(3) "Возражение уместное, - говорит Дисарий, - однако смысл [этого вопроса] не является темным. Ведь природа создает передние части головы более редкими, чтобы через многочисленные проходы уходило [все], что было бы вокруг мозга излишним или парящим веянием. Откуда на высохших головах скончавшихся мы видим словно какие-то швы, которыми скрепляются - пусть мне позволят так сказать - полушария головы. Так вот, благодаря им эти проходы становятся, пожалуй, обширнее, способствуют замене влаги сухостью, и потому [люди] седеют медленес, но [и] лысины не лишаются".

(4) "Если, следовательно, сухость делает лысыми, а задние [части] головы являются более сухими, ты сказал, [то] почему мы никогда не видим лысого затылка?"

(5) Тот ответил: "Сухость бывает не из-за изъяна [плоти], но по природе. Потому затылки у всех [людей] сухие. Но лысина появляется из-за той сухости, которая поражает [голову] вследствие ненадлежащего устройства [волос] (греки обычно называют это худосочием). (6) Со временем волосы кудрявого [человека] медленно седеют, [но] быстро переходят в лысину, потому что так устроены, что находятся на более сухой голове. Напротив, [тс], у кого более редкие волосы, рано их не лишаются, так как [их] питает влага, которая называется флегма, но [зато] у них бывает ранняя седина. Ведь седые [волосы] потому белые, что соответствуют цвету влаги, которой питаются".

(7) "Если, таким образом, изобилие влаги окрашивает волосы стариков в седину, [то] почему старость принимает мнение о [своей] исключительной сухости?"

(8) "Потому, - говорит он, - что старость, так как из-за дряхления разрушено природное тепло, становится холодной, и от холода рождаются ледяные и излишние жидкости. Однако жизненная влага иссушена долговечностью [возраста]. Потому старость суха из-за недостатка природной влаги, [а] влажна вследствие обилия дурной [жидкости], возникшей от холода. (9) Отсюда бывает [то], что [этот] возраст особенно страдает от бессонницы, потому что сон, который больше всего случается из-за влажности [тела], рождается от природной [влаги], которой так много в младенчестве, являющемся влажным вследствие обилия не излишней, но природной влаги. (10) [Это] есть та же [самая] причина, которая не позволяет в детстве седеть, хотя оно является самым влажным [возрастом], потому что оно влажное не из-за холода, когда порождается флегма, но [потому что] питается названной природной и жизненной влагой. Та же влага, которая рождается или от холодного возраста [старости], или случайно образуется от какой угодно порчи [тела], является как излишней, так и вредной. (11) Мы видим ее в женщинах, угрожающей кончиной, если бы она не удалялась [из тела]. [Мы видим] ее в скопцах, приносящей слабость костям [ног]. Их кости, как бы всегда плавающие в излишней влаге, лишены природной крепости и потому легко искривляются, когда не могут нести вес вышерасположенного тела, подобно тому как камыш гнется [под] возложенной на него тяжестью".

(12) И Евсевий [вновь спросил]: "Так как рассуждение об излишней влаге занесло нас от старости вплоть до скопцов, скажи - ка, я прошу, почему у них настолько тонкий голос, что часто [даже] не знаешь, женщина ли говорит или скопец, в случае если бы ты [их] не видел?"

(13) Тот ответил, что это также порождает обилие излишней влаги: "Ибо именно она, делая артерию, через которую поднимается звук голоса, более толстой, сужает проход голоса, и потому и у женщин, и у скопцов голос тонкий. У мужчин [же], у которых прохождение голоса имеет свободный и широкий, вследствие [его] неповрежденности, проход, - грубый. (14) [То] же, что у скопцов и у женщин из-за равного холода рождается почти одинаковое обилие неблагоприятной влаги, ясно также оттого, что и то и другое тело часто делается толстым, по крайней мере, у того и другого [тела] почти сходно увеличиваются груди".

(11 , 1) Когда это было сказано, [и] так как очередность обязывала уже Сервия задавать вопрос, тот, стеснительный от природной скромности, покраснел вплоть до предательского румянца. (2) И [тогда] Дисарий [сказал]: "Ну же, Сервий, ученейший не только среди молодых, которые тебе сверстники, но также среди всех стариков, сделай мужественное лицо и, отбросив скромность, которую в тебе обнаруживает покрасневшее лицо, обсуди с нами без стеснения [то], что пришло бы [тебе на ум], когда бы ты имел намерение своими вопросами принести науке не меньше [плодов], чем если бы сам отвечал другим, задающим вопросы".

(3) И после того как он расшевелил [его], долгонько молчавшего, многократными уговорами, Сервий сказал: "Я прошу тебя, [Дисарий], чтобы ты сказал о том, что меня касается, [а именно] какова причина [того], что из-за душевного стыда возникает краснота тела?"

(4) И тот ответил: "[Наша] природа, когда нечто представляется ей требующим добродетельного стыда, наступая, настигает внутреннюю кровь, при движении и распространении которой пропитывается кожа, и отсюда рождается краска [стыда]. (5) Естествоведы также говорят, что природа [человека], охваченная стыдом, таким же образом набрасывает на себя словно бы покрывало из крови, каким образом, мы видим, краснеющий закрывает себе лицо руками. И не можешь ты сомневаться в этом, потому что краска [стыда] не имеет никакого другого [цвета], кроме цвета крови".

(6) [Но] Сервий прибавляет: "А почему краснеют [те], кто радуется?"

И Дисарий говорит: "Радость охватывает [нас] снаружи. К ней в бурном беге торопится [наша] природа, сопровождая которую как бы с ликованием, кровь пропитывает находящуюся в невредимости кожу, отчего и появляется подобный [ей] цвет [кожи].

(7) [А] он еще преподносит [вопрос]: "По какой причине, напротив, бледнеют [те], кто испытывает страх?"

"И это, - отвечает Дисарий, - не находится среди нераскрытого. Ведь природа [человека], когда нечто страшит [ее] снаружи, целиком погружается в глубину [тела], подобно тому как [и] мы также, когда боимся, ищем убежища и потаенные места. (8) Итак, она, целиком опускаясь, чтобы укрыться, увлекает вместе с собой [и] кровь, на которой ездит словно на колеснице.

Когда та опустилась, у кожи остается более светлая влага, и оттого [кожа] бледнеет. Притом испытывающие страх [еще] и дрожат, потому что бегущее внутрь [тела] мужество души покидает жилы, которыми поддерживается крепость [его] членов, и потому они трясутся от приступа страха. (9) Отсюда и послабление живота сопровождает страх, потому что мышцы, которые запирают выходы отбросов, покинутые мощью бегущей внутрь [тела] души, ослабляют скрепы, которыми отбросы сдерживаются вплоть до удобного случая извержения [из тела]".

После того как это было сказано, Сервий замолчал, почтительно соглашаясь. (12 , 1) Тогда вступает Авиен: "Так как очередность подводит меня к [тому], чтобы подобно [всем] задать вопрос, мне следует возвратить беседу к пиршеству, потому что [она] забрела уже очень далеко от застолья и перешла к [совсем] иным вопросам.

(2) Так как за столом часто подавалось засоленное мясо, которое мы называем лярдом, [то есть], как я думаю, как бы очень сухим, {11} я сам решился спросить у себя, по какой причине добавление соли сохраняет мясо для долговременного употребления. Хотя я могу размышлять об этом [сам] с собой, все же я очень хочу стать более уверенным [в своем понимании этого] с помощью того, кто исцеляет тела".

{11 Здесь представлено образование слова «сало» — laridum, которое Авиен образует из слов «очень» — large и «сухое» — aridum: large + aridum ? laridum.}

(3) И Дисарий [начал]: "Всякое тело по своей природе разложимо, и увядает, и легко распадается, если не удерживается какой-нибудь связью. Удерживается же оно, пока существует, душой при помощи взаимообмена воздуха, благодаря которому крепнут вместилища духа, постоянно насыщаясь [все] новым притоком дыхания. (4) С его прекращением члены [тела] увядают вследствие ухода души, и расстроенное тело уничтожается всей своей [собственной] тяжестью. Тогда также [и] кровь, которая столь долго обладала теплом и давала членам [тела] жизненную силу, с уходом тепла превратившись в сукровицу, не остается внутри сосудов, но выдавливается наружу, и таким образом, после ослабления дыхательных отверстий, вытекает содержащая осадок жидкость. (5) [Но] смешанная с телом соль препятствует [тому], чтобы это свершилось. Ведь ей свойственна сухая и теплая природа, и она благодаря теплу сокращает именно истечения тела; влагу же она либо ограничивает, либо поглощает благодаря сухости. [А то], что соль определенно ограничивает влагу, бывает легко узнать из того, что, если испечь два хлеба равной величины, один посоленный, другой без соли, то ты обнаружишь, что лишенный соли [хлеб] по весу более тяжелый; значит, в нем остается влага из-за нехватки соли".

(6) "[Еще] я хочу, чтобы и это [вот] исследовал [дорогой] мой Дисарий: почему очищенное от осадка вино является более крепким, но очень ненадежным для хранения, и оно столь быстро возбуждает пьющего, сколь само легко портится, если бы его хранили?"

(7) "Есть такая причина [того], что оно быстро возбуждает [пьющего], - говорит Дисарий, - [а именно] потому, что оно настолько становится более проникающим в сосуды пьющего, насколько делается более жидким, так как [был] удален осадок. Легко же оно портится потому, что без какой-либо твердой основы оно отовсюду открывает себя для вредного воздействия. Ибо осадок - это как бы корень вина для его поддержки, и питания, и восстановления сил".

(8) "И об этом [тоже] я спрашиваю, - говорит Авиен, - почему осадок [у] всего, кроме меда, опускается вниз, [и] только мед выпускает осадок наверх?" На это Дисарий [ответил]: "Вещество осадка, как густое и землистое, превосходит весом прочие [разные] жидкости, меду же уступает. Поэтому в них он падает на дно, опускаясь под [собственной] тяжестью; в меде же он, как более легкий, вытесненный со [своего] места, выталкивается вверх".

(9) "Так как из того, что было сказано, навеваются сходного [же] рода вопросы, [скажи], Дисарий, почему мед и вино считаются наилучшими в столь разных возрастах: мед - самый свежий, вино - самое старое? Откуда существует и такое указание, которым пользуются лакомки, [а именно] чтобы удачно приготовить медовый напиток, нужно смешать новый гиметтский [мед] и строе фалернское [вино]".

(10) "[Так считают] вследствие того, - сказал тот, - что они различны по [своим] природным свойствам. Ведь природа вина является влажной, меда [же] - сухой. Если ты сомневаешься в моем высказывании, [то] рассмотри действия врачевания. Ведь [то], что нужно на теле увлажнить, омывают вином; [то], что нужно высушить, протирают медом. Итак, вследствие длительности времени, уносящей нечто из того и другого, вино делается более чистым, мед - более сухим; и мед так лишается сока, как вино освобождается от воды".

(11) "А то, что [сейчас] последует, не похоже на спрошенное [ранее. Так вот], почему если долго хранить полуполные сосуды вина и масла, вино весьма часто делается кислым, масло [же], напротив, приобретает более приятный вкус?"

(12) "И то и другое истинно, - отвечает Дисарий. - Ведь в то пустое [пространство], которое вверху свободно от жидкости, попадает воздух - пришелец, который вытягивает и впитывает некую тончайшую влагу. Когда она иссушена, вино, как бы лишенное сил, в зависимости от природных свойств - было оно слабым или крепким - делается из-за кислоты терпким или становится хуже от горечи. Масло же, после того как иссушена излишняя влага и удалена плесень, которая в ней скрывалась, приобретает небывалую приятность вкуса".

(13) Опять спрашивает Авиен: "Гесиод говорит [Труды и дни. 1, 366], что, когда добрались до середины бочки, [находящееся там] нужно сберегать и пользоваться для насыщения другими частями ее [содержимого], обозначая, без сомнения, [тем самым] наилучшее вино, которое содержалось в середине бочки. Но на опыте проверено, что в масле является наилучшим [то], что всплывает, в меде [же - то], что находится внизу. Итак, я спрашиваю, почему считают, что наилучшим является масло, которое находится наверху, вино, которое - в середине, мед, который - на дне?"

(14) И Дисарий, не замедлив, отвечает: "Мед, который является наилучшим, тяжелее остального. Таким образом, часть меда в сосуде, которая находится внизу, особенно превосходит по весу [остальное] и поэтому ценнее, чем всплывающая. Напротив, в сосуде с вином самая нижняя часть не только взбаламучена примесью осадка, но и хуже на вкус; верхнюю же часть портит соседство с воздухом, из-за примеси которого [вино] делается более разбавленным. Поэтому земледельцы, не удовлетворившись помещением бочек под навес, закапывали [их] и закрывали крышками, обмазанными снаружи [глиной], устраняя, насколько возможно, соприкосновение вина с воздухом, от которого оно столь явно портится, что с трудом сохраняется [даже] в полном и потому менее доступном для воздуха сосуде. (16) Определенно, если ты оттуда почерпнешь [вина] и освободишь место для примеси воздуха, [то] остальное, что осталось, все портится. Таким образом, средняя часть [вина], насколько она [далека] от границы той или другой [части], настолько [же] отдалена от [того и другого] вредного воздействия [и] не становится, так сказать, ни взбаламученной, ни разведенной".

(17) Авиен прибавил [еще вопрос]: "Почему одно и то же питье кажется голодному с меньшей примесью [воды], чем тому, кто принял пищу?"

И тот [говорит]: "Голод опустошает кишки, насыщение заполняет. Таким образом, когда питье втекает через пустоту внутри [тела], оно не очень разбавляется примесями, и потому что находит не расслабленные пищей кишки, ощущается более сильным чувством вкуса, проходя через пустоту".

(18) "Также [и] это мне знать необходимо, - говорит Авиен, - почему [тот], кто выпил, будучи голодным, немножко ослабляет голод; [тот] же, кто, испытывая жажду, принял пищу, не только не удовлетворяет жажду, но [еще] больше и больше разжигает желание пить?"

(19) "Причина [этого] известна, - говорит Дисарий. - Ведь именно жидкости ничто не препятствует, чтобы она, принятая [внутрь], текла по всем частям тела, куда бы ни направившись, и наполняла кишки, и потому голод, который создавал пустоту [в кишках], как бы уже не создает полной пустоты, так как принято вспоможение питья. Пища же, поскольку она более плотная и крупная, направляется в кишки лишь немного разжеванной. Потому она никаким вспоможествованием не облегчает жажду, которую испытал [человек]. Напротив, сколько бы ни досталось влаги извне, она [ее] поглощает, и отсюда возрастает се нехватка, которая называется жаждой".

(20) "И это [вот, также] мне неизвестное, - продолжает Авиен, - я не оставляю [без внимания, а именно] почему большее удовольствие бывает [тогда], когда питье утоляет жажду, чем [тогда], когда пища утоляет голод?"

И Дисарий [ответил]: "Это также вытекает из ранее сказанного. Ибо все поглощенное питье одновременно проникает во все тело и ощущение всех [его] частей производит одно величайшее и заметное наслаждение [от питья]. Пища же [из-за] трудной доставки [лишь] понемногу удовлетворяет [се] нехватку. Потому наслаждение [от] нее дробится на множество частей".

(21) "Это [вот] еще, если угодно, я добавляю к [уже] спрошенному, [а именно] почему пресыщение скорее наступает [у тех], кто глотает с большой жадностью, чем [у тех], кто съел то же [самое] весьма спокойно?"

"На это ответ краток, - говорит [Дисарий]. - Ведь когда [пищу] глотают жадно, тогда вместе со съедаемым [в тело] попадает много воздуха из-за разеваний рта и частого дыхания. Итак, когда воздух заполнил кишки, [человек] за [такое] поедание [пищи] расплачивается наступлением отвращения [к ней]".

(22) "Если я не в тягость тебе, Дисарий, [то] потерпи [меня], очень [уж] неумеренно болтающего из-за желания поучиться, и скажи - ка, прошу, почему достаточно горячую снедь мы легче сжимаем ртом, чем удерживаем рукой, и если что-нибудь [из] нее гораздо горячее, чем [то], что можно очень долго жевать, [то] мы тотчас [его] проглатываем, и однако живот [при этом] не обжигается?"

(23) И тот [сказал]: "Внутреннее тепло, которое находится в животе, так сказать, гораздо большее и более сильное, [оно] захватывает и ослабляет вследствие своей значительности [все] теплое, что принимает. Потому если бы ты поднес ко рту что-нибудь горячее, лучше не разевать [его], как кое - кто делает, чтобы не доставить жару сил новым вдохом, но немного сжать губы, чтобы больший жар, который еще и помогает рту из живота, захватил меньшее тепло. Рука же, чтобы [ей] было можно нести горячую вещь, не поддерживается никаким собственным теплом".

(24) "Уже давно, - [вновь] говорит Авиен, - я хочу узнать, почему вода, которая, покрывшись льдинками, достигает ледяного холода, менее вредна для питья, чем вода из самого растаявшего снега? Ибо мы знаем, сколько и сколько много вреда бывает из-за выпитой талой воды".

