Я
хотел
бы
привлечь
ваше
внимание
к
одному
из
тех
отрывков Писания, которые оставляют
глубокий след в душе. Это 11 глава Евангелия
от Луки. Это место Писания оказало на
мою личную жизнь огромное влияние. В
этом отрывке Иисус устал после служения,
отдав много сил окружающим Его людям,
и Он хотел побыть в одиночестве. Поэтому
Он удалился от людей, чтобы найти тихое
место для молитвы. Очень скоро ученики
заметили Его отсутствие и отправились
на поиски. Проходя через долину Кедрон,
они находят Иисуса. Он на земле, безмолвен,
неподвижен, полностью поглощен молитвой.
Они никогда раньше не видели, чтобы
кто-то молился так же, как Иисус. Они
хотели молиться так, как молится Он.
Поэтому
когда Он наконец встал с земли, один из
учеников сказал: “Господи, научи нас
молиться”. И после этого Иисус из
Назарета открыл мужчинам и женщинам
всех грядущих веков и поколений истинное
лицо Бога. Он сказал им: “Когда молитесь,
говорите:
Отче
наш, сущий на небесах! да святится имя
Твое; да приидет Царствие Твое; да будет
воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб
наш насущный подавай нам на каждый день;
и прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем
всякому должнику нашему; и не введи нас
в искушение, но избавь нас от лукавого».
Наш Отец. Знакомые слова. Возможно, настолько знакомые, что они больше не являются для нас реальностью. Эти слова были не только реальными, но и революционными для двенадцати учеников. Такие языческие философы как Аристотель пришли к выводу, что Бог существует посредством доводов рассудка и называли Его расплывчатыми, обезличенными терминами: беспричинная причина, неподвижный перводвигатель. Пророки Израиля показали Бога Авраама, Исаака и Иакова в более теплом и сострадательном свете. Но только Иисус открыл удивленному еврейскому народу, что Бог – действительно Отец. Если бы вы взяли любовь всех самых лучших матерей и отцов, которые жили на протяжении всей истории человечества, всю их доброту, терпение, преданность, мудрость, нежность, и соединили бы эти качества в одном человеке, то его любовь была бы лишь жалким подобием страстной любви и милости в сердце Бога Отца по отношению к вам и ко мне в этот момент.
Наш Отец. Знакомые слова. Возможно, настолько знакомые, что они больше не являются для нас реальностью. Эти слова были не только реальными, но и революционными для двенадцати учеников. Такие языческие философы как Аристотель пришли к выводу, что Бог существует посредством доводов рассудка и называли Его расплывчатыми, обезличенными терминами: беспричинная причина, неподвижный перводвигатель. Пророки Израиля показали Бога Авраама, Исаака и Иакова в более теплом и сострадательном свете. Но только Иисус открыл удивленному еврейскому народу, что Бог – действительно Отец. Если бы вы взяли любовь всех самых лучших матерей и отцов, которые жили на протяжении всей истории человечества, всю их доброту, терпение, преданность, мудрость, нежность, и соединили бы эти качества в одном человеке, то его любовь была бы лишь жалким подобием страстной любви и милости в сердце Бога Отца по отношению к вам и ко мне в этот момент.
Эта
мысль перекликается со словами апостола
Павла из 8 главы послания Римлянам, где
он пишет:
“Потому
что вы не приняли духа рабства, [чтобы]
опять [жить] в страхе, но приняли Духа
усыновления, Которым взываем: 'Авва,
Отче!'” (Римлянам 8:15)
В
английском языке слово авва означает:
папочка, папа, мой дорогой отец.
Американские
детские
психологи
говорят
нам,
что
средний
американский
ребенок
начинает
говорить,
когда ему от четырнадцати до восемнадцати
месяцев. Независимо от пола ребенка,
первое слово, которое обычно произносит
ребенок в этом возрасте – это па - па, па,
папа. Маленький еврейский ребенок того
же возраста, живший в Палестине в первом
веке и говоривший на арамейском языке,
начинал говорить ав-ав, ав, авва. То, что
сказал Иисус было настоящей революцией.
Начиная с того момента, ни один христианин
не имеет права говорить, что все религии
равны.
Иисус
говорит,
что
мы
можем
обращаться
к
бесконечному,
трансцендентному,
всемогущему
Богу
так же просто, искренне и доверчиво, как
полуторагодовалый ребенок, который
заползает на колени к отцу и говорит:
“па, па, папа”.
Характеризуется
ли ваша личная
молитвенная
жизнь
такой же простотой,
детской искренностью,
безграничным
доверием
и близостью, какие есть у маленького
ребенка, сидящего на коленях у папы?