(25) И Дисарий [стал отвечать]: "Я [и сам еще] прибавлю кое-что к спрошенному тобой. Ведь вода из растаявшего снега, даже если бы [ее] нагревали на огне и пили теплой, так же вредна, как и если бы была выпита холодной. Итак, талая вода опасна не только из-за холода, но и по другой причине, которую будет приятно открыть, [прибегнув к] мнению Аристотеля, который в своих природоведческих исследованиях выдвигает эту [причину] и в этом [вот] смысле, если я не ошибаюсь, [ее] излагает. (26) Он говорит: "В целом вода содержит в себе часть тончайшего воздуха, вследствие чего она полезна для здоровья, содержит и землистый осадок, вследствие чего она становится [самой] плотной [сущностью] после земли. Когда же она схватывается [льдом], принуждаемая холодом и стужей воздуха, из нее посредством испарения необходимо как бы выжимается эта тончайшая воздушность, с удалением которой [вода] приходит к сгущению, так как в ней остается одна только земельная сущность. Это ясно потому, что после того как та же самая [заледеневшая] вода растаяла под солнечным теплом, ее объем оказывается меньше, чем был до того, как она затвердела. Отсутствует же [в ней то] исключительно полезное для здоровья, что истребило в воде испарение". (27) Итак, снег, который есть не что иное, как уплотнившаяся в воздухе вода, так как сгустился, потерял свою [воздушную] тонкость, и потому из-за питья этого растаявшего [снега] во внутренностях [человека] распространяются разные виды болезней".

(26) "Упомянутый [тобой] лед напомнил [мне] о давнишнем вопросе, который обычно привлекал меня, [а именно] почему вина либо редко замерзают, либо никогда [не замерзают], тогда как прочие жидкости по большей части обыкновенно уплотняются из-за чрезмерного холода? [Не] потому ли [это бывает], что вино содержит в себе какие-то частицы тепла, и вследствие этого обстоятельства - [а] не из-за цвета, как некоторые думают, - Гомер сказал '"багряным вином" [Ил. 1, 462]. Или есть какая - нибудь другая причина [этого]? Так как я ее не знаю, я хочу узнать".

(27) На это Дисарий [говорит]: "Да будет [так]! Допустим, что вина ограждаются [от замерзания] природным теплом. [Но] разве масло является менее нагретым [от природы] или имеет меньшую способность [к этому] среди [других] нагретых тел? И все же его сковывает стужа. Определенно, если ты считаешь, что труднее замерзает более теплое, [то этому] соответствовало [бы], чтобы и масло не твердело и чтобы более холодное легко уплотнял мороз. Однако уксус из всего является наиболее холодящим, и все же [его] никогда не сковывает [льдом] стужа.

(28) Таким образом, [не] является ли причиной очень быстрого уплотнения масла скорее [то], что оно довольно размягченное и густое? Ведь, кажется, легче застывает очень размягченное и густое. К вину же такая мягкость не имеет отношения, и оно гораздо более жидкое, чем масло; а уксус - и [вовсе] самый жидкий среди прочей влаги, и настолько более терпкий, что [даже] неприятен из-за [своей] кислоты, и никогда не затягивается льдом подобно морской воде, которая из-за своей горечи сама тоже является едкой. (31) Ведь [то], о чем, вопреки мнению почти всех, кто исследовал [это], писал составитель истории [народов] Геродот, [а именно] будто Боснорское море, которое он называет также Киммерийским, и все [то] море этих областей, которое называется Скифским, затвердевает [в] лед и застывает, следует опровергнуть. (32) Ибо [льдом] затягивается не морская вода, но замерзает поверхность моря, по которому плавают пресные воды, потому что в этих областях есть множество рек и болот, втекающих в сами моря, и [потому] па всем море морская вода кажется льдом, но [льдом], образованным из волн - пришельцев.

(33) Мы видим, что это бывает и в Понте, в котором несутся какие-то куски и, так сказать, ледяные глыбы, составленные из множества речных и болотных волн, которые как бы более размягченные, чем морская [волна], допускают замерзание. (34) Впрочем, в Понт втекает множество таких вод и вся его поверхность покрыта пресной влагой. Кроме того, [и] Саллюстий пишет: "Понтийское море более пресное, чем другие [моря]". Согласно также этому свидетельству, если ты бросишь в Понт либо солому, либо бревна, либо [еще] что-нибудь плавающее, [то все это] вынесется из Понта наружу в Пропонтиду и таким образом [попадет] в море, которое омывает побережье

Азии, хотя установлено, что морская вода втекает в Понт, [но] из Понта не вытекает. (35) Ведь проход, который только один [позволяет] переправлять в наши моря воды, принятые из Океана, находится в Гадитанском проливе, разделяющем Испанию и Африку. И без сомнения, именно течение [вод] вдоль испанского и галльского берега переносит [их] в Тирренское море, оттуда создает Адриатическое море, из которого [вода] направляется направо в Парфянское [море], налево - в Ионическое и прямо - в Эгейское и таким образом поступает в Понт.

(36) Так в чем же причина [того], что воды потоками вытекают из Понта, хотя Поит принимает извне втекающие воды? Впрочем, и та и другая причина установлена. Ибо вовне вытекает [вода с] поверхности Понта из-за [тех] обильных вод, которые, будучи пресными, вытекают из земли; внутрь же направляется течение нижних [вод]. (37) Откуда признано, что [все] плавающее, каковое, как я выше сказал, бросают в Понт, изгоняется вовне; но если бы упал [каменный] столб, [то] он возвышался [бы] внутри [вод Понта]. И многократно, согласно опыту, одобрено то, что нечто очень тяжелое на дне Пропонтиды загоняется в глубины Понта".

(38) "Прибавив [еще вот] это одно обращение [к тебе] за советом, я [уже] замолчу. [Скажи], почему все сладкое кажется гораздо слаще, когда оно холодное, чем [в том случае], если бы оно было теплым?"

Дисарий ответил: "Тепло сковывает чувства, и жар препятствует вкусовым ощущениям языка. Потому, вследствие наступившего прежде раздражения рта [теплом], исключается удовольствие [от сладкого]. Потому что только тогда, когда отсутствует вредное действие тепла, язык, благодаря неповрежденному чувству приятного, может вопринять сладость как свою награду. Кроме того, сладкий сок из-за тепла не без ущерба [для себя] проникает в полости кишок, и потому вред уменьшает наслаждение [сладким]".

(13 , 1) [Тут] поднялся Хор и говорит: "Хотя Авиен много спрашивал о питье и еде, но намеренно или по забывчивости, я не знаю, пропущено нечто весьма важное: почему голодные больше испытывают жажду, чем хотят есть. Объясни нам, Дисарий, это для всех, если желаешь".

(2) И тот говорит: "Ты, Хор, спросил об обстоятельстве, достойном разбора, но смысл которого ясен. Ведь хотя живое существо состоит из различных первоначал, из [всех] них, образующих тело, есть одно, которое ищет себе либо единственное, либо, помимо прочего, наиболее подходящее пропитание. Я говорю о тепле, которое заставляет служить себе жидкость. (3) В отношении самих четырех первоначал вне [человека] мы ясно видим, что ни вода, ни воздух, ни земля не требуют чего-либо, чтобы питаться или чтобы истребить, и не причиняют никакого вреда соседним или близлежащим к ним вещам. Только огонь вследствие постоянного желания питаться уничтожает [все], что ни настигает. (4) Понаблюдай и за детьми раннего возраста. Насколько [много] они потребляют пищи из-за [своей] безмерной теплоты! И, напротив, вспомни о стариках, что легко переносят голод, как бы истребив в самих [себе] тепло, которое обыкновенно возрождается при питании.

Впрочем, и средний возраст с желанием набрасывается на пищу, если увеличил в себе природное тепло благодаря многочисленным упражнениям. Давайте учтем и лишенных крови живых существ, которые не ищут никакой пищи из-за недостатка тепла.

(5) Итак, если тепло всегда пребывает в [состоянии] влечения [к пиите], а жидкость - это собственно пища тепла, то когда по причине телесного голода отыскивают нужное нам питание, прежде всего требует своего тепло. Приняв ее, тепло целиком возрождается и более терпеливо ждет плотной пищи".

(6) Когда это было сказано, Авиен поднял со стола кольцо, которое неожиданно спало у пего с мизинца правой руки, и так как присутствующие спросили [его], почему он предпочел надеть его на другую руку и палец, не предназначенные для его ношения, показал левую руку, сильно опухшую из-за раны. (7) Отсюда у Хора возник повод для вопроса, и он говорит: "Скажи, Дисарий, - ибо любое состояние тела доступно для понимания врача, а ты изучил [всю эту] науку даже более того, чем требует врачевание, - скажи, я говорю, почему, согласно общему убеждению, кольцо нужно надевать на палец, соседний с маленьким - его еще называют безымянным, - и преимущественно на левую руку?"

(8) И Дисарий [ответил]: "По этому самому вопросу дошло до нас из Египта некое мнение, в отношении которого я колебался, называть ли [его] вымыслом или истинным суждением. Но потом, посоветовавшись с книгами анатомов, я открыл истину, что некая жила, исходящая из сердца, идет дальше вплоть до пальца левой руки, ближашсго к маленькому, и там закапчивается, сплетаясь с другими жилами этого же пальца. И потому древние решили, чтобы кольцо словно венец охватывало палец".

(9) И [на это] Хор говорит: "[Это] истинно, Дисарий, [именно] таким образом, как ты говоришь, думают египятне, я и причины этого отыскал, когда увидел в храме, что их жрецы, которых называют прорицателями, вблизи изваяний богов намазывают этот палец в отдельности [от других] приготовленными благовониями, и о жиле, о которой уже было сказано, разузнал - [мне] рассказал [о ней] главный [из] них, и вдобавок [узнал] о числе, которое обозначается с помощью [этого] самого [пальца]. (10) Ведь этот палец, будучи согнутым, показывает число из шести [единиц], которое во всем является полным, совершенным и божественным. И он объявил многим, почему это число является полным. Я [же] теперь опускаю [это] как мало подходящее для нынешних бесед. Вот то, что я узнал в Египте, владеющем всеми божественными науками, почему по большей [части] кольцо надевают на этот палец".

(11) Между тем Цецина Альбин говорит: "Если у вас будет желание, я вынесу на обозрение то же [самое], я вспомнил, что прочитал об этом у Атея Капитона, знатока жреческого права из первых. Так как он утверждал, что греховно запечатлевать изображения богов на кольцах, то не умолчал и [о том], почему кольцо носили на этом пальце или на этой руке. (12) Он говорит: "Предки повсюду носили с собой кольцо не [ради] украшения, а ради приложения печати. Откуда дозволялось иметь не более чем одно [кольцо], и это [касалось] свободного [человека], которому только и подобает верить, что подкрепляется [его] печатью. Потому рабы не имели права на кольцо. Изображение же запечатлевали на веществе кольца, бывшем или из железа, или из золота, и носили, как всякий хотел бы, на любой руке, на каком угодно пальце. (13) После этого, - продолжает он, - обычай роскошествующего века побудил [людей] вырезать печати на драгоценных самоцветах, и подражание всему этому вовсю будоражило [их], так что они хвалились величиной цены, за которую приобретались подлежащие резьбе камни. Поэтому, чтобы не сломать драгоценные камни из-за частых движений и назначения правой руки, кольца стали носить на левой, которая была более свободной.

(14) Избранный же на самой левой руке палец, - говорит он, - ближайший к самому маленькому, более, так сказать, чем другие, удобен, чтобы доверить ему драгоценное кольцо. Ведь большой палец, который получил [свое] имя оттого, что он сильный, и на левой [руке] он [тоже] не отдыхает и всегда находится в действии, откуда и у греков, - говорит [Атей], - он называется аитихейр, как бы "вторая рука". (15) Соседний же с большим пальцем казался неприкрытым и лишенным защиты одного прилегающего [пальца]. Ибо большой палец находится настолько ниже [его], что едва превышает его основание. Среднего и самого маленького [пальца] они избегали, - говорит он, - как неподходящих [для ношения кольца]: одного из-за великости, другого из-за малости. И [для этого] был избран [тот палец], который прикрывается и тем и другим [пальцем], и имеет меньше назначений, и потому больше приспособлен для сохранения кольца". (16) Это вот содержит [его] пояснение к жреческому [праву]. Пусть каждый, как он пожелает, следует либо этрусскому, либо египетскому мнению".

(17) Между тем Хор, вернувшись к обсуждению, говорит: "Ты знаешь, Дисарий, что во всей описи [моего] имущества у меня нет ничего, кроме этой одежды, которая меня покрывает. Откуда у меня и раба нет, и я не стремлюсь, чтобы он был, ибо я [сам] доставляю себе все [то] полезное, что должно служить живущему. (18) Итак, когда я недавно задержался в городе Остин, я долгонько отмывал свой загрязненный плащ в море и сушил на берегу под солнцем, и тем не менее после мытья на [нем] виднелись те же [самые] пятна грязи. И так как это дело меня изумило, случайно стоящий [рядом] моряк сказал [мне]: "Помой - ка свой плащ лучше в реке, если ты хочешь очистить [его] от пятен". Я повиновался, и узрел [свой плащ], вымытый пресной водой и высушенный, вернувшим себе [прежнее] великолепие, и вследствие этого я отыскиваю причину, почему пресная вода более пригодна для отмывания грязи, чем соленая?"

(19) "Уже давно, - говорит Дисарий, - этот вопрос был и поставлен, и решен Аристотелем. Ведь он считает, что морская вода гораздо плотнее, чем пресная. Ибо она является мутной, а пресная - чистой и прозрачной. Отсюда, говорит он, море весьма легко держит даже неумелых в плавании [людей], тогда как речная вода, так сказать, слабая и ничем не усиленная, тотчас расступается и пропускает вниз принятую тяжесть. (20) Итак, пресная вода, сказал он, как легкая по природе, очень быстро проникает в то, что нужно смыть, и, когда испаряется, уносит с собой пятна грязи. Морская же [вода] как более плотная и нелегко проникает [в ткань] при очищении, и, пока с трудом испаряется, уносит с собой немного пятен".

(21) И так как показалось, что Хор согласился с этим [объяснением], Ес - тафий говорит: "Не обманывай - ка ты, [Дисарий], прошу, легковерного, который доверил твоей добросовестности себя и свой вопрос. Ведь Аристотель рассуждал об этом, как [и] о некотором другом, скорее остроумно, чем правдиво. (22) Плотность же воды настолько не вредит отмыванию, что [те], кто хочет счистить [с одежды] какие-нибудь приправы, чтобы не делать этого очень [уж] медленно с помощью одной только воды, именно пресной, часто примешивают к ней золу или, если бы она отсутствовала, земляную пыль, чтобы [вода], сделавшись более плотной, быстрее смогла отмыть [пятна]. Таким образом, плотность морской воды нисколько не препятствует [стирке].

(23) И не потому она хуже отмывает, что является соленой. Ведь соленость должна была разъедать и как бы открывать проходы [ткани] и потому скорее исторгать то, что нужно отмыть. Впрочем, есть одна такая причина, почему морская вода не пригодна для отмывания [пятен, а именно] потому что она является жирной, как и сам Аристотель часто свидетельствовал, да и [сами] морские воды [этому] учат, в которых, [это] любой [хорошо] знает, находится нечто жирное. (24) И то [еще] является признаком жирности морской воды, что, когда ее брызгают на пламя, оно не столько гасится, сколько тотчас вспыхивает, так как жирная вода предоставляет питание огню.

(25) Наконец, давайте последуем за Гомером, который был исключительным знатоком природы. Ведь он выводит Навсикаю, дочь Алкиноя, моющей одежды не в море, а в реке, хотя она находилась у моря. Это самое место [у] Гомера учит нас, что к морской воде примешано нечто жирное.

(26) Ведь Улисс, так как он уже давно вышел из моря и стоял, пока обсыхало тело, обращается к служанкам Навсикаи:

Девушки, встаньте поодаль, чтоб вымыться [мог хорошо ] я;

Сам [я ] тину морскую [отмою и пену ] [Од. 6, 218 - 219].

После этого, так как сошел в реку,

Грязную пену морскую он стер с головы совершенно [Од. 6, 226].

(27) Ведь [этот] божественный пророк-[стихотворец], который во всем следовал природе, выразил [то], что обыкновенно бывает [у тех], кто выходит из моря, [в случае] если бы они стояли на солнце: вода-то быстро осушается солнцем, но на поверхности тела остается как бы какой-то пушок; это и есть жир морской воды, который один только мешает отмыванию [пятен].

(14 , 1) И потому что ты, освободившись от других, ненадолго предоставляешь себя в мое распоряжение, я спрашиваю - а только что у нас была беседа о воде, - почему в воде образы [предметов] кажутся больше, чем действительные [вещи]? Это же мы наблюдаем и у трактирщиков: большинство лакомств предстают в большем виде, чем [само их] тело, ибо мы видим в полных воды стеклянных бочонках и яйца больших окружностей, и печенку с более разбухшими волокнами, и луковицы с огромными прожилками. И [я спрашиваю], каким образом нам известно, что [мы] вполне [это] самое видим, потому что некоторые обычно не высказывают об этом ни истинного, ни [даже] подобного истинному [мнения]?"

(2) И Дисарий говорит: "Вода плотнее тонкого воздуха, и потому взор проникает в нее более медленно. Его острота видения, натолкнувшаяся [на сопротивление], отброшенная, разделяется и бежит назад к себе. Пока она, разделенная, идет назад, набегает на очертания отображения [предмета] уже не прямым наскоком, но со всех сторон, и получается так, что образ [вещи] кажется больше своего архетипа. Ведь и круг утреннего солнца является [нам] большим, чем обычно, потому что между нами и [им] самим располагается воздух, [все] еще с ночи росистый, и его образ увеличивается, так как [его] видят в условиях водяного отображения.

(3) Право, небесполезно всматривался в саму природу видения Эпикур, мнение которого по этому [вопросу], как я считаю, нельзя не одобрить, заранее соглашаясь с Демокритом, так как они придерживались одного мнения как в отношении прочих [вопросов], так и в отношении этого. (4) Итак, Эпикур считает, что от всех тел беспрерывным потоком струятся некоторые [их] отображения, и никогда не происходит [даже] такусенькой остановки [их], чтобы они не носились в полной пустоте, устойчивые в [своем] облике, сброшенные с тел [словно кожа], приемники которых находятся в наших глазах, и потому они прибегают к месту [своего] собственного восприятия, предназначенному для него природой. Вот об этом данный муж упоминает. Если ты против этого возражаешь, [то] я жду [того], что бы ты сообщил".

(5) [В ответ] на это Евстафий, улыбаясь, говорит: "На виду находится [то], что обмануло Эпикура. Ведь он отошел от истины, последовав примеру четырех чувств, потому что при восприятии звука, и вкуса, и запаха, а также при осязании от нас ничего не испускается, но, [напротив], мы извне воспринимаем [то], что возбуждало бы его ощущение. (6) Ибо и голос к ушам со стороны приходит, и дуновения в ноздри втекают, и на нёбо наносится [то], что рождает вкус и к нашей плоти приникает, ощущаемое посредством прикосновения. Отсюда он посчитал, что ничего из глаз наружу не исходит, но, [напротив], образы вещей приходят в глаза со стороны.

(7) Его мнению противится [то], что образ в зеркалах глядит на его созерцателя, обращенный [к нему лицом], хотя он должен показать, если только, возникнув от нас, отправляется прямым ходом, свою заднюю часть, когда он отделяется, чтобы левая [часть тела] видела левую, правая - правую. Ведь и актер снятую с себя личину видит с той [же] стороны, с какой надевает, значит, [видит] не [ее] наружность, а внутреннюю изнанку. (8) Еще я хотел бы спросить этого мужа, тогда ли образы отлетают от вещей, когда есть [тот], кто хочет [их] видеть, или и [тогда] повсюду мелькают отображения [вещей], когда [их] не наблюдает ни один [человек]? (9) [В случае] если он придерживается [того], что я назвал первым, я спрашиваю [его], по чьему повелению отображения [предметов] находятся в распоряжении смотрящего, и [еще спрашиваю, неужели] сколько раз кто [ни] захотел бы повернуть лицо, столько раз и они поворачиваются?

(10) Если он цепляется за второе [предположение], утверждая, что отображения всех вещей струятся вечным потоком, [то] я спрашиваю, как долго они остаются [внутренне] сцепленными, не будучи соединенными ради сохранения никакой связью? Или, если бы мы дозволили [им] сохраняться, [то] каким образом они будут удерживать какой-нибудь цвет, природа которого, хотя является бестелесной, все же никогда не может находиться вне тела? (11) Затем кто может соглашаться [с тем], что, как только бы ты направил глаза, [к ним] прибегают образы неба, моря, побережья, луга, кораблей, скота и бесчисленных сверх того вещей, которые мы видим, [лишь] бросив один взгляд, хотя зрачок, который имеет способность видеть, очень мал? И каким же образом видят целое войско? Собираются ли отображения, возникшие от отдельных воинов? И проникают [ли] в глаза смотрящего собранные таким образом столь многие тысячи [воинов]? (12) Но чего ради мы стараемся бичевать словами столь пустое мнение, хотя его ничтожность сама изобличает себя? Известно же, что образ приходит к нам вследствие такой [вот] причины.

(13) Врожденный свет из зрачка, на что бы ты его ни направил, устремляется по прямой линии. Это собственное истечение [из] глаз, если оно находит в окружающем нас воздухе свет, направляется по нему прямо, пока [не] натолкнется на тело. И если ты повернешь лицо, чтобы посмотреть вокруг, острота видения повсюду продвигается по прямой [линии]. Само же испускание [света], о котором мы сказали, что оно устремляется из наших глаз, начинаясь с узкого основания, делается в выси очень широким, подобно тому как лучи изображаются художником, потому - [то и] видит смотрящий глаз глубину неба через самое крошечное отверстие.

(14) Итак, для осуществления видения у нас есть три необходимых [условия]: свет, который мы испускаем из себя; и чтобы был светлым воздух, который находится [вокруг]; и тело, натолкнувшись па которое, порыв [света] прекращается. Если он продолжается дольше, [то], ослабнув, не удерживает прямого направления, но, разделяясь, растекается направо и налево. (15) Отсюда бывает [то], что, где бы ты ни находился на земле, тебе кажется, что ты видишь некую замкнутость неба, которую древние назвали горизонтом. Их поиск достоверно открыл, что прямо направленная от глаз острота [видения] смотрящих через равнину не простирается сверх ста восьмидесяти стадиев и оттуда уже поворачивает [назад. Слова] "через равнину" я прибавил потому, что с вершины мы зрим весьма далеко, поскольку и небо мы видим. (16) Следовательно, во всем круге горизонта центром является [тот], кто смотрит. И так как мы сказали, насколько от центра вплоть до границы круга простирается острота [видения], без сомнения, диаметр в горизонте круга бывает триста шестьдесят стадиев, и если [тот], кто рассматривает очень отдаленное, подходит [к нему] или, наоборот, отходит [от него], то повсюду будет видеть круг, надобный ему.

(17) Таким образом, как мы сказали, после того как свет, который продвигается от нас по свету воздуха, упадет на тело, исполняется действие видения. Но чтобы увиденную вещь можно было узнать, ощущение глаз передает увиденный образ разуму, и тот [его] узнает, призвав память. Следовательно, видеть свойственно глазам, судить - разуму. (18) Так как деятельность, которая завершает зрение [вплоть] до распознавания облика [вещи], является тройной: чувство, разум, память, - чувство перенаправляет увиденную вещь разуму, [а] тот припоминает [то], что было увидено.

(19) К тому же деятельность разума при разглядывании необходима, чтобы разум в одном ощущении видения нередко постигал также другое ощущение, так как [его] приносит память. Ведь если появляется огонь, [то] и до прикосновения разум знает, что он горяч. Если видим снег, [то] разум [сам] по себе постигает также ощущение холода. (20) Когда [же] он мешкает, зрение становится настолько несовершенным, что весло в воде кажется сломанным или увиденная издали башня представляется круглой, хотя является многоугольной, [это] создает нерадение разума, который, если бы он себя напряг, познал бы у башни углы и неповрежденность весла. (21) И он распознает все то, что дало академикам повод отвергать ощущения, хотя ощущения следует располагать среди самого надежного [знания], когда [их] сопровождает разум, которому, [впрочем], иногда [самому] недостает какого-нибудь ощущения для распознания образа.

(22) Ведь если издали рассматривать облик плода, который называется яблоком, [то] не для всякого это тотчас [же] является яблоком, ибо может быть сделано подобие яблока из какого-нибудь вещества. Таким образом, следует призвать другое чувство, [а именно] чтобы [об этом] судило обоняние. Однако [это подобие], помещенное среди кучи яблок, могло вобрать [в себя] испарение самого [их] запаха. Здесь уже нужно спросить осязание, которое может судить [о плоде] по весу. Но остается опасение, что [и оно] само ошибается, если обманывающий создатель [подобия] подобрал вещество, соответствующее весу плода. Тогда нужно прибегнуть к чувству вкуса. В случае если оно соответствует облику [плода], [то уже] нет никакого сомнения, что [это] - яблоко. (23) Таким образом доказывается [то], что надежность ощущений зависит от разума. Потому бог - творец поместил все чувства в голове, то есть вокруг обиталища разума".

(15 , 1) Эти слова встретили одобрение со стороны всех [присутствующих], настолько восхищенных основательностью речей [Евстафия], что даже самому Евангелу было недосадно засвидетельствовать [это]. Затем Дисарий прибавил: "Эти [ваши] одобрения призывают философию к тому, чтобы присваивать себе [право] рассуждать о чужом искусстве, из-за чего часто случались вопиющие ошибки. Как, [например], ваш Платон обрек себя на осмеяние потомков, когда не удержался от анатомических вопросов, которые принадлежат врачебному искусству. (2) Ведь он сказал, что разделены пути поглощения пищи и питья и что пища увлекается через пищевод, а питье через артерию, которая называется шейной, спускается по жилкам легких.

Удивительно или, скорее, огорчительно, что такой муж это и утверждал, и занес в книги. (3) Поэтому на него по праву набросился Эрасистрат, знаменитейший из древних врачей, говоря, что он распространил [нечто], далеко отстоящее [от того], как [это] понимает [врачебная] наука.

(4) Ведь существуют две трубки наподобие желобов, и они от зева рта направляются вниз, и через одну из них вводится и стекает в пищевод всякая еда и питье, из которого она переносится в желудок, называемый по-гречески хэ като койлиа, и там они обрабатываются и разделяются, и затем более сухие отходы из этого собираются в кишечнике, который по-гречески называется колон, (5) более же влажное через почки затягивается в [мочевой] пузырь. А через другую трубку из двух выше расположенных, которая по-гречески называется шейной артерией, перемещается воздух из выше [расположенного] рта в легкие, а оттуда обратно в рот и ноздри, и через нее же [самую] осуществляется движение голоса.

(6) И чтобы питье и более сухая пища, которым следует идти в пищевод, не попадали изо рта в ту трубку, через которую туда и обратно движется дыхание, и чтобы из-за этого препятствия [не] преграждался путь души, благодаря некоторому искусству и способности природы расположен язычок, как бы взаимный запор той и другой трубки, которые связаны между собой. (7) И этот язычок во время еды и питья закрывает, а также защищает шейную артерию, чтобы ничего из пищи или питься [не] попало в этот путь как бы бурлящей души; и кроме того, чтобы нисколько жидкости не протекало в легкие, так как сам рот присоединен к артерии.

(8) Эрасистрат [сказал] то, с чем соглашается, как я считаю, истинная наука. Ведь так как в желудок должна попасть не твердая от сухости пища, но смягченная [некоторой] мерой влаги, необходимо открыть для обеих один и тот же путь, чтобы в живот через пищевод попадала пища, смягченная питьем, и чтобы природа не иначе, а именно так складывала [в живот то], что было полезным для здоровья живого существа.

(9) Затем, хотя легкие являются плотными и гладкими, если в них попадает [что-нибудь] густое, [то] каким образом оно проникнет или может перенаправиться к месту пищеварения, так как известно, что если в легкие случайно попадает что-нибудь [хоть] немного плотное, увлекаемое вследствие сбивчивости дыхания, [то] тотчас начинается очень резкий кашель и другие [прочие] потрясения [тела] вплоть до нарушения здоровья? (10) А если бы в легкие естественный путь увлекал питье, [то] когда пьют поленту или когда глотают питье с примешанным [к нему] крупинками из чего - нибудь достаточно плотного, как бы легкие вынесли [это], приняв их [в себя]?

(11) Отсюда природой был предусмотрен язычок, который служит крышкой артерии, когда принимают пищу, чтобы через [нее] саму ничего не проскользнуло в легкие, в то время как вперемежку [с пищей] втягивается воздух. Так же и когда нужно издать [звуки] речи, [язычок] наклоняется для прикрытия пути в пищевод, чтобы сделать артерию открытой для голоса.

(12) Из опыта известно и то, что у тех, кто понемногу тянет питье, животы более влажные, так как дольше удерживается [та] влага, которая принята понемногу. Если же кто-нибудь пьет с большой жадностью, то влага [под действием] той же самой силы, с которой она втягивается, [быстро] проходит в [мочевой] пузырь, и из-за более сухой пищи переваривание совершается медленно. Но такого различия [в переваривании пищи] не возникло бы, если бы пути пищи и питья изначально были разделены. (13) Впрочем, вот что сказал поэт Алкей и [вот что] повсюду поют:

Влей ты в легкие хоть каплю вина!

Встала звезда в выси. {12}

{12 Алкей, 50 (347a). Перевод М. Л. Гаспарова с изменениями. См.: Эллинские поэты VIII—III вв. до н. э. М., 1999. С. 352. Перевод В. В. Вересаева в сравнении с переводом М. Л. Гаспарова и вовсе уж отклоняется от контекста Макробия: «Орошай вином желудок: совершило круг созвездье» (Эллинские поэты. М., 1963. С. 291, фрагм. 1).}

[Так] сказано потому, что легкие действительно любят влагу, но берут [ее столько], сколько им представляется необходимым. Ты видишь, что первому из всех философов было лучше воздержаться от незнакомого, чем распространять мало [ему] известное".

(14) При этих [словах Дисария] Евстафий, несколько возбудившись, говорит: "Не менее, чем ты, Дисарий, я внушал [это] философам, как [и] врачам. Но только мне кажется, что ты предаешь забвению утвержденное согласием человеческого рода и верное положение, что философия является искусством искусств и наукой наук. А ныне на [нее] саму бесчестным образом нападает врачевание, хотя философия считается весьма могущественной там, где рассуждает об умопостигаемой области, то есть о бестелесном; и туда она простирается, где трактует о природоведческих вопросах, то есть о божественных телах либо неба, либо звезд. (15) А врачевание - это последний отброс природоведческой части [философии], знание у которого связано с тленными и земными телами. Но почему я назвал [его] знанием, хотя в [нем] самом больше властвует предположение, чем знание? Оно, следовательно, высказывает предположения о нечистой плоти, [но] осмеливается мешать философии, толкующей с помощью надежного знания о бестелесном и поистине божественном. Но чтобы не казалось, что эта общая защита [философии] уклоняется от рассмотрения легких, узнай основания, которым [в этом вопросе] следовал величественный Платон.

(16) Язычок, о котором ты упоминаешь, есть изобретение природы для закрывания и открывания с определенной очередностью путей пищи и питья, чтобы одну послать в желудок, другое [же] принимают легкие. [И] не потому [они] разделены столь многими ходами и перемежаются щелями, чтобы имело выходы дыхание, которому хватило бы и скрытого испарения, но чтобы через них, если бы какая - нибудь пища попала в легкие, ее сок тотчас переходил к месту пищеварения. (17) Затем если по какой-нибудь случайности разорвана артерия, то питье не проглатывается, но как бы через трещину своим ходом выбрасывается мимо неповрежденного пищевода. Этого не происходило бы, если бы артерия не была путем влаги.

(18) Но известно [еще] и то, что [те], у кого больны легкие, сохнут при величайшей жажде. Этого не происходило бы, если бы легкие не были приемником питья. Ты видишь также то, что живые существа, у которых нет легких, не пьют. Ведь природа [не создает] ничего лишнего, [она] создала отдельные части [тела] для какого-нибудь служения жизни. Поэтому когда [какая - нибудь часть тела] отсутствует, то не требуется [и] ее применения.

(19) Подумай, [Дисарий], хотя бы о том, что лишним было бы использование [мочевого] пузыря, если бы желудок [совместно] принимал пищу и питье. Ведь [в этом случае] желудок [сам] способен передавать кишечнику отходы того и другого, которому он ныне передает отходы одной только пищи; и не нужно было бы [ему] различных путей, по которым они передавались бы порознь, но хватило бы одного [пути] для того и другого, переправляемого с одного и того же места. Но, таким образом, [мочевой] пузырь отдельно и кишечник отдельно служат благу [тела], потому что тому желудок передает [пищу, а мочевому] пузырю легкие [передают питье]. (20) И не следует проходить мимо того, что в моче, которая является отбросом питья, не отыскивается никакого следа пищи, да и не смешивается она ни с цветом, ни с запахом этих отбросов; потому что, если бы они в животе были вместе, какое-нибудь [да] свойство этих нечистот смешалось бы [с другим]. (21) И последнее, почему в животе никогда не укореняются камни, которые возникают в [мочевом] пузыре из питья, хотя, если только они образуются из питья, [то] и в животе также должны появляться, если живот является вместилищем питья?

(22) И прославленным поэтам известно, что питье стекает в легкие. Пишет ведь Эвполид в пьесе, которая озаглавлена "Льстецы":

Его принудил выпить чашу Протагор, чтоб он

Как пес имел бы легкие нечистые.