Уверены ли вы в том, что папа
не
рассердится,
если ребенок
заснет,
начнет играть
с
игрушками
или
даже
болтать
со
своими друзьями, потому что папа знает,
что ребенок, в сущности, решил побыть с
ним в этот момент? Является ли это
сущностью вашей внутренней молитвенной
жизни?
Я
никогда
не
забуду
один случай, который произошел со мной
много лет назад на Среднем
Западе
во время молитвенной конференции.
Это
была
довольно
большая
конференция, на которую приехало около
семи тысяч человек. После каждого
вечернего служения было приглашение к
молитве за исцеление. Я заходил в соседнюю
комнату и встречался с теми, у кого было
желание помолиться. Однажды вечером
желающих было так много, что сразу после
молитвы я отправился спать. Я был
настолько вымотан, что даже не стал
снимать одежду. Около
трех
часов
ночи я
услышал
стук в дверь и тихий писклявый голос:
“Бреннан, могу
я поговорить
с
вами?"
Я
открыл
дверь
и увидел там семидесятивосьмилетнюю
монахиню.
Она
начала
плакать.
"Сестра,
что я могу для вас сделать?"
Мы
нашли
два
стула
в
корридоре и она начала рассказывать
про свою жизнь.
"Я
никогда
никому не
рассказывала об этом. Это
началось,
когда
мне
было
пять
лет.
Мой
отец
заползал
на
мою
кровать
без
одежды.
Он
трогал
меня и просил, чтобы я трогала его. Он
сказал мне, что так ему велел делать наш
семейный врач. Когда мне исполнилось
девять лет, отец лишил меня девственности.
К тому времени как мне исполнилось двенадцать, я уже знала обо всех
сексуальных извращениях, о которых
можно прочитать в непристойных книгах.
Бреннан, можешь ли ты представить, какой
грязной я себя чувствую? Я так долго
жила с ненавистью к своему отцу и к самой
себе, что ходила на Причастие только
тогда, когда мое отсутствие было бы
слишком заметно”.
Следующие
несколько
минут
я
молился
с
ней
за ее исцеление. Затем я попросил ее,
чтобы каждое утро в течение следующих
тридцати дней она находила тихое место,
садилась на стул, закрывала глаза,
поворачивала руки открытыми ладонями
вверх и просто повторяла несколько раз
одну и ту же фразу :
Авва,
я всегда Твоя...
В
этой молитве ровно семь гласных и это
количество полностью соответствует
ритму нашего дыхания. Вдыхая, вы говорите
“Авва”. Выдыхая - “я теперь Твоя”.
Сквозь слезы она прошептала: “Хорошо,
Бреннан”.
Одно
из
наиболее
трогательных и поэтических
писем,
которые
я
когда-либо
получал
после конференций,
пришло
от
этой
сестры.
В
этом
письме она
описала
внутреннее
исцеление
сердца,
полное
прощение
своего
отца
и
душевное
спокойствие,
которое
она
никогда
не
знала
раньше за
все свои
семьдесят
восемь
лет.
Она
завершила
свое
письмо
такими словами:
“Год
назад
я
бы
подписала
это
письмо
своим
настоящим
именем
в
религиозной
жизни
— Сестра
Мария
Женевьева.
Но
с
этого
времени,
я просто маленькая Папина девочка”.
Имейте
в
виду,
что это
не
слезливая сентиментальность
или
снисходительное
принятие
желаемого
за
действительное.
Скорее это
женщина,
которая
осмелилась
молиться с детским доверием и глубоким
почтением, которые, как сказал Иисус,
будут признаком
истинного ученика. Сделав так, она
открыла для себя страстную любовь Аввы.
Самый
большой
подарок,
который
я
получил
в
своей
жизни
в
Иисусе
– это отношения с Аввой. Я могу только
заикаться и запинаться, рассказывая о
жизнеизменяющей силе встречи с Аввой.
Меня
зовут
Бреннан
Мэннинг
и
я
маленький
Папин мальчик.
В
22 главе Евангелия
от Луки, Иисус выходит из горницы и идет
в Гефсиманский сад, чтобы принять
предназначенный Ему крест. Очевидно,
что в ту ночь Иисус мельком увидел, чего
Ему будет стоить исполнение Его миссии,
как Слуге праведности.
Это осознание наполнило Иисуса таким
страхом и ужасом, что богослов Ганс Кунг
написал: “Христос был в саду как пойманное
в ловушку животное, ищущее способ
вырваться”. Иисус преклонил колени и,
как отмечает Лука, Его пот был как капли
крови. В этот момент Иисус молится. И
угадайте, какое первое слово Он произносит?