(23) И Эратосфен свидетельствует то же самое:

И вино глубоко льющий на легкие.

Также Еврипид является очевиднейшим сторонником этого мнения:

Вино протоки легких напитало.

(24) Следовательно, так как с [мнением] Платона согласуется знание телесного устройства и [согласны] весьма важные свидетели, разве не безумен [тот], кто бы высказался против [него]?"

(16 , 1) Между тем Евангел, ненавистник славы греков и насмешник, говорит: "Пусть - ка они сотворят то, что среди вас отвергается как проявление болтливости. Отчего же мне [тогда] не пожелать поскорее узнать от вас, если что-нибудь [в этом] понимает ваша мудрость, яйцо ли прежде существовало или курица?"

(2) "Ты думаешь, что издеваешься, - отвечает Дисарий. - И однако вопрос, который ты поставил, достоин и исследования, и познания. Считая для себя это шуткой из-за ничтожности предмета, ты спросил, что из двух появилось раньше, курица ли из яйца или яйцо из курицы. Но это следует отнести к столь серьезному [делу], что о нем необходимо, хотя и боязно, порассуждать. И я приведу [то], что, мне представляется, нужно сказать за и против [этого], оставляя [за] тобой [право] предпочесть [то], что [из] этого кажется [тебе] более верным.

(3) Если мы согласны, что все, что существует, некогда имело начало, то вправе считать, что природа прежде создала яйцо. Ведь всегда то, что начинается, до некоторых [пор] оказывается незавершенным и неразвитым и благодаря применению соответствующего искусства и времени развивается к совершенству. Итак, природа, создающая птицу, начинает с неразвитого зачатка и производит яйцо, в котором пока [еще] нет облика живого существа. Из него, когда действие понемногу достигает завершения, выходит птица в развитом виде. (4) Далее, [все], что природа наделила разнообразными украшениями, без сомнения, начинается с простого и становится столь разнообразным посредством продолжения развития. Следовательно, яйцо сотворено с виду простым и повсюду одинакового вида, но из него развивается пестрый наряд, составляющий облик птицы.

(5) Ведь каким образом прежде выделились первоначала и затем из смешения [их] были созданы остальные тела, таким же образом [прежде] нужно было сотворить семенные начала - если такой перевод [слов логой спер.ма - тикои] будет дозволен, - которые находятся в яйце как некие зародыши курицы. (6) И [весьма] кстати я сравнил яйцо с первоэлементами, из которых все возникает. Ибо в любом роде одушевленных [существ], которые рождаются после соития, ты найдешь, что у некоторых [из них] яйцо является первородным наподобие первоначала.

Так вот, одушевленные [существа] либо бегают, либо ползают, либо живут, плавая или летая. (7) Среди бегающих из яиц появляются ящерицы и им подобные; [те], которые ползают, изначально рождаются из яиц; из яиц выходят все летающие, исключая одно, которое имеет неясную природу, ибо летучая мышь летает на покрытых кожей крыльях, но не должна числится среди летающих, потому что ходит на четырех ногах, и рождает развившихся детенышей, и кормит молоком [того], кого рождает. Плавающие почти все появляются из своего рода яиц, а крокодил [выходит] даже из [такой] скорлупы, какая у [яиц] летающих.

(8) И чтобы не показалось, будто я чрезмерно возвысил яйцо словом "первоначало", спроси посвященных в таинства отца Либера, в которых яйцо чтят с таким благоговением, что оно вследствие округлого и почти шаровидного очертания, со всех сторон замкнутого и заключающего в себе жизнь, называется подобием мира, а по согласию всех [людей] установлено, что мир - это начало совокупности [всего].

(9) Пусть [теперь] выступит [тот], кто желает, чтобы первой была курица, и нападает на эти слова, чтобы утвердить [то], что он защищает. Яйцо принадлежит к тому, у чего нет ни начала, ни конца. Ведь начало есть семя, конец - сама образовавшаяся птица, яйцо же есть упорядочивание семени. Следовательно, так как семя принадлежит живому существу, а яйцо - семени, не может быть яйца до животного, как не может совершиться пищеварение прежде, чем существовал бы тот, кто ест. (10) И говорить, что яйцо создано раньше курицы, похоже на то, как если бы кто-нибудь сказал, что матка создана до женщины. И [тот], кто спрашивает: "Каким это образом курица могла существовать без яйца?" - подобен спрашивающему, по какому это соглашению люди были созданы раньше причинных [мест], от которых рождаются люди. Отсюда как неверно говорить, будто человек принадлежит семени, но [правильно говорить], что семя [принадлежит] человеку, так же не [верно говорить], будто курица [принадлежит яйцу], но [правильно говорить], что яйцо [принадлежит] курице.

(11) Затем если бы мы согласились [с тем], как [это] сказано с противоположной стороны, что существующее берет начало с какого-нибудь времени, [то, значит], природа сначала образовала отдельные завершенные живые существа, потом дала вечный закон, чтобы появление наследников продолжалось путем [их] рождения. (12) [О том] же, что [живые существа уже] при возникновении могли быть завершенными, ныне свидетельствуют уже немногие одушевленные существа, которые рождаются завершенными из земли и влаги, как, [например], мыши в Египте, как, [например], в других местах лягушки и змеи и [им] подобные. Яйца же никогда не производятся [на свет] из земли, потому что в них нет никакой законченности, но природа образует вполне завершенное, и они происходят [уже] от вполне законченного, подобно тому как от целого [происходят] части.

(13) И хотя я согласен, что яйца являются семенем птиц, давайте посмотрим, о чем свидетельствует философское определение семени, которое гласит следующее: семя есть порождающая сила, ведующая к сходству с тем, от кого оно бывает. Однако невозможно двигаться к сходству с тем, чего пока еще нет, подобно тому как и семя не изливается из того, что до сих пор не состоялось.

(14) Итак, мы думаем, что при первоначальном возникновении вещей вместе с прочими живыми существами, которые рождаются только от семени и относительно которых не сомневаются, что они были раньше, чем их семя, птицы также появились завершенными благодаря созидательнице - при - роде. Но так как способность порождения не была [изначально] определена для отдельных [видов живых существ], теперь [уже] от них [самих] возникают [разные] способы порождения, которые природа разнообразила в зависимости от различия одушевленных существ. [Теперь] ты, Евангел, имеешь [то], чего держаться в том и другом [случае], и, скрыв усмешку, давай обсудим вместе с тобой, за чем бы ты последовал".

(15) И Евангел [сказал]: "Так как из-за шуток бывает значительная несдержанность [в] разговоре, растолкуйте - ка вы мне, прошу, то, что долго меня занимало. Недавно мне с моего тибурского поля были доставлены вепри, которых лес даровал охотникам. И так как охота продолжалась долгонько, одни [кабаны] были принесены днем, другие - ночью. (16) [Те], которых принес день, сохранились с совершенно неиспорченным мясом; [те] же, которые были привезены в течение ночи при свете полной луны, протухли. В то время как известно, что [те], кто доставлял [их] на следующую ночь, воткнув в какую-нибудь часть [их] тела медное острие, доставляли вепрей с неиспорченным мясом. Таким образом, я спрашиваю, почему [тот] вред, который не принесли убитым животным лучи солнца, произвел лунный свет?"

(17) "Ответ [на] это легкий и простой, - говорит Дисарий. - Ведь никогда не бывает гниения чего-либо, если бы [в нем] не сошлись тепло и влага. Гниение же животных есть не что иное, как [такое явление], когда какое-то невидимое истечение растворяет в жидкость плотное мясо. (18) Но тепло, если бы оно было ограниченным и умеренным, питает влагу; если - неумеренным, [то] иссушает [ее] и уменьшает объем мяса. Таким образом, солнце в качестве очень большого тепла удаляет влагу из мертвых тел, [а] лунный свет, в котором присутствует не явное тепло, но незаметная теплота, [еще] больше распространяет влагу, и потому, так как приложено тепло и увеличена влажность [мяса], происходит гниение".

(19) Когда это было сказано, Евангел, гляда на Евстафия, произнес: "Если ты соглашаешься с высказанным рассуждением, [то] тебе надлежит подтвердить [это] кивком, либо, если есть [что-нибудь], что [тебя] раздражало бы, [то] хорошо бы поведать [об этом], потому что сила вашей речи воздействовала на меня и я слушаю вас, не затыкая ушей".

(20) "Все, - говорит Евстафий, - Дисарий сказал и дельно, и по правде. Но следует рассмотреть более точно то, величина ли тепла является причиной гниения, хотя говорит, что оно не случается при очень большом тепле и происходит при очень малом и умеренном. Ведь жар солнца, который безмерно горяч в пору лета, а зимой остывает, производит гниение мяса летом, [но] не зимой. (21) Таким образом, и луна не из-за очень слабого тепла распространяет влагу, но благодаря свету, который от нее истекает [и которому] присуща какая-то особенность, которую греки называют идиома, и какая-то природа, которая увлажняет тела и смачивает как бы незаметной росой. Смешанное с ним тепло, само [тоже] лунное, подвергает мясо, в которое оно надолго внедрилось, гниению.

(22) Ведь не все тепло одного качества и отличается от себе [подобного] не только тем, было оно большим или меньшим. Но очевидные вещи доказывают, что в огне присутствуют самые разные качества, не имеющие между собой ничего общего. (23) [Так], при переработке золота мастера не пользуются никаким [иным] огнем, кроме [огня] от соломы, потому что другие [виды огня] считаются негодными для производства этого вещества. Врачи для приготовления лекарств используют больше огонь от хвороста, чем от других поленьев. (24) [Те], кто озабочен плавкой и обработкой стекла, доставляют своему огню пищу от дерева, имя которому "тамариск". Жар от поленьев маслины, хотя является целительным для [человеческих] тел, губителен для [зданий] бань и по воздействию опасен, так как разрушает соединения мраморных [плит].

Итак, неудивительно, если вследствие особенности природы, которая присуща каждому из них, жар солнца сушит, а лунное [тепло] увлажняет. (25) Поэтому и кормилицы покрывают грудных детей пеленками, когда проходят под луной, чтобы лунный свет не увлажнил еще больше [детей], наполненных природной влагой в силу возраста, и как извиваются поленья с влажной зеленью, восприняв тепло, так и члены [детей] искривляет прибавление влаги. (26) Еще замечено то, что если кто-нибудь долго спал при луне, поднимается с болью и делается сродни нездоровому, угнетенный тяжестью влаги, которая просочилась и распространилась по всему его телу из-за особенности луны, которая, чтобы наполнить [влагой] тело, открывает и расширяет все его поры. (27) Отсюда Диана, которая является луной, называется Артемидой, как бы аэротемис, то есть "рассекающая воздух". Луциной ее называют роженицы, потому что ее особенное назначение - растягивать проходы [тела] и давать путь истечениям, что благоприятствует ускорению родов. (28) И это изящно выразил поэт Тимофей:

Чрез свет небесный созвездий,

Чрез родовспоможенье Селены.

(29) И [эта] особенность луны обнаруживается в отношении неодушевленного не менее, [чем живого]. Ибо деревья, которые срублены или уже при полной луне, или еще при возрастающей, являются непригодными для обработки как размягченные вследствие принятия влаги. И при сельских работах принято собирать зерно с полей только при убывающей луне, чтобы оно оставалось сухим. (30) Напротив, [то зерно], которое ты желаешь [иметь] увлажненным, ты станешь убирать при возрастающей луне. И деревья тебе будет удобнее сажать преимущественно тогда, когда она находится высоко над землей, потому что для увеличения стволов [деревьев] необходимо питание влагой.

(31) И сам воздух испытывает и передает особенность лунной влаги. Ведь когда луна полная или когда она нарождается - ибо и тогда она является полной, [но только] с [той] стороны, которой смотрит вверх, - воздух разлагается в дождь или, если он сухой, испускает из себя росу, откуда и лирик Алкман сказал, что роса - дитя воздуха и луны. (32) Таким образом, со всех сторон обосновано, что у лунного света есть [некая] особенная способность для увлажнения и разложения мяса, которую скорее постигает опыт, чем рассуждение.

(33) Впрочем, [то], что ты, Евангел, сказал о медном острие, если я не ошибаюсь, согласно моему предположению, не отклоняется от истины. Ибо есть у меди весьма едкая сила, которую врачи называют жгучей и прибавляют частички [этого вещества] к лекарствам, применяемым против опасности загнивания. Затем [те], кто пребывает в медных рудниках, всегда бывают здоровы глазами; и [у тех], у кого веки прежде были голыми, там они покрываются [ресницами]. Ведь блеск, который исходит от меди, попадая в глаза, истребляет и сушит то дурное, что вытекает [из глаз]. (34) Отсюда и Гомер, исследовавший эти вопросы, называет медь то крепкой, то блистающей. Аристотель же свидетельствует, что раны, которые бывают от медного острия, менее вредны, чем от железа, и легче залечиваются, потому что, говорит он, в меди находится какая-то лечащая и сушащая сила, которую она направляет в рану. Итак, по этой же самой причине [медь], воткнутая в тело животного, противодействует лунной влаге". {13} <...>

{13 «После [слова] “влаге”, — пишет издатель (р. 461), — в [рукописи] Ф [Matritensi Escorial пятнадцатого века] мы читаем: “Так и заканчивается во всех экземплярах, и не только отсутствует завершение этого вот обсуждения и застолья второго дня, но нет также [и] бесед остальных трех дней, как [это] обещано в предисловии”».

Нам кажется, что это замечание переписчика рукописей не вполне верное, так как точно обозначены три дня Сатурналий, а не два: первый день у Претекстата, второй день у Флавиана, третий день у Симмаха (см. 3. 19, 8).}

Примечания

Книга вторая

Вторая книга являет нам пример развлекательных бесед во время пира философов. В ней некоторые персонажи произведения передают остроты видных римлян прошлого и различные шутливые истории. В связи с этим стоит отметить, что понимание пиршественного веселья Макробий доводит, следуя традиции платонизма, до его высшего предела - веселья духовного, интеллектуального. Ведь на пирах, описанных Ксенофонтом и Платоном, философствующие сотрапезники веселятся под воздействием вина, музыки, танца, выступлений актеров, т. е. под воздействием чувственных восприятий. У Макробия же этого рода веселье заменено весельем от остроумия, острословия.

В сохранившемся виде вторая книга предстает перед нами в следующей композиции: в вводной части развлечениям на основе "игры чувств" противопоставляется веселье от "игры ума"; в основной части книги приводятся сами шутки, а в заключительной части автор обращается к рассмотрению чувственных наслаждений и дает их критику с точки зрения нравственности.

В структуре же "Сатурналий" в целом вторая книга может рассматриваться как своего рода интермедия в спектакле. Дело в том, что "серьезная" по содержанию первая книга завершается постановкой вопроса об авторитете Вергилия в различных областях знания. Но обсуждение этой темы не получает продолжения, так как беседующие отправились обедать и перенесли разговор на утро. Вторая книга как раз и описывает это веселое общение за столом, в то время как третья книга вновь возвращает нас к "серьезному" предмету - доказательству авторитета Вергилия в религиозных вопросах.

Книга третья

Вторая книга завершилась вечерним пиром в доме Претекстата. Это конец первого дня застолий (накануне Сатурналий). Третья книга начинает описание второго дня застолий (первого дня Сатурналий) в доме Флавиана (см.: 1, 24, 25). В ней обсуждается намеченный накануне вопрос об авторитете Вергилия в религиозных вопросах.

Так как начало книги утеряно, предполагают, что она открывается рассказом Веттия Претекстата о религиозном праве (de pontificis iuribus) (см.: p. 161 издания текста). Однако на основании установленной очередности выступлений на следующий день (см.: 1, 24, 24) и реплики Претекстата (см.: 3.2, 6) можно предположить, что начинал говорить Евстафий (его-то речь и не сохранилась), а продолжал Претекстат.

Книга четвертая

Четвертая книга открывает, если можно так выразиться, большой литературоведческий раздел "Сатурналий". В ней рассматривается следующая сторона творчества Вергилия: его способы вызывать сопереживание читателя, возбуждать в нем определенные чувства через поэтическое слово и с помощью некоторых поэтико-ораторских приемов. Комментатор указывает на те риторические "места" (loci communes), которые Вергилий использует в том или другом случае.

Начало книги и ее конец отсутствуют. Возможно, что разбор творчества Вергилия с точки зрения поэтических и риторических средств создания образов ведет Евсевий, который аттестуется Макробием как "выдающийся ритор среди греков... достаточно знающий латинскую науку" (I. 2, 7), так как в одной из рукописей присутствуют слова "Eusebius loquirur" (см. р. 217). Этими словами мы и начали четвертую книгу. Возможно также, что вся четвертая книга - это монолог Евсевия, так как пятая книга начинается словами "cum paulisper Eusebius quievisset (так как Евсевий ненадолго примолк)".

Книга шестая

Шестая книга завершает основную, по сути дела, тему Макробия - его "Вергилиану", ибо получается, что из семи дошедших книг "Сатурналий" четыре (третья, четвертая, пятая и шестая) посвящены разным аспектам сочинений Вергилия: его религиозным, риторическим, поэтическим знаниям.

Поскольку книга посвящена сравнению стихов Вергилия с другими латинскими поэтами - показу совпадений, заимствований и т. п., постольку надо заметить, что в переводах это совпадение выступает не столь уж ясно, сколь в оригинале, по различным причинам: разные переводчики; перевод, не предполагающий сравнения, и т. д. И вообще, в переводах представлено сходство по смыслу, содержанию - а иного и быть не может, - тогда как в оригинале нередко отыскивается сходство в словах, в форме выражения. Эти моменты мы постарались, насколько смогли, отразить в примечаниях.

Еще надо заметить, что в работе над данной книгой очень помог перевод B. Брюсова - С. М. Соловьева. Его установка на следование подлиннику совпадала по ряду моментов с древним пониманием текста Вергилия в комментарии Сервия, в то время как "гладкий" перевод С. Ошерова не позволял в некоторых случаях показать смысл пояснений Сервия.

Книга седьмая

Заключительная книга из дошедших до нас книг "Сатурналий" посвящена беседам на научно-философские темы в основном, если так можно сказать, медико-биологического характера. Многие вопросы, как отмечает издатель, возможно, заимствованы из "Застольных бесед" Плутарха (см.: Плутарх. Застольные беседы. Л., 1990. С. 5-179).

Словарь {1}

{1 Словарь поясняет имена, названия, термины, встречающиеся в тексте самого Макробия, а также в цитируемых им неизданных у нас авторов. Пояснения к цитатам изданных у нас авторов читатель найдет в их указанных произведениях.}

Абелла - город в Кампании, славился фруктовыми садами.

Аборигины - предки латинян, населявшие Среднюю Италию до вторжения троянцев.

Авгуры - жрецы, которые улавливали поданные божеством знаки в виде явлений природы, поведения птиц и т. п. и толковали их.

Август (греч. Севаст) Цезарь (Цезарь Август) - римский император (I в. до н. э.).

Авентин - один из семи холмов, на которых расположен Рим.

Авентин - спутник Турна.

Аверн - озеро в Кампании.

Авзонийцы - италики; Авзония - Италия; авзонийская рана - рана, нанесенная италику.

Авиен - латинский поэт IV в. н. э., персонаж "Сатурналий". Есть мнение, что под этим именем выведен баснописец Авиан (IV в. н. э.).

Аврора - римская богиня утренней зари.

Аврунки - племя в Южном Латии.

Австр - южный ветер.

Агамемнон - мифический царь Микен, предводитель греков в Троянской войне.

Агафон - афинский поэт V в. до н. э., устроивший обед, описанный в "Пире" Платона.

Агоналии - римские празднества в честь Януса.

Агриппа, Марк Випсаний - зять Августа.

Адад - в шумеро - аккадской мифологии бог грома, бури, ветра.

Адмет - фессалийский герой, царь Фер, у которого Аполлон служил пастухом, искупая убийство киклопов.

Адметид - сын Адмета Эвмел.

Адонис - финикийское божество природы, олицетворение умирающей и воскресающей растительности.

Адрия - Адриатическое море.

Азии - предводитель одного из греческих отрядов под Троей.

Азийский - относящийся к Азии, азиатский; в частности, Азийские луга - земли в Лидии по берегам Каистра (Малая Азия).

Азиний Поллион, Гай - политик и писатель (I в. до н. э.).

Аид (Аидоней, Плутон) - владыка подземного мира и царства мертвых; преисподняя, царство мертвых.

Академики - последователи философской школы Платона - Академии. В (7. 14, 21) академиками названы представители скептического направления этой школы, так называемой Новой Академии.

Академия - название философской школы Платона (от местности в Афинах, посвященной герою Академу). В данном случае речь идет о втором - эллинистическо - римском периоде в истории этой школы - Новой Академии (с III в. до н. э.), к которой принадлежал Карнеад.

Акарнания - прибрежная область в Центральной Греции, омываемая Ионическим морем.

Аквилий - римское родовое имя.

Аквилон - бог северного ветра.

Акет (Алет ?) - старец, оруженосец Эвандра.

Актийская битва, победа - Актий (Акций) - мыс и город на берегу Ам - бракского залива (Балканская Греция), близ которого флот Августа одержал победу над силами Антония.

Акций, Луций - римский поэт - трагик (II в. до н. э.).

Александр - см.: Парис; этим его именем названо произведение Энния (6. 2, 18).

Александр (1.18, 11) - может быть, Александр Полигистор, вольноотпущенник Корнелия Лентула (? Публия, II в. до н. э.), грамматик и писатель.

Александр Этолийский - александрийский поэт (III в. до н. э.).

Алкеста (Алкестида) - жена Адмета, фессалийского героя, которая согласилась вместо мужа сойти в Аид, когда настал час его смерти.

Алкивиад - афинский государственный деятель V в. до н. э., ученик Сократа, действующее лицо в "Пире" Платона.

Алкиной - царь феаков.

Алкман - древнегреческий поэт (вторая половина VII в. до н. э.).

Алкмена - супруга царя Тиринфа Амфитриона. Родила от Зевса Геракла.

Альбанцы - жители города Альба Лонги (Альбании) в Латии, разушенно - го Туллом Гостилием.

Амазонки - мифический народ женщин - воительниц, обитавших на берегах Меотиды (Азовское море).

Амата - жена царя Латина.

Америя - город в Умбрии (область Италии).

Аммон - высшее египетское божество. Его связывали с богом солнца Ра.

Анаксандрид - представитель средней аттической комедии (V - IV вв. до н. э.).

Анаксилай Мессенский - тиран Регия, родом из греческой области Мес - сении (V в. до н. э.).

Ангерона - римская богиня молчания или тревоги и беспокойства.

Андромаха - героиня "Илиады", супруга Гектора. После гибели Трои стала добычей победителей.

Андромеда - дочь эфиопского царя, которую согласно оракулу отдали чудовищу, чтобы спасти страну. Но ее защитил Персей, который убил чудовище. После смерти Андромеда была превращена в созвездие.

Аниций - римское родовое имя.

Анк Марций - четвертый из семи легендарных царей Рима.

Анкей - во время охоты его убил Калидонский вепрь.

Анна - сестра Дидоны.

Антигон I Одноглазый - полководец Александра Македонского, один из диадохов, пытался основать государство в Малой Азии (IV в. до н. э.).

Антигона - дочь Эдипа.

Антиец, Квинт Валерий - анналист середины II в. до н. э.

Антий - город вольсков в Латии.

Антий Рестион - автор закона, ограничивающего роскошь на пирах (71 г. до н. э.).

Антиох III Великий - сирийский царь (Ш - П вв. до н. э.), потерпел поражение в войне с римлянами и заплатил им дань.

Антипатр - имя двух философов стоиков II и I вв. до н. э.

Антисфен - греческий философ, основатель школы киников (V - IV в. до н. э.).

Антоний Гнифон, Марк - грамматик и ритор (I в. до н. э.).

Антоний Марк - политик, самый выдающийся оратор до Цицерона (II-I в. до н. э.) (см.: 5.1, 17).

Антоний, Марк - римский политик и полководец (I в. до н. э.), триумвир вместе с Августом и Лепидом. Речи Цицерона против М. Антония - "Филиппики". Соперник Августа за власть в Риме; окончательно был разбит в Актийской битве.

Анхиз (Анхис) - отец Энея, который родился от его связи с Афродитой. За разглашение этого Зевс покарал Анхиза слепотой. Во время пожара Трои Эней спас отца, и он умер уже во время скитаний Энея. Они вновь встречаются, когда Эней спускается в преисподнюю, и там Анхиз предсказывает ему будущее.

Апиций - римское фамильное (семейное) имя. Известен Марк Гавий (Га - бий) Апиций, гастроном и хлебосол времен Августа Тиберия.

Аполлодор - греческий ученый и мифограф (II в. до н. э.).

Аполлон - бог света, прорицания, поэзии, медицины; Пифийский (Пифий), так как убил дракона Пифона.

Аполлоний Родосский - эпический поэт III в. до н. э.

Апофеоз - обожествление царей, императоров, а также заслуженных людей, принятое в древних обществах.

Аппий Клавдий Слепой - римский государственный деятель (IV-III вв. до н. э.).

Апулей - римский писатель, адвокат, философ школы Платона (II в. н. э.).

Арат - греческий писатель (III в. до н. э.). Ему принадлежит известное стихотворение "Явления", описывающее звездное небо.

Арбут - земляничное дерево.

Аргонавты - герои, совершившие поход в Колхиду за золотым руном (шерстью) волшебного овна (барана) на корабле "Арго".

Аргус - многоглазый великан, которому Гера поручила стеречь Ио, превращенную в корову.

Ареопаг - холм в Афинах, место заседаний древнего судилища того же названия. Ареопаг отправлял уголовное судопроизводство, наблюдал за исполнением законов, привлекал к ответственности должностных лиц.

Аридик - философ Новой Академии, ученик Аркесилая (III в. до н. э.).

Аристид - афинский политический деятель и полководец (V в. до н. э.). Слыл образцом справедливости и неподкупности.

Аристомен - поэт древней аттической комедии (V - IV вв. до н. э.).

Аристотель - греческий философ IV в. до н. э.

Аристофан - греческий поэт, выдающийся комедиограф (V - IV вв. до н. э.).

Ариция - город в Латии.

Аркадия - горная область в центральной части Пелопоннеса.

Арктос - созвездие Медведицы.

Арктур - ярчайшая звезда в созвездии Волопаса; также само созвездие Волопаса.

Арретинский - Арретий, город в Этрурии.

Артемис (Артемида) - дева - богиня охоты, покровительница живой природы и деторождения; отождествлялась с Луной.

Асканий - сын Энея.

Аспер - грамматик VI (?) в. н. э. асс - медная римская монета.

Ассирия - область к северу от Месопотамии, расположенная в верхнем течении Тигра, на его левом берегу.

Асфодель - растение из семейства лилейных.

Аталанта - аркадская охотница, участница Калидонской охоты и похода аргонавтов. Первая ранила вепря.

Атей Капитон, Гай (Кай) - известный юрист (I в. до н. э. - I в. н. э.).

Ателлана - род народной комедии, пришедшей в Рим из Ателлы.

Атта, Гай Квинтий - автор комедий (II-I в. до н. э.).

Аттика - область Греции, в которой расположены Афины.

Аттис - фригийское божество природы, поклонение которому связано с культом богини Кибелы (Матери богов).

Ауспиция - предсказание на основании наблюдений за полетом птиц у авгуров.

Афина - богиня, покровительница города Афин; функции ее весьма многочисленны.

Афраний, Луций - автор комедий (II-I вв. до н. э.).

Афродита - греческая богиня любви и красоты. Согласно легенде, рожденная из пены богиня вышла на остров Кипр, который стал одним из главных мест ее культа.

Ахейцы - греки; Ахея - Греция.

Ахелой - речное божество, сын Океана и Тетин. Побежденный Гераклом, Ахелой скрылся в реке Тоас, которая стала называться его именем.

Ахеменид - спутник Одиссея, который остался в стране циклопов.

Ахилл (Ахиллес) - герой Троянской войны, победитель Гектора. Отказал послам Агамемнона в военной помощи греческому войску (5.2, 15).

Аякс (греч. Эант) Большой (Теламонид) - мифический герой, участник Троянской войны. из-за козней Одиссея ему не достались доспехи Ахилла, и он закололся. В Аиде его тень отказалась разговаривать с Одиссеем, помня обиду (5.2, 14).

Байи - город в Кампании с теплыми источниками.

Басилевс - царь (греч.).

Беллона - богиня войны, сестра Марса.

Беотия - область в Центральной Греции.

Борисфениты - здесь, скорее всего, жители Ольвии, так как она была расположена в устье Буга и Днепра (Борисфен) (1.11, 33).

Боспор Киммерийский - Керченский пролив между Херсонесом Таврическим (Крым) и Таманским полуостровом, соединяющий Черное море с Азовским.

Брут - здесь (3.20, 5), скорее всего, Луций Юний - первый консул Рима, который притворялся безумным во время правления Тарквиния.

Брут, Марк Юиий - организатор убийства Цезаря.

Булла - кожаный или металлический футляр, носившийся на шее.

Бусирид (Бусирис) - царь Египта, который приносил в жертву Зевсу всех чужеземцев, прибывавших в Египет, пока его не убил Геракл.

Вакх - имя греческого бога вина Диониса, в честь которого устраивались празднества Вакханалии.

Вакханки (также менады или бассариды) - спутницы Диониса в его шествии.

Валерий - римское родовое имя.

Валерий Максим Мессала, Марк - консул и полководец во время Первой Пунической войны (III в. до н. э.).

Валерий Проб, Марк - грамматик и литературный критик (I в. н. э.).

Варий Руф, Луций - римский поэт (I в. до н. э. - I в. н. э.).

Варрон, Марк Теренций - историк и грамматик (I в. до н. э.).

Ватиний, Публий - римский государственный деятель I в. до н. э.

Велий Лонг - грамматик II в. н. э.

Вейовис - древнеримский бог, предположительно Юпитер как бог мщения.

Венера - римская богиня любви, культ которой был государственным с III в. до н. э.

Венеты - племя на северо - западном побережье Адриатического моря в области Венетия. В данном случае (5.2, 1) "венет" значит Вергилий, который был рожден недалеко от этих мест.

Венукула - сорт винограда, заготавливающегося впрок.

Вербены - священные ветви при религиозных обрядах.

Вергилий Марон, Публий - римский поэт - эпик. Автор "Буколик (эклог)", "Георгик" и "Энеиды" (I в. до н. э.).

Веронский стихотворец - см.: Катулл.

Веррий Флакк, Марк - римский грамматик (I в. до н. э. - I в. н. э.).

Веста - божество домашнего очага и огня у римлян.

Веттий (Вектий), Луций - римский политический деятель I в. до н. э.

Виналии - праздник сбора винограда и виноделия.

Волумний Эвтрапель, Публий - политик, сторонник М. Антония.

Вольноотпущенники - рабы, отпущенные на свободу актом освобождения; часто они продолжали служить своим бывшим господам как патронам (покровителям).

Всадники римские - сословие с определенным имущественным цензом, превратившееся в торгово - финансовую аристократию Рима; вместе с сенаторами были правящим классом.

Вулкан - римский бог огня и кузнечного дела.

Гадитанский пролив - ныне Гибралтарский.

Гадитанцы - жители города Гадес в Испании.

Гай Элий Галл - юрист (I в. до н. э.).

Галез - богатый и знатный италик, справедливый старец.

Галла - чернильный орех.

Галлы - римское название кельтов, живших на территории современной Франции и Северной Италии.

Ганимед - сын дарданского царя Троя, за необыкновенную красоту похищенный богами (Зевсом) и взятый ими на небо. Стал любимцем и виночерпием Зевса.

Ганнибал Карфагенский - полководец II в. до н. э., воевал с Римом (Вторая Пуническая война).

Гаруспики - члены этрусской коллегии жрецов, которым надлежало предсказывать будущее по внутренностям животных (печени).

Геката - могущественная богиня, владычица земли (греч. хтон), богиня человеческих дел.

Гектор - троянский герой, старший сын Приама, убитый Ахиллом.

Гекуба - жена Приама; по взятии Трои стала рабыней Одиссея (миф.).

Гелен - сын Приама, прорицатель.

Гелиополь - город в Египте.

Геллеспонт - пролив между Малой Азией и полуостровом Херсонесом Фракийским, соединяющий Пропонтиду и Эгейское море.

Геллий, Гней - анналист (II в. до н. э.); см.: р. 34 (22) (1.8. 1).

Гемма - камень (драгоценный) с врезанным (инталия) или выступающим (камея) изображением.

Гераклея - здесь (3. 18, 7), видимо, Герклея Понтийская, приморский город в Вифинии (Малая Азия).

Герион - трехголовый великан, коров которого похитил Геркулес (Геракл). Это - десятый подвиг героя.

Геркулес (Геракл) - герой в греческой мифологии, совершивший 12 подвигов. Гера наслала на него припадок безумия, во время которого он убил жену и детей, что стало сюжетом трагедии Еврипида "Геракл".

Германик, Гай Юлий Цезарь - племянник и приемный сын императора Тиберия; командовал римским войском на Рейне (I в. до н. э. - I в. н. э.).

Гермонтис - город в Египте.

Герники - сабинское племя в Латии.

Герои - персонажи мифов, перешедшие затем и в литературные произведения; в данном контексте имеются в виду действующие лица "Энеиды" Вергилия, соратники и спутники Энея.

Героический век - подразумеваются стародавние времена (мифические), в которые жил Эней и прочие герои.

Гесиод - греческий поэт, автор поэм "Труды (Работы) и дни" и "Теогония" (VIII в. до н. э.).

Гестия - богиня домашнего очага, дочь Крона и Реи, сестра Зевса; иносказательно - очаг, огонь.