Какое самое первое слово инстинктивно
всплывает в сердце и разуме Иисуса?
Авва.
“Авва!
о, если бы Ты благоволил пронести чашу
сию мимо Меня! впрочем не Моя воля, но
Твоя да будет”.
Иисус
сдается
в
доверчивой,
послушной любви к Своему Авве и поднимается
с земли уже не как пойманное в ловушку
животное, а в совершенном единстве с
Отцом. В единении со страстной Божьей
любовью.
Далее
Лука повествует о том, как Иисуса ведут
из Гефсиманского сада к первосвященнику,
который отправляет Его к Пилату. Тот
отправляет Его к царю Ироду, а он
отправляет Его обратно к Пилату. Затем
Пилат произносит Иисусу смертный
приговор и Его ведут на Голгофу.
“И
начали обвинять Его, говоря: мы нашли,
что Он развращает народ наш и запрещает
давать подать кесарю, называя Себя
Христом Царем. Пилат спросил Его:
Ты Царь Иудейский? Он сказал ему в ответ:
ты говоришь. Пилат сказал первосвященникам
и народу: я не нахожу никакой вины в этом
человеке».
(Лука
23:22-24)
Смерть
Иисуса
Христа
на
кресте
– это Его
величайший акт полного доверия любви
Аввы. Он погрузился в смертную тьму, не
до конца зная, что Его ждет дальше, но
все же уверенный, что так или иначе Авва
каким-то образом защитит Его.
Двадцатью
годами
ранее
Иисус
сказал
эти
слова
Своим
испуганным
родителям:
"Мне
должно быть в том, что принадлежит Отцу
Моему”. Наверняка эти слова всплыли в
памяти у Марии, когда она стояла у
подножия креста и смотрела, как умирает
ее сын.
Затем
в жизни Иисуса наступил момент, который
покрыт плотной пеленой тайны и
непостижимости больше, чем любой другой.
Иисус, вечно любимый Сын Отца, покинут
Своим Аввой. Грех, казалось, полностью
поглотил мир. И впервые с того момента
как Он был младенцем, Иисус ощущает Себя
без поддерживающего присутствия Его
Аввы, внутренний мрак одиночества и
опустошение брошенности.
Звучит Его крик, который пронзает небо:
“Или,
Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой,
Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?”
Святой
Иоанн Креста
сказал,
что
человеческому сердцу никогда не будет
дано постигнуть глубину опустошенности,
абсолютную покинутость, неописуемое
одиночество и полную оставленность,
которые звучали в этом крике Иисуса. Но
даже в этом крике нет никакого признака,
что Иисус когда-либо утратил доверие,
надежду или упование на Своего Авву.
После
того как французский библеист Пьер
Бенуа тридцать пять лет молитвенно
размышлял над повествованием Луки о
страданиях и смерти Иисуса, он пришел
к выводу, что Авва Иисуса говорил к
Своему Сыну, когда тот висел нагим,
оплеванным, прибитым ко кресту и истекал
кровью. И Бенуа считает, что Авва говорил
Ему слова из Песни Песней 2:10-14
“Возлюбленный
мой, прекрасный мой, выйди!
Вот, зима
уже прошла; дождь миновал, перестал;
цветы показались на земле;
время пения
настало,
и голос горлицы слышен в стране
нашей;
Встань, возлюбленный мой,
прекрасный мой, выйди!
Покажи мне лице
твое, дай мне услышать голос твой,
потому
что голос твой сладок и лице твое
приятно.
Возлюбленный мой,
прекрасный мой, выйди”.
Авва
звал Иисуса домой, к торжеству жизни и
любви, которые не поддаются описанию.
В дом, где каждая слеза будет утерта,
где больше не будет плача и печали. И
Иисус,
кажется,
слышит
голос
Своего
Аввы,
потому
что
Его
последнее
слово
на
кресте
– это ответ
из мощной и глубокой близости Его сердца
с Аввой. Иисус взывает:
“Авва, Авва, я
иду. Я иду домой. В Твои руки Я предаю
Свой Дух, в Твое сердце Я предаю Свое
сердце. Авва, совершилось! Я иду домой”.
И избитое, израненное, изувеченное тело
Иисуса вознеслось в безрассудной,
неистовой страсти, которую они называют
Божьей любовью.
Переехав
в
Новый
Орлеан,
я
стал часто посещать единственный
лепрозорий в Соединенных
Штатах.
Он находится в городе Капвилл, штат
Луизиана, примерно в 20 милях на юго-запад
от Батон Руж. Я был там много,
много
раз.