Гиады - семизвездие в "голове" созвездия Тельца, с восходом которого (в мае) наступал период дождей.

Гиганты - родственные богам и киклопам буйные великаны, рожденные Геей (Землей) и Ураном (Небом).

Гигин, Гай Юлий - римский ученый (I в. до н. э.)

Гиерополъ (? Гиераполь) - здесь (1.17, 66), скорее всего, город в Сирии близ Евфрата.

Гинекей - женская половина дома.

Гиппократ (из Коса) - греческий врач V в. до н. э.

Гипсипила - правительница острова Лемнос, которая благополучно пережила драматические приключения после бегства с острова и в конце концов вернулась на Лемнос со своими сыновьями.

Главк - беотийское божество рыбаков и мореходов. Обычное прозвище - Понтий.

Гомер - легендарный поэт, которому приписывают создание греческого героического эпоса - поэм "Илиада" и "Одиссея".

Горации - три брата - близнеца, которые при царе Тулле Гостилии победили трех альбанских воинов - братьев Куриациев.

Гораций Флакк, Квинт - римский поэт (I в. до н. э.).

Горгона - женское чудовище (одно или три), голова которого обращала в камень смотревшего на нее. У одной из горгон - Медузы - вместо волос извивались змеи.

Гортензий Хортал, Квинт - выдающийся римский оратор (II-I вв. до н. э.).

Гортина - город на острове Крит, в его центральной части.

Гостий (? Гостилии) - римский эпик, продолжатель "Анналов" Энния (I в. до н. э.).

Гракх, Гай Семпроний - римский политический деятель, реформатор (II в. до н. э.).

Граний Лиципиан - римский историк времен Антонинов (II в. н. э.) или позже.

Граний Флакк - автор сочинения о молитвенных формулах (I в. до н. э.).

Грации - три римские богини красоты; соответствуют греческим Харитам.

Грумент - город в Лукании; возможно, имеется в виду его осада во Вторую Пуническую войну (конец III в. до н. э.).

Дави - отец Турна.

Дамасипп, Лиципий - римский любитель искусства (I в. до н. э.).

Дардания - область и город в предгорьях Иды, метрополия Трои.

Дарет - спутник Энея, искусный в кулачном бою.

Дарий III - последний персидский царь (IV в. до н. э.), разбитый Александром Македонским. Его мать Сисигамбия оказалась в греческом плену.

Дафнис - легендарный сицилийский пастух или фригийский певец, создатель пастушеских песен.

Деифоб - один из троянских героев, сын Приама и Гекубы.

Делос - остров в Эгейском море, некогда, по преданию, плавучий.

Дельфы - город в Фокиде у подошвы Парнаса, в котором находилось святилище Аполлона.

Демокрит - греческий философ, создатель атомистического учения (V в. до н. э.).

Демосфен - афинский оратор (IV в. до н. э.).

Денарий - римская серебряная монета.

Децемвиры (десять мужей) - члены коллегии из десяти должностных лиц или жрецов.

Диалектика - искусство рассуждения.

Диана - римская богиня охоты и родовспомогательного искусства.

Дидим из Александрии - знаменитый греческий грамматик I в. до н. э.

Дидимы - городок к югу от Милета. Имел святилище Зевса (?) (5.21, 12).

Дидона - сестра тирского царя, которая после убийства ее мужа покинула Финикию и поселилась в Северной Африке, где основала Карфаген. Во время плавания в Италию Эней останавливался у Дидоны.

Диктатор - в римском государстве должностное лицо с чрезвычайными полномочиями, назначавшееся на определенный срок, а в случае Суллы и Юлия Цезаря - бессрочно.

Диоген Синопский - философ - киник, ученик Антисфена (IV в. до н. э.).

Диомед - участник Троянской войны. Во время одного из плаваний буря занесла его в Италию, где он и осел. Отказал посольству латинян в помощи против троянцев (Энея) (1.2, 15).

Дионис - сын Зевса и Семелы, бог растительности, покровитель виноградства и виноделия.

Диррахий - город на побережье Адриатического моря, где Цицерон был в недолгой ссылке в 58 г. до н. э. по инициативе П. Клодия.

Дисарий - персонаж "Сатурналий", врач.

Дит (Дис, Патер) - римский бог, повелитель подземного царства.

Додона - город в Эпире с храмом Зевса, священной рощей и оракулом бога. Второй после Дельфийского религиозный центр Греции.

Домициан, Тит Флавий - римский император (I в. н. э.). Проводил жестокую самодержавную политику; был убит в результате заговора и проклят сенатом.

Дракон (греч.) - змея.

Дранк - подданный царя Латина, оппонент Турна, сторонник примирения с Энеем.

Дуумвиры (букв, "два мужа") - в данном случае должностные лица, которые ведали сивиллиными книгами (1.6, 13).

Еврипид - младший из трех классических греческих трагедийных поэтов (V в. до н. э.).

Евхий - эпитет Диониса - Вакха: "взывающий евоэ", "ликующий".

Елена - дочь Тиндарея (формально; фактически - Зевса от его супруги Леды), которую он выдал за Менелая. Парис похитил Елену, и Менелай собрал греческих героев в поход на Трою (Троянская война).

Зевс - верховный бог греков. Зевс Олимпийский - статуя Фидия для храма Зевса (Олимпия) в посвященной ему области Олимпии, где каждые четыре года в честь Зевса устраивались Олимпийские игры.

Зенон Стоик - основатель стоической школы (ГХ - ЙР вв. до н. э.).

Зопирион - полководец Александра Македонского, совершивший поход против скифов, во время которого он осаждал Ольвию (331 г. до н. э.).

Игувийцы - жители города Игувия в Умбрии.

Ида - горная цепь на северо - западе Малой Азии. Ее вершина - Гаргар.

Идиллия - стихотворение, описывающее (ейдэллйпн - картинка, видик) и восхваляющее скромную сельскую жизнь.

Иды - день римского календаря, который приходился на 15-й день марта, мая, июля и октября и на 13-й день остальных месяцев.

Илион - см.: Троя.

Иллирик (Иллирия) - область на Балканском побережье Адриатического моря.

Ино - дочь основателя Фив Кадма, жена царя миниев (в Беотии) Атаманта, от которого родила сына Меликерта.

Ио - дочь Инаха, аргосского героя, возлюбленная Зевса.

Ир - персонаж "Одиссеи", нищий.

Ирида - богиня радуги, посредник между богами и людьми, так как радуга соединяет небо и землю.

Исида - богиня Древнего Египта, покровительница плодородия.

Исократ - афинский оратор, учитель риторики и публицист (V - IV вв. до н. э.).

Истрийская война - во II в. до н. э. римляне совершили ряд походов для покорения Истрии.

Истрия - полуостров на северо - востоке Адриатического моря.

Итака - остров, родина Одиссея; в историческое время так был назван остров, лежащий в Ионическом море.

Козин - город вольсков в Латии.

Как (Какус) - огнедышащий великан, обитавший в пещере на Авентин - ском холме. Он убивал проходивших мимо его жилища. Кака убил Геракл, когда гнал коров Гериона через Италию.

Каледон (Калидон) - древняя столица Этолии; на калидонские поля Артемида (Диана) послала вепря, который разорял их.

Каченды - первый день каждого месяца в римском календаре.

Калипсо - нимфа острова Огигия, державшая Одиссея в плену семь лет.

Каллий - богатый афинянин, устроивший обед, который описан в "Пире" Ксенофонта.

Каллимах - эллинистический поэт и ученый (III в. до н. э.).

Калхас (Калхант) - легендарный прорицатель, участник похода греков на Трою.

Калъпурний - римское родовое имя.

Камерина - город на побережье Сицилии.

Камир - город на острове Родос.

Кампания - область на Западе Италии, в древности населенная осками.

Канны - италийский город вблизи побережья Адриатического моря. Здесь Ганнибал одержал знаменитую победу над римлянами в 216 г. до н. э.

Капитолий - холм в Риме.

Кария - область на юго - западе Малой Азии.

Карменталии - женские празднества в честь вещей Карменты, матери Эвандра.

Карфаген - город, основанный на побережье Северной Африки; господствовал над другими городами побережья.

Кассандра - дочь троянского царя Приама, наделенная даром пророчества. После падения Трои стала добычей греков.

Кассий Лонгин, Гай - римский государственный деятель; участвовал в убийстве Цезаря. Написал сочинение о гражданском праве.

Катамит - латинский вариант имени "Ганимед".

Катон Младший (или Утический), Марк Порций (I в. до н. э.) - политик, республиканец, противник Цезаря (1. Praef., 13).

Катон Цензор (Цензорий) или Старший, Марк Порций - римский политический деятель (консерватор) и писатель (Ш - П вв. до н. э.). Автор "Начал".

Катулл Капитолии, Квинт Лутаций - консул в 78 г. до н. э., один из вождей оптиматов.

Катулл, Гай Валерий - поэт из Вероны (I в. до н. э.).

Квинтилий - пятый (quintus) месяц римского года.

Квирин - один из древнейших богов Италии; занимал третье место после Юпитера и Марса. От его имени происходит название римлян - квириты.

Квириты - обращение к римским гражданам в народных собраниях.

Кебет - родом из Фив; собеседник Сократа в диалоге "Федон".

Кекроп - первый царь Аттики, прародитель ее жителей. Основатель Афин (миф.).

Кекропы - афиняне или жители Аттики.

Келено - одна из плеяд.

Кентавры - лесные демоны, полулюди - полулошади.

Кенхреи - порт Коринфа в Саронском заливе.

Киклоп - см.: Циклопы.

Кикн - здесь (5.15, 9), видимо, друг Фаэтона, превращенный в созвездие Лебедя (кэкнпт - лебедь).

Кимвал - ударный инструмент, состоящий из двух металлических тарелок.

Киники - наиболее значительная сократическая школа греческой философии; возникла в V в. до н. э. и существовала в римское время почти до конца античности.

Кипр - остров в восточной части Средиземного моря.

Киприда - см.: Афродита.

Киреиа - город и область в Северной Африке.

Кирка - волшебница с острова Эя, которая удерживала Одиссея на своем острове, а его спутников превратила в свиней.

Кист - кустарник с цветами.

Кифара - струнный инструмент; кифаред (кифарист) - игрок на кифаре.

Клавдий Квадригий, Квинт - анналист (III - II вв. до н. э.(?)).

Кларосец - Аполлон. В городе Кларосе (Ионийское побережье Малой Азии) находился храм и оракул Аполлона.

Клеанф - афинский философ - стоик, ученик Зенона (III в. до н. э.).

Клеомен Лакедемонский - скорее всего, царь Спарты Клеомен III, реформатор (III в. до н. э.).

Клиент - лицо, находящееся в зависимости от некоего покровителя (патрона), знатного и богатого человека.

Клодий (Клавдий) Пульхр, Публий - римский политический деятель, добившийся изгнания Цицерона, который был его обвинителем в оскорблении религиозного праздника.

Клавдия (Клодия) - сестра П. Клодия Пульхра; ее характеризуют как красивую, но безнравственную женщину.

Кнос - приморский город на побережье Крита. Туда из Афин отправился Тесей, чтобы убить Минотавра.

Когорта - подразделение легиона; также - отряд, толпа, вереница и т. п.

Комициальный - относящийся к народному собранию; комициальный день - день народного собрания.

Комициальная болезнь - эпилепсия; эпилептический припадок во время народных собраний (comitia) считался дурным предзнаменованием, и собрание прерывалось.

Комиций - народное собрание в Римской республике.

Комические поэты - на пире, описанном Платоном, присутствовал комедиограф Аристофан.

Компиталии - празднества в честь ларов, покровителей перепутий.

Конгиарий - продуктовый паек, замененный впоследствии денежной выплатой.

Консулы - два высших должностных лица Римской республики, избиравшиеся народным собранием на один год.

Консуляр - бывший консул.

Кореб - троянец, вступившийся за Кассандру.

Коринф - греческий торговый город.

Корнелий Непот - историк (I в. до н. э.).

Корнут, Луций Алией - философ, изгнан Нероном в 68 г. до н. э.

Корунканий, Тиберий - первый верховный понтифик и консул из плебеев (IV-III вв. до н. э.).

Komma - скорее всего, имеется в виду Гай Аврелий Котта (I в. до н. э.), который выведен в диалоге Цицерона "О природе богов".

Красе, Луций Лициний - государственный деятель и оратор (II-I вв. до н. э.).

Красе Богатый (Великолепный), Марк Лициний - государственный деятель и военачальник. Убит в сражении с парфянами при Каррах в 53 г. до н. э.

Красе Великолепный (Богатый), Публий Лициний - консул в 97 г. до н. э., отец М. Красса.

Кратер - большой сосуд (ваза) для смешивания вина с водой.

Кратет - философ - киник родом из Фив (Греция), ученик Диогена Си - нопского (конец IV в. до н. э.).

Кратин - представитель древней аттической комедии (VI - V вв. до н. э.).

Крез - последний царь Лидии (VI в. до н. э.), побежденный персидским царем Киром.

Кресфонт - один из потомоков Геракла, которые завоевывали Пелопоннес. Кресфонту досталась Мессения.

Креуса - жена Энея.

Критяне - жители острова Крит.

Крон - доолимтийское божество греков, младший из титанов, искалечивший и низвергнувший своего отца Урана.

Кронии - праздники в честь Крона (Кроноса), древнейшего доолимпий - ского божества, справляемые в Афинах и Олимпии. Эти веселые праздники были популярны среди неимущих и рабов.

Крустумерия - сабинский город на берегу Тибра.

Ксенагор - автор исторического сочинения "Чсьнпй" и книги "РесЯ нЮущн". Жил ранее I в. н. э.

Купидон - бог любви у римлян.

Курий Дентат, Марк - государственный деятель и военачальник; слыл образцом староримской простоты (IV-III вв. до н. э.).

Курия - места заседаний римского сената и других государственных органов.

Курульное кресло - кресло высших (курульных) должностных лиц (консулов, преторов, курульных эдилов), выложенное слоновой костью.

Лабеон, Антистий - знаменитый римский юрист (I в. до н. э. - I в. н. э.) (3.10, 4).

Лаберий Децим - поэт - мимограф (I в. до н. э.).

Лабиен - вероятно, Квинт Атий (Аттий) Лабиен (см.: р. 47, 7); сражался на стороне республиканцев против Антония.

Лаверний - место в Латии близ города Формии.

Лавз - сын Мезенция, воин, убитый Энеем.

Лавиний - старолатинский город, основанный Энеем.

Лаврент - древний город Латия.

Лазерпиций - смолистое растение, употреблявшееся как приправа и лекарство.

Лайда - гетера из Сицилии.

Лакедемон (Спарта) - город и государство в области Лакония на полуострове Пелопоннес.

Ланувий - старолатинский город.

Лаодикея - приморский город в Сирии.

Лары - боги, охранявшие дом и семью.

Латерезийская груша - груша, из (?) Латерия, поместья Квинта Цицерона (брата Марка).

Латин - древний царь Лация, согласно преданию, сын Фавна и лаврен - тийской нимфы Марики. Предком Латина был Сатурн (7, 46 сл.). Столица его царства - город Лаврент (назван так в честь Аполлона).

Латины - общелатинские праздники в честь Юпитера Латиала (Латиара) - покровителя Лация (Латия).

Латона (Лето) - титанида, жена Зевса, мать Аполлона и Артемиды.

Латонин - сын Латоны, т. е. Аполлон.

Лациум (Лаций, Латий) - область в Средней Италии, где расположен Рим.

Легион - основное подразделение римской армии; насчитывал около дести тысяч человек.

Лектистерний - обряд угощения богов, статуи которых располагались на ложах (lecti) перед накрытым столом.

Лелий, Гай (Младший) - юрист, член "Сципионовского кружка" любителей греческой философии (II в. до н. э.), который представлен в диалоге Цицерона "О государстве".

Лентул Спинтер, Публий - скорее всего, государственный деятель; одно время близкий к Гаю Цезарю (I в. до н. э.).

Лепид, Марк Эмилий - политический деятель, сулланец. Повел свою армию на Рим, но был разбит в 78 г. до н. э. (1.13, 17). Союзник Антония и Августа по триумвирату.

Лесбос - плодородный остров недалеко от Эолиды (Греция).

Летонида - дочь Лето, т. е. Артемис (Артемида).

Либер (греч. Вакх) - древнеиталийский бог виноделия; в переносном значении - вино. Его праздник - Либералии - праздновался весной.

Ливан - горный хребет в древней Сирии, протянувшийся вдоль побережья Средиземного моря.

Ливии - римское родовое имя.

Ливий Андроник - грек, старейший римский поэт, создатель эпоса и драматургии (III в. до н. э.).

Ливия - греческое название Африки.

Ливия Друзилла - жена Августа.

Лигер - колесничий в войске рутулов, которого сразил Эней.

Ликаон - один из сыновей Приама, убитый Ахиллом.

Ликторы - должностные лица (охранники) при высших магистратах и жрецах Рима.

Ликург - легендарный законодатель Спарты (Лакедемона).

Лициний - римское родовое имя.

Логисторик - название трактатов - диалогов Варрона на разные темы, объединенных в сборник "Логисторики".

Лоллий, Марк - государственный деятель, фаворит Августа.

Лукарии - праздник лесов.

Лукрин - озеро в Кампании близ Байев.

Лукулл, Луций Лициний (I в. до н. э.) - политик и военачальник.

Луперкалии - праздник в честь Фавна Луперка - защитника стад от волков (волк - lupus).

Луцилий, Гай - римский поэт (II в. до н. э.).

Мавритания - область на северо - западе Африки, населенная берберами; в дальнейшем - римская провинция.

Маг - воин Турна, сраженный Энеем.

Магистрат - должностное лицо, начальник.

Мазурий (? Маврий) Сабин, Марк - римский юрист времен Тиберия (I в. н. э.).

Макр, Гай Лициний - оратор и историк (I в. до н. э.).

Маптуанский Гомер - Вергилий, так как он родился близ города Мантуя.

Маны - духи мертвых, духи загробного мира.

Марея (Мареота) - город в устье Нила.

Марон - см.: Вергилий.

Марония - приморский город во Фракии; также город в области самни - тян (Италия).

Марс (Маврос, Мармар, Марспитер) - бог войны в Древнем Риме.

Марсийская фига - из области марсийского племени в Средней Италии.

Мартовские иды - 15 марта 44 г. до н. э., день убийства Цезаря.

Матрона - почтенная замужняя женщина.

Маттий (Матий, Маций), Гней - составитель мимиямбов (мимических ямбов или ямбических мимов - шутовских комедий) (I в. до н. э.).

Мать богов - Кибела.

Мевия - скорее всего, женское имя.

Медея - величайшая волшебница греческих мифов, дочь колхидского царя Ээта, жена Ясона, вождя аргонавтов.

Медуллия - городок в Латии (Лации).

Мезенций - царь города Апеллы в Этрурии, изгнанный за злодейство и нашедший пристанище у рутула Турна (8. 479).

Меланипп - фиванец, который защищал город во время его осады семью аргивскими вождями (миф.).

Мелеагр - герой этолийских сказаний, сын царя Калидона. Участник похода аргонавтов и Калидонской охоты. Убил вепря, опустошавшего кали - донские поля.

Меликерт - морское божество, сын Ино.

Мемфис - город в Египте.

Менандр - наиболее знаменитый представитель новоаттической комедии (III - II вв. до н. э.).

Менелай - брат Агамемнона, царь Спарты, супруг Елены, из-за похищения которой Парисом разгорелась Троянская война (миф.).

Менипп - философ - киник из Гадары, автор сатир (III. до н. э.). Их мотивы использовали Варрон и другие римские писатели и философы.

Мениппова сатура - сатиры Варрона, написанные в подражание Мениппу.

Меркурий - бог торговли, купцов и прибыли в Древнем Риме.

Метелл Пий, Квинт Цецилий - государственный деятель и военачальник (I в. до н. э.). Воевал против Сертория в Испании.

Меттий - диктатор в городе Альбе, казненный по приказу Тулла Гостилия.

Меценат, Гай Цильний - всадник, друг Августа, покровитель поэтов.

Мидий - богатый афинянин, враг Демосфена.

Мидия - западные области Иранского нагорья, населенные индоевропейской народностью, покоренной затем персами.

Мизен - спутник Энея, знаменитый военный трубач, которого как соперника погубил Тритон.

Микены - город в Арголиде (Пелопоннес).

Милет - крупный город на побережье Малой Азии.

Мим - шутовская комедия, написанная ямбом (мимиямб); актер, разыгрывающий ее с помощью жестикуляции и танца.

Мимант - сын жрицы Феано; сверстник Париса, погибший от руки Мезенция в столкновении воинов Энея и Турна у Лаврента, древнего города Латия.

Минерва - римская богиня искусств и талантов, покровительница ремесел.

Минотавр - жившее на Крите чудовище, порождение противоестественной любви Пасифаи, супруги критского царя Миноса, и морского быка.

Мнесфей - спутник (?) Энея, предок рода Меммиев (5, 117).

Музы - богини - покровительницы искусств; известно девять муз.

Мусоний Руф - философ - стоик (I в. н. э.).

Мутииское бегство - отступление Антония после поражения от войск сената и Августа у города Мутины (в долине реки По) в 43 г. до н. э.

Муций Сцевола, Квинт - политик; написал трактат по гражданскому праву.

Наксос - самый крупный из островов Кикладского архипелага.

Невий, Гней - римский поэт (III в. до н. э.).

Немесида - греческая богиня, олицетворение судьбы.

Нептун - в римской мифологии бог морей и потоков.

Нерей - древнее морское божество, отец Нереид; олицетворение спокойного моря.

Нестор - пилосский царь, дожил до глубокой старости; принял участие в Троянской войне.

Нигидий Фигул, Публий - грамматик и философ (I в. до н. э.).

Никандр Колофонский - поэт, грамматик и врач (середина II в. до н. э.).

Нимфы - многочисленные божества, олицетворявшие силы и явления природы. В данном случае имеются в виду нимфы водной стихии (7. 1, 16).

Huс - воин из числа энеадов.

Новий, Квинт - автор комедий из народной жизни (ателлан) (I в. до н. э.).

Номенклатор - раб, сообщающий господину имена (nomina) граждан и домочадцев, названия кушаний.

Ноны - день в римском календаре, соответствующий седьмому дню марта, мая, июля и октября и пятому дню остальных месяцев.

Нума Помпилий - второй царь Рима согласно римской традиции.

Нуман, по прозвищу Ремул - сподвижник Турна.

Нумений из Апамеи (Сирия) - философ - платоник и неопифагореец (II в. н. э.).

Нументийский - из (?) Нуманции, города в Испании.

Нумидия - страна в Северной Афире между Мавританией и Карфагеном.

Нундины - рыночные дни, нерабочие для крестьян последние дни римской восьмидневной недели; они назывались девятыми (nonus - девятый), так как считался и предыдущий нерабочий день; таким образом, от одного нерабочего дня до другого было семь рабочих дней.

Океан - мифическая река, окружающая Землю; прародитель всех богов и всех вод Земли.

Олимп - горная гряда на границе Македонии и Фессалии, местопребывание богов.

Опа - римская богиня посевов и плодородия. В честь нее в августе устраивали праздник - Опалии.

Оптиматы - часть сенатской аристократии с консервативными настроениями сохранения аристократической республики.

Орион - созвездие. Согласно мифу, Орион - охотник, превращенный Дианой вместе со своей собакой в созвездие. Его заход в начале ноября считался предвестником гроз.

Орк - римское божество смерти, доставлявшее тени людей в подземное царство.

Ороп - город в Беотии, близ Аттики. Посольство афинян в Рим в связи с их нападением на этот город состоялось в середине II в. до н. э.

Орфей - мифический фракийский певец.

Осирис - древнеегипетское божество умирающей и воскресающей природы.

Остия - город в устье Тибра; торговая гавань.

Павл - здесь (6. 5, 14), скорее всего, Марк Эмилий - консул, убитый при Каннах в 216 г. до н. э.

Паганалии - древний праздник каждой сельской общины (пага), учрежденный Сервием Туллием.

Пакувий, Марк - римский трагик (Ш - П в. до н. э.).

Пакувий Тавр, Секст - римское должностное лицо времен Августа.

Паламед - эвбейский герой, изобретатель многих полезных вещей. Коварно погублен Одиссеем.

Палатий (Палатин) - холм в Риме, где находился дворец Августа.

Палинодия - в данном случае - песнь отречения, отказ от прежних слов, прекословие.

Палинур - один из спутников Энея, его кормчий.

Палиур - колючий кустарник, держидерево; также крушиновидный терн.

Паллант - сын царя Эвандра, союзника Энея, убитый Турном.

Пап - аркадский бог лесов и рощ.

Пандар - боец Энея, сраженный Турном.

Паниасий - ионийский эпический поэт (V в. до н. э.).

Папирий - согласно традиции, верховный жрец, составивший сборник сакрального права (VI - V вв. до н. э.).

Паренталия - праздник, посвященный памяти умершего.

Парис (Парид, Александр) - троянский царевич, сын Приама. Спор трех богинь о красоте решил в пользу Афродиты, с помощью которой похитил Елену, жену спартанского царя Менелая, что вызвало Троянскую войну.

Парки - три богини рождения и судьбы человека.

Парменид - греческий философ из Элей (VI - V вв. до н. э.). Выведен беседующим с Сократом в диалоге Платона "Парменид".

Парнас - горный массив в Фокиде, место обитания Аполлона (миф.). У подножия Парнаса находились Дельфийский оракул и храм Аполлона.

Парфений - греческий поэт и грамматик, учитель Вергилия.

Парфия - царство, созданное парнами, иранской народностью в области к югу от Каспийского моря (Ш - И вв. до н. э.).

Парфянское море - видимо, восточный район Средиземного моря у южного побережья Малой Азии (7.12, 35).

Пасифая - дочь Гелиоса, супруга критского царя Миноса, мать Минотавра, рожденного от ее связи с быком.

Патавий - город в Цизальпийской Галлии.

Патриции - потомки отцов (patres), которые до установления республики составляли царский сенат (совет старейшин).

Патрокл - друг Ахилла, убитый Гектором.

Пеан - древняя песня - молитва, в особенности в честь Арея и Аполлона; также прозвище Аполлона как бога - целителя.

Пеласги - одно из догреческих племен Восточного Средиземноморья.

Пелопиды - потомки героя Пелопа, сына малоазийского правителя Тантала, который пытался накормить богов его мясом. Боги отказались и приказали Гермесу оживить Пелопа.

Пелопоннес - полуостров, связанный с материковой частью Греции Ист - мийсим перешейком.

Пенаты - домашние боги, боги домашних припасов, кладовой (penus); в переносном значении - жилище, дом.

Пергамы - троянский кремль; также сама Троя в поэтическом языке.

Перикл - афинский государственный деятель (V в. до н. э.).

Перипатетики - последователи философии Аристотеля (от перйпатос - место для прогулок, галерея, где вел беседы Аристотель).

Пизон - видимо, Луций Кальпурний Пизон Фруги - государственный деятель и анналист (II в. до н. э.).

Пиктор, Квинт Фабий - автор первого сочинения по истории Рима (на греческом языке) (III в. до н. э.).

Пинарии - жреческий род, на котором лежали обязанности жрецов Геркулеса у Большого жертвенника.

Пиндар - знаменитый греческий поэт - лирик (VI - V вв. до н. э.).

Пирр (Неоптолем) - сын Ахилла. Был убит, будучи мужем Андромахи, которая досталась ему после захвата Трои.

Писандр - эпический поэт из Камейра на Родосе, следующий за Гесио - дом (VII - VI вв. до н. э.).

Пифагор - греческий философ (VI в. до н. э.), который нашел вторую родину в Италии, где его учение было весьма почитаемым.

Пифон (Питон) - чудовищный змей, охранявший долину, где Аполлон захотел основать оракул (Дельфийский).

Пицен - область в Средней Италии, примыкающая к Адриатическому морю.

Плавт, Тит Макций - римский комедиограф (Ш - П вв. до н. э.).

Планк, Луций Мунатий - близкий человек Августа, цензор.

Платон - греческий философ (V - IV вв. до н. э.).

Плебейский - простонародный (с презрительным оттенком); плебс - неаристократическое население Римского государства; также - низшие слои общества.

Плиний Старший (Секунд) - римский государственный деятель, историк и писатель; автор "Естественной истории" (I в. н. э.).

Плотин - создатель учения ново(нео)платонизма (III в. н. э.).

Плутарх - греческий писатель, историограф и философ, сторонник платоновской философии (I - II вв. н. э.).

Плутон - владыка подземного царства; отождествляется с Аидом.

Полемон - афинский философ, ученик Ксенократа, главы Академии (IV - III вв. до н. э.).

Поллион - см.: Азиний.

Помпеи - город в Кампании, около которого была усадьба Цицерона.

Помпей Великий, Гней - римский государственный деятель, боролся с Цезарем за власть в Риме (I в. до н. э.).

Помпей Фест, Секст - грамматик (II в. н. э.); сделал извлечение из М. Веррия Флакка.

Помпопий, Луций - автор пьес из жизни народа (ателлан) (I в. до н. э.).

Поит - область на северном побережье Малой Азии; греческое название Черного моря.

Понтифики - римские священнослужители, коллегия которых была главной в римском государственном культе.

Порсена - царь одного из городов Этрурии (VII - VI вв. до н. э.).

Порфирий - философ - неоплатоник, ученик и биограф Плотина (III в. н. э.).

Посидоний - древнегреческий философ - стоик, историк, географ и астроном (II-I вв. до н. э.).

Постумий Альбин, Авл - государственный деятель и высокообразованный человек, написал историю Рима на греческом языке (II в. до н. э.).

Потитии - жреческий род, рано пресекшийся.

Пренеста - древний город в Латии.

Прет - тиринфский царь; его дочери (претиды) в безумии, насланном на них Юноной, воображали себя коровами.

Претекста - тога, окаймленная пурпуром.

Претор - должностное лицо, которому поручалось ведение судебных дел, свершение правосудия.

Преция - сорт скороспелого винограда и (?) груши.

Приам - царь Трои; убит сыном Ахилла Пирром.

Приап - бог садов, полей, защитник стад коз и овец, покровитель виноделия, садоводства; также бог сладострастия и чувственных наслаждений.

Принцепс - первый в списке сенаторов; в данном случае это относится к Августу, начиная с которого "принцепс" - это титул императора.

Провинция - подчиненная Риму область вне Италии, управляемая наместником.

Прозерпина - латинская форма имени греческой богини подземного царства и плодородия Персефоны.

Пропонтида - Мраморное море, букв, "море перед Понтом", т. е. Черным морем.

Проскрипции - особые списки, на основании которых лица, попавшие в них, объявлялись вне закона.

Протагор из Абдеры - один из "старших" греческих софистов (V в. до н. э.). Парал и Ксантипп присутствуют при его беседе с Сократом в диалоге Платона "Протагор".

Профет - прорицатель.

Псалтерий - струнный инструмент.

Псития - сорт греческого винограда.

Птолемеи - цари эллинистического Египта (IV - I вв. до н. э.).

Публилий Сир - римский мимограф I в. до н. э.

Пуниец - римское название карфагенских финикийцев.

Пунические войны - три войны Рима против карфагенян (пунийцев), которые имели место в Ш - Н вв. до н. э.

Пурпур (тирский) - ткань, окрашенная в багряный цвет; наилучшим считался пурпур, изготовленный в Тире (приморский город в Финикии).

Реатинец - житель сабинского города Реата.

Реб - кличка коня Мезенция.

Регий - порт на берегу Мессинского пролива.

Рем - брат Ромула, им убитый.

Ритор - учитель красноречия.

Риторика - искусство красноречия.

Родос - большой остров у юго - западного побережья Малой Азии.

Ромул - согласно преданию, основатель Рима и его первый царь.

Ростры - трибуна, украшенная носами (rostra) вражеских кораблей.

Рутилий Руф, Публий - философ - стоик, оратор, политик и историк (II - I вв. до н. э.).

Рутулы - древний народ в Латии.

Сабинская война - возникла из-за похищения римлянами сабинянок во время игр, устроенных Ромулом. Окончилась миром и примирением сабинян и римлян.

Сабиняне (сабины) - италийское племя в Центральной Италии.

Соломин - остров с городом того же названия у восточного побережья Аттики.

Салии - члены одной из жреческих коллегий, которые исполняли ритуальные танцы (отсюда их название: salio - прыгать) и пели.

Саллентинская маслина - из области племени саллентинов в Калабрии.

Саллюстий Крисп, Гай - римский историк (I в. до н. э.).

Салюс - римская богиня здоровья и благополучия.

Самбука - струнный инструмент, род арфы.

Саммоник, Квинт Серен - автор дидактического стихотворения по медицине (П - Ш вв. н. э.).

Самофракия - остров у побережья Фракии.

Сарапис (Серапис) - бог плодородия и подземного царства. Его культ в Александрии ввел Птолемей I (TV-III вв. до н. э.).

Сардонийский - с острова Сардиния, где росла горькая трава.

Сатиры - низшие лесные божества у греков, демоны плодородия, составлявшие свиту Диониса.

Сатурн - древнеримский бог земледельцев и урожая; считался древним царем Италии. В его честь справлялись Сатурналии с 17 по 23 декабря.

Священнодействие придорожное (propter viam) - речь идет, возможно, о жертвоприношении ларам, покровительствующим путешественникам (Lares viales).

Север, может быть, Луций Септимий - "солдатский" император (конец II в. - начало III в. н. э.).

Сегетия - древнеримская богиня посевов.

Сейя - см.: Сегетия.

Секстилий - шестой (sextus) месяц римского года; также римское родовое имя.

Селевк I Никатор (Победитель) - сподвижник Александра Македонского, затем - царь Сирии; убит своим приближенным Птолемеем Керавном (281 г. до н. э.).