Я
шел от одной комнаты к другой, посещая
прокаженных, жертв Лепры.
Однажды,
поднимаясь по ступенькам к входной
двери, я увидел медсестру, которая
подбежала ко мне и сказала: "Бреннан,
не могли бы Вы
поскорее прийти и помолиться с
Иоландой?
Она
умирает,
Бреннан."
Я
всегда
ношу с собой освященный елей, чтобы
помазывать тех, кто нуждается в этом. Я
зашел в комнату Иоланды на втором этаже
и сел на краю ее кровати. Иоланде
было тридцать
семь
лет.
Пять
лет
назад,
до того как проказа изуродовала ее тело
и жизнь, она была одним из самых потрясающе
красивых созданий, которые сотворил
Бог. И говоря об этом, я имею в виду не
просто симпатичную, приятную или даже
привлекательную женщину. Я имею в виду
ту ослепительную физическую красоту,
которая заставляет мужчин и женщин
останавливаться на улице и смотреть ей
вслед. На
фотографиях у
Иоланды
были
самые
большие,
самые очаровательные, самые искрящиеся
карие глаза,
которые
я
когда-либо
видел.
У
нее было изящные, точеные черты лица,
высокие
скулы,
длинные
каштановые
волосы длиной до тонкой талии
и идеальные пропорции тела. Но это было
тогда.
Теперь
ее
нос
ввалился. Ее рот ужасно искривлен. Оба
уха раздуты. У нее совсем нет пальцев
на руках, а только две маленькие культи.
Один из первых признаков проказы – это
потеря чувствительности в конечностях,
пальцах ног и рук. Прокаженный может
положить руку на зажженную, раскаленную
плиту и ничего не почувствовать. Это
часто приводит к гангрене и ампутации.
У Иоланды остались только эти две
маленькие культи.
За
два года до этого ее муж
развелся
с
нею
из-за
социального
клейма,
связанного с проказой,
и
он
запретил
двум
своим сыновьям,
которым было четырнадцать
и
шестнадцать
лет,
когда-либо
навещать свою мать.
Их отец
был
алкоголиком
и часто становился буйным и жестоким.
Мальчики боялись его, поэтому они покорно
повиновались; и в результате этого
Иоланда умирала в одиночестве, всеми
покинутая.
Те
голуби
внизу,
о которых всегда заботятся,
и
которые никогда
не подвергаются
опасности,
не
могут знать, что такое нежность.
-
Рильке
Я
помазал
Иоланду
елеем и помолился с ней. Отвернувшись,
чтобы закрыть бутылочку пробкой, я
увидел как комната наполнилась ярким
солнечным светом. Когда я только входил
в здание, шел дождь. Я даже не посмотрел
в окно, но сказал: “Авва, спасибо за
солнце. Я уверен, что оно хоть немного
подбодрит ее”.
Когда
я
повернулся,
чтобы
посмотреть на Иоланду
— даже если я доживу до 300 лет, я никогда
не смогу найти слова, чтобы описать то,
что я увидел – ее лицо походило на
солнечные лучи, разлитые по горам, как
тысячи солнечных лучей, которые настолько
ослепительно сияли на ее лице, что мне
пришлось прикрыть глаза рукой.
Я
сказал:
"Иоланда,
ты выглядишь такой счастливой”.
С
легким мексиканско-американским
акцентом
она
сказала:
"О,
святой отец, я так счастлива”.
Тогда
я спросил
ее:
“Ты мне не скажешь,
почему ты так счастлива?".
Она
сказала:
"Да,
Авва
только
что сказал
мне,
что
сегодня Он заберет меня домой”.
Я
отчетливо помню
горячие
слезы,
которые
начали
катиться
по
моим
щекам.
После
длинной
паузы
я
спросил
ее, что ей сказал Авва.
Иоланда
сказала:
Встань,
возлюбленная моя,
прекрасная
моя, выйди!
Иоланда,
прекрасная моя, выйди!
покажи
мне лице твое,
дай
мне услышать голос твой,
потому что
голос твой сладок
и лице твое приятно.
Встань,
возлюбленная моя,
прекрасная
моя, выйди!
Спустя
шесть
часов ее
небольшое
прокаженное
тело
полностью погрузилось в
страстную любовь Аввы. Позднее тем днем
я узнал от сотрудников лепрозория, что
Иоланда была неграмотной. Она ни разу
в жизни не читала Библию и вообще какую
бы то ни было книгу. И я никогда не читал
ей этих слов во время своих визитов.
Узнав это, я чуть не лишился дара речи.