Селена - богиня луны; иносказательно - луна.

Семела - дочь фиванского царя Кадма, возлюбленная Зевса и мать Диониса (миф.).

Сементивы - римский праздник посева в честь Цереры и богини земли.

Семония - см.: Сегетия.

Семь мудрецов - греческие мыслители и государственные деятели VII - VI вв. до н. э.

Сенакул - здание заседаний сената.

Сенат - совет из бывших магистратов, который фактически осуществлял руководство Римским государством.

Сервий Сульципий (?) Руф - оратор и правовед (I в. до н. э.).

Сервий Туллий - предпоследний римский царь (VI в. до н. э.). Считается создателем основ римского государственного устройства.

Сергий - римское родовое имя.

Сестерций - бронзовая (или латунная) римская монета.

Сивилла - ясновидящая, получившая от божества дар предсказания.

Сигиллярии - "праздник фигурок", последние дни Сатурналий (1.11, 46 - 50).

Сигл - персидская монета.

Сигния - город в Латии.

Сизенна, Луций Корнелий - государственный деятель, политик и историк (I в. до н. э.).

Сиканы - иберийское племя, переселившееся с Пиренейского полуострова в Сицилию.

Сикелы - в данном случае сицилийцы, поселившиеся в Италии (1.7, 30).

Силан, Децим Юний - консул (62 г. до н. э.), отчим М. Брута.

Силен - демон, воспитатель Диониса. Атрибутами его были винный мех, кубок, венок из плюща, тирс, осел или пантера.

Синон - грек, убедивший троянцев втащить в город деревянного коня.

Скантийская айва - из Скантийского леса в Кампании.

Скифы - племена, населявшие Северное Причерноморье. Скифское море - видимо, Черное и Азовское моря, соединенные Боспором Киммерийским.

Сократ - афинский философ (V в. до н. э.).

Софокл - один из трех великих греческих трагиков (V в. до н. э.).

Союзническая война - восстание автономных италийских племен против Рима (90 - 88 гг. до н. э.).

Спевсипп - преемник Платона в руководстве Академией.

Спондилы - род моллюсков.

Стоики - последователи философской школы Стой (греч. стоа - портик) (с III в. до н. э.), которая настаивала на ведении высоконравственной и добродетельной жизни.

Страбон, возможно, Марк Титий - сподвижник Августа.

Строфады - два острова в Ионическом море.

Сулла, Луций Корнелий - римский политический деятель, диктатор (II-I вв. до н. э.).

Сульмон - местность в области вольсков, одного из народов Италии.

Сцевола - видимо, квинт Муций Сцевола, великий понтифик (II-I вв. дон. э.) (1.16, 10).

Сцилла (Скилла) - чудовище, обитавшее в пещере у пролива между Италией и Сицилией; хватало проплывающих моряков.

Сципион Африканский Старший, Публий Корнелий - выдающийся государственный деятель и военачальник. Привел римлян к победе во Второй Пунической войне (III-II в. до н. э.). Энний посвятил ему свое произведение (6.2, 26).

Сципион (Эмилиан) Африканский Младший Нумантинский, Публий Корнелий - политик и полководец, глава "Сципионовского кружка" любителей греческой культуры. Персонаж диалога Цицерона "О государстве".

Талант - самая крупная единица денежного измерения (не монета!) в Греции; денежная сумма в 6 тыс. драхм (серебряных монет).

Тарент - город в Южной Италии.

Тарквиний Гордый - последний царь Рима (конец VI в. до н. э.).

Тарквит - воин Турна, рожденный Фавном и нимфой Дриопой; убит Энеем.

Таре - эллинизированный город в Малой Азии, главный город Киликии.

Тартар - глубочайшие недра земли, нижняя часть преисподней - Аида.

Тасос - остров у побережья Фракии в Эгейском море.

Татий (Таций), Тит - легендарный царь сабинян.

Тевтрант - мисийский царь, который усыновил сына Геракла Телефа.

Теламон - участник похода аргонавтов и Калидонской охоты, отец Эанта Большого.

Телеф - сын Геракла.

Теллены - город в Латии.

Теофраст - греческий философ, ученик Аристотеля, разносторонний ученый (IV-III вв. до н. э.).

Терминалии - празднества в честь бога границ Термина.

Тесей - аттический герой, совершивший множество знаменитых подвигов; в частности, избавил афинян от человеческих жертвоприношений критскому чудовищу Минотавру (человекобыку).

Тиада - вакханка (нарицат.).

Тиберин - бог реки Тибр.

Тибр - река в Центральной Италии, в низовьях которой расположен Рим.

Тибуртии - жители города Тибур в Латии.

Тимбер и Ларид - братья - близнецы, противостоящие в бою Палланту, сподвижнику Энея.

Тимей - пифагорейский философ из Локр Эпизефирийских в Италии (V в. до н. э.). Беседует с Сократом в диалоге Платона "Тимей".

Тимофей Милетский - сочинитель дифирамбов и музыкант (V - IV вв. до н. э.).

Тир - финикийский приморский город.

Тиресий - слепой прорицатель, после смерти сохранивший разум. Он предрек судьбу Одиссею во время его сошествия в Аид.

Тиринф - город в Арголиде (Пелопоннес). Согласно мифу, там правил Амфитрион, формальный отец Геракла (5.21, 17).

Тирренское море - западные районы Средиземного моря; также районы моря в треугольнике: Сардиния - Италия - Сицилия.

Титий, (?) Гай - сочинитель трагедий и оратор (I в. до н. э.).

Тога - мужская верхняя накидка из белой шерсти.

Тогата - пьеса (комедия или драма) с римским сюжетом; название произошло от римской одежды (тоги).

Трабея - парадная одежда (белый плащ с пурпурными полосами).

Тразимеи - озеро в Этрурии. Около него Ганнибал разбил римские войска в 217 г. до н. э.

Траян, Марк Ульпий - римский император (Й - ЙЙ вв. н. э.).

Требатий Теста, Гай - римский правовед (I в. до н. э.).

Тремеллий Скрофа, Луций - государственный деятель и военачальник (II в. до н. э.).

Трибун народный - должностное лицо, охранявшее права плебеев; трибун военный - начальник легиона. Тритоны - морские демоны.

Триумф - торжество в честь полководца - победителя.

Троя - город на малоазийском берегу Геллеспонта. Захвачен и разрушен греками во время Троянской войны. Основан героем Илом и назван Илионом в его честь.

Туба - духовой инструмент.

Тудитан, Гай Семпроний - политик (консул в 129 г. до н. э.) и автор нескольких сочинений. Туллий - см.: Цицерон.

Турн - царь рутулов, соперник и противник Энея.

Турраний - римское родовое имя.

Туски - этруски (см.: Этрурия).

Тускул - древний город Латия.

Тутилина (Тутелина) - богиня - покровительница.

Улисс - используемая в латинском языке одна из диалектных греческих форм имени Одиссея.

Умбры - одно из племен италиков.

Урбин Панопион - подвергся преследованиям во времена второго триумвирата (43 г. до н. э.).

Уфрент - латинянин, предводитель эквов, народа в Италии.

Фабриций Лусцин, Гай - полководец; прославился справедливостью и бескорыстием (IV-III вв. до н. э.).

Фавн - римский бог лесов и полей, покровитель стад и пастухов.

Фавна (Фауна) - римская богиня лесов и полей.

Фаворин - греческий ритор и историк, ученик Диона Хрисостома (II в. н. э.).

Фалерии - город в Этрурии.

Фалерн - область в Кампании; фалернское - лучший сорт италийских вин.

Фасты - дни, благоприятные для судопроизводства; дни судебных решений.

Фатуя - вещая дочь (или супруга) Фавна.

Фаэтон - сын Гелиоса, не справившийся с солнечной колесницей и пораженный молнией Зевса ради спасения Земли (миф.).

Феаки - мифический народ, обитавший на острове Схерия, отождествленном позднее с Керкирой.

Феб (греч. блистающий) - имя Аполлона как божества солнечного света.

Феба - сестра Феба, богиня луны (Диана, Артемида).

Федон - ученик Сократа, родом из Элиды, основатель элидо - эретрий - ской философской школы (V в. до н. э.). Его именем Платон назвал диалог.

Фенестелла - анналист (I в. до н. э.).

Феокрит - эллинистический поэт; его стихи послужили основой для появления пастушеской поэзии (III в. до н. э.).

Феофраст - см.: Теофраст.

Фералии - праздник в честь усопших, поминальный день.

Ферекид - автор космологических произведений с мифологической окраской (VI в. до н. э.).

Фестий (Тестий) - царь Плеврона в Этолии. Сыновей Тестия убил Мелеагр.

Фесценнины - шутливые стихи, возникшие из обычая шуточных народных песен местечка Фесценния в Этрурии.

Фиваида - область вокруг Фив в Египте.

Фидий - выдающийся греческий скульптур периода высокой классики (V в. до н. э.).

Филеад - географ из Афин (предположительно VI - V вв. до н. э.).

Филемон - представитель новоаттической комедии (IV-III вв. до н. э.).

Фшоксен - греческий поэт, живший в V - IV вв. до н. э.

Филоктет - один из греческих царей, участвующих в походе на Трою.

Фичомела - дочь первого мифического царя Афин Пандиона; превращена Зевсом в ласточку или соловья; нарицательно - соловей.

Филохор - писатель и ученый, который был убит во время захвата Афин Деметрием Полиоркетом и Антигоном Гонатом (307 г. до н. э.).

Финикия - страна, занимающая часть сирийского побережья, заселенного семитской народностью.

Флакк - здесь (5.17, 7) Гораций.

Флакк, Луций Валерий - римский государственный деятель, обвиненный в злоупотреблениях; в его защиту Цицерон произнес речь.

Фламин - жрец какого-либо определенного бога: фламин Юпитера и т. п.

Флор - возможно, поэт, близкий к императору Адриану (Й - ЙЙ вв. н. э.).

Флоралии - весенний праздник в честь богини Флоры.

Фортуна - римская богиня счастья, случая и удачи.

Форум - площадь города как центр политической и культурной жизни, в частности Римский форум; форум Августа примыкал к Римскому форуму.

Фракия - область на Балканском полуострове.

Фригия - область в центральной части Малой Азии.

Фронтон, Марк Корнелий - римский оратор и адвокат (II в. н. э.).

Фукидид - афинский историк, автор "Истории Пелопоннесской войны" (V в. до н. э.).

Фульвий Нобилиор, Марк - государственный деятель, военачальник (Ш - Н вв. до н. э.).

Фурии - римские демоны подземного царства, божества мести и угрызений совести.

Фурий Бибакул, Марк - эпический поэт (I в. до н. э.).

Фюсики - философы и ученые, изучающие природу (греч. фюсис).

Халдеи - племя на юге Вавилонии; в переносном смысле - маги, волшебники и астрологи, так как халдейские жрецы считались носителями тайных восточных учений.

Харибда - чудовище, жившее напротив Сциллы, которое трижды в день всасывало воду в проливе и выпускало ее обратно.

Хиос - остров у побережья Малой Азии.

Хланида - тонкое верхнее платье (одежда) женщин и щеголей.

Хор (Гор) - египетский бог неба и солнца в виде сокола.

Хрисипп - философ - стоик, глава афинской Стой (III в. до н. э.).

Хронос - олицетворение времени; отождествлялся с Кроном (по сходству звучания имен).

Цевница - дудка, свирель.

Цезарь, Гай Юлий - политический деятель и полководец (I в. до н. э.); получил диктатуру в Риме; убит в результате заговора в 44 г. до н. э.

Целий Антипатр, Луций - юрист и автор истории Второй Пунической войны (II в. до н. э.).

Цензор - римское должностное лицо, проводившее ценз и ревизию списков всадников и сенаторов и следившее за нравственным обликом граждан.

Цензорий - бывший цензор.

Цепион, Гай Фанний - участник заговора против Августа.

Церера - италийско - римская богиня полей, земледелия и хлебных злаков.

Цецилий Метелл, Луций - народный трибун, противник Цезаря.

Циклопы (киклопы) - мифические одноглазые великаны - людоеды.

Цицерон, Марк Туллий - оратор, политический деятель и философ (I в. до н. э.).

Эант - см.: Аякс.

Эбен - черное дерево.

Эбур - слоновая кость и изделия из нее.

Эвандр - грек из Аркадии, переселившийся в Италию до Троянской войны и основавший город на месте будущего Рима (миф.). Мать Эвандра - прорицательница Кармента.

Эвбея - большой остров у восточного побережья Центральной Греции.

Эвполид - греческий автор комедий из Афин (V в. до н. э.).

Эвриал - воин, один из спутников Энея.

Эдич - должностное лицо, наблюдающее за городским хозяйством.

Эдип (греч. Ойдипус) - мифический царь Фив; ослепил себя, после того как по незнанию убил своего отца и женился на матери. Миф об Эдипе разработан в трагедиях Софокла.

Элисса - пуническое имя Дидоны.

Эллины - самоназвание греков; Эллада - сама Греция.

Эльпенор - один из спутников Одиссея, который разбился, будучи пьяным. Его тень Одиссей встретил в Аиде.

Эмилий Регилл, Луций - нанес поражение сирийскому царю Антиоху III в морской битве (II в. до н. э.).

Эмпедокл - древнегреческий философ из Акраганта в Сицилии (V в. до н. э.).

Эней - герой Троянской войны, владетель дарданов, родственник троянского царя Приама. В VI в. до н. э. появляется миф о переселении Энея в Италию, в Лаций, и об основании Рима его потомками. Этот миф является сюжетом "Энеиды" Вергилия.

Энний, Квинт - римский поэт (Ш - П вв. до н. э.).

Энтелл - тринакрийский (сицилийский) герой, основатель города Энтел - ла. Знаменитый кулачный боец, которого учил Эрике.

Эол - повелитель ветров, правитель острова Эолия (миф.).

Эпиктет - греческий философ - стоик (Г - Н вв. н. э.).

Эпикур - греческий философ (IV-III вв. до н. э.).

Эпикурейцы - последователи философа Эпикура, который видел цель жизни в удовольствии и в удовлетворенном (спокойном) состоянии духа.

Эпихарм - греческий поэт (VI - V вв. до н. э.).

Эрасистрат - греческий врач с острова Кеос (III в. до н. э.).

Эратосфен - греческий ученый, известен главным образом как географ (III в. до н. э.). Сохранились фрагменты его стихотворений.

Эрехтей - аттический герой, воспитанник Афины.

Эрике - сын Афродиты и аргонавта Бута, рожденный па Сицилии. Погиб от руки Геракла, когда пытался отнять у героя быка из стада Гериона.

Эритея - остров в устье Гвадалквивира (Испания), родина Гериона.

Эрифила - сестра греческого героя Адраста, изгнанного из Аргоса мужем Эрифилы Амфиарием. За то, что она уговорила мужа идти в поход против Фив, где он погиб, была убита сыном Алкмеоном.

Эскулап - латинская форма имени Асклепия, бога врачевания.

Эсхил - старший из классических греческих трагиков (VI - V вв. до н. э.).

Этна - самый высокий вулкан Европы на острове Сицилия, извержения которого неоднократно описывались в античной литературе.

Этолийская война - война против этолян, союзников Антиоха Великого, которую выиграл Манлий Ацилий Глабрион, консул в 191 г. до н. э.

Этолия - гористая местность в центральной части Греции. Политическую роль эта область играла во время существования Этолийского союза (IV-II вв. до н. э.).

Этрурия - местность в средней Италии, территория современной области Тоскана.

Эфебы - юноши в греческих городах старше 18 лет, внесенные в гражданские списки и служившие два года в воинских формированиях.

Эфес - город в Малой Азии. Славился храмом Артемиды (Дианы), сожженным Геростратом (IV в. до н. э.).

Эфир - заполняющая небо субстанция.

Эфор - историк, который составил первую "Всеобщую историю Греции" (IV в. до н. э.).

Эхо - нимфа, олицетворение эха.

Юл - см.: Асканий.

Юлий Цезарь, Луций (сын) - консул в 64 г. до н. э.; сражался под начальством Г. Цезаря в Галлии.

Юнона - супруга Юпитера, богиня - хранительница брака, покровительница рожениц. Прозвища: Монета - так как при ее храме чеканились металлические деньги (монеты); Популония - охраняющая от грабежей; Сатурния - так как была дочерью Сатурна.

Юпитер - верховное божество римлян.

Ютурна - сестра Турна, богиня (нимфа).

Янус - древнеримское божество; считался древнейшим италийским царем.

Япиг - врачеватель (пеанид) из стана Энея.

Ясон - возглавил поход за золотым руном в Колхиду на корабле "Арго" (поход аргонавтов). Вернулся в Грецию с Медеей, но потом бросил ее.

Оглавление

Макробий Амвросий Феодосий

Сатурналии

От переводчика

Краткое содержание "Сатурналий" Макробия, изложенное переводчиком

Книга первая

Книга вторая

Книга третья

Книга четвертая

Книга пятая

Книга шестая

Книга седьмая

Примечания